Журнал "Кораблик" № 12 by Pafnuty_abbey

Содержание Благовещение „Книга о Церкви“ М. „Паломник“, 1997........... 2 Жизнь со Христом З. Светова ..........................................4 Житие Марии Египетской А. Сергейчук..............................6 Из отроческих лет Гоголя В. Воропаев................................ 10 Танаис Т. Квашнина .........................................................15 Моя радость А. Тужилина................................................ 20 Белка К. Коровин............................................................ 22 Елена-Робинзон Э. Гранстрем.......................................... 25 Можно ли родиться художником? И. Ненарокомова............ 28 Князь Лазарь - надежда Сербии Т. Воронин...................... 34 Журнал „Кораблик» ждет своих подписчиков. Подписка на 2-е полугодие 2009 года во всех почтовых отделениях России. Каталог „Почта России», подписной индекс 99292 „Кораблик.“ Детский журнал Рождества Богородицы СвятоПафнутьева Боровского монастыря Главный редактор: игумен Серафим (Савостьянов) Зам. главного редактора: Ирина Есинская Верстка и макет: послушник Александр Костырев, послушник Виталий Мочалов Учредитель: Местная православная религиозная организацияучреждение Рождества Пресвятой Богородицы Свято-Пафнутьев Боровский мужской монастырь Калужской епархии Русской Православной Церкви (Московского Патриархата)

Тираж: 1000 экз. Периодичность выхода: раз в два месяца. Свидетельство о регистрации средств массовой информации в Федеральной службе по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций и охране культурного наследия ПИ № ФС77-33785. Адрес редакции: 249010, Калужская обл., г. Боровск, ул. Дмитрова, д. 1, Свято-Пафнутьев Боровский монастырь. Отпечатано в ООО "Поли-оф" г. Обнинск, ул. Шацкого, д. 1. Зак. №

1 и 4 стр. обложки: работы учащихся специальной (коррекционной) школы г. Лобни 2 стр. обложки: Фрагмент плащаницы. Москва, 1561 г. 3 стр. обложки: Церковь Благовещения, монастырь Грачаница, Сербия

Благовещение Церковь празднует Благовещение Пресвятой Богородицы 7 апреля ( 25 марта по старому стилю). Название праздника — Благовещение — передает главный смысл его: возвещение Деве Марии благой вести о зачатии и о рождении Ею Богомладенца Христа. Произошло это так. Когда исполнился срок и настало время избавления человечества от проклятия смерти с пришествием в мир Спасителя, нужно было, чтобы нашлась чистая и непорочная дева, достойная послужить воплощению Бога. И она нашлась, чистейшая и непорочнейшая, более всех людей преуспевшая в благочестии, более святая, чем любая святыня, Пречистая и Преблагословенная Дева Мария, Дочь царского и архиерейского рода, Дитя святых праведных Иоакима и Анны, Она явилась плодом всей их благочестивой жизни. Придя в храм Господень в трехлетнем возрасте, Пречистая Дева жила там около двенадцати лет, проводя время в молитвах и рукоделии. Когда Марии исполнилось четырнадцать лет, архиерей и священники сказали Ей, что по законному обычаю настала пора переселиться домой и выбрать Себе мужа. Она ответила, что дала обет посвятить Себя одному Богу и потому не хочет вступать ни с кем в брак. Священники были удивлены необычностью обета, так как до того времени не встречали подобной девицы. Они не хотели оставлять её при храме, потому что это было против обычая, но в то же время не осмеливались настаивать на замужестве посвятившей Себя Самому Богу. Они долго недоумевали, размышляя над тем, как устроить её жизнь и не прогневить Бога. Священники считали одинаково грешным и принуждать её к браку, потому что Она посвятила Себя Богу, и оставить её при храме. Они пришли к ковчегу завета, прилежно помолились и получили от Господа такой ответ: надо найти Деве Марии благочестивого мужа, который под видом супружества хранил бы её чистоту. Избрать этого мужа надо было из дома и рода Давидова — на чьем

жезле расцветут цветы после того, как жезл положат на алтарь, тому и поручат Деву Марию. Как раз в то время настал праздник Освящения. В храм из окрестных селений собралось множество народа, пришли и мужчины из рода Дави дова. Великий Захария, отец Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, собрал двенадцать человек, не имевших жен, среди них был и святой Иосиф, праведник преклонных лет. Захария взял двенадцать жезлов и положил на алтарь, молясь так: „Господи Боже, покажи мужа, который был бы достоин обручиться с Девой Марией!“ Затем все ушли, оставив жезлы на ночь. Утром все увидели, что жезл Иосифа расцвел и на нем сидела голубка. Так все поняли, что Бог избрал для Марии Иосифа. Они обручились, но Иосиф был только мнимым мужем, храня целомудрие и чистоту Марии. Перейдя из храма в дом к Иосифу, Пресвятая Дева не изменила образа жизни. Она по-прежнему молилась, изучала Священное Писание и занималась обычным женским рукоделием. Она жила здесь в уединении, разговаривая только со своими домашними, то есть с Иосифом и его двумя дочерьми: Иосиф был вдовцом. Наконец настало время, предсказанное Пресвятой Деве, время, которого ожидало всё человечество тысячелетиями со дня грехопадения первых людей. Бог послал одного из небесных духов, ближе всех стоящих к Его престолу, архангела Гавриила, с вестью о таинстве, недоступном уму. Архангел Гавриил должен был благовестить Деве о чудесном зачатии в Ней Сына Божия, идущего в мир для спасения людей. В Евангелии об этом говорится так: „В шестой же месяц послан был Ангел Гавриил от Бога в город Галилейский, называемый Назарет.“ Это был шестой месяц со дня зачатия Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, которое предсказал его отцу Захарии тот же архангел Гавриил. Галилея, где находился Назарет, была тогда в основном языческой местностью, её грешные и неверующие жители презирались израильтя нами. Назарет считался настолько ничтожным городком, что о нем говорили: „Из Назарета может ли быть что доброе?.“ Но Господь захотел

родиться не в славном Иерусалиме, не в стране Иудейской, а в „Галилее языческой,“ в убогом Назарете, чтобы показать, что пришел на землю ради грешников и отверг земную гордость и превоз ношение. Архангел Гавриил вошел в дом. Подойдя к внутренним комнатам, где жила Дева, проник внутрь и начал кротким голосом говорить Ей: „Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою! Благословенна Ты среди жен. Тот, Кто был прежде Тебя, теперь с Тобой, и скоро от Тебя родится. Тот, Кто существовал прежде вечности, теперь покоряется времени.“ Услышав приветствие, Дева смутилась, но не испугалась, потому что, живя в храме, она не раз видела ангелов. Вестник Небесный сказал Ей: „Не бойся! Не думай больше о Деве, которую предсказал пророк Исайя, и не сомневайся: Ты и есть Та Самая Дева. Ты обрела благодать Божию всей Своей жизнью, полной добрых дел, но более всего тремя из них. Во-первых, смирением, потому что смиренным дает Бог Свою благодать. Во-вторых, чистотой Своей, потому что Чистейший по Своей природе Бог хочет родиться от Чистой и Пречистой Девы. И, наконец, своей пламенной любовью к Нему, потому что Господь любит любящих Его и ищущим Его дает благодать. Ты родишь Сына и дашь Ему имя Иисус, и Он спасет весь мир и будет царем более славным, чем праотец Давид и все прежние цари. И царство Его будет вечным. Сила Вышнего осенит Тебя, Святой Дух устроит в Тебе Тело бесплот ному Сыну Божию. Господь пройдет через Тебя, как солнечный луч проходит через стекло или кристалл, освящая и просвещая Тебя Своей Божественной славой.

Ты станешь Матерью Божией, родившей Сына, Совершенного Бога и совершенного Человека, но останешься Девой и до рождества, и во время него, и после. И вот Тебе знамение, что всё это Бог может сотворить: Твоя родственница Елизавета, бывшая бесплодной и теперь уже состарившаяся, скоро родит сына. Людям это кажется невозможным, но так угодно Богу, и по Его воле рождает состарившаяся бесплодная женщина, родишь и Ты, Дева.“ Услышав это от ангела, Пречистая Мария с глубоким смирением скло нилась перед Господом и ответила: „Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему.“ Архангел Гавриил, совершив всё, что Ему повелел Господь, благоговейно поклонился Матери Его и отошел к престолу Вседержителя, прославляя со всеми небесными силами великое таинство воплощения Божия. Участие в Благовещении архангела Гавриила прославляется на второй день праздника: 8 апреля отмечается Собор архангела Гавриила. С Благовещением на Руси связаны некоторые обычаи. В этот день считалось особым грехом работать даже по дому. Говорят, что в Благовещение „птица гнезда не вьет, девица косы не плетет.“ На Благовещение выпускали птиц на волю. В связи с этим оживлялся птичий рынок. Многие родители отправлялись туда с детьми купить птиц, чтобы потом их выпустить. К этому дню клеили из бумаги фигурки ангела в честь Архангела Гавриила и пекли из теста жаворонков. „Книга о Церкви“, М. "Паломник", 1997

Жизнь со Христом Церковь Христова — не организация, а жизнь со Христом и во Христе. Иисус Христос соединил Свою божественную жизнь с человеческой жизнью и дал ей новый путь, новое направление. В этом пути смысл и цель нашей жизни. Особенно ясно открывается нам путь христианской жизни в богослужениях Великого поста, Страстной недели, а самый праздник Пасхи говорит нам о цели нашей жизни — вечной, радостной жизни с Богом. За каждым богослужением мы не толь-

ко вспоминаем одно из событий из жизни Христа, но и переживаем его. Эти события не просто произошли когда-то в прошлом — они часть вечной жизни и часть жизни каждого из нас. В богослужениях Великого поста, Страстной недели и Пасхи нам открывает-

ся смысл греха, покаяния, борьбы с грехом, смерти и победы над смертью. Приготовления к празднику Воскресения Христова начинаются за несколько недель до Великого поста. В воскресенье, за три недели до поста, в церкви читается евангельская притча о том, как молились в храме два человека: гордый, добродетельный фарисей и грешный, смиренный мытарь. Притча говорит нам, что первым шагом к нашему спасению должно быть смирение, чувство, что без помощи Божьей мы сами ничего сделать не можем. Следующим шагом должна быть решимость, о которой говорит нам читаемая в церкви за две недели до Великого по ста притча о блудном сыне, о том, как он ушел из родного дома, как плохо жил, как решил вернуться и как радостно принял его Отец. В третье подготовительное к Великому посту воскресенье мы слышим в евангельском чтении о конце мира и о Божьем суде. Если на предыдущей неделе Церковь призывала нас к решимо сти переменить свою жизнь, то теперь она нам дает указание, как это сделать. Быть добрыми, помогать людям, принимать участие в их бедах, любить людей — вот чего хочет от нас Господь. Только об этом и спрашивает Он нас на своем Страшном суде. Со следующего воскресенья, посвящённого грехопадению первых людей, начинается медленный и длинный путь к обновлению нашей жизни. Человек рождается на свет со склонностью ко греху, и освободить его от этого может только Бог. Бог Иисус Христос, сошедший на землю, Своим примером и Своим страданием научил людей, как очистить себя от греха и от страха смерти. Теперь мы начинаем свое очищение через пост, покаяние и участие в богослужениях. „Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче...“ — слышим мы в церкви. Покаяние есть не только сожаление о содеянном грехе, но и освобождение от него. Посты установлены Церковью как особенное, выделенное из будничного, время, когда христианин усиленно работает над очищением своей души и тела, мо-

