Ульянова Галина "Дворцы, усадьбы, доходные дома" (часть 1) by Premia Prosvetitel

Два чувства дивно близки нам — В них обретает сердце пищу — Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам. А. С. Пушкин

Фотоиллюстрации из коллекции Михаила Золотарёва

Галина Ульянова

Дворцы, усадьбы, доходные дома Исторические рассказы о недвижимости Москвы и Подмосковья

НЕОЛИТ

УДК 94(470-25) ББК 71.1 У51

Научный редактор кандидат исторических наук Е.А. Воронцова

У51

Ульянова Г.Н. Дворцы, усадьбы, доходные дома. Исторические рассказы о недвижимости Москвы и Подмосковья / Г.Н. Ульянова. — М. : Форум; Неолит, 2012. — 272 с. ISBN 978–5–91134–649-2 Где на территории Москвы и Подмосковья водились мамонты? Как были обнаружены подземные ходы и клады под зданием нынешнего ГУМа? Как тушили пожары в XIX веке? Где возникли первые коттеджные поселки сто лет назад? Где и как мылись в бане, играли на бильярде и в карты? Об этом рассказывает книга, написанная профессиональным историком. История городских кварталов и отдельных домов Москвы представлена на стыке экономической истории, истории повседневности и урбанистики, и изложена по материалам редких старинных путеводителей, воспоминаний и дневников. Рассказы о московской недвижимости написаны легким слогом при неизменной верности принципу научной достоверности фактов. УДК 94(470-25) ББК 71,1

ISBN 978–5–91134–649-2

Предисловие

Любезный читатель! Прежде чем Вы начнёте читать книгу, я хотела бы сказать о моей работе несколько слов. Рассказы из истории недвижимости сочинялись мною, как говорили в старину, «токмо для забавы» читателей. Потому книга вовсе не претендует на серьёзное историко-социологическое исследование. Однако, будучи профессиональным историком, я писала сей труд, основываясь на вполне серьёзных источниках информации, и потому всем приведённым фактам можно спокойно доверять. Что же такое недвижимость? Согласно «Толковому словарю живого великорусского языка», составленному Владимиром Ивановичем Далем, «недвижимое имение, деревня, земля, вотчина, дом, всё непереносное, крепкое месту». Впрочем, с определением предмета недвижимости не так всё просто. Шутки ради приведу здесь заковыристый вопрос, который задавали сто лет назад при экзаменовке на должность страхового агента: «По какому тарифу надобно страховать спелое зерно?» Правильный ответ таков: стоящий на корню урожай является недвижимостью (и потому страхуется по соответствующему тарифу), по снятии же урожая продукт его становится движимым имуществом (и оценка идёт с применением другого тарифа). Вот с такими историями можно встретиться при чтении этой книги. Повествование касается прежде всего социокультурных аспектов истории недвижимости. По истории Москвы и Подмосковья изданы сотни книг — путеводителей, историко-архитектурных и краеведческих трудов. Среди блестящих авторов-москвоведов многим знакомы имена Ивана Егоровича Забелина, Ивана Михайловича Снегирёва, Петра Васильевича Сытина, а также наших современников старшего поколения Сергея Константиновича Романюка (которого я считаю своим наставником в деле москвоведения) и Юрия Александровича Федосюка.

В последнее время осмысление истории и культуры нашего родного города и губернии вышло на новый уровень, чему примером увлекательнейшие метафизические распутывания городских тайн и легенд в книгах Рустама Рахматуллина и Андрея Балдина. Замечательны книги историка Елены Савиновой и писателя Елены Лаврентьевой по истории усадебного и городского быта. Феномен жилища начали исследовать также в научном жанре1. Так нужно ли вновь обращаться к этим сюжетам? Ответ дать непросто. Известно многое, но каждое поколение читателей ищет ответы на свои собственные вопросы. Моей идеей было познакомить читателя с изменчивой социальной жизнью первопрестольной столицы и окружной губернии через историю недвижимости. Ведь изменения в застройке городских и сельских территорий сопровождались не только сменой владельцев, но и улавливанием подводных течений политической, экономической и социальной жизни. Почти три десятилетия моего «сидения» в архивах и библиотеках, чтения старых книг и журналов поневоле вели к складыванию причудливой мозаики… Я не стремилась написать новый, более точный путеводитель. Но письма и вопросы читателей, следовавшие за каждой москвоведческой публикацией, сигналили о том, что интерес к истории Москвы не угас. Напротив, уничтожение «каменной памяти» столицы в последнее двадцатилетие словно порождает компенсаторное явление в литературе — желание зафиксировать то, что помнится, понять, почему происходит гибель не только отдельных домов, но и целых городских кварталов. Огромную благодарность я хотела бы выразить моим друзьям — искусствоведу Наталье Датиевой и коллекционеру Михаилу Золотареву за их советы и неизменное расположение. Моя особая признательность — Сергею Константиновичу Романюку, высказавшему ценные предложения по совершенствованию текста.

Жилище в России: век ХХ. Архитектура и социальная история / под ред. У. Брумфилда и Б. Рубла. М., 2002 (русское издание книги «Russian Housing in the Modern Age. Design and Social History». Woodrow Wilson Center Press & Cambridge University Press, 1993). Моя рецензия на книгу опубликована в журнале: Вестник Института Кеннана в России. Вып. 1. М., 2002. С. 104–108. 1

Город Доходный бизнес на доходных домах сто лет назад • «И говорящий зелёный попугай...» — купля-продажа недвижимости на страницах старых газет • Варваринское акционерное общество домовладельцев как тип процветающей компании • Проделки «красного петуха»: о пожарах, их тушении и страховании от огня

Доходный бизнес на доходных домах сто лет назад

Автор очерка архитектуры Москвы Фёдор Горностаев в путеводителе, изданном в 1917 году, писал: «Быстрый рост населения создает огромный спрос на квартиры. Москва растёт в ширину и высоту и заметно сбрасывает свой древний облик. С Воробьёвых гор ныне уже представляется иная картина. Вместо «златоглавых церквей» выделяются тут и там громады 7–8-этажных «небоскрёбов», грозящих вскоре совсем погубить своеобразно-прекрасную панораму первопрестольной столицы»1. Доходные дома как тип жилища возникли и развивались повсеместно в Европе на протяжении XIX века. Началом их массового строительства историки архитектуры считают 1830–1840-е годы. До этого наёмные квартиры зажиточная публика, не имевшая собственной недвижимости в крупных городах, могла снять в двух-трёхэтажных каменных домах, выглядевших снаружи, как дворянские особняки и разделённых на несколько квартир. Москва долго была «большой деревней», ведь даже в 1830 году четверть её территории занимали огороды и сады (луга не вошли в подсчёт)2. По данным 1853 года, из 6668 десятин городской земли (граница шла по Камер-Коллежскому валу) под садами фруктовыми и английскими было 816 десятин (12%), под огородами — 1150 десятин (17%), под «палисадниками и заросшими местностями» — ещё 154 десятины (более 2%)3. Итого под зелёными насаждениями находилось около 32% городского пространства. По Москве. Прогулки по Москве и ее художественным и просветительным учреждениям / под ред. Н.А. Гейнике, Н.С. Елагина, Е.А. Ефимовой, И.И. Шитца. М., 1917. С. 119–120. 2 Подсчитано по изд.: Андроссов В. Статистическая записка о Москве. М., 1832. С. 23–25. 3 Подсчёты сделаны по изд.: Указатель г. Москвы. Издание Московского городского статистического комитета. М., 1866. С. 11. 1

Город

Панорама московских улиц: Даев переулок от Сретенки в начале ХХ века

Да и бытовой уклад был самым что ни на есть патриархальным — с засолкой овощей, заготовкой съестных припасов на зиму и т. д. После 1830– 1840-х годов начинается возведение многоквартирных жилых домов в три и более этажа. Квартиры в этих домах не имели отдельных входов с улицы и группировались вокруг лестничных клеток или коридоров. После Великих реформ конца 1850 — начала 1870-х годов процесс урбанизации пошел стремительно. Вчерашние крепостные крестьяне стали уходить в город на заработки, и купцы, получившие больше свободы для бизнеса, смогли вкладывать появившиеся свободные деньги в покупку и перекройку недвижимости в городе. В одном из рассказов СалтыковаЩедрина портной из крестьян Гришка Авениров по тягостным семейным обстоятельствам (отсутствие заработков в уездном городе и измена жены) возвращается в Москву после нескольких лет отсутствия. И что он видит? «За три-четыре года, которые он прожил в своём городе, Москва порядочно изменилась. Вместе с началом реформ произошёл толчок и во внешности первопрестольного города. Москва стала люднее, оживлён-

Доходный бизнес на доходных домах сто лет назад нее; появились, хоть и наперечёт, громадные дома; кирпичные тротуары остались достоянием переулков и захолустий, а на больших улицах уже сплошь уложены были нешироким плитняком; местами в виде заплат, выступал и асфальт». Дома же в Китай-городе — а Гришка идёт искать работу в пошивочные мастерские на Ильинке и Никольской — «стояли сплошной стеной и были испещрены блестящими вывесками»1. Эта цитата даёт представление о зримом изменении облика Москвы в двадцатилетие 1860– 1870-х годов. Появление такого жилья, как квартиры с удобствами, было вызвано тем, что население крупных городов России, и особенно столиц — Москвы и Петербурга, во второй половине XIX века резко менялось по структуре. Раньше в городе богатые «неторопливо» жили в особняках в престижных районах центра, а средний и мелкий люд — главным образом крестьянский и мещанский — селился по окраинам в собственных скромных одно-двухэтажных деревянных домиках. После 1870–1880-х годов в столицы хлынула толпа новых поколений горожан2. Кто они были? Чаще всего люди простого происхождения, которые, благодаря полученному с немалыми усилиями среднему и даже высшему образованию, смогли получить приличное место в банке, фирме, на железной дороге. Реже — представители молодого поколения зажиточных дворянских и купеческих семей, вылетевшие из родительского гнезда, тесного для всех, но не имевшие достаточных доходов, чтобы купить собственный дом. И не просто купить, а содержать — с дворником, конюхом, кухаркой, горничными и прочим. Когда в большом городе появился целый слой людей — чиновников, бизнесменов среднего звена, профессоров, врачей, юристов, учителей, обедневших дворян, — нуждавшихся в удобном и современном жилье, доступном по цене, то быстро стало ясно, что строительство и эксплуатация доходных домов может стать хорошим бизнесом. Для многих категорий служащих оплата за жилье специально предусматривалась при определении размеров зарплаты, потому что казённые квартиры полагались немногим счастливчикам. Посмотрим на зарплату тех, кому приходилось снимать квартиру. Например, профессор Московского технического училища (которое потом стало Бауманским) Яков Яковлевич Никитинский в 1894–1898 годах получал в качестве жалованья Салтыков-Щедрин М.Е. Портной Гришка // Салтыков-Щедрин М.Е. Развеселое житье и другие рассказы. М., 1954. С. 170. 2 См.: Нифонтов А.С. Формирование классов буржуазного общества в русском городе второй половины XIX в. (По материалам переписей населения г. Москвы в 70–90-х годах XIX в.) // Исторические записки. Т. 54. М., 1955. C. 239–250. 1

Город в год 2400 рублей плюс 300 рублей «столовых» (на питание) плюс 300 рублей «квартирных». Жалованье муниципального инженера в Москве было выше — заведующий постройкой Рублёвской насосной станции Иван Михайлович Бирюков в 1900 году получал 5000 рублей в год плюс 1200 «квартирных» рублей1. Заведующий асфальтовыми работами в Москве Павел Алексеевич Дмитриев в 1912 году получал жалованья в год 3600 рублей и на квартиру 600 рублей2. Так, к концу XIX века в Москве сложился значительный слой людей, для которых предназначались доходные дома. И вот омертвевшая планировка города в пределах Садового кольца постепенно начинает видоизменяться. Земельные участки, до этого по 50 и даже 100 лет находившиеся во владении одной семьи, продавались оскудевающим дворянством энергичным новым владельцам — купцам. Сначала купцы приобретали участки «впрок», видя, что земля в центре столицы дорожает с каждым годом. Однако строить начинали не сразу — только сдавали под конторы, склады, квартиры то, что уже стояло на приобретённых участках. Но, увы, сдача внаём имеющихся малоэтажных сооружений почти не давала прибыли. Постепенно новые владельцы «созревали» для радикальных решений. Становилось ясно, что для эффективного использования земли надо увеличивать этажность. В 1876 году в Москве появился первый пятиэтажный дом. Это стало событием, о котором несколько дней писали все московские газеты. Более десяти последующих лет этот дом был самым высоким гражданским сооружением в городе. Находился он в Китай-городе, на Ильинке, и принадлежал... Троице-Сергиевой лавре. Так называемое «Троицкое подворье» и сегодня украшает Биржевую площадь. Богатейший из русских монастырей хорошо зарабатывал, построив здание и сдавая его под квартиры, гостиничные номера, офисы торговых фирм и склады. На втором этаже этого дома размещался знаменитый «Новотроицкий трактир», где назначали встречи коммерсанты, биржевые маклеры и прочие дельцы3. В 1882 году в Москве было 143 дома в 4 этажа и выше, а к 1900 году — 5334. Прошло всего каких-то двадцать лет со времени постройки пятиэтажного «гиганта» на Биржевой площади — и четыре-пять этажей стали привычными для москвичей, на глазах которых воздвигались всё новые и новые многоквартирные дома. В дальнейшем строительство многоквартирных домов стало массовым. В 1912 году журнал «Зодчий» сообщал, что Центральный исторический архив г. Москвы (далее — ЦИАМ). Ф. 179. Оп. 37. Д. 151. Л. 1. 2 Там же. Оп. 50. Д. 2261. Л. 1–5. 3 Федосюк Ю. Москва в кольце Садовых. М., 1983. С. 210. 4 История Москвы. М., 1954. Т. 4. С. 60–61. 1

Доходный бизнес на доходных домах сто лет назад

Троицкое подворье на Ильинке в Китай-городе. Гравюра из журнала «Всемирная иллюстрация» по фотографии С.Д. Лаптева. Начало 1880-х годов

в Москве «одних пяти-семиэтажных домов минувшим летом было построено до трёх тысяч». Застройщики стремились максимально использовать ограниченные размеры земельных участков. В Петербурге получили распространение планы домов, когда четыре корпуса образовывали квадрат с двором-колодцем посередине. В Москве более популярны были типы планов в виде букв Т, Н и Ш. Вот яркая картинка из журнала «Родная речь» (1897 год): „Больше дохода„ — вот начало, которое ныне преследуется доброй половиной домохозяев. Если владение не удалено от центра и имеет ещё несколько земли, то домохозяин не заботится ни о саде, ни об огороде, пристраивает корпуса один к другому, делая из своего дома чуть не город в тысячу жителей. Осталась свободная площадка — и она обращается в дровяной склад. Нет места для корпусов — тянет кверху четырёх- и пятиэтажные дома»1. Многоэтажные дома требовали совершенно нового подхода к надёжности строительных конструкций. Со Строительной комиссией МосковБеляев И. Обозрение Москвы. Внешний вид столицы // Московский архив: Историкокраеведческий альманах. Вып. I. М., 1996. С. 410. 1

Город

Доходный дом Лобозева в Оружейном переулке. Архитектор Э.К. Нирнзее. 1912

ской городской управы инвесторы обязаны были согласовывать, главным образом, фасад. Комиссия также могла указать на то, что нежелательно делать дом слишком высоким. Но и это пожелание не носило директивного характера. Вообще-то, со времён императрицы Екатерины Второй существовал Строительный устав (пересмотренный в 1857, а затем в 1876 годах)1, и формально новые проекты утверждались с учётом требований этого устава, который устанавливал минимальную величину внутренних дворов, высоту дворовых и лицевых корпусов, необходимость глухой стены в случае застройки по всей длине участка. Но после утверждения и выдачи чертежей и прочей документации на руки владельцу никто не прослеживал, насколько постройка соответствует техническим нормам. Качество строительства было уже только на совести заказчика и управляющего строительными работами. См.: Устав строительный, измененный по продолжениям 1863–1872 гг. и дополненный решениями уголовного Кассационного департамента Правительствующего Сената и циркулярами Министерства внутренних дел. СПб., 1876. 1

Доходный бизнес на доходных домах сто лет назад Московская строительная лихорадка жарко обсуждалась на страницах прессы. Строительство каждого дома, превышающего «среднюю» для высоких домов пятиэтажную застройку, сопровождалось зловещими предсказаниями. Например, в 1912 году дом Лобозева1 в Оружейном переулке2 был утверждён к постройке как семиэтажный, но потом в проекте появился ещё один этаж. Архитектурный надзор протестовал, считая, что несущие конструкции могут не вынести предельной нагрузки, но заказчик, купец Лобозев, не обращал внимания на назойливые укусы критиков и возвёл восьмиэтажный гигант на Садовом кольце. К настоящему времени этот дом благополучно простоял 100 лет, хотя при его постройке журналисты Обвал дома Титова в Калашном пере«Московского листка» писали, что улке. 1913 «этот дом если не обрушился теперь, то никто не поручится за то, что все его девять [ещё один этаж был прибавлен для «яркости» картины. — Г. У.] этажей не могут превратиться в кашу в недалёком будущем»3. Не все дома были такими крепкими, как дом в Оружейном переулке. В марте 1913 года Москву потрясла катастрофа на строительстве восьмиэтажного доходного дома в Калашном переулке. Ранним утром стена дома обвалилась, превратившись в груду битого кирпича и щебёнки. К счастью, жертв не было. Газета «Копейка» писала: «Загромоздившие улицы высокие груды камней, под которыми могли быть погребены не только люди, но и целые экипажи, были безмолвны. Что это: могильный курган или только куча строительного мусора?»4. Заказчика купца А.И. Титова оштрафовали В ряде историко-архитектурных работ фамилию владельца пишут как Лобозоев, но я придерживаюсь написания в соответствии со списком жителей в адресно-справочной книге «Вся Москва». 2 Современный адрес: Оружейный переулок, д. 43, строение 1. 3 Московский листок. 1912. 27 июня. 4 Копейка. 1913. 23 марта. 1

Город на 100 рублей, а архитектора подвергли аресту на полтора месяца. Строительство прекратилось на несколько лет, и только к 1917 году дом достроили до пяти этажей, а уже в 1923 возвели над этими этажами знаменитую угловую башню, после чего дом стал известен как «дом Моссельпрома»1. После обвала дома Титова известные архитекторы И.С. Кузнецов и В.В. Шервуд подали в Московскую городскую думу заявление, где писали: «Ежегодно происходящие катастрофы с вновь строящимися зданиями и самый характер новых многоэтажных построек указывают на необходимость выработки особых приёмов для составления проектов зданий и общественного контроля над выполнением их... Надо установить: допускаемые напряжения на грунты, также напряжения материалов в постройках, собственный вес и нагрузки крыш в жилых и торговых помещениях. Обязать к разрешению на постройку здания выше трёх этажей представлять пояснительную записку с расчётными данными устойчивости и прочности проектируемого строения»2. В результате осмотров строящихся домов, проведённых городской управой после разрушения дома Титова, «удалось установить, что почти все дома строятся в Москве с нарушением тех или иных пунктов строительного устава»3, — писала газета «Русское слово». Но всё же обвалы зданий были издержками, вызванными чаще всего желанием нерадивых заказчиков нажиться на строительстве за счёт дешёвых материалов и неумелых рабочих-строителей. Большинство же доходных домов, возведённых в Москве в 1890–1910-х годах, и до сих пор относятся к категории престижного и довольно прочного жилья. Расскажем о двух доходных домах с интересной судьбой. В 1904 году в Москве возник первый дом, названный «небоскрёбом» (другим названием, правда, не прижившимся, было «тучерез» — от выражения «резать тучи»). Восемь этажей было в этом доме, построенном в 1904 году по проекту архитектора О. Шишковского на Садовой-Спасской улице. Заказчиком выступил 55-летний владелец дрожжевого и спиртоочистительного завода московский купец первой гильдии Фёдор Иванович Афремов4. Фёдор Иванович был из тех, кто, как уже говорилось, купил землю на Садовом кольце «впрок» в 1895 году у германского подданного АнРоманюк С. Из истории московских переулков. М., 1988. С. 44–45. Болдина Е.Г., Борисова Ю.Ю., Костюкова О.П., Кустова М.К., Федотов А.С. Органы городского общественного управления в повседневной жизни москвичей (по документам ЦИАМ) // Москва в начале XX века / авт.-сост. А.С. Федотов. М., 1997. С. 43. 3 Русское слово. 1913. 5 апр. 4 Об Афремове см.: Ульянова Г.Н., Радзиховский Л.А. Афремов Фёдор Иванович // Экономическая история России с древнейших времён до 1917 г.: Энциклопедия. Т. 1. М., 2008. С. 128. 1

Доходный бизнес на доходных домах сто лет назад

«Небоскрёб» Афремова на Садовой-Спасской улице

дрея Раузера, предчувствуя, что стоит «вложиться» в этот участок площадью 6492 кв. метра ради будущей выгоды. На участке находились пять небольших строений: одноэтажный деревянный дом с четырьмя квартирами, одноэтажные каменный и деревянный флигели (сдававшиеся под магазины), металлический и каменный сараи (сдаваемые под склады). Чистый доход от этого хозяйства, по оценке 1896 года, составлял 6485 рублей в год1. Решение построить доходный дом вызревало почти 9 лет. Наконец, в марте 1904 года начался слом старых домиков, а уже через 8 месяцев, в январе 1905 года, новый восьмиэтажный красавец не только был возведён под крышу, но и впустил первых арендаторов — торговые помещения на первом этаже были заняты техническим магазином Жеребина (арендная плата 900 рублей в год), пивной лавкой Петербургского общества «Новая Бавария» (1350 рублей), мясной лавкой Короткова (800 рублей), а полуподвал — овощной лавкой Епифановой и столовой Дурновой (по 540 рублей). Здесь и далее приведены сведения из дела об оценке владения. См.: ЦИАМ. Ф. 179. Оп. 63. Д. 3682. 1

Город В феврале 1906 года дом был заселён уже более чем на треть — сданы почти все торговые помещения полуподвала и первого этажа (к уже имевшимся прибавились булочная Титова, молочная Фидлер, писчебумажный магазин Кривошеина, прачечная Николаевой), а также заселены квартиры первого подъезда. Всего 31 квартира — три на первом этаже и по четыре на этажах со второго по восьмой. На каждой лестничной клетке располагалось по четыре квартиры, три из которых были пятикомнатными, и одна — четырёхкомнатной. Среди жильцов были присяжные поверенные, среднего пошиба коммерсанты, врачи, учителя. Стоимость квартир колебалась от 420 рублей в год за четырёхкомнатную площадью 86 кв. метров до 950 рублей в год за большую пятикомнатную площадью 144 кв. метра. Наибольшую плату за аренду владелец брал с жильцов второго, третьего и четвёртого этажей (напряжённого автомобильного движения под окнами тогда ещё не было, и этажи считались наиболее удобными), начиная с пятого этажа, арендная плата постепенно снижалась, и уже на восьмом этаже самая дорогая квартира в те же 144 кв. метра стоила 800 рублей вместо 9501. Сам владелец дома Афремов с семьёй занял пятикомнатную квартиру № 6 (144 кв. метра). Она состояла из пяти светлых комнат и одной темной, коридора, кухни, клозета, передней; 10 окон выходили на Садовое кольцо и два окна (кухня, клозет с ванной) — во двор. В ноябре 1906 года были заселены второй и третий подъезды афремовского дома. Интересно, что во всех подъездах планировки квартир были разные. Во втором все квартиры были пятикомнатными — на каждом этаже две площадью по 110 кв. метров (750 рублей в год) и две — площадью по 134 кв. метра (1020 рублей в год). В третьем подъезде на каждом этаже было две пятикомнатные квартиры по 110 кв. метров и две шестикомнатные — одна площадью 86 кв. метров, а другая 112 кв. метров. Цены были в уже названном масштабе, но могли слегка различаться в зависимости от этажа и отделки помещения. В дорогих шестикомнатных квартирах селилась весьма респектабельная публика. К примеру, в квартире № 83 на шестом этаже проживал с женой и детьми некий Павел Карлович Виллиг — директор «Русского акционерного общества Вакуум-Ойль и Ко», фирмы, производящей и продающей смазочные масла и другие химические продукты. Фирма платила за его квартиру 850 рублей в год. Для сравнения с нынешними ценами можно пользоваться приблизительным соотношением (по товарному паритету), по которому 1 рубль сто лет назад соответствует 30 нынешним долларам, так что плата 9850 рублей за пятикомнатную квартиру в 144 кв. метра составляла в пересчёте примерно $ 29 400 в год или около $ 2460 в месяц. 1

Доходный бизнес на доходных домах сто лет назад Афремовский «небоскрёб» был заселён чрезвычайно быстро — уже к концу 1906 года только пять квартир из 87 оставались не сданными. Доход Афремова от сдачи квартир и торговых помещений оценивался в декабре 1906 года в 75 250 рублей. После вычета расходов на уплату муниципального налога на недвижимость, на капитальный ремонт, эксплуатацию водопровода, канализации, лифтов, на содержание дворников и швейцаров и очистку двора и тротуаров от снега, составлявших около 16 тыс. рублей, хозяин Афремов клал в свой карман «чистыми» 50 090 рублей Восьмиэтажный дом Афремова имел в плане форму буквы Ш, с отлётом трёх выступов во двор. В 1912 году он выстроил во дворе ещё один, уже четырёхэтажный, доходный дом с 58 трёх- и четырёхкомнатными квартирами. Три корпуса этого дома образовывали незамкнутый треугольник. После заселения жильцов в этот дом и одновременного поднятия арендной платы в восьмиэтажном доме на 30–40% (до этого, по документам, квартплата в течение семи лет не менялась, что обеспечивало малую текучесть квартирантов), общий доход дома в апреле 1914 года был оценён в 165 573 рубля в год, а чистый доход, который шёл лично Афремову, составил 112 390 рублей. То есть даже если Афремов вложил в строительство второго корпуса около 250 тыс. рублей, то эти траты окупились бы за 4–5 лет. И последняя история на сегодня. Она связана с известным архитектурным шедевром «новорусского стиля» — «домом Перцова» на Пречистенской набережной. Журнал «Московский архитектурный мир» (1912 год, № 1) отмечал, что этот дом — «наиболее своеобразный и красивый во всей новой Москве». Участок под дом был куплен 45-летним инженером путей сообщения Петром Николаевичем Перцовым на имя жены Зинаиды Алексеевны в 1902 году за 70 тыс. рублей у некоего Н.В. Ушакова, который несколькими годами ранее приобрёл его у дворянина, «отставного поручика П.П. Никитина». Идея купить участок пришла Перцову в голову, когда он был в гостях у известного коллекционера И.Е. Цветкова в только что выстроенном в русском стиле по рисунку В.М. Васнецова двухэтажном доме на Пречистенской набережной. Перцов вспоминал: «Из окон его главного зала я залюбовался открытым видом на Кремль и высказал И.Е., что завидую ему, что он нашёл такое прекрасное место под выстройку дома»1. Цветков сообщил, что выставлен к продаже угловой участок с видом на Храм Христа Спасителя и что на него претендует владелец типографии Левенсон, который «выжимает» цену. Перцов в тот же день отправился к продавцу Перцев П.Н. Из «Воспоминаний» // Москва в начале XX века / авт.-сост. А.С. Федотов. М., 1997. С. 318. 1

Город участка Ушакову, предложил сумму большую, чем давал Левенсон, и уже на следующий день сделка была оформлена у нотариуса. Весной 1906 года началось строительство «доходного дома в русском стиле» по проекту художника С.В. Малютина и архитектора Н.К. Жукова 1. Четырёхэтажный корпус (с квартирой для семьи самого Перцова) шёл по набережной, «отлётный» корпус по переулку (Нижне-Лесному, теперь Соймоновскому проезду), и одно крыло заворачивало в Курсовой переулок. Дом был богато декорирован «в сказочно-былинном стиле» — облицовка темно-красного кирпича сочеталась с украшением стен синезелёными майоликами на древнеДом Перцова на углу Пречистенской набережной и Нижне-Лесного переулка русские сюжеты. Даже кронштейны (ныне Соймоновского проезда). Архиэркера были сделаны в виде скультектор Н.К. Жуков. 1907 птур Змеев-Горынычей. На коньке крыши стояла золочёная решётка со львами, а над одной из башен — золочёный петух. По идее Перцова, дом предназначался для представителей художественной интеллигенции, поэтому на четвёртом этаже, где помещались студии художников, были сделаны окна большого размера. В одиннадцатимесячный срок были проведены все строительные и отделочные работы, и в мае 1907 года в дом въехали первые жильцы, среди которых были известные художники и музыканты: Р. Фальк, П. СоколовСкаля, К. Игумнов, А.В. Куприн. До наводнения 1908 года в нём жил и его создатель Сергей Малютин. В подвале помещалось кабаре Никиты Балиева «Летучая мышь», где после спектаклей ночами общались артисты Художественного театра и околотеатральная публика. К сожалению, ничего нельзя сказать о цене аренды квартир в этом доме и полном составе жильцов — историческая архивная документация недоступна, потому что дом находится в ведомстве Управления по обслужива1 Здесь и далее приведены сведения из изд.: Перцов П.Н. Из «Воспоминаний» // Москва в начале XX века. С. 318–326.

