Сергей Николаев. Никто не виноват. Стихи

Сергей Николаев

Никто не виноват книга стихов

Москва

2014

УДК 821.161.1-1 ББК 84(2Рос=Рус)6-5 Н 63

издайкнигу.рф | купикнигу.рф Финансирование и сопровождение проекта — Леонид Злобинский и Ирина Жуховицкая Н 63

Николаев С. А. Никто не виноват / Стихи. — М.: Издательство «ОБРАЗ», 2014. — 138 с. (Серия «Поэзия XXI века»).

ISBN 978-5-906009-47-0

Книга стихов Сергея Николаева «Никто не виноват» — это попытка найти выход из духовного тупика, в котором оказался современный человек. Эти стихи наполнены живыми подробностями необычной судьбы автора, рисуют картину современного быта и бытия, но неизменно возвращают читателя к экзистенциальным вопросам. УДК 821.161.1-1 ББК 84(2Рос=Рус)6-5

Книга печатается с сохранением авторской пунктуации. Возрастные ограничения: 16+.

ISBN 978-5-906009-47-0

© Сергей Николаев: стихи, 2014 © Вероника Долина: пред., 2014 © ОБРАЗ: оформление, 2014

Предисловие

«Я сам виноват!!!» Чуть не написала «как вода...», как холодная вода. И вспомнила — нет, «как спички». Спички! Вот что это за стихи. Не свеча и не светильник. Не огниво там — через волшебных собак способное привести тебя в пещеру с сокровищами. Сокровищ нет... Их будто и нет в природе — об этом стихи, беспардонно сухие, отжатые, сублимированные, приготовленные для долгого хранения. Они есть россыпи всего того, чем живёт человеческое существо. Давненько не приходилось набрести на такие вот стихи. Каждое — в борьбе с собою. Строфа борется с автором, автор... сражается отчаянно во имя одного только: и сказать нельзя вслух, что´ ЭТО. Бьётся сам с собой, с воздухом и климатом, безденежьем и бесправием, собственной слабостью. Название этой книги, конечно, не случайно. Никто не виноват — это означает, что виноваты все. Автор настаивает на том, что не следует перекладывать вину за свою судьбу и судьбу страны ни на кого, кроме самого себя. Виноваты не чиновники, не какие-то абстрактные мерзавцы — виноват каждый из нас, и только личное осознание своей вины является той очистительной силой, которая делает человека человеком. Эта глубоко христианская (увы, забытая в наши дни) идея придаёт особую ценность книге Сергея Николаева. Стоит задуматься над ней, чтобы понять, почему мы так недовольны своей

Предисловие

страной и своими соотечественниками. Возможно, ответ скрыт от нашего сознания не так уж и глубоко. Стихи — сила тайная... Подлинные стихи своего автора делают королем. Сергей Николаев, живущий в карельском посёлке в районе Выборга, учреждает своё королевство со всем инструментарием поэта. Стихи без самолюбования, но с профессиональным тайным осознанием своего могущества — большая редкость, в нашем прагматическом времени — диковина. Так можно и победить — и горе-злосчастие, и безликую власть, и собственные беды и слабости... Потому что стихи, природные и сильные, как у Сергея Николаева — это специальная, очень особая человеческая работа, близкое сотрудничество с судьбой. И не буду говорить о простой метрике, об индивидуальной вполне лексике, о лёгком звоне поиска... о фее его повседневности и музе его ночей. Эти голоса слышны. Но голос самого живописца — скромнейшего и полного достоинства — ещё слышнее. Настоящие стихи всегда новость. Большая новость.

Вероника Долина

4

Никто не виноват

Никто не виноват cтихи 2010–2013 годов

«Что ты бьёшь и бьёшь в меня без промаха, Как в тоскующий слепой громоотвод?» А. Танков — Может быть, наши стихи пригодятся? Если не людям, то птицам хотя бы?.. Автоэпиграф

Никто не виноват

1. Погорельцы

Никто не виноват |Погорельцы

*** Жён своих меняли, как перчатки, ложь и правду — всё в один клубок спутали, и всё-таки в припадке нежности они (к примеру, Блок) «свет придёт с Востока» говорили, пили шардоне и божоле... Свет пришёл, и всех их положили спать в родной, бессолнечной земле, положили вместе с рысаками, звоном шпор и блеском эполет. Вот уже столетие над нами чёрный, обжигающий рассвет. Лживого эфира погорельцы, греемся у мёртвого огня. Смуглые таджики и корейцы выживать проходят сквозь меня.

9

Сергей Николаев

*** Я кормил комаров на карельских болотах, жрал с тифозным солдатом снежок на Урале, на базарах мытарился в южных широтах, в общежитии пил на Обводном канале. И теперь, обналичив судьбы сбереженья, я скажу: эта жизнь, завалившись с вокзала, показала мне всё, чем богата с рожденья, словно пьяная баба, что юбку задрала. С любопытством хирурга, вспоровшего брюхо, я смотрю на неё без какой-либо позы, и тоска мне, ворочаясь в черепе глухо, выжимает из глаз безутешные слёзы.

10

Никто не виноват |Погорельцы

*** Каких в этом веке дурных намешали кровей! Погром за погромом — известно, в какой слободе! В Чернигове-городе русский поет соловей за пыльным забором еврейского кладбища, где надгробья разбиты, оградки повалены, куст корнями оплёл драгоценную надпись: «Рахиль, мы помним тебя. Благодарные дети». Но пуст весь город... И что у нас есть?.. Израиль?.. И то, чего Гитлер не сделал в нацистском бреду и Сталин не смог, совершила за этих, за двух, чума-Перестройка — своих я теперь не найду. Мир вашему праху! Покойся, печальный Борух!

11

Сергей Николаев

*** Присыпан крупной солью звёзд полночный небосвод — Луна коптит Дворцовый мост, и мчится хоровод огней Васильевского на распахнутый проспект — не спит огромная страна уже семнадцать лет. Ей померещился Гайдар, с паяльником братки. Под звон сомнительных гитар гуляют кабаки. И неподвижная лежит земля моих забот, где точат камушком ножи и горлом кровь идёт.

12

Никто не виноват |Погорельцы

Где не распаханы поля, не строятся дома, и все насущные дела — как не спрыгнуть с ума? Где от бухла легко сгореть, залить по край глаза. Где можно плакать, можно петь, но жить уже нельзя.

13

Сергей Николаев

*** Была война. Мы, вроде, в сорок пятом кого-то победили… Он, Петрович, хорошим был разведчиком, надёжным: два ордена имел и три раненья. Не знаю как, Германия сдалась нам, а через пятьдесят четыре года был суд, и дом Петровича достался какому-то наследнику из ушлых. Пришла весна. Торжественно весь лес очнулся. Два Петровичу бушлата отдали и лопату. «Ничего, — он думал, — как-нибудь про ветерана в совхозе не забудут». Так Петрович вставал с надеждой новой на рассвете и шёл на речку — рыба с голодухи брала на всё: серьёзные налимы, и окушки, и шустрые щурята. А за деревней вырыл он землянку, буржуйку сделал, нары из штакетин, и стал ходить батрачить понемногу к соседям бывшим — кто носки подарит, кто хлеба даст, а кто нальёт остатки борща, а то положит старой каши.

14

Никто не виноват |Погорельцы

Но время шло. Он пережил так зиму, потом другую, и другую… Годы пытались брать своё, но он, упрямый, всё не сдавал, пока весной, однажды, не умер от обширного инфаркта в своей глубокой яме. Через месяц его нашла Смирнова Глашка, к лесу случайно забредя искать корову.

15

Сергей Николаев

*** Костей человеков до чёрта, где Зло переходит черту, как снега, без меры и счёта положено в ту мерзлоту. Не прибыли ради, а, смею сказать, убивали за так: за чью-нибудь ложь, за идею, за прихоть, за ржавый пятак. И люди валились, как сосны, подняв удивлённо глаза туда, где метельные космы, где вечно сияет звезда, и, охнув беззлобно и тихо, кровавили девственный снег… Какая нам разница, Лихо, сто тысяч ли?.. Пять человек?..

16

Никто не виноват |Погорельцы

*** Помнишь, женщина в Харькове говорила: «Сибирь воспитала нас. Харкали, пили бурый чифирь. Там к рукам обмороженным прикипало кайло. Там кричал „не положено!“, разевая хайло, вертухай обезличенный. Не кончались срока». Мы навек закавычены жить в РФ по УК. Помнишь, женщина плакала, не смотрела в глаза. Как битюг из Сарапула, оказалась трезва. Я забыл бы, да колется, жжётся странный напев, словно по сердцу конница проскакала на Ржев.

17

Сергей Николаев

Словно (как это пишется?) сам удаче не рад, на броне раскалившейся я врывался в Белград. Мы же в этой истории, как в железном кольце, от Стефана Батория до Развала в конце.

