Petrovskoye by Yuriy Gersten

Абрам Петрович Ганнибал. Скульптор Е.А.Косова Фоторепродукция Виктора Ахломова

Любовь Козмина

Петровское: Поэт и Прадед

Санкт-Петербург 2012 1

УДК 929.5

Борису Михайловичу Козмину,

ББК 71

первому хранителю музея-усадьбы

предков А. С. Пушкина Ганнибалов

К59

ПОСВЯЩАЮ

Козмина Л. В. К 59

Петровское: Поэт и Прадед / Л. В. Козмина – СПб., 2012. – 140 с. ISBN 978-5-7641-0327-3 Эта книга – рассказ об истории ганнибаловских раритетов, каждый из которых раскрывает историко-биографические реалии в судьбах их обладателей; погружение в мир пушкинских исследований, связанных с судьбами предков поэта в истории государства Российского, прежде всего – с легендарным предком-африканцем А. П. Ганнибалом, ставшим литературным героем первого художественного романа в прозе «Арап Петра Великого», созданного А. С. Пушкиным в 1827 году в Михайловском.

УДК 929.5 ББК 71

От Л. В. Козминой Приношу искреннюю благодарность за содействие и спонсорскую поддержку издания данного труда замечательным продолжателям благородной традиции русского меценатства Александру Альбертовичу Кададину и Валерию Ивановичу Ковалёву

На лицевой стороне переплёта репродукция гравюры П. И. Челишева «Пушкин и граф Д. И. Хвостов». Нач. 30-х годов. На оборотной стороне переплёта репродукция фрагмента картины «На поле битвы у деревни Лесной в 1708 году» П.-Д. Мартена-младшего «Барабанщик лейбгвардии Преображенского полка Абрам Петров (А. П. Ганнибал)». 1722. На форзацах фотоработы Лидии Чехович «Осень в Петровском парке. Аллея карликовых лип» и «Вид из Петровского на Михайловское».

ISBN 978-5-7641-0327-3

Портрет А. С. Пушкина Неизвестный художник. 1830-е годы Фоторепродукция Н. А. Алексеева

Сельцо Михайловское Литография П. Александрова по рисунку И. Иванова. 1837 год

«Страна родная...» Поместья мирного незримый покровитель, Тебя молю, мой добрый домовой, Храни селенье, лес и дикий садик мой И скромную семьи моей обитель!

Так проникновенно, с неизменной любовью к родовому поместью пишет Пушкин в стихотворении «Домовому» перед отъездом из Михайловского в Петербург в надежде, «быть может (сладкое мечтанье!)», возвратиться вновь. И он возвращался... На протяжении всей жизни Пушкин был тесно связан с Псковским краем: восемь раз приезжал он в Михайловское – «страну родную», в «приют спокойствия, трудов и вдохновенья», начиная с 1817 года, когда он – «веселый юноша», полный радужных надежд и благородных стремлений, впервые встретился с псковской деревней. Позднее он вспоминал в своих Автобиографических записках, «как обрадовался сельской жизни, русской бане, клубнике и проч.». Здесь, в Михайловском, по выражению А. И. Тургенева, «находил он краски и материалы для своих вымыслов, столь натуральных и верных и согласных с прозою и поэзиею сельской жизни в России». Не случайно с 30-х годов XIX века за селом Михайловским закрепилось определение поэтической родины А. С. Пушкина, ставшей Кастальским ключом великого поэта России. Гёте говорил: «Кто хочет понять поэта – должен идти в страну поэта», иначе произведения вне зависимости от жизни Поэта осмыслить невозможно. Однако мест заветных в географическом пространстве, освящённых творчеством Пушкина, существует немало. Москва, где Пушкин родился. Захарово, где он услышал «сказания старины глубокой», впервые побудившие поэтические струны души. Царское Село, где он обрёл поэтическое отечество. Петербург, откуда разошлись по всей Руси его «возмутительные» стихи и где была рождена первая книга «Руслан и Людмила»; здесь, в городе на Неве, произошли важнейшие события его бурной жизни, здесь он был смертельно ранен, здесь и умер. Кавказ, где он породил поэму, принёсшую ему славу первого русского поэта. Крым, где, по собственному признанию поэта, осталась колыбель его «Онегина». Болдино – «Обитель дальняя трудов», ставшая символом наивысшего творческого расцвета. И те места, где Пушкин не оставил следа пребывания, но его поэтическое воображение устремлялось и «к подножию далёкого Китая», и «в кипящий Париж», и в Венецию, «где Тассо не поёт уже ночной гребец», туда, «где древних городов под пеплом дремлют мощи». Но именно в Михайловском и в Святогорском монастыре, у могилы поэта, испытываешь трепетное чувство соприкосновения не просто с миром Пушкина, а с ним самим, земным человеком, которого ежедневно поминают служители «милого предела» как «убиенного приснопамятного Александра».

И всё же, когда мы произносим: Пушкинское Михайловское – мы вспоминаем прежде всего не факты биографии, а поэтические строки, которые сразу же приходят на память: Приветствую тебя, пустынный уголок, Приют спокойствия, трудов и вдохновенья, Где льётся дней моих невидимый поток

На лоне счастья и забвенья.

Я твой – я променял порочный двор цирцей, Роскошные пиры, забавы, заблужденья На мирный шум дубров, на тишину полей, На праздность вольную, подругу размышленья.

Михайловское, равно как и Петровское, и Воскресенское было некогда частью Михайловской губы, входившей в состав дворцовых земель, и принадлежало царевне Екатерине Ивановне, племяннице Петра I. Указом императрицы Елизаветы Петровны от 12 января 1742 года эта вотчина была пожалована в вечное владение прадеду А. С. Пушкина Абраму Петровичу Ганнибалу, крестнику и воспитаннику Петра Великого. Согласно раздельному Акту 1782 года, «псковские деревнишки», коих 41, были поделены между тремя его сыновьями. Петру Абрамовичу Ганнибалу (1742–1826) досталась усадьба Петровское. Именно ему, двоюродному деду, предстояло передать А. С. Пушкину вещественные источники, касающиеся его легендарного прадеда. Воскресенское (Оклад), что в семи верстах от Петровского, Исааку Абрамовичу (1747–1804), со старшими сыновьями которого Пушкин был знаком. Сельцо Михайловское (Зуёво) наследует Осип Абрамович (1744–1806), родной дед Пушкина. После него усадьба перешла к его жене Марии Алексеевне (1745–1818), а затем к дочери – Надежде Осиповне (1775–1836), матери поэта. Здесь, в родовом имении, в качестве ссыльного Пушкин провёл около двух с половиной лет – с 9 августа 1824 по 3 сентября 1826 г. Поэт постоянно посещает Святогорский монастырь, соседние с ним – имение Тригорское, где он нашёл умиление истинной дружбы до конца своих дней со всеми его обитателями, прежде всего с хозяйкой этого «приюта сияньем муз одетых...» – П. А. Осиповой-Вульф – и родовое поместье Петровское, названное его основателем А. П. Ганнибалом в честь своего благодетеля Петра Великого. Связь эта нашла живое отражение в творчестве Пушкина, оказала немалое влияние на формирование реалистичного стиля пушкинской поэзии и прозы, который определяет её великую основополагающую роль в истории русской литературы, русского искусства. Миру здесь явлены такие шедевры, как трагедия «Борис Годунов», центральные главы романа «Евгений Онегин», поэма «Граф Нулин». Окончена поэма «Цыганы». Создано свыше ста лирических стихотворений, среди которых «Я помню чудное

мгновенье», «Вакхическая песня», «Зимний вечер», «19 октября», «В крови горит огонь желанья…», «Пророк». Были задуманы «Маленькие трагедии», «Русалка», «Сцены из рыцарских времен». Здесь обдумывалась «История Петра». «В разны годы», являясь под сень Михайловских рощ, поэт остро ощущал родовую причастность к «делу Петрова»; здесь в конце лета 1827 года был начат роман в прозе о царском арапе. Ганнибальские предки были семейственным приобщением Пушкина к «веку минувшему», обозначившему новое направление всей русской истории. «Посмерти Петра, – писал Пушкин во введении к Автобиографическим запискам, – движение, переданное сильным человеком, всё ещё продолжалось в огромных составах государства преобразованного» [XI, 14]1. И в этом «движении» Ганнибалы сыграли значительную роль. Четверо сыновей арапа Петра Великого – все участники славных побед Екатерининской эпохи: генерал-аншеф (в отца!) Иван (Ганнибал Наваринский), имя которого лицеист Пушкин обнаружил на Морейской колонне Екатерининского парка; генерал-майор Пётр Абрамович, волею судьбы ставший долгожителем и хранителем реликвий славного рода; младшие их братья – Иосиф (Осип) и Исаак – отчаянно храбрые воины. Не завершив роман о царском арапе, Пушкин занялся изучением архивов его эпохи и создал труд, которому, пожалуй, нет равных в русской литературе. Он обратился к мало ведомому до него жанру документальной прозы, который был освоен вполне только через столетие. «История Петра» не утеряла своей актуальности и в наши времена. Вызывающий ассоциативный ряд объёмный пушкинский труд даёт представление, чем дышала прежде и дышит до сих пор Россия. Поэтому вопреки нынешнему хаосу умов не будем опускать руки, а скажем просто: «Читайте Пушкина!»

Здесь и ниже цитаты из произведений, статей, заметок А. С. Пушкина цитируются по изданию: Пушкин. Полн. собр. соч. Т. 1–16. – АН СССР, 1937–1939. Отсылки к этому изданию (с указанием тома и страницы) приводятся в тексте. 1

Тригорское. Дом Осиповых-Вульф. Фото конца XIX века

Отрывок из Автобиографических записок «Вышед из Лицея, я тотчас уехал в имение моей матери...». А. С. Пушкин. Седлание коня. Черновик. «Евгений Онегин». Глава VI. Конец сентября – октябрь 1824

Святогорский монастырь. Литография П. А. Александрова по рисунку И. С. Иванова. 1837

Надежда Осиповна Пушкина (Ганнибал)

Портрет Сергея Львовича Пушкина

Неизвестный художник. 1820-е

А. Зубчанинов. Фототипия с ориг. К. Гампельна. 2-я пол. XIX века

Лев Сергеевич Пушкин

Ольга Сергеевна Павлищева (Пушкина)

Рисунок А. О. Орловского 1820-е

Е. Плюшар. Середина 1830-х

Исторические реалии усадьбы Петровское

Петровское! Ты – память о Великом

Петре. И о великом темноликом Арапе, основателе твоём. Поэт и прадед здесь всегда вдвоём. Станислав Золотцев

Давно сложилась традиция, связывающая творческую биографию А. С. Пушкина с историческими реалиями рукотворности его предков на псковской земле. Охраняемые государством усадьбы музея-заповедника с каждым годом приобретают новую эстетическую ценность, мемориальное значение которых обозначено прежде всего тем, что они тесно связаны с гением места – Пушкиным. Три усадьбы, освященные творчеством поэта, для каждой из которых он оставил знаковое определение: Михайловское – это «Вновь я посетил…»; Тригорское – это прелестные природные реалии, воззвавшие к жизни лирические откровения деревенских глав «Евгения Онегина»; Петровское – это «В деревне, где Петра питомец…» С другой стороны, усадьбы музея-заповедника – это подлинные материальные свидетельства, характеризующие не столько достижения садово-паркового искусства XVIII–XIX веков, сколько его средний уровень, представленный рядовыми, широко распространенными типами дворянских усадеб. Именно такие усадьбы с их укладом жизни, историческими традициями, семейными преданиями и реликвиями были той средой, где «зародилась вся глубина русской культуры». Судьба Петровского, как «дворянского гнезда», историческое летоисчисление которого началось с 1742 года и оборвавшееся с его физическим уничтожением 19 февраля 1918 года, – это общая судьба дворянских усадеб, поруганных, изувеченных в смутное время гражданской войны, стёртых в социокультурном значении в идеологии Советского государства, как не существующего больше сословия дворянства. Постепенное возрождение Петровского в новом музейном качестве началось с 1936 года, когда в преддверии 100-летней годовщины со дня гибели поэта сохранившийся парк вошел в состав Государственного музея-заповедника А. С. Пушкина, рождение которого состоялось 17 марта 1922 года. Но рождённому музею великого поэта земли русской после лихолетий гражданской войны было суждено быть вновь поруганному – фашистскими оккупантами во время Великой Отечественной войны 1941–1945 годов. И вновь возродиться из пепла. С развитием музея-заповедника, с появлением в нём всё новых восстановленных объектов, неуклонно возрастал интерес к былым реалиям, тем более – к историческим персонажам, к которым испытывал интерес Пушкин, так блистательно реализовавший

его в своём творчестве. Интерес общественности к личности прадеда поэта из года в год нарастал по мере появления новых документальных сведений о нём, в силу осознания того, что это не была праздная дань историческим фактам. Образ мыслей, способ жить, быть истинным патриотом и преданным приверженцем преобразовательной деятельности Петра Великого оказались созвучными в чёрном предке поэта новому времени созиданий и возвращений культурно-эстетических ценностей. В сентябре 1969 года Совет Министров РСФСР, придавая большое значение вопросам сохранения памятных пушкинских мест в Псковской области, принял постановление «О мерах по дальнейшему благоустройству музея-заповедника», где значилось решение о восстановлении дома-музея в Петровском. Таким образом, подвижнические устремления патриарха музейного дела С. С. Гейченко, директора Пушкинского заповедника с 1945 по 1988 год, поддержанные видными учёными-пушкинистами и деятелями культуры, вернуть к жизни усадьбу Ганнибалов увенчались успехом. В 178-ю годовщину со дня рождении А. С. Пушкина головная усадьба вотчины его предка вернулась к жизни как необычайно оживлённое средоточие паломничества в июньские дни 1977 года XI Всесоюзного праздника поэзии. Реконструируемый усадебный дом по проекту архитектора Н. С. Рахманиной был востребован именно (хотя, конечно, в запущенном и пострадавшем во время военных лихолетий) парком – подлинной жемчужиной садового искусства конца XVIII – начала XIX вв., распланированным едва ли не самим прадедом Пушкина А. П. Ганнибалом. Однако при каждом этапе восстановительных работ на музейных объектах в Петровском перед специалистами неизбежно возникает один и тот же вопрос: какой увидел усадьбу Пушкин в 1817 году и во время своего пребывания в Михайловской ссылке? Имеющиеся документы: «Жалованная грамота» императрицы Елизаветы Петровны от 6 февраля 1746 года на пожалование в «вечное владение» земель в Михайловской губе А. П. Ганнибалу; исповедная роспись церкви Воскресения Христова пригорода Воронич 1746 года, в которой указаны дети генерал-майора А. П. Ганнибала; челобитная А. П. Ганнибала от 13 июля 1749 года; завещание А. П. Ганнибала от 13 июля 1776 года и раздельный Акт 1782 года Михайловской губы между его тремя сыновьями; Межевой план Петровского 1786 года и завещание В. П. Ганнибала от 3 ноября 1833 года – не дают представления об облике усадьбы Ганнибалов. Они лишь подтверждают, что предки поэта и их наследники владели Петровским без малого сто лет. Парадоксальность в контексте эстетического восприятия Петровского заключена в том, что сложившийся облик ганнибаловской усадьбы к пушкинскому времени мифологизировался в облик усадьбы Княжевичей1. Это произошло благодаря единственноНа протяжении 77-летнего владения Петровским Компаниони-Княжевичами (с 1840 по 1918 гг.), ганнибаловская усадьба невольно видоизменялась вследствие проводимых ими благоустройств. Возводились новые постройки, выполненные из камня (амбар) или кирпича (людская, конюшня, хозяйственный двор). Усадебный дом в целом не перестраивался, но из-за при1

му документу, каким является журнал «Столица и усадьба» за 1914 год, дающий представление об усадебной архитектуре. В нем опубликована статья корреспондента, подписавшегося инициалами А. К., «“Петровское”, бывшее имение Ганнибала, деда А. С. Пушкина», в которой идет повествование о прадеде Пушкина. Внимание корреспондента журнала «Столица и усадьба» Петровское привлекло не случайно. Именно в 1900–1910-е годы русская усадьба пережила короткий, но яркий период «усадебного Ренессанса». С неожиданной остротой в литературе (Андрей Белый, А. Блок, С. Копыткин, М. Кузмин и др.), живописи (К. Сомов, В. Борисов-Мусатов, С. Жуковский) возник образ старой помещичьей усадьбы с регулярным садом и парком. Вся совокупность составляющих любой старинной усадьбы воспринималась современниками, прежде всего, во взаимосвязи с прошедшими конкретными событиями в жизни владельцев, с историей семьи данного места, историческими вехами в развитии России1. Статья проиллюстрирована тремя фотографиями, названными «Петровское. Вид на дом с цветником», «Петровское. Старая липовая аллея в парке» и «Петровское. В усадьбе». Со слов Клары Федоровны Княжевич, автор статьи констатирует: «архитектура дома сохранилась та же, что была при Ганнибале». Однако возникает вопрос: архитектура какого дома? На фотографии «В усадьбе» запечатлены два дома. На переднем плане стоит над прудом

Петровское. Усадьба

небольших размеров квадратной формы двухэтажный дом: первый его этаж каменный, второй – деревянный, рубленый, обрамлённый снаружи террасой в виде периптера, по краям которой белая точёная балюстрада. Кровля на четыре ската, крыта гонтом в три ряда. Края кровли опоясывает резное украшение в виде цветочной гирлянды. В каждой стене по несколько больших окон с резными наличниками, рамы которых выполнены по голландскому образцу в мелкий косой переплёт стекла. Кровлю венчает бельведер с полуциркульными проёмами с каждой стороны. На второй этаж дома ведёт крылечко. В глубине – усадебный дом, обшитый тёсом, в облике которого прослеживается влияние каменной архитектуры строгого классицизма последней четверти XVIII века. Его украшают с обеих сторон четырёхколонные ионические портики и открытые террасы, окаймленные белой балюстрадой, с выходами на партер и в парк. Крышу дома венчает бельведер. строенного дополнительного помещения к правой стене здания его эстетическая целостность, таким образом, была нарушена. 1 Нащокина М. В. Русские усадьбы эпохи символизма//Русская усадьба : Сб. Общества изучения русской усадьбы. – Вып. 4. – М., 1998. – С. 322.

В записках В. В. ТимофеевойПочинковской1, жившей в Михайловском с 1911 по 1918 год в доме престарелых писателей, от 16–17 декабря 1911 года находим характеристику «дворянского гнезда» Княжевичей: «Милый старинный (ещё ганнибаловский) дом, радушие хозяек, концерт Чайковского на граммофоне...» 2. И Княжевичи, и мемуаристка В. В. Тимофеева-Починковская го-

Петровское. Вид на дом с цветником

сподский дом воспринимали как дом прадеда Пушкина, основателя усадьбы, крестника и воспитанника Петра I. Хотя, без сомнения, К. Ф. Княжевич знала, что Петровское унаследовал его сын П. А. Ганнибал, так как имение было приобретено3 после смерти В. П. Ганнибала, внука А. П. Ганнибала. Варвара Васильевна Тимофеева-Починковская (1850–1931) – писательница и переводчица, автор романов, повестей и очерков-мемуаров. В начале 1870-х годов работала корректором в типографии Траншеля, где печатался еженедельник кн. Мещерского «Гражданин», выходивший под редакцией Достоевского. В 1900 году опубликовала воспоминания о Достоевском в «Очерках прошлого» в приложении к еженедельнику «Неделя» «Книжки недели» (с № 4 по № 12), заслужившие похвалу Л. Толстого (см. его письмо к М. О. Меньшикову, сентябрь, 1900. – Л. Н. Толстой, Полн. собр. соч., т. 72, с. 462). В ИРЛИ хранится рукопись В. В. Тимофеевой «Шесть лет в селе Михайловском», представляющая собой автобиографические записные тетради, очевидно, предназначавшиеся для печати. 2 Давыдов А. И. Воспоминания В. В. Тимофеевой-Починковской «Шесть лет в Михайловском» // Сб. «Михайловская Пушкиниана». – Вып. 1. – М., 1996. – С. 21. 3 Т. Ю. Мальцева считает, что Петровское было приобретено Кларой Федоровной Княжевич, урожденной фон Моллер. Исследовательница ссылается на родословную книгу дворян Компанионов и дворян Княжевичей, «из которых видно, что имение было «благоприобретено» ею и что в нём числилось всего 125 душ мужского пола. Как раз столько, сколько было выделено В. П. Ганнибалу еще при жизни отца». (См.: Мальцева Т. Ю. Ганнибалы и Пушкин на Псковщине. – М., 1999. – С. 56–57.) В. Г. Никифоров считает, что «выйдя «на инвалидное содержание», фон Моллер Фридрих Рейенгольд купил для своей дочери Клары (К. Ф. Компаниони – Л. К.) имение Петровское «в качестве приданного» (См.: В. Г. Никифоров. Земли родной минувшая судьба //Сб. «Михайловская Пушкиниана». – Вып. 17. – М., 2001. – С. 258). Однако утверждение В. Г. Никифорова, что фон Моллер купил Петровское для дочери «в качестве приданного», представляется неубедительным. Согласно архивным документам, приведенным в работе В. Г. Никифорова, фон Моллер вышел «на инвалидное содержание 2 января 1827 г. по приказу Николая I. Дочь его, Клара Федоровна, 17 марта 1834 г. вышла замуж за Федора Карловича фон Компаниони. Заметим, что В. П. Ганнбал еще здравствует и живет в Петровском до конца своих дней, до 23 декабря 1839 года. Исходя из того, что фон Моллер, находясь на «инвалидном содержании», покупает дочери Петровское «в 1

И существующее предание, о котором пишет корреспондент журнала: «Аллея, идущая от дома, во времена Ганнибала оканчивалась прудом, кругом которого росли исключительно розы. Согласно преданиям, пруд этот был засыпан по приказанию Ганнибала после того, как в этом пруду утонул кто-то из близких Ганнибала»1, – тоже адресуется к мифическому образу Ганнибала. Этот «кто-то» наверняка был близким П. А. Ганнибалу или его сыну Вениамину, но никак не А. П. Ганнибалу, не строившего в усадьбе парка, возникнувшего в конце 90-х годов XVIII века. Парк был разбит вторым владельцем Петровского – П. А. Ганнибалом. К. Ф. Княжевич преднамеренно объединяет предысторию своего имения, соединяя их владельцев в одну личность, так как П. А. Ганнибал и его сын Вениамин Петрович в отличие от своего родителя А. П. Ганнибала не были знаковыми фигурами в истории России. Связующее звено между родоначальником рода Ганнибалов и Пушкиным – это сын царского арапа Осип Абрамович, родной дед поэта. Поэтому в журнальной статье упоминается он как основатель Михайловского, в котором «одно время жил А. С. Пушкин и написал лучшия свои произведения», а не П. А. Ганнибал, построивший усадебный дом и парк в имении Петровское. К тому же в системе ценностных ориентиров для образованного дворянина, какими являлись Княжевичи, быть причастным к сохранению исторического места, связанного с именем легендарного предка А. С. Пушкина, ставшего литературным героем пушкинского романа о царском арапе, имело определяющее значение. Однако каким образом созданный миф трансформировался в сознании неграмотного человека – Екатерины Ефимовны Дроздовой (1897–1986), поведавшей автору данной книги предания «давно минувших дней» 24 сентября 1975 года: «Клара Федоровна была барыня добрая ..., жалостливая ..., сердешная ..., но и строгая. Когда мой дед Саша стал за мной ухаживать, барыня, заметив яво ухаживания, стала за качестве приданного» (почему-то через шесть лет её замужества, в течение которых у неё родились двое детей: дочь Клара – 16 дек. 1834 г. и сын Федор – 1837 г.), В. Г. Никифоров называет его владельцем Петровского. При этом не указывает, в течение какого времени фон Моллер был владельцем Петровского и в каком году купленное имение он подарил дочери «в качестве приданного». То есть, когда он ввел её во владение имением? Выдвигая гипотезы и о владельце Петровского фон Моллере Фридрихе Рейенгольде, и о купле им Петровского «в качестве приданного» дочери, В. Г. Никифоров тут же признает: «К сожалению, купчую крепость пока обнаружить не удалось». Таким образом, в отсутствие документов выдвинутые гипотезы несостоятельны. Поэтому включать фон Моллера в число владельцев Петровского весьма поспешно. 1 Т. Ю. Мальцева в статье «Петр Абрамович Ганнибал», ссылаясь на местных старожилов, воспроизводит легенду о гибели крепостной девушки, «обесчещенной П. А. Ганнибалом», которая «якобы бросилась в пруд, обсаженный розами, после того, как он ей заявил: «Сгинь с глаз моих долой». (См.: Ганнибалы и Пушкин на Псковщине. – С. 32). Одним из «местных старожилов», рассказывающих эту легенду, был Александр Осипович Осипов, сын садовника Осипа, служившего у Княжевичей. А. О. Осипов был изумительным рассказчиком-импровизатором, обладая образным языком и хорошей памятью.

мной приглядывать. Дед мой кузнечил со своим отцом. Жили они на хуторе. Ён находился около таперяшной фермы. Они здеся по найму работали. Ковали всякое такое, что по хозяйству было надобно, да лошадей подковывали. Мой отец служил у Княжевичей кучером, а матка моя у них была просто рабочей. И сястра моя, Устья, тожа у них прислужнячала. Она нойма в Ленянграде живеть. – А где Вы жили? – Как меня отец отдал в горняшные, я завсегда жила в господском доме, в комнатке под лестняцей. Так вот, как-то раз мы загулялися с дедом допоздна. А барыне как раз прястало прянесть, в аккурат в полночь, водицы травяной с погребу. – Из погреба? А где находился погреб? – Да у большого пруда, около арапьевского дому. – У арапьевского? Интересно! Дом называли арапьевским? Почему? – Да ня знаю. Старики говаривали, будто дом ентот был ящо со времён Ганнябала. – Какого Ганнибала? – Ну, някак ты ня знашь! Какого Ганнябала? Того самого, арапа царского деда нашего Пушкина. – А этот дом, что сейчас строится, он что – не ганнибаловский? Княжевичей? – Ентот дом тожа был старый, но тот яшо был старше. Правда, в аккурат перед войной яго добротно отремонтировали, а в 18-м сожгли. Ух, время то было страшное. В конце зямы это было, но в каких днях1 точно сказать таперича ня могу. Запамятовала за давностью, ну яшо студено было. За день, как сожечь дом, прискакали верьхом на лошадях мужаки, ня наши, и объявили барыне, что завтра жечь будут дом и чтоб отседова все убяралися. Яна стала их умалять ня жечь дом: «Ен же яшо добротный, и яшо долго будя служить. Можате сделать в нем сад для дятей». А они ей, сбивши яё с ног: «Ня надо, сука, тваво нам богатства. У нас своё

В. В. Тимофеева-Починковская, свидетельница наступивших «окаянных дней», «бессмысленных и беспощадных», записала в дневнике: «19 февраля. Грабят Петровское и Михайловское. [...] Под вечер вижу в окно новое зарево. И вот там над лесом – большое и яркое. Зажгли Зуево! (Михайловское – Л. К.)». (Давыдов А. И. Шесть лет в Михайловском. – С. 26.) Корреспондент газеты «Псковский вестник», выходившей ежедневно в период германской оккупации Пскова (февраль – ноябрь 1918 г.), Л. Светлова пишет: «18 февраля 1918 г. в шесть вечера загорелось имение Тригорское, 19-го около 12 дня та же участь постигла и Михайловское. Сгорел пушкинский дом-музей и надворная постройка. Погибли в доме: картина «Пушкин и Мицкевич у памятника Петру Великому», не представляющая никакой исторической ценности, бюст Пушкина рыночной работы, библиотека для колонистов, составленная в конце прошлого столетия, частью из современных Пушкину журналов, частью из новых книг. Из исторически ценных пушкинских вещей сгорел бильярд, на котором А. С. Пушкин играл одним шаром, и из каретного сарая пропала старинная, екатерининских времён карета, катавшая Пушкина при жизни и привезшая прах его для погребения в Святогорском монастыре. В Тригорском, кроме знакомого поэту дома, погибло гораздо больше вещей, связанных с памятью поэта. (Светлова Л. Опалённая память // Газета «Псковский вестник». – 1918, февраль (ГАПО). 1

таперяча будя». И вот табе, назавтра, по утру, явилися и начали жечь. Нас жгли в один день с Михаловским. Барыню1 забрали люди из Фядорыгина. Там яё и прятали. Жалко-то как яё было. У Екатерины Ефимовны выступили слезы, глубоко вздохнув, она с горечью продолжила: – Ох, сколько же всяго перяжито… Вот таперяча снова дом строять. – Екатерина Ефимовна, так что дом господский был построен при Княжевичах? – Не, ён тожа при Ганнябале. – И его называли арапьевским? – Не, яво так ня называли. Вот бабка Устинья, яна яшо служила Ганнябалу, говаривала, что ентот дом, господский, ён построил. Бабка Устинья2 много хранила историй. Яна и Пушкина видовала. – А сколько же ей было лет? – Ня скажу точно. Но яна дюже древняя была старуха. Яё барыня шибко уважала, жалела, заботилась о ней. Крепкая яна была. Года за два перед смутой как помёрла. – Екатерина Ефимовна, а Вы что-нибудь слышали от вашей барыни о Ганнибалах? – Ну, када баре собяралися, а у них завсегда было гостей много, весело, шумно жили. Они говаривали что-то... И про Пушкина часто говаривали. Стяхи яво любили громко рассказывать. И кода художник здеся жил, ня помню, уж как яво звали, чудной такой был, тоже всё расспрашивал бабку Устинью про Ганнябала и про Пушкина. Ён бабку то, Устинью, нарясовывал. Ён, много тады каво яшо нарясовывал… дом, пруд… А жил ён в арапьевском доме. – Екатерина Ефимовна, так что же барыня Вас очень ругала, когда не нашла Вас? – Ту, и вспомянать-то таперяче смяшно. Утром яна призвала к сябе в спальнию и строго сказала: «Я щас еду к твоим родителям. Чтобы не было бяды, надо вас обвянчать поВ. Г. Никифоров в статье «Владельцы сельца Петровского – Моллеры-Компаниони, Княжевичи « считает, что «после смерти Клары Федоровны Петровским владел младший сын Клары Федоровны и Иосифа Иосифовича (Княжевичей – Л. К.) Александр Иосифович». (См.: Сб. «Михайловская пушкиниана». – Вып. 17. – М., 2001. – С. 247). Выдвигая свою гипотезу о владельце Петровского А. И Княжевиче, В. Г. Никифоров приводит свидетельство о рождении его дочери в 1899 г., в котором Александр Иосифович значится как помещик сельца Петровского. При этом В.Г.Никифоров не указывает дату смерти К. Ф. Княжевич. Он предполагает, что К. Ф. Княжевич владела Петровским до 1912 г. Но это предположение исследователя не подкреплено документом. Корреспондент журнала «Столица и усадьба» за 1914 г. называет хозяйкой Петровского К. Ф. Княжевич. Т. Ю. Мальцева в статье «Петр Абрамович Ганнибал» называет последней владелицей Петровского жену А. И. Княжевича Евгению Дмитриевну Княжевич (в девичестве Шелгунова). Называя Е. Д. Княжевич «последней владелицей Петровского», исследовательница, так же как и В. Г. Никифоров, ссылается на тот же источник – свидетельство о рождении в 1899 г. её дочери Татьяны Александровны. (См.: Ганнибалы и Пушкин на Псковщине. – С. 31.) 2 О бабке Устинии рассказывал и А. О. Осипов, о которой он говорил как о хранительнице многих историй, к тому же видевшей Пушкина. На вопрос: сколько же ей было лет? – отвечал: «Ну, за сто было». А, подумав, добавлял; «Нет, боля. Годов сто двадцать, ня меньше». Чтобы установленный им возраст бабки Устинии выглядел убедительно, он многозначительно говорил: «Ну, так яна ж была кормилицей Ляксандра Сяргеича и самого Бориса Годунова». 1

быстрому. А табя пока посажу в дом арапьевский. Как жа я испугалася, кинулась вплачь, но всё ряшилася скоро. Здеся в ямении и свадёбку справили. Барыня платьем своим одарила. Выделила яна нам комнатку в людской. Тама в 19-м и родился у нас сын Василий». Ганнибалы и в рассказе Е. Е. Дроздовой ассоциируются как единый образ царского арапа. И оба дома считаются ганнибаловскими, хотя дом у пруда, который «арапьевский», старше господского. Это мы теперь знаем благодаря археологическим исследованиям и согласно историческому развитию усадебной архитектуры, что «дом постарше», был построен в 1740-х годах, а усадебный дом – в конце 90-х годов XVIII века. Дом прадеда Пушкина, по свидетельству В. А. Кузнецова, сына Е. Е. Дроздовой, просуществовал до образования колхоза – до 30-х годов XX века: «Дом энтот был разобран для строительства фермы. И здание людской тожа потом было разобрано. Ферма колхозная была построена на том месте, где вы тапереча живёте (дом хранителя усадьбы был построен в 1974 году на месте хозяйственного двора Княжевичей, который восстановлен в 2001 – Л. К.). Под домом был большой подвал, после войны здеся была силосная яма». Во время Отечественной войны 1941/45 годов, по словам жительницы Петровского Антонины Григорьевны Яковлевой, подвал дома, «арапьевского», стал для её семьи временным жилищем: «Как тока немцы были прогнуты, мы сраз возвярнулися з лесу. Где жить? Пряталися в парке. Тама рыли зямлянки. У Ефрасиньи и Сашки (супруги Осиповы – Л. К.) зямлянка была выкопана в конце той аллеи, где тапереча ляжить камень бальшей, за липиной. У нас зямлянка была здеся, в ямине у пруда. На энтом месте у барей был дом камянный. Вот тута и жили, пока сябе дом ня соорудили, до конца 45-го»1. Если говорить о духовном смысле памятника, коим является Петровское с его историко-культурным значением, или говорить о культе приравниваемого к первозданности облика ганнибальской усадьбы как единственно бесценного носителя этих его значений – символов, то иногда значение «мифактов» более важно, чем факт прошлого. Соответственно, при реконструкции усадьбы в период 1999–2001 годов, приуроченной к двухсотлетнему юбилею со дня рождения А. С. Пушкина, появился соблазн задним числом смоделировать архитектурный её ансамбль. При этом концептуальная задача «музеефикации» Петровского в рамках данного подхода виделась не в упрощении восприятия усадебного ансамбля, а напротив: сохранить, развить и остро осмыслить многозначное единство исторического существования «дворянского гнезда» на протяжении почти двух веков. И не разделять историческую связь его владельцев – Ганнибалов, родственников Пушкина – и Компаниони–Княжевичей, не являвшихся таковыми, но бережно относившихся к истории имения. При таких акцентах в ценностной интерпретации Петровского и логика литературнохудожественного сюжета, объединенного в мемориальном пространстве в существующих двух экспозициях, заключена в компромиссе, суть которого выявляется в ходе «игры», Рассказы старожилов деревни Петровское записаны автором книги в 1975/76 годах с сохранением диалекта жителей данной местности. 1

