Журнал "Кораблик" №6 by Pafnuty_abbey

Пост в традиции Православной Церкви имеет очень важное значение. Он воспитывает в человеке волю, приучает к умеренности и воздержанию, наставляет в целомудрии Очень важно помнить, что телесный пост должен быть соединен с душевным. И дети, так же как и взрослые, должны в постные дни оберегать свои чувства от вредного влияния. Юное поколение, как правило, считает себя вполне взрослым и самостоятельным. Что ж, с этим можно и согласиться при условии, что вы докажете это самим делом. Страсти, как и добродетели, имеют такое свойство, что одна непременно влечет за собой и другую. Не приобретя с детства навыков борьбы со злом, что рождается в нас самих, человек взрослея, оказывается безоружным перед силами тьмы. Попробуйте в пост совсем отказаться от телевизора и компьютера. А вместо этого освободившееся время посвятить чтению „Житий Святых“, которые не только полезны для духовно крепнущей души, но и просто очень интересны.

Беседа о посте Марина Улыбышева...................................... 2 Святитель Макарий, преосвященный и чудный Алла Тагиева...4 Преподобный Иосиф Волоцкий Иеромонах Роман (Кропотов)... 8 Стихи............................................................................ 11 Живописец Истории Алла Тагиева.....................................12 Кому много дано, с того много спросится Маргарита Гаршина......18 Картофельная собака..................................................... 22 Завтрак для кабана, лося и их соседей Галина Крупина....... 28 Елена Робинзон Э. Гранстрем......................................... 32 Имя буквы.................................................................... 36 1

БЕСЕДА О ПОСТЕ Дорогие ребята! Наступило время Великого поста. И Церковь советуем нам обратить внимание на то, как мы питаемся: одну пищу предпочесть, а от другой отказаться. А почему? Для чего Господу нужно, чтобы

в какие-то дни мы ели одни продукты, а в другие не ели? Какой в этом смысл? И чем это одни продукты хуже (или лучше) других? Почему хлеб можно есть всегда, а мясо не всегда? Если всё дело в том, что Господь не хочет, чтобы мы убивали животных, то почему в дни поста нам запрещается пить молоко? В общем, вопросов для пытливых и любопытных возникает множество. Но все они становятся ясны только тогда, когда мы поймём одно — самое главное: для чего Господь вообще заповедовал нам поститься? А ведь эта заповедь самая-самая первейшая! Её дал первому человеку Господь

еще в раю. Он запретил людям вкушать плоды с одного дерева. Одного-единственного. Согласитесь, что это не так сложно. Ведь всё остальное было можно! И всё же Адам и Ева не устояли и нарушили эту заповедь. И случилась беда: сам человек и весь мир, в котором он жил, повредился. Человек стал смертен. Смертен физически и духовно. Тут же он отпал от Бога. Ведь Господь — есть жизнь и смерти в Нём нет места. А можно это как-то исправить? Можно ли вернуться к нашему Источнику Жизни и победить смерть? Да. Только сломать гораздо легче, чем починить сломанное. Теперь, чтобы восстановить наш мир с Богом и преодолеть смерть, нам нужно исполнять не одну, и не две заповеди, а гораздо больше… И одна из важнейших — пост. Потому что, постясь, мы учимся двум нужным вещам, без которых нам не вернуться в Царство Небесное. Первое — умению управлять собой и своими желаниями. Второе — умению слушаться Бога. Значит, если мы хотим спасти себя для вечной жизни, то начинать надо с поста. Хорошо, ребята, если вы соблюдаете пост из послушания родителям, но еще лучше, если вы примите такое решение сознательно, сами. Но вот тут опять возникает множество вопросов о качестве, о количестве пищи, употреблять её с маслом или без масла, как именно поститься детям и так далее… В продаже сейчас имеется множество брошюр с расписанием всего календарного года, с указаниями в какой день что можно есть. Вся проблема только в том, что даны эти указания по уставам древних монастырей. Но нельзя требовать одинаково поститься монаха и растущего подростка. Как опытный врач назначает лечение больному индивидуально, в зависимости от его организма, так и вопрос о соблюдении поста лучше всего решать индивидуально со своим духовником. Духовник должен принять во внимание и возраст, и здоровье, и духовные силы

каждого человека, и даже ситуацию в семье и школе. Но я сегодня вполне могу дать вам, ребята, некоторые рекомендации, которые помогут вам сориентироваться, как же нужно поститься. Прежде всего, есть еда, от которой во время поста можно отказаться совершенно безболезненно, то есть не только без вреда своему здоровью, а даже с пользой. Как вы думаете, что это такое? Ну, конечно же, так любимые детьми лакомства: конфеты, пирожные, торты… С огромной пользой для себя вы можете отказаться от газировок, пепси, чипсов… Святой Игнатий Брянчанинов говорил, что человеку очень важно сохранить естественное желание пищи и питья. А что значит — естественное? Это такое, которого достаточно для поддержания жизни и телесных сил. Вот что сказал святитель: „Естественное желание пищи выправляется простою трапезою и воздержанием от пресыщения и наслаждения пищею. Когда же желание сделается правильным, тогда оно удовлетворяется простою пищею“. Оказывается, что частое употребление лакомств портит естественный вкус. Вам кажется невкусной гречневая или пшённая каша? Вы бы предпочли на ужин шоколадный батончик? Значит, уже есть повод задуматься. Часто нас пугают, что от нехватки каких-то веществ в организме мы заболеем. Страхи эти ложные. В растительной пище

содержится практически всё, что нужно организму. Да мы же и не постимся постоянно. Разумное же воздержание в еде приносит человеку только бодрость и здоровье. Повторяю — разумное. Такой человек лёгок на подъём, скор на слышание. Вот что пишет о посте святитель: „Очищенный постом — смирен духом, целомудрен, скромен, молчалив, тонок по чувствам сердечным и мыслям, лёгок по телу, способен к духовным подвигам и способен к принятию Божественной благодати… „ А „сытое брюхо к ученью глухо“ — так говорили всегда на Руси наши мудрые предки. Но сытое брюхо глухо не только к ученью, но и к Богу. Через нарушение заповеди о посте человек потерял рай, а теперь через её соблюдение нам даётся возможность обрести его вновь, найти дорогу в Царство небесное. Поэтому не случайно святые называют пост основанием всех добродетелей! Марина Улыбышева

Святитель Макарий, преосвященный и чудный Солнце клонилось к закату, когда мальчик дошел до Калужской заставы. Ему пришлось идти пешком: денег на дорогу не было. Пройдя заставу, оглянулся. Москва лежала внизу, как на ладони. Но виделась нечетко, теряясь в дымке. Блеснула лента Москвыреки. Ярко горели купола двух новых кремлевских соборов. Где-то там, неразличимый в лабиринте улиц средневекового города, затерялся родной, опустевший теперь дом. Несчастье разом разрушило их семью. Умер отец, две младшие сестренки, маленький племянник-сыночек старшей сестры. Она и ее муж после этого ушли в монастырь. Монашеский постриг приняла и любимая дорогая матушка. Все вместе решили, что и его дорога — в монастырь. Но не только трагические семейные события были тому причиной: глубокое благочестие с раннего детства воспитывали родители. Мальчик вытер кулаком непрошенные слезы и зашагал дальше. Не успел сделать и дюжины шагов, как рядом остановилась подвода: „Далеко ли путь держишь, отрок?“ — „В Пафнутьев монастырь!“ „Так садись, почти до места довезем, там чуть пройдешь…“ Мальчик перекрестился: „Пресвятая Богородица, слава Тебе!“ Низко поклонился: „Благодарствую, добрый человек!“ — „Садись, садись! Как звать-то тебя?“ — „Михаил“. Нетрудно представить себе, как был счастлив отрок Михаил, когда после всех перенесенных горестей впервые зажег лампадку в монастырской келье. Даты первой половины жизни этого мальчика затеряются в почти пятивековой дали времен. А даты второй половины будут отмечены в летописях. Много позже историки вычислили, что родился он в 1482 году, а когда пришел в монастырь, было ему лет 12—13. В родной город — Москву он вернется через сорок семь лет Митрополитом Московским и всея Руси.

А. Васнецов. Москва конца 17 столетия. На рассвете у Воскресенских ворот

В Пафнутьевом монастыре он провел двадцать восемь лет. Ох, нелегким было монастырское житье, особенно первые годы, пока привык. Не высыпался, приходилось рано-рано вставать утром, чтобы поспеть к заутрене, весь день трудился, исполняя непростые послушания. Настоятелем монастыря при поступлении Михаила был игумен Арсений. Его имя запечатлено на большом монастырском колоколе, который отливали в 1488 году (во время революции семнадцатого года чудо-колокол разбили). Не удалось установить, когда юноша принял монашеский постриг, а небесным его покровителем стал великий

православный святой, аскет-пустынник преподобный Макарий Египетский. Инок Макарий много времени проводил в библиотеке монастыря. Уже тогда она была знаменита великолепным собранием рукописей „украшена многими книгами“. Кроме глубокого изучения богословия он занимался в монастырской иконописной мастерской, созданной после потрудившихся в обители знаменитых иконописцев Митрофана и Дионисия. Здесь было чему и у кого учиться. А в ризнице хранились иконы Андрея Рублева. И хотя у него дух захватывало от их небесной красоты, он пытался их копировать. Годы жизни, проведенные в Пафнутьевом монастыре стали бесценным сокровищем в жизни будущего святителя Макария. Именно здесь он стал одним из самых просвещенных людей древней Руси. Высокая духовность, образованность и таланты Макария были замечены. В феврале 1523 года он был возведен в архимандриты Лужецкого монастыря. Именно с этого времени имя Макария и даты его деяний появляются в русских летописях. Он недолго был архимандритом этой, одной из древнейших на Руси, обители. Всего четыре года. Но сколько он за это время успел! Построил ставший знаменитым собор и трапезную, основал Вкладную книгу монастыря, установил ежегодные поминовение почивших братии обители. Кроме того, историки считают, что здесь он начал работу над самым знаменитым ученым богословским своим трудом — составлением Четьих Миней.

