Annotation Мужественные, отважные люди становятся героями книг Марии Семёновой, автора культового «Волкодава», основоположницы жанра «русское фэнтези». В том числе – могучие северные воины, приходившие с моря и не знавшие ни жалости, ни страха смерти. Пестрые паруса их драккаров заметны были издалека. И когда такой парус поднимался над горизонтом, жители прибрежных селений в страхе бежали, спасая свою жизнь. Об их отваге, мужестве, жестокости и ярости ходили легенды. Они жили войной и ради войны. Их хранили суровые асы. Им помогали светлые альвы и темные йотуны. Их души уносили с поля боя златокосые валькирии. Их называли героями и варварами, пиратами и волками Севера. Но сами они звали себя – Викинги. Мария Семенова Разбойники из северных стран Что значит «викинг»? Ваше величество, или короли, цари, конунги Скажи мне, какого ты рода, и я скажу, кто ты Родственниками не рождаются «Я» и «МЫ» Мирные обыватели и отважные бунтари Введение в род «Бессчётное количество» Шкура пращура Правое и левое След и наследник Не сердись, предок! Дом, который построил Бьёрн Священный очаг Еда и жертвенные пиры Хлеб Хмельные напитки Домашние животные Лошади
Мария Семенова Я расскажу тебе о викингах
Разбойники из северных стран На исходе восьмого столетия – почти тысячу двести лет тому назад – к побережьям Западной Европы начали подходить с моря неизвестно откуда взявшиеся корабли под полосатыми парусами, с красивыми и страшными драконьими головами на носах… С кораблей высаживались рослые, большей частью светловолосые, хорошо вооружённые люди. Они нападали на жителей побережья, резали скот, грабили имущество, захватывали и увозили с собой пленных – и вновь исчезали за горизонтом на своих быстроходных кораблях. После себя они оставляли страх и разорение. Встретив отпор, они дрались с удивительным мужеством, до конца защищая друг друга. Взятые в плен – умирали молча, без просьб о пощаде. А если их спрашивали, чьи они, кто их господин, они отвечали: «Господина у нас нет, мы все равны между собой». Сами себя они называли викингамиили ещё норманнами– «северными людьми». Так до сих пор именуют себя норвежцы, а в те времена «северными людьми» – по отношению к континентальной Европе – были все жители Дании, Швеции и Норвегии. Теперь эти страны называют Скандинавскими. Тогда их именовали Северными. Нынешние скандинавы прекрасно понимают друг друга без переводчика, хотя есть отличия и в произношении, и в правописании, и даже в составе алфавитов. («Чтобы получить датчанина, – шутят современные скандинавы, – надо взять норвежца и сунуть ему в рот горячую картофелину…») А тысячу двести лет тому назад в Скандинавии говорили и вовсе на одном языке, который только ещё начинал распадаться на отдельные диалекты. Этот язык называли «северным» или ещё «датским» – видимо, из-за того, что маленькая Дания временами распространяла свою власть и на Швецию, и на Норвегию, и на другие страны. Вспомним, что громадный остров Гренландия посейчас числится территорией Дании; долгие века была датской провинцией и Исландия – ныне самостоятельное государство. С другой стороны, три нынешних материковых скандинавских народа делились в древности на множество разных племён. В Норвегии времён викингов существовала даже «административная единица» – фюльк, что в переводе означает «племя», «народ». Вот как звучали названия некоторых племён: халейги, гёты, хёрды, раумы, руги, юты. Теперь на географических картах можно найти остров Готланд, полуостров Ютландию, норвежские области Хельгеланн, Хордаланн, Ругаланн… Жители этих областей в дни фольклорных праздников надевают народные костюмы, по которым можно безошибочно определить, откуда кто приехал. Сохраняются различия и в диалектах языка, и в архитектуре старинных домов, и в изготовлении традиционных предметов домашнего обихода. Такое явление не есть что-то присущее исключительно Скандинавии. Например, во времена викингов на той территории, где теперь живут три восточнославянских народа – русские, украинцы и белорусы, – обитало не меньшее количество разных племён: словене, кривичи, поляне, древляне, дреговичи, тиверцы, уличи и иные, каждое со своими особенностями национального костюма, культуры, верований и языка. Ещё в девятнадцатом веке, посмотрев, скажем, на прялку, можно было совершенно точно сказать, где она сделана. И до сих пор русский язык Вологодской области – совсем не то, что русский язык Краснодарского края. А в древности этих различий было гораздо, гораздо больше. В каждой местности обитало отдельное племя, считавшее себя особым народом.
Что значит «викинг»? В древности во главе каждого скандинавского племени стоял вождь – «конунг». Знатных людей, помогавших конунгу править, называли «ярлами». Титул произносили после имени – не «конунг Харальд» или «ярл Эйрик», а «Харальд конунг» и «Эйрик ярл». Простые же, незнатные земледельцы, скотоводы, рыбаки и охотники назывались «бондами». Всё это были свободные и очень гордые люди, и земля принадлежала тому, кто её обрабатывал и с оружием в руках мог отстоять от грабителя и захватчика. А грабили и захватывали нередко, и дело тут вовсе не в повышенной воинственности или кровожадности народа, как иногда пишут. Скандинавы никогда не были ни особо воинственными, ни особо свирепыми – люди как люди, и в древности, и теперь. Просто в Северных Странах во все времена было мало плодородной земли, пригодной под пашню или огород. Даже в современной Норвегии, например, только три процентатерритории пригодны для сельского хозяйства, да и то – далеко не чернозём. Гораздо больше голого камня, лесных чащ, утёсистых, заснеженных гор. И моря – настоящего благословения Скандинавских стран. Море плескалось у самого порога дома и нередко оказывалось гораздо щедрей к человеку, чем с трудом возделанные поля. Если обратиться к карте морских течений, можно заметить в Атлантическом океане гигантскую тёплую «реку» – течение Гольфстрим. Оно устремляется из нагретого тропическим солнцем Мексиканского залива к берегам Северной Европы и обладает такой мощью, что его влажное, тёплое дыхание ощущается не то что в Скандинавии – даже на востоке Русской равнины. У шведских берегов, в Ботническом заливе Балтийского моря, зимой стоит лёд, а вот с другой стороны полуострова, там, где властвует Гольфстрим, море даже за Полярным кругом не замерзает. Поэтому мореходство там возможно в течение всего года. Но блага, приносимые Гольфстримом, этим не ограничиваются. Мощное океанское течение перемешивает воду, обогащая её кислородом. В такой воде хорошо себя чувствует планктон – мельчайшие животные и растительные организмы, – а значит, и рыба. А где рыба – там киты и тюлени. Северное, Норвежское и Баренцево моря недаром изобилуют морским зверем и рыбой. Люди, за множество поколений привыкшие к скудости земли и щедрости океана, действительно могли сказать о себе знаменитыми словами оперной «Песни Варяжского гостя» (имеется в виду гость из Северных Стран): «Мы в море родились, умрём на море!» Они с детства обучались управляться с вёслами и парусом, делать любую работу на корабле. Достигло совершенства и строительство кораблей – удивительно красивых, вместительных и быстроходных, не боявшихся никакого шторма. Скандинавы не боялись моря и зачастую доверяли ему больше, чем твёрдой земле. Уловы рыбы, китов, тюленей и вообще всего, что давало море, называли «морским урожаем». О мифологии древней Скандинавии мы поговорим в другой раз, а сейчас отметим только, что в этой мифологии немалое место занимают предания о враждебных людям воплощениях сухопутных стихий – злых великанах, каменных и ледяных. Зато великана Эгира, хозяина подводного царства, причисляли скорее к Богам и считали гостеприимным и хлебосольным хозяином, у которого остальные Боги любили устраивать торжественные пиры. Так отразились в мифологии условия жизни древних скандинавов: не очень-то обильная, порою неласковая и опасная суша – и щедрое, привычное море. Случалось, в голодные годы коров и свиней подкармливали тресковыми головами, и только так скот дотягивал до новой травы. Сами же люди ели рыбу практически каждый день – варёную, копчёную, жареную, солёную, вяленую, даже квашеную, – с ячменным хлебом, с овсяной кашей, просто так. Между прочим, учёные считают, что именно из-за «рыбной диеты»,
продолжавшейся столетиями, среди скандинавов так много светловолосых. В наше время «диета» скандинавов мало чем отличается от общеевропейской, и исследователи пишут, что традиционно белокурый народ понемногу начинает темнеть… Море и верный корабль были для скандинава родным домом. И вот, если несколько лет подряд был неурожай на ячмень и овёс, если родное селение губил лесной пожар, накрывал оползень, поглощал движущийся ледник или захватывали враги, – люди нередко снаряжали корабль и уходили на нём искать себе лучшей доли. Конечно, не все люди, а только самые деятельные, смелые и такие, кому нечего было терять. Иногда они присоединялись к могущественному вождю – конунгу или ярлу. Иногда сами выбирали себе вождя – «хёвдинга» (от слова «хуфуд» – «голова») и начинали жить жизнью этаких морских кочевников, добывать себе еду и припасы, нападая сперва на соседей, потом и на жителей других стран. Напуганным до смерти жителям Западной Европы в первую очередь, конечно, запомнились нападения и грабежи, но сказать, что бродячие мореходы только и делали, что дрались, было бы величайшей несправедливостью. Большей частью они мирно торговали (хотя всегда готовы были за себя постоять, а то и прихватить что плохо лежит), а временами отправлялись исследовать неведомые моря, открывать новые земли… Викинги– вот как называли тех, у кого больше не было дома на берегу, только корабль. Учёные до сих пор спорят о том, что же в точности значит « викинг». Одни говорят, что это просто «житель залива», ведь «вик» значит «залив», а узкие и длинные морские заливы – непременная деталь скандинавского пейзажа. Другие утверждают, что «викинг» – скорее «человек, нападающий на жителей залива». Третьи учёные производят это слово от названия древней провинции Вик на юге Норвегии, в окрестностях современного Осло. Четвёртые доказывают, что «викингом» называли даже не человека, а поход на корабле, в который отправился человек. Одну и ту же фразу из древнего документа переводят и «он отправился с викингами за море», и «он был в викинге за морем». А пятые учёные пишут, что «викинг» – это от древнего глагола «викья» – «уклоняться, сбиваться с пути». Может быть, это мнение наиболее обоснованно, ведь те, кого мы называем викингами, в самом деле уходили из дому, покидали родню и вообще жили не так, как вроде бы человеку положено. О том, почему они были в древнескандинавском обществе «белыми воронами», будет рассказано в главе «Скажи мне, какого ты рода, и я скажу, кто ты». Здесь мы не будем вмешиваться в споры учёных. Запомним только, что викинги– это не народ из «страны Викингии», не национальность. Это профессия. Викинги – это северноевропейские морские воины VIII–XI веков, купцы, мореплаватели и разбойники. Причём не обязательно этнические скандинавы. Викингами, причём весьма знаменитыми, бывали и славяне с южного берега Балтийского моря.
