Журнал "Кораблик" №7

c Ä¿º¾È» ¸Ç» ¸ ƶºÄÇÈÒ ÄÇÅĺ¶ öλ¹Ä ¾ ŻƸѻ ¾ ¸ÈÄÆÑ» ½ºÉ ÅÄÁÉ;Ȼ ·Ä¹¶ÈÑ» ¾ ·»ºÃÑ» ºÆɹ Ç ºÆɹÄ Á¾ÀÉ¿È» Ľº»Æ¼¶ÃÑ» ¾ ûƶº¾¸Ñ» º»ÃÒ ÅÄÍȾȻ ¥ÄÇȾ¸Î¾»ÇÕ ¾ ûÅÄÇȾ¸Î¾»ÇÕ s ¸Ä½¸»Ç»Á¾È»ÇÒ Ç»¹ÄºÃÕ Ç» ÅÄÁҽɿȻÇÒ ·Ä¹¶ÈÇȸÄ ·Á¶¹ÄÇȾ £¾ÀÈÄ ÅÉÇÈÒ Ã» ÅÁ¶Í»È ÄÈ ·»ºÃÄÇȾ ÅÄÈÄÂÉ ÍÈÄ Õ¸¾ÁÄÇÒ Ä·Ï»» ̶ÆÇÈ¸Ä £¾ÀÈÄ ÅÉÇÈÒ Ã» ÄÅÁ¶À¾¸¶»È ÇĹƻλþ¿ ÅÆÄϻþ» ¸ÄÇǾÕÁÄ ¾½ ¹ÆÄ·¶ £¾ÀÈÄ ÅÉÇÈÒ Ã» ÇÈƶξÈÇÕ Ç»ÆȾ ÅÄÈÄÂÉ ÍÈÄ ÄǸķĺ¾Á¶ Ã¶Ç Ç»ÆÈÒ §Å¶Ç¾È»ÁÕ §Ë¸¶Í»ÃÃÑ¿ »Ô ÅÄÅƶÁ »» ÇÄλºÎ¾¿ ¸Ä ¶º ÅÁ»Ã¾Á ¶º ĹÄÆ;Á »¹Ä ¸ÀÉǾ¸Î»¹Ä ÄÈ ÅÁÄȾ ¹Ä ³ÈÄ ¾ Ƕ¾Õ ÅÆ»º¸¾º»Á ÀĹº¶ ¸½Ñ¸¶Á ¶º ¹Ä¸ÄÆ¾È Ä¹ÄÆ;ÇÕ Ç ÇÈƻȾ¸ ¨»·Õ ¸ ÅÆ»¾ÇÅĺû¿ Äà ĹÄÆ;ÁÇÕ ÅÄÈÄÂÉ ÍÈÄ ÅÄÈ»ÆÅ»Á ÅÄƶ¼»Ã¾» ĹÄÆ;ÁÇÕ ÅÄÈÄÂÉ ÍÈÄ ÅÄÈ»ÆÅ»Á ÅÄÇ»Õþ» ½ÕÁ È»ÁÄ ¶ öλÁ Ŷ ¸½ÕÁ ½»ÂÁÔ ¶ ¸ÇÈƻȾÁ û·Ä ¸½ÕÁ ÈÄ ÍÈÄ ¸¾º»Á ¶ öŶÁ ö ÈÄ Í»¹Ä û ¸¾º»Á §Â»ÆÈÒ ¹º» ȸĻ ¼¶ÁÄ ¶º ¹º» ȸÄÕ ÅÄ·»º¶ ÄÆ ÄÇÀÆ»Ç «Æ¾ÇÈÄÇ ¾ ÈÑ Ã¾½¸»Æ¼»Ã¶ ÄÇÀÆ»Ç «Æ¾ÇÈÄÇ ¾ ŶÁ¾ º»ÂÄÃÑ ÄÇÀÆ»Ç «Æ¾ÇÈÄÇ ¾ ƶºÉÔÈÇÕ Ã¹»ÁÑ ÄÇÀÆ»Ç «Æ¾ÇÈÄÇ ¾ Ã»È Ã¾ ĺÃÄ¹Ä Â»ÆÈ¸Ä¹Ä ¸Ä ¹ÆÄ·» «Æ¾ÇÈÄÇ ¸ÄÇÀÆ»Çξ¿ ¾½ »ÆȸÑË ÇȶÁ öͶÈÀÄ É»ÆÎ¾Ë ÂÉ ÇÁ¶¸¶ ¾ º»Æ¼¶¸¶ ¸Ä ¸»À¾ ¸»Àĸ ¾ÃÒ §¸ÕȾȻÁÒ Ä¶Ãà Á¶ÈÄÉÇÈ

®ÉÁÊËÇÊ ÇÊÃɾʾ ÇÁÊËÁÆÌ ÇÊÃɾʾ ¥¹ÉÁƹ ¬ÄÔºÔѾ»¹ ÇÁÆÔ ®ÉÁÊËÇ»Ô ª¾É¼Á Á ¹ÃÎ ¨Ç½¼ÇËÇ»ÁĹ ¡ÉÁƹ ÊÁÆÊÃ¹Ø § ÊÄÌ¿º¾ Á ½ÉÌ¿º¾ ¨ÇÊÄÌÑÆÁà ¦ÁÃÇĹ £ÇÅǼÇÉÇ» ªËÁÎÁ ¥ÇƹΠ¤¹À¹ÉÕ ª¹ÅÔ ÊйÊËÄÁ»Ô ÈɹÀ½ÆÁà ÄÁʹ £ÌÀÕÅÁо»¹ ¥¹É¼¹ÉÁ˹ ¹ÉÑÁƹ Á»ÇÈÁÊ¾Ï ¡ÊËÇÉÁÁ ÄĹ «¹¼Á¾»¹ ľƹ ©ÇºÁÆÀÇÆ ¶ ɹƽÊËɾŠªÃ¹ÀÃÁ Ç ÇÉǻϾ ¨¹»¾Ä ®ÇÅÌËÁÆÆÁÃÇ» £ÁÃÇѹ Á £ÁÃÇƾÐù ÄĹ «¹¼Á¾»¹ ¨ÇÊËÁ¿¾ÆÁ¾ ÅÁɹ ¹ÄÁƹ ¹Â¼¾É ªÃ¹Àù ÈÉÇ º¾É ÀÃÌ ÄÁƹ ª¾É¼¾ÂÐÌà ¨É¹À½ÆÁà ¾½ÁƾÆÁØ » Ǽ¾ ¡ÉÁƹ ÊÁÆÊÃ¹Ø ¥»Æ¸¶Õ ÇÈÆ Ä·ÁļÀ¾ ¾ÀÄö §¸ÕÈÑ» ÂÉͻþÀ¾ §»Æ¹¾¿ ¾ ¶ÀË Â ÆÒ Ç¸ À¶È»Æ¾ÃÑ Ã¶ §¾Ã¶»

ÈÄÆ¶Õ ÇÈÆ Ä·ÁļÀ¾ ¾ÀÄö ÄÇÀƻǻþ» «Æ¾ÇÈÄ¸Ä Â ÆÒ Ç¸ À¶È»Æ¾ÃÑ Ã¶ §¾Ã¶»

¨Æ»ÈÒÕ ÇÈÆ Ä·ÁļÀ¾ Ǹ »Äƹ¾¿ ¾ ÂÄÁ¾È¸¶ ºÁÕ Åƶ½ºÃ¾À¶ §Á¶¸Ñ §»Æ·¾Õ

×óäî âîñêðåñåíèÿ

Т

ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ ВОИСТИНУ ВОСКРЕСЕ

акими словами православные христиане ещё долго, до самого Вознесения, будут приветствовать друг друга в эти радостные пасхальные дни. Случилось чудо из чудес! Христос воскрес! Он был распят на кресте… Его безжизненное тело отнесли в гробницу… А на третий день Он воскрес! Он пришёл к Своим ученикам и стал разговаривать с ними! Это было так странно, так необычно и так необъяснимо, что даже апостолы вначале испугались. „Уж не призрак ли нам явился?“ — подумали они. И тогда, видя это, Он сел с ними за стол и разделил с ними их трапезу. Он сделал то, чего не мог сделать ни один призрак. Вот, как об этом написано в Евангелии. „Но Он сказал им: что смущаетесь, и для чего такие мысли входят в сердца ваши? Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня. И, сказав это, показал им руки и ноги. Когда же они от радости еще не верили и дивились, Он сказал им: есть ли у вас здесь какая пища? Они подали Ему часть печеной рыбы и сотового меда. И, взяв, ел пред ними“. Да, призраки не имеют плоти и костей. А Он пришёл к апостолам, имея тело, имея человеческую плоть. Только, после воскресения она получила удивительные свойства. Ученики ощупали Его, не веря своим глазам: обычное человеческое тело, но оно было способно пройти сквозь стены, сквозь закрытые двери! Ведь евангелист подчёркивает, что двери в горницу были накрепко заперты! Но это не стало преградой для Господа. Это ли не чудо? Его тело преобразилось, получило новые, неведомые обычным людям свойства. знаете, что самое удивительное? Этим Спаситель показал нам, каким на самом деле должен быть человек, каким он был задуман Творцом. Иисус Христос показал нам, какой должна быть исцелённая человеческая природа. Все чудеса, о которых

И

обычно мечтают дети, доступны такому человеку: проходить сквозь стены, летать, мгновенно перемещаться на огромные расстояния, читать мысли на расстоянии, жить вечно, не знать старости и болезней. И многое-многое другое… Вот, какими мы станем в будущем, если последуем за Христом. Это ли не чудо? Христос воскрес! И все люди, живущие на земле, и те, которые уже умерли, и те, которые ещё умрут, обязательно воскреснут! В „Символе веры“ — в одной из важнейших христианских молитв — мы говорим: „Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века!“ Что это значит? Это зна-

чит, что я верю, что вслед за Спасителем обязательно воскресну для вечной жизни с Богом в Его Царстве Небесном! Всеобщее воскресение мертвых наступит после второго пришествия Христа. Но откуда у христиан такая уверенность? Сам Спаситель ещё на земле говорил о том, что наступит день, когда мертвые услышат глас Сына Божия и оживут, что Он воскресит их в последний день. О том, что в этом нет ничего невозможного, говорят воскресение Христово и чудеса воскрешения людей, сотворенные Господом на земле. Давайте вспомним эти чудеса. н воскресил умершую девочку двенадцати лет — дочь начальника синагоги Иаира. Когда девочка заболела, Иаир пришел к Иисусу, пал к Его ногам и просил исцелить дочь. И вот они с Иисусом подошли к дому, но им сказали, что поздно: девочка уже умерла. Несмотря на это, Иисус вошёл в комнату и взял умершую за руку. „Тебе говорю, встань!“ — сказал Он. Девочка к великому изумлению и радости родителей тотчас встала и начала ходить. Другой случай произошёл в городе Наине. Христос с учениками подходил к городским воротам и увидел похоронную процессию. Хоронили умершего юношу — единственного сына одной наинской вдовы. Горе матери было настолько велико, что Иисус сжалился над ней. Он прикоснулся к одру умершего и также сказал: „Юноша! Тебе говорю, встань!“ И юноша поднялся, сел на носилках и стал говорить.