В марте 1526 года преподобный Макарий получил почетный сан архипастыря Великого Новгорода и Пскова. В Московской Митрополии это — древнейшая епископская кафедра (утверждена еще в 992 году, вскоре после Крещения Руси). Здесь прославилось немало святых подвижников. Кроме того она была знаменита богатейшими книжными традициями. Далеко простирались новгородские земли. И, самое главное, Новгород не пострадал, как все остальные русские края, от нашествия Орды, поэтому здесь в неприкосновенности сохранялись древние храмы, иконы и рукописи. Шестнадцать лет трудился в Новгороде Макарий, не зная покоя ни днем, ни ночью. Он посылал миссионеров далеко на север — проповедовать христианство. Он организовал капитальную реставрацию и украшение интерьеров знаменитого новгородского храма святой Софии Премудрости Божией. При нем было построено тридцать четыре новых храма и обновлено много храмов обветшавших. Преподобный Макарий совершал богослужения и крестные ходы не только в Новгороде и Пскове, но и выезжал во многие города Руси. Не боялся заступаться перед великим князем за опальных. Совершал молебствия во время моровых поветрий и пожаров. Благословлял воинов на ратные подвиги. При нем и при его непосредственном участии был составлен Новгородский летописный свод. Здесь он закончил свой поистине титанический труд по со-

зданию двенадцати томов Великих Четьих Миней, которые вошли в историю под названием „Макарьевские“. Этой работе он отдал двадцать лет жизни. Сюда вошли тысячи житий святых, проповеди на праздники, труды богословов, сказания, послания русских князей и церковных деятелей. Владыка Макарий вносил богатые вклады во многие храмы и монастыри, причем это были не только деньги, но и драгоценные книги. Одна из них, самая знаменитая — Боровское Евангелие была вкладом в его родной, глубоко чтимый Пафнутьево-Боровский монастырь. …Едва забрезжил скудный зимний рассвет, как по свежему снегу, поспешая, из Новгорода выехал крепкий санный возок. Занавески были опущены. Более десяти всадников в черном сопровождали путешествующего. День-деньской ехали без остановок. Прерывались лишь на ночлег по ямским станциям. Под покровом темноты никто не видел выходящего из возка. Ужин в его комнату сопровождающие подавали сами. По утрам, лишь пропоет петух, все уже было готово, чтобы продолжить неблизкий путь. На дорогах — неспокойно, разбойнички пошаливали. Поэтому ехали, чутко прислушиваясь, не хрустнет ли ветка под неосторожной ногой. Не застрекочет ли потревоженная человеком сорока. Пришпоривали коней, въезжая в лес. Настороженно всматривались в каждый поворот: нет ли засады, не выскочит ли с гиканьем лихая ватага.

Прошла неделя. И вот все чаще нетерпеливая рука стала отодвигать плотные занавески возка, видимо, цель путешествия приближалась. Небольшой отряд ехал, утроив осторожность. Все хорошо помнили, что вчера рассказывал владыка. В этих местах до Касьянова оврага надо красться мышью, и только проехав это страшное место, можно было воспеть благодарственный псалом. В овраге путников поджидали совсем уж лютые налетчики, которые легко лишали не только кошельков, но и жизни. Однако Господь миловал, проехали и леденящий душу овраг. Дивная красота предстала пред очами путников. Из искрящегося морозного воздуха, розовеющего в лучах еще низкого зимнего солнца, как будто выплывая из темного соснового бора, появились седые стены и башни. На куполах собора и храмов ярко горели на солнце золотые кресты. Преосвященный Архиепископ Новгородский и Псковский прибыл в Боровский Пафнутьев монастырь. Сюда он привез сокровище, торопясь успеть ко дню Ангела — к 30 декабря. О приезде уже давно, грамотой был извещен настоятель монастыря. Как только чуткая стража на башнях заметила долгожданных гостей, путников вышел встречать игумен Пафнутий. Шел 1534 год. Пятьдесят семь лет уже минуло после преставления преподобного Пафнутия, Боровского чудотворца. Но по воле Божьей вновь монастырское стадо вел пастырь, названный его именем. Игумен радушно приветствовал приехавших, и все поспешили к заутрене…

Завершилась Литургия, но еще долго владыка Макарий молился коленпреклоненно в алтаре перед престолом. Встал, перекрестившись, вынул из шелкового плата сверкнувшую золотом и каменьями книгу и положил ее на престол. Это было святое Евангелие. Архиепископ Макарий привез его „на память своей души и своих родителей в вечный поминок“. Книги в это время еще продолжали оставаться редкостью. Ведь всего меньше века прошло, когда в Европе появилась первая печатная книга. До Руси печатное дело еще не дошло, в ходу были только рукописи. А труд переписчика был очень дорог: слишком много времени уходило на скрупулезное переписывание с оригинала. Задумывая вклад в родной монастырь, владыка Макарий уже представлял чудокнигу, полное Евангелие с мастерски выписанным текстом, прекрасными миниатюрами и роскошным переплетом. И в 1532 году десять лучших мастеров своего дела взялись за создание книги. Над книгой эта необыкновенная артель работала целый год.

Книга была Четвероевангелием-от четырех евангелистов — Матфея, Марка, Луки и Иоанна. Каждая часть напрестольного евангелия открывалась великолепной миниатюрой с их изображением. На каждой странице был нигде больше не повторяющийся орнамент, цветные арабески. Доски переплета были украшены окладом, кованным из позолоченного серебра с рельефным Распятием и декорирован драгоценными камнями и крупным жемчугом. Настоящим шедевром ювелирного искусства был даже фон: по поверхности серебряной обложки невидимо припаяна тончайшая, как паутинка проволочка, которая образует изящный орнамент. Какова дальнейшая судьба этой удивительной книги? Она была чудом сохранено братией монастыря и от „тушинского вора“, и от „загребущих рук французских“, но в 1925 году была изъята по указу революционных властей. Сейчас Макарьевское Евангелие хранится в отделе редких книг Государственного Исторического музея в Москве. Архиепископ Макарий в 1542 году стал Митрополитом Московским и всея Руси. Двадцать один год еще продолжится его святительское служение России. Он будет сдерживать неукротимый норов царя Иоанна Грозного, и при нем царь не учредит страшную опричнину. Он благословил Иоанна Грозного на завоевание Казанского и присоединение Астраханского ханства. Благословил строительство, а затем и освятил храм Покрова на рву на Красной площади, воздвигнутый в честь взятия Казани и впоследствии названный храмом Василия Блаженного. Именно святитель Макарий „открыл“ первопечатника Ивана Федорова, заметил его еще юношей, рукоположил во дьякона, заботился о его образовании. На свои личные деньги Митрополит выкупил пятьсот русских рабов, которых вернули на родину. Таким был преосвященный Макарий — великий первосвятитель, заступник и отец Земли Русской. Алла Тагиева

Ученики преподобного Пафнутия

Молитва — есть великий и бесценный дар Божий человеку. Какое счастье в молитве разговаривать с Самим Творцом! С детской доверчивостью и простотой обращаться к Небесному Отцу; знать, что Он слышит тебя, что Он смотрит на тебя, что Он любит тебя. Именно для того, чтобы вдали от мирских забот можно было вполне предаться этому сладчайшему занятию — молитве, и удалился преподобный отец наш Пафнутий в боровские леса. Он и не помышлял о том, что будет наставником многих душ ищущих спасения, ибо мысли такие не пригожи смиренному, ищущему уединения сердцу. Но неложно слово Божие: „Не может укрыться город, стоящий на верху горы“. И потянулся люд православный к преподобному старцу. Кто за советом, кто за благословением и молитвой, а кто и с крепким желанием подражать преподобному Пафнутию в подвигах самоотвержения и молитвы и вверить себя его мудрому руководству. В 1460 году 13 февраля пришел в Боровский монастырь один юноша. Будучи 20 лет от роду, он имел горячее желание навсегда остаться в обители и служить Господу. Звали его Иван Санин. Это и был будущий великий старец и игумен Волоцкий Иосиф. Не утаилась будущая судьба молодого юноши от духовного взора старца Пафнутия. „Этот юноша имеет духовную силу и создаст обитель не меньше нашей“, — пророчески произнес преподобный Пафнутий, что и исполнилось в будущем. В тот же день преподобный Пафнутий совершил над Иваном иноческий постриг, чем несказанно обрадовал его. В иночестве Иван получил имя Иосиф, в

честь ветхозаветного патриарха Иосифа Прекрасного. И пошел преподобный Иосиф узкой стезей иноческого жития ведущей в Царство Небесное. Пост, молитва, тяжелые монастырские послушания стали неотлучными друзьями и постоянными спутниками его жизни. Иосиф был крепок телом, и потому его определили сначала в поварню, а затем в пекарню. Работы было хоть отбавляй, так как кормилось в монастыре великое множество народа. Бывало, в голодные годы приходило в день до тысячи голодающих. Подвизался Иосиф и в монастырской больнице, где с любовью и кротостью ухаживал за больными. Обучившись еще в отроческом возрасте грамоте по Псалтири, преподобный Иосиф исполнял должность екклисиарха (ключарь церковный), занимаясь переписыванием книг. От этого развилась в нем большая образованность и начитанность, о чем и поныне говорят его писания. Отец Пафнутий приблизил Иосифа к себе и поручил управлять монастырем, следить за порядком, усматривая в нем своего приемника. Так в действительности и случилось. Сразу после блаженной кончины преподобного Пафнутия в 1477 году, великий князь Иоанн утвердил за преподобным Иосифом настоятельство в Боровском монастыре, а митрополит Геронтий возвел его в сан игумена. Но не сложилась жизнь у отца Иосифа в Боровском монастыре. Было ему по сердцу житие общежительное, но братия воспротивилась решению нового игумена ввести общежительный устав. Тогда преподобный положил в сердце своем создать свою обитель с общим житием. Но перед этим он предпринял паломническое путешествие по другим обителям, чтобы ознакомиться с их уставами и избрать себе тот, который приглянется. Был он в Кирилло-Белоезерской обители, у Макария Калязинского, так же в Тверском Свенском монастыре. После этого преподобный Иосиф вернулся в Боровск. Но, поняв, что братия решительно не же-

лает изменения устава, он с несколькими единодушными братиями. уже навсегда оставил обитель преподобного Пафнутия. Место для новой обители было явлено чудесным образом Самим Богом. Однажды страшный вихрь вырвал из земли вековые сосны и далеко раскидал их. Таким образом получилась живописная полянка, которая полюбилась преподобному Иосифу. А через несколько дней, молния, блеснувшая среди ясного дня, словно указывая место, ударила в землю. Туда братия водрузили Животворящий Крест. Это был 1479 год, который считается годом основания обители. Постепенно, с помощью Божией, вырос на этом месте монастырь с деревянной церковью, освященною в честь Успения Божией Матери, и жилыми постройками. Преподобный Иосиф вырыл неподалеку колодец, над которым впоследствии воздвигли часовню. Монастырь свой он устроил по примеру Кириллова монастыря со строгим общежительным уставом. Все у братии было общее: одежда, обувь, пища. Все обязательно трудились на послушаниях и по первому удару в било собирались в церковь на совместную молитву. „Согласно уставу, вся братия делилась на старшую и меньшую. Новоначальные монахи подчинялись старцам, из которых выбирались 10 соборных старцев, на которых лежала ответственность за управление монастырем“. Во главе стоял игумен, в его отсутствие все дела справлялись келарем и казначеем. Несмотря на строгость жития, преподобного Иосифа никогда не видели дряхлым или изнемогшим. Напротив, был он всегда бодр и светел, давал братии мудрые советы и своей молитвой укреплял их на духовном поприще. Был преподобный „совершенным представителем