Ваше величество, или короли, цари, конунги Не правда ли, древнескандинавское слово конунгсильно напоминает русское князь? Эти слова действительно родственники не только по звучанию, но и по своему значению. Некоторое время назад в науке был период, когда считалось, что едва ли не всей своей цивилизацией и культурой славянские народы были обязаны своим соседям – германским народам. В том числе скандинавам. Вот и «князя» объявили «германским заимствованием»: в старых книгах по истории России можно прочитать, что «князь» – это немного переиначенное «конунг». В наше время учёные считают, что связь между этими словами гораздо сложнее, глубже и интересней. Их родство уходит корнями в очень отдалённые времена, когда древнейший народ – предшественник славян, германцев и ещё очень многих народов – только ещё расселялся на пространстве от Индии до Атлантического океана, постепенно дробясь на различные племена. Этот народ учёные так и называют – индоевропейцами, а в литературе иногда ещё – индоариямиили индогерманцами. У многих современных народов, причисляемых языковедами к индоевропейской семье, сохранились некоторые сходные слова, напоминающие о том древнем родстве. Причём слова эти, как правило, выражают очень старые понятия, существовавшие ещё до отпочкования того или другого народа от общей ветви. Одним из таких понятий было «предводитель, старейшина рода, глава семьи». Вот из какой дали времён явились слова, которыми во многих странах называли раньше или посейчас называют правителя: немецкий «кёниг», английский «кинг», шведский «кунг», норвежский «конг», датский «конге», эстонский и финский «кунингас», наш «князь», болгарский и западнославянский «кнез»… Сюда же относится и «ксёндз» – польский священник. В обозримые исторические времена все эти слова подразумевают правителей-мужчин. Однако учёные пишут, что древний индоевропейский корень кон, от которого все они происходят, обозначает… женское чрево, в котором зарождается новая жизнь. Оказывается, человечество с древнейших времён прямо-таки с религиозным почтением относилось к Женщине и её важнейшему качеству – способностью быть матерью, рожать детей. Как ни странно это покажется на взгляд современного человека, роль мужчины в рождении ребёнка была для древних людей далеко не так очевидна, как для нас теперь: считалось, что при посредстве женщины вновь воплощаются духи могущественных предков, иногда даже причисленных к лику Богов. Поэтому скандинавы времён викингов всерьёз полагали, что дядя по матери – родственник гораздо ближе отца; считалось, что именно на него, а не на отца скорее всего будет похож родившийся сын. Детям будет вообще «позволено» походить на отца только в том случае, если он хорошо позаботится о них и о жене! Вспомним: до сих пор детей зачастую называют «по дедушке» или «по бабушке», а то и именами прославленных, знаменитых людей: полководцев, космонавтов, артистов и даже киногероев. Вот только теперь уже мало кто помнит, что в древности таким образом пытались привлечь к ребёнку дух и удачу прославленного предка, а позже – знаменитого человека… Но мы несколько отвлеклись. Исследователи переводят контак: «предел, начало, конец». Древние люди вкладывали сюда понятие изначальности, вечности, замкнутого круга, границы. Вспомним: ис конный, испо конвек у, конец, с кончаться; кондовым на русском Севере называли могучий, крепкий строевой лес, живущий, кажется, вечно. Не лишне упомянуть слова за кони по кон, то есть обычай. «Коном» в старину называлась большая группа людей, тесно связанных между собою,
первоначально – родственный клан, большая семья. Ещё словом «кон» обозначали «юрисдикцию», закон данной общины. Вот откуда коновод: это не тот, кто «водит коня», это – зачинщик, затевала, способный увлечь за собой людей, отстоять законность. Одним словом – вождь. И не только светский, но и духовный. Зная всё это, можно ли всерьёз утверждать, будто такие люди, энергичные, деятельные предводители – и название для них – появились у наших предков только после знакомства с соседями-скандинавами? Конечно же, нет. (А если повнимательней присмотреться к слову « конечно»…) История других терминов, которыми в Европе традиционно обозначают правителей, не менее поучительна и интересна. Например, многие ли теперь знают, что знакомое и привычное нам слово «король» во времена викингов только что родилось? Произошло оно от имени Карла Великого, в конце VIII – начале IX века победоносно владевшего половиной Европы. Такое уважение и такой страх внушал этот легендарный властитель, что его имя стало нарицательным. Точно так же как русское «царь» (а также иногда употребляемое «кесарь» и «цесарь») – от имени Гая Юлия Цезаря, знаменитого императора Древнего Рима. Вот какие превращения бывают в истории с именами людей, оставивших по себе долгую память. Причём совершенно не обязательно добрую!
Скажи мне, какого ты рода, и я скажу, кто ты При всём том, что было сказано выше о природных условиях, казалось бы, побуждавших население к морским путешествиям и поискам лучшей доли у чужих берегов, викинги никогда не составляли в древней Скандинавии большинства населения. Далеко не каждый срывался с насиженного места и «в один прекрасный день» отваживался начать жизнь морского разбойника. Иногда в популярной литературе пишут, что викингами, и в особенности предводителями викингов, становились по преимуществу младшие сыновья зажиточных людей: они, мол, не наследовали отцовских земель, а значит, волей-неволей были вынуждены искать удачи на стороне. Никто не спорит, бывали и такие случаи, но основная причина, толкавшая людей к жизни морских кочевников, была всё же несколько иной. К началу эпохи викингов в Скандинавии только начинали возникать города и крупные поселения. Жители Северных Стран вообще редко селились деревнями, ведь на каждую «душу населения», чтобы прокормиться, требовались обширные лесные угодья для охоты. Древнескандинавскому поселению точнее всего подходит название «хутор». Как правило, гденибудь в укрытом от ветра солнечном месте на берегу морского залива стоял всего один большой дом (внутри него мы ещё побываем), окружённый хозяйственными постройками и непременными сараями для лодок и корабля. А в доме жила опять-таки всего одна семья. Эта семья была совсем не похожа на ту, к которой мы привыкли в нашей современной жизни: мать, отец, один-два ребёнка. Самое большее, есть ещё дедушка с бабушкой и дядя с тётей, да и те живут, как правило, где-нибудь в другом месте. Если же в семье трое детей, она считается многодетной, и государство ей помогает. В древности, во-первых, все поколения семьи жили обыкновенно под одной крышей, да ещё где-нибудь неподалёку находилось семейное кладбище, так что в жизни семьи незримо принимали участие и давно умершие предки. Во-вторых, детей рождалось гораздо больше, чем теперь. Ещё в XIX веке, в условиях единобрачия, десять и более детей было обычным явлением. А в эпоху викингов, не забудем, богатому и состоятельному мужчине не считалось зазорным приводить в свой дом столько жён, сколько он мог прокормить… Представьте себе такой дом, в котором живут четверо-пятеро братьев с жёнами, детьми, родителями, бабушками, дедушками, дядями, тётями, двоюродными, троюродными… Целое общежитие, и все – родственники! Учёные-этнографы, изучающие жизнь самых разных народов, так и называют подобный родственный коллектив: большая семья. Каждый человек, живший в большой семье, ощущал себя в первую очередь не индивидуальностьюсо своими собственными запросами и возможностями, как мы теперь. Он рассматривал себя главным образом как члена рода. Он казался себе частичкой единого тела, единой души. Он мог назвать своих предков на несколько столетий назад и подробно рассказать о каждом из них. И он знал, что о нём самом будут помнить через несколько веков, – с гордостью или, может быть, со стыдом. Знакомясь и называя себя, всегда добавляли: сын такогото, внук и правнук такого-то. Без этого имя было не имя: люди сочли бы, что человек, не назвавший отца и деда, что-то скрывает. Зато уж, услышав, какого ты рода, люди сразу решали, как к тебе относиться. Каждый род имел вполне определённую репутацию. В одном люди исстари славились честностью и благородством, в другом встречались мошенники и задиры: значит, повстречав представителя подобного рода, следовало держать ухо востро. Человек знал, что при первом знакомстве его будут оценивать так, как того заслуживает его
род. С другой стороны, он и сам чувствовал ответственность за всю большую семью. За одного набедокурившего расплачивался весь его род! Очень часто, встретив незнакомого человека, называть свой «род-племя» даже и не требовалось. В эпоху викингов повседневная одежда каждого человека представляла собой его полный «паспорт». Точно так, как по нынешней форме военного можно сразу определить, в какой стране он живёт, в каком роде войск служит, какое звание имеет, каких наград удостоен, где воевал и так далее. В древности одежда каждого человека содержала огромное количество деталей, очень много говоривших о её обладателе: из какого он племени, какого рода, состоит ли в браке, старший или младший сын или дочь и ещё много разных подробностей. А значит, посмотрев на одежду, сразу можно было определить, кто это такой и откуда, а значит, и как себя с ним вести. В древности точно такие же порядки существовали и у нас на Руси. До сих пор в русском языке сохранилась пословица: «По одёжке встречают, провожают по уму». Только не все теперь знают, из каких отдалённых времён явилась эта народная мудрость. Обычно считается, что «по одёжке» видно, богат ли человек и со вкусом ли одевается. На самом деле всё гораздо серьёзней: впервые повстречав человека, «по одёжке» определяли его род и решали, как себя с ним вести. И только потом, познакомившись поближе, оценив его личные качества, человека провожали «по уму»…
Родственниками не рождаются Изучение древних сказаний и, более того, наблюдения за жизнью различных племён, обитающих в труднодоступных районах Земли, подвели учёных к странному, на современный взгляд, выводу: в условиях родового строя родственниками не рождаются. Оказывается, прежде чем стать настоящим членом семьи и обрести в ней обязанности и права, новорожденный малыш должен был ещё «доказать» своё право на это. Древние люди считали необходимым убедиться, что ребёнок – свой. Что он вообще человек. По их мнению, беременной женщине угрожало множество магических опасностей. В частности, считалось, что злые силы способны похитить будущего ребёнка прямо из материнского чрева и заменить его своим детищем – никчёмным, злобным созданием. Кто же мог по достоинству оценить новорожденного? Конечно, Высшие Существа, которым поклонялось данное племя. В этой книге будет неоднократно упоминаться о тотеме– волшебном звере, которого тот или иной род считал своим предком. Зверя соответствующей породы (оленя, волка, лисицу…) иногда приручали и держали в деревне. Ему-то в древнейшие времена и показывали младенца. Если зверь относился к малышу благосклонно, тому предоставлялась возможность жить, расти и взрослеть. Если же нет – ребёнка могли и убить. Позже живых «тотемов» заменили изваяния Божеств, у которых испрашивали знамения. А ещё позже функции божественных предков были возложены на… предводителя рода . В частности, у скандинавов времён викингов именно ему надлежало решать, оставить ребёнка или приказать его «вынести» и покинуть где-нибудь в ямке на волю стихий, диких зверей и милосердных прохожих. В художественной литературе очень любят использовать этот момент для иллюстрации «бесчеловечной жестокости» языческой эпохи, тем более что христианство действительно боролось с убийством неугодных детей. Жаль только, что при этом как-то забывают: ко времени викингов судьба новорожденного определялась уже в основном не магическими, а экономическими обстоятельствами (допустим, ребёнок родился в разгар жестокого голода). Кроме того, в языческие времена детей «выносили» не «через одного», как иногда полагают, а исключительно редко и, по выражению старинной хроники, «никто не считал, что это хорошо».
