Кофемат и другие рассказы by Ruslan Serazetdinov

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

КОФЕМАТ и другие рассказы

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

МИЛА Пойдем пешком, предложила Мила. Давай, пошли, до метро пешком, а там уже доедем, сказала она. Такая погода хорошая. Слушай, у меня что-то нет настроения, ответил муж. У меня вот совсем нет настроения сегодня идти пешком. Ну давай. Давай прогуляемся. Ты посмотри, какая погода чудная. На улице уже почки распускаются. Тепло. Пойдем. Пошли. И в самом деле - погода изумительная. Уже полезли первоцветы из под выгоревшего мусора. И почки вот-вот, и скоро ведь лето. Смотри, как здорово, сказала Мила, поправляя рюкзачок на спине. На перекрестке, уже почти перешли, уже тротуар близок - по встречке, не своя полоса, - мотоцикл. Черный, спортивный, быстрый. Мила увидела его и потом, в следующий миг - шаг мужа вперед, навстречу этой тьме. А потом Мила почувствовала удар - приняла его всем телом, всеми частями себя самой и малейшими закоулками, и всей собой, и даже душой, о которой она… И потеряла сознание. Ей потом уже, в больнице, сказали, что, если бы муж не шагнул навстречу черному пятну, если бы он не отошел от Милы, будто бы уходя от нее, то она, Мила, жена своего мужа, она бы не выжила. Муж ее спас. Он умер там же. На месте. На той самой позиции, куда он шагнул, защищая своим последним жестом эту женщину, прожившую вместе с ним пять лет и четыре с половиной месяца. Сначала тело Милы собрали врачи. Почти год она провела в аппарате Елизарова. Потом настало время для собирания души. Порой, на мгновение, Миле казалось, что муж здесь, рядом - вот, ушел в другую комнату, наверное, опять увлекся своими играми на планшете. И запах его сигарет тоже где-то слышался. Но потом она вспоминала, что планшет был размазан по асфальту черным мотоциклом. И табак не его, не мужа, а крепче и дешевле, чем курил он, выходя на их балкон. Не то. А иногда, по ночам, Мила думала, что это он, он виноват. Он ведь ее бросил. Оставил ее валяться на этой жесткой, ортопедической, кровати, с ногой, которая никак не хотела сгибаться до конца. Повернувшись, Мила спохватывалась - нет,

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

это не он, не он, это же я виновата. Я! Я уговорила его идти пешком в то утро. И злость на саму себя, и на него, согласного на ту прогулку, перекручивали ее тело до боли в сломанных и чуть заживших кусках. Год и еще полгода спустя Мила решила, что не хочет больше жить. Она устала от боли в ногах и от ночных разговоров с самой собой. Слова ее по ночам становились все жестче, а ответы, которые она слышала - все мерзостнее. Она не хотела засыпать, потому что боялась снов, и не хотела просыпаться, потому что ничего, кроме боли, ее не ждало. Ночью она открыла газ на кухне, выкрутив конфорки до предела. Прикрыла дверь в кухню. Затолкала мокрую тряпку между полом и деревянным полотном. Погладила темно-коричневую плоскость - муж когда-то ставил эту дверь. И все остальные тоже. Они вместе выбирали. В Мегастрое, долго думали, искали именно такой оттенок коричневого. Шоколадный. Мила уселась на пол - поближе к плите, чтобы быстрее. Но на полу было неудобно - сразу же заныла нога. Мила встала. Потянулась за шоколадом, плитка которого всегда лежала в буфете. Суета. Суета, сказала себе Мила. Сядь на стул и сиди, что ты мечешься. Тебе скоро встречаться с мужем. Или даже с богом. Я знаю, что сказать последнему. Я найду слова для того, кто размазывает любимых людей по серому асфальту. Я знаю, что… Я найду… Я… Мила почувствовала, что газ уже проникает в легкие. Она хотела держаться до последнего, оставаться в сознании, но, как и полтора года назад, провалилась в забытье. В каком-то полусне Мила ощущала, что бормочет все заготовленные для бога ругательства - всю свою боль, телесную и душевную, она собрала в какие-то ужасные антимолитвы. Да упокойся же ты с мерзостью, бог, отбирающий любимых у любящих. Да разрушится царствие твое, и падение его будет мерзостным, в грязь и в гниль, и в мерзкие болота рухнет вера твоя. И церкви Твои будут осквернять тебя, прикрываясь тобой же… Мила все еще шептала что-то, но чувствовала уже, что летит. Не тело, а душа ее летела, и она медленно-медленно двигалась - вот была кухня, вот лежит то, что было Милой, то, что было изломано и исковеркано при попустительстве бога,

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

видно, он закрыл глаза свои на тот момент или отлучился, чтобы отлить, или курнуть, чего там еще. Вот и дверь -такая же, как у них, темный шоколад, и сейчас уже она кого-нибудь да встретит - кто-то же ее тащит. И тащить ее трудно. Она и движется как-то рывками - двинулась и застыла. Еще немного и еще. И только за ручку золоченую потянуть. Да, так она и сделает. Интересно, сможет ли душа повернуть эту ручку. Ах, как же высоко. Как же высоко ей тянуться. Ну вот, теперь толкнуть. Еще чуть. Вот он. Это же он! Он улыбается… Мила очнулась в зале. О том, что жива, что это опять ее жизнь, она поняла по боли в ногах. Они гудели так, будто Мила отшагала с десяток километров. Дверь в кухне была открыта, так же, как и окна - и в комнате тоже. Сквозняк гонял мотки пыли и волос по углам. Мила встала на ноги, превозмогая боль. Постояла немного, в третий раз в жизни рождаясь на свет. И решила, что нужно убраться в квартире. И помыть окна. Както надо постараться.