русского идеала красоты: лицом уподоблялся древнему Иосифу (Прекрасному), с темно-русыми волосами, с округленной, не слишком длинной бородой“. Благолепие и светлость его внешнего вида были отображением его внутренней нетленной красоты кроткого и молчаливого духа, которая драгоценна пред Богом. Очень любил преподобный Иосиф помогать нуждающимся. Если кто из простолюдинов имел нужду в семенах для посева, лишался домашнего скота или ломал орудие труда, либо имел другую нужду, — преподобный Иосиф выдавал им все необходимое и никого не отпускал с пустыми руками. Далеко расходилась слава о мудром и добродетельном игумене Волоцком и привлекала к нему скорбящие и сомневающиеся души. Князь Волоколамский Борис часто посещал преподобного, открывая ему свою душу, и руководствовался в своей жизни его духовными наставлениями. Многие бояре и вельможи избирали преподобного Иосифа своим духовным отцом и почитали за счастье для себя побеседовать с ним на пользу души. Обитель между тем возрастала, число братии доходило уже до 100 человек. Малая деревянная церковь не вмещала всех. Тогда в 1485 году, на большие пожертвования, был воздвигнут каменный храм, а через три года, в 1488 году,

был расписан учениками преподобного Пафнутия, старцами: Паисием, Досифеем, Вассианом и Дионисием. Так сбылось предсказание преподобного Пафнутия, которое он изрек при постриге юного Иосифа: он действительно основал святую обитель, из которой день и ночь воссылались славословия Богу. В то время появилась так называемая „ересь жидовствующих“. которая распространялась подобно заразе по Русской земле. Еретики явно ругались вере православной, порочили догматы Православия, отвергали святые иконы, жгли священные книги и производили еще много беспорядков в Церкви. В эту губительную ересь был вовлечен не только простой люд, но и представители священноначалия. Даже Московский Митрополит Зосима принял сторону еретиков. Преподобный Иосиф, как истинный сын Православной Церкви, воспитанный своим духов-

ным наставником в догматах истинной веры, первый возвысил свой голос против ереси. Он составил 16 обличительных слов против еретического учения. Впоследствии, собранные вместе эти слова получили название „Просветитель“, который считается первым богословским сочинением Древней Руси. Преподобный видел великую опасность для Православия от этой ереси, а потому призывал к суровым мерам против еретиков. К концу жизни преподобный Иосиф часто болел. У него сильно ослабло зрение, так что он совсем не мог читать и едва видел. По болезни он не мог даже ходить, и братия носила его в храм, где он в уединении слушал церковную службу. Незадолго до смерти преподобный принял великую схиму. По его просьбе братия избрали себе нового игумена Даниила, будущего митрополита, с которым преподобный Иосиф много беседовал о том, как ему справлять игуменскую должность. 9 сентября 1515 года причастившись накануне Святых Тайн, во время утрени, при пении Великого славословия, преподобный предал дух свой Богу, прожив 76 лет от роду. Московским Собором 1578 года, преподобный Иосиф Волоколамский был причислен к лику святых и ему установлено совершать память, как местночтимому святому. А Собор 1591 года установил праздновать ему память повсеместно. И теперь, предстоя вместе со своим духовным наставником преподобным Пафнутием престолу Божию, он умоляет Всевышнего Творца даровать нам и в этой жизни все потребное и в будущей не лишить нас Царствия Небесного. Иеромонах Роман (Кропотов)

Стихи Прозрение В этой жизни каждая слезинка Станет каплей солнечной росы, Славят Бога горы и пылинка, И во всем – Отец, и Дух, и Сын. Не напрасен скорбный путь России, Хоть что будет – нам не угадать; С нами Бог. Иного нет мессии. Нам же – только б в вере устоять. Устоять. Не выдать. Не согнуться. Выбрать крест спасенья во Христе. С испытаньем нам не разминуться: Воин – со щитом иль на щите. А быть может, все и обойдется… Только ровный путь – все тот же бой. Потому что верным остается Только тот, кто справился с собой.

Моление о Чаше Благоуханная ночь. Тихая светит луна. Слышно, как птицы поют, Только в саду тишина. Птицы не смеют воспеть, Внемлет молитве весь сад, Внемлют деревья и твердь; Только апостолы спят. Молится тихо Господь В поте лица Своего, Просит, чтоб Чаша сия Все ж миновала Его… «Впрочем, да будет на всё Воля святая Твоя…» Капает кровь на Лицо, Внемлет молитве земля.

Скоро придёт ученик… «Радуйся – скажет – Равви!» Вскоре затем зазвучат Страшные крики – « Распни!» Спит человеческий род. А в Гефсиманском саду Молит о Чаше Господь С ликом в кровавом поту.

Образ Страстной Богоматери Не сводит глаз с орудий пыток — Судьбы своей Младенец Твой И, словно требуя защиты, За Мать хватается рукой. Но Ты, смиряясь благодатно, И веря в Божью правоту, Несёшь Младенца невозвратно Навстречу пыткам и кресту. <1931-1937> Вижу розы Богородицы В озареньи дня нездешнего, Мне — нечистому — доводится Подышать от вечно-вешнего. В сладком ветре лоб и волосы, И глаза блестят омытые, Где-то плещут звуки голоса, Тайные и позабытые. Дух мой жадно пьёт от вечности, Тает тело невесомое. Впредь не буду жить в беспечности, Обращу ТУДА лицо моё. <1919-1921>

***

Чистая Дева Мария, Всем Печальница грешным Ты, Пошли мне не мудрость змия, Но детский талант простоты. <1919-1921>

Мир русского искусства

Æèâîïèñåö èñòîðèè

асилий Иванович Суриков был величайшим историческим живописцем в русском и мировом искусстве. Его современники просто изумлялись тому, как он воссоздавал подлинную старину. В своих воспоминаниях они писали, что им казалось будто Суриков „…был действительным современником запечатленных им и Ермака, и Стеньки Разина, и боярыни Морозовой, и

ременника изображенных им событий“. Ближе всех к разгадке дарования Сурикова оказался поэт Максимилиан Волошин, который сформулировал свое открытие так: „В творчестве и личности Василия Ивановича Сурикова русская жизнь осуществила изумительный парадокс: к нам в девятнадцатый век она привела художника, детство и юность которого прошли в 16 и в 17 веке русской истории“. Василий Иванович Суриков родился в Сибири, в городе Красноярске, 12(24) января 1848 года, в семье губернского регистратора. В этом году исполнилось сто шестьдесят лет со дня его рождения. Отец будущего знаменитого художника до отставки был казачьим офицером. Его предки по отцу и матери принадлежали к казачьим семьям — потомкам тех казаков, которые пришли некогда в Сибирь с Ермаком, да так навсегда там и осели. В роду Суриковых казаков было так много, что, как вспоминал Василий Иванович, „весь подпол нашего большого дома был завален старыми казачьими мундирами“. С ранних лет будущего художника окружала обстановка суровая: величественная природа Сибири, патриархальный семейный быт, овеянный преданиями старины, суровая действительность и люди с крепкими характерами. Суриков на всю жизнь запомнил поговорку: „Красноярцы сердцем яры“. Мальчику врезались в память не только подробности этого сурового быта, но и события, которые были живыми и яркими свидетельствами другой исторической эпохи: костры на сторожевых вышках, предупреждающие о набегах „инородческих племен“, еще кочевавших в сибирских краях, выбитый стрелою (это уже в 19 веке!) глаз у прадеда, настоящее кремневое ружье, с которым он учился охотиться, слюдяные оконца в избах. Василий Иванович вспоминал, что в Торгошинской станице, откуда была родом его мать, „самый воздух казался старинным“. В его памяти навсегда остались встречи Портрет Ольги Суриковой дочери художника с медведем в лесу, масленичная игра Меньшикова“. И. Е. Репин оставил такую в снежные городки, кулачные бои, жутзапись: „Сурикова я воспринимал, как кая встреча с разбойником на дороге, ког„древнего-предревнего человека — сов- да мальчика спасла только находчивость

его матери, купание в Енисее, увлекшись, он заплыл далеко и, не справившись с быстрым течением, оказался под бревнами плота. Так проходило его детство — типично для житья в суровом крае — между большой дорогой, могучей рекой и лесной глухоманью. Это была настоящая еще допетровская старина, заброшенная „живьем“ в середину 19 века. Здесь и совершалась та таинственная работа „подготовки души“, которая оказалась потом так необходима Сурикову для его казавшихся невероятными художественными „провидениями“ в исторической живописи. Художник считал: „Идеалы исторических типов воспитала во мне Сибирь с детства. Она же дала мне дух, силу и здоровье“. же тогда у него появилась способность „многое заметить и запомнить глазом“. Запомнил, когда чуть не утонул, „как зеленые струйки бежали в просвете между бревнами“, запомнил, что при встрече с медведем, когда все сверстники пустились бежать, он успел таки заметить, как смешно медведь съезжал с обрыва: сел на зад, прижал к груди передние лапы, скорчился да и поехал по песчаному откосу вниз. Все эти мелочи навсегда оставались в его памяти, но, когда было нужно, как живые представали перед глазами, помогая добиваться потом в картинах большой достоверности. В красноярском училище, в котором учился мальчик, его способности заметил учитель рисования Гребнев. В Красноярск он приехал из Москвы после окончания Училища живописи и ваяния. Он уделял много внимания способному ученику: рассказывал ему о великих мастерах русского искусства, об Академии художеств, об Эрмитаже, научил технике работы акварелью, брал его с собой, когда работал на пленэре — писал пейзажи. Вместе с учителем Василий рисовал виды Красноярска с окрестных гор. Гребнев нашел способ рассказать о талантливом мальчике красноярскому губернатору. И в далеком 1867 году красноярский губернатор П. Н. Замятин послал письмо в Петербургскую Академию художеств с просьбой принять на учебу способного юношу. К письму были приложены и рисунки Василия. Из Петербурга пришел вызов.