«Я» и «МЫ» Легко было жить в большой семье или в не очень большой? В таком роду никогда не бывало ни всеми позабытых детей, ни брошенных стариков. Когда у кого-то случалась беда, родня – даже самая дальняя, которую мы назвали бы «седьмая вода на киселе», – готова была прийти на выручку. Отстроить сгоревший дом, поделиться имуществом и богатством, помочь отбиться от врагов, заступиться за обиженного. В древней Скандинавии случалось даже так, что суд решал спорное дело в пользу того, кто приводил с собой больше родни. И даже не потому, что родня эта являлась на суд с оружием… Мой род – моя крепость! Зато в любой ситуации человек должен был действовать так, как будет лучше для его рода. А свои личные интересы соблюдать только потом. Такое общество, в котором безраздельно властвует род, учёные называют традиционным. В таком обществе веками накапливались традиции– те взгляды, понятия, идеи, обычаи, которые на протяжении столетий помогали обществу выжить. Так вот, если хорошенько присмотреться к любой древней традиции, окажется, что она совершенно чётко нацелена на выживание рода. Никакого «индивидуализма» традиционное общество не признаёт. И, поскольку человечество не вымерло, значит, подобное положение большую часть людей худо-бедно устраивало. Традиционное общество с некоторой натяжкой можно уподобить муравейнику. Природе всё равно, погибнет или будет жить данный конкретный муравей: лишь бы уцелел муравейник. Вот и человеческое общество на определённых этапах своего развития заботится не столько об индивидуальной судьбе отдельного человека, сколько о выживании общества в целом. То есть – рода. Что из этого получалось? Род, полностью определявший жизнь каждого из своих членов, временами диктовал им свою непреклонную волю в самых деликатных вопросах. Например, если два рода, жившие по соседству, решали объединить свои усилия, вместе отправляться на охоту или в море за рыбой, или отбиваться от врагов, – самым естественным казалось скрепить союз родственными отношениями. Если в одном роду был взрослый парень, а в другом – девушка, родственники могли попросту приказать им жениться. И всё! Никакие отговорки не принимались. Подумаешь там, «любит – не любит». Какие мелочи, если речь идёт о благополучии рода! Стерпится – слюбится… В наше время жениться «по расчёту» или по настоянию родственников считается безнравственным и отвратительным. Сегодняшнее общественное мнение признаёт только любовь: «любовь всегда права», как выразился поэт. А в древности и у скандинавов, и у наших предков славян нравственным считалось, наоборот, повиновение воле родителей! Что ж, каковы условия жизни того или иного общества, таковы и моральные нормы, в этом обществе действующие, и ничего удивительного в том нет. Мерить древних людей современными мерками, как мы часто делаем, просто нельзя. Пример с любовью и браком – просто самый бросающийся в глаза, а вообще ситуаций, когда интересы отдельной личности вступали в противоречие с интересами рода, можно привести бессчётное множество. И, как водится, большинство склонялось перед авторитетом традиций и уступало. Ещё бы! Иначе человеку пришлось бы уйти из дому, то есть почти наверняка погибнуть или, если повезёт, обречь себя на весьма жалкое существование. Не случайно учёные-этнографы обнаружили у народов нашей планеты, до сих пор ещё живущих по законам родового строя, большой процент самоубийств среди молодёжи пятнадцати – семнадцати лет. Дело тут, по-видимому, в том, что как раз в таком возрасте запросы и интересы
взрослеющей личности вступают в серьёзный конфликт с порядками и правилами, царящими внутри родственной группы. Большинство смиряется и переламывает себя, подчиняясь общественной морали. Некоторые – самые сильные, решительные и безоглядные – порывают с воспитавшим их обществом и отправляются искать лучшей доли сами по себе. А кто-то, не в силах избрать ни тот, ни другой путь, находит выход в самоубийстве.
Мирные обыватели и отважные бунтари Род – наиболее древняя форма общественного устройства и, как пишут учёные, едва ли не наиболее живучая и прочная. Недаром наиболее устойчивые и успешно работающие организации устроены по «родственному» принципу – от процветающих фирм («Весь первонал – одна семья!») до «семей» мафии. Однако род – это всего лишь частный случай группы, членом которой может быть либо не быть человек. Группа – это сообщество людей, обладающее внутренней организацией и принятыми правилами поведения. Каждый человек может быть членом нескольких групп. Например, мы, в нашем современном обществе, у себя дома в первую очередь являемся членами своей семьи; учащиеся школы, сидящие на уроке, в первую очередь – школьники, а всё остальное уж потом; взрослые люди на работе – члены данного коллектива. И так далее. Участие в группе даёт человеку определённые преимущества, но и ограничения на него налагает. Чтобы представить это себе, достаточно мысленно сравнить права и обязанности работающего человека – и безработного, имеющего дом и семью – и бомжа, нормального школьника – и беспризорника. Понятно, что человек, являющийся членом устойчивых и сильных групп, и сам чувствует себя морально и материально защищённее и увереннее, но кое в чём не свободен. Ему приходится выполнять массу обязанностей, далеко не всегда приятных, а зачастую – сдерживать свои личные порывы (например, когда хочется поколотить начальника, вполне это заслужившего). Безработному и беспризорнику не надо вставать по будильнику, спешить на работу и вежливо раскланиваться с ненавистным начальником. Свобода! Зато им никто не платит зарплату, не оплачивает больничный, не выдаёт свидетельство об образовании. Кому что больше подходит – решать каждому за себя. Учёные, изучавшие закономерности внутри групп, называют ту часть человечества, которая, поступаясь частью личной свободы, работает на остальное общество и что-то получает взамен, структурой. Тех же, кто не желает подчиняться правилам, «шагать в ногу» и признавать над собой какую-то власть, тех, кто стремится вырваться за рамки общества и провозглашает «свободу, равенство и братство», учёные на своём языке называют коммунитас. Про бунтарей и белых ворон, которых во все времена можно было смело причислить к коммунитас, писатели пишут приключенческие романы. Однако, если подумать, то окажется, что в «мирной жизни» лучше жить среди структуры. Среди тех, кто встаёт рано утром и отправляется в поле, в огород, за рыбой, в лес на охоту. Так же легко понять и ещё одну истину: если бы общество состояло только из тех, кто ведёт себя примерно, всегда слушается родителей и начальства, не нарушает никаких правил, – в таком обществе можно было бы удавиться с тоски, а кроме того, само такое общество потеряло бы способность меняться, прекратило бы всякое развитие, ведь любое новшество неизбежно есть нарушение каких-то прежних правил. С другой стороны, жить в обществе, состоящем сплошь из бунтарей, никакого закона и порядка не признающих, – также удовольствие небольшое. Эту часть населения можно сравнить с закваской, которая даёт новые идеи и придаёт обществу, временами болезненно, какой-то поступательный импульс. Но ведь даже простое тесто не может состоять из одних дрожжей, нужна и мука, причём все составляющие – в определённой пропорции… Что из этого следует? Во-первых, нормальному, спокойно развивающемуся обществу в равной степени нужны все его дети – и люди-валуны, и люди-колючки, и даже те, кто живёт вроде бы ни для чего, просто «для красоты».