О

Ещё одно воскрешение из мертвых — воскрешение Лазаря — произошло в Вифании. Лазарь был брат Марфы и Марии. Господь любил это благочестивое семейство и часто посещал их. Когда Лазарь заболел, сестры послали сказать об этом Спасителю. Но, пока Иисус добирался до Вифании, Лазарь умер. Четыре дня находился он во гробе. И тело его уже начало разлагаться и издавать сильный запах. Но Иисус подошёл к пещере, где лежал Лазарь, попросил отвалить камень от входа и воззвал громким голосом: „Лазарь! Иди вон!“. И Лазарь, воскреснув, вышел из пещеры живой и невредимый. Да, здесь на земле человек смертен, смертно его тело. Но мы, христиане, знаем, что человек создан Богом не для смерти, а для жизни. Смерть — это зло, которое вошло в наш мир после грехопадения Адама. Но не случайно Иисуса Христа Церковь называет Новым Адамом. Новый Адам победил смерть и указал нам путь к вечной жизни. о всеобщем воскрешении мертвых души праведников обретут новые преображенные тела и соединятся со Христом в Царстве Божием, там, где нет ни печали, ни воздыхания, и где смерть будет не властна над человеком. Христос воскрес! Воистину воскрес! Для того, чтобы и мы исцелили свою повреждённую природу, очистили от грехов свои сердца и тела, чтобы и мы воскресли!

В

Марина Улыбышева

Ñâÿòûå âîèíû

Воины Христовы Сергий и Вакх

Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч?.. Ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем. Рим 8, 35. Святые мученики Сергий и Вакх, римляне по происхождению, были знатными сановниками и первыми из вельмож при дворе царя Максимиана. Царь очень любил за их храбрость на войне и за их верность в службе. Всем было известно, что обращаться к царю с просьбами лучше всего через его верных со-

ветников — в такой милости они были, как никто иной. Однако Сергий и Вакх искали милости не столько у царя земного, сколько у Царя Небесного: потому что они веровали во Христа, старались своею жизнью послужить Ему. До времени они скрывали свою веру, ибо знали, что Максимиан ненавидит христианское учение и тех, кто его исповедует. Но свет веры Христовой, который жил в сердцах воинов, вскоре стал явным для всех. Некоторые, завидуя их высокому положению и царской любви к ним и желая навлечь на них ненависть и гнев царя, донесли, что Сергий и Вакх — христиане и отказываются от поклонения идолам. Максимиан не хотел в это верить, но стыдился спросить их об этом или обличить, не зная еще того достоверно. Однако он решил испытать их следующим образом. Однажды он назначил в честь своих богов празднество и отправился со всеми сановниками, воинами и слугами в храм бога Зевса, чтобы торжественно принести там жертву. При этом он внимательно наблюдал, — войдут ли с ним его любимые вельможи, Сергий и Вакх. Но они не вошли с царем в мерзкое капище. Остановившись вдалеке, они молились Христу, — да просветит Он душу народа, и, если понадобится, — да прославит чрез них пресвятое Свое Имя. Царь, видя, что Сергий и Вакх остались вне храма, послал слуг взять их и силою привести на торжество. Когда святые были введены на это богопротивное собрание, Максимиан приказал,

чтобы они вместе с ним поклонились идолам, принесли жертву и вкусили бы от идоложертвенных приношений. Но Сергий и Вакх не желли исполнять этого царского приказания.

— Наш Бог, — говорили они, — на небе, Бог не ложный и не бесчувственный, как бесчувственны ваши идолы, но живой и истинный, во власти которого — весь мир, и ему мы поклоняемся. Тогда царь пришел в гневное исступление. Он велел снять с них все отличия их высокого сана: и воинские пояса, и золотые гривны, и перстни, и все одежды и для поругания одеть их в женскую нижнюю одежду, и возложить на шеи их железные обручи. В этом виде святых стали водить по городу, — чтобы, таким образом, столь славные и знатные вельможи римские перед всем народом были поруганы и осмеяны за почитание Единого истинного Бога и поношение ложных языческих богов. По окончании богопротивных жертвоприношений, Максимиан возвратился в свои палаты и, сжалившись над Сергием и Вакхом, так как очень их любил, призвал их к себе и сказал: — Любезные и верные мои друзья! Зачем вы задумали обесчестить наших богов, и опечалить царя своего, который столь милостив и благосклонен к вам? Зачем и на себя навлекли такое бесчестие? Хотя я вас и очень люблю, однако не могу терпеть поругания над моими богами и должен буду предать вас мукам, даже вопреки своему желанию. Прошу вас, друзья мои, оставьте вы этого Сына Тектонова, Коего евреи как злодея повесили на кресте со злодеями, и не увлекайтесь христианскими баснями и волхвованиями. Обратитесь снова к нашим великим богам, и будете вы пользоваться всеми благами моего царства. Но Сергий и Вакх, даже ради царской любви не желали отпасть от любви Божией. Исполненные благодати Духа Святого, они стали доказывать царю все бессилие его ложных богов, смело исповедовали пред ним могущество и Божество Иисуса Христа и советовали царю самому познать сию небесную истину. Но не мог царь, сердце которого было ожесточено, разум ослеплен, принять их доброго совета и, напротив, пришел в еще больший гнев. По любви своей к ним, не желая сам предать их мукам, он отослал их к восточному игемону Антиоху. Этот человек был известным во всей империи жестоким

гонителем и мучителем христиан. Игемонского сана он достиг через ходатайство Сергия и Вакха перед царем. Царь думал, что они устрашатся лютости Антиоха, и в то же время постыдятся быть во власти того, кто прежде искал их милости, из-за страха и стыда отрекутся от Христа. Но если бы этого и не произошло, то царю, во всяком случае, было более желательно, чтобы они были замучены где-то далеко, не у него на глазах. И вот, святых в оковах повели из Рима. По прошествии целого дня пути, воины, сопровождавшие их, остановились на ночлег в гостинице. Здесь, в полночь, когда воины, которые их вели, крепко спали, Сергий и Вакх встали на молитву и начали просить у Бога сил — мужественно претерпеть все предстоявшие им страдания. В ответ на их молитву в сиянии небесного света явился им Ангел Господень, и обратился к ним с чудесными словами: — Дерзайте, рабы Христовы, и как добрые воины вооружитесь на диавола: вы его скоро победите. После этих слов Ангел стал невидим. Сергий и Вакх с радостью сердечной воссылали хвалу Господу, посетившему их таким ангельским явлением. В продолжение всего долгого и мучительного пути на Восток святые мученики проводили время в молитве и псалмопении. Пройдя многие города и селения, они, наконец, дошли до восточного города Варвалиссо, где в то время находился игемон Антиох, которому воины и отдали приведенных узников, — вместе с царскою грамотой. Прочтя грамоту, Антиох приказал заключить Сергия и Вакха до утра под стражу. Утром же, войдя в преторию, он сел на судейском месте и, поставив пред собою святых мучеников, стал так говорить им: — Благодетели мои, ради ваших заслуг я получил высокий сан, виновники настоящей моей славы, — как изменилось ваше положение! Теперь я сижу пред вами как судья, вы же, связанные узники, стоите предо мною. Молю вас, послушайте царя и принесите жертву богам, — и вы снова получите ваш прежний сан и снова будете почтены славою; если же вы не сделае-

Древний храм святого мученика Сергия в старом Каире

те этого, то я, вопреки даже своей воле, должен буду муками принудить вас к исполнению царского повеления. Будьте милосерды сами к себе, а также и ко мне, ибо я вовсе не желал бы для вас быть жестоким мучителем. Святые отвечали ему: — Ты хочешь речью своею прельстить нас, но для ищущих небесной жизни „жизнь — Христос, и смерть — приобретение“ (Филип.1:21). Антиох, разгневавшись, повелел посадить святого Сергия в темницу, а Вакха, обнаживши и разложивши на земле, бить беспощадно. Святого били так долго, что даже слуги, бившие его, изнемогая от усталости, чередовались друг с другом. От этих побоев тело мученика как бы отпало от костей, и кровь из него лилась как вода. От таких мучений святой Вакх предал дух свой Господу. Тело Христова страдальца Антиох повелел вынести из города и бросить его гденибудь подальше на съедение зверям и птицам. Но Господь сохранил кости его: христиане, скрывавшиеся за городом, в пещерах и оврагах, ночью вышли, взяли тело святого и с честью погребли его в одной из пещер. Сергий, сидя в темнице, и узнал о кончине друга своего, и сильно опечалился: — Увы мне, брать мой Вакх, — повторял он, — больше нам с тобой уже не воспеть: „Как хорошо и как приятно жить братьям вместе!“ (Пс.132:1): оставил ты меня одного.