В конце 1868 года Суриков отправился в столицу. Железной дороги до Петербурга тогда еще не было, пришлось морозной

Автопортрет

сибирской зимой добираться на лошадях. К своему „рыбному обозу“, отправляемому в Петербург, юношу пристроил городской голова Кузнецов. Суриков замерзал в своем тулупчике. Вот уж, действительно, „это многих славный путь!“ В больших городах приходилось останавливаться, чтобы дать отдых лошадям, но это было даже хорошо, потому что дало Сурикову возможность осмотреть поразившие его Казань, Нижний Новгород и, конечно, Москву. Пожалуй, именно тогда Суриков полюбил Москву навсегда. Почти через три месяца добрался он до Петербурга. И тут его ждало первое разочарование. Для поступления в Академию он был подготовлен недостаточно: не мог рисовать с гипсов. А именно гипсовую голову ставили в Академии на вступительном экзамене, чтобы желающие учиться показали свои способности и умение правильно „построить“ рисунок, передать

14 „Взятие снежного городка“ (фрагмент)

объем, фактуру гипса и блеснуть мастерской штриховкой. Но то, что для другого было бы катастрофой, Суриков преодолел за три месяца занятий в школе Общества поощрения художников. Уже в августе он успешно сдал вступительный экзамен. Из всех академических дисциплин он предпочитал создание композиций для многофигурных картин. Он так этим увлекался, что сокурсники прозвали его „композитором“. Через год молодой академический действительный слушатель создал свою первую картину „Вид памятника Петру первому на Сенатской площади“. Эта картина была навеяна первым впечатлением от столицы, поразившей юного провинциала своей строгой красотой. И пришел первый серьезный успех: картину сразу же купил земляк — тот самый городской голова и золотопромышленник Кузнецов. Авторскую копию тут же заказал Русский музей. акончил Академию Василий Иванович в 1875 году. За его дипломную работу „Апостол Павел объясняет догмат веры в присутствии царя Агриппы и его сестры Вероники“ он должен был получить Большую золотую медаль и заграничную командировку. Но до сих пор не понятно, по каким причинам он не получил заслужен-

ной награды, помешали какие-то бесконечные бюрократические проволочки. В это время Суриков получил заказ на большие картины, изображающие первые четыре Вселенских собора христианской церкви. Эти огромные панно были предназначены для храма Христа Спасителя в Москве. Поэтому в 1877 году молодой художник переехал в первопре-

стольную. Он прекрасно справился с почетным заказом, его наградили Золотой медалью и орденом Святой Анны третьей степени. К сожалению, эти полотна не уцелели, они погибли, когда большевики взорвали храм. Москвой Суриков был очарован. Каждый архитектурный памятник вызывал исторические образы прошлого, и перед Василием Ивановичем, как живые, возникали события и лица русской истории. „Приехав в Москву, этот центр народной жизни, я сразу стал на свой путь“, — так впоследствии он вспоминал об этом. В 1878 году он без чьей либо материальной помощи, на свой страх и риск, начал писать картину „Утро стрелецкой казни“. Художник изобразил трагические события 1698 года. Петр первый казнил взбунтовавшихся стрельцов — сторонников царевны Софьи. Создавая эту картину, Суриков впервые явил то, что составило потом суть его живописи: изображение русского народа в исторической стихии, яркие характеры, героические национальные типы. Эти образы достигают у него никем не превзойденной силы.

Художник писал множество эскизов, без устали искал нужные типажи. Сделал множество колористических открытий. Картина была впервые показана на IX передвижной выставке в марте 1881 года. Кто лучше, чем великий И. Е. Репин смог бы рассказать о впечатлении, произведенном картиной. Илья Ефимович писал П. М. Третьякову: „Картина Сурикова делает впечатление неотразимое, глубокое, на всех. Все в один голос высказывают готовность дать ей самое лучшее место; у всех написано на лицах, что она наша гордость на этой выставке. Могучая картина!“ сторики искусств давно заметили, что многие художники перед созданием большой, очень важной для них картины, как бы берут разбег, создавая что-то еще не решающее основной овладевшей ими задачей. Так и Василий Иванович написал сначала небольшую по размерам и всего с четырьмя фигурами героев в маленьком тесном помещении картину „Меньшиков в Березове“. Меньшиков был любимцем Петра Первого, первым помощником и доверенным лицом. В кон-

Меньшиков в Березове

Покарение Сибири Ермаком. Фрагмент

це концов, именно Меньшиков „заведывал“ пробитым Петром „окном в Европу“, будучи генерал-губернатором Петербурга. Но после смерти Петра Меньшикова лишили всех должностей, конфисковали его богатства и отправили на вечную ссылку на самый север Сибири — в Березово. По дороге, в Казани, умерла его жена. И оказался сподвижник Петра, человек государственного ума и вершитель больших государственных дел, в жалкой холодной избушке со своими тремя детьми, лишенными будущего. Печать одиночества и угнетающего бесслия лежит на могучей фигуре Меньшикова. Интересно, что Суриков не стал писать Меньшикова просто по своему воображению, он после долгих поисков нашел у потомков легендарного фавори-

та скульптурный бюст, его портреты и портреты членов его семьи. И только потом стал искать натурщиков для работы. Меньшикова художник написал со своих эскизов и этюдов старого сурового учителя математики, для создания образа болезненной хрупкой красавицы — старшей дочери (когда-то царской невесты Петра II) художнику позировала его жена. Н. В. Гоголь, увидев картину, написал о ней: „Суриков проявил шекспировское искусство, развивая такие характеры“. После показа картины на 11 Передвижной выставке в Петербурге она была приобретена П. М. Третьяковым для его знаменитой галереи. Алла Тагиева (Продолжение в следующем номере)

Как воспитывали русского дворянина

Кому много дано, с того много спросится

нашей семье всегда с удовольствием ожидали встречи с Николаем Михайловичем. Это был уже очень пожилой человек, замечательный ученый и писатель, автор замечательных книг по истории древнерусского искусства. Наша бабушка работала на телевидении, и вместе с Николаем Михайловичем они подготовили цикл передач по его книгам. Выезжали в разные города, где находились выдающиеся памятники архитектуры и музеи, и за время работы подружились. Потом и он приходил к нам в гости, и мы все бывали у него дома, где его жена угощала нас вкуснейшими голубцами. Ожидая прихода Николая Михайловича, бабушка и мама старались красиво накрыть стол, обязательно с накрахмаленной белой скатертью и со свечами. Вынимались фамильные, еще прабабушкины серебряные столовые приборы. Нам с сестричкой нравилось наблюдать, как красиво наш гость ест и ведет себя

А. Корзухин. Разлука

за столом. Николай Михайлович был замечательным рассказчиком. Он говорил о древнерусском искусстве, о прекрасной русской белокаменной архитектуре так, что даже мы с сестрой, учившиеся еще в начальных классах, все понимали, восхищались тем, что так искусно создавали русские мастера. Мы всегда ждали продолжения его рассказов и очень хотели когда-нибудь все это сами увидеть: белокаменные храмы, чудные росписи, знаменитые иконы. Удивляло нас и то, что среди всех серьезных разговоров и его увлекательных лекций, он успевал и нас расспросить о наших делах, о школьных новостях, о том, как поживают наши друзья, о том, что мы читаем. Он каким-то образом успевал уделять внимание всем членам нашей семьи, всех выслушать, похвалить и высказать

и не были так требовательны, как ты с нами!“—„Ну нет, мы-то как раз вас балуем, там все было гораздо строже“. иколай Михайлович мне казался величественным мамонтом, единственным уцелевшим осколком исчезнувшего грандиозного мира. Это было прошлое нашей Родины и поэтому меня очень интересовало. Специальной литературы о дворянском воспитании еще не написано, но я, читая русских классиков, мемуары тех лет и рассматривая портреты работы художников 18-19 веков, старалась найти свидетельства именно этого воспитания. Несомненно оно придавало тем людям их особенное, забытое обаяние, которому мы даже подражать не в силах. Так все же как и чему их учили? Вот авторитетное мнение самого А. С. Пушкина: „Чему учится дворянство? Независимости, храбрости, благородству (чести вообще). Не суть ли сии качества природные? В какой-то степени. Но образ жизни может их развить, усилить — или

Ф. Тулов. Портрет мальчика в мундире гимназиста

свое дружеское участие. После его ухода у всех еще долго оставалось ощущение его тепла и доброты. Мы вспоминали его рассказы, образные словечки и обороты речи, которые не забывались. Бабушка тоже разделяла наше восхищение и говорила, что слова у Николая Михайловича меткие, как стрелы Робин Гуда. Конечно, Николай Михайлович отличался от многих людей. Но чем? Тем, что был уже таким пожилым? Или тем, что так много знал всего интересного? Да нет, он отличался вообще всем! Еще в самом начале нашего знакомства с ним мы допытывались у бабушки, в чем его секрет, почему с ним так хорошо, интересно и просто. Ее ответ нас просто поразил. Оказалось, что Николай Михайлович — самый настоящий князь, история его рода насчитывала много столетий, а фамилия предков хорошо знакома всем по русской истории. Он был князь Голицын. Его предкам посвящена в энциклопедическом словаре целая страница. Среди них был и дядька-воспитатель Петра Первого, и фельдмаршалы, и адмиралы, и претенденты на русский престол, и обер-прокурор Синода, даже последний председатель Совета Министров царского правительства тоже был из рода Голицыных. Мы не сдавались: „А причем тут предки?“— „Все дело в воспитании. В русских дворянских семьях была своя особая система воспитания детей“. „О, наверное их баловали И.Крамской. Портрет Сергея Крамского, сына художника

задушить. Нужны ли они в народе, также, как, например, трудолюбие? Нужны, ибо они охрана трудолюбивого класса“. Известный юрист и историк К. Д. Кавелин считал, что поколение людей эпохи императора Александра I „всегда будет служить ярким образцом того, какие люди могут вырабатываться в России при благоприятных обстоятельствах“. Ученые умы, философы и просветители тех лет считали, что в будущем в России сгладятся возможности и неравенство в разных слоях общества, и дворянская культура станет достоянием всех сословий, которые получат ее как законное наследство для всех граждан России XX века. Но, как известно, революционеры повели страну совершенно другим путем, кровавым и трагическим. Образ жизни, правила при-

И. Шульц. Дворец великой княгини Марии Николаевны

личия, стиль отношений, культура речи оказались еще более хрупкими ценностями, чем искусство и литература, например, которые было возможно сохранить (и то с трудом) в музеях и библиотеках. К тому же, вполне вероятно, высокий стиль человеческих отношений весьма осознанно выкорчевывался новой властью. етей дворян с детства готовили к государственной службе, в том числе и к военной. А это предполагало определенную и физическую и моральную закалку. Поэтому, как правило, и обстановка в детских

Д 20

комнатах была более, чем скромной: никаких пуховых перин и матрасов, никакого шелка, и режим дня выполнялся строго (ранний подъем, физические упражнения, верховая езда, фехтование, плавание, шесть часов занятий в классах). Относительно свободно детишки чувствовали себя лишь до шести лет, пока за ними смотрели няни, которые, конечно, были только ласковы и добры к своим воспитанникам. Вероятно поэтому сохранилось так много трогательных воспоминаний о нянях, часто навсегда остававшихся жить в доме своих бывших воспитанников. Самый известный пример — долгие годы привязанности и любви к своей няне А. С. Пушкина. Потом дело воспитания переходило в руки гувернеров и учителей. Повыша-

лась требовательность, неукоснительно соблюдалась дисциплина, шла закалка воли, воспитывалось трудолюбие и вырабатывалось чувство долга. Обязательным было тщательное изучение правил этикета, поведения в обществе, умения своим поведениям не вызывать неодобрения другими людьми, не причинять им неудобства. В числе общеобразовательных предметов было и изучение нескольких языков, в первую очередь французского, на котором говорили и в светском обществе, и дома, и в заграничных поездках.

