Annotation История эта будоражит воображение уже не первое десятилетие. О ней написаны книги, сняты фильмы, ей посвящены тысячи страниц интернет-форумов и блогов. Авторы более двух десятков версий разной степени безумия и достоверности на протяжении десятилетий пытались вогнать странные и противоречивые события в прокрустово ложе собственной логики, отсекая то, что ей противоречило и добавляя то, что, по их мнению, добавить следовало. Но истинная картина случившегося вечером 1 февраля 1959 г. на склоне горы Холатчахль на Северном Урале так и не была установлена. И установить её, видимо, уже не удастся никогда. В этом очерке будет предпринята попытка проанализировать всю накопленную к 2010 г. информацию по факту загадочной гибели свердловских туристов на перевале Дятлова зимой 1959 г. Алексей Иванович Ракитин
1. Состав туристической группы. История похода 2. Начало поисковой операции. Общая хронология розысков. Обнаружение первых тел погибших туристов 3. Судебно-медицинское исследование тел Юрия Дорошенко, Георгия Кривонищенко, Зинаиды Колмогоровой и Игоря Дятлова 4. Что не увидели следователи. Огрехи начального этапа расследования 5. Дальнейшие поиски. Обнаружение тела Рустема Слободина 6. Судебно-медицинское исследование тела Рустема Слободина. Незаданные вопросы и неполученные ответы… 7. Когда же туристы ставили палатку на склоне Холат-Сяхыл? 8. Первоначальная версия следствия: убивали манси! 9. Что увидел эксперт: палатку разрезали изнутри 10. Новая версия следствия: Ахтунг! Ахтунг! Огненные шары в небе! 11. Финал поисковой операции: обнаружение тел Людмилы Дубининой, Семёна Золотарёва, Александра Колеватова и Николая Тибо-Бриньоля 12. Судебно-медицинское исследование тел туристов, найденных в овраге 13. Физико-техническая экспертиза. Прекращение расследования, закрытие уголовного дела 14. Про маленькие ушки большого зверя. КГБ и группа Дятлова: непредвзятый взгляд 15. Рейтинг безумия. Версии гибели группы Дятлова на любые вкус и цвет 16. Непредвзятый анализ событий на склоне Холат-Сяхыл во второй половине дня 1 февраля 1959 г. Объективность «фактора страха», влиявшего на принимаемые туристами решения 17. Кто убивал: значимые черты обобщённого портрета убийц на основании предполагаемой поведенческой модели 18. Последовательность событий на склоне Холат-Сяхыл в первом приближении 19. Необходимые уточнения… 20. Отступление от сюжета: некоторые фрагменты истории тайной войны стран НАТО против СССР в 50-х годах прошлого столетия 21. Понятие «контролируемой поставки» как комплексного оперативно-розыскного
мероприятия органов государственной безопасности (внутренних дел) 22. Возможные кандидаты 23. Подготовка группы Игоря Дятлова к походу в контексте версии «контролируемой поставки» 24. Поход глазами туристов. Коммуникативные отношения в группе Игоря Дятлова на основании анализа походных фотоснимков. Доказательство наличия у членов группы большего числа фотоаппаратов, нежели зафиксировано материалами уголовного дела 25. Несколько слов о странностях, необъяснимых и необъяснённых 26. Что и как происходило на склоне Холат-Сяхыл после 16 часов 1 февраля 1959 г. 27. Почему Рустем Слободин замёрз первым? 28. Смерть, идущая по следу… 29. Что было дальше? 30. Послесловие
Алексей Иванович Ракитин Смерть, идущая по следу… (Попытка историко-криминалистической реконструкции обстоятельств гибели группы свердловских туристов на Северном Урале в феврале 1959 г.) (интернет-версия) На представленный ниже очерк распространяется действие Закона РФ от 9 июля 1993 г. № 5351-I «Об авторском праве и смежных правах» (с изменениями от 19 июля 1995 г., 20 июля 2004 г.). Удаление размещённых на этой странице знаков «копирайт» (либо замещение их иными) при копировании данных материалов и последующем их воспроизведении в электронных сетях, является грубейшим нарушением ст.9 («Возникновение авторского права. Презумпция авторства.») упомянутого Закона. Использование материалов, размещённых в качестве содержательного контента, при изготовлении разного рода печатной продукции (антологий, альманахов, хрестоматий и пр.), без указания источника их происхождения (т. е. сайта «Загадочные преступления прошлого» ( http://www.murders.ru/)) является грубейшим нарушением ст.11 («Авторское право составителей сборников и других составных произведений») всё того же Закона РФ «Об авторском праве и смежных правах». Раздел V («Защита авторских и смежных прав») упомянутого Закона, а также часть 4 ГК РФ, предоставляют создателям сайта «Загадочные преступления прошлого» широкие возможности по преследованию плагиаторов в суде и защите своих имущественных интересов (получения с ответчиков: а) компенсации, б) возмещения морального вреда и в) упущенной выгоды) на протяжении 70 лет с момента возникновения нашего авторского права (т. е. по меньше мере до 2080 г.). © А. И. Ракитин, апрель 2010 — ноябрь 2011 гг. © «Загадочные преступления прошлого», апрель 2010 — ноябрь 2011 гг. Грамматическая правка: Павел Королёв (rexpk@mail.ru), 2010–2011 гг.
История эта будоражит воображение уже не первое десятилетие. О ней написаны книги, сняты фильмы, ей посвящены тысячи страниц интернет-форумов и блогов. Авторы более двух десятков версий разной степени безумия и достоверности на протяжении десятилетий пытались вогнать странные и противоречивые события в прокрустово ложе собственной логики, отсекая то, что ей противоречило и добавляя то, что, по их мнению, добавить следовало. Но истинная картина случившегося вечером 1 февраля 1959 г. на склоне горы Холатчахль на Северном Урале так и не была установлена. И установить её, видимо, уже не удастся никогда. В этом очерке будет предпринята попытка проанализировать всю накопленную к 2010 г. информацию по факту загадочной гибели свердловских туристов на перевале Дятлова зимой 1959 г. Спокойно и взвешенно (в стиле « murders.ru»!) мы разберём основные версии произошедшего, восстановим последовательность действий участников драмы, достаточно точно объясним логику, причинно-следственные связи и взаимную обусловленность внешне противоречивых событий. Мы очень близко подойдём к тому, чтобы назвать виновных… Хотя их имён и фамилий мы, всё же, назвать не сможем. Почему именно — станет понятно из содержания. Приглашаем наших читателей провести это расследование вместе с нами.
1. Состав туристической группы. История похода 23 января 1959 г. из Свердловска выехала группа туристов в составе 10 человек, которая поставила своей задачей пройти по лесам и горам Северного Урала лыжным походом 3-й (наивысшей) категории сложности. За 16 дней участники похода д.б. преодолеть на лыжах не менее 350 км и совершить восхождения на североуральские горы Отортэн и Ойко-Чакур. Формально считалось, что поход организован туристской секцией спортивного клуба Уральского Политехнического Института (УПИ) и посвящён предстоящему открытию 21 съезда КПСС, но из 10 участников четверо студентами не являлись. Кратко остановимся на персональном составе группы, поскольку в ходе дальнейшего повествования имена и фамилии этих людей будут упоминаться постоянно. Итак: — Дятлов Игорь Алексеевич, 1937 г.р., руководитель похода, студент 5-го курса радиотехнического факультета УПИ, высокоэрудированный специалист и, безусловно, талантливый инженер. Уже на 2-м курсе Игорь разработал и собрал УКВ-радиостанции, которые использовались для связи двух групп во время турпохода в 1956 г. по Саянам. Кстати, с этими радиостанциями был связан весьма неприятный для самолюбия Дятлова инцидент: при распределении весовой нагрузки между участниками похода Игорь завысил их вес на 3 кг. Сделал это он для того, чтобы ему в рюкзак не положили лишнего груза. Дятлов был пойман на лжи на третий день похода, изобличён и претерпел, должно быть, немало неприятных минут. Произошедшее, впрочем, вовсе не отменяет его безусловного инженерного таланта. Он являлся разработчиком малоразмерной печки, которая использовалась в походах в 1958-59 гг. и доказала свою функциональность. По некоторым сообщениям Дятлову, вроде бы, было сделано предложение остаться в УПИ после окончания института для продолжения научной работы. К 1959 г. Игорь имел немалый опыт дальних походов разной степени сложности и среди членов туристской секции спортклуба УПИ считался одним из самых опытных спортсменов. Знавшие Игоря люди говорили о нём как о человеке вдумчивом, не имеющим склонности к скоропалительным решениям и даже медлительном (но медлительном в том смысле, что он всегда поспевал не спеша). Дятлов являлся разработчиком маршрута, по которому группа отправилась в поход 23 января. Необходимо добавить, что Игорь ухаживал — и не без взаимности — за Зиной Колмогоровой, которая также приняла участие в этом походе; — Дорошенко Юрий Николаевич, 1938 г.р., студент факультета подъёмно-транспортных машин УПИ, хорошо подготовленный турист, имевший опыт продолжительных походов различной степени сложности. Одно время ухаживал за Колмогоровой Зиной, также являвшейся членом группы. Юрий ездил с девушкой в её родной город Каменск-Уральский, где был представлен её родителям и сестре. В дальнейшем их отношения вроде бы расстроились, но это не помешало Юрию сохранить добрые чувства как к Зине Колмогоровой, так и к своему более удачливому сопернику Игорю Дятлову; — Дубинина Людмила Александровна, 1938 г.р., студентка 3 курса инженерноэкономического факультета УПИ, с первых дней учёбы принимала активное участие в деятельности туристического клуба института, отлично пела, фотографировала, многие фотографии в зимнем походе 1959 г. сделаны именно Дубининой. Девушка имела немалый туристический опыт. Во время похода по Восточным Саянам в 1957 г. получила огнестрельное ранение ноги из-за случайного выстрела сопровождавшего студентов охотника, мужественно перенесла как само ранение, так и последующую (весьма болезненную) транспортировку. В феврале 1958 г. была старшей похода 2 категории сложности по Северному Уралу;
— Золотарёв Семён (Александр) Алексеевич, 1921 г.р., самый старший участник похода и, пожалуй, самая загадочная личность данного списка. Он просил называть его Сашей и потому во многих документах и воспоминаниях Золотарёв фигурирует именно под этим именем. На самом же деле он носил имя Семён и был выходцем с Северного Кавказа (из кубанских казаков, из станицы Удобной на границе с Карачаево-Черкесской АССР), куда регулярно ездил к матери. Родился в семье фельдшера, принадлежал к поколению, наиболее пострадавшему от Великой Отечественной войны (из призывников 1921–22 гг. рождения в живых остались около 3 %), прошёл практически всю войну (в Вооружённых Силах с октября 1941 г. по май 1946 г.). Стал кандидатом в члены ВКП(б) в 1944 г., был комсоргом батальона, уже после войны вступил в партию. Имел 4 боевых награды. На военное прошлое Семёна Золотарёва следует обратить особое внимание — в дальнейшем нам ещё придётся к нему вернуться для более тщательного анализа. После окончания войны Семён пытался продолжить военную карьеру — в июне 1945 г. он поступил в Московское военно-инженерное училище, которое, однако, почти сразу подверглось сокращению. В апреле 1946 г. Золотарёв перевёлся в составе курса в Ленинградское военно-инженерное училище, но видимо, не судьба была служить ему в действующей армии, поскольку и это училище подверглось сокращению вслед за московским. В конце-концов Семён Золотарёв оказался в Минском институте физкультуры (ГИФКБ), который благополучно закончил в 1951 г. В середине 50-х гг. он работал инструктором по туризму на турбазе «Артыбаш» (Алтай), затем перебрался в свердловскую область, где устроился работать на Коуровской турбазе старшим инструктором по туризму. Впрочем, перед самым походом к Отортену вместе с группой Игоря Дятлова, Золотарёв с «Коуровки» уволился. Был холост, что выглядело довольно необычно для того времени, имел татуировки и золотые вставные зубы (последние указывали на зажиточность их обладателя, в те годы основным материалом зубных протезов являлась сталь). Татуировки Золотарёва весьма любопытны, среди них присутствовали изображения пятиконечной звезды, свеклы, имени «Гена», даты «1921», буквосочетания ДАЕРММУАЗУАЯ, комбинаций «Г+С+П=Д», «Г+С», а также отдельных букв «С» рядом со звездою и свеклой. Большинство татуировок Золотарёва были скрыты одеждой и участники похода, видимо, ничего о них не знали. Примечательно, что участникам похода, с некоторыми из которых он не был прежде знаком, Золотарёв представился как «Александр Алексеевич», т. е. умышленно исказил имя; — Колеватов Александр Сергеевич, 1934 г.р., студент 4-го курса физико-технического факультета УПИ. Это ещё одна (наряду с Золотарёвым) «тёмная лошадка» в составе группы. До свердловского «Политеха» Александр успел закончить Свердловский горно-металлургический техникум (по специальности «металлургия тяжёлых цветных металлов») и уехать… в Москву для работы старшим лаборантом в секретном институте Министерства среднего машиностроения, именовавшимся в то время п/я 3394. Впоследствии этот «почтовый ящик» превратился во ВНИИ неорганических материалов, занимавшийся разработками в области материаловедения для атомной промышленности. Работая в лаборатории, Александр Колеватов поступил во Всесоюзный заочный политехнический институт, отучился один год и перевёлся на 2-й курс свердловского «Политеха». История его отъезда в Москву, работы там на протяжении трёх лет (август 1953 г. — сентябрь 1956 г.) и последующего возвращения в Свердловск весьма неординарна для того времени. Как и в случае с Золотарёвым, в дальнейшем нам придётся вернуться к анализу этих необычных деталей жизни молодого человека, пока же отметим, что к 1959 г. Колеватов уже имел опыт туристических походов различной категории сложности. Знавшие Александра люди отмечали такие сильные черты его характера, как аккуратность, доходившую порой до педантизма, методичность, исполнительность, а также выраженные лидерские качества. Единственный из членов группы, Александр курил трубку;
— Колмогорова Зинаида Алексеевна, 1937 г.р., студентка 4-го курса радиотехнического факультета УПИ, душа туристического клуба института. Как и остальные члены группы, Зина имела уже немалый опыт походов по Уралу и Алтаю различной степени сложности. Во время одного из походов девушка была укушена гадюкой, некоторое время находилась на грани жизни и смерти, с большим мужеством и достоинством перенесла выпавшие на её долю страдания. Зина Колмогорова демонстрировала безусловные лидерские качества, умела сплачивать коллектив, была желанным гостем любой студенческой компании;
Некоторые из участников туристического похода, посвящённого открытию 21 съезда КПСС: Игорь Дятлов, Семён Золотарёв, Зина Колмогорова. — Кривонищенко Георгий (Юрий) Алексеевич, 1935 г.р., выпускник УПИ, в 1959 г. — инженер комбината № 817 (ныне известного как ПО «Маяк») из г. Челябинск-40, режимного объекта в Челябинской обл., где осуществлялась наработка оружейного плутония. 29 сентября 1957 г. там произошла одна из крупнейших в мире техногенных катастроф, получившая широкую известность лишь в пост-перестроечное время. Следствием этой катастрофы (т. н. «Кыштымкой аварии») явилось образование т. н. Восточно-Уральского радиоактивного следа протяжённостью около 300 км. Георгий был свидетелем этой катастрофы и участником её ликвидации. Данное обстоятельство в контексте настоящего очерка следует принять во внимание. Кривонищенко был другом Дятлова, участвовал практически во всех походах, в которые ходил Игорь. Также Георгий был дружен с большинством остальных участников похода, которые часто бывали в свердловской квартире его родителей. Хотя в действительности Кривонищенко носил имя Георгий, друзья обычно называли его Юрием (т. е. тут примерно такая же ситуация с заменой имени, что и в случае с Золотарёвым); — Слободин Рустем Владимирович, 1936 г.р., выпускник УПИ, как и Кривонищенко являлся инженером комбината № 817, куда пришёл работать годом позже Георгия. Существует легенда, будто бы отец Рустема в 1959 г. являлся председателем профкома УПИ, но действительности она не соответствует. Профком «Политеха» возглавлял однофамилец Рустема, а его отец являлся профессором другого свердловского ВУЗа. Слободин на протяжении ряда лет ходил в туристические походы различной категории сложности и являлся, безусловно, опытным туристом. По воспоминаниям друзей, Рустем был очень спортивным молодым человеком, подвижным, выносливым, увлекался бегом на длинные дистанции. Рустем отлично играл на мандолине, которую взял с собою и в этот поход. Кстати, его тюркское имя не должно вводить в заблуждение, это не более чем дань интернациональной моде, родители Рустема Слободина
были русскими; — Тибо-Бриньоль Николай Владимирович, 1934 г.р., прораб из Свердловска, выпускник строительного факультета УПИ 1958 г. Николай Тибо был сыном французского коммуниста, репрессированного в сталинские годы, и родился в лагере, где содержалась его мать. В Свердловск приехал из Кемерова, учился хорошо, институт закончил со средним баллом 4,15, причём успехи в учёбе шли у него по нарастающей и успеваемость к концу обучения оказалась много лучше, чем на первых курсах. Тибо-Бриньоль имел опыт туристических походов различных категорий сложности, был хорошо знаком со студентами УПИ — членами туристического клуба института. Все, знавшие Тибо, отмечали его энергию, предприимчивость, дружелюбие и юмор;
Походные фотографии, обнаруженные в фотоаппаратах членов группы. На левом фотоснимке (слева направо): Людмила Дубинина, Георгий Кривонищенко, Николай ТибоБриньоль и Рустем Слободин. Фотография справа сделана тогда же и практически на том же месте (слева направо): Николай Тибо, Людмила Дубинина, Семён Золотарёв и Зина Колмогорова. Тибо отдал свою фетровую шляпу Золотарёву, мужчины дурачатся и все явно пребывают в прекрасном расположении духа. Все ещё живы, бодры и здоровы… — Юдин Юрий Ефимович, 1937 г.р., студент 4-го курса инженерно-экономического факультета УПИ, в институте увлёкся туризмом, совершил в общей сложности 6 длительных походов различных категорий сложности, в т. ч. и 3-й (наивысшей). Мотивом начавшегося похода являлся энтузиазм его участников. Никаких материальных выгод участие в этом лыжном
переходе принести не могло. Профком «Политеха» выдал студентам по 100 руб. материальной помощи, но это вспоможение носило чисто символический характер, а потому все участники скинулись ещё по 350 руб. на пополнение походной кассы. Часть экипировки была получена в институте, часть являлась собственностью членов группы. Все участники лыжного похода были здоровы, поставленная задача вполне соответствовала уровню их подготовки и техническому оснащению. Нельзя не сказать несколько слов о командном духе этого небольшого коллектива. Все его члены имели высшее или неполное высшее образование, причём следует помнить, что в те времена статус высшего образования был много выше нынешнего. Это были по-настоящему разносторонне одарённые и эрудированные люди, причём получившие уже определённый жизненный опыт, прошедшие своеобразную проверку «на прочность». Известно, что почти всем участникам перехода доводилось прежде сталкиваться в тайге с диким зверьём, а случаи с укусом змеёй Зины Колмогоровой и ранением Люды Дубининой весьма красноречиво говорят сами за себя. Эти девушки были явно не «гламурными кисами» из передач Ксюши Собчак, а надёжными, преданными и проверенными далеко нерядовыми испытаниями товарищами. Безусловно, члены группы обладали психологической устойчивостью к стрессовым нагрузкам, имели развитые чувства солидарной ответственности и взаимовыручки. Практически все они хорошо знали друг друга на протяжении нескольких лет, и это обстоятельство придавало им взаимную уверенность. Единственным участником команды, являвшимся для остальных действительно незнакомым человеком, был Семён Золотарёв.
Снимок слева: «Ты чуешь, третьего не хватает?» — подтекст фотографии не оставляет сомнений в прекрасном расположении духа запечатлённых на ней Николая ТибоБриньоля и Семёна Золотарёва. Справа: всё тот же узнаваемый Тибо и вышедшая из строя Люда Дубинина. Однако внутри группы существовала как минимум одна связь, основанная на особых межличностных симпатиях. Речь идёт о паре «Игорь Дятлов — Зина Колмогорова». Не будет преувеличением сказать, что этих молодых людей объединяла платоническая привязанность. Само по себе это высокое и красивое чувство в обычной обстановке можно только приветствовать, однако в ситуации неординарной, стрессовой, связанной с риском для жизни оно способно сыграть весьма опасную роль, послужить своеобразным детонатором разрушения единоначалия и подчинённости. В экстремальной ситуации любовная привязанность может неожиданно и притом негативно повлиять на принятие важного решения, толкнуть человека на отказ от выполнения команды, либо побудить участника группы к неоптимальным (с точки зрения большинства) действиям. Об этом надлежит помнить, тем более что в этом походе такие
экстремальные ситуации без сомнения возникали… Итак, 23 января 1959 г. группа выехала из Свердловска и в ночь с 24 на 25 января прибыла в пос. Ивдель (примерно в 340 км к северу от места отправления). В дороге имели место два инцидента, заслуживающими того, чтобы быть отмеченными здесь. Речь идёт о конфликтных ситуациях с участием работников милиции. В одном случае туристов не пустили на ночёвку в здание вокзала в г. Серове и Юрий Кривонищенко, издеваясь, принялся просить подле закрытых вокзальных дверей «милостыню на конфеты» (эта выходка закончилась для него прогулкой в отделение милиции на вокзале). В другой раз к туристам в поезде Серов — Ивдель пристал какой-то алкаш, заявивший, что они украли у него бутылку водки и потребовавший её вернуть. С придурком, разумеется, никто ругаться не стал, но это лишь распалило пьяницу. В конечном итоге проводнику пришлось сдавать его милицейскому наряду на станции. Для членов группы оба инцидента негативных последствий не имели, поскольку командировочное предписание, уведомлявшее о том, что туристический поход приурочен к «красной дате» (то бишь открытию съезда КПСС), устраняло все препоны и лишние вопросы со стороны официальных лиц. Во второй половине дня 26 января группа благополучно выехала на попутке из Ивделя в пос. 41-го квартала, где жили лесозаготовители. Фактически это был уже самый край населённого мира — далее начинались совсем уж необжитые уральские леса, мрачные и неприветливые. Примерно в 19:00–20:00 группа без происшествий прибыла в посёлок 41-го квартала, устроилась на ночёвку в общежитии лесозаготовителей. Начальник 1-го лесучастка по фамилии Ряжнев, местный Бог и Царь, великодушно выделил туристам подводу с лошадью и возницей, на которую вся группа сложила рюкзаки и, став на лыжи, 27 января совершила следующий переход — в посёлок 2-го Северного рудника. Этот населённый пункт, некогда входивший в разветвлённую систему ИвдельЛАГа, к 1959 г. уже был совсем заброшен. Там не осталось ни одного жителя и из 24 домов лишь один имел надёжную крышу и хоть как-то годился для постоя. В нём группа и заночевала. В этом месте можно отметить, что возницей, управлявший лошадью, являлся некий Великявичус, литовец, осуждённый в 1949 г. на 10 лет лагерей и вышедший на поселение в 1956 г. Сам по себе этот персонаж не играет в повествовании особой роли, но его присутствие весомо свидетельствует об одном, весьма важном обстоятельстве: весь север Свердловской области и Коми АССР был в те годы напичкан учреждениями бывшего сталинского ГУЛАГа. Очень большой процент населения Урала был тогда так или иначе связан с некогда мощной репрессивной машиной — тут проживали и бывшие лагерные сидельцы, и расконвойные, и лагерная обслуга. К 1959 г. прежняя ГУЛАГовская система уже в значительной степени захирела и заметно сократилась, пугающая аббревиатура исчезла ещё аж в 1956 г. (тогда вместо ГУЛАГа появилось непроизносимое ГУИТК — Главное Управление исправительно-трудовых колоний), но люди-то… люди остались! В контексте всего, произошедшего в дальнейшем об этом следует помнить… Во 2-м Северном членов группы привлёк склад геологических образцов. По крайней мере один геологоразведочный керн с пиритом они взяли с собою. Во время пребывания в посёлке (т. е. 27–28 января) один из туристов, Юрий Юдин, заболел. Ему пришлось отказаться от дальнейшего участия в походе и утром 28 января 1959 г. группа с ним тепло попрощалась. Юдин возвратился в посёлок 41-го квартала вместе с Великявичусом, а группа в количестве теперь уже 9 чел. двинулась дальше.
Эти фотоснимки сделаны в первой половине дня 28 января 1959 г.: девушки прощаются с Юрием Юдиным во «Втором-Северном». Без труда угадываются персонажи на задних планах: на левом фотоснимке это Семён Золотарёв, на правом — Игорь Дятлов. Собственно, на этом заканчивается та часть туристического похода группы Дятлова, которая м.б. подтверждена объективными свидетельствами посторонних лиц. О дальнейшем мы можем судить лишь по дневниковым записям участников похода, да материалам прокурорского расследования. Игорь Дятлов и ведомая им группа туристов рассчитывали совершить переход по Северному Уралу с таким расчётом, чтобы в первых числах февраля выйти на гору Отортен (или Отыртен, высота 1234 м), а затем к 12 февраля оказаться в посёлке Вижай, откуда надлежало дать телеграмму в УПИ о благополучном прибытии. Однако уже 28 января Игорь Дятлов засомневался в возможности уложиться в срок и при прощании с Юрием Юдиным попросил последнего передать в спортклуб сообщение о возможном переносе окончания похода. Речь шла о задержке в один-два дня, т. е. контрольный срок сдвигался руководителем похода на 14 февраля. Эта передвижка выглядела логичной. К середине февраля в УПИ возвратились участники другого лыжного перехода по Северному Уралу (группа под руководством Юрия Блинова). Все они говорили о сильных снегопадах в том районе, так что решение Игоря Дятлова о переносе срока возвращения выглядело вполне взвешенным и разумным. Однако, ни 14, ни 15, ни 16 февраля группа в посёлке Вижай не появилась и телеграмму в спортклуб «Политеха» не отправила. К этому времени в УПИ после каникул стали съезжаться студенты. Появился и Юрий Юдин, отделившийся от группы Игоря Дятлова на полдороге. К нему, разумеется, были обращены вопросы о судьбе группы и обстоятельствах похода, но Юрий ясности никакой внести не мог; с его слов лишь стало ясно, что вплоть до полудня 28 января никаких конфликтов между членами группы, а также ЧП, либо подозрительных ситуаций не возникало. 17 февраля 1959 г. родственники некоторых членов группы (прежде всего Люды Дубининой и Александра Колеватова) стали звонить руководителю спортклуба УПИ с требованием прояснить судьбу отсутствующих туристов. Аналогичные звонки последовали и в партком института. Возглавлявший спортклуб УПИ Лев Семёнович Гордо попытался было погасить начинавшийся скандал. 18 февраля он заявил секретарю парткома УПИ Заостровскому, будто от Дятлова получена телеграмма, уведомлявшая о задержке в пути. Видимо Гордо всерьёз рассчитывал, что через день-другой пропавшие туристы объявятся и проблема рассосётся сама собой. Но проблема не рассосалась. Родственники студентов обратились в Свердловский горком
партии и теперь уже руководители партийного руководства начали задавать институтскому руководству неприятные вопросы. Стал вопрос об организации спасательной экспедиции, однако тут же выяснилось, что никто из спортивного руководства на уровне УПИ и города не имеет точной информации о маршруте группы Дятлова. Это было грубейшим нарушением порядка организации туристических походов. Необходимую информацию стали лихорадочно восстанавливать по рассказам людей, слышавшим о планах от членов пропавшей группы. Ситуацию спас совершенно посторонний спортклубу «Политеха» человек — Игнатий Фокич Рягин, друг семьи Колеватовых, обстоятельно поговоривший с Александром о предстоявшем походе в середине января. Рягин по памяти восстановил маршрут группы и 19 февраля Римма Колеватова, сестра Александра, передала карту полковнику Георгию Семёновичу Ортюкову, преподавателю тактики с военной кафедры УПИ, возглавившему в те февральские дни розыск группы и в дальнейшем приложившему много сил для выяснения истории группы Дятлова.
2. Начало поисковой операции. Общая хронология розысков. Обнаружение первых тел погибших туристов 20 февраля 1959 г. туристическая секция УПИ провела экстренное собрание на повестке которого стоял один вопрос: «ЧП с группой Дятлова!» Открыли собрание зав. кафедрой физического воспитания «Политеха» А. М. Вишневский и председатель студенческого профсоюзного комитета В. Е. Слободин. Они официально сообщили, что задержка группы Игоря Дятлова несанкционированна и рождает беспокойство относительно судьбы её участников. Решение собрания было единогласным: срочно организовать поисковоспасательную операцию и сформировать группы добровольцев из числа студентов института, готовых принять в ней участие. Также было решено обратиться за помощью к туристическим секциям других ВУЗов и учреждений Свердловска. В тот же день профком выделил деньги, необходимые для закупки продуктов и всего необходимого группам, готовящимся к выдвижению в район поисков. Заработала круглосуточная телефонная линия, призванная координировать всю деятельность участников в рамках разворачиваемой операции. Отдельным пунктом проходило решение о создании при студенческом профкоме штаба спасательных работ. На следующий день, 21 февраля, в район поисков стали выдвигаться туристические группы Юрия Блинова и Сергея Согрина, только что возвратившиеся в Свердловск из плановых походов. Третья группа туристов под руководством Владислава Карелина, по стечению обстоятельств уже находившаяся на Северном Урале, также заявила о готовности действовать в интересах спасательной операции. В тот же день спецрейсом на самолёте Ан-2 из Свердловска в Ивдель вылетели председатель спортклуба УПИ Лев Гордо и упомянутый выше член бюро туристической секции Юрий Блинов. С этого дня они начали облёт на самолёте района предстоящих поисков, двигаясь по маршруту пропавшей группы, в надежде увидеть с воздуха либо самих туристов, либо оставленные ими знаки. Забегая вперёд, можно сказать, что ни в этот, ни в последующие дни, эти облёты результата не дали. 22 февраля штаб спасательной операции провёл в главном корпусе УПИ смотр сформированных групп. Таковых оказалось три, их возглавили Моисей Аксельрод, дипломник УПИ; студент 4-го курса Олег Гребенник и третьекурсник Борис Слобцов. К этому времени дала результаты и активность областной власти. Становится известно о подключении к розыскам группы военнослужащих МВД под командованием капитана А. А. Чернышёва (это были конвойные ИвдельЛАГа), а также группы курсантов школы сержантов МВД под командованием ст. лейтенанта Потапова (7 чел.). Местные силовики пообещали (и впоследствии сдержали своё обещание) предоставить для поисковой операции кинологов с собаками, сапёров с миноискателями и радиста с рацией. От областного Управления лесного хозяйства в распоряжение штаба были откомандированы двое лесничих. Предполагалось, что они примут на себя роль проводников. С аналогичной целью в Ивдель были направлены и два охотника-манси. Территория, на которой предстояло проводить поисковую операцию, являлась их традиционным ареалом (т. е. местом проживания и промысла). В те же самые дни из Москвы с целью экспертной оценки складывавшейся ситуации и оперативных консультаций стали прибывать признанные специалисты по туризму и альпинизму — Бардин, Шулешко, Баскин. Оперативное руководство розыском непосредственно на месте — т. е. в горах Северного Урала — осуществлял самый, пожалуй, опытный и
авторитетный в Свердловске специалист по туризму мастер спорта Е. П. Масленников. По общему замыслу спасательной операции группы добровольцев-поисковиков предполагалось высадить с вертолётов в разных точках маршрута группы Дятлова. Перед ними ставилась задача осуществить поиск на местности следов пребывания группы и установить её возможную судьбу (интерес для спасателей представляли места стоянок, лыжня, специально оставленные знаки и т. п.). Особо подчеркнём, что к поискам привлекались не только студентытуристы из «Политеха», но и туристы из некоторых других ВУЗов и организаций Свердловска. Выдвижение поисковых лыжных групп в район развёртывания началось 23 февраля 1959 г. Одна из поисковых групп в количестве 11 человек под руководством студента «Политеха» Бориса Слобцова 23 февраля была высажена на горе Отортен, в том самом месте, которое являлось основной целью похода Игоря Дятлова и его товарищей. Если исчезнувшие туристы побывали на вершине, они должны были оставить там следы своего пребывания — хорошо видимую «закладку» с запиской (такие «закладки» обычно устраивались под грудой камней и их обнаружение проблемой не являлось). Из-за ошибки пилота вертолёта группа Слобцова высадилась не на самой высокой из трёх вершин Отортена, а на одной из соседних, что несколько задержало поисковиков. На следующий день — 24 февраля — лыжники приступили к активному поиску, они перешли на нужную вершину и, обыскав местность, убедились, что группа Дятлова там не бывала. Группа сначала спустилась в долину реки Лозьва, затем перешла в долину реки Ауспия. Приказ о переходе туда содержался в записке полковника Ортюкова, сброшенной с пролетавшего самолёта вымпелом. В районе Ауспии поисковиков Слобцова ждала первая удача — 25 февраля они наткнулись на старый лыжный след, который, по их мнению, должен был принадлежать группе Дятлова. В дальнейшем это предположение получило подтверждение — Слобцов и его поисковики действительно отыскали лыжню пропавшей группы. Стало ясно, что она находится где-то неподалёку, буквально в считанных километрах (поскольку до Отортена было не более 15 км, а там пропавшие туристы не побывали). Необходимо подчеркнуть, что никто из студентов-поисковиков не верил в трагический исход похода Дятлова. Общее мнение клонилось к тому, что в составе пропавшей группы имеются травмированные или заболевшие, поэтому Дятлов и его товарищи сидят в хорошо оборудованном лагере и дожидаются помощи. Местные жители, которые также привлекались к поисковым работам, были настроены более скептически, но их мнение в тот момент игнорировалось. Уже во второй половине дня 25 февраля Слобцов попытался определить, в каком направлении двигалась группа Дятлова, для чего, несмотря на сумерки, разделил свою команду и направил её вверх и вниз по течению Ауспии. Та часть, что шла вверх по течению реки, лыжню дятловцев быстро потеряла, другая же часть наткнулась на давнюю туристкую стоянку. По общему мнению, она должна была принадлежать разыскиваемой группе Дятлова, однако датировать стоянку не удалось, так что открытие это ничего поисковикам не дало. На следующий день поиск развернулся с удвоенной энергией. Ощущение того, что объект поисков где-то неподалёку, придавал силы. Утром 26 февраля группа Слобцова разбилась на три части: перед одной ставилась задача отыскать продуктовый склад, который группа Дятлова обязательно должна была оставить перед началом подъема в горы, другой следовало найти место выхода дятловцев из долины реки Ауспия, третьей надлежало пройти по старой лыжне, дабы проверить версию о возможном ЧП в пути. Итак, поисковики разделились и приступили к выполнению полученных задач. Та группа, что должна была искать следы выхода дятловцев из долины реки Ауспия, поднялась на перевал, игравший роль водораздела. Он представлял собою эдакую седловину направо и налево, от
которой шли с заметным понижением долины двух рек — Ауспии и Лозьвы. В составе этой группы были три человека — студенты УПИ Борис Слобцов и Михаил Шаравин, а также местный лесничий Иван Пашин, самый обычный 50-летний русский мужик, всю жизнь проживший в посёлке Вижай и проработавший в местном лесничестве. Гребень перевала, на который вышли трое лыжников, соединял гору Холат-Сяхыл (русифицированное название «Холатчахль») и безымянную высоту 905,4. (В этом месте необходимо сделать вынужденное объяснение. Картография в 1959 г. была не так точна, как теперь, поэтому высоты многих вершин на картах того времени отличаются от тех, что указываются на нынешних картах. Высота горы Холат-Сяхыл определялась тогда в 1079 м, теперь же она «подросла» до 1096,7 м. Несколько отличались высоты и других гор. В этом очерке мы будем придерживаться современных данных.) Проводник Иван, утомлённый подъёмом на перевал, несколько отстал, а потом и вообще сел отдыхать, отказавшись сопровождать студентов. Слобцов и Шаравин двинулись вперёд одни. Через некоторое время их внимание привлекла чёрная точка на северо-восточном склоне Холат-Сяхыл, приглядевшись, студенты поняли, что видят частично засыпанную снегом палатку.
Эта карта даёт представление о взаимном расположении объектов на месте поисков. Чёрная пунктирная линия «a-a» — перевал, являющийся водоразделом между долинами рек Лозьвы (к северу) и Ауспия (к югу). В 1959 г. перевал этот названия не имел, впоследствии его назвали «перевал группы Дятлова» или просто «перевал Дятлова». Цифра «1» — г. Холат-Сяхыл (Холатчахль), цифра «2» — безымянная высота 905,4 м. Цифра «3» — лагерь поисковой группы Бориса Слобцова, разбитый вечером 26 февраля 1959 г. в лесу неподалёку
от р. Ауспия. Красная цифра «4» — палатка группы Дятлова на восточном склоне ХолатСяхыл, которую увидели Слобцов и Шаравин, поднявшись на перевал. Приблизившись к ней, Слобцов и Шаравин догадались, что наконец-то отыскали палатку группы Дятлова и никакую другую. Дело в том, что палатка эта была весьма нестандартна и хорошо узнаваема — её сшили из двух 4-местных палаток, удлинив в 2 раза, отчего размеры её составили 1,8 м*4 м. Борис Слобцов лично принимал участие в изготовлении палатки в 1956 г., так что не мог ошибиться при опознании. Палатка была ориентирована входом на юг. Северная её часть оказалась завалена, её присыпал снег толщиной 15–20 см. По общему виду и плотности снега можно было сделать вывод, что он появился здесь не в результате схода лавины, а наметён ветром. Рядом с палаткой стояла пара лыж, воткнутых в снег, а непосредственно у входа из снега торчал ледоруб. На ледорубе лежала куртка-штормовка, принадлежавшая Игорю Дятлову (впрочем, в разное время Слобцов и Шаравин рассказывали об обнаружении этой штормовки по-разному: то она лежала на ледорубе у входа, то прямо в снегу у входа, то её рукав выглядывал из палатки. Полной точности в этом вопросе добиться уже невозможно, но главное во всех этих воспоминаниях заключается в том, что штормовку Дятлова поисковики обнаружили сразу же, как только приблизились к палатке. В карманах куртки Дятлова были найдены перочинный нож на карабине и записная книжка с фотографией Зины Колмогоровой — ни то, ни другое не проливали свет на случившееся в пропавшей тургруппой). Две нижние пуговицы на входе в палатку были расстёгнуты, из образовавшейся щели наружу торчала простыня, служившая пологом. По общему виду найденной стоянки сразу можно было заключить, что живых людей в палатке нет. На крыше палатки лежал карманный фонарик китайского производства, слой снега под корпусом фонарика составлял 5–10 см, в то время как на самом фонарике снега не было вообще. Впоследствии фонарик был идентифицирован как принадлежавший Игорю Дятлову. Борис Слобцов взял его в руки и включил — фонарик зажёгся. Сбросив лыжи, Шаравин и Слобцов попытались обследовать палатку. Первый принялся разгребать наваленный на неё снег, а второй, вооружившись найденным ледорубом, стал наносить удары по скату крыши, рассчитывая получить быстрый доступ в центральную часть палатки. Разорвать брезент ледорубом оказалось совсем несложно, тем более, что полотнище уже было в нескольких местах рассечено. В процессе разрубания палатки лезвие ледоруба (как выяснилось чуть позже) угодило в мешок с сухарями и пробило его. Отбросив разорванное ледорубом полотнище, Слобцов и Шаравин получили доступ к внутренностям палатки. С облегчением они увидели, что трупов там нет — это открытие укрепляло надежду отыскать разыскиваемых товарищей живыми и здоровыми где-то в другом месте. Тщательного обыска поисковики не проводили — на это не было времени, т. к. портилась погода и начиналась метель. Захватив ледоруб, фонарик, штормовку Дятлова, а также 3 фотоаппарата и флягу со спиртом, найденные при беглом осмотре палатки, Слобцов и Шаравин направились обратно в лагерь. Около 16:00 к группе Бориса Слобцова присоединились новые поисковики — мансийские охотники, которым предстояло принять на себя роль проводников, и радист Неволин Егор Семёнович. Этот человек, пожалуй, оказался единственным действующим лицом, которое непосредственно наблюдало ход поисковой операции от её начала до самого конца. Неволин имел при себе рацию, так что группа Слобцова получила устойчивую связь с руководством. В 18:00 (время сеанса известно точно) Неволин передал в штаб операции радиограмму, в которой сообщалось об обнаружении палатки. В скором времени был получен ответ, который содержал поручение подготовить место для приёма большой поисковой группы.
Для её размещения предполагалось поставить две 50-местные армейские палатки. Помимо этого в радиограмме сообщалось о вылете в расположение группы Слобцова работника прокуратуры, которому предстояло на месте провести нужные следственные действия, а также полковника Ортюкова. Последний должен был возглавить поиск на месте. Дневник похода группы Игоря Дятлова, подобранный Слобцовым при осмотре палатки, был внимательно изучен поисковиками. Последняя запись датировалась 31 января, из неё следовало, что в тот день туристы предприняли попытку покинуть долину реки Ауспия и за пару суток совершить быстрый переход к Отортену, главной цели своего похода. Для максимальной разгрузки они решили устроить лабаз — склад вещей и продуктов, потребности в которых в ближайшее время не предвиделось. Другими словами, восхождение на гору планировалось налегке, с минимальным грузом. При возвращении с Отортена им предстояло забрать оставленный в лабазе груз. Судя по записям в дневнике, по состоянию на 31 января все члены группы пребывали в добром здравии и настроении. И это была хорошая новость. Другой хорошей новостью можно было счесть то, что в куртке-ветровке, принесённой Слобцовым и Шаравиным в лагерь, оказалась металлическая коробка, в которой находились паспорт Игоря Дятлова, деньги в сумме 710 руб. и железнодорожные билеты членов группы. Тот факт, что значительная сумма денег оказалась нетронутой, по общему мнению членов поисковой группы свидетельствовал о том, что пропавшие туристы не подвергались нападению бежавших уголовников. А посему, причина их отсутствия не имеет криминальной подоплёки. За ужином поисковики решили распить спирт, найденный в палатке Дятлова, что и было проделано с немалым (и притом вполне понятным) энтузиазмом. Эпизод с распитием спирта — очень важный момент, на который сейчас необходимо обратить внимание, поскольку к нему ещё придётся возвратиться в ходе дальнейшего повествования. Тогда произошёл весьма любопытный обмен репликами, о котором нельзя не упомянуть. Борис Слобцов предложил выпить за здоровье разыскиваемых ребят, на что лесничий Иван Пашин весьма мрачно отозвался: «Вы бы лучше выпили за упокой!» Студенты пришли в ярость, посчитав реплику местного жителя циничной и неуместной, дело едва не дошло до драки. Даже тогда, уже после обнаружения брошенной палатки, никто из них не хотел верить в плохое… На следующий день — 27 февраля 1959 г. — предстоял перенос лагеря спасателей из долины реки Ауспия в долину Лозьвы. Поскольку из дневника похода стало известно, что группа Дятлова решила уходить от Ауспии, логично было предполагать, что именно так пропавшие туристы и поступили. А стало быть, поиск надо было переносить дальше по предполагаемому пути их следования, т. е. ближе к Отортену. Группа Слобцова снова разделилась: часть сил была направлена на розыск лабаза, кто-то стал собирать палатку, а двое поисковиков — Юрий Коптёлов и Михаил Шаравин — отправились в долину Лозьвы для поиска нового места для лагеря. Они поднялись на перевал и стали таким образом, что гора Холат-Сяхыл оказалсь у них по левую руку, долина Ауспии — за спиной, а прямо перед ними — долина реки Лозьвы. Их внимание привлёк высокий кедр, стоявший на высоком пригорке над ручьём, несколько ниже перевала. Ручей этот являлся одним из многочисленных притоков Лозьвы, в тот зимний день он, разумеется, был полностью скован льдом и занесён снегом. Кедр стоял на крутом берегу ручья, чтобы подняться к нему от ручья следовало преодолеть примерно 5–7 м склона. Ровная площадка, на которой располагалось дерево, являлось отличным местом обзора склона Холат-Сяхыл и поисковики, не сговариваясь, направились к нему. Не доезжая до дерева примерно 10–15 м они остановились, потому что увидели два трупа, лежавшие непосредственно под кедром. Рядом без труда м.б. разглядеть следы старого костра.
Фотография тел погибших туристов из группы Игоря Дятлова, обнаруженных под кедром около полудня 27 февраля 1959 г. Хорошо различима мелкая клетка рубашкиковбойки лежавшего вверх лицом Георгия Кривонищенко. Впоследствии родилась легенда, будто найденные под кедром тела были накрыты одеялом, но как хорошо видно на этом фотоснимке, сделанном ещё до удаления снега, никакого одеяла на месте обнаружения тел не было и в помине. Снега было немного — всего 5–10 см — поскольку дерево росло на довольно продуваемом ветрами месте. Юрий и Михаил решили не приближаться к телам, они лишь обошли кедр по кругу, рассчитывая увидеть тела других людей, однако таковых не нашли.
Те же самые тела, найденные под кедром, сфотографированные под другим углом и уже после удаления снега. Лицом вверх — Георгий Кривонищенко, рядом с ним — Юрий
Дорошенко, первоначально опознанный как Семён Золотарёв. После этого они двинулись обратно к лагерю, дабы сообщить товарищам о страшной находке. На перевале Шаравин и Коптёлов разделились — первый остался поджидать вертолёт, который как раз кружил над головою, заходя на посадку, а второй продолжил движение в лагерь.
Значок «^» условно показывает положение палатки группы Дятлова на восточном склоне Холат-Сяхыл, «L» — кедр над четвёртым притоком Лозьвы, «+» — место обнаружения первых двух тел пропавших туристов (Кривонищенко и Дорошенко, который первоначально был опознан как Золотарёв). В течение дня 27 февраля на место поисковой операции прибыли поисковые группы Карелина, капитана Чернышова, а также охотники Моисеев и Мостовой с двумя собаками. Также в районе поисков появились упоминавшиеся выше Евгений Петрович Масленников и прокурор г. Ивдель Василий Иванович Темпалов (они прилетели вертолётом примерно в 13–14 часов). Помимо этого, началась доставка грузов для предстоящего расширения лагеря поисковиков, с учётом того, что в ближайшие дни ожидалось дальнейшее увеличение числа людей, занятых розыском. По воспоминаниям участников тех событий, весь перевал между долинами Ауспии и Лозьвы в тот день был завален рюкзаками и всевозможными грузами, доставляемыми вертолётами. Лагерь поисковиков было решено из долины Ауспии пока не переносить. Поскольку в долине Лозьвы оказались найдены тела погибших туристов, там требовалось осуществить необходимые следственные действия и присутствие посторонних в силу понятных причин могло этому мешать. Между тем, события продолжали развиваться неумолимо (27 февраля вообще оказался днём, богатым на трагические открытия). Во время обследования склона горы Холатчахль на пути от брошенной палатки к кедру, был найден ещё один — третий по счёту — мужской труп. Следователь прокуратуры г. Ивдель Темпалов, прибывший к этому времени в район поисков, лично осмотрел тело и определил расстояние от него до кедра, под которым лежали два других
тела, в 400 м. Найденный труп лежал на спине за кривой карликовой берёзой, головою труп был ориентирован вверх по склону, в сторону палатки. Слой снега в этом месте был сравнительно невелик и не скрывал полностью тела.
Тело Игоря Дятлова в момент его обнаружения на склоне. Из-под снега торчат только предплечья прижатых к груди рук. Погибший был опознан как Игорь Дятлов, руководитель похода.
Тело Игоря Дятлова после откапывания из снега. При первом же взгляде на фотографию обращают на себя внимание распахнутая меховая безрукавка и поза, никак не соответствующая «позе зябнущего человека». После этого обследование склона горы продолжилось и через некоторое время собака
охотника Моисеева, обнаружила под слоем снегом толщиною около 10 см четвёртый труп, на этот раз женский. Расстояние между этим телом и трупом Дятлова, найденным несколькими часами ранее, прокурор Темпалов определил в 500 м. Женское тело также было ориентировано головою по направлению к вершине горы, т. е. в сторону палатки. Погибшая была опознана как Зина Колмогорова. Бросалось в глаза, что палатка на склоне, трупы Колмогоровой, Дятлова и кедр у ручья находились практически на одной линии в зоне прямой видимости.
Условные обозначения: «^» — палатка группы Дятлова на восточном склоне ХолатСяхыл, «L» — кедр над четвёртым притоком Лозьвы, «+1–2» — место обнаружения трупов Георгия Кривонищенко и Юрия Дорошенко, «+3» — положение трупа Игоря Дятлова (примерно в 400 м от кедра), «+4» — положение тела Зины Колмогоровой на склоне ХолатСяхыл (по приблизительной оценке прокурора В. И. Темпалова примерно в 500 м от тела Дятлова). Тела, найденные под кедром, первоначально были идентифицированы как принадлежавшие Юрию Кривонищенко и Семёну Золотарёву. Лишь по прошествии нескольких дней станет ясно, что последний был опознан ошибочно и труп принадлежит Юрию Дорошенко. Тела оказались проморожены и мало походили на людей при жизни. Все, кому доводилось видеть этих погибших туристов, отмечали бросавшееся в глаза изменение цвета кожи, причём разные рассказчики описывают это изменение по-разному — от жёлто-оранжевого до бурокоричневого. Известно воспоминание свидетеля похорон погибших студентов, в которых кратко и ёмко передано это ощущение странности вида тел: «в гробах словно лежали негры». На субъективное восприятие цвета влияла как освещённость, так и эмоциональное состояние очевидцев, но не подлежит сомнению, что вид погибших был очень необычен. Кроме того, на открытых частях найденных 27 февраля тел были заметны разного рода ссадины, раны, непонятные потёки, похожие то ли на синяки, то ли на трупные пятна, в общем, выглядели погибшие действительно пугающе. Ощущение странности их облика усиливалось оттого, что трупы были одеты лишь частично, не имели головных уборов и обуви, а тела, найденные под кедром, оказались кроме того… в кальсонах. Можно было только догадываться, какого рода угроза выгнала людей из палатки в носках и кальсонах на мороз в дикой ненаселённой
местности.
Тело Зины Колмогоровой после откапывания из-под толщи снега на склоне ХолатСяхыл. 27 февраля поисковики начали прощупывать снег на склоне при помощи лыжных палок, рассчитывая обнаружить новые трупы. В скором времени лыжные палки сменят лавинные зонды, эдакие заострённые металлические штыри длиною 3 м, «уколами» которых надлежало проверить места возможного нахождения под снегом тел. Поисковики вставали цепью и начинали двигаться в выбранном направлении, не допуская разрыва цепи, делая на каждый квадратный метр снежной поверхности не менее 5 «уколов» зондом. Это был не просто тяжёлый, а по-настоящему изматывающий труд, требующий не только физических, но и нравственных сил. Ведь искали-то они погибших людей! В то самое время, пока на склоне Холат-Сяхыл (Холатчахля) велись поиски погибших туристов, другая группа участников поисковой операции приступила к разбору палатки группы Дятлова. Не совсем понятно, почему это исключительно важное мероприятие проводилось без участия прокурора и никак не фиксировалось — ни протоколом, ни на фотоплёнку. Что бы ни случилось с группой Игоря Дятлова это событие начиналось возле палатки и всё, что было связано с обстановкой возле неё, расположением вещей внутри неё — всё это имело исключительно важное значение для понимания случившегося. Между тем, работа с палаткой, разбор вещей, сложенных в ней, их перенос вниз по склону, был фактически оставлен на самотёк. Один из участников пресловутого «разбора палатки» (фактически — уничтожения следов) поисковик Брусницын В. Д. впоследствии так описал этот процесс на допросе: «Снег выбирали при помощи лыж и лыжных палок. Работали человек десять без всякой системы. В большинстве всё вытаскивали прямо из-под снега, поэтому установить где и как лежала каждая вещь очень трудно.» Чтобы читатель яснее представил сколь хаотичен был процесс осмотра вещей в палатке и небрежно отношение к потенциально важным уликам, можно упомянуть о рулоне киноплёнки, укатившемся по склону горы вниз и обнаруженном лишь на следующие сутки. О нём спасатель Георгий Атманаки на официальном допросе в прокуратуре в апреле 1959 г. сказал, что тот находился «метрах в 15 ниже палатки, (…) выкатился оттуда во время предварительного осмотра палатки накануне.» Понятно, что ни о каком фиксировании следов при такой организации работы и речи быть не могло. Поэтому работникам прокуратуры впоследствии пришлось восстанавливать обстановку внутри и вокруг палатки по рассказам участников этого действа. Склон горы Холат-Сяхыл в целом довольно полог и крутизна его осреднённо равна 10–12 градусам. Местами угол возрастает до 20 град., но попадаются и горизонтальные площадки. На
одной из таких площадок и была поставлена палатка группы Дятлова. О следах вокруг палатки толком ничего не известно, существуют свидетельства, согласно которым, лыжный след из долины Ауспии к месту установки палатки оставался виден вплоть до 6 марта. Но есть и иные, согласно которым никаких значимых следов ни на подходе к палатке, ни вокруг неё обнаружено не было; вернее всего будет предположить, что на следы в своё время просто никто не обратил должного внимания. Тем не менее, все поисковики, побывавшие в районе палатки 27 и 28 февраля 1959 г., сходились в том, что «подозрительных следов» (т. е. крупного зверя) на площадке вокруг палатки не было однозначно. За пределами горизонтальной площадки начинались цепочки хорошо различимых следов, ведущие вниз по склону. Это были не обычные следы ног в сугробах, а столбики уплотнённого снега, которые остались после того, как сильный ветер раздул сугробы. Может показаться удивительным, но эти следы прекрасно сохранились и по ним можно было судить не только о направлении движения и перестроениях внутри группы, но и о том, какой ногой (в носке или валенке) след был оставлен. Все, видевшие эти следы на склоне, утверждали, что оставлены они были 8–9 парами ног, т. е. принадлежали несомненно туристам из группы Дятлова. Отход их от палатки имел характер упорядоченный, люди не бежали хаотично, а шли сплочённой группой.
Один из немногих фотоснимков, запечатлевших следы отхода группы Дятлова по склону. Следствие не осуществило надлежащих мероприятий по фиксированию и анализу следовых дорожек, которые в конце февраля-начале марта 1959 г. всё ещё имели неплохую сохранность. Неплохую до такой степени, что со слов поисковиков, видевших следы своими глазами, по отпечаткам можно было понять обутой или разутой ногой они были оставлены. Изучение отпечатков ног на всём их протяжении (примерно полукилометра) позволило бы судить как о персональной принадлежности следов, так и важных особенностях движения группы. На представленном фотоснимке можно с высокой степенью достоверности вычленить отпечатки мужских ног (поз.1) с небольшой длиной шага, маленькие по размеру отпечатка следы девушки (поз.2) и наложенные друг на друга следы по крайней мере двух мужчин, шедших один за другим (поз.3). Кроме того,
присутствуют и следы ещё одного мужчины (поз.4), шаг которого заметно шире шагов прочих членов группы, а следовая дорожка совпадает с таковой девушки (напрашивается предположение о том, что мужчина прикрывал отход группы, а потом догонял ушедших вперёд. Важно помнить, что следы вели под гору, а широко шагать сверху вниз весьма неудобно). Если бы в следственном деле имелись правильно сделанные (с криминалистической точки зрения) фотоснимки следовых дорожек, то сейчас бы исследователи могли очень точно воспроизвести поведение членов группы в первые минуты с момента начала развития чрезвычайной ситуации. К сожалению, об этом приходится говорить лишь в сослагательном наклонении. На расстоянии 80–90 м от палатки было заметно расхождение следов, от основной группы словно бы отделились два человека (две пары ног), но они не ушли далеко и продолжали движение параллельно основной группе, сохранив с нею, видимо, контакт голосом. Следы хорошо прослеживались на склоне на протяжении более полукилометра. Судя по следовым дорожкам, движение группы осуществлялось в направлении долины реки Лозьва и было практически прямолинейным (Борис Ефимович Слобцов в своих официальных показаниях во время следствия следующими словами описал обстановку возле палатки и следовую дорожку: «От палатки (…) на расстоянии около 0,5–1 метра обнаружили несколько тапочек от разных пар, а также были разбросаны лыжные шапочки и другие мелкие предметы. Я не помню и не обратил внимание, скольких человек были следы, но следует отметить, что следы вначале оставлены кучно, рядом друг с другом, а дальние следы расходились, но как расходились, я теперь не помню.»). Во время изучения следовых дорожек внимание поисковиков привлёк след ноги в ботинке с каблуком. К сожалению, этот след оказался единичным и ценность его никем по достоинству оценена не была. По крайней мере, в тот момент. Никто не задумался над тем, почему следов ног в носках и валенках много, а след в ботинке — всего один? По общему мнению, в ботинке спускался кто-то из членов тургруппы и это предположение устроило всех. Лишь много позже выяснилось, что никто из девяти туристов не имел на ногах ботинок… След не был должным образом зафиксирован, его даже не измерили линейкой. Остался только единственный фотоснимок, объективно подтверждающий существование отпечатка ноги в ботинке рядом с дорожкой отхода туристов.
Фотография того самого следа ноги в ботинке (из коллекции Алексея Владимировича Коськина, екатеринбургского исследователя трагедии группы Игоря Дятлова). Сам отпечаток находится прямо под носком указывающего на него сапога. Отпечаток неполон
— хорошо пропечатался каблук и средняя часть подошвы, в то время как носок фактически «висит в воздухе». Такой характер отпечатка свидетельствует о том, что он оставлен в динамике, при движении вниз, когда упор приходится именно на пятку. Если бы человек в ботинке был статичен, подошва отпечаталась бы полностью. Если бы отпечаток был измерен, то простейшими арифметическими действиями можно было бы установить не только размер обуви человека, его оставившего, но и истинный размер его ступни, рост и вес. К сожалению, об этом нам тоже приходится говорить только в сослагательном наклонении. Рядом с палаткой находилась пара лыж, причём мнения о том, в каком именно виде их нашли, впоследствии разделились: имеются воспоминания о том, что лыжи стояли вертикально, воткнутые в снег у входа в палатку, но также известно свидетельство, согласно которому лыжи были связаны и лежали на снегу. В стороне от палатки на удалении примерно 10 м, в снегу были найдены вещи, принадлежавшие, как выяснилось позже, Игорю Дятлову — пара носков и матерчатые тапочки, завёрнутые в рубашку-ковбойку.
Вид палатки «дятловцев». Знаменитая, если не сказать, хрестоматийная фотография спасателя Вадима Брусницына. Обычно этот снимок датируется 28 февраля 1959 г., но сам автор фотографии считает, что она сделана 26 февраля. На переднем плане поисковик Коптёлов, активный участник розыскной операции. Этот свёрток словно бы кто-то отбросил в сторону. Палатка группы Дятлова была установлена штатно, однако дальние от входа растяжки были сорваны, отчего северную часть палатки некоторое время, видимо, трепало ветром. Впрочем, к моменту появления поисковиков она уже была присыпана слоем снега толщиною 20–30 см. Под днищем палатки оказались уложены 8 пар лыж, внутрь были внесены 9 рюкзаков, уложенные для придания большей устойчивости на дно.
Эти фотоснимки не имеют прямого отношения к походу группы Игоря Дятлова зимой 1959 г. Левый фотоснимок: установка палатки «на лыжи» (это был популярный среди туристов 50–60-х гг. «фирменный» способ установки палатки на снег). Фотоснимок справа: та самая 4-метровая палатка «дятловцев» в походе 1958 г. Снимок интересен тем, что позволяет наглядно увидеть систему растяжек, используемую при установке палатки. Южный конёк палатки (там, где был вход) был закреплён на лыжной палке, северный конёк был завален и лыжной палкой не фиксировался. Поверх рюкзаков были расстелены 2 одеяла, ещё 7 одеял оказались либо сложены, либо скомканы и образовали смёрзшуюся груду. Сверху одеял были беспорядочно навалены ватные куртки-телогрейки числом 6 шт. У самого входа по левую руку (если смотреть от входа) оказалась найдена практически вся обувь, имевшаяся в распоряжении группы: 7 валенок (т. е. 3,5 пары) и 6 пар лыжных ботинок. Обувь выглядела беспорядочно сваленной. Ещё 2 пары ботинок лежали в центральной части палатки по правую руку. Также по правую руку, но ближе к входу, помещались вещи, которые условно можно назвать хозинвентарём — топоры (два больших и один маленький), пила в чехле, два ведра (внутри одного из них первоначально находилась фляга со спиртом, которую прихватил накануне Борис Слобцов), два котелка, а также цилиндрическая печка. Состояние печки разные свидетели описывали по-разному: одни утверждали, что та была набита щепками и наколотыми дровами, другие же говорили, будто внутри находились части разобранного дымохода. Для нас важно сейчас отметить, что печка в момент ЧП явно не использовалась группой по назначению. Здесь же, рядом с хозинвентарём лежали 2 или 3 мешочка с сухарями.
Палатка «дятловцев» в последнем походе. Фотографии из фотоаппаратов погибших туристов, снимки сделаны в последних числах января 1959 г. в долине реки Ауспия. На левом фотоснимке выделена петля, вшитая в конёк крыши палатки, в которую заведена верёвкарастяжка. Растяжка крепилась либо к веткам деревьев, если таковые имелись поблизости, либо пропускалась через лыжу и привязывалась к лыжной палке, заменявшей собою колышек. На фотографии справа можно хорошо видеть дымоход самодельной печки Игоря Дятлова, выведенный наружу через противоположный входу торец палатки. Тут же, у входа была найдена лыжная палка, брошенная поверх прочих вещей. Палка выглядела так, словно кто-то пытался обстругивать её ножом. С этой палкой связана одна из многих серьёзных неопределённостей, существующих вокруг гибели группы Дятлова. Дело в том, что туристы не имели запасных лыжных палок, и повреждение хотя бы одной из них могло самым серьёзным образом затруднить движение всей группе. Совершенно непонятно кто и для чего мог заняться столь бессмысленным и прямо вредительским делом, как обстругивание палки ножом. Кроме того, не совсем ясно, как вообще можно было резать ножом бамбук (а по уверению Юдина, в распоряжении группы имелись только бамбуковые лыжные палки). Существует предположение, что найденная в палатке палка была не бамбуковой, но ни подтвердить, ни опровергнуть его сейчас невозможно — никто эту палку не фотографировал и её дальнейшая судьба вообще неизвестна. Внимание спасателей, разбиравших палатку, привлёк большой, килограмма на 3 весом, кусок ветчины-«корейки», извлечённый из мешка, и лежавшая на одеяле полоска свиной кожи, оторванная от ветчины. В момент, когда с группой Дятлова произошло чрезвычайное происшествие, туристы явно намеревались резать эту «корейку» для приёма в пищу. Также где-то здесь, в ближайшей к выходу части палатки, оказался найден «Вечерний Отортен», шуточная самодельная стенгазета туристов, написанная на тетрадном листе бумаги (Имеет смысл процитировать её, поскольку с содержанием этого листка будут связаны некоторые версии случившегося с группой Дятлова: «Вечерний Отортен» № 1. 1 февраля 1959 г. Передовица. Встретим 21 съезд увеличением туристорождаемости! Наука. В последнее время в научных кругах идёт оживлённая дискуссия о существовании снежного человека. По последним данным, снежные человеки обитают на Северном Урале, в районе горы Отортен. Философский семинар «Любовь и туризм» — проводится ежедневно в помещении палатки (гл. корпус). Лекции читают доктор Тибо и кандидат любовных наук Дубинина. Армянская загадка. Можно ли одной печкой и одним одеялом обогреть 9 туристов? Новости техники. Туристские сани. Хороши при езде в поезде, на машине и на лошади. Для перевозки груза по снегу не рекомендуются. За консультацией обращаться к гл. конструктору тов. Колеватову. Спорт. Команда радиотехников в составе тов. Дорошенко и Колмогоровой установила новый мировой
рекорд в соревнованиях по сборке печки — 1 час 02 мин. 27, 4 сек. Орган издания профсоюзной организации группы «Хибина.»). Примечательно, что оригинала этой стенгазеты в материалах дела нет, есть только машинописная копия, поэтому невозможно сказать кем именно она была написана (и вообще, одним ли человеком или несколькими). Кроме того, не совсем ясно где именно в палатке находился этот листок, есть свидетельства, будто его нашли приколотым булавкой к внутреннему пологу, но это неточно. В дальней от входа части палатки находились продукты (сахар, соль, крупа, сгущённое молоко) и ничем не примечательное полено. Последнее, видимо, предполагалось использовать для растопки.
Реконструкция общего вида палатки группы И. Дятлова (в аксонометрической проекции с соблюдением пропорций) и указанием расположения вещей на момент её обнаружения на склоне Холат-Сяхыл поисковиками. Изображение условно, для упрощения схемы не показаны рюкзаки туристов (9 шт.), уложенные на дно, одеяла (2 шт. — расправленных и 7 шт. — скомканных) и ватники (куртки-телогрейки). Для наглядного сравнения размеров на схеме изображён человек комплекции Ю. Дорошенко (рост — 180 см, ширина плеч — 55 см). Условные обозначения: 1- петля в коньке крыши, в которую заводились верёвки-растяжки для избежания провисания брезента; 2- двойной шов, пересекавший скаты крыши и боковые стенки, который получился при сшивании палатки Дятлова из двух 4-местных палаток; 3- подвесная печка Игоря Дятлова и дымоход в собранном виде (во время последней ночёвки не использовались и оказались найдены на полу палатки). Зона «А» — место налево от входа, где оказалась свалена практически вся обувь группы (7 валенок и 6 пар ботинок); зона «В» — участок направо от входа, где был сложен хозинвентарь группы (2 ведра, фляга со спиртом, 2 больших топора и 1 маленький, котелки, пила в ножнах, подвесная печка, мешочки с сухарями, а также кусок корейки весом ок.3 кг.); зона «С» — место в центральной части палатки по правую руку от входа, где оказались найдены две пары ботинок; зона «D» — дальняя часть палатки, где были найдены продукты группы (крупы, консервы, сахар) и полено, припасённое для топки печки. Такую схему обязательно должны были составить следователи, поскольку её анализ может многое сказать о последних минутах спокойной жизни туристов, однако прокуроры не озаботились подобной реконструкцией. В настоящем очерке нам ещё не раз придётся обратиться к этому рисунку. Поисковики разобрали палатку, извлекли из неё вещи и перенесли их ниже по склону для удобства последующей эвакуации. Из-под палатки извлекли 3 пары лыж, две из которых отдали
охотникам Моисееву и Мостовому, а одну использовали в качестве вешек для обозначения на склоне мест обнаружения тел Колмогоровой и Дятлова.
На фотоснимке запечатлён тот самый момент, о котором повествуется в очерке: палатка полностью разобрана и отодвинута в сторону, из-под неё извлечены лыжи членов группы, спасатели передвинулись ниже по склону. Чуть выше места установки палатки можно видеть фигуры двух человек — это журналист Юрий Яровой и прокуроркриминалист Лев Иванов. Данный фотоснимок особенно ценен тем, что позволяет судить о крутизне склона горы Холат-Сяхыл непосредственно в месте установки палатки. Оригинальный фотоснимок (слева) несколько «завален» влево, но простейшие преобразования позволяют компенсировать огрехи и точно назвать величину крутизны вышележащего склона @. Она равна 15 градусам. Всего-то! Это меньше крутизны лестничных маршей и эскалаторов в метро. 28 февраля 1959 г. прокурор Василий Иванович Темпалов возбудил предварительное расследование по факту обнаружения трупов четырёх туристов из группы Дятлова. 1 марта палатка и найденное в ней имущество группы без описи было вывезено вертолётом в Ивдель. Опознание вещей и их распределение по принадлежности членам группы при участии Юрия Юдина проводилось уже там.
Транспортировка к вертолётной площадке, оборудованной на перевале, одного из трупов, найденных в феврале-начале марта 1959 г. Фотография из коллекции Алексея Владимировича Коськина и «Фонда памяти группы Дятлова», общественной организации, много сделавшей для изучения обстоятельств трагедии 1959 г. на перевале. Для нас этот снимок особенно интересен тем, что сделан в непосредственной близости от верхней границы леса, каковой она была во время описываемых событий. Видно, что поросль карликовых берёз резко обрывалась, открывая совершенно голый склон без всякой переходной кустарниковой зоны. Граница лесной зоны в 1959 г. проходила на высоте примерно 700 м над уровнем моря. За истекшие десятилетия, по свидетельству очевидцев, она существенно поднялась по склонам гор, что, возможно, объясняется объективным потеплением климата в северном полушарии. В тот же самый день — 1 марта — в лагерь поисковиков прибыл единственный в свердловской областной прокуратуре прокурор-криминалист Лев Никитович Иванов, который возглавил расследование по факту гибели группы Дятлова. С этого времени поисковики приступили к прощупыванию склона Холат-Сяхыл доставленными в лагерь лавинными зондами. Работы велись с полной самоотдачей участников, за день каждый поисковик прощупывал зондом до 1 тыс. кв.м., передвигаясь порой в снегу глубиною 1,5 м. Работа была проделана огромная. В течение недели (с 2 по 9 марта) поисковики планомерно «прощупали» склон Холат-Сяхыл от места расположения палатки Дятлова в долину Лозьвы, осуществили методичное прочёсывание леса в районе кедра, под которым были найдены первые два тела, и совершили кольцевой обход высоты 905,4. Далее они проверили спуск от этой высоты к Лозьве и длинный овраг в 50 м от кедра. «Прощупывание» оврага зондами проводилось на протяжении 300 м, но работу эту вряд ли можно было считать эффективной, поскольку глубина снега там превышала 3 м и длина зондов оказалась явно недостаточной. В ходе этих работ был найден китайский фонарик в исправном состоянии с разряженной батареей. Фонарик находился во включённом состоянии. Поисковики нашли его на 3-й каменной гряде на удалении примерно 400 м от палатки. (Склон Холат-Сяхыл пересекают три
длинные каменные гряды, расположенные почти горизонтально. Самая верхняя, условно 1-я, удалена от палатки примерно на 200 м, следующая — на 250–280 м, и, наконец, 3-я, последняя, находится на расстоянии около 400 м. Членам группы Дятлова при спуске к кедру неизбежно пришлось бы преодолевать каждую из них.) Найденный фонарик находился на линии «палаткакедр» и его местоположение соответствовало предположению об отходе группы (или части группы) в направлении дерева, под которым были найдены тела двух туристов. 2 марта 1959 г. группа в составе трёх студентов-поисковиков и двух охотников-манси отыскала лабаз, оставленный дятловцами перед подъёмом на Холат-Сяхыл. Находился он, как и предполагалось, в долине реки Ауспия, примерно в 300 м от лагеря поисковиков. Дятловцы устроили лабаз на земле, огородили его лапником и обозначили вертикально стоящей парой лыж, на которые натянули разорванные гетры. Лабаз производил впечатление непотревоженного. Он располагался примерно в 100 м от берега Ауспии и в полукилометре от границы леса. В нём оказались различные продукты (крупы, сахар и пр., в общей сложности 19 наименований суммарным весом 55 кг.), заготовленные дрова, а также вещи, в которых они могли не испытывать нужды в течение тех нескольких дней, что были необходимы им для подъёма на Отортен и возвращения обратно в долину Ауспии. В числе таковых оказались мандолина, упомянутая пара лыж, использованная как ориентир, 2 пары ботинок (лыжные и тёплые), ледоруб, а также шапочка, маска и ковбойка (по 1 шт.). Лабаз, с обнаружением которого связывались надежды на прояснение судьбы группы, ничего нового к известной поисковикам информации не добавил. Стало лишь ясно, что после экстренного покидания палатки никто из членов группы Дятлова к лабазу не вернулся. На следующий день — 3 марта 1959 г. — в аэропорту города Ивдель были разобраны и описаны протоколом вещи пропавшей группы, доставленные туда из района поиска вертолётом. Перечислим наиболее значимые в контексте настоящего очерка предметы и личные вещи туристов, обнаруженные в палатке: 9 курток-штормовок, 8 ватных курток-телогреек (в просторечии «ватников»), 1 меховая куртка, 2 меховых безрукавки, 4 штормовых штанов, 1 хлопчатобумажные штаны, 4 шарфов, 13 пар рукавиц (меховых, суконных и кожаных), 8 пар лыжных ботинок, 7 штук валенок, 2 пары тапочек, 8 пар гетр, 3 конькобежные шапочки, 1 меховая шапка, 2 фетровых берета, 3 компаса, 1 часы карманные, 1 финский нож, 3 топора (2 больших и 1 маленький в кожаном чехле), чехлы на ботинки — 19 шт., 2 ведра, 2 котелка, 2 фляги, 1 аптечка. Имелось также значительное число мелких предметов — носков, портянок, маски, зубные щётки — извлечённых из рюкзаков, что затруднило определение их принадлежности конкретным участникам похода. Какие выводы можно сделать из анализа состава предметов, брошенных дятловцами в палатке? Прежде всего, они покинули своё убежище оставив верхнюю одежду — ватники, куртки-штормовки, ботинки, валенки и головные уборы. Только исключительно серьёзная угроза могла побудить группу из 9 молодых и физически крепких людей экстренно уходить из лагеря в зимнюю пору вечером в совершенно необжитом лесном регионе. Вопрос, видимо, стоял так: либо отход вниз по склону, либо немедленная и неминуемая смерть на месте установки платки. При этом нельзя сказать, что группа была полностью безоружна — туристы бросили в палатке три топора и один финский нож, кроме того, скорее всего, какие-то ножи имелись у них при себе, ведь пихты и берёзки у кедра они срезали ножами. Однако опасность, с которой столкнулись туристы была такова, что топоры и ножи в той ситуации не могли помочь им в противостоянии. Помимо этого, в общем-то очевидного вывода, следователи сделали и другой: кризисная ситуация стала развиваться в момент переодевания группы (подготовки ко сну). Именно этим можно было объяснить тот факт, что практически вся обувь и верхняя одежда группы оказалась
снята и брошена в палатке. Этот вывод стал своего рода аксиомой, принимаемой на веру подавляющим большинством исследователей этой трагедии. В тот же самый день, 3 марта 1959 г. группа Бориса Слобцова, состоявшая из студентов свердловского «Политеха» покинула район поисков. Причинами, в силу которых группу пришлось отозвать, явились как крайнее утомление её членов, так и необходимость скорейшего возвращения к учёбе. Никто в руководстве института не стал бы ради участия студентов в поисковой операции переносить сессию или прощать академические «долги». В тот же день в поисковом лагере появились руководители туристического движения общесоюзного масштаба — речь идёт об уже упоминавшихся выше московских экспертах Бардине, Шулешко и Баскине. Им предстояло на месте оценить организацию поисковой операции и сделать предварительные выводы о характере происшествия, повлёкшего гибель части группы Игоря Дятлова. Бардин и Баскин пробыли на месте поисковой операции вплоть до 8 марта, а Шулешко улетел на следующий день после них. По итогам своего пребывания в лагере и изучения ситуации «на месте», «москвичи» подготовили доклад, своего рода экспертное заключение, в котором предприняли попытку взглянуть на случившееся с группой Дятлова непредвзято и трезво. Уход дятловцев от палатки к кедру они объяснили продолжительным характером опасности, имевшей место на склоне и побудившей туристов экстренно искать спасения в долине Лозьвы. Поскольку одежда погибших явно не соответствовала погодным условиям, московские специалисты предположили, что опасность застигла тех в момент переодевания. Это предположение на многие годы сделалось своеобразной аксиомой, от которой отталкивались создатели большинства версий случившегося. В целом, доклад московских специалистов был составлен в выражениях весьма осторожных, если не сказать уклончивых; они никого не обвиняли в случившейся трагедии и воздержались от резких оценок. В формулировках этого документа чувствуется рука искушённого канцеляриста, стремящегося дистанцироваться от потенциально опасного содержания документа.
3. Судебно-медицинское исследование тел Юрия Дорошенко, Георгия Кривонищенко, Зинаиды Колмогоровой и Игоря Дятлова 4 марта экспертом областного Бюро судебно-медицинской экспертизы Борисом Алексеевичем Возрождённым и судмедэкспертом города Североуральск Иваном Ивановичем Лаптевым было произведено исследование четырёх тел погибших туристов, доставленных в Ивдель. В целях правильной оценки обстоятельств случившегося на склоне Холат-Сяхыл, опишем одежду, в которой были доставлены погибшие туристы для анатомического исследования и основные телесные повреждения, отмеченные экспертами: а) Юрий Дорошенко, один из двух, найденных под кедром туристов. Известно, что это был самый крепкий и рослый (180 см) член группы Дятлова. На нём была одета майка-безрукавка и штапельная (т. е. тонкого сукна, не фланелевая) рубашка-ковбойка с коротким рукавом; плавки, сатиновые трусы и трикотажные кальсоны. Все 6 пуговиц ковбойки были застёгнуты, оба нагрудных кармана — пусты. На ногах — разное количество носков: на левой — двое трикотажных и толстый шерстяной с обожжённым участком 2,0*5,0 см, а на правой — остатки х/б носка и шерстяной. Кальсоны Дорошенко были сильно разорваны: левая штанина в средней трети внутренней поверхности бедра имела разрыв размером 13,0*13,0 см, а правая штанина на передней поверхности бедра и того больше — 22,0*23,0 см. В волосах погибшего эксперт обнаружил частицы мха и хвою, кроме того, с правой стороны головы в её височной, теменной и затылочной частях оказались обожжены кончики волос. Цвет лица покойного был определён словосочетанием «буро-лиловый». Трупные пятна располагались на задней поверхности шеи, туловища и конечностей, что противоречило тому положению тела, в котором оно было найдено (напомним, Юрий Дорошенко лежал лицом вниз, соответственно, трупные пятна должны были наблюдаться на груди, животе и передних поверхностях конечностей). Указанное противоречие эксперты в своём заключении никак не объяснили, попросту обойдя его молчанием (поэтому в дальнейшем это придётся сделать нам). Возрождённый и Лаптев зафиксировали следующие телесные повреждения Юрия Дорошенко (для наглядности представим их на анатомической схеме):
Обобщённая схема телесных повреждений Юрия Дорошенко. — обожжённые кончики волос с правой стороны головы (поз.1) — спинка носа, кончик носа и верхняя губа — в крови (поз.2) (это явное свидетельство прижизненного носового кровотечения); — верхняя губа отёчна, на ней — кровоизлияние красного цвета размером 1,5*2,0 см (трудно понять причину этого отёка, возможно, погибший закусывал губу)(поз.3); — правая щека «покрыта слоем пенистой серого цвета жидкости, из отверстия рта следы выделения жидкости серого цвета» (обратим внимание на эту «пенистую жидкость» на щеке погибшего. Судмедэксперты никак не объяснили её появление и к вопросу о причинах столь странного физиологического явления нам придётся вернуться в другом месте); — в районе правого уха (мочки и козелка) плотный участок буро-красного цвета размером 6,0*1,5 см (поз.5), в районе козелка левого уха — аналогичный участок кожи пергаментной плотности 4,0*1,0 см (поз.4) (трудно понять механизм подобного травмирования, локализованного в районе ушей, если только травмирование носило естественный характер); — у переднего края правой подмышечной линии — осаднение кожи размером 2,0*1,5 см (поз.6); — на внутренней поверхности правого плеча в средней трети две ссадины размерами 2,0*1,5 см «пергаментной плотности без кровоизлияния в подлежащие ткани. В области этих ссадин сделаны два разреза линейных» (причём из текста Акта непонятно кем сделаны эти разрезы — экспертами, производившими вскрытие, или кем-то до них. Если первыми, то неясна цель как самого разрезания, так и упоминания об этом, поскольку в Акте судебно-медицинской экспертизы такие мелкие манипуляции обычно не описываются) (поз. 7); — на передней поверхности правого плеча мелкие ссадины буро-красного цвета пергаментной плотности без кровоизлияния в подлежащие ткани (фактически, царапины) (поз.8); — в области верхней трети правого предплечья ссадины буро-красного цвета в виде полос
размерами 4,0*1,0 см, 2,5*1,5 см и 5,0*0,5 см (поз.9); — мелкие ссадины в области нижней трети правого предплечья (поз.10); — в области правой кисти припухлость мягких тканей и мелкие ссадины (поз.11); — на тыльной части правой кисти в районе 2-ой пястной кости ссадина размером 2,0*1,5 см буро-красного цвета с кровоизлиянием в подлежащие мягкие ткани (поз.12); — пальцы рук, особенно концевые фаланги, тёмно-лилового цвета (указание на обморожение никак не ниже, по-видимому, 3 ст.) (поз.13); — на внутренней поверхности левого плеча в нижней его трети обнаружены три ссадины буро-красного цвета размерами 3,0*0,5 см, 1,5*0,7 см и 1,0*1,5 см (поз.14); — на боковой поверхности левого локтевого сустава мелкие ссадины буро-красного цвета и ссадина размером 2,0*3,0 см со следами скольжения (поз.15); — на внутренней поверхности левого предплечья на границе средней трети и нижней трети (т. е. чуть ниже середины) рана неправильной овальной формы размером 0,6*0,5 см со следами запёкшейся крови (поз.16); — в правой подвздошной области обнаружен кожный рубец размером 8 см (видимо, след операции по удалению аппендицита); — на передних поверхностях обеих голеней в их средней трети заметны осаднения кожи бледно-красного цвета пергаментной плотности: на левой ноге размером 8,0*4,0 см, на правой — 5,0*1,5 см (поз.17); — концевые фаланги пальцев стоп — тёмно-лилового цвета (такое же обморожение, что и пальцев рук. Если бы Юрий Дорошенко остался жив, ему бы, по-видимому, грозила ампутация всех пальцев) (поз.18). При исследовании внутренних органов погибшего, эксперты отметили полнокровие мозговых оболочек, характерное для умерших от переохлаждения. В желудке было обнаружено большое количество мелких кровоизлияний, называемых обычно «пятнами Вишневского» (по фамилии русского учёного, земского врача из Саратова, первым описавшего их ещё аж в 1895 г.). Наличие «пятен Вишневского» является ещё одним значимым признаком смерти от воздействия низких температур. В дополнение к вышеописанному эксперты зафиксировали полнокровие почек и переполненность сердца кровью — это также важное свидетельство сильного и притом прижизненного охлаждения тела. В лёгких обнаружена та же самая «пенистая жидкость», выделение которой изо рта было отмечено при наружном осмотре (дословно в Акте о состоянии лёгких написано так (орфография оригинала сохранена): «лёгкие с поверхности — синюшно-красного цвета, тестоваты на ощупь, на разрезах ткань лёгких тёмно-красного цвета, при надавливании с поверхности разреза стекает в большом количестве жидкая тёмная кровь и пенистая водянистая жидкость»). Никакого объяснения происхождению «пенистой водянистой жидкости» эксперты в результирующей части своего Акта не дали — они попросту проигнорировали данный факт. Между тем, причин для появления такого необычного физиологического выделения совсем немного и все они никак не связаны с замерзанием. В дальнейшем нам ещё придётся вернуться к анализу этого наблюдения и попытаться дать ему разумное объяснение, поскольку факт выделения пены изо рта погибшего несёт в себе исключительно ценную информацию о последних минутах его жизни. Количество мочи в мочевом пузыре было определено в 150 куб. см. Наполненность мочевого пузыря считается одним из значимых признаков смерти от переохлаждения (т. н. признак Самсон-Гиммелштирна). Явление это обусловлено торможением центральной нервной системы замерзающего человека и нарушением иннервации мочевого пузыря, отчего тот теряет способность сокращаться. Общим правилом считается, что количество мочи косвенно
свидетельствует об активности действий по самоспасению — чем больше замерзающий движется, тем менее наполнен будет его мочевой пузырь. Справедливо обратное наблюдение — если человек лёг в сугроб, уснул и замёрз, то его мочевой пузырь окажется переполнен. Возрожденный и Лаптев прекрасно это знали, поэтому старательно фиксировали количество мочи у каждого из погибших. Однако в 1959 г. эксперты не знали, что данное наблюдение справедливо для погибших от воздействия низких температур, чьи тела не подверглись промораживанию. Сейчас же считается, что в тех случаях, когда тела подверглись полной заморозке, а затем оттаиванию, зависимость количества мочи от прижизненной активности теряет свою релевантность (однозначное соответствие). Поэтому данный признак в случае с туристами из группы Игоря Дятлова современные судмедэксперты вряд ли сочли бы существенным для реконструкции картины произошедшего. Впрочем, об особенностях экспертиз более чем полувековой давности в этом исследовании нам придётся ещё говорить не раз. Переломов костей и хрящей эксперты на зафиксировали. Следов алкоголя — тоже. Опираясь на всю совокупность признаков смерти от перехлаждения, обнаруженных при изучении состояния внутренних органов, а также наличие обморожений, эксперты посчитали, что «смерть Дорошенко наступила от воздействия низкой температуры (замерзание) (…)». Телесные повреждения — ушибы и ссадины — по мнению экспертов «относятся к разряду лёгких без расстройства здоровья». Их появление они объяснили падениями Дорошенко на камни или лёд, а также ударами руками и ногами об окружающие предметы в состоянии агонии. Наступление смерти, по их мнению, имело место спустя 6–8 часов с момента последнего принятия пищи. б) Георгий (Юрий) Кривонищенко, как и Юрий Дорошенко найден под кедром. Он был одет в нательную рубашку, ковбойку, плавки, кальсоны и один разорванный х/б носок на левой ноге. В ходе патологоанатомического исследования Борис Алексеевич Возрождённый описал следующие основные телесные повреждения Кривонищенко (cм. соответствующую схему): — ссадины на лбу размером 0,3*0,3 см и 1,8*0,8 см и левом виске 1,0*0,2 см (поз.1); — в правой височной и затылочной области разлитое кровоизлияние с пропитыванием правой височной мышцы (поз.2); — кончик носа отсутствует (предположительно исклёван птицами) (поз.3); — отморожены уши (поз.4); — осаднения на правой стороне груди размерами 7,0*2,0 см, 2,0*1,2 см и 1,0*1,2 см (поз.5); — на кистях рук осаднения эпидермиса шириною до 2,0 см, с тыльной стороны ладоней, на пальцах раны размером 1,5*1,0 см и 1,0*0,5 см (поз.6); — отслоение эпидермиса на тыльной стороне левой ладони шириною до 2,0 см (поз.7);
Обобщённая схема телесных повреждений Георгия Кривонищенко. — фрагмент эпидермиса с пальца правой руки найден за зубами во рту погибшего, размер этого участка кожи был равен примерно 1,0*0,5 см; — осаднения кожи на бёдрах, правое бедро — 5,0*2,0 см и 3,0*1,0 см (поз. 8–9), левое — 1,0*2,0 см и 1,0*1,5 см (поз.10–11). Кроме того, мелкие царапины там же; — осаднения на правой голени размерами 7,0*1,0 см и 2,0*1,0 см (поз.12 и 14); — значительный по размеру ожог (обугливание) левой голени, границы ожога в пределах 31,0*10,0 см. Кальсоны на левой голени сожжены до колена (но не полностью, ткань на левой икре сохранилась) (поз.13); — на левой ягодице ссадина размером 10,0*3,0 см (поз.16); — ссадины на внешней боковой поверхности левого бедра размерами 6,0*2,0 см и 4,0*5,0 см (поз.17–18); — осаднения на левой икре 2,0*1,0 см, 2,0*1,5 см, 3,0*1,3 см (поз.19–21); — ожог левой ступни размером 10,0*4,0 см (поз.15). Количество мочи в мочевом пузыре Возрождённый оценил в 500 гр. Судебно-медицинский эксперт посчитал, что смерть Георгия Кривонищенко «наступила в результате воздействия низкой температуры (замерзание)… При наружном исследовании повреждения в виде осаднения, ссадин, кожных ран могли возникнуть в результате падения и ушибов о камни, лёд и прочее.» Т. о. гибель обоих молодых, спортивных и здоровых мужчин Возрождённый объяснил естественными причинами. в) Зинаида Колмогорова оказалась одета лучше мужчин, найденных под кедром. На голове девушки были две шапочки — тонкая вязаная синего цвета, прикреплённая к волосам заколкой, и красная шерстяная, завязанная под подбородком «бантиком». Поверх нижнего белья была надета майка с длинными рукавами, вигониевый свитер наизнанку, рубашка-ковбойка, поверх неё — свитер синего цвета с оторванным обшлагом (манжетом?) правого рукава, также надетый наизнанку. Нижняя часть тела также оказалась защищена несколькими слоями одежды — рейтузами с начёсом, хлопчатобумажными
спортивными брюками и лыжными штанами с застёжками по бокам. Правая штанина последних имела внизу три небольших разрыва. Застёжки на лыжных штанах Колмогоровой располагались по бокам и пуговицы с обеих сторон были расстёгнуты (на эту деталь следует обратить внимание). На ногах Зины оказались по три носка — два тонких вигониевых и один шерстяной. Внутри шерстяных были вложены стельки. В карманах Зины Колмогоровой найдены 5 руб. и защитная маска военного образца. Маска эта находилась с левой стороны груди между верхним свитером и рубашкой-ковбойкой. Наличие на теле двух свитеров, надетых наизнанку, не должно сбивать с толку кажущейся странностью — это распространённый в туристических походах способ сушки вещей прямо на теле. Из телесных повреждений и значимых патологических изменений судмедэксперт Возрождённый отметил следующие (cм. соответствующую схему):
Обобщённая схема телесных повреждений Зинаиды Колмогоровой. — отёк мозговых оболочек (этот признак является значимым при констатации смерти от переохлаждения); — отморожения 3–4 степени фаланг пальцев рук; — многочисленные ссадины размерами от 1,5*1,0 см до 0,3*3,0 см на кистях рук и ладонях (поз.2 и 3); — рана 3,0*3,2 см со скальпированным лоскутом кожи на кисти правой руки (поз.2); — опоясывающее правый бок, переходящее на спину осаднение кожи размером 29,0*6,0 см (поз.1 и 4) Количество мочи в мочевом пузыре Возрождённый оценил в 300 гр. Телесные повреждения, по мнению эксперта, были получены Колмогоровой при жизни, либо в агональном состоянии в результате падений и ушибов о камни, лёд или снег. Её смерть квалифицировалась как «насильственная, несчастный случай». Следует упомянуть, что как установил эксперт, погибшая не жила половой жизнью; на это обстоятельство необходимо указать для того, чтобы правильно оценивать характер отношений Зины Колмогоровой и Игоря
Дятлова. г) Наконец, Игорь Дятлов — четвёртый из погибших туристов, чьё тело было найдено в конце февраля 1959 г. Рост 175 см, цвет лица описан как «синюшно-красный». Голова погибшего была не покрыта, на теле расстёгнутая меховая «безрукавка» (телогрейка, с лицевой стороны которой х/бумажная ткань синего цвета, а внутри — тёмно-серый мех), под нею синий свитер, х/бумажная ковбойка красного цвета, в нагрудном кармане которой 4-е таблетки «стрептоцида» в упаковке, а под ковбойкой — синяя трикотажная «безрукавка». Из описания в Акте судебно-медицинской экспертизы трудно понять, идёт ли речь именно о трикотажной «безрукавке», или же об обычной майке. Но как можно заключить, утепление торса Игоря Дятлова было «так себе». С ногами и поясницей дело обстояло ещё хуже. На погибшем были надеты лыжные брюки (сейчас бы мы сказали — «штаны») с начёсом и поясом «на резинке», под ними бумазейные спортивные брюки также «на резинке». Под штанами простые чёрные сатиновые трусы. Обувь отсутствовала, на правую ногу были надеты шерстяной и х/бумажный носки, а на левую — один хлопчатобумажный, «типа гольф» (так в Акте). Особо обратим внимание на то, что все носки Игоря Дятлова были непарными. Это может означать одно из двух — либо босоногому Дятлову отдали носки его товарищи по несчастью, сняв с самих себя, как только появилась возможность сделать это в более или менее спокойной обстановке (что называется, с бора по сосенке), либо… сам Игорь снял один из трёх носков с правой ноги и надел его на левую. Предпринял, так сказать, очевидные действия по самоспасению. Данное наблюдение заставляет нас сделать интересный и важный для последующих рассуждений вывод о том, что драматические события начались на склоне ХолатСяхыл в ту самую минуту, когда Игорь Дятлов был босоногим, причём в буквальном смысле этого слова. Запомним сейчас этот вывод, в своё время он найдёт своё место в том паззле, что затейливо рассыпали участниками драмы. Часы «Звезда» на руке Дятлова, как зафиксировали эксперты, показывали 05:31. Возрождённый и Лаптев отметили следующие телесные повреждения погибшего (на анатомической схеме показаны самые существенные из них): — мелкие ссадины тёмно-красного цвета на лобных буграх (поз.1); — в области левой надбровной дуги ссадина буро-красного цвета пергаментной плотности (поз.2); — на верхних веках обоих глаз мелкие ссадины; — на спинке и кончике носа участок буро-красного цвета пергаментной плотности размером 2,0*1,5 см; — в области обеих скул ссадины буро-красного цвета под сухой коркой: справа — мелкие, а слева 3,*1,5 см и 3,0*0,5 см (поз.3); — на губах запёкшаяся кровь (источник кровоточения составителями Акта СМЭ не указан); — на нижней челюсти отсутствует центральный резец, слизистая без изменений. Последнее уточнение указывает на то, что зуб, скорее всего, был потерян задолго до смерти; — на левой щеке мелкие ссадины; — на нижней трети правого предплечья и ладонной поверхности мелкие ссадины тёмнокрасного цвета (поз.4);
Обобщённая схема телесных повреждений Игоря Дятлова. — в области пястно-фалангиальных и межфалангиальных сочленений мягкие ткани буролилового цвета, покрытые сухими запёкшимися корками с кровоизлияниями в подлежащие ткани (по смыслу текста речь идёт о кисти правой руки. Переводя с русского на понятный, можно сказать, что у Игоря Дятлова были сбиты костяшки правого кулака. Это случилось за некоторое время до наступления смерти, что привело к образованию на ранах корки из запёкшейся крови и кровоизлиянию в травмированную область. В тот момент периферийное кровоснабжение ещё сохраняло активность и оставалось близким к нормальному. Если бы травмирование имело место непосредственно перед смертью, когда процесс замерзания зашёл уже достаточно далеко, кровоизлияния в подлежащие ткани не наблюдалось бы); — на левой кисти также отмечены ссадины буро-лилового цвета пергаментной плотности размерами 1,0*0,5 см и 2,0*0,2 см; — на ладонной поверхности левой руки зафиксирована поверхностная рана от второго до пятого пальцев глубиною до 0,1 см (поз.5) (Это рана поперёк всей ладони. Не имея фотографии, трудно в точности сказать, на что именно она похожа, но больше всего подобная рана напоминает разрез при попытке схватить нож за лезвие); — в области коленных суставов отмечены ссадины тёмно-красного цвета: размером 1,0*0,5 см на правом колене и 0,5*0,5 см — на левом (поз.6); — на нижней трети правой голени осаднение кожи 4,0*2,0 см (поз.7); — в области левого голеностопного сустава на передней бокой и задней поверхностях имеются ссадины буро-красного цвета размерами 1,0*0,5 см и 3,0*2,5 см с кровоизлияниями в подлежащие ткани (поз.8).
Тело Игоря Дятлова в морге центральной больницы ивдельского ИТК (т. н. п/я 240) перед вскрытием. На заднем плане, на соседнем секционном столе — труп Георгия Кривонищенко, вскрытие которого производилось в том же месте в тот же день. Внутренних травм погибший не имел. Судмедэксперты зафиксировали характерные для смерти от переохлаждения признаки, проявляющиеся в состоянии внутренних органов — полнокровие мозговых оболочек, «пятна Вишневского» на слизистой желудка, сверхпереполненность кровью внутренних органов — сердца, печени, почек. Количество мочи в мочевом пузыре — до литра, больше, чем у остальных членов группы. Это вовсе не означает, что Игорь Дятлов менее других боролся за спасение себя и своих друзей — это лишний раз подтверждает то наблюдение, что для промороженных трупов данный признак не является значимым. Как и в остальных трёх случаях эксперт Возрождённый заключил, что смерть Игоря Дятлова последовала в результате переохлаждения и явилась несчастным случаем. Какие первоначальные выводы можно было сделать из анализа экспертиз Бориса Алексеевича Возрождённого? Прежде всего, нельзя не обратить внимание на недостаточную защищённость погибших от холода. Из четырёх погибших головные уборы имелись только у Зины Колмогоровой, а обуви не имел никто. Но кроме этого судмедэксперты не могли не отметить ещё одну странность, связанную с особенностями поз погибших. Дело в том, что советская судебно-медицинская наука следующим образом рекомендовала осуществлять распознавание смерти от переохлаждения: «Распознавание. Смерть от переохлаждения связана с первичным нарушением жизненных функций. Бесспорных анатомических показателей при ней нет. Поэтому существенное значение имеет отсутствие могущих повести к смерти заболеваний, и отсутствие данных о смерти от других внешних факторов, при нахождении умершего в условиях, возможных для наступления смерти от холода (…) Здесь подлежат учёту: а) При наружном исследовании: 1) поза трупа, напоминающая зябнущего человека (…)» (цит. по М. И. Райский «Судебная медицина для студентов и врачей», М., Медгиз, 1953 г., стр.232). И что же мы видим? — ни один из четырёх трупов, обнаруженных в районе Холат-Сяхыл в феврале-марте 1959 г. не имел той самой «позы зябнущего человека» (или «позы эмбриона»), как то предписывалось академической наукой. Умирающий от холода должен был стремиться рефлекторно минимизировать теплопотерю, т. е.
поджать к груди колени, охватить их руками, пригнуть голову, тем самым максимально уменьшив площадь поверхности тела, через которую происходит отвод тепла… Так в теории. А что же на практике? Все четверо вытянулись в полный рост, меховая безрукавка Дятлова распахнута и сдвинута куда-то в подмышки, 2 из 3 пуговиц его рубашки-ковбойки расстёгнуты (а манжеты при этом застёгнуты!). Если к этому добавить локализацию трупных пятен, никак не соответствовавшую положению тел при их обнаружении поисковиками, то у следователей невольно рождались мысли о том, что позы умерших и положения их тел принудительно изменялись до наступления трупного окоченения. А пустые карманы одежды туристов рождали подозрения о посмертном обыске. В общем, всё это как-то не очень соответствовало классической картине смерти от замерзания. Помимо этого, нельзя не отметить явную несбалансированность в одежде между членами группы: найденные на склоне Дятлов и Колмогорова имели по несколько штанов, в то время как Дорошенко и Кривонищенко оказались раздеты до кальсон. Причём глагол «раздеты» следует понимать буквально, обоих скорее всего действительно раздевали после смерти товарищи, стремясь воспользоваться их одеждой. Порезы, обнаруженные на руках Дорошенко были нанесены сквозь одежду при попытке отрезать рукава свитера или куртки, которые на момент составления актов СМЭ оставались ещё не найдены. Отрезание рукавов одежды замерзающими людьми выглядело вполне логичным — в рукава можно было засунуть руки или ноги, используя как импровизированные носки или перчатки. Кроме того, аккуратное раздевание трупов обмороженными малоподвижными руками представлялось практически невыполнимой задачей, в то время как использование ножа ускоряло и упрощало эту процедуру. Предположение о раздевании трупов Дорошенко и Кривонищенко, при котором производилось разрезание одежды погибших, хорошо согласовывалось с фактическим расположением фрагментов одежды, найденных под кедром. В протоколе осмотра, составленном прокурором Темпаловым, упомянуты рубашка-ковбойка с 8 рублями в кармане, прожжёный носок, полусгоревший подшлемник; кроме этого, в воспоминаниях участников поисковой операции фигурируют и другие мелкие предметы, в частности, носовой платок, принадлежавший Дубининой, и оборванный (или обрезанный) рукав чёрного свитера. В свитере с оборванным обшлагом рукава была найдена Зина Колмогорова, но возле костра рвали явно не её свитер, поскольку найденный рукав отличался от него цветом. Юрий Юдин, привлечённый следствием к опознанию вещей, найденных на перевале, уверенно узнал в синей меховой безрукавке, в которую был облачён Игорь Дятлов, собственную вещь. Эту безрукавку Юдин отдал Дорошенко при прощании утром 28 января. То, что она в итоге оказалась на другом человеке лишь подтверждало факт перераспределения вещей внутри группы. Ещё одним немаловажным результатом проведённых экспертиз явилось установление того, что погибшие туристы были трезвы и активно боролись за свою жизнь. Было известно, что в их распоряжении имелись две фляжки спирта, но судебно-медицинское исследование сняло все подозрения на неадекватность поведения членов группы или конфликт между ними, обусловленные приёмом спиртного. Констатация этого факта имела существенное значение для правильного понимания того, что же именно могло случиться с пропавшей группой. Одним из важнейших вопросов, который ставился следователем перед судебным медиком, был вопрос определения времени смерти. Заключения, подготовленные Возрожденным и Лаптевым по результатам вскрытий первых четырёх тел, дали непротиворечивые на него ответы: по мнению экспертов речь могла идти о 6–8 часах с момента последнего приёма пищи. Необходимо оговориться, что этот интервал нельзя считать однозначно определённым — дело в
том, что на морозе, в условиях замерзания, обменные процессы в человеческом организме могут замедляться и скорость эвакуации пищи из желудка и её дальнейшего продвижения в кишечнике весьма сильно отличается от нормальной. В любом случае, полученное вывод о времени наступления смерти туристов, однозначно свидетельствовал о том, что они не успели осуществить приём пищи на месте последней стоянки. Указание экспертов на переохлаждение как причину смерти каждого из четырёх туристов выглядело вполне обоснованным и вряд ли могло быть поставлено под сомнение. Прежде всего, тела погибших не имели следов внешнего агрессивного воздействия — термических и химических ожогов, следов когтей и зубов животных, ранений огнестрельным или холодным оружием. Голень Кривонищенко имела пугающего размера ожог, но, принимая во внимание наличие рядом с трупом костра, это не казалось странным. Кривонищенко и Дорошенко имели многочисленные ссадины и мелкие поранения рук и ног, но поскольку их тела нашли рядом с кедром и костром, логично было предположить, что все эти повреждения были получены в процессе сбора хвороста. Напомним, ветви дерева, под которым был разведён костёр, оказались обломаны на высоте до 5,5 м, а на стволе кедра остались многочисленные следы крови. Залезавшие на дерево молодые люди, цепляясь замёрзшими руками за ствол, невольно повреждали кожу и при этом не ощущали боли ввиду потери ею чувствительности. Так что характер телесных повреждений Кривонищенко и Дорошенко не противоречил в целом выводу эксперта. В таком примерно положении находилось следствие, получившее 4 марта 1959 г. в своё распоряжение заключения судебных медиков о причинах и времени наступления смерти четырёх из девяти членов пропавшей туристической группы. Прокурор Иванов, безусловно, не мог не чувствовать некую двойственность ситуации: с одной стороны — разрезанная палатка, вытянувшиеся в полный рост трупы погибших, возможно кем-то перевёрнутые и обысканные, т. е., вроде бы, явный криминал, а с другой — уверенное указание судебных медиков на низкую температуру, т. е. природный фактор, как причину смерти. В каком направлении надлежало вести следствие?
4. Что не увидели следователи. Огрехи начального этапа расследования При этом нельзя не отметить того, что уже с самого начала и следствие, и поисковики, работавшие на склоне Холат-Сяхыл, допустили ряд огрехов и не сумели прояснить существенные моменты, весьма важных для понимания случившегося с группой Дятлова. Допущенные в самом начале следствия ошибки привели к тому, что многие важные выводы могут быть обоснованно поставлены под сомнение и эти сомнения с течением времени привели к формированию огромного числа (нескольких десятков) версий, совершенно по-разному описывавших процесс гибели группы. Перечислим вкратце те недоработки следствия, о которых говорилось выше, дабы читатель понял, о чём идёт речь: 1) Прокурор Темпалов и прокурор-криминалист Иванов небрежно отнеслись к такой важной задаче следствия, как судебно-оперативная фотосъёмка места преступления. Между тем, в этом заключалась, одна из важнейших целей их пребывания в районе поисков в конце февраля-марте 1959 г. В деле, практически нет ориентирующих фотоснимков, позволяющих чётко определить положение трупов, улик и значимых предметов окружающей обстановки (камней, ям и пр.) на фоне ориентиров. В деле также нет детальных фотоснимков, передающих криминалистически значимые свойства и признаки объектов. Те фотографии, которые были сделаны прокурорами, относятся к категории т. н. «узловых», таковыми нельзя ограничиваться при фотографировании трупа на месте обнаружения. Каждое из тел должно было быть запечатлено по крайней мере из трёх точек — верхней и двух боковых, как при нахождении в снегу, так и после удаления снега. Особенно важны детальные фотоснимки тел погибших и их одежды, поскольку словесное описание в протоколе зачастую не фиксирует многие важные детали. Ничего этого сделано не было. В какой-то момент следователи видимо поняли явную недостаточность включённых в дело фотоматериалов, поэтому приобщили в качестве судебнооперативных фотографии, сделанные… поисковиками. Последние имели весьма невысокую криминалистическую ценность и могли рассматриваться лишь как иллюстративный материал. Между тем, уже к концу 30-х гг. в СССР криминалистическая наука выработала основные правила проведения фотосъёмки в интересах следствия и судебно-оперативное фотографирование перестало быть экзотикой. 2) Совершенно неудовлетворительно была проведена фиксация следов на снегу путём фотографирования. Отпечатки ног, наблюдаемые на нижележащем от палатки склоне ХолатСяхыл на протяжении более полукилометра, могли очень многое сказать о характере отхода людей — сколько их было, имело ли место волочение тел, падения, как именно двигалась группа (шагом, бегом), имело ли место движение вперёд боком или спиной (такой способ отступления мог указывать на наличие позади группы угрозы, следующей по пятам). Немаловажно для понимания случившегося могло быть изучение того, как перемещались девушки, поскольку в случае продолжительного действия опасности на склоне, их непременно окружили бы молодые люди; если же девушки двигались на периферии группы, значит непосредственной опасности во время спуска уже не существовало. В общем, оставшиеся на снегу следы несли много исключительно ценной информации о поведении членов группы и сохранность следов явилась исключительной удачей для следствия. Впрочем, прокурорские работники удачей этой так и не воспользовались. В криминалистике существуют определённые правила фотографирования следов на снегу — снимки надлежит делать через жёлтые или
оранжевые светофильтры, если имеется следовая дорожка её обязательно надо снимать либо в перспективе, либо методом линейной панорамы; также обязательно осуществляется детальное фотографирование наиболее характерных единичных отпечатков. Дабы уменьшить вредное влияние рассеянного света, «смазывающего» детали следа на снегу, используются специальные ширмы, а съёмку производят как при прямом освещении, так и в косых лучах света. Поскольку в группе имелись люди с весьма разным размером стоп, фотографирование с линейкой и замер величины отпечатков, вполне возможно, позволил бы поставить в соответствие следовые дорожки отдельных пар ног конкретным людям, что сразу сняло бы (либо, напротив, подтвердило бы) некоторые версии. Но говорить об этом приходится в сослагательном наклонении, поскольку должного закрепления следов отхода путём фотографирования не было осуществлено. Всё, что мы знаем о следах — это устные описания поисковиков, зачастую прямо противоречащие друг другу, да пара малоинформативных фотографий из которых можно уяснить лишь сам факт существования следов в виде столбиков снега; 3) Удивительно невнимание следователей к обстановке вокруг палатки, найденной на склоне Холат-Сяхыл. Прокуроров не было там во время обнаружения палатки 26 февраля, но Темпалов прилетел на перевал вертолётом на следующий день и должен был тщательно зафиксировать все следы и улики возле палатки и принять меры к выяснению их происхождения. О чём же идёт речь? Прежде всего, о единичном следе мочи на снегу. О нём известно только то, что такой след действительно существовал и вроде бы на расстоянии 1 м от палатки. Кому принадлежал этот след — члену группы Дятлова или кому-то из поисковиков — так толком и не выяснено. По умолчанию считается, что по малой нужде сходил кто-то из «дятловцев», но опроса поисковиков, дабы удостовериться в ином, Темпалов не осуществил. Между тем, Слобцов, обнаруживший палатку 26 февраля, честно признавался, что следа мочи на снегу не помнит. Аналогична ситуация с обломком лыжи, найденном в начале марта на горизонтальной площадке, на которой была установлена палатка группы Дятлова. Что это была за лыжа, принадлежала ли она поисковикам и если нет, то кому? так и осталось невыясненным. О лыже вообще известно лишь по воспоминаниям участников поиска — в деле упоминаний об этом нет. Точно также в деле нет упоминаний о весьма необычной детали одежды, обнаруженной в аэропорту Ивделя среди вещей исчезнувших туристов, доставленных вертолётом с перевала. Речь идёт о военной обмотке — полоске шинельного сукна длиной около 1 м с завязками на одном из концов, которой пользовались военнослужащие РККА в довоенное время для защиты голеней от холода. С распространением сапог и унтов обмотки вышли из употребления в вооружённых силах, однако в 50-х гг. их всё ещё можно было видеть у ГУЛАГовских конвоиров и зэков. Юрий Юдин, участвовавший в опознании вещей «дятловцев» в аэропорту, указал прокурору Иванову на то, что обмотка не принадлежала членам пропавшей группы; она не попала в опись вещей, составленную следователем, принадлежность её не была установлена и дальнейшая судьба странной детали одежды ныне неизвестна. Также толком ничего не известно о вещах Дятлова (тапочках и носках, завёрнутых то ли в рубашку-ковбойку, то ли в штормовку — это, кстати, с точностью так и не было установлено!) найденных на некотором удалении от палатки. На каком удалении и в каком направлении оказались найдены эти важнейшие улики, как именно они были завёрнуты (и были ли завёрнуты вообще) осталось невыяснено. Нет даже ясности в таком важном вопросе, сколько лыж имела группа из 9 человек? В одном протоколе, имеющемся в деле, сообщается о 8 парах лыж, уложенных под основание палатки, в другом — о 9. Если приплюсовать пару лыж, обнаруженную около палатки, да оставленную в лабазе, да обломок неизвестной лыжи неподалёку от палатки, то получается
чересчур много. Кроме того, непонятно, в каком положении находилась пара лыж, найденная возле палатки. Имеются свидетельские показания, в которых категорически утверждается, что эти лыжи в момент обнаружения поисковиками были связаны и лежали в снегу перед входом. Если это действительно так, то получается, что конёк палатки сильно провисал и верёвки-оттяжки не были заведены в петлю, вшитую в его центральной части. А стало быть, установка палатки не была завершена к тому моменту, когда некое угрожающее событие побудило членов туристической группы покинуть место стоянки и уйти в долину Лозьвы; 4) Информация в деле совершенно недостаточна для понимания того, как выглядела площадка под кедром, где были найдены первые трупы (Кривонищенко и Дорошенко). Известно, что дерево это отстояло примерно на 70 м от границы леса, т. е., в общем-то, далеко не на краю, однако место это было продуваемо ветром, т. к. заметно возвышалось над ручьём (одним из притоков Лозьвы). Кедр находился в прямой видимости от палатки, что наводило на мысль о разведении огня для подачи светового сигнала, но костёр находился прямо за стволом дерева, которое заслоняло огонь при взгляде с горы Холат-Сяхыл. Это обстоятельство явно снижало видимость подобного сигнала. Тела погибших туристов лежали таким образом, что костёр находился между ними и кедром. Казалось, огонь потух не потому, что закончились дрова, а потому, что их перестали подкладывать. Имеются воспоминания, согласно которым тело Георгия Кривонищенко лежало на сухих ветках, раздавив их своей массой, словно погибший упал на заготовленный хворост с некоторой высоты и более не поднялся. Но в официальном протоколе осмотра места преступления об этом ничего не сообщается; нет и фотографий, способных пролить свет на этот весьма немаловажный нюанс. Опять-таки, из воспоминаний участников поисковой операции известно, что вокруг костра имелось немало сухостоя, который логично было использовать для разведения и поддержания огня. Однако погибшие почему-то лазили на кедр, ломая его ветки, сдирая кожу с рук и оставляя следы крови на коре дерева.
Тот самый кедр (фотография сделана в марте 1959 г.). Судьба дерева в точности неизвестна, существуют указания на то, что кедр уничтожили ещё весной 1959 г. сами поисковики с целью не допустить превращения его в место паломничества туристов. Вместе с тем, участники последних экспедиций на перевал Дятлова утверждают, будто им удалось отыскать это дерево и все рассказы о его уничтожении не более чем легенда. Часть молоденьких деревьев — пихточек и берёз — росших вокруг кедра, оказалась срезана ножом. Следователи не озаботились вопросом, куда делись срезанные деревца? вернее, они
просто склонились к самому незатейливому ответу, решив, что их бросили в костёр. При этом достопочтенных правоохранителей не смутила бессмысленность подобного объяснения. Следователи даже не пересчитали число срезанных ножами деревьев, что, казалось бы, догадался сделать на их месте любой думающий человек. Кроме того, пеньки срезанных молодых пихточек оказались обнаружены и на некотором удалении от места костра, примерно в 50–70 м, причём сами срезанные деревца также исчезли в неизвестном направлении. Однако и в этом случае следователи проявили непростительное пренебрежение к фиксации пока непонятных, но потенциально, очень важных следов. Не осталось ни их фотографий, ни указания на карте или схеме, ни сколько-нибудь внятного описания этого места. Пройдёт довольно много времени, прежде чем разрозненные фрагменты шарады под условным названием «события под кедром» начнут складываться в некую целостную, хотя и непонятную до конца картину.
Фотографии из последнего похода группы Дятлова. Левый фотоснимок: Юрий Дорошенко на привале. Фотография справа: Георгий Кривонищенко рассматривает знаки мансийских охотников. Дятловцы в долине реки Ауспия некоторое время шли по следам охотника-манси и образы исконных жителей Урала, видимо, немало занимали воображение туристов. В походном дневнике Зины Колмогоровой остались русские транскрипции нескольких мансийских слов и выражений, а Георгий Кривонищенко сфотографировался рядом с мансийскими «рунами». Никакого глубокого смысла в этой надписи, вообще-то, не было, она гласит, что тут прошли три манси-охотника с тремя собаками и указана родовая принадлежность первых. Список огрехов следственной работы можно продолжить, но особенного смысла в этом нет. Написанного вполне достаточно для того, чтобы понять, чем питались многочисленные конспирологические версии, весьма популярные у значительной части исследователей истории гибели группы Дятлова. Эти версии приписывают правоохранительным органам намерение по сокрытию истинных причин трагедии, случившейся на склоне Холат-Сяхыл. Конспирологи считали и считают ныне, что никакого объективного расследования вовсе и не было, имело место лишь его имитация, эдакая «итальянская забастовка» следователей советский прокуратуры. Но, забегая несколько вперёд, всё-таки хочется заметить, что на советскую прокуратуру лишних грехов вешать не следует, прокуратура наша и без того грешна. В этом очерке мы постараемся доказать, что никакого умысла по сокрытию или искажению фактов следователи Иванов и Темпалов не имели, они действительно пытались разобраться в таинственной истории, да только делали это так, как умели, т. е. весьма посредственно.
5. Дальнейшие поиски. Обнаружение тела Рустема Слободина Вернёмся, впрочем, к хронике событий на перевале. 5 марта, на следующий день после анатомирования в Ивделе найденных тел, был обнаружен труп Рустема Слободина. Тело находилось на склоне Холат-Сяхыл почти посередине пути между точками, в которых ранее нашли трупы Зины Колмогоровой и Игоря Дятлова. По оценке следователя до того места, где упала Колмогорова расстояние не превышало 150 м вверх по склону, а того, где погиб Дятлов — 180 м вниз. Слободин лежал практически на прямой линии от палатки к кедру, подобно своим товарищам, найденным прежде на склоне.
Схема, демонстрирующая взаимное расположение тел погибших туристов, найденных в феврале-марте 1959 г. Условные обозначения: «^» — палатка группы Дятлова на восточном склоне Холат-Сяхыл, «L» — кедр над четвёртым притоком Лозьвы, «+1–2» — место обнаружения трупов Георгия Кривонищенко и Юрия Дорошенко, «+3» — положение трупа Игоря Дятлова (примерно в 400 м от кедра), «+4» — положение тела Зины Колмогоровой на склоне Холат-Сяхыл (по приблизительной оценке прокурора В. И. Темпалова примерно в 500 м от тела Дятлова), «+5» — место, где был найден труп Рустема Слободина. Тело находилось под слоем снега толщиною 12–15 см и было ориентировано головою вверх по склону. Положение трупа — на груди, левая рука отведена в сторону, правая — сжата в кулак и прижата к груди, правая нога, обутая в валенок, подтянута к животу, левая — вытянута. У Рустема Слободина первого (и единственного) человека из группы Дятлова описано «ложе трупа», характерное для замерзающего подтаивание снега под телом, которое при последующем остывании образует узнаваемую наледь. Толщина зоны подтаивания составила 5–7 см; помимо «ложа трупа» свидетели отметили ещё один признак умирания на холоде — образование на лице (бровях, щетине) сосулек и инея (впрочем, криминалистическую значимость обоих признаков преувеличивать не следует, сосульки и иней на усах и щетине образуются и у вполне
живых людей — тут важна скорее скорость ветра и влажность воздуха, нежели факт замерзания). «Ложе трупа» также не является свидетельством смерти от переохлаждения — его появление означает лишь то, что тело упало на снег будучи ещё достаточно тёплым и в течение некоторого времени от него происходила заметная теплопередача в окружающее пространство. Именно последнее обстоятельство в контексте настоящего очерка имеет существенное значение). Погибший был одет лучше своих товарищей, найденных ранее: торс защищали майка с длинным рукавом, тёплая трикотажная с начёсом рубашка, рубашка-ковбойка, хлопчатобумажный свитер, нижнюю часть тела — кальсоны, тренировочные сатиновые штаны и лыжные брюки, на ногах — четыре пары хлопчатобумажных и вигониевых носков. На правой ноге, кроме того, был обут валенок. На левой руке находились часы, остановившиеся на 8:45. На груди под свитером оказались две войлочные стельки от ботинок, а в кармане рубашки лежали 310 руб. и паспорт погибшего. Также в карманах были найдены перочинный нож, карандаш, ручка, расчёска в пластмассовом футляре, коробка спичек с 48 спичками, а также х/б носок.
6. Судебно-медицинское исследование тела Рустема Слободина. Незаданные вопросы и неполученные ответы… Судебно-медицинское исследование трупа Рустема Слободина осуществил 8 марта 1959 г. уже упоминавшийся в настоящем очерке эксперт областного Бюро СМЭ Борис Возрожденный. Он описал следующие телесные повреждения погибшего (см. соответствующую схему): — мелкие ссадины буро-красного цвета на лбу, над ними две царапины длиною до 1,5 см, расстояние между ними 0,3 см (поз.1); — на верхнем веке правого глаза ссадина буро-красного цвета 1,0*0,5 см с кровоизлиянием в подлежащие ткани (поз.2); — следы выделения крови из носа (поз.3); — губы отёчны; — правая половина лица «несколько отёчна», на ней множество мелких ссадин неправильной формы (поз.4); — на левой половине лица ссадины такого же характера, среди них выделяется ссадина размером 1,2*0,4 см в области левого скулового бугра (поз.5); — в области пястно-фалангиальных суставов обеих рук (в просторечии — костяшек кулаков) осаднения выступающих частей на участках размером 8,0*1,5 см (поз.7); — по локтевому краю левой кисти (ребро ладони) осаднение буро-вишнёвого цвета 6,0*2,0 см с переходом на боковую поверхность мизинца (поз.8);
Обобщённая схема телесных повреждений Рустема Слободина. — в нижней части правого предплечья с тыльной поверхности отсутствие эпидермиса на участках 2,5*3,0 см и 3,5*1,5 см (поз.6);
— на нижней трети наружной поверхности левой голени осаднения тёмно-красного цвета размерами 2,5*1,5 см и 4,0*1,5 см (поз.9). Телесные повреждения Рустема Слободина в контексте случившегося с группой очень интересны и заметно отличаются от тех, что были отмечены у его товарищей. Но самое неожиданное открытие Борис Алексеевич Возрождённый сделал при внутреннем исследовании тела. Эксперт обнаружил: — в областях правой и левой височных мышц разлитые кровоизлияния с пропитыванием мягких тканей; — от переднего края левой височной кости вперёд и вверх трещина длиной до 6,0 см и с расхождение краёв до 0,1 см, трещина расположена от стреловидного шва на расстоянии 1,5 см; — расхождения височно-теменного шва костей черепа слева и справа (определены как посмертные). Кроме того, судебный медик в своём акте описал следующие существенные детали, немаловажны для понимания случившегося с Рустемом Слободиным: — кости основания черепа целы; — отсутствие ярко выраженного кровоизлияния в подмозговые оболочки; — наличие синюшно-красноватых трупных пятен на задней поверхности шеи, туловища и конечностей. Понимая, что описанные им травмы весьма серьёзны, Возрождённый особо указал: «Указанная закрытая травма черепа причинена тупым орудием. В момент возникновения она, несомненно, вызвала состояние кратковременного оглушения Слободина и способствовала быстрейшему замерзанию Слободина. С учётом вышеуказанных телесных повреждений Слободин в первые часы с момента их причинения мог передвигаться и ползти». И вывел итоговое заключение: «(…) смерть Слободина наступила в результате его замерзания». Документ у Бориса Алексеевича получился исключительно интересный. Его анализ приводит к довольно неожиданным результатам. В самом деле, хорошо известно, что у замерзающего человека ухудшается координация движений и замедляется скорость реакции. Любой, кому доводилось замерзать, прекрасно знает, как деревенеют мышцы, ухудшается владение телом, появляется раздражающая неловкость движений. При этом замерзающий человек может падать и падать неудачно — с переломами костей и повреждениями кожи о наст, камни, ветки растений. Повреждения конечностей людей, умерших от переохлаждения организма, ссадины на кистях рук, коленях и лице хорошо известны судебным медикам и описаны довольно давно. Внешний вид этих повреждений кожи весьма напоминает следы борьбы или сопротивления, другими словами, руки погибшего порой разбиты так, словно тот дрался. Существует более или менее достоверная статистика телесных повреждений среди лиц, умерших от переохлаждения (таковая, например, приведена в книге B. П. Десятова «Смерть от переохлаждения организма», из-во Томского государственного университета, Томск, 1977 г.), из которой следует, что ссадины на кистях рук отмечаются примерно у 33 % замёрзших в трезвом состоянии, а коленей — у 28 % (у замёрзших в состоянии опьянения эти цифры другие, но нас они сейчас не интересуют). Появление такого рода ссадин объясняется тем, что упавший человек в агональном состоянии может бить скрюченной рукой об оледенелый грунт, при этом повреждения окажутся сгруппированы не на ладони, а её тыльной стороне. Такие же удары в состоянии агонии приведут к травмированию кожи на лице и коленях. Это, так сказать, в голой теории, применять которую в отношении туристов из группы Дятлова нужно с известной оговоркой. Они спускались с горы, а движение под гору судебные медики приравнивают к движению вниз по лестнице — оба вида перемещений могут привести
к специфическому травмированию человека. Устройство нашего органа равновесия таково, что при падении он стремится бросить тело вперёд, а не назад. Даже люди, падающие в бессознательном состоянии или убитые в положении стоя, не упадут на спину, а опустятся на землю либо лицом вперёд, либо боком. Это очень хорошо видно в документальных кадрах военной хроники. Так безусловный рефлекс человека страхует позвоночник и затылок от случайного травмирования при падении назад. Однако этот спасительный рефлекс не всегда успевает сработать при спуске под гору или на лестнице. Тогда человек — особенно раненый, замёрзший или ослабленный — частенько падает крайне нехарактерно для homo sapiens, а именно, заваливаясь назад. Он может разбить затылок, сломать копчик и т. п. Что-то похожее на подобную травму Возрождённый описал у Зины Колмогоровой — протяжённое осаднение длиной 29 см на правом боку. Девушка, видимо, завалилась и ударилась поясницей о камень. Естественный характер происхождения этой травмы особых сомнений не вызывает. И её наличие лишь подтверждает справедливость изложенного выше тезиса: спускавшиеся по склону туристы могли падать не только вперёд, но и назад. А значит, приведённая доктором наук Десятовым статистика травматизма умерших от переохлаждения, полученная в условиях крупного города, должна быть скорректирована в сторону существенного уменьшения. Точнее говоря, в нашем анализе должен быть уменьшен процент вероятности получения травм рук, лица и коленей, но должна появиться некая (не равная нулю) вероятность травмирования копчика, поясницы, позвоночника и затылка. Теперь вернёмся к анализу травм Рустема Слободина. На первый взгляд может показаться, что повреждения, характерные для замерзающего, можно видеть на его трупе. Те — да не те! Прежде всего, странность вызывает указание судмедэксперта на отёчность лица погибшего (отёчны губы и правая сторона лица). Наличие отёка однозначно свидетельствует о том, что травмирование получено при активном движении крови под кожей, т. е. задолго до замерзания (поскольку при сильном охлаждении организма кровоток по периферийным сосудам резко снижается и кровь уходит во внутренние органы). Травмирование, спровоцировавшее отёк, довольно странное, оно двустороннее: справа — травма лобной кости с образование трещины длиною до 6 см и многочисленными ссадинами кожи, а слева — аналогичные ссадины, в т. ч. одна довольно крупная в районе скулы. При этом травмирующее воздействие слева явно слабее, там нет никаких переломов и трещин костей. Можно понять, что падение человека головою о камень приводит к появлению трещины в лобной кости и в этом случае должно наблюдаться одностороннее повреждение лица. Но как объяснить аналогичные повреждения другой половины лица? Катался головой по камню, как бутерброд из анекдота, который намазали маслом в обеих сторон? Абсолютно исключено, принимая во внимание характер повреждения головы, ведь трещина в черепе — это гарантированный нокаут, обездвиженность, утрата на некоторое время координации движений и ориентации в пространстве (нокаут вовсе не означает потери сознания, это просто временная неспособность управлять своим телом). Впрочем, в случае с Рустемом Слободиным удар лбом о камень вообще исключён, ведь кожа в районе удара не имела ссадин и выраженных повреждений. О трещине в этом месте Возрождённый узнал только когда приступил к трепанации черепа — до этого ничто не указывало на наличие там столь сильного повреждения (не было заметно ни ссадин, ни рассечений, не было и следов крови). Удар тупым предметом, имеющим существенно большую твёрдость, чем человеческая кожа, например, молотком, камнем или подошвой ботинка, обязательно бы вызвал появление узнаваемого отпечатка на коже, да и привёл бы к её рассечению. Однако, ничего подобного описано не было. Очень странный такой удар.
На этой схеме черепа показано примерное расположение трещины лобной кости Рустема Слободина. Поскольку точные размеры его головы неизвестны, рисунок довольно условен. Штрихованные зоны позволяют судить о местоположении очагов «разлитых кровоизлияний» в правую и левую височные мышцы. Если принять во внимание повреждения лица (многочисленные ссадины и заметный отёк его правой половины), то не будет ошибкой сказать, что на голове Рустема перед смертью места живого не оставалось. Впрочем, нет! — остался совершенно неповреждён затылок, хотя уж он-то должен был пострадать при падениях спускающегося с горы человека, страдающего от черепномозговой травмы и притом скованного холодом. И это ощущение странности только возрастёт, если принять во внимание повреждение верхнего правого века, т. е. наличие на нём ссадины размером 1,0*0,5 см. Надо сказать, что это довольно травматичное повреждение и притом непонятно как полученное, если конечно, продолжать считать, что погибший падал правой стороной лица на камень. Упасть глазом на камень, умудрившись при этом не выбить глаз, не рассечь кожу на скуле и сохранить в целости бровь ещё никому не удавалось. Бровь, однако, осталась цела, да и скула тоже. Чем же можно было так поранить веко на лишённом растительности склоне? Какой-такой веткой, каким камнем? Даже если считать, что Слободин неконтролируемо упал в сугроб с твёрдым лежалым снегом, появление буро-красной ссадины всё равно непонятно. Наст может вызвать точечные кровоизлияния под кожу, чтобы убедиться в этом, достаточно после бани прыгнуть не в прорубь, а в сугроб и посмотреть, как снег её «посечёт», но… но наст всё же не абразивный круг и не наждачная бумага. При этом важно не забывать, что кости основания черепа погибшего остались целы. Это указание судмедэксперта очень важно — хорошо известно, что при приложении к человеческой голове медленно растущей нагрузки (компрессии) неизбежно ломаются именно эти кости. Лишь динамичный удар ломает череп в точке приложения силы — эта анатомическая особенность хорошо известна судебным медикам. Стало быть Рустем Слободин за некоторое время до смерти (четверть часа или даже больше) перенёс несколько сильных ударов в голову справа и слева, у него оказался разбит нос и губы, один из ударов оказался особенно тяжёл — он привёл к образованию трещины в лобной кости и вызвал, говоря по-простому, нокаут, однако, он не убил молодого человека и не лишил его способности передвигаться самостоятельно. В конечном итоге Слободин замёрз — и тут судмедэксперт Возрождённый в своём заключении
оказался совершенно точен и против истины не покривил. Удар, который привёл к образованию в лобной кости трещины, мог оказаться смертельным, однако, таковым не стал. Просто потому, что Рустем замёрз раньше. Отсутствие сильного кровоизлияния, способного повлиять на работу мозга, свидетельствует, что именно так и случилось. Итак, что же получается: Рустем Слободин, спускаясь по склону Холат-Сяхыл, неоднократно падал, причём крайне неудачно, всякий раз не уберегая голову от травмирования. Он падал и прямо лицом в снег (сдирая кожу на лбу и скулах), и правой стороной головы, и левой, он умудрился так удариться лбом о камень, что треснула лобная кость, одна из самых прочных человеческих костей, разбил в кровь нос и даже верхнее веко правого глаза умудрился обо что-то ободрать… но при этом ни разу не упал назад. Хотя судебная медицина считает, что такого рода падения на склонах вполне вероятны, тем более у людей с черепно-мозговыми травмами, как в нашем случае. Тем не менее, у Слободина нет никаких существенных повреждений спины и затылка. Как-то не вяжется одно с другим, ну совсем не вяжется! И ощущение нелогичности такого рода необъяснимой «падучести» лишь усилится, если мы вспомним, что Рустем Слободин — самый, пожалуй, спортивный участник похода, фанат здорового образа жизни, занимавшийся бегом до глубокой осени, имевший разряды по лыжам и волейболу. Вряд ли он владел своим телом хуже остальных и вряд ли он устал после недолгого лыжного перехода сильнее своих товарищей. Однако из пяти найденных членов группы Дятлова многочисленные ссадины кожи лица, отёчность головы и трещина в лобной кости только у него. Странности случившегося с Рустемом Слободиным этим не исчерпываются. Судмедэксперт описал осаднения выступающих частей пястно-фалангиальных суставов обеих рук погибшего и даже указал их размеры — 8 см на 1,5 см. Если в просторечии, то речь идёт о сбитых костяшках на обоих кулаках. Сбитые кулаки мало похожи на «агональные удары скрюченной рукой». Во-первых, в состоянии агонии человек не бьёт руками, как орёл крылами; у умирающего действительно наблюдаются несколько судорожных движений, но они имеют небольшую амплитуду и скорее похожи на судороги, чем удар кулаком. Во-вторых, скрюченная рука — это всё-таки совсем не сжатый кулак! Удар скрюченной рукой должен обязательно приводить к повреждениям пальцев, ногтей и тыльной стороны ладони (Тут допустимо маленькое, но вполне уместное отступление: когда человек приходит к хорошему тренеру заниматься каким-либо «контактным» единоборством, предусматривающим удары голыми руками, то обучение непременно начинается с т. н. «школы»: базовых принципов движения и ударов руками и ногами в ходе поединка. Один из таких базовых принципов, исполнения которого будет требовать любой внимательный тренер, заключается как раз в том, чтобы ученик приучился держать в драке кулаки сжатыми. Тренер будет стоять над душой ученика и безжалостно бить его по пальцам, неустанно повторяя «сжимай кулаки! сжимай кулаки! держи кулак сжатым!» до тех пор, пока такая привычка не станет автоматической. Требование держать кулак сжатым родилось вовсе не на пустом месте, оно обусловлено опытом многих поединков — если боец не контролирует кисть своей руки, он непременно сломает либо пальцы, либо запястье. Лишь в смешных китайских фильмах злые герои пафосно растопыривают пальцы в нелепых стойках — в реальном же поединке эти пальцы будут сломаны уже в первой атаке. Это тот опыт, что куплен ценою сотен тысяч и даже миллионов переломанных пальцев и запястий…). Между тем, оценивая повреждения рук Рустема Слободина приходится говорить о том, что повреждения эти получены тогда, когда кулаки погибшего были сжаты. Поскольку судорожные агональные удары должны были привести как к травмированию пальцев, так и ногтей, и тыльной стороны ладони. Другими словами, если бы Слободин действительно колотил по снегу и камням «скрюченными» руками, то кисти его рук стали бы похожи на синюшные подушки. Между тем, о такого рода повреждениях Возрождённый ничего не сообщает, он
конкретно указывает на осаднения костяшек кулаков и даже приводит величину ссадин… Стало быть, судмедэксперт не просто увидел повреждения, но взял в руки линейку и замерил их… И ничего более не измерял, поскольку измерять было просто нечего. Не имелось у погибшего иных повреждений — ни пальцев, ни тыльной стороны ладоней, ни запястий — ничего. Только кулаки сбитые! Кстати, у Игоря Дятлова отмечены повреждения рук, характерные именно для агональных ударов о снег и грунт. Поэтому в отношении его телесных повреждений особых вопросов не возникает. Наконец, на левой голени погибшего имеются ещё две ссадины неочевидного, скажем так, происхождения. С одной стороны, их размеры (2,5*1,5 см и 4,0*1,0 см) вроде бы не очень велики для серьёзного травмирования, а с другой, не так уж малы, чтобы их можно было объяснить случайным ранением, типа, падения на ногу банки со сгущёнкой. Причём раны две, значит воздействие одинаковой природы и силы было двукратным. Что могло оказаться источником такого воздействия? Ветка поваленного дерева? В принципе, да, если дважды натыкаться на ветвь поваленного дерева, то можно было так поранить голень. Но существуют два возражения против такого предположения: во-первых, труп Слободина находился выше границы леса, и на теле и одежде погибшего нет свидетельств того, что он входил в лес и был подле костра у кедра, а во-вторых, удары о сучки и ветки должны были привести к разрывам (или надрывам) одежды. Возрождённый достаточно точно описывал состояние одежды погибших туристов и можно быть уверенным в том, что на повреждения штанов Слободина эксперт обратил внимание и не забыл их указать в своём акте. Однако, не указал. Так что же могут означать эти странные телесные повреждения Рустема Слободина? Вообще-то, больше всего они напоминают травмы избитого в драке человека. И разбитые костяшки обоих кулаков — это никакие не агональные шлепки по снегу и насту. Это следствие попыток погибшего ударить своего противника. А ссадины на левой голени — это травмирование, вызванное тем, что его дважды ударили по голени, подбивая ногу для выведения из равновесия. И если на минутку принять версию драки за истинную, то всё встаёт на свои места — все травмы Рустема Слободина получают логичное и непротиворечивое объяснение. Впрочем, о том кого, где и как мог пытаться ударить Рустем Слободин ещё предстоит обстоятельно говорить в другом месте настоящего очерка. С телом Рустма Слободина связаны некоторые иные странности, ставящие и поныне в тупик многих исследователей трагедии на горе Холат-Сяхыл. Одна из них — мацерация стоп погибшего, или, выражаясь проще, «банная» сморщенная кожа на ступнях. Другая странность — несоответствие трупных пятен фактическому положению тела в момент его обнаружения на склоне Холат Сяхыл. Конспирологи видят в обоих фактах признаки таинственных манипуляций с трупом Слободина неких злонамеренных личностей, пытавшихся завести расследование в тупик. Выведены даже весьма замысловатые теории «инсценировок» мест преступления, своей изощрённостью соперничающие с тяжёлым шизофреническим бредом. Согласно этим теориям обстановка на склоне горы и возле кедра не соответствует реальной и есть плод целенаправленных усилий некоей многочисленной группы весьма могущественных и злонамеренных людей. О всевозможных версиях гибели группы Дятлова обстоятельный разговор ещё только предстоит, пока же лишь отметим, что оба таинственных феномена, связанные с трупом Слободина, вовсе не так таинственны, как кажутся, и могут быть объяснены без привлечения хитроумных «инсценировщиков-постановщиков». Как известно мацерация ступней напрямую связана с пребыванием ног во влажной среде. Она часто наблюдается у мужчин с сильно потеющими ногами. Военные врачи хорошо знают, что даже в условиях полной невозможности промочить ноги (например, при несении службы в
пустыне или степи) у значительной части солдат и офицеров наблюдается мацерация стоп. Причина в том, что военнослужащие очень часто в силу самых разных причин не могут своевременно заменить мокрые от пота портянки. Очевидно, что с мацерацией ног Слободина мы имеем тот же случай — его ноги сильно потели, и после дневного перехода он банально не успел сменить носки. Кстати, то, что под его свитером оказались найдены стельки, которые он сушил на груди, однозначно указывает на потливость ног. У Слободина были мокрыми от пота не только носки, но и стельки. Теперь рассмотрим странности в расположении трупных пятен на теле погибшего. Слободин был найден примерно в том же положении, что и Колмогорова — на животе, лицом вниз, однако в акте Возрождённого упоминаются трупные пятна на задней поверхности шеи и туловища. Однако хорошо известно, что при положении трупа спиною вверх трупные пятна должны наблюдаться на животе и груди, поскольку именно там будет скапливаться кровь после прекращения сердцебиения, т. е. налицо противоречие, указывающее как будто на посмертное перемещение тела. Вот только противоречие это кажущееся. Возрождённый принял за трупные пятна совсем иной природы, т. н. морозную эритему (расширение подкожных капилляров на холоде, наблюдаемое обычно на открытых частях тела). В 50-х гг. прошлого века морозную (холодовую) эритему судебная медицина ещё не выделяла в самостоятельный признак смерти от переохлаждения. В учебнике 1953 г. М. И. Райского «Судебная медицина» о морозной эритеме нет ни слова. Зато там есть указание (на стр. 233) на изменение цвета трупных пятен промёрзших трупов. Согласно Райскому, при внесении тела в тёплое помещение они светлеют, меняя цвет от багрового к светло-красному, а затем опять темнеют. Морозная эритема также имеет светло-красный цвет, который будет меняться при разморозке трупа, а потому неудивительно, что судмедэксперт Возрождённый посчитал, что видит трупные пятна.
7. Когда же туристы ставили палатку на склоне Холат-Сяхыл? Какова была официальная (т. е. следствия) точка зрения на события, связанные с гибелью группы Дятлова, к середине марта 1959 г.? На основании изучения следов группы в районе лабаза (обнаруженного, напомним, 2 марта 1959 г.), дневников членов группы, найденных в палатке (Дорошенко, Дятлова, Колмогоровой, Кривонищенко и Тибо-Бриньоля) считалось доказанным, что 31 января 1959 г. группа вышла к подножию Холат-Сяхыл и даже сделала попытку подняться по склону. Сильный ветер заставил туристов вернуться к реке Ауспия и стать на ночлег в лесу перед горой. Ночь на 1 февраля прошла благополучно, группа встала поздно, хорошо отдохнувшей. Некоторое время после подъёма ушло на подготовку и приём пищи, после чего туристы приступили к устройству лабаза. Выдвижение из долины Ауспии вверх по склону Холат-Сяхыл последовало примерно в 15 часов, т. е. довольно поздно, принимая во внимание малую продолжительность светового дня. Заход Солнца 1 февраля д.б. последовать, согласно календарю, в 17:02. В фотоаппаратах членов группы, найденных в палатке, были обнаружены кадры, сделанные в условиях низкой освещённости (сейчас эти фотоснимки широко распространены в Интернете, в частности их можно видеть в весьма информативной подборке фотоматериалов, составленной Коськиным Алексеем Александровичем, исследователем трагедии группы Дятлова). Прокурор-криминалист Иванов, оценив качество изображений и светочувствительность плёнки (равную 65 ед.), определил время фотографирования — около 17 часов. Т. е., по мнению следователя, последние кадры были сделаны перед самым заходом Солнца, в вечерних сумерках.
Эти фотографии считаются последними снимками группы Игоря Дятлова. Следствие посчитало, что фотоснимки сделаны около 17 часов 1 февраля 1959 г. во время восхождения группы на перевал и постановки палатки на склоне Холат-Сяхыл. Между прочим, в вопросе определения времени последних фотографий, следователь Иванов допустил грубую ошибку, на которую необходимо здесь указать, поскольку она будет очень важна для понимания случившегося с погибшей группой. Дело в том, что 1 марта 1957 г. деление СССР на часовые пояса подверглось значительному изменению, в силу чего Свердловская область оказалась включена в группу регионов, имеющих поправку относительно времени Гринвичского меридиана +5 часов. До этого же Свердловская область находилась в поясе в поправкой на 1 час меньше и это намного лучше соответствовало местному времени. Мартовская 1957 г. реформа часовых поясов вообще была довольно нелепой и привела к многочисленным абсурдным казусам, например, Воркута, расположенная заметно восточнее Свердловска, стала жить по московскому времени, а Свердловск «уехал» от неё на +2 часа (что, вообще-то, противно как здравому смыслу, так жизненному опыту, поскольку человек, перелетевший из Воркуты в Свердловск «терял» 2 часа за счёт перевода часовых стрелок, но при этом получал эти же часы за счёт удлинения светлого времени суток. Бред, конечно, но жителям Страны Советов было не привыкать к идиотским реформам «дорого Никиты Сергеевича»).
Это фрагменты карт с указанием деления территории СССР на часовые пояса. Справа: карта 1940 г., часовой пояс Свердловской области соответствует истинному времени на её территории (+4 часа к времени по Гринвичу). Слева: карта после мартовской реформы 1957. Время Свердловской области прибавило 1 час, перестав соответствовать истинному. Представьте ощущения человека, перелетевшего из Воркуты в более западную Пермь, в его сутках окажется 26 часов!.. Знаком «*» показано приблизительное положение горы Холат-Сяхыл. В контексте нашего повествования необходимо отметить, что прокурор-криминалист Иванов, как впрочем, и все поисковики, жил по свердловскому времени. И при составлении всех своих документов он также руководствовался временем Свердловска. Однако «свердловский
полдень» не соответствовал «астрономическому полдню» для Холат-Сяхыл и более того, он даже не соответствовал таковому для самого Свердловска. Помимо этого, продолжительность дня, рассчитанная астрономами для областного центра, не совпадала с таковой для северных районов области в силу большой её протяжённости в меридианальном направлении. Эта очевидная, в общем-то, мысль, видимо, не посетила голову прокурора-криминалиста не только в 1959 г., когда он расследовал дело, но и через 30 с лишком лет, когда принялся с немалой помпой вещать в многочисленных интервью о своих незаурядных наблюдениях и открытиях, связанных с настоящим расследованием. Другими словами, думающий головой следователь никогда бы не написал, что около 17 часов 1 февраля на 61°45′ северной широты можно фотографировать без фотовспышки. Поскольку мастер розыскных дел не выяснил точного времени восхода и заката на широте горы Холат-Сяхыл 1 февраля, нам придётся это сделать самостоятельно. Сначала определим поправку для астрономического полдня на перевале Дятлова относительно поясного времени (т. е. свердловского): П=Дм-[(Тм-Томск)+3+Лп]. В этой формуле Дм — точное время для данной долготы места, Тм- время часового пояса, Томск- время московское, Лп- поправка на летнее время (в нашем случае Лп=0). Географическую долготу перевала Дятлова принимаем равной 59°27′ восточной долготы. Искомая поправка составит: П=(59°*4 мин. + 27'*4 сек.)-[2 час+3 час+0 час]= (236 мин.+108 сек.)-5 час.=3 час.57 мин.48 сек.-5 час.= -1 час. 2 мин. 12 сек. Т. о. истинный полдень на склоне Холат-Сяхыл наступал не в 12 часов дня по свердловскому времени, а на 1 час.2 мин.12 сек. позже, т. е. в 13:02 (округляя до минут). Довольно заметная погрешность, которая летом, кстати, увеличивалась ещё на час. В зимнюю пору продолжительность светового дня заметно сокращается при движении с юга на север. 1 февраля на 58° северной широты его продолжительность равна 8 час. 18 мин., а на 64° — 7 час. 06 мин. Считая, что гора Холат-Сяхыл находится на 61°45′ северной широты, а продолжительность светового дня сокращается по линейному закону, мы можем определить, что 1 февраля светлое время суток было равно 7 часам 32 минутам (Расчёт этот приблизителен, поскольку меридиан, строго говоря, не является окружностью (Земля сплюснута с полюсов!) и потому закон изменения длины светового дня на самом деле будет нелинейным, но для целей нашего исследования погрешность в пределах минуты вполне допустима.). Узнав длину светового дня и зная время истинного полдня, не составляет труда выяснить время восхода и захода Солнца. 1 февраля 1959 г. Солнце на широте Холат-Сяхыл взошло в 9:16, а зашло в 16:48 (секунды при расчёте отброшены). Однако полученный результат, хотя и отличается заметно от прикидок следователей, всё же не является окончательным и правильным. Принимая во внимание, что наш расчёт сделан для ровного горизонта, а группа Дятлова находилась в горной местности, «задиравшей» горизонт вверх, необходимо ввести поправку на искажение лини горизонта. Для этого обратимся к карте местности, изображающей течение реки Ауспия и местоположение лабаза, сделанного, как известно, на месте последней стоянки туристов в лесной зоне. Высота местности над уровнем моря, где был устроен лабаз, составляет примерно 650 м. Обращают на себя внимание отроги Уральского хребта к юго-западу, чьё превышение над уровнем лабаза (и лагеря «дятловцев») достигает 300–350 м. Могли ли эти горы заслонить низкое зимнее Солнце 1 февраля и если «да», то во сколько именно это произошло? Подобный расчёт не представляет особой сложности (сказанное, разумеется, не относится к прокурорам Иванову и Темпалову, которые не удосужились провести его). На широте 61°30′, примерно соответствующей широте перевала Дятлова, в день зимнего солнестояния наше светило не поднимается над горизонтом более чем на 6°. В последующие дни высота
полуденного стояния Солнца прирастает с осреднённой скоростью 1° в неделю. Т. е. 1 февраля высота полуденного Солнца, увиденного членами группы Дятлова, никак не могла превышать 10°30′. Далее. Отроги гор высотою 900 и более метров, отстоящие от лагеря на удалении примерно 2,2 км, «задирали вверх» горизонт дятловцев не менее, чем на 6°30′, и понятно, что в какой-то момент миновавшее зенит Солнце должно было «нырнуть» за них. Склон стал загораживать падающий в долину Ауспии солнечный свет в 14:34, в ту минуту туристы смогли им полюбоваться в последний раз (если, конечно, это позволяла облачность). Более в своей жизни им сделать этого не довелось. С этого момента группа Дятлова находилась в зоне всё более сгущавшихся сумерек.
Эта схема позволяет наглядно представить видимый из лагеря «дятловцев» путь Солнца по небосводу 1 февраля 1959 г. Условные обозначения: «*» — место лагеря группы Дятлова в долине р. Ауспия; «V» — направление на восход Солнца в 09:15, который туристы не могли видеть, т. к. Солнце выходило из-за горизонта за склоном горы 949,5 м; «S» — истинный полдень в 13:02, в это время Солнце пересекло меридиан лагеря и находилось от него строго на юге; «Z» — направление на закат, который д.б. произойти на широте лагеря в 16:48 (как и восход, его туристы не могли бы видеть из лагеря из-за искажённой горами линии горизонта); «Zf» — закат фактический, имевший место в 14:34. В это время Солнце зашло за отрог Уральских гор при высоте стояния около 6°30′ и более не показывалось. Группа Дятлова с этой минуты оказалсь в условиях резко ухудшившейся видимости. Чёрный пунктир «……» обозначает высоты 900 м, угловая высота которых превышала высоту стояния Солнца после 14:34 для наблюдателя, находившегося в лагере «дятловцев». Синий пунктир «-.» условно показывает направление и длину последнего перехода группы.
Все эти выкладки имеют, разумеется, определённую погрешность, которая связана, не только и не столько с неточностью расчётов, сколько с неопределённостью местоположения лагеря и неизбежной неточностью карт. Но все эти погрешности не отменяют сделанного нами фундаментального вывода: туристы оказались в темноте много раньше, чем думали следователи. Необходимо признать, что ни о каких фотосъёмках «около 17 часов» в условиях захода Солнца в 14:34 (или около этого времени) говорить не приходится. Тем более на плёнку с невысокой светочувствительностью, которая находилась в фотоаппаратах туристов (все они использовали плёнку в 65 ед., в то время как для съёмок в сумеречное время тогда применялась более чувствительная — 130 ед.). Последние фотографии «дятловцев» сделаны в условиях плохой видимости — низкой облачности и метели, что также объективно должно было ухудшить условия фотосъёмки. Тем не менее, фотографии всё же получились и их качество вполне удовлетворительно. А это означает, что фотографирование осуществлялось в условиях относительно неплохой освещённости. Последние фотоснимки были сделаны гораздо ранее того времени, которое предполагали Иванов и Темпалов, самое позднее, в районе 15 часов, видимо сразу по выходу из леса на склон. Изложенные выше математические и астрономические соображения являются вовсе не гимнастикой для ума, а преследуют сугубо практическую цель. Они позволяют нам сделать принципиально важный вывод о том, что в последний день своего похода группа допустила фундаментальную ошибку, связанную с неправильной оценкой продолжительности светового дня. В предшествующие дни «дятловцы» двигались вдоль реки Ауспия и наблюдали постепенно повышающийся рельеф местности, не создававший никаких помех солнечному свету. В этом смысле даже деревья в лесу и низкая облачность мешали им куда больше. Туристы без сомнения знали, что световой день на Ауспии заметно короче свердловского и при планировании своих действий делали на это нужную поправку. Но 1 февраля они оказались в совершенно новой местности. Если горы, обступившие их, уподобить чаше с неровными краями, то их лагерь оказался на самом её дне. 1 февраля Солнце появилось из-за гор позже обычного, а скрылось за горами раньше. Если бы члены группы делали поправку на сильно укоротившийся световой день, то не было бы у них никакого «пассивного подъёма» и лабаз бы они заложили накануне вечером. В середине дня 1 февраля, обратив внимание на то, что Солнце скоро скроется за горами, они несомненно ускорили сборы. Произошло это в районе 14 часов, скорее раньше, чем позже. Группа, и без того отстававшая от графика, вдруг столкнулась с угрозой потерять напрасно целый день! Сборы были максимально быстрыми и, думается, туристы покинули место ночёвки до солнечного заката, т. е. заведомо раньше 15 часов, на которые ориентировались следователи. Двигались туристы со всей возможной быстротой в условиях всё ухудшающейся освещённости (мы пока ничего не говорим о возможном снегопаде, низовой метели и т. п. нюансах зимней погоды — разговор об этом предстоит особый). Переход длился недолго, часа полтора, если не меньше, потому-то «дятловцы» и прошли 1 февраля совсем немного — менее 2 км. Допущенная туристами ошибка имела принципиальное значение. Именно она запустила цепь событий, неумолимая логика которых через несколько часов привела группу к гибели. Что может означать эта сдвижка во времени применительно к судьбе группы Дятлова нам ещё придётся говорить в этом очерке.
8. Первоначальная версия следствия: убивали манси! Сейчас же лишь ещё раз подчеркнём, что следствие ошибочно полагало, будто «дятловцы» двигались вплоть до 17 часов и лишь в это время (или позже) осуществили постановку палатки. Следствие считало, что в шестом часу вечера группа стала готовиться ко сну: находившиеся внутри палатки туристы начали стаскивать с ног лыжные ботинки и валенки, снимать ватники (найденные впоследствии поверх рюкзаков, но под одеялами), кто-то быстро написал «Вечерник Отортен», а кто-то принялся нарезать корейку… А вот дальше произошло нечто, что вынудило туристов бежать вниз по склону раздетыми и разутыми, рискуя замёрзнуть в ночном лесу. Поступили они так лишь потому, что наверху, на склоне, их ожидала верная смерть. Другими словами, бегство давало шанс на спасение, а вот пребывание возле палатки гарантировало гибель. Что же могло быть этим самым «нечто», способным побудить девятерых взрослых мужчин и девушек искромсать в лохмотья крышу своего единственного убежища и бежать прочь, в морозную тьму? Возможность схода лавины отвергли все опытные туристы, побывавшие на склоне ХолатСяхыл в феврале-марте 1959 г. (в т. ч. и московские мастера спорта). Да и следов таковой не было тогда замечено. Никаких стихийных бедствий, типа, землетрясения, в этом районе не отмечалось. Так что возможных кандидатов на роль пугающего «нечто» следователь Иванов имел немного — таковыми могли стать бежавшие из мест заключения уголовники и обитатели местных лесов, охотники-манси, в силу неких причин недружественно настроенные к городским жителям. Проверка показала, что с объектов Ивдельской ИТК побегов в январе 1959 г. не фиксировалось, весь «спецконтингент» находился на своих местах и потому зэки при всём своём желании навредить студентам не могли. Поэтому неудивительно, что по итогам двухнедельного расследования стала превалировать версия убийства, совершённого злобными манси-охотниками, оказавшимися в районе горы Холат-Сяхыл 1 февраля. По воспоминаниям участников поисковой операции прокурор-криминалист Иванов, едва увидев разрезанную палатку, заговорил об убийстве, причём разговоры эти следователь вёл в разное время с разными людьми. Версию следователя подтвердил ряд открытий и догадок, связанный с пребыванием манси на Северном Урале. Прежде всего, следствие установило факт местонахождения мансийского чума к северовостоку от места базирования группы Дятлова. Более того, оказалось, что свою палатку свердловские туристы поставили буквально в нескольких десятках метров выше мансийской тропы, которая вела к этому чуму. Другими словами, встреча охотника-манси (или группы охотников) с остановившимися на ночлег туристами представлялась вполне вероятной. Если молодые горожане повели себя с лесными жителями неправильно, проявили неуважение или обидели чем-то их традицию, то… тут следствие предполагало самое страшное. Во всяком случае, словесная перебранка вполне могла спровоцировать острый конфликт, в ходе которого разъярённые охотники набросились на студентов, искромсали палатку ножами, а оказавшихся на морозе непрошенных гостей погнали вниз по склону. Мороз и отсутствие у туристов обуви и головных уборов, предопределили фатальный исход. Подозрения в адрес мансийских охотников, вроде бы, подтверждались ссылкой на некую архаическую религиозную обрядность, хранимую этим народом. Многие местные жители, не говоря уж о знатоках-краеведах были осведомлены о священных местах манси, разбросанных по Северному Уралу таинственных молельных камнях и капищах язычников. В общем, всё это
звучало загадочно, не совсем понятно для советских прокуроров-атеистов, а потому, видимо, рассказы эти нашли горячий отклик в сердцах лучших представителей отечественных правоохранителей. И оттого не следует удивляться, что первой (и по сути единственной) внятной версией, озвученной в ходе официального расследования, стала гипотеза о причастности неких охотников-манси к гибели туристов. Нельзя не отметить «идеологическую правильность» такого рода подозрений. Многим из нас, живущим в 21 веке, утверждения о насаждении государством атеистической идеологии могут показаться преувеличенными и даже недостоверными, однако Советская власть действительно преследовала верующих самых разных конфессий на протяжении всего времени своего существования. Периоды относительной терпимости к верующим сменялись прямо-таки истеричной активностью госвласти, направленной на искоренение всяческих религиозных культов. В 1958 г. поднялась очередная волна такого рода активности, причём она шла по нарастающей… Хорошо известно, как Никита Сергеевич Хрущёв пафосно пообещал, что «наше поколение будет жить при коммунизме». Но не следует забывать и иные бредовые обещания Генерального секретаря ЦК КПСС: «В восьмидесятом году я покажу всем последнего попа!» В 1958 г. — как раз в канун похода группы Игоря Дятлова — учреждённый ещё Сталиным Совет по делам русской православной церкви выпустил гнусненькую атеистическую брошюрку бывшего преподавателя Одесской семинарии Е. Дулумана, в которой издевательски изображались как Православие, так и общечеловеческая религиозная традиция в широком смысле. Не будет преувеличением сказать, что со времён Емельяна Ярославского подобных идеологических находок атеистическая пропаганда в СССР не имела. В том же году в общесоюзных средствах массовой информации появились заявления протоиереев Русской Православной церкви П. Дарманского, А. Спасского и Черткова об отречении от Бога. Идеологический заказ Власти был ясен — к 21-му съезду КПСС (напомним, именно ему был посвящён поход группы Дятлова) надлежало явить советскому народу примеры победоносного движения атеистического мировоззрения в широкие общественные массы. Поэтому подозрения в том, что религиозный фанатизм манси, исповедующих некую дремучую тотемическую религию, спровоцировал убийство молодых студентов-атеистов, упали на самую благодатную почву. Напомним, расследование находилось на контроле Свердловского Обкома КПСС, и потому «идеологически верная» версия не могла не вызвать там горячей поддержки. Тем более, что случай убийства человека, по неосторожности нарушившего пределы священной зоны манси, вроде бы имел исторический аналог. По крайней мере, именно невольным осквернением мансийской святыни объяснялось убийство в тридцатых годах некоей женщины-геолога, приписываемое именно манси. Что это было за преступление, каковы были его истинные мотивы (и имело ли оно место вообще) толком не известно, возможно, в данном случае имеет место некая аберрация исторической памяти, но тем не менее об этом случае говорили, как о безусловно достоверном. Как бы там ни было, убийство, совершённое за четверть века до гибели группы Игоря Дятлова не могло иметь непосредственного отношения к произошедшему на склоне ХолатСяхыл. В материалах уголовного дела, которое ныне известно довольно полно благодаря большой работе, проделанной Евгением Владимировичем Буяновым, петербургским исследователем «дятловской» трагедии, можно видеть протоколы допросов, в которых следователи раз за разом затрагивают «религиозно-мансийскую» тему. Ответов, хоть как-то подтверждающих версию о существовании в окрестностях Холат-Сяхыл «молельных камней», «священных мест» или, скажем так, ритуально-значимых для манси объектов, получено не было. Допрошенные либо отвечали уклончиво, демонстрируя явную неосведомлённость в этом вопросе, либо напротив, вполне определённо утверждали, что подобные места находятся совсем
в другом районе. Нельзя не упомянуть о том, что имелись и довольно веские соображения, против «мансийского следа». Трудно было представить, чтобы манси, прогнавшие туристов с горы, не разграбили брошенное беглецами имущество. Если валенки или фотоаппараты не имели в глазах лесных жителей особой ценности, то вот спирт они вряд ли бы оставили. Манси хорошо знаком медицинский спирт и они знают ему цену. В местах, далёких от цивилизации это в буквальном смысле «жидкие деньги». Впрочем, и обычные советские деньги для манси также были бы нелишним трофеем. Напомним, что в вещах, оставленных в палатке, оказались найдены довольно значительные суммы денег (всего 1685 руб.), кроме того, в кармане Рустема Слободина находились ещё 310 руб. Трудно было поверить в то, что манси проигнорировали бы такую добычу. А уж на то, чтобы отыскать её, им вполне хватило бы трёх с лишком недель, что минули со времени гибели группы до момента появления поисковиков. Однако и спирт, и деньги остались нетронуты… Тем не менее это противоречие не особенно смущало следователей, по крайней мере на первом этапе расследования. Соблазн «повесить» гибель туристов на местных манси был слишком уж велик. Несколько молодых охотников-манси в рамках проводимого областной прокуратурой расследования были в марте задержаны и интенсивно допрашивались. Трудно сказать, каковой оказалась бы судьба этих людей, поскольку умение советской «машины правосудия» добывать нужные показания подтверждается всей историей её существования, однако расследование во второй половине марта сделало неожиданный зигзаг.
9. Что увидел эксперт: палатку разрезали изнутри И связан он оказался с тем, что достоверно выяснился характер разрезов палатки погибших туристов. Оказалось, что скат резали не снаружи, а изнутри, а стало быть сделали это сами туристы. И это открытие сразу же отменило предположение о действиях снаружи палатки некоего разрушителя-вандала. Да, фактор страха в качестве побудительного мотива экстренного покидания палатки оставался, но становилось ясно, что источником такового страха были явно не манси. Владимир Иванович Коротаев, бывший в 1959 г. молодым следователем ивдельской прокуратуры, вспоминая о событиях той поры, сообщал, что упомянутое открытие было сделано почти случайно. Палатку, развешенную в ленинской комнате ивдельского УВД (самом большом помещении в здании), увидела женщина-закройщица, приглашённая для пошива мундира. Ей хватило одного взгляда, чтобы уверенно заявить, что, мол-де, палатка ваша изнутри резана! Сказанное произвело настоящий фурор, ведь до того следствие считало иначе. Результатом короткого разговора явился не только пошив мундира для Коротаева, но и направление палатки на криминалистическую экспертизу, призванную с научной достоверностью установить истинное происхождение разрезов. Экспертиза проводилась в Свердловской научно-исследовательской криминалистической лаборатории в апреле 1959 г. старшим экспертом-криминалистом, старшим научным сотрудником Генриеттой Елисеевной Чуркиной (начата 3 апреля, окончена 16-го). Документ этот очень интересен, прежде всего потому, что палатка является своего рода «узлом» трагедии, местом, в котором произошла необъяснимая пока завязка цепи событий, повлёкших исход раздетых и разутых туристов в морозную стужу. Ответить на вопрос «что и как происходило в палатке в последние минуты пребывания там людей?» означает, фактически объяснить логику поведения туристов в последующие часы. Экспертиза установила, что на скате палатки, обращённом вниз по склону (т. е. по правую руку, если смотреть от входа) имелись 3 значительных по величине разреза (длиною примерно 89, 31 и 42 см); 2 значительных по площади куска ткани были вырваны и отсутствовали. Кроме того, имелся разрез от конька до боковой стенки, располагавшийся в дальней от входа части ската, подле самой задней стенки. Эксперт отметила, что на внутренней стороне брезента имеются «поверхностные повреждения ткани в виде (…) проколов, надрезов ткани и очень тонких царапин. (…) Выражены царапины в поверхностном повреждении нитей: нити либо надрезаны наполовину, либо с них просто как бы соскоблен краситель и видны непрокрашенные части». Указанные повреждения были причинены путём разрезания изнутри ножом, причём клинок отнюдь не сразу рассекал ткань. Другими словами, человек, решивший разрезать палатку, нанёс некоторое количество ударов ножом, которые не привели к протыканию ската, из-за чего ему приходилось раз за разом повторять свои попытки.
Такой увидела палатку погибшей группы Генриетта Елисеевна Чуркина. Под схемой, правда, сделал приписку, указав, что размеры приблизительны и повреждения указаны не все. Понятно, что её схема, как и всякий обобщённый рисунок, имеет право быть условной, но в данном случае у Генриетты Елисеевны схема вышла совсем уж непохожей на образец. Чего только стоят боковые растяжки, ведь в том виде, как они нарисованы у эксперта, растяжки не могут фиксировать торцы палатки! Что можно сказать о подобном заключении? Назвать его удовлетворительным никак нельзя. При оценке данной экспертизы приходят на ум следующие соображения: а) Экспертом описаны и исследованы далеко не все повреждения ткани палатки, точнее говоря, меньшая часть таковых. Причина подобного отношения эксперта к объекту исследования непонятна. В контексте указанной неполноты описательной части экспертизы важно указать на то, что исследованию не подвергся разрыв (или разрез) палатки на той её части, что была обращена вверх по склону (налево если смотреть от входа). Достоверно известно, что такой разрыв (или разрез) существовал и он был заткнут свёрнутой курткой Игоря Дятлова. Но ни размеры этого повреждения, ни точное его местоположение неизвестны; б) Что побудило эксперта выборочно подойти к описанию и исследованию имевшихся на палатке разрезов и разрывов уяснить невозможно, по крайней мере из материалов дела, доступных на данном этапе. Возможно, Генриетта Елисеевна руководствовалась неким разделением повреждений на «важные» и «неважные», но сам критерий подобного разделения совершенно непонятен. В любом случае, оценку важности следов на палатке и её повреждений должен был осуществлять следователь, владеющий всей суммой информации по делу, но никак не эксперт, исполняющий хотя и очень важные, но всё же вспомогательные, функции; в) Эксперт должна была высказать своё суждение о времени разрезания палатки и орудиях, использованных для этого. Последнее было важно тем более, что таких орудий, как нам достоверно известно, было несколько, как minimum, два (одно — то, которым изнутри резали палатку, и второе — ледоруб, которым воспользовался Слобцов 26 февраля). То, что следователь в своём постановлении о назначении экспертизы не сформулировал подобные вопросы, характеризует лишь его, следователя, недостаточную профессиональную подготовку. Но важно помнить, что закон даёт эксперту право выходить за формальные рамки и указывать в своих выводах существенные выводы и обстоятельства, относительно которых вопросы не были поставлены. Эксперт Чуркина, однако, этого не сделала. Не будет ошибкой сказать, что в данном случае мы имеем свидетельство не только обоюдной небрежности важнейших в этом расследовании лиц, но и их банальной профнепригодности. При взгляде на известные ныне фотографии палатки группы Дятлова, сразу бросается в
глаза явное несоответствие фактического числа разрезов тому, которое описала Генриетта Чуркина. На сфотографированном скате их куда больше, чем три. Необходимо особо отметить, что и фотографий-то нормальных, т. е. выполненных с точки зрения требований криминалистики квалифицированно, на данный момент не существует. Есть фотографии, сделанные в упоминавшейся выше Ленинской комнате здания УВД Ивделя, на которых можно видеть палатку, висящей на слабо натянутых верёвках-оттяжках так, словно это обычная простыня после стирки. Фотограф расположился слишком близко к объекту съёмки, поэтому сделать снимок, фиксирующий общий вид палатки, он не смог. Палатка оказалась «разбита» на 2 фотоснимка, причём дальняя от входа часть всё равно не уместилась во второй кадр, и осталась не сфотографирована вообще. При попытке совместить 2 фотоснимка в один, оказывается, что их масштабы несколько не совпадают, видимо, сделав первый фотоснимок, фотограф сменил точку съёмки и приблизился к объекту фотографирования. Но плохо даже не это, а то, что в своей работе специалист не использовал мерную линейку, которая позволила бы с необходимой точностью судить о размерах интересующих зрителя деталей. Помимо уже упомянутых, эти фотографии имеют и иной немалый огрех, о котором нельзя умолчать: ткань на месте одного из крупных разрывов отброшена таким образом, что заслоняет часть ската. Её положение не позволяет видеть повреждения ткани, которые могли находиться в том месте. Перед фотографированием следовало закрепить этот кусок ткани так, как он находился в естественном положении, и только после этого осуществлять фотосъёмку. Кстати, подобная операция (т. е. возвращение в первозданное положение) позволила бы судить о величине отсутствующих фрагментов палатки с исчерпывающей точностью, а не руководствоваться для этого весьма условной и малоинформативной схемой Генриетты Чуркиной. Тем не менее, располагая даже весьма куцей экспертизой и такими, весьма неудачно сделанными фотоснимками палатки, можно попытаться понять, что именно происходило с палаткой в последние минуты пребывания в ней людей. Правда, прежде необходимо осуществить некоторую реконструкцию её вида. Для этого, опираясь на известные фотографии, перенесём на масштабную схему те повреждения, что можно рассмотреть. Хотя точные габариты палатки «дятловцев» неизвестны, почти нет сомнений в том, что она была сшита из двух 4-местных палаток ПТ-4 (высота каждой 2,0 м, ширина 1,8 м, высота по коньку 1,8 м, высота стенок 0,8 м). Если считать данное предположение верным, то можно видеть, что палатка погибшей группы имела длину 4,0 м, ширину 1,8 м, высоту конька 1,8 м, стенок 0,8 м. В «полный рост» её обычно ставили в лесу, а на горном склоне, либо в ином ветреном месте, скаты для уменьшения парусности опускались непосредственно на грунт, т. е. высота уменьшалась до 1,0 м. Хотя фотоснимки палатки с масштабирующей линейкой неизвестны, зато известен фотоснимок, на котором виден стул, стоящий чуть позади объекта съёмки. А потому можно попытаться выйти из положения, вспомнив, что основные параметры стульев (высота сидения и ширина спинки) были в советское время стандарты и выдерживались очень строго. Существовали три основных типоразмера стульев (стул для концертных залов и помещений, стул для комплектов мягкой мебели и стул для комплектов канцелярской мебели) и попавший в кадр стул относится именно к категории канцелярской мебели. Ширина его спинки по осевым линиям боковин равна 40 см.
Эти фрагменты фотоснимков разрезанной палатки группы Дятлова позволяют судить не только о степени её повреждений, но и произвести частичную реконструкцию разрезов, видимых на правом от входа в палатку скате. Жёлтые пунктирные овалы на представленных фотографиях выделяют небольшие разрезы, большие разрезы (от конька крыши к стенке) не выделены. Цифра «1» на центральном фотоснимке показывает местоположение отверстия в коньке, используемого для фиксации последнего упором изнутри палатки, возможно, это же отверстие использовалось для подвески самодельной печи Дятлова; цифра «2» указывает петлю, через которую продевалась верёвка-растяжка, применявшаяся для поддержания конька. Зная это, и используя ширину спинки стула в качестве «линейки», можно попытаться измерить все видимые повреждения ската палатки, обращённого к фотографу, а также их местоположение. Результат этой работы можно видеть на схеме, представленной ниже. Сразу следует оговориться, что несмотря на стремление к точности, результат содержит неизбежную погрешность, связанную с различием масштабов на фотоснимках палатки и неизвестностью поправочного коэффициента при переходе от первого фотоснимка ко второму.
Прямоугольная изометрическая проекция палатки группы Игоря Дятлова с указанием разрезов правого (от входа) ската крыши. Рисунок выполнен с сохранением пропорций; рядом с палаткой для большей наглядности изображён мужчина комплекции Юрия Дорошенко в положении стоя и сидя. Штриховыми линиями показаны длинные разрезы в направлении «конёк-боковая стенка», сплошными жирными — короткие разрезы, сделанные явно с иной целью, нежели длинные. Их приблизительные размеры: «а»= 25 см, «b»= 26 см, «с»= 32 см, «d»=34 см, «i» предположительно разрыв длиною 6,0–6,5 см, «f»= 16,5 см, этот разрыв оставлен ледорубом Слобцова 26 февраля 1959 г., «g» — разрез неопределённой длины, т. к. на исходном фотоснимке его заслоняет завёрнутый кусок брезента, про него можно сказать лишь, что его длина не менее 19 см и не более 72 см, «v»= 14,5 см, «u»= 13 см. Ввиду недостаточного качества исходной фотографии показаны и измерены не все короткие разрезы, особенно в дальней от входа части палатки. Тем не менее, мы можем проверить точность проделанной работы, сравнив полученные результаты с замерами, произведёнными в апреле 1959 г. экспертом Чуркиной. Нетрудно заметить, что разрезы b,c и d являются частями самого длинного разреза, чья длина, по мнению эксперта, составила «приблизительно 89 см» (в её акте особо оговорено, что все размеры «приблизительны», хотя совершенно непонятно, что мешало измерить их точно). Сумма длин этих трёх разрезов равна 92 см (b+c+d=26 см+32 см+34 см=92 см), что хорошо соответствует длине 89 см, полученной Генриеттой Чуркиной при непосредственном измерении. Так что точность проведённых расчётов вполне удовлетворительна. Анализ результатов проделанной работы приводит к весьма неожиданным выводам: — Скат палатки, обращённый вниз по склону Холат-Сяхыл, повреждён значительно сильнее, нежели это можно заключить из официальных документов следствия. Эскиз эксперта Чуркиной не даёт даже приблизительного представления о числе порезов и разрывов палатки, их размерах и взаимном расположении; — Повреждения ската чётко делятся на две категории: длинные разрезы по направлению от
конька к стенке палатки (не менее 6, на нашем эскизе показаны пунктиром) и сравнительно небольшие разрезы в районе конька, сгруппированные у противоположных торцов палатки (нарисованы сплошными жирными линиями); — Имеется разрыв в центральной части ската возле самой петли, который, вроде бы, не соответствует сделанному выше наблюдению (на нашем эскизе обозначен литерой «f»). Но данное повреждение никак не связано с событиями 1 февраля 1959 г., поскольку этот разрыв оставлен ледорубом Слобцова, когда тот пытался проникнуть в палатку сразу после её обнаружения. 15 февраля 2007 г. Михаил Шаравин, отвечая на вопросы исследователей Кунцевича (от «Фонда дятловцев») и Ельдера (от «Центра гражданского расследования трагедии дятловцев») вполне определённо сказал об этом. Дословно он сообщил следующее: «Там есть две прорези наискосок и вниз — это конечно прорезь сделана ножом, а вот что на коньке палатки, на центре, к примеру, там ещё одна большая дыра — это мы разрубили. Там вот есть ещё какой-то лоскут потерянный, вот это то, что мы нанесли…»; — При разрезании прочного палаточного брезента самое сложное — проткнуть его ножом. В рассматриваемом случае эта задача усугублялась слабым натяжением ската, который сильно провисал как под действием ветровой нагрузки и снега, так и под собственным весом (в материалах уголовного дела и воспоминаниях поисковиков ничего не сообщается о верёвке, пропущенной через петлю в середине конька, да и лыжи, через которые она должна была заводиться, были найдены у торца палатки. А это всё заставляет думать, что конёк не поддерживался верёвкой). Именно трудностью проткнуть брезент и объясняется наличие на внутренней поверхности ската уколов и царапин, о которых сообщила в своём акте Чуркина. Поэтому если бы человек, сделавший короткие разрезы, действительно намеревался поскорее обеспечить выход через скат, он бы после протыкания брезента резал его до тех пор, пока не получил бы разрез нужной длины. Именно так были сделаны длинные разрезы от конька до боковой стенки. Но в случае с короткими разрезами вдоль конька мы видим иную картину: сделав один короткий разрез, хозяин ножа начинал делать подле него другой, а затем третий. Логично предположить, что цель этих разрезов заключалась вовсе не в том, чтобы обеспечить выход людей, находившихся в палатке; — В силу изложенного выше соображения (о трудности протыкания брезента ножом) можно с большой долей вероятности предположить, что на проделывание семи, описанных нами, коротких разрезов было затрачено времени не только не меньше, но даже больше, чем на проделывание шести длинных. Это соображение лишь подкрепляет вывод о том, что резавший палатку человек (или люди) вовсе не руководствовался целью обеспечить экстренное покидание палатки находящимися внутри туристами; — Не следует забывать, что человек, сделавший разрезы «a», «b», «c» и «d», находился возле самого выхода в торце палатки. Если бы он действительно торопился её покинуть, ему для этого было достаточно протянуть руку и одним движением (как говорится, «на проход») отсечь пуговицы, на которые были застёгнуты створки проёма. Отсечь ножом 4–5–6 пуговиц, даже прочно пришитых, мужчине с твёрдой рукой не доставит ни малейших затруднений и эта операция вряд ли потребовала бы более 10 сек. Как известно, в торце палатки, у самого входа, был закреплён полог из простыни, защищавший от попадания снега, но очевидно, что простыня не способна была помешать человеку с ножом отсечь пуговицы. Вместо этого странный владелец ножа методично режет скат. Так почему же в одном случае человек с ножом не считаясь с затратами сил и времени делает сравнительно небольшие разрезы в 20–30 см, а в другом длинные, по метру и больше? Объяснение тут может быть только одно — эти разрезы служили разным целям. Что же это за цели? Ну, с длинными разрезами прокурорским работникам всё было ясно —
они нанесены испуганными людьми для экстренного покидания палатки. Ответ этот, хотя далеко не единственный и даже вряд ли правильный, следователи хотя бы сформулировали. Но вот для чего же именно были сделаны короткие разрезы ската, могучие прокурорские умы думать не стали. Следователи постарались этих разрезов вообще не заметить, как не заметила эксперт Чуркина. Все повреждения палатки, кроме одного разрыва (или разреза), сосредоточены на скате, обращённом в направлении спуска группы туристов по склону Холат-Сяхыл. Если считать, что центр конька не поддерживался верёвкой — а считать иначе оснований нет — то окажется, что скаты сильно провисали. Схема, приведённая в тексте наглядно демонстрирует как выглядела бы палатка в этом случае. Схема эта, хотя и масштабна, всё же довольно условна, скорее всего, прогиб крыши был куда больше. Нанеся на провисшие скаты короткие разрезы, мы увидим, что они «уплывут» вниз, опустятся, сообразно провисанию конька. Рядом для сравнения нарисована фигура человека комплекции Юрия Дорошенко, т. е. спортивного мужчины ростом 180 см и шириною плеч 55 см. Его высота в положении сидя окажется равна 95–99 см (величина «гуляет» от осанки конкретного человека). Т. е. крупный мужчина будет буквально упираться головою в конёк палатки, а короткие разрезы окажутся ниже уровня его глаз. Такое положение разрезов оптимально обеспечивает контроль за пространством, находящимся ниже палатки, не оставляя «мёртвых зон» на склоне горы. Короткие разрезы были сделаны людьми, желавшими контролировать подходы к палатке снизу, со стороны долины Лозьвы. Особенно ясно это видно при рассмотрении положений разрезов возле входа: разрезы «a» и «b» образуют самое настоящее треугольное окно, причём его первоначальные размеры не устроили обладателя ножа, и тот увеличил его дополнительным разрезом «с». Людей, усевшихся в палатке было двое, они разместились в противоположных концах лицом друг к другу; тот, что находился возле входа, мог наблюдать сектор «севервосток», а его напарник, сидевший у противоположного торца палатки — сектор «юг» — «восток». Они вместе следили за тем направлением, куда ушли дятловцы, и при этом каждый контролировал пространство за спиной напарника.
Схема показывает расположение коротких разрезов правого ската палатки при провисающем коньке, каковым, видимо, он и был 1 февраля 1959 г. Скорее всего величина прогиба конька была значительно больше показанной на схеме, но в этом случае разрезы ската должны были «подвинуться» ещё ниже. Овал в районе центральной петли показывает положение разрыва ската, оставленного ледорубом Слобцова при попытке последнего проникнуть в палатку 26 февраля 1959 г. Рядом с соблюдением масштаба изображены фигуры человека ростом 180 см в положении стоя и сидя, они дают представление о том, как положение разрезов соотносится с антропометрическими параметрами мужчины атлетического сложения. Вертикальные разрезы, сделанные от конька к боковой стенке, не приводятся, дабы не загромождать рисунокк. Возможно, был и третий, который занимался осмотром вещей бежавших туристов. Во всяком случае, мы точно знаем, что людям в палатке мешал сильно провисавший конёк — он явно препятствовал осмотру вещей и перемещениям в полумраке. Дабы подпереть конёк и решить эту проблему, кто-то из сидевших в палатке взялся было обрезать слишком длинную лыжную палку (140 см), но забросил это занятие, не окончив. Объективности ради надо отметить, что версия «окон-разрезов» отнюдь не единственная, посредством которой исследователями трагедии группы Дятлова предпринимались попытки объяснить странные повреждения палатки. Существовали и иные, согласно которым, короткие разрезы делались для того, чтобы пустить в палатку воздух для задыхающихся людей, или проверить толщину снега, обрушившегося на скат и повалившего стойку заднего торца. Подробнее эти гипотезы мы рассмотрим в той части очерка, где будут изложены различные версии случившегося с группой; там же и докажем, что это объяснения лишены смысла. Можно сказать, что это объяснения из категории тех, которые «ничего не объясняют». Существует предание, будто избавлению охотников-манси от подозрений в убийстве туристов способствовал поход в Свердловск главного мансийского шамана. Ему, якобы, удалось добиться встречи с секретарём Обкома КПСС Андреем Павловичем Кириленко, которого оный шаман сумел убедить в полной непричастности к трагедии группы Дятлова. Это именно предание, поскольку никаких фактических данных, подтверждающих реальность подобной встречи, не существует. Да и сама явка дремучего шамана на приём к местному «Царю и Богу» представляется весьма и весьма сомнительной. Пробиться на приём к первому секретарю Обкома партии простому человеку в послевоенное время было исключительно сложно — советская бюрократия уже полностью сложилась и жила по своим весьма непростым правилам. Да и для самого секретаря такая встреча представлялась «политически неверной», ведь не надо забывать о поднявшейся в СССР в 1958 г. очередной волне гонений на религиозные конфессии. Получалось, что в то самое время, пока Генсек партии «дорогой Никита Сергеич» со всевозможных трибун истово клеймил и разоблачал «церковных мракобесов», глава крупной партийной организации позволял себе встречаться с каким-то там заклинателем духов! Такое своеволие могло быть расценено как несогласие с курсом партии и даже прямое противопоставление своей точки зрения «генеральной линии партии по религиозному вопросу». Товарищ Кириленко, будучи опытным партаппаратчиком, не мог не понимать этого. А потому следует признать, что вероятность прямых контактов между ним и мансийским шаманом исчезающе мала. Поиск ещё ненайденных тел членов группы Дятлова проводился в марте 1959 г. с крайним напряжением сил, как физических, так и эмоциональных. Руководивший розысками непосредственно на месте (на склоне Холат-Сяхыл и перевале) полковник Ортюков несколько раз ставил перед руководителями поисковой операции вопрос о приостановке работ и переносе
их на более позднее время (когда сойдёт снег). Однако разрешения на это он так и не получил. Тела отсутствующих членов группы следовало отыскать в кратчайшие сроки, для чего поиск надлежало продолжать безостановочно. Как уже было упомянуто выше, 3 марта район поисков покинула группа студентов УПИ под руководством Бориса Слобцова. А 6 марта ей на замену прибыла группа свердловских альпинистов под руководством Абрама Константиновича Кикоина. Через несколько дней — 10 марта — район поиска покинула группа, возглавляемая Карелиным. Это была далеко не последняя замена состава, но в дальнейшем мы о таковых особо упоминать не будем, поскольку на общий ход событий замены эти никак не влияли. До середины марта (точная дата неизвестна) был осуществлён перенос лагеря поисковиков из долины реки Ауспия в долину реки Лозьва. Другими словами, лагерь приблизили к району поисковых работ. Сделано это было для того, чтобы экономить силы и время людей, вынужденных каждый день проходить на лыжах вверх и вниз по склонам лишние километры. Перенос планировался ещё в феврале, но тогда ему помешало обнаружение первых тел. Похороны Юрия Дорошенко, Игоря Дятлова, Зины Колмогоровой, Георгия Кривонищенко и Рустема Слободина прошли 9 марта в Свердловске. Четверо погибших нашли последнее успокоение на Михайловском кладбище, а один — Георгий Кривонищенко — был похоронен на Ивановском, хотя его родители не возражали против того, чтобы сына похоронили вместе с остальными. Вокруг этих похорон властями было напущено много тумана и недомолвок, сильно омрачивших и без того малоприятное событие. Сначала Обком КПСС пытался склонить родственников погибших к тому, чтобы найденные тела захоронить в Ивделе быстро и тихо, причём членам партии напоминали о «партийной сознательности» и недвусмысленно грозили оргвыводами за неуступчивость. Когда стало ясно, что все попытки добиться согласия на похороны в Ивделе, не дали желаемого результата, партийные бонзы отступили и разрешили похороны в Свердловске. Однако достойно организовать и провести траурные мероприятия коммуняки не сумели. По приказу руководителя патркома «Политеха» Касухина с информационного стенда дважды срывались плакаты, уведомлявшие о месте и времени гражданской панихиды. Проделано это было, видимо, с целью ограничить число лиц, пришедших на прощание с погибшими. Тем не менее в десятом корпусе «Политеха», где были выставлены гробы, и вокруг него 9 марта 1959 г. собралась многотысячная толпа. На территорию Михайловского кладбища траурная процессия была запущена не обычным порядком через ворота, а почему-то с прилегающей улицы, для чего пришлось разобрать забор. В общем, организаторы похорон показали-таки своё хамское отношение к людям. Тому, что Советская власть повела себя с людьми столь беспардонно и неуважительно, удивляться не следует. Как известно, в Советском Союзе не тонули корабли, не падали самолёты и не взрывались ракеты, а имели место лишь трудовые свершения, успехи и подвиги. Ну разве что, кое-где ещё чуть-чуть сохранялись пережитки прошлого (совсем чуть-чуть!). Поэтому все разговоры о катастрофах, общественных беспорядках и случаях массовой гибели людей расценивались властями как «идеологическая диверсия» и пресекались максимально быстро и жёстко. Власть патологически боялась любой негативной информации, способной хотя бы косвенно бросить на неё тень и заставить сомневаться в том, что Советская власть — лучшая в мире. Отсюда проистекала прямо-таки иррациональный страх сказать или позволить лишнее, который определял логику многих действий партийного и советского руководства на всех уровнях чиновничьей иерархии в СССР. Гибель группы Игоря Дятлова, вроде бы, никоим образом не могла дискредитировать КПСС и Советскую власть, однако, сама Власть так не считала и постаралась организовать мартовские похороны так, чтобы о них меньше говорили в городе. Получилось бестолково (как это почти всегда получалось в СССР), поскольку о
погибших студентах в Свердловске всё равно говорили много, но кроме этого у многих осталось ещё и чувство обиды на несправедливое отношение власть имущих к трагедии. Рядом с членами группы Дятлова на Михайловском кладбище в скором времени был похоронен ещё один студент свердловского «Политеха» по фамилии Никитин, умерший от двусторонней пневмонии. Он учился на первом курсе института, туризмом не увлекался и скорее всего даже не был знаком с членами группы Дятлова. Никитин был деревенским пареньком из очень бедной семьи; его родные не смогли оплатить транспортировку тела на родину, а потому было решено предать его земле в Свердловске. К истории гибели туристов на перевале смерть Никитина не имеет ни малейшего отношения. 13 марта Свердловский облисполком утвердил план поисковых работ в долине Лозьвы. Согласно этому документу основной состав поисковой группы (20 чел.) формировался из студентов УПИ. Им на усиление придавалась группа сапёров Уральского военного округа (10 чел.). Областной УВД также направлял на розыски группу из 10 чел. и принимал на себя обязанности по материальному снабжению участников поисковой операции. Транспортное обеспечение поручалось военным, для чего за поисковиками закреплялись 2 вертолёта Ми-4, базировавшиеся в Ивделе. Организация связи с поисковой группой на перевале была поручена Северной экспедиции Уральского геологического управления. В пятницу 27 марта 1959 г. Бюро Обкома КПСС провело специальное заседание, посвящённое ходу поисковой операции. Подробности его неизвестны.
10. Новая версия следствия: Ахтунг! Ахтунг! Огненные шары в небе! А 31 марта произошло весьма примечательное событие — все члены поисковой группы, находившиеся в лагере в долине Лозьвы, увидели НЛО. Валентин Якименко, участник тех событий, в своих воспоминаниях весьма ёмко описал случившееся: «Рано утром было ещё темно. Дневальный Виктор Мещеряков вышел из палатки и увидел движущийся по небу светящийся шар. Разбудил всех. Минут 20 наблюдали движение шара (или диска), пока он не скрылся за склоном горы. Увидели его на юго-востоке от палатки. Двигался он в северном направлении. Явление это взбудоражило всех. Мы были уверены, что гибель дятловцев как-то связана с ним.» Об увиденном было сообщено в штаб поисковой операции, находившийся в Ивделе. Появление в деле НЛО придало расследованию неожиданное направление. Кто-то вспомнил, что «огненные шары» наблюдались примерно в этом же районе 17 февраля 1959 г. о чём в газете «Тагильский рабочий» была даже публикация. И следствие, решительно отбросив версию о «злонамеренных манси-убийцах», принялось работать в новом направлении. Не совсем понятно, какую связь хотели обнаружить работники прокуратуры между светящимся объектом в небе и туристами на земле, но факт остаётся фактом — в первой половине апреля 1959 г. Темпалов отыскал и добросовестно допросил ряд военнослужащих внутренних войск, наблюдавших полёт светящихся небесных объектов около 06:40 17 февраля 1959 г. Все они находились тогда в карауле и дали непротиворечивые описания наблюдавшегося явления. По словам военнослужащих, полёт таинственного объекта был хорошо виден на протяжении от восьми (минимальная оценка) до пятнадцати (максимальная) минут. Объект, казалось, был окружён облаком тумана, светил собственным светом переменной яркости, находился на большой высоте и двигался очень медленно. Направление движения странного шара — с юга на север — соответствовало тому, что наблюдалось и 31 марта.
11. Финал поисковой операции: обнаружение тел Людмилы Дубининой, Семёна Золотарёва, Александра Колеватова и Николая Тибо-Бриньоля Весь апрель 1959 г. поисковая группа в районе Холат-Сяхыл продолжала проверять лавинными зондами постепенно уменьшавшийся снежный покров как в лесах долины Лозьвы, так и по берегам её притоков. Вдоль самой Лозьвы поисковики обследовали более 1 км. Поиск оказался безрезультатен. Напрашивался вроде бы единственный в этой ситуации вывод — ненайденные покуда члены туристической группы покинули район Холат-Сяхыл и в течение того времени, пока могли сохранять активность, ушли на несколько километров. Подобное предположение косвенно подтверждалось тем соображением, что без вести отсутствующие туристы должны были быть одеты гораздо лучше тех, кого уже удалось отыскать (на эту мысль наводил примерный подсчёт гардероба группы и его распределение между участниками похода, ведь вся одежда погибших и вещи, найденные в палатке, были в точности описаны и учтены!). Однако о том, в каком направлении могли уйти отсутствующие, никто из поисковиков ничего сказать не мог. Логичным представлялось их движение оставшихся к лабазу, однако лабаз-то остался нетронут! Трудно сказать, в каком направлении стала бы развиваться поисковая операция дальше, если бы в начале мая не начались странные находки. В районе кедра, подле которого в своё время были найдены погибшие Кривонищенко и Дорошенко, из-под тающего снега стали выступать обломанные еловые ветки, до того скрытые от глаз поисковиков. Ветки эти располагались не хаотично, а словно образовывали своеобразную тропу в юго-западном направлении. Выглядело это так, словно в том направлении протащили волоком несколько молодых ёлочек, срубленных у кедра. Такие же мелкие еловые ветки стали выступать из-под снега и возле оврага в полусотне метров от кедра, где также оказались срезаны вершины молодых елей. Может быть это открытие и не привлекло бы к себе особого внимания поисковиков, но утром 5 мая один из мансийских охотников-проводников (по фамилии Куриков), осматривавший эту «еловую тропу» вместе с собакой, обнаружил в самом её конце, у оврага, вмёрзшие в снег… чёрные хлопчатобумажные спортивные штаны. Вернее, фрагмент таковых, сильно прожжёный и лишённый правой штанины. При ближайшем рассмотрении оказалось, что её грубо отрезали ножом. Найденная вещь находилась под слоем снега толщиной около 10 см. Когда в непосредственной близости от места находки поисковики стали тщательно осматривать сугробы, то им посчастливилось отыскать ещё один предмет одежды — левую половину женского светло-коричневого шерстяного свитера. Свитер, как и спортивные штаны, был грубо разрезан пополам, его правая половина (вместе с рукавом) отсутствовала. По общему мнению участников поисков, свитер должен был принадлежать Людмиле Дубининой.
Слева: овраг к юго-западу от кедра. Справа: разрезанные вещи, найденные манси Куриковым рядом с оврагом утром 5 мая 1959 г. Логично было предположить, что найденные вещи указывают на возможное нахождение неподалёку пока ещё ненайденных тел. Однако в лесу оставалось уже слишком мало снега и его покров никак не мог скрыть трупы. Единственным местом поблизости, способным укрыть тела погибших от глаз поисковиков, являлся овраг, находившийся юго-западнее кедра. Его уже прощупывали лавинными зондами в начале марта, но возможно их длина оказалась недостаточной? Полковник Ортюков принял решение начать раскопки толщи снега в овраге в непосредственной близости от того места, где находился срезанный ельник. Выбранный участок находился примерно в 10 м от того места, где манси Куриков отыскал прожжёные спортивные штаны. К работе поисковики приступили около 11 часов утра 5 мая, общая площадь раскопа составила около 20 кв.м.
Радиограмма полковника Ортюкова в штаб поисковой операции о событиях 5 мая 1959 г. Фотокопии радиограмм ныне размещены в свободном доступе Алексеем
Владимировичем Коськиным, их можно видеть по адресу: http://fotki.yandex.ru/users/aleksejkoskin/album/161093/ По мере заглубления снег становился всё крепче. Как оказалось под ним по самому дну оврага протекал довольно бурный поток талых вод. Именно в этом ручье, под толщей снега примерно в четыре метра, в 18:40 было найдено человеческое тело в сером свитере. Как выяснилось позже это был труп Людмилы Дубининой. Ортюков немедленно сообщил о находке в штаб поисковой операции, заодно упомянув о тяжёлых условиях работы и попросив прислать 6 инженерно-сапёрных лопат, 2 кайла и солдат покрепче. Продолжая раскапывать толщу снега в овраге, поисковики обнаружили неподалёку от первого трупа тела ещё трёх без вести пропавших туристов — Золотарёва, Колеватова и ТибоБриньоля.
На самом дне оврага на глубине около 4 м были найдены тела Людмилы Дубининой, Семёна Золотарёва, Александра Колеватова и Николая Тибо-Бриньоля. Тела находились рядом на удалении друг от друга не более 1 м. Логичным поэтому казалось предположение, что все четверо по какой-то причине оказались в одной снежной яме, где их и настигла смерть. В этом же овраге, чуть поодаль, был найден настил, сделанный из срезанных молодых деревьев небольшой толщины. Для его сооружения были использованы 14 елей и 1 берёза, общая площадь настила была определена Ортюковым в 3 кв.м. Настил находился в толще снега на глубине примерно 2,5 м, т. е. заметно ниже уровня прилегающего к оврагу леса, но при этом отнюдь не на самом дне.
Настил был обнаружен в овраге на глубине около 2,5 м. Под ним в толще снега протекал ручей талой воды. На настиле были обнаружены некоторые вещи, в частности, шерстяной свитер-безрукавка, тёплые трикотажные штаны с начёсом (пояс и низ на разорванных резинках), правая штанина чёрных спортивных штанов, найденных у оврага утром 5 мая Куриковым. Ну, а кроме этого — шерстяной коричневый свитер и… солдатская обмотка из шинельного сукна с коричневой тесьмой на конце. Обнаружение последней детали одежды смутило Ортюкова до такой степени, что он даже сообщил об этом штабу операции в своей радиограмме («(…) появление обмотки мне непонятно»), чего обычно прежде не делал. Обмотки военнослужащих уже второй раз всплывают в этом деле. Первый раз, напомним, некая обмотка неустановленной принадлежности была обнаружена среди вещей членов группы в аэропорту Ивделя ещё в начале марта 1959 г. Тогда прокурор-криминалист Иванов вместе с Юрием Юдиным составлял опись доставленного с перевала имущества и распределял вещи по принадлежности. Таинственная обмотка в материалы дела не попала и мы знаем о ней лишь по воспоминаниям Юдина. Можно не сомневаться в том, что и вторая обмотка точно также сгинула бы в безвестности, если бы факт её обнаружения на настиле не был зафиксирован в радиограмме Ортюкова.
Настил в овраге. Можно видеть сложенные по его углам вещи туристов, которые они почему-то так и не успели надеть. Итак, наконец-то тела всех членов группы Игоря Дятлова были обнаружены. Теперь все нестыковки и неясности — по крайней мере теоретически! — должны были получить логичное и неопровержимое объяснение. Однако даже поверхностный анализ находок в овраге (и подле него) не только не прояснил картину случившегося на склоне Холат-Сяхыл, но напротив, привнёс новые неопределённости. Посмотрим на обстановку в овраге как на шараду и постараемся ответить на вопрос: «что здесь не так?» Прежде всего, не подлежит сомнению, что четверо туристов, тела которых оказались найдены на дне оврага, бывали у кедра. Часть молодого ельника, пошедшего на сооружение настила, была срезана именно там. Ещё несколько деревьев были ими срезаны уже возле оврага, буквально в десятке метров от края. Уход от кедра в овраг был логичен, ведь именно закопавшись в глубокий снег можно было устранить воздействие самого опасного для замерзающего человека фактора — ветра. Но почему в таком случае в убежище в овраге оказались лишь четверо? почему к ним не присоединились Дорошенко и Кривонищенко? Дубинина, Золотарёв, Колеватов и Тибо-Бриньоль сделали настил в толще снега в овраге для защиты от ветра и улучшения теплоизоляции от снега. Если они действительно страдали от холода и умерли вследствие замерзания, то логично было бы найти тела погибших непосредственно на настиле. Однако, поисковики увидели другую картину — все тела оказались вне настила, причём на удалении, исключающем самопроизвольное перемещение с течением времени (сползание, перекатывание, погружение в толщу снега). По разным оценкам удалённость тел погибших от построенного ими же самими настила составляла 6–10 м. Почему погибшие покинули его, ведь на заготовку веток для него они тратили немало сил? Далее, совершенно непонятно выглядели манипуляции найденных в овраге людей с вещами. То, что умершие раньше прочих Дорошенко и Кривонищенко были раздеты товарищами, поисковики предположили ещё в самом начале розысков. Сам по себе вид найденных у костра под кедром тел красноречиво свидетельствовал о явном недостатке одежды. Теперь снятые и частично разрезанные детали верхней одежды были найдены, но почему-то они оказались на пути к настилу и на самом настиле, но отнюдь не на людях, снимавших одежду с трупов. Почему явно нуждавшиеся в утеплении туристы не одевались прямо у костра? Ведь то, что они нуждались в дополнительной одежде, сомнению не подлежит — их потребность в этом оказалась столь велика, что они решились раздевать тела недавно умерших товарищей. Эта малоприятная процедура потребовала от них максимальной мобилизации воли и решимости
жить. И что же получается: завладев драгоценными штанами и свитерами они почему-то стали уносить их подальше от костра, теряя по пути и не спеша надеть, оказавшись на настиле (здесь, кстати, надо сделать необходимое пояснение: одежда разрезалась не по недомыслию или ошибке, а с целью более удобного использования в последующем. Дело в том, что рукав или штанина трикотажного изделия могут послужить неплохой заменой отсутствующих перчаток или головного убора. Их можно завязать с одного конца и натянуть на голову или руку, а можно сделать это, не завязывая. Это один из весьма эффективных приёмов самоспасения на морозе, к которому иногда прибегают альпинисты, туристы, да и военные спецназовцы тоже — т. е. люди, вынужденные бороться с холодом и ветром на профессиональном, скажем так, уровне. То, что кто-то из оставшихся в овраге дятловцев пытался утепляться подобным образом, однозначно свидетельствует о его полном самоконтроле и адекватном поведении). Но даже не это являлось главной странностью сделанных в овраге находок. Самое необычное заключалось в самом местоположении настила. Напомним, что кедр, подле которого были найдены тела Юрия Дорошенко и Георгия Кривонищенко, стоял над четвёртым притоком Лозьвы на удалении 70–80 м от границы леса на небольшой возвышенности. Это был не холм и не сопка, но превышение над долиной было явственным и весьма крутым — примерно 5–7 метров, по воспоминаниям участников поисковой операции, на лыжах к кедру снизу было никак не подъехать, приходилось идти «лесенкой». Овраг же, в котором находился настил из еловых верхушек, располагался западнее от кедра и имел чёткое направление с юга на север. Кратчайшее расстояние между кедром и оврагом не превышало 25 м. А расстояние от кедра до настила из веток составляло примерно 75 м. Если мы вспомним о взаимном расположении покинутой туристами палатки на склоне Холат-Сяхыл и кедра, то нам придётся констатировать весьма неожиданный постулат: Золотарёв, Колеватов, Тибо-Бриньоль и Дубинина, проведя под деревом некоторое время, двинулись в обратном направлении. Да-да, они фактически пошли в сторону палатки, от которой только что бежали. Правда, в отличие от Игоря Дятлова и Зины Колмогоровой они вовсе не собирались возвращаться на склон, они всего лишь искали удобное убежище от ветра. Но для этого они пошли на юго-запад.
Эта схема демонстрирует взаимное расположение основных объектов в районе «кедровраг». Условные обозначения: 1 — кедр, 2 — место обнаружения разрезанных штанов и свитера на краю оврага, 3 — яма в овраге, в которой были найдены тела четырёх без вести пропавших туристов, 4 — настил из веток. Красная стрела «Р» показывает направление на оставленную на склоне Холат-Сяхыл палатку. Расстояния: R1 — расстояние от кедра до границы леса, R2 — кратчайшее расстояние от кедра до оврага, R3 — расстояние от кедра до места обнаружения разрезанных штанов и свитера, R4 — от места. где были брошены разрезанные вещи до места, где оказались найдены трупы погибших туристов, R5 — расстояние между настилом и местонахождением тел погибших, R6 — расстояние от кедра до настила. Синие штриховые линии условно показывают места заготовки лапника для настила в районе кедра и непосредственно у оврага. Почему именно туда? Прежде чем ответить на этот вопрос следует особо подчеркнуть, что погибших в овраге туристов объективно следует признать людьми абсолютно адекватными и рассудочными, сохранявшими здравый смысл до последних мгновений жизни — в этом нас убеждает вся логика их действий. Мы докажем этот посыл ниже и покажем мотивацию членов этой маленькой группы, пока же просто примем к сведению, что никаких безумным или малоосмысленных метаний по лесу, хаотичных действий и взаимного непонимания между ними в последние часы жизни не было. Дубинина, Золотарёв, Колеватов и Тибо-Бриньоль вместе искали выход из почти безвыходного положения и действовали согласованно. Именно так! Но почему они пошли к юго-западу? А не на северо-восток, север или восток, ведь двигаясь в тех направлениях они бы удалялись от источника опасности, погнавшего их со склона! Причин может быть несколько. Самая очевидная заключается в том, что двинувшись в обратном направлении люди подставили ветру спины. Другими словами, им было комфортнее искать столь нужное убежище в темноте именно в том направлении. Расставшись с
Кривонищенко и Дорошенко у кедра они оказались предоставлены сами себе и движение в югозападном направлении было оптимально с точки зрения эргономики, т. е. минимизации затрат сил и энергии. К тому моменту (после спуска с горы) об экономии сил уже приходилось думать всерьёз — впереди была ночь и симптомы грядущих обморожений почувствовал уже каждый. Сразу оговоримся, что истинного направления ветра в ту ночь в районе кедра не знает сейчас никто. Имеются сведения (от побывавших там туристов), согласно которым, в районе перевала Дятлова наблюдаются сильные ветры в направлении «запад-восток», т. е. через Уральские горы в сторону Сибири. Однако и мощные «сквозняки» с Ледовитого океана тоже нередки — именно они определяют суровый климат Западной Сибири. Но для нас сейчас важно другое: каким бы ни был ветер в тот вечер (восточным, северным или северо-восточным), четверо туристов, двинувшись прочь от кедра, повернулись к ветру спиной. Это предположение сейчас невозможно ни доказать, ни опровергнуть, но оно выглядит в высшей степени логичным. Ведь наша четвёрка не просто отправилась на поиски убежища от ветра — она ещё поволокла с собою несколько срезанных ёлок. Какая-никакая, а это была определённая физическая нагрузка, которую любой разумный человек в сложившейся 1 февраля 1959 г. ситуации постарался бы минимизировать. Если мы посчитаем, что изложенная выше версия о направлении ветра вполне здрава и имеет полное право на существование, то из неё мы можем получить в высшей степени неожиданное и очень важное для понимания случившегося следствие. А именно: спускаясь от палатки к кедру, группа Игоря Дятлова всё время двигалась против ветра. Люди предприняли весьма опасный в тёмное время суток спуск с горы в направлении совсем неоптимальном! Точнее говоря, из всех возможных в той обстановке направлений они выбрали самое неудачное — они пошли вниз против ветра… И на это они решились без головных уборов, обуви и перчаток! Казалось бы, поверни в другую сторону и иди к лабазу. И ветер будет дуть в спину, и в лабазе быстро отыщутся обувь, дрова и сухари. Так нет же! Дятловцы не пошли к лабазу, они пошли против ветра в неизвестность. И в итоге остановились возле кедра. И снова уместен вопрос «почему?» Почему так случилось? Ответ может быть только один — грозившая им опасность находилась вовсе не выше палатки по склону, она была с юга, со стороны лабаза. Фактически то, что погнало «дятловцев» вон из палатки, загородило им отход к лабазу, самим фактом своего присутствия не предоставило возможности вернуться назад. Другими словами, грозившая им опасность вовсе не плющила палатку, не топтала её, не утюжила и не каталась по ней бильярдным шаром. Появившаяся возле палатки угроза преграждала отход к югу и при этом выглядела достаточно серьёзной для того, чтобы никто из девяти туристов не попытался ею пренебречь. Так-то… Вывод фундаментальный и в принципе, на описанном нами фактологическом материале, явно преждевременный. Автор понимает, что самые простодушные и наивные читатели в этом месте поспешат расхохотаться и даже покрутят пальцем у виска. Запаситесь терпением, дорогие товарищи, и в своё время мы подойдём к этому же самому выводу совершенно с другой стороны. Кстати, завершая затянувшийся монолог о странности местоположения настила, следует отметить такой нюанс. Многие исследователи трагедии 1959 г. обращали внимание на «странную нелогичность» его расположения к юго-западу от кедра. Движение четырёх членов группы в направлении обратном первоначальному казалось многим абсурдным и лишённым всякого смысла. Дело даже доходило до того, что некоторые участники интернет-обсуждений всерьёз задавались вопросом «а не ошибся ли Ортюков с определением сторон света?» и
пытались доказать, что истинное положение настила соответствует вовсе не юго-западному направлению от кедра, а юго-восточному. Прямо скажем, довольно лукавое предположение, лишённое притом всяческого основания; Ортюков, разумеется, не ошибался в определении сторон света, да и радист Неволин, участвовавший во всех работах у кедра и в овраге (имеются его фотографии сделанные во время раскопки настила), обратил бы внимание на ошибочность передаваемого им текста. Ломать голову над несуществующей проблемой незачем — своё убежище четверо туристов действительно оборудовали в овраге именно к юго-западу от кедра. И действовали они при этом в высшей степени логично, здраво и во всех смыслах оправданно.
Извлечение тел их ручья в овраге. Человек в форме с хорошо различимыми погонами — Ортюков; на фотографии справа мужчина в вязаной шапочке — радист Неволин. Вернёмся, впрочем, к фабуле повествования. Обнаруженные в овраге тела четырёх погибших туристов были полностью промёрзшими, однако их извлечение из толщи снега таило угрозу быстрой разморозки и начала гниения плоти.
Слева: Людмила Дубинина и Николай Тибо. Справа: Семён Золотарёв и Александр Колеватов. Фотографии были сделаны перед помещением тел в брезентовые мешки и отправкой на судебно-медицинское исследование. Чтобы задержать этот процесс полковник Ортюков распорядился обложить тела еловым лапником и зашить в брезент, что и было проделано, однако тут возникла почти неразрешимая проблема: обслуживающие поисковую группу вертолётчики отказались эвакуировать тела в Ивдель, где преполагалось их анатомирование. Мотивировали свой отказ пилоты просто и непробиваемо — существуют правила транспортировки трупов, так давайте их придерживаться! Лётчики желали, чтобы тела погибших поместили в цинковые гробы. Можно понять негодование полковника Ортюкова — в феврале-то те же самые вертолётчики без лишних словопрений перевезли тела туристов просто уложив их на брезент в грузовом отсеке. Пилоты, однако, не отступали. Дело дошло до скандала, Ортюков даже жаловался на взбунтовавшихся вертолётчиков штабу поисковой операции. В конце-концов, цинковые гробы были заказаны и доставлены… История с цинковыми гробами и упрямыми вертолётчиками упомянута здесь неслучайно. Запомним её, поскольку она питает один из самых устойчивых мифов, связанных с погибшими в 1959 г. туристами. В своё время нам ещё придётся вспомнить и о принципиальных вертолётчиках, и о неожиданном требовании поместить найденные в овраге тела в цинковые гробы.
12. Судебно-медицинское исследование тел туристов, найденных в овраге 9 мая 1959 г. судмедэксперт Возрождённый произвёл вскрытие и исследование тел последних четырёх членов погибшей группы Игоря Дятлова. Работа эта проводилась в помещении морга Ивдельской ИТК, того же самого, где двумя месяцами ранее осуществлялось судебно-медицинское исследование трупов других участников похода. Только на этот раз в составленных актах экспертиз не упоминаются понятые, а роль второго эксперта сыграла уже знакомая нам эксперт-криминалист Чуркина. Данное обстоятельство чрезвычайно любопытно в силу двух причин: во-первых, Генриетта Елисеевна не являлась судебным медиком и не могла давать экспертные заключения по вопросам, связанным с судебной медициной, а во-вторых, она вообще не подписала документы, составленные Борисом Возрожденным. Обратим внимание на этот казус — это только одна из многих странностей, связанных с рассматриваемыми экспертизами. Судмедэксперт Борис Алексеевич Возрожденный обнаружил и описал тела погибших, а также их одежду, в следующем состоянии: а) Дубинина Людмила Александровна была облачена в серовато-коричневый поношенный свитер, под ним бежевый шерстяной свитер, под которым, в свою очередь, клетчатая ковбойка с застёгнутыми рукавами. Упоминание о застёгнутых рукавах тем более странно, что о состоянии карманов рубашки и пуговиц, застёгивающих её, эксперт не упомянул ни единым словом. Очень странная забывчивась, особенно, если принять во внимание, что прежде Возрожденный не забывал фиксировать «застёгнутость» — «расстёгнутость» одежды и карманов. Более того, подобного рода фиксирование состояния одежды являлось прямым требованием нормативных документов, регламентировавших порядок осуществления судебно-медицинской экспертизы (о нормативной базе того времени и её соблюдении судмедэкспертом Борисом Алексеевичем Возрождённым мы поговорим вскоре особо — эта тема таит столько чудных открытий, что её не следует комкать кратким упоминанием). Наконец, под ковбойкой находился белый х/бумажный бюстгальтер, застёгнутый на 3 пуговицы (тут наш судмедэксперт не забыл подчеркнуть «застёгнутость» обнаруженной детали одежды). Как была утеплена нижняя часть тела? В ответе на этот вопрос судмедэксперт вновь становится педантичен и исчерпывающе полон. Он описывает рваные х/бумажные брюки («местами сильно рваные и местами обожжены»), под ними — черное х/бумажное трико («рваное в области промежности»), мужские сатиновые трусы. Кроме того, на ногах светлокоричневые х/бумажные чулки, на левой ноге чулок спущен, на правой — удерживается резинкой. Соответственно чулкам, «серый пояс с резинками-подвязками» (Возрождённый и тут не забывает подчеркнуть, что пояс застёгнут). Русые волосы погибшей девушки были заплетены в косу длиной до 50 см, в косу вплетена синяя шёлковая лента. Рост Людмилы Дубининой составлял 167 см и нельзя не отметить, что для того времени это была крупная, крепкая, спортивная девушка. Погибшая была девственницей, половую жизнь не вела — об этом тоже надо сказать прямо и недвусмысленно сказать, несмотря на всю деликатность данного вопроса. Судмедэксперт описал трупные пятна, которые локализовались на задней и боковой поверхностях туловища и конечностей погибшей. Это означает, что в момент смерти и вплоть до промораживания, пока сохранялась возможность кровотока по сосудам, тело погибшей находилось в положении «на спине», возможно, «на спине и частично на боку», но совсем не в
той позе, в какой тело Людмилы Дубининой было сфотографировано при раскопе оврага (на коленях, лицом и грудью на камне). При внешнем осмотре тела Возрождённый обнаружил следующие повреждения (см. соответствующую анатомическую схему): — отсутствие мягких тканей в области надбровных дуг, переносицы, глазницах и левой височно-скуловой области. Кости лицевой части черепа частично обнажены (поз.1); — в области левой теменной кости дефект мягких тканей размером 4,0*4,0 см, дном которого является обнажённая теменная кость (поз.7); — глазные яблоки отсутствуют (поз.1). В Акте на указана причина их исчезновения. По смыслу фразы можно заключить, что глазные яблоки не были раздавлены, потому что в этом случае осталась бы склера (оболочка глазного яблока), которую эксперт не мог бы не заметить. Т. е. имело место полное удаление обоих глаз; — хрящи носа сплющены (но кости спинки носа целы) (поз.2). Довольно странное повреждение, объяснение которому не так легко найти, как может показаться на первый взгляд. Дело в том, что человеческий нос представляет собой довольно хрупкую конструкцию и его спинка ломается даже при приложении незначительной нагрузки, причём ломается со сдвигом, перекосом, так, что восстановить форму носа не удаётся даже при своевременном и квалифицированном лечении. Больше всего повреждение, описанное у Людмилы Дубининой, соответствует удару по кончику носа сбоку; — отсутствуют мягкие ткани верхней губы справа с обнажением верхней челюсти и зубов; — язык в полости рта отсутствует. При внутреннем осмотре Возрождённый следующим образом уточнит этот момент: «Диафрагма рта и языка отсутствует. Верхний край подъязычной кости обнажён». И всё! Удивительный лаконизм, из которого ровным счётом ничего нельзя понять. Нам ещё предстоит вернуться к анализу стилистических особенностей этого и некоторых других актов судебно-медицинских экспертиз, подписанных Борисом Алексеевичем Возрождённым; — в средней трети левого бедра — разлитой кровоподтёк синюшно-лилового цвета размером 10,0 см* 5 см, с кровоизлиянием в толщу кожных покровов. Кровоподтёк располагался на внешней поверхности ноги спереди (поз.6); — далеко зашедшая мацерация пальцев рук и стоп обеих ног. Кожа с концевых фаланг пальцев рук сползала вместе с ногтевыми пластинками; — при ощупывании шеи — необычная подвижность рожков подъязычной кости и щитовидного хряща (Это серьёзное указание на удушение или удар по горлу в направлении снизу вверх, хотя тут следует отметить, что подъязычные кости девушек и молодых женщин считаются более подвижными, чем у мужчин). При внутреннем исследовании судмедэксперт обнаружил множественные двусторонние переломы рёбер. С правой стороны тела погибшей были сломаны 2-е, 3-е, 4-е и 5-е рёбра, линии их переломов соответствовали среднеключичной и среднеподмышечной линиям (т. е. наблюдались по середине правой стороны груди и от подмышки вниз по правой боковой поверхности торса)(поз.3 на схеме). Слева были сломаны 2-е, 3-е, 4-е, 5-е, 6-е и 7-е рёбра, линия этих переломов соответствовала среднеключичной линии (поз.4). Эти повреждения вызвали значительные кровоизлияния в межрёберные мышцы и район т. н. рукоятки грудины (верхняя часть середины груди), которые Возрождённый также зафиксировал. Кроме этого, эксперт отметил в области правого желудочка сердца «неправильной овальной формы кровоизлияние размером 4,0*4,0 см с диффузным пропитыванием мышцы правого желудочка» (поз.5). Данное повреждение, видимо, находилось в непосредственной связи с переломами рёбер, хотя эксперт в своём акте прямо об этом не написал и причину кровоизлияния в сердечную мышцу не указал.
Диффузное пропитывание мышцы указывало на прижизненность воздействия, вызвавшего кровоизлияние. Данная травма сама по себе столь серьёзна, что её одной было бы достаточно для наступления фатальных последствий.
Обобщённая схема телесных повреждений Людмилы Дубининой. Кроме того, у погибшей был зафиксирован отёк лёгких, подобный тому, что наблюдался у Юрия Дорошенко (дословно в тексте Акта это описано буквально теми же самыми словами: «на разрезе ткань лёгких тёмно-красного цвета, при надавливании с поверхности разреза обильно стекает пенистая кровянистая жидкость»). В 1959 г. медицинская наука не могла объяснить патогенез острого отёка лёгких и бороться с ними, строго говоря, тогда не умели — всё лечение сводилось к примитивному и малоэффективному методу «шейной новокаиновой блокады». Считалось, что основную роль в развитии острого отёка лёгких играет сбой центральной нервной системы. Подобные сбои могли быть обусловлены серьёзными нарушениями работы сердца (гипертрофией и дилятацией сердца, одышечно-цианотическими приступами и т. п.), во всяком случае медицина уже связывала нарушения работы сердца с острыми отёками лёгких. Поэтому в случае с Людмилой Дубининой, получившей серьёзнейшую травму сердца, острый отёк лёгких особых вопросов не вызывал, Возрождённый мог его логично и ясно объяснить. А вот в случае с Юрием Дорошенко всё было отнюдь не так ясно и как мы помним, судмедэксперт в своём заключении обошёл обнаруженный им при вскрытии острый отёк лёгких полным молчанием. Очень странным было отсутствие у Людмилы Дубининой языка, а вместе с ним и диафрагмы рта (это мышцы, образующие дно ротовой полости и участвующие в движениях нижней челюсти). Что случилось с языком погибшей из составленного Возрождённым документа понять невозможно — это вовсе не упрёк эксперту, а констатация факта. Если бы язык был вырезан, то должны были бы остаться (теоретически, по крайней мере) узнаваемые следы, однако таковые не описаны. Трудно предположить какие естественные причины могли привести к исчезновению языка и диафрагмы рта. Известно, что водные обитатели, в
особенности ракообразные, способны очень сильно повреждать трупы в весьма короткие сроки, но ни о каких рыбах или раках в ручье с талой водой не может быть и речи. Подозревать работу мышей тоже нельзя. В зимнее время мыши могут быть активны под снегом до 3 часов в сутки, но они не питаются промёрзшей плотью (тем более, вряд ли смогут съесть массу, многократно превышающую собственный вес, который исчисляется граммами). Трудно судить о кулинарных предпочтениях мышей и крыс, но хорошо известно, что они обычно объедают выступающие части головы — нос, уши. Если бы у Дубининой были отмечены такого рода повреждения, то исчезновение языка не выглядело бы столь подозрительным. Однако никто из группы Дятлова не имел следов повреждений кожных покровов мелкими животными (единственное исключение — труп Кривонищенко, кончик носа которого предположительно был исклёван птицами). На интернет-форумах озвучивалась версия, согласно которой, промёрзший язык погибшей мог отколоться при транспортировке и вывалиться из раскрытого рта, но иначе как наивным такое предположение назвать трудно. Промёрзший человеческий труп имеет твёрдость дерева, но он не раскалывается как стекло и от него не отлетают кусочки при ударе. Во всяком случае судебная медицина ничего не знает о том, что части промёрзшего тела могут отваливаться при небрежной транспортировке. В желудке погибшей эксперт обнаружил около 100 куб. см «слизистой массы тёмнокрасного цвета», попавшей туда, возможно, вследствие удаления языка. Ничего похожего на «пятна Вишневского» на слизистой желудка обнаружено не было, а при осмотре мозга было констатировано «плохое кровонаполнение» мозговых оболочек. Т. е. важнейшие объективные признаки глубокого переохлаждения обнаружить не удалось. Более того, пальцы на руках и ногах Людмилы Дубининой не были обморожены, что явно свидетельствовало о том, что к моменту смерти девушка небезуспешно боролась с холодом. И отнюдь не мороз и ветер убили её. Совокупность сделанных судмедэкспертом наблюдений побудила его следующим образом сформулировать в заключительной части Акта своей экспертизы причину гибели девушки: «Считаю, что смерть Дубининой наступила в результате обширного кровоизлияния в правый желудочек сердца, множественного двустороннего перелома рёбер, обильного внутреннего кровотечения в грудную полость». Т. о. никакой связи с недостаточностью одежды в условиях пребыванием на холоде смерть Людмилы Дубининой не имела. Поскольку мог возникнуть вполне уместный вопрос к эксперту об источнике фатального воздействия, Возрожденный вставил в свой акт следующий весьма многозначительный пассаж: «Указанные повреждения могли возникнуть в результате воздействия большой силы, повлекшей за собой тяжкую закрытую смертельную травму грудной клетки у Дубининой. Причем повреждения прижизненного характера и являются результатом воздействия большой силы с последующим падением, броском или ушибом грудной клетки Дубининой.» Очень интересный получился у товарища Возрождённого документ и пытливый читатель вправе поинтересоваться у автора, будут ли у него комментарии? Поспешим заверить: о да, комментарии будут! Прямо в следующей главе… б) Золотарёв Семён Алексеевич, согласно Акту судебно-медицинской экспертизы, был одет настолько хорошо, что мы вряд ли ошибёмся, предположив, что нашли его практически в той же самой одежде, в которой совершал лыжный переход. В его гардеробе не хватало лишь рукавиц и куртки-штормовки (все штормовки группы, как известно, оказались найдены в палатке). На голове Золотарёва были надеты две шапки — тонкая вязаная спортивная шапочка из шерсти и меховая шапка-ушанка с кожаным верхом; на шее — шарф, там же на шее эксперт обнаружил туристическую маску на ремешках (аналог респиратора, который использовался для защиты носа и рта от вдыхания холодного воздуха при сильном морозе). Торс погибшего
защищала хлопчатобумажная трикотажная майка, поверх которой была надета синяя майка с длинным рукавом (также хлопчатобумажная) и чёрный свитер (опять-таки, х/б). Поверх свитера была надета спортивная байковая куртка на пуговицах. Как указал эксперт, две верхние пуговицы последней были расстёгнуты, также расстёгнутой оказалась пуговица манжеты правого рукава (момент немаловажный, особенно в контексте того, что речь идёт о человеке, умиравшим по общему мнению, от переохлаждения!). Наконец, поверх байковой куртки был надет поношенный жилет из овчины. Нижняя часть тела также оказалась защищена от мороза вполне удовлетворительно: плавки, надетые поверх сатиновых трусов, двое лыжных штанов и, наконец, брезентовые брюки-комбинезон, в заднем кармане которых была обнаружена размокшая газета. Во внутреннем кармане комбинезона — расчёска и клубок ниток, в правом накладном кармане — луковица и монеты в 3, 5 и 15 копеек. На левой ноге шерстяной и х/бумажный носки, на правой — один шерстяной. А кроме них на Золотарёве оказалась полноценная обувь, т. н. бурки (высокая, под колено, тёплая обувь, обычно из войлока, реже — фетра, на кожаной подошве. Золотарёв не имел ботинок и во время похода, согласно воспоминаниям Юдина, ходил в самодельных чёрных стёганых бурках. Слово «самодельный» с данном случае смущать не должно: в те времена всеобщего дефицита мастера изготавливали обувь куда лучше советского заводского ширпотреба. Стёганые бурки, сделанные из нескольких слоёв шинельного сукна и обтянутые брезентом, были легче и теплее обычных войлочных, но при этом не так намокали). На левом запястьи погибшего находился компас. Известно, что Золотарёв был найден с фотоаппаратом, но не известно, была ли в него заправлена фотоплёнка (впрочем, можно сказать и иначе: мы не знаем, была ли найдена фотоплёнка, которую заправлял Золотарёв в тот фотоаппарат, который постарался спасти). Не будет ошибкой сказать, что Семён Золотарёв оказался первым из всех рассмотренных нами членов группы Дятлова, который был полноценно одет и обут. Единственная деталь одежды, отсутствие которой бросается в глаза — это рукавицы. При осмотре полости рта эксперт описал вставные зубы и коронки погибшего: на верхней челюсти справа 2 коронки и зуб из белого металла, на нижней челюсти — 4 коронки из белого металла. Рост погибшего был равен 172 см. Заслуживает особого упоминания то, что Семён Золотарёв явился единственным членом погибшей группы, кто перед лицом смерти не расстался с фотоаппаратом. Причём тут необходимо сделать важное уточнения: следствие считало, что в распоряжении «дятловцев» имелись 4 фотоаппарата, принадлежавшие членам группы — Игорю Дятлову, Георгию Кривонищенко, Рустему Слободину и наконец, Семёну Золотарёву. Вся эта фототехника была найдена в палатке, следствие озаботилось установлением её принадлежности, извлечением фотоплёнок и их обработкой, благодаря чему мы получили уникальную возможность взглянуть на трагический поход глазами обладателей фотоаппаратов (к анализу фотоснимков, сделанных участниками похода, нам ещё предстоит вернуться в особой главе). И вот в мае на трупе Золотарёва неожиданно оказывается найден ещё один — пятый по счёту — фотоаппарат. О существовании его Юрий Юдин ничего не знал и следствию, разумеется, ничего не сообщал… Чтобы исключить всякую двусмысленность подчеркнём, что Юдин уверенно опознал как принадлежащий Золотарёву один из фотоаппаратов, найденных в палатке, который и был в апреле 1959 г. возвращён матери последнего. Завершая разговор о фотоаппарате, заметим, что ныне нет ясности в происхождении этого фотоаппарата, неизвестно находилась ли внутри него фотоплёнка и если «да», то сколько кадров было отснято. Но вряд ли будет ошибкой предположить, что Семён Золотарёв в силу неких причин очень дорожил этой вещью. Судмедэксперт Возрождённый во время вскрытия тела зафиксировал следующие
повреждения погибшего (см. соответствующую схему): — отсутствие глазных яблок (поз.1); — на затылке справа рана 8,0*6,0 см с обнажением теменной кости (поз.4); — в области глаз и надбровных дуг — дефект мягких тканей округлой формы размером 7,0*6,0 см с истончёнными краями и «обнажением костей лицевого черепа» (поз.2); — переломы 2,3,4,5 и 6 рёбер справа по «окологрудной и средне-подмышечной» линиям с кровоизлиянием в прилегающие межреберные мышцы (поз.3).
Обобщённая схема телесных повреждений Семёна Золотарёва. В плевральных полостях погибшего находилось около 1 литра тёмной крови, что указывало на прижизненное развитие гемоторакса (заполнение плевральной полости кровью, из-за чего лёгкое теряет способность полностью расправляться на вдохе. Явление это смертельно опасно, т. к. приводит к быстрому удушению пострадавшего, в клинических условиях для борьбы с гемотораксом требуется осуществлять пункцию плевральной полости, порой неоднократно. В полевых условиях, при отсутствии у окружающих специальных навыков и инструментов, попадание такого объёма крови в плевральную полость означает 100 %-ую смерть потерпевшего). Причиной описанного явления могли быть переломы рёбер. Надо сказать, что хотя каждое из пяти сломанных рёбер имело по два перелома, фактическое число переломов могло быть установлено лишь при рентгеновском исследовании трупа. Дело в том, что при сломе рёбер в нескольких местах происходит образование мелких костных отколков неправильной формы с острыми краями, да и сами рёбра в местах слома имеют неровности и зазубрины. Фактически с правой стороны груди Золотарёва мы видим кашу из костей и разорванной ими плоти, рёбра потеряли способность держать форму и тем предохранять внутренние органы от внешних травмирующих воздействий даже самой незначительной силы. Особо подчеркнём, что человек с подобной травмой без поддержки окружающих абсолютно беспомощен, у него «отключена» правая рука, которую он даже неспособен поднять, т. к. мышцы, ответственные за это движение, крепятся к верхним рёбрам. Золотарёв после
травмирования должен был испытывать сильнейшую боль. Чтобы оставаться в живых хоть сколько-нибудь долгое время, он должен был находиться в абсолютном покое, одноединственное неловкое движение не просто лишало его сознания, но убивало в буквальном значении этого слова. От смерти из-за развития гемоторакса его могла спасти только неотложная хирургическая помощь, которую ему никто не мог оказать в полевых условиях. Разумеется, всё, сказанное о гемотораксе Семёна Золотарёва с полным основанием может быть отнесено и к Людмиле Дубининой, травмирование которой было не только аналогичным, но даже более разрушительным для организма. Помимо гемоторакса экспертиза выявила и следы острого отёка лёгких, подобного тому, что был описан у Дорошенко и Дубининой. Но как и у Людмилы, процесс этот далеко не зашёл, просветы гортани и бронхов остались свободны от пены, а значит, отёк стал развиваться в последние минуты жизни, возможно уже в агональной стадии. Причиной отёка стало нарушение работы центральной нервной системы в процессе умирания. На нижней одежде погибшего были обнаружены следы фекалий, однако придавать этому факту слишком большое значение не следует. Дефекация в агональном состоянии не указывает ни на скорость наступления смерти, ни на её особенности. Рефлекторное опорожнение мочевого пузыря, дефекация и семяизвержение (у мужчин) во время умирания наблюдаются нередко, причём даже в тех случаях, когда смерть наступает скоротечно. В этом месте можно сделать небольшое отступление и привести пример с убийством Сергея Мироновича Кирова: когда уже в постперестроечное время независимые исследователи получили возможность изучить вещественные доказательства по делу 1934 г. их смутили обильные следу спермы на кальсонах погибшего. Наличием на нижней одежде спермы и объясняется рождение одной из альтернативных версий убийства, согласно которой Николаев застал Кирова в момент полового акта с собственной женой и застрелил того в состоянии аффекта. При этом все свидетельства, объективно подтверждавшие факт убийства Кирова именно в коридоре третьего этажа Смольного объявлялись «сталинской фальсификацией» и отбрасывались напрочь. Отечественным «конспирологам» следовало бы побольше читать книжек по судебной медицине и не спешить с далеко идущими выводами, тогда, глядишь, они бы не попали с такого рода версиями в нелепое положение. Нет никаких оснований считать, что смерть Золотарёва последовала в момент интимных отправлений, поскольку он бы просто не успел надеть двое трусов, двое лыжных штанов и комбинезон, лямки которого оказались пропущены под одеждой. А посему, не следует повторять ошибок «конспирологов», изучавших историю убийства Кирова, и искать скрытый смысл там, где его нет. Как и в случае с Людмилой Дубининой, судмедэксперт Возрождённый не стал проводить проверку костей погибшего на хрупкость, посчитав, очевидно, таковую излишней. Эксперт не связал смерть Семёна Золотарёва с переохлаждением. По мнению Бориса Алексеевича гибель последнего имела характер насильственный и была обусловлена множественными переломами рёбер и вызванного этим обильным внутренним кровотечением (тем самым гемотораксом, о котором было сказано выше). Повреждение кожи на затылке эксперт посчитал следствием посмертного гниения плоти и в этом, скорее всего, он прав. Но следует заметить, что причиной описанного значительного по размерам «дефекта мягких тканей» могла служить прижизненная рана меньших размеров. Опираясь на факт сохранности лёгочной ткани, Возрождённый определил продолжительность пребывания трупа в воде не более, чем 15 сутками — эта оценка касалась всех четырёх тел, найденных в овраге. Минимальная оценка — 6 суток — определялась исходя из степени развития мацерации (со снятием слоя кожи, волос и ногтевых пластин). Т. о. тела Дубининой, Золотарёва, Тибо-Бриньоля и Колеватова находились в воде от 6
до 15 дней. в) Колеватов Александр Сергеевич оказался в целом утеплён неплохо, правда, не имел головного убора. На теле у него были одеты «нательная сорочка с начёсом» (по-видимому, с длинными рукавами, хотя эксперт это не уточнил), х/бумажная рубашка-ковбойка, в карманах которой оказались английская булавка, ключ от замка, кусочек обёрточной бумаги и две упаковки таблеток (кодеин и сода). Поверх рубашки-ковбойки были надёты свитер, свитер с начёсом и лыжная куртка из бумазеи на молнии. Куртка имела повреждения — большую дыру на левом рукаве с обожжёнными краями, размером 25 см*12 см*13 см, и надрывы правого рукава длиною 7–8 см. Куртка оказалась расстёгнута, также расстёгнуты были её карманы и манжеты. Нижняя часть тела также оказалась защищена достаточно хорошо: трусы, кальсоны, лыжные брюки из байки с боковыми застёжками (в кармане носовой платок), брезентовые брюки-комбинезон с надрывами внизу. в правом кармане комбинезона — размокшая коробка спичек. Обуви погибший не имел, на его ногах оказалась пара шерстяных носков домашней вязки со следами обожжения, а под ними на правой ноге — один х/бумажный носок, а на левой — три таких же. На левой лодыжке под одеждой была обнаружена марлевая повязка, наложенная явно до бегства от палатки, т. к. аптечку погибшие туристы с собою не прихватили. Рост погибшего составил 174 см. Возрождённый описал следующие повреждения трупа (см. соответствующую схему): — в области глазниц и надбровных дуг — отсутствие мягких тканей с обнажением костей черепа, брови отсутствуют (поз.1); — «хрящи носа мягкие на ощупь, необычной подвижности. Основание носа приплюснуто.» (нос сломан?) (поз.2); — за правой ушной раковиной в зоне сосцевидного отростка височной кости рана неопределённой формы размером 3,0*1,5*0,5 см проникающая до кости (т. е. сосцевидного отростка височной кости) (поз.6); — на правой щеке дефект мягких тканей размером 4,0*5,5 см неправильной овальной формы с подмятыми, сглаженными, истончёнными краями. Дно дефекта — кости нижней челюсти. «Вокруг дефекта, расположенного на правой щеке и области нижней челюсти, мягкие ткани багровозелёного цвета» (дословная цитата из Акта. Смысл фразы заключается в констатации экспертом того факта, что обнаруженное повреждение является эпицентром гниения плоти) (поз.3); — шея деформирована в области щитовидного хряща (поз.4); — кожные покровы грудной клетки со сползанием поверхностного слоя кожи (надо ясно понимать, что это не есть указание на полное отделение кожи, а лишь свидетельство отделения эпидермиса от кориума. Часто наблюдается у тел, пробывших в воде 6 и более суток. Описанное у все четырёх тел, найденных в овраге, сползание кожи на голове вместе с волосами относится именно к упомянутому явлению. Сам по себе данный признак не свидетельствует о каком-то необычном повреждении или гниении тела, а лишь характеризует продолжительность пребывания тела в воде, являясь, наряду с мацерацией стоп и кистей рук, надёжным индикатором этого.); — мацерация пальцев рук и стоп; — разлитое кровоизлияние в подлежащие ткани левого коленного сустава (поз.5). Рот погибшего был раскрыт, язык — находился на месте (тут читатель может попытаться провести аналогию с тем, что эксперт увидел у Дубининой). Кожные покровы — зеленоватосерые с багровым оттенком. На теменно-затылочной области было отмечено трупное сползание волос, характерное для тел, пробывших долгое время в воде и подвергшихся заметному разложению, о чём было сказано выше. Трупные пятна эксперт обнаружил на задней боковой
поверхности туловища и конечностей. Количество мочи, обнаруженной в мочевом пузыре погибшего, оказалось наибольшим из всех зафиксированных у членов группы — 700 мл.
Обобщённая схема телесных повреждений Александра Колеватова. Важно отметить, что в плевральных полостях погибшего эксперт обнаружил до 500 куб. см кровянистой жидкости. Это примерно половина того, что было зафиксировано у имевшего гемоторакс Золотарёва. Из Акта совершенно невозможно понять чем вызвана такая наполненность плевральных полостей и если это явление являлось прижизненным, то Александр Колеватов был обречён на смерть. Гистологическое исследование биологических образцов, взятых из внутренних органов и межрёберных мышц, не показало наличия кровоизлияний. При этом были констатированы сильные гнилостные изменения. Эксперт определил смерть Колеватова как насильственную, последовавшую в результате воздействия низкой температуры, а основные телесные повреждения (как и мацерация) явились, по мнению Возрожденного, посмертными. Формальные основания для второй части такого заключения вроде бы имелись. Только повреждение левого колена являлось, безусловно, прижизненным, но оно, скорее всего, не имело никакого отношения к обстоятельствам смерти Александра Колеватова и произошло до того, как стали разворачиваться трагические события на склоне горы. Во всяком случае наличие марлевой повязки на левой лодыжке указывало на то, что повреждённое колено было забинтовано и повязка сползла в процессе последующих перемещений. Безусловно, следует рассматривать как весьма серьёзное повреждение головы за правым ухом Колеватова, т. е. доходящую до сосцевидного отростка височной кости рану размером 3,0*1,5*0,5 см. Если бы это повреждение было нанесено задолго до смерти, то оно непременно бы сформировало заметный отёк. Возрождённый, однако, отёка за ухом не описал, но это вовсе не означает посмертного происхождения данного повреждения, ведь погибший мог быть травмирован непосредственно перед смертью, буквально за несколько минут. Собственно,
именно эта травма и могла вызвать потерю сознания с последующим быстрым замерзанием в снегу. При этом отёк за ухом просто не успел бы появиться… Нельзя не отметить того, что в этом акте очень выпукло, как ни в каком другом, отобразилась нестыковка описательной и заключительной частей. Другими словами, из того, что описал судмедэксперт Возрождённый вовсе не следует тот вывод, который он сделал. Самая мягкая формулировка, которая приходит в этой связи на ум — акт СМЭ неполон, утверждение о смерти от переохлаждения на основании описанных изменений состояния тела выглядит малообоснованным, точнее вообще необоснованным. В самом деле, эксперт не описал обморожений конечностей (в т. ч. полового члена), характерных для замерзания трезвого человека, активно борющегося с морозом. Не зафиксировано такого важного свидетельства смерти от переохлаждения, как переполненности кровью внутренних органов, прежде всего мозговых оболочек (их кровенаполнение охарактеризовано как «удовлетворительное»). В желудке не обнаружено «пятен Вишневского» — также значимого признака далеко зашедшей гипотермии. Единственным указанием на смерть от переохлаждения явилась переполненность мочевого пузыря, но как уже отмечалось, для промороженных трупов этот признак перестаёт быть безусловно точным. Кроме того, иннервация мочевого пузыря может наблюдаться и при сотрясении мозга. Александр Колеватов оказался единственным из четвёрки, найденной в овраге, чью смерть эксперт Возрождённый списал «на холод» (дословно: «смерть его наступила в результате воздействия низкой температуры. Обнаруженные на теле Колеватова телесные повреждения, а также “банная” кожа являются посмертными изменениями трупа»). г) Тибо-Бриньоль Николай Владимирович, как и Семён Золотарёв, был одет куда лучше остальных членов группы. На его голове находились брезентовый меховой шлем и шерстяная вязаная шапочка, «плотно завязанная», как отметил эксперт. Торс был защищён от мороза трикотажной майкой, разорванной справа и снизу, шерстяным свитером, одетым наизнанку, и меховой курткой на овчине. В правом кармане куртки были найдена пара шерстяных перчаток, в левом — монеты в 2,10 и 20 копеек, две свёрнутые бумажки и расчёска. Нижняя часть тела также была утеплена вполне удовлетворительно — сатиновые трусы, хлопчатобумажные спортивные штаны и тёплые суконные зимние брюки, пара белых, ручной вязки, шерстяных носков и валенки. В правом валенке оказался сбившийся коричневый шерстяной носок. В Акте указано, что этот носок «находится соответственно стельке», из чего невозможно понять, то ли стелька в правом валенке тоже оказалась скомкана, то ли её не было вообще и носок был уложен вместо неё, но оказался сдвинут при ходьбе. На левом запястьи Тибо-Бриньоля эксперт обнаружил двое часов, остановившихся примерно в одно и то же время — в 8:14 и 8:39. Рост погибшего — 174 см, трупные пятна раположены на задне-боковой поверхности груди, шеи и конечностей. Отмечено сползание эпидермиса головы вместе с волосами (как и у остальных погибших, найденных в овраге). На щеках, подбородке и верхней губе щетина длиною до 1 см. Судмедэксперт Возрождённый описал следующие телесные повреждения Николая ТибоБриньоля (см. соответствующую анатомическую схему): — разлитое кровоизлияние в правую височную мышцу (поз.1). Вдавленный перелом височно-теменной области размером 9,0*7,0 см (участок вдавления височной кости 3,0*2,5*2,0 см). «Указанный участок кости вдавлен в полость черепа и находится на твёрдой мозговой оболочке. Многооскольчатый перелом правой височной кости с расхождением и переходом трещины кости в переднюю черепную яму на надглазную область лобной кости.» Другая трещина — с расхождением краёв от 0,1 см до 0,4 см — на задней поверхности турецкого седла в области клиновидного отростка, углубляясь в толщу основной кости, затем
переходит в среднюю черепную яму слева. «В целом длина трещины в области основания черепа равна 17 см. Кроме того, отмечается ассимметрия за счёт компрессионного перелома указанной области» (По смыслу фразы можно предположить, что речь идёт об ассимметрии черепной коробки, видимой, что называется, на глаз); — на верхней губе слева «дефект мягких тканей неправильной овальной формы» размером 3,0*4,0 см (поз.2); — на правом плече «на передне-внутренней поверхности разлитой кровоподтёк размером 10,0*12,0 см зеленовато-синего цвета на уровне средней и нижней трети. В области кровоподтёка кровоизлияния в подлежащие мягкие ткани нет» (поз.3). (Последнее замечание — относительно отсутствия кровоизлияния в подлежащие ткани — свидетельствует о травмировании непосредственно перед смертью Тибо-Бриньоля. Это очень интересное и даже странное травмирование, обратим на запись Возрождённого особое внимание! Чуть позже мы вернёмся к анализу написанного). В своём заключении судмедэксперт констатировал: «(…) считаю, что смерть его наступила в результате закрытого многооскольчатого вдавленного перелома в область свода и основания черепа, с обильным кровоизлиянием под мозговые оболочки и в вещество головного мозга при наличии действия окружающей низкой температуры». Т. о. Возрождённый не нашёл оснований посчитать, что Тибо-Бриньоль умер от переохлаждения.
Обобщённая схема телесных повреждений Николая Тибо-Бриньоля. Повреждения костей черепа могут быть иногда очень информативны. При большой скорости удара, например, трещины черепа могут «закусывать» волосы потерпевшего, а если площадь воздействия невелика (до 15–16 кв. см), то контур повреждённого участка позволяет точно увидеть конфигурацию ударной поверхности. Благодаря этой особенности костей черепа удаётся без особых затруднений установить происхождение травмы от удара молотком, обухом топора, весовой гирькой. Также характер разлома костей зачастую позволяет судить о количестве граней ударной поверхности.
Схема повреждений черепа Николая Тибо-Бриньоля, соотнесённая с размерностью черепа человека среднего роста. Хотя истинная ориентация и конфигурация травмированной области нам неизвестны, данная схема даёт общее представление о масштабе разрушений черепа, полученных Тибо-Бриньолем в результате травмирования. Они поистине ужасны и в условиях похода не оставляли шансов на спасение жизни пострадавшему. Условные обозначения: «1» — площадка височной кости, размером 2,5*3,0 см, вдавленная на глубину 2,0 см; «А» — трещина с расхождением краёв, достигавшая надглазной области лобной кости; «В» — трещина в основании черепа с расхождением краёв до 4 мм, углублявшаяся в толщу основной кости. Её общая длина, измеренная Возрождённым после извлечения мозга, составила 17 см. По количеству костных осколков можно уверенно судить о силе удара (чем она больше, тем большее число осколков, при особенно сильных ударах возможно раскалывание черепа на большое число фрагментов. В истории судебной медицины описаны случаи раскола черепа на 100 и более фрагментов). В случае с Тибо-Бриньолем судмедэксперт мог назвать некоторые характеристики предмета, послужившего источником воздействия, вызвавшей травму, даже не зная, что же именно это был за предмет.
Эскиз, выполненный с соблюдением масштаба, позволяющий нагляднее представить повреждения черепа Николая Тибо-Бриньоля. Условные обозначения соответствуют рисунку выше. Надо понимать, что общий размер перелома височной и теменной костей — 9 см на 7 см — указывает на величину участка, вовлечённого в деформацию, но из этого отнюдь не следует его точное соответствие ударной поверхности (ни очертаниями, ни площадью). Вдавленная площадка имеет площадь 7,5 кв. см (т. е. 3,0*2,5 см при глубине вдавления 2,0 см) и очевидно, что если бы это была истинная площадь травмирующей поверхности, то в черепе ТибоБриньоля наблюдался бы дырчатый перелом кости такой же точно площади, а отнюдь не вдавленный. Не будет ошибкой сказать, что воздействующая (травмирующая) поверхность явно превышала ограничение в 16 кв. см (это верхний предел площади дырчатого перелома) и площадь её колебалась в интервале от 16 до 63 кв. см (последняя цифра — это общая площадь поверхности черепа, вовлечённая в деформацию).
Эти фотографии из коллекции кафедры судебной медицины Одесского медицинского института демонстрируют типологию основных видов повреждений костей черепа и помогают зримо представить какого вида травму получил Николай Тибо-Бриньоль. Слева направо: вдавленный перелом тупогранным предметом, т. е. предметом имеющим выраженную, но не заточенную, грань (в данном конкретном случае ударным орудием служила боковая поверхность деревянного бруса). Перелом характеризуется большой площадью поверхности, вовлечённой в деформацию. Эта площать примерно соответствует величине области контакта. Второй слева фотоснимок: вдавленный перелом оставленный орудием, не имевшим явных граней (кистень). Площать вдавления больше площади контактной поверхности. Третий слева: дырчатые переломы черепа, оставленные ударами лезвия топора и торцевой части обуха. Площади «вбитых» внутрь черепа костных осколков незначительны, их размеры и контуры в точности повторяют конфигурацию воздействующего объекта. Крайний правый фотоснимок: террасовидный перелом, оставленный ударом торцевой части деревянного бруса. Механизм образования таких переломов соответствует тому, что мы видим при образовании дырчатых, единственое отличие заключается в том, что террасовидные переломы возникают при ударах под острым углом и не приводят к полному отколу кости. Травма, полученная ТибоБриньолем более всего соответствовала той, что можно видеть на второй слева фотографии, но в случае Тибо на дне вдавления сохранилась ровная площадка. Эксперт мог уверенно утверждать, что источник травмирующего воздействия был лишён граней, поскольку повреждения черепа, оставляемые острыми (штык, топор, кол) и тупогранными (молоток, пруток металлопроката, деревянный брус) орудиями, весьма узнаваемы. Эксперту не составило бы труда их опознать. Предположения, что брезентовая меховая шапка и вязаная шапочка на голове Тибо-Бриньоля могли существенно смягчить удар и исказить его следы, представляются малообоснованными. Скажем прямо — это не та защита, которая способна реально спасти голову от того весьма сильного воздействия, которому подвергся погибший. Пролом черепа Тибо был причинён тупым орудием — об этом однозначно свидетельствует отсутствие раны (т. е. разрыва кожных покровов). Оценивая одежду погибшего, следует отметить, что Николай Тибо, подобно Золотарёву, остался, по всей видимости, в том самом облачении, в котором совершал последний лыжный переход на склон Холат-Сяхыл. Почему так случилось помогут понять часы на запястьи погибшего. Тибо-Бриньоль 1 февраля скорее всего был дежурным по лагерю, именно поэтому он надел вторые часы (дабы не проспать ранний подъём). Нельзя сказать, что Николай Тибо был переутеплён — всего двое штанов и единственная пара носков в валенках — но такова, видимо, была сила привычки закалённого туриста. Во всяком случае для лыжного перехода с рюкзаком за плечами он был одет нормально.
Немалое внимание исследователей трагедии на склоне Холат-Сяхыл привлекали показания часов погибших туристов. Кем-то была запущена информация о том, что по часам, найденным на руке трупа, можно судить о времени наступления смерти, если точнее — времени охлаждения руки до уличной температуры. Мол-де, смазка в корпусе застывает и часы останавливаются в течение одного часа с момента смерти. Рождение этого слуха трудно объяснить одним лишь техническим невежеством («инженерным кретинизмом»), здесь видимо, мы видим реализацию подспудного желания части исследователей отыскать «волшебное зеркальце» из пушкинской сказки, дающее правильные ответы без лишних затей. Однако любителей быстрых ответов придётся разочаровать — часы погибших туристов в своих показаниях никакой подсказки, увы, не содержат. Технические задания, по которым производилась разработка механических часов и взрывателей боеприпасов, содержали требования обеспечения гарантированной работы в диапазоне температур от -50 °C до +50 °C. Советские часы были нечувствительны к перепаду температур в этом диапазоне и никакая «загустевающая смазка» стрелки остановить не могла. И часы, и взрыватели боеприпасов в те времена разрабатывались одними КБ и выпускали их одни и те же производства из одних и тех же материалов. Советские снаряды и мины не надо было подогревать перед стрельбой — их выкладывали прямо на снег и стреляли безо всякой термической адаптации. И часы, смонтированные в боевой технике, также никто специально не грел, для их нормальной эксплуатации требовался лишь ежесуточный завод. Если бы работа часовых механизмов действительно зависела от температуры руки, то мы бы видели появление заметных погрешностей в показаниях часов при изменении температур даже на несколько десятков градусов (в условиях пустыни стрелки начинали бы «убегать вперёд», а в зимних условиях — запаздывать). Ничего такого, однако, никогда в действительности не происходило и советские часы в любое время года устойчиво демонстрировали своё важнейшее достоинство — стабильность работы. Тем не менее, легенда о часах, указующих момент смерти, до такой степени засела в мозгу части интернет-пользователей, что нашлись энтузиасты проделавшие даже кое-какие натурные испытания. Продержав наручные механические часы в морозильнике они убедились, что пребывание там никак не отразилось на их работе. Завершая описание и разбор телесных повреждений, нанесённых погибшим участникам группы Игоря Дятлова, подведём некоторые итоги. 1) Сила, воздействие которой послужило причиной смерти Дубининой, Золотарёва и ТибоБриньоля, безусловно была очень значительной; 2) В случае Золотарёва и Дубининой можно видеть удивительное единообразие как внешнего силового воздействия, так и обусловленных им повреждений; 3) Сила эта действовала с высокой точностью и избирательностью. Несмотря на разный рост и вес Дубининой и Золотарёва, внешнее воздействие не задело ключицы той и другого, но при этом поломало вторые (и нижележащие) рёбра. Удивительно и то, что неповреждёнными остались плечевые кости. Невозможно представить, чтобы некое неприцельное воздействие стихийной природы (лавина, свалившееся на грудь дерево, неудачное падение на камень и т. п.), в двух случаях проявило такую точность в выборе точки приложения; 4) Весьма необычной представляется локализация травмы черепа Тибо-Бриньоля. Удар камнем (или падение на камень) исключил ещё судмедэксперт Возрождённый, отвечая на вопросы следователя Иванова после приобщения к делу результатов майских экспертиз. Соответствующий допрос, весьма, кстати, короткий и невнятный, в деле имеется. Чтобы дать объяснение странному повреждению черепа Тибо некоторые исследователи предположили, что голова пострадавшего во время схода лавины попала на объектив фотоаппарата, который
вдавился в череп на глубину 2 см. Фотоаппарат, правда, не очень годится на роль источника воздействия, ибо ещё никто не видел фотоаппаратов с некруглыми объективами размером 3 см на 8,5 см, но «фотоаппарат-убийца» является единственным объяснением, которое хоть как-то позволяет исключить из рассмотрения человеческий фактор в качестве источника воздействия на череп Тибо. Ведь все прочие предметы, имевшиеся в распоряжении группы Дятлова (топоры, алюминиевые кружки и т. п.) не подходят по причине совсем уж очевидного несоответствия размеру участка травмирования. Однако, как увидим из дальнейшего, ни о каких сходах лавин 1 февраля 1959 г. на склоне Холат-Сяхыл говорить не приходится. Кроме того, травмированный на склоне горы Тибо не перенёс бы ночной транспортировки в долину Лозьвы. 5) Непредвзятое рассмотрение описанных Возрождённых травм подводит к единственно логичному и обоснованному выводу о месте и времени их причинения. Дубинина, Золотарёв и Тибо-Бриньоль получили телесные повреждения внизу, в районе оврага, и случилось это незадолго до их смерти. Можно сказать иначе: травмирование предопределило их смерть либо там, где в мае нашли их тела, либо где-то неподалёку. Предположения, согласно которым туристы могли быть травмированы в другом месте, скажем, на склоне Холат-Сяхыл, не выдерживают никакой критики и лишены всякого смысла. Появление такого рода гипотез может быть объяснено лишь желанием некоторых исследователей подтянуть факты под те или иные надуманные версии. Попытки провести параллели между настоящим случаем и некими историческими фактами, когда туристы либо спортсмены с переломами рук, ног или рёбер сохраняли определённую двигательную активность, не выдерживают критики. Из мировой истории спорта (в частности, альпинизма) действительно известны случаи феноменальной стойкости в перенесении боли но все они имели место с зарубежными спортсменами и относятся к сравнительно недавнему времени (70-е гг. 20-го века и последующие десятилетия). Иностранные альпинисты могли успешно завершать свои походы со сломанными рёбрами лишь потому, что в их распоряжении имелись мощные психостимулирующие препараты, снимающие боль и мобилизующие психофизические возможности организма. Ничего подобного у туристов из группы Дятлова не было и в помине, поэтому к такого рода историческим параллелям надо подходить очень осторожно. А если точнее, их надо просто избегать ввиду неуместности. 6) Необычные телесные повреждения лиц, найденных в овраге, заставляет иначе взглянуть на травмы некоторых членов «первой пятёрки», прежде всего Дорошенко. Выделение серой пены из его дыхательных путей является серьёзным (хотя и косвенным) свидетельством физического насилия, которое он испытал незадолго до наступления смерти. Возможно, именно это насилие и спровоцировало его смерть (по крайней мере, ускорило). Каким мог быть источник этого специфического воздействия будет рассмотрено в соответствующем месте настоящего очерка. Рассказ о судебно-медицинском исследовании трупов четырёх туристов, обнаруженных в овраге, будет неполным без упоминания о весьма интригующем нюансе, не попавшим в дело, но плодящим всевозможные догадки уже несколько десятилетий. В воспоминаниях Генриетты Елисеевны Чуркиной, той самой эксперта-криминалиста, что исследовала в апреле 1959 г. палатку группы Дятлова, есть посвящённый этому странному обстоятельству фрагмент: «Присутствовала я и при медэкспертизе трупов, которую проводил Борис Возрожденный. Хорошо помню, когда сняли с них одежду и развесили на веревках, мы сразу обратили внимание, что она имеет какой-то странный светло-фиолетовый оттенок, хотя и была самых разных цветов. Я спросила Бориса: “Тебе не кажется, что одежда чем-то обработана?” Он согласился.» Честно говоря, не знаешь чему больше удивляться в этом бесхитростном рассказе — простодушию лентяя или незамутнённой наивности глупца. Казалось бы, два эксперта —
Возрождённый и Чуркина — люди с высшим образованием, компетентные в неких весьма узкоспециализированных вопросах, привлечены к описанию и исследованию трупов погибших людей и их вещей по весьма неординарному делу и они в силу своего положения просто должны постараться выжать всю информацию из всех возможных источников. У них перед глазами некий необычный феномен — появление в окраске одежды погибших странного фиолетового фона — и им, казалось бы, следует приложить все возможные усилия, чтобы понять природу этого феномена. И что же делают эти компетентные чудо-специалисты? Да, ровным счётом, ничего. Можно подумать, будто у живущих на Земле людей одежда сама-собой окрашивается в фиолетовые тона и оттенки каждый день… ну, или через день. А потому удивляться этому особенно и не стоит, подумаешь, какой пустяк: сегодня одежда окрасилась у «дятловцев» в овраге, а завтра — у нас с вами, эка невидаль! Закон даёт эксперту право выйти за рамки поставленных перед экспертизой вопросов и сообщить следователю, назначившему экспертизу, информацию, о которой тот вовсе даже и не спрашивал. Закон мудр, за каждой его нормой — опыт тысяч и тысяч уголовных дел и человеческих судеб, и законодатель прекрасно понимает, что следователь может быть загружен несколькими сложными расследованиями, он может упускать из виду какие-то существенные нюансы, наконец, следователь может быть банально некомпетентен в каких-то узкоспециализированных областях. Именно поэтому он и обращается к эксперту — узкому специалисту — дабы тот указал и подсказал то, что следователь не увидит, не поймёт, не расшифрует. И вот эксперты Возрождённый и Чуркина увидели в ивдельском тюремном морге странный и необъяснимый феномен, обсудили его и… благополучно забыли. Нет его в деле, не упоминается светло-фиолетовый оттенок одежды погибших ни под каким соусом. Шапочки, трусы, носки, скомканные перчатки в правом кармане куртки Тибо-Бриньоля — это всё есть, а вот изменение цвета одежды опущено за ненадобностью. Самое нелепое в этой ситуации, абсурдное, если хотите, состоит в том, что эксперт Чуркина, рассказывая о случившемся, не почувствовала саморазоблачительности своего рассказа. Фактически она сказала «хреновые мы с Возрождённым эксперты, ленивые, тупые», но даже не заметила этого. Ну, как, скажите, можно было игнорировать такое странное явление? А вдруг оно опасно, вдруг на одежде осаднения мышьяка… сурьмы… ртути или какого иного минерального яда?! Надо бы проверить, надо бы разобраться, в чём причина появления странного оттенка! И ладно бы ещё, коли попытка установить причину появления странного оттенка не увенчалась успехом — это можно было бы списать на несовершенство оборудования и отсутствие должных методик исследований, но ведь никто даже и не попытался ничего выяснить. Пусть читатель простит это вынужденное отступление, ибо в контексте настоящего очерка оно имеет особый смысл. Дело в том, что на факте присутствия странного оттенка одежды некоторые из исследователей трагедии группы Игоря Дятлова сделали весьма и весьма далеко идущие выводы. О том, например, что на месте гибели группы присутствовало некое вещество, вызвавшее помутнение рассудка и последующий побег по склону. Более того, существует даже по-настоящему дикая версия об ослеплении «дятловцев», которые лишившись возможности видеть окружавшие их предметы, лезли на кедр за дровами вслепую, наощупь… И смеяться тут не надо, игры человеческого разума порой способны завести очень далеко! А таинственное вещество, вызвавшее ослепление, попало на склон Холат-Сяхыл из баллистической ракеты, чей полёт аварийно завершился в ту ночь в этом месте. Что хочется сказать по существу… Феномен этот, если только он на самом деле существовал объективно, а не пригрезился Чуркиной (поскольку Возрождённый никогда о подобном не рассказывал), никак не мог быть связан с баллистической ракетой. По целому ряду причин. Во-первых, жидкий кислород и
керосин, на которых летали тогдашние стратегические ракеты Р-7, одежду не окрашивают. Жидкий кислород — это криогенное топливо, глубоко охлаждённое, попадая на одежду, он вызвал бы её мгновенную глубокую заморозку с образованием инея и человек в такой бы одежде умер очень быстро с весьма характерными признаками термического воздействия. Ничего подобного, как мы знаем, с дятловцами, найденными в ручье, не происходило. Во-вторых, другой компонент топлива — гептил (несимметричный ди-метил-гидразин) — который в то время начал отрабатываться советскими ракетчиками, становится токсичен при концентрации в воздухе примерно в 50 раз ниже порога человеческого обоняния. Другими словами, туристы надышались бы гептила до смерти ещё до того, как успели бы заметить появление подозрительного запаха и бросились бы спасаться. В случае падения гептиловой ракеты неподалёку от палатки и воздействия облака на «дятловцев», ни о каких забегах по склону и лазании по кедру вслепую говорить не приходится. Но если светло-фиолетовый оттенок на одежде дали не следы ракетного топлива, то что тогда? Возможно, отгадка этого феномена кроется в том, что прокрашивание ткани странным веществом наблюдалось лишь на одежде лиц, найденных в ручье. Другими словами, именно вода ручья содержала некий минеральный краситель, придавший ей светло-фиолетовый оттенок. Урал богат полезными ископаемыми и вполне возможно, что недра Отортена и ХолатСяхыл скрывают залежи неких руд и минералов, подходящие близко к поверхности Земли, либо вообще выходящие на поверхность. Косвенно эту догадку подтверждает факт наличия в районе Холат-Сяхыл мощной локальной магнитной аномалии. На её существование впервые указал петербургский исследователь трагедии группы Дятлова Евгений Вадимович Буянов, побывавший на месте трагедии и обнаруживший, что стрелка компаса на перевале указывает не на северный магнитный полюс, а отклоняется к западу на 31°. Принимая во внимание, что для ивдельского района в целом магнитное склонение считается восточным и принимается равным 17°50′, видим, что магнитная аномалия искажает показания компаса почти на 50° (31°+17°50′=48°50′)! Это очень много. Если же говорить о появлении именно светло-фиолетового оттенка, то его мог придать одежде минерал халькантит (другое название — цианозит), сопровождающий медносульфидные месторождения. Он хорошо растворим в воде и встречается на Урале, в частности в районе Турьинских рудников (Сев. Урал, примерно 240 км южнее Холат-Сяхыл). Нет ничего невозможного в том, чтобы выходы халькантита оказались в верховьях Лозьвы. Данное предположение не претендует на истину в последней инстанции и нуждается в проверке опытным путём (для этого достаточно будет поместить в её притоки в районе перевала Дятлова на несколько недель образцы ткани и посмотреть, произойдёт ли прокрашивание). Однако такое предположение куда разумнее фантазий о необыкновенном ракетном топливе, избирательно воздействующем на четверых из девяти человек в палатке, не оставляющем следов химического поражения людей, но при этом чудесным образом окрашивающем их одежду.
13. Физико-техническая экспертиза. Прекращение расследования, закрытие уголовного дела Итак, 9 мая 1959 г. судмедэксперт Возрождённый закончил свою скорбную работу и тела четырёх туристов, найденные в овраге, были отправлены в Свердловск для предания земле. Погибшие находились в закрытых гробах и их тела не были предъявлены близким, лишь отец Людмилы Дубининой — Александр Николаевич — сумел добиться, чтобы для него было сделано исключение. Увидев останки дочери, он едва не лишился чувств. Гроб с телом Семёна Золотарёва забрала его мать, приехавшая с Северного Кавказа, остальные трое туристов были похоронены на Михайловском кладбище рядом со своими товарищами по группе, чьи тела нашли в феврале-марте. Теперь там поставлен общий монумент с фотографиями туристов, а также Никитина, похороненного здесь же. Есть среди них и фотографии Кривонищенко и Золотарёва, хотя захоронения их находятся в других местах. Во время майских похорон не обошлось без душераздирающих моментов. Так, например, мать Николая Тибо-Бриньоля вспомнила, как не хотела отпускать сына в этот январский поход, уговаривала его покончить с туристическими вылазками на природу, мол, не мальчик он уже, институт закончил, пора взрослеть. Коля пообещал матери, что этот поход будет последним в его жизни… Так и случилось.
Как странно: Коля Тибо обещал матери, что этот поход станет последним в его жизни — и своей смертью это обещание сдержал. Подобную же историю рассказали родители Людмилы Дубининой. Буквально за два дня до начала похода им дали квартиру в большом, из нескольких корпусов, доме на улице Декабристов. Переезд и ремонт — дело всегда хлопотное, тем более младшему брату Люды предстояло в ближайшие дни отправиться на преддипломную практику в другой город. В общем, лишняя пара рук при переезде не помешали бы и родители уговаривали дочь не
отправляться на Отортен. Не послушала!
Фотография из последнего похода. Слева направо: Игорь Дятлов, наклонившийся в сторону фотографа, Семён Золотарёв, Людмила Дубинина и Саша Колеватов, вытряхивающий золу из самодельной печки (Обратите внимание на финский нож на поясе Колеватова. Особое внимание — на палатку, точнее, подвеску её конька на верёвкеоттяжке, которая закреплена на близрасположенных деревьях). Рассматривая фотографии этого похода трудно удержаться от мысли, что Люда явно тяготела к более старшим участникам группы — Золотарёву и Тибо. Нам ещё придётся особо разбираться с «психологическими профилями» участников похода, поскольку их личностные предпочтения явно влияли на принятие решений в последние часы жизни. И как горько теперь было вспоминать об этом родителям… Изложение фабулы расследования будет далеко неполным если не коснуться финальной её части — странного и необъяснимого на первый взгляд сюжетного зигзага, связанного с пресловутой радиологической экспертизой. Это один из самых тёмных (и непрояснённых поныне) моментов расследования. О чём идёт речь? На протяжении недели — с 18 мая по 25 мая 1959 г. — радиологическая лаборатория Свердловской городской санитарно-эпидемиологической станции проводила исследования биологических материалов, извлечённых из тел Дубининой, Золотарёва, Колеватова и ТибоБриньоля, а также их одежды, на предмет обнаружения радиоактивных веществ. Всего исследованию подверглись 10 фрагментов одежды, снятой с тел погибших, и 25 биосубстратов. Кроме того, в ходе экспертизы была проверена радиоактивность биологических материалов безымянного трупа из Свердловска, данные по которому рассматривались в качестве эталонных. О том, что именно обнаружили свердловские радиологи, будет сказано ниже, пока же сделаем совершенно необходимую в этом месте ремарку. В те далёкие времена радиоактивность воспринималась совершенно не так, как ныне. С
одной стороны, существовала явная недооценка вредных факторов радиации, особенно нейтронного излучения, что обусловило создание нейтронных боеприпасов с заметной задержкой (эта разновидность термоядерного оружия появилась лишь в середине 70-х гг. прошлого века). Первые реакторы по наработке расщепляющихся материалов для ядерного оружия не имели изолированного от внешней среды первого теплообменного контура, другими словами, пропущенный через реактор пар после конденсации в холодильнике банально сливался в озеро-теплообменник. Тепловыделяющие элементы для реакторов подводных лодок на территории военно-морских баз хранили под открытым небом за обычным дощатым забором, словно поленья на даче. Весьма активные изотопы широко использовались на нанесения индикации на различные приборы военного назначения и «командирские» часы… Примеры можно продолжать, но мысль, полагаю, вполне понятна. Но с другой стороны расщепляющиеся материалы тогда ещё не получили широкого распространения в быту — их не было в медицине, в устройствах пожарной сигнализации и т. п. Поэтому в Советском Союзе источник радиоактивности мог происходить только из двух областей жизни — из армии или военной промышленности. Обе эти сферы курировались госбезопасностью, всесильным тогда КГБ, который любой сигнал о появлении радиоактивности рассматривал с одной точки зрения: «нет ли в случившемся угрозы государственной безопасности СССР?» Угроза здоровью советских людей или утрата сверхдорогих расщепляющихся веществ были уже делом второстепенным, на первом плане для КГБ всегда стояла угроза гостайне. Что, в принципе, логично. В силу вышеизложенного само по себе предложение следователя провести проверку тел погибших туристов и их одежды на наличие радиоактивности равносильно предложению привлечь к делу КГБ. Для того времени это было только так. Мысль назначить радиологическую экспертизу не могла прийти в голову следователя Иванова на ровном месте, просто от нечего делать. Для такой экспертизы должны были существовать некие объективные показатели… либо некое требование, серьёзное настолько, что его невозможно было игнорировать. В материалах дела нет никаких объективных предпосылок подозревать наличие радиоактивных материалов на месте трагедии группы Дятлова. А традиции проверять одежду всех трупов дозиметром в СССР 1959 г. не существовало, как не существует её в России и ныне. Стало быть, кто-то очень убедительно рекомендовал следователю радиологическую экспертизу провести. Самому Иванову экспертиза эта была совершенно не нужна — дело явно шло под закрытие и он бы преспокойно его закрыл без лишней волокиты. Трупы найдены, следов посторонних лиц на месте преступления нет, ну так зачем тянуть резину, правда? Ан нет, ему дали команду (или рекомендацию — как угодно) и притом с такого серьёзного уровня, что следователю Иванову осталось лишь взять под козырёк и ответить «есть!» Самое интересное заключается в том, что экспертиза оказалась не напрасна — она действительно нашла следы радиоактивности. Можно сказать, что это было пожалуй единственное попадание следствия «в десятку». На фоне бесплодных допросов манси о «молельных камнях», солдат внутренних войск о «светящихся шарах» и халтурно проведённых опознаний вещей тут мы видим вполне логичное (а главное — результативное!) следственное действие. Вроде бы и наобум случившееся, но зато какое удачное! Есть сильное подозрение, что успех радиологической экспертизы оказался вовсе не случаен. Другими словами, те, кто рекомендовал (или приказал) Иванову назначить её, отлично знали каким должен быть результат. И именно в этом кроется самая большая загадка «дела Дятлова», а вовсе не в проломленном черепе Тибо-Бриньоля и не в сломаных рёбрах Золотарёва, там-то как раз всё очень просто объясняется, как мы это увидим в своё время! Главная интрига
— в неожиданной, нелогичной, неуместной и при этом такой успешной радиологической экспертизе. Так что же обнаружили специалисты Свердловской радиологической лаборатории? Биосубстраты, извлечённые из тел четырёх погибших туристов, найденных в овраге, показали, что тела погибших не были радиоактивны. Если точнее, в них не было превышения активности, обусловленной естественным присутствием в человеческом организме изотопов. Это означало, что Дубинина, Золотарёв, Колеватов и Тибо-Бриньоль не пили заражённую воду и не вдыхали радиоактивную пыль — в общем, не получали внутрь радиацию ни в каком виде. Кроме того, не оказалось радиоактивных элементов и в грунте из ручья — его тоже проверили, предусмотрительно взяв пробу из-под трупа, обозначенного № 1. А вот на трёх предметах одежды оказались найдены следы радиоактивного заражения. Хотя их владельцы были пронумерованы и в акте экспертизы не назывались по именам (так и указывалось «шаровары от № (такого-то)», «свитер коричневый от № (эдакого)»), известно, что эта нумерация совпадает с нумерацией в уголовном деле актов судебно-медицинских экспертиз тел, найденных в овраге. Другими словами, под № 1 в тексте физико-технической экспертизы фигурирует Колеватов, под № 2 — Золотарёв, под № 3 — Тибо-Бриньоль и под № 4 — Дубинина. Радиоактивность на упомянутых трёх предметах одежды была локальной, т. е. очаговой и группировалась на отдельных фрагментах. Площади «пиковой» интенсивности излучения в каждом случае были невелики — не более 100 см кв. ткани. Для свитера, обнаруженном на теле Людмилы Дубининой максимальная активность участка площадью 75 см кв. составила 9900 распадов в минуту (165 Бк), для куска ткани нижней части шаровар Колеватова площадью 55 см кв. — 5000 расп./мин. (83 Бк), а для фрагмента пояса его же свитера площадью в 70 см кв. 5600 расп./мин. (93 Бк). После их помещения в проточную воду на 3 часа произошло заметное снижение радиактивного фона (на 30 %-60 %). Это означало, что радиоактивны были не сами нити, пошедшие на изготовление свитеров и штанов, а осевшая на них пыль, которая смылась водой.
Фотографии подлинника физико-технической (радиологической) экспертизы некоторых вещей и биосубстратов из тел последних четырёх туристов, обнаруженных в мае 1959 г. Фотографии кликабельны, их можно рассмотреть в увеличенном виде и прочесть текст, не полагаясь на творческие пересказы «исследователей». Обратите внимание на то, что грунт, взятый из-под тела Людмилы Дубининой не был радиоактивным, что полностью отметает всякие домыслы о «попадании радиоактивности из ручья». Опираясь на это наблюдение, мы можем с абсолютной уверенностью утверждать, что ни дно оврага, ни талый ручей, протекавший там, радиоактивными не являлись. Какой именно изотоп (или смесь изотопов) явился источником излучения неизвестно. Лабораторный датчик фиксировал бета-излучение, являвшееся следствием распадов атомов; альфа- и гамма-излучения обнаружены не были. Насколько велики зафиксированные излучения и какую опасность они представляли владельцам одежды? В принципе, обнаруженная активность была совсем невелика и неопасна. Небольшой пример: к началу 60-х гг. отечественная радиология уже имела представление о таком весьма опасном для здоровья человека явлении, как накопление в костях изотопа стронция-90 (Sr-90), способного попадать в тело с радиоактивной пылью после ядерного взрыва. Так вот для стронция-90, попавшего в лёгкие человека при дыхании и начавшего своё путешествие по организму, была установлена предельная доза допустимой активности, равная 2 миллиКюри (2 мКи). Переведя миллиКюри в Беккерели, мы увидим, что советская медицина
считала величину в 74 миллиона Беккерелей пороговой. Всё, что было ниже считалось допустимым. В нашем же случае счёт идёт на сотни Беккерелей, в принципе, это сущий пустяк. Можно сослаться и на современные представления из этой области: согласно нормам радиационной безопасности, действующим в России с 1999 г. (НРБ-99/2009), в строительных материалах удельная эффективная активность естественных радионуклидов не должна превышать 370 Бк/кг. А в соседней Беларуси грибы с такой же удельной активностью допустимы к приёму в пищу. Однако, следовало принять во внимание, что одежда долгое время — по мнению следствия примерно с середины апреля 1959 г. — находилась в воде и радиоактивная пыль с неё постепенно вымывалась. По крайней эта точка зрения постулировалась следствием. Но может быть, следствие в этом вопросе ошибалось и радиоактивность попала на одежду именно из снега, воды или грунта? Может быть, единственная проба грунта не показательна и очаг заражения на самом деле находился именно в овраге? Ведь не очень далеко — всего-то в 1250 км севернее находился ядерный полигон на Новой Земле. Могли радиоактивные изотопы быть занесены оттуда? Именно это совершенно умозрительное предположение отстаивает господин Буянов, один из самых компетентных исследователей трагедии группы Игоря Дятлова. Но рассуждения господина Буянова не только ничего не доказывают, но напротив — лишь свидетельствуют о его собственной полной неосведомлённости в данном вопросе. Прежде всего, необходимо подчеркнуть то обстоятельство, что все ядерные взрывы в СССР, сопровождавшиеся выбросом радионуклидов в атмосферу, планировались и осуществлялись с таким расчётом, чтобы образовавшиеся облака с радиоактивной пылью уносились потоками воздуха за пределы страны (т. е. в арктические зоны США и Канады — в случае взрывов на Новой Земле, и в Китай — при взрывах на Семипалатинском полигоне). Как нам достоверно известно из документов JCAE (Комиссии по атомной энергии Конгресса США), Советский Союз в последние недели перед введение моратория на ядерные испытания в ноябре 1958 г. усиленно взрывал атомные и теромядерные боеприпасы в северных районах. С 20 сентября 1958 г. по 17 октября 1958 г. на новоземельном полигоне были взорваны 12 термоядерных зарядов различной мощности, 2 из которых — мегатонного класса. С 18 по 25 октября 1958 г. — т. е. всего за одну неделю — на Новой Земле взорваны ещё 6 ядерных боеприпасов, из них 1 атомный малой мощности и 5 термоядерных мегатонного класса. Наконец, 1 и 3 ноября 1958 г. в Сибири осуществлены подрывы ещё 2-х атомных зарядов малой мощности. Ну, а после этого Советский Союз вплоть до 1 сентября 1961 г. находился в состоянии моратория на ядерные испытания и ничего такого, что могло дать радиоактивные осадки, не взрывал. Несмотря на большую серию атомных и термоядерных взрывов в атмосфере, осуществлённых в СССР в период сентября-ноября 1958 г., при всём желании г-на Буянова с Новой Земли в район Отортэна ничего надуть не могло — весь радионуклидный «букет» получили господа из НАТО. Но даже если стать на точку зрения г-на Буянова и поверить в то, будто в силу некоего технического или метеорологического сбоя, облако радиоактивной пыли залетело в окрестности горы Холат-Сяхыл и пролилось там обильным дождём, заразив грунт, всё равно с «грязью» из ручья выходит нестыковка принципиального характера. Дело в том, что ядерные и термоядерные взрывы производят короткоживущие изотопы. Их активность снижается очень быстро. Существует мнемоническое «правило семёрок» наглядно демонстрирующее скорость снижения радиоактивности продуктов ядерного взрыва. Согласно ему, уровень радиации на местности снижается в 10 раз через отрезки времени, равные степени с основанием 7 часов
(погрешность этого наблюдения не превышает 25 %). Другими словами, через 7 часов после взрыва радиоактивность снижается в 10 раз, а через 7*7 часов — в 100 раз. Через 7*7*7 часов (т. е. 2 недели) падение радиоактивности составит уже 1000 раз. Этому нас учит курс «Гражданской обороны», с которым господин Буянов — увы! — незнаком, но отменить который он не в силах. Даже эпицентр мегатонного термоядерного взрыва на пятые сутки доступен для людей, лишённых средств индивидуальной защиты, без серьёзной угрозы для здоровья. Именно по этой простой причине стёртые американцами с лица земли Хиросима и Нагасаки были очень быстро восстановлены и стали абсолютно безопасны для проживания спустя несколько месяцев с момента бомбардировок. Итак, даже если поверить на минуту, будто осенью 1958 г. на Сев. Урал и залетела радиоактивная пыль с Новой Земли, то за период с 3 ноября 1958 г. (объявление моратория на ядерные испытания) до 1 февраля 1959 г. (когда одежда «дятловцев» оказалась в овраге) эта пыль до такой степени потеряла свою активность, что никак не могла накапливаться на одежде очагами, превышающими окружающий фон в разы. И этот вывод прямо подтверждается заключением радиологической (физико-технической) экспертизы: грунт, изъятый на месте обнаружения трупов, пройдя должную проверку, не показал сколько-нибудь заметной радиоактивности. Ну, т. е. вообще — в таблице мы видим прочерки. А потому с абсолютной надёжностью можно утверждать, что в ручье радиоактивная пыль с одежды погибших «дятловцев» именно смывалась, а не намывалась. Процесс этот продолжался довольно долго — от 6 до 14 суток. Как достоверно установила судмедэкспертиза по состоянию лёгких, ногтей, волос и эпидермиса именно столько тела Дубининой и Тибо-Бриньоля находились в воде. А значит, первоначальный уровень радиоактивной загрязнённости одежды Кривонищенко, найденной на них, был существенно выше того, который зафиксировала физико-техническая экспертиза в мае 1959 г. В много раз, возможно даже, на порядки — точно сейчас никто уже не может сказать. Именно поэтому радиоактивная одежда автоматически становилось проблемой государственной безопасности. Никто не мог хранить такую одежду дома и ходить в ней в походы. Вовсе не потому, что вредил тем самым своему здоровью — как раз это меньше всего беспокоило КГБ — а потому, что радиактивная пыль могла многое рассказать о месте работы владельца вещи. И вот тут следствие должно было забить настоящую тревогу, ведь речь шла не о мифических манси или «огненных шарах», которые ни для кого не представляли опасности! Теперь вопрос должен был стоять так: найдено объективное подтверждение существующей угрозы государственной безопасности, что делать? Феерический ответ на него последовал незамедлительно — закрыть дело! 28 мая 1959 г. родилось постановление о прекращении следствия. Всю существенную часть этого документа можно свести к нескольким строкам, которые приведём дословно: «Учитывая отсутствие на трупах наружных телесных повреждений и признаков борьбы, наличие всех ценностей группы, а также принимая во внимание заключение судебно-медицинской экспертизы о причинах смерти туристов, следует считать, что причиной гибели туристов явилась стихийная сила, преодолеть которую туристы были не в состоянии. (…) не усматривая в данном деле состава преступления, руководствуясь пунктом 5 и 4 УПК РСФСР, постановил: уголовное дело о гибели группы туристов дальнейшим производством прекратить.» Без комментариев. Читатели настоящего очерка способны сделать выводы самостоятельно.
Фотокопии всех четырёх страниц постановления следователя Льва Иванова о прекращении «уголовного дела о гибели группы туристов». Фотографии кликабельны, так что текст желающие могут прочесть сами. В постановлении присутствуют любопытные моменты, на которые следует обратить внимание (некоторых из них мы уже касались, о других придётся говорить ниже). Так, например, уже в первом предложении устанавливающией части этого документа погибшая группа названа «самодеятельной», что не соответствовало действительности. Следователь Иванов грубо ошибся в определении времени установки палатки на склоне Холат-Сяхыл и погоды, при которой это происходило. В постановлении ни словом не упоминается ни радиологическая экспертиза, ни соответственно, радиоактивные вещи непонятного происхождения. Никак не раскрыта природа «стихийной силы», которая, якобы, погубила группу. Утверждение же об «отсутствии на трупах наружных телесных повреждений» противоречит не только истине, но и документам того самого дела, которое венчает сей эпический труд. Документ явно предназначен для ознакомления с ним родственников погибших и составлен, безусловно, очень ловко, чего только стоит фраза о необнаружении «следов присутствия других людей». Она тем более замечательна, что следствие не обнаружило многих следов самих «дятловцев», которые должны были существовать обязательно — например, следов поднимавшихся в гору Зины Колмогоровой и Игоря Дятлова. Однако никакой неловкости от собственной нелогичности автор постановления не испытал. Замечательный образчик юридической одарённости следователя Льва Иванова.
Фактологическая часть расследования этим исчерпывается, следствие упомянутым постановлением заканчивается. Можно удивляться вышедшему из-под пера Льва Никитовича Иванова документу, можно возмущаться, можно строить какие угодно предположения, но следует признать в подобном исходе расследования один несомненный позитивный момент — следователь ни в чём не обвинил погибших туристов. Самая жёсткая формулировка в их адрес прозвучала дословно так: «Дятлов оказался в невыгодных условиях ночёвки и принял решение разбить палатку на склоне (…)». Иванов постулировал, в общем-то, вполне очевидный для любого вывод и далее не пошёл. Общую мысль постановления о прекращении дела, подводившего итог расследованию, можно выразить всего двумя словами — виноватых нет. В принципе, такой вывод в тогдашней ситуации был оптимален, но…
14. Про маленькие ушки большого зверя. КГБ и группа Дятлова: непредвзятый взгляд Но почему это постановление родилось через 3 дня после приобщения к делу материалов радиологической экспертизы? Видимо, потому, что такой выход из создавшегося полоджения счёл оптимальным заказчик этой самой экспертизы. Он получил интересовавший его результат и решил от дальнейших работ по установлению причин гибели туристов отсечь всех посторонних. И тут самое время ответить на вопрос: а кто вообще мог предложить следователю Иванову, точнее, его руководству, провести радиологическую экспертизу одежды найденных в ручье трупов? В принципе, таковых инстанций может быть несколько, но наиболее вероятным кандидатом на роль «бдительного ока» представляется КГБ. И мы постараемся это доказать. Существует несколько косвенных доводов в пользу того, что Комитет Государственной Безопасности пристрастно следил за ходом поисковой операции в долине Лозьвы. И не только потому, что «Конторе» по статусу положено контролировать воинские коллективы, а потому, что в розыске пропавших туристов отечественная госбезопасность имела свой особый, скрытый от посторонних глаз интерес. В числе погибших туристов, напомним, был Георгий Кривонищенко, работавший в закрытом уральском городе Озёрске, носившем тогда неблагозвучное название Челябинск-40 («сороковка»). Это был город атомщиков, построенный рядом с т. н. заводом № 817, известном в последующие годы как ПО «Маяк». На шести реакторах этого завода осуществлялась наработка оружейного плутония, т. о. Кривонищенко был из разряда тех людей, кого в те времена называли «секретный физик» и притом произносили слова эти только шёпотом. Хотя Георгий закончил строительный факультет и вовсе не был физиком в точном значении этого слова, он безусловно имел допуск к гостайне и просто в силу своего допуска на один из секретнейших объектов страны являлся хорошо осведомлённым секретоносителем. Кстати, упомянутое выше словосочетание «секретный физик» ныне почти забыто, а в 50–60-е годы оно было широко распространено и всегда употреблялось с искренним уважительным подтекстом. Принадлежать к когорте создателей ядерного оружия и ракетной техники значило тогда быть частью элиты общества. Советский народ знал, что где-там, в секретных местах, скрытых от глаз шпионов и просто посторонних лиц, живут и работают «секретные физики и ракетчики», они-де куют ракетно-ядерный щит Родины и это — лучшие люди страны! О том, что подавляющая часть создателей самого современного оружия живёт прямо у них под боком и зачастую ходит теми же улицами, советские люди даже не могли и подумать. Понять степень крайней засекреченности ракетно-ядерных разработок поможет история жизни Сергея Павловича Королёва: о том, что он Генеральный Конструктор космической и ракетной техники его родственники, за исключением жены, узнали лишь после смерти Королёва! Пока он был жив, вся родня считала его инженером-строителем, разъезжающим по стройкам народного хозяйства, никто никогда не видел его с орденами, а уж тем более Звёздами Героя Социалистического труда (их у него было две). Это не вовсе не скромность — такого рода закрытость даже от самых близких людей была в те годы одним из неотъемлемых элементов режима соблюдения гостайны. Когда Георгий Кривонищенко, ушедший в турпоход с группой Дятлова, не вышел на работу, его непременно должны были хватиться. Не столько коллеги, сколько сотрудники отдела (службы) режима. Ещё бы — исчезновение секретоносителя, да тем более второй
категории допуска (к совсекретным документам) — это ЧП в масштабах предприятия, как минимум! Должна была начаться проверка причин отсутствия, причём формальное объяснение — участие в походе студентов свердловского «Политеха» — должно было вызвать обоснованное недоверие. Контрразведка всегда и во всём видит самое плохое, недоверие для работника этого профиля — черта профессиональная. А тут такое инфантильное объяснение — поход по горам со студентами, с которыми исчезнувший инженер даже не учился (уточним, что Георгий закончил «Политех» летом 1957 г., т. е. более чем за полтора года до похода)! А теперь вспомним, что Георгий Кривонищенко был не единственным секретоносителем в составе тургруппы. Имелся ещё один работник глубоко режимного производства — Рустем Слободин. И в отношении него всё сказанное выше верно точно также, как и в отношении Георгия. А значит поводов волноваться у охранителей гостайн должно быть в два раза больше… Посмотрим на ситуацию глазами профессионального контрразведчика: странен ли длительный зимний поход? Подозрителен ли? Да ещё как! А вдруг «турпоход» всего лишь «легенда» для потенциального изменника Родины! Вдруг группа ушла без Кривонищенко, или без Слободина, либо кто-то из них отделился от группы и держит сейчас путь к китайской границе, скрывая в рюкзаке сверхсекретные материалы по отечественным ядерным технологиям? Или в Иран? Или в Турцию, которая, между прочим, член НАТО? Или на встречу с каким-нибудь агентом западной разведки? Что делать контрразведке в этой ситуации, ждать, пока группа Дятлова выйдет из леса? Так она может и не выйти вовсе, если изменник Родины позаботился о яде… Первый вопрос, который решается при исчезновении секретоносителя — это установление списка информационных материалов и документации, к которым тот имел допуск, с которыми работал или брал для ознакомления. Изучается формуляр секретной библиотеки, осматривается рабочее место, производится обыск по месту жительства, вскрываются связи… И в процессе этой работы контрразведчики должны были обнаружить следы хранения в доме Кривонищенко радиоактивных штанов и свитера. Т. о. всплывал факт грубейшего нарушения режима секретности. Одежда, несущая на себе радиоактивные следы сверхсекретного производства не должна покидать режимную территорию. Потому как следы эти уникальны, изотопные микроследы (т. н. «хвосты») несут в себе исчерпывающую информацию о том, что и как именно производят реакторы. В глазах иностранных разведок эти следы ценнее самых секретных карт Генштаба. Тем более, не забываем, что речь идёт о конце 50-х годов, когда ядерный потенциал СССР для западных разведок являлся настоящей «террой инкогнито». Такова должна была быть логика отечественных контрразведчиков в феврале 1959 г., когда они узнали об исчезновении в составе группы Игоря Дятлова «своего» секретоносителя — Георгия Кривонищенко. То, что они его искали и было заведено соответствующее розыскное дело сомнению не подлежит; другое дело, что в Интернете об этом никогда не напишут и о розысках те, кто знает, не расскажут. Стоп! скажет в этом месте внимательный читатель, а причём тут вообще Георгий Кривонищенко? Его не было в овраге, его труп нашли одним из первых, под кедром, вместе с Юрием Дорошенко! Какая может быть связь со странной радиологической экспертизой, назначенной спустя два с половиной месяца? Связь прямая! В том-то и дело, что когда тело Кривонищенко нашли под кедром экспертизу проводить было решительно незачем — Георгий был раздет до кальсон (на нём были одеты, напомним, нательная рубашка, рубашка-ковбойка, плавки и кальсоны). Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять — погибший был раздет, причём раздет не теми туристами, кого нашли на склоне (те оказались облачены в свою одежду), а последней четвёркой. Радиологическая экспертиза в марте была совершенно бесполезна, поскольку её заказчик (т. е. КГБ) знал, какие именно детали одежды будут нести радиоактивную пыль! Это должны были
быть свитера и штаны, ненайденные под кедром. Именно их искали поисковики, выбиваясь из последних сил, на протяжении всего марта и апреля. Комитет Госбезопасности требовал прояснить судьбу одежды со следами изотопной пыли — её-то и искали старательно люди Ортюкова, думая, что ищут тела. То же самое думал и следователь Иванов, его никто не посвящал в истинную подоплеку странной настойчивости руководства областной прокуратуры. И тому у нас есть подтверждение. Имеются неясные воспоминания участников поисковой операции, согласно которым в начале марта 1959 г. в район поисков привозили некий прибор «для поиска трупов». Прибор этот, якобы, был способен находить человеческие останки под землёй, водой и снегом большой толщины и его доставку из Москвы специально заказали для ускорения процесса поиска ненайденных покуда четырёх тел. По смыслу этих воспоминаний речь в них идёт о переносном газовом анализаторе, способном обнаруживать просачивающиеся сквозь грунт и снег газы, образующиеся в результате разложения человеческих тел. Объяснение вроде бы красивое. Известно, что при разложении человеческой плоти (как, впрочем, и гниении любых органических веществ) происходит выделение т. н. гнилостных газов, в состав которых входят меркаптан, метан, аммиак и углекислый газ. Специфический запах разлагающейся плоти объясняется присутствием меркаптана и в принципе можно построить устройство, способное обнаруживать в воздухе комбинации упомянутых газов, указывающие на присутствие где-то неподалёку трупа. Идея создания газовых анализаторов, «заточенных» под детектирование гниющих останков, действительно стала высказываться в 50х гг. прошлого столетия. Но реализация этой схемы на практике оказалсь исключительно сложна. Прежде всего, чувствительность такого рода устройств должна быть выше обоняния собаки, иначе создание подобного устройства лишено всякого основания. Выражаясь современными терминами, это должна быть «hi-tec лаборатория», не только очень чувствительная, но и компактная, сопоставимая по весу с газонокосилкой (не забываем о таких неотъемлемых требованиях к такому устройству, как портативность и способность ношения оператором!). Сейчас газоанализаторы для поиска останков достаточно распространены и, кстати, используются они не только правоохранительными органами, но и разного рода спасательными службами. Но для конца 50-х гг. это была настоящая фантастика, ведь то была эпоха ламповой элетротехники с соответствующей схемотехникой, несусветным энергопотреблением, а массо-габаритные показатели такого рода устройства вообще лишали его всякой практической ценности. Сам профиль интернет-проекта «Загадочные преступления прошлого» подразумевает должную осведомлённость его создателей как об истории сыска и спецслужб, так и криминалистики, т. е. определённую компетентность в технических вопросах. Однако, автор должен признаться, что ничего об отечественных газовых анализаторах, предназначенных для обнаружения трупов и созданных в 50-х гг. прошлого века, никогда не слыхал. Попытки навести справки по этой теме оказались безуспешны (будем благодарны, если кто-то из читателей сообщит информацию по данному вопросу). Первый достоверно известный нам случай использования в СССР спецтехники для поиска сокрытого преступником трупа относится к апрелю 1969 г., когда носимый газовый анализатор был применён при расследовании исчезновения 11-летней Ларисы Эверт. Девочка исчезла с веранды собственной дачи на территории посёлка Вырица под Ленинградом, как было выяснено спустя несколько месяцев, она была убита старшим братом и закопана в подвале дома на глубине 1,5 м. Чудо-анализатор не помог обнаружить тело, впрочем, собаки из кинологической службы ГУВД при Ленгороблисполкомах тоже оказались тогда бессильны. Но между поисками Ларисы Эверт и делом «дятловцев» целое десятилетие, настоящая
эпоха в приборостроении! К 1969 г. в широкий обиход вошли транзисторы, а потому переносной «детектор трупов» перестал быть фантастикой, хотя и остался весьма экзотичным «дивайсом», во всём проигрывавшим обычным собакам. Кстати, устройство, использовавшееся при поиске трупа Ларисы Эверт было не отечественной разработки, а ГДР-кого «Роботрона» (причём, немецкие товарищи скопировали его с западных аналогов). Именно поэтому упоминания о «детекторе трупов» на склоне Холат-Сяхыл, доставленном, якобы, туда весной 1959 г. прямо из Москвы, вызвали поначалу лишь недоумение, а затем заставили задуматься. Тем более, что в первом томе уголовного дела имеется запрос следователя Иванова с просьбой обеспечить поисковиков прибором для обнаружения трупов. Имеется и ответ, гласящий, что о таких приборах руководству прокуратуры ничего не известно. Так что категорческое неверие в чудо-анализатор, вроде бы, находит фактическое подтверждение, но откуда тогда рассказы о таинственном приборе, побывавшем-таки на склонах Холат-Сяхыл в марте 1959 г.? Думается, что под устройством «для поиска трупов» явно маскировалось нечто другое. Но что? Всё встаёт на свои места, если мы припомним, что среди поисковиков на перевале некоторое время оставался Кикоин, младший из двух родных братьев, физиков-ядерщиков, участвовавших в создании отечественного ядерного оружия во второй половине 40-х гг. Напомним, Абрам Константинович Кикоин, младший брат хорошо известного Исаака Константиновича, прибыл для участия в поисковой операции 6 марта 1959 г. (о чём кратко упоминалось уже в настощем очерке). Он возглавлял группу альпинистов свердловского «Политеха», сменившую измотанных изнурительными работами студентов Слобцова. Абраму Кикоину незадолго до этой командировки исполнилось 45 лет, он был кандидатом физикоматематических наук, с 1957 г. работал заведующим лабораторией излучений Института физики металлов Академии наук СССР. Ничего не попишешь, серьёзная должность, заслуженный учёный. А его старший брат — Исаак Константинович, Герой Социалистического труда и четырежды лауреат Сталинской премии — был в то самое время научным руководителем комбината № 813, на котором обогащался оружейный уран. Комбинат этот располагался рядом с «закрытым» городом Новоуральск (Свердловск-44), примерно в 70 км к северу от Свердловска. Наряду с Челябинском-40, в котором работал Кривонищенко, это ещё один «атомный город» на Урале, где ковался «ядерный меч» Страны Советов. Итак, 6 марта на склоне Холат-Сяхыл появился специалист по радиоактивным материалам, плотно связанный с госбезопасностью на протяжении по меньшей мере последних 15 лет своей жизни. Причём появился в должности руководителя группы! Примечательно, что Абрам Константинович Кикоин даже формально никакого отношения к свердловскому «Политеху» после 1952 г. не имел (до этого времени он возглавлял там кафедру общей физики). И вот после появления Кикоина привозят странный прибор из Москвы, который, якобы, поможет найти трупы под снегом. Только вот приборов таких, как было уже сказано, тогда не существовало. Поэтому думается, что на самом деле в марте 1959 г. поисковикам привезли переносной индикатор радиоактивности, как сказали бы сейчас «профессиональный» (тогда технику такого рода называли «промышленной»). Дабы поработал с этим прибором Абрам Константинович Кикоин, возможно, не он один, а с напарником, тоже физиком соответствующего профиля. И искать индикатором радиоактивности надлежало штаны и свитера Георгия Кривонищенко. Эту работу нельзя было поручить солдатам внутренних войск или студентам по целому ряду причин. Во-первых, никто из посторонних не должен был знать, что в районе гибели группы ищут что-то радиоактивное. Во-вторых, прибор сам по себе являлся устройством секретным, к которому нельзя было подпустить даже военных (у военных была своя техника для этих целей,
предельно упрощённая, рассчитанная на использование в районах с явным и притом значительным превышением естественного радиоактивного фона). В-третьих, с промышленным датчиком мог работать только специалист, имеющий должный опыт. Радиоактивность — явление очень специфичное, радионуклиды распределяются в пространстве и переносятся с места на место весьма прихотливо, неравномерно. Только специалист, имеющий должный опыт, знает где и как лучше их искать. Разумеется, Абрам Константинович Кикоин со своим неизвестным помощником не бродил вслепую по лесам и оврагам, «прослушивая» многометровые сугробы. Он прекрасно знал, что снег большой толщины отлично экранирует альфа- и бета-излучения. Скорее всего, их работа строилась на определении степени «загрязнённости» ручьёв, талой воды, стекавшей по склонам. Со второй половины марта в районе Холат-Сяхыл началось таяние снега, так что воды становилось всё больше и больше. Расчёт, видимо, строился на том, что обнаружив «грязный» ручей, специалист сможет правильно определить направление на источник радиоактивного загрязнения, что позволит быстро его — этот источник — отыскать. Расчёт этот не оправдался — манси Куриков со своей собакой указал нужное направление быстрее и точнее… Кстати, есть ещё один — второй по счёту — довод в пользу того, что некая осведомлённая инстанция знала о наличии у Георгия Кривонищенко радиоактивной одежды. В этом очерке упоминалось, что его (единственного из первой пятёрки найденных туристов) похоронили на Ивановском кладбище, закрытом к тому времени. Для Кривонищенко было сделано исключение и захоронение на закрытом кладбище разрешили. Только вот есть в этом великодушном разрешении городских властей маленькая неувязочка — родители Георгия об этом не просили. Существует и другая странная неувязочка — Кривонищенко оказался единственным из первой группы, кого похоронили в закрытом гробу. Гроб для прощания открыть не разрешили (неизвестно кто!), хотя объективных причин для этого, вроде бы, не существовало. В целом, тело Георгия Кривонищенко не выглядело пострадавшим сильнее остальных, однако Зину Колмогорову, с ужасно изменившимся цветом кожи и повреждениями лица, хоронили в открытом гробу, а вот Георгия, почему-то, друзьям и близким так и не показали. Комментировать этот момент вряд ли нужно. Сказано достаточно… Помимо рассказов о несуществовавшем «детекторе трупов» и странных обстоятельствах похорон Георгия Кривонищенко существует ещё одно косвенное подтверждение осведомлённости КГБ о наличии среди туристов группы Дятлова радиоактивных материалов. Известны воспоминания уже упоминавшегося в этом очерке Владимира Ивановича Коротаева, начинающего тогда работника ивдельской прокуратуры, о том, как проводилась в мае 1959 г. судебно-медицинская экспертиза тел туристов, найденных в овраге. По словам Коротаева, в тюремный морг была доставлена 200-литровая бочка со спиртом, в которой ополаскивались (дословно «окунались») все, присутствовавшие при вскрытии лица. Мера предосторожности, прямо скажем, очень странная, к которой никогда не прибегают при анатомировании трупов. Патологоанатомы уже в 50-х гг. работали в высоких, до локтей, резиновых перчатках, толстых и грубых, не похожих на обычные хирургические. Их невозможно случайно проткнуть и прорезать инструментом, так что бочка спирта, как средство дезинфекции, даже тогда представлялась чем-то из ряда вон выходящим. Однако бочку, если верить Коротаеву, доставили и все семеро человек, присутствовавшие при вскрытии, добросовестно в ней ополоснулись. Хотя сами толком и не знали зачем — просто им посоветовали так поступить (кто? когда? и для чего? — понять толком из рассказа Коротаева невозможно, он слишком сумбурен и в некоторых местах кажется недостоверным). История с бочкой спирта в морге представляется совершенно необъяснимой, если не принять во внимание нюанс, малопонятный современным жителям России. В 50-х гг. прошлого
века в условиях всеобщей ограниченности в средствах и отсутствии даже элементарных вещей (вспомним про спальники, которых не было у «дятловцев») на спирт смотрели как на панацею чуть ли не от всех болезней. Считалось, что особенно хорошо спирт уничтожает пыль. В те времена экипажам подводных лодок раз в неделю выдавали кружку спирта и ватный тампон — для обтирания. Это не шутка, тогда действительно считалось, что спирт смоет радиоактивную пыль с тела лучше, чем обычная вода. Молодым матросам так и объясняли: «красное вино выводит изотопы из внутренностей организма, а спирт — смывает с кожи». Выглядит такая дезинфекция, конечно, архаично, но что было — то было, из песни слов не выкинешь… В нашем случае государство расщедрилось больше — выделило аж бочку спирта! Нам же, однако, интересно другое: кто мог побеспокоиться об этой бочке загодя, до проведения радиологической экспертизы? Кто оказался столь прозорлив? Ответ может быть один: только тот, кто знал, что среди вещей погибших туристов должны быть радиоактивные. Или по крайней мере, имел все основания считать, что таковые должны быть. Не следует забывать, что бочка спирта в те времена в таком медвежьем углу, как Ивдель — это сущий клад, за который можно было поиметь немало материальных благ, и так просто её было не сыскать. Вряд ли ошибёмся, если предположим, что в крохотном Ивделе вообще не было бочки спирта, её явно пришлось специально везти из Серова, или даже Свердловска. Тем не менее, административного ресурса у нашей осведомлённой инстанции вполне хватило на то, чтобы отыскать на просторах Свердловской области лишнюю бочку спирта и живо доставить её в тюремный морг… Эта «осведомлённая инстанция» постаралась остаться незамеченной и не оставить явных следов. Ей это удалось — из уголовного дела, которое вёл Лев Никитович Иванов, заинтересованность КГБ в определённом исходе расследования никак не просматривается. Однако, «уши» Комитета всё же выглядывают, как их не прячь. И далее мы покажем, что «ушей» этих (выражаясь более литературно — необрубленных концов) довольно много. Но следуя логике нашего повествования, мы пока не станем углубляться в этом направлении, а коснёмся другой темы: существующих версий случившегося на склоне ХолатСяхыл. И лишь показав и доказав несостоятельность всех имеющихся на данный момент объяснений произошедшей 1 февраля 1959 г. трагедии, предложим читателю собственную — логичную и непротиворечивую — версию событий.
15. Рейтинг безумия. Версии гибели группы Дятлова на любые вкус и цвет Поскольку таковых версий существует великое множество, имеет смысл их каким-то образом классифицировать. Оптимальной представляется классификация, принятая на большинстве тематических форумов и сайтах, так что не станем изобретать велосипед и воспользуемся ею в качестве образца. Итак, всё многообразие версий можно свести к трём большим несхожим группам, объясняющим гибель группы воздействием факторов следующего характера: — естественно-природного; — паранормального; — криминального. Е с т е с т в е н н о — п р и р о д н ы е, как явствует из самого названия, пытаются объяснить трагические события на склоне Холат-Сяхыл природными явлениями и оперируют естественнонаучными фактами и представлениями в пределах компетенции авторов. Наиболее аргументированной из всех версий этой категории представляется предположение Евгения Вадимовича Буянова, петербургского исследователя «дятловской» трагедии, о произошедшем на месте установки палатки сходе лавины. Эту версию Евгений Вадимович обосновал в книге «Тайна аварии Дятлова», написанной в соавторстве с Борисом Ефимовичем Слобцовым, неоднократно упоминавшимся в настоящем очерке участнике поисковой операции. Нельзя не отметить, что книга получилась очень познавательной, даже о весьма скучных сугубо технических и математических материях авторы сумели написать живо и занимательно. Книгу эту можно рекомендовать к прочтению даже с целью простого расширения кругозора — время не будет потрачено зря. Не в последнюю очередь именно благодаря литературным достоинствам этой книги, версия Евгения Вадимовича Буянова получила не только широкую известность, но и популярность. Сторонников её обычно называют «лавинщиками». Лавинная версия предполагает, что сход лавины спровоцировали неосторожные действия туристов, «подрезавших» пласт снега при выравнивании площадки под палатку. Из-за этого выше по склону образовалась стенка, верхняя часть которой в какой-то момент подвинулась вниз, завалив частично палатку и находившихся внутри людей. Строго говоря, это была не лавина в традиционном понимании, когда снежный вал хаотично летит по склону, а подвижка снежной плиты на несколько дестяков метров. Подвижка эта зацепила часть палатки, дальнюю от входа, передняя же не пострадала. Крепкий спрессованный (фирновый) снег толщиной около 50 см вполне способен причинить оказавшемуся под ним человеку тяжёлые физические повреждения, так что травмирование Дубининой, Золотарёва и Тибо-Бриньоля получает по этой версии вполне логичное объяснение. Оставшиеся нетравмированными члены группы предприняли все возможные меры по самоспасению — они нанесли большое число незначительных порезов правого (если смотреть со стороны входа) ската палатки, с целью определить толщину завалившего их снега и обеспечить доступ воздуха, после чего серией длинных разрезов сделали выходы для себя и товарищей. Через эти разрезы-выходы они вытащили тяжелораненых друзей на склон и приняли необходимые меры по их утеплению — этим объясняется тот факт, что Золотарёв и Тибо-Бриньоль были одеты лучше других членов группы. Последний, чей висок был раздавлен объективом фотоаппарата, находился к тому моменту уже в бессознательном состоянии. В подтверждении этого «лавинщики» ссылаются на
то, что в кармане куртки Тибо лежали перчатки, а в валенке — сбившийся шерстяной носок. Дескать, если бы Николай находился в сознании, он обязательно надел бы перчатки и вытащил из валенка мешавший ноге носок. Травмированные при поддержке остальных членов группы были доставлены в долину Лозьвы, где для них выкопали яму в овраге и соорудили настил. Сообразив, что лишённых рукавиц и обуви людей ждут неминуемые обморожения и смерть, часть туристов двинулась обратно к палатке и погибла на склоне. Два человека у кедра погибли, пытаясь из последних сил поддерживать огонь, служивший ориентиром для ушедших и Александр Колеватов остался с ранеными товарищами один. Такова канва событий, согласно лавинной версии. Гипотеза, что и говорить, очень интересная, у неё лишь один недостаток — к группе Дятлова она не имеет ни малейшего отношения. Вкратце, самые существенные возражения против развития событий по «лавинному сценарию» можно сформулировать следующим образом: 1) Следов лавины на склоне Холат-Сяхыл не было отмечено и снежной плиты, придавившей палатку не видел никто, из побывавших на горе в феврале-марте поисковиков. Среди последних, напомним, были не просто туристы, но и альпинисты, неоднократно сталкивавшиеся в лавинами прежде. По общему мнению всех, видевших место постановки палатки, в т. ч. и московских экспертов, побывавших там в самом начале поисковой операции, оно не представляло никакой опасности. «Лавинщики» объясняют отсутствие снега тем, что его «раздуло сильным ветром» до появления первых поисковиков. При этом странным и необъяснимым остаётся тот факт, что «сильный ветер» почему-то не «раздул» следы ног «дятловцев» от палатки в долину Лозьвы. Следы эти, напомним, были видны вплоть до 6 марта 1959 г., их видели альпинисты из группы Абрама Константиновича Кикоина; 2) Подвижка снега (или лавина) почему-то удивительным образом не повалила лыжные палки, установленные с обеих сторон палатки. Напомним, что верёвки-оттяжки дальней от входа части палатки были сорваны, однако палки, воткнутые в снег устояли, а не завалились, что было бы логично, при движении пласта снега; 3) Навал снега на палатку неизбежно привёл бы к заваливанию ската и сделал бы невозможным нанесение тех разрезов, что нам известны. Палатка была обращена вверх по склону левым (если смотреть от входа) скатом и быстрая подвижка снежной плиты неизбежно привела бы к тому, что он «лёг» на тела туристов, находившихся внутри. При этом конёк палатки «уехал» бы в район коленок лежавших людей. Для того, чтобы выбраться наружу, «дятловцам» пришлось бы резать левый скат. На самом же деле был разрезан правый. Конечно, можно предположить, что туристы лежали головами в противоположном направлении, т. е. вниз по склону, но такое предположение представляется маловероятным (напомним, что направо от входа в средней части палатки были найдены 2 пары ботинок. Ни один разумный человек не поставит пахнущие пОтом ботинки себе под голову.). Кроме того, не будет ошибкой сказать, что правый скат в случае навала снега на левый, оказался бы сильно смят и сложился бы «гармошкой». Палаточный брезент в таком состоянии разрезать вообще невозможно;
Эта схема иллюстрирует сход снежной плиты на палатку группы Игоря Дятлова. Крайний слева рисунок демонстрирует ситуацию до начала трагедии: «дятловцы» при установке палатки неосторожно «подрезали» пласт снега, создав выше по склону снежную стенку. На рисунке в центре показан сдвиг снежного слоя толщиною 0,5 м или даже больше, а на правом — ситуация после подвижки. Хорошо можно видеть, что сход значительной массы снега заваливает палатку таким образом, что её левый скат, обращённый выше по склону, накрывает лежащих внутри людей словно одеялом. При этом конёк крыши «k» при ширине ската ~1,4 м сдвигается в область коленей придавленных снегом туристов. Даже если оказавшиеся в снежном плену «дятловцы» имели возможность лёжа на спине резать крышу палатки (что само по себе весьма сомнительно), то они нанесли бы разрезы на левый от входа скат, а не правый, как это имело место в действительности. Из этой схемы хорошо видно, что «лавинная» версия не в состоянии объяснить появление разрезов на скате, обращённом вниз по склону. 4) «Лавинщики» объясняют наличие маленьких, преимущественно горизонтальных, разрезов крыши тем, что туристы спешили проверить толщину обрушившегося на них снега и пустить в палатку воздух. Однако, значительная часть этих разрезов почему-то оказалась сгруппирована возле входа в палатку, т. е. в той части, которая никак не пострадала от лавины; 5) Совершенно не поддаётся объяснению избирательность травмирующего воздействия на Дубинину, Золотарёва и Тибо-Бриньоля, если только считать, что источником этого воздействия в самом деле явилась неодушевлённая лавина. Золотарёв, для того, чтобы получить описанные у него переломы рёбер по срединно-подмышечной линии, должен был находиться в положении «лёжа на левом боку». Но в этом положении он никак не мог избежать травмирования правой руки. Даже если бы он заложил руку за голову, падение на него плиты весом около полутонны неизбежно должно было поломать также и кости руки. Другими словами, при положении тела «на боку» вышележащую руку травмировать намного проще, нежели рёбра. Однако, рука Золотарёва осталась цела. С повреждениями Людмилы Дубининой картина выглядит ещё более невероятной. Переломы её рёбер явились следствием как минимум двукратного приложения значительной силы при различных положениях тела («на спине» и «лёжа на правом боку»). Согласитесь, надо иметь очень богатое воображение, что бы представить лавину, дважды катящуюся по одному и тому же месту на склоне. Не лавина, а просто какой-то мальчик на салазках! Про объектив фотоаппарата, якобы вдавившийся в висок Николая Тибо, в этом очерке уже было упомянуто. Вдавление 3 см на 8,5 см мало соответствует размерам объектива, но лучшего объяснения у «лавинщиков» нет: твёрдые предметы (вроде обуха топора) не годятся ввиду несоответствия формы и размера, а пустотелые (типа, кружки или фляжки) не подходят
из-за низкой устойчивости формы. Другими словами, кружка или фляжка, оказавшись под головой человека, были бы просто смяты; 6) Транспортировка пострадавших от лавины туристов в долину Лозьвы была в тех условиях совершенно невозможна. Все рассуждения на эту тему следует признать досужимы домыслами, а исторические параллели — некорректными. Людмила Дубинина с кровоизлиянием в сердечную мышцу умерла бы прямо на склоне в считаные минуты, ТибоБриньоль с момента травмирования находился в бессознательном состоянии и не мог передвигаться самостоятельно. Да и Семён Золотарёв с многочисленными переломами 5 рёбер также не мог передвигаться самостоятельно и нуждался в помощи. При всём желании 6 оставшихся туристов не имели шансов спустить вниз по склону трёх обездвиженных товарищей и обеспечить их последующую транспортировку до оврага, сооружение там настила, заготовку дров для костра, а затем — подъём по склону в сторону палатки (не забываем, что некоторые из «дятловцев» двинулись обратно в гору). Поисковики в один голос говорили об отсутствии признаков волочения в районе следовой дорожки на склоне, да и число пар ног, оставивших следы, явно превышало 6; 7) Лавина, с лёгкостью сокрушившая кости по меньшей мере трёх членов группы Игоря Дятлова, чудесным образом не помяла фляжки, вёдра, сборную печку, трубы дымохода и алюминиевые кружки членов группы. Это всё были тонкостенные изделия с низкой устойчивостью формы, некоторые из которых (трубы дымохода) мог расплющить руками даже ребёнок. Избирательность лавины, безжалостно изувечившей людей, но очень предусмотрительно не затронувшей упомянутые изделия из металла, не может не вызывать крайнее удивление; 8) Даже если считать, что лавина действительно погребла под собою половину палатки «дятловцев», их уход от неё вниз по склону выглядит совершенно бессмысленным. Из альпинистского опыта известно, что после первого схода лавины возможен повторный (т. к. в снежном куполе происходит перераспределение нагрузки), но спасаются от этой угрозы не отходом вниз, а уходом вбок. В этом случае оптимальным представлялось выдвижение группы не в долину реки, а на перевал, в сторону лабаза. «Лавинная версия» не объясняет причину явно неоптимального и даже смертельно ошибочного выбора направления движения;
Эта gif-анимация прекрасно иллюстрирует всесокрушающую мощь и скорость движения лавины. Видя её перед собой, первое, что приходит на ум — убегать в сторону, освободить ей дорогу. Этот позыв инстинктивен и понятен любому. Здесь уместна аналогия с мчащимся автомобилем. Видя машину, мчащуюся на нас, мы ведь не пытаемся бежать перед ней — мы стараемся скорее уйти в сторону от направления её движения. Причём эта логика интуитивно очевидна не только человеку, но и любому домашнему животному, видавшему автомобиль в движении. Однако «лавинная» версия господина
Буянова простодушно пытается убедить нас в том, что «дятловцы» оказались глупее собак и куриц. По его мнению уже пострадавшие от лавины туристы решились убегать от новой лавины не в сторону от направления схода, а в самом в этом направлении. 9) Наконец, «лавинная версия» не даёт объяснение ещё одному очень важному факту, который не следует упускать из внимания при разборе действий членов группы Игоря Дятлова. Многие из них вели дневники и имели письменные принадлежности, а Александр Колеватов, погибший по общему мнению одним из последних, делал записи в своём блокноте практически на каждой стоянке. Поскольку смерть членов группы была не одномоментной и далеко не быстрой, невозможно понять, почему никто из них не оставил никаких записей, объясняющих случившееся. Дневник Колеватова так и не был найден, хотя Юрий Юдин видел его в этом походе. Указание на замёрзшие руки (и как следствие — невозможность держать карандаш) не может считаться объяснением, т. к. простейший текст не составит труда написать, даже зажав карандаш зубами. В качестве подходящего примера можно напомнить, что моряки с «Курска», задраенные в 9-м отсеке, оставили по крайней мере одну из двух записок не только в условиях резко понизившейся температуры, но и при отсутствии света. Тезисы, опровергающие «лавинную версию», можно множить и дальше, но написанного вполне хватает, чтобы уверенно сказать: 1 февраля 1959 г. всё было совсем не так! Если лавина представляет собой явление хотя и сравнительно редкое, но всё же более или менее знакомое большинству людей, то прочие естественно-природные версии апеллируют к таким природным аномалиям, о которых вообще мало кто знает. Авторы выдумывают некую «волшебную палочку», которую произвольно наделяют особыми необъяснимыми свойствами, воздействующими на людей нужным авторам образом. Всякий раз название «волшебной палочки» меняется, но механизм построения версии остаётся прежним — стихия воздействует на людей, лишая их всякого разума и силы воли, отчего туристы впадают в панику и бегут вон из палатки раздетые и разутые, ища спасение на морозе. В качестве природного явления, являющегося толчком драматических событий, в этих версиях фигурируют инфразвук, зимняя гроза, шаровая молния и т. п. феномены. Инфразвук рождался, якобы, при обдувании сильным ветром останцов — выходов скальной породы на перевале, ныне носящем имя Дятлова. Зимняя гроза образовалась на стыке двух атмосферных фронтов над Уральскими горами. А откуда взялась шаровая молния не знают даже сами авторы, потому как природу зарождения шаровых молинй не знает покуда вообще никто. При всём богатстве выбора разницы между этими версиями нет практически никакой — это скорее набор мифов из разряда детских страшилок. Никто никогда не слышал, чтобы скальные останцы рождали инфразвук, но даже если этот эффект действительно имеет место, его воздействие на человеческий организм сильно преувеличивается. Известно, что космонавты при старте ракеты-носителя, оказываются в зоне мощного инфразвукового воздействия частотой 5–7 Гц, производимого турбо-насосными агрегатами и прокачиваемых через трубопроводы ракеты значительными массами топлива. Во время этого инфразвукового воздействия они испытывают неприятные физиологические симптомы (в частности, они жалуются на то, что ощущают передвижение внутренних органов). Однако это никак не отражается на адекватности восприятия окружающей обстановки и возможности управлять собою. Природный ветер, какой бы силы он ни был, явно не способен генерировать инфразвуковую волну большей мощности, чем ракетный двигатель, поэтому совершенно непонятно, почему туристы в палатке должны были обезуметь и потерять всякий самоконтроль, оказавшись в области инфразвукового воздействия. Даже самые неприятные симптомы инфразвука, происходящего от природных источников, вряд ли могут быть сильнее зубной боли, и тут, как говорится, аспирин в помощь!
Рассказы о кораблях-призраках, экипажи которых, якобы, бросались за борт, поддавшись воздействию инфразвука, никогда не находили подтверждения — это такое же мифотворчество наивных фантазёров, что и инфразвук в уральских останцах. В этой связи можно припомнить и созданную уже в этом столетии израильскими военными специалистами «акустическую пушку», которая в качестве оружия несмертельного действия использовалась в некоторых операциях спецназа. В теории считалось, что генерируемые пушкой мощные звуки широкого диапазона частот, вынудят террористов покидать свои убежища. Пушку поднимали подъёмным краном на такую высоту, чтобы штурмуемый израильским спецназом объект оказался в фокусе акустического воздействия. Сила звука израильского «чудо-оружия» превосходила громкость авиционной турбины, и инфразвуковые частоты тоже находились в диапазоне генерируемого сигнала. И что же? Оказалось, что несмотря на неприятные ощущения, порождаемые звуком «акустической пушки», люди на протяжении многих часов и даже суток стойко переносят её воздействие и сохраняют полный контроль своего поведения. Шаровая молния и зимняя гроза в качестве источника опасности столь же экзотичны, что и инфразвук. Шаровая молния, к тому же, ещё и чрезвычайно редка, считается, что с нею встречается всего один человек из миллиона. Убегать от шаровой молнии, разрезая палатку, без обуви и рукавиц — решение, прямо скажем, неоптимальное и даже неочевидное. Спасаясь от неё, куда логичнее было бы бросить в шаровую молнию какой-нибудь предмет — ведро, топор, валенок. Кстати, известны случаи, когда шаровую молнию удавалось отогнать, направляя на неё длинный вытянутый предмет, например, ветку или лопату (возможно, это связано с накоплением на его конце в присутствии шаровой молнии статического заряда электричества, точнее сказать трудно, поскольку единой стройной физической теории, объясняющей рождение и поведение такого типа молний, пока не существует). Для нас немаловажно и то, шаровая молния — объект короткоживущий, время её жизни исчисляется буквально несколькими десятками секунд и потому совершненно непонятно, зачем «дятловцам» надо было убегать при её появлении на полтора километра от палатки. Помимо этого, версии «зимней грозы» и «шаровой молнии» не объясняют травмирования членов группы. Если точнее, они не могут объяснить телесные повреждения некоторых членов группы естественными причинами, проистекающими из характера заявленной сторонниками версии угрозы. Чтобы как-то преодолеть эту нестыковку придумано довольно корявое объяснение, согласно которому Рустем Слободин погиб из-за падений на склоне Холат-Сяхыл при спуске, а Золотарёв, Тибо и Дубинина — упали на тот самый камень, на котором их тела обнаружили поисковики в мае. То, что этот камень в феврале месяце должен был закрывать многометровый слой снега, игнорируется. Вернее, доказывается, что февраль на Северном Урале — это самый снежный месяц, а вот ноябрь и январь самые сухие, потому, мол, дно оврага было практически свободно от снега. Как при этом оказался устроен в толще снега настил буквально в нескольких метрах южнее, понять невозможно, но в головах сторонников природно-стихийных версий сие противоречие уживается прекрасно. Да и странная «падучесть» 4 из 9 членов группы, повлёкшая за собой их скорую гибель, также удивления этих исследователей не вызывает. В общем, совместить несовместимое (исходный посыл и конечный результат) получается у них плохо. — П а р а н о р м а л ь н ы е версии объединяют весь спектр гипотез от явно фантастических до фольклорно-мистических. Это направление наиболее скучное из всех потому, что при кажущемся разнообразии исходных посылов вся логика доказательств сводится к введению в сюжетную линии некоей «волшебной палочки», произвольно решающей по желанию создателей все логические проблемы и неувязки.
Из этой категории можно упомянуть версии а) «инопланетного контакта» («жёлтые шары — инопланетные корабли»), б) проклятого манси места (плохая «энергетика» места сводит людей с ума), в) нападение снежного человека, г) действие «нечистой» силы (под таковыми понимаются лешие и персонажи мансийского фольклора) и т. п. Существуют и совсем уж экзотические гипотезы, синтезирующие в себе некоторые из перечисленных выше. Ярким образчиком таковой является в высшей степени неординарная версия разносторонне плодовитого журналиста Кизилова. Последний считает, что группа Игоря Дятлова погибла в результате тайных экспериментов КГБ по созданию супероружия. На роль такового «супероружия» автор версии прочит «огненные шары». Господин Кизилов имеет, как ему кажется, ясное представление об устройстве окружающего его мира и Вселенной вообще и обладает редким даром говорить о сложных вещах просто, коротко и лапидарно. Чтобы стало понятно, что же имеется в виду, приведём несколько красочных цитат, вскрывающих всю глубину проникновения журналиста Кизилова в суть явлений: «Характер ранений позволяет предполагать, что проводились эксперименты на людях: убийство излучением неизвестного происхождения. Два человека были убиты воздействием на грудную клетку и два человека — воздействием на череп (на голову). (…) Основываясь на современных экспериментах над людьми и животными, которые исчисляются в общей сложности уже тысячами, можно весьма уверенно предполагать, что в конце 1950-х годов в СССР проводились опыты по разрушению внутренних органов и костного аппарата людей неизвестной энергией, источаемой какими-то аппаратами, установленными на огненных шарах. Язык у Людмилы Дубининой в целях эксперимента мог быть удалён (разрушен) на астральном плане, а на физическом плане исчез сам собой вследствие потери астральной основы (…) Состоялось астральное убийство, малоизвестное не только широким массам, но и многим медикам. Конечно, убийство грубое». В общем, читаешь такое, и трудно оторваться от той причудливой и фантасмагоричной картины мира, которая видится журналисту. Оказывается, «аппараты на огненных шарах» уже в 50-х годах вовсю бороздили бескрайние просторы страны, где телевизор ещё смотрели через линзу всем подъездом, да и то не в каждом доме! Ну, а если серьёзно, то доходчивое изложение версии журналиста Кизилова перед лицом военно-медицинской комиссии в военкомате, реально поможет избежать призыва на действительную военную службу. Просто в силу того, что вызовет официальное направление на обследование в иное профильное медицинское учреждение. В общем, продолжать можно долго, аномально-удивительных версий исследователи наплодили множество, но обсуждать эти феерические игры умов здесь незачем — все подобные версии слишком произвольны и мало соотносятся с реальной жизнью. Как, например, может травмировать человека мансийская Сорни-Эква мировой криминалистике и судебной медицине неизвестно, а между тем, сторонники экзотических версий весьма живо полемизируют об этом на соответствующих форумах, и что немаловажно, понимают друг друга. Воистину, хороший «косяк» облегчает понимание и даже расширяет сознание, но как говорил товарищ Сталин «это не наш путь». Если же кто-то из читателей заинтересовался потугами умов по данной тематике, то ему можно рекомендовать весьма информативную подборку всевозможных версий по делу «дятловцев», собранную и представленную ЖЖ-пользователем droid c2h5oh'ом . Подборка из тех, про которые можно сказать «ни прибавить, ни отнять». Всем любителям «аномальщины» прямая дорога туда. Мы же перейдём к рассмотрению наиболее реалистичных версий событий на перевале, которые относятся к третьей из вышеназванных групп. — К р и м и н а л ь н ы е версии очень сильно различаются в деталях, но при этом сходятся
в одном: гибель членов группы Игоря Дятлова явилась следствием злого умысла группы людей. Все странности, обнаруженные как на месте установки палатки, так и внизу, у кедра, обусловлены по мнению сторонников этих версий либо обстоятельствами нападения, либо являются имитацией («постановкой») неизвестных убийц. В отличие от предыдущих категорий, гипотезы этого типа учитывают куда больше привходящей информации и потому лучше аргументированы. В этом смысле их разбор не только интересен, но и полезен, учитывая тематическую направленности настоящего очерка. Итак, рассмотрим основные версии по порядку: 1) Гибель группы Игоря Дятлова явилась результатом ошибочных действий спецназа МВД СССР («группы зачистки»). Суть данной гипотезы сводится к тому, что солдаты и офицеры некоего «спецназа МВД» группу свердловских туристов приняли за бежавших уголовников. Дескать, доблестных, но глупых советских спецназовцев руководители некоего неназываемого ИТК (исправительно-трудовой колонии) послали в погоню за бежавшими зэками, а военнослужащие, наткнувшись на склоне Холат-Сяхыл на палатку туристов, решили, что настигли беглецов. «Дятловцы» неосторожно пели блатные песни, слова которых разузнали во время похода (в одном из дневников туристов есть соответствующая запись), так что спецназовцы, не раздумывая, набросились на палатку, искромсали её во время штурма и убили кого-то из туристов. После того, как ситуация прояснилась и военнослужащие поняли, что по их вине погибли невиновные, они решили добить остальных и замести следы. «Заметание следов» они организовали таким образом, какой увидели в конце февраля работники прокуратуры. Немаловажным обстоятельством для понимания внутренней логики этой версии является то, что в заметании следов активное участие приняли руководители тупоголовых спецназовцев. Эти руководители решили полностью покрыть убийц в погонах, для чего организовали настоящую «операцию прикрытия» с привлечением сил и средств другого ведомства — Министерства обороны. Тела погибших туристов сначала вывозили с перевала военным вертолётом, а затем, в конце месяца завозили обратно. Именно сохранение тел погибших в разных условиях обусловило, по мнению сторонников этой версии, различную степень разложения трупов. А нежелание вертолётчиков вывозить тела, найденные в мае в овраге, трактуется как подтверждение того факта, что вертолётчики были прекрасно осведомлены об истинной степени разложения тел, зашитых в брезент. Серьёзным доводом в пользу того, что туристов убивали именно советские военнослужащие, считается «открытие» того «факта», будто переломы рёбер Золотарёва и Дубининой соответствуют размерам упорной части (затыльника) приклада автомата Калашникова. Но на самом деле «факт» этот фактом вовсе не является, затыльник приклада АК-47 заведомо больше участков повреждений на их телах (у автоматов сборки тех лет его длина составляла 130 мм). Кроме того, приклад автомата по классификации судебно медицины тех лет попадал в категорию «тупого предмета с тупогранной поверхностью», одну из четырёх разновидностей тупого ручного оружия, которые судебный медик должен был уметь различать (тут мы снова обращаемся к основополагающему учебнику судебной медициы М. И. Райского, по которому учился Возрождённый, там такая классификация приведена на стр.105–106). Даже если бы судмедэксперт и не опознал отпечаток затыльника приклада на коже, он бы сумел классифицировать след (чего, однако же, не случилось). Все огрехи расследования, проведённого Львом Никитовичем Ивановым, однозначно воспринимаются сторонниками версии как злонамеренное «запутывание следов», «замыливание розыска» и т. п. Информация о том, что в январе-феврале 1959 г. побегов с объектов Ивдельского ИТК не фиксировалось, расценивается как фальсифицированная и отвергается сходу. Вообще, всё, что имеет своим источником офицальные органы
воспринимается либо как заведомо искажённое, либо полностью лживое, зато всевозможные слухи, воспоминания и семейные предания принимаются на веру как истина в последней инстанции. Чтобы читатель понял о чём идёт речь, можно привести пару примеров (на самом деле таких примеров много больше, но для их детального разбора надо будет подготовить очерк размером не в 200 тыс. знаков, а в 10 раз больше, но на борьбу с чужой глупостью банально жаль времени). Живо обсуждалось воспоминание некоего участника поисковой операции, который рассказывал, будто в палатке «дятловцев» поисковики ночевали несколько ночей — в ней не было больших порезов, а небольшие они без труда зашили. В подтверждение этой легенде приводятся иные анонимные воспоминания, из которых следует, что в здание ивдельского УВД палатку доставили в хорошем состоянии и разрезы появились на ней позже. Другое, весьма популярное направление обсуждение в рамках версии «группы зачистки» сводится к поискам доказательств того, что группа Дятлова подверглась нападению вовсе не 1 февраля, а позже, и не на склоне Холат-Сяхыл, а уже после достижения горы Отортен. С доказательствами, правда, негусто. Одно из них состоит в том, что газету «Вечерний Отортен» студенты сели бы сочинять уже после покорения вершины, а никак не раньше. Другое базируется на воспоминаниях Моисея Абрамовича Аксельрода, участника поисковой операции, хорошо знавшего Игоря Дятлова. Тот в одном из телеинтервью незадолго до смерти в 1991 г. сообщил, что «в дальнем углу палатки лежал дневник с датой последней записи — 2 февраля 1959 года» (наличие такого дневника официальными документами не подтверждается). Соответственно, палатка на склоне Холат-Сяхыл и странная диспозиция у кедра — всего лишь игра злонамеренных фальсификаторов. В принципе, предположение о гибели группы на обратном пути — после прохождения Отортена — заслуживает внимательного анализа и не должно с ходу отвергаться. Однако серьёзных доводов в его пользу всё же не находится, напротив, имеются факты, прямо ему противоречащие (отсутствие записей в дневниках участников похода, сохранность продуктов, которые при обратном пути к лабазу неизбежно должны были подходить к концу). Кстати, наличие у группы якобы больших запасов продовольствия также трактуется сторонниками версии как признак фальсификации, мол, убийцы решили по-военному «перебдеть», чем «недобдеть», а потому выделили избыточные фонды, компенсировав расход. Под «избыточным количеством продуктов» обычно понимают 3 кг. сахара, оставленные «дятловцами» в лабазе; однако, такой запас из расчёта 2-недельного похода 10 человек (не забываем заболевшего Юдина, на которого также делалась продуктовая раскладка) вряд ли можно считать чрезмерным. В общем, в этой версии мы видим классическую конспирологическую конструкцию — Власть (неперсонифицируемая и безликая) обманывает свой народ, обращается с ним, как со слепым котёнком, ну а созидатели версии и её сторонники выступают в почётной роли срывателей всяческих покровов. Что можно сказать по существу? Зиждется сия живописная конструкция на многочисленных «разоблачениях совковой эпохи», примеры которой хорошо знакомы всем, живущим в нынешней России. Версия эта очень современна как в оценках советского прошлого, так и полнейшим непониманием её авторами и сторонниками тех реалий, что существовали в СССР. А реалии были таковы, что никакого «спецназа МВД» или «группы зачистки» в феврале 1959 г. на склоне Холат-Сяхыл (или Отортена) быть не могло в принципе. Потому что: — в 1959 г. «спецназа МВД» не существовало вообще. По смыслу, который вкладывают в это словосочетание современные сторонники версии, это мог быть т. н. «тюремный спецназ»,
т. е. подразделение внутренних войск МВД, призванное давить бунты и акции протеста в местах лишения свободы. Ныне такая обязанность лежит на отрядах специального назначения территориальных Управлений Федеральной Службы исполнения наказаний (ФСИН РФ) Минюста РФ. Однако «тюремный спецназ», существовавший в советское время, кстати, неофициально, стал появляться при крупных «крытках» лишь в 80-х гг. Это были просто самые физически крепкие штатные работники, которым надлежало наводить порядок при первых сигналах о неповиновении «спецконтингента». Погонями и перестрелками они никогда не занимались и этого от них никто не требовал. Вспомним хрестоматийную историю с захватом контролёров в питерских «Крестах» в феврале 1992 г. — как только появились заложники, товарищи из тюремной охраны (тогда это были военнослужащие ВВ МВД) сразу пригласили городской ОМОН. В 1959 г. в штатах ИТК просто не существовало отрядов «специально обученных лыжников» для погонь по тайге за беглыми зэками; — технология поимки бежавших преступников в середине 50-х гг. прошлого века вовсе не требовала феерических подвигов на лоне природы. Группа преследования, составленная из наиболее опытных и физически подготовленных штатных работников охраны ИТК и солдатсрочников ВВ, могла вести преследование преступников только «по горячим следам» и только в ненаселённой местности. Фактически преследование велось до захода солнца и безусловно прекращалось в тёмное время суток. Группа возвращалась на территорию ИТК вовсе не потому, что начальники «зоны» были трусами, а потому, что жизненный опыт подсказывал — бежавшие зэки могут использовать ночное время для уничтожения самой группы преследования. Особенно, если уголовники при побеге завладели огнестрельным оружием. Если по горячим следам бежавших «взять» не удавалось, ориентировки на беглецов передавались ближайшим территориальным органам власти, а те уже организовывали патрулирование пристаней, ж/д станций, населённых пунктов и т. д. в ближней зоне, вводилась проверка документов на дорогах и т. п. мероприятия. Другими словами, даже если бы из окрестных «лагерей» в январе 1959 г. действительно бежали зэки, то никакие солдаты внутренних войск на склоне Холат-Сяхыл 1 февраля всё равно появиться не могли; — можно не сомневаться, что солдаты-срочники внутренних войск, имея стрелковое оружие и располагая фактором внезапности, не стали бы драться с бежавшими уголовниками врукопашную. Они бы просто отстреляли часть группы на расстоянии без всякого риска для себя. А в случае неподчинения остальных — расстреляли бы и остальных. Такое поведение представляется единственно логичным и оправданным с точки зрения здравого смысла. Другими словами, инцидент сразу бы начался со стрельбы, а если бы стрельбы не было, то не было бы и инцидента — Дятлов предъявил бы военным свой паспорт, командировочное предписание с гербовой печатью УПИ и недоразумение быстро бы урегулировалось. Тем более, что в компании 7 молодых мужчин находились 2 девушки — это служило очевидным для всех доказательством того, что в палатке сидели именно туристы. Но если инцидент действительно произошёл, значит он начался неожиданно для «дятловцев» и с первых же секунд повлёк фатальные жертвы. А сие возможно было только при стрельбе по людям из огнестрельного оружия. Однако, как нам достоверно известно, погибшие туристы не имели огнестрельных ран; — нельзя забывать о специфике конца 50-х гг., безусловно влиявшей на деятельность работников МВД всех уровней. Волна хрущёвских разоблачений преступлений сталинской эпохи показала, что даже самых высокопоставленных руководителей силовых ведомств можно отправить под суд за прегрешения прежних лет. Напомним, что при Хрущёве были расстреляны отнюдь не только Берия и его ближайшие соратники, но работники закавказских органов МВДГБ (Цанава и пр.), а значительная часть высокопоставленных и заслуженных работников центрального аппарата оказалась изгнана из «органов». Ни высокие звания (Берия был
маршалом!), ни политический вес (Багиров являся кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС и возглавлял Компартию Азербайджана почти 20 лет) не гарантировали того, что прежние прегрешения не могут быть поставлены в вину. Можно смеяться над многими перлами и необдуманными новациями «дорогого Никиты Сергеича», но нельзя не признавать того, что при нём произошла значительная гуманизация работы органов МВД-КГБ: усилился прокурорский надзор, возросли требования по соблюдению правовых норм, было покончено со вседозволенностью руководящих работников (по крайней мере среднего звена). В этих условиях, начальник «зоны», получив сообщение о том, что его подчинённые по ошибке убили студентов вряд ли стал бы мараться, организуя «операцию прикрытия». Такого рода действия однозначно превратили бы его в соучастника преступления, которое он не совершал (как говорят в Одессе: «оно ему надо?»). Разумный руководитель просто-напросто поспешил бы первым «сдать» своего кретина-подчинённого, совершившего столь тяжкое преступление, и спокойно работал бы дальше до самой пенсии; — наконец, самое важное и принципиальное возражение против всех «конспирологических версий», обвиняющих в убийстве туристов представителей Советской власти (не только спецназ МВД, но и военнослужащих ВС и КГБ). Если бы группа Дятлова на самом деле была уничтожена с ведома высокого партийного и советского руководства, то последнему для маскировски случившегося вовсе не потребовалось бы прибегать к заумным «постановкам» и «инсценировкам». Тоталитарная Власть не боялась никаких разоблачений просто потому, что была тоталитарной. Тела погибших туристов запаяли бы в цинковые гробы и вернули в Свердловск без права открывать. Родственникам бы заявили, что погибшие нашли тушу оленя (рыси, медведя, росомахи и т. п. в зависимости от фантазии), которую неумело освежевали. Погибшее животное болело чумой (сапом и т. п. в зависимости, опять-таки, от фантазии авторов) и туристы, заразившись опасной болезнью, умерли в течение нескольких дней. Представитель власти вручил бы родным и близким погибших протоколы соответствующих экспертиз с красивыми гербовыми печатями и на этом бы всё закончилось. Никто бы не заводил уголовных дел! Вообще! Никаких экспертиз разрезанной палатки, никаких описей вещей, возвращённых родственникам… Ничего бы не вернули, всё сожгли. И никогда бы не появилась история таинственной гибели студентов УПИ на склоне Холат-Сяхыл, а была бы простая, весьма незатейливая история студентов, неосторожно освежевавших труп падшего животного и погибших по собственной глупости. Важно понимать, что Советская власть не стала бы оправдываться и маскировать содеянное, потому что не оправдывалась никогда, даже расстреляв людей в Новочеркасске в 1961 г. Из-за грубейших нарушений техники безопасности, преступной халатности и глупости начальства в Вооружённых Силах СССР каждый год погибали десятки людей и Советская Власть даже не задумывалась над вопросом: «как спрятать концы?» Возвращали родителям тела погибших детей с предписанием хоронить в закрытых гробах и настоятельно советовали воздерживаться от антисоветских выпадов. Вот это — истинный почерк Советской власти. На этом возражения против версии возможного появления на склоне горы Холат-Сяхыл «группы зачистки» из состава внутренних войск МВД можно прекратить. Суммируя вышесказанное, следует признать, что подобный вариант развития событий содержит неустранимые внутренние противоречия, не соответствует реалиям того времени и является совершенно невозможным. 2) Гибель группы Игоря Дятлова явилась результатом преступных действий спецназа Вооружённых Сил СССР (обычно эту версию называют «ракетной»). Данную гипотезу можно считать глубокой модернизацией предыдущей, «глубокой» потому, что мотив появления отечественного спецназа трансформировался в нечто совсем уж невероятное.
Речь идёт о неких сверхсекретных испытаниях в интересах Министерства обороны СССР, в эпицентре которых оказалась группа Игоря Дятлова. Пострадавшие в результате этих испытаний туристы были обнаружены прибывшим в район Холат-Сяхыл спецназом, который добил живых и принял меры по заметанию следов содеянного. В том, как заметались следы, авторы и сторонники данной теории полностью соглашаются со сторонниками предыдущей версии, так что останавливаться на этом не будем. Поглядим лучше, что там со «сверхсекретными испытаниями»? На роль таковых прочат ядерные испытания, испытание вакуумного оружия, испытания некоей авиабомбы крупного калибра и наконец, испытание баллистической ракеты. Разберёмся с этими авгиевыми конюшнями «технического маразма» по порядку. Известно, что на самой заре «атомной эры» советские власти использовали в качестве полигона ядерных испытаний район с центром, имеющим координаты 64°00′с. ш и 55°00′ в.д. Это юг Коми АССР, верховья реки Нем. Впервые американцы сообщили о существовании там полигона в пресс-релизе Atomic energy commission (АЕС) Министерства энергетики от 26 октября 1954 г. Американские средства технической разведки зарегистрировали там по крайней мере 7 атомных взрывов, осуществлённых в период с середины сентября 1954 г. по февраль 1956 г. (с 8-го по 14-й ядерные взрывы в истории СССР). В принципе, это не очень далеко от перевала Дятлова, примерно 200 км западнее, только через Уральские горы перевалить надо. Так что определённая логика в том, чтобы подозревать возможность ядерного взрыва в районе Отортена, вроде бы, есть. Однако противники этой версии резонно указывают на то, что с 3 ноября 1958 г. по 1 сентября 1961 г. Советский Союз не проводил никаких ядерных испытаний, поскольку соблюдал мораторий на таковые. Мораторий был обоюдным с США и его соблюдение контролировалось техническими средствами обеих стран. Факт ядерного взрыва на Северном Урале скрыть не удалось бы, даже в случае его малой мощности — американцы уверенно регистрировали взрывы всего в несколько килотонн (например, взрыв 29 июля 1955 г. мощностью 5 кт или 2 февраля 1962 г. мощностью в диапазоне 10–20 кт.). За послевоенное время Советский Союз ни разу не был изобличён в нарушении принятых на себя обязательств по ограничению или контролю вооружений. Нет никаких оснований подозревать, что 1 февраля 1959 г. Хрущёв вдруг почему-то решил совершить единичное нарушение серьёзнейшего международного обязательства и санкционировал маломощный ядерный взрыв вне военного полигона. Никаких политических дивидендов, никаких технических прорывов подобная глупейшая для любого политика выходка не сулила. Кроме того, ядерный взрыв привёл бы к более или менее равномерному радиоактивному заражению одежды всех членов группы, чего на самом деле не наблюдалось. Да и сами тела погибших оказались бы заметно радиоактивными, т. к. людям пришлось бы вдыхать продукты распада, переносимые пылью, золой и влагой. А этого радиологическая экспертиза также не зафиксировала. С доказательствами факта испытаний пресловутой «вакуумной» бомбы (боеприпаса объёмного взрыва) дело обстоит даже хуже, чем с ядерным взрывом. Прежде всего, такой тип боеприпасов появился значительно позже — в конце 60-х гг. Но даже не это главное, в концеконцов, можно предполагать отработку некоего неудачного прототипа. Самое существенное возражение против испытаний сводится к тому, что тела пострадавших неизбежно должны были нести следы тяжёлых повреждений, обусловленных баротравмами и воздействием высокой температуры. Как известно, ничего этого не отмечалось. Кроме того, взрыв сверхсекретного боеприпаса вне полигона лишает такие «испытания» всякого смысла. Задача натурного испытания любого оружия заключается как раз в том, чтобы обнаружить и зафиксировать его существенные свойства, сравнить по критериям эффективности с аналогами и на практике проверить заложенные конструкторские и технологические решения. Понятно, что единичный
взрыв в глухой местности задач этих не решает в принципе. А потому не могли военные проводить такие испытания в нехоженных горах Северного Урала. Из той же серии крайнего «инженерного кретинизма» предположение о падении на склон Холат-Сяхыл некоей испытательной авиабомбы большого калибра. Мол, бомбу сбросили в темноте, та упала выше по склону, прокатилась по палатке и стабилизатором причинила травмы Тибо, Золотарёву и Дубининой. А взрыва не произошло, потому что боеприпас был испытательным, без начинения ВВ. Смеяться не надо — этот бред совершенно серьёзно обсуждался на одном из форумов и поскольку его участники сомневались в том, что у авиабомбы имеется «хвост», самодеятельный автор этой ахинеи приложил даже эскиз бомбы со стабилизаторами. А когда автор настоящего очерка, стараясь не обидеть участников обсуждения, вежливо предложил им задуматься о разнице между пластической и упругой деформациями, меня просто не поняли. Однако, это только в анекдотах про «резиновую бомбу, сброшенную на Китай» бомбы прыгают и скачут. В случае падения такого боеприпаса на склон Холат-Сяхыл, он попросту выбил бы в грунте воронку, смял свою тонкостенную оболочку и никуда бы не покатился. Даже на сантиметр не сдвинулся бы. Такая бомба могла причинить вред группе Дятлова лишь угодив непосредственно в палатку, чего, как мы знаем, не происходило. Наконец, самая популярная версия из всех техногенных — версия падения баллистической ракеты на склоне Холат-Сяхыл, отравления туристов ядовитыми компонентами топлива (окислителем и горючего), последующего появления на месте падения «космодромного спецназа» и зачистки им местности. В подтверждение этой версии приплетается всё, что можно, даже те свидетельства, смысл которых не понимают сами сторонники этой гипотезы. Если следовать их фантазиям, получается, что светло-фиолетовый окрас одежды четвёрки, найденной в овраге — это следы ракетного топлива, странный цвет кожи погибших — признак отравления парами компонентов топлива, срубленные у кедра зелёные пихточки — свидетельство того, что «дятловцы» ослепли от отравления, разрезы палатки — указание на бегство от падающей с неба работающей ракетной ступени… А на вопрос, где же та самая ракета-убийца? сторонники версии отвечают, что называется, на голубом глазу: спецназ вывез! Именно так: склон очистил, студентов добил, ракету увёз, а февральские снегопады следы этой работы отлично замаскировали. Несмотря на попытки коллективного разума создателей этой версии подкрепить её техническими деталями, всякое уточнение лишь вскрывает её полнейшую несостоятельность. Укажем вкратце на некоторые из многих десятков противоречий этой гипотезы: — хотя космодром в Плесецком районе (при строительстве — объект «Ангара») начал возводиться в январе 1957 г., к 1 февраля 1959 г. с него ещё не было осуществлено ни одного запуска. Это означает, что баллистическая ракета могла прилететь либо с Байконура, либо Капустина Яра. Последний можно также выключить из рассмотрения, поскольку в это время этот объект был завязан на отработку оперативно-тактических ракет, трассы же пролёта ракет, запускаемых с Байконура лежат много южнее Урала, и проходят через Джезказганскую область и Алтай. Штатных пусков баллистических ракет в северном направлении из Байконура никогда не проводилось, ввиду наличия на севере крупных городов — Перми, Челябинска, Свердловска и пр.; — нештатная работа ракеты-носителя, запущенной с Байконура, может быть полностью исключена. Прежде всего, укажем на то, что первые ракеты Р-7, дальность которых позволяла достичь Северного Урала, имели автономную систему управления, которая дублировалась радиокомандной (с земли). В случае выхода из строя автономной системы, управление ракетой принимал на себя оператор, который не допускал отклонения от курса. В случае выхода из
строя обеих систем управления, и при последующем отклонении ракеты по крену, тангажу или рысканью на 7° от расчётного угла, осуществлялась её самоликвидация. Первоначально самоликвидация проводилась путём выключения двигателей, в последующем — подрывом ракеты. Т. о. Р-7 была полностью застрахована от сколько-нибудь значительного уклонения от курса на старте, что и подтвердила многолетняя практика эксплуатации как самой этой ракеты, так и её модификаций; — «космодромного спецназа» никогда не существовало, охрану космодромов во все времена существования Советского Союза несли самые обычные солдаты срочной службы. Они никогда не привлекались к поиску мест падения разгонных ступеней ракет-носителей; — после октябрьского 1957 г. Пленума ЦК КПСС, снявшего с должностей Г. К. Жукова (являвшегося до того Министром обороны) и С. М. Штеменко (был начальником ГРУ Генштаба), произошло резкое сокращение сил специального назначения в составе Вооруженных Сил СССР. Если при создании спецназа в 1950 г. в составе армий, округов и флотов были организованы 46 отдельных рот специального назначения, то после октябрьского 1957 г. Пленума их осталось всего 6 в периферийных округах, находившихся в высокой степени готовности к началу военных действий. Все внутренние военные округа СССР лишились подразделений спецназа. Причиной этой реформы явился страх политического руководства страны (лично Хрущёва, осведомлённого о собственной непопулярности среди военных) перед использованием военной верхушкой спецподразделений в целях государственного переворота. Военному спецназу было категорически запрещено принимать участие в операциях на территории СССР. Когда в 1961 г. в Новочеркасске начались беспорядки, Министерство обороны для их подавления было вынуждено использовать самые обычные строевые мотострелковые части, поскольку ближайшее подразделение спецназа находилось чуть ли не за 1 тыс. км южнее, в Армении. Появление военного спецназа на Сев. Урале в феврале 1959 г. абсолютно невозможно;
Советский спецназ по мнению многих истовых «исследователей» трагедии группы Игоря Дятлова — это такие выродки, которым «покрошить в капусту» советских людей завсегда было в удовольствие. Насмотревшиеся отечественной «чернухи» последних лет, эти «исследователи» всерьёз верят, что солдаты и офицеры советского спецназа сначала крушили черепа и рёбра и лишь затем думали головою. Этим мифотворцам, прежде чем городить околесицу, имело бы смысл хоть немного изучить историю вопроса, о котором они берутся судить. И тогда, глядишь, они бы с удивлением узнали, что в январе 1959 г. в Советском Союзе вообще не существовало ни одного подразделения спецназа, способного появиться в горах Северного Урала. МВД и КГБ не имели в своём составе подразделений
соответствующего профиля, а ГРУ Генштаба Министерства обороны держало свои части только в приграничных округах и группах войск. — также абсолютно невозможно появление в окрестностях Холат-Сяхыл и «спецназа КГБ». В результате нескольких трансформаций послесталинской поры знаменитое Бюро № 1 (по диверсионной работе за границей), существовавшее в МГБ на правах отдельного Управления и имевшее штат под 1 тыс. человек, выродилось в 13 отдел 1-го Главного управления с численностью личного состава всего лишь 82 чел. Падение значимости этого подразделения хорошо видно на понижении ранга его руководителя: если П. А. Судоплатов был генераллейтенантом, то И. А. Фадейкин, возглавлявший отдел в 1959 г., всего лишь полковником. Этот спецназ не мог быть использован внутри страны согласно Положению об отделе, а его применение вне СССР могло иметь место только по письменному указанию высшего государственного руководства. Глубоко засекреченное Бюро № 2 МГБ СССР (было ориентировано на «выполнение специальных заданий внутри СССР по пресечению особыми способами враждебной деятельности, проводимой отдельными лицами»), под руководством генерал-майора В. А. Дроздова, на деятельности которого мы ещё остановимся в этом очерке особо, формально было расформировано 1 сентября 1953 г. Хотя личный состав этого крупного подразделения остался в штатах КГБ и приёмы и навыки оперативной работы исчезнувшего Бюро утрачены не были, всё же появление специалистов этого профиля на Холат-Сяхыл следует счесть абсолютно невозможным. Бюро № 2 — это городской спецназ, «заточенный» под действия в городской среде и абсолютно бесполезный для боевой работы в тайге на лыжах. В этом смысле даже самый пьяный и слепой на оба глаза мансийский охотник являлся «спецназовцем» в большей степени, чем костоломы из Бюро № 2; — в Советском Союзе вообще не существовало практики собирать упавшие на землю части ракет-носителей ввиду полнейшей бессмысленности этого занятия (сбор металлолома в нехоженной глухомани и вывоз его вертолётами с финансовой точки зрения себя не оправдывает). Лишь в 90-х гг. прошлого века по требованию международных и отечественных природоохранных организаций появились планы (и началась их частичная реализация) по экологической реновации полей падения отработавших ступеней ракет и вывозу частей последних для утилизации. Кстати, не всегда сбор фрагментов ракет проходил спокойно — местные жители частенько не желали расставаться с нужным в хозяйстве «железом», особенно головными обтекателями большого диаметра и жаловались на действия «сборщиков металлолома»; — кислородо-керосиновые ракетные двигатели не представляют для людей большой опасности в районе падения, двигателей же баллистических ракет, на ядовитом гептиле в 1959 г. не существовало. Кстати, ядовитость последнего также сильно преувеличивается неспециалистами, его ПДК (предельно допустимая концентрация) всего лишь в 20 ниже чем у хорошо всем знакомого нашатырного спирта. Доказывая опасность гептиловых ракет представители экологических организаций оперируют искусственным понятием «плановый пролив топлива в месте падения», которое на самом деле ничего не выражает. В величину «планового пролива» они записывают остатки топлива в баках, которые не могут быть выбраны толпливной арматурой в силу её конструктивных особенностей. При этом экологами по умолчанию считается, что всё топливо попадёт в грунт и воздух в районе падения. Остатки этого топлива и в самом деле могут быть весьма значительны, для ракеты «Циклон-3», например, они составляют 616 кг. гептила для первой ступени и 215 кг. — для второй. Но реально значительного загрязнения местности на месте падения не происходит в силу того, что ступени теряют герметичность на большой высоте, причём зачастую со взрывом, так что на
землю попадает в худшем случае несколько вёдер топлива. Тщательные исследования показали, что уже в 100 м от места падения любой разгонной ступени присутствие гептила не обнаруживается ни в воде, ни в грунте, ни в растениях. Т. о. даже если предположить, что на склон Холат-Сяхыл упала разгонная ступень неизвестной «гептильной» ракеты, то для химического поражения «дятловцев» это должно было произойти в непосредственной близости от палатки. Однако следов падения с большой высоты многотонных фрагментов ракеты никто из поисковиков в районе перевала не наблюдал; — даже если считать, что какая-то гептиловая ракета всё же упала возле палатки на склоне Холат-Сяхыл и члены туристической группы Дятлова получили химическое поражение от пролива топлива, совершенно непонятно для чего несуществующему «космодромному спецназу» надо было их убивать. Практики подобных «зачисток» собственного населения ни до 1959 г., ни после не существовало. В качестве подходящего примера можно привести случай падения 26 января 1983 г. ракеты-носителя рядом с деревней Брин-Наволок в Холмогорском районе Архангельской области. Министрество обороны провело там большую спасательную операцию, вывезло жителей деревни, но никому и в голову не пришло расстрелять или рассадить по тюрьмам свидетелей произошедшей катастрофы. Можно вспомнить и катастрофу стратегической ракеты Р-16 в октябре 1960 г. на Байконуре, в результате которой погиб первый Главнокомандующий РВСН Главный маршал артиллерии Митрофан Иванович Неделин. Мало кто знает, что причастными к тайне этой трагедии оказались люди вообще не имевшие допуска к секретным сведениям — работники больницы, куда привозили пострадавших, и жители ж/дорожной станции Тюратам, в основном казахи, не имевшие к космодрому ни малейшего отношения. И что же? КГБ никого не расстрелял, не рассадил «по кутузкам» и даже не стал отбирать подписки о неразглашении — люди сами понимали мощь довлеющей над ними государственной тайны и защищающего эту тайну КГБ; — ракета зенитного комплекса С-75, принятая на вооружение в ноябре 1957 г. и имевшая жидкостный двигатель второй ступени, не могла оказаться на склоне Холат-Сяхыл ввиду своей малой дальности (29 км у первой модификации). Совершенно непонятно откуда могла прилететь эта ракета, поскольку о частях ПВО в районе Северного Урала в то время ничего не известно. Сухопутные войска Вооружённых сил СССР имели в 1959 г. на вооружении ракетные комплексы малой дальности Р-11М с жидкостной ракетой 8К11 дальностью стрельбы до 180 км. Три ракетные бригады, оснащённые этим вооружением, были развёрнуты в Прикарпатском, Киевском и Воронежском военном округах, т. е. учебные пуски их расчётов никак не могли привести к случайному попаданию ракеты в окрестности Холат-Сяхыл. Среди сторонников «ракетной версии» распространено представление, согласно которому «огненные шары» в небе Северного Урала рождены оптическими эффектами, сопровождающими пуски баллистических ракет большой дальности. Как известно Советский Союз с 1957 г. довольно энергично развивал программу как космического ракетостроения, так и создания межконтинентальных ракет в военных целях. Ракета Р-7 уже вовсю запускалась с Байконура и хотя её запуски никогда не проводились в северном направлении, а лишь в восточном (на Камчатку), тем не менее многие исследователи трагедии на склоне Холат-Сяхыл считают, что работающие двигатели Р-7 могли быть замечены из района Отортена. По мнению сторонников «ракетной версии» одним из самых сильных — «неубиваемых» — аргументов в пользу того, что между запусками балиистических ракет с Байконура и событиями на Сев. Урале существует некая связь, является открытие совпадения даты аварийного запуска ракеты Р-7 с наблюдением «огненных шаров» 31 марта 1959 г. поисковиками. Данное совпадение обнаружил упоминавшийся уже неоднократно в настоящем очерке Евгений Вадимович Буянов, чей персональный вклад в популяризацию истории группы Дятлова и анализ
связанной с нею разнообразной информации трудно переоценить. Открытие, что и говорить, интересно, только никуда не ведущее, поскольку совпадения вообще неспособны дать верную подсказку. Можно математически доказать, что запуски ракет с космодрома Байконур не видны из района перевала Дятлова независимо от погоды и прозрачности атмосферы. Вспомним, что изза кривизны поверхности Земли, для наблюдателя из района Сев. Урала космодром Байконур будет находиться в «зоне невидимости», т. е. ниже линии горизонта. Определим, каково же превышение границы «области видимости» над Байконуром, другими словами, как высоко должна взлететь с космодрома ракета, чтобы её факел попал в поле зрения наблюдателя из района перевала Дятлова. Сделать это довольно просто, зная точное географическое положение точек старта и наблюдения (п. Дятлова: 61°45′17″ с.ш., 59°27′46″ в.д., а для Байконура: 45°57′58″ с.щ., 63°18′28″ в.д.). Проведём небольшие расчёты. Считаем, что оба места лежат на одном меридиане и угловое расстояние по широте между ними равно 15° (на самом деле это не так, но оба допуска играют на руку сторонникам ракетной версии, поскольку уменьшают расстояние между интересующими нас точками, так, например, разница по широте близка скорее к 16° (61°45′17″ — 45°57′58″=15°47′19″), но мы округлим её, всё же, в меньшую сторону).
Схема, поясняющая факт существования над Байконуром «зоны невидимости» для наблюдателя из района пер. Дятлова. Существование такой зоны объясняется кривизной поверхности Земли. Рисунок условен, выполнен без соблюдения масштаба. «Р» — место лагеря поисковиков в районе пер. Дятлова; «В» — Байконур; «О» — центр Земли; «g-g» — условная линия «горизонтального» горизонта, который имел бы место в случае абсолютно ровной земной поверхности вокруг лагеря; «h1» — высота «зоны невидимости» над Байконуром. Из рисунка видно, что треугольник ОРВ — равнобедренный, с длинами бёдер 6356,8 км, и величинами углов «1»= 15° и «2»=82°30′. Параметры прилегающего треугольника найти несложно, поскольку величины его углов определяются, как говорится, «в одно действие».
Полярный радиус Земли известен: 6356,8 км. Тогда мы видим, что радиусы из центра Земли к пер. Дятлова и Байконуру образуют равнобедренный треугольник, параметры которого вычислить совсем несложно. Углы при основании равны [180°-15°]/2=82°30′, а основание x (по теореме синусов) равняется тогда: x/sin15°=6356,8/sin82°30′, т. е. x=1659 км. Итак, мы получили расстояние между точками P и B (т. е. перевалом Дятлова и Байконуром) по прямой, без учёта кривизны Земли. Нас интересует высота h1 прилегающего треугольника, которую можно найти, зная величины углов 3,4 и 5. Найти их нетрудно: угол 3=90°-82°30′=7°30′, угол 4=180°82°30′=97°30′, а угол 5=180°-[7°30′+97°30′]=75°. Далее опять-таки из пропорции по теореме синусов определяем нужную нам высоту h1: 1659/sin75°=h1/sin7°30′, т. е. h1=224,14 км. Высота эта заведомо больше той, на которой происходило выключение двигателей 2-й ступени ракеты Р-7 (имевшее место примерно на 300-ой секунде полёта и высотах в диапазоне 150–190 км), так что полученный ответ «ставит крест» на всех досужих рассуждениях защитников предположения «огненные шары — это оптические эффекты, сопровождающие старты ракет Р-7». Но полученный нами ответ всё же не является окончательным, поскольку на самом деле высота «зоны невидимости» над Байконуром для наблюдателя из лагеря поисковиков 31 марта 1959 г. была гораздо выше. Вспомним, что лагерь был перенесён в долину реки Лозьва и в южном направлении от него находился перевал Дятлова, закрывавший Мещерякову (и другим поисковикам) обзор южной части небосвода. Фактически они не видели ровного горизонта, «горизонт» для них задирался вверх изломанной линией перевала. Определим, как велико было это превышение фактического горизонта над теоретическим, т. е. горизонтальным (уж простите тавтологию).
Карта района перевала Дятлова, иллюстрирующая тезис о превышении фактической линии горизонта в южном направлении для наблюдателя из лагеря поисковиков. Выделенная красным цветом окружность в долине р. Лозьва — предполагаемое местонахождение 31 марта 1959 г. лагеря поисковиков (примерно в 1,5 км севернее перевала). «1», «2» и «3» самые значительные горы в ближайших окрестностях, искажавшие линию горизонта (задиравшие её вверх), синий указатель с буквой «Т» показывает направление на Тюратам
(Байконур). Красным пунктиром показана горизонталь 800 м на перевале Дятлова. Как видно, практически весь перевал имеет высоту более 800 м, а в направлении Тюратама — 840 м. Точное местоположение лагеря поисковиков неизвестно, но мы не ошибёмся, если предположим, что разбит он был в зоне леса, т. е. в диапазоне высот от 600 м до 700 м. Будем считать, что лагерь был поставлен на отметке 650 м на удалении 1,5 км к северу от перевала, это вполне лояльная для наших оппонентов оценка. В направлении Байконура превышение линии горизонта составит [840 м — 650 м]= 190 м на 1,5 км дальности, т. е. угол возвышения местности (на след. схеме это угол 6) составит: tg[190/1500]=0,126(6) => угол 6=7°12′.
Схема, иллюстрирующая повышение «зоны невидимости» над Байконуром для наблюдателя из района пер. Дятлова в силу неровности горного рельефа. Рисунок условен, выполнен без соблюдения масштаба. «Р» — место лагеря поисковиков в районе пер. Дятлова; «В» — Байконур; «О» — центр Земли; «g-g» — условная линия «горизонтального» горизонта, который имел бы место в случае абсолютно ровной земной поверхности вокруг лагеря; «g fact» — фактическая линия горизонта, превышение которой над «g-g» обусловлено возвышением перевала над лагерем поисковиков. Величины углов: «6»=7°12′; «7»=67°48′. Длины отрезков: «S»= 1702,78 км; «h1»=224,14 км; «h2»=230,44 км. Активные участки траекторий всех межконтинентальных баллистических ракет, запускавшихся в прошлом и запускаемых ныне с Байконура, укладываются ниже линии «g fact», а потому остаются невидимы из района пер. Дялова при любом состоянии атмосферы. Соответственно угол 7= 180°-[7°12′+(180°-75°)]=67°48′, а длина S=1702,78 км. По теореме синусов h2/sin7°12′=S/sin67°48′ => h2= S*sin7°12′/sin67°48′ => h2= 1702,78*0,1253/0,9259= 230,44 км. Т. о. суммарная высота «зоны невидимости» над Байконуром для наблюдателя из лагеря в долине Лозьвы составляет h1+h2=224,14+230,44=454,58 км. Никакие ракеты (вообще!) никогда
не залетали на высоты 450 км с работающими двигателями, ни в 50-х гг., ни в последующие десятилетия. Сделанный нами вывод позволяет с абсолютной надёжностью исключить всякую связь странных оптических эффектов в районе Отортена с запусками ракет Р-7 с Байконура. «Огненные шары» порождались Байконуром не более, чем цунами на Цейлоне или озоновой дырой в Антарктиде. Момент этот очень важен, потому что пресловутые «огненные шары» не дают покоя исследователям трагедии группы Игоря Дятлова. Напомним, сам следователь Иванов в своих интервью уже в «перестроечное время», прямо утверждал, что гибель туристической группы находилась по его мнению, в какой-то связи с появлениями в уральском небе «шаров». Это допущение, кстати, мы оспаривать не станем; той концепции событий, которой придерживается автор настоящего очерка, наличие «огненных шаров» в районе Отортена никак не мешает, а скорее даже, помогает. Другое дело, что «шары» эти, по мнению автора, никак не связаны ни с мифическими инопланетянами, ни с байконурскими ракетами, что и было только что доказано. У шаров этих совершенно земное происхождение, рождены они человеческой деятельностью и совершенно неслучайно, что после лета 1960 г. «огненные шары» над территорией Северного Урала летать вдруг перестали. Но об этом чуть позже. Напоследок остаётся сказать, что «ракетную» версию автор очерка считает самой паскудной, самой гадкой из всех. При всём желании оставаться хладнокровным, воздержаться от эмоциональной оценки невозможно, поскольку она — эта версия — мажет чёрной краской гнусной клеветы и наговора целый пласт самых достойных и честных людей, рождённых в СССР. Имеется в виду прежде всего наша техническая элита, элита воистину мирового масштаба, обеспечившая всему человечеству фантастический скачок в области авиационнокосмических технологий. Скачок этот был совершён именно тогда, во второй половине 50-х гг., именно эти люди (сами того не ведая) не просто проторили человечеству дорогу в космос, но сформировали новый тип мышления, тот общемировой «космизм», который прочно вошёл в нашу жизнь и ныне воспринимается буднично, а тогда казался чем-то совершенно невероятным. Эта версия клевещет на защитников нашей Родины, тех самых людей, чьё бескомпромиссное восприятие и добросовестное исполнение служебного долга обеспечили нашей Родине более полувека мирной жизни. Плевать на идиотов, вроде Хрущёва, Советский Союз — это ведь не только Хрущёв и марксистские доктринёры из ЦК, это ещё и наши с вашими родители и деды! Надо всегда помнить и ясно сознавать: если бы защитники Родины не исполнили тогда свой долг самым добросовестным образом, то президент Эйзенхауэр не задумываясь стёр бы СССР, Россию и русских с лица земли. Превратил бы в радиоактивную пыль, как проделали это американцы с Хиросимой и Нагасаки в 1945 г. Американцы не раз демонстрировали всему миру, сколь далеко они могут зайти в пренебрежении чужими интересами. Надо просто иметь память, чтобы этого не забывать. Мы имеем сейчас возможность ковыряться в Интернете и говорить о трагедии группы Игоря Дятлова лишь потому, что такую возможность нам предоставили наши отцы и деды в 40– 50-х гг. и сделали это весьма неплохо. Тем, кто берётся подходить к их оценке со своим убогим аршином, хочется сказать раз и навсегда: не судите по себе о людях! Впрочем, вернёмся к разбору техногенно-криминальных версий. Благо, их осталось совсем немного. 3) Гибель группы Игоря Дятлова явилась результатом нападения уголовников, бежавших с объектов Ивдельского ИТК. Версия намного более разумная, нежели «про ракеты и спецназ», поскольку в появление уголовников на склоне Холат-Сяхыл поверить можно скорее, нежели в несуществовавшие «группы спецназа» и непадавшие ракеты. Однако, данная версия вступаетв
явное противоречие с зафиксированным следствием фактическим материалом: все деньги и документы группы остались нетронуты, спирт — цел, фотоаппараты и часы преступники не похитили… Есть и ещё одна немаловажная деталь — если бы на палатку «дятловцев» действительно вышли бежавшие уголовники, то они не отпустили бы девушек. Речь даже не о том, можно ли изнасиловать девушку при температуре -20 °C? Уголовники не отпустили бы девушек просто для того, чтобы поиздеваться, покуражиться. Кроме того, уголовники не стали бы церемониться в выборе средств убийства, а значит, у трупов были бы сломаны челюсти, выбиты зубы и обязательно имелись бы ножевые ранения. Бежавшего из «зоны» урку представить без ножа невозможно. Однако, ничего подобного, как мы помним, судмедэксперт Возрождённый не описал. Погибшие туристы были убиты очень аккуратно, насколько эпитет «аккуратно» применим к понятию убийство. На основании всех этих соображений следует обоснованно сомневаться в том, что уголовники могли иметь отношение к гибели группы Игоря Дятлова. 4) Гибель группы Игоря Дятлова явилась результатом нападения нелегальных золотодобытчиков (как разновидность версии № 3). Данная гипотеза является модификацией предыдущей. Вместо «бежавших зэков» в качестве убийц выступают «золотодобытчики», нелегально намывавшие золото в долине Лозьвы. По этой версии настил, найденный в овраге, принадлежал именно «золотодобытчикам», поскольку измученные холодом «дятловцы» никак не могли его соорудить собственными силами. Промысел «чёрных золотодобытчиков» (ещё их называли «чёрными артельщиками») был абсолютно незаконен и эти люди вполне могли решиться на убийство лиц, грозивших им расконспирацией. Остаётся добавить, что в нелегальной добыче и обороте золота на территории СССР вплоть до самой перестройки большую роль играли депортированные чеченцы и ингуши, а ёмкость этого рныка в середине 80-х гг. оценивалась в 10 тонн золота в год. Даже если сделать поправку на то, что в конце 50-х гг. масштабы были куда скромнее, да и организованной преступности, строго говоря, не существовало, всё равно серьёзность этого явления недооценивать не стоит. Однако и версия гибели группы Дятлова от рук «чёрных артельщиков» тоже не проходит. Зимой золото намывать невозможно даже у незамерзающего ручья, во-первых, очень холодно для того, чтобы возиться с водой, а во-вторых, световой день слишком короток. Кроме того, не забываем о сложности снабжения такой группы всем необходимым — следы лыжных «ходок» от ближайшего жилья всё рассказали бы местным манси о непрошеных гостях. В общем, в дикой местности в зимнее время подобный тайный промысел невозможен. Известны случаи, когда в зимнее время «чёрные артельщики» оборудовали свои «схроны» возле рудничных отвалов золотых приисков и просеивали их под самым носом охраны (а возможно с её ведома). Это совсем иной вид деятельности и к нашему случаю он не имеет ни малейшего отношения. Кроме того, «артельщики», убив туристов, явно не отказали бы себе в том, чтобы поживиться имуществом жертв. Чего им стесняться — они и так уже заработали «вышку», обвинение в грабеже никак не усугубило бы их положение в случае ареста. Однако, этого мы не видим. Опять же, остаётся в силе аргумент о характере травм, которые должны были быть причинены погибшим — нет ножевых ранений, нет бросающихся в глаза следов побоев. 5) Гибель группы Игоря Дятлова явилась результатом падения на палатку подвесной части (гондолы) неуправляемого американского аэростата. Версия, мягко говоря, очень странная и по своей вероятности сопоставимая, скажем, с попаданием метеорита в палатку «дятловцев». Своим рождением сия гипотеза обязана тому факту, что американская разведка на протяжении многих лет запускала в сторону советской территории неуправляемые аэростаты с фотоаппаратурой. Иногда они падали, либо их сбивали, такое, например, случилось 16 ноября 1959 г. под Волгоградом. Тогда зенитной ракетой комплекса ПВО С-75 на высоте 20 км был
уничтожен разведывательный аэростат, фрагменты которого были предъявлены мировому сообществу. Согласно этой версии, гондола аэростата, терявшего высоту из-за повреждения оболочки, «проехалась» по дальней входа части палатки, не оставив на снегу узнаваемых следов и тяжело травмировав Дубинину, Золотарёва и Тибо-Бриньоля. Последний спал на фотоаппарате и… знакомо, не правда ли? Далее последовал забег по склону студентов, напуганных неведомым объектом, коварно упавшим с неба прямо на палатку… безуспешная борьбы за жизнь… замерзание. Версия эта изначально выглядит очень наивной хотя бы потому, что авторы её элементарно не представляют себе тот объект, о котором пытаются фантазировать. Для того, чтобы внести ясность в обсуждаемый вопрос, имеет смысл несколько углубиться в исторические и технические детали, которые хотя и не связаны напрямую с обстоятельствами гибели группы Игоря Дятлова, всё же интересны сами по себе. Кроме того, в Интернете практически нет достоверной информации об американских разведывательных аэростатах, так что подобный экскурс, надеемся, окажется вдвойне интересен. Начиная с 1953 г. представители американского разведывательного сообщества носились с идеей запуска в сторону СССР автоматических аэростатов в фотоаппаратурой на борту. К тому времени метеорологи уже знали, что громадные массы воздуха на больших высотах проделывают путь от Средиземноморья до Охотского моря и аэростат, запущенный в Турции, теоретически может долететь до Тихого океана. Надо только, чтобы он держался в нужном воздушном эшелоне (на высоте примерно 20 км или выше). Многолетнее кипение американской конструкторской мысли вылилось в проект «Джинетрикс» («Genetrix»), в рамках которого были разработаны управляемые автоматические аэростаты, призванные якобы, осуществлять метеорологические наблюдения, а на самом деле — проводить фотографирование поверхности Земли. Это были настоящие мастодонты. Объём собственно баллона, обеспечивавшего подъёмную силу, был рассчитан на закачку 1600 куб. метров гелия. К баллону крепились два коромысла (очень похожие на те, при помощи которых в деревнях носят воду — и это не шутка, они действительно деревянные и действительно похожи!), на противоположных концах которых подвешивались плетёная из лозы корзина и пенопластовый блок с фото- и радиотехнической аппаратурой. В плетёной корзине устанавливались некоторые из приборов, а также к ней подвешивался балласт, который мог сбрасываться в полёте.
Части американского фоторазведывательного аэростата, сбитого в 1957 г. в воздушном пространстве СССР. Слева направо: плетёная из лозы корзина размером 1050 мм*1050 мм*1050 мм; пенопластовый контейнер с двумя фотоаппаратами и приборами астронавигации; один из приборов бортовой автоматики, извлечённый из корзины. Общий вес взлетавшего аэростата составлял 650–700 кг. Его фактический маршрут определялся по звёздам и сверялся с полётным заданием, заложенным в специальный навигационный автомат; в том случае, если аэростат оказывался в нужном районе, по команде программного блока производилось фотографирование земной поверхности. Запас плёнки в каждом из фотоаппаратов составлял 500 кадров. При потере высоты, например, в силу повреждения одного из баллонов с гелием, управляющее устройство давало команду на сброс определённой части балласта. Аэростат был оснащён средствами КВ и УКВ связи, а также специальным шифрующим устройством. После успешного завершения миссии, баллоны с гелием должны были быть сдуты над Тихим океаном, а координаты точки приводнения сообщены в эфир. Запуски по программе «Джинетрикс» начались 10 января 1956 г., причём американцы с помпой уведомили об этом средства массовой информации. Демонстративной открытостью своих действий американская разведка, видимо, рассчитывала усыпить бдительность советской госбезопасности. Первый аэростат запустили в Японии, дабы замаскировать истинный объект своих интересов, а в дальнейшем все запуски проводились с территорий, расположенных западнее СССР, в основном из Турции. В течение первого же месяца реализации программы советские силы ПВО сбили 50 аэростатов — они оказались весьма уязвимы ввиду малой скорости полёта и неспособности к активному маневрированию. Хотя МИГи-перехватчики не могли подняться на высоту 20 и более км, тем не менее им удавалось плотным заградительным огнём снизу повреждать баллоны с гелием. 9 февраля 1956 г. советский МИД устроил пресс-конференцию, посвящённую «новой провокационной вылазке американской военщины», на которой полковник Таранцев, представитель Генерального штаба, рассказал о массовых перехватах американских аэростатов и истинном назначении последних. Усомниться в правдивости рассказа полковника было невозможно — перед зданием пресс-центра были выставлены гондолы и подвесные контейнеры десятков сбитых аэростатов, а их баллоны разложены на асфальте автостоянки. Супостат сделал определённые выводы из успехов советских сил ПВО и несмотря на неудачное начало, от программы «Джинетрикс» не отказался. Изменился технический облик запускаемых аэростатов, прежде всего в сторону их минимизации. Ушли в прошлое гондолы из лозы и пенопластовые контейнеры, значительно — более чем в 10 раз! — уменьшились объёмы
баллонов с гелием. Новая модель аэростатов имела совокупный объём баллонов всего лишь 4 тыс. кубических футов (115 кубометров). Подъёмная сила подобного аэростата у поверхности Земли при +15 °C не превышала 140 кг., а с ростом высоты только падала. Ни о каких подвесных гондолах весом в несколько центнеров уже могло быть и речи — их вес теперь едва ли превышал 30 кг., поскольку более значительную массу аэростат банально не смог бы «затащить» на высоту 20 км. На представленных ниже фотографиях из американской телепередачи, посвящённой этим аэростатам, можно видеть такую гондолу вблизи. Два взрослых человека спокойно её кантуют, переворачивают с бока на бок, а потом грузят на автомобиль.
Так выглядел модернизированный американцами в 1958 г. высотный разведывательный аэростат, который некоторые из исследователей трагедии группы Игоря Дятлова прочили на роль «спускового крючка» трагедии. Фотографии из американской телепередачи 1964 г. В фантазиях «дятловедов» размеры баллона разрастались до размеров футбольного поля, а вес гондолы достигал полутора центнеров. Вид аэростата в ночном небе должен был быть столь ужасен, что перепуганные туристы после падения гондолы на палатку, должны были бежать от неё вниз по склону без рукавиц и валенок полтора километра! На самом деле, с технической точки зрения всё куда прозаичнее — суммарный объём баллонов с гелием не превышал 4 тыс. кубически футов (это всего-навсего 115 куб. метров), а вес гондолы едва ли достигал 2 пудов. Во всяком случае, мужчины, которых можно видеть на крайнем правом фотоснимке, без труда кантовали её вдвоём. Понятно, что даже 30килограммовая гондола, упавшая с неба, была способна убить человека, но как хорошо видно, в ней нет ничего такого, что могло бы побудить людей бежать от неё прочь в зимнюю ночь. Программа фотографирования глубинных районов СССР автоматическими управляемыми аэростатами продолжалась вплоть до 1964 г. За 8 лет американцы запустили около 12 тыс. таких устройств. Некоторые из «исследователей» трагедии группы Игоря Дятлова допускают, что одно из них обрушилось вечером 1 февраля 1959 г. на палатку туристов. Возражения против этой версии событий в целом те же, что и в отношении «катящейся бомбы» и лавины (невозможна транспортировка раненых по склону и пр.), но есть и пара специфических аргументов. Дело в том, что аэростат, терявший высоту, никак не мог после удара гондолой о грунт взмыть вверх и исчезнуть в небесах. Он непременно должен был упасть где-то совсем неподалёку. Однако поисковики его не нашли, хотя самым добросовестным образом обшарили все окрестности Холат-Сяхыл. Чтобы объяснить отсутствие аэростата, необходимо вводить в сюжет целенаправленные действия некоего таинственного «спецназа»,
успевшего вывезти упавший с неба объект до появления поисковиков. Но как было показано выше, никакого особого мобильного спецназа, способного выдвинуться в район Отортена, провести там поисковую операцию и вывезти таинственный груз, в СССР просто не существовало. Кроме того, совершенно непонятно, для чего советским властям понадобилось бы маскировать факт гибели граждан СССР по вине американской разведывательной техники. Наоборот, такой факт следовало бы предать огласке и максимально «распиарить» — это был бы отличный козырь в идеологическом противостоянии. Другим серьёзным аргументом против версии «аэростата-убийцы» является предположение о поспешном отступлении туристов от палатки вниз по склону после того, как гондола упала на них сверху. Подобная пугливость представляется в высшей степени недостоверной — все участники похода прекрасно знали, что такое аэростат, который в то время вовсе не был таким экзотичным изделием, как сейчас. Даже если принять на веру, что падение гондолы привело к тяжёлому травмированию трёх членов группы, совершенно невозможно понять, почему остальные бросили палатку, не забрав тёплых вещей. Конечно, гондола, неуправляемо волочащаяся по земле, представляла определённую угрозу, но вовсе не столь фатальную и неудержимую, чтобы бежать от неё неведомо куда без обуви, рукавиц и шапок. Наоборот, имело смысл понаблюдать за движением опасного предмета, оставаясь на месте и лишь после его исчезновения приступать к каким-либо активным действиям. В общем, версия «падающего аэростата» должна рассматриваться как крайне вздорная, наивная, внутренне противоречивая, не имеющая под собой ни малейших фактических оснований. Говорить больше не о чем. На этом разбор существующих версий следует остановить, поскольку написано достаточно. Приходится констатировать, что выдвинутые на данный момент объяснения событий на перевале Дятлова в феврале 1959 г. выглядят надуманными, противоречивыми и малоубедительными.
16. Непредвзятый анализ событий на склоне ХолатСяхыл во второй половине дня 1 февраля 1959 г. Объективность «фактора страха», влиявшего на принимаемые туристами решения Убедившись в полной несостоятельности прочих версий, попробуем дать свою трактовку произошедшему на склоне горы Холат-Сяхыл в районе 16 часов 1 февраля 1959 г. Как известно, правильно заданный вопрос — это уже половина ответа, так что постраемся правильно сформулировать самый главный вопрос, который должен задать себе исследователь трагедии группы Дятлова после изучения всей доступной фактологии. Звучать такой вопрос, по мнению автора, должен так: какие именно обстоятельства придают истории гибели этой туристической группы крайнюю запутанность, непонятность и неочевидность? Можно сказать и проще: что именно сбивает с толку исследователей, в чём кроется коренное отличие обстоятельств гибели этих туристов от множества иных случаев гибели людей в туристических и альпинистских походах? Исчерпывающий ответ позволит понять природу той силы, которая погубила туристов, её источник и особенности действия. Итак, попробуем перечислить по порядку самые явные, бросающиеся в глаза странности произошедшего на склоне Холат-Сяхыл: 1) Очевидная разделённость по месту и времени воздействующих факторов: возле палатки на склоне имело место «запугивание», или скажем иначе, «устрашающее воздейстие», однако фатальные повреждения, повлёкшие гибель людей, оказались причинены далеко внизу — у кедра и в овраге. Причём, случилось это по истечении нескольких часов с момента «устрашающего воздействия» на склоне горы. Почему запугивающий фактор не реализовался сразу в момент появления возле палатки? «Дятловцы» уходили от палатки пешком, без обуви, пересекая три каменистых гряды, они никак не могли убежать от погнавшей их вниз угрозы. Однако то, что им грозило, почему-то не убило никого из них наверху. Единственное исключение — Рустем Слободин, но это кажущееся исключение, ведь его тоже не убили возле палатки. Что бы с ним не случилось, Рустем какое-то время двигался вниз самостоятельно и умер на склоне именно от замерзания. Почему убийство не произошло возле палатки? Ответов может быть несколько и первый из них можно сформулировать следующим образом: тот, кто запугивал туристов, не желал, чтобы их трупы оказались найдены возле палатки. Существуют и другой ответ, дополняющий первый: тому, кто был источником «устрашающего воздействия», было трудно контролировать довольно большую группу туристов, ему было проще прогнать их, в надежде, что холод и ветер сделают всю работу за него. Этому предположению есть весомое подтверждение — Тибо-Бриньоль и Золотарёв умудрились остаться одетыми и обутыми в отличие от остальных членов группы. Предположение, будто их одевали остальные члены группы не выдерживает критики, поскольку невозможно представить, чтобы Игорь Дятлов позволил обувать совершенно чужого ему Семёна Золотарёва вместо Зины Колмогоровой, которой открыто симпатизировал длительное время. Причём, Дятлова никто бы не осудил, все бы поняли его рыцарское поведение в отношении девушки. Существует только одно реалистичное объяснение того факта, что Тибо и Золотарёв оказались обуты и хорошо одеты (за исключением ветровок, найденных в палатке), а именно — на какой-то промежуток времени эти двое оказались вне контроля своего противника и, воспользовавшись этим, отделились от
группы. 2) Какова бы ни была причина возникновения «фактора страха» (она умышленно нами пока не уточняется, поскольку заслуживает отдельного разговора) созданная им угроза объективно существовала. Напомним, что Тибо-Бриньоль и Золотарёв были одеты и обуты, они были здоровы и не были истощены длительным переходом. Какая бы сила не выгнала их из палатки, они должны были стопроцентно пережить ночь. Исследователи «дятловской» трагедии любят рассуждать о всевозможных советских спецназах, в которых разбираются, как свиньи в апельсинах, но при этом они, похоже, даже не знают того, что советские диверсанты вообще не имели палаток. Они им в принципе не полагались. Даже в условиях Заполярья советский спецназ должен был выживать, что называется, на снегу. Тот настил, что четвёрка ЗолотарёвДубинина-Тибо-Колеватов сделала в овраге называется так «дятловедами» «настилом» сугубо от неосведомлённости — это типичная партизанская «лёжка» (точнее, одна из трёх основных разновидностей таковых). А это означает, что по крайней мере два участника похода — Тибо и Золотарёв — должны были пережить ночь без особого ущерба для здоровья. Однако, не пережили. Почему? Потому что их убили. Какой бы страх не напугал туристов на склоне ХолатСяхыл, этот страх спустился вслед за ними в долину Лозьвы и добил их там. 3) Почему вообще появился костёр у кедра? Какую он нёс функцинальную нагрузку? Первое, что приходит на ум — огонь даёт тепло и костёр в условиях зимней ночи (вечера) превращается в источник энергии, сил и самой жизни. Объяснение это кажущееся, поскольку на ветру у костра согреться невозможно — охлаждаемая площадь тела всегда будет больше согреваемой и все опытные туристы это прекрасно знают. Второе объяснение, менее очевидное, но более достоверное — пламя костра являлось ориентиром для отсутствующих членов группы, прежде всего Слободина, который явно у костра не был и скончался на склоне ещё при спуске. Возвышенное местоположение кедра вроде бы подтверждает это предположение. Для согревания огонь следовало разводить в овраге, однако там он не мог служить ориентиром. И что же получается? «Дятловцы» были сильно напуганы на склоне, но внизу их страх прошёл настолько, что они решились развести сильный костёр, не задумавшись об угрозе демаскировать себя. А это возможно только в том случае, если разводившие костёр не боялись преследования. Однако, как было сказано в п.2, преследование всё же имело место. Т. е. налицо ошибка в определении истинных намерений противника. 4) Совершенно очевидно разделение группы, последовавшее у кедра. Мы знаем точно, что четвёрка, ушедшая в овраг, находилась под кедром, возможно, даже помогала разводить костёр, однако, в дальнейшем отказалась взаимодействовать с остальной группой. Почему произошло такое разделение? Случайно ли, что от кедра ушли самые старшие по возрасту (и жизненному опыту) члены группы — Золотарёв (1921 г.р.), Тибо-Бриньоль (1934 г.р.) и Колеватов (1934 г.р.). Как бы они не мотивировали свое намерение удалиться от костра, их доводы оказались достаточно убедительны для присоединившейся к ним Людмилы Дубининой. Примечательно, что ушедшие не разожгли ничего похожего на костёр под кедром, хотя это было бы на первый взгляд логично, ведь хорошо укрыться от ветра в овраге, но устроиться там с костерком — ещё лучше. Почему же ушедшие не развели костёр? Ответ может быть только один — их нежелание разводить огонь объясняется опасением себя демаскировать, или говоря иначе, страхом перед возможным преследованием. Т. о. можно констатировать, что группа разделилась в силу явного несовпадения оценки опасности противника. Старшие члены группы боялись его больше, нежели молодые. 5) Если четверо туристов, укрывшиеся в овраге, действительно допускали возможность преследования, то почему они не сделали попытки уйти дальше в лес? Казалось бы, боишься злобного врага, с которым не можешь совладать, так беги что есть сил, используй полученную
фору! Однако, это только кажущийся выход из положения. Сделавшие настил явно соизмеряли свои возможности с противостоящей им силой и выбирали оптимальное решение. Можно не сомневаться, что вариант ухода вглубь леса, допускавший несколько способов реализации (разбившись на пары, либо всей группой, движение к лабазу, либо просто уход в лес в произвольном направлении), рассматривался и был отвергнут. Причин для подобного решения могло оказаться множество, но только одна гарантированно могла заставить отказаться от спасения бегством — отсутствие лыж, без которых движение по заснеженному лесу чрезвычайно затруднялось. Другими словами, разместившиеся на настиле люди понимали, что им не удастся убежать в случае погони. И в овраге они прятались не только от ветра. Кто бы ни выбирал положение настила — Золотарёв или кто-то другой — ему удалось подыскать место оптимальнейшее из всех возможных. Выше уже приводилась схема размещения настила в овраге относительно кедра. Из неё можно видеть, что настил, расположенный юго-западнее кедра, является отличным местом наблюдения за склоном Холат-Сяхыл. Сидящие на настиле люди могли заметить преследование, оставаясь в темноте (точнее в снежной яме), в то время как люди у кедра были лишены этой возможности в силу хорошо известной особенности человеческого зрения (невозможно видеть плохо освещённые детали, находясь подле сильного источника света, каковым в нашем случае был костёр). Т. о. настил в овраге был не только местом спасения от ветра, но и наблюдательным пунктом, позволявшим увидеть и услышать приближение к кедру со стороны склона Холат-Сяхыл противника. При этом сами наблюдатели оставались незамеченными, поскольку следовая дорожка от палатки к кедру проходила от них несколько в стороне. 6) Отсутствие у всех членов группы предсмертных записей, проливающих свет на произошедшее в последние часы жизни, вызывает подозрение об обыске тел. Подозрение это ещё более усиливается, если принять во внимание отсутствие блокнота Александра Колеватова, который как это точно известно, находился всегда при нём, в т. ч. и в этом походе (о чём сообщал Юрий Юдин). Предположение, согласно которому блокнот Колеватова пошёл на растопку костра, не может рассматриваться как удовлетворительное, поскольку особых затруднений с горючим материалом находившиеся под кедром не испытывали. Во-первых, у них были (и остались нетронутыми) бумажные банкноты, а во-вторых, вокруг рос березняк. Лучший материал для розжига, чем береста, придумать трудно. Косвенным указанием на обыск трупов может служить то обстоятельство, что практически все пуговицы на карманах погибших оказались расстёгнуты. Ощущение странности этого обыска усилится, если мы примем во внимание, что ценные вещи, деньги и документы погибших остались нетронуты (то же касается и имущества в палатке, из которого ничего не пропало). Этому странному факту можно дать единственное разумное объяснение — материальные ценности не интересовали тех, кто устроил этот обыск, они целенаправленно искали в карманах погибших записки, а также плёнку из фотоаппарата Семёна Золотарёва, упоминание о которой также отсутствует в уголовном деле. 7) Характер повреждений, причинённых палатке, кажется странным, нелогичным и на первый взгляд необъяснимым. Почему ей причинены такие странные повреждения, если они, как было доказано выше, не использовались для определения толщины свалившегося на скат снега и вовсе не служили для пропуска воздуха внутрь? Можно дать, пожалуй, только одно непротиворечивое объяснение странным порезам, сделанным изнутри: короткие (преимущественно горизонтальные) и длинные вертикальные разрезы наносились преступниками уже после изгнания туристов и служили разным целям. Короткие использовались для контроля за склоном в том направлении, в котором ушли «дятловцы», длинные же были нанесены с целью привести палатку в негодность, дабы исключить
возможность её использования в дальнейшем. Эти разрезы были причинены убийцами перед тем, как покинуть лагерь и отправиться вниз, к костру, который они увидели у кедра. Возможно, убийцы подозревали, что костёр использован для отвлечения их внимания и в то время, пока они будут двигаться в долину Лозьвы, кто-то из «дятловцев» попытается снять палатку или забрать из неё вещи. Даже если бы членам группы Игоря Дятлова этот фокус и удался, то исполосованный по меньшей мере шестью длинными разрезами скат существенно уменьшал ценность полученного трофея. 8) Нелогичным и непонятным с точки зрения здравого смысла кажется присутствие на крыше палатки исправного фонарика, принадлежавшего Игорю Дятлову. Напомним, он был брошен прямо на скат и под ним находился некоторый слой снега (до 10 см). Казалось бы, уходившая группа должна была прихватить его с собою. Однако фонарик был брошен и притом спустя заметное время с момента установки палатки (ведь надо не забывать, что на скат оказался надут ветром некоторый слой снега!). Почему? Существует лишь один разумный ответ — фонарик был оставлен Дятловым не добровольно, а под принуждением. И уже после этого фонариком пользовались те, кто грозил группе и выгнал её на мороз. С какой целью мог быть использован фонарик? Очевидно для того, чтобы осмотреть окрестности палатки в темноте. Из той же серии и вопрос про рубашку-ковбойку Дятлова с завёрнутыми тапочками и носками, найденную на удалении примерно 10 м от палатки. Разумеется, Игорь захватил бы её с собою вниз, если бы мог, тем более, что она явно находилась в его руках, когда он покидал палатку. Однако, ему пришлось её отбросить в сторону и сделал он это явно недобровольно. А это означает, что те, кто запугивал группу, добивались того, чтобы туристы ничего не унесли с собою. 9) В развитие п.8) можно указать на ещё одну серьёзную, но не привлекающую к себе на первый взгляд внимание несуразность. Шестеро из девяти погибших туристов были разуты, если совсем точно — они были в носках. Седьмой — Рустем Слободин — был обут в один валенок. А ведь все члены группы имели сменную обувь для пребывания в палатке. Если человек шёл на лыжах в ботинках, то вечером обувал валенки (либо наоборот, поскольку на фотографиях видно, что на лыжи можно было вставать и имея на ногах валенки, кожаное крепление это допускало). Кстати, в качестве сменной обуви использовались и тапочки — две пары таковых были описаны среди вещей, найденных в палатке. Вспомним о стельках, найденных на груди Рустема Слободина — он их вытащил из ботинок, обувшись в валенки, один из которых так и остался на его ноге. В любом случае, пребывание внутри палатки в носках не предполагалось — банально замерзали ноги (ведь в палатке в условиях холодной ночёвки всё время была отрицательная температура). Нетрудно понять, что переобувание осуществлялось довольно быстро, никто ведь явно не морозил ноги по полчаса. Однако на трупах погибших мы видим нечто среднее — «дятловцы» оказались и без валенок, и без ботинок, и без тапочек. Даже если некая угроза и заставила их покинуть палатку в момент переобувания, то люди, выскакивая на снег, не выпустили бы из рук обувь, поскольку самое логичное в такой ситуации — предохранить от замерзания ноги. Однако почти у всей группы ноги оказались не защищены от холода. Почему так случилось? Какие версии ни выдумывай, каких инопланетян или снегоходы не вводи в сюжет, никак не уйти от вполне очевидного ответа: тот, кто грозил туристам возле палатки, потребовал, чтобы «дятловцы» разулись. 10) Существует ещё одна труднообъяснимая странность, сбивающая с толку кажущейся нелогичностью — нахождение последних четырёх тел в стороне от настила в овраге. Причём тела погибших размещались очень компактно, на площади едва ли в 4 кв.м. (и даже меньше)! Если бы погибшие лежали на настиле, то это выглядело бы логичным, вполне объяснимым и не вызывало бы никаких вопросов. Но почему тела оказались вне настила, на удалении,
исключающем самопороизвольное перемещение трупов? Ответ может существовать только один — их переместили в сторону от настила умышленно в надежде, что обнаружение настила поисковиками не приведёт к обнаружению трупов. Может существовать и другой ответ, вполне равновероятный — убийцы банально не нашли в темноте настил и сбросили тела в заснеженный овраг, точно в братскую могилу. 11) Наконец, почему погибшие не воспользовались фрагментами одежды, срезанными с тел Кривонищенко и Дорошенко? Лишь Людмила Дубинина замотала ногу половинкой разрезанной кофты, да и то своей же собственной! При этом Людмила одела на себя штаны и свитер Кривонищенко, явно снятые уже с трупа (именно на этих предметах одежды физикотехническая экспертиза и обнаружила следы радиоактивной пыли. Третьим радиоактивным предметом, как мы знаем, являлся свитер Тибо, но и он мог принадлежать Кривонищенко). Почему так случилось? Ответ может быть только один — трупы Дорошенко и Кривонищенко подвергались раздеванию в несколько приёмов (т. е. как минимум, дважды). Другими словами, в какой-то момент вся четвёрка покинула настил, кто-то из членов этой маленькой группы приблизился в кедру и произвёл первоначальное раздевание тел погибших, завладев штанами и двумя свитерами. Через некоторое время было принято решение довершить начатое дело и к телам Кривонищенко и Дорошенко вторично подошли члены четвёрки. Тогда было произведено частичное срезание частей одежды, но разрезанными вещами члены группы уже не воспользовались. Смерть пришла раньше. Эта цепочку странных событий можно продолжить, но даже перечисленного с лихвой хватит для того, чтобы сделать однозначный вывод: в роли «фактора страха» и убийц выступали люди. Злонамеренные, целеустремлённые, руководствовавшиеся логикой, которую мы, зная исход трагедии, вполне можем просчитать. Никакая шаровая молния или гондола американского аэростата, лыжи аэросаней или проклятие мансийского шамана, снежная гроза или ужасный инфразвук не могут преследовать группу с интервалом в несколько часов, не могут обыскивать погибших и сбрасывать их тела в общую снежную могилу в овраге.
17. Кто убивал: значимые черты обобщённого портрета убийц на основании предполагаемой поведенческой модели Что же можно сказать об убийцах, основываясь на зафиксированных следствием деталях преступления и сделанных выше выводах? Пойдём по порядку: — Убийцы не являлись членами группы Игоря Дятлова, в противном случае согласованные действия группы были бы исключены. Между тем, «дятловцы» отступали от палатки все вместе, в одном направлении и при сохранении, как минимум, голосового контакта. В дальнейшем мы видим согласованные действия под кедром и в овраге; — Убийц было немного — 2, максимум, 3 человека — поскольку эти люди испытывали явное затруднение с контролем всей группы туристов. Именно их неспособность полностью контролировать всю группу обеспечила Золотарёву и Тибо-Бриньолю возможность отделиться в самом начале нападения и сохранить одежду, обувь, головные уборы; — Убийцы были вооружены огнестрельным оружием, поскольку без него им не удалось бы добиться повиновения группы из 9 человек, располагавшей по меньшей мере 3 топорами, 5 ножами и 2 лыжными палками. Именно подавляющее силовое превосходство противника заставило по меньшей мере семерых взрослых, адекватных и достаточно опытных людей подчиниться совершенно диким на первый взгляд требованиям снять головные уборы, перчатки и обувь. Без огнестрельного оружия противник не смог бы подавить волю к сопротивлению до такой степени; обязательно началась бы групповая драка, свалка и на телах и одежде погибших появились бы связанные с этим специфические повреждения; — Убийцы явно выдавали себя не за тех, кем являлись на самом деле. Именно этим объясняется недооценка некоторыми членами группы степени угрозы, созданной этими людьми. Их агрессивные действия были восприняты дятловцами (по крайней мере на первом этапе) как ограбление. А это вызвало успокоение части группы, склонившейся к мысли, что достаточно переждать ночь (либо даже несколько часов), а потом вернуться к палатке — и на этом все неприятности закончатся; — Противник изначально ставил перед собою задачу полного уничтожения группы Дятлова. Однако уничтожение это должно было не оставить следов явного насилия и казаться следствием некоего стихийного воздействия неопределённой природы. Поэтому противник, грозя «дятловцам» оружием, в ход его не пускал и пускать не намеревался. Даже когда последних членов группы пришлось добивать (так сказать, умерщвлять принудительно) это было проделано без использования оружия; — Напавшие не принадлежали к силовым структурам Советского Союза (т. е. Вооружённым Силам, МВД, КГБ). Кто бы ни убивал группу Игоря Дятлова эти люди очень боялись расследования, которое могло последовать после обнаружения тел исчезнувших туристов. Убийцы понимали, что погибших будут искать и непременно найдут. И если на телах погибших останутся следы ранений от огнестрельного или холодного оружия, то это может оказаться фатальным для них (т. е. убийц). Именно страх перед возможным расследованием побуждал злоумышленников действовать неоптимальным способом, т. е. убивать без использования оружия. Причём, следует не забывать, что «неоптимальность» в данном случае означает не только затраты лишних времени и сил, но и серьёзный риск, поскольку по крайней мере у двух, из ушедших в долину Лозьвы, имелись ножи. Наличие этого «фактора страха»
является весомым аргументом в пользу того, что убийцы никак не были связаны с силовыми структурами СССР; — Напавшие не принадлежали к маргинальным слоям советского общества — уголовникам, «чёрным артельщикам» (старателям), ссыльнопоселенцам и т. п. Убийцы явно проверили имущество, находившееся в палатке, поскольку в их распоряжении имелось довольно много времени с момента изгнания группы и до появления костра код кедром, побудившего их двинуться в долину Лозьвы. Но они не польстились на ценности. Напомним, что общая сумма наличных денег, находившихся в распоряжении группы Игоря Дятлова, приближалась к 2 тыс. руб. Чтобы читатель составил представление о её товарном эквиваленте, сообщим, что цена бутылки водки составляла тогда 22–26 руб. (в зависимости от сорта), медсестра зарабатывала в месяц 450 руб., младший лейтенант Вооружённых Сил — 1100 руб., врач ускоренного (т. н. «военных выпусков» 1941–45 гг.) обучения — 770 руб., а врач с «полноценным» дипломом — 900 руб. в месяц. Один год обучения в ВУЗе (обучение тогда было платным!) стоил 400 руб., а вот стоимость мужских ботинок в магазине колебалась в районе 150–200 руб. Заключённый в ИТК мог получать передачи на сумму не более 300 руб. в месяц (в этом хитром деле имелись свои нюансы, но нам они неинтересны, просто важен порядок цифр). В общем, 2 тыс. руб. были тогда не то чтобы очень большой суммой, но приличной, скажем так. Ни один «урка» не пренебрёг бы таким богатством. А ведь помимо денег у туристов имелись и фотоаппараты, и часы, и спирт! Однако, ничего не пропало. Почему? Ответ может быть только один — всё это барахло не имело для нападавших ни малейшей ценности; — Хотя предыдущий пункт (о том, что убийцы не были маргиналами) представляется хорошо обоснованным и в целом достоверным, тем не менее он может не полностью объяснять безразличие преступников к деньгам убитых ими людей. В отличие от часов, свитеров или фотоаппаратов, чью персональную принадлежность в общем-то несложно установить (и тем изобличить преступников в случае их поимки), персональная принадлежность денег при любом стечении обстоятельств не могла быть установлена. А значит, убийца, их забравший, ничем не рисковал. Тем не менее, преступники пренебрегли этой добычей. Почему? С одной стороны в этом мы видим проявление жёсткой дисциплины, единообразия действий, если угодно, единомыслия группы преступников. Но этого объяснения недостаточно. Отказ от денег может быть объяснён пренебрежением по глубоко личностным мотивам (религиозным, идейным, политическим). Если убийцы рассматривали на свои действия не как уголовное деяние, а как акт, скажем, религиозно-мистического, или гражданского противостояния, то сами жертвы и всё их имущество, вызывали у них безусловный и непримиримый антагонизм. Человек, испытывающий ненависть такого накала, не станет грабить жертву просто потому, что этим опозорит себя. Здесь уместно сравнение с хорошим солдатом, который знает, что врага можно и нужно убивать, но мародёрствовать недопустимо. Сделанное предположение позволяет нам под неожиданным углом посмотреть на мотивацию преступников — они действовали так, словно воевали. Но что это была за война? кого с кем или против чего? — к ответу на эти вопросы нам предстоит вернуться чуть позже; — То, как были убиты некоторые из членов группы Игоря Дятлова, позволяет с полным правом заключить, что напавшие обладали отличными навыками рукопашного боя. Вообще, ответ вопрос «как именно были причинены телесные повреждения Людмиле Дубининой, Семёну Золотарёву и Николаю Тибо-Бриньолю?» является одним из самых простых в этом деле, он вовсе не требует сложных объяснений и не нуждается в привлечении неких сверхъестественных сил в качестве источника воздействия. Вся разноголосица мнений вокруг него объясняется наивно-буквальной трактовкой слов из заключений судебно-медицинских экспертиз, в которых доктор Возрождённый, объясняя причину травмирующего воздействия,
указывал на «большую силу с последующим падением (тела), броском или ушибом». Пресловутая «большая сила» до такой степени поразила незамутнённое воображение многих «дятловедов», что они были готовы в качестве её источника вообразить всё что угодно — от автотравмы, до падения с высоты — кроме вполне очевидного в контексте конкретной обстановки удара ногой. А если точнее — коленом. Чуть ниже мы подробно опишем способ нанесения этих ударов, поскольку травмы погибших воистину «говорящие». Но сейчас мы не станем углубляться в эту тему и лишь ограничимся выводом, согласно которому убийцы находились в хорошей физической форме и обладали весьма неплохими навыками рукопашного боя; — То, что нападавшие сумели не оставить явных следов своего пребывания на склоне Холат-Сяхыл и дальнейшего движения в района кедра, свидетельствует, с одной стороны, об их немногочисленности, а с другой, указывает на наличие инвентаря, не оставляющего долгоживущих узнаваемых следов на снегу. Это могли быть как широкие лыжи, вроде мансийских (т. н. камусные лыжи), так и лыжи подбитые мехом (встречаются у некоторых народов севера и индейцев США и Канады). Кроме того, узнаваемых следов не оставляют также снегоступы. В те времена они были уже хорошо известны, в отечественных книгах 30–40-х гг. можно встретить описания, в которых снегоступы фигурируют под названием «лыжи-ракеты» (обычные узкие лыжи именовались «беговыми»). Очевидным достоинством снегоступов являлось то, что их практически невозможно поломать на снежной целине, кроме того, они легко могут быть изготовлены из подручного материала, в отличие от настоящих лыж. Имелись, впрочем, и существенные недостатки: скорость движения человека на снегоступах была существенно ниже, чем лыжника, а энергозатраты — выше. Кроме того, следует отметить, что человек со снегоступами на ногах может наносить удары коленом, в то время как лыжник — нет. Рассмотрев эту цепочку умозаключений, попытаемся сформулировать по возможности конкретнее ответ на вопрос, с кем же именно столкнулись туристы на склоне Холат-Сяхыл во второй половине дня 1 февраля 1959 г.? Это была немногочисленная группа людей (2–3 чел.), вооружённых огнестрельным оружием, скорее всего, автоматическим, имеющих развитые навыки выживания в дикой, ненаселённой местности. Группа была дисциплинированна, а это свидетельствует о наличии внутри неё жёсткой иерархии. Эти люди обладали прекрасными физическими данными и владели весьма специфическими приёмами рукопашного боя, возраст членов группы вряд ли превышал 40 лет. Они не испытывали проблем с экипировкой и дефицитом продуктов питания. В силу неких причин члены группы испытывали сильную неприязнь и даже ненависть к встреченной ими группе туристов. Поскольку групповая ненависть не бывает спонтанной, вполне возможно, неприязнь была вторичным чувством, явившимся следствием подозрительности и опаски.
18. Последовательность событий на склоне ХолатСяхыл в первом приближении Попробуем нарисовать общую картину произошедшего на склоне Холат-Сяхыл в первом, так сказать, приближении. Около 15:00, возможно несколько позже, в момент окончания установки палатки, когда оставалось лишь закрепить на растяжках конёк крыши, группа Игоря Дятлова столкнулась с угрозой физической расправы, которая исходила от вооружённых огнестрельным оружием людей. На самом начальном этапе развития конфликта от группы «дятловцев» отделились Тибо-Бриньоль и Золотарёв, которые наблюдали за происходившим у палатки с некоторого удаления, не имея ни малейшей возможности повлиять на ситуацию. Вооружённые люди в силу неких особых причин не ставили перед собой задачу убить туристов немедленно и возле палатки — они рассчитывали «выморозить» группу, выгнав её на холод. С этой целью неизвестные потребовали, чтобы «дятловцы» сняли обувь, рукавицы и головные уборы. Во время раздевания возникли пререкания, последовали ответные угрозы со стороны туристов и они, скорее всего, проявили пассивное неподчинение. Можно предполагать, что в эти минуты особенно активно демонстрировали возмущение девушки, спровоцировав первое, пока незначительное, применение силы со стороны нападавших. Косвенно на это указывают разрывы деталей одежды Зины Колмогоровой (рукав свитера). Тогда же мог получить сильные разрывы нижней части штанины и Георгий Кривонищенко (тех самых шаровар, что впоследствии будут обнаружены на теле Людмилы Дубининой). Возможно, возникшую заварушку Рустем Слободин использовал для того, чтобы напасть на одного из тех, кто грозил оружием. Попытка успехом не увенчалась, Рустем был сильно избит, на время обездвижден побоями, однако, затем пришёл в себя и смог какое-то время передвигаться самостоятельно. Видимо, пребывая в состоянии аффекта он переоценил свои физические возможности и не обратился за помощью к товарищам по несчастью (впрочем, объективно говоря, ему в той ситуации помочь уже никто и не смог бы). Возможно, помимо Рустема Слободина физическому воздействию (хотя и не такому жесткому) подверглись другие члены группы (в частности, Зина Колмогорова и Георгий Кривонищенко). Физическая расправа приняла вид демонстративно-грубого принуждения к подчинению требованиям напавших людей. Как бы там ни было, «дятловцы», шокированные событиями, следовавшими с калейдоскопической быстротой, и подавленные немотивированно жёсткой расправой над товарищами, подчинились своим неизвестным врагам — сняли обувь, перчатки и головные уборы. В сгущавшихся сумерках нападавшим было затруднительно контролировать группу, именно поэтому некоторые «дятловцы» остались в лыжных шапочках, а Рустем Слободин — в валенке. В какой-то момент неизвестные преступники решили, что их требования выполнены в достаточном объёме и они дали команду туристам уходить прочь. «Дятловцы» восприняли возможность уйти со склона как залог своего спасения. Они посчитали, что самое неприятное для них уже закончилось — грабители поживятся их имуществом, выпьют спирт и заберут деньги — да и пойдут поутру своей дорогой. А «дятловцы», переждав ночь в лесу, вернутся к палатке, вытащат из-под неё лыжи и благополучно продолжат движение по маршруту, ведь в конечном итоге все остались живы, да и лабаз с основными припасами цел. Кстати, именно нежеланием выдавать местоположение своего лабаза можно объяснить выбор «дятловцами» явно нерационального маршрута движения — они пошли в противоположную от лабаза сторону и притом против ветра. Разговоры иных «построителей версий» о том, что все 9 человек одномоментно потеряли ориентацию в пространстве и забыли (либо перепутали) истинное
направление к лабазу, ниже всякой критики. Такого быть не могло ни при каких условиях (у Золотарёва, кстати, имелся при себе компас!) и если группа двинулась в сторону от лабаза, то это однозначно было осмысленное, логичное и всеми одобренное действие. К спускающимся присоединились Золотарёв и Тибо-Бриньоль. Первый освещал фонариком склон до тех пор, пока фонарик не разрядился. Как известно, ЭДС батареек и аккумуляторов на морозе резко падает, из-за чего длительное использование электроприборов становится невозможным. Как только батарейка фонарика разрядилась, Семён его бросил ввиду полнейшей бесполезности. Произошло это в районе третьей, самой дальней от палатки каменной гряды (там этот фонарик поисковики и нашли впоследствии). Кстати, после этого уходившая от палатки группа не осталась без света: ещё один фонарик имелся у Тибо-Бриньоля. Тот факт, что Николай не выбросил его (фонарик был найден в кармане Тибо), косвенно указывает на его работоспособность. Т. о. туристы спускались в долину Лозьвы имея какой-никакой источник света. А это лишь укрепляет уверенность в том, что никаких серьёзных падений и травмирования членов группы на склоне Холат-Сяхыл не происходило (кстати, подобный спуск по склону без обуви воспроизводился группой туристов в 2008 г. Этот своеобразный «следственный эксперимент» достаточно полно реконструировал перемещения «дятловцев» по склону. Девять туристов, сняв обувь, совершили забег от места расположения палатки до кедра, при этом никто из них не получил никаких травм. Время движения бегом составило 15 минут, при движении шагом этот интервал увеличился до 40 мин. Но для нас и та, и другая цифра имеет лишь ориентирующее значение; члены группы Игоря Дятлова могли двигаться гораздо дольше). Активно обсуждая произошедшее, туристы не заметили, как от группы отстал Рустем Слободин. Видимо, Рустем принципиально не обращался за помощью, рассчитывая преодолеть головокружение и слабость самостоятельно. При этом он явно недооценивал угрозу собственной жизни, иное трудно вообразить, поскольку его просьба о помощи не осталась бы безответной и товарищи не бросили бы его одного, в этом не может быть никаких сомнений. Лишь внизу, во время короткой передышки и переклички, Игорь Дятлов понял, что исчез участник похода, за которого он, как старший группы, нёс ответственность. Поэтому Игорь Дятлов самостоятельно отправился на поиски Слободина, возможно, ещё даже до того, как под кедром был разведён огонь. Пламя костра должно было служить ориентиром для Слободина и Дятлова. Заготовка дров и разведение огня потребовали определённого времени и затрат сил. Когда огонь всё же разгорелся, а отсутствующие так и не появились у кедра, Зина Колмогорова направилась на их поиски. Поднимаясь по склону, она скорее всего обнаружила тела обоих погибших к тому времени товарищей, однако решила двигаться к палатке самостоятельно. Что в это время происходило возле палатки? Злоумышленники собрали вещи, снятые «дятловцами» под угрозой оружия, и хаотично побросали их у входа в палатку. Именно так образовалась беспорядочная гора обуви налево от входа, которую описали поисковики, обнаружившие палатку в конце февраля. Напомним, что две пары ботинок находились в центральной части палатки по правую руку от входа, т. е. в противоположной части палатки. Сами туристы никак не могли свалить вперемешку со сменной обувью, извлекаемой из рюкзаков, походную, поскольку снимая одну пару, человек тут же обувал другую. То обстоятельство, что 7 валенок оказались свалены в кучу с 12 ботинками, однозначно свидетельствует о том, что появилась эта гора обуви вовсе не при разборе рюкзаков. И не руками «дятловцев» создан этот обувной хаос. Покончив с обувью, неизвестные, используя фонарик Игоря Дятлова, принялись собирать мелкие детали одежды — рукавицы, перчатки, шапки — разбросанные возле палатки. Некоторые вещи они банально не разглядели, что косвенно указывает на шедший в то время
снегопад (поисковик Борис Ефимович Слобцов в своих официальных показаниях следствию сообщил, что видел возле палатки мелкие предметы — лыжные шапочки и пр.). Также осталась не найдена ковбойка Игоря Дятлова с завёрнутыми в неё носками и тапочками, лежавшая в снегу на некотором удалении от палатки. Возможно, напавшие просто забыли о её существовании, либо оказались невнимательны. После этого преступники переместились в палатку. Один из них принялся обыскивать вещи туристов, рассчитывая обнаружить документы «дятловцев», оружие и тот фотоаппарат, что Семён Золотарёв унёс с собою. Впрочем — и этот тезис будет в дальнейшем обоснован особо — злоумышленники могли искать вовсе не этот фотоаппарат, а совсем другой(-ие), скорее всего, марки ФЭД или ФЭД-2. Роль данного фотоаппарата (или фотоаппаратов) в истории гибели группы Игоря Дятлова весьма значительна, но дабы избежать невнятицы, этот аспект будет рассмотрен позже. В палатке находилось не менее 4 фотоаппаратов «Зоркий», в т. ч. и принадлежавший Семёну Золотарёву, но не они интересовали нападавших. Преступники, перетряхнув вещи «дятловцев», разумеется, отыскали все четыре фотоаппарата «Зоркий», и скорее всего, отыскали и забрали с собою фотоаппарат(-ы) типа ФЭД (ФЭД-2). Поэтому все фотоаппараты членов группы типа «Зоркий» остались на месте и уже в начале марта Юрий Юдин чётко определил принадлежность двух из них — Слободина и Золотарёва, а фотоаппарат(-ы) ФЭД (или ФЭД-2) исчез(-ли) и никогда не был(-и) найден(-ы). Мы не знаем, сколько было фотоаппаратов типа ФЭД — один или два — поэтому вынуждены говорить об их численности неопределённо. Но как минимум , один такой фотоаппарат у туристов имелся и нам точно известно, что он исчез из палатки вместе с заправленной фотоплёнкой . Доказательству этого будет посвящена отдельная глава (см. «18. Последовательность событий на склоне Холат-Сяхыл в первом приближении.» ). Почему мы можем с уверенностью утверждать, что обыск в палатке проводился именно теми людьми, которые выгнали из неё «дятловцев»? Об этом красноречиво свидетельствует фотоаппарат Георгия Кривонищенко. В этом фотоаппарате находилась фотоплёнка с 34 отснятыми кадрами, Георгий, видимо, вообще был большим любителем фотодела, поскольку не поленился взять с собою в поход штатив, светофильтр, дорогущий сменный объектив «Юпитер11» и видоискатель. Последние кадры, там, где можно видеть группу, выходящую на безлесый склон, были отсняты именно фотоаппаратом Кривонищенко. Так вот жёлтый светофильтр этой камеры оказался раздален, разбит. Разбитый светофильтр не имеет никакой ценности, снимать через него то же самое, что глядеть в разбитое зеркало: кому интересно изображение, испещрённое зигзагами трещин? Если бы светофильтр раздавил Кривонищенко, он бы выкинул его ввиду полнейшей непригодности к дальнейшему использованию. Однако светофильтр оказался вложен обратно в футляр, где его в конце февраля и обнаружил следователь Темпалов. В жёстком кожаном чехле для светофильтра имеется специальный кармашек и, кстати, когда светофильтр находится в нём, раздавить его практически невозможно. Хоть ногами колоти! Чтобы раздавить стекло светофильтра его надлежит обязательно извлечь из чехла, либо… либо он должен из него выпасть, что для нас сейчас непринципиально. В любом случае, чехол надо сначала открыть. Что же получается? Светофильтр расколол не Кривонищенко, т. е. не хозяин фотоаппарата, а некий человек, который открывал кожаный чехол и осматривал камеру. Он неловко выронил светофильтр, затем вложил его обратно, не заметив треснувшего стекла… Этот человек целенаправленно искал другую фотокамеру, вполне конкретную, но при этом он очень не хотел того, чтобы его интерес к фотоаппаратам погибшей группы был замечен следователем, которому предстояло с этим делом разбираться в будущем. Итак, пока один из преступников ползал по палатке, подсвечивая себе фонариком, второй,
сделав разрезы на правом от входа скате, наблюдал за склоном Холат-Сяхыл. У злоумышленников были основания опасаться возвращения группы — в принципе, лишь внезапное организованное нападение «дятловцев» давало им реальный шанс выжить в сложившейся ситуации. Видимо, чтобы помочь своему товарищу с обыском палатки, наблюдатель принялся подрезать лыжную палку, которой намеревался подпереть сильно провисавший конёк крыши. Злоумышленники явно не знали, как именно фиксируется конёк, поэтому решили приспособить для этого лыжную палку. Однако, палку длиною 1,3–1,4 м невозможно было использовать в качестве подпорки тяжёлого брезентового конька высотою всего 1,0 м (именно такую высоту имела палатка при постановке скатами на грунт). То, что палку стали подрезать, однозначно свидетельствует о довольно длительном пребывании в палатке посторонних людей, которым сильно мешал провисавший конёк. Впрочем, с обыском было покончено довольно быстро, так что лыжная палка в качестве подпорки так и не понадобилась. Тот, кто обыскивал вещи, разместился в противоположном от товарища конце палатки, и также принялся наблюдать за склоном. Для этого он сделал несколько разрезов ската, подобно тому, как ранее поступил его друг. Мы не можем знать, как долго злоумышленники рассчитывали находиться в палатке. Очевидно, они намеревались увериться в том, что никто из туристов не вернётся обратно. Можно только гадать, сколько времени убийцы отводили на стопроцентную заморозку «дятловцев» — час или два. Когда же преступники увидели отблеск костра внизу, им стало ясно, что они недооценили волю к жизни людей, намеченных в жертву; «дятловцы» оказались намного опытнее и действовали с большей эффективностью, чем ожидал их противник. Итак, под кедром был разведён огонь. Невозможно сказать, как быстро это случилось. Думается, времени прошло довольно много, час или даже больше. Для людей, лишённых обуви, перчаток и полноценных головных уборов такой интервал времени означает очень существенную теплопотерю. Если в первые минуты с момента изгнания из палатки серьёзность возникшей опасности ещё не оценивалась ими в полной мере, то по прошествии часа уже всем туристам стало ясно, что речь идёт о выживании. В это время, а может чуть ранее, произошло разделение группы у кедра. Четвёрка Золотарёв-Тибо-Колеватов-Дубинина, срубив несколько пихтовых верхушек, ушла в сторону оврага, кстати, срубленные деревца могли быть использованы ими для заметания следов. Спустя довольно значительный промежуток времени — полчала или даже больше — у кедра появились те самые вооружённые люди, что выгнали группу на мороз. Их появление, скорее всего, не осталось незамеченным четвёркой, прятавшейся на настиле в овраге — Золотарёв, Тибо, Колеватов и Дубинина рассредоточились (такая тактика действий, возможно, была обговорена заранее). Для убийц обнаружение у кедра всего двух человек явилось неприятным открытием — это означало, что группа «рассыпалась» и теперь туристов придётся отыскивать по-одному. Георгий Кривонищенко находился на дереве и отказался спускаться, решив, что лучше замёрзнуть наверху, чем претерпеть расправу на земле. Юрий Дорошенко был подвергнут допросу, сопровождавшемуся пыткой посредством сдавления груди. Спровоцированный ею отёк лёгких, усугубившийся низкой температурой, убил его довольно быстро — вряд ли эта пытка протянулась более 10 минут. Именно быстро развившийся отёк лёгких, спровоцированный статичным сдавлением грудной клетки, привёл к выделению из рта и носа Дорошенко серой пены, следы которой обнаружил судмедэксперт Возрожденный. Все рассуждения «дятловедов» о том, что Дорошенко, якобы, страдал эпилепсией и пережил под кедром приступ, относятся к разряду тех же придуманных экзальтированными дамами нелепиц, что и «гептиловое отравление», йети и «карлики из Арктиды». Юрий Дорошенко никак не мог страдать эпилепсией, поскольку был допущен к обучению на военной кафедре УПИ для чего прошёл
соответствующую медицинскую комиссиию. Даже если предположить, что он обманул врачей, ему бы не удалось на протяжении нескольких лет скрывать своё весьма специфическое заболевание от товарищей по общежитию. Об этом обязательно стало бы известно в институте со всеми вытекающими для Юрия последствиями — отчислении с военной кафедры и запретом участия в турпоходах. Так что отёк лёгких Юрия Дорошенко был вызван, точнее, спровоцирован, искусственно. Это можно сделать медленным удушением под воздействием массы около 50 кг., для чего достаточно просто сесть на грудь лежащему человеку (это явление описано французским судебным медиком Александром Лакассанем на основании изучения трупов задушенных обвалами горняков, которые умирали от статического сдавления грудной клетки без перелома рёбер. Наблюдаемые в таких случаях изменения в лёгких Лакассань назвал особым термином: «карминовый отёк лёгких»). Именно так и проводится интенсивный допрос военнопленного в боевых условиях. В данном случае отёк лёгких мог быть ускорен прижатием спины к мёрзлому грунту. Ужасную сцену мучений и агонии Юрия Дорошенко должны были слышать и возможно, даже наблюдать оставшиеся в живых члены группы. Георгий Кривонищенко оставался на дереве до тех пор, пока не потерял сознание, либо не впал в состояние сопора, глубокого торможения нервной системы, обусловленного переохлаждением. Убийцы — кто бы они не были — не применили против него огнестрельное оружие, поскольку они, как уже было отмечено, вообще не намеревались использовать его против туристов, из опасения оставить явные следы преступления. Кривонищенко, изо всех сил охвативший руками ветви или ствол кедра, неотвратимо замерзал на пронзительном ветру. Признаком того, что он пытался предотвратить неизбежное разжимание потерявших чувствительность рук, может служить тот факт, что у него во рту осталась кожа с пальца — зубами Георгий сжимал онемевшие пальцы руки, охватившей ствол. Окончательно ослабев и уже не управляя собою, он упал вниз, причём, состояние Георгия в тот момент было уже настолько плохим, что убийцы даже не стали его пытать. Бессмысленность пытки была им очевидна. Георгий умер в течение нескольких минут с момента падения с кедра. Чтобы удостовериться в его смерти, неизвестные положили ему на голень левой ноги зажжёную пихтовую лапу. Это был довольно архаичный и грубый способ удостовериться в факте смерти. В бою это обычно делается совсем иначе (прикосновением пальцами к глазным яблокам — отсутствие реакции указывает на смерть человека). Но в данном случае нападавшие не могли положиться на испытанный способ, поскольку костёр к тому времени, видимо, погас, либо в значительной степени утратил свою интенсивность и освещённость была явно недостаточна для однозначной проверки. Результат же проверки огнём вполне нагляден при любом освещении. Кроме того, вполне возможно, что своими действиями преступники хотели произвести вполне определённое психологическое воздействие на прячущихся членов группы, продемонстрировав свирепость и безжалостность. Итак, в углях тлеющего костра они подожгли ветку и бросили её на ногу Кривонищенко. При этом они задрали наверх — до колена или выше — шаровары Кривонищенко, рассчитывая увидеть под ними голую ногу. Но вместо этого они увидели чёрное трикотажные спортивные штаны. Их нельзя было подтянуть наверх, поскольку петлёй они они охватывали пятку и закрывались носком. Решив не возиться с трикотажными штанами, преступники просто положили горевшую ветку поверх. Лапник, как известно, даёт сильный жар, но быстро прогорает; вспыхнув, ветка прожгла штаны и кальсоны погибшего, но скоротечное пламя просто не успело растопить снег на тонком х/бумажном носке. Именно этим и объясняется странный прожёг чёрного трико и кальсон Кривонищенко, который был бы невозможен, если
бы его нога оказалась в пламени костра (открытый огонь костра, либо жар углей обязательно прожгли бы носок). Ещё раз обращаем внимание на то, что огонь повредил двое нижних штанов (трико и кальсоны) на ноге Кривонищенко, а вот верхние шаровары остались целы (их впоследствии надела Людмила Дубинина). Эти странные повреждения одежды однозначно свидетельствуют о том, что воздействие огня носило неслучайный характер и соответствовало определённому замыслу (злому умыслу). Убедившись, что Георгий мёртв, преследователи оставили его и приступили к поиску оставшихся членов группы. По мере их обнаружения, шла расправа без применения оружия. Последняя четвёрка (вся!) погибла в результате физического насилия, практически однотипного по способу приложения. Голова Тибо-Бриньоля, рёбра Дубининой и Золотарёва были раздавлены добивающими ударами колена, а Колеватов получил сильный удар за правое ухо предметом, пробившим кожу и проникшим до кости. Судя по размеру повреждения (3,0*1,5 см) в качестве орудия могла быть использована рукоять пистолета, вошедшая в контакт частью поверхности. Такой удар неизбежно должен был вызвать более или менее длительную потерю сознания и последующее состояние «затемнённого сознания» (у боксёров оно обычно обозначается кратким словом «groggy»), делающее человека беспомощным и неспособным к активным действиям. Находясь в таком состоянии, будучи совершенно неспособным бороться за выживание Александр Колеватов в конечном итоге замёрз. В дальнейшем, тела последних четырёх убитых, имевшие очевидные следы физического насилия, были перемещены преступниками к оврагу и сброшены в толщу скопившегося там снега. Фактически овраг явился местом захоронения этих тел, братской могилой. Телесные повреждения, причинённые Дубининой, Золотарёву, Колеватову и Тибо-Бриньолю были слишком уж «говорящими». Они выдавали факт физического и притом целенаправленного насилия над погибшими и потому преступникам было необходимо максимально оттянуть момент обнаружения этих тел. Ведь время работало на них — с приходом весны увеличивалась вероятность сильных посмертных изменений трупов, да и лесные хищники своей активностью могли помочь замаскировать телесные повреждения. С остальными пятью «дятловцами» таких сложностей не возникало — они вполне могли сойти за погибших от обморожения и их тела были оставлены там, где каждый и встретил смерть.
19. Необходимые уточнения… Описанная схема — пока что общая и лишённая существенных деталей — рождает несколько принципиальных вопросов, без которых невозможно дальнейшее обоснование версии. Первый: почему судмедэксперт Борис Возрождённый не определил способ причинения фатальных телесных повреждений Людмилы Дубининой, Семёна Золотарёва и Николая ТибоБриньоля? И второй: что за странные люди, вооружённые огнестрельным оружием (но при этом избегающие его применения), могли появиться в нехоженой снежной пустыне Северного Урала? Ответ на первый вопрос лежит, что называется, на поверхности. Борис Алексеевич Возрождённый имел стаж работы судебно-медицинским экспертом менее четырёх лет, т. е. вся его практика как специалиста пришлась на вторую половину 50-х гг. Это было время активного реформирования сталинского ГУЛАГа и сокращения числа заключённых. Пенитенциарная система СССР в эти годы выбросила на свободу огромное число профессиональных уголовников и крупные города Сибири и Урала буквально задыхались под валом насильственных преступлений всех разновидностей. Уличная преступность характеризовалась крайней жестокостью и массовостью («хулиганка» вообще была головной болью Советской власти вплоть до самой эпохи Перестройки). Но ни профессиональные бандиты, ни уличное хулиганьё не утруждали себя продолжительными занятиями спортом, поэтому любая более-менее серьёзная драка, начавшись с попыток ударить противника в лицо и голову, быстро скатывалась в поножовщину. Самодельные ножи, либо их заменители (стамески, отвёртки и т. п.) носили в то время практически все блатные, либо «косившие» под таковых. Поэтому Возрождённый, сталкиваясь с жертвами уголовных преступлений, видел в основном сломанные кулаками челюсти, выбитые зубы, свёрнутые набок носы, а также следы кирзовых сапог на теле, ну и, само-собой, ножевые ранения… Другими словами, сломанные ударом колена рёбра — это для Свердловска второй половины 50-х гг. сущая экзотика. В Советском Союзе так не дрались и не убивали вплоть до середины 70-х гг., когда по долам и весям нашей необъятной Родины началось феерическое шествие адептов каратэ разной степени компетентности. Возрождённого нельзя упрекнуть в непроффесионализме, просто судмедэксперт не сталкивался прежде с тем, чтобы такие повреждения, причинял человеку человек. Как именно были причинены травмы Семёну Золотарёву, Николаю Тибо-Бриньолю и Людмиле Дубининой? Во всех трёх случаях мы видим однотипность повреждений и эта повторяемость позволяет с уверенностью предполагать использование схожего набора приёмов. По всей видимости, жертва в каждом случае обездвиживалась болевым приёмом на руку, принудительно приводилась в положение «лёжа», после чего следовал добивающий удар коленом в направлении «сверху-вниз». Нельзя исключать того, что ударов в каждом случае было два — и в полождении «на боку», и в положении «лёжа на спине» — так сказать, для гарантированного эффекта. Переворачивать человека, управляя его рукой, совсем несложно, перевод из одного положения в другое занимает буквально доли секунды. Удар коленом сверху имеет исключительную силу, пожалуй, это самый сильный удар из всего боевого арсенала, что предоставлен нам природой в силу присущих человеку анатомических особенностей. Подобные удары имеются в арсенале всех школ рукопашного боя — от классического японского джиуджитсу, до его современной бразильской разновидности, айкидо, советского боевого самбо, многочисленных стилей каратэ, тайского бокса и т. п.
Имеются серьёзные доводы в пользу того, что именно так и были нанесены смертельные травмы упомянутым «дятловцам». Что это за доводы? Первым таким доводом является то, что мы имеем очень чёткую локализацию места приложения травмирующей нагрузки (удара). Переломы рёбер Дубининой и Золотарёва начинаются со 2-го ребра и не затрагивают ключицы. Ключичная кость очень легка для перелома, усилие её слома составляет всего-то 15 кг.! Детей и женщин в курсе самообороны обучают бить ребром ладони в ключицу взрослому мужчине — и это очень эффективное техническое действие, потому что даже ребёнок способен сломать ключицу здоровенному мужику. Однако добивающий удар коленом никогда не наносится в ключицу по очень простой причине — колено может соскользнуть с торса и воткнуться в грунт. А там камешки, сучки, да и просто твёрдая почва — и риск травмировать ногу весьма велик. Поэтому добивающий удар идёт ниже ключицы. Но не слишком низко, не в живот. Живот тренированного человека защищают мышцы пресса толщиной до 3 см (и даже больше), смертельную травму сквозь такой мышечный корсет нанести практически невозможно. В такие мышцы не только иглы для инъекций не втыкаются, но даже гвозди невозможно забить молотком (и это не шутка, такого рода фокусы иногда можно видеть в цирке!). По животу хорошо подготовленного бойцарукопашника можно пробежать в кирзовых сапогах или ботинках-берцах и он даже не задохнётся, поднимется на ноги как ни в чём ни бывало. Поэтому добивающий удар коленом наносится в голову лежащего человека, либо в грудь ниже ключицы, но не в живот или пах. Поэтому ещё раз повторим — удары Дубининой и Золотарёву нанесены с точки зрения любого знатока, понимающего нюансы рукопашного боя, очень грамотно, очень избирательно, очень прицельно. И эта прицельность вовсе неслучайна, ведь не надо забывать, что Семён был выше Людмилы на 5 см, имел иную конституцию и одет был совсем иначе. Однако, тот, кто бил, не промахнулся, ударил как надо, именно так, чтобы убить наверняка. На «youtube» имеется довольно много видеороликов, демонстрирующих технику использования против лежащего человека добивающих ударов коленом. Посмотреть парочку таких роликом можно, скажем, тут и тут . Любой желаюший, либо сомневающийся, может самостоятельно углубиться в изучение этой темы. Сделать это ныне совсем несложно, потому что практически в любом городе имеются спортивные секции соответствующего профиля и специалисты, у которых можно получить очную консультацию. После этого небольшого отступления вернёмся к фабуле нашего повествования… Вторым серьёзным указанием на то, что по крайней мере Николая Тибо-Бриньоля убивали именно описанным выше способом, а никаким иным, служит весьма характерная травма, описанная судэкспертом Возрождённым на его руке (дословно: «В области правого плеча на передне-внутренней поверхности разлитой кровоподтек размером 10х12 см зеленовато-синего цвета на уровне средней нижней трети. В области кровоподтека кровоизлияние в подлежащие мягкие ткани»). Чтобы стало понятно о чём идёт речь, сделаем небольшое отступление. Болевой приём на руку, посредством которого противник из положения «стоя» переводится в положение «лёжа», обычно выполняется путём давления на большой палец руки и выворачивания запястья в сторону локтя. На этом движении — в принципе очень простом и чрезвычайно эффективном — основано множество технических действий, например, освобождение от захвата одежды, отрыв руки от опоры и т. п. Это, так сказать, в теории. Однако на практике красиво заломать руку негодяю получается не всегда, особенно если негодяй принадлежит к европеоидной расе (у европейцев, в отличие от азиатов, в силу анатомической конституции плечевой пояс и руки намного крепче). Если же противник 20 лет крутил гаечный ключ или стучал кувалдой, то даже Шварценеггер устанет ломать ему запястье. Порой среди людей, никогда не занимавшихся
спортом, попадаются экземпляры с прямо-таки феноменальной силой в кистях и запястьях — это факт, проверенный временем и опытом. Поэтому болевой приём на большой палец и запястье обычно дополняется выворачиванием руки в локтевом суставе. Это, так сказать, классика рукопашного боя — ломай руку не в одном месте, где-нибудь да сломаешь! Но болевой приём «на локоть» в положении «стоя» требует жёсткого захвата плеча, точнее, нижней трети плеча, над локтевым суставом. Чтобы вывернуть предплечье, надо зафиксировать плечо. Человеческая кожа на внутренних сторонах предплечий и плеча (а также в подмышке) довольна нежна и при её сдавлении быстро образуются синяки. Любой самбист или дзюдоист, снимая куртку после тренировки, видел эти узнаваемые синяки на своём теле. Так вот именно такой синяк судмедэксперт отметил на руке Николая Тибо-Бриньоля. И где именно? На нижней трети правого плеча. Величина кровоподтёка 10,0*12,0 см — это размер мужской ладони с поджатыми пальцами, охватывающими руку. Самые недоверчивые могут прямо сейчас взять линейку и измерить собственную ладонь. Болевой приём на локоть — это даже не попадание в десятку — это вообще единственное разумное объяснение появление такого крупного синяка на труднодоступном (с точки зрения травмирования) месте. Никакими падениями на камни, стволы деревьев, никакими лавинами и «плитами фирнового снега» невозможно объяснить происхождение такого необычного повреждения. Причём на правой руке, заметьте, ударной, потому что правша бьёт правой рукой! Кстати, обе шерстяные перчатки Тибо оказались найдены в правом (!) кармане куртки. «Исследователи» трагедии группы Игоря Дятлова всерьёз считали, что Николай Тибо был без сознания и потому не одевал перчатки… Им просто не хватило жизненного опыта понять, что Тибо-Бриньоль просто-напросто снял перчатки, чтобы голой ладонью сжать финский нож… Он бросился в атаку на своего врага с ножом в правой руке и жёсткий болевой приём противник провёл именно на его правую руку. А затем добил ударом колена в висок. Впрочем, вполне возможно, что смертельный удар наносил не тот человек, который удерживал Николая «на болевом», а его напарник — таких деталей мы знать не можем и, видимо, не узнаем никогда. Насколько сложно сломать несколько рёбер ударом колена? Совсем несложно. Переломы человеческих рёбер возможны уже при приложении силы всего в 35 кг.! Что и подтверждается многочисленными случаями травмирования людей во время попыток сделать им искусственное дыхание. Ни о каких целенаправленных ударах речь в этом случае, разумеется, не ведётся, множественные переломы возможны при нажатии на расслабленную грудную клетку раскрытой ладонью. Точно также поддаётся разрушению и череп, хотя он намного прочнее рёберных костей. Устойчивость формы даже самой прочной конструкции нашего скелета — черепа — явно ниже величины тех разрушающих воздействий, которые создаются в момент удара кулаком или коленом. Для судебной медицины нет вопроса в том, способен ли удар кулаком привести к образованию трещины в костях черепа? Ответ однозначно положителен, об этом свидетельствует статистика травмирований (всех заинтересовавшихся отсылаем к весьма информативной статье доктора А. Н. Белых «Информативность диагностических характеристик травм головы от ударов кулаком, а не от падения, обусловленного действиями невооружённого человека», опубликованной в «Альманахе судебной медицины» N2, 2001 г. На основании изучения огромной статистики — более 2,5 тыс. случаев повреждения костей черепа — доктор А. Н. Белых делает однозначный вывод о возможности сложных переломов одной или нескольких костей черепа при ударе кулаком спереди. Например, перелом лобной пазухи — 36 случаев, перелом основания черепа — 18 случаев, перелом перелом теменной кости при отсутствии в месте удара ссадины — 5 случаев и перелом теменной кости с образованием кровоподтёка в месте удара — 6 случаев, переломы костей лица — 44 случая и т. п.) И уж если
человеческий череп может быть разрушен ударом руки, то не может быть никаких сомнений в том, что это может случиться при ударе ногой (пяткой или коленом). Второй вопрос — о происхождении странных людей с огнестрельным оружием — куда интереснее и ответ на него совсем неочевиден. В самом деле, в этом очерке уже было показано, что ни о каких мансийских охотниках или советских спецназовцах не может быть и речи. Тогда что же это за люди? Когда автор настоящего очерка на одном из форумов, посвящённых истории группы Игоря Дятлова, написал о действиях на Урале разведывательных групп из стран НАТО, это вызвало среди пресловутых «исследователей» прямо-таки феерический всплеск веселья. Им показалось, что они услышали редкостную по своей наивности глупость. В своих собственных глазах эти «знатоки» казались настолько компетентны во всех вопросах, что услыхав новую точку зрения не придумали ничего умнее, как поднять её на смех. Никто не мог поверить, что американские разведчики могут ходить на лыжах и выживать в условиях Северного Урала. Автор рассчитывал на конструктивное обсуждение версии, но этого не случилось, весь конструктив «дятловедов» свёлся к вопросу, были ли американцы в маскхалатах и были ли среди них негры? Как смешно, правда? Удивительно, что «дятловеды» не додумались до матросов в тельняшках, скачущих на зебрах. Наполеон воистину был прав, заметив как-то не без иронии, что если человеческая жадность имеет всё же какие-то пределы, то глупость воистину безгранична.
Несколько фотографий из коллекции американского десантника, сержанта, инструктора по парашютной подготовке из Форт-Брэгг, Луиса Смита (Lou Smith). Крайний левый снимок сделан в 1954 г. сразу после первого десантирования Смита на ледник возле Форт-Рэпидс, на Аляске. Остальные снимки показывают моменты т. н. «снежных сборов» американских десантников — лыжная подготовка, заготовка дров для лагеря в лесу. Фотографии сделаны во время сборов на Аляске и относятся к периоду 1955–57 гг. «Дятловеды» очень смеялись над автором этого очерка, услыхав о «НАТО-вском спецназе на
лыжах», но не будет большой ошибкой сказать, что десантники на этих фотографиях имели лыжную подготовку куда лучшую, нежели большинство студентов УПИ. А кроме того, обладали знаниями и навыками, о существовании которых большинство членов группы Дятлова даже не подозревали. Интересная деталь: товарищ Луи Смита — такой же инструктор по парашютной подготовке, эстонец по национальности сержант Харри Вимм — привлекался к обучению эстонских националистов в Форт-Брэгг. Он подготовил 5 групп, а в составе 6-ой был заброшен в СССР, где и погиб в перестрелке с советскими пограничниками в 1956 г. Пугающее невежество посетителей форума, годами «исследующих» набор одних и тех же фотографий и документов, конечно же, заслуживает сожаления. Но ввиду очевидного незнания отечественной истории значительной частью интернет-аудитории, имеет смысл сделать хотя и пространный, но совершенно необходимый экскурс в историю нашей Родины, дабы показать, что разведчики стран НАТО не только могли появляться на Урале в 50-х годах прошлого века, но и бывали там на самом деле и даже действовали весьма и весьма активно. И встреча группы Игоря Дятлова с таковыми была вполне возможна. Более того, такая встреча могла оказаться далеко неслучайной. Её могли предопределить некоторые существенные обстоятельства задолго до описываемых событий. Другими словами, молодые люди оказались пешками в сложной многоходовой комбинации, начатой без их ведома совсем в другом месте.
20. Отступление от сюжета: некоторые фрагменты истории тайной войны стран НАТО против СССР в 50-х годах прошлого столетия Эпиграфом к следующему ниже отступлению можно сделать меткие слова американского разведчика Роберта Стила (Robert Steel), сотрудника межведомственного Центра по борьбе с терроризмом, заявившего в интервью французским тележурналистам (телекомпании «Arte France & Roche productions») буквально следующее: «Даже наиболее опытные сотрудники ЦРУ, люди с двадцати- и тридцатилетним стажем, не до конца сознают, каких успехов ЦРУ добилось посредством убийств и других тайных операций». Фрагменты этого интервью приведены в весьма познавательном 3-серийном документальном фильме «Тайные войны ЦРУ», его имеет смысл посмотреть всем, кто твёрдо верит в то, будто главная американская разведка в своей деятельности всегда руководствовалась нормами международного права. Если читатель хорошо ориентируется в теме, вынесенной в заглавие раздела, он может смело пропустить эту часть очерка и перейти к следующей. Но поскольку значительная часть отечественной интернет-аудитории имеет совершенно неверное представление о характере противостояния советской госбезопасности и иностранных разведок в период 1950–60 гг., либо вообще ничего не знает об этом, то приведённый ниже материал может оказаться для части наших читателей небесполезным. В России широко известен и многократно повторён нашей прессой факт, что разведки США и прочих стран НАТО позорно проворонили момент создания Советским Союзом атомного оружия. Менее чем за год до подрыва первого советского атомного боеприпаса американские журналисты Джон Хогерон и Эллсуорт Рэймонд опубликовали в журнале «Лук» статью под говорящим названием «Когда Россия будет иметь атомную бомбу?» Прогноз авторов был безапелляционен, по их мнению ранее 1954 г. СССР никак не мог обзавестись таковой. А 29 августа 1949 г. Советский Союз в глубокой тайне взорвал свою первую ядерную бомбу. Таинственность, окружавшая это испытание, была вовсе не данью параноидальным страхам Сталина. Государственное руководство нашей страны имело все основания опасаться, что США, узнав о появлении атомного оружия в СССР, поспешат нанести упреждающий удар, не дожидаясь, пока Страна Советов заготовит достаточный арсенал. В тот день на Семипалатинском полигоне СССР «сжёг» практически все наработанные запасы плутония, и новые бомбы было фактически не из чего делать… Минули три недели и великий государственный секрет СССР перестал быть таковым. Метеорологический самолёт ВВС США над Тихим океаном попал в облако радиоактивной пыли непонятного происхождения. Американское политическое руководство оказалось шокировано предположением специалистов, что обнаружен след атмосферного ядерного взрыва, имевшего место в СССР. Не доверяя собственным специалистам, Трумэн велел передать образцы пыли для исследования учёным-ядерщикам Канады и Великобритании. Лишь после того, как полученные от союзников заключения полностью совпали с выводами американских коллег, Президент США сделал официальное заявление, из которого следовало, что американцам стало известно о ядерном взрыве в СССР. Произошло это 23 сентября 1949 г., в тот же день аналогичные заявления сделали представители правительств Великобритании и Канады. Поскольку секрет перестал быть секретом 25 сентября 1949 г. Советское правительство распространённым через ТАСС сообщением, признало точность утверждений американского Президента.
Такова завязка этой истории, хорошо известная как в СССР, так и нынешней России. Гораздо меньше известно о том, что последовало дальше. Разведки США и Великобритании действительно не заметили тех колоссальных усилий, что Советский Союз приложил для создания ядерного оружия. Это означало крайне низкую эффективность их разведывательной деятельности на территории СССР. Американцы понимали, что вскрыть инфраструктура атомной промышленности, узнать её производственные мощности и перспективы развития, является для них задачей не просто важной, а жизненно необходимой. Но поскольку способы и методы работы обычной разведки показали свою неэффективность в СССР, им предстояло придумать нечто иное, нечто такое, что оказалось бы способным сломать контрразведывательный заслон советского МГБ. Успехи американского «атомного шпионажа» оказались во многом связаны с неординарным военным разведчиком, полковником американской армии, этническим русским, православным священником Борисом Фёдоровичем Пашковским. Впрочем, в Америке его знали по большей частью под фамилией Паш, которую он официально принял в 1926 г. Этот человек настолько необычен, что о нём следует рассказать подробнее, тем более, что многие решения Бориса Фёдоровича диктовались его личными пристрастиями, чертами характера и образом мышления. Родился Борис Пашковский 20 июня 1900 г. в семье православного священника Фёдора Николаевича Пашковского (1874–1950 гг.), бывшего в то время секретарём миссии РПЦ в СанФранциско. Матерью будущего разведчика и диверсанта была девушка из сербской общины города и южно-славянская кровь, очевидно, сказалась определённым образом на его характере и темпераменте. В 1906 г. отец Бориса возвратился в Россию, а в 1910 г. за ним последовали жена и сын. У Бориса рано обнаружились способности к языкам — помимо русского, он с самого детства прекрасно читал и говорил на сербохорватском, а в дальнейшем в совершенстве изучил английский, немецкий и французский языки. Будучи глубоко религиозным молодым человеком, Борис подобно деду и отцу выбрал духовную карьеру и в 1917 г. закончил ускоренный курс Киевской духовной семинарии. Впрочем, несмотря на рукоположение в сан, он так никогда и не стал священником — этому помешает крушение исторической России, Гражданская война и красный террор. В годы Первой мировой войны его отец служил священником на фронте, да и сам Борис Пашковский только-только выпустился из семинарии — худшей рекомендации для Киевской ЧК просто и быть не могло. Неудивительно, что мать Бориса попала в число заложников и погибла в застенках этого мрачного учреждения. Сыну удалось скрыться, он бежал к «белым» и завербовался во флот. Борис был готов служить простым матросом, но его образование и филологические познания предопределили иную судьбу — Пашковский стал переводчиком при штабе флота, одел мичманские погоны и в самом конце гражданской войны удостоился английской медали. На линкоре «Адмирал Алексеев» он вместе с остатками врангелевской армии покинул Крым, чтобы никогда больше не увидеть Родины. В эмиграции Борис Пашковский женился и в 1921 г. в Берлине стал отцом. На следующий год семья перебралась в САСШ (так в те времена именовались США на русском языке), к отцу, принявшему вскоре монашеский постриг. Фёдор Николаевич Пашковский, кстати, сделал в дальнейшем выдающуюся карьеру на ниве духовного служения и в 1934 г. стал митрополитом всея Америки и Канады Православной Церкви Америки (т. н. ПЦА — не путать с РПЦЗ, это разные структуры!). Сам же Борис смог начать жизнь сызнова — он успешно закончил американский колледж в Спрингфилде, штат Массачусетс, а затем Университет Южной Калифорнии. И хотя специальностью его была философия, настоящее пристрастие Борис питал к спорту —
согласитесь, довольно необычное сочетание для «яйцеголового» интеллигента первой половины прошлого века. Пашковский с увлечением занимался самыми разными видами спорта, предполагавшими жёсткое, динамичное противоборство с соперником — отлично боксировал, играл в футбол (классический и американский), а также в регби. Кроме того, он много занимался плаванием и бегом на средние и длинные дистанции, брал призы на соревнованиях. В теории спорта есть такое понятие — «двигательная одарённость», под этим словосочетанием понимается способность совершать движения быстрее и точнее большинства обычных здоровых людей. Двигательно одарённый человек будет успешен практически в любом виде спорта, за исключением, разве что шахмат или шашек; поручи ему заняться плаванием — и он поплывёт быстрее всех, научи борьбе — и он станет классным борцом. Борис Пашковский, видимо, был именно из породы двигательно одарённых людей и до самой глубокой старости сохранял не только бодрость духа, но и телесную крепость. Имеется информация, основанная на собственном рассказе Бориса Паша (не подтверждаемая, правда, официальными источниками в США), что в 1925 г. он попал в кадровый резерв ФБР. Он никогда не числился официальным сотрудником этого ведомства, хотя, вполне возможно, исполнял негласно какие-то разовые поручения и действовал как информатор. Формально Паш вплоть до 1940 г. работал учителем физкультуры и спорта в Высшей школе Голливуда, в Лос-Анджелесе и возможно, что на этой тихой рутинной работе и прошла бы вся его жизнь, но… Но в том году судьба Бориса Фёдоровича нарисовала необыкновенный зигзаг, толкнув Паша на совершенно новое поприще, благодаря которому имя его и останется в истории. Бориса призвали в вооружённые силы США, хотя страна ещё не вступила во Вторую мировую войну и даже, как будто, не собиралась этого делать. Просто какой-то умник из мобилизационного отдела вдруг припомнил, что эмигрант из России не отдал воинского долга своей новой Родине. Борис Пашковский, видимо, был сильно раздосадован случившимся, потому что отомстил своему обидчику очень сурово и притом весьма необычно. Хорошо запомнив расположение комнат в здании, где с ним проводилось собеседование, он проникнул ночью в кабинет обидчика и похитил его служебный сейф весом под центнер. Свою добычу Пашковский далеко не понёс — спрятал в подсобном помещении на этом же этаже и незамеченным вернулся в казарму. На следующий день, пока контрразведка искала вражеских шпионов и допрашивала взятых под арест часовых, Паш явился в местный офис ФБР и рассказал там, сколь отвратительно поставлена охрана штаба гарнизона. Разумеется, он сообщил, где надлежит искать исчезнувший сейф, так что шпионский скандал оказался погашен, не успев толком разгореться. Для него самого история этим не закончилась. Паш до такой степени заинтересовал контрразведчиков, а рекомендации местного подразделения ФБР оказались столь положительны, что ему предложили поступить на службу в военную контрразведку. Точнее, разведку, поскольку действующая на постоянной основе с 1885 г. разведка американской армии осуществляла также и контрразведывательные функции. В то время эта странная организация (эдакий двуглавый орёл, выполнявший прямо противоположные функции), скрывалась под аббревиатурой МИД (MID-Military Intelligence Division). Это название практически ничего не говорило рядовым американцам той поры, в отличие от звучного FBI (то бишь, ФБР), сотрудники которого уже в 30-е годы прошлого столетия успели стать героями кинофильмов и газетных передовиц. Итак, Борис Фёдорович Пашковский неожиданно для самого себя попал в разведку американской армии. Довольно необычный зигзаг в судьбе, что и говорить, особенно если принять во внимание, что шутка с сейфом могла привести его примерно с такой же вероятностью на скамью подсудимых! Тем не менее, Борис Паш оказался не в тюрьме, а в рядах
MID. Неизвестно, чем именно занимался Борис в последующие годы, но карьера его оказалась по-настоящему успешной, потому что уже в 1942 г. Паш сделался заместителем руководителя «Манхэттенского проекта» по режиму. Шутка ли сказать, на 42-летнем эмигранте из России лежало контрразведывательное обеспечение всех мероприятий по разработке и производству ядерного оружия США! О Борисе Пашковском тех лет написали в своих мемуарах некоторые участники «Манхэттенского проекта», в частности генерал Лесли Гровс, а также Сэмюэл Гаудсмит, всемирно известный физик-ядерщик, разработавший совместно с Дж. Уленбеком теорию спина электрона. Все, знавшие Паша, отмечали его удивительную работоспособность и потрясающее умение видеть людей насквозь. При этом ему всегда удавалось произвести нужное впечатление и расположить собеседника к себе. Сейчас это качество психологи назвали бы «лабильностью», способностью сопереживать, подстраиваться под собеседника, но при этом сохранять холодную голову и оставаться самим собой. Незаменимая для настоящего разведчика способность! Это был прирождённый манипулятор людьми, вербовщик и кадровик в одном лице. Казалось, его невозможно было одурачить. Кроме того, Борис Паш являлся антисемитом, что было вполне понятно для человека, видевшего «красный террор» большевистских «чрезвычаек» своими глазами. Через всю свою жизнь Пашковский пронёс ненависть к коммунистам, троцкистам, разного рода левакам, либералам, интернационалистам и сторонникам «общечеловеческих ценностей». Его, видимо, не на шутку встревожило то обстоятельство, что среди научных светил, ковавших «ядерный меч» Америки в Лос-Аламосе, оказалось множество как явных леваков, так и лиц, скрытно симпатизирующих коммунизму. В конце 1943 г. Паш представил генералу Гровсу список из 8 физиков-теоретиков, участников «Манхэттенского проекта», которых он подозревал в тайном сотрудничестве с советской разведкой. Все они были либо евреями, либо женаты на еврейках, все имели в прошлом левацкие связи и были замечены в неприкрытых симпатиях коммунизму. Список открывал Роберт Оппенгеймер, научный руководитель «Манхэттенского проекта», женатый на коммунистке, имевший молодую любовницу-коммунистку, неоднократно допускавший просоветские высказывания и всячески опекавший учёных, придерживавшихся схожих с ним взглядов. Многих из них Гровс, кстати, лично привлёк к участию в «Манхэттенском проекте». Однако Гровс на данном этапе никак не мог отстранить от работ Оппенгеймера, которому, кстати, вполне доверял. А зря! Теперь, после публикаций воспоминаний Серго Берия, можно с полной определённостью заявить, что Борис Пашковский в своих подозрениях в адрес Оппенгеймера не ошибался: ещё в 1939 г. будущий главный теоретик «Манхэттенского проекта» приезжал в Москву с предложением запустить программу по созданию ядерного оружия в СССР. Почти две недели Роберт Оппенгеймер прожил тогда в особняке Лаврентия Павловича Берия в Качаловском переулке на правах личного гостя наркома НКВД. После того, как генерал Гровс не принял предложений Пашковского по отстранению от сверхсекретных работ потенциальных агентов советской разведки, Борис Фёдорович расценил это как недоверие к нему лично. Он попросил о переводе на другую работу и работу такую получил. Поскольку он хорошо разбирался в ядерной физике, которой очень интересовался во время участия в «Манхэттенском проекте», ему поручили организацию и проведение уникальной операции «Алсос», направленной на сбор технической информации, техники и специалистов, имеющих отношение к ядерной программе Третьего Рейха и перенаправлении их в США для использования в рамках «Манхэттенского проекта» (строго говоря, операция «Алсос» распадалась на два мало связанных между собою этапа, один из которых реализовывался в Италии, а другой — во Франции и Германии, но для нас эти детали сейчас не представляют интереса, а потому мы не станем на них останавливаться). Так в самом конце
1943 г. Борис Пашковский сделался главным «атомным шпионом Америки». Он создал «атомный спецназ» — армейское подразделение, ориентированное на розыск расщепляющихся материалов, их охрану и транспортировку с использованием специальных приёмов и техники. К концу войны численность «группы Паша» достигла 480 чел., при этом в её составе находились 24 учёных-ядерщика, призванных консультировать военнослужащих по специфическим вопросам обращения с ядерными материалами. В числе этих 24 физиков был уже упоминавшийся Сэмюэл Гаудсмит, назначенный в мае 1944 г. главным научным консультантом группы. Сейчас уже мало кто помнит, что этот выдающийся учёный был когда-то американским спецназовцем в самом точном значении этого слова (а не в том, как трактуют его некоторые «дятломаны», для которых «спецназовец» — это любой военный на лыжах и без знаков отличия на форме…).
Слева: Борис Фёдорович Пашковский в форме полковника американской армии, фотография 1955 г. Справа: Сэмюэл Гаудсмит, снимок сделан до Второй мировой войны. В числе успехов «группы Паша» можно упомянуть прямо-таки феерическое «ограбление» дома Жюлио-Кюри под Парижем, во время которого Борис Пашковский лично вытащил из сейфа записи знаменитого учёного. Американцы действовали под самым носом у немцев, фактически «группа Паша» опередила передовые дозоры американской армии, выдвигавшиеся к Парижу. Случилось это 24 августа 1944 г. А буквально на следующий день Борис Пашковский лично встретился с Фредериком Жолио-Кюри и попросил того сообщить американским властям всю известную ему информацию о «ядерном проекте» Третьего Рейха. Жолио-Кюри ответил на конкретные вопросы, связанные с технологическими деталями реализуемой фашистами концепции атомной бомбы, но при этом отказался предоставить какие-либо личные соображения и математические выкладки по вопросу создания «супер-оружия». Жолио-Кюри не знал, что улыбчивый «русский американец» играл с ним в «кошкимышки». На самом деле ответы французского физика уже мало интересовали Бориса Пашковского, ведь в то самое время, когда он разговаривал с Жолио-Кюри, все записи и теоретические проработки последнего по теме создания ядерного оружия уже находились в самолёте, летевшем в Вашингтон. А чуть позже «группа Паша» сумела захватить 1200 тонн обогащённой руды урана-238, заложенных в долговременные хранилища. В кратчайшие сроки Пашковский восстанавил работу расположенной неподалёку фабрики металлической тары, уничтоженной налётами союзнической авиации, благодаря чему было изготовлено нужно количество бочек и урановое сырьё удалось вывезти в США. Сейчас уже мало кто помнит, что первые пять американских атомных бомб были изготовлена из сырья, доставленного из Европы (оттуда поступили не только уран, но и плутоний). Без Бориса Паша не было бы ни Хиросимы, ни Нагасаки.
«Атомный спецназ» Паша вывез в США значительную группу немецких учёных — физиков, химиков и врачей-радиологов — которые могли представлять интерес для продвижения ядерной программы Штатов. Среди вывезенных были 2 Нобелевских лауреата. А уже в самом конце войны — в последней декаде апреля — взвод под личным командованием Бориса Паша совершил рейд по тылам немецкой армии, имевший целью захватить радиоактивные материалы, оказавшиеся в г. Вайде, примерно в 70 км южнее Лейпцига. Линия советско-германского фронта проходила буквально в 10 км от города и американцам грозила двоякая опасность — их могли уничтожить не только фашисты, но и советские войска. Тем не менее, Паш рискнул и, прокатившись по немецким тылам в форме военнослужащего вермахта, попал в Вайде. Там его ожидало пренеприятное открытие — оказалось, что радий, который искали спецназовцы, не имеет штатной свинцовой укупорки, а значит смертельно опасен при транспортировке. Тем не менее, Пашковский не отступил и, не желая подвергать опасности подчинённых, повёз 16 кубиков радия в своём «виллисе». Сумка с опасным грузом стояла подле его правого бедра и офицер получил радиоактивный ожог, след на ноге от которого остался на всю жизнь. В этом месте уставший читатель может задаться вопросом: для чего автор рассказывает все эти подробности о малоизвестном в России американском разведчике? Какое отношение имеет сие эпическое повествование к истории девяти свердловских туристов, погибших на склоне Холат-Сяхыл в феврале 1959 г.? Самое непосредственное: автор намерен доказать, что именно воспитанники «главного атомного шпиона Америки» спустились к палатке «дятловцев» после 15:00 1 февраля 1959 г. и всё случившееся в дальнейшем напрямую связано с целевыми установками этих людей, их физической, психологической и специальной подготовкой. Правильно понимая мотивацию и логику Бориса Пашковского мы сможем правильно понять побуждения убийц группы Дятлова; все странности и несуразности случившегося получат связанное, логичное и непротиворечивое объяснение. А пока вернёмся к жизнеописанию Бориса Фёдоровича, благо оно таит ещё немало понастоящему интересных деталей. В 1944 г. Пашковский познакомился с будущим президентом США Дуайтом Эйзенхауэром, главнокомандующим союзными войсками на Втором фронте. Борис Паш располагал предписанием Эйзенхауэра об оказании его группе всесторонней помощи, документ этот был обязателен к исполнению любым военнослужащим союзных войск. В 1944–45 гг. Пашковский несколько раз встречался с Главкомом и докладывал тому о действиях своей группы. Эйзенхауэр в послевоенные годы не позабыл толкового разведчика — существуют свидетельства того, что Паш в 50-е гг. имел деловые встречи с Президентом США несмотря на кажущуюся иерархическую пропасть между ними. После окончания войны в Европе, Борис Фёдорович с частью своего спецназа был переброшен на Дальний Восток: Японию тоже надлежало соответствующим образом зачистить. С этой целью Пашковский побывал даже в Корее, впрочем, без видимого результата, поскольку никаких особых успехов ядерная программа Японии не имела. Японцы располагали всего 1 тонной уранового концентрата, да и то полученного из Германии, так что американцы ничего интересного для себя в Стране Восходящего Солнца не отыскали. До середины 1947 г. Пашковский оставался в Японии, затем последовало возвращение в Европу. Борис Фёдорович был назначен на должность офицера связи между военной разведкой и только что созданным Центральным Разведывательным Управлением. У американского разведывательного сообщества в Европе имелось в тот момент множество проблем, самые серьёзные из которых — огромное число перемещённых на Запад лиц, не желавших возвращаться на территории под контролем СССР, и колоссальный рост просоветских
настроений в крупнейших странах, союзниках США. Пашковскому пришлось решать обе. Он много работал с попавшими на Запад советскими людьми, преимущественно военнопленными, пытаясь отобрать среди них потенциально годных к разведывательной работе против СССР. Одновременно с этим Борис Фёдорович установил контакты с бывшими нацистами, определяя, кого следует отправить в тюрьму (в рамках проводимой союзниками денацификации), а кого — использовать в интересах США. MID и CIA руками бывших нацистов пытались обезглавить коммунистическое движение в Европе. Операция эта получила название «Бартоломью», со стороны ЦРУ её курировал начальник отдела специальных операций Уизнер, а со стороны военной разведки — Борис Пашковский. В рамках этой операции было совершено несколько десятков актов личного террора, направленных против крупных коммунистических и профсоюзных деятелей. Наиболее известные объекты атак — лидер итальянских коммунистов Пальмиро Тольятти, которого неудачно пытались взорвать в 1948 г., и глава бельгийской компартии Лео, убитый в 1951 г. Другая известная операция Пашковского той поры — очистка лагерей перемещённых лиц от просоветски настроенных людей, агитировавших за возвращение в СССР — получила название «Блудстоун» («Bloodstone»). Сколько людей погибло в рамках её реализации сказать невозможно, с уверернностью можно лишь утверждать, что масштабы эта чистка имела немалые. В октябре 1947 г. в лагере перемещённых лиц в местечке Миттенвальд среди заключённых произошла настоящая бойня, в результате которой погибло более 100 человек, преимущественно выходцев с Украины. Администрация лагеря выдала холодное оружие части содержащихся в нём лиц, в основном активным ОУНовцам, для того, чтобы те зачистили «агентов Кремля». Точное число убитых неизвестно, поскольку значительная часть погибших была сожжена в печах лагерной хлебопекарни. Бойня в Миттенвальде — всего лишь один из эпизодов «Блудстоуна». Но в 1951 г. Борис Фёдорович Пашковский получил новое, пожалуй, самое ответственное в своей жизни назначение. Ему предложили возглавить работу по разведке объектов атомной промышленности СССР, о которых в то время американцы имели крайне отрывочные сведения. Условия ведения агентурной разведки в Советском Союзе были в то время исключительно тяжелы. В 1949 г. Министерство госбезопасности, возглавляемое Виктором Семёновичем Абакумовым, приняло беспрецедентную в истории цивилизованных спецслужб инструкцию по противодействию деятельности иностранных разведок на территории страны. Этот документ давал сотудникам МГБ самые широкие полномочия для проведения оперативной работы не только в отношении граждан СССР, но и иностранных дипломатов. На следующий год в составе МГБ было создано Бюро № 2, призванное взять на себя силовое противодействие иностранным разведчикам, либо лицам, принятым за таковых. Сотрудники Бюро под видом хулиганов совершали нападения на иностранцев, избивали и грабили их, воровали багаж иностранцев при переезде, вторгались в гостиничные номера, подобно ворам. А женщины-сотрудницы, действуя под видом проституток, опаивали снотворным и обворовывали иностранных клиентов. Да-да, буквально так, грубо, прямолинейно, без лишних затей… Задача перед сотрудниками Бюро № 2 формулировалась руководством предельно бесхитростно — создать для «шпионов» нетерпимую обстановку, дабы те просто-напросто боялись нос высунуть куда-либо кроме посольства, Красной площади и Большого театра. Ярким примером предельно бесцеремонного стиля работы советской госбезопасности тех лет может служить история «разоблачения» трёх американских разведчиков в Волгограде летом 1955 г. Три сотрудника военного атташата США в чинах полковника, майора и капитана выехали в город на Волге в официальную поездку, разрешение на которую должным образом запросили шестью месяцами ранее в советском МИДе. Получив разрешение, американцы прибыли в Волгоград, прогулялись по улицам и набережным, имея при себе сканер радиочастот
сантиметрового диапазона. Уяснить цель променада заокеанских гостей не составляло большой сложности — американцы пытались выяснить рабочие частоты советских РЛС, которые включались для тестирования на заводе-изготовителе. Для этого не надо было вторгаться на территорию завода, достаточно было пройтись по периметру вдоль забора, сканер ловил сигналы запускаемых передатчиков и показывал точную частоту настройки. Именно она и интересовала американских гостей. Волгоградские контрразведчики устроили тайный обыск в гостиничном номере американцев, который сам по себе превратился в настоящее постановочное шоу, поскольку заокеанские гости старались номер без присмотра не оставлять. Тем не менее, сотрудникам КГБ удалось избавиться от их присутствия, заблокировав в лифте и ресторанном туалете. Оперативники удостоверились в наличии у американцев спецтехники и… стали в тупик, не зная что делать. В конечном итоге из Москвы приехали руководящие кадры, которые устроили настоящее «маски-шоу». Американцев публично «разоблачили» как шпионов, с заламыванием рук и плохо скрываемыми ударами в пах, провели в номере новый обыск (на этот раз публичный, с вытряхиванием презервативов из чемоданов), предъявили понятым «шпионскую технику» и рассказали об этом советским журналистам. Абсурдность ситуации заключалась в том, что американские военнослужащие не нарушали ни советских законов, ни норм международного права — они официально находились в СССР на правах представителей Вооружённых Сил США, должным образом получили разрешение на поездку и своими действиями в ходе этой поездки не вышли за рамки дозволенного. То, что советское военное производство не было должным образом защищено от средств технической разведки, являлось проблемой дурной организации технологического процесса и некомпетентного контрразведывательного обеспечения, но эти недостатки отнюдь не давали КГБ оснований действовать в отношении американцев столь грубо и неуклюже. Подобный произвол в отношении представителей военного атташата невозможно представить, скажем, в 70-х гг. прошлого столетия, или скажем в наше время — теперь сотрудники госбезопасности действуют намного тоньше и корректнее — но для 50-х гг. подобные истории были нормой. Спецслужбы противостоящих блоков не церемонились друг с другом. За период 1950–60 гг. более 20 сотрудников диппредставительств США в СССР были отозваны американцами ввиду грубых провокаций, устроенных в их отношении советской госбезопасностью. Практически каждый год ещё несколько дипломатов и работников военных атташатов объявлялись советской стороной персонами «нон-грата» и высылались в безусловном порядке. Ярким примером обоюдного игнорирования дипломатического этикета может служить история с объявлением персоной «нон-грата» даже самого Посла Джорджа Фроста Кеннана. Случилось это после довольно острого по тону и полемичного по содержанию интервью, которое Кеннан дал западным журналистам в сентябре 1952 г. В нём Посол охарактеризовал обстановку, царившую в Москве вокруг американской дипмиссии, с той, что наблюдалась после разрыва дипотношений между США и гитлеровской Германией. Кеннан был тогда в числе сотрудников американского посольства, подвергшихся интернированию, и почти полгода провёл под домашним арестом. Сравнение Советского Союза с Третьим Рейхом вызвало гнев Сталина, потребовавшего немедленно убрать американского дипломата из Москвы (ещё раз подчеркнём, это был далеко не единичный случай подобного выдворения из страны, так, например, в 1957 г. Советский МИД потребовал убрать из СССР 4 американских дипломатов и такого рода инциденты происходили на протяжении 50-х гг. ежегодно).
Джордж Кеннан (фотография 1947 г.). В 1952 г., находясь в ранге Чрезвычайного и Полномочного Посла США в СССР, дал скандальное интервью западным средствам массовой информации, в котором сравнил условия пребывания американских дипломатов в Москве с теми, в каких находились интернированные Гитлером дипломаты после объявления США войны Германии. Тон интервью, а также допущенные Послом аналогии, вызвали гнев Сталина, потребовавшего «убрать американца». Кеннан был объявлен персоной нон-грата — исключительное событие в отношениях обеих стран. Все эти отступления хотя и не имеют прямого отношения к теме настоящего очерка, тем не менее очень выразительно характеризуют ту крайнюю степень враждебности, в обстановке которой американские дипломаты работали в Советском Союзе с конца 40-х гг. Борис Пашковский, проанализировавший возможности разведывательного сообщества США в СССР, понял, что делать ставку на традиционную агентурную разведку бесполезно. Могущественный МГБ просто не позволил бы американцам развернуться. Борис Фёдорович предложил поручить разведку предполагаемых объектов атомной промышленности СССР группам специально отобранных и обученных людей, нелегально засылаемых в страну. Другими словами, Пашковский предложил руководству разведывательного сообщества вернуться к хорошо зарекомендовавшей себя в годы Второй мировой войны идее «атомного спецназа», разумеется, с поправкой на специфику текущего момента, ведь СССР и США не находились в состоянии войны. Ну, и разумеется, с учётом новейших достижений науки и техники. Тактика разведчиков предполагала их нелегальную заброску на территорию СССР и последующие действия там в одиночку, парами и четвёрками. Разведчикам надлежало получить фотографии объекта, образцы грунта и воды из близлежащих водоёмов. В последующем предполагался нелегальный выход разведчиков из страны вместе с добытыми ими образцами. Исследовательские организации в США или других странах НАТО должны были изучить доставленные спецагентами пробы и сделать однозначный вывод как о качественных характеристиках выпускаемой на секретном объекте продукции, так и её количестве. В 1951 г. физики-ядерщики и радиологи уже гарантировали, что со 100 %-ой вероятностью смогут распознать любые виды производств расщепляющихся материалов для существующих на тот момент типов ядерного оружия. Чтобы было понятно о чём идёт речь, приведём такой пример. При производстве оружейного урана-235 (U-235) происходит синтезирование почти трёх сотен изотопов 34 химических элементов, которые неизбежно попадают в окружающую среду в непосредственной близости от места производства. Вода и грунт вокруг него получали уникальный набор редких изотопов, которые указывали на тип существующего в этом месте производства столь же однозначно, как отпечатки пальцев на человека, их оставившего. При
наработке и извлечении плутония набор изотопов должен был быть уже совсем иным и перепутать его с урановым производством было совершенно невозможно. Лабораторный анализ образцов почвы и воды мог без всяких затруднений показать связь того или иного букета «изотопных хвостов» с вполне определённым типом производства. Понятно, что разведчиков нельзя было посылать наобум — в тогдашнем СССР царила атмосфера тотальной секретности и потому даже самые невинные или отсталые производства трепетно охраняли несуществующую гостайну. Т. о. большая роль отводилась предварительной разведке предполагаемых объектов атомной промышленности техническими средствами. Под таковыми понимались самолёты-разведчики, оснащённые фототехникой, работающей в видимом и инфракрасном диапазонах (если быть совсем точным, то ИК-камеры добавились уже после 1951 г., но в контексте нашего очерка сие совершенно несущественно). Базовым самолётом-разведчиком, на который американцы делали ставку в конце 40-х — начале 50-х гг. был RB-50, являвшийся модификацией стратегического бомбардировщика В-29. Это было очень прочное и надёжное воздушное судно, имевшее всего один недостаток, который, правда, уничтожал все его достоинства — тихоходность. Время от времени советским истребителям ПВО удавалось перехватывать и уничтожать этих нарушителей (первый подтверждённый такой случай датирован 8 апреля 1950 г., когда В-29 был сбит над Балтийским морем после того, как углубился в воздушное пространство СССР на 21 км). В силу этого уже в начале 50-х гг. американская военная разведка обзавелась другим самолётом — модификацией реактивного 6-моторного бомбардировщика В-47 «Стратоджет», получившей обозначение RB-47. Это был настоящий пират, разгонявшийся до 980 км/час и забиравшийся на высоту более 10 км (примечательно, что даже с определением потолка полёта «стратоджетов» существует определённая неясность, разные источники называют разные цифры — и 10 100 м, и 10 500 м, и 11 900 м, и даже 13 500 м для самой лёгкой модификации под индексом В-47А. Ясно только, что этот самолёт мог выполнять длительный полёт со скоростью более 950 км/ч на высотах, превышающих 10 км — феноменальный результат на фоне его поршневых собратьев!). На этой высоте радиус его горизонта видимости (оптической и радиолокационной) приближался к 250 км! Уникальные фотокамеры с фокусным расстоянием 2,5 м, разработанные американцами в 1953 г., позволяли получать детальные фотоснимки с расстояния 100 км и более. Когда такую фотокамеру получили в своё распоряжение англичане, то со своего самолёта-разведчика «Канберра» они сделали фотоснимок собора Св. Павла в Лондоне. Сам самолёт находился в это время над Ла-Маншем в районе Дувра. На фотографии была отлично видна колоннада под куполом (если на снимке видна отдельная колонна, то значит, будет видна и ракета на стартовой позиции). Английские разведчики были шокированы качеством американской оптики. Американцы много работали над повышением дальности полёта своего основного бомбардировщика и разведчика. Для последнего дальность была особенно важна. «Стратоджет» первым из серийных самолётов получил систему дозаправки в воздухе. Запущенная в серию в начале 1953 г. модификация «стратоджета» с индексом В-47Е принимала на борт почти 70 тыс. литров топлива, что почти на 40 % превышало запас топлива предшествующих типов. Радиус полёта этих самолётов достиг 4630 км — это означало, что «стратоджет», взлетевший с авиабазы в Гренландии, мог через Северный полюс достичь окрестностей Свердловска и вернуться обратно без дозаправки. А самолёт, вылетевший из Турции, точно так же, без дозаправки, мог долететь до Байкала и обратно. С дозаправками в воздухе дальность становилась практически неограниченной, что американцы и подтвердили, совершив в целях рекламы своей авиационной техники, облёт земного шара. На базе модификации «Е» американцы сделали большое количество «стратоджетов»,
«заточенных» под решение узкоспециализированных задач, не связанных с нанесением бомбовых ударов по противнику. Так, например, 36 самолётов были переоборудованы в ретрансляторы на случай выхода из строя систем военной связи во время войны; 2 самолёта использовались как экспериментальные для апробации систем радио-электронной борьбы (и были списаны только в конце 70-х гг. прошлого века, пережив в строю все прочие «стратоджеты»); 3 самолёта радиоразведки с индексом ERB-47H были специально созданы для перехвата телеметрической информации с борта советских баллистических ракет, запускаемых с Тюратама; 35 самолётов были оснащены техникой для ведения радиоразведки и ещё 255 — фоторазведки. Последние имели 11 фотоаппаратов с различными оптическими характеристиками и брали на борт 10 осветительных авиабомб. Высотное фотографирование в ночное время с подсветкой объектов авиабомбами считалось одним из основных тактических приёмов использования разведывательных «стратоджетов» вплоть до начала 60-х гг. прошлого столетия. В контексте темы этого очерка необходимо отметить, что упомянутые выше самолётыразведчики RB-50 и RB-47Е могли использоваться и как транспортные. Все «стратоджеты» имели герметичный бомбовый отсек и первые модификации этого бомбардировщика не предполагали катапультирования экипажа — лётчики должны были выпрыгивать из самолёта через специальный люк в правом борту. Таких самолётов, кстати, было изготовлено более 400. Чтобы воздушный поток не прибивал парашютистов к корпусу, рядом с люком был сделан специальный аэродинамический «наплыв», создававший зону воздушного разрежения и уменьшавший риск удара о корпус при большой скорости полёта самолёта. Впоследствии пилоты получили катапультируемые кресла, но люк в борту остался и возможность десантирования (или выброски грузов) с борта «стратоджетов» всех модификаций сохранилась. Громадный бомбовый отсек этого самолёта (длиною почти 11 м), как было сказано, являлся герметичным и в нём были оборудованы рабочие места для операторов разведывательного оборудования. Если требовалось, в бомбоотсеке могла размещаться группа десантников любой, необходимой для целей разведки, численности. «Стратоджет» был практически неуязвим для советских МиГ-15 и -17, составлявших в то время основу парка истребительной авиации СССР. Для того, чтобы не быть сбитым советским перехватчиком, «сорок седьмому» требовалось лишь не приближаться к аэродромам базирования истребителей ПВО ближе чем на 150 км. Имея же такую фору, «американец» мог чувствовать себя в безопасности, поскольку советский самолёт тратил на догон практически весь запас топлива и после атаки не мог вернуться на аэродром. Кроме того, «Стратоджеты» были довольно манёвренны и опытный пилот мог вполне успешно противостоять попыткам атаковать себя лишь за счёт высоких пилотажных характеристик самолёта. Имеются данные, согласно которым активно маневрирующий «Стратоджет» банально не позволял зайти МиГу-15 себе в хвост для атаки, поскольку советскому перехватчику не хватало для этого запаса скорости. В большинстве случаев при нарушении воздушного пространства СССР самолётами RB-47 наши перехватчики даже не поднимались в воздух ввиду бессмысленности попыток перехвата. Если тихоходные RB-50 сбивались в небе СССР начиная с 1950 г., то первый RB-47 был уничтожен лишь летом 1960 г. (тут необходимо небольшое пояснение. В Интернете присутствуют указания на то, что советские истребители ПВО впервые сбили «стратоджет» 17 апреля 1955 г. в районе Камчатки, но американцы утверждают, что падение самолёта — кстати, вне государственной территории СССР — произошло тогда в силу его технической неисправности. Кто тут врёт сказать в точности нельзя — обе стороны могут умышленно искажать истину, но успешная атака двух МиГ-15 действительно представляется маловероятной, принимая во внимание как ловко RB-47 умел уходить от более совершенных
МиГ-17. Истина, скорее всего, лежит где-то посередине: самолёт, скорее всего, действительно был изначально неисправен, его настигла пара советских Миг-15 (пилоты Сажин и Коротков), которые безуспешно его атаковали, после чего повреждённый «стратоджет» ушёл в сторону океана и упал в районе Командорских островов. Примечательно, что американцы не заявляли претензий советской стороне ввиду гибели самолёта, т. е. они не связывали случившееся с действиями советских истребителей ПВО. Ещё раз подчеркнём, что первый, официально признаваемый СССР и США факт успешной атаки и уничтожения самолёта-разведчика RB-47 имел место 1 июля 1960 г. в районе мыса Канин Нос). Несомненным достоинством «сорок седьмого» являлась его высокая пожаровзрывобезопасность. Топливо в баках самолёта хранилось под давлением инертного газа, поэтому при попадании осколочно-зажигательных снарядов авиационных пушек не взрывалось, а пробрызгивалось наружу, точно через форсунку. По воспоминаниям американских пилотов, повреждённый «стратоджет» летел, оставляя в стратосфере позади себя мелкодисперсное облако топлива, однако сам самолёт не загорался и не взрывался. Стрелково-пушечное вооружение советских МиГ-15 и -17 оказалось против RB-47 совершенно неэффективно. Отечественный снаряд авиационной пушки калибром 37 мм содержал всего 39 гр. взрывчатого вещества, а 23 мм пушки и того меньше — всего 17 гр. Попадания нескольких таких снарядов не могли причинить планеру самолёта значительных разрушений. Известен поистине феноменальный случай живучести этого самолёта, когда одна из подкрыльевых мотогондол RB47 с двумя двигателями была оторвана близким взрывом китайской зенитной ракеты, а повреждённый «стратоджет», тем не менее, перелетел Японское море и вернулся на базу в Японии на оставшихся четырёх двигателях! Помимо очевидных достоинств американской техники, на руку супостату играли и огрехи отечественной конструкторской мысли. В прелюбопытнейшей статье «Метаморфозы боевой подготовки советской истребительной авиации в послевоенный период», написанной И. Карташёвым, З. Никитиным и П. Чернышом (все трое полковники, военные лётчики 1-го класса), которую можно рекомендовать для ознакомления всем истинно верующим в «непобедимых советских асов» об этом скупо, но выразительно сказано так: «Стоявший на МиГ-15 и МиГ-17 полуавтоматический гироскопический прицел АСП-3 имел свои особенности выработки данных для стрельбы. Подвижная сетка прицела на малых дальностях почти не отклонялась при манёвре истребителя, а в процессе прицеливания на дистанциях свыше 300 м она реагировала на малейшее изменение крена или перегрузки, а потому “удержать” её на цели было очень трудно. Возник парадокс: прицел обеспечивал данными для стрельбы умелого стрелка и “мешал” вести огонь новичку. Таким образом, для получения зачётной очереди цель должна была или не маневрировать или выполнять плавные манёвры с постоянной угловой скоростью, чего в реальном бою, естественно, не было и в помине. (…) Даже в случае успешного выхода на цель по данным наземных РЛС и собственного бортового радиоэлектронного оборудования, большинство лётчиков-истребителей, и тем более лётчиковперехватчиков, вряд ли смогли бы поразить воздушную цель бортовым оружием. Иначе говоря, мощь советской истребительной авиации во второй половине 50-х годов становилась всё более эфемерной. Предвидя, что этот тезис может вызвать среди воинствующих патриотов из числа ветеранов советских вооружённых сил и “оборонки” обвинения в некомпетенции и очернительстве, отметим, что венцом курса подготовки к воздушной стрельбе были стрельбы по планеру, который буксировался на 800-метровом тросе реактивным бомбардировщиком Ил-28. Однако, как выяснилось, обучение стрельбе с дистанции 300 и более метров, практиковавшееся в то время, приводило к тому, что попасть в планер подготовленным по утверждённым методикам лётчикам было очень трудно. Надо ли говорить, что случайности подобного рода
выпадали редко, и каждый полк знал своих героев, которые обычно вылетали последними.» Что и говорить, убийственное признание! Особо подчеркнём, что один из авторов процитированной статьи — Зиновий Никитин — является кандидатом военных наук, а другой — Пётр Черныш — лауреатом Государственной премии. Объективности ради надо подчеркнуть, что «импотентность» советской истребительной авиации прекрасно сознавал Никита Хрущёв, весьма скептически вопринимавший показуху звездопогонных теоретиков. Особый гнев всесильного Генсека вызвали масштабные учения военно-воздушных сил в 1955 г., по итогам которых командующий Московским округом ПВО маршал К. Вершинин с помпой отчитался Президиуму ЦК КПСС, что в ночное время 96 % целей «перехвачены» советскими лётчиками на дальних подступах к охраняемым объектам без использования прожекторов и даже без использования радиолокационных станций на борту самолётов. Вот, мол, какие у нас необыкновенные советские лётчики, пронзают взглядом тьму кромешную, аки соколы и филины! Однако через несколько месяцев выяснилось, что маршал банально смошенничал — всем бомбардировщикам, имитировавшим «цели» — было приказано в ходе учений выполнять ночные полёты с включёнными бортовыми огнями. Хрущёв был разъярён показухой военных начальников и враньём их докладов. Именно тогда он отменил принятый ранее план строительства в период 1955–65 гг. 14 тыс. новых истребителей (правда, полной ясности с этим решением Хрущёва нет, имеются сведения, согласно которым тот «зарубил» план не в 1956 г., а двумя годами позже). Более того, с 1956 г. началось значительное сокращение военно-воздушных сил (правда, носило оно не частный характер, а осуществлялось в рамках масштабного сокращения всех Вооружённых Сил СССР на основании Постановления Президиума ЦК КПСС от 9 февраля 1956 г.). В том же 1956 г. из состава Советских военновоздушных сил на несколько десятилетий исчезла штурмовая авиация, упразднённая приказом Министра обороны № 30660 от 29 апреля 1956 г. Ложь Вершинина отчасти вышла боком и ему самому — в 1956 г. маршал был исключён из числа кандидатов в члены ЦК КПСС и над его карьерой навис дамоклов меч опалы. Правда, всех, опечаленных судьбою маршала, поспешим успокоить — Константин Андреевич Вершинин принадлежал к той замечательной когорте коммунистов, которым всегда успешно удавалось колебаться вместе с генеральной линией партии. Если уж этот человек сумел успешно пережить сталинскую опалу в конце 40-х гг., то хрущёвские истерики ничем серьёзным ему грозить не могли. За Вершинина заступился Жуков и очень скоро карьера маршала пошла в гору, да притом какую! В январе 1957 г. он был назначен главкомом военно-воздушных сил. Впрочем, от этого мудрого кадрового решения американцам, разумеется, хуже не сделалось и их самолёты не стали реже летать в советском небе. Скорее наоборот!
Слева: Главный маршал авиации Константин Андреевич Вершинин. Под мудрым руководством маршала Вершинина в Советских ВВС пышным цветом расцвели те самые
«благодать и показуха», за которые нашим военспецам сильно досталось от израильских лётчиков 30 июля 1970 г., когда те в первом же бою с советскими пилотами уничтожили 5 из 6 Миг-21, не понеся при этом потерь. Именно при Вершинине были отменены учебные бои истребителей «пара на пару», исчезли доплаты пилотам за полёты в сложных метеоусловиях, а также досрочное присвоение за это званий и наград. Лётчикам было запрещено отрабатывать фигуры высшего пилотажа в облаках и ночью. При проведении учебных боёв пилотам было запрещено уходить в облака, используя последние в качестве тактических элементов. Эта страсть к «показухе», привитая вдумчивым маршалом авиации, аукалась советским лётчикам вплоть до распада СССР. Не изжита она, впрочем, и поныне. Справа: цвет советских Вооружённых Сил в одном кадре (слева направо): маршалы К. А. Вершинин, Г. К. Жуков, К. Е. Ворошилов, М. В. Захаров и К. К. Рокоссовский. Смотришь на эти «иконостасы» и невольно ловишь себя на мысли: какой же безмерной народной кровью заработаны награды на грудях этих титанов военно-стратегической мысли? Вернёмся, впрочем, к усилиям СССР по организации защиты своего воздушного пространства. Можно по-разному относиться к Хрущёву, но осуждать его волюнтаризм в вопросе сокращения амбициозных планов постройки новых совершенно бесполезных воздушных армад вряд ли уместно. Логика Генсека была железной: хватить строить горы нового металлолома, займёмся реальным улучшением систем вооружения! Выход Никита Сергеевич видел в ракетах и низкий ему поклон за то, что при всех своих недостатках и безграмотности, он интуитивно распознал колоссальный потенциал нового класса вооружений. Хрущёв приказал максимально ускорить принятие на вооружение истребительной авиации управляемых ракет класса «воздухвоздух», разработка которых велась уже несколько лет. Первая ракета этого класса, получившая обозначение РС-1У, была принята на вооружение в 1956 г. Свою задачу она решала плохо: запуск ракеты по цели был возможен на дальности не более 3 км (а реально даже меньше), причём цель должна была следовать в коридоре высот от 5 км до 10 км. Если противник летел ниже 5 км, то наведение становилось невозможным из-за помех, отражённых от земли сигналов радиолокатора истребителя, а если выше 10 км, то крылья ракеты теряли свою эффективность ввиду разрежения воздуха и её полёт становился неуправляемым. Высотные самолётыразведчики стран НАТО, такие, как упоминавшийся RB-47 или английский «Канберра» могли продолжать чувствовать себя в советском небе столь же комфортно, что и прежде. У ракет РС1У имелся и ещё один серьёзный недостаток, резко снижавший её боевые качества: яркие трассеры на концах крыльев, сделанные для визуального отслеживания полёта ракеты, слепили пилота ярким огнём. Можно только представлять, что испытывал лётчик при залповом пуске ракет! Получался настоящий салют под собственным носом! Ослепление было столь велико, что лётчику требовалось некоторое время для адаптации зрения к низкой освещённости кабины; в течение этого времени он не только не мог следить за движением цели, но даже фактически терял управление собственным самолётом. Поскольку неудовлетворительные боевые качества ракеты РС-1У были очевидны и военным, и конструкторам, работы по её совершенствованию начались практически сразу по принятии на вооружение. В ноябре 1957 г. на вооружении нового истребителя Миг-19ПМ появилась новая ракета РС-2У. Это тоже был далеко не идеал, хотя в отличие от предшественницы эта ракета могла попасть в цель, летевшую выше истребителя, выпустившего её, на 2 км! С прежней ракетой это было невозможно. Допустимый рубеж атаки возрос до 3,5 км. В общем-то немного, но всё-таки… Чуть-чуть возросла масса боевой части — с 11,35 кг.
у РС-1У до 13,5 кг. Этим, собственно, достоинства новой ракеты и исчерпывались. Сохранялся главный недостаток её предшественницы — «подсведка» цели радиолокатором истребителя и необходимость её удержания в визире радиоприцела на всём протяжении полёта ракеты. Активно маневрирующая цель «сбивала» прицел и поразить ракетой РС-2У скоростной и манёвренный самолёт вроде «Стратоджета» было весьма непросто, практически невозможно. Именно поэтому капитан Василий Поляков, впервые уничтоживший RB-47 летом 1960 г., использовал для атаки пушки своего Миг-19.
Ракета класса «воздух-воздух» РС-2У явилась попыткой — пусть и не очень удачной — дать советской авиации ПВО хоть какое-то эффективное средство борьбы с американскими «стратоджетами». Речь даже шла не о самолётах-разведчиках, а о бомбардировщиках с ядерным оружием на борту — в случае реального военного конфликта наши Миги и Яки без этих ракет практически ничего не смогли бы противопоставить ордам «стратождетов» в случае их массированного налёта. Что бы там не долдонили наши ура-патриоты, горькая историческая правда такова, что вплоть до начала 70-х гг. прошлого века советская истребительная авиация и силы ПВО в целом не имели эффективных средств борьбы с авиационными средствами нападения стран НАТО. Завершая разговор о бортовом оружии советских истребителей-перехватчиков, остаётся добавить, что первая авиационная ракета класса «воздух-воздух» приемлемого для реального боя качества, появилась на вооружении лишь в октябре 1960 г. Она имела индекс РС-2УС и представляла собой глубокую модификацию РС-2У. Теперь стал возможен перехват целей, имевших скорость до 1600 км/ч и высоту полёта в диапазоне от 5 км до 20 км. Рубеж начала атаки отодвигался на расстояние 6 км, более устойчив стал алгоритм наведения ракеты, благодаря чему залп четырёх ракет давал вероятность уничтожения активно маневрирующей цели в районе 0,8–0,9. Очень неплохо! Создание этой ракеты явилось настоящим успехом советской оборонной промышленности — об этом можно сказать без всякого преувеличения. Подводя итог всему сказанному, необходимо признать, что на протяжении всех 50-х годов прошлого столетия СССР не имел не только эффективной системы ПВО страны, но и противовоздушной обороны отдельных её районов. Несмотря на затрату Советским Союзом огромных материальных ресурсов, техническое превосходство стран НАТО (и прежде всего США) позволяло последним с высокой эффективностью проводить воздушную разведку интересующих районов. Интенсивность воздушной разведки стран НАТО, частота нарушений воздушных границ и глубины вторжений в воздушное пространство СССР возрастали на протяжении всего десятилетия. По признанию американских историков авиации, в 1950 г.
разведка военно-воздушных сил и ЦРУ США совершили около 1 тыс. полётов, сопровождавшихся нарушением границ Советского Союза, а в 1959 г. — уже более 3 тыс. Есть очень интересное (хотя и косвенное) свидетельство активного привлечения «стратоджетов» к глубинной разведке территории СССР. 24 апреля 1959 г. самолёт под командованием капитана Джона Лаппо совершил пролёт под подвесным мостом на озере Мичиган, известном под названием «Маккинак». Для этого RB-47E Лаппо снизился до высоты 23 м над уровнем воды. Факт воздушного хулиганства не остался незамечен прессой, получившей информацию об инциденте от шокированных автомобилистов, проезжавших по мосту во время акробатического пролёта громадного воздушного судна. Лаппо не стал отнекиваться от «подвига» и честно признался журналистам, что мечтал бы пролететь на «стратоджете» под мостом «Золотые ворота» в Сан-Франциско. действия капитана вызвали внутреннее расследование в Стратегическом авиационном командовании ВВС США (сокращённо САК), по результатам которого воздушного хулигана в августе 1959 г. предали суду и в конечном итоге отстранили от полётов на боевых самолётах. Но речь не об этом. Пронырливые журналисты узнали, что Лаппо — боевой лётчик, на В-29 он воевал в «корейской войне» и получил за участие в ней 4 боевых награды. Но свою самую высокую и почётную награду — «Лётный крест» — Лаппо получил в 1958 г. за… разведывательные полёты над СССР. Для американцев это было новостью, ведь вплоть до того, как самолёт Пауэрса сбили под Челябинском 1 мая 1960 г. в открытой американской печати практически не было упоминаний об активном ведении воздушной разведки территории Советского Союза. Однако все попытки разузнать в каких миссиях и когда принимал участие Джон Лаппо так и не нашли ответа со стороны руководства Стратегического авиационного командования. Нет об этом информации и сейчас, по крайней мере, официальной. Но мы можем не сомневаться — если Лаппо в мирное время вручили высшую боевую награду, значит он и его самолёт привлекались отнюдь не к безопасным полётам вдоль границ, а осуществляли глубинные вторжения вглубь воздушного пространства СССР. Всего же, за период 1950–1970 гг. американская авиация более 20 тыс. раз нарушала неприкосновенность воздушного пространства СССР, осуществив аэрофотосъёмку более 3 млн. кв. км. Колоссальный объём разведывательной работы, что и говорить! Поэтому надо с большим скепсисом относиться к шапкозакидательским заверениям советского Агитпропа с его заезжанной пластинкой про «границы на замке». Если и был там «замок», то лишь в воображении журналистов «Правды», сам же Хрущёв и руководители ПВО особых иллюзий по этому поводу не испытывали. Благо жизненные реалии были таковы, что каждый год приносил всё более неприятные сюрпризы. Что это были за сюрпризы мы можем видеть на конкретных примерах действия американской и английской авиации по разведке объектов в глубине СССР.
Слева: американский RB-50 в полёте. Официально считается, что фотография сделана во время учебного полёта над Ираном в 1956 г. Следует обратить внимание на люк в хвосте, явно открытый с целью либо десантирования разведчика, либо выброски груза. Справа: один из самых известных фотоснимков RB-47. Самолёт имел максимальную скорость 980 км/час и мог долгое время поддерживать скорость в 950 км/час — это была крейсерская скорость истребителя того времени. Американцы буквально дразнили советскую ПВО групповыми полётами «стратоджетов» в небе Страны Советов — по 2, 3 и даже 6 самолётов-нарушителей в группе. Советские истребители ПВО долгие годы ничего не могли поделать с RB-47, они банально не могли угнаться за этим настоящим воздушным хамом. Так, например, 15 октября 1952 г. два «стратоджета» вторглись в воздушное пространство Советского Союза в районе острова Врангель. Один из самолётов пролетел вдоль северного побережья Чукотки, явно отвлекая на себя внимание местных сил ПВО, а второй направился вглубь континентальной части страны и пересёк Чукотский полуостров. Над бухтой Провидения, уже в Беринговом море, он развернулся и ушёл в сторону Аляски. Поднятые в воздух самолёты МиГ-15 не смогли перехватить нарушителя. Самолёт преодолел более 1300 км над территорией СССР, а его командир получил орден «За лётные заслуги». В августе 1953 г. английский самолёт-разведчик «Канберра» с новейшей американской фотокамерой на борту осуществил разведку ракетного полигона в Капустином Яру. Полёт проходил на высотах 14 500 м и выше по маршруту Прага-Киев-Харьков-река Волга-Каспийское
море-Иран. Во время этого полёта английские пилоты стали свидетелями того, как поднявшиеся с разных аэродромов на их перехват истребители Миг-15 вступили в бой друг с другом — самолёты, видимо, принадлежали разным воинским частям и плохая координация служб ПВО привела к тому, что пилоты не были предупреждены о совместных действиях. Саму же «Канберру» же советские перехватчики так и не смогли достать: самолёт успешно выполнил полётное задание и впоследствии разведчики этого типа не раз использовались Великобританией для вторжений в небо Советского Союза.
Несколько фотографий, имеющих отношение к историческому полёту английского самолёта-разведчика к ракетному полигону Капустин Яр в августе 1953 г. Фотоснимок слева: фотокамера высокого разрешения в бомбовом отсеке «Канберры» перед вылетом. Фотографии справа: районы пусковых площадок на полигоне Капустин Яр и один из аэродромов, сфотографированные английскими разведчиками во время этого полёта. Другой феноменальный по своей наглости пролёт имел место 29 апреля 1954 г. Тогда группа из трёх самолётов-разведчиков, имевших на борту смешанные англо-американские экипажи, совершила дерзкий рейд по маршруту Новгород-Смоленск-Киев. Понятно, что этот полёт решал не только узко разведывательные задачи, но и проверял возможности советской ПВО на случай реального авиационного удара по территории страны. Оказалось, что возможности отечественной ПВО по противодействию массированному авиационному наступлению НАТО-вских военно-воздушных сил близки к нулю. Буквально через несколько дней — 9 мая 1954 г. — взлетевший с военно-воздушной базы в Великобритании американский RB-47 безнаказанно пролетел над Мурманском и Североморском. ПВО Северного флота банально «прозевало» разведчика. Переполох поднялся только тогда, когда «стратоджет» ушёл вглубь Кольского полуострова, который благополучно и пересёк, явно направляясь к Архангельску и Северодвинску (тогда — Молотовску). За наглым
американцем погнался Миг-15, который добросовестно расстрелял весь боезапас — 40 снарядов калибром 37 мм и 160 — калибром 23 мм. Ни единого попадания в супостата защитник советского неба не добился и вернулся на базу не солоно хлебавши. RB-47 совершил облёт Архангельска и Северодвинска и объектовые ПВО помешать ему в этом не смогли. В концеконцов, американец избавил местное военное начальство от своего присутствия, благополучно уйдя в сторону Баренцева моря. Несмотря на нежелание признавать собственные огрехи, советскому руководству в тот раз пришлось принимать меры — уж больно велико оказалось посрамление советских армии, авиации, флота и сил противовоздушной обороны. На смену шелудивому американцу в Мурманск прилетел Министр обороны Николай Булганин с целой комиссией звездопогонных начальников, призванных навести, наконец-то, порядок в деле защиты советского неба. Самым виноватым оказался, разумеется, лётчик, который, расстреляв боезапас, не стал таранить самолёт-нарушитель и ценой собственной жизни пресекать его полёт; досталось впрочем и начальникам повыше. Высокая московская комиссия, раздав всем сестрам по серьгам, благополучно отчалила восвояси, а работа по охране рубежей Родины вернулась на круги своя — НАТО-вцы продолжали наведываться к нам, а наши доблестные защитники пытались их заметить и по возможности им помешать. Получалось, прямо скажем, не очень… 1 мая 1955 г. НАТО-вские самолёты-разведчики появились над многими городами в европейской части СССР, в том числе Киевом и Ленинградом. Были сфотографированы первомайские демонстрации советских трудящихся, искренне веривших в то, что «граница на замке» и даже не подозревавших о полётах самолётов-шпионов буквально над собственными головами. Предельно циничной была проверка боеспособности советской ПВО, которую устроили американцы в период с 4 по 9 июля 1956 г. Каждый день их «стратоджеты» вторгались в западные районы СССР на глубину до 350 км, заходя со стороны Польши или Балтийского моря. Во время этих полётов самолёты-разведчики появлялись в районе Калининграда, фотографируя не только саму военно-морскую базу, но и многочисленные береговые объекты военной инфраструктуры. Силы ПВО не смогли сорвать ни один из этих пролётов, несмотря на то, что всякий раз противник действовал с одного направления и по одной схеме. А ведь ещё и года не прошло с того момента, когда маршал Вершинин высокопарно заверил Президиум ЦК КПСС о том, что силы ПВО в ночных условиях «перехватили 96 % целей»! События июля 1956 г. показали истинную цену завиральным обещаниям паркетных шаркунов с маршальскими звёздами на погонах… В 1956 г. несколько десятков «стратоджетов» поучаствовали в масштабной разведывательной операции «хоум ран», о чём подробнее будет рассказано чуть ниже. А вот 10 сентября 1957 г. имела место одна из наиболее таинственных операций американской разведки в небе СССР. Некий высотный самолёт совершил перелёт из Ирана над Каспийским морем с последующим выходом на маршрут Сталинград-Армавир-ГрозныйТбилиси-Иран, пролетев в общей сложности над территорией СССР примерно 3050 км. Самолёт произвёл разведку ракетного полигона в Капустином Яру и авиационного полигона во Владимировке. В 100 км от Владимировки от самолёта-нарушителя отделился некий объект, который быстро вышел из зоны видимости советских РЛС, развив скорость около 1800 км/час. Это выглядело так, будто самолёт-нарушитель имитировал атаку наземного объекта крылатой ракетой. Несмотря на все старания Вооружённых Сил СССР заполучить её фрагменты в своё распоряжение и масштабную поисковую операцию, затеянную ради этого, обломки таинственного скоростного объекта так и не были обнаружены. До сих пор остаётся неизвестен тип самолёта-нарушителя, поскольку высота пуска (19 км) явно превышала потолок
«Стратоджета», а высотный самолёт-разведчик U-2 не имел узлов подвески оружия (впрочем, нельзя полностью исключать ошибки операторов наземных РЛС, чей профессионализм зачастую оставлял желать лучшего. Так, например, во время событий 1 мая 1961 г. когда на U-2 был сбит Фрэнсис Пауэрс, 2-й дивизион 57 зенитно-ракетной бригады продолжал обстреливать цель после её поражения, считая, что она продолжает нормальный полёт. 9 отдельный радиотехнический батальон выдавал на КП 4 армии ПВО сообщения о «цели, следующей на высоте 19 км» вплоть до того момента, когда разваливающийся U-2 снизился до высоты 5,5 км и Пауэрс уже давно покинул его кабину, т. е. прекратил всякое управление полётом. Возможно, что с определением высоты пуска 10 сентября 1957 г. в районе Владимировки мы имеем дело с аналогичным «косяком» наших специалистов). Весной 1958 г. Дядя Сэм в присущей ему манере вновь поздравил советский народ с праздником Первомая. На этот раз RB-47 пролетели над Киевом и заглянули в ближнее Подмосковье. Созданная к тому времени Московская зона ПВО, оснащённая зенитными ракетами С-25 и способная (теоретически!) одновременно обстреливать 1000 самолётов противника, незванных гостей попросту не заметила. Их не заметили и многочисленные экипажи авиационной техники, поднимавшейся в тот день в воздух по всей европейской части СССР (в моде ещё оставались сталинские воздушные парады и во многих городах воинские части и местные аэроклубы 1 мая привлекались к воздушным парадам «локального» характера). А вот с декабря 1958 г. «стратоджеты» стали активно действовать в южных районах СССР — над Узбекистаном, Казахстаном и Западной Сибирью. Целью их полётов являлось движение вдоль траектории пролётов ракет Р-7, запускаемых с Байконура, и перехват телеметрической информации, передаваемой ракетой во время полёта. Три RB-47 были соответствующим образом переоборудованы и получили по две 18-метровые антенны, укреплённые с обеих сторон фюзеляжа.
Эти люди непосредственно руководили действиями военной разведки США в отношении СССР. На фотографии слева: генерал Ральф Кейнин (Ralph Canine), возглавлявший до ноября 1952 г. разведку Сухопутных войск, а в период с ноября 1952 г. по ноябрь 1956 г. — Национальное агенство безопасности США (National Security Agencу), орган, координировавший работу различных спецслужб США и стран НАТО. На фотографии справа: генерал Куртис Ле Мэй, командовавший частями стратегического авиационного командования США в Западной Европе. Без его санкции ни один «стратоджет» не мог пересечь границы стран Варшавского Договора. Следует особо подчеркнуть, что приведёнными выше случаями список разведывательных по своим целям и скандальных по форме полётов «стратоджетов» в советском небе отнюдь не ограничивается. А ведь кроме них парк НАТО-вских воздушных разведчиков включал самолёты других типов: «Канберра» (английский), RB-57 «Канберра» (американский), P2V «Нептун» (американский), U-2. Интересующиеся могут самостоятельно углубиться в историю авиации, благо информации по этой теме становится в последние годы всё больше. Впрочем, исчерпывающей картины мы пока не имеем, поскольку данные советской ПВО до сих остаются закрытыми. Из американских источников известно лишь, что в период 1952–60 гг. одни только RB-47 различных модификаций совершили около тысячи нарушений воздушных границ СССР. Надо сказать, что американское ЦРУ, не желая использовать ресурсы министерства обороны (и попадать от него в зависимость), в середине 50-х гг. обзавелось своим собственным самолётом-разведчиком U-2. Концепция этого самолёта принципиально отличалась от RB-47: главным достоинством U-2 была не скорость полёта, а высота — 21–22 км — куда не мог забраться ни один истребитель в мире. Техническое превосходство U-2 над существовавшими средствами ПВО было столь очевидным, что ЦРУ с неприкрытым цинизмом использовало эти самолёты по всему миру — от Латинской Америки, до Ирана, Китая и СССР. Самолёт этот до такой степени понравился американским военным разведчикам, что Министерство обороны также закупило партию U-2 и впоследствии неоднократно их модернизировало. Кстати, завершая этот краткий исторический экскурс в историю американской разведывательной
авиации, следует заметить, что первый U-2 сбили вовсе не защитники советского неба 1 мая 1960 г. под Свердловском, как это полагают многие жители России, а их китайские коллеги в июле 1958 г. (т. е. почти двумя годами ранее. Кстати, в китайском небе U-2 также занимался разведкой атомных объектов, реализуя на практике идеи Бориса Пашковского, о чём подробнее нам придётся сказать чуть ниже).
U-2. Мало кто знает, что первыми этот супер-самолёт сбили китайские лётчики в 1958 г. С присущей китайцам осмотрительностью, они ничего не сообщили об этом своим кремлёвским союзникам, цинично рассудив, что проблемы «русских братьев» должны решать сами «русские братья». Примечательно, что советское руководство долгое время не признавало саму возможность существования самолётов, аналогичных U-2 по техническим характеристикам. Ситуация выглядела запутанно и даже анекдотически — из истребительных полков шли доклады о полётах неких «воздушных судов» на высотах более 20 км — а отечественные специалисты по авиатехнике ответственно заявляли, что «такого быть не может». Информация радиотехнических полков, призванных осуществлять радиолокационный дозор воздушного пространства, ясности не добавляла. Дело в том, что все имевшиеся в тот момент на вооружении СССР типы радиолокационных станций имели весьма ограниченные возможности (обнаружение целей на дальностях до 200 км и высотах до 20 км). Причём на эффективность работы РЛС негативно влияли многие факторы: параметры движения цели и её физические свойства, солнечная активность, состояние атмосферы и даже уровень подготовки операторов. Посему радиотехнические полки не могли распознавать U-2 и уверенно «вести» его. Все разглагольствования о том, что 1 мая 1960 г. Пауэрса «вели» чуть ли не от самой госграницы всего лишь досужие вымыслы ветеранов военных кафедр, на самом деле наша ПВО не заметила его не только на границе, но даже над Байконуром, куда тот «заглянул» по пути к Челябинску. В районе Байконура, кстати, уже были развёрнуты зенитно-ракетные дивизионы, так что 1 мая 1960 г. американца теоретически могли бы сбить уже там, однако… однако там его никто попросту не увидел. Показателен эпизод, имевший место 9 апреля 1960 г., т. е. за 3 недели до полёта Пауэрса. Тогда американский U-2 «прогулялся» до Балхаша и Байконура, а потом спокойно возвратился в Иран. На перехват таинственного объекта были подняты сначала 4 истребителя Миг-19, а затем ещё 2 Миг-17. При попытке одного из «девятнадцатых» выскочить выше практического полка и подняться на высоту таинственного объекта, истребитель потерял управление и разбился. В разбившемся самолёте погиб старший лейтенант Владимир Карачевский. В 9-й гвардейский истребительный авиаполк, которому принадлежал погибший самолёт, прибыл командующий истребительной авиацией ПВО генерал Е. Савицкий, который компетентно установил, что
перехватчики гонялись за фантомом, ибо «такого самолёта, который они якобы видели, быть просто не может». Инцидент стал известен в Москве и разбирался на заседании Политбюро ЦК КПСС в присутствии компетентных специалистов — авиаконструктора А. Микояна и Председателя Государственного комитета Совета министров по авиационной технике П. Дементьева. Специалисты были единодушны: самолёты на высотах более 20 км летать не могут в силу жёстких скоростных ограничений — при малой скорости полёта они будут сваливаться в штопор, а при высоких — у них будут отламываться крылья из-за высокого скоростного напора. А посему все пустопорожние разговоры о некоем неизвестном высотном разведчике надо прекратить. Ни Политбюро ЦК КПСС, ни лучшие авиационные специалисты Страны Советов, ни лучшие разведчики КГБ и ГРУ — никто из этих достопочтенных исторических персонажей ничего не знал об американском U-2 вплоть до 1 мая 1960 г, когда ракетчики 57 зенитноракетной бригады в небе над Челябинском-40 «завалили» американца 14-ой (четырнадцатой!) по счёту зенитной ракетой С-75. Сбив после этого собственный же истребитель-перехватчик Миг-19 (пилот Сафонов погиб). Правда, объективности ради надо сказать, что некоторые историки отечественной авиации всё же пишут о 8 ракетах С-75, выпущенных по U-2 Пауэрса, что несколько смягчает довольно безрадостную картину рассогласованных и прямо ошибочных действий сил противовоздушной обороны. Нельзя не отметить и редкостный цинизм, проявленный в тот день упомянутым выше командующим истребительной авиацией ПВО Савицким, который лично приказал пилотам Соковичу и Ментюкову подняться в небо на неподготовленных самолётах Т-3 (без оружия и высотного снаряжения) и уничтожить «нарушителя тараном». Выполнение этого требования вело к гарантированной гибели советского пилота, решившегося выполнить приказ без высотнокомпенсирующего костюма. К счастью, таранить лётчикам никого не пришлось, поскольку наведение обоих самолётов с земли было осуществлено с большими ошибками: Соковичу сообщили, что цель движется на высоте 10 км (вместо 19–20 км как это было на самом деле), а Ментюкову, верно указав высотный эшелон, неправильно сообщили о его взаимном расположении с целью, из-за чего лётчик совершил разворот в противоположную необходимой сторону. Можно представить, как было испорчено настроение «дорогого Никиты Сергеича» в этот день! Всего двумя неделями раньше все вокруг — от золотопогонных маршалов, до главных конструкторов и начальников спецслужб — в один голос уверяли его в невозможности существования супервысотного самолёта-разведчика, а теперь обломки этого технического чуда падают с неба за тысячи километров от границы возле одного из самых секретных объектов страны! Так какова же истинная цена всех тех гарантий, что наслушался недавно Генсек: полушка в базарный день?
Слева: Никита Сергеевич Хрущёв лично посетил ВДНХ, где помпезно были выставлены на всеобщее обозрение обломки U-2 Пауэрса. Правда, на кадрах кинохроники Никита
Сергеевич выглядел хмурым и как будто чем-то недовольным. Это было нехарактерно для весьма общительного и темпераментного Генсека, любившего пообщаться с простым народом, особенно перед кинокамерой и особенно при наличии неплохого пропагандистского повода. Но если принять во внимание, как напортачили его помощники и советники с рассказами о «невозможном» американском самолёте, то причина дурного настроения Никиты Сергеевича станет отчасти понятна. А если вспомнить, где именно сбили противника, да притом с каким трудом — 14-ой по счёту ракетой, уничтожив к тому же собственный перехватчик! — то станет ясно, что гордиться особенно было нечем. Справа: карта конечного участка полёта Френсиса Пауэрса, представленная на судебном процессе в Москве. Карта фальсифицирована, для того, чтобы создать видимость, будто 57-ая зенитно-ракетная бригада прикрывала Свердловск. На самом деле карта вступала в явное противоречие с показаниями Пауэрса, из которых следовало, что после пролёта Челябинска он совершил два поворота и в конечном итоге оказался северо-восточнее города. Но на такие пустяки никто из присутствовавших в зале внимания не обращал. Авиационные средства были не в силах обнаружить радиационные «хвосты» атомных производств, но они, используя инфракрасную технику, могли даже с большой высоты зафиксировать объекты с явно аномальной температурной контрастностью (особенно в холодное время года). Отсутствие труб, указывающих на наличие котельных, и мощных линий электропередач однозначно свидетельствовало о присутствии собственного источника энергии на территории разведываемого объекта, причём источника компактного и мощного. Классическим примером эффективности технической разведки атомного объекта может служить история с определением энергетических параметров реакторов по наработке плутония239 в Челябинске-40, том самом закрытом «городе атомщиков», где работал Георгий Кривонищенко. О том, что где-то между Свердловском и Челябинском заложен секретный завод по производству плутония, американцы узнали от пленных немецких инженеров, работавших в СССР. В Абхазии (в Синопе и Агудзери) во второй половине 40-х гг. были размещены две «шарашки» с пленными немцами, которые занимались разработкой технологии разделения изотопов урана. Время от времени немцам удавалось передать на родину ценную информацию, в т. ч. и не связанную напрямую с их проектами. От этих немецких специалистов и пошла информация о закладке на Урале крупных атомных объектов. Уже в начале 50-х гг. американские самолёты-разведчики обнаружили три строительные площадки в районе озера Кызылташ и реки Теча, которые американцы в своих документах назвали объектами «0», «301» и «701». Водная система этого района играла для атомных реакторов роль прудов-охладителей, куда сбрасывалась горячая вода. С пуском реакторов озеро перестало замерзать даже в самые холодные зимы. Американцы довольно хорошо знали гидрологические условия этого района, поскольку ещё в конце 20-х гг. имели планы по использованию различных уральских территорий на правах концессий. Зная объём «подогреваемой» теплоотводом воды и её температуру, американская разведка сумела определить мощность действующих реакторов. В документах 1955–56 гг., предоставленных разведкой в распоряжение Joint atomic energy intelligence committee (Объединённому Комитету по атомной энергетике Конгресса), указывалось, что в т. н. «кыштымском комплексе» действуют три реактора тепловой мощностью 286 МВт каждый. Тогда же было заявлено и о предполагаемой их производительности: в каждом из реакторов нарабатывались 0,86 гр. плутония-239 в сутки на 1 МВт мощности (т. е. в каждом реакторе 246 гр. в сутки).
Лицевая страница и оглавление альбома, подготовленного американской военной разведкой в 1964 г. и посвящённого описанию «Кыштымскоого атомного комплекса» (того самого Челябинска-40, где работал Георгий Кривонищенко). Подобные альбомы начиная с 1955 г. выпускались с ежегодными обновлениями. Каждый из альбомов описывал отдельный объект атомного производственного комплекса СССР как потенциальную цель атаки силами диверсионной группы. Подобного рода литература не содержала особых технических деталей, зато описывала ориентиры на местности (даже приводились их фотографии, сделанные с земли), взаимное расположение и степень важности зданий,
количество дверей, наличие различных технических коммуникаций (ж/дорожных путей, газо- и водопроводов, опор ЛЭП и пр.). Подобные детальные описания невозможно было составить, опираясь лишь на средства авиационной разведки. Сам факт существования таких документов однозначно подтверждает одно из двух предположений: либо разведки стран НАТО осуществляли успешные агентурные проникновения на эти объекты, либо западные разведки имели доступ к проектно-строительной документации по всем предприятиям атомной отрасли СССР. Последнее представляется почти невероятным ввиду крайней жёсткости режимных ограничений. Другим интересным примером успеха американской авиационной разведки может служить обнаружение испытательного полигона ядерных боеприпасов в местечке Сунгул, примерно в 40 км севернее Челябинска-40. На этом полигоне с охраняемым периметром 7 км на 17 км не осуществлялось ядерных взрывов, там проводилось тестирование различных элементов боевых частей атомных боеприпасов без активирования расщепляющихся материалов (если совсем точно, то ядерные компоненты заменялись массо-габаритными имитаторами). При этом проводились взрывы обычных ВВ порой весьма большой мощности. Американские разведчики в начале 50-х сообщали о работе этого объекта, но при этом признавали, что не знают ни названи организации, которая его эксплуатирует, ни имя её руководителя.
ЦРУ США крайне неохотно идёт на раскрытие информации о полётах U-2 над территорией СССР несмотря на то, что с той поры минуло более полувека и Советский Союз не существует уже много лет. Официально главная американская разведка признаёт только 28 полётов этих самолётов в период 1956–1960 гг., что явно не соответствует действительности и довольно просто может быть опровергнуто. Но даже открытая информация оказывается порой весьма красноречивой. На снимке — страница из обзорного доклада ЦРУ, посвящённая трём вылетам U-2 на разведку объектов в глубоком тылу СССР,
совершённым 9–10 июля 1956 г. Борис Фёдорович Пашковский считал, что если авиационная разведка будет глазами, которые увидят секретные объекты, то солдаты его спецназа окажутся теми руками, которые смогут их пощупать. Ни один самолёт, ни один прибор в 40–50-х гг. прошлого века не мог дистанционно определить наработкой какого именно расщепляющегося материала занят тот или иной ядерный реактор. Для этого нужны были образцы воды и почвы, добытые в непосредственной от него близости.
Самолёты U-2 активно использовались для проникновения в самые глубинные районы СССР. Ошибочно думать, будто полёт Пауэрса к Уралу в мае 1960 г. был первым из такого рода вторжений. 5 февраля 1960 г., например, самолёт-разведчик U-2 «сходил» к Арзамасу16 и сфотографировал расположенный там исследовательский центр и завод по производству ядерных зарядов. На фотографии слева можно видеть часть заводских строений, а на фотоснимке справа — отдельно стоящий цех окончательной сборки ядерных боеприпасов. До норвежской границы на севере — около 1800 км, до турецкой юге — столько же. Прекрасный повод задуматься над истинностью лозунга советской пропаганды: «границы на замке!». С появлением термоядерного оружия потребность в достоверной информации о производственных мощностях советской атомной промышленности только увеличилась. Разрушительный потенциал термоядерных боеприпасов был многократно — в десятки и сотни раз — выше обычных атомных бомб (урановых и плутониевых). Особую тревогу американских политиков вызвало то обстоятельство, что советские ядерщики создали транспортируемый термоядерный боеприпас ранее своих заокеанских коллег. Случилось это в 1953 г. Использование новых расщепляющихся материалов потребовало от американцев спешной разработки способов их выделения из объектов окружающей среды. Особенно разведку интересовала возможность выявления трития — самого перспективного топлива для термоядерного оружия. Для того времени подобная задача представлялась исключительно сложной, поскольку тритий, который иногда называли сверхтяжёлой водой, имел сравнительно небольшой период полураспада (около 12,3 лет), был трудноуловим и в естественных условиях в ничтожных количествах образовывался лишь в верхних слоях атмосферы. Если следы уранового или плутониевого производства обнаруживались сравнительно просто, то завод по выделению трития грозил стать настоящим невидимкой. Несколько научных центров США занимались в середине 50-х гг. этой проблемой. Успех сопутствовал группе учёных из Чикагского университета под руководством Уилларда Либби. Это был уже достаточно именитый физик, создавший метод радиоуглеродного анализа, ныне широко распространённый по всему миру и известный практически любому школьнику.
Гораздо менее известен тот факт, что Либби создал прорывную для своего времени технологию обнаружения трития в воде и деревьях. Получая тритий вместе с почвенной влагой, растения «осаждали» его в своей коре подобно фильтру. Получив в своё распоряжение спил ствола дерева, росшего поблизости от завода по производству трития, американские специалисты могли довольно точно определить не только момент времени, когда сверхтяжёлая вода начинала поступать в грунтовые воды, но и назвать мощность источника (т. е. производительность завода). Метод, предложенный Либби, во многом напоминал радиоуглеродный анализ, но был намного точнее, поскольку период полураспада трития на много порядков меньше, чем у углерода-14, а потому уменьшение его содержания в образце имеет более выраженный (явный) характер. Сам Уиллард Либби объяснял свой интерес к поиску трития довольно странно. По его словам, он хотел создать точный способ определения возраста выдержанных вин. Для биологических образцов возрастом 30 и более лет технология поиска сверхтяжёлой воды давала отличную точность… Вот только вряд ли можно верить тому, что дорогостоящие исследования Уилларда Либби на самом деле финансировались в интересах американских виноделов. Остаётся добавить, что Уиллард имел отличные связи с американскими военными и в 40-х гг. работал над технологией газодиффузионного разделения изотопов урана. А в 1960 г. он получил Нобелевскую премию. Если принять во внимание, что её присуждение всегда носило политизированный характер, трудно удержаться от подозрений, что вручив Уилларду Либби «нобелевку», влиятельные заказчики его исследований публично сказали ему таким образом «спасибо». Начиная с 1952 г. военная разведка США приступила к регулярной засылке на территорию СССР как разведчиков-одиночек, так и групп разведчиков, имеющих единственную задачу: сбор образцов грунта и воды из районов предполагаемого размещения объектов атомной промышленности. После 1956 г., когда технология Либби была уже достаточно отработана, к ним добавился и сбор биологических образцов. Надо сказать, что к этому времени американцы, а также англичане, их ближайшие союзники по НАТО, имели определённый опыт ведения диверсионной войны против СССР. С момента окончания Второй Мировой США и Великобритания оказывали значительную военную и техническую помощь прибалтийским и западно-украинским сепаратистам. На этой же ниве подвязалась и разведка Ватикана, а начиная с 1955 г. с националистами стали активно работать итальянские спецслужбы. Хорошо известно, что английские десантники из SAS (Special Air Service) занимались диверсионной подготовкой ОУНовских партизан прямо в местах дислокации их отрядов. История пленения начальника службы безопасности ОУН Мирона Матвиейко хорошо известна, не станем её пересказывать здесь, поскольку она совсем уж далека от темы очерка. Заметим лишь, что Матвиейко, десантированный с борта английского транспортного самолёта в июне 1951 г. (либо доставленный планером — тут нет полной ясности), прилетел в СССР не один — помимо телохранителей, его сопровождал британский десантник, инструктор по минной подготовке. А при разгроме трёх ОУНовских отрядов в окрестностях Львова, последовавшем вскоре после его задержания, были уничтожены пять англичан, также инструкторов из SAS. По неполным советским данным, ставшим достоянием гласности уже в 90-е гг., МГБ-КГБ захватило по меньшей мере 33 ОУНовских диверсанта, засланных из-за рубежа; сам же Мирон Матвиейко говорил о 200 добровольцах, направленных на обучение в разведшколы Великобритании и США во второй половине 40-х гг. Не подлежит сомнению, что подготовка ОУНовских подпольщиков и диверсантов осуществлялась иностранными разведками массово и на регулярной основе. Очень интересна история прибалтийских диверсантов, засылавшихся обычно с территории
Великобритании или Швеции. Считается, что эти «лесные братья» расстреливали председателей колхозов и депутатов районных советов, занимались мелким бандитизмом и терроризировали местное население, но это очень упрощённая картина их настоящей подрывной деятельности. Подчас опытные диверсанты устраивали настоящие бои с подразделениями внутренних войск МВД и частями Вооружённых Сил. В 1956 г. высаженная с быстроходного катера диверсионная группа в составе 4-х эстонских националистов (старший — Аксель Порэ) вступила в бой с советскими пограничниками, убив нескольких из них (в т. ч. и командира заставы ст. лейтенанта Михаила Михайловича Козлова), и ушла от преследования. В период 1947–55 гг. МГБ СССР и его наследнику КГБ удалось внедрить в ряды прибалтийских националистов, а также перевербовать несколько серьёзных агентов, способных давать довольно полную информацию о деятельности «лесных братьев». Фамилии некоторых из этих людей сейчас известны — это Йонас Декснис, Ян Эрглис и некоторые другие. Благодаря их деятельности сомнений в том, что английская разведка самым деятельным образом поддерживала сепаратистов не может быть никаких. Эрглис, например, ездил в Лондон для встречи с полковником МИ-6 Гарри Карром, курировавшим в «Сикрет сервис» прибалтийское направление. Англичане пытались использовать свои довольно сильные агентурные позиции в среде прибалтийских националистов для того, чтобы ориентировать их на сбор сведений о ядерной программе СССР. Об одной из таких операций, организованной МИ-6 в 1954 г., известно довольно подробно благодаря телеинтервью, данному в 1987 г. генералом КГБ Янисом Лукашевичем, имевшим к ней непосредственное отношение. Англичане потребовали направить на Южный Урал группы разведчиков для сбора образцов почвы и воды из района с указанными координатами. Распоряжение было отдано двум отрядам латышских националистов (оба контролировались КГБ Латвии, если точнее, были созданы Комитетом, т. е. являлись «подставными», о чём англичане, разумеется, не знали). Как нетрудно догадаться, настоящих проб из указанного района никто англичанам не предоставил — вместо этого им передали воду, побывавшую, видимо, в атомном реакторе, поскольку уровень её радиоактивности оказался очень высок. Англичане, получив передачку, очень удивились величине радиации и даже уточнили, из какого именно места водоёма эту воду зачерпнули — со дна или с поверхности? Для чекистов вопрос оказался непосильно сложным, после некоторых раздумий было решено ответить, что воду зачерпнули у дна. После такого ответа английская разведка прервала контакт с обеими группами партизан, раскусив «подставу» советской госбезопасности. Примечательно, что эта история не отразилась на карьере молодого тогда Яниса Лукашевича, курировавшего операцию со стороны латвийского КГБ. Лукашевич со временем стал генерал-майором, работал во внешней разведке КГБ, и даже пробыл 8 лет в Великобритании, дослужившись там до резидента — что и говорить серьёзный рост! Борис Фёдорович Пашковский испытывал вполне понятное любому контрразведчику недоверие к агентам, находящимся длительное время на территории противника. Ведь невозможно было быть уверенным в их полной надёжности, не существовало никаких гарантий тому, что эти люди не работали под контролем советской госбезопасности. По мнению Паша, которое он сумел донести до высшего руководства военной разведки США, для выполнения миссий, связанных с «атомным шпионажем», надлежало готовить по специальным программам особых людей и засылать их в СССР в полной тайне от других разведывательных организаций США и союзников по НАТО. С самого начала разработки концепции подобных «разведывательных рейдов», предполагалась полная автономность заброшенных агентов как от местных резидентур, так и от агентов, заброшенных ранее в рамках реализации других разведывательных программ. «Атомные шпионы» Пашковского должны были выступать в роли
эдаких «транзитных пассажиров», попавших в нужное им место на короткий срок и быстро его покидающим после выполнения задания. Неслучайно применительно к такому агенту иногда использовался термин «транзитный разведчик» (или просто «транзитёр») — он весьма точно выражал специфику его действий. Разведчик прибывал в назначенный ему район разведки поездом, высаживался на требуемой железнодорожной станции, проходил пешком известный ему маршрут, собирая по пути образцы воды и грунта, после чего выходил в район другой железнодорожной станции, или речной пристани, и навсегда покидал район разведки. Эдакий турист с рюкзаком за плечами… или группа туристов, в зависимости от того, какой величины район требовалось обследовать. Для того, чтобы дать представление о том, как такие операции должны были осуществляться реально, приведём несколько конкретных примеров. В ночь с 17 на 18 августа 1952 г. советскими пограничниками в северной части о. Сахалин, в совершенно необжитом районе, был задержан неизвестный мужчина, вылезший из воды в прорезиненном костюме, маске и ластах. Неизвестный был идентифицирован впоследствии как Евгений Голубев, 1923 г.р. Целью его появления на территории СССР было выполнение специального задания в интересах разведки Министерства обороны США. Голубев был высажен с быстроходного катера на удалении примерно 700 м от берега, с собою разведчик имел два водонепроницаемых мешка. В них находились 2 радиостанции для работы на разных частотах, богатый набор химических препаратов — обезболивающие средства-производные морфия, снотворные, яды как мгновенного, так и отложенного действия, 25 тыс. рублей мелкими банкнотами, 100 тыс. рублей в облигациях крупного номинала, а также 25 золотых «червонцев» царской чеканки. Само-собой, разведчик был неплохо вооружён: 2 пистолета-пулемёта, 3 боевых ножа, один из которых имел выстреливаемое лезвие. Перед Голубевым была поставлена задача проникнуть в окрестности Челябинска-40, произвести разведку объекта, добыть документы военнослужащих, охраняющих закрытый город, собрать и законсервировать пробы воды и грунта вне охраняемого периметра, после чего выехать в указанный ему район Армении и самостоятельно перейти советско-турецкую границу в известном ему «коридоре». Способ и время перехода были обусловдены заранее. Голубев должен был действовать полностью автономно, не вступая в контакт с представителями американской разведки на территории СССР. Особо следует отметить тот факт, что Голубеву при выдвижении к объекту разведки предстояло преодолеть почти 5 тыс. км. Билеты и посадочные талоны на различные виды транспорта, которые ему пришлось бы добывать в пути, должны были подкреплять его «легенду» в случае проверки. Судьба этого человека очень интересна, не будет преувеличением назвать его «убийцей по призванию». Ещё в 1942 г. он перешёл на сторону фашистских войск и принимал участие в расстрелах советских военнопленных в Крыму. Затем он бежал от немцев и по найденным на поле боя документам вернулся в ряды Красной армии, где воевал до конца войны и проходил действительную военную службу вплоть до 1947 г. После чего последовал новый побег, на этот раз на Запад. Голубев прошёл отличную профессиональную подготовку агента-диверсанта, обучался сначала в спецшколе в ФРГ, затем в школе боевых пловцов-диверсантов Тихоокеанского флота США на территории Калифорнии, после чего прошёл спецкурс индивидуальной подготовки в разведывательной школе в Японии, в г. Йокогама. Об уровне его физической подготовки весьма красноречиво свидетельствует ночной заплыв с грузом более 50 кг. Тут, как говорится, без комментариев, самые недоверчивые могут проверить на себе… Завершая рассказ об этом человеке, добавим, что Евгений Голубев не вступил в радиоигру с американцами, не раскаялся в измене Родине и был расстрелян.
Вот пример групповой заброски. 2 мая 1952 г. на территории Волынской области (Украина) с разведывательного самолёта вооружённых сил США RB-50, стартовавшего с о. Мальта, были десантированы 3 разведчика — Курочкин А. П. (1927 г.р.), Волошановский И. Н. (1927 г.р.) и Кошелев Л. В. (1929 г.р.). Объектом, разведку которого предстояло осуществить, являлся Лисичанский азотно-туковый завод, под который по мнению американской военной разведки, было замаскировано производство тяжёлой воды (D2O), важного сырья для атомных реакторов. Помимо этого, заброшенным агентам ставилась задача раздобыть подлинные документы работников правоохранительных органов, прежде всего, МГБ. Все трое были вооружены автоматическим оружием и гранатами. Группа должна была разделиться, Курочкину предстояло выполнять свою задачу отдельно от Волошановского и Кошелева. Последние являлись профессиональными уголовниками, жившими с 1947 г. по подложным документам и в 1949 г. бежавшими в Иран. Кошелев к моменту побега из страны в возрасте 20 лет имел уже две лагерные «ходки», многочисленные задержания и аресты. Сам же Курочкин дезертировал из рядов Советской армии во время прохождения службы на территории Австрии. Выход заброшенных агентов из страны планировался через ирано-азербайджанскую границу. Все трое прошли курс специальной подготовки в разведывательной школе вооружённых сил США в ФРГ и располагали материальными средствами примерно в том же объёме, что и упомянутый выше Голубев. От радиоигры со своими американскими кураторами уклонились, видимо, сообщив им неявный сигнал о работе под контролем, в результате чего американский радиоцентр перестал поддерживать контакт с разоблачёнными агентами. За этот скрытый саботаж и нежелание раскаяться в содеянных преступлениях, все трое были приговорены к высшей мере наказания и расстреляны. Весной и летом 1955 г. органами КГБ были задержаны 4 пары американских разведчиков (8 человек), заброшенные в СССР самолётами, стартовавшими в греческих Салониках. Все эти люди прошли усиленную 9-месячную подготовку в разведшколе Министерства обороны США на территории ФРГ. Некоторые из них обучались в учебных центрах на территории США, например на базе воздушно-десантных сил в Форт-Брэгг. Один из заброшенных — Пётр Кудрин — был вовлечён в радиоигру с американской разведкой, продлившейся более полутора лет. Объектом разведки Кудрина должен был стать производственный комплекс в подмосковной Электростали, где по мнению американцев ещё с 1947 г. функционировал первый в СССР завод по производству металлического урана-235. Кудрин должен был изображать из себя освободившегося из исправительной колонии уголовника, который разъезжает по Московской области с целью трудоустройства и как бы случайно попадает в Элетросталь. Там ему надлежало в кратчайшие сроки собрать необходимые пробы и выехать на юг для нелегального перехода турецкой границы. Чтобы втянуть американскую военную разведку в радиоигру, оперативники КГБ придумали для миссии Кудрина «новые вводные», призванные запутать янки. Кудрин сообщил в разведцентр, что сумел через случайно встреченного друга устроиться на секретный завод, производящий якобы инициирующие компоненты ядерных боевых частей. Этот секретный объект, мол-де, замаскирован под завод термометров в подмосковном Клину. На самом деле там, разумеется, подобного производства никогда не существовало. Американцы оказались настолько заинтригованы придуманной советской контрразведкой историей, что переориентировали Кудрина на «длительное оседание» в Клину. То, что американцы более полутора лет верили россказням агента, перевербованного КГБ, и не могли проверить его сообщения, отлично иллюстрирует крайнюю ограниченность их агентурных позиций в СССР тех лет. Не было у Пашковского агентов на высоких должностях ни в Минсредмаше, ни в Министерстве обороны, иначе раскусил бы он выдумки про «завод термометров» в Клину уже через месяц.
Примечательно, что и в случае Петра Кудрина обращает на себя внимание большое расстояние от места десантирования агента до конечной цели его маршрута (примерно 1400 км). К 1955 г. уже существовала довольно плотная зона ПВО вокруг Москвы и американцы не захотели направлять самолёт в ближние окрестности столицы, что выглядит логично. Вместе с тем, для хорошо подготовленного и оснащённого «транзитёра» преодолеть это расстояние большого труда не составляло — американцы это знали и не сомневались, что Кудрин сумеет благополучно добраться до Московской области. В августе 1957 г. настоящая детективная история разыгралась на Дальнем Востоке, когда силам охраны морского района в непосредственной близости от Владивостока была обнаружена американская подводная лодка «Гаджен». В течение недели лодка в ночное время приближалась к советскому побережью на расстояние менее 2 миль, а днём отходила на 20–30 миль в открытое море. Никакими задачами радиотехнической разведки объяснить такое поведение было невозможно — для перехвата радиосигналов вовсе незачем было настолько глубоко вторгаться в территориальные воды. Казалось очевидным, что лодка ищет удобные подходы к берегу для скрытой высадки подводных пловцов. Территориальные органы госбезопасности совместно с пограничными и военными частями постарались прикрыть засадами все десантоопасные участки на побережье с вполне очевидной целью пленить высаженную группу. А 19 августа советские военно-морские силы начали операцию преследования разведывательной подлодки, которая увенчалась успехом. 21 августа 1957 г. американская подводная лодка всплыла, идентифицировала себя и сообщила, что заблудилась при переходе в Японию. Операция на берегу, однако, к успеху не привела — следов высадки подводных пловцов, если американцы всё же решились на таковую, обнаружить не удалось. Очень необычна другая история с высадкой двух американских подводных пловцовразведчиков, которая приключилась на Камчатке в августе 1958 г. Шпионам надлежало пройти около 120 км до района ракетного полигона «Кура», куда падали головные части межконтинентальных ракет Р-7, запускаемых с Байконура. Скорее всего, американцев интересовала теплоизоляция советских боевых блоков, поскольку в то время янки не располагали действующими межконтинентальными ракетами и возврат из космоса на Землю грузов представлял для них большую техническую прооблему. Сейчас судить о цели появления американских разведчиков на Камчатке можно лишь предположительно, поскольку они погибли по невыясненными причинам примерно в 70 км от места высадки. Скорее всего, во время привала на них напал медведь; в августе медведи весьма активны и особенно агрессивны при поиске пищи, поскольку нагуливают жир перед зимовкой. После гибели разведчиков их тела подверглись значительному разрушению лесными животными. Погибших обнаружили советские пограничники, которые на протяжении недели вели поиск таинственных водолазов. Хотя личности разведчиков установить не удалось, тем не менее их оружие и оснащение попали в руки советской госбезопасности. В июне 1960 г. при попытке перехода советско-иранской границы был задержан агент американской военной разведки Виктор Славнов, нелегально заброшенный в СССР десятью месяцами ранее. Славнов выполнил порученное ему задание — осуществил сбор необходимого количества образцов в окрестностях закрытого города Томск-7 (американцы вплоть до 90-х гг. называли этот район «Сибирской станцией»). При себе разведчик имел пистолет бесшумной стрельбы, холодное оружие, аптечку с препаратами широкого спектра действия (в т. ч. ядами) и набор печатей и штампов, позволявший в течение нескольких минут изготовить весьма правдоподобные документы. Ввиду отказа Славнова от сотрудничества с КГБ, он был судим и приговорён к высшей мере наказания. Нельзя не отметить, что проблема заброски иностранных парашютистов не могла не
беспокоить высшее руководство страны и органов госбезопасности. Приказом МВД СССР № 00177 от 29 апреля 1953 г. на базе Бюро № 2 МГБ СССР (о котором в этом очерке уже упоминалось) была организована Специальная оперативная группа (СОГ) по розыску вражеских агентов-парашютистов. Начальником СОГ был назначен полковник М. С. Прудников, тот самый, что после выхода на пенсию станет автором нескольких весьма интересных книг о партизанском движении в годы Великой Отечественной войны. Жаль, что Михаил Прудников ничего не написал о своей послевоенной работе — глядишь, у значительной части интернетаудитории было бы меньше иллюзий относительно затронутой сейчас темы. Через две недели — 12 мая 1953 г. — был издан новый Приказ МВД СССР за № 00258, который маскировал только что созданную СОГ под рядовой номерной отдел. Она стала называться 11 отделом 1 Главного управления МВД СССР, начальником отдела по-прежнему оставался Михаил Прудников.
Американская разведка уделяла самое пристальное внимание экипировке своих агентов. Помимо оружия — автоматического огнестрельного (с устройствами для бесшумной стрельбы) и разнообразного холодного — они получали яды, лекарства и наркотические вещества. Для платежей внутри страны предназначались подлинные советские банкноты различного номинала, кроме того, все разведчики имели при себе облигации внутреннего займа СССР, ввиду удобства реализации последних в любой сберкассе на всей территории страны. Разнообразные золотые изделия, от царских червонцев до обычных дамских украшений, предназначались для использования в качестве взятки либо оплаты особо ценных услуг. В этой истории снова обращает на себя внимание то расстояние, которое преодолел американский агент. Выдвигаясь в обратном направлении он благополучно проехал чуть ли не половину Советского Союза — более 3 тыс. км! — и был пойман буквально на последней пяди советской земли. Не подлежит сомнению, что НАТО-вские шпионы обладали необходимой мобильностью и огромные расстояния нашей Родины и всевозможные режимные ограничения не очень-то сковывали их передвижения. Запомним этот вывод, он очень важен для понимания дальнейшего… А вот почти двумя годами ранее, осенью 1958 г. американцы осуществили высадку двух разведчиков на дрейфующую полярную станцию «Северный полюс-5», оставленную советскими специалистами двумя годами ранее. С бомбардировщика В-17 разведчики были десантированы на парашютах и несколько дней провели на станции, обыскав все её строения буквально от пола до коньков крыш. Американцев интересовала вся черновая документация, имевшая отношение к метеорологическим наблюдениям в Арктике, ну, и кроме того, средства связи, которые использовались советскими полярниками. После выполнения поставленной задачи, разведчики были эвакуированы посредством подхвата специально оборудованным самолётом-разведчиком P2V-7 «Нептун». Об этом устройстве эвакуации имеет смысл сказать несколько слов, тем более, что она
имеет непосредственное отношение к ведению американцами нелегальной разведки на территории нашей страны. В интересах американской военной разведки известный конструктор Роберт Фултон (Robert Fulton) в 1957–58 гг. разработал и испытал уникальную систему подъёма человека, находящегося на поверхности земли, на борт пролетающего самолёта. Устройство это получило название «небесный крюк» и несмотря на кажущуюся фантастичность, оно оказалось удивительно удачным и безопасным в эксплуатации. Сначала разведчику, ожидавшему эвакуации, с пролетающего самолёта сбрасывали металлический контейнер весом 150 кг. В нём находился тёплый комбинезон и специальная «обвязка», которые разведчику предстояло надеть на себя, баллон с гелием, мини-аэростат, надуваемый этим гелием, и 150 м нейлоновый шнур. Один конец шнура крепился к мини-аэростату, а другой — к обвязке.
Кадры из американского документального фильма, демонстрирующие методику эвакуации разведчика с использованием системы «небесный крюк». На фотографиях слева направо. 1. Разведчик раскрывает сброшенный ему 150-килограммовый контейнер, содержащий все необходимые элементы системы. 2. Облачившись в тёплый комбинезон и нацепив специальный ремень-обвязку, разведчик подсоединяет баллон с гелием к сложенному мини-аэростату. Последний начинает надуваться, увлекая вверх 150метровый нейлоновый шнур, соединённый с ремнём-обвязкой. 3. Мини-аэростат надут и уже находится в небе, натягивая шнур, разведчик же сидит на земле, дожидаясь, когда самолёт зацепит нейлоновый шнур специальной захватом-вилкой. 4. Ещё мгновение, захват, рывок и путешествие ввысь началось. Т.о. эвакуируемый оказывался накрепко соединён с мини-аэростатом, единственная задача которого заключалась в том, чтобы удерживать нейлоновый трос в натянутом состоянии. Миниаэростат не мог оторвать человека от земли, хотя на сильном ветру иногда волочил тело по
гладкой ледяной или заснеженной поверхности. Самолёт-эвакуатор имел в носовой части специальные «усы-вилки», которыми на скорости около 220 км/ч подсекал натянутый нейлоновый шнур. Мини-аэростат отсекался, а шнур автоматически наматывался лебёдкой, которая поднимала человека на борт самолёта.
Первым самолётом, оборудованным системой подхвата человека с земли, был транспортно-десантный С-130 «Геркулес». Военная разведка для своих целей заказала по меньшей мере 7 самолётов, оснащённых системой «небесный крюк», все они представляли собой модернизированные базовые патрульные самолёты военно-морских сил P2V-7 «Нептун». Главное достоинство последнего заключалось в способности барражировать с малыми скоростями на сверхнизких высотах (30–50 м). Эти самолёты широко использовались для эвакуации разведывательных групп с территории СССР и Китая. Система «небесный крюк» прошла успешные испытания в августе 1958 г. Первым человеком, поднятым на борт самолёта в «условиях, приближенных к боевым», был сержант американской морской пехоты Ливай Вудс. Произошло это 12 августа. В последующие недели «небесный крюк» прошёл испытания в различных условиях применения: на воде, в горах, в лесной местности. Отзывы были самые положительные.
Сержант морской пехоты Ливай Вудс явился первым испытателем системы «небесный крюк». По данным американского историка разведки Куртиса Пиблса (Curtis Peebles), по меньшей мере два «усатых» «нептуна» (с бортовыми номерами 7097 и 7099) базировались в Европе. Действуя с аэродромов НАТО в Турции, ФРГ или Норвегии и имея дальность полёта 7000 км
(больше, чем у RB-47 «стратоджет») «Нептуны» могли осуществлять экстренную эвакуацию разведчиков практически из любой точки европейской части СССР и Восточной Европы. Появление «небесного крюка» резко повысило шансы разведывательных групп на выживание и снизило психологическую нагрузку на разведчиков-нелегалов. Экипажи обоих «нептунов» были укомплектованы из числа бывших граждан СССР, либо выходцев из стран Восточной Европы. Все они не являлись гражданами США, как впрочем, и разведчики-нелегалы, забрасываемые вглубь советской территории. Предполагалось, что после успешного выполнения поставленного задания и возвращения на Запад, эти люди получат американское гражданство, трудоустройство и военную пенсию (по окончании контракта). Одновременно с этим, все участники нелегальных операций предупреждались, что в случае их пленения советскими органами госбезопасности, американское правительство не будет защищать их интересы и не признает своего участия в тайных операциях. Другими словами, позиция американской разведки сводилась к следующей довольно циничной формуле: «Вы оказались в Советском Союзе потому, что вас туда послал Народно-Трудовой Союз, а вовсе не американская разведка.» По данным Куртиса Пиблса последние эвакуации разведчиков-нелегалов с териитории СССР имели место летом 1963 г. Аналогичные операции ЦРУ и военной разведки США против Китая продолжались ещё год — до середины 1964 г.
Куртис Пиблс, пытаясь исследовать историю нелегальных забросок агентуры ЦРУ и военной разведки США вглубь территории СССР во времена «холодной войны», столкнулся с принципиальным нежеланием представителей американского разведывательного сообщества обсуждать эту стародавнюю, казалось бы, тему. Официальные лица до сих пор не назвали ни одной фамилии своего агента или пилота самолёта, осуществлявшего десантирование. До сих пор американская сторона не обнародовала н и е д и н о й ф а м и л и и участника операций по заброске агентов-нелегалов в СССР. Все конкретные персоналии, упоминаемые в открытых публикациях, имеют своим происхождением российские источники. Объяснение этой странной скромности может быть только одно — заброшенные нелегалы натворили на территории СССР столько преступлений, что в них нельзя признаваться даже спустя более полувека. Это как раз тот случай, когда молчание выглядит красноречивее любых слов… Впрочем, вернёмся к истории «усатых» «нептунов». По крайней мере ещё два самолёта P2V-7 «Нептун», оборудованные системой подхвата людей с поверхности земли, были размещены на Тайване, где активно использовались для вывода с территории континентального Китая разведывательных групп гоминьдановцев, нелегально проникавших туда на протяжении многих лет. Там механизм работал так же, как и в отношении СССР — пилоты и разведчики набирались из китайцев и в случае пленения на
помощь американцев им рассчитывать не приходилось. Да это и невозможно было — у американцев на тот момент не имелось дипотношений с коммунистическим Китаем. По информации уже упоминавшегося К. Пиблса благодаря системе «небесный крюк» за период 1958–1964 гг. с территории континентального Китая было эвакуировано не менее 80 групп разведчиков и диверсантов. За это время американцы потеряли 5 из 7 самолётов, оснащённых этой системой. Примеры активной заброски американских разведчиков на территорию СССР в 50-е гг. прошлого века можно приводить ещё долго, но всестороннее исследование этой темы всё же не входит в задачу настоящего очерка. Нам важно лишь показать, что центры советской атомной промышленности (в т. ч. и уральские города) были под прицелом американской военной разведки на протяжении всего десятилетия. Причём следует ясно понимать, что непойманных шпионов было много больше, чем пойманных. В ФРГ на протяжении 50-х гг. прошлого века на постоянной основе действовало не менее 6 учебных разведывательных центров министерства обороны США, ориентированных на работу против СССР (не забываем, что кроме американцев разведчиков для заброски в Советский Союз готовили и англичане, и французы, и Ватикан, и с 1955 г. Италия!). Вряд ли мы сильно ошибёмся, если предположим, что на 50 разведчиков, нелегально заброшенных в СССР и разоблачённых КГБ, приходится по крайней мере 450–500 неразоблачённых. 500 заброшенных нелегально «транзитёров» является числом сугубо ориентировочным, точного количества этих шпионов мы не знаем и вряд ли узнаем (иллюзий питать не надо — КГБ и ФСБ этого числа тоже не знали и не знают). Но данная оценка вполне разумна и не чрезмерна. О масштабе развёрнутой тайной войны против стран социализма, прежде всего, СССР, можно судить по количественному росту подразделений спецслужб, связанных с её организацией и ведением. Так, по данным американского историка разведки Барнса (Barnes) численность отделов ЦРУ, занятых нелегальной разведкой, в 1948 г. составляла 302 человека, но уже в 1953 г. таковых стало 2812 чел. Взрывной рост демонстрировало и финансирование нелегальной работы: в упомянутом 1953 г. на это было выделено 82 млн.$, а через пять лет эта сумма превысила 200 млн.$ и ниже этой планки в последующие годы не опускалась. Конечно, нелегальные операции проводились против различных стран, например, против Ирана и Гондураса, о чём сейчас уже широко известно, однако, главными объектами ударов всё время оставались СССР и Китай. Доставалось, разумеется, и их «младшим братьям». В последние годы, уже после войны в Югославии, стало известно о нелегальных операциях стран НАТО против Албании, проводимых в 50-е годы. Великобритания, Италия и США подготовили тогда и нелегально забросили воздушным и морским путями более 2 тыс. чел., деятельность которых была призвана дестабилизировать режим Энвера Ходжи. Особо подчеркнём, что речь идёт о самой маленькой из социалистических стран Восточной Европы! Сколько же нелегалов участвовало в действиях на территории СССР остаётся только гадать — такие цифры пока никем не названы. Из признания Мирона Матвиейко, руководителя контрразведки украинской ОУН, одни только украинские националисты предоставили в распоряжение американцев 200 молодых украинцев, готовых воевать с Советами везде, где им укажут.
Да-да, тот самый Матвиейко, главный контрразведчик ОУН, пленённый в мае 1951 г. МГБ СССР и цинично принуждённый участвовать в радиоиграх со своими заокеанскими работодателями. Фотография 1951 г., сделанная сотрудником МГБ после очередного контролируемого сеанса связи Матвиейко со своими «кураторами». Кто-то может удивиться, какое отношение всё это имеет к истории похода Игоря Дятлова в 1959 г.? В общем-то, никакого, за исключением того, что нелегальные разведчики забрасывались на территорию СССР нашими противниками как до 1959 г., так и после. И подобно людям Матвиейко эти агенты ради достижения поставленной задачи были готовы пойти на всё. Ну, то есть, вообще на всё… Страны НАТО очень интенсивно вели разведку стратегических объектов в глубине Советского Союза и успехов они добивались немалых. Разумеется, рассказ о том, что по глубинным районам СССР заброшенные из-за рубежа парашютисты и боевые пловцы ходили на протяжении 50-х гг. 20-го века может вызвать удивление многих читателей самых разных возрастов. Ведь советская пропаганда была не заинтересована в признании «проколов» отечественной госбезопасности, а современная трактовка той эпохи также не склонная поднимать эту скользкую тему. Тогда невольно придётся признавать очевидную агрессивность, безжалостность и бесцеремонность наших нынешних заокеанских друзей. Так что информация о разведывательных миссиях американцев в отечественных источниках представлена весьма неполно и бессистемно. Но даже то, что есть — весьма красноречиво, как говорится, умный поймёт, а дурак не заметит. Американские источники, ставшие доступными в рамках исполнения закона об открытии информации, принятого в США ещё в 1966 г. и значительно дополненного в 1996 г., содержат много интереснейших фактических сведений по затронутой нами тематике. Опираясь на них, можно доказать, что информация о советском ядерном производственном комплексе поступала в разведывательноые органы США вовсе не через высокопоставленных шпионов, внедрённых в высшие органы государственной власти и планирования, а именно посредством сбора данных «транзитными разведчиками». Другими словами, американцы банально «подглядывали из-за забора». Приведём некоторые из таких доказательств: — Представители американских разведывательных служб не знали многих существенных деталей т. н. «Кыштымской аварии», приведшей к образованию Южно-Уральского радиоактивного следа. Суммарную величину вызванного ею радиоактивного загрязнения они оценивали в 1 млн. кюри, что было примерно в 3 раза меньше действительного. CIA и MID не знали точной даты этой аварии и относили её к зиме 1957–58 гг. На самом деле взрыв радиоактивных отходов имел место в конце сентября 1957 г. А рассуждая на слушаниях в
парламентском Комитете по ядерной энергии о природе взрыва, представитель ЦРУ сообщил, что возможны по меньшей мере шесть причин, вызвавших его, но ни одной из них нельзя отдать предпочтение. Если бы американцы имели доступ к секретным советским документам по этой тематике, то они не допустили бы таких грубых неточностей при информировании парламентского Комитета; — Американская разведка имела общее представление о вовлечённости немецких специалистов в создание Советским Союзом атомной бомбы, но при этом явно не была знакома со многими существенными деталями. Так, например, в своих документах американцы называли руководителя группы немецких физиков и инженеров, разрабатывавших установку по газодиффузионному разделению изотопов урана, Адольфом Тиссеном. На самом деле этого человека звали Петер Адольф Тиссен (Peter Adolf Thiessen). Понятно, что если бы американская разведка действительно располагала агентом в среде учёных-ядерщиков, такая нелепая ошибка не могла быть допущена и неоднократно повторена в дальнейшем;
Американская военная разведка знала, что разработкой советской газодиффузионной установки по разделению изотопов урана занимается немецкий учёный Тиссен. Но имени легендарного Тиссена американцы не знали и вплоть до 1956 г. упорно называли его «Адольфом». На самом деле его звали Питером. Эта маленькая деталь с очевидностью доказывает то, что американцы в глаза не видели советские секретные документы по атомной проблематике и работали, что называется, «на слух». И тем не менее, демонстрировали неплохую результативность. — 1 февраля 1949 г. представители американского разведывательного сообщества во время сенатских слушаний официально сообщили о том, что в СССР с 1947 г. успешно действует завод по производству металлического урана-235. Сообщение это было сделано более чем за полгода до того, как Советский Союз взорвал свою первую атомную бомбу. Американцы не знали ни официального названия завода, ни его ведомственной принадлежности, ни имени директора, но привели точные географические координаты предприятия: 55°47′ с.ш., 38°27′ в.д. На пару последующих десятилетий за этим ядерным производством закрепилось условное название «завод в Электростали». Скудность административной информации об этом объекте с одной стороны и весьма точное представление о специализации созданного там производства — с другой, позволяет с полным основанием считать, что агентурное проникновение американской разведки на этот завод не состоялось (по крайней мере, тогда), а вся информация о нём получена путём инструментальной (приборной) разведки и последующего анализа её результатов. Речь идёт о пробах грунта и воды из прилегающего к объекту района, в которых было зафиксировано устойчивое появление крайне необычного «изотопного букета», характерного для строго определённого технологического процесса;
— В 1955 г. на слушаниях в JCAE (JCAE — Joint atomic energy intelligence committee, Объединённый Комитет по атомной энергии Конгресса США) представители ЦРУ сообщали, что им известно о работе в СССР двух реакторов на тяжёлой воде тепловой мощностью 50 МВт. каждый, предназначенных для наработки компонентов термоядерного оружия. Американцам было известно время запуска установок, их месторасположение и даже производительность — 0,15 гр. трития в сутки на 1 Мвт мощности. При этом признавалось, что число реакторов должно быть гораздо более двух, но о расположении остальных американской разведке ничего не было известно. Очевидно, что американские разведчики не имели доступа к секретным документам ЦК КПСС, Совмина СССР и Минсредмаша и ориентировались, что называется, наощупь. Случайно узнав о пуске тяжеловодных реакторов, они сумели проверить эту информацию посредством засылки «транизитных разведчиков», получили её подтверждение, однако, далее не продвинулись; — В первой половине 50-х гг. американские разведчики на слушаниях в Объединённом Комитете по атомной энергии утверждали, будто в Семипалатинске находится конструкторское бюро по разработке ядерных боеприпасов. Впоследствии они дезавуировали эти заявления как ошибочные. Этот казус подтверждает сделанный ранее вывод о полной недоступности для американской разведки советских документов по атомной тематике высокой степени секретности. И CIA, и MID на протяжении 50-х гг. не раз заглатывали фальшивки, которые им подбрасывала советская контрразведка. КГБ успешно дурачил своих противников долгие годы, пока конец этому не положил Олег Пеньковский, сообщивший американцам исключительно ценную и точную информацию об объёмах наработанных к тому времени расщепляющихся материалов и количестве произведённых из него ядерных боеголовок; — Вместе с тем, американцы демонстрировали порой удивительную осведомлённость о специфических технических деталях атомного производства. Так, например, в бюллетене от 8 января 1953 г., направленном ЦРУ Объединенному Комитету по атомной энергии Конгресса Соединенных Штатов, сообщалось о том, что газодиффузионные установки, запущенные в Свердловске-44, нарабатывали до 1 кг. урана-235 в сутки. При этом американская разведка считала, что ввиду несовершенства техпроцесса, получаемый продукт не имел нужной чистоты и концентрация U-235 достигала лишь 75 %, что требовало его дополнительной очистки. В течение года-полутора советским специалистам удалось частично решить проблему и чистота конечного продукта достигла 90 %, что однако, всё равно было недостаточно для непосредственного использования получаемого урана в производстве боевых частей. Причиной этих трудностей американцы считали коррозию конструктивных элементов производящих установок, которую советские специалисты смогли устранить лишь после 1955 г. То, что американская разведка отследила повышение качества конечного продукта, однозначно свидетельствует о регулярном мониторинге ею радиологической обстановки в районе Свердловска-44; — На слушаниях в JCAE во второй половине 50-х гг. американская разведка практически ежегодно сообщала о росте КПД советских реакторов в Челябинске-40 и производственных линий в Свердловске-44, нарабатывавших оружейный плутоний и уран соответственно. По мнению американских специалистов эффективность техпроцессов возрастала примерно на 10 % каждый год без увеличения тепловой мощности установок (и соответственно, выбросов тепла в окружающую среду). Получить такие данные, не имея доступа к совсекретной технической документации, можно было лишь осуществляя регулярный мониторинг за районами, прилегающими непосредственно к производственным зонам этих объектов; — В 1957 г. представитель американской военной разведки признал, что информация о характере продукции, производимой в закрытом городе Томск-7 (на Западе этот объект обычно
именовали «Сибирской станцией»), получена на основании исследования пыли, доставленной в США на зимней шапке человека, побывавшего там. Эта информация явно подтвердила заинтересованность американской разведки в получении минеральных образцов из ближайших окрестностей изучаемых объектов в целях их лабораторного исследования. История с радиоактивной пылью на зимней шапке столь интересна, что на ней следует остановиться подробнее. Тем более, что она рождает прямые аналогии с радиоактивными свитерами, найденными на телах погибших членов группы Игоря Дятлова. Первая информация о строительстве крупного «атомного города» севернее Томска появилась у разведок стран НАТО ещё в начале 50-х гг. Источниками информации являлись якобы лица немецкой национальности, проживавшие в том районе и выехавшие впоследствии на Запад. Там они согласно легенде вступили в контакт с британскими спецслужбами, от которых сообщённая немцами информация попала уже к американцам. В одном случае в роли такого немца выступал некий военнопленный, бывший военнослужащий вермахта, отличный портной, который шил форму для советского генерала ещё аж в 1949 г. и узнавший от него о секретной стройке. В другом случае в роли «секретоносителя» якобы выступал некий этнический немец, гражданин СССР, приезжавший в Томск к своему другу и видевший колоссальную стройку севернее города. Друг, якобы, содержался в психлечебнице, из окон которой прекрасно просматривалось громадное здание с тремя высоченными трубами. При всём комизме рассказа о «сумасшедшем друге», примерно в таких выражениях эта история была озвучена на слушаниях в JCAE. Сразу оговоримся, что официальную версию о «немцах-доброжелателях», сообщавших британской разведке абсолютно секретную информацию, следует признать недостоверной от начала до конца. Её можно последовательно опровергнуть сразу по нескольким позициям, но делать этого здесь и сейчас мы не станем, дабы совсем уж не размазывать сюжетную линию. Отметим лишь, что к рассказам мифических «немцев» американцы отнеслись крайне серьёзно и по крайней мере уже в 1956 г. в Томске появились агенты военной разведки США с явным намерением проверить информацию по существу. Им удалось сделать фотографии громадного здания с тремя высоченными трубами, которые впоследствии были предъявлены на слушаниях Комитета Конгресса по атомной энергии, а также других объектов закрытого города, защищённого от мира семью рядами колючей проволоки (некоторые под напряжением) и отдельным полком внутренних войск. Более того, в распоряжение американской разведки попала меховая шапка, имевшая на себе радиоактивную пыль, содержавшую примерно 50 млрд. атомов урана-238. Шапку эту якобы вывез на Запад некий пожилой немец, отправившийся в ФРГ к своему сыну. Впоследствии, скрываясь от возможного преследования немецкой спецслужбы ШТАЗИ и советского КГБ, эта семья вроде бы перебралась в Бразилию. В принципе, совершенно невероятная история.
То самое «здание с тремя огромными трубами» в Томске-7, о строительстве которого английская МИ-6 узнала в 1955 г. от посетителя сумасшедшего дома. Представлена фотография с сайта Артемия Лебедева , побывавшего в ЗАТО «Северск» и представившего любопытный фоторепортаж из бывшего Томска-7. Радиоактивность этой шапки была невелика (зная период полураспада урана-238 нетрудно вычислить её величину в Беккерелях), но это никого не интересовало. Судя по всему, помимо урана на ней находились и следы каких-то иных изотопов — тем-то и был ценен этот трофей американской разведки. Для американских конгрессменов был важен вывод, который сделало разведывательное сообщество США на основании полученных из Томска материалов. Разведчики уверяли, что в пресловутом Томске-7 находятся в разной степени готовности по меньшей мере 6 реакторов по наработке оружейного плутония. Тепловая мощность первого определялась в 100 МВт, остальных — выше, но конкретных цифр никто из разведчиков назвать не мог. Вся эта информация вызвала немалый интерес конгрессменов. Сейчас — да притом глядя из России — очень трудно понять причину сложившейся ситуации, но видимо американских законодателей смутило несоответствие причинно-следственных связей в докладах разведки, посвящённых Томску-7. Во-первых, конгрессмены явно не поверили рассказам о «добрых немцах», узнавших почти случайно самые охраняемые тайны Советского Союза, а во-вторых, они усомнились в принципиально важном выводе о цели строительства «атомного города». Ведь представленные образцы не содержали следов америция-241, указывающих на получение там именно плутония. Вызванный на слушания Объединённого Комитета капитан военной разведки Джон Реджинальд Крейг повторил конгрессменам легенду о «немце с шапкой» и заверил, что уран попал на головной убор до начала производственного цикла наработки плутония. Потому, дескать, на нём не оказалось сопутствующих плутониевому циклу «хвостов», но сомневаться в точности докладов разведки оснований нет никаких — в Томске-7 готовится к запуску именно масштабное плутониевое производство. Такое объяснение, однако, не удовлетворило законодателей и они потребовали явиться на слушания начальника капитана Крейга — главного «атомного разведчика» Пентагона полковника Бориса Пашковского. Тот ничего не добавил к словам своего подчинённого, заверив конгрессменов в точности информации, которая им предоставлена разведкой.
Фотография строящейся «Сибирской станции», мощного производственного комплекса по наработке оружейного плутония, (в советской топонимике это место называлось «Томск-7») с борта американского самолёта-разведчика U-2. Снимок сделан во время шпионского пролёта 21 августа 1957 г. Однако парламентарии ему не поверили тоже. Ведь они получали информацию не только от ЦРУ или военной разведки, но от других ведомств (прежде всего Госудраственного департамента) и потому неплохо были осведомлены о положении дел в СССР. Конгрессмены прекрасно понимали, что советские власти никогда бы не выпустили из страны этнического немца, проживавшего в закрытом городе в непосредственной близости от одной из самых секретных строек страны Советов (Томск был объявлен «закрытым для посещения иностранцами» городом 15 января 1952 г. наряду с некоторыми другими сибирскими городами). Кроме того, советские люди той поры никогда не выезжали из страны в той одежде, которой пользовались на работе и дома. Перед поездкой каждый счастливчик получал направление в особое ателье, где ему шили совершенно новую одежду. Отъезжающий полностью заменял свой гардероб — от шапок до ботинок — по стоимости, равной примерно 10 % цены этих вещей в коммерческом магазине. Потом на протяжении многих лет эти вещи бережно донашивались, потому что шанса ещё раз так удачно обновить гардероб могло более не представиться. Такая практика продержалась вплоть до начала 70-х гг. В каждом крупном советском городе, где осуществлялось оформление документов на выезд, находилось и специальное ателье для пошива одежды выезжающим за рубеж — это не шутка и не преувеличение. О том, что эти граждане проходили ещё и специальный инструктаж, думаю, сейчас знают все благодаря бессмертной песне Владимира Высоцкого («Я вчера закончил ковку, // Я два плана залудил (…)»). Невозможно поверить, чтобы пожилой немец, получивший долгожданное разрешение на выезд к сыну, согласился бы рискнуть своей свободой и положил бы в багаж старую шапку — её обнаружение при выездном контроле на границе грозило ему тюрьмой до конца жизни. То, что Пашковский и его подчинённый не сообщили на комитетских слушаниях истинной информации было расценено как попытка ввести конгрессменов в заблуждение. Игра была очень опасной, поскольку от Конгресса всецело зависело финансирование разведывательных программ. Все лица, выступавшие перед членами комитета, приводились к присяге, и получалось, что полковник Паш оказался клятвопреступником. В отношении него было возбуждено служебное расследование, по итогам которого Борис Фёдорович был отправлен в том же году на пенсию с выслугой в военной разведке всего 17 лет. «Мавр сделал своё дело…» Правда, надо отметить, что проводили Бориса Фёдоровича с почётом, как человека, который пострадал за хорошее дело (защищал от парламентариев ведомственные секреты). В его честь в Зале Славы военной разведки была установлена плита из розового мрамора с барельефом офицера и списком наград. К сожалению, ни одной фотографии этой памятной
плиты добыть так и не удалось, есть лишь изображение мемориала в честь офицеров военной разведки США, погибших при исполнении служебных обязанностей. Завершая разговор о судьбе Бориса Пашковского, остаётся сказать, что после ухода из Вооружённых Сил он прожил ещё очень долгую жизнь, энергично участвовал в деятельности русской колонии в Калифорнии, помогал в создании казачьего музея, оставался прихожанином православной церкви. Умер Пашковский 11 мая 1995 г., похоронен на Сербском кладбище в Сан-Франциско. Вернёмся, впрочем, к шапке, доставленной из Томска-7. Безусловно, таковая существовала, но попала она к американским разведчикам совсем не так, как об этом рассказывали на слушаниях в парламентском комитете Крейг и Паш. Никакой «немец» из закрытого Томска, а уж тем более Томска-7, не имел ни малейшего шанса выехать в 50-х гг. за пределы СССР и вывезти с собою шапку, изобличавшую его как шпиона. Упомянутая шапка появилась у американцев в результате спланированной и тщательно исполненной разведывательной операции — сомнений в этом быть не может. Однако детали этой операции американские разведчики не пожелали сообщить на закрытых заседаниях Объединенного Комитета по атомной энергии. Причём они не пожелали это сделать даже под угрозой увольнения (в конечном итоге, для Пашковского этим всё и закончилось!). Почему так случилось, в чём крылась причина такого нежелания говорить правду? Ответ может быть только один — разведчики боялись утечки информации через административные структуры, связанные с комитетом Конгресса. Конгресс США не мог гарантировать сохранения в тайне информации, получаемой от разведывательных служб, хотя формально и не разрешал её разглашать. Представители разведок считали, что сообщаемые парламентариям сведения фактически открываются для всего мира (отличное рассуждение на эту тему содержится в книге Аллена Даллеса «ЦРУ против КГБ. Искусство шпионажа», в главе 16 «Демократия и безопасность», отсылаем заинтересовавшихся к ней). А потому неудивительно, что полковник Паш не пожелал открывать конгрессменам истинные детали секретной операции. Что же могло происходить в Томске-7 на самом деле? Скорее всего, американцам удалось каким-то образом завербовать технического специалиста, работавшего там. Этот человек определённо имел допуск в реакторный зал и либо присутствовал при загрузке ядерного топлива, либо побывал там в скором времени после операции. Он был достаточно компетентен для того, чтобы объяснить американцам какой именно тип ядерного топлива призван нарабатывать первый из шести реакторов. Подчернём, что речь шла о ещё неработавшем в тот момент атомном реакторе! Определённо, этот человек не являлся строителем, поскольку строители ничего не смыслили в технической «начинке» тех сооружений, которые возводили. Вместе с тем, американский агент не был высокопоставленным техническим или административным руководителем, посвящённым в существенные детали проекта «Сибирской станции». Для выноса образца пыли он использовал шапку лишь потому, что иначе вынести образец пыли с охраняемой территории, не привлекая внимания окружающих и охраны, просто не мог. Любой пакетик с землёй, опущенный в карман, провоцировал лишние вопросы и подозрения, и прямо грозил разоблачением в случае его обнаружения. История с шапкой из Томска-7 стала известна в СССР и привела к довольно неожиданным ответным действиям. В сентябре 1958 г. в газете «Правда» появилось официальное сообщение о вступлении в строй первой очереди второй атомной электростанции, проектной мощностью 600 МВт. (первой атомной электростанцией в СССР считался опытный реактор в Обнинске мощностью 5 МВт, запущенный в июне 1954 г., хотя всерьёз говорить о нём, как об электростанции довольно сложно — строился он не для электроснабжения, а для совсем других целей). И в то же самое время советская делегация на Второй Женевской конференции по
мирному использованию атомной энергии представила иностранным специалистам документальный фильм о «мирном атоме страны Советов». В нём рассказывалось как о первом реакторе «Сибирской станции», так и строившемся ледоколе «Ленин». Чуть позже в том же 1958 г. о чудо-ледоколе на скорую руку склепали отдельный короткометражный фильм в двух частях. На Западе проявление подобной неслыханной прежде открытости Советского Союза расценили как попытку сделать хорошую мину при плохой игре: Хрущёв, убедившись в том, что секреты Томска-7 более не являются секретами для стран НАТО, решил устроить пропагандистскую акцию, наполненную показным миролюбием. Многие западные специалисты и журналисты обратили внимание на то, что о физическом пуске первого реактора ледокола «Ленин» СССР сообщил спустя более полугода после события — довольно своеобразная открытость, что и говорить. С пресловутой «Сибирской станцией» получилось ещё смешнее. Возводимый в Томске комплекс политическое руководство СССР попыталось представить как сугубо мирный проект, однако это удалось, прямо скажем, не очень хорошо. К 1964 г., когда были запущены все энергоблоки «Сибирской станции», стало ясно, что объект этот продолжает находиться в подчинении Минсредмаша, министерства, обеспечивающего полный производственный цикл ядерного оружия (от разработки, до передачи заказчику в лице Министерства обороны). Между тем, выработкой и распределением электроэнергии в СССР занималось совсем другое ведомство. Было очевидно, что фильм о реакторах в Томске-7 появился в 1958 г. по одной лишь причине — объект перестал быть секретом для западных разведок и в СССР об этом узнали. И решили добровольно «раскрыть» информацию, переставшую быть секретной. Напомним, что к этому времени «Сибирская станция» была далека от завершения — её стройка закончилась лишь через шесть лет. А потому не может быть никаких сомнений в том, что какой-то американский «крот» работал там в 1957 г. В 1956 г. американская разведка осуществила одну из самых скандальных операций за всё время своего существования, вошедшую в историю под названием «хоум ран» («home run»). В период с 21 марта по 10 мая самолёты-разведчики «Стратоджет» различных модификаций совершили по крайней мере 156 глубоких вторжений в воздушное пространство СССР в районе Кольского полуострова, Урала и Сибири. К операции привлекались в общей сложности 21 самолёт-разведчик и до 15 самолётов-заправщиков; благодаря использованию последних дальность полётов «Стратоджетов» увеличивалась с 6,5 тыс. км до 9,4 тыс. км и даже более в зависимости от количества дозаправок в полёте.
Использование воздушных танкеров позволило американской разведке снять все ограничения по дальности самолётов-разведчиков RC-47. С четырьмя дозаправками в воздухе «Стратоджет» совершил даже беспосадочный полёт вокруг земного шара, продолжавшийся около 22 часов. Разведчики, размещённые на авиабазе Туле (Гренландия), летели к Советскому Союзу
через Северный полюс, а самолёты-заправщики поднимались из Фэрбэнкса на Аляске и дозаправляли их в зависимости от полётного задания либо при движении к цели, либо уже на обратном пути. Во время отдельных вылетов «Стратоджеты» сжигали топлива больше собственного взлётного веса.
Схема из американской книги, иллюстрирующая операцию «home run». Она наглядно демонстрирует маршруты разведывательных полётов RC-47 во второй половине 50-х гг. прошлого века. Знаками показаны: «1» — авиабаза ВВС США в г. Туле, Гренландия, выбранная для размещения самолётов RC-47 ввиду равноудалённости от основных районов разведки на территории СССР; «2» — аэропорт в г. Фэрбанкс, Аляска, используемый для базирования самолётов-заправщиков; «+» — м. Канин Нос в Баренцевом море в районе которого летом 1960 г. истребитель МиГ-19 капитана В. Полякова сбил американский самолёт-разведчик RC-47 «Стратоджет», пытавшийся проникнуть в район Северодвинска. Успех капитана Полякова резко охладил пыл американской военной разведки. Хорошо видны три основных сектора, на которые были разделены северные районы Советского Союза: Кольский полуостров и Новая земля, Урал, Чукотка. Последняя особенно интересовала американцев как район базирования советской авиации для удара по Аляске в случае войны. Некоторые «бывшие советские лётчики» пытались высмеять в интернете саму мысль о возможности разведывательных полётов американских самолётов через Северный полюс с дозаправками, до такой степени она казалась им вздорной. Что ж, пусть посмотрят на американкую картинку… А мы порадуемся, что этим «бывшим военным» балбесам не довелось защищать нас от настоящих американских «бомберов» — итог, боюсь, оказался бы очень печален для всех нас. На одном из «дятловедческих» форумов наивные «дятловеды» задавались вопросом: откуда над Уралом могли появиться американские самолёты-разведчики, неужели они летели через Северный Полюс? В вопрос этот вкладывался весь возможный сарказм и в понимании задававшего его «знатока», перелёт из-за Северного полюса был равноценен полёту с Луны или Марса. «Знаток», видимо, не знал, что через полюс летал ещё Чкалов. Историческая правда состоит в том, что американские самолёты-разведчики RC-47 во второй половине 50-х гг. легко и непринуждённо летали на Урал именно через Северный Полюс. Увидеть их небе где-нибудь над Денежкиным Камнем или Отортеном можно было чаще, чем иному читателю этого очерка повстречать своих соседей по подъезду. В ходе упомянутой операции «хоум ран» на протяжении 50 дней американцы осуществляли в среднем более 3 нарушений воздушного
пространства СССР с северного направления в сутки. Подчеркну, в сутки! Причём, 156 разведывательных самолётов-вылетов — это число, официально признаваемое американцами, и далеко не факт, что оно соответствует действительности. Так, например, ЦРУ признаёт лишь 28 полётов самолётов U-2 над территорией СССР в период 1956–60 гг., но практически нет сомнений в том, что эта величина занижена примерно раз в 10. Забавно и то, что ЦРУ и Министерство обороны США сообщают разное число разведывательных полётов U-2 по всему миру: ЦРУ утверждает, что таковых было осуществлено около 2800, а военное ведомство насчитывает их примерно 3100 (разница в 10 % какая мелочёвка, правда?). Советские компетентные органы в связи с операцией «хоум ран» зашевелились с заметным опозданием. На это, видимо, повлияла как общая инертность в принятии решений, присущая советскому руководству, так и слабость ПВО в северных районах страны. Защитники советского неба оказались неспособны обнаружить подавляющее большинство пролётов американских самолётов. Руководство в Москве очнулось лишь тогда, когда американцы стали действовать совсем уж нагло — 6 мая 1956 г. пролёт от Амбарчика до Анадыря и обратно совершили сразу 6 «Стратоджетов»! Фактически, американцы сымитировали массированный ядерный удар по стратегическим объектам в глубине Советского Союза, причём совершенно безнаказанно, а это уже не лезло ни в какие ворота! Советская ПВО была бессильна, за время операции «хоум ран» перехватчики поднимались в небо всего 4 раза. Эффективность их действий оказалась нулевой, лётчики наших МиГов ничего не могли противопоставить издевавшимся над ними в радиоэфире пилотам «стратоджетов». 10 мая 1956 г. МИД СССР разразился гневной нотой, призывая на головы «американской военщины» всевозможные проклятия, однако эти поношения не могли скрыть неспособность советской ПВО противостоять противнику. Примечательно, что обнаглевшие янки, сознавая собственную неуязвимость, направили ответную ноту, в которой доказывали неправоту выдвинутых обвинений.
Наглые, вызывающе-дерзкие одиночные и групповые полёты «стратоджетов» в советском небе активно продолжались вплоть до лета 1960 г., после чего разведчики этого типа перешли к планомерному барражированию вдоль границ. Развитие советских сил ПВО постепенно «вытолкнуло» американских разведчиков из стратосферы повыше — за пределы земной атмосферы, послужив серьёзной мотивацией для развития спутников опто-электронного контроля земной поверхности. Однако против стран со слабыми силами ПВО американцы продолжали использовать RB-47 вплоть до середины 60-х гг. прошлого века. Последний успешный перехват разведывательного «стратоджета» китайцами был зафиксирован аж осенью 1964 г.
В последующем военная разведка США использовала северное направление для ведения интенсивных операций по сбору стратегической информации о военно-промышленном потенциале СССР. Группировка самолётов-разведчиков в Туле, насчитывавшая в разное время 20–25 самолётов, действовала против Советского Союза на постоянной основе вплоть до 1963 г. Всё северное побережье нашей страны было разбито на три «окна», или сектора, за каждый из которых отвечала своя авиационная группа. Первый сектор включал в себя Кольский полуостров, Белое море и побережье до Уральских гор (объекты разведки — базы Северного флота, Северодвинск, космодром Плесецк). Второй — район Урала и Западной Сибири (атомный полигон на Новой Земле, «атомные города» и крупные промышленные центры Урала). Наконец, третье «окно» — район Чукотки (американцев беспокоила возможность использования стратегической авиацией СССР аэродромов в этом районе в качестве авиабаз «подскока» для удара по Аляске). Интенсивность вторжений «Стратоджетов» вглубь воздушного пространства СССР резко пошла на убыль после лета 1960 г. (когда такой самолёт был сбит в районе мыса Канин Нос), хотя отдельные пролёты продолжались вплоть до лета 1963 г. Только тогда появление на вооружении советских сил ПВО истребителя Миг-19 положило конец неуязвимости скоростного разведчика. На одном из тематических форумов ветеран советских военно-воздушных сил, глубоко уязвлённый описанием операции «хоум ран» в этом очерке, посетовал на то, что автор-де, совершенно не разбирается ни в авиации, ни в истории. И авторитетно заявил, что операция «хоум ран» была сорвана умелыми действиями советских ПВО, которые своевременно перебросили гвардейский полк истребительной авиации на базу в посёлок Амдерма на берегу Карского моря. Выражась метафорически, этот полк и закрыл своей широкой грудью весь север Советского Союза! Ветеран искренне сетовал и даже гневался на то, что Ракитин взялся писать о славной истории отечественной авиации, не имея понятия о выдающихся заслугах героев нашего неба. Ветерана можно успокоить: о выдающихся заслугах лётчиков-гвардейцев по разгону полчищ американских стратегических разведчиков неизвестно не только Ракитину. Об этом ничего не знали ни в Политбюро ЦК КПСС, ни в МИДе, ни даже в Министерстве обороны СССР. 21 апреля 1958 г. по настоянию Советского Союза было проведено заседание Совета безопасности ООН, посвящённое проблеме массовых нарушений американскими воздушными судами северных границ СССР. Советское политическое руководство расписалось в своём полном бессилии и неспособности бороться с американцами «на равных». Иллюзий относительно того, что наши военные вот-вот начнут пресекать американские поползновения, уже не осталось — Хрущёв понял, что пора начинать «бить челом» дипломатам. Так что мой изобличитель несколько поспешил с высокими оценками заслуг лётчиков-гвардейцев. Ни в 1956 г., ни в последующие годы наличие гвардейского истребительного полка ничуть не мешало супостату нарушать границы СССР по собственному желанию. Золотопогонные советские маршалы могли выстроить крылом к крылу полчища Мигов от Мурманска до мыса Дежнёва, но даже это не позволило бы помешать американцам летать там, где им надо. Всем, интересующимся военной историей Советского Союза, будет небезынтересно узнать, что МИД СССР, насколько известно автору, вручал американской стороне по меньшей мере 3 (!) ноты протеста, связанные с «грубыми», «вопиющими», «циничными» или «групповыми» нарушениями воздушного пространства страны самолётами США. Ноты эти вручались 10 июля 1956 г., 8 марта 1958 г., 21 апреля 1958 г. И это помимо упомянутой ноты от 10 мая 1956 г., вызванной американской операцией «хоум ран», и специального заседания Совета Безопасности ООН. Вполне возможно, что документов подобного рода много больше, только они покуда закопаны глубоко в недра МИД-овской переписки и остаются скрыты от глаз
общественности. Впрочем, вернёмся к противовоздушной обороне дол и небес родины социализма. Никакого щита советская ПВО в 50–60-х гг. прошлого века из себя — увы! — не представляла. В особенности с северных направлений. Советский авиаконструктор Леонид Львович Кербер, много лет проработавший в КБ Туполева, весьма выразительно описал это в своих воспоминаниях: «Северные границы страны не были достаточно прикрыты от проникновения к нам чужих бомбардировщиков через Арктику. Причина заключалась в недостаточной дальности действия наземных радиолокационных станций ПВО. (…) Имелись альтернативные решения: вынести РЛС на лёд, ближе к полюсу, либо поднять антенны на высокие башни. Первый отвергал опыт Папанина — ледяные поля центральной Арктики дрейфовали в сторону Атлантики. Второе вызывало сомнение: возможно ли соорудить вдоль побережья десятки Эйфелевых башен?» Поскольку построить десятки Эйфелевых башен за полярным кругом не мог даже такой прожектёр, как Никита Сергеевич Хрущёв, в июле 1958 г. было принято решение проектировать и строить первый советский самолёт дальнего радиолокационного обнаружения, получивший впоследствии обозначение Ту-126. Интересное совпадение, не правда ли — в конце апреля 1958 г. советские дипломаты устроили скандал в Совете безопасности ООН, сетуя на полную безнаказанность американских вторжений, а через три месяца политическое руководство страны приняло решение строить самолёт дальнего радиолокационного обнаружения. Поняло, наконец, что без оного никакого «щита ПВО» у СССР на севере не будет никогда. Работали над Ту-126 очень долго, первый полёт прототипа состоялся через четыре года, а принятие на вооружение — в 1965 г. Все самолёты этого типа (в количестве 9 штук), базировались на Кольском полуострове. Нам история Ту-126 интересна постольку, поскольку ярко и выпукло демонстрирует истинное положение с радиотехническим обеспечением ПВО того времени. Такова историческая правда, хотя, понимаю, она очень неприятна заслуженному «ветерану-разоблачителю» Ракитина.
Фотография, сделанная в Кремле 14 июля 1960 г. после вручения капитану Василию Амвросиевичу Полякову ордена Боевого Красного Знамени. Слева направо: секретать Президиума Верховного Совета СССР Георгадзе, Председатель Президиума — Брежнев, капитан Поляков, генерал-полковник Савицкий, командующий авиацией ПВО. Подвиг лётчика-истребителя капитана Полякова ныне незаслуженно забыт. А между тем, именно его успешная атака в районе мыса Канин Нос 1 июля 1960 г. положила конец наглым вторжениям американских самолётов-разведчиков в воздушное пространство СССР. МиГ19 имел отличную тяговооружённость и не позволил «стратоджету» уйти в отрыв. С
этого момента американцы стали вести себя в небе намного аккуратнее. Кстати, уже во время операции «хоум ран» разведывательные «Стратоджеты» стали использовать осветительные авиабомбы крупного калибра (1 т.) и убедились в их высокой эффективности. В носовой части RB-47 устанавливалась мощная фототехника, позволявшая делать как фотоснимки высокого разрешения непосредственно над целью, так и панорамные с большого удаления. «Подвесив» осветительную бомбу в тёмное время суток в районе интересующего объекта и сделав с некоторым интервалом фотоснимки при разной высоте источника освещения, разведчики получали возможность весьма точно определить высоту практически любого объекта на местности по длине отбрасываемой тени (и изменению этой длины). Описанный способ подходил для определения высоты опор ЛЭП (и соответственно, их мощности), труб, корпусов промышленных объектов и т. п. «Дятловеды» перепробовали на роль «огненных шаров» всю небывальщину, до какой только смогли додуматься — от инопланетных кораблей до баллистических ракет, прилетающих из ниоткуда и улетающих в никуда — однако почему-то не задумались о таком очевидном источнике яркого свечения, как осветительная авиабомба большого калибра. Этот боеприпас удовлетворяет поведению «огненных шаров» по всем параметрам. Горение светового состава давало форс пламени много ярче лунного света, светимость таких бомб исчислялась миллионными кандел (немецкая авиабомба обр. 1942 г. калибром 950 кг. давала, например, светимость в 2 млн. кандел, что соответствовало примерно 20 тыс. 100-ваттных лампочек!). Одной авиабомбы было достаточно для того, чтобы осветить объект размером с крупную железнодорожную станцию. Опускавшаяся на парашюте со скоростью ~5–8 м/с осветительная авиабомба крупного калибра начинала гореть на высотах около 5 км и горела почти до самой земли (около 1000 с., т. е. 16–17 мин.!). Упомянутая выше немецкая бомба образца 1942 г. имела корпус, с нанесённым снаружи алюминиево-магниевым покрытием (вроде хорошо всем знакомой детской игрушки «бенгальский огонь»); в конце рабочего цикла корпус авиабомбы выгорал не только изнутри, но и снаружи, так что на землю падала металлическая труха, порой рассыпавшаяся в воздухе. По остаткам полностью выгоревшей бомбы было практически невозможно понять, что же именно светилось в небе. В принципе, самыми демаскирующими деталями такой бомбы являлись парашют и жаропрочные сопла, которые служили источником форса пламени в полёте, но даже будучи найденными, гденибудь в тайге или степи, они никак не могли служить доказательством проведения в этой местности секретной операции. Другими словами, упавшая бомба ничем не изобличала того, кто её сбросил. Американцы уделяли исключительное внимание обучению своих разведчиков навыкам десантирования. Для прохождения парашютной подготовки будущие «транзитёры» зачастую перевозились из Европы в США, где занимались в Форт-Брэгг, главной базе воздушнодесантных сил. Использование устройств по автоматическому раскрытию парашютов, существенно повышало безопасность десантирования. А использование осветительных авиабомб позволяло осуществлять выброску десантников в тёмное время суток, в основном в предрассветные часы. Скорость снижения парашютиста гораздо ниже скорости осветительной авиабомбы (~2 м/с), так что он всё время оставался выше светового конуса и был невиден с земли. При спуске десантируемые агенты могли выбрать оптимальное место посадки (в стороне от водоёмов, скал, жилых строений и т. п.). Зачастую «транзитёры» высаживались в нескольких десятках метрах друг от друга, не теряя даже голосового контакта. При десантировании все они были облачены в штатные комбинезоны, обувь и шлемы, применявшиеся в американских воздушно-десантных силах, поэтому агенты перво-наперво переодевались в обычную для советских людей одежду.
Фотография, дающая представление об экипировке американского десантника. Это ещё один снимок из коллекции «зелёного берета», инструктора по парашютной подготовке Луиса Смита. Забрасываемые американцами разведчики использовали элементы штатного десантного комплекта: шлем с защитными очками, комбинезон, два парашюта, грузовые прорезиненные мешки (в зависимости от вместимости 2–5 штук), прыжковые ботинки. Почти всегда «транзитёры» пользовались устройствами принудительного раскрытия парашюта, что повышало безопасность при десантировании в тёмное время суток. Опционально, в зависимости от сложности десантирования, придавался дыхательный комплект. Первая задача агента после приземления заключалась в том, чтобы переодеться и спрятать десантное снаряжение, затем, если задание предусматривало совместные действия членов группы, следовал их поиск. После этого в максимально возможном темпе они скрывали демаскирующие их признаки и покидали район высадки. К моменту восхода солнца они должны были уже двигаться по заданному маршруту. Имевшийся в их распоряжении целый световой день они обычно использовали для безостановочного движения, дабы оторваться от возможного преследования. Понятно, что десантирование в предрассветные часы давало разведчикам столь нужную им фору в несколько часов, благодаря которой эффективность возможного противодействия правоохранительных органов резко снижалась (Остаётся добавить, что время от времени советской госбезопасности удавалось отыскать устроенные «транзитёрами» тайники с десантной амуницией, порой заминированные. Обнаруженные там парашюты и детали одежды иногда даже предъявлялись журналистам — в том случае, если принималось политическое решение предать случившееся гласности. Одна из таких пресс-конференций для советских и иностранных корреспондентов, сопровождавшаяся демонстрацией изъятой из тайников десантной амуниции, имела место, например, 6 февраля 1957 г. в Москве, в Центральном Доме журналиста. Кстати, годом ранее — 9 февраля 1956 г. — в Москве была устроена другая примечательная пресс-конференция, на которой были представлены детали 50 американских разведывательных аэростатов, сбитых к тому времени в воздушном пространстве СССР. Их гондолы были выставлены в шеренгу перед зданием, а огромные разорванные баллоны занимали часть автостоянки ЦДЖ, впрочем, об этом в настоящем очерке уже упоминалось). Темнота предрассветных часов служила отличной маскировкой десантирования транзитных агентов. Большинство людей в 4–5 часов утра крепко спят и даже если кто-то из
немногочисленных местных жителей видел в небе яркое пятно, он вряд ли мог понять природу таинственного свечения. Парашют авиабомбы во время её горения оставался невидим, незначительная скорость снижения авиабомбы практически не изменялась, а потому наблюдателю с Земли долгое время должно было казаться, что объект летит горизонтально, либо вообще висит в небе неподвижно. Никаких специфических, узнаваемых звуков в процессе планирования такой авиабомбы не генерировалось. Если человек не наблюдал ранее подобной картины, он просто не мог сообразить с чем же имеет дело. Примечательный нюанс — солдаты и офицеры на фронте как правило сталкивались с осветительными снарядами, имевшими и меньшую светосилу и меньшее время горения (несколько десятков секунд). Так что боевой опыт даже воевавших людей мало мог им помочь. Осветительные бомбы крупных калибров использовались для нанесения авиационных ударов по площадным целям, прежде всего городам. Однако шанс, что житель Москвы, Смоленска или Ленинграда, переживший бомбёжки времён Великой Отечественной войны, окажется где-нибудь в районе Отортена (или в какойлибо другой глухомани) был ускользающе мал. Поэтому, как ни покажется на первый взгляд парадоксальной высказанное автором предположение, американцы, используя осветительные бомбы во время разведывательных рейдов «Стратоджетов», практически ничем не рисковали (Во избежание неправильного толкования автор считает нужным уточнить, что его предположение касается не использования осветительных бомб, ибо это исторический факт, а того, что подобная практика не нарушала скрытности полётов). В секретной информационно-аналитической записке, направленной Председателем КГБ при Совете министров СССР А. Серовым в ЦК КПСС в июне 1957 г., о нелегальной заброске агентуры иностранных разведок на территорию СССР сообщалось в следующих выражениях (цит. по книге О. М. Хлобустова «Госбезопасность России от Александра I до Путина»): «За последние три года органами безопасности при активной помощи советского народа были пойманы на советской территории десятки шпионов, проникших нелегальным путем (морем, воздухом, через сухопутные границы), у которых были изъяты радиостанции, оружие, фотоаппараты, средства тайнописи, яды, фиктивные документы и значительные суммы советских денег и иностранной валюты. По изъятым у этих шпионов документам и по их личным показаниям, а также по материалам, полученным нами из других источников, видно, что разведки капиталистических государств всеми силами стремятся добывать сведения о наших вооруженных силах, о новой технике и достижениях советской науки, пытаются проникнуть в важные промышленные центры страны и объекты оборонного значения и атомной промышленности.» С одной стороны, написанное выглядит вроде бы расплывчато, но с другой — исчерпывающе. В общем, как говорили древние, умному — достаточно… Для полноты картины приведём весьма красноречивую цитату, выражающую отношение противников СССР к их действиям в тот период. Принадлежит сказанное Аллену Даллесу, главе ЦРУ США, своего рода антиподу Серова и человеку не менее, а возможно, и более информированному, чем Председатель КГБ. Эта цитата ставит выразительную точку в наших рассуждениях: «Тайная добыча секретной информации — прежде всего действенное средство по преодолению препятствий для подхода к объекту. Мы выбираем тот или иной объект. Дело противной стороны возвести преграды, чтобы мы не проникли туда. Обычно противник знает, какие объекты более всего интересуют нас. Их он охраняет особенно тщательно. (…) Поэтому разведке США приходится прилагать неимоверные усилия, чтобы выявить эти важнейшие военные сооружения, скрытые нередко за тысячи миль от проторенных дорог. Для тайного сбора информации используются люди — агенты, информаторы, связники. В этих целях привлекается и техника: ныне имеются такие технические средства, которые могут увидеть то, что неспособен заметить человек. (…) Суть шпионажа, его альфа и омега — создать
возможности для подхода к объекту, получить к нему доступ. И, конечно, сделать это так, чтобы не привлечь внимания лиц, которые охраняют этот объект. Тайный агент находит путь к нему, устанавливает за ним наблюдение, затем возвращается и докладывает о том, что увидел.» (Аллен Даллес, «ЦРУ против КГБ. Искусство шпионажа», Москва, из-во Центрполиграф, 2000 г., стр. 98–99). Как говорится, ни прибавить, ни отнять. Хотя написаны эти азбучные истины были аж в 1962 г., они и в 2010 г. прозвучали совершеннейшим откровением для подавляющего большинства «дятловедов», узнавших лишь несколько месяцев назад от автора настоящего очерка о продолжительном присутствии американских нелегалов на Урале. В маленьких головах не укладывалась мысль, что во второй половине 50-х гг. по Уралу вовсю ходили американские «транзитники», а в небесах десятками летали самолёты-разведчики. Да притом как летали — через Северный полюс! Диво-дивное… Воистину, нельзя не поражаться тому, насколько же отрихтованы мозги у нынешнего «поколения ЕГЭ» — извилин просто не осталось, а недостаток эрудиции компенсируется воинственным невежеством. На этом закончим затянувшийся экскурс в историю тайных разведывательных операций США и стран НАТО на территории СССР и резюмируем сказанное: — В 50-х гг. прошлого века осуществлялась массированная нелегальная заброска в СССР подготовленных на Западе агентов для проведения тайных операций разного рода — как диверсионно-подрывных (сепаратистские движения на Украине и в Прибалтике), так и узкоразведывательных. Речь идёт о сотнях, если не тысячах лиц, прошедших специальную подготовку в учебных центрах в Европе и США; — На территории стран Западной Европы находилось по меньшей мере 6 разведывательных школ Министерства обороны США, осуществлявших подготовку агентов для глубинной разведки стратегических объектов СССР, прежде всего, связанных с ядерным циклом («транзитные» агенты). Расположение упомянутых шести школ известно, некоторые из их выпускников были задержаны на территории СССР после нелегальной заброски. Общее число подготовленных этими школами агентов в данный момент неизвестно, но оценка в 500–600 чел. в период 1951–1960 гг. представляется вполне достоверной (из расчёта обучения в 1 школе 10 чел. на протяжении года, хотя на самом деле цикл подготовки был короче и выпускников было явно больше); — Советские атомные производства на Урале и в Западной Сибири находились в фокусе внимания американской военной разведки, о чём красноречиво свидетельствуют сведения об этих объектах, неоднократно озвученные на слушаниях в Объединенном Комитете по атомной энергии Конгресса Соединенных Штатов на протяжении 50-х гг.; — С большой долей уверенности можно утверждать, что в те годы американское разведывательное сообщество не располагало источниками информации в высшем государственном и политическом руководстве СССР или среди технических специалистов высокого уровня допуска к гостайне (информированности). Сведения, получаемые американцами, носили во многом отрывистый, неполный, фрагментарный характер. «Транзитные» агенты и добываемые ими образцы являлись основным источником информации об объектах атомной промышленности Советского Союза. Для мониторинга ситуации на объектах советского атомного комплекса и выявлении динамики их производительности, американской разведке требовалось осуществлять периодический сбор биологических и минеральных образцов из их ближайших окрестностей, для чего засылка «транзитных» агентов была поставлена на поток, т. е. носила регулярный характер; — Заброска «транзитных» разведчиков осуществлялась с разных направлений и разными способами порой за многие тысячи километров от интересующего объекта. Задания, поручаемые агентами, предполагали их самостоятельное выдвижение в район разведки, для чего
«транзитёры» располагали необходимыми денежными средствами и достоверными документами (командировочными предписаниями, справками об освобождении из мест заключения, удостоверениями сотрудников правоохранительных органов и т. п.). В зависимости от конкретной ситуации они могли выдавать себя за самых разных людей от освобождённых уголовников и геологов, до офицеров госбезопасноти и фельдкурьеров, сопровождающих секретную почту; — «Транзитёры», забрасываемые западными спецслужбами на территорию СССР, были ориентированы на выполнение заданий любой ценой, для чего получали оружие и химические средства широкого спектра действия и для их применения проходили специальную подготовку. Созданная полковником американской военной разведки Пашковским система отбора кандидатов и их подготовки была ориентирована на жёстких, бескомпромиссных антикоммунистов, членов эмигрантской партии Народно-Трудовой Союз. Психологические установки Пашковского, не раз рисковавшего собою в годы Второй мировой войны, определённым образом редуцировались, передавались его сотрудникам, формируя из них людей, лишённых моральных и этических ограничений, психологически готовых к крайнему риску, ориентированных на достижение поставленной задачи любыми средствами. Подавляющее большинство американских агентов было настроены резко антисоветски и считало, что НТС, членами которой они являлись, ведёт войну против коммунизма. Хотя советская пропаганда усиленно насаждала образ «раскаявшегося эмигранта», стремящегося вернуться на Родину, на самом деле этот агитационный жупел имел мало общего с реальностью. Значительная часть пойманных «транзитных» агентов, несмотря на крайне жёсткие методы воздействия, применявшиеся к ним во время следствия, решительно отказывалась от сотрудничества с КГБ и не просила о помиловании. Например, из упомянутых в этом очерке 8 «транзитёров», заброшенных в СССР и пойманных в середине 1955 г., расстреляны были 3; — В 1956 г. и в последующие годы (после успеха операции «home run»), разведки стран НАТО получили подтверждение незащищённости территории СССР с северного направления. Полёты скоростных самолётов-разведчиков «Стратоджет» из Туле(Гренландия), Брайс-Нортон (Великобритания) и Фэрбэнкса (Аляска) вглубь территории СССР через побережье Северного Ледовитого океана стали весьма активны. Так продолжалось вплоть до середины 1960 г., пока советский лётчик-истребитель капитан Василий Поляков на перехватчике МиГ-19 не уничтожил RC-47 в районе м. Канин Нос (случилось это 1 июля 1960 г.). Десантирование «транзитёров» в горах Северного Урала позволяло резко сократить время, потребное для выдвижения к объектам разведки на Южном Урале и в Западной Сибири, не снижая при этом скрытности проводимой операции. В условиях лесной и практически безлюдной местности, при десантировании в тёмное время суток, высадка «транзитёров» не могла быть обнаружена ни местными жителями, ни представителями органов власти. Наличие труднопроверяемых документов, оружия, значительных денежных средств, а также полученная агентами специальная подготовка, позволяли им не опасаться случайных встречь и сводили риск разоблачения практически к нулю. Понятно, что случайная встреча группы Игоря Дятлова с заброшенными американскими разведчиками ничем последним не грозила. В самом деле, разведчики имели типажи, полностью соответствовавшие времени и месту, они были отлично легендированы и, в ходе простого разговора, обнаружить нестыковки в их рассказах было совершенно невозможно. Какую опасность для них таила случайная встреча с группой туристов? Да никакую, нулевую… Это, в общем-то, очевидно. Однако вся очевидность исчезает, как только мы вспомним про радиоактивную одежду. В обычном походе её не должно было быть. Ещё раз напомним, что в то время контроль за
оборотом расщепляющихся материалов относился к компетенции КГБ, попытка сохранить одежду с радиоактивной пылью могла расцениваться как попытка обмана органов госбезопасности. Можно ли предположить, что одежда с радиоактивной пылью была связана с Георгием Кривонищенко и появилась у него вследствие работы последнего в «атомном городе»? В принципе, предположение логичное, лежащее, так сказать, на поверхности. Существуют только несколько «но» о которых необходимо упомянуть в этой связи. Во-первых, после т. н. «кыштымского взрыва», вследствие которого в ближайших окрестностях Челябинска-40 в сентябре 1957 г. произошёл выброс в атмосферу значительного количества радиоактивных отходов, имело место значительное (хотя и весьма неравномерное) заражение самого города, его улиц и зданий. В конце сентября и в октябре 1957 г. в Челябинске40 были проведены значительные дезактивационные работы, сопоставимые по своим масштабам с теми, что имели место почти через 40 лет в прилегающих к Чернобылю районах. Посты дозиметрического контроля проводили тотальные замеры радиоактивного фона по всем городу и окрестностям. Проверке подвергались в т. ч. и жилые помещения. В те дни и месяцы этот город стал, наверное, самым чистым городом Совесткого Союза — перед подъездами жилых домов были смонтированы специальные мойки для обуви в проточной воде, чтобы люди, входящие в улицы могли смыть уличную пыль. Её, кстати, почти и не было — город буквально «вылизывался» военнослужащими, пыль той осенью по несколько раз смывали с крыш, фасадов и карнизов всех зданий. Что особенно важно для нашего повествования — дозиметрическому контролю подвергались личные вещи, одежда и обувь жителей города. Да-да, буквально так, передвижные посты обходили квартиры, общежития, магазины, школы, склады и проверяли подряд все предметы. Никто в то время не мог запретить или ограничить действия дозиметристов. «Грязные» предметы изымались, должным образом актировались и их владелец мог получить материальную компенсацию за изъятое (утраченное) имущество. Т. о. Георгий Кривонищенко не имел никаких оснований дорожить радиоактивным свитером или шароварами — сдав их «по акту» в службу дозиметрического контроля он не только гарантированно укреплял своё здоровье, но и получал за это денежную компенсацию. Во-вторых, совершенно непонятно, какую пользу могла принести Георгию Кривонищенко попытка скрыть «грязную» одежду в случае её успеха. Во имя чего он должен был всё это делать? Очевидного с бытовой, или говоря иначе, повседневной, точки зрения ответа просто нет. Каким бы хорошим ни был свитер или штаны, они не стоили риска заработать лейкемию или саркому Капоши, а значит, путь у этих вещей мог быть один — в мусорное ведро. А отнюдь не в поход на Отортен, где эти вещи, возможно, Георгию пришлось бы носить на себе пару недель, а то и больше. Не надо упускать из вида и другой, весьма деликатный, но понятный любому мужчине аспект — Георгию Кривонищенко в 1959 г. шёл всего лишь двадцать четвёртый год (он родился 7 февраля 1935 г.), а это ведь самое время мужской силы! О том, что радиоактивность угнетает половую функцию, тогда уже прекрасно знали, и ни один разумный мужчина не нацепил бы на себя даже самый красивый, но «грязный» свитер без свинцового фартука. Здоровье во все времена было ценнее даже самой красивой тряпки. В-третьих, сохранённые вещи с радиоактивной пылью превращали их обладателя в потенциального изменника Родины. Если бы когда-нибудь стало известно о хранении такой одежды, то это означало бы самые серьёзные последствия для её владельца. Для Георгия Кривонищенко это повлекло бы как утрату доверия по месту работы, так и утрату самой работы, причём перечень возможных неприятностей этим далеко не исчерпывался. Повторяя Жванецкого, хочется спросить: оно ему надо? Каков же вывод из всего, написанного выше? Он чрезвычайно прост: в обычной ситуации, в
обычном туристическом походе радиоактивных вещей у членов группы Игоря Дятлова не должно было оказаться ни при каком раскладе.
21. Понятие «контролируемой поставки» как комплексного оперативно-розыскного мероприятия органов государственной безопасности (внутренних дел) Однако, сильно радиоактивные вещи среди поклажи туристов всё же оказались. И это обстоятельство заставляет предполагать, что поход группы Игоря Дятлова с самого начала планировался как очень необычный. В этом нас убеждает ряд весьма странных событий и совпадений, связанных как с отдельными участниками похода, так и событиями вокруг него. Смеем предположить, что переноска вещей осуществлялась отнюдь не в тайне от компетентных органов и не являлась преступной. Кто-то из группы Игоря Дятлова нёс два свитера и штаны с радиоактивной пылью для передачи их в заранее обусловленном месте группе «транзитных» агентов. Передача эта планировалась изначально, причём задолго до похода, и встреча с «транзитёрами» на склоне Холат-Сяхыл вовсе не была случайной. Запланированную КГБ операцию мы назвали бы сейчас «контролируемой поставкой», но в те годы такого понятия не существовало. Впервые это словосочетание появилось в 1988 г. в «Конвенции ООН о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ». В самом широком смысле под «контролируемой поставкой» понимается метод, при котором допускаются вывоз, провоз или ввоз на территорию одного или нескольких государств незаконных или вызывающих подозрение партий груза с ведома и под надзором их компетентных органов в целях расследования какого-либо преступления и выявления лиц, участвующих в совершении этого преступления. Определение это хотя и звучит несколько коряво, зато является самым юридически корректным из всех возможных, оно взято из ст.2 «Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности». Операции такого рода разделяют на внешние и внутренние «контролируемые поставки» в соответствии с тем, предполагается ли в ходе их реализации пересечение государственной границы, или нет. Ещё одним критерием классификации может служить аутентичность «поставляемого груза» заявленному. Если в ходе операции на всех её этапах действительно осуществляется перемещение того груза, о котором уведомлен объект проведения операции, то такую поставку называют «обычной». Если же разрабатываемый объект дезинформируется и органы охраны правопорядка производят замену груза безопасным муляжом, то говорят о «контролируемой поставке с подменой». «Контролируемая поставка» является комплексным оперативно-розыскным мероприятием, потому что её реализация распадается на множество элементарных (простейших) оперативных мероприятий. Например, опросов (оперативный опрос — это особое оперативно-розыскное мероприятие, заключающееся в получении информации путём непосредственного общения оперативного работника (либо доверенного лица) с носителем значимой информации, без раскрытия служебной принадлежности оперработника и истинной цели получения информации). Или проверочных закупок, которые являются самостоятельным видом оперативно-розыскных мероприятий. Или установление наблюдения, возможно, неоднократного, за различными лицами и объектами. Очень часто в ходе подготовки операции «контролируемой поставки» приходится решать весьма важную (и непростую) задачу оперативного внедрения штатного оперативного сотрудника (либо доверенного лица, т. н. «конфидента») в интересующую правоохранительный орган среду. Очень часто
правоохранительным органам приходится заниматься организацией негласного воздействии на лиц, способных содействовать решению задач оперативно-розыскной работы, причём лица, подвергающиеся такому воздействию, не должны понимать кто является его истинным инициатором и в чьих интересах должны приниматься те или иные действия или решения. Важным условием проведения «контролируемой поставки» является документирование важнейших её этапов с целью облегчения последующего уголовного судопроизводства. Подобное документирование подразумевает использование допустимых в той или иной конкретной обстановке технических средств (фотографирование, видео- и аудиозапись), сохранение и закрепление следов вовлечённых в операцию лиц (отпечатков пальцев, почерков и т. п.), вещественных улик (тары, со следами перевозимого вещества, поддельных документов, печатей, оружия и т. п.). Надёжное документирование противоправной деятельности в ходе операции «контролируемой поставки» является одной из основных задач организации такого рода оперативных комбинаций. Хотя сразу же подчеркнём: документирование незаконной сделки и предание суду нарушителей закона — это порой далеко не единственная задача операции «контролируемой поставки». Иногда такого рода оперативные комбинации используются для глубокого внедрения сотрудника правоохранительных органов в противостоящую преступную организацию, в целях подтверждения его надёжности. Также возможно использование подобных операций для дезинформации противника (как правило, такие такие комбинации реализуются органами государственной безопасности, когда в качестве поставляемого продукта выступают новые, либо малоизученные вещества, материалы и химические соединения, не имеющие сколько-нибудь значимой рыночной стоимости). Контролируемая поставка заняла подобающее ей место в арсенале оперативно-розыскных методов задолго до формального узаконивания самого термина. В этом очерке уже упоминалась история с радиоактивной водой, добытой в 1954 г. латышскими националистами для английской разведки MI-6. Это была классическая операция по дезинформации враждебной разведслужбы, реализованная в форме «контролируемой поставки» образца, не являвшимся истинным и потому не имевшим никакой практической пользы для противника. В 1957 г. кто-то передал американскому разведчику Джону Крейгу шапку из Томска-7. Теперь же подобный фокус американцы попытались провернуть с кем-то, кто работал в Челябинске-40. Однако на каком-то этапе — каком именно сказать невозможно — о существовании «крота» в закрытом городе стало известно компетентным органам. Нельзя, кстати, исключать и того, что с самого начала пресловутый «крот» являлся «подставой» КГБ и вся оперативная игра затеивалась с целью создания устойчивого канала длительной дезинформации противника (история отчественных органов госбезопасности знает немало примеров такого рода оперативных комбинаций. Достаточно вспомнить упомянутого в этом очерке Пётра Кудрина, который полтора года кормил своего шефа с берегов Потомака рассказами о секретном заводе в Клину, замаскированном под фабрику термометров.). Как бы там ни было, Комитет решил сыграть с заокеанским противником в поддавки — устроить передачу особо ценного в глазах вражеской разведки материала. Американцам же комбинация, видимо, показалась настолько удачной, что для получения ценного груза из самого сердца советской атомной промышленности они специально направили «транзитных» агентов, которым предстояло перехватить «почтальона» в тайге. Не убить, разумеется, а встретиться и под заранее обговоренным предлогом осуществить приём-передачу ценного радиоактивного груза.
22. Возможные кандидаты Самый недоверчивый читатель в этом месте может подумать, что фантазия завела автора совсем уж далеко. И даже разочарованно покрутит пальцем у виска. Самый недоверчивый читатель понимает, что контролируемая поставка потому и называется «контролируемой», что движение ценного (либо опасного) груза требует постоянного наблюдения представителей правоохранительных органов. Его нельзя просто так отдать каким-то мальчишкам или студентам в надежде, что те всё сделают правильно лишь потому, что они — хорошие ребята. Груз нуждается в контроле, в наблюдении и даже в охране от случайной утраты, хищения или повреждения. Рядом с грузом должен быть сотрудник правоохранительных органов и желательно даже не один. Где такой человек в данном случае? Он есть. И даже не один. Начнём с Семёна Золотарёва. Надо сразу сказать, что этот человек уже много лет вызывал и вызывает всякого рода подозрения у многих исследователей трагедии группы Игоря Дятлова. Всё, что связано с ним призрачно, всё оказывается не таким, каким кажется изначально. Долгое время Золотарёва подозревали в том, что он уголовник, который пошёл в январский поход с целью решения неких проблем, связанных с нелегальной золотодобычей в Ивдельском районе. Подобную трактовку образа Семёна Золотарёва предложил несколько лет назад один из исследователей, выступавший в Интернете под nic'ом Doctor, очень харизматичный, самобытный и интересный писатель, внёсший в исследование трагедии Игоря Дятлова немало здравого смысла. Которого, увы, зачастую не хватало и не хватает многим из числа «самодеятельных исследователей» трагедии. Считается, что Doctor имел доступ к некоему «делу КГБ», вёл частное расследование в интересах родственников некоторых погибших «дятловцев» и погиб в автомобильной катастрофе. Такая вот печальная повесть с мрачной нотой «до» в эпилоге. Однако поспешим успокоить впечатлительных читателей — это всё чистой воды легенда, всего лишь элемент шикарного мифа, придуманного Doctor'ом: никакого «дела КГБ» он не видел, расследований никаких ни вёл и в катастрофах не погибал. Однако заслугу этого талантливого мифомана переоценить трудно — он первым обратил внимание на очень странную фигуру Семёна Золотарёва. Уже гораздо позже исчезновения Doctor'а другой серьёзный исследователь трагедии группы Игоря Дятлова, упоминавшийся не раз Алексей Владимирович Коськин, ввёл в оборот ряд необыкновенно интересных документов, связанных с Семёном Золотарёвым. Речь идёт об автобиографии последнего, написанной в 1948 г. во время обучения на втором курсе Государственного института физической культуры Белоруссии (ГоИФКБ), двух характеристиках, полученных Золотарёвым по результатам прохождения практик в минских школах, и «Учётной карточке инструктора туризма», содержащей летопись туристических достижений Семёна. Кроме того, большой информационно-просветительский интернет-портал «Подвиг народа» обнародовал документы, связанные с награждением Золотарёва орденом «Красного знамени» в мае 1945 г., что позволило под новым углом взглянуть на жизненный путь этого человека. Перечисленные выше документы необыкновенно интересны сами по себе, но не в этом их главная ценность — в контексте исторических реалий 40–50-х гг. прошлого века они дают весьма богатую пищу для размышлений. И заставляют сделать некоторые прелюбопытнейшие выводы. Проанализируем эти документы и попытаемся понять, что же там написано между строк? Начнём с автобиографии Семёна Александровича. Этот документ представляет собою
приложение к анкете, заполняемой в обязательном порядке для отдела кадров при трудоустройстве или поступлении в учебное заведение. Золотарёв, как видим, написал автобиографию почему-то в конце второго курса (впрочем, тому могут существовать вполне невинные объяснения — его попросили переписать прежнюю автобиографию с целью уточнения неких деталей, либо автобиография была написана для оформления допуска к занятиям на военной кафедре, начинавшимся в советских ВУЗах, обычно, на третьем курсе. Следует подчеркнуть, что обязательное обучение на военных кафедрах вводились во всех советских ВУЗах с 1 сентября 1944 г. по постановлению Совета Народных Комиссаров СССР № 413 от 13 апреля 1944 г., т. е. Государственный ордена Трудового Красного знамени институт физической культуры Белоруссии также осуществлял подготовку офицеров запаса). Самое интересное в документе, обнаруженном Алексеем Коськиным, не время написания, а содержание. Надо сказать, что документы такого рода заполнялись с соблюдением строгих формальных требований как по оформлению, так и содержанию. Часть таковых излагалась в «шапке» документа, на его первой странице, служившей своего рода памяткой автору, часть — сообщалась работником отдела кадров при выдаче бланка в виде напоминания («писать развёрнуто, без сокращений, помарок, зачёркиваний и подчёркиваний, отразить все изменения в документах, смену имён и фамилии, свадьбы-переезды-разводы, ничего не упустить…»). Впрочем, написание автобиографии — это как езда на велосипеде, если один раз у тебя получилось, то полученный навык не утратишь. Поэтому «кадровики» обычно обходились без долгих наставлений и лишь осведомлялись: «Писать автобиографию уже доводилось? Как это делать знаете?» Семён Алексеевич Золотарёв к июню 1948 г., разумеется, уже прекрасно знал, как надо правильно писать автобиографию. Можно не сомневаться, что к этому моменту он уже не раз сочинял такого рода документы. И тем удивительнее те многочисленные «косяки», нестыковки и умолчания, которыми изобилует вышедший из-под его пера текст. Их появление невозможно объяснить неловкостью слога, письменная речь Семёна как раз очень легка, текст прост и читабелен. Но имеющиеся в автобиографии Золотарёва «области умолчания» не только недопустимы для советского студента тех лет, но и по-своему красноречивы. Они очень многое способны рассказать об этом человеке даже спустя шесть с лишком десятилетий. Попробуем предвзято разобрать этот замечательный документ. Чёткий, выработанный почерк Семёна Золотарёва ясно свидетельствует о том, что ему доводилось немало работать письменными принадлежностями. Что, вообще-то, несколько удивляет, когда знакомишься с обстоятельствами его жизни. Родившийся 2 февраля 1921 г. в станице Удобная Краснодарского края Семён вступил в комсомол в 1938 г., а 10-летнюю школу закончил только в 1941 г., т. е. в возрасте 20 лет. Само по себе это событие не следует считать чем-то необычным для того времени — такое встречалось довольно часто (не станем вдаваться в причины, просто примем как факт). Закон СССР «О всеобщей воинской обязанности», принятый Верховным Советом СССР 1 сентября 1939 г., предусматривал возможность предоставления отсрочки от призыва учащимся средних школ для окончания обучения, но до тех лишь пор, пока им не исполнится 20 лет. Весеннего призыва в СССР не существовало вплоть до 1967 г., поэтому Золотарёв, которому 20 лет исполнилось в самом начале 1941 г., спокойно дожидался осени (призыв проходил в период с 15 сентября по 15 октября). И даже начавшаяся 22 июня 1941 г. Великая Отечественная война не сразу его задела. Так что с призывом на действительную военную службу у Семёна всё обстояло благополучно, хотя с точки зрения современных представлений — несколько странно. Но странность эта, как было показано, кажущаяся.
Настоящие странности возникают дальше. Итак, на действительную военную службу Семёна Александровича Золотарёва призвали 19 октября 1941 г., а в первый бой с фашистскими захватчиками он вступил аж 10 мая 1942 г., т. е. спустя почти 7 месяцев. Принимая во внимание, как перемалывались осенью и зимою 41-го добровольческие дивизии, поспешно сформированные из жителей Москвы и Ленинграда и немедля брошенные на передовую, задержке в 7 месяцев нельзя не удивиться. Подобной задержке в ту невесёлую годину обрадовался бы любой призывник… Однако, дальше — больше. В совершенно удивительных выражениях Золотарёв описал своё участие в Великой Отечественной войне: «В бой вступил 10 мая 1942 года и после этого на боевых операциях, боевых заданиях был на протяжении всей войны.» Советское кадровое делопроизводство чётко разграничивало службу в Действующей армии и участие в боевых действиях. Дело в том, что за последние выслуга считалась по принципу «сутки — за трое». Участие в боевых действиях отражалось в солдатской книжке записями, сделанными строевой частью полка (либо отдельной воинской части — бригады или батальона) на основании приказа по армии. Приказ по армии чётко фиксировал эту дату, буквально с такой формулировкой: «С (такого-то числа) считать Армию участвующей в боевых действиях». И для всех военнослужащих этой армии выслуга считалась с этого дня «сутки — за трое», пока новый приказ по армии не отменял действие старого. Все периоды времени, в течение которых армия считалась воюющей на фронте, фиксировались в солдатских книжках всех солдат этой армии наподобие того, как в трудовых книжках мирных граждан отражался трудовой стаж. И пограничник, отсидевший всю войну на острове Врангеля или на Чукотке, ни при каких условиях не мог считаться участником боевых действий, хотя и отбыл всю войну призванным на действительную военную службу (Тут же можно указать и на то, что на военнослужащих офицерского состава, принимавших участие в боевых действиях, распространялось право ускоренной выслуги воинского звания с переходом на очередное высшее звание — это была весьма существенная льгота, которой были лишены остальные офицеры Действующей армии. К Золотарёву данная норма отношения не имела — он был сержантом — но для иллюстрации сказанного выше вполне годится). Все фронтовики эти нюансы прекрасно знали. И работники отделов кадров по всей нашей необъятной стране знали разницу между «службой в действующей армии» и «участием в боевых действиях». И в анкетах, и в автобиографиях обычно делалась краткая типовая запись примерно такого содержания: «В период с (дата) по (дата), с (дата) по (дата) и с (дата) по (дата) принимал участие в боевых действиях». Допускались уточнения в произвольной форме, типа: «Принимал участие в освободительном походе Красной армии в Восточную Европу», или «освобождал братскую Украину от фашистского ига» или «Участник битвы за Кавказ». Это пожалуйста… но упоминать о «боевых операциях» и «боевых заданиях» почиталось совершенно неуместным. И так понятно, что на фронте операции и задания «боевые», а рассказы рассказывать про то, как касками «мессершмиты» сбивались, в отделе кадров не надо, эти басни нужно поберечь для другого места и иной компании. Сказанное выше в полной мере относилось и к участникам партизанского движения. Партизаны имели точно такие же солдатские книжки, что и солдаты на фронте. Они хранились в строевой части Штаба партизанского движения. Приказами штабов отряды вводились в боевые действия и выводились из них, и система учёта движения личного состава была во всём аналогична той, что имела место в регулярной армии. Т. е. исключений в то время быть не могло ни для одной из категорий военнослужащих. В данном же случае мы видим очевидное отклонение от общепринятого порядка оформления документов, допущенное Золотарёвым явно с ведома работника отдела кадров.
Немного больше информации о воинском пути Семёна сообщает его наградной лист, размещённый на сайте «Подвиг народа». Из этого документа, подготовленного уже в самом конце войны и утверждённого Военным Советом 70-й армии 15 мая 1945 г. мы можем узнать следующее: «(Золотарёв) Участвовал в боях на Донском и Сталинградском фронтах, при освобождении западных областей Белоруссии. При вторжении в Восточную Пруссию и Померанию — в составе 3-го гвардейского Гродненского кавалерийского корпуса 2 Белорусского фронта в январе, феврале и марте 1945 г.» В том же наградном листе, кратко упоминается, что Золотарёв был награждён медалью «За оборону Сталинграда». А 15 мая 1945 г. за проявленные в ночь с 21 на 22 апреля мужество и героизм Семён получил орден «Красной звезды». На тот момент Золотарёв служил уже в 13 моторизованном понтонномостовом ордена Александра Невского полку. Данный полк не имел ни малейшего отношения к упомянутому 3-му гвардейскому кавкорпусу — это известно совершенно точно, поскольку 13 моторизованный понтонно-мостовой полк входил в состав Действующей армии очень недолго, чуть больше месяца — с 5 апреля по 9 мая 1945 г. Об этом сообщает самый надёжный источник, какой только можно вообразить — Приложение к Директиве Генерального штаба от 18 января 1960 г. № 170023 под несколько неудобоваримым названием «Перечень № 16 (Полков связи, инженерных, сапёрных, понтонно-мостовых, железнодорожных, дорожно-эксплуатационных, автомобильных, автотранспортных и др. отдельных полков, входивших в состав Действующей армии в годв Великой Отечественной войны 1941–45 гг.)»… Т. о. и наградной лист не очень-то проливает свет на военное прошлое Семёна Александровича, из него мы лишь узнаём, что встретил он победный 1945 г. в 3 гвардейском кавкорпусе, а в апреле очутился почему-то в 13 ордена Александра Невского моторизованном понтонно-мостовом полку, для которого, кстати, участие в боевых действиях фактически закончилось 3 мая с выходом 70 армии к побережью Балтийского моря в районе Висмар-Штеттин. Но это так, к слову. Вернёмся же пока к дальнейшему рассмотрению автобиографии Семёна Алексеевича. Из всё той же автобиографии нам известно, что Золотарёв стал кандидатом в члены ВКП(б) в сентябре 1944 г., проходя службу в рядах 48 армии 2-го Белорусского фронта. Как раз тогда — в сентябре 1944 г. эту армию Ставка ВГК передала из состава 1-го Белорусского фронта во 2-й Белорусский. Но 3-гвардейский Гродненский кавалерийский корпус никогда не входил в состав 48 армии, подчиняясь командованию фронта напрямую. И если суммировать всё, вышеизложенное, мы видим следующее: сначала Золотарёв тянет солдатскую лямку в 48-ой армии (конец сентября — декабрь 1944 г.), затем в 3-м гвардейском кавкорпусе (январь — март 1945 г.), а уже после этого — в рядах доблестной 70-ой армии (апрель — май 1945 г.). Он крутится внутри 2-го Белорусского фронта буквально, как юла, каждые три месяца отбывая к новому месту службы. Не вызывает вопросов, когда штаб перебрасывает с место на место крупного военноначальника — генерал или маршал должен быть там, где его опыт наиболее востребован. Но обычный старший сержант, командир отделения, ценности для армии не представляет — таких сержантов миллионы. Никто не станет устраивать такие ротации на фронте, где строевые части воюющих соединений и без того перегружены работой, поскольку непрерывно идёт вал информации, требующей отражения в документах: кто-то из военнослужащих убит, кто-то ранен, но остался в армейском госпитале, а кого-то после ранения направили в эвакогоспиталь и дальше в тыл, с исключением из списков части, кто-то вообще пропал без вести… и всё это надо отразить в формуляре и личном деле и переслать документы в зависимости от судьбы военнослужащего либо по новому месту учёта, либо в архив. В такой обстановке думать о переводе какого-то сержанта из одного соединения в другое никто даже и не станет — на это нет ни сил, ни времени. Да и целесообразности в этом тоже нет ни малейшей. Но… всё сказанное верно только при одном условии — если мы имеем в виду
обычного сержанта, самого что ни на есть заурядный. Поскольку Золотарёва чья-то невидимая рука заботливо переводила из одного соединения в другое каждые три месяца, можно сказать со 100 %-ной уверенностью, что Семён Александрович был далеко непростым старшим сержантом. Было в нём нечто такое, что делало его в глазах начальства человеком особым. Причём, речь идёт о начальстве высоком — уровня штаба фронта, поскольку Золотарёв спокойно перемещался между соединениями фронтового подчинения, но при этом за пределы 2-го Белорусского фронта не выходил. Не будем пока делать поспешных выводов, а просто запомним отмеченную странность — через некоторое время нам придётся к ней вернуться. Пока же продолжим изучение автобиографии Семёна Александровича. Странности в этом документе отнюдь не исчерпываются невнятным описанием воинской службы. Семён Золотарёв в своей автобиографии упомянул о 4 правительственных наградах, полученных, если следовать смыслу текста, за участие в боевых действиях. Однако что это за награды и когда они присуждены, не указал. Не указаны и их номера. Подобное умолчание было совершенно недопустимо в документах такого рода. Чтобы было понятно о чём идёт речь, приведём фрагмент автобиографии генерала А. А. Власова, того самого, что в годы войны перешёл к фашистам и возглавил РОА. Автобиография была им написана в 1940 г. Вот интересующая нас выдержка: «С июля 1937 г. командовал 215-м стрелковым полком, с ноября 1937 г. командовал 133-м стрелковым полком до мая 1938 г., с мая 1938 г. — начальником 2-го отдела штаба Киевского особого военного округа до сентября 1938 г., с сентября 1938 г. назначен командиром 72-й стрелковой дивизии Киевского особого военного округа и был отправлен в правительственную командировку по заданию партии и правительства, каковую и закончил в декабре 1939 г.(…) В РККА награждён медалью “XX лет РККА” № 012543. За правительственную командировку представлен к награде орденом СССР.» В этой выдержке обращает на себя внимание не только детальное перечисление всех перемещений по служебной лестнице, но и указание номера медали. И даже упоминается неполученный покуда орден… В автобиографиях указывались даже номера почётных знаков, не являвшихся правительственными наградами в строгом смысле (правильнее их было бы классифицировать как «ведомственный юбилейный знак»). А что мы видим у Золотарёва? Глухое упоминание о четырёх наградах, сделанное словно бы через силу. А ведь четыре боевых награды для сержанта — это по меркам военного и послевоенного времени очень немало. Советская власть не разбрасывалась наградами для нижних чинов и к юбилеям их не вручало, особых иллюзий на сей счёт питать не следует. Достаточно вспомнить сводные полки фронтов, проходившие по Красной площади во время Парада Победы в июне 1945 г. Среди шедших в их шеренгах старшин, сержантов и рядовых очень и очень многие имели по одной-две медали, либо вообще были без наград. А ведь в сводные полки включались лучшие военнослужащие (конечно, был важен и рост не ниже 170 см, но этот критерий не был определяющим, ведь солдат с таким ростом были миллионы). А у Золоатрёва мы видим четыре боевые награды, полученные в военное время! Да это же герой!
Фотографии Парада Победы на Красной площади 24 июня 1945 г. Обратите внимание на то, как много военнослужащих рядового и сержантско-старшинского состава награждены одной-двумя медалями, либо не имеют наград вообще. Процент неоднократно награждённых резко возрастал среди старшего офицерского состава, среди же младших чинов очень немногие получали четыре-пять медалей. Дело вовсе не в отсутствии мужества — просто смертность этой категории военнослужащих в условиях боевых действий в процентном отношении многократно превышала аналогичный показатель для старших офицеров. Читая автобиографию Семёна Алексеевича, можно подумать, что перед нами просто скромный человек, но в кадровом делопроизводстве нет понятия «скромный». Есть понятия «сокрытие сведений» и «умышленное сокрытие сведений» — именно такими категориями оперирует «кадровик». Совершенно очевидно, что Семён Золотарёв не мог скрыть наличие четырёх военных наград, поскольку по разным торжественным случаям был вынужден надевать их и демонстрировать общественности, но… но при этом он явно не желал акцентировать внимание на их обладании. Странно? Ещё как, особенно если припомнить, что автобиография была им составлена в 1948 г., когда фронтовики были окружены всеобщей любовью и почтением. Идём дальше. Семён Золотарёв скромно упоминает о том, что был комсоргом батальона «13 мотоинженерного и механизированного полка» (так дословно, но правильнее, всё же, написать «13 моторизованный понтонно-мостовой полк»). Опять же-шь, пишет он об этом както между прочим, не приводя никаких дат (сразу поднимаем глаза выше и вчитываемся в то, как описывал свои назначения будущий изменник Родине А. А. Власов). Сейчас мало кто вспомнит, что комсорг батальона — это, вообще-то, большая должность в войсках. Во-первых, «освобождённая», а во-вторых, офицерская. Золотарёв, однако, в годы войны офицером не был;
он являлся старшим сержантом, т. е. был приписан к сержантско-старшинскому составу. Ладно, можно сделать поправку на боевые действия, убыль офицеров, которых постоянно нехватало несмотря даже на ускоренные выпуски в училищах. Должность комсорга имела важную особенность, отличавшую её от всех прочих офицерских должностей в звене «батальон» — «полк». А именно: косморг был первым помощником особиста, выражаясь иначе, это была низовая опора военной контрразведки, источник всяческих сведений о настроениях как солдатской массы в целом, так и отдельных военнослужащих. Ещё одно интересное следствие работы в этой должности — она требовала доброжелательного внимания к подчинённым и умения идти на контакт. На некоторых форумах, посвящённых трагедии группы Игоря Дятлова, всерьёз обсуждались предположения о возможном конфликте между Золотарёвым и другими членами группы, например, с Дятловым или Тибо-Бриньолем. Мол, мужлан, годящийся в отцы интеллигентным туристам, пытался подмять под себя молодых ребят, «строил» их, скандалил, приставал к девушкам. Родились даже очень странные гипотезы о связывании Золотарёва в палатке (да-да, именно Золотарёва!), основанные на удивительных по своей эфемерности умопостроениях. Предположение о конфликтности Семёна следует признать совершенно оторванным от земных (а точнее советских) реалий. Можно не сомневаться, что человек, бывший комсоргом на фронте, умел находить общий язык с самыми разными людьми — этому искусству его научила сама жизнь. Комсорги поднимали свои подразделения в атаки — и это не пафосное преувеличение, это правда, которую подтверждают все воевавшие ветераны. У комсорга не было шансов отсидеться в блиндаже — он вставал под пули первым, увлекал подчинённых личным примером. Если комсорг был «идиот по жизни» и горлопан, то его после первого же боя находили с пулей в спине — и это не преувеличение, так действительно бывало, сохранились подобного рода военные предания, не отмахнуться от них. Поэтому те политруки и комсорги, кто пережил Великую Отечественную войну в боевых порядках рот и батальонов, были отличными товарищами, справедливыми руководителями и настоящими мужчинами. В этом можно быть уверенным. Лучшая характеристика Золотарёву как человеку и гражданину — его воинский путь и должность комсорга сначала роты, а потом батальона на фронте. Однако, в данный момент нас интересует не психологический портрет Семёна Алексеевича, а его извилистый жизненный путь. Из чтения его автобиографии он (жизненный путь) яснее не становится. О своих фронтовых дорогах Золотарёв написал предельно скупо и невнятно: весь свой фронтовой путь Семён почему-то свёл к апрелю 1945 гг., когда ему довелось наводить переправы через Одер в составе 13 моторизованного понтонно-мостового полка. А как же 1942 год? а 43-й? а весь 44-й, наконец? Где был Семён Золотарёв и что он делал, если впервые принял участие в боевых действиях аж даже 10 мая 1942 г.? Поспешим внести ясность: если кто-то решил, что герой нашего повествования надумал обмануть отдел кадров и приписал себе несуществующие заслуги, то это в высшей степени ошибочное суждение. Не забываем, что автобиография Золотарёва была написана 16 июня 1948 г. в Минске, в столице Советской Белоруссии. То было время весьма и весьма непростое. Во всех смыслах. Народ жил очень скудно, декабрьская 1947 г. денежная реформа и отмена продуктовых карточек вызвали рост цен по всей стране. Города за западе СССР стояли ещё неотстроенными. Жителям Минска в 1946–47 гг. годы было запрещено закрывать окна гардинами, поскольку в городе практически не было уличного освещения и свет из окон жилых домов должен был хоть как-то освещать улицы. Это была пугающая пора разгула кровавого послевоенного бандитизма. Кроме того, на свободе ещё оставались во множестве пособники оккупантов, неразоблачённые покуда госбезопасностью. Многие преступники скрывались под чужими именами, использовали чужие документы, а потому кадровые подразделения всех
государственных организаций были исключительно внимательны и требовательны к принимаемым документам. Забыть что-то написать в своей автобиографии (да тем более забыть о периоде недавней войны!) значило сразу навлечь на себя самые серьёзные подозрения и вызвать пристрастную проверку. А быть изобличённым во лжи означало в ту пору почти неминуемую дорогу сначала в райотдел МГБ, а потом, глядишь, и в ГУЛАГ. Так что можно не сомневаться — всё, что Золотарёв написал о себе в автобиографии — правда. Однако, очень неполная. Причём эта неполнота допущена с санкции работника отдела кадров. И отнюдь не рядового инспектора, а именно руководителя, потому что документ не подвергался уточнению и не был уничтожен; наоборот, он был принят и сохранён в архиве. Значит, на то была санкция руководителя подразделения. Итак, мы видим: — Текст автобиографии Семёна Золотарёва содержит неточности, недопустимые в документах такого уровня по формальным признакам; — Неточности эти допущены автором умышленно, поскольку к этому времени Золотарёв уже неоднократно сочинял автобиографии при подаче документов в Московское военноинженерное училище, последующем переводе в Ленинградское военно-инженерное училище, при поступлении в институт физкультуры, вступлении в партию и т. п.; — Золотарёв — это однозначно! — дал пояснения по тексту автобиографии работнику отдела кадров, скорее всего, начальнику. Следует помнить, что в те времена начальник отдела кадров (тем более столичного ВУЗа!) — это либо действующий сотрудник госбезопасности, откомандированный в штат предприятия, либо работник из т. н. «действующего резерва», вышедший на пенсию (часто по инвалидности или болезни) и продолжающий выполнять работу в интересах своей alma-mater; — Пояснения Золотарёва (и это обязательно!) были проверены и приняты к сведению как удовлетворительные (т. е. соответствующие действительности); — Более того, можно с очень большой вероятностью утверждать, что сам же «кадровик», по требованию которого была написана эта автобиография, подсказал Золотарёву как лучше её написать, дабы грамотно обойти молчанием те моменты, о которых следовало умолчать. Поэтому оснований сомневаться в правдивости написанной Золотарёвым биографии у нас нет. Но правдивость этого документа лишь усиливает ощущение странности судьбы этого человека. Прошедший всю войну сержант не имел ранений! Прямо-таки невероятное везение, особенно если вспомнить, что мужчины его поколения — т. е. родившиеся в 1921–22 гг. — погибли чуть ли не поголовно: 97 % из них не пережили войны! Именно тотальная гибель молодых мужчин этого и близких с ним возрастов дала славянскому этносу в СССР ту демографическую яму, последствия которой сказываются до сих пор. Погибли почти все, а Золотарёв даже ранен не был. Так и хочется спросить: да был ли он на фронте вообще? Но вопрос этот риторический, ибо ответ нам известен — Золотарёв на фронте был, по крайней зимою во время Сталинградской битвы 1942 г. и с января 1945 гг. Так о чём же свидетельствуют все эти странные умолчания и нестыковки, столь обильно рассыпанные по всему тексту автобиографии этого человека? Прежде всего, мы можем не сомневаться в том, что Семён Золотарёв совершенно не боялся проверки своей анкеты ни кадровой службой института физкультуры, ни более компетентными органами. Автобиография являлась документом во многом формализованным, её нельзя было написать, руководствуясь принципом, что хочу — то и кропаю. Просто потому, что документ возвратили бы автору и попросили переписать с соответствующими уточнениями пропущенных деталей и дат. В послевоенную пору у каждого начальника отдела кадров лежали в сейфе набор специальных брошюр с грифом «секретно», в которых приводилась подчинённость
подавляющего большинства воинских частей армии, авиации и флота в годы войны (т. н. «Перечни вхождения воинских частей в состав действующей армии». Этих «Перечней …» было более двух десятков.). По такой брошюре можно было за несколько минут, не поднимаясь со стула, проверить в какую армию и в составе каких фронтов входили те или иные дивизии и полки, вплоть до отдельных батальонов. Автобиографии для того и подавались отделу кадров, чтобы по их содержанию можно было провести быструю проверку жизненного пути автора в военное время, а отнюдь не для того, чтобы девушка-машинистка во время обеденного перерыва могла почитать её от скуки. Можно не сомневаться в том, что Семён Золотарёв умышленно описал свою жизнь неполно и неточно, но сие было возможно лишь в том случае, если изложенная в его автобиографии легенда была полностью согласована как с начальником отдела кадров, так и куратором Института физкультуры из МГБ. Другими словами, в минском Управлении МГБ про Семёна всё знали и никаких подозрений в его адрес не имели. Неожиданный вывод, правда? А вот теперь самое время вспомнить про странные ротации старшего сержанта Золотарёва внутри соединений 2-го Белорусского фронта. Как было сказано подобные перемещения были совершенно невозможны для обычного военнослужащего в таком звании. За одним только исключением, подчеркну, единственным! Такие перемещения могли иметь место только в том случае, если военнослужащий выполнял поручения военной контрразведки СМЕРШ. Причём не дивизионного, корпусного или армейского отделов, а Управления СМЕРШ фронта. Только фронтовое Управление могло так свободно и стремительно перебрасывать нужного ему человека из одного соединения в другое. Несмотря на секретность выполняемых Золотарёвым поручений носили они характер довольно заурядный — он был обычным осведомителем, который внедрялся в воинский коллектив для «освещения» оперативной обстановки изнутри. Он находился на связи с оперативным уполномоченным части, в которой служил, и сообщал тому о настроениях своих товарищей по оружию, подозрительной или преступной деятельности, свидетелем которой ему довелось стать. Необходимость таких переводов состояла в том, что в частях и подразделениях, ведущих активные боевые действия, имели место потери внутренней агентуры СМЕРШа, которая погибала и получала ранения наряду с остальными военнослужащими. Завербовать новых «конфиденциальных помощников» оперуполномоченный зачастую просто-напросто не успевал. Тем более, что завербовать — это лишь полдела, человека надо обучить хотя бы элементарным навыкам конспирации и специфике ремесла. На фронте на это зачастую не оставалось времени, особенно в условиях активных боевых действий и больших потерь личного состава. Поэтому для компенсации потерь производилась систематическая перегруппировка агентуры. Управление СМЕРШ фронта «тасовало» проверенных в деле осведомителей, забирая их из частей, находившихся на спокойных участках и перебрасывая туда, где имели место потери агентуры. Это была нормальная практика, оправданная временем и стоявшими перед СМЕРШем задачами. Можно не сомневаться в том, что Золотарёв был «конфиденциальным сотрудником» Управления СМЕРШ 2-го Белорусского фронта на завершающем этапе Великой Отечественной войны. То, что он подчинялся оперативному сотруднику фронтового Управления (т. е. высокого звена), заставляет думать, что Семён имел немалый стаж агентурной работы, опыт и определённые заслуги. Другими словами, Золотарёв был вовсе не рядовым «стукачом», каковых должно быть по 2–3 на каждую роту. Какие-то его личные качества и заслуги привлекли внимание высокопоставленных сотрудников военной контрразведки, выделивших его из общей многотысячной массы «конфиденциальных сотрудников». Приняв всё, изложенное выше, во внимание, мы поймём, почему автобиография Золотарёва не вызвала никаких вопросов ни со стороны работников отдела кадров института, ни со стороны
работников территориального подразделения МГБ. Вернёмся, впрочем, к дальнейшему изучению жизненных коллизий Семёна Алексеевича — на этой стезе нас ждут новые занимательные открытия. С окончанием войны Золотарёв, судя по его автобиографии, поступил в «Московское инженерное училище». По смыслу, речь идёт о Московском Краснознамённом Военно-Инженерном Училище (МКВИУ), располагавшемся тогда в подмосковном Болшеве. Т. е. Семён выбрал для себя стезю офицера, что логично для человека, хорошо знающего воинскую службу и уже набравшего немалую выслугу (с учётом «боевых».). Но далее мы видим новые «непонятки», Золотарёв дословно описывает случившееся следующими словами: «В 1945 г. в июне месяце меня послали учиться в Москву, в инженерное училище. В апреле 1946 г. Московское училище было расформировано и курсантский состав был направлен в Ленинградское военно-инженерное училище. По Указу Президиума (Верховного Совета) СССР о последней демобилизации меня демобилизовали в распоряжение местного РВК». Совершеннейшая невнятица… По смыслу фразы можно решить, что речь ведётся о Минском горвоенкомате, ведь написана-то автобиография в Минске! Ан нет! На самом деле Золотарёва откомандировали по месту его призыва — в Удобненский РВК, (в станице Удобная Ставропольского края) о чём с очевидностью свидетельствует обнародованное Алексеем Владимировичем Коськиным командировочное предписание явиться в указанный районный военкомат для постановки на учёт не позднее 8 августа 1946 г. Этот же документ сообщает о выдаче Золотарёву на руки его красноармейской книжки, продовольственного, вещевого и денежного аттестатов, требования на проезд железнодорожным (водным) транспортом и запечатанного конверта с характеристикой на самого себя. Так Семён Александрович распрощался с Советской Армией, оставил славный город на Неве и очутился в родных пенатах, то бишь в станице Удобной, под боком у родителей — отца, местного фельдшера и матери-домохозяйки. И застрять бы ему там навеки вечные, ибо колхозы и совхозы нуждались в мужских руках и сбежать от советского сельского хозяйства было почти невозможно ввиду невыдачи сельским жителям паспортов, но… но осенью 1946 г. Семён Александрович вдруг объявляется в столице Белоруссии. И не каким-нибудь каменщиком на стройке, или ассенизатором-водовозом, а студентом замечательного Государственного ордена Трудового Красного знамени института физкультуры Белоруссии (ГоИФК). Вот это кульбит, которому стоит поапплодировать! Поскольку бывшие фронтовики не пользовались при поступлении никакими льготами и, как нетрудно догадаться, уровень их подготовки был куда ниже, чем у вчерашних выпускников школ (единственное снисхождение для отслуживших действительную военную службу — бесплатные подготовительные курсы). Кроме того, вчерашние военнослужащие не получали никаких поблажек при обучении, а Золотарёв, как нам известно из его характеристики, полученной по окончании института, учился на «отлично» и являлся государственным стипендиатом. Что тут скажешь? — человек имел голову на плечах. Нам известны две характеристики, полученные Золотарёвым после прохождения педагогических практик в 1949 г. Первая практика продолжалась с 21 марта по 8 мая и по её результатам 20 мая Семён Алексеевич получил замечательную характеристику, читая которую нельзя не восхититься — это прямо-таки, панегирик! Чтобы не пересказывать содержание, просто процитируем самые занятные места: «На период практики он всё своё время и внимание отдал школе и проявил прекрасные педагогические способности. С большой любовью и энтузиазмом относится к своей будущей специальности. Среди учащих ся он быстро завоевал любовь и уважение (…)» Далее отмечается его «очень хорошая практическая и методическая подготовленность (…). Возглавил работу по подготовке к общегородским школьным соревнованиям, на которых школа заняла 1 и 2 места (…). Оценка за педпрактику — отлично. Рекомендован на должность старшего преподавателя физ. воспитания в средней школе.»
Педагогическим успехам Семёна Алексеевича можно было только порадоваться. По всему выходило, что из него получится очень и очень неплохой учитель. Но вот мы начинаем читать вторую характеристику и едва сдерживаем удивление: тому ли Золотарёву она посвящена? Такое впечатление, вторую педагогическую практику — с 21 ноября по 31 декабря 1949 г. — проходил совершенно другой человек. Впрочем, слово первоисточнику: «Организационные навыки проявил удовлетворительные. Недостаточно внимания уделял педпрактике. Были два случая опоздания на уроки. Часто вступал в пререкания с руководителем практики и методистом. Не критичен к себе. Деятельного участия в работе бригады не принимал. (…) очень слаб практически по гимнастике, хотя по ней специализируется. По своей подготовке не может поводить уроки по гимнастике даже с мужскими группами 1-го курса ВУЗа. В проведении внеучебной спортивно-массовой работы тов. Золотарев проявил себя XXXXXXXXXXXX активно [12 букв забито знаком “Х”, но сквозь забой прочитывается слово “недостаточно”]. Общая оценка за педагогическую практику — хорошо. Рекомендация — в полную женскую среднюю школу или на орг. работу». Потрясающий документ. Фактически перед нами официальное признание того, что полноценным учителем физкультуры Семён Золотарёв быть не может. Буквально по каждому пункту можно видеть прямое противоречие первой и второй характеристик. А ведь их разделяет чуть более полугода — первая датирована 20 мая 1949 г., а вторая — 5 января 1950 г. Да как такое может быть? Ответ, вообще-то, лежит на поверхности, его только нужно правильно сформулировать. В интервале времени между первой и второй педпрактиками у Семёна Золотарёва произошла резкая смена жизненных приоритетов, он потерял всякий интерес к учёбе, своей специальности и будущей профессии. Как такое могло случиться? Почему такое случилось? Влюбился? Заболел? Думается, всё куда проще, хотя и не совсем очевидно. Принимая во внимание, как в дальнейшем складывалась жизнь Семёна Алексеевича, мы вряд ли ошибёмся, если предположим, что после первой педагогической практики он узнал, что работать преподавателем физкультуры ему не придётся. У него появился иной жизненный план и педагогическая деятельность в него никак не входила. Вывод очень интересный, особенно в контексте того непростого времени, когда Семён заканчивал замечательный минский институт. Напомним, что Белорусская ССР подверглась колоссальному, практически тотальному разрушению в годы Великой Отечественной войны. Уничтожению подверглась подавляющая часть объектов инфраструктуры, в т. ч. и школы. Колоссальный удар испытал белорусский народ, убыль населения республики по итогам войны достигала? довоенного количества. Не хватало как самих школ, так и педагогов всех специальностей. К 1950 г. ситуация стала понемногу выправляться, но до полного решения проблемы дефицита кадров было ещё очень далеко. Институты страны всё ещё готовили специалистов ускоренного выпуска (обучение в минском ГоИФК заняло у Золотарёва всего 4 года), и все они были востребованы в народном хозяйстве. Распределение после окончания института носило добровольно-принудительный характер и отказаться от него было никак нельзя. Кстати, на распределение непосредственно влияла успеваемость, так что были все резоны учиться хорошо и получить хорошую характеристику. Неявка на работу (прогул) была чревата уголовным преследованием. Уволиться с работы было невозможно — допускался только перевод на другую работу. Кстати, опоздания тоже. Другими словами, контроль трудовых ресурсов имел тотальный характер и напрямую был связан и воинским учётом. Закончить институт и не пойти работать по специальности для той поры было настоящим нонсенсом. Однако отличник и госстипендиат Золотарёв как будто бы и не собирался работать после
института по специальности — именно такое впечатление можно вынести из характеристики, полученной им после второй педпрактики. Такую характеристику надо ещё умудриться получить! Это ж как надо манкировать своими обязанностями и вывести из себя руководителя практики, чтобы про в характеристике написали про опоздания и пререкания! Такого рода детали совершенно нехарактерны для документов подобного рода. Видимо Золотарёв очень сильно повздорил с руководителем практики и всерьёз вывел его из себя. Но конфликтовать с человеком, которому предстоит написать на тебя важную характеристику, может либо глупец, либо крайне самонадеянный человек. А Семён Алексеевич явно был не из их числа. Его безразличие к практике и готовность идти на конфликт с начальником может быть объяснена вовсе не глупостью, а уверенностью в своих силах и ощущением скрытой поддержки. И такая поддержка у Золотарёва была. На это явственно указывает последующий ход событий — замечательная характеристика, полученная им по окончании института, и тот образ жизни, который Семён Алексеевич смог себе позволить в последующие годы. Кстати, тут нельзя не вспомнить про исправление в тексте характеристики. Автор её никак не верифицировал и, по-видимому, вовсе не он забил буквой «Х» слово «недостаточно», изменив смысл фразы на прямо противоположный. Сравните сами: «В проведении внеучебной спортивно-массовой работы тов. Золотарев проявил себя активно» и «В проведении внеучебной спортивно-массовой работы тов. Золотарев проявил себя недостаточно активно». Если переводить словосочетание «недостаточно активно» с канцелярского языка того времени на современный русский, то ближайшими синонимами будут понятия «хреново», «паршиво». Хуже словосочетания «недостаточно активно» мог быть только эпитет «пассивно». Если человек характеризовался в официальном документе как «пассивный», это означало, что он «лодырь», «лентяй» и вообще ни на что не годен. Автор характеристики явно хотел пригвоздить Золотарёва, подготовив совершенно убийственный по понятиям того времени документ, однако некто позаботился о Семёне Алексеевиче и проделал это самым прозаическим образом — вставил лист с текстом характеристики в печатную машинку и забил лишнее слово. Смягчил, так сказать, тон. Бумага — она ведь всё терпит! Поэтому не следует дуивляться тому, что в итоге по результатам обучения в минском институте физкультуры Семён Алексеевич получил прекрасную характеристику, в которой подчёркивалось, что он являлся госстипендиатом, значкистом ГТО II степени, имел отличную академическую успеваемость, продемонстрировал хорошие организационные и педагогические качества и навыки, в общем — перед нами хороший специалист, который будет востребован советской школой. Как думает читатель, попал ли Семён Золотарёв в ту самую советскую школу, преподавать в которой он старательно готовился аж даже четыре года? Проницательный читатель, который уже начал догадываться о том, какой тип людей воплощал в себе Семён Алексеевич, ответит без колебаний: да ни за что на свете! И будет прав, потому что Золотарёв пренебрёг требованиями трудового законодательства СССР того времени и умудрился устроиться так, как мало кому удавалось. Для того, чтобы лучше представить, что представлял из себя трудовой путь преподавателя физкультуры Семёна Золотарёва после окончания института, имеет смысл напомнить о реалиях той поры, ныне забытых особенностях сталинского трудового законодательства. До 1 сентября 1931 г. в СССР действовала система с двумя видами графиков работы — непрерывным и 5дневной рабочей неделей. Какой бы вид работы человек не выбирал, ему гарантировались 72 выходных дня в год плюс отдых в праздничные дни. С 1 сентября 1931 г. Советская власть гайки немного подтянула, разумеется, «по просьбам трудящихся» и с согласия профсоюзов. С этого
дня в стране устанавливалась 6-дневная рабочая неделя с фиксированными выходными по числам месяца. Теперь трудящиеся Страны Советов отдыхали 6, 12, 18, 24 и 30 числа каждого месяца, число выходных дней в году уменьшилось до 61. Но настоящий удар в солнечное сплетение всему трудовому народу, товарищ Сталин (в лице Президиума Верховного Совета СССР) нанёс 26 июня 1940 г., когда был принят Указ «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений». По этому Указу в календарном году оставалось 52 выходных дня, часовая выработка в неделю составляла 48 часов. Вводилась уголовная ответственность за самовольный уход с рабочего места, прогул и опоздания. Увольнения за прогул отменялись — отныне прогульщик приговаривался к 6-месячным исправительным работам на своём рабочем месте с удержанием части (обычно 25 %) заработной платы. Уволиться стало практически невозможно — только по переводу, либо — от станка за колючую проволоку. Данный Указ действовал вплоть до 1956 г., когда Советская власть смилостивилась над рабами и установила 7-часовой рабочий день при 6-дневной рабочей неделе. Следующее смягчение трудового законодательства произошло в 1967 г., когда, наконец, рабочие и служащие получили 2 выходнях дня при 5-дневной трудовой неделе и сохранении прежней часовой выработки величиной 42 часа в неделю. А современный график работы появился только в 1971 г., с принятием КЗоТа («Кодекса Законов о труде»). После этого небольшого исторического экскурса вернёмся к герою нашего повествования. Блестяще закончивший институт молодой специалист, замечательный педагог, спортсмен, герой войны, весельчак и просто замечательный парень (впрочем, скорее уже зрелый мужчина) Семён Золотарёв чудесным образом не получает распределения в школу, как тысячи других выпускников педагогических и физкультурных ВУЗов. Его трудовой стаж в последующие годы нам известен довольно точно: в 1951–52 гг. Золотарёв трудится «инструктором» в спортивных обществах «Искра», «Медик» и «Труд» Краснодарского края. Кого и в чём он инструктирует понять невозможно, главное, что работа у него сезонная, он даже не заводит трудовую книжку, что выглядит полным нонсеносм для того времени. Работа его подтверждается справками, как какого-нибудь сезонного шабашника в колхозе, и в это трудно поверить, зная специфику того времени. В дальнейшем, Семён Алексеевич также не обременял себя изнурительным трудом — в 1953 г. он отработал 6 месяцев на Пятигорской турбазе «внештатным инструктором» и снова получил в подтверждение своего стажа справку. Для обычного человека такая ситуация выглядит совершенно невозможной. «Трудовая книжка» в те годы для советского человека — документ по значимости сопоставимый с паспортом и военным билетом. Справка могла заменить её лишь в случае утраты, тогда советский труженик отправлялся по месту своего последнего места работы, получал там справку и приносил в отдел кадров, чтобы тамошние инспектора могли убедиться в том, что перед ними настоящий честный советский человек, а не ведущий «антиобщественный образ жизни тунеядец, лодырь и разгильдяй». Также трудовых книжек не имели лица, освобождённые из мест лишения свободы — им все документы заменяла соответствующая справка. Ещё одной категорией лиц, обделённых трудовыми книжками, являлись труженики советского села, которые в славные сталинские времена находились в полурабском положении. Но понятно, что последние две категории лиц к нашему случаю не имеют никакого отношения. На что же похожи все эти причуды биографии Семёна Золотарёва, умудрившегося даже в весьма суровые годы позднего сталинизма, устроить свою жизнь относительно привольно и даже вольготно? Единственным ответом, который прозвучит действительно правдоподобно, будет предположение о том, что вся эта чепуховая «сезонно-инструкторская» работа предназначалась для отвода глаз окружающих и маскировала совсем иной род деятельности.
Какой именно? Можно предположить, что криминальный. Среди профессиональных преступников были очень популярны такие виды трудовой деятельности, которые сами уголовники называли не иначе, как «работой для придурков». Словосочетание это появилось в силу того, что на подобные рабочие места обычно набирались инвалиды, либо лица, с задержкой умственного развития. Поэтому умный преступник всегда старался обзавестись справкой об инвалидности и найти упомянутую выше «работёнку для придурка». На этом рабочем месте вместо него трудился настоящий инвалид, а преступник имел время и возможность обделывать свои делишки. При этом он считался «ставшим на путь исправления» и официально обращался во всевозможные инстанции с просьбами разрешить ему вернуться в родной город (обычно вышедших на свободу рецидивистов отселяли за 100 километров от крупных городов), улучшить жилищные условия (туберкулёзному инвалиду, например, полагалась отдельная комната) и т. п. Это была целая наука — как по-умному обманывать советское трудовое законодательство. Ведь законы в СССР, как известно, написаны исключительно для честных людей… Но Золотарёв, всё же, вряд ли был связан с криминалом. Не верится в это никак. И не только потому, что у него не было судимостей. Семён отвоевал всю войну, прошёл крайне непростую школу жизни, не сломался, не запил, в трудные сороковые годы не впал в депрессию, нашёл в себе силы пойти учиться и успешно закончил ВУЗ. Т. е. человек этот сохранил в себе позитивные нравственные качества и не мог превратиться в закоренелого урку. Дело тут, как видится, совсем в другом. Установив во время Великой Отечественной войны прочные связи с военной контрразведкой, о чём теперь мы можем говорить безо всяких колебаний, Семён Алексеевич эти связи после Победного мая 1945 г. не только не утратил, но напротив, упрочил. И все странности его послевоенной жизни объяснимы тем, что кроилась эта самая жизнь по лекалам советских спецслужб. Следует отметить, что в те годы работать в структурах МГБ можно было не заканчивая спецшколу этого ведомства. В советскую госбезопасность люди попадали по комсомольскому или партийному направлению (путёвке). Новички обучались оперативным приёмам прямо в процессе работы, для чего в каждом отделе штатным расписанием были предусмотрены должности «стажёров». Для иллюстрации данного тезиса можно привести любопытную цитату из книги Василия Ивановича Бережкова, фронтовика-ветерана, работника МГБ и КГБ с 30летним стажем, который как раз по такой схеме начинал свою чекистскую карьеру: «(…) оперативный состав пополнялся за счёт приёма на службу новых сотрудников из числа местных кадров. Среди новобранцев было много офицеров-фронтовиков. Тогда я был удивлён однобоким набором кадров, но спустя много лет понял, что это неслучайно: на таких людей можно было положиться. Они многое пережили, их преданность Родине проверялась в боях, они имели и определённый опыт руководства людьми в экстремальных ситуациях.(…) В 1947 г. в ленинградском управлении госбезопасности работало с начальным образованием около трети сотрудников (главным образом обслуживающий персонал), столько же с незаконченным средним, пятая часть — лица, имевшие среднее образование. Лишь 6,5 % имели высшее или незаконченное высшее образование» (Бережков Василий Иванович, «Питерские прокураторы. Руководители ВЧК-МГБ в 1918–1954 гг.», из-во БЛИЦ, Санкт-Петербург, 1998 г., стр. 228–229). И раз уж мы затронули тему образования сотрудников МГБ той поры, очень к месту будет привести другой отрывок из той же книги Василия Бережкова. Он касается истории оперативника, учившегося в Ленинградском университете, на примере которого автор демонстрирует чёрствость высокого ГБ-шного руководителя: «Известен такой случай: в 1947 г. Родионов [Нач. Ленинградского Управления МГБ — прим. Ракитина] вызвал к себе одного
рядового сотрудника и объявил, что тот должен ехать на постоянную работу в другой город. — Я прошу отменить такое распоряжение, хотя бы на год или полтора, чтобы я смог закончить юридический факультет университета, — попросил обескураженный сотрудник. — Не могу. Я выполняю указание Москвы, — отрезал начальник. — Это указание касается персонально меня, студента? — удивлённо спросил сотрудник. — Да, персонально вас, — не моргнув глазом, соврал Родионов.» (Бережков Василий Иванович, «Питерские прокураторы. Руководители ВЧК-МГБ в 1918–1954 гг.», из-во БЛИЦ, Санкт-Петербург, 1998 г., стр. 232–233). Можно не сомневаться — в своей университетской анкете этот студент ни единым словом не упомянул о службе в рядах МГБ. Тесная, хотя и замаскированная, связь Семёна Золотарёва с органами госбезопасности проглядывает весьма явственно. Он поступил в военное училище, чтобы стать офицером, но попал под сокращение. Что ж, возможность стать офицером ему предоставило обучение в институте физкультуры, который имел военную кафедру подобно всем прочим ВУЗам страны (их создание началось на основании Постановления Совета Народных коммисаров № 413 от 13 апреля 1944 г.). Причём в учебной части военной кафедры, как и отделе кадров института, прекрасно знали насколько необычным студентом являлся Семён Золотарёв. Скорее всего, сама учёба в институте являлась лишь поводом для получения звания офицера запаса. Возможно, какое-то время сам Золотарёв и его кураторы из МГБ не совсем понимали, на каком поприще использовать студента, но к середине 1949 г. решение было принято и перспективы определились. Это явственно видно по тому, насколько по-разному Золотарёв отнёсся к первой и второй педагогическим практикам — если во время первой он старался и из кожи вон лез, то буквально через полгода махнул на всё рукой. Да так махнул, что про его опоздания и пререкания было даже упомянуто в итоговой характеристике. К тому моменту Семён уже знал, что учителем не будет и все эти педагогические премудрости ему никак не пригодятся… Подход к обучению циничный, но рациональный… И в последующие годы связь Золотарёва с МГБ явно не была утрачена. Закончив институт физкультуры Семён Алексеевич стал членом КПСС, закончил вечерний Университет марксизма-ленинизма и подвязался на поприще организации туристских мероприятий — походов, сборов — на юге России. Известно, что в 50-е гг. Золотарёв работал на турбазах в Пятигорске и Теберде, исходил Западный и Северный Кавказ, побывал в походах в Карпатах и Закарпатьи. Жизнь его протекала, вроде бы, чинно, спокойно и даже рутинно. Разумеется, тут вполне может быть уместен вопрос: что же это за сотрудник МГБ-КГБ, который чуть ли не десять лет ходит по горам, сплавляется по рекам на плотах и ведёт малообременительный образ жизни вечного холостяка? Что это за мачо такой почапский? Где же фуражка с малиновым околышком, где синие брюки-галифе, где, наконец, воронёный ТТ, из которого настоящий оперативник МГБ, судя по нынешним сериалам, должен пачками косить дезертиров, изменников, перерожденцев и прочий антисоветский сброд?! На самом деле Семён Золотарёв не носил фуражку с малиновым околышком и вряд ли забирал ТТ из оружейной комнаты чаще одного раза в год (для сдачи норматива по стрельбе). Он, скорее всего, принадлежал к категории тех глубоко законспирированных работников сначала МГБ, а потом КГБ, которые вообще никогда не бегали с пистолетами наперевес и не сидели по засадам. В работе территориальных органов госбезопасности с самого момента их создания имелся весьма важный и при этом глубоко законспирированный участок работы, который завуалированно назывался «секретно-оперативным», а подразделение, которое им занималось, именовалось СОЧ (секретно-оперативной частью). При царе такую работу называли «внутренним осведомлением», в советское время это неблагозвучное словосочетание заменили на выразительный эвфемизм: «борьба с внутренней контрреволюцией». В отличие от
классической контрразведывательной работы (т. н. КРО — контрразведывательного обеспечения), ориентированной на охрану гостайны и контроль поведения секретоносителей, борьба с внутренней контрреволюцией подразумевала слежку за настроением широких народных масс и контроль таковых путём проведения специально регламентированных мероприятий, например, организованного вброса различных слухов или «профилактического воздействия» на слишком говорливых граждан. Советские органы госбезопасности уже к началу 30-х гг. прошлого века создали, пожалуй, самую разветвлённую в мире систему тайного осведомления, при которой стукачи (официально именуемые «помощниками» или «конфидентами») пронзали все слои общества. Система тайного осведомительства строилась по тем же принципам, что и классическая внешняя разведка: агентурная сеть замыкалась на руководителя, именовавшегося «резидентом» и официально никак не связанного с органами госбезопасности. Резидент в свою очередь взаимодействовал с т. н. «куратором», штатным сотрудником местного подразделения госбезопасности, передавая тому полученные от агентов письменные отчёты и устно информируя о самых существенных событиях на подконтрольной территории. Резидент периодически — не реже раза в месяц — встречался с агентами, для чего использовалась сеть конспиративных явочных квартир, давал им поручения и получал письменные отчёты о проделанной работе. Документы, регламентирующие работу внутренних резидентур ОГПУНВКД-МГБ, ныне уже хорошо известны и находятся в широком доступе (например, «Инструкция о постановке информационно-осведомительской работы окружных отделов ГПУ УССР», датированная 1930 г., приведена в книге Джеффри Бурдса (Jeffrey Burds) «Советская агентура. Очерки истории СССР в послевоенные годы (1944–48 гг.)». Книгу можно скачать с murders.ru единым *.pdf файлом,весом 1,7 Мб.) Нельзя не отметить, что система внутреннего осведомления показала свою эффективность в годы Великой Отечественной войны и в последующем не только не была уничтожена, но напротив, получила качественное совершенствование и количественное расширение. Резидентуры принципиально различались между собой по характеру объектов, деятельность которых находилсь в их поле зрения. Основными их типами были т. н. «фабричнозаводские» и «колхозно-крестьянские» резидентуры. Названия эти говорят сами за себя, без пояснений понятно, какую среду такие резидентуры были призваны «освещать». Существовали и специфические, куда менее распространённые резидентуры, условно называемые «студенческими», «лагерными» (т. е. в системе ГУЛага) и т. п. Следует различать резидентуры, созданные по всей стране секретно-оперативными частями органов госбезопасности и подразделениями уголовного розыска. Они имели разный состав, решали разные задачи и практически никак не пересекались. Советская милиция, имевшая в своём распоряжении куда меньше средств, чем органы госбезопасности, на должности своих резидентов обычно оформляла пенсионеров, имевших опыт оперативной работы, как правило бывших сотрудников уголовного розыска. Для них зарплата резидента служила неплохим подспорьем бюджета. Госбезопасность так низко не падала и должность резидента там замещал штатный сотрудник. Остаётся добавить, что умный куратор обычно старался организовать работу подотчётных ему резидентур таким образом, чтобы у каждого резидента существовал сменщик, готовый быстро заступить на его место в случае выбытия (ранения, гибели, чрезвычайной ситуации в районе действия резидентуры и т. п.). Подобных сменщиков называли «запасными резидентами», как правило они существовали в составе крупных либо очень ответственных резидентур. Существовали количественные нормы по охвату территории регионов сетью резидентур, напрямую связанные с количеством населения и спецификой его занятий. На одного резидента замыкалось обычно до 30 агентов; в каждом цеху каждого завода должен был трудиться
«конфидент», в цехах стратегических заводов с числом занятых 1 тыс. и более человек норма составляла 1 осведомитель на каждые 500 рабочих. Резидент не должен был работать на тех объектах, которые освещал своей работой — это требование было призвано исключить возможность сведения личных счётов. Резидент никогда не давал письменных поручений своим «конфидентам» — это правило диктовалось желанием в максимальной степени замаскировать его работу и исключить случайную «расшифровку» посторонними лицами. Также резидент никогда не принимал от агентов письменных сообщений, содержавших негативную информацию о работе партийных организаций. Оформление такого рода сведений осуществлялось только после согласования с куратором, причём резидент в своём рапорте не раскрывал источник компрометирующих сведений, принимая всю ответственность за точночть сообщаемой информации на себя. Резидент никогда не имел при себе либо по месту жительства документов, доказывающих связь с органами безопасности, а также табельного оружия (он мог владеть оружием лишь в той степени, в какой это допускалось обычному советскому человеку). Ни при каких обстоятельствах резидент не мог раскрывать свою причастность к органам госбезопасности перед посторонними лицами или обращаться к ним за помощью для преодоления трудностей в процессе исполнения служебных обязанностей. Все недоразумения с правоохранительными органами резидент должен был решать через своего куратора. Даже на допросе у прокурора резидент не мог раскрыть свою должность и персональный состав резидентуры — он мог лишь попросить прокурора связаться с куратором. Другими словами, резиденты советских органов госбезопасности не могли оставлять никаких следов своего существования в документах иных ведомств. КГБ и его преемники в пост-советской России никогда официально не раскрывали численный и качественный состав резидентур, однако сейчас мы можем составить довольно полное представление о распространённости этих структур на основании данных, преданных огласке Службой Безопасности Украины. Эти данные упоминавшийся выше американский исследователь Д. Бурдс привёл в своём весьма информативном исследовании «Советская агентура: очерки истории СССР в послевоенные годы (1944–1948 гг.)», изданной в Нью-Йорке 2006 г. на русском языке. По архивным данным советской госбезопасности на территории УССР по состоянию на 1 июля 1945 г. числились 175 резидентур, на связи у резидентов находились 1196 агентов, действовавших под прикрытием и работавших на возмездной основе, а также 9843 осведомителя. Ни резиденты, ни их агенты и осведомители, разумеется, ни при каких условиях не раскрывали свою связь с органами государственной безопасности. Как видим, «внутреннее осведомление» представляло собой всеохватную сеть с колоссальным документооборотом! Внутренние резидентуры госбезопасности проводили огромную работу по профилактике подрывной деятельности и протестных настроений населения, позволяя органам госбезопасности принять меры по их пресечению на ранних стадиях. На всех этапах существования и реформирования структур госбезопасности СССР этот участок их работы являлся одним из приоритетных. В разное время оперативники на своём сленге именовали резидентов по-разному. В годы застоя, в условиях казавшегося непоколебимым гражданского мира и спокойствия, их могли небрежно именовать «резинками» или «рюкзаками», а в смутное время всеразрушительной Перестройки, когда ценность тайного осведомления возросла многократно, появилось уважительное (хотя и не без иронии) «президент». Должность резидента требовала от лица, занимающего её, весьма специфических качеств. Прежде всего, этот человек должен был быть лабильным, контактным, умеющим подстроиться под собеседника и расположить его к себе. Эффективность работы агента в значительной степени зависела от его личных отношений с резидентом, так что умение последнего завоевать доверие очень помогало в работе. От него
требовалось недюжинное личное мужество и самообладание, поскольку по делам службы резиденту порой приходилось оказываться среди недружественного населения. Работа резидента требовала частых разъездов и встречь со многими людьми, причём чем шире был круг общения резидента, тем лучше он маскировал свои агентурные связи. Понятно, что резидент для своего легендирования не мог трудиться на рабочем месте, требующем строгой отчётности по выработке плана или отработке рабочего времени. Его официальная работа подразумевала такой график, при котором он мог переезжать с места на место и располагать своим временем без согласования с руководством. Идеальной маскировкой для резидента являлась работа в потребительской кооперации, финансовой инспекции (в годы НЭПа), разъездного сельскохозяйственного специалиста (агронома, ветеринара), работника культурнопросветительного профиля (лектора общества «Знания» или ему подобных, члена спортивных обществ и т. п.). Резиденты нередко легендировались под разного рода работников выездной торговли или скупщиков всевозможного сырья — от металлического лома до костей животных (не надо улыбаться — кости животных, рога и копыта активно скупались у населения вплоть до 60-х гг. прошлого века, а в сталинское время подобный продукт даже был объектом налогообложения). Хорошей маскировкой в работе служили для резидента любовные связи и поскольку в те годы жилищный вопрос стоял очень остро, квартиры любовниц обычно использовались для конспиративных встреч. Вообще же, наличие любовниц в различных населённых пунктах служило отличным объяснением появления резидента в разных местах. Поскольку завести и сохранить семью при подобном образе жизни было довольно проблематично, среди резидентов был велик процент разведёных мужчин и холостяков. Нельзя не признать, что холостяк Золотарёв в роли инструктора по туризму идеально подходил на роль резидента. Характер его работы позволял иметь широкий круг общения с лицами из разных регионов страны и принадлежащих к разным социальным группам. Туризм в те годы был «территорие свободы», лишённой идеологической опеки правящей партии. В походах люди раскрепощались, быстро сходились друг с другом, сама обстановка романтического путешествия способствовала быстрому установлению устойчивых доверительных отношений. Внимательный и наблюдательный человек мог почерпнуть немало любопытной информации, наблюдая за поведением людей в неформальной обстановке турпохода. Впрочем, надо всё же уточнить, что непосредственный сбор информации не входил в круг первоочередных задач резидентов, перво-наперво они выступали в роли координаторов работы многочисленных агентов-«конфидентов». А для этого Семён Золотарёв имел по роду своей работы всё необходимое. Вернёмся, впрочем, к анализу его жизненных коллизий. В 1958 г. он неожиданно уезжает с Северного Кавказа и появляется на турбазе «Артыбаш», на живописном берегу Телецкого озера на Алтае. Перемена места работы выглядит совершенно необъяснимой, поскольку переезд за более чем 3,5 тыс. км во всех смыслах ухудшил жизненные условия Семёна. Сейчас, когда в любом крупном российском городе открыты сети гипермаркетов вполне европейского уровня, как-то позабылось, что во времена социализма уровень снабжения населения промышленными и продуктовыми товарами очень сильно зависел от места проживания. То, что можно было видеть в продуктовых магазинах «витрины социализма» в Прибалтике даже близко не походило на то убожество, что имело место практически по всей стране. Регионы чётко делились на «изобильные» и «голодные», причём неудачные экономические новации Хрущёва лишь усилили это явно несправедливое деление. Кубань и Ставрополье относились именно к «изобильным» районам и хотя там, как и повсюду в СССР, активно внедрялись маразматические новшества «дорогого Никиты Сергеича», их негативный результат смягчался
как общей зажиточностью населения, так и богатством природы. Чуть ли не в каждом дворе заготавливали домашние колбасы, гнали отличные самодельные вина, а почти даровые фрукты и овощи способны были украсить любой стол. Между тем, практически на всей остальной территории СССР, за исключением разве что некоторых национальных окраин и столиц союзных республик, можно было видеть картину совершенно иную: население роптало от нехватки практически всего спектра продуктов, а плохо скрытая карточная система (замаскированная под ведомственные «распределители» и «столы заказов» на производстве) не позволяла удовлетворить даже элементарные запросы. Бездефицитны в те годы были, разве что, томатная паста да дешёвая рыбёшка хек, прославленная в пословицах тех лет («хек — друг народа!»). Как бы «шестидесятники» не вспоминали ласково хрущёвскую оттепель, значительная часть советского общества во второй половине пятидесятых испытала на себе лавинообразное нарастание негативных явлений в экономике. Новочеркасский расстрел был ещё впереди, но Хрущёва в его поездках по стране уже встречали ощипанными цыплятами, подвешенными на проводах (как это было при его поездке в Горький или Ростов-на-Дону). Очень выразительно описаны те годы в воспоминаниях генерал-майора КГБ с почти 40летним стажем Докучаева Михаила Степанович «Москва. Кремль. Охрана». Их автор отработал 15 лет одним из руководителей 9-го Управления КГБ СССР и имел возможность вблизи наблюдать представителей политической элиты страны. О хрущёвской поре Докучаев написал весьма много и едко. Чего только стоит такой фрагмент: «(…) он ликвидировал подсобные хозяйства, личный скот в рабочих посёлках, при нём дошло до того, что Советский Союз стал закупать зерно за границей. Меткую характеристику в этом плане дал Хрущёву Черчилль. Когда его спросил: “Кто является самым умным человеком в мире?”, то он ответил: “Несомненно, Хрущёв. Нужно же суметь оставить двести миллионов человек без хлеба”» (Докучаев М. С. «Москва. Кремль. Охрана», Москва, Бизнес-пресс, 1995 г., стр. 148–149). За первую пятилетку хрущёвского правления (т. е. в 1953–58 гг.) из колхозов бежали почти 7 млн. человек, в основном молодёжь. Ощущение беспросветности будущего нарастало, хрущёвские перлы вызывали грухое раздражение и никакие космические триумфы не могли скрыть банальную нехватку продуктов в магазинах. Золотарёв работал неподалёку от родительского дома (от Теберды до станицы Удобной менее 100 км!) в сытом тёплом краю и вдруг без всяких внешних побуждений он бросает всё и мчится за 3,5 тыс. км на Алтай. Во имя чего предпринят этот переезд в другую климатическую зону, в край красивый, но суровый и по тем временам голодный? Туристическую карьеру лучше делать на Кавказе — и горы там круче, и водопады выше. Там лучшие курорты страны, там отдыхают самые «продвинутые» туристы из Москвы. Северный Кавказ тех лет — это советская Швейцария. Золотарёв к 1958 г. уже был инструктором и по водному туризму, и по горнопешеходному… Во имя чего ему бросать уже пожилую мать и перебираться на Алтай? Самое интересное состоит в том, что скитания Золотарёва этим не ограничились. В декабре всё того же 1958 г. мы видим его уже под Свердловском, встречающим Новый год на Коуровской турбазе вместе с некоторыми из студентов УПИ. Новый дальний переезд, на этот раз на 1800 км. Во имя чего? Семёну Золотарёву шёл тогда уже 38-ой год, а он мечется по стране, не имея своего угла, укладывая всё своё имущество в пару чемоданов. У него нет семьи, живёт бобылём, в его жизни, скорее всего, нет постоянной женщины. Если вообще есть место для женщин. Можно, конечно, свято верить в его непритязательность и любовь к романтике, но когда эти качества начинаешь соотносить с реалиями того времени, с отсутствием элементарных удобств и всякой стабильности, подобная аргументация впечатления не производит. Золотарёв прошёл почти всю войну и умудрился избежать ранений. Это не просто удачливость солдата — это лучшее свидетельство его смекалки и здравого смысла. Такие люди
хорошо думают, прежде чем что-то сделать… И умеют даже неблагоприятные ситуации обращать к собственной выгоде.
Семён Алексеевич Золотарёв на походных фотографиях участников группы Игоря Дятлова (снимки представлены Алексеем Владимировичем Коськиным, которому вполне заслуженно надо в очередной раз сказать «спасибо» за большую работу по популяризации истории погибшей тургруппы). Может показаться удивительным, но Семёна участники похода пытались сфотографировать чаще других, хотя сам он в кадр явно не лез. О странностях взаимоотношений внутри группы нам придётся ещё говорить отдельно (в главе «Поход глазами его участников»), пока же лишь следует отметить, что на походных фотографиях, сделанных буквально за считанные дни до смерти, Семён Золотарёв предстаёт перед нами спокойным, сосредоточенным и словно бы уставшим от жизни человеком. А может, и не уставшим, а просто отстранённым от всего происходившего вокруг? Если такой человек бросает налаженную жизнь возле родительского дома в благодатном краю и едет в буквальном смысле на другую сторону земного шара — значит, к тому есть серьёзный побудительный мотив. Знаете, на что похожи эти странные переезды за тысячи километров в последний год жизни Семёна Золотарёва? На бегство, точнее попытку заметания следов. Либо на перевод офицера с места на место
по делам службы. Либо на то и другое одновременно. Давайте внимательнее приглядимся к датам. 16 июля 1956 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР чеченцы, карачаевцы и ингуши «сняты с учёта спецпоселений и совобождены из-под административного надзора органов МВД СССР». А уже 9 января 1957 г. новым Указом Президиума Верховного Совета СССР восстанавливается автономия ЧеченоИнгушской АССР в составе РСФСР; также создаётся Карачаевский район на территории Ставропольского края. На Северный Кавказ из Казахстана и Киргизии потянулись депортированные народы — чечены, ингуши, балкарцы, карачаи. Стихийное возвращение вызвало первые серьёзные эксцессы — уже 5–7 апреля (т. е. спустя всего 3 месяца с момента принятия Указа) были зафиксированы серьёзные беспорядки на железной дороге, спровоцированные вайнахами. В те дни транспортной милицией сняты с поездов и принудительно возвращены к местам проживания в Средней Азии более 2100 чеченов и ингушей, бесчинствовавших в поездах. В дальнейшем ситуация только обострялась. Районы, в которые возвращались депортированные, превращались в зоны тлеющих межнациональных конфликтов. Мы сейчас хорошо знаем о новочеркасских беспорядках 1961 г., но мало кто помнит о беспорядках в августе 1958 г. в Грозном, во время которых многотысячные толпы русских жителей бывшей столицы казачьего края дважды прорывались к зданию обкома КПСС с требованием найти управу на распоясавшихся чеченских уголовников. Чтобы утихиморить русских обком партии оказался вынужден даже организовать прямую телефонную линию с высшим политическим руководством в Москве — случай неслыханный в истории Советской России! Золотарёв, если он действительно являлся резидентом КГБ, никак не мог остаться в стороне от драматических событий, связанных с возвращением на Кавказ депортированных народов, ведь Теберда расположена в самом центре воссозданного Карачаевского района (выросшего впоследствии в Карачаево-Черкесский автономный округ). Последовавший в 1958 г. перевод Семёна на Алтай мог явиться следствием расконспирации либо агента его сети, либо самого Семёна. Во всяком случае совпадение времени переезда Золотарёва на Алтай с ростом напряжённости в северо-кавказском регионе бросается в глаза и выглядит прямо скажем подозрительно. В рамках принятой нами гипотезы о связи Золотарёва с КГБ перевод к другому месту службы является, пожалуй, оптимальным вариантом обеспечения его безопасности. А последовавший вскоре новый перевод на Коуровскую турбазу под Свердловск позволил гарантированно запутать любого, кто пожелал бы пойти по его следу. Бросим взгляд с другой стороны — посмотрим на ситуацию в крупных городах, студенческих центрах, глазами руководства госбезопасности, т. е. с точки зрения сложившейся там в 1957–58 гг. оперативной обстановки. Ныне, благодаря открытию архивов и исследовательской работе в этом направлении, известно, что подавление «венгерского путча» в октябре-ноябре 1956 г. вызвало значительное недовольство некоторой части советского студенчества. Молодёжь переживала глубокое разочарование, увидев собственными глазами колоссальную разницу между словом и делом «кремлёвских небожителей». Среди студенчества становится модным прослушивание запрещённых западных радиостанций: «Свобода», «Свободная Европа», «Голос Америки». В это же время разворачивается поначалу замаскированная, а затем всё более явная, критика политики КПСС «Голосом Пекина», китайской радиостанцией, осуществлявшей вещание на руском языке и языках народов СССР. Этот «голос» также слушает советское студенчество, или, скажем корректнее, некоторая часть студенчества. Антикоммунистические настроения в среде молодёжи усиливаются по мере экномических неудач, обусловленных новациями Хрущёва: резкий рост машиностроения, металлургии и нефтехимии, объективно имевший место в те годы, сопровождался ростом
дефицита широкой номенклатуры потребительских товаров, основных продуктов питания, инфляцией, объективным падением и без того низкого уровня жизни населения. Хрущёв неоднократно допускал перенос сроков погашений облигаций внутренних займов — и это тоже вызывало негодование народа, чувствовавшего на своей шкуре, что Власть его систематически грабит. При этом сам «дорогой Никита Сергиеч» всё более и более хмелел от свалившихся на него власти, всесилия и всеобщего подхалимажа. Он всё более утрачивал самоконтроль и способность к объективной самооценке. Очень выразительно охарактеризовал его поведение опытнейших советский разведчик Александр Феклисов, человек большой внутренней культуры, такта и самодисциплины. В своей книге «За океаном и на острове. Записки разведчика» Феклисов нашёл для Хрущёва прямо-таки убийственные слова: «Хрущев проявил себя упрямым, капризным, болтливым, вспыльчивым, властолюбивым человеком. Ему не хватало хладнокровия, выдержки, умения терпеливо ждать, наконец, немногословия — этих неотъемлемых качеств государственного деятеля. Порой у него отсутствовала элементарная воспитанность. К тому же Хрущев был несдержан в употреблении вина и яств на приемах, которые обычно предшествовали его выступлению с главной речью.» Всё это раздражало людей, ведь подобное поведение невозможно было скрыть от народа. Какая бы ни была цензура, а люди слушали перлы «дорого Никиты Сергеича» в прямых радиотрансляциях, демагогию Генсека тиражировали газеты, телевидение, кинохроника. Если люди постарше, помня мрачную эпоху сталинских репрессий, молчали и сдерживались, то молодёжь реагировала более свободно. Критические и пренебрежительные замечания и насмешки в адрес «Никиты-дурачка» всё более открыто демонстрировались молодёжной средой. В те годы появляются первые нелегальные студенческие кружки, в которых юноши и девушки с присущим им максимализмом рассуждают о необходимости «демократизации социализма», «общественных недостатках советского строя», «путях борьбы за лучшую народную долю». КГБ не мог игнорировать опасное явление, которое отнюдь не всегда удавалось упредить и пресечь мерами профилактического воздействия. На 1957 и 1958 гг. приходится максимум политических судебных процессов за всё время существования СССР после смерти Сталина (если быть совсем точым, то по данным Прокуратуры РСФСР в 1957 г. за «антисоветскую агитацию и пропаганду» и «распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный строй» осуждены 1964 чел. В следующем году численность осуждённых стала несколько меньше — 1416 чел. Вплоть до 1991 г. подобных цифр мы более не увидим.). Значительная часть политических судебных процессов той поры — это расправы над студенческими группами в разных городах страны. Так, например, в сентябре 1957 г. в Ленинграде были осуждены 12 человек (в основном студенты Библиотечного института), входившие в нелегальную группу, созданную годом ранее преподавателем Технологического института Р. И. Пименовым. В феврале 1958 г. осуждена группа студентов и преподавателей МГУ, возглавлявшаяся аспирантом кафедры марксизма-ленинизма Л. Н. Краснопевцевым. Группа была признана особо опасной, поскольку занималась распространением листовок и установила контакт с активистами «антикоммунистического» движения из Польши. В мае того же года к реальным срокам лишения свободы приговорены члены подпольной группы из Тбилиси, состоявшей из студентов и школьников старших классов (т. н. «группа Дунаевского-Маградзе»). В январе 1959 г. суровые приговоры «самого гуманного суда в мире» получили члены нелегальной «Русской национальной партии», созданной ещё в 1955 г. В ней руководящую роль играли студенты Московского Литературного института, хотя членами состояли студенты и некоторых других столичных ВУЗов. Следует отметить, что подобные молодёжные организации были обнаружены КГБ в очень многих городах СССР —
Минске, Свердловске, Харькове, Хабаровске. Правда, не все оперативные разработки вырастали в уголовные дела — зачастую Комитет предпочитал разрушать молодёжные группы изнутри (провоцируя конфликты между членами), либо пресекал их активность «профилактическим» запугиванием, приглашая потенциальных диссидентов для беседы в здание территориального органа госбезопасности (зачастую такого психологического давления оказывалось вполне достаточно для того, чтобы отбить охоту от «нелегальщины» на всю оставшуюся жизнь). Тем не менее, тенденция роста недовольства политикой КПСС в студенческой среде была очень опасной. Особенно на фоне того, что в 1956–57 гг. в СССР не было ни одного судебного процесса по обвинению в шпионаже! Комитет госбезопасности никак не мог оставаться в стороне от проблемы обуздания инакомыслия, всё более укоренявшегося в молодёжной среде. Более того, методы тайного сбора информации, скрытого внедрения агентуры в подозрительные студенческие группы и неявного манипулирования ими, как нельзя лучше соответствовали возможностям КГБ и его задачам. Поэтому, если считать принадлежность Золотарёва к негласному штату госбезопасности доказанной, его перевод поближе к Свердловску и последующее эффективное внедрение в студенческую среду, имели немалый смысл с точки зрения КГБ. Исследователи трагедии Игоря Дятлова оказались до такой степени в плену воспоминаний свидетелей тех событий, что никто из них, похоже, даже не задумался над тем, а почему Семён Золотарёв вообще оказался участником данного похода? Разумеется, официальную версию событий они знают — Семён хотел идти в поход по Приполярному Уралу с группой Сергея Согрина, но обстоятельства изменились, и ему срочно понадобилось отправиться к матери на Кавказ. Потому, дескать, Золотарёв напросился в группу Дятлова, но!.. Здесь опять, как и во всём, что связано с Золотарёвым, мы неизбежно натыкаемся на это самое зловещее «но!» Но ведь это объяснение ничего не объясняет — оно нелогично, противоречиво и если называть вещи своими именами, вообще бессмысленно. В самом деле, маршруты и хронометраж движения обеих групп — Согрина и Дятлова — нам хорошо известны. Первоначально окончание «дятловского» похода было запланировано на 9 февраля 1959 г., однако после заседания городской маршрутной комиссии 8 января дата возвращения была передвинута на 12 февраля. Именно в этот день «дятловцы» должны были выйти к Вижаю и оттуда открыткой оповестить турклуб свердловского «Политеха» о благополучном завершении своего мероприятия. Затем должен был последовать переезд в Свердловск, где группа оказалась бы через двое суток, т. е. 14 февраля. Но группа Согрина должна была оказаться там же 18 февраля, т. о. разрыв по времени между прибытиями обеих групп составлял всего 4 суток. И Золотарёв начал об этом беспокоиться за месяц, в середине января, рассказывая всем, как ему надо ехать к маме на Кавказ! Уже 20 января его внесли в списочный состав группы Дятлова (т. е. не в последний момент, как признаётся всеми по умолчанию, а всё же за три дня до выхода). Итак, мизансцена: Золотарёв в середине января всем рассказываает о том, что очень торопится к маме. Казалось бы, вольному — воля, коли торопишься — поезжай прямо сейчас! Ан нет, он торопится, но не сейчас, а через месяц. Торопится так, что отказывается от похода с хорошо знакомым Согриным и набивается в компанию к практически незнакомому Дятловым (хотя, объективности ради, следует уточнить, что с Дятловым и Колеватовым он всё же был знаком с празднования Нового года на Коуровской турбазе). Однако мы помним, что ещё до выступления в поход — при расставании с Юрием Юдиным в посёлке Северный-2 — Игорь Дятлов переносит контрольную дату возвращения на 2 дня! Дата возвращения в Вижай сдвигается руководителем похода с 12-го февраля на 14 февраля. Соответственно, дата появления в Свердловске перемещается на 16 число, либо даже 17. Тем самым разрыв с группой
Согрина вообще съёживается до 1–2 дней! И что же выигрывает Золотарёв в итоге? А теперь смоделируем логику Золотарёва: когда возвращение группы Дятлова в Вижай планируется на 9 февраля (т. е. разница в датах возврата групп в Свердловск составляет неделю), он заявляет, что ему надо поскорее успеть к маме и на этом основании просит о переводе в группу Дятлова. Затем городской штаб переносит дату возвращения в Вижай на 12 февраля, но Золотарёв всё равно продолжает рассказывать о поездке к маме и добивается-таки перевода. Наконец, уже на маршруте следует ещё одна сдвижка по времени возврата, фактически «съедающая» всю разницу между группами Дятлова и Согрина, но Семён Золотарёв теперь не упоминает о маме, а остаётся с группой. Но если Семёну действительно нужно было успеть к матери, как говорится, «кровь из носу», то 28 января ему следовало вместе с Юдиным повернуть назад, в Свердловск. Однако Золотарёв этого не делает — он совершенно спокойно воспринимает очередной перенос срока. Нам ничего неизвестно — ни из дневника группы, ни из воспоминаний Юрия Юдина — о конфликтах или спорах внутри группы по этому поводу. Похоже, Золотарёв отнёсся к передвижке индифферентно, она его не обеспокоила. Совершенно несерьёзно предполагать, будто именно выигрыш во времени в 1 или 2 дня мог сподвигнуть Семёна Золотарёва на переход из группы Согрина в группу Дятлова. Дело явно крылось в чём-то другом. Рискнём предположить, что все разговоры Золотарёва о срочной поездке на Кавказ изначально преследовали единственную цель — оправдать в глазах окружающих включение в группу Игоря Дятлова. Казалось бы, что мешало ему сразу попроситься в поход с последним? Думается, для такого поведения была своя причина. Скорее всего, Золотарёв был не уверен в том, что Дятлов захочет взять его с собою. Ведь идею зимнего похода к Отортену Дятлов стал вынашивать вместе с друзьями ещё в ноябре 1958 г. и Игорь имел возможность персонально отбирать участников. Вряд ли Золотарёв смог попасть в их число, если бы просто явился к Игорю Дятлову и попросился в нему группу. Поэтому мы вряд ли ошибёмся, если скажем, что Золотарёв фактически поступил как хороший манипулятор людьми — сначала он убеждал окружающих в одном, а в результате сделал другое. Причём переметнуться из группы Согрина в группу Дятлова, видимо, было не очень просто, ведь персональный состав групп утверждался городским туристическим штабом. Во всяком случае, процедура эта, скажем так, имела формализованный характер и вряд ли подобные вопросы решались в один день. Примечательно, что в протоколах следствия вопрос о переводе Золотарёва из группы Согрина в группу Дятлова никак не затрагивался. Это одна из многих «зон умолчания», связанная с Семёном, мимо которой, на первый взгляд, следствие никак не могло пройти. Слишком уж сильно Золотарёв выпадал из ряда прочих погибших туристов! И тем не менее, у следователя Иванова вопросов по персоналиям погибших не возникло. Вернее, не совсем так, скорее всего, таковые вопросы всё же задавались, но полученные ответы отражения в деле не нашли. Вполне возможно, что случилось это неспроста — если Золотарёву негласно помогали на уровне городского штаба или турклуба «Политеха» агенты КГБ (а без этого, видимо, не обошлось), то фиксировать эту помощь в официальных следственных документах было никак нельзя. Всё должно было выглядеть так, словно ситуация разрешилась сама собою: попросил человек о переводе, его и перевели! Итак, серьёзный кандидат на участие в операции контролируемой поставки есть — это Семён Алексеевич Золотарёв. Однако, одного «надзирающего» мало, причём по ряду причин. Во-первых, за грузом необходим круглосуточный надзор, а один человек обеспечить его не в состоянии в силу очевидных соображений физиологического характера — ему надо спать, ему надо уединяться для интимных отправлений, а в это время контроль за «передачкой» может быть утерян. Во-вторых, наблюдения и умозаключения одного наблюдателя всегда субъективны
и даже у самого честного сотрудника госбезопасности возникает время от времени соблазн подчеркнуть личные заслуги на нелёгком поприще нелегальной работы. И не просто подчеркнуть, но и преувеличить, и нафантазировать. Поэтому вторая пара глаз — это всегда ещё и дополнительный контроль, без которого в серьёзном деле никак.
Навек оставшаяся молодой Зинаида Колмогорова. Уже с самого начала осмысления версии «контролируемой поставки» предположение о наличии рядом с Золотарёвым второго человека, связанного с Комитетом, заставляло внимательно приглядеться к тем, кто был найден вместе с ним в овраге. Не вызывало сомнений, что этот «Второй» в момент непредсказуемого развития ситуации на склоне Холат-Сяхыл в своих действиях должен был ориентироваться именно на Золотарёва. Хотя бы потому, что он знал истинное лицо Семёна и понимал, что тот должен быть «всему головой». Это соображение сразу ограничило «вычисление» таинственного «Второго» до одного из двух кандидатов — Николая Тибо-Бриньоля и Александра Колеватова. Первый, вроде бы, отлично подходил на эту роль, прежде всего тем, что подобно Золотарёву оказался практически полностью одет, т. е. лучше других готов в неожиданностям. Однако это соображение парировалось другими доводами, на корню уничтожавшими его. Достаточно упомянуть всего один из таких доводов, делавший невозможным участие Тибо-Бриньоля в тайной операции КГБ — Николай происходил из семьи репрессированного, а это означало, что он мог быть потенциально нелоялен к Советской власти и защищавшей её спецслужбе. Для нас неважно насколько обоснованно могло быть подобное предположение, важно то, что при оценке личности Николая Тибо сотрудниками КГБ этот «минус» перевешивал все его «плюсы». Оставался Александр Колеватов, но он до поры представлялся эдакой «тёмной лошадкой», о которой и сказать-то особенно нечего. На первый взгляд, обычный студент 4-го курса физикотехнического факультета УПИ, потомственный уралец, подобно остальным участникам группы (помимо, разве что, Семёна Золотарёва, Георгия Кривонищенко и Рустема Слободина). Предполагаемая связь этого человека с КГБ никак не просматривалась, с таким же успехом подозревать можно было любого другого участника похода — и Юрия Дорошенко, и Игоря Дятлова… Однако оценка этого человека сразу становится неоднозначной, если мы вспомним обнаруженные Алексеем Владимировичем Коськиным документы — характеристику на Александра Колеватова и заявление последнего о приёме на 2-й курс свердловского «Политеха». Это небольшое, казалось бы, открытие позволяет оценить жизненный путь Александра Колеватова совершенно по-новому. Что же мы видим? В 1953 г. 19-летний молодой человек заканчивает горно-металлургический техникум в Свердловске и по распределению оказывается в Москве. И не просто в Москве, а в одном из самых секретных научно-исследовательских учреждений СССР, созданных в рамках реализации «уранового проекта». Речь идёт о созданной в мае 1946 г. в составе 9 Управления НКВД СССР т. н. лаборатории «Б», ориентированной на
создание защиты от ионизирующих излучений. Лаборатория эта, выросшая буквально в течение года до размеров института, размещалась сначала в Челябинске, а после 1949 г. переехала в Челябинск-40… да-да, том самый «атомный город», где чуть позже работал Георгий Кривонищенко и где в сентябре 1957 г. произошла одна из крупнейших в мире атомных техногенных катастроф. В январе 1953 г. этот безымянный «номерной» институт (п/я № 3394), перевели в Москву, где с течением времени передали в состав Министерства среднего машиностроения и присвоили ничего не говорящее название Всесоюзный научноисследовательского институт неорганических материалов (переименование имело место в январе 1967 г.). Возглавлял это достойное учреждение с самого момента его создания Александр Константинович Уралец-Кетов, именно его подпись красуется под характеристикой Александра Колеватова, о которой было упомянуто чуть выше. Александр Константинович нам очень интересен тем, что его биография позволяет весьма зримо продемонстрировать близкородственную связь между органами госбезопасности и курируемой этими органами военной промышленностью. Родившийся в 1902 г. Кетов (Уралец — псевдоним, взятый ещё в годы Гражданской войны) успешно делал карьеру в ЧК-ОГПУНКВД-МГБ вплоть до 1953 г. Начав свою трудовую стезю в Пермской ЧК в 1920 г., он к апрелю 1944 г. дослужился до полковника госбезопасности, заместителя начальника Тагильского исправительно-трудового лагеря НКВД. На фронте товарищ полковник госбезопасности не служил, всю опасную годину перетерпел на тёплых местах в глубоком тылу, всё больше по окрестностям Челябинска, Свердловска и Нижнего Тагила. Его успешной карьере это, кстати, ничуть не помешало. В мае 1946 г. карьера полковника сделала неожиданный кульбит: Павел Яколевич Мешик, заместитель начальника 1 Главного управления при СНК, занимавшегося созданием атомного оружия, привлёк Уральца-Кетова к участию в советском «атомном проекте». И полковник без всякого технического образования стал руководить специальной лабораторией, переросшей чуть позже в секретный институт. Александра Константиновича определённым образом затронули события, связанные с пресловутым «разоблачением группы Берия», поскольку Мешик входил в эту группу, был арестован и попал под суд. Суд в декабре 1953 г. вынес генерал-лейтенанту Мешику смертный приговор, а Уралец-Кетов некоторое время оставался не у дел. На него смотрели как на «бериевца», выдвиженца одного из подручных Берия, и на некоторое время отстранили от руководства институтом. В 1953 г. полковник был уволен из системы МГБ, больше двух лет считался состоящим в «действующем резерве», а в октябре 1955 г. выбыл и оттуда. В конце-концов он сумел доказать, что «бериевцем» не являлся, и вернулся в институт, который возглавлял ещё более 20 лет. Такая вот интересная карьера — из руководителей ГУЛага в ряды передовой технической интеллигенции, в каком-то смысле, технократической элиты общества. Получить работу в Москве в начале 50-х гг. было весьма и весьма непросто. Столица предоставляла своим жителям максимум возможных удобств — налаженное снабжение продуктовыми и промышленными товарами, стабильно работающий городской транспорт, общественный порядок, образцово исполняющие свои обязанности коммунальные службы. Здесь были лучшие театры и самые интересные художественные выставки, тут появлялись литературные новинки, тут трудился интеллектуальный цвет советского общества. Александр Твардовский неслучайно написал о Москве тех лет: «столицей награждают». Система прописки работала таким образом, что отсекала всех, кто приезжал на поиск работы самостоятельно. Работу в Москве получали только москвичи, трудоустроиться в столице иногороднему жителю значило вытащить выигрышный лотерейный билет. Очень хорошо ситуацию тех лет, связанную с получением работы в Москве, описал в своих мемуарах генерал армии, первый заместитель Председателя КГБ, Филипп Денисович Бобков. В
1946 г. он закончил ленинградскую школу СМЕРШ, расположенную на Гороховой улице, дом 2, и получил направление… в Москву. Родом Бобков был с юга России, из Макеевки, крупного центра угольной промышленности. Его, однако, направили в Москву, и случилось это в силу прямо-таки анекдотической ошибки: секретарь отдела кадров прочитал небрежно написанное слово «Макеевка» как «Москва» и положил личное дело курсанта Бобкова в стопку «москвичей». Когда же техническая ошибка разъяснилась, исправлять ситуацию было поздно — список курсантов-москвичей пошёл «в приказ» Министра МГБ. Никто не рискнул позвонить в Москву и честно сказать «мы ошиблись». Как известно, Виктор Абакумов мог словом убить (известны такие исторические предания), поэтому сказать министру, что он подписал неверно составленный приказ мог только самоубийца. В конечном итоге Бобков попал в Москву, где, между прочим, в 1955 г. допрашивал некоторых пойманных парашютистов Бориса Паша. В общем, весьма познавательные воспоминания Ф. Д. Бобкова «КГБ и власть» можно рекомендовать для внимательного прочтения всем тем, кто интересуется отечественной историей вообще и историей отечественных спецслужб в частности. Мы же вернёмся к счастливому лотерейному билету под названием «московская прописка». Александр Колеватов такой билет вытащил. Выпускник вполне заурядного горнометаллургического техникума из далёкого провинциального Свердловска сумел попасть по распределению в Москву, в секретный НИИ. В принципе, очень неплохой жизненный старт — стабильная работа с 15 %-ной надбавкой за секретность, прописка в столице, место в общежитии, чувство сопричастности великому государственному делу (что очень немаловажно для молодого человека). Александр попал в окружение интересных людей; оказался причастен к самому передовому в мире научному поиску (пусть и в качестве старшего лаборанта); он находил время для досуга и увлечений — занимался пулевой стрельбой, ходил в туристические походы. Во время своего «московского периода» жизни Колеватов побывал на горе Сабля в Приполярном Урале, примерно 300 км севернее Отортена. В армию его не призывали, поскольку работа в оборонном НИИ обеспечивала Александру «бронь». В общем, неплохой такой жизненный старт, очень даже неплохой. В должности старшего лаборанта Александр Колеватов отработал положенные молодому специалисту 3 года — с августа 1953 г. по сентябрь 1956 г. В 1955 г. он поступил во Всесоюзный заочный политехнический институт. Цель поступления очевидна — получение высшего образования малой кровью. В советские времена заочное обучение не без оснований считалось «халявным», поскольку нагрузка на студентов дневной формы обучения была много выше. «Заочники» являлись как правило людьми иногородними, имели трудовой стаж, зачастую были обременены семьями и преподаватели относились к ним с некоторой долей снисходительности. Между тем, дипломы заочного и очного обучения ничем не различались и диплом, полученный после окончания дневного отделения, никаких привилегий своему обладателю не давал. Для Александра Колеватова обучение в ВЗПИ являлось настоящим подарком — он продолжал спокойно работать в московском «почтовом ящике», пользовался оплачиваемыми отпусками на сессионный период и, не особенно обременяя себя учёбой, мог дожидаться той поры, когда ему доведётся стать обладателем заветной синей книжицы с тиснёной надписью «диплом».
Навек оставшиеся молодыми: Александр Колеватов, Георгий Кривонищенко, Рустем Слободин. Однако после окончания первого курса Всесоюзного заочного «политеха» в жизни Колеватова произошло нечто странное и нелогичное — Александр вдруг решил поменять институт. И не просто институт, но и форму обучения — вместо заочной перейти на дневное. А стало быть, бросить работу. И поскольку он решил обучаться в Свердловском УПИ, то и место жительства ему тоже пришлось поменять: отказавшись от Москвы, вернуться в Свердловск. Решение это следует признать совершенно необъяснимым и со всех точек зрения проигрышным. Проводя параллели с современным укладом жизни, можно сказать, что человек отказался от карьеры в компании «тойота» и вернулся из Токио ради того, чтобы полоть грядки на даче в родном Урюпинске. Урюпинск, безусловно, город тоже неплохой, но жизненные перспективы в нём несопоставимы с теми, что открываются в Токио. Наивно думать, что молодые люди в середине 50-х годов прошлого века были лишены прагматизма и понимания здравого смысла. И пусть кинематограф и литература тех лет старательно рисуют перед нами образы эдаких фантиков-комсомольцев с пылающим восторженным взглядом, на самом деле молодёжь той поры была далеко не такой одномерной. В замечательной и очень познавательной работе «Неизвестный СССР: противостояние народа и власти» можно найти глубокий анализ состояния молодёжной среды тех лет. Там было место и криминальной субкультуре, и шовинизму, и восторженной романтике, и политическому скепсису — в общем, жизненная позиция молодёжи тех лет определялась воздействием настоящего коктейля противоречивых (а порой и несовместимых) чувств и эмоций. Было место в то время и молодёжным бандам, и группировкам, организованным по принципу территориальной или национальной общности; существовала стихийная ненависть «к ментам и партийным», упоминаний о которой мы не найдём в пафосных романах и кинолентах тех лет. Совершеннейшим особняком выделялась армейская молодёжь и многие массовые беспорядки того времени были напрямую связаны с действиями либо солдат, либо мобилизованной молодёжи (не путать с нынешней «дедовщиной»!). В общем, книгу В. А. Козлова «Неизвестный СССР: противостояние народа и власти. 1953–1985 гг.», Москва, ОЛМА-ПРЕСС, 2006 можно рекомендовать к прочтению всем, кто будучи заинтересован в формировании объективного представления о советском обществе «хрущёвской» поры, чувствует неудовлетворение от явной однобокости официальной исторической доктрины. В контексте же темы нашего очерка хочется отметить, что Александр Колеватов безусловно не был эльфом, попавшим в хрущёвский СССР из волшебного леса. Можно не сомневаться в его прагматизме и способности видеть свою выгоду. Но тем страннее его переезд из Москвы в Свердловск. Ибо этот переезд, не решая проблем, только создавал новые. Колеватов терял работу и, соответственно, перед ним вставала задача
замещения выпавших из его личного бюджета денег. Вместо размеренной учёбы в заочном ВУЗе, требовавшей напряжения лишь на период сессий (причём, на это время он по месту работы получал оплачиваемый отпуск!), Колеватову пришлось приспосабливаться к совершенно иному графику, гораздо более напряжённому. Конечно, сделавшись студентов дневного отделения, он получал все те бонусы, что так украшают студенческую жизнь во все времена, но преувеличивать ценность весёлого времяпровождения всё же стоит. И самое главное — Колеватов менял московскую прописку на свердловскую, а по тем временам это была совершенно неравнозначная замена. Переезд в Свердловск можно было бы объяснить увольнением с работы, дескать, лишившись источника дохода, Александр решил вернуться на родину. Но мы знаем, что порядок событий был обратным — Колеватов сначала перевёлся из заочного «Политеха» в свердловский и лишь затем был уволен. Более того, причиной увольнения как раз явился «уход на учёбу в ВУЗ», т. е. в УПИ, ибо учёба во Всесоюзном заочном «Политехе» работе не мешала. Что же произошло? Напрашивается явная аналогия с той ситуацией, что мы видели в случае с Семёном Золотарёвым, т. е. человек переезжал на Урал из намного более благополучного региона. На подобный шаг человек решается вовсе не из-за альтруизма, никто в СССР не отказывался от московской прописки только для того, чтобы быть ближе к любимой девушке или больной маме. Для подобного шага требовались не просто очень веские основания, а основания перманентные, т. е. такие, действие которых будет сохраняться много лет. Просто основания эти не всегда могут быть замечены или правильно истолкованы окружающими. Очевидно, что учёба в свердловском «политехе» давала Колеватову некие серьёзные преимущества, которые невозможно было получить в ВЗПИ. Что бы это могло быть? Прежде всего, в свердловском «политехе» имелась военная кафедра, обучение на которой позволяло окончившим институт получить звание офицера запаса. Заочная форма обучения в ВЗПИ не предусматривала такой возможности. Наличие офицерского звания служило гарантией от призыва на действительную военную службу солдатом. Однако для того, чтобы работать в московском институте Колеватов в этом звании не очень-то нуждался — минсредмашевский НИИ мог обеспечить ему отсрочку от призыва (эта норма не была общепринятой в то время и кроме того, отсрочку требовалось каждый год продлевать вплоть до наступления 27-летнего возраста). Но необычность жизненной ситуации Колеватова заключалась в том, что призыв на действительную военную служб из Москвы был ему определённо выгоден — за ним сохранялось место в штатном расписании предприятия и по возвращении из армии он восстанавливался уже не как молодой специалист с временной пропиской в Москве, а постоянный работник. С предоставлением жилплощади. Т. е. Александр Колеватов мог превратиться в 100 %-ного москвича и при этом благополучно получить инженерный диплом, окончив всесоюзный заочный «политех».
Навек оставшиеся молодыми: Людмила Дубинина, Игорь Дятлов, Юрий Дорошенко,
Николай Тибо-Бриньоль. Однако, этот вариант его определённо не устроил. Можно не сомневаться, что у Александра был жизненный план получше. И этот план определённо предполагал получение звания офицера запаса. Как известно после расправы над Берией и «бериевской бандой», Никита Сергеевич Хрущёв и его присные решились на полномасштабное реформирование системы государственной безопасности СССР. Ломка была кардинальной и осуществлялась в нескольких направлениях одновременно. КГБ СССР, созданный 13 марта 1954 г., сильно отличался от аппарата госбезопасности, созданного в послевоенные годы. Причём, в лучшую сторону. Методы работы стали намного более цивилизованными и гуманными, ещё в сентябре 1953 г. исчезло и никогда более не появлялось то самое Бюро № 2 по специальным операциям внутри страны, которое не раз упоминалось в этом очерке, впервые за всю историю советской госбезопасности секретно-оперативная работа была организационно объединена с контрразведывательной (в рамках Второго Главного управления) и т. п. Но особенно существенным оказалось изменение требований к личному составу спецслужбы. Хрущёва трудно назвать технократом, но при всей своей кажущейся простоте, он весьма уважительно относился к людям, имевшим техническое образование. Один из его сыновей был лётчиком, другой работал в ракетном КБ, что само по себе весьма красноречиво. После ареста Берии в органах госбезопасности была проведена большая чистка, большое число работников со стажем было либо отправлено на пенсию, либо переведено на работу в органы милиции, либо вообще лишилось партбилетов и воинских званий. Общее число уволенных достигло, по разным оценкам, 16 тыс. чел., среди них более 40 генералов. На смену им, начиная с 1954 г., стали приходить молодые сотрудники новой формации — не просто молодые, здоровые и преданные делу партии, а уже получившие высшее образование. Для чекистов предшествующей поры было нормой, когда малокультурный сотрудник безо всякого специального образования долгое время занимался оперативной работой. Со второй половины 50-х общим стало требование наличия высшего образования, которое, кстати, сохранялось вплоть до распада СССР в 1991 г. Предпочтение отдавалось выпускникам технических ВУЗов (гражданских или военных), из гуманитариев к работе в КГБ в основном привлекались юристы. Большим плюсом для кандидатов являлось знание иностранных языков, а также спортивные достижения, прежде всего в силовых видах спорта (борьба, бокс, тяжёлая атлетика) и стрельбе. Логика хрущёвских реформ была понятна: для чего брать в органы неуча и на протяжении нескольких лет пытаться сделать из него грамотного человека, если можно изначально отбирать только грамотных людей? Многие сотрудники КГБ «хрущёвского набора» сделали в госбезопасности хорошую карьеру, дослужившись до самой Перестройки и даже краха СССР. Их человеческие качества на многие годы определили стиль работы, выгодно отличавшийся от того беспредела, который можно было видеть в сталинскую эпоху. После окончания военного или гражданского ВУЗа зачисленный в Комитет молодой сотрудник, уже получивший офицерское звание, для получения специальной подготовки направлялся на годичные Высшие курсы подготовки оперативного состава, которые существовали в Ленинграде, Минске, Новосибирске, Свердловске, Ташкенте и Тбилиси (пограничники и разведчики имели имели свои учебные заведения). Высшая Краснознамённая школа КГБ им. Дзержинского в Москве была ориентирована на подготовку кадров Комитета из лиц, отслуживших действительную военную службу и не имевших офицерского звания (в т. ч. прапорщиков). Московский НИИ, в котором Александр Колеватов работал старшим лаборантом, весь был
пронизан сотрудниками КГБ, либо агентурой Комитета. Практика откомандирования штатных сотрудников госбезопасности в государственные учреждения и промышленные предприятия появилась ещё в конце 20-х гг. прошлого века, с окончанием НЭПа. В штатном расписании любой более-менее серьёзной организации имелись должности, предназначенные для замещения либо штатными сотрудниками госбезопасности, либо сотрудниками действующего резерва (для нас сейчас разница между ними не имеет никакого значения). В данном случае весь институт возглавлял полковник госбезопасности с более чем 30-летним стажем, можно сказать, ветеран ЧК. А кроме явных «гэбистов», на важных оборонных предприятиях, в НИИ и учреждениях стратегических отраслей существовали агентурные сети (т. н. «линии»), подобные тем, о которых рассказывалось выше. Только создавались и курировались они не секретнооперативной частью местного управления ГБ, а контрразведывательным подразделением того же управления (хотя, напомним, что с 18 марта 1954 г. секретно-оперативное и контрразведывательное обеспечение были организационно объединены в общих подразделениях). Можно не сомневаться, что Колеватов был отлично известен кураторам из службы режима предприятия и притом известен с наилучшей стороны (согласно характеристике). Колеватов явно хотел делать карьеру в той области, в которой трудился — именно поэтому он поступил во Всесоюзный заочный «политех». Но затем ему поступило более заманчивое предложение — молодые, здоровые, спортивные комсомольцы были так нужны Комитету госбезопасности! Александр Колеватов — отличный спортсмен, турист, член комсомольского бюро подразделения, ведёт стрелковую секцию, имеет третий взрослый разряд по пулевой стрельбе. Ну, разряд, положим, не самый высокий, но в Комитете научат…! Что, так и будем до старости измерять твёрдость ванадиевых сплавов по Роквэллу и Бринелю или, может, есть желание заняться другим, более ответственным делом? — примерно так могли спросить Александра на зондажной беседе в кабинете заместителя директора по режиму. И Колеватов от сделанного предложения не отказался, потому что на его месте не отказался бы никто. Такое предложение было престижным, оно свидетельствовало о полном доверии руководства и сулило феерическую для уральского парня жизненную перспективу. Но для такой карьеры не годился заочный «политех». Нужна была очная форма обучения — с военной кафедрой и погонами офицера запаса по окончании. Поэтому последовал весьма интересный перевод в Свердловск, в УПИ. Почему интересный? Да потому что в СССР не было принято переводить с заочного обучения на очное (наоборот — запросто, а вот с заочного — устанешь просить, проще было бросить и поступить заново). Почему? — спросит заинтригованный читатель, привыкший к товарно-денежным отношениям последних десятилетий и неспособный понять всех тонкостей администрирования высшей школы давно сгинувшего государства. Тому было две причины: во-первых, уже упомянутая разница в программах заочного и дневного обучения, та самая «халявность» заочников, о которой прекрасно знали преподаватели. А во-вторых, дневное обучение, в отличие от заочного, давало «бронь» от армии, отсрочку от призыва и на человека, желающего осуществить такой переход, все смотрели как на уклониста от призыва. Если в учебную часть института поступало заявление о подобном переводе, то реакция на него была примерно такой: «Ещё один умник хочет убежать от армии! Поступил на заочный, а когда пришло время нести “девятую” форму в военкомат, решил перевестись на дневное отделение! Нет уж, пойдёт служить на общих основаниях!» Никогда бы Колеватов не перевёлся из Всесоюзного заочного на дневное отделение свердловского «Политеха» если бы кто-то влиятельный и очень скрытый не попросил за него. Но Колеватов перевёлся, значит, убедительная просьба была. В этом переводе есть очень интересный нюанс — он заключается в том, что программы разных институтов несколько
различны. И хотя первый курс в любом техническом ВУЗе всегда базовый, призванный компенсировать огрехи школьного обучения, даже его программы в разных технических ВУЗах различаются. Не говоря уж о том, что даже в рамках одинакового курса требования преподавателей м.б. далеко неодинаковы. В общем, перевод из Всесоюзного заочного «политеха» на дневное отделение Свердловского УПИ был делом не то, чтобы запрещённым, но труднореализуемым на практике. Колеватову, однако, перевод удался. Понятно, почему Александр переводился именно в УПИ. Во-первых, он возвращался в родные края, что облегчало бытовое обустройство, а во-вторых, свердловский «политех» готовил специалистов для работы на атомных объектах Урала и Сибири. Обучаясь в УПИ, Колеватов получал возможность познакомиться со многими своими будущими коллегами в неформальной обстановке, что повышало его ценность как будущего сотрудника контрразведки. Есть ещё один очень интересный момент, на который следует обратить внимание. Александр Колеватов имел финский нож с чёрной рукоятью и кожаными ножнами. В принципе, такого рода ножами в те времена невозможно было кого-либо удивить, лагерные умельцы вовсю точили подобные изделия из пил и напильников, набирая из плексиглазовых или текстолитовых колец узнаваемые «наборные» ручки (такие ножи обессмертил Владимир Высоцкий, спевший «(…) Ни дерзнуть, ни рискнуть, но рискнули // Из напильников делать ножи! // Они воткнутся в лёгкие // От никотина чёрные, // По рукоятки — лёгкие // Трёхцветные наборные (…)»). Но у Колеватова финский нож был зарегистрирован в отделении милиции, и на его ношение было оформлено разрешение. По тем временам невиданное законопослушание! Особенно если принять во внимание, что у каждого второго учащегося ФЗУ в те годы в кармане ватника лежала либо отвёртка, либо шило, либо напильник, а молодёжные банды с наступлением сумерек контролировали целые городские районы. Объяснение тому может быть только одно — Колеватов не желал ни единого чёрного пятна в своей биографии, каковым мог стать даже банальный привод в милицию за незаконное хранение холодного оружия с оформлением соответствующего протокола. Подобное внимание к чистоте биографии может демонстhировать лишь человек, связывающий с формальной безукоризненностью анкеты большие жизненные перспективы. Привод в милицию не мог служить основанием для отчисления из института или с военной кафедры, другими словами, такого рода проблема не могла помешать инженерной карьере Алесандра Колеватова. В тюрьму бы его никто не посадил, свободы не лишил, ну «пропесочили» бы его на комсомольском собрании, пожурили, вынесли бы порицание (даже не выговор) — и всё! В принципе, ничего страшного. Однако единственного привода в милицию могло оказаться достаточно для отказа в зачислении в штаты КГБ. Если Александр в 1957 г. действительно попал в кадровый резерв Комитета и ему было обещано зачисление в спецслужбу после окончания «Политеха», то ему тогда же было указано на необходимость полностью исключить любые, даже самые незначительные, нарушения закона. Соблюдая это требование, Александр и отправился регистрировать свой нож в отделение милиции. Подводя итог всему сказанному, хочется отметить: мы не можем с абсолютной уверенностью утверждать, что Александр был прочно связан с Комитетом, однако высокая вероятность таковой проглядывает из необычных обстоятельств его жизни. Т. о. в составе погибшей группы мы видим по крайней мере двух человек, биографии которых позволяют предполагать существование прочных связей с Комитетом госбезопасности. Это Золотарёв, отлично подходящий на роль руководителя агентурной сети (резидента) и Колеватов, который мог быть участником этой сети с момента своего перевода из Москвы в Свердловск. В этой связи возникает обоснованный вопрос: какова же роль Георгия Кривонищенко и Рустема Слободина в операции «контролируемой поставки» и знали ли они вообще о происходившем?
Думается, Кривонищенко отводилась роль весьма важная, даже более важная, чем Золотарёву и Колеватову. Сейчас, когда опубликовано довольно много материалов о забросках НАТО-вских шпионов в СССР, можно составить довольно полное представление о том, как наши противники страховали себя от противодействия советской контрразведки. Американцы придавали огромное значение всевозможным неожиданным проверкам как своих агентов, так и источников информации. Так, например, в течение трёх часов с момента высадки агент должен был выйти на связь с условным сигналом, сообщающим о благополучном десантировании. Это требование появилось на основании разведывательного опыта: если агент не выходит на связь в первые часы, значит ему не до того — он либо отрывается от погони, либо уже схвачен. За три часа схваченного агента перевербовать невозможно, поэтому он, будучи задержан сразу по приземлении, скорее всего подаст сигнал «работы под контролем». Надо сказать, что об этом приёме (сеанс связи в течение трёх часов с момента десантирования) советское МГБ-КГБ прекрасно знало, поэтому парашютистов старались задерживать не в районе высадки, а на значительном удалении от него и спустя, как правило, несколько суток. Делалось это для того, чтобы заброшенный агент передал в разведцентр сигнал о благополучном прибытии и приступил ку выполнению задания. Такого рода уловок в арсенале НАТО-вских разведок имелось множество, счёт шёл на многие десятки. Например, иногда во время сеанса связи агенту приказывали сообщить некоторые детали, связанные с вещами, которыми тот располагал. Это могла быть маркировка определённого патрона в магазине его пистолета, или количество звеньев браслета часов. На ответ отводилось минимальное время, считанные минуты, обычно 5–10, не больше. Логика проверяющих была понятна — агент в случае его ареста КГБ лишится своего оружия и часов, а потому не сможет быстро дать правильный ответ. Известен случай, когда во время сеанса связи от агента потребовали проверить имевшиеся в его распоряжения облигации внутренних займов и назвать номер одной из них — 200-рублёвой облигации с надорванным правым углом. Ответ надлежало дать в течение 10 мин. Расчёт, на котором строилась эта проверка, также был довольно прост — при аресте агента его деньги и облигации изымались, и во время сеанса радиосвязи он просто не имел их под рукою. Кстати, в случае с 200-рублёвой облигацией проверка цели своей достигла — сотрудники КГБ сдали облигации в финчасть и подсказать правильный номер работавшему под их контролем агенту не смогли (это случилось в 1954 г. и с той поры в спецслужбах СССР и России принято в обязательном порядке все изымаемые деньги и ценные бумаги фотографировать. До этого же их приходовали по списку номеров.). Зная о том, что проверки агентов проводятся американцами постоянно, инициаторы «контролируемой поставки» со стороны КГБ, разумеется, допускали возможность того, что при встрече в тайге последует проверка. Какого рода могла быть такая проверка, никто заранее сказать не мог, но именно поэтому её приходилось особенно опасаться. Если по условиям операции «поставка» должна была происходить из Челябинска-40, то человек, знающий обстановку в этом городе, становился просто необходим. Ни Золотарёв, ни Колеватов на эту роль не годились. Даже если бы Комитет устроил им командировку на объект и соответствующий инструктаж, всё равно очень многие нюансы остались бы «за кадром». Степень осведомлённости противной стороны была неизвестна, а потому приходилось ожидать самых неожиданных и коварных контрольных вопросов, вплоть до имени-отчества того или иного руководителя или уточнения технических деталей. Американские разведчики вполне могли осведомиться о количестве окон или этажей в том или ином здании и постороннему человеку в этом случае было бы очень трудно не попасть в просак. Кривонищенко же, работавший в Челябинске-40 не один год, был готов к такого рода вопросам просто в силу своей производственной осведомлённости, и никакой спешно обученный оперативник не мог пройти
возможную проверку лучше него. Поэтому Георгий, как кажется, в данной комбинации был просто необходим. Следует принять во внимание и его внешнее соответствие требуемому типажу безобидного интеллигента: с торчащими ушами, худенький, росточком всего лишь 169 см он производил впечатление безобидного мальчишки, только-только закончившего институт, но никак не «костолома из КГБ» (каковым и не являлся по сути). Ну, и кроме этого, Кривонищенко был выпускником УПИ, хорошо знал Игоря Дятлова; ему попасть в поход со студентами «Политеха» было куда проще, нежели совершенно чужому Семёну Золотарёву. В общем, в этом паззле-головоломке у Георгий Кривонищенко, как представляется, есть своё место. Ему предстояло осуществить передачу вещей с радиоактивной пылью непосредственно из рук в руки, с соблюдением всех тех требований, которые налагались условиями операции. Золотарёв выполнял роль руководителя, ему надлежало сфотографировать людей, вступивших в контакт с Кривонищенко и произнёсших заранее обусловленный пароль для связи. Колеватов выступал в роли помощника Золотарёва и возможно, исполнял функцию «запасного игрока» на случай заболевания Кривонищенко. КГБ, долгое время готовивший «контролируемую поставку», не мог поставить исход важной контрразведывательной операции в зависимость от состояния здоровья одного-единственного человека, так что возможность замены Кривонищенко другим человеком явно предусматривалась (хотя и считалась нежелательной в силу описанных выше причин). В связи с обсуждением персонального состава возможных участников операции «контролируемой поставки» встаёт вопрос о причастности к ней Рустема Слободина. Последний, как и Георгий Кривонищенко, был связан с атомным производством в Челябинске40 и в принципе мог выступать в той же роли, что и Георгий. Однако, ничего определённого об этом сказать нельзя. Уверенность в том, что Кривонищенко каким-то образом связан с радиоактивными вещами, базируется на том, что его труп был найден раздетым (без зимних штанов и свитера) и снятые с погибшего вещи использовали для своего утепления ТибоБриньоль и Дубинина (понятия не имевшие об их высокой радиоактивной загрязнённости). А связь же Рустема Слободина с радиоактивной одеждой не прослеживается ни в каком виде. Изучение фотографий, сделанных им в походе, не даёт повода подозревать, будто Рустем находился в состоянии напряжённого ожидания или дискомфорта (анализу походных фотографий посвящен отдельный раздел под названием «Поход глазами его участников», так что не станем сейчас углубляться в эту тему). В биографии Рустема Слободина нет никаких настораживающих моментов, заставляющих предполагать наличие прочных контактов с КГБ. Во всяком случае, на данном этапе можно констатировать только это…
23. Подготовка группы Игоря Дятлова к походу в контексте версии «контролируемой поставки» Как же могла выглядеть последовательность событий, связанных с операцией «контролируемой поставки» радиоактивных вещей через Георгия Кривонищенко, в свете изложенной выше информации? Сложная, многокомпонентная оперативная игра не могла задумываться и реализовываться на уровне территориального Управления КГБ по Свердловску и области. Замысел подобной комбинации должен был вызревать в Москве и притом на довольно высоком уровне, поскольку требовал согласования с разными инстанциями — от ЦК КПСС и Совмина СССР, до Академии наук. Возможным толчком операции послужило обнаружение агентурного канала западной разведки в Челябинске-40, либо смежном ему производстве. Видимо был обнаружен некий шпион иностранной разведки, которого принудили стать «двойным агентом». Все его контакты, само собой, попали под полный контроль советской контрразведки. Практическая работа по реализации дезинформирующей операции началась с подбора надлежащего человека на роль «внедренца». Перевербованный агент, как и всякий «двойник» не внушал полного доверия, иностранной разведке надо было подставить человека, изначально работавшего на отечественную госбезопасность, так сказать, «нашего до мозга костей». Вполне возможно, что первоначально на роль подставного планировался Александр Колеватов, однако затем была найден лучшая кандидатура — Георгий Кривонищенко. Колеватов всё-таки был студентом и его проникновение на атомный объект могло состояться только в будущем (а могло и не состояться вообще). Между тем, Георгий Кривонищенко уже работал в Челябинске-40, и что немаловажно, его отец являлся крупным управленцем. Он возглавлял строительный трест, возводивший объекты энергетики во всём Уральском регионе, а потому мог служить источником самой разнообразной секретной информации. Поэтому выбор был сделан в пользу Георгия, которому надлежало сыграть роль готового на предательство Родины молодого прощелыгу. Кстати, вполне возможно, что Колеватов всё время рассматривался КГБ как «запасной вариант» для развития операции на случай выбывания по неустранимой причине Кривонищенко. И в поход Колеватов мог идти именно в качестве «дублёра», готовый исполнить отведённую Кривонищено роль, если тот по какой-то причине не сможет этого сделать сам. Итак, через «двойного агента» в глазах иностранных разведчиков Георгию была создана необходимая легенда: он из богатой семьи номенклатурного работника, глубоко разочарован советской действительностью, мечтает «дышать воздухом свободы» и уехать на Запад, чтобы слушать там «буги-вуги» и водить роскошную автомашину с кожаным салоном. О таких машинах советская молодёжь уже знала, так что не надо воспринимать слова автора как гиперболу. После Всемирного фестиваля молодёжи и студентов 1957 г. в Москве таких молодых людей в СССР становилось всё больше, о чём на Западе, разумеется, знали. Вместе с тем, Георгия Кривонищенко можно было представить как очень толкового специалиста, который при содействии отца в ближайшие годы может сделать отличную карьеру в отрасли, представляющей огромный интерес для западных разведок. В общем, разработанная в КГБ «легенда» выглядела не только достоверной, но и чрезвычайно привлекательной в глазах вероятного противника. Западная разведка поверила информации своего агента, работавшего под контролем Комитета, и дала «добро» на вербовочный подход к Георгию. «Двойной агент» благополучно его «завербовал», о чём и сообщил своим руководителям по ту сторону границы.
Оттуда пришло поручение новому агенту — подготовить образцы пыли с определённых площадок на закрытой территории Кыштымского комплекса (так на Западе именовали производство в Челябинске-40). И быть готовым к его передаче. Разумеется, полученное поручение сопровождалось и инструкцией как лучше его выполнить, не привлекая внимания контрразведки. Вынести необходимые образцы на одежде — самое простое, рациональное и безопасное решение, ведь появление радиоактивности на свитере и штанах в случае провала можно объяснить обычной небрежностью, в то время как любой пакетик с грунтом сразу наводит на мысль о целенаправленном его сборе. Кстати, не исключено, что Комитет госбезопасности мог принять решение передать настоящие образцы из интересовавших иностранную разведку мест для того, чтобы убедить её в надёжности нового агентурного канала и достоверности добываемой им информации. После того, как Кривонищенко «выполнил» это поручение, соответствующее сообщение было передано через «двойного агента» на Запад. И тут же встал вопрос о переправке ценного груза в разведывательный центр потенциального противника. Встреча в Свердловске, городе «закрытом» для иностранцев (да и для советских граждан тоже), отпадала по определению. Тут самое время напомнить историю полковника ГРУ Попова, работавшего на американское ЦРУ в те самые годы. Завербован был Попов в Вене в 1953 г., но возвратившись через год в Москву, он категорически отказался от всяческих контактов с американской разведкой. Он прекрасно понимал, что личные встречи и связь через тайники будут отслежены советской контрразведкой. Даже выехав в Шверин (ГДР) летом 1954 г., он не шёл на контакты с американцами и восстановил их только тогда, когда был командирован в Восточный Берлин (поскольку Берлинской стены ещё не существовало, он мог спокойно переходить в западную часть города и встречаться с сотрудниками ЦРУ на конспиративных квартирах). Потом, правда, Попов дал себя уговорить американцам и согласился допустить личную встречу со связником ЦРУ в Москве, но это-то его в конечном итоге и погубило. Для нас важно то, что полковник Попов, будучи профессиональным разведчиком, прекрасно объяснил американцам сколь всеохватна и опасна советская контрразведка, чей контроль за поведением и перемещениями по СССР иностранцев носил в 50-е годы прошлого столетия тотальный характер. В начале февраля 1959 г. в Свердловске должны были пройти международные соревнования по конькобежному спорту — исключительное событие для такой закрытой страны, как Советский Союз. Не подлежало сомнению, что задолго до этого времени Свердловск окажется в самом эпицентре внимания советских спецслужб, которые постараются максимально использовать в своих интересах возможности неформального общения советских граждан с иностранцами. Кроме того, на время «показных» мероприятий всегда активизировалась работа органов внутренних дел: облавы на БОМЖей, ужесточение паспортного режима, контроль порядка в местах массового скопления людей и т. п. В этой обстановке организовывать личную встречу Кривонищенко со связником западной разведки в Свердловске было сущим безумием. Тем более выводить на такую встречу агента разведки, работающего под крышей посольства. Между тем, встреча была нужна не только для получения радиоактивных вещей, но и для личного знакомства и оценки человеческих качеств Кривонищенко с точки зрения возможности его использования в интересах западной разведки в дальнейшем. Именно поэтому бесконтактная передача вещей, путём закладки тайника, не устраивала противную сторону. Так возникла идея встречи в туристическом походе. Подобная встреча имела в глазах западных разведчиков много плюсов — прежде всего тот, что удалённость от обжитых мест давала возможность скрытно проконтролировать продвижение группы туристов и своевременно обнаружить группы захвата, если КГБ пошлёт таковые. Кроме того, встреча «группа на группу» уравнивала шансы на успех в случае провала операции и силового её разрешения. В общем,
подобная встреча значительно повышала выживаемость посланного в СССР связника и его сопровождения. Когда стало ясно, что планируется встреча с представителем иностранной разведки в туристическом походе, кураторы операции из КГБ стали готовить такую встречу. Как уже неоднократно упоминалось в этом очерке, Комитет госбезопасности в те годы не располагал подразделениями спецназа в нынешнем понимании этого термина. В оперативных подразделениях имелись сотрудники, прошедшие особую подготовку для решения специализированных задач (задержаний в квартирах, лестничных клетках, на улице, обысков, скрытого проникновения в помещения и т. п.), но ничего подобного группе «А» тогда не существовало. Лыжный многодневный поход по малонаселённой местности в условиях уральской зимы выходил далеко за пределы обычной для оперативных сотрудников КГБ деятельности. Только в рядах пограничных войск служили офицеры, которые могли бы справиться с такой задачей без особых затруднений, поскольку длительные лыжные переходы, зимние засады и ночёвки являлись неотъемлемым элементом их боевой подготовки. Поэтому логичным представлялось сформировать «группу туристов» именно из молодых офицеровпограничников, проверенных уже в деле и доказавших свою способность «решать поставленные задачи инициативно и в срок». Однако этого не случилось, решение укомплектовать группу из офицеров-пограничников принято не было. Можно только гадать, почему так сложилось, но думается, причины на то имелись довольно веские. Как ни крути, но лучше всех туристов-студентов изобразят именно туристы-студенты, а потому в их пользу и был сделан в конечном итоге выбор. Тем более, что в группу попадали девушки. Ну кто, скажите на милость, заподозрит, что в компании с девушками в поход может отправиться один или несколько сотрудников КГБ, решающих в этом походе свои служебные задачи? Спустя полвека Ракитин предположил такое и какой же идиотский смех вызвал у недалёких умом «исследователей трагедии»! Смех этот очень показателен — он демонстрирует обывательское восприятие работы госбезопасности. Даже спустя полвека, даже после разрушения СССР и исчезновения КГБ, открытия архивов и издания множества документальных работ по истории отечественных спецслужб, подавляющая масса наших обывателей представляет себе настоящую оперативную работу очень и очень смутно, в самых общих чертах и рассуждает о ней, как говорится, с кондачка, чрезвычайно наивно, подилетантски. Почитайте тематические форумы и убедитесь сами — на одно разумное суждение с десяток, а то и больше, совершенно детских по своей сути комментариев. Это оттого, что люди совершенно не ориентируются в теме, которую пытаются обсуждать. Именно в силу кажущейся невероятности отправки негласных сотрудников КГБ в составе группы студентов, такой выбор представляется самым оптимальным для решения той задачи, которую им предстояло решить в походе. Разумеется, Кривонищенко нельзя было отпускать в подобное путешествие в одиночку. Требовался человек, толковый чекистский работник с опытом туристических походов, доказавший личное мужество в деле, способный при необходимости помочь Георгию в трудную минуту словом и делом, подстраховать его, если потребуется — личным примером показать, как надлежит действовать. Так в разрабатываемой комбинации возник Семён Золотарёв, человек, как минимум, с четырьмя боевыми наградами. Как уже было сказано в этом очерке, четыре награды за годы войны для простого солдата или сержанта — это очень много! Поэтому сомнений в личном мужестве Семёна Золотарёва быть просто не может — он доказал его ещё в годы войны. Семён идеально подходил на ту роль, которую ему предстояло сыграть в походе — опытный турист, старше остальных участников, холост, обаятелен, фронтовик. Фронтовики в те годы вызывали к себе неизменное уважение и интерес, так что позитивное отношение к нему со
стороны студентов в каком-то смысле было запрограммировано. Итак, к концу 1958 г. года постепенно сложилась группа, которой предстояло отправиться на задание — Кривонищенко, Золотарёв, Колеватов. Последний, по нашему мнению, был совершенно необходим в роли «дублёра» Георгия, чтобы никакое неблагоприятное стечение обстоятельств (заболевание, дорожно-транспортное происшествие, ЧП с родными и близкими) не поставило под угрозу срыва всю операцию. Другими словами, Георгий Кривонищенко мог по каким-то причинам выпасть из обоймы участников, но это не отразилось бы на сроках реализации операции и её общей стратегии. В конце 1958 г. Золотарёв «подводится» к студентам УПИ, происходит его постепенное внедрение в студенческую среду. Если Семён руководил студенческой резидентурой, то ему и так полагалось знать контингент, среди которого предстояло работать. Так что установление доверительных отношений со студентами УПИ для него — совершенно необходимый элемент оперативной маскировки. Внедрение это происходит через Согрина, возможно, в силу того, что Дятлов первоначально вообще не рассматривался как участник затеянной КГБ комбинации. Возможно, впрочем, прямо противоположное предположение — именно Игорь Дятлов и его группа изначально рассматривались как участники комбинации, но присоединение Золотарёва к группе должно было выглядеть как случайное, невольное, или даже вынужденное. Это нормальный приём оперативной маскировки когда демонстрируется подход к одному объекту, а на самом деле преследуется цель установления связи с другим. Главное — попасть в нужный круг общения, в «тусовку», как говорили тогда (да и сейчас). Золотарёв успешно попадает в «тусовку» студентов Политеха после встречи ими Нового 1959 г. на Коуровской турбазе, где Семён был оформлен старшим инструктором по туризму. После этого Семён несколько раз приезжает в общежитие своих новых знакомых и даже оставляет в комнате Сергея Согрина личные вещи. И собирается в поход с последним, по крайней мере, в этом уверены все окружающие. В это время московские кураторы операции согласовывают с западной разведкой время и место предстоящей встречи для передачи радиоактивных образцов и личного знакомства с агентом, который останется на территории СССР для длительного оседания при помощи Георгия Кривонищенко (и возможно, его отца. На самом деле, конечно, длительное оседание ему должно будет организовать КГБ). Кривонищенко идёт в поход с группой Игоря Дятлова, маршрут и сроки которого известны и определены ещё в ноябре-декабре 1958 г., так что западная разведка может назначить рандеву в определённом месте. Точка рандеву выбрана вполне логично, с толком — это первая уральская гора на пути группы, лишённая лесного покрова, позволяющая контролировать подходы со всех сторон. Она находится примерно на равном удалении от самых разных населённых пунктов — до Ивделя и Оуса (в Свердловской области) примерно 130 км, а до Троицко-Печёрска (по другую сторону Уральского хребта, в Коми АССР) чуть более 150 км. Самостоятельный выход хорошо подготовленной разведывательной группы в районы указанных населённых пунктов за 3–4 дня проблем не составляет. Расчёт противной стороны понятен: разведчики выйдут на «Большую землю» даже раньше, чем группа Дятлова вернётся из похода. Но на это КГБ приходится согласиться, ставить противника в откровенно невыгодное положение нельзя, ведь это лишь разбудит лишние подозрения. Датой рандеву назначен первый день последнего зимнего месяца — не перепутаешь даже спьяну. В январе 1959 г. в Свердловске появляется представитель центрального аппарата КГБ, курирующий подготовку операции на месте. Как и во всяком деле, где присутствует человеческий фактор, разного рода проблемы и проблемочки возникали постоянно и для их скорейшего разрешения требовалось присутствие лица, наделённого соответствующими
властными полномочиями. Этот куратор должен был проводить группу в поход и дождаться её возращения с отчётом о проделанной работе. Присутствие этого неизвестного человека, его невидимой руки, направляющей события так или иначе связанные с походом группы Дятлова, ощущается явственно во множестве мелких деталей, хотя нигде и никогда имя этого человека не было зафиксировано. Поэтому для нас он останется просто «Куратором». На этом — уже заключительном этапе подготовки — возникает, видимо, вопрос с походной радиостанцией. Из заявления Риммы Колеватовой, имеющегося в уголовном деле, нам известно, что в турклубе имелась радиостанция, которую группа могла с собою взять. Нас сейчас даже не интересуют её характеристики — вес, размер, устойчивая дальность приёмапередачи — это в контексте затронутого вопроса несущественно. Важно другое — Игорь Дятлов был опытным радиолюбителем, имел собственные зарегистрированные позывные, более того, известно, что с этой самой злосчастной радиостанцией он уже имел дело — Игорь брал её с собою на встречу Нового года, которую большая группа студентов свердловского «Политеха» организовала в ночь с 31 декабря 1958 г. на 1 января 1959 г. в лесу между железнодорожными станциями Коуровка и Бойцы примерно в 70 км от Свердловска. Тогда Игорь лично носил радиостанцию на себе и сам же с нею работал. Приноравливался к скорому походу на Отортен. Однако, он её не получил. Можно ли представить, чтобы КГБ не оснастил посылаемых на рискованную операцию сотрудников средствами связи? Этот вопрос сразу же рождает встречный: а для чего это делать? Прежде всего, необходимо определиться с тем, что же именно участники операции должны были передать на «Большую Землю». Просто условной фразой оповестить о факте встречи и успехе мероприятия? Отстучать на специально зарезервированной частоте условное сообщение, типа, «солнце светит, а помидор красный»? Хорошо, допустим, что они это сделали и на следующее утро Председателю Комитета госбезопасности сообщили бы о получении условной радиограммы, сообщающей о штатном развитии ситуации. И что? Да ничего — группа Дятлова бредёт по своему маршруту дальше, а иностранные разведчики бодренькой рысцой двигаются по своему. Может быть, участникам операции надлежало дать на «Большую Землю» более развёрнутую информацию, скажем, сообщить словесные портреты явившихся лиц? Но как это можно сделать втайне от Дятлова, который, будучи руководителем похода, отвечал за все выходы в эфир? Тут мы упираемся в неизбежную потерю конспирации, недопустимую в глазах любого руководителя подразделением КГБ. А кроме того, и немотивированную, ибо никакой серьёзной мотивации для подобного выхода в радиоэфир не существует. Какая срочность в том, чтобы сообщить приметы иностранных разведчиков именно 1 февраля со склона Холат-Сяхыл, а не 14 февраля с почтамта в Ивделе? Проследить движение нелегалов по стране, вскрыть «явки», «пароли», «вербовочные подходы»? Так это вполне можно было сделать после телефонного звонка Золотарёва из Ивделя — уже через час органы госбезопасности всего Урала были бы информированы о том, каких именно парней надо высматривать на вокзалах, в вагонах поездов, в кабинах машин дальнобойщиков. Даже если и была у иностранных агентов некоторая фора времени (а она, конечно, была) то как далеко бы она их увела, принимая во внимание масштабы Уральского региона и всей страны? Ловить иностранных агентов КГБ не собирался вовсе, напротив, цель операции заключалась в том, чтобы доказать иностранной разведке, что теперь у неё есть безопасный «выход» на человека из Челябинска-40. Да, заброшенных нелегалов надо будет опознать, но Золотарёв, Кривонищенко и Колеватов спокойно занялись бы этим по возвращении. Возможно, даже выехали бы для этого в Москву на недельку-другую, «пошерстить» архивы контрразведки. Но сидя в палатке на склоне Холат-Сяхыл они никак не могли этим заняться, даже имея под боком радиостанцию Игоря Дятлова. Так для чего же она им могла вообще понадобиться?
В КГБ прекрасно понимали, что радиостанция может оказаться причиной беспокойства явившихся на встречу иностранных разведчиков. Никак не облегчая решение основной задачи, радиостанция лишь создаст трудности, разбудит лишние подозрения, которые никакими объяснениями невозможно будет снять. Поэтому обстоятельства сложились так, что группа эту радиостанцию не получила. Это произошло как бы само-собой, хотя, остаётся сильное подозрение, что события в нужном русле подтолкнул именно «Куратор». Позже никто толком не сможет объяснить, почему же группа осталась без радиостанции, на которую не без оснований рассчитывал Дятлов. Но самое интересное даже не это! Интересно то, что прокуратура при проведении расследования даже не озаботилась этим вопросом, хотя он напрямую связан с организацией похода. В этом отсутствии любопытства также ощущается невидимая рука «Куратора», рекомендовавшего не «педалировать тему» отсутствия связи. Следователь Иванов её просто обошёл молчанием, как несущественную… Тогда же, в январе 1959 г., перед группой встали и иные проблемы. Например, выяснилось, что Дятлов может не пойти в поход, поскольку его не отпускают с кафедры, на которую он только недавно устроился работать. Однако невыход в группы в поход — это срыв давно подготавливаемой операции Комитета, подобный результат недопустим, а значит поход должен состояться при любых условиях. Из письма Тибо-Бриньоля нам известно, что на встрече «стариков» (старшего состава группы — Дятлов, Тибо-Бриньоль, Кривонищенко, Слободин, Аксельрод) этот вопрос обсуждался и было принято решение идти в поход без Дятлова. Тибо даже упомянул фамилию нового кандидата в руководителя группы — по взаимному согласию участников обсуждения им стал молодой инженер Юрий Евгеньевич Верхотуров из Лысьвы, создавший туристический клуб при Лысьвенском турбогенераторном заводе (ТГЗ). Но новый руководитель не нужен Комитету госбезопасности прежде всего потому, что он не знаком с Золотарёвым. Кроме того, вполне возможно, что КГБ располагал какой-то негативной информацией конкретно по этому человеку и не желал его видеть в числе участников похода. Во всяком случае, следует маленький фокус и Игоря Дятлова вдруг спокойно отпускают с кафедры в поход. Напомним, что Дятлову предстояло отсутствовать на работе по крайней мере 3 недели — это полноценный отпуск! Любой, кто сталкивался с советским трудовым правом не понаслышке, знает, что кадровики очень не любили предоставлять отпуск «в счёт будущего отпускного периода», т. е. за невыработанный год. Первый после трудоустройства отпуск предоставлялся обычно после 11 календарных месяцев работы, а второй — через 6. Отпуска «за свой счёт» (без оплаты) крайне не приветствовались и прибегать к ним было чревато для репутации — коллеги по работе могли расценить их как замаскированное тунеядство. Но в данном случае, как мы видим, советская административная система допустила странный сбой, скорее даже милость — на Дятлова оформили командировочное предписание! Нормальная такая командировка… с друзьями в турпоход по горам, долам и весям… Даже если допустить, что в УПИ трудовая дисциплина была «на нуле» и преподавательский состав гулял кто как и когда хотел, всё равно, оформление командировки на время турпохода выглядит фантастически. Но, видимо, нашлись некие аргументы, которые оказались вполне весомыми и достаточными для принятия нужного решения. Ещё одна кем-то хорошо продуманная и организованная случайность…
Навек оставшиеся молодыми: Зина, Люда. Непосредственно перед выходом группы — уже после окончательного определения её персонального состава и маршрута — КГБ по имевшемуся каналу связи довёл эту информацию до противной стороны (по умолчанию мы будем считать эту разведку американской, хотя в принципе, это могла быть разведка другой страны НАТО). Та начала готовиться к встрече и сообщила точное место на маршруте, где должен будет состояться контакт туристов с агентами, прибывшими для получения груза. Очевидно, что местом встречи не могла быть некая абстрактная точка в лесу, на эту роль годился только хорошо определяемый ориентир, например, гора Отортен. Или Холат-Сяхыл. Поскольку график движения группы Дятлова к моменту выезда из Свердловска был уже хорошо известен, не составляло сложности определиться с датой предстоящего рандеву. Теперь же самое время коснуться вопроса происхождения одежды со следами радиоактивной пыли. Как мы знаем из результатов радиологической экспертизы, группа имела по крайней мере три таких предмета — это были два свитера и штаны. Известно, что наблюдалась выраженная локализация источников бета-излучения (для свитеров это были участки в 70 и 75 кв. см, а для штанов — 55 кв. см). Т. е. источники радиоактивности не были размыты или рассеяны, напротив, они были очень компактны. Физико-техническая экспертиза показала значительное снижение уровня загрязнения при промывке образцов в холодной воде: за 3 часа снижение радиоактивности составило десятки процентов. Т. е. мы видим, что пыль довольно легко смывалась самой обычной водой без добавления каких-либо химических реагентов. Но не подлежит сомнению, что одежда эта длительное время пробыла в воде (по вполне разумным оценкам судмедэксперта тела пробыли в воде не менее 6 и не более 14 дней — этот интервал уверенно определялся совокупностью многих признаков: сползанием волосяного покрова, отслоением эпидермиса, сохранностью лёгких и пр.). А значит первоначальное загрязнение должно было быть весьма значительным. Каким именно установить сейчас невозможно, но можно попытаться оценить порядок цифр, характеризующих загрязнённость. Если считать, что в течение каждого дня пребывания в ручье эта величина снижалась вдвое — а это очень корректное допущение — и после 14 дней промывания водой уровень активности составлял примерно 200 Бк, то первоначальная величина активности должна была находиться в районе 3 млн. Бк. Оценка эта не завышена, а скорее наоборот, но даже в этом случае результат впечатляет. Источник с активностью 100 тыс. Бк по бетаизлучению относится к категории радиоактивных отходов, подлежит безусловной утилизации и захоронению в специальном хранилище. Такую вещь нельзя хранить в доме, ею нельзя пользоваться длительное время и она определённо представляет угрозу здоровью окружающих. В случае со свитером и штанами мы видим многократное (в десятки раз) превышение порога в
100 тыс. Бк. Если Комитет госбезопасности действительно планировал операцию «контролируемой поставки» радиоактивных материалов американским агентам, то представляется невероятным, чтобы радиоактивные предметы хранились в доме кого-либо из участников похода среди прочих вещей. Ценность специально подготовленных для передачи свитера и штанов в глазах инициаторов операции была очень велика, да и кроме того, как мы увидели, вещи эти были довольно опасны. Комитет никогда не был столь циничен к своим сотрудникам и помощникам, чтобы рисковать их жизнями понапрасну. Поэтому вещи, предназначенные для передачи, должны были попасть в распоряжение участников похода в самые последние часы перед выходом. И тому есть довольно неожиданные косвенные подтверждения. Как известно, группа Игоря Дятлова первоначально получила из туристического клуба «Политеха» штормовые костюмы (куртки с капюшоном и штаны). Одежда не идеальная, но по тем временам, пожалуй, лучшая из всего, что могла дать советская лёгкая промышленность. Однако перед самым выходом в поход, поступила команда их вернуть. Старшая сестра Александра Колеватова в таких словах рассказала о случившемся на допросе в прокуратуре: «Я не ошибусь, если скажу, что многое для снаряжения группы доставалось в спортклубе УПИ с боем. Мой брат “отхватил”, как он сам выразился, каждому участнику похода штормовые костюмы, ему через некоторое время сказали, что штормовки полагается иметь только альпинистам, и потребовали возвратить их (за штормовыми костюмами приходили к нам домой). В последний день, в день выхода, Александр достал шерстяные свитеры и приносил их домой “контрабандой”, надев на себя по 3 штуки.» Момент этот исключительно интересен прежде всего своей абсурдностью. Сначала туристы получают штормовые костюмы в потребном количестве, а это означает, что костюмы эти были в тот момент никому другому не нужны, кому надо — всем хватило. Но неожиданно в руководителе институтского турклуба Льве Семёновиче Гордо проснулся административный гений, который, испугавшись порчи казённого имущества (порвут, прожгут или просто приведут в негодность), под формальным предлогом потребовал дефицитную амуницию вернуть. Такая дивная предусмотрительность не может не удивлять, особенно если мы припомним, что товарищ Гордо не был осведомлён о маршруте группы. Как уже упоминалось в начале очерка, в середине февраля 1959 г., в самом начале розысков, никто не мог в точности воспроизвести маршрут группы Игоря Дятлова, поскольку последний не сдал в турклуб «Политеха» протокол заседания маршрутной комиссии, а потому маршрут пришлось по крупицам восстанавливать, расспрашивая знакомых и родственников пропавших туристов. Но Гордо не беспокоила такая мелочь, как несданный протокол, его, как истого администратора, беспокоила амуниция. Он до такой степени был встревожен тем, что «дятловцы» ослушаются приказа вернуть полученные костюмы, что даже послал специального курьера домой к Колеватову эти костюмы забрать. Вах! какая примечательная бдительность, какова высота хозяйственного порыва, чувствуется хватка бывалого кладовщика. Изъятие штормовых костюмов явно нарушило планы туристов и возможно, поставило под угрозу своевременность выхода группы. И тут очень удачно Александр Колеватов откуда-то добыл шерстяные свитера. Свитер, конечно, далеко не штормовой костюм, но хоть какая-то ему компенсация. Свитеров было много, видимо, на всю группу, поскольку по смыслу речи Риммы Колеватовой брат совершил не две, а больше «ходок» (дефиниции русского языка таковы, что количественные описания чётко разделяются на категории «один» — «два» — «больше двух». Числительное «два» интуитивно-чётко определяется носителями русского языка как «два», «оба», «раз и снова», в то время, как о величинах больше двух обычно говорится неопределённо
«много». Из показаний Риммы можно понять, что её брат ходил за свитерами не «два раза», а больше, т. е. три или даже четыре). Откуда Колеватов получил свитера — непонятно, трудно удержаться от подозрения, что некий таинственный доброжелатель очень хотел, чтобы группа Дятлова вышла в поход своевременно. В этой своевременной помощи самое интригующее — её анонимность. Таинственный помощник группы Дятлова явно не желал, чтобы о нём узнали. И самое главное, Колеватов тоже не хотел, чтобы кто-то узнал о существовании доброжелателя. Он не хотел этого до такой степени, что несколько раз отправлялся по неизвестному адресу, не жалея собственного времени! Казалось бы, что может быть проще — сложи десяток свитеров стопкой, обвяжи их шпагатом и принеси домой за один раз… Ан нет! Александр куда-то уходит, а потом возвращается со свитерами на теле. Очень странное поведение для 24-летнего мужчины. Он словно боится, что за ним проследят и увидят со стопкой свитеров в руках. Как ещё можно объяснить странное нежелание принести свитера «за одну ходку»? Попытка объяснить появление свитеров тем, что Александр собрал их среди друзей, критики не выдерживает. В те времена была традиция делиться носильными вещами и в уголовном деле есть тому свидетельства, но в случае получения свитеров из рук товарищей не было никакой необходимости утаивать их помощь. Между тем Римма Колеватова прямо указала на скрытность доставки свитеров: «приносил их домой контрабандой». Странно, да? И это ощущение странности ещё более усиливается, если мы примем во внимание, что через несколько дней вся группа туристов погибнет при таинственных обстоятельствах, а два свитера окажутся сильно радиоактивными.
Последний поход. Фотография слева: выдача сахара к чаю. Все лица хорошо узнаваемы; Георгий Кривонищенко явно намерен иронично прокомментировать щедрую порцию, проносимую мимо рта. Фотография справа: Игорь Дятлов. При рассмотрении изображения с высоким разрешением хорошо заметны усики и щетина на его лице. Удивительно, но небритая щетина на лицах погибших членов группы породила у некоторых «исследователей» предположения, будто их живыми несколько дней удерживали в плену «спецназовцы КГБ». О том, что в зимнее время нормальному мужику просто-напросто не с руки бриться на морозе, «исследователи» не подумали. Видимо, ввиду того, что сами никогда с подобной проблемой не сталкивались.
Интересна концовка истории с загадочными свитерами. Как известно, вещи участников похода по мере опознания возвращались по принадлежности; в следственном деле имеется дюжина таких протоколов. Так, например, Александру Багаутдинову были возвращены валенки, взятые у него Александром Колеватовым перед походом, а не пошедшему в поход из-за болезни Вячеславу Биенко вернули 350 руб., которые тот сдал во время подготовки. Институтскому турклубу вернули имущество, взятое «дятловцами»; следователь даже разрезанную палатку предложил отдать спорткафедре «Политеха», Там, правда, взять её не пожелали (это, кстати, серьёзный довод против того, что следствие кого-то там покрывало и заметало следы. Когда следы действительно «заметают», важнейшие вещдоки стараются уничтожить, а не раздают желающим их получить). Но никаких следов свитеров, добытых Колеватовым для всей группы, в этих «протоколах опознания» и «возврата» нет, словно и самих свитеров не существовало. Таинственный владелец этих вещей заявить о себе не пожелал, а следователь Иванов как будто его и не искал. «Лишние» свитера, не принадлежавшие членами группы, исчезли сами собой, как мираж в пустыне, но из заявления Риммы Колеватовой мы точно знаем, что они существовали! Причём, не один и не два, а в гораздо большем количестве. Возможно, у кого-то возникнут сомнения в целесообразности самой «поставки» радиоактивой пыли из Челябинска-40 в 1959 г. Ведь в предыдущем разделе данного очерка уже указывалось на то, что иностранные разведки (прежде всего США) пытались осуществлять постоянный мониторинг состояния атомной отрасли СССР и в целом имели довольно полное представление о том какие расщепляющиеся материалы, где и в каких количествах производятся. Казалось бы, ради чего в конце 50-х годов иностранным разведкам надо было идти на немалый риск в попытке получить информацию, которой они и так владели? Нет ли в предположении о проведении такой операции противоречия здравому смыслу? Нет, противоречия нет никакого. Роль разведки во все времена заключалась не только в том, чтобы преуменьшать собственные силы, но и в том, чтобы преувеличивать. Другими словами — искажать истинную информацию. На протяжении всех 50-х гг. ядерный потенциал Советского Союза отставал от американского по всем основным показателям: числу готовых к использованию боеприпасов, суммарной мощности ядерного арсенала, числу стратегических средств доставки атомных боеприпасов к цели. Хрущёв предпринимал огромные усилия с целью предстать в глазах потенциальных противников имеющим бОльший военный потенциал, нежели это было на самом деле. Экспериментальные баллистические ракеты, не прошедшие испытаний (и впоследствии так и не поступившие на вооружение) демонстрировались на парадах на Красной площади как состоящие на вооружении. Доходило до анекдотов — порой на Красную площадь выкатывались пустые транспортные контейнеры под перспективные ракеты, т. е. ракет самих ещё не было в металле, а о них официально заявляли, как о принятых на вооружение. О самолётах, не имевших межконтинентальной дальности, сообщалось, будто они являются стратегическим бомбардировщиками и способны бомбить цели «за океаном».
Снимок слева: Ту-16 проходят над Красной площадью во время парада 1 мая 1954 г. Эти самолёты позиционировались как стратегические, хотя таковыми в строгом понимании этого термина не являлись. Снимок справа: сверхзвуковой межконтинентальный бомбардировщик М-50 на воздушном параде 9 июля 1960 г. в Тушино. На момент демонстрации иностранным делегациям этот самолёт не был ни «сверхзвуковым», ни тем более «межконтинентальным». Не стал он таковым и позже, но это обстоятельство максимально скрывалось от иностранных разведок. Пройдёт немного времени после упомянутого парада и самолёт-разведчик U-2 пролетит над авиабазами стратегической авиации в центральных районах СССР, установив номера всех самолётов на открытых стоянках. Президент США Дуайт Эйзенхауэр, как говорят, схватится за голову, увидев этот список: «Я не понимаю, куда русские прячут свои “Bounder'ы”(М-50)!» Президент не мог поверить в блеф Хрущёва, продемонстрировавшего единственный летающий на тот момент самолёт. Кстати, внимательные читатели обратят внимание на то, что самолёт-разведчик U-2 установил номера советских стратегических бомбардировщиков уже после того, как 1 мая 1960 г. бедолагу Пауэрса сбили над Челябинском-40. Умному понятно, да? Помимо качественных искажений и явного мифотворчества, политическое руководство страны всячески манипулировало цифрами, старательно преувеличивая и количество ядерных бомб, и число носителей ядерного оружия. Во время воздушных парадов тяжёлые бомбардировщики по нескольку раз перестраивались и «прогонялись» над головами зрителей, дабы создать впечатление у иностранных гостей, будто летают десятки самолётов. Чтобы иностранцы, разглядывавшие самолёты в бинокли и фотографировавшие их, не раскусили блеф, бортовые номера загодя закрашивались.
Снимок слева: «Атомный» миномёт 2Б1 «Ока» калибром 420 мм, предназначенный для ведения огня ядерными боеприпасами мощностью 13 кт и 25 кт., проходит по Красной площади на параде 1 мая 1961 г. Работу над этим «мастодонтом» прекратили годом ранее, однако даже в 1961 г. его выкатили на обозрение иностранных военных атташе. Кстати, «Википедия» глубоко ошибается, утверждая, будто их изготовили всего 4 штуки. На самом деле была изготовлена батарея — 6 орудий — 2 из которых никогда не выезжали за пределы полигонов (на Ржевке под Питером и в Кубинке под Москвой). Поэтому начиная с 1957 г., когда «Ока» впервые была явлена иностранцам, по Красной площади всегда катались только 4 машины. Толку от них не было никакого, цель была одна — показать НАТО-вским специалистам, что СССР обладает ядерной артиллерией, т. е. атомным оружием в тактическом звене. Фотография справа: один из мертворождённых монстров, так и не принятый на вооружение РВСН, проходит по Красной площади 7 ноября 1961 г. Точнее, пустой транспортный контейнер, в который никто и не думал помещать ещё несозданную ракету. Этот многолетний блеф Хрущёва разоблачил Пеньковский. Именно информация Пеньковского дала американцам уверенность в собственных силах в дни «Карибского кризиса» и в известной степени предопределила не очень удачный для СССР исход этой военнополитической комбинации (в принципе, задуманной и реализованной очень неплохо. Да и результат «Карибского кризиса» нельзя считать для СССР совсем уж провальным, поскольку американцы, как известно, были вынуждены согласиться на вывод собственных оперативных ракет с территории Турции и гарантировали неприменение силы против социалистической Кубы).
А вот фотографии уже из 1967 г. Казалось бы, это совсем другая эпоха, но идеология «атомного блефа» продолжала процветать некоторое время и при Брежневе. Показанные на этих фотографиях ракеты, точнее их транспортно-пусковые контейнеры (ТПУ) на тягачах, так и не появились на вооружении Советской армии, что не мешало политическому руководству СССР на протяжении нескольких лет демонстрировать их на парадах. По поводу, так сказать, и без повода. Первый фотоснимок изображает тягач оперативно-тактической ракеты SS-X-14-Scamp (по классификации стран НАТО), второй — стратегической SS-X-15-Scrooge. Кстати, каждый из этих образцов с полным правом может быть отнесёт к прорывным технологиям и концепциям своего времени. Заложенные в них идеи были развиты в ракетах последующих поколений, но к нашей шпионской истории это уже не имеет ни малейшего отношения. Понятное дело, что советская контрразведка, как и внешнеполитические структуры, предпринимали все необходимые меры для реализации на практике руководящей политической линии, которая на протяжении всех 50-х гг. прошлого века требовала, напомним, всемерного преувеличения ядерной мощи СССР. Поэтому в 1959 г. у КГБ был полный резон пытаться дезинформировать разведки стран НАТО, подсовывая им информацию о росте производственных мощностей по выпуску расщепляющихся материалов. В том числе и в Челябинске-40. Более того, такие операции по «атомной дезинформации» могли рассматриваться как приоритетные, т. е. имеющие особую важность не только с военной точки зрения, но политической. Подобные дезинформационные мероприятия могли принимать самый разный вид и осуществляться по-разному — от официальных заявлений государственного руководства, до засылки перебежчиков с нужной дезинформацией и проведения оперативных комбинаций в форме «контролируемых поставок». Касаясь подготовки к походу нельзя обойти молчанием ещё один немаловажный аспект. Как показало время, минувшее с публикации первого варианта настоящего очерка, многим читателям не даёт покоя вопрос невооружённости группы, другими словами — отсутствия оружия у предполагаемых «сотрудников и помощников» Комитета госбезопасности. Читателей ставит в тупик одна только мысль, что секретная операция КГБ могла осуществляться силами невооружённых сотрудников. Что хочется отметить по существу затронутой темы: против вооружения Золотарёва, Колеватова и Кривонищенко огнестрельным оружием имелись серьёзные доводы, как технического плана, так и связанные с особым характером порученного им задания. Прежде всего, на протяжении длительного времени (примерно 2 недели похода) оружие невозможно было бы скрывать от членов группы, непосвящённых в суть выполняемого задания. Расконспирация перед «своими» в глазах КГБ чревата таким же срывом задания, что и перед
«чужими». Все инструкции спецслужбы, касавшиеся организации работы сотрудников, числящихся в «негласном штате», категорически запрещали раскрывать перед посторонними свою принадлежность к КГБ даже под угрозой жизни. Оснащение рюкзаков или ватников потайными карманами для скрытого размещения (переноски) пистолетов на время похода этой задачи не решало. Принимая во внимание условия зимнего многодневного похода, в течение которого оружие могло находиться по несколько суток при температурах -20 °C —40 °C и ниже, оружие надлежало хранить в зимней смазке и осуществить его чистку и повторную смазку перед применением. Проделать это втайне от непосвящённых членов группы Золотарёв, Колеватов и Кривонищенко никак не могли. Только вдумайтесь на секундочку, что могло бы произойти, если бы нормальный положительный студент, хороший комсомолец или комсомолка, увидали бы в руках Золотарёва пистолет… Первая и единственная мысль, которая могла бы осенить студента, свелась бы к убеждению, что ему, наконец-то, открылось истинное лицо Золотарёва — тот уголовник, бандит, урка! Никакие рассказы про «негласный штат», «операцию под прикрытием», «зашифрованного конфидента» не помогли бы — в те времена никто просто-напросто не знал о подобных методах работы контрразведки (а те, кто знал, сидели за колючей проволокой в лагерях и никому ничего рассказать не могли). Никто бы из студентов не поверил, что инструктор по туризму может решать какие-то задачи в интересах госбезопасности — в это мало кто мог поверить даже в 2011 г., когда появился первый вариант очерка, когда история КГБ и тайных операций на территории распавшегося СССР перестали быть государственным секретом. Поэтому, если бы только кто-то увидел пистолет в руках Золотарёва (или Кривонищенко, или Колеватова), то поход группы Дятлова на этом и закончился — обладателя оружия связали бы и потащили бы на «Большую землю» в ближайшее отделение милиции. На разборки, так сказать. Потому что боевой пистолет в те времена мог быть только у милиционеров или офицеров Советской армии, все остальные варианты — это криминал! Вооружать членов группы боевым оружием означало рисковать срывом операции при случайной расконспирации — риском совершенно излишним, как казалось изначально. Кроме того, иностранные шпионы, на встречу с которыми направлялась группа, изначально (т. е. до произнесения пароля для связи) могли присвоить себе роль военнослужащих внутренних войск, преследующих беглых уголовников, и, руководствуясь этой легендой, проверить документы и личные вещи членов группы. Если бы в ходе такого обыска им удалось обнаружить пистолеты, то операция «контролируемой поставки» провалилась бы, даже не начавшись. Вероятность подобной проверки была ненулевой, поскольку было известно, что забрасываемые на территорию СССР агенты-нелегалы, особенно действующие в группах, могут маскироваться под работников милиции, КГБ или фельдъегерской службы, сопровождающих секретную почту. Перед Золотарёвым, Колеватовым и Кривонищенко не ставилась задача задержания явившихся на встречу с ними иностранных агентов, а значит, «силовая компонента» в этой операции при её штатном развитии отсутствовала. Видимо, инициатор задания вполне логично рассудил, что наличие оружия никак не поможет достичь поставленной цели, а вот помешать может. Поэтому было принято вполне обоснованное решение не вооружать всех троих огнестрельным оружием. Вооружение же только одного человека из трёх — скажем, Золотарёва — при сохранении всех вышеназванных рисков, снижало эффективность его применения практически до нуля. Кроме того, выдача оружия одному и невыдача другим могла быть расценена участникам операции как проявление недоверия или неверия в их силы, что было совершенно недопустимо с точки зрения корпоративной этики КГБ. Поэтому сработал
принцип: всем, либо никому. Понятно, что никто из инициаторов операции не предполагал возможности массового убийства всей группы. Видимо, преобладала та точка зрения, что отличная маскировка в группе настоящих, ничего не подозревающих, туристов окажется наилучшей защитой участников операции. Кроме того, видимо, большую заинтересованность в этой операции проявила «противная сторона», поэтому кураторы из КГБ были уверены, что «тем очень надо, те всё проглотят». Эта самонадеянность сыграла жестокую шутку, но стало это ясно позже. Особо хочется отметить, что работа без штатного огнестрельного оружия и документов, удостоверяющих принадлежность к Комитету, являлась нормой для оперработников КГБ. Более того, из истории группы спецназа КГБ «А» нам известно, что её сотрудники порой отправлялись на опасные задания либо без огнестрельного оружия, либо с незаряженным оружием. Т. е. даже в тех случаях, когда заведомо было известно о неизбежном и остром силовом противостоянии, сотрудники должны были действовать как гладиаторы, врукопашную. Данное утверждение, возможно, разорвёт шаблоны многим читателям и даже вызовет недоверие, но так действительно было. Чтобы не остаться голословным, приведу один из ярких примеров такой «рукопашной операции»: захват 12 мая 1989 г. преступной группы, вооружённой четырьмя пистолетами ПМ, забаррикадировавшейся в квартире на четвёртом этаже в доме № 21 по ул. Жуковского в г. Саратове. Осуществлявшее эту операцию отделение группы «А» под командованием Героя Советского Союза В. Ф. Карпухина имело при себе только незаряженные пистолеты. И орудовало ими как кастетами. Здесь же следует коснуться и вопроса об отсутствии «силового прикрытия», которое КГБ не обеспечил группе Дятлова на время проведения операции. Это тоже один из тех доводов, посредством которых некоторые исследователи трагедии пытаются опровергнуть версию «контролируемой поставки». По мнению «опровергателей» Комитет должен был обеспечить безопасность своих сотрудников посредством высылки по маршруту следования туристов неких вооружённых групп. Как это всё должно было выглядеть на практике, «опровергатели» и сами не представляют, однако упомянутый довод кажется многим из них весьма существенным. Наверное, первое, что требуется в этой связи прояснить — это то, какие задачи должна была бы решать подобная группа силового прикрытия? Именно характер поставленных задач и определил бы её состав и вооружение. Остаётся совершенно непонятным, что именно должна была делать подобная группа (или группы) в операции «контролируемой поставки». Физическую защиту группы Дятлова она обеспечить не смогла бы при любом раскладе, т. к. не должна была присутствовать на месте встречи. Может быть, ей надлежало бы отомстить супостату в случае убийства «дятловцев»? Организовать и вести своими силами преследование? Задержание либо уничтожение противника? Но какова же в таком случае должна быть численность такой группы: 10 человек? 20? 50? Рота? Батальон? В любом случае, факт задействования группы «силового прикрытия» с точки зрения инициатора задания означает провал операции, т. е. нештатное, неплановое развитие ситуации. Кстати, далеко не факт, что группа из 10 человек могла бы в тех условиях задержать хотя бы трёх вооружённых агентов вражеской разведки, прошедших надлежащую огневую, физичекую и тактическую подготовки. Для подобной операции на открытой местности требуется полноценное воинское подразделение, хотя бы взвод, усиленный снайперами и желательно кинологом с собакой. И взвод желательно не один, а несколько, дабы выдвигались они с разных направлений. Ни одно территориальное управление КГБ в конце 50-х гг. прошлого века не имело подобных подразделений спецназа, а значит для организации подобной операции пришлось бы обращаться к пограничникам. А это не только административные барьеры (пусть и внутри одного ведомства), но и чисто технические — ведь всех этих людей с оружием и
амуницией следовало принять, разместить, обеспечить доставку в Ивдель и далее. Настоящая воинская операция… Задумайтесь на секундочку, сколько десятков и сотен человек будет посвящено в то, что КГБ проводит в глубине Уральского региона какую-то особо секретную операцию и затребовало для этого пограничников из северных регионов?! Сложность организационных мероприятий и угроза разглашения тайны предстоящих группе действий — это первый серьёзный минус в глазах инициатора задания из КГБ. Но естьи другой. Главное достоинство Холат-Сяхыл (или Отортена, или любой другой горы на маршруте группы) с точки зрения организации там рандеву — это большая удалённость от жилья. Малолюдные, практически совсем ненаселённые места, зимняя пора и связанные с нею особенности передвижения позволяют с лёгкостью обнаруживать присутствие посторонних. Тем более, если таковых множество. Кто может гарантировать, что группу прикрытия противник не обнаружит ещё на подходе? Кто может гарантировать, что противник, обнаружив группу Дятлова, не возьмёт паузу в деньдва, чтобы убедиться в отсутствии идущего по следу сопровождения? Маршрут-то туристов известен! Никакой помощи в реализации главной задачи операции «контролируемой поставки» группа силовой поддержки оказать не могла. А вот помешать одним фактом своего присутствия — очень даже. Поэтому надо ясно понимать, что формирование и использование такой группы никакого практического смысла не имело. Как должна была произойти передача вещей? Это как раз самая простая часть операции, поскольку она требовала взаимодействия по схеме «пароль» — «отзыв». Порядок такого взаимодействия был обусловлен заранее. В назначенное время в назначенном месте должна была произойти якобы случайная встреча группы Игоря Дятлова с группой «туристов» из другого региона страны (хоть Армавира, хоть Владивостока — не имеет значения, ибо проверить в той обстановке происхождение группы было бы невозможно). Возможно, на маршруте было выбрано несколько точек «рандеву» — это придавало известную гибкость графикам движения обеих сторон. В процессе общения после обмена условными фразами со стороны «туристов» должна была последовать просьба дать им (или продать за деньги — неважно!) штаны и свитер, поскольку один из их товарищей прожёг свои вещи на костре. Или привёл в негодность каким-то иным способом — это также совершенно неважно. Важно то, что Кривонищенко должен был с радостью пойти навстречу просьбе, снять с себя штаны и свитер и передать их новым друзьям. Взамен он мог получить деньги (и даже немалую сумму!), но деньги в данном случае не имели особого значения: значение имело только то, что он отдавал свои вещи на глазах многочисленных свидетелей, что лишало происходившее всякого ореола таинственности или «нелегальности». Вся эта операция должна была происходить совершенно открыто, на глазах многих людей — участников похода, возможно, с сопутствующим застольем и фотографированием. Оперативную фотосъёмку иностранных разведчиков требовалось осуществить с соблюдением ряда условий, о которых Золотарёв был осведомлён. Для проведения оперативной фотосъёмки он имел особый фотоаппарат и специальную фотоплёнку. Особо подчеркнём, что Семён Золотарёв имел два фотоаппарата, один из которых (под № 55149239) был найден в палатке и опознан Юдиным ещё в марте 1959 г., а второй оказался обнаружен на шее погибшего Золотарёва когда его труп отыскали через два месяца в ручье (номер этого фотоаппарата в деле Иванова не зафиксирован и его судьба неизвестна). После дружеского застолья и передачи вещей с радиоактивной пылью иностранным агентам, две группы туристов должны были разойтись. Возможно, эта комбинация предусматривала некое развитие, например, подразумевалась последующая встреча
Кривонищенко с одним из агентов с целью его трудоустройства в закрытом городе или организации нового постоянно действующего канала связи — детали контрразведывательной операции нам неизвестны и известны никогда не станут. Важно подчеркнуть, что встреча на склоне Холат-Сяхыл, оказавшаяся в конечном итоге трагичной для группы Дятлова, находилась в прямой причинной связи с наличием у группы радиоактивной одежды. Другими словами, не было бы одежды — не было бы и встречи… Примерно по такой схеме должны были развиваться события в последнем походе Игоря Дятлова. Однако в силу ряда причин всё пошло не так, как планировалось, результатом чего явилась гибель группы в полном составе.
24. Поход глазами туристов. Коммуникативные отношения в группе Игоря Дятлова на основании анализа походных фотоснимков. Доказательство наличия у членов группы большего числа фотоаппаратов, нежели зафиксировано материалами уголовного дела Уже после завершения публикации первого варианта этого очерка в январе 2011 г. Алексей Владимирович Коськин, екатеринбургский исследователь трагедии группы Дятлова, разместил в открытом доступе фотографии, сделанные участниками похода. Речь идёт о фотоплёнках найденных в фотоаппаратах Кривонищенко, Дятлова, Золотарёва и Слободина, а также отдельных плёнках, обнаруженных среди вещей погибших туристов в палатке. Всё это фотонаследство после закрытия уголовного дела очутилось на руках следователя Иванова и уже после смерти последнего было передано его вдовой «Фонду памяти группы Дятлова». Алексей Владимирович Коськин сделал огромное дело, предоставив нам удивительную возможность взглянуть на поход группы Игоря Дятлова глазами его непосредственных участников. Вот ссылка на страницу «fotki.yandex.ru», которая принадлежит Коськину (точный адрес: http://fotki.yandex.ru/users/aleksej-koskin/album/159799/). Любой желающий может пройти туда и рассмотреть фотографии — они того стоят. Представленный материал необыкновенно познавателен не только с точки зрения обывательского любопытства, он также весьма информативен с точки зрения криминалистического исследования, поскольку несёт в себе большой объём невербальной информации, проливающей свет как на истинные условия, в которых проходил поход, так и отношения внутри группы. О чём идёт речь? Криминальными психологами давно замечено, что большой объём значимой для следствия информации может быть получен невербально, т. е. без словесного контакта с источником информации. Человек подчас очень многое сообщает о себе, своём настроении и самочувствии языком поз, телодвижений, моторикой неконтролируемых движений и т. п. Теория построения допроса прямо предписывает обращать внимание на т. н. «невербальные источники информации» («неосознаваемые сигналы»), которые эта прикладная дисциплина тщательно описывает, классифицирует и изучает. Фотография хотя и несёт лишь статическое изображение, т. е. не позволяет судить о динамике движений зафиксированного объекта, может, тем не менее, служить источником информации, весьма значимой с точки зрения ведения оперативно-розыскной и следственной работы. Фотограф, делая снимок, фактически фиксирует два информационных пласта, которые можно разделить по степени их осознанности (т. е. осознаваемый в момент фотографирования и неосознаваемый). К осознаваемой части относится всё, что связано с рассудочной деятельностью фотографа — это выбор объекта фотографирования, «постановка» кадра (т. е. выбор оптимального ракурса, позы, замечания по внешнему виду объекта съёмки, если таковые делались, и т. п.), выбор заднего плана, умышленная вовлечённость других лиц, если это имело место. Также к пласту «осознанно заложенной» в фотоснимке информации следует отнести общую «сюжетность» кадра, т. е. ту идею, или тот замысел, который фотограф хочет донести
зрителю. Однако помимо этого, фотография несёт в себе информацию, которую фотограф либо не успевает осознать в момент производства снимка, либо не принимает в расчёт, считая несущественной, либо вообще не подозревает о её существовании. За очень редким исключением любительская фотография несёт в себе сведения о подсознательных предпочтениях (симпатиях) фотографа. Давно замечено, что люди избегают делать и хранить фотографии неприятных им людей, событий или объектов. Если всё же такие фотографии делаются, то как правило на заказ (для родственников, друзей, работодателя и пр.), но никак не для себя. Групповой фотоснимок довольно точно характеризует межличностные отношения, сложившиеся как между фотографируемыми лицами, так и между ними и самим фотографом. Т. е. последний также оказывается вовлечённым в передачу информации не только об окружающих, но и о себе самом, даже не подозревая этого. Не будет ошибкой сказать, что любительская фотография в значительной степени выражает индивидуальные черты личности не только фотографируемого человека, но и фотографирующего. Особый интерес с точки зрения психологического анализа представляют «непостановочные» групповые фотоснимки, т. е. фотографии, сделанные без предварительного их обсуждения с объектами съёмки. Такие снимки делаются в мгновения, которые в силу неких причин кажутся фотографирующему значимыми, интересными или забавными. Не всегда можно понять в чём особенность таких мгновений (если только сам фотограф не дал разъяснений на этот счёт), но по общей композиции таких кадров порой можно сказать многое. Прежде всего «непостановочные» групповые снимки выражают своего рода «рейтинг предпочтений» (или «рейтинг симпатий») фотографирующего. Поскольку тот, исходя из своих подсознательных установок, не поместит в центр кадра человека ему неприятного, враждебного или даже просто безразличного. Почти всегда на таких фотографиях центр кадра занимает человек, вызывающий наибольшую симпатию фотографа, лица, находящиеся в глубине композиции, ему менее интересны. Те же, кто попал «под срез» кадра в лучшем случае безразличны, либо даже прямо ему антагонистичны (автор фотоснимка рад бы их не видеть, но они «влезают» в кадр и он вынужден их безжалостно «обрезать», даже поступившись смысловой целостностью фотоснимка). То, что психологические установки и предпочтения фотографа (как осознанные, так и неосознанные) прямо влияют на то, что и как он фотографирует, является в настоящее время неопровержимым фактом. Раздел криминальной психологии, изучающий этот любопытный феномен человеческой психики, ныне активно развивается на Западе, как одно из вспомогательных, но весьма перспективных, прикладных направлений, потенциально способных снабдить представителей правоохранительных органов при проведении расследований дополнительной ценной информацией. Разумеется, как и любые экспертные психологические оценки, такого рода заключения имеют характер условный и некоторые выводы могут быть оспорены. Однако психологическая оценка фото- и видеоматериалов — это не блеф и не выдумка, она способна дать порой весьма существенную информацию. Классическим примером важности и точности такого рода оценок может являться случай с захватом чеченскими террористами заложников во время представления мюзикла «Норд-Ост» 23 октября 2002 г. в Москве. Террористы, как известно, дали тогда интервью телеканалу НТВ, очевидно, рассчитывая усилить произведённый захватом психологический эффект. Упиваясь собою, группа боевиков во главе с Мовсаром Бараевым чванливо расположилась перед видео- и фотокамерами журналистов, предоставив тем возможность бесконтрольно снимать самих себя со всех ракурсов. Дитя гор Мовсар Бараев не знал, что внимательное изучение добытых журналистами изображений позволит психологам, консультирующим спецслужбы России,
сделать несколько выводов исключительной ценности. В частности, консультанты вполне уверенно заявили, что взрывные устройства террористов находятся в небоевом состоянии и боевики в случае стремительного штурма просто не успеют их взорвать. Кроме того, был сделан вывод о неготовности «бараевцев» к самоубийственной борьбе — они явно рассчитывали уйти живыми и лишь играют в смертников-«шахидов» для нарочитой демонстрации своей решимости добиться победы. Выводы психологов имели исключительное значение как для принятия принципиального решения о проведении штурма отечественным спецназом, так и для выработки плана этой операции и использования некоторых тактических приёмов. Попробуем и мы, применяя представления необихевиаристики, изучающей как осознаваемые, так и неосознаваемые поведенческие акты, проанализировать фотоснимки из последнего похода Игоря Дятлова и его товарищей. Начнём с обзора и выясним, чем мы располагаем для такого анализа? Из материалов уголовного дела нам известно, что фотоаппараты имелись у четырёх членов группы: Дятлова, Золотарёва, Кривонищенко и Слободина. Все эти фотоаппараты были найдены в палатке в феврале-марте 1959 г. В фотоаппарате № 488747 с разбитым светофильтром, принадлежавшим Кривонищенко, оказалась плёнка с 34 отснятыми кадрами. Этой плёнке однозначно соответствует «фотоплёнка № 1», представленная Алексеем Коськиным. В фотоаппаратах Золотарёва (заводской № 55149239) и Слободина (заводской № 486963) оказались плёнки с одинаковым числом отснятых кадров — по 27. В фотоархиве Алексея Владимировича мы видим две таких фотоплёнки — под номерами 2 и 4. Кому из двух возможных претендентов они принадлежат мы постараемся разобраться позже, пока же только отметим, что здесь мы также видим полное совпадение с материалами следствия. Нет информации о том, сколько кадров было отснято на плёнке, найденной в фотоаппарате Дятлова (заводской № 55242643). С этим фотоаппаратом вообще есть некоторая неопределённость, связанная с тем, что он появился в описи вещей группы только в конце марта 1959 г. В первоначальной описи, составленной прокурором Темпаловым 27–28 февраля 1959 г. упоминаются только 3 фотоаппарата. Нельзя исключить того, что фотоаппарат Дятлова был изъят из палатки кем-то из студентов-поисковиков сразу по её обнаружении, т. е. до того момента, когда прокурор принялся составлять опись. Этот неизвестный поисковик проявил плёнку, отснятую Игорем Дятловым, скорее всего, рассчитывая самостоятельно разобраться в причинах постигшей группу трагедии. Поскольку втайне эти действия сохранить не удалось, находчивому студенту-поисковику рекомендовали сдать следствию фотоаппарат и плёнку, что тот, разумеется, и сделал. Так к концу марта появился четвёртый фотоаппарат и, возможно, фотоплёнка из него без должного фиксирования отснятых кадров. С некоторой долей уверенности мы можем предположить, что ни одна из представленных Алексеем Владимировичем Коськиным фотоплёнок не происходит из этого фотоаппарата. Данное предположение будет обосновано ниже. Поскольку фотоаппаратов у туристов было всего 4, а плёнок оказалось найдено, как minimum, 6, мы можем обоснованно предположить, что кто-то из фотографов отснял больше одной плёнки. В роли таковых «бесхозных» фотоплёнок у нас оказываются плёнка № 3 из коллекции Алексея Коськина с 17 отснятыми кадрами и плёнка № 6 с 28-ю кадрами. Вполне определённо можно считать, что упомянутая плёнка № 6 была отснята Георгием Кривонищенко на начальном этапе похода — до выхода группы из посёлка «Северный-2». А при выходе из посёлка он заменил плёнку на новую, которая и оставалась в фотоаппарате вплоть до момента гибели группы. Дело в том, что последний кадр «фотоплёнки № 6» почти идентичен первому кадру «фотоплёнки № 1». Трудно отделаться от ощущения, что фотограф, убедившись, что плёнка в его фотоаппарате заканчивается, перезарядил его, дабы лимит
оставшихся кадров не позволил ему пропустить что-то интересное. Что касается плёнки № 3, то она остаётся в каком-то смысле «бесхозной», мы докажем, что её не могли «отщёлкать» ни одним из известных следствию фотоаппаратов. То же самое можно сказать и фотоплёнке № 5. Это подталкивает нас к фундаментальному выводу, что число фотоаппаратов, имевшихся у членов группы превышало 4. Более того, рассмотрев содержимое плёнок, с определённой долей уверенности можно предположить, кто именно являлся владельцем исчезнувших фотоаппаратов. Итак, у нас получается следующая сводная ведомость по фотоплёнкам и отснятым кадрам (особо уточним, что для удобства читателей будем придерживаться нумерации плёнок и последовательности кадров в них тому, как они представлены в фотоархиве Алексея Владимировича Коськина): — Фотоплёнка № 1 — 33 отснятых кадров, ещё один кадр в середине плёнки испорчен, т. е. считается, что плёнка содержит всего 34 кадра; плёнка принадлежит Георгию Кривонищенко; — Фотоплёнка № 2 — 27 отснятых кадров, эта плёнка принадлежит Семёну Золотарёву (потому, что другая плёнка с 27 отснятыми кадрами — Слободину, что и будет доказано в своём месте); — Фотоплёнка № 3 — 17 отснятых кадров, принадлежность неизвестна (скорее всего, Тибо-Бриньоль); — Фотоплёнка № 4 — 27 отснятых кадров, принадлежит Рустему Слободину; — Фотоплёнка № 5 — 24 отснятых кадра, неизвестной принадлежности (как и плёнка № 3); — Фотоплёнка № 6 — 36 довольно качественных фотоснимков, из которых 28 связаны с участниками похода и самим походом. Уверенно можно полагать, что эта плёнка отснята Георгием Кривонищенко и она хронологически предшествует «фотоплёнке № 1» (если быть совсем точными, её следовало бы обозначить № 0, поскольку она заканчивается там, где начинается «фотоплёнка № 1»). — Фотографии россыпью — 8 отдельных фотоснимков, явно связанных с походом группы Игоря Дятлова, но не связанных с предыдущими плёнками. Это кадры понятного происхождения и непонятной принадлежности. Теперь перейдём к предметному анализу. И начнём его именно с 6-ой фотоплёнки (по нумерации А. Коськина), за которой логически последует «фотоплёнка № 1». Ф о т о п л ё н к а № 6(отсняты 36 кадров, из них 28 связаны с членами группы Дятлова и походом). Первые 8 фотографий не имеют отношения к походу и, судя по всему, представляют собой какие-то малозначительные бытовые зарисовки. В 9-ом кадре появляется Георгий Кривонищенко, сидящий за столом с какой-то компанией. Он знает, что его фотографируют, снимок явно «постановочный», Георгий позирует, откинувшись на спинку стула так, чтобы его не загораживали стоящие на столе бутылки. В том, что Кривонищенко появился на собственной же фотоплёнке нет ничего удивительного — просто передал фотоаппарат другу, дабы тот щёлкнул. Походные фотоснимки начинаются с десятого по счёту кадра. И на нём нас ждёт первое открытие — мы видим Семёна Золотарёва с рюкзаком и мешком какой-то поклажи на плече. Фактически это фотопортрет, Золотарёв знает, что его «снимают», идёт прямо на фотографирующего, он в кадре один. Это воистину «говорящий» кадр — первым из всех членов группы Кривонищенко сфотографировал Золотарёва! Совершенно необъяснимый выбор объекта съёмки, если только не признать, что они были знакомы ранее и притом знакомы очень хорошо.
Запомним этот момент…
Фотоплёнка № 6, кадр № 10. Первый участник похода, запечатлённый Георгием Кривонищенко. Очерёдность этой фотографии, как и последующие снимки Семёна Золотарёва, на корню разрушают все домыслы о том, что этот человек мог служить причиной конфликта внутри группы. Изображение кликабельно, его можно рассмотреть с бОльшим разрешением. Одиннадцатый фотоснимок также очень интересен, причём не только с психологической, но и художественной точки зрения — это портрет Зины Колмогоровой, сделанный навскидку, неожиданно для неё. Хозяин аппарата, видимо, попросил Зину обернуться и что называется «поймал момент». Девушка на нём очень мила, такие фотопортреты иногда называют «характерными», потому что они отлично передают настроение персонажа в момент фотосъёмки. Симпатия фотографа к объекту съёмки совершенно очевидна, он словно говорит зрителю: посмотри-ка, перед тобой хорошая фотография хорошего человека! Двенадцатый фотоснимок тоже по-своему интересен и информативен, только его надо правильно «прочитать». На нём мы видим Игоря Дятлова и Николая Тибо-Бриньоля в узнаваемой шляпе, беседующими в какой-то комнате вроде общежития. Видны рюкзаки членов группы, на стене над головой Игоря Дятлова висит мандолина. Особое внимание привлекает третий персонаж, попавший под самый срез кадра — это Людмила Дубинина. Фотографу ничего не стоило довернуть объектив чуть-чуть вправо и поместить девушку в кадр, но он это не сделал. Умышленно или неумышленно, но он пожелал исключить Людмилу из кадра, тем самым вполне определённо сообщив нам о своём отношении к ней.
Фотоплёнка № 6, кадр № 12. Очень любопытный снимок, потому и приведён здесь. Обращает на себя внимание характерное лицо Игоря Дятлова. Общим сюжетом
фотография напоминает бытовую картину в стиле «старых фламандских мастеров». Обратите внимание, как Кривонищенко «исключил из кадра» Людмилу Дубинину, не может быть сомнений в том, что сделано это было умышленно и результат оказался весьма красноречив. Фотография кликабельна, её можно рассмотреть с бОльшим разрешением. На кадрах №№ 13–14 мы видим группу в кузове грузовика и можем точно их датировать. Такая поездка из Ивделя в посёлок 41-го квартала на попутной машине состоялась во второй половине дня 26 января 1959 г. Эти снимки можно считать формальными — просто надо было сфотографировать всю группу, Георгий и сфотографировал, композиции — никакой толком никакой нет, кадры не «выстроены», некоторых членов группы нельзя толком рассмотреть (Юдина, Колеватова, Слободина). Для нас эти кадры интересны, пожалуй, лишь тем, что на них мы можем видеть Людмилу Дубинину и Юрия Дорошенко, которых Георгий Кривонищенко почти не фотографировал. Следующим снимком, который привлекает к себе внимание, будет пятнадцатый от начала. На нём мы видим Колеватова, пробегающего мимо фотографа. Снимок не постановочный, сделан на ходу, словно бы навскидку. Это один из немногих фотоснимков с Александром Колеватовым и, пожалуй, единственный, на котором он оказался в одиночку. Колеватов явно избегал фотографироваться — изучение этой и всех остальных фотоплёнок однозначно наводят на эту мысль. Снимок № 16 групповой, постановочный, участники похода сфотографировались со своими новыми знакомыми из посёлка 41-го квартала (какие-то военнослужащие, женщина в очках и пр.). Привлекает внимание распределение наших героев в группе — Дорошенко рядом с Дубининой и самим Кривонищенко (владельцем фотоаппарата), а Дятлов — в противоположной стороне от Колмогоровой. Игорь, возможно, не хотел фотографироваться и подошёл к группе в самый последний момент после настойчивых просьб. Как старший похода, он мог выбрать любое место и Георгий Кривонищенко, его друг, разумеется, подождал бы, пока Игорь Дятлов станет где захочет. Ан нет! Игорь выбрал место с краю и притом сохранил некоторый зазор с ближайшими к нему членами группы. Примечательно, что хотя на улице явно комфортная температура и нет ветра (об этом можно судить по расстёгнутым воротникам женщин) Александр Колеватов оставался в наглухо застёгнутой штормовке и наброшенном капюшоне. Почти на всех фотографиях, где можно видеть Колеватова, он предстаёт именно в таком виде.
Фотоплёнка № 6, кадр № 16. Фотография кликабельна, её можно рассмотреть с бОльшим разрешением.
Фотографии №№ 17–18 неинформативны. На одной из них мы видим выгрузку лыж из кузова автомашины, на другой — собаку. На снимке № 19 запечатлена Зина Колмогорова с фотоаппаратом. Ещё один персональный фотоснимок Зины и ещё одно яркое подтверждение тому, что Кривонищенко очень хорошо относился к Зине. Кадры под №№ 20–23 интересующей нас информации не содержат. Георгий фотографировал местных жителей, лишь на снимке № 20 можно видеть трёх участников похода, занятых подгонкой лыж и не обращающих внимание на фотографа. Снимок № 24 — видовой, на нём вообще нет людей. Снимки № 25–26 запечатлели, судя по всему, момент расставания группы с поселковыми рабочими. Туристы встают на лыжи и выдвигаются в Северный-2. Фотографии сделаны почти одновременно, с интервалом в несколько секунд. Эта пара фотографий интересна нам тем, что на втором снимке появился Николай Тибо-Бриньоль, отсутствовавший на первом. Именно чтобы запечатлеть его и была сделана вторая фотография — Георгий, не меняя точку съёмки, «довернул» фотоаппарат на несколько десятков градусов и «поймал в кадр» Николая. Но при этом «исключил» из кадра Александра Колеватова (на первом из двух фотоснимков тот стоит спиной к фотографу). Это стремление запечатлеть Николая Тибо-Бриньоля, находящегося рядом с объектом съёмки, но не попадающим в кадр, Кривонищенко продемонстрирует и в дальнейшем. На фотоплёнке № 1 тоже будут двойные кадры с подобным «доворотом» фотоаппарата. Это совершенно недвусмысленно свидетельствует об особом отношении Кривонищенко и Тибо-Бриньолю. Георгия явно выделял Николая и очень хорошо к нему относился. Тем любопытнее для нас разделение группы у кедра (теоретически, Кривонищенко должен был остаться с Золотарёвым и Тибо, а не с Дорошенко). Но об этом нам придётся порассуждать особо.
Фотоплёнка № 6, кадры № 25–26. Снимки сделаны перед самым выходом группы из посёлка 41-го квартала, где жили лесоразработчики. Время, разделяющее кадры, исчисляется секундами, видно, что стоящие на крыльце люди даже не изменили поз. Появление второй фотографии — почти во всём идентичной первой — может быть объяснено желанием сфотографировать Никоаля Тибо-Бриньоля, не попавшего в первый кадр. Это явственно свидетельствует об искреннем очень хорошем отношении фотографа к Николаю. Снимки кликабельны, их можно рассмотреть с бОльшим разрешением. Снимок № 27 — видовой фотоснимок, информации для нас не несущий. Снимок № 28 — Дубинина, Золотарёв и Колмогорова расселись на крестообразных приспособлениях для сушки рыбы. Фотографа, очевидно, привлекла аллегоричность сцены, понятная любому христианину. Принимая во внимание то, как через несколько дней погибнут
сфотографированные, невольно ощущаешь мистичность этой фотографии. Каждый из троих словно бы выбирал в ту минуту свой крест… Снимок не постановочный и тем интереснее, что рядом с Зиной Колмогоровой оказался Семён Золотарёв. Кстати, на многих фотографиях они запечатлены рядом (либо разговаривающими, либо просто неподалёку друг от друга). Это наводит на мысль, что во время похода Семён и Зина общались довольно много и общение это было вполне дружественным. И это наблюдение становится тем более интересным, едва мы вспомним о том, как разделилась группа у кедра — Зина не осталась ни с Кривонищенко, ни с Золотарёвым.
Фотография № 28 из фотоплёнки № 6. Изображение кликабельно, его можно рассмотреть с бОльшим разрешением. Снимок № 29 — общий вид заброшенного посёлка Северный-2. Для нашего анализа фотография интереса не представляет. Снимок № 30 — Юрий Юдин с геологическим керном. По общему замыслу фотографии — это фотопортрет, Юрий знает, что его фотографируют и «работает» на объектив. Но в целом фотография неудачна — Юдин запечталён на ней с закрытыми глазами, моргнул в момент срабатывания затвора. Теоретически, Кривонищенко должен был переснять кадр, но он этого делать не стал. Как кажется потому, что на самом деле героем фотоснимка является вовсе не Юдин, а геологический керн. Юрий Юдин определённо не входил в «область психологического комфорта» Кривонищенко. Снимки № 31–32 — снова веселящийся Тибо. Похоже, он опрокинул козлы и упал, кто-то из членов группы подошёл, поднял козлы (на втором фотоснимке они уже стоят) и стал помогать Николаю подняться. Эти два фотоснимка интересны тем, что на них за плечами Николая можно видеть те самые валенки, уложенные «по-походному», в которых Тибо 1 февраля уйдёт вниз по склону. Отсюда мы можем уверенно заключить, что валенки являлись «домашней обувью» Николая и драматические события возле палатки стали развиваться тогда, когда тот уже успел переобуться.
Фотоплёнка № 6, кадр № 32. Фотография кликабельна, её можно рассмотреть с бОльшим разрешением. Снимки № 33–35 — расставание с Юрием Юдиным девушек — Зины Колмогоровой и Люды Дубининой. Очень трогательные, добрые и тёплые фотографии. Наконец, последний 36-ой кадр сделан по выходу группы из заброшенного посёлка, это своего рода прощальный взгляд через плечо. Снимок не запечатлел членов группы — лишь заснеженные дома, частью уже без крыш, да мрачный склон. Очень безрадостный снимок, оставляющий тягостное впечатление. Тем примечательнее, что он продублирован первым снимком «фотоплёнки № 1». Видимо, в те минуты, когда группа уходила из Северного-2, на душе у Георгия скребли кошки и чувствовал он себя подавленно. Ф о т о п л ё н к а № 1(остняты 33 кадра, плюс ещё один бракованный). Все фотоснимки связаны с походом группы Игоря Дятлова. Первый фотоснимок сделан на выходе из посёлка Северный-2, он практически идентичен последнему кадру плёнки № 6. Второй снимок — пейзажный, интересующей нас информации не несёт.
Слева последний кадр фотоплёнки № 6, справа — первый фотоплёнки № 1. Фотографии сделаны Георгием Кривонищенко при выходе группы из заброшенного посёлка 2-й Северный. Снимок № 3 — группа на привале. Участники похода равномерно распределены, нет деления на группки «по предпочтениям», нет ощущения напряжения или угрозы (в этом случае люди на фотографии были бы развёрнуты лицом друг к другу и делились бы на пары, либо образовали круг). Очень мирный фотоснимок. Снимок № 4 — Георгий Кривонищенко передал кому-то свой фотоаппарат и оказался запечатлён на собственной же плёнке. Своеобразный «автопортрет». Почти на всех фотоснимках Кривонищенко можно видеть его финский нож в ножнах, Георгий его вообще не скрывал. В этой как мы мимолётной (а по сути нарочитой) демонстрации оружия чувствуется стремление хозяина ножа «добрать солидности» в глазах окружающих и, пусть это не покажется удивительным, подсознательное ощущение незащищённости. У Колеватова, как известно, тоже был фиский нож, только мы его нигде не увидим. Надо ли удивляться тому, что во время конфликта 1 февраля Кривонищенко своего ножа лишился, а вот Колеватов сохранил? Кстати, этот маленкий нюанс (нож, бывший на виду, оказался брошен возле палатки, а скрытый под одеждой — благополучно унесён вниз по склону) служит ещё одним штришочком, подтверждающим насильственный характер раздевания группы у палатки. Фотоснимки 5,6 и 7 — хорошо известные кадры, на которых можно видеть смеющихся туристов на фоне крутого берега Лозьвы. В эти кадры попали Слободин, Тибо, Кривонищенко, Золотарёв и обе девушки. Эта же сценка присутствует и на других фотоплёнках («№ 4» и «№ 5»). Видимо, члены группы пребывали в отличном настроении и веселились. Нельзя исключить того, что хорошему настроению помог добрый глоток спирта или даже не один. Больше подобных снимков в походе не будет. Снимок № 8 — Семён Золотарёв о чём-то беседует с Зиной Колмогоровой. Снимок не постановочный, запечатлённые в кадре люди не знают, что их фотографируют. По правому
срезу кадра — Николай Тибо, видна часть его ноги. Словно устыдившись того, что Тибо в кадр не вошёл, Георгий тут же сфотографировал его отдельно.
Фотоплёнка № 1, снимки №№ 8–9. Снимки кликабельны, их можно рассмотреть с бОльшим разрешением. Снимок № 9 — Николай Тибо-Бриньоль с лыжей в руках на привале. Фактически это
продолжение предыдущего снимка, кадр сделан через несколько секунд с поворотом камеры на несколько десятков градусов. Фотоснимки №№ 8–9 прекрасно демонстрируют ту самую подсознательную потребность фотографировать людей, внушающих симпатию, о которой было написано выше. Георгий Кривонищенко специально сделал отдельный фотоснимок Тибо, пожалев, что тот «не вошёл» в предыдущий кадр. Далее следуют 8 видовых фотоснимков, не представляющие для нас особого интереса с точки зрения анализа коммуникативных взаимодействий внутри группы. Хотя они некоторым образом могут передать психологическое состояние самого фотографа. Наконец, снимок № 18 — постановочная фотография Игоря Дятлова. Его бы можно было назвать фотопортретом, если бы не общая несуразность получившейся фотографии. Трудно отделать от ощущения, что Игорь не желал позировать, либо находился в дурном расположении духа. Его небрежная поза словно бы передаёт немой вопрос: «Ну, что ты ко мне пристал?» Снимок № 19 — на нём мы опять видим Семёна Золотарёва. Снимок, опять-таки, сделан навскидку, Золотарёв не знает, что его фотографируют: лицо опущено, он явно находится в движении по лыжне и не думает позировать. Снимок № 20 — Зина Колмогорова что-то записывает в дневник и на заднем плане опять мы видим Золотарёва. Этот кадр тоже не постановочный. И глядя на него, мы можем не сомневаться, что Георгий Кривонищенко очень хорошо относился к Зине. Даже лучше, чем было принято до сих. Снимок № 21 — очень удачный кадр, если можно так выразиться, «говорящий». Опять мы видим Золотарёва с опущенным вниз лицом и Слободина позади него с поднятой к небу головой. Контраст поразительный! Золотарёв совершенно явно уходит от попыток сфотографировать его — это, кстати, подтвердит рассмотрение и прочих плёнок. А потому открытость Рустема Слободина на его фоне выглядит такой явной и непосредственной. На заднем плане можно рассмотреть Колеватова. У Александра, на тех редких снимках, что запечатлели его в походе, очень узнаваемый стиль поведения — он смотрит в объектив, понимает, что его фотографируют, но остаётся статичен, равнодушен к происходящему. Ни улыбки, ни приветственного жеста рукой (вроде бы, логичного в такой ситуации) — никакого естественного проявления эмоций. Это, разумеется, неслучайно. Такое «замороженное» поведение перед фотообъективом вполне определённо свидетельствует о присущих этому человеку чертах личности: сдержанности, склонности к самоконтролю, скрытности, нелюбви и неспособности к экспромтам. Он склонен планировать свои действия и педантичен в реализации намеченного. С одной стороны, такой человек труден для расшифровки, но с другой — можно быть уверенным в том, что есть вещи, которые он точно не сделает, т. е. в каком-то смысле он предсказуем (иными словами, его «закрытость» довольно условна, опытный психолог может «просчитать» его реакции без особых затруднений). Сразу надо подчеркнуть, что согласно нашему анализу речь вовсе не идёт о том, будто Александр Колеватов был интравертом, тугодумом и занудой — вовсе нет! Он вполне мог обладать отличным чувством юмора и быть в компании «номером первым». Речь совсем о другом — юмор и занудство напрямую относятся к вербальной области человеческих коммуникаций, в то время, как наш анализ касается поведенческих схем, не связанных с речевым взаимодействием с окружающими. Надо ясно сознавать, что скрытность и нелюбовь к экспромтам вовсе не отменяют способности отлично шутить и понимать юмор. Далее, фотоснимки №№ 22–25 изображают объекты природы и окружающей обстановки. Георгий умышленно не фотографировал людей. Снимок № 26. Этот и последующие фотографии явно относятся к событиям 31 января — 1 февраля 1959 г., т. е. последнего дня жизни членов группы (усматривается чёткая корреляция с
дневниковыми записями Игоря Дятлова). На 26-ом кадре запечталён Дятлов, видимо, во время восхождения на перевал, уже явно выше границы леса. Члены группы в наброшенных на головы и затянутых капюшонах штормовок — ветер в лицо. Снимок № 27 — исключительно интересный кадр. Судя по всему, он сделан в момент, когда группа, уже фактически взойдя на перевал, была готова покинуть долину реки Ауспия и перевалить в долину реки Лозьва (и тем самым, уйти от горы Холат-Сяхыл уже 31 января 1959 г.). Если бы группа продолжила своё движение, то 1 февраля палатка не оказалась бы на склоне Холат-Сяхыл и вполне возможно, трагедии не произошло бы. Но события стали развиваться по другому сценарию. Из последней записи в дневнике Дятлова нам известно, что поднявшись выше границы леса, группа неожиданно возвратилась назад и разбила лагерь в долине Ауспии. Логического объяснения этому возвращению нет и быть не может, ведь на следующий день подъём пришлось повторять! На фотографии, видимо, запечатлён момент принятия решения о дальнейшем движении группы — вперёд или назад. Весьма красноречиво распределение людей на снимке: лицом к Дятлову обращены Золотарёв, Колеватов и Кривонищенко (последний фотографирует). Остальные пятеро членов группы стоят обособленно и в разговоре с Дятловым участия не принимают, они даже не смотрят в его сторону. Они словно бы самоустранились от неприятного разговора, возможно потому, что сознавали свою неспособность повлиять на принятие решения. А то, что разговор был неприятен, можно заключить из поз его участников. Золотарёв частично развёрнут к Дятлову боком, его голова немного наклонена вперёд («голова быка»), а обе руки выдвинуты впереди живота (опытный рукопашник так обычно маскирует намерение нанести внезапный, без видимой подготовки удар). Золотарёв напряжён, его поза выражает скрытую угрозу, она идеальна для внезапной атаки. Расстояние между Дятловым и Золотарёвым примерно 1,5 м — это больше той дистанции, на которой ведётся комфортный, дружелюбный разговор (сравните с расстояниями между пятью другими участниками похода, стоящими отдельным кружком — они ведут вполне дружелюбную беседу, можно не сомневаться). Дятлов на этой фотографии выглядит растерянным — руки опущены вдоль туловища, голова держится прямо. Это поза застигнутого врасплох человека. Видимо он не готов был услышать то, говорит ему в момент фотосъёмки Золотарёв.
Фотография № 27 из фотоплёнки № 1. Тот самый принципиальный разговор между Дятловым и Золотарёвым… Обратите внимание на взаимное расположение участников — Дятлов в одиночестве, его как бы «окружают» Колеватов, Золотарёв и Кривонищенко. Изображение кликабельно, его можно рассмотреть в бОльшем разрешении. Об этом разговоре нет упоминаний в дневнике Дятлова. С одной стороны это может означать, что такового разговора не было вообще, а с другой, что разговор всё же состоялся, но окончился он психологическим поражением Дятлова. Признать подобное, тем более в собственном дневнике, он никак не мог, поэтому записи на эту тему не оставил. Верно, скорее, второе предположение, иначе поведение группы (возвращение со склона обратно в лес в долине Ауспии) не имеет никакого логического объяснения. Между тем, некие аргументы заставили группу повернуть и на следующий день совершить очень небольшой переход. Это странное на первый взгляд поведение группы в последние сутки (и без того отстававшей от намеченного графика!) является сильным доводом в пользу того, что внутри группы существовал некий «тормоз», умышленно удерживавший её в этом районе, словно бы дожидаясь неких событий, запланированных на 1 февраля. И если таковым событием должна была стать встреча, предполагаемая в рамках версии «контролируемой поставки», то группе Игоря Дятлова нельзя было миновать район перевала раньше намеченного срока. Впрочем, в очерке этот тезис обоснован достаточно развёрнуто. Снимок № 28 — на нём мы видим лагерь, разбитый группой Игоря Дятлова в лесу у истока Ауспии. Колеватов и Тибо на фоне палатки. Они смеются, что-то живо обсуждают. Снимок не постановочный, попавшие в кадр явно не знают, что их фотографируют. Снимок свидетельствует, что между Александром и Николаем были хорошие и вполне доброжелательные отношения. Снимок этот интересен ещё и тем, что из него можно составить впечатление о разнице погоды на перевале и внизу, в границах леса. Если наверху сильный ветер и позёмка, то внизу — тишина, деревья стоят все в снегу. Полнейший контраст! Это
наблюдение с полным правом можно отнести и к событиям 1 февраля — группа уходила с продуваемого всеми ветрами склона в зону леса, чтобы найти там защиту от ветрового воздействия. Район кедра также был продуваем, потому что находился недалеко от границы леса и притом на возвышенном месте. Именно поэтому и появился настил в овраге: сооружённый ниже уровня земли, он создавал локальный «карман», участок ветровой тени. Для уменьшения потерь тепла это было куда важнее, чем костёр, и сооружение настила свидетельствует о том, что члены группы это прекрасно сознавали. Снимки № 29–30 — два постановочных кадра, на которых Рустем Слободин позирует в прожжённом ватнике. Вполне возможно, что фотоснимки сделаны уже утром 1 февраля 1959 г. У Рустема отличное настроение, он бодр и, несомненно, чувствует себя прекрасно. Его поза выражает спокойствие, уверенность в своих силах, некоторую толику самоиронии. Отличные фотографии, одни из самых удачных на этой плёнке. На последних фотоснимках под №№ 31–32 мы видим группу, поднимающуюся на склон Холат-Сяхыл. Снимки сделаны выше границы леса на совершенно голом склоне, метёт позёмка, сильный ветер, плохая освещённость. Тот факт, что палатка за спиной одного из туристов не сложена должным образом (а лежит широким рулоном), явственно указывает на то, что переход 1 февраля изначально планировался в безлесной зоне, если говорить совсем точно — выше границы леса. Наконец, снимок № 33, изображающий тот самый «светящийся объект», вокруг которого ненормальные «дятлофаги» в меру тяжести персональных диагнозов понастроили массу всевозможных домыслов. Шаловливые ручонки одних «исследователей» игрались с «фотошопом» и находили в световом блике черты человеческого лица, фантазии других без всякого «фотошопа» позволяли рассмотреть на снимке те самые «светящиеся шары», которые ничего не доказывают и ничего не объясняют, но почему-то считаются виновниками гибели группы. Особо продвинутые «построители гипотез» даже придумали сценарий, объясняющий появление снимка, чьей-то враждебной попыткой заглянуть в палатку (Кривонищенко, дескать, схватил фотоаппарат и сфотографировал лицо «заглядывающего». На самом деле, Кривонищенко в подобной ситуации, скорее, схватился бы за свой финский нож, но эта мысль недоступна пониманию «опытных туристов с практикой зимних ночёвок»). Но — увы! — происхождение этого кадра настолько обыденно, настолько прозаично, что делается даже несколько неловко за болванов, не потрудившихся за многие годы своих нелепых «мозговых штурмов» просто-напросто проконсультироваться с фотографом из любой криминалистической лаборатории. Поскольку любой фотограф-криминалист объяснит происхождение данного фотоснимка без малейших затруднений. Дело в том, что фотограф криминалистической лаборатории, получивший в своё распоряжение фотоаппарат, снаряженный плёнкой, должен извлечь эту плёнку, предварительно перемотав её обратно в кассету, из которой она «вытягивалась» кадр за кадром в процессе фотографирования. Кассета эта находится внутри корпуса фотоаппарата. Однако, «замотать» плёнку обратно в кассету нельзя при взведённом затворе. У фотоаппаратов «Зоркий», выпускавшихся в 50-е гг. прошлого столетия состояние затвора проверялось очень просто — нажатием кнопки спуска. Никаких особых указателей (поворотных флажков, рисок, шайб), сигнализирующих о взведении затвора, эти фотоаппараты не имели. Если затвор был взведён, то он срабатывал и делал ещё один кадр, если нет, то соответственно, не срабатывал: кнопка спуска нажималась и ничего не происходило. Вот и всё! После этого производилась перемотка плёнки с ролика обратно в кассету (внутри корпуса фотоаппарата). Что же произошло в данном случае? Прокурор Иванов передал в криминалистическую лабораторию фотоаппараты, найденные в палатке исчезнувших туристов, с поручением извлечь
фотоплёнки, обработать их и полученные фотографии вернуть ему, следователю, для приобщения к делу (либо неприобщения — это он должен был решить после оценки важности запечатлённой фотоснимками информации). Его поручение было выполнено. Проверяя каждый из фотоаппаратов, сотрудник лаборатории нажимал на кнопку спуска перед тем, как приступить к перемотке плёнки. Затвор фотоаппарата Георгия Кривонищенко был взведён, благодаря чему сработал и на плёнке появился тот самый снимок № 33, который 10 последних лет выжигал мозги «упоротых дятловедов» и заставлял их верить в присутствие инопланетян. Затворы других фотоаппаратов не были взведены, поэтому на других плёнках мы подобных кадров не видим. Но если бы они также остались взведены, мы получили бы целую коллекцию «огненных шаров» и версию массированного инопланетного вторжения, не иначе. Т. о. пресловутый «33-ий кадр» — это не снимок НЛО, не лицо человека, заглядывающего в палатку, не фотография «огненного шара» или работающего двигателя падающей ракеты — вовсе нет! Этот кадр можно назвать «технологическим», своим появлением он обязан обработке плёнки в фотолаборатории. Нет никакой загадки! Её нет вообще, не существовало изначально. Любому криминалисту, которому доводилось работать с чужими фотоаппаратами и проявлять чужие фотоплёнки, приходилось десятки раз видеть подобные «огненные шары» и «работающие двигатели падающих ракет». Своим рождением эти феномены обязаны бликам в оконных стёклах, настольным лампам и даже папиросам сидящих напротив коллег. В общем, что попало в поле видимости объектива при нажатии спуска, то и оказалось запечатлено. Именно поэтому следователь Иванов не придал последнему кадру ни малейшего значения — он просто знал его происхождение и понимал, что говорить тут решительно не о чем.
Та самая фотография № 33 из фотоплёнки № 1, что на протяжении десятилетия иссушала мозги самым впечатлительным «исследователям». Это даже не брак криминалиста — это просто следствие его работы с фотоплёнкой, в силу небрежности или забывчивости, попавшее вместо мусорного ведра в руки следователя. Изображение кликабельно, его можно рассмотреть с бОльшим разрешением.
Итак, заканчивая анализ фотоплёнок, отснятых Георгием Кривонищенко, подведём краткий итог: — Прежде всего, необходимо отметить, что в «диапазон психологического комфорта» фотографа входили не все члены туристической группы. Безусловный интерес и симпатию Георгия вызывали Семён Золотарёв, Николай Тибо-Бриньоль, Зина Колмогорова, Игорь Дятлов и Рустем Слободин (поименованные лица перечислены в порядке уменьшения степени симпатии). Это очень интересное открытие, которое отныне можно считать доказанным математически: группа отнюдь не была монолитна, а делилась на подгруппы; — Кривонищенко игнорировал Юрия Дорошенко и Люду Дубинину. Следует особо подчеркнуть, что речь не идёт об антагонизме или проявлениях враждебности, правильнее сказать — Георгий не имел с ними точек соприкосновения, возможно, они ему чем-то не нравились. Причиной подобного отношения могли быть обстоятельства нам неизвестные, а также разница в возрасте и интересах, степени общего развития, а также обоюдная психологическая некомплиментарность («не-взаимодополняемость») с указанными лицами. Ничего фатального в этом нет, в любом рабочем коллективе всякий нормальный человек имеет коллег, попадающих в его персональную «зону игнорирования» (и сам при этом попадает в подобные «зоны игнорирования», существующие у других людей); — Судя по фотографиям, несколько особняком внутри группы держал себя Александр Колеватов. Он явно уклонялся от фотографирования, возможно, копируя манеру Семёна Золотарёва, который также не лез в кадр. На всех, за редким исключением, фотографиях, где присутствует Колеватов, мы видим его без демонстрации каких-либо эмоций, в наброшенном капюшоне (лишь на одном фотоснимке он виден со снятым головным убором и капюшоном), что можно расценивать как свидетельство «закрытости» этого человека перед посторонними. Поведение Александра можно охарактеризовать как отстранённость от окружающих и происходящего вокруг, Колеватов, видимо, не отождествял себя с группой и участниками похода; — На очень многих фотографиях мы видим Золотарёва с опущенной головою, хотя он явно догадывается, что его фотографируют. Это наводит на мысль, что Семён не любил фотографироваться, либо не желал, чтобы его снимки попадали в чужие руки. Единственные постановочные фотоснимки с участием Золотарёва, где мы видим его явно подыгрывающим фотографу, были сделаны в самом начале похода на реке Лозьве. Глядя на веселье участников фотосессии трудно удержаться от предположения, что тогда они позволили себе немного спиртного «для тонуса». Возможно, этим и объясняется подобное, явно нехарактерное для Семёна, отношение к фотосъёмке; — Значительное количество фотоснимков с видами природы или неодушевлёнными объектами (44 % от общего количества кадров на фотоплёнке № 1) является сигналом возросшего к 1 февраля 1959 г. внутреннего напряжения фотографа. Для обычного фотографалюбителя число снимков без людей как правило колеблется в районе 20 %. Объяснение, будто Георгий ощущал себя фотохудожником и практиковался в художественной фотографии следует расценивать как формальную отговорку, ничего не объясняющую. На фотоплёнке, зафиксировавшей начало похода (под № 6), «неодушевлённых» фотоснимков совсем немного, в пределах нормы (если быть совсем точным, то из 28 снимков, связанных с походом, не содержат изображений людей 5, т. е. 18 %). Трудно предположить, что выйдя из Северного-2 Георгий Кривонищенко резко увлёкся художественной пейзажной фотографией. Резкое увеличение фотоснимков неживых объектов предполагает рост внутреннего напряжения, чувства беспокойства, вины, неопределённости. Иногда подобное может указывать на заболевание
фотографа, но к данному случаю это вряд ли относится. Указанное чувство внутреннего дискомфорта стало нарастать именно после выхода группы из посёлка Северный-2, т. е. с началом полностью автономного движения. Если допустить, что Георгий Кривонищенко знал о цели похода больше других его участников и предполагал возможное негативное развитие событий, такое внутреннее напряжение получает вполне достоверное и логичное объяснение; — Фотоаппарат был оставлен с взведённым затвором, о чём однозначно свидетельствует появление фотоснимка № 33. Уже после того, как в условиях плохой видимости были сделаны фотографии на склоне, Георгий подготовил фотоаппарат к немедленному фотографированию. Фотоаппарат Кривонищенко был единственным из четырёх фотоаппаратов, найденных в палатке, оставленный со взведённым затвором. Вполне возможно, что это всего лишь привычка и Георгий так поступал всегда (хотя эту привычку следует признать довольно необычной для опытного фотографа, поскольку из-за неё пришлось бы терять несколько кадров с каждой плёнки, что неразумно). Но более вероятным кажется другое предположение: Георгий намеревался сфотографировать подошедших незнакомцев и подготовился к этому. Мы не знаем, как именно Золотарёв, Кривонищенко и Колеватов предполагали «разыграть» встречу, вполне возможно, что Кривонищенко со своим фотоаппаратом должен был отвлекать внимание на себя, давая возможность Золотарёву сделать его дело незаметно. Кстати, скорее всего, Семёну это удалось, в противном случае он не хранил бы свой второй фотоаппарат до самой смерти. Взведение затвора фотоаппарата Кривонищенко является для нас очень важным сигналом, свидетельствующим о том, что Георгий готовился к каким-то событиям на склоне, в отличие от обладателей других фотоаппаратов — Дятлове и Слободине. Наряду с другими странностями последних суток (подъём и спуск с перевала 31 января, очень маленький по расстоянию и времени дневной переход 1 февраля) взведённый затвор заставляет думать, что часть членов группы готовилась к каким-то запланированным и ожидаемым событиям во второй половине дня 1 февраля в этом районе, но события эти по неясным для нас причинам привели к трагической развязке. Ф о т о п л ё н к а № 2содержит 27 отснятых кадров. Ни один из этих кадров не связан с походом группы Игоря Дятлова! На тех фотоснимках, которые обнародовал Алексей Коськин (всего их 6), угадываются знакомые лица. На фотографии № 1, вроде бы, можно рассмотреть Игоря Дятлова, а на № 6 — Зину Колмогорову. Для нас интересны, впрочем, и другие фотоснимки. Прежде всего тем, что они прекрасно характеризуют атмосферу туристического слёта, на котором были сделаны. Можно видеть, что слёт этот напоминает майскую демонстрацию: во главе колонны молодых людей знамя и транспаранты. На фотоснимке № 4 их аж даже 3 шт.! В своё время, когда первый вариант этого очерка был размещён в интернете, на автора набросились многие «исследователи», пытавшиеся оспорить утверждение, будто поход группы Дятлова был посвящён XXI съезду КПСС. Вопрос этот был совершенно непринципиален, но желание «забодать Ракитина» выключало здравый смысл даже у тех, кто его, вроде бы, имел. Отрицались даже вещи, очевидные любому, кто застал советское прошлое в более-менее разумном состоянии. Например, то утверждение, что любое массовое мероприятие непременно должно было иметь партийно-комсомольскую окраску (партия рассматривала такие мероприятия как несущие воспитательные функции). И вот перед нами независимое свидетельство справедливости сделанных в очерке утверждений — туристический слёт на природе, в зимнем лесу… с флагами и транспарантами. Ведь кто-то же их заблаговременно приготовил и притащил за десятки километров от города! И пусть знамёна и лозунги на кумаче выглядят в заснеженном лесу абсурдно и каже кафкиански, без этого тогда нельзя было обойтись — партию и комсомол игнорировать в 1959 г. было
совершенно недопустимо.
Фотографии № 1 и № 4 из фотоплёнки № 2. Изображение кликабельно, его можно рассмотреть с бОльшим разрешением. Впрочем, будем держаться ближе к заявленной теме. Что можно сказать о человеке, взявшем в поход фотоаппарат, но не сделавшем ни единого
снимка на протяжении недели? Очень многое. Во-первых, его не очень интересовали товарищи по походу. Это не значит, что он демонстрировал отстранённость или «держал дистанцию» — вовсе нет! — он мог казаться «своим в доску парнем», но внутренне он дистанцировался от группы. Это могло происходить в силу большой разницы в возрасте, несовпадения интересов, а также… различной степени осведомлённости о происходившем. Во-вторых, мы можем быть уверены, что фотоаппарат не был так уж необходим его обладателю. Золотарёв явно не был «фанатом» фотодела, хотя фотографировал качественно. Но в этом походе он легко обошёлся бы без своего «Зоркого» под заводским № 55149239, ведь обходился же он без него с 23 января по 1 февраля, правда? Тем не менее, несмотря на явную ненужность данного «девайса», Семён его с собою потащил… Для чего же? Ответ может показаться неожиданным, но в рамках версии «контролируемой поставки» логичным и единственно верным. Фотоаппарат под заводским № 55149239, которым Семён ни разу не воспользовался во время похода, был нужен Золотарёву для того, чтобы замаскировать наличие у него другого фотоаппарата. Если это и странно, то лишь на первый взгляд. Если бы Семён не имел при себе фотоаппарата с самого начала похода, то во второй половине дня 1 февраля он никак не мог бы повесить себе на шею специальный фотоаппарат, загодя подготовленный для использования в момент встречи с группой иностранных разведчиков. Только представьте, как бы выглядело в глазах окружающих, если бы Семён, не имевший поначалу фототехники, на восьмой день похода неожиданно вытащил бы из какого-либо «загашника» свой специальный фотоаппарат! Это прежде всего вызвало бы лишние вопросы его товарищей, совершенно ненужные ему в той обстановке. А вот подменить примелькавшийся всем обычный «Зоркий» похожим, но со спецплёнкой, можно было за несколько секунд. И без малейших затруднений. Кстати сказать, второй фотоаппарат не только мог быть заправлен спецплёнкой, но и иметь особый беззвучный механизм. Такие беззвучно срабатывавшие фотоаппараты КГБ в то время уже имел в своём распоряжении, причём внешне подобная спецтехника ничем не отличалась от типового ширпотреба. Именно ради незаметной подмены обычного фотоаппарата другим, специальным, вся эта игра и затевалась. И мы можем не сомневаться в том, что такая подмена была произведена — ненужный Золотарёву фотоаппарат под № 55149239 остался в палатке, где и был найден поисковиками, а второй, неизвестный нам фотоаппарат, Семён унёс с собою в овраг. Т. о. фотоплёнка № 2 является доказательством того, что Семён Золотарёв шёл в поход с группой Игоря Дятлова, имея фототехнику, которой вовсе не собирался пользоваться с самой очевидной для любого обычного туриста целью — фотографирования своих товарищей и обстоятельств похода. В этом походе Семён Золотарёв не был «обычным туристом», он решал свои особые задачи, действовал по собственному сценарию и руководствовался собственной логикой при принятии решений. Возможно, это послужило источником проблем для всей группы. Но можно предположить и прямо противоположное — неспособность группы полностью и во всём принять логику действий Золотарёва предопределила трагический исход похода. Ф о т о п л ё н к а № 3состоит из 17 фотографий. Эта плёнка не находилась внутри фотоаппарата, а была найдена в палатке, внутри герметично закрываемой банки вместе с ещё 9 фотоплёнками (неиспользованными), рулоном киноплёнки и 700 рублями. Фотоплёнка № 3 настолько интересна, что просто удивительно, почему она не привлекла к себе внимания следователя Иванова (впрочем, трудно отделаться от ощущения, что прокурор-криминалист вообще мало что понял из изучения фотоснимков, если он и просмотрел их, то скорее, как бабушкин альбом, нежели важнейший вещдок).
Сначала определимся с исходными данными. Когда была отснята фотоплёнка № 3? Мы можем определить период фотографирования довольно точно. Первый кадр сделан во время подготовки группы к выходу из посёлка 41-го квартала (аналогичные кадры присутствуют и на фотоплёнках №№ 4,5 и 6). Как известно, группа Дятлова ушла оттуда в сопровождении Великявичуса с санями в 16:00 27 января 1959 г. Этим временем датируется начало использования плёнки. Последний кадр сделан при движении группы по «мансийской тропе», т. е. уже после того, как группа прошла по льду Лозьвы и Ауспии. Это произошло, как мы знаем из дневников группы, 30 января. Т. о. вечером 30 января, либо в первой половине дня 31 января, плёнку извлекли из фотоаппарата, завернули в чёрную бумагу и поместили к герметично закрывавшуюся банку, в которой хранился «общак» группы — деньги и запасные фотоплёнки. Мог ли отснять эту плёнку Семён Золотарёв? Нет, потому что в его фотоаппарате всё время находилась плёнка № 2 с 27 «допоходными» кадрами. Тем более, как мы выяснили, Золотарёв вообще не фотографировал в этом походе. Мог ли отснять эту плёнку Георгий Кривонищенко? Нет, потому что в его фотоаппарате во время движения группы по льду Лозьвы и Ауспии находилась фотоплёнка № 1. Мог ли отснять эту фотоплёнку Рустем Слободин? Нет, потому что в его фотоаппарате находилась плёнка № 4, которая содержит снимки, сделанные в том же самом посёлке 41-го квартала, а также кадры, отснятые позже на льду Лозьвы и Ауспии. Наконец, может ли эта плёнка принадлежать Игорю Дятлову? И снова приходится дать отрицательный ответ, поскольку на четвёртом кадре этой фотоплёнки можно видеть Игоря с фотоаппаратом в руках, причём, не позирующим и явно не подозревающим, что его фотографируют. Забегая немного вперед заметим, что фотоаппарат Игоря Дятлова вообще вообще нельзя связять ни с одной из известных ныне плёнок. Вывод получается в высшей степени интересный и неприятный для всех сторонников некриминальных версий. Нам приходится признать, что группа Игоря Дятлова имела более тех четырёх фотоаппаратов, что фигурируют в материалах уголовного дела. Тут мы получаем неожиданное подтверждение довольно известным высказываниям Юрия Юдина — десятого и единственного выжившего участника похода — о том, что фотоаппаратов у членов группы было больше четырёх, чуть ли не у каждого туриста. Юрий Юдин вообще придерживается криминальной версии событий и говорит много такого, что крайне неудобно слышать многим исследователям трагедии группы. Например, о том, что уголовное дело, известное ныне, сильно «подчищено», «фальсифицировано» и т. п., что в нём отсутствуют многие важные документы, например, результаты гистологического исследования тел «первой пятёрки» (т. е. найденных в феврале-марте). Высказывания Юдина построители всевозможных гипотез обычно игнорируют и никак не комментируют, словно бы намекая, что им спорить с пожилым человеком как бы не с руки… Однако только что мы почти математически доказали, что Юдин прав безусловно и фотоаппаратов было больше четырёх. Пока считаем, что пять. Что можно сказать о принадлежности неизвестного «пятого фотоаппарата»? Вполне определённо его можно связать с Николаем Тибо-Бриньолём. В пользу этого вывода «работают» несколько несвязанных друг с другом соображений. Во-первых, наличие автоснимков на плёнках № 3 и № 1. По случайному совпадению оба снимка идут под номерами 4. Вот они:
Поменявшись фотоаппаратами, Георгий Кривонищенко и Николай Тибо-Бриньоль сфотографировали друг друга во время привала на льду Лозьвы. Таким образом их изображения остались на собственных же фотоплёнках. Изображения кликабельны, фотографии можно рассмотреть в увеличенном виде. Фотография слева — это снимок № 4 с плёнки № 1, найденной в фотоаппарате Кривонищенко, а справа — снимок № 4 с плёнки № 3. Поменявшись фотоаппаратами, Георгий Кривонищенко и Николай Тибо-Бриньоль сфотографировали друг друга. По всему видно, что снимки сделаны в одном месте и в одно время. Согласитесь, трудно представить, чтобы Кривонищенко отдал свой фотоаппарат ТибоБриньолю («щёлкни меня тут, Коля!»), а сам взял фотоаппарат, скажем, Золотарёва. Или Рустема Слободина, который, кстати, хорошо виден за его спиной, уходящим вдаль. Нет, Кривонищенко взял фотоаппарат именно того человека, кому отдал свой. Минутное дело, ты сфотографируешь меня, а я — тебя. Во-вторых, на принадлежность фотоплёнки вполне определённо указывает её содержание. Даже если бы не было предыдущего пункта, то вывод о принадлежности отснятого материала Тибо-Бриньолю был бы самым очевидным из всех. Из 17 кадров этой фотоплёнки 7 посвящены Тибо-Бриньолю (больше 40 %). Тибо явно любил фотографироваться — это видно и по фотоплёнкам из других фотоаппаратов, Николай всегда охотно позировал другим фотографам. Не будет ошибкой отметить, что Николай не был лишён известной толики нарциссцизма (этим понятием психологи обычно определяют склонность человека к самолюбованию, самовлюблённость, стремление находиться в центре внимания). В принципе, «нарциссцизм» не является негативной характеристикой — его проявления можно видеть у многих артистов, музыкантов и вообще людей творческих профессий, но ведь никто ведь не считает их плохими людьми! Николай явно любил фотографироваться, делал это с удовольствием и располагая собственным фотоаппаратом не отказывал себе в этом невинном развлечении. Фотографии №№ 13–15 явно сделаны с использованием автоспуска, причём в 13 кадре видно, что Тибо не успел занять позицию перед объективом и сфотографирован в падении, коленом вверх, причём в самом низу кадра. Явно нерассчитал положение фотоаппарата. Два последующих снимка более удачны, видимо фотограф сделал необходимую поправку и испел занять место в нужном месте перед объективом. В-третьих, существует ещё одно веское свидетельство в пользу того, что Николай ТибоБриньоль отправился в поход с собственным фотоаппаратом. Приглядимся внимательнее к кадру № 3 из плёнки № 1 (Кривонищенко). Этот фотоснимок интересен тем, что в нём «собраны» воедино все официально известные фотографы группы. Итак, что же мы видим? Дятлов стоит лицом к фотографирующему Кривонищенко с фотоаппаратом в руках. ТибоБриньоль держит в руках раскрытый футляр фотоаппарата (что хорошо видно при рассмотрении снимка в высоком разрешении). Рустем Слободин стоит вполоборота и, судя по положению поднятых рук, тоже как будто держит фотоаппарат в руках (но это неточно). Наконец, Золотарёв, крайний слева, как мы точно знаем никого не фотографировал своим «Зорким» и в чужие руки его не передавал. Простейшим подсчётом мы получаем, что фотографов и фотоаппаратов должно быть в составе группы minimum 5!
Фотоплёнка № 1, кадр № 3. Снимок сделан Георгием Кривонищенко во время одного из первых привалов на льду Лозьвы. Снимок этот интересен тем, что позволяет подсчитать число фотографов и фотоаппаратов, имевшихся в распоряжении группы. Внимательный подсчёт приводит к выводу, что фотографов со своей фототехникой, имелось в составе группы не менее пяти. Кстати, это не окончательное число, с некоторой долей уверенности можно предположить, что их было шестеро. Изображение кликабельно, фотографию можно рассмотреть в увеличенном виде. Конечно, особо увлечённые паранормальными или лавинными версиями «исследователи» могут возопить, что Ракитин данным подсчётом допускает слишком вольное обращение с фактами. Мол, фотоаппарата Рустема Слободина толком не видно, а значит, Рустем отдал его Николаю Тибо-Бриньолю (только с какой целью — непонятно). Но это опровержение никуда не годится, мы знаем, что Рустем не отдавал во время этой стоянки свой фотоаппарат Тибо, потому что в фотоаппарате первого (на плёнке № 4) есть кадры, сделанные на этом привале в это же самое время. Другими словами, допуская такое объяснение, приходится признать, что в одном и том же фотоаппарате Слободина одновременно находились две фотоплёнки (№ 3 и № 4). Что, конечно же, невозможно. Поэтому на основании всего вышеизложенного мы можем с полным основанием констатировать, что фотографов в составе группы было, как minimum, пятеро. Пятым был Николай Тибо-Бриньоль. Он отснял 17 кадров на плёнке № 3, после чего 30 января, либо утром 31 января перезарядил фотоаппарат. Этот фотоаппарат не был найден среди вещей группы, что является серьёзным доводом в пользу высказанного в этом очерке предположения об обыске вещей группы убийцами. Мы можем уверенно утверждать, что Тибо-Бриньоль не уносил свой фотоаппарат при изгнании группы из палатки и не передавал его на хранение Золотарёву — другими словами, фотоаппарат, найденный на трупе Золотарёва, не принадлежал Николаю Тибо-Бриньолю (этот тезис будет обоснован в этом же разделе чуть ниже).
Впрочем, покончим с арифметикой и вернёмся к анализу имеющихся на плёнке фотографий. — Можно вполне определённо утверждать, что человек, отснявший фотоплёнку № 3, в интервале времени, когда производилась съёмка, пребывал в спокойном, добродушном и даже умиротворённом состоянии. Этим он радикально отличался от фотографа, снявшего плёнку № 1 (Кривонищенко), внутреннее напряжение которого резко возросло с началом полностью автономного похода по необжитой местности. Число фотографий без людей всего 3 из 17, ещё 1 фотоснимок содержит изображение удаляющейся группы на фоне возвышающихся у горизонта Уральских гор. В любом случае, соотношение числа фотографий людей и неодушевлённых объектов не кажется критичным или подозрительным — данное соотношение в пределах среднестатистической выборки; — Про нарциссцизм (самовлюблённость, склонность к самолюбованию) фотографа было уже упомянуто выше. Хочется подчеркнуть, что нарциссцизм не является выраженным негативным качеством, другими словами, он вовсе не влечёт за собой трусость, двуличие, отсутствие мужества, неоднозначность сексуальной ориентации и т. п. недостатки, потенциально способные создать проблемы общения в коллективе. «Нарциссцизм» вовсе не синоним понятия «эгоизм» — это дефект воспитания, обусловленный спецификой фомирования личности. Принимая во внимание обстоятельства детско-юношеского возраста Тибо-Бриньоля (рождённого в исправительно-трудовом лагере, не знавшего отца и воспитывавшегося в условиях крайнего материального стеснения) подобное предположение не кажется невозможным. Данная черта личности Николая могла создать ему определённые проблемы в общении с женщинами, но в принципе, не влияла или мало влияла на его отношения в мужском коллективе; — Фотограф, отснявший плёнку № 3, оставил нам, пожалуй, лучшие фотопортреты Юрия Дорошенко и Семёна Золотарёва. Это свидетельствует о том, что Николай Тибо-Бриньоль легко сошёлся с этими малознакомыми ему людьми (кадры № 8 и 10) и они попали в диапазон его «психологического комфорта».
Фотоплёнка № 3, кадры № 8 и № 10. Это, пожалуй, лучшие фотоснимки Юрия Дорошенко и Семёна Золотарёва, сделанные в походе. Кстати, снимок № 10 особенно интересен для нас тем, что ясно свидетельствует о невозможности предположения, будто рассматриваемая фотоплёнка (№ 3) происходит из фотоаппарата Игоря Дятлова. Эту плёнку никак не мог снимать Дятлов, потому что последнего мы видим на заднем
плане снимка № 10, не подозревающим о моменте съёмки и не готовым к нему. Такого не могло бы быть, если бы Дятлов отдал свой фотоаппарат кому-либо для того, чтобы его сфотографировали. Обратите внимание на отсутствие ветра и, что кажется очевидным, вполне комфортные погодные условия. Изображения кликабельны, их можно рассмотреть с бОльшим разрешением. Можно, кстати, дать и совсем иную трактовку этим фотоснимкам — Николай Тибо ещё до похода успел познакомиться с Дорошенко и Золотарёвым, сойтись с ними и выработать вполне определённое — позитивное — отношение к обоим. В любом случае, наличие упомянутых фотографий на плёнке № 3 является ещё одним доводом против каких-либо инсинуаций в стиле умозрительных теорий о «противопоставления Золотарёва остальным членам группы». Мы можем быть уверены, что Золотарёв никому себя не противопоставлял, а напротив, сумел установить доброжелательные отношения со всеми «знаковыми фигурами» из числа членов группы — Кривонищенко, Тибо-Бриньолем, Слободиным (да и Дятловым тоже, на сей счёт существуют вполне определённые воспоминания современников, но сейчас нас интересует только информация, заключённая в фотографиях); — Исключительно интересным в рамках нашего исследования является факт полного равнодушия фотографа, отснявшего фотоплёнку № 3, к девушкам-туристкам. О том, что Людмила Дубинина выпадала из «области психологического комфорта» Георгия Кривонищенко, было написано выше. Но это не мешало Георгию очень тепло и по-товарищески относиться к Зине Колмогоровой. В случае с Тибо-Бриньолем мы не видим даже этого — он явно не желал фотографировать девушек вообще. Если кто-то из них и попадал в кадр, то случайно, как, например, на фотоснимке № 9, на котором мы видим Людмилу Дубинину на заднем плане и то только потому, что фотоснимок делал не сам Тибо-Бриньоль. Он отдал свой фотоаппарат кому-то из членов группы, дабы тот сделал его «походный фотопортрет на лыжне». Поэтому вопрос о включении в кадр Дубининой решал в момент фотосъёмки вовсе не Тибо. Можно не сомневаться, если бы именно Николай выбирал ракурс для этого снимка, он бы сделал так, чтобы Людмила в кадр «не вошла». Это наблюдение, кстати, полностью соответствует тому, что мы увидим в поведении Рустема Слободина (см. ниже). А вывод из данного наблюдения напрашивается вполне очевидный — никакой «борьбы из-за девушек» внутри группы не происходило. Вообще. Группа не дробилась на подгруппы вокруг девушек, что иногда наблюдается в инфантильных, незрелых, неоформленных молодёжных коллективах (кстати, подобная самоорганизация молодёжных групп вокруг незрелых девушек является весьма опасной с точки зрения виктимологии и может рождать конфликты, влекующие за собой серьёзные правонарушения). В походе Игоря Дятлова этого не было и в помине. Об этом было известно из воспоминаний современников, теперь их утверждения подтверждают немые свидетели случившегося — фотоснимки их похода;
Снимок № 9 из фотоплёнки № 3, предположительно происходящей из исчезнувшего фотоаппарата Тибо-Бриньоля. Изображение кликабельно, его можно рассмотреть с бОльшим разрешением. Присмотритесь внимательнее, этот кадр таит в себе много интересного. — Упомянутый кадр № 9 из плёнки № 3 интересен нам и в силу других причин. Прежде всего, он весьма выразительно характеризует погоду, которая стояла в долине рек Лозьвы и Ауспия во время перехода группы Дятлова. Сами по себе температурные показатели без знания влажности воздуха и скорости ветра мало что могут сообщить о комфортности внешней среды. Зато ватник Тибо-Бриньоля, снятый с тела и заброшенный на рюкзак, ясно и притом однозначно свидетельствует о том, что никаких запредельных погодных катаклизмов тогда не было. Тибо снял ватную куртку («ватник»), набросил поверх свитера, не застёгивая, ветровку и спокойно зашагал по лыжне… И ему — нормально, он улыбается, позируя, фотографу. Никакого погодного кошмара ни в конце января, ни 1 февраля 1959 г. в тех местах не наблюдалось и упомянутая фотография является тому ярким подтверждением; — И ещё одно очень важное наблюдение, которое — увы! — не сделали «исследователи» трагедии, таращившиеся полгода в выложенную Алексеем Владимировичем Коськиным фотоподборку. Мы знаем, что Николай Тибо-Бриньоль имел незарегистрированный финский нож (т. е. без номера и, скорее всего, самодельный). Кроме него «финки» имели Колеватов и Кривонищенко. В те времена криминалистическое понятие «ножа финского типа» было самым общим — под таковым понимался нож, имеющий лезвие с обушком (т. е. односторонне заточенное) и стопор для руки (гарду). На приведённой выше фотографии № 9 мы видим рукоять этого ножа и гарду. К гарде прикреплено простейшее приспособление наподобие крючка, которым нож подвешивался к карману. Нож не был приспособлен для скрытого ношения, он всё время оставался на виду, как и «финка» Кривонищенко, которую можно видеть на многих походных фотографиях Георгия.
Фрагмент снимка № 9 из фотоплёнки № 3. Изображение кликабельно, его можно рассмотреть с максимальным разрешением. При внимательном рассмотрении можно видеть на левом боку Николая Тибо-Бриньоля самодельный нож «финского» типа, подвешенный к карману самодельным приспособлением вроде крючка. На рукоять ножа и крючок указывают стрелочки. Можно видеть даже часть гарды (упора, предотвращающего соскальзывание руки на лезвие). Нож подвешен «под правую руку», что свидетельствует о том, что Тибо был правшой. — Подвеска Николаем своего ножа на левом боку однозначно свидетельствует о том, что Тибо-Бриньоль был правшой. Поэтому нет ничего удивительного в том, что незадолго до гибели он спрятал свои шерстяные перчатки в правый карман меховой куртки, которая была в ту минуту на нём. Это естественное, внерассудочное для правши движение. Из факта нахождения
обеих перчаток в правом кармане куртки некоторые исследователи пытались делать далеко идущие выводы о пребывании Тибо в бессознательном состоянии и его утеплении товарищами по походу после получения им фатальной травмы головы. Логика их рассуждений была примерно такова: если бы Тибо был в сознании и одевался сам, то непременно вытащил бы перчатки из кармана. Более очевидная мысль — что Николай сам снял перчатки и, скомкав, засунул в карман — светлые головы чудаков не посещала. Между тем, факт нахождения обеих перчаток в одном кармане, наводит на мысль, что Тибо торопливо засунул их в карман правой рукой, в то время как левая была занята чем-то таким, что Тибо не хотел выпускать из рук. Это мог быть фонарик, а мог быть — нож, в зависимости от того, как Николай оценивал степень грозившей ему опасности. Ф о т о п л ё н к а № 4содержит 27 отснятых кадров и принадлежит она Рустему Слободину. Поход начинается с 13 кадра, т. е. первые 12 снимков содержат «допоходные» сюжеты. Примечательно, что среди этих «допоходных» кадров также, как и на плёнке № 2, можно видеть массовые мероприятия на природе с флагами, транспарантами и прочей атрибутий «комсомольско-воспитательной» работы. Пятый фотоснимок, «допоходный», является своеобразным шутливым портретом Игоря Дятлова — тот влез на гладкий ствол дерева и оглядывается через плечо, словно спрашивая: «ты успел меня сфотографировать?» Такой снимок мог сделать только человек, находившийся с Игорем Дятловым в очень хороших отношениях можно сказать, доверительных. Перед ним Дятлов позволял себе дурачиться и не боялся выглядеть глупо.
Фотоплёнка № 4, кадр № 5. Снимок не имеет отношения к походу, но очень интересен для нас, поскольку позволяет сделать вполне определённые выводы об отношениях между фотографом и Игорем Дятловым. Изображение кликабельно, его можно рассмотреть с бОльшим разрешением. Участники похода появляются в 17 кадре (групповой непостановочный снимок в столовой, сделанный словно бы навскидку, незаметно для товарищей). Примечательны персоналии, собравшиеся за одним столом — Игорь Дятлов, Георгий Кривонищенко, Александр Колеватов и Семён Золотарёв (спиной к фотографу). Под «обрез» кадра попала Зина Колмогорова, тоже, кстати, любопытный момент! Последующие кадры — 18-й, 19-й и 20-й — сделаны в посёлке 41-го квартала. Все они являются групповыми, постановочными. На первых двух позируют рабочие-лесозаготовители и участники похода присоединились к ним лишь на третьем снимке. Кто же попал в кадр? Юрий Юдин, Игорь Дятлов, Людмила Дубинина, Николай Тибо-Бриньоль, Александр Колеватов и Зина Колмогорова.
Снимок № 21, показывающий групповой привал на льду реки, предоставляет нам замечательную возможность установить принадлежность фотоплёнки. На фотографии изображена вся группа, кроме того человека, разумеется, который держит фотоаппарат. Итак, мы видим (слева направо): Золотарёв, Дорошенко, Колеватов (сидящий на рюкзаке внаклонку, с наброшенным, как обычно, капюшоном своей узнаваемой тёмной ветровки), Колмогорова, Дубинина, Кривонищенко, Тибо-Бриньоль, Дятлов. Получается, что фотоснимок сделал Рустем Слободин. Снимок не «постановочный», Золотарёв явно не позирует и, скорее всего, даже не знает, что владелец фотоаппарата фотографирует группу. А поэтому мы можем исключить предположение, согласно которому фотоаппарат принадлежит Золотарёву, который отдал его Слободину для того, чтобы тот сделал фотоснимок владельца. Отсюда с неизбежностью следует вывод, что «плёнка № 4» извлечена именно из фотоаппарата Рустема Слободина, а «плёнка № 2» — из фотоаппарата Золотарёва. И никак иначе.
Тот самый снимок № 21 из фотоплёнки № 4. Изображение кликабельно, его можно рассмотреть с бОльшим разрешением. Фотография № 22 — крайне неудачная, нерезкая — изображает Тибо и Золотарёва, поменявшихся головными уборами. Фотоснимок сделан на льду Лозьвы, аналогичные кадры, сделанные буквально в те же самые секунды или минуты, мы видим на плёнке из фотоаппарата Кривонищенко (кадры 5–7 плёнки № 1) и фотоплёнке № 5 (кадры 15,16 и 17). Видимо, все участники похода были в тот момент расположены к общению и находились в отличном настроении. Все, кто желал, сделали в ту минуту фотографии, запечатлели, так сказать, мгновение. Т. о. у нас есть кадры с одним и тем же сюжетом, снятые почти одновременно на одном и том же месте, происходящие от трёх фотографов. Нет только аналогичных кадров, отснятых Золотарёвым. Это подкрепляет высказанное выше предположение, согласно которому Золотарёв в походе вообще не фотографировал (хотя и имел фотоаппарат, который всем демонстрировал).
На этом, фактически, содержательная информация на фотоплёнке № 4 исчерпывается. Оставшиеся фотоснимки неинформативны: снимок № 23 — обзорный, сделан вслед удаляющейся группе, фотографии №№ 24, 26 и 27 — бракованы, сделаны с сильной засветкой. Кадр под № 25 тоже частично засвечен, но на нём можно всё же увидеть снятого со спины лыжника. Это непостановочный, обезличенный и неинформативный для нас кадр. Итак, что можно сказать о человеке, отснявшем фотоплёнку № 4 и зафиксированных им коммуникативных отношениях внутри группы: — Фотограф, т. е. Рустем Слободин, был безусловно очень дружен с Игорем Дятловым. Можно почти не сомневаться в том, что именно с ним Рустем имел наиболее доверительные отношения (разумеется, сравнительно с другими членами группы); — Незначительное число фотографий неодушевлённых объектов свидетельствует об отсутствии внутреннего напряжения фотографа, его раскрепощённом общении с участниками похода. Нет никаких оснований считать, что фотограф во время похода жил с чувствами внутреннего напряжения или беспокойства, хотя бы отдалённо напоминавшими те переживания, что испытывал Георгий Кривонищенко; — Как и в случае с фотографом, отснявшим плёнку № 3 (Тибо-Бриньолем), мы видим дистанцированность Рустема Слободина от обеих девушек, участвовавших в походе. Возможно, эта «равноудалённость» носила даже демонстративный характер. Для нас не важно, чем диктовалась такая манера поведения, но важно то, что подобное отношение минимизировало риск конфликта между членами группы по причине соперничества за внимание девушек; — Примечательно стремление фотографа избегать персональных фотоснимков. Рустем явно отдавал предпочтение коллективным фотографиям. Это серьёзное указание на манеру поведение человека внутри группы — он позиционирует себя в коллективе равно доступным и не имеющим личностных предпочтений (симпатий). Он как бы никого не выделяет из окружающих, со всеми ровен, подчёркнуто дружелюбен. Такие люди обычно демонстрируют высокую степень эмпатии, они готовы защищать других, отстативать их права, действовать от лица коллектива, защищая «общий интерес». Из таких людей обычно выходят хорошие «общественники» и профсоюзные деятели. Ф о т о п л ё н к а № 5с 24 отснятыми кадрами теоретически должна происходить из фотоаппарата Игоря Дятлова. Это, вроде бы, последний фотоаппарат, которому не поставлена в соответствие какая-либо из известных нам фотоплёнок. Однако уже первый кадр рождает самые серьёзные сомнения в том, что данная плёнка когда-либо находилась в фотоаппарате Дятлова. На первом фотоснимке мы видим группу, только что прибывшую в посёлок 41 квартала, позирующей вместе с какими-то местными жителями и военнослужащими внутренних войск. Аналогичный кадр имеется на фотоплёнке № 6, отснятой Кривонищенко. Но данный снимок интересен для нас тем, что на нём мы видим Игоря Дятлова, стоящего спиной к фотографу и то ли о чём-то беседующим с Александром Колеватовым, то ли наблюдающим за выгрузкой лыж из кузова автомашины. Дятлов явно не подозревает, что его фотографируют со спины, в то время, как Колеватов видит фотографа и улыбается прямо в объектив. К слову сказать, это единственный фотоснимок, запечатлевший Колеватова с улыбкой на губах.
Фотоплёнка № 5, снимок № 1. Представляется почти невероятным, чтобы Игорь Дятлов отдал кому-то свой фотоаппарат, чтобы его сфотографировали, но при этом повернулся к фотографу спиной и оказался запечатлён именно со спины. Изображение кликабельно, его можно рассмотреть с бОльшим разрешением. Маловероятно, что Игорь Дятлов, приготовив свой фотоаппарат к съёмке, вдруг передал его кому-то из друзей, чтобы тот запечатлел его самого вместе с товарищами по походу, но отойдя на несколько метров, развернулся спиной к фотографу и остался так стоять. Позируют, согласитесь, несколько иначе. Можно, конечно, предположить, что фотограф сделал снимок до того, как Дятлов стал «в строй» с остальными, но по общей композиции снимка и статичной позе Игоря, совсем не похоже на то, что тот собирается куда-то перемещаться. Да и на следующем фотоснимке Игорь явно не позирует. Всё-таки, к собственному фотографированию люди подходят более ответственно. Особенно в тех случаях, когда знают, что снимок предназначен себе любимому и будет храниться в доме многие годы, напоминая о минувших событиях. Снимки 3 и 4 сделаны перед выходом группы из посёлка 41-го квартала, а снимки с 5 по 10 включительно показывают движение группы по лыжне. Это всё фотографии не постановочные, а так сказать, «сиюминутные», непонятно даже порой с какой целью сделанные. Вполне уверенно можно утверждать, что фотоаппаратом, в который была заправлена фотоплёнка № 5, пользовались разные люди, так что сделать какое-то однозначное заключение о том, кому же именно он принадлежал, вряд ли возможно. Зато можно уверенно сказать, кому он точно не принадлежал. И в этом нам помогут два фотоснимка, помеченные Алексеем Владимировичем Коськиным, номерами 11 и 12. На них запечатлён тот самый привал на льду Лозьвы, который можно видеть на фотоплёнках и Рустема Слободина (кадр 21 плёнка № 4), и Георгия Кривонищенко (кадр № 3 плёнка № 1). В силу этого фотоплёнка № 5 не может происходить из
фотоаппаратов одного и второго. Известно, что во время этой стоянки в фотоаппарате ТибоБриньоля находилась плёнка № 3, а Золотарёв своим «официальным» фотоаппаратом не пользовался вообще.
Фотоплёнка № 5, снимки №№ 11 и 12. Обе фотографии сделаны с интервалом в несколько секунд. Фотографом мог быть Рустем Слободин, либо Семён Золотарёв (последний мог сделать снимок № 11, а затем, передав фотоаппарат, «войти» в следующий кадр). Для нас личность фотографа важна потому, что они оба владели собственными фотоаппаратами, но взяли чужой, чтобы сделать эти снимки. Изображения кликабельны, их можно рассмотреть с бОльшим разрешением. Теоретически, остаётся Игорь Дятлов со своим фотоаппаратом, но он также не делал указанные фотоснимки, так как сам запечатлён на них рассматривающим какой-то небольшой предмет, который держит голыми руками (трудно отделаться от ощущения в руках Дятлова его собственный фотоаппарат, хотя именно на этих фотоснимках рассмотреть в точности сие невозможно. Дятлов, кстати, ещё раз появится на заднем плане в кадре № 18 этой плёнки, предоставив очередное косвенное подтверждение тому, что вовсе не его фотоаппаратом сделаны все эти снимки.). Технически упомянутые фотоснимки №№ 11–12 выполнены Слободиным, т. е. это он нажимал на кнопку «спуск», но фотоаппарат, в который была
заправлена плёнка № 5, ему не принадлежал (возможно, что снимок № 11 сделан Золотарёвым, который затем передал фотоаппарат Слободину, но это не меняет сделанного вывода, поскольку Семён имел собственным фотоаппарат, но в данном случае воспользовался чужим). И кому же тогда мог принадлежать таинственный фотоаппарат, в существовании которого нас убеждает фотоплёнка № 5? На ум приходит Зина Колмогорова, которая имела личный «фотик» и имела навыки фотографирования. Среди походных фотографий известны по крайней мере два снимка фотографирующей Зины. Но есть также и фотоснимок Людмилы Дубининой с фотоаппаратом на шее (на этой же плёнке № 5 снимок № 14).
Зина Колмогорова принадлежности».
и
Людмила
Дубинина
с
фотоаппаратами
«неочевидной
Очевидно, что само по себе наличие в руках или висящего на шее фотоаппарата отнюдь не означает владение им. Известно, что у Золотарёва имелся собственный фотоаппарат, вот только на фотоснимках из похода его нигде не видно. Содержание плёнки № 5 также не очень-то помогает пролить свет на её принадлежность. Довольно простым анализом «попадающих в кадр» и «выпадающих из кадра» лиц можно удостовериться в том, что фотоаппаратом, в который была заряжена плёнка № 5, пользовались несколько человек. Т. е. строгий анализ не позволяет сделать какое-либо однозначное (или по крайней мере, весьма вероятное) заключение. Если же подойти к решению вопроса о принадлежности таинственного фотоаппарата интуитивно и иррационально, то напрашивается достоверный, но всё-таки спорный вывод: «фотик» был именно Зины Колмогоровой. На «плёнке № 5» она чаще других попадает в кадр — то на снимках в посёлке 41-го квартала, то во время привала на лыжне. Для девушек и женщин
характерна любовь к фотографированию, поэтому с точки зрения девушки логично и оправданно передать свой фотоаппарат товарищу, дабы тот сделал либо её персональные фотоснимки, либо групповые, но с её участием. У мужчин подобное поведение проявляется, всё-таки, не настолько выпукло. Да, участники похода передавали друг другу фотоаппараты, делали «автоснимки» и даже фотографировали самих себя при помощи автоспуска (как это трижды проделал Тибо-Бриньоль на фотоплёнке № 3), но их фотоаппараты всё же не гуляли по рукам так, как в случае с фотоаппаратом, в котором находилась плёнка № 5. Кроме того, интересующая нас фотоплёнка содержит всего 1 пейзажный кадр, остальные 23 — это фотоснимки людей. Женщины менее склонны к абстрактному любованию неодушевлёнными объектами, нежели мужчины (это не означает, что у них нет чувства прекрасного, просто они иначе его переживают. Их переживания более конкретны, дискретны, сиюминутны. Мужчины более подвержены впечатлениям от глобальных, абстрактных, удивительных объектов или явлений. С одной стороны, данная особенность не имеет математически чёткого выражения, но с другой, пейзажи, нарисованные мужчинами и женщинами довольно уверенно можно разделить по половой принадлежности художника, поскольку интуитивно человек способен понять что именно понравится мужчине, а что — женщине). Автор не настаивает на безусловной правоте своего предположения и считает, что вопрос принадлежности «шестого фотоаппарата» ещё требует дальнейшего прояснения. Но полагает, что на данном этапе неизвестный фотоаппарат, которым была отснята фотоплёнка № 5, можно условно считать принадлежащим Зине Колмогоровой. Эта фотоплёнка особенно интересна и тем, что содержит несколько индивидуальных фотоснимков (фотопортретов) участников похода. На них можно видеть Николая ТибоБриньоля, Юрия Дорошенко и Семёна Золотарёва.
Фотопортреты с плёнки № 5 (слева направо): Николай Тибо-Бриньоль, Юрий Дорошенко, Семён Золотарёв (на привале и на лыжне). Фотографии не обработаны в «photoshop» е для улучшения вида и полностью аутентичны тому, как они были опубликованы Алексеем Владимировичем Коськиным. Изображения кликабельны, их можно рассмотреть в увеличенном виде.
Поскольку нет уверенности в том, что фотоплёнка № 5 или её значительная часть отснята одним человеком (а есть уверенность как раз в обратном), то анализ содержащихся в ней кадров не имеет особого смысла. Если «портретные» фотографии Тибо-Бриньоля, Дорошенко и Золотарёва сделаны хозяйкой фотоаппарата, то это может свидетельствовать о её симпатиях к этим людям. Но уверенности в том, что именно Зина Колмогорова сделала эти снимки, нет — напротив, как кажется, на заднем плане фотографии № 10 (там заснят Семён Золотарёв, счищающий снег с лыжи) видна Зина. Если это действительно так, то получается, что Золотарёва сфотографировал кто-то другой. Тем не менее, данная фотоплёнка исключительно важна для понимания событий, связанных с походом группы Игоря Дятлова, поскольку самим фактом своего существования заставляет предположить наличие шестого фотоаппарата у членов группы. С н и м к и р о с с ы п ь ю— 8 фотографий непонятного происхождения. «Непонятного» в том смысле, что неясно из какой фотоплёнки они происходят и кем сняты, хотя по всем признакам эти фотоснимки были сделаны именно во время трагического похода. Фотографии эти довольно известны и почти все они уже воспроизведены в данном очерке (подборку полностью можно видеть на странице Алексея Владимировича Коськина в разделе «отдельные кадры» ). Вполне возможно, что все эти фотоснимки (или их часть) происходят из той самой плёнки Игоря Дятлова, которую мы так и не увидели в опубликованной подборке Алексея Владимировича. Т е п е р ь п о д в е д ё м и т о г инесколько подзатянувшегося (и видимо, поднадоевшего читателям) разбора фотографий, представленных Алексеем Коськиным. По мнению автора, проведёный анализ позволяет выделить следующие моменты, существенные в контексте трагической гибели туристической группы: — В группе чётко выделялось «ядро», состоявшее из Игоря Дятлова, Рустема Слободина, Георгия Кривонищенко и Николая Тибо-Бриньоля. Эти лица производили взаимную фотосъёмку и поэтому чаще других попадали в кадр. «Ядро» это образовано выпускниками УПИ (о Дятлове тоже можно говорить, как о выпускнике, т. к. он фактически закончил обучение и готовился к защите диплома). Несомненно, что члены «ядра» хорошо знали друг с друга на протяжении достаточно длительного времени и отношения между ними могут быт охарактеризованы как товарищеские, доверительные и полные искренней симпатии; — В упомянутое «ядро» органично вписался Семён Золотарёв. По частоте его фотографирования участниками похода он, пожалуй, является лидером. Во всяком случае, если он и отстаёт от Тибо-Бриньоля по числу своих фотопортретов, то не намного. Не подлежит сомнению, что Семён если и был поначалу встречен участниками группы насторожённо, то очень быстро и ловко сумел растопить весь лёд в отношениях с ними. Анализ походных фотоснимков позволяет категорически утверждать, что Семён Золотарёв не являлся источником напряжения внутри группы, не противопоставлял себя Игорю Дятлову и все версии внутреннего конфликта, связанные с присутствием в группе «чужеродного» студенческой среде Золотарёва, можно смело отмести, как полностью несостоятельные; — Соответственно существованию «ядра» должна существовать и «периферия» группы (что наблюдается всегда в достаточно многочисленных коллективах единомышленников независимо от целеполагания создания таковых коллективов). К таковой «периферии» можно отнести Александра Колеватова, Юрия Дорошенко, Зину Колмогорову и Людмилу Дубинину. Юрий Юдин также попадал в «периферийный состав» до тех пор, пока не отделился от группы; — Последнее обстоятельство (т. е. отсутствие девушек в составе «ядра» группы) резко снижает вероятность конфликтов так или иначе связанных с «женским фактором». В принципе,
присутствие девушек или женщин в коллективе с преобладанием мужчин, с точки зрения виктимологии может служить серьёзным дестабилизирующим фактором, причём в силу самых разных обстоятельств (если говорить об этом в самых общих словах, то причина конфликтов и связанных с ними преступных действий может быть связана как с борьбой мужчин за внимание женщин, так и с борьбой женщин между собою за влияние на мужчин. Обычно в такого рода группах могут работать сложные комбинации самых противоречивых мотивов, в которые нет смысла сейчас углубляться, важно лишь отметить, что для запуска «конфликтной цепочки» женщина или девушка должна попасть в «доминирующее ядро» и иметь возможность навязывать ему свои суждения). То, что обе девушки оказались вне «доминирующего ядра» группы, фактически свело к нулю угрозу внутреннего конфликта, обусловленного «женским фактором». Ни борьба за симпатии девушек, ни их игры в «фаворитизм» не смогли бы разрушить целостность группы просто потому, что «ядро» этого не допустило бы. Можно не сомневаться в том, что присутствие девушек в группе не являлось источником напряжения и не создавало внутренних конфликтов. Все версии, а точнее домыслы, обыгрывающие «женский фактор», как спровоцировавший конфликт между участниками похода группы Игоря Дятлова, можно с полным основанием отнести к умозрительным и совершенно беспочвенным; — Анализ походных фотографий, представленных Алексеем Владимировичем Коськиным, заставляет предположить, что число фотоаппаратов, имевшихся в распоряжении участников похода, превышало число, зафиксированное следствием. Фотоаппаратов было более тех четырёх штук, которые следователи обнаружили в палатке группы и вернули родственникам погибших туристов. Раскладка фотоаппаратов по принадлежности даёт следующий, в высшей степени неожиданный результат: два фотоаппарата находились в распоряжении Семёна Золотарёва (один из них остался в палатке, второй был унесён в овраг), по одному имелось у Рустема Слободина, Игоря Дятлова, Георгия Кривонищенко и Николая Тибо-Бриньоля (предположительно). Ещё один фотоаппарат на данном этапе может считаться «неустановленной принадлежности, возможно, принадлежащий Зине Колмогоровой»; — Можно ли допустить, что фотоаппарат Тибо-Бриньоля был унесён последним в овраг и впоследствии именно этот фотоаппарат оказался найден на трупе Золотарёва? Другими словами, не считает ли автор «один фтоаппарат за два»? Подобное предположение, откровенно говоря, представляется нелогичным и внутренне противоречивым. Прежде всего потому, что Тибо и Золотарёв были одеты одинаково хорошо и у Тибо просто не было никаких оснований передавать свой фотоаппарат Семёну: тот имел шансов пережить ночь ничуть не больше самого Николая. Если бы Тибо-Бриньоль действительно умудрился унести свой фотоаппарат из палатки, то скорее всего, последний был бы найден на его трупе. Можно, правда, предположить, будто Золотарёв снял фотоаппарат уже с трупа Николая Тибо-Бриньоля и носил его на шее вплоть до собственной смерти, но это предположение также выглядит слабо мотивированным. Зачем Семёну забирать именно фотоаппарат, если для его выживания в то время куда большее значение имели вязаные перчатки Тибо-Бриньоля и его куртка на овчине? Разумного ответа нет и быть не может, особенно если мы примем во внимание, что тело Тибо-Бриньоля не подвергалось раздеванию его товарищами и погибал он, судя по всему, одним из последних. Все эти рассуждения подкрепляют уверенность в том, что приведённая выше раскладка фотоаппаратов по принадлежности верна и фотоаппарат Тибо-Бриньоля не имеет отношения к тому фотоаппарату, что оказался найден на трупе Золотарёва; — Предположение о наличии у членов группы более 4 фотоаппаратов, обнаруженных следователями в палатке, заставляет задуматься над тем, какова же была судьба исчезнувшей фототехники? В случайную утрату сразу двух фотоаппаратов и последующую случайную гибель всей группы не верится напрочь — просто в силу того, что здравый смысл отрицает
вероятность одновременной реализации столь малореализуемых случайностей. Напрашивается предположение о взаимосвязи или даже взаимной обусловленности этих событий. В разделе «18. Последовательность событий на склоне Холат-Сяхыл в первом приближении.» уже указывалось на то, что целый ряд серьёзных, хотя и косвенных улик свидетельствует о проведённом в палатке туристов обыске (разбитый светофильтр фотоаппарата Кривонищенко, не до конца подрезанная лыжная палка из бамбука, короткие разрезы ската палатки, обращённого вниз по склону, рассыпанные сухари и т. п.). Именно во время обыска и могли исчезнуть 5-й и 6-й фотоаппараты туристов, которые мы условно закрепили за Тибо-Бриньолем и Колмогоровой. Почему же исчезли один или два фотоаппарата, но остались четыре других? Каков же мог быть критерий отбора фотоаппаратов таинственными похитителями? Оставшиеся фотоаппараты «Зоркий» были сравнительно новыми: Золотарёв и Дятлов владели фотоаппаратами 1955 г. выпуска, а Кривонищенко и Слободин — 1954 г. В принципе, все они выглядели одинаково, поскольку являлись однотипными. Видимо, те фотоаппараты, которые были похищены, чем-то заметно от них отличались.
Хотя с точки зрения механики, оптики и кинематики работы фотоаппараты «Зоркий» являлись точной копией фотоаппаратов ФЭД и даже имели одинаковые с ними габариты, их невозможно было перепутать. «Зоркие» (снимок слева) с самого начала своего выпуска в 1948 г. комплектовались объективами «Индустар-22» с просветлённой оптикой (которую изготавливали на станках, вывезенных из разгромленной Германии в счёт послевоенных репараций). Между тем, фотоаппараты ФЭД вплоть до 1955 г. (а ФЭД-2 — до 1956 г.) получали объективы «Индустар-10» с непросветлённой оптикой. Просветлённые и непросветлённые линзы легко различались визуально поскольку имели разные показатели светоотражения, в силу чего просветлённая оптика казалось явно более тёмной. Кроме того, объективы «Индустар-22» и «Индустар-10» имели различную маркировку торцевых поверхностей (на крайнем правом рисунке она помечена поз.22). Представленные фотографии интересны для нас ещё и тем, что на снимке «Зоркого» можно видеть жёлтый светофильтр, подобный тому, которым владел Георгий Кривонищенко. Этот светофильтр был найден в палатке туристов с треснутым стеклом. Мы легко сможем понять, что это могли быть за отличия, если вспомним, что штатные объективы фотоаппаратов «Зоркий» были первой продукцией такого рода в СССР, имевшей просветлённую оптику. Объективы «Индустар-22» (и все последующие модели) имели просветлённые линзы благодаря немецким станкам, вывезенным из Германии в счёт послевоенных репараций. С момента начала выпуска «Зорких» на заводе в подмосковном Красногорске эти фотоаппараты комплектовались объективами «Индустар-22». Между тем, фотоаппараты ФЭД вплоть до 1955 г. (а ФЭД-2 вплоть до 1956 г.) продолжали получать непросветлённые объективы «Индустар-10», поскольку немецких станков банально нехватило на все заводы Советского Союза по производству оптики. Визуально «Индустар-10» и
«Индустар-22» легко различимы — просветлённая линза кажется более тёмной и в косых лучах света даёт цветной блик (обычно синего цвета), непросветлённая же намного ярче блестит. Кроме того, торцевые поверхности обоих объективов имели разную маркировку, что явно бросалось в глаза с расстояния даже в несколько метров. По своей стоимости «Зоркий» с «Индустаром-22» чуть ли не в полтора раза превосходил ФЭД с «Индустаром-10», что, в общемто, выглядит оправданным в силу возросших потребительских свойств первого (370 руб. и 250 руб. соответственно). Поэтому нет ничего странного в том, что малообеспеченные ТибоБриньоль и Колмогорова владели фотоаппаратами низшей ценовой категории. Тот, кто обыскивал палатку туристов не заинтересовался фотоаппаратами «Зоркий», потому что целенаправленно искал другой, отличный от «Зоркого», фотоаппарат. Отыскав же два таких фотоаппарата этот человек, не стал ломать голову над тем, какой именно ему нужен и забрал оба; — Отсутствие плёнки из фотоаппарата Игоря Дятлова и одновременное наличие походных фотографий непонятного происхождения («снимки россыпью»), заставляет предполагать, что в настоящий момент Алексеем Владимировичем Коськиным собраны и систематизированы ещё не все фотоплёнки, связанные трагическим походом. Возможно, дальнейший розыск в этом направлении, приведёт к новым открытиям разной степени непредсказуемости.
25. Несколько слов о странностях, необъяснимых и необъяснённых В истории последнего похода Игоря Дятлова имеется ещё один в высшей степени интересный с точки зрения версии «контролируемой поставки» момент, который, однако, до сих пор не вызывал интереса «профессиональных исследователей» этой трагедии. Их невнимание к данному эпизоду лишний раз с очевидностью доказывает непонимание этими самыми «исследователями» того, как работала советская система сохранения гостайны: наивные мальчиши-кибальчиши видят воистину фантастические происки «злобного КГБ» в мацерации стоп Рустема Слободина и постановке палатки на склоне Холат-Сяхыл, но при этом неспособны оценить события и свидетельства по-настоящему подозрительные. О чём идёт речь? Для начала цитата из походного дневника группы, сугубо для того, чтобы, не обременять читателя авторской речью: «24 января. На вокзале встретили ужас как гостеприимно: не впустили в помещение, и милиционер навострил уши; в городе все спокойно, преступлений и нарушений никаких, как при коммунизме; и тут Ю. Криво затянул песню, его в один момент схватили и увели. Отмечая для памяти гр-на Кривонищенко, сержант дал разъяснение, что п.3 правил внутр. распорядка на вокзалах запрещает нарушать спокойствие пассажиров. Это, пожалуй, первый вокзал, где запрещены песни и где мы сидели без них.» А вот рассказы о том же самом инциденте в дневниках участников похода. Зинаида Колмогорова: «25.01.59 г. (…) Да мы уже 2 раза были замечены милицией. Один раз в отделение милиции забрали Юрку Крив., он хотел собрать деньги на конфеты. Было смешно. (…)». А вот запись Людмилы Дубининой: «24 января. (…) Произошёл один небольшой казус — Юрку К. забрали в милицию, обвиняя его в обмане. Наш Юра вздумал пройтись с шапкой вокург вокзала, причём с исполнением какой-то песни. Юрку пришлось выручать (…)». Трудно сказать, как именно Люда Дубинина выручала Георгия Кривонищенко из отделения транспортной милиции на вокзале в Серове — стучала ли кулачком по столу, грозила ли наказанием «за превышение служебных полномочий», совала ли взятку, или просто ласково смотрела в глаза — но думается, что на самом деле Юра обошёлся без её помощи. Что же происходило на вокзале в городе Серове в 7 часов утра 24 января 1959 г.? Формально говоря, Георгий Кривонищенко, недовольный скаредностью завхоза Людмилы Дубининой, не выдавшей карманных денег, решил заняться сбором подаяния, другими словами, то ли изобразил из себя «калика перехожего», то ли обычного «нищеброда», и с шапкой наперевес и песней во всю глотку направился в обход вокзала. Мы знаем, что Кривонищенко и Слободин были мужчинами артистичными — играли на разных музыкальных инстументах (гитара, мандолина, аккордеон), неплохо пели и были не лишены того дара, что артисты называют «сценическим обаянием». Так что в самом по себе факте песнопения в общественном месте нет вроде бы ничего необычного (автор должен скромно признать, что в далёкие уже студенческие годы сам орал в стройотрядах безумные песни, в погоне за девушками ходил по карнизу пятого этажа и даже прыгал с третьего этажа на голую землю без всякого ущерба для здоровья, кстати! Так что по-человечески такого рода эмоциональные всплески вполне понятны.). Однако в истории того, «как Георгий Кривонищенко собирал подаяние» есть несколько несуразностей, которые придают ей вид крайне недостоверный и нелогичный. Начнём с того, что вокзал в Серове к моменту прибытия группы был закрыт. Другими словами, вокзальный буфет также был закрыт и сбор денег на покупку там конфет был лишён
всякого смысла. Но ладно, мы можем предположить, что буфет открылся бы через полчаса — поверим в это безоговорочно. Однако, если мы вспомним, что по карманам членов группы было рассовано почти 2000 руб. наличных денег, то сбор пресловутого «подаяния» вообще лишается всякого рационального смысла. Сколько бы мелочи накидали Кривонищенко сердобольные бабки и дедки, жмущиеся друг к дружке на ветру под козырьком крыши запертого вокзала? 3 руб.? 5 руб. медяками? Неужели кто-то думает, что в его шапку какой-то придурок бросил бы целый рубль или червонец? Конечно же, нет, никто бы Георгию таких денег не дал. При особенно настойчивом приставании ему в лучшем случае могли бы посоветовать «вымыть рожу и пойти работать», а в худшем — вмазали бы хорошенько «по щщам». Город-то известно какой — уральский, рабочий. Народ наш, конечно, постой и сердобольный, но только до известных границ, а потом из-под полы извлекаются разного рода слесарные инструменты (напильники, молотки и зубила) и наглого попрошайку отхаживают по «самое не балуй». Поэтому в СССР и нынешней России сбор подаяния во все времена был промыслом не то чтобы слишком опасным, но весьма специфичным, так скажем. При всём своём энтузиазме Кривонищенко собрал бы жалкие копейки… Если кто не знает, подскажем, что конфеты «мишка на севере» стоили в ту славную пору «победы социализма в основном» (это формулировка XXI съезда КПСС) 180 руб. за 1 кг. — что равнялось стоимости почти 9 бутылок водки. Георгию на полкило таких конфет деньги надо было собирать неделю, если не более… Между тем, у одного только Рустема Слободина, коллеги Георгия Кривонищенко по работе в закрытом городе, лежало в кармане 300 руб. — конфетами можно было объесться до конца похода. Глупо повёл себя Георгий? Безусловно! И на первый взгляд, и на второй… Причём глупость поступка Георгия Кривонищенко лежит даже не в плоскости реализации бизнес-проекта по сбору денег. Помимо чисто финансовой стороны дела существует ещё и так называемый «репутационный ущерб». Для инженера, работающего на особо режимном объекте, он потенциально сулил массу неприятностей. Специалист, имеющий допуск к совсекретным сведениям (а в 50-х гг. практически весь инженерно-технический персонал атомных производств имел допуск третьей категории из четырёх возможных. Таких допусков, к слову, не имело подавляющее большинство членов ЦК КПСС), должен был являться безупречным во всех отношениях человеком. Это означало как отсутствие вредных привычек (алкоголизма, наркомании, склонности к азартной игре на деньги), так и любых антисоциальных проявлений в поведении (склонность к дебоширству, бродяжничеству, жестокость в семье, нетрадиционная сексуальная ориентация и пр.). Гомосексуалист, например, не имел шансов получить допуск к гостайне и быть оформленным на работу, требовавшую таковой. В подобного рода требованиях режимных органов к персоналу крылся глубокий смысл — человек, ведущий безупречный с точки зрения социальной приемлемости образ жизни, не может стать объектом шантажа, манипулирования и вербовки вражеской разведкой. Подходы противника к такому человеку максимально затруднены. Автор знает, о чём пишет, поскольку в 80-е годы поработал в особо режимном конструкторском бюро и с требованиями к персоналу знаком не с чужих слов. Привод в милицию работника такой организации за нарушение общественного порядка становился настоящим ЧП по месту работы и влёк за собою разбор инцидента не только партийной комиссией по дисциплинарным вопросам, но и высшего руководства предприятия. Надо особо подчеркнуть, что речь идёт об обычном приводе, закончившимся оформлением протокола о рядовом административном правонарушении. Если же в результате инцидента возбуждалось уголовное дело, то над головой работника воистину разверзались хляби небесные! Жалоба жены на мужа была способна взорвать самую успешную карьеру — и это не преувеличение. Разумеется, написанное не означает, что работники особо режимных организаций и
учреждений являлись ангелами во плоти — вовсе нет! Кто-то из них и водочкой баловался, ктото грешил по женской части, кто-то умудрялся «химичить» с подотчётными материальными ценностями, но для всех этих людей соблюдение принципа «никогда не попадай в милицию» являлось вопросом успеха карьеры и выживания. Поэтому люди грешить-то грешили, но делали это с оглядкой и уж точно не собирали милостыню по вокзалам. А уж попасться в милицию за попрошайничество и нарушение общественного порядка на вокзале — это просто верх самоубийственного кретинизма! Если бы об этой истории стало известно по месту работы, то вывод дисциплинарной парткомиссии не сулил бы Георгию Кривонищенко ничего хорошего: либо пьян был, либо просто дурак. И ещё неизвестно, кем лучше было бы оказаться. С работы, может быть, и не уволили, тем более, что Кривонищенко являлся «молодым специалистом» и трудовое законодательство охраняло его право на труд, но историю эту ему припоминали бы ещё долго. Она бы непременно всплывала при любом перемещении по служебной лестнице и напоминала бы о себе многие годы. Проще было сразу самому себе осиновый кол забить в сердце (необходимое уточнение для тех, кто не застал живую КПСС: партийные комиссии по дисциплинарным вопросам при парторганизациях влезали в дела даже тех людей, которые не являлись членами партии и формально были ей неподотчётны. Просто вмешательство это осуществлялось опосредственно — через секретаря комсомольской организации)… История с задержанием на вокзале была для Георгия Кривонищенко крайне нежелательна и даже опасна ещё и потому, что он постоянно имел при себе финский нож, тот самый, что оказался в конце-концов найден на настиле в овраге (напомним, что отступившие от палатки туристы располагали именно «финкой» Кривонищенко, а не Колеватова, которая осталась в палатке, где и была найдена в марте 1959 г. Причём, ножны от финского ножа Колеватова были найдены на месте постановки палатки весной, после того, как сошёл снег. К этому в высшей степени любопытному факту — раздельному нахождению ножа Колеватова и ножен от него — мы ещё вернёмся в своём месте!). Особо следует подчеркнуть, что в те годы «нож финского образца» — это потенциальная статья за хранение холодного оружия. Итак, давайте проведём небольшую реконструкцию и попытаемся понять, как же объективно выглядела ситуация на вокзале в Серове глазами сержанта транспортной милиции, задержавшего Георгия Кривонищенко. 24 января 1957 г. в 7 часов утра некий молодой мужчина начинает приставать к окружающим «с шапкой наперевес», распевая «из-за острова на стрежень» или нечто в этом духе, требуя денег «на конфеты» и явно паясничая. Человека призывают к порядку, просят угомониться — тот никак не хочет успокоиться и в итоге следует привод в помещение милицейского пикета и… При личном обыске молодого человека (обязательном и неизбежном при любом задержании!) выясняется, что тот имеет при себе «финку» без номера и разрешения органов внутренних дел на ношение. А это в чистом виде статья 182 Уголовного Кодекса РСФСР 1926 г. (с дополнениями от 1933 и 1935 гг.), которая в тот момент времени звучала дословно так: «Изготовление, хранение, сбыт и ношение кинжалов, финских ножей и тому подобного холодного оружия без разрешения Народного комиссариата внутренних дел в установленном порядке — (влечёт — прим. murders site) лишение свободы на срок до пяти лет с конфискацией оружия.» Само же противоправное деяние, выразившееся в приобретении и ношении «финки» без разрешения территориального органа внутренних дел, по классификации той поры определялось как «нарушение правил, охраняющих народное здравие, общественную безопасность и порядок». О как! Именно поэтому умудрённые опытом урки предпочитали тогда носить в карманах не ножи, а стаместки и молотки, ибо таковые считались не «оружием», а «инструментом». Как говорится, почувствуйте разницу, цена этой разницы формулировок — 5 лет за колючей проволокой! Именно поэтому Александр Колеватов
озаботился получением в отделе милиции разрешения на право владения и ношения «ножа финского образца». Ибо всего один привод в милицию с ножом — и репутация летит коту под хвост. А возможно, и свобода. Интересное кино, правда? Воистину, попал Георгий Кривонищенко со своей песней на вокзале, как петух в ощип! А если вспомнить, что неучтённый «нож финского образца» имелся также и у Николая Тибо-Бриньоля, то становится ещё интереснее: поход, посвящённый XXI съезду КПСС, реально мог закончиться, не начавшись. Группа доехала до Серова и угодила в кутузку из-за наличия у членов группы неразрешённого холодного оружия. Это уже не туристическая группа, а настоящая банда (в милицейском понимании, разумеется). Ребята реально могли застрять в Серове на несколько дней «до выяснения обстоятельств» и необходимой проверки дознавателем. В том случае, конечно, если бы милицейский наряд на вокзале отнёсся бы к своим обязанностям как следует, т. е. педантично и по инструкции («Этот клоун с шапкой ваш товарищ? А у вас самих документы имеются? А покажите, что у вас в карманах… А развяжите-ка рюкзаки! Ах, не хотите… ну, пройдёмте-ка в пикет, там разберёмся»). И поход на Отортен логично завершился бы на вокзале в Серове. А теперь простенький вопрос, который, правда, почему-то не приходит в голову многомудрым «дятловедам» с очень большим «туристическим опытом»: неужели кто-то действительно верит, что Люда Дубинина могла выручить Кривонищенко из той передряги, в какую тот угодил? Люда простодушно написала в своём дневнике, что его «пришлось выручать»… так неужели кто-то всерьёз верит, что она его «выручила»? Пошла в отделение милиции, попросила отпустить «хорошего парня Юрку», а «мент поганый» оказался вовсе не поганым, а добрым и чутким, с васильковыми глазами и тёплыми руками, взял — и отпустил! и денег клянчить не стал и даже ножик финский не отобрал… Да и друзей Юрки не обшмонал на предмет поиска других неразрешённых к ношению образцов холодного оружия. Кто-то верит в такое? Тому, кто верит дорога одна — к психиатру за вкусными таблетками и уколами, ибо верить в подобное развитие событий может только человек, потерявший всякую связь с реальностью. Потому что в России (как, впрочем, и в СССР) привод в отделение милиции протекает совсем не так. Первым делом проводится личный досмотр, чтобы задержанный не вытащил внезапно пистолет или какое-нибудь мачете и без лишних затей не «грохнул» всех, находящихся в пикете. Откупиться от милиционера в пикете можно, напасть на него и убежать — тоже, в принципе, можно, предъявить серьёзный документ, который снимет все вопросы к обладателю — тоже можно, а вот просто уговорить — нельзя. Категорически. Просто потому, что там люди работают, не поддающиеся на уговоры, они кормятся с этой своей несгибаемости. Однако у нас нет оснований не верить дневниковым записям туристов. Каждый из них описал то, чему был свидетелем, искренне полагая, что правильно понимает происходившее на вокзале. Георгия Кривонищенко действительно задержал сержант транспортной милиции и увёл в помещение пикета, после чего… необъяснимым образом отпустил, попросив не шуметь и сославшись в качестве причины на пункт 3 неких правил поведения на железной дороге. Денег этот милиционер с Кривонищенко не потребовал, протокол задержания не составил, финский нож не отобрал себе на память, а лишь пожурил слегка и разве что ручку на прощание не пожал. Чудеса, да и только! Что же всё-таки кроется за этим странным инцидентом? Смеем высказать догадку, что на вокзале в Серове 24 января 1959 г. произошёл некий важный в рамках операции «контролируемой поставки» эпизод, замаскированный под привод Кривонищенко в помещение отделения милиции. Это странное задержание могло маскировать два важных (и различных по своим целям) действия: во-первых, Георгий Кривонищенко втайне
от своих товарищей мог сделать некий важный телефонный звонок, а во-вторых, мог получить ту самую радиоактивную одежду, которую ему предстояло передать на склоне Холат-Сяхыл. Выше было написано, что эту одежду мог доставить Александр Колеватов накануне выхода группы в поход, т. е. 22 января. Однако вполне возможно, что радиоактивные вещи попали в распоряжение группы позже — на вокзале в Серове. Ввиду их опасности для окружающих, инициаторы оперативной комбинации могли принять решение передать одежду с изотопной пылью в распоряжение группы в самый последний момент, так сказать, на краю «цивилизованной Ойкумены». Предположение о телефонном звонке, видимо, требует небольшого пояснения. С самого начала строительства железных дорог в России представители органов охраны правопорядка (жандармерия в царское время и транспортная милиция — в Советское) обеспечивались независимой от других ведомств системой связи. Поначалу это был телеграф, а с конца 19-го столетия — телефон. С ростом длины и разветвлённости железных дорог, развивались и привязанные к ним линии связи. К концу 50-х годов прошлого века советское Министерство путей сообщения оказалось обладателем многоуровневой системы связи, частично интегрированной с системами других ведомств, но при этом независимой от них. Отделы милиции при железных дорогах пользовались этой связью в своих целях; как это ни покажется удивительным, практически с любой, даже самой дальней железнодорожной станции страны, можно было позвонить хоть на Лубянку, хоть прямо в Кремль, причём с минимальными потерями времени. От звонившего требовалось одно — знать необходимое слово-пароль (т. н. «тропинку»), которое давало ему право требовать необходимую коммутацию. Система была отработана ещё в царское время, когда связь осуществлялась путём передачи телеграфных сообщений, причём конечного адресата, скрытого за ничего не говорящим условным именем, не знал никто. Система существовала десятилетиями и работала отлично, причём, заметьте, без всяких ноутбуков, интернета и IP-телефонии (впрочем, прошедшее время здесь неуместно, подобная организация связи существует и поныне). Поэтому Кривонищенко, очутившись в помещении отделения милиции, мог потребовать соединить себя по телефону с дежурным офицером управления КГБ по Свердловску и области, а далее, пользуясь заранее сообщенной ему «тропинкой», быстро связаться с нужным сотрудником. Если телефонный звонок был обусловлен заранее, то его ждали и потеря времени была исключена. На всё это потребовалось бы менее 3 минут, включая объяснение с сержантом милиции (кстати, сам «дежурный сержант» мог быть «ряженым» офицером КГБ, направленным в Серов для прикрытия группы на время нахождения её там и исключения любых недоразумений во время движения по железной дороге). О чём мог быть этот разговор и вообще для чего он мог понадобиться? Гадать, конечно, можно, но вряд ли нужно. Поддержание связи кураторов с группой при всяком удобном случае представляется вполне разумной мерой контроля ситуации. Такой звонок не только логичен, но и желателен (хотя и необязателен, т. к. группа подготовлена к работе автономно). Следует обратить внимание на то, что инцидент с задержанием на вокзале произошёл в самом начале похода, буквально после первой ночи в пути, точнее в дороге. Если бы за это время произошло нечто, ставящее под сомнение выполнимость операции, например, конфликт между Дятловым и новичком в группе Золотарёвым, то Комитет госбезопасности имел время для реализации запасного плана действий, который, безусловно, рассматривался. Возможно, такой план предусматривал передачу фотоаппарата от Золотарёва Колеватову в случае ухода первого из группы, возможно, были предусмотрены более хитроумные комбинации, связанные с «выключением» из операции Дятлова под видом случайного или даже криминального травмирования — гадать можно долго и безрезультатно. Для нас лишь важно то, что конфликта
между Семёном Золотарёвым и руководителем похода не произошло, ночь в поезде прошла хорошо, весело, с пением песен и группа двигалась по маршруту пока без существенных отклонений от срока. А значит, операция «контролируемой поставки» развивалась согласно плану. О чём Георгий и сообщил в телефонном разговоре с куратором. В этом месте может возникнуть вполне обоснованный вопрос: почему этот немаловажный телефонный звонок сделал Георгий Кривонищенко, а не Семён Золотарёв, игравший роль руководителя операции «на месте»? Ответ прост: Золотарёв не должен был вызывать к себе негативной реакции со стороны остальных членов группы. Неизвестно, как они отнеслись бы к приводу Семёна в отделение милиции, вполне возможно, что его поведение вызвало бы беспокойство, раздражение, гнев и спровоцировало бы жёсткие санкции, например, снятие с маршрута. Представим, что Дятлов заявил бы Золотарёву: «группа не хочет с тобою идти в поход, потому что ты своим антисоциальным поведением компрометируешь нас» и как Золотарёв должен был оправдываться? Между тем, Георгию Кривонищенко подобные санкции не грозили — это был всеобщий любимец, которого большинство членов группы знали не один год, он был дружен с Игорем Дятловым, этот весельчак-приколист хорошо пел, играл на мандолине. Да за него все были горой! Как стало ясно из дальнейшего, никто не попрекнул Георгия дурацкой выходкой и не попенял за доставленные всей группе хлопоты. Понятно, что если бы в такую ситуацию попал малознакомый Семён Золотарёв, то оценка случившегося и отношение к виновнику инцидента оказались бы совсем иными. Подводя итог рассуждениям о странном задержании Георгия Кривонищенко на вокзале, остаётся добавить: именно в силу особого статуса, обусловленного участием в специальной операции КГБ, Георгий не опасался последствий собственного привода в отделение милиции. Проинструктированный соответствующим образом, он прекрасно знал как будет развиваться ситуация и понимал, что никаких последствий это задержание не повлечёт — не будет ни протокола об административном правонарушении, ни штрафа, ни личного обыска, ни изъятия «финки» — ничего!.. Дежурный милиционер лишь пожурит его на глазах членов группы, сугубо для проформы, да и отпустит. Как мы знаем из дневниковых записей участников похода так оно и случилось. Завершая разговор о странных и труднообъяснимых событиях, связанных с трагическим походом, следует остановиться на ещё одном любопытном факте, который упорно не желает замечать большинство «исследователей» этой истории. Внимательный читатель наверняка обратил внимание на то, что в настоящем очерке указаны места захоронений всех членов группы, кроме одного — Семёна Золотарёва. Сделано это было вовсе не потому, что автору место это неизвестно, а силу совсем иной причины, которая сейчас станет понятна. Благодаря усилиям Алексея Владимировича Коськина, не раз упоминавшегося в настоящем очерке исследователя истории гибели группы Дятлова, местоположение упомянутой могилы тайны не составляет. Золотарёв похоронен… в десятке метров от могилы Георгия Кривонищенко, что выглядит совершенно необъяснимым случае отрицания связи этих людей с Комитетом госбезопасности. Обе могилы находятся в Свердловске, на территории старого Ивановского кладбища, которое уже в 1959 г. было закрытым, т. е. новые захоронения там не допускались (если совсем точно, то можно было осуществлять захоронения на семейных участках в старые могилы, существовавшие более 25 лет). О странных обстоятельствах похорон Георгия Кривонищенко в этом очерке уже упоминалось — Георгий почему-то оказался единственным из первой пятёрки, кого предали земле в закрытом гробу и почему-то на другом кладбище, для чего-то отделив от погибших в одном с ним походе товарищей. Сами родители Кривонищенко об этом не просили и непонятно кто и с какой целью настоял на необходимости захоронения его тела на Ивановском кладбище.
Между тем, сделать это было совсем непросто — требовалось особое разрешение. Но всё это происходило, напомним, в марте 1959 г., а через два месяца история в точности повторилась! Только на этот раз с Золотарёвым. В этом случае всё было также — закрытый гроб, похороны отдельно от остальных членов группы, место могилы на закрытом кладбище, где нет захоронений родственников. Разумеется, и в данном случае требовалось особое разрешение по осуществление захоронения. Но если о похоронах Георгия Кривонищенко мог похлопотать влиятельный отец, начальник строительства крупной ГЭС, имевший выходы на высшее руководство области, то кто мог похлопотать за простого кубанского казака Семёна Золотарёва? (Ещё раз подчеркнём, что отец Георгия Кривонищенко отрицал, будто добивался разрешения похоронить сына на Ивановском кладбище). У Золотарёва не было никаких оснований быть похороненным там, где его в действительности похоронили. Даже мотивацию для этого не сыскать. Никак Семён не был связан со Свердловском и его мать, не получавшая от Советской власти даже пенсии, не имела никаких выходов на местное начальство. И денег для взятки она не имела тоже. И даже друзей не было таких, которые могли бы эти деньги собрать. Как же могло состояться захоронение Семёна Золотарёва на Ивановском кладбище, причём неподалёку от Георгия Кривонищенко? Разумного объяснения этому отыскать никак не получается до тех пор, пока мы не вспомним, что и Золотарёв, и Кривонищенко определены нами как важнейшие участники спецоперации КГБ «контролируемой поставки». Мы предположили тесную связь обоих с органами госбезопасности и как только это соображение мы принимаем во внимание, то случившееся сразу получает чёткое, логичное и абсолютно достоверное объяснение. Вернёмся в последние числа февраля 1959 г., когда под кедром оказались найдены первые тела погибших туристов. Первоначально они были определены как трупы Кривонищенко и Золотарёва. Да-да, именно так, труп Дорошенко изначально идентифицировался как принадлежащий Золотарёву, о чём в соответствующем месте настоящего очерка и написано. Хотя Юру Дорошенко хорошо знали студенты УПИ, принимавшие участие в поисковой операции, опознанию помешали два объективных обстоятельства: многодневная щетина и изменение цвета кожи, которая всеми, кто видел трупы, определялась как «бурая», «багровокоричневая» и т. п. Щетина Дорошенко сделала его лицо похожим на усатого Золотарёва, а посему первые радиограммы сообщали об обнаружении именно его трупа.
Редкий фотоснимок, сделанный летом 1958 г. Зина Колмогорова и Юрий Дорошенко в
одном походе. Зину узнать несложно. Но узнает ли кто-то Дорошенко? Правильный ответ следует ниже. Кстати, опознание человека по фотографии — непременное задание на тренингах по составлению словесного портрета в силовых структурах всех стран мира. В этом деле есть маленький нюанс, связанный с визуализацией условного образа, созданного на основе текстового описания. Вкратце нюанс этот можно выразить так: прочитав словесный портрет, хрен опознаешь человека по фотографии. То же самое касается и фотографий, сделанных в разное время в разных условиях: человек порой выглядит на них совершенно непохожим на самого себя. А теперь посмотрим на ситуацию глазами ответственных работников КГБ, курировавших операцию «контролируемой поставки». Они узнают, что некоторые члены пропавшей группы по неясной пока причине погибли. Явилась ли их смерть следствием провала запланированной спецоперации или же никак с нею не связана, пока неясно, но уже известно, что связанные с Комитетом люди — Кривонищенко и Золотарёв — мертвы. Кривонищенко в день проведения операции должен был одеть радиоактивную одежду на себя, но он раздет, стало быть, судьба вещей неопределённа. Золотарёв (который на самом деле Дорошенко) тоже раздет, значит, одежду с изотопной пылью придётся искать особо. Этим займёмтся Кикоин, который в начале марта прилетит на перевал. А вот что делать с трупами Кривонищенко и Золотарёва? КГБ никогда не бросал своих сотрудников после смерти, принимая на себя все горестные проблемы, связанные и организацией и проведением похоронных мероприятий. Кроме того, во многих подразделениях существовала устойчивая традиция посещать могилы сотрудников либо ко Дню чекиста, либо в годовщину гибели (особенно, если гибель связана с выполнением служебных обязанностей). Традиция эта, кстати, очень неплоха — с одной стороны, она поддерживает преемственность поколений, а с другой — весьма зримо напоминает об опасности профессии даже в мирное время. Но в день гибели группы Игоря Дятлова, на могилы погибших может приходить большое число друзей и родственников погибших, непосвящённых в тайну Кривонищенко и Золотарёва. Понятно, что появление группы никому неизвестных серьёзных мужчин в штатском может вызывать множество совершенно лишних вопросов. Поэтому для могил Кривонищенко и Золотарёв надлежит подискать место в стороне от остальной группы, причём, желательно вообще на другом кладбище. Именно Комитет госбезопасности добился выделения на закрытом (а стало быть, малопосещаемом!) Ивановском кладбище двух мест для своих сотрудников. Сделано это было одновременно и по одной заявке — именно поэтому места выделены в непосредственной близости друг от друга. Если бы вопрос о двух захоронениях решался в разное время (с интервалом в несколько месяцев) и по просьбе разных лиц, то и места оказались бы поодаль друг от друга, в разных концах кладбища. И всё поначалу шло своим чередом. Тела с перевала доставили в Ивдель и там, скорее всего, появился «Куратор» из КГБ, призванный опознать Золотарёва (напомним, его мало кто знал из студентов, а родня Семёна жила за тысячи километров, так что вопрос идентификации трупа был вовсе не так прост, как может показаться на первый взгляд). И тут фурор — «Золотарёв» оказывается не Золотарёвым. Рост Семёна составлял всего лишь 172 см, а на столе в морге лежало тело ростом 180 см. Достаточно было приложить портновскую сантиметровую ленту, чтобы понять ошибочность опознания «Золотарёва» поисковиками. Поэтому товарищ из Комитета уверенно заявил: труп не Золотарёва, ищите кому он принадлежит! Следствие по очереди начинает приглашать родственников всех мужчин-участников похода. Заросший щетиной труп никто не может опознать. Подчеркнём, мать Дорошенко сына не опознала! Так может быть, неизвестный всё-таки Золотарёв? Но товарищ из самой
осведомлённой организации Советского Союза твёрдо знает — в морге находится кто угодно, но только не Семён. И тогда проводится повторное опознание, только теперь в морг приглашается не мать Юрия Дорошенко, а женщина, с которой тот поддерживал интимные отношения. Она-то и опознало нагое тело. К этому вермени уже решился вопрос с местом захоронения погибших туристов — обком милостиво отказался от мысли хоронить погибших туристов в Ивделе и дал санкцию на похороны в Свердловске. Казалось бы, на Ивановском кладбище уже зарезервировано два места — давайте двоих человек туда, тех же самых Кривонищенко и Дорошенко. Раз уж они погибли рядом, у одного костра, так пусть и после смерти будут вместе. Ан нет! Дорошенко увозят на Михайловское кладбище, потому что второе место на Ивановском предназначено вовсе не для него. Оно изначально отводилось Золотарёву. Уже тогда, в первой декаде марта в КГБ не испытывали сомнений в его гибели, хотя тело, как мы знаем, нашли много позже. И действительно, когда в середине мая 1959 г. мать Семёна вторично появилась в Свердловске (первый раз она приезжала месяцем ранее), ей не пришлось хлопотать о похоронах сына. О месте для могилы и организации траурного мероприятия побеспокоились другие люди. Хотя — и это надо подчеркнуть особо! — никто из них не раскрывал свою связь с КГБ, как этого не делал при жизни и сам Семён. Но административный ресурс, которым располагали его неведомые друзья, был достаточен для того, чтобы снять все проблемы, связанные с выбором места захоронения и организацией траурного мероприятия. Предложенная версия скрытого участия Комитета госбезопасности в похоронных мероприятиях, связанных с Кривонищенко и Золотарёвым, прекрасно объясняет их захоронение на Ивановском кладбище и территориальную близость могил. При попытке исключить действие «скрытого административного ресурса» этот факт объяснения не находит. Без воздействия могущественного «административного ресурса» и Кривонищенко, и Золотарёв — либо, как минимум, один из них! — должны были быть похоронены на Михайловском кладбище вместе с остальными участниками похода.
Ещё пара фотоснимков, сделанный летом 1958 г. Зина Колмогорова и Юрий Дорошенко в одном походе. На фотографии слева Юрий (он в очках) подаёт руку Зине при подъёме в гору. На фотографии справа Дорошенко стоит крайний слева. Нельзя не отметить, что его внешность заметно отличается от той, каким его можно видеть в последнем походе с Игорем Дятловым. Кстати, факт наличия очков среди вещей погибшей группы, длительное время подогревал среди некоторой части «исследователей» версию о злобном «спецназе КГБ», позабывшем свои вещи на месте преступления. Как известно, «спецназ КГБ» — он такой! — всегда забывает во время своих операций то лишние ножны от «финок», то очки, то обмотки солдатских ботинок. Между прочим, факт, что Юрий Дорошенко носил очки, делал практически невозможным его зачисление в штаты Комитета госбезопасности. И кстати, он был не единственным членом группы Игоря Дятлова, кто пользовался очками… Возможен вопрос: почему на Ивановском кладбище не похоронили Александра Колеватова, ведь согласно версии «контролируемой поставки» он являлся третьим членом группы, который действовал в интересах КГБ. Почему Комитет продемонстрировал озабоченность посмертной судьбой двух человек, но пренебрёг третьим? Думается, в отношении Колеватова сработал признак формальной принадлежности к Комитету. Александр в январе 1959 г. даже по формальным признакам не мог быть штатным сотрудником спецслужбы, поскольку не имел высшего образования и звания офицера запаса. Разумеется, это не исключало возможности его тесного сотрудничества с госбезопасностью, выполнения в интересах КГБ неких поручений, ведения осведомительской работы в составе «студенческой линии» резидентуры, которую, как мы предположили, мог возглавлять Золотарёв. Колеватов мог планировать связать в дальнейшем свою судьбу с могущественной спецслужбой — это было романтично, престижно и сулило немалые для того времени материальные блага. Однако зачисление в штат Комитета могло состояться лишь в будущем, после получения высшего образования и обретения звания офицера запаса. В случае с Золотарёвым и Кривонищенко ситуация была кардинально иной — они уже имели дипломы о высшем образовании и офицерские звания. К 1959 г. Кривонищенко уже мог без особых затруднений закончить свердловскую школу КГБ с годичным курсом обучения, причём проделать это совершенно незаметно для окружающих — вопросы соответствующей маскировки были отработаны задолго до того. Поэтому руководители операции
«контролируемой поставки» могли смотреть на них как на полностью «своих» людей, в то время как в отношении Колеватова это было не так (подчеркнём в который уже раз — это отнюдь не исключало его привлечение к операции).
26. Что и как происходило на склоне Холат-Сяхыл после 16 часов 1 февраля 1959 г. Теперь, пожалуй, самое время остановиться на том, почему на склоне Холат-Сяхыл случилось то, что случилось? Каким факторами была обусловлена трагедия, имелся ли шанс её избежать? Чтобы понять внутреннюю логику событий, необходимо определиться с моделью предполагаемых действий, запланированных в рамках операции «контролируемой поставки». Общая схема таковой операции излагалась выше — Кривонищенко нёс в своём рюкзаке одежду, загрязнённую изотопной пылью, с целью передачи явившимся на встречу агентам иностранной разведки, а Золотарёв и Колеватов должны были играть роль обеспечения, подстраховки от разного рода неожиданностей, отвлечения внимания и сглаживания «шероховатостей», возможных в процессе общения. Для встречи, скорее всего, было назначено некоторое «окно допустимого ожидания», т. е. временнЫе рамки, в пределах которых допускался сдвиг момента встречи (опоздание одной из групп). Тем не менее, опаздывать нашим туристам было крайне нежелательно и группе Дятлова следовало явиться к месту запланированного рандеву в строго оговоренный момент времени — отклонение грозило если не срывом встречи, то возбуждением у противной стороны ненужных подозрений. Золотарёву помимо прочего отводилась очень важная роль — фотографирование лиц, явившихся для получения груза. Для этого он имел кроме обычного фотоаппарата, найденного впоследствии в палатке, второй со специальной плёнкой. Поскольку «опытные туристы — исследователи трагедии группы Дятлова», как показала практика общения с таковыми в Интернете, не имеют понятия об элементарных вещах и явлениях (вроде добивания лежащего человека ударом колена или продолжительности времени работы двигателей ракеты Р-7), упоминание о специальной плёнке требует некоторого пояснения. Сотрудники КГБ, посылавшие Золотарёва и Кривонищенко на задание, прекрасно понимали, что условия для фотосъёмки могут оказаться не слишком благоприятными. Поэтому Золотарёв, скорее всего, должен был получить специальную плёнку под условным названием «щит» (этим термином обозначалось целое семейство специальных фотоплёнок, разработанных КГБ во второй половине 50-х гг. прошлого века. Все они предназначались для использования в особых условиях и главная их особенность заключалось в наличии двух светочувствительных слоёв — один поверх другого — воспринимавших световые волны различных частей спектра. Благодаря этому каждый кадр такой плёнки мог нести два различных изображения, сделанных в условиях различной освещённости, а кроме того, один из слоёв можно было «засветить» без уничтожения изображения на втором слое). КГБ широко использовал фотоплёнки «щит» в различных спецоперациях как внутри страны, так и за её пределами, поскольку некоторые её разновидности позволяли делать фотоснимки как в условиях низкой освещённости, так и в частях спектра, либо пограничных зоне человеческой видимости, либо лежащих за пределами таковой. Визуально фотоплёнка «щит» ничем не отличалось от обычной и взяв катушку с нею в руки, невозможно было догадаться об её особых свойствах. В КГБ эти плёнки считали высокозащищёнными и уникальными, но как показала практика, их свойства оказались явно переоценёнными. Шведская контрразведка, разоблачившая в июне 1960 г. советского разведчика, полковника генерального штаба Стига Веннерстрёма, сумела раскрыть секрет «щита» и извлечь кадры со «скрытого» слоя, которые содержали совершенно секретные
материалы, подготовленные к передаче связнику-нелегалу. Это была не единственная причина, обусловившая провал опытного советского разведчика Веннерстрёма, но самый, пожалуй, веский довод в пользу его виновности. Через много лет Веннерстрём вспоминал, что «особозащищённая» фотоплёнка оказалась «самым толстым гвоздём», который шведская контрразведка заколотила ему в гроб. Следует особо указать, что при использовании фотоплёнок такого типа сам по себе фотоаппарат особой роли не играл (т. е. специальный фотоаппарат не требовался). Тем не менее, и фотоаппарат также мог быть особым — с бесшумным срабатыванием затвора, во второй половине 50-х гг. такая фототехника уже имелась в распоряжении советской контрразведки. Движение группы Игоря Дятлова в контексте версии «контролируемой поставки» вплоть до 31 января особого интереса не вызывает — поход проходил в штатном режиме с выдержкой необходимого графика. Мы предполагаем, что на вокзале в Серове Георгий Кривонищенко выходил на связь по телефону с куратором операции и докладывал об обстановке, складывающейся внутри группы. Следующий контакт с куратором, вполне возможно, имел место при размещении группы в Вижае; там, как и в Серове, имело место какая-то нелепая ситуация (связанная с переводом группы из клуба в гостиницу), которая даёт основание подозревать это. С момента ухода группы из населённых мест началась «автономка», в которой алгоритм действий всей группы определялся полученными Золотарёвым в Свердловске инструкциями, хотя этого, разумеется, не знал никто, кроме самого Золотарёва и его товарищей по тайной работе — Колеватова и Кривонищенко. Итак, 31 января группа оказалась в горной местности — если до этого движение происходило сначала вверх по течению рек Лозьвы и Ауспии в условиях равномерно повышающегося рельефа, то теперь группу обступили настоящие горы. Пусть не очень крутые и не самые высокие, но зато существенно искажавшие линию горизонта (внимательный читатель помнит ту часть настоящего очерка, где рассматривался вопрос наступления сумерек в условиях гористой местности). Видимо, 31 января оказался для членов группы днём хорошего настроения и «лёгкой» лыжни, потому что несмотря на общее утомление Игорь Дятлов в самом конце перехода решил быстрым рывком перевести группу через перевал, получивший впоследствии его имя, в долину Лозьвы, дабы там заночевать. Другими словами, группа должна была миновать гору Холат-Сяхыл и 1 февраля эта гора фактически должна была остаться за спиной туристов. Они двигались бы вперёд к Отортену, удаляясь как от перевала, так и от горы. Это, однако, не входило в планы Золотарёва и его подчинённых, ибо «контролируемая поставка» была запланирована именно на 1 февраля 1959 г. на склоне Холат-Сяхыл (либо её вершине — о точных ориентирах мы знать не можем, да это и непринципиально). Говоря иначе, группа Дятлова выскочила к «финишу» раньше срока. А это разрушало всю комбинацию: Кривонищенко не успел надеть на себя радиоактивную одежду. Золотарёв — не приготовил фотоаппарат со спецплёнкой, спрятанный глубоко в рюкзаке… И тогда последовала одна из простеньких комбинаций, заранее обдуманных и подготовленных при разработке операции. Группу Дятлова чуть-чуть придержали, ровно настолько, чтобы не дать ей перейти в долину Лозьвы раньше времени и заставить отправиться на повторный штурм склона Холат-Сяхыл на следующий день. Обеспечил столь необходимую задержку Александр Колеватов, сымитировавший травму ноги. Либо действительно повредивший ногу — нам интересен даже не сам факт травмирования, а его нарочитость. Нам известно, что на теле погибшего Колеватова была обнаружена ослабевшая марлевая повязка, сползшая на левую лодыжку. При жизни эта повязка охватывала, видимо, голень или колено, причём накладывалась она явно не в последние часы жизни — тогда туристам стало уже не до повязок. Да и не оказалось у них под рукою перевязочного материала — весь остался в
палатке. Мы также знаем, что у Александра имелся разлитый кровоподтёк с внутренней стороны левого колена, так что предположение о наложении давящей повязки на травмированный сустав выглядит вполне логичным. Как бы там ни было, группа, поднявшаяся выше границы леса и начавшая было восхождение на Холат-Сяхыл, была вынуждена прекратить движение вперёд и повернула обратно в лес. Об этом подъёме и возвращении назад нам известно достоверно из последней записи в дневнике Дятлова, датированной 31 января: «Постепенно удаляемся от Ауспии. Подъем плавный. Кончились ели, пошел редкий березняк. Вот и граница леса. Наст. Место голое. Нужно выбрать ночлег. Спускаемся на юг — в долину Ауспии. Это, видимо, самое снегопадное место. Усталые, принялись за устройство ночлега. Дров мало. Костер развели на бревнах, рыть яму неохота. Ужинаем в палатке. Тепло…». О формальной причине возвращения со склона вниз можно гадать. Однако нельзя не признать, что травмирование Колеватова (мнимое, либо действительное, случайное или нарочитое — не имеет значения) явилось бы веской причиной для возвращения группы под полог леса и устройства лагеря в долине Ауспии.
Во второй половине дня 31 января группа Игоря Дятлова поднялась выше границы леса и выскочила на водораздел между долинами рек Ауспия и Лозьва. Именно там, в районе редколесья и кустарника на высоте более 700 м, и сделан этот фотоснимок Георгием Кривонищенко. Если бы туристы продолжили движение, преодолели перевал и ушли в долину Лозьвы, то гора Холат-Сяхыл осталась бы левее и позади группы. И никакой стоянки на склоне Холат-Сяхыл во второй половине дня 1 февраля не было бы ни при каких обстоятельствах. Однако группа вернулась с перевала обратно в долину Ауспии для того, чтобы на следующий день повторить трудозатратный подъём. Очень нелогичные действия, если только не признать, что внутри группы имелся «тормоз», умышленно не позволявший группе покинуть район горы Холат-Сяхыл ранее 1 февраля. Фотография из фотоплёнки № 1, обнародованная Алексеем Владимировичем Коськиным. Изображение кликабельно, фотоснимок можно рассмотреть в максимальном разрешении.
Случайно ли это возвращение группы связано с человеком, в котором мы подозреваем «конфиденциального помощника» КГБ? Вопрос риторический, ответа не требующий, предлагаем читателям задуматься над этим самостоятельно. Итак, 31 января группа Игоря Дятлова разбивает лагерь в долине реки Ауспия у подножия горы Холат-Сяхыл. Если версия «контролируемой поставки» верна, то к этому времени на горе уже находились лица, прибывшие туда для принятия груза. Не подлежит сомнению, что эти люди должны были выдвинуться в район предполагаемой встречи заблаговременно в силу вполне очевидной причины — они должны были проконтролировать все перемещения в «точке рандеву». От их внимания зависело как собственное выживание, так и выполнение операции: заблаговременный контроль местности давал возможность иностранным спецназовцам обнаружить возможные засады КГБ, оцепление либо прочёсывание местности войсками. Кстати, именно для лучшего контроля окружающей местности и подъездных путей большинство личных встреч разведчиков осуществляется в малонаселённой местности — парках, лесопарках, заповедниках, районах отчуждения железных дорог, на пустырях и т. п. Гламурные встречи в ресторанах украшают телесериалы, но в реальной жизни им нет места, а потому сотрудники всех разведок мира в зоне ответственности своих резидентур всегда тщательно изучают всевозможные свалки, помойки, пустыри, леса и долины реки и притом тщательно фиксируют все обнаруженные ориентиры. Ибо в работе пригодится! Поэтому разведчики противной стороны, заблаговременно выдвинувшиеся в район рандеву и 31 января уже находившиеся на вершине Холат-Сяхыл, безусловно, обратили внимание на странную группу туристов, вышедшую из леса, поднявшуюся по склону, а потом возвратившуюся обратно в лес. Действия группы выглядели подозрительно. Во-первых, туристы появились на сутки раньше назначенного срока, а во-вторых, численность группы оказалась 9 человек, вместо 10, как ожидалось изначально (Юдин вернулся с маршрута, о чём встречавшие группу иностранные разведчики не знали). Группа иностранных спецназовцев, однако, осталась на своём месте и продолжила наблюдение. Поскольку иной подозрительной деятельности в контролируемом районе не отмечалось, оснований покидать район встречи, вроде бы, не имелось. Так заканчивался день 31 января 1959 г. Часы отсчитывали последние сутки жизни «дятловцев». Наступило 1 февраля. Какой была погода в этот день в районе перевала? Вопрос далеко не праздный, ибо от ответа на него в значительной степени зависит оценка действий членов группы и правильное понимание их мотивации. Среди «профессиональных туристов» и «знающих матчасть исследователей трагедии» в этом вопросе мы видим хаотическую разноголосицу мнений, так сказать, раздрай душевный. Значительная часть «знатоков» считает, что тогда задувала метель и температура весь день не поднималась выше -25 °C и даже была существенно ниже. Сия снежная круговерть расценивается как жуткий холод. Правда, жителей Санкт-Петербурга и Ленобласти эти страшные рассказы вряд ли введут в заблуждение, ибо североуральские -25 °C при 50 %-ой влажности воздуха переносятся несравнимо легче питерских -15 °C при влажности 95 %. А если к этому добавить постоянно задувающий с Финского залива бодрящий ветер со скоростью 10–15 м/с, то можно с уверенностью сказать, что жители Васильевского острова всю зиму живут в условиях, не только сопоставимых с североуральскими, но даже много худших. И при этом не воспринимают их как экстраординарные. Однако, на самом деле в районе Отортена в тот день не было -25 °C. Температура была существенно выше. Петербургский исследователь трагедии группы Евгений Вадимович Буянов
приводил в своих книгах сводку погоды по Ивдельскому району на тот день: температура в течение суток понижалась до -20 °C —21 °C, осадков выпало мало — около 0,5 мм, влажность оставалась невысокой — около 56 %, ветер северо-северо-западный имел скорость 1–3 м/c. Ивдельский район — это чуть ли не половина Бельгии, так что данные весьма неточны, однако, всё равно любопытны. Как видим, никаких метелей, буранов и штормов; на фоне отвратительных петербургских зим погода кажется курортной, а холодный сухой воздух мог бы стать целительным для сотен тысяч питерских астматиков. Тем не менее, представленная Е. В. Буяновым сводка не может нас устроить, поскольку температура воздуха -20 °C соответствует окончанию суток, т. е. 23–24 часам, когда все участники похода Игоря Дятлова были уже давно мертвы. В течение дня, когда разворачивались основные события на склоне Холат-Сяхыл, воздух был гораздо теплее. Но насколько? На самом деле об этом ясно свидетельствуют отпечатки ног уходивших вниз по склону людей. Мы видим, что снег крепко спрессовывался под весом тел, другими словами, таким снегом можно было играть в снежки. А это возможно в интервале температур от 0 °C до -5 °C, когда же температура ниже, снег становится сухим настолько, что перестаёт скрепляться. Помимо чисто эмпирической оценки, вынесенной на основании жизненного опыта, существует весьма примечательное объективное свидетельство, подтверждающее справедливость высказанного предположения. В те самые дни, когда группа Игоря Дятлова двигалась к Отортену, туристическая группа под руководством Сергея Согрина (та самая, в составе которой намеревался поначалу идти в поход Семён Золотарёв) направлялась 500-километровым маршрутом через горы Сабля, Неройка, Тельпоз-Из. Из дневников участников похода нам точно известна температура в конце января-начале февраля 1959 г. в тех местах. Так, например, из записей Виктора Малютина мы знаем, что 31 января температура утром, при подъёме группы, составляла -10 °C, а днём воздух прогрелся до -5 °C. Причём в его дневнике есть интересное указание на то, что снежинки таяли на одежде, что свидетельствует о температуре близкой, либо даже превышающей 0 °C, т. е. отрицательная температура, скорее всего, явилась следствием погрешности показаний термометра. На следующий день было также тепло, до обеда шёл снег, потом небо прояснилось и температура стала понижаться, опустившись к вечеру до -16 °C. По-настоящему крепкий мороз ударил только в ночь на 3 февраля, когда температура упала до -30 °C. В те дни группа Сергея Согрина шла севернее «дятловцев» примерно на 330–340 км, а это расстояние фронт погоды преодолевает за сутки. Тот самый циклон, что описан в дневнике Виктора Малютина 31 января 1959 г., нёс потепление и местами снегопад; в течение вечера и ночи он спустился южнее, к Отортену. В зоне его действия и оказалась группа Игоря Дятлова утром 1 февраля. Это предположение отлично согласуется и со снегом, слипавшимся под ногами «дятловцев», и с прогнозом погоды по Ивдельскому району. Здесь у внимательного читателя может возникнуть обоснованный вопрос: как подобное предположение соответствует последним фотографиям туристов из фотоаппарата Георгия Кривонищенко, где их можно видеть идущими по безлесому склону в снежной мгле и метели? Ведь эти фотографии явно противоречат прогнозу погоды, согласно которому снегопада в тот день практически не было, а скорость ветра составляла всего лишь 1–3 м/с! Противоречие это, однако, кажущееся: снегопада действительно не было, а имела место низовая метель, переносившая с места на место выпавший прежде снег. На голом, лишённом растительности, склоне Холат-Сяхыл даже в безветренную погоду порывы ветра вполне могли достигать и 10 м/с, и даже более, создавая тем самым условия для метели — в горах подобные явления отмечаются постоянно, вот только связаны они не с движением атмосферных фронтов, а локальными возмущениями при обтекании воздушными массами сложных поверхностей
(кстати, в городской черте это явление наблюдается круглый год, особенно в районах высотной застройки). Такого рода возмущения непродолжительны и переменчивы, что создаёт ложное впечатление непостоянства погоды. Последние фотографии Георгия Кривонищенко вовсе не отменяют данные метеосводки, они лишь зафиксировали состояние погоды в конкретные моменты времени. Буквально через считанные минуты после того, как были сделаны эти фотоснимки, ветер мог утихомириться, а метель прекратиться, для того лишь, чтобы через четверть часа опять возобновиться. Но при этом на значительных территориях, прилегающих к Холат-Сяхыл — в долинах рек Ауспия и Лозьва — царила маловетреная погода и было не позимнему тепло. Т. е. 1 февраля 1959 г. погода в целом «дятловцев» порадовала. Особенно утром и днём, когда ветер почти не ощущался и температура воздуха находилась около 0 °C. Комфортная погода явно способствовала тому, что группа поднималась ото сна вяло и неспешно (то, что в своих дневниках сами «дятловцы» называли «пассивным» подъёмом). Низкая облачность и тихий, прерывистый снегопад скрывали Солнце и это обстоятельство не позволило членам группы правильно оценить продолжительность светового дня (напомним, что в предыдущие дни группа двигалась в условиях сравнительно ровной местности). Завтрак и последующее устройство лабаза сократили и без того небольшой запас светлого времени, который имелся в их распоряжении. Лишь около 14 часов (возможно, чуть ранее) они начали лихорадочно собираться, сообразив, что сумерки в условиях горной местности наступят раньше, чем на равнине. Исследователь трагедии группы Игоря Дятлова Алексей Владимировчи Коськин совершенно верно обратил внимание на то, что на одном из последних фотоснимков за плечами кого-то из «дятловцев» хорошо различима небрежно свёрнутая палатка. Подобная небрежность свидетельствует о нескольких весьма интересных моментах, характеризующих последние сборы туристов: они торопились (не было времени на аккуратное сворачивание длинной палатки), предполагали двигаться по склону вне лесной зоны (при движении по лесу небрежно топорщившийся брезент можно было порвать о сучки и ветки) и, наконец, в момент сборов их не беспокоил ветер (плохо уложенная палатка значительно увеличивала парусность, что банально мешало нёсшему её человеку. Если бы в тот день действительно был сильный ветер, то туристы не поленились бы потратить бы лишние 5 минут, но уложили бы палатку как следует). Эта фотография прекрасно укладывается в ту схему событий 1 февраля 1959 г., которую можно условно назвать «торопливые сборы при хорошей погоде», но при этом противоречит распространённому взгляду, условно выражаемые формулой «тяжёлый переход в страшный холод, зимний шторм». Не было в тот день никакого зимнего шторма и в помине, и леденящего ветра при -25 °C не было тоже! В 14:34 Солнце, пусть даже и не видимое из-за низкой облачности, опустилось ниже 6°30′ над горизонтом и скрылось за отрогами Уральского хребта. И хотя это не был закат в астрономически точном значении этого слова, тем не менее, для участников похода Игоря Дятлова это событие оказалось равноценно настоящему закату — солнечный свет никогда более не мог осветить окружающий их пейзаж даже в условиях прозрачной атмосферы. Это был в высшей степени неприятный сюрприз для всех, связанных с выполнением спецоперации КГБ, поскольку фотографирование агентов иностранной разведки, явившихся за грузом, являлось важнейшим этапом операции. С одной стороны, инструктаж, полученный в Свердловске, предписывал осуществить фотосъёмку при любой освещённости, хоть в полной темноте («ваша задать сделать фотоснимки, а уж наши специалисты получат изображение!»), но с другой стороны было понятно, что темнота ника не могла явиться оптимальным условием для
фотосъёмки. Закат Солнца в нерасчётное время спутал все карты и возможно, вызвал определённую нервозность Колеватова, Золотарёва и Кривонищенко. При подъёме на склон Холат-Сяхыл последний сделал те самые фотографии, на которых мы видим колонну лыжников, бредущую сквозь снежную пелену. Возможно, эти фотографии были сделаны в последние минуты до захода Солнца, когда ещё оставалась надежда зафиксировать на плёнке с невысокой светочувствительностью (всего-то 65 единиц), заправленной в фотоаппарат Кривонищенко, более-менее разборчивое изображение. Можно предположить, как именно инициаторы операции из КГБ планировали провести встречу с иностранными агентами и какие инструкции получили Золотарёв, Колеватов и Кривонищенко. Разумеется, в точности изложить все эти нюансы невозможно, но некоторые моменты очевидны из самой специфики операции «контролируемой поставки», подразумевающей передачу некоего груза и возможность последующего контроля как за его перемещением, так и лиц, перевозящих этот груз. Важный нюанс, который надо уточнить, сводится к вопросу: почему чекисты использовали в качестве «груза-приманки» одежду, сильно загрязнённую радиоактивной пылью? Логика очевидна — передача одежды не вызывает таких подозрений, как, скажем, передача тряпок, камней или пакетов с землёй. В туристическом походе может возникнуть масса ситуаций, вынуждающих попросить одежду у того, кто может поделиться — от её, одежды, намокания в болоте летом, до порчи у костра в зимнее время («дневальный вздремнул у костра, прожёг валенки и штаны на коленях! Одеть вообще невозможно… братишки, спасайте дурилу!»). Выручить брата-туриста запасным свитером и штанами — это не просто красивый поступок, но благородный и по-мужски достойный. Более того, подобный случай является прекрасным поводом для формального завязывания знакомства. Мы не знаем, как Комитет предполагал строить оперативную игру в дальнейшем, вполне возможно, что через некоторое время планировалась якобы «случайная» встреча Кривонищенко с кем-то из иностранных агентов, увиденных на перевале, в которой он выступал в роли лица, уже доказавшего свою надёжность. На языке оперативной работы это называется «подход агента с хорошими агентурными позициями к разрабатываемому объекту». В этом случае доверие к нему оказывалось много выше, нежели к незнакомому человеку, что облегчало его включение в оперативную игру иностранных агентов и очень помогало развитию той комбинации, которую готовил КГБ. Разумеется, всё это голая теория оперативно-розыскной деятельности, мы не можем знать, что именно готовил Комитет иностранным агентам и какую дальнейшую судьбу должна была иметь операция, затевавшаяся на склоне Холат-Сяхыл 1 февраля 1959 г. Но все эти соображения надо держать в голове, если мы хотим правильно понимать поведение в той ситуации Золотарёва, Кривонищенко и Колеватова, поскольку оно — это поведение — всецело диктовалось интрукциями их кураторов из Комитета. Для организации слежки за иностранными агентами в местах их возможного появления (ж/дорожные станции и вокзалы, поезда, автовокзалы, торговые и пивные точки в населённых пунктах и пр.) необходимы были как можно более полные сведения об их внешности, лучше всего фотографии. А значит, советские контрразведчики, во-первых, требовали от Золотарёва, Колеватова и Кривонищенко поддержания доброжелательной манеры общения с лицами, явившимися за радиоактивным грузом. Причина этого требования очевидна — этим преследовалась цель максимального затягивания встречи. Во-вторых, следовало добиться вовлечения в беседу всех агентов, вступивших в контакт, дабы запомнить их голоса и по возможности выяснить характерную для каждого манеру разговора. В-третьих, Колеватов и Кривонищенко должны были «работать на» Золотарёва в качестве статистов, обеспечивая ему
оптимальные условия фотосъёмки. Несомненно, перед Золотарёвым ставилась задача сделать фотографии иностранных агентов в полный рост, причём в кадр должны были попасть предметы с точно известной размерностью (например, лыжные палки или другие люди, чей рост был известен). Соблюдение этого требования позволило бы с высокой точностью определить рост неизвестных даже в том случае, если бы те оказались сфотографированы по колено в снегу. Все эти требования определённым образом диктовали поведение Кривонищенко, Колеватова и Золотарёва при контакте с иностранными агентами. Первый такой контакт произошёл на склоне Холат-Сяхыл, причём, скорее всего неподалёку от того места, где была установлена (и впоследствии найдена) палатка «дятловцев». Многие поисковики, побывавшие в марте 1959 г. на том месте говорили, что выбор Игоря Дятлова понять трудно, ибо место для разбивки лагеря кажется неудачным. Оно не выглядело опасным (крутизна склона, напомним, всего 15°, а это меньше крутизны лестницы в жилом многоквартирном доме типовой постройки или эскалатора в метро), скорее это место можно было назвать неуютным и неудобным. Это ощущение «неудобности» очень ёмко выразил Масленников, сказавший на допросе 10 марта 1959 г. дословно следующее: «намеренно остановиться на ночевку в этом месте, зная о том, что это склон главного хребта, Дятлов не мог». И это ощущение кажется совершенно логичным и интуитивно точным — Игорь Дятлов действительно не захотел бы остановиться в этом месте добровольно. Палатка была разбита там, где её нашли, вынужденно. Сразу над оговориться, что слово «вынужденно» в данном контексте вовсе не означает «под принуждением». Нет, принуждения никакого не было и в помине! Просто-напросто была неожиданная (якобы «неожиданная»!) встреча на склоне Холат-Сяхыл с некими симпатичными туристами, которые вывалились из сумеречной снежной мглы с криками «привет, братишки! Вы откуда?» или что-то в этом роде. Последовал спонтанный разговор, вполне доброжелательный на первый взгляд, с общими расспросами, кто, откуда и куда идёт… Может быть Игорь Дятлов и не желал бы задерживаться на этом месте, может, он намеревался увести группу со склона вниз, в долину Лозьвы, где не было дурацкого ветра, задувающего, казалось, со всех сторон, да только вот Колеватов и Кривонищенко зацепились языками с этими непонятно откуда появившимися мужиками… А потом уже стало ясно, что идти вперёд смысла нет, ибо совсем скоро стемнеет понастоящему. Из-за этого палатку надо ставить там, где группу застала темнота. Всего-то в двух километрах от предыдущей стоянки! «Профессиональные дятломаны», бессильно разгадывающие загадку гибели группы Игоря Дятлова последние десять лет, упорно силятся придумать объяснение тому, что выгнало туристов из палатки. Они напридумали массу глупостей, от медведей-шатунов, лосей, йети и натриевых двигателей ракет (которые, к слову сказать, в принципе не могли сработать в атмосфере в силу конструктивных особенностей) — в общем, изобрели массу лишних «сущностей», но при этом не поняли самой главной, очевидной и принципиальной загадки этого дела. А загадка эта заключена в вопросе: почему последний переход группы был таким коротким, всего-то 2 км? На самом деле, даже чуть меньше, ибо 2 км упомянуты здесь, так сказать, «с запасом». Именно в правильном ответе на этот вопрос и кроется ответ на все остальные загадки. Наш ответ распадается на 3 элемента, взаимно связанных и дополняющих друг друга: 1) Игорь Дятлов и все остальные члены его группы неправильно оценили продолжительность светового дня в гористой местности, а потому поздно покинули лагерь в долине реки Ауспия, 2) движению группы по склону Холат-Сяхыл помешала неожиданная встреча с другой туристической группой (неожиданная для всех, кроме Золотарёва, Колеватова и Кривонищенко)
и, наконец, 3) эта встреча первоначально не представляла угрозы для группы, потому что «дятловцы» в спокойной обстановке приступили к постановке палатки, проводили эту постановку правильно, без спешки — на лыжи и скатами на снег — и почти успели её закончить. Угроза возникла в самом конце постановки палатки и эта угроза напрямую была связана со встречей на склоне. Быстрой передачи одежды со следами радиоактивной пыли при встрече на склоне не произошло, хотя необходимые для этого пароли и отзывы были произнесены. Иностранные агенты поняли, что встретили тех, кого надо, то же самое поняли и члены группы Дятлова, посвящённые в план операции КГБ. Однако, выполняя поручение максимально затянуть встречу, Кривонищенко одежды не отдал, предложив встретиться чуть позже, после постановки палатки. В принципе, подобное предложение выглядело совершенно обыденно — одна группа туристов пригласила в гости другую, так что сам по себе перенос момента передачи вещей выглядел логично и обоснованно. Тем более, что Золотарёв, Кривонищенко и Колеватов заранее планировали эту комбинацию, обсуждали детали разговора и были к нему готовы. Возможно, всё было обыграно так, что передача одежды на склоне могла выглядеть слишком подозрительно и сами иностранные агенты должны были это понять. Для нас важно другое — иностранным агентам пришлось согласиться на повторную встречу через некоторое время и они пообещали нанести эдакий визит вежливости в лагерь группы Игоря Дятлова. Однако во время первой встречи произошло некое событие — или несколько событий — хотя и показавшиеся первоначально незначительными, но повлёкшие за собою далеко идущие последствия. Что-то вызвало насторожённость явившейся на встречу группы лиц; возможно, насторожённость эта оказалась обоюдной. Что это были за события в точности не скажет никто, просто потому, что их участников не осталось в живых. Подозрение могла вызвать ошибка в речевом обороте, допущенная иностранным агентом и замеченная «дятловцами», неправильно понятая и использованная идиома, неспособность понять юмор хорошо знакомого жителям Советского Союза анекдота. На языковую подготовку своих агентов все разведки мира обращают самое серьёзное внимание, но исключать лингвистический «прокол» полностью нельзя, поскольку даже носители языка вне традиционной языковой среды за несколько лет заметно теряют разговорный навык. Подозрения туристов мог вызвать и акцент, появившихся на склоне Холат-Сяхыл людей. Не может быть 100 %-ной уверенности в том, что для этой операции иностранная разведка использовала этнических русских. Известно, что английская разведка SIS давала поручения, связанные с проникновением в районы Урала и Сибири выходцам из Прибалтики — латышам и эстонцам — говорившим с заметным акцентом (в этом была своя логика, поскольку в 1940 г. и в послевоенное время в северные районы страны направлялось большое число депортированных из этого региона жителей — бывших помещиков, чиновников и т. п. Кстати Великявичус, тот самый возница с лошадью, что отвозил вещи группы Игоря Дятлова в заброшенный посёлок Северный-2, был этническим литовцем, осуждённым в 1950 г. и вышедим из «зоны» на «поселение» через 6 лет). А вот, например, спецподразделение глубинной разведки MINOS, созданное в первой половине 50-х гг. в составе французской разведки SDESE и широко привлекавшееся к нелегальной засылке агентов в СССР кораблями торгового флота, использовало сербов. А многие ли из вас, дорогие читатели, отличат серба от грузина или, скажем, бакинского еврея, особенно в том случае, когда сам серб будет выдавать себя за такового? Уверяю, не отличите, во всяком случае не при первом же разговоре… Если кто-то из членов группы Игоря Дятлова обратил внимание на акцент незнакомцев и стал задавать по этому поводу вопросы, то такое поведение, безусловно, могло вызвать тревогу
и даже панику явившихся на встречу агентов иностранной разведки. Не следует упускать из вида, что иностранные разведчики чувствовали себя «как на войне» — они находились на боевом задании во враждебном окружении, они сознавали, что рискуют всем, так что нервы у них были напряжены… Наконец, нельзя исключать и того, что сами Кривонищенко, Колеватов или Золотарёв отработали свои задачи не совсем удачно, спровоцировав вопросы и недоверие. Вполне возможно и то, что кто-то обратил внимание на попытки Семёна Золотарёва сделать фотографии в условиях явно недостаточной освещённости и нескольких сказанных по этому поводу слов оказалось достаточно, чтобы заронить в головах шпионах подозрения. Наконец, памятуя о том, что из палатки почему-то исчезли два фотоаппарата (предположительно ТибоБриньоля и Колмогоровой), нельзя исключить того, что «прокололся» с фотосъёмкой вовсе не Золотарёв, а кто-то из туристов, никак не связанных с операцией КГБ. В общем, представлять можно всякое, сообразно уму, здравому смыслу и жизненному опыту. Как бы там ни было, первая встреча закончилась мирно и даже с демонстрацией показного дружелюбия. В этом можно не сомневаться, поскольку при ином её исходе палатки «дятловцев» на склоне просто бы не оказалось — Золотарёв (вместе с Колеватовым и Кривонищенко) добился бы того, чтобы группа ушла со склона и предприняла попытку оторваться от незнакомых «туристов». Этого, как мы знаем, не случилось и туристы ставили палатку на склоне Холат-Сяхыл штатным способом. Ещё раз повторим, что Игорь Дятлов оказался вынужден санкционировать постановку палатки практически на том самом месте, где произошла встреча с неизвестными, причём, вынуждали его к этому члены собственной же группы — те самые Золотарёв, Колеватов и Кривонищенко, которые дружелюбнее прочих отнеслись к появившимся из ниоткуда незнакомцам. Сам Дятлов, может быть, и не желал устраивать лагерь на склоне, но друзья его уговорили, дескать, поставим палатку, к нам придут братишки-туристы, спиртику по двадцать капель разольём, ноги вытянем, поболтаем по душам, анекдоты-песенки-куплеты, то да сё, в конце-концов, надо же им одежду отдать, коли просят, а завтра сделаем марш-бросок и наверстаем отставание. Ещё раз подчеркнём принципиально важный момент: группа Игоря Дятлова могла и должна была в тот день перейти из долины Ауспии в долину Лозьвы — это была главная задача на день. И даже короткий световой день в принципе не мог группе в этом помешать. Просто потому, что расстояние было совсем невелико — всего-то 3,0–3,5 км. Даже в самых отвратительных условиях похода — на морозе и в лесной чаще с буреломом такой переход не потребовал бы более 2 часов. Но на склоне не было ни мороза, ни бурелома. Даже в условиях короткого светового дня «дятловцы» должны были без особых затруднений перейти в долину Лозьвы и разбить лагерь там. Пусть в сумерках, пусть второпях и даже ругаясь, но тем не менее успеть… Ничего фатального в таком переходе не таилось. Вместо этого они поставили палатку на склоне практически на середине пути, в самой неудобной точке дневного перехода. Масленников, главный свердловский специалист по туризму того времени, во время допроса в прокуратуре через несколько месяцев предположил, что Дятлов ошибся с направлением и забрёл на склон Холат-Сяхыл по ошибке, рассчитывая на самом деле перейти через перевал, впоследствии получивший его имя. Грубо говоря, Дятлову надо было держать прямо, а он повёл группу налево. Но!.. Даже допустив такую ошибку Игорь Дятлов мог исправить её без всяких затруднений, для этого ему достаточно было отвести группу вниз по склону. Уж направление «вверх» и «вниз» группа могла бы различить в любую погоду, при любой видимости. А там, внизу, почти безветрие, тихая лакуна с температурой воздуха около 5 °C, так контрастирующая с порывистым ветром на склоне, бросающим в лицо снег из перемётных сугробов. Ничто, вроде бы, не препятствовало переходу группы в долину Лозьвы,
кроме одного — человеческого фактора. Постановку палатки на склоне можно объяснить только воздействием человеческого фактора, причём такого, который сами члены группы не расценили как угрожающий. По крайней мере, первоначально. Что же последовало дальше? Две группы туристов на некоторое время разошлись: «дятловцы» принялись искать и отыскали место для постановки палатки, а попавшиеся им навстречу путешественники, так и не получившие нужную им одежду, поднялись в свой лагерь, уже более суток существовавший на вершине Холат-Сяхыл (либо где-то неподалёку от вершины, в точке, обеспечивавшей хороший визуальный контроль за подходами к горе с юга и востока). Там, скорее всего, их дожидался ещё один член группы, охранявший имущество. Иностранных агентов не могло быть много, вряд ли более трёх человек, об этом можно вполне определённо судить по характеру их действий. Несомненно, между ними имел место обмен мнениями о прошедшей встрече и тщательный разбор её деталей. Моменты, вызвавшие подозрение, были квалифицированы как свидетельства работы членов группы Игоря Дятлова на Комитет госбезопасности СССР. Другими словами, агенты «расшифровали» подставу советской контрразведки. А раз так, то сама операция по получению одежды с изотопной пылью, коль скоро она проходила под контролем КГБ, теряла в их глазах всякий смысл. По результатам обсуждения сложившейся ситуации, иностранные агенты приняли решение ликвидировать всю группу, поскольку выборочное убийство подозрительных лиц не обеспечивало их безопасность в будущем. Как это можно было сделать? Технически несложно это можно было осуществить, используя огнестрельное и холодное оружие, которым заброшенные вглубь СССР агенты, безусловно, располагали. Но не подлежало сомнению, что погибшую группу будут искать и однозначно найдут. Причём, неизвестно, как скоро это случится. Вдруг по следам этой группы идёт другая и через день-два-три в районе Холат-Сяхыл окажутся люди? Да притом ещё с рацией… Явно криминальная гибель туристов расскажет КГБ о случившемся красноречиво и точно. На всех вокзалах и полустанках уральского региона будут дежурить милицейские наряды, вся агентура госбезопасности и внутренних дел будет ориентирована на обнаружение подозрительных лиц, и убийц обложат, точно волков флажками. Нет, для агентов иностранной разведки это был, очевидно, неоптимальный выход. Убивать группу надо было так, чтобы гибель людей выглядела по возможности некриминально. Годилось отравление, поскольку можно было быть уверенным, что свердловское областное Бюро судебной медицины, оснащённое далеко не по последнему слову науки и техники, вряд ли определит какой-нибудь экзотический алкалоид, каковыми, несомненно, располагали лучшие разведки мира. Но отравление девятерых человек рождало множество вопросов практического характера: какой использовать яд (мгновенного действия или отложенного)? как его давать (незаметно или открыто, под угрозой оружия)? как поступить с телами отравленных после убийства (имитировать сцену несчастного случая или оставить всё так, как получится)? наконец, как поступать с теми, кого не удастся отравить незаметно? Думается, что от группового отравления отказались именно в силу трудности его практической реализации, тем более, что зимняя уральская погода подсказывала куда более реалистичный план — выморозить группу, выгнав её — раздетой и разутой — на снег под угрозой оружия. Тривиально и эффективно. Убийство холодом широко практиковалась как в ГУЛАГовских «зонах», так и в немецких концлагерях. Гибель генерала Карбышева, замороженного фашистами в составе большой группы военнопленных, вовсе не была чем-то исключительным, случаи смерти заключённых концлагарей от переохлаждения известны во множестве. Имеется достоверная информация также о том, что во многих советских тюрьмах существовали как «горячие», так и «холодные» камеры для продолжительной пытки арестантов. Иностранных агентов предупреждали о
возможном использовании в отношении них пытки холодом в случае задержания советскими органами госбезопасности. Так что идея заморозить группу Дятлова вряд ли была какой-то спонтанной выдумкой, рождённым на ходу экспромтом — нет, скорее всего это была одна из тех «заготовок» на случай замаскированного убийства, которые разбирались в процессе обучения в разведывательной школе. Важнейший элемент такого рода убийства, его специфика, заключались в том, что жертва до последних минут не должна была понимать, какая же судьба ей уготована. Жертва должна была пребывать в уверенности, что через минуту-другую ситуация разъяснится, все проблемы будут успешно сняты и конфликт рассосётся сам собою. Условие это соблюсти было совершенно необходимо, поскольку как только жертва догадается, что происходящее преследует одну только цель — её убийство, то с её стороны делалась неизбежной активная оборона, а стало быть, и появление специфических ран. А этого иностранные агенты как раз намеревались избежать. Очевидно, что нападение должно было состоять из ряда последовательно реализуемых этапов: а) разоружение группы (поскольку предполагалось, что сотрудники КГБ могут быть вооружены); б) лишение членов группы тёплой одежды (головных уборов, перчаток и обуви); в) изгнание людей на мороз, прочь от места стоянки; г) проведение обыска в палатке, дабы обнаружить фотоаппарат, которым были сделаны снимки встречи на склоне и приведение в негодность заправленной в него фотоплёнки (в том случае, если иностранные агенты заметили попытку их фотографирования); д) приведение в негодность палатки, с целью исключения её дальнейшего использования (на тот случай, если кто-то из группы вернётся в отсутствие нападающих); е) подтверждение фактов гибели всех членов группы спустя несколько часов после изгнания туристов на мороз (либо утром следующего дня). После уточнения всех необходимых деталей, иностранные агенты спустились к лагерю группы Игоря Дятлова. Произошло это в районе 15:30–16:00. Именно к этому времени следует отнести начало развития трагических событий. На тот момент туристическая группа практически закончила постановку палатки, оставалось только подвесить конёк на растяжке, но эта работа не требовала участия всех членов группы. Поэтому часть туристов уже находилась в палатке, а несколько человек оставались на склоне. Это могли быть Семён Золотарёв, Николай Тибо-Бриньоль, возможно, кто-то ещё, но гадать о персоналиях в данном случае особого смысла не имеет — эти догадки ничего не дают для понимания ситуации. Зато весьма говорящим свидетельством оказывается тот факт, что куртки-штормовки всех 9 членов группы в конечном итоге были сняты и оказались найдены в палатке — никто из «дятловцев» не ушёл вниз по склону в такой куртке (хотя мы их видим в этих куртках на последних фотографиях). Понятно, что находившиеся в палатке люди снимали штормовки, мокрые от налипшего снега, в первую очередь, но поскольку без штормовок оказались и те, кто оставался «на улице» и подвешивал конёк, то сие однозначно свидетельствует о том, что никому из «дятловцев» не удалось избежать принудительного раздевания. А если точнее, самого начала этого действа.
Фотография из последнего похода, дающее представление об экипировке его участников: Николай Тибо-Бриньоль лежит на земле, не снимая рюкзака. Поверх его тёплой меховой куртки надета тонкая брезентовая штормовка с капюшоном. Штормовки защищали толстую зимнюю одежду от намокания, кроме того, они выполняли роль несуществовавших тогда разгрузочных жилетов — в их карманах складировалась разного рода мелочёвка, которая всегда должна была быть под рукой. В карманах конкретно этой штормовки спасатели найдут финский нож в ножнах, принадлежавший Тибо-Бриньолю, перочиный ножик и компас. Штормовки всех без исключения членов группы оказались найдены в палатке (в т. ч. и Тибо), что нельзя не признать очень странным, принимая во внимание почти полную одетость по крайней мере двух из девяти человек. Однако нам известно, что Золотарёв и Тибо оказались наиболее одетыми из всей группы. Как это могло произойти? Объяснение этому, возможно, кроется в самом слабом месте замысла их противников, о чём необходимо упомянуть. Самым слабым место плана по замораживанию группы, его главной проблемой, являлось отнюдь не возможное физическое сопротивление туристов (весьма маловероятное, надо сказать), а сложность контроля довольно большой и неорганизованной группы людей. Попробуйте с кондачка заставить повиноваться девятерых человек! Окажется, что один не расслышал команды, другой — расслышал, но не до конца понял, третий — расслышал, но не стал выполнять, а четвёртый сам начнёт командовать. Всякий командир знает, что любому подразделению требуется некоторое время на «сколачивание», т. е. выработку привычки согласованно действовать при выполнении команды старшего. В данном случае мы видим отнюдь не воинское подразделение с чётким единоначалием, а группу студентов-балагуров, да притом ещё в компании девушек, чьё присутствие всегда определённым образом расхолаживает мужской коллектив. Поэтому добиться от «дятловцев» быстрого, безусловного и точного исполнения приказов даже под угрозой автоматического оружия, иностранные агенты вряд ли могли. После первых окриков и угроз последовала та фаза конфликта, которую условно можно назвать «пререканиями». Нападавшие выдвинули некое надуманное объяснение своим действиям, потребовали «объяснений» от группы, заставили всех покинуть палатку. А вылезавшие из палатки туристы, в свою очередь, явно негодовали как из-за направленных на них пистолетов, так и из-за напраслины в свой адрес. Они требовали ответных разъяснений, спорили и даже
грозили! Одним словом шум-гам, брань, но в первые минуты всё это оставалось в пределах дозволенного. Туристы ещё не сознавали ту степень угрозы, с которой столкнулись и вполне возможно, что даже Золотарёв, Колеватов и Кривонищенко (самые информированные из членов группы), не сразу сообразили, что их операция провалена и происходящее лишь маскирует предстоящую расправу. Здесь необходимо сказать несколько слов о тех поведенческих моделях, которыми могли руководствоваться туристы по мере развития конфликта. На тематических форумах, посвящённых истории гибели группы Игоря Дятлова, можно порой натолкнуться на рассуждения, согласно которым справиться с семью молодыми здоровыми мужчинами (да притом в компании двух симпатичных девушек) было под силу лишь столь же многочисленной группе. Мол, вид оружия молодых мужчин вряд ли бы испугал, и малочисленный противник, даже с автоматическим оружием в руках, неизбежно столкнулся бы с непримиримым сопротивлением и оружие ему волей-неволей пришлось бы пустить в ход. Из этого довольно наивного посыла делается вывод, что два даже хорошо подготовленных и вооружённых диверсанта, никак не смогли бы привести группу Игоря Дятлова к повиновению, мол, рукопашная схватка и перестрелка были бы совершенно неизбежны. Такая оценка событий совершенно неправомерна и имеет мало общего с жизненными реалиями. Поведенческие модели, которым станут следовать люди в конфликтных ситуациях, в явной форме связаны с их психотипами, которые в свою очередь напрямую обусловлены нервными реакциями. Последние чётко делят всех людей на две крайне несхожие категории: одни способны отреагировать на опасность насилием, другие неспособные это сделать ни при каких условиях. Регулятор, «санкционирующий» право на «защитное» насилие, либо его «категорически запрещающий», связан отнюдь не только и не столько с этическим представлениями и ограничениями (как этом может показаться на первый взгляд), а имеет во многом внерассудочную природу. Поскольку соображение это довольно неочевидно, имеет смысл сделать небольшое отступление. Человеческий мозг устроен таким образом, что физическую боль испытывает сразу несколько его участков — это т. н. островок, таламус, сенсорный кортекс и поясная извилина Gyrus cinguli. Роль последней особенно важна — она отвечает за автоматическую регуляцию частоты сердцебиения и связанное с ним кровяное давление. Боль вызывает сбой в функционировании поясной извилины и чем сильнее (и внезапнее) болевое воздействие, тем сильнее проявляется несбалансированность её функционирования. Примечательно, что за переживание как физической боли, так и эмоциональных страданий, имеющих, казалось бы, совершенно разную природу, отвечают одни и те же участки мозга. Более того, те же самые участки отвечают и за наши сопереживания чужой боли, хотя степень «погружения в сопереживание» очень сильно зависит от черт личности человека и его духовной близости (связи) со страдающим. Это всё, так сказать, голая медицинская теория, из которой следует, что частота и наполненность пульса, а также гормональный и химический состав крови человека в сильной степени зависят от испытываемых им болевых нагрузок, эмоциональных переживаний и сопереживания чужим страданиям. Но вот следствие из этого общего посыла оказывается довольно неожиданным. На боль и страдания — собственные, либо испытываемые другим человеком — разные люди реагируют не просто по-разному, а диаметрально противоположно: одни испытывают шок со всем сопутствующими проявлениями (дрожанием рук, холодным потом, учащённым малонаполненным пульсом, сужением зрачков и т. п.), другие же переживают приступ гнева (с вбросом адреналина в кровь и максимальной активизацией всех жизненных процессов). У некоторых категорий людей возможны отклонения от описанных реакций (например,
беременных женщин, или лиц, находящихся в изменённом сознании), но в целом деление на «испытывающих шок» и «испытывающих гнев» довольно точно описывает основные человеческие реакции на боль и опасность. Об этом знали ещё древние греки, проверявшие годность мужчин к военной службе посредством нанесения им пощёчинам. Подобную проверку обычно устраивает и тренер по боевым единоборствам или боксу, проверяя неопытного новичка в спарринге с заведомо более сильным партнёром: понятно, что новичок будет побит, но для тренера важен не результат боя по очкам, а реакция новичка на боль, унижение и способность контролировать собственный страх (сразу следует оговориться, что существуют и иные способы проверки способности человека к агрессии, которые хорошо известны тренерам и находят применение в практике). Кстати, тренера по боксу и боевым единоборствам прекрасно знают, что отнюдь не каждого мальчика с хорошими физическими задатками можно научиться драться; обучаться, конечно, может, любой, но вот реальный результат покажет далеко не каждый. Потому что помимо одних только физических задатков нужна ещё и «заточенность на борьбу», готовность к агрессии на уровне инстинкта, нервной реакции. А таковая, повторим, наблюдается далеко не у каждого. Сразу необходимо оговориться, что в описанных реакциях на боль нет «хороших» или «плохих», «правильных» или «неправильных», они просто такие, какие есть. Зачастую шок воспринимается как признак слабости или трусости, но это сугубо субъективная оценка. Очень многое зависит от конкретной ситуации, которая обуславливает возникновение боли, например неподконтрольный гнев, пережитый в кресле стоматолога, может спровоцировать сердечный приступ (такие случаи известны). Психопаты в своём большинстве реагируют на агрессию приступом ярости, но никто ведь не посчитает психопата образцом для подражания. Так что нет особенного смысла в размышлизмах на тему «а как лучше?», всегда будет лучше поступать по естеству, по своей природе… Теперь, после этого необходимого отступления в область спортивной педагогики, вернёмся к рассмотрению поведенческих реакций. Понятно, что человек, испытывающий шок при виде насилия, при всём своём желании не бросится с кулаками на противника, ибо физически не способен на это. Его модель поведения сведётся либо к схеме «подчиниться и постараться никого не злить», либо — «уйти незаметно куда угодно». Другой же тип людей, испытывающих при появлении опасности гнев, реагировать будет принципиально иначе, внутренне эти люди будут ориентированы на активные действия. А таковые сведутся к схеме «напасть и победить любой ценой», либо «спасаться бегством, пока хватает сил». Бегство в данном случае вовсе не признак трусости, а осознанный выбор варианта самоспасения, подразумевающего активные действия (в отличие от варианта «уйти незаметно куда угодно»). На самом деле возможных моделей поведения куда больше, но даже перечисленных вполне достаточно для того, чтобы проиллюстрировать очевидный любому психологу тезис — группа людей, предоставленная сама себе, никогда не будет действовать единообразно. Разные люди, столкнувшись с одной и той же проблемой увидят совершенно разные (порой прямо противоположные!) пути её решения. Поэтому оказавшись под направленными на них стволами, члены группы Игоря Дятлова не могли думать и тем более действовать одинаково. Даже имея в руках ножи и топоры, они бы не стали петь комсомольские песни и не бросились бы дружными рядами на противника простонапросто в силу психологической неготовности и неспособности применить оружие против людей. Скорее всего, кто-то из них — скорее всего, девушки — принялся спорить с неизвестными, кто-то молча выполнял их команды, а кто-то, наоборот, молча невыполнял, дожидаясь, чем же разрешится ситуация. Мы знаем, что Людмила Дубинина была очень упорной девушкой,
известны воспоминания её младшего брата на эту тему, и принимая во внимание эту черту её характера, можно допустить, что Людмила вполне могла вступить в упорные и даже нахальные пререкания с неизвестными («Что вы тут нас пугаете, смотрите, как бы вас самих не посадили!»). В этом её поддержал кто-то из окружавших и этот шум, вполне возможно, спровоцировал первое применение насилия со стороны лиц, угрожавших оружием. Предположение это, с одной стороны, чисто гипотетическое, а с другой — близкое к истине, хорошо вписывающееся в известные нам факты. При анализе «естественно-научных» и «уфологических» теорий их сторонники обычно обходят скромным молчанием тот факт, что практически все члены группы Игоря Дятлова имели явственные телесные повреждения, не представляющие серьёзной угрозы здоровью. Обычно упоминают о тяжёлых травмах Тибо, Золотарёва и Дубининой, самые продвинутые исследователи невнятно упоминают о травмировании Слободина, но при этом все молчат о том, что помимо этих четверых человек телесные повреждения имелись и у всех остальных членов группы. Вообще у всех! В самом деле, лицо Зины Колмогоровой всё было покрыто кровоподтёками, которые хорошо заметны даже под слоем траурного грима на фотографиях, сделанных во время похорон; на кистях её рук отмечены многочисленные кровоподтёки и ссадины, особенно «говорящая» ссадина представляет собой скальпированную рану длиной 3,2 см и шириной 2 см на кисти правой руки. Сторонники «естественно-научных» гипотез уверяют, что она получила эти раны при сборе хвороста и веток внизу, у кедра. Но невозможно представить, как можно получить скальпированную рану, ломая пихтовые ветки голыми руками, зато механизм ранения станет моментально понятен, если мы представим в правой руке Зины нож, который она пыталась удержать изо всех сил, а кто-то у неё этот нож отнимал. У Георгия Колеватова мы видим сломаный нос, повреждения шеи в районе щитовидного хряща и некий «дефект мягких тканей» на правой щеке. У Игоря Дятлова — синяк по спинке носа длиною 2,0 см, запёкшаяся кровь на губах, ссадины на обеих скулах, причём на левой скуле две ссадины имеют длину 3,0 см, а в дополнение к этому — ссадины на лобных буграх и над левой бровью. У Юрия Дорошенко мы опять видим, как и в случае с Игорем Дятловым, кровь на губах, но помимо этого — кровь в носу и ухе. На нижней трети его правого предплечья эксперт описал по меньшей мере три красно-бурые ссадины, причём, довольно приличные, длиною 4,0 см, 2,5 см и 5,0 см. Фактически вся нижняя часть правого предплечья Юрия Дорошенко представляла собою сплошной синяк. Совершенно невозможно понять, как такие ссадины можно получить при ломке веток. Зато всё встаёт на свои места, если вспомнить, что именно правым предплечьем человек-правша станет прикрывать свою голову от ударов как в положении «стоя», так и «лёжа». Причём боксёрская или какая-то специальная подготовка для этого не нужна — человек будет прикрывать голову просто в силу врождённых рефлексов. Тяжёлые и даже смертельные повреждения Тибо, Золотарёва и Дубининой маскируют тот факт, что и эти участники похода имели сравнительно незначительные (или неопасные — скажем так) травмы. У Людмилы Дубининой был сломан нос, плюс к этому — громадный кровоподтёк на бедре правой ноги спереди (размером 10*15 см), а ещё — повреждение кожи на темени, достигающее кости. Возможно, были и иные повреждения, да только Возрождённый к тому моменту уже старался их не особенно замечать (как тут не вспомнить, про «необычную подвижность подъязычной кости», которую судмедэксперт не пожелал признать за перелом, хотя строго говоря, это был именно перелом, верить в очередную «аномалию» уже невозможно). У Николая Тибо-Бриньоля мы видим ссадину над верхней губой с левой стороны размерами 3*4 см (хорошая такая ссадина, между прочим!) и опять-таки странная подвижность хрящей носа, на основании которой судмедэксперт не пожелал сделать вывод о его переломе (хотя что это, как не перелом? Очередная «аномалия»?).
Похороны пятерых членов группы Игоря Дятлова, найденных первыми, проходили в Свердловске при большом стечении народа. И что же получается? Вывод может быть только один — практически вся группа была равномерно избита. И случилось это наверху, у палатки, где все «дятловцы» находились вместе. Никаким «сбором веток», никаким «нападением лосей» или «взбесившихся росомах» получение подобных ран не объяснить. То есть, пытаться объяснять можно, да только чушь будет получаться и объяснения эти никак не объединят всю сумму фактов — их будет недоставать, как того «тришкиного кафтана», который как ни натягивай, всё равно окажется мал. Достаточно внимательнее посмотреть на локализацию травм на телах пострадавших туристов, чтобы понять — 90 % таковых сосредоточены на левой стороне тела, а стало быть, причинены правшой. Если бы природа синяков и ссадин не была связана с человеческим фактором, то мы бы видели равномерное распределение травм между правой и левой сторонами тела. А если бы имело место саморанение членов группы, то раны оказались бы сосредоточены как раз на правых половинах тел, ибо у правшей именно таковая в двигательном отношении более активна. В феврале 2008 г. группой энтузиастов с максимальной точностью был повторён спуск группы Игоря Дятлова от места на склоне Холат-Сяхыл, где была установлена палатка, в долину Лозьвы, с последующим разжиганием костра у кедра. Реконструкцию событий февраля 1959 г. добровольцы выполнили с максимальным приближением к обстоятельствам, зафиксированным в уголовном деле — участники эксперимента действовали в носках, без перчаток и верхней одежды (надо сказать, что подобная реконструкция была повторена и в феврале 2010 г. другой группой, но в этом случае добровольцы действовали в обуви). За это энтузиастам следует сказать огромное спасибо, поскольку своей реконструкцией они очень просто и наглядно развенчали некоторые из по-настоящему идиотских гипотез профессиональных «дятловедов», которые те на протяжении многих лет доказывали с пеной у рта. Одна из таких идиотских гипотез — ослепление членов группы Дятлова, последовавшее в результате химического отравления (ракетным топливом или техническим спиртом — не суть важно). В подтверждение этого в высшей степени странного предположения профессиональные «исследователи»
приводили следующий нелепый довод: «дятловцы» ломали зелёные хвойные ветки, не замечая того, что рядом стоит сухостой, годящийся для костра не в пример лучше. Стало быть «дятловцы» действовали наощупь! А-а, какой ужа-а-ас, гидразин выжег им глаза, а-а-а, как же жестока советская военщина, добившая несчастных слепых, босых и замёрзших студентов…! Однако реконструкторы тоже оказались вынуждены ломать пихтовые ветки, но вовсе не потому, что ослепли от ракетного топлива. Всё оказалось куда проще — ветки они бросали под ноги для лучшей теплоизоляции, чтобы не стоять на снегу практически босыми ступнями. В костёр действительно пошёл сухостой, а вот лапник — под ноги. Но как додуматься до этого истым «дятловедам», туристам с многолетним опытом, правда? До несуществовавшей в 1959 г. баллистической ракеты на гидразине фантазии у «исследователей» додуматься хватило, а увидеть здравое, разумное и, в общем-то, очевидное решение проблемы теплоизоляции ног, ну никак! Воистину, товарищи «профессиональные исследователи», не с вашими феерическими дарованиями расследовать преступления и анализировать загадки… Вообще же, натурные эксперименты 2008 и 2010 гг. для сторонников всех «некриминальных» версий дали результаты прямо-таки обескураживающие — никто из их участников не причинил себе скальпированных ран рук, не поломал рёбер и носов, и даже не пробил кожу головы до костей черепа (между тем, подобные «пробои» кожи отмечены как минимум у двух «дятловцев» — Дубининой и Колеватова). Факт избиения совершенно очевиден для любого беспристрастного исследователя, хотя сторонники версии «падающей с неба гондолы американского аэростата» и ей подобной чуши, разумеется, будут пыжиться, изо всех сил доказывая обратное. Но нас в данном случае интересуют не возражения малоумных демагогов, а весьма важное следствие, которое проистекает из доказанного выше факта «первичного насилия» у палатки. Когда первые возмущающиеся туристы подверглись грубому избиению (вполне возможно, что это были Дубинина и Колмогорова), включился тот самый механизм поведения в стрессовой ситуации, о котором было написано выше. Каждый член группы оказался перед выбором поведенческой модели и каждый делал этот выбор самостоятельно, ибо не было времени посоветоваться с соседом. Как только нападавшие перешли к грубому насилию и, скажем, нанесли несколько пощёчин Зине Колмогоровой или Тибо, или ещё кому-то, Семён Золотарёв покинул группу, воспользовавшись суматохой и плохой видимостью. Возможно, он увлёк за собою ТибоБриньоля, а возможно, Тибо самостоятельно принял то же решение, что и Золотарёв. Случилось это, подчеркнём, в самом начале раздевания группы. Бежавшие лишились только рукавиц и ветровок — а эти детали одежды снимались в первую очередь (разумеется, с тех членов группы, кто не оставил свою ветровку и рукавицы в палатке, ибо часть туристов, напомним, в момент нападения уже находилась в ней). У Николая Тибо-Бриньоля оставались тонкие шерстяные вязаные перчатки, но это была не «верхняя одежда», поверх этих перчаток либо одевались варежки, либо эти перчатки использовались во время пребывания в холодной палатке. Ещё раз подчеркнём, что и Тибо, и Золотарёв лишились ветровок и рукавиц, подобно остальным членам группы, что указывает на их присутствие возле палатки в начале процедуры насильственного раздевания группы. Но они сохранили свои куртки и обувь, что однозначно свидетельствует о том, что конца этой процедуры они не дождались, потому что скрылись раньше. Примечательно, что все некриминальные версии («лавинная», «гондоло-аэростатная», «авиабомбовая», «мансийско-мистическая» и т. п.) довольно неуклюже объясняют факт одетости Золотарёва и Тибо-Бриньоля, найденных, как мы знаем, сильно травмированными. Сторонники этих версий договорились до того, что раненых в палатке туристов утепляли их товарищи, самоотверженно борясь за их жизни прямо на склоне. Товарищи, дескать, отважно
бросались в толщу сошедшего снега, пренебрегая страхом перед новой лавиной (или «гондолой»), искали впотьмах наощупь одежду и обувь травмированных, одевали и обували их на морозе, а потом бережно транспортировали вниз (никого при этом не перенося на весу, а ласково поддерживая под руки!). Приводятся даже могучие аргументы в пользу того, что всё так и было. Например, шерстяные перчатки в правом кармане куртки Тибо и скомканный носок в левом валенке, свидетельствуют по мнению сторонников этих версий о том, что Тибо утепляли когда тот находился в бессознательном состоянии. То, что этому могут быть иные, куда более прозаические объяснения, в светлые головы сторонников некриминальных версий, не приходит. При этом они не могут ничего придумать для объяснения того, почему «дятловцы» не «утеплили» Людмилу Дубинину и не вытащили из палатки собственные валенки, куртки и шапки. В общем, понять их логику решительно невозможно, как говорится, тайна сия велика есть. Винить Золотарёва и Тибо-Бриньоля в бегстве от палатки невозможно, поскольку такого рода выбор лежит вне этических координат «хорошо» — «плохо» («достойно» — «недостойно»). Семён Золотарёв первым понял, сколь серьёзна грозившая группе опасность и, даже не зная замыслов противника, безошибочно определил каким должен быть итог начавшегося нападения. Его самоспасение — абсолютно логичный и оправданный выбор; погибнуть в одном строю с остальными было бы не только неоптимально, но просто-таки глупо. Про Тибо-Бриньоля можно сказать то же самое, хотя тот, в отличие от Семёна, был куда менее информирован о подоплёке происходившего, и соответственно не всё понимал. Но мы можем не сомневаться в том, что беглецы не умчались в темноту, куда глаза глядят, а оставались где-то неподалёку, наблюдая за развитием событий. Что же последовало далее? А далее нападавшие потребовали от туристов сбросить ватные куртки и разуться, опятьтаки, с угрозами и бранью (всем, кто не ориентируется в туристском снаряжении той поры подскажем, что «ватная куртка» (ватник) и «штормовая» (штормовка) — это разные детали одежды. Брезентовая штормовка одевалась поверх ватника для предотвращения намокания последнего в случае таяния снега у костра. Поэтому сначала члены группы были вынуждены снять штормовые куртки с капюшонами и лишь после этого должна была последовать команда снять ватники). Но эти команды выполнялись уже без избиений, поскольку физическое насилие требовалось нападавшим лишь для подчинения группы и злоупотребять побоями они не желали. Эти люди прекрасно понимали, что лишние побои — это лишние следы, по крайней мере, потенциально. Да и чего там греха таить, члены группы Игоря Дятлова в какой-то момент оказались психологически подавлены происходящим и не были способны к активному сопротивлению. Все, кроме одного.
27. Почему Рустем Слободин замёрз первым? Рустем Слободин был не только хорошим спортсменом. Он был ещё и рисковым парнем. Летом 1958 г. Рустем вместе с отцом совершил пешеходный переход из города Фрунзе (нынешний Бишкек) в Андижан. Этот 300-километровый поход проходил по горной малонаселённой местности (западный Тянь-Шань), причём эпитет «малонаселённый» в данном случае является синонимом слова «опасный». Чем менее населена местность, тем опаснее случайные встречи. Особенно, когда этническим русским путешественникам доводится встречаться с киргизами, уйгурами, узбеками, дунганами и представителями иных, весьма непохожих на них своею ментальностью, народов. Про интернационализм и братство трудящихся вспоминать во время таких встреч, конечно, можно, но нож и топор желательно всегда держать под рукою — эти доводы всегда оказываются весомее упомянутых «интернационализма» и «братства». Автор прекрасно осведомлён о специфических проявлениях «братства народов» в условиях СССР, поскольку имел счастье обучаться три года в одном классе с казахскими детьми, которые искренне ненавидели русских только за то, что у тех не было блох. Было это лет на 20 позже похода Слободиных по западному Тянь-Шаню, но даже в конце «золотых» 70-х казахские дети вовсю совокуплялись с ослицами под одобрительные выкрики старших. Автор наблюдал подобные сцены неоднократно и потому ясно понимает, что Рустема Слободина и диких жителей Тянь-Шаня летом 1958 г. разделяла не просто ментальность — между ними лежала настоящая цивилизационная пропасть. Русских не то, чтобы ненавидели — эпитет этот слишком одномерен и не передаёт всей специфики межнациональных отношений — русским просто завидовали за их белую кожу, запах мыла и за то, что у них не было блох. Русских, разумеется, не убивали за каждым углом, но вот в дикой местности без лишних глаз ждать от случайного встречного можно было всякого… Как известно, Николай Миклухо-Маклай бодро сплавал к полинезийским каннибалам и вернулся обратно целым и относительно невредимым. Дружбу дикарей он завоевал стеклянными бусами и умением курить трубку, выпуская дым из ноздрей. Если бы МиклухоМаклай отправился летом 1958 г. на Тянь-Шань, то он бы от тамошних аборигенов такими фокусами не отделался. Более того, с немалыми основаниями можно предположить, что он вообще не возвратился бы из такой поездки. Ибо Тянь-Шань был тогда местом более опасным, чем Полинезия. Тем не менее, отец и сын Слободины успешно прошли пешеходным маршрутом в Андижан, где работал старший брат Рустема. Этот переход очень красноречиво свидетельствует о характере обоих путешественников — они верили в свои силы, они во всём полагались друг на друга и они были готовы за себя постоять. На самом деле этот поход — лучшая характеристика Рустему как туристу, как товарищу и как мужчине. И когда на склоне Холат-Сяхыл группа Игоря Дятлова оказалась под прицелом пистолетов (или автоматов) незнакомцев, думается, что именно Рустем Слободин дерзнул противостоять силой непонятно откуда появившейся угрозе. Случилось это уже после того, как Золотарёв и Тибо-Бриньоль отбежали в сторону и растворились в темноте — мы можем с уверенностью это предполагать, поскольку оставшиеся члены группы уже сбросили с себя куртки и начали снимать обувь. Сделал это и Слободин, внешне демонстрируя полное подчинение. Когда дошло до снятия обуви, Рустем, используя возможность нагнуться, не привлекая внимание, видимо поднял финский нож Колеватова, прежде уже брошенный в снег, и, выхватив клинок из ножен, попытался атаковать ближайшего противника. Мы не знаем, хотел ли он убить этого человека или только разоружить, приставив «финку» к горлу, но эта яростная атака вызвала не менее яростный отпор. Слободин был избит по-настоящему, уже не для острастки, не для запугивания,
а с целью изувечить; он получил несколько тяжелейших ударов в голову, способных повергнуть в нокаут любого, ему подбили низкими подсечками левую ногу (на нижней трети левой голени остались две хорошо узнаваемые ссадины) и завалили снег. Мы видим у него и трещину в черепе (с левой стороны), и двухсторонние кровоизлияния в височные мышцы, и ссадины и царапины на лбу, и ссадину на левой скуле, и на верхнем веке правого глаза. Надо ли упоминать про кровотечение из носа? У Рустема текла кровь из носа… Всё, что мы видим из телесных повреждений — это чисто боксёрские и борцовские травмы; после любых соревнований по контактным видам единоборств зайдите-ка в раздевалку к спортсменам, да перепишите травмы! Вы увидите совпадение «один-в-один» с тем, как был травмирован Рустем. А если к этому добавить его сбитые кулаки (если точнее «осаднения пястно-фалангиальных суставов обеих рук»), да содранную кожу и синяки на нижней части правого предплечья (как у Юрия Дорошенко!), то вопрос «подтверждён ли факт драки наверху у палатки?» перестаёт быть вопросом и превращается в однозначное утверждение. Драка с участием Рустема Слободина действительно была. Есть тому довольно неожиданное, хотя и косвенное подтверждение — раздельное нахождение финского ножа Колеватова и ножен от него. Нож, как известно, поисковики отыскали ещё в марте 1959 г. в палатке, а вот текстолитовые ножны от него — только в мае, после того, как сошёл снег в районе установки палатки. Разговоры про «таинственные» ножны, якобы, неизвестной принадлежности, лишены смысла, ибо ножны эти Римма Колеватова в присутствии Юрия Юдина официально опознала, как принадлежавшие брату; ей они и были возвращены следствием. В этой истории интересно прежде всего то, что ножны оказались без ремня, другими словами, хозяину пришлось сначала расстегнуть поясной ремень, чтобы снять ножны, а потом обратно его застегнуть. Манипуляция сама по себе довольно странная, поскольку подвешенный к ремню нож в ножнах не доставляет владельцу никаких неудобств, к нему быстро привыкаешь и перестаёшь его замечать, с ним даже спать можно без особых проблем. Но Колеватов почемуто решил избавиться от ножен. Ладно, пусть так. Но помимо этого нож извлекли из ножен вне палатки. Если бы Колеватов на самом деле спасал друзей из-под снежного завала и резал палатку своей «финкой» изнутри, картина должна была наблюдаться прямо противоположная — брошеные ножны находятся в палатке, а сам нож — вне её. Но этого нет! Мы видим, что нечто побудило Александра Колеватова снять с ремня нож с ножнами и бросить их в снег, словно они стали ему ненужны — а ведь это действие совершенно абсурдно в случае любого некриминального сценария развития событий. Зачем избавляться от ножа, который и так с тобою и не только не мешает владельцу, но напротив, резко повышает его шансы на выживание в неопределённой обстановке? Логика в снятия ножен с ремня и выбрасывания ножа может быть только в случае принудительного разоружения, т. е. выполнения команды под угрозой расправы. Причём угрозы явственной, неоспоримой и неодолимой в тех условиях. По крайней мере Колеватов именно так эту угрозу и расценивал. Можно, конечно, предположить, что Колеватов извлёк нож в палатке, разрезал им скат, а затем бросил нож там же, в палатке. Предположение, разумеется, глупейшее, идущее вразрез с правдой жизни (как, впрочем, и все умопостроения «лавинщиков»), поскольку нормальный хозяин «номерного» ножа, т. е. зарегистрированного в отделе милиции, имея на поясе ножны, никогда не отложит нож в сторону и не забудет о нём. Он всегда помнит, что несёт за эту «финку» ответственность и притом серьёзную — до 5 лет заключения (вспоминаем цитированный выше текст ст. 182 УК РСФСР в ред. 1926 г. с дополнениями от 1933 г. и 1935 г.). «Лавинщики» могут на это возразить, что Колеватов рвался вытаскивать раненых друзей из-под завала, так торопился, что даже «финку» в ножны сунуть не успел… Тут остаётся только
руками развести, ибо аргумент этот вообще абсурден: Колеватов, торопясь на помощь, отбрасывает «финку» в сторону, а затем начинает для чего-то снимать с пояса ножны, что по определению намного более продолжительный процесс. Как ни крути, а никаких обыденных объяснений нахождению ножен вне палатки отыскать не получается. Ясно, что Колеватов снял их именно там и ясно, что в тот момент ножны были с ножом, иначе подобное снимание не имело никакого смысла. И невозможно поверить в то, чтобы Александр проделал эти странные манипуляции по доброй воле. Просто потому, что он имел разрешение на ношение этого оружия и нёс уголовную ответственность за его сохранность. А потому просто так отдать его или отложить в сторону не мог. Но после того, как Колеватов положил свою «финку» в ножнах в снег, кто-то попытался этим ножом воспользоваться. На это явственно указывает тот факт, что ножны оказались пусты. Как понял читатель из предыдущего текста, на роль человека, схватившего «финку» Колеватова из ножен автору видится Рустем Слободин. Тому не существует никаких объективных подтверждений, кроме чрезмерного на фоне остальных членов группы, травмирования Рустема. Уж слишком сильно избили его, как говорится, хватили через край, не просто с ног сбили, а «вырубили» напрочь. Именно потому Слободин и остался в одном валенке: первый он снял сам перед тем, как схватиться за нож, а после избиения никто уже не стал стаскивать второй валенок с бесчувственного тела. Расправа над Рустемом явилась апофеозом сцены у палатки. Подавленные всем увиденным и услышанным, не понимающие сути происходящего, туристы уже безропотно исполнили последнюю команду своих мучителей: «Валите отсюда, покуда целы!» Подхватив под руки ещё не вполне пришедшего в себя Рустема Слободина, туристы потянулись вниз по склону, интуитивно догадавшись не шагать в сторону лабаза — кто знает, вдруг грабители пожелают наведаться и туда! «Дятловцы» не бежали — у них не было оснований бежать, поскольку мучители сами отпустили их на все четыре стороны. Первая их реакция на произошедшее была вполне понятна — они испытали облегчение оттого, что крайне постыдная, отвратительная и бессмысленная сцена их общего унижения и избиения закончилась. Погода была относительно тёплой — примерно -5 °C —7 °C — и на фоне переживаемого туристами психоэмоционального стресса такой холод не казался запредельным или даже опасным. Очень скоро — буквально в нескольких десятках метрах от палатки — к идущей группе присоединились беглецы — Золотарёв и Тибо-Бриньоль. Движение вниз по склону объединившейся группы проходило при живейшем обсуждении произошедшего инцидента, причём обсуждении очень полемичном и даже конфликтном. Золотарёв знал больше прочих и имел самый богатый жизненный опыт, очевидно, что он предлагал некий план, возможно даже навязывал его остальным членам группы. Что это был за план действий мы никогда не узнаем и можем только гадать об этом. Мы знаем, что следы вниз по склону то сходились, то расходились, хотя имели общее направление, причём спускавшиеся явно не теряли голосового контакта. Они, безусловно, разговаривали на ходу, что-то оживлённо доказывая и убеждая несогласных. О чём это свидетельствует? Объективно, ни о чём, вернее, всего лишь о том, что спускавшиеся по склону туристы имели намерение держаться вместе. Однако для психолога в этом странном «роении следов» («роение» — от слова «рой», если кому-то непонятно) кроется немалый смысл. «Дятловцы» интуитивно делились на группы «по предпочтениям»: когда кто-то предлагал разумный план действий, к нему переходили сторонники, когда следовало иное разумное предложение — люди переходили к нему. Это вовсе не значит, что «дятловцы» перебегали от одного глашатая к другому — нет! речь идёт о движении бессознательном, безотчётном, происходившем как будто само-собой.
Здесь остаётся ещё раз пожалеть о том, что премудрые следователи не осуществили детальное изучение следовых дорожек в долину Лозьвы. Если бы это было проделано, то после обнаружения трупов отпечатки на снегу можно было поставить в соответствие конкретному человеку: вот Людмила Дубинна на протяжении 150 м идёт вместе с Дятловым, а затем переходит к Золотарёву и далее продолжает спуск подле него; а Колеватов всё время остаётся подле Семёна Золотарёва; а вот Рустем Слободин идёт несколько в стороне от остальных туристов и в общем разговоре как будто не участвует… Мы смогли бы увидеть траекторию каждого из участников спуска и изучение следов очень многое могло бы сказать нам о распределении членов группы по предпочтению мнений в последние часы их жизни. И полученные выводы, думается, неплохо объяснили бы особенности разделения туристов у кедра. Но — увы! — говорить об этом приходится лишь в сослагательном наклонении. Завершая на этом разговор о событиях возле палатки и последующем отходе группы вниз по склону, остаётся указать на ещё один важный момент, постоянно игнорируемый всеми сторонниками «некриминальных» версий. Речь идёт о пресловутой «эвакуации тяжелораненых» в долину Лозьвы, деянии весьма трогательном, но совершенно нереальном в той обстановке. Евгений Вадимович Буянов много и пафосно рассказывал о тех чудесах, которые творит с человеком «воля к жизни» и даже приводил какие-то там невероятные примеры из истории альпинизма, из которых следовало, что 1,5-километровый спуск под гору для девушки с контузионным ранением сердца (кровоизлиянием в сердечную мышцу размером 4 см!) — это такой пустяк, о котором и спорить-то нечего. Из его рассуждений можно было решить, что у уральских девушек это почти что хобби такое… Разумеется, Евгений Вадимович скромно умалчивал о некоторых специфических деталях невероятных подвигов альпинистов, назначенных быть примером, а ведь в деталях, как известно, и кроется чертовщинка. Так, он забывает упоминать, что иностранные альпинисты уже в 70-е годы всегда имели в своих аптечках амфетамины и анальгетики — это во-первых! а кроме того, они располагали временем для оказания помощи или самопомощи — это во-вторых! При переломах рёбер самопомощь сводится к наложению тугого корсета, в простейшем варианте — тугому обвязыванию полотенцем. Без такого корсета не только невозможно двигаться, но нельзя даже чихать или кашлять — боль в груди практически лишает сознания. В случаях с Дубининой и Золотарёвым мы видим не просто перелом 5–6–7 рёбер, мы видим множественные переломы, т. е. переломы одного ребра в нескольких местах. Не будет ошибкой сказать, что каждый из пострадавших имел 10–15 или даже 20 переломов. Вся фармакопея группы Игоря Дятлова сводилась к спирту и таблеткам кодеина, а тугой корсет никто пострадавшим не накладывал. Разговоры Евгения Вадимовича о том, что «человек может мобилизоваться» — лишь пустое сотрясание воздуха, обычно о «мобилизации» говорят люди, сами ни разу не пытавшиеся это сделать. Автор этих строк имел перелом двух рёбер и никаких иллюзий по поводу «возможности мобилизоваться» не испытывает. А потому категорически утверждает, что без анестезии и оказания первой помощи человек с переломом даже двух рёбер едва способен ковылять и обслуживать самого себя. Пусть читатель извинит за натурализм, но даже расстёгивание и снимание штанов превращается в нешуточную проблему и в первые дни доставляет немалые проблемы. Поэтому автору совершенно очевидно, что ни один человек, не получивший соответствующей медицинской помощи, не способен с множественными «свежими» переломами рёбер пройти 1,5 км под гору. Но речь даже не об этом — сказанное всего лишь преамбула. Содержательная же часть заключена в тех самых поведеческих моделях, описанию разнообразия которых автор посвятил несколько абзацев выше. Евгений Вадимович Буянов и прочие сторонники гипотез «некриминального травмирования на склоне» предлагают нам поверить в то, что группа Игоря
Дятлова, оказавшись в трудновообразимой стрессовой обстановке, действовала как единый часовой механизм: туристы откопали из-под слоя снега раненых и в едином порыве повели их вниз по склону, ласково поддерживая под руки, оптимистично решив вернуться к палатке позже. Звучит красиво, даже романтично, жаль только, что автор не уточняет какие именно комсомольские песни распевали «дятловцы» в эти минуты, вот только красивый рассказ Евгения Вадимовича звучит совершенно нереалистично. Выражусь сильнее — такого не могло быть в принципе. Просто в силу того, что пресловутый «коллективный разум» работает совсем не так, как ему хочется. О чём идёт речь? Человеческий коллектив автоматически (или «по умолчанию») принимает лишь самые простые и явные решения: протекает днище лодки — надо вычерпывать воду! До этой очевидной мысли все, сидящие в лодке, додумаются самостоятельно и приступят к действиям единодушно. А вот уже вопрос «куда грести? и надо ли грести вообще или лучше отремонтировать неисправный двигатель?» вызовет споры. Чем выше интеллект членов группы, чем лучше они социализированы, тем больше вариантов действий в сложных ситуациях — в т. ч. и парадоксальных вариантов — они смогут предложить и обосновать.
Привал. Один из последних. Пока ещё все живы, бодры и здоровы. Отличный тому пример, что называется, «в тему» мы видим в истории попыток спасения людей, оказавшихся в небоскрёбах Всемирного Торгового Центра в Нью-Йорке во время террористической атаки 11 сентября 2001 г. Казалось бы, для всех, отрезанных на верхних этажах зданий, ситуация после самолётных таранов была очевидна и однозначна: внизу пожар, там огонь и дым, лифты обездвижены, пожарные лестницы не достают… Как спасаться? На первый взгляд в такой ситуации и выбирать-то не из чего, однако единодушия среди заблокированных тогда отнюдь не наблюдалось: большая часть двинулась наверх, рассчитывая выйти на крышу и эвакуироваться вертолётами, а другая, наоборот, двинулась вниз — в зону пожара. Парадоксальное решение принесло некоторым из этих людей спасение — им удалось пройти через область задымления благодаря тому, что огонь в первые минуты после взрывов самолётов, имел очаговый характер и не перекрыл этажи полностью. Эти люди прошли сквозь зону пожара, благополучно спустились и выжили. А теперь реалистично оценим на ситуацию возле палатки в случае «некриминального травмирования» части группы (лавиной, снежной доской, гондолой аэростата, катящейся авиабомбой, стадом медведей-шатунов, табуном лосей и т. п.). Кто сказал, что немедленно уводить раненых вниз по склону — это оптимальный выход? Можно не сомневаться, что «оптимальных выходов» в стрессовой ситуации, да притом в состоянии острого цейтнота, нашлось бы множество. Точнее говоря, у каждого члена группы был бы свой «оптимальный
выход»: один потребовал бы извлечь из палатки ножи и топоры, другой — заявил, что нельзя уходить вниз по склону без обуви, третий — категорически настаивал бы на поисках фляжки со спиртом (ибо необходимо будет бороться с обморожениями!). Евгений Вадимович Буянов, приводя на форумах и в своих книгах примеры гибнувших в горах групп, скромно выносит за скобки одно обстоятельство, весьма существенное для понимания той поведенческой модели, которую выбирали замерзавшие туристы. Обстоятельство это заключается в том, что процесс замерзания и гибели этих групп растягивался надолго, порой на несколько суток. Первоначальный стресс и хаотичность действий сменялись вполне рассудочными целенаправленными коллективными действиями, приводившими в конечном итоге к самоспасению туристов (либо к гибели, но опять-таки, спустя значительное время, а не в течение нескольких часов). «Скромность» Евгения Вадимовича вполне понятна, поскольку данное уточнение напрочь убивает все проводимые им аналогии с группой Дятлова. Отход группы вниз по склону Холат-Сяхыл без верхней одежды, рукавиц, обуви и оружия являлся отнюдь не оптимальным вариантом спасения раненых, даже если поверить в то, что ранение Золотарёва, Дубининой и Тибо-Бриньоля действительно произошло в палатке в силу неких некриминальных причин. Может быть, кто-то и занялся бы этим бессмысленным делом, но кто-то непременно отказался бы тратить силы и время на это самоубийственное занятие и остался бы возле палатки с целью добыть брошенные там вещи. Даже под угрозой схода новой лавины. Потому как, сойдёт ли новая лавина или нет — неизвестно, а вот без валенок, рукавиц и ватников смерть последует неминуемо! И изображать дело так, будто туристы это не понимали, значит заранее оглуплять их, принижать их здравый смысл и смекалку. Туристы, конечно, своеобразные люди, но даже у них безусловные рефлексы имеют ту же иерархию, что и у остальной части разумного человечества. Страх смерти — самый мощный из безусловных рефлексов, управляющих поведением существ, способных к высшей нервной деятельности. Если бы возле палатки туристам из группы Игоря Дятлова не грозила безусловная смерть, они бы не ушли от неё всем составом — кто-то бы обязательно остался. Был бы этот человек один, или таковых оказалось бы несколько, мы не можем знать доподлинно, да это и неважно. Важно то, что никакое «общее решение группы» или «беспрекословный приказ Дятлова» не смогли бы побороть упомянутый рефлекс. Однако, как мы видим, этого не произошло — группа ушла от палатки в полном составе и в относительном порядке. Значит, страх смерти для туристов был связан именно с пребыванием возле палатки. Значит, ночь в лесу по их мнению давала им больший шанс на выживание, чем пребывание в лагере. При всём богатстве воображения и гипотез нельзя не признать, что источником подобного страха мог быть только криминальный фактор. При движении вниз по склону «дятловцы» некоторое время могли пользоваться фонариком, но на удалении 400–450 м от палатки батарея последнего разрядилась и тот был брошен в районе 3-й каменной гряды. Там его впоследствии и отыскали поисковики. Эта часть пути, видимо, была пройдена группой быстрее всего — сказывались как общее возбуждение и вызванный этим вброс адреналина в кровь, так и наличие источника света. Однако после того, как фонарик был брошен, дальнейшее движение группа осуществляла уже в темноте. Следует уточнить, что темнота не была абсолютной, ведь даже ночью в заснеженном лесу можно различать ближайшие предметы ввиду их контрастности со снегом, однако, темп движения группы резко замедлился. Кроме того, по мере спуска к границе леса на пути «дятловцев» всё чаще попадались карликовые деревца, требовавшие перестроения группы с целью их огибания, что вносило дополнительное торможение. Если на преодоление первых 400 м у группы ушло около 5 минут или даже меньше, то следующие 600 м потребовали уже минут десяти или даже четверти часа (и это вполне разумная оценка). Где-то там, в точке, на удалении около 1 км от
палатки отстал от группы и упал в снег Рустем Слободин. Рустем потерял сознание и соответственно способность самостоятельно двигаться, примерно на 20-ой минуте с момента травмирования, что вполне соответствует картине полученной им черепно-мозговой травмы. Хорошо известно, что люди, перенёсшие тяжелейших нокаут и получившие тяжелейшую закрытую травму мозга, могут прийти в себя и некоторое время демонстрировать удовлетворительное самочувствие (до тех пор, пока внутричерепное кровоизлияние не начнёт давить на мозговые оболочки). Футболисты могут продолжить игру, боксёр — может рваться в бой… хорошо известны видеозаписи спортсменов, получивших в ходе соревнований смертельные черепно-мозговые травмы, но при этом демонстрирующих некоторое время полное самообладание и внешнее благополучие. Через 10–20 минут оно заканчивается вызовом сначала врача команды, а затем — бригады парамедиков. Это явление кажущейся бодрости уже фактически умирающего человека иногда очень точно называют «отложенной смертью». Кстати, на скорость развития процесса существенно влияет двигательная активность пострадавшего и температура окружающей среды — и то, и другое замедляет рост кровоизлияния. Исчезновения Рустема Слободина никто не заметил — группа ушла вперёд не обратив внимания на отставшего товарища. Рустем погиб первым, на это явственно указывает высокая температура его тела в момент падения на склон (напомним, что под ним обнаружили т. н. «ложе трупа», слой подтаявшего снега, который появляется в том случае, когда на грунт падает ещё тёплое тело. «Ложе трупа» присутствовало только на месте обнаружения тела Слободина, остальные «дятловцы», найденные на склоне и у кедра, к моменту падения на грунт были уже сильно охлаждены).
28. Смерть, идущая по следу… Группа, углубившись в лес на несколько десятков метров, остановилась, чтобы перевести дыхание и приступить к исполнению плана, который, скорее всего, к этому времени уже был выработан. Однако всё сразу пошло «не так», едва выяснилось, что Слободин где-то затерялся в темноте. Скорее всего, никто из членов группы даже и не понял того, что Рустем мог умереть и попытка его спасения лишена смысла. Игорь Дятлов, видимо, принял решение отправиться на поиски Рустема Слободина, поскольку являясь старшим группы, сознавал особую личную ответственность за судьбу каждого участника похода. Игорь отделился от остальных ещё до того, как был разожжён костёр под кедром — на это вполне определённо указывает тот факт, что на его одежде (и прежде всего носках) нет тех многочисленных прожёгов, что можно видеть у его товарищей. Примечателен и другой факт — в конце февраля 1959 г. труп Дятлова оказался найден в жилете, который Юрий Юдин передал Юрию Дорошенко при расставании с группой во 2-м Северном посёлке. Видимо, во время трагических событий Дорошенко снял жилет с себя и вручил его уходившему обратно в гору Дятлову для утепления. Сам Дорошенко, видимо, полагал, что сумеет отогреться у костра и без жилета, а вот Игорю на склоне эта вещь сможет здорово помочь. Маленький, казалось бы, эпизод, а как много он говорит об этих людях и товарищеских отношениях внутри группы! Кстати, именно тогда же по мнению автора, произошла ещё одна передача одежды — Николай Тибо-Бриньоль снял с себя клетчатую рубашку-ковбойку и отдал её Юре Дорошенко, очевидно, в качестве компенсации за жилет. Именно в этой клетчатой рубашке труп Дорошенко и будет найден поисковиками в конце февраля. Сторонники некриминальных версий истово доказывают, что раненых Тибо и Золотарёва «утепляли» их товарищи, натягивая свитера и куртки на бесчувственные тела, но при этом почему-то скромно игнорируют тот факт, что «бесчувственный» Николай Тибо смог побеспокоиться о плохо одетом товарище и пожертвовал тому тёплую фланелевую рубаху. Момент с передачей одежды от Дорошенко Дятлову и от Тибо — Дорошенко, имевший место явно до разведения костра под кедром, очень важен: он показывает, что перераспределение вещей между членами группы началось ещё до первой смерти (Слободин считался живым). Данное уточнение позволяет лучше понять логику тех членов группы, которым через некоторое время придётся разрезать одежду на трупах своих товарищей (о чём мы скажем особо в своём месте). Решение отправиться обратно на склон Холат-Сяхыл было непростительно легкомыслененным — Игорь Дятлов был утеплён хуже остальных. Он не имел никакого головного убора, а на его ногах было одето всего по одному носку. К моменту окончания спуска с горы Игорь, без сомнений, уже сильно охладился, ему нельзя было уходить в гору, не решив проблемы с теплоизоляцией ног. Может быть, неплохим выходом могло стать решение пожертвовать «на портянки» свитер или упомянутый выше шерстяной жилет (так поступила Людмила Дубинина со своей кофтой). Но времени на эти манипуляции Игорь Дятлов себе не оставил — он погнал себя в гору на поиски отставшего Рустема. Развести костёр на высоком месте в качестве ориентира для отсутствующих членов группы являлось решением логичным и почти идеальным. За одним только исключением — костёр служил доказательством того, что выгнанные из палатки люди живы. В силу этого он мог привлечь напавших. По поводу того, разводить огонь или нет среди «дятловцев» скорее всего произошёл раскол. Как минимум, один человек — Семён Золотарёв — должен был понимать, что истинной целью изгнания из палатки и раздевания членов группы является вовсе не грабёж, а поголовное убийство, замаскированное под несчастный случай. Поэтому разведение костра в
его понимании должно было быть самоубийственным решением. Можно довольно уверенно утверждать, что Семён являлся противником костра у кедра и не участвовал в заготовке дров, либо участвовал непродолжительное время. Видимо, он предлагал план по обеспечению выживания группы без разведения огня, но другие участники похода его не стали слушать, по крайней мере поначалу. Золотарёв, скорее всего, ушёл из-под кедра ещё до момента разведения огня — на его одежде нет следов прожёгов от искр, которые можно видеть на вещах, например, Колмогоровой, Колеватова или Дубининой. Кроме того, руки Семёна лишены тех повреждений кожи, каковые присутствуют на руках Кривонищенко и Дорошенко, активно заготавливавших дрова и лапник. Кстати, это отделение Золотарёва от группы вовсе не следует расценивать как размолвку или конфликт — вполне возможно, что его намерение устроить где-то неподалёку «схрон» или «лёжку» для скрытого размещения остальных членов группы, было встречено с пониманием. Другими словами, отделение Золотарёва произошло бесконфликтно, по общей договорённости. Тот факт, что к нему через некоторое время присоединились Дубинина, Тибо и Колеватов ясно об этом свидетельствует. Итак, если мы считаем, что начало постановки палатки на склоне Холат-Сяхыл относится к 15:30, а начало нападения на группу — к 16:00, то уже к 17:00 оставшиеся члены группы занимались тем, что пытались развести огонь под кедром. Ввиду отсутствия обуви у всех, кроме Тибо-Бриньоля, им пришлось нарезать ножами или ломать руками лапник и бросать его под ноги, для улучшения теплоизоляции ступней. Пихтовыми деревцами никто и не думал топить костёр — для этого окрест хватало сухостоя. Чтобы не ходить за лапником в лес и не морозить ноги в снегу, Дорошенко и Кривонищенко принялись залезать на кедр и ломать (или опять жешь, срезать ножом) его зелёные ветви. Работа под кедром закипела. Костёр умышленно разводили восточнее кедра, т. е. так, чтобы ствол дерева оказался между костром и палаткой и закрывал собою пламя. При этом кедр не прикрывал костёр от ветра, задувавшего с севера — данное обстоятельство резко снижало ценность костра как возможного источника обогрева. Однако «дятловцы» умышленно пошли на нерациональное размещение костра, рассчитывая снизить его заметность для наблюдателей из района палатки. Сразу надо сказать, что все их уловки оказались тщетны. Около 17 часов — или, возможно, чуть позже — костёр разгорелся. Напомним, что по версии следователя Иванова, группа Игоря Дятлова в это время только приступала к постановке палатки на склоне. На самом деле к этому времени уже два её члена были либо мертвы, либо находились на грани смерти (Рустем Слободин и Игорь Дятлов). Из-за ошибки в определении времени наступления темноты, следователь необоснованно сдвинул трагические события к вечерним и ночным часам, на которые, как известно, 1 февраля 1959 г. пришлось похолодание. Эта манипуляция со временем прекрасно укладывалось в концепцию «смерти от замерзания», однако реальным событиям, как было показано выше, сие никак не соответствовало. Разведение костра никоим образом не способствовало реальному решению проблем, стоявших перед группой. На это ушло много драгоценного времени и сил, а результат оказался ничтожен — «дятловцы» поняли, что на продуваемом ветром пригорке костёр неспособен обогреть группу (тепло банально выдувается). Кроме того, невозвращение Игоря Дятлова заставляло думать, что и с ним тоже приключилась беда. Беспокойство и паника с течением времени только нарастали, они усиливались по мере уменьшения сил членов группы и их замерзания. Члены группы оказались в состоянии, которое очень точно можно описать шахматными терминами: цейтнот — нехватка времени — и цуцванг — ухудшение общего положения при любом выборе из всех возможных. Стресс, переживаемый членами группы, нарастал — это очень важно иметь в виду для правильного понимания их действий. После 17
часов психологическое напряжение, переживаемое членами группы, стало куда выше, чем часом ранее, в начале развития конфликтной ситуации. В этой обстановке дальнейшее дробление группы было неизбежно. Вспомним про различные поведенческие модели, выбираемые в стрессовых ситуациях, у разных людей они почти всегда будут разными. Поэтому неудивительно, что через некоторое время после отделения от группы Игоря Дятлова, вслед за ним ушла и Зина Колмогорова. Видимо, она ощущала некую особую ответственность за его судьбу, или выражаясь иначе, переживала чувство особой сопричастности. Задумаемся на минутку, если два молодых и полных сил парня попали в беду, то чем сможет им помочь одна девушка? Ничем, абсолютно, у неё простонапросто не хватит сил вытащить обоих к огню. Тем не менее, Зина пошла вслед за Игорем. И примечательно, что никто более с нею не отправился. Казалось бы, почему? Ответ куда проще, чем кажется на первый взгляд — решение Зины Колмогоровой её товарищи не считали оптимальным, поэтому ни понимания, ни поддержки среди оставшихся членов группы она не нашла. Дальше — больше. От кедра ушли Людмила Дубинина, Александр Колеватов и Николай Тибо-Бриньоль. Какими причинами мотивировалось их отделение мы не знаем — таковых может быть множество. Вполне возможно, что на их уходе настоял Георгий Кривонищенко, осознавший в какой-то момент справедливость слов Золотарёва об опасности разведения костра. Сам Кривонищенко решил во что бы то ни стало поддерживать огонь, который, как он считал, был необходим для возвращения Игоря Дятлова. Не может быть никаких сомнений в том, что изначально и Дубинина, и Колеватов находились возле костра — носовой платок первой был найден под кедром, а лыжная куртка второго имела большой прожёг на левом рукаве. Скорее всего, Тибо-Бриньоль оставался вместе с ними, хотя полной определённости в этом нет (возможно, он отделился от группы ранее, вместе с Золотарёвым). Но важно то, что в некоторый момент уже после разведения костра, группа окончательно разделилась (или распалась — как угодно), в результате чего под кедром остались только двое — Георгий Кривонищенко и Юрий Дорошенко. Очевидно, это был их осознанный выбор — они решили поддерживать огонь любой ценою, считая, что от существования этого ориентира зависят судьбы их товарищей — Рустема Слободина, Игоря Дятлова и Зины Колмогоровой. Ушедшие от кедра присоединились к Семёну Золотарёву (что выглядит совершенно разумным), оборудовавшему в сугробе в овраге настоящую партизанскую «лёжку». Для полной аналогии с последней нехватало лишь плащ-палатки, которую советские партизаны и диверсанты растягивали над окопом в сугробе. Место для своей «лёжки» Семён выбрал очень толково — он не стал уходить в лес, прекрасно понимая, что на глубоком рыхлом снегу без лыж всё равно не оторвётся от противника на снегоступах, а вернулся чуть назад и отвернул в сторону от линии «палатка-кедр». Затаившись в своём снежном схроне, он, не выдавая своего присутствия, имел возможность заметить противника при его подходе к кедру по следам ушедшей вниз группы. У Золотарёва, вне всяких сомнений, имелся план спасения, который в принципе, при некоторой доле везения мог быть реализован — на это ясно указывает его отказ от ухода вглубь леса (не забываем про лабаз, где находилась пара запасных лыж и продукты — если бы Семёну удалось продержаться до утра, то он имел неплохой шанс отыскать его, уйти из района перевала и в конечном итоге оторваться от преследователей. Не забываем, что лыжник двигается быстрее человека на снегоступах. В целом, если план Золотарёва сводился к этой схеме, то он весьма реалистичен, но для его осуществления требовалась сущая малость — пережить ночь!). Итак, к Золотарёву в его снежном окопе присоединились члены группы, ушедшие от кедра. Теперь в овраге находились четверо — Дубинина, Колеватов, Золотарёв и Тибо-Бриньоль.
Совместными усилиями четвёрка расширила первоначальное убежище и добавила на дно пихточек, которые наломала тут же, у оврага. Сам Золотарёв, скорее всего, эти деревца там изначально не ломал, а принёс пару-тройку с собою от кедра (напомним, что поисковики вроде бы видели мелкие осыпавшиеся веточки на пути к оврагу, хотя значения этому в марте 1959 г. не придали). Всего на дно снежной ямы были уложены, образовав пресловутый «настил», 14 тонких пихточек и 1 берёзка. На этом настиле вся четвёрка и разместилась. Таковой примерно могла быть диспозиция на 17:15, т. е. спустя примерно час с момента изгнания группы Игоря Дятлова от палатки. Что же всё это время происходило наверху, в районе покинутого туристами лагеря? Иностранным агентам перво-наперво надо было скрыть следы массового раздевания людей возле палатки и оборудовать сцену преступления таким образом, чтобы создавалось впечатление бегства раздетых туристов непосредственно из палатки. Для этого преступники попытались собрать в внести в палатку вещи, брошенные членами группы под дулами их пистолетов. При этом они допустили как минимум две ошибки, неопровержимо свидетельствующие о насильственном раздевании группы. Во-первых, в палатке оказались найдены вещи, которые не должны были находиться вместе. О чём идёт речь? Туристы после лыжного перехода переоблачались в «домашнюю» одежду и обувь. Снимая лыжные ботинки, они обували валенки либо матерчатые тапочки, а вместо штормовок и «ватников» одевали меховые жилетки и свитера. Причём понятно, что процесс переоблачения происходил неодновременно, ввиду явной тесноты палатки. Поэтому оба комплекта одежды — «походный» и «домашний» — никак не могли быть сняты одновременно, какой-то один постоянно должен быть надет. Ибо — зима, и в палатке без работающей печки температура немногим выше «уличной». Но в палатке «дятловцев» оказалось слишком много одежды и обуви. Так в ней оказались найдены поисковиками все 9 штормовок «дятловцев», а также 1 меховая и 6 ватных курток («ватников») (т. е. верхняя одежда 7 человек, что отлично согласуется с тем фактом, что верхняя одежда Тибо-Бриньоля и Золотарёва осталась на них). Может быть, эти семеро успели облачиться в «домашнюю» одежду? Совсем непохоже, ибо 3 свитера, 2 меховых жилетки и 1 рубашка-ковбойка также оказались в палатке. Ещё более поразительна статистика с обувью: 8 пар лыжных ботинок найдены в палатке, но там же осталась и сменная, «домашняя» обувь членов группы — 7 валенок, 2 пары тапочек, 8 пар трикотажных гетров и 7 шерстяных (последние имели нашитые пятки и стельки и также использовались как тапочки). Если считать, что трагедия группы Игоря Дятлова имеет некриминальную природу, то картина происшествия приобретает черты фантасмагорические — «пугающий фактор» застигает группу в момент её поголовного переобувания и переодевания. Причём одновременного, что противоречит и жизненному опыту, и здравому смыслу, поскольку все нормальные люди на морозе не делают это одновременно. Даже если считать, что «дятловцы» готовились ко сну и добровольно сняли «походную» обувь, то всё равно никакая «гондола американского аэростата», никакая «снежная доска» или «лавина» не могли побудить туристов перед уходом со склона снять ещё и «домашнюю». Они бы так и ушли вниз по склону — в валенках, тапочках и гетрах, но никак не в одной паре носок, подобно Игорю Дятлову. Вторая ошибка людей, запугивавших группу, заключалась в том, что они не «подчистили» за собою прилегающую к палатке часть склона, из-за чего там остались косвенные свидетельства раздевания туристов. Это ошибка, так сказать, невольная, проистекавшая из самого характера действий иностранных агентов — им приходилось собирать вещи и заносить их в палатку в условиях низкой освещённости и делать это максимально быстро. Кроме того, им приходилось опасаться возвращения и возможного нападения туристов — подобное развитие событий никто исключить не мог. На склоне остались «домашние» вещи Игоря Дятлова
(сложенная рубашка-ковбойка с тапочками внутри), явно свидетельствовавшие о том, что в момент начала трагических событий тот собирался переодеваться и извлёк их из рюкзака. Игорю пришлось покинуть палатку, сжимая эти вещи в руках — он не стал их оставлять в палатке, дабы потом не искать в темноте среди вороха предметов. На склоне ему пришлось отбросить рубашку с тапочками в сторону, на расстояние около 10 м или чуть более, и сделал это он явно не добровольно, а повинуясь приказу под угрозой оружия. Если бы его действия были добровольны, он бы просто положил их рядом с палаткой, чтобы потом быстрее отыскать. Это логично и очевидно. В самом деле, ну кто бы поступил иначе на его месте? Есть свидетельства участников поисковой операции, указывающие на то, что в снегу около палатки находилось множество мелких предметов (носков, монет и т. п.), которые даже в марте 1959 г. невозможно было полностью собрать. Из той же серии «мелких предметов» текстолитовые ножны от «финки» Колеватова, найденные только в мае, после полного исчезновения снежного покрова на склоне. Вся эта мелочёвка, разбросанная и рассыпанная возле палатки является лучшим свидетельством хаотического раздевания группы и от неё преступники при всём желании избавиться не могли. Снег, ветер, темнота… крупные предметы ещё можно собрать, но до мелких руки уже не доходят — да и глаз не видит! — снег заметает всё. Иностранные агенты справились с задачей, стоявшей перед ними, как смогли — т. е. не лучшим образом. Однако, как показали дальнейшие события, для того, чтобы запутать свердловскую областную прокуратуру сработали они достаточно умело. Свалив в палатке хаотично обувь и одежду, снятые с туристов, иностранные агенты приступили (либо один из них приступил) приступили к обыску имущества, попавшего в их распоряжение. Сильно провисавший конёк палатки, для поддержки которого «дятловцы» не успели завести верёвку-оттяжку, явно мешал этому, поскольку препятствовал свободному перемещению. Поэтому один из разведчиков, не мудрствуя лукаво, решил подпереть конёк лыжной палкой. Лыжные палки туристов для этого, однако, никак не предназначались — при высоте конька 1 м (в случае постановки палатки скатами на грунт, как это имело место на склоне Холат-Сяхыл) палка длиною 1,4 м в роли подпорки оказывалась явно великовата. Иностранный разведчик явно не имел ни желания, ни времени, ни сил на то, чтобы разбираться с технологией натяжения конька крыши, а потому он поступил предельно прагматично — взял нож и принялся обрезать лыжную палку в нужный размер. Ни один член группы Игоря Дятлова на подобное варварство не решился бы по той простой причине, что запасных лыжных палок в распоряжении группы не имелось. Лыжи запасные были — ибо лыжи можно сломать! — а вот бамбуковую палку случайно переломить весьма проблематично… Если бы палку резал ножом кто-то из туристов, то персонально для него это означало бы лишь то, что назавтра он отправится в путь с одной палкой. Надо было быть полным идиотом, чтобы столь неразумно обойтись с собственным инвентарём. Обрезанная лыжная палка — вернейшее свидетельство того, что палатке группы Игоря Дятлова находились (и притом длительное время!) совершенно посторонние люди, причём люди, не имевшие ни малейшего намерения помочь попавшим в беду туристам и явно намеревавшимся оставить своё присутствие в тайне. Если бы следователи Иванов и Темпалов были бы чуточку опытнее, внимательнее и просто умнее, то они бы эту лыжную палку не только сфотографировали, измерили и зафиксировали протоколом, но и сохранили бы как ценнейшую улику, объясняющую чуть ли не всё дело. Однако говорить об этом можно лишь в сослагательном наклонении, ибо нет нет у нас фотографий упомянутой лыжной палки, нет даже более-менее внятного описания её порезов, мы просто знаем из воспоминаний поисковиков, что она существовала. И более того — лежала внутри палатки, брошенная поверх вещей исчезнувших туристов.
Впрочем, палку дорезать разведчику не пришлось — его либо остановил напарник, либо он самостоятельно отказался от этой затеи, сообразив, что просто теряет время. Какова была цель обыска? Иностранным разведчикам представляла интерес, безусловно, любая информация, способная подтвердить связь изгнанных из палатки людей с КГБ. Таковую могли дать соответствующие документы и оружие, однако, как мы знаем, члены группы ничего, раскрывающего их связь с КГБ, при себе не имели. Убийц заинтересовали фотоаппараты участников похода — на то, что их футляры открывались, а потом обратно закрывались посторонними, вполне определённо указывает разбитый светофильтр, найденный в фотоаппарате Георгия Кривонищенко. Как уже было указано выше, для хозяина фототехники разбитый светофильтр ценности не имел и если бы Георгий разбил его на склоне, когда делал последние фотоснимки, то там бы и бросил (фотографировать через разбитое стекло — значит гарантированно испортить кадр). Этого, однако, сделано не было, светофильтр остался на своём месте, причём Георгий во время последней фотосессии им явно не пользовался (жёлтые или оранжевые светофильтры, продававшиеся в комплекте с фотоаппаратами «Зоркий», использовались для съёмок на снегу в солнечную погоду). Этот интерес чужаков к фототехнике туристов — причём интерес замаскированный, неявный, без нарочитой порчи имущества и засветки плёнок — заставляет думать, что интересовал их всего один, вполне определённый, фотоаппарат. И это был не фотоаппарат типа «Зоркий» с объективом «Индустар-22», каковые они отыскали аж 4 штуки и особо интереса к ним не проявили. Противник, занятый обыском вещей туристов, к своему удивлению обнаружил не один, а два фотоаппарата, похожих на тот, который он искал. Не зная, какой именно ему нужен, обыскивающий решил забрать оба, так, чтобы решить свою задачу наверняка. Так из палатки исчезли фотоаппараты, которые, как мы считаем, принадлежали Тибо-Бриньолю и Колмогоровой. Видимо, кто-то из их владельцев принялся открыто фотографировать незнакомцев во время первого контакта, невольно разбудив их подозрения и спровоцировав последовавшее нападение. Специальный фотоаппарат Семёна Золотарёва иностранные агенты не нашли и найти не могли — тот всё время висел на шее владельца и оказался унесён в долину Лозьвы. Вполне возможно, что свою работу Семён Золотарёв проделал вполне успешно и ему удалось сфотографировать явившихся на встречу людей, оставшись незамеченным. Именно поэтому он так дорожил своим вторым фотоаппаратом — его плёнка подтверждала успешное выполнение поставленной задачи. Итак, пока один из супостатов ползал впотьмах по палатке, подсвечивая себе фонариком, его напарник расположился у входа и сделал несколько разрезов ската, обращённого вниз по склону. Сделано это было с целью обеспечения контроля за склоном и исключения возможности скрытого возвращения туристов к палатке за вещами или нападения на обидчиков. Если иностранных разведчиков было трое, то ещё один разместился в противоположном конце палатки, где также разрезал скат в нескольких местах (впрочем, для этого третий человек был не нужен, эти разрезы мог проделать тот из разведчиков, кто занимался обыском вещей, после того, как закончил своё занятие и также принялся наблюдать за склоном). Вся эта возня с вещами туристов — сбор на снегу, занесение в палатку и последующий обыск — вряд ли потребовала много времени. На всё про всё ушло полчаса, по истечении которых разведчики поняли, что интересующего их фотоаппарата в палатке нет — он унесён ушедшими вниз туристами. Мы можем только гадать, как долго иностранные агенты предполагали оставаться в палатке — это по большому счёту даже и неважно сейчас, поскольку развязку событий невольно ускорили сами туристы, разведя огонь под кедром. Их противник, наблюдая из палатки за долиной, не мог не увидеть отблесков пламени. Это
открытие с очевидностью свидетельствовало о том, что изгнанные из палатки советские туристы не только не замёрзли на склоне, но напротив, достигнув границы леса, не без успеха борются за собственное выживание. Если люди без обуви, головных уборов, перчаток и верхней одежды продержались на морозе один час без огня, то какие могли быть гарантии того, что они не продержатся всю ночь при наличии костра? Очевидно, таких гарантий не существовало — советские туристы оказались намного более живучи, чем полагал их противник изначально, а это открытие означало, что туристов придётся умерщвлять насильственно, не полагаясь исключительно на воздействие мороза и ветра. Примерно через час с момента изгнания «дятловцев» из палатки — т. е. в 17 часов или несколько позже — их противник двинулся следом вниз по склону в сторону костра. Однако иностранным агентам приходилось считаться с тем, что огонь в лесу разведён сугубо для отвлечения их внимания и в то самое время, покуда они будут двигаться вниз, группа туристов (либо часть группы) возвратится к палатке и завладеет обратно собственным имуществом. Подобный манёвр «дятловцев» представлялся весьма логичным и разумным шагом, едва ли не единственным, давашим реальный шанс на спасение хотя бы нескольких членов группы. Поэтому супостат располосовал скат палатки от конька до боковой стенки, нанеся по меньшей мере 6 разрезов длиною около 1 м каждый (по меньшей мере 2 разреза из их числа были сделаны на расстоянии буквально 1 м от выхода из палатки. Выход, напомним, застёгивался всего 4(!) пуговицами, 2 из которых оказались расстёгнуты. Зачем «дятловцам» надо было резать скат возле и без того полуоткрытого выхода совершенно непонятно, но «лавинщиков», «гондольеров» и «бомберов» подобные логические нестыковки не смущают). Так появились эти странные и на первый взгляд совершенно бессмысленные разрезы; сторонники некриминальных версий считают их следствием попытки «эвакуации раненых». То, что эти прямолинейные разрезы невозможно было сделать на смятой, засыпанной снегом и придавленной к грунту холстине, «лавинщиков» совершенно не волнует. И то, что беглецы не имели при себе потребного количества ножей, тоже не смущает этих исследователей (достоверно известно, что уходившая по склону группа имела 2 ножа — «финку» Кривонищенко и перочинный нож Дятлова; возможно, у кого-то имелся ещё один или два ножа, которые не были найдены поисковиками, но в любом случае у беглецов явно не было при себе шести ножей. А это означает, что одним ножом делалось несколько длинных разрезов ската, что выглядит бессмысленной тратой времени и никак не ускоряет эвакуацию тяжелораненых. Практически все ножи группы остались в вещах, брошенных в палатке и впоследствии были там обнаружены. Совершенно непонятно как в состоянии острой нехватки времени двумя ножами можно было так искромсать палатку, а самое главное — для чего? Ведь для эвакуации раненых был достаточен всего один длинный разрез ската!). Те повреждения палатки, которые обнаружены на ней экспертизой и зафиксированы фотосъёмкой, возможны лишь при умышленном её разрезании на протяжении довольно длительного времени. Причём длинные разрезы в направлении сверху вниз могли появиться лишь в результате целенаправленной порчи имущества. Что и говорить — очень неприятный вывод для сторонников некриминальных версий, но этот вывод — единственный непредвзятый. Мы не можем знать в точности, видели или нет спускавшиеся от палатки разведчики замёрзших на склоне Рустема Слободина, Зину Колмогорову и Игоря Дятлова. Вполне возможно, что их тела они отыскали позже — после того, как расправившись внизу с остатками группы, возвращались наверх. Но в том, что убийцы не только видели трупы замёрзших на склоне людей, но и обыскивали их, сомнений быть не может. Игорь Дятлов найден в положении лицом вверх, что практически никогда не наблюдается в случаях смерти от переохлаждения
(замерзающий, рефлекторно стремясь уменьшить площадь охлаждения, принимает «позу зябнущего человека» на боку или лицом вниз). Согласно некоторым воспоминаниям, «молния» меховой куртки Игоря была полностью расстёгнута, также были расстёгнуты и два наружных кармана «на молниях», что выглядело очень странно (правда, объективности ради следует заметить, что протокол осмотра места преступления, составленный Темпаловым 27 февраля 1959 г. этих деталей не зафиксировал). Не имела «позы зябнущего человека» и Зинаида Колмогорова, найденная в положении лёжа на правом боку с вытянутой левой ногой и полусогнутой правой. Никакими агональными движениями такое странное положение тел не объяснить: движения в состоянии агонии хаотичны, имеют малую амплитуду и усилие и похожи скорее на судороги, нежели движение конечностью в привычном понимании (ни о каких целенаправленных действиях, вроде открытия карманов или расстёгивания «молний» в состоянии агонии говорить не приходится). Не имел «позы зябнущего человека» и Рустем Слободин, лежавший хотя и на груди, но с вытянутыми в сторону левыми рукой и ногою. Между тем, согласно медицинской статистике, «поза зябнущего человека» отмечается примерно в 60 % случаев замерзания трезвых людей (у находящихся в состоянии алкогольного опьянения эта величина уменьшается до 10 %). Причём, Слободин явно погиб от переохлаждения — под ним было найдено единственное «ложе трупа». Уж он-то должен был оказаться в упомянутой «позе зябнущего», поскольку человек принимает её бессознательно, не обдумывая собственные действия. Так ведь нет! Никаких рациональных объяснений таким странным положениям тел замерзающих людей не отыскать, если только не согласиться с тем, что их тела переворачивались вскоре после смерти (т. е. до появления трупного окоченения, которое, как известно, развивается примерно через 12 часов с момента гибели). Итак, мы считаем, что иностранные агенты — убийцы группы Игоря Дятлова — начали своё движение в долину Лозьвы после 17 часов и оказались там около 17:15–17:20. Располагая нормальной зимней обувью и снегоступами, они не испытывали тех затруднений с передвижением по каменистому заснеженному склону, что «дятловцы», поэтому двигались значительно быстрее. Они не заметили «лёжки» в ручье, оборудованной Золотарёвым, и проскочили по следам группы прямо к кедру. И вот там супостата ждал серьёзный удар — вместо группы из 9 человек у кедра оказались всего двое. Можно лишь догадываться, каким был разговор у кедра, но у нас имеется мощное свидетельство того, что в отношении по крайней мере одного из туристов имели место насильственные действия, закончившиеся фатальным исходом. Юрий Дорошенко был насильственно умерщвлён в результате пытки, Георгий Кривонищенко, скорее всего, имел возможность наблюдать эту расправу, всё время оставаясь на дереве. Там он находился до тех пор, пока развившаяся в результате глубокого переохлаждения тканевая гипоксия не привела к утрате способности управлять своим телом, после чего Кривонищенко с дерева упал. Впрочем, обо всём по порядку. Как известно, на лице Юрия Дорошенко судебно-медицинский эксперт описал серую пену, которая шла изо рта и носа погибшего молодого человека. Можно не сомневаться, что обнаружена была именно пена, а не следы рвотных масс, поскольку они сильно различаются и судебный медик никак не мог их спутать. Пена, выделяющаяся из рта и носа, является грозным симптомом развивающегося отёка лёгких, за которым в кратчайшее время может последовать смерть, если только не будут проведены специальные реанимационные мероприятия. Природа этого процесса может быть двоякой: отёк лёгких м.б. спровоцирован ростом внутрикапилярного гидростатического кровяного давления (т. н. гидростатический отёк лёгких) либо он может последовать в силу повышения проницаемости стенок капиляров в альвеолах (т. н. мембраногенный отёк лёгких). Последний вид отёков возможен при некоторых синдромах,
которые развиваются при отравлении токсичными газами (хлор, фосген, пары ртути и т. п.), при панкреатите, почечной недостаточности и некоторых иных заболеваниях. Но во всех этих случаях мембраногенный отёк всё же довольно редок, наиболее часто он развивается при забросе в дыхательные пути значительного количества инородных веществ, например, содержимого желудка или воды (при утоплении). Кстати, наличие стойкой мелкопузырчатой пены (как правило белого цвета, реже розовой) в дыхательных путях трупа ещё в 1870 г. было описано русским судебным медиком С. Крушевским как один из признаков утопления, получивший впоследствии его имя. К гидростатическому отёку лёгких могут привести некоторые тяжёлые заболевания сердца и кровеносных сосудов, бронхиальная астма, пневмоторакс. Юрий Дорошенко не имел заболеваний, способных спровоцировать отёк лёгких: у него не было ни астмы, ни тяжёлого панкреатита, ни первичной венозной констрикции, ни митрального стеноза, ни иных болезней из этого же ряда. Мы это знаем абсолютно точно, поскольку Юрий учился на военной кафедре УПИ, проходил соответствующую медицинскую комиссию от которой скрыть подобные заболевания ему не удалось бы. Да и туризмом он не смог бы заниматься при всём желании, потому что первый же поход по горам с двухпудовым рюкзаком за плечами закончился бы для него трагически. Поэтому все попытки «исследователей» трагедии группы Игоря Дятлова отыскать у Юрия Дорошенко болезнь, способную объяснить появление серой пены, гроша ломаного не стоят. Дорошенко был здоров — это надо принять как данность и не выдумывать небылиц. Однако, пена у его рта и носа существовала и была она несомненно лёгочного происхождения — клейкая и устойчивая, поскольку не исчезла за все те дни, пока уральские ветры обдували лежавшее на пригорке тело. Не исчезла она и позже — во время транспортировки тела от кедра на перевал, к вертолёту, и позже, во время разморозки тела в морге. Её увидел и описал судмедэксперт Возрождённый, оставив тем самым исследователям трагедии туристической группы ещё одну загадку, кажущуюся парадоксальной. Если отбросить безумные версии про утопление в безводной местности или отравление неким токсичным газом (почему другие «дятловцы» им не отравились?), то у нас остаётся единственное объяснение появления этой пены. И объяснение это возможно только в рамках криминальной версии гибели группы. Выделение красноватой (бурой) пены из лёгких возможно даже у совершенно здорового человека, каковым и был Юрий Дорошенко, при т. н. «карминовом» отёке лёгких. Явление это описал ещё в 1878 г. известный французский судебный медик Александр Лакассань, поэтому иногда этот признак называют его именем. Надо сказать, что Лакассань сделал несколько важных открытий в области судебной медицины; в частности, он был первым, кто оценил криминалистическую ценность трупных пятен, связав их появление с положением тела покойного и временем смерти. Также Лакассань первым обратил внимание на ценность татуировок для идентификации человека и провёл пожалуй первое в мире научное исследование европейских тату. На фоне безусловно огромного вклада Александра Лакассаня в развитие мировой судебной медицины, открытие «карминового» отёка лёгких как-то теряется и кажется несущественным. Между тем, речь идёт об очень интересном с медицинской точки зрения явлении. Изучая трупы людей, погибших под завалами (шахтёров под землёй, либо погибших под руинами домов), Александр Лакассань обратил внимание на то, что некоторые из них погибали от удушия даже в условиях свободного доступа воздуха и без механических повреждений грудной клетки. Другими словами, рёбра таких погибших оставались целы, лёгкие — неповреждены, а вот дышать человек почему-то оказывался не в силах. Лакассань связал это с
тем, что грудь или живот заваленного человека оказывались под воздействием статической нагрузки, нарушавшей правильное циркулирование крови во внутренних органах. Уже при нагрузке в 50 кг. на грудную клетку резко сокращается отток артериальной крови в большой круг кровообращения, в то время как приток крови в лёгкие продолжается. Давление крови в капилярах лёгких начинает расти, в результате чего развивается гидростатический отёк лёгких. Лёгочная ткань и отёчная жидкость при вскрытии погибших в таких условиях людей, имеют необычный ало-красный цвет, что и предопределило название этого вида отёка («карминовый»). Он развивается при безударном сдавлении туловища человека (т. е. на торсе трупа не остаются следы травмы) и характеризуется замедленным развитием асфиксии, которая в зависимости от внешних условий, величины нагрузки и места её приложения может растягиваться на десятки минут. Во всех странах мира, где созданы сколько-нибудь серьёзные войска специального назначения, разработаны методики т. н. «интенсивных допросов» военнопленных, проводимых в полевых (т. е. необорудованных) условиях с целью скорейшего получения информации. Иногда их называют «экспресс-допросами» — название воистину говорящее само за себя. Методические наставления и рекомендации по организации такого рода допросов, регламентирующие порядок их проведения, ныне тайны не составляют, хотя нельзя не отметить, что практически в каждой воинской части существуют свои «неформальные» хитрости для развязывания языков. Любой такой допрос начинается с того, что допрашиваемого приводят в положение лёжа на спине, а руки фиксируют разведёнными в стороны. Подобное положение гарантирует полную беззащитность и униженность допрашиваемого. Затем допрашивающий садится на грудь своей жертве, так что голова последней оказывается между его бёдер, после чего и начинается собственно допрос, т. е. последовательный обмен вопросами и ответами. Если допрашиваемый отказывается от сотрудничества, либо сообщает неверную информацию, то допрашивающий использует приёмы физического воздействия или устрашения, арсенал которых весьма велик. Простейшим и весьма эффективным приёмом такого рода является давление на глазные яблоки большими пальцами рук — это воздействие, не оставляя следов явного травмирования, способно подавить волю к сопротивлению и вызвать ужас даже самых бесстрашных людей. Есть и другие простые, но действенные приёмы: забивание в ухо карандаша, стачивание зуба надфилем или напильником… продолжать можно долго, но техническая сторона организации такого допроса, полагаю, понятна — никаких там «пяток в огонь», мордобоя, всё чётко, функционально и максимально быстро. Следует, однако, отметить, что и без специальных «пыточных» приёмов интенсивный допрос является весьма и весьма болезненной процедурой в силу того, что допрашивающий постоянно сидит на груди допрашиваемого. Создаваемое таким образом статическое давление окажется провокатором того самого «карминового» отёка лёгких, о который было сказано чуть выше. То, что вес крепкого мужчины, облачённого в зимнюю одежду, с оружием в руках, может достигать (и заметно превосходить) центнер, представляется вполне разумным допущением. Такой мужчина в положении сидя создаст статическую нагрузку на грудь лежащего под ним человека намного превосходящую 50 кг., которые Лакассань считал «порогом» развития «карминового» отёка лёгких. Любой, сомневающийся в эффективности подобного воздействия, может провести эксперимент в домашних условиях — лечь спиною на пол и попросить коголибо из домочадцев соответствующей комплекции сесть на грудь, вытянув ноги, и спокойно посидеть так некоторое время. Двух-трёхминутный натурный эксперимент всё расставит по местам и заметно обогатит жизненный опыт. Когда иностранные разведчики выскочили к кедру, они явно удивились, не увидев возле костра всю группу. Вместо 9 человек там находились всего двое, причём один из них (Георгий
Кривонищенко) либо сидел на дереве, либо успел туда залезть при приближении убийц. Поэтому оставшийся под деревом Юрий Дорошенко был подвергнут интенсивному допросу по всем правилам «диверсионной науки» — с приведением в положение лёжа и статичным медленным удушением. Он должен был сказать, куда ушла вся группа? но он этого не сказал (и мы это докажем). Возможно, ему задавали и какие-то другие вопросы, например, связанные с персональным составом участников — мы этого знать не можем, да это знание и не поможет нам в понимании случившегося. Важно то, что расправу над Юрием Дорошенко могли наблюдать (по крайней мере, слышать) все члены группы, остававшиеся к тому времени в живых, поскольку расстояние от кедра до настила в овраге вполне перекрывается человеческим голосом. А крик под кедром в случае интенсивного допроса (считай пытки) должен был стоять ужасный. Положение допрашиваемого усугублялось общим охлаждением тела и потерей сил, вызванной борьбою с холодом. Кроме того, на быстрое развитие «карминового» отёка повлияло то, что Дорошенко лежал на мёрзлой земле, что усилило спазм сосудов и ускорило наступление фатальных последствий. Можно предположить, что агония задыхавшегося последовала довольно быстро — минут через 5–7 с момента начала допроса. Увидев, что у Дорошенко из рта и носа пошла кровавая пена, мучители прервали допрос и возможно, даже предприняли простейшие меры по оказанию помощи — перевернули на грудь, постучали по спине — надеясь, что это поможет восстановить дыхание. Но спасти Юрия Дорошенко могли только неотложные реанимационные мероприятия. Он скончался, лёжа лицом вниз, в таком положении убийцы и оставили тело, но мы точно знаем, что сначала он лежал на спине и отёк лёгких у него начался именно в этом положении, поскольку выделявшаяся пена стекала изо рта на щеку. Кроме того, в волосах Юрия Дорошенко оказались найдены хвоя и мох, что было бы невозможно, если бы он всё время находился лицом к земле. Завершая разговор о насильственном умерщвлении Юрия Дорошенко, остаётся указать на два момента, важных для исключения возможных кривотолков. Во-первых, следует подчеркнуть, что «карминовый» отёк лёгких не мог быть следствием лавины, завалившей его на склоне. Смерть молодого человека находилась в прямой следственной сязи с отёком лёгких и была отделена от последнего незначительным промежутком времени. Если бы отёк начался в палатке на склоне горы, то Дорошенко до момента наступления смерти никак успел бы спуститься к кедру. И уж тем более, не принял бы участие в разведении костра под деревом (чем он активно занимался и в этом нет никаких сомнений). Во-вторых, необходимо пояснить, что изменение первоначально алого цвета пены на серый объясняется разрушением кровяных телец в течение длительного времени, прошедшего с момента её образования. Хорошо известно, что кровь на воздухе темнеет, так что приобретение пеной серо-бурого оттенка удивлять не должно. Для нас важно то, что изначально пена не была белой, а стало быть в ней присутствовала кровь. За допросом Дорошенко наблюдал — не мог не наблюдать — Георгий Кривонищенко. Скорее всего, в момент появления противника у кедра, он либо находился на дереве, либо успел вскарабкаться наверх. Действия его, несмотря на кажущуюся бессмысленность, были вполне рациональны: Георгий скорее всего понимал, что противник хотя и грозит оружием, на самом деле не намерен его использовать. Снять же с дерева активно сопротивляющегося взрослого мужчину без применения огнестрельного оружия довольно проблематично — есть немалый риск получить травму (чего, иностранные агенты, понятное дело, допустить не могли). Поэтому, вполне возможно, что Георгий рассчитывал пересидеть некоторое время наверху, в надежде, что какие-то события отвлекут преступников от дерева и он получит возможность спуститься, чтобы попытаться скрыться уже на земле. Впрочем, на что действительно рассчитывал Георгий мы не знаем и знать не можем, так что его мотивация — всего лишь
домысел, не имеющий прямого отношения к фабуле повествования. Но мы точно знаем, что Георгий Кривонищенко залезал на кедр и в последние минуты жизни изо всех сил старался на нём удержаться. Тому в уголовном деле есть неожиданное свидетельство, к сожалению, никем из исследователей трагедии должным образом не оценённое. О чём идёт речь? Судмедэксперт Возрожденный, проводя вскрытие трупа Георгия Кривонищенко, обнаружил во рту покойного кусок эпидермиса размером 1 на 0,5 см. Он даже связал происхождение этого куска кожи со скальпированной раной на пальце правой руки. Всё это выглядело так, словно погибший в момент агонии сжимал зубами пальцы — именно сжимал, стискивал челюстями, а не согревал, скажем, дыханием. Для чего же Георгий мог грызть собственную руку? Тут надо сказать, что в криминальной истории человечества сохранилось немало (многие десятки!) абсолютно достоверных примеров тяжёлых самоповреждений кистей рук зубами. Все они связаны с попытками человека ускорить наступление собственной смерти. Известно, что подавляющая часть заживо похороненных, либо заживо замурованных людей наносили себе зубами тяжёлые повреждения запястий и даже отгрызали кисти рук в надежде вызвать обильное кровотечение. К аналогичным саморанениям способны и душевнобольные. Однако, при всей занимательности этой информации, она нам ничего не даёт, ввиду невозможности провести параллель с ситуацией, в которой оказался Георгий Кривонищенко. С ним явно происходило нечто иное. Но что именно? Думается, ответ надо искать в холоде, точнее неотвратимом переохлаждении организма, с котороым столкнулся Георгий Кривонищенко. Понижение температуры тела автоматически приводит к замедлению всех биохимических реакций и, в частности, т. н. «тканевого дыхания». Количество кислорода, переносимого кровью в каждую клетку человеческого тела, начинает понижаться, в результате чего развивается явление, получившее в медицине название «тканевой гипоксии». Оно проявляется в виде внезапной сонливости, чувстве глубокой апатии, адинамии (нежелании двигаться), резкой слабости. При наступлении тканевой гипоксии активная борьба за жизнь как правило прекращается, хотя замерзающий некоторое время остаётся в сознании и отдаёт себе отчёт в происходящем. Если вначале замерзания человек испытывает резкую боль в остывающих конечностях, то на этом этапе их чувствительность практически исчезает. А вместе с нею исчезает и способность к точным координированным действиям. Георгий в таком состоянии не мог держаться за ветви кедра, сжимая их ладонями — руки его уже не слушались в должной степени, пальцы просто разжимались под весом тела. Но он мог охватить ствол или ветку рукою и, закусив зубами палец (или несколько пальцев, или край ладони), создать своеобразный «замок», удерживавший от падения. Когда процесс переохлаждения зашёл уже слишком далеко и Кривонищенко потерял сознание, то вместе с ним он утратил и контроль за своими действиями — это привело к тому, что зажатая зубами рука выскользнула, оставив скальпированный кусочек кожи во рту. С физиологическими особенностями процесса замерзания связана ещё одна необычная особенность смерти Георгия Кривонищенко. Речь идёт о наполненности его мочевого пузыря, а этот показатель напрямую связан с предсмертной активностью замерзающего человека. Так, например, у лиц, погибавших на холоде в состоянии сильного алкогольного опьянения, мочевой пузырь обычно полон, либо даже переполнен светлой мочой. У трезвых же людей эта особенность наблюдается весьма редко, скорее, как исключение. Судебная медицина объясняет это тем, что находящиеся «под градусом» люди обычно не ведут борьбы с холодом (зачастую, вообще умирают во сне), в то время как трезвый человек деятельно занимается самоспасением — пытается оборудовать убежище, согревает активными движениями рук, ноги, приседаниями,
бежит в сторону жилища и т. п. Т. е. наполненность мочевого пузыря — это без преувеличения «говорящий» признак, способный прояснить картину самого последнего часа жизни человека, погибшего от переохлаждения. Итак, у нас есть Кривонищенко и Дорошенко — два человека примерно одного возраста и состояния здоровья, которые незадолого до смерти определённое время действовали в одних условиях и притом занимались схожим трудом — активным и энергозатратным. Они оба залезали на кедр и обламывали его ветви, кровавые отпечатки их рук остались на коре и ветвях дерева и в конце февраля 1959 г. были увидены поисковиками. Погибшие были утеплены примерно одинаково, вернее сказать, одинаково плохо — они не имели головных уборов, перчаток и обуви. И что же мы увидим, если сравним наполненность мочевых пузырей? У Дорошенко объём мочи эксперт определил в 150 мл., а у Кривонищенко — до 500 мл. Разница в три раза! Отчего? Её не должно быть, если мы будем считать, что оба молодых человека умирали примерно одновременно, выполнив пропорциональный физическим возможностям каждого объём работы. Но всё сразу встанет на свои места, если мы согласимся с предположением, что смерть Юрия Дорошенко и Георгия Кривонищенко последовала в разное время. Смерть первого, напомним, была спровоцирована отёком лёгких и последовала ещё до того, как его организм выработал весь ресурс гликогена (вещества, расщепление которого является важнейшим элементом теплопродуцирования). Другими словами, Дорошенко в момент смерти ещё сохранял внутреннюю энергию для активной жизнедеятельности и процесс тканевой гипоксии в его организме не зашёл далеко. С Кривонищенко картина совсем иная — наполненность его мочевого пузыря косвенно указывает на то, что за некоторое время до наступления смерти он потерял двигательную активность в силу развившегося кислородного голодания в тканях (той самой гипоксии). Кривонищенко умер позже, причём заметно позже Дорошенко — речь может идти о десятках минут. В течение этих долгих минут он почти не двигался и не ушёл в овраг к своим товарищам — другими словами, он ничего не предпринимал для самоспасения! И ведь товарищи не пришли к нему, не унесли с ветреного места, хотя ему достаточно было крикнуть: «ребята, умираю! замерзаю!» и к нему обязательно примчались обутые и одетые Тибо и Золотарёв. Спасти они его, конечно, не спасли бы, но хотя бы унесли в овраг, с продуваемого всеми ветрами пригорка… Но не было этого. Не позвал никого Георгий на помощь. И сам по себе к нему никто из друзей не пришёл. Совершенно непонятное поведение, если только мы не допустим, что всё то время, пока Георгий Кривонищенко замерзал на кедре, под деревом стояли его убийцы. Ещё раз повторим — никто из них не пытался залезть на кедр, поскольку неудачное падение с дерева потенциально грозило серьёзным травмированием, а это было недопустимо для иностранных агентов. Им предстоял многокилометровый бросок к железной дороге, а для этого все они должны были оставаться здоровы. Поэтому они просто ждали, пока упорный комсомолец замёрзнет, возможно, шутили: «всё равно свалишься, лучше сам слезай, мы тебя небольно убьём!» Возможно, напротив, разговаривали с ним вполне серьёзно, ведь перед ними был тот самый связник, для встречи с которым они были заброшены в СССР: «Скажи, с какого момента ты работал под контролем Ка-Гэ-Бэ? Тот, усатый мужик с фотоаппаратом, он — тоже из Комитета? Слезай, не бойся, мы тебя мучить не станем, тебя свои же гэбисты замочат, а мы можем дать яд, если пожелаешь…» Разумеется, подобные разговоры — это всего лишь литературный вымысел, но то, что какие-то разговоры между супостатом и Георгием Кривонищенко велись, сомнений почти не вызывает. Георгий умирал долго — минут 20 или 30 — и поначалу ещё мог отвечать на обращённые к нему реплики. Затем умолк, полностью сосредоточив таявшие силы и гаснувшее
сознание на том, чтобы удержаться на дереве. Тогда-то он и стал стискивать зубами край правой ладони и пальцы, рассчитывая удержать тело от падения. Но в конце-концов, руки его разжались и Георгий повалился вниз. От падения, видимо, он даже не пришёл в себя; положение его на тот момент было столь плохим, что находившиеся под кедром агенты иностранной разведки сразу отказались от мысли его допросить. Вполне возможно, что Кривонищенко либо был уже мёртв, либо был близок к этому. И вот тогда разведчики сделали с телом Георгия то, что старательно не замечают и даже не пытаются объяснить сторонники некриминальных версий, поскольку никаких некриминальных объяснений содеянное не имеет. Они решили удостовериться в его смерти… Речь идёт об огромном ожоге левой голени Георгия Кривонищенко, причинённом через одежду. Судмедэксперт Возрожденный при анатомировании Георгия измерил прожёг кальсон, в которых тот был найден (размер дыры составил 31 см на 10 см). Кожа голени подверглась частичному обугливанию — такое возможно лишь при непосредственном контакте с открытым огнём (другими словами, кипяток такого воздействия не окажет). Но что интересно — тонкий хлопчатобумажный носок на левой ступне не сгорел в этом пламени! Это ещё один интересный, парадоксальный, по-настоящему «говорящий» факт, который способен многое поведать о реальных событиях возле костра, который всевозможные «исследователи» попросту игнорируют. Впрочем, если быть совсем точным, они изредка упоминают об этом странном ожоге тут же объясняя его появление тем, что замёрзший Георгий не чувствовал жара огня и совал руки-ноги в костёр, получив в конечном итоге такой вот фантастический во всех смыслах ожог. После столь нелепого объяснения, буквально в одну строчку, в одно предложение, «исследователи» считают, что всё прояснили и спешат дальше, с упоением рассуждая о слоях «фирнового» снега, морозе в -30 °C в ночь на 2 февраля 1959 г. и тому подобных абстрактных и непроверяемых ныне вещах, на ходу опровергая друг друга. Но вот вопрос всем альпинистам, верхолазам, водолазам, объезчикам лошадей, туристам со стажем и без, мастерам спорта и мастерам не-спорта, а также сторонникам версии нападения лосей: как можно прожечь кальсоны на голени, обжечь до обугливания кожу, но при этом не сжечь в огне носок? Господа «исследователи», скалолазы и водолазы, мастера спорта и не-спорта могут как угодно располагать обладателя ноги у костра — сидя, стоя, лёжа на боку и даже стоя на голове — но ни в одном из этих положений подобное повреждение от огня естественным образом получить невозможно. Либо кальсоны сгорят вместе с носком, либо не сгорят вообще — человек отдёрнет ногу и ужасного ожога просто не получит. Но тут надо сразу сделать немаловажное уточнение — на самом деле на ноге Георгия Кривонищенко прогорели не одни только кальсоны, но ещё и тонкие х/бумажные спортивные штаны (об этом чуть позже). Т. е. задача с точки зрения физики ещё более усложняется — прогорают по меньшей мере два предмета одежды, кожа на голени обугливается (причём на довольно приличной площади!), а носок, расположенный рядом с источником открытого огня, не сгорает. Как такое возможно при естественных комбинациях взаимного расположения ноги и источника огня?! Вообще-то говоря, никак. Но вот при неестественных такое странное повреждение можно получить буквально за 20–30 секунд. Подобный прожёг возможен в том случае, если на ногу положить горящую хвойную ветку — она даёт сильный жар, но быстро прогорает. Носок и лодыжка Георгия Кривонищенко были в довольно толстом слое снега, причём подтаявшем изнутри и образовавшем ледяную корку ещё тогда, когда ступня не успела остыть и имела довольно высокую температуру. Это снежноледяная «шуба» толщиною 1,5–2 см уберегла тонкий х/бумажный носок от прожигания — снег не успел растаять, а если и успел, то мокрый носок не успел просохнуть (любой мокрый
предмет перед возгоранием должен высохнуть). Между тем, штаны и кальсоны Георгия не имели такой защиты и под воздействием жаркого пламени хвойной «лапы» прогорели в считаные секунды. Но суммарное время воздействия огня исчислялось не секундами, а десятком или несколькими десятками секунд — поскольку за несколько секунд обугливания кожи получить нельзя (разумеется, мы не рассматриваем высокотемпературные источники тепла, вроде электрических тиглей, газовой сварки, ацетиленовых горелок и т. п., каковых в уральской тайге быть не могло). Эту горящую хвойную «лапу» возложили на голень Кривонищенко когда тело его находилось в положении «лёжа на спине». Поэтому ни кальсоны, ни спортивные штаны не прогорели со стороны икры — эта часть ноги была прижата к грунту. Если бы нижняя часть ноги Георгия угодила в костёр, мы бы увидели совсем иную картину — пламя полностью сожгло бы ткань вокруг ноги и привело бы к появлению опоясывающего ожога. А этого нет, у Георгия ожог именно со стороны голенной кости. Однако, странности, связанные с прожёгом и ожогом этим не исчерпываются! Помимо упомянутого хлопчатобумажного трико и кальсон на Георгии Кривонищенко были одеты ещё одни штаны — те самые с радиоактивной пылью, которые в конечном итоге оказались найдены на Людмиле Дубининой. Нам известна особенность этой детали одежды — в отличие от обычных тонких спортиных штанов эти не имели внизу петли, охватывающей пятку, другими словами, нижняя часть штанин фиксировалась на ноге резинкой (поэтому в тексте радиологической экспертизы эти штаны названы «шароварами», хотя строго говоря, это не были шаровары в привычном понимании). Нам известно, что эти «шаровары» были «сильно рваные и местами обожжены» (из текста судмедэкспертизы Возрождённого). Однако ни о каком прожёге этих штанов размером 31 см на 10 см и речи нет, Возрожденный, скрупулёзно описывавший разрывы и разрезы одежды, в данном случае подобного повреждения не зафиксировал. И вот какой казус получается у мастеров «некриминальных версий»: наружные штаны («шаровары») Кривонищенко без прожёга, тонкие спортивные х/бумажные штаны под ними — с прожёгом и кальсоны, которые ближе всего к телу, тоже с прожёгом. О коже на голени с обугливанием и напоминать, пожалуй, не стоит. Как такое может быть? Что должен был делать Георгий Кривонищенко со своими ногами и штанами, чтобы получить подобные повреждения естественным образом? Объяснений этому сторонники некриминальных версий придумать не могут, потому и не объясняют. Однако, простое и логичное объяснение находится очень просто и быстро, как только мы согласимся с предположением, что под кедром к моменту смерти Георгия Кривонищенко находились люди, враждебные ему и всей группе Игоря Дятлова. После того, как умерший (или агонизирующий) Георгий упал с дерева рядом с догоревшим костром, его противники должны были убедиться в том, что тот не симулирует смерть. Вполне разумная предосторожность, согласитесь. В боевых (или полевых) условиях знающие люди такую проверку осуществляют предельно просто — раскрывают проверяемому веки и к глазному яблоку с некоторым нажимом прикладывают палец: считается, что если человек жив, то рефлекторное движение глаза покажет это. Кроме того, нажим на глазное яблоко мёртвого человека приводит к изменению формы зрачка — он становится овальным (это т. н. «признак Белоглазова» — самый достоверный ранний признак наступления смерти.) У данного весьма эффективного и быстрого в реализации способа есть только один недостаток — он хорошо заметен на свету, но вот в темноте можно банально не увидеть реакцию глазного яблока. Поэтому иностранные разведчики воспользовались другим незатейливым приёмом, известным ещё со времён Древнего Мира (считается, что таким способом проверяли смерть
гладиаторов после боя) — они приложили к ноге зажжёную еловую (или пихтовую) лапу. Поскольку наломанный «дятловцами» лапник лежал вокруг кедра буквально навалом, кто-то из разведчиков взял хвойную ветку шириной 20–30 см и бросил её на угли костра. После того, как она вспыхнула, этот человек подступил к телу Кривонищенко и задрал вверх (до колена или выше) левую штанину, рассчитывая обнажить ногу. Это было нетрудно сделать, поскольку низ шаровар был на резинке и не фиксировался на ноге, но… под «шароварами» оказалось спортивное трико, которое невозможно было задрать наверх (штаны имели петлю, охватывавшую пятку). Чтобы не возиться с этими штанами, человек просто бросил горящую ветку лапника на голень. Та горела секунд 15–20, может, чуть больше, прожгла спортивные штаны, кальсоны, обожгла ногу… но носок не прожгла и «шаровары», задранные вверх, не прожгла тоже. Именно поэтому Людмила Дубинина некоторое время спустя воспользовалась этими штанами. Упомянутый носок на левой ноге Георгия Кривонищенко особенно примечателен в контексте наших рассуждений ещё и потому, что он частично был прожжён, но не сверху (со стороны лодыжки), как это можно было бы ожидать, а снизу — со стороны ступни. Там у этого носка была дыра длиною более 10 см, которой соответствовал ожог размером 10 см на 4 см. Видимо, Георгий наступил ногою на выкатившуюся из костра головешку и не сразу это заметил ввиду частичной утраты чувствительности. Когда же почувствовал боль и убрал ногу, то носок уже был прожжён, а на ступне появился ожог. Наличие на стопе этого прожёга явственно выпячивает главную странность термического воздействия на голень — странно не то, что пламя прожгло спортивные штаны и кальсоны, а то, что не прожгло носок. Т. е. огневое воздействие было жарким, но сравнительно недолгим; подобное необычное воздействие возможно именно при использовании горящего лапника. Иностранные агенты, разумеется, не подбрасывали веток в костёр — он им был попросту ненужен. Поэтому всё то время, пока они допрашивали Юрия Дорошенко и дожидались гибели Георгия Кривонищенко, огонь горел за счёт хвороста, набросанного изначально «дятловцами». После того, как тот прогорел, костёр закономерно затух. Случилось это примерно через час после начала горения — это определили ещё поисковики, видевшие кострище в конце февраля 1959 г. и это утверждение полностью соответствует нашей версии развития событий. Т. о., если считать, что костёр под кедром был разожжён около 17 часов, то погас он в районе 18. К этому времени оставались живы только те из «дятловцев», кто прятался в «схроне» у ручья. После расправы над туристами у кедра, убийцы оказались в неприятной для них ситуации, поскольку явно не знали, в каком направлении двигаться дальше. Нужной информации ни от Дорошенко, ни от Кривонищенко эти люди не получили, а самостоятельно отыскать путь к ручью они не смогли — об этом явственно свидетельствует тот факт, что к «настилу» они в тот момент не вышли. Свидетельством в пользу этого соображения является то, что между гибелью последней четвёрки «дятловцев» и убийством Кривонищенко и Дорошенко имел место некоторый интервал времени. Его протяжённость трудно оценить количественно — это могли быть и несколько десятков минут, и несколько часов — но интервал этот имел место безусловно, ведь именно в это время тела Дорошенко и Кривонищенко подверглись раздеванию. Почему разведчики не заметили прямой дороги к настилу в овраге? Ответов может быть несколько и первое, что приходит на ум в качестве объяснения — плохая видимость (темнота, возможный снегопад), переменный рельеф лесистой местности (кусты и деревья мешали оценить общую картину места преступления) и наконец, загромождённость прилегающей территории «лишними» следами. Если предположение об активных действиях в районе кедра по крайней мере 5–6 членов группы Игоря Дятлова справедливо, то понятно, что результатом их
деятельности явилось большое количество разнообразных следов — это могли быть и обломанные ветки, и следы их волочения, и наконец, хаотичные следы ног. Этот «следовой шум» определённым образом мог помешать иностранным разведчикам разобраться в том, куда же ушли остатки группы. Кроме того, мы не знаем, какой силы был ветер на пригорке у кедра, вполне возможно, что интересовавшие убийц следы оказались к тому моменту задуты снегом. Есть ещё одно соображение, которое следует иметь в виду — прямой следовой дорожки к ручью в овраге в тот момент могло просто не существовать. Золотарёв, отправляясь на создание «лёжки», скорее всего, не зашагал туда напрямую, а «по дуге» прошёлся по прилегающему к кедру участку леса, выбирая оптимальное место. Обувь и одежда позволяли ему совершить такую прогулку без особенных неудобств. А если поиском места для убежища занимался ещё и Николай Тибо-Бриньоль (как ещё один обутый член группы), то следы от кедра могли расходиться в нескольких направлениях веером, что разумеется, мешало преследователям определить правильное направление поиска ушедших. В любом случае, иностранные разведчики взяли от кедра неверный след и первоначально ушли не в сторону настила. Оставшиеся в живых использовали этот «прокол» противника рационально — убедившись, что убийцы удалились, по крайней мере двое из четверых туристов покинули своё укрытие и вышли к кедру, чтобы воспользоваться одеждой погибших товарищей. Именно тогда с трупа Кривонищенко были сняты китайский свитер и штаны-«шаровары», имевшие на себе радиоактивную пыль и предназначенные для так и несостоявшейся передачи иностранным агентам. Помимо этого с Георгия были сняты и чёрные х/бумажные штаны, одетые под шаровары. Было частично раздето и тело Дорошенко — с него стащили штаны и джемпер. Возможно, с погибших были сняты ещё какие-то крупные вещи — утверждать это в точности невозможно, поскольку нам неизвестно во что именно они были облачены. Мужчины перенесли тело Георгия Кривонищенко на несколько метров в сторону от кедра, уложив его рядом с Юрием Дорошенко — именно фактом такого посмертного переноса и объясняется странное на первый взгляд расположение трупов (Кривонищенко лежит параллельно Дорошенко, но его правая нога отведена в сторону и заброшена на ногу последнего). Во время переноски тела с правой ноги Кривонищенко сполз хлопчатобумажный носок (видимо, ногу ухватили за самый край пятки) и этот носок, разумеется, никто не стал одевать обратно на труп — его просто бросили в костёр.
Расположение тел погибших у кедра Георгия Кривонищенко и Юрия Дорошенко однозначно указывает на посмертные манипуляции с трупами. Тела уложены параллельно, головы направлены в одну сторону, сцена преступления выглядит упорядоченной. Телам не приданы непристойные позы, нет признаков, характерных для тех «игр с трупами», что
демонстрируют организованные убийцы. Это заставляет думать, что переносившие труп Кривонищенко люди испытывали к погибшему сострадание, жалость и уважение. Это были не убийцы, это были его товарищи по несчастью. В последний час своей жизни эти люди как смогли постарались облагородить посмертное ложе своих погибших друзей. Но этот синий носок не сгорел, поскольку с момента затухания костра прошло уже довольно много времени и угли остыли. Этот носок впоследствии спасатели отыщут в костре — весьма важное свидетельство того, что оставшиеся в живых члены группы вернулись к кедру и приступили к своей скорбной работе по раздеванию тел товарищей спустя значительное время после затухания костра. Если отказаться от некриминальных версий, то совершенно непонятно, чем обусловлен этот интервал времени, чем таким важным занималась в овраге четвёрка, что не помчалась на помощь товарищам у кедра, едва заметив, исчезновение света костра? Возникает и другой интересный вопрос: почему свою неприятную работу по раздеванию трупов члены группы проводили впотьмах? Между тем, оба вопроса находят логичные и достоверные объяснения, едва только мы допустим, что у кедра некоторое время находились убийцы и четвёрка туристов, прятавшихся в овраге, просто-напросто дожидалась их ухода. Думается, что первоначально к кедру подошли двое лучше всего одетых мужчин, т. е. Семён Золотарёв и Николай Тибо-Бриньоль. От них вполне оправданно ожидать наибольшей мобильности. Для этой пары описанные выше манипуляции с телами — перенос трупа Кривонищенко и раздевание тел погибших — не представило больших затруднений. Покончив с этим, мужчины двинулись обратно к ручью. По дороге они обнаружили, что чёрные х/бумажные штаны Кривонищенко имеют большой прожёг на голени. Тогда мужчины, не долго думая, имевшимся в их распоряжении ножом, разрезали штаны пополам по продольному шву. Прожжёную штанину они бросили в лесу как ненужную; там её и отыщет 4 мая 1959 г. собака мансийского охотника Курикова. Вторую штанину они унесли с собою в овраг. Добытые вещи были размещены на настиле поверх пихтовника для улучшения изоляции сидящих от снега. Сложенная в несколько слоёв одежда образовала по углам настила 4 места, на основании чего мы можем не сомневаться в том, что на настиле вся четвёрка хотя бы некоторое время размещалась в полном составе. Итак, по углам были разложены: — китайский шерстяной джемпер бежевого цвета; — штаны коричневого цвета, сильно разорванные; — шерстяной свитер коричневого цвета; — одна штанина чёрных х/бумажных штанов. В то же самое время членами четвёрки были надеты штаны-«шаровары» и свитер (либо два стиера) Кривонищенко, имевшие на себе радиоактивную пыль. Вполне возможно, в это же время происходило перераспределение одежды внутри группы, благодаря чему мы видим определённую сбалансированность между членами. Обутые Золотарёв и Тибо-Бриньоль имели на ногах, как мы знаем по результатам вскрытия, всего по одной паре шерстяных носок (если совсем точно, то у Золотарёва на левой ноге два носка, на правой — один, а у Тибо в правом валенке — сбившийся носок, так что на обоих приходилось в сумме три пары шерстяных носков). Представляется почти невозможным, чтобы они носили в зимнем походе обувь всего с одной парой носков. Скорее всего, обутые члены группы сняли по одной паре носков и отдали их товарищам (у Дубининой были надеты две пары носков, плюс один прожжёный, а Колеватов имел три пары х/бумажных носков и одну — шерстяных, т. о. всего четыре). Подобный же дисбаланс можно видеть и в верхней одежде: у Тибо под тёплой меховой курткой один свитер и майка, у Золотарёва под меховым жилетом и байковой курткой, являвшимися верхней одеждой, были одеты х/бумажный свитер (сейчас бы его назвали «бодлоном» или «водолазкой») и пара
маек (одна из них с рукавами). Между тем, Дубинина была найдена в мае 1959 г. в двух шерстяных свитерах, рубашке-ковбойке и трикотажной майке. Торс Колеватова тоже был защищён очень даже неплохо (на фоне Золотарёва и Тибо), пожалуй, Александра в этом смысле можно считать обеспеченным одеждой лучше всех: под его лыжной курткой были надеты свитер трикотажный (тот, который «бодлон»), свитер шерстяной, ковбойка х/бумажная и рубашка с начёсом. Вот только не имел Александр головного убора, рукавиц и обуви. При изучении состава одежды всех четверых членов группы приходишь к убеждению, что они тщательно проанализировали ресурсы, имевшиеся в их распоряжении, и постарались добиться наиболее предпочтительного в их понимании баланса. В самом деле, наиболее мобильные (потому что обутые!) Золотарёв и Тибо-Бриньоль на момент обнаружения их трупов имели сравнительно слабозащищённый торс. Зато у них имелась обувь и головные уборы, а у Николая Тибо-Бриньоля ещё и пара вязаных перчаток. Выражаясь языком современных геймеров, обувь — это серьёзный бонус к выживаемости героя; Золотарёв и Тибо-Бриньоль могли согреваться движением — приседать, бегать, двигаться по лесу в целях разведки обстановки… Как ни крути, а обувь — великая вещь, особенно русской зимою (невольно вспоминается Александр Васильевич Суворов с его бессмертным «держи ноги в тепле, а голову — в холоде»). Людмила Дубинина и Александр Колеватов, напротив, лишены были обуви, но имели сравнительно неплохо утеплённый торс (Людмила, кроме этого, имела на голове вязаную спортивную шапочку). Вот эта «взаимодополняемость» в одежде, думается, возникла не случайно, а явилась результатом целенаправленных действий членов группы по выравниваю имевшегося изначально дисбаланса в одежде. Это выравнивание должно было обеспечить общее выживание членов группы в условиях понижения температуры и приближения ночи. В целом, можно уверенно утверждать, что группа была достаточно утеплена для того, чтобы пережить ночь в полном составе. Наименее одетая Людмила Дубинина сразу после спуска, ещё при разведении костра под кедром, оптимальнейшим образом решила свою главную проблему — отсутствие обуви — разрезав пополам шерстяную кофточку и замотав получившимися «портянками» лодыжки (напомним, под ними у неё были одеты по паре шерстяных и хлопчатобумажных носков). В том, что эта манипуляция была ею осуществлена ещё тогда, нас весьма красноречиво убеждает прожёг, зафиксированный Возрожденным на одной из этих самодельных портянок. В принципе, Людмила с наибольшей вероятностью (в сравнении с другими членами группы) могла получить обморожения конечностей, но в любом случае, они представляли собою «угрозу с отсроченными последствиями» и не могли помешать ей дожить до утра. Не следует упускать из вида и то обстоятельство, что группа находилась в «аэродинамическом кармане» ниже поверхности земли, да и притом в лесной зоне, а это значит, что при любом направлении и скорости ветра он не беспокоил четвёрку на настиле. Завершая разговор о распределении одежды между членами «четвёрки на настиле», нельзя не остановиться на обстоятельстве, немало смущающем некоторых, интересующихся историей гибели группы и особенно тех из них, кто только начал разбираться в обстоятельствах дела. Речь идёт о пресловутом «раздевании Людмилы Дубининой» Семёном Золотарёвым. Миф — а это именно миф — основан на хитро сформулированном пассаже из постановления о прекращении уголовного дела, датированного 28 мая 1959 г., дословно звучащем так: «Погибшие Тибо-Бриньоль и Золотарёв обнаружены хорошо одетыми, хуже одета Дубинина — её куртка из искусственного меха и шапочка оказались на Золотарёве, разутая нога Дубининой завёрнута в шерстяные брюки Кривонищенко.» Именно из этого фрагмента ещё несколько лет назад выросла версия о Золотарёве-уголовнике, безжалостно отобравшем последнюю одежду у самого слабого члена группы. Что хочется сказать по существу? Хитроумно составленное постановление о прекращении
дела уже охарактеризовано в этом очерке достаточно полно и притом заслуженно-негативно. Следователь Иванов сумел сваять документ, вступающий по многим пунктам в прямое и притом явное противоречие с обстоятельствами, зафиксированными расследованием (чего только стоит выдуманное прокурором-криминалистом словосочетание «самодеятельный поход»!). Напортачил следователь и с описанием одежды погибших, непонятно, правда, что мешало ему открыть акты судебно-медицинских экспертиз и уточнить, кто из погибших как именно был одет. Чего только стоит окончание предложения «разутая нога Дубининой завёрнута в шерстяные брюки Кривонищенко». Из неё можно заключить, что разута была лишь одна нога Дубининой (а это не соответствует действительности!) и что для её утепления погибшая использовала штаны Кривонищенко, что тоже неверно. Возрождённый, лично раздевавший трупы, вполне определённо описал «серый шерстяной обожжённый лоскут из кофты с рукавом», следователю надо было лишь открыть этот документ и прочесть его (чем он, видимо, не стал себя утруждать). Так что рассуждения Иванова о том, кто во что был одет, недорогого стоят. Поэтому многозначительному упоминанию следователем-криминалистом «курточки из искусственного меха», якобы принадлежавшей Дубининой, но почему-то обнаруженной на Золотарёве, вряд ли стоит придавать слишком большое значение. Это всего лишь очередной прокурорский ляп в ряду полудюжины других, куда более существенных. На самом деле Семён Золотарёв всё время оставался в собственной куртке из искусственного меха, а куртка Людмилы Дубининой из того же материала была снята ею на склоне во время принудительного раздевания группы. Преступники внесли её внутрь палатки, где в конце февраля поисковики и обнаружили куртку, а прокурор Темпалов внёс её в список вещей, найденных в палатке, разумеется, без указания принадлежности. Причём предположение о принадлежности Людмиле вязаной шерстяной шапочки, найденной на голове Золотарёва, мы оспаривать не будем, ибо её добровольная передача вполне могла иметь место. Мы убедительно показали, что остававшаяся в овраге четвёрка пыталась сбалансировать одежду и в этом контексте передача шапочки, возможно, не была лишена смысла (если у Людмилы на голове изначально их было две). В любом случае, версия о «злобном Золотарёве, запугивающем и раздевающем на морозе бедную девушку», не заслуживает ни малейшего доверия: если бы что-то подобное случилось, то одежды лишились бы и остальные члены группы (у Колеватова можно было отобрать свитера и носки, а у ТибоБриньоля — перчатки, как минимум). Понятно, что после подобной подлости Золотарёва группа распалась бы и мы бы точно не увидели на настиле сидячие места на четырёх человек. После этого несколько затянувшегося, но неизбежного отступления, вернёмся к описанию цепи событий, как они видятся с точки зрения версии «контролируемой поставки». Пока вся четвёрка сидела на настиле, среди туристов, безусловно, имел место обмен мнениями. Теперь, когда стало ясно, что нападавшие спустились с горы и явно имеют цель уничтожить всю группу, от ответа на вопрос «что делать?» зависела судьба каждого. Мы можем не сомневаться в том, что четвёрка туристов предприняла попытку написать записки с кратким изложением случившегося — для этого группа имела и возможности, и время. Помимо карандашей и блокнота Колеватова, с которыми по словам знавших его людей, тот никогда не расставался, два карандаша имелись у Дубининой. Кроме того, у Дубининой имелись и 35 рублей, которые можно было использовать в качестве бумаги для записок. Однако, как мы знаем из результатов следствия, никаких записок на телах погибших найдено не было, как не был найден и блокнот Александра Колеватова. Как представляется автору, указанное обстоятельство является очень серьёзным доводом в пользу того, что тела погибших туристов подвергались тщательному посмертному обыску.
Так выглядела диспозиция на 18:30 (приблизительно). Что же происходило дальше? В какой-то момент Людмила Дубинина и Николай Тибо-Бриньоль решились на повторную вылазку к кедру, т. е. произошло очередное дробление группы. Невозможно сказать, чем именно объяснялось разделение «четвёрки», был ли это временный шаг или туристы решили разойтись до утра и действовать далее автономными парами в надежде, что это вдвое увеличит шансы на выживание. Какова бы ни была истинная причина этого поступка, к кедру отправились двое. И одной из этих двух была Людмила Дубинина. Причиной вылазки явилось намерение воспользоваться последней одеждой, ещё остававшейся на телах Кривонищенко и Дорошенко. При себе ушедшие имели «финку» Кривонищенко, которая была найдена и унесена ещё при первом посещении кедра (когда тело Георгия было перенесено и уложено рядом с трупом Дорошенко). Честно говоря, логичнее было бы видеть этот нож в руках Золотарёва — и вовсе не в силу его военного прошлого (само по себе оно не гарантировало умения владеть холодным оружием), а потому, что как выпускник физкультурного ВУЗа тот являся инструктором по фехтованию и рукопашному бою. Сейчас мало кто знает, что в военные и послевоенные годы в гражданских физкультурных ВУЗах СССР преподавались специальные дисциплины по т. н. прикладному фехтованию и штыковому бою, а также рукопашному бою. Выпускники ВУЗов в свою очередь должны были их преподавать советской молодёжи в школах и ФЗУ в рамках подготовки будущих воинов к службе в Вооружённых Силах. Первый учебник по спецкурсу «Фехтование и рукопашный бой» для студентов гражданских физкультурных ВУЗов был издан в 1940 г. (автор Булочко). Поэтому мы можем не сомневаться в том, что Семён Золотарёв мог вполне профессионально обращаться с финским ножом (во всяком случае, много лучше ТибоБриньоля). Нож, однако, скорее всего был в руках именно Тибо. Почему так случилось мы объяснить не можем… просто так случилось. Следует помнить о том, что коммуникативные отношения внутри группы (подчинённость добровольная и вынужденная, симпатии на основе сексуального предпочтения, демонстративный вызов и демонстративное подчинение и т. п.) для нас сейчас остаются нюансами не до конца ясными. Есть некоторые принципиальные вопросы, на которые ныне — в 2010 году — мы уже вряд ли получим ответы. Людмила и Николай беспрепятственно вышли к кедру и тут столкнулись с препятствием, сложность которого явно недооценили. Они поняли, что их сил не хватит для быстрого раздевания погибших — тела надо было двигать, переворачивать, расстёгивать пуговицы рубашек (причём, как на груди, так и на рукавах). И все эти манипуляции надлежало осуществить в темноте и желательно как можно скорее. До этого «дятловцы», напомним, уже переносили тело Кривонищенко и раздевали погибших, но тогда под кедром находились двое мужчин. Теперь же малорослому и худенькому Тибо при попытке перевернуть труп Дорошенко осталось только рукой махнуть: куда там! Кроме того, вполне возможно, что проявился ещё один фактор, столкнуться с которым члены группы не ожидали. Речь идёт о трупном окоченении, которое, как известно, на трупах крупных, атлетически сложённых людей выражается весьма резко (особенно если перед гибелью им приходилось пережить период интенсивной мышечной работы, сопровождаемой усиленной выработкой молочной кислоты — это как раз случай Дорошенко). Считается, что трупное окоченение начинает проявляться через 2 часа с момента смерти, но это осреднённое время, так что нельзя исключать того, что уже через час с момента смерти плечевой пояс и руки Юрия Дорошенко если и не были полностью скованы окоченением, то отчасти всё же потеряли подвижность в суставах. А потому снять с него рубашку-ковбойку обычным способом стало практически невозможно. Но выход всё же нашёлся, благодаря смекалке и наличию ножа — используя «финку» Николай или Людмила отрезали рукава рубашки-ковбойки Дорошенко. Причём, отрезавший
приноровился к своей работе не сразу, отчего на обеих руках Юрия осталось довольно много мелких порезов (примерно с десяток). Тот факт, что свитера погибших были сняты без разрезания ножом, а рукава ковбойки Дорошенко пришлось отрезать, наводит на мысль, что эти детали одежды добывались разными людьми и притом с довольно большим перерывом во времени. Добытые рукава тёплой рубашки являлись ценным трофеем — их можно было использовать в качестве рукавиц (завязав с одного конца). И в этом смысле рубашка Кривонищенко, точнее, её рукава, тоже представляла интерес для живых. Однако, их отрезать явившиеся под кедр не успели и в этом им могло помешать только одно обстоятельство — появление в непосредственной близости убийц. Последние, сделав безрезультатный забег по прилегающему району и не обнаружив недостающих членов группы, скорее всего, вернулись к кедру. И столкнулись там с Людмилой Дубининой и Николаем Тибо. Дальше произошло то, что и должно было произойти — вооружённый ножом Тибо попытался остановить противника, рассчитывая ценою своей жизни дать Людмиле время оторваться от неизбежной погони. Возможно, он крикнул ей «беги!» или что-то в этом роде. Но убежать ей не удалось — Тибо был обезоружен моментально, буквально одной связкой приёмов. Его правую руку взяли на жёсткий болевой приём, вывернув в локтевом суставе, именно в ходе его выполнения и появился тот самый синяк на нижней трети плеча (кровоподтёк размером 10 см на 12 см несколько выше локтя), о происхождении которого в этом очерке уже было написано. Понуждаемый острой болью в вывернутой руке, Николай оказался вынужден лечь на землю, после чего его тут же добили ударом колена в правый висок. Кто это сделал — тот ли, кто удерживал болевым приёмом, или его напарник — мы не знаем; с точки зрения борцовской техники такой удар мог нанести любой из противников Николая. Тибо после этого жил некоторое время, возможно, с десяток минут — это время определялось скоростью распространения кровоизлияния внутри черепной коробки, но всё оставшееся время жизни Николай находился без сознания и был полностью обездвижен. Убийцы бросились в погоню за Людмилой Дубининой. Та бежала в направлении настила в ручье и скрыться ей не удалось, видимо, имевшаяся в её распоряжении фора была совсем небольшой. Её догнали примерно в 10–15 метрах от ручья, примерно там, где оказалась найдена свалившаяся с её ноги половинка кофточки. Эта половинка, как красный свет светофора, сразу приковывает внимание и сигнализирует об очень многом. Если бы Людмила Дубинина свободно располагала собой, она бы непременно вновь замотала ногу этой тряпицей, ибо та спасала её от обморожения (более важной задачи, как спастись от холода, у Людмилы в тот момент не было — это в том случае, разумеется, если считать причиной гибели группы некриминальный фактор). Но после того, как «самодельная портянка» свалилась с ноги, Людмила не повязала её обратно — очевидно, потому, что сделать это было невозможно. Людмила либо бежала, спасая свою жизнь, либо отчаянно боролась, либо была мертва (и кусок располовиненной кофточки свалися уже при транспортировке трупа). В любом случае, обронённая на пути к оврагу с ручьём половинка кофточки, свидетельствует о крайнем неблагополучии её обладательницы и мы вряд ли ошибёмся, если предположим, что эта потеря связана с последними минутами жизни Люды, либо её смертью. И чтобы не случилось с Дубининой — это произошло вне настила и вне оврага. Людмила получила самые ужасные ранения из всех членов погибшей группы. Попытки объяснить отсутствие глаз, языка и диафрагмы рта действием водного потока в ручье, якобы «вымывшего» эти органы, нельзя считать удовлетворительными. Воздействие воды на организм хорошо известно и подробно описано много десятилетий тому назад — вода отслаивает эпидермис, разрушает лёгкие (кстати, по степени сохранности лёгких судмедэксперт
Возрождённый и определил продолжительность пребывания трупов последней четвёрки в воде 15-ю сутками), но никак не уничтожает глаза и язык. И уж тем более вода не способна «вымыть» две плотных, гладких, симметрично расположенных и имеющих сложную конфигурацию мышцы mylohyoideus, образующих т. н. диафрагму рта. Если вода действительно была бы способна столь разрушительно действовать на человеческую плоть, то в первую очередь это проявилось бы в «вымывании» ушных раковин — уж они-то хуже всего прикреплены к телу. Однако у всех четверых «дятловцев», найденных в ручье, уши, как мы знаем, оставались на своих местах. Да и не существует в природе никакого «вымывания» водным потоком человеческих органов или частей тела — судебной медицине подобное явление неизвестно. Сам же нелепый эвфемизм «вымывание языка» выдуман многомудрыми «исследователями» трагедии группы Дятлова в потугах изобрести некриминальное объяснение чудовищным телесным повреждениям Людмилы Дубининой. Ибо, повторюсь, не существует понятия «вымывание языка» ни в отечественной, ни в иностранной судебной медицине. Строго говоря, отсутствие глаз и языка у Дубининой и глаз у Золотарёва — это могильный крест не только на «лавинной» теории господина Буянова, но и всех прочих некриминальных версиях. Или, если угодно, осиновый кол в сердце; метафора, может, и жёсткая, но точная. Именно поэтому авторы всех этих «лавинных», «фирново-досочных», «стадо-лосиных» и прочих «мамонтовых» версий старательно обходят упоминание и обсуждение этих травм. Про переход со сломанными рёбрами вниз по склону авторы этих мифов ещё что-то пытаются разъяснить, в меру собственного косноязычия и необразованности, разумеется, но вот про отсутствующие глаза и язык — молчок… «поток воды в ручье вымыл»… такие вот они ручьи на Урале — глаза и мышцы вымывают. Почему у Людмилы Дубининой оказались повреждены глазные яблоки (что привело в дальнейшем к их утрате), в рамках криминальной версии объяснить несложно. Как было написано выше, давление пальцами на глаза — это яркий пример функциональной пытки, которая в отличие от пытки сексуально-садистской, призвана обеспечить решение поставленной задачи с наибольшей эффективностью, т. е. в кратчайшие сроки и с минимальными затратами сил пытающего. Не будет ошибкой сказать, что с точки зрения своего практического осуществления давление на глаза представляет собою простейший вариант профессионально проводимой пытки. Вполне возможно, что иностранные разведчики к моменту расправы на Тибо-Бриньолем и Дубининой уже находились на грани нервного срыва. Они могли считать, что план по «вымораживанию группы» провалился, туристы разбежались и поставленная цель достигнута уже не будет. Они вполне могли впасть во фрустрацию — состояние острого внутреннего конфликта, когда человек не видит приемлемого выхода и, выражаясь просторечно, начинает «психовать». В подобном растерянно-агрессивном состоянии человек не просто гневается, а испытывает гнев ослепляющий, про который говорят, что он лишает разума. В состоянии фрустрации способность человека действовать рассудочно и управлять собственными эмоциями резко снижается. Так что можно понять, почему их действия в это время сделались неоптимальны с точки зрения выполнения их же собственного плана. Что именно побудило их пытать Людмилу мы, конечно же, сказать точно не можем, но предположение, что посредством её мучений убийцы расчитывали решить какую-то свою задачу, представляется вполне разумным. Например, они могли потребовать, чтобы все, скрывающиеся в лесу, вышли и сдались без сопротивления. А если Колеватов и Золотарёв выполнили это требование, то преступники могли продолжить пытку Людмилы, добиваясь от них ответов на свои вопросы. Другими словами, молодая девушка являлась слабейшим звеном оставшейся в живых части группы и разведчики давили на это звено, стараясь использовать с
максимальной выгодой факт её пленения. Пытка Людмилы, причинявшая ей огромные страдания, могла растянуться на долгие минуты — продолжительность напрямую была связана с результативностью. Понятно, что жертва кричала, молила мучителей остановиться, что-то им говорила, возможно даже, укусила кого-то из них, во всяком случае либо речь, либо какие-то действия Людмилы спровоцировали неожиданно гневную реакцию пытавшего её человека, который вырвал пальцами, либо вырезал ножом её язык с прилегающими подъязычными мышцами. Рационального объяснения этому действию нет, скорее всего, оно произошло под воздействием внезапного резкого раздражителя — гнева, боли, досады. Скорее всего, конечно, боли… Протокол судебно-медицинской экспертизы никак не описывает повреждения рта Людмилы, хотя эксперт Возрождённый должен был понять какого рода воздействие привело к удалению языка. Скорее всего, Возрождённый увидел нечто такое, что категорически нельзя было вносить в официальный документ, т. е. сам эксперт понял, что доверять увиденное бумаге — значит разрушать всю официальную картину расследования, которое 9 мая 1959 г. уже благополучно и неудержимо клонилось к прекращению. Но в протоколе Возрождённого есть всё же косвенное указание на насильственность удаления языка и диафрагмы рта, хотя оно не бросается в глаза при поверхностном прочтении документа. Эксперт оставил в подписанном им протоколе следующие записи: «При ощупывании шеи определяется необычная подвижность рожков подъязычной кости и щитовидного хряща.(…) Рожки подъязычной кости необычной подвижности — XXXXXXX (далее забитое слово из 7 букв, по смыслу предложения, это было слово “СЛОМАНЫ”), мягкие ткани, примыкающие к подъязычной кости грязно-серого цвета. Диафрагма рта и языка отсутствует. Верхний край подъязычной кости обнажён.» Рожки подъязычной кости, имеющей в грубом приближении форму буквы W, легко ломаются при ударе в шею сбоку в направлении немного снизу вверх. Даже без повреждения позвонков этот удар считается смертельным (или потенциально смертельным) поскольку провоцирует быстрый и сильный отёк, сужающий просвет дыхательного горла и приводящий к смерти от удушия в течение 10–30 минут. Но к подъязычной кости крепятся две мышцы mylohyoideus, образующие диафрагму рта. И те же самые повреждения W-образной косточки можно причинить не ударом сбоку и снизу вверх, а рывком языка вверх, при котором мышцы диафрагмы передадут усилие на тонкие рожки. Здесь уместна аналогия с обычной детской рогаткой, хорошо знакомой всем мальчишкам: мышцы диафрагмы можно уподобить натягиваемой резинке, а подъязычную кость — самой Y-образной рогатине, к которой эта резинка крепится. Вот только аналогия эта хромает тем, что в отличие от настоящей рогатки, в нашем случае мышца оказывается прочнее тонкой, хрупкой кости, имеющей к тому же сложную форму. И если силовое воздействие оказалось способно разорвать мышцу, то кость оно сломает тем паче. С некоторой долей вероятности можно утверждать, что язык Людмилы Дубининой был вырван изо рта, в результате чего произошёл слом рожков подъязычной кости. И судмедэксперт Возрождённый прекрасно это увидел и понял природу увиденного, вот только доверить бумаге своё открытие не пожелал. Эксперт зафиксировал увиденное в нескольких скупых и невнятных фразах — и этим ограничился. Он как мог обезопасил себя от возможного в будущем уголовного преследования по ст.120 УК РСФСР в редакции 1926 г. (с многочисленными дополнениями), по которой в те годы судебно-медицинский эксперт мог быть привлечён к уголовной ответственности. Упомянутая статья карала за служебный подлог, который в 1959 г. советским законодательством трактовался как «внесение должностным лицом в корыстных целях в официальные документы заведомо ложных сведений, подделки, подчистки или пометки другим числом, а равно составление и выдача им заведомо ложных документов (…)». Статья эта предполагала прямой умысел обвиняемого в сокрытии, либо искажении сведений поэтому
судмедэксперт поступил в высшей степени мудро, решив не допускать сокрытия или искажения обнаруженных им во время вскрытия существенных травм и повреждений. Ведь коли умысел доказать не удастся, то и обвинение будет совсем другим («халатность»), независимо от того, проведут ли ли через некоторое время эксгумация трупов или нет. И есть такое сильное подозрение, что честно фиксируя ужасные повреждения трупа Людмилы Дубининой наш драгоценный эксперт думал вовсе не о торжестве справедливости, а том, как спасти себя от тюремных нар. Возрождённый описал то, что увидел на анатомическом столе, без должных выводов и не давая должной оценки увиденному; фактически он отказался от своей функции эксперта, присвоив себе обязанности прозектора, т. е. лица, осуществляющего вскрытие трупов без анализа и оценки результата. Почему так случилось? Ответ не содержит в себе никакой интриги и на редкость прозаичен: товарищ Возрождённый, скорее всего, руководствовался латинской мудростью sapienti sat (умному достаточно и слова). Впрочем, отвлечёмся от экспертиз Возрождённого, о них сказано в очерке достаточно. В конечном итоге пытка Людмилы Дубининой закончилась её быстрым убийством посредством нанесения добивающего удара коленом в грудь. Удар был нанесён с левой стороны груди, где имел место т. н. прямой перелом 6 рёбер (перелом в районе непосредственного приложения силы), справа в результате т. н. непрямого перелома оказались сломаны по крайней мере в двух местах ещё 4 ребра. Прямые переломы рёбер часто сопровождаются сколами и смятием зигзагообразных краёв, так что не будет преувеличением сказать, что грудная клетка Людмилы в долю секунды превратилась в настоящую кашу из костей. Прогиб грудной клетки в момент удара был столь велик (10 см или даже больше), что сдавил и сдвинул со своего места сердце. Даже если не принимать во внимание последовавшее кровоизлияние в сердечную мышцу, подобная травма неминуемо должна была привести к сбою работы сердца и развитию коллапса. После этого удара Людмила в себя уже не пришла и даже если оставалась жива, то всего несколько минут. Возрождённый предположил, что после травмирования Людмила могла прожить 10–20 минут, но есть такое сильное подозрение, что этот интервал он отмерил с очень большим запасом.
Схема слева показывает примерные повреждения грудной клетки Людмилы Дубининой. Смертельный удар (возможно, двукратное приложение силы) был нанесён в левую половину груди, вызвав перелом 6 рёбер по срединно-ключичной линии. Обусловленная им деформация грудной клетки вызвала множественные переломы рёбер с правой стороны по среднеключичной и средне-подмышечной линиям. Подобное дробление рёберных костей неизбежно
сопровождается образованием значительного числа клиновидных сколов, отколов и мелких фрагментов. Кости в местах переломов имеют зубчатую, пилообразную форму. Сдвиг костей и разворот их мелких фрагментов вызывают кровоизлияния в межрёберные мышцы и как неизбежное следствие — проколы плевральной полости; туда начинает поступать кровь, вызывая сдавление лёгких и уменьшение их эффективной поверхности, участвующей в дыхании. Без неотложных мер (пункция плевральной полости с целью удаления поступающей крови) смерть пострадавшего из-за удушия и болевого шока неизбежна. «Лавинщики» же пытаются убедить нас в том, что самостоятельное передвижение людей с такими травмами является почти что нормой. Тонкими фиолетовыми линиями на схеме прорисованы лёгкие, жёлтым цветом показана сердечная сумка. Утолщение с её правой стороны условно демонстрирует кровоизлияние в сердечную мышцу, описанное судмедэкспертом Возрождённым. Здесь мы ещё раз повторим то, что уже было отмечено в очерке: характер повреждений Людмилы Дубиниой делал в тех условиях категорически невозможной её транспортировку в долину Лозьвы. В районе 2–5 пар человеческих рёбер к грудной клетке крепятся мышцы, ответственные за движения рук (если точнее, за их опускание, т. е. приведение к торсу). При попытке развести руки в сторону эти мышцы растягиваются и передают нагрузку на рёбра; понятно, что если рёбра сломаны, то такая нагрузка вызовет перемещение отколков и увеличение зазора между ними. Малейшее изменение нагрузки, либо обычное сотрясение тела при ходьбе будет провоцировать повреждение отколками прилегающих тканей и с неизбежностью приведёт к проколу плевральной полости (если только этого не случилось прямо в момент перелома рёбер). Туда начнёт поступать кровь, разовьётся т. н. гемоторакс (заполнение плевральной полости кровью и обусловленное этим сдавление лёгкого). В случае Людмилы гемоторакс обоих лёгких был просто неизбежен. Это смертельно опасное осложение, требующее пункции плевральной полости (прокалывания грудных мышц иглой шприца и удаления крови), причём в случае с Людмилой пункции потребовалось бы проводить неоднократно. Именно из-за угрозы гемоторакса или пневмоторакса (попадание в плевральную полость воздуха в случае открытого перелома рёбер) категорически запрещается разводить руки в сторону лицам, имеющим переломы двух и более рёбер, без предварительной фиксации грудной клетки давящей повязкой. В случае с Людмилой Дубининой её транспортировка была возможна лишь в положении лёжа с руками, сложенными на животе. По версии же Буянова, её вели вниз по склону, бережно поддерживая за руки, причём безо всякого фиксирования грудной клетки. Эта «бережная поддержка» убила бы девушку в течение буквально 3–5 минут в силу описанной выше причины. Когда на страницах этого очерка было указано на абсолютную невозможность самостоятельного движения вниз по склону Дубининой и Золотарёва, данное замечание вызвало лютое негодование господина Буянова. Из его комментариев на различных форумах стало ясно, что он не только дурно воспитан, что простительно, но и несведущ в простейших вопросах оказания неотложной медицинской помощи и самопомощи, что гораздо печальнее. Последнее обстоятельство, вообще-то, превращает господина Буянова в опасного спутника в любом походе. Нельзя не отметить и то, что в своих книгах и форумных выступлениях Евгений Вадимович демонстрирует пугающую некомпетентность по очень широкому кругу вопросов — от внешенй баллистики и ракетной техники, до медицины и радиологии (чего только стоит его гипотеза о долговременном заражении района Холат-Сяхыл радиоактивными осадками с ядерного полигона Новая Земля! О мнемоническом «правиле семёрок» главный «лавинщик»,
похоже, не имеет ни малейшего понятия…).
Эта схема из медицинского пособия демонстрирует правильное наложение на грудь давящей повязки из эластичного бинта в случае перелома рёбер. Иногда такие повязки, необходимые для иммобилизации костных отколков, называют корсетом, хотя не все врачи признают правильность данного термина. При отсутствии эластичного или обычного бинта, для наложения подобной повязки могут быть использованы широкое полотенце или свёрнутая простыня — ими обёртывают грудную клетку на выдохе и зашивают. Когда автор настоящего очерка впервые указал на факт отсутствия такого рода давящих повязок как свидетельство невозможности транспортировки Золотарёва и Дубининой живыми вниз по склону, это вызвало настоящее бешенство господина Буянова, заявившего, что «корсеты» и «повязки» — это всего лишь выдумка Ракитина, мол, никто и никогда такими глупостями не занимается. Тем самым господин Буянов банально расписался в своей полной неосведомлённости о правилах оказания первой помощи и самопощи при травмах. Удивительно, как такой мастер спорта по туризму ходил в походы! Он был просто опасен для своих товарищей, ведь в случае их серьёзного травмирования некомпетентность господина Буянова могла стоить им жизни. Конкретные вопросы или требования иностранных разведчиков, обращённые к Людмиле Дубининой, являлись всего лишь вопросом тактики и никоим образом не отменяли стратегическую цель их действий — убийство всех членов группы. Имела ли место какая-то погоня или Семён Золотарёв и Александр Колеватов сдались сами, желая избавить Людмилу Дубинину от новых страданий, сказать в точности невозможно. Ясно лишь, что погибли они где-то неподалёку от оврага с ручьём; вполне возможно, что не имевший обуви Колеватов даже не пытался скрыться, понимая, что в заснеженном лесу без должной теплоизоляции ног уйти далеко не сможет. Его убили с минимальным применением насилия — оглушили ударом рукояти пистолета, который нанесли с правой стороны за ухом, и сбросили в бессознательном состоянии в овраг. Видимо, общее состояние Александра на момент расправы было таким, что убийцы не испытывали сомнений в его последующей гибели. У Колеватова судмедэкспертом была описана деформация шеи в области щитовидного хряща, из чего можно заключить, что имело место повреждение самого хряща (как и у Людмилы Дубининой, кстати. В который уже раз приходится констатировать удивительное единобразие травм погибших). Но идёт ли речь о прижизненной травме или посмертной понять из единственной фразы Возрождённого, связанной с этим дефектом, невозможно. Поэтому утверждать, что Колеватова ещё и ударили в кадык, не станем, хотя такой удар (потенциально смертельный) исключить тоже нельзя.
Почему Колеватова не пытали, в отличие от Дубининой? Думается, потому, что либо Золотарёв был к тому моменту пойман, либо он находился вместе с ним. Т. е. к моменту расправы над Александром убийцы чувствовали себя достаточно спокойно и считали свою основную задачу выполненной. С Золотарёвым обошлись иначе. Отсутствующие глаза — это следствие не скоротечной расправы, а травмирования в результате пытки. Если предположение, что именно его попытка сфотографировать незнакомцев спровоцировала их нападение верно, то эти люди несомненно имели к нему вопросы. Перво-наперво, их должна была заинтересовать плёнка из фотоаппарата, который Золотарёв заботливо сохранил несмотря на все перипетии последних часов жизни. Даже если Золотарёв, предвидя самый нежелательный исход, заблаговременно вынул катушку с плёнкой из фотоаппарата и спрятал где-либо в лесу, рассчитывая, что поисковая группа рано или поздно отыщет «закладку», то при интенсивном допросе ему пришлось это место указать (возможности человека противостоять изощрённой пытке не следует переоценивать). Семён повторил судьбу Людмилы: после зверских мучений, лишившийся обоих глаз, он был убит тем же самым способом, что и Дубинина. Удар коленом до такой степени деформировал грудную клетку Семёна Золотарёва, что та потеряла форму, вдавившись ниже уровня живота (это хорошо видно на фотографии, сделанной в морге перед вскрытием).
Фотографии членов последней четвёрки, сделанные во время анатомирования. На фотографии слева хорошо заметен прогиб грудной клетки Семёна Золотарёва, обусловленный переломом по срединно-грудинной линии 5 рёбер с правой стороны. Грудь ужасно деформирована, она просто потеряла форму. И нас пытаются убедить в том, что
человек, изувеченный подобным образом, способен к самостоятельному передвижению на значительное расстояние! Надо лишь «мобилизоваться» и включить «скрытые возможности», всего-то!.. Правая фотография даёт представление о состоянии мягких тканей найденных в ручье трупов. Сторонники некриминальных версий для обоснования пресловутого «вымывания глаз и языка» пытаются представить дело так, будто у погибших почти не осталось на голове кожных покровов и обнажился череп, что никак не соответствует действительности. Отслоение эпидермиса со снятием волос и ногтевых пластин начинается примерно на 6 сутки пребывания трупа в воде — это обычное явление, хорошо известное судебной медицине. От него до исчезновения мягких тканей и органов огромная дистанция! Обнажение костей черепа отмечалось судмедэкспертом в области надбровных дуг, но там-то почти и нет мягких тканей! Мы видим, что сохранены уши, волосы и об оголении черепа не может быть и речи. Иного и не могло случиться с телами, пробывшими в воде не более 15 суток, объективным свидетельством чему служит сохранность у погибших лёгких. Даже если отрешиться от числа переломов рёбер (и неизбежных при таком ударе повреждений лёгкого), а положиться на один только здравый смысл, становится совершенно очевидным, что человек с подобными «костями всмятку» никогда не сможет передвигаться самостоятельно. Остаётся только искренне поражаться словам Евгения Вадимовича Буянова, заявившего как-то в полемическом угаре на форуме ТАУ, что пеший переход придавленных лавиной «дятловцев» на 1,5 км вниз по склону кажется «семечками» в сравнении с самостоятельным движением альпиниста Джоя Симпсона, который со сломаной ногой 3 дня спускался с пика Сиула-Гранде в 1985 г. (вот постоянный адрес страницы форума, где господин Буянов выдал на-гора такой перл: http://tau.ur.ru/forum/forum_posts.asp?TID=1111&PN=2056). Не хочется верить в цинизм Евгения Вадимовича, скорее, всё-таки, перед нами образчик легкомыслия и непонимания разницы между травмами жизненно важных органов и конечности. Сравнение Золотарёва с Симпсоном, сохранившим после падения в расселину невредимыми внутренние органы, успешно наложившим на сломанную ногу шину и имевшим возможность поддерживать свой тонус новейшими анальгетиками и психостимуляторами, по меньшей мере некорректно. Семён Золотарёв после полученной травмы грудной клетки даже дышать не мог полноценно, а потому рассуждения о его бодрых забегах по склону и демонстрации сверхчеловеческие возможностей отдают дурного тона пафосом. Судмедэксперт в своём заключении совершенно недвусмысленно указал на убивший Семёна Золотарёва гемоторакс, т. е. поступление крови в плевральную полость из-за её повреждения осколками рёбер (дословно: «В плевральных полостях содержалось до 1 литра жидкой тёмной крови»). С таким огромным внутренним кровотечением ни о каких активных действиях Золотарёва не может быть и речи, строго говоря, он даже руками не мог шевелить после травмирования, как же его можно сравнивать с Джоем Симпсоном?! Сверхчеловеческие возможности потому и называются «сверхчеловеческими», что встречаются крайне редко и должны рассматриваться как исключения; если бы это было не так, то на войне не было б нужды в медбратьях и санитарах. В самом деле, зачем эвакуировать раненых с поля боя, ведь по мнению господина Буянова все раненые солдаты могут прекрасно добегать бодренькой рысцой до госпиталей самостоятельно. Ведь коли есть желание выжить, то обязательно появятся и сверхвозможности. По логике господина Буянова из 9 членов группы Игоря Дятлова по меньшей мере трое оказались «сверхчеловеками» (и это если не считать Рустема Слободина, который сам по себе падал на склоне то правым, то левым виском на камни, но при этом бодро продолжал спуск в составе группы!).
Увы, не было среди туристов никаких «сверхчеловеков»! Были самые обычные парни и девушки. Тибо-Бриньоль, Золотарёв, Дубинина — каждый из них получил свои ужасные травмы в последние минуты жизни. Уничтожение группы закончилось к 19 часам, скорее даже несколько раньше, чем позже. Убийцы, разумеется, понимали, что свой изначальный план они выдержали не полностью и нанесли последним четверым погибшим слишком уж «говорящие» раны. Отдавая себе отчёт в том, что исчезнувшую в полном составе группу туристов будут искать и с большой долей вероятности отыщут довольно скоро, они приняли единственно логичное в сложившейся ситуации решение — замаскировать тела последней четвёрки, дабы максимально оттянуть момент их обнаружения (и прояснения картины случившегося). Преступники исходили из того, что чем позже будут найдены сокрытые тела, тем более значительным посмертным разрушениям они подвергнутся (вплоть до полного разрушения останков). Это абсолютно рациональный подход, который обнаруживают все организованные преступники, предпринимающие меры по сокрытию тел убитых людей и уничтожению улик. Сбрасывая тела Людмилы Дубининой, Александра Колеватова, Семёна Золотарёва и Николая Тибо-Бриньоля в овраг, убийцы ничего не инсценировали, они просто старались выиграть время. Напоследок осталось сказать несколько слов о возможных действиях (и кажущемся бездействии) инициатора задания — Комитете Государственной Безопасности. В принципе, операцию «контролируемой поставки» радиоактивного груза, призванного дезинформировать потенциального противника, могли проводить совместно лишь Первое и Второе Главные управления КГБ (т. е. внешняя разведка и контрразведка). Это должна была быть серьёзная операция, требовавшая большой организационно-подготовительной работы, привлечения значительных материальных и человеческих ресурсов. Курироваться столь масштабное дезинформационное мероприятие должно было на самом высоком уровне — заместителем Председателя КГБ и, возможно, даже самим Председателем. Руководство шло из Москвы и территориальные органы КГБ в Свердловской и Челябинской областях понятия не имели о деталях проводимой операции. В Свердловске находился один офицера связи из Москвы (от силы два), который действительно знал истинную подноготную похода группы Игоря Дятлова. И всё! Когда стало ясно, что группа в назначенное время из похода не вернулась, в Москве озаботились главным с точки зрения государственной безопасности вопросом: «состоялась ли передача радиоактивного груза по назначению и если нет, то какова его судьба?» Непосредственно поисковую операцию Комитет не организовывал и организовывать не должен был, хотя возможно, негласную помощь оказал — в нужных кабинетах раздались телефонные звонки и кое-чей жирный зад получил хорошего пинка для ускорения. В это же самое время подразделение контрразведывательного прикрытия производственного комплекса в Челябинске-40 при поддержке территориальных управлений осуществляло оперативную проверку информации об исчезновении двух секретоносителей — Кривонищенко и Слободина — числившихся в составе пропавшей группы туристов, и после подтверждения такой информации, занялся их поиском («поиск» в данном контексте означает не походы по снегу с лавинными зондами, а обнаружение упомянутых лиц в случае их выхода из леса и проводиться он должен был негласными методами). Данная работа проводилась вне всякой связи с московскими кураторами операции «контролируемой поставки», она преследовала цель вскрыть злой умысел в действиях секретоносителей, если таковой имел место и минимизировать урон от возможного предательства. Когда на склоне Холат-Сяхыл была найдена пустая палатка и вскоре обнаружены первые трупы, Комитет организовал выезд в район трагедии московских специалистов по туризму. В
интересах инициаторов операции было получить максимально объективную информацию, а не довольствоваться тем, что сообщат, попутно переврав, из Свердловска. Разумеется, всё было устроено так, что «руководящая инстанция» нигде не фигурировала, вполне возможно, что даже сами Бардин, Шулешко и Баскин не знали от кого именно исходит предложение ознакомиться с организацией поисковых работ. Некоторое время картина случившегося в районе перевала оставалась неясной, а главное — была непонятна судьба вещей с изотопной пылью. В палатке они отсутствовали, а трупы Кривонищенко и Золотарёва (напомним, что труп Дорошенко в течение нескольких дней считался принадлежащим Золотарёву) были найдены раздетыми. Стало лишь ясно, что если Кривонищенко надевал на себя вещи, предназначенные для передачи, значит трагические события развернулись либо в день «рандеву», либо уже после встречи с иностранными разведчиками. Однако, находилась ли гибель тургруппы в причинной связи с этой встречей, никто сказать не мог. Поэтому в начале марта на перевале появился младший из братьев Кикоин, физик-ядерщик, призванный помочь в обнаружении вещей, однако его участие в поисковой операции никак не помогло прояснить их судьбу. Когда 4 мая 1959 г. в ручье были обнаружены трупы последних четырёх членов группы и погребённый в толще снега «настил», студенты, находившиеся в составе поисковой партии, были немедля удалены из района раскопок. Вряд ли такая предусмотрительность являлась инициативой полковника Ортюкова, скорее всего, он выполнял «рекомендацию» КГБ, преследовавшую цель минимизировать распространение сведений о реальной обстановке в районе поисков (не надо забывать, что студенты, возвращаясь в Свердловск, обменивались информацией по этому вопросу с широким кругом заинтересованных лиц, в т. ч. и из нестуденческой среды). К этому времени инициаторы операции «контролируемой поставки», возможно, уже пришли к выводу о провале задуманной ими комбинации и подозревали самое худшее — насильственное умерщвление членов группы. Поэтому заблаговременная изоляция студентов с их точки зрения имела смысл и была полностью оправдана. Последовавшее вскрытие трупов подтвердило самые мрачные опасения кураторов из Комитета. Следствию было рекомендовано стать на путь сокрытия ставших известными сведений и искажения картины случившегося. Судмедэксперты Ганс и Возрождённый, работавшие с телами убитых, скорее всего прекрасно поняли, что от них требуется, хотя при этом и ошибались с определением того, от кого исходит требование по искажению заключений (они должны были полагали, что «замыливает» дело областная прокуратура, между тем, команда шла с намного более высокого уровня). Отсюда проистекают те странные двойственность, неполнота и прямые исправления текстов последних судмедэкспертиз — Возрожденный с одной стороны, выполнял требования следователя Иванова, а с другой — явно опасался того, что через некоторое время его «подтянут» к ответственности за содеянное. Между тем, никто и не думал этого делать, каждое звено следственного механизма прекрасно исполнило свою работу. После вскрытия последних тел кураторы операции из КГБ, разумеется, без особых проблем реконструировали картину событий на склоне Холат-Сяхыл. Оставалось последнее — установить судьбу вещей с изотопной пылью. Радиологическая экспертиза расставила всё на свои места, стало ясно, что «контролируемая поставка» не состоялась, оперативная комбинация Комитета госбезопасности закончилась полным провалом и гибелью как причастных, так и непричастных к ней людей. От высшего московского руководства последовала внешне совершенно нелогичная, но абсолютно оправданная команда закрыть расследование. Далее КГБ работал, пытаясь отыскать убийц, используя свои методы и возможности. Скорее всего, безрезультатно.
29. Что было дальше? А что было дальше? В самом деле, что могло быть после того, как Комитет государственной безопасности потерпел столь сокрушительный провал в излюбленной отечественными спецслужбами операции по дезинформации? Шутка ли, погибли девять человек, в том числе и непричастные к оперативной комбинации, в том числе — девушки… За это должен был кто-то ответить! Ответил ли? Думается, да. 6 июля 1959 г. произошло событие, которое не имело аналогов в истории советской госбезопасности ни до, ни после указанной даты. Даже в дни «Большого Террора» 1936–38 гг. столь удивительных и необъяснимых событий не происходило. В один день лишились своих постов трое из пяти заместителей Председателя Комитета госбезопасности. Можно сказать, полетели из своих кабинетов с треском… Кто именно? Бельченко Сергей Савич, самый высокопоставленный из отрешённых от должности, являлся на момент отставки генерал-полковником. Родился Бельченко в 1902 г., т. е. в июле 1959 г. ему не исполнилось и шестидесяти лет. С 1924 г. Сергей Савич находился на действительной военной службе, в 1927 г. переведён в погранвойска ОГПУ-НКВД. Попав в систему госбезопасности, Бельченко сделал там успешную карьеру, став настоящим профессионалом этого — весьма специфического! — рода деятельности. С июля 1941 г. он являлся заместителем начальника Особого отдела НКВД Западного фронта, на его плечах лежали тяготы той самой контрразведывательной работы, о которой ныне снимают телесериалы. Он организовывал облавы на абверовских парашютистов в тылах фронта, лично их допрашивал, вскрывал уже внедрённую в войска агентуру, курировал связанную с этим следственную работу. Чуть позже в круг его обязанностей добавилась работа иного рода — зафронтовая. Особый отдел фронта, работая на опережение, предпринял тогда большие усилия по внедрению в абверовские разведшколы собственной агентуры. Именно наличие таких «внедренцев» в значительной степени обеспечило паралич разведывательной работы военной разведки вермахта. Зафронтовая работа пошла у Бельченко настолько хорошо, что ему было предложено сосредоточиться именно на ней. С июля 1942 г. Сергей Савич стал представителем Центрального Штаба партизанского движения (ЦШПД) на Калининском фронте. В апреле 1943 г. в карьере Бельченко можно видеть явное повышение — он становится заместителем Начальника ЦШПД при Ставке Верховного Главнокомандования. У Бельченко сложились прекрасные отношения с «главным партизаном СССР» Пантелеймоном Кондратьевичем Пономаренко, возглавлявшим ЦШПД и одновременно являвшимся Первым секретарём ЦК Компартии Белоруссии. Когда началось освобождение Белорусской ССР от фашистской оккупации, Сергей Савич Бельченко был назначен Министром внутренних дел БССР. И на этом посту он пробыл целых 10 лет, вплоть до 1953 г. Огромной заслугой Бельченко явилось наведение порядка на освобождённой территории, подавление сепаратистского движения и активности всевозможных антисоветских бандформирований, действовавших на территории республики — польских, литовских, латышских и собственно белорусских (sic! любопытное совпадение: Семён Золотарёв обучался в Минском институте физкультуры в то самое время, когда местным МВД руководил Сергей Савич Больченко. Если предположение о сотрудничестве Золотарёва с госбезопасностью справедливо, то нельзя исключить возможность их знакомства. Белорусский
МВД был сравнительно небольшим, в 1947 г. включал в себя лишь 12 областных управлений, так что подобное знакомство вполне могло иметь место. Оно было вполне в духе показного демократизма генералов от спецслужб того времени, достаточно вспомнить, как генерал Абакумов лично обходил кабинеты рядовых оперативников и следователей, здороваясь с каждым за руку. А Меркулов, в свою бытность наркомом НКГБ, лично объезжал и контролировал посты наружного наблюдения, особо важные в оперативном отношении и даже принимал участие в некоторых операциях. Хоть это и фантастично звучит для 2011 г., но таковы были «чекистские» традиции той поры!). В период с марта 1954 г. по январь 1956 г. Сергей Савич возглавлял Управление КГБ по Ленинградской области, очень непростого региона с точки зрения ведения оперативной работы. Район протяжённый, малонаселённый, граничащий с капиталистическим государством, заметная часть жителей Ленобласти являлись либо этническими финнами, либо близкими им карелами — в общем, Ленинградская область тогда являлась передовым рубежом защиты социалистического лагеря. Бельченко неплохо справлялся с этим участком работы и 18 января 1956 г. был назначен заместителем Председателя КГБ при Совете Министров СССР. 18 февраля 1958 г. ему было присвоено звание генерал-полковник. На момент снятия с должности Сергей Савич Бельченко курировал множество самых разных направлений работы Комитета госбезопасности, отвечая перед Председателем за работу крупных подразделений КГБ. Назовём только самые существенные из них — Главное управление пограничных войск (ГУПВ), Управление военного строительства, Отдел войск правительственной «ВЧ» связи, Следственное управление. Кроме того, он представлял КГБ в Комиссии ЦК КПСС по выездам за границу. 6 июля 1959 г. Бельченко увольняют в отставку якобы «по состоянию здоровья». Формулировка причины звучит, вроде бы, серьёзно, но сути своей смехотворна, если только мы вспомним, что «больной» генерал-полковник прожил после этого ещё 42 года, пережив всех своих гонителей. Сергей Савич Бельченко умер только в январе 2002 г., сохранив даже на сотом году жизни ясность и живость ума, физическую активность и бодрость духа. В возрасте далеко за 90 лет он давал интервью, встречался с молодыми сотрудниками российских спецслужб, рассказывая о чекистской истории, которую видел и которую отчасти творил сам. Другим заместителем Председателя КГБ, снятым с должности в тот же день, оказался генерал-майор Иван Тихонович Савченко, человек также очень необычной судьбы. Родившийся в 1908 г., Иван Тихонович получил высшее образование, закончив в 1930 г. Днепродзержинский металлургический институт. Десять лет Савченко отработал на производстве, но в 1940 г. был переведён на партийную работу, причём сразу попал на очень специфический её участок, став контролёром Комитета партийного контроля при ЦК ВКП(б) (КПК). Это подразделение ЦК являлось «спецслужбой партии», Комитет партийного контроля занимался тем, что следил, проверял и накапливал информацию о высокопоставленных партийных чиновниках, в отношении которых ОГПУ-НКВД-МГБ не могли вести оперативной работы. На этом поприще он постепенно и рос, всё время оставаясь в обойме ЦК. В марте 1951 г. Савченко был утверждён в должности заведующего сектором Отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК КПСС. В августе того же года Ивана Тихоновича переводят в Министерство государственной безопасности на должность заместителя Министра. Савченко стал «глазами и ушами» Центрального Комитета партии в высшем аппарате МГБ, скомпрометированного «делом Абакумова». С марта 1954 г., с самого момента создания КГБ, Савченко являлся заместителем Председателя. О том, сколь высоко котировался Савченко в глазах высшего партийного и государственного руководства, можно судить по тому, что Иван Тихонович оказался в числе 10 человек, получивших генеральские погоны впервые с 1945 г. В течение 9 лет в системе органов
госбезопасности не осуществлялось присвоение генеральских званий, но 31 мая 1954 г. эта подзатянувшаяся пауза была прервана. И Савченко оказался в числе первой десятки «послевоенных генералов» госбезопасности. На момент снятия с должности заместителя Председателя КГБ при Совете Министров СССР 6 июля 1959 г. Иван Тихонович Савченко курировал направления, исключительно важные для любой спецслужбы мира. Он отвечал за работу 7 Управления, Тюремного отдела и Центральной бухгалтерии (были и иные подразделения, ответственные перед ним, вроде ХОЗУ, но они не очень интересны для нас в контексте обсуждаемой темы). В 7 Управлении КГБ была сосредоточена основная часть оперативной работы Комитета, оно ведало наружным наблюдением, установкой и снятием подслушивающей техники, организацией и проведением обысков и арестов. Через Центральную бухгалтерию проводилась финансовая отчётность по секретным операциям и расходы на «негласный штат» Комитета. Иван Тихонович Савченко координировал операции по дезинформации, проводившиеся не только самим КГБ, но и по каналам различных организаций и ведомств Советского Союза. Любой дезинформационный «вброс» требовал взвешенного подхода и обязательного согласования не только с Председателем КГБ, но и на уровне ЦК КПСС. Савченко именно такими согласованиями и занимался — в этом ему помогала отличная репутация, которую он имел на Старой площади (благо, он сам являлся выходцем оттуда). Трудно назвать человека, более информированного о государственных секретах Советского Союза той поры. Савченко знал и о секретах партии, поскольку отработал в ЦК 11 лет, и закулисах госбезопасности, и о военных тайнах страны. Причём, его осведомлённость носила не общий характер, а выражалась в знании множества существенных деталей, ведь без знания таковых невозможно успешное дезинформирование противника. Очень жаль, что генерал Савченко не оставил мемуаров — можно не сомневаться, что это был бы захватывающий триллер, рисующий совсем иную историю Советского Союза, нежели мы знаем теперь. Итак, 6 июля 1959 г. Ивана Тихоновича сняли с должности заместителя Председателя КГБ, но в отставку не отправили. Без сомнения, сказалась поддержка партийного руководства, без неё мы бы узнали, что Савченко «болен» столь же тяжело, что и генерал-полковник Бельченко. Пять дней Иван Тихонович оставался в резерве Председателя КБ, видимо, в эти дни решалась его судьба. Наконец, 11 июля 1959 г. генерал-майора назначили Председателем КГБ при Совете Министров Молдавской ССР. Молдавия являлась самой маленькой республикой СССР, а её Комитет госбезопасности был меньше иного областного и даже городского управления (скажем, Управления КГБ по Ленинграду или Свердловску были куда многочисленнее). Несмотря на звучный титул новое назначение явилось ничем не замаскированной ссылкой на периферию и понижением даже не на одну, а на две ступени. Савченко фактически выпал из обоймы центрального аппарата госбезопасности, став главой территориального управления, пусть даже и в ранге «республиканского». Однако помимо чисто административного понижения, такое назначение несло с собою гораздо более значимое моральное унижение. Иван Тихонович отлучался от участия в решении крупнейших государственных задач, он переставал быть советником высшего государственного руководства, от мнения которого порой зависело очень многое. Он превращался в рядового исполнителя, причём исполнителя очень незначительного с точки зрения общей иерархии КГБ. Молдавия хотя и была пограничной республикой, госграницы с капиталистическими странами не имела. Являясь по преимуществу сельскохозяйственной республикой, она была лишена промышленности, сколько-нибудь значимой с точки зрения обороноспособности страны. И то, и другое существенно влияло на круг задач, решаемых республиканским КГБ. Вместо борьбы с внешней угрозой — приоритетнейшей задачей госбезопасности того времени! —
республиканский Комитет был обречён в основном на рутинную работу инстанции, надзирающей за благонадёжностью населения и административного аппарата. В сравнении с тем, чем занимался Савченко раньше, круг его новых обязанностей мог показаться банальной ловлей блох, сущей безделицей. Наконец, третьим по счёту заместителем Председателя КГБ, лишившимся должности 6 июля 1959 г., стал генерал-майор Пётр Иванович Григорьев. Из всей троицы он был самым молодым, ему не исполнилось и пятидесяти лет (родился он в 1910 г.). Свой жизненный разбег Пётр Иванович начинал танкистом в РККА, где служил с 1932 г. С мая 1940 г. он слушатель Военной академии бронетанковых и механизированных войск. Однако военная карьера танкиста благополучно закончилась в апреле 1944 г., когда Пётр Иванович был переведён на партийную работу, став инструктором Управления кадров ЦК ВКП(б). В 34 года попасть в номенклатуру ЦК — это уже жизненный успех, даже если бы на этом карьера Григорьева остановилась, он мог бы считать свою жизнь сложившейся вполне удачно. Но карьерный рост Петра Ивановича тогда отнюдь не прекратился. В апреле 1953 г. — уже после смерти Сталина — он становится заместителем заведующего сектором органов МВД Отдела административных и торгово-финансовых органов ЦК КПСС. Несмотря на неблагозвучное название, должность эта была очень серьёзной. Заняв её, Григорьев превратился в одного из тех партийных кураторов спецслужб, с которыми согласовывались все значительные назначения в системе МВД и серьёзные операции этого ведомства как внутри страны, так и вне её границ (в тот период МВД совмещал в себе функции спецслужб и госбезопасность не была выделена в особую структуру). Григорьев являлся креатурой Хрущёва, теми глазами, которыми Никита Сергеевич подсматривал за бериевским МВД. Во время «разгрома бериевской банды» в июле 1953 г. Пётр Иванович выполнял ответственные поручения Хрущёва по изъятию документов с Лубянки и справился с ними неплохо, что предопределило следующий шаг Григорьева по карьерной лестнице. С самого момента создания Комитета государственной безопасности в марте 1954 г. он назначается заместителем Председателя по кадрам. Это назначение он получает одновременно с Савченко И. Т., о котором было рассказано несколькими абзацами выше. Точно также одновременно с Савченко он становится 31 мая 1954 г. и генерал-майором — фамилия Григорьева находится в том же списке 10 «послевоенных генералов», который здесь упоминался. В должности заместителя Председателя Пётр Иванович курировал работу Управления кадров, отдела учебных заведений и Особую инспекцию Управления кадров. Последняя представляла собой аналог нынешних «служб собственной безопасности» и занималась расследованиями преступной деятельности высокопоставленных работников КГБ. Надо сказать, что в КГБ того времени существовала и обычная инспекция, но её курировал другой заместитель. Особая же инспеция потому и называлась «особой», что решала нетривиальные задачи. Её руками Хрущёв на протяжении ряда лет проводил десталинизацию органов госбезопасности, попутно вычищая из них выдвиженцев Абакумова и Берии. О масштабах работы Особой инспекции мы можем судить по данным, приведённым в справке, подготовленной Председателем КГБ при СМ СССР Серовым к июньскому 1957 г. Пленуму ЦК КПСС (на самом деле справку писал генерал Григорьев, Серов её только подписывал, но это совершенно непринципиально). В ней сообщается, что из центрального аппарата госбезопасности за три минувших года уволены более 2 тыс. сотрудников, из них 48 — в должностях «начальник отдела» и выше, а более 40 генералов госбезопасности лишены своих званий за «нарушения соцзаконности, злоупотребление служебным положением и аморальные поступки». Всего же КГБ за эти годы попрощался с 18 тысячами сотрудниками, скомпрометировавшими «высокое звание чекиста» преступлениями и проступками прошлых
лет. К лету 1959 г. Особую инспекцию упразднили, так что за Григорьевым осталось кураторство над Управлением кадров и отделом учебных заведений. 6 июля Пётр Иванович был снят с должности заместителя Председателя Комитета и, подобно Савченко, оставлен в резерве на неопределённый срок. Впрочем, неопределённый срок не затянулся надолго и уже 11 июля (опять-таки, как Савченко!) генерал-майор Григорьев получает новое назначение. Он становится заместителем уполномоченного КГБ по координации и связи с МГБ и МВД ГДР. Даже не уполномоченным, а его заместителем! Это падение, пожалуй, даже более явное, чем в случае с Иваном Тихоновичем Савченко! Итак, из пяти заместителей Председателя КГБ (плюс ещё один Первый заместитель) трое лишились своих должностей в одночасье — 6 июля 1959 г. Даже при разгроме пресловутой «банды Берия», когда помимо самого министра МВД лишились своих постов и были арестованы его ближайшие сподвижники, наблюдалась куда более явная растянутость по времени (Читатель может составить представление об этом самостоятельно: Берия арестован 26 июня 1953 г., Гоглидзе и Богдан Кобулов — на следующий день, Деканозов и Мешик — 30 июня, Влодзимирский — 17 июля, а Меркулов вообще в августе 1953 г.). То же самое можно сказать и о репрессиях и кадровых перестановках во время «Большого Террора» 1936–38 гг. Тогда руководящий состав НКВД хотя и обновился несколько раз, всё же трёх заместителей наркома не снимали одномоментно даже в те суровые времена. Что же произошло в 1959 г.? Быть может, скромный хрущёвский выдвиженец Александр Николаевич Шелепин, занявший пост председателя КГБ при Совете министров СССР 25 декабря 1958 г., посчитал, что незачем плодить бюрократию и он благополучно обойдётся всего двумя заместителями и одним Первым заместителем? Ничего подобного, на вакантные места «замов» пришли новые люди: 28 августа 1959 г. — Перепелицын А. И. и 31 августа — Тикунов В. С. Из штатного расписания Комитета на некоторое время исчезла лишь должность «заместителя Председателя Комитета по кадрам», но впоследствии и она была восстановлена. Так что никакой борьбой с бюрократией отрешение от должностей трёх заместителей не объяснить. Причина кроется в чём-то другом. Что это может быть? Больше всего странный удар «по замам» напоминает оргвыводы после некоего крупного провала в работе КГБ. Но официальная история отечественной госбезопасности умалчивает о каких-либо крупных промахах и провалах в тот период. Ближайшие по времени скандалы — это разоблачение советского разведчика Рудольфа Абеля в США в 1957 г., предательство полковника ГРУ Петра Попова, достоверно установленное КГБ в феврале 1959 г. и пресловутое «дело Пеньковского», начавшееся осенью 1962 г. Очевидно, что раскрытие в качестве агента ЦРУ полковника ГРУ Попова никак не могло послужить причиной наказания заместителей КГБ. Напротив, случившееся давало прекрасный повод наградить всех, причастных к раскрытию глубоко законспирированного американского агента. Если чьи-то головы и могли «полететь» по результатам расследования предательской деятельности Петра Семёновича Попова, то только его начальников из военной разведки, но никак не высокопоставленных офицеров КГБ. Так что история с полковником Поповым явно не подходит в качестве истинной причины снятия с должностей генералов Бельченко, Савченко и Григорьева. Что же можно сказать о провале, который привёл к такому результату, если допустить, что таковой провал действительно имел место? Прежде всего, мы можем быть уверены в том, что случившееся связано с неудачной операцией внутри страны. Если бы виновата оказалась внешняя разведка, то ответил бы её куратор, Первый заместитель Председателя КГБ, генерал-
майор Константин Фёдорович Лунёв. Этого, однако, не произошло (хотя, объективности ради, заметим, что и Лунёв лишился своей должности в конце августа 1959 г., отправился с сильным понижением в Казахстан руководить тамошним КГБ). Кроме того, допускаемый нами (в качестве предположения) провал в работе должен быть отделён не очень большим интервалом времени от обусловленных им оргвыводов — примерно месяц, полтора, два от силы. Этот интервал нужен был для подготовки в КГБ документов, объясняющих и анализирующих случившееся, их представления в ЦК КПСС, последующего обсуждения сложившейся ситуации партийными кураторами, доклад высшему партийно-государственному руководству, принятия им решения и его последующего документального оформления. Если оргвыводы вступили в действие в начале июля, значит они были приняты государственным руководством примерно неделей ранее, а их исходная причина должна была иметь место где-то в начале-середине мая 1959 г. И наконец, можно с некоторым основанием считать, что предполагаемый нами провал был связан с советской атомной отраслью, вернее, её контрразведывательным обеспечением. Дело в том, что перед отставкой заместителей Председателя КГБ, имело место ещё одно неординарное, в каком-то смысле знаковое, событие. На протяжении всего времени существования КГБ, т. е. с 13 марта 1954 г., контрразведывательное обеспечение предприятий атомного комплекса СССР было сосредоточено в 1 специальном отделе, который не входил ни в одно из управлений и являлся самостоятельной структурной единицей. Первый спецотдел напрямую подчинялся Председателю КГБ Серову, который лично курировал его работу, и полковник Александр Иванов, начальник спецотдела, имел право прямого обращения к Председателю по всему кругу служебных вопросов. Статус полковника фактически соответствовал статусу заместителей, что подчёркивало исключительную важность данного участка работы в глазах высшего государственного руководства. За неделю до снятия трёх заместителей Председатель КГБ Шелепин своим приказом произвёл переподчинение 1 спецотдела, лишив его статуса самостоятельного подразделения. С конца июня 1959 г. 1 спецотдел вводился в состав 5 Управления КГБ, отвечавшего за контрразведывательное обеспечение промышленности и транспорта СССР. Произошло резкое понижение статуса как самого отдела, так и его начальника. Если ранее полковник Иванов мог напрямую решать все проблемы с Председателем КГБ, то теперь он фактически доступа к нему лишался — между ними стеной вставали две инстанции, которые полковник не мог игнорировать (Начальник 5 управления и Заместитель Председателя, курировавший 5 Управление). Подобное изменение подчинённости производилось, якобы, в целях уменьшения бюрократии и волокиты, но любому, знакомому с порядком работы советской административной системы, ясно, что подобное переподчинение волокиту и бюрократизм не только не уменьшало, но напротив, плодило. Перед нами ещё одно вздорное объяснение, напоминающее своей нелепостью формулировку увольнения в запас «по состоянию здоровья» совершенно здорового генерала Бельченко. Отметим, что понижение статуса коснулось и других спецотделов КГБ (всего их было 6), но случившееся с 1 специальным отделом совершенно непохоже на реформу остальных пяти. Дело в том, что прочие спецотделы являлись чисто техническими и выполняли вспомогательные задачи (изготовление средств тайнописи и документов прикрытия, экспертизы документов и почерков, осуществление радиоперехвата, изготовление и применение опертехники и т. п.). Они никогда не курировались Председателем КГБ и в силу этого их статус был изначально ниже, чем у 1 спецотдела. Введение 1 спецотдела в состав 5 Управления выглядит совершенно нелогичным ввиду исключительной секретности, окружавшей атомный производственный комплекс Советского Союза. Сейчас над репризами Хазанова про «секретного физика, чей адрес — город Ташкент, до
востребования» можно смеяться сколь угодно много и долго, но в те времена темы более секретной в СССР просто не существовало. Первый специальный отдел в составе КГБ того времени оттого и назывался «первым» и «специальным», что решал он задачи первостепенной важности и исключительной секретности. Даже космическая тема не была столь секретна, поскольку она скорее касалась международного престижа государства, нежели его выживания. Включение 1 спецотдела в состав Управления, занимавшегося контрразведывательным обеспечением промышленности и транспорта, можно расценить как демонстративное пренебрежение государственным руководством тем особым статусом этого подразделения, что был закреплён за ним прежде. Откуда взялось такое пренебрежение? Почему оно проявилось в те самые дни, когда решались судьбы трёх заместителей Председателя КГБ? Совпадение ли это? В совпадения не верится напрочь. Трудно отделаться от подозрения, что случившееся с 1 специальным отделом находится в причинно-следственной связи с последовавшим через неделю снятием с должностей трёх заместителей Председателя Комитета госбезопасности. Та реформа КГБ, которую провёл Шелепин летом 1959 г., при её ретроспективном анализе кажется надуманной и нежизнеспособной. Неудивительно, что самом скором времени последовал «откат» от новаций, которые продвигал «комсомолец» Шелепин (тот на протяжении 6 лет являлся Первым секретарём ЦК ВЛКСМ и за глаза его часто называли «комсомольцем». Определённую роль в подобном восприятии Александра Николаевича играла и его сравнительная молодость — он родился в августе 1918 г. Есть легенда, гласящая, что Ворошилов на одном из Пленумов ЦК КПСС даже кричал Шелепину: «Научись носить длинные штаны, мальчишка!»). Могла ли гибель группы Игоря Дятлова в ходе предположенной нами операции «контролируемой поставки» послужить причиной описанных выше оргвыводов в отношении трёх заместителей Председателя КГБ? В принципе, да, если подобная операция провалилсь, да притом с такими последствиями, то её инициаторы не могли не пострадать. И их не спасли бы ни прекрасные личные связи в аппарате ЦК КПСС, ни личное знакомство с высшим партийным и государственным руководством. Чтобы доказать сколь непредсказуем был Никита Сергеевич в гневе, можно вспомнить историю крушения карьеры Ивана Серова, первого Председателя КГБ при Совете министров СССР, возглавлявшего органы госбезопасности с марта 1954 г. по декабрь 1958 г., а затем перемещённого на должность Начальника ГРУ Генерального штаба. Это был выдвиженец Хрущёва, человек, обязанный ему всем и безусловно преданный лично «дорогому Никите Сергеичу». С Хрущёвым он близко сошёлся ещё в 1939 г., когда руководил работой НВКД на Украине, а Никита Сергеевич являлся Первым секретарём ЦК компартии Украины. Серов вместе с Хрущёвым пошёл против Берии — это ли не лучшее ли свидетельство личной преданности? Однако 2 февраля 1963 г. Иван Александрович Серов был снят с должности начальника ГРУ, через месяц — 7 марта 1963 г. — разжалован из генерала армии в генералмайоры. Ещё через пять дней Хрущёв лишил своего прежнего протеже звания Героя Советского Союза. Более того, Серова даже выгнали из Москвы, отправив служить в Туркестанский военный округ. Хрущёв добивал своего прежнего любимца в несколько присестов, нельзя отделаться от ощущения, что он то забывал про Серова, то снова вспоминал и придумывал новое наказание. За что же такая немилость? За то, что Иван Александрович «засветился» в «деле Пеньковского». Последний был хорошо знаком с женой и дочерью Серова, которых однажды сопровождал в поездке в Великобританию, после чего закрепил знакомство неоднократной куплей-продажей валюты. Самое забавное, что сам Иван Александрович Серов не только не был
лично знаком с Пеньковским, но даже не слышал этой фамилии вплоть до момента разоблачения последнего контрразведкой. Впрочем, хоть Пеньковский и не был представлен Серову, это отнюдь не мешало американо-британскому шпиону с толком использовать полезное знакомство с его женой — он неоднократно звонил ей по телефону в присутствии «нужных» ему людей, производя необходимое впечатление и тем располагая к себе. Когда Хрущёв узнал, что члены семьи Серова привечали иностранного шпиона, гневу Первого секретаря не было предела. Серова не спасла даже лояльность, которую он демонстрировал на протяжении почти четверти века. Так одна ошибка (ещё раз укажем — не лично Серова!) перечеркнула всю жизнь и карьеру Ивана Александровича. Если Хрущёв подобным образом расправился с близким ему человеком, то можно не сомневаться в том, что карьеры «каких-то там генералов» Савченко, Бельченко и Григорьева он бы поломал вообще не задумываясь. Каждый из готовивших и санкционировавших провальную контрразведывательную операцию должен был понести свою часть ответственности. Генералмайор Григорьев, как «главный кадровик Комитета» мог оказаться виноват в том, что предложил для участия в операции «контролируемой поставки» слишком молодых, слабо подготовленных и не проверенных в деле лиц. Савченко, как «главный идеолог дезинформационных комбинаций», мог быть обоснованно обвинён в том, что руководствуясь принципом «цель оправдывает средства», согласился рискнуть жизнями студентов, непосвящённых в тайные замыслы отдельных участников похода. Чем и тем обусловил гибель совершенно непричастных к оперативной комбинации людей. Наконец, генерал-полковник Бельченко мог оказаться виноват в том, что не обеспечил силами подчинённого ему Главного управления пограничных войск прикрытия погибшей группе (либо последующий перехват убийц). Возможно, Бельченко, как профессионал с большим опытом оперативной работы, изначально выступал против силового прикрытия «группы Дятлова», опасаясь демаскировки прикрывающих и утраты секретности из-за большого числа вовлечённых в операцию лиц. Когда стали подводить итоги, это всё могли ему припомнить. До той поры, пока в овраге не была найдена последняя четвёрка туристов, сохранялась вероятность гибели группы по некриминальным причинам. И формальных оснований для каких-либо оргвыводов не существовало. Однако после обнаружения тел Дубининой, Золотарёва, Колеватова и Тибо-Бриньоля и проведения их судебно-медицинского исследования, всё стало на свои места. По крайней мере те, кто готовил операцию «контролируемой поставки», прекрасно поняли, что же именно случилось 1 февраля 1959 г. на склоне ХолатСяхыл. Физико-техническая экспертиза подтвердила, что передача груза не состоялась, он остался при погибших, а значит противник просчитал наперёд затеянную против него комбинацию. Всё это сделало неизбежным наказание тех, кто продумывал и готовил операцию «контролируемой поставки». Поскольку уровень этих лиц был достаточно высок, а бюрократический механизм всегда срабатывает с некоторой задержкой времени, оргвыводы в отношении трёх заместителей Председателя КГБ последовали через месяц с небольшим после формального прекращения уголовного расследования. И вот только тогда в этом деле была действительно поставлена точка…
30. Послесловие На интернет-форумах, посвящённых трагедии группы Игоря Дятлова, с завидной регулярностью всплывает вопрос: узнал ли правду о судьбе группы Борис Ельцин, став Президентом РФ? Ельцин был выпускником свердловского «Политеха», всю жизнь поддерживал тёплые отношения с сокурсниками и одноклассниками, и безусловно, ещё в молодые годы слыхал о таинственной истории. Предполагается, что получив от отечественных спецслужб информацию об истинной причине гибели группы Игоря Дятлова, он бы непременно предал её гласности и тем снял все вопрсоы. Если Ельцин ничего не прояснил, значит отечественные спецслужбы ничего о группе Дятлова не знают — такой делается вывод некоторыми «исследователями». На самом деле молчание первого Президента России может означать совсем другое: разглашение истинной истории январского 1959 г. похода могло иметь для его режима самые нежелательные политические последствия. Не следует забывать, что «новая Россия», распрощавшись с «тоталитарным прошлым», предала его анафеме, а вот американцы ничего подобного не сделали. Эйзенхауэр, братья Даллес и Пашковский отнюдь не перестали быть героями Америки и «свободного мира», никто не подумал даже вынести мраморную плиту с фамилией Бориса Паша из Зала Славы военной разведки США. Признать, что предтечи нынешних «лучших друзей России» в 1959 г. (и других годах) убивали советских людей на советской же земле, значило предоставить богатейшую пищу для PR-компаний всевозможным анпиловым-тереховым-прохановым и Ко. Могли «попиариться» на этой теме представители и прямо противоположного крыла, всевозможные боннеры-новодворские, с воплями о «кровавой гэбне, подставляющей под расправу невинных». Нужен ли был такой балаган Ельцину? Во имя чего? Разглашение подлинной информации о спецоперациях разведок рождало массу вопросов самого широкого спектра — от этичности таких операций, до выплаты компенсаций за причинённый ущерб. Не надо упускать из вида, что КГБ тоже состоял не из лесных эльфов, разведка Комитета в 50–60-е годы немало накопытила по всему миру. Помимо хорошо известных актов личного террора в отношении видных эмигрантов, имели место и так сказать «неприцельные» спецоперации, например, в июле 1958 г. диверсанты КГБ взорвали жилой дом, где размещались семьи членов НТС, а в июне 1963 г. были произведены 6 взрывов неподалёку от радиостанции «Свободная Россия». Специальные разведывательно-диверсионные резидентуры КГБ существовали по всему миру вплоть до 1966 г. Ворошить это мрачное прошлое в 90-х г. прошлого века было бы верхом политического неблагоразумия — «холодная война» осталась в прошлом и Америка давала Ельцину денег «на демократию», так во имя чего «гаранту Конституции» бередить старые раны? Чтобы утолить любопытство старых поисковиков Слобцова и Карелина? Не смешно… Молчание Ельцина может служить серьёзных косвенным доводом в пользу того, что причина гибели туристической группы Игоря Дятлова имела причиной силы и обстоятельства, связанные с другими государствами. Никакие чисто внутренние причины — будь то действия КГБ, Министерства обороны СССР, тем более некриминальные обстоятельства — не могли служить основанием для сокрытия Президентом России тайны. И табуирования её ныне. Несколько слов нашим читателям, которые по прочтении настоящего очерка решат принять участие в интернет-дискуссиях, связанных с историей группы Дятлова. В последние годы вокруг трагедии на склоне Холат-Сяхыл сложился своеобразный культ, объединивший в рядах разномастных «почитателей, знатоков и исследователей» людей со всех
концов России и даже зарубежья. Это совершенно новый для нашего Отечества субкультурный феномен, пока не имеющий аналогов в Рунете. На разгадку случившегося в феврале 1959 г. на склоне Холат-Сяхыл «подсели» люди самых разных возрастов, увлечений и профессий, так что порой даже оторопь берёт от мысли, что же могло привлечь столь разных людей к разгадке трагедии полувековой давности? Явление это, однако, хорошо известно на Западе, особенно в США, где для людей, зацикленных на разгадывании какой-то исторической загадки психологи придумали даже специальный термин: «могильщики». Одни «могильщики» зациклены на культе Элвиса Пресли и таинственных обстоятельствах его смерти, другие ищут последнюю правду гибели Джеймса Дина, третьи вовсю разгадывают интриги убийства Авраама Линкольна. Примечательно, что для последних культовой фигурой является отнюдь не сам Президент США, а его убийца Бут, с личностью которого обычно связывают основные тайны этого преступления. Может показаться удивительным, но движения эти достаточно массовые, например, в каждую годовщину трагической гибели Джеймса Дина к его могиле на кладбище в городе Фэрмаунт съезжается до 4 тыс. поклонников. Отечественные «могильщики» пока не столь многочисленны и не так сплочены, что конечно же, радует, ибо публика эта довольно своеобразна и малоприятна. Психотип «могильщика» имеет несколько хорошо узнаваемых черт, что позволяет довольно быстро и легко распознать его в ходе даже короткого интернет-общения. Эти люди склонны к пустому «рассуждательству», т. е. бесцельному, малоинформативному и пространному говорению, никак не проясняющему предмет обсуждения. В диалогах с ними нередко можно наблюдать т. н. «соскальзывания мыслей» — необусловленные внутренней связью смены тем дискуссии и ответы, не являющиеся ответами с точки зрения нормального человека. Для них характерны сверхобобщения, при которых из пустячного наблюдения или умозрительного соображения рождаются выводы, чья нелепость очевидна любому непредвзятому человеку. «Могильщики» — «дятловеды» годами мусолят одни и те же мысли, версии и догадки. Они варятся в своём соку, прекрасно знакомы друг с другом и устойчиво ненавидят, или как минимум, презирают оппонентов. Им нравится сам процесс словоблудия на форумах, прекратить посещать которые они не могут. Эти люди припасли кучу фактов, которыми можно как опровергать, так и доказывать любые версии, и с лёгкостью этими фактами жонглируют, наслаждаясь самим процессом спора и возможностью возражать. При этом один и тот же «могильщик» может на разных ветках форума с одинаковым упоением одновременно доказывать прямо противоположные утверждения. Существует интересная отличительная черта, по которой можно безошибочно «вычислить» «могильщика» — порицая с умным видом всех и вся, опровергая все версии, такой человек неспособен предложить что-то своё. Как только участник форума, написавший несколько сотен сообщений, заявит, что не склоняется ни к одной из существующих версий, но своей при этом не имеет, его можно смело отправлять в «игнор» — это кристально чистый «могильщик» — демагог. Лишённые воображения, эрудиции, неспособные аналитически мыслить, люди эти являются ярким воплощением того, что можно определить словосочетанием «интеллектуальная импотенция». Не тратьте на этого импотента своё время, дорогие читатели, знайте, что перед вами убогий человек, научившийся писать комменты, но так и не научившийся думать.
Ныне на перевал Дятлова началось настоящее паломничество любителей как пешего, так и автомобильного туризма. Кем-то из них в память о событиях 1959 г. установлен лавинный зонд, один из тех, которым поисковики пробивали снег с целью поиска тел погибших. Отличный символ, выражающий тщету всех усилий по спасению группы… Фотоснимок с форума любителей внедорожников «нива» , автор, к сожалению, неизвестен. В нынешнее время район гибели туристической группы стал гораздо более доступен, нежели полвека назад. Туда даже отправляются на автомашина. Такие вояжи хотя и экстремальны, но уже вполне возможны. Необходимый post scriptum: Алексей Владимирович Коськин, неоднократно упоминавшийся исследователь трагедии группы Игоря Дятлова, в своём ЖЖ взялся проанализироватьнастоящий очерк. Все, кому интересно дальнейшее погружение в данную тему, могут переместиться туда. Написано там уже немало, как самим хозяином ЖЖ, так и комментаторами. Я следил за публикациями Алексея Владимировича и по мере их появления отвечал комментариями на комментарии (простите уж тавтологию!). Надеюсь, обмен мнениями у нас получился вполне конструктивный, любой желающий может с ним ознакомиться лично. Замечания Алексея Владимировича особенно интересны тем, что он — одних из самых компетентных знатоков обстоятельств гибели группы, не раз бывавший на перевале Дятлова, видевший всю мизансцену собственными глазами и имеющий, к тому же, немалый туристический опыт.