лясь, исповедуя свои грехи, приобщаясь Святых Христовых Тайн. Постом воздерживаются от скоромной пищи: мяса, молока, яиц, рыбы. Великопостные службы длинные; малоосвещённый храм и темные облачения священников напоминают о скорбной стороне нашей жизни. Часто, часто читается молитва святого Ефрема Сирина „Господи и Владыко живота моего...“ Радостное богослужение — Литургия — совершается только два раза в неделю. По субботам и воскресеньям. В среду и пятницу верующие могут причащаться за Литургией Преждеосвященных Даров. На первой неделе Великого поста в церкви читают „Канон святого Андрея Критского,“ который весь состоит из плача души о своих грехах, а хор много, много раз повторяет: „Помилуй мя, Боже, помилуй мя!“ В другом песнопении мы слышим слова: „Душе моя, душе, восстани, что спиши...“ В конце третьей недели на Крестопоклонное воскресенье выносится крест. Церковь напоминает нам, что каждый должен нести крест своей жизни и верить, что за крестом будет воскресение. На пятой неделе Великого поста Церковь вспоминает святую Марию Египетскую, которая в юности была великой грешницей, а потом обратилась к Богу, покаялась и, пройдя длинный путь очищения, стала святой. Как бы мы ни были грешны, мы всегда можем вернуться к Богу. Так мы приблизимся к концу Великого поста. Вместе с Господом, участвуя в богослужениях, мы переживаем события последних дней Его земной жизни. Часто в минуту большой опасности человек мысленно видит перед собой всю прожитую жизнь. Так и в первые дни Страстной недели в длинных Евангельских чтениях прочитывается всё Евангелие. Церковь вспоминает все события земной жизни Иисуса Христа. В Страстной Четверг, во время чтения „Двенадцати Евангелий,“ мы, слушая их, переживаем страдания и крестную смерть Спасителя. В Страстную Пятницу участвуем в Его погребении, но сердце наше уже предчувствует великую радость Воскресения… Зоя Светова

Жития святых

В далёкие времена, когда в Палестине, на берегах реки Иордан, стояло множество мужских и женских монастырей, в одной из этих святых обителей жил старый монах Зосима. Он принял иноческий постриг ещё в ранней юности и всю жизнь провёл в монашеских подвигах: посте, трудах и молитве. Своим благочестием Зосима превзошёл всех окружавших его монахов. Из-за этого ему было очень трудно хранить свою душу в смирении, считать себя грешником и не превозноситься над другими людьми. Зосима боролся с гордостными мыслями, но они не давали ему покоя. Господь помиловал Своего верного раба и избавил его от опасного искушения; ведь гордость — это страшный грех, и человек, который поверил в то, что он лучше других, может в один момент потерять помощь Божью и потом впасть в страшные преступления. Бог послал к монаху Своего Ангела. — Зосима! — обратился небесный вестник к старцу. — Ты всю жизнь служил Богу и усердно трудился, но никто из людей не может сказать, что он достиг духовного совершенства. Есть подвиги, о которых ты даже не слышал, и они труднее совершённых тобою. Чтобы узнать, какие разные пути ведут людей ко спасению, оставь обитель твою и иди в монастырь, который расположен на самом берегу Иордана. Божий служитель послушался ангельского повеления и отправился в указанную ему обитель. Он поселился там и прожил до начала Великого поста. В этом монастыре был обычай: в первую неделю Святой Четыредесятницы (как иначе называется Великий пост) все иноки причащались

Святых Христовых Тайн, а затем уходили в расположенную на другом берегу Иордана пустыню. Монахи разбредались по выжженому солнцем простору так далеко, что не видели ни друг друга, ни монастыря, ни края пустыни, и в полном одиночестве проводили весь пост. Они почти ничего не ели, жили под открытым небом и непрестанно молились. Так сурово проводили иноки почти сорок дней, а к празднику Вербного Воскресенья возвращались в свою обитель. Последовал обычаю и Зосима. Он взял с собой немного воды и пищи и, усердно помолившись, пошёл в глубь каменистой пустыни. Солнце нещадно палило подвижника, а налетавший временами ветер бросал ему в лицо горсти мелкого сухого песка, но старец, молясь про себя Богу, продолжал путь. Так шёл он целых двадцать дней, останавливаясь по временам, чтобы совершить положенные молитвы. Ел он очень мало, спал на камнях… Зосима хотел зайти в самую глубину пустыни, туда, куда не добираются даже иноки иорданского монастыря. „Может быть, — думал монах, — там я встречу подвижников, показать которых обещал мне через ангела Господь…“ И надежда старца не осталась тщетной. Солнце стояло в зените, ярко сияя на бледно-голубом небе и окрашивая в светлые тона серые пустынные камни. Зосима остановился близ устья высохшего ручья и начал читать молитвы. Вдруг ему показалось, что справа от него мелькнула человеческая тень. Монах осенил себя крестом. „Откуда тут люди? — подумал он. — Скорее всего, это бес показывает мне небылицы.“ Закончив молиться, старец обернулся туда, где видел тень, и замер в изумлении. В нескольких десятках метров от него стоял обнажённый человек, необычайно худой и тёмный от загара. Волосы незнакомца спускались только до плеч и были белее снега. Зосима быстро пошёл

навстречу человеку, но тот, увидев, что монах заметил его, бросился бежать. Старец поспешил вдогонку. — Стой, раб Божий, не убегай от меня! — кричал он, но незнакомец не останавливался. Наконец, потеряв силы, Зосима стал со слезами умолять пустынника прекратить убегать от него. Тогда беглец остановился и крикнул старцу: — Отец Зосима, прости меня! Я не могу позволить тебе подойти ко мне поближе, потому что я — женщина и, как ты видишь, совсем не имею, чем прикрыть свою наготу. Если ты хочешь преподать мне, грешной, благословение — брось мне свой плащ и отвернись. Тогда я смогу приблизиться к тебе. Зосима выполнил просьбу незнакомки, и она, одевшись, подошла к нему. — Зачем ты, отец Зосима, хотел видеть меня, грешную женщину? — спросила пустынница. — Ты надеешься услышать от меня что-то полезное для души, научиться чему-нибудь? Монах, поражённый прозорливостью неизвестной, — ведь она назвала его по имени и узнала, для чего он пришёл в далёкую пустыню, — пал ниц и стал просить подвижницу благословить его. Женщина также опустилась на колени и склонила голову к земле. — Это ты благослови меня, отче! — отвечала она. Так подвижники лежали довольно долго, потому что никто не хотел признать себя старшим и преподать благословение другому. — Отец Зосима, — говорила пустынница, — тебе подобает благословить меня, потому что ты — священник и многие годы предстоишь перед Божьим алтарём! — О, духовная мать! — смиренно возражал ей старец. — Ты почтена от Господа великой благодатью: ты никогда раньше не видела меня, но называешь по имени и знаешь, что я священник! Это ты должна благословить меня! Наконец, тронутая настойчивостью подвижника, пустынница произнесла: — Благословен Бог, желающий спасения душам человеческим! — Аминь, — ответил Зосима, и оба поднялись с земли. — Человек Божий! — произнесла незнакомка. — Скажи мне, как теперь живут христиане? — Вашими молитвами, — ответствовал старец, — Бог даровал своим людям прочный мир. Помолись обо мне, раба Божия, чтобы моё странствование по пустыне принесло мне духовную пользу и

было угодно Богу. — Я недостойна молиться о тебе, — смиренно ответила пустынница, — но выполню твою просьбу, послушаюсь тебя, как старшего. Она повернулась к востоку и, воздев руки к небу, начала тихо молиться. Зосима стоял за спиной пустынницы, в благоговейном трепете опустив глаза к земле. Некоторое время спустя он взглянул на подвижницу и вдруг увидел, что та стоит на воздухе, не касаясь ногами каменистой почвы. — Господи, помилуй! — в страхе прошептал старец и пал ниц. „А может быть, это не живой человек, а привидение, дух?“ — мелькнуло в его уме. В этот момент незнакомка обернулась к монаху и подняла его с колен. — Отец Зосима! — проговорила она. — Зачем ты смущаешься мыслью, что я — бесплотный дух? Я — всего лишь грешная женщина! — С этими словами она неспешно перекрестилась и произнесла: "Да избавит нас Бог от лукавого и всех козней его, ибо сильно нападает он на нас!" Услышав эти слова, старец до земли поклонился пустыннице и начал умолять её: — Заклинаю тебя именем Создателя, ради Которого ты ушла в пустыню, рас-

скажи мне о твоей Богоугодной жизни! Сам Господь привёл меня к тебе, чтобы ты поведала мне о своих подвигах! — Прости меня, отец, — грустно склонила голову подвижница, — мне стыдно рассказывать о своей грешной жизни. Если я начну говорить о ней, ты в ужасе убежишь от меня, как от ядовитой змеи! Но, если ты хочешь, я открою перед тобой свою нечистую душу, а ты помолись обо мне. И женщина начала свой рассказ. — Я родилась в Египте, в одном небольшом селении. Родители мои были христианами и крестили меня в церкви. Но я не слушалась отца и мать. Мне казалось, что они живут бедно и скучно, слишком много трудятся. А я хотела другой жизни, искала беззаботного веселья и совсем не думала о спасении своей души. Я много огорчала своих родителей и не жалела их. Когда мне исполнилось двенадцать лет, я убежала из дома и пришла в богатый город Александрию. Там я стала жить так, как мне хотелось: веселилась с нецеломудренными юношами, пила вино, пела грешные песни… Мне казалось, что это и есть счастье. Так я прожила, — страшно подумать! — целых семнадцать лет! Однажды я увидела множество людей, которые шли в порт и садились там на большой корабль. „Куда вы собираетесь плыть?“ — спросила я у них. — „Мы едем в святой город Иерусалим, на праздник Воздвижения Креста, на котором был распят Сам Христос!“ — ответили мне. Я спросила: „А можно мне отправиться с вами?“ — вовсе не думая о том, чтобы поклониться Кресту, помолиться пострадавшему за нас Спасителю. Мне просто захотелось отправиться в неизвестные края, познакомиться с новыми людьми…

Познакомиться, чтобы научить их бесстыдно веселиться вместе со мной… „Поезжай, если у тебя есть деньги, чтобы заплатить за дорогу!“ — сказали мне корабельщики. — „У меня ничего нет, — дерзко ответила я, — но я буду развлекать вас в пути! Я умею петь, плясать… Возьмите меня с собой! Со мной вы не заскучаете!“ Они засмеялись и пропустили меня на корабль… Пустынница низко опустила голову и горько заплакала. — Отче! — обратилась она к Зосиме. — Мне стыдно говорить о своих преступлениях! Я боюсь, что солнце не выдержит моих слов и померкнет! — Говори, мать моя, говори! — со слезами воскликнул Зосима. — Продолжай свой поучительный рассказ! И женщина вновь заговорила. — Я без устали совращала на грех многих и многих людей. Немало юношей, отправившихся в путешествие для спасения своих душ, я увлекла в разврат и безумные кутежи. Но Господь терпел моё беззаконие, потому что хотел, чтобы я покаялась. И этот день настал. Когда мы приплыли в Иерусалим, наступил праздник Воздвижения Креста Господня. Я проснулась утром после проведённой в греховном веселье ночи и вышла на улицу. Все люди куда-то спешили, и я последовала за ними. Сама не зная зачем, я шла по узким извилистым улицам города и, наконец, увидела двери святого храма, к которым стекались богомольцы. Я зашла в притвор и хотела вместе со всеми войти в церковь, чтобы посмотреть на её внутреннее убранство, но какая-то сила помешала мне. Люди толпились у входа и медленно исчезали внутри храма, а меня кто-то постоянно отталкивал. Я долго боролась с людским потоком, думая, что по слабости сил не могу протесниться в заветную дверь. Наконец я так устала, что отошла в сторону и встала в углу. Всё моё тело болело, но мне почему-то очень хотелось всё-таки попасть в церковь и увидеть Крест, на котором был распят Христос. Наконец поток богомольцев иссяк, и я осталась в притворе одна. Тогда я снова подошла к открытой двери — но словно наткнулась на невидимую стену. Тут я поняла, что не толпа мешала мне войти в Церковь, но Сам Бог запрещал мне это за мои грехи. Мне стало очень горько, и я заплакала. „Все люди, — думала я, — беспрепятственно входят в Дом Господень, а я одна недостойна этого! Какая же я мерзкая!“ В этот момент мне вдруг представился весь ужас того, как жила я уже много лет… Со слезами я на-

чала бить себя в грудь и тяжко вздыхать из глубины сердца. Подняв глаза, я увидела образ Пресвятой Богородицы, висевший над входом в церковь. Пречистая строго и в то же время ласково взирала с иконы, и мне показалось, что Она смотрит прямо в мою душу. „Матерь Божия! — вырвалось из моих уст. — Я понимаю, что Тебе, Чистой телом и душой, неприятно, что я, блудница, обращаюсь к Тебе. Но я слышала, что Бог, Которого Ты родила, пришёл на землю для того, чтобы спасти грешников, привести их к покаянию. Приди же мне, всеми оставленной, на помощь! Я много лет грешила с разными людьми, но совсем не думала о Боге, и поэтому я очень одинока… Для меня одной закрылись двери святого храма… Умоли Сына Своего, о, Царица, чтобы и я могла войти в церковь и поклониться Кресту, на котором он был распят! А я… Я обещаю тебе, что больше не буду жить, как прежде, уйду прочь от греховных соблазнов, отправлюсь туда, куда повелишь мне Ты…“ Помолившись, я почувствовала в своей душе некоторое облегчение, надежду на милость Божию. С душевным трепетом я подошла ко входу в храм и, осенив себя крестным знамением, переступила порог. Благоговейный ужас охватил моё сердце. Я пала ниц и поклонилась Кресту Господню, облобызала его. „Господи! — думала я. — Как же Ты милостив! Ты не отвергаешь даже самых страшных грешников, если они каются перед

