Ульянова Галина "Дворцы, усадьбы, доходные дома" (часть 2) by Premia Prosvetitel

Азартная недвижимость: игорные заведения как бизнес

Было время, когда телевизоры, компьютеры и автомобили, и даже паровозы ещё не существовали. Короче: фильм или футбол не посмотришь, на компьютере не поиграешь и в Интернете не побродишь, да что там — в путешествие не поедешь, если нет собственного конного выезда, многочисленной прислуги да капитала в придачу. Что ж прикажете делать долгими зимними (и не зимними) вечерами? Вариантов немного. Съездить на бал — но балы бывают нечасто. Да и не всяк охотник «танцовать». Заняться вышиванием или бисероплетением — тоже на любителя... И вот есть вариант, который для всех подходит, — перекинуться в картишки. Можно и небольшой банк составить, так сказать, банчок-с... Одна эпоха сменяет другую, а человеческая натура то выныривает из пучины страстей, то вновь проваливается в неё. Сильнейшая страсть человека — к игре, когда азарт охватывает аж до дрожи в руках и полной невменяемости. Как это связано с недвижимостью? Да напрямую. Трудно себе и представить, сколько родовых замков, роскошных особняков и целых усадеб (вместе с крестьянами) было проиграно в карты да в рулетку. Молниеносный проигрыш низвергал вчерашнего богача. А выигрыш, наоборот, мог вознести весьма высоко. Много историй и судеб связано было с игрой, особенно карточной. Приведём пример. Один из ярких людей пушкинской эпохи, Павел Воинович Нащокин, страсть как любил играть. Приходил он для этого в Московский Английский клуб на Тверской (там, где после 1917 года был Музей революции, теперь переименованный в Музей современной истории). Кстати, туда и Александр Сергеевич Пушкин ходил играть. (Пушкин играл неисто-

131

Коммерция во — а психологию игрока описал в «Пиковой даме», где главный герой Германн сходит с ума, желая узнать названия трёх магических козырных карт.) Так вот, с Нащокиным в 1830-х годах была такая история. Схлестнулся он в картёжном противоборстве с графом Фёдором Ивановичем Толстым, прозванным «Американцем», — натурой неуёмной и авантюрной. «Шла адская игра в клубе. Все разъехались, остались только Толстой и Нащокин. При расчёте Фёдор Иванович объявил, что Нащокин должен ему 20 000 рублей. — Я не заплачу, — сказал Нащокин, — вы их записали, но я их не проигрывал. Бахрушины (2-й и 4-й слева) с товари— Может быть, — отвечал Фёщами за игрой в карты дор Иванович, — но я привык руководствоваться своей записью и докажу вам это. Он встал, запер дверь, положил на стол пистолет и сказал: — Он заряжен, заплатите или нет? — Нет. — Я даю вам десять минут на размышление. Нащокин вынул из кармана часы и бумажник и сказал: — Часы могут стоить 50 рублей, в бумажнике 25 рублей. Вот и всё, что вам достанется, если вы меня убьёте, а чтобы скрыть преступление, вам придется заплатить не одну тысячу. Какой же вам расчёт убивать меня? — Молодец, — крикнул Толстой, — наконец-то я нашёл человека! С этого дня они стали неразлучными друзьями»1. Откуда пошла карточная игра? Откуда взялись сами карты — так сказать, «экипировка» игры? Изобретение карт приписывается сразу нескольким народам, наиболее часто из которых называют два — китайцев и индусов. Цит. по изд.: Буторов А. Собиратели и меценаты Московского Английского клуба. М., 2002. С. 103. Эта же история в изд.: Пыляев М. Старая Москва. М., 1990. С. 156. 1

132

Азартная недвижимость: игорные заведения как бизнес Нет и твёрдого мнения о времени появления карт в Европе. Одни считают, что первые игорные дома возникли в Италии ещё в XII веке, другие пишут, что первое документальное свидетельство об игральных картах можно датировать 1379 годом. Нет сомнений только в том, что, как и шахматы, карточная игра пришла в Европу из Азии. Четыре масти карт отражают время их возникновения — XIV–XV века, когда расцвела рыцарская культура. Считается, что четыре масти изображают четыре главных предмета в рыцарской жизни. Трефы — эмблема меча, пики — эмблема копья, бубны — эмблема герба, черви — эмблема щита. В XV веке обозначения мастей получили вид, который дошёл до наших дней, и соответствующие французские названия: черви (coeur), бубны (carreau), трефы (trefle), пики (pique)1. Страсть к игре достигла наивысшего накала при дворе французского «короля-солнца» Людовика XIV в конце XVII — начале XVIII века. Это повальное увлечение сопровождалось шулерством, причём шулеры проникали даже в самые аристократические кружки игроков. И вот тут выигрыши и проигрыши в карты отразились на судьбе недвижимого имущества игравших. На карточных долгах прогорали владельцы роскошных замков. Вчерашние баловни судьбы закладывали и перезакладывали особняки, а то и вовсе вынужденно продавали их. А что же в России? Слава Богу, что мы всегда запаздывали лет на двести—триста по сравнению с Европой не только в хорошем, но и в плохом. Карты у нас были в XVII веке (может быть, были и раньше, но с указанного времени они упоминаются). И отношение к ним, конечно, было, мягко говоря, настороженное. В 1649 году при царе Алексее Михайловиче появился фундаментальный свод законов под названием «Соборное уложение», в котором говорилось, что преступниками являются те, кто «зернью и карты играют, и, ходя по улицам, воруют, людей режут, и грабят, и шапки срывают». Исходя из этого включения игры в карты в круг тягчайших преступлений, с игроками в карты надо было поступать как с ворами — а именно, бить кнутом и отрубать левое ухо (чтобы люди видели, кто был наказан)2. Видимо, такие воспитательные приёмы должны были отбить пагубную страсть... В 1696 году в указе Алексея Михайловича о том, как должны себя вести служилые люди (то есть лица, находившиеся на государственной службе) в дальних сибирских провинциях, сказано о запрете им играть в карты Здесь и далее сведения приведены по изд.: Азардные игры // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб., 1890. Т. I. С. 203–205; Карты игральные // Там же. Т. XIVа (28). С. 641–644. 2 ПСЗ I. Т. I. № 1. Гл. XXI. П. 15. 1

133

Коммерция среди других строгостей, как-то: не воровать, не бражничать, не драться. Если же у служилых людей находили карты, то следовало карты сжечь и застуканных за игрой «бить кнутом»1. Российское государство противодействовало карточной игре строго. При Петре I военным было строжайше запрещено играть в карты и кости, а игра в законодательстве охарактеризована как «похабство» и «мерзость». Полагалось наказание даже только за принос карт на корабль2. Изданный 30 марта 1716 года Воинский устав гласил, что проигравшему свой мундир или ружьё воину грозило в первую поимку наказание шпицрутенами, а в третий раз — расстрел, «ибо оружие суть самые главнейшие члены и способы солдатские, чрез которые неприятель имеет побеждён быть»3. Позже (в 1717 и повторно в 1733 годах) запретили играть на деньги всем, а если кого ловили, то налагали штраф, сумма которого была втрое больше поставленной на банк4. Короче, кто хотел больше выиграть, того больше и штрафовали. А чтоб стимулировать поимку картёжников, треть штрафа (как было записано в законе) шла в награду доносчику. Итак, прописанные в законах случаи свидетельствовали, что были казусы проигрыша военными мундиров и оружия, а дворянами — «денег, пожитков, дворов и деревень», а также крепостных крестьян5. В указе 1747 года разорительная картежная игра квалифицирована как «богомерзкая противность»6. Однако попытки запрета ни к чему не вели, и тогда императрица Елизавета Петровна, которую Алексей Константинович Толстой в своей шуточной поэме «История Государства Российского от Гостомысла до Тимашёва» нарёк «весёлой царицей Елисавет», в указе от 16 июня 1761 года урегулировала вопрос — было сделано различие между азартными играми (их запретили) и коммерческими (их разрешили, если ставка была, как говорится, «по маленькой»). Так и написали, что, мол, «во всякие азардные… игры, на деньги и на вещи, никому и нигде… ни под каким видом и предлогом не играть; а только позволяется употреблять игры в знатных дворянских домах, только ж не на большие, но на самые малые суммы денег, не для выигрышу, но единственно для препровождения времени»7. В этом же законоположении были названы запретные сорта игр — фаро, квин1 2 3 4 5 6 7

ПСЗ I. Т. III. №1542. П. 19, 26, 27. Там же. Т. IV. № 2267. П. 34. Там же. Т. V. № 3006. Арт. 59. Там же. № 3127. П. 3. Там же. Т. XII. № 9380. Там же. Там же. Т. XV. № 11275.

134

Азартная недвижимость: игорные заведения как бизнес тич, и разрешённые — ломбер, квадрилья, пикет, контра, памфил. Текст указа демонстрирует «человеколюбие» царицы, выразившееся в том, что было велено расследование по делам об азартных играх вести осторожно, «дабы напрасных приклёпов, обид и беспокойства кому приключиться не могло». Через двадцать лет в «Уставе благочиния» сентиментально подтвердили, что «буде игра игроку служила забавою или отдохновением посреди своей семьи и с друзьями, и игра не запрещена, то вины нет». Но и строго предупредили, что если игра «служит промыслом», дом, где играют, «открыт день и ночь для всех людей без разбора», и игра даёт «прибыток запрещённый», то тут уж полиция может с игроками не церемониться1. Так что народ играть не переставал. Наоборот, игра ширилась. Да и что было делать, например, помещикам в своих разбросанных по нашей бескрайней территории усадьбах в долгие зимние вечера — ведь зима у нас, даже если брать по минимуму, шесть месяцев в году? Так, под завыванье вьюги и играли. Как говорил Иудушка Головлёв своей маменьке: «Теперича в поле очень нехорошо. Ни дороги, ни тропочки — всё замело. Опять же волки. А у нас здесь и светленько и уютненько, и ничего мы не боимся. Сидим мы здесь да посиживаем, ладком да мирком. В карточки захотелось поиграть — в карточки поиграем; чайку захотелось попить — чайку попьём». Различались игры азартные, зависящие (как написано в толковом словаре Даля) «не от искусства, а от одного счастья», то есть везенья. И игры коммерческие — где «входит в расчёт уменье». Наиболее сложными из коммерческих игр в Европе считался ломбер, а в России — винт. Игроков в азартные игры в Российской Империи в начале XIX века уже привлекали к суду. В 1832 году вышло подтверждение этого закона о «предании суду… без различия званий и чинов»2, а с 1842 года и не только игроков, а и всех присутствовавших при азартной игре. Юрий Михайлович Лотман в «Беседах о русской культуре» объясняет множество взятых из русской литературы примеров карточной игры и даёт следующую дихотомию: «Коммерческие и домашние игры окружались ореолом уюта семейной жизни, поэзией невинных развлечений. Азартные же игры влекли за собой атмосферу „инфернальности“ (Пушкин) или преступлений (Лермонтов, Гоголь и др.). На этом фоне особенно выделяется повесть Л. Толстого «Два гусара»... Азартная игра становится воплощением преступных, но и поэтических черт уходящей эпохи, а 1 2

ПСЗ I. Т. XXI. №15379. § 67. ПСЗ II. Т. VII. № 5227.

135

Коммерция

Казино в Монте-Карло

коммерческая — бессердечной расчётливости наступающего „железного века“»1. Перейдём от культурологических теорий к историческим реалиям. В XIX веке русская публика, несмотря на наказания, всё больше увлекалась игрой. Ведь не поспоришь, что азарт в характере русского человека: в самых безвыходных ситуациях мы не теряем надежды на какие-то гипотетические шальные деньги, на быстрое и чудесное обогащение... А играли-то не только в «частных домах», но, понятное дело, и в общественных местах. В «продвинутой» Европе ещё в средние века возникли игорные дома. Карточные игры в XVIII–XIX веках стали настолько распространены, что игорный бизнес процветал. Дошло до того, что количество потерянных капиталов и разбитых судеб стало подрывать основы общественного спокойствия. Было решено «искоренить заразу». В 1839 году закрылись игорные дома во Франции. В 1868 году был издан закон о закрытии игорных домов в Германии, и знаменитые заведения в Баден-Бадене, Эмсе, Висбадене, Гамбурге и других местах исчезли, будто бы их и не было. Воспрещены были эти заведения в Англии. Лотман Ю.М. Карточная игра // Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII — начало XIX века). СПб., 1994. С. 161–163. 1

136

Азартная недвижимость: игорные заведения как бизнес Единственным заповедным местом в Европе, где не тронули игорные дома, стало княжество Монако. Туда и направили свои стопы азартные игроки, там и оставляли они миллионы. (И оставляют по сей день.) Русских игроков в Монако всегда ожидали с нетерпением. Чего стоил только приезд миллионера Н.Д. Стахеева (заработавшего свои капиталы на торговле хлебом, чаем, текстилем и вином по всей России)1 — когда он появлялся в Монте-Карло, то, как говорили, курс акций казино сразу повышался. Для Стахеева игра была наркотиком, он уходил из казино с остановившимся взглядом, что-то безумно шепча, и на следующий день Николай Стахеев в надежде отыграться вновь был в числе первых посетителей. Переехав в Москву, уроженец города Елабуги Стахеев мощно вкладывал деньги в недвижимость, в частности, купив огромный доходный дом (стоимостью под миллион рублей) на Тверской, потом дом № 6 на Мясницкой и дом № 3 в Лубянском проезде — всего одиннадцать дорогостоящих зданий2. Купить-то купил, а потом стал ездить в Европу, где увлёкся игрой. Играл сразу по-крупному, точно иллюстрируя наблюдение Фёдора Михайловича Достоевского о русских за границей, что «русским вообще ужасно хочется показать,.. что у них необъятно много денег»3. Видя, как муж спускает один дом за другим и всё тратит на игру, предусмотрительная супруга Стахеева переписала на себя роскошный особняк на Новой Басманной, дом № 14 (где после революции разместился Центральный дом детей железнодорожников, а сорок лет назад, в начале О Стахеевых см.: Лигенко Н.П. Купечество Удмуртии. Вторая половина XIX — начало XX в. Ижевск, 2001. С. 246–263. 2 Сведения о количестве домов приведены по изд.: Петров Ю.А. Московская буржуазия в начале XX века: предпринимательство и политика. М., 2002. С. 74. 3 Достоевский Ф.М. Зимние заметки о летних впечатлениях // Достоевский Ф.М. Собр. соч.: в 15 т. Т. 4. Л., 1989. С. 426. 1

137

Коммерция

Клуб Московского купеческого собрания (Купеческий клуб) на Малой Дмитровке (ныне театр «Ленком»). Архитектор И.А. Иванов-Шиц. 1908

1970-х, в роскошных интерьерах снимали фильм «Семнадцать мгновений весны»). Но Монте-Карло — это разговор особый и долгий, а мы вернёмся в Первопрестольную. В Москве было несколько мест, где вечерами (точнее, ночами) шла карточная игра. Это были: уже упомянутый Английский клуб, Охотничий клуб, Купеческий клуб, Немецкий клуб, Литературно-художественный кружок. Считалось, что там играли «по маленькой», но ходили слухи, например, что богач Михаил Морозов проиграл за ночь в Купеческом клубе миллион рублей. Как говорит итальянская пословица (даём сразу перевод на русский язык), «если это не правда, то хорошо сказано». В каждом клубе состояло от 300 до 800 членов. Платили членские взносы. Но на самом деле доходы общественных клубов пополнялись главным образом от игры в карты. Благодаря «картёжным» деньгам и капиталы на

138

Азартная недвижимость: игорные заведения как бизнес развитие этих «общественных организаций» накапливались, и помещения арендовались. А потом и собственная недвижимость приобреталась. Вот, например, Купеческий клуб, созданный в Москве в 1786 году. За 60 лет (1863–1913) его доходы составили примерно 7,7 млн рублей. Из общей суммы только 16% принесли членские взносы. А больше 50%, или 4,1 млн рублей, шло с доходов от карточной игры. Эти суммы складывались от продажи карт (1,5 млн рублей) и от взимания штрафов (2,6 млн рублей)1. По закону, утвержденному Высочайшим повелением царя Александра II 30 декабря 1867 года, воспрещалось продавать карты иностранные и игранные. Всякий раз играли только новыми картами. На территории России допускались к использованию карты (не только игральные, но также гадательные, путевые, пасьянсные, детские), изготовленные только на государственной (Императорской) фабрике в ведении филантропического Ведомства учреждений Императрицы Марии, и все доходы от продажи передавались на благотворительность — конкретно на содержание приютов для детей-сирот (продажа карт в первое десятилетие ХХ века давала не менее трех миллионов рублей ежегодно2). Использованные карточные колоды (дорогие глазетовые стоили по 3 рублей 50 коп., дешёвые — не меньше одного рубля за колоду) оставались в клубах, запечатывались и отправлялись через специальную экспедицию для уничтожения. Выносить карты из клубов запрещалось законом3. Уже в 1905 году по новым правилам даже в течение суток одной колодой нельзя было играть долго. Была введена обязательная перемена карт в 12 часов ночи и затем через четыре часа от начала игры. Ежегодная выручка от карточных игр особенно возросла в Купеческом клубе с 1897 года. В начале ХХ века она составляла по 200 и более тысяч рублей в год4. Откуда брались штрафы? Их платили те, кто засиживался за картами после официального закрытия клуба в два часа ночи. Далее каждые полчаса охваченный манией игры завсегдатай оплачивал проведённое им время в карточной комнате Купеческого клуба. Причём по прогрессивной шкале. Например, в 2 часа 30 минут ночи надо было заплатить 30 копеек, чтоб играть следующие полчаса, а в 5 часов 30 минут утра — уже 38 рублей Подсчёты сделаны по данным изд.: Московское купеческое собрание. М., 1914. С. 80–90. См., например: Ульянова Г.Н. Благотворительность в Российской империи. XIX — начало ХХ века. М., 2005. С. 268. 3 ПСЗ II. Т. XLII. № 45349. 4 Если принять эквивалент по товарному паритету, то в переводе на современные деньги это составило бы более $6 млн в год. 1

139

Коммерция 10 копеек. Поскольку ставки бывали и в десятки тысяч рублей, то такая сумма, как 38 рублей, уже не имела значения (для сравнения: в 1897 году килограмм свежей осетрины стоил один рубль, а самая дешевая корова — 30 рублей). Ходили слухи, что ночами шла игра не только в разрешённые, но и в запрещённые игры. Разрешались игры: винт большой и малый, преферанс, ералаш, вист, экарте большое и малое, пикет, рамс большой и малый, безик, гальбик, покер, палки, кабала, бостон, шкотт. Запрещались игры: макао, баккара, стрекоза. Старшины клубов давали подписку, что будут нести ответственность перед полицией. Но азарт пересиливал все запреты. В 1888 году, 24 декабря, последовало распоряжение генерал-губернатора о воспрещении в московских клубах карточной игры под названием «железная дорога» (в просторечии — «железка»)1. С наступлением глубокой ночи в «железку» играли. Здесь были и самые крупные ставки. В 1908 году — повторный строжайший приказ о запрещении «железной дороги». И что же? Да ничего. 29 января 1909 года полиция внезапно нагрянула в Купеческий клуб. Был составлен акт о том, что в «железку» играли 30 человек. Клуб был наказан тем, что его по приказу московского генерал-губернатора просто закрыли на один месяц. Итак, получая значительные доходы от карточной игры, клубы вкладывали свои капиталы, естественно, в самое надёжное — в недвижимость. Они обзаводились собственными зданиями. Когда в 1909 году у Купеческого клуба истёк срок аренды здания на Большой Дмитровке и его владельцы Бахрушины (кстати, члены клуба) подняли годовую арендную плату с 14 тыс. до 36 тыс. рублей, то было решено, что надо завести собственный дом. И не какой-то там, а соответствующий представлениям о купеческом шике. Средства позволяли — накопленный капитал Купеческого клуба составлял в это время более 500 тыс. рублей. Старшины и другие влиятельные лица Купеческого клуба собрались и рассмотрели все приемлемые варианты — почти 20 великолепных домов, выставляемых на продажу в центре Москвы. Каждый ценой от 400 до 700 тыс. рублей. В качестве одного из вариантов рассматривался даже особняк вдовы Саввы Морозова — «готический замок» на Спиридоновке (тот, где сейчас Дом приёмов МИДа), однако хозяйка запросила колоссальную цену в 700 тыс. рублей, и эта сумма показалась непомерной. Судили-рядили, ездили-смотрели. Но потом решили, что не хочется удаляться от насиженного в течение 70 лет места на Большой Дмитровке Керстич И.Г. Алфавитный сборник руководящих приказов и циркулярных распоряжений по московской полиции с 1881 года по 1 сентября 1907 года. Ч. 1. М., 1907. С. 477. 1

140

Азартная недвижимость: игорные заведения как бизнес

Московское купеческое собрание. Карточная комната

и стоит поискать что-то поблизости. В конце концов, за 250 тыс. рублей купили у госпожи Александры Ивановны Медокс на Малой Дмитровке земельный участок под застройку и объявили конкурс архитектурных проектов1. Одним из условий для нового дома клуба было — устроить не менее четырёх карточных комнат общей площадью 120 квадратных саженей (около 550 кв. метров). По проекту архитектора И.А. Иванова-Шица было возведено роскошное здание клуба. Его строительство обошлось в 448 919 рублей. Это здание с изумительными интерьерами в стиле модерн знакомо многим — сейчас здесь театр «Ленком». А до того, как в бывшем здании Купеческого клуба в 1933 году поселился Театр рабочей молодёжи (ТРАМ), преобразованный в 1936 году в Театр имени Ленинского комсомола, дом успел побывать штабом анархистов, Коммунистическим университетом имени Я.М. Свердлова и кинотеатром. Столь же рьяная игра в карты шла в Литературно-художественном кружке. Так назывался элитный клуб богемы, возникший в Москве в 1896 году 1

Московское купеческое собрание. С. 101–110.

141

Коммерция и размещавшийся в арендованном у богачей Востряковых трёхэтажном доме на Большой Дмитровке. «Близ полуночи... в кружок со всех концов Москвы стекались отыгравшие спектакль артисты, редакторы и писатели, окончившие дневной труд, секретари газет, через час отправлявшиеся на ночную работу — выпускать завтрашний номер, и разного рода таланты и их поклонники»1, — писал завсегдатай клуба писатель Николай Телешов (зять миллионера-чаеторговца и текстильщика Карзинкина). Здесь собирались сливки литературно-художественной Москвы. Чего стоят только самые звонкие имена — Шаляпин, Станиславский, Немирович-Данченко, Серов, Коровин, Васнецов... Частенько заезжали политические деятели либерального толка, депутаты ГосуПоэт Валерий Брюсов дарственной Думы. Председателем кружка вначале был известный драматург и актёр Малого театра князь Александр Сумбатов, блестяще игравший на сцене под псевдонимом Южин. Когда Сумбатов-Южин ушёл с поста, чтобы стать управляющим труппой Малого театра, то в Кружке его сменил не менее знаменитый персонаж — поэт Валерий Брюсов. Литературно-художественный кружок проводил шумевшие на всю Москву концерты, лекции, диспуты. Его культурная деятельность не вызывает сомнений. Но наиболее острые ощущения посетителям Кружка давала карточная игра в верхнем зале. Здесь за столиками, покрытыми зелёным сукном, играли все ночи напролёт. Особым интересом игроков и зрителей пользовались «золотые» столы, где минимальная ставка была — золотой десятирублёвик. Да и о страстной игре самого князя Сумбатова ходило немало историй. Вот одна из них. 1

Телешов Н.Д. Записки писателя. М., 1966. С. 27.

142

Азартная недвижимость: игорные заведения как бизнес Время движется к утру. Густое кольцо зрителей вокруг игрального стола. Сумбатов-Южин в десятый раз мечет банк. Девять раз он уже выиграл. В банке 25 тысяч рублей. Сумбатов-Южин продолжал метать. — Даю карту! Выигрывает в десятый раз. В банке пятьдесят тысяч. Сумбатов-Южин вновь бесстрастно произносит заветную фразу. — Даю карту. Все ждут верного проигрыша и ставят последние деньги в расчёте сорвать сумбатовский банк. Как вспоминал очевидец писатель Вересаев: «Глаза горят, лица бледны, руки дрожат». Сумбатов-Южин выиграл в одиннадцатый раз. По словам Вересаева, «всех охватил тот мистический ужас перед удачей, который знаком только игрокам». Тогда Сумбатов-Южин поставил в двенадцатый раз. У присутствующих все деньги уже были вложены, и вдруг раздался тихий старческий голос: «Позвольте карточку. По банку». Это был табачный фабрикант-миллионер Бостанжогло. Он подписал чек на 100 тысяч рублей и положил на стол. Когда открыли карты, то у Сумбатова-Южина было пять очков, а у Бостанжогло победоносная десятка. Банк был сорван. Аристократическая выдержка и блестящий актёрский талант спасли Сумбатова-Южина. Князь «барственным жестом провёл рукою по лбу и спокойно-небрежным тоном сказал: „Ну, а теперь пойдём пить красное вино!“»1. Карточная игра приносила Литературно-художественному кружку надёжный доход. Например, в сезон 1914–1915 годов общий приход был 122 300 рублей, из них от продажи карт 21 500 рублей и от штрафов 51 350 рублей. В следующем сезоне 1915–1916 годов: всего 146 000 рублей, из которых от продажи карт 22 900 рублей и от штрафов 72 100 рублей. Изредка раздавались протесты, что, мол, «стыдно клуб сливок московской интеллигенции превращать в игорный притон». На это с улыбкой возражали, что тогда надо повысить членские взносы раз в десять-двадцать (ежегодно взносы приносили 15 тыс. рублей, то есть в шесть раз меньше, чем карты), да нанять помещение поскромнее, чем трёхэтажный особняк Востряковых (о качестве этого дома красноречиво говорит тот факт, что Случай изложен по рассказу В.В. Вересаева «Московский литературно-художественный кружок», опубликованному в изд.: Вересаев В.В. Невыдуманные рассказы о прошлом // Вересаев В.В. Собр. соч.: в 5 т. Т. 4. М., 1961. С. 351. 1

143

Коммерция

Торжественный ужин в зале Литературно-художественного кружка. 1910-е годы

после революции туда въехал Московский городской комитет партии, а после него — Прокуратура СССР). Тогда критики замолкали, а интеллигенция Серебряного века продолжала наслаждаться жизнью. Воспоминания о карточной игре в Литературно-художественном кружке оставил не только Телешов, но и поэт-символист Владислав Ходасевич. Откровенность Ходасевича не пощадила репутации многих «столпов российской духовности». Попасть в Кружок на доклад с последующей литературной дискуссией молодому Ходасевичу удалось в 1902 году, когда он ещё был в выпускном классе гимназии (последнее обстоятельство тщательно скрывалось). Общественная жизнь до и после литературных докладов вихрилась в так называемой столовой, куда съезжалась «вся интеллигентская и буржуазная Москва» из театров, с концертов, с лекций. Хотя считалось, что цель столовой — «предоставить дешёвые ужины деятелям театра, искусства, литературы», но «нуждающихся в столовой Кружка никто, кажется, не видал, а

144

Азартная недвижимость: игорные заведения как бизнес дешёвые ужины запивались дорогими винами», и «золотые горла бутылок выглядывали из серебряных ведёрок со льдом — на столиках Рябушинских, Носовых, Гиршманов, Востряковых»1. Пиршество в столовой замирало к четырём часам утра, но в это самое время невероятно оживлялась обстановка в карточных комнатах. «Огромное помещение, большой штат служащих, литературные и исполнительные собрания, спектакли, ёлки, библиотека, благотворительная деятельность — всё это далеко не покрывалось членскими взносами, входной платой и доходами от буфета», — писал Ходасевич. «Кружок жил и мог жить только картами — да не какими-нибудь коммерческими играми, а „железкой“. Железка начиналась часов в десять вечера и продолжалась до семи утра, а в некоторые периоды даже до часу следующего дня... Нельзя отрицать, что карточная сторона кружковской жизни преобладала над прочими»2. Каждую ночь игра шла за десятью в среднем столами, и за каждым 10–12 игроков. Таким образом, по подсчётам мемуариста, за ночь через карточные комнаты проходило человек по триста. Игрой распоряжался «карточник» Василий, рассаживавший игроков по компаниям, приносивший нераспечатанные колоды, улаживавший стычки между горячими головами. Но конфликты разражались редко: «Игра была мирная, патриархальная… Играли хоть и азартно, но для удовольствия, а не для денег». Там были свои герои, как правило, обладавшие наркотической зависимостью от игры, как некий мелкий торговец Иван Иванович — «высокий, худой, небритый», носивший ржавые сломанные очки, перевязанные ниточкой. Он уходил ровно в полвторого ночи, то есть с момента, когда начинали начислять штрафы. Говорил: «Курочка по зёрнышку клюёт», и уносил по нескольку сотен рублей3. Из известных литераторов частенько играли Валерий Брюсов и историк литературы и театра Владимир Каллаш. За помещение в доме Востряковых Кружок платил 26 тыс. рублей в год. Много. Но зато: анфилада просторных залов с мягкой мебелью и картинами по стенам; роскошный читальный зал библиотеки — здесь на комфортных турецких диванах можно было читать новейшие заграничные и русские журналы и смаковать книжные редкости. Буфет с изысканным, и тем не менее недорогим меню и тончайшими винами. Многочисленные услужливые официанты в зелёных фраках с золотыми пуговицами (зарплата их превышала членские взносы в полтора раза). Чего ещё желать? Перечислены имена предпринимателей-миллионеров. Ходасевич В. Московский литературно-художественный кружок // Ходасевич В. Колеблемый треножник. Избранное. М., 1991. С. 376–377, 379. 3 Там же. С. 381. 1

145

Коммерция Все технические новинки использовались в помещениях Литературно-художественного кружка. Появилось электричество — с избытком осветили все анфилады и залы, не жалея семи тысяч рублей в год. Возникла возможность поставить телефоны (которые стоили тогда побольше, чем сегодняшние мобильные из дорогих) — поставили. Накопленные капиталы не только позволяли арендовать роскошные помещения, но и заниматься благотворительностью. Эта безвозмездная помощь была направлена, правда, не сиротам и инвалидам, а «своим» — на кассу взаимопомощи, небольшие литературные премии (имени Чехова и Льва Толстого). Громким был случай, когда в безвыходной финансовой ситуации оказался Художественный театр. Искали заем на 25 тыс. рублей под малые проценты, чтоб выехать на гастроли за границу и заработать. Знакомые коммерсанты колебались, давать или нет. Литературно-художественный кружок из своих средств выделил нужную сумму под вексель без процентов. Через год театр долг вернул1. О торжественных приёмах в Кружке сохранилась и такая история. В 1913 году в Москву приехал знаменитейший поэт-символист Эмиль Верхарн. Его возили по московским достопримечательностям и всюду потчевали разносолами. «Но когда на банкете, данном Верхарну Литературнохудожественным кружком его „ввели в зал“ и он быстро, сквозь пенсне оглядел парадный стол, сверкающий белоснежной скатертью, серебром, хрусталём, и увидал на нем огромную серебряную лохань, а в ней четырехугольный куб льда с выдолбленной серединой, сплошь наполненной зернистой икрой, с погружённой в неё серебряной лопаткой, впечатлительный фламандец не мог сдержать своего изумления и воскликнул: „C’est colossal!“»2. Как пишет мемуарист Сергей Дурылин, икры было полпуда, что не так уж и «колоссально» по московским меркам. И опять о недвижимости. Капиталы у Литературно-художественного кружка почти за 20 лет накопились серьёзные, перевалившие за полмиллиона рублей. По примеру Купеческого клуба решили обзавестись собственным зданием. В 1915 году Литературно-художественный кружок приобрёл владение по Малой Дмитровке у наследников Макаровых. Покупка обошлась в 137 тыс. рублей. Был объявлен всероссийский архитектурный конкурс. На строительство здания была запланирована сумма 400 тыс. рублей. Проекты должны были включать обязательно: зрительный зал на 650– 700 мест, прекрасно оборудованную сцену, не менее шести артистических уборных, буфет, библиотеку, три гостиные, два зала заседаний, бильярд1 2

Телешов Н.Д. Записки писателя. С. 29. Дурылин С.Н. В своем углу. Из старых тетрадей. М., 1991. С. 67.