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

ШУБКА - Ну что же ты, Ковалев?! Нечего сказать в ответ жене? Нечего? Конечно, нечего, если за 10 лет брака ничего, ничегошеньки я от тебя как жена не получила! - жена продолжала накручивать себя, а Ковалев, склонив голову над тарелкой с ужином, привычно не поднимал взгляда на нее. Этот разговор, вернее, монолог, повторялся в семье с периодичностью раз в три месяца. “После того как она с подругами пообщается”, - вздохнул про себя Ковалев. - Да, Ковалев, нечего тебе сказать! Потому что у других жены в золоте, два раза в год за границу летают. Я уж молчу про шубы! У меня на работе даже сикушки двадцатилетние - и те в шубах! И заметь - им мужья подарили! А ты что? Скажи ЧТО-ТЫ-МНЕ-ПО-ДА-РИЛ?! Где, блять, моя шуба?! - тут голос жены сорвался на визг и Ковалев подумал было, что все закончено, что разрядка наступила и дальше уже можно переключиться на успехи сына в школе и ужин. - Я порой сама не знаю - почему я с тобой живу все это время, - выдохнула жена так тихо, что Ковалев оторвался от разглядывания сплетений вермишели и удивленно посмотрел на нее. Голос ее был такой спокойный, такой тихий, такой … грустный. Именно так - ее голос был очень грустным, и Ковалев угадывал, видел это в суповых гексаграммах, предчувствовал, что за всем этим последует плач, долгий плач, после которого он будет чувствовать себя виноватым не только за отсутствие шубы в ее жизни, но и за ее ранние морщины, и за много других плохих вещей… - Послушай, Катенька, я… - Нет, Ковалев! Нет! - взвизнула жена, лупанув по столу полотенцем, сорванным с крючка. - Не буду я тебя слушать! Я тебя 10 лет слушала и ничего не услышала! Ничего, кроме лапши вот этой вот, - а затем жена, махнув рукой по направлению к верхней гексаграмме, означавшей скорее всего “Гром”, опрокинула тарелку с супом прямо на рубашку Ковалева. По серо-белым полоскам разметались вермишелинки, морковные кружочки и картофельные кубики. Жена испуганно и виновато смотрела на Ковалева, ожидая его реакции. Такое у них случилось впервые. Раньше бывали и скандалы, и плач, и долгие вымученные беседы, но вот бросков посуды вместе с содержимым…

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

Ковалев, если честно, и сам первые мгновения не знал, что сделать. А потом решил поступить по-мужски. В своем, ковалевском, представлении, конечно же. Он медленно, не торопясь, встал. Тарелка, лежавшая у него на коленях, скатилась на кухонный коврик (“в икее брали, 1490 рублей” - почему-то вспомнил Ковалев). Кружочки, кубики и новые гексаграммы из прилипших вермишелин тоже слетели на пол. - Ты, Катя, охуела, - медленно и четко произнес Ковалев. - Больше у меня для тебя… слов… нет. Жена и сама, видимо, понимала, что перешла некую грань, за которой тьма и неизвестность. Оттого молчала, расширив глаза, лишь медленно переводила взгляд на его движения. На руки, смахивавшие с рубашки рубленые кусочки бывшего супа. На его челюсти, сжимавшиеся и разжимавшиеся под небритой кожей. На его спину, когда он повернулся и пошел к шкафу в комнате, по пути снимая рубашку. Через пару минут переодевшийся Ковалев, бросив взгляд на жену, уже сидящую у кухонного стола с пустыми глазами, пошел к выходу из квартиры. Не сказав ни слова, он обулся, открыл дверь и вышел в подъезд. Ковалев шел по улице, не разбирая пути. Катя, его Катенька, его девочка, которую он встретил десять лет назад в одном из кафе Казани, сейчас превратилась… В кого она превратилась? - В грымзу! - неожиданно для самого себя рявкнул Ковалев, вложив в этот рык все то, что хотел высказать самой виновнице “торжества”. Парочка, шедшая ему навстречу, шарахнулась в сторону. Девушка что-то пробормотала своему спутнику. “Угу, конечно, это она сейчас так к нему липнет. А еще годик пройдет и начнется куда пошел, где ходил, зачем да почему. И что самое противное - это постоянное “сделай то, сделай так, помоги сыну с уроками, где моя шуба, ты совсем неромантичный, как же это так произошло…” Перебирая в уме все возможные упреки жены, Ковалев не заметил, как оказался у