Доходный бизнес на доходных домах сто лет назад

Интерьер дома Перцова: гостиная в русском стиле, на стене картина Н. Рериха

нию дипломатического корпуса МИД РФ. Поэтому можно рассмотреть лишь художественно-творческую историю создания этого дома. Все работы по внутренней отделке велись нешаблонно. Над парадной лестницей и в ряде мастерских верхнего этажа были сделан верхний свет, через крышу освещающий пространство. На крыше дома была устроена асфальтовая площадка. Полы и панели ванных и туалетов выложены плиткой причудливой формы. Это был один из первых домов, где электропроводка, водопроводные и канализационные трубы были замаскированы в стенах. Собственная квартира Перцова, располагавшаяся на четырёх этажах крыла, с видом на реку, была отделана мебельщиком Коршановым резными панелями красного дерева, дуба и берёзы в русском стиле. Резчиков привезли из Нижегородской губернии. Мебель изготовлялась по рисункам и под руководством Малютина. Между панелями были вмонтированы картины Рериха и Малявина. Даже «посудный лифт» для спуска и подъема

Город кушаний из кухни в столовую был сделан в виде изразцовой русской печи. Только курительная комната была выполнена в «восточном» стиле и богато декорирована арабской и бухарской бронзой. Именно в дом Перцова поселил Иван Бунин героиню своего рассказа «Чистый понедельник» из сборника «Темные аллеи». Жизнь в этом доме ассоциировалась с возвышенным, творческим, одухотворенным, до предела эстетизированным образом жизни Серебряного века: «В доме против храма Спасителя она снимала ради вида на Москву угловую квартиру на пятом этаже, всего две комнаты, но просторные и хорошо обставленные. В первой много места занимал широкий турецкий диван, стояло дорогое пианино, на котором она всё разучивала медленное, сомнамбулически прекрасное начало „Лунной сонаты“, — только одно начало, — на пианино и на подзеркальнике цвели в гранёных вазах нарядные цветы, — по моему приказу ей доставляли каждую субботу свежие, — и когда я приезжал к ней в субботний вечер, она, лёжа на диване, над которым зачем-то висел портрет босого Толстого, не спеша протягивала мне для поцелуя руку и рассеянно говорила: „Спасибо за цветы...“ Я привозил ей коробки шоколаду, новые книги — Гофмансталя, Шницлера, Тетмайера, Пшибышевского, — и получал всё то же „спасибо“ и протянутую тёплую руку...». И дальше: «За одним окном низко лежала вдали огромная картина заречной снежно-сизой Москвы; в другое, левее, была видна часть Кремля, напротив, как-то не в меру близко, белела слишком новая громада Христа Спасителя, в золотом куполе которого синеватыми пятнами отражались галки, вечно вившиеся вокруг него...» За сто лет, что существует дом, храм Христа Спасителя исчез, потом возник вновь. А дом Перцова, хотя и лишился золочёного петушка на крыше, продолжает притягивать и волновать.

«И говорящий зеленый попугай...» — купля-продажа недвижимости на страницах старых газет

Сто лет назад пресса со стонами сообщала о «квартирном кризисе», измучившем крупные города Российской империи. К концу лета всегда начинался бум — нуждавшиеся в квартирах бегали по городу, искали подходящее жилье, а домовладельцы, пользуясь тем, что квартир действительно было мало, взвинчивали цены до высшей возможной отметки. Что делать? Как выйти из положения? В Петербурге был такой случай. Один интеллигентный мужчина — чиновник средней руки или служащий коммерческой фирмы — искал для себя и семейства подходящую квартиру. Искал несколько недель, благо, жена с детьми были на даче. Ходил по объявлениям — ничего не получалось. Или дорого, или совершенно неудобное жилье. Тогда, хоть и от отчаяния, но имея в характере предприимчивость, он дал в газету объявление, что, мол, сдает «трёхкомнатную квартиру с современными удобствами, цена доступная». Уже через неделю в числе его новых знакомых были примерно 40 человек, которые хотели снять такую квартиру. Наш герой в свой выходной (а может быть, и вечером, ведь в Петербурге летом долго не темнеет) от имени этих сорока «бедолаг» пошёл да и договорился с домовладельцем, который достраивал новый доходный дом на Васильевском острове. Договор на аренду 40 квартир составили на пять лет, и о цене договорились в полтора раза меньшей, чем если бы каждый снимал такое жильё отдельно. Спокойно домовладельцу — сдал весь дом, обеспечил себя твёрдым доходом на пять лет вперёд, спокойно и квартиросъёмщикам (раньше их звали квартиронанимателями) — обеспечили себе пять лет спокойной жизни, да ещё по сниженной цене.

Город Этот реально произошедший случай описан в журнале «Домовладелец» за 1898 год. А доходные дома на Васильевском столетнего возраста хороши и сейчас услаждают глаз разнообразием архитектурных форм и причудливым декором, несмотря даже на некоторую облупленность штукатурки. На рубеже XIX–XX веков в крупных городах начался настоящий строительный бум. В Петербурге в 1898 году было выдано чуть более ста разрешений на строительство четырёх-пятиэтажных каменных домов, а спустя десять лет эта цифра подскочила в 20 и более раз. В Москве в 1906 году городской управой было выдано 1859 разрешений на постройку новых домов, в 1908 году — 2248, в 1910 году — 29551. Две трети этих построек составляли многоквартирные доходные дома. В Ревеле (как тогда назывался Таллинн), по свидетельству газет, каждый год возникало по несколько новых улиц с современными домами. Оживление на рынке недвижимости за 10–15 предреволюционных лет произошло невероятное. Объявления из газеты «Московский Газеты запестрели объявлениями листок», 1888, 5 октября «сдам, продам, куплю, сменяю». Вот, например, из газеты «Русское слово» за 1 октября 1911 года: «Сдаётся квартира 9 комнат, сухая и теплая в хорошей местности, дёшево продаётся ценная мебель, а также люстры, лампы, цветы и говорящий зеленый попугай. Справки по тел. 91-29». А вот ещё: «Вновь отделанные квартиры с центральным отоплением, вентиляцией, водопроводом, канализацией, ванной, электрическим осве1

Русское слово. 1911. 1 окт.

«И говорящий зеленый попугай...» — купля-продажа недвижимости щением, телефоном, прачечной1, в 2, 3, 4 и 5 комнат (кроме передней и коридора) сдаются с 15 октября во 2 и 3 этажах. Цены от 1020 до 480 рублей в год. Здесь же осталась [не сданной. — Г. У.] барская квартира в 4 очень большие комнаты, отделанная в ассирийском стиле, с особым подъездом, стильной передней, коридором и всеми удобствами. Цена 1440 руб.»2. Дан и адрес: Большая Полянка, Большой Петропавловский переулок, дом 4. И примечание, что «остановка трамвая в 60 шагах, №№ 3, 10 и 13». «Спрашивать дворника», — фраза, завершающая объявление, довольно стандартная. Кому же принадлежал этот чудесный дом? Смотрим в адрес-календарь «Вся Москва». Поиск дал совсем неплохой результат — доходный дом построила дочь владельца чугунолитейного завода «Братья Бромлей» — Эльвира Фёдоровна Бромлей, потомственная почётная гражданка, проживавшая на Арбате, в собственном доме № 17, и к тому же имевшая торговлю посудой и хрусталём. Читаем объявления дальше. «Сдаются квартиры во вновь отделанном доме со всеми удобствами, в 6 комнат, от 125 до 140 руб. в мес. Чистые пруды, Машков пер., 6. Тел. 57-63». Этот дом в Машковом переулке (ныне улица Чаплыгина) очень привлекателен. По адрес-календарю находим владельца. Что ж, опять женщина — купчиха Анна Андреевна Крумбюгель. На чём, интересно, был заработан первоначальный капитал? «Расследование» показывает, что дедушка, а может быть, свёкор Анны Андреевны Отто Крумбюгель прибыл из Германии в Москву в 1866 году, снял жилье во владении № 6, по тому же адресу устроил фабрику золотых вещей. Так вот, торгуя ювелирными изделиями собственного производства, лет через тридцать накопил достаточно денег, чтобы владение № 6 по Машкову переулку выкупить у прежнего владельца. Потомки Крумбюгеля примерно в 1910 году, поддавшись общему поветрию, охватившему многих состоятельных москвичей, старый домик сломали, а на его месте построили доходный каменный со всеми удобствами. Люди, которые могли снять квартиру, если не в ассирийском стиле, то, по крайней мере, из 4–6 «обычных» комнат, отнюдь не были малоимущими. Это были те, кого позже назовут представителями того «среднего класса», о наличии которого в России идёт спор уже добрых сто лет. Здесь служащие банков, фирм, железнодорожных компаний, обедневшие (и потому работающие) дворяне, врачи, юристы, преподаватели вузов и гимназий. В общем, контингент, привлекательный для воришек и подозрительных личностей. Ограбление квартир в доходных домах становится не1 2

Это значит, что прачечная для обслуживания жильцов дома имелась на нижнем этаже. Русское слово. 1911. 1 окт.

Город отъемлемым элементом уголовной хроники. Только 8 января 1907 года произошли три кражи. Первая: «в доме Оссовецкого на Большой Грузинской улице из квартиры инженера-технолога А.С. Лютика похищены деньги, платье, белье и разные вещи, всего на 410 руб.». Вторая: «в доме Арканова в Оружейном переулке при взломе дверных замков обокрадена квартира коллежского советника Д.Л. Волковского, похищены разные вещи, стоящие 350 руб.». Третья кража поинтереснее — «вчера вечером, на Новинском бульваре, в доме Шанявского, из квартиры дворянина Княжевича неизвестные воры с парадного хода похитили 4 шубы, стоящие около Доходный дом А.И. Шамшина на Зна3000 руб.»1. Как говорят подростки, менке (Староваганьковский переулок, дом №13/8). Архитектор Ф.О. Шехтель. четыре шубы — это круто. Иногда воры приглядывались к 1909 имуществу, выдавая себя за риэлторов. Об этом в «Московском листке» появилась заметка «Мнимый комиссионер». «Последнее время ко многим домовладельцам за Москва-рекою стал являться какой-то молодой человек, имевший на себе одежду техника. Выдавая себя за специалиста по технической части и комиссионера по продаже домов, молодой человек предлагал свои услуги, высматривая обстановку комнат, чем и возбудил подозрения. Слухи о комиссионере дошли до полиции, которая учредила за ним негласное наблюдение и вчера задержала его в то время, когда незнакомец явился к одному из домовладельцев на Большой Дворянской ул. Задержанный оказался крестьянином Михаилом Забелиным, 27 лет, не имеющим определённых занятий. Забелин никакого права носить форму инженера не имеет. „Комиссионера“ отправили в участок»2. 1 2

Московский листок. 1907. 10 янв. Там же. 27 апр.

«И говорящий зеленый попугай...» — купля-продажа недвижимости В начале ХХ века в районах старых дворянских усадеб прежние владельцы-аристократы осуществляют массовую продажу участков с малоэтажной застройкой «под снос». Сюжет «Вишнёвого сада» разворачивается, можно сказать, в центре первопрестольной. Газета «Московский листок» в каждом номере печатает предложения типа: «Продаются на снос два 2-этажных деревянных дома. Сретенка, Сумников переулок»; «Продаются дома деревянные, на снос, на Пречистенке по Троицкому переулку. О цене узнать...»; «На снос продаётся деревянный дом на Спиридоновке, № 19, бывший Живаго. Для осмотра просят обращаться рядом, в дом Мак-Гилль, к старшему дворнику Илье». Все приведённые объявления датируются 1907 годом, а в течение 1910–1915 годов по указанным адресам быстро возводятся доходные дома со всеми удобствами. Но и хорошая усадьба «с родословной» была выгодной покупкой для того, чьи доходы позволяют раскошелиться на жилье попрестиж- Объявления из газеты «Московский ней, чем даже самая замечательная листок», 1887, 30 июня квартира «в ассирийском стиле» или «с говорящим зелёным попугаем». «Русское слово», один из номеров за 1911 год. Объявление: «Желаю купить особняк с конюшней, канализацией. Район Старой Басманной или Пречистенки. Заложенный в кредитном обществе с доплатой до 20 000 руб.»1. Последняя фраза означает, что покупатель желает купить дом, уже заложенный владельцем, чьё «дворянское оскудение» сделало аристократа участником операций с недвижимостью. Предыдущий вла1

Русское слово. 1911. 2 окт.

Город делец уже не в силах содержать городскую усадьбу, и ему предлагается совершить сделку, при которой все его долги кредитному обществу заплатит счастливец-нувориш. С долгами у аристократов была сплошная головная боль. Чем иначе объяснить крик души престарелого отца, всенародно отказывающегося расплачиваться за сына-кутилу и сообщающего об этом на всю Россию в объявлении на первой странице самой тиражной столичной газеты «Московский листок»?(!) «Объявление. Сим объявляю, что сын мой граф Сергей Сергеевич Шереметев собственного состояния никакого не имеет и долгов его платить я не буду. Граф Сергей Дмитриевич Шереметев»1. Заметим, что сам Сергей Дмитриевич в это время построил роскошный дом на Никольской для сдачи под конторы и торговые помещения, так называемое Шереметевское подворье. В другой газете видим чудесно Сергей Дмитриевич Шереметев сформулированное объявление: «Случай! Особняк в 13 комнат и двухэтажный деревянный дом о 4 квартирах со всеми удобствами с роскошным фруктовым садом — 600 кв. саженей на Мещанской, за выездом экстренно продаётся. Доход 5,5 тыс. руб. в год. При желании доход можно легко увеличить: много места для стройки»2. Да, особняк неплох, да ещё в прилегающем деревянном доме можно сдать жильцам четыре квартиры, но район простоват. Старая Басманная тоже за Садовым кольцом, но это же «царская дорога», где знать селилась с XVI века, а Мещанская простовата... Но вот ещё один покупатель, трудно понять, некапризный, или наоборот, хитрый: «Желаю купить особняк в Москве, в тихой части горо1 2

Московский листок. 1907. 26 янв. Русское слово. 1911. 4 окт.

«И говорящий зеленый попугай...» — купля-продажа недвижимости да. Сообщать письменно, до востребования, 19-е почтовое отделение...». А вот покупатель с размахом, да дотошный: «Нужен особняк от 150– 250 тыс. руб., без комиссионеров. Адресовать письменно все подробности: 3-я Тверская-Ямская, д. 32, кв. 35»1. Посмотрим, какой ещё имеется товар: «Особняк передаётся за отъездом за границу. 14 комнат, сад, водопровод, канализация, голландское отопление, душ, электричество и телефон. Цена 35 000 руб. По Новинскому бул., дом № 115, правая сторона от Кудринской площади. Осмотр от 11 до 4-х». От любопытства опять заглянем в справочник «Вся Москва». Продавали дом наследники Н.П. Рогожина, купца, нажившего капиталы на торговле ситцами, которые изготавливались на фабрике «Саввы Морозова сын и Ко». А вот кто купил, выяснить не удалось. «Продаётся дом в одной из лучших улиц Замоскворечья, с большим тенистым фруктовым садом, есть много земли для стройки. Подробные справки, только серьёзные, письменно: 6-е почтовое отделение, предъявителю квитанции Конторы объявлений Бартошевича, № 13696». «1000 кв. саженей2, дом-особняк, 8 комнат, 3 сарая, большой сад — продаётся. Цена 68 000 руб. Сущёво, Александровский пер., д. 11, тел. 107-35». Доходные дома, незадолго перед тем выстроенные, тоже становятся, особенно после 1910 года, излюбленным объектом купли-продажи. За первое десятилетие XX века, благодаря возведению многоэтажных домов, произошла настоящая революция в строительном деле. Правда, ситуация разворачивалась вначале по пословице «Гром не грянет — мужик не перекрестится». Ряд строительных катастроф с гибелью людей произошёл в Москве, Петербурге, других городах. В Риге 20 июня 1898 года «обвалился с грохотом и треском вновь выстроенный пятиэтажный каменный дом, к счастью, ещё не заселённый»3. Строили вручную, ненадёжно, как сами писали, со стенами «в полтора кирпича» (это не метафора, такова на самом деле была толщина несущих стен обрушившегося дома в Риге). В Одессе, уже в 1912 году, обвалился четырёхэтажный дом домовладельца Гринберга. Эти катастрофы отрезвляли строителей «на скорую руку». Буквально за десятилетие в Российской Империи возникла целая индустрия по производству строительных материалов, стали использоваться новые технологии. Воплотилось в жизнь то, к чему призывал в 1898 году журнал «Домовладелец»: «Посмотрите, сколько у нас в Петербурге на самых деловых и дорогих улицах приземистых двух- и трёхэтажных домов. 1 2 3

Русское слово. 1913. 9 и 2 янв. Чуть меньше полгектара. Домовладелец. 1898. № 16. С. 256.

Город

Интерьер гостиной. Квартира Тимофея Геннадиевича Карпова в доходном доме Куровской во Введенском (ныне Подсосенском) переулке близ Воронцова поля. 1899 год

Ведь это — мёртвые капиталы, мёртвые места. Сломайте вы эти маловместительные коробки, дайте настоящие дома с сотнями помещений. Разумеется, надо строить не в полтора кирпича, затем скреплять цементом, а не песком, наконец — завести подъёмные машины, о которых у наc и не слыхивали — и никто не заметит, что живёт в пятом, шестом, двадцатом этаже. Даже внешняя красота столицы выиграет от этого, как выиграла она, например, в Нью-Йорке или Чикаго, где научились воздвигать не казармы, а величественные дворцы»1. Разумеется, к продаже предлагались не доходные дома с гарантированной прибылью, а те, незадачливые хозяева которых, при неимении собственных капиталов, не могли расплатиться с кредитами, получен1

Домовладелец. 1898. № 16. С. 253.

«И говорящий зеленый попугай...» — купля-продажа недвижимости

Доходный дом М.Н. Чижиковой на Садовой-Кудринской улице (дом №23). Начало ХХ века

ными на строительство, и попадали в ситуацию финансового краха. Вот они, эти объявления — свидетели фиаско горе-домовладельцев. «Дом 7-этажный, недалеко от Мясницкой, последнее слово красоты, техники и удобства (лифт, пылесосы1, газовые ванны2 и плиты) с квартирами от 75 руб. в мес. продается в силу необходимости за 345 000 руб., заложен за 220 000 руб., доход 38 000 руб. (в будущем году 42 000 руб., расход 22 000 руб. Земли 550 кв. саженей (две трети свободно для стройки). Главпочтамт, ящик 590»3. Читаем дальше. «Два дома, крепкие, 6 и 7 этажей, около Тверской и Сретенки, со всеми удобствами. С доходом по 30 000 руб. каждый. Продаются по 275 000 руб. при залоге в кредитном обществе по 130 000 руб. Квартиры по 3 комнаты с ваннами. Обращаться: „Контора для всех“, Неглинная»4. Сделка на полмиллиона рублей — это для начала ХХ века звучит весьма мощно. Автомобиль «Форд» новейшей модели стоил 2500 рублей. 1 2 3 4

Пылесосы-вытяжки были встроены в стены. Имеются в виду ванные с газовыми водонагревателями-«колонками». Русское слово. 1913. 2 янв. Там же.

Город «Дом продаётся близ трёх вокзалов, рядом электрический трамвай. Домниковская ул., 2-й дом от Садовой, дом Левенсон. Один дом — четырёхэтажный, два дома по 2 этажа, три магазина, 14 квартир, центральное отопление, канализация, водопровод. Земли 210 кв. саженей1. Застрахован на 80 тыс. руб. Доход 10 тыс. руб. Цена 100 тыс. руб. При скорой продаже будет большая уступка. Переговоры лично. Лубянская площадь, мебельный магазин Левенсон»2. Владелицей дома числилась купчиха Мария Ивановна Левенсон, а купил его, быть может, польстившись на «большую уступку при скорой продаже», другой купец — Сергей Александрович Соколов. Основным предметом его бизнеса была торговля мукой, но постепенно он с азартом втянулся в процесс вложения капиталов в недвижимость, так что к 1912 году являлся владельцем четырёх домов, в том числе и того, где проживал сам, на Лесной улице, дом 11. Рынок недвижимости быстро рос в объеме и становился всё разнообразнее. И довольно скоро для его регулирования возникли специализированные конторы, или то, что сейчас называется риэлторскими фирмами. В Москве особенно популярными являлись «Контора для всех», контора торгового дома «Метцль Л.Э. и Ко», конторы Косякова и Арбузова. Арбузов рекламировал себя так: «Дома, особняки и доходные, разной величины и стоимости. Имения небольшие в разных местностях и на разные цены. Дачи и дачные участки около Москвы, в Крыму и за границей. Промен имений на дома. Деньги помещаются под залог недвижимости. Авансов контора не требует». А Косяков коротко и ясно: «Дома от 5 до 900 тыс. руб., доходные и особняки, продаёт Косяков. Софийка». «Контора для всех»: «Покупка и продажа домов, дач, имений, фабрик. Неглинная, против Государственного банка». Кстати, объявлений о продаже и сдаче торговых помещений было не меньше, чем о жилых объектах. «Булочная продаётся с оборотом от 80 тыс. до 100 тыс. руб. в год. Узнать: Тверская, заведение Обухова, спросить управляющего»; «Спешно сдаётся за сокращением дела и за отъездом из Москвы колониальный магазин и овощная лавка, существующая 60 лет. Спросить: Тверская, Настасьинский пер., лавка Михайлова»; «Продаётся прачечное заведение (по болезни хозяйки) с хорошими давальцами3, существует более 30 лет. 1 2 3

Участок примерно 100 на 100 метров. Московский листок. 1907. 5 мая. То есть клиентами.

«И говорящий зеленый попугай...» — купля-продажа недвижимости Патриаршие пруды, дом княгини Голицыной»1; «Под пивную и другую торговлю сдаётся роскошное помещение на бойком месте. Угол Садовой и Каретного ряда, дом Белоярцева»2. А вот объявление с красноречивым заголовком «Некому дело вести»: «В центре города продаётся каретное заведение, существующее 100 лет, аренда двора дешёвая. Спросить: рядом с Зоологическим садом, дом Мухиной, кв. А.А. Коротковой»3. Автомобиль мало-помалу вытеснял конные экипажи. С некоторой грустью читаешь: «Лошадь резвая продаётся за ненадобностью. Сокольники, Старослободская ул., д. № 3»; «Пони, сани, шарабан дёшево продаются. Спиридоновка, дом 8». В 1914 году в Москве было всего 2193 автомобиля, из которых около 75% были в личном владении и 25% использовались для промышленных целей4. Казалось бы, немного, однако столкновения автомобиля с конными экипажами и наезды на пешеходов происходили чуть ли не ежедневно. Первого апреля 1912 года в Москве за один день произошло целых пять автомобильных столкновений5. Автомобилистов начали штрафовать за превышение скорости, которая тогда была ограничена 10 верстами (10,7 км) в час. Из других коммерческих предложений совершенно нового свойства были объявления о продаже кинотеатров: «Кинематограф продаётся в Москве на полном ходу, удовлетворяющий обязательным постановлениям. Цена 15 000 руб. Тел. 432-69»; «Театр-синематограф продаётся на полном ходу. Очень доходный. Место бойкое-проходное. Справки по тел. 230-54 или почт. ящик 547»6. Торговые помещения с зеркальными витринами, оборудованные водопроводом, электричеством и телефонами, вовсю старались заманить покупателя. А вот отношения между владельцами иногда доходили до публичных конфликтов. В 1907 году в Москве был возбуждён не имевший прецедентов судебный процесс об «оскорблении по телефону». Обвиняемый Кенеман — владелец магазина готового платья, как сообщала газета «Московский листок», позвонил в магазин Абрамовича и, по словам последнего, «обругал его самыми неприличными словами, а затем вызвал к телефону одну из 1 2 3 4 5 6

Московский листок. 1907. 10 янв. Там же. Там же. 26 янв. Подсчитано по изд.: Список владельцев автоматических экипажей. М., 1914. Московский листок. 1912. 3 апр. Русское слово. 1913. 5 янв.

Город служащих Абрамовича и сказал ей: «И вы, и ваш хозяин — жулики, и я приду к вам в магазин бить стекла». Далее газета писала: «Ввиду того, что обвиняемый отрицал свою виновность, мировой судья, по ходатайству поверенного Абрамовича, отложил дело для допроса свидетелей»1. На этой весёлой ноте, пожалуй, и закончить бы. Но так трудно оторваться от чтения старых газетных объявлений. Они манят и волнуют. И рука тянется к телефонной трубке — узнать подробности, но останавливается на полдороге — очнувшись, ты понимаешь, что пятизначные московские номера телефонов давно упразднены.

Московский листок. 1907. 17 янв.

Варваринское акционерное общество домовладельцев как тип процветающей компании

При строительстве доходных домов в Москве устроители этого нового дела весьма часто осторожничали — боялись, что, вложив громадные деньги в многоэтажные дома, не скоро начнут получать прибыль. Однако жизнь показала: это удачное вложение капиталов и престижный вид бизнеса. Кто же стал первопроходцем в этом деле? Наверно, если говорить серьёзно и не брать во внимание всяких лилипутов, сдававших дома на четыре квартиры, то — Варваринское акционерное общество домовладельцев. Оно было создано и прошло регистрацию ещё в конце XIX века, когда дело доходного домостроительства было совсем в новинку в столице. Шестого сентября 1897 года три московских миллионера, а именно, Александр Иванович Шамшин, Александр Данилович Шлезингер и Семён Васильевич Лепешкин, решили построить на одной из бойких улиц Китай-города, на Варварке, современнейшее здание для сдачи его под конторы (или, говоря современным языком, офисы), склады и квартиры на верхних этажах. Они купили старое владение в Городской части (куда входил район Александр Иванович Шамшин

Город

Александр Данилович Шлезингер

Семён Васильевич Лепёшкин

Китай-города), снесли старые постройки и возвели в 1891 году по проекту архитектора Р. Клейна «Варваринское подворье» на участке № 1027 (сейчас Варварка, дом 7). Здание было выстроено помпезным и роскошным, демонстрировало стиль нового русского капитализма — цивилизованного, не мелочащегося, свободного. В «Подворье» сразу же поселились конторы ведущих текстильных фирм, в частности, «Компании Богородско-Глуховской мануфактуры», возглавляемой Арсением Ивановичем Морозовым. Дело пошло, и предприимчивые директора «Варваринского акционерного общества домовладельцев» решили строить и содержать крупные доходные дома контор и «барских квартир» в центре города, в частности, на Варварке и на Остоженке. Но вначале надо сказать пару слов об организаторах домостроительной компании. Люди они были очень богатые и влиятельные даже по московским меркам, и их начальные капиталы позволили им сделать то, чего не могли другие. Директорам было от сорока до пятидесяти лет. А.И. Шамшин являлся директором товарищества меднопрокатного и кабельного заводов «Алексеев, Вишняков, Шамшин» (товариществу принадлежали две фабрики — золотоканительная и электрических лампочек,

Варваринское акционерное общество домовладельцев

«Варваринское подворье». Архитектор Р.И. Клейн (ул. Варварка, дом №7)

и два завода — меднопрокатный и кабельный). Шамшин был депутатом Городской думы и состоял в попечительских советах нескольких учебных заведений, в том числе Строгановского училища и Коммерческого института. А.Д. Шлезингер был председателем правления Московского Купеческого банка — одного из первых по времени основания и влиятельных в столице финансовых учреждений. С.В. Лепешкин принадлежал к одной из старейших и уважаемых московских купеческих династий. Его дед, крупнейший московский текстильный фабрикант, мануфактур-советник Семён Логгинович Лепешкин владел одним из лидирующих российских предприятий — «Вознесенской мануфактурой», объединявшей пять фабрик по переработке хлопка в Дмитровском уезде Московской губернии. Он избирался московским городским головой в 1846–1848 годах. По матери Семён Васильевич был в родстве с Прохоровыми — Варвара Яковлевна являлась дочерью владельца

Город Трёхгорной мануфактуры. Семён Васильевич и сам стал известным московским предпринимателем — одним из учредителей и директоров Московского Товарищества механических изделий, занимавшегося машиностроением1. Кстати, Семён Васильевич (1857–1913), как и его родители, стал известен в Москве благодаря своей щедрой благотворительности. Он устроил в 1881 году на свои средства первое общежитие для студентов Московского университета, для чего приобрёл здание в Филипповском переулке Арбатской части (ныне дом 11) и завещал 200 тыс. рублей на содержание общежития. Он был депутатом Московской городской думы и почётным членом Общества пособия нуждающимся студентам Императорского Московского университета. Целью Варваринского общества, как было записано в уставе, ставилось «приобретение и эксплуатация недвижимого имущества [указаны адреса уже находившихся во владении домов.— Г.У.], а также для приобретения и эксплуатации других недвижимых имуществ в Москве». Основной капитал Варваринского общества устанавливался в 1 млн рублей2. Уже на январь 1902 года по балансу стоимость восьми домов, принадлежавших Варваринскому обществу, оценивалась в «оглушительную» сумму, а именно, 5 434 900 рублей3. Ставя респектабельность превыше всего, Варваринское общество в период 1899–1900 годов скупает старые двух- и трёхэтажные строения на углу Тверской улицы и Моисеевской площади (потом названной Манежной), ломает их и строит на престижном месте напротив Кремля по проекту архитектора А.В. Иванова шестиэтажное здание «Национальной гостиницы» (ныне «Националь»). Здание, официально введённое в эксплуатацию с 1903 года, уже при окончании постройки в конце 1902 года было застраховано в Московском отделении Северного страхового общества на общую сумму 1,2 млн рублей4. По мысли владельцев Варваринского общества, первый и второй этажи предназначались для торговых помещений, а верхние этажи для банкетных залов, ресторанов, гостиничных номеров. Здание строилось со всей мыслимой роскошью — с электрическими лифтами (их было три, ещё два поднимались рабочими вручную), собственной котельной с паровым отоплением. Была устроена специальная Ульянова Г.Н. Лепешкины // Энциклопедия «Москва». М., 1997. С. 431. Указатель действующих в Империи акционерных предприятий / под ред. В.А. Дмитриева-Мамонова. СПб., 1908. С. 372. 3 Около современных $165 млн. 4 ЦИАМ. Ф. 311. Оп. 1. Д. 3085. Л. 10–14. 1