146

Азартная недвижимость: игорные заведения как бизнес

Повара и прочий персонал ресторана Литературно-художественного кружка. Семейный архив Ф.Ф. Устинова — семьи Устиновых

ную и кегельбан, парикмахерскую, телефонные кабины. Близ дома планировался сад с террасой. Вторыми по значимости после концертного зала в списке условий, предъявляемых к проекту, шли «5–6 карточных комнат, общей площадью 100–105 квадратных саженей (450 кв. м), из них одна большая около 35 квадратных саженей (более 150 кв. м)» с помещением для хранения карт (примерно 10 кв. метров). В жюри пригласили архитектурных знаменитостей — Шехтеля, Машкова, Клейна и других. Победил проект Сергея Чернышёва, выдержанный в стиле итальянской дворцовой архитектуры эпохи Возрождения. Увы, этот дворец так и не был построен. Первая мировая война, начавшись в 1914 году, затянулась дольше, чем предполагали. В 1916 году Литературно-художественный кружок продлил договор аренды с Востряковыми. Решили ждать, когда кончится война, а потом уж и начать строительство. Да вот незадача. Война ещё не закончилась, как уже началась революция. В костре политических катаклизмов и сопутствующей инфляции сгоре-

147

Коммерция ли в 1917–1918 годах и мечты, и капиталы Литературно-художественного кружка. Романтическая эпоха картёжных страстей, видимо, уже навсегда осталась в прошлом. Мир играет сейчас в другие, новые игрушки. Послесловие к этой главке возникло неожиданно. В ноябре 2011 года, когда книга готовилась к печати, я получила письмо от Александра Устинова из Нижнего Новгорода. Оказалось, что когда он прочитал в Интернете самый первый (2003 года) вариант рассказа об «азартной недвижимости», то нашёл объяснения изображениям на фотографиях и надписям на старинных открытках из семейного архива. Его прадед Фёдор Фомич Устинов был распорядителем ресторана, бильярдной и прочего хозяйства Литературно-художественного кружка. Наиболее интересна фотография с обслуживающим персоналом Кружка. На фото заснято около 40 человек, в том числе приблизительно 20 поваров. На переднем плане стоят два кондитерских шедевра, изготовленных для ресторана Кружка, — грандиозные торты в виде крейсера и Кремля со всеми башнями.

148

Закон упругих тел: бильярд и бизнес

Первое историческое известие о бильярде датировано суперточно. В ночь с 23 на 24 августа 1572 года играл на бильярде французский король Карл Девятый1. Дело происходило в Лувре, который был тогда королевским дворцом-новостройкой (только что отстроенным в формах Ренессанса на месте старого замка). За несколько дней до этого, 18 августа, была отпразднована свадьба сестры Карла — Маргариты Валуа — с Генрихом Наваррским. Сама свадьба планировалась как примирение протестантовгугенотов с католиками. В качестве гостей со стороны жениха в Париж приехало много зажиточных гугенотов. Мать Карла и Маргариты Екатерина Медичи вела свою политическую игру. Она привыкла править Францией сама, и её сын Карл Девятый, даже став взрослым, был безвольной пешкой в руках холодной и лицемерной родительницы. Екатерина Медичи избрала своим стилем интриги, шпионство и наёмные убийства. Чтоб возвратить полное влияние на сына-короля, начавшего было сближаться с гугенотами, она в разгар свадьбы дочери устроила Варфоломеевскую ночь. Население Парижа было раздражено вызывающей роскошью и надменностью гугенотской аристократии. Классовая ненависть играла в жилах, и потворство Екатерины Медичи стало катализатором. 24 августа, в праздник святого Варфоломея, между двумя и четырьмя часами ночи, с колокольни Сен-Жерменской церкви раздался зычный звон колокола. Вслед за ним зазвонили в других церквах. По этому сигналу парижане ринулись в дома, где находились гугеноты (а дома эти заранее пометили белыми крестами), начали зверски убивать их, а заодно и всех нефранцузов, кто попадался под руку — немцев и фламандцев. К полудню более двух тысяч истерзанных трупов валялось по улицам и дворам. Бильярд // Энциклопедический словарь русского библиографического института Гранат. Т. 5. М., б.г. С. 864–865. 1

149

Коммерция

Бильярдная. Неизвестный литограф мастерской А.П. Руднева. Москва. 1857

События Варфоломеевской ночи привели современников в шок и были описаны столь подробно, что отсюда-то мы и знаем, что при звуке набата Карл Девятый играл на бильярде. Но, как говорится, о ночи той жуткой понемногу забывали, а о бильярде — нет. Придя в Европу из Китая, бильярд становился всё более популярным, считался игрою монархов и неким знаком аристократического тона. Начиная с XVI века повсеместно в Западной Европе августейшие особы, отдыхая от трудов по управлению государством, баловались бильярдом. Благо игра была комфортная, и увлечение ею выглядело культурно-интеллигентно. Что же касается названия, то французское слово «billard» произошло от итальянского названия шара «biglia». Великий драматург Шекспир во втором акте трагедии «Антоний и Клеопатра» даёт сцену, в которой Клеопатра играет на бильярде со своим евнухом Мардианом, причём в тексте пьесы, созданном в 1607 году, название игры так и звучит «Billiard». Ясное дело, что во времена Клеопатры о би-

150

Закон упругих тел: бильярд и бизнес льярде не знали, но текст пьесы демонстрирует популярность игры среди современников Шекспира — людей конца ХVI — начала XVII века. Родственница вышеупомянутого Карла Девятого Мария Стюарт в день своей трагической смерти в предсмертном письме 17 февраля 1587 года пишет к архиепископу Глазго, что беспокоится о своём бильярдном столе1. Время шло. Англичане с их невероятной тягой к играм с разного рода шарообразными предметами настолько увлеклись бильярдом, что король Георг Второй в 1760 году под страхом штрафа в 10 фунтов стерлингов запретил играть на бильярде в общественных местах. Надо думать, что игра на деньги да с горячительными напитками создавала немало проблем для общественного порядка2. А теперь вернёмся в Россию. Считается, что первым русским заядлым бильярдистом был не кто иной, как Пётр Первый. При нём бильярдные столы и иные принадлежности игры были привезены в Россию из Европы3. Игра быстро завоевала популярность среди москвичей и петербуржцев и с 1730-х годов стала массовой. В подражание французам богачи устраивали бильярдные комнаты у себя дома, а народ попроще играл в австериях. Австериями на западный манер назывались гостиницы, харчевни, питейные дома. Наряду с петушиными боями и картёжными играми бильярдные развлечения быстро захватывали всё новых приверженцев. Среди аристократии бильярд был обязательным атрибутом богатого дома. Имена виртуозных игроков были у всех на слуху. Генерал и сенатор Дмитрий Гаврилович Бибиков (1792–1870) в Бородинском сражении потерял левую руку. Молодому адъютанту генерала Милорадовича шел только 21-й год4. Как говорится: «И то, слава Богу, что жив остался». Бибиков не пал духом — женился, нарожал детей и вдобавок к славе героя войны 1812 года снискал славу чемпиона игры на бильярде. Играл он одной правой рукой, да глазом не моргнув, обыгрывал соперников. Немудрено, что с таким устойчивым характером Бибиков дослужился до поста министра внутренних дел. Знаменитыми бильярдистами были ещё два генерала — Александр Иванович Остерман-Толстой и комендант Петропавловской крепости Иван Бильярд // Энциклопедический словарь русского библиографического института Гранат. С. 865. 2 Там же. 3 Здесь и далее использованы данные из статей: Бильярд // Энциклопедический словарь русского библиографического института Гранат. Т. 5. С. 865; Антонов П. Бильярд как развлечение, тотализатор и спорт // http://www.bilyardia.ru/info.read.phtml?info=125 4 Бибиков Дмитрий Гаврилович // Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон. Биографии. Т. 2. Репринт. М., 1992. С. 217–218. 1

151

Коммерция

Бильярдная Московского купеческого клуба

Никитич Скобелев. Как и Бибиков, оба стали однорукими после войны с Наполеоном. Причём у Скобелева левой руки совершенно не было и пустой рукав был намертво пришит красным обшлагом между средними пуговицами мундира. Прошло почти 150 лет с тех пор, как Пётр Великий привёз бильярд в Россию. С 1850-х годов русские начали играть в «правильный» бильярд. Игра приобрела характер бескомпромиссного состязания. Особенно популярны были такие игры, как русская пирамида, берлинская пирамида и французская игра карамболь. Во второй половине XIX века бильярдные залы устраивались в клубах, ресторанах и даже в государственных учреждениях (например, чтобы полицейские не скучали в ожидании выезда на место происшествия, бильярдные столы поставили в некоторых полицейских участках Петербурга). В Москве прекрасно оборудованные бильярдные залы были во всех престижных клубах — в Английском на Тверской, в Охотничьем на Воздвиженке, в особняке Литературно-художественного кружка на Большой Дмитровке, в Купеческом клубе на Малой Дмитровке. Увлечение бильярдом породило целую когорту профессиональных игроков — играя на деньги, они зарабатывали немалые состояния.

152

Закон упругих тел: бильярд и бизнес Криминальный характер игр в какой-то момент начал беспокоить московскую полицию. Приказы по московской полиции запрещали под страхом привлечения к ответственности за азартные игры в бильярд на деньги. «Во всех трактирных заведениях биллиардная игра под названием „барак“ запрещена», — гласил приказ по московской полиции 1884 года1. В 1891 году был издан приказ, воспретивший игру маркёров с посетителями на деньги: «Его сиятельство господин московский генерал-губернатор изволил признать необходимым немедленно воспретить игру маркёров на бильярде с посетителями на деньги во всех гостиницах, трактирных заведениях и вообще публичных местах, где имеются бильярды»2. Бильярд — игра непростая. Её поклонники словно принадлежат к тай- «Решительная партия». Гравюра по ному сообществу. Их страсти понятны рисунку И. Вобзинского только таким же одержимым игрой. Исключительность игре придают изыски экипировки. Изготовление бильярдных шаров — целая наука. Их делали из бивней слонов, причём слонов только молодых или, на худой конец, среднего возраста. В течение XIX века бивни в Россию привозили из Гамбурга — крупнейшего перевалочного пункта мировой торговли. Почему настоящие шары делали только из бивней? Потому что структура слоновой кости представляет собой тончайшие сосуды, наполненные животным клеем, и именно это качество придаёт редкостную упругость шарам. Есть ещё один секрет — чем меньше на шаре отверстие от оси клыка, тем шар ценнее. При изготовлении шаров не спешили. Сначала шары (стандартный диаметр составлял от 57 до 75 миллиметров) вытачивали начерно. Потом год просушивали. Просушенные шары обтачивали начисто (снимая примерКерстич И.Г. Алфавитный сборник руководящих приказов и циркулярных распоряжений по московской полиции с 1881 года по 1 сентября 1907 года. Ч. 1. М., 1907. С. 74. 2 Там же. 1

153

Коммерция но один миллиметр), полировали и подкрашивали, придавая приятный оттенок1. И такой красавец-шар с момента вступления в игру ежедневно становился объектом, за движением которого пристально следили десятки глаз. Изготовление кия тоже построено на технологических секретах. Кии редко делали из цельного дерева. Больше ценились кии, составные — из трёх-четырёх сортов древесины. При склейке фрагментов из разных пород дерева волокна располагались по разным направлениям, и кий, благодаря этому, был прочен и не коробился. Наконечник традиционно делался из дреРекламное объявление из журнала весины клёна. На бьющий конец „Нива“ о продукции бильярдной факия клеилась нашлёпка из высокобрики А. Фрейберга в Петербурге качественной кожи, а на толстый конец — нашлепка из каучука, чтоб не портить бортов. Были и другие хитрости. Например, для утяжеления кия в толстый конец аккуратно вбивали свинцовые цилиндрики. Иногда кии украшали дорогой инкрустацией. И наконец, цитадель игры — бильярдный стол. Это сейчас ценятся бильярдные столы немецкой и американской работы — Olhausen, Peter Vitalie, Viking, McDermott, Dynamic Billards. XIX век не знал массового производства. Каждый бильярдный стол был штучным товаром, в который мастер вкладывал душу. Петербургская фабрика Фрейберга (основанная в 1849 году) прославилась тем, что её хозяин немец Фрейберг впервые разработал строго выверенную форму бильярда. Бильярдный стол был в длину от 250 до 275 см, а в ширину ровно вдвое меньше. Упругие (в основном резиновые) борта делались высотой от 5 до 25 см. Ножки вытачивались из дубовых или ореховых чурок. В год фабрика, на которой было 15 рабочих, производила от 40 до 50 столов по заказам, стоимость 1200–1800 рублей2. Бильярд // Новый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. 6. СПб., [1911]. Стлб. 627–628. 2 Орлов П.А. Указатель фабрик и заводов Европейской России и Царства Польского: Материалы для фабрично-заводской статистики. СПб., 1887. С. 121. 1

154

Закон упругих тел: бильярд и бизнес Поначалу доску бильярда делали из дерева — хорошо просушенной и крепкой древесины дуба, красного дерева или ореха. Чтобы доска не коробилась, её склеивали из кусков, как паркетные полы. Сверху поверхность обтягивали темно-зелёным сукном — не очень ворсистым, чтоб не задерживать движение шаров. Впрочем, иногда сукно бывало синим и даже темно-красным. У Фрейберга наряду с деревянными досками для бильярда впервые стали применять так называемые аспидные доски. Из аспида — слоистого минерала серо-чёрного цвета, по структуре принадлежащего к сланцам, — выпиливалось четыре-пять прямоугольников, которые потом плотно пригонялись друг к другу и поверх которых натягивалось сукно. Пока стол собирали из деталей, его поверхность на каждом этапе сборки проверяли ватерпасом или либеллой — чтобы была абсолютно горизонтальной, без малейшего, даже миллиметрового, уклона. Изготовление луз также было делом хитроумным. Их изготавливали такими, чтобы они не повреждали шары. Ведь цель игры — попасть шаром в лузу — трудна именно потому, что диаметр шара меньше ширины устья лузы всего на каких-то 5–6 миллиметров. Шар попадёт в лузу лишь при безукоризненном ударе. Короче, если подытожить, то оказывается, что бильярдный стол — это сложная техническая конструкция и одновременно произведение искусства. Да и стоили столы соответственно. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона даёт такие цены на 1910 год: «Стоимость бильярда из орехового или дубового дерева, с резиновыми бортами и английской аспидной доской, но без шаров и киев, находится в зависимости от размеров бильярда, его солидности и отделки, от 430 рублей до 1600 рублей, а вес при этом изменяется от 57 до 75 пудов (900–1200 кг. — Г. У.). Такие же бильярды с деревянной доской, обыкновенно с простой отделкой, в зависимости от размеров, весят от 32 до 40 пудов и стоят от 225 рублей до 285 рублей»1. Таким образом, перед человеком с деньгами имелся выбор — купить ли новый автомобиль или два бильярдных стола — один в городскую квартиру, другой на дачу. Рассказывали одну историю из советского времени. Годах этак в 1960-х в бывшем уездном городе Егорьевске делали ремонт в здании, где до 1917 года размещался Купеческий клуб. Здание решили приспособить к нуждам советского бюрократического аппарата. Выбрасывали «с корабля современности» остатки дореволюционной мебели. Проходя мимо, один человек, понимавший толк в старине, увидел в куче хлама латунные лузы. Видно, сам стол строители истребили, а лузы выкинули. Лузы были так хо1

Бильярд // Новый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. 6. Стлб. 626.

155

Коммерция роши и изящны, что Юрий (так звали любителя старины) бережно собрал их и принёс домой. Находка не выходила у него из головы. И как по кости мамонта восстанавливают весь скелет, он, изучив особенности конструкции бильярда с дотошностью потомственного инженера-конструктора (коим он и являлся), постепенно сделал к этим лузам прекрасный стол с зеленым сукном. Дальше — больше. Жил он в собственном доме в районе старой застройки. Для стола-красавца, ставшего в какой-то момент почти членом семьи, была сделана среди кустов сирени пристройка-бильярдная — с креслами, спускающимися лампами, стойкой для киев1. Вот как много чувств может породить у знатока сделанная с душой добротная вещь и вдохновить человека жить с интересом. Но вернёмся к производству принадлежностей для бильярда. В Москве на рубеже XIX—XX веков было шесть основных фабрик, производивших экипировку для игры в бильярд2. Лучшие столы делали на краснодеревной фабрике «Наследников Карла Шольца» — эта фабрика была основана выходцами из Германии ещё в 1812 году. В 1910 году производство размещалось в собственном доме Карла Карловича Шольца на Малой Дмитровке, в доме № 33. Шольцы неплохо разбогатели на производстве бильярдных столов — дом они приобрели уже в начале ХХ века, и стоимость их домовладения оценивалась примерно в 120 тыс. рублей3. На фабрике работало тридцать краснодеревщиков. В год производили 50–80 столов. И при этом по документам Шольц числился даже не купцом, а всего лишь московским мещанином. Мастера на бильярдной фабрике Шольца были столь искусными, что именно им поручали вырезать большие ореховые блюда, чтобы по русскому обычаю подносить на них хлеб-соль царям во время их визитов в Москву. Фирма Шольца имела фирменный магазин на Кузнецком Мосту. На Долгоруковской улице располагалась фабрика братьев Богомоловых. Официально она числилась фабрикой костяных гребней, но со временем там завели также цех бильярдных шаров. Братья Михаил и Семён Алексеевичи Богомоловы получили во владение фабрику, заведённую ещё в 1856 году их отцом, после смерти старшего брата Тимофея в 1900 году. Тогда братьям было соответственно 47 и 45 лет. Дело их шло успешно. Участок История рассказана художником и архитектором Александром Фёдоровичем Панкиным, в то время работавшим главным архитектором Егорьевска. 2 Здесь и далее данные о бильярдных фабриках и их владельцах приведены по изд.: Справочная книга о лицах, получивших купеческие свидетельства по г. Москве на 1887 г. М., 1887.; Орлов П.А. Указатель фабрик и заводов Европейской России и Царства Польского: Материалы для фабрично-заводской статистики. СПб., 1887. С. 119–120; Список фабрик и заводов Европейской России. СПб., 1903. 3 Приблизительно $3,6 млн на нынешние деньги. 1

156

Закон упругих тел: бильярд и бизнес

Бильярдная фабрика Зазулина в Большом Златоустинском переулке

под фабрикой занимал прямоугольник общей площадью 3000 кв. метров, где стояло пять одно- и двухэтажных строений, окружённых живописным садом. В 1913 году стоимость корпусов фабрики оценивалась в сумму более 21 тыс. рублей, а оборудования, в том числе импортного, в 18 тыс. рублей1. Ещё одна известная бильярдная фабрика находилась в районе Маросейки, в Большом Златоустинском переулке. Владелец её Егор Родионович Зазулин завёл производство в 1889 году, для чего арендовал часть дома, принадлежавшего торговцам церковной утварью Севрюгиным (дом № 9). А когда через несколько лет производство расширилось, то Зазулин снял помещение побольше в соседнем доме, принадлежавшем Златоустинскому монастырю (дом № 5), прямо бок о бок с монастырской церковью Захарии и Елисаветы. Доходы Зазулина от производства принадлежностей для бильярда были немалые (40 тыс. рублей в год) и почти приближались к доходам Шольца. 1

ЦИАМ. Ф. 179. Оп. 63. Д. 14146. Л. 1–8.

157

Коммерция Продукция других московских фабрик тоже была востребованна. Немецкая семья Шульц имела фабрику (основанную в 1863 году) в арендованном помещении на Тверском бульваре. Сначала Шульцы торговали сукном, а когда почувствовали, что бильярдные принадлежности стали ходким товаром, переключились. И не прогадали — всегда имели верный доход и даже получили право изображения государственного российского герба с двуглавым орлом на своих изделиях. В рекламных объявлениях начала ХХ века Шульцы называли свою фабрику крупнейшей в России. Ещё один фабрикант, по фамилии Горожанкин, прежде был военным. В своей бурной полковой молодости провёл немало времени за партией в бильярд. Страсть эта стала подспорьем к военной пенсии. Отставному гвардии штабс-капитану Горожанкину его бильярдная фабрика на Никольской приносила неплохие доходы (он снимал большое помещение в доме Третьяковского проезда, там, где сейчас «улица бутиков»), и через несколько лет предпринимательской деятельности Иван Иванович Горожанкин в 1904 году купил миленький двухэтажный особнячок на Большой Ордынке (дом № 35). Особнячок старый, зато с водопроводом и канализацией. Горожанкин и тут не мешкал — устроил две квартиры, на первом этаже в шесть комнат, на втором — в семь (три итальянских окна в гостиной), и с успехом сдавал их богатым жильцам-дворянам1. Прибыль была и с бильярдов, и с недвижимости. Гармоничная красота бильярдных столов требовала благородного архитектурного контекста. В начале XX века складывается стиль оформления специальных бильярдных комнат, устраиваемых в частных домах, усадьбах и клубах. Архитектор Иванов-Шиц создал интерьер бильярдной Московского Купеческого клуба (Малая Дмитровка, дом № 6, сейчас театр «Ленком»). Несколько столов под низко свисающими лампами размещались по центру большого зала, по стенам шли низкие диваны и изящные «журнальные» столики, едва освещаемые приглушённым светом из высоких светильников, также исполненных в причудливых пропорциях модерна. Архитектор Шехтель «сочинил» изящную бильярдную в англо-готическом особняке Саввы Морозова на Спиридоновке (теперь дом приёмов МИД России). Как и в Купеческом клубе, потолок бы отделан декоративными дубовыми балками в духе западноевропейских средневековых замков. Из того же дерева была сделана арка, в проёме которой размещался камин с резным деревянным навершием. По стенам стояли стулья и столики наподобие ломберных. По центру торцовой стены был низкий диван, 1

ЦИАМ. Ф. 179. Оп. 63. Д. 9391, 17773.

158

Закон упругих тел: бильярд и бизнес

Бильярдная в доме Саввы и Зинаиды Морозовых на Спиридоновке. Архитектор Ф.О. Шехтель

накрытый спускающимся со стены огромным ковром с восточным рисунком. Стилизованный романтический интерьер располагал к отдыху, расслаблению, отключению от повседневных забот. В конце XIX века производство бильярдов ширилось. Потому что богачи не жалели денег на создание бильярдных комнат. В некоторых усадьбах бильярдные становились третьей по значению и убранству комнатой после гостиной и столовой. Для выработки проекта приглашали лучших дизайнеров. Обязательными атрибутами бильярдной стали камины и низкие диваны. Бильярдный стол, диваны, столики и даже подставки для киев, выдержанные в едином стиле, делались на заказ. Особенно престижным было иметь мебель для бильярдных работы фабрики В.К. Шульца. У Шульца делали мебель на любой вкус — в русском стиле, в стиле итальянского Ренессанса и т. д. В начале века стала модной отделка из карельской берёзы.

159

Коммерция Всё было продумано до мелочей, включая доставку бильярдов и прочего на дачи и в усадьбы. Хрупкий и прихотливый груз тщательно упаковывали и везли по железной дороге до ближайшей станции, а там перегружали на специальные подводы для перевозки тяжёлых вещей. Подвозили к дому — и далее на руках. Нынешние времена породили новый интерес к бильярду — игре стабильной и благополучной жизни. Бильярдные поединки наконец-то стали показывать по российским спортивным каналам (что давно делают в Европе). В 2003 году в Москве числилось 63 спортивных бильярдных клуба, устроенных не хуже, чем за границей. К концу 2011 — уже более 120. (Вот, правда, шары из слоновой кости увидишь только у коллекционеров — сейчас все пользуются арамитовыми шарами из фенолоальдегидной смолы по цене $ 150–200.) Те же, кому средства позволяют, устраивают бильярдные у себя дома. Может быть, и не так шикарно, как у Саввы Морозова — выросли-то все нынешние нувориши в типовых советских квартирах. Но для наших представлений о богатой жизни — весьма достойно. И играть научились, действуя, по словам античного поэта Горация, который говорил: «Грубая сила, не подкреплённая мудростью, гибнет под собственной тяжестью».

160

Дачи По дороге в Петербург: Октябрьская (бывшая Николаевская) магистраль • Миражи, пещеры, омуты, подземные ходы: Ярославская железная дорога • Малаховка и дачник Джон Фомич: Казанская (бывшая Рязанская) железная дорога • Ананасы и театр: имения и дачи по Курскому направлению

По дороге в Петербург: Октябрьская (бывшая Николаевская) магистраль

Многие из нас со школьной скамьи помнят историю о роли царя Николая Первого в проектировании железной дороги Петербург—Москва. Поддержав проект профессоров Мельникова и Крафта, предусматривавший кратчайшее направление, царь якобы взял линейку и прочертил по ней на карте будущую магистраль. Она была прямой, как стрела, и только в одном месте линия дала извилину, обведя палец, прижимавший линейку. Если этот случай был в действительности, то произошёл он в 1841 году. Дорога же была открыта для движения в 1851 году, а первого сентября 1853 года по ней прошёл первый скоростной поезд, преодолевший расстояние между столицами всего за 12 часов1. Но железная дорога возникла не на пустом месте. Ещё тысячу лет назад, в IX–XII веках здесь проходил оживлённый торговый путь, связывавший северные славянские территории с Поднепровьем и Поволжьем. Там, где реки Сходня и Клязьма (в древности они были полноводнее, чем сегодня) сходились ближе всего, был устроен волок длиной пять километров: корабли с товарами из Москвы-реки проходили до верховья Сходни — там их вытаскивали на берег и на специальных катках переволакивали по суше до Клязьмы. Начиная с XVIII века по этим местам шёл тракт из Петербурга в Москву. Крестьяне близлежащих сел и деревень успешно держали постоялые дворы, а с расцветом моды на дачную жизнь быстро перестроились, и вся обширная территория вдоль Николаевской (ныне Октябрьской) железной дороги стала популярной дачной местностью. Да и почему бы не отдыхать, раз климат благоприятствует? В «Статистическом описании Московской губернии 1811 года» было прямо сказано: «Климат губернии Московской вообще одинаков с теми странами, 1

История железнодорожного транспорта России. Т. 1. 1836–1917. СПб.; М., 1994. С. 65.

163

Дачи

Николаевский вокзал в Москве

кои лежат в средней полосе Российской империи, и судя по действиям его над здоровьем, размножением народа и по переменам годовых времён, московский климат назвать можно здоровым и по умеренному благоразтворению воздуха приятным»1. В путеводителе, изданном спустя сто двадцать лет, читаем: «Близ Москвы полотно дороги проходит по живописным местам с многочисленными дачными посёлками»2. Раньше всего московская публика освоила находящиеся ныне в черте Москвы Останкино, Петровско-Разумовское, Михалково, Ховрино. Люди постарше подтвердят, что последние остатки старинной дачной застройки исчезли буквально двадцать лет назад. А вот поля и перелески вдоль железной дороги, начиная с Химок и вплоть до Подсолнечной, — это уже был настоящий «загород». По этим местам и совершим мы мысленное путешествие. Деревня Химка, получившая название по имени речки, существовала уже в XVIII веке. Селение принадлежало то Новодевичьему монастырю, то Чернов С.Н. Статистическое описание Московской губернии 1811 года. М., 1812. С. 24–25. 2 Дачи и окрестности Москвы: Справочник-путеводитель. М., 1930. С. 49. 1

164

По дороге в Петербург: Октябрьская (бывшая Николаевская) магистраль отходило к государственной Коллегии экономии. Император Павел Первый пожаловал Химку, где было 20 дворов с 52 душами1, своему соратнику графу Николаю Зубову за то, что именно Зубов принес ему весть о смерти Екатерины Второй. Зубов прославился женитьбой на дочери полководца Суворова, а также дурным нравом, проявлявшимся в необычайной грубости и склонности к алкогольным возлияниям. Зубов невысоко оценил благосклонность Павла — принял деятельное участие в подготовке покушения на императора и нанёс ему первый удар золотой табакеркой в висок. Вот почему позже деревня Химка, видимо, отошла назад в государственный фонд. Во второй половине XIX века в двух верстах от деревни стала застраиваться дачная местность Химки, на месте которой уже в советское время возник нынешний город. «Спутник дачника, фотографа и велосипедиста» по окрестностям Москвы, изданный в 1902 году, сообщал: «Дачи здесь не дороги, местность чрезвычайно живописная, сухая и здоровая. Сообщение с городом очень удобное». Сообщалось, что «река Химка необыкновенно богата рыбой и удобна для купанья», а «воздух чистый и свежий, пропитанный смолистым ароматом столетних сосен и елей»2. Воздух считался настолько целебным, что в 1920-е годы в Химкинском парке был устроен туберкулёзный санаторий. В тот период в Химках было около 500 дач (многие из них были двухэтажными с застеклёнными террасами и электрическим освещением) и около 13 500 постоянных жителей3. За Химками лежало Куркино, которое тоже было популярной дачной местностью. В самом селе в 1899 году было 220 местных жителей. Усадьбой при селе Куркине с 1872 года владел знаменитейший московский терапевт, профессор Московского университета и тайный советник Григорий Антонович Захарьин (1829–1897)4. Среди пациентов этого уникального диагноста были: царь Александр III (к которому Захарьина вызывали в Ливадию и Гатчину), писатель Лев Толстой, фабрикант и коллекционер Павел Михайлович Третьяков. Захарьин обладал тяжёлым характером и даже несдержанностью в обращении с больными. Один из пациентов, фабрикант Сергей Иванович Четвериков, вспоминал, что разговор с больным чрезвычайно походил «на допрос следователя по уголовному делу, с окриками и каким-то пронизывающим взглядом, совершенно нарушавшим душевное равновесие больного»5. Но несмотря на зловещий стиль осмотра паЗайцев М.С., Соколовский В.Ю. Химки // Северный округ Москвы. М., 1995. С. 169. Магнуссен В.П. и Лев Уманец. Справочная книжка «Окрестности Москвы». Спутник дачника, велосипедиста, фотографа. М., 1902. С. 18. 3 Португалов П.А., Длугач В.А. Дачи и окрестности Москвы. М., 1935. С. 76, 78. 4 Памятная книжка Московской губернии на 1899 год. М., 1899. С. 495. 5 Четвериков С.И. Невозвратное прошлое. М., 201. С. 81–81. 1

165

Дачи циентов, «известие, что приглашён Захарьин, всегда оживляло надежды на поправление больного». В одном из писем к издателю А.С. Суворину А.П. Чехов писал: «Насчет головной боли. Не пожелаете ли Вы посоветоваться в Москве с Захарьиным? Он возьмёт с Вас сто рублей, но принесёт Вам пользы minimum на тысячу. Советы его драгоценны. Если головы не вылечит, то побочно даст столько хороших советов и указаний, что Вы проживёте лишних 20–30 лет»1. Лечивший частным образом всю московскую элиту Захарьин за визит брал сто рублей. Доктор был неумеренным сладкоежкой, и пациенты знали, что, кроме ста рублей, надо запастись коробкой конфет. Получив деньги после осГ.А. Захарьин (1829–1897) — московский мотра, Захарьин обязательно справрач-терапевт, профессор Московскошивал: «А где же мои конфекты?» го университета После ответа: «Там в шкафу, Григорий Антонович», — доктор в один присест съедал целую коробку2. На свои огромные гонорары Захарьин не только купил квартал в центре Москвы (внутри этого квартала сейчас выход из метро станции «Кузнецкий Мост»), но и Куркино. В память о Захарьине его семья на свои деньги построила в Куркине больницу. Проектировавшие больничный комплекс архитекторы Р.И. Клейн и И.Э. Грабарь использовали в композиции главного корпуса идеи великого итальянского зодчего эпохи Возрождения Андреа Палладио3. Вступившая в строй в 1914 году больница сейчас носит имя доктора Захарьина, и здесь лечат лёгочных больных. В этой «громадной и роскошной больнице» с «первоклассной операционной» в первые годы своей 1 Чехов А.П. Письмо Суворину А.С., 27 ноября 1889 г. Москва // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Письма: в 12 т. Т. 3. Письма. Октябрь 1888 — декабрь 1889. М., 1976. С. 294–295. 2 Зилоти В.П. В доме Третьякова. С. 62. 3 Юдин С. Подарок ко дню рождения. М., 1990. С. 20–22.

166

По дороге в Петербург: Октябрьская (бывшая Николаевская) магистраль лечебной карьеры работал в 1918– 1922 годах выдающийся хирург, академик Сергей Сергеевич Юдин (1891–1954), который писал: «Я что-то не припоминаю других значительных построек в нашей стране, которые тоже были бы явным подражанием Андреа Палладио. А самый стиль этот очень подходит для строительства именно крупных солидных зданий, предназначаемых под клиники, институты, университеты или музеи»1. В Куркине возле построенной в 1672 году церкви Владимирской иконы Божьей Матери стоит мавзолей семьи Захарьиных, возведённый по проекту Франца Шехтеля. Деревни вокруг Куркина носят яркие названия: Барашки, Кобылья Лужа, Чёрная Грязь, Ржавки. А так- Куркино. Часовня над могилой Г.А. Заже Бутаково, Терехово, Черкизово, харьина. Архитектор Ф.О. Шехтель Чашниково, Гаврилково, Юрово, Петровское-Лобаново. В Чёрной Грязи в XVIII–XIX веках была первая от Москвы перекладная почтовая станция дилижансов с конюшней на сто лошадей. Ожидая перемены лошадей, на почтовой станции останавливались писатели А.Н. Радищев, А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, В.Г. Белинский, А.И. Герцен. Отдыхала здесь во время пути и императрица Екатерина Вторая. По близлежащим местам под покровительством великого князя Сергея Михайловича 11 мая 1908 года прошли автопробеги грузовиков различных систем от Москвы до Подсолнечной и обратно, а 19 мая автопробег легковых машин Петербург—Москва. В автопробеге участвовали гонщики из России, Франции, Германии, Австрии и Италии. Накануне автопробега губернатор Московской губернии Джунковский обратился к жителям прилегающих сел и деревень, чтобы они не занимали трассу и чтобы деревенская молодёжь воздержалась от озорства, которое обыкновенно заключалось в кидании камней и бутылок в автомобили. Финиш был назначен вблизи деревни Никольской неподалёку от Химок, куда из Москвы 1

Юдин С. Указ. соч. С. 22.