да отмечали не дни рождений, а день Ангела. ак же с самых ранних лет дети понимали, что Государь — Помазанник Божий, отец всем подданным. Поэтому было так естественно чувство безграничной любви, преданности царскому дому. Правило „служить верно“ входило в кодекс дворянской чести, было нравственным законом. Таким же было правило: „Кому много дано, с того много спросится“. Не просто, само собой, возникало и особое чувство к свой Родине, к своему Отечеству. Большое внимание уделялось изучению истории России, военной истории, особой роли России в мировой истории. Воспитывалось сознание того, что на любом поприще д`олжно стремится принести больше пользы Отечеству. Несоответствие этим идеалам воспринималось как поведение недостойное, заслуживающее общественного порицания. Неизвестный художСовременная педагогика считает, что ник. Портрет Зинаи„дворянское воспитание“ не было наД е т я м ды Юсуповой стоящей педагогической системой внушалось, что не материальное с разработанными методиками. Виблагосостояние формирует нравсдимо, это был прежде всего образ твенный облик человека, а урожизни, этические и моральные норвень этических требований. С мы, которые усваивались детьми этой точки зрения мне кажутне только сознательно, но и бесся очень убедительными стросознательно — как привычка, ки из воспоминаний княгини привыкание, даже подражание. Е. Мещерской: „Рожденные в Дети росли и воспитывались, впитывая роскоши, слыша с детства со всех стоте нравственные нормы, которые давали рон разговоры о нашем богатстве, привыкши к большому штату слуг, вежли- устойчивые основания на всю жизнь. Маргарита Гаршина вых и предупредительных, благодаря нашим родителям и воспитателям ни у меня, ни у брата, ни у кого из моих сверстников не было в крови той иждивенческой психологии, которую так часто приходится встречать у современной молодежи“. звестно, что со словами „За Веру, Царя и Отечество!“ русские офицеры поднимали своих солдат в атаку в самые трудные минуты сражений. А это — cовсем не просто. Эти слова должны были звучать по-особому — искренне, идущими из глубины сердца. К тому, что это самые высокие слова, к тому, что за ними — самое святое: то, за что, не раздумывая, можно пожертвовать жизнью, — дворянских детей приучали с младых ногтей, всю жизнь. В каждом дворянском имении находился храм. При каждом дворце или доме была часовня. Церковные службы не пропускались никогда. Дети изучали „Закон Божий“, знали Библию, Евангелие, много молитв. Кстати, в дворянских домах всег-

21 Неизвестный художник. Портрет князя Н. Юсупова в детстве

Писатели России детям

К А РТ О Ф ЕЛЬ Н А Я С О БА К А Как только явилась в зимнем воздухе весенняя дымка, стал я собираться на этюды. Поехал в звенигород, поехал в Боровск. Пытался что-то рисовать, да не было в руках уверенности и счастья. А в воздухе зимнем явилась уже весна, и я всё ездил на этюды, надеясь, что хоть малый признак весны обнаружится в моих рисунках Особенная прозрачность, синеватая стеклянность в зимнем ещё, но уже весеннем мартовском городе Боровске. Глаза испытывают как будто неожиданное чудо, и нет большего счастья, как только лишь глядеть на заиндевелый бор над городом. Боровск для меня почему-то всегда — загадка и тот город, в котором я и не должен побывать, и вдруг — попалтаки. И с гордостью всегда говорю: — Был в Боровске. И жалею тех, кому так говорю, им-то, беднягам, это — недоступно. Усков Дядька мой, Аким Ильич Колыбин, работал сторожем картофельного склада на станции Томилино под Москвой. По своей картофельной должности держал он много собак. Порой на складе собиралось по пятьшесть псов, и каждый день Аким Ильич варил им чугун картошки. Летом вся эта свора бродила возле склада, пугая прохожих, а зимой псам больше нравилось лежать на теплой, преющей картошке.

Ребята, знакомы ли вы с книгами Юрия Коваля. Если до сих пор вы не читали ничего из его произведений, то сегодня вас ждет встреча с замечательным писателем. В книгах Юрия Коваля произведениях всегда одновременно существую и светлый юмор и печаль, как в это и бывает в нашей жизни. Одна из самых известных его книг „Недопесок“ — история молодого песца, убежавшего со зверофермы. Сегодня мы знакомим вас с его рассказом „Картофельная собака“. Весной и летом я жил неподалеку от Томилино на дачном садовом участке. Участок этот был маленький и пустой, и не было на нем ни сада, ни дачи — росли две елки, под которыми стоял сарай и самовар на пеньке. А вокруг, за глухими заборами, кипела настоящая дачная жизнь: цвели сады, дымились летние кухни, поскрипывали гамаки.

Аким Ильич часто наезжал ко мне в гости и всегда привозил картошки, которая к весне обрастала белыми усами. — Яблоки, а не картошка! — расхваливал он свой подарок.— Антоновка! Мы варили картошку, разводили самовар и подолгу сидели на бревнах, глядя, как между елками вырастает новое сизое и кудрявое дерево — самоварный дым. — Надо тебе собаку завести,— говорил Аким Ильич.— Одному скучно жить, а собака, Юра, это друг человека. С Тузиком я встретился в июле. Стояли теплые ночи, и я приноровился спать на траве, в мешке. Не в спальном мешке, а в обычном, из-под картошки. Он был сшит из прочного ноздреватого холста для самой, наверно, лучшей картошки сорта „лорх“. Почему-то на мешке написано было „Пичугин“. Мешок я, конечно, выстирал,

прежде чем в нем спать, но надпись отстирать не удалось. И вот я спал однажды под елками в мешке „Пичугин“. Уже наступило утро, солнце поднялось над садами и дачами, а я не просыпался, и снился мне нелепый сон. Будто какойто парикмахер намыливает мои щеки, чтоб побрить. Дело свое парикмахер делал слишком упорно, поэтому я и открыл глаза. Страшного увидел я „парикмахера“. Надо мной висела черная и лохматая собачья рожа с желтыми глазами и разинутой пастью, в которой видны были сахарные клыки. Высунув язык, пес этот облизывал мое лицо. Я закричал, вскочил было на ноги, но тут же упал, запутавшись в мешке, а на меня прыгал „парикмахер“ и ласково бил в грудь чугунными лапами.

— Это тебе подарок! — кричал откудато сбоку Аким Ильич.— Тузик звать! Никогда я так не плевался, как в то утро, и никогда не умывался так яростно. И пока я умывался, подарок — Тузик наскакивал на меня и выбил в конце концов мыло из рук. Он так радовался встрече, как будто мы и прежде были знакомы. — Посмотри-ка,— сказал Аким Ильич и таинственно, как фокусник, достал из кармана сырую картофелину. Он подбросил картофелину, а Тузик ловко поймал ее на лету и слопал прямо в кожуре. Крахмальный картофельный сок струился по его кавалерийским усам. Тузик был велик и черен. Усат, броваст, бородат. В этих зарослях горели два желтых неугасимых глаза и зияла вечно разинутая, мокрая, клыкастая пасть. Наводить ужас на людей — вот было главное его занятие. Наевшись картошки, Тузик ложился у калитки, подстерегая случайных прохожих. Издали заприметив прохожего, он таился в одуванчиках и в нужный момент выскакивал с чудовищным ревом. Когда же член дачного кооператива впадал в столбняк, Тузик радостно валился на землю и смеялся до слез, катаясь на спине.

Чтоб предостеречь прохожих, я решил приколотить к забору надпись: „Осторожно — злая собака“. Но подумал, что это слабо сказано, и так написал: ОСТОРОЖНО! КАРТОФЕЛЬНАЯ СОБАКА! Эти странные, таинственные слова настраивали на испуганный лад. Картофельная собака — вот ужас-то! В дачном поселке скоро прошел слух, что картофельная собака — штука опасная. — Дядь! — кричали издали ребятишки, когда я прогуливался с Тузиком.— А почему она картофельная? В ответ я доставал из кармана картофелину и кидал Тузику. Он ловко, как жонглер, ловил ее на лету и мигом разгрызал. Крахмальный сок струился по его кавалерийским усам. …По натуре своей Тузик был гуляка и барахольщик. Дома он сидеть не любил и целыми днями бегал где придется. Набегавшись, он всегда приносил что-нибудь домой: детский ботинок, рукава от телогрейки, бабу тряпичную на чайник. Все это он складывал к моим ногам, желая меня порадовать. Честно сказать, я не хотел его огорчать и всегда говорил: — Ну молодец! Ай запасливый хозяин!

Но вот как-то раз Тузик принес домой курицу. Это была белая курица, абсолютно мертвая. В ужасе метался я по участку и не знал, что делать с курицей. Каждую секунду, замирая, глядел я на калитку: вот войдет разгневанный хозяин. Время шло, а хозяина курицы не было. Зато появился Аким Ильич. Сердечно улыбаясь, шел он от калитки с мешком картошки за плечами. Таким я помню его всю жизнь: улыбающимся, с мешком картошки за плечами. Аким Ильич скинул мешок и взял в руки курицу. — Жирная,— сказал он и тут же грянул курицей Тузика по ушам. Удар получился слабенький, но Тузик-обманщик заныл и застонал, пал на траву, заплакал поддельными собачьими слезами. — Будешь или нет?! Тузик жалобно поднял вверх лапы и скорчил точно такую горестную рожу, какая бывает у клоуна в цирке, когда его нарочно хлопнут по носу. Но под мохнатыми бровями светился веселый и нахальный глаз, готовый каждую секунду подмигнуть. — Понял или нет?! — сердито говорил Аким Ильич, тыча курицу ему в нос. Тузик отворачивался от курицы, а потом отбежал два шага и закопал голову в опилки, горкой насыпанные под верстаком. — Что делать-то с нею? — спросил я. Аким Ильич подвесил курицу под крышу сарая и сказал: — Подождем, пока придет хозяин. Тузик скоро понял, что гроза прошла. Фыркая опилками, он кинулся к Акиму Ильичу целоваться, а потом вихрем помчался по участку и несколько раз падал от восторга на землю и катался на спине. Аким Ильич приладил на верстак доску и стал обстругивать ее фуганком. Он работал легко и красиво — фуганок скользил по доске, как длинный корабль с кривою трубой. Солнце пригревало крепко, и курица под крышей задыхалась. Аким Ильич глядел тревожно на солнце, клонящееся к обеду, и говорил многозначительно: — Курица тухнет! Громила Тузик прилег под верстаком, лениво вывалив язык. Сочные стружки падали на него, повисали на ушах и на бороде. — Курица тухнет! — Так что ж делать?