некой «исторической правды» усадьбы Ганнибалов. В сценарном построении композиции музейного сюжета даны как бы прозрачные намеки-указатели на то, что было в Петровском в действительности и то, чего в нём никогда не было, но теоретически могло бы быть. В результате контаминации исторического факта усадебное пространство с окружающим его природным ландшафтом разворачивается как вневременная данность – вне динамики реального становления и развития. В образе реконструируемого архитектурного ансамбля в идеальном своём прочтении воспринимаются прежде всего дом царского арапа над прудом (архитектор А. К. Богодухов) и господский дом Ганнибалов, современников А. С. Пушкина (архитектор Е. И. Иванов, автор проекта второй реконструкции дома), со старинным парком, являющиеся зримой основой усадебной патриархальности. Отсюда и восприятие современного облика Петровского сводится к историколитературному и искусствоведчески эрудированному пониманию её в качестве типичного феномена русской усадебной культуры как допушкинского периода, так и времени пребывания поэта в Михайловском «под сенью дедовских лесов». Облик усадьбы XVIII–XIX веков, когда во всём проявлялись гуманистические тенденции просвещения, определялся тремя главными функциями: репрезентативной, жилой, хозяйственной при самодовлеющем значении двух последних. Усадьба Ганнибалов была сориентирована на век Петра, в эпоху которого регулярная система получила необычайный подъём в садово-парковом искусстве, которая заключалась в целостности всей композиции, включающей в себя и дворец, и прилегающие к нему открытые пространства, и более отдалённые лесопарковые территории. Затевая масштабные работы, А. П. Ганнибал, будучи искусным архитектором, безусловно, сам разработал проект своего двухэтажного дома с присущей петровскому времени простотой и рациональностью. Возможно, во время своего приезда в 1749 году «на двадцать на девять дней», продолжая организационные работы по благоустройству усадьбы, выбранной им по удобному расположению и живописному ландшафту, А. П. Ганнибал сделал чертёж запланированного парка с характерным набором различных затей. Одна из них, осуществлённая первоустроителем вотчины, частично дошедшая до наших дней, чрезвычайно украшала усадьбу, устроить которую было по плечу лишь специалисту, обладающему гидрологическими знаниями. Сооружением плотины на речке Кучанке у входа в имение был образован больших размеров пруд в виде рыбы с мощным хвостом, который объединял водной артерией два озера – Кучане и Польвестицо (Кислое). В голове рыбы-пруда был образован глаз из насыпного островка с беседкой-ротондой, соединяющийся с берегом перекидным горбатым мостиком. Однако воплотить неосуществленные замыслы своего отца чрезвычайно занятого на поприще государственных деяний, протянувшихся целых 57 лет, предстояло П. А. Ганнибалу. Как и многие владельцы имений в царствование Екатерины II, Пётр Абрамович, уйдя в отставку, целиком посвящает себя благоустройству наследной усадьбы, обосновавшись

здесь в 1793 году1 на постоянное местожительство. Именно Екатерина II укрепила «Правом дворянства» изданный 18 февраля 1762 году Петром III «Манифест» привилегии дворян2, которые освобождались от обязательной службы, вследствие чего у них появился повышенный интерес к фамильным имениям, и это способствовало расцвету русской усадьбы. Ансамбль усадьбы состоял из господского дома, построенного в полуверсте от берега озера Кучане, с обеих сторон которого располагались овеянный памятью «начала жизни» родительский дом, где П. А. Ганнибал провёл несколько лет в детском возрасте, и флигель, именуемый «людская». В первом каменном этаже отцовского дома с большим подвалом Пётр Абрамович устроил винокурню. В число строений входили и хозяйственные постройки: амбар, конюшня, псарня, баня, оранжереи и возведённый им парк, геометрическая планировка территории которого равна почти девяти гектарам. Петровский парк, сохранив величавость неотразимого воздействия, вызывает ассоциации образов: правнука – поэта и прадеда – арапа Петра Великого, «странная жизнь» которого побуждала к творческой фантазии, являясь стимулом поистине кропотливой исследовательской работы. Обнаруженные после гибели Пушкина документы в его архиве не только освещают широкий круг вопросов, связанных с деятельностью прадеда поэта, сподвижника Петра Великого, но и вплотную подводят к одному из интереснейших моментов родословной Пушкина, к его африканским корням, послужившим истоком многих его произведений. Это «Начало автобиографии», «Примечание к 1-ой главе «Евгения Онегина», «К Языкову», «Как жениться задумал царский арап», «Моя родословная» и роман «Арап Петра Великого».

Новиков Н. С. Летопись сельца Михайловского и окрестностей, которую вели местные священнослужители //Духовный труженик. А. С. Пушкин в контексте русской культуры. – СПб., 1999. – С. 202. 2 Привилегии дворянства закреплены и юридически кодифицированы «Жалованной грамотой дворянству 1785 году». Главная привилегия: дворянство освобождено от обязательной государственной службы (фактически – от любых обязательств перед государством и монархом). 1

Открытие музея Ганнибалов 4 июня 1977 года. В первом ряду (слева направо): председатель Пушкинской комиссии Академии наук, академик М. П. Алексеев и директор Государственного музея-заповедника А. С. Пушкина С. С. Гейченко Во втором ряду: заведующий (хранитель) музеем-усадьбой Ганнибалов Б. М. Козмин и первый секретарь Пушкиногорского райкома КПСС А. Ф. Васильева. Фотосъёмка Виктора Ахломова

Аллея карликовых лип

Грот-беседка Архитектор Н. С. Рахманина 1972–1999

Варвара Васильевна Тимофеева-Починковская в своём кабинете Дома писателей в Михайловском. Фото 1910-х

Фото из журнала «Столица и усадьбы». 1914

Василий Александрович Кузнецов, сын Е. Е. Дроздовой

Екатерина Ефимовна Дроздова с мужем Александром Кузнецовым

Петровское. Людская Архитектор Г. С. Гофман. Восстановлена в 2001

Жалованная грамота Копия, выполненная с подлинника, хранящегося во Всероссийском музее А. С. Пушкина

Портрет Императрицы Елизаветы Петровны И. Штенглин с оригинала Л. Каравакка. 1741

Парадная зала (столовая) в доме-музее П. А. и В. П. Ганнибалов

Въезд в усадьбу. Пруд в форме рыбы, построенный в 40-х годах XVIII века

Дом-музей А. П. Ганнибала. Кухня-столовая, построенная по голландскому образцу (П. А. Ганнибал, построив усадебный дом, переоборудовал кухню в винокурню)

Дом-музей А. П. Ганнибала – прадеда А. С. Пушкина Архитектор А. К. Богодухов. Восстановлен в 2001

Открытие музея-усадьбы Ганнибалов после завершения реконструкции, приуроченной к 200-летнему юбилею со дня рождения А. С. Пушкина. 2 июня 2001 Стоят (слева направо): первый заместитель министра культуры России Н. Л. Дементьева, хранитель музея-усадьбы предков поэта Б. М. Козмин, заместитель главы Администрации Псковской области Ю. А. Демьяненко, директор Государственного музея-заповедника А. С. Пушкина Г. Н. Василевич и заместитель директора Пушкинского заповедника Л. В. Козмина Фото Лидии Чехович

А. С. Пушкин. Автопортрет; в рост, в картузе и с тростью Черновик. «Евгений Онегин». Глава V, строфы III – IV Начало января 1826

Борис Козмин. Пушкин в гостях у двоюродного деда Петра Абрамовича Ганнибала в Петровском. 1986

Пушкин и Пётр Абрамович Ганнибал

«История проходит через дом человека,

через его частную жизнь».

Ю. М. Лотман

Попав осенью 1824 года в родовое имение Михайловское, Пушкин очутился на тех землях, ... где Петра питомец, Царей, цариц любимый раб И их забытый однодомец, Скрывался прадед мой Арап...

И оказался «под сенью» посаженных прадедом деревьев в прямом смысле этого слова. С этого момента в творчестве Пушкина усиливается тема «предков» и «отеческих гробов», прошедшая через всё его творчество. «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие. “Государственное правило, – говорил Карамзин, – ставит уважение к предкам в достоинство гражданину образованному”. Греки в самом своём уничтожении помнили славное происхождение своё, и тем самым уже были достойны своего освобождения... Может ли быть пороком в частном человеке то, что почитается добродетелью в целом народе? Предрассудок сей, утверждённый демократической завистию некоторых философов, служит только к распространению низкого эгоизма. Бескорыстная мысль, что внуки будут уважены за имя, нами им переданное, не есть ли благороднейшая надежда человеческого сердца? Mes arriere-neveux me devront cet ombrage!»1 (Мои правнуки будут мне обязаны этой сенью!) (II, 55). Первая печатная декларация мыслей, созревших в спорах Пушкина с А. А. Бестужевым и К. Ф. Рылеевым. В конце мая 1825 г. Пушкин писал: «У нас писатели взяты из высшего класса общества. Аристократическая гордость сливается у них с авторским самолюбием. Мы не хотим быть покровительствуемы равными. Вот чего подлец Воронцов не понимает. Он воображает, что русский поэт явится в его передней с посвящением или с одою, а тот является с требованием на уважение как шестисотлетний дворянин». На протестующее замечание Рылеева: «Ты сделался аристократом: это меня рассмешило. Тебе ли чваниться пятисотлетним дворянством? И тут вижу маленькое подражание Байрону. Будь, ради бога, Пушкиным», – Пушкин отвечал дальнейшим обоснованием своих положений. 1

Эта пушкинская заметка из «Отрывков из писем, мыслей и замечаний»2, представляющих собой свод сохранённых фрагментов из Автобиографических записок 1821–1825 годов, заключается показательной цитатой из басни Ж. Лафонтена «Старик и трое молодых». Цитата вводит тему «правнуков» – и, соответственно, прадеда. Если в детстве Пушкиным воспринимались рассказы как сказание о загадочном «негритянском принце», то после лицейского возрастания постепенно усиливается острое желание как можно больше узнать о «странной жизни» чёрного прадеда, и далёкой его родине. Интерес этот объясняется и принадлежностью А. П. Ганнибала к славной Петровской эпохе, его близостью к великому преобразователю России, чья личность и деяния притягивали так властно Пушкина – поэта и историка, и увиденным в судьбе прадеда сходством с отдельными фактами и явлениями собственной жизни. Интерес этот, возбуждавший творческое воображение в постижении исторической значимости царского арапа, и привёл Пушкина к двоюродному деду Петру Абрамовичу Ганнибалу. Первое упоминание поэта о посещении им П. А. Ганнибала в Петровском мы находим в уцелевшем клочке Автобиографических записок, в котором Пушкин передаёт свои впечатления от приезда в Михайловское в 1817 году: «1824. 19 ноября. Михайловское. Вышед из Лицея, я почти тотчас уехал в псковскую деревню моей матери. Помню, как обрадовался сельской жизни, русской бане, клубнике и проч., но всё это нравилось мне недолго. Я люблю и доныне люблю шум и толпу и согласен с Вольтером в том, что деревня est le premier...». Текст на обороте листа посвящен описанию фрагмента встречи с П. А. Ганнибалом:

«Отрывки из писем, мыслей и замечаний», датируемые второй половиной 1827 года, были опубликованы в альманахе «Северные цветы на 1828 год» без имени автора и без четырех заметок, исключенных из «Северных цветов» по соображениям частью цензурного, частью редакционно-тактического порядка. Избранная форма непринужденной беседы с читателем на самые разнообразные литературно-политические и интимно-бытовые темы определилась под воздействием «Замечаний о людях и обществе», опубликованных В. Л. Пушкиным в «Литературном музеуме на 1827 год». 1

«...попросил водки. Подали водку. Налив рюмку себе, велел он и мне поднести; я не поморщился – и тем, казалось, чрезвычайно одолжил старого арапа. Через четверть часа он опять попросил водки и повторил это раз 5 или 6 до обеда. Принесли... кушанья поставили...» (XII, 304). Характер этого текста предполагает ряд вопросов: 1. Текст открывается датой: 1824. Ноября 19. Это заставляет предположить, что перед нами вроде бы дневник. Но описываемое событие на 7 лет отстоит от указанной даты: Пушкин передаёт свои впечатления от первого приезда в Михайловское – в 1817 году. 2. Авторские деревенские воспоминания. Описанные Пушкиным в этом фрагменте, явно корреспондируют с настроением, запечатлённым годом ранее в первой главе «Онегина» применительно к герою романа в стихах. Случайно ли это совпадение настроений? Осенью 1824 г. Пушкин занимался как раз подготовкой первой главы романа к печати. 3. Фрагмент встречи с П.А.Ганнибалом построен явно на личных, даже интимных деталях, и он, вероятно, должен был быть «прологом» к чему-то более важному для Пушкина. Ведь не мог же он ограничиться в Записках констатацией того очевидного факта, что брат его деда злоупотреблял горячительными напитками? Что же в таком случае должно было последовать далее? 4. Когда происходила описанная встреча со «старым арапом»: в 1817-м или в 1824-м году? Какие важные обстоятельства биографии Пушкина в ней скрывались? Дата, обозначенная в начале отрывка, соответствует времени сообщения Пушкина (в письме к брату Льву Сергеевичу от 20-х числах ноября 1824 г.) о том, что он «продолжает свои Записки».

Этот отрывок относится к самому интенсивно-

му периоду работы над Автобиографическими записками1, которые он начал писать в 1821 году в Кишинёве и которые им же были уничтожены в Михайловском. Позднее, в 1834 году, Пушкин свидетельствовал о первом, не дошедшем до нас, прозаическом опыте, связанном с созданием собственной обширной «биографии»: «...В 1821 году начал я свою биографию и несколько лет сряду занимался ею. В конце 1825 г., при открытии несчастного заговора (восстания декабристов – Л. К.), я принуждён был сжечь сии записки. Они могли замешать многих и, может быть, умножить число жертв. Не могу не сожалеть о их потере; я в них говорил о людях, которые после сделались историческими лицами, с откровенностью дружбы или короткого знакомства. Теперь некоторая торжественность их окружает и, вероятно, будет действовать на мой слог и образ мыслей» (XII, 310). Б. В. Томашевский рассматривал эту запись как дневниковую. А. М. Гордин тоже считает, что «перед нами не мемуары, а дневниковая запись, вызванная конкретным соКозмина Л. В. Автобиографические записки А. С. Пушкина 1821–1825 гг. Проблемы реконструкции. – М., 1999. 1

бытием...»1. Но весь рассказ, как мы видим, подан в виде воспоминания о прошлом: «вышед из Лицея», «уехал», «помню», «обрадовался» и т. д. После даты (1824. Ноября 19) указываются две географические координаты: Михайловское и Лицей. Ю. М. Лотман говорил, что Пушкин «был человек без детства». Поэтому, «когда в дальнейшем Пушкин хотел оглянуться на начало своей жизни, он неизменно вспоминает только Лицей». Представление у Пушкина о Лицее как о родном доме окончательно сформировалось в середине 1820-х годов, «когда реальные лицейские воспоминания уже слились в картину сравнительно далёкого прошлого, а гонения поэта заставили его искать опору в идиллических воспоминаниях»2. Таким образом, внутреннее развитие Пушкина подвело его к идее Дома, но не только дома, в котором он проводил дни детства. Именно в годы Михайловской ссылки дом предков стал тем Домом, с которым оказались связаны его юношеские впечатления. Эти «идиллические воспоминания» были особо усилены недавними событиями «печального» приезда. Как известно, сложившаяся ситуация во взаимоотношениях Пушкина и родителей усугубила и без того тягостные чувства. Что стоило пережить, например, малодушие отца, испугавшегося ссыльного сына? Противостояние между отцом и сыном длилось до середины ноября: примерно 17 или 18 ноября родители уехали в Петербург. Позднее, сравнивая этот свой приезд с более ранним, Пушкин писал: ... В разны годы Под вашу сень, Михайловские рощи, Являлся я, когда вы в первый раз Увидели меня, тогда я был Веселым юношей, беспечно, жадно Я приступал лишь только к жизни – годы Промчалися, и вы во мне прияли Усталого пришельца, я ещё Был молод, но уже судьба и страсти Меня борьбой неравной истомили. ............................................................. Утрачена в бесплодных испытаньях Была моя неопытная младость, И бурные кипели в сердце чувства И ненависть и грёзы мести бледной.

Ставя дату «1824. Ноября 19», Пушкин не просто фиксирует день в году (1824-м), а придаёт этой дате более значимое содержание. Она имеет двоякое значение: передаёт душевное состояние поэта и в то же время отмечает веху в его жизненной и творческой Гордин А. М. Текстологические заметки //Временник Пушкинской комиссии. – Вып. 22. – Л., 1988. – С. 111. 2 Лотман Ю. М. Пушкин. – СПб., 1995. – С. 30. 1

позиции. То есть, с одной стороны, буря миновала (ссора с отцом) и теперь он может без помех предаваться своим занятиям. С другой – начался отсчёт предстоящего одиночества в родительском доме, многомесячного изгнания поэта, которое, чтобы оно не превратилось в непрерывную муку, предстояло преодолеть благодаря творчеству. Воспоминания о первом посещении Михайловского, которые оставили в сознании поэта яркие впечатления, перекликаются с нынешним его душевным кризисом: «Но всё это нравилось мне недолго». Сравним это признание поэта со строфой первой главы «Евгения Онегина»: Два дня ему казались новы Уединённые поля, Прохлада сумрачной дубровы, Журчанье тихого ручья; На третий роща, холм и поле Его не занимали боле; Потом уж наводили сон; Потом увидел ясно он, Что и в деревне скука та же, Хоть нет ни улиц, ни дворов, Ни карт, ни балов, ни стихов, Хандра ждала его на страже, И бегала за ним она, Как тень иль верная жена.

То же своё томительное состояние Пушкин передаёт и в письмах. В конце октября 1824 года он пишет В. Ф. Вяземской: «Я нахожусь в наилучших условиях, чтобы закончить мой роман в стихах, но скука – холодная муза...» (XIII, 114). В письме к Д. М. Шварцу от 9 декабря 1824 года: «Вот уже 4 месяца, как нахожусь я в глухой деревне – скучно, да нечего делать; здесь нет ни моря, ни неба полудня, ни итальянской оперы. Но зато нет – ни саранчи, ни милордов Уоронцовых. Уединение моё совершенно – праздность торжественна» (XIII, 129). Н. М. Карамзин в «Письмах русского путешественника» писал об ипохондрии, об английском сплине, грусти и меланхолии, от которых в Англии «скорее, нежели гденибудь, хочется застрелиться». В Германии, не принимая жестокий мир, застрелился юный мечтатель – герой романа Гёте «Страдания молодого Вертера». И автор автобиографической повести «Российский Вертер», шестнадцатилетний Михаил Сушков, пройдя раннюю школу философского скептицизма, вслед за героем Гёте, вслед за своим героем – ушёл из жизни, застрелился. Онегин «застрелиться», слава Богу, / Попробовать не захотел». Ему была суждена участь «русского скитальца» и уготована долгая жизнь на страницах пушкинского романа. Произошло это по многим причинам – ещё

и потому, что хандра не овладела целиком Автором, чувство уныния не поглотило его души1. ... здесь меня таинственным щитом Святое провиденье осенило, Поэзия как ангел утешитель Спасла меня, и я воскрес душой, –

так охарактеризовал Пушкин своё преодоление наступившего в 1823 году идейнодуховного кризиса в первоначальном варианте написанного 26 сентября 1835 г. в Михайловском стихотворения «...Вновь я посетил...». * * * Без сомнений, между первым и вторым отрывками сохранившейся записи, как и после второго, существовал какой-то текст, содержание которого, возможно, состояло от всего того увиденного и услышанного от «двоюродного дедушки», в котором Пушкин нашёл источник «семейственных преданий» о «странной жизни» А. П. Ганнибала. Несмотря на то, что «старому арапу» в ту памятную встречу было уже 75, но, судя каким образом началось их родственное знакомство, П. А. Ганнибал был ещё крепким стариком. И все же Пушкин, отдавая должное возрасту Петра Абрамовича, не упустил случая расспросить его о своём легендарном прадеде, о брате старшем Иване Абрамовиче, о котором поэт скажет потом в примечании к первой главе «Евгения Онегина»: «И. А. Ганнибал принадлежал бесспорно к числу отличнейших людей екатерининского века» (VI, 655), и о жизненных «приключениях» самого «дедушки». Польщённый вниманием молодого внука «старый арап» наверняка мог дополнить свой рассказ показом фамильных документов, писем царствующих особ, памятных реликвий и книжного собрания его знаменитого отца. Безусловно, библиотека прадеда для Пушкина представляла большой интерес: по книгам он смог сделать вывод о мировоззрении «наперсника» Петра Великого. Читательские интересы А. П. Ганнибала, сложившиеся главным образом в Петровскую эпоху, были весьма разнообразны. При жизни Петра он имел возможность пользоваться замечательным книжным собранием царя, будучи его личным секретарём. Возвращаясь после семилетнего пребывания во Франции, куда был определён Петром I для получения инженерного образования, А. П. Ганнибал наряду с научным инструментарием по геометрии, физике, фортификации, большим глобусом небесных и земных сфер привёз и собрание книг, зная, что это будет высоко оценено его благодетелем, который заботился о повсеместном пополнении библиотек. Михайлова Н. И. «Собранье пёстрых глав». О романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин». – М., 1994. – С.11. 1

К сожалению, «хорошая» библиотека А. П. Ганнибала, по оценке пастора Г. Геннинга1, как собрание книг прекратила своё существование во время наступивших «окаянных» дней гражданской войны в начале 20-х годов XX века. С. П. Луппов, известный исследователь книг XVIII столетия, указывает, что библиотека А. П. Ганнибала по тому времени была весьма значительна. И среди частных книжных собраний первой половины XVIII века занимала видное место2. История её

двухсотлетнего существования такова.

Вместе с фамильным архивом и вещественными ценностями библиотеку наследует Иван Абрамович Ганнибал согласно духовному завещанию А. П. Ганнибала, а затем, в связи со смертью последнего (1801) всё переходит к П. А. Ганнибалу. «Старый арап» закончил своё земное су-

Реестр книг А. П. Ганнибала. 1730

ществование в 1826 году 8 июня, и владельцем наследного имущества и книжного собрания становится его сын Вениамин Петрович Ганнибал (1775–1839). По завещанию В. П. Ганнибала, где среди перечисленного всего движимого имущества отмечены одним словом «книги», книжное собрание достаётся означенным наследникам: «крёстным детям Павлу, Евпраксии, Надежде и Марии Федоровым Коротовым» – его внукам от незаконнорождённой дочери М. В. Коротовой (1802–1889). Коротовы в 1840 году перевозят библиотеку в купленное заблаговременно В. П. Ганнибалом для дочери небольшое именьице Герасимово (Богородское) на границе Опочецкого и Новоржевского уездов. Впоследствии Коротовы переехали на хутор Заречье у реки Алоль Новоржевского уезда. Этот хутор после смерти супругов Коротовых – Фёдора Павловича и Марии Вениаминовны – достался младшему их сыну Владимиру Фёдоровичу Коротову (1847–1908), у которого было десять детей. Дочь одного из сыновей В. Ф. Коротова – Якова (1879–1935), Ксения Яковлевна Коротова3 (1902–22.01.1980), констатировала: «вещи из имения Ганнибалов Петровское ещё в начале XX века находились на хуторе у моей бабушки, в усадьбе Заречье, на чердаке. Книги, переплетённые в пожелтевшую, потрескавшуюся кожу с золотым тиснением были сложены в ящиках и сундуках, которые стояли в подвале дома. И в чулане стоял старинный обитый кожей сундук с книгами цилиндрической формы». Вторят воспомиПрянишников Е. А. Новый документ об Абраме Петровиче Ганнибале и его семье // В книге «Из коллекции редких книг и рукописей научной библиотеки Московского университета. – М., 1981. – С. 78. 2 Луппов С. П. Книга в России первой половины XVIII века. – Л., 1973. – С. 271. 3 Рассказы К. Я. Коротовой записаны автором данной книги в год нашего знакомства в Петровском (1975), которое продолжалось до её кончины. 1

наниям К. Я. Коротовой и рассказы её двоюродной сестры, переданные директору музея-усадьбы А. П. Ганнибала «Суйда» А. В. Бурлакову дочерью Натальи Владимировны Коротовой (1895–1967) Татьяной Николаевной Алышевой: «В подвале старого коротовского дома в больших ящиках и сундуках лежали сильно попорченные крысами, покрытые пылью ганнибаловские книги. Чердак был завален поломанной дубовой мебелью. В тёмном чулане, в комоде, находились какие-то пожелтевшие фамильные бумаги...»1. Книги, по словам К. Я. Коротовой, пропали при пожаре 1918 года в усадьбе с прочими ганнибальскими раритетами. Однако благодаря реестрам2 наименований книг3, составленным А. П. Ганнибалом, перед нами предстаёт портрет владелца значительной библиотеки, читательские интересы которого определялись не только профессиональной деятельностью, но и обширностью познаний и высокой образованностью. Среди книг значатся труды государственных и политических деятелей, моралистов, философов. Наряду с книгой «Религии мира» означены «История иконоборцев» (1683), Библия и Коран Магомета. Работы по истории Древней Греции и Рима, Франции, Голландии, Англии, Германии, Испании, Мексики и «Новое открытие Америки». Здесь же «История Абиссинии и Эфиопии», «Описание королевства Сиам» и «Завоевание Перу», История Швеции и История Венеции. Описания путешествий, среди которых «Путешествие в Московию» Стрюйса (1719) – голландского парусного мастера и путешественника, приехавшего в 1668 году в Россию и изобразившего Москву почти такой, какой позже увидел её юный Ганнибал, когда в числе трёх мальчиков-арапчат был доставлен Петру I. Географическая литература, помимо описаний путешествий, включала пятитомную «Универсальную географию». Здесь были и словари, и карты, и журналы. Собрание содержало и сочинения древних писателей, произведения художественной литературы XVII века: таких авторов, как Овидий, Гомер, Лукиан, Квинт Курций Руф, Фамиано Страда, Бальтасар Грасиан-и-Моралес, Жан Расин, Мольер, Пьер Корнель, Савиньен Сирано де Бержерак, Жак Шарден, Жак Бенинь Босcюэ, Бернар Ле Бовье де Фонтенель, Жак Озаим; книги Никола Мальбранша: «О поисках истины, где рассуждается о природе человеческого разума и о применении, которое должно делать, чтобы избежать заблуждений в науках» (1721) и «Беседы о метафизике, о религии и о смерти» (1711). Книги по политической истории: «Государь» Макиавелли, «Придворный» Грасиана, «Политическое Евангелие» Жака Батиста Кольбера и Франсуа Мишеля де Лувуа, а также «Предсказания Нострадамуса». Бурлаков А. Судьба библиотеки Ганнибала. – Суйда, 1996. – С. 5. Реестры книг находятся в Санкт-Петербургском филиале Архива Академии наук. 3 О новых исследованиях книжного собрания А. П. Ганнибала смотрите статью Е. А. Ступиной «Библиотека А. П. Ганнибала» (Михайловская пушкиниана. – Вып. 37. – Пушкинские Горы – Москва, 2005. – С. 23–50). 1 2

В библиотеке находились и книги по различным вопросам, касающимся разных сторон жизненного уклада, формирования личности и нравственных устоев: социального положения – «Счастливый раб» и «Наука придворных людей»; домоустройства – «Обязанности домашней жизни / Жизнь прислуги» (1706); воспитания – «Воспитание детей» в двух томах; «Трактат о вежливости» в двух томах и «Памятные листки (записные книжки) светского человека»; образования – «О детях, ставших знаменитыми своими занятиями (учёбой) или сочинениями» (1688), «Общее понятие об обучении», «Практика универсальной памяти (Искусство запоминания)» (1719); любовных отношений – «Характерные Бернар Форест де Белидор

черты ложной и истинной любви, или Портрет влю-

Неизвестный гравёр по портрету кисти Луи Виже. XVIII век

блённого литератора / Характер любви» (1716); Любовные письма в четырёх томах, «Любовные письма одной португальской монахини» (1701), «Мир души и счастья».

В реестрах означены и учебники по французской грамматике, учебники Венерони: «О произношении французского языка» (1703) и «Учитель итальянского» (1713). Математическую литературу представляли пятитомный «Курс математики» и «Новейшая практическая геометрия» Озанама (1693) и его же «Размышлений о пользе математики и о способе её изучения, с Новым опытом наглядной арифметики» (1715), «Элементы Эвклида», «Арифметика» Бартьенса (1708) на голландском языке. Литература по фортификации и военной архитектуре представлена руководствами, пособиями, трактатами, трудом Себастьена Ле Претра де Вобана «Истинный способ укрепления городов» и «Кратким курсом фортификации и гидравлики» (1720) Бернара Фореста де Белидора, профессора Королевской артиллерийской школы в ЛаФере, у которого А. П. Ганнибал учился два года (1720–1722). В 1716 году, во время поездки по Европе, Петр оставил своего воспитанника в Париже, чтобы Абрам Петров военным наукам был обучен, и в 1720 году Ганнибал поступил в Артиллерийскую школу, только что созданную в Ла-Фере королем Людовиком XV. В «Немецкой биографии» А. П. Ганнибала о пребывании его во Франции говорится, что он «полностью закончил военную подготовку и особенно изучение математических наук под началом великого Белидора». Знаменитый французский математик, механик и инженер Бернар Форест де Белидор (1693–1761) был действительно великим. Он являлся членом французской, английской и русской Академий наук. Солидное знание математических наук выделило Белидора, как учёного, и он был приглашён профессором математики и артиллерии в открывшуюся в 1720 году Королевскую Артиллерийскую школу в Ла-Фере, прослужив в ней до 1742 года.