Во-вторых, интересно проследить, что же происходило – и происходит – с вольницей «свободных и равных», когда она отделяется от ненавистной «структуры» и начинает жить сама по себе? Оказывается, очень быстро она сама обзаводится «структурой». Рыбак рыбака видит издалека – вчерашние бунтари-одиночки объединяются в группы (хотя бы в целях элементарного выживания), и кто-то неизбежно оказывается самым инициативным и смелым, становится вожаком. А если приходится ещё и постоять за себя, очень скоро выясняется, что без строгой воинской дисциплины даже очень храбрые воины много не навоюют… Законы, о которых рассказывалось в этой главе, являются общечеловеческими. Они суть следствие биологической природы человека и действовали у всех народов и во все времена. В том числе и в древней Скандинавии. Как и повсюду, большинство населения там составляли земледельцы, охотники и рыболовы, не помышлявшие ни о каких приключениях. Но были и другие люди – активные, дерзкие, независимые, стремившиеся к какой-то иной жизни, к дальним путешествиям, опасностям и воинским подвигам. Собираясь вместе, эти люди объединялись в ватаги, избирали себе вождя – хёвдинга. А поскольку к морю они были привычны едва ли не больше, чем к твёрдой земле, рано или поздно у них появлялся корабль, на котором они и отправлялись в походы… Вот этих-то людей, «ушедших из дома», «живущих не как все», и называли викингами. Теперь понятно, что какая-то особая воинственность или кровожадность здесь ни при чём. Просто в древней Скандинавии действовали те же законы традиционного общества, что и во всём остальном мире. Просто местные условия, в которых действовали эти законы, были достаточно своеобразными. А кроме того, история распорядилась так, что интересующее нас явление происходило всё-таки не в такие уж отдалённые времена. Нашлись грамотные современники, которые оставили достаточно подробные описания. А влажная глинистая земля Северных Стран сохранила огромное количество предметов, по которым учёные могут достаточно достоверно установить, как же в действительности жили люди в ту эпоху. Эпохой викинговисторики называют период с конца VIII по конец XI века нашей эры, потому что вся жизнь тогдашней Европы – да и не только Европы – проходила «под знаком» постоянных набегов воинов из Северных Стран.
Введение в род Рассказывая о большой семье, о роде, властно определявшем всю жизнь древнего человека, мы уже проследили парадоксальную на первый взгляд мысль: родственниками не рождались. Мы видели, как присматривался род к новорожденному малышу – своей собственной плоти и крови. Но ведь в древности, точно так же как и теперь, жизнь подбрасывала самые неожиданные «повороты сюжета». Скажем, появлялось на свет дитя, рождённое не в семье, а, как принято выражаться, «на стороне». Как должен был поступать его отец, если он не бегал от отцовства, а, наоборот, желал присоединить, например, внебрачного сына к своему роду и сделать его законным наследником? Ситуаций могло быть величайшее множество. Например, боевой поход или просто путешествие по каким-то делам ознаменовалось ещё и любовным приключением, в результате которого родился ребёнок. Или родился ребёнок у рабыни, не состоявшей, естественно, в браке с хозяином. Или, помимо «главной» жены, появлялась «младшая» жена или наложница, у которой опять-таки рождался ребёнок. Или… Учёные пишут, что общего термина «незаконный ребёнок» в те времена не существовало. Зато древние скандинавы различали несколько категорий детей, которые без обряда усыновления не имели права на отцовское положение и имущество. В частности, это «хорнунг» – ребёнок женщины, за которую не был уплачен свадебный выкуп («мунд»), «рисунг» – ребёнок свободной незамужней женщины, «тиборн» – ребёнок рабыни и «эттлс» – безродный. Как же происходило усыновление? В эпоху викингов законы существовали в устной форме; как рассказывается в соответствующей главе, вместо современных сборников законов существовали «ходячие кодексы» – люди, помнившие законы наизусть и произносившие их в случае необходимости. Их так и называли – законоговорители. Законы передавали из поколения в поколение на протяжении веков, в результате чего словесные формулы шлифовались, приобретали отточенность и лаконизм. Современные учёные судят о законах времён викингов по нескольким судебникам, составленным в Норвегии в XIII веке. По мнению языковедов, записанные в них юридические формулы несут на себе несомненную печать устной традиции: по своему построению они напоминают стихи, часто перекликаются с пословицами и поговорками, и при каждой следует непременная фраза: «как говорили в старину». Вот что сказано в одном из таких судебников о том, как следует вводить в род внебрачного сына: «Отец вводит своего сына в род с согласия своих ближайших наследников. Пиво из трёх мер солодового зерна варится, и трёхлетний бычок забивается. Шкура сдирается с правой задней ноги бычка выше колена, и башмак делается из неё. Отец заставит сына, вводимого в род, вступить в этот башмак. Отец должен вступить в башмак, держа на руках своих несовершеннолетних сыновей, но его совершеннолетние сыновья должны вступить в башмак сами. Если он не имеет сыновей-первонаследников, тогда те мужчины, которые ближе по наследству, после него вступают в башмак. Вводимый в род берётся на колени мужчинами и женщинами. Женщины также могут быть свидетелями, наравне с мужчинами, в том, что вводимый в род был полностью включён в род этой церемонией, так как имеет такую же обувь, в которую все они вступают…» Во время действия отец должен был произнести следующую речь-клятву: «Я ввожу этого человека в права на имущество, которое я ему даю, на деньги и подарки, на сидение и поселение, на возмещение и выкуп, и во все личные права, как если бы за его мать
был уплачен свадебный выкуп». Обряд так и назывался: «эттлейдинг» – «введение в род». Для современного человека, не знакомого с закономерностями мифологического мышления древних людей, приведенный выше «сценарий» эттлейдинга выглядит полнейшей бессмыслицей. Спрашивается, какая разница, сколько варить пива и какого бычка резать для празднества, что за непонятный башмак и ещё менее понятные манипуляции с ним? Почему, наконец, надо «заставлять» сына, который, надобно думать, и сам вовсе не прочь узаконить своё положение?.. Однако, как водится, если немного подумать и кое-что вспомнить, в древнем обряде можно разобраться без большого труда. Учёными-скандинавистами уже проделана эта работа. Последуем же за ними и убедимся, что – как это сплошь и рядом и бывает – привычные всем нам понятия поворачиваются неожиданными гранями.
«Бессчётное количество» Почему пиво варилось именно из трехмер зерна, а бычка для заклания выбирали опять же трехлетнего? Совершенно очевидно, что всё дело здесь в «священной и магической» цифре три. Мы с детства привыкаем к тому, что цифра эта некоторым образом особая: здесь и выражение «Бог троицу любит», и три попытки, которые, как правило, даются спортсмену на соревнованиях. Но случалось ли нам задумываться, почемуименно три? Если обратиться к животному миру, оказывается, наши «братья меньшие», принадлежащие к различным видам, вполне способны к счёту, но лишь в определённых пределах. Специалисты выяснили, что, например, кролик умеет считать только до четырёх: всё, что дальше, для него поистине «бессчётное количество». Есть свои пределы и у других животных. Человек же, как пишут учёные, свой предел счёта отодвигал постепенно, по мере того как сам выделялся из животного мира. Не случайно термин «бессчётное количество» любят употреблять маленькие дети, те, которые на вопрос: «Умеешь считать?» – в лучшем случае отвечают: «До десяти». «Бессчётное количество» у них начинается с одиннадцати. Каждый ребёнок, подрастая, как бы пробегает в ускоренном темпе историю развития человечества. Пределы счёта расширяются по мере того, как в этом возникает нужда. Интересен факт, установленный языковедами: в языке некоторых племён, и сейчас ещё живущих по законам каменного века, очень мало числительных. Зато присутствует не просто знакомое нам грамматическое множественное число, а «двойное», «тройное», «четверное»… Трудно перевести на подобный язык книгу по высшей математике, но, спрашивается, зачем? У народа, живущего в пещере, нет пока нужды в уравнениях. Появится нужда – возникнут и средства… Так вот, был, оказывается, в жизни наших отдалённейших предков такой период, когда «бессчётным количеством» для них было… число три. Один – это понятно всякому. Двое – это ты и я, мужчина и женщина, семья, любовь. Появляется ребёнок – и нас уже «очень много»… Вот тогда-то, в глубокой древности, и сформировалось особое отношение к числу три. Теперь понятно, почему у нашего Змея Горыныча именно три головы, а на бой с ним выходят, как правило, трое сказочных братьев. В эпоху, когда складывались легенды о Змее и борьбе с ним, подобное определение численности сражавшихся, вполне возможно, подразумевало «многотысячные армии». Бессчётное количество, и всё тут! А «тридевятое царство»? Край света, другая галактика. А «тридцать лет и три года», которые Илья Муромец просидел на печи, прежде чем сделаться богатырём? Кому доводилось серьёзно болеть, тот знает, что вынужденная беспомощность длится, с точки зрения больного, целую вечность. Может быть, именно эту мысль хотел подчеркнуть создатель былины? Скандинавская мифология тоже отдала дань заветной цифре, только наши северные соседи пошли по пути, так сказать, математического утроения: в скандинавских преданиях чаще фигурирует «трижды три» – число девять. Если герой видит в небе скачущих на конях валькирий (мифических дев-воительниц), то их, скорее всего, девять. Один из Богов, Хеймдалль, был порождён «девятью девами» – морскими волнами. А сама Вселенная, по мысли древних скандинавов, делилась на девять разных миров: мир Богов, мир людей, мир мёртвых, мир великанов и так далее. Однако цифра три встречается и в «чистом виде». У Мирового Древа, поддерживающего и связывающего миры, три корня. Из-под корней бьёт вещий источник, а возле него сидят три Норны – провидицы судеб… Таким образом, число три в древнем законе указывает, во-первых, на то, что пива для
обряда должно быть очень много, а бычок – взрослый, в расцвете сил. В переводе на современные единицы «три меры солодового зерна» означает 151 килограмм. Из этого количества получалось около двухсот литров пива. На первый взгляд это много, но следует вспомнить, что на праздник собирался весь род, в котором запросто могло быть более ста человек.