Тобой!“ Я подошла к образу Богоматери и, опустившись на колени, стала молиться: „Царица Небесная! Благодарю Тебя, что ты позволила мне, окаянной грешнице, прикоснуться к Честному Кресту Сына Твоего! Теперь пришло время исполнить то, что я обещала: молю Тебя, Владычица, укажи мне путь покаяния, научи, как исправить свою жизнь!“ Произнеся эти слова, я услышала голос, доносившийся откуда-то издалека: „Если перейдёшь Иордан, то найдёшь покой своей душе.“ Я поняла, что получила ответ от Пресвятой Богородицы, и воскликнула: „Пречистая, не оставь меня!“ Затем быстро пошла прочь. Около церкви какой-то незнакомец дал мне три монеты: „Возьми это, мать!“ — сказал он и смешался с народом. На эти деньги я купила три больших каравая хлеба и пошла к реке. Путь до Иордана был не близок, и мне пришлось идти почти целый день. Всю дорогу я горько плакала о своих тяжких грехах и лишь закате добралась до берега. Умылась в реке, выпила воды из неё. Близ Иордана стоял небольшой храм во имя святого Иоанна Предтечи. Я помолилась в нём и причастилась Святых Христовых Тайн. Мне было надо перебраться на противоположный берег Иордана, но на реке не было ни моста, ни перевозчика. „Царица Небесная, помоги мне!“ — взмолилась я и пошла вдоль заросшего тростником берега. Вдруг у самой воды я заметила небольшую лодку, в которой лежало длинное лёгкое весло. „Матерь Божия! — со слезами благодарности воскликнула я. — Как же быстро Ты слышишь наши молитвы!..“ Благополучно переправившись через реку, я пошла в глубь пустыни. С тех пор я живу здесь совершенно одна, уповая на милость Божию ко мне, окаянной. Алина Сергейчук. Продолжение следует.

Когда взрослые были детьми

Из отроческих лет Гогол В этом году исполняется 200 лет со дня рождения великого русского писателя Николая Васильевича Гоголя. Невозможно представить себе русскую литературу без произведений Гоголя — настолько велико и неоспоримо их влияние. От чудесных повестей „Вечера на хуторе близ Диканьки,“ искрящихся народным юмором, до героического полотна „Тарас Бульба,“ от фантастических „Петербургских повестей“ до „Мертвых душ“ и „Ревизора“ — все эти миры созданы русским гением — Николаем Гоголем. Существует множество статей и монографий с исследованием творчества писателя, его жизни. Мы сегодня публикуем миниатюры, зарисовки из детских лет Гоголя. Небольшие, но емкие эпизоды, которые дают нам возможность понять нечто очень существенное о нем. Ведь в чудесной поре детства предображается вся дальнейшая жизнь человека.

Какбабакисельварила Первые деньги, данные ему дедушкой Иваном Матвеевичем, юный Гоголь употребил на вспомоществование бедным и угощение конфетами семьи. Маленький Николай Васильевич любил петь малороссийскую песню, ясно выговаривая каждое слово, и за дверью, чтобы никто не видел: Баба кисель варила, На морозе цидила… В свободное время Никоша (как звали его дома) любил рисовать. Опрокинет чернильницу — и из чернил выйдет мужик в шляпе. Ещё не умел читать, а на географической карте указывал все города.

ка Иван Григорьевич Кулжинский, единственный педагог, оставивший о Гоголе воспоминания, сообщает, что он учился у него три года и ничему не научился. Во время занятий Гоголь, бывало, держал под скамьей какую-нибудь книгу и читал. „Это был талант, не узнанный школой, и, ежели правду сказать, не хотевший или не умевший признаться школе.“ Товарищи Гоголя были невысокого мнения о его литературных способностях, особенно в области прозы. „В стихах упражняйся, — советовали ему, — а прозой не пиши: очень уж глупо выходит у тебя. Беллетрист из тебя не вытанцуется, это сейчас видно.“

Талант, не узнанный школой В Нежинской гимназии Гоголь держался особняком и не отличался особенным прилежанием. Учитель латинского язы-

10 Родовой дом писателя в Васильевке

ля

Гоголь в роли госпожи Простаковой Зато в театральных представлениях Гоголю как актеру не было равного. „Все мы думали тогда, — вспоминал один из воспитанников гимназии Тимофей Пащенко, — что Гоголь поступит на сцену, потому что у него был громадный талант и все данные для игры на сцене…“ Особенным успехом Гоголь пользовался в роли госпожи Простаковой из фонвизинского „Недоросля.“ Константин Базили рассказывал впоследствии, что видел эту пьесу в Москве и в Петербурге, но сохранил навсегда убеждение, что ни одной актрисе не удавалась роль Простаковой так хорошо, как играл эту роль шестнадцатилетний тогда Гоголь.

ники во время занятий оставляли классы и прогуливались по коридорам, а Гоголь любил такие прогулки, и потому не мудрено, что частенько натыкался на директора, но всегда выходил сухим из воды при помощи одной и той же проделки. Завидя Ивана Семёновича издали, он не прятался, шёл прямо к нему навстречу, раскланивался и докладывал: „Ваше превосходительство! Я сейчас получил от матушки письмо. Она поручила засвидетельствовать вашему превосходительству усерднейший поклон и донести,

У кого лучше вышло В Нежинской гимназии профессор словесности Парфений Никольский заставлял учеников сочинять стихи. На одном уроке Гоголь подал ему стихотворение Пушкина, кажется, „Пророк.“ Никольский прочел, поморщился и, по привычке своей, начал переделывать. Когда пушкинский стих профессором был вконец изуродован и возвращен мнимому автору с внушением, что так плохо писать стыдно, Гоголь не выдержал и сказал: „Да ведь это не мои стихи-то.“ — „А чьи?“ — „Пушкина. Я нарочно вам их подсунул, потому что никак и ничем вам не угодить, а вы вон даже и его переделали.“ — „Ну, что ты понимаешь! — воскликнул профессор. — Да разве Пушкин безграмотно не может писать? Вот тебе явное доказательство. Вникника, у кого лучше вышло.“

В. Раев. Слепой певец. 1843

что по вашему имению идет всё очень хорошо.“ „Душевно благодарю! Будете писать к матушке, не забудьте поклониться и от меня и поблагодарить,“ — таков был обыкновенный ответ Ивана Семёновича, и Гоголь безнаказанно продолжал свою прогулку по коридорам.

Поклонвашемупревос, Любовь к церковному ходительству пению Нестор Кукольник, нежинский соученик Гоголя, рассказывает, что у директора гимназии Ивана Семёновича Орлая в Полтавской губернии, в Миргородском уезде, было маленькое имение, при котором состояло всего шесть душ. Имение это находилось по соседству с деревней матери Гоголя. С этим обстоятельством связан следующий забавный случай. Иван Семенович не жаловал, если уче-

Школьный приятель Гоголя Василий Любич-Романович вспоминал, что в церкви тот молитвы слушал со вниманием, иногда даже повторял их нараспев, как бы служа сам себе отдельную Литургию. Как-то раз Гоголь, недовольный пением, поднялся на клирос и стал подпевать хору, ясно произнося слова молитв. Но священник, услыхавший незнакомый голос, выглянул из алтаря и, увидев постороннего, велел ему удалиться.

И Гоголь тож В гимназии Гоголь и между товарищами, и по официальным документам назывался Яновским. Нестор Кукольник вспоминает, как однажды, уже в Петербурге, один из приятелей спросил Гоголя: „С чего ты это переменил фамилию?“ — „И не думал.“ — „Да ведь ты Яновский.“ — „И Гоголь тож.“ — „Да что значит гоголь?“ — „Селезень,“ — отвечал Гоголь сухо и свернул разговор на другую материю.

Похороны Александра Македонского Однажды на уроке учитель Всеобщей истории с большим жаром рассказывал про подвиги Александра Македонского и, заключив смертью, сказал: „Ну, господин Гоголь-Яновский, а по смерти Неизв. худ. Портрет гимназиста. XIX в. Александра Македонского что последовало?“ — „Похороны,“ — ответил он. Весь ло всем, но никто не решался унять товакласс захохотал вместе с учителем. рища. Однажды во время подобного хвастовства, в самом его разгаре, Гоголь вынул из кармана малороссийскую дудочку и вдруг просвистел посреди товарищей. Все расхохотались. Хвастун вдруг замолчал, покраснел, заплакал, и с той поры В гимназии Гоголь известен был как прекратилось его хвастовство. хранитель книг, выписываемых в складчину. Пантелеимон Кулиш, первый биограф писателя, рассказывает со слов его соучеников, что книги выдавались библиотекарем для чтения по очереди. По рассказам нежинских соучеников, Получивший для прочтения книгу дол- Гоголь ещё в школьные годы никогда жен был в присутствии Гоголя усесться не мог пройти мимо нищего, чтобы не чинно на скамейку в классной зале на подать ему, и если нечего было дать, то указанном ему месте и не вставать до всегда говорил: „Извините.“ Однажды тех пор, пока не возвратит книги. Этого ему даже случилось остаться в долгу у мало: библиотекарь собственноручно за- одной нищенки. На её слова: „Подайте вертывал в бумажки большой и указа- Христа ради,“ — он ответил: „Сочтите за тельный пальцы каждому читателю и мной.“ И в следующий раз, когда та обтогда только вверял ему книгу. Гоголь ратилась к нему с той же просьбой, он берёг книги, как драгоценность, и осо- подал ей вдвойне, добавив при этом: „Тут бенно любил миниатюрные издания. и долг мой.“

Библиотекарь

Сочтите за мной

Как Гоголь проучил хвастуна

Школьные проказы

Однокашник Гоголя по гимназии Иван Сушков рассказывал однажды за обедом у своего дяди, московского литератора Был между учениками хвастун, кото- Николая Васильевича Сушкова: „Никто рый весьма часто хвастал перед ними не думал из нас, чтобы Гоголь мог быть именьями отца своего, хотя все знали, когда-либо писателем даже посредственчто это неправда. Хвастовство это надое- ным, потому что он известен был в лицее

за самого нерадивого и обыкновенного слушателя и отличался больше жартами (шутками. — В. В.), которыми часто заставлял всех товарищей хохотать до беспамятства. Довольно бывало ему сказать одно слово, сделать одно движение, чтобы все в классе, как бешеные или сумасшедшие, захохотали в одно горло, даже при учителе, директоре… Он же оставался как ни в чем не бывало: спокоен и важен. Пока не знали причин нашего смеха, обыкновенно наказывали нас за него тем, что мы должны были, провинившись, стоять, а он один сидеть; но когда нам наскучило это и мы объявили, в чем дело, уже один он стоял, а мы сидели.“

лись, и сходит с ума. Подымается суматоха; Гоголя ведут в больницу. Директор гимназии, Иван Семёнович Орлай, дважды в день навещает его. Гоголя лечат, друзья ходят к нему в больницу тайком и возвращаются с грустью: помешался, решительно помешался! Словом, до того искусно притворился, что все были убеждены в его помешательстве. И когда после двух недель успешного лечения его выпустили из больницы, приятели долго ещё поглядывали на него с сомнением и опасением.