167

Дачи

Усадьба Середниково В.И. Фирсановой. Главный дом

с утра приехала публика, в том числе греческий королевич Андрей с королевной Алисой. До финиша, преодолев 644 версты, дошли только 10 автомобилей из 271. Двинемся дальше вдоль железнодорожного полотна. На 28-м километре — станция «Подрезково», на 30-м километре — станция «Сходня». Путеводитель по Подмосковью, изданный в 1926 году, гласил: «Заманчивая, живописная природа Сходни, окружённая широкой каймой соснового и елового леса, способна прельстить даже самого требовательного дачника»2. В 1890-е годы из известных московских богачей в Сходне имели собственные дачи подполковник Павел Васильевич Берг — владелец крупных предприятий в текстильной, машиностроительной, сахарной, горнодобывающей отраслях, и просвещённый купец Христофор Семёнович Леденцов. Леденцову принадлежал большой участок площадью 320 гектар (стоимостью около 60 тыс. рублей), который был завещан основанному им Обществу содействия успехам опытных наук — первому российскому научному фонду для поддержки учёных. После смерти Леденцова участок разбили на кусочки и продали, положив начало дачному посёлку Сходня. Джунковский В.Ф. Воспоминания. Т. I. М., 1997. С. 319–320. Иллюстрированный путеводитель по окрестностям Москвы. М.: Молодой ленинец, 1926. С. 81. 1

168

По дороге в Петербург: Октябрьская (бывшая Николаевская) магистраль В дачном посёлке два переулка стали носить названия 1-й Леденцовский и 2-й Леденцовский1. Самой же крупной землевладелицей округи была московская потомственная почётная гражданка, собственница Сандуновских бань, Петровского пассажа и ресторана «Прага» Вера Ивановна Фирсанова. Стоимость её владений в 1899 году составила свыше 195 тыс. рублей. Усадьба Середниково досталась Фирсановой от отца Ивана Григорьевича, купившего поместье в 1870-х годах. В XVII–XVIII веках Середниково принадлежало князьям Черкасским, у них в 1775 году было куплено се- Пруд в усадьбе Середниково натором Всеволожским, а с 1825 года приобретено генералом Дмитрием Столыпиным — родным братом бабушки поэта Лермонтова и дедом премьер-министра П.А. Столыпина. Миша Лермонтов после смерти матери с двух лет остался сиротой, и бабушка, заменившая ему родительницу, была неразлучна с внуком. В 1828 году 14-летний Лермонтов поступил в Благородный пансион при Московском университете, а в 1830 году — в университет. Поэтому летом с 1829 по 1832 год будущий знаменитый поэт отдыхал у бабушкиных родственников в Середникове, где бродил в задумчивости по аллеям парка и берегам пруда, подражая Байрону, которым был страстно увлечён. Тогда и родились строки: Всё тихо — полная луна Блестит меж вётел над прудом, И возле берега волна С холодным резвится лучом.

В 1914 году к столетию поэта в Середникове на деньги В.И. Фирсановой был воздвигнут обелиск, а позже (когда с 1920-х годов в усадьбе разместился санаторий «Мцыри») в парадном дворе установили бюст Лермонтова, изваянный известным скульптором Голубкиной. Ещё одна интересная усадьба неподалёку — Льялово. Поместье, известное с XVI века, стоит на левом берегу Клязьмы. С 1852 года владельцем 1

Португалов П.А., Длугач В.А. Дачи и окрестности Москвы. С. 81.

169

Дачи

Дом Н.Д. Морозова в Льялове

усадьбы (площадью почти 2,5 тыс. га) стал представитель рода князей Белосельских-Белозерских, ведших родословную от Рюрика. По семейной традиции Константин Белосельский-Белозерский пошёл по военной линии и быстро дослужился до генерала. По неизвестным причинам в 1890 году он продал имение купцу Денисову, от которого, в свою очередь, через несколько лет усадьба (с безжалостно вырубленным старым парком), оценённая в 1899 году в 94 тыс. рублей, перешла к следующему владельцу — представителю династии текстильных фабрикантов Морозовых — Николаю Давыдовичу. Владелец Богородско-Глуховской мануфактуры Николай Давыдович Морозов слыл англоманом (он долго жил в Англии), и его вкусы нашли воплощение в новом облике усадьбы. Снеся все старые постройки, Морозов в 1908–1909 годах возвёл на их месте богато декорированную деревянную виллу в стиле модерн по проекту архитектора А.В. Кузнецова. Внешне вилла выглядела как дом, составленный «из множества объёмов и пристроек, эркеров и башенок, лестниц и переходов»1, напоминая сказочный средневековый замок. Вокруг виллы было разбит великолепный Нащокина М.В. Усадебные постройки А.В. Кузнецова для семьи Морозовых // Труды первых Морозовских чтений. Ногинск (Богородск), 1995. С. 188. 1

170

По дороге в Петербург: Октябрьская (бывшая Николаевская) магистраль

Льялово. Голландская столовая в усадебном доме Н.Д. Морозова. Архитектор А.В. Кузнецов

парк, устроены родники, гроты и фонтаны1. К несчастью, вилла сгорела во время фашистского налёта в 1941 году, и сейчас судить о ней можно лишь по некоторым планам и фотографиям в «Ежегоднике Московского архитектурного общества». На месте погибшего архитектурного шедевра в 1953 году был построено в классическом стиле здание санатория ЦК КПСС, которое многие принимают за старинную усадьбу. Сейчас это пансионат Газпрома «Морозовка». Вот лишь немногие истории, которыми столь богата местность вдоль Петербургского тракта. Мельникова И.Д. Проблемы реставрации дендрологической коллекции в усадьбе Морозовых // Труды первых Морозовских чтений. С. 142–143. 1

171

Миражи, пещеры, омуты, подземные ходы: Ярославская железная дорога

Пущенная в 1863 году Ярославская (она же Северная) железная дорога быстро обросла посёлками для летнего и зимнего отдыха москвичей. Местность вдоль стародавнего пути богомольцев из Москвы в ТроицеСергиеву лавру всегда была живописна. Пропитанные смоляным воздухом густые хвойные леса являют собой основную растительность бассейнов рек Яузы и Клязьмы. В этих чащобах водилось всякое зверье, ещё в середине 1920-х годов было много белок, зайцев и волков, изредка встречались лисицы, барсуки, выдры, выхухоли, куницы, рыси, лоси, даже медведи. Чуть раньше исчез горностай1. «Дачное обозрение» 1899 года информировало: «Места по этой железной дороге издавна пользуются прекрасной репутацией в гигиеническом отношении. Полное отсутствие сырости в большей части из них, обилие рек и прудов для купания, красота местоположения, разнообразие пейзажа, — всё это делает жизнь здесь крайне привлекательной и собирает ежегодно огромную массу дачников... Дачи, правда, не отличаются дешевизной, и некоторые места считаются даже аристократическими по дороговизне помещений, но зато можно всегда иметь вполне комфортабельные и основательно выстроенные дачи. Контингент дачников — преимущественно из финансового и биржевого мира, а также много и представителей высшего общества Москвы»2. Много загадочного таили в себе здешние места. Например, между платформами Пушкино и Ашукинская, вблизи селения Талицы (впервые упоминаемого в грамотах уже в 1381 году) была пещера монаха-пустынника Антония, который, спасаясь здесь «„от соблазнов мира“, прожил Щапов Н.М. Вдоль Ярославской железной дороги. Путеводитель от Москвы до Хотькова со схемой маршрутов пешеходных экскурсий. М., 1925. С. 32. 2 Дачное обозрение и летний спутник москвича. М., 1899. С. 10. 1

172

Миражи, пещеры, омуты, подземные ходы: Ярославская дорога в ней девять лет, стойко перенося все морозы и ненастья в молитвах»1. В районе Тайнинки есть подземные ходы, сохранившиеся ещё со второй половины XVIII века, когда здесь жила во дворце императрица Екатерина Великая2. Теперь про омуты и миражи. Извивающаяся среди зелёных полей река Уча, приток Клязьмы, весьма опасна омутами3, особенно в районе платформы Мамонтовская. О том, как вода затягивала купавшихся «по грехам», до сих пор ходит немало легенд среди дачников и коренных жителей. Два с половиной столетия передаётся из уст в уста история про миражи, которые якобы можно видеть в Братовщине. Дочь Петра I императрица Елизавета Петровна велела построить в Братовщине дворец о 27 комнатах и трёх сенях, на месте стоявшего здесь прежде походного дворца царя Михаила Фёдоровича — первого из рода Романовых. Постройку дворца Елизавета не окончила — стены год за годом разрушились до развалин, а сад в голландском вкусе превратился в пустырь. И вот, народное предание гласит следующее: «В лунные ночи на этом месте, близ развалин является по волшебству роскошный дворец, ярко освещённый огнями, по аллеям парка гуляют придворные дамы и нарядные щёголи-кавалеры Елизаветинских времён: но стоит зачарованному путнику подойти поближе — и волшебное видение исчезает»4. А теперь спустимся из мистических эмпиреев к реальным природным и архитектурным объектам. Начнём с вокзала. Здание, поражающее каждого, кто видит его впервые, было возведено в сказочном русском стиле по проекту архитектора Франца Шехтеля в 1902–1904 годах в результате коренной перестройки маленького двухэтажного вокзального здания5. Здание Ярославского вокзала с высоким башенным шатром и резьбой на стенах в виде женских кокошников и по мотивам узоров женских рукоделий стало апогеем в стремлении архитекторов внести в новые постройки перекличку с древним новгородско-псковским зодчеством6. На фасаде вокзала над главным входом по замыслу архитектора разместились: стилизованный в духе XVII века двуглавый орёл, герб Москвы (святой Георгий, поражающий копьём змия), герб Ярославля (медведь с 1 2 3 4 5 6

Магнуссен В.П. и Лев Уманец. Справочная книжка «Окрестности Москвы». С. 71. Иллюстрированный путеводитель по окрестностям Москвы. С. 13. Там же. С. 17. Магнуссен В.П. и Лев Уманец. Справочная книжка «Окрестности Москвы». С. 70. Сытин П.В. Из истории московских улиц. М., 1958. С. 651. См.: По Москве. М., 1917. С. 114.

173

Дачи

Москва. Ярославский вокзал. Архитектор Ф.О. Шехтель

секирой) и герб Архангельска (один крылатый воин, поражающий мечом другого)1. Эти символы окружены мелким декором на темы северной природы и промыслов: медведи, олени, рыбы, лесные ягоды и кедровые шишки, монастырская стена на лесном лугу. Внутри достаточно скромного интерьера вокзала на стенах ранее висели огромные картины Константина Коровина на северные темы — рыбаки-поморы, железнодорожные изыскания в тундре, охота на моржей, съёмка жира с кита, северное сияние. Эти картины ещё до постройки нового вокзала выставлялись на Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде в 1896 году и уже потом попали для украшения вокзальных помещений2. Здесь картины находились до середины 1920-х годов. 1 2

Щапов Н.М. Вдоль Ярославской железной дороги. С. 7. Там же. С. 7–8.

174

Миражи, пещеры, омуты, подземные ходы: Ярославская дорога

Ярославский вокзал. Интерьер. Архитектор Ф.О. Шехтель

В 11 километрах от вокзала находится Лосиноостровская, возникшая как дачная местность в конце XIX века. Густой сосновый лес привлёк сюда на отдых более ста лет назад многих москвичей, и в 1902 году началась застройка посёлка, в котором в середине 1920-х годов было уже более 1600 дач1. Здесь ещё до 1917 года начался процесс вытеснения дачников зимниками. Достопримечательностями Лосиноостровской были «Джамгаровский пруд», вырытый «для своего удовольствия» известным банкиром-миллионером армянского происхождения Афанасием Исааковичем Джамгаровым2 (совладельцем банкирской конторы «Братья Джамгаровы», располагавшейся на Кузнецком Мосту), и Екатерининский канал, соединявший этот пруд с Яузой. 1 2

Иллюстрированный путеводитель по окрестностям Москвы. С. 10. Там же.

175

Дачи Почти все дачи Лосиноостровской находились в сосновом лесу, и сюда врачи часто посылали лёгочных больных из Москвы для поправки здоровья. Основным спортивным развлечением в Лосиноостровской летом был футбол на прекрасном поле, а зимой — лыжи, причём лыжная станция с прокатом была устроена ещё до 1917 года. В четырёх километрах от Лосиноостровской располагается платформа Перловская, названная по имени своего владельца — миллионера-чаеторговца Николая Семёновича Перлова. Дачи, построенные в 1880-х годах на 850 десятинах земли, принадлежавшей Удельному ведомству (распоряжавшемуся землями царской семьи), сдавались главным образом в аренду, а для удобства дачников Перлов соорудил приличную и по нынешним меркам инфраструктуру. Он возвёл летний театр в мавританском стиле, устроил кегельбан, бильярдную, гимнастический зал, провел телефонную линию (что и в Москве ещё было не повсеместным удобством)1. Два раза в неделю на «кругу» (площадке в центре поселка) играл приглашаемый из Москвы оркестр, желающие могли потанцевать. Игрались любительские спектакли. Уже в 1899 году стоимость поселка оценивалась в 341 490 рублей. Местной достопримечательностью была дача, где проживал со своей многодетной семьёй сам Перлов. Внешне ничем не отличавшийся от прочих строений громадный двухэтажный дом был внутри весьма оригинален — одна комната была в японском стиле, и весь интерьер создан из привезённых из Японии предметов, другая комната была в китайском стиле, третья — в украинском, четвертая — в русском и так далее2. Целый ряд дач тянулся от Перловки вплоть до следующей платформы Тайнинской. А в Тайнинском, по сообщению справочника «Окрестности Москвы» (1902 год), дачи были недорогие, а воздух чистый, здоровый, прекрасное купанье в двух проворных речках с названиями Сукрома и Веселка3. Село Тайнинское, действительно, оправдывает своё название, храня немало тайн русской истории, впрочем, со временем рассекреченных. В XIV веке село принадлежало дяде Дмитрия Донского князю Владимиру Андреевичу Серпуховскому. Бывали здесь и наши великие монархи: Иван Грозный, Борис Годунов, Алексей Михайлович. Иван Грозный провёл здесь ночь 28 октября 1555 года, когда ехал из Казани с победой. Место, видимо, запомнилось ему, потому что в 1564 году, разгневанный предательством своего бывшего сподвижника князя Андрея Курбского, сбежавшего 1 2 3

Магнуссен В.П. и Лев Уманец. Справочная книжка «Окрестности Москвы». С. 65. Дачное обозрение... С. 11. Магнуссен В.П. и Лев Уманец. Справочная книжка «Окрестности Москвы». С. 66.

176

Миражи, пещеры, омуты, подземные ходы: Ярославская дорога в Литву, Иван Васильевич тайно поселился в Тайнинском. Отсюда он стал посылать в Москву приказы о казнях заподозренных им в изменах бояр. Чтобы скрасить негативные эмоции от предательства своих соратников, по преданию, над обрывом была устроена «Содомова палата», где Иван Грозный собирал тех, кто ещё не предал его, устраивал «бесчинные оргии и разгульные пиры, окружённый своими опричниками: Басмановым, Скуратовым, Грязновым»1. Хотя другие летописи более благопристойны и говорят лишь о роскошных пирах вместе с царицей и двумя царевнами2. В XVII веке царь Алексей Михайлович гостил в Тайнинском, устраивая соколиную охоту, для чего построил специальный дворец. Другими развлечениями была охота на лосей и бобров. Его внучка Елизавета Петровна также забавлялась в Тайнинском соколиною травлей. А еще она устроила пруд, всё дно которого выложили дубовыми досками, чтобы царица не поранила ноги. Елизавета купалась для компании с местными девушками и потом одаривала компаньонок по купанью лентами3. Следующее за Тайнинским селение Мытищи было местом, где цари останавливались для отдыха во время своего паломничества в Троице-Сергиеву лавру. Название происходит от слова «мыт», означавшего пошлину с грузов, шедших в Москву. Если кто не мог такую пошлину заплатить, то у него отнимали сёдла, епанчи и сабли, а то даже сажали в тюрьму, били и увечили. Как видно из документов, Яузское Мытище (как первоначально называлось это место) существовало ещё в 1460 году. Да и в середине XIX века здесь собирали на заставе деньги за проезд по шоссейной дороге4. Для москвичей Мытищи знамениты прежде всего тем, что здесь были 72 ключа, вода из которых питала московский водопровод, сооружённый в 1779 году по приказу Екатерины II. Мытищинская вода считалась превосходной по качеству и целебной. Московские рестораны особо указывали в меню, что еда и напитки приготовлены «на Мытищинской воде». Богомольцы же всегда останавливались здесь освежиться, попить хорошо заваренного чаю. Писатель Иван Шмелёв, рассказывая, как его герои идут на богомолье в Троице-Сергиеву лавру, пишет, как выглядела дорога в начале ХХ века: «А вот и Мытищи, тянет дымком, навозом… Далеко по деревне, по сторонам дороги, перед каждым как будто домом, стоят самоварчики на солнце, играют блеском, и над каждым дымок синеет. И далеко так видно — по обе стороны — синие столбики дымков»5. Как тут было не 1 2 3 4 5

Магнуссен В.П. и Лев Уманец. Справочная книжка «Окрестности Москвы». С. 66. Снегирев И.М. Путеводитель из Москвы в Троице-Сергиеву Лавру. М., 1856. С. 53. Там же. С. 55. Там же. С. 59. Шмелёв И.С. Богомолье // Шмелёв И.С. Солнце живых. М., 2006. С. 99.

177

Дачи

Мытищинская водокачка московского водопровода. Архитектор М.К. Геппенер

почаёвничать уставшим путникам, стремившимся к Преподобному? Всем известна с детства картина Василия Перова «Чаепитие в Мытищах», на которой у чайного стола встречаются разные люди из паломнической вереницы: толстый священник, с наслаждением пьющий чай, и нищие мужчина с мальчиком, просящие милостыню у священника. Прославились Мытищи и тем, что отсюда происходила кормилица царя Александра II Авдотья Карцова. По легенде, рослая и статная Дуня, недавно родившая и кормившая дитятю, приглянулась высокопоставленной барыне, проезжавшей через Мытищи. Барыня забрала её в Петербург выкармливать своего ребёнка. Вернулась Дуня в Мытищи «в лисьей шубе, и повадка у ней уж благородная набилась»1. Недолго побыла Авдотья в родных Мытищах. Вскоре забрали её опять в Петербург, теперь уже выкармливать царского наследника. Иван Шмелёв вкладывает в уста соседа Авдотьи такие подробности пребывания мытищинской кормилицы при дворе: «Сперва в баню, промыли-прочесали, духами душили, одели в зла1

Шмелев И.С. Богомолье // Шмелев И.С. Солнце живых. С. 106.

178

Миражи, пещеры, омуты, подземные ходы: Ярославская дорога то-серебро, в каменья, кокошник огромадный… Как показали её всей царской фамилии — шабаш, из изборов избор! Сам Миколай Павлыч1 её по щеке поласкал, сказал: „Как Расея наша! Корми Сашу моего, чтоб здоровый был“… Вот и выкормила нам Лександру Миколаича, он всех крестьянто и ослободил. Молочко-то… оно свое сказало!»2 Интересно, что местность вокруг Мытищ никогда не считалась удачной для огородничества — всякие такие занятия здесь не приживались. Даже «Справочная книжка Московской губернии» 1890 года отмечала: «Жители Мытищинской волости преимущественно народ фабричный; дома проживают только дети, подростки, старухи и старики, начинающие тупеть зрением. Хозяйство ведут плохо, сеют и убирают с полей наемною силою, которую им из себя представляют волоколамцы и отчасти жители Рязанской губернии»3. Дальше за платформой Мытищи, в 22 верстах от Москвы, находится платформа Тарасовка. Уже 150 лет здешняя дачная местность считается престижной и превосходной. «Полный путеводитель по всем дачным окрестностям Москвы», изданный в 1894 году, прямо-таки откровенно провозглашал: «Дачи здесь неимоверно дороги»4. Тут до 1917 года были усадьбы московских магнатов — владельца кондитерской фабрики (теперь Бабаевской) и банкира Абрикосова, крупнейшего менеджера и биржевого воротилы Протопопова, хозяина крупнейшего в России золотоканительного и сети шерстоткацких предприятий Алексеева. Обратимся вновь к страницам «Дачного обозрения» 1899 года: «Местоположение в высшей степени красивое, воздух сухой, смолистый. Извивающаяся тут же серебристой лентой прелестная Клязьма, лучшая река под Москвой, глубокая, с чистой, приятной водой, служит прекрасным местом для купанья и катания в лодках... Простота жизни, отсутствие роскоши и соперничества в костюмах дачных жительниц, а также балов и всяких увеселений, которые ещё сюда не проникли, делают Тарасовку приятным уголком для лиц, ищущих действительного отдыха от столичного шума» 5. Из удобств «Памятная книжка Московской губернии» 1899 года отмечает аптеку прямо на станции, содержавшуюся предприимчивым провизором (он устроил аптеку также на станции Пушкино) по имени Гершко Элиевич Варгафтиг. В Тарасовке во время войны 1812 года стояли французские войска. Нейтральная полоса, находившаяся в междуречье Клязьмы и Учи, отделя1 2 3 4 5

Император Николай I. Шмелёв И.С. Богомолье. С. 107–108. Справочная книжка Московской губернии / под ред. Шрамченко А.П. М., 1890. С. 18. Полный путеводитель по всем дачным окрестностям Москвы. М., 1894. С. 25. Дачное обозрение... С. 11.

179

Дачи ла французский лагерь от русского лагеря казаков, расположившихся в Пушкине1. В трёх километрах от Тарасовки находится «колыбель Московского Художественного театра», усадьба Константина Сергеевича Станиславского (члена той самой династии миллионеров Алексеевых) Любимовка. Собственность Алексеевых оценивалась в 1899 году в огромную сумму 150 248 рублей2. В Любимовке Любимовка. Племянники К.С. Алексеева на рубеже XIX–XX веков перебы(Станиславского) — Милуша и Гоня вали все знаменитые русские артиШтеккер, Женя Оленин — с няней сты и писатели. Здесь Чехов писал «Вишнёвый сад», и в письме приютившему его во флигеле Станиславскому сообщал летом 1902 года: «Так много покоя, здоровья, тепла, удовольствия, что я только руками развожу». А когда к Станиславскому в 1896 году приезжал «звёздный певец» Собинов и пел в гостиной при открытых окнах модные романсы, местные дачники подплывали на лодках поближе и с жаром аплодировали после каждого номера, не выходя из своих челноков. Шаляпину так понравилась Любимовка, что он купил себе рядом участок и выстроил дачу3. В Черкизове близ Тарасовки устроил свою усадьбу «Ясеньки» ещё один московский эстет — Дмитрий Петрович Бахрушин. Его маленькое (всего четыре десятины) имение «близ Тарасовского полустанка» оценивалось в 17,5 тыс. рублей4. Бахрушин был директором правления Товарищества кожевенной и суконной фабрик «А. Бахрушина сыновей», а также членом правления Волжско-Камского банка. От двух браков имел десять детей, так что место для летнего отдыха было обустроено более чем тщательно. Когда умерла в возрасте 34 лет первая жена Бахрушина Матрона Александровна, ему было всего 40 лет. Пять лет он промытарствовал вдовцом, оставшись с дочкой Катей на руках. Вторая жена родила ещё девятерых. Переживая свой трагический первый брак, Дмитрий Петрович давал огромные деньги Щапов Н.М. Вдоль Ярославской железной дороги. С. 29. См.: Памятная книжка Московской губернии на 1899 год. С. 476. 3 Памятные места Московской области. М., 1956. С. 371–372. 4 Памятная книжка Московской губернии на 1899 год. С. 477, 480. В пересчете на нынешние деньги около $470 тыс. 1

180

Миражи, пещеры, омуты, подземные ходы: Ярославская дорога

Спевка Алексеевского кружка в зале театра в Любимовке. 1884

на храм Покрова в Черкизове, неподалёку от платформы Тарасовка. На кладбище возле этой церкви его и похоронили в 1918 году. Из десяти детей Бахрушина после 1917 года эмигрировали только двое: один в Англию, другой в Америку. Остальные восемь жили в Москве, несмотря на годы репрессий и атеизма, считали Покровский храм возле Тарасовки своим семейным приходом. Даже умершую совсем недавно, в 1986 году, в возрасте 95 лет дочь владельца Ясеньков Варвару по её воле похоронили тут же1. Но не будем о печальном, хотя что же печального в том, что хороший человек дожил до 95 лет? Всем бы это не помешало... Двинемся дальше. За Тарасовкой лежат две оживлённые дачные платформы: Клязьма (в 26 верстах от Москвы) и на расстоянии всего километра от неё — Мамонтовская. Здешняя местность славится своими живописными видами, особенно по берегам и в долине реки Учи. Посёлок Клязьма окружён еловым и хвойным лесом, более ста лет назад здесь были устроены две лодочные пристани с прокатом лодок. Как и Бахрушины. Поколенная роспись московской ветви Алексея Фёдоровича Бахрушина. М., 1997. С. 31–36. 1

181

Дачи в Перловке, в посёлке Клязьма ещё до революции 1917 года (как говаривала одна старушка — «в мирное время») была создана достаточная инфраструктура для удобств летнего (да и зимнего) отдыха. И немудрено, ведь здесь было около 800 дач, причём посёлок Клязьма был электрифицирован одним из первых в Подмосковье. В центре посёлка — «летний круг», то есть большой сад с танцверандой, кафе и дорожками для «променада», то бишь неторопливых прогулок. Тогда же при железнодорожной станции был заведён кинематограф, а в помещении кинотеатра также проводились и другие общественные развлечения — концерты, спектакли1. В районе станции имелось несколько кафе-ресторанов с обязательными «струнными оркестрами», ведь репертуар в 1900-е — 1930-е годы состоял из душещипательных романсов и залихватской цыганщины с говорящими сами за себя названиями: «Не уходи, побудь со мною», «Зайдём мы в бар», «Негр из Занзибара», «Даму вы за талью обнимите» и т. д. Клязьма быстро стала местом, где селилась респектабельная московская публика. Здесь и до нашего времени сохранился ряд построек начала ХХ века в излюбленном русскими купцами «теремном» стиле. Причём эти двух-трёхэтажные деревянные коттеджи, спроектированные самыми знаменитыми московскими архитекторами, внутри имели наиболее технологичную на тот момент начинку, вплоть до подогреваемых полов — и это почти 100 лет назад. Для владельца одной из московских текстильных фабрик Александренко в 1908 году был выстроен по эскизам Сергея Вашкова такой дом, ныне внесённый во все справочники и энциклопедии по архитектуре. Наличники, балкончики и карнизы были щедро украшены символическими фигурами берегинь, птицы Алконоста, двуглавого орла, павлинов (символов библейского Эдема — страны вечного блаженства и наслаждения, где Адам и Ева пребывали до грехопадения), а также ягнёнка, олицетворяющего Христа. Внутри дома по эскизам Вашкова были сделаны печи и камины со специально изготовленными изразцами, множество витражных вставок в окнах и межкомнатных пространствах, изощрённая деревянная резьба лестниц, потолков. В том же стиле были фонари, садовые скамейки, ворота и калитки, ведущие на участок. Сам Вашков философски относился к созданию концепции дома и писал: «В минуты восхищения природой искусство складывает фантастические сказки, в которых оживают и небо, и солнце, луна и звезды, все силы природы одухотворяются, и животный мир говорит языком человека и разделяет его восхищение». 1

Иллюстрированный путеводитель по окрестностям Москвы. С. 15–16.

182

Миражи, пещеры, омуты, подземные ходы: Ярославская дорога

Дача И.А. Александренко на станции «Клязьма». Архитектор С.И. Вашков

Платформа Мамонтовская всегда была для москвичей излюбленной местностью. Уже в начале ХХ века здесь было около 200 дач. Поскольку посёлок создавался позже других, то тут было применено электричество, и проведён телефон, что не всегда имелось в 1910-х годах в городских квартирах. Только вот водопровода не было, но существовали хорошие колодцы на каждом участке. Дачи здесь строились сразу капитальные, рассчитанные на зажиточную публику — большей частью двухэтажные, и почти все с террасами и верандами. В районе Мамонтовской «река Уча, окаймлённая гористыми берегами, извиваясь течёт среди зелени широких полей», как сообщал «Иллюстрированный путеводитель по окрестностям Москвы», выпущенный издательством «Молодой ленинец» в 1926 году. Уже в 1935 году в Мамонтовке было целых четыре теннисных корта, несколько волейбольных площадок и прекрасное футбольное поле. Мамонтовская получила своё название по имени знаменитых московских богачей и меценатов Мамонтовых, наживших свое богатство на вин-

183

Дачи ных откупах (система, при которой частные лица за определённую плату приобретали — «откупали» у государства право на продажу алкогольной продукции и при заводской цене водки 40–45 копеек за ведро откупали товар по цене 3–4 рубля за ведро, а продавали по 10–12 рублей за ведро оптом и «распивочно» до 20 рублей за ведро). Покончив с винными откупами, упразднёнными в 1863 году, Мамонтовы, переехав из Сибири в Москву, стали совладельцами Закаспийского товарищества (торговля шёлком с Азербайджаном и Ираном), вложили деньги в строительство нескольких гостиниц в Москве («Лоскутной» на Тверской и «Мамонтовской» на Москворецкой набережной), а с началом железнодорожного строительства инвестировали около полумиллиона рублей в постройку первой очереди Ярославской железной дороги, связавшей Москву с Сергиевым Посадом1. Огромные деньги позволили бывшему винному откупщику Ивану Фёдоровичу Мамонтову дать прекрасное образование своим детям, среди которых блистал сын Савва — разносторонняя личность. Савва закончил юридический факультет Петербургского университета. У лучших тренеров он выучился прекрасно фехтовать, а посланный отцом на несколько месяцев изучать конъюнктуру шёлкового производства в Италию — брал уроки вокала у мастеров миланского театра «Ла Скала». В Италии 24-летний Савва Иванович познакомился с дочерью крупнейшего московского шёлкоторговца Сапожникова — семнадцатилетней Лизой. Влюблённость была моментальной и взаимной. Молодые люди поженились, а через пять лет Савва купил в подарок жене усадьбу писателя Аксакова Абрамцево. Однако Абрамцево заслуживает особого рассказа, а для нас важно то, что на имя Елизаветы Григорьевны был к концу XIX века скуплен целый ряд участков вдоль Ярославской железной дороги. В частности, её владение при Мамонтовской платформе в 1899 году стоило 23 076 рублей, при деревне Листвяны — 6049 рублей2. И вот, наконец, последний пункт нашего сегодняшнего путешествия — Пушкино. Среднее поколение москвичей, изучавшее советскую литературу, наизусть знает стихи Маяковского: «Пригорок Пушкино горбил Акуловой горою, а низ горы — деревней был, кривился крыш корою. А за деревнею дыра, и в ту дыру, наверно, спускалось солнце каждый раз, медленно и верно». Маяковский в 1920 году снимал небольшую дачку в Акуловке — теперь этой местности нет, потому что упомянутая дыра стала дном водохранилища канала имени Москвы. 1 2

Боханов А.Н. Коллекционеры и меценаты в России. М., 1989. С. 128. Памятная книжка Московской губернии на 1899 год. С. 472–473.

184

Миражи, пещеры, омуты, подземные ходы: Ярославская дорога

Уженье рыбы. Семья Бахрушиных

Название Пушкино, правда, не имеет отношения к нашему великому поэту, а представляет собой облагозвученное имя «Поучкино» (что значит село на реке Уча, Пуча тож). Село Пушкино упоминается в документах XVI века как митрополичье1. Дачи в Пушкине строились для сдачи внаём, сразу были меблированы и фактически представляли собой то, что на современном языке называется апартаментами. Аренда дач в Пушкине была дешевле, чем в Клязьме и Мамонтовке. Пушкинский дачный посёлок особенно ценился и ценится за сухой сосновый лес и прекрасное купанье на реках Уче и Серебрянке. Пушкино привлекательно для любителей рыбной ловли, как, впрочем, и многие другие места вдоль Ярославской железной дороги. Книга «Дачи и окрестности Москвы», изданная в 1935 году, даёт такую информацию для любителей уженья рыбы: «Лось, в посёлке Джамгаровка — пруд с карасями; Перловка — в двух прудах плотва и окунь, Пушкино — пруд с карасями и линями, река Серебрянка (станция Пушкино) — ёрш и подлещик»2. 1 2

Памятные места Московской области. С. 374. Португалов П.А., Длугач В.А. Дачи и окрестности Москвы. С. 151.