18

Никто не виноват |Погорельцы

*** В стране, где в моде секонд хенд, где главное — успех, в ларьке подросток купит «Кент», в другом возьмёт на всех Кагор «Церковный» или, нет, «Монаха шёпот». Мир похож, наверное, на бред. Точнее, на гарнир, что не доели с осетром чиновники. Но, ах, любви хотелось нам — о том проклятья на губах, о том, что нефть, и ПВО, и Бог-торговец есть. Здесь жить, — мы скажем, — это, о, ещё какая честь! Мол, каждый на две трети псих и негодяй на треть… Но… можно в муках за других достойно умереть!

19

Сергей Николаев

*** Потому что тоска и метёт пурга. Потому что такие здесь есть места, где ещё не ступала ничья нога, что у каждого крест, хоть и нет креста. Потому что беспечно в кустах поют от безудержной нежности соловьи. Потому что за правду жестоко бьют и карают за лёгкую тень любви. Потому что в болоте лежит солдат, и цветёт в изголовье разрыв-трава. Потому что и звёзды на нас глядят, и речные извилисты рукава. Потому что и все, и никто виной (знать, за злые грехи здесь дают срока). Потому что над выморочной страной башни белые плавают — облака. Потому что куда же бежать, когда серебрится бескрайний покров зимы, чьи, как птицы, бессонные поезда всё спешат за границы свинцовой тьмы!

20

Никто не виноват

2. Однажды, на Голгофе

Никто не виноват |Однажды, на Голгофе

*** Мешок из-под сахара, полный вчерашних бумаг, бензином облил и поджёг в обезлюдевшем парке. Дул северный ветер, и сыпались искры. И так стихи исчезали. И только какой-то овчарки заливистый лай тишину нарушал. А вокруг стояли деревья в серебряном, лёгком убранстве, и новая жизнь начиналась, и дым уносился на юг — в места неизвестные будущих сказочных странствий. Потом ещё будет так много печальных потерь и строчек других для почти безупречного смысла. Пока же я просто стоял и раздумывал: «Дверь открылась ли в небо?». И снег мне на плечи ложился.

23

Сергей Николаев

*** Ложь теперь называется «имидж», «реклама», «пиар». Человек — это то, что о нём говорят в интернете, чтобы знали на каждом углу, на любом континенте: имя — это не доблесть: оно превратилось в товар. Страшно жить потому, что ползёт по экрану курсор, и стихи всё дешевле, и, кажется, вовсе исчезли. Телевизор кричит, что кого-то купили для «Челси». Тролль на сайте мне пишет, что я «исписался — позор!» Ну, позор и позор… Постою на балконе. Туман предосенний клубится и виснет, как ночь, на деревьях. И припомнится ясно о чести, о римлянах древних: «В грудь мечом императора… да, за подобный обман...».

24

Никто не виноват |Однажды, на Голгофе

*** Мой друг, мы проживаем на Голгофе в стране снегов и пьём фальшивый кофе на отсыревшей кухне по утрам. А если потечёт горячий кран, намучившись до слёз с ведром и тряпкой, вооружившись впрок улыбкой гадкой, сантехнику доплачиваем за… Но жизнь неисчерпаема — глаза свои прикрыв, мы улетаем в некий небесный город, где и человеки, и ангелы свободны от вины, от боли, от свихнувшейся страны, от веры, где священник многогрешен… Но сплю нечасто я и наболевшим вопросом раздражаю дураков: «Наш грустный мир всегда ли был таков?».

25

Сергей Николаев

*** Селить на планете каких-нибудь троллей, и эльфов на бой отправлять из Рязани… Мы столько уже чепухи напороли, нащёлкали фоток, настроили зданий, что кажется: мир не вполне интересен — и жёлудь на ветке, и дрозд в перелеске, зевок вызывает целебная плесень и Баха кантаты. А голос нас детский, скорее, пугает, скорее, о смерти напомнить готов, о грехе суицида, и даже малыш карандашиком чертит не будку собачью, а пояс шахида. Что, спросите, делать? Отвечу: не знаю! Но лично бы я удивился рассвету, ребёнку бы сказку придумал про Заю и злую Лисицу. И жизнь я вот эту не стал бы бранить понапрасну, а только за то, что всё шуточки вместо печали, за то, что страну разорили и Волга грязней год от года… А вы бы смолчали?

26

Никто не виноват |Однажды, на Голгофе

*** На этой сомнительной, грустной земле и банка гнилой баклажанной икры, и спирта бутылка стоит на столе… А есть во вселенной прекрасней миры?.. Вот гость поднимается:

— Выпьем за тех, кто знает всегда назначенье своё!..

— Ну что же, и выпить немного не грех… Но так заунывно снаружи поёт метель и снегами заносит страну, что хочется лечь непременно в салат лицом и сказать: — Протрезвею — начну с каких-нибудь громких о счастье баллад: «На этой сомнительной, грустной земле, где спирта бутылка стоит на столе…».

27

Сергей Николаев

*** Зашли в кафе на берегу Залива и взяли с ветчиной два бутерброда. Художница задумчивая Рива мешала чай старательно. Свобода казалась фантастической, как пламя заката в небе синем над Кронштадтом. Я размышлял: «Ты знаешь, очень странно, что был когда-то дембелем, солдатом, а после стал...». Но вскоре молодая официантка подошла: «Платите!» У Ривы только сотенка-другая, а у меня… И я сказал: «Грабитель нуждается в прощении!» С позором и криками нас вывела, назвала меня жидовской мордой, крохобором. Мы в темноте шагали до вокзала, и Рива говорила: «Видишь, видишь, как страшно здесь», — и что-то там такое себе под нос добавила на идиш…

— Да, Рива, да, мы навсегда изгои!..

28

Никто не виноват |Однажды, на Голгофе

*** «Тайны следствия» или же «Пусть говорят», а дома престарелых горят и горят, протекают проклятые крыши, и Господь нас, убогих, не слышит. И ползёт по стране нехорошая весть: человек износился и кончился весь, и бюджетные средства не может не присвоить… Но хочется в рожи этим гоблинам плюнуть, уехать на край обманувшего света, построить сарай и рыбачить, охотиться, верить в то, что Правдой живут, как святой Серафим, на земле, посреди первобытных пустынь, все: и птицы, и люди, и звери.

29

Сергей Николаев

*** «Делая добро, да не унываем; ибо в своё время пожнём, если не ослабеем». Гал. 6, 9

О, нравы петербургские грубы. Болото, Север — голодно, конечно. Мы в августе бруснику и грибы заготовляли на зиму в Кузнечном. Грибы сушили, ягоды толкли. В метро старушки ахали: – Откуда?!.. Я говорил подруге: — Утоли их любопытство — повезло, мол, чудо!.. О, нравы петербургские! Зима шесть месяцев и смута в государстве. Я говорил: — А если ты сама не веришь в чудо, просто благодарствуй!..

— За что?.. — За то, что живы. Подожди, припомни, как там сказано галатам?.. ………………………………………… А в сентябре всё залили дожди, и вылезли чудесные маслята.

30

Никто не виноват |Однажды, на Голгофе

*** Ах, напрасно, напрасно картава возле мусорки птица-ворона: в супермаркете рыба — направо, слева — яблок изрядная тонна. По «Пятёрочке», как по музею, я гуляю, свободный и нищий. От бутылок вприглядку косею, насыщаюсь от запаха пищи. А с оплаченным хлебушком выйду — всё в снегу: тополя и машины. Лишь достанется мне, инвалиду, дух, действительно, неустрашимый. Справа дикая надпись: «Lenovo — это всё, что вам нужно!». А прямо непонятное, жуткое слово: «Ambrobene». «Понятно, реклама, — усмехнусь я. — А толку-то в славе? Побреду свои опусы править!».

31

Сергей Николаев

*** На зомбопанели обычный бред — в умах «мясорубка» больных идей. Стучит наверху молотком сосед, гоняет соседка внизу чертей. А дождик в окошке всё кап да кап, а стул подо мною всё скрип да скрип. Бежит по бумаге к строке строка, бессонная лампа в углу горит, но льётся какой-то мертвящий свет. А надо бы жить, да не знаю где? Включил перфоратор маньяк-сосед. В клозете завыла вода в трубе. А может, дорога моя давно туда, где пылает Полынь-звезда? У жизни четыре огромных «но» — но страшно, но больно, но нет, но да.

32

Никто не виноват |Однажды, на Голгофе

*** Слышишь, в глубинах ночи синие звёзды лгут? Жизнь моя, ты короче, чем кумача лоскут. Ждать ли тебя повторно? Злостью раскалена, ты горячее горна, глубже морского дна. Ты, как с обрыва камни, как на врага — орда. Раненым вепрем в яме сердце туда-сюда. Жизнь — посильнее хука в челюсть — в глазах плывёт! Только б не дважды, сука! Мне и одной-то — вот!