Шкура пращура Почему для священного пира резали именно бычка, а не, скажем, нескольких свиней? Да ещё и делали из его шкуры башмак? В первобытной древности люди считали, что животный и растительный мир живёт, как и они сами, родами и племенами. Так и говорили: «народ тигров», «народ медведей». Животным приписывали магические свойства и способность превращаться в людей, а также вступать с ними в брак. Каждый встречал в приключенческих книгах, допустим, об индейцах, «род Волка», «род Бизона», «род Черепахи». О подобных мифологических представлениях уже говорилось достаточно подробно в главе «Родственниками не рождаются». Но все ли задумывались, что для тех, кто причислял себя к подобным родам, эти названия были далеко не пустым звуком? Древние люди не «играли в индейцев». Они абсолютно серьезновозводили свою родословную к предку-зверю – тотему. Учёными установлено, что стадии тотемизмане миновал в своём развитии ни один народ. В том числе и европейцы. В эпоху викингов каждый уважающий себя скандинав возводил свой род к Богам. Между тем в главе «Коровы» будет рассказано, что, согласно преданию, самый первый предок Богов (а значит, и людей) появился на свет благодаря корове Аудумле. Во времена викингов тотемизм в Скандинавии уже отходил в область воспоминаний, но вера в благодетельницу-корову держалась. Она-то и выступает в обряде эттлейдинга как всеобщий «тотем». В начале главы «Еда и жертвенные пиры» рассказывается о том, какое значение приобретала любаясовместная еда: разделить трапезу значило автоматически стать чуть ли не родственником. Ещё в большей степени сказанное относилось к такой трапезе, когда совместно поедалось мясо тотемного животного: участвовать в этом могли только члены родственной группы. Вот почему скандинавы эпохи викингов, уже отошедшие от тотемизма, но ещё помнившие о корове Аудумле, на священном родовом пиру вкушали именно говядину, а не баранину или свинину. Но священной силой обладала не только плоть зверя-тотема; не меньшее значение придавалось и шкуре, которую почитаемый предок тоже «позволял» использовать лишь членам своего рода. Зато для «своих» она была, как пишут учёные, поистине универсальным средством на все случаи жизни: из неё старались соорудить жилище, чтобы не пробрался злой дух, на ней спали, чтобы не приснился дурной сон, в неё завёртывали младенца, чтобы рос здоровым и крепким, ею укрывали покойника, чтобы его дух обрёл достойное успокоение на небесах… По счастью, есть ещё на нашей планете народы, для которых система тотемических верований и соответствующие обычаи являются приметой совсем недавнего прошлого, а то и настоящего. Благодаря этому учёным удаётся собрать поистине бесценные данные и многое объяснить. Естественно, в одежде из шкуры священного животного не ходили всё время. Её надевали в основном для священнодействия, одним из которых, как говорится в главе «Воины-звери», была война. Так, этнографическая наука свидетельствует, что американские индейцы, например, отправлялись на «тропу войны» в шкурах своих тотемов: род Волка – в волчьих, род Медведя – в медвежьих и так далее. Понятно, что звериные шкуры поневоле приходилось подгонять к человеческой анатомии, но кройку и шитьё старались свести к минимуму. Особенно это касалось ритуальных облачений, в частности шаманских. Но в любом случае расположение тех или иных частей шкуры на теле человека должно было строго соответствовать их расположению на теле животного. Так, головной убор непременно выкраивался из шкуры с головы зверя, верхняя
наплечная одежда – из спинной части, шкура с передних лап становилась рукавами, с задних – штанами и так далее. Древний обычай отразился и в языке. Все слышали слово «парка» и знают, что это вид верхней одежды из меха. Но все ли знают, что в буквальном переводе «парка» значит «туловище»? Все слышали русское выражение «спрятать в загашник», то есть укрыть в недоступном, потаённом месте. Но многие ли помнят, что оно связано со старинным названием штанов – «гачи» или «гащи», которые удерживались на теле с помощью шнурка-«гашника» (за ним-то, то есть непосредственно у тела, и помещали спрятанную вещь)? И, наверное, одни только учёные знают теперь, что слово «гачи» обозначало в глубокой древности «шкуру с задних ног зверя»… С течением времён древние люди перестали использовать всю шкуру тотема. Для обозначения принадлежности к данной родственной группе и для индивидуальной магической защиты было достаточно малой толики: полоски или клочка шкуры, пера, клыка, подвешенного на ремешке… Башмака, выкроенного из кожи с задней ноги. Но почему именно с правой?
Правое и левое Учёные-этнографы, занятые изучением и сравнением быта и верований различных народов, выделяют в накопленном ими материале то, что они на своём языке называют бинарными оппозициями. «Бинарный» – значит состоящий из двух частей, «оппозиция» – противостояние. Оказывается, в мифологических представлениях разных племён прослеживается очень чёткая система воззрений на «своё – чужое», «сырое – приготовленное», «видимое – невидимое» и так далее. В том числе и на бинарную оппозицию «правое – левое». Если почитать книги специалистов, постигающих тайны человеческого мозга, выяснится, что два полушария, из которых он состоит, – правое и левое, – выполняют разные функции. Когда одно из них работает активней другого, у человека проявляется то, что мы называем ярко выраженными склонностями: не секрет, что есть люди, «предрасположенные» к точным наукам, и есть точно такие же «прирождённые» гуманитарии. Именно из-за особенностей строения нашего мозга большинство людей предпочитает работать правой рукой; природных левшей раньше переучивали, но, когда стала понятна причина, перестали это делать, чтобы не нанести вреда психике. Различается по своему устройству и работе и мозг мужчины и женщины. Именно поэтому женщины в своих рассуждениях руководствуются совсем иными логическими принципами, нежели мужчины, им свойственны иные черты характера. На эту тему – как, впрочем, и на все остальные, которые мы затрагиваем в этой книге, – можно говорить до бесконечности. Ограничимся, однако, признанием факта: в мире человека между правым и левым действительно существует мощная смысловая разница. Древние люди, отличавшиеся большой наблюдательностью, заметили её очень давно. Только выразили они свои наблюдения не на языке науки, как мы теперь, а на языке мифа. До наших дней дожило всем знакомое выражение: «встать с левой ноги». Смысл его – начать день неудачно или в плохом настроении; говорят и проще – «не с той ноги». Существует выражение «вывернуть на левую сторону», то есть наизнанку. Казалось бы, при чём тут «левая» сторона, ведь у одежды есть только лицо и изнанка? Легко убедиться, что здесь, как и в первом случае, имеется в виду не тасторона. Учёные пишут: во всех культурах праваясторона обозначает всё светлое, истинное, хорошее, доброе, жизнеутверждающее, правильное. Левая– всё тёмное, злое, ложное, плохое, несправедливое, смертоносное. Говорят же про жулика, что у него «левые доходы», о супружеской измене – «налево гуляет»… Вот почему в древнескандинавском обряде фигурирует именно правыйбашмак, шкуру для которого соответственно брали с правойзадней ноги жертвенного бычка. Отважимся предположить, что второго башмака не делали вовсе, чтобы ни в коем случае «не связываться» с левым. Пусть новый член рода воспримет сам и принесёт в семью только хорошее, доброе, правильное.
След и наследник В эпоху викингов, когда совершали эттлейдинг, вера в тотема, как мы помним, в Скандинавии уже угасала. Вероятно, по этой причине кожу для ритуального башмака брали с ноги животного выше колена. В более отдалённые времена её, несомненно, снимали непосредственно с лапы. Такие обрядовые башмаки, изготовленные из шкуры с задней лапы медведя вместе с когтями, делали некоторые племена американских индейцев. Нога человека, обутого в подобный башмак, оставляла на земле след тотема. Мы здесь рассуждаем о скандинавском обряде, но вдумаемся в привычные нам русские слова: следи наследник… Человек, принадлежавший к тому или иному роду, во время ритуала должен был запечатлеть на земле вполне определённый след. Вот откуда приведенные выше слова из клятвы отца: новый член рода, мол, отныне приобретает все права, поскольку имеет такую же обувь. Зверя узнают по следам; тот, кто оставляет на земле медвежьи следы, закономерно принадлежит к роду Медведя! Вступивший на следстановился наследником… Учёные полагают, что этот термин возник задолго до того, как сложилось понятие о наследовании имущества, с которым мы его обычно связываем теперь. После сына в тот же башмак вступал отец, а за ним и ближайшие родственники. Зачем? Они «перекрывали» след нового члена рода своими, тем самым беря его под своё покровительство, обещая защиту и помощь: в большой семье все отвечают за всех, каждый готов вступиться за каждого. А защита, по крайней мере магическая, была необходима немедля. Люди верили, что неперекрытым следом могли воспользоваться злые силы или враги, владеющие колдовством. Известно же, что «по следу» можно наслать порчу, пустить зловредного духа и причинить ещё множество бед. Вот и с ритуальным следом поступали так же, как с реальным следом на тропе, если не хотели, чтобы недруг дознался, кто здесь прошёл. Но вот зачем надо было силой заставлять сына вступить в священный башмак?