КакГогольпритворился сумасшедшим

Как-то раз Гоголя спросили, не лучше ли детям бегать и резвиться по воскресеньям, нежели ходить в церковь? На это он ответил: „Когда от нас требуется, чтобы мы были как дети, какое же мы имеем право от них требовать, чтобы они были как мы?“ В другой раз Гоголь сказал: „Всего лучше читать детям книги для взрослых, вот историю Карамзина с девятого тома.“

В Нежинской гимназии, хотя и редко, но применялись телесные наказания. Нестор Кукольник рассказывает, как однажды, ещё в нижних классах, Гоголь чем-то провинился и, чтобы избежать наказания, притворился сумасшедшим. „Плохо, брат! — сказал ему кто-то из товарищей. — Высекут!“ — „Завтра!“ — отвечал Гоголь. Но приговор утвержден, явились классные надзиратели. Вдруг Гоголь вскрикивает так пронзительно, что все испуга-

Будьте как дети

Владимир Воропаев

Лицей князя Безбородко

Свет любви

Танаис Р

Светлой памяти замечательного педагога Татьяны Бабушкиной

ебята, приехавшие в Танаис из Ростовского детского дома, робко жались у дверей столовой, оглядываясь недоверчиво и смущенно, рассматривали веселую и непринужденную толпу встречающих их подростков. Новенькие ждали строгую тетю — воспитательницу, которая сразу же поведет их строем мыть руки и уши. Ребята, стоявшие вокруг новеньких, неожиданно запрыгали и закричали: — Ти Ви идет, Ти Ви идет! — Кто это? Кто? — спрашивали малыши. — А это Татьяна Викторовна. Ти Ви — это первые буквы в имени и отчестве по английской транскрипции. Кратко и здорово! Её все так зовут, и нам очень нравится. А ещё можно очень ласково сказать: „Тивиша,“ — поясняли малышам ребята постарше. Вот она, сияющая, синеглазая, с такой родной маминой улыбкой, бежит к ним навстречу, её сопровождает Лой — любимый пес Ти Ви и всего лагеря. — Ну-ка, кто ещё не научился говорить „р,“ повторяйте за мной хором: "Б-р-р-ратцы, идем купаться!" Её картавая буква „р“ звучала задорно и весело! Все засмеялись! Напряженный момент был снят, и никто уже не стеснялся безумно шепелявить, картавить и гнусавить. Свои среди своих! Потому что ведь и Ти Ви картавит по-настоящему. Она махнула рукой и скомандовала: — За мной, бегом! Лой, покажи нам речку! Лой услышал любимое слово, и — начался веселый бег по холмам и тропинкам, захлопали, замотались по спине длинные уши спаниеля. Радостный Лой путался под ногами, прыгал, лизал носы ребятишкам, те визжали, смеялись, старались опередить друг друга. Весь лагерь подхватился за ними. — До-о-го-о-няйте-е-е! — кричит Ти Ви. Радужные солнечные блики от воды ударяли в глаза. Ноги ликовали в мягком белом песке. Маленькие заливчики, заросли южной акации с длинными „пикульками“ — всё ново и неожи-

данно. Лагерные дети уже знали, что она бежит купать своих новых детей. Вот она, их счастливая „мама,“ в юбке с широкой оборкой, с розами по подолу, бежит по песку, то забегая в реку Донец, то выбегая на сушу. Шумная толпа несется за ней: кто-то с хохотом падает в горячий песок, кто-то в воду — прямо в одежде. Общее ликование неостановимо! Она купает их, как будто дома, в корыте, поливая из ладоней и брызгая на каждого, моет им носы и лица. — Вот, Слава Богу, и породнились! — восклицает радостно Тивиша, обнимая всех, кого только могут обхватить её загорелые руки. На смуглом лице озорно мелькают голубые искорки глаз. Вся такая домашняя, с „воркующим“ над детьми голосом, она принимается „мамой“ единодушно. Божий дар материнства и любви отличал её от всех. И дети тут же, на берегу, чувствуют, что они дома, совсем-совсем дома, по-настоящему. И

— Вот это пир! — восторженно оценивали свой первый день ребята. …Этот удивительный Танаис, „лагерь свободного жанра и плавного режима,“ как называла его Ти Ви, лечил надорванные детские души, утешал, убаюкивал и давал выспаться. По утрам в лагере странная тишина. Никто не будил детей. Потребность в сне была самой важной! Шло восстановление самого главного — здоровья. Все просыпались улыбчивыми и счастливыми. Диво дивное и необыкновенное. Завтрак длился с восьми утра до двенадцати дня. И никто не заставляет есть. На столах козье молоко и душистый свежий хлеб от жителей станицы, помидоры, огурцы, фрукты. А вечером — хороводы знакомств. Кто-то ещё боится выйти в круг, взяться за руки. Тивиша пускает по кругу яблоки, орешки, игрушки, пересыпается из ладони в ладонь горошек. Веселое обхочется им, щение, доброжелательные улыбки. Глаза чтобы этот праздник встречи с мамой ищут новых друзей, а сердце жаждет радлился вечно. Она любит их всех, таких дости. разных, как мать своих детей, не разде— Что это за девочка, похожая на роляя на хороших и плохих. И все любят машку? — спрашивает Ти Ви у ребят и её. Глаза ребятишек светились таким на- берет за руку робкую девчушку. стоящим счастьем, что и было их самым — Наденька. главным сходством с „мамой.“ И все запомнили „ромашку“ Наденьку. Им не хочется покидать волшебный бе— А кто это, похожий на утреннюю рег, где осталась на песке целая страна зарю? песчаных замков… …на елочку? На обратном пути старшие ребята таин…на березку? ственно шептались и говорили о какой-то …на солнышко? очень секретной „сладкой“ комнате, где — Вот мы какие! — восхищенно любукаждому хватит чего-то вкусненького до ясь детьми, произносит Ти Ви. отвала. У каждого в лагере своя „семья,“ где — И мне хватит, и мне? — с любопыт- он может быть выбран папой или мамой. ством спрашивали малыши. В семье много братьев и сестер. Это и — Всем хватит! — успокаивали их под- взрослые, и студенты, и друзья Ти Ви, и ростки, уже побывавшие в этой необыч- воспитанники Ростовского клуба „ЭТО“ ной комнате. Любопытство подгоняло, — „Эстетика. Творчество. Общение.“ после купания бежать легко-легко, а все У семьи может быть своя программа, мысли просто скакали от радости, пере- которая отличается от общей лагерной. бирая разные варианты дивного секрета, У всех есть право выбора. Где интересстроя самые фантастические планы. нее, туда и идем. Можно в гости к дру— Вот мы с вами пришли к дверям гой семье, а можно купаться целый день „сладкой“ комнаты! — с восторгом гово- или просто „крутиться“ возле Ти Ви, порит Тивиша. Все ринулись туда и, ахнув, могая ей. „Мамы и папы“ водят смотреть замерли на секунду, ошеломленные уви- верблюда, кататься на лошадях, лазать денным. Это выглядело впечатляюще: до по деревьям, поедать в поле горох или в самого потолка возвышалась огромная гости к станичникам. гора арбузов.

то была такая вольнаяпривольная жизнь, такое раздолье, такое ликующее настроение, что каждая минута воспринималась как праздник. Маленькие летние коттеджи и палаточный городок находились на территории археологических раскопок древнегреческого города Танаис, недалеко от Азовского моря. В этот город древние греки приплывали для торговли вином и оливковым маслом по Черному морю. „Ворота лагеря“ — археологический музей, директором которого был Владимир Чеснок. Он понимал Ти Ви и принимал её на свою территорию со всей многочисленной командой, участвовал во всех праздниках и ярмарках поделок, где ходовой „монетой“ был „рубль“ под названием „чеснок.“ „Чесноки“ штамповали сырым картофелем. Над печатью долго трудились. Неудачные печати шли в суп, и это было неогорчительно. За одиндва „чеснока“ можно было купить шикарный венок из васильков. Первый венок всегда дарили Ти Ви. Все знали, что васильки — её любимые цветы. Маленькие амфоры, сделанные на гончарном круге, стоили пять „чесноков.“ Это был большой труд. А вот свою очередь в стрельбе из старинного арбалета можно было уступить по-дружески и бесплатно. „Чем ты добрее, тем больше у тебя друзей,“ — так учила всех нас Ти Ви. Можно было пообщаться со студентами, участвовавшими в раскопках, и даже влезть внутрь большой амфоры, вставляя ладонь в остроконечное конусное дно. Вечером зажигались „огни цирка.“ Мерцающие свечи в прозрачных сумерках. Вокруг ползающие „черепахи“ с

картонными разрисованными спинами, дрессированные „львы,“ бесстрашно прыгающие через огненное кольцо, и самое смешное — разноцветная лошадь, кивающая головой зрителям. Сцена — на природе, на фоне заката, между двумя каменными башнями. Веселые зрители поочередно становятся участниками представления. Танаис полон восторгов, смеха, радостных возгласов. Все артисты цирка поют, танцуют, читают стихи, показывают удивительные и забавные сценки. Маленькая Света на сцене впервые. Она боится прочитать стихи, а вот когда она стала „мамойчерепашкой,“ то уже не побоялась раз-

учить свой стишок с маленькими черепашатами перед всем лагерем. Вы когда-нибудь видели танец на скейте под ритмичную музыку ладоней? Мальчиквиртуоз сразу расположил к себе весь лагерь, больше он ничего не умел и стеснялся своей замкнутости. А тут — такие объятия, качание, подкидывание в воздух десятками рук. „Са-ша! Са-ша!“ — дружно скандировал лагерь. Ликовала душа! Столько друзей сразу. А „семья“ болела за него больше всех. Ти Ви радостно обняла его и взъерошила вихры. Вот это да! А сегодня мы не ложимся спать, мы идем в ночной поход в обсерваторию, идем далеко, за два километра от лагеря. Идут все. Взрослые ведут за руку малышей. У всех от загадочности похода сладко замирает сердце. И вот перед нами огромный телескоп. А в нем диск Юпитера. Вот это

повезло! Оказывается, мы живем в такой большой Вселенной! Но наша Земля, конечно же, лучше Юпитера, потому что самая красивая, самая уютная. А на обратном пути Ти Ви рассказала нам, как Господь создавал землю. Таинственность ночи будто вернула нас в то далекоедалекое прошлое. Сенсацией ночи стал совсем маленький, ещё даже не колючий ежонок. Фыркающий, защищающий себя от ночных гостей на дороге, он был чудом для тех, кто видел его впервые, потому что ежики по городам не ходят… Ти Ви бережно несла в руке свечу, закрывая её ладонью от ветерка, и говорила нам, что свеча согревает своим огнем только вблизи, а человек может своей любовью согревать даже на расстоянии. Она рассказывала нам об огне костра, который объединяет людей, и об огне свечи, который делает людей искренними и откровенными. Как замечательно она нас объединяла! Утром мы „сотрудничали“ на огромном, размером с комнату, листе ватмана, склеенном из многочисленных листов. Ребята босиком ползали по листу и рисовали для именинницы, Мищенко Люды, интереснейшую дорогу жизни с пожеланиями и портретами новых друзей. Там были дороги и мосты, храмы и замки, школа и цветущие поля, всякие звери и котята. Игрушки, открытки, записки, наклеенные в виде листиков на дерево. Поздравления на воздушных шарах, прикрепленных скотчем к бумажной „дороге.“ Ти Ви была нарасхват при подготовке невиданного торжественного „действия.“ Праздник ошеломительный, разноцветный, веселый! Вся подготовка и была уже главной частью праздника, только кроме Ти Ви этого ещё никто не знал. Именинница была потрясена. Такого дня рождения ей ещё никто не устраивал. На следующий день мы проезжали мимо станицы, где находился разрушенный храм. Ти Ви сказала: „Давайте поднимем над этим храмом зажжённую свечу.“ Она взяла высушенную, выдолбленную

внутри тыкву с прорезанными окошками, похожую на настоящий фонарь, и медленно на длинной веревке, которая была привязана к перекладине колокольни, подняла над головами детей эту свечу на самый верх. Необычный подсвечник озарил проемы колокольни, а Ти Ви говорила нам: „Настанет время, когда и в этом храме будет гореть свет.“ Это были незабываемые минуты… Огромная луна над Танаисом. Мы сидим у прощального костра. Ти Ви заготовила на весь лагерь большое количество наждачной бумаги. Накануне подростки спилили старые акации на территории лагеря. Ветви засохших деревьев распилили на мелкие деревянные кружочки, просверлив отверстия для нити. Все ребята были заняты изготовлением сувениров для малышей. На каждом отполированном срезе дерева четко просматривались годовые кольца. Сколько тебе лет, дерево? Ты было свидетелем стольких детских праздников и большой человеческой любви нашей Ти Ви к нам, таким разным и таким счастливым в это лето. Сколько тебе лет, древний Танаис? Ведь мы с благодарностью вспоминаем о тебе и Ти Ви уже 20 лет. Скольких ты осчастливил за это время? ы уходили из Танаиса, а Ти Ви говорила на прощанье родителям: „Не забывайте, что ребенку для счастья нужны не только родители, но ещё кошка, собака и большой лист ватмана с карандашами и красками.“ Перебираю школьные сочинения из того танаисского лета, которым уже двадцать один год. „Да, бывает в жизни счастье, но чтобы такое… Она научила нас видеть друг друга совершенно по-новому,“ — писал Юра Поваренко. „За эти дни я будто начала новую жизнь. Она меня потрясла“ (Людмила Мищенко). „Я поняла, что этому человеку можно открыть самое сокровенное. Она помогла нам увидеть себя другими. Я стала чувствовать себя более уверенно“ (Лена Эрнст). „Для меня она теперь — вторая мама“ (Женя Жаныбаев). „Она могла выделить из толпы ребенка, который чувствовал себя неловким и некрасивым, и после беседы с ней у него сразу же поднималось настроение. Общаясь с ней, мы в душе благодарили Бога за то, что такие люди есть на земле,“ — писал о ней школьник Игорь Кирсанов. А я вспоминала маленькую убогую квартирку, куда нас водила Ти Ви, чтобы пообщаться с самой старой бабушкой Ростова и показать нам её старинную ку-