Варваринское акционерное общество домовладельцев

Гостиница «Националь»

вентиляция с постоянным притоком свежего воздуха во все помещения. Освещение, разумеется, было электрическим. Ватерклозеты подключили к городской канализации. В гостиничных номерах ванны были английские фаянсовые или мраморные с полным устройством водопровода. Фасад украшали лепные украшения, оштукатуренные портландцементом, часть фасада облицована цветным кирпичом из Германии, на балконах и на крыше имелись металлические решётки художественной работы, цоколь из полированного гранита был высотой почти 180 см. Вход в гостиницу был облицован красным песчаником с украшениями из гранита. Весь фасад покрыт богатым архитектурным декором (карнизы, пояски, пилястры, колонны и др.). Задние фасады также тщательно оштукатурили, чтобы не портить настроение жителям номеров, чьи окна выходили во двор1. «Национальную гостиницу» владельцы отделывали по лучшим меркам мирового класса. Стройматериалы использовались новейшие и самые дорогие. Везде были полы дубового паркета, а для вестибюля заказали особую керамическую плитку, стоимость которой составляла 100 рублей за Здесь и далее приведены сведения из страхового полиса на недвижимое и движимое имущество гостиницы, составленного в декабре 1902 года в Северном страховом обществе. См.: ЦИАМ. Ф. 311. Оп. 1. Д. 3085. Л. 1об. 1

Город квадратную сажень1. Тамбур при входе в вестибюль весь был сделан из резного дуба художественной работы и обошёлся в 5 тыс. рублей. Все огромные стекла первого и второго этажей сделали зеркальными. Из вестибюля шла парадная лестница на верхние этажи. Пролёты первых трёх этажей этой лестницы были изготовлены из итальянского мрамора, а верхних этажей — из эстонского, опять же «с богатой слесарной решёткою на стенах лестниц». Для удовольствия жильцов гостиницы имелись гостиные в разных художественных стилях, где вечером постояльцы могли общаться — за игрой в карты, музицированием, да и просто беседовать, любуясь в огромные переливчатые стекла окон на чудный вид древнего Кремля. Поскольку владельцы застраховали не только недвижимость, но и всё движимое имущество, которое было чрезвычайно дорогостоящим, позабавим читателя описанием «Гостиной в стиле Людовика XV». Мы укажем здесь цены на предметы эксклюзивной мебели такими, какими они были в 1903 году. В гостиной находились: диван — 390 рублей, кушетка — 435 рублей, два кресла — 330 рублей, четыре стула — 496 рублей и шесть стульев, стоивших 570 рублей, табурет к пианино за 75 рублей, письменный стол и кресло к нему (395 и 125 рублей), стол круглый — 385 рублей, ширма из двух частей — 290 рублей, два круглых столика (270 и 260 рублей), покрывала на мебель на 525 рублей, шесть карнизов на окна — 480 рублей, три занавеси на окна и три портьеры — 1806 рублей, три шторы — 150 рублей. Прервём бесконечное перечисление и перейдём к концу списка. Ковёр стоил 900 рублей, два электрических бра — 350 рублей, два зеркала с подзеркальниками — 750 рублей, пианино — 800 рублей. Общая стоимость мебели в этой гостиной о шести окнах составляла без малого 10 тыс. рублей2. На нижних этажах с самого начала (с 1903 года) разместились роскошные магазины: розничной торговли И.И. Лапина (где в любое время года можно было купить свежую зелень, фрукты, масло, сыр, бакалейный товар, консервы из Европы и многое другое, о чём даже и не слыхали простые обыватели); булочная, чайный магазин знаменитой фирмы Перловых, магазин готового платья Петухова3. Что и говорить, на «Национальную гостиницу» ходили смотреть, как на техническое и художественное чудо. А вот о постояльцах этого отеля в начале ХХ века сведений, увы, почти не сохранилось. Доподлинно известно лишь, что здесь в июле 1913 года жил французский писатель Анатоль Франс и в январе 1914 года — видный американский публицист и прозаик 1 2 3

Сравним: 33 рубля старыми деньгами, или 67 долларов нынешними за квадратный метр. ЦИАМ. Ф. 311. Оп. 1. Д. 3085. Л. 16. (В переводе на современные деньги — около $300 тыс.) Там же.

Варваринское акционерное общество домовладельцев Герберт Уэллс. О приезде в Москву обоих писателей сообщала газета «Голос Москвы»1. Из русских знаменитостей здесь останавливалась во время гастролей в Москве балерина Анна Павлова2. Зато о жильцах после 1918 года имеется богатая информация. Гостиница до начала 1930-х годов была Первым Домом Советов — роскошные номера бесплатно предоставили под жилье советским и партийным работникам. Даже Ленин пожил здесь неделю в марте 1918 года, пока для него готовили квартиру в Кремле. Из иностранных и советских знаменитостей здесь в 1920 — 1940-х годах останавливались или жили (как в квартирах) Анри Барбюс, Герберт Уэллс (во время своего третьего визита в Москву в 1934 году), певец Поль Робсон, композиторы Сергей Прокофьев, Борис Асафьев, Арам Хачатурян3. Писателю-революционеру А. Серафимовичу, прославившемуся эпопеей «Железный поток» о походе Таманской армии в 1918 году, номер в «Национале» был выделен в качестве рабочего кабинета4. Но вернёмся к благоустроительной деятельности Варваринского общества. Говоря о его истории, нельзя не упомянуть о великолепном комплексе доходных домов в районе Остоженки, возведённом, главным образом, в 1898–1906 годах. Фасад одного из них — дома 7, идёт по Остоженке (по проекту архитектора А.В. Иванова его строили в 1898–1903 годах), другого — по 2-му Ильинскому переулку, это дом 8 (по старой нумерации), третьего — по Савельевскому (бывшему Савеловскому) переулку, (дом № 12, архитектор тот же А.В. Иванов). Участки на престижном месте в начале Остоженки, где прежде стояли в основном двухэтажные домики «старой Москвы», были приобретены Варваринским обществом по ряду «купчих крепостей» в течение июля 1898 — августа 1899 годов. Прежние строения быстро уничтожались, и начиналось новое строительство. В результате, комплекс домов включал к 1913 году четыре многоквартирных дома в четыре-пять этажей, как говорилось, «с барскими квартирами». Из четырёх домов три шли фасадами на улицу и переулки, и один находился во дворе. Здесь же, во дворе, для жильцов были предусмотрительно построены каменные одноэтажные конюшни, впоследствии используемые под гаражи. Во дворе помещался сад из декоративных деревьев и кустарников, чтобы воздух был приятным, а вид из окон — радостным. Земенков Б.С. Памятные места Москвы. Страницы жизни деятелей науки и культуры. М., 1959. С. 195. 2 Там же. С. 196. 3 Федосюк Ю. Москва в кольце Садовых. С. 34. 4 Земенков Б.С. Памятные места Москвы. С. 212. 1

Город Что за квартиры размещались в этих домах, например, в основном доме, который первым возник на Остоженке? Квартиры имелись от трёх до восьми комнат, на любой вкус, причём квартиры в 5, 6, 7 и 8 комнат были оборудованы ванными. К восьмикомнатным квартирам — самым дорогим (они стоили в 1906 году 1750 рублей в год, а в 1913 — 2100 рублей в год), полагались конюшни — те самые, специально выстроенные во дворе. Конюшен было всего пять, и ещё пять каретных сараев. Имелась домовая прачечная, куда жильцы сдавали белье в стирку. Трёхкомнатная квартира по минимальной цене стоила 700 рублей в год. В 1906 году доход от сдачи квартир составил 85 982 рублей, но примерно 30% «съедалось» расходами по дому — владельцам надо было платить за канализацию, вывоз снега, оплату труда и проживания сторожей, содержание тротуара. В результате, чистый доход с одного пятиэтажного дома составлял 54 678 рублей1. Не забудем, что сдавались не только квартиры, но и помещения первого этажа под магазины — в угловом обосновалась Молочная товарищества Бландова, далее — парикмахерская Капитонова, колониальный и винный магазин Хабарова и другие. Цены на помещения, используемые с коммерческой целью, здесь почти в два раза превосходили установленные на квартиры аналогичной площади. В 1906 году во дворе был построен пятиэтажный дом, где квартиры можно назвать «элитными» даже по сравнению с домами на Остоженке и в переулках. На каждом этаже было по две квартиры — одна из шести комнат, другая из семи. Площадь квартир составляла 263 метра для шестикомнатных квартир и 317 метров для семикомнатных. Здесь самая дорогая квартира на третьем этаже стоила 3400 рублей в год. В этом доме проживали, в частности: Иван Иванович Оловянишников — директор известной колокололитейной фирмы, Исидор Ермолаевич Горнштейн — член Московской судебной палаты, Виктор Николаевич Бабин — потомственный почётный гражданин (род занятий не установлен), Николай Михайлович Шорыгин — присяжный поверенный, Александр Митрофанович Паршин — один из администраторов акционерного общества «Пахарь». На пятом этаже в шестикомнатной квартире № 81 площадью 264 кв. метра с 1906 года жил директор Хамовнического пивоваренного завода Григорий Григорьевич Эренбург (1891–1967). Его сын Илья с 14 лет посещал большевистские революционные сборища и после полугодового ареста в 1908 году эмигрировал во Францию, где благополучно прожил десять лет Здесь и далее приведены данные из архивных дел об оценке владения (1906, 1913 годы): ЦИАМ. Ф. 179. Оп. 62. Д. 8406. Л. 1–17; Оп. 63. Д. 8400. Л. 1–6; адресно-справочной книги «Вся Москва» за 1914 год. 1

Варваринское акционерное общество домовладельцев

Семья Оловянишниковых. Иван Иванович — крайний слева. Фото из семейного архива Н.Е. Прянишникова — Оловянишниковых

и стал литератором. В последующие двадцать лет в роли корреспондента газеты «Известия» он часто выезжал в Европу (Эренбургу приписывают фразу «Увидеть Париж и умереть»). Квартиру в Савёловском переулке Илья Эренбург не раз упоминал в своих мемуарах. Атмосферу богатой родительской квартиры передают стихи: Как скучно в «одиночке», Вечер длинный, А книги нет. Но я мужчина, И мне семнадцать лет. Я, «Марсельезу» напевая, Ложусь лицом к стене. Но отдалённый гул трамвая Напоминает мне, Что есть Остоженка, и в переулке

Город Наш дом, И кофе с молоком, и булки, И мама за столом. Темно в передней и в гостиной, Дуняша подаёт обед... Как плакать хочется! Но я мужчина, И мне семнадцать лет...

Из жильцов других домов, безусловно, интересны братья Лепешкины. Григорий Сергеевич и Николай Сергеевич — владельцы нескольких химических заводов фирмы «Н.В. Лепешкина сыновей» — на Остоженку переехали из родительского особняка. Жил тут Алексей Васильевич Сабашников — представитель золотопромышленной фирмы, жила и графиня Лидия Петровна Гендрикова, переехавшая также из собственного особняка в квартиру со всеми удобствами. В квартире № 42 по адресу: Остоженка, дом 7, проживал Владимир Иванович Замнинский, надворный советник, инженер путей сообщения, помощник начальника службы пути Московско-Курско-Нижегородской железной дороги. А инженер-путеец в начале ХХ века — фигура важная, высокооплачиваемая и всеми чтимая. Да и сам Шамшин занял одну из квартир и исправно платил 1140 рублей в год. Путеводители по Москве утверждают, что здесь жили такие крупные деятели, как выдающийся инженер академик В.Г. Шухов, патологоанатом академик А.И. Абрикосов и другие. Но, наверно, они уже получали свои квартиры как советские служащие, поэтому их нет в списках жильцов до 1916 года. Вообще, если говорить о привлекательности этого жилья, то из ста сдаваемых квартир 97 были заняты и только три свободны (по данным 1914 года). Любопытно, что 90 квартир сдавались по письменному договору, а семь — без письменного договора. Конечно, жильцы менялись, если менялись их доходы или обстоятельства жизни. Но многие жили по несколько лет подряд, несмотря на то, что цены на эти квартиры поднимались в среднем на 7–10% в год. Надо было платить швейцарам, которые были в каждом подъезде, за эксплуатацию электрических лифтов, за четыре общественных телефона (79 рублей 55 копеек в год это стоило домоправлению). Но зато можно было позвонить от швейцара по какой-то надобности. Конечно, у богатых жильцов были личные телефоны в квартирах, но не всем это было доступно. Подведём итоги. В 1914 году общий чистый доход с владения на Остоженке составил 103 156 рублей. Это были большие деньги, если самый до-

Варваринское акционерное общество домовладельцев

Художественный электротеатр на Арбатской площади. Архитектор Ф.О. Шехтель

рогой автомобиль-фаэтон на шесть человек («Форд» или «Даймлер») стоил не дороже 3000 рублей. У «Варваринского акционерного общества домовладельцев» были и другие амбициозные проекты. Например, на принадлежащем ему участке земли на Арбатской площади в 1909 году был построен кинотеатр «Художественный» (находился в аренде у антрепренёра А.Л. Брокша), существующий до сих пор. Это было фактически первое здание, специально созданное как кинотеатр, с залом на 400 мест (после перестройки по проекту Ф. Шехтеля — на 900 мест). Рядом с кинотеатром планировали построить Дворец спорта, для чего на строительство предполагалось истратить два миллиона рублей. Этот новаторский проект не был реализован, и память о нём осталась только на страницах старых газет1.

Искры. 1912. №14.

Проделки «красного петуха»: о пожарах, их тушении и страховании от огня

От греха подальше (чтобы беду не навлекать) вместо слова «пожар» в России издавна пользовались эвфемизмом «красный петух». Этот «красный петух» был ужасным бедствием, прежде всего для недвижимого имущества граждан, и, как писали фельетонисты сто лет назад, «водился в России повсеместно»1. В газетах столичных и губернских городов имелась ежедневная колонка под названием «Пожары», и, например, в Москве, в этой колонке сообщалось о случаях пожаров (от двух до двенадцати), происходивших каждые сутки. Несколько раз в году случались пожары грандиозные и опустошительные, многочасовые. Несмотря на ужас происходящего, они были ярким зрелищем, привлекавшим огромные толпы публики. Один из мемуаристов, академик М.М. Богословский, писал, что «в Москве ... всегда были любители пожаров, старавшиеся не пропустить ни одного сколько-нибудь большого пожара»2. Особенно будоражащими стали зрелища московских пожаров в 1880-х годах, когда обер-полицмейстер Власовский провёл блестящую реорганизацию пожарных частей. Не только были выписаны из-за границы паровые машины для механических брандспойтов, заведены высокие складные лестницы и другие новейшие пожарные инструменты, но и внешний вид пожарных достиг подлинных эстетических высот. В каждой из районных городских команд даже лошади были подобраны строго по мастям: Пречистенская выезжала на вороных, Арбатская — на буланых и т. д. Искры. 1912. № 31. С. 42. Богословский М.М. Историография, мемуаристика, эпистолярия: (Научное наследие). М., 1987. С. 126. 1

Проделки «красного петуха»: о пожарах, их тушении

Пожарная каланча на Пречистенке

Телефоны ещё не вошли в быт, Москва была по большей части двухтрёхэтажная, и пожарные каланчи возвышались в каждой части города. Маргарита Волошина, из детской комнаты которой была видна пожарная каланча, писала, что часто ребёнком, устроившись на подоконнике на подушках, она смотрела «на двух маленьких человечков: высоко-высоко в небе, на самой верхушке каланчи они ходили вокруг башенки друг другу навстречу — пожарные сторожа»1. Увидев сверху задымление или языки пламени, дежурные на каланче давали звонок и поднимали тревогу, вывешивая на шесте, венчавшем каланчу, шары и кресты — своеобразные опознавательные знаки о месте и силе пожара (пожар № 1 был местным и слабым, а на пожары № 5, обозначаемые особой комбинацией шаров и крестов, должны были мчаться пожарные части со всего города). Обнаружив пожар, «из сараев выкатывали пожарные дроги, запрягали горячих коней; из ворот первым выскакивал всадник с горящим факелом в руке — курьер — и галопом мчался по направлению к пожару, чтобы поВолошина Маргарита (М.В. Сабашникова). Зеленая змея. История одной жизни. М., 1993. С. 14. 1

Город скорее узнать всё на месте. За ним грохотали тяжёлые повозки, на них неслись пожарные в золотых касках, стоя среди лестниц, насосов и бочек с водой. Грохот получался из-за крупных булыжников, которыми мостились московские улицы. Зрелище было жутко красиво, и я понимала моего маленького брата, который непременно хотел стать пожарным»1, — писала Маргарита Волошина. Об этом же писал М.М. Богословский: «Бочки и лестницы сияли свежестью окраски, металлические части машины и инструментов были отчищены до яркого блеска. Ночью пожарные ехали с пылающими факелами из ведёрок с керосином на палках, и это было феерическое, даже какое-то адское зрелище, в особенности в тёмную ночь»2. А поскольку ещё одним нововведением Власовского было участие в пожарном кортеже двух горнистов, которые протяжными звуками труб давали сигналы о пожаре, то, по словам Богословского, «тушение пожара стало художественным зрелищем, сопровождавшимся музыкой»3. Когда в начале зимы 1901 года бушевал грандиозный пожар, уничтоживший в течение полутора суток вновь отстроенную семиэтажную громаду гостиницы «Метрополь», то, по сообщению газеты «Московский листок», Театральная площадь, улицы Неглинная и Рождественка, и площадь перед Театральным проездом были заняты «тысячной толпой, не расходившейся весь день»4. Пожар «Метрополя» стал одним из крупнейших в новом двадцатом веке, пожаром катастрофическим, в результате которого потерпели финансовый крах и владельцы недвижимости, и арендаторы, и строительный подрядчик, несмотря на то, что новостройка «Метрополя» была в соответствии с коммерческими «правилами игры» застрахована на сумму 2,5 млн рублей. Пожар «Метрополя», начавшись ночью 14 декабря 1901 года, был потушен только через 41 час 30 минут. Пламя свирепствовало и уничтожило целиком пять этажей крыла гостиницы, выходившего на Городскую думу (там, где в советское время был музей Ленина). Половина из 102 номеров реконструировавшейся гостиницы была заселена. Не подозревавшие о пожаре постояльцы в ту ночь крепко спали, и разбуженные «несчастные, кто в чём был, многие в нижнем белье, очутились на улице, и это всё происходило при 21 градусе мороза»5, — сообщала газета «Московский листок». 1 2 3 4 5

Волошина Маргарита. Указ. соч. С. 14. Богословский М.М. Историография, мемуаристика, эпистолярия. С. 126. Там же. Московский листок. 1901. 15 дек. Там же.

Проделки «красного петуха»: о пожарах, их тушении

Пожар гостиницы «Метрополь»

Причиной пожара, как установили, было возгорание вытяжной трубы из самоварной комнаты — пламя молниеносно дошло до чердака. Из-за разветвлённой системы вытяжных труб огонь распространялся неконтролируемо и с необыкновенной силой. Шесть пожарных частей под руководством оберполицмейстера Д.Ф. Трепова, самолично прибывшего среди ночи возглавить тушение, не могли справиться, и тогда был подан сигнал № 5, по которому съехались все московские пожарные. Уже через три часа после начала пожара работали несколько сотен пожарных, из пожарных труб выбрасывалось 300 вёдер воды ежеминутно (180 тыс. литров в час). «И несмотря на эту водяную массу, огонь с необыкновенной силой продолжал распространяться»1, — писал репортёр. Плавились и прогибались стальные шпалы, использованные в качестве балок, рушились перекрытия между этажами. Этот пожар стал разрушительным не только для здания «Метрополя», смета на реконструкцию которого исчислялась гигантской суммой 4 млн рублей, но и для близлежащего района. Телефонные провода, пучком сходившиеся на крыше «Метрополя», рухнули, оставив без телефонной связи абонентов Никольской улицы, Балчуга, Большой Ордынки и района Калужских ворот. Потоки воды растекались по улицам, замерзали, образуя гигантские глыбы льда, проникали в подземные коммуникации, вызвав повсеместные разрывы водопроводных труб2. 1 2

Московский листок. 1901. 15 дек. Там же. 16 дек.

Город Уже 18 декабря коммерческий суд объявил субподрядчика — Северное домостроительное товарищество — несостоятельным должником1. Было ясно, что оно потерпело полнейший финансовый крах. Ещё неделю, уже после того как здание «Метрополя» обнесли высоким забором, продолжалось обрушение несущих конструкций. Один из московских поэтов писал: В Москве громаду дом Два года воздвигали... Везде шёл толк о том, Какие в нём детали. Весь город рассуждал, Немало изумлённый: «Концертный будет зал, На крыше — сад зелёный»... И что ж? Теченье дел Закончилось так странно: Вчера дом весь сгорел Негаданно-нежданно2.

Нашлась пища и для криминальной хроники, когда полиция задержала несколько лиц с похищенными с пожара вещами: «У одного отобрали похищенные из подвала... бутылки шампанского и пива, другой попался с двумя бутылками каких-то ликёров, третий задержан с бронзовыми подсвечниками, а четвёртый — с золотым пенсне и мельхиоровыми вещами, на которых имеется надпись „Метрополь“»3. Надо сказать, 100–150 лет назад пожары наносили столь огромный ущерб, что велась тщательная статистика этих происшествий. Например, в период 1895–1910 годов только в 63 губерниях Европейской России произошло более 1 млн пожаров, убыток от которых исчислялся в 1,5 млрд рублей. (Для сравнения, годовой бюджет Российской империи в 1899 году составлял 1,57 млрд рублей.) Ежегодный же убыток от пожаров составлял 100 млн рублей, что в сравнении с бюджетами двух самых мощных министерств составляло 31% всех расходов Военного ведомства или 35% расходов Министерства путей сообщения4. И при этом только в 60% пожаров причины были известны (33% — неосторожность, 14% — неисправность труб и печей, 10% — поджог, 3% — Московский листок. 1901. 18 дек. Там же. 15 дек. 3 Там же. 16 дек. 4 См.: Статистика пожаров в Российской империи за 1895–1910 годы. Ч. 1. 63 губернии Европейской России. СПб., 1912. С. 288, 323; Всеподданнейший доклад министра финансов о государственной росписи доходов и расходов на 1899 год. СПб., 1898. С. 11, 15. 1

Проделки «красного петуха»: о пожарах, их тушении молния), а 40% пожаров происходило по невыясненным причинам1. О роли случайностей в жизни писал Михаил Булгаков в «Мастере и Маргарите», когда оброненная бутылка с маслом привела к непредсказуемым последствиям для героев романа. О, эти случайно выроненные бутылки... Они существовали не только в фантазии автора. Седьмого марта 1912 года газета «Московский листок» сообщала о случае, происшедшем днём раньше: «В седьмом часу вечера произошёл пожар за Рогожской заставой... В булочную Лукашевича, помещавшуюся в нижнем этаже трёхэтажного каменного дома, пришла какая-то женщина и выронила случайно бутыль с керосином. Ке- Гостиница «Метрополь» после пожара росин разлился по полу. Вошедший же неизвестный мужчина, не зная, что на полу керосин, закурил папиросу и зажжённую спичку бросил на пол, где и загорелся керосин. В булочной произошёл переполох. Огонь начал распространяться, угрожая дому. По телефону были вызваны пожарные, которые через два часа потушили пламя. Часть булочной обгорела, попорчен товар. Строение застраховано в «Московском» обществе в 65 тыс. рублей»2. Из-за близкой сердцу каждого русского человека привычки бросать спички и окурки на пол чуть не сгорел в 1906 году театр Солодовникова (сейчас здание Театра оперетты). Это здание было лучше всех московских театров оборудовано против пожаров: имелись 48 пожарных кранов, дождь на сцене, железный занавес (которым надлежало на ночь загораживать сцену как раз в противоогневых целях), а также и один из первых в Москве электросигнальный аппарат, соединённый с Тверской пожарной частью. Однако, как писал один из специалистов-страховщиков: «Охранители театра вместо бдительного надзора пригласили к себе посторонних (в том числе и женщин) и, очевидно, устроили пирушку, после чего Данные приведены по изд.: Статистика пожаров в Российской империи за 1895– 1910 годы. 2 Московский листок. 1912. 7 марта. 1

Город разлеглись на покой в боковых помещениях театра»1. Один из участников веселья оставил непогашенный окурок, и когда огонь занялся вовсю, то было ясно, что своими силами с ним не справиться. Но пожарных пришлось дожидаться больше двух часов, и вот почему. Сторож по непонятным причинам не воспользовался электросигналом (возможно, он вообще не знал о его существовании). После пьянки он не сообразил также воспользоваться телефоном в здании театра и рванул темной ночью в соседний магазин, благо его пустил тамошний сторож. «Соедините меня с Тверской пожарной частью», — истошно вопил перепуганный сторож театра телефонистке. «Скажите номер — тогда соединю», — невозмутимо отвечала она. Далее диалог проходил, как в дурном сне. «— Я не знаю номера, у меня пожар. — Посмотрите в телефонной книге. — Здесь темно, и я ничего не вижу. — Ничем не могу помочь». Телефонистка кладёт трубку, и разговор обрывается. Ещё несколько попыток ни к чему ни привели. Сторож бежит назад (а он не протрезвевший) и в сумбуре не знает, за что схватиться. И только когда пожар разгорелся, его заметили с пожарной каланчи, и на тушение выехала пожарная часть. Но, увы, ущерб был огромным и оценивался в 150 тыс. рублей2. В начале XX века Москва становилась многоэтажной. Старый способ обнаружения пожаров — с каланчи — более не был эффективным. По словам М.М. Богословского: «С постройкой в Москве высоких домов, долго превосходивших высотою пожарные каланчи, последние перестали удовлетворять своему назначению, так как с них нельзя было уже окидывать взглядом горизонта; телефон делал их также ненужными»3. В 1887 году 42% пожаров обнаруживалось дежурными на каланчах, ещё 41% вызовов пожарных происходил «по личному уведомлению» (то есть к пожарникам прибегали горевшие и просили приехать), и только 15% вызовов делалось по телефону4. В 1912 году на полуторамиллионную Москву числилось почти 39 тыс. абонентов телефонной сети, и уже 87% вызовов пожарных происходило по телефону5. Шестнадцать пожарных каланчей сохранились, но с их высоты можно было рассмотреть всего 6% Ландезен фон Ф. К пожару Солодовникова театра // Страховое дело. 1906. № 12. С. 766–769. 2 Там же. 3 Богословский М.М. Историография, мемуаристика, эпистолярия. С. 125. 4 Королёв А. Пожары в Москве // Коммунальное хозяйство. 1925. № 19. С. 32. 5 Отчёт Московской пожарной команды за 1912 год. М., 1914. Прил. 11. 1

Проделки «красного петуха»: о пожарах, их тушении

Московские пожарные на пожарной паровой машине

возгораний1. Постепенно входили в жизнь мельдеры электросигнализации. Бравые пожарные, которых в Москве перед 1914 годом было почти 900 человек, вели военный образ жизни, готовые и днём и ночью выехать на место бедствия. Постепенно к конным обозам добавились автомобили. Первым был сооружённый в 1907 году необычный гибрид — на выписанное из Германии шасси «Гаггенау» сделали по специальному проекту верхушку на заводе «Густав Лист». Потом к этому «чуду техники» прибавились: в 1908 году шестиместный «Ла Бюир» (30 лошадиных сил), купленный в 1911 году за 6 тыс. рублей «Мерседес» (45 л. с.) и в 1912 году — «Бенц» (18 л. с.)2. Пожарникам не всегда приходилось заниматься прямым делом, выезжали они и на иные чрезвычайные ситуации — извлекать из ям и других труднодоступных мест лошадей, коров и, конечно, людей. Так, 26 августа 1912 года из дымовой трубы шестиэтажного дома в Большом Лёвшинском 1 2

Отчёт Московской пожарной команды за 1912 год. М., 1914. Прил. 11. Там же. Прил. 25. С. 15.