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

какого-то заведения. Неоновая вывеска гласила “Суши-бар “Дракон”. Вспомнив, что он так и не поел ни ложки из того злосчастного супа, Ковалев решил зайти в сушильню. Заодно тут и выпьет. В суши-баре было почти безлюдно. Слева от входа, в глубине зала сидела парочка женщин, громко смеявшихся (“над мужьями ржут, небось, сучки” злобно выдохнул про себя Ковалев). За стойкой стояла девушка с голубой лентой на черных крашеных волосах, сквозь корни которых проглядывала некая блондинистость. “Все этот брак чертов - начинаешь понимать, кто крашен, давно ли и где вообще это происходило”. Судя по корням барменши, у нее последняя встреча по этой теме была давно. - Девушка, водка есть у вас? - Вам какую? Есть Хортица, Акдов, Ханская… - затараторила девушка именно тем голосом, который он от нее и ожидал - голосом уставшей женщины. Уставшей, но понимавшей, что из этого мужчины еще можно что-то вытащить. - Мне самую простую. Сто… Нет… Двести давайте, - весомо сказал Ковалев. Суши еще… Калифорния, что ли? Давайте калифорнию. Сок. Томатный. Девушка что-то почеркала у себя за стойкой. - Напитки сразу? Ковалев, уже было повернувшийся к столам, двинул головой обратно и устало кивнул - одними глазами. Давай уже, давай уже все. И сразу. И водку - в первую очередь, видишь, как мужику хуево… Двести грамм прошли очень хорошо. В тело ударило свинцовой волной, голова зашумела, приятно перекликиваясь с звуками из висевшей рядом ЖК-панели. Приятный, в сущности, бар, подумал Ковалев. И чего он раньше сюда не заходил? Гм, понятное дело - почему. Еще и спрашивает, продолжал мысленно беседовать сам с собой Ковалев. Сидел же дома, Катеньку все слушал. Десять лет так ее слушал, слушал, а теперь вот…

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

Вот, кстати… Его соседки по бару за одним из столиков в конец разошлись и начали требовать от барменши караоке. Та долго объясняла им, что караоке нет, а потом просто перестала отвечать на их запросы. - А давайте, девушки, - внезапно для самого себя сказал вслух и достаточно громко захмелевший Ковалев. - споем. Просто так. Без всяких там караоке. Дамы переглянулись между собой, подхихикивая. А потом одна из них, постарше, с хитрыми карими глазками вдруг замутнила взгляд и гортанным голосом произнесла: - А присаживайтесь лучше к нам. Познакомимся с вами, мужчина… Ковалев вначале опешил, а потом подумал, что, видно, за его десять лет в браке на рынке знакомств произошли какие-то перемены и, видимо, так оно и нужно. К тому же - женщина приглашает, чего же отказываться. - Как тебя зовут? - спросила тем же глубоким голосом женщина с карими глазами. На вид ей было лет сорок, небольшого роста. (Рост, как у Катеньки, подумалось Ковалеву). - Ка… Ковалев, - выдохнул он, - А вас? - Фу, какой ты, - затрепетала кареглазая, - на вы обзываться стал. Что я тебе мама что ли? Давай уж сразу - на брудершафт выпьем и на ты перейдем? Ковалев пошарил глазами по столику, не сразу, но обнаружил свою рюмку и приподнял ее. - А давай! Давай выпьем… за наше знакомство! - и отчеканил - Ковалев! Приятно познакомиться! - О, вот это другое дело, - смягчилась дамочка. - А я - Регина. Надеюсь, мне тоже… будет приятно, - тут она улыбнулась в сторону своей подружки, которая не принимала участия в беседе, а сидела рядом, уткнувшись в мобильный телефон пожарно-красного цвета, в тон ее ногтям, будто вцепившихся в пластиковое тельце девайса. Ковалев запомнил еще два тоста. Один был за прекрасных женщин. Другой… нет, он запомнил только один тост. Потом он расплачивался по счету, порываясь

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

вначале заплатить за его “новых прекрасных подруг, которые так приятно…” Потом, увидев их счет, он побледнел, попросил таймаут и через какое-то время предложил помочь ему с оплатой, что дамы и сделали. Оказалось, что Регина живет неподалеку. Ее подружка (Ковалев так и не узнал ее имени) вызвала такси, еще сидя в баре, и отчалила от них, уцепившихся в бордюрные камни, пережидавших на островке тротуара алкогольный шторм. Когда машина с подругой отъехала, Регина вдруг прильнула к нему всем телом. О, как давно Ковалев не ощущал ничего подобного. Да, несомненно, жена время от времени так же прижималась к нему, но вот этого ощущения другой женщины у него не было давно. Очень давно. Регина прикасалась к нему ногой в сапоге, бедром, обтянутым черной узкой юбкой, грудью, прикрытой небольшой шубой, накинутой прямо на блузку. Никаких шарфов, кофт и свитеров, которые так любила Катенька… Перестань, прекрати думать о ней. Она сама виновата - не может быть благодарной за то, что я ей даю. За эти вечера, полные покоя и обожания. Моего, между прочим, обожания. А эти, как их… ну, богатеи эти. Чего они? Бабла кинули, трахнулись и свалили к своим любовницам. А я… Я люблю ее… Я люблю Катеньку. И эту… Регину… тоже люблю. Как же приятно она целует мою шею. Мы, оказывается, уже у нее дома. О, вот оно что, и такие блузки бывают, не знал… Ковалев плыл между ее и своей одеждой, между ее поцелуями и объятиями, между ее ног и грудей… Очнулся он поутру. В раскрытую форточку старого деревянного окна бил белыми похмельно-жестокими лучами фонарь. Тянуло морозным прокуренным запахом квартиры. Во рту было гадко и Ковалев моментально ощутил всю тяжесть своей вины. Он изменил своей Катеньке. И сейчас надо как-то идти домой, что-то говорить ей, дышать на нее перегаром, спутанным во рту с запахом чужого тела. Рядом, разметавшись под одеялом, лежала та, чье тело и стало инструментом его падения. Женщина лет сорока. С короткой стрижкой. В темноте ее лицо казалось покрыто облупившимся лаком, местами - блестевшим, местами потрескавшимся. Пальцы ее хищно цеплялись за край одеяла и тянули его к себе. Одинокая женщина, которая затащила к себе в койку мужика помоложе.