— Надо курицу ощипать,— сказал Аким Ильич и подмигнул мне. И Тузик дружелюбно подмигнул из-под верстака. — Заводи-ка, брат, костер. Вот тебе и стружка на растопку. Пока я возился с костром, Аким Ильич ощипал курицу и скоро забурлил в котелке суп. Я помешивал его длинной ложкой и старался разбудить свою совесть, но она дремала в глубине Души. — Пошамаем, как люди,— сказал Аким Ильич, присаживаясь к котелку. Чудно было сидеть у костра на нашем отгороженном участке. Вокруг цвели сады, поскрипывали гамаки, а у нас —лесной костер, свободная трава. Отобедав, Аким Ильич подвесил над костром чайник и запел: Что стоишь, качаясь, Тонкая рябина… Тузик лежал у его ног и задумчиво слушал, шуршал ушами, будто боялся пропустить хоть слово. А когда Аким Ильич добрался до слов „но нельзя рябине к дубу перебраться“, на глаза Тузика набежала слеза. — Эй, товарищи! — послышалось вдруг. У калитки стоял какой-то человек в соломенной шляпе.

— Эй, товарищи! — кричал он.— Кто тут хозяин? Разомлевший было Тузик спохватился и с проклятьями кинулся к забору. — В чем дело, земляк? — крикнул Аким Ильич. — В том, что эта скотина,— тут гражданин ткнул в Тузика пальцем,— утащила у меня курицу. — Заходи, земляк,— сказал Аким Ильич, цыкнув на Тузика,— чего через забор попусту кричать. — Нечего мне у вас делать,— раздраженно сказал хозяин курицы, но в калитку вошел, опасливо поглядывая на Тузика. — Сядем потолкуем,— говорил Аким Ильич.— Сколько же вы кур держите? Неверное, десять? — „Десять“…— презрительно хмыкнул владелец,— двадцать две было, а теперь вот двадцать одна. — Очко! — восхищенно сказал Аким Ильич.— Куриный завод! Может быть, и нам кур завести? А?.. Нет,— продолжал Аким Ильич, подумав.— Мы лучше сад насадим. Как думаешь, земляк, можно на таком участке сад насадить? — Не знаю,— недовольно ответил земляк, ни на секунду не отвлекаясь от курицы. — Но почвы здесь глинистые. На таких почвах и картошка бывает мелкая, как горох. — Я с этой картошкой совсем измучился,— сказал хозяин курицы.— Такая мелкая, что сам не кушаю. Курям варю. А сам всё макароны, макароны… — Картошки у него нету, а? — сказал Аким Ильич и хитро посмотрел на меня.— Так ведь у нас целый мешок. Бери. — На кой мне ваша картошка! Курицу гоните. Или сумму денег. — Картошка хорошая! — лукаво кричал Аким Ильич.— Яблоки, а не картошка. Антоновка! Да вот у нас есть отварная, попробуй-ка. Тут Аким Ильич вынул из котелка отваренную картофелину и мигом содрал с нее мундир, сказавши: „Пирожное“. — Нешто попробовать? — засомневался владелец курицы.— А то всё макароны, макароны… Он принял картофелину из рук Акима Ильича, посолил ее хозяйственно и надкусил.

— Картошка вкусная,— рассудительно сказал он.— Как же вы ее выращиваете? — Мы ее никак не выращиваем,— засмеялся Аким Ильич,— потому что мы работники картофельных складов. Она нам полагается как паек. Насыпай сколько надо. — Пусть ведро насыплет, и хватит,— вставил я. Аким Ильич укоризненно поглядел на меня. — У человека несчастье: наша собака съела его курицу Пусть сыплет сколько хочет, чтоб душа не болела. На другой же день я купил в керосиновой лавке толковую цепь и приковал картофельного пса к елке. Кончились его лебединые деньки. Тузик обиженно стонал, плакал поддельными слезами и так дергал цепь, что с елки падали шишки. Только лишь вечером я отмыкал цепь, выводил Тузика погулять. Подошел месяц август. Дачников стало больше. Солнечными вечерами дачники в соломенных шляпах вежливо гуляли по шоссе. Я тоже завел себе шляпу и прогуливался с Тузиком, напустив на свое лицо вечернюю дачную улыбку. Тузик-обманщик на прогулках прикидывался воспитанным и любезным псом, важно поглядывал по сторонам, горделиво топорщил брови, как генерал-майор. Встречались нам дачники с собаками — с ирландскими сеттерами или борзыми, изогнутыми, как скрипичный ключ. Издали завидев нас, они переходили на другую сторону шоссе, не желая приближаться к опасной картофельной собаке. Тузику на шоссе было неинтересно, и я отводил его подальше в лес, отстегивал поводок. Тузик не помнил себя от счастья. Он припадал к земле и глядел на меня так, будто не мог налюбоваться, фыркал, кидался с поцелуями, как футболист, который забил гол. Некоторое время он стремительно носился вокруг и, совершив эти круги восторга, мчался куда-то изо всех сил, сшибая пеньки. Мигом скрывался он за кустами, а я бежал нарочно в другую сторону и прятался в папоротниках. Скоро Тузик начинал волноваться: почему не слышно моего голоса? Он призывно лаял и носился по лесу, разыскивая меня.

Когда же он подбегал поближе, я вдруг с ревом выскакивал из засады и валил его на землю. Мы катались по траве и рычали, а Тузик так страшно клацал зубами и так вытаращивал глаза, что на меня нападал смех. Лето кончилось. Мне надо было возвращаться в Москву, а Тузику — на картофельный склад. В последний день августа на прощанье пошли мы в лес. Я собирал чернушки, которых высыпало в тот год очень много. Тузик угрюмо брел следом. Чтоб немного развеселить пса, я кидался в него лопоухими чернушками, да что-то все мазал, и веселья не получалось. Тогда я спрятался в засаду, но Тузик быстро разыскал меня, подошел и прилег рядом. Играть ему не хотелось. Я все-таки зарычал на него, схватил за уши. Через секунду мы уже катались по траве. Тузик страшно разевал пасть, а я нахлобучил ему на голову корзинку вместе с грибами. Тузик скинул корзинку и так стал ее терзать, что чернушки запищали. Под вечер приехал Аким Ильич. Мы наварили молодой картошки, поставили самовар. На соседних дачах слышались торопливые голоса, там тоже готовились к отъезду: увязывали узлы, обрывали яблоки. По дачному шоссе пошли мы на станцию и долго ожидали электричку. На платформе было полно народу, повсюду стояли узлы и чемоданы, корзины с яблоками и с грибами, чуть не у каждого в руке был осенний букет. — Ну чего ты расстроился? — говорил мне Аким Ильич.— В твоей жизни будет еще много собак. Подошла электричка, забитая дачниками и вещами. — И так яблоку негде упасть,— закричали на нас в тамбуре,— а эти с собакой! — Не волнуйся, земляк! — кричал в ответ Аким Ильич.— Было б яблоко, а куда упасть, мы устроим. Мы стояли в тамбуре, и Тузик, поднявшись на задние лапы, выглядывал в окно. Мимо пролетали березы, рябины, сады, набитые яблоками, золотыми шарами. Хороший это был год, урожайный. В тот год в садах пахло грибами, а в лесах — яблоками.

Мир Божий

Завтрак для кабана, лося и их соседей

Ребята, вы наверное любите побродить по лесу с корзинкой для грибов или с небольшим лукошком для ягод. Это удовольствие дарит нам лето и осень, зимой же лес словно закрывает двери почти во все свои хоромы, разве что по опушке пробежит прогулочная лыжня. Но есть люди, которые как раз зимой, в любую погоду, даже в метель, уходят в лесные чащобы, потому что там ждут их подопечные. Представьте себе такую зимнюю картину, которую наблюдал внимательным любящим взглядом, давний друг нашей семьи, писатель-натуралист из Воронежа Леонид Леонидович Семаго. Рассказывая о таких интересных обитателях наших лесов, как кабаны, Леонид Леонидович восхищается их строительными талантами: „С великим строителем — бобром его, конечно, не сравнить, но в сообразительности и заботливости ему отказать нельзя. Из крупного зверья кабан — единственный, кто сам создает себе комфорт, пусть временный. Это олень, лось могут лечь на снег, на холодную промороженную землю. Кабан же, в зависимости от обстоятельств, или яму выроет, или муравейник разворочает, или сухую постель настилает. Строительство мягкого гнезда — зрелище не просто интересное, но и забавное. Я днем это видел. И ночью в инфракрасном луче наблюдал: до того старательно животное мнет и треплет пучок жесткого сухого тростника или крапивы, десять раз примеряя, как лучше положить его, что гнезда многих птиц выглядят просто примитивно в сравнении с этим свиным

ложем. И место они выбирают такое, чтобы холодный ветер не доставал, чтобы солнце днем хоть чуть-чуть пригрело. Перетопчет всю эту ветошь в полову, да еще иногда что-то вроде крыши соорудит. В таком „гнезде“ уже в феврале могут родиться крошечные, чуть больше морской свинки, полосатые поросята“. Но если со стройматериалами для зимнего жилища у кабанов проблем нет, то с едой, особенно к концу зимы, дело обстоит намного сложнее, поэтому и отправляются в свое свободное время, на помощь животным их добровольные

помощники. Выходной день. Раннее зимнее утро. Поскрипывает под ногами снег. Несколько человек идут по лесу друг за другом на широких охотничьих лыжах, к которым, как саночки, привязаны еще одни лыжи. На них закреплены мешки с зерном, комбикормом и с овощами. Люди находят подходящую поляну в спокойном защищенном месте, доступную для доставки туда кормов, и „накрывают на стол“: в центре — небольшая горка специального комбикорма, картошки, кукурузных початков или морковки, вокруг такие же горки пшеницы. Это завтрак для кабанов. И хотя кабан, например, вроде бы неприхотлив в еде: трудно найти что-то такое в лесу, чего он не ест. О кулинарных пристрастиях кабана рассказал нам Л. Л. Семаго: „Он может терпеливо собирать с травы маленьких улиток, вынюхивать под преющими листьями дождевых червей и слизней; забравшись в воду, он выдирает наполненные крахмалом корневища рогоза, в иле выискивает колючие орехи чилима или раковины перловиц и беззубок, кабан может выкопать чуть ли не

метровую яму ради единственной полевки или мыши. В „мышиные“ годы, осенью, кабаны табуном устраивают настоящие охоты: развернутым строем продвигаются они, вороша лесную подстилку, изпод которой выскакивают перепуганные мышата. Удрать им от кабана не легче, чем от кошки. В дубравах они собирают опавшие желуди. Любят лакомиться свеклой, морковкой, кукурузой“. Леонид Леонидович вспоминает, как однажды он наблюдал такую картину: кабаны узнали дорогу на огороды недалеко от леса и осенью начали заниматься там настоящим разбоем. Они не только ели на огороде свеклу, но и еще, захватив за ботву несколько крупных плодов, уносили себе про запас. Но такое поведение можно считать исключением. В основном же, они опасаются людей и стараются пищу искать в глубине