клу. Одинокая старушка была рада непрерывному потоку гостей, она очень хотела общаться, а мы поняли, что и в 100 лет тоже бывает счастливое детство. Всё так невероятно… Вот он, маленький бумажный зайчик на ладони, с двигающимся язычком, которого нарисовала Ти Ви для маленькой четырёхлетней девочки, плачущей от зубной боли. А на стене… первый, сделанный по совету Ти Ви, от всего сердца, рисунок этой девочки на большом ватмане — храм Бориса и Глеба в Боровске. А вот последняя фотография Ти Ви с доверчивым детским выражением глаз, открытых миру и любви. Она обнимает белую игрушечную лошадку и будто напоминает мне последний ошеломляющий совет: „Подарите этому ребёнку лошадь. Кошки и собаки ей уже недостаточно.“ И лишь только звон маленького колокольчика — нежного, как голос самой Ти Ви: „Динь-динь…“ — будто снова зовёт нас к танаисскому костру, чтобы поделиться чем-то сокровенным. Татьяна Викторовна Бабушкина — педагог-психолог, философ, художник. Всю свою жизнь посвятила работе с трудными и детдомовскими детьми, организовав для них ежегодный летний лагерь „Танаис.“ Автор необыкновенных уроков творчества и книги „Что хранится в карманах детства.“ Сегодня её нет с нами, и мы молимся о ней и храним её любовь в своих сердцах. Знакомству с Татьяной Викторовной я обязана Людмиле Киселевой, художнице из Боровска, чьи рисунки так замечательно отражают мир детства. Татьяна Квашнина Графика Людмилы Киселёвой: „Материнство“ „Первая любовь“ „А кто там“ „Удивление“

Добрая жизнь

орошо, когда люди умеют делиться своими радостями! Конечно же, вы, дорогие ребята, со мной согласитесь. И у вас, и у меня, да и вообще у каждого человека есть в жизни свои радости — для кого-то это может быть поездка на далекий экзотический остров, для кого-то новая интересная книга или набор специальных инструментов, с помощью которых можно смастерить всё на свете. А чьё-то сердце может испытывать чувство радости при виде светящихся в темноте белых лесных цветов или заснеженных крыш домов, где играет солнышко, окрашивая снег с одной стороны в розовый, а с другой в синий цвета… Сегодня мне хочется поделиться с вами, юные читатели „Кораблика,“ своей радостью. Она приключилась, как это и положено, совершенно случайно, а вернее сказать, не запланировано. Дело было в Пафнутьевом монастыре. После праздничной службы я зашла в Воскресную школу и вместо класса по пению или резьбы по дереву очутилась в зрительном зале, где уже были заняты почти все места, а зрители замерли в нетерпеливом ожидании. Так в мою жизнь вошла радость: спектакль детского театрастудии „Ковчег“ „Авдотья Рязаночка.“ Едва я успела примоститься в последнем ряду, как заструилась тихая музыка… Всё вокруг словно растворилось… И вдруг я очутилась на пепелище сожженной дотла ордынцами Рязани. В моём сердце пробудилась и зазвучала самая сокровенная, самая тонкая струна души, которая обычно заглушается суетой: сила духовная воцарилась в тот миг, наполняя всё вокруг светом любви и веры. „Авдотья Рязаночка“ — история о русской женщине,

которая в одночасье потеряла своих близких. Она ушла на летние работы, а вернувшись через две недели, нашла свой город Рязань сожженным. Узнав, что её мужа, любимого сына и брата угнали в полон захватчики, приняла решение идти во вражеский стан и отыскать там своих близких живыми или мёртвыми. Ни уговоры, ни угроза смерти не смогли поколебать решимости Авдотьи. Год шла Авдотьюшка, с помощью Божией побеждая все тяготы и невзгоды нелегкого пути. И вот, когда, кажется, была потеряна всякая надежда на то, что встреча Авдотьи Рязаночки с её родными всё же произойдёт, она, наконец, достигает татарского стана. Авдотья не побоялась встретиться с грозным ханом, чтобы спросить, где ей искать своего мужа, любимого сына и брата. Мужество простой русской женщины настолько поразило хана, что он приказал привести всех рязанских пленников. А когда Авдотьюшка узнала среди них и мужа, и любимого сына, и брата, хитрый хан предложил ей забрать с собой лишь одного из трёх самых близких ей людей. Перед тяжелым выбором поставил „царище“ татарский Авдотьюшку. Начала она размышлять, вразумленья у Бога просить: — Тошно мне, мои светы! Тесно мне отовсюду! Как без камешка синее море, Как без кустышка чистое поле! Как я тут буду выбирати, Кого на смерть оставляти?!

Мужа ли я покину? Дитя ли свое позабуду? Брата ли я отступлюся?.. Слушай моё рассужденье, Не гляди на мои горькие слёзы: Я в другой раз могу замуж выйти, Значит, мужа другого добуду. Я в другой раз могу дитя родити, Значит, сына другого добуду. Только брата мне не добыти, Брата человеку негде взятии… Снова поразила она хана, до самого сердца достала! Отпустил он с Авдотьей и братом не только мужа и сына, но и всех пленников из Рязани. Прекрасная русская былина стала духовной радостью для всех пришедших на премьеру. Не загореться, не затрепетать было невозможно! Вы не поверите, но взрослые люди обливались слезами от игры молодых дарований, так трогательна и глубока она оказалась. Мне стало интересно, как же сами ребята, игравшие в спектакле, вместили в свои ещё совсем детские сердца столь мощное и серьёзное произведение? После спектакля я познакомилась с юными актерами и спросила их об этом. По их мнению, весь секрет успеха определяется талантом их художественного руководителя Анатолия Николаевича Логунова. Это он претворяет поэтические тексты в действие, вкладывает в постановки всё своё сердце. Ребята так и сказали, что это Анатолий Николаевич вдохновляет их своей любовью к театру, это он всё постигает, а потом разъясняет им, учит, как показать зрителям то сокровенное, что хотел сказать автор. Ещё ребята обратили внимание на то, что это не простой театр, а православный: „Мы становимся здесь чище, добрее, человечнее.“ Мне кажется, что в этих словах кроется тайна их радости. В самом деле, ведь чем мы искреннее, честнее, добрее,

чем больше мы любим ближних не за чтото конкретное, а за то, что видим в них образ Божий, тем светлее становятся наши сердца, тем больше радостей мы переживаем и дарим миру. А вы сами как думаете, дорогие ребята? Весь спектакль я смотрела словно зачарованная, боясь даже пошелохнуться. „Сила Божия в немощи свершается“ — в этом был смысл постановки. Твердая вера стала прочной нитью, соединившей душу человеческую с Богом. А кротость и смирение Авдотьи сполна вознаградились радостной встречей с родными, в её нелегкой судьбе исполнились слова Евангелия: “Блажени кротции, яко тии наследят землю.“ В тот прекрасный день я не только увидела и пережила чудесную постановку о событиях из древней русской истории, но и обрела добрых друзей — театр-студию „Ковчег.“ А это, мои дорогие ребята, совершенно особенная радость. Аполлинария Тужилина

БЕЛКА

Жизнь прошла, пролетела… И мелькают в душе воспоминания. Незначительные, простые, но милые. Впечатления прошедшей жизни. Там, в России, они казались окружающим пустяками. Но почемуто память о них радует, радует так светло… * * * Жил я далеко от Москвы, в глухом месте, у небольшой речки, за которой начинался огромный бор Красный Яр. Речка Нерля была маленькая, как ручей, она шла по лугу близ дома моего, извиваясь в камышах и кустах и переходя в большие плёсы, которые лежали по низу луга, у самого леса. С горки были видны эти большие, как бы лежащие зеркала воды, в которых отражался огромный лес. По обрывам был желтый песок. Зелёный и серый мох густо и сочно лежал у больших корней сосен. Иван-чай стройно высился, покрытый лиловыми цветами. Какая красота была в этих бережках и в этих светлых струях вод кристальной речки. В солнечные дни отражения огромных сосен и елей в воде были веселы, радостны, мощны. Плескались золотые язи. Зелёные стрекозы летали над камышом. Ласточки со свистом носились над рекой и острыми крылышками задевали воду. Каким разнообразным пением птиц, какими звуками был полон красивый бор. Цветами был покрыт луг, и мне казалось, что это рай. Я думал: „Какой же может быть рай другой?“ Это и был рай. А в бору жил мой приятель, прелестный человек, лесничий. Жили там и медведь, изящнейшая рысь, чудной барсук и мелкие зверьки — заяц, белка, ёж. Вот эти-то три последних зверя особенно трогательно вспоминаются мне. Они, шутя, сде-

Мир Божий лались моими друзьями. Их ум, душев- на занавеску окна. Окно было открыто, ные особенности, любовь и сердце меня белка пропала за окном. Я выбежал на поразили, когда я их приучил к себе. террасу, пошел к окну — белки нет… Пропала. Я всюду смотрел, на деревьях, *** вдруг сзади белка села мне на плечо. Я с ней опять пошел в дом. Однажды на базаре невзрачный мужиНа большом столе у себя я прибрал всё, чок, выйдя из трактира, подошел ко мне, так как боялся, как бы она не наелась крапосмотрел серыми глазами и сказал: сок, не попала бы лапками в палитру. Се— Барин, слышь, хочешь, я тебе живую стра моя и гостивший доктор изумились игрушку уступлю? Увидишь, до чего за- привязанности белки, хотели погладить, нятна. Только дешево не отдам. но она не далась. Это было удивительно. И он из-за пазухи вынул желтую пре- Неужели правду сказал крестьянин, что хорошенькую белку. Она большими она понимает, что она продана мне, что я острыми круглыми глазками смотрела ей хозяин? на меня. Он мне дал её в руки. Она преКогда я лег спать, белка от меня не отспокойно сидела. ходила. Я ей сделал гнездо; взял кор— Ручная, брат, белка… Вот до чего ла- зинку, наложил сосновых веток и сена, сковая. Спасибо скажешь. Игрунья… От но она не желала быть в корзинке. Она тебя не уйдет. Орешками кормить бу- спала со мной. Когда я её хотел тихоньдешь. А пусти, так она сама прокормит- ко покрыть маленькой подушкой, она во ся, к тебе придет. Этакой умный зверь, все глаза смотрела на меня, и сделать это вот подумай, а лесной, дикий. Я её ведь было невозможно. Она с быстротой молтут недалече нашел. Из гнезда ушла ма- нии отскакивала в сторону. ленькая. Знать, мать-то коршун взял. Я Оказалось, что это игра. Я видел, что это люблю с ними заниматься, ну и привы- ей нравится: она нарочно садилась мне кают. Только дорого, менее красненькой на грудь и делала вид, что не смотрит. не отдам. Накрыть её подушкой было невозможно. Я вынул десять рублей: Я видел, как это её веселит. Я её сажал — Хорошо. Спасибо. Хороша белка. Ка- на руку, хотел как бы прихлопнуть друкая большая! гой рукой: невозможно, она уже была у Крестьянин вынул платок, в один край меня на голове. Разыгралась. Но когда я завязал деньги в узел. Отдал мне белку. ей говорил: „Ну, довольно играть, спать, — Барин, — сказал он неожиданно. — А умри,“ — белка засыпала у меня на плеты знаешь, она понимает, что я её продал че. тебе. Ты её не обидишь, от кошки убереЯ боялся её во сне задавить, но оказажешь. Эта белка радости много дает. Не лось, что я напрасно беспокоился, так поймешь — а вроде как любовь в ей есть. как она отлично со мной спала. Поверила человеку. Значит, не боится и А утром она выбегала в окно в огромблагодарит. Бери её, клади в карман, ный бор до вечера. „Какая странность, — скажи: „Умри,“ — и неси домой. А за красненькую … спасибо… Деньги, конечно. Я как тебя увидал, намекнулось мне, что ты её купишь. Я посадил белку в карман. — Умри, — сказал крестьянин и засмеялся. И белка на самом деле свернулась, как бы умерла. Я пошел в лавку, купил opexoв. В трактире белка сидела передо мной и с изумительной красотой, держа в лапках орех, обтачивала его зубами, доставала зерно. Потом быстро, обежав по мне, садилась на плечо и грызла орех. Я взял её, посадил в боковой карман, сказал: „Умри,“ — и белка спряталась. В моём деревенском доме, где была охотничья собака Феб, я показал белку. Феб немножко понюхал, не обратил внимания, и я выпустил её на стол. Она, быстро прыгая, взгромоздилась

