Александр Костенко "Цвет надежды" (Kostenko, izdat.Su) by Издательство ОБРАЗ

лександр

остенко

Цвет надежды избранное

Москва 2015

УДК 821.161.1-1 ББК 84(2Рос=Рус)6-5 К 72

издайкнигу.рф | купикнигу.рф Художник Виктор Семдянов, г. Орск

К 72

Костенко А. М. Цвет надежды / Стихи. — М.: Издательство «ОБРАЗ», 2015. — 248 с.: ил. (Серия «Поэзия XXI века»). ISBN 978-5-906009-81-4

«Цвет надежды» — это итоговый сборник избранных произведений орского поэта Александра Костенко, отмечающего шестидесятилетний юбилей. В книгу вошли лучшие стихотворения автора, созданные более чем за сорок лет творческой деятельности: в период с 1973-го по 2015 год. Александр Костенко виртуозно владеет поэтическим словом, чувствует его пластику и многомерность.

УДК 821.161.1-1 ББК 84(2Рос=Рус)6-5

Книга печатается с сохранением авторской пунктуации. Мнение автора может не совпадать с позицией издательства. Внимание! Возрастные ограничения: 18+.

ISBN 978-5-906009-81-4

Предисловие

Æèâûå ñòðîêè Àëåêñàíäðà Êîñòåíêî Первые впечатления от книги Александра Костенко: зрело, весомо, подлинно! И послевкусие — радость с примесью горечи. Радость, потому что открытие настоящего поэта всегда событие неординарное. А горечь — из-за сермяжной несправедливости. Возможно, сложись судьба автора этой книги как-то иначе, и мы бы видели фамилию Александра Костенко в «звёздном реестре» именитых литераторов, обласканных властью и читательской любовью. Но нет, литературное творчество не стало делом всей жизни, «лавры и литавры» обошли стороной, и остаётся радоваться тому, что хоть так, крохотным тиражом и с задержкой на несколько десятилетий, поэзия Александра Костенко, отмечающего в этом году шестидесятилетний юбилей, всё-таки приходит к читателю цельным полновесным томом. Стихи в сборнике расположены в хронологическом порядке, и при чтении подряд — страница за страницей — можно легко проследить, как менялся, взрослея, голос поэта, становясь сильнее, твёрже, глубже. Для раннего Александра Костенко ещё свойственно невольное подражание мэтрам русской словесности:

Тишина. Тишиной в квартире руки-ноги переплетены. Я не думал, что столько в мире без тебя — тишины. Когда я читаю эти строки, то сразу вспоминаю Андрея Вознесенского: «Тишины хочу, тишины... / Нервы, что ли, обожжены?». В ранних стихах ощутимо также влияние Маяковского, Симонова и др. По счастью, Александр Костенко быстро вырос из «коротких штанишек» прилежного ученика и записал по-своему — плотно сбитой строкой: дерзкой, уверенной, точной, образной:

Предисловие

Холодно, промозгло. Даже выи придорожных фонарей дрожат. …На асфальте черви дождевые, словно гвозди гнутые, лежат… Мастер выразительного образа, Костенко не работает на публику, не злоупотребляет звонкой метафорой, экспрессивным эпитетом. И хотя он признаётся, что ценит «перец строк и смысловой кураж», не это главное в его творчестве.

Намучишься, издёргаешься за день, очередного наживёшь врага… Болит душа под вечер, как от ссадин у футболиста правая нога. Главное же можно выразить одним словом: сопричастность. Александр Костенко неравнодушен ко всему вокруг, ему до всего есть дело! Вероятно, эта готовность к искреннему сопереживанию идёт от осознания себя как части (малой, но неотделимой) чего-то большего — рода, народа, страны, мира, космоса.

Во мне — миры. Но нету в них житья, когда снаружи кто-то горько плачет, а кто-то лжёт, а кто-то верит. Значит, пока живу среди живущих я — мне не найти в самом себе житья. Пронзительно звучат стихи поэта о войне. Можно не разделять политические взгляды автора, но то, с какой жертвенной самоотверженностью пропускает он сквозь себя эту боль, сострадая и тем и другим, безусловно, вызывает огромное уважение:

Предисловие

Пока Земля, как хлебный катышек, Меж пальцев теплится Твоих, Помилуй, Господи, солдатушек, И тех, кто молится за них! Если посмотреть по датам, то можно обнаружить, что в творчестве Александра Костенко был затяжной период молчания, после которого возвращение в большую литературу в статусе «действующего поэта» казалось почти невозможным. Но нет. Александр Костенко вернулся. Он снова в строю. Его голос так же твёрд и уверен:

Вперёд, мой дорогой, пора за плуг, ведь мы из тех с тобой, кому не страшен бескрайний окоём словесных пашен. И пусть отнюдь не громко и не вдруг — своё мы Слово непременно скажем! В сопроводительном письме в издательство Александр Костенко написал, что эта книга, судя по всему, останется первой и единственной в его библиографии. Не соглашусь. Первой — да, возможно, главной, но не единственной. Автор сборника «Цвет надежды» находится в отменной поэтической форме. Ему уже не надо ничего никому доказывать. Куда важнее для него сама возможность высказаться, сформулировать наконец — простыми, честными и точными словами — то, что копилось долгие годы внутри него, вырастало из тягостных раздумий и бессонниц… И он формулирует, растапливая «лёд предрассудков», преодолевая «высокомарочный бетон разочарований» и избавляясь от «гнёта предубеждений» (в том числе, видимо, и собственных):

Предисловие

Живи напропалую, не слюнявь Смертельную удавку обречённо. Никто не скажет нам определённо, Когда для нас погаснет эта явь. Александр Костенко знает цену поэтическому слову. Карандаш «в трепещущей руке» — единственное средство от забвения, поскольку творчество даёт шанс (небольшой, но всё же) когда-нибудь, «попирая тлен и прах», вернуться в этот прекрасный мир, чтобы «в живых глазах — блеснуть слезою, / живою строчкой — на губах...». Удастся ли? Как знать... По крайней мере, мы можем верить и надеяться. А раз так, до новых книг!

Эд Побужанский, поэт, главный редактор издательства «Образ»

Александр Костенко

Цвет надежды

Ê ÷èòàòåëÿì Спасибо вам, читающим меня! Каков уж есть: талантлив ли, бездарен — Я вам, мои родные, благодарен, Что, может, и ругая, и труня — Вы всё-таки читаете меня! Я и пишу-то, собственно, для вас, Так чувствуемых мной непостижимо, И так же упоённо, одержимо С бессонных строчек не сводящих глаз. Я и пишу-то, собственно, для вас. Лишь к вам иду с протянутой рукой, Моля, а то и клянча подаянья — Ни больше и не меньше — пониманья Желая и поддержки — хоть какой. Лишь к вам иду с протянутой рукой! Вы для меня — и суд, и приговор, Все горечи мои и пораженья, Сомнений и тщеты опроверженье, И вера — что всего важней — движенье, Инерции души наперекор! И вознестись на белого коня, И прикоснуться к Вечности несложно, И славы вкус отведать — всё возможно, Лишь веря: вы читаете меня! И пусть не вижу ваших лиц и глаз — Нет для меня родней и ближе вас! 13 февраля 2015 г.

Александр Костенко

Слух и ноты (1973–1977)

Цвет надежды | Слух и ноты

Íèêòî íå âèíîâàò Заснежен лес и сад, Заснежены дома… Никто не виноват, Что за окном — зима. Вступают тени в пляс. Тревожно дышит грудь. Уже который час Я не могу уснуть. Последние звенят Трамваи в тишине… Никто не виноват, Что нет покоя мне. Часов размерен ход, А мысли — как мираж. Я вспоминаю тот Последний вечер наш. Я вспоминаю взгляд Твоих горячих глаз… Никто не виноват, Что разлучили нас. Судьба сильней всегда И разума, и слёз… Я помню, как тогда За щёки жёг мороз,

Александр Костенко

Как, сделав первый шаг, Был робок и несмел, И как в своих руках Твою ладонь согрел, И как, потупив взгляд, Былинку теребя, Промолвил невпопад: «А я люблю тебя…» Февраль 1973 г.

Цвет надежды | Слух и ноты

Î ãëàçàõ Не нужно слов. К чему они? Легко ль поверить на слово? Ты лучше на меня взгляни И взглядом молви: «Счастлива!». Любовь… Лишь отгремит гроза, Гляжу я — не померкла ли? — В твои огромные глаза, Как в два чистейших зеркала. В них правда высветит дотла, И ложь замрёт, не пятясь. Благодарю вас, зеркала, За то, что не кривляетесь. Когда слова зайдут в тупик, Не прячь очей, смущённая. Я вижу в них живой родник Всего, что недомолвлено. Не прячь очей, пускай они Горят зарёю страстною. Взгляни же на меня, взгляни, Любовь моя, Глазастая! 1975 г., Львов

Александр Костенко

Óìèðàë ñîñåä çèìîþ Умирал сосед зимою. Смерть близка — наверно знал. Все вокруг наказов ждали — ничего не наказал. Лишь сказал своей старушке, приподняв чугун ресниц: «Там уже, поди, в кормушке, крошек нету у синиц…» Умер. Помрачнели лица. Горем захлебнулся дом. …Благодарные, синицы пировали за окном! 2 января 1976 г., Орск–Львов

Цвет надежды | Слух и ноты

Òèøèíà Еле слышно в ладошках милых задрожала моя рука. Я ещё осознать не в силах, как разлука с тобой близка. То не поезд уходит скорый — а земля из-под ног, скользя. Я не скоро пойму, не скоро, что вернуться тебе — нельзя. По-сиротски вдруг скрипнут двери. Вот и снова мой дом пуснынн. Я не скоро пойму-поверю, что теперь я один, один… Тишина. Тишиной в квартире руки-ноги переплетены. Я не думал, что столько в мире без тебя — тишины. Поздний час на стене пробило, только, бредя тобой, не сплю. Я ещё осознать не в силах — как люблю! 1976 г., Львов

Александр Костенко

Êîãäà... Когда моей коснётся руки твоя рука — во мне опять проснётся надежда. А пока… Пока родные плечи мне скоро не обнять, пока до новой встречи ещё так долго ждать — мне кажется пустыней весь этот мир вокруг: бесцветным — небо синее, фальшивым — песен звук. Повсюду — речи пошлые и лживые уста, вокруг — одна ничтожная людская суета! Не пишут — и не надо, обходят — ну и пусть. Мне ничего не в радость, мне ничего не в грусть. Один — над всей Вселенной — лишь вижу я живой, немеркнущий, нетленный, любимый образ твой. 1976 г., Львов

Цвет надежды | Слух и ноты

Íå äóìàé îáî ìíå Нет-нет, не думай обо мне, Что я смиреннику подобен, Что я на подвиг не способен, Что я от бури в стороне — Ты так не думай обо мне. Что хочешь требуй от меня: Безумных слов, безумной страсти, Дождя в жару, жары в ненастье, Землетрясений, гроз, огня — Что хочешь требуй от меня. Лишь пожелай, лишь прикажи — Я всё смогу, я всё сумею, Я тучи чёрные развею, И станут явью миражи — Лишь пожелай, лишь прикажи. Я твой волшебник, твой герой… Опять смеёшься надо мной? 1976 г., Львов

Александр Костенко

Íå ïèøåòñÿ Не пишется. Запишется? Не верится… Ты говоришь — запишется? А скоро ли? Не бодрствуется и не спится — бредится. Отчаянье — солёным комом в горле… Пуста душа. Давно сорвал печати я со всех заветных потайных дверей её. Не утешай. Что толку ждать зачатия, коль не случилось оплодотворения? Снег первозданен. Но, зубами клацая, иду, топча, ослепший, аллегории. Маразм. Сплин. Полнейшая прострация. Не пишутся стихи — какое горе! Гляжу, сочась змеиной чёрной завистью на всех, кто счастлив каждой строчкой новою. И, накопившуюся, с дикой яростью ту зависть, словно яд, на землю сплёвываю.

Цвет надежды | Слух и ноты

Не пишется. А слышится — «не дышится». Бездействуется, ну а мнится — тлеется. А может быть — не мнится и не слышится? А может быть, действительно — конец? Взгляд безразличный на небо косится. Вдруг в ужасе безумном сердце сжалось: там, среди туч — я вижу, мне не снится — слова восходят: мене, текел, фарес *… Осень 1976 г., Львов

* Согласно легенде, во время пира вавилонского царя Валтасара (VI в. до н. э.) на стене пиршественной залы огненная рука начертала слова: «Мене, текел, фарес» (др.-евр.: «Сосчитано, взвешено, разделено»).

Александр Костенко

Ïîíåäåëüíèê Понедельник. Утро. Пробуждение. Чьи-то брань и кашель со двора... Правда это или наваждение — всё, произошедшее вчера? Было это иль поныне грезится: лунный берег, озеро, камыш… Ты напротив, милая, стоишь, и луна в зрачках огромных светится. Что-то громко ёкнуло внутри. Я стою, словами огорошенный, я своим ушам не верю, боже мой! — Умоляю, слышишь, повтори! — Я люблю, люблю тебя, хороший мой. — Ты навек со мною? — До зари! Я тебя несу, ты очень лёгкая. Не люблю тебя — боготворю. — Видишь в небе — звёздочка далёкая? Хочешь — дотянусь и подарю? — Дорогая, хочешь, звездопадами небо над тобой раззолочу? — Ничего, мой милый, не хочу, кроме счастья — быть с тобою рядом!

Цвет надежды | Слух и ноты

...Камышовой птицею встревоженной предрассветный ветер прошуршал. Млечною дорогою нехоженой я тебя до дому провожал. Это было… Было или не было? Если было — явью или сном? Всё как прежде: та же пыль на мебели, те же брань и кашель под окном... Не вернуть волшебные мгновения счастья — твоего и моего. Горькое похмелье от него: понедельник, утро, пробуждение... Осень 1976 г., Львов, июнь 2015 г., Орск

Александр Костенко

Âäîõíîâåíèå Яко тать в нощи — от огня, яко дикий мустанг — от плененья — вдохновение, вдохновенье — не угнаться — бежит от меня! Не угнаться… А я и не тщусь. Чем стенать от бесплодия мает сей охоты за призраком — пусть сам нечистый его догоняет. Я ж не стану (былое — впрок) ждать его снисхождения втуне. Вдохновенье, подобно фортуне, застигает всегда врасплох. Я не стану… Но как же быть? Как гравёру нельзя без зренья, как планете без солнца — стыть, так поэту без вдохновенья ни за что не писать стихов. Почему же и днесь, как прежде, не сомкнуть до рассвета вежды от наплыва бурлящих слов? Видно, надобно кончить врать: «Вдохновенье — оно от Бога»… Чтоб писать, надо так немного: просто-напросто сесть и писать!

Цвет надежды | Слух и ноты

Пусть бежит, велика ль беда! Не в погоне за ним спасенье. Я постиг: в забытьи труда вдохновения возрожденье. О, стихи мои, ваших пут мне вовек не распутать нити! Вдохновите ж меня, вдохновите, вдохновите на новый труд! Осень 1976 г., Львов

Александр Костенко

Â îæèäàíèè ïèñüìà Что случилось, что произошло? Как, скажи, понять твоё молчанье? Я уже с ума схожу с отчаянья, никогда ещё так тяжело не страдал я. Что произошло? Может, сам я в чём-то виноват? Может, проскользнуло ненароком слово, уколовшее упрёком? Все свои слова беру назад, в коих пред тобою виноват. Может, это почта подвела, и письмо с припиской «Жду ответа» затерялось, маленькое, где-то? Все мы так, боясь страшнее зла, думаем, что почта подвела. Если б почта! Только никуда от предчувствий сумрачных не скрыться. Мне уже твоя измена снится. Даже если это ерунда — от неё не скрыться никуда! Что случилось, что произошло? Милая, любимая, родная! Хоть единым словом, умоляю, отзовись. О, как мне тяжело жить, не зная, что произошло. Октябрь 1976 г., Львов

Цвет надежды | Слух и ноты

Íå ïðèåìëþ! Не приемлю соблазн ночей без сиянья твоих очей. Не приемлю рассвет грядущий без улыбки твоей ликующей. Без твоих изумлённых слёз не приемлю апрельских гроз. Не приемлю весёлых песен я, если ты не сказала: «Весело!» Не приемлю стихов своих, если ты не приемлешь их. Без тебя не приемлю вовек первый дождик и первый снег, лёд разлуки с встреч тепло, доброту и людское зло. Без тебя всю большую Землю — не приемлю! Октябрь 1976 г., Львов

Александр Костенко

Õèìåðà Попробуй, разлюби меня навеки. И, разлюбив, попробуй позабыть. Глупец — поймёт. Слепец — прозреет. Реки вспять повернут, но этому — не быть! Забвенья жаждя, разорви на клочья все письма те, что знала наизусть. Все те, мои. Но только среди ночи проснёшься, вздрогнув, — я тебе приснюсь. С другим целуйся сколько соизволишь. Чужие губы — тот же люминал. Но в самый миг беспамятства ты вспомнишь, что я тебя нежнее целовал. И я в тебе, твоими же руками, в тот миг беду незримо отвращу. И я, твоими грешными губами, в отчаянье «Не надо!» — закричу. Переплыви какие хочешь Леты: в шуршанье шин, в звенящей тишине и даже в нежном имени планеты — как боль — напоминанье обо мне.

Цвет надежды | Слух и ноты

Забудься книгой, но на пол странице мой, вездесущий, не замедлит всплыть меж строчек образ. Он не даст забыться. Забыться трудно. Где уж тут забыть? А коли так, не проще ль вовсе б было из головы химеру эту гнать? Любить меня беспечно, как любила, и не пытаться всуе забывать? Октябрь 1976 г., Львов

Александр Костенко

Âñ¸ ïðîéä¸ò Эта осень и эта слякоть, затянувшийся этот год — вот увидишь — не надо плакать — всё пройдёт. Всё проходит. Дождём смыло губ прощальных твоих тепло с губ моих. Это было, было — и прошло. Всё пройдёт. Оторви руки от заплаканного лица. Кто посмеет сказать — разлуке нет конца? Всех невзгод переждя длинноты, счастье явится в свой черёд. Вот увидишь — пройдут годы — всё пройдёт. Неужели… Озноб по коже… И любовь… Осознав, кричу… Неужели любовь — тоже?.. Не хочу!!! За окном перестало капать. Первых робких снежинок лёт… Ты не плачешь. Настал плакать мой черёд. Всё пройдёт! 7 ноября 1976 г., Львов

Цвет надежды | Слух и ноты

Êàìåííîå ñåðäöå Камня твёрдого твердокаменней сердце, нежность твою забывшее. Приголубь меня, приласкай меня, заслони настоящим — бывшее. То, что сказано-пересказано, то, в чём грех уже разувериться, что давно и без слов доказано, что само собой разумеется, — говори, говори, пожалуйста! Не смущайся моей железности! Пожалей, не жалея жалости, поцелуй, не жалея нежности! Мне бы, внемля признаньям пламенным, в неосознанной благодарности, всей громадой своею каменной пасть к ногам твоей женской слабости! Мне б сейчас шалуном пристыженным у тебя за спиною спрятаться и мальчишкою разобиженным на коленях твоих расплакаться! Чтобы сердце моё остывшее снова вспыхнуло жарким пламенем, — приголубь меня, приласкай меня, заслони настоящим — бывшее! Ноябрь 1976 г., Львов

Александр Костенко

Ìíå íå õâàòàåò ñàìîãî ñåáÿ Мне не хватает самого себя. Из недр моих, как птица из колодца, душа другим навстречу душам рвётся, и так болит, тепла не находя! Мне не хватает самого себя. Я сам — росток без доступа дождей. Когда его весной не поливают обильные дожди — он засыхает. И я в себе, в отрыве от друзей, умру ростком без доступа дождей. Душа моя — не бочка Данаид. Бездонностью своею обольщаться боюсь: до основанья расплескаться такое обольщение сулит. Душа моя — не бочка Данаид. Я сам в себе не долго быть могу. Так иноку и в ветреную стужу из кельи душной хочется наружу. А мне — вращаться в дружеском кругу. Недолго быть в самом себе могу.