33

Сергей Николаев

*** «Пощадить ли его?» — вопрошал Прокуратор. «Распинай!» — закричали в толпе идиоты. И сегодня всё то же, что было когда-то: фарисеи всё те же, и те же заботы, и воруют всё так же, и плачут всё так же, продаются всё так же за тридцать зелёных, солдатня всё святых исполнительно вяжет, ухмыляется Змей на камнях раскалённых. Над иссохшей землёй, слепотой поражённой, то же солнце горит в черноте небосвода, с деревянным крестом на спине иссечённой вновь на лобное место кого-то выводят.

34

Никто не виноват

3. А жизнь, она туда-сюда

Никто не виноват | А жизнь, она туда-сюда

*** Томик Пушкина, чайник и кассовый чек. Синий свет монитора, а ночь холодна. И за окнами тихий рождественский снег опускается медленно-медленно на голубые, чужие глаза фонарей. Еле слышно по трубам куда-то бежит закипевшая влага внутри батарей. Я люблю. Я хотел бы, конечно, прожить не хлебнув расставаний, не ведая бед. Но густая меня обняла тишина, и тоска закружилась, напала на след, вдруг почуяв, что будет за всё прощена.

37

Сергей Николаев

*** Ну вот, не спится каменному льву, и призраки гуляют по Фонтанке. По водам Леты питерской плывут огни, воспоминания и банки. А мы с тобой скучаем, чудаки, солдатики из клея и картона. И голуби, покинув чердаки, слетаются на крошки от батона. Проснуться бы, увериться: душа отзывчива, как летняя прохлада, где женщины с колясками спешат к фонтану Александровского сада.

38

Никто не виноват | А жизнь, она туда-сюда

*** А стопка книг (она служила ножкой) пылилась под диваном, и пальто поношенное сохло (драной кошкой я воротник назвал бы). «Ну и что?.. Да ровно ничего! — себе ответил бесстрашно я, — тоска, и бедность, и несчастья, и превратности любви, и всё на той же трудно жить планете».

39

Сергей Николаев

*** Замер в квартале последний звук, и, обкусав усы, коты поделили своих подруг и шкурки от колбасы. Осталось небо в окне и мы, чокнутые слегка. Казалось, не было ни страны, ни горя, ни огонька. И ты сказала: «А хочешь быть мудрее, чем Гераклит?». А я ответил: «Хочу любить тебя, и душа болит!» А дальше всё промелькнуло, как положено на земле. Я сам, наверное, не дурак с морщинами на челе. Сижу и мыслю, что ночь вокруг, и, обкусав усы, коты поделили своих подруг и шкурки от колбасы.

40

Никто не виноват | А жизнь, она туда-сюда

*** Что же сидишь, бесценная, щуря глаза так сладко? Кротость — твоя вселенная, нежность — твоя загадка. Хочешь, луну на блюдечке или звезду в тарелке? Я тебя спрячу в муфточке из настоящей белки. Стану поить рассветами, озеро дам в подарок, ящичек мой с секретами, книжечка без помарок. Лет мне, возможно, тысячи здесь не сыскать другую! Фидий тебя ли высечет мраморную, нагую? Так я всю жизнь батистово, как адвокат сестерций, кинусь любить неистово до замиранья сердца.

41

Сергей Николаев

*** Был месяц солнечный апрель, крутилась в парке карусель, и ты шепнула: — Да, мы будем долго жить с тобой, не протрубит пока отбой архангела труба!.. А там, высоко, облака по небу плыли, и рука отозвалась теплом.

— Как хорошо, — ответил я, — что взяли мир в учителя с его добром и злом!..

42

Никто не виноват | А жизнь, она туда-сюда

*** «Жизнь потому и прекрасна вдвойне — горькой хлебнёшь и занюхаешь коркой». Так он сказал, и почудилось мне: «Чистой душой, настоящей и зоркой, он обладает!». Засален жилет, шнобель синюшный, глаза мутноваты — был человек, а теперь уже нет. Но между тем, безнадёжно поддатый, внятно внезапно опять говорит: «Жизнь потому и прекрасна, дружочек, что всё, что хочешь: коньяк или спирт, прозу, поэзию или на вид гнусного пьяницу… Выпей глоточек!».

43

Сергей Николаев

*** Сколько слов бесполезных потрачено? Сколько пролито слёз и чернил? Только набело жизнь, а не начерно сочиняется. Только начни переделывать глупую, странную, тут она и закончится — ел, вроде, только что в садике манную с маслом кашку, и вдруг за предел бытия просквозил, и в глубокую мать сырую землицу ушёл… Так терпи эту трудную, горькую и прекрасную жизнь, и ещё справедливую, хищную, зоркую, ту, что любит тебя горячо!

44

Никто не виноват | А жизнь, она туда-сюда

*** Я стоял на склоне горы Нин-Чурт — по-лопарски Женская Грудь. Куропатки спали в камнях, ничуть не боясь голодных причуд. А внизу простёрлась тайга вокруг, и река блестела светло. Города припомнились, как недуг, как бетон, железо, стекло. И тогда открылось мне, кто я сам, для чего на грустной земле, словно призрак, шастаю по лесам, раздуваю угли в золе. Чуть кружилась бедная голова, отползала зверем тоска. И клубилось облако там, где два упирались в небо соска.

45

Сергей Николаев

*** Где парус неспешно плывёт в синеву, где скорбный молчит кипарис, на древних камнях Херсонеса траву колышет полуденный бриз. Там я на понтийскую даль объектив, Бог знает зачем, наводил. Волна шелестела, на брег накатив. Что было? Что будет?.. Забыл. Забыл я, откуда приходит беда в Поволжье и северный край. Мне только зелёная долго вода вослед лепетала: «Прощай!». Но тронулся поезд, и ветер степной опять волновал ковыли, как воды морские, волну за волной, а вечером звёзды цвели. О, как этот сад молчаливый потряс тисненьем своим золотым! За нами, казалось, пускаются в пляс и шпалы, и рельсы, и дым. И время, казалось, подобно струне, и тьма целовала стекло. И если бы не было Бога, то мне пришлось бы придумать его.

46

Никто не виноват

4.

2 000 км судьбы

Никто не виноват |2 000 км судьбы

*** Мне адрес твой, как строчки Мандельштама. Работает почтовая программа, живёт мильоноликий интернет.

Zimaproshla@pisem.net Как некий бог, всевидящий и вечный, пишу тебе: «Любимая, за млечной туманностью такая же Земля, где серверы, Wi-Fi и тополя. Там есть и звери, есть и человеки, такую же, как ты, там любит некий поэт и на экране пишет: „Ночь. Разлука. Боль. Ничем нельзя помочь“» Письмо закончено. И с быстротою света летит к тебе. И кажется мне эта жизнь удивительнее выдумки любой: тебе писать, любить, приехать за тобой!

49

Сергей Николаев

*** Осенний сумрак. Холодно и жутко. Попутчика язвительная шутка о том, что жизнь — заразная болезнь. И хочется сказать ему: «Не лезь!», достать листок исписанный, и молча следить, как за окном ложится волчья страна, в которой лужи и грибы. Но не уйти от полки и судьбы, от сквозняка — он дует из-под шторки, и проводница чай разносит горький и звякает стаканом о стакан. А поезд улетает к облакам, где истина, где бедными словами нельзя ни защититься, ни убить. Мы начинаем чай смущённо пить, и дождь висит над мокрыми путями.

50

Никто не виноват |2 000 км судьбы

*** А когда мы с тобой остаёмся одни, ты мне голову нежно кладёшь на плечо. Если долго смотреть на ночные огни, станет сладко в груди и в глазах горячо. И покажется: сердце одно на двоих, и душа на двоих оказалась одна. Я возьму твои руки, печален и тих, вот и вспомнится фея из детского сна — эти ясные глазки, упавшая прядь, золотистое платье, смешной башмачок… Улыбнёшься и скажешь: «Серёженька, сядь, расскажи мне про счастье своё, дурачок!»

51

Сергей Николаев

*** Недуга твоего печальные картины в медкарточке: «Артроз коленных, локтевых». Здесь тысячи больных вопросов мировых, Шушарочка, смотри, всплывают, как ундины! А главный вот он, вот: «Бог разве бессердечен?». Тяжёлый теребишь дюралевый костыль. Мы — гости на земле, а мир — всего лишь пыль космическая, но дарами обеспечен: и шёпотом листвы, и тополиным пухом, и скользким гадом, вдруг явившимся во сне тебе (ну-ну, проснись! иди скорей ко мне!), и следом от руки на личике припухлом.

52

Никто не виноват |2 000 км судьбы

*** Я так люблю, как здесь любить нельзя, — не телом, не лицом я очарован, не губы снятся, нет, и не глаза, нет прелести в румянце нездоровом. Бушует шквал нешуточных страстей, когда с утра, ещё в ночной сорочке, ты сообщаешь бездну новостей о той, во сне тебе пришедшей, строчке. И ничего в рассветный этот час нет лучше нежно-сонного привета, что ты… что я… что будет век у нас вот эта жизнь… и сон… и смерть поэта.