Здесь воспитанник Петра Великого постигал военно-инженерные науки не только по означенному в реестре книг труду Белидора, но и по другим учебникам профессора, таким как «Новый курс математики для артиллеристов и инженеров» и «Наука инженерного дела». Полученные крестником знания Пётр I оценил по достоинству. 4 февраля 1724 года он даёт распоряжение Светлейшему князю, подполковнику А. Д. Меншикову: «Абраму (арапу), который во Франции служилъ капитаномъ и привезъ сведетельство, того ради определите ево порутчикомъ бомбардирскую роту къ инженерамъ, которыхъ изъ молодыхъ въ кондукторы надлежитъ собрать корпоральство изъ нашихъ полковъ и ихъ детей, которыя тому обучаютца»1, то есть «обучать того полку унтер-офицеров и солдат инженерству». Видя, что Абрам Петров (будущий А. П. Ганнибал) преуспевает в преподавательской деятельности, он поручает ему составить учебник по геометрии и фортификации. Но, к сожалению, закончить труд при жизни своего благодетеля Абрам Петрович не успел. И 23 ноября 1726 года он преподносит учебник с посвящением Екатерине I, в котором, в частности, пишет, давая историческую оценку деяниям Петра Великого: «...Его величество никогда не делал, чтоб не было полезно к услуге и к покою своему народу и к славе своего владения... Неусыпным тщанием и радением Его Величество отечески желал в Российской Империи всякое учение в совершенство привести. Пётр Великий денно и нощно попечения имея о сей науке, милосердуя о народе своём особливо указал, чтоб российский народ обучался всяким наукам не токмо в главных академиях, но и в войске при полках указал быть школам для обучения некоторых частей инженерства». И далее о содержании учебника: «Того ради сия книга Фортификация и геометрия практика переведена с французского на российскиа, выбрана из книг славных разных авторов и искусных инженеров, в которой находится все части геометрии и фортификации, какова есть при сем; с показанием практики со всеми циркулярными приёмами и с некоторою частию вымеревания партикулярнаго действуемаго к строению фортификаций, и иных пропорциев». Посвящение Екатерине I свидетельствует, что по возвращении из Франции, которая вошла в судьбу царского арапа созидательной полосой, где в совершенно новой культурной среде, необычайно расширившей его умственный кругозор приобретением инженерно-фортификационных знаний, обогащением жизненным опытом прадед Пушкина из секретаря и ординарца государя стал истинным помощником, сподвижником Петра Великого. Государь использовал знания и энергию своего воспитанника везде, где от него можно было ждать положительного результата: для преподавания и составления карты местности на реке Вегмас (Карелия), где были найдены Марциальные воды, проГаннибал А. С. Ганнибалы: Новые данные для их биографий // Пушкин и его современники : материалы и исследования / Комис. для изд. соч. Пушкина при Отд-нии рус. яз. и словесности Имп. акад. наук. – СПб., 1913. – Вып. 17/18. – С. 217. 1

ектирования новых укреплений в Рижской крепости, для перевода иностранных книг. Поручая Конону Никитичу Зотову перевести две книги с французского, Пётр писал ему: «А буде вы из тех книг, которых не изволите знать терминов, то извольте согласиться с Абрамом Петровым».1 Безусловно, А. П. Ганнибал «Царей, цариц любимый раб», по верному определению Пушкина, глубоко понявшему личность и характер своего прадеда, был в семье Петра I близким человеком, оставаясь до конца верным петровским преобразованиям. Это видно из его посвящения, в котором он надеется, что Екатерина, став императрицей, «во всех делах наследствует мужу славному Петру Великому ...соблаговолит... усмотрит сию книгу колика потребна быть может молодым людям, желающим учения, но и совершенным инженерам». И упования наперсника Петра I в нужности своего труда были достойно приняты как «совершенными инженерами», так и следующим поколением эпохи Просвещения. Мемуарист А. Т. Болотов (1738–1833), сохранивший для потомков детальное описание его жизненного пути, ставшее «подлинной хрестоматией русской жизни XVIII века», рассказывая об этапах своей образованности, пишет: «У дяди моего Матвея Петровича Болотова нашел я ...несколько математических книг печатных и скорописных, а особливо была у него прекрасная геометрия и фортификация, писанная и черченная самим им в молодости, когда он учился наукам у Ганнибала ...Не успел я оные получить, как тотчас начал списывать»2. Учебник представлял несомненный интерес для современников, как один из источников познания военно-инженерного искусства. С. П. Луппов в описа-

Л. А. Серяков А. Т. Болотов. Иллюстрация из книги А. Т. Болотова. Гравюра. XVIII век

нии библиотеки А. И. Остермана, одного из сподвижников Петра I, фактически руководившего внешней политикой Российской Империи в 1720-е и 1730-е годы, находит среди его книг «взятые из собрания Петра I переводы А. П. Ганнибала («Геометрия» и «Фортификация»3)». Богатейшее книжное собрание Остермана подверглось конфискации после отправки его Елизаветой Петровной в ссылку за интриги против будущей императрицы в царствование Анны Иоанновны. 1

Вегнер М. Предки Пушкина. — М., 1937. — С. 34.

Болотов А. Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные им самим для своих потомков. Ч. 1. – М., 1993. – С. 233. 3 Луппов С. П. Книга в России в послепотровское время. – Л., 1976. – С. 188. 2

«Взятый из собрания Петра I» учебник Абрама Петрова поступил в Библиотеку Академии наук; здесь он и хранится до сих пор в составе библиотеки Петра Великого1. И уже в наши дни, 23 октября 2010 года, года России – Франции и Международного года диалога культур, в Ла-Фере на бывшем здании Артиллерийской школы была торжественно открыта мемориальная доска, увековечивающая память Ганнибала. На ней указано на русском и французском языках: «Прадед Александра Пушкина, крестник Петра Великого, первый русский военный инженер, генерал-аншеф Русской императорской армии Абрам Петрович Ганнибал, родившийся в Логон-Бирни в 1696 году и скончавшийся в России в 1781, постигал в этих стенах искусство фортификации и стал одним из первых дипломированных военных инженеров, выпущенных кузницей кадров французской артиллерии». 2 Одним словом, русский представитель, африканец по рождению, стал выдающимся примером французской образованности. В экспозиции музея Ганнибалов из книжного собрания прадеда А. С. Пушкина представлены две книги, каждая из которых, таит в себе занимательную историю, ибо, как заметил С. Я. Маршак, «любая дошедшая до нас стара книга – это бумажный кораблик, переплывший бурное море истории».3 Первая книга – «Система или состояние мухаммеданской религии», изданная по повелению Петра Великого в Санкт-Петербурге в 1722 году. Издание украшено изящным фронтисписом работы художника-гравера А. Зубова с посвящением Петру I Д. К. Кантемиром. За посвящением следует стихотворение на латинском языке «Ректора Московских школ». На верхнем листе имеется надпись чёрными Об учебнике Ганнибала смотрите статьи: Ступиной Е. А. «Геометрия и фортификация» А. П. Ганнибала (Михайловская пушкиниана. – Вып. 37. – С. 51–54); Козминой Л. В. «Ганнибаловский миф» в зеркале фактов (Пушкин на пороге XXI века: провинциальный контекст. – Арзамас, 2007. – Вып. 9. – С. 33–54). 2 Торжественная церемония в Ла-Фере, проводившаяся при информационной поддержке Итар-ТАСС и французской прессы, собрала вместе представителей Франции, России, Камеруна, Эстонии, других стран, с которыми был связан жизненный путь Ганнибала. ЮНЕСКО включила эту инициативу в свой календарь событий Международного года сближения культур. Репортаж о церемонии поместили «Нью-Йорк таймс» и «Интернэшнл геральд трибюн». Одновременно это плод многолетних трудов зарубежного биографа Ганнибала, известного бенинского историка и филолога, ныне парижанина Дьедонне Гнамманку. 3 Маршак С. Я. Поэзия науки // Ильин Михаил. Рассказы о вещах. – М. : Гослитиздат, 1962. – С. 16. 1

чернилами: «Н. Бирукова СПб. 1884 года 1 октября». Ниже владельцем дано описание книги, в завершении которого Н. Бируков пишет: «Экземпляр совершенно полный, что встречается крайне не часто (5+12+8+379+2 сторон). В особенности редко встречается гравюра, которая в большинстве экземпляров отсутствует. Голиков (№ 5225) отмечает книгу редкой уже в его время». На втором листе – оттиск штампа: внутри окружности – BIBL.DE; на переднем плане – N.N.BIROUKOFF. Внутри – полистовая (с «Книги первой» до «Второй») вкладная надпись орешковыми чернилами: «Сия книга опочецкаго собора священника Петра Погонялова». Прежде чем попасть в музейную коллекцию, в течение долгих лет «Система» находилась в книжном собрании московского военного пенсионера Николая Александровича Старицина. Когда он

Экслибрис Н. Н. Бирукова. 1899

узнал, что уже полным ходом идёт восстановление музея предков А. С. Пушкина Ганнибалов в мемориальной усадьбе Петровское, тотчас принял решение: раритет Петровской эпохи должен быть в коллекции возрождённого музея. И 27 марта 1976 года книга поступила по Акту № 11 в фонды Пушкинского заповедника. Однако каким образом книга оказалась у военного пенсионера Н. А. Старицина и имеет ли он какое-то отношение к Н. Н. Бирукову, владельцу «Системы», отметившему надписью свою принадлежность к весьма редкому раритету даже для Петровского времени? И каким образом священник Пётр Погонялов стал владельцем книги из ганнибаловского книжного собрания? Надо полагать, что «Система» могла попасть к опочецкому священнику от супругов Коротовых. И вот при каких обстоятельствах. Муж правнучки арапа Петра Великого Марии Вениаминовны Коротовой Фёдор Павлович, имея страсть к игре в карты, проиграл почти всё своё состояние. М. В. Коротова, чтобы спасти мужа от пагубной страсти, продала приобретённое для неё отцом В. П. Ганнибалом имение Герасимово (Богордское), что на границе Опочецкого и Новоржевского уездов, и купила хутор Заречье на реке Алоле. По рассказам К. Я. Коротовой, эта семейная драма произошла в 60–70-е годы XIX века. Возможно, какая-то часть наследных вещей была продана или обменена для поддержания материального положения, т. е. «Система…» могла быть проданной местному священнику, который, вероятно, приумножал библиотеку поместной церкви редкими печатными книгами.

Второй владелец «Системы» – известный конце XIX – 10-х годах XX века московский собиратель книг Николай Николаевич Бируков1 (1871–1918), которому, вероятно, книга досталось по наследству либо в дар в связи с каким-то событием в его жизни. Если отталкиваться от его записи, то обладателем книги он стал в 13 лет. Возможно, книга могла быть ему подарена «как вступающему библиофилу в наследное деяние по собиранию, описанию и классификации рукописных и печатных книг, пополняющих собой историю литературы». В составе его уникального книжного собрания, насчитывающего свыше 3500 томов, были инкунабулы, то есть книги, изданные в Европе от начала книгопечатания до 1 января 1501 года. Издания этого периода очень редки, так как их тираж был 100—300 экземпляров; старинные издания до 1550 года: «Flora rossica» (собрание свода российских растений 1784 и 1788 годов, выполненное Петером Симоном Палласом), эльзевиры (книги голландских печатников), славянские старопечатные книги и петровские издания. В 1899 году Н. Н. Бируков стал обладателем книжного знака, рисунок которого заимствован с экслибриса Ethel Seline Clubow работы английского художника Eduard Slocombe. На экслибрисе обозначены имя, отчество и фамилия владельца на корешке фолианта, лежащего горизонтально, а над ним рисунок, на котором изображены книги, чернильница с пером, стол с лампой и обозначен год – 1899, с разделением цифр, стоящих друг за другом внизу рисунка. Этим экслибрисом Н. Н. Бируков зафиксировал своё владение «Системой», вклеив его на внутреннюю сторону переплёта книги. Таким образом, книга отмечена и автографом Н. Н. Бирукова, и оттиском штампа, которым он отмечал свою принадлежность до 1889 года, и книжным знаком. В 1917 году владелец редкостного книжного собрания продал библиотеку Московскому Публичному и Румянцевскому музеям. Но, видимо, не всю библиотеку, а какую-то её часть, коль «Система» оказалась в частной коллекции Н. А. Старицина. Каким образом он стал обладателем книги из библиотеки Ганнибала, на сегодня нет ответа, так как, к сожалению, история приобретения книги Н. А. Старициным не была зафиксирована во время её продажи Пушкинскому заповеднику. Это предмет дальнейшего исследования о хождении уникальной мемории по книжным полкам её владельцев. История этого редкого раритета поистине удивительна. Когда книга попала в руки маститому музейщику – С. С. Гейченко, свершилось чудо! В кожаной обложке книги им были обнаружены вклеенные в переплёт письма и документы А. П. Ганнибала,

Н. Н. Бируков – статский советник, чиновник Министерства юстиции, член Московской судебной палаты, помощник прокурора Смоленского, а с 1903 года – Московского окружного суда. О библиофиле Н. Н. Бирукове см.: Словарь библиофила. Аркадьев Е.И. Каталог (М., 1903); Киселёв Н. П. Собрание старо-печатных книг Н. Н. Бирукова (Библиотечное обозрение. Кн. 1. Пг., 1919, С. 157–160); Шульц Ю. Ф. Заметки библиофила – Библиофилы прошлого (К. фон Уффенбах, Н. Н. Бируков). – Книга. Исследования и материалы. Сборник 74. Терра, 1997. С 191). 1

коих оказалось – двадцать шесть1. Отражая текущие события, эти эпистолярные источники представляют важный материал, освещающий созидательную деятельность А. П. Ганнибала, протянувшуюся почти через весь XVIII век. К 50-м годам он достиг высокого положения на профессиональном поприще, приобретя авторитет блестящего педагога и заслуженную репутацию непререкаемого специалиста в инженерном, фортификационном и геодезическом искусстве. Начиная с 1752 года А. П. Ганнибал – главный военный инженер российской армии, под его руководством весь инженерный корпус России и контроль над учебными программами в Инженерных и Артиллерийских школах. Он руководитель комиссии по рассмотрению состояния крепостей Империи, главный директор работ на Ладожском канале и комиссии по Кронштадту и Рогервикским строениям; генерал-аншеф2, кавалер орденов Святой Анны и Святого Александра Невского. Среди обнаруженных в книге «репортов» 1756–1761 годов, посланных из «Военнопоходной канцелярии генерал-аншефа и кавалера Ганнибала», имеются донесения, рассказывающие о ходе строительства Ладожского канала; «вольных работных людей», находящихся на строительстве и заготовке леса, камня и других материалов; «Известия о прибытии на строительство Кронштадтского и Ладожского каналов крестьян, принадлежащих разным помещикам» (1760); «О количестве солдат, колодников (арестантов) и лошадей на строительстве фортификационных работ в Епатиевской крепости» (сентябрь – октябрь, 1760). Имеется «отрывок из 14 пункта «Генерального регламента» о контрактах на торговлю и пр.» и «Почтовый журнал отправки и приёма писем канцелярии А. П. Ганнибала». Особый интерес вызывает правленое рукой А. П. Ганнибала «Распоряжение» об изготовлении в столярке военно-походной канцелярии предметов мебели для его рабочего кабинета: «трёх столов на точёных ножках, в их числе двух дубовых, большого бельевого шкафа, двенадцати стульев, сундучка – длиною полтора аршина, высотою в пол-аршина, шкатулки дубовой... вышиною четыре вершка и проч.». И как живая связующая нить – «Экстракт» (сжатое изложение – Л. К.) о состоянии Псковской крепости в 1724 году» – результат выполненных по заданию Петра I работ. Среди писем имеются два послания, из которых вырисовывается портрет рачительного землевладельца. Первое адресовано опочецкой помещице Василисе Евстигнеевне Богдановой, которую А. П. Ганнибал величает своей «благодетельницей», датируемое 1756-м годом. В нём идёт речь о покупке для Петровского «девяти крестьян мужеска и женска полу из сельца Брюхова». А в другом письме Стефану Ефимовичу содержится соГейченко С. С. Пушкиногорье. – М., 2003. – С. 189. Генерал-аншеф (франц. general en-chef – буквально главный генерал) – генеральское звание 2-го класса по «Табели о рангах» в России XVIII века. По воинскому уставу 1716 года – главнокомандующий, равный фельдмаршалу, возглавлявший «Консилию» генералов; на практике – полный генерал, стоящий рангом ниже фельдмаршала. 1 2

общение о побеге из Суйды, обретённого А. П. Ганнибалом в 1759 году имения, крестьянина, живущего у десятского в деревне Ораниенбаумского ведомства. И ещё одно письмо, заслуживающее внимания. Это сохранённый черновик отправленного письма от 6 января 1761 с поздравлением генерал-майора Шиллинга с Рождеством и Новым Годом, текст которого передаёт доброжелательные взаимоотношения генерал-аншефа А. П. Ганнибала с одним из его современников. Письма из числа обнаруженных, содержащие решения по управлению вотчинами, дружеские и деловые отношения, равно как и официальные документы, углубляют наше представление о личности прадеда Пушкина. Они позволяют увидеть его не только в каждодневной жизни, но и осознать значимость деяний А. П. Ганнибала в истории государства Российского. Вторая книга – «Четьи-Минеи» на месяц сентябрь 1768 года. Эти «Четьи-Минеи» представляют собой дополненные тем или иным материалом «Четьи-Минеи» Святого Димитрия, которые были составлены на основе «Великих Четьий Миней» митрополита Макария, появившихся в середине XVI века. Жития святых изложены последовательно на каждый день и месяц целого года. «Четьи-Минеи» были одной из самых читаемых духовных книг XVIII века. Радостью от прочтения «ЧетьиМиней» поделился с читателями в своих мемуарах А. Т. Болотов: «Отец Илларион принёс мне «Жития святых» в Четьи-Минеях... Какая была для меня радость... Чтение сие было мне сколько увеселительно (духовно радостное – Л. К.), столько и полезно: оно посеяло в сердце моём первые семена любви и почтения к Богу и уважения к Христианскому закону»1. Попасть «Четьи-Минеи» в подобную болотовской сельскую церковь могли, например, дарением дворянина-доброхота, как это было сделано А. П. Ганнибалом. Когда по воле Петра III, отправившего А. П. Ганнибала в отставку 9 июня 1762 года, он покидал Канцелярию Главной артиллерии и фортификации, в его руках находились две обширные хозяйственные мызы: Михайловская губа в Псковской губернии и Суйда в Софийском уезде, в 60 верстах от Петербурга. Приоритет был отдан имению, рас1

Болотов А. Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова. – Там же. – С. 232.

положенному вблизи от столицы, где прадед Пушкина и прожил до конца своих дней – 14 мая 1781 года1, погрузившись в мир сельской жизни, наполненной семейными и хозяйственными заботами, учёными занятиями, философскими размышлениями и чтением книг. 21 июня 1775 года – радостный день рождения внучки Надежды, дочери Осипа Абрамовича и Марии Алексеевны Ганнибал, ставшей матерью А. С. Пушкина, – арап Петра Великого ознаменовал дарением в поместную церковь Воскресения Христова двенадцати книг «Четьи-Минеи», указав на каждой книге своё имя, чин, звание, храм, год, месяц и день. В конце XIX века в поисках следов арапа Петра Великого учёный-антрополог Д. Н. Анучин посетил Суйду, надеясь отыскать какие-либо сведения о бывшем владельце. Он встретился с настоятелем Суйдинской церкви А. Быстряковым, который поведал: «Старая церковь за ветхостью разобрана в 1845 г., и в то же время имевшиеся документы все или похищены, или уничтожены. Сохранились в церкви только 12 книг минеи месячной, в которых по листам сделана скрепа такого содержания: “1775 году июня 21 дня его высокопревосходительство генерал-аншеф и разных орденов кавалер Абрам Петрович Ганнибал в Суйдовской мызе в церковь Воскресение Христово дал вкладу сию книгу именуемую месячную Минею”»2. Посетила Суйду в 1912 году и правнучка арапа Петра Великого Анна Семёновна Ганнибал (1849–1925), к этому времени известная уже как педагог, публицист, историк, литературный критик и переводчица. В литературном приложении к газете «Новое время» она писала: «Большой дом сгорел, недавно только разобрали его фундамент. Нынешний владелец Суйды, Геймбюргер, живёт в старинном флигеле, неоднократно перестроенном. От старины уцелели, может быть, только украшения на флигеле, в виде полотенец. [...] Благодаря любез-

Анна Семёновна Ганнибал, троюродная сестра А. С. Пушкина

Н. К. Телетова, ссылаясь на позднее сообщение П. А. Ганнибала, писавшего, что его отец в «1781 году скончался в апреле 20-го числа», считает, что это более верная датировка кончины А. П. Ганнибала – 20 апреля 1781 года (Телетова Н. К. Забытые родственные связи. – СПб., 2007. – С. 156). Однако М. Д. Филин, ссылаясь на метрическую книгу Санкт-Петербургской епархии Рождественского уезда церкви Воскресения Христова, пишет: «за 1781 год отмечено, что “отставны генерал аншеф Абрам Петрович 98 лет” помер “в маие 14 числа”». К этой записи, где возраст усопшего указан неверно, сделана, возможно, священником Сергием Андреевым, важная приписка: «Исповедан и причащён 9 маия ещё» (Ульяновский А. И. Няня Пушкина. – М.; Л., 1940. – С. 89). Наличие такой приписки, считает М. Д. Филин, «придаёт майской дати-ровке несколько большую убедительность, нежели апрельской. Отметим, что у А. К. Роткирха в «Немецкой биографии» А. П. Ганнибала датой кончины генерала также названо 14 мая 1781 года (XVII, 48)» (Филин Михаил. Арина Родионовна. ЖЗЛ. – М., 2008. – С. 165–166). 2 Анучин Д. Н. А. С. Пушкин (Антропологический эскиз). – М., 1899. – С. 15–16. 1

ности настоятеля Суйдинской церкви Воскресения Христова удалось мне увидеть церковные книги и крест, имеющие отношение к Абраму Петровичу Ганнибалу...». А через пять лет революционный вихрь в бурном водовороте гражданской войны, разрушая «старый мир», пронесся и по бывшему поместью Ганнибала. В 1937 году церковное служение в храме прекратилось. Пропагандисты советской идеологии, строящие «новый мир», преобразовали его в клуб колхоза имени А. С. Пушкина. Гатчинский краевед, собиратель раритетов Ангелис Николаевич Лбовский (1898–1955), хранитель Красногвардейского краеведческого музея, тревожась за сохранность ганнибаловской реликвии, инициировал приезд научных сотрудников Института русской литературы Академии наук, чтобы особым постановлением изъять и передать на хранение в Пушкинский Дом книги «Четьи-Минеи». В том же году Литературная газета (№ 34) сообщала: «Пушкинской комиссией Академии наук СССР через научного сотрудника Е. С. Гладкову получено 11 книг, хранившихся в позднейшей церкви с. Суйда. [...] Девять из редчайших книг переданы на хранение в архив Пушкинского Дома, две – краеведческому музею Красногвардейска».1 Шли годы... А «Четьи-Минеи», безмолвно покоясь в Древлехранилище Пушкинского Дома, ожидали своего часа обнаруженной к ним заинтересованности. И час этот настал. 17 марта 1972 года «Вечерний Ленинград» оповестил читателей о находке реликвии прославленного пушкинского предка – «Четьи-Минеи» на месяц январь с вкладной записью А. П. Ганнибала. Автор этой сенсационной публикации Т. Лазарева с оговоркой указала место её пребывания: «“Минея” предположительно приобретена от коллекционера А. Н. Лбовского из Суйды Пушкинским Домом». Узнав из газетной статьи Т.Лазаревой о ганнибальской реликвии, С. С. Гейченко немедленно отправился в Пушкинский Дом. К его изумлению, вместо первого тома «Минеи» на месяц январь в Древлехранилище оказалось девять книг, хранящихся с того самого 1937 года. Дело в том, что «Минея», о которой писала Т. Лазарева, была обнаружена в недрах рукописного архива Пушкинского Дома. В книге «Пушкиногорье», где С. С. Гейченко увлечённо рассказывает о возвращении ганнибаловских раритетов, занявших достойное место в экспозиции музея, он пишет: «В конце своей жизни Абрам Петрович приобрёл для библиотеки ряд церковных книг, в их числе Библию и все двенадцать больших томов книги «Четьи-Минеи» издания 1768 года. В 1775 году он подарил эти книги в свою поместную церковь в Суйде, сделав в ней собственноручную «вкладную запись». Две книги из двенадцати и один лист из третьей книги нам удалось найти и доставить в Михайловское. Удалось приобрести и ещё одну редчайшую А. В. Бурлаков констатирует: «Сюда же попала и обнаруженная в церкви «Библия» с надписью «Боярину и Сенатору Петру Матвеевичу Апраксину 1716 года», принадлежащая в Петровскую эпоху владельцу Суйдинской мызы». Судьба этих книг, доставшихся музею, неизвестна. По предположению А. В. Бурлакова, «видимо, они погибли в годы войны вместе с другими экспонатами краеведческого музея» (Бурлаков Андрей. Судьба библиотеки Ганнибала. – Суйда, 1996. – С. 3). 1

французскую книгу из библиотеки Ганнибала. Книгу М. Гроциуса «О войне и мире», изданную в 1687 году в Париже, с автографом кардинала Мазарини и оттиском его печати. Эти книги наряду с другими приобретёнными мною книгами, характерными для петровского времени, позволят достойным образом украсить кабинет великого предка А. С. Пушкина».1 Для того чтобы ганнибальские реликвии «достойным образом» нашли место в экспозиции открывающегося музея в Пушкинском заповеднике, заведующим Древлехранилищем Пушкинского Дома В. И. Малышевым было предложено С. С. Гейченко осуществить компенсацию на не менее значимые книжные раритеты. По описи Древлехранилища Пушкинского Дома отдельных поступлений 1974 года за № 23 от С. С. Гейченко поступило: № 211. Родословец русский, составленный по указу царя Федора Алексеевича в 1682 году соответственно с пометой писарской. Копия середины XVIII века в лист. 343 листа. Скоропись. № 224. Анреа Синибальди. О делах совершенных и путях могущественных царя Петра Великого вождя Московии. Эпиграмма на латинском языке 1698 года. Один печатный лист 2; № 225. Миниатюра к проложной повести о введении Козьмы игумена. 1 лист. Первая четверть XIX века. Однако в музейный фонд Пушкинского заповедника поступила только «ЧетьиМинея» на месяц сентябрь, которая и представлена в экспозиции «Кабинета» Петра Абрамовича Ганнибала, хранителя фамильных раритетов. Всякий оставшийся след от великого человека – историко-культурная ценность. Бережно сокрытые неведомой рукой документы и письма в книжном переплёте «Системы» и вкладная запись в книге «Четьи-Минеи» – драгоценные биографические реалии легендарного прадеда Пушкина, которому было суждено воплощать заветы Петра в разных временных условиях XVIII века, насыщенного разнообразием исторических событий. А. П. Ганнибал, человек чёрного цвета кожи и пылких страстей, примечателен для нас тем, что был прадедом Пушкина, которого поэт особо выделял среди своих предков. На полях рукописей романа в стихах «Евгений Онегин» и романа в прозе о царском арапе он чертил профильные автопортреты с густыми кудрями, вытянутым носом, толстыми губами.

А. С. Пушкин. Автопортрет в образе арапа. «Арап Петра Великого». Глава третья (VIII, 524–525)

Гейченко С. С. Пушкиногорье. – М., 1981. – С. 184. Листовой материал, будучи обретенным, был опубликован по материалам Древлехранилища в 1985 году. См.: Николаев Н. И., Николаев С. И. Латинское стихотворение 1698 года в честь Петра I (Древнерусская книжность Пушкинского Дома. – Л., 1985). 1 2

Исследователи справедливо отмечают, что воспоминания об африканском предке охватили Пушкина во время Михайловской ссылки. Это, безусловно, так. Но ещё раньше, «возрастая» в Царскосельских садах, «населённых славой мраморной и медными хвалами екатерининских орлов», отрок Пушкин встречал среди «столпов» – монументов героям-полководцам – и колонну с надписью: «Победам Ганнибала». В стихотворении «Воспоминания о Царском Селе» Пушкин пишет: И вьявь я вижу пред собою Дней прошлых гордые следы... Садятся призраки героев У посвящённых им столпов, Глядите: вот герой, стеснитель ратных строев, Перун кагульских берегов. Вот, вот могучий вождь полунощного флага, Пред кем морей пожар и плавал и летал. Вот верный брат его, герой Архипелага, Вот наваринский Ганнибал.

Иван Абрамович Ганнибал в ранге бригадира командовал десантным отрядом в 2500 человек, отправленным в июле 1769 года из Балтийского с эскадрой адмирала Г. А. Спиридова в Средиземное море. В районе Греческого архипелага он с тремя кораблями и десантным отрядом после шестидневной бомбардировки взял 10 апреля 1770 года турецкую приморскую крепость Наварин, за что был награждён орденом Святого Георгия 3-й степени. В Чесменском морском сражении 24–25 июня того же года, будучи цейхмейстером (начальником артиллерии) соединённой русской эскадры графа А. Г. Орлова, И. А. Ганнибал отличился при изготовлении брандеров. Своей искусностью в управлении артиллерийским огнём содействовал уничтожению турецкого флота. Вместе с Г. А. Спиридовым, командовавшим тогда авангардом русской эскадры, он уцелел после взрыва на флагманском корабле «Евстафий».1 25 июля 1778 года именным указом Екатерины II И. А. Ганнибалу было поручено «построение новозаводимаго на Днепре при Александровском шанце города с надлежащими укреплениями, и в оном верфи и адмиралтейства». Екатерина в своём указе с нескрываемым к достоинствам высоко профессиональному военному специалисту уважением, прокомментировала: «От известных нам усердия к службе и искусства ваших ожидаем, что вы в сем важном и государству полезном деле на вас возлагаемом преуспеете»2. И выразила специальным указом от 20 ноября 1778 года благодарность и «в знак же благоволения 1 2

Леец Георг. Абрам Петрович Ганнибал. – Таллин., 1980. – С. 170–171. Шляпкин И. А. Из неизданных бумаг А. С. Пушкина. – СПб., 1903. – С. 312–317.

нашего посылаю при сем к вам табакерку, украшенную нашим портретом...»1. Под руководством И. А. Ганнибала, несмотря на то, что Г. А. Потёмкин (фаворит Екатерины II) прежде неудачно выбрал место под будущий город: удалённый от всех источников снабжения и строительных материалов, к тому же на болотах, – Херсон строился с удивительной быстротой. Через четыре

Вид крепости Херсон Прорись с картины неизвестного художника. Начало XIX в.

года уже существовал новый город с дворцом, адмиралтейством, литейным домом, арсеналом, верфями, казармами и частными домами; открыты Греко-Софиевская церковь, банковская, таможенная и почтовые конторы. Установлен «ямщицкий тракт» с почтовыми станциями, соединивший Херсон с другими городами империи. Крепость была снабжена гарнизоном с 200 орудиями, на верфи строились различные суда. В знак высочайшего благоволения «за похвальные и поспешные труды» Екатерина пожаловала своего главного строителя 20 тысячами десятин земли вблизи Херсона в имении Ивановка (Белозерка)2. Впоследствии, уже в XX веке, после Великой Отечественной войны именем Ганнибала была названа одна из площадей Херсона. Находясь в южной ссылке, Пушкин, для которого устное предание было важнейшим историческим источником, бесценным и незаменимым (недаром много лет спустя, собирая материалы по истории пугачёвского бунта, он отправится в Оренбургскую губернию в надежде получить сведения от очевидцев крестьянской войны), опрашивает оставшихся в живых свидетелей о подвигах И. А. Ганнибала – Наваринского героя и строителя Херсона. «Его постановления доныне уважаются в полуденном крае России, я в 1821 году (в том самом, когда Пушкин задумал свои Автобиографические записки – Л. К.) видел стариков, живо ещё хранивших его память. Он поссорился с Потёмкиным, Государыня оправдала Ганнибала и надела на него Александровскую ленту; но он оставил службу и с тех пор жил по большей части в Суйде, уважаемый всеми замечательными людьми славного века, между прочим Суворовым, который при нём оставлял свои проказы и которого принимал он, не завешивая зеркал и не наблюдая никаких тому подобных церемоний», – писал он в «Начале автобиографии» (XIII, 313). Русский биографический словарь. Том «Гааг – Гербель». – СПб., 1914. – С. 217–219. Русский биографический словарь. – Там же.

1 2

Родившийся в 1735 году и погребённый в октябре 1801 года в усыпальнице Святого Лазаря Александро-Невской лавры в Петербурге, И. А. Ганнибал прожил необыкновенно яркую жизнь. Образованный, под стать своему знаменитому отцу, он преуспел на службе, проявив необыкновенное мужество, храбрость и поистине суворовскую изобретательность. С 1777 года он член Адмиралтейств-коллегии и, будучи полным генерал-цехмейстером империи, до окончания службы возглавлял морскую артиллерию. За воинскую доблесть и государственную деятельность, помимо ордена Святого Георгия 3-й степени он был награждён орденами Святой Анны 1-ой степени (1775), Святого Александра-Невского (1781) и Святого Владимира 1 степени Надгробный памятник И. А. Ганнибалу

(1783). В отличие от некоторых баловней судьбы, это был великий труженик и подвижник, удачно наследовавший наиболее ценные черты характера своего отца.

Не случайно в намеченном плане первой программы неосуществленных автобиографических записок, относящихся к 1830 году, Пушкин целую главу или раздел обозначил «Иван Абрамович», намереваясь написать об этом выдающемся деятеле и замечательном человеке. На парадном портрете И. А. Ганнибала, представленном в музее П. А. Ганнибала, предстаёт крупная, весьма незаурядная личность славной плеяды екатерининских военачальников. По композиционному решению он весьма напоминает портрет Ивана Абрамовича кисти Д. Г. Левицкого, написанный для кавалерской галереи императрицы Екатерины II. Та же репрезентативность подачи значительного лица. Столь же явны черты этнического характера – сын африканца-отца и полушведки-полунемки-матери: разрез глаз, их цвет наподобие маслин. Телесная смуглость, контрастирующая с парадным белым мундиром, украшенным Андреевской лентой через левое плечо, на фоне которой сияет знак воинской доблести – Георгиевский крест. Высшие ордена империи покрывают всё подгрудное пространство его мундира. Портрет написан неизвестным художником в манере, свойственной эпохе Екатерины II, то есть alla primo, когда художник слой за слоем наносит тончайший красочный слой, и они, взаимодействуя и преломляясь, создают ощущение глубины и пространства. Из глубины ночного по характеру фона плавно выступает смуглая голова героя Чесмы и Наварина. Лик его словно выхвачен отдалённым всполохом горящего вражеского корабля. Полный благородной осанки и достоинства погрудный разворот военачальника XVIII столетия внушает мысль об умном, проницательном и решительном полководце, при взгляде на изображение которого, в памяти всплывают поэтические строки Пушкина из Post Scriptum’a к «Моей родословной»:

И был отец он Ганнибала Пред кем средь Чесменских пучин Громада корабля вспылала, И пал впервые Наварин.

Принадлежность к «русскому ганнибальству» Пушкин ощутил очень рано. Написанное в Лицее в 1814 году стихотворение «Кавказ» он подписал: «А. Пушкин-Аннибал». Для молодого Пушкина его предок-негр (а таким его считал и сам поэт, и его современники) был источником своеобразной романтики. Образ прадеда всплывает в Одессе, в дни тоски, когда Пушкин всерьёз подумывал о побеге из ссылки в далёкую, но кровно близкую Африку, называя её «моей», в лирическом отступлении первой главы «Евгения Онегина». Тогда же, в 1823 году в черновой рукописи второй главы романа он рисует фигуру «царского арапа», «черного прадеда» с автопортретным профилем. По словам И. Л. Фейнберга, Пушкин «сближал себя с Арапом зеркально».1 Сравним: О прадеде:

О себе:

Под сенью липовых аллей Он думал в охлаждены леты О дальней Африке своей.