удивлялся я, — зачем же она возвращается?“ Как это странно и как удивляло меня и удивляет сейчас. Она привязалась к человеку какими-то неведомыми законами любви. Но вот в начале августа белка из лесу не вернулась. Я очень страдал и думал, что её застрелили. Охотник Герасим, мой приятель, сказал: — Кому стрелять?.. Она желтая, никому не нужна… Я их зимой бью. Желтую не купят. Я в тот день сидел на террасе, где был накрыт чай, со своими приятелями. Вдруг появилась моя белка. Приятели удивились. Она бегала по столу, опустила лапку в варенье, попробовала его, потом опять спрыгнула с террасы, побежала на беседку, прыгнула на сосну. Тут мы увидели, что там, вытянув шейку и смотря круглым глазом, робко притулившись, сидит другая белка. Моя белка была около неё, они сидели вдвоем. Потом другая белка живо пропала, прыгая с дерева на дерево. Моя же белка спустилась, прыгнула через собаку Феба, села ко мне на плечо. Наступила непогода, пошли дожди. Пожелтели листья берез, и опали осины. Оголились леса. Белка редко уходила из дома. К Покрову я уехал из деревни в Москву. Я повез её в клетке, которую купил в Москве. Клетка ей не понравилась, так что я её вез часть пути в кармане. И всю зиму в Москве жила она со мной. Когда я поздно возвращался с работы, из театра, она знала стук калитки, как я отворяю, и с невероятной радостью встречала меня в коридоре, бегая по мне кругами. Ждала, когда я выну ей кедровые орехи или какой-нибудь гостинец. Странно, что только доктору, которого видела у меня в деревне, позволяла она погладить себя; к другим не шла. Она не

приставала, не просила, не надоедала, но ей нравилось, что ею любовались. Как странно, какой меры и такта был этот маленький зверек. Шла долгая зима. Я выходил с ней гулять на двор, где был сад. Она забиралась на деревья, но, должно быть, привыкнув к теплу дома, гуляла недолго и лезла ко мне в карман. Ранней весной я уехал в деревню. В первый же день белка ушла и не возвращалась неделю. Потом объявилась опять и привела с собой другую белку, от которой беспрестанно возвращалась домой и уходила опять. Она возвращалась всё реже. Моя белка была самка: кавалер её победил. Белка пропала. Опять осень и пурга первого снега. Уныло на душе. Серое небо. Дымят вдали черные овины. Тетушка Афросинья рубит капусту. Солят на кухне грузди… Я взял ружье и пошел по лесной тропинке к реке. Стаи мелких птичек, чижиков осыпали ветви оголённых берез. Улетают от нашей суровой зимы. Вдруг на меня прыгнула белка и весело забегала кругом. Она уже посерела. Я так обрадовался. Она прыгнула и взбежала на сосну. Я взглянул кверху, увидел, как шесть белок прыгали с ветки на ветку. Я посвистел, на зов она опять вернулась ко мне. — Прощай, Муся. Твои дети, должно быть?.. Феб посмотрел на белку пристально. Она была уже серая, но он догадался, что это наша белка. Больше я её не видал. Константин Коровин, русский художник

Забытая книга

Елена-Робинзон Глава 10

Дорогие наши юные читатели! Мы продолжаем вас знакомить с книгой, которую очень любили дети в позапрошлом, 19 веке, — „Елена-Робинзон.“ Эту книгу написал Э. Гранстрем по мотивам книги Д. Дэфо „Робинзон Крузо.“ Елена жила в Норвегии с матерью и отцом — старым моряком. К несчастью, отец внезапно потерял зрение и решил отправиться к знаменитому доктору в Италию в надежде вновь об-

рести способность видеть. Свою дочь Елену он взял с собой в путешествие. Но по пути корабль, на котором находились старый моряк с дочерью, настигают морские разбойники — корсары. Во время боя корабль погибает. Путешественники попадают на другое судно, которое следует в Ост-Индию… Это плавание тоже не было безоблачным. После страшной бури, уничтожившей корабль, отец и дочь попадают на необитаемый остров…

напряжённым любопытством спускалась Елена по склону горы. Разнообразие невиданной тропической растительности и царившая вокруг жизнь поражали её на каждом шагу. Хотя Елена до сих пор не заметила ни одного четвероногого животного, она при малейшем шуме в кустах вздрагивала и зорко осматривалась. Особенно многочисленны были тут представители пернатого царства и насекомых: огромные бабочки, жуки и тысячи других насекомых самого странного и разнообразного вида сверкали на солнце разноцветными и блестящими красками. В густой зелени каждого дерева, казалось, копошился, жил и суетился целый мир птиц, оглашавших долину своим щелканьем, щебетаньем и криком. В особенности поразили Елену какието чудесные бабочки, которые с жужжаньем, подобно пчёлам, необычайно быстро перелетали с одного цветка на другой, соперничая с ними в свежести и блеске красок. Но каково же было её удивление, когда, всмотревшись, она увидела, что то были не мотыльки, а какие-то крошки-птички. Вот одна из них быстро пронеслась мимо лица её, едва не задев крылышком, а в следующее мгновение уже качалась далеко от неё на каком-то цветке. Бархатные перышки сверкали всеми цветами радуги — топазом, рубином, изумрудом и порою отливали ярким червонным золотом. Казалось, природа наделила этих крошечных пташек всеми своими богатствами, розданными другим птицам лишь частями. Елена тотчас догадалась, что то были колибри. Странный полёт этих удивительных созданий поразил её. Они летали совсем не так, как птицы: движения их

были неровны и порывисты и походили на полёт ночных бабочек-шелкопрядов. Вот одна из них стрелою полетела к

Колибри

лесу, но, внезапно остановившись перед каким-то цветком, быстро замахала крылышками. Мгновение спустя она уже летела назад, затем быстро закружилась на одном месте и начала порхать то вверх, то вниз, а потом вдруг, точно её подбросили, взвилась и исчезла. Повсюду кругом Елена видела такое множество прекрасных сочных плодов, сверкавших среди зелени дерев, что заботы её о лишениях и нужде быстро рассеялись. Воображение стало даже рисовать ей картину спокойной, тихой жизни в обществе любимого отца.

Спустившись в долину, она направилась вдоль подошвы горы и вдруг в изумлении остановилась перед отвесной скалой, сплошь покрытой густою шпалерою виноградных лоз, украшенных большими спелыми гроздьями синего и зелёного винограда. Когда же она подошла ближе, то в испуге отшатнулась: несколько лоз были перевязаны шнурком, скрученным из ползучих растений. „Это мог сделать только человек!“ — мелькнуло у неё в голове, и лицо её покрылось мертвенною бледностью. С минуту простояла она в каком-то оцепенении перед этой таинственной стеной, но скоро овладела собой. При первом же прикосновении сгнивший шнурок рассыпался прахом. Внимательно осмотревшись и не заметив ничего, что напоминало бы присутствие людей, Елена успокоилась, а затем ей даже показалось, что то была лишь игра природы, простая случайность.

Черношейные лебеди

Она подошла к огромной смоковнице, широко раскинувшей свою густую тень на берегу озера. Спускавшиеся к земле толстые сучья её были обвиты и переплетены ползучими растениями, образуя с трех сторон как бы природные стены, тогда как густая, непроницаемая листва служила прочным потолком этому жилищу. Долго смотрела Елена на эту цветущую беседку и, наконец, пришла к убеждению, что одна природа, без помощи человека, не в состоянии была бы устроить её в таком симметричном порядке. Смешанное чувство страха и радости охватило её при этой мысли. В глубоком раздумье простояла она несколько минут

перед этой загадочной беседкой и затем подошла к берегу. По зеркальному озеру медленно и величаво плыли несколько черношейных лебедей и других водяных птиц. Особенное внимание её обратили на себя лебеди: она видела на родине этих птиц и знала, что в южных странах существуют чёрные лебеди, но никогда не слыхала о белых лебедях с чёрной шеей и головой. С этой стороны берег был совершенно свободен от растений, и сквозь прозрачную воду можно было видеть чистое и ровное песчаное дно, между тем как по ту сторону озера возвышался целый лес камышей, за которым гордо высились над другими плодоносными деревьями величавые пальмы. По-видимому, главная растительность всего острова была сосредоточена по ту сторону озера. Елена хотела было осмотреть этот роскошный лес, но опасалась, что это займёт много времени, и потому направилась вдоль левого берега с целью узнать, не соединяется ли озеро с ручейком. Когда она достигла узкого заливчика, образуемого озером, то убедилась, что изливавшийся в море ручеёк брал из него свое начало. В этом месте в горе находилось глубокое ущелье с отвесными стенами, между которыми в глубине журчал и бурлил ручей. Окружённый кустарником и скалами, поросшими мхом, он катил свои прозрачные воды по чистому каменистому дну и, извиваясь, терялся в глубокой расселине горы. Чуткая, отзывчивая к красотам природы молодая девушка невольно залюбовалась прелестью этого живописного места. Следуя вдоль ручья, она скоро достигла конца ущелья, откуда открывался широкий вид на море. В этом месте бурный ручей превращался в маленький, невысокий водопад, который, низвергаясь, с шумом разбивался о береговые скалы и в виде белой пены скрывался под ними. Над водопадом росло несколько пальм, густая тень которых совсем скрывала дальнейшее течение ручья. Близ водопада, в отвесной скале, Елена внезапно заметила пещеру, у входа в которую росло несколько кипарисов. Она подошла ближе. К пещере вела настоящая лестница, высеченная в скале. Елена несколько раз останавливалась и с недоумением смотрела на правильные и ровные ступени. Ей не верилось, чтобы это была игра природы, и она должна была наконец допустить, что ступени были высечены рукою человека. Вдруг она к ужасу своему заметила, что у вхо-

да в пещеру в скале к отвесной скале, повысечены цифры: крытой виноградны1729 год. У неё сразу ми лозами, она тотпотемнело в глазах; час убедилась, что она едва устояла на они также посажены ногах и ухватилась человеком. за выступ скалы. В Сорвав несколько памяти её внезапно больших гроздьев випронесся страшный нограда, она отпрасон на морском беревилась дальше и скогу… В невыразимом ро на вершине горы страхе смотрела она увидела отца. Он сина пещеру, ежемидел в тени смоковнинутно ожидая, что цы и прислушивалоттуда выскочит дися. Елена ещё издали карь и с криком бровесело окликнула его сится на неё. и видела, как он, при Прошло нискольпервом звуке её голоко минут в тяжёлом, са, быстро поднялся. мучительном ожида— Надеюсь, папа, нии. что ты не беспокоилКругом раздавался ся обо мне?—весело всё тот же однообразсказала она, запыный шум водопада и хавшись подбегая к шелест вековых денему. рев. — Нет, друг мой. Елена малоЯ знал, что ты послеТаинственная пещера помалу пришла в дуешь моему совету и себя, и лицо её внебудешь осторожна. запно осветилось надеждой и радостью: Выслушав подробный рассказ дочери, она вспомнила, что дикари не знают ев- старый моряк задумался. ропейских цифр. — Ты говоришь, что там всё в запу— Вероятно, тут были европейцы! — стении?— спросил он после нескольких почти вскричала она и побежала вверх минут раздумья. по лестнпце. — Да, в пещере всё покрыто толстым В пещере не было никого. Первое, что слоем пыли, а ступени лестницы совсем бросилось ей там в глаза, был сложен- заросли мхом. По всему видно, что по ный из больших камней стол и такое же ним уж много лет не ступала нога челосиденье. Неровный стены были, очевид- века. но, несколько сравнены рукой человека. — Судя по высеченному в скале году, На столе лежали старинная подзорная здесь жили люди почти сто лет тому натруба и флейта какой-то особенной фор- зад, — заметил старый моряк. — Если мы. Елена взяла эти вещи в руки и, рас- бы кто-нибудь теперь находился здесь, смотрев их, положила на прежнее место. ты нашла бы более ясные следы. Может Ей хотелось поскорее сообщить отцу об быть, в то давнее время какой-нибудь этом важном открытии и посоветовать- несчастный так же, как и мы, потерпел ся с ним насчёт дальнейшего образа дей- крушение у этого берега, и, если моё ствий. Осмотрев ещё раз внимательно пе- предположение верно, мы извлечём нещеру, она вышла и, следуя опять вдоль мало пользы из его пребывания на этом левого берега ручья, направилась к зелё- острове. Вероятно, он насадил тот виноной беседке под смоковницей. Теперь она град и устроил ту беседку на берегу озебыла убеждена, что беседка эта была по- ра, о которых ты говорила. сажена руками человека, хотя с тех пор, — Хорошо было бы нам поселиться в по-видимому, прошло уже много лет. беседке под смоковницею! Там всё дышит Освоившись с мыслью, что она нахо- невозмутимым миром и тишиною. дится в такой местности, где жили люди, — Увидим, друг мой! Сегодня вечером Елена скоро заметила и другие следы че- ты сведёшь меня туда, а завтра осмоловека. В стволе смоковницы находилось тришь другой берег озера. углубление, видимо, вырубленное топором и успевшее почти совсем зарасти коЭ. Гранстрем рою. Когда на обратном пути Елена подошла

Мир русского искусства

Можно ли родиться художником?