Город переулке был извлечён душевнобольной крестьянин Герасим Илюшкин двадцати лет, «без повреждения»1. Расскажем ещё о двух крупных пожарах (им был присвоен № 5, и таких пожаров происходило в год во всём городе два-три, редко семь, как в 1892 году, или шесть, как в 1896 году, а то и вообще в 1890, 1895, 1899, 1902 и 1904 годах крупных пожаров не было)2. В конце февраля 1912 года загорелся Голофтеевский пассаж — торговая галерея, на месте которой сейчас новый корпус ЦУМа. В пассаже помещалось 14 магазинов — галантерейных, модного платья, тканей и шляп3. Заполыхало сразу и мощно, так что сгорело внутри всё помещение, за исключением, правда, иконы Александра Невского в серебряной ризе, находившейся на арке внутри пассажа4, и запасов тканей, хранившихся в подвале. На пожаре Голофтеевской галереи пожарные были вынуждены действовать очень быстро, поскольку рядом находились Большой и Малый театры, на помещения которых грозило перекинуться пламя. Но несмотря на оперативность пожар длился более 24 часов, потому что пламя, казалось уже побеждённое, вспыхивало то в одном, то в другом месте. Хотя магазины были застрахованы на суммы от 16 тыс. до 120 тыс. рублей, владельцы сами признавались, что на отделку было истрачено гораздо больше, да и не все сорта товара подлежали страховке. Общий убыток исчислялся в 2 млн рублей5. Через неделю после пожара в газетах появилось объявление: «100 000 аршин после пожара Голофтеевской галереи. С 1 марта распродажа разных шелковых, шёрстяных, бумажных материй для платьев, сукно, трико, драп, одеяла, платки, разные кружевные и подготовленные платья, плюш, котик, бархат и вельвет. В Александровском пассаже»6. А в начале мая 1914 года, опять же из-за злополучного окурка, брошенного на пол рабочим, огонь свирепствовал в здании Малого театра. Наиболее пострадала та его часть, где находились «легковоспламеняющиеся предметы», если так незатейливо и бесстрастно можно окрестить роскошные декорации и костюмы к 15 операм и 10 балетам Большого театра. За несколько часов весь склад декораций Большого был уничтожен огнём7. Материальный ущерб оценивался в 900 тыс. рублей, а о художественном уроне 1 2 3 4 5 6 7

Отчёт Московской пожарной команды за 1912 год. Прил. 13. Королёв А. Пожары в Москве. С. 25. Московский листок. 1912. 25 февр. Там же. 1 марта. Искры. 1912. № 10. Московский листок. 1912. 2 марта. См.: Московский журнал. 1992. № 5. С. 30–32.

Проделки «красного петуха»: о пожарах, их тушении

Пожар Малого театра. Май 1914 года

нечего и говорить — погибли плоды трудов двух-трёх поколений театральных художников, в том числе, например, работы Коровина к «Коньку-Горбунку», «Золотому петушку» и «Руслану и Людмиле». «Неприятность» заключалась и в том, что ни склад, ни его содержимое не были застрахованы, хотя в начале ХХ века страховое дело было поставлено на широкую ногу. В Москве в центральной части города процент владений, оценённых и охваченных повсеместным страхованием, в 1902 году достигал от 87,2 до 96,7%1 в разных кварталах. И неудивительно, ведь в 1898 году число пожаров в год перевалило за отметку 650, в 1907 г. — за 1000, с 1911 г. — за 11002. «Огневым страхованием» только в Москве занимались 19 страховых компаний. Не все они были в прибыли, поскольку из-за частоты пожаров объёмы страховых премий, выплачиваемых потерпевшим, могли и превысить доходы от страховых операций. Например, в 1906 году только шесть из 19 обществ были не в убытке — их совместная прибыль составила око1 2

Семёнов М.И. Пожары и страхование от огня в г. Москве. М., б. г. Чертёж 28. Королёв А. Пожары в Москве С. 24–25.

Город ло 395 тыс. рублей, а тринадцати пришлось терпеть убытки, составившие 2,3 млн рублей1. Страховые общества конкурировали в борьбе за клиентуру, и их оптимистические названия звучали привлекательно, а иногда и маняще: «Надежда», «Помощь», «Якорь», «Саламандра» (в честь ящерки, которой не страшен огонь)... Надо сказать, что, по одной из версий, именно бедственные пожары стали толчком для страхового дела — первое страховое от огня общество возникло в Лондоне в 1681 году после ряда опустошительных пожаров. В России некоторые, как мы сказали бы теперь, «продвинутые» петербуржцы во второй половине XVIII века начали страховать жилые дома «северной Пальмиры»... в заграничных страховых обществах (поскольку своих не было), главным образом у англичан2. Но наша патриотически настроенная матушка-императрица немецкого происхождения Екатерина Великая в 1786 году запретила страховать имущество в иностранных государствах. Был создан Заёмный банк со страховой конторой при нём. В манифесте по этому поводу от имени императрицы прозвучали слова: «Запрещаем всякому в чужие государства дома и фабрики отдавать на страх, и тем вывозить деньги во вред и убыток государственный»3. В 1827 году указом Правительствующего Сената было учреждено первое Российское страховое общество, через семь лет открылось второе, ещё через 11 — третье под именем «Саламандра»4. И дело пошло. В 1910 году пять российских страховых компаний перевалили рубеж 10 млн рублей по годовому объёму операций по страхованию от огня. Лидером была всё та же «Саламандра», заработавшая в 1910 году более 28 млн рублей, а в 1912-м — уже 31,5 млн рублей5. Надо сказать, что страховщики поставили своё дело на небывалую высоту. В этой сфере работали блестящие экономисты и математики (в 1913 году была даже издана, причём вторым изданием, книга П. Серебрякова «Математическая теория огневого страхования»6), в коммерческих институтах стали готовить страховых менеджеров с высшим образованием. Разрабатывались теории горимости и динамические ряды рисков, в конечном счёте, призванные найти оптимальные тарифы, при которых уменьшалась вероятность убытков для страховых организаций. См.: Отчёты страховых обществ // Страховое обозрение. 1906. С. 657–682. Исторический очерк двадцатипятилетней деятельности Пензенского и Российского Союзов обществ взаимного от огня страхования. Пг., 1915. С. 13. 3 Цит. по изд.: Исторический очерк двадцатипятилетней деятельности... С. 13. 4 См.: Воблый К.Г. Основы экономии страхования. Киев, 1915. С. 241–242, 248–249. 5 Там же. С. 261. 6 См.: Серебряков П. Математическая теория огневого страхования. 2-е изд. М., 1913. 1

Проделки «красного петуха»: о пожарах, их тушении

Реклама Первого страхового общества в газете «Русские ведомости» 15 мая 1905 года

Умелые взаимоотношения с клиентами тоже имели значение. Страховщики блюли свою выгоду, а клиенты — свою. Последние иной раз даже и самоподжогами занимались, чтобы страховку получить. В ряде случаев вину клиента удавалось доказать. Одним из таких громких дел стал процесс по делу петербургского миллионера Степана Овсянникова, того самого, который был уже ко времени процесса тестем «самого» Павла Михайловича Рябушинского, одного из московских магнатов. А дело было так. В 1875 году сгорела громадная паровая мельница на берегу Обводного канала. Её арендовал у крупного промышленника Василия Кокорева Степан Овсянников. Мельница была застрахована на 700 тыс. рублей, и срок страховки истекал через два дня после случившегося пожара. Следствие установило, что поджог был умышленным, и 70-летнего Овсянникова арестовали. Почтенный купец на процессе (который вёл прокурор А.Ф. Кони) всячески отрицал свою вину, говоря, что незачем ему, крупному хлеботорговцу и коммерции советнику, было поджигать мельницу, ведь только на поставках провианта в казну он ежегодно зарабатывал под миллион рублей в год. Однако суд решил, что самоподжог был, если и не с целью получения страховой премии, то с намерением нанесения ущерба Кокореву, с которым у Овсянникова незадолго до пожара испортились отношения. Овсянников был осуждён с лишением прав состояния, с него взыскали в пользу

Город

Пожар мельницы В.А. Кокорева, арендованной С.Т. Овсянниковым. Санкт-Петербург, угол Измайловского проспекта и Обводного канала. 2 февраля 1875 года

Кокорева 700 тыс. рублей, а затем сослали в Сибирь, где и закончились в позоре и лишениях дни богача-миллионера. Этот шумный процесс создал судебный прецедент, который в последующие годы висел дамокловым мечом над любителями авантюрных доходов1. Что же сказать в заключение сего «пламенного» повествования? Пожары были и будут. Даже при нынешних высоких технологиях тушения огня мы нередко становимся свидетелями катастрофических пожаров. Огонь — одна из четырёх «первородных» стихий, а со стихией шутки плохи. Не зря старая русская пословица говорит: «С огнём не шути, с водой не дружись, ветру не верь».

См.: Петров Ю. Династия Рябушинских. М., 1997. С. 18.

Деревня Загородная недвижимость: как всё начиналось • Подмосковье: от мамонтов до среднего класса • Загородные поселки в России: яркий старт в начале ХХ века

Загородная недвижимость: как всё начиналось

Сейчас трудно себе представить время, когда не было дач. А между тем, дачи — довольно молодое явление в мире недвижимости: ему каких-то лет полтораста. И надобности особой в дачах как массовом явлении примерно годов до 1850-х не было. Были дворяне с обязательными родовыми поместьями, были крестьяне со своими «утлыми» хижинами. Эти два мира соприкасались, но не пересекались Но жизнь не стояла на месте. Под натиском социально-экономических катаклизмов, таких как реформы, революции, развитие рыночных отношений, — жёсткая иерархия распадалась и выветривалась. Структурообразующим фактором вместо натурального обмена становились денежные знаки. Во второй трети XIX века в России возник целый слой людей — чиновников, творческих интеллигентов, инженеров, врачей, профессоров, которые не были, увы, отягощены фамильными усадьбами (как, впрочем, и городскими особняками), но, однако, желали летом выезжать на природу, любоваться цветами, бабочками и слушать нежный щебет птиц1. На покупку имений, да с землёй, достаточных сумм у этой публики не было, а вот на аренду (а в благоприятном случае и покупку) некрупного, но поместительного дома можно было и раскошелиться. Возьмём, например, москвичей. Лет сто двадцать назад вся Москва помещалась в пределах Садового кольца, впрочем, выдаваясь небольшими отростками в стороны. И первые дачные местности были: Сокольники, Кунцево, Кусково, Люблино, Гиреево, Измайлово и так далее. Писатель Алексей Ремизов дал точную топографию: «Вот уже с конца мая... вся Мо1 Интересные документы о дачном быте см. в изд.: Лаврентьева Е. «Хорошо было жить на даче…». Дачная и усадебная жизнь в фотографиях и воспоминаниях. М., 2008.

Деревня

Дачница. Фото А. Мазурина

сква переселилась на дачи, кто в Сокольники, кто в Кунцево, кто в Останкино, а с Таганки в Кусково и Царицыно — места, освящённые русской литературой: Тургеневым, Писемским, Лесковым...»1. Вот одна из историй дачной жизни. Богатые московские кожевенные фабриканты Бахрушины впервые сняли дачу в Измайлове, когда семейный доктор посоветовал им вывезти «куда-либо в сухое место, с сосновым лесом» переболевшего зимой дифтеритом двухлетнего сына Юрочку. Отец его Алексей Александрович затрачивал огромные средства на пополнение основанного им театрального музея, но не имел собственной недвижимости в Подмосковье, ведь до этого Бахрушины чаще отдыхали в Ницце или в Испании. И чтобы не страдал бизнес и отец семейства ежедневно мог ездить из летней резиденции к себе на фабрику, находившуюся в переулках за Павелецким вокзалом, была найдена дача в Измайлове. На следующий год Бахрушины поняли, что приохотились к загородному житью, и стали искать подходящее место. Надо сказать, что во время Ремизов Алексей. Подстриженными глазами // Ремизов А. Взвихренная Русь. М., 1991. С. 166.

Загородная недвижимость: как всё начиналось измайловских каникул семейство увлеклось рыбной ловлей и мечтало вновь предаться этому релаксному занятию. Пообщавшись с родственниками и знакомыми, выяснили, что приличные караси водятся в пруду в Старом Гирееве, и направили свои стопы туда. С хозяевами Торлецкими удалось быстро договориться, и последующие несколько лет Бахрушины провели в Гирееве — сначала Старом, потом в Новом. Выросший Юрочка — известный потом театровед Юрий Александрович Бахрушин, — ведя после 1917 года вынужденно аскетический образ жизни в московской коммуналке, с трепетом вспоминал канувшие безвозвратно черты дореволюционного быта: «Дорогое, милое Гиреево, давшее мне впервые вкусить все прелести русской воль- Дача Бахрушиных в Гирееве ной природы... Дач в Гирееве было несколько, да, собственно говоря, это были даже не дачи, а деревянные домики, выстроенные для кого-то по прихоти помещика и затем заброшенные... Налево — церковь, какие-то флигеля, заросли акаций и сирени, сзади древний парк с причудами, затем огромный деревянный барский дом... нарядный новенький коттедж, где жил сам владелец, сын Терлецкой (так писал эту фамилию Бахрушин. — Г. У.), затем службы, скотные дворы, амбары, птичники... Напротив главного дома простирался огромный бархатный луг, окаймлённый зеленовато-голубыми лесами с гигантским многовековым дубом посередине. Далее дорога вела через перелесок мачтовых сосен к двум огромным прудам, покойным обиталищам дородных диких уток и степенных, жирных карасей»1. Закончим, пожалуй, на этом цитату. Но о колоритной фигуре хозяина одной из первых ближнемосковских дачных местностей Торлецком стоит сказать особо. И вот почему — именно он, один из московских тогдашних новых русских, отчего-то невзлюбил старый барский дом 1

Бахрушин Ю. А. Воспоминания. М., 1994. С. 102.

Деревня (может быть, после вояжей в Европу?) и построил себе комфортный коттедж в английском стиле, снабдив его всевозможными для рубежа XIX–XX веков новшествами: водопроводом, канализацией и электричеством. Юрий Бахрушин в своих мемуарах дал трогательный портрет этого охочего до полнокровной жизни гурмана загородного житья: «Вечером он любил сидеть на балконе своего дома, пить чай с близкими и смотреть на расстилающееся перед ним поле, на возвращавшихся с работ на его полях многочисленных пололок и косарей. Зачастую он останавливал их, заводил граммофон (тогда это была новинка) и заставлял их плясать. Затем он пригоршнями бросал в толпу золотыми. Сказывали, что он любил шутить над местным урядником, давая ему закуривать, зажигал сторублёвую кредитку от пламени свечи»1. Вот видите, а мы-то наивно думали, что все подобные фортели с киданием денег в толпу и прикуриванием от банкнот изобрели нынешние «новые русские». Жена поэта Бальмонта Екатерина, происходившая из известной купеческой семьи, вспоминала о 1880–1890-х годах: «Мать снимала помещичий дом под дачу. Каждое лето в другом месте. Таким образом, я прожила двенадцать лет в разных старинных усадьбах, одна красивее другой. Так как наша семья была большая [12 детей и прислуга. — Г. У.], то дом требовался поместительный, и непременным условием при его найме... ставилось — чтобы местность была красивая, чтобы были река, лес, прогулки. Так мы жили у князей Вяземских в их Астафьеве, у Хвощинских в Волынском, у Лермонтовых в Семёновке, у Новиковых в Майданове, у генерала Роопа в Леонове, у Торлецких»2. Но не у всех были высокие эстетические запросы и социальные амбиции. Ведь, в конце концов, счастье возможно и без ощущения себя помещиком. Как и сейчас, главную роль при выборе аренды летнего загородного жилья играли цена и удалённость от города. В Сокольниках в начале ХХ века «дачи В.А. Садомова по Алексеевскому проезду» сдавались всего лишь за 300, 200 и 100 рублей за весь летний сезон3. Дача в Пушкине — 10 комнат, меблированная со всеми принадлежностями, отдельным парком и электрическим освещением сдавалась на лето 1907 года за 700 рублей4. На тот же сезон за 4650 рублей предлагалась «дача-особняк по Московско-Ярославской железной дороге, станция Болшево, в 15 мин. ходьбы, в имении Елизаветино-Городище, Жуковка 1 2 3 4

Бахрушин Ю. А. Указ. соч. С. 104–105. Андреева-Бальмонт Е.А. Воспоминания. М., 1996. С. 200. Московский листок. 1907. 1 мая. Там же. 27 апр.

Загородная недвижимость: как всё начиналось

Объявление о продаже дачных участков в газете «Русское слово» 6 мая 1905 года

тож»1. Хозяйство в Болшеве предлагалось развитое и разнообразное: девять комнат, особая (надо понимать, в отдельном домике) кухня, флигель для прислуги, конюшня, сараи, погреба. Хозяином этой «роскоши» был известный магнат-шелкоторговец Сапожников, и интересующимся предлагалось обращаться для переговоров в его магазин на Красной площади. Сапожников вообще много и охотно покупал земельные угодья вокруг своей шелково-парчовой фабрики в районе Мытищ, строил усадебки и сдавал их в аренду — сначала родственникам, а потом всем, кто готов был платить установленную цену. А некий предприимчивый господин Петров, видя ажиотаж горожан, не поленился построить целый дачный посёлок под громким названием «Курорт-посёлок». Вот его реклама всё в той же газете «Московский листок» (1907 год): «3 версты от станции Белые столбы Павелецкой железной дороги. Все удобства. Сдаются 20 дач, все меблированные, от 60 до 800 руб. в лето. Полный пансион от 45 руб. в мес. Осмотр на месте. Описание, план, фотографии высылаются бесплатно»2. Вот какой комфорт — не хочешь нанимать кухарку — тебе по сходной цене будет готовить и доставлять горячую еду специальная обслуга этого посёлка. И такое газетное объявление даже можно воспринимать как своеобразную отповедь тем, кто огульно охаивает российские реалии и думает, что выгодные условия придумали недавно современные финны в своих 1 2

Московский листок. 1907. 5 мая. Там же.

Деревня коттеджных посёлках, а не сто лет назад в нашем скромном родном Подмосковье. Если зимой газетные объявления о продаже и аренде загородной недвижимости были несколько расплывчатыми, то уже в начале апреля истомившийся за бесконечную среднерусскую зиму клиент был поставлен перед четким реестром платы. Риэлторская контора Косякова на летний сезон 1912 года сдавала дачи по следующим расценкам: в Кускове — 5,5 тыс. рублей; в Немчиновке — 5 тыс. рублей; в Новогирееве — 6 тыс. рублей; в Серебряном Бору — 3–6 тыс. рублей; близ Кубинки — по различным ценам; в Быкове — 8,5 тыс. рублей; в Люблине — 12 тыс. рублей; в Томилине — 6 тыс. рублей; в Лианозове — 9,5 тыс. рублей; в Алупке — 27 тыс. рублей1. Для сравнения скажем, что поездка семьи знаменитого богача Михаила Абрамовича Морозова за границу (с семьёй и прислугой) обошлась в 18 364 рублей 5 копеек, наем дачи в Проскурове 2398 рублей 25 копеек, наем дачи в Крыму — 4977 рублей 40 копеек.2 То был 1901 год, и если даже считать, что за десять лет цены выросли, то стоимость аренды недвижимости для отдыха поднялась в основном за счет увеличения комфорта. Мелкий же бизнес, что называется, и тут не дремал: «Ватер-клозеты с постановкой — 27 рублей, для домов, дач... Скидка с цен до 20%»3 (объявление 1912 года). Но тот, кто не боялся расстояний, мог вместо того, чтобы снять на лето «элитную» дачу в ближнем Подмосковье, вложить деньги в покупку. Вот подходящий вариант (1907 год): «Небольшое именьице, усадьба-дача продаётся за 7 тыс. руб. От Москвы 2 часа езды по железной дороге. От станции Фаустово Московско-Казанской железной дороги 5 вёрст. Земли пахотной и луговой 18 десятин, фруктовый сад, от Москвы-реки полверсты, строения застрахованы в 5 тыс. руб.»4. Или чуть поскромнее: «Продаётся дача. 5 десятин леса, дом зимний, пруд, огород большой, от Москвы 11/2 часа, от станции 1/2 часа. Цена 4 тыс. руб. Главный почтамт, за № 374»5. Как и сейчас, самые высокие цены на аренду и покупку загородного жилья держались на Звенигородском и Казанском направлениях — наиболее обжитых, привычных, благоустроенных. (К слову сказать, ушедшая в мир иной несколько лет назад в возрасте 93 лет моя знакомая старушка Марья Владимировна с восторгом вспоминала, как в 1915–1926 годах она с родителями отдыхала в Малаховке и каталась с друзьями на роликовых 1 2 3 4 5

Московский листок. 1912. 12 апр. Сведения приведены по изд.: Красный архив. 1937. № 4 (83). С. 225–227. Московский листок. 1912. 23 апр. Там же. 1907. 1 мая. Русское слово. 1913. 8 янв.

Загородная недвижимость: как всё начиналось коньках на тамошнем «скэтинг-ринке», о чём забыть не могла всю оставшуюся жизнь, включая голодноватый период военной эвакуации в Башкирии в 1943–1944 годах.) «Московская Швейцария», раскинувшаяся на землях Звенигородского уезда, с XVI века считалась местом престижным — ведь именно здешние живописные «дворцовые» земельные угодья раздавали московские цари своим ближайшим сподвижникам. И, например, селом Уборы (Спасское) с 1610 года владели Шереметевы, село Большие Вязёмы в конце XVI века принадлежало Борису Годунову, Введенское (Першино) было пожаловано за военный подвиг князю Дмитрию Пожарскому (сначала подмосковная земля как признание заслуг, а уже потом, двести лет спустя был поставлен монумент на Красной площади ему и Минину, чтоб народ не забывал)1. А уж как любил «Рублёво-Успенское направление» (выражаясь на нынешнем дачном жаргоне) выдающийся наш царь Алексей Михайлович, — тот, который получил прозвище «Тишайший» за свой спокойный нрав, — и охотился он в XVII веке здесь в обильных лесах да на заливных лугах, и богомолье совершал в Саввино-Сторожевский и Ново-Иерусалимский монастыри... Отцу же своей второй супруги Натальи Кирилловны Нарышкиной в знак особого расположения подарил Алексей Михайлович сёла Кунцево, Фили и Покровское2. Одним из первых москвичей, занявшихся дачным бизнесом (и что характерно, на Рублёво-Успенском направлении), был миллионер Козьма Терентьевич Солдатёнков (тот самый, который подарил Москве 2,5 млн рублей на больницу, ныне Боткинскую). В 1849 году он купил у наследников Нарышкиных усадьбу Кунцево3, славящуюся столетними аллеями и ампирными беседками. Поблизости устроил дачный посёлок на 15 дач4. Сдавал не всякому-якому, а людям проверенным — культурным московским бизнесменам. Побудут они, скажем, месяц-другой в Биарицце или в Монте-Карло, возвращаются в Москву, поближе к делам своего бизнеса, и снимут для себя и семейства дачу в Кунцеве5. Наиболее интересных и содержательных собеседников Солдатёнков мог пригласить благостным подмосковным вечерком к себе на чай — побеседовать о Сведения приведены по изд.: Памятные места Московской области. М., 1956. С. 110, 118, 124. 2 См.: Пыляев М.И. Старая Москва. М., 1990. С. 185. 3 См.: Справочная книга Московской губернии на 1890 год. М., 1890. С. 7. 4 Зилоти А.П. В доме Третьякова. М., 1992. С. 107. 5 Подробно о Кунцеве см.: Савинова Е.Н. Сельские усадьбы московских предпринимателей. Конец XIX – начало ХХ в. М., 2008. С. 179–190. 1

Деревня

Молодёжь катается на лодках на пруду. Семейный альбом Соколовых-Бородкиных

жизни, литературе и искусстве. Ведь «для души» банковский воротила и член правлений нескольких крупнейших российских текстильных фабрик собирал коллекцию картин и издавал научно-популярные книги. Пища для ума ему была необходима, как воздух. По словам одной мемуаристки, Солдатёнков «по зимам жил больше в Риме, много путешествовал, летом лишь наезжал в Кунцево, где в его дворце... гостили художники — римские друзья»1. И дачники Солдатёнкова были под стать хозяину — в 1870–1880-х годах это семьи текстильщика-мецената Павла Михайловича Третьякова, знаменитого булочника Филиппова, коллекционера Матисса, Гогена и Пикассо — Сергея Ивановича Щукина, придворных меховщиков Сорокоумовских, текстильных фабрикантов Морозовых-«Тверских», крупнейшего биржевика Григория Крестовникова с женой (кстати, родной сестрой Саввы Морозова), звезды Малого театра актёра Шумского2... 1 2

Зилоти А.П. Указ. соч. С. 107. См.: там же. С. 109–110.

Загородная недвижимость: как всё начиналось В Кунцеве была и своя местная традиция — ежегодно 29 июня происходило народное гулянье в парке и чайной роще1. Родовая аристократия сначала негодовала — под натиском «купцов косопузых», казалось, искореняется лелеемая в течение всего XIX века субстанция рафинированной усадебной культуры. Но со временем наиболее дальновидные представители русского «нобилитета» сами поддались мощному напору жизни и пустили в арендный оборот свои, прежде неприступные, цитадели-усадьбы. Третьего мая 1907 года княгиня Шаховская-Глебова-Стрешнева дала в газете «Московский листок» объявление следующего содержания: «Сдаются дачи при селе Покровское-Стрешнево в 8 верстах от Тверской заставы, меблированные, от 100 руб. до 2500 руб. Местность восхитительная, высокий берег, сосновый парк. Купанье на реках Химке и Москве». В 1860-х годах дачи в Покровском-Стрешневе сдавались только своим, например, кремлёвскому врачу Берсу, к дочери которого Сонечке ходил сюда (пешком и ежедневно в течение августа 1862 года2) гулять в широких аллеях парка поклонник, а потом и жених — молодой граф Лев Николаевич Толстой. В дневнике Толстой писал: «Пошёл к Берсам пешком, покойно, уютно. Девичий хохот». На дачу в Покровское-Стрешнево 34-летнего графа тянуло, но ночные размышления проходили в сомнениях — жениться или не жениться. 29 августа записал в дневнике: «Скверная рожа (это обращение к себе. — Г. У.), не думай о браке, твоё призванье другое...»; 13 сентября: «Каждый день я думаю, что нельзя больше страдать... и каждый день я становлюсь безумнее... Завтра пойду, как встану, и всё скажу или застрелюсь»3. Менее чем за три недели пройдя путь от иронического наблюдения за будущей женой до крайней влюблённости, 16 сентября будущий наш классик сделал предложение. Можно предположить, что романтические ландшафты Покровского-Стрешнева способствовали развитию любовных чувств Льва Толстого. Спустя пятьдесят лет не только придворные врачи или графы становились дачниками на фоне покровско-стрешневских пейзажей — любой гражданин «при деньгах» мог поселиться на лето в чудесном месте, обСм.: Справочная книга Московской губернии на 1890 год. М., 1890. С. 3–28. Софья Андреевна Толстая писала в воспоминаниях: «Лев Николаевич приходил к нам в Покровское почти ежедневно. Иногда привозил его к нам мой отец, ездивший часто в город по обязанностям службы». Цит. по изд.: Толстая С.А. Женитьба Л.Н. Толстого. Мои записи разные для справок // Л.Н. Толстой в воспоминаниях современников: в 2 т. Т. 1. М., 1960. С. 136. 3 Толстой Л.Н. Дневники. 1847–1894 // Толстой Л.Н. Собр. соч.: в 22 т. Т. XXI. М., 1985. С. 239–242. 1

Деревня житом и обустроенном за двести с лишним лет боярами Стрешневыми и их потомками. А предприимчивая княгиня Шаховская-Глебова-Стрешнева, получая немалые деньги от дачного бизнеса, без напряжения удовлетворяла все свои прихоти миллионерши — имела собственный железнодорожный вагон для поездок по Европе и яхту для прогулок по Средиземному морю1. Княгиня, правда, и в Москве «не терялась» — на территории родовой усадьбы на Большой Никитской, 19, построила театральное здание и сдавала его в аренду разным антрепренёрам2 (в последние годы там размещался Дом медика, а сейчас театр «Геликон-опера»). Но вернёмся к дачам. Дача Оловянишниковых в Болшеве. Постепенно дачная жизнь наФото из семейного архива Н.Е. Прянишстолько вошла в привычку москвиникова – Оловянишниковых. 1913 чей и жителей других больших городов, что и люди весьма среднего достатка обязательно выезжали из городских кварталов куда-нибудь «на природу». Среди небогатых дачников был, например, отец одиннадцати детей Николай Тихомиров — скромный клерк конторы текстильной фабрики Саввы Морозова, по сословному статусу — московский мещанин. Работал он в Трёхсвятительском переулке близ Покровки, денег на покупку собственного домика в Москве не было — снимали квартиры, комнаты на три, в районе Басманных или Таганки, чтоб пешком можно было добраться до Трёхсвятительского. Сын Тихомирова Михаил, ставший в советское время известным историком-академиком, писал: «Были и другие причины, по которым мы жили, как правило, в плохих квартирах. Они заключались в одной особенности жизни небогатых москвичей того времени. Каждую весну, примерно, в апреле или в начале мая, в Москве совершалось своего рода «вавилонское переселение». Небогатые квартиранты бросали свои квартиры и со всем Сведения приведены по изд.: Сорок сороков. История всех московских храмов. М., 1995. Т. 4. С. 171. 2 См.: Федосюк Ю. Москва в кольце Садовых. С. 128. 1

Загородная недвижимость: как всё начиналось скарбом переселялись на дачи. На квартирной плате экономили рублей по 100 за все четыре месяца, да и московскую квартиру не надо было сторожить. Под словом «дача» понималась какая-нибудь крестьянская изба, которая снималась на четыре месяца, после чего снова подыскивалась квартира в Москве»1. Десять вёрст (10,6 км) от столицы считались достаточными, чтобы жить на свежем воздухе. В 1900-х годах Тихомировы снимали дачи в Кучине, Салтыковке, но больше всего любили Курскую железную дорогу, где несколько лет жили в Печатниках, которые тогда были простой деревней, с несколькими специально для аренды построенными дачами, а потом в Перерве, на живописном берегу Москвы-реки. Привлекала близость усадьбы Люблино с имевшим оригинальную форму креста барским домом, построенным в 1801 году, и прелестным парком. Но для Тихомировых дачи в Люблине были дороги — место с 1850-х годов считалось фешенебельным (здесь в разные годы отдыхали летом историк Н.М. Карамзин, писатель Ф.М. Достоевский, городской голова Н.И. Астров) — печатниковские и перервинские дачники ходили сюда только для приятных прогулок2. Перерву дачную (из известных дачников здесь жил в 1881 году В.И. Суриков3) с большим юмором описал в одном из своих рассказов А.П. Чехов. Сюжет рассказа такой: один молодой холостяк снял дачу в Перерве, жил на всём готовом у одной дамы и гулял вместе с ней по перервинской роще. Однако при окончательном расчёте дама — владелица дачи предъявила ему некоторые претензии, заявив, что совместные прогулки по роще тоже кое-что стоят. На дачах не только гуляли да пили чаи. Всегда заготавливали по несколько пудов варенья на зиму (100–200 кг). А небогатые дачники, вроде Тихомировых, для экономии брали на откорм поросёнка. «Поросёнок попался хороший, но жирел очень плохо, о чём мама сетовала, так как приближался август месяц — надо было переезжать в Москву и резать поросенка. Увы, мама не знала о том, что поросёнок имел каждый день хороший моцион». Оказывается, будущий академик Миша Тихомиров, воображая себя знаменитым охотником, «приходил на крытый двор, где помещался поросёнок, брал деревянные чурки и швырял их в поросёнка, гоняя его во дворе из конца в конец»4. Тихомиров М. Детские годы. Москва и Подмосковье // Московский архив. Историкокраеведческий альманах. М., 1996. Вып. I. С. 468. 2 Сведения приведены по изд.: Справочная книга Московской губернии на 1890 год. С. 3; Памятные места Московской области. С. 182–183. 3 Памятные места Московской области. С. 183. 4 Тихомиров М. Указ. соч. С. 484. 1

Деревня Переезд на дачу был одним из ярчайших впечатлений. Обычно он происходил между 1 и 8 мая по старому стилю (13–21 по новому). Это было серьёзное дело, близкое к театральному зрелищу. Заказывали 4–5 возов, куда грузили вещи — начиная от тяжелой мебели и кончая хрупкой посудой. Сверху всё покрывалось брезентом и закручивалось верёвками. Была и оригинальная традиция «помощи» — «В то время как возчики кряхтели под тяжестью какого-нибудь сундука, дворник вертелся рядом с ними и, поддерживая сундук мизинцем или левой ладошкой, всячески поучал, как надо нести вещи: „Да вы не туда. Да вы не сюда. Да вы поверните налево. Да вы выше, выше“. Так командовал дворник, а потом в опустевшей квартире подходил к главе семейства и просил „на чаёк“ за усердную работу»1. Публика побогаче выезжала из своих московских особняков на дачи, которые арендовались из года в год и где всю зиму оставалась мебель дачников. Из мебели привозили только рояль на специальной подводе. Четыре-пять возов грузились мелкими вещами (здесь были и детские велосипеды, и живые куры, и зонтики, и килограммов 100–200 сахара для варенья) с шести утра. После погрузки, длившейся по 6–10 часов (все необходимые вещи раскладывались на рогожах, постеленных во дворе, а потом паковались в тюки), дворник и возчики собирались в кухне, где им полагались водка и закуска за погрузку, а потом «с Богом» двигались в путь2. После переезда по всему Подмосковью отмечали первый дачный праздник Николин день (9 мая в XX веке) — уже за городом встречали и принимали гостей. Всей шумной компанией, по традиции, шли к домикам железнодорожных сторожей, а там, под деревьями со свежей листвой, уже стояли столы с самоварами. Дачники захватывали с собой чай, сахар, конфеты, сливки, печенье и пили свежезаваренный чай. После 9 мая считалось, что подмосковное лето началось3. Да, благодатная это тема — дачи, природа... И несмотря на то, что с каждым годом глоток свежего подмосковного воздуха в денежном эквиваленте становится всё дороже, число потенциальных дачников не уменьшается. На этом постулате «дачеведения», пожалуй, и закончим.