Цвет надежды | Слух и ноты

Во мне — миры. Но нету в них житья, когда снаружи кто-то горько плачет, а кто-то лжёт, а кто-то верит. Значит, пока живу среди живущих я — мне не найти в самом себе житья. Вам, беспредельно занятым собой и жаждущим в себя уйти, поможет совет: чтобы потом не лезть из кожи, рвясь из души истерзанной, пустой, — оставьте двери настежь за собой! Ноябрь–декабрь 1976 г., Львов

Александр Костенко

Ïåðâûé ñíåã Этот снег — неожиданно белый, как на негре — халат санитарный, этот снег — неожиданно первый, неожиданно долгожданный, этот снег на моём балконе (и сюда добралась позёмка!) осторожно беру в ладони, словно крошечного цыплёнка, и к губам подношу, дурачась (не дитя, но беспечно молод)… Как ожог на устах горячих позабытый, смертельный холод. Будь такой же, как снег, желанной, будь такой же, как снег, угодной, будь такой же небесной манной, но не будь — никогда! — холодной. 24 ноября 1976 г., Львов

Цвет надежды | Слух и ноты

Íå âåðü Лгу. Беспричинно и беспечно. Безостановочно. Всегда. Наивно верящая вечно, не верь, не верь мне никогда! Не верь слезам моим случайным (всплакнул по-детски — что с того?) и многозначащим молчаньям (они не значат ничего!) не верь. Глаза мои — правдивость и трезвость выпуклых зеркал. Не верь мне — противоречивость во всём, что я тебе сказал. Не верь, когда тяжёлой дверью я хлопну. Безнадёжным пусть возврат покажется — не верь мне. Я возвращусь, я возвращусь! Скажу: «Что было — то уплыло…» Бесцеремонный изувер! А ты, пусть даже через силу, не верь, любимая, не верь! В письме — «Прощай навеки». Смявши, предай его огню свечи. Меня с другою повстречавши, «О нет, не верю!» — закричи. Увидишь — мнимая потеря, вернусь, былое прокляня. Но, даже в малом мне не веря, поверь, любимая, в меня. Ведь в подсознанье — неизменность (очнусь измены на краю). Поверь в немыслимую верность — слепую преданность мою! 7 декабря 1976 г., Львов

Александр Костенко

Ñëóõ è íîòû Я с детства полюбил трёхрядку. И — неосознанная страсть — поныне хочется украдкой рукой к её ладам припасть. Мне часто ставят не в заслугу мою игру без нот — по слуху. Что ж, не настолько я незряч, чтоб сомневаться: слуха мало для мастерства. Да, я слухач. Но в том не вижу криминала. Ну, жди разноса в прах и пух: ругаю ноты, славлю слух! Маэстро! Спорить до икоты не нужно. Я не ретроград. Люблю и вас, и ваши ноты. Я не о том. Пристрастный взгляд куда, читатель, не впери ты, — перед тобой — везде — пюпитры… Ты видишь, видишь? Ужаснись! О муза, дай кипучесть слогу! Читатель, хоть разок споткнись о нотную свою треногу! Прозренья дрожь и страха пот… Читатель, оторвись от нот! Не вечны мы. Закон природы — повторно никому не жить. Но нам не терпится на ноты живую жизнь переложить.

Цвет надежды | Слух и ноты

Не ту, что прожита когда-то — что есть теперь и будет завтра. А что? Ведь логика права. Зачем гадать и сомневаться? Всё ясно: ЗАГС и свадьба — в двадцать, диплом о высшем — в двадцать два… Без суеты посмотришь в ноты — в них всё — на день и на года: когда домой прийти с работы, на пиво завернуть когда, когда с супругой побраниться, когда прощенья заслужить, когда на книжку (пригодится) и сколько точно отложить, где быть и где не быть тогда-то, у чьих прислушаться дверей и даже (брр!) — координаты последней пристани своей. О, до чего ж в сознанья въелась такая вот закостенелость! Я вижу, глядя наперёд, как в ипостаси человека компьютер — представитель века — в тенётах путается нот. В глазах — подобье интеллекта, внутри — решён любой вопрос: запрограммировано лето, запрограммирован мороз,

Александр Костенко

запрограммирована склонность к искусству, сцене визави, запрограммирована совесть и восприятие любви. Ключа скрипичного во власти — запрограммированы страсти… Неужто это — впереди? И неужели — неизбежность? Читатель мой, предупреди со льдом расчётливости смежность и охлаждение души. Пока не поздно, поспеши! Предупреди, как смерть-старуху предупреждает эскулап, дегенерированье слуха во власти изуверских лап своих филистерских привычек, его уже грозящий вычерк из жизни. Чтобы не пожух — из нот полона вырви слух! 14–18 декабря 1976 г.

Цвет надежды | Слух и ноты

Àëåêñàíäð Êîñòåíêî, 1976 ã., Ëüâîâ

Александр Костенко

Ñêàçêà î íåçàäà÷ëèâîì ïîýòå Жил-был поэт в квартире дома пятиэтажного. В душе за то ругал он преджилкома, что жил на пятом этаже. Всю жизнь на первом жить мечтал он. Зачем? Не всё ль ему равно? А чтоб однажды постучала к нему Любимая в окно. …И вот однажды (дождь из крыши канючил монотонный звук) поэт проснулся и услышал в своё окошко тихий стук. Вскочил, бог что воображая — не фея, не виденье сна — насквозь промокшая, живая стояла под окном… Она. Она! Одна из тысяч женщин, собой затмившая зарю! «Входи, — сказал он больше жестом, — сейчас я двери отворю». Она вошла. И он, не помня себя от радости шальной, прижал к губам Её ладони, шептал и плакал: «Боже мой!».

Цвет надежды | Слух и ноты

Вниманье весь и весь забота — отнёс сушить Её пальто… Но всё ему казалось: что-то не то он делает, не то. И чем ровнее сердце билось — тем, невесома и бледна, всё отчуждённей становилась и недоступнее Она. Он перед Ней лозою вился, ладони прижимал к груди, он на колени становился и умолял: «Не уходи!». Но тщетно. Дверь приотворила, недосягаема уже… И вдруг поэта осенило: он жил на пятом этаже! Январь 1977 г., Львов

Александр Костенко

ß ëþáëþ òåáÿ Помнишь: вечер, май… Будто бы шутя, будто невзначай «Я люблю тебя», сказанное мной? Верить тяжело, сколько над землёй с той поры прошло лет! Разлуку, грусть — всё перетерпя, снова признаюсь: я люблю тебя. Первую любовь позабыть пора. Только вновь и вновь росчерком пера, пением не в такт, тем, что пьян, любя, подтверждаю факт: я люблю тебя! Свадьба — позади, кольца — на руках. Старость — впереди. Твой наивный страх: оказаться вдруг с сеткою морщин в обществе подруг и чужих мужчин… Тысячи забот на работе ждут.

Цвет надежды | Слух и ноты

Ну а дома ждёт после дел — уют. Дома — милый муж. Скажет, подойдя (надоело уж!): «Я люблю тебя!» Да, скажу, скажу, снова — о любви. Мухой прожужжу уши я твои. Встану, добр и сыт, шторку теребя — пусть тебя стошнит — я люблю тебя! Обратятся в дым синие мечты. Может быть, другим станешь бредить ты. Всё приму как есть и смирюсь скорбя. За измену — месть: я люблю тебя! Напрягая слух, ждать тебя примусь. Возвратившись вдруг (вся — мольба и грусть, о пощаде стон), обомрёшь, войдя. Вместо крика «Вон!» — «Я люблю тебя!!!»

Александр Костенко

Будем вместе греть душ родимых лёд. Если раньше смерть за тобой придёт — захлебнусь бедой, горем захлебнусь. Следом за тобой вскоре соберусь. Твой на бугорок — море слёз пролью. Чей-то говорок колкий уловлю: «Что такое он шепчет про себя?» «Кажется, влюблён…» Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! 5–6 января 1977 г., Львов

Цвет надежды

Янтарные дни (1981–1989)

Цвет надежды | Янтарные дни

Íå íàïðàñíî Нет, не напрасно, не напрасно, весёлым щебетом звеня, проснулся день и смотрит ясно глазами неба на меня. Открой окно и ты, смелее! Глоток хмельного сентября — и осознаешь ты, хмелея, что это всё не зря, не зря! Ни это небо голубое, ни солнца позднее тепло, ни то, что в этот миг с тобою — в душе твоей произошло. Всё, что случилось и случится, всё, что нельзя уже вернуть, что сбудется когда-нибудь и никогда не повторится… Всё это, Господи, о да! — неоспоримо и прекрасно, неколебимо, навсегда — и не напрасно, не напрасно! Сентябрь 1981 г., Москва

Александр Костенко

Â ñóìåðêè (По мотивам стихотворения Добриша Цесарича «У сетон». С сербско-хорватского) Лишь наступает звёздный вечер, и город фонари включает, в тот час, когда желанной встречи с любимою влюблённый чает, я вдоль домов шагаю тихо, что окнами желтеют бледно… Сомненья, зло, любое лихо вдруг растворяются бесследно. Ведь это мы, летя с планетой в заоблачную бесконечность, и представляем жизни этой неиссякаемую вечность! 1982 г., Москва

Цвет надежды | Янтарные дни

Çàïåðòû äâåðè Красноречиво заперты двери. Дома тебя, очевидно, нет. Но не надейся, что я поверю: в щёлочку снизу — предательский свет! Нет, я не стану стучать ещё раз, пусть ты подумаешь — провела… Только не всхлипни, сдержись, чтоб совесть лёгкой за этот обман была. Милая, знаю, со мной случалось: чувствуешь — надо, и нету сил… Если бы ты в мою дверь стучалась, думаешь, я бы тебе открыл? Как осознать это в полной мере (глупая ссора, глупая месть…) — безрезультатно стучаться в двери, зная, что кто-то за ними есть?.. Ноябрь 1982 г., Москва

Александр Костенко

Çèìíåå (Бранко Николаевич, с сербского) Я приду однажды из волшебной сказки. Той, что ты от бабки слышала давно… Будет ночь и вьюга в снежной перепляске… Я к тебе чуть слышно постучусь в окно. На колени, вздрогнув, ты уронишь пяльцы, бабушку разбудишь, свет зажжёшь кругом. И, прильнув к окошку, к дырочке от пальца, всматриваться будешь в темень за окном. А когда старушка за порог несмело, скрипнув дверью, выйдет — «что там?» — разузнать, я ворвусь с пургою, весь от снега белый, горячо и нежно стану целовать! 1982 г., Москва

Цвет надежды | Янтарные дни

Àííå Глаза твои чуть-чуть косят, когда лукавят. Невозможно наврать с три короба: безбожно коварство скачущих бесят! Глаза твои всегда черны. Куда от этих окон деться, когда они хотят вглядеться в ночной неон — со стороны? Глаза твои — паденье ниц и рабский трепет суеверный. какой полёт высокомерный под сенью княжеских ресниц! Глаза твои — тоска и боль невзгод, предчувствуемых странно. Глаза твои целую, Анна, а кажется — целую соль… 1983 г.

Александр Костенко

×èñòûé ëèñò Чистый лист — как упрёк, как укор, как нечистая совесть… Чистый лист, надо мной ты — судьбою подвешенный меч. Ненаписанный стих, не рождённые пьеса и повесть… Чистый лист, для меня — как гора, не упавшая с плеч. Чистый лист! Над тобой — полубред, полуявь, полугрёзы… Чистый лист! Для тебя из бессонниц я выстроил храм. Словно в жертву тебе приношу я отчаянья слёзы. Что там слёзы — и кровь, если только попросишь, отдам. Не губи, чистый лист! От тебя я не требую много. Чем угодно свои пред тобой замолю я грехи. Белизною своей не казни ты меня, ради бога. Чистый лист, ради бога, скорей превращайся в стихи! Август 1983 г.

Цвет надежды | Янтарные дни

Александр Костенко

Ñóåòà ñóåò? Неужели — суета сует? Неужели — всё напрасно это? Неужели не было, и нет, и не будет на вопрос ответа? Обратившись к вечности лицом, осознав, что нет пути обратно, мне дано, столетним мудрецом, вдруг понять, как это непонятно, — неужели? Грустно и смешно… Чей же сон ты, разума планета? Всё пройдёт. Покуда не прошло, будем — всуе — требовать ответа! Август 1983 г.

Цвет надежды | Янтарные дни

Íàäåæäû ìàðø Когда — ни темы, ни строки, ни рифмы, то кажется (смешно со стороны!): корабль удачи вывели на риф мы, и вот уже минуты сочтены… Но тает ночь, а с ней — и страх фатальный, в руке жезлом победным — карандаш… И музыке на смену погребальной гремит надежды марш! Август 1983 г.

Александр Костенко

Ïðåä÷óâñòâèå çèìû Как предчувствуют это кусты, как они напряглись и застыли… И тебя не узнать. Это ты ли? Отгоняю сомнения — ты. Почему сердоликовых глаз глубина потемнела испугом? И каким заколдованным кругом — не ступить — опоясало нас? Леденящая душу тоска. Безысходность и в нас, и в природе… Потерпи, и в капризной погоде, и во всём — перемена близка. Не успеешь опомниться — вдруг закружит, запоёт, засмеётся белый мир под сияющим солнцем, разомкнётся удушливый круг. Как предчувствуют это дома, оголёнными нервами — крыши. Задержи-ка дыхание. Слышишь поступь мягкую? Это зима… 1983 г.

Цвет надежды | Янтарные дни

Êîãäà óéä¸øü Когда в решимости холодной уйдёшь, бесстрастна и легка, я буду в позе благородной смотреть на это свысока. Ничем — ни выкриком, ни вздохом — не выдам, выдержку храня, своих, скопившихся по крохам, мук, переполнивших меня. Никто на свете не узнает, как, перекручивая в жгут, исчадия бессонных мает мою больную душу жгут. И лишь однажды (станет больно уже давить на тормоза) скользнёт щекою бесконтрольно меня предавшая слеза… 1983 г.

Александр Костенко

Ìû õîðîíèì äðóçåé Мы хороним друзей, покидая навечно. Нет ни траурных лент, ни стенаний родных… До смешного легко, до безумья беспечно мы хороним друзей, уезжая от них. Что с того, что они — и здоровы, и живы? Ни к чему обольщаться — сгорели мосты. Обещания встреч — нереальны и лживы. Обещанья писать — безнадёжно пусты! Поначалу — зубов протестующий скрежет, и такие горячие слёзы из глаз… А затем, что ни год, всё короче и реже будут письма от них и ответы — от нас… Старый снимок в альбоме, случайная весть ли — тускло высветят в памяти прошлого штрих. Мы не встретимся, нет. Ну а встретимся если — что нам проку от встреч запоздалых таких? Непреложен закон и логична наука (если б только на пользу и выводы впредь!), что для дружбы бальзам — небольшая разлука, но, увы, нескончаемо долгая — смерть. Январь 1984 г.

Цвет надежды | Янтарные дни

Александр Костенко

Íå äóìàéòå îá ýòîì Не думайте, не думайте об этом! Настолько тайна эта велика, что ни один живущий — за века — пока что не утешился ответом всех философий и религий всех. Воистину: жестоким наказаньем (за дерзкое познание — незнаньем) мы искупаем первородный грех. Предчувствую: родится страх от страха. «И это — всё?» — промолвит сгоряча глава, катясь под ноги палача, но ей, увы, внимает только плаха. Нам не разжать окаменевших уст. Вкусившие великого — безмолвны. Над тайной их ревниво плещут волны реки забвенья. Сумрачен и густ туман недосягаемости этой. Не стоит сокрушаться. Может быть, судьбу не проклинать — благодарить нам подобает? Вспыхнувши кометой на небосклоне вечности, разбег стремительный и мощный набираем, лишь потому, что неизбежным краем короткий наш не обозначен век? Пускай запрет останется запретом. Когда-нибудь для каждого придёт его непредсказуемый черёд. Как жизнь прекрасна — думайте об этом! Январь 1984 г.

Цвет надежды | Янтарные дни

Áåññîííèöà Даруй мне, ночь, простое счастье — познать беспечное забвенье дневных забот, противоречий и не раскрученных проблем… Пускай погаснут эти свечи — уймётся головокруженье. Разрушь, царица, двоевластье — тиски железные дилемм. Уже забыл, когда ресницы последний раз смыкались сонно, а голова в изнеможенье безвольно падала на грудь. Как о высоком одолженье, почти коленопреклонённо прошу: о ночь, позволь забыться и безмятежным сном заснуть! Когда проклятые мытарства, свинцовость ног и тяжесть тела волною медленною Леты накроет сонная волна, — войдёшь и — как там у поэта? — произнесёшь оторопело: «Такое маленькое царство так много поглотило сна!». Январь 1984 г.

Александр Костенко

Ïîíÿë ÿ íàêîíåö Понял я наконец, почему наяву и во сне тяжким грузом тоска опускается в душу ко мне, ностальгии сродни по далёким по тем временам, где так весело пелось, безудержно плакалось нам. Понял я, почему, друг на друга похожи, в одни чёрно-белые краски окрасились ночи и дни. Слепо шарю рукой по холодной осклизлой стене… Замурована дверь, и свобода заказана мне. Понял я, отчего стала жизнь так безлико-пресна, затянулась зима, и никак не наступит весна. Почему мне никак, не согреться никак у огня... Это всё оттого, что ты больше не любишь меня. Февраль 1984 г.

Цвет надежды | Янтарные дни

Òâîé ÷àñ, âåñíà! С раннего утра и допоздна — воробьёв базар неугомонный… Из-под снега, как новорождённый, мир глазами хлопает — весна!.. Всё, пробита скорлупа зимы. Это значит — нужно торопиться поскорей обсохнуть, опериться молодою зеленью земли. Отойти от оторопи снов, позабыть и непогодь, и стужу, лопнув почкой, вдруг явить наружу первый лист, как первую любовь. А заря невинна и ясна. Ранний луч неумолимо тёпел. Ухнула сосулька с крыши — пробил час твой, долгожданная весна! Апрель 1984 г.

Александр Костенко

Ýëåãèÿ Храни, храни ревниво, память, моих друзей глаза и лица. И те, немыслимые ныне, беспечно прожитые дни! Перед судьбою не слукавить — в былое нам не воротиться. Покуда сердце не остынет — о память, прошлое храни! Храните, кисти рук, храните рукопожатий боль и силу, ладоней грубую шершавость, ладошек девственный атлас. И вы — связующие нити меж тем, что есть, и тем, что было. Покуда не перемешалось — храните, умоляю вас! Чтоб на закате лет преклонных душа со старостью не свыклась (любых страшнее испытаний дырявой памяти искус), храните, губы, уст греховных неповторимо терпкий привкус и первых разочарований отчаянно солёный вкус! 1984 г.

Цвет надежды | Янтарные дни

Äóøà è òåëî В вечной дисгармонии с душой, будто бы не слиты воедино, мечется по кругу жизни тело, тщась душе капризной угодить. Высохнет, износится вконец, но и даже на пороге смерти будет, тело бедное, терзаться: то ли нужно от него душе? Уж не этот вечный ли конфликт, тщетность вникнуть в суть её посылов тело оболваненное гонит к пропасти порока и греха? Уж не потому ль оно себя, не щадя, вином дешёвым губит, нож заносит на себе подобных, злобствует, насилует, крадёт — мечется, покуда жизни нить вдруг не оборвётся торопливо… Ах, насколько было б справедливо, если б их с душой разъединить! Август 1984 г.

Александр Костенко

Ïëà÷ ßðîñëàâíû Над Дунаем предрассветным, над великою рекою, по холмам и перелескам птичьим криком разносясь, плачет голос Ярославны, переполненный тоскою. Если б этот плач протяжный мог услышать Игорь-князь! — Полечу кукушкой серой за дунайские туманы, омочу в Каяле-речке я рукав шелковый свой, на могучем теле князя оботру кровавы раны, утолю героя жажду я водицею живой. Ярославна рано плачет на забрале во Путивле: — Господин мой, ветер буйный, об одном тебя молю: не позволь над войском лады измываться вражьей силе, не развей мою надежду по степному ковылю!

Цвет надежды | Янтарные дни

— Ой ты, Днепр, Днепр Славутич! Бурелому, камня глыбе ль — ты не кланялся — сметал их, в половецкий стан входя. Святослава лодки вынес на Кобякову погибель… Неужель вернуть мне ладу что-то значит для тебя? Горько плачет Ярославна на стене Путивля-града: — О немеркнущее солнце, всем ты — радость и тепло! Что ж ты Игорево войско ослепило без пощады, тетиву расслабив, горем колчаны заволокло?! 1984 г.