53

Сергей Николаев

*** О Восток — это тонкое, в общем-то, дело. Подожди, не спеши! Булки тёплой купи, ароматной и белой, — голубям покроши. На аллее сидят наркоманы-подростки — пожалей дураков. Разгружают с «газели» какие-то доски возле парадняков. За капотом помятым разбитая фара, и торчат провода. Свежей рыбой отчаянно пахнет с базара. Это всё не беда! А беда — до Москвы далеко, как до Бога. Ты в печали, эстет? Здесь течёт тяжело грязноватая Волга в серо-жёлтую степь, и «салам» отвечает старуха седая, — смейся, ты, идиот! Астраханская пыль на штаны оседает. Жизнь идёт, как идёт.

54

Никто не виноват |2 000 км судьбы

*** В морозном, Анечка, стекле надышит круг, прильнёт моя, как девочка, душа к твоей душе, когда ты будешь женщиной моей — в глазах огонь и лёд — ты будешь женщиной моей — и если вдруг беда, как мытарь, грубо постучит в наш обнищавший дом, и если смерть махнёт косой из тёмного угла, да так, что прочь не отогнать костлявую крестом, да так, что выдохнет «пора» и сядет у стола, и прозвучит её смешок сухой и жестяной, как на камнях последний звон иудиных монет, ты будешь женщиной моей... но не стремись за мной туда, где даже пыльных звёзд на небосклоне нет.

55

Сергей Николаев

*** Я слышал: священную суру бубнит в мечети цветистый Восток, где каждый немного поэт и бандит, а кровь у него — кипяток. Но тронулся поезд — сожжённая степь плыла бесконечно в окне. Колёса железный исполнили степ троим пассажирам и мне. Малыш-татарчонок всё спрашивал: — Дядь, а что там, за краем земли?.. Сидел я и думал: «Нельзя же сказать: „Там небо. Ну всё, отвали“». И я отвечал: — Понимаешь, в конце там тысячи, тысячи звёзд. И где-то в галактики дальней кольце такой же вот поезд идёт.

56

Никто не виноват |2 000 км судьбы

А в нём татарчонок на степи глядит и хочет узнать, почему за столиком дядя угрюм и сердит, и не отвечает ему?.. Молчали, и встречный тревожно басил. И шпалы, верста за верстой, считая, плацкартный меня уносил от нежной, единственной той.

57

Сергей Николаев

*** Помню-помню алый закат над Волгой! Как стоял морозец, бедой грозя! Хорошо, что жизнь оказалась долгой, что возможно даже, чего нельзя. В ту смешную, первую нашу встречу чья-то тачка выла в пустом дворе. Ты назвала дружбу «хорошей вещью», поправляла нервно своё каре. «Оливье» был вовсе испорчен солью, огоньки на ёлке, мигнув, цвели. Но в углу дремала бессонной болью саранча — больничные костыли. Так судьба ввалилась, гремя тележной, по-земному грубой поклажей дней. Хорошо, что жизнь оказалась нежной, что любовь чем сумрачней, тем сильней.

58

Никто не виноват

5. В поисках ночлега

Никто не виноват | В поисках ночлега

*** Махнуть куда-нибудь — в Тобольск ли, в Алапаевск, и в тамбуре, дымя, мудрец какой-нибудь мне скажет: «Да куда ж ты едешь, Николаев?» «Да к чёрту еду, вот. И ты не обессудь!» А поезд всё вперёд, и проводница Таня в служебное купе меня затащит пить. Расскажет, как она в полях Узбекистана Казань двенадцать лет пыталась разлюбить. Вагон тряхнёт слегка на стыках переезда, мелькнёт в ночном окне платформа и депо. Но сердцу в унисон пробьют колёса: «Бездна!.. Теплее, друг!.. Вперёд!.. Вперёд!.. Совсем тепло!..».

61

Сергей Николаев

*** На коробках с остатками жизни вчерашней, словно после кровавой с врагом рукопашной, мы сидим два усталых, печальных бойца. Дорогая, плеснуть бы в стаканы винца и хлебнуть за седого того машиниста, что на Север наш поезд направит рукой недрожащей насмешника и оптимиста — к жизни новой, счастливой, прекрасной, другой… Рельсы в небо уходят в широкой степи.

— Что же там, впереди?.. — Ангел мой, потерпи!..

62

Никто не виноват | В поисках ночлега

*** С трудом чемодан и коробки в плацкартную пыль распихали. Вагон, вроде парусной лодки, — Ура!.. Наконец!.. Хали-Гали! — поплыл в темноту потихоньку. Качало перроны и стрелки, а ты объясняла ребёнку казашки, что в Питере белки, что там на Заливе «ракета», что лучший на свете, безбедный тот город на Севере где-то, чудесный, морской, заповедный… Из чёрного, злого металла, над нами, на полке багажной, коляска сквозь ночь громыхала подножкой разболтанной, страшной…

63

Сергей Николаев

*** Как в зимний день седые горцы, до нитки вымокли настолько, что супа взяли пару порций в пустом кафе «Звезда Востока». Текли извилисто по стёклам живые струйки дождевые, За столик я поставил боком твою коляску. «Мы живые, — сказал. — Не всё ещё разбито!» А ты катала молча хлеба напрасный шарик. Или быта у нас не менее чем неба? А может, мы уже не мира земного жители, а тени? И ты взяла кусочек сыра, сказав: «Серёженька, ты — гений!»

64

Никто не виноват | В поисках ночлега

*** Посмотрела пасмурно: — Не бросай никогда, ты слышишь!.. — Не брошу, нет!.. В небе слышен крик журавлиных стай, а стемнеет — видится ход планет. Кто, не знаю, там сочинил судьбу нам обоим, брошенным в жернова. «В Петербурге жить — словно спать в гробу». Встанешь утром — белая голова. Да такие мысли в ней бродят — жив или нет — без доктора не понять. Вот поедем, милая, на Залив, разопьём на камушке лимонад. А в кострище, ох, горяча зола потому, что я, как последний бомж, не найду ни хлебушка, ни угла.

— Ну давай вернёмся домой, Серёж!..

65

Сергей Николаев

*** Ночью в сосновой роще, возле просеки ЛЭП, ты мне казалась проще, чем зачерствевший хлеб. Дальний гул электрички. Давняя боль в спине. Ты и была, как спички, необходима мне. Небо казалось шире купленного леща. Звёзды цвели большие, хворост в костре трещал.

66

Никто не виноват | В поисках ночлега

*** Пляшет на рыжих сучьях алый божок огня. Тени, как великаны, ходят вокруг меня, ищут кого-то, машут страшно руками, вдруг ухают, словно совы, древо о древо трут. Так и сижу смущённый, хлеба надев ломоть на обгорелый прутик, — грубая смертна плоть, жаждет чего-то вечно, — вдруг понимаю: да, над головой усталой, близкое, где звезда, чёрное ухо неба… Точно ли мир ничей? Мир — это много больше суммы его вещей, больше меня и солнца. Кто через час-другой морок прольёт рассветный над голубой тайгой?

67

Сергей Николаев

*** Ночь раненая стонет. Сухари мы делим пополам. Бушует ветер.

— Фонарь включи. Давай поговорим!..

— Ох, да, давай. Уютно ли на свете?..

— Уютно? Мне?.. Висит под потолком сырой носок. А дождик по брезенту гуляет с простодушным говорком, и, понимая, что грибному лету уже конец, ворчливо в темноте скрипит сосна, вдова седая. Листья берёз шуршат… — Ах, милая, мы — те кто, как семья застигнутая лисья, бежит в болото, — счастья на вершок!.. И в этот миг, по самый нос задраен в подмокший с холлофайбером мешок, я сплю и вижу: звёздопад с окраин вселенной налетел… И хорошо!

68

Никто не виноват | В поисках ночлега

*** Февраль — это дело такое: плюнь на жизнь, и копейка её цена. В снегах непролазных стоит Ретюнь, посёлок, где вас посылают на то место, которым грешил Адам, а может быть, просто куда-то в ЖЭК. Ретюнь — это репа... И значит, там на первом и буду я этаже под пение вьюги латать бушлат и сечку варить. Но придёт за мной старуха неслышная, словно тать, и вот уже будет иной страной душа утомлённая смущена. А эта, земная, печаль, скорей, покажется плоскостью, как стена, как стылость нетопленных батарей.