185

Дачи И, может быть, не случайно тут неподалёку, в Абрамцеве писатель Сергей Тимофеевич Аксаков в 1848 году написал свою знаменитую книгу «Записки об уженье рыбы», ставшую первым пособием по рыболовству, появившемся на русском языке. Аксаков дал подробное описание удочки и прочих снастей, насадок и наживок, показал характеры каждой рыбьей породы — от пескарей до налимов. Он подметил и то, что в русском народе к красивым девушкам обращаются со словами «рыбка моя». Закончим наш рассказ о дивной природе северо-востока Подмосковья словами Аксакова: «На зелёном, цветущем берегу, над темной глубью реки или озера, в тени кустов... улягутся мнимые страсти, утихнут мнимые бури, рассыплются самолюбивые мечты, разлетятся несбыточные надежды! Природа вступит в вечные права свои, вы услышите её голос, заглушенный на время суетней, хлопотней, смехом, криком и всею пошлостью человеческой речи! Вместе с благовонным, свободным, освежительным воздухом вдохнёте вы в себя безмятежность мысли, кротость чувства, снисхождение к другим и даже к самому себе. Неприметно, мало-помалу рассеется это недовольство собою, эта презрительная недоверчивость к собственным силам, твёрдости воле и чистоте помышлений — эта эпидемия нашего века, эта чёрная немочь души, чуждая здоровой натуре русского человека, но заглядывающая и к нам за грехи наши»1.

Аксаков С.Т. Записки об уженье рыбы // Аксаков С.Т. Записки ружейного охотника Оренбургской губернии. М., 1987. С. 23. 1

186

Малаховка и дачник Джон Фомич: Казанская (бывшая Рязанская) железная дорога

26 августа 1864 года была открыта железнодорожная линия Москва— Рязань длиною 198 км1. Двумя годами раньше — 20 июля 1862 года — начала действовать первая очередь этой линии: Москва—Коломна. В этот день до Коломны прошёл первый поезд с именитыми гостями, которых на конечной станции в Коломне потчевали торжественным обедом в специально возведённых изукрашенных шатрах возле станции. И понеслись вагоны по подмосковным полям, мимо ведущих полусонное существование сел и деревень. С 1880-х годов вагоны стали разноцветными. Для окраски первого класса предусматривался синий цвет, второго класса — золотисто-жёлтый, третьего — зелёный и самого дешёвого, четвёртого — серый2. Теперь понятны строки стихотворения Александра Блока «На железной дороге», где «под насыпью, во рву некошенном» нашли труп молодой женщины: «Вагоны шли привычной линией, подрагивали и скрипели; молчали жёлтые и синие; в зелёных плакали и пели». Ну, конечно, на железной дороге не всё было так трагично, а было и много радостного. Сама скорость давала новое осознание реальности, и сельская местность приблизилась к городу. Постепенно стало возможным жить на два дома. Зимой в городе, летом — на природе. Выезд на дачу с мая (а то и с марта) по октябрь стал всеобщим поветрием. Справочники для дачников провозглашали: «Дача не мода и не безразличное удовольствие, а потребность нашего организма, нуждающегося, хотя бы время от времени, в чистом и богатом кислородом воздухе, солнце, купанье в хорошей, не зараженной воде»3. История железнодорожного транспорта России. Т. I. С. 80. Там же. С. 249. 3 Саладин А.В. Путеводитель по пригородным и дачным местностям до станции Раменское Московско-Казанской железной дороги. М., 1914. С. 18. 1

187

Дачи

Рязанский вокзал до перестройки

Казанский вокзал, тот, который мы знаем сейчас, построили не сразу. Вначале на Каланчёвской площади (которая ныне всем известна как площадь «Трёх вокзалов») построили в 1862–1864 годах здание вокзала Рязанской железной дороги. В 1911–1926 годах старое здание заменили новым, по проекту А.В. Щусева1. Гигантский вокзальный комплекс был построен по последнему слову техники. Фасад и интерьеры вокзала оформляли знаменитые художники Борис Кустодиев, Евгений Лансере и Николай Рерих2. Как и сейчас, чтобы избежать толкотни, на перроны допускались через турникеты только пассажиры и провожающие (по специальным «перронным» талончикам). Уже в 1914 году «в проходах и вестибюлях для удобства публики» были «установлены автоматы, выдающие проездные и перронные билеты, а также автоматы-телефоны»3. Так что недалёк столетний юбилей телефонов-автоматов в Москве. Казанская дорога не совсем обычная — здесь (в отличие от других веток) левостороннее движение поездов, потому что, говорят, её проектировали по английским стандартам. 1 2 3

Сытин П.В. Из истории московских улиц. С. 651. Журавлев А.М. А.В. Щусев // Зодчие Москвы. М., 1988. С. 83. Саладин А.В. Указ. соч. С. 25.

188

Малаховка и дачник Джон Фомич: Казанская железная дорога И вот, представим себе, восторженный дачник, лет этак сто назад, садится на Казанском вокзале в пригородный поезд, чтобы отправиться к месту отдыха. Как же происходит это недолгое, но полное впечатлений путешествие? Если пассажир взял билет третьего класса (до Малаховки на месяц 13 руб. 28 коп., а на 10 поездок — 2 руб. 21 коп.1), то он ехал в вагоне, внутри обшитом серым линолеумом и отделанным полированным дубом, или в вагоне, отделанном ковровой тканью с венскими стульями вместо скамеек2. Если же пассажир в угоду тяге к комфорту брал билет второго класса (до Малаховки на месяц 19 руб. 92 коп., на 10 поездок — 3 руб. 32 коп.3), то в вагоне его встречали интерьеры с отделкой из светлого дуба с инкрустациями4. Добавим, что утром и вечером поезда шли очень часто, порой с интервалом пять минут (как явствует из расписания того времени), а для курящих и некурящих предусматривались разные вагоны5. И вот, наконец, поезд вышел за пределы городской черты. В девяти верстах первая станция «Перово». Здесь начинаются дачи. В Перове резиденции богатой знати начали строиться уже с середины XVIII века, вслед за тем, как этот столичный пригород полюбила дочь Петра I Елизавета Петровна. Она выстроила в Перове дворец, который проектировал Растрелли, и подарила его своему возлюбленному графу Алексею Разумовскому. Дворец этот не сохранился, но существуют до сих пор парк и небольшая церковь, где произошло тайное венчание Елизаветы с красавцем-фаворитом. Кстати, в Перове любил отдыхать историк Карамзин, и здесь развёртывалось действие его произведения «Бедная Лиза»6. Лет 120 назад в Перове «было множество дач, по большей части дешёвых и не отличающихся удобствами»7. Правда, здесь были аптека, несколько лавок и даже летний театр для спектаклей и танцевальных вечеров. От прежних владельцев князей Черкасских-Разумовских и графов Шереметевых Перово перешло к концу XIX века в руки нуворишей — большая часть местности принадлежала бизнесмену Гульшину. По ходу поезда следующими остановками были платформы Шереметево (на 11-й версте) и Вишняки (на 13-й версте). Платформа Шере1 2 3 4 5 6 7

Дачное обозрение. С. LXIX. Саладин А.В. Указ. соч. С. 11. Дачное обозрение. С. LXIX. Саладин А.В. Указ. соч. С. 11. Там же. Там же. С. 25; Дачное обозрение. С. 14. Полный путеводитель по всем дачным окрестностям Москвы. С. 21.

189

Дачи метево прилегала к дачному Кускову, известному в том числе забавной надписью на вывеске у цирюльника, гласившей: «Здесь бреют и стригут козлов из Москвы»1. Об этом писал Пётр Иванович Щукин в воспоминаниях. В Вишняках на 1899 год числилось более 100 дач, хорошие стоили по 350 рублей за лето2. Здесь же имелся храм постройки середины XVIII века, где хранилось знаменитое Евангелие на пергаменте (специально обработанной бычьей шкуре) весом около 25 кг. На 16-й версте раскинулось село Косино. Путеводитель 1894 года сообщал: «Воздух здесь хороший, провизию можно кое-как достать, но благодаря тому, что из Москвы сюда по праздникам наезжает множество богомольцев, тогда бывает очень шумно и беспокойно»3. Косино и сейчас славится своими тремя озерами — Белым, Черным и Святым. Белое имеет в окружности около 3 км, и площадь его 27 гектаров. На Святом озере явилась, выплыв из вод, чудотворная икона Святителя Николая, и именно сюда стекалось в двунадесятые праздники по несколько десятков тысяч паломников, чтоб выкупаться в целебных водах. Косино с XVII века входило в состав царских вотчин. На Белом озере прошли молодые годы Петра I — здесь он обучался морской службе, переведя свою «потешную» флотилию из Лефортова4. В одну из двух здешних церквей Пётр I пожертвовал чудотворную икону Моденской Божьей Матери, привезённую в 1717 году из итальянского города Модены. Позже на средства прихожан эта икона, созданная в XII веке, была оправлена в золотую ризу, усыпанную бриллиантами5. С 1991 года она вновь вернулась в Косинский храм после долгих путешествий по музеям6. В 19 верстах от Москвы поезд останавливается в Люберцах. Местность здесь считалась здоровой и сухой. В дачном отношении Люберцы были доступны «только людям очень состоятельным»7. Далее Томилино: «Сухая с прекрасным воздухом местность. Имеется несколько дач, недурное купанье»8. И вот, наконец, на 26-й версте от Москвы, на станции «Малаховка», пригородный поезд существенно пустел — толпы дачников высаживались здесь. Дачи тут считались дорогими — от 350 и до 1000 рублей за лето. Справочник «Дачное обозрение» 1899 года сообщал: «Место великолепное во 1 2 3 4 5 6 7 8

Воспоминания П.И. Щукина // Щукинский сборник. Вып. 10. М., 1912. С. 140. Дачное обозрение. С. 15. Полный путеводитель по всем дачным окрестностям Москвы. С. 23. Дачное обозрение. С. 15. Магнуссен В.П. и Лев Уманец. Справочная книжка «Окрестности Москвы». С. 83. Православная Москва. Справочник действующих монастырей и храмов. М., 1993. С. 89. Дачное обозрение. С. 16. Там же.

190

Малаховка и дачник Джон Фомич: Казанская железная дорога

Томилино. Платформа

всех отношениях; здоровый воздух, пропитанный всегда смолистыми испарениями; сухость такая, что даже в период сильных дождей, когда везде грязь невылазная, здесь можно ходить без калош, так как после дождя сейчас же всё высыхает»1. Ему вторил путеводитель 1914 года: «Самая известная дачная местность на Казанской железной дороге. Малаховский поселок может вполне называться культурным центром пригородного района... Есть общественный круг с эстрадой, качелями, гигантскими шагами и площадкой. Кроме того, есть поле для футбола, площадки для крокета и лаун-тенниса, а также скетинг-ринк. Имеются почтово-телеграфное отделение, аптека, аптекарский магазин, кофейные, чайные и колониальные магазины. Солидная охрана. Улицы и проспекты освещаются. Электрическое освещение проведено в дома жителей посёлка»2. Был в Малаховке и театр в Летнем саду, где в дачный сезон играли классический репертуар звезды Малого театра Ольга Садовская, Вера Рыжова, Мария Блюменталь-Тамарина, Осип Правдин3. Играла там и юная Фаина 1 2 3

Дачное обозрение. С. 16. Саладин А.В. Путеводитель по пригородным и дачным местностям. С. 101. Бахрушин Ю.А. Воспоминания. С. 508.

191

Дачи

Театр в Малаховке

Раневская, когда её не приняли в Москве в театральную школу «по неспособности» (как она с юмором писала «для памяти» уже в старости). Помогла найти театральный заработок балерина Е.В. Гельцер, устроившая Фаину Фельдман «на выходные роли в Малаховский летний театр под Москвой». Дело было как будто в 1915 году, и Гельцер сказала импресарио, представляя дебютантку: «Знакомьтесь, это моя закадычная подруга Фанни из провинции»1. Кстати, об охране. С конца XIX века и особенно после 1905 года хулиганство повсеместно возрастало. Разбойничьи шайки любили поживиться в дачных поселках. Весной 1910 года московский губернатор В.Ф. Джунковский в обращении к населению губернии отмечал: «В ту местность, где воровство и хулиганство, дачники не поедут, и цены на дачи упадут. А поэтому дачевладельцам и крестьянам, отдающим свои дома под дачи, надо самим позаботиться о своих интересах и о безопасности своих жильцов»2. Малочисленный штат полиции (один урядник и несколько стражников на волость) был не в состоянии обслуживать густонаселенные дачные местности. По обязательному постановлению 1909 года о полицейских сторожах в дачных местностях 88 официально зарегистрированных дачных 1 2

Раневская Ф. Дневник на клочках. СПб., 1999. С. 19. Джунковский В.Ф. Воспоминания. Т. I. М., 1997. С. 477.

192

Малаховка и дачник Джон Фомич: Казанская железная дорога поселков стали обслуживаться 912 стражниками на 304 поста1. Для оплаты профессиональной охраны, контролировавшей днём и особенно ночью ситуацию в подмосковных посёлках, дачники и постоянные жители, объединившись в Общества благоустройства, собирали специальные взносы с дачевладельцев — в Малаховке, например, в 1910 году взимали по 5 рублей за лето с дачи2. Уже в 1899 году в Малаховке числилось 69 дач, принадлежавших 25 владельцам3. Кто же были эти счастливцы — дачные предприниматели? Мещанин Зверев владел двумя дачами общей стоимостью 4217 рублей, крестьянин Блинов — аж восемью дачами общей стоимостью 11 232 рубля, некий Гавриил Петров — 11 дачами (14 496 рублей). Это наши русские люди. Однако Казанская железная дорога была знаменита тем, что её облюбовали иностранцы, проживавшие в Москве. Они тоже не тратили времени даром — понастроили дач и сдавали за кругленькие суммы. Подданной Великобритании Марии Андреевне Смит, по сословию купчихе, принадлежало шесть дач стоимостью 18 463 рубля. А немцу по фамилии Функе — целых 13 дач стоимостью 28 150 рублей4. Функе по основному месту работы был агентом Комиссионного агентства, а по общественным обязанностям — членом Московского общества гимнастов5. Не стоял в стороне также австрийский подданный Альфред Вольфринг — он построил три дачи стоимостью 4716 рублей. Мощным притоком иностранцев Малаховка была обязана одному из своих первых дачников — англичанину Джону (по-русски Ивану Фомичу) Аллею, который был совладельцем первого универсального магазина в Москве «Мюр и Мерилиз» (сейчас ЦУМ). Вслед за Аллеем на юго-восток от Москвы потянулась для летнего отдыха вся московская английская колония, а за выходцами из туманного Альбиона последовали немцы, швейцарцы и, так сказать, «прочие шведы». Англичане организовали в Малаховке две футбольные команды, развернули футбольное поле, а также устроили теннисный корт. Регулярно проводились состязания, в которые втянулись все остальные жители посёлка, сначала в качестве болельщиков, а потом уже и участников. На состязаниях царил необыкновенный ажиотаж. Аллей устроил в своём имении размером 135 десятин настоящую усадьбу для комфортной жизни — с огромным английским липовым парком, Джунковский В.Ф. Воспоминания. С. 475. Общий обзор поселкового землевладения в Московском уезде // Экономико-статистический сборник. Вып. 1. Поселковая жизнь в 1910 г. М., 1911. С. 63. 3 Памятная книжка Московской губернии на 1899 год. С. 96. 4 Там же. С. 94. 5 См.: Вся Москва на 1899 год; Вся Москва на 1903 год. 1

193

Дачи

Малаховка. Дача писателя Н.Д. Телешова

персональным великолепным теннисным кортом. На территории усадьбы имелось собственное большое озеро, где отлично ловилась рыба, особенно лини и щуки. После Аллея усадьба перешла в руки писателя Н.Д. Телешова — зятя московских богачей (чаеторговцев и текстильщиков) Карзинкиных. Телешовы сдавали ряд помещений своим знакомым. Вот почему в течение почти десяти лет в Малаховке, проведя весну в Ницце, летом жила семья Алексея Александровича Бахрушина — представителя крупнейшей династии кожевенных фабрикантов и основателя театрального музея. Телешов предоставил своим арендаторам дачу, поражавшую многих своим архитектурным обликом: «Это было странное сооружение, начинавшееся с большой башни в четыре этажа и постепенно уступами доходившее на другой оконечности до одноэтажной маленькой кухоньки. Лишь с большим воображением можно было усмотреть желание строителя этого здания воспроизвести формы английской готики, преломлённой через призму рязанско-нижегородского изготовления»1. Когда Бахрушины тёплым майским днём приехали на дачу, то управляющий имением сразу усадил дачников пить чай на балконе: «На столе 1

Бахрушин Ю.А. Воспоминания. С. 292.

194

Малаховка и дачник Джон Фомич: Казанская железная дорога в минимальных количествах был представлен соответствующий времени года ассортимент угощений. Пасха с куличом, крашеные яйца, ветчина, свежие редиска и огурцы, холодная телятина, конфеты, варенье и прочее»1. (Гастрономические вопросы в дачной жизни имели животрепещущий характер. «Дачное обозрение» 1899 года советовало, как выбирать парное мясо: «Хорошее свежее мясо на ощупь довольно плотно и упруго. Сока при давлении пальцами выдавливается немного, и сам палец едва смачивается. Цвет равномерный, буровато-красный. Запаха почти нет никакого. Бледно-красноватый цвет мяса служит признаком того, что животное страдало малокровием. Густой, тёмный красный цвет мяса указывает на то, что животное не убито, а околело от какой-нибудь горячечной болезни. Гнилое мясо особенно мягко и расплывчато; оно, кроме того, отличается ещё избытком сока и синеватым цветом. Что касается гнилостного запаха, то он вполне заметен бывает лишь тогда, когда гнилость мяса пошла уже далеко. В начале гниения запах гнилости будет заметен только тогда, когда мясо будет облито тёплой водой»2.) При обследовании усадьбы сыном Бахрушиных подростком Юрой в каретном сарае была обнаружена «прекрасная, объёмистая коляска весьма почтенного возраста», вся наполненная фолиантами на английском, а также французском и немецком языках. Это были остатки библиотеки просвещённого англичанина Аллея, в том числе редчайшие издания Шекспира, Байрона, Диккенса. Когда дачники Бахрушины спросили управляющего (московского немца Василия Карловича, «по своей внешности очень походившего на замоскворецкого разносчика»), можно ли брать книги для чтения, то он бесхитростно ответил: «Делайте с ними что хотите... Их очень много было, да мы их употребили в дело. Знаете, удивительная вещь! Дорожки у нас в саду были невероятно сырыми — прямо вода на них сполна не просыхала. Вот мы и замостили все эти дорожки книгами в несколько рядов, а сверху кирпич битый и песок, и знаете — сырость как рукой сняло!»3 Постепенно Малаховка из места летнего отдыха превратилась для многих в посёлок постоянного проживания. По инициативе дачников, чтобы не возить детей на учёбу в Москву, в 1909 году было выстроено на благотворительные сборы здание гимназии, стоившее 75 тыс. рублей. Следующая за Малаховкой железнодорожная станция «Удельная» тоже быстро застраивалась дачами. Однако здесь не наблюдалось такой скучен1 2 3

Бахрушин Ю.А. Воспоминания. С. 292–293. Дачное обозрение. С. 44. Бахрушин Ю.А. Указ. соч. С. 294.

195

Дачи

Дачная местность «Удельная» (Удельное)

ности, как в Малаховке. В путеводителе 1899 года отмечалось: «Дачи поместительные, дворы и сады при них тенистые, расстояния между дачами большие. Местность настолько здоровая, что здесь поправлялись от тяжёлых болезней люди, которым не приносило пользу пребывание в Крыму»1. О том, что Удельная привлекала внимание состоятельных господ, говорит тот факт, что здесь построили себе дачи знаменитый архитектор Семён Эйбушитц2 и московский миллионер с говорящей фамилией Чудаков. Женившись на вдове ивановского текстильного миллионера Екатерине Гарелиной, Алексей Чудаков, сам изначально человек не бедный (вместе с отцом и братьями был владельцем фабрики платков в Лефортове, для сбыта продукции которой имелся магазин в Верхних торговых рядах3) развернулся на супругины миллионы вовсю. Благо «новобрачной» жене, которая была несколько старше красавца Чудакова, перепало от первого Дачное обозрение. С. 17. Памятная книжка Московской губернии на 1899 год. С. 95. 3 См.: Справочная книга о лицах, получивших купеческие свидетельства по г. Москве на 1898 г. М., 1898; Орлов П.А. Указатель фабрик и заводов Европейской России и Царства Польского. СПб., 1887. С. 42; Список фабрик и заводов Европейской России. СПб., 1903. С. 28. 1

196

Малаховка и дачник Джон Фомич: Казанская железная дорога мужа только имущества на два с половиной миллиона рублей, не считая земель в количестве более пяти тысяч десятин. Сначала Чудаков увлёкся шикарными автомобилями — купил себе и жене по «Бенцу» (24 лошадиные силы каждый), затем, поскольку не мог остановиться, купил и третий «Бенц»1. Оно и правда, в хозяйстве пригодится. Потом Чудаков решил позабавиться в амплуа помещика и мецената. В Удельной он выстроил дачу в виде миниатюрной барской усадьбы. Здесь летом на полном его иждивении жили молодые художники, которых «он разыскивал в школе живописи и ваяния, приближал к себе и повсюду таскал за собой»2. Здесь он выстроил театр на 100–150 мест, декорации для которого писали те же бесчисленные опекаемые им живописцы Пети, Миши и Вани. Однако гордостью Чудакова был пруд, предназначенный для рыбной ловли во время приезда в усадьбу гостей. Один из гостей, приглашённый после обеда порыбачить, оставил следующее впечатление: «Это была яма площадью не более пятнадцати квадратных саженей3 и глубиной в полторадва аршина (то есть метр-полтора), наполненная водой из ближайшего колодца, с которым была соединена пожарным шлангом. Ввиду того, что яма была выкопана в глинистой почве, вода в ней была цвета какао и постепенно всасывалась в грунт, отчего её приходилось ежедневно подкачивать. По прихоти хозяина в этот отвратительный аквариум были посажены всевозможные рыбы самых разнообразных пород, до стерлядей, судаков и севрюжек включительно. Ловля в этой яме походила на ловлю в живорыбном садке в Охотном ряду. Обезумевшая от голода и «жилищных условий» несчастная рыба с жадностью бросалась чуть ли не на голый крючок, не считаясь с периодом клёва и временем суток, лишь бы поскорей покончить со своей мучительной жизнью»4. Успокоился от своих чудачеств Чудаков на посту депутата Московской городской думы, которым был избран на сроки 1913–1916 и 1917–1920 годы (второй срок, понятно, закончился раньше времени по причине Октябрьской революции). Но продолжим наше мысленное путешествие по Казанской железной дороге. На 32-й версте от Москвы находилось имение Быково, принадлежащее инженер-полковнику Николаю Ивановичу Ильину — предводителю дворянства Бронницкого уезда, в пределах которого располагалась Бы1 2 3 4

Список владельцев автоматических экипажей. М., 1914. С. 6, 18, 22. Бахрушин Ю.А. Воспоминания. С. 523. Около 70 кв. метров, или примерно 8 на 9 метров. Бахрушин Ю.А. Воспоминания. С. 524.

197

Дачи ковская волость. Имение площадью 975 десятин оценивалось в 1899 году в 31 192 рубля1. Путеводитель по дачным окрестностям Москвы, изданный в 1894 году, сообщал: «В этом имении и селе Быкове множество дач разных цен, смотря по величине. Здесь есть прекрасный парк, открытый для гуляющих, есть пруды для купанья. Все необходимые продукты можно приобретать в местных лавках»2. Ильин построил в Быкове восемь дач общей стоимостью почти 30 тыс. рублей3. Вот, правда, по мнению рафинированных москвичей — любителей усадебной культуры (высказанному в 1902 году), Ильин в погоне за дачной прибылью совсем пренебрёг хозяйством: «Когда-то было великолепное имение, теперь совсем запущено. Роскошные цветники и дорогие оранжереи с редкими растениями уничтожены, и сад заброшен, бывшие в нём статуи изуродованы, поломаны; красивые мостики через овраги и ручейки — вообще все эти барские затеи — теперь представляют развалины. Но и заброшенный парк навевает поэтические грёзы и далеко не лишён своеобразной дикой прелести и красоты. Местные пруды заросли («цветут»), барский дом и сад никогда не ремонтируются теперешним владельцем, не ценящим прелести красот природы»4. До инженер-полковника Ильина имение Быково принадлежало главнокомандующему Москвы М.М. Измайлову, и при нем в XVIII веке здесь были возведены по проекту великого зодчего В.И. Баженова грациозный павильон «Эрмитаж» в стиле Луи XVI и Владимирская церковь в стиле псевдоготики, столь причудливо выглядевшая на фоне среднерусского пейзажа5. Потом Быково перешло к Воронцовым-Дашковым, в бытность которых был в 1830-х годах построен двухэтажный усадебный дом «с башней в типе английских неотюдоровских замков»6. Ильин был не единственным владельцем дач в районе Быкова. Поблизости от его усадьбы на арендованных удельных землях уже к 1899 году имелось ещё 55 дач, принадлежавших 28 владельцам7. Четыре из них принадлежали семейству священника московской церкви Иоанна Предтечи в Кречетниках Петра Григорьевича Доброхотова — в одной Доброхотовы жили сами, а три других (общей стоимостью 13 090 рублей) попадья Анна 1 2 3 4 5 6 7

Памятная книжка Московской губернии на 1899 год. С. 94. Полный путеводитель по всем дачным окрестностям Москвы. С. 24. Памятная книжка Московской губернии на 1899 год. С. 95. Магнуссен В.П. и Лев Уманец. Справочная книжка «Окрестности Москвы». С. 85. См.: Греч Н.И. Венок усадьбам // Памятники Отечества. 1994. №3–4. С. 168–169. Там же. С. 170. Памятная книжка Московской губернии на 1899 год. С. 95.

198

Малаховка и дачник Джон Фомич: Казанская железная дорога

Усадьба Быково. Павильон «Эрмитаж»

Ивановна сдавала. Двумя дачами (стоимостью 3925 рублей) владел начальник железнодорожной станции «Вишняки» Сергей Терентьевич Ефремов. Три дачи имел московский дермато-венеролог Николай Сергеевич Сперанский — как и вышеупомянутый отец Пётр, Сперанский в одной даче жил сам с семьёю, а две другие (записанные на супругу Лидию) сдавал. Некий учитель А.С. Виноградов также обзавёлся двумя дачами (стоимость 3155 рублей). И артист императорских театров Михаил Бачурин имел две дачи (5809 рублей). Мещанину Ивану Дмитриеву принадлежали четыре дачи (12 796 рублей). Личный почётный гражданин Евгений Петрович Лапкин владел восемью дачами (13 116 рублей), а его дражайшая супруга Ольга Николаевна — двумя дачами (3050 рублей)1. О жизни на даче в Быкове в 1882–1884 годах оставила воспоминания дочь купца 1-й гильдии, первая женщина — профессор этнографии Вера Харузина. Пока был жив отец, Харузины проводили летний отдых в Звенигородском уезде (в Архангельском и Николо-Урюпине), но с падением доходов после смерти главы семьи, перебрались в дачную местность попроще. В Быкове природа «не отличалась той дивной красотой, какою 1

Памятная книжка Московской губернии на 1899 год. С. 95.

199

Дачи

Быково. Пансион госпожи Фидлер

она богата в Звенигородском уезде, флора была бедна», а местность близ Быкова «томила своей плоскостью и однообразием», однако «было много интересного и веселого»1, потому что на соседних дачах подобралась хорошая компания москвичей. На веранде дачи, которую снимал известный московский гинеколог Николай Петрович Николаев, его две дочери Саша и Маша устраивали танцы для дачной молодёжи. Любили музицировать — благо, рояль привозили из города на дачу на всё лето, а среди дачной молодежи было несколько студентов консерватории. Не надоедали каждодневные совместные прогулки и катанья на лошадях с чаепитием и без него. Ещё одним увлечением была рыбная ловля. Вечерами барышни забирались на разогретые кучи обмолоченной соломы и, лёжа на них, вели девичьи разговоры, любуясь на звезды летнего подмосковного неба. (Кстати, лежать на кучах тёплого зерна или мягкой соломы ласковым вечером — удовольствие ни с чем не сравнимое и, наверно, сейчас весьма редкое, а ощущения такие, что стоит их испытать...) На свежем воздухе разыгрывался аппетит, и дачники по-соседски ходили друг к другу на угощенье. Доктор Николаев всегда звал молодую со1

Харузина В.Н. Прошлое. Воспоминания детских и отроческих лет. С. 460.

200

Малаховка и дачник Джон Фомич: Казанская железная дорога седку на пироги с грибами: «Кухарка Максимовна была мастерица печь пироги, а мы: Саша, Маша и я — есть их... Часто приглашение следовало непосредственно после нашего сытного завтрака, а я, ничтоже сумняшеся, шла на зов к их завтраку и доставляла своим аппетитом величайшее удовольствие Николаю Петровичу. Также и Саша с Машей, пообедав у себя, шли к нам и присосеживались к нам — это доставляло радость гостеприимному сердцу мамы»1. Когда приезжали гости из Москвы, то быковские дачники нанимали у местных крестьян «экипаж», представлявший собой некое «чудо искусства»: сколоченные кое-как из досок, в некоторых местах соединения связанные верёвками» тележки, которые, однако, в отличие от повозок фабричного изготовления, «как-то умели нырять по колдобинам и промоинам просёлков». Молодые мужчины, нанося визиты на дачи к знакомым, одевались по моде в русские шёлковые рубашки (цветов — алого, голубого, бордо), картузы из чесучи — плотной шёлковой ткани жёлто-песочного цвета — и заправляли брюки в высокие сапоги. На вышеупомянутых «экипажах» с экскурсиями объезжали все окрестности — старообрядческую деревню Заозерье на Москве-реке (известную с 1646 года, сейчас в Раменском районе), возвышающуюся за ней Боровскую гору с городищем и мощным курганом (там была древняя переправа через Москву-реку около села Чулково), красковский лес, замечательно красивую речку Пихорку и Николо-Угрешский монастырь. Остановимся на этих достопримечательностях юго-востока Подмосковья подробнее — это небезынтересно для современных дачников этого угла нашей богоспасаемой губернии. Итак, 13–15 тысяч лет назад граница ледника стала отодвигаться на север, и древний человек стал заселять ту зону, где находится Подмосковье. Примерно 5 тысяч лет назад, в период нового каменного века (неолита), возник ряд поселений на берегах рек — основными занятиями жителей были рыболовство и охота. Местоположения поселений определяется по находящимся поблизости курганам — так называются искусственные холмы полусферической формы до 3–4 метров высотой и 10 метров в диаметре. Эти холмы наши далёкие предки насыпали над захоронениями наиболее влиятельных членов общины. Боровское городище находится в 10 километрах к югу от станции Быково, влево от шоссе Москва–Бронницы. Археологические находки здесь относятся к началу нашей эры — то есть им почти две тысячи лет. Здесь нашли остатки посуды и точильные камни2. Знаменит Боровский курган 1 2

Харузина В.Н. Указ. соч. С. 462. Памятные места Московской области. С. 559.

201

Дачи и тем, что с него полководец Михаил Илларионович Кутузов в 1812 году наблюдал за отходом наполеоновской армии из Москвы. Так что те из дачников, чьи дети-старшеклассники изучают роман Льва Толстого «Война и мир», могут приблизить деяния исторических персонажей к нынешней реальной жизни, свозив отпрысков к Боровскому кургану. Поблизости есть и другие археологические памятники. В трёх с половиной километрах от станции Быково стоянка неолита (три тысячи лет до нашей эры) — городище Верея-Быково, череп из которого и остатки глиняной посуды находятся в Раменском музее. Интересно, что на этом же месте были поселения древних славян две тысячи лет назад и ещё через тысячу лет — в X–XII веках. Еще одно городище у деревни Дурниха. Там есть холм, известный в народе под названием «Долгий бугор». Так вот — это место древнего поселения, о чём свидетельствует найденная здесь в 1925 году на огороде одним из жителей Михайловской слободы римская монета с изображением жены римского императора Марка Аврелия — Фаустины. А такие монеты, представьте себе, чеканились в период 161–180 годов нашей эры. Когда найденная монета поступила в Раменский краеведческий музей, то о находке написали в районной газете. Заметка разбудила азарт дачников — при копке огородов они стали внимательнее к предметам, находившимся в земле, и уже к концу лета того же 1925 года дачниками Быкова и Перова были найдены монеты ещё более древние — времени парфянских правителей Ирана Аршакидов (120 год до нашей эры)1. Если ж трактовать сей факт научно, то сие означало, что наши предки уже тогда контактировали с отдалёнными южными странами. Что можно сказать? Лелейте в себе авантюрную жилку! Пусть жизнь на даче станет поиском сокровищ «Таинственного острова», и, может быть, вам повезёт — на огороде вы найдёте древние монеты или, на худой конец, пару кремневых наконечников, изготовленных нашими далёкими предками-вятичами.