В следующую же ночь явился ему во сне святой Вакх. Он был как ангел, в блиставшей небесным светом одежде. Он стал утешать своего друга, рассказывая ему о той радости, которую приготовил для них Господь, и укреплять его силы к предстоявшему вскоре мученическому подвигу. Надо ли говорить, как обрадовался Сергий: в веселии сердца он стал воспевать Господа. Вскоре игемон, отправляясь в город Сура, приказал вести за собою и Сергия. Там, сев на судейском месте, он вновь стал говорить святому: — Нечестивый человек, по имени Вакх, не захотел принести жертвы богам и согласился лучше умереть насильственною смертью, нежели почтить их. Но ты, Сергий, зачем прельщаешься этим безбожным учением? Благодетель мой, не предавай себя мучению! Молю тебя, — послушай моего совета, — исполни царское повеление, принеси жертву богам, — и ты будешь возведен в прежний сан и удостоен прежней славы. Святой Сергий отвечал ему: — Временная честь и слава исчезнут, не оставив следа, за временным же бесчестием следует вечная слава, и для меня это земное бесчестие — ничто. Ты вспоминаешь мои прежние к тебе благодеяния, — что я у земного царя исходатайствовал тебе великий сан; теперь же говорю тебе, — послушай меня: отвергни своих ложных богов и поклонись вместе со мною Небесному Богу. А я обещаю исходатайствовать у Него для тебя еще больших благ, нежели у Максимиана! Тогда Антиох, убедившись, что не в силах отвратить его от Христа и заставить подчиниться царской воле, сказал: — Ты заставляешь меня, Сергий, забыть все твои милости и предать тебя лютым мукам. Сергий отвечал: — Делай, что хочешь: я имею помощником Христа, Который некогда сказал:

не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить. Антиох в ярости произнес: — Я вижу, что мое долготерпение делает тебя только еще более дерзким, — и повелел обуть его в железные сапоги, с острыми и длинными гвоздями на подошве. В такой обуви Антиох велел гнать Сергия пред своею колесницею. Сам же он поехал в город Тетрапиргий, откуда должен был отправиться в город Розафу. Когда они пришли в город Тетрапиргий, который отстоял от Суры в двадцати верстах, мученика заключили в темницу. Ночью в темнице, когда мученик молился, явился ему ангел Господень, и исцелил раны его. На другой день, Антиох приказал вывести из темницы святого Сергия, думая, что от боли он не сможет сделать и шагу. Увидев же еще издали, что он идет, как совершенно здоровый человек, нисколько даже не хромая, мучитель ужаснулся и сказал: — Воистину этот человек — волхв, ибо как можно после таких мук ходить, не хромая? А он идет, как будто ни в чем не бывало. Антиох велел обуть мученика в те же сапоги и вести пред собою до Розафы, а до него от города Суры было расстояния 70 стадий. Здесь, взойдя на судилище, Антиох осудил мученика на смерть. Когда святого привели за город, на место казни, он испросил себе время для молитвы. Во время молитвы он услышал голос с неба, призывавший его в горние обители, и, с радостью преклонив под меч свою голову, скончался. Тело его на том же месте было погребено христианами. Спустя немного времени христиане города Суры решили тайно взять из Розафы тело святого и перенести в свой город. Когда же они ночью подходили к гробнице, от гроба поднялся огненный столб, высотою своею достигавший до самого неба. Некоторые из воинов, живших в Розафе, видя в полночь огненный столп, освещавший весь их го-

род, пошли вооруженными к тому месту и увидели сурских граждан объятых ужасом при виде этого огненного явления. Вскоре явление чудесного столпа исчезло. Но все поняли, что святой Сергий не хочет оставлять того места, где пролил кровь и положил за Христа душу свою. В честь му ченика на том месте поставили чудную, каменную гробницу. По распространении христианства, в городе Розафе был выстроен храм во имя святого мученика Сергия. Пятнадцать епископов окрестных городов, собравшись, торжественно перенесли в новосозданную церковь нетленные и благоухающие мощи святого мученика. На том и на другом месте, — и в церкви, при мощах мученика Сергия, и там, где он скончался и был погребен, — многие страдающие от разных недугов получали исцеление. Удивительно, что каждый год, в день памяти святого, дикие звери, выходили из окрестных пустынь и собирались на том месте, где сначала был погребен святой мученик. В это время они становились кроткими, как ягнята: они не нападали ни на людей, ни на скот, но, спокойно обходя святое место, снова возвращались

в свои пустыни. Так прославил Господь святого воина-мученика, что не только людям, но и зверям как бы внушал праздновать его память. Подготовила Ирина Есинская

Çàùèòíèêè Îòå÷åñòâà

Î ñëóæáå è äðóæáå

Какой мальчишка не мечтает служить в армии? Конечно же, абсолютно каждый, ну, может быть, кроме тех, кто любит играть в куклы. А все нормальные мальчишки любят играть в „войнушку“, „казаки-разбойники“, в „рыцарей“ и прочие отважные и смелые игры. И конечно же, каждый мальчишка мечтает совершить подвиг: захватить вражеского шпиона, пойти в разведку через линию фронта или с риском для жизни спасти попавшего в плен товарища. Каждый отважный мальчишка с самого юного возраста начинает мастерить из всего, что попадется под руку, пистолеты, автоматы, снайперские винтовки, самострелы, мечи и щиты, копья и луки. При этом сам он представляет себя то отважным моряком, то партизаном в тылу врага, то часовым на охране государственной границы. Сам я в детстве перечитал решительно все книжки про войну и про армию, что хранились на полках бабушкиного серванта в деревне, где я проводил лето. А после мы с братьями конструировали различные замечательные образцы вооружения из штакетника, приготовленного дедом на забор, и испытывали наши „пулеметы“ в бесконечных сражениях как во дворе, так и на большой поляне возле речки. Незаметно пролетело беззаботная пора детства и подошло время идти в армию. С трепетом ожидал я тот день, когда нужно было явиться в военкомат по повестке „с суточным запасом провизии и железной кружкой“. Конечно же, на всех собеседованиях и анкетированиях в военкомате я говорил, что желаю служить и, конечно же, в самом лучшем спецназе. Когда врачебная комиссия определила мое состояние здоровья, как подходящее под группу А–1, самую лучшую, я был несказанно рад и даже немного задирал нос. И вот настал час, когда с областного сборного пункта нас привезли в воинскую часть, которой предстояло стать моим домом и работой и службой одновременно в ближайшие два года. Стоял солнечный и теплый май, распускалась зелень, лето готовилось вступить в свои права, а я с

компанией еще двадцати восьми ребят примерял ярко-зеленую новенькую форму, блестящие кирзовые сапоги, и, самое главное, — коричневый ремень с зеленой бляшкой и фуражку с кокардой. Все было новым и потому интересным. И ежедневная утренняя зарядка, и занятия строевой подготовкой, и изучение армейского устава и распорядка. Армейская жизнь, в отличие от нашей гражданской, очень дисциплинированна, а ведь это то, чего нам больше всего не хватает дома. Ведь дома мама сварит тебе обед, постирает твои вещи и погладит твои рубашки, а в армии такие фокусы не проходят,

многое зависит от тебя самого, от твоей собранности и сноровки. Первый мой месяц в армии, когда мы проходили Курс Молодого Бойца не забудется никогда. Одного месяца хватило чтобы мы, вчера еще юные мальчишки, окрепли физически, загорели, научились обращаться с оружием и стрелять из него, освоили армейский устав, а самое главное — обрели товарищей, с которыми предстояло делить кусок хлеба, трудности и радости целых два года. И надо сказать, что те ребята, с которыми довелось подружиться в армии, стали мо-

ими самыми близкими друзьями, потому что эта дружба выдержала проверку в непростых условиях, ведь часто считанные мгновения определяют выбор — готов ли ты помочь другу или нет. И теперь, когда мы, уже отслужив, встречаемся, особенно тепло вспоминается тот первый месяц нашей службы, когда мы привыкали к новым условиям жизни, и часто только сочувствие и поддержка друга давали сил и терпения, помогали переносить тяготы службы. Бывало и так, что приходилось подбадривать и утешать приунывшего товарища, когда самому тебе не сладко. Присягу наш призыв принимал в день святых Первоверховных Апостолов Петра и Павла. Утром наш полковой священник отец Варнава (Столбиков) отслужил молебен и прочитал над нами молитву на ношение оружия. А после этого мы выстроились на плацу с автоматами наперевес и поочередно выходили строевым шагом и произносили слова присяги на верность Родине. На всю жизнь мне врезалися в память те мгновения когда мы стояли по стойке „смирно“, а в это время исполнялся государственный гимн. Именно в такие моменты жизни отчетливо понимаешь жизненную важность для тебя слова Родина и необходимость ее защищать. А дальше были два года службы, наполненные и

радостями и огорчениями, были и трудности, но никогда я не чувствовал себя одиноким или никому не нужным. Во-первых, в армейской жизни, как и во всех сложных обстоятельствах, острее чувствуется непрестанное Божие попечение. Да и сам человек, когда ему трудно, когда нет рядом близких людей, начинает более упорно просить помощи от Господа, и молитва наша теплей и усердней. Именно в армии я, как и многие мои товарищи, стал причащаться Святых Христовых Тайн более осознанно и регулярно, потому что когда нам тяжело только Благодать Божия дает нам силы и бодрость духа. В нашем воинском храме Литургия служилась нечасто и, в основном, ночью — в свободное от нарядов время. Но какие это были службы! Ведь в храм собирались не по привычке или чтобы отдать дань традиции, а с искренним чувством необходимости помолиться о себе и о родных, жертвуя временем отдыха, которое в армии очень ценится. И вот, юные воины рядами стоят в ожидании Святого Причастия, чтобы принять Божественную благодать и пронести ее в своем сердце, защищая его от налета грубости, жестокости и корысти. Особенно памятны пасхальные службы в воинском храме. Незадолго до по-