1 2 3

Тихомиров М. Указ. соч. С. 483. Сведения приведены по изд.: Щапов Н.М. Я верил в Россию... М., 1998. С. 78–80. Там же. С. 88.

Подмосковье: от мамонтов до среднего класса

Многие думают, что мамонты обитали где-то далеко, на просторах Сибири. А вот и нет. Оказывается, мамонты — наши предшественники по жизни в Москве и Подмосковье. Прямое доказательство — находки останков мамонта буквально под ногами москвичей. Некий гражданин И.М. Демидов в 1859 году передал в зоологический музей Московского университета найденный в Московской губернии при впадении речки Лопасни в реку Оку «череп мамонта (Elephantus Mamonteus), почти совершенно целый без клыков», который был «замечателен по своей совершенной сохранности, величине и месту, где найден»1. Но самое потрясающее, представьте себе, что чуть раньше, с 1832 по 1838 год, восемь разных костей мамонта нашли при рытье фундамента под храм Христа Спасителя в Москве. Кости находились на глубине девяти аршин (более шести метров)2. И это ведь замечательно и наполняет жизнь новым, доселе неведомым смыслом. Находясь у метро «Кропоткинская», думаешь себе, что всего-то десять тысяч лет назад здесь бродил мамонт, рыл бивнями залежи снега, чтоб достать корешков на пропитание, и густая коричневая шерсть надёжно защищала зверя от пронизывающего ветра. Ещё больше интересного ждёт нас за пределами кольцевой дороги. Здесь уже история на истории сидит и историей погоняет. И каждый владелец деревянной дачки или роскошного коттеджа поневоле стремится найти родословие своей новообретённой «малой родины», чтоб рассказать детям и друзьям о близлежащей усадьбе, церкви, плотине. Отчет о состоянии и действиях Императорского Московского университета в 1859– 1860 академическом и 1860 гражданском году. М., 1861. С. 33. 2 Формозов А.А. Следопыты земли московской. М., 1988. С. 83. 1

Деревня Лет двадцать назад, когда пал советский строй, социологи и психологи писали, что де у россиян, изрядно помучившихся и покочевавших по стране в годы сталинского террора (1930-е — начало 1950-х), ампутировали корни, привязанность к месту, и что это очень плохо, потому что утратившая связь с традицией нация себя фактически потеряла. Миновало не так много времени, а прогнозы эти абсолютно не подтвердились. Люди активно строят жилье вокруг больших и малых городов и, пытаясь укорениться, ищут общность с историческим прошлым нового местожительства. И вот мы уже копаемся в книгах, пытаясь выяснить, что здесь было раньше, и постепенно мелькающий пейзаж за окном автомобиля и электрички наполняется смыслом — оказывается, этот храм стоит уже триста лет, а этот прудик увековечил художник Левитан, а эта рощица вдохновляла композитора Чайковского... Да и вообще, приходится задуматься о том, что это за явление такое «дача»? Сама история слова «дача» не так проста. Известный журналист и бытописатель Михаил Пыляев отмечал, что примерно до 1840-х годов чаще употребляли выражение «загородный дом», но потом оно «состарилось для москвичей, его начали заменять словом „дача“»1. В «Толковом словаре живого великорусского языка» Владимира Ивановича Даля, содержащем лексику первой половины XIX века, «дача» — это: 1) небольшая поземельная собственность, некогда даровая, от царя, или данная по дележу, по отводу; 2) загородный дом, заимка, хутор, мыза, отдельная усадьба, жилье вне города. Выходит, что до середины XIX века дачей называли и усадьбы, и сдаваемые в них небольшие постройки. К концу XIX века всё больше дачей называют жилье вне города, однако меньших размеров, чем усадьба. Причём дача могла быть как собственной, так и наёмной. Например, героиня повести Тургенева «Накануне» (основное действие повести происходит в «жаркие летние дни 1853 года») Елена жила с родителями «на одной из многочисленных дач» в Кунцеве: «небольшой деревянный домик с мезонином, выкрашенный розовою краской, стоял посреди сада и как-то наивно выглядывал из-за зелени деревьев»2. Небольшой — значило комнат в восемь-десять. Здесь же, на дачном участке, стоял и флигель, где жил двоюродный брат Елены скульптор-любитель Шубин. Влюблённый в Елену дворянин Берсенев обитал в соседней деревне — стало быть, в Филях или Давыдкове, где имелся «десяток небольших дач». Будучи студентом Московского университета, он сни1 2

Пыляев М. И. Старая Москва. С. 202. Тургенев И.С. Накануне. Отцы и дети. М., 1978. С. 12.

Подмосковье: от мамонтов до среднего класса мал «очень дёшево и очень удобно» на одного себя «скромную» дачу о пяти комнатах и платил за этот, как он выражался, «домик» сто рублей серебром1. Мы видим, что владелец классической помещичьей усадьбы Иван Сергеевич Тургенев с точки зрения своего широкого барского вкуса оценивал кунцевские дачи словом «скромный». Для развлечения кунцевские дачники едут через Москву в Царицыно. Взяв с собой вино, паштеты и всякие съестные припасы, а также лакея и горничную, небольшая компания пять часов ехала до Царицына, провела там весь день и уже в ночи вернулась назад, в Кунцево. Сокольники, Кунцево, Царицыно существовали как дачные местности ещё до освобождения крестьян, то есть до 1861 года. Железнодорожное строительство создало ряд новых дачных местностей по линиям железных дорог. Возникает дачный бизнес. Сдача помещений под дачи даёт хорошую прибыль, и с 1868 года в Подмосковье губернским земством вводится налог на недвижимость «в местностях, ближайших к городу или к станциям железных дорог, где по преимуществу развита дачная жизнь»2. Дачные местности были подразделены на два разряда. В первом облагались налогом все строения (жилые и торговые), во втором — только сдаваемое внаём жильё. По первому разряду в 1869 году налогом были обложены: в Петровском Парке — 198 дач и прочих строений (магазины, трактиры), в Петровско-Разумовском — 23, в Покровском-Глебове — 17, в Останкине — 107, в Кунцеве — 23, в Перове — 77, в Крюкове — 18, «при Химках» — 27, в других местностях — 582. Во второй разряд входили сдаваемые внаём дачи в Иванькове — 12 домов, на Коптевских выселках — 21, в Шелепихе — 26, Медведкове — 13, Давыдкове — 37, Филях — 41, Воробьёве — 25, в других местах — 1813. Калейдоскоп названий демонстрирует практически повсеместную заселённость пригородов дачниками. Последующие годы дали резкий всплеск дачного строительства в следующем (по дальности) территориальном поясе Подмосковья, особенно по Ярославской и Курской железным дорогам. Излюбленными местностями стали Пушкино, получившее в начале 1880-х годов наименование «лесного городка», и Царицыно. В Пушкине количество облагаемых земством дач росло молниеносно: в 1870 году было обложено налогом 50 Тургенев И.С. Указ. соч. С. 30. Материалы по вопросу о присоединении пригородов к Москве // Экономико-статистический сборник. [Статистическое отделение Московской уездной земской управы.] Вып. VI. Пригороды и поселки Московского уезда. М., 1913. С. 88. 3 Там же. 1

Деревня

Семьи Бари и Пастернак на отдыхе в имении Райки Богородского уезда. 1907

новых дач, в 1871 г. — ещё 40, в 1872 г. — ещё 50. В Царицыне в 1872 году налог стали брать с 19 новых дач в селе и с 61 дачи при станции в Новом Царицыне1. Усилилось дачное строительство и в старых дачных посёлках — Богородском (за Сокольниками) — 138 дач, Петровско-Разумовском — 31. Тогда же стало застраиваться Люблино2. За шесть лет, к 1875 году, как грибы, появляются новые дачные местности (нередко выделяясь из старых дачных поселков) — Тарасовка, Листвяны, Болшево по Ярославско-Архангельской железной дороге, Николо-Архангельское по Нижегородской, Перерва и Печатниково — по Курской. В этот момент в финансовых документах впервые упоминается дачный посёлок «при Люберцах» Казанской железной дороги. По Николаевской железной дороге (Москва—Петербург) началось бурное строительство на всём протяжении трассы между Химками и Крюковом. 1 2

Материалы по вопросу о присоединении пригородов к Москве. С. 89. Там же.

Подмосковье: от мамонтов до среднего класса Езда по железным дорогам в 1870–1890-х годах была недешёвой, поэтому вдоль них дачи строили (или нанимали) люди с достатком. Даже современники отмечали, что до начала ХХ века многие дачные местности носили «аристократический» характер. А предприниматели, ценящие комфорт, договаривались с железнодорожными компаниями о «спецвагонах». Дочь основателя картинной галереи Павла Михайловича Третьякова писала: «Все наши отцы-купцы ездили в Москву в вагонах, специально для них устроенных из вагонов 3-го класса, но с новыми полированными скамейками. Набиралось купцов наших, начиная от Пушкина, Тарасовки и других станций, несметное количество. Это стало клубом»1. Число дач выросло за этот небольшой промежуток времени в несколько раз. Например, в Пушкине в 1875 году числилось уже 306 дач2. Начиная с 1870–1880-х годов дачная жизнь летом в России приобретает массовый характер. Во многом это было связано с тем, что происходил процесс, метко названный писателем С.Н. Терпигоревым «оскудением дворянства». Отмена крестьянской реформой 1861 года дармового труда крепостных сделала невозможным для помещиков содержание огромных «латифундий». Но пока помещики по условиям реформы получали с крестьян деньги в виде так называемых выкупных платежей (за выкуп полевого надела), всё как-то держалось по привычке. С 1881 года из-за упадка сельского хозяйства выкупные платежи стали резко снижаться, что нанесло мощный удар по помещикам, которые лишились достаточной подпитки (хотя фактически платежи отменили только с 1 января 1907 года, так сказать, post factum, то бишь задним числом). Многим ничего не оставалось делать, как начать распродавать свои родовые имения. Так, подмосковное имение Быково, что по Рязанской железной дороге, по словам купца-мецената П.И. Щукина, было куплено инженером Н.И. Ильиным у графа Воронцова-Дашкова «всего за 125 тысяч рублей», и «в барском каменном доме было всё оставлено: мебель, бронза, фарфор, библиотека и даже фамильные портреты и вина»3. Гости Ильина получали удовольствие и от выбора рейнских вин в винотеке усадьбы, и от разглядывания коллекции английских карикатур в тамошней библиотеке. Читая о такой удивительной покупке, поневоле думаешь, насколько огорчительной была ситуация Воронцова-Дашкова, что с целью получения максимальной цены он продавал свой загородный дворец с полной обстановкой? 1 2 3

Зилоти В.П. В доме Третьякова. С. 146. Материалы по вопросу о присоединении пригородов к Москве. С. 89. Щукин П.И. Воспоминания. Из истории меценатства в России. М., 1997. С. 135.

Деревня Чувствуя безвыходность положения столбовых дворян, хваткие купцы стремились заплатить минимальную цену за весьма хорошие угодья. Московский купец Иван Григорьевич Фирсанов в 1860-х годах одним из первых смекнул, что можно хорошо поживиться, скупив чрезвычайно дёшево разбазариваемую помещиками фамильную недвижимость. Ведь «помещики, продавая свои ценности, стремились только скорее выручить за них деньги, чтобы без перерыва продолжать проводить весёлую жизнь, какую они привыкли вести от избытка доходов со своих имений при даровом крепостном труде»1. Особенно полюбился Фирсанову такой вид сделки, как покупка девственных лесных имений, в которых он безжалостно вырубал леса (на стройматериалы и дрова), а потом пустую землю продавал крестьянам (которые при помещиках страдали от малоземелья настолько, что даже не могли себя прокормить сельским хозяйством). В 1869 году Фирсанов узнал, что А.Д. Столыпин собирается продать своё подмосковное имение Середниково, в котором было до тысячи десятин лесу. Фирсанов почуял лакомую добычу, и чутье его не подвело. Столыпины владели Середниковом с 1825 года, и их большой дом-дворец был роскошно обставлен мебелью, декорирован картинами, гобеленами, бронзой, дорогими вазами. По условиям сделки усадьба переходила в руки нового владельца, уплатившего 75 тыс. рублей, со всем движимым и недвижимым имуществом2. Так вот, о предприимчивости Фирсанова рассказывали следующее: «Сейчас же после совершения купчей крепости Фирсанов продал антиквариям за 40 тысяч рублей только очень небольшую часть движимости из дома, в том числе продал этрусскую вазу за 5 тысяч рублей, а купивший её антикварий перепродал, в свою очередь, за границу за 15 тысяч рублей. Узнав об этом случае, Фирсанов сильно негодовал на антиквария и всю жизнь не мог забыть о своей оплошности, даже винил антиквария в обмане его, говоря: „Мошенник, ни за что ни про что в один день нажил десять тысяч рублей!“»3. Приобретённое по демпинговой цене Середниково через 30 лет оценивалось в 163 тыс. рублей4 — даже с учётом вялотекущей инфляции цена поднялась несоизмеримо с первичной. А иногда и сами представители бывших вельможных династий от безвыходности устраивали дачные посёлки у себя в имениях, сдавая на лето зажиточной публике флигели и специально возведённые домики. Варенцов Н.А. Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое. М., 1999. С. 528. Подробно о приобретении Фирсановым Середникова см.: Савинова Е.Н. Сельские усадьбы московских предпринимателей. Конец XIX – начало ХХ в. С. 48–49. 3 Варенцов Н.А. Указ. соч. С. 529. 4 Памятная книжка Московской губернии на 1899 год. М., 1899. С. 242. 1

Подмосковье: от мамонтов до среднего класса Летом 1885–1887 годов Чехов снимал для себя и семейства дачу в усадьбе Бабкино неподалёку от Нового Иерусалима: «Нанял я дачу с мебелью, овощами, молоком и проч. Усадьба очень красивая, стоит на крутом берегу... Внизу река, богатая рыбой, за рекой громадный лес... Около дачи оранжереи, клумбы»1. Добавим, что здесь был большой английский парк. Владелец Бабкина, интеллигентный обедневший помещик Алексей Сергеевич Киселёв принадлежал к графскому роду и был племянником министра государственных имуществ, знаменитейшего реформатора и генерала, русского посла в Париже П.Д. Киселёва. А.С. Киселёв служил земским начальником, но содержать даже относительно небольшое имение (163,75 десятины) было сложно, и потому флигели сдавались всякой творческой публике — композиторам, артистам Большого театра, писателям, журналистам, художникам. «Семья Киселёвых была из тех редких семей, которые умели примирить традиции с высокою культурою»2. Вечером все дачники собирались у хозяев в барском доме — музицировали, ужинали, пили вино. Когда в Бабкино из соседней Максимовки переселился 24-летний художник Левитан, то он и 25-летний Чехов почти ежедневно развлекали бабкинскую публику своими розыгрышами. Брат Чехова Михаил вспоминал: «Иногда Антон дурил. Бывало, в летние вечера он надевал с Левитаном бухарские халаты, мазал лицо сажей и в чалме, с ружьём выходил в поле по ту сторону реки. Левитан выезжал туда же на осле, слезал на землю, расстилал ковёр, и как мусульманин, начинал молиться на восток. Вдруг из-за кустов к нему подкрадывался бедуин Антон и палил в него из ружья холостым зарядом. Левитан падал навзничь. Получалась совсем восточная картина»3. Молодой доктор Чехов первую известность приобрёл как «певец дачной темы», публикуя юмористические рассказы в журнале «Осколки». В рассказе «Жизнь прекрасна! Покушающимся на самоубийство» рядом с крылатой фразой «Если жена тебе изменила, то радуйся, что она изменила тебе, а не отечеству», есть и другая фраза: «Когда к тебе на дачу приезжают бедные родственники, то не бледней, а, торжествуя, восклицай: „Хорошо, что это не городовые!“» В ряде других рассказов Чехов описал «дачную лихорадку» горожан накануне летнего сезона и дачные события: внезапный приезд гостей, скороспелые романы. В рассказе «Кулачье гнездо» рассказывается о типичном дачном посёлке 1880-х годов. «Вокруг заброшенной барской усадьбы средней руки группируется десятка два деревянных, на живую нитку состроенных, дач. На самой высокой и видной из них синеет вывеска „Трактир“ и золотит1 2 3

Чехов А.П. Полное собр. соч. и писем: в 30 т. Письма. Т. 1. М., 1974. С. 149. Чехов М.П. Вокруг Чехова. Встречи и впечатления // Вокруг Чехова. М., 1990. С. 226. Там же. С. 231.

Деревня ся на солнце нарисованный самовар. Вперемежку с красными крышами дач там и сям уныло выглядывают похилившиеся и поросшие ржавым мохом крыши барских конюшен, оранжерей и амбаров». Рассказ о том, как мужик-управляющий Кузьма показывает дачи потенциальным нанимателям. А когда инженер-путеец сетует, что, мол, цена великовата — триста да четыреста рублей за лето, то Кузьма показывает одну из «двух дешёвых дач» — «маленькое каменное строение с тремя решётчатыми, словно острожными, окошечками», которое оказывается господским склепом («Ежели под пол поглядеть, то гробы видать»), да ещё и с красноречивой карандашной надписью на стене: «В сей обители мёртвых заполучил меланхолию и покушался на самоубийство поручик Фильдекосов». Чехов в письме к брату Михаилу иронически описывал, как он перевозил в конце апреля 1885 года мать и сестру на дачу. Приехав по железной дороге на ближайшую к Бабкину станцию Крюково (ветка Москва— Ржев Виндавской, теперь Рижской, железной дороги открылась только в 1901 году), а дальше надо было добираться на извозчике по ещё раскисшим подмосковным дорогам. «На станции наняли двух каких-то клякс Андрея и Пантохтея по 3 целкача на рыло. (Почтовые брали по 6 р. за тройку.) Кляксы всё время везли нас возмутительнейшим шагом. Пока доехали до... церкви, так слюной истекли. В Еремееве кормили. От Еремеева до города ехали часа 4 — до того была мерзка дорога. Я больше половины пути протелепкался пешедралом. Через реку переправились под Никулином, около Чикина. Я, поехавший вперёд (дело было уже ночью), чуть не утонул и выкупался. Мать и Марью пришлось переправлять на лодке. Можешь же представить, сколько было визга, железнодорожного шипенья и других выражений бабьего ужаса! В Киселёвском лесу у ямщиков порвался какойто тяж... Ожидание... И так далее, одним словом, когда мы доплелись до Бабкина, то было уже час ночи»1. Ещё одна дачная колония богемы сложилась по Ярославско-Архангельской железной дороге в сельце Райки Богородского уезда2. Владельцы усадьбы сибиряки-золотопромышленники Некрасовы сдавали дачи художникам, и здесь в 1900-х годах жили Василий Суриков, Пётр Кончаловский, Леонид Пастернак и менее известные Бедросов (ученик В.И. Сурикова), Денисов, Воинов, Калмаков, Гольдингер. Сын Пастернака Борис, в будущем один из блестящих русских поэтов ХХ века, восхищался природой и в одном из стихотворений упоминал место, «где пруд, как явленная тайна». Чехов А.П. Полное собр. соч. и писем: в 30 т. Письма. Т. 1. С. 152–153. Подробно об имении Райки см.: Савинова Е.Н. Сельские усадьбы московских предпринимателей. Конец XIX – начало ХХ в. С. 254–267. 1

Подмосковье: от мамонтов до среднего класса

Райки. Дачный дом, в котором жила художница Е.В. Гольдингер

Суриков писал брату в августе 1901 года: «Здравствуй, дорогой наш Саша! Поздравляем тебя с ангелом, желаю тебе здоровья. Мы ещё на даче... Я, слава Богу, здоров. Катаюсь по утрам на лодке по маленькой Клязьме-реке и вспоминаю Енисей. Целую тебя. Твой Вася». Спустя два года: «Здравствуй, дорогой наш Саша! Мы теперь с Леной живём там же, где и два года назад: по Ярославской железной дороге, станция Щёлково, имение Райки Некрасова. ... Я, слава Богу, здоров. Здесь пишу костюмы для картины. Целую тебя. Твой Вася». Этюды и костюмы летом 1903 года Суриков писал для картины «Степан Разин». Владелец усадьбы миллионер Иван Игнатьевич Некрасов был знакомым Сурикова по Красноярску. Художник Леонид Пастернак снял дачу в Райках по совету владельца металлического завода инженера А.В. Бари, прожившего здесь два лета (дочь Бари училась у Пастернака рисованию). В одном из писем (1908) Пастернак писал: «Правда, не „Райки“, а рай здесь. Очень хорошо, прекрасно: дивный парк, лес, вид с балкона нашего дома; во всём большой масштаб в распланировке всего посаженного здесь ушедшими в историю русскими барами, имевшими вкус и понимавшими толк в красивом. Мы отлично жи-

Деревня вём. Я успел сделать с господина Бари недурной эскиз-портрет... Вообще отдаюсь отдыху: на лодке, купались сегодня, гуляли и т. д. Чудесно тут». В другом письме: «А вот мы на прошлой неделе с Гольдингерами и Бедросовым ходили в Гребнево!!! И только когда я подошёл и увидел ворота — дверь и боковые чудные воротца — то во мне стало подыматься какое-то славное эстетическое „что-то“, „как ратный конь заслышав трубный звук“, я выпрямился, загорелось внутри что-то и т. д. и т. д.; а был я усталый — жара — тропическая; ходили, потом в лесу чай пили часа два с половиной с ягодами, лень такая была — и вдруг белые ворота, колонка греческая, дыхание, печать искусства и весь дневной жар, усталость душевная и дрёма и чай — все рассеялось как не бывало, я зашагал по двору, по исковерканному хамской рукой вестибюлю, залам, галереям и пр., где отовсюду веет эстетическим вкусом прошлого, соорудившее на голом пустыре дивные ласкающие глаз два острова, озеро живописное и эти белые здания». Усадьба Гребнево, о которой пишет Пастернак, находилась в пяти километрах от Райков через лес. Она последовательно принадлежала Трубецким, Бибиковым, Голицыным и славилась грандиозным архитектурным ансамблем в духе русского классицизма конца XVIII — начала XIX века, двумя церквами по проектам М.О. Казакова и А.Н. Воронихина, искусственным прудом с восемью островами. Но вернёмся к суровым будням дачного бизнеса. Спрос на землю вокруг Москвы повышал цену на неё. Землю надо было использовать интенсивнее. Строительные участки дробятся, застройка скучивается. Вновь создаваемые дачные посёлки состоят из одинаково нарезанных дачных участков с типовыми дачами. Одним из пионеров дачного бизнеса стал московский миллионер Николай Семёнович Перлов, владелец 25 чайных магазинов в Москве1. Николай Семёнович был директором чаеторговой фирмы «Василий Перлов с сыновьями» с годовым оборотом 16 млн рублей. Фирма была старая, основанная ещё в 1787 году — к столетию фирмы в 1887 году Перловы получили дворянство. По язвительному выражению соратника по бизнесу, Перлов был «любитель только обедов, лошадей и женщин»2. С размахом жуира и бонвивана сорокалетний Перлов на рубеже конца 1870-х — начала 1880-х годов арендовал у удельного ведомства (распоряжавшегося землями царской семьи) большой участок в 850 десятин в сосновом лесу, в 14 верстах от Ярославского вокзала, и выстроил здесь дачный посёлок3. Тут же возвёл усадебку для себя, летний театр, танцверанду, трактир, магазинчики. Продуманная инфраструктура привлекла 1 2 3

Данные приведены по изд.: Вся Москва на 1906 год. М., 1906. Варенцов Н.А. Указ. соч. С. 525. Памятная книжка Московской губернии на 1899 год. С. 479.

Подмосковье: от мамонтов до среднего класса

Семья Николая Семёновича Перлова на даче в Перловке

дачников. Уже в 1899 году стоимость посёлка составляла 341 490 рублей1, и он, по имени владельца, официально носил гордое имя «Перловка». Была устроена железнодорожная платформа с одноименным названием и введены остановки поездов. Число таких посёлков, как Перловка, за период с 1894 по 1908 год только в Московском уезде (территория которого окаймляла Москву полосой в 10–15 вёрст) увеличилось с 56 до 1632. Количество домов, используемых под дачи, за 44 года, с 1870-го по 1913-й, выросло в 18 раз и достигло более 28 тысяч3. Форсированными темпами строительство шло в 1896–1905 годах, затем снизилось во время и после революции 1905–1907 годов, и вновь стало стабильно расти с 1911 года. В 1910 году средняя стоимость дач составила: для строившихся на купленной в собственность земле — 3924 рубля, 1 2 3

Памятная книжка Московской губернии на 1899 год. С. 478. Материалы по вопросу о присоединении пригородов к Москве. С. 91. Там же.