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

Ковалев тихо сел на краю кровати. Надо уходить. Не ждать утра, не ждать пробуждения. Надо просто уйти. А как? Как дверь закрыть? Ковалев проследовал в коридор и глянул на дверь. Ну, хоть тут проблем не будет - замок защелкнется сам. А что, может быть, оставить записку?.. Блять, дебил хренов, вали быстрее отсюда! Ну, трахнулись и трахнулись! Кстати, а что там насчет презервативов? Ковалев смутно припоминал, что вчера они с Региной искали резинки по всей ее квартире. Нашли ли? Или все-таки?.. Ужасным холодом полоснуло ему горло, низ живота и член. Он вернулся к кровати и вид растерзанной фольги у кровати обрадовал его больше всего на свете. Пора одеваться, решил Ковалев. Все прошло, никаких следов, пора уходить. Возвращаться, идти к себе домой… И опять в голове мелькнула мысль о том, что Катенька встретит его, стоя у дверей. Или уже лежа на диване, вся в слезах, уснувшая прямо здесь. И потом она снова будет болеть - неделю или даже две от всех этих переживаний, которые доставил ей он. Конечно же, так оно и будет… Ковалев с тяжелым сердцем разыскивал свои вещи по комнате - трусы, брюки, рубашка, носок, еще один где-то должен быть, где-то, ах да, вот он валяется в дальнем углу, фонарь светит прямо на него. Все, вроде бы все, он готов. Пора идти. Он бросил последний взгляд на Регину, так и не проснувшуюся, так и не шевельнувшуюся за все это время. Пусть спит, решил Ковалев. Хотя член у него привстал, реагируя на доступное женское тело, которое всего несколько часов было его. Он, правда, это не помнил. А вот хуй, видимо, сохранил что-то в памяти. Нет, надо идти. И он развернулся, вышел в коридор, нащупал в темноте ботинки, начал просовывать в их горла свои ноги, да не сдержался, подвернул как-то одну из ног и упал прямо на пол. Видимо, похмелье еще давало о себе знать. Ковалев лежал на полу на чем-то мягком и пушистом. Он пытался сдерживать свое дыхание, вслушиваясь в звуки из комнаты. Ему показалось в какой-то момент, что Регина пошевелилась, возможно, даже встала.

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

Нет, спит. А он лежит здесь, лежит прямо на чем-то мягком и таком приятном. И волоски этой мягкости едва-едва колышутся от его дыхания. Поднимаясь, Ковалев все так же держал в руках эту мягкость, эту нежность. Он уже понял, что это. Это была шубка хозяйки квартиры. Ковалев еще раз погладил ее левой рукой, правой держа на весу. Легкая. И пушистая. И мягкая. Такая мягкая, что просто не оторваться. Он еще по вчерашнему вечеру помнил, как она прислонялась к его бедрам и как ему хотелось прижаться в ответ. А потом машинально, почти не думая, он нашарил в коридоре какой-то пакет, скомкал в него мех, судорожно пихнул туда отставший рукав, открыл дверь и вышел из квартиры. Подъезд встретил его гулкой тишиной и ярким светом. Ковалев прищурился от этого приветствия, приостановился на секунду, прислушался вновь к звукам за дверью, неспешно прошагал к лестнице. На улице, на колючем морозе ему уже стало полегче и, сориентировавшись, он заскрипел по лежалому снегу в сторону дома. В квартиру он вошел решительно. Ни мало не заботясь о том, разбудит он Катеньку или нет, а, скорее - даже стараясь разбудить ее своим приходом, он открыл дверь и, не разуваясь, пошел в комнату. Катенька в самом деле спала на диване, глаза ее по краям были словно обведены красным - она плакала. По опыту и по диаметру этой окрашенности Ковалев мог понять, что плакала Катенька час как минимум. От его шагов она проснулась, приподнялась на диване. Испугалась, удовлетворенно и зло подумал Ковалев. Так и надо. Так с ними и надо, вертелось у него в голове, когда он вытряхнул содержимое пакета ей под ноги. Точнее, получилось не совсем под ноги, а, скорее, ближе к дивану. Но… плевать, решил Ковалев. - Что это, Ковальчик? - прошептала Катенька, глядя попеременно то на него, то на шубу. Ишь ты, теперь, значит, Ковальчик. Надо почаще так… - Шуба, Катенька. Это - твоя шуба! Ты же хотела шубу?! Вот - твоя шуба!!! -

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

Ковалев уже не мог сдерживать себя и последние несколько слов злобно выкрикивал в жену, в диван, на котором она полусидела, в стену, покрытую желтыми обоями, поклеенными его же руками несколько лет назад. Затем Ковалев развернулся и, стараясь не терять своего настроя, проследовал в ванную. Там он первым делом сунул себе два пальца в рот. После душа, прочищенный со всех сторон, выжатый эмоционально и физически, он голым дошел до кровати и упал на нее в изнеможении. Катенька, как он успел заметить, так и сидела на диване. Только кое-что изменилось. Шуба лежала у нее на коленях и жена мягко, одними пальцами, поглаживала ее мех.