И средь полуденных зыбей Под небом Африки моей,

Вздыхать о сумрачной России.

Автопортрет в виде арапчонка «Евгений Онегин» Начало ноября 1823. Одесса

В послании «К Языкову» и в строфе L первой главы «Евгения Онегина» Пушкин сопоставляет судьбу собственную с судьбой прадеда. Африка – единая родина для них обоих, поэтому в Одессе было «под небом Африки моей»; в деревне – «о дальней Африке своей». Россия тоже единственная родина для них обоих. И тот и другой покинули столицу не по своей воле. В послании «К Языкову» после воспоминания о прадеде поэт жаловался:

Но злобно мной играет счастье; Давно без крова я ношусь, Куда повеет самовластье, Уснув, не знаю, где проснусь, – Всегда гоним, теперь в изгнанье Влачу закованные дни...

В Михайловском образ прадеда привлекал творческое внимание Пушкина уже не только романтической экзотикой, как это было в Одессе. Теперь прадед осмысливался как личность историческая. Помня, что у «старого арапа» Ганнибала хранятся документы,

Фейнберг И. Л. Абрам Петрович Ганнибал – прадед Пушкина. – М., 1983. – С. 35.

повествующие о жизни прадеда, Пушкин спешит с ним встретиться. Однако состоялась ли встреча Пушкина с П. А. Ганнибалом осенью 1824 года и что из неё он смог извлечь? А. М. Гордин утверждает, что Пушкин с сестрой Ольгой Сергеевной осенью 1824 года посещали П. А. Ганнибала ещё в Петровском. Этому утверждению противоречат архивные документы, обнаруженные Г. Ф. Симакиной в филиале Государственного архива Псковской области (г. Великие Луки). Исповедные росписи и клировые ведомости, составленные священником Воскресенской церкви Илларионом Евдокимовым, знакомцем Пушкина «попом Шкодой», называют помещиком сельца Петровское Опочецкого уезда Псковской губернии в 1824 году Вениамина Петровича Ганнибала, штаб-капитана, живущего с дворней «15 м – 15 ж душ». В том же 1824-м священник Симеон Михайлов составляет отчётную клировую ведомость, в частности и о сельце Софронтьево, принадлежащем к приходу Пятницкого погоста Троицкой церкви. «В нём жительствует помещик генерал-майор Пётр Абрамович Ганнибал с дворней 17 м и 14 ж, и фамилией».1 Итак, хозяин Петровского в 1824 году – Вениамин Петрович Ганнибал, сын П. А. Ганнибала, от которого, возможно, Пушкин и узнал, что «старый арап» живёт в 60 верстах от Михайловского в своём имении Софронтьево Новоржевского уезда. Племянник Пушкина Лев Николаевич Павлищев передал рассказ своей матери Ольги Сергеевны, посещавшей двоюродного деда вместе с братом – А. С. Пушкиным. В рассказе идёт речь о некоторой потери памяти Петром Абрамовичем. Он никак не мог вспомнить имя своего сына, который незадолго перед тем заезжал к нему, называя Вениамина Петровича «прекрасным молодым человеком».2 Эта встреча могла произойти в сентябре – ноябре 1824 года, т. е. до отъезда Ольги Сергеевны из Михайловского в Петербург, последовавшего в десятых числах ноября. П. А. Ганнибалу было уже 82 года. Видимо, тогда Пушкин выказал желание ознакомиться с документами, которые видел семь лет назад, в 1817 году, упросив Петра Абрамовича написать воспоминания об отце, о себе, братьях, несмотря на имеющуюся уже забывчивость «дедушки», и договорился о новой встрече. Ожидание важных для него сведений он передаёт в письме от 11 августа 1825 года П. А. Осиповой, уехавшей в Ригу: «Я рассчитываю ещё повидать моего двоюродного дедушку – старого арапа, который, как я полагаю, не сегодня-завтра умрёт. А между тем мне необходимо раздобыть от него записки, касающиеся моего прадеда» (XIII, 543). Однако какой дошедший до нас источник, касающийся его прадеда, Пушкин желал «раздобыть» у «старого арапа»?

Симакина Г. Ф. П. А. Ганнибал – двоюродный дед А. С. Пушкина (неизвестные моменты биографии) (Михайловская пушкиниана: сб. статей научных сотрудников музея-заповедника А. С. Пушкина «Михайловское». – М., 1996. – Вып. 1. – С. 46–47). 2 Павлищев Л. Воспоминания об А. С. Пушкине. – М., 1930. – С.29. 1

В. А. Жуковский, разбирая бумаги Пушкина после его гибели, удивлялся тому, как много он сохранил документов, касающихся его предков. Среди бумаг 1820-х годов находилась копия «Немецкой биографии» А. П. Ганнибала и Сокращенный её перевод, сделанный Пушкиным. И не имеющий названия документ, который впервые был опубликован П. И. Бартеневым1 в 1891 году в журнале «Русский архив»2 под названием «Автобиографические показания о происхождении, приезде в Россию и службе прадеда Пушкина Абрама Петровича Ганнибала». И этими «показаниями» было «Прошение А. П. Ганнибала императрице Елизавете Петровне»3 на выдачу Диплома на дворянство и пожаловании герба. В Прошении А. П. Ганнибал излагает о своём происхождении, указывая географическое название места рождения – Лагон, о его крещении Петром Великим. О службе «его королевского величества Французского в лейб-гвардии капитаном» и о службе в России, начав которую от поручика лейб-гвардии Преображенского полка до генерал-майора – от Петра I до назначения его императрицей Елизаветой Петровной обер-комендантом в Ревеле. А вот на «дворянство Диплома и герба» он не имеет. По всей вероятности, когда «старый арап» знакомил в ноябре 1824 года Пушкина с автобиографическим документом прадеда, он добавлял к устным повествованиям какие-то отдельные эпизоды из жизни отца. Это и могло подвигнуть Пушкина, несмотря на путаность слабеющего дедушки, просить П. А. Ганнибала изложить в записках свои воспоминания. Таким образом, можно полагать, что «записками, касающимися прадеда», Пушкин мог назвать ожидаемые от П. А. Ганнибала сведения, которые бы внесли живость в сухое изложение автобиографических показаний А. П. Ганнибала в «Прошении» императрице Елизавете Петровне. В памятную встречу с

Барсуков А. Автобиографические показания о происхождении, приезде в Россию и службе прадеда Пушкина Абрама Петровича Ганнибала и денщика Петра Великого Андрея Козмича Древника. (Русский архив – 1891. –Т. 2. – С. 101–103). 2 Журнал основан П. И. Бартеневым по замыслу Хомякова, и был посвящён всестороннему изучению истории России. Содержал преимущественно публикации неизданных мемуарных, эпистолярных, литературно-художественных и ведомственных документальных материалов, освещавших культурную и политическую историю русского дворянства в XVIII и XIX веках. Большое количество материалов литературно-биографического характера было посвящено жизни и творчеству А. С. Пушкина и времени расцвета дворянской литературнохудожественной культуры. 3 ИРЛИ, ф. 244, оп. 3, № 161 (прошение А. П. Ганнибала императрице Елизавете Петровне). Значение этого документа для нас заключается в сообщении Ганнибалом автобиографических данных с твердыми фактами, важными для его достаточно темной биографии. Характерна дата документа – 1742 год. Это начало царствования Елизаветы, вернувшей Ганнибалу милости двора после чуть ли не 15-ти лет опалы вследствие придворных интриг. С этого времени начинается продвижение его в чинах, пожалование ему деревень и т. д. 1

П. А. Ганнибалом, как убедительно доказывает Н. К. Телетова1, «Немецкую биографию» А. П. Ганнибала Пушкин видеть не мог, так как ею «старый арап» не располагал. Знакомство с биографией прадеда, которую принято именовать «Немецкой биографией» А. П. Ганнибала из-за написания текста на немецком языке готической скорописью, произойдёт у него в июле 1827 года. Однако можно допустить, что П. А. Ганнибал, при сбивчивости сведений, сообщенных любопытствующему внуку о превратностях жизни своего отца, мог сослаться на более полную биографию А. П. Ганнибала, написанную его свояком Адамом Карловичем (Адольф-Рейнхольд) Роткирхом (1746–1797), мужем младшей дочери прадеда Пушкина Софьи Абрамовны (1759–1802). Совсем забыть о существовании биографии отца, судя по тексту «Воспоминаний», он не мог. Ведь она сочинялась А. К. Роткирхом в 1786–1787 годах2 в наследственном поместье П. А. Ганнибала – Елице, под Петербургом, в то же время, когда был издан закон об упорядочении дел русского дворянства, которое разграничивало дворян на «дворянство потомственное и службой приобретенное»3. Скорее всего, «Биография» создавалась по просьбе Петра Абрамовича как доказательство родовитости Ганнибалов. И заведомо приукрашенный рассказ, наряду с крещением, образованием, службою и заслугами на поприще государства Российского, о княжеском происхождении главы рода Ганнибалов, «возводившего своё происхождение по прямой линии к роду славного Ганнибала, грозы Рима», был одним из подтверждений. К тому же обычай к преувеличениям в родословиях, заложенный ещё Иваном IV, официально поддерживавший легенду о происхождении Рюрикова рода от «сродника» (родственника) римского императора Августа, стал уже некой нормой к этому времени. Многие выходцы из низшего сословия, но достигшие высокого положения на государственной службе, как – например, светлейший князь А. Д. Меншиков, возведший древо своё к римским импера-

Телетова Н. К. последовательно, базируясь на открытых новых документах, ведёт исследование в главе IX. Адам Роткирх «Немецкая биография» А. П. Ганнибала (Телетова Наталья. Жизнь Ганнибала – прадеда Пушкина. – СПб., 2004). В 2007 году в отдельной главе «Новое о прадеде Ганнибале» Н. К. Телетова вносит новые уточнения (Телетова Н. К. Забытые родственные связи А. С. Пушкина. – СПб., 2007). 2 Телетова Н. К. Забытые родственные связи А. С. Пушкина. – С. 146. 3 Потомственное дворянство – дворянство, передававшееся законным наследникам. Оно приобреталось четырьмя путями: пожалованием (земель, титула – княжеского, графского или баронского, герба и пр.) его по особому усмотрению самодержавной власти; чинами на действительной службе; в результате пожалования за «служебные отличия» российскими орденами; потомками особо отличившихся личных дворян и именитых граждан. С 1722 по 1845 год потомственное дворянство давалось за выслугу первого обер-офицерского звания на военной службе и чина коллежского асессора на гражданской и при награждении любым орденом Российской империи, c 1831-го года – за исключением польского ордена Virtuti militari. 1

торам, выводили родоначальников от знатных иностранцев, «выехавших на Русь»1. Однако дворянин-африканец, ставший генерал-аншефом и первым инженером, был единственным в истории Российского государства. И это был прадед А. С. Пушкина – А. П. Ганнибал. Могла быть и другая причина создания увесистой биографии наперсника Петра I. Возможно А. К. Роткирх желал запечатлеть для потомков жизнеописание неординарного человека уходящей эпохи. Тогда становится понятным, почему текст биографии остался у автора – человека более широких гуманистических взглядов. В 1792 году П. А. Ганнибал продал Елицы и переехал на постоянное жительство в псковское имение Петровское. А потомок выходцев из Швеции А. К. Роткирх, живший в ганнибаловском имении с 1782 года, заменяя хозяина, служившего при своём старшем брате Иване Абрамовиче на юге России, где он участвовал в основании города Херсона, уезжает в Павловск. И вместе с ним подлинник текста «Биографии» А. П. Ганнибала. После смерти А. К. Роткирха он находился в его вотчине Новопятницкое, которое было ему пожаловано Павлом I в 1797 году «за усердную службу главноуправляющим» Павловска (1792–1797). Здесь, в усадьбе Ямбургского уезда Петербургской губернии, и хранилась биография А. П. Ганнибала до начала XX века. Объясняя позыв Пушкина посетить в Новопятницком сына А. К. Роткирха Ивана Адамовича (1783–1832), Н. К. Телетова аргументирует тем, что смерть дедушки и скудность пришедшего от него материала, а также завершение насильственного пребывания в Михайловском открывали перед ним возможность и необходимость поиска биографии прадеда у других его потомков. Это, конечно, так. Но почему Пушкин выбирает Роткирхов? Ведь рядом, всего в четырёх верстах от Михайловского живёт наследник «старого арапа» Вениамин Петрович Ганнибал. Однако Пушкин знает: у него «Биографии» прадеда быть не может. Всё то, что мог ему предоставить П. А. Ганнибал, он имеет. Тогда что могло быть у преемников дочери царского арапа Софьи Абрамовны, вышедшей замуж уже после кончины отца, да к тому же не являвшейся прямой наследницей ганнибаловского имущества: что ей было отцом определено, братья исполнили. Безусловно, к Роткирхам его ведёт заронённая «дедушкой» надежда во время их встречи осенью 1824 года. Здесь, в Новопятницком, в июле 1827 года, у дядюшки Ивана Адамовича Роткирха2 Пушкин и обнаружит «значительный источник сведений о крестнике царя Петра» и станет обладателем копии «Немецкой биографии» В. К. Лукомский отмечает, что в списке родов, изданном в 1787 году вместе с «Бархатною книгою», в котором насчитывается 933 рода, из этого общего числа 804 рода показаны не русского происхождения, а как происходящие от иностранных выходцев (Лукомский В. К. Архивные материалы о родоначальнике Пушкиных – Радше. 1941). 2 От И. А. Роткирха подлинник перешёл к внуку автора – Владимиру Ивановичу, который передал его для публикации сыну своей дочери В. К. Лелонгу. О наличии подлинника стало известно Б. Л. Модзалевскому. По просьбе Бориса Львовича В. К. Лелонг переслал его в редакцию «Русской старины» академику Н. Ф. Дубровину. Рукопись подлинника с 1900 г. лежала в архиве издательства, а затем поступила в возникший в 1905 году Пушкинский Дом к Б. Л. Модзалевскому (См.: 1

А. П. Ганнибала, списанной для него, по всей видимости, женой И. А. Роткирха Христиной-Елизаветой, урождённой фон Вессель (1791–1840). Позднее, когда Пушкин в конце лета 1827 года будет работать в Михайловском над историческими главами о царском арапе, воспоминание о добродушном и дружелюбном шведе, увлечённом игрой на флейте, отобразится в VII главе романа. Это, как определила весьма убедительно Н. К. Телетова, «есть дань собственным впечатлениям от встречи с двоюродным дядюшкой И. А. Роткирхом, прозрачно названным Густавом Адамовичем».1 Став владельцем биографии прадеда, Пушкин сразу же приступил к её переводу. Она начинается с его резюме: «Абрам Петрович Анибал был действительно заслуженный Генерал в императорской Русской службе...» (XII, 434–437). Именно этот «Сокращенный перевод «Немецкой биографии», сделанный Пушкиным, был первым напечатанным в России жизнеописанием Ганнибала. Его опубликовал Я. К. Грот в книге «Пушкин, его лицейские товарищи и наставники» в 1887 году. В настоящее время и подлинник, и копия, и Сокращенный перевод «Немецкой биографии» хранятся в Пушкинском Доме. *** Готовя к печати первую главу романа «Евгений Онегин», Пушкин пишет к стиху «под небом Африки моей» обширное примечание, в котором подчёркивает сопряжение судеб прадеда и своей. Во всех случаях, когда у него возникают мотивы опалы, гонения, он обращается к биографии прадеда. Примечание начинается словами: «Автор со стороны матери происхождения африканского» (VI, 530). И далее вкратце сообщаются сведения о жизни знаменитого прадеда. Заканчивается примечание сожалением, что «в России, где память замечательных людей скоро исчезает, по причине недостатка исторических записок, странная жизнь Ганнибала известна только по семейственным приданиям» (XI, 530). Сравним с более поздней пушкинской констатацией: «...Замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов. Мы ленивы и нелюбопытны...» («Путешествие в Арзрум», VIII, 462). Поэтому в конце примечания к роману в стихах Пушкин обещает: «Мы со временем надеемся издать полную его биографию» (VI, 530). Сопоставляя текст примечания с «Немецкой биографией А. П. Ганнибала», с её переводом Пушкина, с «Воспоминаниями П. А. Ганнибала», Прошением А. П. Ганнибала имТелетова Н. К. К «Немецкой биографии» А. П. Ганнибала // Пушкин: Исследования и материалы. – АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). – Л. : Наука, Ленингр. отд-ние, 1982. – Т. 10. – С. 272—285. 1 Телетова Н. К. Жизнь Ганнибала – прадеда Пушкина. – СПб., 2004. – С. 172.

ператрице Елизавете Петровне и «Началом автобиографии» (1834 года), видим, что в биографии, мемуарах, документе и в «Начале автобиографии» нет расхождений в освещении жизни прадеда. В них нет эпизода, повествующего о «роскошной жизни прадеда», о 19 братьях, «из коих он был меньшой: помнил, как их водили к отцу, с руками, связанными за спину, между тем как он был свободен и плавал под фонтанами отеческого дома». Не говорится, что прадед был послан в подарок Петру Великому, что Бирон личный его враг, что Абрам Петрович возвратился из Франции с чином французского лейтенанта, что «умер в царствовании Екатерины, уволенный от важных занятий службы с чином генерал-аншефа на 92-м году от рождения». Однако эти факты сообщены Пушкиным в примечании к первой главе «Евгения Онегина», изданной в 1825 году. Позже, когда Пушкин получит от Роткирхов биографию прадеда, которая вызвала у него большее доверие, он снимет это примечание. Многое вызывало сомнение и прежде всего фонтаны, под которыми на родине будто бы плавал Ибрагим. При публикации всего романа (1833 и 1837) останется из всего снятого примечания только первая строка «Автор со стороны матери происхождения Африканского» (VI, 530). Исторические записки – в основе своей мемуары. Осенью 1824 года ими Пушкин не располагал; с нетерпением ожидаемые «записки, касающиеся моего прадеда» он сможет «раздобыть» только после августа 1825-го. Однако имел в своём собрании «семейственные предания» – устные рассказы П. А. Ганнибала. В третьей главе «Евгения Онегина», законченной 2 октября 1824 года, Пушкин характеризует свои попытки удержать и запечатлеть для себя и потомков черты уходящей жизни: «Перескажу простые речи / Отца иль дяди-старика» (VI, 57). В «Начале автобиографии» факты, основанные на «семейственных преданиях», соседствуют с собственными чувствами Пушкина, пережитыми им в годы Михайловской ссылки. Так в «Начале автобиографии» появляется сообщение, что А. П. Ганнибал «написал было свои записки на французском языке, но в припадке панического страха, коему был подвержен, велел их при себе сжечь вместе с другими драгоценными бумагами» (XII, 311). Об этом не говорится ни в «Немецкой биографии» прадеда, ни в «Воспоминаниях П. А. Ганнибала». А. К. Роткирх заметил лишь: «Ещё за восемь дней до своей кончины при сильном уже упадке сил находился он в столь ясном сознании, что припоминал со всей точностью события многих лет и мог их рассказать». Думается, что сведения о сожженных записках прадеда Пушкин мог получить от П. А. Ганнибала или от И. А. Роткирха, когда тот или другой пояснял появление биографии А. П. Ганнибала. Сочинение А. К. Роткирха соответствует типу записок-воспоминаний, появившихся во второй половине XVIII века, охватывающих более или менее последовательно события всей жизни автора. Эти произведения чаще всего не предназначались для широкого читателя, но их авторы осознавали ценность таких записок для последующих поколений. Генерал-майор Л. Н. Энгельгардт (1766–1836), разъясняя мотивы, побудившие его к созданию мемуа-

ров, писал: «Записки каждого частного лица о том, что случилось видеть, слышать или чего быть свидетелем в жизни, как бы оно ни было малозначаще в свете, всегда могут быть интересны для будущих времён, касательно нравов того века, людей, образа жизни, обычаев, политических и военных происшествий и описания знаменитых лиц». 1 Судя по названиям книг, в книжном собрании прадеда Пушкина имелось довольно много мемуарной литературы и жизнеописаний знаменитых людей. Это не удивительно. Истинной родиной мемуаров была Франция. Здесь в годы шестилетнего постижения европейской культуры, штудирования военно-инженерных искусств формировался читательский кругозор царского арапа, его мировоззрение. Осознание ценности личности как таковой, вне зависимости от сословного положения, пробуждение собственного достоинства могло способствовать стремлению оставить своё жизнеописание зарождающемуся поколению в память о своём родоначальнике. Отсюда и комментарий создателя биографии А. П. Ганнибала, из которого явствует, что всё изложенное написано под воздействием самого героя, находившегося, несмотря на его угасание, в «ясном сознании», что смог припомнить «со всей точностью», происходящие «события многих лет». И не просто «припомнить», а ещё и «смог рассказать», то есть биография написана А. К. Роткирхом с собственной подачи А. П. Ганнибала. Однако «злые умыслы человеков» создают такие условия в общественнополитической жизни, что частная жизнь становится мишенью их ничтожных помыслов. Записки, скорее всего, были уничтожены в 1730-х годах, в так называемую бироновщину, когда истреблялось всё, что было связано с деяниями Петра, когда «птенцы гнезда Петрова» подвергались преследованию. Появившийся «панический страх» в эти годы был не столько за себя, сколь за потомство уже имеющееся. Он, испытавший в полной мере леденящий холод послепетровских потрясений, сменяющихся чередой дворцовых переворотов, знал, что значит быть гонимым и бесправным волею «полудержавного властелина». И кто знает, если бы ни Миних, как сложилась бы судьба царского арапа, затерянного в далёком Селенгинске, отправленного А. Д. Меншиковым, властителем всея Руси в царствование Екатерины I, подальше от столицы возводить крепость у «стен недвижного Китая». Граф Миних, сподвижник Петра I, заведовавший всей военно-инженерной частью в царствование Анны Иоанновны, извлёк его из сибирской пропасти как способного военного инженера. И 25 сентября 1730 года императрица подписала указ, который гласил: «...лейб-гвардии от бомбордир – поручика Абрама Петрова, которому велено быть в Тобольском гарнизоне майором, послать в команду фон-Миниха, а ему определить в Пернове (потом в Лифляндской губернии) к инженерным и фортификационным делам по его рангу».2 Записки Льва Николаевича Энгельгардта // Русский архив. – М., 1868. Соловьёв С. М. История России с древнейших времён. В 15 книгах. Кн. X. – М., 1963. – С. 259.

1 2

В Пернове (Пярну) в 1732 году, с началом бироновщины, наперсник Петра I окончательно решает утвердить за собой фамилию Ганнибал (впервые он назвал себя Абрамом Ганнибалом в Иркутске, в 1727 году), избранную им, видимо, по созвучию с африканским полководцем Карфагена Ганнибалом. Таким образом, избегая преследований жестоковластного курляндского фаворита Анны Иоанновны Эрнста Бирона, изгонявшего созидательный дух пе-

Карьякюла.

тровских реформ, А. П. Ганнибал защитил себя

Здесь А. П. Ганнибал жил с 1733 по 1740 год. Фото Георга Лееца

новоизобретённой фамилией. Добившись от-

ставки, он укрылся в приобретённой им Ревельской деревне Карьякюла, где в постоянной тревоге прожил с семьёй восемь бесплодных лет. Здесь, видимо, и созрела идея написать записки, чтобы удержать славные дела Петровы, к которым в какойто степени он был причастен. Но живя «в поминутном беспокойстве», «велел их при себе сжечь вместе с другими драгоценными бумагами», увеличив таким образом издержки безвременья. И снова, спустя десять лет, как и в примечании к первой главе «Евгения Онегина», в «Начале автобиографии» Пушкин сопрягает свою судьбу с судьбою прадеда, примечательной в истории XVIII века. Он, его «чёрный» прадед, являлся едва ли ни самым своеобразным представителем тех государственных деятелей – «птенцов гнезда Петрова», которых породила эпоха Преобразований. И он же являлся примером угнетения дворянства самодержавной властью в послепетровский период. Пушкину, как и его прадеду, были ведомы все чувства, пробуждённые появлением фельдфебеля. *** Среди «бережно хранимых» фамильных документов в бумагах Пушкина находилась копия письма Екатерины II к А. П. Ганнибалу. И этот раритет, дошедший до нас, представляет важную составляющую в объективном осмыслении Пушкиным исторической личности наперсника Петра I. Как уже было сказано, всё то ценное, что наполняло некогда дом в Суйде, а затем в Петровском, перешло к Коротовым. Незадолго до приближающегося 100-летия А. С. Пушкина, в 1896 году, «пожелтевшие фамильные бумаги» из «комода в чулане» вдруг заговорили. И 18 июля 1896 года «Псковские губернские ведомости» известили: «...в селе Заречье Новоржевского уезда, у дворянина Владимира Фёдоровича Коротова нашлись бумаги о Сондаевский Гилярий. К биографии Ганнибал, предков А. С. Пушкина («Псковские губернские ведомости», часть неофициальная. – 1896 г. – № 27 от 18 июля). 1

Ганнибалах»1. Это были пять рескриптов Екатерины II к Ивану Абрамовичу Ганнибалу от 20 марта 1783 года. В них речь идёт о строительстве Херсона, так как императрица «Вознамерилася препоручить ему некоторую особою комиссию»2. И письмо к отставному генерал-аншефу А. П. Ганнибалу. Значимость мемории, каким является письмо Екатерины II к Абраму Петровичу, усиливается ещё и тем, что это письмо Пушкин держал в руках, попросив сделать с документа копию, намереваясь впоследствии опубликовать его текст, о чём свидетельствует первоначальная запись в черновике «Письма Екатерины II» (XI, 395). Впервые копию письма Екатерины II, обнаруженную в бумагах Пушкина, опубликовал П. В. Анненков2, писавший: «Копия найдена в бумагах Пушкина; мы не знаем, в чьих руках находится теперь подлинник его... Отметка: «собственноручно» и скобка при ней сделаны рукой А. С. Пушкина». «Бумаги» из архива Ганнибалов тогда же, в 1896 году, были подарены музею Псковского археологического общества его действительным членом Гилярием Иосифовичем Сондоевским, хранящиеся в настоящий момент в отделе рукописных и редких книг Псковского музея. А в музее Ганнибалов Пушкинского заповедника экспонируется копия копии письма Екатерины II, обнаруженной в бумагах Пушкина с его пометой. Письмо Екатерины II наглядно подтверждает записанные однажды Пушкиным (со слов князя А. Н. Голицына) слова императрицы: «Когда хочу заняться каким-нибудь новым установлением, я приказываю порыться в архивах и отыскать, не говорено ли было уже о том при Петре Великом? и почти всегда открывается, что предполагаемое дело было уже им обдумано» (XII, 168). Наследница идей Петра Великого уважительно обращается к А. П. Ганнибалу с просьбой сообщить ей, не слышал ли он рассуждений его о проекте построить канал от Москвы до Петербурга, поскольку Абрам Петрович «имел в смотрении» Кабинет Императора и ведал там чертежами, картами и книгами: «Абрам Петрович. Мне небезъизвестно, что многие чертежи в сохранении вашем находилися в то время, когда Блаженные памяти Государь Петр Великий по способности вашей употреблял вас по многим делам, почему я думаю, что вы, сохраняя память сего великаго Государя и своей тогдашней при нем службы, сберегли в своих руках все любопытства достойныя бумаги. А как мне известно же, что он помышлял о строении канала от Москвы до Петербурга и к тому уже и проект зделан был, то вы мне особливою благоугодность зделаете, ежели чертеж тому отыскав (когда он у вас был) пришлете ко мне со всеми принадлежащими к нему бумагами, хотя бы он в черне только был зделан. Но ежели вы ничего

Оригиналы рескриптов хранятся среди фамильных бумаг Ганнибалов в Древлехранилище Псковского художественного и историко-архитектурного музея-заповедника. 2 Анненков П. В. Материалы для биографии Александра Сергеевича Пушкина. – СПб., 1855. – С. 301–302. 1

о сем деле в руках своих не имели, то по крайней мере укажите мне, где оный отыскать можно, который я с нетерпеливостию видеть хочу. Также естьли вы осем проекте от его величества разсуждении слышали, прошю сколь вы о том вспомните ко мне отписать остаюсь вам доброжелательная Екатерина 2 сентября 1765 Царское Село». На запрос императрицы А. П. Ганнибал ответил: «ВСЕМИЛОСТИВЕЙШАЯ ГОСУДАРЫНЯ На ВЫСОЧАЙШЕЕ ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА всемилостивейшее повеление я всеподданнейше доношу: хотя прежде сего счастие имел при блаженны и вечны достойныя памяти ГОСУДАРЯ ПЕТРА ВЕЛИКОГО всмотрении моем иметь собственной ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА кабинет, в котором все чертежи, прожекты и библиотека имелось; только ныне за долговремением о прожекте Московского до Санкт Петербурха канала я и врассуждении слышать не упомню, окроме о кратчайшей Першпективе до Москвы, который совершить ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО всегда напоминать, а после смерти сего ВЕЛИКОГО ГОСУДАРЯ уже внонешных временах видел я книги и другие достопамятные вещи сего КАБИНЕТА в Академии Наук, а как все те прожекты и чертежи всегда вместе содержались, следовательно и ныне под сохранением тамже быть надлежат или в Архиве Собственного Кабинета. ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, всемилостивейший Государыне всеподданнейший раб А. Ганибал». Получив ответ А. П. Ганнибала, на докладе сенатора Г. Н. Теплова Екатерина II написала 7 сентября 1765 года не очень лестную для Академии резолюцию: «Есть ли сии планы в Академии, то и спрашивать их ни для чего, понеже верно украдены» 1. На это письмо Екатерины II Пушкин сослался в заметке «Опыт отражения некоторых нелитературных обвинений». Поводом её написания явился пасквиль Фаддея Булгари Леец Георг. Абрам Петрович Ганнибал. – Талин, 1980. – С. 159. Северная пчела – российская официозная политическая и литературная газета, негласный орган III Отделения, издававшаяся в Санкт-Петербурге в 1825–1864 гг. Основана Ф. В. Булгариным (в 1831–1859 гг. издавал её совместно с Н. И. Гречем). До восстания декабристов 1825 г. придерживалась либерального направления, позднее стала консервативным, проправительственным изданием. Ведущую роль в «Северной пчеле» играл Булгарин, которого шеф жандармов Бенкендорф, по собственному его признанию, «употреблял по своему усмотрению по письменной части на пользу службы». Начав литературный отдел печатанием произведений Пушкина и Рылеева и восторженной оценкой поэмы последнего «Войнаровский», она дошла затем до прямой травли Пушкина, помещая фельетоны, полные издевательских выходок по адресу поэта, упреков за прошлое «вольнодумство» и прочее. Газета ориентировалась на читателей, принадлежавших к «среднему состоянию»: служилых дворян, провинциальных помещиков, чиновников, купцов, мещан. 1 2

на, литературного недоброжелателя поэта, опубликовавшего в своей газете «Северная пчела»2 (№ 94, 1830) памфлет «Второе письмо из Карлова на Каменный остров», в котором содержались унизительные намёки, не без основания принятые Пушкиным на свой счёт. «Рассказывают анекдот, что какой-то поэт в Испанской Америке, также подражатель Байрону, происходя от мулата или, не помню, от мулатки, стал доказывать, что один из предков его был Негритянский принц. В Ратуше города доискались, что в старину был процесс между шкипером и его помощником за этоУголок кабинета

го Негра, которого каждый из них хотел присвоить, и

Внизу листа Пушкин рисует профиль Ф. Булгарина. Мысли об этом «подлом чиновном журналисте» и его пакостях не оставляют поэта в болдинском уединении

что шкипер доказывал, что он купил Негра за бутылку рому… Думали ли тогда, что к этому Негру признается стихотворец. Vinita’s vanitatum…» Находясь во время появления данной непристойной публикации в Болдино, в ожидании окончания

карантина и, наконец, желанного союза с Натальей Николаевной Гончаровой, Пушкин был чрезвычайно задет. В заметке он пишет: «В одной газете (почти официальной) сказано было, что прадед мой Абрам Петрович Ганнибал, крестник и воспитанник Петра Великого, наперсник его (как видно из собственноручного письма Екатерины II), отец Ганнибала, покорившего Наварин (см. памятник, воздвигнутый в Царском Селе гр. Ф. Г. Орлову), генерал-аншеф и проч. – был куплен шкипером за бутылку рому. Прадед мой, если был куплен, то, вероятно, дешево, но достался он шкиперу, коего имя всякий русский произносит с уважением и не всуе. Простительно выходцу не любить ни русских, ни России, ни истории её, ни славы её. Но не похвально ему за русскую ласку марать грязью священные страницы наших летописей, поносить лучших сограждан и, не довольствуясь современниками, издеваться над гробами праотцев» (XI, 153). Тогда же, в 1830 году, в Болдино, Пушкин написал блестящий стихотворный вариант этой заметки – Post Scriptum к «Моей родословной»: Решил Фиглярин, сидя дома, Что черный дед мой Ганнибал Был куплен за бутылку рома И в руки шкиперу попал. Сей шкипер был тот шкипер славный, Кем наша двигнулась земля, Кто придал мощно бег державный Рулю родного корабля. Сей шкипер деду был доступен.

И сходно купленный арап Возрос усерден, неподкупен. Царю наперсник, а не раб.