Не сердись, предок! С самого начала главы «Введение в род» постоянно говорится, что сына в свой род вводит отец. Однако такой порядок, когда род исчисляли по отцу, существовал не всегда. В более отдалённые времена – учёные называют это время матриархатом– предводительницей рода и, так сказать, носительницей наследственности была женщина. По мнению исследователей, на том этапе развития человечества первостепенное значение имели такие свойства женской психики, как стремление сохранять, приумножать, беречь. Сильный и храбрый, но не всегда благоразумный мужчина выдвинулся на «первые роли» значительно позже, когда человечество, к своему несчастью, выучилось воевать. Так вот, в материнском роду не возникало никаких проблем относительно принадлежности ребёнка к данной родственной группе, ведь мать известна всегда. Если мать – из рода Лося, значит, и её дитя тоже. Когда родство стали исчислять по отцу, ситуация усложнилась. Для начала потребовалось разработать способ свести мужчину и женщину в один род: так появилась свадьба с ритуалами «смерти» невесты и её «воскрешения» уже в новом качестве – в качестве жены. Ребёнок, родившийся после свадьбы, автоматически причислялся к роду отца. Если же свадьбы не было, ребёнок оказывался в роду своей матери. Однако мы помним, что, согласно вере древних людей, могущественный предок-тотем оберегал и защищал своих потомков от всяческих зол. Навлечь на себя гнев духа-хранителя – что можно выдумать хуже? А может ли не рассердиться тотем, если кто-нибудь с охотой покинет свой род ради чужого? Вот почему по ходу ритуального действа расставание с прежним родом всегда изображалось как величайшее горе. Вот почему девушка-невеста обязанабыла проливать горькие слёзы и осыпать упрёками родителей, допустивших сватовство, – даже в том случае, когда она шла за любимого. Вот почему внебрачный сын, который переходил из рода матери в род отца, обязанбыл сопротивляться, разыгрывая недовольство, а отец – силой тащить парня к священному башмаку. Пусть видит дух-покровитель: человек, уходящий из рода, не предаёт его, не оскорбляет – просто подчиняется неумолимой силе… Вот какой сложный клубок понятий, верований и суждений начал разматываться, стоило только тронуть одну-единственную запись из древнего судебника, сохранившего для нас скандинавские законы времени викингов. Сколько ниточек потянулось в разные стороны – и каждая, если за неё ухватиться, может увести очень далеко и стать поводом для интересного разговора. Несколько на первый взгляд не больно-то осмысленных строк – и словно приоткрывается дверь в тогдашнюю жизнь с её обычаями и мировоззрением, частично пришедшим из ещё более глубокого прошлого, частично сформировавшимся под влиянием новых условий. Начинаешь лучше понимать людей, живших тысячу с лишним лет назад, ведь далеко не все понятия и взгляды с тех пор успели перемениться, а главное – человек остался человеком. Надеюсь, любознательный читатель согласится со мной, что изучать викингов и их время вот так, изнутри, гораздо интереснее, чем перечислять, в котором году была какая битва и кто кого в ней победил. Научиться представлять себе живого тогдашнего человека, узнать, почему именно такова была культура его народа, как на неё повлияли соседние племена и что, в свою очередь, сами от неё приняли, – вот задача действительно стоящая.
Дом, который построил Бьёрн Прежде чем рассказывать собственно о викингах, надо поподробнее приглядеться к тому дому, из которого они уходили, отправляясь в поход на корабле. В популярной, а иногда даже и в научной литературе, рассказывая о какой-либо эпохе, временами начинают сравнивать между собой достижения разных народов – одни «уже» создали своё государство, приняли ту или иную религию, использовали те или иные орудия труда, а другие «ещё» нет. При этом нередко стараются всячески выпятить достижения того народа, к которому сами принадлежат, а иногда «из лучших побуждений» не стесняются даже подтасовывать научные факты. Как будто от того, что разным народам в разное время потребовалось государство, определённая идеология и паровая машина, зависит, следует ли гордиться своими древними предками или мучиться комплексом неполноценности! Каждый народ имеет равное право на национальную гордость, а духовную и материальную культуру создаёт такую, какая ему лучше подходит по объективным условиям жизни. Это следует помнить, рассматривая древнескандинавское жилище. Автору этих строк приходилось читать, как дома, в которых рождались викинги, сравнивали с каменными строениями тогдашней континентальной Европы и вовсю называли «примитивными» и чуть ли не «первобытными». Справедливо ли это? А если и справедливо, – ну и что? Каждый народ строит так, а не иначе не потому, что «не умеет», а потому, что на вековой практике убедился: именно так по условиям его жизни – лучше всего. Естественно, всё это с поправкой на исторический прогресс, вызывавший к жизни разные новшества. Древнескандинавский род, с которым мы познакомились в предыдущих главах, обычно жил, как уже упоминалось, под одной крышей. Для того, чтобы вместить сразу несколько поколений, строение требовалось обширное. Дом делали в виде длинного бревенчатого сруба; иногда, если в нём жили разные женатые пары, сруб разгораживали внутри на клетушки. Если же дом предназначался для общих сборов большой семьи или если он принадлежал дружине воинственного вождя, внутренних помещений не отгораживали. Первейшей заботой древнего человека было тепло. Поэтому в домах викингов совершенно отсутствовали окна. Зато бревенчатые стены сруба, для лучшей теплоизоляции, засыпали снаружи землёй и камнями. Сквозь толстые стены не мог проникнуть никакой мороз, никакой ветер. Да и врагам, когда они появлялись, подобный дом не так-то легко было зажечь (хотя, как свидетельствуют старинные хроники, иногда управлялись). Крышу выстилали берёстой, чтобы внутрь не проникал дождь; древние строители умели подбирать подходящие материалы и хорошо знали, что берёста трудно поддаётся гниению. Неотапливаемые хозяйственные постройки так и оставались под берестяными крышами, а вот крышу жилого дома покрывали поверх берёсты ещё и дёрном. Крыши были довольно пологими, и дёрн с них не съезжал. Летом на них зеленела трава, распускались цветы… Подобный способ настилать крышу был очень практичным. В Стокгольме, в Скансене – этнографическом музее под открытым небом, – можно видеть дома под земляными крышами, выстроенные почти тысячелетием позже эпохи викингов – в XIX веке. В зимнюю пору дом викингов походил на длинный сугроб, над которым вился дымок, а летом – на огромный, вросший в землю обомшелый валун. Земляная крыша, однако, получалась тяжёлой. Чтобы она не провалилась вовнутрь, а стены под её тяжестью не разъехались в стороны, крышу подпирали изнутри брёвнами. Для этого брали крепкие стволы с развилинами наверху и уже в эти развилины укладывали стропила.
Раскапывая сегодня остатки древнескандинавских домов, археологи находят в полу углубления, расположенные в два параллельных ряда, а в углублениях – остатки сгнившего дерева. Тысячу лет назад в них стояли столбы с развилинами, поддерживавшие тёплую крышу. Этим предназначение столбов, конечно, не ограничивалось: на них вешали одежду, оружие, предметы хозяйственного обихода. К столбам крепились и лавки, тянувшиеся вдоль стен. Днём на этих лавках сидели, ночью – спали. В боковых сторонах столбов делались пазы, и на ночь в эти пазы вставляли особые доски, превращавшие лавку в уютное спальное место. Хозяева украшали эти доски резьбой, передавали их из поколения в поколение и очень ими гордились. Если кто-то осмеливался украсть или испортить такую доску, это расценивалось как серьёзное оскорбление и могло привести к ссоре, судебному разбирательству и даже кровавой вражде. В литературе за этими досками закрепилось название «скамьевых», но, думается, это не совсем верно. Доски укрепляли не на скамьях, бывших, как известно, переносной мебелью, а на лавках, намертво приделанных к стенам. В доме обычно бывал всего один вход. Располагали его всегда с южной, солнечной стороны. Как уже говорилось, окна в домах отсутствовали, поэтому солнечный свет и тепло могли проникнуть в дом только через дверь, и древние строители ни в коем случае этим не пренебрегали. Была и ещё одна причина ориентировать дом дверью на юг, пожалуй, даже более веская. Дело в том, что юг с древнейших времён считался у североевропейских народов, в том числе у скандинавов и славян, «благой» стороной света. В самом деле: в нашем полушарии солнце днём проходит южной частью неба и поднимается всего выше, когда находится точно на юге. На западе оно «умирает», на севере же появляется разве только в заполярных районах в белую ночь. Вывод: юг связан с добром, со светлыми Богами, с жизнью и радостью. Север – со смертью, холодом и темнотой. Через единственную дверь древние люди старались впустить в дом не только солнечный свет и тепло, но и божественную благодать. Археологи, изучившие остатки древних домов, пишут: в те времена подобного обычая придерживались не только скандинавы, но и другие народы, в частности, и наши предки славяне. Рассуждая об удалённых от нас временах, вообще всегда надо учитывать, что воззрения и поступки древних людей очень часто объяснялись не только удобством и практической необходимостью, но и – зачастую даже в первую очередь – религиозно-магическими соображениями. Так, например, упомянутое нами оружие развешивали по стенам и столбам не только и даже не столько затем, чтобы в случае чего его можно было сразу схватить, – оружию приписывалась волшебная сила, оно должно было не допустить в дом нечисть и зло, отогнать от спящих дурные сны… Рассказывая о викингах и об их времени, мы ещё не раз и не два столкнёмся с подобным переплетением реального и волшебного миров. И почти в каждом случае выяснится, что похожие мифологические соображения бытовали, оказывается, не только у викингов, но и у славян и у других народов, причём иногда живших весьма далеко, так далеко, что ни о каком знакомстве со скандинавской мифологией не могло быть и речи. В чём же тут дело? В том, пишут учёные, что, на каком бы материке ни жил человек, он – человек. Со всеми присущими ему биологическими свойствами. Если взять китайца и шведа и обоим показать красный цвет, пульс участится у обоих. Показать им зелёное – оба успокоятся. Учёные пишут, что основные мифологические представления любого народа коренятся на самом глубоком уровне психики, буквально на стыке одушевлённого и неодушевлённого. Именно поэтому в обычаях и легендах очень удалённых друг от друга народов удаётся обнаружить множество общих черт, – что порой
проливает неожиданный свет на самые на первый взгляд неразрешимые загадки. Вот, например, очаг и его значение в жилом доме. Древнескандинавский дом отапливался по-чёрному. Это значит, что дым не уходил наружу через дымоход, а поступал непосредственно в жилое помещение, чтобы выйти наружу через естественные щели, дверь и специальное отверстие в крыше – дымогон. Чтобы не выстудить дом, дымогон открывали и закрывали с помощью специального шеста. Древнерусские избы тоже топились по-чёрному, но у нас строили глиняные и каменные печи, пусть не имевшие дымохода, а в Скандинавии пользовались открытым очагом – обложенным камнями местом для постоянного костра на полу. Заметим, что в древнейшие времена то же самое имело место и у нас, не даром мы до сих пор говорим – «родной очаг», хотя никаких очагов давным-давно нет и в помине.