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

Кофемат Когда сплетница Неля рассказала в отделе, что кофейный автомат исполнил ее желание, ей никто не поверил. Неля была известна как взбалмошная врушка, которая, порой, обладала нужной и скандальной информацией, но вот поверить в волшебный кофейный автомат - это уж было слишком. Тем более, для финотдела. - Да вы послушайте, услышьте меня! - выпалила Неля в который раз, склонившись над столом, - я к нему подошла и еще думаю про себя - вот хоть бы не было этого вечного совещания. А с чего бы ему не быть, когда шеф прямо тут, за стенкой? Подошла и взяла себе капучино… - Терпеть не могу этот их капучино,- раздалось из угла, где уже несколько лет обреталась старая дева Евгения Николаевна, - Вкус у него, будто фэйри там растворили… - да не при чем тут этот капучино! - взорвалась Неля в сторону голоса, взмахивая руками. - Только взяла, а тут Сам выходит из кабинета и говорит мне «Неля, совещания не будет, я очень занят». На последних словах Неля понизила голос, изображая шефа, мужчину лет под пятьдесят, да так смешно вышло, что все - и тоненькая молодая Луиза, и бывалая Лиля, спешно близившаяся к сорокалетию, и даже старая дева Евгения Николаевна зашлись в хохоте. - Ну и черт с вами, если не верите! - изобразила негодование на своем узком личике сплетница Неля. - Я сама им пользоваться буду. Минут через пятнадцать Луиза, работавшая в отделе второй или третий месяц, решила сходить за кофе. До кофейного автомата было шагов пятнадцать-двадцать. Пока шла, Луиза успела вспомнить, что ее вроде как бы парень - Сергей - не звонил уже три дня. Правда, он пояснил, что в командировке, к тому же в роуминге, и звонить получится вряд ли. Но Луизе сильно захотелось услышать его голос. Потянулась за сотовым, но вспомнила, что поутру забыла его на тумбочке в коридоре своей съемной квартиры. Поняв, что до вечера услышать Сергея вряд ли выйдет, она вздохнула, взяла себе капучино и развернулась к отделу.

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

До двери оставалось всего ничего, когда из нее, выпучив глаза, высунулась Лиля и громким театральным шепотом сказала: - Луиза! Давай быстрее! Тебя мужик к телефону, - и добавила помягче, чуть ли не игриво, - сказал, что Сергей и очень хочет тебя услышать! Луиза дернулась, едва не пролив кофе, и зашагала к телефону. За следующий час Луиза купила себе капучино еще дважды. Сергей, позвонив уже в третий раз, предложил ей стать его женой. - Я, конечно, понимаю, что по телефону так нельзя, - бубнил он в трубку, - но я вот прямо здесь понял - сейчас или никогда, ты или никто… С лица Луизы не сходила улыбка. Работа в отделе фактически встала. Лиля, к своим сорока так и не успевшая побывать замужем, пожелала себе «простого женского», после чего один из бывших любовников вдруг написал ей в электронку длинное, задушевное письмо о том, что он окончательно развелся и хотел бы срочно увидеться с ней, потому что вспоминает о ней не первый уже год. Неля, довольная тем, что ее информация подтвердилась, горделиво прогулялась до кофемата, а через несколько минут влетела в кабинет, звеня ключами от автомобиля. - Представляете, муж! - с лица ее не сползала счастливая улыбка. - Оказывается, продал долю в бизнесе своему партнеру. Еще и говорит - сам не знаю, как так пошло, короче, машинка моя!.. И даже старая дева Евгения Николаевна, поначалу называвшая все события совпадениями, тоже дошла до аппарата. Вернулась она минут через сорок, раскрасневшаяся и с растрепанной прической. Сев в кресло в своем углу, она обвела взглядом весь женский коллектив, не сводивший с нее глаз, и выдохнула лишь одно слово: - Хорошо… К обеду информация о волшебном кофемате пошла в другие отделы. Сначала юридический, потом маркетинг, продажи - люди то и дело срывались к автомату,

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

выстраивались в очереди и желали, желали. Купюры срочным порядком разменивались на килограммы мелочи в соседней кафешке. За несколько часов рабочего дня коллектив не досчитался пятерых сотрудников четверо из них предпочли в этот самый момент оказаться совсем в других местах. А пятого, мерзкого зануду Сергеева, кто-то послал… Куда, надолго ли - никто не знал, а тот, кто это сделал, по понятным причинам молчал. Из «неохваченных» в офисе осталось лишь двое - Шеф и давно известная своими «идейным» подходом к жизни и работе Марина. Шефа никто не поставил в известность, потому что не особо его любили, да и зачем оно ему?.. А вот Марина, хотя и знала о новообретенном свойстве аппарата, никак не могла придумать желание - самое правильное, самое верное. - Да что ты, Мариночка, маешься… Ну машину себе пожелай что ли, или там квартирку. Или мужика какого, чтобы верного и доброго, - подсказывала ей счастливая Лиля, сидевшая рядом. Марина сидела и мучительно размышляла о своих желаниях. Оно, понятно, хотелось и того, и другого, и даже банально, по-женски, хотелось нового платья, чтобы выйти в клуб, чтобы Он там Ее увидел и заметил. Только одна мысль вставала поперек этого потока. Желания людей - дело понятное, ясно, что хочется всем чего-то своего, личного. А вот все же - как быть с теми, кто к этому аппарату не сможет притронуться? Предприятие у них режимное, а, значит, те, кому аппарат этот нужнее, чем Марине, чем Лиле, чем всем этим луизам и нелям - они-то, значит, аппарат этот не получат никогда. Ни в коем случае. А есть же они, такие, кому он гораздо нужнее.Всего-то вчера в торговом центре Марина видела мальчика лет двенадцати, в коляске, которого переносил на руках отец с измученным лицом. Или вот еще был ролик по ТВ куча детей, у которых нет шансов на жизнь. Как с ними-то быть… Это же не платьишко, это же - жизнь. Что важнее - ее личный гардероб или выживание сотен детишек?.. Погрузившись в размышления, Марина и не заметила, как прошел рабочий день и она осталась в кабинете одна. Бросив взгляд на часы, Марина ахнула - шел десятый час. А она так ничего и не придумала, так и не решила. Как же сформулировать свое желание, охватывающее всех и вся? Она даже вспомнила, наковыряла в памяти, тот отрывок из Стругацких, где желали «счастья