69

Сергей Николаев

*** В заваленном снегом райцентре холодной карельской весной квартиру искали, но черти попутали. И «Нарезной» ломая батон, в дребезжащем вагоне устроились мы. Ошпарили сосны горячим приветом лесной кутерьмы. А ты улыбалась чему-то от нищей своей простоты. Болото, цистерны мазута, в излоге нагие кусты, чисты, как заветные думы, в густой синеве облака. Сказала: — Какой ты угрюмый!.. Ответил: — Бездомный пока…

70

Никто не виноват | В поисках ночлега

*** Распутной весной в посёлке с названием Снегирёвка, разбитое на осколки, к автобусной остановке присыпано небо густо. Но знает заика местный, что жить — это, о, искусство: за жизнью, как за невестой, присматривай в оба глаза, дари ей подарки смысла… Весна же — чума! Зараза! Дорога опять раскисла, и фельдшер Храпкова Анна бредёт в сапогах по синим осколкам — и это странно, как если бы стать ей сыном.

71

Сергей Николаев

*** Вечер. Платформа. И рельсы, как лестница в небо. Можно уехать, но некуда, — не принимает нас ни Ганновер, ни Хайфа, ни даже Алеппо. В небе прореху ничто уже не залатает. Вот и стою, весь прохваченный ветром и веком, и понимаю, какая нам доля досталась. Падают листья, земля покрывается снегом, и ничему нас не учат печаль и усталость.

72

Никто не виноват | В поисках ночлега

*** Судьба убедительна в целом, и в частности, больше всего следит за измученным телом — как девочка куклу, его внимательно вертит и где-то ломает внезапно. Смотри, как много печального света в расплаве осенней зари: вон в окнах котельной фанера с разводами гнили в углах, а там, у больничного сквера, майор на чужих костылях.

73

Сергей Николаев

*** Больными набиты больницы, и каждая — маленький Ад. Машины густой вереницей в продымленный город летят. А там калькулирует каждый. Как ноль, опустела душа. И сердце страдает от жажды, постылые рёбра круша. Сверкают витрины, реклама сулит за гроши красоту. На грубой скамье у фонтана какие-то рифмы плету. Меня, старика и безумца, печалят любые слова. Разбухшие тучи несутся, и клонят ветра дерева...

74

Никто не виноват | В поисках ночлега

*** Вот что поняли мы, вот о чём разговор: человек человеку — чиновник и вор, металлический киборг, машина… Но в лесу раскраснелась крушина, а ещё за пригорком цветёт зверобой, и поёт соловей, и с небес голубой проливается свет несказанный. Видит мир человек благодарный не таким, как его подают в новостях, потому что не всё — отвращенье и страх, злая ложь, катастроф неизбежность, но ещё и бескрайняя нежность…

75

Сергей Николаев

*** Жить я буду на станции Вещево — там, где жители вида зловещего в лес, где ели стоят бородатые, далеко посылают, поддатые. Все они пропадают в открытом, провонявшем соляркой и спиртом, диком космосе русского Севера. Знать, я тоже, как мёртвое дерево, грузно всеми костями на снег рухну — винтик, никто, Человек!

76

Никто не виноват | В поисках ночлега

*** Уехать. Исчезнуть. Забить на судьбу. Увидеть иные, чудесные страны, вернуться на родину только в гробу, Бангкок посетив и, возможно, Багамы. Возможно… но всё же цветёт зверобой, и встали над прахом звенящие сосны до самой далёкой звезды голубой, где ночь расплетает цыганские косы. Под Выборгом, где из туманных болот на топкую просеку шастают лисы, пока что меня безоглядно берёт за глотку любовь пятернёю ребристой. Что если кадушку груздей насолить, подманивать стужу запасом брусники, и этот наш русский простить Неолит, как вьюга, косматый, звериный и дикий?

77

Сергей Николаев

*** Как дохнёт холодным склепом, ты вокруг себя взгляни-ка: сосны, пахнущие небом, ярко-алая брусника. Ты стоишь непорушимый, все ветра переборовший, словно старая сушина возле просеки заросшей. Луч за тучею свинцовой угасает, но утешит лес осенний — лист пунцовый, папоротник пожелтевший.

78

Никто не виноват

6. Пейзаж с трактором

Никто не виноват | Пейзаж с трактором

*** Над уснувшим посёлком седые дымы, а вокруг зимогорят медвежьи снега. Говорили когда-то давно: от сумы да тюрьмы зарекаться не стоит. Тайга обступила нас тесно дремучим кольцом, и автобус пропал на дороге ночной. Лишь сосед забредает с дешёвым винцом, говорит: — Ё-моё! Тяпнешь, может, со мной?..

— Ну, лады. По чуть-чуть… Чёрт его бы побрал! Слишком холодно нынче у нас — на краю самой трудной земли, чересчур серебра по сугробам рассыпано в этом Раю. Здесь живут-не живут, но таких кренделей выдают на-гора, что над этой землёй никакие законы… — Ну, что же? Налей!...

— За любовь!.. — За неё! По одной!.. — По второй!..

81

Сергей Николаев

*** Как темнотою надзвёздной ласкова высь надо мной! Пусто. Тревожно. Морозно. Звёзды горят над сосной. Где-то в сыром Петербурге юношей бледных пьяня, пьют из фужеров подруги, не вспоминая меня. Вот ведь проклятая шняга! Тянет дымком от жилья, брешет в посёлке дворняга: «Слышите, это же я!» Полно, не лай же! Над нами небо с янтарным серпом. Лёд захрустел под ногами. Будет что вспомнить потом.

82

Никто не виноват | Пейзаж с трактором

Спешилась в небе морозном звёзд неподкупная рать. Знаешь, приучен бесслёзно ельник седой горевать. Что же зовёшь ты, как свору, лаем настырным до слёз бедных щенков, что на прорубь пьяный хозяин унёс?

83

Сергей Николаев

*** Всё пройдено: тюрьмы и лагерь. Но мучает скорбь мировая. Антонов и Вовка в сельмаге поспешно пузырь открывают. И пьют они возле прилавка «Перцовочку» злую — как воду: «За то, что Аксёнова Клавка даёт!.. За любовь!.. За свободу!.. За веру!.. За штопор!.. За некий День Радио!.. За продавщицу!..». А где-то под Котласом зэки кондовые шьют рукавицы. Там швабру в очко человеку вставляют, поставивши раком, и рыщут овчарки по снегу в полуночной тьме за бараком. А здесь у обоих филонов выходит надраться так ловко. «Везёт!» — заключает Антонов. «Конечно!» — ответствует Вовка.

84

Никто не виноват | Пейзаж с трактором

*** Вот сидит у сельмага Антонов небритый и Вовка, третий день погружённый в лиловую дымку запоя. На скамейке пузырь и китайской фигни упаковка. Сосны тихо шумят, над речушкой извилистой стоя. Не продраться сквозь эти навек непрорубные чащи в изнурительных поисках полубезумного смысла. Но, когда я любуюсь на грустных людей одичавших, начинает казаться, что Бог не напрасно трудился. Что-то в них остаётся — какая-то тонкая жилка между миром животных и чистого разума светом. И у Вовки стакан не дрожит, и витийствует пылко мутноглазый Антонов… И оба, как люди, при этом.

85

Сергей Николаев

*** Хочешь — направо, а хочешь — налево. Хочешь — о вечном, а хочешь — о водке. Взяли литрушку сперва для сугрева. Ну и трендец — всё народец-то ходкий! Вовка в канаве храпит придорожной, лупит жену по мордасам Антонов. Чем ещё им заниматься — в таёжной этой деревне? Учить салабонов? Вот у людей на дороге работа! Валят сосну — стопроцентная прибыль! Что нам Америка? Их Миннесота? Вся, блин, свобода? Детройт и Карибы? Здесь и украсть-то захочешь, а нету кроме тайги ничего. А вот если горькой залить… И вольготно же ветру петь свои русские грустные песни!

86

Никто не виноват | Пейзаж с трактором

*** Лучше всех выполняла на курсе нормативы она ГТО, вышла замуж, дочурке Ирусе перешила чужое пальто. Но поздней закрутило, заело, — муж уехал, и дочка ушла, и в стране, непонятное дело, Перестро… не понять ни шиша! Тяжелее железного лома в снегопады у дворника жизнь. Вот уже ни зарплаты, ни дома — только сон и небесная синь. Ясноглазая девочка Лида уронила свои костыли, и лежит бесноватая Кривда с пузырём у сельмага в пыли.

87

Сергей Николаев

*** Она выгребает с ведром огурцов на бродвей, рука на отлёте — прогорклый дымок папиросы. Асфальт уложила бригада восточных людей от бани до почты, а дальше грунтовка и сосны. А мне бы совсем не встречаться на этом пути с помятой селянкой, которую вечно заносит. «Мужчина, я пьяная… На-ка ведро! Проводи! — под локоть берёт. — А зовут тебя, кажется, Осип?». Молчу. Провожаю. Туманен и сбивчив рассказ: мол, в «органах» муж, а у сына работа в спецназе. «Не бойся, — она говорит. — Он в отъезде как раз». Молчу. Понимаю, какая тут жуть безобразит. Ну, вот и пришли. Возвращаю ведро и печаль, и знаю, что пьяница-муж надоел ей до колик. Как всё-таки жаль эту женщину бедную. Жаль. И сын, он ведь тоже, по правде сказать, алкоголик. О, как эти дни поселковые долги, пусты! «Пора мне. Пора!» — как последняя сволочь, долдоню. И женщина плачет, и что-то бубнит, опустив глаза, и дешёвую тушь вытирает ладонью.