луночи с третьего этажа казармы, где находился храм выходит крестный ход с хоругвями и свечами во главе со священником. „Воскресение Твое Христе Спасе…“ — раскатисто поет солдатский хор, в темноте мерцают красные пасхальные свечи, на лицах сосредоточенность и предчувствие пасхальной радости. Крестный ход обходит вокруг казармы и поднимается к закрытым дверям храма, все замолкают и через мгновение разливается по казарме торжественный возглас батюшки: „Слава Святей Единосущней и Животворящей Троице…“ и дальше, знаменуя победу Жизни над смертью: „Да воскреснет Бог, и расточатся врази его!!!“ Громогласно отвечает хор: „Христос воскресе из мертвых…“ и начинается Светлая Заутреня, наполняющая сердца воинов пасхальной радостью и ликованием. Всегда на Пасху приезжал в воинский храм кто-нибудь из родителей и духовных чад батюшки, они же помогали устраивать разговенье для солдатов и всех гостей. И как же чувствовалась любовь и радость, переполняющая сердца всех, кто молился и воспевал вместе с воинами Воскресшего Христа в эту ночь! Это общее ощущение чуда вполне выразил один молоденький солдатик, который после завершающей

праздник трапезы воскликнул: „Неужели уже все заканчивается? Это было словно во сне!“ Памятны и службы в мужском монастыре Свято-Смоленской Зосимовой пустыни, распологающейся на территории воинской части. Стройный, вдохновенный солдатский хор неизменно был украшением торжественных и неспешных праздничных богослужений. В свою очередь братия обители в праздничный день всегда старалась угостить служивых чем-нибудь вкусным. А потом снова начинались армейские будни, наполненные трудом и караульной службой, но теперь все тяготы и невзгоды переносились легче, мир и тишина, вошедшие в сердце, помогали бодро нести воинский крест, а дружба и взаимовыручка становились крепче. И даже когда подошел к концу срок службы, и наступило время увольняться из армии, вместе с радостью скорой встречи с родными и возвращения домой была и легкая печаль о бесконечно дорогом времени, проведенном с людьми, которые стали тебе как родные братья, и о том, что время это уже никогда не вернется. Послушник Николай Комогоров

Стихи Христос воскресе! Всё голубее небосвод, Заря всё пламенней, и вот Мир замер в изумленье: Восстал, восстал из гроба Тот, Кто создал всё творенье! К Христос воскресе! Смерти власть Х Для нас навеки прервалась. Д Путь в небо открывая, И ярким пламенем зажглась Для нас надежда рая. Не ради ль этого понёс Страданья тяжкие Христос?

Солнце души Вот солнце, как светит! как греет! — оно Для нас было Господом сотворено, Деревья, пшеница, трава и цветы Не могут расти без его теплоты. Но солнце души человека — Христос: Он создал её и до неба вознёс, Великое знаменье дал ей Креста И вечного рая открыл ей врата. Как тянутся к солнцу трава и цветы, Так к Богу всегда устремляйся и ты, Молись, и Его благодатью храним, Живи, как тебе заповедано Им!

Весна И куст сирени и берёза, Что в палисаднике у нас, Зимой застыли от мороза. А вот и ожили сейчас. Ну не чудесное ли дело: На ветках голых и сухих Листва весною зашумела, И птицы прыгают на них! И если вешними лучами Живит растения Господь,

То разве Он твоей печали, Мой друг, не может побороть? Терпи с молитвою остуду, Что по грехам, видать, дана, Верь: будешь радоваться чуду! Да и не чудо ли весна?

Светилен Богородице, Матерь Света, Помолись ко Христу о нас, Чтоб неяркое наше лето Светом полнилось, как алмаз, Чтобы весело днём погожим Всё блистало, росло, цвело, Чтобы всё покрывало Божье Чудодейственное тепло! Чтобы всю осиял природу Свет, которого ярче нет, Чтоб и нас, как речную воду, Пронизал тот небесный свет. Благодатью душа согрета, — То безмолвный Господень глас, Богородице, Матерь Света, Помолись ко Христу о нас!

Луч солнца Л Вот стало светлее немножко, И кончился дождь затяжной, И в небе открылось окошко, Блеснувшее голубизной. И луч, серафим златокрылый, Оттуда слетел прямо в сад, — И этой чудесною силой Зажглось там сто тысяч лампад. То множество капель блистало, Осыпавших листья древес, И в каждой, как солнце, сияла Улыбка посланца небес.

Монах Лазарь арь

Êîãäà âçðîñëûå áûëè äåòüìè

Ñàìûé ñ÷àñòëèâûé ïðàçäíèê

Î

днажды вечером сидели мы с моей младшей сестренкой Алисой за столом и вспоминали… Шел Великий пост. Наступала Страстная неделя. Сколько печальных событий произошло за те семь дней в Иерусалиме… Людская неблагодарность, предательство, жестокость и равнодушие... И самый тяжелый день — распятие Христа. С тех пор прошли века, но ужас этого события разрывает сердце и сегодня. Мы с Алисой давно заметили, что, читая с нами утром Символ веры, наша бабушка всегда останавливается на словах „Распятого же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна“. И голос ее дрожит. Но, должна признаться, я не сразу поняла, в чем дело. Видимо, просто была еще мала. Когда мы переехали из Москвы в дом на Роще, мне было пять лет, а Алисе — вообще два. Мы и в Москве бывали с бабушкой в храме. Но ехать туда надо было в вечно переполненном автобусе. И не всегда находились вежливые люди, которые уступали нам место. Потом до храма надо было еще пройти пешком. Действующих церквей тогда в Москве было мало, поэтому люди стояли очень тесно. Теперь я понимаю, что это были малоуважительные причины, чтобы редко посещать храм, но тогда… нам было очень тяжело, в храме мы бывали только по большим праздникам. на Роще! Храм стоял на холме прямо над нашим домом. Мы стали посещать почти все службы. Храм стал родным и близким. Там всегда было так красиво, светло! Так было радостно принимать Причастие! „Алиса, ты помнишь наш первый год в нашем храме?“ Алиса обиженно мне ответила: „Ну, Маргоша, ты смеешься что ли надо мной? Я же была еще младше, чем ты. Нет, я помню только, что очень добрым был отец Трофим. Зато я помню, как мы стали ходить на службы в Пафнутьев монастырь“. „Алисонька, прости, я вовсе не хотела тебя обидеть. Но в монастырь мы ходили уже позже“. И я стала рассказывать, что осталось в моей памяти от того 1992 года, нашего первого года на Роще. Дело в том, что это был последний год, когда на Рождество и на Пасху весь окрестный люд приходил в рощинский храм Рождества Пре-

À

святой Богородицы. Этот xpaм никогда не закрывался, а монастырь только год назад передали епархии, и службы там проходили в маленьком храме пророка Ильи. Все остальное еще только реставрировалось и возрождалось к жизни. Но на службах в Страстную неделю народу было мало. И настала Великая Пятница — день распятия Христа . Вот тут-то я впервые поняла, что чувствовала бабушка от молитвенных слов о распятии. Тогда я поняла, как страдал Господь. Я опустила голову, и слезы мои закапали. Потом посмотрела на бабушку. Алиса у нее на руках уснула, положив головку бабушке на плечо. А бабушка украдкой вытирала слезы. Она увидела, что я плачу, вынула платочек, вытерла мне слезы и успокаивающе похлопала по плечу: „Он умер, но Он воскреснет“. Но сейчас-то мы Его хоронили! Как бы я хотела оказаться в тот день там, на этой страшной горе, я бы не отдала Его легионерам, я бы Его спасла… Дома мы много говорили о том, почему

надо было Господу принести эту жертву, почему не миновала Его чаша сия… И все мы, даже малышка Алиса, стали ждать Воскресения Христова. Что творилось в тот пасхальный вечер и ночью около храма! Тысячные толпы прибыли сюда, весь холм у храма просто кишел людьми. И наконец, отец Трофим в сверкающем белом облачении вышел на паперть храма и возгласил: „Христос Воскресе!“ И все, как один, отвечали: „Воистину Воскресе!“ Отвечали так громко, что мне показалось, будто вздрогнула земля. И верилось, и сердце ликовало, а из глаз лились счастливые слезы. Пасхальный день был прекрасен, нарядилась природа, нарядились люди. Небо было высокое, и ярко-голубое, а солнце… оно так лучилось, вокруг него сияли радужные круги, и я впервые услышала эти слова и поняла их: „ Солнце играет!“ Алиса решительно вмешалась: „Вот это я тоже помню. И всегда теперь смотрю, когда же оно заиграет. Но это случается только на Пасху“. стала просить Алису, чтобы теперь она рассказала, что она помнит. Алиса уже так воодушевилась, что и просить ее долго не пришлось. И вот что вспомнила моя младшая сестренка.

— Прежде всего (все же я была маленькой) я запомнила, как мы раскрашивали пасхальные яйца и как вкусно пахли куличи, которые пекла бабушка. Это было так замечательно: вот только что стоял тазик с обычными белыми яйцами. Потом бабушка дала нам кисточки, краски, фломастеры, переводные картинки. Мы опускали яйца в баночки с разными красками. Через какие-то полчаса

ß

вместо тазика с обычными вареными яйцами стояло чудо, сияющее, как радуга. Потом мы сложили и куличи (один большой и два маленьких для нас), и яйца в новенькую плетеную корзиночку. Обвязали ее кружевной салфеткой и следующим утром пошли в монастырь на службу, после которой все это освятили. Мы боялись опоздать на службу и поэтому пошли короткой дорогой. А там — такая круча — горка, с которой надо спуститься к мостику через сказочную речку Истерьму. (Сказочную потому, что мы знали, где-то там у ее начала до сих пор стоит терем, из окошка которого прекрасная царевна полощет в холодных струях быстрой речки свои золотые косы, поэтому и называется — Из терема, а скороговоркой — Истерьма). Как ни торопились, а все же минуточку постояли, свесив головы, чтобы полюбоваться прозрачной хрустальной Истерьмой. Истерьмой и мостиком было связано еще одно воспоминание, ой, такое, что я не выдержала и засмеялась. Моя догадливая Маргоша тут же показала мне кулачок. Дело в том, что однажды мы с бабушкой возвращались из бани чистенькие, во всем новом, в прекрасном настроении. Прибежали на мостик, опередив бабушку. Маргоша по привычке кинулась любоваться Истерьмой, перегнувшись через тонкие, низкие перильца. Мы и ахнуть не успели, как она оказалась внизу, в воде. Бабушка мгновенно побежала под мостик, зашла в речку и вытащила Маргошу. Она громко плакала, бабушка прижимала ее к себе, чтобы согреть, потом стала растирать ее полотенцем. А наверху, еще громче, чем сестричка, плакала я. Не удивительно, что Марго не хотелось об этом вспоминать. Вот, конечно, она и сейчас тут же меня перебила: „Алиса, зачем ты отвлекаешься на всякие незначительные детали? Ты же вспоминаешь, как мы торопились в монастырь, вот и вспоминай!“ Ох, ох, подумать только, какая она у нас целеустремленная! На службу мы тогда не опоздали. И все было хорошо, мы уже знали, что скоро Христос воскреснет. Потом все поставили куличи и яйца на столы. А отец Власий окропил снедь святой водой. Но он был такой строгий, что я испугалась узнал ли он нас. Я хотела подбежать к нему, но бабушка во время ухватила меня за платье. Дело в том, что мы очень часто встречали отца Власия: в монастырь надо было идти мимо прудов, а