Деревня

Дача в Перловке: на крыльце — хозяева, у клумбы — дети, вдоль фасада — прислуга. Альбом семьи Николая Семёновича Перлова

для строившихся на арендованной земле — 2351 рубль1. Общая стоимость недвижимости к 1913 году превысила 60 млн рублей2. Постепенно железные дороги из дорогостоящего вида транспорта превратились в общедоступный. Увеличилось число поездов. Как писал один из экспертов: «Железные дороги нашли для себя выгодным развивать дачное движение и увеличивать число остановок». В 1913 году из Москвы летом по рабочим дням выходило ежедневно 220 поездов на всех десяти дорогах. В них ездили с дач на работу в город около 110 тысяч пассажиров3. Исходя из этой цифры (при составе семьи 4–5 человек) число проживавших в дачных местностях составило 450–500 тыс. человек, то есть 30% москвичей. Общий обзор поселкового землевладения в Московском уезде // Экономико-статистический сборник. [Статистическое отделение Московской уездной земской управы.] Вып. 1. Поселковая жизнь в 1910 г. М., 1911. С. 123 (данные за 1910 год). 2 Там же. 3 Щапов Н.М. Вдоль Ярославской железной дороги. Путеводитель от Москвы до Хотькова со схемой маршрутов пешеходных экскурсий. М., 1925. С. 23. 1

Подмосковье: от мамонтов до среднего класса

Театр в Перловке

Образно говоря, рост железнодорожного движения и дачного строительства стал зеркалом мощных социальных сдвигов в России. Он свидетельствовал о том, что в стране «проклюнулся» средний класс со свойственным ему образом жизни. Ещё сто лет назад было написано: «Дачная жизнь в России представляет оригинальное явление, не повторяющееся в таком виде в других странах... Скорее всего, русский континентальный климат (жаркое лето и холодная зима) делал лето, с одной стороны, тяжёлым в большом городе, с другой, позволял проводить несколько месяцев в лёгкой и дешёвой даче. Северные длинные летние дни благоприятствовали дачной жизни...»1. Что ж, может быть, это одно из объяснений, почему так тянет туда, где, как писал Чехов, «дни ясные, тихие, а ночи чёрт знает как хороши». А ещё он писал, ёрничая как обычно, из Бабкина своему другу архитектору Шехтелю: «Житье в городе летом — это хуже педерастии и безнравственнее скотоложства. У нас великолепно: птицы поют, Левитан изображает чеченца, трава пахнет, Николай пьёт... А в природе столько воздуху и экспрессии, что нет сил описать... Каждый сучок кричит и просится, чтобы его написал жид Левитан»2. Вот так. 1 2

Щапов Н.М. Вдоль Ярославской железной дороги. С. 22. Чехов А.П. Полное собр. соч. и писем: в 30 т. Письма. Т. 1. С. 248.

Загородные посёлки в России: яркий старт в начале ХХ века

История загородных поселков в России началась сто лет назад. Посёлки не были чисто русским изобретением. Веянием этим была охвачена с конца XIX века вся Европа. Почин принадлежал англичанам. Не случайно в Британии родилась пословица «Мой дом — моя крепость». Для жителей Соединённого Королевства отдельное жилище являлось квинтэссенцией мировоззрения. Уроженец Лондона, сын судовладельца и теоретик градостроительства, отдавший несколько лет юности журналистике, Эбенизер Хоуард (Ebenezer Howard, 1850–1928), фамилию которого иногда по-русски произносят как Говард, выдвинул идею создания городов-садов. Название его книги, изданной в 1898 году, звучало оптимистично для рубежа XIX–XX веков: «To-morrow: A Peaceful Path to Real Reform» («Завтра: Мирный путь к подлинному улучшению»). В труде Хоуарда была вдохновенно изложена технология создания городов-садов, где люди жили бы в гармонии с природой. В 1902 году эта книга вышла под новым, теперь уже совершенно конкретным, названием «Garden Cities of To-morrow» («Города-сады ближайшего будущего») и вскоре была переведена на русский язык и опубликована при содействии товарищества «Общественная польза»1. Идея города-сада овладела массами состоятельных граждан Европы. В 1899 году возникла Ассоциация городов-садов. В 1903 году был построен город-сад Лечворс (Letchworth) — пригородный посёлок к северу от Лондона, лишённый признаков промышленности, с отдельными домами на каждую семью. В Лечворсе, а затем в Хэмпстеде (Hampstead) была воплощена основа парадигмы Хоуарда: во избежание скученности дома за1

См.: Хоуард Э. Города будущего. СПб., 1911.

Загородные посёлки в России: яркий старт в начале XX века

Станция Лосиноостровская. Вокзал

нимали не более одной трети территории, а остальное оставалось на природу, обеспечивавшую здоровый образ жизни на свежем воздухе. В России горячим пропагандистом идеи города-сада стал архитектор Владимир Семёнов, пять лет (1908–1912) работавший в Англии и принимавший участие в строительстве Хэмпстеда. Возле Москвы посёлки для постоянного проживания работавших в столице обеспеченных горожан стали возникать в 1890-х годах. Сначала они повторяли схему дачных поселков, где на фоне деревенской архитектуры с близко посаженными друг к другу деревянными домиками без особых удобств проводили лето москвичи. Но тяга к европейскому комфорту постепенно брала своё. Содержать собственные усадьбы, перекупленные у обедневших дворян, немногим любителям сельской жизни было по карману. А вот построить дом вблизи города и жить среди подобных себе представителей нарождавшегося среднего класса было весьма реально. Один из первых посёлков, воплотивших идею «бегства московского населения на лоно природы», был основан в местности Лосиный Остров в 1900 году. В 1898 году появились слухи, что Удельное ведомство сдаёт на десятой версте Северной железной дороги участки под дачи. Первые пару лет дело шло вяло — ведь поезд здесь останавливался только

Деревня

Лосиноостровская. Общественный сад. 1912

дважды в сутки. В 1900 году остановка на Лосином Острове стала обязательной для всех поездов, и это стимулировало строительную активность. Посёлок расширялся так стремительно, что вскоре под застройку сдали в аренду свои земли соседствующий с Удельным ведомством помещик Рихтер и крестьяне деревень Малые Мытищи, Ватутино и села Ростокино. С 1908 года стихийный характер заселения потерял обособленный характер. Общество взаимопомощи торговых служащих города Москвы взяло в многолетнюю аренду у Удельного ведомства участок в 24 десятины (25 га), разбило арендованную землю на участки по 360 квадратных саженей (примерно 16 соток) и пересдало своим членам1. Посёлок Лосиноостровская рос чрезвычайно быстро. В 1902 году было построено только 45 домов, а за семь последующих лет (1903–1909) число их выросло в десять раз и достигло цифры 480. Почти половина проживавших здесь граждан проводила в Лосиноостровской круглый год2. Гибшман А.М. Жилищные условия одного пригородного посёлка // Экономико-статистический сборник. Вып. 1. Поселковая жизнь в 1910 г. М., 1911. С. 3–7, 22–23, 26. 2 Лосиноостровская и ее окрестности. Путеводитель и справочная книга. Лосиноостровская, 1913. С. 1–11. 1

Загородные посёлки в России: яркий старт в начале XX века

Аллея в Лосиноостровской. Начало ХХ века

В части посёлка, где поселились торговые служащие, эта цифра достигала 63%. Они работали по большей части в конторах и магазинах коммерческих фирм, расположенных в районе Китай-города и Лубянки. Один из экспертов писал в 1910 году о том, что для преодоления расстояния, отделяющего Лосиный Остров от Москвы, требуется 15–17 минут на поезде, 15–20 минут нужно, чтоб от вокзала добраться до Лубянской площади, и ещё 10–15 минут, чтоб дойти до станции в Лосиноостровской. И тогда получалось, что «лосиноостровцев отделяет от центра Москвы минут 45 пути». Правда, эксперт считал, что столь долгий путь на работу создает «разумеется, очень неблагоприятные условия». Резюме звучит неожиданно для современного москвича, как правило, тратящего не менее часа, чтобы добраться до места назначения. Другим известным пригородным посёлком стало Новогиреево. Его торжественное открытие с участием московского губернатора В.Ф. Джунковского состоялось в солнечный день 15 июня 1908 года1. При создании Новогиреева была применена схема, успешно действующая сейчас, — строительство велось по единому плану и комплексно, после чего покупателям предлагались уже готовые дома в готовом посёлке. 1

Джунковский В.Ф. Воспоминания. М., 1997. Т. I. С. 327.

Деревня

Посёлок Новогиреево

Идея создания посёлка совершенно на европейский лад, видимо, принадлежала последнему владельцу Гиреева — англоману и эстету Ивану Александровичу Торлецкому (местные крестьяне переиначили фамилию Торлецких на Терлецких. — Г. У.). Внешне Торлецкий выглядел пятидесятилетним респектабельным джентльменом — «обаятельный, прекрасно воспитанный красавец с волнистой, седеющей бородой, с голубыми, задушевными, ласковыми глазами, глядевшими сквозь изящное пенсне»1. Его отец сколотил миллионное состояние на строительных подрядах, винных откупах, сдаче в аренду недвижимости на Кузнецком Мосту и получил за активный бизнес звание коммерции советника. Торлецкиймладший до 50-летнего возраста вёл жизнь жуира. Ещё в 1890-х годах он построил рядом со старой отцовской усадьбой коттедж в английском стиле — с водопроводом, канализацией и электричеством. Был хлебосольным хозяином — гости не переводились. Соответственно, таяли капиталы, и Торлецкому пришлось срочно искать перспективный источник дохода. 1

Бахрушин Ю.А. Воспоминания. С. 104.

Загородные посёлки в России: яркий старт в начале XX века

Пансион «Вилла Отдых» в Новогирееве на углу Манежного и Свободного проспектов

Тогда-то он и воплотил идею со строительством посёлка. Ю.А. Бахрушин писал в воспоминаниях: «Старик Терлецкий выделил сыну часть своего имения, так называемое Новое Гиреево. Молодой хозяин прорубил в вековом лесу просеки, нагнал плотников и стал спешно воздвигать дачи, дабы поправить финансовые дела…»1. К лету 1908 года было выстроено около двухсот домов, а на линии близлежащей Нижегородской железной дороги — платформа в модном тогда древнерусском стиле. От платформы к посёлку устроили конку (трамвай на конной тяге) длиной полтора километра. Между рядами домов шли прямые улицы, на которых были сделаны торцовые мостовые. Ко всем домам централизованно были подведены водопровод и электричество2. На перекрёстках стояли сторожа в униформе. Имелась собственная пожарная команда. Уже к зиме 1909 года была раскуплена половина домовладений. Бахрушин Ю.А. Указ. соч. С. 238. Карты и описание посёлка содержались в издании: Торлецкий А.И. Описание вновь устроенного посёлка Новогиреево Московской губернии и уезда близ станции Кусково. М., 1906. 1

Деревня С открытием Лосиноостровского и Новогиреевского поселков началась новая эра подмосковного загородного существования. Стремление к повышению качества жизни диктовало переход к рациональным архитектурным формам и моделированию жизненного пространства. Новые принципы излагались в одном из пособий по строительству дач, вилл и особняков, изданном в 1913 году1. Для выбора места для посёлка требовались: высокая сухая местность; близость питьевой воды; возможность устройства стоков для нечистот; удобные дороги; близость аптеки, доктора, школы; и, что немаловажно, «материальная обеспеченность поселенцев, дабы иметь возможность впоследствии разложить повинности на большее число плательщиков». Следовало избегать: плывуна (грунта, таившего опасность оползней и сдвигов); сырых и болотистых мест. Потенциальным жителям также рекомендовалось не строиться на тех местах, где раньше были свалки или кладбища. Сам дом предпочтительнее было возводить «в северной стороне усадебного места, дабы оставалась большая площадь солнечная» и, конечно, «избегать излишней порубки имеющихся деревьев». Будущему домохозяину не следовало забывать пословицу «Куда приходит солнце, туда не заглядывает доктор», и стоило расположить дом «по диагонали к меридиану, чтоб все комнаты были светлые». А спальни размещать предпочтительно на восток, так как «в них к вечеру делается прохладнее». Европейский стандарт загородного дома на одну семью включал следующую внутреннюю планировку: небольшая приёмная, две столовые — большая и малая, рабочий кабинет, комнаты для игр, музыкальная комната, зал для танцев, зимний сад, детские для игры и для работы, спальни в зависимости от числа и возраста детей, спальня для родителей, ателье с потолочным светом, комната для прислуги с особой умывальной, а также ванные, гардероб, ватерклозеты на каждом этаже. В подвале надлежало разместить бойлерную, винный погреб с прохладной комнатой для питья и отдыха. Рекомендовалось иметь «особое помещение для чистки платья и сапог». Не было забыто и о гараже для автомобиля и велосипедов. Конечно, все эти англо-немецкие премудрости были в России начала ХХ века малодостижимым идеалом, и потому автор пособия сделал мудрую оговорку, что, дескать, «назначение комнат совершенно не соответствует требованиям русской жизни, и здесь мы приводим его исключительно для лучшего ознакомления русской публики с требованиями и вкусами среднего европейца». Здесь и далее приведены сведения из изд.: Дачная архитектура за границей. Фасады и планы каменных и деревянных построек в новых стилях. Дачи, виллы и особняки / под ред. Вл. Стори. СПб., 1913. С. 3–7. 1

Загородные посёлки в России: яркий старт в начале XX века Однако, как известно, доминирующей чертой русского характера является то, что наши соотечественники «долго запрягают, да быстро скачут». Одновременно с трансформацией среды проживания происходило усвоение и соответствующего образа жизни. На досуге жители поселков, как видно из дачного справочника, опубликованного на рубеже XIX–ХХ веков, осваивали такие подвижные игры, как «крокет, крикет, лаИгра в теннис у Морозовых. Начало ун-теннис, фут-бооль (ножной мяч), ХХ века гольф», а также русскую лапту1. Увлечение большим теннисом (или по терминологии того времени «lawn-теннисом», дословно — «теннисом на лужайке») с конца 1890-х годов стало поголовным. Эта игра, официальным годом зарождения которой считается 1875-й, очень быстро дошла до российских нуворишей. Немало способствовало этому присутствие англичан-гувернёров и англичанокгувернанток во всех мало-мальски уважающих себя семьях. Юрий Бахрушин глазами десятилетнего ребёнка так увидел эту ситуацию: «Реминисценция своей игры в теннис в Кисловодске и присутствие в доме англичанки явились главными стимулами быстрого распространения этой болезни в нашем доме. Домашними средствами был изготовлен корт, приобретён необходимый инвентарь, и дело пошло. В теннис играли все — дед, отец матери2, с лишним шестидесятилетний старик, мой отец, гости во главе с Трутовским и Павловским, которым обоим вместе в сумме было более ста лет, не говоря уже о всей «молодёжи», начиная с моей матери и кончая мною. Особенно было забавно наблюдать за дедом, игравшим всегда с большим азартом, и за моим отцом, не привыкшим к физическим упражнениям и потому принимавшим во время игры самые причудливые позы»3. Весьма увлекались теннисом Рябушинские, которым в детстве нанимали английских гувернёров. Семья банкиров и текстильщиков Рябушинских (с самыми что ни на есть русскими старообрядческими калужскими корнями), купив подмосковную усадьбу Кучино, свои спортивные пристрастия осуществляла на фоне английских газонов, вдобавок к теннису «устраи1 2 3

Дачное обозрение и летний спутник москвича. М., 1899. С. 51, 65–71. Крупный текстильный фабрикант В.Д. Носов. Бахрушин Ю.А. Воспоминания. С. 243.

Деревня вая порфорсные охоты и пейпер-чейсы (от английского paper-chase), где мужчины были одеты чуть ли не в красные фраки»1. Известно о существовании теннисных кортов с 1890-х годов в Тимофеевке близ Щёлкова — усадьбе московских текстильщиков Четвериковых. На этих кортах (запечатлённых на фотографиях, дошедших до нашего времени) сыновья Д.И. Четверикова — Ваня, Шура и Митя — играют в теннис с гувернёром Альфонсом Ивановичем Гарденом2. В новейших пособиях по загородной жизни давались полезные рекомендации по питанию. На каждый месяц предлагалось семь вариантов обеда. Так, например, в мае — «Суп со спаржею. Говядина тушёная с картофелем. Караси жареные со сметаною. Зефир сливочный». В июне: «Суп из щавеля. Котлеты рубленые из телятины. Зелёная фасоль с гренками. Ванилевое бланманже». В июле: «Суп из шпината. Зелёный горох и фасоль в стручках. Жаркое — говядина с пюре из каштанов. Желе из земляники». В августе: «Окрошка. Цыплята фаршированные. Зелёный горох, гарнированный раковыми шейками. Шарлотка из яблок»3. Неизменным ритуалом оставались дачные посиделки за самоваром с пирожками и свежайшим вареньем. Ещё до 1917 года в России возникли первые посёлки, уровень комфорта в которых соответствовал самым высоким европейским нормам. К сожалению, эти первые ласточки субурбанизации оказались и единственными. На протяжении семидесяти лет советской власти, когда большая часть населения едва сводила концы с концами в условиях тотального дефицита, было не до комфортабельных посёлков (счастливым исключением стал посёлок Сокол). Тем не менее, опыт столетней давности продемонстрировал большой потенциал заказчиков-домовладельцев и исполнителейархитекторов и стал яркой страницей в истории недвижимости.

1 2 3

Бахрушин Ю.А. Указ. соч. С. 526. См.: Семейный архив Н.А. Добрыниной-Четвериковых. Дачное обозрение и летний спутник москвича. С. 48.

Коммерция Верхние торговые ряды — ГУМ: история старейшего торгового комплекса Москвы • «Москва без бань — не Москва»: бани как предмет коммерческой недвижимости • Азартная недвижимость: игорные заведения как бизнес • Закон упругих тел: бильярд и бизнес

Верхние торговые ряды — ГУМ: история старейшего торгового комплекса Москвы

Развитие московского предпринимательства — это не только рост объёмов производства и продаж. Это и модернизация форм торговли, создание оптимальных условий для клиента. Универсальные магазины как передовые формы торговли были продуктом индустриального века. Они возникли на волне массового производства и массового потребления, быстрого роста населения крупных городов. И в этом смысле ГУМ — живой пример фактически первого в первопрестольной столице торгово-развлекательного комплекса, история которого в нынешнем здании насчитывает уже более столетия, а бурного торжища на этом месте — несколько веков. ГУМ, до 1917 года называвшийся Верхними торговыми рядами на Красной площади, — не просто магазин. Это произведение искусства, шедевр инженерной мысли и одновременно яркая стихия народной жизни. Место на Красной площади, где стоит ГУМ, непростое. Страсти тут кипели последние лет пятьсот. Рядом красавец-Кремль — цитадель российской власти. Существует легенда, что во времена Ивана Грозного ширина Красной площади была установлена такая, чтобы, если начнут вдруг стрелять из пищали, снаряд не долетит до Кремлёвской стены. Спустя 400 лет ещё один тиран повлиял на судьбу торговли в районе Красной площади — Сталин страшно боялся покушений, и по этой причине ГУМ с 1932 по 1953 год (до самой смерти Сталина) был закрыт для покупателей, а в здании разместились всякие конторы режимного типа. Почему же ГУМ является флагманом передовых форм торговли? Всё тут чисто, пригоже и вежливо, и будто сам воздух напитан духом виртуоз-

Коммерция

Здание Верхних Торговых Рядов на Красной площади. Начало ХХ века

ного обхождения с покупателями, и атмосфера такая, что и захочешь, а без покупки не уйдёшь. Ведь Красная площадь издревле была местом купли-продажи. В частности, указами царя Ивана III (1493 и 1495 годы) разрешалась торговля «с рук, скамей, лёгких шалашей и кадей» — короче, то, что сейчас мы называем «с лотков». И тогда же по восточной стороне площади, на месте нынешнего ГУМа, возникли ряды деревянных лавок. При царе Фёдоре Иоанновиче (примерно четыреста лет назад, в 1595 году) деревянные лавки заменили каменными. Туда перекочевала вся торговля с Красной площади, где остались только палатки со съестным. В XVII веке, когда площадь получила название Красной, торговля в Рядах стала ещё бойчее, причём толпы народа шли не только за покупками, а также чтоб узнать новости, пообщаться (газет, телефонов и телевизоровто не было). Иностранные путешественники признавали удобным мо-

Верхние торговые ряды — ГУМ

Вид старых Верхних рядов. 1870-е

сковский порядок устройства торговли по рядам, в каждом из которых торговали каким-либо одним товаром, потому что покупатель «из множества однородных вещей, вместе расположенных, может выбрать самую лучшую». «По описи 1695 года в Китай-городе насчитывалось 72 ряда… Были ряды кушачный, рукавичный, чулочный, башмачный, голенищный, подошвенный, пушной, бобровый, соболиный…»1. И вот ещё одна традиция: торговлю на Красной площади то поощряли, то, наоборот, искореняли. Например, в 1679 году, 4 сентября, царь Фёдор (брат Петра I) издал указ о дозволении торговать только «в Рядах», «где кому даны места», и о сносе торговых «шалашей», «скамей» и «рундуков» на Красной площади и перекрёстках, чтоб «от тех торговцев проезду и стеснения не было, и ряды б не запустели»2. Но указ этот какОбзор мнений иностранцев цитируется по изд.: Кулишер И.М. История русского народного хозяйства. М., 2004. С. 584–585. 2 Полное собрание законов Российской империи. Собрание I (далее — ПСЗ I). Т. II. № 771. 1

Коммерция то проигнорировали, возможно, и потому, что наказание было не очень строгим — товары изымались только по третьем приводе нарушителей в приказ Большого Прихода. Только тридцать лет cпустя, в правление решительного Петра I, испугавшиеся царского гнева торговцы за три дня переставили палатки на восточную сторону площади. В 1722 году в «Инструкции московскому оберполицмейстеру Грекову» вновь было предписано следить за тем, чтобы «торговым людям всякими товары торговать в лавках в определённых рядах» и товар чтобы завешивали только на «орлёных» (то есть проверенных и клеймённых в пробирной палате) весах1. Прошло ещё сто лет, и в конце XVIII века линию рядов, ближнюю к Красной площади, надстроили вторым этажом. За рядами, располагавшимися на верху холма, подошвой спускавшегося к Москве-реке, укрепилось название Верхних торговых. Другие торговые комплексы — Гостиный Двор, Тёплые и Рыбные ряды — были ниже. Кстати, перепад высот от Ильинки к Варварке в некоторых местах доходил аж до девяти метров (13 аршин). Двести лет назад Верхние торговые ряды с точки зрения архитектуры представляли хаос и кутерьму — «лавковладельцы» обустраивали свои торговые помещения «кто во что горазд». Множество крыш разной высоты сверху напоминало лоскутное одеяло. В 1780-х годах разнопёрость тысячи мелких магазинчиков замаскировали со стороны Красной площади общим фасадом-аркадой по проекту Д. Кваренги. В 1804 году и саму Красную площадь привели в порядок — замостили брусчаткой и тем самым навсегда распрощались с грязным месивом, хлюпавшим под ногами после каждого дождя и снегопада. По сведениям 1806 года, на Красной площади осталась только летняя торговля фруктами и ягодами2. В войну 1812 года Москва страшно горела, представляя собой, по словам Наполеона Бонапарта, «огненный океан». Верхние торговые ряды сильно пострадали, фасад-аркада сгорел. В 1815–1819 годах по проекту знаменитого архитектора москвича-итальянца Осипа Бове сделали новый фасад — с колоннами и портиком. Облик вновь отстроенных Рядов запечатлён в словах историка и автора одного из первых московских путеводителей А.Ф. Малиновского (1762– 1840): «Все Ряды отстроены вновь правильно и красиво, чего прежде им недоставало… Во всю длину площади представляются арки со стеклянными дверьми, над которыми во втором этаже, где помещаются палатки для ПСЗ I. Т. VI. № 4047. Сытин П.В. История планировки и застройки Москвы: Материалы и исследования. Т. II. 1762–1812. М., 1954. С. 394. 1

100

Верхние торговые ряды — ГУМ

Фасад Верхних рядов по проекту О. Бове

складки товаров, сделаны соответственные тому полуциркульные окна. Между арками видны небольшие тосканские полуколонны. Средина фасада, против монумента князя Пожарского и Минина, украшена колоннами дорического ордена и фронтоном, в котором изображён на щите под короною герб Москвы, а по сторонам оного Меркурий и богиня изобилия расточают дары свои»1. Но не всем лавочникам Рядов и Красной площади повезло вернуться на прежние места после военного пожара 1812 года. В ревизских сказках сохранилась горестная история разорившегося купца Гаврилы Кузнецова. Совершенно отчаявшийся 34-летний купец третьей гильдии Гаврила Кузнецов, семья которого состояла из 56-летней матери Натальи Ивановны, 18-летней жены Елисаветы Андреевны и трёхмесячного ребёнка Алексея, 9 августа 1816 года при проведении седьмой ревизии (переписи податного населения) сообщил следующее: «Имел он, московский купец Гаврила Артамонов Кузнецов, Сретенской части 1 квартала под № 31 ка1

Малиновский А.Ф. Обозрение Москвы. М., 1992. С. 118.

101

Коммерция менный с деревянным строением дом, и в Городской части на Красной площади между Никольских и Спасских ворот близ рва лавки с палатками и погребом, из коих, первый стоит по прежним ценам 47 500 рублей, а последние 25 000; всё сие имение сделалось от неприятельского нашествия в Москву жертвою пламени, а по выходе неприятеля оные лавки правительством по приказанию сломаны, земля взята в казённое ведомство под площадь, за которое имение и поныне в награду ничего не получил; да сверх оного разграблено у него имущества на 10 000 рублей и разного кредиторского и его собственного товару на 43 000 рублей. Всего потерпел он от разорения и гибели его имения на 120 500 рублей»1. Имущество досталось Гавриле от отца, прибывшего в московское купечество в 1782 году из ямщиков сельца Колосова Клинского яму Спасской трети. Вот такая человеческая трагедия в нескольких строках. Тридцать лет работы семьи пошли прахом. Но вновь глянем на тех, кто сумел продолжить торговлю после войны. Магазинчики Верхних рядов за десятки лет стихийно сгруппировались в три линии, тянувшиеся вдоль Красной площади. Попавшему в Ряды невозможно было забыть «эти узенькие, открытые всем четырём ветрам, холодные лавчонки, сверху донизу загромождённые товаром, где не только покупателю, но и продавцу негде было повернуться, где выбрать что-то было невозможно за недостатком места и света...»2. На ночь каждый лавочник тщательно запирал своё маленькое владение на засовы и замки, и по гулким коридорам Рядов сновали вылезшие из прогнивших от времени подвалов крысы. Днём же Ряды наполнялись многоголосьем зазывал. Каждый хозяин или приказчик, сидя на табуретке у дверей магазинчика, нахваливал свой товар. На слишком назойливые зазыванья москвичи по привычке огрызались, бросив в лицо купчине обидное: «Какой барбос!»3. Стремление продать товар подороже и купить подешевле порождало ритуальный «словесный танец» продавца и покупателя. Мемуарист Н.В. Давыдов писал, что покупатель отправлялся в Китай-город «почти с таким чувством, как охотник-стрелок в дупелиное болото», готовясь к предстоящей борьбе. «Продавец и покупщик, сойдясь, сцеплялись, один хвалил, а другой корил покупаемую вещь, оба кричали, божились и лгали друг другу, покупщик сразу понижал на половину, а то и больше, запрошенную цену; Материалы для истории московского купечества. Т. VI. Сказки седьмой ревизии. М., 1887. С. 96. 2 Москвич. Новые торговые ряды // Московские ведомости. 1893. 3 декабря. 3 Слонов И.А. Из жизни торговой Москвы: (Полвека назад). М., 1914. С. 158. 1

102

Верхние торговые ряды — ГУМ если приказчик не очень податливо уступал, то покупатель делал вид, что уходит, и это повторялось по несколько раз, причём даже когда вещь была куплена, приходилось внимательно следить за тем, например, как отмеривалась материя, не кладутся ли в „дутик“ (пакет) исключительно гнилые фрукты и т. п. Вся эта азиатская процедура, эта борьба, пускание в ход хитростей, совершенно не нужных в торговле, Старые Верхние Ряды внутри. Иконсчиталась в „городе“ обеими стороный ряд. 1870-е нами обязательной: это был обоюдный спорт, и удачная, дёшево сделанная покупка служила потом в семье покупщика и перед знакомыми интереснейшей темой разговоров, так же, как приказчик тем, что поддел не знающего цен покупателя или подсунул ему никуда не годную вещь»1. Профессор-этнограф Вера Николаевна Харузина (1866–1931), сама происходившая из купеческой семьи, вспоминала свои детские впечатления о «безалаберных, грязных» Рядах: «Промозглый сырой воздух царил везде в Рядах… Свет внутри Рядов падал через отверстия в крыше, но они были так темны, и наверно закрыты непромытыми стёклами, что в проходах всегда стоял темноватый полумрак. Надо было смотреть под ноги, потому что по середине прохода шёл сток для воды или нечистот, прикрытый досками». И ещё: «Когда я вспоминаю, что здесь или приблизительно при такой обстановке жили и трудились и богатели многие представители видных купеческих фамилий, я чувствую необыкновенную жалость и необыкновенное уважение к этим людям, труд которых был так антигигиенично обставлен, что надо было действительно иметь железное здоровье и огромную выносливость, чтобы его переносить»2. Из этой «школы выживания» выходили многие заправилы бизнеса, потому что в московские торговые ряды «со всех концов России свозятся дети бедных мещанских и упавших купеческих фамилий учиться торговому делу»3. Да, это был свой микромир — кто только не владел лавками — девяностолетние бабульки — «божьи одуванчики» и молодцеватые удальцы, 1 2 3

Давыдов Н.В. Из прошлого. М., 1914. С. 86–87. Харузина В.Н. Прошлое. Воспоминания детских и отроческих лет. М., 1999. С. 66–67, 69. Скавронский Н. Очерки Москвы. М., 1862. С. 42.