Александр Костенко

Îòêàçàíî â îòâåòå А. А. Письму отказано в ответе — в письме отказано письму… И ни за что уже на свете ты не узнаешь — почему. Уже забыто нетерпенье, с которым ящик голубой ты, уповая на везенье, дрожащей потрошил рукой. Осталась горькая досада и злость — чтоб губы искусать. Ну кто просил тебя? Не надо, не надо было бы писать! Письму отказано в ответе, как руку ждущему — в руке, как заблудившемуся — в свете, как инвалиду — в пятаке… Как почве, зноем опалённой, во влаге — милости небес. Или как женщине влюблённой в любви взаимной — наотрез… Былая дружба тонет в Лете, когда с ответом не спешу… Письму отказано в ответе, как будто в ласке — малышу. Август 1984 г.

Цвет надежды | Янтарные дни

Ïðåáóäü ñî ìíîé Пребудь со мной, когда в полночный час от осознанья полного бессилья опустятся беспомощные крылья, и слёзы скупо выступят из глаз. Пребудь со мной. Мне очень тяжело. Коснись меня сочувствующим взглядом, прижмись ко мне, присев со мною рядом, вдохни в меня надежду и тепло! Пребудь со мной. Потом когда-нибудь судьбу назад, как фильм, перемотаю. Всё объясню. А нынче — заклинаю: пребудь со мной, пребудь со мной, пребудь! Сентябрь 1984 г.

Александр Костенко

Ìèìî òåõ äîìîâ В. Коптеву Мимо тех домов, где всегда готовы перед нами настежь двери распахнуть, — нас несёт туда, где звенят засовы, в те дома, куда нам заказан путь. Мимо тех людей, в чьих сердцах участье, мимо рук зовущих и молящих глаз, — мы спешим к другим, на своё несчастье, к тем, кто ни за что не полюбит нас. За спиной года, словно пыль, клубятся. Вот и половина пройдена пути… От того, что есть, — некуда деваться, то, что потерял, — больше не найти!

Цвет надежды | Янтарные дни

Одари, судьба, взглядом ясновидца, одари талантом видеть наперёд: от кого бежать, где остановиться и какой — из многих тысяч — выбрать поворот! Сентябрь 1984 г.

Александр Костенко

Æäó òåáÿ Жду тебя, как исцеленья от болезни затяжной. Жду тебя, как дуновенья ветра северного в зной. Жду, как в лютое ненастье путник ждёт тепла избы. Жду как чуда, жду как счастья, как решения судьбы. Жду тебя, а ты не едешь. Там, в далёкой стороне, почему-то медлишь, медлишь с возвращением ко мне. Не берёшь билет на поезд, телеграфною строкой не объявишь встречу… То есть не торопишься домой. За окошком ветер злится, мокрый тополь теребя… Словно пытка — длится, длится эта осень без тебя. О, крутой закон разлуки! Ни за что не обойдёшь! Тем томительнее муки, чем сильней и дольше ждёшь. Жду тебя… Сентябрь 1984 г.

Цвет надежды | Янтарные дни

Áàáüå ëåòî Сладкой дрёмой напоён мир. Тепло, покой… Но это скоро кончится, как сон: на исходе — бабье лето. Бабье лето… Вижу в нём мудрость добрую природы: дать насытиться теплом накануне непогоды. Дать постигнуть заодно, что не длится счастье вечно, как вода в реке, оно быстротечно, быстротечно… Бабье лето… Островок в центре осени разлива. Но уже у самых ног волны плещутся ревниво. Всё, уже наверняка не вернётся чудо это. До свидания, пока — бабье лето, бабье лето! Сентябрь 1984 г.

Александр Костенко

Ó ìîòûëüêà êîðîòêèé âåê У мотылька короткий век. Вся жизнь его — длиною с лето. Так понимает человек. На самом деле — так ли это? И наша жизнь, и мотылька (ему что годы — дни и ночи) неимоверно коротка. И неизвестно — чья короче! Октябрь 1984 г.

Цвет надежды | Янтарные дни

Александр Костенко

Íà âåòêå На ветке голой, мокрой от дождя, каким-то чудом уцелевший, листок увидишь пожелтевший — на ветке, мокрой от дождя. Живёт, когда уже умолкнул хор, одной отчаянною ноткой, наперекор судьбе короткой, один — всему наперекор! И этот лист, и этот дерзкий звук не оборвать грядущей вьюге, и с веткой, хрупкой от натуги, ты разлучишь его не вдруг. Вот так и я, все горести терпя, тобою преданный, гонимый, давно забытый, нелюбимый — люблю отчаянно тебя! Октябрь 1984 г.

Цвет надежды | Янтарные дни

Ìàìà Увидеть маму спящей — очень трудно. Без дела — и того трудней застать. Как можно так, уже ложась под утро, ещё до зорьки утренней вставать? Как можно так (за что же ей такая, скажите, доля выпала в судьбе?): всему и всем на свете потакая, нисколечко не думать о себе? — Проспишь, сынок, — разбудит на работу, оденет внуков, в садик отведёт… И понеслось: забота за заботой, ни часу, ни минуты — без забот. То пол метёт, то топчется на кухне, стирает, гладит, штопает бельё… Боюсь, что наш семьи очаг потухнет, когда устанут рученьки её. Послушай, мама, я не для утехи — не всуе говорю слова сии: все наши достиженья и успехи, они, по справедливости, — твои.

Александр Костенко

Но ты, давно привыкшая к терпенью, к тревожно обрывающимся снам, присваиваешь вечно, к сожаленью, лишь беды, предназначенные нам. Ах, мама, мама… Годы беспощадно изрезали морщинками лицо. И всё бы хорошо, и всё бы ладно, когда б ни старость — гостьей — на крыльцо. Я помолюсь, не верующий в Бога, я на колени встану без стыда: — Да не коснётся твоего порога слепая, беспощадная беда! Да не посмеют бывшие страданья в твоё окошко постучаться вновь, да сохранят тебя от увяданья твоих детей забота и любовь! Декабрь 1984 г.

Цвет надежды | Янтарные дни

Александр Костенко

Ãîäû-ïòèöû Не особенно волнуясь, мы из рук жар-птицу — Юность — выпускаем в небо опрометчиво… Неожиданным потерям до конца не сразу верим, горькой правде внемлем недоверчиво. Словно призрак, Юность-птица в синем небе растворится. Ей назад, увы, уже заказан путь. Никакой мольбою слёзной (и бессмысленно, и поздно!) улетевшую жар-птицу не вернуть. Что ж, придётся поневоле позабыть об этой боли. Коль уселись в лодку — нужно дальше гресть. На плече уже пригрелась птица дней грядущих — Зрелость. Несомненно, в этом что-то тоже есть. Будут складки и морщины, юбилеи, годовщины, и склероз, и сердце, и радикулит… Тяжело вздохнёт усталость, и однажды птица Старость птице Зрелости на смену прилетит.

Цвет надежды | Янтарные дни

По законам данной схемы и живём на свете все мы. Было так всегда и так же будет впредь. Наши годы — это птицы, им в покое не сидится, ведь на то у птиц и крылья, чтоб лететь! Декабрь 1984 г.

Александр Костенко

Äîêóìåíòàëüíîå êèíî О, роковая тишина документального экрана! Незаживающая рана — запечатлённая война! К стрелковой роте прикреплён военный кинооператор. Обыкновенный констататор необычайных тех времён. — Вперёд, в атаку! Близкий взрыв — и лопаются перепонки. Но — так держать! — глядят потомки сквозь запылённый объектив. Сквозь объектив и сквозь года мы, заворожённые, в зале глядим на то, что не видали на самом деле никогда. Вот мальчик руки распростёр, в себя приняв беззвучный выстрел. И я ловлю себя на мысли, что этот мальчик — не актёр.

Цвет надежды | Янтарные дни

Без режиссёрских выкрутас, но как волнуют кадры эти! Глаза расширенные смерти с экрана глянули на нас. И в зале, полном тишины, документальной ленты шорох ещё раз приподнимет полог над страшной былью той войны. Декабрь 1984 г.

Александр Костенко

Óòðî ïîñëå âüþãè Капустным хрустом — снег под каблуком. Сегодня по-особому он белый, как будто с неба кто-то неумелый пролил на землю крынку с молоком. Всю ночь, без передышки, напролёт бесчинствовала вьюга, а под утро, в содеянном раскаявшись как будто, вдруг разом поутихла. В свой черёд вступил мороз в законные права — ядрён, суров, но власть его не в тягость. Какая-то бессмысленная радость переполняет душу. Голова кружится от крепчайшего настоя мороза, утра, снега и покоя, и эти вот рождаются слова! Январь 1985 г.

Цвет надежды | Янтарные дни

Íè ìûñëè îäíîé â ãîëîâå… Ни мысли одной в голове, ни полслова… В отчаянье лбом прижимаюсь к стеклу. Но кто-то настойчивый, снова и снова берёт меня за руку, тянет к столу. И в пальцы огрызок суёт карандашный, и тычет в потёртый обрывок листа… И вот уже первою рифмой протяжной мои размыкает уста. О, кто Вы, незримый, бесплотный, безлицый, как тень, неотступный, и дерзкий, как тать, мой недруг и друг? На кого мне молиться, проклятью — кого предавать? Кому я обязан и боли, и гуду в затылке, и громкому бреду во сне, и раю, и аду, и горю, и чуду всего, что творится во мне? Январь 1985 г.

Александр Костенко

Íå îíè áîëüíû, à ìû А ещё говорят, что безумье чумно, Что темно ему в мире и тесно… Олег Чухонцев

Нет, не они больны, а мы. По тесным лабиринтам тьмы вслепую — к выходу — напрасно! — стремимся выйти. Им же он сияньем свыше озарён. Нам не дано, а им — подвластно! О, как они хотят помочь нам нашу немощь превозмочь! Как речь их выспрення и складна! О, демосфены без толпы! Хоть вдребезги о стенки лбы — нам недоступна ваша правда. Не по зубам… Но коли так, то кто же умный, кто — дурак? Чем разум более ничтожен? И — в довершение всего — сомненье: кто же от кого стальной решёткой отгорожен? Январь 1985 г.

Цвет надежды | Янтарные дни

Александр Костенко

Ê âåðøèíå ìàñòåðñòâà Извилист путь к вершине мастерства. Но раз уж выбрал именно его ты — сумей преодолеть все повороты и доживи до часа торжества. В тот миг, когда заветной высоты (о, дай-то бог!) достигнешь ты в итоге, о только что проделанной дороге, наверное, задумаешься ты. Всё позади: и камнепад, и сель, и страх, и равнодушье к пораженью… Но счастье — не достигнутая цель, а самый путь к такому достиженью. Январь 1985 г.

Цвет надежды | Янтарные дни

Îò÷åãî íà äóøå õîðîøî òàê? Отчего на душе хорошо так? Тихий свет и блаженная лень… Словно кто-то привычных решёток отодвинул незримую тень. Словно меч оборвался дамоклов, не задел и воткнулся в ногах. И, назревшим фурункулом лопнув, сладкой болью — стихающий страх… Отчего на душе хорошо так? Оттого ль, что с обочин и гряд грязный панцирь февральских обмоток отдирает безжалостно март? Или, может быть, в том ещё повод: тополиная ветка в окне, что и я, мол, отходчив и молод, намекает, набухшая, мне? И орут воробьи во сто глоток, что-то всё не поделят никак… …Отчего на душе и легко так, и светло, и безоблачно так? 1985 г.

Александр Костенко

Àïðåëü Н. Бехтиной Земли дурманящую прель — остатки пиршества былого: ботву пожухлую, полову — бесстыже выставил апрель на Божий свет пред наши очи. Хорош натурализм весны! Но почему-то мы не очень — нисколько не огорчены столь неожиданным разором былой гармонии. Отнюдь. Как ненасытно дышит грудь! Как весело цепляться взором за всё, что выпросталось вдруг и нам явилось из-под снега! Ручонку робкого побега уж тянет многолетний лук… Лишь намечается едва, — но взгляд отыщет непременно её под шелухою тлена: — Ну, здравствуй, что ли, гусь-трава! Теплынь… Наверно, снится рай на солнце нежащейся кошке… Уже протоптаны дорожки в май… 1985 г.

Цвет надежды | Янтарные дни

Äîáðà æåëàþ÷è, íå çëà Добра желаючи, не зла, — как остриём по горлу — мне приговор произнесла: «Зачем морочишь голову?!» Обрезать крылья на лету? Лишить глухого зрения? Задуть зарю? Зарыть мечту? — не те, не те сравнения! Не растерять, не растрясти, не поделиться поровну, но одному, как крест, нести: «Зачем морочишь голову?!» Теперь одно спасенье есть — души глухая келия. Неимоверно тяжек крест, жестокий крест неверия! 1985 г.

Александр Костенко

Çà äâåðüþ Долго стоял он за дверью, долго поверить не мог… И, в унисон недоверью, плакал квартирный звонок. Серой подёрнуто пылью всё нежилое жильё. Господи, было ли былью существованье её? Дверь, открываясь, не скрипнет, свет не прольётся у ног. Лишь на прощание всхлипнет больше не нужный звонок… Август 1985 г.

Цвет надежды | Янтарные дни

Íè ïåðåä êåì íå âèíîâàò Ни перед кем не виноват. И как бы я ни прожил долго, за мной не наберётся долгу и ни на грош. Открытый взгляд ценю дороже во сто крат стыдом опущенного долу. Над дверью не цеплял подков. Сквозь лес шипов, пока не поздно, держу открытый путь на звёзды. За то, что не имел долгов, я наживал себе врагов: всегда безгрешность одиозна. Любил однажды. Но любим другими был неоднократно. За что? Мне лично не понятно. Глаза другим не ел мой дым, душа не пряталась под грим — за всё за это, вероятно. Удачею не обделён. С ней разлучаюсь равнодушно и приглашаю, если нужно. В любых словах ищу резон. Festina lente* — мой закон. Ему и следую послушно. Счастливей многих. Потому, что я не должен никому. Август 1986 г. * Festina lente (лат.) — поспешай медленно.

Александр Костенко

Ïðèñíèëîñü ìíå Приснилось мне — отец вернулся. Оттуда, из небытия. Тихонько на крыльце разулся и в дом вошёл: — А вот и я!.. Лишь нам, издёрганным и нервным, сюрприз преподносить такой! Он тишину нарушил первым: — А вы не бойтесь, я — живой. И с хитрым, озорным прищуром весёлых глаз взглянул на нас. Вот так смеются балагуры, когда их шутка удалась. Ах, сон… Реальности на зависть, в нём от химеры — ничего… Через минуту все смеялись над этой шуткою его. И как-то разом — вдруг — забыли, забыли всё (на то и сон), что мы отца похоронили, что не в отъезде — а в могиле, что не уснул — а умер он.

Цвет надежды | Янтарные дни

Смеялись радостно и громко — опять мы вместе, вся семья: и брат, и мама, и сестрёнка. Но громче всех смеялся я. Зачем так долго, так упрямо тот странный сон живёт во мне? Меня растормошила мама: — Сынок, ты так рыдал во сне! Август 1986 г.

Александр Костенко

Î ñàìîì ãëàâíîì В этот вечер, в этот вечер — мы его так долго ждали — по традиции старинной не сомкнём счастливых вежд. Подними бокал хрустальный — отражаются в бокале то ли ёлочные свечки, то ли звёздочки надежд. В этот миг предновогодний, в этой комнате нарядной, за столом уютным этим — лишь родные да друзья. Каждый, видимо, по речи заготовил по парадной? Нынче много будет тостов, разрешите, первым — я!.. На душе моей сегодня и легко, и чуть тревожно. Я хочу о самом главном, я надеюсь на успех. За невольное волненье извините, если можно. Я хочу о самом главном, понимаете — для всех! Старый год на ладан дышит, новый год стучится в двери. Старый — весь как на ладони, новый — белое пятно.

Цвет надежды | Янтарные дни

Но одно я понимаю, лишь в одно я свято верю: ничего плохого с нами приключиться не должно. Не должно в году грядущем быть ни бед непоправимых, ни несчастий безысходных, ни фатальных тупиков, не должно быть одиноких, не должно быть нелюбимых, и хоть чуточку поменьше подлецов и дураков! Будь чистилищем всемирным, этот миг предновогодний. Все пороки — отслоитесь старой кожею змеи. В новый год должны войти мы и мудрей, и благородней, став не новым испытаньем — новым чаяньем земли. За детей, за внуков наших, чтоб они войны не знали, за Любовь, за Мир, за Правду без обёрточных одежд — подними бокал хрустальный! Отражаются в бокале то ли ёлочные свечки, то ли звёздочки надежд… 1986 г.

Александр Костенко

31 àâãóñòà Завтра — первое сентября. Значит — лету конец. Вот жалость-то! День, прозрачнее хрусталя — тридцать первое августа! Не предчувствие, не намёк, не расплывчатое наитие — ни к чему: происходит в срок ожидаемое событие. Кто-то ж вымерил — ну точь-в-точь — срок природный и календарный! Переменится через ночь день хрустальный на день янтарный. Торопись, допивай густой, чуть на донце его, прогретого, этот грустный хмельной настой уходящего в Лету лета! Завтра — первое сентября. Значит — лету конец. Вот жалость-то! День, прозрачнее хрусталя, — тридцать первое августа! Только память, имей в виду, мы с собою о нём уносим. …Я будильник мой заведу и поставлю его — на осень. 31 августа 1986 г.

Цвет надежды | Янтарные дни

Íîÿáðü Ну, развезло, раскисло, расплескалось! А что же ждать иного в ноябре? Всё б ничего, когда б ни эта жалость — до слёз, до стона — к самому себе. Намучишься, издёргаешься за день, очередного наживёшь врага… Болит душа под вечер, как от ссадин у футболиста правая нога. Ноябрь 1986 г.

Александр Костенко

Ñ ìîðîçà... С мороза — в тесный закуток, где печь отрыгивает сыто поленьев жар. Урчит сердито с огнём поспоривший сучок. Печи шершавая щека не горяча — тепла на ощупь. Войдёшь сюда — и как-то проще, и легче, и не свысока на вещи смотрится уже… И снег с подошв послушно стает, и так светло, воздушно станет, и так беспечно на душе… И так опять потянет жить, — ну хоть пляши от нетерпенья. И силы есть, и есть поленья — в мою печурку подложить. Декабрь 1986 г.

100

Цвет надежды | Янтарные дни

101

Александр Костенко

Ìàíäåëüøòàìó Осип Эмильевич, разве смерть — это пропасть и мгла? Краешком глаза — не Вас ли вижу за кромкой стола? Осип Эмильевич, Вы ли… Вам ли… для Вас ли… Абсурд! Вырыли яму. К могиле сирое тело несут. Что Вы теперь? Оболочка. Губы лопат запеклись глиной кладбищенской. Точка. Тишь и небесная высь. Осип Эмильевич, деться от ощущенья — куда? Чувствую краешком сердца: бредни, подлог, ерунда! Воздух до приступа спёртый, тусклая лампа горит. Боже, но если Вы — мёртвый, кто же со мной говорит? Кто, раздвигая упрямо вязкую наволочь лет, смотрит тревожно и прямо в душу мне — сил моих нет?!

102

Цвет надежды | Янтарные дни

Нет, не поверю, простите, в полное небытие. Где Вы сейчас, говорите! — Невыносимо сие. Губы дрожат в укоризне. Капельки пота на лбу… Чувствую краешком жизни Вашу судьбу. Март 1987 г.

103

Александр Костенко

Î âîçðàñòå Ну а ты что думал — неподвластен времени? Обманывать — кого? Крутится, упрям и безучастен, жизнемер — хронометр его. Что о днях там!.. До минуты каждой, до секунды крошечной учтёт. На него уставишься однажды, что клиент на ресторанный счёт. Было, право, вкусно и, понятно, весело — за рюмкою вина. Пили-ели, знамо, не бесплатно, но, позвольте, — какова цена! Час грядёт — и кончится веселье. Под ладонью — изумлённый рот. Горькое, знобящее похмелье — к прошлому внезапный оборот. Волосы, глаза, улыбка — те ли? К зеркалу плотнее подойди! Бог ты мой, и ведь и в самом деле лучшее осталось позади! В вихре дней, безудержно летящих, каждый день на мелочи дробя, достигаешь возраста. Но чаще — возраст — неожиданно — тебя! 1987 г.