Ñ

батюшка, видимо, любил, сидя на старом, поваленном дереве, делать вид, что ловит рыбу. Но тогда там ничего, кроме несъедобного ротана еще не водилось. А я сразу поняла, что отец Власий просто отдыхает, любуясь тихим прудом, вековыми деревьями, уцелевшими чуть ли не от времен преподобного Пафнутия. Он всегда подзывал нас к себе (сами мы никогда бы не решились к нему подойти), называл нас по именам, угощал конфетками, расспрашивал о наших делах, благословлял и осенял крестным знаменем. Неужели он нас сейчас не узнает? Как же так? Наверное, отец Власий все же заметил наши огорченные лица и, когда мы уже забрали наши корзиночки и проходили мимо него, он ласково потрепал нас по головкам. Вот, как хорошо, просто отлегло от сердца. Маргоша важно сказала, что он не мог иначе, ведь он был на службе, в храме, а не в спокойной обычной обстановке на отдыхе.

В пасхальный день мы сидели за праздничным, очень красивым столом, разговлялись. Из Москвы приезжали мама с папой. Мы христосовались. Всегда получали подарки. Почему-то в этот день все было необыкновенно вкусно. Я уже не говорю о куличах и ветчине. Но даже обыкновенный сыр, который я терпеть не могла, в этот день казался лакомством. Потом мы убегали в сад и там на зеленой травке катали раскрашенные, яркие яйца. Во-первых, чье дальше покатиться, во-вторых, бились азартно, разбивая концы яиц. Чье-то будет крепче и останется целым. Хотя бы одним кончиком. А вечером взрослые устраивали салют. Сначала мы думали, что они его запускают только для нас, а потом с удивлением поняли, что они веселятся не меньше нашего. Ну что же — имели право. Христос воскрес! Алиса Кузьмичева, Маргарита Гаршина

Ìèð ðóññêîãî èñêóññòâà

Æèâîïèñåö èñòîðèè

Ó

Сурикова появились финансовые возможности отправиться за границу. Помимо естественного желания посмотреть мир, у него была и особая задача — изучить, как создавались великими итальянскими художниками Возрождения большие многофигурные картины. Он был потрясен и очарован. В это время в Риме находился и русский художник В. Д. Поленов. Он вспоминал: „Суриков в таком экстазе от заграницы, от великих художников, что просто рвет и мечет, без конца повторяя, сколько здесь цвета! Грех им не быть превосходными колористами, ведь тут тонешь в свету!“ И вскоре Суриков подытожил свои наблюдения: неповторимый национальный колорит картин великих итальянцев возникал от цвета основной стихии Италии — удивительного лилового цвета Средиземного моря. Пи-

сали об этом во все века и поэты, называя адриатические волны „виноцветными“. А вывод из своего открытия он, как все гении, сделал совершенно неожиданный: и у нас в России есть такая же основная цветовая стихия. Это — снег! И художнику хотелось немедленно это доказать. Вскоре он сделал свой первый эскиз к картине „Боярыня Морозова“. Плодом его открытия и стало создание картины „Боярыня Морозова“. Сюжет ее всем хорошо известен. Сторонницу старой веры знатную боярыню Ф. П. Морозову везут на очередной допрос или в ссылку — в Боровский земляной острог. о шедевром, вершиной творчества великого мастера эту картину назвали за ее необыкновенный колорит. Известно, что основу колористического решения художник нашел, увидев на снегу черную ворону. Но все остальное… царство необыкновенного искрящегося снега и узорчатых старинных одежд. Такой снег до Сурикова не изображал никто. Во-первых, он передал, как снег отражает цвет даже тускловатого голубого зимнего неба. Во-вторых, снег на крышах и на дороге совершенно разный: на крышах с еле заметным налетом золы и сажи, а на дороге затоптан людьми, лошадь и сани тоже оставили здесь свой след, и эти следы тоже отличаются по цвету. Кроме того, сибиряк Суриков первым задумался над тем, что снег меняет и лица людей, их цвет кожи. Увлекшись экспериментом, он чуть не заморозил натурщика, позировавшего ему для фигуры юродивого. А прямо над ним в образе странника с посохом и лукошком художник изобразил себя, удрученного людской жестокостью и земными страданиями. Известно, что Суриков долго бился над эффектом, чтобы „сани с Морозовой ехали“. Он получал множество советов о том, как это сделать. Сам художник вспоминал, что даже Л. Н. Толстой, который с женой пришел к художнику посмотреть на „Морозову“, сказал: „Низ не нужен, его надо срезать“. Суриков поступил наоборот: он писал в своих воспоминаниях, что много раз увеличивал

Í

нижнюю часть картины, пришивая холст. Картина была выставлена на ХV Передвижной выставке и, конечно, имела шумный успех. О ней восторженно писал знаменитый критик В. В. Стасов. Эту картину так же приобрел Третьяков, что, конечно, было очень почетно для молодого художника. Однако, интересно, что как раз в период создания своих лучших картин — „Утра стрелецкой казни“, „Меньшиков в Березове“ и „Боярыни Морозовой“ художник ни разу не побывал у себя на родине — в Сибири. том же году, после оглушительного успеха „Морозовой“, у Сурикова после тяжелой болезни умерла жена. Он очень тяжело пережил утрату, на целый год оставив живопись. К нему приехал его любимый брат и уговорил поехать в Красноярск. В

городка“ (1891 год) и „Покорение Сибири Ермаком Тимофеевичем“ (1895 год). а первой картине была изображена старинная удалая игра, состоящая в том, что верховой должен перескочить через ледяную стенку-городок, а все вокруг пугают его лошадь, хлещут ее прутиками и всячески мешают смельчаку. И шумно, весело приветствуют победителя. Веселье народного праздника в первый и единственный раз в творчестве Сурикова стало темой его живописи. Третья большая картина Сурикова „Покорение Сибири“ по глубине решения исторической темы, по колористическому и композиционному совершенству не уступает „Боярыне Морозовой“. Она глубоко национальна по смыслу. Это событие не было стремлением Московского государства расширить свои земли и подчинить новые племена. Пришлось бороться с ханом Кучумом, настоящим бандитом-террористом тех лет. Он запугивал население грабежами и разбоем, дошел со своей ордой до Урала, угрожая поволжским и другим исконно русским землям. Перед нами кипит страшная битва, сталкиваются силы исторические и определяется дальнейший ход истории. И опять очень верную оценку этому шедевру Сурикова дал И. Е. Репин: „Впечатление от картины так неожиданно и могуче, что даже не приходит на ум разбирать эту кипящую яростью битвы массу со стороны техники, колорита, рисунка“. Картину „Покорение Сибири“ после ее экспозиции на ХХIII Передвижной выставке приобрел Государь Император Николай II. 1899 году художник написал картину, посвященную легендарному „Переходу Суворова через Альпы“. Среди неприступных альпийских скал армия Суворова низвергается как неудержимый поток. Суворов — рядом и, как всегда, впереди победа! Это гимн мужеству и бесстрашию солдат и знаменитого русского полководца. Натурщиков для создания образа Сибири, окруженный заботами родных, великого полководца Суриков выбрал стастал постепенно приходить в себя. Пер- рого казачьего девяностолетнего полковвым, что он смог после этого написать, ника, воина, чья жизнь вся целиком пробыл портрет его старшей дочери — Ольги. шла на полях сражений. После создания А потом последовали две, посвященные этой картины художник был награжден Сибири, картины — „Взятие снежного орденом святого Владимира IV степени.

Í

Â

Â

Один из современников художника вспоминает, что когда картина была выставлена в Академии художеств, там появились совершенно необычные посетители — солдаты столичных воинских частей. Их приглашал Великий князь Владимир Александрович, который был и президентом Академии художеств и главнокомандующим Петербургским военным округом и гвардией. Глаза у необычных посетителей горели восторгом. И вот, что очень интересно. Помните, как назывались и чему были посвящены предыдущие картины художника? Ну, как же, они в разных ракурсах изображали поражение! А теперь, прожив нелегкую жизнь, достигнув зрелости он пишет Победу. И в „Городке“, и в „Покорении Сибири“, и в „Переходе через Альпы“ он пишет русских — победителями. му осталось написать еще одну большую картину — „Степан Разин“, которую он закончил в 1910 году. Это была его предпоследняя работа. По безбрежному простору матушки-Волги движется мерными ударами весел большая лодка. В центре картины на скамейке, покрытой роскошным ковром, сидит Степан Разин. Сидит, думу думает, не замечая ни своих сподвижников, ни природных красот. О чем думает? Споры об этом шли много лет. Кто-то считал — о том, что все потеряно, кто-то думал об этом по-другому. Ясно одно, что художнику удалось написать Разина так, что мы угадываем,

Å

видим его могучий русский характер. И вместе с тем чувствуем страстный неудержимый порыв его натуры. Что ждет русских людей, Россию, впереди — вместе со своим героем накануне грядущих событий думает великий художник, который всем своим творчеством говорил о любви к своему народу и к своей земле. Алла Тагиева

Çàáûòàÿ êíèãà

Åëåíà Ðîáèíçîí

есколько дней спустя Елена, сидя с отцом на палубе, читала ему какую-то книгу. Корабль, мерно покачиваясь, скользил по волнам, погоняемый легким ветром. Вдруг с передней палубы внезапно раздался крик: «Человек упал за борт!» Все бросились к борту. Оказалось, что один из матросов упал в море. Капитан тотчас приказал спустить паруса и отрядил трех матросов на помощь товарищу, который держался на волнах, работая руками и ногами. Матросы быстро

раздирающий душу крик, и несчастный матрос исчез под водою. Все оцепенели от ужаса; происшествие это произвело такое удручающее впечатление, что все долго не могли забыть его. Наконец паруса были снова подняты, и корабль продолжал путь. Чтобы отмстить за несчастного товарища, матросы принялись приготовлять удочку громадных размеров. На большой железный крюк, привязанный к толстому канату, они насадили большой кусок мяса и бросили в море. Несколько времени они с нетерпением следили, не покажется ли где чудовище, но затем каждый принялся за свое дело. Но вот, часа через три после прискорбного происшествия сбоку корабля вдруг раздался сильный плеск и шум. Матросы бросились к борту и увидели, что канат с приманкой сильно натянулся.