Памятные места Московской области. С. 559–560.

202

Ананасы и театр: имения и дачи по Курскому направлению

Открытая для движения в 1867 году Московско-Курская железная дорога с самого начала взяла на себя роль транспортной артерии, связавшей первопрестольную столицу с южными районами Империи, где были плодородные земли и богатые полезными ископаемыми перспективные в промышленном отношении территории — с южнорусскими губерниями (Курской, Орловской), с Украиной, Крымом и Кавказом. О постройке дороги на юг деятели транспорта и бизнесмены ходатайствовали перед правительством ещё с 1840-х годов, но только поражение России в Крымской войне 1853–1856 годов от французских и английских войск, наголову разбивших русских на собственной территории, сдвинуло дело с мёртвой точки. Один из крупных французских бюрократов после победы над русскими написал в газетной статье: «При помощи железной дороги... правительство могло бы мгновенно бросить в Крым армию в несколько сот тысяч человек, и такая армия не допустила бы взять Севастополь... Продовольствовать такую армию было бы весьма легко. Поздравим себя, что Россия не имеет в своём распоряжении этого страшного орудия»1. Концессию на строительство дороги Москва—Курск—Феодосия получило Главное общество российских железных дорог с петербургским банкиром бароном Штиглицем, лондонскими банкирами братьями Беринг, парижскими банкирами братьями Эмилем и Исааком Перейр, берлинским банкиром Мендельсоном и другими. Заручившись поддержкой императора Александра II, дельцы быстро профинансировали изыскания и начали строительство. Для верности дела в акционеры Главного общества привлекли членов императорской семьи. Цит. по изд.: История железнодорожного транспорта России. Т. 1. С. 75 (из «Русского вестника». 1856. № 1. С. 444). 1

203

Дачи

Люблино. Главный дом усадьбы

Строили дорогу русские инженеры и рабочие во главе со знаменитым Павлом Петровичем Мельниковым (позже ставшим министром путей сообщения). Весной 1867 года началось регулярное сообщение на участке Москва—Серпухов. А через полтора года открылись для товаров и пассажиров все 537 км Московско-Курской магистрали. Дорога строилась с размахом и сразу же обрастала завидной инфраструктурой. А близлежащая местность стала ещё привлекательнее и быстро покрылась новыми дачными посёлками. Дачи начинались уже со станции «Чесменка», в восьми верстах от Москвы. (Позже платформу переименовали в «Текстильщики», потому что здесь построили в 1920-х годах дом отдыха профсоюза текстильщиков.) Чесменкой же местность называлась потому, что здесь была усадьба фаворита императрицы Екатерины Второй — графа Орлова-Чесменского. Усадьба эта существовала ещё в середине 1920-х годов, и «Путеводитель по окрестностям Москвы», изданный издательством «Молодой ленинец», писал следующее: «Исторической достопримечательностью можно назвать старинный дворец времён Екатерины, достаточно разрушенный

204

Ананасы и театр: имения и дачи по Курскому направлению временем и одряхлевший, но всё же сохранивший следы былой красоты. Двухэтажный барский дом оброс паутиной: в нём селятся только пауки да крысы, а в ущерблённых карнизах над окнами свивают свои гнезда голосистые ласточки»1. Центром дачной местности был живописный, «сверкающий зеркальной поверхностью» пруд, где водились, к усладе дачников, караси, лини и щуки. Путеводитель 1926 года сообщал, что «алмазные брызги летят по сторонам в ту минуту, когда обнажённые дачники прыгают в воду»2. Куда девались руины усадебного дома и где спят вечным сном прыгавшие в воду 80 лет назад дачники, никто не знает. Сейчас же вокруг вышеупомянутого пруда расположен спорткомплекс Автозавода имени Ленинского комсомола, так что какая-то слабо брезжащая традиция отдыха в этой географической точке Москвы сохраняется. Но фактически настоящие места для летнего отдыха начинались со станции «Люблино». Из русских знаменитостей здесь отдыхали историк Карамзин и писатель Достоевский. Путеводитель же 1855 года называл Люблино «одним из любимых гуляний московских жителей»3. Достоевский называл Люблино «одним из прелестнейших местоположений в мире», и, думается, не лукавил, хотя предыдущие два летних сезона по три месяца проводил в Германии, Италии и Швейцарии. Находясь в Люблине, Федор Михайлович написал несколько глав «Преступления и наказания». Однако, как писал Достоевский в письме к издателю, переселение из Москвы в Люблино было сопряжено с денежными издержками: «Я должен был купить самовар, чашки, кофейник, даже одеяло, взять напрокат мебель, внести часть денег за дачу, выписать Пашу (прислугу. — Г. У.)»4. Посещавший Достоевского Фон-Фохт писал, что в компании, душой которой был 45-летний Достоевский, «было много молодежи, несколько очень хорошеньких и взрослых барышень, так что по вечерам на прогулку у нас со взрослыми собиралось до двадцати человек»5. К основным люблинским красотам относились усадьба и живописный липовый парк при ней. Путеводитель по окрестностям Москвы, изданный в 1902 году, сообщал: «Владельцами Люблина устроен роскошный тенистый парк... с красивыми, пёстрыми цветниками. Барский дом замечателен по своей архитектуре; он построен в 1801 году Дурасовым, тогдашним владельцем имения, в память получения им креста (ордена. — Ред.) Святой 1 2 3 4 5

Иллюстрированный путеводитель по окрестностям Москвы. С. 92. Там же. Путеводитель к замечательным окрестностям московским. М., 1855. С. 55. Достоевский Ф.М. Собр. соч.: в 15 т. Т. 15. Письма 1834–1881 гг. СПб., 1996. С. 286. Там же. С. 722.

205

Дачи Анны»1. В память о награде Дурасова и сам дом был сделан в форме креста (по проекту ученика Родиона Казакова архитектора Ивана Еготова, впрочем, изыскания историка архитектуры Михаила Коробко не исключают и участия самого Казакова2). Дом стал одним из лучших образцов классицизма в Москве: с коринфскими колоннами, барельефами на стенах, высоким куполом со статуей Святой Анны наверху. Внутри, соответственно форме креста, дом имел на каждом из двух этажей круглый зал посередине и из него входы в четыре гостиные — в одной музицировали, в другой проводились застолья и так далее. Особую роскошь представляли потолочные и настенные росписи известнейшего живописца-декоратора итальянца Джермано Скотти — из семьи тех самых Скотти, что расписывали в Петербурге Шуваловский, Аничков и Елагин дворцы, Адмиралтейство, царскую резиденцию в Павловске. Потолочный плафон одной из гостиных являлся копией «Колесницы Солнца» — известного плафона Гвидо Рени из римского палаццо Паллавичини-Роспильози (роспись Рени датируется примерно 1610 годом). Конечно, впечатляет сама ситуация, когда молодой итальянец приезжает в Россию расписывать потолки богатых дворцов и создаёт серию шедевров, из которых московский плафон в усадьбе Люблино великолепен, но известен публике меньше, чем петербургские работы. Современники писали, что Николай Алексеевич Дурасов «хвастал богатством», за что его многие не любили. Однако все ездили к нему в гости, поскольку «он угощал роскошно Москву, жил в своём Люблине, как сатрап (в древней Персии начальник-самодур, наместник области. — Г. У.), имел в садках всегда готовых стерлядей, в оранжереях огромные ананасы»3. У Дурасова в усадьбе был знаменитый на всю Москву крепостной театр, который по приглашению хозяина посещали московская элита и иностранные знаменитости, приехавшие в Москву. Англичанка Мэри Вильмот писала о своём посещении дурасовского театра: «На сцене и в оркестре его появлялось около сотни крепостных людей, но хозяин рассыпался насчёт бедности постановки, которую он приписывал рабочей поре и жатве, отвлёкшей почти весь его наличный персонал, за исключением той горсти людей, которую успел собрать для представления. Самый театр и декорации были очень нарядны... В антрактах разносили подносы с фруктами, пирожками, лимонадом, чаем, ликёрами и мороженым»4. Магнуссен В.П. и Лев Уманец. Справочная книжка «Окрестности Москвы». С. 91. Коробко М.Ю. Неизвестное Люблино// Русская усадьба: Сборник Общества изучения русской усадьбы. Вып. 7. М., 2001. С. 167–181. 3 Дмитриев М. Главы из воспоминаний моей жизни. М., 1998. С. 58. 4 Цит. по изд.: Пыляев М.И. Старая Москва. М., 1990. С. 121–122. 1

206

Ананасы и театр: имения и дачи по Курскому направлению

Царицыно-дачное. Одна из дач. 1912

От Дурасова имение перешло к его племяннице Писаревой, а потом к купцу Голофтееву, владельцу знаменитого галантерейного пассажа на Кузнецком Мосту. По данным 1899 года, стоимость усадьбы площадью 99 гектаров оценивалась в 358 427 рублей1. При Голофтееве дачное строительство в Люблине расцвело, и число дач увеличилось до трёхсот2. Кстати, и дом (несколько лет назад великолепно отреставрированный и вошедший в муниципальный музейный комплекс3), и парк, где гулял с компанией сам Достоевский, и сейчас составляют главное украшение современного Люблина4. Но двинемся дальше. Следующая достопамятность на Курской дороге — это, конечно, Царицыно (18 вёрст от Курского вокзала). Все, кто На современные деньги около $107,2 млн. Памятная книжка Московской губернии на 1899 год. С. 487. 3 Московский государственный объединенный музей-заповедник включает историкоархитектурные памятники Коломенского, Измайлова, Лефортова и Люблина. 4 В последние годы о Люблине вышел ряд интересных книг, принадлежащих перу профессиональных историков: Коробко М.Ю., Насимович Ю.А., Еремкин Г.С. Люблино. М., 2003; Коробко М.Ю. Московский Версаль: Кузьминки — Люблино. М., 2001; Коробко М.Ю. Москва усадебная. М., 2005. С. 175–208; Юхименко Е.М. Люблино прекрасное, Люблино милое. М., 2005. 1

207

Дачи ездил на электричке, конечно, замечали изящное здание станционного вокзала в стиле модерн. Оно было построено в начале ХХ века, когда Царицыно стало одной из самых популярных дачных местностей. Здесь любили отдыхать многие знаменитости — поэт Гаврила Романович Державин, который «в гроб сходя, благословил» Пушкина на поэтическое поприще; писатели Леонид Андреев и Иван Бунин, блистательная балерина начала ХХ века Екатерина Гельцер (пользовалась бешеным успехом у тогдашних московских олигархов, и без памяти влюблённый в Гельцер крупный табачный фабрикант Бостанжогло оборудовал для неё в своём особняке танцевальный зал, украшенный двумя аквариумами с живыми громадными японскими саламандрами1). Екатерина Гельцер в балете Царицыно воспел Тургенев в «Раймонда» романе «Накануне»: «Всё кругом цвело, жужжало и пело; вдали сияли воды прудов; праздничное, светлое чувство охватывало душу». До того как стать Царицыном, местность называлась Чёрная Грязь и принадлежала с 1716 по 1775 год (когда была куплена для устройства царской резиденции) князьям Кантемирам2. Здешние пруды, действительно, славятся добываемой со дна лечебной чёрной грязью, богатого микроэлементами ила. Есть даже легенда, что Екатерину II лечили такой грязью от ревматизма руки. Природа впечатлила царицу, летом 1775 года она здесь отдыхала в «маленьком шестикомнатном домике», где жил также её фаворит Григорий Потёмкин-Таврический. Отдых вышел удачным, здесь устраивались театрализованные приемы, на которые из Москвы приезжали почтить царицу сотни гостей в парчовых камзолах и на дорогих каретах. Юдин С. Подарок ко дню рождения. С. 18. Подробное описание прошлого Царицына см. в изд.: Сергеев И. Царицыно. Страницы истории. М., 1993. 1

208

Ананасы и театр: имения и дачи по Курскому направлению Всё шло гладко. Думая о ежегодном отдыхе в Царицыне, императрица Екатерина II поручила Баженову построить в живописной местности загородный дворец. Работа шла десять лет, был возведён грандиозный дворцовый комплекс. И вот настал торжественный день, когда придворные и архитектор ждали приезда царицы для приёмки работ. Но своенравная Екатерина до Царицына ехала, да не доехала. Из окна кареты она увидела дворец, возведённый Баженовым в готическом стиле — в тот момент она была не в духе, видимо, от плохого самочувствия её мучили всякие неприятные размышления о собственном здоровье. Новый дворец безо всякой причины показался ей похожим на гигантский катафалк. Она обозлилась, повелела развернуть экипаж назад в Москву, а построенный дворец сломать. Это и было сделано. А царица никогда больше не приезжала в своё Царицыно. Баженова отстранили от работ, и на его место пришёл архитектор Матвей Казаков. Он довёл строительство до конца, придав ему тот вид, который известен сейчас. После смерти Екатерины в зданиях, уже покрытых крышами, никто не обитал, и они медленно зарастали травой и деревьями, постепенно став похожими на заколдованные замки, о которых пишут в детских сказках. До нашего времени дошло несколько прелестных парковых беседок с чарующими названиями — «Миловида» (из неё надлежало любоваться видом на пруд), «Нерастанкина», «Храм Цереры» или «Золотой сноп» (беседка с восемью ионическими колоннами была прежде увенчана металлическим снопом с вызолоченными колосьями на верхушке купола). Впечатляют «Фигурный мост» в форме акведука, ведущий внутрь двора, и башня «Руина». Царицынский парк, разбитый в «английском стиле», имеет множество извилистых аллей, холмов и оврагов. Зато дачная жизнь здесь, в этих романтических пейзажах, била ключом. Ещё с начала ХХ века здесь имелся «сад Дипмана» с летним театром и кегельбаном, действовавший и в 1920-х годах, в нэпманскую эпоху. Устроил его прусский подданный Бальтазар Дипман. В 1914 году, после немецких погромов Дипман уехал в Германию, но сад носил его имя ещё более двадцати лет. За Царицыном идут станции «Битца» и «Бутово». В Битце ещё до 1917 года имелось до 60 дач, выкрашенных в традиционный зелёный цвет. Местные же жители занимались выделкой валенок1. Бутово, по словам путеводителя 1926 года, «сплошь заросло сосновым и берёзовым лесом». Здесь «зелёные и розовые дачи (около 120) как 1

Иллюстрированный путеводитель по окрестностям Москвы. С. 110.

209

Дачи

Усадьба Остафьево — здесь Н.М. Карамзин писал «Историю государства Российского». Парковый фасад главного дома и памятник Карамзину. Начало ХХ века

пёстрая, цветистая мозаика, утопают в роскошной, изумрудной зелени». И далее путеводитель сообщает о благостной картине дачного подмосковного утра, в которое хочется нырнуть сквозь время: «По утрам на широких распахнутых террасах шумят патриархальные самовары, и столы, сверкающие белоснежными скатертями, уставлены высокими крынками парного молока, доставляемого из соседнего села Еловка. Мечтательно покуривая папиросу, качаются в сетчатых гамаках отдыхающие москвичи»1. И так душевно, что нет и мысли о вреде табака. Двинемся дальше на юг по Курской дороге. На 34-м километре от Курского вокзала находится станция «Щербинка». Вокруг станции густой смешанный лес. В четырёх километрах от станции усадьба Остафьево. Селение Остафьево очень древнее — упоминается в завещаниях великого князя московского Ивана Калиты (1340) и Димитрия Донского (1389). 1

Иллюстрированный путеводитель по окрестностям Москвы. С. 111.

210

Ананасы и театр: имения и дачи по Курскому направлению С 1790-х годов усадьба на берегу реки Молоди принадлежала петербургскому барину Андрею Ивановичу Вяземскому, при котором был построен дом в классическом стиле, существующий и сегодня. Дом этот был изыскан не только снаружи, но и внутри — тут, в частности, имелась немецкая резная мебель XVII века. В 1807 году усадьба перешла во владение 15-летнего сына А.И. Вяземского Петра — будущего поэта и ближайшего друга Александра Сергеевича Пушкина. Кто только из русских гениев первой половины XIX века не бывал в Остафьеве — историк Карамзин (родственник Вяземского, он являлся опекуном Пети Вяземского до достижения им совершеннолетия), поэты Василий Жуковский, Евгений Баратынский, Константин Батюшков, Денис Давыдов, Николай Гоголь, Вильгельм Кюхельбекер, Адам Мицкевич. Н.М. Карамзин прожил здесь 12 лет и написал семь томов «Истории государства Российского». Широкую главную аллею подмосковного имения, по которой любили гулять литераторы, приезжавшие гостить у Вяземского, Пушкин даже назвал «русским Парнасом»1. В парке были поставлены в последующее время памятники Пушкину, Карамзину, Жуковскому и Вяземскому. Дружба Пушкина и П.А. Вяземского была удивительной — они познакомились в 1811 году, когда Саше Пушкину было 12 лет, а Пете Вяземскому — 19. С 1816 года они стали общаться часто и ненасытно. Пушкин обожал атмосферу Остафьева и часто ездил в гости к приятелю и единомышленнику. В усадьбе у друга Пушкин играл на бильярде, музицировал на клавесине. Был заведён для Пушкина и небольшой письменный столик для литературных занятий. Как известно, Пётр Андреевич Вяземский прожил 86 лет (1792–1878) и пережил почти всех своих друзей. В конце жизни он посвятил Остафьеву ностальгические строки: Обломком я стою в виду твоей нетленной Святыни, пред твоей красою неизменной. Один я устарел под ношею годов. Неузнанный вхожу под твой знакомый кров, Я, запоздалый гость другого поколенья.

Другое поколенье, а конкретно внук и тёзка поэта — Пётр Павлович, следуя веяньям времени, устроил близ имения дачный посёлок (стоимостью 27 315 рублей в 1899 году)2. Забегая вперёд, скажем, что по стопам Петра Павловича пошёл и сосед Вяземских князь Сергей Михайлович Го1 2

Длугач В., Миллер П., Романов С. Подмосковье. М., 1941. С. 22. Памятная книжка Московской губернии на 1899 г. С. 531.

211

Дачи лицын — устроенный им в Дубровицах дачный посёлок оценивался в 62 900 рублей 1. В советское время Остафьево, как и многие подмосковные усадьбы, стало домом отдыха — здесь стали проводить отпуска гражданские лётчики. В последние годы в Остафьеве создан музейный комплекс — один из самых интересных в южном Подмосковье. Каждое лето здесь проходят большие литературные праздники с концертами, поэтическими чтениями и забавами, куда съезжаются тысячи любителей культурных мероприятий. Неподалёку, буквально в 6–7 километрах от Остафьева, есть ещё одно интересное место — усадьба князей Голицыных Дубровицы. В Дубровицах находится исключиДубровицкая церковь тельный по ценности памятник зодчества XVII века — Знаменская церковь. Она входит практически во все мировые архитектурные энциклопедии в ранге шедевра. Построена церковь была в 1690–1704 годах князем Борисом Алексеевичем Голицыным — воспитателем Петра I. Голицын был богатейшим вельможей своего времени (и сам по себе, и по привычке брать взятки от всякого, кто предлагал), много ездил по Европе, много чего там видел. В своём имении Дубровицы — этом глухом уголке Подмосковья — он решил исполнить свою прихоть, создав храм в виде высокой ажурной башни в стиле барокко, все стены которой покрыты белокаменной резьбой. Фундамент в основе представляет крест. Создание такой необычной по форме церкви было, конечно, возможно только благодаря всемогуществу Голицына. Денег он не считал и заказал проект церкви шведскому архитектору по имени Никодемус Младший Тессин. Тессин учился в Италии, чуть ли не у гиганта римской архитектурной школы Франческо Борромини. Здесь немного не сходится хронология, потому что в год смерти Борромини Тессину было всего тринадцать 1

Памятная книжка Московской губернии на 1899 г. С. 531.

212

Ананасы и театр: имения и дачи по Курскому направлению

Катание на лодке в усадьбе Надежды Филаретовны фон Мекк Плещеево Подольского уезда

лет, но это не так важно, а существенно то, что Тессин научился строить дворцы не хуже итальянских и выполнил престижнейший заказ, создав королевский дворец в Стокгольме. Прослышав о шведском таланте, Пётр Первый пригласил Тессина в Петербург строить Кафедральный собор. Князь Голицын же не растерялся и дал заказ на храм в своих Дубровицах. Мало того, для строительства церкви Голицын выписал из Италии сотню первоклассных мастеров, которые и создали эту жемчужину архитектуры на лугу средь подмосковного леса. Открытию храма предшествовали почти пятнадцать лет ювелирной работы над камнем, и на освящении церкви присутствовал сам Пётр Первый с семьёй. Возможно, что церковь эта гармонией своего облика питала вдохновение нашего великого композитора Пётра Ильича Чайковского, который гостил в 1884 и 1885 годах в имении Плещеево неподалёку от Дубровиц.

213

Дачи Имение принадлежало Надежде Филаретовне фон Мекк — меценатке и другу Чайковского. Только вот что интересно — за почти двадцать лет переписки и общения композитор и преклонявшаяся перед его талантом госпожа фон Мекк никогда не встречались. Это было условием, которая поставила Надежда Филаретовна — супруга крупнейшего железнодорожного магната. Она считала, что, давая немалые деньги Чайковскому, она может обидеть его, задев деликатные струны гордости, и потому совершала свои благотворительные поступки без личного общения с одаряемым. Вот и в Плещеево Чайковский приезжал только в отсутствие хозяйки. Здесь он мог работать в прекрасных условиях — рояль в большой зале был очень хорош, прислуга передвигалась еле слышно, а за окнами барского дома млел подмосковный август... Покой и гармоничная природа южного Подмосковья исцеляли израненную душу и другого русского гения — Антона Павловича Чехова. Жили Чеховы в Москве скромно, даже скудно, и когда пошли приличные заработки, 32-летний Чехов (фактически исполнявший роль главы семьи и кормильца) решил приобрести для своего большого семейства (мать, отец, четыре брата и сестра) какое-то загородное жилье, «чтоб не платить за дрова и квартиру» в Москве. Весной 1892 года было куплено Мелихово в Серпуховском уезде, в тринадцати километрах от станции Лопасня Московско-Курской железной дороги. Здесь Чеховы жили всей семьёй в 1892–1898 годах. Чеховы продали Мелихово в 1899 году, когда, после смерти отца Павла Егоровича Чехова, у Антона Павловича начал резко прогрессировать туберкулёз и пришлось сменить Подмосковье на Ялту. Чехов писал друзьям: «Третьего дня был в имении, которое покупаю. Впечатление ничего себе... Дом новый, крепкий, с затеями. Мой кабинет прекрасно освещён сплошными итальянскими окнами и просторнее московского»1. В Мелихове Чехов работал невероятно продуктивно — написал здесь «Палату № 6», «Человека в футляре», «Три года», пьесы «Чайка» и «Дядя Ваня». Многие подробности «Чайки» были навеяны обстановкой Мелихова. Возглавлявший Художественный театр В.И. Немирович-Данченко, вспоминая Мелихово, писал: «Я не могу отделаться от впечатлений, что сцена, которую устраивает Треплев, прошла на этой аллее, идущей к озеру, и в «доме играют», и «красная луна», и «лото в четвёртом действии». Жизнь в Мелихове была наполнена не только литературными занятиями. Чехов с удовольствием копался в саду, даже черенки роз выписывал из 1

Цит. по изд.: Длугач В., Миллер П., Романов С. Подмосковье. С. 29.

214

Ананасы и театр: имения и дачи по Курскому направлению

А.П. Чехов c компанией родных и друзей в Мелихове

Риги. Была и «вечная толпа баб и мужиков, приходивших к своему „дохтуру“ с разными болезнями»1. Несмотря на то, что дел всегда было невпроворот, да и здоровье не радовало, Антон Павлович преодолевал свою хандру извечными розыгрышами и шутками. От мелиховского периода жизни Чехова осталась забавная фотография, история которой, изложенная Гиляровским, такова: «Кто-то из братьев Чеховых имел фотографический аппарат... И вот однажды ранней весной, только что снег сошёл, мы гуляли в саду, Антон Павлович обратился ко мне: — Гиляй, я устал, покатай меня на тачке! — и сел в тачку. Туда же поместился его брат Миша, бывший тогда ещё гимназистом, а когда я привёз их к дому, то пожелали снять фотографию»2. На этой фотографии также братья Чехова — родной Иван и двоюродный Алёша. 1 2

Гиляровский Вл. Москва и москвичи. М., 1983. С. 349. Там же.

215

Дачи Чехов в Мелихове трепетно относился к своей усадебке — была она недорогой (5778 рублей), но весьма обширной — целых 233 гектара1. Всё в ней Антон Павлович холил и лелеял. Как-то приехал к нему погостить старший брат Саша. Пошли ловить карасей в пруду — «громкое название „пруд“» относилось к четырёхугольной яме, выкопанной подле самого дома», размером 10 на 5 метров, куда всю весну Чехов с братьями свозил снег, чтоб в пруду было побольше воды. Покурив, Саша машинально бросил в пруд окурок. Реакция Антона Павловича была резкой: «— Не бросай в воду окурков, — сказал мне серьёзно А.П. — Да ведь на поверхности пруда и без того плавает много дряни, — заметил я. — Окурки отравляют воду никотином и могут отравить рыбу. В этом замечании сказался одновременно и медик, и влюблённый в своё имение хозяин»2. И ведь это замечание Чехова актуально — действительно, не стоит бросать окурки — ни в пруд, ни в речку, ни в траву.

1 2

Памятная книжка Московской губернии на 1899 г. С. 619. Чехов Ал. П. В Мелихове // Вокруг Чехова. М., 1990. С. 136–137.

216

Владельцы Жизнь напоказ, или Что видели гости в богатом доме • Дом в Леонтьевском переулке и его владельцы: Мещерские — Волковы — Закревские — Сорокоумовские • Предприниматель Сергей Четвериков: жизнь в России и в Швейцарии • «Базар цену скажет»: издательский магнат Иван Сытин и его недвижимость

Жизнь напоказ, или Что видели гости в богатом доме

Спрашивается: доставляют ли богатство и роскошь удовольствие, если некому их показать? Ответ очевиден — не доставляют. Культ роскоши у нас в России сложился двести лет назад. Девятнадцатый век дал такие образцы бытовой неги, которые уже, видимо, и превзойти нельзя. Этой ностальгией были пропитаны все переживания русской эмиграции. Это, действительно, была та Россия, «которую потеряли», причём безвозвратно. Министр Императорского Двора генерал Мосолов, ведавший всеми придворными церемониями, вспоминая балы и светские приёмы великолепного Петербурга, уже в 1930-х годах писал: «Я участвовал в балах трёх царствований1, так что могу говорить о них с полным знанием дела... Дамы должны быть в „русских“ платьях со шлейфами. Платья и кокошник, само собою разумеется, могут быть украшены драгоценными камнями в зависимости от степени богатства соответственной особы. В этом отношении приведу как пример, который меня как-то поразил (а поразить Мосолова было, понятное дело, трудно, почти невозможно. — Г.У.) — госпожу Зиновьеву, жену предводителя дворянства одного из уездов Петроградской губернии: она носила в виде пуговиц девять или десять изумрудов, величиной каждый с голубиное яйцо»2. А вот описание другой дамы — генеральши: «Платье с пальетками облегает её как статую. Диадема в два ряда крупных бриллиантов („павэ“) украшает её русые волосы. На лбу сверкает бриллиант. Бриллиантовое ожерелье, декольте окружено цепочкой с большим цветком из тех же камней на спине, другие две цепи бриллиантов брошены че1 2

Подразумеваются периоды правления Александра II, Александра III и Николая II. Мосолов А.А. При дворе последнего императора. СПб., 1992. С. 194.

219

Владельцы рез плечи и сходятся у броши, приколотой у пояса, кольца и браслеты с бриллиантами»1. Вывод старого генерала-министра радует и даже наполняет гордостью за Отчизну и нас — тех, кто никак не близок (ни по происхождению, ни по времени) к этому богатству: «Когда я смотрю фильмы, изготовленные в Голливуде и изображающие будто бы „великолепие“ русского двора, мне хочется смеяться...»2. Российские богачи наряжали не только себя, но и окружающее пространство — дворцы, особняки, усадьбы. Сродни роскоши платья была и роскошь жилища. Они следовали за модой в мире недвижимости и интерьеров, они же и создавали эту моду. Частенько мода выходила боком. Знаменитое русское гостеприимство разорило немало дворянских гнёзд. В начале XIX века в зажиточных семьях считалось нормальным, чтобы за стол садились ежедневно обедать до 40–50 человек — хозяин с домочадцами, друзья, знакомые, приживалки. Такое хлебосольство для многих стало совершенно непосильным, когда после отмены крепостного права в 1861 году стал исчезать дармовой крестьянский труд по обслуживанию семьи помещика. Как писал князь С.Е. Трубецкой: «У нас „широкими“ должны были быть даже далеко не богатые помещичьи семьи, и общественное мнение принуждало к „широте“ даже скупых людей»3. В результате вынужденное хлебосольство приводило к известной пушкинской формуле — «давал три бала ежегодно и промотался наконец». Это сейчас большинство из нас принимает гостей в тех же комнатах, где мы живём — смотрим телевизор, ужинаем, сидим-работаем за компьютером. Не то было раньше. Пространство богатого дома имело две половины. На одной — «парадной» — принимали гостей, на другой — «вседневной» — протекала ежедневная жизнь. Парадная половина стояла в неприкосновенности и открывалась для посещения и обозрения несколько раз в год. Главным был зал (или, как говорили раньше, зала) — здесь танцевали, здесь же накрывали столы во время больших банкетов. В архитектурном руководстве 1836 года говорилось: «Зала принадлежит к числу парадных комнат, где принимают гостей; здесь-то надо развернуть всё богатство и 1 2 3

Мосолов А.А. Указ. соч. С. 198. Там же. Трубецкой С.Е. Минувшее. М., 1991. С. 21.