103

Коммерция вчера прибывшие в столицу из провинции, закосневшие в привычках замоскворецкие купчины и кокетливые вдовушки. Шло время. Ряды всё больше ветшали и стали рассадником антисанитарии в центре города. «Владетели их ремонтировали и перестраивали каждый по своему желанию и удобству, а потому можно себе представить, что изображала эта старая рухлядь, с бесконечными проходами, закоулками, подвалами, лесенками и ступеньками...» Все понимали, что дальше такое безобразие терпеть нельзя, но никто не знал, с какой стороны взяться за обновление гигантских торговых площадей. Городская дума ходатайствовала в Петербурге (который тогда был столицей), чтобы обязать лавочников устроить акционерное общество и перестроить Ряды, но дело застопорилось. Была даже создана «Комиссия о перестройке Рядов на Красной площади в Москве», но на все попытки этой комиссии обсудить дела (точнее, получить согласие торговцев на слом их лавок) лавковладельцы, занятые своим основным делом — торговлей, реагировали апатично. На общее собрание 23 октября 1880 года из 400 собственников явились только 115, да и из тех половина ушла, не видя смысла сидеть до конца сборища1. Исторические предпосылки для решительных действий сложились в начале 1880-х годов, когда в Москве сформировалась бойкая когорта бизнесменов — родом в основном из Подмосковья и близлежащих губерний. Они имели лавки в Верхних торговых рядах, любили путешествовать по Европе и хотели вести бизнес «как белые люди». Было ясно, что за четыреста лет народ привык делать покупки в Китай-городе, и именно в Верхних торговых рядах. Сами орлы-бизнесмены решить проблему не могли. Нужна была поддержка московских властей. Однако и власти решительностью не отличались до тех пор, пока на пост московского городского головы (по-сегодняшнему, мэра) не был избран в 1885 году 32-летний фабрикантмиллионер Николай Александрович Алексеев. Громадного роста, властный и ни перед чем не останавливающийся Алексеев взялся за дело. Он в 1886 году собрал общее собрание лавочников Верхних рядов (более 1000 человек) на Красной площади и объявил им, что дальше тянуть не позволит. Ничего не поделаешь — лавочники избрали комитет (из тех самых бизнесменов молодой генерации) для выработки устава АО и подготовки финансового проекта перестройки Рядов2. В 1888 году, 10 мая, Особое мнение, представленное 30 мая 1880 года в Комиссию о перестройке Рядов на Красной площади в Москве владельцем лавки в тех Рядах В.Я. Орликом, дополненное ныне подробными объяснениями. М., 1881. С. 1. 2 См.: Совещательное собрание гг. лавковладельцев Верхних торговых рядов 29 декабря 1886 года. М., 1887. 1

104

Верхние торговые ряды — ГУМ устав АО был утверждён правительством. Под давлением две трети купцов согласились присоединиться к АО, что уставом и требовалось. Процедура вытеснения отжившего старого прогрессивным новым в самом дорогом торговом месте Москвы предлагалась следующая. Все лавки прошли регистрацию и оценку, и по стоимости своего имущества (фактически же земли под лавками) лавочникам выдавалось пропорциональное количество акций «Общества Верхних торговых рядов на Красной площади», как гордо называлось новое АО. Общий капитал Общества составил 9 498 400 рублей, имущество «не примкнувших» было оценено в 130 000 рублей1. В процессе «кадастра» оказалось, что у некоторых есть старые истлевшие «купчие», но текст, написанный славянской вязью, разобрать совершенно невозможно. А у многих и документов-то никаких на собственность нет — владели «по давности». Одна бабушка сказала, что ей принадлежит только одна шестая часть, а остальные сонаследники «Бог весть где» (говорят, что сонаследников юрисконсульты АО нашли или сделали вид, что нашли, и всё оформили как надо)2. Или, например, магазинчик находился во владении одной из московских церквей, и документов — ноль. Нашли единственную запись в церковной кассовой книге, что, мол, после войны, в 1813 году, в доход церкви «с такой лавки поступило столько-то». Поверили... Но для большинства лавочников «экономическая терапия» оказалась шоковой. Люди не могли понять, почему им заменяют дорогое купеческому сердцу владение в виде магазинчика на собственном клочке земли какими-то бумагами, изображающими акции нового АО. Торговцы не хотели уходить с насиженных мест. И тогда Верхние торговые ряды в один «прекрасный день» 1886 года по приказу мэра просто оцепили нарядами полиции и пришедших к месту торговли «сидельцев» не пустили к месту работы. Двери и проходы были заколочены досками. Правда, в виде компенсации под Кремлёвской стеной поставили временные палатки «из волнистого железа», куда и перекочевали купцы со всеми пожитками. Но покупатель в железные палатки не пошёл, переметнувшись в магазины на Кузнецком Мосту. Не обошлось и без трагедий. В частности, не выдержавший произвола 60-летний солидный купец П.А. Солодовников пришёл перед началом литургии в Архангельский собор Кремля, протянул причётнику один рубль и метрическое свидетельство и попросил на следующий день отслужить панихиду по тому, чьё имя написано в метрике. Ничего не подозревавший 1 2

Размадзе А.С. Торговые ряды на Красной площади в Москве. Киев, 1893. С. 45. Там же. С. 41–42.

105

Коммерция священнослужитель обещал всё сделать по чину, а буквально через два часа церковный староста, обходя собор, увидел пожилого мужчину, лежавшего на полу в малом приделе в луже крови. После опознания коллеги-купцы подтвердили, что, потеряв лавку в Верхних торговых рядах, Солодовников начал сильно тосковать, и, видимо, это вынудило его заколоться ножом прямо в церкви. После этого случая мэру Алексееву изрядно досталось от газетСлом и разборка Верхних торговых ных репортёров, но вскоре о прорядов, раскопка древних подвалов. 1887 исшествии забыли. Почти два года (1888–1889) Верхние ряды напоминали развороченное кладбище — бригады сезонных рабочих не просто ломали торговые помещения, а на 7–10 метров вглубь внедрялись в подполы и вынимали гнильё, чтоб отправить на свалку. В процессе рытья котлована под новое здание были обнаружены двухъярусное каменное подземелье времён Ивана Грозного и кусок подземного хода, облицованного тёсаным камнем, найдены глиняные кубышки с серебряными монетами XV–XVII веков (зарытые торговцами и потом ими утерянные)1. В конкурсе архитектурных проектов нового здания Верхних торговых рядов приняли участие ведущие российские архитекторы. Было подано 23 проекта, а победил Александр Никанорович Померанцев (1849–1918) с проектом под девизом «Московскому купечеству». Ему и присудили первую премию в размере 6000 рублей. Идеей проекта Померанцева стал образ богатых хором. И не случайно в углублениях над входами в Ряды для благополучия дела были установлены десять мозаичных икон — по три на Красную площадь, улицы Ильинку и Никольскую и одна на Ветошный проезд2. Расположение святых образов имело символическое значение и было разработано историком Иваном Забелиным — главой соседнего Исторического музея. Спас Нерукотворный помещался над центральным входом с Красной площади, по обе стоМосквич. Новые торговые ряды // Московские ведомости. 1893. 3 дек. Стрекалов А. Иконы на здании Верхних торговых рядов // Московский архив. Историко-краеведческий альманах. Вып. I. М., 1996. С. 495–497. 1

106

Верхние торговые ряды — ГУМ роны от него шли — семейный образ династии Романовых «Знаменье» и образ Александра Невского (в XIX веке три царя носили имя Александр). Ключевыми в торцовых входах были образ Николая Чудотворца на Никольской и образ Ильи Пророка на Ильинке. На Ветошном же располагался образ Сергия Радонежского1. Внешний «национально-романтический» вид Верхних торговых рядов с башнями центрального входа, повторявшими силуэты башен Исторического музея, сочетался с высокотехнологичной начинкой. Интерьеры стояли в одном ряду с крупнейшими парижскими и американскими универмагами. Новое здание стало зеркалом своего времени. После завершения стройки Верхние торговые ряды стали крупнейшим универмагом Европы. И строительная площадка была крупнейшей в Европе — 2,7 гектара2. Денег на стройку, длившуюся три года, ушло 5 млн рублей. На эту сумму были выпущены облигации, погашение которых планировалось на 90 лет (кабы не революция 1917 года — расплатились бы аккурат к Олимпиаде–80). Одного кирпича использовали 40 млн штук (поставки с пяти крупнейших заводов), а летом 1891 года, в самый разгар работ, ежедневно «закатывали» в фундамент и стены по 106 тонн цемента3. Для фундамента пошёл белый камень из подмосковных карьеров, на облицовку цоколей — красный гранит из Финляндии (на Красную площадь) и серо-синеватый из Области Войска Донского (на Ильинку и Никольскую). Облицовку главного фасада вытёсывали из польского радомского песчаника4. Каменотёсными и облицовочными работами руководил знаменитый подрядчик Иван Григорьевич Губонин. Из принадлежащих ему каменоломен шла поставка тарусского мрамора для внутренних лестниц и полов, облицовки фасада первого этажа на Красную площадь и дикарного камня для облицовки цоколя. По легендам, которые потом ещё лет сорок ходили среди московских строителей, Губонин был строителем от Бога: «Издали глянет на кладку: — Разбирай! — кричит. — Разбирай, так-растак! Сообщено искусствоведом Н.С. Датиевой. В ходе последней реконструкции ГУМа часть этих икон возобновлена, причём в трех случаях даже не пришлось делать новые, они просто несколько десятков лет были замазаны штукатуркой. 2 Точная площадь (без Ветошного проезда) составляет 24439,5 кв. м. См.: Кириченко Е.И. Москва. Памятники архитектуры 1830–1910-х годов // Москва. Памятники архитектуры 1830–1910-х годов. М., 1977. С. 66. 3 Путеводитель по Верхним торговым рядам на Красной площади в Москве. Издан на первое полугодие 1894 г. М., 1894. С. 16. 4 Размадзе А.С. Торговые ряды на Красной площади в Москве. С. 49. 1

107

Коммерция

Строительство нового здания Верхних торговых рядов на Красной площади. 15 сентября 1890

— Да ведь правильно, Иван Григорич, — говорят мастера. Посмотрят по отвесу. — Тут, говорят, и отклонения-то на одну сотую. Только Иван Григорич не сдаётся: — А-а, говорит, на одну сотую? А завтра на две сотых? А послезавтра всё к чертям полетит? Вы, говорит, в стороне, а Губонин в бороне? Так этому, говорит, не бывать! Разбирай, провалиться вам в тартары. А сам всё матом, всё матом... Ну, да ведь губонинский род — все матершинники были»1. Важнейшим строительным материалом стал только входивший в употребление железобетон. По «системе Монье» для перегородок вместо кирпичной кладки ставилась железная сетка и оштукатуривалась. ЖелезоМосковские легенды, записанные Евгением Барановым / сост. В. Бокова. М., 1993. С. 158. 1

108

Верхние торговые ряды — ГУМ бетон позволял максимально снизить толщину стен при требуемой нагрузке. При большой арендной плате (150–200 рублей за квадратную сажень, примерно 40–45 рублей за квадратный метр) владельцы Рядов каждый квадратный метр стремились сдать арендаторам1. Сейчас только архитекторы знают, что ГУМ — это не целостное здание, а система 16 отдельных корпусов, соединённых между собой мостиками и переходами. Вплоть до Ажурная стеклянная крыша над тремя 1910-х годов даже общих входных линиями новых Верхних Рядов дверей здесь не было — три улицы с открытым арочным входом плюс Ветошный переулок (без крыши). Двери на входы в пассажи поставили уже незадолго до 1917 года. Истинный хай-тек представляла общая кровля — стеклянная паутина, словно парящая в воздухе. Побывав на Всемирной Парижской выставке 1889 года, Померанцев был вдохновлён идеями Эйфеля, применившего ажурные металлические конструкции при строительстве своей «Башни» и павильона «Галереи машин». Но годятся ли эти новшества в студеном русском климате? Наметёт снега — и рухнет все... Померанцев заказал проект и исполнение работ Петербургскому металлургическому заводу. Там изготовили дуговую конфигурацию трёх стеклянных крыш над каждой линией с куполом-ротондой в центре комплекса (над фонтаном) — так снег не задерживался, а сползал в боковые желоба. Вдоль здания на всём пространстве были устроены 16 четырёхгранных воронок-колодцев размером примерно два на два метра, к которым направлялись все скаты крыши. Дождевая вода шла прямиком в городскую канализацию, а снег попадал на снеготаялки, устроенные на дне колодцев при паровой трубе2. Общая площадь крыши — более 3,6 гектара. Освещение гигантских подвалов (первый подземный этаж — склады и оптовые магазины, второй подземный этаж — собственная электростанция, водонасосная станция с собственной же артезианской скважиной на 100 метров вглубь и прочие технические новшества) обеспечивалось через круглые иллюминаторы из сверхпрочного стекла, располагавшиеся в полу первого этажа (сейчас иллюминаторы в полу закрыты более поздним по1 2

См.: Палтусова И.Н. Крупнейший пассаж России // Мир музея. 1993. № 6. Верхние торговые ряды в Москве // Всемирная иллюстрация. 1894. Т. 52. № 8. С. 157.

109

Коммерция

Новые Верхние ряды внутри. 1890-е

крытием). Стеклянная крыша, стеклянные полы — всё было пронизано светом и воздухом... На открытии Верхних торговых рядов 2 декабря 1893 года присутствовал весь московский бомонд. Прибыли великий князь Сергей Александрович с супругой Елисаветой Фёдоровной (сестрой царицы). После молебна, на который доставили главные московские чудотворные иконы, включая Иверскую, состоялся завтрак на 200 персон — главных акционеров. В морозный зимний день все пассажи были украшены гирляндами живых цветов, национальными флагами, играло несколько оркестров. Посмотреть на торжество пришли 60 тысяч покупателей1. К услугам клиентов было более тысячи магазинов, парикмахерская, зубоврачебный кабинет, гравёрная и ювелирная мастерские, отделение Московского Международного банка. Быстро завоевал успех ресторан «Мар1

Московский листок. 1893. 3 дек.

110

Верхние торговые ряды — ГУМ тьяныч». Его владелец Мартьянов был крупным акционером Рядов. Другим акционером и, одновременно, одним из двух директоров АО был Пётр Михайлович Калашников, которому принадлежал в Верхних рядах магазин в самом центре (возле фонтана). Здесь был лучший выбор швейцарских, немецких и американских часов в Москве, а также «музыкальных ящиков Пётр Михайлович Калашников новейшей конструкции». Калашников лично ездил за товаром — в Женеву на фабрики Аудемар, Бадолле, в Америку, чтоб купить в Бостоне часы «Валтгам» (так по-русски звучало название «Waltham», кстати, единственные часы, уцелевшие после гибели «Титаника», сейчас на аукционе стоят больше $30 000), в Берлин к «Адольфу Ланге с сыновьями». Особенно полюбилась Калашникову марка «Патек, Филипп и Ко» (Патек и Филипп владели фирмой друг за другом, и потому в XIX веке название фирмы писалось через запятую). Уж как он гордился, помещая «Патек Филипп» на первое место в каждом рекламном объявлении. Ведь из наших соотечественников часы этой марки носили и князья Щербатовы, и Лев Толстой (ещё с 1850-х годов), и композитор Чайковский, а из иностранцев — многие знаменитости, начиная с британской королевы Виктории и кончая Альбертом Эйнштейном. По официальным экспертным оценкам, и по сей день это «самые точные в мире часы». А ещё среди тысячи магазинов в Рядах были 25 ювелирных, 11 иконных, 7 чайных и кондитерских, 7 парфюмерных, 43 — по продаже тканей, 11 — белья и полотна, 11 — сукна, 43 — модной одежды, 2 меховых, 7 обувных, 10 — предметов интерьера, 8 — парчи и церковной утвари, 7 — сундуков и корзин...1 Да вдобавок, как и сейчас — шкафчики в проходах, где и шляпки, и подарки, и всякая мелочёвка... Трудная судьба выпала Рядам в советскую эпоху. В неблагополучные 1920-е годы Верхние торговые ряды получили новое имя ГУМ (государственный универсальный магазин). Торговля сразу после революции была скудная — в основном продавали яйца, которые в голод являлись основным источником белка для ослабевших москвичей. В годы НЭПа (1921–1931) торговля оживилась — стали работать антикварные лавки, куда бывшие за1

Путеводитель по Верхним торговым рядам на Красной площади в Москве. С. 23–24.

111

Коммерция житочные граждане несли остатки своей прежней роскоши, чтоб опять же купить съестного. Но изобилия товаров народного потребления не наблюдалось — основной ассортимент состоял из галош, однообразных кепок и дешёвых статуэток. Когда наступил сталинский тоталитаризм, в 1932 году ГУМ закрыли. Начальство решило, что недостойно, чтоб главная площадь страны — политический символ обновления — осквернялась соседством «пошлых витрин». А тут ещё и места под всякие правительственные учреждения в Москве катастрофически не хватало (ведь Москва вновь стала столицей только с 1918 года и приспособлена для бюрократии не очень-то была), так что ГУМ быстро закрыли и вселили туда чиновников. Через 20 лет, в начале марта 1953 года Сталин умер. Министр торговли А.И. Микоян 12 июля 1953 года энергично провёл через Политбюро решение о возрождении ГУМа. Все конторы выселили в течение нескольких дней, и уже в августе здание начали готовить под универмаг. Строила, можно сказать, вся Москва. Подрядчиком был выбран Метрострой. Пять тысяч строителей на время сняли с кольцевой линии метро (из-за чего этот объект задержался со сдачей на несколько месяцев) и перевели на реконструкцию ГУМа. С октября начался завоз оборудования и товаров. Были восстановлены и усовершенствованы существовавшие до 1917 года холодильные и тепловые системы, вентиляция была смонтирована с таким расчётом, чтобы «в течение часа трижды менять воздух во всех помещениях универмага»1. Четыре тысячи человек — продавцов, товароведов, техников — в экстренном порядке прошли переподготовку для работы в главном универмаге столицы. 24 декабря 1953 года ГУМ — помолодевший и свежий — вновь впустил толпы покупателей. И эти радостные толпы почти 60 лет заполняют ГУМ, невзирая на погоду, экономические кризисы и хитросплетения политической жизни.

Москва. Краткий путеводитель. [М., б.г. ] С. 45.

112

«Москва без бань — не Москва»: бани как предмет коммерческой недвижимости

«Блошка банюшку топила, вошка парилася, с полка ударилася», — гласит русская пословица. Есть и другое присловье: «Парься — не ожгись, поддавая — не опались, с полка не свались». Ходили в баню, как правило, по субботам, ну а те, кто не работали, и в другие дни. Общественные бани назывались «торговыми», то есть такими, где торговали банной услугой. Известный московский поэт второй половины XIX века Шумахер сочинял целые опусы, восхваляя банные удовольствия: В бане веник больше всех бояр, Положи его, сухмяного, в запар, Чтоб он был душистый и взбучистый, Лопашистый и уручистый... И залез я на высокий на полок, В мягкий, вольный, во малиновый парок, Начал веничком я париться, Шелковистым, хвостистым жариться1.

Говорили: «Баня парит, баня правит», то есть расправляет косточки, способствует кровотоку. Банные услуги были с лихвой востребованы как главный способ оздоровления населения, кстати, известный в России с XI века — упоминание о банях встречается у летописца Нестора. В парильне температура тела повышается до 38–39 градусов. Это ведёт к усилению окислительных процессов, а затем — к выведению вместе с потом шлаков. Капилляры расширяются, кровеносная система начинает работать интенсивно, и в результате улучшается кровообращение. А ещё, как писал 1

Цит. по изд.: Гиляровский Вл. Москва и москвичи. М., 1983. С. 273.

113

Коммерция

Русские бани. 1800-е. Офорт М.Ф. Демам-Демартре

Владимир Гиляровский, в банях специальные «бабки» исправляли вывихи, заговаривали грыжу, правили животы, накладывая горшок. В русской бане издревле средоточием была парная с влажным паром. Калильная печь в парной может быть с булыжником, и тогда она называется «каменка», с ядрами или чугунным боем, и тогда называется «чугунка», а то и в виде опрокинутого котла с завернутыми краями, и тогда называется «колодою». Веники для распарки тела, которыми охаживали себя сами или просили пособить товарищей по парной, ценились березовые и дубовые. Полезны для кожи как обладающие дезинфекционным эффектом. Да и сейчас они продаются в супермаркетах в красивой обертке — например, дубовые веники по три евро штука в «Стокманне». Старейшие русские летописи упоминают о банях у восточных славян, и в частности, содержат душераздирающий рассказ о том, как княгиня Ольга, правившая в Киеве в середине Х века, изощрённо отомстила древлянам за смерть своего мужа — князя Игоря. История была такая... Сын легендарного Рюрика князь Игорь присоединял к своим владениям всё новые и новые земли. Покорились ему и древляне. Чтобы Киевская Русь укреплялась, Игорь ежегодно объезжал покорённые племена и собирал дань. Так он уверенно и успешно правил 33 года. Но спокойствие

114

«Москва без бань — не Москва» оказалось обманчивым — когда он попытался дважды взять дань с древлян, они зверски убили его. Правительницей стала жена Игоря княгиня Ольга. Властная и упорная уроженка Пскова, она продолжила территориальную экспансию. Но в душе Ольги зрел зловещий план мести за смерть любимого мужа. На поминках по её приказу опоили и умертвили пять тысяч древлян. Чтоб умилостивить Ольгу, вождь древлян решил жениться на ней. Первую делегацию послов Ольга не приняла, сказав: «Пусть приедут для сватовства самые знатные». Тогда приехали со сватовством от вождя 50 человек из древлянских «сливок общества». Ольга велела им помыться в бане, перед тем как они предстанут перед ней. Ничего не подозревавшие посланцы пошли в баню, разнежились... И в этот момент баню по приказу княгини Ольги подожгли. Так сгорела заживо вся древлянская элита1. Ясно, что после такого княгинюшке никто слова поперёк не смел сказать. Разумеется, бани выдумали не у нас в России. Это то изобретение, которое возникло сразу в нескольких местах, потому что человек — существо физически хрупкое и незащищённое. Баня же — это то, до чего люди додумались как до важнейшего средства оздоровления, уничтожения микробов, выведения из организма вредных веществ. Самые знаменитые в мире бани возникли в трёх географических точках — в античном Риме, на мусульманском Востоке и на Руси. В Древнем Риме было до 800 общественных бань. Сюда приходили из многоэтажных домов патриции и простолюдины. Можно было и помыться, и попариться — во влажных парных с температурой 50–60 градусов. На Востоке бани отличались изысканным ритуалом — в бассейны добавлялись цветочные лепестки, банщики намыливали клиентов, разминали им косточки, массируя всё тело, а после прекрасные девушки растирали помывшихся (и мужчин, и женщин) благовонными маслами. С Востока ритуал мытья пришёл в Западную Европу, но в XVII–XVIII веках бани были запрещены. Их стали считать рассадником инфекций, прежде всего сифилиса, захлестнувшего Париж, Мадрид и другие крупные города. После закрытия бань Западная Европа поневоле погрузилась в грязь и вонь, и это продолжалось до начала XIX века. Кстати, есть мнение, что новый интерес к баням пришёл в Европу вместе с победным походом русской армии в конце войны 1812 года. Немцы и французы заметили, что русские постоянно пользуются баней — и Здесь и далее приведены данные из изд.: Бломквист Е.Э. Крестьянские постройки русских, украинцев и белорусов // Восточнославянский этнографический сборник. Т. 31. М., 1956. С. 63, 64, 92, 96, 337–347.

115

Коммерция стали устраивать их у себя, вначале в Берлине, а затем в Швейцарии и Франции. У нас же в России бани изобрели не из-за жары, а из-за холода. Любую простуду прежде всего лечили в бане. Побывавшего в России в 1588 году английского врача и учёного Джайлса Флетчера поразили две вещи. Во-первых, мороз — Флетчер даже сказал, что «от одного взгляда на зиму в России можно замёрзнуть». А во-вторых, то, как много русские едят, а после еды напиваются допьяна. Флетчер разбирался в медицине и отметил: «Из-за такой пищи они могли бы часто болеть, но они ходят два или три раза в неделю в баню, которая им служит вместо всяких лекарств»1. Абсолютно все иностранцы — англичане, немцы, голландцы и итальянцы — отмечали любовь русских к бане и купанью. В путевых заметках они писали, что все русские моются не реже одного раза в неделю. В Москве банный промысел всегда ценился особо, являясь тем очагом национальной самобытности, где персональные характеристики в голом виде нивелируются, и в банном ритуале всё существо растворяется в живой ткани традиционной культуры, мало претерпевшей изменения в течение столетий. (Иногда, правда, наши соотечественники не соблюдали осторожность, в результате чего, например, за шесть лет, в 1825–1831, в Москве по «слепой неосторожности» произошло пять случаев с летальным исходом: «Род смерти, быть может, в одной только России встречающийся, — шесть человек запарились в бане: трое из них мёртвые сняты с полков, а трое других умерли в кухонных печах…»2.) Немудрено, что трепетное чувство русского человека к бане имело и имеет эквивалент в прозаической сфере рыночных связей. При хорошо поставленном деле бани неизменно были предприятием со стабильным доходом и в качестве коммерческой недвижимости являлись достойным вложением капиталов. Обратимся к ситуации столетней давности. О роли бань немало говорит тот факт, что в Москве было девять Банных переулков и два Банных проезда в разных местах города. Разумеется, что название они получали по имеющимся там баням. К 1825 году в Москве, по отчётам Градской думы, было 32 заведения «торговых бань» на 239 383 жителя3. Флетчер Дж. О государстве Русском // Проезжая по Московии / под ред. Н.М. Рогожина. М., 1991. С. 28, 134. 2 Андроссов В. Статистическая записка о Москве. М., 1832. С. 97. 3 Гурьянов И. Изъяснение к плану города Москвы, изданному 1825 года; с показанием всех храмов, казенных и общественных зданий, улиц, переулков, рынков и площадей; с сокра1

116

«Москва без бань — не Москва» Банный промысел был делом беспроигрышным. Здесь срабатывал принцип мелочной торговли — ведь известно, что на рынке торговцы на пучках зелени чаще зарабатывают больше, чем на таких дорогостоящих товарах, как мясо и рыба. Даже после появления доходных домов, где в квартирах имелись ванные, по старой традиции москвичи продолжали посещать бани. Да и сами бани были рассчитаны на разную публику — и на толстосумов, и на бедняков. Посещение бани в начале XIX века стоило две копейки. На рубеже XIX–XX веков вход в так называемые простонародные (самые дешёвые) отделения бань стоил 5 и 10 копеек, в более дорогие — по 30 и 50 копеек. Были семейные отделения, также по 30 копеек. Примечательно, что цена на банные услуги, например, с 1895 по 1915 год оставалась неизменной, хотя инфляция в это время была ощутимой. По статистике, в 1895 году в Москве было 40 банных заведений, принадлежавших 34 владельцам, в 1905 году — 47 заведений, принадлежавших 44 владельцам, в 1914 году — 64 заведения, принадлежавших 58 владельцам. Что же за люди были владельцы бань? О, народ это был разный — от расчётливых дельцов до романтиков помывочного дела. И немаловажно было, чтобы здание для бань было рядом с водой, желательно на берегу реки, потому как на каждого клиента требовалось минимум семь вёдер воды (это была минимальная санитарная норма до 1917 года, кстати, в советское время увеличенная до 15 вёдер). Так и располагались бани — вдоль Москвыреки, Яузы, а также мелких речек, но, согласно статье 413 Строительного устава, не вблизи жилой застройки — «дабы городским строениям не было от них опасности»1. Примерно треть банных заведений содержалась в зданиях, находившихся в собственности хозяев, две трети — в арендованных помещениях. Кстати, для владельцев недвижимости сдача помещения в аренду под бани была выгоднее, чем, скажем, сдача того же дома под квартиры. Например, после смерти Павла Михайловича Третьякова один из принадлежащих ему домов в Большом Голутвинском переулке унаследовали его дочери. Этот дом много лет арендовала под Якиманские бани семья Соколовых, сначала Евграф Ильич Соколов, затем его вдова, даже учредившая торговый дом «Соколова Анна, вдова с детьми». Бани размещались в двух небольших двухэтажных особнячках неподалёку от берега Москвы-реки. Доход был щённым обозрением сего города по части статистической, а равным образом с означением времени и места всех ежегодных Крестных ходов и общественных гуляньев. М., 1825.С. 59. 1 Цит. по изд.: Сытин П.В. История планировки и застройки Москвы: Материалы и исследования. М., 1972. Т. III. Пожар Москвы в 1812 году и строительство города в течение 50 лет. 1812–1862. С. 297.