— Акула! Акула!—в один голос крикнули они и дружно принялись тащить громадную удочку. великой радости матросов вскоре над водой показалась голова морского хищника; в пасти у него глубоко засел железный крюк. Акула страшно извивалась во все стороны и с таким бешенством билась о борт корабля, что матросы ежеминутно опасались, что она сорвется с крюка. Однако, наконец с большим трудом вытащили они ее на палубу. Огромая пасть её, унизанная несколькими рядами длиных острых зубов, раскрывалась и закрывалась с такою ужасною силой, что, когда один из матросов всунул ей толстое полено, оно затрещало у неё под зубами. Зеленоватые кошачьи глаза ея сверкали бессильной злобою, и от времени до времени она била хвостом с такою силой, что могла бы убить человека. Во избежание несчастья, один из матросов осторожно подошел к ней сзади и ловким ударом топора отрубил хвост. Между тем Елена заметила, что около спустили лодку и дружно схватились за корабля на поверхности моря все время весла. Но в ту же минуту все с ужасом снуют две небольшие рыбки. Оказалось, заметили, как над волною внезапно мель- что это были лоцманы, друзья и верные кнули голова и трехугольный плавник спутники пойманной акулы. Из описаний акулы; с неимоверною быстротою неслась Елена знала, что рыбки эти всегда сопроона к несчастному матросу. Минуту спустя вождают акул, разыскивают для них донад водою мелькнул могучий хвост чудо- бычу и приводят их к ней; сами же питавища, а в следующее мгновение раздался ются крохами, которыя роняет их силь-

ный покровитель, под защитою которого они чувствуют себя в безопасности от других хищных рыб. По просьбе Елены один из матросов закинул удочку и через несколько минут поймал одного лоцмана. Теперь Елена имела случай вблизи рассмотреть этого верного спутника акулы. Это была очень красивая рыбка голубоватого цвета, с темной спинкой и серебристым брюшком. Из всех животных, с которыми Елена познакомилась во время плавания, ее больше всего интересовали летучие рыбы. Случалось, что целые стаи этих рыб окружали корабль и, внезапно поднявшись на 2—3 сажени над водой, с каким-то особенным свистом быстро пролетали шагов сто и затем снова исчезали в волнах. Нередко игра эта повторялась несколько раз подряд, при чем едва успевала скрыться в воде первая стая, как вслед за ней стремительно поднимались вторая, третья, четвертая. От отца Елена знала что если полет летучек совершается в одном и том же направлении, то это признак, что они спасаются от преследования хищных рыб. Но ей также нередко приходилось наблюдать, что рыбки эти летали в разные стороны, перелетали одна через другую, по-видимому, забавляясь. Однажды Елена заметила, как подобная забава летучек привлекла нескольких буревестников, которые принялись охотиться за ними. Зрелище это было в высшей степени любопытно. Летучки перепархивали с неимоверной быстротой и мгновенно скрывались под водой, так что буревестники, несмотря на свою изумительную ловкость, с трудом могли поймать несколько рыбок. Охота эта продолжалась недолго, потому что рыбки скоро скрылись в волнах. Одна из них упала на палубу, и Елена могла хорошо рассмотреть ее. Спинка её была красивого светло-бурого цвета, бока светло-красные с серебристым отливом, а брюшко розоватокрасное. Однажды Елена, по обыкновению, сидела с отцом на палубе и читала ему вслух. Она так увлеклась чтением, что совсем не заметила, как солнце скрылось за тучей, и подул свежий ветер. Вдруг она увидела, что на книгу и на стол посыпались сверху какия-то насекомыя. В изумлении вскочила она из-за стола и, не веря глазам своим, смотрела, как из тучи градом сыпались насекомыя в море и на палубу.

— Папа, папа!—воскликнула Елена,— кругом нас творится что-то необыкновенное! Из тучи сыплются живыя насеко-

мыя! Это саранча, папа! Как могла она очутиться тут, среди океана?

— Это дождь из насекомых, друг мой, — заметил старый моряк. — Вероятно, гденибудь далеко на берегу смерч налетел на тучу саранчи и закрутив ее, поднял к облакам, а там ветер подхватил и унес ее

в море. Ведь ты знаешь, что ветер в верхних слоях дует сильнее, чем в нижних, и потому случается, что саранчу уносит за сотни и даже тысячи верст, где она наконец падает дождем на землю. Такие дожди бывают не только из саранчи, гусениц и жуков, но даже из разных растений, как это было, например, несколько лет тому назад в Испании, где вдруг с неба дождем посыпалось пшеничное зерно. Оказалось, что оно было принесено в Испанию ветром из Северной Африки, где бурей разнесло несколько хлебных складов.

— Это удивительно! Я в первый раз слышу об этом. Но с какою же страшною скоростью должен дуть ветер, чтобы удержать наверху такую громадную тучу саранчи и не дать ей опуститься на землю?

— Я думаю, со скоростыю 12—14 сажен в секунду! (сажень 7 английских футов, т. е. 2,1336 метрам) — Разве ты знаешь папа с какою скоростью дует ветер — с любопытством спросила Елена.

— Знаю, друг мой, и если это интересует тебя, то расскажу тебе. Например, тихий ветерок, который едва колеблет листья на деревьях, дует всего со скоростью 1—1,5 аршина в секунду. При 5—8 саженях в секунду он уже поднимает пыль и качает деревья. Но когда достигает скорости 12 —14 сажен в секунду, то уже переходит в бурю, а при 17—20 саженях превращается в ураган, вырывающий деревья с корнями и срывающий крыши с домов. К счастью, сильнее этого ветра не бывает. Если бы ветер мог достигнуть скорости 40 сажен в секунду, то он мгновенно смел бы с лица земли целые города. Между тем матросы принялись сметать

заборт находившуюся на палубе саранчу, которая, после перенесенной ею долгой борьбы с ветром, не в силах была подняться и теперь гибла в волнах. Прошла еще неделя спокойного плавания. Вдали стала обрисовываться южная оконечность Африки. Море, ближе к берегу, из синего превратилось в коричневозеленое. Через несколько часов корабль достиг мыса Доброй Надежды, где, по словам моряков, ветер вечно борется с гигантскою горой, и бушуют вечные бури. Недаром

мыс этот прежде назывался «Бурный мыс». На этот раз, однако же, море здесь было спокойно и только подернуто легкой зыбью. лена стояла на палубе с подзорной трубой и смотрела на неприветливый берег, на котором высились три громадные горы таких причудливых форм, каких она раньше не видывала. С правой стороны возвышалась длинная, не особенно крутая гора с углублением по середине и покатой вершиной. Рядом с ней находилась другая высокая гора, одинаковой ширины от основания до вершины; вершина её была как будто срезана и заканчивалась широкою площадкой. Видом своим она походила на огромный круглый стол. К ней примыкала третья гора, которая поднималась отвесно и напоминала собою непреступную башню.

— Это Столовая гора? — спросила Елена матроса, указывая на среднюю гору.

— Да. А как называется та, с левой стороны?

— Чертов пик.

— А с правой?

— Львиная гора. Подобно трем чудовищам, стояли эти почерневшие горы на страже южного берега Африки, как бы охраняя его от ярости бурь и ураганов. Мрачная Столовая гора служит жителям Капштадта верным показателем погоды: если вершина её окутывается облаками, то это предвещает бурю.

— Взгляните-ка туда!—сказал Елене проходивший мимо неё капитан, указывая на открытое море. Елена оглянулась. В некотором отдалении от корабля копошилось над водой множество каких-то странных животных, которые, подобно корабликам с распущенными парусами, медленно плыли вперед. Всмотревшись внимательнее, Елена узнала в них ветрильников. Грациозный моллюск двигался при помощи трубочки, выбрасывавшей из себя воду; из его восьми щупальцев, два коротких были подняты, изображая паруса. При помощи подзорной трубы Елена успела хорошо рассмотреть эту изящную лодочку. Но вот, невдалеке показалось несколько буревестников. Ветрильники, как бы предчувствуя опасность, переполошились, проворно сложили свои паруса, прижали

в него гарпуны и стрелять из ружей. Но пули и гарпуны проникали в его тело как в кисель. Спасаясь от преследования, чудовище скрылось под водой, но вскоре появилось по другую сторону корабля. Матросы снова принялись стрелять в него и бросать гарпуны, и это заставило его снова скрыться под водой; но не прошло нескольких минут, как оно опять появилось на поверхности и принялось бешено хлестать воду своими чудовищными щупальцами. Цвет, раздраженного животного из светло-серого превратился в ярко-красный. Спустить лодку с людьми было опасно, потому что чудовище одним своим щупальцем в состоянии было перевернуть ее вверх дном. Таким образом охота эта длилась безуспешно в течение трех часов. Наконец, после многих безуспешных попыток, на осьминога удалось наконец накинуть петлю, но она скользнула по слизкому телу врезалась в огромный хвост. Матросы возликовали и принялись вытаскивать на палубу этого морского гиганта, который рвался и бешено ударял щупальцами о борт корабля. Над водой показался сначала огромный хвост, а вслед за ним часть тела осьминога. Матросы кричали «ура!» и дружно тянули канат. Не успели они и до половины вытащить его из воды, как хвост оторвался, и гигантский моллюск щупальцы и, опрокинув раковину, скрынавсегда скрылся под водою. Судя по лись под водой. Все это совершилось так хвосту, вес которого равнялся двум пускоро и ловко, что любое судно могло бы дам, можно было предположить, что все позавидовать быстроте этого маневра. животное весило около 125 пудов. орабль почти миновал уже мыс В течение трех дней чудовище это слуДоброй Надежды, когда капи- жило нескончаемым предметом разговора тан, осматривавший в это время всего экипажа. При этом, конечно, расв подзорную трубу горизонт, за- сказывалось немало небылиц о кракенах метил в полумиле перед кора- и других морских страшилищах, которыя блем какое-то огромное живот- будто бы хватают с корабля людей и даже ное, медленно плывшее в том же топят корабли. направлении как корабль. Весь экипаж Э. Грандстрем столпился у борта посмотреть на чудовище. Когда же корабль нагнал его, то взорам всех представился осьминог громадных размеров, который продолжал спокойно плыть вперед, не обращая внимания на приближающееся к нему судно Елена невольно содрогнулась величина его достигала 18 футов (один фут примерно 30,5 см), не считая восьми ужасных щупальцев в 5 — 6 футов длины, снабженных множеством присосков. Его огромные светло-зеленые глаза на выкате наводили ужас своею страшною неподвижностью. Громадная пасть походила на клюв попугая. Несмотря на необыкновенную величину этого чудовища, капитан решился овладеть им и приказал бросать

¢ ³ µ ¸¾ ¨Á¿ Å» À À » ½ Áµ

¡ ¥¡ ¡¥ ¯ ² ¤² « ¡£¡ © Нет такого человека, которому бы в детстве не рассказывали сказок. А кто эти сказки сочиняет-придумывает? Есть такие люди — добрые сказочники. Почему добрые? Так ведь настоящая сказка злой не бывает. А наша сказка о Боровце как раз такая — добрая и веселая. От большой любви к древнему и прекрасному Боровску она родилась. В ней и правда, и выдумка, и старина, и день сегодняшний так сплелись-обнялись, что никто их разделить не сможет. Ну, слушайте, дорогие наши дети, сказку про Боровец, Павел Хомутинников вам ее рассказывать будет!

¥¡ ¦ ¡¤ ¡ ¥ ¯ Городец наш мал, да на семи холмах стал. Дело так было. Охотился как-то князь Владимир Андреевич неподалеку. Выехал из Дремучего Бора к реке нашей и обомлел: стоят над рекой семь холмов красоты неописуемой. Над одним холмом радуга сверкает, над другим ласточки щебечут, на третьем целый лес ландышевый растет, на каком — колокольчики лазоревые, на каком — разнотравье, что тебе картина расписная, на самом большом холме стоит Бор высоченный: сосны красные, кроны зеленые да пушистые. Выстлан Бор кустами черничными. Аромат целебный враз все хвори-болячки оздоравливает. И хрустальный полузвон стоит от ключейродников многочисленных.

— Быть здесь городцу, — повелел князь, — А зваться будет, сей городец Боровцом, поелику больно уж Бор здесь величав да весел. Вот и встал враз городец над рекой с тарасами мощными да двумя воротами — одни к реке входом, другие — к торжищу. И зажил князь, что тебе царь-государь али королевич какой заморский.

Решил князь Владимир Андреевич устроить пир у себя в городце. Позвал в гости брата своего старшего Дмитрия из пустой деревушки, что на реке, на Москве. Братья-то дружны были, а Дмитрий сей — старший. Вот приехал Дмитрий-князь в гости, увидел красоты наши неописуемые, да и упросил подарить их ему. Владимир Андреевич, не скупясь, снарядил обоз: уложил туда аккуратно то улочку, то переулочек, то рощу березовую, то рощу сосновую, то ландышевый лес, то полянку колокольчиковую. Много чего уложил. Погуляли-попировали братья, наутро Дмитрию домой на Москву возвращаться, а он умаялся за ночь бессонную. Так его уложили на телегу обозную, в путь отправили. Дороги-то не торные у нас: то ямка, то кочка. Вот по дороге-то большую часть подарков Дмитрий и подрастерял. Только малую часть холма Боровицкого, Молчановку, Очаково да Моховушку доставил. Ну, ему и того хватило, чтоб по всей Руси похваляться Москвою своею.

« ¦ £ ¯ ¡¤ ¡ ¤ ¤¥£¡ ª¥¡ ° ¥¡ ¡ ® « ¡ Жил у нас мастер-плотник премудрый по прозванью Васька Зуек. Мастер был первостатейный: не токмо избы да сараи мастерил — терема заказывали, церкву срубил с луковичками да полотенчиками резными. Тогда и маковки в виде луковичек именно он первый рубить начал. Сам-то из огородников наших луковичных происходил. Дед его Сидор такой лук выращивал, что тебе тыква аль ягода гарбузная. А уж как умел украшать окошечки да навершия: тут травку пустит с конями, там цветочки да солнышки. Там у него девки хоровод ведут, рядом мужики с инструментом работным. Да все разнокрасочно и весело. Очень полюбился сей мастер нашему люду: кому избу изукрасить надо, над теремом светелку с луковичкой пристроить, а кому и беседка в саду понадобилась. А на Москве затеяли Кремль рубить, чтоб башенки стояли сказочные, стены оборонные высокие вкруг шли, а внутри Кремля, значит, чтоб дворец царский стоял, да церква великая. Кого из мастеров звать? Французишку — так оне только в луковичном супе большие мастера, аглицких мастеров — так те всё в чрезмерной скупости делать норовят. Ну, италийские мастера еще куда ни шло. Взяли. Да только мучается

италийский мастер Фиоровантус, а все не по русскому обычаю у него получается. Проезжал мимо наш мастер Зуек. Поглядел на мучения Фиоровантовы, да и напросился ему в помощники: мол, дай-ка я одну башенку самолично срублю, да и тебе мороки меньше будет. А платы никакой не возьму: все у меня есть.

— О! — вскричал мастер италийский, — валяй! В два, много, в три дня, чуть правее реки, на пригорочке, срубил наш Васька башенку. Низ квадратом с воротами проездными, сверху шатер с площадкой дозорной, на ней вымпел резной. Изукрасил ее пригоже, да и сел по нашему обычаю чаевничать. Народишко понабежал. Стоит, любуется. Ехал мимо царь-государь: что за сбор?

— Да вот мастер Васька Зуек из Боровца башенку соорудил пригожую, — отвечают ему. Глянул батюшка-царь — хороша башня, нашего правила: и величина важная и украшена степенно. Самая что ни на есть кремлевская.

— Ну, так пусть сия башня Боровицкой прозывается, — рек царь, кинул Василию пятак, да на Онегу отдыхать направил. Да наш мастер туда и не поехал. А то у нас хуже. Да и не умел он отдыхать-то без работы.

¨ÇÊËÁ¿¾ÆÁ¾ ÅÁɹ Сегодня мы публикуем всего лишь одну главу из большой повести Галины Вайгер «Постижение мира», в которой рассказывается о святой земле Черногории, — о ее монастырях и храмах. И о том, как видит все это мальчик Марк… Потекли наши дни в монастыре Подмайне. Подъём по деревянной колотушке в 5 часов утра, молитва, колокольный звон, литургия, кофе на площадке с видом на далёкое раскинувшееся внизу море, опять молитва, в подземной часовне, что сохранилась от монастыря 14 века, небольшой перерыв на обед, и опять служба… Всё было для нас необычно и привлекательно.

— Мама! Пойдём, я покажу тебе подземелье! — Восторженно голосил Марк и тянул меня за длинный рукав платья.

— Ну, хорошо, пойдём.

— Смотри, здесь много ласточкиных гнёзд! Я вчера поймал одну ласточку и отпустил её.

— Как поймал? Зачем?

— Да не волнуйся! Она врезалась в окошко и упала, а я выпустил её. Я её спас! Она была такая…она такая…

— Какая, Марк?

— Такая худенькая. Одни косточки да пёрышки, и такая…робкая. Нежная. — Марк сдвинул брови и трогательно, совсем по-детски улыбнулся. Мы сделали ещё несколько шагов по ступеням.

— А это что? Мы уже спустились по лестнице под землю, скорее даже под каменный свод. Здесь было темно и прохладно. И как в старинном замке таинственно. На потолке что-то прилепилось и часто-часто мигало.

— А это я и хотел показать тебе! Это летучие мыши.

— Такие маленькие?

— Вот именно!

— Чудеса, Марк.

— Это ещё что, я с Дарко ходил за дровами в лес и, знаешь, кого встретил?

— Крокодила!

— А вот и не угадала! Я встретил там че-ре-паху! Настоящую. Она удрала от меня под землю.

— Да ладно, как такое может быть?!

— Ты видела, какие у неё когти? Нет? А вот посмотри в следующий раз, или я тебе из лесу сам принесу, их здесь много! Их даже по-сербски зовут корнячи. Знаешь, почему?

— Они пускают корень?

— Почти. Они уходят в землю под корни деревьев. И бегают они, мама, быстробыстро.

— Вот сколько ты узнал, Маркуша.

— Да. Хорошо мы с тобой отдыхаем. Но мы не только отдыхали. Мне на неделю нужно было отъехать в Белград. Везти Марка десять часов на автобусе в разгорячённый город мне не хотелось и я, по совету сердечного и мудрого послушника Дарко, подошла за благословением к отцу Бенедикту, и он позволил мне оставить мальчика в монастыре. А когда вернулась, была по-настоящему потрясена: Марк в стареньком белом стихаре служил алтарником возле отца Бенедикта! Он выходил вместе с монахом Агатоном, держа в руке огромную свечу. Отец Бенедикт читал Евангелие, а потом они все трое удалялись в алтарь. Я только видела в открытые врата, как Марк что-то подавал, целуя руку священнику, принимал от него кадильницу, клал в неё уголь и ладан. Лицо его, освещённое пламенем свечи, менялось до неузнаваемости: непривычная серьёзность и сосредоточение лежали на нём печатью взрослости. После службы он подошёл к отцу Бенедикту, и они о чём-то шёпотом говорили. Это было невероятно: мой Марк стал церковнослужителем!

— Мама, когда я первый раз вошёл в алтарь, знаешь, я почувствовал какое-то дыхание на себе. Словно ветерок. У меня

— Какой?

— Муржской.

— Мужской, Марк.

— Какая разница!

— Никакой, если ты ощущаешь себя даже воло- муржчиной. сы поднялись.

— Ну, хорошо. Мужской разговор у нас — Так, может быть, был. Но я всё равно тебе о нём не скажу. окно было открыто, Прошла неделя. Марк по-прежнему алМарк? тарничал. В субботу он таинственно подо— Нет. Всё закрыто было. шёл ко мне и зашептал на ухо: Я смотрел. Это чувство такое — Помнишь, я говорил тогда с отцом, случилось. А, кстати, знаешь, о когда ты только приехала? Ну, тот наш чём я просил сегодня отца? муржской секрет?

— Отца Бенедикта?

— Ну, да.

— Ну, да, отца. Мы так его зовём.

— Я просил его взять нас с со— Нет, откуда же мне знать? бой к Василию Острожскому.

— Я потом тебе скажу. Это наш секрет. Отец Бенедикт поедет слуМуржской разговор.

жить завтра на неделю в Острог, и разрешил нам с ним поехать. Я очень давно слышала об Остроге. О том, что это самый удивительный монастырь в Черногории и что приезжают помолиться к православному Васильюшке и мусульмане, и католики, и иудеи. Всем он помогает. И лежат его нетленные мощи уже более четырёхсот лет. При жизни он даровал чудеса, когда ещё был митрополитом Захолмским, и после смерти, когда стал чудотворцем Балканским.

Поздно вечером была служба. Многие готовились к причастию, и исповедь была долгой. У отца Бенедикта удивительная традиция: вечером все ждут на улице, а в храме на исповеди остаются только двое — настоятель и исповедник. Марк устал. Мы сели на тёплый, дневным солнцем прогретый каменный бордюр — ограду вокруг пальмы. Он уснул, положив голову мне на колени. А мне думалось, как удивительно проходят наши дни здесь, ни на что не похоже. Я думала о себе, о своих старших сыновьях, о том, что с рождением Марка мне дано было пережить ещё одно своё детство. Мне захотелось придумывать сказки и самой их проживать… Внезапно большая рука опустилась на светлую Маркушкину голову. Низко согнувшись, над нами стоял отец Бенедикт, он гладил спящего Марка: „Бебушка. Бебушка“. И столько сдержанной нежности было в этом большом сильном человеке… Отец Бенедикт отличается ото всех виденных мною монахов — смуглый, высокий, аскетично худой, в нём чувствуется большая сила и большая нежность, доброта и воля. Его внутренняя дисциплина особо были заметны во время службы, в том, как внимательно он осматривал свой приход, как всматривался в лица, как говорил каждому самое важное, о чём часто боялись заговорить исповедники. И как при этом лучились его глаза!

— Бебушка. Бебушка. Завтра вас отвезут в Острог, я договорился.

— А вы, отче?

— Я поеду совсем рано. Вам незачем так рано вставать, Марко устал, — и он опять погладил его, спящего, по голове и, благословив нас, пошёл к себе в келью. *** И вот, наконец, долгожданный Острог! Высокое белое гнездо почти под самым небом. И не понятно даже, как могли на такой высоте возвести храм. Дороги такие узкие, что автобус и машина разъехаться не могут. Тогда машина вынуждена отступать назад и прятаться в выступе скалы, пропуская автобус вперёд. Мы приезжаем и сразу ищем нашего игумена. А вокруг кипит народ. Людей прибывало и прибывало. Я поняла, почему в монастыре этом по неделе служили все настоятели и священники из ближайших монастырей, — вероятно, это была непосильная ноша для одного человека — поток людей, как бурная река, и все со своими проблемами и недугами! Я видела лицо отца Бенедикта — он благословлял людей возле раки святого и устало

улыбнулся нам, когда Марк показался под низкой аркой пещеры. Мы подошли и встали на колени, он спросил: „Вы хотите помолиться?“ — и закрыл нас епитрахилью. Мы молились, а он читал над нами молитву.

— Спать будете с паломниками? — спросил он, когда мы поднялись с колен и подошли к кресту.

— Конечно.

— Хорошо, тогда увидимся вечером на исповеди, а утром я вас причащу. Подъём в пять часов. Но мы даже представить себе не могли, какая это будет ночь! Людей скопилось на площади возле гостиного дома тьма, человек сто пятьдесят, точно. Нам выдали матрасы, подушки, одеяла. Кто-то расположился внутри, ктото на улице. Я представила себе чудесную ночь у стен монастыря, возле мощей великого старца, под открытым небом, с молитвой под звёздами и огромной луной, а оказалась эта ночь похожей на цыганский табор с бесконечным движением вокруг, с зажжёнными над головами фонарями и обнажённым чувством собственной незащищённости. И только когда стало светать и над головою погасли фонари, я немного забылась сном. Нас разбудил колокольный звон. Пора было собираться на службу. Маленькая пещера не могла вместить всех желающих — мы стояли на улице и слушали службу по трансляции, глядя на просыпающийся день. Всходило солнце. Сначала небо над горою окрасилось розовым, и мгновенно всё преобразилось, даже цвет голых скал стал иным, обжитым живительным светом. Приближение солнца угадывалось по меняющейся тени гор, там, где тень отступала, цвет травы на склонах становился проявленным и живым. Потом, словно совсем неожиданно, из-за горы выкатился огромный яркий шар, и как раз в это время запел хор — это было такой восторженной встречей светилу, что слёзы навернулись на глаза. Исповедь была краткой, но везде чувствовалось присутствие святого Василия, поэтому причастие было благоговейным и радостным, несмотря на утомительную ночь. Пора было отправляться Будву. Но как мы туда попадем? Только чудом... А пока, в ожидании чуда, мы пошли в последнее путешествие по Острогу, вот пещера, где долго жил Васильюшка, вот место, где он упокоился — там сейчас растёт виноградная лоза. Говорят, что сразу после

его смерти на скале у келии, проявилось изображение его лица. А чуть позже, по весне, из камня пошла лоза! И это на такой высоте, что и трава-то не всякая растёт! Мы поднимаемся по узкой лестнице с мозаичным панно. Я смотрю на перемазанного ежевикой Марка.

— Давай я тебя приведу в порядок, смотри, какой ты у меня разболтанный, штаны сползли вниз, майка вылезла наверх! Перепачкался весь!

— А-а! не важно.

— Как не важно?

— Мама, Господь не видит нашей одежды, он и тел наших не видит…

— Это ещё почему?

— Потому что он видит только наши души. Потому что душа — свет! И по этому свету он определяет, кто какой человек. А не по штанишкам и грязным ладошкам! Ясно?

— Ясно. А ты-то откуда это узнал?

— Сам знаю.

— А ещё что ты знаешь?

— Ну, что ум у человека очень злой, пока он с сердцем своим не посоветуется.

— У какого человека?

— У любого человека. У меня, например. Знаешь, иногда, как по-злому мне думается! А я подумаю, что Савва наш, например, так не поступал, и проходит злая мысль. Или тебя вспомню, что ты расстроишься за меня, и тоже становлюсь лучше.

— Так ты просто мудрец!

— Что ты, мама, я обыкновенный парень. Потом он прищурился и сказал: — А вот ты у меня необыкновенная и обещала мне чудо. Где оно?

— Ну, не знаю. Нам что нужно? Вернуться к себе, в Будву?

— Да, а там мы быстро до монастыря дойдём.

— Значит, нужно помолиться и попросить помощи — сам человек ничего не может. Мы сели с ним на ступеньку возле лозы и начали вслух читать акафист святому Василию. Сербский язык легко читается и легко понимается. Суть его понятна. Марк слушал, не перебивая. Внизу по лестнице застучали шаги. Это новая группа поднималась посмотреть лозу и крест Святого Василия.

— Всё. Я оставляю вас здесь, — с акцентом сказал высокий парень, судя повсему, экскурсовод. — В автобусе я вас жду через сорок минут. Не опаздывать. Ждать никого не будем!

— Простите, а вы не в Будву едете? — Оживился Марк.

— В Будву.

— А у вас не будет двух мест в автобусе? — Спросила я с надеждой.

— Будет. Как раз наши паломники решили втроём остаться на ночь в Остроге.

— Тогда можно прямо сейчас с вами пойти?

— Да, конечно. Я победно повернулась к Марку: — А вот и наше чудо, сынок.

— Что? — спросил гид, он был очень высоким молодым человеком, скорее всего подрабатывающим студентом.

— Вы. — Ответила я.

— Я?

— Конечно, Вы. А как Вас зовут?

— Милош.

— О! — возликовал Марк, — У меня была собака Милош. В Москве. А у вас есть собака?

— Нет. А как тебя зовут?

— Марк.

— Когда я заведу у себя в Белграде собаку, я назову её Марком. Ты не возражаешь? Марк захохотал. Мы спустились вниз, попрощались с отцом Бенедиктом, и, собрав наши немногие вещи, вскоре поехали в Будву. Дорога была одновременно и красивой и ужасной, каждый раз на повороте ктото визжал и тогда наш спаситель Милош сказал в микрофон: — Дорогие друзья, — это не очень страшная дорога. Но если кто боится, тот может закрыть глаза, как это делает, например, водитель нашего автобуса. Смех в автобусе быстро снял напряжение. И весь оставшийся путь мы наслаждались чудесным видом из окна. Галина Вайгер

Òðàäèöèè è îáû÷àè ïðàâîñëàâíûõ ñòðàí