88

Никто не виноват | Пейзаж с трактором

*** Эх, есть в поселковом народце надежда последняя, да. Плеснёт плавниками в колодце небесная гостья звезда. И выйдут чешуйчаты звери с глазами, как лампы в ночи, и спросят: «Хотите по вере?» «Хотим!» — инвалид закричит. Тут что-то мигнёт, задымится, защёлкает что-то в ушах, и что-то во мгле взбеленится, и что-то как свистнет, и, ах, да вот же: покрашен коровник, что стал уже свалкой давно. Трезвея, Иванушка-хроник гугукнет: «А что, блин, кино!»

89

Сергей Николаев

И стадо наружу рванётся роскошных коров племенных, и ржавый комбайн заведётся, — о, чудо: поля зелены!

-----------------------------------О да, всё возможно для Бога — не то ещё он сотворит… Выходишь: в ухабах дорога, и трактор разбитый стоит.

90

Никто не виноват

7. Подробности тишины

Никто не виноват |Подробности тишины

*** Хочешь её поругать — ругай, Хочешь её похвалить — хвали. Лирика сладкая, как нуга, или безумная, как Дали. Только не скажет никто: «Нишкни! Лучше картошку сажай и лук, лучше скажи, что мы все грешны, что надоел шепоток и стук. Вот описать соловьиный хор или закатную в дымке даль…». Впрочем, фантазии здесь простор, мыслям, которых никто не ждал. Что до Неё, то оставь другим петь о России, которой нет. Есть только печка да вой пурги, плов, что всегда для друзей согрет.

93

Сергей Николаев

*** От кожной болезни целебные мази, да Пришвин на полке, да два табурета, две кошки, жена да мобильник для связи. Ну, что ещё нужно для счастья в тайге-то? А если в письме потеряешь сноровку, а если Гомер надоест и Овидий, рюкзак соберёшь и наденешь ветровку… Да где же тут место тоске и обиде? Сквозь хмурый, одетый туманами ельник идёшь на рассвете за спелой черникой. Звенят комары, и не нужно ни денег, ни славы на северной местности дикой. Вернёшься домой, а жена улыбнётся — и это побольше, чем «форд» и Мальдивы! А то, что так мало здесь ласки и солнца… зато мы мудры и, пожалуй, красивы…

94

Никто не виноват |Подробности тишины

*** Снег на лапах сосновых тяжёл, как вечернее бдение тьмы. На шершавый, изогнутый ствол навалюсь я в объятьях зимы. До чего же ты въедлива, грусть о судьбе этой горькой земли! Помолчу, как мороженый куст, погляжу на посёлок вдали: скособочились домики, дым из трубы, как невиданный змей, а над миром, ещё молодым, Смерть прозрачная всё голубей. Дым летит — сорок восемь голов, хищно целится птичья плюсна... Эх, и знатный с приправами плов нынче сварит колдунья-жена!..

95

Сергей Николаев

*** Посиди со мной рядом — так редко бывает у нас то, что больше всего человеку усталому надо, то, что ценят цари, то, что юных и старцев отрада, то, чего не бывает, и всё-таки в жизни хоть раз с человеком случается — в небе восходит звезда, и прохладой ночной молчаливое озеро дышит, и какая-то ветка стучит осторожно по крыше, и другой — это ты, и хотелось бы… чтоб навсегда. Ну, скажи мне те самые, лучшие в мире слова, от которых так жарко на сердце и хочется плакать. Мне нужна эта нищая, жгучая, непобедимая влага и последней надежды открытые вновь острова!..

96

Никто не виноват |Подробности тишины

*** Был я строитель, бесславный солдат — стал я метатель словесного бисера. С полок любимые книги следят, чтобы не сделал случайного выбора. Сделаешь выбор, и всё нипочём — даже посёлок, в тайге исчезающий. Жизнь открывается ржавым ключом — верой, ничтожнейших нас возвышающей. Выпьем за то, что мы живы пока! Выпьем за наше в глуши прозябание!.. Ветер. Бесстрастные звёзды. Века. Лес оснежённый, как светлое здание!..

97

Сергей Николаев

*** Как зэка, здесь метели кипишат на земле! Стонут в сумерках ели! Стынет чай на столе! Воет спятивший ветер! Гаснет звёздная рать! Не фонтан в интернете вечерок коротать: то ли Гугл неизбежный, то ли вирус в сети, а за окнами снежный Океан шелестит. Может, ангел, Шушара, выбор этот — каприз? Есть Пекин, и Варшава, и цветистый Тебриз. Там от вздоха до вздоха ветра свежий замес. Там, возможно, неплохо только родина здесь.

98

Никто не виноват |Подробности тишины

*** Три девахи из группы «Виагра», словно лярвы, визжат про любовь. О, бескрылые ритмы макабра! Так из нас понемногу рабов всё пытаются сделать… Не выйдет! Мы с тобой отключим телебред. Русской жизни загадочный выверт — тишина никому не во вред. Лишь морозный и чистый Сочельник, оливье и грибы на столе. Только строгий, серебряный ельник за окном на метельной земле. Только тихие-тихие звоны золотистых стеклянных шаров. Только свет путеводный, бессонный ярких звёзд над покоем дворов.

99

Сергей Николаев

*** Не полярный, конечно, круг, но такая, мой друг, туга: снежный лес в окне, что на юг, и в окне на север — снега. Ну, и славно! В супе — грибы, в пузырьке — для зренья визин. А пурга, призывней трубы, за стеклом большая, как жизнь. У неё — дремучий разброд, но, чтоб ясно стало ежу «нас любовь за глотку берёт», ноутбук пойду разбужу. Я нажму спокойно Delete: черновик вчерашний — долой! Пусть прошедшее отболит: стихнет — звёзд коснись головой!..

100

Никто не виноват |Подробности тишины

*** Тигровой расцветки мохнатый плед — нырнув под него, засыпай, свернувшись калачиком, — страшен холодный свет Полярной звезды! Но вселенский ужас осилив, встаёшь и выходишь в ночь, садишься в промёрзший, пустой автобус, и едешь, полярник, герой точь-в-точь, попутно стихи сочиняя — опус про то, что любовь нас ведёт вперёд, любовь и желание быть любимым. И тёплой ладонью протаяв лёд на стылом стекле, сознаёшь глубины январского космоса, снега, мглы, молчания хмурых, столетних сосен, и то, что вздымают они стволы до божьего неба… «Люби нас!.. Просим!»

101

Сергей Николаев

*** Мохнатый плед — акрил и шерсть — и книга — Мандельштам — о том, что жизнь — скорее, жесть, чем сладкий мёд. А там проснёшься утром: голова и поясница — всё болит! Проклятые слова!.. Но всё-таки везёт, что у меня обиды нет на то, что жизнь страшней напалма, водки и ракет, — ведь именно над ней прозрачный свет звезды горит хозяйка-ночь светла, пока мохнатый плед хранит на две души тепла.

102

Никто не виноват |Подробности тишины

*** Сыплется, как мокрая извёстка, с неба снег, и вот уже земля кружится с неловкостью подростка, намекает: «Если бы взяла я тебя в объятия…». Но всё же ни тоски напрасной, ни обид, и тепло весёлое под кожей, и в груди моторчик не болит. Хорошо, по зимнику шагая, выдумать полжизни про запас — в километре, кажется, от Рая, рядом с Горем… чтоб ему пропасть!

103

Сергей Николаев

*** Беззвёздное небо в свинцовых тучах, суровой земли осторожный запах. Пожалуй, награда из самых лучших мне — снег на зелёных сосновых лапах. И как это важно, что он, простудных посланец краёв, — разновидность чуда. О, сколько же надо мне было трудных таких же вот зим пережить, покуда не стал я смиренным, как этот белый задумчивый лес в ледяных оковах, — сквозь эту чащобу хоть зимник сделай до вымерших выселков поселковых! Высокое небо над снежным долом, промёрзшей земли молодая нежность. Конечно, мне счастье, что лес в тяжёлом уборе морозном, где жизнь — безбрежность.

104

Никто не виноват |Подробности тишины

*** Скину старенький тельник, полежу на снегу. Про мороз можжевельник небесам ни гугу. Ни словца про бумаги, мировой неуют, про бомжей и общаги, где от водки блюют. Может всё затянуться, как зашитый порез. Вот бы мне ломануться прямиком через лес! Хрустнут ветки сухие, и, над миром кружа, все вселенной стихии приобнимет душа. Воздух вдруг потеплеет, и позёмка на след ляжет, как в Галилее на безумие — свет.