117

Коммерция не очень большой — в сумме 7396 рублей в год1. Часть ее уплачивалась за аренду Третьяковым. Доходы от банной недвижимости чаще были больше этой суммы. Например, в 1900 году купец Иван Петрович Волков, арендовавший дом Кирикова на Всехсвятской, устроил своё дело с большим размахом, и его доход составлял 28 488 рублей в год. Банное дело было настолько удачным с точки зрения доходности, что с изменением структуры хозяйственной жизни и появлением паевых и акционерных компаний устройством бань не пренебрегают коллективные предприниматели. На Большой Грузинской, 31, строит для бань чудесное здание в стиле модерн по проекту знаменитого архитектора Г.А. Гельриха «Московское торгово-строительное акционерное общество». Доход этих бань просто великолепный — почти 25 тыс. рублей в год. У «Общества» эти бани перекупает Сергей Семёнович Прусаков. Вскоре он умирает, и дорогостоящее здание «Прусаковских бань» (стоимость всей недвижимости Прусакова, согласно страховке, составляла 522 150 рублей, — сумма гигантская в 1900 году2) переходит к его наследникам. Но наследники не ведут дела сами, считая вполне выгодным сдавать банный комбинат в аренду Николаю Владимировичу Наумову. К чему здесь приведён этот пример? А к тому, что и арендная плата была жирным куском для домовладельцев, составляя 30–50% чистого дохода (чистого от всяких отчислений в пользу городской казны, оценщики которой весьма ретиво следили за тем, чтобы утайки средств не было, ведь «муниципалы» ничтоже сумняшеся забирали себе от 10 до 25% с суммы чистого дохода всех торговых предприятий — на содержание дворников и ночных сторожей, ремонт здания и очистку дымоходов, вывоз снега и мусора, содержание в исправности тротуара, на уплату страховки и т. д.). Из других коллективных владельцев небезынтересно в плане коммерческой банной деятельности некое «Московское еврейское общество», содержащее бани в Садовниках, в арендуемом у княгини Варвары Михайловны Шаховской доме. Варвара же Михайловна получала немалую часть с дохода в 16 тыс. рублей. Ещё разок для читателей обмолвлюсь, что за 2500 рублей можно было купить чудо техники автомобиль «Форд» американской (как говорили в 1980-х годах, «родной» — другой в начале XX века просто не было) сборки. Здесь и далее приведены сведения из изд.: «Вся Москва» на 1903 год; Свод результатов общей оценки недвижимых имуществ в Москве 1900–01 гг. М., 1901. 2 Список членов Московского городского общества взаимного от огня страхования (составлен на 1 января 1900 года). М., 1900. С. 41. 1

118

«Москва без бань — не Москва» С развитием коммунального хозяйства появились бани, находившиеся в муниципальной собственности. Такими, например, были Зачатьевские, представлявшие собой целый комплекс на Пречистенской набережной. Они находились напротив Бабьегородской плотины, а в этом месте вода считалась очень хорошей, и не случайно водопровод отсюда был проложен на Неглинный проезд к Сандунам. В Зачатьевских банях цены были, как и в большинстве заведений, 5, 10 и 30 копеек, однако доход шёл в городской бюджет. В городе было несколько настоящих лидеров в банном деле: династия Бирюковых (четыре заведения), Надежда Михайловна Бурова (два заведения), Иван Николаевич Малышев (три заведения), Сидор Корнеевич Кузнецов и Фёдор Фёдорович Стрельцов (по два заведения). Действовали они с размахом, владея несколькими заведениями одновременно, на полученные барыши выкупая и покупая недвижимость для того, чтобы устроить новое, милое их сердцу банное предприятие, где под шелест струй воды и шёпот мыльных пузырей капают пятачки и гривеннички, округляясь за год в сумму до нескольких тысяч рублей. Пётр Фёдорович Бирюков родился в 1825 году. Откуда он появился в Москве — установить не удалось, но говорили, что выбился в хозяева из простых банщиков. Так ли это или нет, но в 1865 году подкопил он достаточно деньжат, чтобы поступить во вторую гильдию московского купечества. Прожил он почти до 80 лет, из них вторую половину жизни — в купцах. Имел уважение среди коммерсантов — не раз выбирали его заседать от купечества в Сиротском суде, в Совете детских приютов1. Итогом сорокалетней трудовой деятельности явились три собственных банных заведения — одно на Пресне, другое на Таганке и третье на Самотёке. Причём здания первого и третьего заведений Бирюков выкупил в собственность. Бани на Самотёке после приобретения в собственность в 1893 году были отремонтированы с устройством душевых с тёплой водой. Вода в заведение подавалась москворецкая. Цены были доступными: в общем отделении по 5 и 10 копеек, в отдельных номерах от 50 копеек до полутора рублей. Газета «Московский листок» в сообщении об открытии обновлённых бань сообщала: «Бани удовлетворяют всем требованиям опрятности и гигиены»2. В общей сложности три заведения имели доход до 25 тыс. рублей в год. После смерти П.Ф. Бирюкова дело продолжила вдова Клавдия Павловна. Банным хозяином был и сынок Бирюкова Алексей Петрович, который заСправочная книга о лицах, получивших купеческие свидетельства по г. Москве на 1895 г. М., 1895. С. 74. 2 Московский листок. 1893. 19 дек. 1

119

Коммерция вёл самостоятельное дело на Пресне, «у Пресненского моста». А старший Бирюков был не только «банщиком». Средства из прибылей он охотно вкладывал в покупку недвижимости, а ту, в свою очередь, сдавал под бани известным ему людям. Поэтому в Москве имелось ещё несколько бань в «бирюковских» домах — в Хамовниках, на Смоленской. «Банных дел мастер» мог достаточно высоко подняться по социальной лестнице. Иван Николаевич Малышев, владелец банных заведений на Третьей Мещанской и на углу Алексеевской и Красносельской, начал с выборной должности церковного старосты Старо-Екатерининской больницы, а потом пошёл выше и избирался на престижный пост депутата Московской городской думы аж четыре раза — с 1893 по 1908 год1. Депутатом мог стать только общественно активный москвич, владеющий недвижимостью, а у Ивана Николаевича недвижимость была «неслабой» и оценивалась в 104 тыс. рублей. Кроме бань в принадлежащих ему домах, он имел немалый размах и как арендатор — его бани на Неглинном проезде, в доме Пегова, приносили ему в год 42 тыс. рублей чистого дохода. Кстати, по некоторым непроверенным (из-за недостатка документов) данным, в купечество Малышев переписался «из валдайских мещан» — а на Валдае знатные традиции парных, так что приезжие охотники и рыбаки пьют по паре-тройке дней горькую, отмечая вольную мужскую жизнь на природе, а потом после нескольких часов банного антракта возвращаются в человекообразное состояние с помощью местных банщиков (слышано от московского бизнесмена Е.М. в прошлом году). Вот, правда, банный бизнес оказался для Малышева нелёгким. Модернизация банного предприятия обернулась нервотрёпкой, когда в 1905 году взорвался плохо отремонтированный паровой котёл. Получивший ожоги машинист котельной Петров скончался в больнице, а кочегар Даманов стал инвалидом. Три года шло расследование. Весь 1908 год и начало 1909-го прежде успешного предпринимателя и экс-депутата Московской городской думы таскали по судам. Московский окружной суд признал Малышева виновным в нарушении правил о паровых котлах, утверждённых 30 июля 1890 года Министерством финансов (департамент которого заведовал торговлей и промышленностью). Нарушение правил выразилось в том, что Малышев приказал пустить котёл в работу без предварительного осмотра и испытания. Малышев не был посажен с тюрьму только по причине рака желудка и печени, диагностированного в 1909 году, и последующей кончины2. Справочная книга о лицах, получивших купеческие свидетельства по г. Москве на 1895 г. С. 168. 2 ЦИАМ. Ф. 131. Оп. 2. Д. 547. Л. 60–62. 1

120

«Москва без бань — не Москва» И вот, наконец, мы, виртуально гуляя по разным московским местностям, подошли к Неглинному проезду — священному месту для патриотов русской бани. Здесь размещаются знаменитые Сандуны. Кстати, не парадокс ли это московской жизни — на коротком протяжении Неглинного имелись в конце XIX века целых три больших банных заведения (бани Малышева, Хлудовские и Сандуны), и все три высокоприбыльные: Малышев клал в свой карман 42 тыс. рублей, Хлудовы — 41 тыс. рублей, а владелица Сандунов Фирсанова — 65,2 тыс. рублей ежегодно? Это говорит о том, что посещение серьёзного банного заведения было сродни культурному мероприятию. Центральные бани наследниц ХлудоНо до того, как надолго погру- вых. Главная лестница. Архитектор зиться в банную негу Сандунов, Л.Н. Кекушев. Конец 1890-х годов завернем на Театральный проезд. Здесь, напротив гостиницы «Метрополь» почти сто лет находились Центральные бани. Кстати, вспомнилось вдруг, что бывала я здесь двадцать пять лет назад в банях (с мраморными лавками в мыльне), а лет десять назад — в ресторане «Серебряный век». Дело, конечно, личного вкуса, но бани понравились го-ораздо больше, чем ресторан — в банях были благость и уважение за какую-то мизерную в середине 1980-х годов сумму. Здание Центральных бань (до 1917 года — Хлудовских) принадлежало четырём московским сёстрам-миллионершам — дочерям текстильного фабриканта Герасима Хлудова. Сёстры сдавали бани в аренду двум предприимчивым управляющим, действовавшим под вывеской торгового дома «Виноградов И.Н. и Кузнецов Ф.П.». Бани были сданы сёстрами Хлудовыми в аренду, а не управлялись самолично, поскольку являлись побочным бизнесом для семьи, сколотившей капиталы в текстильной отрасли. Стоит напомнить историю отца сестер Хлудовых — мануфактур-советника Герасима Ивановича (1821–1885), владельца крупнейшей бумагопрядильной фабрики, основанной отцом промышленника ещё в 1845 году в г. Егорьевске Рязанской губернии. Жур-

121

Коммерция нал «Исторический вестник» в одном из очерков писал в 1893 году: «Дом свой Герасим Иванович вёл на самую утончённую ногу, да и сам смахивал на англичанина. У него не раз пировали министры финансов и иные тузы финансовой администрации. Сад при его доме, сползавший к самой Яузе, был отделан на образцовый английский манер и заключал в себе не только оранжереи, но и птичий двор, и даже зверинец». Хлудов был известным московским коллекционером, в его собрании были живописные полотна русских художников Перова, Федотова, Капкова, Риццони, Айвазовского. Хлудовых никак нельзя было причислить к «тёмному царству». Семья Герасима Ивановича Хлудова прославилась широкой благотворительностью, причиной которой многие современники считали трагедию самой семьи. Кроме четырёх взрослых дочерей, в семье Герасима Ивановича любимым ребёнком был младший сын Павел. Когда Павел внезапно скончался в возрасте 22 лет, то горю родителей не было предела. О смерти наследника миллионного состояния ходили разные слухи: одни говорили, что он был неизлечимо болен, другие считали, что родители избаловали сына до предела, мало контролировали его, когда он обучался коммерции в Лондоне, и разгульная жизнь на широкую ногу свела юношу в могилу. Лишившись наследника по мужской линии, Г.И. Хлудов не оправился от потрясения и вскоре умер. По духовному завещанию Герасим Иванович передал в ведение Московского купеческого общества полмиллиона рублей, на которые в мае 1888 года был открыт дом призрения имени Г.И. Хлудова. Он включал богадельню на 80 человек и дом бесплатных квартир на 150 вдов с сиротами1. После смерти Герасима Ивановича с 1886 года одну из старейших московских текстильных фирм возглавили четыре его дочери: Клавдия Вострякова, Любовь Лукутина, Александра Найденова и Прасковья Прохорова. Примечательно, что, за исключением Лукутиных, все матримониальные связи происходили в среде представителей текстильного бизнеса, что взаимно укрепляло положение обеих породнившихся сторон. Они же наследовали капиталы. Но вернёмся к баням. Хлудовские бани предназначались для публики разного достатка, ценящей комфорт. Цены начинались с пяти копеек в «простонародных банях» и доходили до 10 рублей в «нумере» о трёх комнатах. В «дорогом» женском отделении за 30 копеек комнаты отдыха были разделены высокими резными спинками диванов на уютные отсеки с туалетными столиками, зеркалами. Диваны эти дожили до закрытия бань в начале 1990-х годов. А вот «благоСм.: Двадцатипятилетие дома призрения бедных в Москве мануфактур-советника Герасима Ивановича Хлудова. М., 1916. 1

122

«Москва без бань — не Москва» родные» занавеси-драпри остались только на исторических фотографиях. В мужском отделении за 50 копеек имелся зал отдыха в мавританском стиле — диваны с бархатными подушками, ажурные медные светильники, восточные инкрустированные резные столики на восьми ножках. При развитом воображении любой клиент мог вообразить себя султаном или хотя бы его сподвижникомвизирем. Хлудовские бани приносили 41 тыс. рублей дохода в год. Вторым легендарным москов- Центральные бани наследниц Хлудовых. ским банным заведением, наряду с Женский кабинет для раздевания отЦентральными банями, были Сан- деления по 30 коп. Конец 1890-х дуны — тут завсегдатаями были миллионеры, и сюда приглашали великих князей во время их визитов в первопрестольную — приглашали, чтобы приобщить августейших особ к московской экзотике. Известная художница Серебряного века Маргарита Сабашникова (первая жена поэта Максимилиана Волошина, ученица Ильи Репина и последовательница антропософа Рудольфа Штейнера) писала в своих мемуарах «Зелёная змея», что Сандуновские бани по пышности убранства и по величине превосходили римские термы Каракаллы. «В громадном мраморном зале, в клубах пара видны голые фигуры, усердно растирающие сами себя или с помощью банщиц, на которых тоже ничего нет, кроме маленьких фартучков. В русских народных банях люди хлещутся берёзовыми вениками; их заготовляют летом, а под воздействием горячего пара сухие листочки разбухают. Моя мать находила, что дома в ванне невозможно вымыться так, как в бане, и требовала, чтобы мы туда ездили»1. Напомним, что Сабашникова была дочерью богатого золотопромышленника. Сандуновские бани получили своё название по фамилии их первого владельца — знаменитого московского актёра-комика, неподражаемого в роли слуг и приказчиков, Силы Николаевича Сандунова (который утверждал, что происходит от грузинских аристократов Зандукели). Сандунов устроил бани в 1802 году, скупив владения-маломерки в квартале, ограниченном Неглинным проездом и Звонарским переулком (размер владения в результате составил почти 10 000 кв. метров). Сандунов сдавал бани 1

Волошина Маргарита. Зелёная змея. История одной жизни. С. 61–62.

123

Коммерция в аренду содержателям. Например, пару десятилетий в 1860–1870-х годах, содержателем бань был купец Андрей Васильевич Ламакин, дед и отец которого вышли из подмосковных крепостных «капитана Бутурлина» и содержали бани на Самотёке с 1811 года. При Ламакине Сандуновские бани не блистали роскошью. Петр Иванович Щукин писал: «О благоустроенных торговых банях, вроде нынешних Сандуновских и Центральных, в то время и понятия не имели. Так, в прежних Сандуновских банях мужское „дворянское“ отделение, куда мы ездили с отцом, состояло всего из трёх небольших комнат: раздевальной, предбанниСандунов (Зандукели) Сила Николаевич ка и парильни. В раздевальную вёл с улицы нетопленый коридор, вследствие чего в зимнее время при открытии двери из коридора в раздевальную врывался столбом холодный пар. Диваны в раздевальной были покрыты простынями сомнительной чистоты. Висящая посередине потолка лампа немилосердно коптила. Для общего пользования на подоконнике стояла помадная банка без крышки, и можно было видеть, как мальчишка-слуга грязными руками напомаживал голову какому-нибудь купцу»1. Правда, не всё было столь безнадёжно, потому что «в отдельных номерах Сандуновских бань московскому генерал-губернатору князю В.А. Долгорукову, миллионеру Козьме Терентьевичу Солдатёнкову и богатым невестам подавали серебряные тазы и шайки»2. В 1869 году бани приобрёл торговец «деревянным» товаром Иван Григорьевич Фирсанов3. Деньги у него водились неплохие, потому что занимался он поставками дров и «лесного матерьяла» в казармы по казённым заказам и доставкой своего товара в Петербург по Николаевской железной дороге. Здесь и честный человек мог бы поживиться, а если смекалистый, то и тем более. Был Иван Григорьевич хорош собою и ладен, 1 2 3

Щукин П.И. Воспоминания. Из истории меценатства в России. М., 1997. С. 11–12. Там же. С. 12. О Фирсанове см. также с. 78 этой книги.

124

«Москва без бань — не Москва» недаром происходил из серпуховского купеческого рода. Уверен был в себе — только держись, и высокая самооценка не замедлила сказаться на везении. Деньги плыли к нему. Ещё до реформы 1861 года начал он скупать у оскудевающего дворянства поместья с хорошим лесом. А на прибылях с «дровяного товара» разживался недвижимостью в Москве, купил дом на Малой Дмитровке. Поставки в казармы исполнял аккуратно, и когда с 1864 года стала в Москве развивать хозяйство городская дума, то И.Г. Фирсанов стал поставщиком-подрядчиком дров для городских зданий. А потом и вовсе — умер его старший безнаследный брат Семён и оставил ему десять домов, включая усадьбу на Никитском бульваре и угловой участок на Арбате с трактиром «Прага» (московские обыватели по-свойски называли его более понятным сло- Вера Ивановна Фирсанова вом «Брага»)1. Этот рассказ о Фирсанове только присказка, а сказка-то будет впереди. Увлечённый накоплением богатства Иван Григорьевич долго оставался холостяком. В 44-летнем возрасте он женился на дворянке-сироте, пансионерке из Института благородных девиц Александре Николаевой, на 25 лет моложе его. В 45 лет Фирсанов стал отцом и свою единственную дочь Веру баловал и любил без памяти2. Верочка выросла красивой девушкой. В первый раз она вышла замуж в 1881 году, в семнадцать лет, за банкира Владимира Воронина, как говорили, чтобы вырваться из-под гнёта отца. Фирсанов умер через год после свадьбы дочери, и смерть его была ужасной. Свои банковские документы и драгоценности он хранил дома в сейфе, ключ от которого держал под подушкой. Постепенно все стали замечать, что мысль о ключе от сейфа стала причиной психического расСм.: Адрес-календарь города Москвы, изданный по официальным сведениям на 1874 год. М., 1874. 2 Варенцов Н.А. Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое. С. 535. 1

125

Коммерция стройства Фирсанова. По свидетельству мемуариста, «он перед началом агонии вскакивал, оглядывал безумными стеклянными глазами всех присутствующих и с болью и страхом на измученном лице схватывал ключ, стараясь запихнуть его в нос»1. Получив от отца многомиллионное состояние, безудержная Вера Ивановна решила уйти от мужа — отношения с банкиром Ворониным, за которого она вышла под нажимом властного родителя, оказались ей в тягость. Но развод до 1917 года по закону был возможен только в случае измены одного из супругов. Статья 44 Законов гражданских гласила: «Брак может быть расторгнут… по просьбе одного из супругов в случае доказанного прелюбодеяния другого супруга»2. Верочка предложила мужу отступного — говорили, что астрономическую сумму в миллион рублей, — чтобы он взял вину на себя. Развод состоялся, но покоя Фирсанова не нашла. Ей хотелось бурной жизни, и за собственные деньги она её устроила. Ходили слухи о вечеринках в стиле «афинских ночей» (на участниках минимум одежды), да что только не говорили, но, может быть, и от зависти придумывали. Наконец, сменив ряд известных актёров и жуиров (в числе их, по слухам, был премьер Малого театра, звезда сцены Павел Ленский из княжеского рода Оболенских), к тридцати годам Вера Ивановна нашла, наконец, мужчину своей мечты. Это был петербургский красавец-корнет, сын генераланачальника Петропавловской крепости Алексей Гонецкий. Дворянский род Гонецких был известен с XVI века, и, надо думать, что для потомицы серпуховских купцов это обстоятельство затмевало все её собственные миллионы. В 1892 году Вера Ивановна вышла замуж за Гонецкого. Абсолютно доверяя мужу, она, как впоследствии было зафиксировано в деле Секретного отделения Канцелярии московского генерал-губернатора, «выдала ему полную доверенность на управление её делами, с правом залога и продажи имений и перевела на его имя по дарственной свой благоприобретённый дом и по купчей, без получения цены, своё родовое имение, Сандуновские бани в Москве»3. Вере Ивановне Фирсановой и обязаны Сандуновские бани своей, можно сказать, мировой славой, затмившей славу Сандунов во времена пушкинской и грибоедовской Москвы. Как показала жизнь, переводить имущество на мужа, даже по большой любви, категорически не следовало. Любовная идиллия продлилась шесть лет, Варенцов Н.А. Указ. соч. С. 536. Тютрюмов И.М. Законы гражданские (Свод законов, т. Х, ч. I, изд. 1900 г.) с разъяснениями Правительствующего сената и с комментариями русских юристов, извлечёнными из научных трудов по гражданскому праву. Т. I. СПб., 1905. С. 7. 3 ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 89. Д. 67. Л. 2. 1

126

«Москва без бань — не Москва» а в 1898 году Вера Ивановна, принёсшая в дар супругу свои миллионы, была шокирована известием о том, что муж завёл связь с другой женщиной и уехал с новой подругой в путешествие по Европе, где ведёт расточительный образ жизни. По словам В. Гиляровского, Гонецкий, «пользуясь постройкой бань... в какие-нибудь несколько месяцев обменял на банковские чеки, подписанные его женой, свои прежние долговые обязательства, которые исчезли в огне малахитового камина». Прежде Вера Ивановна безгранично доверяла мужу. Ей казалось, что он всецело стоит на страже её коммерческих интересов. Ведь, по легенде, именно Гонецкий был ини- Мавританский дворик Сандуновских циатором постройки великолеп- бань. Архитекторы Б.В. Фрейденберг ного нового здания Сандуновских и С.М. Калугин бань. Он решил, что надо завести в Москве неслыханные по роскоши и прибыльности бани, и заразил своей идеей Веру Ивановну. Говорили, что молодая пара совершила несколько дорогостоящих путешествий по Европе, чтоб изучить постановку банного дела в разных странах1. Новое здание бань (а фактически — делового центра с банями) возводилось в течение двух лет по проекту архитектора Бориса Фрейденберга и было открыто в мае 1896 года. Сандуновский комплекс включал восемь строений (девятое — гараж для автомобилей клиентов — появилось в 1910 году). Недвижимость была застрахована в Первом российском страховом обществе на сумму 1 215 000 рублей2. Так Вера Ивановна успешно инвестировала свои капиталы в полную перестройку по новейшим строительным технологиям комплекса бань и торгового пассажа, сделав эти помещения лучшими в городе и привлекательными для арендаторов. Один корпус был жилым — с роскошными магазинами (велосипеды, нотный Юргенсона, обувь, мебель, металлические венки) внизу и с дорогими пятикомнатными «барскими» квартирами наверху. Самую дороГиляровский Вл. Москва и москвичи. М., 1983. С. 259–260. Здесь и далее: ЦИАМ. Ф. 179. Оп. 62. Д. 16146. Об оценке владения В.И. Фирсановой по Неглинному проезду, Сандуновскому и Звонарскому переулкам. 1900–1913 гг. Л. 1–22об. 1

127

Коммерция гую квартиру в 11 комнат и платой 5 тыс. рублей в год после развода заняла сама Вера Ивановна. Остальные семь зданий относились к хозяйству бань. В одном корпусе помещались мужские и женские бани по шесть копеек (на 300 и 125 человек), по 12 копеек (на 140 и 110 человек) и мужские бани по 50 копеек (на 100 человек). В другом — «нумерные» бани. Каждый из 24 «нумеров» Мыльня «дворянского» (50-копеечного) представлял собой трёхкомнатный отделения Сандуновских бань блок с собственной парной, ванной, душем. Здесь цена посещения была от 40 копеек до пяти рублей. Невесты из богатых семей ходили сюда перед свадебной церемонией, и говорили, что поливали их «на счастье» из серебряных шаек. В Сандунах имелись два бассейна: один — к 50-копеечным (6 на 12 м), другой — к простонародным баням. Ещё в трёх домах размещались технические службы — собственная электростанция, водораспределитель на новейшем оборудовании, кладовые и ремонтные мастерские. Отделка бань выполнялась с особой тщательностью и из наилучших материалов: итальянского и норвежского мрамора, плитки и кафеля из Англии, Германии и Швейцарии. Стена бассейна 50-копеечного отделения была украшена мозаичным панно с видом Флоренции, по заказу Гонецких изготовленным в знаменитой петербургской мастерской Фроловых. Обманутая Вера Ивановна поняла, что её супружеские дары оказались напрасны. Имущество надо было срочно спасать. Обратившись к знаменитому московскому адвокату Фёдору Никифоровичу Плевако, она по его совету написала прошение императору Николаю II с просьбой оказать покровительство по имущественным делам. Она выставила претензию к Гонецкому на 2 млн 700 тыс. рублей и ходатайствовала, чтоб на самом высоком уровне было принято решение о недействительности безденежной купчей и дарственной и возврате ей имущества. Основанием для ходатайства адвокаты Веры Ивановны во главе с Плевако выставили «нанесение оскорбления её супружескому праву»1, поскольку эта формула могла служить основанием для применения нормы гражданского права, предусматривавшей «возвращение дара в случае 1 ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 89. Д. 67. Дело Секретного отделения по ходатайству жены поручика Веры Гонецкой об оказании ей покровительства по имущественному её делу. Л. 2об.

128

«Москва без бань — не Москва» явного непочтения со стороны одаренного». Статья 974 Законов гражданских гласила: «Дар, принятый тем, кому он назначен, к дарителю не возвращается; но если принявший дар учинит покушение на жизнь дарителя, причинит ему побои или угрозы, или вообще окажет ему явное непочтение, то даритель имеет право требовать возвращения подаренного»1. Измену мужа можно было расценить как «причинение безчестия», что служило юридическим основанием возвращения дара. Дело передали на экспертизу в Министерство юстиции, но глава этого ведомства не поддержал просьбу оскорблённой жены, отметив, что «не усматривает оснований к рассмотрению дела в исключительном порядке, так как ходатайство Гонецкой должно подлежать всестороннему рассмотрению судебных мест, если муж просительницы действительно будет объявлен несостоятельным должником, и если кредиторы предъявят права свои к имуществу, переданному мужем жене по дарственным записям, — чего, однако, до сих пор не последовало»2. Спасение имущества осложнилось, но Фирсанова-Гонецкая не сидела сложа руки. Она дошла до московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича (дяди императора Николая II). Сергей Александрович от своего имени написал письмо министру внутренних дел Сипягину в Петербург. Делу ещё раз был дан ход. Вскоре последовал развод. В процессе скандально громкого расставания Фирсанова получила назад свои бани, а также пассаж «Петровские линии» (годовой доход с которого в период 1906–1913 годов составлял от 107 до 152 тыс. рублей3). Заодно Вера Ивановна вернула себе и девичью фамилию. Формально Гонецкий возвратил имущество добровольно. Однако, по слухам, размер отступного и в этом случае был стандартным — один миллион рублей. После развода Гонецкий уехал в Южную Африку на англо-бурскую войну. Рассмотрим доходы с Сандуновского комплекса. С 1901 по 1913 год они выросли со 109 250 до 112 385 рублей в год. Из этой суммы примерно 60% шло с банного заведения, а 40% — со сдачи торговых площадей и квартир в трёхэтажном доме с фасадом по Неглинному проезду. Вернёмся ненадолго в XXI век. В наше время банное дело, побывав в состоянии упадка в 1990-х, кажется, набирает новые силы. Из 55 заведений, имевшихся в Москве в 1989 году, сейчас (на начало 2012 года) оста1 Тютрюмов И.М. Законы гражданские (Свод законов, т. Х, ч. I, изд. 1900 г.) с разъяснениями Правительствующего сената и с комментариями русских юристов. С. 433. 2 ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 89. Д. 67. Л. 3. 3 Там же. Ф. 179. Оп. 62. Д. 16233. Дело об оценке владения В.И. Фирсановой по Петровке и Неглинному проезду, дом 10/13. Л. 2–4.

129

Коммерция лось 30 общественных. Но возникло немало — почти три сотни — новых небольших заведений: и русских бань, и саун. В самых дешёвых саунах цена одного часа начинается с 400 рублей. В лучших Сандуновских — от 1100 рублей (для женщин) и от 2000 до 8000 рублей для мужчин (за отдельный номер цена ещё выше). Причём Сандуны работают круглосуточно! Надо надеяться, что этот сегмент коммерческой недвижимости будет жить и укрепляться, ведь любовь к бане, как ни крути, неистребимо вошла в нашу кровь в течение последней тысячи лет. Наученная горьким опытом Вера Фирсанова больше не вышла замуж. Благодаря доходам от недвижимости капиталы её продолжали округляться. В зрелом возрасте она имела репутацию меценатки и меломанки, приятельствовала с Шаляпиным. После развода она занялась благоустройством принадлежавших ей усадеб, располагавшихся в районе Петербургского тракта — между Сходней и Крюковом и стоивших свыше 195 тыс. рублей1. Фирсанова не только возвела на свои деньги платформу Фирсановская на 31-й версте Николаевской железной дороги, но также в 1914 году к столетию М.Ю. Лермонтова установила в своём имении Середниково памятник поэту (в память о том, что здесь Лермонтов жил у родственников Столыпиных летом в 1829–1832 годах)2. О том, как сложилась судьба Веры Ивановны Фирсановой после революции 1917 года, существуют только легенды. Лишившаяся всех своих богатств, она, по слухам, жила в комнате коммунальной квартиры на Арбате. Связи в театральном мире и помощь Шаляпина помогли ей вырваться в Париж, куда она уехала в середине 1920-х годов под видом костюмерши во время гастролей советских артистов во Франции. Здесь её следы затерялись, и можно только догадываться, как прошли последние дни этой легендарной московской богачки.

Памятная книжка Московской губернии на 1899 год. С. 493, 497; Справочная книжка Московской губернии (описание уездов). М., 1890. С. 32–33. 2 О В.И. Фирсановой см. также с. 169 этой книги. 1

130