леса. Зимой, когда все покрыто снегом, кабанам приходится жить впроголодь, поэтому люди обустраивают специальные места, которые можно условно назвать „кабаньими столовыми“, и сами привозят им туда кукурузу, морковь, зерно. Делают они это, потому что знают: очень нужна их помощь зверю. И если стокилограммовый богатырь — вепрь сможет в любое время, даже при неблагоприятных условиях, добыть себе пищу, то свинкам с маленькими поросятами или с подростками, так называемыми, подсвинками, без прикорма не перезимовать. Вот и приходится помогать „братьям нашим меньшим“. Разложив на поляне корм, люди продвигаются дальше. Вот они подходят к специальным, выдолбленным из большого дерева, ванночкам. В них кладут несколько больших кусков специальной соли — это не только лакомство для оленей, лосей и косуль и остальных зверей, но совершенно необходимое дополнение к их рациону. Немного поодаль — кормушка под крышей, она заполняется сеном и комбикормом. Скоро сюда придут позавтракать олени и косули. Причем, животные так привыкли к своим „официантам“, что полностью им доверя-

ют. На одной из фотографий мы видим, как люди, положившие в кормушку еду, фотографируются на фоне спешащего за подкреплением, буквально за их спинами, стада благородных оленей. Кто же они, эти неустанные люди, спешащие на помощь животным? Ребята, вы, наверное удивитесь, когда узнаете, что это — охотники. Обычно, когда мы слышим это слово, то представляем себе человека с ружьем, который ходит по полям и лесам, стреляет дичь, то есть убивает животных. Раньше я тоже так думала, но после знакомства с охотоведом Боровского района — Александром Владиславовичем Брушевским, узнала, что это не так.. Есть люди, которые, как говорится, по долгу службы следят за тем, чтобы в лесу был порядок и никто не обижал его обитателей. Это охотоведы и егеря. У нас в районе

пользу леса, но так как у всех есть своя основная работа, то и занимаются они этим в свои выходные дни. Десятки километров проходят по лесным тропам эти заботливые люди, раскладывая угощение лесным обитателям. Везут и несут в рюкзаках все, что любят животные: и выращенные впрок овощи, и закупленные с осени запасы картошки, моркови, свеклы, и зерна, а еще — в этом году разложили по кормушкам почти семь тонн черствых пряников, которые наши предприниматели-кондитеры по чисто символической цене передали на корм животным. Оказывается, полакомиться пряниками любят и кабаны, и белки, и лисицы, и птицы. Еще — сотни килограммов рыбьих голов, обрезков передают ежегодно наши балабановские и боровские предприниматели, перерабатывающие рыбу. Зверям нужен

их всего четыре человека, а за порядком надо уследить на 36 тысячах гектаров. Чтобы во время прийти на помощь зверью, чтобы узнать кто из животных в какой неотложной помощи нуждается, у каждого егеря есть большой отряд добровольных общественных помощников, который как раз и состоит из членов „Общества охотников и рыболовов“. На добровольные взносы членов этой общественной организации, много необходимых мероприятий проводится в лесу, а еще, по установленным правилам, каждый охотник обязан отработать полных три рабочих дня на

не только корм и витаминные добавки, необходимы также и специальные лекарства. Например, последние годы множество лис болеют бешенством, и, чтобы обезопасить тех, кто еще не заболел, раскладывают специальные брикеты с вакциной. Животное поедает это лакомство, а заодно, и получает прививку от смертельно опасного заболевания. В нашем районе живет около 1700 охотников, объединяет их работу Правление общества и его председатель Александр Иванович Кирюхин. Оказывается, что не каждого принимают сюда. Чтобы стать

охотником, надо успешно сдать вступительный экзамен: суметь ответить на десятки вопросов по охране природы, изучить жизнь леса, повадки животных, особенности их расселения, научиться грамотно помогать им. Надо многое знать и уметь, чтобы участвовать во множестве мероприятий по охране животного мира, которые приводит общество охотников. Оказывается, что охотятся далеко не все охотники, только около пятисот человек, (а это менее трети), участвуют в разрешенные периоды в охоте. Остальные же ценят основное достоинство охотничьей жизни — возможность пообщаться с природой, прикоснуться к удивительному миру лесных обитателей и, конечно же, помочь им выжить в трудные времена. В наших боровских лесах на 36 тысячах гектаров обитают 45 кабанов, с ними соседствуют 37 косуль и 25 благородных оленей, немало лосей, а еще: лисы, белки, барсуки, куницы, волки, еноты…Будут ли наши леса и в будущем населены своими симпатичными обитателями, во многом зависит и от нас Настоящий охотник никогда не позволит себе сделать что-либо вредное для животных, кодекс чести не позволит. С теми же, кто охотится, не считаясь с правилами поведения в лесу, с браконьерами, приходится разбираться со всей строгостью. Мы познакомились с вами, ребята, с зимними заботами охотников. Весной дел у них не меньше. В свободное время они распахивают опушки и неудобья, сеют для своих подопечных зерновые культуры и другие полезные травы, заготавливают сено, строят кормушки и смотровые площадки для наблюдения за животными, для проведения учета и наблюдения за их жизнью. Хороший егерь и его помощники, можно сказать, знают в лицо всех обитателей, закрепленного за ними участка. В лесу работа всегда найдется, если понастоящему тревожишься о судьбе населяющих его животных и птиц. Может быть вы тоже уже помогали папам в строительстве кормушек, в обустройстве „галечников“ и „порхалищ“, в расчистке подходов к водопоям. Если нет, вы можете еще все это попробовать сделать. Дело нетрудное, но нужное. „Галечники“, например, это небольшие полянки, посыпанные реч-

ным песком с мелкими камешками, которые необходимы крупным птицам для перетирания в желудке жесткого зерна. „Порхалища“ — это тоже полянки, посыпанные песком и золой. Они необходимы птицам для принятия своеобразных пылевых ванн. Все вы, наверное, видели, как купаются в пыли воробьи, голуби и другие птицы, живущие рядом с человеком. Лесным птахам это тоже необходимо, чтобы избавиться от кровососущих квартирантов. Так что, если в вашей семье есть охотники, предложите свою помощь в обустройстве жизни лесных обитателей. Она так нужна им! Узнайте, есть ли в вашем городе или селении юные лесоводы, подружитесь с ними, скучно не будет, а будет много интересных и очень полезных дел на пользу сохранения всего живого на земле. В следующем номере мы расскажем вам о ребятах, которые уже нашли свое природоохранное дело и живут по правилу, ставшему девизом всех защитников природы. А звучит оно просто: „Кто, если не я? Когда, если не сейчас?“ Ребята, вы сами убедитесь в том, чем ближе мы узнаем жизнь лесного населения и наших пернатых собратьев, тем лучше понимаем, что все мы: и люди, и звери, и птицы — все мы — мир Божий. Святитель Григорий Нисский говорил, что лишь человек, является носителем образа небесного Домовладыки, и как таковой должен показать свое царское достоинство не в господстве и насилии над окружающим миром, а в „возделывании“ и „хранении“ (Быт. 2,15) величественного царства природы, за которое он ответственен перед Богом. Галина Крупина

Забытая книга

Елена Робинзон Дорогие наши юные читатели! Мы решили вас познакомить с книгой, которую очень любили дети в позапрошлом, 19 веке, — „Елена Робинзон“. Эту книгу написал Э. Грандстрем по мотивам книги Д. Дэфо „Робинзон Крузо“. Елена жила в Норвегии с матерью и отцом — старым моряком. К несчастью, отец внезапно потерял зрение и решил отправиться к знаменитому доктору в Италию в надежде вновь обрести способность видеть. Свою дочь

Елену он взял с собой в путешествие. Но по пути корабль, на котором находились старый моряк с дочерью, настигают морские разбойники — корсары. Во время боя корабль погибает. Путешественники попадают на другое судно, которое следует в Ост-Индию… Итак, дорогие друзья, мы отправляемся в далекое, опасное путешествие. Сколько всего удивительно нам предстоит узнать и пережить вместе со смелой девочкой и ее отцом! Вы готовы? Тогда — вперед!

однявшись на другое утро с отцом на палубу, Елена расположилась на корме читать какую-то книгу. Утро было прекрасное. — А все-таки мне жаль, папа, — сказала она отцу,— что я не увижу Везувия; он теперь действуетъ? — Ну, что жалеть, дитя мое. В Индии и на островах Индийскаго океана мно-

го огнедышащих гор. Может быть, мы и увидим это грозное явление природы. — А ты, папа, видел извержение огнедышащей горы? — Да, видел, и не раз. Но особенно памятно мне извержение Кракатоа. — Разскажи, пожалуйста! — Изволь, друг мой. Однажды ночью, когда мы только что миновали Принцевы острова, море вокруг нас вдруг начало белеть и скоро стало совсем молочного цве-

та. Небо было почти безоблачно и сверкало безчисленным множеством звезд. Но вот на северо-востоке, в направлении Кракатоа, поднялся белый, серебристый туман, и все небо внезапно осветилось слабым красноватым отблеском. На заре мы в отдалении увидели Кракатоа. Вершину его заволокла огромная черная туча. Мы стали в подзорныя трубы наблюдать за вулканом. Не прошло и часа, как к вершине его со всех сторон быстро стали собираться тучи, поспешно громоздясь одна на другую. Видно было, что там совершается что-то необычайное. И действительно, вскоре оттуда донесся глухой гул сильных взрывов и подземных ударов. Море дрогнуло и заволновалось неправильными волнами, подбрасывая наше судно в разныя стороны. Сотрясение было так сильно, что нам в первую минуту показалось, будто мы наткнулись на подводную скалу. Матросы бросились убирать паруса. Между тем взрывы вулкана скоро превратились в такой оглушительный гром, что я вынужден был отдавать свои приказания в рупор. Едва были убраны паруса, как все небо потемнело и наступила непроглядная ночь, а несколько минут спустя на нас посыпался дождь пепла и жидкой лавы вместе с кусками горячей пемзы. В короткое время все море вокруг нас и самое судно покрылись толстым слоем пепла, среди которого корабль с трудом подвигался вперед. Воздух до того пропитался серою, что трудно было дышать. Но вот, вдруг среди этого оглушительного грома раздалось несколько особенно сильных ударов, и нас внезапно окружила такая страшная тьма, что нельзя было разглядеть даже своей собственной руки, а на концах мачт замелькали красноватые Эльмовы огоньки. Оглушительные

подземные удары и взрывы вулкана продолжались около часа с прежнею силою и, наконец, разразились таким ужасным взрывом, что корабль наш задрожал во всех своих пазах и мгновенно остановился, точно ударившись о громадный подводный риф. Минуту спустя, мы увидели, как гигантская волна с неимоверною быстротою понеслась к видневшимся вдали островам, перекатилась через них, смыв с лица земли их все живое, и затем с тою же ужасною силою понеслась далее. К счастью, рулевой наш вовремя успел повернуть корабль и тем предотвратить грозившую всем гибель. Затем взрывы и подземные удары стали стихать, и лишь пепел и камни продолжали еще сыпаться на нас. С больпшми усилиями нам удалось выбраться из этой плавучей грязи. Но, Боже, на что было похоже наше судно! Весь корабль сверху и с боков был покрыт точно толстым слоем цемента; мачты, снасти, паруса также находились в самом ужасном виде. Но, к счастью, никто из нас не пострадал. — Отчего же происходят эти Эльмовы огоньки?—спросила Елена. — Эти красивые огоньки происходят от сильнаго скопления электричества в тучах, нависших над землею, и чаще всего являют-