105

Сергей Николаев

*** У дороги штабеля бесхозных брёвен, склон холма усеян густо валунами, и один, замшелый, страшен и огромен, неприкаянный здесь брошен ледниками. Не за нами ли охоту, ах, родная, он устроил — дожидается мгновенья, чтобы ринуться навстречу, подминая зазевавшиеся, сонные растенья. Серый снег лежит под соснами тугими, ручейки в лапту весеннюю играют, и вершины свой монашеский прокимен без конца глухому небу повторяют.

106

Никто не виноват |Подробности тишины

*** Комариного звона озёрно-сосновое царство. Как чухонская девушка, прячется солнце — ау! — но очнувшись душа тишины выпивает лекарство, чтобы лечь у болота и пёструю слушать сову. И не то чтобы жутко, а как-то, скорее, волшебно. Если Пришвину верить (а этот старик не соврёт), человек с головой погружается в чистое небо и звезду из колодца в озябшие руки берёт. Что же станет потом?.. Вероятно, такие же точно разговоры с тобой над пугающим тьму очагом, и глубокая чаша лесной, осторожной, проточной, тихоструйной воды, и уснувшие сосны кругом.

107

Сергей Николаев

*** Ночь укутает плотно болото сырой темнотой, но звезда, указуя на север, засветится дивно, и шарахнется лось, и лисица промчится по той, чуть заметной тропе, над которой висит паутина. Так сгущается время. И только тревожно трещит разведённый костёр. И река, стеснена в перекатах, как волчица, рычит. Всё же угли ещё горячи, и смолистый меня, густохвойный баюкает запах. Шевельнётся едва, проморгавшись на ёлке, сова, обречённые мыши нырнут в заколдованный вереск. И придут мне на ум, вероятно, простые слова о печальной ладье, о душе, выходящей на берег.

108

Никто не виноват |Подробности тишины

*** Словно пришельцы из аппарата, выйдут работать два землекопа. Звякнет о влажный камень лопата. Тут мне и Гарвард! Тут и Европа! Тут и смешаться, как снегопаду, с грубой землицей русскоязычной. Двое на доску скользкую сядут, скинут брезент сырой, рукавичный, — Вмажем, Алёха! Знатный чудила умер — писал ненужные книги!.. Вынут «Зубровку». Страшная сила Матерь-Уганда, Замбия, Нигер.

109

Сергей Николаев

*** Я хожу, как медведь за цыганом, за судьбой потому, что привык. Заплати мне, страна, чистоганом за почти человеческий рык. Ты, пожалуй, не хуже Монмартра и честнее альпийского льда. Если хочешь, возьми меня завтра за Олёкму, в ярангу, туда! Восемь Бельгий, четырнадцать Босний, и, белее глазного белка, снеговые равнины и сосны, и над ними плывут облака.

110

Никто не виноват

8. Нищий, как ветер…

Никто не виноват |Нищий, как ветер...

*** Помню поезд Астрахань — Петербург. Как подруга скажет: «Рулоны жести!» Кофты ловко злые цыганки с рук продают: «Потрогай — из чистой шерсти!» Обошлось — не взяли. Проплыл перрон, и соседи чипсами захрустели. Проводница хмурая, как Харон, полотенца выдала и постели. Темнота летела в окне, где мы отражались: двое в дорожной смуте. Два стакана, ломтики бастурмы, ноутбук с работой… И здесь, по сути, мы теперь и жили — почти нигде, всё продав: имущество и квартиру, бабе-дуре этой сказав — судьбе: «Как Улисса, нас проведи по миру!»

113

Сергей Николаев

*** На белый табор снегов кивнуть и укатить электричкой вдаль: зима приходит на третий путь, и остановка её — февраль. А нам с тобою по сорок шесть, в окне не видно с утра ни зги. Линяет сердце — теряет шерсть, и душу крутит в руках пурги. Давай, брусничный заварим чай, в кормушку птицам накрошим хлеб… Живи, мой светоч, люби, сгорай! И оставляй на снегу свой след!

114

Никто не виноват |Нищий, как ветер...

*** Всё на свете люблю и приемлю: хороводы снежинок, летящих на родную, усталую землю, на людей, от тоски одичавших. Не они виноваты, что много есть печального в нашей России. Это звёзды из мрака ночного прямо в душу глядят непростые, это в ельнике птица-тетеря, девять шишек еловых на сдачу. Но всё так же нас любят и верят, из тюрьмы ожидают и плачут. И куда не заглянешь, а, словно очертания облачных башен, столь изменчива мира основа, что чудесен, скорее, чем страшен.

115

Сергей Николаев

*** Едва балтийский резкий ветер утихнет, влажный и усталый, зажжётся в небе яркий Веспер, сменив закат тревожно-алый. А лес ночной и тайной жизнью вдруг заживёт — берёза скрипнет, мышь прошуршит, и благостыню природы дух печальный примет. Так скорость звёзд соизмерима с высокой мудростью блаженной. Друг, повезло нам, что, помимо нас, всё на свете совершенно!

116

Никто не виноват |Нищий, как ветер...

*** Хорошо быть бездомным и нищим, как ветер, ни о чём не жалеть, ни к чему не стремиться, утихая, в траву опускаться под вечер, подниматься опять, словно хищная птица, и прохожим кричать в глуховатые уши, что Потоп, Апокалипсис — наше «сегодня», что под крышами прячутся слабые души, а душа непогоды легка и свободна. Потому что никто ни за что не в ответе, я, как ветер, по жизни скитаюсь и дую в тростниковую дудочку. Мне бы на свете из брезента палатку, горбушку ржаную и молиться Христу, незлобивому Богу, при любой, даже самой сырой, непогоде, чтобы лечь, как листва, на большую дорогу, навсегда раствориться в безмолвной природе.

117

Сергей Николаев

*** Там закаты летом тревожно-алы, и ручей холодный гремит в распадке, и щитом ледовым, дробившим скалы, валуны разбросаны в беспорядке. Я сказал «поедем в субботу» другу: «Там легко вдыхается каждый атом!» Так вот с камня на камень к югу шли, хрустя валежником сыроватым. А потом варили грибы и гречку, и светили звёзды из чёрной бездны. Я сказал бы: «Точно дала осечку эта снайпер сука-судьба!». И честный друг заметил: «Знаешь, какие ради твоего злосчастья дают богатства?». Лунный серп лежал на озёрной глади, высь костёр облизывал языкасто.

118

Никто не виноват |Нищий, как ветер...

*** Здесь, как секунды, проходят века, бродят олени, цепляясь рогами за грозовые в слезах облака, — жуть, как закапали ягель дождями! Складками вздыбились горы окрест, радуги над перевалом повисли. Что наверху здесь, действительно, есть, это о жизни отчётливость мысли. К небу приблизившись, видишь не тот Рай, что обещан за долгие муки, — глаз отмечает неласковый лёд и камнепад прокатившийся гулкий. Видишь: слежавшийся снег берегут по-человечьи скупые вершины, реки, что, рухнув с уступов, бегут к зеленоватым озёрам долины.

119

Сергей Николаев

Вдумайся, мир не случайно возник с этими трудными телу вещами. Вот, лишь сокроется солнце на миг, ветры пронзят, как норманны мечами. На каменистой тропе упадёшь — эхо, кривляясь, ответит подробно: «Ветер, хлещи! Заливай меня, дождь! Град, на брезенте приплясывай дробно!».

120

Никто не виноват |Нищий, как ветер...

*** Москва сгорела, сдан врагу Ишим, и Петербурга нет, и Златоуста, — всё это наше, русское, смешным ничем не убиваемое чувство, что всё вот-вот провалится, пойдёт в тартарары, что ядерную кнопку какой-то псих… Но мы под Новый год поднимем обжигающую стопку за Север неподкупный, за страну, где мужество пока что не иссякло, где люди таковы, что, на Луну отправь, они… А тут, понятно, всяко в труху не превратимся, не сгорим, не растворимся в грозном Океане. По крайней мере, веточку с горы приносит голубь — хрупкая не вянет!

121

Сергей Николаев

*** Всё сменить: и работу, и наскучивший быт. Облаков позолоту полюбить, полюбить удивлённые брови проводницы в двери, сесть на поезд в Ростове, а проснуться в Твери. Как теряющий царство валидол под язык, вдруг закинуть пространство за фасады грозы, чтобы сосны и ели, и в просвете звезда за вагоном летели навсегда, навсегда!

122

Никто не виноват

9. Свет из ниоткуда

Никто не виноват |Свет из ниоткуда

*** Наш мир — худая кляча, одышливо бежит. Ан, человек скорбящий устал на свете жить. Он в комнате приладил шнурок себе на грех. А ночь, как в шоколаде обвалянный орех. Плывёт по небу месяц, и ели в серебре. А человек — не смейся — сочувствует себе. Он петельку снимает, выходит за порог и видит, как сверкает нетронутый снежок. Где звёзды в середине печали мировой, фонарь качает синий разумной головой.