104

Цвет надежды | Янтарные дни

Äîæäü Терпеливо жаждали деревья долгожданной влаги дождевой. …Под ногами — дождевые черви, дождевая хлябь — над головой. Жаждали — дождались. Доживая, жжёная листва не закружит. Жадная стихия дождевая жалкие деревья обнажит. Осень, осень, где твои щедроты, красок жар на фоне голубом? Неужели в зиму — по болоту так и ступишь — грязным сапогом? Под дождём стою, переживая. День размыт. Надежда — не резка. Дождевые думы, дождевая серая осенняя тоска. Холодно, промозгло. Даже выи придорожных фонарей дрожат. …На асфальте черви дождевые, словно гвозди гнутые, лежат… Сентябрь 1987 г.

105

Александр Костенко

Íåçíàêîìêà Где я видел лицо это, этот лоб, этот нос? Это зыбкое золото, эту россыпь волос? Где я видел глаза эти? Окунёшься едва — словно в утренней заводи — синева… О, хмельное смятение и ума, и души! Задержись-ка, мгновение, не спеши! …Что-то в пальчиках комкая, над собою труня, незнакомка знакомая вспоминает меня… 1987 г.

106

Цвет надежды | Янтарные дни

×óæàÿ æèçíü Она щекой к его плечу прижалась и всхлипывала горестно. Его волной внезапной захлестнула жалость. Но он молчал. Ни слова, ничего не произнёс. Да и была ль причина их говорить? В окно глядела ночь. Ну чем он мог, нехолостой мужчина, ей, незамужней женщине, помочь? Какие тут слова, какие речи? Распахнута измятая кровать… Лишь целовать беспомощные плечи, беспомощные губы целовать, пока они беспомощны, покамест доступны и податливы, пока внезапная, нахлынувшая жалость, как схлынувшая похоть, велика... Жена, семья… Как мало это значит в сравненье с тем, как горько, горячо чужая жизнь, судьба чужая плачет, уткнувшись мокрым личиком в плечо… 1987 г.

107

Александр Костенко

Íå îñòàâëÿéòå ìåíÿ îäíîãî! Не оставляйте меня одного, это на свете страшнее всего! Не разводите мосты за спиной, други и недруги, будьте со мной! Не оставляйте меня одного! Я у судьбы не прошу ничего, кроме надежды: до смертного дня вы не решитесь покинуть меня. Дружбы навязчивой приторный чад, злобы насквозь прожигающий взгляд… Лишь утешаться и впредь бы и впрок этой надеждою — не одинок! Не оставляйте меня одного в радостный час и момент роковой. Пища без соли, очаг без огня — не покидайте, родные, меня! Остановитесь у двери моей, если закрыта — стучитесь сильней! Пусть телефон одуреет, звоня, — не забывайте, родные, меня! Нет на земле оставаться причин, если с собою один на один. Не оставляйте меня одного — это на свете страшнее всего! 1987 г.

108

Цвет надежды | Янтарные дни

ß íè÷åãî íå ãîâîðèë Я ничего не говорил, а всё курил, курил, курил… И ты прекрасно понимала, что нужных слов не подберёшь, всё сказанное — будет ложь, и сказанного — будет мало… Перед открытыми дверьми стояли и молчали мы, уже разъятые судьбою, без всяких льгот, надежд и прав, уже прекрасно осознав, что больше встретиться с тобою нам не придётся никогда. — Прощай, любимый! — До свида… Ни я, ни ты — жизнь не игра ведь — не в силах вновь соединить судьбой оборванную нить и ничегошеньки исправить. Пусть остаётся всё как есть: ты где-то там, я где-то здесь. Но, как в дешёвой мелодраме, пусть никогда в объятьях тьмы не повторим с другими мы всё то, что было между нами. В окно вагонное смотрю и всё курю, курю, курю… 1987 г.

109

Александр Костенко

Îäà ÿçûêó Бездонный чарующий омут! Измерить его глубину однажды рискнувшие — тонут. Наверно, и я утону. Манящий напиток дурманный! В глазах — одержимости муть. Попутал меня окаянный бесовского зелья хлебнуть! Безволен и обезоружен, безвыходно и роково, как есть, и внутри и снаружи, во власти я полной его. Язык мой! Игра и забава… Язык мой! Кремень и гранит… То вяло, то зло, то лукаво, то вдруг о таком говорит!.. Мой будничный, мой обиходный, привычнее ночи и дня, пьянящий, как грех первородный, прости, недоучку, меня!

110

Цвет надежды | Янтарные дни

Навеки останусь невеждой, но не отступлюсь и на пядь с наивною детской надеждой — тебя изучить и понять. Язык мой! Всевышнего ради, что знаешь — скажи, не таи! …С любовью рисую в тетради волшебные знаки твои. 1987 г.

111

Александр Костенко

À ìèð ñïàñ¸ò íå êðàñîòà А мир спасёт не красота, ведь всё красивое обычно надменно и эгоцентрично. Спасут Любовь и Доброта. 1987 г.

112

Цвет надежды | Янтарные дни

Õîëîäà Опять непрошеные злые холода… И запорошенные снегом города… И полагается опять, самим себе не веря, лгать, что это вовсе не беда, а ерунда. Под шелест белой кутерьмы почти уверовали мы в начало доброе лютующей зимы. А вот меня, зима, прости, не проведёшь. Ну что поделать — на других я не похож. Я знаю: там, где нет тепла, всегда добро слабее зла, сильнее истины навязчивая ложь. Нахохлив пёрышки свои, о лучших днях мечтают, и меня, наверно, понимают — воробьи. Кого всеобщий не касается гипноз, над тем безбожно изгаляется мороз. Немало горестей терплю за то, что зиму не люблю, что чудеса её приемлю не всерьёз. Беда, а может, и вина моя: любовь — она одна — моя негаснущая искорка — весна! 1987 г.

113

Александр Костенко

Äîæäëèâàÿ îñåíü На всей земле сухого места нет. За что судьба нас так испытывает истово? Уже которую неделю белый свет не знает солнца над собой и неба чистого… Холодный бисер на моём окне. Разлад погоды — он души моей касается. Моя любимая забыла обо мне: ни телеграммой, ни письмом не отзывается. А мне под мелким и косым дождём туда, где в пламени листвы сгорает рощица… Сегодня — чувствую, и даже убеждён — придёт письмо твоё, и этот дождик кончится. Мокрым носом хлюпает с утра — осень, осень, грустная пора! 1987 г.

114

Цвет надежды | Янтарные дни

Êàê õîðîøî... Как хорошо, что есть ты всё же (спасибо своднице-судьбе!), — что мне порой до слёз, до дрожи коленной — хочется к тебе! Как хорошо, что между нами — ни клятв, ни долга, ни огня, что не врастаем мы корнями — ни я в тебя, ни ты в меня. Пока никто из нас не помер и есть нужда, — в любой из дней набрать знакомый можно номер рукой твоей, рукой моей… Любовь? Не может быть и речи… Обман? Как будто не с руки… Как хорошо, что наши встречи так удивительно редки! Совсем не нужно лгать, из кожи, себя оправдывая, лезть… Как хорошо, что есть ты всё же. Вернее — мы с тобою есть! 1887 г.

115

Александр Костенко

Ðåâíîñòü С другим была. Теперь лежишь со мной. И крылышки сложила за спиной. Но как по телу пробегает дрожь, волной догадки осеняет: ложь! Ты лжёшь, я знаю, в верности клянясь. Какая мерзость, о, какая грязь! И спазмою, как галстуком тугим, сжимает глотку ненависть: с другим!.. Ошпарила — и схлынула волна. Ну как я мог… Конечно же, верна! Я верю, верю, милая, прости, ну как я мог такое наплести! …Лишь скрипнет примирительно кровать — волна неверья катится опять. И вновь потонет в бешеной волне — во что уже поверилось вполне. …То дикий шторм, то ласковый прибой… Легко с тобой. Мучительно с тобой!.. 1987 г.

116

Цвет надежды | Янтарные дни

Âîïðîñ Уже в невинном семени гнездится семя тления. Великий смысл? Жестокость? Не нам судить о том. Я слышу посвист времени, я чувствую падение безудержное — в пропасть — увы-увы — со дном! Святоши и безбожники, сатрапы и острожники, мы даже не заложники — мы просто должники. Судьба со страшной чашею судьбою станет нашею, хоть крест пудовый на шею — не отведёт руки. На этой жуткой пажити беспечно жить прикажете? Тогда лишите разума и превратите в коз! Чтоб душу разрушительный, навязчивый, мучительный за пеленой маразма не бередил вопрос. Январь 1988 г.

117

Александр Костенко

Òû èçìåíÿëà ìíå... Ты изменяла мне с другими. Не в мыслях, мщением кипя, — с материальными, нагими. Они слюнявили тебя! Как содроганием утробным не бередить тоску ночей? Ты всё запомнила. Подробно. До самых пошлых мелочей. И все они, кому в смятенье ты отдавалась, не любя, к тебе пристали липкой тенью. Они преследуют тебя! Они уже — твоя частица — сетчатки глаз и кожи пор. Не затуманит память лица, запечатлённые в упор! И как забыть бы ни хотело — былое цепко, как магнит, — порой нет-нет и вспомнит тело. И обязательно сравнит!

118

Цвет надежды | Янтарные дни

Я не желаю оправданий, ползущих по следам стыда. Моих отчаянных рыданий ты не услышишь. Никогда. Упрёка в адрес твой не брошу. За то, что вырвалось — прости... Видать, судьба мне эту ношу, как окаянный крест, нести. 1988 г.

119

Александр Костенко

Ôåâðàëü Февраль. И со счёта не скинуть условий, навязанных им. Стерпеть бы, не сдаться, не сгинуть, живому остаться б живым! Скрежещущей яростной злобы желаешь на вкус и на боль? До спазма сердечного чтобы? — На улицу выйти изволь! Но здесь уже всё, не ищи ты — мороза безжалостен бич — ни милости и ни защиты. Два шага… Столбняк. Паралич. А как же тому, кто согреться не может у труб и печей? Кому просто некуда деться от лютых февральских ночей? Вопрос улетит без ответа… Ах, если бы уши могли не слышать, как каркают где-то бездомные птицы вдали! Колючую редкую проседь стряхнёт на дорожку сосна… Февраль. Но со счёта не сбросить: уже на пороге — весна! 1988 г.

120

Цвет надежды | Янтарные дни

Ïëîòü Плоть ленива, плоть труслива, плоть капризна и жадна. Прихотлива, похотлива и, как правило, больна. Это груз, который мучит, воротник, который трёт… Плоть за всё сполна получит — обязательно помрёт. 1988 г.

121

Александр Костенко

×åðòà Оглянулся назад — ужаснулся: ни семьи, ни друзей — пустота. На мгновенье прозрел — как проснулся. И увидел, и понял — Черта. Но сверкнуло и лопнуло зренье, остывая, дробясь на лету… …Разорвал паутину сомненья и привычно шагнул — за Черту. Февраль 1988 г.

122

Цвет надежды | Янтарные дни

Êàíèêóëû Сын играет во дворе, сапогами мерит лужи. Март. Каникулы. Разбужен клён с извёсткой на коре. Не увидели кусты б праздной этакой забавы! Он своих ветвей суставы проверяет на изгиб. В прошлогодней волосне бурьяна на солнцепёке кот разлёгся рыжебокий — подставляет бок весне. Наигрались в поддавки робкий март со стужей — баста! Всё настырней из-под наста чёрной суши островки. На асфальте лёд-гранит цепко держится доколе — есть забота дяде Коле. Он начнёт, а мы доколем, и весна нам подсобит. …Грязь месить, в войну играть, не вести себя примерно… И в такой вот день, наверно, так обидно умирать! Март 1988 г.

123

Александр Костенко

Âîëîñ ðîñêîøåñòâî Волос роскошество — причина междометий: завистливых — «ого!» и восхищённых — «ах!». Бессмертный идол всех тысячелетий! И эти волосы — в моих руках! Журчат меж пальцев. Тёплым водопадом на плечи низвергаются. Весом поток шуршащий этот. Обо всём я забываю… Сладкая отрада, блаженство запредельное в крови — вот так зарыться в волосы твои! Я верю свято: чудо непременно, минуя смерть, останется в веках. Покуда есть Любовь — оно нетленно в холстах и камне, звуках и стихах… Чтоб этот мир, тобою удивлённый, тебя приметив, восхищался впредь, чтоб молодость твою запечатлеть, явился я однажды, мастер скромный. Отныне никакая седина твоим роскошным прядям не страшна! 1988 г.

124

Цвет надежды | Янтарные дни

Ãàðìîíèÿ Прижимаю тебя к себе я и куда-то лечу, слабея в полуобмороке, полусне… Дорогая, ни с чем на свете не сравнимы минуты эти. Поплотнее прижмись ко мне! В этом судорожном переплёте, каждой точкой и нервом плоти, от зрачков до мизинцев вплоть, как две капельки на ресницах — только дай им соединиться! — мы в одну сливаемся плоть. И приходит оцепененье абсолютного совпаденья. Это выше высокой лжи, что, рифмуя обычно с «кровью», по привычке зовут «любовью». …Крепче, крепче меня держи! 1988 г.

125

Александр Костенко

Åù¸ òåáÿ ÿ íå íàçâàë... Ещё тебя я не назвал любимой, ещё «люблю» в ответ не родилось, но мир, доселе надвое делимый, уже единым кажется насквозь. Уже минуты тянутся часами, когда минуты эти не вдвоём. Уже отчёт себе не отдаём, какую кашу заварили сами. И оседает пылью за спиной всё бывшее — с тобою и со мной. Держа в ладонях драгоценным кубком лицо работы тонкого резца, вдруг вспоминаю в содроганье жутком черты давно забытого лица. О Господи, зачем же так безбожно рубцы и швы былого бередишь? Зачем ты так, красивая, глядишь в глаза мои — знакомо и тревожно? Зачем в тебе упрямо узнаю несбывшуюся, первую мою? Прости. Наверно, я уже не молод. Реминисценций — верхом закрома. Но тает снег. И отступает холод. И быстро забывается зима. Стряхнём труху проклятых наваждений и разницею наших зим и лет, красивая, давай сведём на нет лёд предрассудков, гнёт предубеждений. И вот тогда шепну тихонько я: «Красивая, любимая моя!» 1988 г.

126

Цвет надежды | Янтарные дни

Êîãäà-íèáóäü Когда-нибудь рука вот эта, что мчится мысли впереди, рука дрожащая поэта окаменеет на груди, куда её живые руки, с другой сомкнув, заставят лечь… Затихнут траурные звуки и чья-то плачущая речь. Нескладной жизни быстротечность, и вот банальный финиш — вечность. …Звезда за тысячи парсек в небытие уже растает, но свет её для нас сияет и длит окончившийся век. Как это трудно для живущих, но, может, в этом жизни суть: шагнув туда, перешагнуть через порог могил гниющих и, попирая тлен и прах тем, что не всё унёс с собою, в живых глазах блеснуть слезою, живою строчкой — на губах… 1988 г.

127

Александр Костенко

Òâîÿ ëþáîâü Бенгальским огнём протрещала, разбрызгала искры вокруг… А, кажется, быть обещала сильнее невзгод и разлук? Грозилась в костёр и на плаху, твердила такие слова, внимая которым, от страху кружилась моя голова. Бенгальский огонь! Почерневший, обуглившийся стебелёк, сгоревший дотла, не успевший согреть никого огонёк… Внезапен скачок в небылицу. Прощаю. Ни в чём не корю. Я в память шершавую спицу об этой любви сохраню. 1988 г.

128

Цвет надежды | Янтарные дни

Êóäà óáåãàåøü… Куда убегаешь, олешек мой тоненький? Значит, лукавил ты — будто ручной? Ой, понесёт тебя лёгкой соломинкой тягой нелёгкою к пасти печной! Вижу сквозь снов наважденье и марево аспидный дым и зловещее зарево, вижу, как свищут во тьме голубой жёлтые искры над чёрной трубой. Не будет удачи мне, клятвоотступнику. Козни судьбы — осязаемый бред: ложе — скопцу, оскопленье — распутнику, «да», говорящееся вместо «нет». Жалость, солёною спазмой давящая, ревность, утробное дно леденящая. Ненависть жгучая. Скрежет зубов. Похоть дремучая. Нежность. Любовь. 1988 г.

129

Александр Костенко

Ïðèçíàíèå В. Н. С. Не лучшее признанье, но, увы, я мизантроп — от пят до головы. Я источаю буднично и просто флюиды зла, миазмы мизантропства. Всё сущее на свете понося, кляну и презираю — всех и вся. Я — зуб змеи, я — дерево анчар, от ярости дрожащий янычар. И от меня расходятся кругами друзья мои, мне ставшие врагами. И ты уйдёшь — ничуть не удивлюсь. Но, клятвы ненавидя, я клянусь: клянусь, как перед Господа лицом, что не был — и не буду — подлецом! 1988 г.

130

Цвет надежды | Янтарные дни

Êíèãà Так просто книгу отложить, смежив решительно страницы! О, судьбы, голоса и лица, которым больше не ожить! Смешон задумчивый творец, о вечности сводящий брови, когда вот так, на полуслове, захлопнут книгу — и конец! 1988 г.

131

Александр Костенко

Ïîìíèøü ìåíÿ? А ты ещё помнишь меня? В том лунно-лиловом июле? Как за угол мы завернули, полночной брусчаткой звеня? Была над Европой луна, какой отродясь не бывало. И как же упрямо сливала в одну наши тени она! И, сводница, цели своей достигшая так безусловно, скрывалась удовлетворённо за мелкую сетку ветвей. Как мы целовались с тобой! Хмельно, исступлённо, до боли! Разъятые будто дотоле на долгие годы бедой. Такое во снах и стихах всплывает когда-нибудь позже. Как бережно, как осторожно кружил я тебя на руках!

132

Цвет надежды | Янтарные дни

И близость была, как гроза в ту летнюю ночь — неизбежна. О, как благодарно и нежно твои закрывались глаза! Упрямую память креня, сцежу её снова до капли… Мы счастливы были, не так ли? И ты ещё любишь меня? 1988 г.

133

Александр Костенко

Ïåñíÿ îòïåòîãî ïåññèìèñòà И вновь я — про печаль, и вновь я — про разлуку… Отпетый пессимист — резонная молва. Но как мне быть, когда, как нищий тянет руку, вымаливает дождь печальные слова? Я вижу параллель, прочерченную мудро: как стрелки на часах — листки в календаре. Зима — конечно, ночь. Весна — конечно, утро. И если лето — день, знать, вечер на дворе. А вечером всегда больнее то, что больно. Уместнее грустить, сподручнее страдать. На осень посмотрев с такой вот колокольни, смятение души так просто оправдать!

134

Цвет надежды | Янтарные дни

Поэтому прошу не задавать вопросов, а слушать, как поёт отпетый пессимист о том, что дождь идёт, о том, что в мире осень, как грустно и легко слетает жёлтый лист… Сентябрь 1988 г.

135

Александр Костенко

Ïèãìàëèîí è Ãàëàòåÿ Светлане Я выстрадал тебя. И, видит Бог, счастливая судьба не виновата. Ты всем моим терпениям итог, за все долги мне — щедрая расплата. Ты начиналась из небытия, ткалась из тонких паутинных нитей невнятных сновидений и наитий, из полугрёз и полузабытья. Тебя я созидал, Пигмалион, и в дело шли: труха погибших зданий былых надежд и разочарований тугой высокомарочный бетон. Я собирал тебя из тех крупиц, которые, казалось, безнадёжно втоптали в грязь. Дотошно, осторожно, не суетясь, не разгибаясь, ниц… Но всё бы это кончилось тщетой, когда б в плену негаснущего пыла за нас разъединявшей пустотой меня бы ты вот так же не творила. Мы вынянчили этот самый час. И, как в исходе тяжкого недуга, пугают блеском роговицы глаз. Нам хорошо. Мы встретили друг друга. 1988 г.