Объясняя свой ответ на опубликованные Булгариным инсинуации, который в литературной памяти остался не как реальный литературный деятель, а как символ моральной нечистоплотности, готовности торговать своими убеждениями и сотрудничать с полицейскими органами ради материальных выгод, Пушкин в письме к шефу жандармов А. Х. Бенкендорфу от 24 ноября 1831 года резюмировал: «Я чрезвычайно дорожу именем моих предков, этим единственным наследством, доставшимся мне от них» (XIV, 242). В эпоху Пушкина проблемы родословной занимали исключительно большое место в умах людей. Совершенно небезразличным был вопрос, от кого поэт ведет своё происхождение: от купленного за деньги придворного лакея-арапа или от воспитанника и единомышленника Петра Великого, предназначавшегося царём для государственных дел и политических задач. Пушкин был убежден в последнем. И письмо Екатерины II отставному генерал-аншефу А. П. Ганнибалу – тому подтверждение.

*** В то время, когда решалась судьба восстановления музея Ганнибалов в Петровском, в 1969 году обнаружилась ещё часть архива Ганнибалов, некогда находившегося в Петровском у П. А. Ганнибала. Видимо, после кончины В. Ф. Коротова, передавшего Г. И. Сондамирскому письма Екатерины II, его дочь Мария Владимировна стала обладательницей оставшегося архива, который затем был сохранён её гувернанткой Т. В. Ягиной. Документы вначале поступили в Государственную публичную библиотеку, а затем были переданы во Всесоюзный музей А. С. Пушкина, где они хранятся в фонде Ганнибалов рукописно-документального отдела. Впоследствии из числа поступивших в Пушкинский заповедник документов 18 августа 1969 году было передано по акту № 179/5 Завещание1 В. П. Ганнибала, согласно которому Коротовы и стали обладателями архива. Несомненный интерес представляет письмо А. П. Ганнибала2 сыну Петру Абрамовичу от 10 ноября 1780 года, написанное крупным почерком, с характерным для XVIII века написанием букв, на двойном листе плотной писчей бумаги без водяных знаков. Бумага обветшала и выцвела, края в обрывах, в центре листа, на месте утраченной печати, остатки красного сургуча. Письмо отображает нрав состарившегося арапа Петра Великого, который, несмотря на преклонный возраст, 84 года, глава семьи, рачительный, строгий хозяин. Козмина Л. Завещание // Слово. – 1992. – № 7. – С. 80–82. Александрова Т. Г. Из рукописно-документального собрания Всероссийского музея А. С. Пушкина. //Альманах «Пушкинский музеум». – Вып. 1. – СПб., 1999. – С. 42. 1 2

Речь в письме идёт о строительстве дома А. П. Ганнибалом в Литейной части Петербурга, в четвертом квартале, под номером 57 на Сергиевой улице (ныне в перестроенном виде это дом 29 по улице Чайковского). Этим домом впоследствии пользовались сыновья Иван и Пётр. 24 января 1800 года «Санкт-Петербургские ведомости» отмечали в списке отъезжающих за границу: «Пётр Абрамович Ганнибал, Генерал-майор, живёт на Сергиевской улице в собственном доме»1.Как опытный инженер и бережливый хозяин, Ганнибал находит цену на столярные работы в счёте, присланном ему Петром Абрамовичем, «безмерной» и «несносной». Далее он сетует на неудачную покупку для него «белего меха». Речь идет о младшем сыне – Исааке Абрамовиче Ганнибале, который отличался простодушием и доверчивостью. Из всех сыновей А. П. Ганнибала самым большим уважением и авторитетом в семье пользовался старший – Иван Абрамович Ганнибал. Но он далеко, в Херсоне, где под его руководством на судоверфи ведётся сооружение линейного 66-пушечного фрегата «Слава Екатерины». И отец более всего мог рассчитывать на Петра Абрамовича. К сожалению, до нас не дошли его портретные изображения. Дочь няни поэта Арины Родионовны, Мария, говорила, что П. А. Ганнибал был самый чёрный из всех детей арапа Петра Великого – «совсем чёрный арап» 2. К. Я. Коротова, видевшая портрет своего предка, утверждала, что он обладал «недурной наружностью, лицом был смугл, вероятно, умел расположить к себе общительностью и весёлостью, но нрав имел горячий и не без самодурства». Метко данная своему предку характеристика находит своё подтверждение в сохранившихся документах, многие из которых показывают П. А. Ганнибала, как человека весьма предприимчивого в делах, касающихся приумножения своих владений, не останавливающегося ни перед чем. Об этом говорят тяжбы, которые он вёл с владельцем Воскресенского – надворным советником фон Штиндтом, ставшим новым хозяином имения, после того как разорился его брат Исаак Абрамович. В 1801 году, будучи опекуном над имуществом И. А. Ганнибала, передавая проданное за долги имение, он сумел вывести крестьян из 66 возвращаемых домов, скрыть приходно-расходные книги по имению. В результате начался процесс, длившийся тридцать лет и не окончившийся со смертью истца и ответчика. В 1811 году П. А. Ганнибал судился также и с родителями Пушкина из-за долгов деда, О. А. Ганнибала, в результате чего часть Михайловского была описана. Пушкин об этом, конечно, знал. Черты своеволия «двоюродного дедушки – старого арапа», равно как и многие другие впечатления от повсеместного «барства дикого без чувства, без закона», нашли в какой-то степени отображение в собирательном образе литературного героя повести «Дубровский» – К. П. Троекурова.

Пыляев М. И. Старый Петербург. – М., 1990. – С. 239. Мальцева Т. Ю. Ганнибалы и Пушкин на Псковщине. – М., 1999. – С. 32.

1 2

Но, тем не менее, судя по свидетельству современников, он не мог быть «малограмотным дикарём», не знавшим иных интересов, кроме самозабвенного изготовления водок и настоек, каким обычно представляется по рассказу его слуги М. И. Калашникова. Или по его мемуарам, которые он диктовал своему крепостному писарю в 1824–25 годах, страдая старческой забывчивостью. П. А. Вяземский, знаток XVIII века, внимательным образом читавший книгу П. В. Анненкова «Александр Сергеевич Пушкин в Александровскую эпоху»1 (о чём свидетельствуют его очертания в ряде страниц), к странице 13, где автор уничижительным образом характеризует записки Петра Абрамовича, даёт отрывок из них, выражая своё несогласие с писателем-биографом. «Ведение записок, или же одна мысль вести их уже признак в то время, что он был недюжинный человек. Безграмотность или правописание были тоже признак века, например, у французов, не говоря уже о русских». П. А. Ганнибал, получив неплохое образование – домашнее и военное, сочетавшее два направления: военные науки и гуманитарные дисциплины, владея немецким и французским языками, безусловно, соответствовал своему времени. Для Пушкина «Воспоминания Петра Абрамовича» были также весьма интересны, как и «Немецкая биография» его прадеда, которую он рассматривал именно как биографию, то есть как литературное произведение, что он всегда подчёркивал. П. А. Ганнибал, оставив в 1792 году военное поприще и зажив помещиком в наследственной вотчине, вскоре приобрёл уважение в кругах губернии и, вероятно, не только благодаря значительному состоянию и генерал-майорскому чину, но и личным качествам. Именно они позволили ему в течение многих лет быть предводителем губернского дворянства. Встречавшийся с П. А. Ганнибалом в 1782 году в Казани граф А. Г. Бобринский характеризует его в своей дневниковой записи от 10 августа весьма положительно: «...играла полковая артиллерийская музыка, г-н полковник Ганнибал – негр, брат того, что управляет в Херсоне, человек очень весёлый; он был с женой». Встреча продолжилась, и 16 августа граф оставляет запись о показательных манёврах артиллерийского полка: «После обеда мы ездили к Ганнибалу смотреть его полк и видели, как бомбардировали и брали нарочно им выстроенный городок. Тут присутствовала вся Казань, был и путешественник-Англичанин. Много танцовали. Ужин был по военному, в палатке. Тут были все артиллерийские офицеры, также офицеры пехотнаго Казанскаго полка, Бешенцовы, Булыгины, Родивоновы, Волки, Баратаевы, Ганнибалы, словом ужинало слишком 80 человек».2 Несколько строк А. Г. Бобринского, сына Екатерины II и Григория Орлова (фаворита императрицы), говорят о многом. Перед нами предстают сразу же два портрета сыновей А. П. Ганнибала: Петра Абрамовича – доброжелательного, умелого орга Анненков П. В. Александр Сергеевич Пушкин в Александровскую эпоху. – СПб., 1874. – С. 13. 2 Дневник графа А. Г. Бобринского // Русский архив. – 1877. – Книга 3. – Вып. 10. – С. 140–142. 1

низатора, способного военного командующего, и Ивана Абрамовича, заслуженно пользующегося авторитетом среди современников. В 1827 году из-за какого-то якобы неуважительного отзыва о графине А. В. Бобринской (1769–1846), жене графа Алексея Григорьевича (1762–1813), у Пушкина чуть было не состоялась дуэль с В. Д. Соломирским, поэтом-дилетантом, путешественником по Сибири с П. Л. Шиллингом. Благодаря «дружным усилиям» С. А. Соболевского, А. В. Шереметьева и Павла А. Муханова, противников удалось помирить. Вместе с тем сохранилось письмо Соломирского к Пушкину от 17 июля 1835 года из Тобольска с обращением на «ты» – ответ на не дошедшее до нас письмо поэта, в котором тот просил Соломирского доставить ему материалы о Ермаке. О встречах с А. В. Бобринской в 1834 году – 25 января у В. С. Трубецкого и 18 декабря в Аничковым дворце – Пушкин писал в своём дневнике. Встречались они и в доме сына А. Г. и А. В. Бобринских – Алексея Алексеевича (1800–1868) – на Галерной улице (СПб., ныне дом 60). Пушкин от Анны Владимировны Бобринской мог слышать рассказы о П. А. Ганнибале по воспоминаниям её мужа Алексея Григорьевича, оставившего в своём дневнике запись о встречах с «полковником негром» в Казани во время путешествий графа по Европейской России. С упомянутой женою, в дневниковой записи Бобринского, П. А. Ганнибал обвенчался в 1777 году. А через девять лет они расстались. В «Немецкой биографии» А. П. Ганнибала о жене Петра Абрамовича сказано, что Ольга Георгиевна Данненстерн (1742–1817)1, дочь казанского помещика, немца по происхождению, Георга фон Данненстерна, была «воспитана своей матерью в греческой религии». Оставив семью, П. А. Ганнибал в 1786 году уехал в Псковскую губернию, написав жене: «...чтоб она к успокоению его не жила более с ним вместе, а получила от него с детьми положенное им содержание...»2. Детей было трое: сын Вениамин, дочери Христина и Александра. Но несмотря на неуживчивость в семейных отношениях А. П. Ганнибал видел в сыне Петре человека рачительного, т. е. разумно бережливого, способного организовать дело. Кроме возложенных на него заданий по строительству дома, А. П. Ганнибал позволяет ему распоряжаться какими-то денежными средствами и поручает делать покупки в Петербурге. Однако бережливый отец постоянно руководит им: «А Евстрату без моего письма денег ни на что». Евстрат, по всей видимости, управляющий или приказчик А. П. Ганнибала в Петербурге. Вот это письмо, которое приводится с сохранением синтаксиса и орфографии подлинника, кроме буквы «ять», заменённой «е», и твёрдого знака.

Ольга Георгиевна Ганнибал похоронена в Петербурге на Смоленском кладбище. Надпись на её могиле гласит: «Ганнибал Ольга Георгиевна, рождённая фон Данненстерн р. – 5 июня 1742 г. – 18 июля 1817 г. Нежной матери признательные дети». 2 Мальцев Т. Ю. Ганнибалы и Пушкин на Псковщине. – М., 1999. – С. 21. 1

Сын мой Пётр Аврамович. Посланное от тебя щет столярной работы в каменных покоях я видел весма безмерная цена и мне несносная. Присем посылаю табель почему оне подрядчики требуют. А почему довать на поле от меня написано в тойжи табели, а когда по моей цене показанной не возмут то и нужды до них нет и наши столяры по возможности могут поставлять хоть и нескоро и невдруг. А тебе рекомендую сколко потребно поредить купить сухия доски сколко потребно для полов понели ставни и протчее. Брат твой купил мне белей мех который зимой негреит а летом непреит, того ради приторгуй белей мех сибирский по средней цене и ко мне отписать что требуют за такой мех. А Евстрату без моего писма денег ниначто. Ваш доброжелатель отец А. Ганнибал Ежели можно достать Галанских селдей настоящих и постарайся <нрзб> можно. Ноября 10 дня 1780 P.S. Писмо мое твоему брату Ивану ты держал у себя более двух месяцев и я уповаю чтоб оно и было послано. Сыну моему Петру Аврамовичу Ганнибалу В Санкт Петербурхе И ещё один раритет из фамильного архива Ганнибалов. Это письмо великого князя Павла Петровича1, будущего императора Павла I, в котором он извещает Ивана Абрамовича Ганнибала о принятии его в «число кавалеров Святой Анны». Письмо является писарской копией, подписанной великим князем: Господин Цейхмейстер Ганнибал! Для изъявления вам особливаго Монаршаго Государыни моей Матери удовольствия, и ревности и усердной службу вашей, соизволяет ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВО на принятие вас в число Кавалеров моего ордена Святыя Анна, знаки которого препровождаю Я к вам с тем, чтоб вы, возложа их сами на себя, носили к вящему поощрению вашему. В прочем я пребываю со всегдашним к вам доброжелательством. Вашим благосклонным Павел В Москве Сентября 1775 Александрова Т. Г. Из рукописно-документального собрания Всероссийского музея А. С. Пушкина. – С. 42. 1

Но самый важный документ, позволивший царскому арапу стать русским дворянином, это Жалованная грамота императрицы Елизаветы Петровны на наследственное владение землями Михайловской губы в Псковской губернии. Без сомнения, Пушкин осматривал эту бережно хранимую «старым арапом» грамоту, как и все фамильные документы, представляемые П. А. Ганнибалом во время их неординарных встреч. Н. К. Телетова считает: «есть основания полагать, что Грамоту Елизавета доставила лично Абраму Петровичу во время её путешествия в июле 1746 года в Эстляндию и Рогоревикскую крепость, которою тогда распоряжался Ганнибал. Это было закрепление дара, имевшее характер дополнительной милости»1. Жалованной грамоте, как наследному документу, Коротовы не придали какогонибудь значения. Для них она не составляла никакой ценности. Имение Петровское им больше не принадлежало, ганнибаловскими землями они владеть не могли. Вследствие этого, покидая дом предков в 1840 году, они попросту выпустили её из виду при сборе вещей. А между тем именно Жалованная грамота помогла потомкам царского арапа стать «родовитыми» дворянами. Оставленная в ганнибаловском доме, грамота сохранялась у Княжевичей как наглядный источник, подтверждающий историческую значимость приобретённого им имения. Они и передали её в Пушкинский Дом, откуда она благополучно переселилась во Всесоюзный, а теперь Всероссийский музей А. С. Пушкина. В эту же сокровищницу исторических раритетов уже после отшумевших бурь гражданской и Отечественной войн, 25 июня 1952 года поступили предметы из Петровского, которые после пожара усадебного дома в 1918 году были сохранены Сергеем Александровичем Княжевичем, последним владельцем разорённого «гнезда». Его племянница Екатерина Александровна Сафонова, урождённая Шелгунова, родовое имение которой – Дереглазово – находилось неподалёку от Тригорского, определила мемории семейства Княжевичей в Пушкинский Дом, исполнив, таким образом, волю умершего дяди в Москве в 1952 году. Переданные предметы: ваза для цветов в виде стилизованного продолговатого бутона с четырьмя лепестками, ручки, которой, в форме позолочённых стеблей, выходящих из основания вазы (на донышке вазы – фабричная марка в обрамлённой виньетке – шестиконечная звезда, под ней надпись в столбик: завода; Кузнецова; в Риге)2, и раскрашенная фотография 1907 года «Вид на дом в Петровском со стороны главной аллеи парка», через несколько дней поступили в Пушкинский заповедник. Телетова Наталья. Жизнь Ганнибала – прадеда Пушкина. – С. 107. В 1810 году кузнец Яков Васильев основал небольшую фарфоровую фабрику в деревне Ново-Харитоновов Гжели, но официальное признание его предприятие получило в 1812 году. Через 20 лет его сын Терентий, взявший фамилию Кузнецов, открыл второй завод – в селе Дулево Владимирской губернии. Рижская фабрика была построена в 1843 году в Дрейлини Сидором Кузнецовым, сыном Терентия. Наивысшего расцвета кузнецовское производство достигло во второй половине ХIХ века, при Матвее Сидоровиче Кузнецове (1846–1911). 1 2

И хотя эти предметы не имеют отношения к Ганнибалам, их историческая ценность от этого не уменьшается. Они принадлежали владельцам Петровского, бережно сохранявшим память о легендарном предке А. С. Пушкина. Среди находившихся раритетов в коротовском доме, были две печати Ганнибалов. Одна из них, с инициалами П. А. Ганнибала, по рассказам К. Я. Коротовой, видевшей её в бабушкином доме в Заречье, к сожалению, была впоследствии утеряна. Вторая, считавшаяся Ксенией Яковлевной печатью самого арапа Петра Великого, принадлежала его старшему сыну – Ивану Абрамовичу Ганнибалу. Благодаря её стараниям как хранителя и собирателя реликвий и документов о Ганнибалах, печать, находившаяся у её московских родственников, была передана в Пушкинский Дом 20 июня 1969 года. Как только появи-

Ксения Яковлевна Коротова, прапраправнучка П. А. Ганнибала

лось сообщение о возведении музея Ганнибалов, К. Я. Коротова, сетуя на то, что она поспешила с печатью, 25 мая 1970 года передала в Пушкинский заповедник шкатулку для чая восьмигранной формы красного дерева с откидной крышкой на петлях, в центре которой медная круглая ручка с резьбой в виде цветочка. По её словам, она принадлежала прабабке – Марии Вениаминовне Коротовой, и некогда находилась в Петровском. Шкатулка, из числа редких меморий, дошедших до нашего времени, экспонируется в кабинете В. П. Ганнибала, как предмет быта Ганнибалов–Коротовых. Однако в день открытия музея Ганнибалов – 4 июня 1977 года – печатка была любезно предоставлена Литературным музеем Пушкинского Дома на временное экспонирование, которое благодарно протянулось до 2005 года. В этот год Музей готовил развёрнутую выставку, посвящённую 100-летнему юбилею со дня основания Пушкинского дома. И раритет возвратился в залы музея, куда он был в конце 60-х годов XX века определён неравнодушным потомком арапа Петра Великого – К. Я. Коротовой. Печатка, вырезанная неизвестным мастером в последние годы XVIII века на камне, оправленном серебром, с ручкой слоновой кости, ценна тем, что на ней хорошо видны все атрибуты и девиз: FVMMO. Эти же определения и тот же девиз имеются и на рисунке П. А. Ганнибала, хранившемся в Российском

Печатка с гербом И. А. Ганнибала Рисунок-реконструкция П. А. Шакурина

государственном историческом архиве. Они соответствуют гербовой печатке прадеда Пушкина. Направляя в феврале 1742 года на высочайшее имя в Сенат прошение «на дворянство Диплома и Герба», А. П. Ганнибал должен был приложить чертёж (эскиз) герба с его описанием и расшифровкой инициалов девиза. Что и было сделано. Однако из-за бюрократических проволочек он так и не смог получить просимый герб. В год его смерти (1781) Герольдмейстерская контора постановила: «Как резолюциею Правительствующего Сената 1768 года Генваря 11, велено по сим делам Правительствующему Сенату не докладывать до того времени, когда Комиссии о сочинении проекта Нового Уложения, генеральное о том положение учинено будет, да и самый проситель (Ганнибал), с 1742 года, хождения по делу не имеет, посему жив ли он неизвестно, для чего сие дело и отдано в архив».1 Абрам Петрович, по всей видимости, был уверен в достижении желаемого успеха; он под особым покровительством – Елизаветы Петровны. И, таким образом, не дожидаясь решения Герольдии, сразу же перенёс макет герба на именную печатку, пользуясь ею с 1742 года, будучи обер-комендантом Ревеля. На его служебном письме, которое хранится в Таллиннском городском архиве2, адресованном магистрату города Ревеля о беспаспортных лицах, стоит печать с оригинальным гербом, который впоследствии имелся на личных печатках его сыновей. Атрибуты герба повествуют о судьбоносных эпизодах «странной жизни» родоначальника рода Ганнибалов. На щите изображён слон, на котором черпак и подушка с лентами, а на подушке – корона, символизирующая его африканские корни и княжеское происхождение. Императорская корона – намёкна близость к особе Петра I. Одноглавый орёл нашлемника – на крёстную мать (заочно), польскую королеву ХристинуЭбергардину, супругу Августа II. Под щитом инициалы девиза на латинском языке: FVMMO. По версии эстонского исследователя биографии А. П. Ганнибала Г. А. Лееца, аббревиатура расшифровывается так: «Fortuna vitam meam mutavit oppido» – «счастье жизнь мою изменило необычайно». Г. А. Леец, обосновывая своё предположение, пишет: «если учесть, что герб был представлен Ганнибалом к утверждению непосредственно после головокружительного взлёта (одновременно: генерал-майор, обер-комендант Ревеля и, главное! – одарен на вечное владение землями «во Псковском уезде пригорода Воронича Михайловской губой – Л. К.), то не исключено, что у него могла возникнуть мысль отметить этот «новый момент его “счастья в девизе на гербе»3. П. А. Ганнибал мечтал, как и его братья, войти в «лучшую» шестую книгу «древних благородных дворянских родов». Об этом вожделении братьев, хлопотавших с 1797 Барсуков А. Автобиографические показания... – Там же. – С. 102. ТГА. – Ф. 230, оп. 1, ед. хр. BR 21, л. 42. 3 Леец Георг. Абрам Петрович Ганнибал. – С. 117. 1 2

года, свидетельствуют документы Государственного центрального архива. Доказательством древности служило наличие жалованных земель не менее чем за сто лет внесения их в родословные книги. Но столетие дарованным землям будет только в 1842 году. Видимо, для достижения цели П. А. Ганнибал и мог просить своего управляющего имением в Елицах А. К. Роткирха о написании полновесной биографии отца. Другое дело, что в документы, Печатка с гербом А. П. Ганнибала. 1761 Рисунок-реконструкция П. А. Шакурина

означенные законом «об упорядочении дел дворянства», подробное жизнеописание родоначальника не входило, таким образом, сочинение Роткирха было уже не столь необходимо для Петра Абрамовича. Однако на основа-

нии «Биографии» могло быть сделано краткое изложение важных фактов в жизнедеятельности родителя, например, как это сделал сам А. П. Ганнибал в «Прошении» императрице Елизавете Петровне на выдачу «Диплома на Дворянство и Герба». Вследствие этого полновесная «Биография» А. П. Ганнибала осталась у её создателя – А. К. Роткирха. Другой символ родовитости – это герб1. То, что он был не утверждён, безусловно, братья знали, и всё же коль гербовый знак был в наличии на печатке, Пётр Абрамович счёл нужным использовать и эту возможность. Отправляя в числе документов рисунок с изображением герба в цвете, скорее всего им же самим исполненным, он сопроводил его прошением о закреплении за родом этого герба «издавна употребляемого родителем и фамилиею». В резолюции Псковского дворянского депутатского собрания2 гласило: «...чтоб предки сего рода принадлежали к какому-либо особому классу... это покрыто неизвестностью». И далее: «Собрание в 1804 году постановило и внесло генерал-майора Петра и родного брата Иосифа (Осипа) Ганнибалов в первую часть дворянской родословной книги с выдачей грамоты. Об употреблении ж и утверждении герба Ганнибаловых представлено было просить им в Герольдмейстерской конторе»3. Род Ганнибалов, как и полагалось согласно закону, изданному 21 января 1785 году Екатериной II, «об упорядочении дел русского дворянства», был внесён в шестую книгу «древних благородных дворянских родов» в 1843 году. К этому времени сыновья арапа Петра Великого уже давно закончили земное существование. Одной из привилегий, принадлежавшей исключительно потомственным дворянам, было право иметь родовой герб. Гербы утверждались для каждого дворянского рода высочайшей властью и затем оставались навсегда (изменения могли вноситься лишь по особому высочайшему повелению). Общий гербовник дворянских родов Российской империи был создан Указом от 20 января 1797 г. Он составлялся Департаментом герольдии и содержал рисунки и описания гербов каждого рода. 2 Каждый потомственный дворянин записывался в родословную книгу той губернии, где имел недвижимую собственность. 3 Псковский историко-художественный музей. Древлехранилище. – Т. XXII. – С. 353. 1

Так складывались обстоятельства дошедших до нас ганнибаловских раритетов, каждый из которых раскрывает историко-биографические реалии в судьбах их обладателей: Абрама Петровича Ганнибала, в личности которого правнук-художник видел воплощение характернейших черт необыкновенно волновавшей его эпохи; Ивана Абрамовича Ганнибала, который, по словам Пушкина, «был столь же достоин замечания, как и его отец» (XII, 314). И, как связующее звено с веком минувшим, – Пётр Абрамович Ганнибал, занимательный «двоюродный дедушка – старый арап», одаривший внука-историка «семейственными преданиями» и документальными источниками, касающимися его легендарного прадеда, наперсника Петра I и «действительно заслуженного генерала в императорской Русской службе».

Пётр I с арапчонком А. Шхонобек. Гравюра. 1705

В записи иркутского архива значится: «В декабре месяце (1727), прибыл из Тобольска лейбгвардии, бомбардирской роты, поручик Абрам Петров, Арап Ганнибал, для строения селенгинской крепости». Селенгинск был в то время небольшим селением на берегу реки Селенги, где по ведомости 1724 года числилось дворян 3, детей боярских 4, пятидесятников, десятников и казаков 224. В базарные дни туда съезжались из окрестных селений буряты, исконные жители забайкальские. После Москвы, Петербурга и Парижа житьё в Селенгинске должно было казаться А. П. Ганнибалу жестокой ссылкой, куда его под якобы благовидным делом удалил Светлейший князь А. Д. Меншиков. Облегчением ему служило то обстоятельство, что в Селенгинске имело временное пребывание русское посольство во главе с давнишним его покровителем графом Саввой Владиславовичем Рагузинским, ещё в 1725 г. отправленным Екатериной I в Китай чрезвычайным посланником и полномочным министром.

Граф Савва Владиславович Рагузинский Неизвестный художник. Начало XVIII века

Вид Селенгинска Н. Ф. Челканов по рисунку И. В. Люрсениуса. 1770

Жалованная грамота (Патент) от императрицы Елизаветы Петровны А. П. Ганнибалу на чин генерал-майора. 1743

Здание Академии наук со стороны Невы Ф. Дюрфельд. 1792

Письмо А. П. Ганнибала императрице Елизавете Петровне от 22 марта 1744 года. Таллиннский архив.

Миних Бурхард Христофор И. Штенглин с оригинала М. Бухгальца. Около 1765

Орденские ленты Святой Анны и Святого Александра Невского Первую награду А. П. Ганнибал получил в 1748-м, вторую – 30 августа 1760

Вид Ревеля и войска Российской армии Гравюра. Сер. XVIII века На переднем плане слева направо: генерал-майор, офицер от инфантерии, артиллерийский офицер, кавалерийский офицер, кирасир, драгун, гусар, морской офицер, казак, калмык, татарин

Владимир Фёдорович Коротов, сын Марии Вениаминовны Коротовой, передавший письма Ганнибалов Г. И. Сондоевскому

Мария Вениаминовна Коротова (Ганнибал), дочь Вениамина Петровича Ганнибала

Хутор Заречье на реке Алоль (на границе Новоржевского и Опочецкого районов) Фотоснимок начала XX века

Копия письма Екатерины II, сохранившаяся в бумагах А. С. Пушкина Рукою Пушкина отмечена собственноручная приписка Императрицы

На столешнице шкафа-бюро: рукописный учебник А. П. Ганнибала Первый том – «Практическая геометрия», второй том – «Фортификация» Слева – копии проектов фортификационных сооружений из учебника, справа – посвящение Екатерине I Посередине – письмо обер-коменданта А. П. Ганнибала магистрату г. Ревеля от 22 июня 1742 года

Портрет Екатерины II

Портрет Ивана Абрамовича Ганнибала

Неизвестный художник с оригинала И. Б. Лампи-старшего

Неизвестный художник. 90-е годы XVIII века

Эпизод морского боя (на картине изображён взрыв турецкого корабля). 1771 Картина написана немецким художником Якобом Филиппом Гелертом в 1771 году как часть общей его работы, посвященной Чесменской битве 9 июля 1770 года, состоявшейся в ходе русско-турецкой войны 1769–1774 годов

Алексей Григорьевич Бобринский Христенек Карл Людвиг. 1770. Эрмитаж

Вид Казани. Мартынов А. Е. 1808

Шкатулка для чая. Принадлежала М. В. Коротовой На стене: фрагмент обивки кресла. 1770–80-е годы По легенде именное кресло из гарнитура П. А. Ганнибала Кресло найдено в окрестностях села Михайловского Из довоенного собрания Пушкинского заповедника

Ваза для цветов Завод Кузнецова в Риге. Конец XIX века Принадлежала С. А. Княжевичу

Дом-музей Ганнибалов. Интерьер гостиной

Родословная Ганнибалов, составленная генерал-майором Петром Абрамовичем Ганнибалом Российский государственный исторический архив

Кабинет П. А. Ганнибала. Шкаф-бюро. 1747 В шкафу книги из библиотеки А. П. Ганнибала – Система и Четьи-Минеи на сентябрь месяц, письмо Абрама Петровича к сыну Петру Абрамовичу Ганнибалу

Польская королева Христина Эбергардина Брандербург-Байрейтская. Неизвестный художник. XVIII век Крёстная мать А.П.Ганнибала (заочно)

Памятник Пушкину и Ганнибалу. Скульптор Витаус Наливайко. Установлен во внутреннем дворике церкви; открытие состоялось 5 мая 2011. Фото Льва Козмина

Пятницкая церковь (Храм во имя святой мученицы Параскевы Пятницы) в Вильнюсе Мемориальная таблица, установленная в 1865 г., гласит: «В сей церкви Император Петр Великий в 1705 г. слушал благодарственное молебствие за одержанную победу над войсками Карла XII подарил ей знамя отнятое в той победе у шведов и крестил в ней Африканца Ганнибала деда знаменитого поэта нашего А. С. Пушкина». Фото Льва Козмина

Арап Петра Великого Л. Е. Фейнберг. 1949

«Даль свободного романа...»

Мечты поэта –

Историк строгий гонит Вас!

А. С. Пушкин

Весной 1828 г. Пушкин читал в Петербурге на вечере у В. А. Жуковского отрывки из романа о царском арапе своим друзьям. Как известно, публично он читал только свои любимые и как он считал, удавшиеся произведения. Так было и с «Борисом Годуновым». П. А. Вяземский в письме от 24 марта поэту И. И. Дмитриеву сообщает: «Пушкин читал нам несколько глав романа своего в прозе; герой – дед его Аннибал; между действующими лицами рисуется богатырское лицо Петра Великого, кажется, верно и живо схваченное, судя по крайней мере по первым очеркам. Описание петербургского бала и обеда в царствование Петра ярко и натурально»1. В письме к А. И. Тургеневу от 18 апреля П. А. Вяземский вновь упоминает чтение «в прозе романа, a la Walter Scott, о деде своём Аннибале», прибавляя: «Должно желать, чтобы он продолжал его»2. Видимо, Пушкин читал своим друзьям главы, которые он опубликовал в виде двух отрывков: в альманахе «Северные цветы» на 1829 г., которые вышли в декабре 1828 г., и в «Литературной газете» в марте 1830 года. Эти отрывки вошли в состав сборника «Повести, изданные Александром Пушкиным» 1834 года под заголовком «Две главы из исторического романа. 1. Ассамблея при Петре I. 2. Обед у русского боярина». Впервые полностью роман Пушкина был опубликован в июне 1837 года в посмертно изданном VI номере журнала «Современник». Сам Пушкин не дал заглавия роману. В. А. Жуковский, готовивший рукопись к печати, по всей видимости, присвоил роману название «Арап Петра Великого», под которым он и вошёл в историю русской и мировой литературы. Исторический роман о царском арапе3 – один из первых известных нам опытов Пушкина в художественной прозе – остался незавершённым; может быть, он вообще Русский архив. – СПб., 1866. № 11–12. – С. 116. Архив братьев Тургеневых. – Выпуск VI. – Пгр, 1921. – С. 65. 3 Название пушкинского романа «Арап Петра Великого» принадлежит редакторам (скорее всего В. А. Жуковскому, который после гибели поэта разбирал бумаги Пушкина). Он, по цензурным соображениям, изменил заглавия двух его произведений: были напечатаны «История села Горохина» и «Сказка о купце Кузьме Остолопе и работнике его Балде» вместо «Истории села Горюхина» и «Сказке о попе и работнике его Балде». Профессор С. А. Фомичёв выдвинул версию, что более вероятным заголовком романа должен был быть «Царский арап». Это устанавливается рядом косвенных свидетелей: С. Н. Карамзина в письме к сыну в апреле 1837 года называет роман Пушкина «Ибрагим, царский Арап». В 1848 году Н.В.Гоголь назвал неоконченный роман поэта «Царский арап» (См.: Фомичёв С. А. Об одном редакторском заглавии произведения Пушкина // В кн.: Временник Пушкинской комиссии. – Л. : Наука, 1982. – С. 106–109). 1 2

лишь начат, быть может, то, что досталось нам под этим именем, не более чем завязка. Но вот уже 185 лет читаем, вчитываемся и не устаём всякий раз постигать сущее, явленное в тексте. Пытаемся угадать, то, что предполагал, но не поведал нам Пушкин. «Семейственные воспоминания дворянства должны быть историческими воспоминаниями народа» – этой формуле из пушкинского незавершённого «Романа в письмах» (1829) как нельзя более соответствовал замысел повествования о Петровской эпохе. Однако почему Пушкин, обратившись к Петровской эпохе, вывел на сцену экзотическую фигуру своего прадеда? Наверное, прежде всего потому, что в отношении к Ганнибалу проявился тот «личный автобиографический интерес к истории» (по определению Ю. М. Лотмана), который Пушкин так высоко ценил у Вальтера Скотта. * * * Идея будущего романа в прозе, по всей видимости, зародилась у Пушкина в Одессе, где экзотический предок, судьба и образ которого были дороги ему с детства, должен будет играть главную роль в сюжетной ткани исторического повествования эпохи Петра I. В лирическом отступлении III главы «Евгения Онегина» он в сентябре 1824 года набросал своеобразный «проект» своего творческого перерождения: Быть может, волею небес, Я перестану быть поэтом, В меня вселится новый бес, И, Фебовы презрев угрозы, Унижусь до смиренной прозы; Тогда роман на старый лад Займёт весёлый мой закат. Не муки тайные злодейства Я грозно в нём изображу, Но просто вам перескажу Преданья русского семейства, Любви пленительные сны Да нравы нашей старины.