режде чем поразмышвений душистой зелёной лять над этим вотравы, от яркого солнца просом, зададим другой, и бог весть ещё от чего полегче. Что запомнил ему становится так хокаждый из вас о том рошо и радостно, что времени, когда был он запоминает это совсем маленьким? утро. Так же как и Путешествие на море другое, но уже не или любимую игрушсолнечное. В каком ку, переезд на новую году оно было — квартиру или, может память не сохранибыть, ссору с друла. Зато Крамской гом? Большинство прекрасно помнил, помнит то, что очень как выбежал одпонравилось или удинажды на крыльцо вило, обрадовало или и остановился, понапугало, словом, неражённый каким-то что необычное, поразивстранным красновашее. Дни, похожие друг тым сумраком. Мычана друга, стираются в пали коровы, подвывали мяти, а особенное остается. собаки. Ване стало страшУ каждого — свое. но. Он уже хотел вернуться И. Крамской. И очень редко встретишь чев дом, но тут вышла мать, ещё Автопортрет ловека, для которого самыми несколько человек. Все смотреяркими впечатлениями детства ли на небо. Ваня тоже поднял остались на всю жизнь деревья, тра- голову, но ничего не увидел — мешали ва, солнце, точнее, первое знакомство с перила крыльца. Наконец он протиснулними. Однажды редактор журнала по- ся между взрослыми поближе к ступеньпросил Ивана Николаевича Крамского, кам и посмотрел наверх. Солнца не было. уже признанного художника, написать Вернее, не сиял с высоты тот радостный, немного о себе и поделиться первыми оранжево-ослепительный круг, который детскими впечатлениями, тем, что ему ему всегда так нравился. На небе светиособенно запомнилось. Задумался Иван лось только тонкое-тонкое кольцо, почти Николаевич, прикрыл глаза, и вдруг „с чёрное внутри. Стало темно, как ночью. поразительной ясностью“ предстали его Никогда прежде Ваня не видел ничего мысленному взору три разновременные подобного. Конечно, он не знал ещё слокартины. ва „затмение.“ Ничего не слышал об этом Вот он, совсем ещё малыш, едет куда- явлении природы. Просто было жутковато с мамой под вечер на низких санях и, то и очень интересно. Потому и осталось не отрываясь, смотрит на тонкие стволы в памяти. берез, отбрасывающие на блестящий обА вот почему ему запомнились самые леденелый снег длинные тени. Зрелище обычные картины природы: яркое солнзавораживает. Белые деревья и темные це, душистая трава, роса, ледок, белые полосы на снегу в закатных лучах хо- березы, темные тени от них? Ответ тольлодного зимнего солнца притягивают его ко один. Ваня Крамской от рождения взгляд и остаются в памяти навсегда. И был наделен тонкой, чувствительной, ещё остается ощущение чего-то приятно- восприимчивой к красоте натурой. го и грустного. Тогда он и сам ещё не понимал, что Потом возникает в воспоминаниях всё это, так остро увиденное, так чутко одно теплое солнечное утро. Ему уже три воспринятое им, есть красота и он впергода. Он несет через сад кому-то завтрак вые открывает её для себя. Он просто раи очень гордится поручением. А по обе- довался солнцу, траве, деревьям. Сердце им сторонам тропинки — трава, свежая, переполнялось то восторгом, то тихой пахучая. Трава выше Вани. Она всё вре- грустью. И неудивительно, что вскоре он мя бьет его легонько по лицу и осыпа- постиг ещё одно чудо — музыку и пеет брызгами. От прохладных прикосно- ние.

Справа от их дома стоял другой, где жила большая семья. Несколько молодых мужчин — братьев — собирались по вечерам в саду. Один из них играл на скрипке, другой — на флейте, остальные пели. Как только начинался такой вечерний концерт, Ваня, забыв обо всем, пробирался поближе к забору и замирал. Слушал. Особенно волшебными казались ему звуки флейты. И когда всё смолкало, он ещё долго стоял неподвижно. Флейта продолжала звучать в его душе. „Никогда лучшего артиста я потом не слышал, и никогда такого восторга, спирающего дыхание, в моей жизни в такой мере не повторялось,“ — говорил Иван Николаевич, уже будучи взрослым. а следующий день после каждого такого концерта, дождавшись, пока старшие разойдутся по делам, Ваня залезал на старую густую вишню, росшую в глубине сада, удобно усаживался на раздвоенном стволе, доставал из кармана гребенку, переложенную по зубцам бумагой, и начинал на ней играть. Ему казалось, что получается немножко похоже на флейту. Маленький, худенький, серьезный, он весь находился во власти этих простых звуков — ничего вокруг не слышал и не видел. Пробуждался только от сурового окрика матери, приказывающей немедленно слезть с дерева. То ли она боялась, что сын упадет, то ли её раздражала никчёмность этого занятия, но она всякий раз, сердясь, прогоняла его. Он слезал с вишни тихий, приунывший и никак не мог взять в толк, что же не нравится матери. Побродив немного по саду, Ваня отправлялся к погребу и приступал к очередному излюбленному занятию. Около погреба было много глины. Мягкая, податливая, она приятно холодила руки. Набрав большой комок, он долго мял его, так что глина становилась почти теплой, и начинал лепить. Лепил обычно одно и то же — казака, скачущего на лошади. Казаки и лошади получались разные. Самыми любимыми были фигурки, в которых удавалось передать движение. Сначала под его пальцами вырастал конь, несущийся во весь опор. Передние ноги выброшены вперёд, голова на гибкой шее чуть откинута назад. Установив коня на куче глины и полюбовавшись им, Ваня принимался за всадника. Хотелось сделать так, чтобы каждый сразу мог сказать, посмотрев на глиняного человечка, — это настоящий казак. Мальчик наряжал его в шаровары, надевал на голову высокую шапку, сажал на коня и пригибал к самой шее. Именно так скакали

казаки, которых он видел. Затем лепил копье и вставлял в руку всаднику. Внимательно оглядывал свое произведение, чуть подправлял в разных местах. Казак с копьем наперевес с каждым разом всё больше походил на настоящего. Это доставляло Ване искреннюю радость, так же как и мелодичные звуки, извлекаемые из гребенки. Он ещё не отдавал себе отчета в том, что, открыв красоту, постигнув её, сам стремится её воспроизвести. Не знал, что воспроизведение прекрасного, чем дарит нас жизнь, — это искусство. Он ещё не понимал, что стоит на пути к искусству. Он стремился к прекрасному подсознательно. Оно становилось потребностью Ваниной души. Родиться художником, наверно, нельзя. Родиться человеком с чуткой, тонкой, художественной душой, родиться с талантом можно. Это не значит, что такой человек непременно будет художником, музыкантом, артистом. Он может выбрать совсем другую профессию и просто любить искусство. И всё же у таких лю-

И. Крамской. Крестьянин с уздечкой

дей больше задатков, больше внутренних возможностей посвятить себя творчеству. Оно неудержимо влечет их с детства. Когда Ваня лепил казаков и наслаждался флейтой, ему было шесть-семь лет. Мальчик ещё не думал о том, кем станет, когда вырастет. Понемногу учился

Ф. Сычков. С гор. 1910

грамоте у одного из соседей-музыкантов. Первый год, самостоятельно выведенный им на печке по глине, — 1844. Ему особенно нравились эти две рядом стоящие четверки, и он старался их написать как можно ровнее и красивее. О живописи Ваня не думал, он вообще ещё не знал, что это такое, не видел ни одной картины. „Как рано появилось у меня влечение к живописи — не знаю,“ — ответил он много позже на вопрос редактора журнала. В их небольшом, но добротном одноэтажном доме, стоявшем в пригородной слободе Новой-Сотне, уездного городка Острогожска Воронежской губернии, в том 1844 году никто из обитателей не мог даже предположить, что Ваня станет со временем известным на всю Россию живописцем. Родители его, Николай Федорович и Настасья Ивановна Крамские, были людьми суровыми, вечно занятыми, к детям относились строго, лаской не баловали. Отец с утра уходил в городскую думу, где работал письмоводителем. Мать хлопотала по хозяйству. Старший брат, Михаил, работал вместе с отцом в думе писарем. Средний, Фёдор, готовился занять место учителя словесности в уездном Острогожском училище. На Ваню никто всерьёз тогда внимания не обращал и занятиями да играми его не интересовался. Маленький ещё, что с него взять. Пусть лепит глиняных человечков

да бегает с такими же мальцами. И Ваня играл с друзьями, становился бойчее, любил свою улицу, крайнюю к реке, но больше всего любил саму реку. реки было смешное название — Сосна. Почему её так назвали, никто объяснить не мог. И сосен-то поблизости почти не росло. Но к названию все привыкли, и оно никого не удивляло. Сосна так Сосна. А ещё её величали Тихой Сосной, так неспешно, спокойно текла она мимо острогожских берегов. В ней было приятно купаться, брызгаться. Но не меньше нравилось Ване смотреть на её мерное течение, сидя на высоком береговом откосе. От их дома до реки бегом всего несколько минут. Дом стоял посередине улицы. Десять домов направо да десять налево. Столько же на противоположной стороне. Напротив них большой богатый дом с огромным садом, не чета их. И прямо за ним — Сосна. Но через этот сад не пройти. Ване нужно было, выйдя из своих ворот, повернуть по улице направо и, обогнув сад, свернуть в проулок, ведший к реке. Заканчивался проулок большой пологой горой. С неё весело сбегать летом, но ещё лучше съезжать на санках зимой. Настоящих санок у Вани не было. Да и у большинства его друзей тоже. Но мальчишки не тужили. Откалывали льдины потолще, хорошенько обрабатывали их по краям, затем сверху вырубали сиде-

нье, оставляя спереди и сзади невысокие стенки, чтобы можно было упираться в них ногами и спиной. На вырубленное сиденье клали солому. Оставалось лишь сделать в передней стенке дырку, чтобы в неё продевать веревку. Это было посложнее, однако и тут нашёлся выход. То ли сами придумали, то ли кто-то подсказал воспользоваться солью. Щепотку соли насыпали на то место, где должно находиться отверстие, потом брали толстую соломину и медленно дули через неё на соль. Та въедалась в лёд, и через некоторое время получалась дырка. Делать ледовые санки было столь же интересно, как и кататься на них. И то и другое доставляло огромное удовольствие. Шума и веселья хоть отбавляй. Ваня хохотал вместе со всеми и носился как вихрь в своем ледяном экипаже. Управление им требовало большой ловкости, так как развивал он огромную скорость. С горы санки несли своего седока до середины замёрзшей Сосны, если только удавалось в них усидеть. Зимой вся мальчишечья жизнь сосредоточивалась здесь, в правом конце их улицы. Летом же немало времени Ваня с друзьями проводил на левом конце, где перед домом богатого купца была небольшая площадь. Там они играли в мяч, в свайку, пускали змея. Но время забав

подходило к концу. ачались занятия в Острогожском уездном училище. Ваня ждал их с нетерпением. Ему всё было интересно, всё хотелось узнать. По всем предметам он шёл первым учеником. Твёрдый характером, видно в мать — волевую суровую казачку, Ваня считал недостойным делать что-либо плохо. Каждый год заканчивал с похвальным листом. И в аттестате об окончании училища тоже стояли одни пятёрки. Как мечтал Ваня продолжить учение, поступить в гимназию! Ведь четыре класса уездного училища давали только начальные знания. Но мечта о гимназии осталась неосуществлённой. Умер отец. Средств на дальнейшее образование (было оно тогда платным) не хватало. Ване исполнилось 12 лет. Со смертью отца и окончанием училища кончилось детство.