220

Жизнь напоказ, или Что видели гости в богатом доме

Дочь придворного скрипача, профессора Московской консерватории Г.Н. Дулова (сестра Веры Дуловой) в своей квартире в Плотниковом переулке

роскошь»1. Зал мог быть огромным — в некоторых богатых дворцах были залы площадью до 350 кв. метров. В зале дорогие зеркала, кресла и стулья размещали по стенам, чтобы дать простор для танцев. Сквозь распахнутые двери зала открывался вид на анфиладу комнат. В конце анфилады часто ставили большое зеркало, и тогда создавался эффект бесконечности. Наряду с парадными гостиными, где гости могли беседовать, кавалеры — курить, любители виста и преферанса — играть в карты, имелась и парадная спальня. В такой спальне никто не спал — она давала гостям представление о стиле жизни дома, была свидетельством «большого тона». Это был повод показать красивую мебель и архитектурные пристрастия. Роскошная постель с балдахином стояла на возвышении или, наоборот, в нише. Вокруг помоста с кроватью группировались статуи и вазы с цветами на резных Цит. по изд.: Тыдман Л.В. Изба. Дом. Дворец. М., 2000. С. 135 (Полная архитектура для городских и сельских хозяев, служащая подробным и полным руководством при постройке всякого рода зданий без помощи архитектора. Часть IV. М., 1836. С. 11.) 1

221

Владельцы деревянных подставках, изящные туалетные столики, кушетки и диванчики. Архитектурное руководство 1836 года поясняло: «Будуар это есть храм спокойствия, это часть дома, посвящённая любви. Он должен быть украшен богатыми обоями, несколькими зеркалами и статуями»1. Шло время... XIX столетие близилось к концу. Традиции дворянства перенимали «новые русские» XIX века, заработавшие капиталы в бизнесе и не желавшие отставать от родовой аристократии. Например, в московском доме сибирского золотопромышленника Василия Михайловича Сабашникова на Большой Никитской на первом этаже размещалась анфилада парадных комнат, включавших две гостиные и зал в египетском стиле, где «на колоннах с капителями в виде цветков лотоса и с чёрными цоколями были вырезаны барельефные пёстрые изображения и иероглифы»2. Эти помещения целиком использовались только два раза в год во время больших приёмов3. Когда гостей было немного — они могли лицезреть два прекрасных интерьера: кабинет и столовую. Большой кабинет хозяина был исполнен из резного чёрного дуба, а стены выдержаны в считающихся приличными для кабинета темно-зелёных тонах. Для уюта затапливали камин (в России камины устраивали для красоты, а не для тепла). В кабинете, на нижней открытой полке резного дубового шкафа хранился своеобразный «талисман» сабашниковского дела — большой кожаный мешок с золотым песком из сибирских приисков4. Столовая была сделана в модном в последней четверти XIX века «русском стиле» — резная мебель, вышитые скатерти и салфетки, повсюду полотенца «с петушками», якобы крестьянская посуда с надписями «хлеб да соль», «кушай на здоровье»5. Перенасыщенность множеством предметов у некоторых утончённых натур вызывала впечатление ужасной безвкусицы, но стиль этот живуч до сих пор (подзоры-рушники, кадушки-сундуки, трактир «Ёлки-палки» — короче, в небольших количествах терпимо). О столовой в таком стиле мечтал герой опубликованного в 1881 году романа Боборыкина «Китай-город» Андрей Палтусов, выпускник Московского университета с офицерским прошлым, ставший бизнесменом. Тыдман Л.В. Изба. Дом. Дворец. С. 143. (Полная архитектура. С. 12) Волошина Маргарита. Зеленая змея. История одной жизни. С. 15. 3 Андреева-Бальмонт Е.А. Воспоминания. М., 1996. С. 173. 4 Волошина Маргарита. Зеленая змея. История одной жизни. С. 15–16. 5 Андреева-Бальмонт Е.А. Воспоминания. С. 173; Волошина Маргарита. Зеленая змея. История одной жизни. С. 15. 1

222

Жизнь напоказ, или Что видели гости в богатом доме Палтусов заехал подкрепиться в трактир на Варварке, где собирались предприниматели «с перспективой», и размечтался, как он устроит жильё, когда разбогатеет: «В воображении его поднимались его собственные палаты — в прекрасном старомосковском стиле, с золочёной решёткой на крыше, с изразцами, с резьбой полотенец и столбов. Настоящие барские палаты, но не такие низменные и тёмные, как тут вот, почти рядом, на Варварке хоромы бояр Романовых, а в пять, в десять раз просторнее. Какая у него будет столовая! Вся в изразцах и в стенной живописи. Печку монументальную, по рисункам Чичагова1, закажет в Бельгии. Одна печка будет стоить пять тысяч рублей. Поставцы из тёмного векового дуба. Какие жбаны, ендовы2, блюда с эмалью будут выглядывать оттуда… Славно!»3. Парадные помещения в богатых московских домах были просторными, светлыми, с дорогой мебелью. В жилых комнатах потолки были значительно ниже, мебель проще. Зато было тепло — и помещения маленькие, и обогрев печками надёжный. В расположении парадной и жилой частей могли быть такие варианты: на первом (цокольном) этаже хозяйственные службы (кухня, прачечная, комнаты прислуги, кладовки), на втором — парадные комнаты, на третьем — жилые комнаты хозяев, детей, других членов семьи (бабушек-дедушек, прочих родственников). Или так: первый этаж хозяйственный, на втором — по фасаду — анфилады парадных комнат, а окнами во двор — вторым рядом от парадных — жилые комнаты меньших размеров4. Злым гением многих романов и повестей XIX века была тётя-приживалка, по семейному статусу — старая дева. Эта особа, как зоркая сова, недобро следила из своей комнатки на верхнем этаже за всем, что происходит в большом хозяйстве особняка. Такой вот контролёр, портивший кровь своим сердобольным родственникам, пригревшим одинокого человека. Подражая аристократам, новые богачи-купцы украшали гостиные семейными портретами. Недостаток семейных портретов и подлинных фамильных вещей с успехом компенсировался приобретёнными за огромные деньги коллекционными предметами — мебелью, статуями, гобеленами. В «блестящем» Петербурге, где особенно трудно было удивить знатоков роскошью и вкусом, в начале ХХ века тем не менее приобретали Дмитрий Николаевич Чичагов (1835–1894) — архитектор, автор ряда проектов с использованием древнерусских мотивов. По его проекту было построено здание Московской городской думы (1890–1892). 2 Ендова — медный лужёный сосуд для браги, пива, вина. 3 Боборыкин П.Д. Китай-город. М., 1985. С. 32. 4 См.: Николаев Е.В. Классическая Москва. М., 1975; Соколова Т.М., Орлова К.А. Глазами современников. Русский жилой интерьер первой трети XIX века. М., 1982; Тыдман Л.В. Изба. Дом. Дворец. 1

223

Владельцы известность нетитулованные эстеты, вкладывавшие богатства и душу в создание интерьеров. Знаменитый петербургский любитель изящного и балетоман Анатолий Шайкевич был сыном крупного банкира Ефима Григорьевича Шайкевича. Отец благодаря своему тихому еврейскому упорству и трудолюбию стал директором Петербургского Международного банка и председателем правления «Всеобщей компании электричества». Сынок пошёл по стезе неги и наслаждения гармонией. Анатолий, окончивший два факультета, досконально знал искусство и философию, по словам восхищённой современницы, «был блестящим собеседником, эгоистом и игроком», «запомнил и изучил каждый М.Ф. Морозова с приживалками камень Италии»1. Всё свободное от путешествий время Анатолий Шайкевич посвящал созданию уникального интерьера своей квартиры на Кронверкском проспекте. (Этот доходный дом, № 5, построенный в 1913 году, представлял собой тогдашнее элитное жильё.) Одно только описание этой почти девяносто лет не существующей квартиры вызывает бурю чувств. Итак... Одна гостиная была обставлена антикварной мебелью карельской берёзы в стиле ампир (возраст мебели — более 100 лет). На столике изящно лежала вещица, принадлежавшая поэту Пушкину. В другой гостиной мебель была древнее — восемнадцатый век, венецианская работа: «Приземистые золочёные кресла со спинками и сиденьями в виде перламутровых раковин, витрина, подобной которой нет и в Венеции, вся мебель, черномазые фигуры перед камином, рамы, зеркала, люстра и даже картины — всё было сделано из перламутра, ракушек и позолоченного резного дерева». В квартире была анфиладная система, и, чтобы попасть из одной гостиной в другую, надо было пройти через кабинет, украшением которого яв1

Тихонова Нина. Девушка в синем. М., 1992. С. 31.

224

Жизнь напоказ, или Что видели гости в богатом доме лялись огромный письменный стол и шкаф (опять же итальянской работы, но ещё более ранней — начала XVII века) и музыкальные инструменты — рояль «Стейнвей» и старинная виолончель. Следующим помещением была просторная столовая — стены были синие, а шёлковые портьеры на окнах и дверях — тёмно-красные. Здесь мебель была времени Петра I и подлинной голландской работы — красного дерева громадных размеров буфет, большой стол. (Кто был в Амстердаме — мог видеть такое в главном голландском «Рейксмюсеуме».) Над камином висел портрет Екатерины Второй в полный рост, а по стенам натюрморты голландских и итальянских мастеров, в том числе признанное экспертами одно из немногих полотен великого художника эпохи Возрождения Джорджоне. Далее шёл зимний сад, за ним — библиотека, помещавшаяся в круглом зале с белыми колоннами на фоне стен, обтянутых красным шёлком. Поражала воображение гостей спальня — она когда-то принадлежала императрице Екатерине II. Рядом со спальней находились гардеробные, а также мраморная ванная в античном стиле — здесь были мозаичные полы и стены, а вода текла «прямо из стены — из пасти льва, увенчанной позолоченными кранами». Из окон ванной открывался изумительный вид на Неву, Летний сад на другом её берегу. По всему фасаду этой многокомнатной квартиры тянулась терраса, куда гости могли выйти в тёплую погоду полюбоваться на виды Дворцовой набережной на противоположном берегу Невы, Троицкий мост, особняк балерины Матильды Кшесинской, здание мечети, изукрашенное сине-бирюзовым орнаментом1. Москва тоже не дремала. Архитектурными достоинствами славились особняки Зинаиды Морозовой на Спиридоновке и Александры Коншиной на Пречистенке. И Коншины, и Морозовы заработали свои миллионы на изготовлении текстиля. Оно и понятно, товар был самый ходовой — коншинские хлопчатобумажные ткани славились высоким качеством, из-за чего владельцы мануфактуры получили право изображать государственный герб на своих изделиях. Уроженцы подмосковного Серпухова и владельцы четырёх гигантских фабрик там же Коншины развернулись вовсю: устроили под Кокандом и Бухарой плантации хлопчатника с хлопкоочистительными заводами, активно торговали с Персией, имея собственные склады продукции в Тегеране. В 1865 году Коншины купили на аристократической Пречистенке у князя Гагарина усадьбу с садом (Пречистенка, дом № 16, где теперь находится Московский Дом учёных) — именно тогда, в 1860–1870-х годах дома 1

Описание квартиры дается по изд.: Тихонова Нина. Девушка в синем. С. 32–33.

225

Владельцы

Зимний сад в особняке Коншиной на Пречистенке. Архитектор А.О. Гунст

знатного дворянства постепенно стали переходить в руки экономически крепнущего купечества. К 1914 году среди домовладельцев Пречистенки числились такие магнаты, как химические фабриканты Ушковы, текстильный фабрикант и меценат Иван Морозов, «булочник» Филиппов1. Хотя занятие-то у Коншиных было «купецкое», они, подав заявление куда надо, получили в 1882 году потомственное дворянство «в воздаяние заслуг на поприще отечественной промышленности в течение 200 лет» — и сравнялись с соседями-аристократами. В 1898 году миллионер Иван Николаевич Коншин скончался. Его вдова Александра Ивановна (детей у супругов не было) получила после смерти мужа колоссальное имущество, оценённое более чем в 10,5 млн рублей2. Пережив мужа на 15 лет, во вдовстве она предалась молитвам и общению с близкими родственниками и друзьями, для которых в особняке на Пречи1 2

См.: Вся Москва на 1915 год. М., 1915. Около $320 млн в пересчёте на нынешние деньги.

226

Жизнь напоказ, или Что видели гости в богатом доме стенке устраивались музыкальные вечера и дружеские обеды. В 1910 году была предпринята радикальная перестройка особняка архитектором из семьи обрусевших немцев Анатолием Гунстом, после чего дом 72-летней Коншиной превратился в один из самых шикарных особняков в Москве. После перестройки стоимость владения оценивалась в 193 193 рубля, в том числе двухэтажного особняка — 92 802 рубля. На первом и втором этажах было по 15 комнат. На втором этаже помещались парадные, а также комнаты хозяйки и две комнаты для её прислуги. Общая площадь каждого этажа составляла около 800 кв. метров1. Прекрасно представляя, что Ванная комната в особняке Коншиной пресыщенную московскую публику удивить непросто, Александра Ивановна выбрала стиль классической роскоши. Богатая лепнина потолков, причудливые люстры, изумительный наборный паркет (в ряде помещений сохранившийся до сих пор) — всё это давало благочестивой вдове ощущение праздника в последние четыре года её жизни. Бальную залу отделяла от музыкального салона колоннада, и, таким образом, можно было устраивать настоящие большие концерты. Для любителей покурить были устроены «мужские кабинеты» с комфортными диванами и приглушённым светом2. Оазисом являлся «зимний сад», где среди живых тропических растений были театрально расставлены мраморные статуи в античном стиле, а огромное окно, занимавшее почти всю стену, выходило в палисадник, отделявший особняк Коншиной от проезжей части Пречистенки. Дом Коншиной был начинён всякой современной техникой — водопроводом и канализацией и даже специальной системой вытяжных пылесосов, тянувших из помещений воздух через вентиляционные отверстия. Эти новинки в обустройстве жилья были приманкой для многочисленных ЦИАМ. Ф. 179. Оп. 63. Д. 8649. Дело об оценке владения, принадлежащего Коншиной Александре Ивановне по Пречистенке ул. и Мёртвому пер., д. 16. Л. 1–8. 2 См.: Дом-особняк госпожи А.И. Коншиной в Москве. Проект и постройка архитектора А.О. Гунста. Альбом. М., 1910. 1

227

Владельцы гостей. С шиком была устроена ванная (сантехнику, по традиции, привозили из Англии) — как и в других богатых особняках, здесь имелось специальное устройство для подогрева простыней, в которые заворачивались после водных процедур. Дом Коншиной удивляет и сейчас, хотя очевидно, что очень многое из его интерьеров потеряно безвозвратно и мы видим бледную тень былого великолепия. Но можно попасть в бывший зимний сад, где находится дешевейший ресторан (по членским книжкам в 2002 году были доступны цены школьной столовой и аналогичное удовольствие, как сейчас — не знаю. — Г. У.), если не заперты двери — полюбоваться на бальную залу, где ещё стоят изящные антикварные столики для виста. Ещё один великолепный московский особняк находится среди староарбатских переулков — на Спиридоновке1. Созданный в англо-готическом стиле по проекту великого архитектора Шехтеля, он уже в процессе создания был призван решать сверхзадачу — поражать всякого входящего сюда. Задачу эту он решал и при своих первых хозяевах — Савве и Зинаиде Морозовых, решает и теперь, являясь Домом приёмов Министерства иностранных дел России и, так сказать, давая каждому вновь приезжающему в Москву иностранному высокому гостю (будь то глава государства или посол) представление о парадной стороне русского гостеприимства. К внутреннему убранству особняка на Спиридоновке не придерётся и самый строгий эксперт — проектировал внутреннее пространство Франц Шехтель. Подчёркнуто элитарные интерьеры напоминали театральную декорацию. Разрабатывая их, Шехтель исполнил около 600 чертежей. Архитектор проработал всё до мелочей — по его эскизам изготавливались люстры, торшеры на лестнице, перила, дверные ручки. Художественные работы исполнял Михаил Врубель (написавший для малой гостиной три панно: «Утро», «Полдень» и «Вечер»), деревянные резные панели, которыми дом облицован изнутри, как драгоценная шкатулка, заказывали лучшей московской фирме художественной мебели Шмита, бронзовые скульптуры для украшения лестниц отливали на фабрике Вишневских. И Шмит, и Вишневские были поставщиками Двора Его Императорского Величества. Строили и отделывали дом более четырёх с половиной лет, в том числе ещё год после официального новоселья в 1897 году, когда 35-летний Сведения приведены по изд.: Датиева Н.С. О домах Саввы и Зинаиды Морозовых в Арбатской части Москвы // Морозовы и Москва. Труды юбилейной научно-практической конференции «Морозовские чтения». М., 1998. С. 135–142. Благодарю искусствоведа Наталью Датиеву — блестящего знатока истории архитектуры Москвы — за детальную устную консультацию об истории дома. 1

228

Жизнь напоказ, или Что видели гости в богатом доме

Столовая в доме Зинаиды Морозовой на Спиридоновке. Архитектор Ф.О. Шехтель

хозяин и 30-летняя хозяйка радушно принимали гостей. В доме было несколько гостиных, столовая, кабинет хозяина, спальня, будуар, детские (у Морозовых было четверо детей), бильярдная, гимнастический зал, комнаты гувернёров. Комнаты управляющего, прислуги, а также все подсобные службы — электростанция, ледник, погреба, прачечная, гладильная, конюшни — были размещены в специальном флигеле, который соединялся с главным домом подземным переходом. В дом этот стремились попасть москвичи. Князья и графы не считали зазорным посетить приём у «купцов» Морозовых — лишь бы только посмотреть на шикарную диковинку. Сын первого московского городского головы (по-нынешнему, мэра) князя Щербатова — молодой князь Сергей Щербатов — писал: «У моего отца до старости сохранилось почти юношеское любопытство к новым, интересным явлениям жизни... Таким интересным явлением был вновь выстроенный дворец огромных размеров и необычайно роскошный в англо-

229

Владельцы готическом стиле на Спиридоновке богатейшего и умнейшего из купцов Саввы Тимофеевича Морозова... Я с отцом поехал на торжественное открытие этого нового московского „чуда“... На этот вечер собралось всё именитое купечество... Хозяйка, Зинаида Григорьевна Морозова, вся увешанная дивными жемчугами, принимала гостей с поистине королевским величием. Тут я увидел и услышал впервые молодого и ещё довольно застенчивого Шаляпина, и тогда ещё только восходившее светило, и Врубеля, исполнившего в готическом холле отличную скульптуру из тёмного дуба и большое витро»1. Савва Морозов не случайно выбрал стиль английской готики — после окончания МосковЗинаида Морозова ского университета он работал над диссертацией по химии (необходимой для технологии окраски тканей) в Кембридже2, часто бывал в центре британской текстильной промышленности — Манчестере, где видел неоготические дворцы тамошних текстильных магнатов. При своем образе жизни Морозовы, в отличие от прежних богачей, парадные помещения постоянно использовали для шумной светской жизни. В свежих особняках российской буржуазии парадные комнаты запирались всё меньше. Бизнесмены отказываются жить в маленьких комнатах мезонинов и антресолей, а заказывают архитекторам размещение своих спален и кабинетов в лучшем, втором, этаже особняков. Теперь ценится каждодневный комфорт. Один домовладелец стремился перещеголять другого. В путеводителе «По Москве» 1914 года отмечалось, что особняки московских магнатов, построенные в 1880–1890-х годах, «удовлетворяя всем запросам комфорта и вкуса их обитателей, носят весьма разнообразные стили, доходящие Щербатов С. Московские меценаты // Памятники Отечества. № 29. Завещано России. М., 1993. С. 12–13. 2 Боханов А.Н. Коллекционеры и меценаты в России. С. 90. 1

230

Жизнь напоказ, или Что видели гости в богатом доме

Костюмированный бал в доме Константина Петровича Бахрушина. Начало ХХ века

до причудливости»1. Дом Арсения Абрамовича Морозова на Воздвиженке (сейчас Дом дружбы) был построен в стиле испанских замков. В готическом стиле спроектированы особняки: Морозова на Спиридоновке, «фарфорщика» Кузнецова на 1-й Мещанской (сейчас проспект Мира, дом 43, проект Ф. Шехтеля), барона Кнопа в Колпачном переулке (сейчас дом 5, прежде банк «Менатеп», потом владения ЮКОСа, архитектор Карл Трейман2). В русском стиле — особняки Игумнова на Большой Якиманке (дом 43, сейчас резиденция посла Франции), Цветкова у Храма Христа Спасителя (Пречистенская набережная, дом 29, сейчас военный департамент посольства Франции, архитектор, вероятно, Л. Кекушев, художник По Москве. М., 1917. С. 116–118. Карл Трейман (1855 — после 1907) — выпускник Академии художеств. В 1889 году выиграл конкурс на проект Главного дома на Нижегородской ярмарке (построен к Всероссийской выставке 1896 года). Также автор ряда особняков и доходных домов в стиле модерн в Москве: главного дома городской усадьбы И.К. Прове на Старой Басманной улице, особняка Н. Павлова в Денежном переулке (1899–1900), особняка А. Кнопа в Колпачном переулке (1900). 1

231

Владельцы В. Васнецов), Щукина на Пресне (Малая Грузинская, дом 15, сейчас Биологический музей). Дом Солдатёнкова на Мясницкой (известная в советское время Ставка Верховного главнокомандующего И.В. Сталина, затем приёмная министра обороны, сейчас дом 37) был устроен в греческом стиле (хотя имелась поражавшая посетителей «арабская диванная»), а дом графини Олсуфьевой на Поварской (дом 50, сейчас Дом литераторов) — в стиле времён короля Франциска I. Интерес к интерьерам в начале ХХ века стал столь серьёзным, что художники представляли их на выставках как произведения искусства. В 1903 году в Петербурге два молодых москвича-миллионера — уже упоминавшийся князь Сергей Щербатов и сын железнодорожного магната Владимир фон Мекк (им было соответственно 28 и 25 лет) — организовали выставку «Современное искусство», где были представлены полные художественные интерьеры «образцовых» комнат. Будуар делал Бакст, чайную комнату — Коровин, светёлку — Головин. Устройство выставки стоило Щербатову 100 тыс. рублей1. Столовую проектировали два художника, славящихся рафинированным вкусом, — Александр Бенуа и Евгений Лансере2. После закрытия выставки эту столовую купил и смонтировал в своём особняке на Малой Дмитровке московский текстильный фабрикант Красильщиков. Хороший дом следовало наполнить активными увеселениями. Гостей собирали человек по 50, а то и по 200. В последнем случае вызывали наряд полиции подежурить перед домом, чтобы избежать столпотворения. Вот в таких, подобных дорогим оправам, интерьерах и происходила жизнь. Сама театральность интерьера давала владельцу недвижимости шанс сделать существование ярким и интересным. Вот почему эпоха богатых особняков одновременно стала эпохой ярких и затейливых костюмированных балов, шумных свадеб, многолюдных детских праздников. Так недвижимость дарила и усиливала радость жизни. А радость жизни не грех вынести напоказ.

1 2

В переводе на нынешние деньги около $3 млн. Бенуа А. Мои воспоминания. В пяти книгах. Кн. IV. М., 1993. С. 372–379, 390.

232

Дом в Леонтьевском переулке и его владельцы: Мещерские — Волковы — Закревские — Сорокоумовские

Есть в Москве несколько районов и улиц, которые всегда (и двести лет назад, и сейчас) считались престижными и где селилась элита общества — Арбат с переулками, Пречистенка и Остоженка, Тверская и Большая Никитская, Маросейка и Мясницкая. Отходя от Кремлёвской стены двумя лучами, Тверская и Большая Никитская заключают между собой одну из старейших городских местностей. Здесь почти каждый дом достоин мемориальной доски — столько знаменитостей видели особняки, городские усадьбы и доходные дома. И до наших дней переулки между Тверской и Большой Никитской сохраняют уютную атмосферу старой Москвы. В одном из таких переулков стоит дом, который привлекает внимание своим изумительным по гармонии портиком из двенадцати сдвоенных дорических колонн. История этого дома, а точнее сказать домовладения, интересна — почти за двести пятьдесят лет своего существования он сменил несколько владельцев. Дом № 4 по Леонтьевскому переулку являлся главным в городской усадьбе князей Мещерских (по переписи 1737–1745 годов владельцем числился полковник князь Мещерский). Усадьба была достаточно обширной и занимала территорию нынешних домовладений 2 и 4. По мнению историков архитектуры, главный дом усадьбы (тот самый, с портиком из двенадцати колонн) был возведён уже в середине XVIII века. Интересна его постановка — торцом к переулку — так было принято строить в XVIII веке1. 1

Романюк С. Из истории московских переулков. М., 1988. С. 60.

233

Владельцы

Дом Сорокоумовских в Леонтьевском переулке

Во время пожара 1812 года, когда в Москве выгорело до 60% всех построек, дом сильно обгорел, и тогда был совершенно перестроен его фасад, обновлённый в том виде, в каком дошёл до наших дней. Достоверно известно, что в период с 1812 по 1848 год дом принадлежал полковнику гвардии Н.А. Волкову, а потом его наследникам. «Московский адрес-календарь», составленный Карлом Нистремом в 1842 году и содержащий алфавитный указатель домовладельцев, указывал, что владелицей является «полковница» Екатерина Андреевна Волкова1. Волковы были зажиточными дворянами, и дом их выглядел весьма респектабельно. Даже среди аристократической застройки к западу от Тверской особняк выделялся элегантностью, и это сыграло немаловажную роль в том, что в 1858 году дом был куплен одной из блестящих дам столицы, Аграфеной Фёдоровной Закревской2, чья страсть к роскоши и светским развлечениям шумно обсуждалась в обеих столицах — Москве и Петербурге. Аграфена Закревская была безудержной во всех своих проявлениях, например, могла 1 2

Нистрем К.М. Адрес-календарь жителей Москвы. Т. 4. М., 1842. С. 225. Романюк С. Из истории московских переулков. С. 60.

234

Дом в Леонтьевском переулке и его владельцы выйти к приглашённым на бал гостям в полупрозрачном кисейном капоте, накинутом на тончайшую батистовую рубашку, и совершенно просвечивавшем в лучах заходящего солнца. Мужчины увлекались ею моментально — и среди её поклонников были поэты Пушкин, Баратынский, Вяземский. Александр Сергеевич посвятил в 1828 году ей несколько стихотворений, и в том числе «Портрет»: С своей пылающей душой, С своими бурными страстями, О жёны севера, меж вами Она является порой...

В 19 лет Аграфена (1799 или 1800–1879) — дочь графа Фёдора Андреевича Толстого (сенатора, двоюродного деда Л.Н. Толстого) — вышла замуж за Арсения Андреевича Закревского (1786–1865) и заАграфена Закревская, урожденная гракружилась в вихре светской жизни. финя Толстая Муж её, крупный военный, генерал, в 1828–1831 годах был министром внутренних дел Российской Империи, а в 1848–1859 годах — московским губернатором, жёстким и своенравным, наводившим страх на московское население. Тяжёлый характер, самовластие и грубость губернатора выражались в постоянном стремлении регламентировать всё, вплоть до мелочей домашней жизни городских жителей. В одном из сатирических стихотворений, ходивших по Москве в списках, к Закревскому были обращены такие слова: Зачем же роль играть турецкого паши И объявлять Москву в осадном положеньи? Ты нами править мог легко на старый лад, Не тратя времени в бессмысленной работе; Мы люди мирные, не строим баррикад И верноподданно гниём в своём болоте1. Стихотворение Н.Ф. Павлова приведено по изд.: Чичерин Б.Н. Воспоминания // Русские мемуары. 1826–1856. М., 1990. С. 233. 1

235

Владельцы Сначала Закревские жили в генерал-губернаторском доме на Тверской (известное «здание Моссовета»). Но после восшествия на русский престол Александра II, по всем признакам предвещавшего скорую отставку мужа (как правило, новое правление всегда означало постепенную смену чиновников высокого ранга), Аграфена Закревская подыскала себе и купила на своё имя усадьбу в Леонтьевском. Следует сказать, что Аграфена Закревская имела независимые от мужа источники дохода: в девичестве она была одной из богатейших невест России. В частности, ей принадлежали две суконные фабрики, выпускавшие по госконтрактам солдатские сукна для армии. Одно предприятие находилось в имении Закревской Ивановское Подольского уезда, другое — в Басманной части в Москве1. По иронии судьбы, через год, в Граф А.А. Закревский с женою. Рисунок 1859 году, её муж был снят с должА.С. Пушкина ности. Как свидетельствуют многие мемуаристы, по поводу отставки графа А.А. Закревского москвичей охватила неописуемая радость. Закревским же пришлось переселиться из служебного жилья (если так можно сказать о роскошной генерал-губернаторской резиденции на Тверской) в собственный дом. Впрочем, жили они здесь немного и балы давали нечасто — больше времени пожилая уже чета проводила в Италии, где их дочь Лидия Нессельроде имела виллу в собственном имении Голочето близ Флоренции. Когда в 1879 году Аграфена Закревская умерла в 80-летнем возрасте, наследники быстро нашли покупателей на усадьбу в Леонтьевском, имевшую престижное местоположение и престижную историю. 1

ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 24. Д. 4362.

236

Дом в Леонтьевском переулке и его владельцы Новыми владельцами стали «меховые короли» России, богатые предприниматели Сорокоумовские. Они владели городской усадьбой (где помимо главного дома располагались каретные сараи, домик для прислуги, конюшня, погреба и сараи) вплоть до революции 1917 года. Сорокоумовские стали баснословно богатыми благодаря прежде всего своему редкому трудолюбию и упорству. В 1809 году родоначальник династии, уроженец города Зарайска Рязанской губернии Пётр Ильич Сорокоумовский, переселился в Москву и записался в купеческую гильдию (надо сказать, что в Зарайске этот купеческий род был известен с 1646 года), стал торговать в Ветошном ряду1. Потом, в 1830 году завёл скорняжную мастерскую, для которой приобрёл дом на Якиманке, стал выделывать ценные шкурки и торговать пушным товаром в Китай-городе. Конкуренция в меховом деле была огромная — нужно было много сил, чтобы ежегодно по несколько месяцев проводить в уральском городе Ирбите — перевалочном торговом пункте между Москвой и Сибирью, откуда шёл основной поток мехового товара. Несмотря на трудности, Сорокоумовский уже в 1840-х годах вышел в лидеры в своей сфере, расширил производство «меховых фабрикатов» и открыл магазины в Саратове, Киеве, Харькове, Одессе, Ростове-на-Дону и Варшаве. Разбогатев, купил усадьбу на Якиманке рядом с фабрикой (которая выросла из небольшой мастерской)2. Его сын Павел Петрович (1815–1874), купец первой гильдии и почётный гражданин, завоевал репутацию серьёзного бизнесмена и состоял членом советов трёх крупных банков, не оставляя при этом семейного дела3. Ни экономические кризисы, ни политические катаклизмы в течение ста лет не повлияли на успех дела Сорокоумовских — они одевали самых блестящих модниц обеих столиц, причём двух одинаковых шуб не шили. Выражаясь современным языком, «дизайн» меховых изделий торгового дома «Сорокоумовский Павел с сыновьями» на долгие годы определил модные течения в меховом деле, и нынешние модельеры до сих пор обращаются к конструктивным принципам, придуманным фирмой Сорокоумовских. Одеваться в меха Сорокоумовских было престижно и надёжно в холодном российском климате. И не только в российском — Петру Павловичу Сорокоумовскому (1842–1922) удалось наладить коммерческие Чулков Н.П. Московское купечество ХVIII и ХIХ веков. (Генеалогические заметки) // Русский архив. 1907. № 12. С. 499. 2 Здесь и далее приведены сведения по материалам семейного архива Сорокоумовских, любезно предоставленные заслуженной артисткой России Марией Александровной Сорокоумовской. 3 Ульянова Г.Н. Благотворительность московских предпринимателей. 1860–1914. М., 1999. С. 455–457. 1

237

Владельцы контакты с известными торговыми домами Европы — парижской фирмой «Братья Ревильон», лейпцигской фирмой «Гаудиг и Блюм», меховыми аукционами Лондона. Надо вспомнить два наиболее ярких момента в истории мехового дела России в конце XIX — начале XX века — реставрацию шапки Мономаха и изготовление горностаевой мантии для коронации Николая II. Исполнитель этих работ выбирался на конкурсной основе, и когда Сорокоумовские получили и блестяще выполнили заказ, стало ясно, что они по праву носят почётное звание поставщиков Императорского Двора. Но вернёмся от истории династии к дому в Леонтьевском. Как и Сорокоумовский Пётр Павлович многие дома, находившиеся в соб(1842–1922) — предприниматель и ственности купеческих семей, он общественный деятель. Семейный был записан не на главу семьи — архив Сорокоумовских — М.А. Сорококоммерции советника, миллионера умовской Петра Павловича, а на его супругу Надежду Владимировну Сорокоумовскую (это была обычная практика «на всякий случай», чтобы недвижимость не могли конфисковать, если фирма, которой владеет мужчина, начнёт терпеть бедствие, вплоть до банкротства). Да и покупка именно этого дома являлась не случайной — в Леонтьевском уже жил в собственном доме отец Надежды Владимировны, владелец нескольких водочных заводов в Ярославле и Ярославской губернии (и депутат Московской городской думы) В.В. Пегов. Можно предположить, что Сорокоумовские только ждали момента, когда дом выставят на продажу. Когда это произошло, они быстро купили особняк и со Сретенки переселились в Леонтьевский. Здесь они обрели респектабельное окружение — соседями их стали графиня Прасковья Уварова, Анна Оленина (бывшая фрейлина, которой Пушкин посвятил своё «Я Вас любил, любовь ещё, быть может, в душе моей угасла не совсем...»), врач-англичанин Николас Шкотт, действительный статский советник Розенов, семейство аристократов Ол-

238

Дом в Леонтьевском переулке и его владельцы суфьевых, городской голова Николай Алексеев (кстати, родственник Сорокоумовских)1. Спустя двадцать лет, в 1903 году, среди соседей появились московские текстильщики-миллионеры Сергей Тимофеевич, Иван и Елисей Викуловичи Морозовы, крупный табачный фабрикант, караим по национальности, Аарон Катык, купивший дом у поручика Никитина2. К 1914 году часть соседей опять поменялась — по сведениям справочника «Вся Москва», среди них встречаются крупнейший бакинский нефтепромышленник и основной поставщик керосина и мазута для нужд Московского городского общественного управления Шамси Асадуллаев, купивший дом у дочерей Алексеева, и Любовь Пыльцова, дочь видного текстильного фабриканта Герасима Хлудова, перекупившая дом у семьи Катык. Главный дом усадьбы в стиле ампир был отделан Сорокоумовскими с большим вкусом и роскошью. В нем было несколько десятков комнат, расположенных анфиладой, в том числе несколько больших зал. В некоторых помещениях сохранились присущие второй половине XVIII века изящно расписанные потолки, окаймлённые богатой лепниной. Сорокоумовские разместили в особняке свою коллекцию картин Айвазовского, Тропинина и Левитана, ценные скульптурные произведения, специально изготовленные в Венеции люстры с множеством хрустальных подвесок из художественного стекла мурано. При них дом ожил и заблистал. В нём жили Пётр Павлович Сорокоумовский с женой Надеждой Владимировной и десять детей — три от первого брака Петра Павловича и семь общих с Надеждой Владимировной. В 1901 году по муниципальной оценке стоимость домовладения Сорокоумовских оценивалась в 188 тыс. рублей (вновь напомним: автомобиль «Форд» — диковинка и редкость, привозимая из Америки, продавался в 1910 году за 2500 рублей). Сорокоумовские принадлежали не к «тёмному царству», которое описывали А.Н. Островский и Максим Горький. На рубеже XIX–XX веков это были не просто «просвещённые коммерсанты», а элита московского культурного общества. Вот только два примера. Брат Петра Павловича, Павел Павлович Сорокоумовский, финансировал экспедицию знаменитого этнографа и путешественника Николая Миклухо-Маклая в Новую Гвинею. Уроки музыки детям Петра Павловича давал пианист-виртуоз Константин Николаевич Игумнов. А в доме на протяжении сорока лет разворачивалась история большой семьи. Старшие дочери Петра Павловича и Надежды Владимировны вы1 2

Адрес-календарь города Москвы на 1882 год. М., 1882. С. 346. «Вся Москва» на 1903 год. М., 1903. С. 231.