125

Сергей Николаев

*** Он любит нас. Порадуйся хотя бы, что до сих пор он мир не уничтожил. Лежали бы на дне, и ели крабы плоть из глазниц. Но если живы всё же, но если мы Ковчег не строим даже, но если, как во время Атлантиды, беспечны и гуляем в Эрмитаже, и Богу нанесённые обиды спокойно забываем… друг мой бедный, давай благодарить его всечасно под чёрной этой, страшной этой бездной, где догорает бешеная плазма, где всё исчезнет в пустоте надзвёздной.

126

Никто не виноват |Свет из ниоткуда

*** Снежный храм изменчивой природы: месяц малахитовый повис, холодны безжалостные звёзды. И покуда яростную высь рассекает падающий камень, сердце замирает, как змея. «Боже мой, — замёрзшими устами я шепчу, — ты ведаешь: не я, а другой по волчьим жил законам». В тёмных елях ветер задышал. Может, в мире трудном и просторном прощена усталая душа?

127

Сергей Николаев

*** «Среди густой, сосновой тишины, хранитель той, невидимой, страны, он жил, питаясь воздухом и светом!» Возможно, так когда-нибудь об этом отшельничестве скажут. А пока я здесь живу вольней, чем облака, плывущие над лесом оснежённым, и в небо рыжеватые колонны стволов приподнимают острова продрогших веток так, что голова моя всё больше кружится, но сердце старается словами отогреться: «Ты — нежный зверь!» — чудесные слова.

128

Никто не виноват |Свет из ниоткуда

*** Небо близкое снова мне снится, в бирюзовую правду его погружённая, белая птица. От людей же, поверь, ничего не хочу: ни любовных объятий, ни сомнительной славы (она абсолютно пришлась бы некстати), ни столетнего даже вина. Боже правый, но ясное зренье дай — изменчивый твой и живой дивный мир оценить на мгновенье, облака над седой головой.

129

Сергей Николаев

*** Быть иль не быть — о, неизбежно безвестно кануть в роковые земли провалы гробовые!.. Но жизнь… вела — она безбрежна — сквозь плоскогубые, стальные тиски с, увы, печальным бытом, с мужскими тайными слезами, когда на станции в разбитом вагоне пьянствовал с бомжами! А дальше Крым — кафе «У хана», и славы дым, и ласки женщин. А дальше старость — о, как рано! — с вульгарным запахом зловещим, с чужой астматика одышкой… Как вдруг ты видишь: всё в порядке — ты снова резвым стал мальчишкой, твои истлевшие тетрадки опять в исправности, и бантик завязан ровно на ботинке, идёшь с портфелем, как лунатик, бормочешь: «Пестики… Тычинки...».

130

Никто не виноват |Свет из ниоткуда

*** Всё возникло из Ниоткуда и уйдёт в Никуда, возможно. А Земля — это просто чудо: колоски в пыли придорожной или облачко в небе синем, где миры пролетают в бездну. Говорят, мы свой дом покинем, звёзд горячих блуждая между. Станем ярче дневного света и мудрей самого Сократа, звонче сумерек, легче ветра, но, во время земного марта, вспомнив, как распушали вербу, будем, форму приняв комочка, к ледяному тянутся небу: «Видишь, та голубая точка?»

131

Содержание

Вероника Долина. «Я сам виноват!!!» 3 .

1. Погорельцы «Жён своих меняли…» 9 «Я кормил комаров…» 10 «Каких в этом веке...» 11 «Присыпан крупной солью звёзд…» 12 «Была война…» 14 «Костей человеков до чёрта…» 16 «Помнишь, женщина в Харькове…» 17 «В стране, где в моде секонд хенд…» 19 «Потому что тоска и метёт пурга…» 20

2. Однажды, на Голгофе «Мешок из-под сахара...» 23 «Ложь теперь называется „имидж“...» 24 «Мой друг, мы проживаем на Голгофе…» 25 «Селить на планете каких-нибудь троллей…» 26 «На этой сомнительной, грустной земле…» 27 «Зашли в кафе на берегу Залива…» 28 «„Тайны следствия“ или же „Пусть говорят“...» 29 «О, нравы петербургские грубы…» 30 «Ах, напрасно, напрасно картава…» 31 «На зомбопанели обычный бред…» 32 «Слышишь, в глубинах ночи…» 33 «„Пощадить ли его?“...» 34

132

Содержание

3. А жизнь, она туда-сюда «Томик Пушкина, чайник…» 37 «Ну вот, не спится каменному льву…» 38 «А стопка книг (она служила ножкой)…» 39 «Замер в квартале последний звук…» 40 «Что же сидишь, бесценная…» 41 «Был месяц солнечный апрель…» 42 ««Жизнь потому и прекрасна вдвойне…» 43 «Сколько слов…» 44 «Я стоял на склоне горы Нин-Чурт…» 45 «Где парус неспешно плывёт в синеву…» 46

4. 2 000 км судьбы «Мне адрес твой, как строчки…» 49 «Осенний сумрак. Холодно и жутко…» 50 «А когда мы с тобой остаёмся одни…» 51 «Недуга твоего печальные картины…» 52 «Я так люблю, как здесь любить нельзя…» 53 «О, Восток…» 54 «В морозном, Анечка…» 55 «Я слышал: священную суру бубнит…» 56 «Помню-помню алый закат над Волгой!» 58

133

Содержание

5. В поисках ночлега «Махнуть куда-нибудь…» 61 «На коробках с остатками жизни…» 62 «С трудом чемодан и коробки…» 63 «Как в зимний день седые горцы…» 64 «Посмотрела пасмурно…» 65 «Ночью в сосновой роще…» 66 «Пляшет на рыжих сучьях…» 67 «Ночь раненая стонет. Сухари…» 68 «Февраль — это дело такое…» 69 «В заваленном снегом райцентре…» 70 «Распутной весной в посёлке…» 71 «Вечер. Платформа. И рельсы…» 72 «Судьба убедительна в целом…» 73 «Больными набиты больницы…» 74 «Вот что поняли мы...» 75 «Жить я буду на станции Вещево…» 76 «Уехать. Исчезнуть. Забить на судьбу...» 77 «Как дохнёт холодным склепом…» 78

6. Пейзаж с трактором «Над уснувшим посёлком…» 81 «Как темнотою надзвёздной…» 82 «Всё пройдено: тюрьмы и лагерь…» 84

134

Содержание

«Вот сидит у сельмага Антонов…» 85 «Хочешь — направо…» 86 «Лучше всех выполняла на курсе…» 87 «Она выгребает с ведром огурцов…» 88 «Эх, есть в поселковом народце…» 89

7. Подробности тишины «Хочешь её поругать — ругай…» 93 «От кожной болезни целебные мази…» 94 «Снег на лапах сосновых тяжёл…» 95 «Посиди со мной рядом…» 96 «Был я строитель, бесславный солдат…» 97 «Как зэка, здесь метели…» 98 «Три девахи из группы „Виагра“…» 99 «Не Полярный, конечно, Круг…» 100 «Тигровой расцветки мохнатый плед…» 101 «Мохнатый плед — акрил и шерсть…» 102 «Сыплется, как мокрая извёстка…» 103 «Беззвёздное небо в свинцовых тучах» 104 «Скину старенький тельник…» 105 «У дороги штабеля…» 106 «Комариного звона…» 107 «Ночь укутает плотно болото…» 108 «Словно пришельцы из аппарата…» 109 «Я хожу, как медведь за цыганом…» 110

135

Содержание

8. Нищий, как ветер... «Помню поезд Астрахань — Петербург…» 113 «На белый табор снегов кивнуть…» 114 «Всё на свете люблю и приемлю…» 115 «Едва балтийский резкий ветер…» 116 «Хорошо быть бездомным и нищим…» 117 «Там закаты летом тревожно-алы…» 118 «Здесь, как секунды, проходят века…» 119 «Москва сгорела, сдан врагу Ишим…» 121 «Всё сменить…» 122

9. Свет из ниоткуда «Наш мир — худая кляча…» 125 «Он любит нас…» 126 «Снежный храм…» 127 «Среди густой, сосновой тишины…» 128 «Небо близкое…» 129 «Быть иль не быть…» 130 «Всё возникло из Ниоткуда…» 131

136

Литературно-художественное издание Cерия «Поэзия XXI века»

Сергей Анатольевич Николаев

Никто не виноват (стихи) Редактор серии Эд Побужанский Редактор Любовь Ивушкина Корректор Денис Ефимов Формат 120х170 мм Печать цифровая Тираж 300 экз.

ООО Рекламно-издательская группа «ОБРАЗ» 127591, Москва, Дмитровское шоссе, д. 100, стр. 2, бизнес-центр «Норд Хаус», офис 31-121, тел.: +7 (495) 223-44-39, +7 (926) 187-59-89, е-мэйл: 2234439@mail.ru

издайкнигу.рф

купикнигу.рф