Ирина Ненарокомова

А. Корзухин. Птичьи враги

каждого человека есть родственники и друзья. С ними он часто встречается, думает о них, заботится, помогает им, если нужно. Ведь мы по своей слабости не можем быть одинаково внимательны ко всем. Кто-то нам особенно близок, и Бог поручает нам заботиться о нем. Так и в жизни народов. Есть среди земных племен очень далекие и чуждые нам, русским, а есть и такие, с которыми мы крепко связаны. Сербский народ, наверное, один из самых близких нам на земле народов. Мы должны помнить о нем, знать и, если умеем, молиться. Сегодня мы расскажем вам, друзья, об одном из самых почитаемых сербских святых, князе Лазаре, и том времени, которое предшествовало его правлению. Нет в Сербии храма, где не было бы иконы или фрески с изображением князя Лазаря. Нет человека в Сербии — от мала до велика — кто не знал и не почитал бы этого славного имени. Для сербов он был и навсегда останется любящим отцом — строгим и милостивым.

как в зерне, заключалась будущая могущественная империя турок-оттоманов, которые разрушили Византию и обрекли на пятисотлетний плен балканских славян. Происходили эти турки от древнего тюркского племени, которое зародилось в степях Монголии и всю свою многовековую жизнь проводило в непрестанных войнах и походах. Вместе с огромным потоком кочевых народов, которые, как река в половодье, хлынули с востока на запад, шли турки от Байкала до Каспийского моря, потом южнее, к Индии, а дальше все западнее, через Персию к Малой Азии, где дряхлела Византия, завершая уже свою тысячелетнюю историю. С рождения турецкий воин приучен был к седлу и сабле, по первому звуку походной трубы послушно раскладывал или собирал он свой шатер, сидя на земле ел из общего котла скудную пищу, переносил с бесконечным терпением все трудности бродячей жизни, склонялся в суеверной молитве перед восходящим солнцем, с радушием и хлебосольством исполнял обязанности гостеприимства, с непримиримой жестокостью степного охотника убивал свои жертвы и так опустошал завоеванные страны, что трава не росла там, где ступала его нога. Ко времени правления в Сербии царя В 13 веке в горах Малой Азии ютились Душана турки уже завладели значительполуразбитые осколки сильного некогда ной частью Малой Азии. Византийская Сельджукского царства. Эмиром одной империя занимала теперь только кроиз таких кочевых орд был Осман. Под шечный уголок Балканского полуостроего началом жило не больше четырех- ва и не могла достойно отразить новых сот семей. В этом ничтожном племени, варваров. И в середине 14 века турки без труда перебрались в Европу. На двух плотах из бревен, соединенных ремнями и шкурами, наследный принц Сулейман переплыл Дарданеллы и захватил замок Тимбе, который служил воротами в Европу. Так турки открыли себе путь к европейским завоеваниям. И с этих пор реки крови полились в юго-восточной Европе. И Австрия, и Венгрия, и Италия, и Россия, не говоря уж о Сербии, Болгарии и

И осталась земля пустой

32 Рака с мощами св. князя Лазаря. Раваница

шло к Марице навстречу туркам. Рассказывают, что численность сербов превышала численность турок почти в десять раз. Вукашин был полон уверенности в победе и мало заботился о порядке в своих дружинах. Вечером, накануне боя, король пировал и веселился. Воины его, подражая своему воеводе, пили вино и беспечно пели песни. Крепким сном забылись сербские богатыри. Даже дозорные — и те дремали. Среди ночи набежали тучи и началась гроза. И в это самое время турки ворвались в лагерь. Среди сербов поднялась невообразимая суматоха. Хлестал сильный дождь, под ужасный гром вспыхивали молнии, и в свете их сверкали окровавленные турецкие сабли. Лошади сорвались с места, многие шатры упали на только что проснувшихся вои-

Греции, сложили много жизней под кривой турецкой саблей. Впервые со своими будущими поработителями сербы столкнулись в 1348 году. Было это недалеко от западных границ Душанова царства на реке Марице. Турки пришли на бой вместе с греческим вельможей Катакузином, который боролся за власть с законным наследником византийского престола Иоанном. На стороне Иоанна были болгары и сербы, на стороне Катакузина - турки. Страшным врагом оказались турки. Катакузин вышел победителем в битве. Много сербов осталось на поле боя, много попало в плен к будущим жестоким завоевателям. Второе, ещё более кровавое, столкновение произошло в 1371 году на той же реке Марице. В то время турки уже прочно утвердились на европейском берегу Мраморного моря. Тогда властвовал над сербами нечестивый король Вукашин. Впрочем, ему не очень подчинялись другие князья, и в народе не любили его за хищный и жестокий нрав. Тем более что ему приписывали таинственное убийство последнего царя. Все же Вукашину удалось собрать многочисленное войско, которое вы-

Монастырь Раваница

нов, и они, не успевая ничего сообразить, становились добычей жестоких янычар. Сербы схватились за оружие и стали сражаться вслепую, часто убивая своих же братьев. Когда над рекою взошло солнце, воды Марицы были словно пополам с кровью, и до самого полудня несла река шлемы и коней воинов. От сербского войска ничего почти не осталось, а Вукашин был убит своим же слугою во время трусливого бегства. Наступила для Сербии горькая година. К безвластью и турецкому нашествию присоединился ещё и голод, которого давно не видала сербская земля. Древний летописец с сердечной болью описывает то время: „Турки рассеялись и полетели по земле, как птицы по воздуху, и одних из христиан они закалывали мечом, других отводили в рабство, а третьи умирали от голода, потому что повсюду наступил такой голод, какого не было от сотворения мира, и, дай Бог, чтобы никогда не было в другой раз. А на тех, кто спасся от голода и смерти, наступали, попущением Божиим, волки, которые во множестве расплодились тогда в лесах. Увы, жалостно было видеть это. Осталась земля совершенно пустой, без людей, без животных, без всякого рода, и не было ни князя, ни вождя, ни наставника между людьми, и некому было спасти и избавить. Все исполнилось страха мусульманского, и сердца храбрых и мужественных людей обратились в самые слабые женские сердца. В то время умерло и племя сербских государей, а именно седьмое колено. И тогда поистине живые завидовали тем, кто умер раньше их, и, поверьте мне, никто не может достойно описать пером все бывшие ужасы». Бывают в истории такие времена, когда нарушается вдруг обычный ход жизни. Только что мирно качали матери колыбельки, отцы пахали землю и пасли стада, резвились ребятишки под ясным небом. Казалось, вечной будет эта спокойная жизнь, но зло, которое живет в нашем мире, постепенно копится, недобрые люди замышляют преступления, добрые оказываются слишком ленивы-

ми и бездеятельными, и в одно мгновение будто прорывает плотину: злоба и ненависть мутной рекою заливают землю, и разбивается наша тихая жизнь на тысячи осколков.

Построй Раваницу из крепкого серого камня

Князь Лазарь, княгиня Милица с семьёй

Когда не стало в Сербии государя и замутилась Сербская земля, милостью Божией дан был Сербии новый владыка — милостивый и строгий князь Лазарь, который привлек к себе народные сердца и собрал наследие дома сербских государей Неманичей, чтобы вступить в последний бой с врагами христианского мира. Он отдал все свои силы на собирание родной земли и примирение властелей (так называли правителей небольших областей). В юности служил он при дворе царя Душана. Тот любил своего верного слугу и отдал за него знатную девушку Милицу из рода Вукана, старшего сына Немани. Князь владел Рашкой, самым сердцем Сербии, здесь родилось Сербское

королевство. Своих дочерей Лазарь отдал замуж за двух крупных владетелей южных и западных сербских земель, так что тамошние жители считали себя его подданными. Он заключил мир с боснийским баном Тврдко, которому передал корону Неманичей, потому что сам не дерзал величаться высоким титулом. Он так и остался князем, так и жил в

скромном доме в Крушеваце с любимой женою Милицею, четырьмя дочерями и сыном Стефаном. В первые несколько лет правления князя Лазаря Сербия словно бы оправилась от темной смуты. И голод уже не так свирепствовал среди народа, властели не ссорились между собою и не обирали с жадностью простолюдинов, даже внешние враги приутихли. Казалось многим, что вернулись прежние счастливые времена. Сербы любили своего князя. Он славился гостеприимством и нищелюбием. Сотни простых людей собирались на княжеском дворе в голодные времена. А в праздник своей семьи, в день пророка Амоса, все просторное поле вокруг его дома уставлялось столами. Здесь после литургии и крестного хода, казалось, на-

род со всей страны усаживался пировать. Как и прежние сербские государи, строил Лазарь монастыри и церкви. Назывались они — задушбины, потому что в них вечно поминали тех, кто их создал. Любимой его постройкой был монастырь Раваница. Как-то раз сидел князь со своими воеводами за чашей вина, он толковал о том, что всякий правитель Сербии возводил на помин своей души чудные храмы. Преподобный Симеон - светлую Жичу, Владислав — славное Милешево, Стефан Дечанский — высокие Дечаны. — Что ж, и моей разве душе оставаться без помину? — сказал Лазарь. — Возведу я монастырь — стены из железа, двери из серебра, крыша из золота. Будут поминать меня люди сербские и дивиться красоте церковной. Что скажете на это братья? — Твоя воля, государь, дело ты задумал хорошее, — отозвались воеводы. Только одна княгиня Милица, жена Лазаря, опустила темные свои глаза и молчала. Князь глянул на жену. Она тихо поклонилась ему. — Прости меня, князь мой любимый, не мне, женщине глупой, учить храброго воина-юнака, но слыхала я, что в книгах древних, в тех, что хранятся во святых обителях, писано пророческое слово. Придут на землю нашу поганые полчища, разорят дома и обители, железо переплавят на мечи и сабли, серебро на конскую сбрую, а золото на украшения своим женам. Так не строй ты святую Раваницу из железа, серебра и золота, построй ее из крепкого серого камня, — не разрушить врагу такие стены, никогда не смолкнет там молитва... Тихо говорила княгиня, только князь и мог слышать ее ласковый голос. Тяжело ему стало на сердце. Страх смерти захватил холодом своим его душу. Неужели так близок последний час, когда придется дать ответ перед Богом, ответ за всю Сербию, за всякого обиженного и убогого. Да, близок враг, близка решительная битва... — Братья, я не буду строить Раваницу из железа, золота и серебра, я построю ее из голого камня. Не одолеть врагу каменную твердыню. До скончания мира будут молиться в ней черные монахи. Воеводы ничего не ответили. Они со страхом поглядели на Лазаря, потому что видели в его глазах кровавый отсвет будущих печальных событий. До сих пор ещё хранят память о своем князе стены Раваницы, поют священники и монахи в церкви Вознесения, и

молятся святому Лазарю простые сербы там, где некогда сам князь на будничной вечерней службе в самом темном уголке храма, никем не замечаемый, опускался на колени и просил Бога за свой мужественный и многоскорбный народ. Но турки тем временем все прочнее устраивались на Балканах. Поначалу они заняли самые восточные сербские земли, Сербия потеряла Македонию и почти все завоевания царя Душана, а к 1387 году был завоеван исконный сербский город Ниш, и враг встал у самых границ владений Лазаря. В этом же году у реки Топлицы сербская дружина под водительством Лазаря столкнулась с турецкими отрядами. Не ждал турецкий султан, что встретит серьезное сопротивление. До того, повсюду на Балканах, и в Болгарии, и в

Македонии, и в Эпире, ему стоило только побряцать оружием, и тут же трусливые воеводы склоняли перед ним колени. Но не таков был Лазарь, не таковы были его люди. Не жалея жизни, бились они за веру свою и свободу, летал над воинами княжеский стяг с золотым яблоком и святым крестом на алом полотнище, и турки дрогнули и побежали. На этот раз отстоял Лазарь свое отечество.

Монастырь Лазарица

Т.Воронин Продолжение следует