В 1830 г. Пушкин, давая определение жанру исторического романа, писал: «В наше время под словом роман разумеем историческую эпоху, развитую в вымышленном повествовании. Вальтер Скотт увлек за собой целую толпу подражателей. Но как они все далеки от шотландского чародея! подобно ученику Агриппы, они, вызвав демона старины, не умели им управлять и сделались жертвами своей дерзости. В век, в который хотят они перенести читателя, перебираются они сами с тяжелым запасом домашних привычек, предрассудков и дневных впечатлений» (XI, 92).

Выдвинутый Пушкиным тезис «историческая эпоха, развитая в вымышленном повествовании» обозначал соотношение документальной основы, исторической правды и художественного воображения, т. е. вымысла. А чтобы управлять «демоном старины», писателю, как и историку, необходимо изучать исторические факты, т. к. их исследования являются одним из важнейших процессов в творческой работе исторического беллетриста. Существуют сведения, что еще в Лицее Пушкин пробовал свои силы в прозе. К 1819 г. относится первый дошедший до нас его прозаический опыт. Это небольшой отрывок «Наденька». Отрывок примечателен характерными чертами будущего пушкинского прозаического стиля – точностью, лаконичностью и простотой слога. В годы южной ссылки Пушкин обращается к критической, публицистической прозе («Заметки по русской истории XVIII века») и мемуарной прозе («Автобиографические записки»). К 1822 г. в критическом наброске «О прозе» Пушкин сформулировал свои требования в прозе: «Точность и краткость – вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей – без них блестящие выражения ни к чему не служат» (XI, 19). В период 1822–1825 гг. Пушкин настойчиво советует Вяземскому и Бестужеву обратиться к жанру романа. В августе 1827 г. в письме к Погодину, одному из редакторов «Московского вестника», он прямо указывает, что повести «должны быть непременно существенной частию журнала, как моды у “Телеграфа”» (XIII, 341). По мнению Пушкина, роман является одной из наиболее доступных, наиболее демократических художественных форм. Он даже приравнивал в этом смысле роман к басне. В «Опровержениях на критику» в 1830 г. он пишет: «Басни (как и романы) читает и литератор, и купец, и светский человек, и дама, и горничная, и дети» (XI, 154). И в 1836 г. в «Письме к издателю» Пушкин повторяет эту же мысль, отмечая: «поэзия не всегда ли есть наслаждение малого числа избранных, между тем как повести и романы читаются всеми и везде» (XII, 98). Поэтому обрести европейскую общежительность русскому языку суждено будет усилиями не столько поэтов, сколько прозаиков. Пушкин обдумывал свой «роман на старый лад» именно в то время, когда Россия вслед за Европой начинает мечтать о собственном историческом романе. П. А. Вяземский в «Приписке» к статье «О жизни и сочинениях В. А. Озерова» пишет: «Ввести жизнь в литературу и литературу в жизнь казалось мне всегда привлекательною и желанною задачею»1. Безусловно, не одна фамильная гордость поэта явилась побудительной причиной того, что на широком историческом фоне чёрный прадед будет выведен как центральный персонаж. Несомненно, Пушкину его герой был близок и духовно, и похожестью судьбоносных коллизий. Не случайно в черновом листе к второй главе «Евгения Онегина» он рисует свой автопортрет в образе арапа. Владислав Ходасевич в статье «Прадед и правнук» пишет о творческом сближении автора Пушкина с его героями 1

Перельмутер Вадим. «Звезда разрозненной плеяды!..». – М., 1993. – С. 149.

(А. П. Ганнибал, с одной стороны, его прадед, а с другой – литературный герой романа о царском арапе Ибрагиме): «То, что некогда переживал он сам, Пушкин нередко заставлял переживать своих героев, лишь в условиях и формах, изменённых соответственно требованиям сюжета и обстановки. Он любил эту связь жизни с творчеством и любил для самого себя закреплять её в виде лукавых намёков, разбросанных по его писаниям. Искусно пряча все нити, ведущие от вымысла к биографической правде, он, однако же, иногда выставлял наружу их едва заметные кончики. Если найти такой кончик и потянуть за него – связь вымысла и действительности приоткрывается»1. И всё-таки мысль о литературном использовании биографии Ганнибала возникла у Пушкина под воздействием прочтения вальтер-скоттовских исторических романов. Он чувствовал в Вальтере Скотте «родственную душу». Автобиографические признания шотландского романиста удивительным образом это «родство» подтверждают: «У каждого шотландца имеется родословная – это его национальная привилегия, столь же неотъемлемая, как его гордость и его бедность. Мой род не был ни выдающимся, ни захудалым. В нашей стране он считался знатным, ибо как по отцовской, так и по материнской линии я был связан, пускай отдалённо, с древВальтер Скотт Неизвестный гравёр. 1820

нейшими фамилиями»2. В «Опровержениях на критику» Пушкин, словно го-

воря о Вальтере Скотте, заметил: «Англичанин дорожит строкою старого летописца, в которой упомянуто имя его прадеда...» (XI, 162). Совсем не случайно рядом с черновиками романа о царском арапе, в той же рабочей тетради Пушкин сделал запись: «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие» (XI, 55). По словам П. В. Анненкова, Пушкин говорил друзьям: «Бог даст, мы напишем исторический роман, на который и чужие полюбуются»3. В этом противопоставлении русской жизни «чужой» имеется в виду прежде всего Вальтер Скотт. Интерес Пушкина к творчеству Вальтера Скотта отображён и в дневниковой записи М. И. Погодина от 1 мая 1824 года: «говорили (с Пушкиным – Л.К.) о Скотте»4; и в записи П. И. Бартенева со слов

Ходасевич В. Ф. О Пушкине. – Берлин, 1937. – С. 166. Краткая летопись жизни и творчества Вальтера Скотта / сост. А. Г. Левинтон // В кн.: В. Скотт. Собрание сочинений. – М., 1965. – Т. XX. – С. 786. 3 Анненков П. В. А. С.Пушкин. Материалы для его биографии и оценки произведений. – СПб., 1873. – С 191. 4 Пушкин в воспоминаниях современников. – М., 1974. – С. 16. 1 2

П. В. Нащокина: «Пушкину всё хотелось написать большой роман. Раз он откровенно сказал Нащокину: “Погоди, дай мне собраться, я за пояс заткну Вальтер Скотта!”»1. Стремление Пушкина к раскрытию исторического прошлого в его повседневности обусловило выбор источников и характер их обработки. «Мелкие указания на нравы и обычаи наших предков разбросаны повсюду, в различных исторических трудах, – писал Вальтер Скотт, – конечно, они представляют совсем ничтожный процент по отношению ко всему содержанию этих сочинений, но все же, собранные вместе, они могут пролить свет на частную жизнь наших предков. [...] Я убежден, что более упорные поиски подходящего материала и более удачное использование найденного всегда обеспечат успех способному художнику»2. Интерес к «живой литературе фактов», как назвал мемуарные и анекдотические источники П. А. Вяземский, в 1830-е годы стал всеобщим. Однако впервые бытовые документы были использованы для характеристики исторического процесса декабристом А. О. Корниловичем. Его очерки «Нравы русских при Петре I» и «О первых балах в России», напечатанные в альманахе «Русская старина на 1825 год», представляют для нас особый интерес, потому что на них опирался Пушкин во время работы над романом о царском арапе. Публикуя главу из романа в альманахе «Северные цветы на 1829 год», он сделал примечание: «См. Голикова и Русскую старину». Эта манера, как отмечает Д. П. Якубович, указывать исторические источники романа воспринята Пушкиным от Вальтера Скотта, который большинство своих романов сопровождает такими указаниями (в предисловиях, в тексте, в подстрочных и в заключительных примечаниях). Такой подход к работе над историческим произведением даёт основание предполагать, что и Пушкин имел замысел о таком же ассортименте примечаний, ведущих к источникам. Значение их – в придании исторической базы вымыслу. К развёрнутому роману, вероятно, оказались бы указанными и «Немецкая биография» Ганнибала, сохранившаяся в бумагах Пушкина, и другие документы, которыми, видимо, интересовался Пушкин; появились бы и ссылки на «Историю Петра Великого» Вольтера и на другие книги по эпохе Петра I3. При работе над романом4 о царском арапе Пушкин использовал исторический труд И. И. Голикова «Деяния Петра Великого», в котором автор в качестве источника сведе Бартенев П. И. Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей в 1851–1860 годах. – М., 1992. – С. 35. 2 Краткая летопись жизни и творчества Вальтера Скотта / сост. А. Г. Левинтон // В кн.: В. Скотт. Собрание сочинений. – Там же. 3 Якубович Д. П. «Арап Петра Великого» // Пушкин. Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). – Л. : Наука, Ленингр. отд-ние, 1979. – Т. 9. – С. 261–293. 4 С большей частью книг и других исторических источников о Петре Пушкин был знаком уже в период создания романа о царском арапе. И. Л. Фейнберг в своём труде «Незавершённые работы Пушкина», посвящённом последнему пушкинскому труду «История Петра I», даёт дополнительный материал об изучении источников петровской эпохи, из которых видно, что 1

ний не раз упоминает записи А. П. Ганнибала, очерки А. О. Корниловича и «Немецкую биографию», а в основу сюжета положил историческую хронику и устные семейные предания об истории женитьбы своего прадеда. В начале ноября 1824 года одновременно с примечанием к первой главе «Евгения Онегина» о Ганнибале Пушкин, вероятно, под впечатлением рассказов няни Арины Родионовны, сохранившей живые воспоминания о своём необычном барине, набрасывает в форме народной песни историю его женитьбы, ставшей впоследствии одной из главных тем исторического романа. Как жениться задумал царский арап, Меж боярынь арап похаживает, На боярышен арап поглядывает. Что выбрал арап себе сударушку, Чёрный ворон белую лебёдушку. А как он, арап, чернёшенек, А она-то, душа, белёшенька.

Стихотворный набросок «про чёрного ворона» свидетельствует о том, что Пушкин искал форму, жанр произведения о царском арапе. Не случайно 20 сентября 1824 года возникает стихотворное послание к Языкову: В деревне, где Петра питомец, Царей, цариц любимый раб И их забытый однодомец, Скрывался прадед мой Арап, Где позабыв Елисаветы И двор, и пышные обеты, Под сенью липовых аллей Он думал в охлаждены леты О дальней Африке своей...

В том же примечании к первой главе «Евгения Онегина», как считает Д. П. Якубович, уже содержится пункт и, в сущности, канва будущего романа: «18-ти лет от роду Аннибал послан был царём во Францию, где и начал свою службу в армии регента; он возвратился в Россию с разрубленной головой и с чином французского лейтенанта. С тех пор находился неотлучно при особе императора» (VI, 530). Слова из этого примечания: «Мы со временем надеемся издать полную его биографию», – по всей видимости, и являютвзгляды на Петра I Карамзина, декабристов, а также Руссо, Дидро и Вольтера были известны Пушкину ещё до 1827 года. И. Л. Фейнберг предполагает, что со слов П. Я. Чаадаева Пушкин мог знать и содержание не изданных ещё в то время сочинений князя Щербатова (См.: Фейнберг Илья. Незавершённые работы Пушкина. – М., 1979. – С. 57–84).

ся первым моментом замысла исторического романа о «странной жизни Аннибала», известной «только по семейственным преданиям»1. Когда Пушкин в конце июля 1827 года выехал в Михайловское, у него уже вполне сложилась сюжетная основа романа о царском арапе и был чётко намеченный план исторического произведения. Это видно из того, что работа над романом была начата в первые же дни после приезда в Михайловское. Уже 31 июля Пушкин писал А. А. Дельвигу: «Я в деревне и надеюсь много писать, в конце осени буду у Вас; вдохновенья еще нет, покамест принялся я за прозу» (XIII, 334). Этой прозой и был «Арап Петра Великого».

А. А. Дельвиг Рисунок Пушкина. 1829

Единственным свидетелем работы Пушкина над романом был его тригорский приятель Алексей Николаевич Вульф2. Впечатления от посещения Пушкина в Михайловском 15 сентября 1827 года Вульф описал в своём дневнике на следующий день – 16 сентября: «Вчера я обедал у Пушкина в селе его матери, недавно бывшем ещё местом его ссылки <...> По шаткому крыльцу взошёл я в ветхую хижину первенствующего поэта русского. В молдавской красной шапочке и халате увидел я его за рабочем столом <...> на нём лежали Montesquieu с Bibliothèque de campagne и “Журналом Петра I”; виден был также Alfieri, ежемесячники Карамзина и изъяснение снов, скрывшееся в полдюжине русских альманахов; наконец, две тетради в чёрном сафьяне остановили мое внимание на себе: мрачная их наружность заставила меня ожидать что-нибудь таинственного, заключенного в них, особливо, когда на большей из них я заметил полустертый масонский треугольник. Естественно, что я А. Н. Вульф А. И. Григорьев. Акварель. 1828

думал видеть летописи какой-нибудь ложи; но Пушкин, заметив внимание мое к этой книге, окончил мои пред-

Якубович Д. П. Арап Петра Великого. – Там же. – С. 266. А. Н. Вульф (17 (29) декабря 1805, Тригорское, Опочецкого уезда Псковской губернии – 17 (29) апреля 1881, там же) – мемуарист, автор «Дневника». Сын П. А. Осиповой-Вульф. С 1822 по 1826 г. учился военному делу на физико-математическом факультете Дерптского университета. В наброске «О холере» Пушкин даёт следующую характеристику Вульфу: «В конце 1826 года я часто видался с одним дерптским студентом (ныне он гусарский офицер и променял свои немецкие книги, своё пиво, свои молодые поединки на гнедую лошадь и на польские грязи). Он много знал, чему научаются в университетах, между тем как мы с вами выучились танцевать. Разговор его был прост и важен. Он имел обо всём затверженное понятие в ожидании собственной поверки. Его занимали такие предметы, о которых я и не помышлял». 1 2

положения, сказав мне, что она была счетною книгой такого общества, а теперь пишет он в ней стихи; в другой же книге показал он мне только что написанные первые две главы романа в прозе, где главное лицо представляет его прадед Ганнибал, сын абиссинского эмира, похищенный турками, а из Константинополя русским посланником присланный в подарок Петру I, который его сам воспитывал и очень любил. Главная завязка этого романа будет – как Пушкин говорит – неверность жены сего арапа, которая родила ему белого ребёнка и за то была посажена в монастырь. Вот историческая основа этого сочинения»1. «Немецкая биография» А. П. Ганнибала факт неверности жены-гречанки опускает, т. к. компрометирующих сведений о воспитаннике Петра Великого в ней нет. Биография составлена несколько в панегирическом тоне: Ганнибал изображается как сподвижник и любимец Петра. Содержание романа в ряде фактов и обстоятельств отступает от материала «Немецкой биографии». «Неверная» жена Ганнибала – гречанка Евдокия Диопер, на которой он женился в царствование Анны Иоанновны, а не русская боярышня Наталья Ржевская, как у Пушкина, которую сватает в жены своему крестнику-арапу Петр I. И любовь Ибрагима Ганнибала к французской графине Д. также художественный вымысел. По верному замечанию Я. Л. Левкович, «Пушкин владел искусством в полной мере видеть в документе черту времени». Истинная судьба царского арапа, за личные заслуги выдвинутого и приближенного Петром, являвшаяся опорным сюжетным стержнем романа, выражала основной пафос эпохи. В этом смысле использование биографии Ганнибала давало возможность соблюсти максимальную точность и верность исторической правде2. Героем исторического романа является Пётр I, однако Ибрагим играет главную роль в сюжетной ткани, хотя в его образе и его судьбе скрещиваются все основные тематические линии произведения. На политическую арену петровских преобразований выходят боярин Ржевский и Ганнибал, предки матери Пушкина, стрелец Пушкин, предок отца Пушкина – живые участники избранной эпохи. Не из суетного тщеславия дворянина по поводу своей родословной, но из живого желания постигнуть действительность прошлого в её наиболее доступных и правдивых сторонах Пушкин обратился к фамилиям и историческим ролям своих предков3. Вульф А. Н. Дневники. – М., 1929. – С. 135–136. Левкович Я. Л. Принципы документального повествования в исторической прозе пушкинской поры // Пушкин: Исследования и материалы. – Л. : Наука, 1969. – Т. 6. Реализм Пушкина и литература его времени. – C. 171–196. 3 Петр Петрович Пушкин (1644–1692), родной прапрадед поэта, стал основоположником двух ветвей в родословии Пушкина. По линии его сына – Александра Петровича Пушкина – пошла отцовская ветвь, по линии второго сына – Федора Петровича Пушкина – материнская, породнившиеся с Ржевскими. Внучка А. П. Ганнибала – Надежда Осиповна Ганнибал, мать поэта, соединила эти ветви в единое целое, выйдя замуж за Сергея Львовича Пушкина. Петр Петрович Пушкин 22 мая 1686 года вместе с некоторыми родственниками подал роспись рода своего в Разрядный приказ. Он, будучи стольником, в 1677 году управлял, с бояри1

Подобным «домашним образом» Пушкин начал показывать историческую эпоху уже в «Борисе Годунове», где в число действующих лиц он вводит двух своих предков Пушкиных: Остафия Михайловича (в трагедии – Афанасий Михайлович) и Гаврила Григорьевича (в трагедии – Григорий Григорьевич), который, по словам поэта, «принадлежит к числу самых замечательных лиц в эпоху самозванцев» (XI, 161). О роли своих предков в событиях Смутного времени Пушкин узнаёт из «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина. Об этом он пишет в «Начале автобиографии»: «В малом числе знатных родов, уцелевших от кровавых опал царя Ивана Васильевича Грозного, историограф именует и Пушкиных» (XII, 309). И добавляет: «Имя предков моих встречается поминутно в нашей истории». Двадцать один раз говорит о них в «Истории» Карамзин. Думный

дворянин

Гавриил

Григорьевич

Пушкин,

по

прозвищу

Слепой

(умер в 1638 «в монашестве») – современник прямого предка поэта Тимофея Семёновича Пушкина. «Г. Г. Пушкин, тот самый, который выведен в моей трагедии («Борис Годунов»), – говорит Пушкин, – принадлежит к числу самых замечательных лиц той эпохи, столь богатой историческими характерами. <...> Я изобразил его таким, каким нашёл в истории и в моих семейных бумагах. Он обладал большими способностями, будучи в одно время и искусным воином, и придворным человеком, и в особенности заговорщиком; я вывел его на сцену, не думая о щекотливости приличия, con amore, но без всякой дворянской спеси» (XIV, 47; 395). Историческая роль Г. Г. Пушкина начинается с 1605 года, когда, находясь в опале при Борисе Годунове, он открыто примкнул к первому Лжедмитрию, став ревностным его пособником. Вместе с Наумом Плещеевым он вызвался доставить в Москву грамоту Лжедмитрия I, которую прочли 1-го июня 1605 года в Красном Селе, а потом, сопровождаемые красносельцами, отправились в Москву и, по требованию народа, прочитали её с Лобного места, при звоне колоколов. В этой грамоте Лжедмитрий извещал о своем спасении, доказывал свои права на Московский престол и вспоминал всё то зло, которое причинил ему Годунов. В благодарность за оказанную услугу Лжедмитрий сделал Пушкина великим сокольничим1 и думным дворянином2. В 1606 году на свадьбе Лжедном князем М. А. Голицыным, Владимирским Судным приказом. В правление царевны Софьи, в 1689 г., участвовал во втором Крымском походе князя В. В. Голицына. П. П. Пушкин скончался в Москве 12 февраля 1692 года, всего 48 лет, и погребен был (вместе с отцом) в Ворсонофьевском девичьем монастыре, в Москве. 1 Сокольничий – один из старинных чинов княжеского двора, стоявший во главе соколиной охоты, а иногда и всех учреждений военно-княжеской охоты. В боярских книгах сокольничие впервые встречаются с 1550 года. В сокольничие назначались обыкновенно люди неименитые, но затем возвышавшиеся до окольничих и даже бояр. Последним сокольничим был Гаврила Григорьевич Пушкин. 2 Думный дворянин – думный чин в Русском государстве в XVI – XVII веках. Думные дворяне являлись третьим по «чести» разрядом (чином), после бояр и окольничих. Думные дворяне

митрия с Мариной Мнишек Пушкин сидел под дружками, а затем должен был потчевать в Золотой палате 150 слуг воеводских и посольских и «жолнёров лучших». После смерти Лжедмитрия I Г. Г. Пушкин оказывал Тушинскому вору (Лжедмитрию II) противодействие: это видно из уведомления, посланного Гаврилой Григорьевичем в августе 1608 года из Погорелого Городища в Тверь о поимке мужиков, вёзших грамоты Тушинского вора о задержании на дороге литовских послов. В 1612 году он, вместе со своим братом Григорием Григорьевичем, был послан князем Дмитрием Тимофеевичем Трубецким в Троицкий монастырь с поручением к монастырским властям: отправить от себя к ополчению, предводимому князем Пожарским, увещание, чтобы «все православные христиане, соединясь, промышляли над польскими и литовскими людьми и над теми врагами отечества, которые завели смуту»1. В «Моей родословной» Пушкин пишет о Гавриле Григорьевиче: ...Водились Пушкины с царями; Из них был славен не один, Когда тягался с поляками Нижегородский мещанин.

Сын выведенного в «Борисе Годунове» Гаврилы Пушкина был не только самым видным представителем своей ветви, но и всего рода Пушкиных старого времени. Григорий Григорьевич Пушкин пользовался большой любовью царя Алексея Михайловича, который высоко ценил его дипломатические способности. В 1646 году он был послан Алексеем Михайловичем первым послом в Швецию к королеве Христине с «подтвержденною» своей грамотой на договор, заключенный в Столбове. Г. Г. Пушкин, по мнению московской дипломатии того времени, добился прекрасных результатов: королева подтвердила договор. По возвращении в Москву (15-го августа 1646 г.) Пушкин был пожалован из окольничих в бояре. Так Григорий Гаврилович стал первым боярином в роду Пушкиных. В 1648 году, 16-го января, он был на свадьбе царя Алексея Михайловича «сидячим боярином» со стороны государыни Марии Ильиничны Милославской, а жена его, Ульяна Осиповна, – «в сидячих боярынях»2. Второй литературный персонаж пушкинской трагедии Остафий (или Ефстафий) Михайлович Пушкин, думный дворянин при Иване IV (Грозном), был видным государственным деятелем своего времени. В начале 80-х годов XVI века Иван Грозный попринимали участие в заседаниях Боярской думы, руководили приказами, а также назначались воеводами в города. 1 Петров П. Н. История родов русского дворянства. – Т. 1–2. – СПб., 1885–1886 (переиздание в 2-х томах. – М., 1991). 2 Веселовский С. Б. Род и предки А. С. Пушкина в истории. – М., 1990. – С. 167–168.

жаловал О. М. Пушкину Болдино1 в поместное владение за содеянные отличия в качестве воеводы при обороне Смоленска от нашествия литовцев в 1580 году, а также при ведении трудных дипломатических переговоров с польским королём Стефаном Баторием. В 1594 году О. М. Пушкину, имевшему титул наместника Елатомского, было поручено вместе с князем Турениным вести переговоры с шведскими послами об «учинении вечного мира» между Россией и Швецией. Послы съехались у р. Тявзина, где ими 18 мая 1595 года был подписан договор, вошедший в историю под названием «Тявзинский мирный договор», по которому России возвращались Карелия, замок Кексгольм (Приозерск) со всеми прилегающими землями и уездами, ранее принадлежавшие Великому Новгороду, с Ивангородом, Ямом (Кингисепп), Копорьем, Нотебургом (Шлиссельбург), Ладогой. Кроме того, обязалась не нападать на Псков, Холмогоры, а также земли Двины (Соловецкий монастырь, Сумский Посад, Каргополь и Кола). Россия в свою очередь уступила Швеции Эстляндское княжество вместе с крепостями: Нарва, Ревель, Вайсенштайн, Везенберг, Падис, Толсборг, Нейшлот, Боркгольм, Гапсаль, Лоде, Леаль, Фикелл. В 1598 году Остафий Михайлович подписался под соборным определением об избрании на царство Бориса Годунова. Последний, однако, не благоволил к Пушкину и его родне. В 1601 г. сослал его в Сибирь «с братьею за опалу, – что на него доводили люди его, а Левонтия и Ивашку Пушкиных за то, что они били челом на князя Елецкого в отечестве и тем царя раскручинили, – поместья и вотчины у них велел отписать, а животы распродать»2. О. М. Пушкин был отправлен воеводой в Тобольск. Здесь он и умер в 1602 году. Пушкина всегда занимала тема «гонений» его рода. Примечательны сохранившиеся наброски плана одной из его статей: «Кто бы я ни был, не отрекусь, хотя я беден и ничтожен. Рача, Гаврила Пушкин, Пушкины при царях, при Романовых, Казненный Пушкин. При Екатерине II гонимы. Гоним и я» (XI, 171). Особое, пушкинское, ощущение своей неразрывности с судьбами предков и самой русской историей. Нас каждый день опала ожидает, Тюрьма, Сибирь, клубок иль кандалы. В 1612 году Иван Федорович Пушкин, участник Нижегородского ополчения Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина, получил в вотчинное владение деревню Болдино Арзамасского уезда. После смерти бездетного Ивана Федоровича Болдино царем Михаилом было пожаловано в вотчину его брату Федору Федоровичу Пушкину за особые заслуги при обороне Москвы от осаждавших её войск польского королевича Владислава. С начала XVIII века болдинской родовой вотчиной владели прямые предки поэта: прапрадед, прадед, дед, а с начала XIX века – отец и дядя поэта – Сергей Львович и Василий Львович Пушкины. В связи с предстоящей женитьбой А. С. Пушкина на Н. Н. Гочаровой С. Л. Пушкин выделяет своему сыну из родового имения село Кистенёво, находящееся в 10 верстах от Болдино. 2 Петров П. Н. История родов русского дворянства. – Т. 1–2. – СПб., 1885–1886 (переиздание в 2-х томах. – М., 1991). 1

А там – в глуши голодна смерть иль петля. Знатнейшие меж нами роды – где? Где Сицкие князья, где Шестуновы, Романовы, отечества надежда? Заточены, замучены в изгнанье.

Не случайно эти слова А. С. Пушкин вложил в уста Пушкину, одному из персонажей «Бориса Годунова». В царствование Петра Великого возвысившийся род Пушкиных сходит с политической арены из-за участия в стрелецком заговоре сына боярина Матвея Степановича Пушкина, который в царствование Феодора Алексеевича был одним из самых выдающихся деятелей своего времени. Он воевода в Смоленске, Киеве и Астрахани. М. С. Пушкин в 1618 году подписался под соборным деянием об уничтожении местничества («что мало делает ему чести», – замечает Пушкин). При венчании на царство Иоанна и Петра Алексеевичей он нёс скипетры вместе с Иваном Ивановичем Чаадаевым; в Успенском соборе, во время самого чина венчания, держал «яблоки» (то есть державы царские). Однако после смерти царя Феодора Матвей Степанович не сумел взять верный курс поведения в сложном переплёте дворцовых переворотов, и его блестяще начатая карьера была, в сущности, окончена. Противясь посылке молодых дворян за границу, М. С. Пушкин навлёк на себя гнев Петра Алексеевича и вскоре жестоко поплатился за вину своего сына Фёдора Матвеевича, участника стрелецкого заговора И. И. Циклера и А. П. Соковнина. Увеличивающаяся строгость Петра I к противникам реформ побудили Циклера составить заговор на жизнь царя-реформатора. Его поддержал ревнитель старины окольничий Алексей Прокофьевич Соковнин, брат знаменитых раскольниц – боярыни Феодосии Морозовой и княгини Евдокии Урусовой, имевший личные обиды на царя: ему «тошно было» разлучаться с сыновьями, отправленными на учебу за границу, а кроме того, он считал себя обделённым тем, что не получал пожалования в бояре. Обиду на царя таил и думный дворянин, стрелецкий подполковник Иван Елисеевич Циклер: он посчитал ссылкой назначение руководить строительством крепости на Азовском море. Петр действительно не доверял Циклеру, памятуя о его участии в бунте 1682 году на стороне Софьи и Милославских. К участию в новом бунте были привлечены стольник Фёдор Матвеевич Пушкин, зять А. П. Соковнина, и стрельцы Стремянного полка. А. Шарлеман. Пётр I накрывает заговорщиков в доме Циклера 23 февраля 1697 года. 1884

В феврале 1967 два стрельца, Елизарьев и Силин, известили Петра о намерении Циклера и его сообщников зажечь дом, в котором находился царь, и во время

пожара убить его самого. Цареубийство решился взять на себя Ф. М. Пушкин. Пётр немедленно явился на место собрания заговорщиков, лично арестовал их и нарядил над ними суд из бояр, окольничих и палатных людей. На суде, под пытками, Циклер объяснил, что побудили его к преступному замыслу упрёки в старой дружбе с Милославским, и при этом оговорил царевну Софью, вследствие чего последняя была пострижена в Новодевичьем монастыре, а вырытый труп Милославского, умершего ещё в 1965, подставлен под плаху при казни заговорщиков. Голова казнённого 4 марта 1967 Циклера (как и головы его сообщников – Соковнина и Пушкина, стрельцов Василия Филипова, Федора Рожнина и донского казака Петра Лукьянова) была воткнута на «железный рожок» и выставлена на несколько дней на Красной площади. Специально отлитые железные доски повествовали о преступлении казненных1. Пушкин в «Истории Петра», описывая эту семейную трагедию, в завершении резюмирует: «Пётр во время суда занемог горячкою; многочисленные друзья и родственники преступников хотели воспользоваться положением государя для исправления им помилования (9 челов.). Но Пётр был непреклонен; слабым, умирающим голосом отказал он просьбе и сказал: надеюсь более угодить богу правосудием, нежели потворством» (X, 34). Начало славных дней Петра Мрачили мятежи и казни…

С «лишением чести», т. е. всех титулов и земель, Матвей Степанович Пушкин был сослан в Енисейск, где вскоре и умер. Таким образом, род Пушкиных навсегда был выведен из правящих кругов царской России. Упрямства дух нам всем подгадил. В родню свою неукротим, С Петром мой пращур не поладил И был за то повешен им, —

пишет Пушкин в «Моей родословной». Скорее всего, в дальнейших главах исторический роман о царском арапе должен был сомкнуться с изображением стрелецкой стихии, с темой «бунта». Об этом говорит появление Валериана – сироты, стрелецкого сына, воспитывавшегося в доме Ржевского – старинного боярина, с трудом приспосабливающегося к насаждавшемуся европейскому политесу, и, видимо, должен был функционировать в романе именно как представитель враждебной Петру – стрелецкой – стихии. Сюжет осложнён тем, что отец этого «волчонка» во время стрелецкого бунта спас жизнь отцу Наташи. Таким обраЭнциклопедический словарь. Ф. А. Брокгауз и И. Е. Ефрон. Санкт-Петербург : БракгаузЕфрон, 1890–1907. 1

зом, с одной стороны, действует Пётр, сватавший Наташу Ибрагиму, и сам арап, столь близкий и симпатичный Пушкину, но женящийся «не по страсти, а по соображению»: «Государь прав: мне должно обеспечить будущую судьбу мою. Свадьба с молодою Ржевскою присоединит меня к русскому дворянству, и я перестану быть пришельцем в новом моём отечестве» (VIII, 27). С другой стороны, должен действовать прекрасный сирота – стрелец, любящий Наташу и ею любимый. То есть через соперничество Ибрагима и Валериана могла быть изображена судьба литературных персонажей. Вот почему Пушкин, творчески контаминируя материалы о своих предках, использует реальную драму личной жизни своего чёрного прадеда. Неверная жена, «красавица гречанка» Евдокия Диопер – преобразилась в героиню романа – Наталью Ржевскую. Таким образом, соединив два поколения в одно, Пушкин, посредством Петра I, в сюжетной канве романа сватает Ибрагима не к гречанке Диопер, а к Ржевской. Хотя в реальности, как известно, Мария Алексеевна Ганнибал – дочь Сары Юрьевны Ржевской (1721–1790) и Алексея Фёдоровича Пушкина (1717–1777) – была женой сына царского арапа Осипа (Иосифа) Абрамовича Ганнибала. Возможно1, антитезой парижскому эпизоду, где в результате любовного романа с графиней Д. родился чернокожий ребёнок, в общей композиции романа должна быть последующая измена Ибрагиму его жены Наташи и, может быть, тема тайного «белого» ребёнка. Намёки на это можно усмотреть и в рассказе о замысле романа, передаваемом А. Н. Вульфом (неверность жены, которая родила ему белого ребёнка), и в пословице Корсакова, употреблённой Ибрагимом: «Не твоя печаль чужих детей качать...» (VIII, 30) (точнее, следует говорить о буквальном применении её юным франтом), к возможной будущей судьбе Ганнибала. Здесь Пушкин комбинирует фамильные предания о чёрном предке и о семейной трагедии второго своего прадеда – А. П. Пушкина (1686–1726). Об этом он пишет в «Начале автобиографии»: «Александр Петрович был женат на меньшой дочери графа Головина, первого Андреевского кавалера». Однако Пушкин допускает неточность: это двоюродный брат Ивана Михайловича, генерал-адмирал и первый в России генералфельдмаршал Федор Алексеевич Головин (1650–1706) стал графом (1702) и первым в России кавалером ордена Св. Андрея Первозванного (в самый день утверждения ордена, 10 марта 1699 года). Это в его московский дом был доставлен мальчик-арапчонок Ибрагим, будущий прадед поэта, где он и находился при особе Петра I до его отъезда. Адмирала И. М. Головина (1680–1737) можно с полным правом назвать «птенцом гнезда Петрова». Государь привечал его особо – Иван Михайлович «во многих случаях доказал ему свою верность и храбрость». Поначалу он был комнатным стольником царя. Вместе с Петром I участвовал в двух Азовских походах – 1695 и 1696 годов. Позднее в свите посольства он сопровождал Петра I в Голландию. Якубович Д. П. Арап Петра Великого. – Там же. – С. 272.