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

для всех и задаром». И Марина уже пошла к аппарату, сделала первые шаги по коридору, к заветному изгибу линолеума, хрустящего от частых шагов сослуживцев. А потом поняла вдруг, что все это неправда. Ей, отдельной Марине, Марине вот здесь и сейчас - не хотелось счастья для всех и даром. Для себя вот, конкретной Марины - хотелось. Все эти далекие люди, дети - они ведь тоже за что-то страдали. Возможно, так было угодно и Самому (не Шефу, конечно же, а Богу, который, впрочем, в их организации стоял на одном уровне с Шефом). И поняв, прояснив в себе эту дилемму, она с легким чувством и желанием машины и доброго верного мужчины, возможно, еще денег каких-то - двинулась бодрым шагом в закуток, где стоял аппарат. На месте кофемата было пусто. Пустота. Лишь на линолеуме, среди ошметков пыли, отпечатались следы ножек, всего несколько часов назад державших тяжесть чьих-то желаний. От изумления Марина встала, начала оглядываться по сторонам - может, сдвинули куда? Но нет - аппарата не было. Пустота коридора обрушилась на Марину будто незаслуженное оскорбление. Дура я, дура, замелькало в голове. Ну кому ж еще, кроме меня, дуры сердобольной, могло в голову прийти… Ведь не думала бы про этих убогих, уже бы… Слезы потекли по щекам от осознания своей никчемности и неприспособленности, про которую Марине говорила еще мать. Машинально Марина прошла дальше по коридору, задним чувством проверяя - а не спрятали ли аппарат куда… Дверь в кабинет Шефа была открыта. Из двери в коридор лился яркий поток света. Слышен был низкий, почти басовый голос руководителя. По телефону, что ли, разговаривает, подумала Марина, и от безысходности решила спросить у него - может, он чего знает про аппарат. - Сергей Викторыч, а вы не знаете… - начала она, не входя в кабинет. Шеф, мужчина лет пятидесяти, строгий и известный своими неожиданными выходками, оторвал взгляд от монитора компьютера. - Слушаю Вас, Марина, в чем дело?

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

Марина собралась с духом и выпалила: - А вы кофейный автомат не видели, Сергей Викторыч? Кофе вот хотела… - Гм, опоздали вы с кофе, Марина. Увезли его. - Как… Куда? Зачем увезли? - Марине показалось, что сейчас она упадет, рухнет прямо здесь, от слов этого бессердечного человека. - В ремонт увезли, - шеф видел, что Марине не по себе, поэтому решил пояснить. - Я вечером вышел - тоже, как вы, за кофе. А он мне вместо мокачино с орехами капучино выдает. Еще попробовал - опять то же самое. Только подумал - неплохо бы мастера вызвать, а они уж звонят сами. Удивился даже. Сергей Викторович помолчал и продолжил: - Оказывается, у них внеплановый объезд был. Вот они и заехали. Вскрыли его и сказали, что здесь устранить поломку не выйдет… Марине все-таки пришлось взяться за косяк кабинетной двери. Опоздалаопоздалаопоздаладураопоздаладура - слова в ее голове слились в одно. - Да вы не переживайте, Марина, не переживайте, - шеф увидел, что с ней что-то происходит, но истинной причины угадать, конечно, не мог. - Вам плохо? Давление что ли? Может, шоколаду вам дать? На последних словах шеф зашуршал в ящиках стола и достал оттуда плитку «Коркунова». Затем он подошел к Марине и протянул ей. - А насчет кофе не переживайте - завтра другой аппарат привезут, они мне так сказали. Поменяют. Так что - попьете еще кофе, попьете, Марина. А теперь идитека, Марина, домой…