239

Владельцы

Гостиная Сорокоумовских

росли и разлетелись в разные стороны, стали жить отдельно. С родителями остались два младших сына Николай и Александр. Николай, сноб и эстет, совершивший в 1898 году экзотическое кругосветное путешествие, и в 30 лет ещё оставался холостяком. Он был видный и выгодный жених. Постепенно родители нашли и невесту по вкусу — дочь одного из московских миллионеров. Дело, казалось, шло к шумной свадьбе. Но запланированной женитьбы не произошло. Николай Петрович Сорокоумовский в 1905 году по торговым делам оказался в Будапеште. В один из вечеров он посетил концерт, где исполнялись венгерские, румынские и русские танцы. Изящество и жизнерадостность одной из танцовщиц запали в душу Николаю Петровичу. Он мгновенно влюбился в девушку, незадолго до этого получившую первый приз на конкурсе красоты в Будапеште. Мария Бауэр была из скромной и небогатой семьи и, кроме красоты и хорошего характера, не имела дру-

240

Дом в Леонтьевском переулке и его владельцы гих достоинств. Однако Мария так очаровала Николая Петровича, что он, прежде столько лет не стремившийся расстаться с холостяцкой жизнью, быстро познакомился с её родителями и всем поведением старался продемонстрировать семье Бауэр серьёзность своих намерений. Но на пути к близким отношениям возникло препятствие — Марии предстояли гастроли в Австралии в составе балетной труппы. Николай Петрович чувствовал, что разлука будет невыносимой — чтобы расторгнуть контракт, Н.П. Сорокоумовский уплатил импресарио крупную неустойку, чтобы Мария не уехала из Европы. Когда он вернулся домой в Москву, то особняк в Леонтьевском переулке стал ареной настоящих словесных баталий и борьбы характеров. Много сил понадобилось Николаю Петровичу, чтобы убедить родителей, что его отношения с Марией Бауэр не минутная блажь, а страстное и серьёзное любовное чувство. Своим напором ему всё-таки удалось преодолеть сомнения матери и отца, после чего он сделал Марии предложение и привёз невесту в Москву. Мария приняла православие, и в октябре 1907 года молодые обвенчались. Жениху было 33 года, а невесте 25 лет. Разговоров среди родственников и знакомых было много. Светская публика следила за каждым шагом жены Николая Петровича. Мария, став молодой хозяйкой особняка, придала дому особый шарм и благородство стиля. Когда она родила детей, особняк наполнился звонкими голосами малышей. Дети Николая Петровича и Марии были просто ангельской внешности, и, любуясь обликом внучат, Пётр Павлович и Надежда Владимировна быстро забыли о своих сомнениях по поводу выбора сына. Семейная фирма Сорокоумовских в 1909 году отметила свой столетний юбилей. Праздник был широким и шумным. Почти на две сотни гостей были накрыты столы, богато декорированные живыми цветами, в большом зале особняка. Коляски, запряжённые лошадьми, и новомодные автомобили в тот вечер запрудили всё пространство Леонтьевского переулка. К юбилею был выпущен роскошно оформленный каталог фирмы и посвящённый ей краткий исторический очерк1. Но радоваться успехам, увы, предстояло недолго. Во время Октябрьской революции дом был конфискован у владельцев, и там разместился Центральный Дом работников просвещения. В советское время судьба владельцев особняка оказалась нелёгкой. Пётр Павлович закончил свою жизнь в Ницце, где до 1917 года любил отдыхать, а после 1917 года оказался в эмиграции с женой и четырьмя дочерями. (На русском кладбище в Ницце есть шесть могил Сорокоумовских.) В России 1 Торговый дом «Павел Сорокоумовский с сыновьями», 1809–1909: К столетию существования меховой торговли купцов Сорокоумовских в Москве. М., 1909.

241

Владельцы

Пролётка у дома Сорокоумовских. Кучер Тимофей, в пролётке Пётр Павлович Сорокоумовский. Начало ХХ века. Семейный архив Сорокоумовских — М.А. Сорокоумовской

остались два его сына. Николай Сорокоумовский был репрессирован в сталинское время и в 1937 году не вернулся с Лубянки. Его супруга, красавица-венгерка Мария дожила до 1961 года в двух небольших комнатах деревянного дома в Измайлове. Другой сын Петра Павловича — Александр умер в блокадном Ленинграде в 1943 году. Однако род Сорокоумовских на этом не пресёкся. Сын Николая Петровича и Марии Александр работал художником на киностудии «Мосфильм». Внучка Николая Петровича и Марии Мария Александровна Сорокоумовская проявила неуёмную фамильную энергию и талант в музыкальном творчестве. Блестящая арфистка, она является заслуженной артисткой России. М.А. Сорокоумовская бережно хранит материалы семейного архива и делится ими с исследователями истории и архитектуры. А дом живёт другой, уже не частной жизнью. Последние несколько десятилетий в доме № 4 по Леонтьевскому переулку размещается греческое посольство.

242

Предприниматель Сергей Четвериков: жизнь в России и в Швейцарии

Сергей Четвериков (1850–1929) был одной из ярких фигур московского бизнеса конца XIX — начала ХХ века. Владелец собственной суконной фабрики, он являлся крупным менеджером текстильной промышленности, завоевавшим авторитет динамичным подходом к хозяйствованию. Его судьба полна ярких событий и неожиданных поворотов — ему понадобилось два десятка лет, чтобы вывести собственную фирму из долгов и банкротства к процветанию. Судьба не баловала Сергея Четверикова. Ему исполнился всего 21 год, когда его отец внезапно скончался. Молодому юноше, только три года назад окончившему гимназию (после которой он прошёл практику в представительстве семейной фирмы в Петербурге и ведущем европейском текстильном центре Брюнн в Австрии), пришлось возглавить фабрику в селе Городищи Богородского уезда Московской губернии (сейчас фабрика имени Я.М. Свердлова в Щелковском районе Московской области). Когда молодой человек стал входить в курс дела, то оказалось, что «касса была совершенно пуста», а «дело стоит на краю гибели», как писал впоследствии Четвериков в воспоминаниях1. Что было делать? Продавать фабрику или пытаться продержаться? Выбрал второй путь. Помогли родственники — крупные московские коммерсанты Протопоповы и Алексеевы. Было создано паевое товарищество с основным капиталом в 650 тыс. рублей, из которых 260 тыс. рублей (из денег, данных взаймы) формально принадлежали Четверикову. Сергей Иванович трудился не покладая рук и вывел фабрику в число наиболее доходных предприятий шерстяной промышленности. Спустя 30 лет после смерти отца, уже став известным промышленником, С.И. Четвериков дал 1

Четвериков С.И. Невозвратное прошлое. М., 2001. С. 17.

243

Владельцы

Суконная фабрика Четвериковых в селе Городищи (вид с моста через Клязьму)

объявление в московских газетах, что желает выплатить долги по фабрике тем кредиторам своего отца, кто представит векселя и которых он мог не знать. Понадобилось 36 лет, чтобы он рассчитался со всеми, кого сумел разыскать. Этот поступок стал эталоном купеческой честности и одной из московских легенд. Возрождение фабрики из плачевного состояния забирало много сил и денег. Поэтому Сергей Иванович Четвериков, являясь крупным и известным московским бизнесменом, не имел недвижимости в Москве. С домом, принадлежавшим ранее его родителям, пришлось расстаться, когда надо было спасать фабрику от банкротства. Чтобы иметь возможность где-то останавливаться в Москве, он много лет снимал квартиру по адресу: Новая Басманная, дом 1 (дом принадлежал шелкоторговцу Сапожникову, который владел сразу четырьмя домами на Новой Басманной). В основном же жизнь С.И. Четверикова и его семьи протекала за городом, в 30 километрах на северо-восток от Москвы, в усадьбе Кашинцево. Кашинцево — в семи километрах от железнодорожной станции Щёлково — находилось поблизости от Городищенской фабрики, где Сергей Иванович

244

Предприниматель Сергей Четвериков проводил свой рабочий день с раннего утра до позднего вечера. Женился Четвериков в 1875 году по большой любви на сестре Николая Александровича Алексеева, будущего московского городского головы. Мария Александровна Алексеева была невестой с хорошим приданым, и к тому же утончённая, образованная натура (знала несколько языков, музицировала). В будущем муже Марию Алексееву, несомненно, привлекла не только цельность натуры, но и романтическая увлечённость музыкой — Сергей Четвериков блестяще играл на рояле. Жениху было 25 лет, невесте — 19. Невесту и её родных не смутило даже то обстоятельство, что накануне свадьбы жених находился не в лучшем финансовом положении (ему хватило денег только на покупку Кашинцева, которое числи- Сергей Иванович Четвериков с сыном лось пустошью и стоило не более Николаем трёх тысяч рублей). Чтобы помочь Сергею Ивановичу, Мария перевела свой наследственный капитал, доставшийся ей по завещанию отца, на счёт торгово-промышленной фирмы Четверикова. За денежную компенсацию она отдала свою долю недвижимости (после смерти отца ей принадлежала часть особняка на Пречистенском бульваре) брату и сёстрам, а сама поселилась в имении Кашинцево. Здесь Четвериковы прожили с 1875 по 1922 год, здесь родились их четверо детей1. По документам имение Кашинцево числилось при селе Анискино Богородского уезда и было записано на «жену дворянина Марию Александровну Четверикову». По данным «Памятной книги Московской губернии на 1899 год», площадь этой усадьбы составляла 183 десятины (примерно 201 гектар), а стоимость земли, по «оценке для взимания сбора», составляла 5970 рублей (примерно 32 рубля 60 копеек за десятину — обычная цена для непахотной земли в средней полосе). Как видим, за 25 лет 1 Здесь и далее повествование опирается на документы из семейного архива Натальи Александровны Добрыниной — Четвериковых.

245

Владельцы стоимость подмосковной земли возросла вследствие «ползучей» инфляции примерно в два раза. В имении Четвериковы жили в просторном одноэтажном деревянном доме, находившемся на высоком «нагорном» берегу реки Клязьмы. Из окон открывался живописный вид на противоположный берег, где сияла белая колокольня анискинской церкви. Кашинцевский усадебный дом был довольно скромным по архитектурным достоинствам — основным украшением его была резная деревянная балюстрада. Детям было раздолье в усадьбе, где размещались шестеро Четвериковых (родители и четверо детей), 8–10 человек прислуги, включая нянь и гувернанток детей, кухарку, повара, горничных, а потом шофёра — когда Четвериковы в 1909 году купили личный автомобиль. Отношение Четверикова к недвижимости нельзя назвать «купеческим» (у купцов, как правило, земля являлась не необходимостью, а скорее одним из способов удачного капиталовложения). Во-первых, Четвериковы принадлежали к старомосковскому купечеству, которое уже начиная с первой половины XIX века стремилось в повседневном образе жизни подражать дворянству (гувернантки, обучение детей музыке и языкам, поездки в Европу). Во-вторых, Четвериковы и формально не относились к «тёмному царству» — получили потомственное дворянство в 1863 году. Помещичий образ жизни в Кашинцеве был, таким образом, достаточно органичным для них. Недвижимость, принадлежащая Четвериковым, не отличалась чрезмерной роскошью. Скорее, это была недвижимость «среднего класса». В уютной и удобной усадьбе Кашинцево Четвериков, как уже было сказано, прожил более сорока лет. За эти годы его финансовое положение стало стабильным: прекрасно работала фабрика в Городищах, великолепно шли дела в фирме «Владимир Алексеев» (пять предприятий текстильной и золотоканительной отраслей), где Сергей Иванович был одним из директоров. Росло и укреплялось и новое дело, заведённое Четвериковым, — в Сибири он занялся разведением тонкорунных овец, арендовал громадные девственные пастбища и преуспел — перед Первой мировой войной ему принадлежало стадо в 72 тысячи голов — шерсть была отменная и снабжала четвериковскую фабрику и другие суконные предприятия первоклассным сырьём для выработки шерстяных тканей экстра-класса. Дом Четвериковых был открытый и гостеприимный. Зимой и летом большими компаниями любили посещать живописные окрестности, а особенно гулять в старинном парке близлежащей усадьбы Райки. Она была расположена на высоком холме, с которого открывался вид на реку Клязьму и искусственные пруды. В центре самого большого пруда разме-

246

Предприниматель Сергей Четвериков щался небольшой лесистый остров в форме треугольника — попасть туда можно было по изящному деревянному мостику. Все сорок лет, пока Четвериков жил в своём Кашинцеве, он любовался Райками. Любовался-любовался, а потом вдруг узнал, что усадьба выставлена на продажу. Дело в том, что с конца XIX века Райки принадлежали семье сибирского золотопромышленника Ивана Игнатьевича Некрасова. Летом 1915 года старшие Некрасовы передали усадьбу своему сыну Николаю Ивановичу в качестве подарка по случаю его женитьбы на Ольге Морозовой (из семьи миллионеров Морозовых). Николай Иванович же решил обратить родительский подарок в деньги (чтобы купить ещё несколько золотых приисков в Сибири вдобавок к уже имевшимся) и объявил о продаже Райков. Всё происходило достаточно быстро и неожиданно. В письме к своей доброй знакомой, московской меценатке Маргарите Кирилловне Морозовой, Четвериков писал: «На свете всё же творятся чудеса. Вы помните, в Ваш приезд в Кашинцево я водил Вас на место «несбыточных мечтаний», с которого такой чудный вид. Через три дня после Вашего посещения молодой владелец Райков приехал мне сказать, что он женится, и ввиду этого склонен продать Райки». Сергей Иванович загорелся страстным желанием купить усадьбу, владельцем которой он представлял себя лишь в самых идиллических мечтах. Начались переговоры и непростой торг. Несмотря на то, что к 1915 году Четвериков стал уже очень состоятельным человеком, свободных денег у него не было, и поэтому он стал обсуждать вопрос лишь о покупке главного усадебного дома — большого двухэтажного строения с изящными деревянными верандами и венчавшей крышу стройной башней. Вначале Некрасов всё набавлял и набавлял цену, а потом и вовсе заявил, что будет продавать усадьбу только целиком за 200 тыс. рублей. Четвериков пишет в письме к Морозовой, что продавец «оставался стоек и несокрушим, грозя передать их (Райки) в другие руки». Что было делать? Уже не в силах расстаться с мечтой, Четвериков взял деньги в долг у знакомых и купил имение Райки целиком. Для себя он решил, что сам станет жить в господском доме, а дачи (на территории усадьбы, кроме господского дома, было восемь построек, сдаваемых на лето) передаст старшему сорокалетнему сыну Ивану, чтобы тот мог их сдавать и полученный доход пустить на уплату долгов. Радость переполняла Сергея Ивановича после покупки. Шла Первая мировая война, но Четвериков надеялся на счастливую жизнь в Райках после ее окончания. Он писал 15 июня 1916 года Маргарите Кирилловне Морозовой: «Если бы мы жили в буколический век — возникновение всяких

247

Владельцы „Мон-Репо“, „Отрадных“, „Сан-Суси“ — то новое владение следовало бы назвать „Нежданное“ или „Мечта“. Странно, что именно теперь, во времена безжалостного взаимного истребления... суждено было осуществиться такой мирной заветной мечте»1. Что же замечательного было в этой вожделенной усадьбе? Эта усадьба находилась, как писали в старинных документах, «в 28 верстах от столицы на Стромынском тракте». В середине XIX века владельцем сельца Райки (или Райково) числился «маиор Агей Васильевич Абаза». Русский дворянский род Абаза был молдавского происхождения и дал несколько видных государственных деятелей, в том числе Александра Агеевича, министра финансов Российской империи в 1880-х годах. При семье Абаза наивысшего расцвета достиг садово-парковый ансамбль усадьбы, сгруппированный вокруг живописных прудов и каналов причудливой формы. От главного дома лучами расходились огромные аллеи из липы, берёзы и елей. После Абаза усадьбой владели Кондрашёвы — при них, в 1870-х годах, площадь усадьбы составляла 119 десятин (131 гектар), а стоимость владения оценивалась в 75 тыс. рублей (хорошие поместья, действительно, были удачным вложением капитала — напомним, что через сорок лет цена поместья поднялась в три раза). Усадьба была расположена в полной поэтической прелести местности. Не случайно Некрасовы, когда были хозяевами имения, сдавали флигели под дачи представителям художественной интеллигенции. В Райках, в частности, в 1900-х годах жили на дачах художники Василий Суриков, Пётр Кончаловский, Леонид Пастернак 2. Что представляли собой Райки в архитектурном смысле? На территории парка по описи 1907 года размещались усадебный дом, а также восемь одно- и двухэтажных флигелей, занимаемых богатыми дачниками из московской элиты. Имелись ещё четыре флигеля и каретный сарай. Все постройки, разные по времени возведения, были не равноценными по архитектурным достоинствам. Наиболее интересным был так называемый «Американский дом», выстроенный в 1901 году с большим изяществом и соразмерностью по проекту одного из известнейших архитекторов, Льва Кекушева. С 1890-х годов Кекушев, один из авторов гостиницы «Метрополь» и ресторана «Прага», пользовался большим успехом в среде состоятельных московских заказчиков-бизнесменов. Его проекты, созданные в стиле «интернационального модерна», стали маркой респектабельности для клиентов-миллионеров. В 1899 году он перестроил особняк 1 2

Четвериков С.И. Невозвратное прошлое. С. 123. О дачниках Райков см. подробнее с. 80–82 этой книги.

248

Предприниматель Сергей Четвериков Некрасова на Пречистенском бульваре, после чего Некрасовы заказали ему проектирование для Райков. Описание «Американского дома», сразу получившего признание специалистов, уже в 1903 году появилось в журнале «Зодчий»1. Двухэтажный дом стоял на цоколе из естественного камня, стены на деревянном брусчатом каркасе были оштукатурены и разделаны «под камень», а крыша «в сельском стиле» покрыта черепичной кровлей. (Когда в советское время в Райках разместился санаторий Министерства иностранных дел, а потом пансионат «Юность» того же ведомства, в «Американском доме» размещался министерский номер «люкс», в котором, кстати, нередко отдыхал министр В.М. Молотов, из-за чего в народе дом нарекли «молотовской дачей».) Вернёмся к судьбе Четверикова. Недолго предстояло Сергею Ивановичу радоваться новой усадьбе. После революции 1917 года 68-летний Четвериков, не приемлющий большевистский режим, был арестован — в эпоху, когда всё перевернулось, из помещика-оптимиста он превратился в заключённого камеры смертников на Лубянке. В 1922 году ему с женой и дочерью Машей удалось выехать в Швейцарию. Здесь прошли последние семь лет его жизни — годы, полные размышлений о прошлом и настоящем. Четвериков знал и любил Европу, где с юности много бывал как по делам бизнеса, так и для отдыха. Он свободно общался на немецком и французском языках. В отличие от других эмигрантов, Четвериков, пережив стесненные денежные обстоятельства в молодости, был предусмотрительным человеком. Потеряв в России всё заработанное почти полувековым трудом, он не остался без средств к существованию, поскольку имел деньги на счетах в лондонском и швейцарском банках. (Это были не «эгоистические» личные счета на чёрный день, а те, через которые главным образом производились расчёты с зарубежными партнёрами.) Это позволило Четверикову не только посылать в течение 1920-х годов денежные суммы в помощь родственникам, оставшимся в России, но и купить небольшой дом в Швейцарии. Дом-шале представлял собой двухэтажную постройку в местности Шардон близ курорта Веве на берегу Женевского озера. На первом этаже располагались кухня, столовая, гостиная, кабинет хозяина, на втором — спальни. Шардон — старый район виноградарства, и Сергей Иванович, подобно своим новым соседям-швейцарцам, развёл плодовый сад и розарий. Четвериков по духу был экспериментатором и стал выращивать элитные южнофранцузские сорта яблонь, не культивируемые швейцарцами. На1

Американский дом // Зодчий. 1903. № 14. С. 187–188.

249

Владельцы няли садовника из местных жителей. Розы цвели великолепно, а яблони давали богатый урожай. В 1928 году Четвериковы даже послали три ящика отборных яблок в Москву родственникам — яблоки, пропутешествовав шесть недель, вернулись назад в Швейцарию, потому что ввоз заграничных яблок в СССР, оказывается, был запрещен1. В письмах к родственникам и знакомым Четвериков описывал С.И. Четвериков с женой, дочерью своё существование в Швейцарии. и внуком в эмиграции в Швейцарии (подпись на фото — «святое семейЖили ни в чём не нуждаясь — места ство»). Семейный архив Четвериков доме хватало (дочь Маша довольвых — Н.А. Добрыниной но быстро обзавелась собственным домом вблизи родительского). С радостью принимали в гости внуков и родственников. Купили автомобиль, чтобы ездить в Лозанну и другие окрестные города, на прогулки в Савойские горы. Внешне Сергей Иванович стал вести жизнь швейцарского обывателя, а внутренне это было время осмысления грустных и радостных событий его жизни. Душа Сергея Ивановича Четверикова, несмотря на безоблачное существование в Швейцарии, всё же устремлялась на Родину в Россию. Он писал племяннице Татьяне Добрыниной в Москву: «Живём тихою и однообразною (даже чересчур) жизнью. Я коротаю свой век тем, что по целому ряду газет (7 штук) и по всей выходящей литературе слежу за жизнью России. Утешительного мало» (1926 год). В письме племяннику Сергею (1923 год) горечь разлуки с Родиной и частью семьи, оставшейся в России, выражена ещё сильнее: «Твоё письмо 12 сентября я сегодня получил. Оторванный почти от всего того, чем я жил, и что было мне дорого, я не могу не дорожить теми связями, которые ещё остались со старой жизнью. Всякая весть из этого мира2 воистину „весть благая“. Твою просьбу написать мои воспоминания... исполню с радостью. Кашинцево и Тимофеевка3 жили такой тесной, дружной жизнью, что мысленно пережить всё это будет ценно и для меня... Жизнь была настолько многогранна, что есть о чём поведать... Недавно, просмаЗдесь и далее приведены факты из переписки, сохранившейся в семейном архиве Четвериковых — Натальи Александровны Добрыниной. 2 Из мира семьи, оставшейся в России. — Г. У. 3 Усадьбы семейств двух братьев Четвериковых. — Г. У. 1

250

Предприниматель Сергей Четвериков тривая диапозитивы сибирских снимков в стереоскопе, смотрел и на группу, снятую за чаем на пароходе „Россия“. На ней удачный твой портрет... Вспоминал, как ты где-то в дороге умудрился съесть 300 пельменей. Когда так, в одиночестве, сидишь и перебираешь свою прежнюю жизнь, точно её кто другой прожил. Всё же, ежели пришлось её прожить ещё раз, не пожелал бы прожить её иначе...»1. Скончался Сергей Иванович Фото дома С.И. Четверикова в ШвейцаЧетвериков в Швейцарии в де- рии с надписью на обороте: «Шпалерные кабре 1929 года в возрасте 79 лет. „Reinette de Canada“. На заднем фоне Он до последнего дня оставался наша хибарка». Семейный архив Четвериковых — Н.А. Добрыниной оптимистом и говорил: «Долгая моя жизнь научила, что зерно искренно продуманной мысли всё же всход даёт». На участке земли в Шардоне до сих пор живут его внуки — дети дочери Марии. Внук Алекс Майков занимается фермерством — имеет собственные виноградники, получает доход, сдавая пастбища на альпийских лугах. Участок, купленный дедом, он значительно расширил, присоединив купленную соседнюю землю.

Семейный архив Четвериковых — Н.А.Добрыниной. Письмо С.И. Четверикова к С.Д. Четверикову 23 сентября 1923 г. из Шардона (Швейцария) в Москву. 1

251

«Базар цену скажет»: издательский магнат Иван Сытин и его недвижимость

Есть такое слово «нувориш», что в переводе с французского означает «новый богач» или, чтобы быть поближе к смыслу, «недавно разбогатевший». Тип этот весьма прелюбопытный, и на российских просторах в 1990-х годах появились сотни и даже тысячи таких нуворишей. Только не все удержались на плаву. Кто теперь помнит провозвестников новейшего русского капитализма, двадцать лет назад заполонявших все рекламные паузы на телеэкранах: собаку Алису и её хозяина Германа Стерлигова, Олега Бойко и его детище «Олби»? Не в рубище остались, но «выпали из обоймы» сверхудачливый поставщик компьютеров в Россию Артём Тарасов и, казалось бы, «непотопляемый авианосец» Гусинский. Герой нашего повествования был таким нуворишем. Только вот богатство своё нажил не на прокрутке кредитов, а самым что ни на есть упорным и потным трудом. Да к тому же в такой отрасли, как издательское дело, где режим работы, как известно, круглосуточный да ненормированный: сколько не доспишь — на столько и разбогатеешь. Иван Дмитриевич Сытин родился в крестьянской избе в Костромской губернии. Жизнь прожил долгую (83 года) и витиеватую. В результате своей неутомимой деятельности Сытин стал первым русским издателем-миллионером. Он сотрудничал с Львом Толстым, Чеховым, Горьким, был вхож «по делам и просто по знакомству» к министру финансов С.Ю. Витте. Издательство Сытина — настоящая издательская «империя» — лидировало на российском рынке и по количеству названий, и по тиражам (только книг за 10 лет — с 1901 по 1910 год — 200 млн экземпляров), и по получаемым до-

252

Издательский магнат Иван Сытин

Издатель Иван Дмитриевич Сытин (справа) и московские книготорговцы (слева направо): Михаил Дмитриевич Наумов, Алексей Дмитриевич Ступин и Николай Иванович Свиридов. Фото О. Ренара. Октябрь 1904

ходам, которые составили более 25% доходов полиграфической отрасли в целом1. История успеха этого российского самородка красноречиво отразилась в истории недвижимости. Издательству Сытина перед революцией 1917 года принадлежал в Москве ряд огромных владений — типографский комплекс на Пятницкой (после 1917 года всем известный как Первая образцовая типография), типографско-издательский комплекс между Тверской и Путинковским переулком (там сейчас комбинат «Известий») и гигантское офисное здание на углу Маросейки и Большого Златоустинского переулка. (В советское время, да и сейчас обширные площади сытинского дома на Маросейке занимают разные престижные организации вроде См.: Очерк издательской деятельности Товарищества печатания, издательства и книжной торговли И.Д.Сытина. М., 1910. С. IV–VI; Боханов А.Н. Буржуазная пресса России и крупный капитал. Конец XIX века — 1914 г. М., 1984. С. 55–57. 1

253

Владельцы московского центра местного самоуправления и муниципального учреждения контроля за качеством продуктов питания, а любителей жуировать жизнью оно раньше привлекало кондитерской «Эстерхази», которую теперь сменил японский ресторан «Ваби Саби».) В эти зримые свидетельства могущества издательской империи был вложен гигантский капитал. Только в кратком изложении жизнь магната кажется гладкой и простой. На деле же лишь к пятидесяти годам для Сытина стало реальным обустроить жизнь своего издательства столь роскошно в смысле недвижимости. Начиналось всё гораздо прозаичнее. До 13 лет Ваня Сытин жил с родителями в селе Гнездниково, в 500 км от Москвы. В 13 лет (дело было в 1864 году) дядя, мелкий купец, взял его на ярмарку в Нижний Новгород. Здесь подросток погрузился в увлекательный и рискованный мир коммерции. Он работал, что называется, «на подхвате» и за пару месяцев заработал 25 рублей (а месячное жалованье его отца, деревенского писаря, равнялось 22 рублям). На следующий год сметливый мальчишка вновь поехал в Нижний, работал в лавке у купца-меховщика из Коломны и так пришёлся ко двору, что купец в знак благодарности устроил Ваню учеником в Москву — к своему приятелю купцу Шарапову1. Мог бы Сытин пойти по меховому делу, но его потянуло к книжной торговле — помимо мехов Шарапов, так сказать, в порядке сопутствующего товара, торговал лубочными картинками. Картинки эти были весьма популярны: их вешали на стены во многих небогатых жилищах — крестьянских да мещанских. Лавка Шарапова помещалась в Китай-городе у Ильинских ворот (примерно там, где сейчас здание Конституционного суда). Пятнадцатилетний крепкий парень Ваня Сытин, помимо того, что помогал хозяину в торговле, также чистил сапоги, ставил самовар, убирал помещение. Запомнил он и первый совет сослуживца старичка-типографа: «Грязной работы не стыдись, себе цены не уставляй — жди, когда тебя оценят. Базар цену скажет». За десять лет Сытин освоил все стороны издательского дела. Сам стоял за ксилографическим станком, вручную печатая тысячи листов картинок, потом отвозил эти картинки на ручную раскраску крестьянским артелям в Подмосковье, встречал оптовиков из провинции, всех поил чаем и обеспечивал товаром, а то и сам объезжал ближние города с возом печатной продукции. За десять лет благодаря Сытину шараповский издательский оборот вырос в 25 раз — с четырех тысяч в год до 100 тыс. рублей2. 1 2

Сытин И.Д. Жизнь для книги. М., 1960. С. 18–19. Рууд Ч. Русский предприниматель московский издатель Иван Сытин. М., 1993. С. 29.

254

Издательский магнат Иван Сытин Работать было, мягко говоря, непросто. Чего стоило только общение с женщинами-раскрасчицами. Вот реальный эпизод: «Мать с тремя дочерями работают за столом, который завален сотнями экземпляров одной из популярнейших в народе лубочных картин «Как мыши кота хоронили». Она красит связанного кота в сочный зелёный цвет, а её дочки мышей — в синий с жёлтым». На изумление Сытина раскрасчица отвечает: «А у нас других красок не водится». В 25 лет Сытин женился (хозяин считал, что молодого коммерсанта не должны прельщать женские «соблазны» на стороне, а то это повредит бизнесу), на полученное приданое в 4 тысячи рублей и 3 тысячи рублей, взятые в долг у Шарапова, купил французский литографский станок (что позволило отказаться от услуг крестьянок-раскрасчиц). Производство картинок увеличилось. Ещё через три года, расплатившись с долгом Шарапову, Сытин отделился и стал самостоятельным издателем. Тут нагрянула русско-турецкая война 1877–1878 годов. Идеи помощи братьям-славянам всколыхнули общество. Сытин нанял хороших рисовальщиков и начал делать дешёвые военные картины. Они расходились моментально среди русских, многие из которых не умели читать, но зрительные образы воспринимали «на ура». Два года упорной работы принесли неплохой доход. С этого момента и началась история Сытина-собственника. В 1879 году он купил домовладение в конце Пятницкой улицы и устроил там типографию. Этот участок, постепенно разрастаясь, через 40 лет занял несколько кварталов. Вначале владение Сытина (купленное у купца Матвеева) было небольшим и стоило недорого — город тут фактически кончался. Дальше шла, говоря современным языком, «промзона», которая окружает Павелецкий вокзал и по сей день, — склады, фабрики, мастерские, а также огороды. Участок Сытина в конце Пятницкой улицы выходил одной стороной на Зацепский вал, он же Валовая улица (название произошло от находившегося там с XVI века вала (в 1790 году вал опять сровняли с землёй) и цепи, за которой досматривались таможней возы с товаром, ехавшие в Москву. Контрабанду (главным образом спиртные напитки) часто прятали в возах с сеном. На таможне возы «прощупывали» длинными железными палками с крючками. Таможенникам, как известно, спешить некуда, поэтому процедура длилась долго, возы стояли в очереди иной раз по несколько дней. Чтобы они не пересекали границу города, перед ожидавшими протянули длинную железную цепь. Улица, проходившая за цепью, стала зваться Зацепа.