«Петра ожидали в Италию, – запишет Пушкин под годом 1698-м в «Истории Петра», – как вдруг получил он через присланного из Москвы гонца известие о новом стрелецком бунте, и государь поспешил возвратиться в Россию с Лефортом и с Головиным...» (X, 42). М. О. Вегнер в книге «Предки Пушкина» приводит несколько рассказов об И. М. Головине; в одном из них он сообщает, что Иван Михайлович «в Голландии учился кораблестроению вместе с государем, а потом был отправлен в Венецию для усовершенствования в этом искусстве, к которому не имел никакого расположения. Возвратясь из Италии в 1701 году, он должен был вместе с другими товарищами выдержать испытание. На вопрос государя, чему он выучился, он чистосердечно отвечал: “Ничему”. – “Да, что же ты делал?” – “Пил вино, курил табак и играл на басу”. Государь не разгневался, а только взял его в свои денщики и прозвал Басом. Другие говорили, что Пётр называл его басом на голландском языке, т. е. мастером, в насмешку, что он ничего не смыслит в кораблестроительном деле. Но государь любил его за искренность, простосердечие и верность. На всех пирах тосты всегда начинались здравием деток Головина, т.е. флота. Головин, занимавший три должности: главного адмиральского помощника, надзирателя корабельной верфи и главного корабельного мастера, обязан был первый гвоздь сам вбивать в киль и замазывать его смолою, а за ним делали то же царь и прочие министры»1.

А. Ф. Зубов. Баталия близ Гангута. Гравюра. 1715

Вегнер М. О. Предки Пушкина //См.: Пушкинская библиотека. Род и предки А. С. Пушкина. — М., 1995. – С. 180. 1

27 июля 1714 года произошла чрезвычайно важная морская баталия у берегов Финляндии при мысе Гангут, в которой принимали участие два пращура Пушкина: И. М. Головин – генерал-майор, возглавлявший отряд из девяти скампавей (быстроходных судов русского галерного флота), и крестник Петра I – Абрам Петров. Последний до отъезда во Францию (1717) «был при всех тех походах и баталиях, при которых его величество своей особой присутствовать соизволил»1. В «Походном журнале за 1714 год» Петра I записано: «1-го [июня] Его Величество кушал на корабле, и был у Трубецкого на корабле Пернове и на Англинском торговом корабле и были с Его Величеством: битка-поп, Трубецкой, Сибиряк, Абрам и Юров». На следующий день: «Его Величество кушал на корабле и был на шняве Дацкой и на корабле Виктория у Князь Василья Долгорукаго и при Его Величестве: битка, Абрам, Шемякин»2. По всей видимости, Абрам Петров, так как Пётр I лично участвовал в абордажной атаке, был свидетелем захвата десяти шведских галер и фрегата при Гангуте, в результате чего командующий шведским флагманом – фрегатом «Элефант» – Эреншильд после долгого, отчаянного сопротивления бросился в море. Он был спасён и пленён. Таким образом, сильнейший в то время шведский флот утратил инициативу и могущество на море – флот российский, одержавший победу, равноценную, по оценке Петра I, Полтавской баталии, заявил о своём господстве на Балтике. Была та смутная пора. Когда Россия молодая, В бореньях силы напрягая, Мужала с гением Петра. Суровый был в науке славы Ей дан учитель; не один Урок нежданный и кровавый Задал ей шведский паладин. Но в искушеньях долгой кары, Перетерпев судеб удары, Окрепла Русь. Так тяжкий млат, Дробя стекло, куёт булат.

Так Пушкин в поэме «Полтава» образно охарактеризовал стремление Петра заявить о себе в Европе как о новой силе, с которой придётся считаться. Примечательно, что предки Пушкина были не только непосредственными свидетелями происходящих преобразований и побед Петра в Северной войне, но и их участниками.

1 2

Вегнер М. О. Предки Пушкина. – Там же. – С. 118. Походный журнал за 1714 год. – С. 110.

100

Иван Михайлович Головин, отличившийся в Гангутском сражении, в следующем году, находясь в авангарде русского флота, был взят в плен шведами, из которого его вскоре вызволили, обменяв на пленных шведских офицеров. Женат он был на Марии Богдановне Глебовой. Их старшая дочь Евдокия Ивановна (?–1725) стала прабабкой А. С. Пушкина. Запись в камер-фурьерском журнале от 31 января 1721 года гласит: «Их величества кушали в доме: и были на свадьбе Пушкина, женился на дочери князя оберсерваера»1. Однако посещение свадьбы прадеда поэта императорской четой счастья в семейную жизнь Пушкиных не принесло. Пушкин в «Начале автобиографии» пишет: «Прадед мой Александр Петрович … умер весьма молод, в припадке сумасшествия, зарезав свою жену, находившуюся в родах. Единственный сын Лев Александрович служил в артиллерии, и в 1752 г., во время возмущения, остался верен Петру III...»2. Об этом внук-поэт пишет в «Моей родословной»: Мой дед, когда мятеж поднялся Средь петергофского двора, Как Миних, верен оставался Паденью третьего Петра. Попали в честь тогда Орловы, А дед мой в крепость3, в карантин. И присмирел наш род суровый, И я родился мещанин.

В «Начале автобиографии» Пушкин пишет: «В семейственной жизни прадед мой Ганнибал так же был несчастлив, как и прадед мой Пушкин. Первая жена его, красавица, родом гречанка, родила ему белую дочь. Он с нею развёлся и принудил её постричься в Тихвинском монастыре, а дочь Поликсену оставил при себе, дал ей тщательное воспитание, богатое приданое, но никогда не пускал её себе на глаза. Вторая жена его, Христина-Регина фон Шеберх, вышла за него в бытность его в Ревеле обер-комендантом и родила ему множество чёрных детей обоего пола» (XII, 313). Черкашин А. А., Черкашина Л. А. Тысячелетнее древо А. С. Пушкина. – М., 1998. – С. 133. Их сын, будущий дед поэта, Лев Александрович Пушкин, воспитывался своим дедом адмиралом И. М. Головиным, который вместе с Петром I изучал морское дело в Амстердаме (1697), затем в Венеции, а по возвращении в Россию служил в армии и на флоте. В 1722 г. сопровождал государя в Персидском походе. 21 авг. 1725 г. Екатерина I возложила на него орден Александра Невского и произвела в генерал-кригскомиссары адмиралтейства, сравнив с чином вицеадмирала, а по смерти Петра – адмиралом и начальником галерного флота. 3 Фельдмаршал Миних безуспешно пытался организовать сопротивление Екатерине II во время переворота 1762 года. Как и Л. А. Пушкин, он оставался сторонником Петра III. Лев Александрович Пушкин за противодействие восшествию на престол Екатерины II был посажен в крепость на два года после двор-цового переворота. 1 2

101

Не случайно в VII главе романа в доме Гаврилы Афанасьевича появляется «пленный танцмейстер» – Густав Адамыч, наигрывающий «старинные шведские марши, напоминающие ему весёлое время его юности» (VIII, 34). И таким образом в сюжетной ткани романа должна была появиться дочь «пленного» шведа, роль которой – одарить царского арапа множеством «чёрных детей обоего пола». С другой стороны, шведская тема должна, по всей видимости, отобразить следствие поражения шведов в Северной войне и величие царя Петра, предложившего пленным шведам служить Государству Российскому. Таким образом решилась судьба Матиаса Иоганна Шеберга (Сьёберга), ставшего прапрадедом А. С. Пушкина. В 1668 году отец М. И. Шеберга Матиас Отто получил дворянство и герб, на котором изображён рыцарь, стоящий на островке, выходящем из морской пучины. Н. К. Телетова определила, что фамилия Шеберг переводится как «холм среди моря». Весьма вероятно, считает она, что «владения первого Шеберга – дворянина составляли некий остров в море: фамилии европейских дворян образовывались чаще всего от названия их поместья»1. Матиас Отто Шеберх был женат на Христине фон Альбедиль, происходившей из прибалтийсконемецкого баронского дворянского рода, который впервые упомиГерб рода Шебергов

нается в летописях в 1349 году. Её отец Георг фон Альбедиль родился в 1650 году, учился в Дерптском университете, по окончании ко-

торого служил в королевской шведской армии, дослужившись до звания лейтенанта. У него имелись имения в Лифляндии: Аутцем и Лоденгоф, а также имение Аггерс в Эстляндии. В 1676 году он женился на Елизавете Элеоноре фон Менгден, баронессе Альтенвога, дочери шведского генерал-майора лифляндского Ландрата, ландмаршала Густова фон Менгдена барона Альтенвога. В 1705 году Христина фон Альбедиль в Ревеле вышла замуж за Матиаса Иоганна Шеберга, шведского дворянина. В шведской военной историографии о капитане Королевского Вестмандландского полка говорится, что Матиасу Шебергу в октябре 1709 года было поручено сопровождать из Риги в Стокгольм 217 русских пленных, при этом ему вменялось оставить в городе семью и всё своё имущество. После завоевания Петром I Прибалтики Матиас фон Шеберг вернулся из Швеции к своей семье в Эстляндию, вступив на военную службу Российской империи. В 1717 году2 в Ревеле у супругов Шебергов родилась дочь Христина-Регина, будущая прабабка А. С. Пушкина. Встретившись в 1733 году с А. П. Ганнибалом, которого полюбила, она Телетова Н. К. Прибалтийские дворяне в генеалогии А. С. Пушкина //Известия русского генеалогического общества. – Выпуск третий. – СПб., 1995. – С. 57–58. 2 Дата рождения Х. М. Ганнибал расходится в источниках. Если исходить из поколенной росписи, в которой сведений о дате рождения прабабки поэта не имеется, а указывается только дата смерти: «умерла 13.5.1781 г., на 76 году в Суйде, где погребена», то Христина-Регина Шеберг 1

102

без хитрости и лукавства пожелала стать спутницей чернокожего капитана Пярнуского инженерного корпуса. И хотя до нас не дошёл ни один портрет прабабки поэта, надо полагать, что Христина Матвеевна унаследовала от шведско-немецких родителей благородную белокожесть и вместе с тем обладала такими качествами характера, как уравновешенность, рассудительность, хозяйственность. Так её и характеризует пастор Г. Г. Геннинг, у которого она исповедовалась, в письме к профессору теологии Галльского университета, находившегося в Саксонии, от 21 февраля 1750 года, как «очень утончённую даму с хорошим характером»1. Пушкин, собирая материалы о своём чёрном предке, вероятно, со слов бабушки М. А. Ганнибал, жены Осипа (Иосифа) Абрамовича, записал анекдот по поводу имени Януарий, данном А. П. Ганнибалом его деду при крещении, чем вызвал недовольство своей жены. В «Начале автобиографии» он пишет: «...прабабушка моя не согласилась звать его этим именем, трудным для её немецкого произношения: Шорн шорт, говорила она, делит мне шорни репят и даёт им шертовск имя» (XII, 314). Однако прабабка Пушкина пользовалась любовью и уважением, нужно сказать, своего своенравного мужа: с нею он нашёл своё счастье, несмотря на разницу их вероисповедания. Он признаёт за женой право веровать (Х. М. Ганнибал (Шеберг) – лютеранка) и исполнять обряды так, как она привыкла с детства. «От жены я не стану требовать любви, буду довольствоваться её верностью, а дружбу приобрету постоянной нежностию, доверчивостию и снисхождением» (VIII, 27), – размышляет Ибрагим на страницах пушкинского романа. В избранной Пушкиным сюжетной ситуации отец невесты, Гаврила Афанасьевич Ржевский, – поборник старины, представитель сил, противостоящих Петру, поэтому женитьба Ибрагима на его дочери невозможна. Логика вымысла требовала дальнейшего отступления от семейных преданий. Пушкин ввёл новый мотив: Ибрагима сватает Пётр. Подобного эпизода в «Немецкой биографии» А. П. Ганнибала не было. Пушкину было ведомо, что его чёрный предок женился на гречанке Евдокии Диопер в 1731 году, то есть через шесть лет после смерти Петра. Но вымысел отвечает реальному бытию изображаемой эпохи. Он подкрепляется документом, записанным у И. И. Голикова анекдотом (№ 31 в приложениях к «Деяниям Петра Великого)2 о женитьбе царского родилась в 1705/1706 году / (См.: Предки А. С. Пушкина (поколенная роспись). – М., 1999. – С. 11). Генеалог Н. К. Телетова считает: «очевидно, в Пернове или Ревеле появилась на свет в 1717/1718 году Х. М. Шеберх, в замужестве Ганнибал». Ссылки на источник, указывающий дату рождения прабабки поэта, не приводится / (См.: Телетова Н. К. Жизнь Ганнибала – прадеда Пушкина. – Там же. – С. 72–73). Однако автор книги склонен принять дату по версии Н. К. Телетовой – 1717 год, исходя из даты рождения младшей дочери – Софьи Абрамовны, родившейся в 1759 году, – Х. М. Ганнибал в этот год было 42 года, но никак не 54, если придерживаться даты её рождения 1705/06 г. 1 Прянишников Е. А. Новый документ об Абраме Петровиче Ганнибале и его семье. – Там же. – С. 78. 2 Пушкин использовал из Голикова три анекдота о Петре: XXXI, XCIX и CIX ( См.: Пушкин А. Полное собрание сочинений. Т. IV. – М. – Л., 1936, – С. 711–712.

103

денщика Румянцева на дочери графа Матвеева. В этом анекдоте Петру принадлежала инициатива сватовства. Для творческой контаминации Пушкину была важна не документальность конкретного эпизода, связанного с Ганнибалом, а поведение Петра в этом эпизоде. Эпизод сватовства полностью отвечал и характеру взаимоотношений Петра и Ганнибала. Эти родственные отношения подчёркнуты в «Немецкой биографии» А. П. Ганнибала: он, неразлучный с императором, «спал то в его кабинете, то в токарне», императрица Елизавета называла его «братом». Пушкин ещё больше акцентирует близость Ибрагима к Петру: «Здорово, крестник»; «Узнала ли ты, Катенька, моего крестника: прошу любить и жаловать его по-прежнему»; «Лиза... помнишь ли ты маленького арапа, который для тебя крал у меня яблоки в Ораньенбауме». В романе Пётр по-родственному заботлив и добродушно ласков с Ибрагимом. «Немецкая биография» не давала и намёка на такие отношения царя и его крестника. Панегирический тон биографа придавал изложению некоторую чопорность, за которой пряталась реальная житейская окраска фактов. Найти тональность отношения Петра к Ибрагиму Пушкину помог, очевидно, анекдот, записанный им позднее в Table-talk: «Однажды маленький арап, сопровождавший Петра I в его прогулке, остановился за некоторою нуждою...» (XII, 157). Вероятно, этот анекдот Пушкину был известен по семейным преданиям, но в скрытой форме он упомянут в романе: «Пётр <...> вспомнил некоторые черты Ибрагимова младенчества и рассказывал их с таким добродушием и веселостью, что никто в ласковом и гостеприимном хозяине не мог бы подозревать героя полтавского...» (VIII, 11). Подобный приём использования анекдота Л. П. Гроссман назвал «утаённым анекдотом»1. Историческая подлинность отношений, а не забавный исторический анекдот, лишний раз фиксирующий житейскую простоту Петра, – вот что важно для Пушкина. Таким образом, исторический анекдот у Пушкина теряет черты «местного колорита», сохраняя свойство способствовать проникновению в частную жизнь прошедших времён. В этом отношении не случайны в романе фигура Ржевского и даже самый эпизод посещения его Петром. Работая, подобно Вальтеру Скотту, над историческим романом из жизни предков, Пушкин пользовался богатым запасом любовно сохранённых в его памяти устных семейных рассказов о своих предках – Ганнибалах, Пушкиных и представителях третьего, многократно сплетавшегося с ними в прошлом рода Ржевских. В четвертой главе романа царь в роли свата наносит визит боярину Ржевскому. В описании этого эпизода Пушкин использовал факт реального посещения монархом дома Ю. А. Ржевского (в Нижнем Новгороде у Часовой башни Кремля 29 мая 1722 года), о котором он ещё в юные годы был наслышан от своей бабушки Марии Алексеевны Ганнибал, внучки Юрия Алексеевича. Прапрадед поэта, Ю. А. Ржевский, один из первых Гроссман Л. П. Этюды о Пушкине. – М.; Пгр. : Изд. Френкель, 1923. – С. 37–75.

104

губернаторов Нижнего Новгорода, пользовался доверием и дружеским расположением Петра I. Будучи со своей свитой в Нижнем Новгороде, государь заезжал отобедать к губернатору Ю. А. Ржевскому. В походном журнале императора за 1722 год значится: «29 мая: после обеда был у вице-губернатора Нижегородского Ржевского...»1. Об этом же царском визите к своему прапрадеду Пушкин запишет в «Истории Петра»: «После того, как Пётр I осмотрел в Нижнем Новгороде суда и велел некоторые исправить, обедал у барона (NB) Строгонова; на другой день у губернатора...» (X, 276). Род Ржевских среди дворянских родов России занимал почетное место – он один из самых древних и знатных. Ржевские вели свое происхождение от удельных князей, сидевших в Ржеве в ХШ–XIV веках. О знатности рода Ржевских свидетельствует ответ первого царя из семьи Романовых Михаила Федоровича осадному воеводе Василию Вахромеевичу Мясному, желавшему сравняться местом с полковым воеводою Иваном Андреевичем Ржевским: «Вы люди нарочитые, а Ржевские нарочитые ж родословные люди. <…> И впредь станешь ты бить челом на Ивана Ржевского и вам быть в тюрьме»2. Бабушка поэта – Мария Алексеевна, происходившая по матери из этого старинного рода, по воспоминаниям сестры Пушкина – Ольги Сергеевны, была «ума светлого», говорившая и писавшая «прекрасным русским языком» и, что происходя по матери из рода Ржевских, «она дорожила этим родством <...> и часто любила вспоминать былые времена. Так передала она анекдот о дедушке своём Ржевском, любимце Петра Великого. Монарх часто бывал у Ржевского запросто и однажды заехал к нему поужинать...» 3. Именно от неё Пушкин ещё мальчиком услышал первые рассказы о загадочном африканском принце, властной волею Петра спасённом от турецкого плена и привезенном в Россию. Люблю от бабушки московской Я слушать толки о родне; Об отдаленной старине. Могучих предков правнук бедный, Люблю встречать их имена В двух-трех строках Карамзина. От этой слабости безвредной, Как ни старался, – видит бог, – Отвыкнуть я никак не мог.

Для «погружения» в мир боярина Ржевского Пушкин выбирает действие значительное и символичное – званый обед в его доме. За его столом «на первом месте, подле Черкашин А. А., Черкашина Л. А. Тысячелетнее древо А. С. Пушкина. – Там же. – С. 126. Черкашин А. А., Черкашина Л. А. – Там же. – С. 125. 3 А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1. – М., 1974. – С. 51. 1 2

105

хозяина, сел тесть его, князь Борис Александрович Лыков, семидесятилетний боярин», представитель старой русской аристократии. Другой его гость – Кирилла Петрович Т., «бывший в Рязани воевода, где нажил себе три тысячи душ и молодую жену... то и другое с грехом пополам». Он ярый противник петровских ассамблей и прочих новшеств: «По мне как хочешь одевайся: кутафьей, хоть болдаханом; только б не каждый месяц заказывала себе новые платья, а прежние бросала новёшенькие. Бывало, внучке в приданое доставался бабушкин сарафан. А нынешние робронды – поглядишь – сегодня на барыне, а завтра на холопке. Что делать? Разорение русскому дворянству! Беда, да и только». И далее Кирилл Петрович развивает свои домостроевские взгляды: «Иной бы рад запереть жену в тереме, а её с барабанным боем требуют на ассамблею; муж за плётку, а жена за наряды <...> Жёны позабыли слово апостольское: жена да убоится своего мужа». Боярину Ржевскому новомодные увеселения тоже не по нраву: «того и гляди, что на пьяного натолкнешься, аль и самого на смех пьяным напоят» (VIII, 21–22). Кирилла Петрович Т. обнаружится под своей полной фамилией «Троекуров» (с сохранением имени и отчества) в другом романе Пушкина «Дубровский». Другой Троекуров – князь Иван Борисович – доверенное лицо царя в пушкинской «Истории Петра». В рукописи повести «Дубровский» сначала было: «Славный 1762 год разлучил их надолго (Дубровского и Троекурова – Л. К.). Троекуров, родственник княгини Дашковой, пошёл в гору...», но эту фразу Пушкин заменил коротким и неопределённым сообщением: «Обстоятельства разлучили их надолго». Троекуров стал «старинным русским барином», каким его сделали «богатство, знатный род и связи», а не покровительство фаворитки Екатерины II. Этот знатный барин получил фамилию старинного боярского рода. Имя боярина Троекурова упоминается в документе, напечатанном в «Древней Российской Вивлиофике»1. Это издание было хорошо известно Пушкину. Боярин Троекуров упоминается несколько раз И. И. Голиковым в «Деяниях Петра Великого», как сторонник этого царя во время стрелецкого бунта. Троекурову было поручено заключить в монастырь царевну Софью. В «Родословной книге князей и дворян российских и выезжих...»2, сказано, что Троекуровы происходят от выходца из Литвы, «из Прусы». Любопытно отметить при этом, что родословная книга указывает о прекращение рода Троекуровых. Очевидно, поэтому Пушкин так свободно употребляет эту фамилию. Историк В. О. Ключевский, говоря о типичных персонажах русской истории, заметил: «...У Пушкина находим довольно связующую летопись нашего общества в лицах за сто лет с лишком. Когда эти лица рисовались, масса мемуаров XVIII века и начала XIX века лежали под спудом. В наши дни они выходят на свет. Читая их, можно дивиться верности глаза Пушкина. Мы узнаём здесь ближе людей того времени; но эти люди – знакомые

Древняя Российская Вивлиофика. – СПб., 1788. – Т. XI. – С. 1951. Родословная книга князей и дворян российских и выезжих... – М., 1787. Ч. 1–2. – С 41.

1 2

106

уже нам фигуры. “Вот Гаврила Афанасьевич, восклицаем мы, перелистывая мемуары, вот Троекуров, кн. Верейский и т.д. до Онегина включительно”».1 В романе Пушкин тщательно подчёркивает экзотичность своего литературного героя – Ибрагима – его нерусское происхождение. В этом отношении в исторических романах Вальтера Скотта было достаточно аналогичных прецедентов: например, шотландцы в чужеземной среде – любимая ситуация писателя. У Пушкина введение экзотического персонажа заиграло совершенно по-новому, так как богатство автобиографических материалов позволило ему сделать царского арапа центральным персонажем. Экзотика «Арапа» на историческом фоне подчёркивалась Пушкиным ещё в феврале 1825 года. В письме к брату Льву Сергеевичу, когда он узнаёт, что Рылеев работает над поэмой из времени Петра I («Войнаровский»), Пушкин из Михайловского в Санкт-Петербург пишет: «Присоветуй Рылееву в новой его поэме поместить в свите Петра I нашего дедушку. Его арабская рожа произведет странное действие на всю картину Полтавской битвы» (XII, 143). Характеристика Петра I и бытовой фон романа основан на очерках Корниловича, которые были вдвойне привлекательны для Пушкина, давшие ему богатейший проверенный материал. Они, можно сказать, способствовали обнаружить важное историческое явление, раскрыть его «домашним образом», через детали быта, через частные семейные отношения героев. «Что нас очаровывает в историческом романе – это то, что историческое в нём есть совершенно то, что мы видим. Шекспир, Гёте, Вальтер Скотт не имеют холопского пристрастия к королям и героям» (XI, 92) – подчёркивал Пушкин. Именно так и вырастает в сознании Ибрагима – «не раба, а наперсника», совсем простая, человеческая и вместе с тем в высшей степени внушительная фигура императора. Пётр показан не в минуты его героических деяний (о них только упоминается), а в подчёркнуто домашней, чисто бытовой обстановке: в кругу семьи, за игрой в шашки, в доме Ржевского, заботливо устраивающего семейные дела своего крестника. Россия предстаёт пред вернувшимся из Франции Ибрагимом в лице сподвижников Петра. Подобно «парижской» главе романа, в которой Пушкин «создаёт аромат эпохи <...> своеобразной игрой на именах»,2 в русских эпизодах романа возникает вереница имён государственных деятелей петровского времени. Ибрагим «видал Петра в Сенате, оспариваемого Бутурлиным3 и Долгоруким,4 разбирающего важные запросы законодательства, в адмиралтейской коллегии, утверждающего морское величие России», видит Ключевский В. О. – Русская мысль, 1880. – № 6. – С. 25. Якубович Д. П. «Арап Петра Великого». Там же. С. 269. 3 Иван Иванович Бутурлин (1661–1738), с молодых лет был близким лицом к Петру I, участник Азовских походов. В сражении под Нарвой был взят в плен и выменян лишь в 1710 г. на генерала Мейерфельда. В 1718 г. был назначен командиром Преображенского полка. 4 Долгорукий Яков Фёдорович (1639–1720) – сподвижник Петра I, поддерживавший его с периода борьбы за власть с царевной Софьей. Принимал участие во всех военных начинаниях Петра. Отличался прямодушием, независимостью мнений, с которой спорил с царём в Сенате. В 1 2

107

«его с Феофаном,1 Гавриилом Бужинским2 и Копиевичем3, в часы отдохновения рассматривающего переводы иностранных публицистов или посещающего фабрику купца, рабочую ремесленника и кабинет ученого». «Ибрагим узнал великолепного князя Меншикова4, который, увидя арапа, разговаривающего с Екатериной, гордо на него покосился; учёного Брюса5, прослывшего в народе русским Фаустом, молодого Рагузинского6, быв-

романе Пушкин допускает анахронизм: Я. Ф. Долгорукого уже не было в живых ко времени возвращения Ганнибала в Петербург. 1 Архиепископ Феофан, в миру – Елеазар Прокопович (1681–1736) – один из крупнейших общественных церковных и просвещённейших людей своего времени, вокруг которого группировался кружок представителей нового русского просвещения: Кантемир, Татищев, учёные иностранцы. Принимал участие в создании Академии Наук. Автор «Истории императора Петра Великого от рождения до его Полтавской баталии» (ок. 1713). 2 Гавриил Бужинский (1680–1731) – иеромонах, переводчик книг с латинского и других языков. По заказу и под наблюдением Петра перевёл «Введение в историю Европейскую Пуфендорфа» (Санкт-Петербург, 1718), которая при Бироне была запрещена. 3 Илья Фёдорович Копиевич (ок. 1651–1714) – лютеранский пастор, организатор русской типографии в Амстердаме, в которой он издавал переводные книги и учебники. Упоминание Копиевича среди действующих лиц – также анахронизм Пушкина. В 1834 г. в статье «О ничтожестве литературы русской» Пушкин писал о Петре I: «Он бросил на словесность взор рассеянный, но проницательный. Он возвысил Феофана, ободрил Копиевича». 4 Александр Данилович Меншиков (1673–1729) – сподвижник и фаворит Петра Великого, после его смерти в 1725–1727 – фактический правитель России. А. П. Ганнибал в Петербурге стал участником кружка княгини А. П. Волконской, объединявшего противников «светлейшего князя» А. Д. Меншикова – всесильного фаворита Петра. Именно Меншиков в мае 1727 года отослал Ганнибала из Петербурга в Сибирь, где он пробыл три года (и даже некоторое время был под арестом). 5 Яков Вилимович Брюс (1669–1735), один из ближайших сподвижников Петра I, генералфельдмаршал, военный инженер и учёный, создатель российской артиллерии, граф, был одним из образованнейших людей России. Он владел крупнейшей библиотекой, насчитывавшей около 1500 томов, почти исключительно научно-технического и справочного содержания. Он составил: русско-голландский и голландско-русский словари, первый русский учебник по геометрии. В 1696 г. им была составлена «Карта земель от Москвы до Малой Азии». А в 1702 открыл первую в России обсерваторию при Навигацкой школе (был её директором) в Москве, которая помещалась в Сухаревой башне. 6 Савва Лукич Рагузинский-Владиславич, граф Рагузинский или Иллирийский (1669 (70) – 1738) – выдающийся российский дипломат, выходец из Боснии (из Рагузы – ныне Дубровник). Значительность фигуры Рагузинского не прошла мимо внимания А. С. Пушкина, изобразив его в кругу приближённых Петра I. По свидетельству А. П. Ганнибала, именно Рагузинский привёз его – маленького Ибрагима – Петру из Константинополя. В «Прошении императрице Елизавете Петровне» на дворянство Абрам Петрович пишет: «в 706 году выехал я в Россию из Царяграда при графе Савве Владиславовиче...». Называя Рагузинского «молодым» и «бывшим товарищем» Ибрагима, Пушкин следует фантастическому сообщению «Немецкой биографии» А. П. Ганнибала, будто бы «рагузинец» – позднее граф Рагузинский – был среди детей, привезённых из Константинополя вместе с Ибрагимом. Впоследствии, высланный из Петербурга в 1727

108

шего своего товарища, и других пришедших к государю с докладами и за приказаниями» (VIII, 13). Пётр – труженик, Пётр – строитель – вот главное амплуа царя в романе. Пушкин откровенно любуется им. Пётр в фокусе устремлённых на него со всех сторон взглядов – сторонников и сподвижников из числа «нового дворянства», родовитых бояр – противников реформ – и прибывшего из-за границы щеголя Корсакова, и арапа-крестника – наглядный пример усердия, таланта и долга беззаветного служения царю-Реформатору. Следуя «за мыслями великого человека», наблюдательный царский арап рано осознал, что его предназначение быть полезным государству Российскому, которое «мужало с гением Петра». Концепция образа Петра в романе соответствует написанным в декабре 1826 г. «Стансам», в которых облик императора освещается в духе того идеала просвещённого правителя, который рисовался воображению

Семён Исаакович Ганнибал П. К. Притвиц. 1810

Гольбаха и Дидро, а в русской литературе до Пушкина – Ломоносову и Радищеву. Пётр «правдой привлек сердца», «нравы укротил наукой», «смело сеял просвещенье», «на троне вечный был работник». Широта ума, проницательность, гостеприимство, добродушное лукавство соединялась с трудолюбием: он и академик, и герой, и мореплаватель, и плотник. Пушкин ввёл в роман выезд Петра навстречу возвращавшемуся Ибрагиму из Франции, где он (Абрам Петров) провёл шесть лет, как важную для него деталь, оправдываемую семейственными преданиями и документом-источником, коим была «Немецкая биография» А. П. Ганнибала. Однако отвёл благословление образом Петра и Павла, «который хранился у его сыновей, но которого» он «не мог уж отыскать» (XII, 312). Вместо этой детали, показавшейся, видимо, Пушкину декоративным ухищрением, Пётр целует Ганнибала «в голову» (VIII, 10). Таким образом, ряд расхождений романа с написанной А. К. Роткирхом «Немецкой биографией» показывает, что, ценя последнюю как документ, Пушкин отнёсся к ней критически. В семейственных преданиях Ганнибалов сохранялась легенда о том, что «Пётр Великий благословил образом Спасом Нерукотворным своего крестника перед смертью. «Так, по крайней мере, – пишет А. С. Ганнибал, – передавал Семён Исаакович (сын четвёртого сына А. П. Ганнибала – Исаака Абрамовича – Л. К.) своей жене».1 В начале году, Ганнибал был направлен на китайскую границу к находившемуся там чрезвычайному послу Владиславичу-Рагузинскому для постройки Селенгинской крепости. 1 Ганнибал А. С. Ганнибалы: Новые данные для их биографий // Пушкин и его современники: Материалы и исследования / Комис. для изд. соч. Пушкина при Отд-нии рус. яз. и словесно-