ся на остроконечных предметах, как-то: металлических шестах, кончиках мачт, и т. п. Но мне пришлось даже однажды быть свидетелем, как эти огненные точки мелькали на ушах лошади. Это случилось во время моего пребывания во Франции. Как теперь помню, однажды утром я вышел из гостиницы, чтобы сесть в дилижанс, который должен был отвезти меня в соседний город. Над нами висела черная, как ночь, грозовая туча. Взглянув на запряженных лошадей, я к удивлению своему увидел на кончиках их ушей блестящие искорки. Вблизи стояла телега с соломой, кончики которой поднялись и казались также охваченными пламенем. Даже кнут извозчика испускал яркий свет. В первую минуту я испугался думая, что загорелась солома. Но скоро туча пронеслась, и это явление исчезло. — Мне тоже пришлось видеть это явление,— вмешался в разговор подошедший капитан. — Однажды я с товарищами прогуливался по террасе. Вечер был душный, и потому мы сняли шляпы. Вдруг к нашему удивлению мы увидели, что кончики волос у нас засветились, и когда мы дотронулись до головы, то такие же огоньки засверкали на концах наших пальцев. В эту минуту Елена заметила, что к кораблю быстро приближается большая стая дельфинов. Она только по картинкам знала этих красивых животных и теперь с болыпим любопытством смотрела, как стали весело кружиться дельфины вокруг корабля и с изумительною ловкостью выскакивать из воды, выгибая дугою свое красивое, блестящее тело. Все движения их были чрезвычайно быстры и игривы; казалось, они не плыли, а катились или бежали по волнам. Даже матросы столпились у борта посмотреть, как шаловливые дельфины резвятся подле корабля. Они то прыгали, то кувыркались, то перескакивали один через другого, затем сно-

ва ныряли или же, подплывая к кораблю, приподнимались как бы из любопытства и потом, быстро нырнув под судно, выскакивали с другой стороны и стрелою мчались вперед. Выскакивая на поверхность, они каждый раз глухо фыркали и выпускали маленький фонтан воды. Черная, блестящая спина этих красивых животных отливала на солнце всеми цветами радуги, между тем как нижняя часть тела походила на матово-белый фарфор. Натешившись, повидимому, вволю, вся стая вдруг повернула в сторону и скрылась из вида. рошло несколько дней. Однажды, поднявшись на палубу, Елена с изумлением заметила, что, несмотря на свежий ветер, судно тихо подвигается вперед. Казалось, будто под водою что-то замедляет его ход. — Скажите, пожалуйста, — обратилась она к капитану,—почему корабль идет так медленно, а ветер сегодня даже как будто свежее вчерашнего? — Мы попали в Саргассово море,—ответил капитан;—дно его покрыто всевозможными видами водорослей, занимающих громадное пространство, равное всей Франции. — Что вы говорите!—удивилась Елена.—Неужели тут так мелко, что водоросли задевают корабль? — Нет, милая девочка, тут очень глубоко. Эти морския растения достигают ста сажеи вышины и, густо разрастаясь на морском дне, поднимаются до самой поверхности моря. Моряки недолюбливают такие места, но для животных подводнаго мира эта богатая растительность имеет громадное значение. Без водорослей море походило бы на пустынную, голую степь, и в нем не мог бы существовать такой богатый мир животных, каким теперь изобилует океан: эти непроходимые подводные леса, рощи и поляны служат роскошной житницей всем обитателям моря. Корабль медленно рассекал волны. Елена стала всматриваться в прозрачную

воду океана, и чудное зрелище представилось глазам её: под нею жил и развивался неведомый ей мир морских растений и животных; повсюду стлались длинные стебли и листья, которые, подобно широким лентам, извивались от движения воды. Среди этого подводнаго леса плавало множество рыб, морских звезд, медуз и других неведомых ей животных. — Скажите, давно ли известно морякам Саргассово море?—спросила Елена капитана. — Давно. Насколько я знаю, уже финикийцы знали о существовании густого моря по ту сторону Геркулесовых столбов, т.е. Гибралтара, в котором застревали корабли. Эти же леса водорослей наделали немало хлопот Колумбу: при виде медленнаго хода судов экипаж его перепугался и стал требовать немедленного возвращения. Погода за все время стояла очень жаркая. Несмотря на то, что над палубой кормы была натянута парусина, полуденный зной был невыносим. Зато ночи были прекрасны. Не успевало еще солнце догореть на западе, как восточный небосклон покрывался тысячами блестящих точек. Вслед затем быстро наступала нежная тропическая ночь, и открывалась величественная панорама неба. С недосягаемой высоты, точно из окон озареннаго светом волшебнаго замка, сверкало бесчисленное множество звезд различной величины. Они сияли таким чудным блеском, что Елена не могла оторвать глаз от этого мерцающаго темносинего неба. С восхищением любовалась она переливами этих зеленых, синих и красных огоньков, рассеянных по необъятному своду небес, среди которого сиял во всей красе Млечный путь, и восторженно делилась своими впечатлениями с отцом. Капитан указал ей на пять звезд, составлявших созвездие Южного Креста, и Елена долго всматривалась в эти звездочки, которые, как ей казалось вначале, ничем не отличались от других. В сравнении с двумя огромными звездами Центавра, оне казались даже незначительными. Но чем дольше она смотрела на них, тем больше очаровывало ее тихое, ласкающее сияние этих звезд, и с тех пор, выходя по вечерам на палубу, она всегда сначала отыскивала созвездие Южнаго Креста, а затем, налюбовавшись вдоволь ярким“ блеском остальных звезд, снова с любовью останавливалась на этих пяти милых для неё звездочках. В один из таких вечеров Елена была поражена необыкновенным явлением. Солнце скрылось за океаном, потухло роскош-

ное зарево, сопровождавшее его закат, и наступала ночь; очертания корабля становились все более неясными и туманными, и синее море сначала превратилось в серое, а затем сделалось чернее ночи… Вдруг кругом все засветилось, море внезапно загорелось, запылало и скоро превратилось в сплошное огненное зарево. Особенно ярко запылали гребни волн. Когда же пошел мелкий дождь, весь океан разгорелся так ярко, что несмотря на совсем темное небо, сделалось светло как днем. Матросы равнодушно смотрели на это знакомое им явление, и только один молодой юнга, совершавший далекое плавание в первый раз в изумлении остановился у борта. Зрелище это до такой степени поразило Елену, что в первую минуту она не хотела верить глазам своим. — Что это такое?—спросила она в недоумении капитана, указывая на море. — Море горит!—ответил он с улыбкой.— Этот свет происходит от микроскопических животных, называемых светоносками, которые местами в тропических морях попадаются в бесчисленном множестве. Они издают, как вы видите, красноватый фосфорический блеск, который от движения воды или дождя усиливается и становится таким ярким, что при нем можно даже читать книгу. Елена попросила юнгу зачерпнуть ей этой пылающей воды, и, когда тот, спустив ведро, стал поднимать его, падающия капли воды засверкали огненным дождем. В ведре же вода пылала тысячами огоньков, величиною с булавочную головку. — Это восхитительно! — в восторге воскликнула девочка. Э. Гранстрем Продолжение следует

Имz буквы Богослужебные рукописные книги украшались пышными заставками, инициалами и миниатюрами. Что значит „писать книгу“? Это означало и „расписать“ ее, как расписывают, украшают храмы. Такова богато разрисованная и украшенная древнейшая из дошедших до нас книга —„Остромирово Евангелие“, памятник середины XI века. Заставки находились перед началом книги и перед отдельными ее главами или поучениями. Инициалы, (от латинского initialis — начальный) в старинных рукописях — это начальные буквы глав, частей, песнопений, молитв и даже отдельных стихов священного текста. В современном языке инициалами называются начальные буквы имени, фамилии, отчества. Для русских людей буква всегда была и есть не просто графический знак из палочек и колечек. Каждая буква имела свое святое одухотворенное имя. Святые Кирилл и Мефодий так создавали имяслов славянского алфавита, что в нем таинственным образом отразились мир и суть евангельского учения о мире. Насколько глубоко может проникнуть книжник-христианин в духовную суть азбучного имени, рассмотрим на примере начертания буквы О. Имя буквы — местоимение Онъ. По-церковнославянски Онъ указывает на неблизкий предмет, о котором мы знаем, что он есть, но находится за пределами видимости. Мы так и сейчас говорим: ВОН там, указывая на известное, но далекое, невидимое. Буква О пишется как круг, при этом вытянутый, похожий на яйцо. Наши православные предки знали, что круг — символ вечности, а яйцо, скрывая жизнь птенца, наглядно изображает живоносный Гроб Господень и Его Воскресение; красный

же цвет Воскресенского или пасхального яйца напоминает ту бесценную Кровь, Которою исходатайствовано вечное спасение. Именно так вдохновенно и нарисовал наш благочестивый предок букву О Ohъ, где в радостных сверкающих белых, золотых и красных тонах изображен царственный петух в яйце-солнце на ярко-зеленом фоне цветения жизни. Не только имя буквы вдохновляло книгописца. Древний художник мог выбрать любое слово для заставной буквы, если оно подчеркивало важность и глубину смысла, вложенного в расписываемую книгу. Так, разукрашенная Буки относит нас к первой библейской книге „Бытие“. Древний книжник заставную букву Буки дал как вязь стилизованных трав, деревьев, птиц, с вплетенной в них фигурой человека, удерживающего все руками. Эта иллюстрация к книге „Бытие“ показывает, что человек был сотворен царем природы. И другие буквы-заставки напоминают нам о высоком назначении человека как царя природы, ее главы. Рисунок букв таит неповторимое видение целостности мира православным художником. В разрисованной букве можно увидеть изгиб крыла, поступь зверя, сплетение корней, цветы, извивы реки, контуры солнца, сердце человека и многое другое, что в полной мере знал и чувствовал художник-книжник, пером и красками которого водил Сам Дух Святый. Заставицы своею красотою и вдохновенностью рисунка отражают созвучье природы, симфонию всего тварного мира. Дорогие ребята, для того чтобы вы почувствовали красоту древнерусской книги, мы предлагаем вам приобщиться к труду переписчика - раскрасить буквы, взятые из древних рукописей. Буквы намеренно увеличены, чтобы вам было легче их раскрашивать. Раскрашивать нужно яркими радостными красками, потому что книга должна в человеке рождать радость о Духе Святе (то есть духовную).