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

Гонка Кофе, кофе, кофе черный в маленьких чашечках, кофе с молоком в чашках побольше, кофейные коктейли в крученом стекле - все это было и всего этого в моей жизни не стало. Так же, как и Инги - истинной виновницы этого кофейного маньячества, когда в моих карманах скапливались дисконтные карты десятков кафе и кофеен города. Ни кофе, ни Инги. Гуща больше не стояла в раковине, сигаретный пепел не стряхивался в коричневую глубину чашек, а забытая турка от стыда медно светилась в углу. Я сидел в квартирке, снятой после моего переезда, моего изгнания из рая, где свежие цветы и запахи духов, и, конечно же, Инга. Хрущевка-однушка, маленький балкончик, туалет, ванная совмещены. Здесь не было кровати, зато было кресло, которое я умудрился запихать в угол кухни. Именно там я и сидел вечерами. Впервые за два года я мог читать в любое время, пить сколько угодно и курить в любом месте квартиры. Я привыкал к одиночеству. Иногда я, наглотавшись темной густоты Балтики номер шесть, рисовал маленькие картинки. Шариковой ручкой на обрывках бумаги, которые я утащил со своей прежней работы. На одном листе умещалось пять-шесть картинок. Лепестки цветов, очертания лошадей, на которых мы вместе катались почти весь последний год. Изгибы ее тела, локоны светлых волос. Линии, спирали, треугольники, двери. Дверей почему-то было особенно много. Ближе к трем ночи я, вконец пьяный, лепил их на скотч - в каком-то из ящиков я нашел темную липкую ленту и теперь просто разматывал ее метр за метром и лепил во всю эту длину десятки рисунков. Я не стал искать работу. Я просто сидел в квартире и читал те книги, что увез из своего рая. Пил, а в обед выходил на рынок неподалеку. На рядах, где толстые бабы в пуховиках продавали домашние заготовки, можно было пробовать квашеную капусту, соленые огурцы, что-то еще. Пару раз я тем и обедал. Возвращался в квартиру, пил и читал. Рисовал. Время для меня стояло на месте. Точнее, оно шло, но в жизни других. Я выучил все ночные звуки - от шагов поздних соседей до снегоуборочных машин, начинавших шуршать с шести утра. Я собрал сто сорок семь рисунков и порядка ста бутылок из под пива, которые стояли у кресла. Я просто ждал в пустоте, не зная, куда двигаться дальше и нужно ли мне это движение. Я забывал

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

последние два года своей жизни, которые сейчас казались чужими, неимоверно далекими и давними. Аида появилась у меня случайно - заехала с Аней, моей бывшей одногруппницей. Полная противоположность Инги - ниже меня ростом, темноволосая, с открытой улыбкой и большими карими глазами. Мы сидели на кухне, выпивая коньяк, привезенный Аней и вовсю глазели друг на друга. Одногруппница что-то рассказывала о своих мужчинах, мужчинах своей сестры, мужчинах Аиды. А я просто смотрел темноволосой гостье в глаза и она отвечала мне тем же. Спустя какое-то количество алкоголя я положил руку чуть выше ее колена. Гладкий нейлон при продвижении вверх сменился ландшафтом узоров. А потом кончился, открыв гладкую кожу. - Я всегда ношу чулки, - прошептала Аида, склонившись к моему уху. А потом повернулась и поцеловала меня в щеку. У нее было шикарное тело - чуть покрытое слоем мягкого жирка, но в меру. Грудь, которую приятно было держать в руке и терзать касаниями языка. Мягкая, обволакивающая пизда - она крепко сжимала мой член и удерживала до самого конца. Когда мы отдышались, она отодвинулась от меня и попросила вызвать такси. - Оставайся у меня, утром я тебя провожу, - попытался уговорить ее я, надеясь на утреннее повторение нашего траха. - Я - скромная татарская девушка, которая должна спать дома, - то ли в шутку, то ли всерьез сказала мне та, что ходила посреди зимы в чулках. Я вызвал машину и она уехала, обещав позвонить. Проснувшись, я первым делом пошел на рынок, нашел там коробку размером с микроволновку и прикупил пару катушек скотча (тот, темный, найденный дома, уже кончился). Я понял, что пришло время для того, чтобы… Я пока не знал, какое время пришло, но я хотя бы оказался в каком-то времени. Я больше не сидел у кухонной форточки в ожидании любых звуков, доказывающих, что жизнь продолжается.

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

Коробка оказалась велика для воспоминаний. Не так уж много я забрал оттуда: десяток книг, пара футболок, вязаный свитер, привезенный откуда-то из Дании, пузырек с одеколоном, трубка для курения гашиша. Постояв над коробкой, я решил добавить туда все рисунки. Лента хрустела, когда я ее отдирал, картинки мялись и рвались. Получился большой липкий ком из полиэтилена и бумаги. В окна квартирки заглянуло солнце - пока еще по-февральски несмелое, но это было лучше, чем в последние недели, когда оно пряталось где-то в других странах. Коробка стояла на полу, духота комнаты постепенно вытекала в открытую форточку, а солнце все так же лезло в мою квартиру. Я подумал, что было бы неплохо прибраться и вымести из углов пыль, скопившуюся за эти дни. Старый дисковый телефон, стоявший на полу, затрещал. «Наверное, Аида», подумал я и поднял трубку. - Привееет, - раздался тягучий голос. Звонок из рая. И запахи духов, кофе и тонкого Vogue взметнулись внутри меня. Это была Инга, это она и это было… Голова закружилась. - Слушай, я быстро… По делу.., - когда-то ее певучие гласные, ее – в вечность – паузы между словами казались мне лучшими в мире, а сейчас я не мог так сказать. Но внутри я «поплыл», все таяло в моей душе, соскучившейся по этому голосу. - В общем, я на лошадках собралась покататься… Хочешь со мной? Что мне было делать? Мне, призванному два года назад и два года спустя отвергнутому жителю райского пригорода? Мне, безумному рыцарю кофеиновой принцессы? Я собрался за десять минут, хотя в этом не было необходимости - она никогда не отличалась пунктуальностью. Еще было время, чтобы посидеть с книжкой, спокойно скурить сигарету, подумать о возвращении Инги. Или о моем возвращении к Инге. Я вдруг увидел коробку, стоявшую на полу, вещи из прошлого, сброшенные в ее глотку, и разозлился. Я злился на себя, на Ингу, на Аиду, на солнце, которое исчезло и предвещало, что на прогулке его не будет. Инга опаздывала, Аида уезжала спать к родителям, а я казался самому себе каким-то мальчишкой, которого поманили яркой игрушкой, а он и сам обманываться рад.