109

XX века икона поступила в Петровскую Галерею при Императорской Академии Наук. В 1976 году она была передана Пушкинскому заповеднику из Государственного Эрмитажа для нового музея Ганнибалов в Петровском, открытие которого состоялось 4 июня 1977 года. В настоящее время эта мемория находится в экспозиции музея А. П. Ганнибала, восстановленного в 2001 году. На оборотной стороне иконы имеется надпись: «1725 года привезенъ образъ изъ Италiи обрамомъ петровичемь ганнибаломъ». Однако документальных подтверждений того, что А. П. Ганнибал был в Италии, нет. Находясь во Франции, он вступил волонтёром во Французскую армию, как раз в то время, когда разразилась кратковременная война за господство Испании, в которой прадед Пушкина принял участие, и в награду за проявленную отвагу при осаде испанской крепости1 Фуэнтеррабиа был произведён в чин капитана. В Россию из Франции он возвратился в декабре 1723-го. Возможно, Абрам Петрович, как человек православный (в июле 1705 года в Вильнюсе, в церкви Параскевы Пятницы, Пётр крестил его в православную веру греческого исповедания), находясь в Европе, приобрёл образ Спаса Нерукотворного в подражании своему пращуру. Воспитываясь подле него, он, наверняка, знал, что Пётр I чтил келейную свою икону «Спас Нерукотворный» – благословение родителей. Она находилась с ним и во всех дальних походах, в изголовье, и на смертном одре. Пред нею Пётр горячо молился при основании Санкт-Петербурга, накануне судьбоносного сражения Северной войны – Полтавской баталии, в которой принимал участие юный Абрам Петров в качестве барабанщика Преображенского полка. И эта святая икона была одною из любимых у петербуржцев. Когда многочисленные богомольцы шли в Домик Петра, то говорили: «Идти к спасителю». Либо образ Спаса, ставший фамильной иконой Ганнибалов, мог достаться арапу Петра Великого от его первой жены Евдокии Андреевны Диопер, отец которой был привезён в Россию дворянином Григорием Григорьевичем Островским. Посланный по наказу Петра, Г. Г. Островский едет 2 октября 1697 года из Амстердама «в Венецию для приговору и найму началных людей», он «привез с собою из Венеции двух человек капитанов Стематика Меру да Андрея Деопера, греческой веры».2 Икона, которою родители – Андрей Петрович и Агафья Ивановна Диоперы3 – благословили дочь, выданную замуж за Ганнибала, могла быть Евдокией Андреевной оставсти Имп. акад. наук. – СПб., 1913. – Вып. 17/18. – С. 205–248. 1 При осаде крепости А. П. Ганнибал был ранен в голову, взят в плен, но был из него вызволен французами. 2 Княжецкая Е. А. Связи России с Далмацией и Бокой Которской при Петре I // Советское славяноведение, № 5. 1973. – Капитаны-греки, которых Островский привез из Венеции, остались служить в России на галерном флоте, участвовали в морских сражениях во время Северной войны. Фамилия Диопер в документах Петровского времени имеет несколько написаний: Депир, Депиор, Диопер. 3 Капитан галерного флота А.П.Диопер, грек, поступивший на службу в 1703 году, был одним из первых жителей города – имел по документам двор на Адмиралтейской стороне уже в

110

лена дочери. Её рождение разразилось семейной драмой: Евдокия Андреевна Диопер, обвинённая в «прелюбодеянии», была сначала поселена в Староладожский, а потом во Введенский монастырь Тихвина. «Белая дочь» – Евдокия Абрамовна, названная Пушкиным в «Начале автобиографии», ссылаясь на «Воспоминания Петра Абрамовича Ганнибала», Поликсеной, жила у А. П. Ганнибала до своей кончины, наступившей в 23-х летнем возрасте – 14 мая 1754 года1. Таким образом, в историко-художественном романе о царском арапе документальный факт для Пушкина перестаёт быть просто иллюстрацией – он становится основанием для понимания и истолкования образа Петра: «целование в голову» всемогущим монархом равноценно благословлению. И особенно это проявляется в описании двух глав: «Ассамблея при Петре» и «Обед у русского боярина». В них Пушкин конкретизирует важнейшую историческую черту Петровской эпохи – ломку старого уклада жизни и живучесть привычных форм через бояр, присутствующих на обеде у Ржевского, и только что вернувшегося из Парижа Корсакова2, впитавшего за шесть лет пребывания в Париже, «в вихре большого света», все тонкости светского этикета. Участие Петра в «этом ужасном семейственном романе» является плодом художественного вымысла. Но именно этот вымысел облегчил возможность показать Петра «домашним образом», а исторические события превратить в то, что мы постоянно видим вокруг себя. Личность Ибрагима (А. П. Ганнибала) стала фокусом, в котором соединились черты государственной деятельности Петра и его семейные, бытовые отношения. По известному мнению Белинского, это – «превосходный исторический русский роман, изображающий нравы величайшей эпохи русской истории <...> Эти семь глав неоконченного романа, из которых одна упредила все исторические романы гг. Загоскина и Лажечникова, неизмеримо выше и лучше всякого исторического русского романа, порознь взятого, и всех их, вместе взятых».3

1711 году. У него и его жены Агафьи Ивановны были две дочери. Старшая вышла замуж за придворного повара Богдана Алепия. Судьба второй дочери Евдокии сложилась трагично. Умирая, Диопер завещал свой двор мужу и сыну старшей дочери. Это было в 1735 году. Двор сгорел в 1736 году. 1 Е. А. Ганнибал, как сообщает обнаруженный архивный документ, опубликованный Л. Бойтман, погребена близ Благовещенской церкви на Васильевском острове. // Бойтман Лариса. «Белая дочь Ганнибала» Газета «Вечерний Ленинград». 1988, 14 апреля. 2 Воин Яковлевич Корсаков (1702–1757), вице-адмирал, прадед композитора Н. А. РимскогоКорсакова. В 1715 г. был определен Петром I в Морскую Академию, а в следующем году был зачислен гардемарином и послан за границу, во Францию, для усовершенствования в морских науках. В романе «Арап Петра Великого» Пушкин вывел его другом Ибрагима Ганнибала и участником ассамблеи, акцентируя щегольство и легкомыслие молодого Корсакова. По замечанию отца композитора – Андрея Николаевича, «он сочетал светскость с практическою деловитостью». // См.: Кунин И. Римский-Корсаков. – М., 1964. 3 Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. Т. VII. – М., 1955. – С. 576.

111

По каким причинам и когда именно Пушкин прекратил работу над романом – точно не установлено. Н. Л. Степанов в статье «Проза Пушкина» объясняет «нападками на него Булгарина, несомненно, санкционированными III-им Отделением, но главным образом тем, что Пушкин уже изжил иллюзию о возможности подсказать царю путь “просвещения”, осуществляющегося сверху «державною рукою»1. Эту точку зрения поддерживает и Д. П. Якубович. В статье «Арап Петра Великого» он пишет: «Роман Пушкина остался неоконченным, брошенным по ряду причин. Уже «Борис Годунов» в печати появился позже, чем роман Булгарина «Димитрий Самозванец». Но тот же Булгарин с его романом содействовал и прекращению работы над «Арапом Петра Великого». Грубо пасквильный фельетон Булгарина от 7 августа 1830 г., направленный против «поэтамулата», предок которого куплен был пьяным шкипером в одном из портов «за бутылку рома», ставил и автобиографическую сторону «Арапа Петра Великого» на публичное посмешище. В корне был подрезан замысел Пушкина о его экзотическом предке. Пушкин мог в свою очередь реагировать в 1830 году (и то не в печати) против выпада Булгарина, убийственно дискредитируя его политическую и моральную физиономию («Моя родословная», «Опыт отражения некоторых нелитературных обвинений» и др.), но о реализации задуманного исторического романа нечего было и думать. Даже примечание о предке-арапе к «Евгению Онегину» Пушкин вынужден был изъять из второго издания поэмы»2. В свою очередь Я. Л. Левкович считает, что по мере развития сюжетной установки (появление стрелецкого сироты Валерьяна в доме старинного боярина Ржевского), создание романа оказалось невозможным без специальных изучений историкодокументальных источников3. Эти аргументы весьма убедительны. Но может быть, Пушкин, углубившись в работу, почувствовал односторонность своей концепции Петра I, так как позднее в «Истории Петра» он уже более критично подойдет к исторической личности просвещенного правителя. Для замысла «Арапа», отмечает Л. С. Сидяков, «важен был несколько идеализированный образ Петра: это усиливало современное звучание романа, его «учительский» пафос»4. Подчёркивая простоту и гуманность Петра, Пушкин полемизировал с тем официальным помпезным его изображением, которое импонировало Николаю I. Поэтому Пушкин, по-видимому, не предполагал воспроизводить теневые стороны деятельности Петра, отмеченные ранее в его публицистических «Заметках по русской истории Степанов Н. Л. «Проза Пушкина» // Учёные записки Московского государственного педагогического института имени В. И. Ленина». Т. 70. – Кафедра русской литературы. Выпуск 4, 1954. – С. 27–28. 2 Якубович Д. П. «Арап Петра Великого». Там же. С. 288. 3 Левкович Я. Л. Принципы документального повествования в исторической прозе пушкинской поры. Там же. – C. 194. 4 Сидяков Л. С. «Арап Петра Великого» и «Полтава». // Пушкин: Исследования и материалы. – Л. : Наука, 1986. – Т. 12. – С. 68. 1

112

XVIII века. В их черновом тексте с результатами деятельности Петра прямо связывалось утверждение «самовластья». Слово это имело для Пушкина в начале 1820-х годов исключительно негативное значение. Та же мысль сохранилась и в основном тексте «Заметок»: «История представляет около его всеобщее рабство <...> все состояния, окованные без разбора, были равны пред его дубинкою. Всё держало, всё безмолвно повиновалось» (XI, 14). И далее: «Пётр I не страшился народной Свободы, неминуемого следствия просвещения, ибо доверял своему могуществу и презирал человечество может быть более, чем Наполеон» (XI, 14). Позднее, на рубеже 1830-х годов, Пушкин дополнит эту формулу представлением о Петре, как «воплощённой революции» («Пётр I одновременно Робеспьер и Наполеон») – (XII, 205). Не предполагая далее продолжать работу, Пушкин переписал набело написанные шесть глав и начало седьмой, подготовив их к публикации. Дальнейшее осмысление эпохи Петра было уже связано с новым замыслом – поэмой «Полтава», которая была начата 5 апреля 1828 года, в ту знаменательную весну, когда Пушкин в Петербурге читал друзьям главы из романа о царском арапе. * * * «Ганнибальская» тема занимала Пушкина на протяжении всей его творческой биографии, что нашло отражение в стихах, прозе, критических статьях, письмах. Он собирал сведения о чёрном предке, начиная со знакомства с «двоюродным дедушкой – старым арапом» П. А. Ганнибалом, и, когда в 1825/26 годах получил от него фамильные документы. И через десять лет, работая над «Историей Петра», выписывал из разных источников сведения об А. П. Ганнибале. Страницы шестого тома сохранившейся в библиотеке Пушкина «Истории Петра Великого» Вениамина Бергмана, выпущенной в 1833/34 годах в Петербурге, разрезаны на некоторых важных для него сообщениях, в том числе посвящённых А. П. Ганнибалу. Примерно к этому же времени (лето 1834) относится запись в дневнике Пушкина о вечере у Е. Н. Карамзиной: «Она едет в Тайцы, принадлежащие некогда Ганнибалу, моему прадеду» (XII, 330). Судя по произведениям, созданным в десятилетие от романа «Арап Петра Великого» (1827) и до «Истории Петра» (1837), Пушкин, если бы его жизнь не была насильственно прервана, безусловно, трём скрестившимся ветвям в его родословии: Пушкиным, Ржевским и Ганнибалам, – отвёл каждому предку свою роль в историческом развитии государства Российского. Примечательно воспоминание одного из современников Пушкина, французского литератора-критика Леве-Веймара, близко общавшегося в Петербурге с поэтом в последнее время его жизни. Говоря о поэте, он подчёркивал, что его взгляды обнаруживали в нём «великого и глубокого историка». В своей статье об «Истории Петра», опубликованной 3 марта 1837 года в «Жюрна́ль де Деба́», основываясь на беседы с поэтом, он писал: «Его беседы на исторические темы доставляли удовольствие слушателям: об истории он

113

говорил прекрасным языком поэта, как будто сам жил в таком же близком общении со всеми этими старыми царями, в каком жил с Петром Великим его предок Ганнибал».1 Для Пушкина «история дома» – один из важнейших путей приобщения к истории Отечества. Живые нити истории связывали его через цепь предков с разными эпохами. Пушкин много думал об исторической роли дворянства, о судьбе потомков старинных боярских родов, теснимых так называемой «новой знатью», которая возникла после установления Петром I «Табели о рангах». В 1830 году он создаёт полемическое стихотворение «Моя родословная», идея которого состоит в противопоставлении: если предки новой знати сделали карьеру «лакейством» придворной службы, перебежкой из вражеской армии и т.п., то предки Пушкина всегда отличались независимостью, честью, воинской доблестью, верностью убеждениям, оппозиционным духом. Поэт останавливается на узловых событиях русской истории, упоминание о которых подчинено сюжету стихотворения – история рода, война Александра Невского, борьба Ивана IV Грозного с боярством, Козьма Минин и освобождение Москвы, Пётр и сопротивление его деятельности, дворцовые перевороты XVIII века, новая знать из потомков царских лакеев, оскудение старинных родов. В этом же году написана поэма «Езерский». В ней Пушкин изобразил родословную Ржевских. Представители этого старинного боярского рода остались в истории как пример беззаветного служения Отечеству. Мне жаль, что сих родов боярских Бледнеет блеск и никнет дух. Мне жаль, что нет князей Пожарских, Что о других пропал и слух... Вот почему, архивы роя, Я разобрал в досужий час Всю родословную героя, О ком затеял свой рассказ.

Таким образом, уже на рубеже 1824–1825 годов Пушкину было ясно, что судьбы родины и судьбы его предков сопричастны к русской истории. Незадолго до своей трагической гибели, в день, когда в стихотворении «19 октября 1836 года» он подводил итоги за четверть века, Пушкин писал П.Я.Чаадаеву, возражая на его «Философское письмо»: «...клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог её дал» (XVI, 171 – 172). Став первым историком собственного рода, Пушкин в романе «Арап Петра Великого», как и в «Борисе Годунове», в поэме «Езерский», в «Начале автобиографии» и стихотПеревод статьи Леве Веймара в кн.: Щёголев П. Дуэль и смерть Пушкина. Исследования и материалы. – М., Л. : Госиздат. Изд-е 3-е, 1928. — С. 12. 1

114

ворении «Моя Родословная», обращался к «своей» эпохе – именно к своей, поскольку тогда жили и творили историю его предки.

Печати Пушкина Конец XVIII – нач. XIX в.

Под гербовой моей печатью Я кипу грамот схоронил... А. С. Пушкин «Моя родословная»

115

Рукопись стихотворения «Как жениться задумал царский арап...». 1824

116

Барабанщик лейб-гвардии Преображенского полка Абрам Петров (А. П. Ганнибал) На поле битвы у деревни Лесной в 1708 году П.-Д. Мартен-младший. Фрагмент картины. 1722

117

Рисунки Пушкина:

Алексей Вульф

Февраль – март 1833

Вольтер и автопортрет Май – начало июня 1825

Михайловское. Кабинет А. С. Пушкина Фото Лидии Чехович

118

Няня Арина Родионовна Сентябрь – октябрь 1824

П. А. Вяземский П. Ф. Соколов. 1830

Субботнее собрание у В. А. Жуковского Г. К. Михайлов, А. Н. Мокрицкий и другие художники школы Венецианова. 1834–1836

119

Иван Иванович Голиков

Николай Михайлович Карамзин

Неизвестный художник. Втор. пол. XVIII века

Г. Гиппиус. Литография. 1822—1828

Александр Осипович Корнилович Неизвестный художник. 1820-е годы

120

Н. А. Аксёнова. Бояре Иллюстрация к стихам «Моя родословная». 2009

Когда Романовых на царство Звал в грамоте своей народ, Мы к оной руку приложили… Нас жаловал страдальца сын. Бывало нами дорожили; Бывало... Но — я мещанин. А. С. Пушкин. 1830

121

Иоанн IV Васильевич Грозный Миниатюра из Царского титулярника 1672 года

Стефан Баторий, король Польши и Великий Князь Литовский Портрет работы Яна Мотейко

Лжедмитрий I Л. Килиан. Гравюра резцом. 1606

Борис Фёдорович Годунов Неизвестный гравёр. Гравюра резцом. 1721 Государственный музей А. С. Пушкина

Настоящее имя Отрепьев Юрий Богданович (в иночестве Григорий) Самозванец, выдававший себя за сына Ивана Грозного Дмитрия Государственный музей А. С. Пушкина

122

Царь Федор III Алексеевич

Портрет Петра I

Неизвестный художник. Пер. пол. XIX века

Неизвестный гравёр. Конец XVII – начало XVIII века

Венчание на царство царей Иоанна V и Петра I Алексеевича 25 июня 1682 года Гравюра по рисунку К. Броже. 1880-е годы

Вид города Енисейска Офорт Елисея Федосеева по рисунку Иоганна Вильгельма Люрсениуса. 1770

123

Иван Михайлович Головин

Фёдор Алексеевич Головин

А. Зубов. Гравюра с портрета Вебера. 1717– 1720-е

Неизвестный художник. 1706

Дом боярина графа Фёдора Алексеевича Головина А. Шхонебек с учениками. Офорт. Фрагмент. 1705 В этом московском доме Головина с 4 по 22 мая 1705 г. жил Петр I и при нём арапчонок Ибрагим, будущий генерал-аншеф, прадед А. С. Пушкина Абрам Петрович Ганнибал. На гравюре изображен выезд Петра I со свитой

124

Абрам Петрович Ганнибал (крайний в профиль) М. В. Ломоносов. Фрагмент Полтавской баталии. Мозаика. Копия. 1756

Сара Юрьевна Ржевская, урождённая Пушкина, прабабушка А. С. Пушкина.

Портрет Алексея Федоровича Пушкина, прадеда А. С. Пушкина.

Сердюков (?). 1770-е

Неизвестный художник. 1770-е

125

Икона «Спас Нерукотворный». Начало XVIII века Надпись на обороте: «1725 года привезен образъ изъ Италiи обрамомъ петровичем ганнибалом»

126

Портрет девочки (Елизаветы Петровны?).

Портрет Екатерины I А. Г. Овсов. Середина 1720-х

И. Н. Никитин. 1712–1713

Проспект вниз по Неве-реке между Зимним дворцом и Академией Наук Гравюра Г. А. Качалова и Е. Г. Виноградова по рисунку М. И. Махаева. Фрагмент. 1753

127

Феофан Прокопович

Яков Вилимович Брюс

Гравюра на дереве. Середина XVIII века

Неизвестный гравёр. Конец XVIII — начало XIX века Государственный музей А. С. Пушкина

Портрет Якова Фёдоровича Долгорукова

Портрет Александра Даниловича Меншикова

Неизвестный художник. XVIII век. Эрмитаж

128

Портрет Александра Христофоровича Бенкендорфа Гравюра с портрета работы П. Н. Орлова. 1830-е

Николай I И. А. Винберг. Начало 1830-х

Из неотправленного письма В. А. Жуковского А. Х. Бенкендорфу: «… Вы делали изредка свои выговоры, с большим намерением и забывали об них, переходя к другим важнейшим Вашим занятиям […] А эти выговоры, для Вас очень мелкие, определяли целую жизнь его (Пушкина): ему нельзя было тронуться с места свободно, он лишён был наслаждения видеть Европу, ему нельзя было произвольно ездить и по России, ему нельзя было своим друзьям, своему избранному кругу, читать свои сочинения…». Василий Андреевич Жуковский Г. Ф. Гиппиус. Литография. 1822

В. А. Жуковский. Сочинения в 3-х томах. Т. 3. — М., 1980. — С. 520.

129

Павел Бунин. «Арап Петра Великого» Иллюстрация. 1978

130

Приложение Посвящение императрице Екатерине I в двух томах учебника А. П. Ганнибала «Geometrie practique» («Практическая геометрия») и «Fortification» («Фортификация») «Ежели моё дерзновение нынешнее будет простительно, то есть тому причиною Его Величество, блаженныя и высокодостохвальныя памяти Пётр Великий, отец отечества, ваш государыня, любезный супруг; потому что всегда имел свои принципиальные труды Марсовы, чему и Ваше Величество последствуете. И не возмогу лучше оного славного учения поднести, токмо неусыпно и неутруждаемо по нём во всех делах наследнице. Вся Европа удивлялася Его Императорскому Величеству и уверенна была через некую фабулу, которую сказывали прежде сего о трудах Марса, короля Траского [фракийский – Александр Македонский – Л. К.], которого и обоготворили, нынешние же гистории скажут истинную правду о трудах Петра Великого. Его Величество никогда не делал, что не было полезно к услуге и к покою своему народу и к славе своего владения. Тако и Ваше Величество во всём том Его Величеству подражаете. Тогда я, всеподданнейший, имел честь служить с самого моего младенчества, а именно лет семи или осьми при стопах Его Величества, такожде и Вашего Величества. И был мне восприемником от святыя купели Его Величество в Литве, в городе Вильне, 1705-м году; а в 1717 году изволил своим несравняемым в свете милосердием меня оставить во Франции для обучения военных дел. Того ради сей монарх, великий отец отечеству, изустно меня рекомендовать соиволил Дюку Дю Мену, принцу Домеру и великому генералу фельдцейгмейстеру Франции, сыну натуральному славного короля французского Лудвика Великого, где я имел честь быть в службе от 1717 году и [дослужился до капитанского рангу, на которые ранги] имею патенты за рукою Его Королевского Величества Лудвика 15 от начала моей службы. А когда мир славный, который Его Величество соблаговолил дать короне шведской с таким авантажем, что едва можно изобрести в историях всего света, в пользу своим верным подданным Российской империи, что все четыре части земли были наполнены отзвону трубы Фамы [слава, молва – Л. К.], о славе героической Его Императорского Величества, то мне было сатисфакция слышать при армии сочинённое почета всеми славными народами Эвропиными, где реномея распустила славу нашего просветлого российского Марсы труды, что не надобно было вопрошать, понеже сила самая истинная исторгала из уст многих, которые натурально имели ненависть к распространению славы империи Российской. Тогда я указ Его Величества о моём возвращении получил и себя дегажировал честным маниром из службы короля французского и поехал в Россию в таком намерении, что принести мой живот на жертву для интересу моего государя, который мне

131

дал свет и учение; я имел честь по моему возвращению в Россию обнять стопы Вашего Величества в 1723-м году, и Его Императорское Величество соизволил своею обыкновенною милостию к сиротам меня определить в свою роту бомбардирскую лейтенантом, а изустным указом повелел мне обучать молодых унтер-офицеров и солдат лейб-гвардии архитектуре милитарис. Неусыпным тщанием и радением Его Величества о учении, желая в Российской империи всякое учение в совершенство привести, Пётр Великий, денно и нощно попечения имея о сей науке, милосердуя о народе своём, особливо указал, чтобы российский народ обучался всем наукам не токмо в главных академиях, но и в войске, при полках указал быть школам для обучения некоторой части инженерства. Того ради сия книга фортификация и геометрия практика переведена с французского на российский, выбрана из книг славных разных авторов и учёных инженеров, в которой находятся все части геометрии и фортификации, какова есть при сем, с показанием практики со всеми циркульными примерами [приёмами] и с некоторой частию вымеривания партикулярного, действуемого к строению фортификаций и с их пропорциею. То [го] ради Вашему Императорскому Величеству подношу сии мои малые труды под протекцию августейшим вашим стопам, надеяся, что Ваше Величество, как во всём деле наследуете мужу славному Петру Великому, славная и великая государыня Екатерина, тако соблаговолит Ваше Величество, усмотрит сию книгу, колико потребна быть может младым людям, желающим учения, но и совершенным инженерам. Вашего Императорского Величества Нижайший раб Абрам Петров». Жалованная грамота императрицы Елизаветы Петровны А. П. Ганнибалу на владение Михайловской губой от 6 февраля 1746 г. «Мы, наше Императорское Величество, объявляем через сие, что поимянному Нашего Императорского Величества указу заподписанием Собственныя Нашея Руки генваря 12 дня минувшего 1742 году Генералу Маэору и Ревельскому обер коменданту Аврааму Ганибалу, вразсуждении блаженныя и вечной славы достоиныя памяти к родителям Нашим Государям, их Императорским Величествам и к нам оказанных долговременных верных его заслуг Всемилостивейше пожаловали во Псковском уезде Пригорода Воронича Михайловскую губу, которая после кончины блаженной памяти царевны Екатерины Ивановны приписана к Нашему дворцу, а воной поведомости из Нашей дворцовой конторы показано по переписи Генералитетской пятьсот шестьдесят девять душ совсем к ней надлежащими землями вечное владение, а понеже упомянутый наш Генерал Маэор и обер комендант Всеподданнейше нас просил дать, мы Наше Императорское Величество из особенной Нашей Высочайшей Императорской милости сим и силою сей Нашей жалованной Грамоты за сим Генерал Маэором и обер комендантом Ганибалом и потомками его оную Михайловскую губу со всеми к ней принадлежащими землями Всемилостивейше утверждаем

132

оную ему и потомкам его продать, заложить, и совсякие крепости укрепить позволяем и притом всем нашим управителям и протчим до кого сие касаться может именно повелеваем показанного Генерал Маэора и обер коменданта Ганибала и потомков его нетокмо в спокойном владении и пользовании вышеназванной Михайловской губы со всеми к ней принадлежащими землями содержать, но и никакого припятствия в том не чинить и при потребном случае обиды подлежащими мерами защищать и охранять. В утверждении же всего того мы Нашу Императорского Величества жалованную Грамоту Нашей Собственной рукою подпись соизволили и государственной печатью укрепить повелели. Дано в СанктПетербурге лета 1746 февраля шестого дня царствования Нашего пятого года. /Подписано/

Елизавета

/Внизу подпись/ канцлер граф Алексей Бестужев-Рюмин». Прошение А. П. Ганнибала императрице Елизавете Петровне1 Всепресветлейшая, Державнейшая, Великая Государыня Императрица Елизавет Петровна, Самодержица Всероссийская, Государыня Всемилостивейшая. Бьёт челом Генерал-Маиор и Ревельский Обер-Комендант Авраам Ганнибал, а о чём моё прошение, тому следуют пункты. 1. Родом я нижайший из Африки, тамошнего знатного дворянства, родился во владении отца моего, в городе Лагоне, который и кроме того имел под собою ещё два города. В 706 году2 выехал я в Россию из Царяграда при графе Саве Владиславовиче волею своею в малых летах и привезён в Москву в дом блаженные и вечнодостойныя памяти Государя Императора Петра Великого и крещён в православие греческого исповедания веру, а восприемником присутствовать изволил Его Императорское Величество своею высочайшею персоною и от того времени был при Его Императорском Величестве неотлучно. 2. По нескольких же летах по высочайше Его Императорского Величества милости послан я был для наук в чужие краи и по всемилостивейшему Его Императорского Величества соизволению был в службе его королевского величества Французского в лейбгвардии капитаном и потом после выехал в Россию и служил в лейб-гвардии в Преображенском полку в бомбардирской роте поручиком и во время той моей службы был в разных многих военных походах, баталиях и акциях безотлучно. 3. По кончине Его Императорского Величества и Великой Государыни Императрицы Екатерины Алексеевны и Государя Императора Петра Великого с 730-го года служил в Инженерном Корпусе Капитаном, а в 1741 году определён в Ревельский Гарнизон Подполковником, а в нынешнем 1742 году по Всемилостивейшему Вашего Императорского ВеИРЛИ, ф. 244, оп. 3, № 161 (Прошение А. П. Ганнибала императрице Елизавете Петровне). К 1742 году за давностью лет А. П. Ганнибал ошибочно ставит дату 1706 год. Он был привезён в Россию в 1704 году «при графе Саве Владиславовиче» – Савве Владиславовиче Рагузинском. 1 2

133

личества указу за верныя и беспорочныя службы пожалован в генерал-маиоры от армии и в Ревеле обер-комендантом и деревнями Всемилостивейшее награждён, а на дворянство Диплома и Герба не имею и прежде не имел, понеже в Африке такого обыкновения нет. И дабы Высочайшим Вашего Императорского Величества Указом повелено было дворянство моё Вашего Императорского Величества Грамотою Всемилостивейшее подтвердить и в память потомкам моим, в знак Высочайшей Вашего Императорского Величества милости, Гербом меня пожаловать. Всемилостивейшая государыня! Прошу Ваше Императорское Величество о сём моём прошении решение учинить: генваря « » 1742 года. К поданию подлежит в Правительствующем Сенате. Прошение писал статс-конторы копиист Василий Власов. Воспоминания Петра Абрамовича Ганнибала «Отец мой служил в российской службе, происходил в оной чинами и удостоился генералом аншефом чина орденов Святыи Анны и Александра Невского, был негер, отец его был знатного происхождения, то есть владетельным князем, и взят в омонаты. Отец мой Константинопольского двора из оного выкраден и отослан к государю Петру I-вому. О произведение чинах его и воспитание Воспитан при дворе персонально блаженным и вечной славы достойныя памяти государем Петром Великим, был при всех тех походах и баталиях, при которых Его Величество своею особою присутствовать соизволил, был у государя в великой милости, крещён во време бытность государя в Польше в городе Гродне1. Восприемником были государь Пётр Первый и королева польская, имя дано Пётр, но как он по молодости плакал, когда его оным именем называли, то государь велел называть его прежним именем, до крещения его, Аврамом. В 1716 году от Его Величества послан во Францию и служил в тамошней военной службе и дослужился до артиллерии капитанского ранга. В 1723-м году прибыл оттуда в Россию, по имянному Его Величества указу – пожалован лейб-гвардии Преображенского полку в бомбардирскую роту порутчиком и поручено ему было обучать артиллерийскую и инженерную науку, как знал, рота состояла из молодых людей; до кончины государя Петра Первого был отец мой командировке им в город Ригу для осмотру крепости и исправления, приехал по исправлении ему порученного, уже государя не застал в живых, явился к государыне Екатерине I-ой, принят был ею милостиво и пребывание, как и прежде, его при дворе не отменено. В 1730-м году по указу бывшего верховного совету тайного определён в Тобольский гарнизон майором и того же году сентября 25-го дня по именному Ея Императорского Величества указу переведён в инженерный корпус капитаном, в 1723 г. по имянному Ея Величеству 1

А. П. Ганнибал был крещён в Вильно.

134

указу, по челобитью его за болезьми из службы уволен. В городе Пернове женился на девице лутеранского закону Крестине Матвеевне дочери Шеберьховой, купив мызу в 5-ти хатах, состоящую по деревням, городе, где и жил, а с первою женой разошёлся, коя была гречанка, оставя дочь, рождённую им, по имени Поликсена, при себе. В 1740-м году по высочайше милости Ея Императорского Величества государыни Елисаветы I-ой вступил опять в службу и произведён артиллерии в подполковники. 1742-м году января 12 дня по высочайшему именному Ея Императорского Величества указу пожалован в армейские генерал-майоры и в Ревель обер-комендантом. В 1752 году апреля 25 дня по имянному Ея Императорского Величества указу тем же чином в инженерный корпус, потом произведён в генерал-инженеры, из инженерного генерал-аншефом, и поручены ему были Ладожский, Кронштадтский и Рогервицкий каналы. В 1760-м году уволен императором Петром III в отставку, а в 1781 году скончался в апреле 20-го числа, а мать моя скончалась того же году феврале месяце, по отставке жили в купленной отцом моим деревне, отстоящей от С. Петербурга 55-ти верстах, Ингерманланде в мызе Сюйде, где погребены в оной церкви, при селе находящейся. Детей после себя оставил: Ивана, генерал-поручика, Петра, артиллерии полковника, Иосифа, морской артиллерии второго ранга капитана, Исаака, морской артиллерии третьего ранга капитана,1 дочерей – Елизавету, которая была за Пушкиным, вдовою, Анну, коя была за генералом майором Неёловым, Софья за Роткирьхом. Братья, сёстры и зятья волею Божиею все в разные годы помре, остался я один, я и старший в роде Ганнибалов. Теперь начну писать о собственно моём рождении, происходящих в чинах и приключениях. Родился я в 1742-м году июня 21-го числа пополуночи 10-ть часов в городе Ревеле, где отец мой, в оном городе, был обер-комендантом. Восприемники были заочно вечнодостойная императрица Елисавета Петровна с достойным памяти наследником Петром третьим, в то же время пожаловано отцу моему 500 душ2 Псковской губернии в Опочецком уезде Михайловской губы. Крещён мой отец в Польше в городе Гродне, восприемником был государь Пётр Великий и королева польская».

1 2

Названы те чины, которыми владели сыновья А. П. Ганнибала в год его смерти. П. А. Ганнибал запамятовал – было пожаловано 569 душ.

135

136

Зима в Петровском Фото Натальи Аксёновой. 2012

137

Содержание

Страна родная................................................................................................... 5 Исторические реалии усадьбы Петровское.................................................. 11 Пушкин и Пётр Абрамович Ганнибал........................................................... 29 «Даль свободного романа»............................................................................. 85 Приложение.................................................................................................. 131 Родословная Ганнибалов – Пушкиных – Ржевских.................................... 136

138

Петровское: Поэт и Прадед

Фотоработы Натальи Аксёновой, Николая Алексеева, Виктора Ахломова, Любови Козминой, Льва Козмина, Лидии Чехович

В книге публикуются рисунки из рукописей А. С. Пушкина.

Художественное оформление Л. В. Козмина Верстка, дизайн обложки С. В. Тюрин

Публикуется в авторской редакции. Подписано в печать с оригинал-макета 10. 04. 2012. Формат 60×90 1/16. Печать офсетная. Бумага мелованная 130 г/м2 Усл. печ. л. 8,75. Тираж 1000 экз. Заказ № 1612 Отпечатано в ООО «Первый ИПХ»

139

140