255

Владельцы Вернёмся к делам Сытина. В 1893, 1895 и 1902 годах он купил ещё шесть владений у соседей: купчихи Ольги Ивановны Галушкиной, мещанина Ильи Ивановича Виноградова, титулярного советника Николая Андреевича Артемовского, жены титулярного советника Виктории Ивановны Сахаровой, купчихи Марьи Алексеевны Чуриковой, цеховой МаКорпуса Сытинской типографии рьи Трофимовны Горбачёвой... на Пятницкой улице Купил, надо сказать, вовремя и предусмотрительно, потому что в 1899 году рядом построили Павелецкий вокзал, и земля сразу подорожала. В результате образовался участок, тремя сторонами выходящий на Пятницкую, Валовую улицы и 2-й Монетчиковский переулок, площадью около 1,15 гектара1. В это время, к началу ХХ века Сытин уже издавал не только дешёвые «народные книжки» (к которым он перешёл от лубков), но также пользовавшиеся бешеной популярностью календари (печаталось их 10 тысяч штук ежедневно), молниеносно расходившиеся издания Пушкина и Гоголя (после того, как в 1887 году кончился 50-летний срок авторских прав наследников на произведения Пушкина). К 1910 году на долю Сытина приходилось 22% всех издававшихся в России учебников. Качество полиграфии «Товарищества И.Д. Сытина» было отмечено золотыми и серебряными наградами на всемирных выставках в Париже — в 1889 и 1900 годах и в Льеже в 1905 году. На Всероссийской художественно-промышленной выставке в Нижнем Новгороде в 1896 году изделия сытинской фирмы получили право использования государственного герба2. Товариществу принадлежало четыре книжных магазина в Москве, два в Петербурге, а также магазины в крупнейших городах империи — Нижнем Новгороде, Воронеже, Киеве, Варшаве, Одессе, Ростове-на-Дону, Екатеринбурге, Иркутске. Поднялся же Сытин как издатель на периодике. В 1891 году он купил угасавший журнал «Вокруг света», потом в течение последующих лет стал ЦИАМ. Ф. 179. Оп. 63. Д. 9835 Дело об оценке владения, принадлежащего Товариществу печатных изданий и книжной торговли «И.Д. Сытин» по Валовой и Пятницкой ул. и 2-му Монетчиковскому пер. 1914–1915. Л. 1–3. 2 Очерк издательской деятельности Товарищества печатания, издательства и книжной торговли И.Д. Сытина. С. XVI. 1

256

Издательский магнат Иван Сытин издавать ещё 10 периодических изданий, включая газету «Русское слово», журнал иллюстраций «Искры», детский журнал «Пчёлка»...1 Наконец, в 1898 году доходы Сытина (точнее «Товарищества печатания, издательства и книжной торговли И.Д. Сытина», где Ивану Дмитриевичу принадлежал контрольный пакет акций, а его сыновьям и зятьям — остальные паи) превысили 1 млн рублей. Можно было начинать строиться — ведь старое здание типографии, где работали уже 400 рабочих, с трудом выдерживало нагрузку. На Пятницкой в 1904 году по проекту архитектора А.Э. Эрихсона и инженера В.Г. Шухова (автора знаменитой телебашни на Шаболовке) был построен грандиозный полиграфический комплекс — наилучший не только в России, но и в Европе. В это были вложены большие капиталы — постройки и оборудование в Московском страховом от огня обществе были оценены в сумму 1 331 035 рублей. Сытин заполнил главный печатный корпус лучшим в мире оборудованием, специально изготовленным в Германии и Америке — а технику он любил, в Москве его даже прозвали «американцем» (когда Сытин одним из первых купил автомобиль). В корпусе, как муравьи, беспрерывно трудились две с половиной тысячи рабочих-печатников. В общем, живи, работай и радуйся. Но не тут-то было. Грянула первая русская революция. В декабре 1905 года по приказу начальника московской полиции драгуны подожгли корпуса, чтобы припугнуть примкнувших к восстанию рабочих сытинской фабрики. В ту роковую ночь, когда загорелось здание, Сытин ехал в поезде в Петербург. Представим себе — радио не было, мобильных телефонов тоже. Вот ни о чём не подозревающий Сытин выходит из вагона на петербургский перрон. Сразу пять репортёров подскакивают к нему и спрашивают о пожаре фабрики. Сытин из кабинета начальника вокзала звонит в Москву жене и узнаёт подробности. Сохраняя самообладание, он приглашает репортёров в знаменитый ресторан Палкина и за столом с юмором говорит, что де пожар только сделает ему рекламу: «Мой лихой недруг думает, что, сжигая мои фабричные корпуса и мои машины, он губит то дело, которое эти машины делают, а выйдет-то как раз наоборот… Я бы дал ещё 500 тысяч, чтоб меня сожгли… Ведь сообразите, какой шум пойдёт по Москве, да и по всей России. Злая рука мне добрую рекламу сделает. Публика разберёт, в чём дело. Если я — ядовитое семя в этой жизни, туда мне и дорога! А если я делал доброе дело, то Россия мне воздаст десятерицею за всё, что они спалили. Верьте мне, на погорелом месте мы выстроим не один, а пять корпусов. Будем же благодарны за всякое испытание, которое посылает нам Бог»2. 1 2

Боханов А.Н. Буржуазная пресса России и крупный капитал. С. 56. Сытин И.Д. Жизнь для книги. С. 162.

257

Владельцы Реклама — рекламой, но вернулся он в Москву на пепелище. Хотя Сытин хорохорился перед репортёрами, но позже в воспоминаниях он писал, что, вернувшись в Москву, сразу с вокзала поехал к своему другу Васильеву. После посещения пожарища Сытин и Васильев просидели в квартире всю ночь, по русскому обычаю за утешительной бутылкой, проговорили о внезапной катастрофе, настигшей сытинский бизнес: «…Мы оба всплакнули. Не о себе, а о том ненужном, слепом зле, которое ходит по людям»1. Ущерб был оценён более чем в 600 тыс. рублей2, и Сытин сразу начал хлопотать о получении страховки. Но несмотря на то, что были наняты лучшие адвокаты, его ждала неудача. Страховая компания отказалась платить — ведь пожар произошёл вследствие общественных беспорядков, что не предусматривалось страховым полисом. В результате следствия было установлено, что 11 декабря на фабрике Сытина работы были прекращены, проходили собрания рабочих. Вокруг фабрики были построены баррикады из материалов, которые выносились с фабричной территории. Со двора фабрики было сделано несколько выстрелов по проходившему полицейскому наряду. Тогда генерал-губернатор Ф.В. Дубасов решил применить изданное им 11 декабря постановление об ответственности домовладельцев за стрельбу из окон и с крыш их домов3. По свидетельству очевидцев, драгунами было привезено несколько бочек керосина, из которых под охраной военных были облиты и затем подожжены кипы книг и бумаги. Очень быстро огонь перекинулся на производственные помещения. Служащие и рабочие фабрики кидались тушить огонь, но их отгоняли прикладами военные. Допрошенные участники событий подтвердили, что «пожарная команда, явившаяся для тушения пожара, не была допущена к горящему зданию начальником военного отряда». Начальник пожарной команды брандмайор Лунд удостоверил, что, «когда он объяснялся с начальником военного отряда, то видел нескольких драгунских и казачьих офицеров»4. Двадцать первого февраля 1906 года юрист «Товарищества И.Д. Сытина» поверенный Макаревский предъявил в Московском окружном суде иск к Московскому страховому от огня обществу, объяснив, что в ночь на 12 декабря 1905 года во владении по Пятницкой улице было уничтожено и пострадало в результате пожара недвижимое и движимое имущество (фабричный корпус типолитографии, типографские машины, книжный готовый товар и Там же. С. 163. В пересчете на современные деньги около $18 млн. 3 См.: Джунковский В.Ф. Воспоминания. Т. 1. М., 1997. С. 118–120. 4 Решения Гражданского кассационного департамента Правительствующего Сената. 1909. СПб., 1910. С. 409–410. 1

258

Издательский магнат Иван Сытин др.). Убыток Московским страховым от огня обществом был определён в сумме 662 662 рубля 45 копеек1. «Товарищество И.Д. Сытина» согласилось с суммой страхового вознаграждения, но страховое общество отказалось от выплаты компенсации на том основании, что пожар возник при обстоятельствах, исключающих ответственность страхового общества за причиненные пожаром убытки. Поверенный «Товарищества И.Д. Сытина» просил окружной суд взыскать со страхового общества 662 662 рубля 45 копеек с процентами со дня предъявления иска. Однако решением окружного суда «Товариществу И.Д. Сытина» в иске было отказано. Представитель Сытина подал апелляционную жалобу в Москов- Пай Товарищества Сытина скую судебную палату. Там также была принята точка зрения, что «в числе случаев, в коих общество освобождается от обязанности освобождать пожарные убытки, предусмотрен и тот, когда убытки произведены воинскою силою»2. Рассмотрение апелляционной жалобы шло почти два года. Известный адвокат Шубинский (представлявший интересы страхового общества) и Макаревский (представлявший Сытина) вели путём переписки нескончаемый спор о том, какое значение имеет запятая, стоящая в формулировке нужной статьи устава страховых обществ о том, что страховое общество освобождается от уплаты страхового вознаграждения, когда убыток понесён: «чрез неприятельское нападение воинской силой» или «чрез неприятельское нападение, воинской силой». В первом случае страховое вознаграждение выплачивалось в случае нападения иностранных войск, а во втором случае, как настаивал представитель Сытина, воинская сила, вызвавшая убыток, могла быть и отечественной. После проведения следствия было чётко установлено, что «пожарные убытки, причинённые истцу, „Товариществу И.Д. Сытина“, пожаром на 1 2

Решения Гражданского кассационного департамента Правительствующего Сената. С. 405. Там же. С. 406.

259

Владельцы принадлежащей последнему фабрике в ночь на 12 декабря 1905 г., произведены были действием воинской силы», но всё же Московская судебная палата встала на сторону страхового общества, утверждавшего, что оно не обязано платить, так как события носили чрезвычайный характер. Объяснения были следующими: «Обращаясь к анализу понятия „воинской силы“, Судебная палата нашла, что точного определения этого понятия в действующем законодательстве не содержится». Далее отмечалось: «В апелляционной жалобе указывается, что важные обязанности, возлагаемые на войско, и характер организации его деятельности совершенно исключают предположение о возможности действовать для войска по произволу, неожиданно, стихийно и неодолимо. И менее всего можно допустить такой взгляд на войско со стороны правительства. Отсюда апеллятор заключает, что „воинская сила“ не может быть приравнена правительством к землетрясению, урагану, неожиданную и неодолимую силу которых нельзя ни предвидеть, ни учесть. С таким выводом Судебная палата не нашла возможным согласиться: справедливо, что действия воинской силы предполагаются всегда правомерными, а не произвольными, но отсюда не следует, что они не могут быть приравниваемы в некоторых отношениях к другим чрезвычайным событиям»1. Судебная палата, тем не менее, была вынуждена признать: «Фабрика „Товарищества И.Д. Сытина“ была сожжена вооружёнными солдатами разных родов оружия, при которых были офицеры… Была полиция. Её представители, как и офицеры, не разрешили тушить пожар. За таким признанием истца, обстоятельства эти… должны считаться не требующими дальнейших доказательств. Но независимо от признания истца, те же обстоятельства установлены и показаниями допрошенных по делу свидетелей». С каждым месяцем, пока дело о пожаре на фабрике Сытина находилось в производстве, становилось очевидным, что поддержка судебными органами разных инстанций страховой компании в позиции о невыплате страховки за ущерб является нежеланием идти наперекор действиям московской администрации, а также своеобразным наказанием Сытина и его фирмы за независимое поведение в отношениях с высшими административными органами. Судебная палата, в частности, заведя рассмотрение дела в дебри полной казуистики, заявляла, что, несмотря на то, что «поверенные истца указывают, что солдаты действовали произвольно, без приказа со стороны своего начальства; что действия их являлись незакономерными и не вынуждались обстоятельствами, так как возмущения на фабрике „Товарищества Решения Гражданского кассационного департамента Правительствующего Сената. 1909. С. 408. 1

260

Издательский магнат Иван Сытин И.Д. Сытина“ не было; что сожжение фабрики может быть рассматриваемо как неизвестно за что допущенная кара, а не мера, необходимая в интересах усмирения гражданских волнений» — эти указания поверенных истца должны быть отвергнуты. Аргумент основывался на совершенно формальных основаниях: «Суд гражданский не вправе входить в обсуждение того, представлялась ли такая мера, как сожжение фабрики „Товарищества И.Д. Сытина“, необходимой и целесообразной, как равно и того, были ли эти меры приняты в целях подавления восстания, если таковое имело место, или как мера карательная»1. Получив неблагоприятное для себя заключение Московской судебной палаты, Сытин решил продолжить борьбу. Была сделана последняя попытка найти справедливость — подана кассационная жалоба в Гражданский департамент Правительствующего Сената. Было ясно, что шансы пересмотреть дело минимальны. Однако Сытин шёл до конца уже не из-за денег, а чтобы сделать достоянием общественного мнения факт, что московская полиция сама подожгла корпуса, а потом обвинила в этом владельца фабрики и его рабочих. Позже Сытин с горечью прокручивал в голове обстоятельства дела: «Можно ли утверждать, не боясь греха, что фабрика погибла от административного поджога? Но на суде, когда я искал премию со страхового общества, поджог был установлен с несомненностью. Свидетели подтвердили и керосин, и факелы, и запрещение тушить. Представитель страхового общества так и говорил перед судьями: На каком же основании общество должно платить страховую премию, если правительство по тем или другим основаниям решило истребить данное имущество огнём? Суд был только справедлив, отказав в иске. Да и самый процесс мы подняли не ради премии, а единственно из желания осветить дело»2. Несмотря на то, что были наняты лучшие адвокаты, Сенат вынес решение — «кассационную жалобу „Товарищества И.Д. Сытина“ оставить без последствий», поскольку «убытки от пожара, произведённого действием воинской силы не подлежат… возмещению» вследствие отсутствия адекватного страхового случая в уставе Московского страхового от огня общества3. Решения Гражданского кассационного департамента Правительствующего Сената. 1909. С. 409. 2 Сытин И.Д. Жизнь для книги. С. 163. 3 Решения Гражданского кассационного департамента Правительствующего Сената. 1909. С. 412. 1

261

Владельцы В качестве дополнительного аргумента к закрытию дела Сенат дал отсылку к своему же решению по схожему делу об истреблении пожаром фабричных корпусов и складов сахарорафинадного завода братьев Терещенко в Черниговской губернии — хотя имущество было застраховано на сумму 1,5 млн рублей, владельцы ничего не получили из-за того, что «пожар произошёл от гражданской смуты» в феврале 1905 года. А «гражданская смута» по уставу Второго страхового общества (где страховались предприятия братьев Терещенко) была указана в числе ситуаций, в которых страховое общество «освобождается от обязанности вознаграждать за пожарные убытки»1. Потеряв огромные деньги, Сытин не пал духом и сумел быстро восстановить мощь предприятия. Уже через год корпуса возвели вновь. К 1915 году стоимость полиграфического комбината на Пятницкой оценивалась в 2,2 млн рублей, в том числе: 703 тыс. рублей стоили 29 строений, 150 тыс. рублей — земля под ними2. Одиннадцать строений были ключевыми, представляя собой современные корпуса высотой от трёх до шести этажей, где размещалось полиграфическое производство. Под корпусами и двором по моде того времени имелись обширные подземные помещения для котельных, складов, туннелей (по которым транспортировались из цеха в цех бумага и готовые издания). Сытин был просто помешан на новейшей технике, и более 60% стоимости его предприятия заключалось в оборудовании, которое по спецзаказам выполнялось ведущими станкостроителями в Германии, Англии, США. Только Сытин мог позволить себе купить в Германии ротационную машину «Ko¨ nig und Bauer» стоимостью 10 тыс. рублей, несколько штук «Werk Augsburg» за 25 тыс. рублей3. Деньги вкладывались колоссальные, но зато книги и календари можно было печатать со скоростью до 60 тыс. оттисков в день4. Существенную часть продукции составляли напечатанные в семь красок (такого и качества прежде не видали) «картины» (в том числе портреты государя и императорской семьи) — их было издано несколько десятков миллионов штук. А пожар действительно сослужил добрую службу реноме Сытина. Через неделю после пожара Сытин созвал поставщиков фирмы, которым был должен около трех миллионов рублей, и перед всеми дал обещание в течение нескольких месяцев расплатиться за кредиты. Поставщик бумаги 1 Решения Гражданского кассационного департамента Правительствующего Сената. 1907. СПб., 1907. С. 318. 2 ЦИАМ. Ф. 179. Оп. 63. Д. 9835. Л. 43. 3 В пересчете на современные цены около $300 тыс. и $750 тыс. 4 ЦИАМ. Ф. 179. Оп. 63. Д. 9835. Л. 10–37об.

262

Издательский магнат Иван Сытин

Полиграфический цех с новейшими типографскими машинами в типографии Сытина

Марк предложил ему уступку с долга в полмиллиона рублей. Но Сытин отказался, объяснив, что не надо его жалеть и для него вопрос чести расплатиться с долгами полностью, как и было сделано1. После этого случая Сытина принимали «с распростёртыми объятиями» в любом банке, с уверенностью в надежности его слова и в кредитоспособности. Выдержав тяжелейшее испытание для своего бизнеса, Сытин стал среди русских бизнесменов образцом непотопляемости. В своей деятельности он воплощал найденный ещё в молодости принцип: «Как можно лучше и как можно дешевле!» Мозги Сытина работали как «перпетуум мобиле». Чтоб не покупать бумагу за границей (а до 80% продукции издавалось на финской бумаге), Сытин попытался открыть собственное бумажное дело в Карелии (на границе с Финляндией). Но не удалось набрать необходимую сумму, и пришлось остановиться на покупке, в качестве совладельца, бумажной фабрики в Петербурге. Другой издатель, может быть, успокоился бы, выйдя в лидеры книгоиздания. Но Сытину было невтерпёж расширять область деятельности. 1

Сытин И.Д. Жизнь для книги. С. 163.

263

Владельцы С успехом производя почти все возможные виды печатной продукции, он — человек, который до конца жизни так и не научился писать без ошибок — приобрёл обширный круг знакомых среди писателей. Сблизился он и с восходящим светилом литературы — 34-летним Антоном Павловичем Чеховым. Причем Чехов сам проявил инициативу — увидев идущего с Никольской через Красную площадь Сытина, Чехов подошел, представился и предложил издать книгу рассказов. Сытин охотно согласился... Чехов посоветовал Сытину издавать «народную газету» — многотиражную, задорную, с обилием рекламы. Сытин не имел привычки раскачиваться и уже в 1894 году основал газету «Русское слово». Пробный тираж первого номера был отпечатан невиданным для России тиражом 400 тыс. экз., но первый год издания — 1895 — принёс только убытки. Да и следующие пять лет газета была в упадке. Пока Сытин не привлёк в газету самого знаменитого русского журналиста Власа Дорошевича. Через несколько лет тиражи «Русского слова» стали буквально оглушительными, дойдя до 619 тыс. экз. в 1914 году и один миллион в 1917 году. Газета шла на шести полосах, причём первая и последняя страницы целиком были отданы рекламе. Доходы от рекламы уже в 1911 году достигли отметки один миллион рублей, почти на 55% компенсируя затраты на издание. Если учесть поступления от подписки — 700 тыс. рублей и от продажи в розницу — ещё 500 тыс. рублей, то и прибыли составляли не менее 100 тыс. рублей в год. «Звезде публицистики» Дорошевичу были предоставлены уникальные условия — он стал самым высокооплачиваемым журналистом в стране, заключив контракт о получении 20% прибыли от газеты. Дорошевич работал в отдельном кабинете, перед дверями которого сидела секретарь-дежурная. В редакции царила деловитость и стояла полная тишина. Только в полночь, отправив номер в типографию, сотрудники шли в соседний ресторан пообщаться. После напряжённого дня расслабление за столом наступало лишь тогда, когда Дорошевич, съев три тарелки борща, веселел и становился заводилой застолья. Сытин не имел привычки всё валить в одну кучу. Газета как юридическое лицо существовала отдельно от издательства. Помещение для редакции арендовалось. Когда в годы неудач «Русское слово» было на грани банкротства, редакции отказали в аренде. Тогда-то неисправимый оптимист Сытин и решил создать отдельное полиграфическое производство именно для «Русского слова». Хотелось респектабельности, и место было выбрано на Тверской. Сытин берет в аренду у Лукутиных (богатейших московских домовладельцев и хозяев промысла «Федоскино») и Живаго соседние участки. На выхо-

264

Издательский магнат Иван Сытин

Газета «Русское слово»

дившем на Тверскую и Путинковский переулок участке земли площадью 7553 кв. метра в 1905 году были построены два корпуса типографии. Площадь подземных подсобных помещений составляла 572 кв. метра1. По своему обыкновению Сытин по максимуму начиняет здание новейшей техникой, которую обслуживают 240 рабочих. Оборудование уникальное, такого в России больше нет: несколько ротационных машин «Augsburg» и «Marinoni», стоимостью по 25 тыс. рублей каждая, способны выдавать по 18–24 тыс. листов в час, наборные машины «Linotype» — 75 тыс. листов в час2. (Стоимость всего оборудования составляла к 1913 году 405 тыс. рублей.) В 1905 году тираж «Русского слова» достиг 157 тыс. экземпляров. Стало ясно, что дело пошло. Сытин тем временем ведёт переговоры с Лукутиными и Живаго о покупке участков, где уже стоит его полиграфическая фабрика. Те не уступают. Торг длится не один год и, в конце концов, заканчивается в пользу Сытина. В 1906 году он покупает домовладение Лукутиных, в 1911 году — Живаго. Затем проводит через Московскую городскую думу юридическую процедуру объединения двух владений в одно. Стоимость ЦИАМ. Ф. 179. Оп. 63. Д. 335 Дело об оценке владения, принадлежащего Товариществу печатания и книжной торговли «И.Д. Сытин» Арбатской части 2-го участка по Тверской улице и Путинковскому переулку. 1912–1914. Л. 27–46. 2 Там же. 1

265

Владельцы земли и недвижимости оценивалась в 1913 году в крупную сумму — 371 тыс. рублей. Но ещё до сделки с Лукутиными, весной 1905 года, по замыслу Сытина началось строительство специального здания (по документам числившееся перестройкой старого трёхэтажного дома) для редакции «Русского слова» — здания необычного, такого, чтобы даже видавшие виды москвичи «ахнули». Сытин обращается к архитектору Эрихсону, который уже проектировал для него полиграфкомбинат на Пятницкой. Московский немец Адольф Вильгельм Эрихсон (по-русски Адольф Эрнестович), несмотря на почти юный для маститого архитектора 40-летний возраст, был завален заказами. Каждый его проект становился событием: телефонная станция в Милютинском переулке, рестораны «Яр» и «Прага», деловые здания на Кузнецком Мосту и в Столешниках, шикарные доходные дома... Но Сытин был старым и надежным заказчиком, и Эрихсон согласился. Возведённый по его проекту шедевр московского модерна сразу же с момента постройки стал украшением Тверской. Пятиэтажное здание «Русского слова» имело круглые окна на четвертом и пятом этажах, было декорировано лепниной в виде ветвей каштанов (напоминая архитектуру Венского Сецессиона). Над окнами второго этажа шла полоса многоцветного растительного орнамента в виде вьющихся растений с расцветшими бутонами на золотом фоне. При строительстве Эрихсон использовал новейшие технологии, применив только входивший в обиход железобетон — надёжные перекрытия позволили перейти от анфиладной структуры внутренних помещений к большеобъёмным, полным света и воздуха залам1. В дом на Тверской в начале 1907 года переехал и сам Сытин, заняв 9-комнатную квартиру на третьем этаже. Вместе с ним поселились один из его сыновей и две дочери. В 8-комнатной квартире на пятом этаже жил старший сын Василий, работавший в фирме отца. Квартиру на четвертом этаже занял журнал «Просвещение». На первом этаже размещались три магазина — кондитерский «Реноме», ювелирный Окунчикова и магазин книжной торговли самого Ивана Сытина, где был во всём великолепии представлен полный ассортимент сытинской продукции — энциклопедии, учебники, художественная литература, роскошные художественные альбомы, календари, плакаты, журналы и газеты. Сердцем дома стал второй этаж, где разместилась редакция газеты «Русское слово» и журнала «Искры». Это были, так сказать, парадные помещения с кабинетами начальства — Сытина, Дорошевича, ведущих Бусева-Давыдова И.Л., Нащокина М.В., Астафьева-Длугач М.И. Москва: Архитектурный путеводитель. С. 372–373. 1

266

Издательский магнат Иван Сытин журналистов и менеджеров газеты. (В 1907 году во дворе построили ещё один 5-этажный корпус, все 57 комнат которого были кабинетами сотрудников «Русского слова».) С 1918 года здание заняли редакции крупнейших советских газет «Правда» и «Известия». Интересно, что в 1979 году, когда было необходимо расширить Пушкинскую площадь, дом (как оказалось, вес его составил 10 тыс. тонн) был поднят с фундамента на специальные подпоры и по восьми рельсовым путям на 440 металлических катках передвинут на 33 метра в сторону площади Маяковского1. (Сейчас его адрес: Тверская, дом 18.) Однако приобретение недвижимости на этом не закончилось. Как говорится, «аппетит приходит во время еды». Проведший детство в полунищей крестьянской избе, Сытин, став видным предпринимателем, вёл образ жизни респекта- Особняк редакции газеты «Русское бельного делового человека, быстро слово» на Тверской. Архитектор воспринимая все новшества. Разбо- А.Э. Эрихсон гатев, в 1896 году он купил у князя Свияжского имение Берсеневка в 45 км от Москвы по Николаевской железной дороге (9 км от станции Поваровка), оценивавшееся в 50 тыс. рублей. Другая дача Сытина была на Рижском взморье, в Майоренгофе (сейчас Юрмала). Этим летний отдых на ограничивался — Сытин с женой ездил подлечиться в Карлсбад (Карловы Вары). Помимо приобретений недвижимости для личного пользования, Сытин в начале ХХ века создаёт третий форпост своего издательского бастиона — деловое здание на Маросейке. Владение в начале старинной улицы, в 80 метрах от Политехнического музея, было дорогим. На протяжении XIX века оно принадлежало князьям Шаховским, у потомка которых было куплено в 1901 году владельцем ка1

Крупнова Р.Е., Резвин В.А. Улица Горького, 18. М., 1984. С. 58–61.

267

Владельцы менноугольных рудников купцом Петром Карповичем Щелкуновым. На участке, углом выходившем на Большой Златоустинский переулок, имелось пять строений от одного до трёх этажей, и все они сдавались под магазины и склады. Тут были: кондитерский магазин петербургской шоколадной фирмы «Жорж Борман», магазины фруктов, кофе, сливочного масла, пробок, чистка одежды1. В одном из домов помещалась харчевня для извозчиков (прообраз кафе для таксистов), в двухэтажном доме во дворе Щелкунов устроил пивную. Так, не шатко не валко, Щелкунов владел этой недвижимостью десять лет, получая в год рубликов по 16–19 тыс. дохода. До более эффективного использования земли в двух шагах от Китай-города руки у него не дошли. Зато Сытин не дремал. Быть может, это место рядом с древней церковью Николая Чудотворца в Кленниках он выбрал потому, что именно отсюда (из лавки Шарапова, находившейся по другую сторону от Политехнического) сорока годами раньше началось его восхождение к славе. 14 июня 1911 года была оформлена купчая, через год сломан большой угловой дом, и на его месте началось возведение гигантского каменного пятиэтажного дома для правления фирмы. Проект вновь был заказан Эрихсону. Дом в стиле неоклассики закончили к лету 1913 года. Эффектны были огромные оконные проёмы первых двух этажей, которые сменялись на высоких этажах ритмическими рядами высоких окон2. Весь облик здания демонстрировал мощь и непотопляемость флагмана российской полиграфии. Здание было призвано выполнять функции оперативного штаба по управлению всей системой книгораспространения в масштабах Российской империи. Сытиным же выпускалась в это время треть всех книг, печатаемых в Москве. В подвале и на пятом этаже размещались гигантские книжные склады, на первом — фирменный магазин, на втором — выставка продукции и собственное почтовое отделение, на третьем располагалось правление, на четвёртом этаже — подписной отдел (на многотомные издания и оптовые закупки) и чайная для сотрудников и посетителей3. Всё было продумано до мелочей. К своим шестидесяти годам Сытин достиг блестящих высот — он был крупнейшим книгоиздателем, выпускал популярнейшую общенациональную газету, у него работали лучшие журналисты и менеджеры, его личному Здесь и далее приведены архивные данные: ЦИАМ. Ф. 179. Оп. 62. Д. 6358 Дело об оценке владения, принадлежащего Товариществу И.Д. Сытина Мясницкой части 2-го участка на углу Маросейки и Златоустинского переулка. 1900–1914. Л. 1–28об. 2 Бусева-Давыдова И.Л., Нащокина М.В., Астафьева-Длугач М.И. Москва: Архитектурный путеводитель. С. 161. 3 ЦИАМ. Ф. 179. Оп. 62. Д. 6358. Л. 22–25об. 1

268

Издательский магнат Иван Сытин

Правление Товарищества И.Д. Сытина на Маросейке

богатству оставалось только завидовать. Интервью с Сытиным печатали ведущие европейские и американские газеты, с восхищением писавшие о феномене «русского самородка». Можно было зазнаться и потерять чувство реальности. Сытин его не потерял. Когда его как выдающегося российского магната пригласили на четыре месяца в Америку, он всё подмечал и анализировал. В своих «Заметках об Америке» он с пафосом написал, обращаясь к родной стране и сравнивая её с молодой Америкой: «Долго, крепко спал наш мужик. Встань, проснись, посмотри на себя: ведь соседи твои работают давно, младшая сестра твоя — Америка сделала чудеса. Ты [Россия] — старшая сестра, у тебя просторы необъятные, благодать сокровищ везде и во всём, а ты прокормить умело и сытно себя не можешь». Что тут скажешь? Знал Сытин, что говорил. А сытинская недвижимость и в наши дни — не памятник ушедшей эпохе, и здания престижные, функциональные, радующие глаз. Так и бывает, когда целеустремлённая личность мыслит широко и смотрит далеко вперёд.

269

Содержание Предисловие . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 5

Город Доходный бизнес на доходных домах сто лет назад . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 9 «И говорящий зеленый попугай...» — купля-продажа недвижимости на страницах старых газет. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 23 Варваринское акционерное общество домовладельцев как тип процветающей компании . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 35 Проделки «красного петуха»: о пожарах, их тушении и страховании от огня . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 46

Деревня Загородная недвижимость: как всё начиналось . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 61 Подмосковье: от мамонтов до среднего класса. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 73 Загородные поселки в России: яркий старт в начале ХХ века . . . . . . . . . . 86

Коммерция Верхние торговые ряды — ГУМ: история старейшего торгового комплекса Москвы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 97 «Москва без бань — не Москва»: бани как предмет коммерческой недвижимости. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 113 Азартная недвижимость: игорные заведения как бизнес. . . . . . . . . . . . . . 131 Закон упругих тел: бильярд и бизнес . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 149

270

Содержание

Дачи По дороге в Петербург: Октябрьская (бывшая Николаевская) магистраль . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 163 Миражи, пещеры, омуты, подземные ходы: Ярославская железная дорога . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 172 Малаховка и дачник Джон Фомич: Казанская (бывшая Рязанская) железная дорога . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 187 Ананасы и театр: имения и дачи по Курскому направлению . . . . . . . . . . 203

Владельцы Жизнь напоказ, или Что видели гости в богатом доме . . . . . . . . . . . . . . . . 219 Дом в Леонтьевском переулке и его владельцы: Мещерские — Волковы — Закревские — Сорокоумовские. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 233 Предприниматель Сергей Четвериков: жизнь в России и в Швейцарии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 243 «Базар цену скажет»: издательский магнат Иван Сытин и его недвижимость . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 252

Ульянова Галина Николаевна

Дворцы, усадьбы, доходные дома Исторические рассказы о недвижимости Москвы и Подмосковья Редактор Л.А. Шитова Корректор Л.А. Федецкая Компьютерная верстка А. Сильванович Оформление обложки А. Сильванович Подписано в печать 27.03.12. Формат 70×100/16. Усл. печ. л. 21,93. Уч.-изд. л. 22,23. Гарнитура «Банникова». Печать офсетная. Бумага офсетная. Тираж 2000. Заказ Издательство «ФОРУМ»: 101990, Москва—Центр, Колпачный пер., д. 9а, тел./факс: (495) 625-32-07, 625-52-43; e-mail: forum.knigi@gmail.com; www.forum-books.ru Отдел продаж издательства «ФОРУМ»: 101990, Москва—Центр, Колпачный пер., д. 9а, тел./факс: (495) 625-32-07, 625-52-43; e-mail: forum-ir@mail.ru Книги издательства «ФОРУМ» также можно приобрести: Отдел продаж «ИНФРА-М»: 127282, Москва, ул. Полярная, д. 31в, тел.: (495) 380-05-40, доб. 252; факс: (495) 363-92-12 Отдел «Книга — почтой»: e-mail: podpiska@infra-m.ru