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

Я встал и пнул картонное хранилище моих двух лет. Как видно, за два года я так ничему и не научился. Прогулка не задалась. Инге досталась молодая, чуть объезженная кобылка, которая норовила изогнуть круп - то ли удивлялась седоку на своей спине, то ли хотела избавиться от веса. Я сел на знакомого мне жеребца, но животное чувствовало мое унылое настроение и то понуро плелось, то срывалось в галоп. К тому же подул сильный ветер с запада, поднимая поземку. Серое небо заслонило от меня солнце. - Ну чтооо, нашел себе уже поебку? - с обычной хитрецой спросила Инга. Я сделал вид, что занят поводьями жеребца, но про себя, даже на ветру, ощутил, как покраснел. - Ага, вижу-вижу, - запела вновь Инга, двинув кобылу рысцой, - нашел-нашел! Ну как же это здорово… Тут ей пришлось прерваться, потому что кобыла чуть взбрыкнула, и Инга вцепилась в ее бока обеими ногами. Она резко забрала поводья, и я увидел, как глубоко удила вжались в губы лошади. Та вроде бы успокоилась. Видно было лишь как она прядает ушами, а ее тело время от времени сотрясает дрожь. - Что здорово-то? - спросил я, придерживая своего жеребца. Мы вышли на опасный участок - чтобы перебраться в поле с удобной укатанной снежной дорогой, нужно было перейти трассу, по которой то и дело пролетали машины. Встав на обочине, мы ждали просвета между грузовиками и легковушками. - Ну, мы же расстались… - искоса и хитро глянула она на меня. Глаз ее, будто лошадиный, смотрел на меня. И добавила игриво, - Ты разве забыл? Я ведь тебя бросила! Будто прикончила меня тремя словами. Нет, дорогая, нет, не забыл. Я почти начал забывать, я только лишь приступил к забыванию тебя и этих вот прогулок. Но ты все испортила. Это ведь ты позвонила, чтобы напомнить… Ко мне вернулось былое чувство злости, то самое, что застало меня перед выходом из квартиры. Я сжал ремни в пальцах и уже приготовился развернуть

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

коня и двинуться в сторону конюшни, когда Инга вдруг всадила пятки высоких сапогов в бока кобылы. Та рванулась было вперед, под очередную машину, но, ведомая поводьями и уздечкой, и удилами, этой вечной лошадиной болью в губах, повернула в правую сторону и бодрой рысью двинулась вдоль трассы. - Догоняяяяяй, - протянула Инга, едва обернувшись на меня, а потом уже пригнулась к спине животного. Я понял, что еще чуть-чуть и она сорвется в галоп, была у нас такая игра, она убегает, а я догоняю, она впереди, а я - за ней… Я повторил ее маневр, только не стал удерживать коня и он моментально, с места почти, пошел галопом. - Ха! - резко заорал я и пришпорил его еще. И еще. И так до тех пор, пока не начал настигать Ингу. Теперь мы оба гнали по обочине. Встречный ветер бил в глаза, заставлял вылетать слезы, которые тут же размазывались по щекам. Лошади тяжело выбрасывали густой пар. Машины, обгонявшие нас, гудели нам истошно и пугали лошадей. Те шарахались в сторону от этого железного ржания, но ничего не могли поделать - поводья были в руках хозяев. Догнав Ингу и поравнявшись с ней, я глянул вбок, в ее сторону. Рядом со мной летела самая красивая, самая умная и самая моя любимая женщина. Та, которая бросила меня, а сейчас вновь заставила бежать за ней. Рядом со мной была моя любовь и моя боль, мой рай и мой ад. Я не мог уже избавиться от нее. Но должен был, иначе так и остался бы в этой погоне. Навсегда. Я должен был остановить ее. Прямо сейчас. Зажав повод, я резко повернул жеребца влево, направив его наперерез кобыле. Та попыталась упереться в обледеневшую обочину, но скорость была высока, и она заскользила. Инга взяла левее. Инстинкт, ничего не поделаешь. Очередная попытка избежать боли. Потом кадры потянулись перед глазами один за другим, медленно вползая в мое сознание. Тягач дальнобойщика попытался затормозить, но тоже, как и лошади, не удержался на ледяной февральской корке. Машина оказалась не лучше животного. Всей своей массой красный нос «американца» налетел на кобылу и с хрустом подмял ее под себя. Инга получила удар, вначале прижавший ее ногу, а потом и голову, тело. Исчезло все.

Руслан Серазетдинов http://www.facebook.com/ruslanse

Я и мой жеребец стали следующими. Лежа перед измятой и окровавленной решеткой радиатора грузовика, я слушал ветер. Здесь, на земле, он ощущался как-то иначе, чем там, наверху, откуда я слетел. Как падший ангел, подумалось мне. А может быть, это было дыхание моего жеребца. Или мое собственное. В двигателе тягача что-то потрескивало, будто продолжая свой бег, а потом затихло навсегда.