136

Цвет надежды | Янтарные дни

Äèñãàðìîíèÿ Шаг от детства до мига сего — он не значит почти ничего. И пускай своих лет не моложе ты — годы есть за плечами, но нет ощущения прожитых лет, словно кем-то другим они прожиты. В суматошном мелькании дней разве стал ты намного сильней? Те же страхи гнетут, те же горести, те же страсти терзают тебя, той же кошкой на сердце скребя, те же дёргая струны на совести. Есть ли час неизбежный, когда сотрясённой громадой года на беспечные плечи обвалятся? И осыпятся грудой у ног, чтобы ты их почувствовать мог, и своим доказательством явятся? Или будет, как было и днесь: только то и имеешь, что есть? И когда в беспощадной агонии тело дряхлое вспыхнет, дрожа, возопит молодая душа, ужаснувшись такой дисгармонии? 1988 г.

137

Александр Костенко

Ñòàðîñòü Старость глубокая, глупая, выжившая из ума! Мутными глазками лупая, что о себе-то сама думаешь, старость-нахлебница, старость-обуза, бичом ставшая горестным, бредится, дряхлая старость, о чём? Плоть затыкая таблетками (не ерепенилась чтоб), заживо взрослыми детками списанная со счетов, тара бесхозная, внуками высосанная до дна, — старость, со старостью муками как совладаешь — одна? Страшно ли в Вечность перешагнуть через лишенья и грязь? Старость, ответь же мне что-нибудь! — Ась?.. Октябрь 1988 г.

138

Цвет надежды | Янтарные дни

Íå õâàòàåò òåïëà Не хватает тепла, не хватает тепла, не хватает! Остывает зола, выпал снег на неё — и не тает. Что чадящий дымок разродится вдруг пламенем — бред ведь. Догорел огонёк. Костерок не сгорел и на четверть. Я не знаю, как ты: не знобит тебя ежеминутно? Я хочу теплоты, без тепла на Земле неуютно. Безнадёжный мерзляк, завернусь в одеяло с макушкой. Продувает сквозняк! Не заткнуть никакою подушкой! Этот холод вокруг, обложивший меня, как блокада! Цепенеющий — рук, обжигающий — встречного взгляда. Неуёмный, как лязг челюстей, и липучий, как ужас… Холод сдержанных ласк и стены, куда ты отвернулась… 1988 г.

139

Александр Костенко

Ãèòàðà íà ñòåíå Друзьям-бардам Ю. Федюкевичу и С. Журавлёву На стене — шестиструнное чудо… Коль сорвётся — подхватит кровать. Не прижмёшь её к телу покуда — будет мучиться и изнывать. Ибо нету воистину муки для неё, для бедняги, страшней — видеть сверху любимые руки, хоть на час равнодушные к ней! Как ревниво, с каким напряженьем, натяжением в каждой струне наблюдает она за движеньем ваших глаз, обращённых к стене. Ах, не надо мне только рассказывать вашу сказку, что вещи мертвы! Это просто гитару ни разу над кроватью не вешали вы! Если в ночь засыпается туго, если чуток предутренний сон, вы услышите: призрачным звукам тихо вторит она в унисон.

140

Цвет надежды | Янтарные дни

Вот шестая струна загудела, вот заойкала третья в тиши… Полагаете — мёртвое тело? Разве можно вот так — без души?.. У гитары, к стене пригвождённой, отлучённой от ласковых рук, тонкий слух, ожиданьем рождённый, и до боли пронзительный звук… Принимает она, словно кару, даже крошечный миг тишины… Музыкант, пожалейте гитару! И снимите её со стены! 1988 г.

141

Александр Костенко

×¸ðíîå ìîðå ìî¸ Чёрное море — упрямый магнит, узел тугой на судьбе! Если однажды к себе заманит, значит — привяжет к себе. Под завывание вьюги рябой, ставен скрипучих нытьё, снится мне ласковый тёплый прибой — Чёрное море моё! В наших краях затяжная зима… Вам по секрету скажу: каждый по-разному сходит с ума, я же — по морю схожу. Пусть не успеет скопиться деньга, мама ворчит — ну и пусть! Летом я снова сорвусь «на юга» — к Чёрному морю сорвусь. Выйду на берег тропинкой крутой, руки и ноги дрожат. Ветер солёный, песок золотой, чайки над молом кружат… Есть только этих минут забытьё, всё ж остальное — враньё! Здравствуй, зелёное море моё — Чёрное море моё! 1988 г.

142

Цвет надежды | Янтарные дни

Æåíùèíà óøëà Хлопнув дверью, женщина ушла. Вслед отбарабанили ступени. В спальне, от угла и до угла, на стене бесчинствовали тени. Набухало, пенилось в тиши, суетными бликами кишащей, лютое отчаянье души — уязвлённой, брошенной, пропащей. Две минуты, долгие, как жизнь. Мысли, шевелящиеся ватно… Что ж ты медлишь — вслед за ней рванись, догони, верни её обратно! На колени рухни перед ней, обцелуй и ноги ей, и руки! Что на свете может быть страшней этой назревающей разлуки? Есть в любви клиническая смерть. Это как распутье для недуга: или друг для друга умереть, или вновь воскреснуть друг для друга. Господи, пока её шаги не заволокло позёмкой млечной, силы дай стряхнуть столбняк беспечный, Господи, очнуться помоги! …Две минуты, три минуты, пять… К чёрту. Спать. 1988 г.

143

Александр Костенко

Îïðîâåðæåíèå àêñèîìû Закон иль недоразуменье? В пустыне одинокий крик? «Всё постигается в сравненье» — сказал какой-то еретик. Какая в этом «всё» гордыня и необузданная спесь! …Глас вопиющего в пустыне? Удача? Воздаянье? Месть? Так что ж такое жизнь? Коль это определенье применить, — не получается сравненья. И верно: с чем её сравнить? 1988 г.

144

Цвет надежды | Янтарные дни

Îðñêó В этом городе я — вечноссыльный. Был рожденьем самим приговор оглашён: срок — бессрочный, режим — усиленный. Я острожник с тех самых пор. И приставлены стражей досужей — соглядатаи на века — эти зимние злые стужи, этих выжженных гор бока. И довлеет ревниво, строго — так заложник храним и люб — частокол моего острога — это сонмище чёрных труб. На ногах кандалами (силы безысходней и цепче нет) здесь юдоль и на ней — могилы сотворивших меня на свет. Здесь уже отмарал подгузники и вкусил самых сладких благ отрок мой — новоявленный узник. Это — цепь на моих руках. Путы дружб, обязательств, денег, предрассудков и страха сеть… Не тебе, вислоусый пленник, о загубленной доле петь!

145

Александр Костенко

146

Цвет надежды | Янтарные дни

Этот город — проклятье Божье, это крест, это мой удел. Уголовник с порочной рожею — он плевать на меня хотел. На мою нелюбовь, на то, что я такие сказал слова, что от дыма его мне тошно и от кровного с ним родства. Этот город колючим именем мне навылет дырявит мозг. …Если можешь — прости, пойми меня. Не суди меня строго, Орск. Декабрь 1988 г.

147

Александр Костенко

Ïåðåâîðîò Шутки в сторону — мороз! Дни стоят «во фрунт», навытяг. Сколько жалости и слёз нужно, чтобы растопить их! Прикуси язык, и рот — на замок, пока не поздно. Совершён переворот. Это больше, чем серьёзно. Это страшно. До сих пор до конца непостижимо. В рамках «нового режима» — диктатура и террор. Как наивны были мы, веря в чудо не едва ли. Всё. Отныне — власть зимы. Проглядели, проморгали! Проворонили! И нас осенило за межою: ощетиниться душою не смогли — в который раз.

148

Цвет надежды | Янтарные дни

И в который раз — опять ни союза, ни подполья, а, как данность, поневоле этот холод принимать… Затаясь, беде назло, — всё надежда и забота — ждать, когда придёт тепло, ждать весны переворота… Декабрь 1988 г.

149

Александр Костенко

Åâðîïà (Взгляд из советского «вчера») …И даже мусор здесь не тот. Как соус на краю манжетки, что, стушевавшись, промокнёт пикантный гость углом салфетки… Непостижимое уму и нам лишь свойственное скотство: не удивляться ничему. Зато искать повсюду сходства. Увы, ведь сходства даже есть у божьего раба и Бога. Всё дело — в чём. Ага, и здесь по вечерам пьянчужек много! И здесь вода на вкус — вода. И, паче чаяния (впредь им не заноситься никогда!), такое что-нибудь подметим, что наш квасной патриотизм — наш записной идиотизм — (о, сладкие минуты рабства!) своё отпразднует злорадство. …Здесь дух довольства, рай вещей, и запах молотого кофе… И натиск восковых плющей, штурмующих фасадный профиль средневековых городов; замшелых кладбищ отрешённость, и грифельная заострённость костёлов, их колоколов

150

Цвет надежды | Янтарные дни

пугающая пунктуальность, и проповедника сусальность, когда для кучки прихожан он служит мессу под орган… Европа! Вожделенный плод, запретный насмерть! Где в итоге, живущие наоборот, мы с головы встаём на ноги! Где, закосневших до костей, нас обвевает ветер воли, и непривычно рту от боли раскрепощённых челюстей… Хмельного зелья пригубя, аскет познает вкус блаженства. Вкусив однажды от тебя, душа насиженное место уже покинет насовсем… О, мир, разъятый на системы, где рождены под солнцем все мы, но ясно и светло — не всем! …Очнуться, вздрогнуть, гресть и гресть! Покуда вёсла и вода есть, покуда существует зависть и во спасенье вера есть! Европа! Под дождём и снегом, пребудь нетонущим ковчегом, во все твои и наши дни, Европа, Бог тебя храни! Декабрь 1988 г.

151

Александр Костенко

Äåêàáðü Скрежет засова, и в дверь — облака: «Брр!»… Клёкот продрогшей утробы — декабрь. Не торопи раздеваться скорей — дай хоть чуть-чуть отдышусь у дверей. Изверг, тиран, изувер и дикарь, зла на тебя не хватает — декабрь! Колом над городом стали дымы. Это ведь только начало зимы. Это ведь только её дебаркадер — самые первые числа — декабрь. Свежей наколкою звёзды во мгле. Холодно всем, кто живёт на земле. Жмётся сугробий недышащий табор к ветхим заборам… ...Декабрь. Декабрь 1988 г.

152

Цвет надежды | Янтарные дни

Ñíåãîïàä Ты любишь, когда снегопад, пора святодейства и чуда? Когда, ниспадая оттуда, а значит — воистину свят, на твердь, где увяз человек в пороках душою и телом, Божественным знаменьем белым ложится несуетный снег?.. Какая всемилость нужна — себя раздавать без разбору кустарнику, саду, забору вот так, без оглядки, сполна! А если и кто обделён — так это по прихоти личной. К земной суете безразличный, всё падает, падает он! Давай-ка замрём, не дыша, пред этою тайной нетленной, пусть смысл её сокровенный тебе растолкует душа. Неужто восторженный взгляд судьбы не читает курсива? И только за то, что красиво, ты любишь, когда снегопад? Январь 1989 г.

153

Александр Костенко

Ìèíóòû çàáûòüÿ Спасибо вам, минуты забытья, часы отдохновенья и забвения, за то, что в безраздельное владение даётесь мне, что вами вправе я с другими не делиться, что все сны мои для прочих — дебри непреодолимые, заветный остров, вотчина моя. Как хорошо, что есть такой предел, за коим ты почти недосягаем для суеты, больших и малых дел, куда мы все на время убегаем, где времени не чувствуется гнёт, где с лёгкостью, достойной восхищенья, случаются любые превращенья, где всё не так, где всё наоборот, где друг тебе руки не подаёт, а лютый ворог заслужил прощенья. Спасибо вам, непрошеные сны, за то, что вы меня не покидаете, что, повторяясь, не надоедаете, что на банальность не обречены. За то, что как смертельно ни завихрите, куда б ни сгинул я по вашей прихоти, я просыпаюсь у своей стены.

154

Цвет надежды | Янтарные дни

Благодарю за то, что иногда, когда в застое мается природа, и тучи в небе корчатся когда, и вскоре переменится погода, — вы сводите меня к лицу лицом (и в этих встречах, радостных и тяжких, ни лживой режиссуры, ни натяжки) с моим недавно умершим отцом или с другим ожившим мертвецом. …И пот на лбу, и по спине — мурашки… Благословляю и боготворю уставшей плоти слабость и растерянность, когда на смену всем — одна уверенность: к подушке прикоснусь — и воспарю… Январь 1989 г.

155

Александр Костенко

Äóìàë, ÷òî íå äîéäó... Думал, что не дойду вообще. Закоченел, продрог! Ветер, навстречу дующий, сбить норовящий с ног! Надо теплее кутаться, впредь поумнее быть. В лютый мороз на улицу лучше не выходить. Дома сидеть за книжкою, хоть до утра себе слушать, как бес с одышкою дышит в печной трубе. Январь 1989 г.

156

Цвет надежды | Янтарные дни

157

Александр Костенко

10 ëåò íàçàä, 8-å Ìàðòà 10 лет назад, 8-е Марта… Я жених, и свадьба на носу. По Москве весенней, шумной, ротозейной я тебе цветы несу. 10 лет — почти уже эпоха. 10 лет — как будто бы вчера… Лужи под ногами мерит сапогами уличная детвора. Я спешу по Кравченко в общагу, и меня счастливей в мире нет. Шпилем золотится — от него не скрыться — виден Университет. Боже мой, какие наши годы! Нам с тобой лишь сорок на двоих! И какой безбрежный океан надежды плещется в глазах твоих! Я жених, а ты — моя невеста, тоненькая девочка моя. Как о нашей свадьбе «предкам» не узнать бы — думаем и ты, и я. Я спешу по Кравченко в общагу, под пальто — гвоздики на груди… День 8-е Марта, все невзгоды — завтра, все разлуки — впереди… Март 1989 г.

158

Цвет надежды | Янтарные дни

Öâåò íàäåæäû Максу, старшему сыну Эпоха без улыбок и надежды… Но я в одном уверен — надо выжить! Держись, малыш, покуда ноги держат, и сок души до капельки не выжат. Безвременья зловонный котлован, стены отвесной оползни и осклизь. Но неба клок сияющ, как обман. Ползи, сынок, всё остальное — после… Истории ощеренная пасть шипит слюной и тяжко дышит смрадом. О, лишь бы не сорваться, не упасть, не помутиться разумом и взглядом! Как выскользнув, бегут от палача, как вынырнув со дна, глотают воздух, — с надеждой не прощайся сгоряча, ей никогда, сынок, не будет поздно. Пусть верят люди, кто во что горазд. Далече Бог. И вечно лжёт астролог. Жена изменит. Лучший друг продаст. Запретный плод до судороги горек… Но голову до хруста запрокинь. Не жмурься, глупый, шире, шире вежды! О как она прекрасна, эта синь! Такой же точно цвет и у Надежды. 1989 г.

159

Александр Костенко

Åñòü îäíî ñïàñåíèå îò ìóêè Есть одно спасение от муки время на томления кромсать: карандаш в томящиеся руки — и писать, писать, писать, писать… В мире, где ничто уже не ново, где уже просчитан шаг любой, есть одна лишь тайна — это слово, слово, не рождённое тобой. И пускай по замкнутому кругу растянулась жизни колея, — поклянёмся в верности друг другу: лист бумаги, карандаш и я. Это триединство — не от Бога, но ему доступны чудеса: на крылах лучащегося слога душу возносить на небеса. Или низвергать в такую бездну, что и снится грешникам не всем. …И когда я насовсем исчезну, — я исчезну, но не насовсем. Потому как, верьте иль не верьте, даже если жизнь на волоске, есть одно спасенье от смерти — карандаш в трепещущей руке! 1989 г.

160

Цвет надежды | Янтарные дни

Îò÷àÿíüåì ïðîäèêòîâàííîå «Так и в гробу?» — «И под доской». «Петь не могу!» — «Это воспой!» Марина Цветаева

Откуда это страх — начать? Откуда эта летаргия? И почему поют другие, а на моих устах — печать? В какую щель, в какой песок, куда былой уходит опыт? Зачем не вещий полушёпот, а вновь — отчаянье — в висок? Поэт! Себя вознаграждай за труд — трудом, а не покоем. Пиши. И в случае ни в коем руки с пером — не покладай! 1989 г.

161

Александр Костенко

Òðåùèò ãîëîâà... Трещит голова. Говорят, на солнце магнитные бури. Я три сигареты подряд зачем-то выкуриваю. Мучительная тошнота. На стенке — заветы Блока. Бессонно и страшно так, и так одиноко! Уходят под потолок косые разводы света. Со стенки вещает Блок «О назначении поэта». Всё именно так и есть, но будничней и монотонней. Я самый что ни на есть — настоящий трансформатор гармоний. А значит — настоящий поэт. Доколе за скромностью прятаться? Лишь самого малого у меня нет — возможности напечататься. Никто не мешает себя оценить и к славе примериться вчерне… Но руки отбиты. Обрезаны нити. Блок недооценивал черни. 1989 г.

162

Цвет надежды

На изломе (1999–2015)

Цвет надежды | На изломе

Íà èçëîìå âåêà Видели картинку, как две глупых птицы Меж собою делят бедного червя? Это ж надо было нам с тобой родиться На изломе века, грубо говоря!.. …След войны недавней — свежие култышки… Мёртвого злодея развенчал Хрущёв… И светились верой глупые мальчишки, Что до коммунизма доживём ещё… Танцплощадки в парках, разливное пиво… Молодой Гагарин… Брюки макси-клёш… Пионерский галстук реет горделиво… Всё, что наше — правда. Остальное — ложь… Это нам, рождённым на изломе века, Не познавшим тюрем и пустой сумы, В наши коммуналки повесть политзэка Занесло однажды ветром Колымы. Это нам Высоцкий рвал на части души, Это мы впервые поднялись с колен. Это нас душили времена удушья, Это нас ласкали ветры перемен. Это мы на танки в девяносто первом С голыми руками шли к плечу плечо… И была Лубянка, где в порыве гневном Всласть поизгалялись мы над палачом.

165

Александр Костенко

Вот она, победа! Веселись, ребята! Что ж кисла улыбка и потуплен взгляд? Неужели это грезилось когда-то? Бледная подделка, жалкий результат! Нет с тобой нам места в мире чистогана, Где воры в законе и в загоне честь. И болит Россия, как сплошная рана. И вина в том, видно, наша тоже есть. Нам с тобой, рождённым на изломе века, На исходе века просто нечем крыть, Кроме нашей веры в совесть человека, Кроме нашей доли — Родину любить… 1999 г.

166

Цвет надежды | На изломе

Ñîáðàòó ïî ïåðó Н. Асташкину Нас, дружок, немного. Просто мало. Со страны на полк не наскрести. Ну, расслабься, подними забрало и перо устало опусти! Понимаю: долг и всё такое… Но давай от суетных забот будем отключаться мы с тобою раз в году — под старый Новый год! Потому как повода иного больше не подбросит нам судьба. Кто же мы с тобой? — Солдаты слова. Смысл жизни? — Вечная борьба! Нам не светят лавры и литавры. Почести и гимны — не про нас. Кто же мы с тобой? — Да санитары. Кто-то ж должен чистить эту грязь! В нас плюют. Нас хают. Платят крохи. Бьют. И убивают иногда. Но, звеня, проходит ток эпохи через нас, как через провода.

167

Александр Костенко

Наша одержимость — это Правда. Пусть пути-дороги к ней сложны, но ценой инфаркта миокарда мы с тобой добыть её должны! И пускай поёжатся подонки, содрогнётся нечисть, вздрогнет плут! И с тобой нас помянут потомки тем хотя бы — что не проклянут. Есть в году единственный — январский — день, когда в почёте и чести, можем мы от нашей свистопляски хоть немного дух перевести. Всё у нас получится с тобою. Нам судьба особый шанс дала: жить без передышки, без отбою, ярко вспыхнуть — и сгореть дотла! 1999 г.

168

Цвет надежды | На изломе

Âäîõíîâåíüå Просто так, из пустоты Появляется вдруг что-то… И уже творить охота, Как курить — до тошноты! Воздаянье за грехи Вряд ли столь неотвратимо, Как полон хмельного дыма Под названием — стихи. Параноидальный бред… То в озноб, то в жар кидает… Этой маете из мает Никакой замены нет! Никакого тождества, Никакой альтернативы! Но я жив, покуда живы Эти муки волшебства. Боже правый, огради От богатств и славы вящей, Но даруй звезды манящей Свет, горящий впереди! Невзначай не затуши Это робкое горенье — Лёгкий трепет вдохновенья — Огонёк моей души! 2002 г.

169

Александр Костенко

Ì¸ðòâûõ íå êàñàåòñÿ Отдыхают на груди восковые руки… Все напасти позади, горести и муки. Над тревожною людской жизни круговертью благоденствует Покой, наречённый смертью. Так веками повелось: мы, друг другу вторя, плачем, не жалея слёз — это наше горе. ...Для того ведь и Юдоль, чтоб страдать и маяться... Плачьте! Это наша боль. Мёртвых — не касается. 4 октября 2009 г.

170

Цвет надежды | На изломе

Áûëîå Былое… Неразборчивая вязь событий, дат, поступков, происшествий, великих бед, второстепенных бедствий, ничтожных дел и громких их последствий — несхожесть их и их взаимосвязь… Необозримы эти закрома! Как тщится обуздать их лоб горячий! Благослови же, как слепец бродячий, сей голос путеводный, посох зрячий, надёжное пристанище ума! Былое, память… Память о былом… По полочкам, неведомым науке, размещены: цвета, виденья, звуки, и нежность губ, и терпкий вкус разлуки, твой грустный абрис за двойным стеклом… …И сладкий запах детского чела, и невесомость свёртка дорогого, и мысль о том, что больше, право слово, не может счастья быть ещё такого, испепелить способного дотла! …И жуткий пафос крышки гробовой, щеку стены фасадную подпершей… Отец — неузнаваемый, умерший, и рядом — я, навек осиротевший, не чаявший развязки таковой… ...Чем больше длится смехотворный срок, тем финиш ощутимее банальный. Мажорный — никогда, всегда — печальный. И на соседство бездны инфернальной то здесь, то там читается намёк… 2010 г.

171

Александр Костенко

Ñòèõè ïðî «Íó è ÷òî?» Как же всё удалось тебе ловко! И от гордости тесно в пальто. Но мелькнёт в голове, как издёвка, безответный вопрос: «Ну и что?» Как за чинным столом поперхнуться, о косяк головой садануть, как внезапно средь ночи проснуться, чтоб уже до утра не уснуть… Этот подленький, праздный вопросик (не минуешь его ни за что) всюду сунет свой маленький носик: «Ну и что?», «Ну и что?», «Ну и что?». Стопроцентный образчик цинизма, сытый барин с надменным лицом, ложка дёгтя банального, клизма, перепутанная с леденцом… Можно к славе в доверье втереться, ставить деньги и власть ни во что, но нельзя, хоть умри, отвертеться от всесущего, кровососущего, везделезущего «ну и что»! Ну и что, что здоров ты и весел, ходом жизни удовлетворён. За восторгом и радостью песен слышен скрежет зубовный и стон.

172

Цвет надежды | На изломе

Ну и что, что рождаются дети, внуки — в самом начале пути… Никуда от объятия смерти нам на этой земле не уйти. И не спишь, содрогаясь от стонов, словно проткнутый тысячью жал. Жизнь — облом, и об этом Обломов так пронзительно громко лежал! Ну и что — как болезнь, как зараза, как внезапный души паралич, Как тавро, как бельмо, как проказа, как безжалостно хлещущий бич! Надо с ним, с «ну и что?», что-то делать, что-то экстренно предпринимать: затереть, замусолить, заделать, раскрошить, раздробить, разломать! Разложить на мельчайшее нечто, превратить его в атом, в ничто… …А в финале услышать, конечно, сар-ка-сти-ческое — «Ну и что?» 17 февраля 2010 г.

173

Александр Костенко

Â òî âðåìÿ В то время, когда это самое время сочилось по капле, текло, как смола, тягуче и вязко, и с рифмою «бремя» такой очевидною связь не была… В то время, когда под дремучей ветлою взмывали качели в запретную высь и, скрипнув на самом излёте петлею, к земле, как в бездонную пропасть, неслись… В то время, когда огородные грядки могли без особых усилий ботвой капустной тебя, увлечённого в прятки игрою, надёжно сокрыть с головой… Когда, увязая в пыли придорожной, усталое стадо брело на постой по улице с этимологией сложной, доныне зовущейся так — Круторожной. (Откуда названье — понять невозможно: от «рога крутого» иль «рожи крутой»?..) Когда, как эпоха, ни валко, ни шатко, но бесповоротно зима на засов ворота свои запирала — Елшанка от самых верховий до самых низов в огромный каток превращалась… И в это почти невозможно поверить сейчас!.. В то время, когда помидорное лето в рассоле до самой весны про запас

174

Цвет надежды | На изломе

в подполье прохладном хранилось… Буяня от лишней рюмахи (не зло, но в сердцах!), баян свой бывалый терзал дядя Ваня, да так, что горшки дребезжали в сенцах… В то время, когда в тесноте несусветной, в домишке, что был только с виду не дюж, ютилось одною семьёй многодетной два полных семейства в одиннадцать душ… …Июньское, солнцем прогретое утро… Старается печь, ароматом пьяня… И мама (вчера это было как будто!) горячим блином угощает меня… В том времени — взять бы и снова проснуться! Цедить его, как дорогое вино! В то время так истово тянет вернуться, тем больше, чем дальше и дальше оно! 2010 г.

175

Александр Костенко

Åñëè Îñåíü Вот и всё: как-то вдруг, невзначай — просочилось и это меж беспомощных пальцев до нитки раздетых лесов и ушло в никуда никуда не спешившее лето… Как тревожно вокруг без пернатых его голосов! Что-то явно не то в быстрой смене былых декораций, в этой спешке всё вмиг переставить на голову с ног. Пусть велик режиссёр — не дождётся он наших оваций: слишком ясен обман и для всех очевиден подлог. Нам, увы, не впервой, чтоб пред этой бедою большою, и тщедушным, и сирым совсем не свихнуться с ума, — признаёмся в любви ей, кривя по привычке душою. Только ей наплевать — малодушью не внемлет Зима.

176

Цвет надежды | На изломе

Как и, впрочем, хуле... Безучастною белою глыбой, безупречностью снега сравняв и коряги, и рвы, рухнет с неба она, в нужный срок, обязательно, ибо установки, что свыше предписаны ей, таковы. Где вы, тёплые ливни, сады соловьиные — где вы? Почему от роскошества летнего нет и следа? Неужели Создатель проступок Адама и Евы, нас, потомков, карая, уже не простит никогда? Пусть на праздный на этот вопрос не дождаться ответа. Мироздания логика вечно мудра и ясна: если Осень дождями оплачет прошедшее Лето, — предстоящую Зиму капелью оплачет Весна. 2010 г.

177

Александр Костенко

Îäèíî÷åñòâî âäâî¸ì Настюше и Саньку Вечная предвестница разлуки, Всхлипывает осень за окном… Под дождя навязчивые звуки До утра сегодня не уснём. В приступе беззвучного страданья Замерла двуспальная кровать… Вроде бы и нету основанья Нам с тобою так переживать! Это просто дети повзрослели. Так, увы, случается всегда. И, взмахнув крылами, улетели, Как птенцы из тесного гнезда. Душ родных невидимую спайку Не разъять разлукам никаким! Каждый день общаемся по «Скайпу», Каждый день по десять раз звоним. Но куда от грустных мыслей деться? Стал большим и сиротливым дом. Чувствуем, как ссадину на сердце, Наше одиночество — вдвоём.

178

Цвет надежды | На изломе

Наступила новая эпоха. Говорят друзья полушутя: «Снова вы вдвоём, ну чем же плохо Наконец пожить и для себя?». В будущее глядя без опаски, Стерпимся с судьбою, се ля ви… Но кому дарить избыток ласки? Тёплый свет родительской любви? Повзрослели дети, повзрослели. Так, увы, случается всегда. И, взмахнув крылами, улетели, Как птенцы из тесного гнезда. 10 ноября 2010 г.

179

Александр Костенко

Ìîëüáà î ñíåãå Уже январь, а снега — нет как нет. Бесснежье — как бесстишье — душу гложет. И щедрый на посулы Интернет ничем пока, увы, не обнадёжит. Боишься утром выглянуть в окно. Ну так и есть — всё та же безнадёга: земли заиндевевшее рядно, замёрзший клён, шершавая дорога… Во всём — столбняк отчаянья, тревога, безжизненно, безрадостно, темно… И без того — заведомый экстрим, зима вконец измучить нас решила: нас наотрез своих снегов лишила, Европу же, где властвует Гольфстрим, зачем ей снег? — по грудь запорошила! О, как неимоверно тяжело нам, пленникам рождественских каникул, осознавать, что снег ещё не выпал, что снегом всё вокруг не замело! И санки заржавели на гвоздях, и уж не ясно лыж предназначенье… Опять прогноз погоды в «Новостях» приносит нам сплошное огорченье.

180

Цвет надежды | На изломе

Уже частят навязчивые сны. Снежинок долгожданное круженье нам чудится как бред, как наважденье, земного бытия опроверженье, где — ни пурги, ни вьюги — ни движенья. Тупой коллапс. И это — до весны? Довольно с нас. Терпенье — не канат. Оно у всех почти что на исходе. И зреет бунт в безропотном народе, все жаждут одного — и стар и млад: Уж не хотим ни зрелищ мы, ни хлеба — а только — снега, снега, снега, снега!!! Господь! К тебе взывает Человек! Ничем тебя мы впредь не потревожим. Даруй нам снег. Обычный белый снег. Без снега — ты же видишь — мы не можем! 3 января 2011 г.

181

Александр Костенко

Ñïîð ñ Ïàñòåðíàêîì «Быть знаменитым некрасиво…» Но почему-то все подряд так необузданно, ретиво стать знаменитыми хотят! Окончен бал, и карты биты у тех, кто вылетел в тираж. И в том, что люди знамениты, — воистину — пустая блажь, одна лишь видимость, мираж, рисовка, блеф и эпатаж, слепая маска, макияж, и это — высший пилотаж! — иной смакует, как кураж.

182

Цвет надежды | На изломе

О Слава! Город изумрудный! Невнятность сна, дыханья бриз, фата-моргана, шарик ртутный, чего-то там продукт попутный, какой-то ветреный каприз… Неосязаемый, безликий и столь желанный парадиз! Но зря сказал поэт великий: «Не это подымает ввысь». Когда заветного — в избытке, над ним глумиться — проще нет. Что может быть страшнее пытки, чем вожделенного запрет? Навряд ли тот, кто знаменит, одним лишь этим фактом сыт. Но ни на злато, ни на сытость (зачем двурушничать и лгать?) Свою сермягу-знаменитость он не захочет променять! 2011 г.

Портрет Бориса Пастернака, 1922. Художник Юрий Анненков.

183

Александр Костенко

Ïîçäíÿÿ îñåíü В. А. Медведеву Поздняя осень… На этой неделе Сбросили листья все карагачи, Лес обнажился, поля опустели И улетели грачи… Классик, за этот грешок плагиата Великодушно меня извини! …Поздняя осень дана, как расплата, Нам за погожие дни. Поздняя осень… Вселенская слякоть… Серое небо и дождь без конца… Можно идти и безудержно плакать, Слёз не стирая с лица. Стынет ветрами пронизанный город, Ёжатся люди в промокших плащах… Поздняя осень — навязчивый повод Думать о грустных вещах. Поздняя осень… Устал я чертовски Плыть по теченью и против него… Если ж на жизнь посмотреть философски — Страшного нет ничего. Нет ничего, что так непоправимо, Что в безнадёге свело бы с ума… Поздняя осень… Едва уловима, Сходит на землю зима… 2011 г.

184

Цвет надежды | На изломе

Ãàðàæíàÿ èñïîâåäü Мы в гараже с Володькою сварным На днях какой-то праздник отмечали. Он, как поддаст, становится смурным — Ну прямо генератором печали. Ну а ещё Володька, мой сосед, Когда для сердца — ни преград, ни шлюза — Советского «вчера» апологет, Апологет Советского Союза, Вчерашнего «совка» апологет. И вот внимаю я в который раз, Как все мы жили счастливо когда-то. Все уважали и боялись нас, Покуда не явились де-мо-кра-ты! — Мы победили Гитлера в войну! Мы целину и космос покорили! — Профукали огромную страну, Великую державу развалили!!! Гляжу — сдают у Вовки тормоза. …Кончается вторая поллитровка… И полные горючих слёз глаза Уже не прячет захмелевший Вовка. — Мы жили раньше и не дули в ус, Высоким поклонялись идеалам. Кому мешал Советский наш Союз? Скажи на милость, а? Кому мешал он? …Великий, нерушимый наш Союз!!!

185

Александр Костенко

Не знаю я, увы, с чего начать… С иным-то мненьем обо всём об этом. Каким соседу Вовке отвечать Разящим навзничь контраргументом?! Скажу ему сейчас примерно так: — Здесь слёзы лить не больно нам пристало: Была страна — один сплошной ГУЛАГ, И слава богу, что её не стало! Про бывший «рай» — другому расскажи. В плену коммунистической химеры Мы утонули по уши во лжи — Не ведая ни Господа, ни веры. Десятки лет нас путал сатана, С зачатья в нас вселялась несвобода. Каким же станом может быть страна, Где каждый третий был врагом народа? Заклёпкам, шестерёнкам и болтам Что каторга, что пуля — всё едино! …В параше захлебнулся Мандельштам, В Елабуге повесилась Марина… О, сколько их, без проку, без вины Замученных, расстрелянных, пропавших! А знаешь той статистику войны? На одного фашиста — восемь наших!..

186

Цвет надежды | На изломе

Мы увлекли — пинками ли, штыком — Плестись вослед нам добрых полпланеты. И надо быть отпетым дураком, Чтоб сожалеть всерьёз о прошлом этом! О чём ты ностальгируешь, сосед! Ну как такое может быть забыто? Одежды — нет, еды нормальной — нет. Тотальное господство дефицита! Ну а ТВ на голубом глазу Вещает нам про «достиженья» наши... По этому-то прошлому слезу Пускаешь ты, товарищ мой поддавший? …Но я решаю — лучше промолчу. Тем более — уж расходиться вскоре… Не потому, что спора не хочу, — Не вижу просто проку в этом споре. Ещё по капле водки разольём, Немножко повздыхаем и поплачем И разбредёмся — каждый при своём. Мы — старые друзья. А как иначе? Январь 2012 г.

187

Александр Костенко

Ãåôñèìàíñêèé ñîí Посвящается Л. А. Хатько Всё, к чему прикоснётся Его рука, — да святится отныне и на века! Всё, что сделал и делает сей человек, — да пребудет нетленным на век! Не на век — а навеки! На веки веков! До истленья каменьев, морей, облаков! И когда уж не будет совсем НИЧЕГО — пусть пребудут деянья Его! Белый-белый на чёрное падает снег. Тихий свет из-под низко опущенных век… А когда распахнётся завеса ресниц — мы безропотно падаем ниц! Нам не нужно, не нужно уже ничего — лишь бы воздух, задетый дыханьем Его, — это не удержать и не остановить — вожделенно губами ловить! Всё, к чему прикоснётся Его стопа: камень площади, в роще глухая тропа, пыль степи или моря солёного гладь — до скончания дней целовать! Растворяются тайны грядущих времён, как туман над рекою, как утренний сон. И сквозь сонмы грядущих непрожитых лет — неземной пробивается свет!

188

Цвет надежды | На изломе

Что слова! Каждый выдох Его, каждый вдох — каждый возглас — уже достоянье эпох. И уже усомниться нельзя никому в сопричастности нашей — Ему. Но слаба и предательски немощна плоть… — Что бы там ни стряслось — мы с тобою, Господь! Но разит наповал, приближая беду, этот сон в Гефсиманском саду! Потакая досужей людской молве, кто-то треплет рукав: чудеса в рукаве! Настоящее Чудо не ценится без череды бесконечных чудес! Нас, не ведающих, что творим, что друг другу, не думая, говорим, нас, до боли зажавших синицу в горсти, — как детей неразумных — прости! 2012 г.

189

Александр Костенко

Ñâåòëîå è Äüÿâîë Вне законов логики, вне правил, где-то там, души во глубине два начала — Светлое и Дьявол — странно уживаются во мне. Светлое — как на небе Ярило, добрые стремленья и дела, истины и совести мерило, низверженье всяческого зла. Дьявол не нуждается в рекламе. На пороке сидючи верхом, он всегда, без устали, веками был самим собой, сиречь — грехом. Аксиома, впитанная с детства: день враждебен ночи, свету — мрак. И в возможность данного соседства можно ли поверить? Ну никак! Антиподы по определенью, редкий парадокс антиродства! Светлое и Дьявол, тем не менее, в душах есть у нас — у большинства. В жутком мраке ночи — свет окошка… В чашке с кипятком — кусочек льда… В каждом «да» найдём и «нет» немножко, в каждом «нет» — хоть крошечное «да».

190

Цвет надежды | На изломе

В жизни мы — актёры и актрисы. В грязь лицом — и тут же птицей ввысь… Разные бывают компромиссы, но без них — увы — не обойтись. Станем ли столпами соляными? Предпочтём негнущийся скелет? Если не объелись белены мы — будем равно чтить и «да» и «нет». Вне законов логики, вне правил, где-то там, души во глубине два начала — Светлое и Дьявол — странно уживаются во мне. Как банальна, как избита тема! Но жива, куда свой взгляд ни кинь! Да не разомкнётся связь тандема Тёмного и Светлого. Аминь. 2012 г.

191

Александр Костенко

Êîò Кот, умирая, прятался под ванну. В кромешный угол смерть его звала. Уже почти застывшей, бездыханной Распластанная плоть его была. Качнулся чуть, когда его позвали. Но света луч не встретил вспышки глаз. Он погружался в Тему, и едва ли Ей изменить хотел бы он сейчас. Не в нашей власти, коли Там решили, Решение сие переиграть. Но мы его с женой растормошили: Негоже так — под ванной — умирать! И вынули, сумняшеся ничтоже, Мы из-под ванны нашего кота… На тот момент, мы знали, нет дороже, Роднее и милее существа! Здесь косвенные признаки родства Вступают в полномочия. О боже! Мы об него, бывало, спотыкались, Когда лежал он поперёк двери. Хвост отдавив, спросонья чертыхались, И в нём, когда в отъезде, так нуждались, И так любили, чёрт нас побери!

192

Цвет надежды | На изломе

Нас было трое — дети отдалились. Жена порой обмолвится: сынок… В семью за эти годы превратились, В эгрегор, в монолит, в один клубок! И нас вдвоём оставить, видит Бог, Вот так уйти — он ни за что не мог! …Два дня его мы по врачам возили, Лекарств и денег кучу извели. Кошачье умиранье тормозили. Но смерть отвадить так и не смогли. Кто не поймёт — пускай меня осудит. А кто с душою родственной — поймёт. Когда вокруг повсюду гибнут люди, Подумаешь — издох какой-то кот! И всё же, я подумал, коль не прячем От мира мы своих припухших глаз, И даже над такой потерей плачем — Не всё ещё потеряно для нас! 16–17 декабря 2013 г.

193

Александр Костенко

Ãèìí ôîáèè Бойтесь данайцев, дары приносящих, Женщин гулящих, девчонок курящих, Пьющих мужчин, матерящихся ртов, Речью владеющих чёрных котов. Бойтесь, когда зависает программа, Лёгкой победы и тяжкого срама. И, чтоб совсем не ходить в дураках, — Остерегайтесь котов в сапогах! Бойтесь глазных и зубных кабинетов, Верных смертей и неверных ответов, Бойтесь вокзалов и бойтесь метро, Если всё так или что-то не то. Бойтесь гриппозных и кейсов бесхозных, Улиц пустынных и рынков колхозных, Бойтесь гостей с деревянным конём: Ваша погибель находится в нём! Бойтесь смелее, не надо стыдиться. Бойтесь, увидите — вам пригодится! Всем в назидание некогда в старь Жил и боялся премудрый Пескарь. Бойтесь отважных, отчаянных, смелых, Буйных, разнузданных и оголтелых, Фобии всячески усугубя, Бойтесь боящихся — то бишь себя! Чтобы крутым и брутальным казаться И не страшиться совсем ничего, Нужно всего абсолютно бояться, Нужно бояться — бояться всего! 2013 г.

194

Цвет надежды | На изломе

Âðåìÿ êàìíè ñîáèðàòü Время — камни собирать, на добро и совесть ставить. Но вихляет, аки тать, по глухим оврагам Память. Ворошит вчерашний хлам, Будит сумрак шагом гулким — по заброшенным углам, захудалым закоулкам… Душу прошлым бередит, по изжитым бедам бродит, ищет след былых обид. Долго ищет — и находит! И смакует — не унять — чей-то грех и промах давний… Время — камни собирать. Тяжелы, однако, камни! Декабрь 2013 г.

195

Александр Костенко

Ïðàâäà è Ëîæü Иногда, хоть умри, не поймёшь, В суете бестолковой и вздорной, Где мешаются Правда и Ложь, Краска белая с краскою чёрной. Лезет в голову всякая дрянь, И (свихнуться, ей-богу, не сложно!) Где мелькнёт эта самая грань — Ни за что уловить невозможно! Если тяжко и мутно душе — Не стеклянная тара ж она ведь! Это значит, что поздно уже, Что уже ничего не исправить… Словно к сердцу приставленный нож, Щекоча металлическим хладом, По-хозяйски пристроилась ложь: Вот она, окаянная, рядом! Так, видать, и бывает в аду: Вопреки возмущенью и боли, Одурманенный, на поводу Чьей-то всепоглощающей воли,

196

Цвет надежды | На изломе

Пляшешь ты под чужую дуду. И не знаешь, несчастный, — доколе, До какой долгожданной межи Длиться этой непрошеной лжи?! Краска белая с чёрной слилась. Нет несчастья страшнее, чем это: Всюду — серая вязкая грязь Вместо некогда белого цвета! 9 сентября 2014 г.

197

Александр Костенко

Ñòàëà ìàìà ïîõîæà íà òåíü Стала мама похожа на тень — Чуть шуршащую, тонкую, бледную. Мне, к стыду своему, снова лень Навестить лишний раз её, бедную. Захлестнула лавина забот, И не знаешь, за что ухватиться. А потом ведь — дурак, идиот — Будешь горькой слезою давиться! Будешь локти кусать, с головы Рвать клочки седины обветшалой. А её уж не будет, увы, Ни больной, ни худой, ни усталой, Ни в покое, ни в тяжком труде, Ни в веселье, ни в горе согбенной — Никакой. Никогда и нигде. Ни в одном из миров во Вселенной. И проклятая эта беда С ней однажды случится когда, Что ты сможешь в своё оправданье, Непутёвый, промямлить тогда? Бросить всё. Ибо всё — суета. Об одном лишь и переживая, Мчаться к ней с заклинаньем у рта И мольбою: «Живая, живая!!!»

198

Цвет надежды | На изломе

И в сыновью охапку схватить, Ощутив всё тепло её нежное. Целовать, и ласкать, и любить — Пуще прежнего! …Стала мама ещё слабей. Ей и видеть, и слышать не просто. Вот уж скоро исполнится ей Девяносто… 10 сентября 2014 г.

199

Александр Костенко

Óêðàèíñêîìó áðàòó * Взгляд твой ненавистный исподлобья, В пепел обращающий, — ловлю. О, образчик Божьего подобия, Лютый брат мой, я тебя люблю! Я тебя насквозь, любимый, вижу: Крови жаждешь, злобы не тая. Тем безмерней я тебя «навижу», Чем свинцовей ненависть твоя. Умолять не стану о пощаде. Не куражься, дуру не валяй! Если так решил, то, бога ради, Вот он я, мишень твоя, — стреляй! Прошлое ли наше виновато? Или злюка-ложь всему виной? Как же вышло так, что брат на брата, Друг на друга — двинулись войной? Слышишь, как визжит собачья свора, Хвост поджавши, воют упыри?.. В чём оно, то яблоко раздора, Казус Белли, чёрт его дери?

* 15 октября 2014 г. стихотворение «Украинскому брату» было опубликовано на первой полосе «Литературной газеты» (Москва).

200

Цвет надежды | На изломе

Что такого мы не поделили? Превратились в недругов — когда? Ведь ещё вчера буквально были Два народа — не разлей вода? Нет родства и близости бесспорней, И ходить не стоит далеко: У тебя украинские корни, И моя фамилия — на «ко». В чьей однажды черепушке узкой Занялось и расплодилось — как? «Париться» не стоит: если русский — бей не размышляя — это враг! …У тебя прицел, уверен, точный. Вижу угол сдвинутых бровей… Не тяни, братишка мой молочный, Целься чуть повыше и правей! Пусть в момент фатальный, неизбежный Мысль мелькнёт, сознание дробя: Не в меня ты метишься прилежно — Ты стреляешь в самого себя! 18 сентября 2014 г.

201

Александр Костенко

Ëþñüêà …А Люська была — это что-то... — Бессонные грёзы парней! И я, образец идиота, Навязчиво клеился к ней. Я сердце своё, словно Данко, Сжигал для неё для одной. Но рыжая та лаборантка Хихикала лишь надо мной. Помощницей физика, что ли, Служила по штату она? Водились красавицы в школе, Но Люська царила одна! Предметом забот её были Несложные, в общем, дела: Следить, чтобы чистой, без пыли, Матчасть в кабинете была, В исправности все физприборы, Чтоб физик потом не галдел, В порядке — оконные шторы, В наличии — тряпка и мел… Но главной своею заботой Считала она, не тая — Давать от ворот повороты Таким донжуанам, как я!

202

Цвет надежды | На изломе

Блокируя поводы к сплетням (Гранит, крепостная стена!), К страдальцам семнадцатилетним Была равнодушна она. В горячечных снах лишь, придурки, Коль Люська кидала нас так, Изгибы желанной фигурки Мы гнули и эдак и так… …Ах, Люська! Людмила Петровна! Как было всё это давно! А в памяти — крутится, словно Отснятое кем-то кино… Зачем эта память вернулась, Души натянув тетиву? Ах, где же ты, ранняя юность, Ах, Люсенька-Люська, ау! 16 октября 2014 г.

203

Александр Костенко

Ñ¸ñòðû «Никогда мы не будем братьями», — Поучала сестру сестра. …И плескалась в лицо проклятьями, Как помоями из ведра. — Ах, за что мне столь кара страшная, Этот ложью набрякший крест? — Сокрушалась сестрица старшая, Видя младшей сестры протест. — Кто тебя в твою пору раннюю На закорках таскал, любя? Иль плохою была я нянею? Или мало жалела тебя? — Кто в простудную ночь тоскливую Над тобой свою вахту нёс? Кто мордашку твою сопливую От соплей вытирал и слёз? — Кто носочки вязал тебе на зиму? От ангин бесконечных лечил? Кто учил тебя уму-разуму? Эх, наверное, недоучил! И теперь обернулось всё — видишь как! И любви, и родству — отбой? Что с тобою, моя кровинушка? Что с тобой?!!

204

Цвет надежды | На изломе

Только больше не стоит врать-то мне, Вместо «нет» повторяя «да». «Никогда мы не будем братьями!» Мы и не были — никогда! Частоколы меж нами — острые. И злорадствует сатана! Навсегда мы пребудем — сёстрами. Даже если меж нас — война. Паче разума, паче чаянья Верю Богу. Молюсь. Терплю. Я губу закушу в отчаяньи: Я всё так же тебя люблю! 12 ноября 2014 г.

205

Александр Костенко

Âçâåéòåñü, ñîêîëû, îðëàìè! «Взвейтесь, соколы, орлами!» — драли глотку мы, да как! Над полночными домами дребезжал осенний мрак! И податливо, и сладко в соучастии благом пела львовская брусчатка под курсантским сапогом! Что брусчатка! Вместе с нами пела вся святая рать: «Взвейтесь, соколы, орлами, полно горе горевать!» Горе мы не горевали! Под сапог весёлый хруст как блаженные орали от избытка юных чувств. Двухголосным «а капелла» в хор сливая голоса, наша молодость гремела, сотрясая небеса! …Радость жить, глядеть беспечно на смятенье чьих-то тризн… …До чего же быстротечной оказалась эта жизнь!

206

Цвет надежды | На изломе

…В ресторане скромный столик… Ни души вокруг… — Что, товарищ подполковник, захмурился вдруг? Чем-то прошлое тревожит? Или шрамы старых ран снова мучают… а может, вспомнился Афган? Как в бою под Кандагаром твоя рота умерла… …Прохрипел ты санитарам: «Взвейтесь, соколы, орла…» К чёрту, к чёрту! Жизни оной не пора трубить отбой. Наливай, дружок, по полной и давай — за нас с тобой! Да пребудут честь и совесть чистыми всегда! …Ты начни — а я подстроюсь, как в те давние года! Эй, Россия, вместе с нами запевай, ядрёна мать! — Взвейтесь, соколы, орлами, полно горе горевать! 26–27 ноября 2014 г.

207

Александр Костенко

Õâàëèòå äðóã äðóãà! М. Захарчуку Хвалите, хвалите, хвалите, друзья, Хвалите друг друга, иначе нельзя! Любые сомненья гоните! Хвалите друг друга, хвалите! В избытке — и ложкою не провернёшь! Повсюду обман, осужденье и ложь… И только хвала в дефиците. Хвалите друг друга, хвалите! Здесь что-то не так или что-то не то: Авансом хвалить — ни за что ни про что? И этим воспользуйтесь шансом — Хвалите друг друга авансом! Когда уж мутит от кромешной хулы, Так хочется нам хоть чуть-чуть похвалы! На русском, японском, иврите, Английском, испанском, санскрите — Хвалите друг друга, хвалите! Бывает и так, что пытается влезть На место хвалы откровенная лесть. Не слишком ли много ей чести? Хвалите друг друга — без лести!

208

Цвет надежды | На изломе

Пусть груб и жесток этот мир без прикрас. Есть что-то прекрасное в каждом из нас. И вы это «что-то» найдите! Хвалите друг друга, хвалите! Когда бытия обрывается нить, Что толку того, кто не слышит, хвалить? Поэтому зря не тяните — При жизни друг друга хвалите! Да будет рассыпчатой, словно халва, Желанной и доброю ваша хвала! И миру, и счастию — быти! Хвалите друг друга, хвалите! 13–14 декабря 2014 г.

209

Александр Костенко

Ó ìåíÿ íåë¸ãêèé íîðîâ Согласен: у меня нелёгкий норов, И в нём причина всех ко мне укоров. Со мною вам, согласен, нелегко: Все планки задираю высоко. Согласен: и ворчун, и эгоист, И даже где-то перфекционист: Хочу всё прыгнуть выше головы И, прыгая, кричу: «А что же вы?!» Максималист и трудоголик злостный, Простите мне характер мой несносный! Мой слишком горделивый вид — броня. Простите мне, пожалуйста, меня. За то простите все мои грехи — Что я пишу хорошие стихи! 2014 г.

210

Цвет надежды | На изломе

Êîãäà ïîáåæäàåò Çëî Когда на свете побеждает Зло, И нет уже как такового света, — Ещё кому-то крепко повезло, Что он из тех, кто понимает это. Один из тех, немногих, кто не смог (Хоть те, кто дрогнул, находились рядом) — Принять в себя весь этот адский смог. Кто видит всё незамутнённым взглядом. Планета поменяла полюса. Ей все давно предсказывали это. И вот земля ушла под небеса, А небо нынче под ногами где-то. И вот уж обнаглевшие враги, Давным-давно забывшие про Бога, О небо вытирают сапоги, Как об ковёр, лежащий у порога. Иванами, забывшими родство, Манкуртами с застывшими зрачками — По чьей-то злобной воле дурачками Становится немое большинство. И уж возможно верить во враньё. И чудится агатовое — белым. И каркает повсюду вороньё, И пахнет мир чуланом запустелым… 17 декабря 2014 г.

211

Александр Костенко

Áîèøüñÿ ñìåðòè? Боишься смерти? Чёрная дыра Сия тебя лишает сна, паскуда? Живьём снедает? Значит — не пора Тебе, дружок, в последний путь покуда! На самом деле твой фатальный крах (У Бога ты его отсрочки молишь), Ни больше и ни меньше — только страх. Не смерть, дружок — а страха смерть. Всего лишь. Бояться страха? Это ли не бред? Но так уж, видно, скроены мы, братцы: Того готовы что есть сил бояться, Чего бояться, в общем, и не след. Живи напропалую, не слюнявь Смертельную удавку обречённо. Никто не скажет нам определённо, Когда для нас погаснет эта явь. Когда с тобой сие произойдёт — Ты, очевидно, даже не заметишь. Зря впереди своей телеги лезешь: Всё сбудется однажды. В свой черёд. Лишь голову бездумно очертя, Жить можно припеваючи. Хотя… 21–22 декабря 2014 г.

212

Цвет надежды | На изломе

Ñòàðøèé áðàò Мой любимый, мой старший, единственный брат! Ах, смахнуть бы слезу — да нечем! Как по-детски светло, как безмерно я рад Нашей новой с тобою встрече! С каждым разом, увы, всё трудней и трудней Отжимать мне тебя у Разлуки. Эта дама чем старше становится — тем холодней. У неё очень цепкие руки! Правды мало в словах, что вся правда — в вине, Но слова на слуху, тем не менее. Закругляйся с рутиною дел — и ко мне! Эка рюмки дрожат в нетерпении! …Ретируется с кухни тихонько жена. (Наш респект ей за понимание.) …Мы — вдвоём за столом. — Ну давай, старина!.. И да здравствуют — воспоминания! Помнишь тот ещё наш — Круторожинский — дом? Речку узкую с хрупким мостиком? Ох и шустрым, однако, ты был пацаном! Ну а я — твоим вечным хвостиком! Под «нулёвку» обритый затылка овал И штаны с неизменным хлястиком… Ни на шаг от тебя я не отставал, Всех проказ твоих был соучастником!

213

Александр Костенко

Помнишь: после ужасной грозы, поутру По поверженной ветви гигантской Мы, за воздух цепляясь, взошли на Ветлу, Что была королевой Елшанской? Как по улице пыльной — толпа дикарей! — Мы носились чумазою стайкою? Как ловили в прозрачной воде пескарей Пузырящейся старою майкою!? Как манил своим сумрачным чревом сарай И чердак с его пылью и «кладами»! Наше детство с тобою — утраченный рай, Хоть и жили тогда небогато мы. Я старался как мог на тебя походить, Ты похвалишь — сияю от гордости! Мы дружили, да так, что водой не разлить, Невзирая на разницу в возрасте… Есть весёлая пьеса — и грустный финал… Ну а лес уступает просекам… О как сильно — до слёз! — я тебя ревновал К той кривляке с точёным носиком! Всё, что было, конечно, — и бред, и вздор, Воспалённая детская память… Но жива эта ревность моя — до сих пор, Ничего не могу исправить!

214

Цвет надежды | На изломе

Мой любимый, мой старший, единственный брат! То ль мороз за окном, то ль морось… У тебя — всё такой же, как в детстве, взгляд Всё такой же певучий голос… Старики мы уж оба — ни дать ни взять, Дети-внуки — всё честь по чести… Но — ты чувствуешь? — время уходит вспять, Если мы, как сегодня, вместе? И взметнётся в немом изумлении бровь: Сумрак тьмы озаряя златом, Тихий свет воссияет повсюду — Любовь Между младшим и старшим братом! 5–6 января 2015 г.

215

Александр Костенко

Ñòèõè ðåâíóþò ê ïðîçå Бывает при неврозе!.. И как сие постичь? Стихи ревнуют к Прозе… Заведомая дичь! Но как ещё ревнуют! Лишь мысли встанут в строй — Безжалостно воруют Эпический настрой! И вот уже усидчивости Былой исчез и след. Есть признаки обидчивости, А результата — нет! Готов, стихи слагая, На бурю, бред и боль… — Стихи, у вас другая, Совсем другая роль! Озноб, ожог мороза, Шальных идей игра… Но кроме вас есть Проза. И ей уже пора! Хандра, безволье, леность — Что палки в колесе. А тут — представьте! — ревность Во всей своей красе!

216

Цвет надежды | На изломе

Поэты мы и в сто лет, Нас не перековать. Поэтому не стоит, Не стоит ревновать! Совсем не та угроза, Коль стать совсем не та… Поэзия и Проза Друг другу не чета! Кто суше, кто нежнее, Парит иль в землю врос… Но так вот — кто нужнее? — Не ставится вопрос! Поэзия и Проза! Вовек не разлучат! Дружить давайте? кто за? Обиделись. Молчат. 2015 г.

217

Александр Костенко

Â ôåâðàëüñêîé Ìîñêâå В февральской Москве неуютно… Горит до утра, как закат, Забывший погаснуть как будто, Тревожной рекламой Арбат. С пугливостью дикого стерха, Повсюду предчувствуя риск, Гляжу, как сомнамбула, сверху На город измученный — вниз. Всё как на открытке — знакомо, Но борется разум с душой: В гостях — или всё-таки дома? Родной — или напрочь чужой? Витрины, дома, эстакады, Мерцающий абрис моста… Безликою жёлтой громадой Святилище Спаса-Христа… Ивана Великого проще И легче всего угадать. И Кремль, и Красная площадь — Всё рядом — рукою подать. Здесь есть номера подороже, Но рады и этому вы. Двадцатый этаж — занесло же! Под самое сердце Москвы!!! Безумно устал, жестоко. Но сна — ни в одном глазу. …Раскинулась бездной широко Столица моя внизу… 10–11 февраля 2015 г.

218

Цвет надежды | На изломе

Ìóçû êîãäà ìîë÷àò? Музы когда молчат? Когда АКМ строчат. Когда, как глазуньи, скворчат Сгораемые БТРы. Но музам нельзя молчать. Им нужно орать, кричать, Личины срывать, обличать Губителей Правды и Веры. Подобные противоречия Есть горькая суть человечья. 12 февраля 2015 г.

219

Александр Костенко

Çàáîð Вот Вифлеем — вот Иерусалим. Как бытие и смерть — неразделимы. Но в раже мщенья блекнет Древний Рим — Не он забор воздвигнул между ними! К Рожденью и распятию Христа Здесь причаститься могут христиане. Здесь к единенью тянутся земляне. Уймитесь, вероломные уста: Не палестинцы — но Филистимляне! Не мне об этом, грешному, судить, Но до сих пор в глазах немым укором Забор высокий. Делится забором То, что нельзя — никак нельзя! — делить. Своя у нас у каждого стезя. Своя судьба у каждого народа. Но так отгородиться, как от сброда, Так грубо и кощунственно — нельзя! У Тани-гидши образная речь. Но здесь она реально «шухарится». В укромный край автобуса садится. Ещё бы: палестинскую границу Израильтянке нужно пересечь! Пересекаем… Видно — не впервой. В конце концов, не гад же, не опричник Красивый палестинский пограничник. К тому ж, по всем приметам, в доску свой.

220

Цвет надежды | На изломе

Нет у меня предвзятости ничуть. Возлюбленное Богом иудейство Не может быть способно на злодейство. Нельзя его на этот путь столкнуть И в чём-либо подобном упрекнуть. Но почему, зачем такой разлом, Столь явственный, столь видимый — сознанья? Великий сбой в законе мирозданья: За чьё-то зло расплачиваться — злом!? …Пять лет почти что минуло с тех пор. Но не Голгофу помню, не Распятье, Не святости восторг, а (о проклятье!) Опять как будто вижу и опять я — Тот к небу возносящийся Забор! 14 февраля 2015 г.

221

Александр Костенко

Ìîëèòâà За наше доблестное воинство Страною всей, к плечу плечо, Давайте истово помолимся — Проникновенно, горячо! Всем сердцем трепетным, пылающим, На сломе чувств, на срыве сил, Так, как никто и никогда ещё Допреже Бога не просил! Пока Земля, как хлебный катышек, Меж пальцев теплится Твоих, Помилуй, Господи, солдатушек, И тех, кто молится за них! За них, легко в строю шагающих, Красивых, стройных, молодых, За них — целехоньких пока ещё, За них — пока ещё живых! Вишь, как сгустилась нечисть с миру вся, Нависла глыбой ледяной? Пока не поздно, Боже, смилуйся, Над нашей горестной страной! Тех, кто не дрогнет с вожделением Планету затопить в крови, — Останови Своим велением В последний миг, — останови!

222

Цвет надежды | На изломе

Нет, как щитом, своей молитвою Мы заслониться не хотим. И мы не дрогнем перед битвою. И непременно победим! За пеленой самообманчиков Не спрячешься, как за плащом. Но жалко, жалко наших мальчиков: Они не жили ведь ещё! 22 февраля 2015 г.

223

Александр Костенко

Íûí÷å ñìåðòü íå ðÿäèòñÿ... Нынче смерть не рядится ни в чёрное, ни в какие другие цвета. Не проймёшь ни мольбой, ни врачом её — ни черта! В нерешимости долго не мается: поотвыкла от скуки такой. Коли надо — без стука врывается — в дверь — ногой! Оборзела уже

донельзя, как в приморских портах — жульё. Все замашки блатного ферзя у неё. Что в палате иль там в квартире?.. Под завязку — и ад и рай! Ей царить — так уж в целом мире — подавай! Нынче смерть, как никто, в фаворе тех, кто судит за всех с листа, для кого человечье горе — лепота! Кто стрелять наловчился в спину, кто, наследник гнилых кровей, затопил во крови Украину — до бровей!

224

Цвет надежды | На изломе

Кто сказал, что терпеть — недолго? Бог терпел — вот и ты терпи! Смерть страшна, как оскал гуль-донга — без цепи. Средь чадящих руин Донецка, отверзая кровавый рот, сея горе и ужас детский — смерть идёт! Можно вытерпеть что угодно. Но всё это нельзя терпеть. Промедление — смерти подобно, это — смерть! Кто фурункул раздавит гнойный? На клочки разорвёт фашизм? Кто даст смерти отпор достойный? — Только Жизнь! 27 февраля 2015 г.

225

Александр Костенко

Õîðîøèé äðóã В. Медведеву У меня есть хороший друг. Он прекрасно читает вслух. А манера его проста: взял стихи — и пошёл с листа… Если б слышали вы его, друга милого моего! Так вышёптывать, как ему — больше вряд ли дано кому! Я воистину — ё-моё! — всё уже написал своё. Про измены, любовь и грусть — знаю, кажется, наизусть. Но когда — наобум, наугад он читает меня подряд, — в понимании, речь о чём, вдруг опешу: а я здесь при чём? Вот воистину Божья милость: никому так читать не снилось! Даже самый искусный маг вам прочесть не сумеет так!

226

Цвет надежды | На изломе

Я давно уже с ним дружусь. Этой дружбой всерьёз горжусь. На меня он не держит злости — от души ко мне ходит в гости. И как только опять зайдёт — я возьму его в оборот: — Милый друг мой, за труд не сочти, эти строчки мои — прочти! 3 марта 2015 г.

227

Александр Костенко

Òû Áîã Ты — Бог. То есть та его малая часть, Что водит пером по бумаге сейчас. И светлое Чудо свершится! Но это не повод гордиться. Молитвы свои вознося к небесам, Ты молишь того, кем являешься сам! Беспомощный, жалкий, согбенный — Творец бесконечной Вселенной! В друзьях закадычных и в стане врагов Ты видишь повсюду обычных… Богов. С их радостью, болью и скорбью — Не склонных к благому подобью. Ты — Бог. Без малейших сомнений, зане — «Творенье Моё, уподобися Мне!» — Воистину в самом Начале Святые слова прозвучали! Умерь запредельного ужаса дрожь. Ты — Бог. Значит, ты никогда не умрёшь! Ты — вечного Бога частица. Но только не смей заноситься! 2015 г.

228

Цвет надежды | На изломе

Êàìíÿ íå îñòàâèëè íà êàìíå Камня не оставили на камне — Ни золы, ни дыма, ни огня… Ничего не нужно от тебя мне, И тебе, похоже, — от меня. Как до жмыха выжатые — квиты мы! Вольные — до ломоты в костях! Как планеты с разными орбитами, Существуем в разных плоскостях. Пребываем в разных измерениях, Выбранных на совесть — не на страх! В разных верах и мировоззрениях, В разных галактических мирах. Время мчится — суетное, праздное, Нас разъединяя с каждым днём. Боже, если мы такие разные, Почему ж страдаем — об одном?! Почему так горестно (о боже мой!) Ночью столбенеем у окна? Столь категорично непохожие — Так похоже маемся без сна? Родника никак до дна не вычерпать, Донную не потревожа муть. Можно всё, что вздумается, вычеркнуть. Только как себя — перечеркнуть? 6 марта 2015 г.

229

Александр Костенко

Íàø ðàçðûâ Это словно ножом полоснуть по живой, по беспечно-расслабленной плоти! О, ужасный, глубокий разрез ножевой! В нерушимом досель оплоте нереальная столь допрежь — так реально зияет брешь! Наш разрыв — просто логике вопреки! Как скомандовать «стоп» сумасбродству реки в её паводковом апломбе! Приказать не взорваться бомбе с уже выдернутою чекой… Нету логики — никакой! Наш разрыв — осужденье в совсем иных категориях временных. «Нет» надменное, претендующее чёрной сажею лечь на будущее. Детский жалобный плач навзрыд — наш разрыв! Ах, вмешаться бы некоей силе извне и легко, по-простому, не вычурно сделать нечто (вот именно — вычеркнуть!), что тебе не под силу, ни мне...

230

Цвет надежды | На изломе

Но — судьба, как расколотый надвое плот, дрейфовать по пучине безудержных вод нам, в следах несмываемой фальши, друг от друга — всё дальше и дальше… 22 марта 2015 г.

231

Александр Костенко

Ïîýçèÿ Хороших поэтов читаю подряд, ткнув пальцем в их звёздный реестр наугад. Сиянием строк неизбитых — как вроде бы сам написал их — горжусь. Как жадный старатель — дотошно тружусь, от плевел зерно отделяя, вожусь средь сонма имён знаменитых. Как в лупу нацеливший взор лаборант, я вижу: кто мчится стремглав, кто педант, кто вяжет крючком, кто небрежен, кто дружен с волшбою бормочущих губ, кто строит хоромы, кто «ляпает» сруб, кто в поисках рифм неразборчив и груб, кто в этом, как женщина, нежен… Всех этих поэтов признала страна, поэтому их на слуху имена. Но хочется ясности, право: сей подвиг рутинный — во имя чего? Почто — все о нём и всё ради него? Зачем так безумно, превыше всего в кругу этом ценится Слава? Вот грань, за которой следы Естества смывает ревнивой волной Волшебства! Здесь разум — плохая подмога. И смысл затуманен, и ясности — нет. Один лишь безумный горячечный бред. Здесь всякий вопрос получает ответ, но только с оглядкой на Бога.

232

Цвет надежды | На изломе

Поэтому, друг, любопытством горя, оставь это дело — не мучайся зря. На всё (и не только!) на это — и плоть бесконечно терзаться должна, и слава поэту — какого рожна?! — но, денно и нощно, как воздух нужна — увы, не дождёшься ответа! Поэзия! Только тебе суждено Распахивать в горние выси окно! Блажен, кто венчался с тобою! Я знаю, что ты безусловно права, на души людей предъявляя права. И вот уж — вот-вот! — прозвучат слова, готовые стать Судьбою! 13–15 апреля 2015 г.

233

Александр Костенко

À ìàìà è íå ñåòóåò… …А мама и не сетует на наше невнимание. От всей души засветится, лишь ступишь на порог. И понимать тут нечего — а сколько понимания в её участье искреннем! Скоты мы, видит Бог! Придвинет стул заботливо и слушает старательно отчёт наш тривиальнейший о нашей суете, о радостях и трудностях, процеженных сознательно сквозь сито осторожное, чтоб не прошли «не те»... Её, такую маленькую, девяностолетнюю, легко и плачем горестным, и смехом «заразить», проймёшь её и байками, и невозможной сплетнею… Была бы лишь возможность хоть о чём-то говорить! Боится быть покинутой, что вы вот-вот закончите визит свой и подымитесь к двери из-за стола…

234

Цвет надежды | На изломе

Ещё, ну хоть немножечко, собой её попотчуйте, не торопитесь выскользнуть из-под её крыла! Как мало надо, Господи, ей для покоя вящего, чтоб день был не мучительным, а ночь не так горька: с десяток слов сочувствия, да пониманья нашего. …Пока ещё жива она. Жива ещё пока… 24 апреля 2015 г.

235

Александр Костенко

Ïîñëå ïðî÷òåíèÿ Áðîäñêîãî Ну как тебе, мой разлюбезный друже, средь сонмов тех, кто очевидно хуже взошедшего на царственный Парнас и свысока смотрящего на нас? Что ты — плебей, отнюдь не божество, что жребий твой, увы, бледней и плоше, чем — в блеске превосходства — у него — осознавать легко ли, мой хороший? Что впереди — не слава, не венок, не море восхищенья и оваций, а вместо вожделенных публикаций — в газете чуть заметный некролог?.. Кого такой расклад не бросит в дрожь? Однако хватит сумеречных басен! Подлунный мир так свеж и так прекрасен, апрельский день так солнечен и ясен, что ты, как очевидное, поймёшь: твой труд — не бесполезен, не напрасен, и просто очевиднейшая ложь, что зря на свет родился и живёшь! Вперёд, мой дорогой, пора за плуг, ведь мы из тех с тобой, кому не страшен бескрайний окоём словесных пашен. И пусть отнюдь не громко и не вдруг — своё мы Слово непременно скажем! А слава — что? Наипустейший звук! 30 апреля 2015 г.

236

Цвет надежды | На изломе

Õîëîäíûé ìàé Холодный май… Дожди без передышки… Как хочется банального тепла! И вот уж кое у кого нервишки сдают от безнадёги. Во дела! Пытали нас и не такие беды, дожди ещё не повод для тоски. Но как уже достали эти пледы и шерстяные душные носки! Застряла в горле горестная глыбка, от благости привычной — ни следа… Ну что ты, право, где твоя улыбка, такая лучезарная всегда?! Ты хмуришься, точь-в-точь как эти тучи, вздыхаешь тяжко и глядишь смурно, являя нам как раз тот самый случай, когда душа с погодой заодно. И вот уже — придирки и укоры, негативизм — дремучий и сплошной. И вот уже — рукой подать до ссоры, как эта непогода — затяжной. Ну кто сказал, что нет тепла на свете? Оно вернётся скоро, подожди! Прости меня, любимая, за эти такие неуместные дожди! В небытие — и горечь вся, и ложь вся уйдут, как злая непогодь, вот-вот. И ты опять, родная, улыбнёшься. Улыбка, знаешь, так тебе идёт! 20 мая 2015 г.

237

Александр Костенко

Êàêèå íå íàõîäÿòñÿ ñëîâà Тому везёт, кому с частицей «не» не по пути. И прям их путь, и ясен. Не так легко другим. К примеру — мне. Хотя здесь много личного, согласен. О чём, бишь, я? Ага, родная речь! Её неоднозначность и наитья, внезапные прорывы и открытья и мировая с ней — горою с плеч!.. Et cetera… Великий наш язык! Бесспорней тем его нерукотворность и осознанье сущности — велик! — чем явственней упрямая никчёмность из знатоков любого знатока постичь святую тайну языка! Частица «не» — особый разговор. Ей участь уготована иная, чем речи русской всем иным частям. На части рвёт, вторгаясь, по частям смысл первозданный слова, предлагая свой собственный, особый коленкор — шаблонам — вопреки, наперекор! О, слов игра! Ну как ей не грешить! Когда такие видятся соблазны и манят искушенья всяки-разны… Не соблазнившись — лучше и не жить!

238

Цвет надежды | На изломе

Вы против? А вот я — за эпатаж! За перец строк и смысловой кураж! За драйв и дерзость, где частица «не» всегда была и будет на коне! Без «не» — покойно, приторно и гладко, так образцово всё, что даже гадко! Поэтому всегда я буду с «не», не только наяву, но и во сне! Частица «не»! Тебе я гимн пою! И вот мой крест: не лгу и не лукавлю. Тебе свои пристрастья отдаю, Тебя одну лишь праздную и славлю! И, выделив тебя из прочих слов, я чем угодно жертвовать готов. И вот уже — затворник, интроверт, жну урожаи бесконечных жертв. Не стоит ждать от скаредной судьбы особых льгот, подачек, преференций… На шару не раскатывай губы, не верь глубокомудрию сентенций! И, малый мира грешного сего, — не требуй слишком много от него! Довольствуйся чем Бог пошлёт, терпенья в печи желаний экономь дрова. …Какие не находятся слова! Какие не приходят вдохновенья! 19 июня 2015 г.

239

Александр Костенко

Ñòèõè íà÷èíàþò ïèñàòü... Стихи начинают писать оттого, что, кто начинает, немножко «того»… Уже и не спорят об этом. Ликуй, что мозги у тебя набекрень: родишь даже самую дикую хрень — проснёшься великим поэтом! 23 июля 2015 г.

240

Цвет надежды | На изломе

ß ïüÿí В. и С. Студёновым Когда протрезвею, я стану другим: покажется мир неприглядным, нагим, холодным, тревожным, опасным, и я в нём — больным и несчастным. А нынче — я пьян, и вселенскую боль во мне заглушает души алкоголь. Сквозь призму беспечного счастья на беды смотрю и напасти. И нет в них тревожных оттенков — ни-ни! Окрашены в светлые краски они! Я пьян, оттого и смеюсь, и пою. Я всем на пути свой восторг раздаю. Хмельной увлекаясь волною, ликуйте и пойте со мною! Танцуйте, как я, и любите, как я! Враги отступили! Повсюду друзья! Повсюду — и радость, и смех, так много, что хватит на всех! Да здравствует Мир, красотой обуянный, и я в этом мире — счастливый и пьяный! 4 августа 2015 г.

241

Содержание

Живые строки Александра Костенко . . . . . 3 К читателям . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 9

Ñëóõ è íîòû (1973–1977) Никто не виноват . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 13 О глазах . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 15 Умирал сосед зимою . . . . . . . . . . . . . . . . . . 16 Тишина . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 17 Когда... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 18 Не думай обо мне . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 19 Не пишется . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 20 Понедельник . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 22 Вдохновение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 24 В ожидании письма . . . . . . . . . . . . . . . . . . 26 Не приемлю! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 27 Химера . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 28 Всё пройдёт . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 30 Каменное сердце . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 31 Мне не хватает самого себя . . . . . . . . . . . 32 Первый снег . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 34 Не верь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 35 Слух и ноты . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 36 Сказка о незадачливом поэте . . . . . . . . . . 40 Я люблю тебя . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 42

242

Содержание

ßíòàðíûå äíè (1981–1989) Не напрасно . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 47 В сумерки . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 48 Заперты двери . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 49 Зимнее . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 50 Анне . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 51 Чистый лист . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 52 Суета сует? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 54 Надежды марш . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 55 Предчувствие зимы . . . . . . . . . . . . . . . . . . 56 Когда уйдёшь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 57 Мы хороним друзей . . . . . . . . . . . . . . . . . . 58 Не думайте об этом . . . . . . . . . . . . . . . . . . 60 Бессонница . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 61 Понял я наконец . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 62 Твой час, весна! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 63 Элегия . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 64 Душа и тело . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 65 Плач Ярославны . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 66 Отказано в ответе . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 68 Пребудь со мной . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 69 Мимо тех домов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 70 Жду тебя . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 72 Бабье лето . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 73 У мотылька... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 74

243

Содержание

На ветке . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 76 Мама . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 77 Годы-птицы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 80 Документальное кино . . . . . . . . . . . . . . . . 82 Утро после вьюги . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 84 Ни мысли одной в голове… . . . . . . . . . . . . 85 Не они больны, а мы . . . . . . . . . . . . . . . . . . 86 К вершине мастерства . . . . . . . . . . . . . . . . 88 Отчего на душе хорошо так? . . . . . . . . . . . 89 Апрель . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 90 Добра желаючи, не зла . . . . . . . . . . . . . . . 91 За дверью . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 92 Ни перед кем не виноват . . . . . . . . . . . . . . 93 Приснилось мне . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 94 О самом главном . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 96 31 августа . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 98 Ноябрь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 99 С мороза... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 100 Мандельштаму . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 102 О возрасте . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 104 Дождь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 105 Незнакомка . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 106 Чужая жизнь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 107 Не оставляйте меня одного! . . . . . . . . . . 108 Я ничего не говорил . . . . . . . . . . . . . . . . . 109 Ода языку . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 110 А мир спасёт не красота . . . . . . . . . . . . . 112 Холода . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 113 Дождливая осень . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 114 Как хорошо… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 115 Ревность . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 116

244

Содержание

Вопрос . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 117 Ты изменяла мне… . . . . . . . . . . . . . . . . . . 118 Февраль . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 120 Плоть . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 121 Черта . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 122 Каникулы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 123 Волос роскошество . . . . . . . . . . . . . . . . . . 124 Гармония . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 125 Ещё тебя я не назвал… . . . . . . . . . . . . . . 126 Когда-нибудь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 127 Твоя любовь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 128 Куда убегаешь… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 129 Признание . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 130 Книга . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 131 Помнишь меня? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 132 Песня отпетого пессимиста . . . . . . . . . . . 134 Пигмалион и Галатея . . . . . . . . . . . . . . . . 136 Дисгармония . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 137 Старость . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 138 Не хватает тепла . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 139 Гитара на стене . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 140 Чёрное море моё . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 142 Женщина ушла . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 143 Опровержение аксиомы . . . . . . . . . . . . . 144 Орску . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 145 Переворот . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 148 Европа . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 150 Декабрь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 152 Снегопад . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 153 Минуты забытья . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 154 Думал, что не дойду... . . . . . . . . . . . . . . . . 156

245

Содержание

10 лет назад, 8-е Марта . . . . . . . . . . . . . . 158 Цвет надежды . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 159 Есть одно спасение от муки . . . . . . . . . . 160 Отчаяньем продиктованное . . . . . . . . . . 161 Трещит голова... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 162

Íà èçëîìå (1999–2015) На изломе века . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 165 Собрату по перу . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 167 Вдохновенье . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 169 Мёртвых не касается . . . . . . . . . . . . . . . . 170 Былое . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 171 Стихи про «Ну и что?» . . . . . . . . . . . . . . . 172 В то время . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 174 Если Осень . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 176 Одиночество вдвоём . . . . . . . . . . . . . . . . . 178 Мольба о снеге . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 180 Спор с Пастернаком . . . . . . . . . . . . . . . . . 182 Поздняя осень . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 184 Гаражная исповедь . . . . . . . . . . . . . . . . . . 185 Гефсиманский сон . . . . . . . . . . . . . . . . . . 188 Светлое и Дьявол . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 190 Кот . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 192 Гимн фобии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 194 Время камни собирать . . . . . . . . . . . . . . . 195

246

Содержание

Правда и Ложь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 196 Стала мама похожа на тень . . . . . . . . . . 198 Украинскому брату . . . . . . . . . . . . . . . . . . 200 Люська . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 202 Сёстры . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 204 Взвейтесь, соколы, орлами! . . . . . . . . . . . 206 Хвалите друг друга! . . . . . . . . . . . . . . . . . 208 У меня нелёгкий норов . . . . . . . . . . . . . . 210 Когда побеждает Зло . . . . . . . . . . . . . . . . 211 Боишься смерти? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 212 Старший брат . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 213 Стихи ревнуют к прозе . . . . . . . . . . . . . . 216 В февральской Москве . . . . . . . . . . . . . . 218 Музы когда молчат? . . . . . . . . . . . . . . . . . 219 Забор . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 220 Молитва . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 222 Нынче смерть не рядится... . . . . . . . . . . . 224 Хороший друг . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 226 Ты Бог . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 228 Камня не оставили на камне . . . . . . . . . . 229 Наш разрыв . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 230 Поэзия . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 232 А мама и не сетует… . . . . . . . . . . . . . . . . 234 После прочтения Бродского . . . . . . . . . . 236 Холодный май . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 237 Какие не находятся слова . . . . . . . . . . . . 238 Стихи начинают писать... . . . . . . . . . . . . 240 Я пьян . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 241

247

Литературно-художественное издание Серия «Поэзия XXI века»

Александр Михайлович Костенко

Цвет надежды Редактор Эд Побужанский Дизайнер Дмитрий Климович Корректор Светлана Орлова Формат 130х200 мм Печать цифровая Тираж 50 экз.

ООО Рекламно-издательская группа «ОБРАЗ» 127591, Москва, Дмитровское шоссе, д. 100, стр. 2, торгово-офисный центр «Норд Хаус», офис 31-121, тел.: +7 (495) 223-44-39, +7 (926) 187-59-89, email: 2234439@mail.ru

издайкнигу.рф

izdaiknigu.ru