Священный очаг Каждый из нас хотя бы краем уха слышал о том значении, которое древние люди придавали огню. В глубочайшей древности, когда первобытный род обитал в пещере или в лесу, огонь согревал, отгонял прочь ночных хищников и, вообще говоря, объединял людей, помогая им почувствовать себя родственниками. Надо ли удивляться, что с течением времени огонь костра, а потом и очаг превратились в настоящий символ дома и семьи, в нём обитающей? Чужой человек, вошедший в дом и обогревшийся у очага, становился своим. Родственником. Его уже нельзя было не то что обидеть – его защищали, как своего. У очага считалось невозможным произнести бранное слово: это могло оскорбить священный огонь. На Руси, например, в старину существовало даже выражение: «Сказал бы я тебе… да не могу, печь в избе!» Сваха, приходя сватать девушку, первым долгом грела руки у печи (даже летом, когда печь не топили): считалось, что таким образом она привлекает на свою сторону дух домашнего очага, становясь под его покровительство. Когда жених шёл к дому невесты, ему метали под ноги горячие угли: если огонь почему-то невзлюбил парня, считает его недостойным, он не пустит его на порог. А когда молодая жена входила в дом мужа, она обходила очаг и сжигала в нём три своих волоска… Садясь за стол, и славяне, и скандинавы «угощали» огонь первым кусочком еды, выливали в него немного напитка. Когда викинги собирались на праздничный пир, за выпивкой было принято произносить обеты: совершить воинский подвиг, добыть некоторый предмет, выполнить трудное дело. Пиво или напиток «скир» из кислого молока наливали в кубки или рога и, прежде чем выпить, проносили их над огнём: огонь должен был очистить сосуд и напиток в нём, а значит, донести произносимый обет до слуха Богов и придать ему священную силу. Святость семейного очага, естественно, распространялась и на пищу, которую на нём готовили.
Еда и жертвенные пиры Вкусившие пищу, приготовленную на одном очаге, опять-таки считались роднёй. Того, с кем делился едой, уже невозможно было убить: такое убийство уподобили бы убийству родственника – самому, по мнению древнего человека, страшному преступлению. (Вспомним: как ни страшна любая война, «братоубийственная война» звучит особенно страшно.) Теперь ясно, что встреча гостей «хлебом-солью» – не просто «прекрасный русский обычай», как мы привыкли считать. По своей сути это настоящий мирный договор между хозяевами и гостями. Мы вкусили от одного хлеба, теперь мы – родня, между нами уже не может быть вражды! Говоря о еде, следует сразу упомянуть о священных жертвенных пирах. Жертвование у древних народов чаще всего представляют себе как торжественное сжигание приношений, в том числе и пищевых продуктов. Так поступали, например, древние греки, полагавшие, что дым от сожжения возносится на небо к Богам и там вновь обретает черты пиршественного угощения. Однако при этом забывают, что в жертву чаще всего приносилась не вся, скажем, туша животного, а только её часть: остальное с песнопениями и обрядами съедали сами люди. Если немного подумать, то смысл такого деяния становится очевиден. Люди приглашали Богов разделить с ними трапезу, а значит, породниться и в дальнейшем вести себя друг по отношению к другу, как положено доброй родне. У славян и у скандинавов жертвоприношения чаще всего имели характер священных пиров, на которых рядом с людьми незримо (а если верить легендам, то порою и во плоти) присутствовали Боги. С другой стороны, любое вкушение пищи имело, хотя бы отчасти, характер жертвоприношения. И соответственно обставлялось. Сохранились ли отголоски такого обычая до наших времён? Достаточно вспомнить, как мы готовимся к приходу в дом долгожданного друга, готовим далеко не будничные блюда, выставляем на стол хмельные напитки. Эти последние, кстати, имеют особенное значение: когда-то давно они употреблялись с целью на какое-то время «освободить» человека от его телесной оболочки, вызвать транс и видения, свидетельствовавшие, по мнению древних, об общении с высшими, потусторонними силами. Вот и наш с вами праздничный обед – отголосок древней жертвенной трапезы, которой благодарили Богов, приведших в наш дом доброго гостя… Скандинавы готовили пищу, как правило, в железных котлах, которые подвешивались над огнём с помощью крюка и цепи. Пустые котлы лежали на поперечных балках, тянувшихся от стены до стены. Обычай подвешивать котёл очень долго держался у скандинавов и родственных им народов – немцев и англичан, а также у близких соседей – финнов. Отправляясь в поход, скандинавские викинги брали с собой раскладные треножники для котлов. По мнению некоторых учёных, вообще можно довольно чётко провести в Европе границу расселения славянских и германских народов, если посмотреть, как в данной местности готовят еду. Дело в том, что славяне с давних времён предпочитали горшки не подвешивать, а ставить на угли или возле огня. А в Северных Странах и Англии даже хлеб порою пекли с помощью котла: укладывали в горячую золу тесто, накрывали котлом и засыпали углями.
Хлеб Самая ранняя хлебная печь найдена скандинавскими археологами в слоях, относящихся к XI веку; она имеет куполообразную форму и, по мнению учёных, использовалась сразу несколькими семьями, жившими окрест. Возле печи нашли и остатки кочерги, сделанной из… буковой древесины. Одновременно с печами, по мнению археологов, появился в Скандинавии и «настоящий» ржаной хлеб. Большей частью, однако, хлеб, вернее, маленькие лепёшки из бездрожжевого теста, пекли над углями на небольших круглых железных сковородках с длинными ручками. Чтобы не держать всё время на весу, их, вероятно, ставили на горячие камни очага. Такие сковородки очень часто находят в погребениях, относящихся к эпохе викингов, по всей Скандинавии. Были найдены учёными и хлебные лепёшки. Они, как правило, невелики, сантиметров шесть в диаметре и около полутора сантиметров толщиной. Хлеб выпекали из ржи, ячменя и даже гороха, в тесто добавляли отруби и смолотую сосновую кору. Конечно, не грубый верхний слой – в пищу шла более нежная волокнистая часть, прилегающая к древесине. Её употребление не следует рассматривать как признак беспросветной бедности и постоянного голода. Например, финские сказания повествуют о том, как дочь знатных и состоятельных родителей «рыбой вкусною питалась и корой сосновой мягкой». Люди просто старались не пренебрегать ничем, из чего можно было бы извлечь пользу. Зерно на муку мололи с помощью ручных мельниц. Каменные жернова, вращать которые исстари считалось тяжёлой работой, удостоились упоминания в легендах. В частности, сохранились предания о чудесных мельницах, умевших «намолоть» всё, что им ни прикажи: серебро, золото и даже «мир и удачу». Попав в руки к неумеренно жадному человеку, такие мельницы неизменно наказывают его за алчность, после чего разрушаются или исчезают в морской глубине. Чаще всего мельницы высекали из камня местных пород: в найденных остатках хлеба учёными обнаружена пыль от каменных жерновов, стиравшихся при работе. Более тонкая мука получалась, когда использовали привозные жернова, изготовленные из вулканической лавы. Такие жернова могли себе позволить не в каждом хозяйстве. Привозили из других стран и муку, в том числе и пшеничную. Скандинавские сказания упоминают «тонкий и белый хлеб из пшеницы», который подали одному из Богов в доме богатого предводителя. Хлеб был весьма немаловажным продуктом питания, но всё-таки не главнейшим. Видимо, в силу климатических условий в Скандинавии так и не сформировалось мощной «культуры хлеба», как, например, у нас на Руси. Автор этих строк имел возможность лично убедиться, что и тот хлеб, который употребляют современные скандинавы, не идёт с русским ни в какое сравнение. Не был он «всему головой» и в древние времена.
Хмельные напитки Учёные пишут: в эпоху викингов гораздо больше зерна шло на приготовление браги и пива, чем на выпечку хлеба. А вот как старинные скандинавские сказания описывают неурожайный год: «не было ячменя даже на то, чтобы сварить пиво…» Другую разновидность хмельного питья готовили на основе мёда, – германские языки сохранили его названия, в которых явственно слышится общий у славян и германцев корень «мёд». В древних документах упоминается и ещё один алкогольный напиток, который делали из сыворотки от сквашенного молока. Назывался этот напиток «скир». О том, какое значение приписывалось хмельным напиткам, было уже сказано выше. Основным алкогольным напитком было пиво, приготовленное из ячменного солода, позже – с применением хмеля. По некоторым данным, в небольших количествах готовили фруктовое и ягодное вино, но учёные полагают, что применяли его исключительно при богослужениях. «Настоящее» виноградное вино было только привозным и рассматривалось как величайшая роскошь. Праздничные пиры устраивались нечасто, но уж когда они происходили, всевозможные напитки лились буквально рекой. Во время приготовления никакой очистке они не подвергались, поэтому, как пишут специалисты, жуткое похмелье пирующим было обеспечено. Тем не менее считать викингов беспробудными пьяницами вовсе не следует. Дистиллированные продукты, вызывающие физиологическую зависимость, являлись большой редкостью. К тому же древние люди были прекрасно осведомлены об отрицательных последствиях пьянства. Сохранились религиозные тексты, в которых устами Богов делается предостережение: Меньше от пива пользы бывает, чем думают многие; чем больше ты пьёшь, тем меньше покорен твой разум тебе. Цапля забвенья вьётся над миром, рассудок крадёт… …лучшее в пиве — что хмель от него исчезает бесследно. В другом месте упоминается, как один конунг во хмелю свалился в необъятный котёл для варки пива и утонул в нём. Правда, часть учёных полагает, что это предание не столько предостерегает пьянчужек, сколько рассказывает, уже в переосмысленном виде, о ритуальном жертвоприношении неудачливого вождя – явлении, в эпоху викингов ставшим редкостью. Прежде чем закончить об алкогольных напитках, хочется рассеять одно любопытное заблуждение. Иногда в литературных произведениях описывается, как «кровожадные викинги» на своих пиршествах поднимали чаши, сделанные из черепов поверженных врагов. Картина, прямо скажем, впечатляющая, только в действительности викинги ничем подобным не занимались. Всему виной… ошибка переводчика.
Когда цивилизованный мир открыл для себя древнескандинавскую культуру, сохранившиеся старинные рукописи стали переводить на различные современные языки. Знатоков древнего наречия катастрофически не хватало, поэтому широко использовались переводы с перевода: кто-то переводил оригинал, допустим, на немецкий язык, другой человек уже с немецкого – на французский и так далее. При этом нередко забывали, что язык древних скандинавских сказаний поразительно богат поэтическими метафорами и иносказаниями. Об этом будет рассказано в другой раз, а пока лишь упомянем, что в одной из знаменитейших песен герой предвкушает, как после мужественной гибели он будет пировать в чертогах Богов и станет там вкушать мёд из «гнутых мечей лба зверя». На самом деле это выражение означает «бычий рог», но в результате «испорченного телефона» получились «вражеские черепа». Так и пошла гулять по свету ошибка, немало, к сожалению, повлиявшая на расхожее представление о викингах и их нравах. В своих застольях викинги пользовались и деревянными чашками, но рога, видимо, были одним из древнейших и самых распространённых сосудов, из которых вкушали хмельные напитки. И это не случайно. Вспомним: пиры с опьяняющими напитками первоначально имели религиозно-магический смысл. Чего чаще всего просили у могущественных Богов? Скандинавские сказания сохранили формулу: «урожая и мира». А древнейшим символом плодородия были именно бык и корова! Согласно скандинавским легендам, самого первого разумного жителя Вселенной «вылизала» из солёного камня корова по имени Аудумла… Поэтому древним людям казалось вполне естественным, обращаясь к Богам за плодородием, наливать жертвенный напиток именно в рог, благо форма у него подходящая. Если позволял достаток, кончик и устье рога оковывали металлом, чаще всего серебром. Серебряную пластинку вокруг устья покрывал замысловатый узор, тоже, если присмотреться, вполне «божественного» содержания. Когда начали появляться стеклянные сосуды для питья (в эпоху викингов их привозили в Скандинавию из Германии), они нередко повторяли своей формой всё тот же рог. Вот эти-то рога или похожие на них сосуды и проносили, как уже говорилось, над святым огнём очага, произнося на пиру обеты. Религиозные тексты недаром предостерегали против хмельного: легенды упоминают о подобных обетах, оказавшихся невыполнимыми, а то и попросту гибельными. Например, один персонаж в пьяном виде поклялся… завоевать для себя невесту любимого брата. Протрезвев, парень горько сожалел о вырвавшихся словах, но поделать ничего уже не мог: он произнёс обет перед Богами, пришлось выполнять. Кончилось дело, понятно, трагедией. Вот такой страшный смысл могла приобрести в верующей древности ситуация, о которой мы посейчас говорим: «слово не воробей, вылетит – не поймаешь…» Об отношении к Слову будет рассказано опять-таки в другой раз, а пока лишь напомним сказанное выше: рассуждая о древних временах, никогда не следует упускать из виду религиозные соображения, определявшие жизнь и поведение людей едва ли не в большей степени, чем более понятные для нас, нынешних, практические мотивы. Возвращаясь к рогу, упомянем, что наполненным его невозможно положить или поставить на стол, не разлив содержимого. Каждый раз, когда рог наливали, его следовало осушить. С этим обстоятельством связана одна из легенд о похождениях Тора, скандинавского Бога Грозы. Однажды ему случилось забрести в страну злых великанов, и местные силачи предложили Богу Грозы помериться силой. Одно из испытаний заключалось в том, чтобы единым духом опорожнить очень большой рог. Тор приложил все усилия, но испытания не выдержал и был сильно пристыжен: уровень жидкости внутри рога лишь чуть-чуть опустился. Только потом ему
объяснили, что другой конец рога был магическим образом… соединён с Океаном, обтекающим «круг земной». Тут-то понял Бог Грозы, почему пиво с самого начала показалось ему невкусным, горько-солёным… Более реалистические повествования не раз упоминают, как такая-то красавица подносила молодому викингу рог с пивом и он «взял и рог, и её руку», усадил девушку рядом с собой, долго беседовал, пришёл в восторг от её красоты и, пуще того, мудрых речей и, конечно, влюбился. Обычно в таких повествованиях пиво герою подносит хозяйская дочь, что, естественно, было немалой честью для гостя. Разливали напитки из больших сосудов, допустим, бочонков, с помощью специальных черпаков. Археологи обнаружили их при раскопках: они очень красивы, сплошь покрыты узором и явно предназначены для торжественного, праздничного застолья. Варили же пиво в больших железных котлах. Как водится, предания о Богах и это обстоятельство не обошли стороной. В другой легенде о похождениях Тора рассказывается, как Бог Грозы добывал вместительный пивной котёл для пиршества, намеченного Богами. С трудом удалось подыскать нужный котёл, причём опять-таки в стране великанов; прежде чем заполучить его, Тору пришлось переделать для хозяина-великана множество дел, выдержать опасные испытания, а под конец даже принять бой. Котёл для варки пива фигурирует и в легендах о другом скандинавском Божестве – Эгире, повелителе подводного царства. Выше уже говорилось, что он часто выступает в сказаниях как гостеприимный хозяин, устроитель пиров, на которые собираются Боги. Так вот, в промежутках между пирами Эгир… варит в своём котле морские шторма. А по некоторым данным, древние скандинавы иногда уподобляли само море гигантскому пивному котлу!
Домашние животные Древние скандинавы разводили коров, лошадей, коз, овец и свиней, а из птицы – кур, уток, в особенно большом количестве – гусей. Держали они также собак и кошек. Учёные пишут: чем дальше на север Скандинавии, тем меньше полагались местные жители на зерновое хозяйство и тем больше – на животноводство и охоту. Правда, плуги были найдены археологами и в 200 км севернее полярного круга, но в этих районах хозяйство зиждилось в гораздо большей степени на морском промысле и разведении северных оленей. Скандинавы и сами разводили оленей, и торговали со своими соседями – саамами, финно-угорским народом, для которого оленеводство и по сей день является основой всей экономики. Древний человек высоко ценил те блага, которые приносили ему домашние животные, и старался платить добром за добро. Считалось, что душа убитого животного, попав на тот свет, станет держать ответ перед родоначальником своей породы, рассказывая, как поступали с ней люди. И, если выяснится, что с животным обращались жестоко, люди, допустившие подобное, будут наказаны: звери данной породы уже не будут «водиться» в хозяйстве обидчиков. Учёные пишут, что человечество во все времена было одинаково наблюдательно и одинаково хорошо умело делать выводы из своих наблюдений. Только сейчас мы излагаем свои наблюдения на языке научных формул, а раньше это делали на языке мифа, но смысл от этого не меняется. Мы ведь и сейчас советуем, заведя домашнее животное, относиться к нему «с душой». А в древности этому выражению соответствовал гораздо более глубокий смысл, и потому-то в старинных сказаниях, в том числе скандинавских, случаи жестокого обращения с животными единичны. Гораздо чаще звери и птицы, домашние в том числе, выступают как мудрые помощники и советчики, причём легенды связывают их не только с людьми, но и с Богами.
Лошади Кони, каждый со своим именем и одному ему присущими свойствами, сопутствуют многим скандинавским Богам, а также мифологическим девам-воительницам – валькириям. Однако, как мы помним, сухопутные дороги Скандинавии в древности были гораздо менее удобны, нежели морские. Вероятно, именно по этой причине все без исключения «божественные» кони наделены в преданиях одной общей чертой: способностью скакать «по воздуху и по морю». Самый знаменитый из коней скандинавской мифологии – это, без сомнения, Слейпнир, восьминогий жеребец, на котором скачет Один – предводитель и отец Богов. Легенда наделяет его двойным комплектом ног, вероятно, для того, чтобы подчеркнуть его несравненную резвость: Один неоднократно состязается в скачке с самонадеянными великанами, причём иногда даже бьётся об заклад на свою голову, но неизменно одерживает победу. «Слейпнир» означает «скользящий», и, конечно, он с лёгкостью скакал и по земле, и по бушующим волнам, и по воздуху, и даже по радуге. Не удивительно, что само появление Слейпнира на свет было сопряжено с чудесами. Его отцом был необыкновенный жеребец, принадлежавший злобному великану, а матерью… один из Богов. Этот Бог превратил сам себя в красавицу кобылу нарочно затем, чтобы увести жеребца и не дать его хозяину-великану осуществить недобрый умысел против Богов. Справедливости ради отметим, что и Бог, совершивший такое, был не из самых симпатичных: иначе он схватился бы с великаном в честном бою, но никогда не пошёл бы на колдовство и тем более не стал бы превращаться в существо противоположного пола. Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru