Артуш и Заур

АЛЕКПЕР АЛИЕВ

АРТУШ И ЗАУР Пособие по конфликтологии

Перевод с азербайджанского: Джахангир Фараджуллаев Редактор: Луиза Погосян

1

Посвящается С.

2

…Еще падет обвинение на автора со стороны так называемых патриотов, которые спокойно сидят себе по углам и занимаются совершенно посторонними делами, накопляют себе капитальцы, устраивая судьбу свою на счет других; но как только случится что-нибудь, по мненью их, оскорбительное для отечества, появится какаянибудь книга, в которой скажется иногда горькая правда, они выбегут со всех углов, как пауки, увидевшие, что запуталась в паутину муха, и подымут вдруг клики: «Да хорошо ли выводить это на свет, провозглашать об этом? Ведь это все, что ни описано здесь, это все наше - хорошо ли это? А что скажут иностранцы? Разве весело слышать дурное мнение о себе… …Но нет, не патриотизм и не первое чувство суть причины обвинений, другое скрывается под ними. К чему таить слово? Кто же, как не автор, должен сказать святую правду? Вы боитесь глубоко устремленного взора, вы страшитесь сами устремить на чтонибудь глубокий взор, вы любите скользнуть по всему недумающими глазами»... Н. В. Гоголь «Мертвые души»

3

ПРЕДИСЛОВИЕ Алекпер Алиев – активно действующий литератор современного Азербайджана, для кого Слово, как можно судить по его оригинальной прозе и бескомпромиссной публицистике, – есть рабочий инструмент для постижения, прежде всего, истины, зачастую горькой, во имя, это вечная функция подлинной литературы, пробуждения людей от рабской психологии, спячки и равнодушия. Явление такого ряда – редкостное, штучное, ибо распространена преобладающая тенденция превращать Слово в средство для сокрытия правды, когда она, так было и продолжается поныне, облекается в оболочку самоуспокоительной для массового потребления лжи. Носители первого, как правило, люди наивные, очень неудобные для окружающих, часто нелюбимы пассивным большинством, даже по-своему опасны и раздражают как верхи, так и низы. А вторые – себе на уме, но, продав душу, которой, как им представляется, нет, пошли на службу многоликому дьяволу, и он, кстати, находится не только вовне, но и внутри каждого человека, и постоянно его искушает зримыми земными благами – почестями, славой и богатством… К тем и другим так или иначе относится предпосланный к роману эпиграф из великого Гоголя, чья правда кое кому колола глаза и тогда, и теперь, и мысль эта может быть применима к учителям молодого писателя – корифеям нашей литературы, в частности, Мамедкулизаде и Сабиру: их критика дурных сторон народа воспринималась так называемыми патриотами с негодованием, мол, хорошо ли выводить это на свет? Хрестоматийно-азбучные мои посылы о словесно творчестве напомнили о себе при чтении нового произведения Алекпера "Артуш и Заур", чей жанр определён автором как пособие по конфликтологии, в котором… - но тут снова надобны предварительные суждения как этико-поведенческого, так и эстетического, художественного свойства. Есть ли для Слова запретные темы? Как показывает опыт современной литературы, особенно русской, но и азербайджанской тоже, таких тем, если реальны и обсуждаются в обществе, нет. Очевидно, всё дело в том, во имя чего обнажается эта самая истина, каким высшим нравственным целям служит, но и – применительно к искусству – в какую форму облекается, как воплощается, дабы волновала и была прочувствована. Запретность и тотальное неприятие темы, затронутой Алекпером, столь очевидно в условиях не только моей родины, но, пожалуй, всего Востока, включая Южный Кавказ, что публикация азербайджанского оригинала произведения, вышедшего незадолго до русского перевода, вызвала резкую отповедь даже тех, кто его не читал, а лишь знает, к ужасу своему наслышан, что это, оказывается, про любовные страсти двух геев, чьи имена Артуш и Заур дразняще вынесены в заглавие повествования, точно они – Ромео и Джульетта, а применительно к азербайджанской литературе Лейли и Меджнун, Бахадур и Сона, Али и Нино!.. Кстати, напомню, лишь констатация факта, какой скандал вызвала в своё время – отзвуки слышны по сию пору – проблематика "Лолиты" Владимира Набокова. Как мне кажется, повествование Алекпера только по внешним проявлениям посвящено геям, они, представляется, – всего лишь сюжетно-композиционная находка, пиаристая приманка (запретный плод – сладок!), и потому лично для меня важна

4

остросоциальная начинка. Дело в том, что гомосексуальная эта любовь, как союз сугубо частный, и о ней, может, не было б смысла распространяться в иных условиях, случилась во времена трагические и для Артуша-армянина, и для Заура-азербайджанца, оба они – плоть от плоти некоего в недавнем прошлом русскоязычного суперэтноса бакинец с его устойчивым равнодушием к национальному: их, героев, народы верглись из-за Нагорного Карабаха в жесточайшую бойню, стали на долгие годы и десятилетия заклятыми врагами, эти, у которых своя правда в видении и осмыслении конфликта, до единого изгнали тех, а те, тоже считающие себя правыми, изгнали этих, жестокости тут зеркальны, и в результате кровавого противостояния напрочь закрылись пути-дороги между влюблёнными, их обрекли на нестерпимую разлуку. Четыре встречи влюблённых организуют сюжет и композицию повествования: две случились в нейтральном Тбилиси, в Грузии, где даже их венчали на совместную жизнь (на страницах второй встречи мелькнула фраза: после Саакашвили, то есть антиутопическое время как бы продолжается), а две – в ставших враждебными им Армении, куда приехал Заур, и в Азербайджане, где оказался Артуш. Фабульные события вокруг поездок-встреч героев изображены Алекпером достоверно, с конкретными даже именами реальных лиц, документально дотошно, может, излишне подробно, тут и хроника военных действий, мятежи, предательства и обманы, подробности закавказского быта, бесконечные споры-говорильни, увы, бесплодные, множества международных и национальных организаций и комитетов по разрешению этно-территориальных конфликтов. Этот исторический, так сказать, фон, поданный публицистически остро, с журналистским накалом и писательской выдумкой, показывает ужас и безысходность судьбы отдельного человека в ситуации навязанной народам преступной авантюры – частный интимный сюжет обретает символическое звучание, выводит на серьёзные социальные обобщения. Поездка Заура в Армению стоила ему по возвращении в Азербайджан жестоких допросов с пытками (сам Алекпер, и не один только он, после мирной журналистской поездки в Армению был обвинён во всех смертных грехах, вплоть до предательства интересов своего народа) и, сломленный, выступает с резким антиармянским заявлением по телевидению, наивно полагая, что слушатели уловят по его голосу и мимике, что к этому он принуждён. Столь же драматичны и картины приезда Артуша в Баку, тоже в составе официальной спортивной делегации – оказываешься во временах мрачного средневековья: жёсткая слежка, каждый шаг таит угрозу. Роман на изначально отторгаемую тему гомосексуализма, пусть и выступающую в единстве с социополитической проблематикой, да ещё до краёв переполненный оппозиционными мыслями-суждениями, затрагивающими властные структуры, требует не только художнического мужества, но и писательского умения: такое легче начать сочинять, а вот как завершить… - тут надобно чутьё постижения и следования, как говорит теория литературы, правде характеров и обстоятельств. Сюжетные дороги Артуша и Заура оказались тупиковыми, и автор прибег к финалу, может, в большей степени знаковому, аллегорическому, нежели реалистическому:

5

героям удаётся, избежав слежки, уединиться от соглядатаев в древней Девичьей башне, откуда назад ходу нет, а возвращаться – познать унижения и оскорбления, пройти через новые нестерпимые пытки, причём, вовсе не за то, что они – геи (эта тайна, кажется, так и остаётся не раскрытой окружающими), а потому, что азербайджанец и армянин посмели бросить вызов политике и практике вражды народов-соседей, и тогда – разлука навек. Потому спасением может быть лишь самоубийство – герои выбрасываются с вершины башни. Включение в действие Девичьей башни, с которой связана легенда о трагической любви, борьбе за свободу личности, усиливает метафорическое звучание повествования: враждой народов-соседей, толкнувшей молодых на гибель, осквернена святая святых – символ гордости и величия. Вот мысли, с которыми хотелось поделиться по прочтении романа Алекпера. Чингиз Гусейнов

Писатель, председатель совета по азербайджанской литературе Международного сообщества писательских союзов

6

ВСТРЕЧА 1 Тифлис встретил его нежным ветерком. Ступив с четвертого вагона поезда БакуТбилиси на грязную бетонную платформу, Заур поднял воротник куртки и слегка поежился. Перекинув рюкзак и ноутбук через плечо, он уверенно зашагал к широким ступеням, ведущим вниз к выходу. Каждый раз, приезжая в этот город, он ощущал запах колбасы, начиненной странными восточными специями. Этот запах ударил в ноздри и сегодня. В крохотных лужицах на платформе под слабыми лучами похожего на аджарское хачапури солнца, уныло плавали окурки. Они напоминали корабли с белыми и желтыми парусами, потерявшие направление в море. Выстроившиеся в ряд на крыше перрона черные вороны нагло каркали, будто приветствуя пассажиров на вороньем диалекте древнегрузинского языка. Мимо Заура стремительно промчалась трехногая, рыжая собака. Видимо, одну из ног она потеряла под колесами поезда, не рассчитав скорость последнего и преувеличив собственные, собачьи возможности. Большинство хмурых, щетинистых таксистов, стоящих на перроне, были азербайджанцами. На грузинском, русском, азербайджанском и почему-то армянском языках они громко обещали сошедшим с поезда пассажирам весьма дешевый и качественный проезд на такси. Организаторы конференции не прислали за ним машину. Да Заур в этом и не нуждался. Багаж был не тяжелым, в поезде удалось выспаться. Ему захотелось немного пройтись пешком, вдоволь насмотреться на Тифлис, который он не видел уже полгода, войти в духовный контакт с городом. Едва он шагнул на ступени, его плотно окружили цыганки в пестрых, засаленных нарядах и дружно начали клянчить на азербайджанском. Заур раздраженно оттолкнул девчонку лет пятнадцати: – Я от вас из Баку сбежал, а вы и здесь меня преследуете. К каким чертям мне от вас убраться? Сказав это, Заур быстро пошел вниз по ступенькам. Вдогонку послышался глумливый и гневный голос цыганки: – Убирайся на Баилово 1! Заур остановился. Обернулся и посмотрел на девушку. Та, увидев, как ее слова подействовали на скупого молодого человека, расхохоталась и стала корчить гримасы. Этот хохот был тут же подхвачен остальными шестью ее подругами, и семь девушек, похожих друг на друга как две капли воды, образовали дружный ансамбль смеха и попеременного высовывания языков. Заур на мгновение задержал на них взгляд, как будто стараясь запечатлеть навсегда в своей памяти эту картину, затем резко повернулся и продолжил спускаться. В словах цыганки было нечто страшное, ужасное. Что же могли значить эти слова? Что это было? Предупреждение, намек на опасность и необходимость быть осторожным? А может, 1

Баилово – район в Баку, прославившийся следственным изолятором для политических – и не только – заключенных. Когда-то здесь сидел даже сам товарищ Сталин, правда, бывший тогда еще Кобой.

7

цыганка прокляла его?.. И ничего нельзя уже изменить? Слова цыганки были неотличимы от коанов буддистских монахов, достигших нирваны. Теперь он сутками должен ломать голову над этим предложением, постигая его смысл. Эти слова были мудрой загадкой, адресованной только ему, Зауру. Он уверил себя в том, что цыганка – ясновидящая и, дойдя до последней ступеньки, обернулся. Цыганки исчезли из виду. Хорошее настроение тоже куда-то улетучилось. Заур вышел на улицу. Золотая осень заключила древний город в свои объятья. Небеса казалось, сливались с землей. Гулять уже не хотелось. Он огляделся. В десяти метрах пожилой водитель читал газету в желтых стареньких «жигулях». Заур подошел к полуоткрытому окну машины и спросил: –Добрый день. До мэрии за сколько довезешь? Водитель оживился и положил газету на панель. По особому шоферскому чутью угадав, что Заур сядет в его машину, он произнес непререкаемым тоном: – Четыре лари.

– Я еще должен разменять деньги.

– Сынок, видишь, там впереди зеленое окошко?

– Вижу.

– Можешь разменять деньги там. Заур, кивком поблагодарив водителя, поспешил к зеленому окошку. Грузинский лари, годами конкурирующий с долларом и переживший двух президентов, настойчиво сохранял свою позицию: два к одному. Заур протянул сто долларов усатой толстой грузинке, с трудом втиснутой в истертое кресло внутри тесной будки: – Пожалуйста, разменяйте всё. Женщина подержала купюру на свету и, плюнув на пальцы, начала отсчитывать лари. Считала она медленно. Заур нервничал. Наконец, он получил деньги, не пересчитывая, положил в карман и побежал к машине. Открыл заднюю дверь, бросил вещи на сиденье, а сам сел вперед: – Поехали. Шофер, что-то бормоча по-грузински, попытался завести машину. Двигатель, такой же старый, как сам грузин, закапризничал и не спешил выполнять приказ хозяина. После нескольких попыток старик неожиданно произнес: «Аллах, Мухаммед, йа Али», еще раз повернул ключ, и двигатель характерно заурчал. У Заура глаза полезли на лоб. «Жигули» тронулись с места и понеслись к центру.

– Отец, откуда вы знаете эту молитву? – не выдержал Заур.

– Какую молитву, сынок?

– «Аллах, Мухаммед, йа Али» 2 Старик улыбнулся, показывая свои пожелтевшие от табака зубы.

–А ты видно из Баку, сынок.

– Да, из Баку.

– Этой молитве меня научил один азербайджанец. «Если произнесешь ее перед тем, как отправиться в путь, то дела твои обязательно будут в порядке», – сказал он. Прошли 2

Аллах, Мухаммед, йа Али – молитва-обращение у мусульман-шиитов. Взывание к Аллаху, пророку и зятю пророка.

8

годы, но я навсегда запомнил эти слова. Эта молитва не раз меня выручала. Раньше я часто бывал в Квемо-Картли. Борчалы, по-вашему. Вот на этой самой машине! – он энергично похлопал по баранке, - несколько раз в неделю я возил азербайджанцев с Шайтан базара, где они фрукты продавали, домой - в Борчалы.... – А теперь ни у меня, ни у машины нет больше сил на долгие поездки. Мы оба постарели. Заур смотрел на ленивых грузин, тяжело шагающих вдоль тротуара.

– Понимаю…

– А ты, сынок? Приехал в Тбилиси погулять или…?

– На конференцию.

– Что за конференция? Баку-Тбилиси-Джейхан, что ли? Заур улыбнулся.

– Нет. Это мероприятие связано с южно-кавказскими конфликтами. Старик помотал головой и зацокал языком. Краем глаза взглянул на Заура: – Да проклянет Бог этих политиков! Сукины дети играют судьбами людей. Разве мы хотели войны? Все республики страдают от этого. Вот мы говорим, что советская эпоха такая-сякая, плохая, мол античеловечная. Но ведь тогда такого не было. Была дружба народов, братство. А теперь… вот что творится… Сказав это, он неопределенно махнул рукой вперед. Заур внимательно посмотрел в том направлении – «МакДональдс», флаги Совета Европы, развевающиеся перед административными зданиями, дорогие бутики вдоль дороги. Может быть, старик махнул рукой просто так, ничего и никого конкретно не имея в виду. А может быть, он протестовал против вестернизации, американизации? Зауру не захотелось это уточнять. Он просто спросил: – А разве сами народы не виноваты? Только политики? Водитель повернулся и заглянул Зауру в лицо. Такого вопроса он не ожидал. Каждый, с кем он беседовал о южно-кавказских конфликтах, с ним соглашался без вопросов. И все его знакомые в один голос ругали политиков. Впервые он видел человека, к тому же азербайджанца, который обвинял не политиков, а народы.

– В твоих словах есть доля правды, сынок. Но есть и другая сторона проблемы. Например, в чем были виноваты азербайджанцы в карабахской войне? Уверен, ты скажешь – это армяне во всем виноваты. На самом деле, правда – виноваты армяне. Но если спросишь у армян, они скажут, что все наоборот. Разве не так? Заур пожал плечами: – Не сказал бы, что тут нет нашей вины. Нет человека без греха, и общества тоже. Может быть, некоторые наши ошибки, тоже послужили тому, чтобы карабахская война разгорелась до такой степени. Но первыми начали, конечно же, армяне. Сначала они захотели объединиться с Арменией, затем стали требовать независимости. А результат налицо. Ни объединиться не смогли, ни независимого государства построить не удалось. Вот так вот, ни рыба, ни мясо. А между тем, пострадали беженцы, люди, которые потеряли кров и близких. Заур не верил собственным ушам. Он ли произносит всё это? Ему не было свойственно вести долгие беседы с таксистами. Сейчас же он почему-то начал говорить

9

простыми предложениями, и скатываться в пропасть профанации. Социальные касты шоферов, торговцев, проституток, полицейских, чиновников – были предметом его ненависти. Он общался с ними только в случае крайней необходимости, скупясь на каждое слово. А теперь всерьез принялся обсуждать карабахский конфликт с каким-то таксистом... Водитель указал кивком на здание мэрии, до которой оставалось около 300 метров и с сожалением сказал: – Доезжаем. С тобой было интересно беседовать. Вот что я тебе скажу… – он, как бы нерешительно переключился на третью скорость, бросил мимолетный взгляд на Заура, продолжил: – Я лучше всех знаю, какой отвратительной нацией являются армяне. Они хуже цыган. Есть один грузинский ученый, Чавчавадзе. Тебе обязательно надо прочесть его книгу об армянах. Он прекрасно раскрывает ненасытную сущность хаев. Теперь они притязают на Джавахети. Не дай бог где-то около века проживут, уже пытаются все себе присвоить. И иногда у них получается... Заур улыбнулся. Ему захотелось сказать водителю: «Ругать армян при азербайджанцах и азербайджанцев при армянах, тем самым, выставляя себя в лучшем свете, – старая традиция грузин». Но следующие слова старика удержали его.

– Я йезид. Родился и вырос в Ереване. Через три года, как эта заварушка в Карабахе началась, перебрался в Тбилиси. Не скажу, что здесь рай, но все же в тысячу раз лучше, чем в Армении, – он притормозил возле мэрии. – Да в чем же вы виноваты в этой войне? Всё натворили эти подлецы! А теперь притязают на Грузию. Подай армянину руку – он ее оторвет, не раздумывая. Я согласен с тобой, виноваты и народы. Абхазы, осетины, грузины, армяне, да и вы сами виноваты тоже. Но есть же ведь разная доля вины? Нельзя утверждать, что все виноваты одинаково.

– Вас следовало бы пригласить на нашу конференцию. Рассуждаете как истинный конфликтолог, – сказал Заур, открывая дверь. Он расплатился с водителем, вышел, взял рюкзак и ноутбук с заднего сиденья. Через полуоткрытое окошко попрощался со стариком и обернулся к зданию мэрии. Аккуратные скамейки в маленьком скверике перед мэрией, выкрашенные в бронзовый цвет, мусорные ящики, фонтаны и пальмы радовали глаз. Прекрасную композицию портила лишь одна деталь – два искусственных дерева с лампочками светящимися по ночам. Своеобразный китч, производимый Китаем для третьих стран. Заур подосадовал на то, что эти безвкусные уродливые деревья, встречающиеся на каждом углу в Баку, теперь появились и здесь, нанося ущерб облику этого прекрасного города. Каждый раз, приезжая в Тифлис, он назначал свои встречи перед зданием мэрии. Сегодня он собирался позвонить и встретиться здесь со своим другом Шотой Карбедиа, работающим в Кавказском Доме, чтобы тот препроводил его в отель. Но Заур не спешил звонить. Часы показывали одиннадцать, и, наверное Шота, выпивший вчера вечером немало вина, теперь спал как невинный младенец. Заур совсем не чувствовал усталости. Хотелось лишь принять душ. Представив, как он лежит в ванне, в теплой воде, затрепетал

10

от предвкушения вполне доступного в ближайшее время удовольствия. Теперь же хотелось найти кафе, поесть чего-нибудь, а затем немного пройтись по старому Тифлису. Свернув на улицу, справа от мэрии, он остановился перед первым попавшимся кафе и заглянул в огромную витрину. Это место скорее напоминало МакДональдс, нежели кафе. Он открыл дверь и вошел. Первое, что увидел, - пластиковые подносы возле кассы. Он ненавидел систему самообслуживания. Захотелось выйти, но, под пристальными взглядами двух официанток и высокого парня за кассой, Заур заколебался. Чертыхнувшись, выбрал себе столик у окна, положил рюкзак, ноутбук и куртку на стул и подошел к кассе. Взял два гамбургера, картошку фри и колу. Заплатил, и с подносом направился обратно к столику. Он был готов к активному участию на дискуссиях этим вечером. Уже не раз приходилось бывать на подобных конференциях, так что по этой части опыт у него имелся. И тема обсуждения была очень простой: «Роль НПО в решении конфликтов». Да, тема была нехитрой, с учетом того, что все, включая и организаторов, знали, что НПО не играют, не играли и не будут играть никакой роли в решении конфликтов. Откусив от гамбургера большой кусок, он достал ноутбук. Тут подошла одна из официанток и спросила по-русски: – Вы, кажется, из Баку? Заур с интересом посмотрел на нее. Брюнетка, среднего роста. Та самая официантка, которая раскладывала еду на подносе. Волосы аккуратно собраны сзади. Мини-юбка едва прикрывает колени. Грубые рабочие руки портят красоту лица и фигуры.

– Да, из Баку. А как вы догадались? – равнодушно спросил он и уставился на монитор. Ему совсем не хотелось разговаривать.

– У меня хорошая интуиция. Знаете, моя тетя долгие годы жила в Баку. Была там замужем. Сказав это, девушка начала протирать и без того чистый стол. Заур смотрел на нервные, бессмысленные движения ее рук. После бесценной информации о тете возникла необходимость сказать что-нибудь.

– О, прекрасно. А теперь она там уже не живет? Девушка взглянула Зауру прямо в глаза. В этих глазах была пустота и грусть.

–Тетя еле спаслась, когда армян выгоняли из Баку. С мужем-азербайджанцем они переехали в Краснодар, а затем в Канаду. Заур откусил от гамбургера еще кусок, отпил холодной колы.

– Значит, вы - армянка. Не вопрос, лишь констатация факта.

– Да, армянка. Мы тбилисские армяне. Может, вы и не поверите, но в Ереване я была всего два раза. В самом конце этой улицы начинается старый Тифлис, Майдан. Там бани. Вокруг этих бань армянский, грузинский и азербайджанский кварталы. Мой отец хорошо знал грузинский и азербайджанский. Годами мы жили и живем там в мире. Пусть будут прокляты те, кто начал эту бессмысленную войну. Я всегда в детстве хотела побывать в Баку. Но этой мечте не суждено было сбыться. Не судьба…

11

Заур открыл на компьютере нужный ему файл. Поднял голову и молча посмотрел на девушку. Хотя она и понимала, что мешает ему, уйти не спешила. У Заура не было желания слушать ее, разделять ее воспоминания. Он устал от подобных разговоров. В качестве зачинателей войны все указывали на какие-то аморфные политические круги, каких-то политических деятелей, обвиняли и проклинали их. Клишированные доводы утомляли его. И вот, уже во второй раз за день, он встречался именно с таким собеседником.

– Можно кое-что спросить у вас? – робко произнесла девушка.

– Конечно.

– Сколько стоят такие ноутбуки? Заур положил гамбургер в тарелку, обернулся к ней и сказал: – Верно. Между нами всегда был мир и дружба. А что теперь? Откуда взялась эта война? Я тоже не понимаю. Закончив фразу, он сосредоточился на мониторе. С аппетитом жуя гамбургер, начал читать e-mail, полученный на прошлой неделе. А племянница армянской тети, сбежавшей из Баку, увидев, что разговор не клеится, разочарованно пробормотав: «Приятного аппетита», отошла. Заур не заметил, как она ушла. Он жевал уже второй гамбургер.

2 Нижеследующий e-mail Заур Джалилов – координатор проекта Кавказского Центра Миротворческих Инициатив (КЦМИ) – получил четыре дня назад, 8-го ноября.

«Уважаемые друзья! По инициативе Фонда Генриха Бёлля и участии представителей азербайджанских, армянских и грузинских НПО и СМИ будет проведена трехдневная конференция на тему «РОЛЬ НПО И СМИ В МИРОТВОРЧЕСТВЕ». Фонд собирается развивать новый проект, который будет содействовать региональному сотрудничеству и обмену информацией. Цели конференции – налаживание контактов и развитие подходов регионального сотрудничества, построения доверия и сетей между теми региональными партнерами, которые активны в области культуры, политики и трансформации конфликтов. Мы ожидаем, что кроме того, что будут намечены идеи насчет совместных проектов в области «культуры и мира», на этой встрече станет также возможным наметить перспективы для будущего примирения народов Южного Кавказа. На конференции будут участвовать следующие НПО И СМИ: Центр Регионального Сотрудничества и Глобализации (ЦРСГ) – Армения Кавказский Центр Миротворческих Инициатив (КЦМИ) – Азербайджан Кавказский Дом – Грузия

12

Общественное объединение «Нет войне» - Грузия Газета «168 часов» - Армения Газета «Муасир Мусават» - Азербайджан Газета «Великий Азербайджан» - Азербайджан Газета «Сакартвело республика» - Грузия Газета «Айкакан Жаманак» - Армения Газета «Асавал-дасавали» - Грузия Газета «Алия» - Грузия Прибытие участников: 12 ноября до 17.00 Место проживания: отель «АТА», адрес: улица Леселидзе, 17. (номера забронированы Фондом). Открытие конференции: 12 ноября до 18.00, адрес: отель «Мариотт», проспект Руставели, 13. Прошу участников строго следовать вышеобозначенному графику. На открытии будет представлена детальная информация о графике работ предстоящей конференции. С уважением, Эрнст Копф Директор южно-кавказского бюро Фонда Генриха Бёлля.» КЦМИ не был зарегистрирован в минюсте, но это не мешало работать, потому что благодаря неординарным проектам организация находилась в зоне внимания международных доноров. Председателем этой НПО, где Заур работал уже два года, был ветеран карабахской войны Акиф Таги, прошедший годичный спецкурс по конфликтологии в Польше и ставший широко известным на Южном Кавказе своей миротворческой деятельностью. КЦМИ систематически получал финансовую поддержку из французских, английских, немецких и американских фондов, осуществлял проекты и готовил репорты во всех, за исключением Армении и Нагорного Карабаха, точках Южного Кавказа, даже в Южной Осетии и Абхазии - непризнанных республиках, в зоне сепаратистских режимов. В рамках этих проектов Заур побывал в Южной Осетии и Абхазии, опубликовал ряд статей в нескольких русскоязычных газетах Азербайджана. Организация не отрицала возможность поездок в Нагорный Карабах и Армению. Сам председатель, Акиф Таги, уже дважды побывал в Армении. Однако другие члены организации, в том числе и Заур, не решались на такой шаг, боясь общественного порицания и давления, с которым пришлось бы столкнуться после возвращения на родину – массированных атак НПО и СМИ, выступающих против всяких контактов с армянами. Позиция Кавказского Центра Миротворческих Инициатив была известна каждому в Азербайджане. Организация отрицала возможность решения нагорно-карабахского конфликта военным путем и при каждом удобном случае озвучивала лозунг: «Нагорно-

13

карабахский конфликт не может быть решен военным путем». Акиф Таги полагал, что восстановление территориальной целостности Азербайджанской Республики военным путем возможно, но это не будет окончательным разрешением нагорно-карабахского конфликта. Он постоянно повторял: «Нагорно-карабахский конфликт нельзя решать пещерными методами. Поэтому мы должны уметь отличать «нагорно-карабахский конфликт» от «оккупации территории Азербайджанской Республики». Нагорнокарабахский конфликт не является всего лишь территориальной проблемой, это достаточно сложный вопрос. Мы должны донести до общественности бессмысленность войны с нагорно-карабахскими армянами – гражданами Азербайджанской Республики. Наша позиция заключается в том, что следует обвинять не Нагорный Карабах, а Армению и стоящие за ней пещерные государства». Заур закончил есть. Часы показывали двенадцать, уже можно было звонить Шоте. Запомнив новые имена в списке участников конференции, он выключил ноутбук, положил его в сумку, одел куртку. Попрощавшись с персоналом, вышел из кафе. Прямо напротив был интернет-клуб. Изображения мобильных и стационарных телефонов, украшающие стекло, подсказывали, что отсюда можно и позвонить. Заур перешел дорогу и вошел в клуб. Подошел к девушке, сидящей в похожей на аквариум стеклянной будке.

– На мобильный? – спросила девушка.

– Да.

– Продиктуйте, пожалуйста, номер. Заур протянул ей визитную карточку Шоты: – Пожалуйста. Быстрыми, как автомат пальцами девушка набрала номер, прижала трубку к уху, через пару секунд указала глазами на конец зала и сказала: «Пройдите ко второму телефону». Заур подошел к аппарату, снял трубку и услышал сонный хрип Шоты.

– Алло.

– Шота, это я, Заур. Я в Тбилиси.

– Оооо. Заур, дорогой, как ты? – Шота немного оживился и после короткой паузы спросил, - Давно приехал? Почему так поздно позвонил?

– Да какая разница… Когда сможешь быть в городе?

– Через полчаса, сорок пять минут буду там, где скажешь. Ты сейчас где?

– Возле мэрии, спущусь вниз к Старому городу. Найдем там какое-нибудь кафе и выпьем кофе. Потом отведешь меня в отель.

– Ты что, на улице Леселидзе? Спроси там у кого-нибудь... Заур обернулся к девушке: – Простите, это улица Леселидзе?

– Да.

– Благодарю. Да, Шота, та самая улица.

– Ты будешь жить в АТА?

–Ну да.

14

– Ты сейчас прямо возле отеля находишься. Спустись чуть вниз, сверни направо и выйдешь к отелю. Иди, оставь вещи, прими душ, потом спускайся в Старый город. Там есть кафе «Гордый грузин». У любого можешь спросить – покажут. Там кофе – просто бесподобный! Ровно через сорок пять минут буду.

– Ладно, давай быстрей, а то мне тут с утра талдычат о необходимости мира во всем мире. С ума схожу. Шота хохотнул, еще раз повторил как пройти к отелю, как потом найти кафе, во сколько быть там - и положил трубку. Заур заплатил девушке по счету в 1 лари 40 тетри, вышел на улицу и глубоко вдохнул, вбирая в себя воздух Тифлиса. Этот город всегда казался ему по-особенному близким и родным. Хотя никаких веских оснований для подобных чувств у него не было. Может, если бы он долгое время жил здесь, или у него была подружка-грузинка, эти теплые смутные чувства к чужому городу были бы объяснимы. Но ничего подобного. Взглянув на проходящих по улице девушек, он улыбнулся: «Любовь с грузинкой... Звучит дико…». Он стал неторопливо спускаться по улице. После первого поворота направо появилось пятиэтажное здание с крупными буквами «АТА» на фасаде. Толкнув массивную железную дверь, он очутился в прохладном фойе. Поднялся на второй этаж и открыл дверь в «Reception». Уловив сигнал открывающейся двери, молодая девушка мгновенно вынырнула из интернета и еще на пороге одарила Заура широкой дежурной улыбкой.

– Слушаю вас.

– Я Заур Джалилов. Для меня...

– Вы на конференцию?

– Да.

– Номер 304. Вот ваши ключи, – сказала девушка, взглянув на бумаги, лежащие на столе. – Ваш паспорт, пожалуйста. Она взяла паспорт, торопливо переписала данные и вернула его с улыбкой Зауру: – Вы можете подняться к себе.

– Благодарю. Не знаете, из нашей делегации кто-нибудь еще приехал? Девушка еще раз взглянула на бумаги.

– Должны были приехать еще две девушки из Азербайджана. Но их еще нет.

–Да, знаю, журналистки. Они приедут на автобусе. Девушка не обратив внимания на его слова, продолжила: – А из Армении двое уже приехали. Они в своих номерах. Ждем еще одного.

– Из Армении?

– Да.

– Ясно. Большое спасибо.

– И вам тоже, - Цикл общения с Зауром она завершила еще одной клонированной улыбкой во весь рот. По широкой лестнице Заур поднялся на третий этаж. Открыл дверь в свой 304-ый. Комната резко контрастировала с внешним видом отеля и лестничными площадками.

15

Заур побывал во многих загранпоездках, но уют и комфортность номера приятно удивили его. Здесь на достаточно большом пространстве размещались: широкая кровать, ЖК телевизор, мини-бар, шифоньер с большим зеркалом, письменный стол с удобным офисным креслом, мягкая мебель со стеклянным журнальным столиком у окна. Положив сумки на кровать, он помчался в ванную. Боже, какая красота! Голубой кафель слился в неописуемой гармонии с перламутровой белизной ванны-джакузи. Хотелось забраться под душ, но времени было мало. Надо еще найти кафе «Гордый грузин», о котором говорил Шота. Оглядевшись в комнате напоследок, он вышел в вестибюль, закрыл номер, по–мальчишечьи сбежал по ступенькам и распахнув железную дверь, бросился в тбилисскую прохладу. Остановился, перевел дух. Выпрямился и уже не спеша стал спускаться к Старому городу. Он так радовался, что вырвался из пыльного, забитого пробками, чадного Баку, где было не продохнуть от «капремонта». Деревья и люди, в пестрых одеждах, завораживали взгляд и наполняли его необычайной легкостью. Он настолько проникся царящим вокруг волшебством, что не заметил, как дошел до улочек старого Тифлиса. Старый город находится на юго-востоке Тифлиса и является историческим центром города, застроенный традиционной «тбилисской архитектурой», 2-3-этажными каменными домами с открытыми галереями или резными деревянными балкончиками, нависающими над крутыми мощеными кирпичом улочками. К таким домам снаружи пристроены лестницы, а в комнаты можно войти с балкона. Фасады домов, как правило, обвиты виноградной лозой, которая бежит по трещинам и зазубринам в стенах, по оградам и крышам. Эти дома, возникшие в начале XIX века, сохранились в основном в районе Хлебной площади, на ул. Алавердова, Горгасали. Традиционные грузинские дворики, с причудливыми резными летними верандами, винными погребами и большим дубом в центре, воспеты многими поэтами. Здесь же на одной из улиц в районе площади Горгасали расположены знаменитые тбилисские бани. Жители города любят отдыхать в банях, в особенности серных. Заур очень любил этот прекрасный, древний город, растянувшийся тонкой нитью вдоль Куры. Он был готов без устали бродить вокруг старых домов, смотреть на стены, которые, казалось впитали не только прошлое, но и само время, застывшее тут навечно. Балконы из резного дерева – хранители средневекового духа, выглядели еще красивее после реставрации. Развалины храма Нарикала, церкви Анчисхати, Метехи, Сиони, бани царя Ростома, Тбилисская мечеть-джума… Столько мест, куда стоило пойти в этом Старом городе. Свернув на одну из узких улочек, он спросил у первого попавшегося парня о кафе «Гордый грузин». Как и предсказывал Шота, Зауру удалось с первой попытки выяснить, что если пройти по улице метров пятьдесят и свернуть направо, можно оказаться прямо перед кафе. Поблагодарив парня, он продолжил путь, посматривая на витрины с сувенирами, расположенные по обеим сторонам улицы. Вовремя свернув направо, Заур увидел кафе и вошел внутрь. Ретроспективные фотографии, украшавшие стены пустого заведения, создавали атмосферу веселого Тифлиса 60-х годов. Заур удивился – в отличие от традиционных грузинских кафе, здесь не были вывешены грузинские князья аля

16

Пиросмани, существенно деформированные лица которых свидетельствовали о значительном воздействии спиртного на момент их увековечивания. Причем при виде подобных произведений, закрадывалось подозрение, что вино пили не только натурщики, но и авторы картин. Разглядывая фотографии, Заур подумал, что они не совсем соответствуют названию кафе. Грузины на них были просто веселые. Его размышления были прерваны возникновением девушки с нехарактерной для грузинок большой колыхающейся грудью.

– Мобрдзандит, батоно 3.

- Простите, я не знаю грузинский, – сказал по-русски Заур со смущенным выражением лица. – Это кафе «Гордый грузин»?

– Да.

– Я должен встретиться здесь с другом.

– Пожалуйста, садитесь где хотите, –произнесла девушка, пожав плечами. Заур выбрал круглый столик на двоих в полутемном уголке кафе. Солнечные лучи, кажется, совсем не проникали на эту улицу Старого города. Меланхолическая атмосфера вызывала все большую апатию у чувствующего нарастающую усталость Заура. Он лениво снял куртку, повесил на вешалке и встретился с вопросительным взглядом официантки.

– Кофе. И пепельницу, пожалуйста. Девушка с заметным равнодушием произнесла «сейчас» и отошла. Заур посмотрел на часы. Шота должен был появиться с минуты на минуту. Хотелось скинуть обувь, но Заур не был уверен, что носки сохранили свежесть. Закурил, задумался о конференции, которая должна была начаться вечером. Ничего нового и значительного не предвиделось, но он знал, что следует проявлять осторожность. Знал, что все сказанное здесь моментально будет передано в Баку корреспондентками газет «Муасир Мусават» и «Великий Азербайджан». Над КЦМИ сгущались темные тучи. Если и тут он будет говорить лишнее, не обуздает свое миролюбие, то ура-патриоты в Баку поднимут шумиху, станут атаковать Акифа Таги и его организацию километровыми статьями. Заур припомнил Диляру из «Великого Азербайджана» и Севду из «Муасир Мусават». Представив последнюю, невольно улыбнулся: «Господи, что может быть естественнее девственности столь отвратительного, уродливого создания? И зачем ей эта зацикленность на разговорах о сохранении чести? О каком предложении может идти речь там, где нет спроса? Знает ли она сама, насколько уродлива?». Девушка, передав заказ на кухню, вернулась за стойку и перелистывая глянцевый грузинский журнал, попеременно бросала косые взгляды на странного молодого человека, который развалившись на стуле и пуская дым изо рта и ноздрей одновременно, глупо улыбался глядя в потолок. На пороге кафе появился высокий, длинноволосый Шота. Увидев старого друга, Заур вскочил и подошел к нему большими шагами. Они крепко обнялись. Каждый раз, когда он видел Шоту, казалось, что тот вырос и стал еще выше. Шота, набрав в легкие воздух, закричал: – Почему не предупредил, биджо?! Я бы встретил тебя на вокзале!

3

Добро пожаловать – на грузинском.

17

– Да зачем? Увиделись ведь… К тому же ты знал, что я сегодня приезжаю поездом. Так что не надо мне лапшу вешать…

– Карги ра 4! Не стыди меня. Заур не отступал: - Вы все спите допоздна. Вообще, грузины большие лентяи. Если бы не борчалинские азербайджанцы, вы умерли бы с голоду еще в 90-х. Не успела гордая грузинка испепелить гневным взглядом Заура, как незнакомый ей высокий соотечественник ввел ее в состояние тихого бешенства, потому что вместо должного ответа этому наглому азербайджанцу он согласился с ним: – Дай Бог им здоровья. Картошка, лук, овощи и фрукты – все это благодаря вашим. А мы целые сутки только и делаем, что пьем. Давай сядем, Заур. Идя к столу Шота обернулся и что-то сказал девушке по-грузински. Официантка не меняя выражения лица, величественно отвернулась и последовала на кухню.

– Что ты ей сказал? – спросил Заур.

– Сказал, что хотел бы выпить хорошего кофе из рук прекрасной девушки. Да-а-а, мой друг, пора уже учить наш язык! Сто раз за год приезжаешь, – Шота повесил куртку на спинку стула, пригладил волосы, подмигнул и продолжил, – ты уже все тут облазил, даже до Абхазии добрался. Заур улыбнулся и закурил.

– Абхазия… Самое нелепое место на земле, ей-богу. Не знаю, почему бы не дать им независимость. Стол затрясся от громогласного смеха Шоты.

– В таком случае и вы должны дать независимость карабахским армянам! Заур сделал серьезное лицо: – Дорогой, вот тут ты допускаешь ошибку. Ведь нагорно-карабахский конфликт для вас в некотором смысле является доходным местом. Ты в этом не должен быть заинтересован. А вот и наш кофе. С неприличествующим грузинскому гостеприимству пренебрежением девушка поставила чашки на стол и вернулась за стойку, даже не взглянув на посетителей. Заур покачал головой: – Можно подумать мы изнасиловать ее хотели. Ну и ну… Отпив глоток Шота полушутливо - полусерьезно спросил: – Не уходи от темы. Почему это карабахский конфликт для нас доходное место? Заур удивленно посмотрел на Шоту: – Обиделся что ли?

– Да нет, что ты, просто интересно.

– Ну раз интересно – слушай. Армяне и азербайджанцы обычно встречаются в Тбилиси, и Грузия в этом смысле играет роль посредника, моста. Я прав? – И не дожидаясь ответа Шоты, продолжил: - Международные организации открывают офисы здесь, и здесь же проводят встречи армянской и азербайджанской сторон, то есть деньги оседают у вас. Вы делаете немалые деньги на диптуризме. Вот я, например, потрачу в 4

Ладно, да - на грузинском.

18

Тбилиси минимум 300-400 долларов. Я еще не говорю о том, что газопроводы, нефтепроводы проходят через Грузию. Если бы не война, маршрут, конечно же, сократили бы на 600 километров и проложили бы более выгодный - через Армению. Сейчас прокладывают железнодорожную линию Баку-Тбилиси-Ахалкалаки-Карс, хотя есть готовая Гюмри-Карс, которую просто надо запустить. Я к тому, что грузины кормятся не только за счет борчалинцев. Из-за азербайджано-армянского конфликта международные проекты реализуются именно здесь и спускают деньги вам. А кофе великолепный, слов нет, – смачно причмокнул Заур и обратился к официантке, – отличный кофе, благодарю. Девушка, всё это время внимательно слушавшая Заура и злая на него как собака, требовательно смотрела на Шоту, будто надеясь, что он, наконец, придет в себя и отреагирует должным образом. Не будь здесь мужчина-грузин, она сама дала бы ответ невоспитанному азербайджанцу. Однако, здесь находился ее соплеменник, и поставить на место выскочку обязан был он. Но Шота только и делал, что улыбался. Он достал сигарету из пачки Заура и закурил, с наслаждением выпуская дым Kent4 в потолок, сощурил глаза, и медленно заговорил: –Вчера пили с ребятами. К нам в Кавказский Дом французы приехали. До трех ночи просидели в ресторане. О вашем конфликте тоже поговорили. Где-то ты прав. Согласен, что не только борчалинцы… Наш кофе отлично снимает похмелье, правда?

– «Наш кофе»? Вообще-то, это кофе по-турецки. Ты что, пошел по пути армян?

– Ладно, хватит биджо! Вспомнил зов предков? Заур потушил сигарету и стал рассматривать официантку, которая почему-то вышла из-за стойки и встав к ним в профиль, замерла как статуя уставившись в одну из фотографий на стене. Голубая блузка с белыми цветочками, облегающие брюки цвета хаки, белые ботинки. Большая грудь, готовая в любую секунду прорвать блузку с белыми цветочками и несоразмерно узкие бедра, переходящие в невыразительные ноги, похожие на переваренные макароны. Девушка могла бы считаться образцом безвкусия. Но следовало признать, что в целом грузины и грузинки одевались гораздо лучше азербайджанцев и азербайджанок. Заметив, куда смотрит Заур, Шота улыбнулся: – Когда Бог создавал женщину, не ожидал, что будут и такие несуразные экземпляры. Что, влюбился? Заур с упреком в глазах посмотрел на Шоту.

– Тише ты. Она ненавидит меня. Тебя уже тоже.

– Не обращай внимания… Еще будешь кофе?

– Нет, спасибо.

– Ну что, какие планы на сегодня?

– Нужно немного отдохнуть в отеле, привести себя в порядок и прийти вечером на конференцию. Вот и весь план.

– Будут гости из Осетии. Из абхазов, живущих в Тбилиси тоже. Интересно, кто представляет Карабах?

– Точно не знаю. Но в рассылке Эрнста, из Карабаха никого не было. Видимо они остановятся не в нашем отеле. Не важно, все равно вечером встретимся.

19

– Сепаратисты собираются под одной крышей - объявил Шота и попросил на русском счет у официантки. Она стояла в режиме полной готовности и счет с молниеносной скоростью оказался на столе. Шота, не дав Зауру опомниться, положил деньги на стол. Они надели куртки, вышли и направились по мощеным брусчаткой извилистым улицам Старого города к отелю АТА. По дороге Шота рассказывал о проводящихся в городе строительных работах, деятельности Саакашвили, некомпетентности оппозиции. Чувствовалось, что своим президентом он доволен. Как же иначе, ведь одним из взобравшихся на баррикады во время Революции роз был он сам. Когда Саакашвили сел в президентское кресло «розовая» тбилисская молодежь три дня гуляла в осетинском ресторане. Под конец третьего дня Шота и два его товарища были доставлены в больницу, где им поставили диагноз «отравление» и вылечили промыванием желудка. Когда они дошли до отеля, часы показывали без четверти два. Договорившись встретиться в 17.30, они попрощались. Заур бегом поднялся в свой номер. Разделся догола и стал ходить взад-вперед по комнате. Ему доставляло огромное наслаждение ходить нагишом в одиночестве. Он включил воду, чтоб наполнить ванну, аккуратно повесил одежду в шифоньере, разложил свои вещи, погулял еще по комнате и наконец погрузился в горячую воду. Закрыв глаза, поочередно вспомнил встреченных сегодня людей: таксист, тбилисская армянка, горделивая большегрудая официантка в кафе «Гордый грузин»… Заур пошлепал ладонями по воде. Поднявшиеся в воздух мыльные пузыри переливались в лучах солнца, проникающих сквозь матовое стекло ванной комнаты. Хотелось уснуть, не выходя из воды. Вероятность утонуть в ванне казалась смешной, но тем не менее он принял душ, обтерся досуха и лег на кровать. Было бы неплохо поспать пару часов, чтобы убить время, но, спать не хотелось. Телевизор смотреть он не любил, а тут еще грузинские каналы… Он вспомнил о книге в рюкзаке. Закурил, открыл 38-ую страницу, на которой остановился в прошлый раз, и начал читать. Это был «Джан» Андрея Платонова. Заур мог считать себя достаточно счастливым человеком хотя бы потому, что его судьба не походила на судьбу Чагатаева.

3 Он уже дочитывал 61-ю страницу романа, когда ровно в 17.30, Шота позвонил в номер.

– Спускаешься?

– Сейчас, оденусь и спущусь. Хочешь, поднимайся ко мне.

– Нет, подожду тебя на улице. Заур, удивленный пунктуальностью Шоты, подумал, что тот, наверно никуда не уходил и дожидался три часа в одном из кафе поблизости. Это предположение вызвало у него улыбку. Хотелось есть, но надо было потерпеть до ужина после конференции. Он посмотрел в зеркало на свой плоский живот. Ради поддержания формы стоило и поголодать.

20

Шота курил на обочине с запрокинутой вверх головой. Заур так и не понял, куда тот смотрел. Беседуя, они добрались до отеля «Мариотт» и без десяти шесть уже были в роскошном холле, откуда поднялись в конференц-зал на последнем этаже гостиницы. Намеченное на 18.00 мероприятие началось с присущим кавказцам опозданием. Участники ходили из угла в угол, некоторые выходили покурить, другие пили чай или кофе. Заур увидел прибывших из Баку девушек. Они были неразлучны как сиамские близнецы и ходили вместе. Даже в туалет они сбегали, держась за руки. Двадцатичетырехлетняя хилая, невысокая, подстриженная под каре по моде начала 90-х, большеносая и ядовитая на язык Диляра представляла на этом мероприятии газету «Великий Азербайджан». Ее подруга Севда, девственница, о которой вспоминал Заур в кафе «Гордый грузин», считалась лицом «Муасир Мусават». Эта двадцатидвухлетняя девушка, уже успела добраться до должности заместителя главного редактора. Заур сухо поздоровался с девушками и отошел к окну. Армянские журналисты появились с опозданием на пять минут. Эрнст Копф раздраженно поглядывал на часы, когда вошла сотрудница газеты «168 часов», известная публицистка Луиза Иванян. Заур подошел поздороваться. Они познакомились в Тифлисе в прошлом году на мероприятии Хельсинской Гражданской Ассамблеи. Невысокая, сероглазая, курносая Луиза больше походила на депрессивную французскую феминистку, нежели на армянку. Она сдавленно рассмеялась и поздоровалась с Зауром. Расспросили друг друга о делах. Луиза сообщила, что хочет эмигрировать в Европу, что она устала от всей этой царящей вокруг бессмыслицы. Заур в ответ сказал, что весь Кавказ – сущий ад, что и в Баку тот, у кого есть голова на плечах, сматывает удочки. Артуш Сароян – журналист газеты «Айкакан Жаманак» – курил, отвернувшись к окну, и совершенно не интересовался происходящим вокруг. Он выглядел одиноким и равнодушным. Внешность Артуша показалась Зауру знакомой, но вспомнить, где он его видел, не удалось. Хотел спросить у Луизы, но она уже беседовала с грузинскими коллегами, наверно рассказывала им о своих планах по поводу эмиграции. А Степан Мелконян, председатель Центра Регионального Сотрудничества и Глобализации, пытался наладить контакт с журналистками из Азербайджана. Они его явно не воспринимали. На их лице читалось лишь одно: «Как смеет этот наглый армянин, подлый оккупант разговаривать с нами?!». Степан, догадавшись, что не услышит ничего хорошего от прижавшихся друг к дружке девушек, смотрящих на него с ненавистью, покачал головой и подошел к Эрнсту Копфу. Шота, собравший вокруг себя грузин, осетин и абхазов с пеной у рта пытался им что-то доказать. Понаблюдав за ними некоторое время, Заур понял, сколь он далек от грузино-абхазского, грузино-осетинского конфликтов, и что испытывает к ним лишь формальный интерес. С Аланом Цхобребовым из осетинской делегации они были знакомы – встречались в Цхинвали. Алан был инвалидом войны, а теперь стал миротворцем. Заметив Заура, он отделился от группы и подошел к нему. Они обнялись.

– Как ты, Заур? Совсем пропал. Не пишешь.

– Ей-богу, столько дел, что не продохнуть. Как дела в Цхинвале? – спросил Заур закуривая сигарету.

21

– В Цхинвале - всё путем. Ты успел со всеми познакомиться?

– С некоторыми знаком, с некоторыми еще нет. Ты не знаешь, кто приехал из Карабаха?

– Конечно, знаю, – подмигнул Алан, и продолжил в жанре оперативного доклада: – Вон, двое стоят у двери. Видишь полного усатого мужчину? Это Давид Арутюнян. Из Степанакерта. Участник войны. Теперь создал свою НПО, помогает пленным. Я встречался с ним однажды в Ереване. Молодой парень, стоящий с ним рядом – Гурген Агаджанян, преподаватель философии Степанакертского университета. Заур недовольно покачал головой: – Что это с вами происходит? Сначала, не моргнув глазом, убиваете людей, а потом приступаете к миротворческой деятельности. Кажется, это уже вошло в моду на Южном Кавказе. Алан обиженно посмотрел на Заура: – Чтобы увидеть абсурдность, мерзость и ужас войны, обязательно нужно пройти через этот ад. Голос твой из теплого местечка доносится... Видно, что ни разу даже звука выстрела не слышал. Заур сожалел о сказанном. Алан был неплохим человеком, и не хотелось его обижать.

– Прошу, не обижайся. Я не сомневаюсь в твоей искренности…

– В искренности Давида тоже можешь не сомневаться, - перебил его Алан.

– Тебе кажется, что я делаю для тебя исключение?

– Разве нет?

– Нет. Вы все для меня равны. Алан с недоверием посмотрел на Заура.

– В каком смысле?

– Во всех смыслах. Общий шум в зале неожиданно прервался строгим голосом Эрнст Копфа, который говорил на русском языке с сильным немецким акцентом: – Уже 18.15. Прошу занять места в зале. Мы и так опоздали на пятнадцать минут! Для немца такая непунктуальность – трагедия. Даже если этот немец долгое время обитал в странах Южного Кавказа, своей генетической памяти он изменить не мог. Участники организованно заняли свои места за огромным круглым столом. Перед каждым стояла подогнутая бумага формата А4 на которой были написаны именафамилии и название НПО или СМИ, которые он представлял. Всем раздали ручки и блокноты. Гости приняли более или менее серьезно-деловой вид, хотя прекрасно знали, каким ненужным делом занимаются. Кроме представителей Южного Кавказа на мероприятии участвовали также европейцы – сотрудники посольств Англии, Франции и Германии – смотрящие на кавказцев как на некий диковинный фрукт и считающие их мелкие, абсурдные конфликты вполне безопасным приключением для себя. Заур внимательно смотрел на Артуша Сарояна. Молодой армянин, который ни с кем не вступал в диалог, сторонился всех и сохранял безразличие к происходящему, тоже буквально пожирал глазами Заура, словно пытаясь вспомнить нечто очень значимое,

22

вызвать усилием воли что-то затерянное в глубинах памяти. Но… Заур вспомнил его… Вспомнил вдруг… Лучше бы не вспоминал… Он почувствовал, как задыхается, теряет самообладание. Сделал глоток «Набеглави». Ему показалось, что он выдал себя и что все теперь смотрят на него. Хотя кроме Артуша, сохранявшего хладнокровие, никто в его сторону не смотрел. Артуш казалось, сосредоточился на решении какого-то сложного уравнения, но его волнение выдавали большие, наполнившиеся вдруг влагой глаза. Как можно было забыть эти глаза? Эти глаза неотступно преследовали Заура годами. А теперь они смотрели на него здесь, в Тифлисе. Нет! Это не Артуш… не тот Артуш! А фамилия… фамилия… Сароян… И ведь глаза те же самые… В голове Артуша проносились схожие мысли. Симпатичный представитель вражеской страны казался ему не только знакомым, но даже родным. Широкий лоб, черные глаза, нехарактерный для кавказцев небольшой нос, длинные ресницы. На мраморном лице Артуша не было ни интереса, ни волнения – только и только вопрос… Вопрос, нерешительность и сомнение … Эрнст Копф - директор южно-кавказского отдела Фонда Генриха Бёлля пару раз постучал пальцем по микрофону и начал: – Уважаемые друзья, дорогие гости. По сути, все вы находитесь на своей земле, своей родине. Это Южный Кавказ и, несмотря на все конфликты, кровавые события прошлого, Кавказ продолжает оставаться вашим общим домом. Так что в гости тут пришли не вы, а я. Сказав это, Эрнст засмеялся. Присутствующие поддержали его бурными аплодисментами и одобряющими улыбками. Он, отсмеявшись, поблагодарил участников и продолжил: – Да, мы европейцы. И вы все – члены созданной нами европейской семьи, то есть Совета Европы. Аудитория зааплодировала вновь. Но на этот раз представители сепаратистских режимов не присоединились к аплодисментам, так как никакого отношения к европейской семье и Совету Европы не имели. Эрнст решительно продолжил: – В последние годы, в особенности после присоединения Азербайджана, Армении и Грузии к Политике Нового Соседства, Европейский Союз стал проводить более активную деятельность на Южном Кавказе! В следующем, 2007-ом году ЕС вместе с южнокавказскими республиками начнет готовить проекты для возможности воспользоваться финансовой помощью программы под названием Инструмент Европейского Соседства и Партнерства. Кроме этого, с нынешнего года специальный представитель ЕС на Южном Кавказе, посол Питер Семнеби проявляет особую активность в решении вопросов связанных с конфликтами. Также ЕС в последние годы сделал сравнительно большее количество политических заявлений относительно конфликтных точек в регионе. Предполагается, что ЕС проявит инициативу в получении финансовых средств от фонда Инструмент Европейского Соседства и Партнерства для различных проектов, связанных с региональными конфликтами. С этой точки зрения, Грузия продемонстрировала

23

успешную лоббистскую деятельность для получения мощной политической поддержки Европейского Союза в решении южноосетинского и абхазского конфликтов. После этих слов сидящие рядом с Эрнстом Алан и Шота стали шептаться за его спиной. Эрнст, не обратив на них внимания, продолжил: –Постепенно увеличиваются возможности ЕС в решении южно-кавказских конфликтов. Но это вовсе не значит, что ЕС, вместо помощи путем политических заявлений и осуществления проектов, прибегнет к военной силе. Считаю, что лучшей помощью ЕС нагорно-карабахскому конфликту стало бы его членство в Минской Группе ОБСЕ. Правда, я не полномочен в решении этих вопросов, а лишь выражаю свои пожелания. Для решения конфликтов на Южном Кавказе все стороны должны сесть за стол переговоров и подготовиться к сложным компромиссам. Сегодня здесь мы будем общаться около двух часов, узнавать друг друга поближе. А начиная с завтрашнего дня проведем двухдневную конференцию по намеченной программе. Армяне, грузины, абхазы, осетины – сегодня мы собрались вместе, и обратите внимание, между этими народами нет никаких проблем, посмотрите, как они вежливы и предупредительны друг к другу. Значит, при должных условиях они готовы жить в мире и согласии. В течение двух дней мы как цивилизованные люди поговорим о своих проблемах, обсудим наболевшее. Есть большая необходимость в создании доверия у конфликтующих сторон и взаимопонимания у людей. На всем Южном Кавказе должны быть созданы условия для добровольного возвращения беженцев и вынужденных переселенцев в свои покинутые во время войны дома. Стороны должны понять: не конфликт, а его решение принесет пользу, в особенности экономическую и торговую. Если Южный Кавказ станет функционировать в качестве экономической зоны, все большее число иностранных инвесторов станет проявлять интерес к этому региону. А главное, чтобы правительства трех республик и трех непризнанных республик не давали своим гражданам обещаний по поводу скорейшего решения конфликтов военным путем! Журналистки из Азербайджана хмыкнули и покачали головой. Эрнст посмотрел в их сторону: – Вы, кажется, что-то хотите сказать. Пожалуйста. Диляра Манафлы из «Великого Азербайджана» заскрипела на скверном русском языке: – Конечно, мы сторонники мирного урегулирования конфликта. Однако если это окажется невозможным, мы способны освободить наши земли военным путем. То есть, готовы сражаться, если придется. Пока Армения не отзовет свои оккупантские войска из Нагорного Карабаха, пока не освободит земли ни о каком экономическом сотрудничестве и речи быть не может.

– Очень нам надо ваше экономическое сотрудничество… – сказал вполголоса Давид, пренебрежительно взглянув в сторону девушек. Догадавшись, что ситуация может выйти из-под контроля Эрнст вмешался:

24

– Прошу обойтись без реплик. Как модератор этого мероприятия я требую обсуждения роли СМИ и НПО в конфликтах и соблюдения формата. А теперь я хотел бы, чтобы каждая из сторон рассказала об истории, причинно-следственных связях собственного конфликта. Обсудим обстоятельства, протекшие с самого начала войны и по сей день, поговорим о минувшем времени. Поделитесь с нами – что вы потеряли и что приобрели. Я хотел бы, чтоб первым начал Заур Джалилов – представитель Кавказского Центра Миротворческих Инициатив. – Эрнст улыбнулся и добавил, – просто потому, что нагорно-карабахский конфликт был первым конфликтом на этнической почве не только в регионе, но и во всем СССР. Господин Джалилов, пожалуйста. Заур отпил глоток воды, поблагодарил Эрнста Копфа, поприветствовал гостей и приступил: – Как уже отметил господин Копф, сразу после развала СССР, получившая независимость Республика Армения поддержала терроризм на государственном уровне и превратила его в одно из главных средств агрессорской политики. Но хочу донести до вашего внимания, что нагорно-карабахский конфликт начался не после развала СССР, а тремя годами раньше. Что касается поддержки терроризма на государственном уровне, то на этот счет есть многочисленные факты и судебные материалы. Теракты против мирного населения Азербайджанской Республики финансировались армянским правительством и осуществлялись спецслужбами этой страны. Армения, фактически, развязала открытую и несправедливую войну против Азербайджана. Армянские военные части нарушили азербайджанскую границу, вошли в Карабах, объединились с армянскими сепаратистами Нагорного Карабаха и приступили к оккупации азербайджанских земель. К ним примкнули и части вооруженных сил СССР, размещенные в Армении и Нагорно-Карабахской Автономной Области. Артуш, все это время внимавший Зауру с легкой улыбкой на губах, вдруг перебил его: – Нагорно-карабахские армяне просто хотели независимости. Это было и остается их правом. Чего ждать армянам от сегодняшнего Азербайджана, который ущемляет права даже своих граждан – этнических тюрков? Все равно вы уничтожите армян. Вы подняли оружие на нагорно-карабахских армян. Значит, вы уничтожали собственных граждан.

– Господин Сароян, я просил обойтись без реплик. Призываю вас соблюдать регламент, – раздраженно перебил его Эрнст.

– Господин Копф, я не возражаю. Артуш может продолжить. Мне тоже интересно, – сказал Заур.

– Но прошу участников не превращать это в традицию. Пожалуйста, господин Сароян, – нехотя согласился Эрнст.

– Благодарю. У меня пока всё, – улыбнулся Артуш. – Пусть продолжит Заур. Заур тоже выразил свою благодарность и продолжил: – Армяне претендовали на азербайджанские земли, в том числе на Нагорный Карабах, потому, что это было составной частью их стратегического плана, направленного на создание «Великой Армении». Они также претендуют на восточную часть Турции, которую называют Западной Арменией. Это уже патология. Армяне на

25

протяжении истории оставались верны дашнакским «традициям» и при каждом удобном случае приступали к борьбе за реализацию этого плана. С приходом в 1985-ом году к власти в СССР Горбачева, который благоволил армянам, армянские сепаратисты в очередной раз проявили активность. И потому этот конфликт идет не между нами и Нагорным Карабахом. Так как мы не признаем такого субъекта. Эта война идет между Азербайджаном и Арменией. Диляра и Севда исполнились бесконечной благодарностью к Зауру. От сотрудника Акифа Таги такого категорического выступления они не ожидали.

– Господин Джалилов, достаточно послушать вас, чтобы увидеть масштаб этой проблемы. Хотя вы – представитель организации, известной своей миротворческой деятельностью. Такое резкое выступление мог бы сделать любой азербайджанец. Разве не должен миротворец отличаться от обычного гражданина своей просветительской миссией? – спросил Эрнст. Сидящие в зале сепаратисты ухмыльнулись. Шота и другие грузины безмолвно поддерживали Заура. А Артуш сидел с непроницаемым лицом, как ни в чем не бывало.

– Господин Копф, я понимаю вас, – сказал Заур. Но вы сами захотели, чтобы мы поведали об истории, причинно-следственных отношениях наших конфликтов. Вот я и совершаю экскурс в историю. Гости из Армении и Карабаха при желании могут внести поправки в мои слова. Договорились? Эрнст закрыл глаза и поднял голову к потолку: – Хорошо, продолжайте.

– Хочу обратить ваше внимание на Ходжалинскую трагедию, случившуюся в ночь с 25-го на 26-ое февраля 1992-го года. В ту ночь произошло самое трагичное событие современной истории. Армянские военные объединения вместе с солдатами 366-ого мотострелкового полка России учинили в Ходжалы страшный геноцид против азербайджанцев. Вы здесь говорите о европейских ценностях, о законах. Организация Объединенных Наций также подтвердила факт несправедливой войны с Азербайджаном, нарушения его территориальной целостности и оккупации земель армянами. Совбез ООН принял четыре резолюции по поводу освобождения азербайджанских территорий оккупированных армянскими вооруженными силами. Однако армянские оккупанты до сегодняшнего дня не выполняют эти резолюции. Но мы принимаем то, что потенциал мира еще не исчерпан, что ради мира мы должны работать, не покладая рук. Знаете ли, что Азербайджан создал понятие «азербайджанства» – уникального национального единства, – на самом деле акцентирующее понятие гражданства и далеко выходящее за узкие этнические рамки. Азербайджан никогда не поднимет оружие на своих граждан. Мы считаем, что азербайджанский народ должен решить нагорно-карабахскую проблему мирным путем. Возможности для этого у нас тоже есть. Азербайджанский народ не является народом, созданным этническими националистами. Азербайджанский народ – народ, сформированный на основе национального единства, созданного великими азербайджанцами. Здесь есть место каждой этнической группе – русским, евреям, талышам, армянам, лезгинам…

26

Давид занервничал: – Но карабахские армяне не хотят видеть себя в этом списке, не хотят становиться гражданами Азербайджана. Вы должны понять это раз и навсегда! Население Карабаха обладает правом на самоопределение...

– Если они этого не хотят, то могут отправляться в другое государство. Например, в Армению. А Карабах – неотъемлемая часть Азербайджана. Конечно, каждый народ обладает правом на самоопределение, но не забывайте, что армяне воспользовались этим правом и создали Республику Армения. Короче говоря, любой армянин, которому не по душе азербайджанское гражданство может переселиться в страну, созданную своим народом. Тут Заур заметил нахмуривающиеся брови грузин и понял, что озвучил мысль, которая их никоим образом не устраивала – это доказывали головы осетин и абхазов, которые покачивались в знак согласия. Но прочно укоренившееся в нем мнение о глубочайшей бессмысленности подобных конференций убедило его не переживать о сказанном.

– Я считаю, что если футбольные команды ваших стран проведут игры в Азербайджане и Армении, это создаст некую почву для сближения ваших народов, – сказал Эрнст.

– Вы мыслите как настоящий европеец. Понять вас не трудно. Но учтите, что в наших странах спорт никогда не воспринимался в качестве символа мира. Это невозможно, – сказал Артуш.

– У нас больше миллиона беженцев и переселенцев. У кого-то армяне убили родителей, у кого-то брата или сестру. Проводя на их глазах такое мероприятие, мы не можем дать гарантию, что кто-то не выскочит на стадион и не причинит армянским футболистам в лучшем случае увечье. Мы не можем поднять флаг и сыграть гимн страны, захватившей 20 процентов наших земель. Это наше категорическое мнение. Мы не согласны проводить встречи наших сборных ни в Баку, ни в Ереване. Азербайджан высказал свое мнение УЕФА. Игры могут проводиться только лишь на нейтральных стадионах, – сказал Заур.

– Мы представители НПО, господин Джалилов. Наш лексикон должен отличаться от лексикона политиков и рядовых граждан. Я абсолютно согласен с господином Копфом. Говорим о гражданском обществе, говорим о миротворчестве, а потом приступаем к взаимным обвинениям. Мы не на рыцарском турнире. Я догадываюсь, что стоит за обвинениями моего коллеги Заура – он боится жесткой встречи после своего возвращения в Баку. Не хотелось, чтоб у него были проблемы. Поэтому прошу присутствующих отнестись к нему с пониманием, – сдержанно сказал Артуш.

– Азербайджан не Армения, где оказывают давление на инакомыслящих. Во всяком случае, был расстрелян ваш, а не наш парламент, - ответила ему величественная Диляра.

– А Эльмара Гусейнова, главного редактора журнала «Монитор», тоже армяне убили? В этот момент корреспондентка газеты «Асавал-Дасавали» Нино Думбадзе закричала с места:

27

–Сколько можно говорить об Азербайджане и Армении? Учтите, есть и другие вопросы, подлежащие обсуждению. Гурген Агаджанян перебил Нино: – Заур и Диляра говорят об агрессии и оккупации. Какая еще оккупация?! Народ Карабаха не хотел оставаться в составе Азербайджана и решил отделиться. А Азербайджан не захотел это допустить. Мы были вынуждены ответить войной на войну. Что может быть естественнее? Теперь здесь мы выслушиваем выступления о культуре совместного проживания. Как мы можем жить с этим народом вместе? Чтобы понять каким будет их отношение к карабахским армянам достаточно взглянуть на хачкары 5, на наши древние церкви, разрушенные в Казахском районе и Нахчыване. В Азербайджане систематически уничтожаются армянские исторические архитектурные памятники. Они хотят стереть следы армян отовсюду и в итоге добиваются этого. Я говорю о разрушении церкви Святого Саркиса в Казахе, находящемся в приграничной зоне. Если учесть, что вандалы используют при этом технику, выходит, что это целенаправленный вандализм, руководимый государством. Исполнительный комитет Газахского района заявляет, будто не знает о таком факте. Церковь Святого Саркиса обладает огромным историческим и архитектурным значением. Это один из древнейших памятников Таушского региона Древней Армении, созданный в 1163-ом году.

– Следите за словами! Не Тауш, а Товуз! Это древний тюркский край, я сама из Товуза. Он никогда никакого отношения к армянам не имел! – вскочила с места Севда. Багровый Гурген покачал головой: - Наш Тауш не имеет ничего общего с Товузом. Незнакомый с вопросом Заур сказал первое, что пришло в голову: – Я ничего об этом не знаю. Но даже если в этом регионе и была церковь, то вероятнее всего она албанская. На территории Азербайджана нет армянских памятников.

– Начиная с 60-х годов, вы пытаетесь выдать церковь Святого Саркиса за албанский памятник, – усмехнулся Артуш. – А ведь после 7-8 веков, когда на Кавказ вступили войска Арабского Халифата, Албанскому государству и народу был положен конец. Зачем это народу, поголовно принявшему ислам, возводить церковь спустя пять веков? Думаете, что сможете скрыть таким образом факт проживания армян на этих землях? Ладно, если это албанская церковь, то почему азербайджанцы ее разрушают? В Нахчыване и Джуге тоже уничтожены хачкары. Есть фото и видеоматериалы, подтверждающие это. А власти Азербайджана не допускают появления там международных экспертов.

– Не власти Азербайджана, а нефть Азербайджана, – поправил Степан. – Не будь там нефти, эксперты осмотрели бы каждый сантиметр.

– Что касается варварства, вы тоже уничтожили наши памятники в Шуше, Карабахе и в самой Армении, которая на самом деле является древней тюркской землей. Если станем спорить о том, кто первый начал и кто причинил больший вред, то вы – явно проиграете, – вмешалась Диляра.

5

Крест-камни, армянские памятники средневекового искусства, обычно устанавливаемая у дорог, при монастырях, внутри и на фасадах храмов.

28

– Кого вы имеете в виду, говоря «мы»? – усмехнулся Гурген. – О каких азербайджанских памятниках в Армении может идти речь? Ведь государство под названием Азербайджан, возникло лишь в 1918-ом году, а азербайджанский народ в 30-х годах 20-го века…

– Что касается международных экспертов, которые не могут посетить Нахчыван, хочу сказать, что мы и сами не можем этого сделать, – подошел к проблеме Заур с другого аспекта. – Вы хоть знаете кто такой Васиф Талыбов 6? При желании он может в мгновение ока стереть с лица земли всех нас вместе с этим отелем... Зал взорвался громким хохотом. Не смеялись лишь две пары глаз, внимательно смотрящие друг на друга. Лишь два лица сохраняли серьезность. На фоне катающихся от хохота людей они выглядели довольно таинственно и странно. На лицах Заура и Артуша не читалось ни малейшего выражения. Невозможно было понять, о чем они думают. Они просто смотрели друг на друга, словно пытаясь узнать всё ближе и ближе… После пятнадцатиминутного кофе-брейк, во время которого Артуш и Заур не перемолвились ни словом, конференцию продолжили осетины и абхазы. Они без умолку говорили о свободе, о своем праве на самоопределение, нападая с двух сторон на Грузию. Агрессивный Шота совершил несколько попыток перебить их, но Эрнст, набравшийся опыта после предыдущей схватки, пресекал на корню все поползновения. В какой-то момент карабахские армяне захотели поддержать своих осетинских и абхазских братьев, но Эрнст помешал и им. Он побагровел и вспотел. Наверное, посылал в душе проклятия тем, кто «заставил его работать с этими обезьянами». Ситуация грозилась вырваться изпод контроля. Только Артуш и Заур сохраняли хладнокровие. Ничто их не интересовало. Никого и ничего они не слышали. Они будто застыли посреди всего этого хаоса. Хорошо, что никто не обращал на них внимания… кроме Шоты. Он уже некоторое время с интересом наблюдал, как смотрят друг на друга его азербайджанский друг и армянский коллега. Но в голову не приходил ни один более или менее правдоподобный вариант объяснения этой таинственной связи, возникшей буквально на его глазах. Шота решил во что бы то не стало разгадать эту загадку. Мероприятие закончилось в 20.10. Эрнст пригласил гостей в ресторан отеля «Мариотт», а сам побежал в туалет. Только сейчас, переступив через порог ресторана, Заур понял, что дико проголодался. В животе урчало. Ресторан, где царила теплая интимная атмосфера, напоминал небольшие залы, встречающиеся во многих бакинских домах торжеств. В центре был накрыт большой шведский стол, а на круглых столах возле окна стояли алкогольные и безалкогольные напитки. Заур наполнил свою тарелку снедью и подошел к окну. Смешал водку с апельсиновым соком и начал есть, смотря на Площадь Свободы. Шота беседовал с Эрнстом, вернувшимся из туалета. Затем к ним присоединился Давид. Диляра и Севда наконец нашли общий язык с Луизой, и иногда даже улыбались. Луиза, от начала до конца во время выступлений молчала и не вмешивалась в споры, наверно, именно этим она завоевала симпатию девушек. Артуш, беседовавший с Аланом, часто бросал 6

Метафизическое явление, сверхчеловек, верховный жрец, всемогущий Председатель Верховного Меджлиса Нахчыванской Автономной Республики.

29

мимолетные взгляды на Заура. Заур закончил есть и вновь подошел к столу, наполнил на сей раз тарелку наполовину, сделал коктейль из водки и сока и вернулся к своему месту у окна. Неторопливо пережевывая жаркое, он услышал за спиной «салам» 7 на родном языке, вздрогнул и молниеносно обернулся. В глазах Артуша брезжила улыбка, губы были плотно поджаты. Поглаживая бокал пива, который он держал обеими руками, Артуш произнес еще раз: – Салам.

– Салам, – нерешительно сказал Заур. Он поставил рюмку на подоконник и протянул Артушу руку. Артуш пожал ее. Его ладонь оказалась мягкой и теплой. Приняв равнодушный вид, Артуш продолжил по-русски: – Ты из Баку? Они оба почувствовали, как абсурдно звучит этот вопрос.

– Нет, из Нахчывана, - улыбнулся Заур. Артуш от души рассмеялся.

– Отлично… Значит ты меня не узнал… Заур опустил голову. Конечно же он узнал его. Эх, быть бы ему таким же смелым, самоуверенным, как Артуш. Сомнения развеялись. Перед ним стоял тот самый Артуш. Тот самый. Марки, альбомы, первая сигарета, первый… Он поднял голову и взглянул прямо ему в глаза. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Этот взгляд был ответом Артушу. Отошедший от Эрнста с Давидом Шота стоял недалеко с бокалом вина в руках и наблюдал за ними. Он не имел представления, о чем они говорят. Но ведь они и не разговаривали почти. Просто смотрели друг на друга. Шота застыл от удивления. Что это? Сближение двух врагов? Или это не просто сближение? А нечто большее?..

– По крайней мере, у нас есть что обсудить, – нарушил наконец молчание Артуш.

– Да, есть.

– В таком случае?

– Прямо здесь? Артуш оглянулся вокруг. Шота быстро отвел глаза.

– Ты в АТА? – спросил Артуш.

– Да.

– И я тоже…

– Знаю.

– Не против, если я зайду?

–…

– Если не хочешь…

– Нет-нет… Конечно, приходи… Когда?

– Я сейчас выйду. А ты будь в отеле через полчаса. Ладно?

– Хорошо. Мне надо немного поговорить с Шотой… И с нашими девочками… Как объяснить им столь быстрый уход?

– Скажи, болит голова, устал. Думаю, проблем не будет.

7

Здравствуй (азерб.)

30

– Ладно… Артуш.

4 Заур курил, нервно вышагивая по комнате. Часы показывали пятнадцать минут десятого: «Сейчас он придет. Я открою дверь и увижу его - гладко выбритое лицо, большие глаза, жемчужные зубы. Он улыбнется. Чуть склонит шею, протянет мне руку. Мы обнимемся… Нет, не на пороге, после того как крепко закроем дверь…». Заур прижался к стене, испугавшись, что может потерять сознание от охватившей его страсти. «Ну, где же ты…». А вот и стук в дверь, тихий, но настойчивый стук. Он выпрямился, поспешно потушил сигарету, надушился туалетной водой Ultraviolet и побежал к двери. Открыл. Замер. На нем были джинсы Wrangler, подчеркивающие мельчайшие детали его фигуры, и темно-зеленая майка с надписью Heavy Metal, плюс зачесанные назад непослушные волосы… Что за дикая энергия! Что за мощь! Артуш зашел, прикрыл дверь и протянул Зауру бутылку спрятанную за спиной.

– Пятизвездочный Арарат. В честь нашей встречи.

– Артуш… Я… Он погладил Заура по щеке.

– Я волнуюсь не меньше тебя, поверь мне… *** Что такое любовь? Что это за красота, которую невозможно увидеть, невозможно потрогать? Быть может, она – лучший сюрприз, подготовленный для нас жизнью? Сила, что внезапно подчиняет нас себе? Зачем прибегать к длинным фразам, чтобы объяснить ее суть? Ее понимают все. Язык у нее один. Она не признает ни границ, ни наций, ни рас, ни врагов. Неизвестно, как и когда приходит, неизвестно, как и когда уходит. Если жизнь – это обман, то лишь одна она правдива среди всей этой фальши – любовь! Она может выглядеть нежной, прекрасной, а на самом деле она жестока и безжалостна. Она блистающее солнце, ближайшая к земле звезда! Горька как яд, сладка как мед. Надо бояться и горечи и сладости ее! Любовь слепа. Она туман, возносящийся в небо от жалобных вздохов. Любовь – это слезы, слезы и вздохи, что возносятся в небо в отеле АТА. Она – проклятье двух любовников, разделенных бессмысленной войной. Любовь – это песнь, струящаяся с уст влюбленных, способных сказать, несмотря на все препятствия: «Я тебя любил, я тебя люблю, я буду тебя любить». А что касается гомосексуальной любви, то еще англо-американский писатель Кристофер Ишервуд сказал, что в основе сексуальной ориентации лежит не сексуальное влечение, а романтические чувства. И «голубая» любовь более возвышенное чувство, нежели только секс.

31

Они должны были очиститься, дабы избавиться от грязи, нанесенной минувшими годами, месяцами, днями, - от агитпропа их стран, осуждения соплеменников. Они сплелись в ванне, под теплой водой. На ресницах Артуша дрожали капли воды. Заур не в силах оторваться от очарования его черных глаз крепко прижимал к себе возлюбленного, словно боясь потерять его в очередной раз. Артуш помог ему раздеться. Снял рубашку Заура, бросил ее на пол и прикоснулся языком к его соску. Тело Заура пронзили электрические волны. Артуш, не переставая ласкать его тело, медленно опустился на колени и стал покрывать поцелуями возвышающуюся гору Эльбрус. Эльбрус готов был взорваться. Заур нежно поднял любовника с колен и припал к его губам. На стройном теле юноши капли воды походили на рубин. Заур ревновал его даже к воде. Он размазал по его телу ароматный гель для душа от Yves Rosches. В какойто момент Артушу стало щекотно, и он звонко рассмеялся. Вдруг резко посерьезнел. Призывно посмотрел на Заура. Затем прислонился к кафелю и распахнул ворота древнего востока, которые годами украшали сны Заура, обволакивали его сердце. Заур прошел сквозь эти ворота весь охваченный дрожью. … Эти стоны были прекраснейшей колыбельной, величественнейшим гимном для них обоих, спонтанно сочиненной симфонией в честь слияния беззаветно влюбленных. И эта симфония звучала теперь в отеле АТА. … Завернувшись в банные полотенца словно мумии, молодые люди вышли из ванной, не переставая целоваться. Легли в обнимку и перевели дыхание, не произнося некоторое время ни слова. Неожиданно Артуш рассмеялся: сначала тихо, затем захохотал как безумный. Заур присоединился к нему.

– Что с тобой? – спросил он с изумлением.

– Знаешь, о чем я подумал?

– О чем?

– Подумал, что когда ты овладел мной, наверно, мстил за Карабах. Заур прекратил смеяться и напряженно вгляделся в лицо своего любовника, будто ища ответ на беспокоящий его вопрос в больших глазах, длинных ресницах, пухлых губах Артуша.

– Ты и впрямь так считаешь? – обиженно спросил он.

– О чем ты, Заур? Конечно, я пошутил, – Артуш еще раз рассмеялся и помотал головой. – Была такая азербайджанская песня, может, помнишь:

Sevgilini sınama, Sınadınsa qınama.

Dolanaram başına, Gəlin olsan anama. 8

8

Не испытывай любимую, а если уж испытал, не упрекай. Весь мир сложу у ног твоих, если станешь невесткой моей матери.

32

Заура тронуло, что армянин, который покинул Баку в раннем возрасте, до сих пор помнит эти баяты 9. Его глаза увлажнились. Однако сентиментальность сейчас была некстати. Чтобы свести разговор к шутке, он сказал: – Не волнуйся. Тебе никогда не стать невесткой моей матери. Вообще, нашим матерям с нами не повезло. Невесток им не видать. Если б хоть братья у нас были – может не разочаровали бы родителей … – Он призадумался и добавил, – впрочем, как знать, может, и они оказались бы гётверанами 10 вроде нас. Артуш приподнялся и запротестовал: – Ненавижу это слово! Ребята во дворе всегда обзывали меня гётвераном.

– Ничего не поделаешь, мы и есть гётвераны, – утомленно произнес Заур. – Не стоит обижаться. Артуш, словно признаваясь в своей беспомощности перед этим аргументом, положил голову на грудь Заура и принялся поглаживать редкие волоски вокруг его пупка.

– Ладно, как скажешь… Заур прикрыл глаза и запустил ладонь в волосы Артуша.

– Заур…

– Да, милый.

– Ты был в Карабахе?

– Был. Помнишь, съездил в Шушу в 88-ом? Когда Самед Фаикович спросил у меня в классе о значении Карабаха для нас, я рассказал ему о том, что весной ездил в Шушу.

– А я впервые побывал там три года назад, с отцом. Его друг из Степанакерта справлял свадьбу сыну. Мы побыли два дня в Степанакерте, потом отправились в Шуши. Там все еще видны следы войны… По ночам так страшно… Заур…

– Да.

– Этот город вам очень дорог?

– Конечно… Шуша считается колыбелью азербайджанской культуры. Искусство мугама достигло там пика своего развития. Это подтверждают вышедшие оттуда гении – Бюльбюль 11, Джаббар Гарягды оглу 12, Сеид Шушинский 13 – и факты вроде убийства Каджара 14. Если бы Шуша была армянским городом, то и из вас вышел хотя бы один исполнитель мугама. Артуш поднял голову и кокетливо возразил: – Чем же ты отличаешься от таких конъюнктурщиков, как Зия Буниятов 15, который все наши церкви называл албанскими? По твоим словам получается, что чуть ли не с начала творения на территории нынешнего Азербайджана жили азербайджанцы, точнее 9

Жанр азербайджанской народной поэзии. Пидор (азерб.). Слово универсально на всем Кавказе.

11 Азербайджанский народный и оперный певец (1897-1961). Один из основоположников азербайджанского национального музыкального театра, народный артист СССР.

12 Ханенде, композитор, музыкальный деятель (1861-1944). Народный артист Азербайджана.

13 Азербайджанский певец-ханенде, представитель шушинской вокальной школы (1889-1965).

14 Ага Мохаммед-хан Каджар (1741—1797), правитель Ирана в 1779—1797 годах, шах с 1796 года. Основатель династии Каджаров. Был сыном предводителя азербайджанского племени каджаров. Убит в Шуше.

15 Азербайджанский учёный, востоковед, академик Академии наук Азербайджана, Герой Советского Союза.

10

33

тюрки, татары? Это откровенная ложь. Ведь азербайджанцы не автохтоны! Азербайджанцами вас назвал Сталин. Благодарить вы должны его... Заур с улыбкой на губах обхватил его за шею и притянул к себе: – Ты так красив, когда злишься. Настоящий армянин – от своего не отступишься. Да ебать твоих автохтонов, – Большой друг Азербайджана покойный Тур Хейердал сказал: «Человечество произошло от обезьяны, а норвежцы от азербайджанцев». А ты мне пиздишь про автохтонов - добавил он и впился в губы Артуша. Резким движением Артуш обнял Заура, лег на спину и взвалил на себя своего любовника.

– Если бы я был настоящим армянином, то не лежал бы в объятьях заклятого врага. Да и ты не настоящий азербайджанец. На самом деле, ты прав… У нас нет нации… Нетнет, не так. У нас одна нация – гётвераны. *** Утреннее солнце, осветив утомленные тела молодых людей, устыдилось от увиденного. Смятые простыни пропитались потом. Он поцеловал Заура в щеку. Тот заморгал как несмышленый ребенок и посмотрел на Артуша, будто не понимая, где находится. Он так по-детски сладко и смешно наморщил лоб, что Артушу захотелось поцеловать еще раз это чудное создание, похожее на самого невинного младенца во вселенной. Артуш склонился и поцеловал его в губы. Этого поцелуя хватило, чтобы привести его в чувство. А Артуш не останавливался. Он прикусил мочку его уха, поцеловал глаза, лоб, соски, прикоснулся кончиком языка к горлу и спустился к пупку. Заур слегка застонал и подогнул колени: – А это что такое?! Артуш заметил капли крови на белой простыне. Увидев, что тот растерялся, Заур произнес срывающимся, словно простуженным, голосом: – Ночью ты сделал мне очень больно. Мне еще никогда не было так больно.

– Что?! – воскликнул пораженный Артуш и начал быстро-быстро покрывать поцелуями каждый сантиметр его тела. – Прости меня, прости милый, – зашептал он, не переставая целовать своего любовника. Сейчас он казался себе самым жестоким, самым бессердечным человеком на свете. Вчера, едва увидев раздвинутый персик любимого, он не смог удержаться и расплакался. Горячие слезы оросили острие его готового к бою кинжала. И Артуш погрузил по рукоятку этот смоченный слезами кинжал в ножны Заура. А теперь вот раскаивался: «Ну почему же я не воспользовался вазелином или кремом? К чему такая грубость? Да, слезы священны, но крем не заменят! Не заменят!». Хотелось закричать, сделать что-нибудь из ряда вон выходящее. «Боже, откуда взялась эта любовь, которая охватывает все мое существо?! Как умещается это безграничное чувство в тесных рамках моей вселенной?». Он снова заплакал. Заур не успокаивал его. Плачет – значит так надо, и мешать ему нельзя. Не говоря ни слова, он гладил Артуша по голове, по шее. Он знал, что так утешаются не только женщины, но и геи.

34

*** Сколько же им было, когда они впервые вкусили этот запретный плод?.. Эти годы кажутся сейчас далеким прошлым. Хотя не прошло и двадцати лет. В один из знойных бакинских дней, когда родителей Артуша не было дома, двое детей предались запретной любви. Их ключи и замочные скважины были тогда так малы... Они верили, что играют в игру. Все именно и началось с этой нетрадиционной, развратной игры. Два маленьких представителя двух враждующих народов слились еще незрелыми телами и дали по мере слабых своих сил отпор грядущему раздору, ненависти, вражде и войне… Тем, кто не желал войны и не знал вражды, права на выбор не дали. Приговор был суровым – разлука! А какое они имели отношение к этому раздору? Территориальные претензии, оружие, потоки крови – так были чужды им. Так от них далеки.

35

РЕТРОСПЕКТИВА 1 Баку. Столица азиатской страны, раскрывшая свое сердце Европе. Древний и прекрасный город на берегу Хазара. Страна огней, страна людей, соединивших в себе ценности Европы и Азии. Волшебная атмосфера Баку вечно живет в памяти тех, кто хотя бы раз увидел его. А те, кто родился и вырос на этой земле, вообще не способны прожить без него ни дня, ни минуты… Баку был городом для всех вне зависимости от национальной принадлежности и вероисповедания – русских, армян, евреев, азербайджанцев, грузин, африканских студентов. Еще в начале прошлого века Баку, занимающий особое место на карте мира привлек своей нефтью представителей разных национальностей. Многие даже не знают, что 1847ом году в Биби-Эйбате предприняли первую попытку бурения нефтяной скважины механическим способом. Именно после этого начался приток иностранного капитала в нефтяную промышленность Баку. Если в 1879-ом году в Баку было 9 скважин, то в 1900ом их число достигло 1710. Бакинская нефть вышла в мировое пространство. Наряду с нефтяной промышленностью стали развиваться и другие отрасли; появились заводы, мастерские, табачные фабрики, мельницы, работающие на паровом двигателе. Открылись новые банки, торговые и промышленные фирмы. В Баку есть величественные исторические памятники, дома в Ичеришехере 16, стены которых украшены восточными узорами, здания в стиле готики, барокко и рококо, возведенные известными архитекторами, строения во фламандском и псевдомавританском стилях. В Азербайджане существует духовная категория людей, включенных в «Красную книгу», - бакинцы! Они продолжают оставаться бакинцами, хоть и рассыпались на сегодняшний день по всему миру. Бакинцы – нация, обладающая уникальной культурой, возникшей в результате слияния двух огромных и совершенно отличных друг от друга ментальных и географических пространств – Востока и Запада. Да-да, именно нация! У бакинцев есть даже песня: «Есть такая нация, бакинцы говорят». Они часто любят повторять выражение: «Бакинец и в Африке бакинец». Короче, бакинцы – это космополитичная общность людей, от всей души любящих родной город. Было время, когда жители этого города жили без забот и хлопот, весело и дружно, придумывали тысячу причин, чтобы превратить в праздник очередной день. Они любили национальную кухню, готовили вкусные мучные блюда, сладости, шутили на местный манер и вступали в смешанные браки. Поднимая на свадьбах бокалы с вином, гордо произносили: «Да здравствует Баку и бакинцы!..»

16 Ичери шехер – уникальный исторический ансамбль, расположенный прямо в центре Баку. В этом месте, на холме у самого моря зарождался древний Баку. Город в XII веке по всему периметру был обнесен крепостными стенами, из-за чего Ичери шехер часто называют еще и крепостью.

36

Недавно в местной русскоязычной газете «Эхо» опубликовали письмо живущего в ЮАР бакинца, еврея по происхождению. С душевной болью он писал: «Я пожимаю плечами, когда меня спрашивают о том, как я попал в Африку. Если живешь не на родине, не в Баку, какая разница, где жить?! Здесь, в Африке я создал для себя, своей семьи и бизнеса комфортные условия. Но по ночам я просыпаюсь от горячих слез, текущих по щекам – это плачет одинокое сердце, тоскующее по бакинскому солнцу, бакинскому морю... Мы, бакинцы, часто здесь встречаемся, пьем за бакинскую нацию, но не чокаемся, будто находимся на поминках. Ибо знаем… Знаем, что бакинской нации больше не будет. Она давно уже вымерла!» Эти слова вы можете услышать почти от любого бывшего бакинца. И вправду, эти люди – ревностные блюстители бакинских традиций, верные хранители уникального городского фольклора… Бакинцы, гуляя с гостями по городу, с гордостью показывают им места, где снимались «Человек-амфибия» и «Бриллиантовая рука», приводят цитаты из фильмов. А те в свою черед отмечают, что бакинцы чрезвычайно гостеприимные и хлебосольные люди. «Стоит раз попасться в руки к бакинцам – так тебя откормят, что мать родная не узнает», - эти слова стали уже поговоркой. Если вы пришли в гости в бакинскую семью, знайте, что после застолья можете не брать в рот ни крошки несколько дней кряду. Секрет уникальности бакинцев прост – они растут, вдыхая пленительный запах города и морских волн, нефти и ароматных фруктов. О бакинском кафе «Наргиз» стоит рассказать особо. В нем снимался один из эпизодов «Человека-амфибии». В центре кафе находилась кухня, буфет и небольшой зал с местами для посетителей, а слева – открытый павильон, где продавались коктейли, мороженое, фруктовые соки и газированная вода. Директором этого павильона был армянин, незаменимый дядя Рачик. Ни один ресторан в городе не мог сравниться с «Наргиз» по части сервиса. За короткий срок с начала своего открытия «Наргиз» стал одним из излюбленных мест бакинцев. Застолья в этом кафе часто длились до самого утра. Засидевшиеся сильно за полночь клиенты сами провожали спешащих домой официантов, не забывая дать им солидные чаевые. А после ухода последнего посетителя сторож дядя Миша прибирал столы. В кафе «Наргиз» часто случались драки. Однажды вечером здесь случилась большая драка с разбиванием тарелок, переворачиванием столов – в соответствии со всеми законами жанра. Увидев приближающихся милиционеров, дерущиеся поспешно разбежались. Пришли милиционеры, стали допрашивать свидетелей. Охранник Дядя Миша при этом спокойно курил в сторонке. Недовольные милиционеры раздраженно набросились на него: «Ну почему же вы впускаете хулиганов через порог?». Дядя Миша смерил их взглядом, и презрительно ответил: «А где вы здесь видите порог?!» А нижеследующие стихи, написанные одним бакинским армянином, стали настоящим гимном Баку. Улица Торговая, милая, родная. Помню, как гуляли там, мы забот не зная.

37

На углу Карганова встретишься с друзьями, Медленной походкой к Госбанку поплывешь. Тысяча улыбок и сотни «здрасьте»… К концу похода, глядь, - исчезли все напасти. В ресторан в подвале, напротив Маслопрома, Загляни с друзьями – будешь ты как дома. С девушкой любимой, с рук купив билеты, Радостно спешишь ты на пассаж Вэтэна Музыку послушать, мороженым угостить, И побыв немного в роли джентльмена, В зале полутемном … И так далее… … Да, Баку для всех был волшебным миром, святыней, где осуществлялись мечты. «Черное золото», добываемое из глубин голубого Хазара направляется из Баку в Джейхан и дарит много-много радостей всему миру. В песнях, сочиненных во славу Баку нашли отражение сердечная любовь, искренние душевные чувства тех, кто привязан к нему всем своим существом. Сердца умиляются, восторгаются души от этого счастья. Конечно те, кому выпало родиться и жить в этом городе, неразделимы с ним. Ибо все их мечты, любимые дети, свадьбы, дороги судьбы связаны с этой святыней. Взлетев с его теплого лона, бакинцы скитались на чужбине. После недолгой разлуки, как только шасси самолета касалось земли, они от счастья взлетали на небо. Может поэтому во славу Баку слагались песни, писались стихи на различных наречьях. Теперь Баку сильно изменился по сравнению с прошлым веком. Это изменение имеет как положительные, так и отрицательные стороны. В конце прошлого века город был охвачен штормом, сметающим все на своем пути. Ураганы, бушующие в водах Хазара, казались детской забавой по сравнению с тем, что происходило на бакинских улицах и площадях.

2 Из двадцати двух учеников 9-го «Б» класса русской школы №2 с математическим уклоном, расположенной в центре этого интернационального города восемнадцать были азербайджанцами (двенадцать мальчиков и шесть девочек), один армянином, двое русскими и один евреем.

38

Студеным утром ноября 1989-го года в классе проходил урок азербайджанского языка. До сего дня никакого отрицательного отношения к армянам не было. Но сейчас Самед Фаикович слабым своим голосом рассказывал ученикам об армяноазербайджанском конфликте, указкой в руке расширяя на карте СССР территорию Армянской ССР до Нагорно-Карабахской Автономной Области. Он говорил о несправедливых требованиях, крахе интернационализма и коммунизма, о том, что отечество находится в опасности. А ученики, затаив дыхание, тихо внимали каждому его слову.

– Ребята, те, кого еще вчера мы называли другом и братом сегодня могут превратиться во врагов. В Ереване и Степанакерте армяне провозглашают крайне несправедливые лозунги, претендуют на земли Азербайджанской ССР. Обратите внимание на карту! Вы же видите, что Нагорный Карабах никакого отношения к Армянской Республике не имеет. Это азербайджанские земли! Ну и что, что в Нагорном Карабахе проживают армяне? Выходит, из-за этого наши земли должны быть присоединены к Армении? У меня к вам вопрос, ребята. Каким будет ваше отношение к армянам, если такое случится, и наши земли у нас отнимут? Все обратили внимание на самодовольную улыбку учителя. Вопрос привел учеников в растерянность. Ответить на него было не так просто. Весь класс обернулся к парте в третьем ряду, за которой сидел Артуш. Одни смотрели на него со злобой, некоторые с состраданьем. Заур протянул руку под партой и обхватил холодные пальцы Артуша. Это был утешающий жест друга. Сидящий в последнем ряду Камран поднял руку: – Самед Фаикович, Карабах наш. Мы не отдадим его армянам! Мы совсем не такие как армяне. Ведь они даже не обрезаны. В классе поднялся хохот. Девочки покраснели от смущения. Камран был второгодником, но как только армяне начали претендовать на Карабах, незаслуженно был переведен в девятый класс азербайджанскими учителями и директором, чьи патриотические чувства бушевали безгранично. Учитель азербайджанского языка Самед Фаикович в черном двубортном костюме и голубом галстуке в белую горошинку наморщил лоб и улыбнулся: – Значит Камран, ты говоришь, что Карабах наш? Ну-ка выйди к доске. Можешь обосновать свое мнение? На самом деле ты прав, Карабах действительно наш. Но это должны понять и армяне. Самед Фаикович бросил мимолетный взгляд на Артуша. Покрасневший Артуш не поднимал головы. Заур еще крепче сжал его пальцы и с ненавистью посмотрел на горлопана Камрана. Тот стоял с открытым ртом и ничего не выражающим взглядом. Потужившись несколько секунд, он разом выпалил: – У нас есть Бюльбюль, Натаван, мугам, тар, кеманча. Все они вышли из Карабаха. А у армян в Карабахе ничего нет. Они там гости и должны жить как гости. А если не хотят, то могут убираться. Самед Фаикович засиял. Он зачесал волосы назад и с гордостью произнес: – Молодец Камран! Откуда ты все это знаешь?

39

– Отец рассказывает. Уже год, как он рассказывает о хитрости, коварстве армян. Мой отец из Агдама. Хорошо их знает, – сказал Камран, показывая на Артуша. Слова Камрана привели в восторг всех учеников-азербайджанцев, но вдруг Заур поднял руку: – Самед Фаикович, я не согласен с Камраном.

– Заур?! Ты не согласен? Ладно, выйди к доске, – Самед Фаикович выпятил губы и послал в душе проклятья в адрес Заура, и таких же, как он синтетических русскоязычных. Он кашлянул и, не теряя достоинства, продолжил: – А ты, ты-то можешь обосновать свое мнение? Что тебя не устраивает в словах Камрана?

– Да, могу! Все мы братья. Армяне, русские, азербайджанцы – какая разница? Ведь Артуш – один из лучших учеников нашего класса, не несет ответственности за выходки двух-трех глупцов в Армении и Карабахе!

– Значит так… Знаешь ли ты что значит Карабах, какую ценность он представляет для Азербайджана? Вот ты, например, был в Шуше?

– Да, был! Прошлой весной.

– Ты не чувствовал себя там как в настоящем азербайджанском городе, не ощутил азербайджанскую душу?

– Я советский гражданин и горд этим! Не верю в азербайджанскую, армянскую, русскую, еврейскую душу. Я верю в советскую душу.

– Видимо ты не получил должного воспитания в своей коммунистической семье. Это зовется «изменой». Садись, Заур. По взглядам большинства азербайджанских учеников, направленным на Заура, было ясно, что они согласны с учителем. Самед Фаикович разнервничался. Этот патриот, регулярно посещающий подпольные собрания Серых волков понимал: придется еще долго стараться для того, чтобы превратить в людей манкуртов вроде Заура.

– Ладно, а кто-нибудь из вас бывал в Ереване? Кто-нибудь чувствовал там советскую душу, о которой рассказал Заур? Почему только мы, азербайджанцы должны быть носителями советской души, а армяне оставаться националистами, презрительно смотреть на нас? Почему у нас не должно быть националистских организаций, в то время как у армян есть Дашнаки? Вячеслав Сапунов поднял руку и рассказал о своей поездке в Армению трехгодичной давности, шашлыке из свинины, который он пробовал в одном из домов отдыха на берегу озера Севан. Его слова привели учеников-азербайджанцев в ярость. При упоминании свинины Мирсалеху из рода сеидов 17 стало плохо, Самед Фаикович разрешил ему отправиться в туалет и вырвать. На этом азербайджано-армянское противостояние подошло к концу, так как прозвенел звонок. Самед Фаикович глубоко вздохнул и не спеша вышел из класса. После него все ученики тоже покинули класс. Это была большая перемена, во время которой каждый занимался своим делом. Некоторые из ребят курили в укромном местечке, другие волочились за девочками, угощали их какао и бутербродами в школьном буфете, 17

Сеиды – продолжатели рода Пророка Магомета.

40

отличники читали свои стихи, посвященные девочкам. А Заур втолкнул Артуша в класс биологии и запер дверь на крючок. Самый прекрасный для Заура человек на свете теперь побагровел от ярости и стыда. У Артуша дрожали губы, он готов был расплакаться.

– Ты должен быть сильным, Артуш, - сказал Заур. – Не обращай на них внимания. Увидишь, все утрясется, будет ещё лучше.

– Заур, не надо меня утешать. Ничего не утрясется. Вчера отец все нам объяснил. Армяне перешли в настоящее наступление. В Карабахе, Армении уже пролита кровь. От нас все скрывают. Москва все скрывает. Заур понял, что потерпел поражение. Чем возразить? Этот бессмысленный конфликт, начатый армянами, мог отнять у него самого лучшего человека на свете, самые прекрасные глаза. Артуш не удержался и расплакался навзрыд. Заур наклонился и с грустью стал целовать соленые от слез глаза и щеки Артуша.

3 – Отец, что происходит в Карабахе? Почему армяне враждуют с нами? Его отец, обычный советский инженер, посмотрел на сына с болью. Поставил стакан с чаем на стол и медленно заговорил.

– Армяне хотят присоединить Карабах к Армении. Говорят, что это их земли. Но на самом деле, Карабах – древняя азербайджанская земля, в то же время это желание армян идет наперекор интернационализму. Знаешь сынок, я не думаю, что все армяне плохие. Ашот, с которым мы дружим уже двадцать лет, говорит, что все эти выходки не более чем вздорный бред кучки сумасшедших. Ответ не удовлетворил Заура.

– Я все же не могу понять – почему армяне хотят завоевать Карабах?

– Потому что, сынок, Карабах – прекрасная, благодатная земля, – сдержанно ответил отец.

– А эта земля всегда принадлежала нам?

– Повторяю, Карабах наша исконная земля. Еще в древние времена, когда наши великие предки впервые ступили в этот край, они вскрикнули: «Qara bax!... orada qar var!» 18. А приблизившись к горам и увидев девственные леса, они закричали: «Qara bağ!» 19. И вправду, склоны гор походили на черные сады. С тех пор этот край называют Карабахом. Сынок, знай, что это очень древний и славный край.

– Отец, у меня тоже есть друг армянин.

– Ты имеешь в виду Артуша? Хороший парень. Будьте крепкими в дружбе. Бессмысленные стычки не должны вам мешать. Заур опустил голову: – Отец… Но ведь в школе все его оскорбляют. Артуш говорит, что им придется уехать из Баку. Что… что я тогда буду делать?

18 19

Посмотрите на снег. Там есть снег! (азерб.) Черный сад (азерб.)

41

Отец погладил сына по голове. Страдания сына вонзались в его сердце как кинжал.

– Сынок, послушай. Никто никуда не уедет. Понял? Артуш родился в Баку, здесь ему и жить. Поговори с ним, объясни, что беспокоиться не стоит. Никто не причинит ему и его семье вреда. Наш народ не жесток, не бессердечен. Армяне, живущие в Баку, не несут ответственности за проделки своих карабахских сородичей… В общем, не переживай. Все образуется. *** Артуш же окончательно уверился в том, что ничего не образуется. Родители были в гостях у добродушной азербайджанской семьи, живущей по соседству. Эта русскоязычная старая бакинская семья беспокоилась за судьбу Артуша и его родителей. Они предлагали Борису, отцу мальчика уехать из города и снять на некоторое время квартиру в одном из отдаленных кварталов. Но Борис не соглашался. Незнакомцы в черных одеждах, прогуливающиеся по ночам вокруг их дома на улице Видади 136 беспокоили его, но он был непреклонен.

– Я никуда не собираюсь уходить из родного города. Ни Карабах, ни Армения мне не нужны. Я родился в Баку, в Баку и останусь, – говорил он. Сердце Артуша, который остался дома один, билось как в клетке, подросток не мог найти себе места. Он надел куртку и вышел. С жадностью, будто в последний раз, смотрел он на городские улицы, исхоженные вдоль и поперек, на здания, на лица людей. Теперь он был здесь самым чужим человеком. Каждой клеточкой своего тела он ощущал это отчуждение. Пешком он прошелся до Ичеришехера. Идти к Зауру, беспокоить его семью не хотелось. Через лабиринты улиц Старого города он вышел к Губернаторскому саду. Он любил это место. Неутомимо бродил по вымощенным камнями тропинкам под редкими печальными деревьями. Он прошелся вдоль крепостной стены, устал и присел на скамейку между деревьями. Сквозь пальмы струились красноватые лучи заходящего солнца. Фонтан с гигантским бассейном перед чайханой не работал. Малыши, играющие в саду, бросали в бассейн камушки, радовались и хлопали в ладоши, когда попадали в выбранную цель. Бледное солнце освещало серую крепостную стену, за спиной Артуша удлинялись тени деревьев. Сорванные нордом листья летели в воздухе и оседали в общую разноцветную кучу. В сиянии заходящего солнца перед ним возник образ Заура. Заур … самое прекрасное для него азербайджанское имя. Самое любимое имя на свете. У него искрящиеся глаза под длинными черными ресницами на смуглом миловидном лице. Такие выразительные и пьянящие глаза бывают только у азербайджанских парней. Профиль тонкобрового Заура напоминал Артушу древнегреческих богов. Артуш любовно и страстно поддался своим грезам. Он закрыл глаза и вдруг услышал за спиной веселый смех:

42

– Кажется, рыцарь, ждущий возлюбленного, уснул! Он вскочил. Прямо за ним стоял Заур. На нем была лазурного цвета сексуальная школьная форма. Пионерский галстук на его шее был того же цвета, что и губы. Ему захотелось поцеловать, укусить, окровавить эти губы. Но здесь, в этом парке, где было много людей, даже мысль об этом казалась тяжелым грехом.

– Как ты меня нашел? Заур сел рядом и положил руку ему на плечо. Во влажных глазах Артуша читалась тревога, волнение и сомнение.

– Мне стало скучно дома. Мы говорили с отцом.

– О чем?

– О Карабахе, об армянах… Конкретно о тебе.

– Обо мне?

– Да, о тебе. Отец хорошего мнения о тебе. Говорит, что мы должны быть стойкими в дружбе. Ни на что не обращать внимания, – Заур произнес последнее предложение со смехом. Артуш тоже улыбнулся.

– А чего ты ждал? Думал, скажет, что будьте стойкими в своей любви? Заур расхохотался. Ущипнул Артуша за плечо.

– Хватит нести чепуху. – Он оглянулся. – Вдруг услышит кто-нибудь. Бедный отец, узнает – сердце не выдержит.

– А разве он не узнает рано или поздно?

– Ты что, с ума сошел? Что узнает? – раздраженно сказал Заур и убрал руку с плеча Артуша.

– Успокойся. Я просто предположил.

– Не стоит делать даже предположений. Не надо.

– Просто знаешь, многие завидуют счастью голубых и пытаются из-за этого наказать их. Речь идет об обычной зависти. Ладно, неважно… Что еще сказал твой отец?

– Сказал, что все будет хорошо. Бакинские армяне никуда не уйдут. Никто не тронет их. Они граждане Азербайджана. Мы пуд соли вместе съели. Артуш посмотрел на Заура так, будто видел его впервые. Встал, горько усмехнулся, порылся носком туфель в опавших листьях.

– Ты что Заур, с ума сошел? - сказал он, наконец.

– Это говорю не я, а отец. Хочешь сказать, что мой отец сумасшедший?

– Никто не говорит, что он сумасшедший. Но он не может знать как я, как мы, насколько близка трагедия. Может быть, у него действительно нет проблем с армянами. Но наша улица, - сказал Артуш, почему-то указывая рукой в сторону Баксовета, – днем и ночью полна какими-то странными людьми. Приходят, уходят, неизвестно, кого ищут, о ком спрашивают. Все одеты в черные кожаные куртки. На лицах ненависть, в глазах ярость. Вчера они сказали какую-то гадость моей матери, слышишь? Моей матери! Заур тоже встал. Взял Артуша за плечи и начал трясти.

– Приди в себя! Что ты кричишь? Собираетесь всё бросить и бежать только из-за того, что в вашем дворе прогуливается пара бродяг. Это наш город!!! Без Баку тебе не прожить! Тебе не забыть запах этого моря!

43

– Ты еще многого не знаешь. Азербайджанские ребята в нашем дворе кричат мне вслед «пидор», «сукин сын», «армянская собака». Оскорбляют на каждом шагу. Хотя до вчерашнего дня мы были друзьями. Вместе играли в футбол, ходили на пляж…

– То, что ты говоришь - ничто по сравнению с тем, что довелось увидеть азербайджанцам в Армении! Артуш застыл на месте как вкопанный, с широко раскрытыми глазами, будто его ударил ток. От неожиданности он раскрыл рот, за жемчужными зубами показался нежный, розовый язык. Он готов был расплакаться. Придя через некоторое время в себя, он ухватился рукой за лоб. Заур тоже смутился и растерялся. Бессильно рухнул на скамью.

– Извини, – произнес он, не поднимая головы.

– За что? – сдавленный голос Артуша донесся откуда-то издалека, словно из глубины колодца.

–…

– Может ты и прав.

– Артуш, я…

– Молчи! Не будь двуличным. Ты думал и думаешь именно так. Значит, ты был неискренним, когда встал в классе на мою защиту! Зная, что ваших подвергают мучениям в Армении, ты из-за наших отношений выдал Самеду Фаиковичу совсем другое.

– Я и теперь отвечаю за свои слова. Отец говорит, что…

– Меня не интересует, что говорит твой отец, – перебил его Артуш. – Ты что, сам думать не умеешь? Не видишь, что творится? В Степанакерте, Агдаме пролилась кровь. О чем ты вообще говоришь!

– Да пролилась, – вскочил Заур. И что теперь? Могу повторить свои слова! Что бы ни творилось в Армении и Карабахе, никто здешних армян не тронет. Наш народ на это не способен! В чем же вы виноваты?!

– Ты так наивен? Так слеп? О чем ты? Какой еще народ? Артуш перешел на крик. Женщины, сидящие на три скамейки справа обернулись на двух ожесточенно спорящих подростков. Мячик одного из детей, играющих в парке, скатился прямо к ногам Заура. На пухленькой смуглой девчушке побежавшей за мячиком было светло-зеленое тонкое пальто и белая вязаная шапочка на голове. Помпончики шапочки смешно раскачивались и делали девочку похожей на зайчонка, только-только учащегося ходить. Заур улыбнулся, склонился и подобрал мяч. Он присел на корточки и ласково спросил у малышки: – Как тебя зовут, милая?

– Гюльбахар.

– А где мама и папа?

– Вооон там сидят, – показала девочка на молодых родителей, которые сидели на одной из скамеек на другой стороне фонтана.

– Держи свой мячик и смотри не убегай далеко. Ладно? Играй рядом с мамой и папой, – сказал он и, сам не зная, почему, поцеловал ее.

44

Девочка, получив свой мяч, убежала, а Артуш, все это время с интересом наблюдавший за странными действиями Заура, спросил у того: – Что? Захотелось попробовать себя в роли отца?

– Прекрати. Просто я люблю детей. Ленин их тоже очень любил.

– Ленин? Какой еще Ленин? – расхохотался Артуш как сумасшедший. – До каких пор ты собираешься носить этот галстук? Ты что, не можешь оставить его дома? Спятил?

– Не твое дело, - сказал обиженно Заур и вновь присел на скамью. Нравится – вот и ношу. Да сядь ты, наконец, не стой над душой! Артуш не переставая смеяться, присел рядом с Зауром и положил руку на его колено.

– Обиделся? Не имеешь права. Я знаю, какой ты умный, глубокий человек, сердце которого полно любовью. Я даже презираю себя за то, что не могу быть таким добрым, благожелательным, как ты.

– Что за бредни? Ты все это обо мне? Артуш подмигнул Зауру и указал на другую сторону бассейна: – Думаешь, я не понял, почему ты так долго болтал с той девочкой?

– Почему же? – спросил заинтригованный Заур.

– Ты начал вести себя как настоящий «папаша», чтобы склока между нами не выходила за рамки приличия, чтобы мы не обижали друг друга. Заур глубокомысленно посмотрел на своего любовника. Сейчас им обоим хотелось лишь одного – страстно поцеловаться, заняться любовью, подняться на вершину блаженства.

– Так странно, Артуш…

– Что странно?

– Обстоятельства требуют, чтоб мы были врагами. Правда?

– Наверно, - пожал плечами Артуш.

– Выходит, что если двое мужчин убивают друг друга на войне – это нормально, но если они любят друг друга… то это ни в какие ворота не лезет. … Катастрофа приближалась с чудовищной скоростью. *** Середина декабря 1989-го года. Не прошло и месяца со встречи любовников в Губернаторском саду. Занятия в школе близились к концу. До зимних каникул оставалась неделя. Школьные стены впитали в себя холод морозного воздуха на улице. Окна класса покрылись инеем – единственным украшением промерзшего и пропитавшегося смертельным унынием города. Многое случилось за эти дни. В школу назначили нового директора. Самеда Фаиковича, учителя азербайджанского языка перевели в 134-ую школу. Число армяноненавистников удвоилось. Даже учителя, славившиеся своим

45

интернационализмом и толерантностью, стали нетерпимы к армянам. В городе день ото дня росло число беженцев и вынужденных переселенцев, изгнанных из Армении и Карабаха. Баку готов был взорваться кровавыми событиями. Отрывной календарь в классе показывал понедельник, 25 декабря 1989-го года. Артуш несколько дней как пропускал занятия. Камран, не дававший ему проходу, и другие патриоты класса праздновали свою маленькую победу. Семья поддержала решение Артуша не посещать уроки. Более того, ему было запрещено выходить на улицу, и он не мог видеться с Зауром. Азербайджанцы, чьи дома в Армении захватили, чьих близких убили, стеклись в Баку и Сумгаит и горели жаждой мести.

13 января 1990-го года Заур находился дома, в Ичеришехере, ни о чем, не ведая, читал «Боксера Билли» Эдгара Берроуза, изумляясь стойкости, воле и смелости главного героя. А в это время парни и девушки в черных кожаных куртках, называющие себя Народным Фронтом ломились в дверь квартиры семьи Артуша на улице Видади, 136. Наконец, не выдержав напора шести патриотов, дверь поддалась. Но патриоты не смогли найти то, что искали. Артуш с родителями укрылись у соседей-космополитов, русскоязычных азербайджанцев. Не обнаружив в квартире армян, патриоты принялись крушить все вокруг. Через десять минут в квартиру набилось более двадцати мужчин и женщин, взявшихся неизвестно откуда. Начался настоящий грабеж – телевизор, холодильник, видео, стиральная машина, матрацы, мебель друг за другом покидали родной дом и истинных владельцев. Квартира опустела в мгновение ока. Остались лишь никому не нужные, затоптанные книги. Сотни книг. Морозный ветер, ворвавшийся сквозь разбитые окна, поднял в воздух рваные страницы Достоевского, Гоголя, Шукшина, Майн Рида, Джека Лондона, и закружил их в вальсе. Некоторые из страниц, мерно покружившись в опустевшей и казавшейся от этого огромной комнате, вылетали из окна, прилипали к стенам, столбам, деревьям, к счастливым и взволнованным лицам спешащих домой с ценной добычей в руках, несчастных. Пятидесятилетний Рустам, укрывший в своей квартире Артуша и его родителей, курил на улице и горестно смотрел на жертв войны, на шустрых незнакомцев десятками выходящих из дому с трофеями в руках. Он бросил бычок под ноги и поднялся к себе. Мать Артуша Аршалюс беззвучно плакала. Борис пытался ее успокоить: – Мы в безопасном месте. Не беспокойся. Когда все уляжется, мы спокойно уедем.

– Я знала. Знала, что сумгаитские события повторятся и здесь. Боже, что за ужас!.. Артуш же выглядел достаточно хладнокровным и спокойным. Не слыша утешительных слов Рустама, он смотрел то на отца, то на мать. Вдруг резко перебил Рустама: – Что случилось в нашей квартире?

– Артуш… Главное то, что…

– Дядя Рустам, что случилось в нашей квартире?

– Они все вынесли. Наверно, там ничего не осталось, – выпалил Рустам. Услышав это, Аршалюс закричала и стала плакать еще громче. Борис взял жену за руки:

46

– Успокойся. Сами-то мы живы-здоровы. Мы же взяли деньги и золото.

– А мои марки? Все обернулись к Артушу. Мать вытерла тыльной стороной ладони слезы на глазах и с изумлением посмотрела на сына. Артуш с одиннадцати лет увлекался филателией. Для него и Заура, помимо занятий любовью, самым желанным времяпрепровождением было собирание марок. Это уже превратилось для них в образ жизни. Он вспомнил о приблизительно четырех дюжинах марок, подаренных ему Зауром, и ему стало еще хуже.

– У тебя будет еще много марок Артуш, – сказала Мехпаре, супруга Рустама.

– Я хочу свои марки.

– Хорошо, пойду посмотрю, не думаю, что они кому-нибудь пригодились, – сказал Рустам. – Куда ты их положил?

– Рустам, ты что с ума сошел? Куда ты? Ты и так не особо им нравишься, – вскочил с места Борис.

– Нашему юному филателисту нужны его марки, – горько усмехнулся Рустам и погладил Артуша по голове. – Если пойду я, ничего страшного не случится. Может даже зауважают, увидев, что я один из них, что тоже хочу что-нибудь вынести.

– Не надо, Рустам, так шутить, – сказал Борис и подошел к сыну. – А ты забудь про эти марки. Этого еще не хватало.

– Хочу свои марки! В его глазах стояли слезы, полные губы подрагивали. Он готов был расплакаться. Аршалюс, не в силах смотреть на эту картину без страдания, взмолилась: – Борис, умоляю, давай как-нибудь их найдем. Ты же знаешь, как они ему дороги.

– Сейчас приду, – сказал Рустам и решительно зашагал в сторону двери. – Артуш, куда ты положил альбомы? – спросил он, надевая пальто.

– Они на книжном шкафу в гостиной. Там их три, – сказал мальчик извиняющимся голосом.

– Отлично! Я сейчас. А пока было бы неплохо, если бы женщины приготовили нам что-нибудь вкусное. Попытки этого широкой души человека как-то смягчить обстановку, утешить людей, потерявших буквально несколько минут назад квартиру и все нажитое, действительно заслуживали всяческого уважения. Он вышел на улицу и глубоко вдохнул ледяной воздух, от которого закружилась голова. «Надо срочно бросать курить» подумал он и тут же закурил. Перешел дорогу, прошагал по левому тротуару метров двадцать и остановился перед высокими дверьми трехэтажного, архитектурного дома. Не решительно вошел в подъезд, поднялся на второй этаж. Дверь в квартиру была приоткрыта, изнутри доносились голоса. Он потушил сигарету и вошел. Не раз и не два он был в гостях в этой квартире. Не раз и не два они выпивали с Борисом коньяк или вино и до утра проводили время за нардами. А жены готовили им вкуснейшие блюда и пели песни на русском, азербайджанском и армянском языках. Теперь эта квартира была холодной и чужой. Он подошел к гостиной и увидел полоску света. Голоса стали отчетливей.

47

У окна курил мужчина. Женщина рылась в бумагах и книгах, раскиданных по паркету. Мужчина стряхнул пепел сигареты на пол и лениво произнес: – Да какие там могут быть документы? Взяли с собой, точно тебе говорю.

– Как же без документов, Гариб? Мужчина собирался что-то ответить, но вдруг заметил Рустама.

– Чего тебе надо, брат? Ничего уже не осталось. А квартира – наша. Рустам зашел в комнату. Женщина поднялась с пола и отряхнула одежду. Посмотрела на мужа, потом на Рустама, приняла серьезный вид и повторила вопрос мужа: – Чего тебе надо, брат?

– Мне?.. хочу посмотреть книги. Мужчина громко расхохотался. Взглянул на жену, и они принялись хохотать вместе.

– Зачем тебе книги? – сказал наконец новый владелец квартиры. Люди выносят мебель, телевизоры. Тут на соседних улицах полно армянских домов.

– Меня интересуют лишь книги, – сказал Рустам, не меняя выражение лица.

– Пусть забирает, зачем они нам, Гариб?

– Да пусть, я не против, – сказал мужчина и вновь рассмеялся.

– Когда мы пришли, ничего кроме этих книг не было. Не везет мне. Тут рядом, через две улицы беженцу из Сисиана досталась четырехкомнатная квартира, набитая всякой утварью. А нам вот пустая – хоть шаром покати. Ничего, тоже неплохо. Лучше, чем ночевать где попало.

– А вы сами откуда? – спросил Рустам, присевший в поисках альбома с марками на корточки среди сотен валяющихся на полу книг.

– Из Масиса.

– То есть из Армении? – внимательно посмотрел Рустам на мужчину.

– Откуда ж еще? Да, из Армении.

– А где вы оставались в Баку?

– Сняли квартиру на Крупской. Спасибо хозяину – ни копейки не взял. Пришлось бы мне остаться с тремя детьми на улице в этот мороз.

– Подонки армянские, - вмешалась его жена, – посмотри-ка в каких они хоромах жили. Твари, подожгли наш дом, перебили всю семью брата, даже грудного малыша не пожалели. Рустам обрадовался, найдя один альбом. Он отложил его в сторону и продолжил поиски.

– Я услышал, как вы что-то ищите. Кажется какой-то документ?

– Больно много вопросов задаешь брат – процедил мужчина, сощурив глаза.

– Да я просто подумал – вдруг помогу чем-нибудь.

– Никакие документы мне не нужны. Жена говорит, что раз переезжаем сюда, то и документы должны быть. А зачем они мне?! Армяне меня изгнали из собственного дома не заботясь о документах. Дети от страха до сих пор не могут спать по ночам. Эти мерзавцы учинили настоящую резню над нами в Масисе. Я еще не говорю о Сисиане. И что, я теперь должен входить в их дома с документами? Отныне этот дом мой! И точка.

48

Пусть только попробуют отнять. Сукины дети, ты смотри, в каких они квартирах жили! Что, они лучше меня, что ли?! Теперь я буду жить в этой трехкомнатной хате в центре Баку! Здесь будет жить моя семья! – Он произнес последнее фразу с такой решимостью будто человек, копающийся на корточках среди груды книг, собирался выгнать его из этой квартиры. Рустам нашел еще один альбом и положил его поверх первого.

– Что ты ищешь, брат? – спросила женщина.

– Я же сказал – книги. Женщина наклонилась, взяла один из альбомов, раскрыла его и посмотрела. К ней подошел муж и тоже взглянул на марки поверх ее плеча.

– Разве это книги, брат? Да, ты тоже хорош!

– Мой сын собирает марки. Я увидел, что здесь есть марки и подумал сначала найти их, – соврал безнадежно бездетный Рустам. Женщина закрыла альбом и положила его на место. Мужчина вышвырнул окурок через разбитое стекло и решительно спросил: – Книги тоже заберешь?

– Не беспокойся. Завтра вызову машину и все до единой заберу.

– Спасибо, дорогой. Избавь нас от этого хлама. А пока мы начнем уборку с других комнат. Надо еще мебель найти. Кроме разломанной мебели на кухне ничего не оставили. Рустам нашел третий альбом среди стопки книг возле окна, встал и отряхнул пыль с коленей.

– До свиданья, - сказал он. – Завтра я заберу все книги. Не выбрасывайте их.

– Спасибо, спасибо родной, – обрадовался мужчина. – Разве мы не знаем, что значат книги? Разве можно их выбрасывать? Просто сейчас не до книг. Ради Бога, приди, забери их. Рустам в последний раз оглянулся в пустой комнате и покинул квартиру. Вышел на улицу, перешел дорогу. Открывая дверь квартиры, почувствовал, как сердце переполнилось радостью. В душе было ощущение спокойствия и уверенности человека, справившегося с трудной миссией. Увидев его, Артуш вскочил с места с молниеносной скоростью. Подбежал к Рустаму, взял у него альбомы, проверил по одному все страницы. Все марки были на месте. Юный филателист с благодарностью посмотрел на соседа, обнял и поцеловал его в щеку.

– Видишь, Артуш, вот и твои марки, – сказала Мехпаре, гладя его по голове. Затем обратилась к мужу: – Чего так долго, Рустам?

– Их еще найти надо было. Все книги валяются на полу. Альбомы были под ними. Аршалюс расставляла на столе тарелки. На слова Рустама она отреагировала спокойно: – Мы назло им уже прочли все эти книги. Теперь пусть делают с ними что хотят. Женщина сказала это и рассмеялась собственным словам. Все находившиеся дома, присоединились к ней. Происходило невероятное. Армяне, собиравшиеся в кратчайший

49

срок покинуть Баку, и - милосердные для одних, предатели для других - азербайджанцы, приютившие их у себя, смеялись от всей души, веселились назло чудовищным событиям в городе.

– Хочешь поговорить с Зауром? Позвоним ему? – тихо спросил Борис у сына, который любовно перелистывал альбомы.

– Не надо. Он был бы рядом, если б хотел. Разве он не знает, что творится в городе? Женщины разложили на столе еду и салаты.

– Все готово. Прошу к столу! – захлопала в ладоши Мехпаре. *** Родители Заура знали, что творится в городе, но от сына скрывали. Ичеришехер был охвачен пугающей тишиной. Глубокой ночью Заур отложил книгу, выключил свет и лег в постель. Посмотрел на полную луну, которая то показывалась из-за облаков, то скрывалась за ними, на силуэт легендарной Девичьей башни, чья верхушка виднелась за стоящими впереди зданиями. За башней дремал свинцовый, непостижимый Хазар. А за ним мерцающий свет Ахмедлов и Зыха. Этот вид из окна был для Заура лучшей картиной на свете. Он очень любил это море, плоские крыши Ичеришехера, этот древний город. Но эта любовь не мешала ему любить прекрасного армянина. Он подумал об Артуше. Они давно не занимались любовью. Не находили подходящего случая. Его рука невольно проскользнула под одеяло. Сжала твердый ствол. Он закрыл глаза и попытался ощутить запах, губы, вкус соленых слез своего возлюбленного. Нектар из его сучка излился на ладонь, живот, пупок, одеяло. Заур горстью собрал свой сок и вытер под матрац. Теперь можно было спать спокойно. Баку готовился к ужасающим трагедиям.

4 Половина класса, в основном неазербайджанцы, не пришли на занятия. С лиц большинства учеников и даже учителей не сходила тень страха и тревоги. Место Артуша пустовало. Весь мир казался клеткой Зауру, которому было невыносимо лишиться соседа по парте. Неожиданно перед ним возникло наглое, смеющееся лицо Камрана. Если бы он был таким же сильным как боксер Билли, то живого места бы на Камране не оставил. Но, к сожалению, об этом приходилось лишь мечтать. Даже если ему – космополиту удалось бы одолеть патриота Камрана «победа» осталась бы за последним.

– Твой Артуш убрался к чертям. Предатели-соседи проводили их на рассвете.

– Врешь! – сказал Заур дрожащим голосом.

– Не веришь, спроси у Сеймура из 9-го А. Сосед Атруша Сеймур жил на улице Видади, 142.

50

– Утром по дороге в школу я видел Сеймура. Он мне все рассказал. Видишь? Говорил я тебе, что армянин в друзья не годится? Он даже не позвонил тебе. В их квартире сейчас живут беженцы. Камран наклонился к Зауру и добавил: – Наша борьба будет продолжаться пока не сдохнет или не уберется отсюда последний армянин. Око за око, зуб за зуб. Не забывай, Заур, об убитых в Масисе и Сисиане, изгнанных из Карабаха азербайджанцах!

– Какое это имеет отношение к Артушу? – спросил он с печалью и недоумением в голосе. Хотелось расплакаться, но нельзя было выглядеть слабым перед Камраном.

– К Артушу? – Камран пожал плечами и выпрямился. – В Карабахе и Армении армяне убивают всех азербайджанцев, не разделяя их на хороших и плохих. До каких пор мы будем терпеть? До каких пор будем делить армян на хороших и плохих? – он призадумался и добавил: – Вижу, ты сильно расстроился… Ты неплохой парень, Заур. Но армяне в друзья не годятся. Чем скорее это поймешь, тем лучше будет для тебя самого. Заур потерял дар речи. Камрана он не слышал. Все его мысли были с возлюбленным, покинувшим этот город навсегда. Кое-как он досидел до большой перемены. Как только прозвенел звонок, схватил портфель и выбежал из школы. Поспешил вниз по улице Буньяда Сардарова к метро «Баксовет», глядя по дороге на посеревшие лица жителей Баку, затрудняющихся понять происходящее в родном городе. Еле сдерживая слезы, дошел до ворот Ичеришехера. Остановился, передумал идти домой и пошел в сторону Губернаторского сада. Нагие деревья в парке выглядели одинокими. Кошки, не менее одинокие, чем деревья, бесцельно прогуливались по парку и не понимали, куда и зачем спешат стремительно проходящие мимо горожане. Только Заур, разрываемый на части тоской, как и кошки, не спешил никуда. Наконец он вышел к бульвару. Здесь он увидел одни только парочки, ищущие уединения. Сел на холодную скамейку и посмотрел на еле заметный на горизонте остров Наргин. И сам не почувствовал, как и когда дал волю слезам. Когда теплые капли защекотали подбородок, он утер глаза и щеки. Вынул из портфеля пачку «Родопи», которую они купили вместе с Артушем, но не успели испробовать. Открыл пачку дрожащими от холода и волнения пальцами, достал сигарету, зажег спичку и поднес к сигарете. Первая затяжка вызвала кашель. Сделал паузу, потом затянулся еще, на сей раз осторожно. Докурил и задумался о том, почему эта гадость нравится взрослым. Ответа найти не смог. Он слышал, что курение успокаивает во время грусти и раздражения. Его отец не курил, но дядя, опустошающий за день две пачки, часто повторял, что если не покурит, то не выдержат нервы. И вправду, он почувствовал, как немного приходит в себя. Подумал, что это еще не конец, что однажды война обязательно закончится, и Артуш, может быть, вновь вернется в Баку. «Почему бы и нет? Эта вражда не может длиться вечно. Если не он, то я поеду к нему. Когда вырасту…». Он ощутил как холод пробирается к костям, как он замерзает – встал и направился домой. …

51

Конечно, все вышло не так, как он предполагал: война не закончилась, Артуш не вернулся. Но надежду - последний оплот – он смог сохранить. Никто не смог бы его утешить, разделить его горе. Разговоры об этой любви, стремление поделиться возымели бы для Заура катастрофические последствия. При всем желании он не мог бы найти в этом регионе, даже во всем СССР, человека, который был бы способен его понять. Он пришел домой и записал в чистую тетрадь то, что говорило сердце. Это была клятва, это был вопль души. Записал и берег эту запись годами. Вот строки из неотправленного письма, из письма, которое никогда не дойдет до своего адресата: «…Пламя любви в моем сердце никогда не погаснет. Может, когда-нибудь превратится в пылающие угли, но не погаснет! Обещаю любить тебя всю жизнь, жить только твоей любовью, не забывать никогда твои глаза, быть самым близким твоим другом, твоим возлюбленным, не уступать перед одиночеством, быть безумным ветром и окутывать тебя, каждое утро просыпаться заново влюбленным в тебя, вечно испытывать дрожь, что охватила меня в тот день, когда я впервые робко взял тебя за руку, впервые поцеловал тебя с колотящимся сердцем, обещаю видеть тебя во всех морях, во всех цветах небесной радуги, выводить твое имя в каждой строке, любить тебя за то, что ты – это «ТЫ», мой милый, единственный Артуш!». *** В ночь 20-го января 1990-го года воздух пропах кровью. Не шевелились листья на деревьях, куда-то подевались все кошки и собаки с городских улиц, даже луна покрылась странным красноватым оттенком. Площадь Ленина и 11-ой Красной Армии были охвачены людским потоком. К 22.00 на загражденных автобусами и троллейбусами дорогах, ведущих от микрорайонов в центр, разожгли костры, построили баррикады. После того, как вернулся из школы, Заур уже пятый час не выходил из своей комнаты. Мать вытерла глаза кончиком цветастого платка и обратилась к мужу: – Он что-то совсем мне не нравится. Что делать, Гейбат?

– Я же сказал, не беспокойся, все образуется, – ответил он жене с упреком во взгляде. – Друга потерял, вот и горюет. Когда еще они увидятся?

– А что будет со всеми этими делами, Гейбат? – прослезилась жена и сокрушенно опустилась на край кресла. Гейбат, нетерпеливо ждущий начала выпуска новостей, раздраженно выпалил: – Ничего уже не будет, Гендаб! Это и есть конец. Я говорил с Сарханом. Он сказал, что все дороги загородили баррикадами, чтобы не пускать русских. Это же чушь! Как можно преградить дорогу танкам обычными легковушками? Если танки действительно захотят ворваться в город, им хватит двух секунд, чтобы смести все заграждения.

– Ребенок ничего не ест…

– Никто еще не умирал от голода, – перебил ее муж. – Придет, когда проголодается.

– Заболеет ведь…

– Не заболеет… Мерзавцы, все переполошили. Нормально ведь жили. Во что превратили страну!

52

Не уточняя, кого ругает и обвиняет ее муж, Гендаб встала и прошла на кухню. Поставила казан с долмой на плиту, постучалась Зауру в дверь: – Сынок, ты же умрешь от голода! Хватит мучить и себя, и нас. Иди, поешь. Дверь внезапно открылась. Показалось бледное, осунувшееся лицо подростка. Только сейчас Гендаб по-настоящему заметила, как ослаб ее сын.

– Заур, ты в могилу меня свести хочешь? – ухватилась она за голову. Он вдруг крепко обнял мать, прижался к ней лицом и засопел: – Мне страшно, очень страшно. Мать растерялась. Наклонилась и поцеловала сына в голову. В последний раз он прижимался к матери совсем ребенком, когда ему приснился кошмар.

– Чего ты боишься, сынок? Расскажи-ка мне.

– Не знаю… Все уходят… Уходят… Вместо них приходят другие. Странные люди. Никого не узнать. Все очень изменилось, мама. Гендаб не понимала сына, не понимала его слова. Женщина совсем опешила.

– Не волнуйся, родной. Все будет хорошо. Заур отпустил мать и отошел на шаг. В его глазах не было никакого выражения.

– Не будет, мама… Не будет… – Он задумался и неожиданно сказал: – Ладно… Приготовь поесть. Гендаб обрадовалась. Побежала на кухню, достала из холодильника зелень и мацони. Разрезала хлеб. Открыла трехлитровую банку с земляничным компотом.

– Как в школе? – спросил у сына Гейбат, не отрываясь от экрана.

– Да так. Полкласса не приходит на уроки.

– Почему? – взглянул на Заура Гейбат.

– Не знаю, – пожал плечами Заур. Не приходят, и всё. Говорят, будет резня… Русские ворвутся в город и всех перебьют. По лицу Гейбата было видно, что он испугался, но пытается не выдать свой страх.

– Болтают всякое, а ты веришь, – сказал он неуверенно. – Не может такого быть. Самое большее, что они сделают, – загонят с улиц людей по домам. Раздался радостный голос Гендаб: – Гейбат, всё готово. Заур, сынок, смотри, какую вкусную долму для тебя мама приготовила. *** В эти минуты по различным частям города мчались машины. Из усилителей доносились призывы выйти на улицы, помочь собравшемуся на площадях народу. Часы показывали 22.30, когда одна из таких машин подняла на ноги жителей Ичеришехера. «Выходите, вы должны выйти, идти на площадь, на помощь! Там танки, убивают людей… Русская империя пытается уничтожить свободный Азербайджан, они не хотят дать нам свободу!». Гейбат накинул на плечи пиджак и, не обращая внимания на уговоры и упреки жены, вышел на улицу. На улице Малая Крепостная стояли десятки мужчин и женщин.

53

Мужчины курили и о чем-то переговаривались вполголоса, женщины одной рукой держались за правый бок, другой прикрывали рот и покачивали головой. Беззаботные дети бегали вокруг родителей и кричали «Свобода, свобода».

– Что слышно? – спросил Гейбат у соседа Агакерима.

– Идем на площадь. Пошли с нами.

– А что от этого?

– Боишься?

– Перестань.

– Но так и выходит. Народ на улицах, а мы дома будем отсиживаться? Мужчины мы или нет, в конце концов? Танки идут. Пусть видят, что мы ничего не боимся.

– Для них раздавить людей не проблема.

– Не посмеют. Нас? Своих граждан? Почему нас, когда есть армяне? Гром первого взорвавшегося снаряда послышался где-то совсем далеко. Но, все стоявшие на улице Малой Крепостной моментально подняли головы и посмотрели на небо.

– Кажется, опоздали, – сказал хриплым голосом Агакерим. Гейбат с трудом его расслышал.

– Кажется… *** Спецподразделения и внутренние войска Советской Армии начали бойню на Бакинских улицах. Танки, в мгновении ока высыпавшие из Сальянских казарм, раздавили гусеницами проезжающие машины и приступили к кровавому «фейерверку». По некоторым сведениям, введенный в Баку контингент состоял из 60 тысяч солдат, прошедших мощную психологическую подготовку для исполнения «боевого задания». Солдаты, которых горожане называли не иначе как «бородачи», орошали неосвещенные темные улицы столицы человеческой кровью. Содрогнувшиеся от внезапного залпа жители вышли на балконы своих домов. Советский город Баку сотрясался от пуль и снарядов Советской армии. Это было немыслимо. Танки продвигались по улице Бакиханова. Дороги покрылись трещинами, свистящие пули летели во все стороны. В ту ночь эти пули убивали веру людей в дружбу народов (хотя, по правде говоря, она умерла уже давно). Танки мчались по улицам столицы с молниеносной скоростью, оставляя за собой искалеченные до неузнаваемости тела, раскиданные по сторонам пальто и шапки. Всё движущееся подвергалось обстрелу из Калашникова 5,45 миллиметровыми пулями со смещенным центром тяжести. От грохота танков, взрыва снарядов закладывало уши. Безоружных людей без намека на жалость давили танками. Многие, не осознавая масштаба трагедии, ложились, садились на землю перед танками, надеясь тем самым предотвратить движение военной техники. Но она лишь набирала скорость и ровняла людей с землей. Не делалось исключений ни для женщин, ни для детей, ни для стариков.

54

В ту ночь расстреляли, раздавили, уничтожили веру, идеи, надежды невинных людей… Были убиты ученики средних школ, студенты, рабочие, парни, девушки, молодые, пожилые, азербайджанцы, русские, евреи. Военная техника окружила площадь Свободы. Обезумевшие от ужаса люди метались в ночи, разрезаемой трассирующими пулями. Ненасытная «машина смерти» продолжала поливать улицы теплой красной кровью. Выжить в перекрестном огне было бы чудом. Люди гибли на улицах, в машинах, домах. Каждую минуту число погибших росло с астрономической скоростью. На баррикадах возле станции метро «11-я Красная Армия» кто-то хотел бросить наполненную бензином бутылку на танк, но попал в друга. Тот сразу же загорелся и душераздирающе закричал от боли. Его жена, перекинув руку мужа себе через плечо, потащила его к метро, к окруженной деревьями аллее. Вдруг она увидела несколько приближающихся к ним танков со стороны Шамахинки по Сумгаитской дороге. Перебежала дорогу. На тротуаре лежало трое раненных. Бросилась к ним. Перевела мужа и двух раненных на ту сторону улицы, к кострам. Третьего переехал танк, и женщина, находящаяся от него на расстоянии вытянутой руки вся оказалась в крови несчастного. В ужасе она побежала обратно, помогла мужу и тем двум сесть в «Жигули». Говорить муж не мог. Он только ошарашено уставился на залитое кровью лицо супруги.

– Халил, не бойся, это не моя кровь… Молодая пара собиралась перейти дорогу и войти в микрорайон пятиэтажек. Парень остановился в растерянности. От шока он словно врос в землю. Будто бы все вокруг происходило в кошмарном сне. Девушка схватила его за руку и стала отчаянно тормошить: «Танки едут, бежим!». Потом она почему-то посмотрела на небо. Оно было ярким, как во время праздничных салютов. Парень подтолкнул ее. Ноги ее не слушались. Охваченные паникой люди не знали, куда бежать. Парень крепко схватил ее за руку и помчался в сторону микрорайона. Девушка, спешащая за ним на высоких каблуках, больше всего теперь боялась упасть. Они перебежали дорогу, собирались свернуть за угол дома, как вдруг парень выпустил ее руку. «Почему мы остановились?», – обернулась она. У парня подогнулись колени, он упал на бок. Девушка закричала и стала тормошить его за плечи. А он смотрел пустыми глазами. Она упала к нему, обняла… и… тем самым спаслась от засвистевших над головою пуль. Стала звать, звать, звать его, безмолвного. Потащила во двор. Не верила, не верила, что он умер. «Зайдем куда-нибудь, осмотрим его рану. Вызовем скорую…». Она все еще надеялась. Женщина лет сорока, бегущая к метро, увидела, как на улице Авакяна, рядом с Онкологической больницей танк давит своими гусеницами всё встречное, и остановилась. Танк двигался к костру, возле которого столпились люди. Женщину охватила ярость. Потеряв контроль над своими действиями, она взяла камень и швырнула его в танк. Находящиеся в танке сочли, что в руках у женщины взрывчатка, развернулись к ней дулом и включили прожектор. В этот миг женщина будто бы опомнилась и стала бежать. Бросилась наземь возле какого-то автобуса. Разбитые вдребезги автобусные стекла посыпались ей на голову. Она сразу же потеряла сознание.

55

В сторону велотрека, задыхаясь, бежал пожилой мужчина. Чтобы спастись от свистящих за спиной пуль он решил спрятаться в открытом посреди тротуара телефонном люке. Но вдруг почему-то передумал, с огромным трудом добежал до бетонных выступов на высокой стене велотрека и спрятался за ними. Приближающиеся солдаты расстреляли лежащих на земле раненных. Один из солдат подошел к люку и выпустил туда длинную очередь. Мужчина, наблюдавший за этой картиной из своего укрытия поняв, что стало бы с ним в том случае, если бы он спустился в люк, стал плакать и всхлипывать. Это были истеричные слезы радости - выход скопившегося напряжения. Он плакал, зажав рот левой ладонью. В десяти метрах от себя солдат увидел чью-то тень. Или может просто услышал тихие всхлипывания. Он навел автомат и выпустил всю обойму. Тело пожилого мужчины с глухим стуком упало на асфальт. Удовлетворенный выполненной работой солдат сплюнул в сторону трупа и ушел насвистывая. А за несколько минут до этих событий сотни тысяч людей, застывших в ожидании хоть каких-то сведений перед своими телевизорами, испытали шок, увидев, как потемнели экраны. Радио тоже молчало. Лишь на следующий день они узнали, что энергоблок Азербайджанского телевидения и радио был взорван. А пока никто ни о чем не догадывался. В эти минуты подвергались обстрелу и машины скорой помощи, спешащие довезти раненных до больниц, в которых отключили свет. В каждую секунду где-то гас свет, в каждую секунду гасла чья-то жизнь. *** Бакинцы, вышедшие на улицы утром 20-го января, стали свидетелями страшной картины – почерневшие от копоти и крови улицы, изуродованные трупы, обстрелянные дома и машины… Люди разыскивали близких и родных. Больницы и мертвецкие при мечетях наполнялись новыми телами. Черно-красные волны бескрайнего людского моря – это несли на плечах 131 гроб. Было принято решение похоронить тела погибших на одной из самых высоких точек города – в Аллее Шахидов… В тот день люди развели огромный костер из сожженных партбилетов. Коммунист Гейбат пришел вместе с Зауром на площадь Ленина и тоже бросил свой партбилет в пламя.

– Всё кончилось, отец?

– Всё кончилось, сынок. Заур с облегчением вздохнул. Может, это завершение «всего» открыло бы ему новый путь, вернуло бы ему Артуша. Но все только начиналось. Многие из тех, кто сжег партбилеты в приступе справедливого негодования, осознав через некоторое время реалии, занимали очередь в дверях соответствующих инстанций для того, чтобы вновь получить заветные корочки.

56

Театр абсурда достигал своей кульминации.

57

ДОЖДЬ И ВИНО 1 Северный ветер резко бил в лицо Артушу. Уставившись на носки своих кроссовок, он шагал по проспекту Руставели в сторону отеля АТА. Темнело, на Тифлис надвигались сумерки. Синоптики грозились ливнем. В целлофановых кульках, которые нес Артуш, было шесть бутылок пива «Казбеки», чипсы «Лэйс», семечки и три килограмма апельсинов. Сейчас он хотел лишь одного: поскорее добраться в отель до начала дождя. Время от времени он поднимал голову и смотрел вперед, чтобы определить, не сбился ли с пути, и каждый раз, понимая, что очень трудно заблудиться на идеально прямой линии проспекта - улыбался. Подняв воротник куртки, он попытался прогнать озноб. Колющий лицо, режущий глаза ветер, напомнил ему детство, бакинские годы. Мысль о Зауре, ждущего его в теплой комнате гостиницы, заставила его ускорить шаг. Он ничуть не был угнетен тем, что уже два дня находится в чужом городе, вдали от семьи. Лишь однажды позвонил матери, в день своего приезда – то есть вчера утром. Обычно армянин, оказавшись за пределами Армении, сразу же заболевает тоской, начинает страдать мгновенной ностальгией по своей древней родине. Артуш же по родине не тосковал. И вообще, – думал Артуш, если уж говорить о родине, то это скорее Баку, чем Ереван. Эта мысль показалась Артушу забавной. Было так зябко, что он не решался полезть в карман за сигаретами. Он задерживал взгляд на обуви редких подобных теням прохожих, и когда туфли-попутчики исчезали за каким-нибудь поворотом, его ненадолго, до следующей пары спешащих ботинков, охватывало чувство одиночества. Со дня встречи с Зауром он часто вспоминал Баку. Что же кроме Заура роднило его с этим городом? Этот вопрос мучил его. Признавая свою любовь к Бульвару, к Торговой, к парку Кирова, он осознавал, что все это неразделимо связано для него с любовью к Зауру. Перед глазами сразу возник парк Кирова, со знаменитым огромным памятником и густыми деревьями – место, где прошли самые счастливые дни детства. По сути, карабахский конфликт не должен был бросать тень на святость их любви. Однако принадлежность к нации-агрессору, рождала в Артуше чувство вины перед Зауром. Бывшие в те годы подростками и не имевшие к этому противостоянию никакого отношения Заур и Артуш, стали безвольными жертвами этого конфликта. Так что они были знакомы с потерей и разлукой не хуже, а может и лучше старшего поколения. Если их любовь была бы обычной, гетеросексуальной – полбеды. Это еще можно было бы кому-нибудь как-нибудь объяснить и влюбленным удалось бы обрести друг друга. Однако их любовь считалась позорной, как в Азербайджане, так и в Армении. Ни то, ни другое общество не готово было понять и простить такое сексуальное отклонение. Ни сейчас, ни в будущем! Даже если Артуш громогласно признал бы территориальную целостность Азербайджана, азербайджанское общество не смирилось бы с их любовью. Артуш все это прекрасно понимал. Их любовь была политизирована до предела. Может, если бы устранилась единственная преграда, то есть восстановилась бы

58

территориальная целостность Азербайджана, освободились бы оккупированные земли, вернулись бы в родные края беженцы и вынужденные переселенцы, азербайджанские певцы и певицы выступили бы с концертами в Шуше и Джыдыр Дюзю – их жажда счастья могла бы претвориться в жизнь. Некоторые из этих певцов могли бы даже выступить на голубой свадьбе Артуша и Заура, решись последние на это. Артуш давно согласился на все, но устранить препятствия было ему не по плечу, и потому приходилось мириться с действительностью. Когда пошел дождь, он был уже перед отелем. Он вошел в номер и застал Заура спящим. Одеяло соскользнуло ниже пупка, тусклый свет уличного фонаря придал его волоскам на лобке серебристый оттенок. Артуш положил пакеты на стол и разделся. Зашел в одних трусах в туалет, посмотрел на себя в зеркало, выпрямил длинные ресницы, пригладил волосы, помочился, умылся и вернулся в комнату. Заур все еще спал. Не включая свет, он взял апельсин из кулька, накинул на плечи плед и, надкусив ароматную корку, подошел к окну. Прислонившись лбом к холодному стеклу, закрыв глаза, он чистил апельсин вслепую. Так хотелось в эти последние дни осени уйти под дождь, бродить по улицам старого города. Осень, казалось, не хотела расставаться с этим миром, боролась с землею и небом, грозила пальцем людям, тем, кто озабочен лишь материальным. «Нет, - подумал Артуш, во время дождя в этом древнем городе, где каждый встречный заявляет о своем княжеском происхождении нужно находиться не на улице, а прямо здесь, рядом с любимым и смотреть из окна. О Боже, я проживаю лучшие мгновения своей жизни!». Ливень смывал весь мусор мощеной булыжником улицы в канализационные люки, аккуратно размещенные через каждые два метра. В советские времена эти люки размещались через каждые десять метров. Но президент-демократ Саакашвили, внушивший себе, а затем и народу неоспоримые ценности запада – демократию, либерализм, плюрализм, права человека, разделался с коррупцией, усовершенствовал канализационную систему, восстановил инфраструктуру города. Тифлис избавился от зловония каловых масс, стал выглядеть приличнее в отличие от столицы братского Азербайджана - Баку. А по традиции, грузинский кал справлялся посредством Куры братскому азербайджанскому народу в качестве дара. Его охватил нешуточный озноб. Он отклонился от стекла и посмотрел на отражения неоновых ламп отеля АТА на мокрой от дождя дороге. Красный отблеск, исчезающий под колесами проезжающих машин, мгновенно выныривал на капотах, крышах, багажнике и вновь возвращался на свое исконное место, на булыжники.

- Пришел? Почему не разбудил? Артуш покрепче закутался в плед и обернулся к постели.

- Люблю этот город, - сказал он в сторону Заура, которого не мог разглядеть в темноте – Не то, что напоминает Ереван, просто тут свой колорит… Если не обидишься… Осекся. Почувствовал, как озноб оставил его. Может его согрел голос любимого? Он скинул плед и подошел к постели.

- На что обижаться? Валяй. Дай и мне апельсин. Артуш взял со стола апельсин и присел на кровать.

59

- Думаю, этот город красивее Баку, - выпалил он. Увидев удивленный взгляд Заура, смутившийся Артуш исправил «ошибку»: - Но Баку гораздо красивее Еревана. Это точно.

- Дорогой, я тоже считаю, что Тифлис красивее Баку. Он лучше Баку и Еревана по крайней мере потому, что соединил нас. Ты, кажется, плохо меня знаешь. Разве я похож на защитника, этакого фанатика родного города? В Ереване я не был, но, хочешь, скажу, что он тоже красивее Баку. Тебе не стыдно, в моем присутствии обсуждать красоту… каких-то городов? Заур жеманно произнес последнее предложение, потянул Артуша за шею к себе и поцеловал в губы.

- Дай мне апельсин, - сказал он с томным выражением в глазах. Артуш протягивал Зауру апельсиновые дольки, и тот страстно сжимая их зубами, разбрызгивал ароматные желтые капли на лицо и грудь Артуша, на постель. Комната пропиталась ароматом апельсинов. Целых две минуты они целовались со вкусом апельсина. Дикая страсть охватила их. Занялись любовью со вкусом апельсина. Брызнувшая фонтаном сперма окрасилась в апельсиновый цвет. Тяжело дыша, повалились на кровать. От души рассмеялись со вкусом апельсина.

- Шоте, кажется, все известно.

- Как это? – вздрогнул Артуш. Заур протянул руку к тумбочке и взял сигарету, прикурил, сделал глубокую затяжку.

- Не замечал, как он глазеет на нас все время? Видно, о чем-то догадывается. Помоему, он все понимает. По крайней мере, точно что-то чувствует.

- Это еще ничего не значит… - глубоко вздохнул Артуш. – У меня душа в пятки ушла. Не шути так. Да, чуть не забыл. Артуш встал, что-то взял из кармана сброшенной на кресло куртки и вернулся в кровать.

- У тебя мобильный с собой?

- Да, в сумке.

- Отлично! Я купил нам обоим «лай-лай» 20. Держи, - сказал он и протянул Зауру один из пакетов.

- Спасибо, но зачем все это? Мобильный здесь мне ни к чему.

- Как это? Шота, ты, я, знакомые… Нам приходится часто держать связь. Там достаточно баланса, так что пользуйся на здоровье.

- Сколько ты на это потратил? – резко спросил Заур с упреком в глазах.

- Перестань! Мелочь. Лучше, поговорим о планах. Завтра последний день конференции. Что думаешь? Заур сощурил глаза от сигаретного дыма и положил пакет с телефонной картой на тумбочку:

20

Телефонные карты в Грузии, в режиме наполнения контурами.

60

- Думаю о тебе. Если решишься остаться в Тифлисе еще на несколько дней, я тоже останусь. Тебя кто-нибудь ждет в Ереване?

- Кроме семьи никто не ждет. Правда, куча дел, надо еще подготовить отчет, написать статьи. Но когда есть ты, дела могут потерпеть. Заур посмотрел на Артуша с благодарностью. И вдруг спросил: - У тебя были любовники?

- В Армении?

- Да.

- Были. Просто, непродолжительные контакты… только для физического удовлетворения. Найти в Армении партнера не так уж просто, Заур. Наше общество очень патриархально. Ваша мусульманская страна по этой части прогрессивнее нашей.

- А без секса не трудно?

- Конечно, трудно… Без близкого человека очень трудно, Заур. Речь идет не только о физическом удовлетворении. Не можешь найти человека просто для искренней беседы. Когда оглядываюсь назад, понимаю, что все мои друзья остались в Баку. Я так и не смог создать свой круг в Ереване. Почему все так вышло, Заур?! В чем была наша вина? Он обнял Заура и положил голову ему на грудь.

- Эта трагедия в Баку, налеты на дома армян, наш разграбленный дом… Мне удалось спасти лишь марки.

- Правда?

- Правда. Наш сосед, дядя Рустам, спас их. А твои марки?

- Все в полной сохранности. Я не представляю себя без них. И олимпийская коллекция – твой подарок, на первой странице.

- Марки, которые ты подарил, тоже мне очень дороги. … Не было дня, чтобы моя бедная мать не вспоминала те ужасные дни. А я готов все простить, все забыть… Лишь бы вернули мне мое прошлое. Заур погладил Артуша по голове и прошептал ему на ухо: - Не будем об этом, милый… Давай не будем об этом вспоминать. Подальше от войны. Не позволим им превратить нас в зомби. Мы другие, мы лучше… *** Последний день конференции прошел в ожесточенных спорах. Севда и Диляра пререкались сначала с Давидом Арутуняном, затем со Степаном, а в конце почему-то заспорили с Нино Думбадзе. Миротворческая инициатива Луизы не дала результата, попытки Заура успокоить спорщиков тоже ни к чему не привели. Эрнст, утомленный безуспешными попытками призвать всех к порядку, развалился в кресле и пил воду. Подчеркнутая лояльность и примирительная позиция Артуша раздражала девушек. Они связывали это с его теплым отношением к Зауру, обвиняли Артуша в неискренности, и окончательно уверились в том, что армянский характер именно таковым и является. Они по каждому поводу нападали на него: «В первый день вы говорили совершенно иначе. Что с вами произошло?».

61

Наконец Эрнст, почувствовавший, что ситуация может выйти из-под контроля, был вынужден вмешаться: - У меня вопрос к журналисткам из Азербайджана. Все смолкли и повернулись к Эрнсту. Девушки посмотрели на него с интересом.

- Вопрос следующий. Вы впервые общаетесь с армянами? То есть до сих пор вы видели армян? Не общались с ними? Девочки хором и гордо ответили - «нет».

- Прекрасно. Точнее, ужасно. А как вы решили принять участие на этой конференции? На этот вопрос ответила Диляра: - Ваше приглашение поступило в наши редакции. Главные редакторы отправили в Тифлис нас. А почему вы спрашиваете?

- Да просто так… Но возможно, что вы общались с армянами по интернет – ну там форумы, on-line конференции, профессиональная переписка, наконец? Девушки обменялись взглядами, пришли к общему мнению и хором ответили – «нет». Многие из сидящих в зале разинули рты от удивления. Заур украдкой посмотрел на Артуша, который что-то записывал в своем блокноте. Видимо, готовый к такому ответу Эрнст не растерялся и задал следующий вопрос: - А почему вы не переписываетесь с армянами? Интернет, как средство общения, заслужил широкое признание. Интернет стирает границы и дает практически безграничные возможности для обмена информацией.

- Мы не переписываемся с армянами потому, что в наш компьютер может попасть армянский вирус, - сказала Диляра, гордо выпятив грудь. Немец, повидавший многое на своем веку, в отличие от сидящих в зале, не расхохотался над словами Диляры. Наоборот, очень серьезно взглянул на нее поверх очков. 65-летний Эрнст, был родом из Судецкой области, потерял отца на Второй мировой войне, а его обезумевшая мать покончила жизнь самоубийством, бросившись в реку, чтобы не попадаться в руки озверевших советских солдат. Выросший в интернате Эрнст – непосредственный свидетель одной из жесточайших войн в истории человечества мог в определенной мере понять ненависть азербайджанок к армянам, которых они считали врагами. Но вместе с тем, аргумент о вирусах ужаснул его.

- Ладно, закроем эту тему, - сказал он. – У нас еще много дел впереди. Бог нам в помощь. А теперь перейдем к основной проблеме. Давид Арутюнян рассказывал о демократии и правах человека в регионе, но уважаемые журналистки из Азербайджана перебили его. Пожалуйста, продолжайте. Давид кивком головы поблагодарил Эрнста и начал: - Как я уже отметил, мы опередили Азербайджан в создании демократического общества, в Карабахе мы проводим более свободные и прозрачные выборы, это подтверждают и международные наблюдатели. Поэтому разговоры о вхождении в состав Азербайджана, где не признаются права человека, где нет демократии и властвует коррупция, абсурдны. Мы не можем позволить, чтобы достигнутое за эти годы, было разрушено в мгновении ока. От нас требуют войти в состав Азербайджана. Семьдесят лет

62

коммунисты пытались насильно нас помирить, заставили нас жить вместе. И что в итоге? Народ не потерял свою генетическую память, не забыл о своей армянской идее. Конечно, я сторонник мира, но это не означает, что мы должны закрывать глаза на антиармянскую сущность Азербайджана. Заур, сохранявший хладнокровие и не вмешивающийся в споры, не вытерпел: - Вы при каждой возможности заявляете, что создали в Карабахе так называемое государство. Что это за непризнанное никем и даже самой Арменией государство? Как такие самозванцы могут провести выборы? Вам предлагается статус наивысшей автономии в составе Азербайджана. Не забывайте, азербайджанская армия способна освободить оккупированные земли. Азербайджанский народ никогда не смирится с потерей своих земель. Наше терпение не бесконечно! Девушки выразили свою поддержку Зауру громогласными аплодисментами. Артуш прикрыл лицо руками, чтобы не дай бог не встретиться глазами с Зауром и старался всеми силами сдержать смех. Луиза тоже хитро улыбалась. *** Наконец без десяти восемь конференция подошла к концу. Текст протокола, подготовленный комиссией из шести представителей, включая Заура, был поставлен на голосование среди участников конференции, единогласно принят и подписан при журналистах, приглашенных на заключительную часть мероприятия. В протоколе, где в основном, заняли место общие рассуждения, отмечалась необходимость поддержания мира, говорилось об экономических и социальных минусах войны, о роли НПО в обществе и потенциале мира. Представители проголосовали в пользу текста, Эрнст объявил об окончании конференции и пригласил всех на фуршет в ресторане. На фуршет пригласили также специалистов из 20 НПО, действующих в Тифлисе, а также гостей из посольств Германии, Франции, Англии, США. Дюжина журналистов, протягивающих микрофоны в ресторане то армянам, то осетинам, то азербайджанцам, надоела всем. В конце концов, Эрнст попросил представителей прессы отстать от гостей и устремить свое внимание на стол, ломающийся от яств. Проигнорировав просьбу Эрнста, к Зауру подошла миниатюрная грузинка, журналистка из агентства Кавказ ИНФО и строя глазки, спросила: - Вы остались довольны итогами конференции?

-Да. Наши народы, уставшие от войн, ставшие жертвой политических игр, требуют мира. Требуют мира для себя, своих семей и близких. Считаю, что подобные мероприятия служат налаживанию диалога между народами-соседями, установлению культуры толерантности. Для меня разговор, обмен мнениями с армянами на протяжении этих трех дней оказался очень полезным. Я донес до них нашу неизменную позицию – статус высочайшей автономии в составе Азербайджана.

- Как они отреагировали на это?

63

- Конечно, я не ожидал, что они согласятся со мной. Но у армян все еще есть время для раздумий. Я еще раз повторил, в случае необходимости, наша армия ….

- Опять пошли стандартные фразы - перебила его девушка. - Вы были в Армении? Заур мельком взглянул на Артуша, одиноко прогуливающегося по залу, с бокалом пива в руках и ответил: - Нет. Но хотелось бы. Не вижу никаких препятствий для этого. Обязательно поеду, если получу приглашение. Девушка выключила диктофон, поблагодарила Заура и побежала к Алану, расправляющемуся с грибным салатом. Все, разбившись на небольшие группки, беседовали и смеялись. Только девушки из Азербайджана, не найдя себе соответствующих собеседников, скучали. Хотели поболтать с Луизой, но та стояла рядом с группой из Карабаха. Поговорить с Зауром тоже не представлялось возможным. Он о чем-то шептался с Артушем, который как всегда, стоял у окна. Выпивка уже давала о себе знать. Представители дипмиссий громко разговаривали, время от времени хохотали. Абхазки вступили в жаркий спор с пресс-секретарем французского посольства – полной женщиной по имени Мишель. Разомлевший от вина Шота подошел к Зауру и Артушу и сказал радостным голосом: - Одни уходят, другие остаются. Завтра в Тбилиси праздник. Свадьба моего двоюродного брата. Я хотел бы видеть там вас обоих. Наконец-то я избавлен от этих европейцев. Все равно на таких сборищах ни одна проблема не найдет своего решения. Занимаемся пустыми делами. Лучше всего встречаться просто так, есть, пить, развлекаться. Это и есть наилучший диалог. В наших компаниях нет места спорам и официозу. В грузинских компаниях говорят лишь о вине, женщинах и поэзии. Шота поднял бокал с вином и громко рассмеялся. Заур и Артуш молчали. Удовлетворились лишь легкими улыбками. Шота был обескуражен индеферентностью молодых людей. Он положил бокал на подоконник и слегка похлопал их по плечам.

- Так радостно видеть армянина и азербайджанца вместе.

- Почему? - спросил Заур - Не знаю… Как минимум потому, что я ненавижу войну… В это время к ним подошли Луиза Погосян и Эрнст Копф: -Друзья, почему вы сторонитесь других? Ничего не едите! Заур, Луиза дала мне почитать вашу статью. Мне очень понравилось. Пишете, что армяне в течение века дважды потеряли Баку. Мне это показалось достаточно интересным.

- Насколько близко вы знакомы с историей нашего конфликта? – спросил Заур, глотнув пива. Шота, Артуш и Луиза опешили. Такого резкого вопроса от Заура они не ожидали. А Эрнст ответил, как ни в чем не бывало: - Мне кажется, достаточно близко. Но я никогда не систематизировал эти сведения и не думал о том, что армяне потеряли Баку дважды. Вы пишете, что без армян Баку смотрится неестественно. Страдает космополитизм. Достаточно смелая статья.

64

- Я не согласен, – возразил Заур. - Еще до меня статью в том же духе написал наш известный режиссер-сценарист Рустам Ибрагимбеков. Если бы не он, навряд ли я написал бы подобную статью. Выходит, я приютился в его тени. Эрнст жадно пил шампанское. Опустошив бокал, оставил его на круглый столик.

- Во всяком случае, это была смелая статья. Вы смело, уверенно пользуетесь миротворческими ресурсами. Вы получили какую-нибудь пользу от нашей трехдневной конференции? Например, вы Луиза? Луиза прибрала волосы и слегка улыбнулась: -Народная дипломатия не рассчитана на результат. Народная дипломатия это процесс. Если мы будем думать о результате - придется сесть и опустить руки.

-Я согласен с Луизой, - сказал Шота. За два дня мы прекрасно нашли общий язык с осетинами. Значит, при желании это возможно. Если мы выйдем из-под тени политики, то никакой проблемы между народами не останется. Шота противоречил самому себе. Заур с Артушем переглянулись и улыбнулись. Фуршет продлился до одиннадцати. Раньше всех ушли осетины. А затем представители Армении и Карабаха. Девушки из Азербайджана ждали Заура. Их очень раздражала его невнимательность по отношению к ним. В конце концов, они не выдержали и подошли к нему. «Боже, им поскорее надо замуж. Куда им до миротворчества? Почему родители отпустили своих аграрно-мыслящих чад в Тифлис?» - подумал Заур и улыбнулся Диляре и Севде. Он отошел от своей группы и сделал три шага по направлению к ним.

-Ты отлично сегодня выступил. Настоящий сын народа, - сказала Диляра.

-Благодарю, - смущаясь, сказал Заур. - Не скучаете? – спросил он, чтобы сменить тему.

-Конечно, скучаем, - Севда, будто ждала этого вопроса. - Поэтому и уходим. А ты остаешься?

-Да, остаюсь…

-Пойдешь с ним? – сказала Диляра, показывая кивком на Артуша.

-Допустим… Девушки переглянулись. Конечно же им, неопытным девам, было очень далеко от постижения смысла столь странной дружбы между двумя врагами.

-Ну ладно. Идите, уже поздно. Хотите, провожу вас…

-Не надо, - обиженно, но решительным голосом заявила Севда. - Продолжайте развлекаться. Мы пойдем пешком. Чтобы как-то разрядить обстановку, Заур выдавил из себя улыбку и произнес: -Будьте осторожны, по ночам на улицах полно всяких пьяных хулиганов.

-Ты не беспокойся, - сказала Севда. – Что бы ты ни говорил, ты не похож на того, кого это может заботить. Не знаю, что ты нашел в этом армянине...? Девушки быстрыми шагами пересекли пустой зал и скрылись из виду. Заур смотрел им вслед до тех пор, пока не закрылась дверь. Ему стало тоскливо. Может быть, он считал себя виновным в том, что не дает, не может дать шанса девушкам, соперничающим между собой из-за такого как он, симпатичного, умного, образованного

65

парня. «Но ведь это невозможно! Это вне моих сил! Даже если я был бы способен любить женщину, я не стал бы проявлять интерес к этим тупицам…» Он обернулся. Артуш, Шота, Луиза и Эрнст о чем-то спорили, ожесточенно жестикулируя. В ресторане, кроме них почти никого не осталось. До Заура доносились слова-отрывки из их русскоязычной беседы: «мир», «замороженный конфликт», «граница», «беженцы»… Он закрыл глаза. От этих слов, от этих тем становилось тошно. Хотелось лишь одного – заняться дикой любовью, любить и быть любимым… Он открыл глаза и встретил заботливый взгляд Артуша. Артуш смотрел на него украдкой, чтобы не выдать себя. «Мы даже боимся посмотреть друг на друга… - подумал Заур. - Что за мерзкий регион, что за отвратительный менталитет! До каких пор мы будем жить в страхе?! Ведь и у нас есть право на то, чтобы любить и быть любимым».

- Все ушли, - сказал Заур, подойдя к группе. - Может, нам тоже стоит прогуляться по городу? Все, кроме Луизы, согласились с этим предложением.

- Простите, друзья, но мне утром рано надо выезжать в Ереван. Ты остаешься, Артуш?

- Ну да, - ответил тот неохотно. - У меня еще дела в Тбилиси на пару дней. От Шоты не ускользнуло, что этот ответ пришелся ему в тягость.

-Выйдем на улицу, проводим Луизу до отеля, а потом прогуляемся. … Небо Тифлиса было украшено миллионами звезд. Город напоминал густой лес. В этом лесу у каждого дерева, камня, кошки и собаки имелось свое имя. Каждое дерево приходилось другому либо двоюродным братом, либо двоюродной сестрой. Заур подумал, что названия тбилисских улиц звенят в ушах, будто звон топора, впивающегося в дуб. Он наклонился к Артушу и поделился с ним этой мыслью. Тот тихо рассмеялся и посмотрел на Заура с печалью, любовью и тоской. Они проводили Луизу до отеля, а потом прошлялись вдоль берега Куры до половины второго. Устали, но никто не хотел возвращаться в отель, никто не хотел спать. Завтрашний день всецело принадлежал им, и поэтому хотелось вдоволь нагуляться. Шота, не переставая смотреть на грязную Куру, спросил у Эрнста: - Какие у Вас планы на завтра, господин Копф? Эрнст вздрогнул и мягко взглянул на Шоту.

-Завтра мы начнем работать над отчетом. А в чем дело?

- Хочу пригласить Вас на свадьбу моего двоюродного брата.

-О, благодарю вас,- остановился Эрнст. – Поверьте, это было бы для меня честью. Но, правда, нет ни минуты свободной. Я обожаю ваши свадьбы, обожаю вашу кухню. Но на этот раз прошу прощения – не могу. Отказ не смутил Шоту.

-Понимаю вас. Но, если передумаете, и вам захочется прийти на свадьбу, которая продлится три дня и три ночи, достаточно просто позвонить мне. Вас встретят, как особо важную персону.

- Завтра нам придется пойти на свадьбу, - прошептал Заур Артушу. – Ты не забыл?

66

-Нет, не забыл. Но, правду говоря, не очень-то и хочется.

-Да и мне тоже… Просто мы обязаны… Они решили разойтись, когда уже стало невмоготу от нытья ног. Шота остановил проезжающее мимо такси и обратился к Эрнсту: - Пожалуйста, я отвезу вас домой.

- О, спасибо.

- Ну что вы, что вы, пожалуйста. А вы, ребята, поедете с нами? Артуш, опережая Заура, быстро выпалил: - Спасибо, Шота, мы пешком. Нам недалеко. Да и погода хорошая.

- Тогда до завтра. Шота обнялся с ними и сел на переднее сиденье. Дошла очередь до Эрнста, который по-отечески пожал им руки.

- Был счастлив познакомиться с вами. Артуш, Заур, надеюсь, это не последняя наша встреча. Прошу по возращении домой выслать мне на мэйл ваши тексты о мероприятии. Счастливо.

- Счастливо, господин Копф.

- Удачи вам, господин Копф. Как только машина скрылась из виду, Артуш положил руку на плечо Заура. Они неспешно зашагали в сторону отеля. Долгое время шли молча. Минута шла за минутой. Высокая, непроходимая стена, которую они возвели между собой за эти несколько дней, когда почти постоянно находились на публике, теперь исчезла. Сейчас они были предоставлены самим себе, и никто не решался нарушить молчание. Если бы не редкие машины и лай гордых грузинских собак в верхних кварталах, чувство одиночества в этом городе полностью подчинило бы их своей власти. Перед маркетом у отеля Артуш тихо спросил: -Надо что-нибудь купить? Пива, воды?

-Нет, мне ничего не надо. Всего этого добра хватает в мини-баре - сказал Заур. - Хочу поскорее лечь и уснуть. Устал, как собака. Но ты можешь взять себе чего-нибудь.

-Да нет, мне тоже не стоит. А то до утра не смогу уснуть, - скорчил кислую гримасу Артуш. Когда они вошли в отель, часы показывали без четверти два. Поднялись на третий этаж. Заур пожелал спокойной ночи Артушу.

-Спокойной ночи… - ответил нерешительно Артуш. – Ну что, идем спать?

-Да, Артуш. Хочу поспать. Совсем устал. На самом деле Артуш понимал: нужно время для осмысления того, что между ними было в течение этих двух дней, но ему было трудно обуздать чувства, похоть и страсть. Он был согласен с Зауром: этой ночью лучше поспать врозь, но ничего не мог поделать с собой. Они зашли в свои комнаты, где их ждало одиночество и воспоминания. Заур закрыл дверь и разделся. Сходил в туалет, затем рухнул на кровать, уставился в потолок и прислушался к гудящим от усталости ногам. Воспоминания с одной стороны,

67

нытье ног с другой, не давали ему уснуть. Он поставил будильник на телефоне на 11:00. Знал, что если проснется позже, то целый день промается с головной болью. Артушу тоже не спалось. Он размышлял об отношениях с Зауром, и доводил себя чуть ли не до безумия. «Что за причудливое событие?! Каким ужасом я занимаюсь?! Что это за любовь?! О Боже, помоги мне!.. Укажи мне выход». Когда они уснули, все часы в мире показывали половину разлуки, тоски и трагедии.

2 Заур поставил будильник на 11:00, но тоска по Артушу разбудила его в половине десятого. Он принял душ, полчаса ходил в комнате из угла в угол, затем решил позвонить Артушу. После третьего гудка послышался его веселый голос: -Алло?

-Ты проснулся?

-Давно. Не знаю почему, но чувствую себя очень бодрым и выспавшимся. И настроение отличное.

-Хорошо, что мы вчера не стали пить. А то бы сейчас голова раскалывалась.

-А какая разница? – рассмеялся Артуш. – Все равно нам сегодня придется набухаться на грузинской свадьбе.

-Да, нам придется несладко…- сказал Заур и через пару секунд добавил: - Пойдем, поедим чего-нибудь?

-Куда?

-Не знаю… Хочешь, сходим в осетинский ресторан? Там отличное хачапури.

-Ты знаешь, где это?

-Да, был там сто раз.

-Ладно. Через десять минут жду тебя на улице. *** Без десяти одиннадцать любовники уже сидели в осетинской пивной «Алан» на Майдане. Они не могли решить - позавтракать или все же пообедать. Официант уже один раз подходил к ним, но, увидев нерешительность клиентов, отошел. Наконец, после долгих раздумий, они заказали большое осетинское хачапури и осетинское пиво.

-Да, это обещает быть странным, - сказал Артуш, глядя на огромную лепешку. Заур сделал большой глоток пива, вздохнул и спросил: -Почему? Если тебе что-то не нравится…

-Нет-нет. Все отлично. За твое здоровье, - поднял Артуш бокал.- Хотя, ты уже начал пить. Да, никого не ждешь.

- А что, обязательно надо чокаться? – скорчил Заур кислую гримасу. Ненавижу этот обычай. Кавказцы невыносимы, когда несут всякую чепуху и чокаются. В это время они

68

предстают в самом смешном виде. Хотя грузины не чокаются когда пьют пиво. И то хлеб… Заур все же чокнулся с Артушем, который с нежной улыбкой смотрел на своего возлюбленного, и поставил бокал на стол. Разрезал кусок хачапури и с аппетитом стал жевать.

-Предлагаю поесть, а потом прогуляться по Тбилиси. Погода сегодня отличная. Артуш кивнул в знак согласия.

- Конечно. Мы нигде с тобой не бывали. Кроме конференц-зала и номера в отеле. Этот город дорог нам обоим. И у нас обоих есть любимые уголки в этом городе. Было бы незабываемо увидеть все это вместе. Некоторое время в полной тишине они ели хачапури. Время от времени поглядывали на расторопных официантов, обслуживающих редких клиентов. Заур отвел глаза от влюбленной парочки за соседним столом и взглянул на Артуша. Он разделывался с последним куском хачапури. Ему захотелось заняться любовью, дикой любовью. Он сжал ноги, чтобы усмирить своего жеребца. Надо было чем-то занять мысли, сосредоточиться на чем-то другом. Неожиданно он спросил: -Артуш, у меня к тебе вопрос. Артуш удивился, уловив странную сухость, официальные нотки в словах Заура. В изумлении он посмотрел на своего любовника.

-Конечно, спрашивай.

-Почему у вас, у армян, такой доходящий до паранойи страх быть стертыми с лица земли? Вы действительно считаете, что вокруг вас одни враги? Что они только и делают, как строят планы о вашем уничтожении, или же все это наши преувеличения? Артуш улыбнулся. Вряд ли он ожидал от Заура такого вопроса, но, с другой стороны, он не замешкал с ответом: - На самом деле в твоих словах есть доля правды. Вы, азербайджанцы, опираетесь как на широкомасштабный мусульманский союз, так и на тюркский. И потому считаете себя великим народом. Практически уверены, что выживете как этнос и нисколько не беспокоитесь вероятностью уничтожения. – Он отпил пива и продолжил. – Но мы… Хоть и входим в большое христианское единство, все же занимаем отдельное место из-за нашей конфессиональной специфики и считаем себя редким этносом. Долгое время, мы жили в нехристианской среде и в условиях исторических коллизий. Вследствие чего у нас сформировалась устойчивая мысль: мы – маленький этнос в окружении врагов и нас постоянно ожидает угроза уничтожения. Я бы даже сказал, что наличие этого элемента в армянском менталитете сыграло важную роль в возникновении карабахского конфликта и в том, что он дошел до нынешней стадии. Именно поэтому нам кажутся неубедительными слова азербайджанской стороны по поводу обеспечения безопасности карабахских армян.

- И тебе тоже?

- Да, мне тоже. Речь идет не об армянской солидарности. Ведь в Азербайджане ваши собственные права на каждом шагу нарушаются. Как вы собираетесь обеспечить права армян?

69

- Разве в Армении нет тех же самых нарушений?

- Ты говоришь, как настоящий азербайджанец. Конечно, есть. Кто же это отрицает? Но мы в настоящее время говорим о вас - об Азербайджане, который хочет видеть Карабах в своем составе, и который считает карабахских армян своими гражданами. Невозможно обеспечить их безопасность. Может, через 50-100 лет они вам поверят. Да и то навряд ли… А теперь я задам тебе вопрос. Заур разгорячился.

- Отлично! Значит, трехдневной конференции было нам мало. В противном случае мы не возвращались бы к этой теме. Ну давай, валяй, спрашивай.

- Как ты смотришь на вероятность возобновления войны? Но прошу, обойдись без клишированных фраз. Я уже по горло сыт дурной риторикой вроде - «если придется, то наша армия…». Заур усмехнулся.

- Знаешь, Артуш, война всегда ведется в расчете на мир. Либо ее оправдывают этой необходимостью. Однако, каким должен быть этот мир? Наверно, справедливым, чтобы испытавшие на себе несправедливость через некоторое время не развязали новую войну. Если война закладывает мины под будущее, значит, мы перекладываем ответственность на плечи будущих поколений. Я этого не хочу. Но в то же время не верю в вероятность возобновления войны.

- Можно спросить, почему?

- Можно, но не спрашивай. У меня нет логичного ответа. Здесь мое чутье превалирует над логикой.

-А кто же прав, кто нет? Артуш требовательно смотрел на Заура. Он должен был ответить искренне, избегая стереотипов.

-Честно, я не знаю, Артуш… Конечно, мне следует сказать – «Правы мы». Я обязан это сказать. Но знаю, этот ответ тебя не удовлетворит.

- Откуда ты знаешь?

-Если удовлетворит, тогда скажу, что правы мы.

-Моя ситуация схожа с твоей, Заур.

-Знаю, дорогой… Знаю и понимаю. Не бери в голову. Артуш подозвал официанта: -Пожалуйста, принесите счет.

-Уходим? – спросил Заур удивленно.

-Ты же говорил, что будем гулять по Тбилиси. Давай выйдем поскорее, чтобы вдоволь нагуляться до этой чертовой свадьбы двоюродного брата Шоты. Заур зажмурился и шлепнул себя по лбу: -Ну и ну. Как же я забыл о свадьбе… Лучше бы не напоминал... У меня такое предчувствие, что эта свадьба добром не закончится. ***

70

Они пересекли Майдан, и пошли в сторону узких улочек старого города. Когда дошли до Сионской церкви, Артуш остановился. Вошли в церковь. Внутри было темно и сыро. Там висел крест, сделанный из виноградного плюща. Просветительница Грузии, святая Нино, привезла этот плющ с Запада. Артуш подошел к алтарю, поднял голову и посмотрел на лик святого. Заур тоже взглянул туда. Их взгляды встретились на выцветшей иконе. В просачивающемся сквозь окна церкви свете Заур заметил слезы в глазах Артуша.

-Давай уйдем отсюда, - сказал он. Артуш покорно вышел из церкви. Они шли, ни слова не говоря друг другу.

- Ты веришь в Бога, Артуш? – сказал наконец Заур.

- Сложный вопрос. Кажется, не верю. Но в церковь хожу… Нахожу там успокоение.

- А если бы ты был верующим и молился, то за что бы просил прощения?

- За тебя, Заур. Его голос был грустным и уставшим.

- Почему? – с интересом спросил Заур - Потому что ты был бы самым большим грехом в моей жизни… А ты?

- В смысле верю в Бога или нет?

- Да.

- Существование Южного Кавказа, и народностей, проживающих здесь, указывает на отсутствие Бога. Милостивый, могущественный, всезнающий и всевидящий Бог, о котором нам говорят, не стал бы создавать таких ненужных, подлых, бесчестных людей. Соответственно делаю вывод - Бога нет. А если есть, то он похож на свои создания. В такого Бога лучше не верить. - пока Заур говорил, Артуш смеялся и качал головой.

- Ну ты даешь! Грузин, забившихся в кафе, и попивающих кофе или вино, не заботил вопрос, когда и зачем пить. Откуда-то слышался голос хора. Внизу пенилась Кура. Артуш смотрел вдаль. Будто бы там он искал свое прошлое, мысленно пересекал границы Тифлиса и оказывался в Баку.

- О чем ты задумался? – спросил Заур.

- О тебе и о том, что было. Заур понял, что тот хотел сказать, но спросил еще раз: -Разве все, что было между нами, это так ужасно?

-Обойди весь Кавказ, побеседуй с людьми. Сможешь ли ты найти в этом регионе кого-нибудь, кто способен был бы понять и принять наши отношения? Нет. Это совершенно иной регион. А мы, позабывшись, действуем, как европейцы. Не могу понять - откуда взялась эта смелость? На самом деле мы детища Запада и не должны здесь находиться. Заур воровато оглянулся и осторожно взял его руку в свою.

-Артуш, я сделаю для тебя все, что захочешь. Можем уехать в Европу. Я готов уехать туда, куда скажешь.

-Эх, Заур…

71

Артуш остановился у сырой, холодной каменной стены и оперся на нее рукой. Прикрыл глаза и глубоко вдохнул, словно пьянея от влажного воздуха Куры.

-Знаешь, почему я люблю тебя, Заур?

-Не знаю. Это не так уж важно.

-Я люблю твои глаза, твой голос, твой запах, твою походку. Люблю только тебя. Любовь армян точно такая же, как и любовь азербайджанцев.

- Вот здесь, на этом месте, где мы сейчас стоим, тысячу лет назад великий грузинский поэт Руставели читал любовные стихи царице Тамаре. Знаешь, как похожи его стихи на персидские рубаи?

-Естественно, Руставели, по сути, составная часть великой восточной поэзии. Точнее, по части стиля - иранской поэзии. Может быть, великий лирик Саят-Нова тоже стоял на этом месте…

- Заур, а ты… Почему ты любишь меня? Артуш произнес эти слова, и разрыдался прямо посреди улицы. Крупные слезы, скатывающиеся по его лицу, сделали его похожим на маленького ребенка. Заур обнял его за плечи и слегка потормошил.

-Артуш, я люблю твою душу, слышишь, душу! Люблю тебя потому, что ты есть ты. Да, я сумасшедший. Мы оба сумасшедшие. Но кому, какое дело? Мы пылкие влюбленные, которые могут вот так прямо расплакаться посреди улицы и любить друг друга, позабыв обо всем. Артуш тоскливо посмотрел на Заура глазами, полными слез, и спросил: -Но ведь я – крохотная частичка Армении, которую ты ненавидишь. Заур растерялся. Он не понимал его: -О чем ты? Ты - частичка моего детства, ты - частичка Баку. Армения тебе чужда. Ты и сам это знаешь. Две веселые грузинки, проходящие по узкой улице, удивленно взглянули на двух молодых парней, перешептывающихся у стены, и прошли мимо. Артуш вытер слезы, улыбнулся, склонил голову набок и сказал: -Так хотелось бы, чтобы твои слова оказались правдой.

-Я не пытаюсь просто лишь утешить тебя. Я говорю правду. Артуш взглянул на детей, играющих на углу здания, украшенного плющом, и нехотя промолвил: -Ладно, пусть будет так, как скажешь…

-Пойдем, Артуш… Стоять здесь не имеет смысла. Мне уже холодно. На крохотной площадке старого Тифлиса всегда полной туристов, гадала чернявая курдская девушка. Они быстро прошли мимо нее. Меньше всего сейчас им хотелось знать о своем будущем. Подсознательно они чувствовали, что будущее их темно, и в конце туннеля света нет. Они опять шли молча, не говоря ни слова. Внезапно Артуш остановился и весело спросил: -Поднимемся на Мтацминду, на гору святого Давида?

-А что там делать? Я сто раз там был.

72

- Да ладно тебе?! Можешь и в сто первый подняться. Оттуда прекрасный вид на город. Чувствуешь себя на седьмом небе. Разве этого мало? Для Заура это было не принципиально и он согласился. Они свернули на боковую улицу и пошли в сторону фуникулера. Через несколько минут небольшой вагон, в который они сели, стал тяжело подниматься на гору Давида. Кроме них, в вагоне находились иностранные туристы. Их гид, молодая грузинка, рассказывала об истории создания легендарного монастыря на вершине горы: «Давным-давно на этой горе жил святой Давид. В городе жила дочь царя. Эта девушка совершала грех, спала с князем. Со временем князь устал от нее и бросил. А девушка была беременна. Узнав об этом, царь приходит в ярость и приказывает найти человека, который сделал такое с его дочерью. Она боится назвать имя своего возлюбленного и поэтому вместо него называет святого Давида. Разъяренный король приказывает привести Давида во дворец. После того, как Давид приходит в его дворец, он приказывает позвать и дочь. Она повторяет ему сказанное прежде. Тогда святой Давид прикасается тростью к животу девушки и вдруг происходит чудо. Ребенок в ее чреве начинает говорить и называет имя истинного виновника. Святой Давид воздевает руки к небу, молится, и девушка вместо ребенка рожает камень. Теперь из-под того камня бьет родник святого Давида. Бездетные женщины купаются в этом роднике, чтобы забеременеть». Влюбленные пары стояли у окружающих монастырь стен и смотрели на город. Берег Куры был окутан туманом. Купола церквей напоминали одинокие острова. По восточной и западной части города растянулись сады и парки - зоны отдыха тбилиссцев. Вдали возвышалась крепость Метехи.

- Слышишь, Заур, если таких, как мы, грешников, поймали бы сто лет назад, то заключили бы в крепость Метехи.

- Я и сейчас готов прожить с тобой до самой смерти в этой крепости.

-?

- Серьезно.

- Жаль, не могу тебя здесь поцеловать.

- Учись терпению.

3 Вечером в шесть Шота ждал Заура с Артушем у отеля «АТА» в Nissan Sunny своего родственника Додико. Громадный Додико обильно потел, хотя было холодно, и ворчал энергично мотая головой.

-Где они застряли? Ждем уже 15 минут. Ведь свадьба начинается.

-Да придут они сейчас, успокойся. Рожаешь, что ли? Они ведь на свадьбу идут, прихорошиться должны. Додико, пожевывая фильтр сигареты, сощурил глаза: -Что они, бабы, что ли? – спросил он.

-Да, почти что бабы.

73

Додико кашлянул от неожиданного ответа и утер выступившие на глазах слезы.

-В смысле? Петухи, что ли? Шота рассмеялся.

-Сам увидишь и решишь. Так внешне не похожи, но происходит что-то странное… У меня подозрения. Хитро посмотрев на Додико, он добавил: - Что еще может так сблизить армянина и азербайджанца? Как еще объяснить эту непонятную теплоту между ними? Спустя пару минут они показались в дверях. Сначала вышел Заур. Он поднял голову и посмотрел на небо, увидел, что оно ясное, и удовлетворенно улыбнулся. За ним вышел Артуш. Они зашагали к машине, о чем-то тихо переговариваясь. Шота сошел, они обнялись и расцеловались.

-Ну что, друзья, вы готовы к грузинской свадьбе?

-А в чем дело? - потянулся Заур и стукнул кулаком в грудь. – Требуются особые приготовления к грузинской свадьбе? Шота рассмеялся, открыл заднюю дверь и сказал: -Сами увидите. Я вижу, вы очень самоуверенны. Грузинская свадьба не похожа ни на армянскую, ни на азербайджанскую. Шота закрыл дверь, занял свое место, и как только машина тронулась, представил Артуша и Заура своему родственнику.

-Знакомьтесь, друзья, это мой родственник Додико. Он женился в прошлом году. Уникальный человек, ему 30, но до сих пор он не был ни в Армении, ни в Азербайджане. Хотя Россию, можно сказать, обошел пядь за пядью.

-Очень приятно, меня зовут Заур, я из Баку, - сказал Заур.

-А я Артуш. Рад с вами познакомиться.

-Шота много о вас рассказывал. Еще до вашего приезда говорил, что у него будут гости из Баку и Еревана, - сказал Додико, выбросив окурок в окно.

-Спасибо Шоте, он всегда готов показать грузинское гостеприимство, - сказал Заур и взглянул на Артуша, который, равнодушно прислушиваясь к разговору в машине, смотрел в окно.

-Шота рассказал мне много интересного о вас. Оказывается, вы оба бакинцы. Артуш после начала войны переехал в Ереван, и вы увиделись лишь много лет спустя здесь, в Тбилиси три дня назад. Артуш посмотрел на Шоту и с еле уловимой иронией добавил: -Тбилиси соединяет разлученных, прокладывает мосты между народами, находящимися в конфликте. Додико – типичный грузин, испытал прилив гордости от слов Артуша и радостно сказал: -Совершенно верно. Здесь в Тбилиси периодически встречаются и вспоминают о былом люди, которые до конфликта были друзьями либо соседями в Азербайджане или в Армении.

74

-И проклинают политиков, виновных в этой войне, - произнес Заур. На сей раз его издевка была откровенной. Шота, до сих пор молчавший, повернулся и посмотрел на него.

-По твоим словам выходит, что политики не играли никакой роли в наших конфликтах. Мне знакома эта позиция, всю ответственность ты перекладываешь на народы. Но ведь народ сам по себе ничего не решает. Разве он не стадо баранов? Готов покорно устремиться в том направлении, которое ему покажут. Массы повсюду остаются массами, дорогой. Заур подумал о том, спорить не имеет смысла и промолчал. Ведь все равно каждый останется при своем мнении. Но тут вмешался Артуш.

-Я частично согласен с вами обоими. Это значит, виноваты и народ, и политики. Человеку можно многое сказать и тем самым побудить его поступить сгоряча. Какая польза если тебя станут науськивать на твоего брата, отца? По-моему, никакой. Ибо ты лучше всех знаешь своего отца и брата. Но политики так науськивают друг на друга народы, что мы до сих пор не способны избавиться от ненависти. Каждый армянин с момента своего рождения должен быть врагом тюрку. В то же время каждому малышуазербайджанцу говорят о том, что армянин его враг. Одни хотят завоевать Баку и Нахчыван, а другие – владеть Севаном и Ереваном. И в этих делах народ и политики действуют сообща, плечом к плечу.

- Правильно говоришь, - сказал Додико. До войны у меня тоже было много друзейабхазов. Мы жили как братья. А теперь, чтобы встретиться с ними, мне приходится ехать к границе. Да и то не всегда пропускают.

- Мы уже доехали, - перебил Шота своего родственника. - Это один из лучших ресторанов Тбилиси. Ресторан «Тамада». Свадьба будет скромной. Приглашены только 60 человек. Жених захотел отметить самые незабываемые минуты своей жизни с самыми близкими людьми. Одна из особенностей этого ресторана в том, что здесь можно увидеть, как готовят чачу и можно поучаствовать в этом процессе. А национальная кухня, как всегда, супер!

- Добро пожаловать на грузинскую свадьбу, - сказал Додико, притормозив машину на площадке, где припарковалось около 20 машин. – Пошли. Они сошли, и услышали раскаты грузинской зурны.

- Это военная песнь кахетинцев «Мравалйавер», - сказал Шота. - Наш жених очень привязан к национальным обычаям и традициям. Не успели они перейти через порог ресторана, как начался хевсурский танец «Лило». Заур и Артуш вдруг обнаружили себя среди танцующих и совершенно опешили. Пьяные грузины самозабвенно танцевали вокруг них, поднимая облака пыли. Кто-то наступил на ногу Заура, а ржущая, как кобыла, невеста опрокинула содержимое бокала на куртку Артуша, принесла извинения заплетающимся языком и быстро убежала. Пьяный жених увидел Шоту и гостей, подошел к ним, крепко обнял и расцеловал.

-Добро пожаловать, братья! Вы сегодня самый большой для меня подарок от Шоты! Затем он обернулся к высокому певцу лет тридцати пяти и выкрикнул:

75

-Поменьше пей, сукин сын! «Мгали делия»! Специально для наших гостей из Армении и Азербайджана! Позже Заур узнал, что «Мгали делия» – это песня горы Иверия. Как только началась песня, все погрузились в транс. Артуш и Заур, воспользовавшись кратковременным затишьем среди грузин, с помощью Шоты нашли себе местечко за одним из столиков. Сидящие рядом молодые девушки и парни мгновенно налили им вина и наполнили тарелки крупными кусками мяса и хинкали. Узкоглазый высокий парень почему-то проявлял особую заботу, беспрерывно смеялся и через каждую минуту спрашивал, не хотят ли они чего-нибудь. Артуш выяснил, что этот парень друг жениха из Казахстана, что они познакомились в Москве и в результате этого знакомства открыли три ресторана.

-Меня зовут Талгат. Я из Караганды.

-Очень приятно, а я Заур, из Баку.

-А меня зовут Артуш, я из Еревана. Очень приятно.

- Здорово! А нам в Казахстане кажется, что армяне и азербайджанцы враги. Оказывается, вы души друг в друге не чаете. Заур скривил рот. Артуш кашлянул и выдавил из себя улыбку. Сам Талгат тоже пожалел о сказанном. Чтобы сменить тему, он сказал: -В Тбилиси я уже неделю. И поправился где-то на пятнадцать на килограмм.

-Жених, кажется, чрезвычайно гостеприимен? – спросил Заур, показав на жениха, танцующего с кинжалом во рту.

-Более чем, - сказал Талгат, опустошив бокал с вином. Я на Кавказе впервые, и только теперь понимаю, что тридцать лет жил впустую. Впервые здесь, в Грузии я понял, что такое честь, достоинство, верность и мужество. Уверен, в Армении и Азербайджане точно так же. Артуш мельком взглянул на Заура и вновь повернулся к круглому лицу Талгата: -Так и есть. Весь Кавказ такой: гостеприимный, смелый и честолюбивый. Талгат налил всем вина, встал и поднял свой бокал: -В таком случае, выпьем за благоденствие отважного Кавказа! Да здравствует Кавказ! Все присоединились к тосту и встали, Артушу и Зауру пришлось тоже встать. Шоты не было уже полчаса, Заур с Артушем в буквальном смысле слова чувствовали себя пленниками грузинского гостеприимства. Сменяли друг друга алазанские и кахетинские вина, шашлыки и овечьи сыры таяли во рту, соблюдающие грузинские традиции родственники и друзья молодоженов соревновались между собой в произведении наилучшего впечатления на армянина, азербайджанца и казаха. Все подходили к ним, знакомились, а им приходилось чокаться и пить со всеми. Вдруг один из грузин ринулся на площадку и стал танцевать танец «Давлур». Все остальные грузины тоже ринулись туда. Вдруг откуда-то сзади возник Шота, положил руки на плечи любовников и потормошил их: -Танцевать будете?

-Нет, я не умею танцевать,- решительно ответил Заур, подумав про себя, что только этого не хватало.

76

-О чем ты?- возразил Артуш. – Смотреть на танец грузин гораздо интереснее, чем танцевать самому. Шота смутился, но не выдал этого.

-Талгат, а ты?

-Нет, брат, спасибо. Все равно не умею. Зачем позориться?

-Ладно, как хотите… Я пойду выпью с родственниками. Сто лет их не видел. Скучать не будете?

-Нет-нет, не беспокойся,- тут же ответил Артуш. - Всё в порядке. Шота удовлетворенно улыбнулся и вновь скрылся из глаз.

-За наше здоровье! – поднял Заур бокал с вином. – За дружбу народов Средней Азии и Южного Кавказа!

-За наше здоровье!- чокнулся с ним Артуш.

-Я присоединяюсь к тосту, хотя Казахстан не считается Средней Азией, и мы играем в УЕФА, - сказал с одолжением Талгат. … Минута шла за минутой, час за часом. А свадьба не заканчивалась. Вино лилось рекой, головы становились ватными. Заур, Артуш и Талгат окончательно опьянели и хохотали над анекдотами сидящих за столом грузин. Музыка доносилась откуда-то издалека. Вдруг неожиданно громко зазвучал торжественный мотив. Пьяные гости подхватили его и запели громогласным хором.

-Что они поют?- спросил Заур у сидящего рядом грузина по имени Ираклий.

-Это наш древний гимн. Он называется «Встань, царица Тамара, Грузия плачет по тебе!». Заур подмигнул Артушу, который с интересом выслушал ответ Ираклия, затем наклонился к нему и прошептал: -С каждым днем убеждаюсь все больше: все кавказцы – сумасшедшие.

-Да, и это неизлечимо. И в этом наша беда… Но, умоляю, не говори об этом с Талгатом. Смотри, как восторженно он говорит о нас. Было уже за полночь. Артуш был пьян вдрызг, губы его алели. Спиртное, казалось еще больше подчеркивало его красоту, придавало ему свежесть весенней росы. Заур наслаждался возможностью быть с ним рядом, ощущать его запах, слышать радостный голос. Он подумал, что очень счастлив, и что это счастье закончится через несколько дней. Когда Заура начинали одолевать горестные мысли, он тут же находил глазами Артуша, и его горе сменялось радостью, а тревога – умиротворением. *** На следующий день, в двадцать минут второго, в дверь Артуша постучались. Он обхватил раскалывающуюся голову двумя руками и встал с кровати. На нем была клетчатая шерстяная рубашка и джинсы. Он совершенно не помнил, как и когда

77

вернулся в отель, как и когда переоделся, как и когда повалился на кровать. Открыв дверь, он увидел Шоту и потряс головой.

- Откуда ты взялся?

-… Да прямо отсюда, в отеле ночевал, - растерянно ответил Шота.

-В смысле? – Артуш медленно поднял правую руку, протер глаза и внимательно посмотрел на Шоту, - Проходи, чего стоишь на пороге? Шота зашел в комнату и развалился в кресле.

-Говоришь, ночевал в отеле?

-Да, в номере Заура. Спал на диване. Артуш вздрогнул. Краем глаза посмотрел на Шоту, подошел к окну и задернул занавеску. Лучи скупого осеннего солнца ворвались внутрь, заставив Артуша сощурить глаза.

-Сначала мы пришли в твой номер. Ты что-то громко пел на армянском. Затем повалился на кровать и тут же захрапел. Потом мы пошли в номер Заура… Представляешь, как идиоты выпили там по две бутылки пива. Бедный Заур пытался доказать мне, что песня, которую ты пел, на самом деле – древняя азербайджанская песня – «Сары гелин». Затем он побежал в туалет и облевал унитаз. По его словам, когда он вышел, то я уже спал, как младенец. Ничего не помню. Шота откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

-У меня кружится голова. Что за ночь была, а?..

-Во сколько закончилась свадьба?

-Кажется, в три, - с трудом разлепил веки Шота. – Точно не помню.

-Что сейчас делает Заур? Спит?

-Нет, проснулся, - Шота резко поднялся, взял апельсиновый сок из мини-бара и жадно стал пить. – Купается. Мне стало скучно, и я решил зайти к тебе.

-Правильно, - тихо сказал Артуш. - Нельзя же столько спать, - добавил он и зашел в туалет. Голова была свинцовой, конечности онемели, их он не ощущал. Он взглянул в зеркало и увидел поблекшие глаза и бледное лицо. Зазвенел телефон Шоты. Он достал мобильный и взглянул на дисплей. Звонил Додико, чтобы поинтересоваться самочувствием родственника.

-Здравствуй, как ты, где ты?

-В отеле, а ты?

-Выходим из дому.

-С кем выходишь, с женой?

-Да нет, какая там жена. Талгат переночевал у нас, хочу показать ему город. Завтра он уезжает в Москву. Заехать за тобой?

-А кто такой Талгат?- удивленно спросил Шота.

-Гость из Казахстана.

-Да-да-да-да. Вспомнил. Хорошо, давай пообедаем. Умираю от похмелья.

-Я тоже, - простонал Додико. – Ладно, сейчас приеду. Полчаса спустя они мчались в машине Додико по левому берегу Куры. В этот субботний день влажные улицы Тифлиса были немноголюдны.

78

-Вы были в серных банях? – нерешительно спросил Додико, взглянув на гостей через зеркало заднего вида. Шота, не ожидавший такого вопроса от Додико, выпучил глаза от удивления.

-Баня?

-Почему бы и нет?- развеселился Додико и еще раз взглянул в зеркало. – Вы были в серных банях? Артуш и Заур переглянулись. По их глазам было ясно, что опыт посещения серных бань у них отсутствует.

-А я в первый раз об этом слышу, - сказал Талгат. – Но баня мне сейчас не помешала бы. Буря в голове и кости ноют.

-Да у меня тоже, - сказал Артуш.- Кахетинское вино сильнее любого оружия.

- Согласен, - вздохнул Шота. - А кроме меня кушать никто не хочет? Мы что, на пустой желудок в баню пойдем? Додико обрадовался, что его предложение приняли. Свернул направо и поехал к серным баням.

- Не беспокойся, Шота, решим этот вопрос прямо на месте. В предбаннике постройки 18-го века для них накрыли обильный стол. Все разделись и обернулись в полотенца. Заур с Артушем, даже не входя в парную, чувствовали, как усталость потихоньку покидает их, и не прекращали благодарить Додико.

- Вот видишь, - начал Шота, и не докончил, ибо эти слова уже выразили все. В них была забота и ответственность по отношению к гостям, «пострадавшим» от грузинского гостеприимства, а также гордость, по поводу наличия серных бань в своей стране. Минут через пятнадцать к их столу присоединились еще трое. Один был знакомым Шоты, двое других – Додико. Голые грузины подошли к их столу, держа в руках, как оружие, бутылки вина. Это была уже не баня, а клуб, или же сборище нагих, смешных, беззаботных, веселых людей. После знакомства Додико зевнул и сказал: -Действительно, наша страна необыкновенно прекрасна. Тбилиси и его серные бани, кахетинские вина! Да еще Кура, протекающая через город. Да, быть грузином – это нечто необыкновенное. Россия хочет взять нас в блокаду, сломать нас. Но, несмотря на это, все еще текут наши реки, цветут сады, и наш народ живет беззаботно. После того, как покончили с едой, все прошли в большой банный зал. В огромном зале было жарко. На каменном полу лежали голые купальщики. Большие квадратные дыры в полу были наполнены серной водой. Талгат радовался больше всех, радостно прыгал, как ребенок, его узкие глаза сияли.

-Как здесь здорово! С каждым днем я все больше влюбляюсь в эту прекрасную страну! Шота, заметив искреннее восхищение гостей, стал рассказывать об истории серных бань: -Давным-давно выходит на охоту царь. Он выпускает сокола на глухаря. Долго ждет возвращения ручной птицы с добычей. Не дождавшись, начинает искать. В итоге доходит до небольшого леса. В этом лесу течет серная вода. Царь видит, что и сокол, и глухарь утонули в серной воде. Царь решает заложить рядом с этим местом город

79

Тбилиси. Теперь та серная вода находится здесь. А нынешний Майдан – на месте того небольшого леса. Баня наполнялась серным паром, пахло серой, иначе говоря, тухлыми яйцами. Тела поблескивали от пота. Артуш провел рукой по груди, впитал в тело серу.

-Хватит, выходите. Талгата там уже массируют. Вы тоже проходите во второй зал. Артуш и Заур медленно вылезли из серной воды, прошли в соседний зал и устало повалились на каменный пол. Талгата, который лежал здесь уже минут пять, массировал крупный грузин.

-Как ты? – простонал Артуш.

-А как еще мне быть? – ответил, тяжело дыша под огромными кулаками Талгат. – Такое ощущение, будто через меня прошла армия Тимура.

-И со мной точно так же, - сказал Заур.

-Мекиссе, Сандро! –во весь голос закричал Додико. Вошли два гиганта. Терщик и массажист. Они быстро перевернули Артуша с Зауром и вскочили им на спины. Мастерски помассировали их так, будто танцевали на мягком ковре. Затем соскочили и стали вонзать пальцы в их мышцы. Сидящий рядом Шота, как ни в чем ни бывало, давал им советы.

-Мекиссе, прыгни ему на спину. Да, вот так, хорошо. Сандро, а ты хорошенько его помассируй. После массажа все трое с трудом поднялись на ноги. Массажисты трудились не напрасно. Они чувствовали, как силы возвращаются к ним. Прошли в соседнюю комнату и погрузились в холодную серную воду. Перехватило дыхание, но пару минут спустя они ощутили, как смягчаются мышцы. Шота и Додико плескались вместе с ними, перемигивались и посмеивались. Когда обернувшись в полотенца, они вернулись в большой зал, где их ждал уже обновленный стол, Талгат с серьезным тоном заявил, что дико проголодался. На самом деле, есть и пить хотелось всем. Их посвежевшие организмы были готовы к новой гастрономической вакханалии. Они беседовали о политике, конфликтах, проблемах Кавказа, степях Средней Азии, рассказывали смешные истории из жизни, смеялись, грустили, высказывали пожелания. Было уже девять вечера, но им казалось, что они пришли в баню лишь час назад и весь отдых еще впереди. Кроме них, не осталось ни одного клиента. Все работники уже ушли, остался лишь сторож Вамеш, который, получив от Шоты немного денег, закрыл дверь и дремал в своем уголку. Перед тем, как идти спать, он попросил разбудить его, когда они будут уходить. А уходить им не хотелось. Они скинули полотенца и сидели, в чем мать родила, за низким столиком. Вино, как и вчера, лилось рекой, и они пьянели сильнее вчерашнего. Теперь они смотрели друг на друга совершенно другими глазами. В этих глазах был вопрос, ожидание, сомнение, и даже … страсть. Будто каждый из них крутился в воронке неиспытанных чувств и ожидал эту страшную искорку - момент истины. Момент истины не заставил себя долго ждать…

80

*** Здесь, в Тифлисе, совершалась церемония высшей любви, безграничная как голубое море и бесконечная, как голубое небо. И этот Праздник Любви не был случайным. В эту ночь должны были исчезнуть все границы, и они исчезли. Вражда, конфликты, склоки испарялись в голубой купол. Слившиеся тела так называемых врагов одерживали победу над войнами и территориальными претензиями. Вместо оружия они брали в руки более гуманные, благородные и священные инструменты – ключи мира. Эти ключи мира находили путь не только к их ртам и анусам, но и к сердцам и душам. Эти ключи освобождали сердца от ненависти, ярости, крови, страха и слез. Слившиеся губы, слившиеся тела, слившиеся ключи и замки. Любовь текла рекой, взрывалась, как вулкан. Металось эхо. Стоны наслаждения отражались от стен и возвращались к ним. Жемчужные капли пота на их телах были вызваны не жаром бани, а жаром их душ. Когда тела сгибались на девяносто градусов, раскрывались прекрасные, притягательные маки, на которые тут же налетали истосковавшиеся по любви пузатые пчелы. Ужасная сцена? Вовсе нет! Это была победа над ужасом царствующим на Южном Кавказе на протяжении долгих лет. Как же им подходила поза «69», которая в глазах азербайджанца напоминает две слившиеся, дополнившие друг друга буты 21! Эти страстные любовники, на которых Амур взирал с неба со слезами в глазах, сменяя друг друга, сменяя позы, тыкались куда только и как только возможно. Они одерживали победу над политикой, одерживали победу над древней, новой и новейшей историей. В эту священную ночь, когда тюркский, грузинские, армянский и даже казахский анусы испытывались в настоящей любви и дружбе, когда солоноватая сперма брызгалась на лица, глаза и губы - одерживалась победа над обычаями, кинжалами, честью, национальными ценностями, юртами, седовласыми женщинами, аксакалами, орлами, жеребцами, некрокультурой, макроамбициями, микроэкономическими показателями, нефтью, текущей по проводам, газом, ашугами, сазом, домброй, кяманчой, таром, балабаном, хачапури, долмой, древними князьями, хоровым пением, первой христианской страной, геноцидами, массовыми захоронениями, андраниками, статусом Каспия, церквями, мечетями, шиитами, суннитами, сектантами, консерваторами, бутой, пахлавой, шекербурой, вином, мугамом, коньяком, шербетом, шашлыком, общенациональными ценностями, памятниками, Аральским озером, эмиром Теймуром, степями Туркестана, Туркменбаши, Назарбаевым, Хаджи Ахмедом Ясеви, Севаном, Ереваном, Тебризом. Ночь была темной. А глаза источали яркий свет. Их стоны были наипрекраснейшим музыкальным произведением в истории человечества, ораторией пацифизма и

21 Бута или иначе - «турецкий огурчик» - элемент восточного орнамента, в том числе и азербайджанского. Изображение его встречается в рисунках ковров и тканей, в росписях произведений декоративно-прикладного искусства, в декорировании архитектурных сооружений. Напоминает инфузорию «туфельку».

81

гуманизма, который они предлагали народам Южного Кавказа и Средней Азии, да и всему миру.

4 -Куда идем, Заур?

-Куда скажешь. Мне все равно. Было достаточно холодно. Любовники вышли из ресторана «Алан», где они пообедали, и встали прямо посреди площади. Оглядываясь по сторонам, они не могли решить, куда двинуться.

-Ну, тогда сходим к могиле Грибоедова. Заур застегнул куртку на все пуговицы.

-А что там делать?

-Да ничего… Что, тебе не хочется увидеть могилу гения? Это же тут рядом. В двух шагах. Пошли. Они свернули направо, прошли у монастырской стены и подошли к надгробию. На нем были написаны слова жены Грибоедова Нины: «Твой ум и дела незабываемы для русского народа. Но почему любовь Нины оказалась длиннее твоей жизни?». Артуш наклонился и поднял гальку. Он ударил ее о плиту. Галька упала и скатилась к его ногам. Артуш глубоко вздохнул.

-Это древнее тбилисское поверье. Надо бросить галькой во влажную могильную плиту, и если галька прилипнет хотя бы на мгновение, значит женишься в этом году. Но у меня вот не получилось. Артуш выглядел опечаленным.

-Вот видишь, нам не суждено жениться, - рассмеялся Заур.

-Кто знает, - сказал Артуш и смолк. Не спеша, погруженные в раздумья, они пошли к фуникулеру.

- Что это было, по-твоему, вчера в бане? Кто был этот казах…, зачем он пришел, чего он хотел? – спросил Артуш, положив руку на плечо Заура. Заур сморщил губы, взглянул на гору Мтацминда и сказал: - Даже думать об этом не хочу. Мне надо прийти в себя, чтобы проанализировать случившееся. Артуш достал из кармана сигарету и закурил. Дым, который он выпускал в холодный воздух, казался густым и тяжелым.

-Ты был прав, Заур…

-В смысле?

-Когда говорил, что Шота все знает…

- Он не только все знал, он еще и хотел, - расхохотался Заур. - Ты заметил вчера как стеснялись и робели Додико и Талгат? Артуш прошелся взглядом по блеклым стенам старого Тифлиса и сказал: -Наверно, они в первый раз в жизни занимались любовью с мужчинами. Хотя, прекрасно работали ртом и языками… Как думаешь, Шота сегодня объявится?

82

-Нет! – ответил, не раздумывая, Заур.- Это невозможно. Ему нужно время, чтобы прийти в себя и переварить то, что случилось. Он некоторое время, наверно, не станет встречаться не только с нами, но даже с Додико.

-Это его дело. Хотя, что здесь такого? – Артуш бросил сигарету и раздавил ногой.

- Да, в принципе ничего ужасного… особенно, если так мастерски занимаешься любовью. Они оба расхохотались от души, сели в вагон фуникулера и стали ждать, когда тот придет в движение.

-Рано или поздно конфликт решится. Что будем делать потом?- спросил Заур.

-Думаешь, это вообще возможно? – расстроился от этого вопроса Артуш.

-Но ведь так не может длиться вечно. Ведь ничто не вечно.

-Порой мне кажется, есть кое-что вечное. Это Бог и наш конфликт.

-Перестань нести чушь. Во-первых, Бога нет. А во-вторых, история знает более страшные конфликты, и все они закончились миром. – Заур кашлянул и добавил – Но если ты думаешь, что мира нам не видать, то мне нечего сказать… Вагон начал медленно подниматься в гору. Артуш взял руку Заура и сказал: - Почему-то мы очень часто возвращаемся к этому вопросу.

-Какому вопросу?

-К вероятности мира, к тому, что война когда-то закончится… Наши народы при желании могут продлить этот абсурдный конфликт до Судного дня, но это не должно иметь к нам никакого отношения. Как и не имеет сейчас.

-Ты прав, Артуш. Но я не подхожу к этому конфликту с точки зрения наших отношений.

-Напрасно! – перебил его Артуш. – Ты должен подходить к этому конфликту как раз с точки зрения наших отношений. Никто и ничто не должно нас интересовать. Пусть все сдохнут, нам-то что? Заур промолчал, ничего не ответил. Ну что еще можно было сказать? И вправду, так часто вспоминать войну, Карабах, конфликт и его жертв - ни к чему. Все это бросало тень на чистую любовь двух молодых людей. Прокладывало между ними пропасть. Он положил руку на колено Артуша. Почувствовал тепло его тела сквозь джинсы. Ему захотелось положить голову ему на плечо и любоваться разлегшимся внизу Тифлисом.

-Знаешь, Артуш, я даже не думал во время нашей разлуки, что ты будешь обо мне вспоминать. Не верил в это. Долгие годы я берег нашу чистую детскую любовь в самом укромном уголке своей души. Мы оба были молоды, увидели и полюбили друг друга, когда кипела кровь у обоих. Ночи напролет я не мог уснуть, думая о тебе. Я обязан тебе лучшим в своей жизни. Нас разлучила война, это мы знаем оба. Я боюсь потерять тебя в очередной раз. Может, поэтому так часто вспоминаю карабахский конфликт.

-Я остаюсь при своем мнении, - сказал Артуш, продолжая смотреть в окно. – В те годы мы были детьми, безвольными, обреченными на поражение в борьбе с тем, что разделило нас. Но теперь все иначе. Никто отныне не в силах помешать нашей любви. Мы остановим время и проживем жизнь по собственному желанию. Будем жить, ни на что и ни на кого не обращая внимания, испепеляясь в собственной любви, расширяя границы

83

нашей прекрасной любви. Да разве могу я с тобой разлучиться? Ведь ты показал мне настоящую любовь, – он произнес последнюю фразу, глядя прямо в глаза Заура.

- Когда все уладится мы с тобой вдоволь погуляем по Баку. Пойдем в гости к друзьям, можем даже поехать в Карабах, сделать шашлык на Джыдыр дюзю. Будущее принадлежит нам, Артуш, я в это верю… Но… мира не будет и наши народы будут продолжать воевать до скончания времен, нам нужно будет покинуть этот регион. Ведь мы и это можем.

-А куда мы уедем?

-В Париж, Берлин… куда захочешь, туда и уедем. Захочешь – останемся в Тифлисе, но что-то эта перспектива меня не очень устраивает. Вагон остановился, и они сошли, посмотрели на Тифлис с высоты птичьего полета, жадно надышались холодным воздухом. Через полчала спустились и решили отправиться пешком к проспекту Шоты Руставели. Погуляли по проспекту, а когда устали и проголодались, зашли в ресторан, заказали пиццу с грибами, и опять вернулись на площадь Свободы.

-Пойдем в отель? – спросил Заур.

-Думаешь, Шота может сегодня позвонить?

-Я уже говорил, что не думаю. Если позвонит – увидимся, что тут такого? Ну что - в отель?

-Ладно, идем. Да и погода, кажется, портится, - сказал Артуш, взглянув на небо. Они поднялись на свой этаж, и зашли в номер Артуша. Скинули куртки и легли на диван. Артуш скорчил кислую гримасу от боли в ногах. Это выражение делало его похожим на медвежонка. Заур помог ему снять носки и начал массаж ступней. Иногда он щекотал его и по комнате разносился веселый смех Артуша. Потом Заур обхватил его голову и поцеловал в губы. Его щеки были мягкими и теплыми. Они целовались, глядя друг другу в глаза. С лица Заура не сходило серьезное выражение. Разделись. Тела поблескивали, как желтоватый агат. Они слышали сердцебиение друг друга, и даже гул крови, текущей в венах. Они напоминали двух дельфинов, резвящихся в голубых водах. Артуш пах кофе, табаком и потом. Запах пота совершенно не беспокоил Заура, потому что так было гораздо интереснее, острее, экстремальнее. Погода внезапно испортилась. Когда облака укутали небо Тифилиса, в комнате стало темнее. Но мрак был не страшен. Слившиеся в этом полутемном номере тела источали достаточное количество света. Слились руки и ноги. Слились звезды. Взметнулись бури, взлетели ракеты, забили фонтаны, взорвались салюты в 305 номере отеля «АТА». Содрогнулись небо и земля, улицы сдались водам. Потоки ворвались в Куру, забурлила древняя река. Старый Тифлис плакал навзрыд.

84

ВЕНЧАНИЕ И РАЗЛУКА 1 Интересно, знают ли мои герои, что Платон ставил гомосексуальную любовь выше гетеросексуальной? Во всяком случае, это знание могло бы стать для моих героев небольшим утешением. Платон действительно трактовал гомосексуальную любовь, как возврат к первичности, верил в это со всей искренностью. По его мнению, любовь к женщине – «страсть», а гомосексуальные чувства к мужчине – это стремление к божеству. То есть он верил, что гомосексуальная любовь – «духовна», «священна». Конечно, вопрос спорный, но все это мысли выдающегося философа, а не мои! Аргументы гомосексуалистов не ограничиваются одним Платоном. Например, голубых очень радует, что такой гигант, как Сократ, был геем и что в Древней Греции к подобным связям относились нормально. Действительно, в древнегреческой культуре имелось достаточно причин для гомосексуальных тенденций. В ту эпоху женщины считались низменными существами, обязанными подчиняться. Несмотря на демократию, в обществе царила половая и классовая дискриминация. Труд считался уделом женщин и рабов. Так что, подобная общественная жизнь способствовала бурному расцвету гомосексуализма. Честно говоря, я не хотел бы сейчас утомлять читателя лирическими и философскими разговорами, субъективными рассуждениями. Знаю, всех вас интересует продолжение любовной истории, оборвавшейся в Тифлисе в номере отеля. Однако, если любезный читатель наберется терпения и разрешит мне это отступление, я попытаюсь очертить психологические портреты моих героев. Поскольку любой самостоятельный анализ и умственная гимнастика могут привести к неточным сознательным образам, весьма далеким от реальности. Вы уже прочли треть книги и, наверное, хотите знать, что заставило автора взяться за эту запретную для стран третьего мира тему. Я будто слышу ваш вопрос - «почему?». Могу сказать лишь одно: человеческие отношения, и в особенности такие экстремальные, являются самым интересным объектом творческой практики и подобные отношения не могут ускользнуть от внимания такого маргинала, как я. Не знаю, что побудило двух представителей враждующих народов не только сделать шаг навстречу друг другу но и полностью слиться в одно целое. Я не знаю и не способен узнать, откуда взялась эта устрашающая любовь. Могу лишь ломать голову над предположениями, пытаясь понять, и пожалуй, с вашего разрешения, простить этих двух молодых людей. О таких людях, как Артуш и Заур, можно говорить все, что угодно. Все имеют право обсуждать, судить и обвинять их. Но никого не интересует, какие условия и обстоятельства привели их в объятия друг друга. Порой мне начинает казаться, что мои герои, отличающиеся от общей массы, испытывающие мучения в тисках менталитета, считают гетеросексуальную любовь «чувственным грехом» и потому избегают ее. Не следует понимать, что моих героев

85

приверженцами голубой любви сделал насильственный абсолютистский характер кавказского менталитета. Ибо они стоят вне всего и всех, вне всяких ценностей и нарративов общества. Земля, откуда они родом, официально не признаёт и еще долгие годы не признает гомосексуализм. Однако, независимо от того, признает их старый Кавказ или нет, наличие в прошлом, настоящем и будущем гомосексуалистов в любом обществе – является неопровержимым фактом. Таких, как Заур с Артушем, тысячи, как в Армении, так и в Азербайджане. И многие из них вынуждены жить скрытно, утаивая свою сексуальную ориентацию. Гомосексуальные тенденции у этих молодых людей появляются еще в детском возрасте. В том возрасте, когда это невозможно назвать любовью. В лучшем случае, их отношения можно назвать инстинктивной влюбленностью. К тому же я уверен - ни Заур, ни Артуш не знали, что тактический идеал в качестве голой абстракции играет роль активного унификатора и что унифицирующееся насилие и унифицируемая зависимость в результате этого проецируются на общество, а также на эрос. То есть ни один из них не осведомлен о социофилософских основах наистрашнейшего выбора(?) их жизни – гомосексуализма. Они сопоставили свои физические и ментальные стороны и в итоге дошли до гомосексуальной любви. В нашей восточной традиции греховность сексуальности утверждается после опыта первой мастурбации. После первого «самопознания», самоудовлетворения с помощью руки ребенок встречается с родительским упреком. Верю, что в глубине души каждого гомосексуалиста можно разглядеть огорчение по поводу мастурбации в детстве и латентную ненависть к матери. К той самой матери, которая во время первых мастурбаций служила объектом фантазий… Детская сексуальность, в отличие от взрослой является жаждой самоутверждения и полноценности. Ее можно также назвать самовлюбленностью, выраженной в форме онанизма. В результате контакта рук с половым органом круг замыкается и становится ясно: объектом любви гомосексуалиста является его собственный образ, крепко утвердившийся в подсознании. Не случайно мы так часто становимся свидетелями того, как похожи друг на друга люди, составляющие гей-пару. Рядовым случаем является то, что мальчики с гомосексуальными тенденциями в детстве стоят обнаженными перед большим зеркалом и целуют свое отражение. В контакте пожилого мужчины с молодым парнем старший по возрасту видит в младшем свою неиссякаемую молодость и энергию. Именно в этом контексте обнаруживается схожесть гомосексуализма с мастурбацией. Имею в виду самовлюбленность: каждый гомосексуалист видит в партнере лишь себя и любит лишь себя. Подтвержденный факт - матери во время кормления детей грудью испытывают сексуальное удовлетворение. Ничего стыдного в этом нет, это удовлетворение никак не вредит малышу. Однако порой матери для достижения сексуального удовлетворения используют своих детей, как сексуальный объект. Оставшаяся без мужчины мать Леонардо да Винчи тоже наверно испытывала оргазм от сосательного рефлекса малыша Леонардо. Возможно, за утонченной улыбкой Моны Лизы, которая веками изумляет

86

любителей искусства, кроется сексуальное удовлетворение. На губах Моны Лизы застыла улыбка греха и наслаждения. Может быть, Леонардо во время своего кормления грудью запомнил эту улыбку, и годы спустя запечатлел Мону Лизу, то есть собственную мать. Как знать? Если в этом предположении есть доля истины, то наверно Леонардо расценивал отношения с женщинами в качестве инцеста, то есть секса с собственной матерью, именно поэтому ему не оставалось ничего иного, как стать гомосексуалистом. Повзрослев, он передоверил свою роль, исполняемую в детстве, другим, а сам достигал оргазма, когда мужчина сосал его пенис. То есть Леонардо перевоплощался в свою мать, а склонившийся перед ним на колени партнер, сосущий его член – воплощал ребенка! Признаемся, мы ненавидим Фрейда, потому что он поставил нас лицом к лицу с самими собой, показал нам истину во всей ее обескураживающей простоте. До Фрейда мы не знали, что сны обнажают наши изъяны, не думали об этом. Оказывается, мужчины, испытывающие сексуальную неудовлетворенность, в качестве последнего выхода видят сны, в которых они занимаются аутофелляцией. Это их мечты, покоящиеся в подсознании и беспокоящие их в снах. Подобные сны означают, что мужчина дополняет сам себя, самоутверждается. Попытки самоудовлетворения, желание обойтись без женщин присущи невротическим мужчинам, испытывающим подсознательный страх к женщинам. А в каких условиях возникают рефлексы анальной фиксации? Когда мать делает клизму своему ребенку – разве она не вступает с ним в символическую половую связь? Конечно, побуждения матери могут быть самыми чистыми, а клизма – необходимой для здоровья ребенка. Однако от сексуальной символики этой процедуры никуда не денешься. Клизма, поставленная по всем правилам, еще никому не вредила. Однако если ребенку делают клизму каждый раз, когда он затрудняется при дефекации - это обязательно приведет к негативным последствиям. Матери, ощущающие собственную власть над детьми, подобным образом сублимируют свои женские переживания посредством этой процедуры. Они тайно самоудовлетворяются, вводя клизму в анус ребенка. Зачастую инцестуальная любовь между матерью и сыном возникает в результате неудовлетворительной сексуальной жизни между женщиной и ее мужем. Мать в подобных ситуациях, испытывающая эмоциональные нарушения, переносит свои сексуальные чувства на сына. Хоть это делается не специально, но факт остается фактом. Сын проводит большую часть своего времени с матерью, разделяет ее чувства, ее проблемы, и между ними происходит сексуальное сближение. Все это однозначно «покоряет» ребенка мужского пола. Мать считает, что «ее сын обязан обеспечить ее мечты и желания». Она желает, чтобы ее сын стал большой, очень большой личностью. То есть, чтобы он покорял вершины для нее, во имя нее. Эти чаяния, ожидания, чрезмерная близость и любовь - превращают сына в любовника собственной матери. В результате сын занимает место отца. Очень часто мать зовет сына к себе в постель и спит с ним. В итоге мальчик остается лицом к лицу с сексуальным извращением. Он не может отказаться от матери, и в то же время не может удовлетворить собственные

87

сексуальные рефлексы. Ему не остается ничего иного, кроме того, чтобы уничтожить собственное тело, восстать против физиологии и подавить дикие чувства. В подобных семьях отец обычно такой же невротик, как мать. Зачастую реакция отца, восстающего против действий женщины, превращается в ненависть к сыну. Отец начинает смотреть на сына, как на соперника, который, по его мнению, пошатнул его позиции. А сын остается в полной растерянности. Пытается преодолеть эту вражду, но выхода найти не может. Часто слышит от отца оскорбление «маменькин сыночек». Однако, как ни странно, эти слова часто близки к правде, ибо мать воспитывает своего сына слабовольным, отделяет от отца. Если в такой семье отец, ко всему прочему, деспот, гуляка и тиран, то ситуация усугубляется – мать становится единственным союзником и покровителем сына. *** Но ни у Артуша, ни у Заура не было ничего из вышеперечисленного - никаких психологических травм, инцеста, трудного детства и прочего. В подростковом возрасте никто не приставал к моим героям, никто не пытался их изнасиловать. Даже если на то пошло, впервые порнографический фильм они посмотрели в 15 лет, уже после первого полового контакта. Семьи обоих абсолютно не совпадали с типологией семей, из которых выходят гомосексуалисты. Их родители были культурными и интеллигентными людьми. Так что в этих семьях и речи не могло быть о насилии и извращенном воспитании. Уверенно можно сказать: детство Артуша и Заура ничем не отличалось от детства всех их нормальных сверстников. Они не были отличниками, но учились на «хорошо», иногда получали тройки. У них имелось свое хобби, они любили читать, часто ходили в кино, театр… На фоне всего этого увлечение Артуша и Заура гомосексуализмом выглядит достаточно странным. Что же произошло в их жизни, что поставило юные тела перед тяжким выбором? Не могла бы их жизнь быть такой же беззаботной, беспроблемной, традиционной с точки зрения ориентации, как жизни миллионов их сверстников? Разве именно им было предначертано взбунтоваться против всех ценностей и норм общества, втянуться в бесконечную войну, пролить кровь на этой войне, терпеть спазмы, пробирающиеся до позвоночника, плакать от наслаждения и боли? Может быть…

2 Из портфеля Артуша, выглядывает красный альбом, в котором он хранит свои любимые марки. Улыбка не покидает его губ, он занимает свое место, пожимает Зауру руку. Они здороваются совсем по-взрослому. Он достает из портфеля красный альбом, раскрывает и показывает одну из последних страниц: -Папа вчера дал три рубля, и я купил коллекцию животных. Заур с интересом смотрит на изображения хищников на марках.

88

-Поздравляю. Классные! Во время перемены ребята играют «в марки» в конце коридора. Если увидит директор - отберет и не вернет. Надо соблюдать осторожность. Артуш ударяет марки ладонью, переворачивает все и одерживает победу. Он сначала прячет в карман выигранный трофей, а затем уже в классе аккуратно размещает в альбоме. Поймав взгляд Заура, он отбирает пять марок из общей кучи и протягивает другу: -А это тебе. Заур теряется из-за такой щедрости.

-Но ведь ты их выиграл! Почему отдаешь мне?

-Все равно я играю лучше всех. Выиграю опять. Заур говорит спасибо, раскрывает учебник математики и кладет марки в книгу. …-Заур, слышишь! О чем ты задумался?.. Громкий голос преподавателя математики вернул Заура в реальность, в классную комнату, стены которой излучали безнадежность и печаль.

-Да…Слушаю…

-Что еще случилось? Что ты там разглядел в окне? Поделись с нами.

-Да нет, просто так… Смотрел на дождь. Все в классе рассмеялись, девочки в особенности. Заур лгал. Правда, он видел, как косой дождь ударяется в окно, но мысленно находился рядом с Артушем. Сентябрь 90-го начался дождями. Теперь год близится к концу, и дожди стали идти сильнее. В последний раз они сидели с Артушем за этой партой, будучи учениками 9-го «б» класса. Прошел почти год с момента разлуки. 1990-ый, отправлялся на свалку истории и стремительно исчезал, будто стыдясь того, что запомнился народу, как самый кровавый, самый мучительный год. Класс такой же как и прежде, только одно место за партой пустует… В коридоре уже не встретить игроков в марки – ученики потеряли интерес к этому хобби. Артуш унес с собой излюбленное занятие учеников. В Баку идет дождь. На самом деле дождь льет на страницы тетради, куда он записывает стихи. Дождь льет на его воспоминания, которые бегут по корявым улочкам Баку, перепрыгивая через лужи. Дождь льет на странное, непонятное волнение учеников пятого класса, спешащих после уроков вниз по улице Буньята Сардарова. Его глаза наполняются слезами. Артуш, Артуш, Артуш… Это имя давно превратилось в музыку на его устах. Он написал около двадцати писем, которые не может отправить Артушу и которые Артуш никогда не сможет получить и прочесть. Заур понимает, что потерял его навсегда. Если война каждый день уносит сотни жизней, если в городе не осталось ни одного армянина, а в Армении не осталось ни одного азербайджанца, долма превратилась в предмет спора – значит все потеряно. Пути назад нет. Новогодние празднества имеют свой аромат - запах мандаринов. Этот запах уже не впитывается в школьные стены, как прежде. В коридорах уже не увидеть обертки от конфет «Гулливер». Уборщица тетя Фируза уже не прикрикивает на шалунов,

89

поднимающих в школе облака пыли. И все ученики младших классов знают: Дед Мороз, с каждым годом выглядящий все старее, на самом деле ненастоящий. Стало все меньше мальчиков, стремящихся к первым поцелуям, тех, кто дергает девочек за косички и обзывает их грязными словами. Апатия охватила школу, город, всю страну. Дефицит – нехватка сигарет, хлеба, колбасы – заставил людей забыть об улыбке и радости. Хотя совсем недавно самый дорогой Зауру человек, сидящий с ним рядом, грызя кончик ручки, ломал голову над задачей. Заур смотрел на него мельком, затаив дыхание, встретившись глазами, они смеялись и вновь погружались в книги. Уже прошло полгода, как они раскрыли друг другу сердца, но все еще не могли одолеть волнения внутри себя, не могли спокойно, без трепета смотреть друг на друга. Они боялись оказаться близко на перемене – казалось, пламя испепелит юные тела. На их лицах сияли будто бы тысячи звезд. Солнце заходило в их карих зрачках. О боже, сколько мук они испытали, сколько бессонных ночей провели, перед тем, как раскрылись друг другу! *** Урок физкультуры. Артуш, оставшийся в раздевалке один, взял рубашку Заура и поднес ее к лицу. Он втянул в легкие родной запах – смесь запаха пота и дешевого одеколона и забылся. Это его запах, запах его дикого Заура. Слезы подкатили к горлу, стал подниматься его маленький Арарат. Не в силах больше терпеть он побежал в туалет и кончил, представляя Заура в различных позах. «Заур, Заур… Хочу присвоить тебя до последнего кусочка, хочу выпить, съесть тебя. Будь моим, только моим…». Артуш превращался в каннибала, терял рассудок. Он вернулся в спортзал, где царила атмосфера гиперсексуальности, и равнодушно включился в беседу парней о девочках. Вымышленные истории, ложный сексуальный героизм, анальные и оральные байки. Получалось, что в этой школе все мальчики без исключения имели сексуальный опыт. Учитель физкультуры Валерий Михайлович прикрикнул на ребят: -Хватит нести ерунду! На канаты! Вперед! Заур вполголоса ругает учителя, за то что тот прервал якобы интересный для него разговор, сплевывает сквозь зубы и бежит к канату. Артушу становится сложно дышать. Каждое движение Заура, то, как он ругается, сплевывает сквозь зубы, поднимается по канату, выставляя свою маленькую кругленькую попку, дико его возбуждает. Когда мальчики переодеваются в раздевалке, Заур внезапно оборачивается и встречается с Артушем глазами, скользит по нему взглядом до самого пупка, а потом еще ниже. На кончике холмика, возвышающегося под белыми трусами крохотное влажное пятнышко. Артуш замечает, куда смотрит Заур, и приходит в волнение. «Неужели?..». Свет надежды затопляет его, он не знает, куда деваться от радости. Он столь счастлив, что не замечает, как поднимается его инструмент, как магма приходит в движение. Он берет себя в руки, быстро оборачивается к стене и натягивает брюки. Искорки страсти приводят его тело в трепет. Он бросает взгляд через зеркало. Да, Заур все еще смотрит на него. В его по-детски чистом взгляде читается странный интерес. В раздевалке около

90

двадцати учеников, но ни один из них не чувствует безмолвного диалога между ними, общения глаз и шепота сердец. В тот день они оба поняли, что принадлежат друг другу. *** День, когда свершилось признание, не заставил себя долго ждать. Неделю спустя они раскрыли друг другу сердца. В школьном дворе Заур прислонился к стене одноэтажной постройки, где проводились уроки труда. Он стоял, опустив голову, и не мог взглянуть в глаза Артуша. То, что он слышал, было ему по сердцу, но найти в себе смелости открыть рот не мог. А Артуш все говорил и говорил, смотрел Зауру в лицо, ждал от него реакции, хоть какого-то ответа. «Люблю тебя» - после этих волшебных слов Артуша щеки Заура зарделись. Он поднял голову и посмотрел на Артуша, который от волнения говорил не переставая. Он уже не слышал его бессвязные слова, лишь только смотрел на свою первую любовь. Наконец Артуш смолк. От мороза его щеки заалели, дрожали губы. Он ждал ответа, а Заур продолжал молчать и смотреть ему прямо в глаза. Ему захотелось дать Зауру пощечину, привести его в себя, разговорить. «Ну почему ты молчишь?» - подумал он мучительно. «Скажи хоть слово!». Ответ прозвучал так же звонко и чисто, как звон хрусталя: -Я тебя тоже… Спустя два дня они познали друг друга дома у Артуша, укрепили робкие ростки любви языком своих тел. «Экран» 22 в Бузовнах 23 стал первым и последним пионерским лагерем, где они были вместе. По земле бегали жуки, запах теплой летней ночи щекотал им ноздри, море сливалось с землей. Ребята, собравшиеся вокруг костра, отгоняли писклявых комаров и хором пели популярную пионерскую песню «Взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионеры, дети рабочих» под аккомпанемент гитары Олега из старшей группы. Эта посвященная детям рабочих песня, великая, как сама империя, разносилась по всему Апшерону. А для Артуша с Зауром эта песня повествовала о любви, влекла их в объятья друг друга. Апшеронский вечер наполнялся любовью и сексуальным томлением. Никто не замечал и если даже замечал, то не задумывался, почему эти мальчики, так часто ищут уединения. Они нашли для себя укромное местечко за низкими скалами между берегом и проселочной дорогой. Раскаты песни заглушали страстные стоны двух подростков, защищая таинство их любви. В стране сказок наступала звездная ночь. *** 22 23

Пионерский лагерь. Поселок в Баку.

91

Весь день в классе прошел среди грез, он только и делал, что смотрел пустыми глазами на льющийся за окном дождь. Вернулся домой, ни с кем не обмолвился словом, ничего не поел, не попил, и под горестными взглядами привыкших к его состоянию родителей прошел в свою комнату и запер дверь. Повалился на кровать, не включая света. Уставился на Девичью башню, будто бы потихоньку тающую под яростным ливнем, и расплакался. Артуш тоже не мог уснуть в Ереване. Они временно обосновались с семьей в общежитии машиностроительного завода, и он прижимал ладонью рот, чтобы соседи не услышали всхлипов. Он не мог забыть дорогого человека. Не мог забыть их любовные утехи, его глаза, смех, тепло рук. Его скорбь росла день ото дня, как разгорающееся пламя. Он не мог простить себе, что даже не попрощался с Зауром. Сожалел, что не послушался отца и напоследок не поговорил с ним по телефону, не услышал его голоса. Только теперь он понимал - гордости нет места в любви. «Заур, ты должен знать, что я спрятал нашу любовь в своем сердце. Всю жизнь я буду думать лишь о тебе. Каждый день без тебя, без твоего голоса станет для меня адской мукой. Мое сердце разбито. И среди этих развалин нет места ничему, и никому кроме тебя…».

3 …Длинный, длинный поезд. Дома, постройки, еле уловимые из окна. В тамбуре на стенах следы мочи. Артуш с Зауром сидят друг против друга в двухместном СВ, пьют подаренное Шотой вино, слушают стук колес разрывающего тьму поезда, и время от времени нарушают тишину краткими репликами. Беседы, которые ведутся в дороге, в особенности в поезде, бывают более теплыми, доверительными и искренними. Причина, наверно, в том, что люди в дороге находятся вне пределов времени и пространства, переходят в иную субстанцию теории относительности. В учебниках математики не пишется, чем занимается субъект, движущийся из точки А в точку Б. Значит, это не имеет никакого смысла. Аналогично для любовников, движущихся из Тифлиса в Поти, не имело особого значения, куда ехать. Лишь бы быть рядом и довести до максимума эти минуты блаженства. Им нравилось путешествовать. Это желание, кроме потребности остаться наедине и иметь комфортные условия для занятий любовью, было вызвано также жаждой обрести утраченное время и убежать от себя.

-Артуш, хочу кое-что спросить у тебя. Давно хочу задать этот вопрос, но почему-то всегда забываю. Артуш опустошил пластиковый стакан с вином и посмотрел на Заура исподлобья.

-Давай, валяй.

-Меня интересует отношение к гомосексуалистам в Армении.

-Ты же хорошо знаешь, что к ним относятся плохо, – не смог скрыть удивления Артуш.

92

-Ты прав, я знаю, но в каких формах проявляется это плохое отношение? Заур налил им обоим вина, взял свой стакан и откинулся на подушку. Вино основательно на них подействовало, развязало языки.

-Как сказать… По-разному.

-Вот скажи мне, в вашей доблестной армии есть геи? Артуш, уловивший сарказм в его тоне, улыбнулся.

-Нашу армию не тронь, ведь она, как минимум, завоевала огромную территорию.

-Не ваша армия, а российская. Но, во всяком случае, спасибо, что согласился с самими фактом оккупации, - Заур закрыл глаза, чтобы лучше почувствовать вкус вина. Артуш внезапно вскочил и подсел к Зауру. Заур вздрогнул и открыл глаза.

-В чем дело? Артуш положил руку на его холмик, вздымающийся под джинсами и начал слегка поглаживать.

-Ты неисправим. Как и каждого азербайджанца, тебя раздражает факт победы Армении над вами. Выход ты находишь в том, чтобы списать победу на Россию, - сказал он, наклонился и поцеловал Заура в губы. Заур поставил стакан на стул и привлек Артуша к себе.

-Да и ты неисправим, подлый дашнак.

-Не ругайся, презренный тюрок… Ахх…

-Мммм…Выключим свет?

-Подожди, подожди… Еще рано. – Артуш отодвинулся от своего любовника, взял свой стакан и вернулся на прежнее место. - У нас еще шесть часов впереди. Потерпи немного. В Поти нас ждет удобная кровать. Зачем мучиться в этом тесном купе? Заур залпом выпил вино и нежно посмотрел на Артуша.

-Шота все-таки объявился…

-Да. Я этого совсем от него не ожидал…

-Да и я тоже.

-Как по-твоему, он все еще сожалеет о том, что произошло в бане? Ты заметил каким смущенным он выглядел на вокзале? Не могу понять, к чему эти комплексы.

-Если сожалеет, значит, дурак. Наверно, вспомнил о княжеской крови в своих венах. К тому же перестань уходить от разговора. Ты помнишь, о чем я тебя спросил?

- О чем?

-О ситуации с геями в армянской армии. Забыл уже? Артуш сощурил глаза, посмотрел в окно и после некоторого раздумья ответил: -Об этом долго можно говорить. Начнем, например, с призыва. Если призывник во время медкомиссии признается, что он гомосексуалист, то врачи сразу же сообщат об этом председателю комиссии и военному комиссару. А что будет потом…не приведи Господь.

-А что бывает потом?

-Парня водят по всем кабинетам военного комиссариата, позорят перед призывниками, оскорбляют. Ставят в итоге диагноз – гомосексуализм и отправляют в

93

психиатрическую лечебницу. Военный комиссар сообщает об этом родителям, на место работы или же в ВУЗ. Заур смотрел на Артуша с расширившимися от удивления глазами. Он не мог поверить своим ушам. Ужас охватил его.

-Что ты говоришь? Ведь это такое унижение!

-Конечно, унижение. А я что говорю? У меня были друзья-геи – Мамикон Осепян и Мисак Кочарян. С ними так и случилось. Военный комиссар поставил всех в известность в школе, где учился Мисак, о его гомосексуализме. Врачи комиссариата поставили ему диагноз «гомосексуализм» и направили в больницу. Там его диагноз подтвердили без всякого обследования и направили не на стационарное, а на амбулаторное лечение. В его дело в больнице вписали, - «половая перверсия». В конце концов, в его военный билет добавили необходимую графу и освободили от службы. Он до сих пор стоит на учете в психиатрическом диспансере.

-Но ведь это невозможно! – сказал Заур, поглаживая лоб. – В 1991 году всемирная Организация Здравоохранения окончательно исключила гомосексуализм из международной классификации заболеваний. Разве в Армении, которая является членом этой организации, не знают об этом?

-Может и знают, но армянское здравоохранение немного отличается от мирового.

-А что с ним делали в больнице? Он что, лечится от гомосексуализма?- Зауру стало смешно от собственного вопроса. Артуш же продолжал сохранять серьезность.

– Какое еще лечение? Врачи получили устный приказ из Министерства Обороны по поводу таких призывников – делайте что хотите, но геев в армию не пускайте. И вправду, гей, попавший в ряды армии, оказывается головной болью для своего командира. Кто будет в ответе, если его там убьют?

-А если скрыть свою ориентацию?

-Допустим, скроешь. А если на гражданке есть те, кто об этом знают?

-И что же тогда?

-В смысле? Не понимаешь? С гражданки сообщают в военную часть: этот человек – гей. Вот и все! Все стучат друг на друга. После этого начинаются оскорбления, унижения. Его зверски избивают, солдаты отказываются есть с ним в одной столовой. Однажды солдаты подняли бунт с требованием сменить всю посуду в столовой из-за того, что в части был обнаружен гей. Лучше всего самому признаться. Тогда, может, не изобьют, но оскорблять все равно будут. Не пустят в столовую, всегда будут отправлять в наряд. Вся черная работа, кроме мытья посуды, достанется такому человеку.

-А как обстоит дело в Карабахе?- спросил Заур, внимавший Артушу с ужасом.

-Да точно так же. Там даже хуже. Голубых солдат отправляют в дома близлежащих селений. Их часто избивают, оскорбляют. После побоев им не позволяют идти в санчасть.

-Почему?

-Во всех военных частях существует неписаный закон. С геем в одной палате находиться западло! Заур наполнил опустевший стакан вином. Услышанное шокировало его. Артуш, внимательно наблюдавший за тем, как он наливает вино, сказал:

94

-Может, скажем проводнику, чтобы принес чаю?

- С ума сошел что ли? Какой еще чай? - Заур поднял голову и крайне удивленно взглянул на Артуша. Артуш рассмеялся, облокотился на стол.

-Ну, все не так страшно, как я рассказывал. В одном из военных училищ авторитеты поставили перед курсантом-гомосексуалистом два условия – либо уходить из школы, либо принести деньги. Курсант дал им три тысячи долларов и сам стал авторитетом. Как только Артуш произнес последнюю фразу, Заур скорчился в приступе хохота. Он с трудом затолкнул канистру под стол и лег на койку. Он кашлял и смеялся, из его глаз катились слезы. Это зрелище заразило Артуша – он пытался поддерживать разговор усилием воли преодолевая накатившую волну дикого хохота.

- Что… что… ты говоришь? Серьезно… стал авторитетом? - с трудом задал этот вопрос Заур и расхохотался пуще прежнего.

-Не веришь?! Могу поклясться чем хочешь! Потом этот человек взял власть в военном училище. А в один прекрасный день обнаружил… что сам занимается обличением и избиением гомосексуалистов. Лицо Заура стало багровым. Одной ладонью он хлопал по колену, а другой пытался подавить кашель. Постучались в дверь. Артуш, пошатываясь, пошел к ней и открыл. Пожилой проводник с упреком посмотрел на Артуша, затем на судорожно смеющегося Заура и сказал: -Вас слышно в моем купе. Представьте, каково пассажирам. Вы хоть имеете представление, который сейчас час? Артуш покачал головой и посмотрел на часы. Было без пяти час. Заур уже кое-как успокоился.

-Дядя, простите, пожалуйста. Виноваты не мы, а грузинское вино. Проводник улыбнулся и посмотрел на полупустую канистру под столом.

-Понимаю. Грузинское вино – лучший напиток на свете. Но и его нужно уметь пить. Заур примирительно положил руку на грудь и сказал: -Обещаем, дядя, вести себя хорошо... Но у меня к вам один вопрос.

-Слушаю, сынок.

-В Тбилиси есть улица имени Джорджа Буша.

-Есть, сынок, есть.

-На очередных президентских выборах в Штатах в 2008 году Буш уже не будет баллотироваться, потому что уже два раза был президентом. Что станет с этой улицей, когда изберут другого? Она так и будет называться улицей Джорджа Буша или же получит имя нового президента США? Пожилой проводник грозно посмотрел на Заура, затем на Артуша. Старика разозлило, что эти молокососы прикалываются над ним.

-Прошу, потише, - сказал он и ушел, хлопнув дверью.

-Ну ты даешь, Заур. Теперь этот старый гордый грузин не сможет заснуть до утра, сказал Артуш, сел на свое место и вытянул ноги. – голова кружится. А ты как?

95

Заур закурил сигарету.

-Не глупи! Хочешь опять нарваться? – сказал Артуш, покачивая головой.

-Да гавно он кушает. Я не потому покупал СВ билет, чтобы курить в тамбуре. Я хочу курить здесь. Потом приоткрою дверь, не беспокойся. Хочу спросить еще одну вещь. В Армении есть статья за гомосексуализм?

-Почему нет? Сто шестнадцатая статья уголовного кодекса Армении. Статья есть, но никого не сажают, как-никак мы члены Совета Европы. Слушай, какая разница, есть статья или нет ее. Отношение к геям не изменится у нас. Может, только через два-три поколения. Заур стряхнул пепел сигареты на пол и спросил: -Хочешь закурить? Не пойдешь же ты курить в пропахшем мочой тамбуре!

-Ладно, как хочешь, - согласился Артуш.- Но купе превратится в газовую камеру. Скажи, а как обстоят дела в Азербайджане?

-У нас тоже есть статья - сто тринадцатая. По ней можно три года получить. Однако, преступников должны поймать на месте преступления. А это, сам понимаешь, не так уж просто. Правда, человека могут направить на экспертизу или же заставить признаться прямо в отделении. Человек, попавший в отделение полиции в Азербайджане, может признаться даже в том, что заживо сжигал евреев в Освенциме. Все решают деньги. Гей ты или не гей, дай на лапу и свободен.

-Как все похоже…- горько рассмеялся Артуш.

- Нет, не все похоже. Вряд ли ваша полиция объявила бы розыск на Че Гевару. Артуш с подозрением посмотрел на Заура.

-Да брось ты.

-Нет, я серьезно. Как то Бакинские поклонники команданте собирались показать фильм и отметить 80-летие Че. Как только со вступительной речью начал выступать посол Кубы в Азербайджане, вдруг, в лучших традициях времен Че - в кафе хлынуло человек 30 полицейских. Арестовали всех участников сборища. А потом, менты, оценив бороду команданте, сообщили, что раскрыли сборище ваххабитов. Во время допросов участников мероприятия, представители доблестных правоохранительных органов Азербайджана пытались выяснить - кто такой Че Гевара и где находится в данный момент. Ну, а затем в целях следствия, задержанным сообщили, «дан розыск на их главу, то есть на Че Гевару, и очень скоро его тоже арестуют». Артуш качал головой и слушал Заура с раскрытой челюстью. Как бы он ни старался, поверить в услышанное было сверх его возможностей.

-Вот такие вот дела Артуш… А ты говоришь, мы похожи. Но по-моему мы отвлеклись. Возвращаясь к нашей теме, должен сказать, что в последнее время у нас геи стали гораздо образованнее. Они пишут обращения, адресуют жалобы в такие влиятельные организации, как ILGA 24, ООН, Юнеско, Совет Европы. ILGA давит на Совет Европы, чтобы эта организация проявляла активность в обеспечении прав гомосексуалистов в Азербайджане.

24

Международная Ассоциация геев и лесбиянок.

96

- И что, это помогает? – спросил полушутя, полусерьезно Артуш пытаясь забыть ужасную историю про Че Гевару.

-Да нет, какая там помощь. Но, по сравнению с Арменией, у нас гораздо лучше. По крайней мере, в армии не мучают.

-Как это так? – сощурил Артуш глаза - не может быть.

-Точнее, в армии таких людей просто используют, - поправил Заур свою «ошибку». То есть солдаты удовлетворяют свои потребности за счет них. Но ведь гею это и нужно, не правда ли? Артуш сделал глубокую затяжку, помотал головой и отогнал дым рукой: -Ну, в общем… Что-то мы много говорим о чужих проблемах. Что с нами самими будет не знаем, а за других переживаем.

-Верно, - сказал Заур, потушил сигарету о железо под койкой и положил бычок на стол. – Выброшу, когда схожу в туалет.

-Какой ты неотесанный, грязный кочевник-тюрок.

-Но все равно я люблю поезда.

-А пароходы?

-На пароходе я был лишь раз, когда ездил в Туркменистан еще ребенком. Подробностей не помню. Помню только, что маму на протяжении всего плавания рвало. Артуш потушил сигарету ногой и бросил к бычку Заура на столе.

-А я в детстве хотел построить воздушный шар и полететь в дальние страны. Я прочел романы Жюля Верна, Дюма и воображал себя рыцарем в эпицентре страшных приключений.

-Артуш!

-Что?

-Я тебя люблю.

-…

-Я люблю тебя больше всех и всего на свете. Он присел к Артушу и погладил его по щеке. Затем обнял и поцеловал его, просунул язык ему в рот. Теплый, пропахший вином и куревом рот опьянил его. Артуш откинулся на кровать, Заур стал расстегивать его рубашку и целовать его тело, маленькие соски. Затем так крепко стиснул его, что тот простонал от боли. «Артуш…». Это имя словно обладало волшебной мощью. Волшебство этого имени в мгновение ока стирало все. От этой реальности остались лишь большие глаза армянина и стоны, отражающие все – страх, наслаждение, страсть и счастье. Их телодвижения напоминали мольбу земли, истосковавшейся по дождю. *** С балкона дома, находящегося в окружении деревьев открывается чудный вид: пропасть обдуваемая ветром и парящий над ней орел, будто вылитый из бронзы. Скалы напоминают нагромождение грубых камней. Квадратные домики смотрят на реку, текущую прямо под пропастью. Это горное поселение в Поти – портовом городке, одном

97

из самых прекрасных уголков Грузии… Внутри дома, где остановились Артуш и Заур, царит полумрак, на полу расстелены паласы и лежат подушечки. Они, прислонившись к подушечкам, смотрят вдаль, на высокую гору, выглядывающую между двух скал. Заур сделал две затяжки марихуаны, которую подарил им Шота, и передал сигарету Артушу. Виски у обоих стали ледяными, сердца учащенно бились, в груди ощущалась прохлада. Легкий ветерок развеивал запах марихуаны. Впереди, в двухстах метрах по проселочной дороге шли с торбами и корзинами в руках женщины и дети, на их лицах были запечатлены усталость и напряжение.

-Интересно, откуда они идут? – спросил Заур, почесав нос. Артуш посмотрел на сельчан, задумался, и вдруг хлопнул себя по лбу и ответил: -Знаю. Они идут на войну.

-А может, возвращаются?

-Какая разница? Я говорю - идут, ты говоришь – возвращаются. Значит, ты хочешь возразить мне. Ты выбрал очень неудачное время и место для спора. Вообще, почему ты должен не соглашаться со мной? Заур почувствовал, как ему становится холодно, и укрыл колени одеялом. Некоторое время он безмолвно и умиротворенно смотрел на сельчан.

-Почему мы приехали сюда, Заур? – нарушил Артуш молчание.

-Ты очень много говоришь, но все равно я отвечу на твой вопрос. Я не собираюсь с тобой ссориться, и мы приехали сюда не за этим. Ты своим вопросом пытался меня задеть. Будто бы я привез тебя сюда, чтобы спорить тобой. Хотя у меня совершенно иная цель. Я мог бы при желании поссориться с тобой в Тифлисе, зачем мне для этого надо было ехать в Поти? Мы приехали сюда, чтобы просто лежать и смотреть на сельчан. Артуш взял банан из кулька и стал аппетитно жевать его. Заур смотрел на него и говорил о чем-то, тон его голоса все понижался и понижался. Когда Артуш доел банан, Заур погрузился в молчание. В его широко раскрытых глазах сгустилась пустота, устремленная вдаль. Артуш швырнул кожуру через окно и принялся за второй банан.

-Заур, я считаю, что если ты съешь банан, то лучше разглядишь то, на что смотришь. Бананы улучшают зрение, поэтому все пророки ели бананы. Заур указал глазами на парящего в вышине орла и спросил ровным голосом: -Орлы тоже едят бананы?

-Что, орлам больше нехуя делать?

-А почему они тогда так хорошо видят? Могут разглядеть с высоты даже мышь. Артуш протянул банан в полураскрытый рот Заура. Заур откусил и стал вяло жевать, не прерывая рассуждения: -Ты не ответил на мой вопрос, а я точно помню, что задал тебе вопрос. Орлы так хорошо видят потому, что едят бананы?

-Может быть, едят. Африканские орлы, наверное, точно едят.

-Почему?

-Ведь в Африке нет ничего, кроме бананов. Заур расхохотался, как сумасшедший. Его рот был полураскрыт, челюсть напряжена, лицо стало багровым. Он похлопывал себя по груди правой рукой. Со стороны можно

98

было подумать, что он в шоковом состоянии либо парализован. Почти полминуты он оставался в этом положении. Наконец он кое-как пришел в себя и сказал: -Армяне тоже едят бананы.

-Да, едят, – не возразил Артуш.

-Поэтому они такие же дальнозоркие, как орлы.

-Спасибо, дорогой, за то, что назвал армян орлами, - сказал Артуш, с самодовольнопольщенным выражением на лице.

-Нет, я не называл армян орлами. Я просто сказал, что они дальнозоркие. Разве ваш народ не дальновиден?

-Да, дальновиден. Откуда ты знаешь? Заур расхохотался от души и сказал: -Армяне столь дальновидные, что умудрились потерять Баку. А знаешь, почему? Потому, что жадные. Если бы не карабахская проблема, сейчас они жили бы в лучших районах Баку, управляли бы нефтяным бизнесом.

-Какая мне разница, кто что потерял, – равнодушно сказал Артуш, откусывая от банана. Нефть мне не нужна и Баку мне не нужен. Да и Ереван тоже. И этот парящий в небесах орел. Заур поднялся, сел, раскрыл руки и, махая ими, крикнул: - А что тебе нужно? Артуш тоже сел и потрясая банан, громко сказал: -Ты! Мне нужен ты!

-Я что, бездушный предмет? Я же не спрашивал, кто тебе нужен, я спросил, что тебе нужно. Разве я могу быть ответом на вопрос «что?» Разве я не человек? Вместо ответа Артуш приблизился к Зауру и взглянул в его поблескивающие глаза. Затем обнял его, и Артушу показалось, что он обнимает его впервые в жизни. У Заура было крепкое тело, мягкая и ароматная кожа. А его зубы блестели, как жемчужины. Заур часто заморгал. Его длинные и нежные ресницы прикасались к щекам Артуша, его агрессия исчезла вмиг, а в глазах возникла нежность. Он поднял его голову, взглянул на его мягкое лицо, влажные губы и томные глаза за полузакрытыми веками.

-А стоило бы жить, если бы не ты, Заур? *** Артуш разложил омлет по тарелкам.

-Утром он прислал смс-ку, написал, что будут после полудня, - сказал он, выключил газ под чайником и подошел к двери кухни, - слышишь? Заур, который аккуратно раскладывал подушечки, спросил, не оглядываясь: -Они на машине?

-Конечно. Не станет же он привозить такого человека на автобусе.

-Ну что ж, добро пожаловать, - сказал Заур.

-Хватит там играться. Иди, помоги мне.

99

Шота прислал смс-ку в двадцать минут восьмого и сообщил, что они будут в Поти к часу. Все было обговорено уже в Тифлисе. Услышав безумный план просящих у него помощи молодых людей, Шота сначала опешил, потом подумал и пообещал помочь. В кафе на тбилисском вокзале он сказал молодым людям: «Неважно, гетеросексуальная или гомосексуальная любовь – это самый прекрасный, самый сладкий грех который дается жизнью. Вы просите меня разделить с вами этот грех, и я не могу вам отказать. Для меня разделить этот грех, присвоить его гораздо почетнее, чем испугаться и убежать. Надо пойти на этот грех приступом, победить его и увековечить чистую любовь. Отрицание любви - означает несправедливость, неуважение и измену по отношению к самому себе в первую очередь». Шота сдержал свое слово и сегодня собирался быть в Поти с близким и доверенным человеком первой леди Грузии Сандры Руловс, с ее так сказать духовным отцом, голландским священником Клаасом Хендриксе. Они должны были приехать, чтобы исполнить просьбу Заура и Артуша, которые годами терпели невыносимые муки, страдали и, несмотря на войну, ни на миг не теряли надежду на встречу, не изменяли себе. Они, в принципе не придавали большого значения вступления в брак, но раз выпал шанс – решили не упускать его. Их брак должен был стать первым браком геев на Южном Кавказе, являющемся родиной латентных гомосексуалистов. Этим безрассудным шагом они, вполне вероятно увековечили день своего бракосочетания 18 ноября, превратив его в значимую дату не только для геев Южного Кавказа, но и всего мира, в день святого Валентина для геев, точнее, в день святого Клааса Хендриксе.

-А среди геев в Азербайджане были попытки вступить в брак? – спросил Артуш.

-Насколько я знаю, была одна пара, - ответил Заур, помешивая ложечкой сахар в стакане.

- Серьезно? Ты их знал? – у Артуша, который не ожидал такого ответа, от удивления расширились глаза.

-Да нет, откуда мне их знать. Они оба работали в нефтяном секторе, в BP. Пресса о них немало писала. Их звали Эльдар и Мансур. Они уже много лет живут как семейная пара, под одной крышей. С заявлением о желании вступить в брак они обратились в ЗАГС Ясамальского района.

-Что ответил им ЗАГС?

-Конечно, отказал. А теперь они собираются пройти через все судебные инстанции в Азербайджане и обратиться в Европейский суд.

- Вот дела… - сказал Артуш, глядя из окна на воробьев, чирикающих на ветках ели. – Интересно, это к чему-нибудь приведет?

- До сих пор Европейский суд не рассматривал подобные дела. Если рассмотрит, думаю, вынесет решение в их пользу. В этом случае может быть Азербайджану придется подчиниться.

-Вот видишь? Азербайджан! – вздохнул Артуш. В Армении достаточно заикнуться о свадьбе между гомосексуалистами, как тебя в ту же секунду прибьют на месте. Проклятая страна. А еще, христианская!

100

-Ладно, не нервничай, - рассмеялся Заур. - Кавказ есть Кавказ, какая разница, христиане или мусульмане? Эти проклятые народы одинаково омерзительны.

4 Сидящий за рулем Додико легко нашел дом, в котором они остановились. Была половина второго. Заур с Артушем прогуливались во дворе и курили.

-И Додико приехал, - подмигнул Заур Артушу. Они вышли на улицу к машине, Заур открыл заднюю дверцу и помог сойти Клаасу. В отличие от образа бородача, который Заур себе представлял, тот оказался выбритым, полненьким священником лет сорока-сорока пяти. Он был плешив, отчего его широкий лоб казался еще больше.

-Добро пожаловать. Артуш бросил сигарету и обнялся с Шотой и Додико. Затем поздоровался со священником Клаасом.

-Трудно было найти дом? – спросил Заур у Шоты.

-Да нет, тем более для человека, частенько отдыхающего в этом селе.

-Пожалуйста, заходите,- сказал Артуш. Все пятеро зашли в дом, сняли куртки и обувь. Гости расселись на полу и подушках в комнате, где не было ни кресел, ни дивана. Молчавший и улыбающийся до сих пор священник Клаас погладил рукой ковер и довольно кивнул головой. Видимо, ковер ему понравился. Артуш прошел на кухню, включил газ под чайником, достал чашки из шкафа и, не глядя на Заура, который беспокойно метался около него, сказал: -Ну что, места себе не можешь найти?

-Я же не каждый день женюсь, Артуш. Тем более на мужчине. Так что ничего странного в том, что я волнуюсь. А ковер священнику понравился.

-Что будут пить гости, чай или кофе, может, спросишь? - сказал Артуш, пропуская мимо ушей последнюю фразу Заура.

-Да нет, конечно же, кофе. Кофе по-турецки.

-Не по-турецки, а по-армянски. Кофе, изготовленный по древнему армянскому рецепту, - Артуш слегка улыбнулся и подмигнул Зауру.

-Ладно, ладно, пусть будет по-армянски. Давай поживее, - сказал он и вернулся в комнату. Священник Клаас с интересом рассматривал сельские пейзажи на стенах и всю обстановку в комнате. Заур подошел к Шоте и тихо сказал: -Как хорошо, что Додико тоже пришел.

-Ведь требуется два свидетеля, - смущенно улыбнулся Шота.

-И правда ведь! Я совершенно об этом не подумал, - шлепнул себя по лбу Заур.

- Ты забыл, но мы помним. Священник Клаас тоже говорил, что без свидетелей брак невозможен, - сказал Додико. Клаас Хендриксе, уловив, что речь идет о нем, взглянул на молодых людей. В его глазах застыл вопрос.

101

-Я рассказывал Зауру о важности присутствия свидетелей, - сказал ему по-английски Шота.

-Да, это чрезвычайно важно, - сказал священник. – Без свидетелей брак будет недействительным перед Господом. К тому же один из супругов мусульманин. А ислам требует присутствия двух свидетелей. Заур подумал, что священник подшучивает над ними, и скептично взглянул на него, пытаясь понять, насколько тот серьезен.

-Вы арендуете этот дом? - спросил Клаас.

-Да.

-За сколько?

-Пятьдесят лари в день.

-Отлично. Прекрасно. Артуш вошел в комнату и стал расставлять перед гостями кофе. Заур принялся ему помогать. Артуш зачем-то захотел вернуться на кухню, но священник Клаас удержал его за руку: -Сядь, сынок. И ты тоже, - обратился Клаас к Зауру. Они оба сели и уставились на чистое, белое, светлое лицо священника.

-Человек должен искать счастья в любимом человеке, а не где-то еще. Это и есть высшая истина. Я узнал у своего друга Шоты, что вы решили пожениться. Признаться, это показалось мне достаточно странным – никогда не думал, что армянские и азербайджанские гомосексуалисты могут вступить в брак. Но, раз вы приняли такое решение, могу лишь поздравить вас. – Он сделал глоток кофе и продолжил. – До сего дня я обвенчал около 20 гомосексуалистов, бесчисленное количество натуралов. Признаться, впервые я чувствую себя абсолютно спокойным, свободным. Ваше венчание станет самым знаменательным событием в моей профессиональной карьере. Еще раз поздравляю вас, желаю долгих лет и счастья. Однако перед тем как приступить к церемонии я дам вам несколько советов, дети мои. Священник уселся поудобнее, сделал еще один глоток кофе и продолжил ровным, монотонным голосом: -Не критикуйте друг друга за маленькие либо большие недостатки. Не бывает людей без изъянов. Умейте прощать. Во время споров не раздувайте то, что было в прошлом, не обсуждайте карабахский конфликт, который беспокоит вас обоих. Закрывайте глаза на небольшие недостатки. Не забывайте, ваш брак, основанный на любви и дружбе, может обеспечить вам вечное счастье. Не позволяйте недоразумениям затягиваться. Решайте проблемы в течение короткого срока, на основе компромисса. Не будьте идеалистами, умейте идти на уступки и не ожидайте чуда от противоположной стороны. Объясняйтесь в любви всеми возможными способами. Не сдавайтесь трудностям. Смотрите на жизнь с надеждой. Будьте радостными. Желайте для своего супруга того же, чего желаете себе. Думайте о нем так же, как о себе. Оставьте в прошлом вопросы, на которые уже нельзя найти ответ, и не обсуждайте сегодня те заботы, которые ждут вас в будущем. Вы оба должны помнить, брак – это священный союз и слово, данное Господу. Поэтому вы должны быть абсолютно уверены в этом шаге. Надо семь раз отмерить и

102

один раз отрезать. Не позволяйте вашим родственникам, соседям, друзьям и народам вмешиваться в ваши отношения. Пытайтесь решать свои проблемы сами. Не спешите указывать на ошибки своего супруга. Для исправления некоторых изъянов требуется время. Не раздувайте мелкие недостатки. Вы должны понимать, что семейная жизнь полна трудностей и накладывает большую ответственность на каждого из вас. Не теряйте веры в себя. Старайтесь избегать споров и не допускать недопонимания. Заур и Артуш улыбнулись. До сего дня они именно так относились друг к другу. Эти оформленные и озвученные заповеди еще более укрепили их уверенность в том, что они на верном пути. Артуш подобострастно посмотрел на мягкое лицо священника и сказал: -Наша любовь запретная. Наши общество и народы – заклятые враги. Если даже один из нас был бы девушкой, то наш брак все равно оказался бы невозможным. Хочу сказать: то, что мы являемся гомосексуалистами, усугубляет и так безнадежную ситуацию. Возможно этот брак останется тайным до конца нашей жизни. И поэтому… хочу спросить вас.

-Спрашивай, сын мой. Ты можешь задать любой вопрос. Артуш посмотрел на Заура. В его глазах читалось сомнение. Он склонил шею, будто ждал помощи от любимого. Заур, увидев, что тот испытывает затруднение, сам задал вопрос: -Нас интересует одна вещь. Наш брак – это первый тайный гомосексуальный брак или были еще подобные случаи? Священник призадумался, вдруг решительно взглянул на обоих и ответил: - Нет. По крайней мере, в моей практике такого не было, да и от других я не слышал. В Европе нет проблем подобных вашим, и поэтому геям не приходится от кого-либо скрываться. Я впервые венчаю гомосексуалистов тайно, в условиях, когда этот самый священный акт может быть воспринят как преступление. Шота переводил слова священника для Додико, который внимал с умиротворенным лицом, время от времени покачивал головой и с состраданием смотрел на Заура с Артушем. Ответ священника вдохновил любовников. Заур еле дождался, паузы: -Значит, в этом случае, можно утверждать, что день нашего венчания может стать днем святого Валентина для геев? Преподобный Клаас растерялся. Подобного оборота в разговоре он никак не ожидал. Священник снял крест с шеи и начал его поглаживать, казалось забыв о том, где находится. Комната погрузилась в тишину, никто не осмеливался даже пошевелиться. Через минуту преподобный Клаас поднял голову и начал говорить, как бы продолжая проповедь: - Вы вспомнили день святого Валентина… Да, тут действительно можно допустить аналогию. Как вы знаете, история праздника, дня всех влюбленных гетеросексуалов, уходит корнями во времена римской империи. В древнем Риме 14 февраля отмечался один из главных и популярных праздников, день почитания Юноны - богини женственности и домашнего очага. А 15 марта начинался важный для молодежи

103

праздник Луперкалия. На празднике Луперкалия многие девушки находили своих суженных. Незамужние римлянки писали свои имена на небольших бумажках и бросали эти бумажки в сосуд. А молодые люди вынимали эти бумажки. И по традиции проводили весь праздник с той девушкой, чье имя им выпало во время жеребьевки. Многие из этих пар после праздника вступали в брак. Римский император Клавдий II был тираном. Самой большой его заботой было найти побольше солдат для своей армии. Император считал, что нежелание мужчин покидать свои семьи мешает ему пополнить свою армию. Потому он запретил в Риме все браки. Валентин был священнослужителем, который жил в ту пору в Риме. Несмотря на запрет императора, он вместе с другим священнослужителем Мариусом продолжал совершать обряды венчания. Спустя некоторое время император узнал об этом. За отказ повиноваться требованию императора, Валентина арестовали, а затем казнили. Его похоронили 14 февраля 269 года после рождества Христова. Сегодня 18 ноября, день вашего тайного вступления в брак. Значит, выходит, что … Клаас улыбнулся. Вдруг, глубоко вздохнул и сказал: - Выходит, что 18 ноября может отмечаться среди геев во всем мире, как день святого Клааса... при условии, если меня казнят. Вы этого хотите? Все от души расхохотались.

-Как вы считаете, можно ли все-таки учредить такой праздник? – спросил Артуш, сквозь смех.

-Это будем решать не мы, а история и люди, - сказал Клаас, смотря то на Артуша, то на Заура. - А теперь, не теряя времени, приступим к венчанию. Все переглянулись, Шота перевел Додико слова священника.

-Мы готовы, преподобный. Можете начинать, - сказал уверенно Артуш. Артуш, Заур, Додико и Шота поднялись. Заур протянул руку священнику и помог ему встать. Клаас поцеловал крест приложил его к глазам, достал Библию из кармана, открыл ее и прочел громким голосом несколько стихов. Затем он обратился к Артушу.

-Как вас зовут?

-Артуш Сароян.

-Вероисповедание?

-Формально я григорианец.

- Значит вы – монофизит. Да поможет вам Бог и наставит на путь истинный. Вы уверены, что хотите вступить в брак с этим господином?

-Да, уверен.

- Как вас зовут?– обратился священник к Зауру.

-Заур Джалилов.

-Вероисповедание?

-Формально мусульманин. Но считаю себя атеистом.

-Да наставит вас Господь на путь истинный. Вы уверены, что хотите вступить в брак с Артушем Сарояном?

-Да.

104

-У меня вопрос к вам обоим – обещаете ли вы в присутствии свидетелей быть друг другу опорой, любить друг друга в радости и горе, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?

-Да, - ответили в один голос Артуш и Заур.

-В таком случае объявляю вас супругами. Можете поцеловаться. Они испытали на миг некоторую нерешительность, Артуш первый набрался смелости поднял голову и прильнул к губам Заура. *** После церемонии венчания священник посидел еще с полчаса, поболтал с молодоженами о том, о сем. Затем извинился и сказал, что надо спешно возвращаться в Тифлис, где завтра он должен был сопровождать первую леди Сандру Руловс на открытии детского дома в Боржоми.

-Мы должны сегодня провести совещание с госпожой Руловс по поводу завтрашнего мероприятия. Нужно внести последние штрихи в программу.

-А этот детский дом в Боржоми будет с религиозным уклоном? – не удержался Заур.

-Допустим, - усмехнулся Клаас. – А что тут плохого?

-Конечно, ничего плохого, - сказал Заур, сожалея о своем вопросе. После того, как все вышли во двор, Шота подошел к Зауру.

-Ты выключил мобильный?

-Да, а что?

-Мне звонил Акиф Таги. Спрашивал тебя. Он беспокоится. Ты говорил ему, что находишься в Поти?

-Нет, - равнодушно ответил Заур.

-Напрасно. Я сказал, что не знаю, где ты, что твой телефон не отвечает со вчерашнего дня и может быть, ты уехал в другой город. Так что при разговоре с ним смотри, не выдай ни себя, ни меня.

-Хорошо, не беспокойся. Додико открыл заднюю дверцу и ждал священника. Преподобный Клаас попрощался с Зауром и Артушем, обнял их.

-Надеюсь, с позволения Господа, мы еще увидимся, дети мои. Вам я желаю счастливой жизни, а вашим народам – мира. Азербайджан и Армения, у которых есть такие голуби мира, как вы, должны раз и навсегда отказаться от войны, вражды и жить, как братья. До свидания!

-Счастливого пути, преподобный, - сказал Артуш и пожал руку священнику.

-Был счастлив с вами познакомиться. Благодарю за все, - сказал Заур, протягивая ему руку. Заур и Артуш попрощались с Шотой и Додико. Дверцы машины закрылись, и Nissan Sunny помчался в Тифлис.

-Ну, вот и все, - сказал Артуш с грустью, когда машина исчезла за поворотом. Зауру, смотрящему на печальный профиль своего супруга, стало смешно:

105

-Ведь все только начинается. Мы семейная пара. Артуш посмотрел на Заура так, словно видел его впервые.

-Ты прав. Только мы не знаем, кто из нас муж, а кто жена.

- Эти категории к нам не относятся, Артуш, так что не утомляй себя лишними раздумьями. Пошли, - сказал он, взяв Артуша за руку. – Мне холодно. *** -Артуш, ты помнишь школьный дворик? Артуш, который делал третью затяжку марихуаны, не переставая смотреть на крыши сельских домов, проворчал: -Даа. А что? Заур взял у него косяк с марихуаной, затянулся. Кашлянул и закрыл глаза: -Самым сложным были упражнения на брусьях. Для меня всегда было так трудно проходить через это испытание. Иногда, когда мне не хватало сил, ты подталкивал меня, чтобы я смог дойти до конца. Мои руки, мои запястья слабели. Помню, однажды я прошел до середины и не мог уже двигаться, а ты мне помог. Артуш мельком взглянул на Заура, затем вновь уставился на крыши сельских домов и спросил: -Почему ты теперь все это вспоминаешь? Чтобы помучить меня?

-Почему я должен тебя мучить! Я вспомнил это потому, что сейчас все намного сложнее. Сама жизнь стала испытанием, как лабиринт где нет выхода. И я опять слабею. Но вынужден двигаться вперед, ведь в противном случае могу упасть и разбиться. Иногда устаю, хочу убежать, но… почему-то не получается. Этому лабиринту нет конца, Артуш… Артуш сделал последнюю затяжку и погасил сигарету в пепельнице: -Опять ты начинаешь. Опять эти фобии, беспокойство по поводу будущего, страх потерять друг друга… Разве все не в наших руках? Чего ты боишься?

-Утром ты мне говоришь: «доброе утро», а ночью – «спокойной ночи». Между этими двумя предложениями мы ведем столько бесед… Почему мы не можем насытиться друг другом? Не хочу, чтобы это когда-нибудь закончилось. Я боюсь, что все закончится.

-Не надо бояться, Заур. Ведь у нас есть милые, дорогие нам воспоминания, полные скорби и горести прошедших лет. Оглядываясь на них, я понимаю - как хорошо, что мы все это пережили. Не зная вкуса горечи, не познаешь вкуса сладости. Это так, не надо бояться разлуки. Порой разлука нужна для того, чтобы любовь не потеряла в цене. Заур, чьи глаза наполнились слезами, посмотрел на скульптурный профиль Артуша и спросил дрогнувшим голосом: -Ты сам-то хоть веришь в свои слова?

-Верю, Заур, верю. Ведь ты тоже знаешь, что эта разлука продлится недолго. Ведь мы уже обрели друг друга и даже больше – мы отныне семья. После того, как разберемся с делами в Баку и Ереване, мы сможем жить вместе в какой-нибудь третьей стране. Да хоть здесь, в Грузии.

106

*** Прошло еще три дня, напоенных скорбью, радостью, слезами, любовью и смехом. Жизнь была прекрасна и в них возросла любовь к этой жизни. Они улыбались, смотря на людей, проходящих по сельским улицам, и люди улыбались им в ответ. Все казались счастливыми. И Заур, и Артуш были готовы провести всю свою жизнь здесь, в этом райском уголке. Заур включил телефон. Из Баку время от времени звонил Акиф Таги.

-Ну что, не приезжаешь?

-Нет. Надо уладить еще пару дел.

-Какие еще дела в Поти? А может, ты в кого-то влюбился, проказник?

-Можно сказать и так.

-Вай, вай, вай. Ух ты какой. Она грузинка? Заур взглянул на Артуша, который возился на кухне, напевая армянскую народную песню.

-Нет, не грузинка.

-А кто?

-Акиф, можно поговорить об этом в Баку?

-Ладно, ладно. Когда приезжаешь? Ведь куча дел накопилась. Звонили из посольства, они приняли наш проект. Заур вскочил и начал ходить по комнате из угла в угол: -Отличная новость. Наверно, буду в Баку через три дня, - сказал он, посмотрев на Артуша, который курил, прислонившись к шкафу, и слушал Заура с каменным лицом. Заур повторил еще раз. - Да, буду в Баку через три дня. Он выключил мобильный, положил его на подоконник, взглянул на играющих на улице детей, вздохнул и повернулся к Артушу.

-Значит, ты уезжаешь в Баку через три дня?

-Оказывается, ты знаешь азербайджанский лучше, чем я думал, - сказал Заур.

-Не уходи от темы. Ты и правду уезжаешь?

-Мы же должны разъехаться, в конце концов. Ты же сам говорил, что это кратковременная разлука. Какой смысл оттягивать? В Баку у меня незаконченные дела. Акиф только что сказал, что норвежское посольство приняло наш проект. Мне надо им заняться. Да и ты поезжай, разберись с делами. Ведь все равно мы сможем увидеться, когда захотим. Артуш прошел в комнату, покачивая головой.

-Да, на самом деле ты прав. Только не знаю, почему меня вывели из себя твои слова. Я свою почту уже неделю не проверяю. Наверно весь ящик забит письмами. Сколько можно оставаться в этом селе?

-Да и травка закончилась.

-Да, травка закончилась. Надо было попросить у Шоты. Заур прошел на кухню, наполнил бокалы вином и сказал:

107

-А что, Шота нам обязан, что ли? Попросили два коробка и хватит. Ведь уже который день бесперебойно курим. Завтра днем отправляемся в Тифлис. Не возражаешь?

-Нет… Если обещаешь сделать эту ночь перед разлукой незабываемой, не возражаю.

-А какая из совместных ночей тебе не запомнилась? – спросил Заур и протянул бокал с вином Артушу. – Давай выпьем за двух сумасшедших авантюристов! *** Таким серым Тифлис не был никогда. Черные облака на горизонте, готовые пролиться дождем и смыть все с лица земли, готовились к атаке. Дул легкий ветерок, но захватывало дыхание от морозного воздуха. Зима ощутимо давала о себе знать. Если это не выглядело бы пошлым, то Заур сказал бы, что даже природа печалится по поводу их разлуки. Он рассмеялся от этой мысли.

-Чего смеешься? – спросил у него Артуш.

-Мы с тобой сейчас разлучаемся не как любовники, а как семейная пара. Я разлучаюсь со своим супругом.

-Но ведь у нас нет колец. Заур внимательно посмотрел на него, чтобы понять, шутит тот или нет. Рассмеялся, увидев, что Артуш улыбается.

-Кроме нас, лишь трое на всем белом свете знают, что мы женаты.

-Ты уверен в Шоте и Додико?

-Во всяком случае, они тоже не безразличны к мужчинам, - пожал плечами Заур. А в таком случае, почему им надо обличать нас? Они сидели в осетинском ресторане «Алан». Поезд Заура отъезжал в Баку в 20:35. Артуш же решил возвращаться в Ереван завтра утром, на микроавтобусе, то есть эту ночь он должен был провести в Тифлисе в одиночестве.

-Думаешь, ты поступил правильно, не позвонив Шоте?- спросил Артуш, накладывая хачапури в тарелку Заура.

-Хватит, хватит, я не так уж голоден, – попытался воспротивиться Заур.- Нет, не думаю. Но я не хочу видеть его сейчас. Никого, кроме тебя, видеть и слышать не хочу.

-Понимаю…

-После того, как уеду, позвонишь и извинишься за меня. Ты можешь даже сегодня с ним встретиться, если захочешь, - сказал Заур, и посмотрел на Артуша испытующе.

-Ты что, проверяешь меня? Мог бы открыто спросить, хочу я или нет встречаться с ним.

-Думаешь, я тебя ревную?

-Я в этом уверен. Артуш рассмеялся и не дал Зауру раскрыть рта: -Но мне нравится, что ты меня ревнуешь. Нет, можешь быть уверен, мне не хочется спать с Шотой. Вообще, я буду принадлежать только тебе. Всегда. Заур откусил небольшой кусок хачапури и принялся жевать.

-Не сомневаюсь, Артуш.

108

-Ладно… кажется, мы не можем расстаться по-человечески. Твой поезд отъезжает через час. Во сколько уйдем?

-Посидим еще полчасика, прошу тебя.

-Ладно, посидим. Я ведь за тебя беспокоюсь. Заур вздохнул и закурил. Он выглядел нервным и напряженным. Оглянулся вокруг так, будто кого-то искал.

-Что с тобой? – спросил Артуш и наклонился чуть вперед.

-Чем ближе к отъезду, тем больше понимаю, что не могу прощаться по-человечески. Мне так сложно сказать «прощай…». У меня к тебе одна просьба, Артуш.

-Слушаю.

-Не надо провожать меня на вокзале.

-…

-Ты должен понять меня, Артуш. Я ненавижу образ влюбленных, махающих рукой вслед за отъезжающим поездом. Давай попрощаемся прямо здесь, в ресторане…

-Понимаю тебя, - с трудом выдавил Артуш. – Как скажешь.

109

ЭРЕБУНИ 1 Кроме Заура в купе находились две женщины и один пожилой мужчина. Все трое азербайджанцы. Хотя уже было без десяти двенадцать, спать никому не хотелось. Заур лежал на верхней койке и читал роман Платонова с того самого места, где остановился, не обращая внимания на беседу, что велась внизу и на всякую снедь – жареную курицу, помидоры, соления, Кока-колу, которую доставали из сумок и кульков. Два раза ему предложили присоединиться к трапезе, но Заур вежливо отказался. Толстая женщина со сверкающими перстнями на пальцах не смогла уговорить Заура и подмигнула соседке, сидящей с ней рядом. Однако и ее попытка была безуспешной. Тогда вмешался пожилой мужчина.

-Сынок, во-первых, читать лежа нельзя, испортишь глаза. А во-вторых, нам до утра еще ехать и ехать, ты же умрешь с голоду.

-Спасибо даи, я не голоден, перед тем, как сесть на поезд, я плотно поел.

-Сынок, давай-ка спускайся, хватит капризничать! Здесь ведь еды на пятьдесят человек.

-Да не хочу я, - ответил на сей раз Заур жестко. – Ей-богу не хочу. Обещаю, как только проголодаюсь, спущусь и съем все, что у вас там есть.

-Как хочешь, сынок. Наше дело предложить,- пожала плечами женщина. Мужчина оторвал куриную ляжку и сказал заплетающимся языком: -Да, молодежь пошла другая. Нынешние читают книги в поездах, а мы знали, где надо читать книгу, где надо есть. Книги надо читать дома или в библиотеке. На смуглой женщине лет пятидесяти, сидящей рядом с толстой женщиной, были дешевые безвкусные темно-зеленого цвета кофта и юбка китайского производства. «Зеленая» женщина возразила мужчине: -Эх, уж лучше пусть книги читают. Вот, к примеру, мой сын. Да чтоб ему в землю провалиться, как я из-за него провалилась. Толстая женщина, проглотившая помидор, с упреком посмотрела на мать, проклинающую своего сына, и спросила: -Почему ты так говоришь, сестра? «Сестра» горестно вздохнула: -Не спрашивай, сестра. Горе у меня, горе. Женщина, с большим горем, опустила голову и принялась поглаживать дерматиновое покрытие койки.

-Может быть, познакомимся? Раз едем вместе, то и познакомиться не мешает. Меня зовут Тофик.

-Рушвия,- представилась толстая женщина. Смуглая женщина оставила дерматиновое покрытие в покое, посмотрела сначала на Рушвию, потом на Тофика: -Меня зовут Джейран.

110

-А как зовут тебя, сынок? – посмотрел мужчина наверх, пытаясь рассмотреть Заура, однако увидел лишь его локоть. – Ты спишь, сынок?

-Меня зовут Заур.

-Прекрасно, Заур, - сказал Тофик и вновь прислонился к стенке. – У меня с собой отличная чача, вот не знаю, что делать. Женщины, наверно, не пьют, а Заур занимается чтением. Джейран, поймав вопрошающий взгляд Тофика, часто-часто замотала головой.

-Нет, братец, я не пью. Рушвия как-то странно повела глазами и изумила мужчину своим ответом: -А я пью так, что мало не покажется. Редкий человек может со мной тягаться в этом деле! Заур, который в течение десяти минут не смог дочитать одну страницу, понял, что никчемная беседа, идущая внизу, все равно не даст ему нормально прочесть роман, закрыл книгу и решил спуститься вниз. Тофик, заметив свисающие ноги молодого человека, закричал: «Молодец!». Заур спустился и сел рядом с ним: -Я могу только выпить, есть не буду, потому что сыт.

-Заур, ты не обиделся на меня?

-Нет, почему я должен обижаться?

- Давай забудем о книгах и повеселимся. Хотя Джейран ханум со мной не согласна. Тофик налил в три пластиковых стакана чачи, а в три других – колу, и поднял свою чачу: -Выпьем за знакомство! Рушвия залпом выпила, широко раскрыла губы, сделала «фу» и принялась грызть куриное крылышко. Тофик запил чачу колой, прочистил горло, посмотрел на Джейран и спросил: -Сестра, кажется, сын здорово тебе досадил. Да, эта нынешняя молодежь… Не стоит обращать внимания.

-Как же не обращать внимания, братец? Я же говорю, из-за него я сквозь землю провалилась, опозорил он меня. А ты говоришь, не обращать внимания.

-А что с твоим сыном? Что же он тебе сделал, сестра? – искоса взглянула на нее Рушвия. Джейран сглотнула и помотала головой: -Ей-богу, даже не знаю, как сказать… Это такой позор, что слов не найти. Ей-богу, я стесняюсь.

-Вы из Борчалы?- спросил Тофик, наливая очередную порцию чачи.

-Да, из Больниси. Тофик поднял пластиковый стакан: -Выпьем за древний тюркский край, за Борчалы. Будь здорова, сестра Джейран! Рушвия тоже присоединилась к тосту и выпила чачу. Заур опустошил стакан в два глотка, прислонился к стенке и приготовился слушать рассказ Джейран о событиях, скрывающихся за скорбным выражением ее лица.

111

-Извини, сестра, - сказал Тофик, - без выпивки никак. Что же натворил твой сын? Сколько ему лет?

-Пятнадцать лет мерзавцу, да чтоб ему не дожить до шестнадцати, - Джейран достала платок и стала вытирать выступившие на глазах слезы. Рушвия, которую спиртное уже забирало, легонько стукнула Джейран кулаком по спине: -Да хватит тебе, не проклинай!

-Ах, ах велико мое горе, - сказала Джейран и еще раз приложила платок к глазам. - На нашей улице парни частенько собираются и играют в войну. А мой мерзавец был атаманом нашей улицы. В общем, что вас мучить. Это случилось три месяца назад. Они играли в войну и условились с парнями соседнего квартала, что … Ей-богу, я готова провалиться сквозь землю от стыда. Тофик, слушавший женщину с интересом, хотел сказать «Да плевать я хотел на твое чувство стыда!», но удержался и процедил сквозь зубы: - Сестра, здесь же все свои, - сказал он. – Да рассказывай ты, чего тянешь. Джейран в знак согласия покачала головой, сказав «Да, да братец, правду говоришь» и продолжила свою речь: - Они условились, что атаман выигравшей команды сделает… как сказать, даже не знаю… ну, то самое с атаманом проигравшей команды. Рушвия выпучила глаза и попыталась привнести ясность: -А что значит «то самое»? Джейран уже теряла терпение. Она обратилась к Рушвие с нотками мольбы в голосе: -Ну да пойми ты, то самое… Ну, как мне сказать… Ну сзади… Тофик зацокал языком и разлил чачу. Рушвия встряхнула крошки с рук, взглянула на Тофика, разливающего чачу из литровой бутылки Фанты и сказала: -Ну и ну! Что за позор, вот дети пошли! Ничего себе. Джейран согласилась со словами Рушвии покачиванием головы: -Да, правду говоришь, сестра, рожаешь ребенка, растишь, воспитываешь, а он вот, в конце концов, совершает такую мерзость! Какая мать может ожидать такого от своего ребенка? Я учительница математики в средней школе. Сын мой с первого класса учился, на моих глазах был, глаз с него не спускала. А теперь я опозорена на весь район, со стыда даже в школе не могу показаться. Тофик, Рушвия и Заур допили чачу и поставили стаканы на стол.

-Рассказывай, сестра, выговорись, - сказал Тофик и отпил Колы.

-Да что рассказывать, команда моего мерзавца победила. Они отвели атамана другой команды на старую недействующую ферму. Там мой сын изнасиловал в зад четырнадцатилетнего мальчика. Мальчик не смог это скрыть дома, его отвезли в больницу. Вдруг вечером вижу - полицейские ломятся в дверь. Они забрали моего сына в отделение. Вот такие дела… Джейран зарыдала. Заур смотрел на нее с болью в сердце и вертел в руках пластиковый стакан с Колой.

112

-Прошел суд, ему дали шесть лет, теперь он в детской колонии. А я еду в Баку к родственникам, ведь в районе не могу показаться среди людей. Мне надо подождать, пока все не забудется. И с работы тоже уволилась.

-А что, мужа у тебя нет? – спросила Рушвия, пронзив Джейран острым взглядом.

-Нет, сестра, нет. Он трактористом был. Восемь лет назад, трактор загорелся и он сгорел в нем. Если был бы жив, наверно ничего такого не случилось бы. Парень получил бы правильное воспитание. Рушвия откинула голову и зацокала: -Пусть земля ему будет пухом, но ничего подобного. Сам ребенок должен быть порядочным. Значит, твой ребенок по сути своей мерзавец, не обижайся.

-Не сыпь мне соль на рану, сестра, в чем же я виновата?- взмолилась Джейран. Рушвия по-настоящему опьянела – зарделись щеки, губы стали влажными, покраснели глаза.

-Как это «в чем я виновата?» Зачем рожать, если не можешь воспитать? Зачем делать других несчастными? Тем более ребенка, тем более парня. Тофик вмешался, пытаясь успокоить Рушвию, напирающую на Джейран, но Рушвия, подняв руку с золотым браслетом на толстом запястье, сделала ему жест, означающий «А ты не вмешивайся».

-Но что же я могла сделать, сестра?! - плакала Джейран. - Случилось то, что случилось, откуда мне было знать, что мой сын совершит такое? Тофик налил колы в стакан плачущей женщины и протянул ей: -Выпей, сестра, выпей.

-Ну почему ты так говоришь, сестра? Надо же быть справедливым, в чем виновата мать?

-Как это «в чем виновата»? - взорвалась Рушвия. – Как это в чем? Родила сына воспитай его! Вот дожил до пятнадцати, понятно, кровь горяча! Взрослый уже, понятное дело, встает у него, дырочки хочется. Джейран растерянно посмотрела на присутствующих в купе, будто бы прося о помощи, и в конце концов остановилась на круглом, покрытом толстым слоем косметики, лице Рушвии: -Ну что могу поделать в этом случае я? Рушвия, посыпая солью грудинку курицы, ответила с вызовом: -Ты? Вот, например, сама бы ему подставила свой зад, чтобы парень успокоился. А зачем надо было делать несчастным чужого ребенка? Заур вздрогнул и пролил Колу на колено. Тофик прикрыл рукой рот и вытаращил глаза. А Джейран стала шлепать себя двумя руками по щекам, царапать лицо и выть: -Ой, ой! Что ты говоришь! Да что ты такое несешь при мужчинах! Рушвия повела глазами, отправила в рот грудинку и сказала, жуя: -Да какие еще мужчины! Все мужчины пропали на Великой Отечественной. Зауру ее слова были нипочем, но Тофика они крепко задели: -Сестра, вроде начинала хорошо, но здесь ты допустила оплошность. Если тебе мужчины не встречались, это твои проблемы, а не наши. Перед тобой сидят двое

113

мужчин, а ты несешь всякую ерунду! Вот выебу тебя взад, вмиг поймешь какие еще мужики на свете остались. Пьяная Рушвия поняла, что допустила ошибку, и поправилась: -Простите меня, не смогла сдержаться. Я теряю голову, когда вижу, в какое время мы живем.

-Тут я тебя понимаю, сестра, – ответил Тофик, мельком взглянув на плачущую Джейран. – Согласен, времена нынче плохие. Да разве в наше время можно было позариться на парня? А этой мерзости сейчас полно. Вокруг одни петухи. В наше время была чистая любовь, как говорится, романтика. Вот мне, например, сейчас, 65, но я все еще вспоминаю свою первую любовь. – Тофик разлил по стаканам очередную порцию чачи и улыбнулся: -Давайте выпьем за первую любовь. Рушвия залпом выпила чачу, скорчила кислую гримасу и запила Колой. А Заур ограничился лишь небольшим глотком. Он уже был приятно расслаблен.

-Дааа... Первая любовь – это нечто особенное, - сказал Тофик, нюхая соленый огурец.

– До сих пор помню эту песню: Mən onu sevmişəm bir ilk baharda O məni tərk etdi boranda qarda Hər yara sağalır unudulanda Sağalmaz yarası ilk məhəbbətin 25 В сентябре 1958 года на первом курсе «Бакинского промышленно-кулинарного техникума» я увидел длинноволосую девушку по имени Алмаз. Я почувствовал, как влюбляюсь в нее с первого взгляда. Когда смотрел на ее длинные косы, я понимал, что моя любовь к ней растет и становится бесконечной. Джейран успокоилась и внимательно слушала мужчину, а Рушвия сосала косточку. Она c шумом всосала костный мозг, а затем облизала пальцы.

-Я рвался сидеть с ней за одной партой во время уроков и быть в одной бригаде во время практики. Иногда я провожал ее домой, ее семья жила в Кубе и поэтому Алмаз оставалась у родственников в одноэтажном доме на улице Лермонтова. Затем эти дома снесли, а на их месте разбили сад с водопадом перед зданием Кабинета министров. Она очень волновалась, когда я провожал ее, боялась, что увидят родственники. Через некоторое время я понял, что если не раскрою ей свое сердце, то пламя первой любви испепелит меня. Итак, я признался ей в студенческой столовой. Мы пили чай со сладостями и я сказал, что безумно ее люблю. Она промолчала и я почувствовал некоторую уверенность, истолковал ее молчание как знак согласия. В январе мы еще учились на первом курсе и должны были сдавать экзамены по трем предметам. Я получил «отлично» на двух экзаменах, а третий был по предмету «Санитария и гигиена». Мы оба взяли билеты и сели. Алмаз затруднялась и попросила меня о помощи. И я стал подсказывать ей, не обращая внимания на замечания преподавателя. В результате этого преподаватель вызвал меня раньше всех. На все вопросы и даже на дополнительные, я ответил, но мне поставили «хорошо», из-за плохого поведения на экзамене. Я перестал 25

Я полюбил ее весной, покинула она меня зимой. Стоит забыть ее, и излечусь я вмиг. Но неизлечима боль первой любви.

114

быть отличником, и это стало первой жертвой, принесенной на алтарь моей первой любви. Не знал, что трагедия еще впереди. Во втором семестре я больше не увидел Алмаз. Я искал, спрашивал о ней, и одна из ее близких подруг из нашей группы сказала: «Ее обручили с двоюродным братом, скоро свадьба, и будущий муж не разрешает ей продолжать образование». Я сильно опечалился, пытался ее забыть. Но забыть первую любовь невозможно. По-прежнему у меня перед глазами ее длинные косы… Тофик завершил свой рассказ, утер слезы тыльной стороной ладони и сделал глоток Колы. Заур смотрел на него с жалостью. Рушвия тоже растерла скатывающиеся по щекам слезы жирными руками и спросила: -А что случилось потом, Тофик? Ты ее больше не видел?

-Я через десять лет женился, - сказал Тофик, смотря на Рушвию исподлобья. Его голос дрожал. – Случилось так, что Хумар ханум тоже была родом из Кубы. Но я никогда не рассказывал ей о своей первой любви, потому что она была очень ревнивая. Спустя год после смерти Хумар ханум я поделился с сестрами историей своей первой любви. Хотя с тех пор прошло 48 лет, каждый раз, вспоминая ее, я прихожу в волнение. Невольно погружаюсь в грезы. Уже свыше сорока лет я работаю на заводе холодильников, но все еще не встретил девушку похожую на Алмаз, с длинными косами. Да и дочки у меня нет, чтобы попросить ее отпустить длинные косы. Порой я думаю, почему же наши девушки не отпускают длинные косы? Ведь красота длиннокосой девушки притягательней для сердца. Тофик не удержался и разрыдался, Рушвия присоединилась к нему. Джейран плакала тихо и скупо, ибо растратила все свои слезы на собственные переживания. Заур смотрел на них, и ему становилось тошно. Тофик продолжил: - В последнее время я часто вспоминаю свою первую любовь, и не могу заснуть. Однажды я увидел во сне длинноволосую женщину в белоснежном свадебном платье. Ее волосы были такими же белоснежными, как ее платье, но они также были заплетены в две косы. Она приблизилась ко мне, и я увидел, что она похожа на ту самую девушку. Я сказал: «Неужели ты почувствовала, что в последнее время я все чаще вспоминаю свою первую любовь? Это судьба привела тебя ко мне». Она подошла ко мне и сказала: «Знаешь, тогда я не ответила на твою любовь, однако потом очень жалела. Хотя сейчас уже поздно, но хочу сказать, что тогда я безумно тебя любила, но как азербайджанская девушка, соблюдающая честь и достоинство, я стеснялась выразить свою любовь словами. Я и сейчас тебя люблю, но принадлежу другому». Я растерялся во сне, но взял себя в руки и сказал: «Ты хочешь завладеть моим сердцем потому, что скончалась Хумар ханум? Я доживаю свою жизнь вместе с детьми, невестками и внуками, я ни в ком не нуждаюсь». «Я не хотела тебя обижать, у меня тоже есть дети и внуки, пусть все они будут счастливы. Теперь я должна уходить», - сказала она и протянула мне правую руку. Я пожал ей руку, ее рука дрожала. Я проснулся весь в поту. С тех пор спать спокойно не могу. Рушвия приложила салфетку к покрасневшим от слез глазам и сказала:

115

-Ах, Тофик, ах! Как ты меня растрогал. Ты говоришь, что ты пожилой, но ты все еще мужчина. А я - женщина, и с каждым годом теряю свою молодость. Меня так огорчает прибавление лет и так огорчает видеть свою родину в таком вот состоянии. Джейран растрогалась. Присела к плачущей Рушвие, обвила ее шею рукой и поцеловала в щеку. Женщины обнялись, поцеловались. Тофик обрадовался их примирению.

-Вот так! Выпьем за женщин! Если б не они, не было бы и нас! Он хотел налить и Зауру, но тот отказался.

-Сынок, не будь таким пассивным. Это не выпивка, а бальзам на душу.

-Мне не хочется, дядя. Я достаточно выпил в Тифлисе.

-Как хочешь, - сказал Тофик, и теряя интерес к Зауру, протянул стакан Рушвие.

-Выпьем, сестра! И посмотрим, что будет дальше. Рушвия взяла стакан дрожащими пальцами, поднесла к дрожащим губам, выпила залпом и сразу же закашлялась. Джейран три раза слегка ударила ее по спине, и Рушвия сделала ей знак рукой остановиться: -Спасибо, сестра, спасибо. Не видать бы тебе горя. Рассказ Тофика меня опечалил. Вообще, в особенности осенью, мое сердце становится ранимым и плаксивым, как избалованный ребенок. Я делаю все возможное, чтобы утешить его, но оно остается безутешным. В прошлом году осень была такой же, как мое сердце. Все пожелтело от тоски, облака печально ползли в небесах, готовые пролиться дождем. Рушвия вздохнула, почему-то уставилась на Заура и, не переставая на него смотреть, сказала сдавленным голосом : -В один из дней, когда я хотела заплакать вместе с облаками, я вдруг собралась и уехала в деревню. В такие минуты ничто не способно меня умиротворить, кроме деревни. Чтобы не растеряться в холодных осенних ветрах, я должна была врасти ногами в землю и ухватиться руками за ветки деревьев. Деревня прижала меня к груди, как мать, истосковавшаяся по своему чаду. Разлученные встретились. Небо тоже перестало хмуриться. В садах еще были гранаты, на деревьях за пожелтевшими листьями еще прятались плоды айвы. Последний плод на деревьях всегда бывает вкуснее и слаще. Я ни на что не поменяю наслаждение, которое получаю, гуляя по саду и целуя с любовью каждое деревце, каждый кустик. Осень в наших краях прекрасна. Нежная прохлада после знойного лета окрашивает природу в золотисто-желтый цвет, оседает вся пыль на дорогах, люди, уставшие от тяжелого труда и зноя, отдыхают и их глаза улыбаются, и все это воодушевляет человека. Я еще не говорю о наших свадьбах. После лета, после труда в деревне начинаются свадьбы. Городские свадьбы отличаются богатым столом, а сельские – богатыми празднествами, прекрасными обычаями. Рушвия закончила, неожиданно приподняла правую ягодицу и с грохотом испустила газы. Все переполошились. Джейран вскочила с места, побежала к двери, прижалась к стенке и с ужасом в глазах посмотрела на Рушвию. Заур проявил сообразительность и быстро открыл дверь. А Тофик, не обращая внимания на отвратительное зловоние, сказал тоном аксакала:

116

- Чача дарит легкость не только сердцам, но и другим органам, например, кишкам. Продолжай, сестра, здесь нет ничего зазорного. Рушвия посмотрела на присутствующих в купе с удовлетворением в глазах, рыгнула и сказала: - Спасибо, друзья. Я вам благодарна. В молодости я побывала во всех социалистических странах Европы. Там вот такие вещи не считаются постыдными. У нас есть такое высказывание – надо отбросить плохие качества европейцев и взять хорошие. А я считаю испускание газов в общественном месте хорошим качеством европейцев. Ну ладно, где я остановилась?

-Ты говорила, что сельские свадьбы прекрасны, - помог ей Тофик.

-Да, да. К счастью, каждый день в деревне устраивались свадьбы. Меня приглашали почти на все. И просили благословить молодых. А я старалась не обидеть людей, исполнить их желания. Совру, если скажу, что всегда получала удовольствие от этих свадеб, да и вы в это не поверите. Чаще всего я устаю от шумихи, от сутолоки, утомляюсь. Но мне не хотелось никого обижать, я приходила на свадьбы, выступала и танцевала – хотя и не задерживалась до конца. Как-никак, мне нравится быть среди своего народа, делиться с ним. Очередная свадьба была свадьбой моего родственника, и потому я должна была присутствовать там с самого начала и хочешь - не хочешь, остаться до самого конца. Я не могла усидеть в палатке и поэтому часто выходила, заходила на кухню, беседовала с родственниками. Женщины, засучив рукава, готовили всякие блюда, изо всех сил стараясь услужить гостям. То, что я попала из сухой, официальной жизни города в теплую, близкую, родную мне жизнь села, вызвало в моей душе такие сладкие, такие нежные чувства, что мне казалось, будто я в раю. Вдруг мое внимание привлекла шумиха в палатке. Я последовала туда. Высокий молодой парень метался, как разъяренный тигр, расталкивал всех, кто пытался его успокоить, и кричал музыкантам: -Сыграйте мою песню, побыстрей, или же кому-то не поздоровится. Бедный жених боялся приблизиться к нему, но пытался успокоить его на расстоянии: -Родной, ты хоть скажи, как называется твоя песня, чтобы эти бедняги знали, что играть.

-Но ведь они должны знать, почему они не знают? Побыстрее, сыграйте мою песню! – не усмирялся парень. Кто-то из присутствующих подсказал, чтобы позвали его мать, может она знает, как называется эта мелодия. В палатку срочно привели жалкую женщину в фартуке, которая занималась мытьем посуды. Я ее не знала, значит, она была не из нашего села. Мне казалось нормальным, что парня я не знаю, ведь я не могла знать парней в селе, но пожилых-то я должна была знать. Я спросила одного из своих родственников, кто этот парень. «Они беженцы, - сказал тот, – из Лачина, обосновались в нашем селе». Бедная мать, вытирая руки о фартук, подошла к своему сыну, метавшемуся посреди палатки: -Да проклянет тебя Бог! Сынок, ты опять опозорил меня на людях. Зачем же ты так делаешь? – сказала она и попыталась вытащить его из палатки.

117

-Тетушка Гызбес, - сказал жених, - если ты знаешь, как называется его танец, скажи, чтобы сыграли, пусть станцует и уходит.

-Сыграйте песню «Мой Лачин», - сказала она жалобно. Музыканты стали играть «Мой Лачин». Парень стал крутиться посреди палатки и с каждым его оборотом палатку охватывал резкий запах пота. Стоять рядом с этим парнем, белая рубашка на котором была в желтых разводах пота, не зажимая носа, было невозможно. Чуть спустя парень вновь стал кричать: -А почему вы не поете? Что, язык отсохнет, если споете «Мой Лачин»? Бедный певец запел. Он пел, а пьяный парень размахивал руками посреди палатки. В сердце моем раздавался стон, росла боль, и мне было больно за Лачин. Эта несчастная земля стонет под ногами армян, а здесь терпит от нас оскорбления. Наконец мать насильно выволокла его из палатки. Вышла танцевать группа парней, дожидавшихся своей очереди. По правде говоря, танцевали они красиво. Через некоторое время из танцующих не осталось никого, за исключением двух парней, остальные поклонились гостям, музыкантам и вышли. Один из двоих дал музыкантам деньги и заказал песню: -Братец, сыграй и спой мне «Джимми». Сначала я не поняла, что это значит, но когда зазвучала песня, до меня дошло, что это песня из фильма, в котором играет Митхун Чакраборти. Один из парней то прыгал, как обезьяна, то извивался, как змея. Бедный певец, только и делал, что повторял три-четыре слова, а парень иногда кричал: -Ну что ты делаешь, пой правильно! Эта сцена вмиг поменяла мое настроение, будто мое сердце крепко-крепко стиснули. Мне стало трудно дышать, и я пулей вылетела из палатки. Дом наш находился поблизости, я забежала в наш сад и обильно блеванула у гранатового дерева. Я ужасалась тому, что наши сыны, которые должны вернуть наши земли, оберегать нашу Родину, все подобным вот образом забудут о своих корнях, танцуя «Джимми», забудут о Карабахе, станут манкуртами.

-О Аллах, о Аллах, помоги, - сказала я, воздевая руки к небу. Рушвия сказала эти слова, воздела руки к небу и стала молиться со слезами на глазах. Хотя запах пердежа уже покинул купе, Заур почувствовал головную боль и тошноту, вышел в тамбур, высунул голову в открытое окно и стал жадно глотать чистый воздух.

2 Апатичный Баку, чье морщинистое лицо не знает перемен, обессилел под июньским солнцем. Солнце изливало лаву на город, жар, поднимающийся от асфальта под ногами, обдавал лица. Резкий запах пота, смешавшийся с запахом мазута, выхлопы машин впитались в городские стены, камни. Чернявые мальчики в черных семейных трусах купались в городских фонтанах, откуда их выгоняли полицейские, но спустя пять минут они снова возвращались в воду. На бульваре стояла шумиха, парни из провинции в

118

черных очках, черных брюках и белых рубашках цеплялись к девушкам, на чьих лицах таял макияж, а порой даже пытались их полапать. Тошнотворный запах донера впитывался в одежду, тела прохожих, мешался с запахом пота. Облака пыли, которую вздымали голые по пояс рабочие, занятые на строительных и восстановительных работах в городе, впитывались в легкие, вызывали приступ кашля у астматиков. Асфальтовое покрытие дорог и тротуаров, плиты менялись раз в три-четыре месяца, и поэтому пешеходы ходили по колено в грязи, а машины не давали возможности висящей в воздухе пыли осесть. Люди, заходящие в пахнущие килькой кафе без кондиционеров, чтобы выпить теплого пива, через некоторое время выходили оттуда, воняя дешевым пивом и рыбой, и бродили по городу. Усатые приблатненные горожане с четками в руках, платками на шеях и в черных узорчатых рубашках изнывали от жары, нищенки в черных чаршабах, рассевшиеся на горячем асфальте через каждые пятнадцать–двадцать метров, раздирающе зычным голосом выпрашивали деньги во имя хазрата Аббаса и имама Хусейна. Зеленые, черные мухи, блохи и оводы, обитающие в забитых до отказа мусорных ящиках, налетали на кошек и собак, ищущих на этих мусорках пропитания, и на бомжей русской национальности. Бомжи отгоняли их руками, но те спустя пару секунд вновь атаковали их, причем гораздо решительнее. Автомобили, с разрывающимися от громкой музыки динамиками, мчались по узким улицам города и доводили всех до безумия оглушающими сигналами. Бакинцы и гости столицы в автобусах и микроавтобусах, застрявших в пробках, из-за того, что не работала половина светофоров, были вынуждены обливаться потом и вдыхая разнообразные запахи друг друга, проклинать дымящего сигаретой водителя, просовывать голову в открытые окна, чтобы охладиться. Женщины с небритыми подмышками ждали малейшего повода, чтобы начать склоку и поругаться. Водители тоже не сидели без дела, они ругали матерей и сестер конкурентов, мчащихся мимо, вспоминали всю женскую половину их семейств. А карманники, работающие группами по два-три человека, пользуясь давкой крали мобильные телефоны и деньги пассажиров. Жители Баку, обедневшего по части деревьев, посаженных в советский период и вырубленных в эпоху независимости, пытались найти хоть какую-то тень и посидеть в прохладе, некоторые устремлялись в пригородные дачи, где было полно комаров, а другие ныряли в покрытый десятисантиметровым слоем нефти Каспий, куда сливали канализационные воды. На пляже можно было встретить скромных, соблюдающих приличия женщин, которые заходили в воду в халатах, а также тех, кто, съев продающуюся на берегу кукурузу, арбузы, бросал початки и корки на песок, устраивая празднества для мух. После того, как он вернулся из Тифлиса, дни превратились в недели, недели – в месяцы. За это время в жизни, стране, регионе случилось многое. Дни стали длиннее, ночи короче, разлука всей тяжестью давила на его плечи. Заур продолжал работать. Проект, поданный в посольство Норвегии около года назад, наконец был утвержден, и КЦМИ выиграл грант в пятьдесят тысяч евро для издания на четырех языках двухтомника «Мой несчастный беженец», состоящего из устных рассказов беженцев и вынужденных переселенцев Южного Кавказа.

119

Безусловно, в связи с этим материальное состояние Заура гораздо улучшилось. Он всецело был занят проектом. С Артушем он общался только виртуально. Они часами говорили по интернет, занимались аудио и визуальной любовью. Их сильно расстраивало то, что по определенным причинам не удавалось реализовать обещание, данное друг другу по поводу скорой встречи в третьей стране, но продолжали надеяться, что это всего лишь отсрочка. По ночам, в глубоком сне, его душа отделялась от полного любви тела и сливалась с душой возлюбленного, а под утро возвращалась в тело после страстных путешествий. Когда солнце разбивалось в висящем на стене зеркале и звонко разливалось по комнате, Заур думал, что и этот день пройдет без Артуша, и вставал с кровати с болью в сердце. Кое-как он скрывал свою эрекцию руками, чтобы не видели родители, забегал в ванную, напевал лирические песни, умывался, брился, смотрел на свое отражение в запотевшем зеркале и думал: «Сколько, сколько же продлится эта разлука?». Родители уже, казалось, смирились с тем, что их сын не женится. Заур, закончивший факультет международных отношений с отличием и знавший английский в совершенстве, пропускал мимо ушей советы отца по поводу работы в МИД или в одной из нефтяных компаний, и целиком ушел в работу НПО. Ни отец, ни мать, ни родственники не могли понять, что заставляет Заура заниматься проблемами грузин, осетин, армян, абхазов, тюрков-ахызков, интересоваться конфликтами в регионе, выступать в печати с резкими статьями, воевать со всеми и подвергаться опасности.

- Эти конфликты всегда были, есть и будут на Южном Кавказе. Ты что, обязан их решить? – говорил отец. – Ни денег, ни уважения твоя работа не приносит. Нормальной карьеры тебе не построить. Только риск и опасность! С каждым днем ты наживаешь все больше врагов. Акиф Таги – авантюрист. Он только и делает, что выигрывает гранты и ест остатки со стола органов зарубежной разведки. А тебе платит гроши.

- Папа, я люблю свою работу! Иногда зарабатываю много, иногда мало. Какая разница? Главное – я свободен, независим. Разъезжаю по странам, знакомлюсь с новыми людьми.

- Вижу, вижу. Съездил в Тифлис на три дня, вернулся через десять. Ни разу не позвонил, не сказал, что всё в порядке. А мы тут переживаем. Подобный диалог с отцом происходил с периодичностью раз в неделю. Оба уже знали назубок вопросы и ответы. В очередной раз повторив традиционный утренний диалог с родителем, Заур выпил стакан чая, накинул за плечи рюкзак и вышел, хлопнув дверью. Он пешком направился в офис КЦМИ, который находился возле станции метро «Сахиль». В офисе, охлаждаемом кондиционером, не было никого, кроме Акифа Таги – секретарша отдыхала в Анталье, а второй координатор Тейюб уехал на конференцию в Киев. Заур сделал себе кофе, сел за стол, включил компьютер.

-Как дела? – спросил Акиф, не отрываясь от монитора.

-Да так, отец вот утром опять испортил настроение.

-Он же отец. Имеет право хотеть, чтобы ты жил хорошо, зарабатывал много. Ты должен его понять. Ни один отец не станет желать своему ребенку плохого.

120

Заур обнаружил, что от Артуша пришло письмо и не расслышал последние слова Акифа. Он открыл письмо и стал с интересом читать. «…Дни сыплются к моим ногам, словно пожелтевшие листья, а я каждую ночь, вперившись во тьму, жду твоего появления. Так миновала осень, зима, весна, а теперь вот разгар лета. На прошлой неделе мне пришлось съездить в Тифлис на два дня. Я решил тебя не беспокоить. Знал, что ты все бросишь и приедешь. Исходил Тифлис вдоль и поперек. Посетил каждый уголок. Каждый парк, каждое деревце. Искал твое имя повсюду. Дома будто обрушивались на меня. Я изнывал от горечи охватившей меня любви и искал твои объятья, которые могли бы меня спасти. Я писал тебе стихи, пронизанные скорбью. Кричал о своей тоске во тьме, чтобы ты меня услышал. Я ждал впустую. Впустую ждал весточки от тебя. Часы казались мне бесконечными. Тело свое, уставшее от поисков тебя, я бросил в объятия ночи. Хотел уснуть в отеле «АТА», чтобы утро поскорее наступило. Но не смог. Я дождался утра, не смыкая глаз. Каждую ночь слушал звук шагов, думая – может, это ты. Каждое утро печаль охватывала мое сердце. Солнце стало для меня символом одиночества… Ты – это все для меня». Заур попытался скрыть слезы и отпил кофе.

-Что случилось? Что ты опять углубился в компьютер?

-Пришло письмо, я должен срочно ответить. Дай мне минуту, - посмотрел Заур на Акифа.

-Пожалуйста, пожалуйста, я же просто так спросил. Он сделал еще один глоток кофе и начал писать. «… Я прекрасно тебя понимаю, Артуш. Тебе обязательно следовало сообщить мне, я приехал бы в Тифлис. Не знаю, почему ты этого не сделал. А что касается тоски… Я тоже ощущаю твое отсутствие каждый день. Когда первые цветы приветствовали весну, я не испытывал никакой радости. Я ждал твоего возвращения вместе с перелетными птицами, которые вернулись после долгих, длинных зимних месяцев. Но тебя среди них не было. Я исходил поселки, названия которых мне неизвестны, чтобы найти твои следы, связал свою надежду с бесконечными, безграничными волнами моря. Я ждал тебя на бульваре, к берегу причаливали корабли, но на них тебя не было. Ни одна слезинка не пролилась из моих глаз, ибо свои слезы я берегу для тебя. Я никому не могу раскрыть свое сердце, ты тоже знаешь, что это за мука. Ищу порт, куда можно причалить, грудь, к которой можно склониться. Каждую ночь луна разбивается на тысячу осколков. Каждую ночь выходят звезды-скитальцы. Хочу, чтобы ты принес мне звезды в своих ладонях. Хочу, чтобы ты, как солнце, осветил мой темный мир, но тебя рядом нет… Тебя нет». Заур отправил письмо, потом спросил у Акифа Таги, копавшегося в полке среди папок: -Акиф, ты был в Армении. Какое впечатление произвела на тебя эта страна? Акиф повернулся к Зауру, его глаза улыбались. Подошел к нему с папкой в руках: -Ведь мы с тобой не раз об этом говорили. Ты же наизусть знаешь всё о моих двух поездках.

-Да, верно. Но я не задал тебе самый главный вопрос.

-И что это за вопрос?

121

-Как ты себя там чувствовал? Какие чувства у тебя возникали? Акиф придал лицу серьезное выражение, и, хлопая папкой по ладони, сказал: -Чего скрывать, как во время первой поездки, так и во время второй я испытал странные ощущения. Мне казалось, что я одновременно в самой близкой и самой далекой стране мира. Знаешь, это очень необычное, непонятное чувство. Пока сам человек не попадет туда, не увидит, он не поймет.

-То есть ты каждый миг чувствовал, что находишься среди врагов? Акиф после некоторого раздумья ответил: -Конечно, я ни на секунду этого не забывал. Меня окружали телохранители из спецслужб Армении и ни на секунду не позволяли мне забыть, что я нахожусь во вражеской стране. Может, если бы их не было рядом и я бродил бы свободно по улицам Еревана, не выдавая себя, этих чувств у меня не возникло бы. Я даже сказал организаторам мероприятия в Ереване, что если бы не телохранители, не меры безопасности, то я чувствовал бы себя также как и в Тифлисе. Они обиделись, но возразить не смогли. Заур встал и стал прохаживаться по комнате. Закурил. Вдруг поднял голову и сказал смотрящему на него Акифу: -Я, самый активный сотрудник нашего НПО, не был ни разу в Ереване. Тебе не кажется это странным?

-Но ведь ты до сих пор даже не заикался об этом, - Акиф пожал плечами, но не удивился. - Откуда мне знать, что ты хочешь съездить в Армению?

-До сих пор не хотел, но сейчас хочу.

-Наверно, на то есть какая-то причина. Заур стряхнул пепел сигареты в кулек, который свернул из бумаги: -Да, есть. В Тифлисе я познакомился с очень интересными людьми, с нестандартными подходами. Они думают об этом конфликте так же, как мы.

-Имеешь в виду Луизу?

-Луизу и Артуша. Они оба достаточно образованные, нестандартные люди. Акиф внимательно смотрел на Заура, словно искал на его лице ответа на свои сомнения.

-Ты уверен, что хочешь съездить в Армению?

-Почему нет? Если моя миротворческая деятельность приносит пользу, то думаю, моя поездка в Армению не может повредить. Разве не так? Акиф взглянул в окно. Сжал губы и сказал: -Ты прав. Живое общение с армянами, конечно, гораздо важнее, чем офисная переписка, или участие в проектах, организованных международными донорами. Ты общался с ними в Тифлисе, Киеве, Москве. А теперь их общество интересует тебя изнутри. Что может быть естественнее? Заур обрадовался, увидев, что понят. Его уважение и любовь к Акифу возросли.

-Как по-твоему, можем ли мы сделать что-нибудь стоящее в миротворчестве? Или мы просто получаем гранты – и этого достаточно? Акиф улыбнулся:

122

-То, что ты называешь миротворчеством, до сего дня не нашло своего воплощения. И сегодня, фактически, миротворчество в глубоком кризисе. И это относится не только к Южному Кавказу, но и ко всем конфликтным зонам в мире, начиная с бывшей Югославии. Эффективность решения этнических проблем военным путем создает иллюзию бесперспективности мирного диалога и народной дипломатии. Борьба с террором, начавшаяся после 11-го сентября внесла новую политическую риторику в южнокавказские конфликты. Власти трех республик стали получать дивиденды от жонглирования терминами, кредиты для укрепления своих монополий, лишающих народную дипломатию возможности играть какую-либо роль в процессе переговоров по урегулированию конфликтов. В каждой их трех республик перед выборами нарушается режим прекращения огня, власть запугивает население угрозой начала войны. Этот конфликт является конфликтом и трагедий для нас, а для власти это бизнес. Мне уже надоело участвовать в этой игре. Я устал от тостов за мир, от фамильярных излияний.

- Думаешь, власти трех республик следуют единому курсу?

- Каждый, кто знаком с ситуацией в южнокавказских республиках однозначно может заметить поразительное сходство между политическими режимами государств этого региона. Эти режимы устойчивы не только потому, что конфликты остаются нерешенными, но и благодаря тому, что существуют различные интересы внешних сил к региону и более-менее устойчивый баланс в реализации этих интересов. Складывается впечатление, что все стороны, вовлеченные в конфликт или привлеченные к его решению, принимают необходимость консервации ситуации, замораживания конфликтов и в дальнейшем. А это создает иллюзию неизбежности стабилизации режимов и их главных лиц. Заур внимательно слушал Акифа. Он всегда испытывал изумление перед глубоким умом, умением мыслить и аналитическим талантом этого человека. Акиф будто бы выступал не в офисе перед Зауром, а перед огромной аудиторией в конференц-зале. Заур желая показать свою осведомленность в политической ситуации в регионе и то, что работает в этой организации не понапрасну, спросил: - Знаешь что всегда меня интересовало? Минская группа играет роль посредника в нашем конфликте, но позиции США, Западной Европы и России по конфликту значительно противоречат друг другу. Можно ли решить проблемы Южного Кавказа в подобных условиях, при помощи таких структур?

- Конечно, нет, - ответил Акиф, не раздумывая. – Все уже перестали надеяться на Минскую группу. Как власти, так и НПО лишь имитируют миротворчество. Во всех трех республиках политическая, экономическая и демографическая ситуация практически одинакова. Несмотря на революцию в Грузии во всех трех республиках правят авторитарные режимы, экономика заключена в тиски коррупции и приближается гуманитарный кризис.

- Не знаю когда, но когда-нибудь армяне и азербайджанцы, грузины, абхазы и осетины научатся мирно сосуществовать и сотрудничать в регионе…

123

- Или же они на протяжении долгих десятилетий будут вести непрерывную вражду и тем самым уничтожат регион, - закончил Акиф вместо него. – На Южном Кавказе царит информационная блокада, разделяющая людей, препятствующая их сотрудничеству. Что делать с замороженными конфликтами и зонами, находящимися вне контроля? Вот на этот вопрос точный ответ еще не найден.

- А что ты думаешь об армянах? Только ответь, пожалуйста, искренне. Это для меня чрезвычайно важно. Вопрос оказался неожиданным. Акиф зажег сигарету и сел на одно из кресел.

- Хотя я занимаюсь миротворческой деятельностью и в Азербайджане достаточно людей меня недолюбливающих, я все же в первую очередь азербайджанец. Точно так же, как мои коллеги в Армении в первую очередь армяне, даже зачастую ярые дашнаки. Да, я считаю армян врагами. Несомненно. Если обратиться к истории – мы несколько раз мирились с армянами. И всегда оказывались жертвами их коварства. В разные периоды нас, так или иначе, принуждали к миру. Однако ненависть к тюркам в генах армян не исчезла. Наоборот. Последнее перемирие с трудом установилось с образованием СССР. И что в итоге? Проигравшей стороной вновь оказались мы. Нагорный Карабах оккупирован. Естественно, не следует отрицать роль, которую сыграли русские. Не могли же армяне самовольно оккупировать какую-либо территорию.

- Но ведь раньше десятки тысяч армян и азербайджанцев вступали смешанные браки, рожали детей. По сей день часть их живет среди нас. Вообще, чего мы хотим достичь в качестве миротворческой организации? Мы поедаем гранты или пытаемся способствовать перемирию?

- Я вновь хочу повторить, что не являюсь сторонником войны. Карабахские армяне – наши граждане. Но мы в первую очередь должны создать сильную экономику и сильную армию, чтобы армяне, живя на территории Азербайджана, не помышляли об отделении, не выказывали бы сепаратистских наклонностей. Если государство будет государством, никакого сепаратизма не будет. Но с армянами надо держать ухо востро, от них можно ожидать чего угодно. Честно говоря, я им не доверяю.

- Но почему, - Заур поднялся и, соединив руки на поясе, потянулся назад: - Сколько еще существовать этой пропасти между двумя народами? До каких пор нам оставаться врагами?

- Знаешь Заур, все лежит в психологии наших вроде бы столь похожих, но в действительности очень разных народов. В психологии тюрка есть отважность и прямота. Вообще, если перечислять качества тюрка, то в первую очередь следует указать честность и непримиримость с несправедливостью. Создатель Веры в Абсолют Асиф Ата говорил в связи с характером тюрка: «Оседлав коня, тюрк становится Кёроглу, спешившись Физули». Услышанное шокировало Заура. До сих пор ему не доводилось слышать подобных речей от Акифа, это пафосное выступление о величии тюркского этноса потрясло его. Акиф подняв правую руку и энергично двигая ею, продолжал свое выступление:

124

- Тюрк всегда мог сплотить в одной руке нежность и величие. Он никогда не наносил удар в спину. Такие люди, как Сехл Сумбат, предавший своего полководца или Кечал Хамза, выкравший и продавший коня вышли не из среды тюрков. Это армянский характер. Армянин, как змея, его сердце полно злобы и коварства. Падает – умоляет, поднимается – жалит. Они не щадят слабых и прислуживают сильным, армяне принесли нашему народу тысячи бед. Город под названием Баку существует сегодня только благодаря тому, что 90 лет назад тюркский меч вышел из ножен. Я не могу это отрицать, забыть все это. Не произнося ни слова Заур сел на свое место. Он растерянно смотрел на своего руководителя, пытаясь переварить услышанное.

- А что касается твоего желания съездить в Армению, - голос Акифа вернул его в реальность, - то я поддерживаю эту инициативу, ибо я сторонник диалога. Борис Навасардян из ереванского Пресс-клуба предложил нам один проект. Сейчас найду, дам, посмотришь. Четырехдневная конференция под названием «Барьеры перед развитием региона», которую собираются провести в Ереване при участии НПО Турции, Азербайджана, Грузии и Армении. Я, правда, отказался ехать, много дел, да и тема мне не интересна. Но ты поехать можешь. Все расходы берет на себя приглашающая сторона.

- А кто финансирует проект? – уставился Заур на монитор.

- Caritas France. Сейчас сброшу тебе мэйл Бориса, спишись с ним. Если условия тебя устроят, поедешь. *** Весь Баку, дом в Ичери Шехере, работа и даже собственное тело тяготили Заура. Он еще не получил ответа на письмо, отправленное Борису Навасардяну два дня назад и места себе не находил, мучил Акифа бесконечными вопросами: «Может мероприятие отменили?», «Может Борис не согласен с моей кандидатурой?», «Можно ли отправиться в Армению по какому-нибудь другому проекту?». Акиф не понимал почему это человек раньше ни словом не обмолвившийся о своем желании посетить Армению, вообще не интересовавшийся возможностью таких поездок вдруг пожелал отправиться в Ереван. Он боялся обидеть Заура расспросами. Но в одном был уверен точно – после поездки в Тифлис Заур сильно изменился. Заур повсюду слышал шепот Артуша, чувствовал его теплое дыхание, запах, влагу поцелуев и, сам не понял, какая неведомая сила привела его к воротам школы № 2. Он никогда не планировал побывать здесь, даже не думал об этом. Просто внезапно обнаружил себя стоящим возле здания школы. Он знал, что все учебные заведения на каникулах, школы закрыты и попасть внутрь для него будет не так-то легко. Но он решил попытаться. Прислонив лоб к стеклу, он заметил в конце полутемного фойе пожилую женщинусторожиху с вязанием в руках. Постучался. Женщина поднялась и, шаркая шлепанцами, пришла открывать.

- Кого ищешь, сынок?

125

- Никого, зайти хочу.

- Почемууу? – вытаращила женщина глаза, растягивая гласную в последнем слоге.

- Я учился в этой школе. Вот пришел вспомнить былые деньки.

- Понимаю, сынок, но впустить тебя не могу. В здании никого нет. Как я могу впустить чужого?

- Через пару дней я уезжаю. Хочу увидеть школу в последний раз. Может я больше никогда не вернусь в Баку, - соврал Заур и тут же покраснел.

- Повторяю еще раз – впустить не могу! Если что-нибудь пропадет из классов – отвечать мне!

- Если не доверяете мне, давайте пройдемся вместе по коридорам, двору, - взмолился Заур. – Но, прошу, не отказывайте. Будь здесь прежний сторож тетя Наида, Заур спокойно зашел бы. Но нынешняя сторожиха, устроившаяся в школу после выхода на пенсию, конечно же, знать Заура не могла. Она впервые в жизни видела человека, умоляющего позволить ему в последний раз увидеть родную школу. Женщину изумила встреча с таким человеком, и это в нашито времена, когда такие понятия, как школа, учитель, образование подверглись полной девальвации. С одной стороны, она действительно не имела права впускать постороннего, с другой, понимала - жестоко мешать человеку, который хочет попрощаться с родным городом и школой.

- Ладно, сынок. Но у тебя пятнадцать минут! Иногда заходит кто-нибудь из руководства за бумажками. Если тебя увидят, я потеряю работу. Обрадовавшийся Заур поцеловал женщину в щеку, сунул ей в карман пять манат и выпалил: - Спасибо. Он быстро поднялся на второй этаж. Остановился посреди длинного коридора, погрузившегося в мертвую тишину каникул, оглянулся по сторонам. Он не знал с чего начать, так и остался стоять, как вкопанный. В конце концов, он подошел к дверям класса, где проучился с пятого по десятый и глубоко вдохнув, потянул за ручку. Те же парты, та же доска, тот же учительский стол. Единственное произошедшее здесь изменение: со стен поснимали портреты русских классиков и повесили портреты азербайджанских поэтов и писателей. Окна, оставшиеся с советских времен, похоже, никто не собирался менять. Собравшаяся между двух стекол пыль, казалось, тоже хранится лет десять-двадцать. А вот и парта, в третьем ряду, та самая, за которой он сидел с Артушем на протяжении шести лет. Заур присел на «свое место», сложив руки перед собой, совсем как первоклассник. Сейчас парта стесняла его, тело с трудом вмещалось между скамьей и крышкой стола. Он навсегда перешел в мир взрослых. «Ну вот, через столько лет, тот же класс, та же парта…» Заур не заметил, как глаза наполнились влагой, слезы потекли по щекам и закапали на стол и колени. Вдруг он очнулся от странного чувства, испытываемого обычно в юности – ощущения мятежной легкости тела. Чувство сладострастной боли пробежало от области паха по всему телу. Словно желанный ему человек сидел сейчас рядом. Он чувствовал его запах, теплоту его

126

дыхания. Он был готов пожертвовать собой, отдать ему сейчас самое драгоценное – свое тело. Ведь, это чудо, наполненное играющими гормонами и искрящейся любовью, уже невозможно удержать в своей власти, оно требует отдать себя другому – в этом и заключается великое предназначение человеческого организма. Заур вдруг вспомнил, что сторожиха дала ему только пятнадцать минут. Он хотел выйти из класса, но ноги отказывались подчиняться. Старые парты настойчиво возвращали его в прошлое. И стены просили остаться. Школьная доска требовала: «постой, разрисуй меня в последний раз мелом». Он больше не мог этого выдержать. Поднялся с места. Губы его дрожали. Застрявший в горле комок, не давал тихо стекающим слезинкам превратиться в селевые потоки рыдания. Заур остановился перед доской. Заметив небольшой кусочек мела, взял его и, поиграв немного в ладони, положил в карман. Он спустился по лестнице в другом конце коридора, и открыл дверь, ведущую во двор школы. Здесь, за старым помещением, где в его время проходили уроки труда, они впервые открылись друг другу, здесь родился их первый поцелуй. Старый чинар по-прежнему нес свою вахту, защищая этот уголок от палящего солнца. Заур присел на находящееся в тени некое подобие скамейки – деревянную доску, на двух больших камнях. Прислонившись спиной к дереву, он закрыл глаза и почему-то, вдруг вспомнил последний звонок. В тот день в школьном дворе яблоку было негде упасть. Никто не заметил отдалившегося от толпы и в одиночестве присевшего под дерево Заура, никому из одноклассников не было до него никого дела. Впервые он со всей остротой осознал свое одиночество и отчужденность. Он сидел и плакал, вдали от всех. Его абсолютно не интересовали выступающие с микрофоном, и вообще эта церемония, все мысли были о том, как быстро пролетело время. Заура, как и всех выпускников, радовало получение аттестата и избавление от мучительных утренних подъемов, от надоевших педагогов и прочей школьной рутины. Он был, конечно, воодушевлен началом новой взрослой жизни, но в то же время понимал, что теряет все материальные узы, связывающие его с Артушем, Его терзала мысль о том, что незабываемые мгновения, прожитые в школе, испаряться навсегда. «Здесь все для меня закончилось, с тех пор как уехал Артуш – попытался обнадежить себя Заур, решив, что распрощался со школой еще в 1990 году. И все же ему этот последний день казался особенным, словно что-то осталось еще недоделанным, недосказанным, непонятым. Через несколько минут, в последний раз прозвучит символический звонок и этот пронзительный зов, звучавший 11 лет его жизни, пройдет через каждую частичку тела и навсегда исчезнет из жизни. Он с нетерпением ждал этого момента. Он хорошо помнил свой первый день в школе. Двоих испуганных, робеющих мальчиков - азербайджанца и армянина посадили вместе, за одну парту. Это было в начале восьмидесятых, когда азербайджанец и армянин могли быть одноклассниками, сидеть за одной партой, и в этом не было ничего особенного. Никто не знал тогда, что через несколько лет они станут представителями враждующих народов. Артушу и Зауру хватило всего недели, чтобы их знакомство переросло в крепкую дружбу. Интересы детей не были оригинальны – они собирали крышечки от бутылок, играли ими в

127

различные игры, а тому, у кого было самое большое количество крышечек, завидовал весь класс. Позже, уже в третьем классе, они увлеклись филателией. Заур бросил сигаретный окурок, затушил его ногой и поднялся с места. Он вернулся к двери, прошел мимо лестницы и приблизился со спины к сторожихе.

- Спасибо, бабушка, да воздастся вам за доброту. Женщина, проделав спицей очередную петлю, подняла голову.

- Раз ты перед отъездом на чужбину, заглянул в родную школу, значит достойный ты человек. Эх, если бы все молодые были такими же…

- Откровенно говоря, я пришел вспомнить не школу, а свою первую любовь. Наверно вы понимаете… Женщина улыбнулась: - Ах ты, хитрец, – затем покачав головой, – Вы что расстались? И где теперь эта девочка? Заур посмотрел в окно, на вереницу машин, катившиеся вниз по улице Буньята Сардарова, и ответил: - Нас война разделила. Старуха, до которой не совсем дошел смысл сказанного, переспросила: - Как это? Он понял, что сказал лишнее: - … Ее отец был военным, погиб в Карабахе, – попытался выкрутиться он, – девушка с матерью переехали жить к родственникам в Казахстан. Заур только с недавних пор обнаружил у себя способность врать напропалую и не краснеть. Это начинало ему нравиться. Сказав тихо «вай-вай-вай», женщина еще раз покачала головой: - Аллах рехмет елесин 26. Что поделаешь, сынок, все мы под небом ходим. Да сохранит Аллах молодых от гибели, чтобы кровь не текла, люди не гибли. Ох, бедный этот народ сынок, столько мучений на нашу голову. Произнеся эти слова, женщина с трудом поднялась на ноги и, шаркая пошла к двери. Заур медленно поплелся за ней, на ходу в последний раз рассматривая школьные стены и висевшие на них плакаты и лозунги. Теперь на месте призыва Ленина «Учиться, учиться, и еще раз учиться!», висел афоризм директора школы Ирады Дестерханлы «Образование – наше приоритетное направление». Попрощавшись с женщиной, он вышел на улицу. Почему-то внутри все горело от злобы и ненависти. Визит в школу не принес желаемого облегчения, только еще больше разбередил душу. Он спускался вниз по улице. Люди, поднимающиеся навстречу небрежными, развалистыми шагами, казалось исчезали, испарялись на глазах. «Как будто они хотят убежать, спрятаться поскорее друг от друга. Где же Баку моего детства?» – думал Заур. «Где мороженое «Пломбир»? Почему люди больше не смеются? Почему улицы стали 26 Аллах рехмет елесин (Allah rəhmət eləsin) – речевой оборот, употребляемый у азербайджанцев при выражении соболезнования по умершему. Буквальный перевод – «царство ему небесное».

128

темными и грязными? Почему все уничтожают, сравнивают с землей?». Побывав в своей старой школе, он понял, что нет ничего лучше вечного детства, ребенка, который никогда не будет взрослым. Он понял, что они с Артушем лишили друг друга этого детства и повзрослели раньше остальных своих сверстников. *** Родителей дома не было. Сей факт чуть поднял настроение Заура, для которого даже недолгое одиночество было сейчас подарком. Впереди его еще ждало, если вариант с Борисом, конечно, выгорит, довольно хлопотное дело - получение родительского разрешения на поездку в Ереван, а в случае неудачи – самовольный отъезд. Разговор о Ереване наверняка не обойдется без нескольких обмороков матери и повышения сахара в отцовской крови. Но все это не важно, сбить Заура с пути теперь было не возможно. Заур зашел в свою комнату, переоделся. Подошел к старому комоду, на котором были расставлены в ряд шесть рамок с фотографиями. На одной – он с Артушем на школьном дворе - их последний снимок. Заур погладил изображение. «Как эти рамки ограничивают нас… и тебя, и меня… Мы не должны томиться в них как в тюрьме, терпеть и подчиняться системе». Он положил рамку обратно на комод и впервые за день, улыбнулся. «Меня не остановит ни одна война, ни один конфликт. Не буду больше искать утешений в картинках. Мы встретимся. Обязательно встретимся!». Вернулась надежда на счастливое будущее, он снова успокоился, поверил в себя. Со двора послышался звонкий, то ли мужской, то ли женский голос.

- Стаканы, стаканы… блюдца, блюдца... Хочешь, бей об стены, не бьются, не бьются. Заур выглянул в окно. Это был молодой человек. Он стоял между двух, заполненных до отказа плетеных корзин и, бросая стакан об бетонную стену, повторял: - Бей об камни, стой на них, не сломаешь, не повредишь. Заметив зрителей на балконах и в окнах, парень поставил стакан на землю и начал бить его ногами. В самом деле, стакан не ломался. Правда, сколько бы парень не старался, охотников купить его товар не находилось. Еще немного и он, резко замолчав, подошел к корзине. Покачав головой, взял свою тяжелую ношу и поплелся вон со двора. Теперь его голос звучал вдалеке.

- Стаканы, стаканы… блюдца, блюдца... Хочешь, бей об стены, не бьются, не бьются… Заур стоял посреди комнаты, размышляя, чем бы заняться, в конце концов, решил скоротать время в интернете. В почте было восемь новых писем, и одно из них… от Бориса Навасардяна. От внезапно навалившейся неописуемой радости он невольно обхватил голову обеими руками. Борис писал, что приглашает Заура на мероприятие, но тот должен подготовить двухтрехстраничный доклад. «Уверен, что Ваше участие на конференции будет очень плодотворным и полезным. С организацией господина Акифа Таги у нас и до этого были проекты, и мы будем рады сотрудничать с рекомендованным им лицом. Прошу переслать мне доклад, посвященный

129

теме нашей конференции «Азербайджан-Армения-Грузия-Турция. Четырехсторонние отношения. Реальность и перспективы». Также пришлите мне свои паспортные данные. Так как конференция пройдет с 7 по 10 июля, то вы должны быть в Ереване уже 6-го. Вам надо приехать в Тбилиси, оттуда в Садахло 27, на армяно-грузинскую границу. Вас там встретят. Все дорожные расходы будут компенсированы Вам полностью…» Заур немедля отправил Борису паспортные данные, приписав, что доклад пришлет через два-три дня и, в поисках Артуша, зашел в MSN. Увидев, что Артуш в «оффлайне», собирался было написать ему письмо, но тут в окошке программы человечек с надписью «Артуш» зажегся зеленым цветом. Обрадованный Заур мигом одел наушники и поднес губы к микрофону.

- Ало Голос Артуша прерывался.

- Привет, Заур. Я давно тут. Проголодался, отошел перекусить. Как дела?

- Все нормально. Заходил в школу. Включи камеру. Через мгновение Артуш появился на экране. Он улыбался.

- Ты дома один? – спросил Артуш.

- Да. Наши ушли куда-то.

- В школу, говоришь, ходил. В нашу, «Вторую»?

- Именно. Артуш подпер подбородок кулаками, приблизил лицо вплотную к экрану и небрежно спросил: - И как? Заур не знал, что ответить.

- Что «и как?»

- Школа. Что ты там делал?

- Да так, ничего… Вспоминал прошлое. Помнишь наш старый чинар? Посидел под ним немного. Потом зашел в наш класс, посидел за нашей партой. Лицо Артуша не выражало никаких эмоций: - Хорошо.

- Кажется тебе это неинтересно.

- Почему же? Ты - мое единственное воспоминание о той школе. А теперь мы видим друг друга почти каждый день. Когда начался конфликт, нам там пришлось не сладко. Я ничего не могу чувствовать - ни любить эту школу, ни ненавидеть. Извини, для меня это уже не важно. Заур покачал головой: - Ты прав. Не буду с тобой спорить. Давай я лучше обрадую тебя другой новостью. У Артуша от нетерпения засверкали глаза.

- С этого и надо было начинать. Говори же!

- Получил письмо от Бориса Навасардяна. Приглашает в Ереван. Взгляд Артуша застыл на экране. Он не мог произнести ни слова.

27

Садахло – село в Марнеульском районе Грузии, пограничный пункт на Армяно-Грузинской границе.

130

- Артуш, ты слышишь, я еду в Ереван! – весело заорал Заур.

- И как ты собираешься ехать? – выговорил Артуш после долго молчания.

- Через Тифлис в Ереван, оттуда в Садахло, а там меня встретят представители ваших спецслужб и Борис Навасардян, собственной персоной.

- Когда отправляешься?

- Через неделю. Шестого должен быть на границе. Мероприятие начнется седьмого утром.

- Я тоже хочу…

- Чего?

- Встретить тебя на границе.

- Не надо. Кэгэбэшники не должны тебя видеть. Я как приеду в Ереван сразу же позвоню, подойдешь в гостиницу. Если приедешь на границу, могут не так понять. Потерпи еще чуть-чуть. *** Вечером, когда родители пришли домой, Заур руководствуясь принципом «утро вечера мудренее», ничего не сказал им о предстоящей поездке в Ереван. После молчаливого ужина, поблагодарив мать, во избежание традиционных отцовских лекций о том, что пора стать человеком, зарабатывать деньги и создать семью, он заперся в комнате и два часа проработал за компьютером. Когда лег в кровать и стал читать Платонова, было уже почти двенадцать. Еще через два часа он закончил книгу, встал, аккуратно положил ее обратно на полку, взял следующую в очереди на прочтение – роман Питера Акройда «Повесть о Платоне», по привычке быстро пробежался по первым двум станицам, и уснул. Ему снилось ночное море в образе женщины, одетой в чадру, чьи зеленые глаза смотрели на него из-под платка и колдовским влечением манили в неведомый, волшебный мир, где за черной дверью ожидало его черноокое счастье - Артуш. Глухой стон, вырвавшийся из груди ночного моря где-то далеко, заставил его проснуться в холодном поту. Он замер на месте и стал ждать. Прошло еще чуть-чуть и море, словно живое существо, желающее избавиться от боли, взвыло еще громче. Несмотря на то, что приближалась середина лета, ветра не оставляли Баку в покое, часто превращаясь в шторм, ломающий хрупкие деревья и вздымающий волны на многометровую высоту. Заур выпрыгнул из постели и подошел к окну. Ночное море будто пыталось сбросить с себя набранную за день болезненную усталость, смрадную тяжесть дерьма, мочи, спермы, мокроты, выброшенных в него из канализации. Заур, прилипнув лбом к оконному стеклу, пытался приобщиться к этой величественной церемонии очищения, но почувствовал лишь скудость своего воображения перед мощью этой стихии. Он отошел от окна в непонятном смятении, вызванном магией морского гула. Заур вышел на кухню, достал из холодильника покрывшуюся тоненьким слоем ледяных точек

131

бутылку Bonaqua, и жадно впился в горлышко. Ему было не по себе. Вернувшись в комнату, с трудом заставил себя уснуть.

3 Путешествие в Армению началось 5-го июля в поезде Баку-Тифлис. По-счастью, кондиционеры, которыми с прошлого года были оснащены вагоны международных рейсов, хоть как-то спасали пассажиров от жары. Кроме Заура в купе был лишь пожилой человек, который, представившись как Мохлет, начал жаловаться на дороговизну и с ностальгией вспоминать благословенные брежневские времена. Через два часа он устал и уснул. Утром Заура разбудил настырный стук проводника в дверь. Старик уже давно проснулся и сидел на своем месте. Он расчесывал волосы древней, маленькой советской расческой и рассматривал стада баранов, бродящих по равнинам в поисках травы. Заур достав из сумки паспорт, положил его в готовом виде на столик. Солдат пограничных войск и служащий азербайджанской таможни, не входя в купе, произнесли: «Доброе утро. Ваши паспорта, пожалуйста…». Заур остолбенел от неожиданной вежливости. После того, как паспорта были проверены, и вплоть до отправки поезда, никто больше не побеспокоил двоих пассажиров.

- Еще месяц назад аж до трусов проверяли, задавали идиотские вопросы. Значит, когда хотим, можем и по-человечески. Не зря же нас в Совет Европы приняли. – проговорил Мохлет, запивая сказанное теплым Боржоми. Заур ответил улыбкой и уставился в окно.

- Сынок, я вижу, ты достаточно образован. Я сам – поэт, выпустил три книги. Наверное, слышал об Александре Блоке. Так вот, он говорил, что для поэта главное чувство пути. Этим он хотел сказать, что настоящий поэт должен знать и наметить свой, единственный путь, и держать нить в руках, чтобы не сбиться с него и все время расти. Я начал писать, когда учился в школе. Первое стихотворение было напечатано в издававшейся в то время в Таузе областной газете «Социалистическая деревня». Отец был кузнецом. Я написал много стихов посвященных этой профессии.

- А писали ли вы что-нибудь о городской жизни? – сам не зная почему, спросил Заур.

- А что, сынок, в городе есть жизнь? Даже французы говорят, что лучшие стихи о деревне и природе рождаются в городе. Это значит, если и живешь в городе, писать все равно надо о деревне. Вообще, мои школьные годы попали на войну и послевоенные годы. После окончания начальной школы, мне приходилось ежедневно проходить 7-8 километров до школы деревни Яныглы, и обратно. А дорога проходила по горам, да по долам, сквозь природные красоты. Отца почти не помню. Погиб на фронте. Меня воспитал мой дядя – Мансур. У матери за пазухой был револьвер, за спиной винтовка. Она была секретарем колхозного партийного комитета. Поэтому, что такое голод, холод, страх я знал с самого детства.

132

Никогда не забуду тот день, когда кинулся, чтобы поймать застывшую у дороги куропатку, и вдруг заметил фиалку в кустах. Была ранняя весна, и все было покрыто снегом. А у самых корней куста цвела фиалка. Ты представляешь? Заур, ответивший «представляю», естественно ничего не представлял, более того, и не собирался этого делать. Мохлет, вдохновленный ответом Заура вдруг вскочил на ноги, задвинул оконную шторку и запер дверь купе, затем неожиданно упал перед молодым человеком на колени.

- Сынок, моя голова побелела в думах о народе и родине. Я – автор трех книг. У меня куча внуков и правнуков. Я стар и никому не нужен, а жену потерял десять лет назад. Ради всего святого, дай отсосу! Прости меня, сынок, прости… Словно что-то сломалось в сердце Заура и со звоном рассыпалось по всей груди. Ноги и губы задрожали. Он еще вчера вечером уловил что-то странное, и почувствовал, что поездка с этим стариком закончится чем-то неожиданным. Униженный, стоявший на коленях ради орального секса Мохлет, напомнил ему сцену из «Сердца четырех» Сорокина, где перед подростком подобным же образом корчился старик, умолявший дать ему в рот. При прочтении этого эпизода, он не поверил, что такое может произойти в реальности. «Значит, так стирается грань между литературой и жизнью» – прошептал он сам себе. Заур понимал, что времени на раздумье у него нет, и события выходят изпод контроля. Старик видя, смятение и шок в глазах Заура, дрожащими руками начал расстегивать кнопки на джинсах молодого человека, сердце, которого в это время обливалось кровью. На морщинистых, с вздутыми венами, руках старика, местами виднелись только что покрывшиеся корочкой ссадины. Мохлет с трудом вытащил член Заура из трусов и, обдавая его пах и мошонку горячим дыханием, с жадностью стал сосать. У Заура, изголодавшегося по сексу, эрекция произошла молниеносно. Его поразила победа физиологии над чувствами. Он хотел понять, почему не сопротивляется, но не мог найти логического объяснения. Прошло около двух минут. Почувствовав, что вот-вот кончит, Заур, ничего не сказал старику, и простонав, спустил влагу в протезный рот. Изменившийся в лице Мохлет, задыхаясь и давясь, заглатывал потоки извергавшейся спермы. Самый непродолжительный в жизни Заура половой акт подошел, таким образом, к концу. Старик поднялся, с трудом переводя дыхание, проговорил «большое спасибо, сынок», и запил все теплым Боржоми. Заур застегивая ширинку, смотрел на то выпирающий, то исчезающий кадык пьющего минералку старика. Он не выспался, голова слегка болела и, ему хотелось, выпив большую чашку кофе, поспать 2-3 часа и все забыть. Старик, заметив, что веки его тяжелеют, заботливо предложил: - Ляг, поспи, сынок. Встанешь, когда поезд будет на грузинской стороне. Заур промычал что-то обозначавшее благодарность, положил голову на подушку и тут же уснул. Когда грузины с шумом остановили поезд в Гардабани, Заур вскочил с места. Вагон оживился. Грузинские женщины начали бегать туда-сюда, одни заходили в купе с

133

большими сумками выходили налегке, другие наоборот. Заур сначала не понял, что происходит. Мохлет объяснил: - Это – челноки. Возят товар из Баку, с аэропортовской толкучки. А грузинская таможня берет с них пошлину – покачав головой, старик продолжил, – Самый грязный представитель моего Азербайджана, для меня роднее миллиона самых лучших иностранцев. За любого жизнь отдам – и плохого, и хорошего. Непонятые мерзавцы пятой колонны то и дело поливают народ грязью, матерят его. Ненавижу этих людей: родина – это Родина, нация – Нация, сынок. На все готов ради своего Народа, Нации, Родины. В это время грузинские таможенники и пограничники, в прямом смысле слова, ввалились в их вагон, и стали орать так, что Заур имел все основания подумать, что «Революция Роз» явно еще не докатилась до грузино-азербайджанской границы. Грузины, кричащие на путешествующих в солнечную Грузию, грубо требующие предъявить паспорта и предоставить к осмотру багаж, своим поведением в одночасье развеяли устоявшийся миф о кавказском гостеприимстве. Странно было и то, что наряду с азербайджанцами, они так же уничижительно относились и к своим сородичам. Более того, «своим» оскорбления раздавались щедрее. Сбрасывая, на перрон товар, закупленный спекулянтами в Баку, маршируя по вытащенным из сумок и мешков рубашкам и нижнему белью таможенники, раздевали женщин, проверяли – не одето ли на них по несколько кофт и рубашек сразу. Проводник уловил взгляд Заура, смотревшего на происходящее на перроне с отвращением и ужасом: - Так стало после Саакашвили. Теперь мы тут часа на три застряли. Раньше, хоть, взятку давали, чтобы не морочили. А сейчас денег не берут, но народ мучают. Хочешь, садись на такси, максимум через час будешь в Тифлисе. Это не дорого, – сказал он, показав на стоявшие в конце перрона и ожидавшие своих клиентов машины. Заур поблагодарил проводника за совет и вернулся в купе, признавшись себе впервые в жизни, что и у взяточничества есть положительная сторона. Ведь, если бы эти люди брали мзду, пассажиры не потеряли бы столько времени и нервов, а госслужащие были бы в хорошем настроении, в общем, уровень обслуживания был бы выше. Зауру хоть и не хотелось вначале верить в «пророческое предсказание» проводника, но проходившие один за другим часы, доказали бессмысленность и недальновидность его решения остаться в поезде. Кондиционеры уже не работали и вынужденные ждать из-за нескольких женщин-челноков, обливающиеся потом пассажиры, то и дело сходили с поезда, умывались у источника рядом с сигаретным киоском, и наполнялись лютой ненавистью к виновницам происходящего. Наконец, проверка закончилась, таможенники и челноки смолкли и поезд тронулся. Заплатив все до копейки по всем установленным пошлинам, проигравшие сражение женщины, осев в купе, громко на грузинском покрывали проклятиями таможенников. Когда и этот гомон стих, Заур хотел было еще поспать, но выйдя сначала покурить, затем посетив туалет, решил, что до Тифлиса осталось совсем чуть-чуть, и, вставив сим-карту грузинского сотового оператора, стал дожидаться звонка.

134

Ждать пришлось недолго. Ровно через десять минут позвонил грузинский участник ереванской конференции, сотрудник газеты «Реалии Грузии» – Давид Чихладзе, который по просьбе Бориса Навасардяна, должен был встретить Заура на тбилисском вокзале. Давид узнал у Заура номер его вагона и заверил его в том, что до Садахло они поедут вместе. Не успел поезд подойти к вокзалу, как женщины-челноки направились к выходу, таща за собой громадные тюки и сумки. Заур усталый, сонный, голодный, поплелся за ними. Спустившись, он попрощался с Мохлетом, и сразу же заметил Давида, ковырявшегося в телефоне. Знакомство с Давидом произошло в 2005-ом году перед парламентскими выборами в Азербайджане. Приехавший освещать события Давид, с уверенностью ожидал революции по окончанию выборов, поэтому задержался в Баку еще на десять дней, но вынужден был вернуться в Тифлис несолоно хлебавши. Давид положил телефон в карман, подошел к Зауру, сильно хлопнул его по плечу и сказал: - Здравствуй, дорогой. Добро пожаловать.

- Здравствуй, Давид. Рад тебя видеть. Извини, что пришлось тебя беспокоить.

- Идем, идем. Какое еще беспокойство! Я же все равно тоже еду в Садахло. Но я на тебя обижен. В прошлом году, ты был в Тбилиси и даже не позвонил. Заур не знал что ответить. То, что он, не позвонил и не встретился с Давидом, и в самом деле было не красиво. Но как объяснить ему, что те несколько дней, проведенные им в Тифлисе были для него на вес золота, и каждая его секунда здесь была посвящена Артушу.

- Извини, Давид. Честное слово, не было ни секунды свободной…

- Не стоит извиняться. Бывает. Только больше так не поступай – сказал Давид, улыбнувшись. Они спустились по лестнице, и вышли на улицу.

- Ты впервые в Ереван?

- Ага.

- Нервничаешь?

- Конечно. К тому же, я – голоден.

- Понятно. До Марнеули можешь потерпеть? Там пообедаем. Заур нашел это предложение логичным и согласился.

- Тогда едем. Я потерплю. Давид открыл дверь стоящего у края дороги зеленый BMW 525: - Садись. Заур сел сзади, Давид - впереди: - Знакомься – Мамука. Полицейский. Он повезет нас до границы. Заур протянул руку и пожал мягкую, потную ладонь водителя. Кудрявый, загорелый, широкоплечий Мамука, скорее походил на англоязычного менеджера иностранной нефтяной компании, работающей в Грузии, чем на полицейского. Затем Давид представил Заура.

- Заур Джалилов – известный в Азербайджане НПО-шник. Впервые едет в Армению.

135

Заур пробормотал невнятно «Давид, не преувеличивай. Какой я известный?», но кажется, ни Мамука, ни Давид его не услышали. Мамука завел машину и, выехав за пределы вокзала, спросил: - Едете в Армению… Волнуетесь, наверно? Услышав, этот дурацкий вопрос во второй раз за последние пять минут, Заур пожал плечами: - Естественно волнуюсь. Но больше из-за того, что ждет меня, когда вернусь домой. А так, я уверен, что в Армении меня не ожидает никаких сюрпризов. КГБ-шники не дадут и волосу упасть с моей головы. Это говорят все, кто там уже побывал.

- А если бы не было охраны, думаешь, тебе там угрожает реальная опасность? – поинтересовался Мамука.

- Может быть, а может, и нет. Точно сказать не могу.

- Хочешь сказать, проблемы у тебя в Баку будут? – спросил Давид - Это неизбежно. Нападки случаются почти с каждым, кто ездил в Ереван. Давид, развернулся в кресле: - Почему? Что здесь такого? Уставшему с дороги Зауру, не хотелось влезать в эту тему, поэтому он бросил коротко: - Откуда мне знать? Давид, уловив его настроение, обратился к Мамуке: - Заур голоден. Мы тоже. Ты знаешь в Марнеули какое-нибудь нормальное местечко? Непохожий по комплекции на любителя поесть-попить Мамука, резко оживился при этом вопросе: - Конечно. Я знаю отличный ресторан, причем хозяин – азербайджанец. Заур прислонил голову к стеклу, закрыл глаза и еле слышно проговорил: - Учтите, что голод – не соглашение о перемирии и не может длиться вечно. Если умру, отвечать вам, – и уснул. Через час, когда машина затряслась на кривых-косых дорогах азербайджанского села, Заур отрыл глаза, и начал смотреть по сторонам, пытаясь понять, где он находится. Увидев, что его попутчик проснулся, Давид сказал зевая: - Приехали. Посреди покрытого зеленью, великолепного, свежего, огромного сада стоял двухэтажный ресторан. Маленький, полноватый, с пышными усами владелец ресторана по имени Рухулла, обнялся-поцеловался с Мамукой и посадил гостей за круглый стол, находившийся посреди двора, в тени виноградника. После того, как Рухулла приняв заказ, исчез внутри ресторана, Мамука тихо сказал: - Странный он. Повар – армянин, одна официантка – чеченка, другая – азербайджанка. Но сам такие кебабы готовит! Заур умылся прохладной водой, лившейся из трубы под виноградником, и размял кости парой гимнастических упражнений. Давид, поглядев на него, громко произнес: - Все равно, никто кроме азербайджанцев не умеет готовить кебаб! Заур в ответ на комплимент ограничился кивком и улыбкой.

136

Через пятнадцать минут стол ломился от напитков, салатов, закусок и горячих блюд, вино лилось как вода. Мамука каждый раз приглашал Рухуллу присоединиться к пиршеству, но хозяин ресторана, кладя руку на грудь, отвергал предложение и исчезал со словами «у меня полно дел». Заур подумал о том, какие еще могут быть у Рухуллы «дела», если кроме них в ресторане никого нет, но не сказал об этом сотрапезникам, так как не очень хотел, чтоб тот к ним присоединялся. Через час все трое уже прилично захмелели. У Заура начали болеть лицевые мышцы от насильственной улыбки, которой он реагировал на бессмысленные грузинские анекдоты Мамуки. Давид отошел в туалет, вернувшись минут через пять, сел положив руку на плечо Заура, и наклонился к его уху.

- Азербайджанцы в этой стране живут в кайф. Заур, не особо вдаваясь в смысл его слов, кивнул: - Ну и хорошо. Давид поняв, что не смог вызвать сказанным надлежащий случаю интерес, решил перейти к более веским аргументам: - Идем со мной, сам увидишь. Мамука сосредоточенно кушал. Заур поднялся и покорно пошел за Давидом.

- Слушай, твой друг-полицейский не слишком пьян? Управлять машиной сможет?

- Не дай бог ему услышать твои слова, - Когда он пьян, водит еще лучше. Будь в нем уверен. Они вышли во внутренний дворик, располагавшийся за рестораном. За кирпичным забором длиной в метров десять и в четыре шириной, был разбит садик. Пройдя через железную калитку за Давидом, Заур сразу понял, что имел в виду грузинский журналист. Поднимающиеся до колена кусты конопли, судя по всему, были как альтернативным источником дохода владельца ресторана, так и источником развлечения. Причем эти «источники», росли под ногами, в буквальном смысле. Заур спросил: - Твой друг из полиции об этом знает?

- Вообще-то можешь звать его Мамука.

- Пускай Мамука. Он что-нибудь об этом знает? Давид пожал плечами.

- Конечно. Он и сам не прочь покурить. Сорвем пару стебельков?

- Ну сорвем, и что?

- Как что? В Ереване скучать не будем. Заур от ужаса вытаращил глаза, алкоголь испарился мгновенно.

- Ты что сума сошел? Хочешь провезти травку в Армению?

- Подумаешь! Ну что ты так волнуешься… Заур попытался привести новый аргумент: - Так ведь она свежая, мокрая. Как ты собираешься ее сушить?

- Ничего я найду способ, – сказал уверенно Давид, и сорвал два больших стебля. Листья конопли, словно расстроившись из-за расставания c родным кустом, поникли, и стали увядать на глазах.

137

Посмотрев по сторонам и убедившись, что никто не идет, Заур нагнулся к самому уху Давида и прошептал: - Не впутывай меня в это. Я не труслив, но я еду в Армению в первый раз. Ты представляешь, какой будет скандал, если армяне найдут у азербайджанца наркотики.

- Да говорю тебе, не волнуйся. Все будет хорошо. Но если найдут, тем более у тебя, будет гораздо веселее. Заур оставил Давида смеяться над собственной шуткой и вернулся за стол. Мамука развернувшись назад с бокалом в руке, пытался понять, куда делись его собутыльники. Увидев, Заура он заорал: - Сволочи! Вы что меня одного оставили? Я что алкоголик – один пить? Заур сел, взял наполненный бокал вина, сказал: - За тебя. Рад знакомству! – и задержав дыхание, опустошил бокал. Мамука выпив, задумчиво посмотрел на кошку, царапающую когтями ствол виноградника, и монотонно произнес: - Раньше люди, чувствующие ход времени считались мудрецами. Сейчас, говорят о тех, кто ловит каждое мгновение. Буратино был сделан из дерева. Два деревянных кусочка при трении начинают гореть. С небольшим опозданием заметив, подошедшего Давида, он раздражено выпалил: - Чем ты там два часа занимаешься? Слышавший предыдущие разглагольствования Мамуки Давид, ушел от ответа: - Я двадцать раз смотрел твоего «Буратино», но так и ничего не понял. Притом это фильм для детей. Уверен, что режиссер был наркоманом. Этот фильм нельзя смотреть на трезвую голову, надо сначала покурить. Мамука подозрительно посмотрел на Давида, а тот, делая вид, что ничего не замечает, приступил к поеданию шашлыка из печени. Через полчаса, когда пришло время звать Рухуллу и закрывать счет, Заур полез в карман, но Давид опередил его: - Не беспокойся, ресторан на дороге компенсирует Борис, так что не я плачу. Когда вставали из-за стола, он, довольно похлопывая по карманам, прошептал: Хорошо помял, набил в карманы. Не волнуйся, не найдут.

- Пусть будет по-твоему… - в голосе Заура чувствовалась неуверенность.

- Сейчас говорил с Борисом. Ждут нас на границе. Попрощавшись с проводившим клиентов до машины Рухуллой, они направились прямиком к пограничным воротам в Садахло. Расстояние оказалось еще меньше, чем предполагал Заур – оказывается деревня, где они обедали, располагалась буквально в двух шагах от границы. Заур попросил Мамуку остановить машину, чтобы купить сигареты. В тесном магазинчике женщина смотрела по спутнику азербайджанский канал и обмахивалась куском картона. «И здесь - азербайджанцы» – подумал Заур и, заговорив с женщиной на родном языке, попросил пачку Kent 4.

- Салам хала! Неджесиниз? Хеятыныз недже кечир? 28 Женщина протянула сигареты и бросила деньги в кассу.

28

Здравствуйте тетя. Как вы? Как жизнь? – на азерб.

138

- Как мы можем жить, сынок? С горем пополам. Аллах, покарай этих русских. Стравливают людей друг с другом. Жили себе спокойно в советские годы. Теперь все друг другу враги.

- Но ведь советскую власть тоже русские создали. Тогда ведь не так все было.

- Да, в то время все было по-другому. Когда все были им подвластны, кровь не лилась. Но как только наши республики стали независимы, сделали все, чтобы мы перебили друг друга. Какое мне дело до армян, грузин?! Жили же душа в душу. Встреча с гражданкой Грузии азербайджанского происхождения в самом близком к грузино-армянской границе торговом пункте, нагнала на него меланхолию. Попрощавшись с женщиной, Заур вышел. Вернувшись в машину, он извинился перед попутчиками, за то, что заставил их ждать, и до границы с Арменией никто из троих не нарушил молчания. *** Лицо пограничника исказилось, брови насупились, когда в отверстии узкого окошка он увидел азербайджанский паспорт. Он поднял глаза, посмотрел на владельца и уставшим голосом спросил: - Куда Вы едете? Заур прислонился лбом к стеклу и самодовольно ответил: - В Улан-Батор. Строгий грузин, не отреагировав на шутку, продолжил: - Вы уверены, что хотите ехать в Армению? Периодическое пересечение грузино-армянской границы азербайджанцамигражданами Грузии с целью реализации своих овощей и фруктов, было привычным делом. Но пограничник, проработавший здесь уже полгода, впервые видел гражданина Азербайджана, желавшего проехать в Армению. Получив на последний вопрос утвердительный ответ, грузин резким движением поставил штамп в паспорт и с подчеркнуто серьезным выражениям лица вернул его Зауру, затем вдруг улыбнулся и спросил: - Не боитесь?

- Представьте себе, боюсь, но у меня нет другого выхода. Мамука подошел попрощаться с Зауром: - Хотел бы видеть тебя, когда будешь возвращаться. Интересно, какими будут твои впечатления.

- Почему бы и нет. Конечно, встретимся. Все равно в Баку я возвращаюсь через Тбилиси. Давид бросил сигарету и серьезным тоном произнес: - Не через Тбилиси, а через транзитный пункт. После Карабахского конфликта этот город для армян и азербайджанцев давно уже так называется. Все трое рассмеялись. Первым руку протянул Мамука.

- Ну все, не буду больше вас задерживать. Дорогу осилит идущий.

139

Обнявшись на прощание с Зауром и Давидом, он сел в машину, крикнул из окна «берегите себя», подмигнул и нажал на газ.

- Хороший парень. Не могу поверить, что он полицейский. На эту реплику Заура, Давид надменно заметил: - У нас таких полицейских с каждым днем все больше и больше. Саакашвили ведет политику омоложения полиции. Ты разве не слышал? Оставив Давида без ответа, Заур сделал первый шаг на мост через бурлящую реку. Он почувствовал легкое покалывание в коленях, а дойдя до середины моста, боясь оступиться, схватил Давида за руку. Понимавший его волнение грузинский журналист, улыбнувшись, проговорил «все в порядке, идем, идем». «Да не нужны мне твои сочувствия» подумал Заур в ответ, но не подал виду. Когда Заур и Давид дошли до шеста, на котором развевался армянский флаг, двое высоких, статных парней направились в их сторону. Вслед за ними не торопясь шел седой, маленький человек в очках. Несмотря на жуткую жару, на этих двоих были черные полотняные костюмы. Оба были похожи на типичных азербайджанцев. Повернув голову в сторону Заура, неотрывно смотревшего на эту пару с мраморным выражением лица, Давид произнес: - Этот седой – Борис Навасардян. А эти двое, судя по всему, твои ангелы хранители. На границе, перед контрольно-пропускным пунктом образовалась длинная, беспорядочная очередь. Кто за кем стоял было не разобрать. Заур впервые в жизни видел столько армян сразу. Эта мысль показалась ему смешной. Когда они подошли к шлагбауму, «ангелы хранители» уже ждали их с заложенными за спину руками. Поздоровавшись сухо с Зауром, потребовали у него паспорт, пропустили Заура с Давидом через шлагбаум и отошли в сторону. Давид обнялся с Борисом, шутливо отрапортовал: «Гость доставлен в целости и сохранности», и включился в борьбу за подход к заветному окошку. Борис крепко пожал руку Зауру: - Как доехали?

- Спасибо, отлично. Хорошо, что Давид меня встретил. Благодарю вас за хлопоты.

- Идем, постоим в сторонке – Борис отвел Заура в тень находящейся в десяти метрах ивы. Перед административным зданием целая армия спекулянтов, туристов, таможенников и пограничников пребывала в своем рутинном беспокойстве – кто-то пытался просунуть паспорта через узкие окошечки, кто-то, кричал, требовал чего-то у пограничников, но громче всех орали солдаты, пытавшиеся принудить всех к порядку. Не считая двух-трех военных, беседовавших с сотрудниками спецслужб, никто не обращал на Заура внимания. Но все же, он не мог избавиться от какого-то непонятного, аморфного чувства. Он только сейчас ощутил, что означает оказаться на территории страны, с которой твое государство уже двадцать лет находится в состоянии войны. Молодой человек огляделся. Так как курить в подобной стрессовой ситуации было теперь немодно, он чтобы скрыть волнение стал подыскивать себе другое занятие. Неподалеку бродил черный щенок, тыкаясь туда-сюда и помахивая хвостиком. Он свистом подозвал щенка, и присев на корточки начал гладить его и шептать ему что-то на ухо.

140

Странно, но не видевшие от людей ласки, никогда не глаженные по голове дворовые собаки, быстрее остальных устают и убегают от людей, относящихся к ним с заботой, и даже шепчущих им что-то на ухо. Видимо собака поняла, что еды от Заура не дождется. Или обиделась, почувствовав, что Заур гладит ее неискренне, а лишь для того, чтоб скрыть дискомфорт. После бегства этого предателя, Зауру стало необходимо сейчас же с кем-то поговорить, просто поболтать о чем-то незначительном. Он подумал о Давиде, потом вспомнил о его «ценном грузе», и стал нервничать. Давид был уже у окошка. Пограничник, просмотрев паспорт, поставил штамп и вернул владельцу. Солдаты открыли его сумку и проверили вещи. Если бы решили обыскать карманы - трагедия была бы неминуема. Убедившись, что опасность позади, Заур облегченно вздохнул. Наконец, когда охранники вернули паспорт, он лихорадочно стал листать страницы. Нигде не было ни печати, ни штампа, свидетельствующего о его въезде в Армению. Но в документе был штамп удостоверяющий, что он покинул пределы Грузии через Садахло, поэтому для знающего человека, могло быть и так понятно, что Заур побывал в Армении. Положив паспорт в карман сумки, он протянул руку более высокому охраннику: - Заур.

- Артур. Заур сконфузился: - Артур… Это имя очень похоже на «Артуш». Охранник, стараясь сохранить небрежный тон, спросил: - У вас был знакомый по имени Артуш?

- Да, до сих пор есть. Темно-зеленый микроавтобус Ford, который должен был доставить их в Ереван, уже принял «на борт» одного пассажира – Давид расположился у окна и о чем-то беседовал с водителем, периодически поглядывая в сторону Заура. *** Артур остановил, шедших к микроавтобусу Заура и Бориса на полпути: - Мне надо перекинуться парой слов с Зауром. Борис, пожав плечами, сказал: - Пожалуйста, – и начал возиться с телефоном. Артур, посмотрел прямо в глаза азербайджанцу и монотонно заговорил: - Фотографировать запрещено. Никуда нельзя отлучаться без нашего ведома. Ты все время должен оставаться в поле нашего зрения. Это все для твоего же блага. Мы не можем гарантировать твою безопасность от поползновений какого-нибудь сумасшедшего. Заур, кивая, подтвердил, что согласен с этими условиями, все сели в кабину и автомобиль тронулся. Артур сел возле водителя, его напарник по имени Сейран – в кресле рядом с дверью. Борис, заметив скованность Заура, решил подбодрить его:

141

- Не обращай внимания. Всех азербайджанцев, впервые въезжающих в Армению, предупреждают подобным образом. Но через пару дней ты убедишься, что твою свободу ничто не ограничивает.

- Для меня это неважно. Это действительно было неважно для Заура. Они ехали, любуясь закатом, проезжали деревни и поселки, окруженные невероятными по красоте горами, долинами, лесами. Эта красота пугала и приводила в восторг одновременно. В этих местах, столетиями сохранявших свою естественную первозданность, наполненных чистотой и прозрачностью воздуха, не суждено ему делить с Артушем свежесть рассвета, вечернюю тишину, ночной мрак. Эта мысль причиняла Зауру страдание. Вдалеке, он заметил бурлящий водопад, поток ниспадал с отвесной скалы и соединялся с полноводной рекой. При въезде в маленькую деревню, где из каждого дома, был виден этот прекрасный пейзаж, Борис остановил машину, и купил у сельчан, продававших в ведрах абрикосы, пару килограмм этих фруктов.

- Это очень вкусные абрикосы. Армения славится ими, также как вы нефтью. Заур взял предложенный ему большой абрикос и, чистя его ладонью, произнес: - Знаю. Даже ваш кинофестиваль называется «Золотой абрикос». Он с аппетитом откусил армянский абрикос. И в самом деле, было вкусно. Он ел и разглядывал окрестности. Его внимание привлекло великолепное качество асфальта: ни вмятин, ни бугров. «Судя по всему, армянская диаспора, помощнее азербайджанских нефтедолларов будет» сказал Заур про себя. Выбросив абрикосовую косточку в окно, Борис кивнул в сторону задремавшего в кресле Давида: - Много выпили?

- Нет. По литру вина на человека.

- У грузин – вино, у нас – коньяк. А Азербайджан каким спиртным напитком славится?

- Мы мусульманская страна, у нас нет подобных традиций. В Азербайджан культура алкоголя пришла лишь после Второй Мировой Войны. Нас же во всем мире славит черная икра. Вы бывали в советские годы в Баку?

- К сожалению, нет. Сейчас очень жалею, что не съездил. Говорят красивый город. Это правда?

- Зависит от того, что вы называете красивым.

- Когда заключим мир, обязательно приеду в Баку.

- У Вас есть надежда на мир?

- Если б не было, зачем же организовывать это мероприятие? Дорога от границы до Спитака проходила через несколько населенных пунктов, в которых раньше компактно жили азербайджанцы. Интересно, что их названия – Айрым, Алаверди и Пембек, оставались не переименованными. Построенная еще царем, соединявшая Армению с Россией, а ныне вообще не работающая, ржавая железная дорога, сначала сопровождала Ford параллельно, затем завилась зигзагами и скрылась за холмом.

142

Заур внезапно спросил: - А как будет «мир» по-армянски? Борис догрыз второй абрикос и выбросил в окно косточку.

- Хагагутюн.

- Как, как?

- Хагагутюн. Заур почесал голову, посмотрел сначала на Артура, безразлично слушавшего их разговор, затем на Бориса и, смущаясь, попросил: - Извиняюсь, не запомнил. Повторите еще раз, пожалуйста, но медленно, по слогам.

- Можешь обращаться ко мне на «ты». Слушай внимательно: «Ха-Га-Гу-Тюн». Заур задрожал от смеха: - Слушай, это не «мир», а скорее, «война». Как это слово может означать «мир»? Борис так захохотал, что чуть было не поперхнулся очередным абрикосом. Артур повернулся лицом к окну и уставился на начинающуюся у края дороги и уходящую глубоко в лес сосновую рощу. Борис заметил его раздражение и нагнулся к уху Заура: - Не обращай внимания. У них нет чувства юмора… Ты знаешь Гюлай Эрдем? Корреспондент турецкой газеты «Джумхуриет» – Гюлай Эрдем, вчера ночью прилетела из Вены в Ереван. Сейчас она ожидала участников с азербайджанской и грузинской стороны и, по словам Бориса, сильно скучала.

- Нет, мы не знакомы. Я узнал о ее существовании благодаря твоему проекту. Борис, показал на стоявшую у дороги табличку с надписью на армянском: - Мы въезжаем в Спитак. Показались первые строения города Спитак, в конце восьмидесятых разрушенного до основания сильнейшим землетрясением. По дороге можно было заметить одно- и двухэтажные постройки из туфа, магазины и парки. Когда микроавтобус въехал в центр, Заур попросил остановить машину, чтобы самому убедиться насколько были ликвидированы последствия страшной трагедии.

- Я хочу посмотреть город. Все, кроме Давида, высадились на центральной улице Спитака, и стали разглядывать окрестные дома.

- За сколько лет восстановили город? – спросил Заур у Бориса.

- Ушло много времени и денег. Не знаю, ты в курсе или нет, но Спитак раньше был гораздо более крупным городом, после землетрясения он стал более компактным. Отстроили за счет диаспоры. Купив в киоске сигареты и воду, они продолжили путь. Уже темнело, на горизонте показались огни еще одного города. Заур вытянув вперед шею, спросил: - Это Ереван?

- Нет, до Еревана еще есть. Хочешь абрикос?

- Спасибо, мне хватит.

143

Слушавший до этого русскую попсу шофер, вытащил диск и вставил армянский сборник. Машина, наполненная звуками кяманчи 29 и балабана 30, не въезжая в город, который Заур только что принял за Ереван, повернула налево и погнала по широкой дороге, сильно напоминавшей Сумгаитское шоссе. Наконец Борис торжественно объявил: - Добро пожаловать в столицу Армении! Сначала показались заправки, затем ряды многоэтажек, магазины и кафе. Город был покрыт серыми тучами и люди, ожидавшие на автобусных остановках, беспокоились, как бы успеть домой до начала дождя. До центра Ford доехал минут за десять. Водитель резко повернул налево, въехал на небольшой подъем и остановился перед гостиницей «Анаис», в которой Зауру предстояло прожить три дня. Внизу, в тридцати метрах от построенной над оврагом гостиницы, протекала река Раздан. Не успели они войти в гостиницу, как полил дождь. Пока миниатюрная, черненькая армянская девушка оформляла новых жильцов, Заур вместе с Борисом стоял перед большим окном и наблюдал за дождем, яростно пытавшимся раздробить асфальт.

- После летних дождей, днем над Ереваном появляется радуга. Снежная вершина Арарата оказывается тогда прямо посередине красочной дуги, – сказал Борис, разглядывая капли на оконном стекле, – по древней армянской легенде, тот, кто пройдет под радугой, меняет пол – мужчина становится женщиной, женщина – мужчиной. От этих слов по телу Заура пробежала дрожь, он посмотрел на отражение Бориса в окне. Их взгляды встретились. Борис улыбался во весь рот.

4 205-ый номер… Ничего не значащее, не имеющее никакого смысла число. Во всяком случае, в жизни Заура не было ни 205-ой школы, ни 205-го автобуса, ни зарплаты в 205 условных единиц. В Баку у него был друг нумеролог Расим, может тот подсказал бы скрытый смысл? Заур, стоявший в душе, оправдывал эти дурацкие мысли, настырно лезущие ему в голову, усталостью с дороги Баку-Тифлис-Ереван. «Очень странно, я даже не спешу звонить Артушу», – прошептал он сам себе и замкнул губы, чтобы не глотать теплую воду. Затем повторил про себя словно молитву мобильный номер любимого. Он не мог свыкнуться с мыслью, что находится в Ереване, столице Армении. Даже в ногах оставалась начавшееся еще на границе неприятная нервная дрожь. «Это – Ереван. Я в Ереване. Этого не может быть!? Как это в Ереване? И Артуш в двух шагах…» Заур вышел из ванной, оделся, причесался, обдал свое гладко выбритое лицо ароматом Ultraviolet. Борис назначил ему встречу через час, в ресторане. Этот час уже 29

Кяманча – персидский струнный смычковый музыкальный инструмент. Разновидности его под различными названиями были распространены в музыкальной практике народов Центральной Азии и Среднего Востока. Очень распространен на Южном Кавказе (кроме Грузии).

30 Балабан – народный духовой язычковый инструмент у азербайджанцев, узбеков и некоторых народов Северного Кавказа. Армянский «дудук» – идентичен азербайджанскому балабану.

144

прошел. Он последний раз посмотрел в зеркало, и решил, что неплохо, и даже эффектно выглядит. Красота его была мужская, он был лишен женских черт. Почему-то эта мысль ободрила, и даже обрадовала его. Борис, покуривая, прохаживался в коридоре. Увидев переодетого в коричневые брюки и белую футболку с надписью «Stop AIDS» Заура, он заулыбался: - Тебя и не узнать. Заур закрыл дверь: - В смысле?

- От усталости не видно и следа… Симпатичный парень, не завидую армянским девочкам встретившим тебя. Что это за аромат?

- Ultraviolet.

- Отличный запах. Тебе подходит этот аромат. Они стали спускаться по лестнице. Заур улыбнулся: - «Тебе подходит этот аромат»… хорошо звучит, - подумал он. *** В ресторане Давид общался на английском с женщиной, говорившей громким, звонким голосом, судя по всему, это и была Гюлай. Борис с Зауром подошли к большому столу, и Борис познакомил молодого человека с турецкой журналисткой и с присутствующими здесь тремя армянами. Сидевшие за соседним столом два охранника были заметно напряжены и следили за каждым его движением так, словно их азербайджанский гость в любой момент мог выкинуть что-то неожиданное, вытащить оружие, например, и расстрелять всех, кто попадет под руку. Из познакомившихся с Зауром армян, двое были политическими экспертами, сотрудничавшими с организацией Бориса – Паруйр Манвелян и Георгий Варданян, а третий – сотрудник посольства Франции Сергей Стрекалин. Заур сначала решил, что Стрекалин русский. Но черноглазый, смуглый Сергей совершенно не походил на славянина, наоборот обладал типичными армянской внешностью. Впоследствии выяснилось, что живший в советские годы в Украине дед Сергея, чтобы стать «своим» в украинском обществе, отказался от фамилии «Стрекалян», и вписал в паспорт «Стрекалин». Заур подсел к Гюлай и поздоровался с ней по-азербайджански. Женщина, моргнув от неожиданности, спросила у Заура: - Вы впервые в Армении.

- Да, впервые. А вы?

- Я тоже. Я очень нервничаю, верите? Вы, наверное, испытываете те же чувства. А как армяне похожи на наших! Я не ожидала, что встречу здесь столько интересных людей. Видно было, что женщина очень обрадовалась появлению собеседника, способного общаться с ней на родном языке.

- Я не понимаю, почему мы должны жить с Арменией в состоянии холодной войны? Мы - два соседних государства. В Турции есть армянская диаспора. У нас многовековая общая история. Насколько правильно оставаться врагами из-за трагедии, случившейся в

145

начале прошлого века? И армянская кухня похожа на нашу. Да и музыка почти одна и та же… На стол принесли салаты, горячие блюда и напитки. Гюлай никак не унималась. Заур, чтобы как-то ее обуздать, перебил: - Кажется, мы слишком долго говорим по-турецки, армяне могут обидеться, – сказал он и фальшиво улыбнулся. Оказалось, что Гюлай сегодня в первый раз в жизни попробует водку. Армяне, услышав об этом, обрадовались и стали подбадривать ее. После двух рюмок Гюлай уже порядочно захмелела. Журналистка рассуждала о регионе, проблемах на Кавказе, войне в Ираке, жестко критиковала нынешнюю политику Турции и правительство Эрдогана 31. Ее мнение по поводу турецкого правительства хотя и мало кого волновало из сидящих за столом, но все из вежливости слушали, или делали вид что слушают, проявляя эмпатию к Гюлай, которая привыкла всегда и везде критиковать власти, и сейчас не собиралась выходить из своего амплуа. Вдруг Борис нагнулся к уху Заура, прошептал: - Завтра конференция начинается в 10.00.

- Я знаю. А что?

- Просто имей в виду, когда пьешь. Заур посмотрел на Бориса исподлобья и разлил водку по рюмкам.

- Не волнуйся. Не считая русских, никто так ни пьет водку как азербайджанцы. После очередного выступления Гюлай о том, что премьер-министр Эрдоган – невежда, радикальный исламист и несведущий политик, и что он ведет Турцию к пропасти, Заур так, чтобы его поняли и армяне, заговорил по-английски: - Я внимательно слушаю, и мне кажется, что вы не совсем справедливы к премьерминистру. Вы же отлично знаете, что правительство Эрдогана вывело Турцию из экономического кризиса и справилось с сильнейшей инфляцией. Кроме того, Эрдоган разоблачив в стране несколько крупных коррупционных групп, предал их суду. Вы же не будете все это оспаривать? Гюлай с сомнением посмотрела на азербайджанца, который до сих пор в основном слушал и почти не говорил: - Нет, не буду. Но все не так просто как кажется. Эрдоган просто подстроил коррупционный режим под себя и своих ставленников. Внешняя политика его правительства потерпела фиаско, в том числе и в отношениях с Арменией. Да и время показывает, что отклонение от курса, идей Ататюрка ведут Турцию к пропасти. Если бы не Ататюрк, наши женщины и не знали бы, что такое университет. А теперь эти сволочи хотят укутать студенток в хиджаб 32.

- А Кипр? Другие успехи во внешней политике? Этого же нельзя отрицать.

31 Реджеп Тайип Эрдоган – турецкий политический и государственный деятель. Премьер-министр Турции с марта 2003, лидер умеренно-исламистской Партии справедливости и развития.

32

Хиджаб – (араб. – покрывало) традиционный исламский женский головной платок.

146

Он заметил, как при слове «Кипр», армяне изменились в лице и навострили уши, но, тем не менее, продолжил: - Сделанные им шаги ускорили разрешение этой проблемы. Кроме того, во время американского вторжения в Ирак он сделал все, чтобы Турция была как можно дальше от военного противостояния, и не позволил увязнуть в Иракском болоте. Он также негативно оценил международное эмбарго в отношении правительства Палестины, выбранного демократическим путем. Во всяком случае, у него есть собственная позиция.

- Я не понимаю, Вы что, сторонник Эрдогана? – спросила Гюлай, попытавшись предать осмысленность своему хмельному взгляду. Не получилось. Выражение ее лица вернулось в изначальное, а губы образовали бессмысленную улыбку.

- Нет, я сторонник объективности. Тут в спор вмешался Степан Стрекалин: - Я попрошу вас прекратить этот бессмысленный спор, – сказал он, – Еще не хватало, чтобы азербайджанцы с турками подрались в Ереване. Все, включая Заура и Гюлай, залились смехом. Действительно, возможность такого инцидента в Армении звучала абсурдно. Церемония знакомства, плавно переросла в дружеское застолье. Ломавшие головы в поисках ответа на Герценовский вопрос «Кто виноват?», все привычно обвиняли Россию и посылали в ее адрес проклятия, и только Борис утверждал, что причиной всех конфликтов на Южном Кавказе является рука ЦРУ, что очень удивило Заура. Давид с ним не соглашался: - Сепаратизм, все эти конфликты, братоубийственные войны, снова, и снова дающие метастазы в нашем регионе, все это создает Россия, – сказав это, он провозгласил следующий тост за Саакашвили. Армяне выпили за президента Грузии с явной неохотой. Уже полчаса сидевший и поглощавший кофе за соседнем столом, человек лет пятидесяти, не дав опомнится после тоста за Саакашвили, подошел к столу и спросил: - Можно к вам присоединиться? Борис и все армяне за столом ответили разом: - Конечно, о чем речь. Пожалуйста, садитесь. После того как мужчина сел, и официант принес ему приборы и рюмку для водки, он заговорил: - Извиняюсь перед всеми, но я невольно слышал ваш разговор. Меня зовут Ара. Я так понял, что среди нас присутствуют гости из Турции и Азербайджана. Это замечательно. Тут неподалеку мой дом, и я почти каждый день прихожу суда обедать или ужинать. Живу я один. Из-за больного желудка вынужден питаться легкой пищей. Мацони, отварная картошка и т.д. Я рад, что представители двух государств, у которых проблемы с Арменией, здесь и сейчас едят и пьют со своими армянскими друзьями. Заур подняв рюмку, возразил: - Извините, что перебиваю, хочу кое-что уточнить – у наших стран нет проблем с Арменией. Это у Армении есть проблемы с нашими странами. Увидев, вмиг скисшее лицо оратора, говорившего на русском, ничего не понимавшая Гюлай, нагнулась к уху Заура и попросила:

147

- Я же ничего не понимаю. Переведите мне.

- Его зовут Ара. Попросил разрешения присоединиться к нам, Борис не отказал. Говорит, что рад нас видеть. Кажется, ему есть что сказать, пусть говорит, я потихоньку буду переводить. Ара положил в тарелку кусочек пойманной в Севане рыбы ишхан 33, и поднял рюмку с налитой для него водкой: - Если позволите, я скажу тост. Несмотря на то, что наш гость из Азербайджана со мной не согласен, я готов увидеть в его словах долю истины. Со стороны действительно может показаться, что Армения враждует со всеми своими соседями. На самом же деле, нас не должны волновать проблемы, имеющиеся между государствами и политиками. Простой человек хочет мира, хочет дружбы. Предлагаю выпить за мир, который рано или поздно придет и в наш регион. Да здравствует дружба и братство народов Кавказа! Заур осушив залпом рюмку, перевел тост своей соседке, слушавшей Ара моргая ресницами. После перевода, Гюлай улыбнулась и пригубила водку. Ара, прожевав кусок рыбы, немного ослабил галстук и снова заговорил: - Пусть турецкая гостья на меня не обижается, я хочу рассказать вам историю своей семьи. Поняв просьбу Ары с помощью Заура, Гюлай мотнула головой и сделала серьезное выражение лица, что означало «пожалуйста, говорите, я не обижусь».

- Наш азербайджанский друг утверждает, что у Армении есть проблемы с обеими странами. Как я и сказал, в этих словах есть доля правды. Но спрашивал ли молодой человек «почему»? Когда, как и почему у нас начались проблемы с Азербайджаном, все мы знаем. Это новейшая история. Но насколько наш молодой друг знаком с сущностью наших проблем с Турцией? Заур с трудом успевал переводить Гюлай сказанное. Турецкая журналистка не сводила глаз с седых волос, большого носа, морщинистого лба оратора, периодически кивала головой и внимательно слушала «переводчика». Давид в этот время расправлялся с рыбой, совершенно не интересуясь происходящим.

- Я бы рассказал вам историю своей семьи, но боюсь показаться навязчивым. Борис, опустил веки: - Что вы, уважаемый. Мы вас слушаем.

- Спасибо. Мой отец родился 1912-ом году в городе Битлис 34. По словам отца, Битлис был тихим и уютным городом. У деда был двухэтажный дом. На первом этаже находился хлев, в нем крупный рогатый скот, козы и свиньи стояли там, в разных секциях. Двери хлева смотрели в сторону леса. На севере города находилась статуя-родник. А река, которая текла со склона горы, двигала нашу мельницу.

33

Ишхан – или Севанская форель, рыба семейства лососёвых. Распространена только в бассейне озера Севан.

34 Битлис – город в Восточной Турции, центр ила Битлис. Большинство населения города – курды. Армянские источники утверждают, что до событий 1915-го года, самой большой этнической группой города Битлис были армяне.

148

Отец рассказывал, что зимы Битлиса были очень суровыми. В одну из таких зим, горная лавина завалила дорогу, и даже наш дом остался под снегом. Когда утром дед спустился в хлев, вся скотина была мертва. В Битлисе была красивая, маленькая церквушка, а жители города были верующими, набожными, простодушными людьми. И дед мой был благодетельным человеком. По дороге в Битлис он построил несколько домов для гостей, чтобы путешественники могли там согреться, поесть. Поэтому, он постоянно пополнял их продуктами и дровами. Во время Ванской войны, дед в одной из пещер соорудил мастерскую, где вместе с сыновьями, собирал для повстанцев винтовки и другое оружие. Предводителем повстанцев был мой дядя Гнел, который по рассказам был очень красивым человеком. В один из дней войны Гнел со своим отрядом прибыл к горному переходу контролируемому турками. В ночной тьме он перебил всех турецких солдат, и открыл дорогу на Ван. Знаете ли вы, сколько притеснений пережили мы – битлисцы? Наших живьем сжигали. А те, кто умудрился остаться в живых, были вынуждены уехать в Ван. Гнел тоже оказался в Ване со всеми. А в 1915-ом году наши переехали в Иран. Многие перебрались в другие страны. С 1915-го по 1917-ый, то есть целых два года мой дед с семьей прожил в Иране. Когда же узнал, что русские вошли в Битлис, вернулся обратно в Ван. После большевистской революции, русские отошли назад, и забрали нас собой в Вагаршапат. Отец рассказывал, что его и сестру Србухи прятали в хейбе – большой дорожной сумке. Бабушку посадили на мула оттого, что у нее опухли ноги. У реки Хошаба турецкая армия с помощью зиланских курдов, атаковали нас, начав, таким образом, геноцид. Мы понесли большие потери. Курды, взяв наших в плен, спросили у бабушки откуда мы, бабушка ответила, что из Хизана. Услышав это, курды спросили: - Если из Хизана, то должны знать как зовут тамошнего шейха. Бабушка в ответ сказал: «шейха зовут – Сандал». Курды, услышав правильное имя, пощадили отцовскую семью, но обобрали всех до нитки. Вот так, пройдя через страдания, поскитавшись по разным странам, в конце концов, мы очутились в Ереване. И я появился на свет в этом городе. Хотя если бы не геноцид, родился бы на родине, в Битлисе. Ара закончил рассказ, поднял голову и посмотрел прямо в глаза Гюлай. Женщина опустила голову. Все, сидевшие за столом армяне, внимательно следившие за рассказом Ары, и даже Давид, все это время не поднимавший головы от тарелки, разом посмотрели на Гюлай, чтобы увидеть ее реакцию. Паруйр Манвелян, Георгий Варданян, Степан Стрекалин, Борис, и сидевшие за соседним столом охранники побледнели и казались расстроенными. По опущенным в правую ладонь глазам и, то поднимавшимся, то опускавшимся плечам, было ясно, что женщина плачет. Вот и две слезинки проскочили сквозь пальцы и полились по щеке. Уставший от перевода Заур, развернувшись к Гюлай, шепотом попытался успокоить ее: «возьмите себя в руки», и закурил сигарету. За столом

149

царила гробовая тишина. Все молчали, никто не решался заговорить первым. Опасаясь, что это безмолвие затянется, Заур задал первый пришедший ему на ум вопрос: - А каково в Армении отношение к сексуальным меньшинствам? Я бы хотел написать и об этом по возвращении. Бориса словно током ударило. Рот невольно раскрылся, уши покраснели. Он переглянулся с друзьями, один из армян пожал плечами, другой тупо уставился в тарелку и казалось ожидал смертного приговора. Давид тоже не ждал такого поворота. Все взгляды были направлены на Заура, явно пытаясь найти ответ на его лице. Гюлай вытерла глаза и посмотрела на Ару: - Ваша семейная драма меня глубоко потрясла. Но вы сами подтвердили, что вас уничтожали не турки, а курды. Жестокость - их характерная черта. Сейчас они в пределах своих возможностей, продолжают уничтожать наших сограждан. Но господа, – сказала Гюлай, осмотрев присутствующих испытывающим взглядом, – вопрос Заура интересует и меня. И я хотела бы знать об отношении к геям в Армении. Все ждали, кто же первый заговорит на эту тему? Даже сидевшие в стороне охранники выглядели как-то растерянно. Борис перевел взгляд с горящих от нетерпения глаз Заура, на лица своих друзей, как бы прося у них помощи. Молчание нарушил, заговоривший по-английски Сергей Стрекалин: - О геях, наверное, самый информированный человек – я. Теперь взгляды собравшихся сосредоточились на нем. Гюлай закусила кусочком брынзы с лавашом и обратилась к Сергею: - Наверное, у вас есть на то основания?

- В каком смысле?

- Ну в том смысле, что самый информированный – вы.

- А, ну да. Это и в самом деле так. В прошлом году я проводил мониторинг для одного французского НПО. Сам я из Гюмри. Это город патриархальных традиций. Там к гомосексуализму относятся с непримиримой ненавистью. Можно сказать, что Гюмри город гомофобов.

- Тогда получается, что в Гюмри много латентных гомосексуалистов, – сказал Заур. Это прозвучало не как предположение, а скорее, как утверждение.

- Я бы не выразился столь категорично, – ответил Сергей неуверенно, – Но факт остается фактом, что радикальные гомофобы, вырастают среди гомосексуалистов. По выражению лиц Георгия и Паруйра было видно, что они хотели вступить в полемику и опровергнуть это мнение, но промолчали, решив, что сейчас не время перебивать Сергея.

- Во время мониторинга, я случайно узнал, что в одном из ереванских кафе восемь геев решили собраться, чтобы обсудить перспективы создания комитета по защите прав сексуальных меньшинств. Я нашел их и поговорил. Они заявили, что ищут альтернативные пути существования в армянском обществе, живущего в атмосфере нетерпимости. Самое интересное, что среди них не было ни одного ереванского гомосексуалиста. Они представляли четыре региона – Гюмри, Иджеван, Горис и Эчмиадзин. Когда я их спросил о причине отсутствия столичных геев, они ответили, что

150

те боятся выйти в люди, быть узнанными. 23-летний уроженец Эчмиадзина Григор заявил, что не боится кричать во все горло, что он гей, и готов объявить всем о своей нетрадиционной ориентации. Он говорил, цитирую: «Скрывая нашу сексуальную ориентацию, мы никогда не добьемся толерантности в армянском обществе». Внезапно Борис перебил Степана: - Недавно я посещал сайт организации ILGA 35 France. Там был опубликован призыв к армянским гомосексуалистам. Им предлагалось встретиться, познакомиться, обсудить общие проблемы и вместе найти способы их решения.

- Что вдруг на тебя нашло, ты-то, что делал на их сайте? – спросил Паруйр с явной иронией. Борис не растерялся: - Я руководитель НПО и должен исследовать и изучать всю информацию о социальных проблемах, имеющихся в Армении. Что тут не ясного? Паруйр ограничился тем, что улыбнулся и покачал головой.

- В Азербайджане гомосексуалисты чувствуют себя гораздо свободнее. Конечно, азербайджанское общество тоже патриархально, но у нас люди с нетрадиционной ориентацией, не подвергаются такому давлению. Кроме того, у нас гомосексуалисты более организованны. Сергей подтвердил слова Заура: - Я тоже слышал, что геи в Азербайджане живут в гораздо более свободной среде. К сожалению, нашим голубым о таком приходится только мечтать. Начнем с того, что в процентном соотношении их гораздо меньше. А во-вторых, наше общество не готово воспринимать их на том уровне, на котором это происходит у наших соседей.

- А как и где в Армении геи знакомятся друг с другом? – спросила Гюлай.

- Конечно же, с помощью интернета. Но, знакомясь в сети, они не решаются встретиться сразу, боясь, что это какая-то ловушка. Например, с выпускником факультета социологии Ереванского Государственного Университета Кареном подобное однажды произошло – он пошел на «свидание вслепую» с парнем, и был изнасилован. На даче, в пригороде Еревана, трое набросились на него и по очереди вступили в половую связь. Карен до сих пор находится под наблюдением психиатра. Гюлай закрыв рот руками, громко простонала: - Боже, как это могло произойти! Мы же живем в двадцать первом веке! А Карен обратился в полицию? Сергей горько улыбнулся: - Если бы обратился, его бы в полицейском участке по второму кругу изнасиловали. Потом пришло бы извещение на место работы родителей. Последняя надежда на международные организации. Но при проведении мониторинга, работающая в ереванском офисе Совета Европы, Кристина Мартиросян, утверждала, что не получала никаких жалоб от представителей нетрадиционной ориентации. Вся их надежда лишь на Хельсинскую Гражданскую Ассамблею. Этой организации они доверяют больше всего. Председателю ереванского офиса Хельсинской Гражданской Ассамблеи Микаэлу 35

ILGA – International Lesbian and Gay Association

151

Даниэляну поступило определенное количество таких обращений. Геи, попадающие в отделение полиции, немедленно звонят ему.

- А у меня нет надежд на терпимость к голубым в армянском обществе. Наш народ не может хорошо относится к мужчине, или женщине не участвующей в продолжение рода. Так будет вечно, – автором этих слов был охранник Артур. В его глазах присутствующие смогли прочесть сожаление и стыд за свой народ. *** - Добрый вечер.

- Не может быть.

- Как видишь, может, если захочешь.

-…

- Что случилось? Куда пропал?

- Не могу поверить своим ушам. Нет, я конечно ждал. Знал, что приедешь. Но все равно не могу поверить… И номер ереванский… Ты где?

- В гостинице «Анаис».

- В той, что над Разданом?

- Да…

- Ну, как тебе первые впечатления от Еревана?

- О каких впечатлениях мне сейчас говорить? Для этого я должен хотя бы погулять по городу. Но ты знай, я буду объективен.

- Я не сомневаюсь в твоей объективности.

- Как мне быть необъективным, когда у меня есть такое субъективное обстоятельство как ты?

- Ха, ха. Спасибо. Во сколько ты приехал?

- Несколько часов назад. Я был в ресторане. Познакомился с журналисткой из Турции и людьми Бориса.

- Много выпил?

- Не очень. Только много переводил для турчанки. Челюсть болит. Как будто два часа, без перерыва, делал минет. Завтра начнутся обсуждения.

- А что еще осталось что-то, чего не обсудили?

- По-моему уже не осталось. Но должны же мы имитировать миротворчество, или нет?

- Наверное, должны…

- Ты хочешь прийти в отель?

- А кто там, кроме тебя?

- Как кто? Я – один.

- А разве к тебе не приставили охрану?

- Приставили. Они сидят внизу. Придешь, увидишь. Двое громил. У обоих пистолеты. Шагу не дают ступить.

- Прямо как у президента.

152

- Ага. Теперь я точно знаю, что чувствуют президенты, и всякие там министры.

- Да. Трудно им приходится.

- Ну что решил? Идешь?

- Ты считаешь, что я должен прийти в «Анаис» и спалиться этим уродам?

- Думаешь, будут проблемы?

- А ты как думаешь?

- А что приход ко мне друга является проблемой?

- Ты считаешь, что наличие друзей у азербайджанца в Ереване не заинтересует спецслужбы? И они не выйдут на меня, на мою семью?

- Ну допустим выйдут. У тебя есть, что скрывать?

- Я не хочу, чтобы мою семью беспокоили. И меня тоже. Общение с ними для меня смерть.

- Тогда выходит, что наш разговор тоже прослушивают?

- Я не исключаю.

- Тогда хочешь, прервем беседу. А то у тебя еще проблемы возникнут.

- Я понимаю, ты сердишься. Но и ты меня пойми. Разве моя осторожность не естественна?

- Как понимаю, мы вообще не встретимся. И по телефону не должны разговаривать. Ты считаешь это естественным?

- Нет. Но такова реальность. Рисковать надо по необходимости. У нас нет сейчас необходимости встречаться.

- Значит, нет необходимости?

- Конечно, нет. Постарайся меня понять. Не старайся ответить на то, что я тебе говорю, постарайся вникнуть в сказанное. Какой смысл встречаться, ощущая на себе сотню пар глаз? Мы должны позволить им так нас унизить? Мы будем похожи на порноактеров. А когда ты уедешь, а может еще раньше, мне придется давать им показания – откуда я тебя знаю, сколько длятся наши отношения, какой характер они носят, что я думаю об азербайджанцах… Мне это надо?

- Но мы так не договаривались…

- А как? Когда ты мне писал, что есть вероятность твоего приезда в Ереван, затем, когда она подтвердилась, я говорил тебе «обязательно встретимся»?

-…

- Говорил?

- Нет.

- Тогда в чем ты меня обвиняешь?

- Ты прав… Значит ты заранее знал, что так будет?.. Знал, что наше свидание, скорее всего, не состоится. Что вокруг меня все время будут охранники.

- Это и ты знал. Но почему-то не воспринимал всерьез.

- Тогда зачем я притащился в Ереван?

- Ты у меня спрашиваешь?

- У меня была лишь одна цель – увидеться с тобой в твоем городе. И ты это знаешь.

153

- Извини, но это невозможно. Я не могу позволить, чтобы эти ублюдки унижали нас. Мы… мы не настолько жалки, чтобы подвергаться риску и видеться в таких тяжелых условиях. Слава богу, Тифлис в нашем распоряжении.

- Они могут подслушивать. Этого ты не боишься?

- Прослушка вероятна. Хотя может быть и нет. Но если увидимся, они нам кровь попортят по полной программе. Если я поднимусь к тебе в номер, один из них точно захочет поприсутствовать. Можешь в этом не сомневаться. И даже Борис не сможет тебе ничем помочь. Хорошо, что вспомнил, Борис там?

- Нет, ушел… Артуш?

- Да.

- Если б я знал, что так будет, я бы не приехал. Что мне тут делать без тебя? Ты мне ничего не говорил об этом. Почему?

- Может быть потому, что хотел, чтобы ты приехал в Ереван.

- Я тебя не понимаю.

- Что тут непонятного? Я хотел, чтобы ты увидел этот город. Неважно, что не встретимся.

- Ты потерял рассудок, Артуш…

- Я потерял его еще в Баку, много лет назад…

- Завтра вечером мы выйдем в город. Может где-нибудь увидимся?

- Ты все стоишь на своем? Какая разница – в отеле или в городе?

- Я все равно хочу тебя увидеть, пусть даже издалека.

- Не будь таким слабым. Приди в себя. Что ты сказал домашним?

- Не понял.

- Ты сказал, что едешь в Ереван, или?..

- Кое-как объяснил ситуацию. Матери стало плохо, принялась себя истязать. Отец тоже был не в себе. Но мне на это наплевать. Сколько мне еще жить, думая о них? И у меня есть право прожить жизнь, так, как мне хочется.

- Разве ты не живешь, так как хочешь?

- Ты называешь это жизнью? Знаешь, что мне кажется? Может мы уже умерли и живем в аду?

- В каком смысле?

- Отбываем сейчас грехи из прошлой жизни здесь, в месте под названием «Земля». Ты по одну сторону фронта, я по другую. А нам кажется, что мы живем. Живем, и когданибудь умрем… На самом деле, мы давно мертвы.

- Что с тобой происходит?

- И сам не знаю... Кажется, я впадаю в депрессию. Ереван депрессивный город. А жизнь… по-моему просто симулякр.

- С этим я согласен – и жизнь, и войны, да и машины, небоскребы, супермаркеты. Да, самый большой симулякр – наши отношения. Но Ереван все равно навевает депрессию.

- Что-то изменилось в наших отношениях?

- Ты о чем это?

- Спрашиваю. Может я чего-то не знаю? Говори открыто.

154

- Ты становишься параноиком. Ничего не изменилось, и не могло.

- Но твой голос не такой как всегда. Я чувствую, что что-то не так.

- У меня умерла тетя. Я ее очень любил.

- У тебя была тетя в Ереване?

- Да. Наша материнская сторона из Ехегнадзора.

- Даже не знаю что сказать…

- Можешь ничего не говорить. Тетя Сирушо очень помогла нам, когда мы бежали из Баку. Она и без нас жила тяжелой жизнью. Так и не вышла замуж. С восьмого класса работала с бабушкой на ферме дояркой. Была лауреатом премии Ленинского Комсомола. Сгноила жизнь в совхозе имени «Сорокалетия Советской Армении».

- Я понимаю тебя, Артуш.

- Я вижу, ты хочешь меня утешить, но вряд ли ты меня понимаешь.

- Ты прав…

- Обиделся?

- Нет, нет. Просто не думал, что все будет так сложно.

- Что именно?

- Что все так сложится – что не встретимся, и даже говоря по телефону, будем следить за каждым словом. Я понимаю твое горе, но я совершенно по-другому представлял свою поездку в Ереван. Мои надежды не оправдались.

- Думал, что прогуляемся по Еревану, съездим вместе на природу, даже в гостинице будем жить в одном номере, а платить за все будет Борис?

- Да, примерно так и думал. Ты прав.

- Зря… Мы можем увидеться в Тифлисе. Примерно через месяц я закончу все свои дела, и могу приехать в Тифлис аж на целых две недели. А ты?

- Может быть. Значит, до следующего свидания мне надо ждать целый месяц?

- Ты и сам знаешь, что если бы у меня была возможность приехать раньше, я бы это сделал.

- Хорошо, Артуш. Да будет так. Аминь! Заур раздраженно бросил трубку и подошел к окну. Он смотрел на свет фар проносившихся мимо гостиницы машин и громко рыдал. Вдруг вытащил из кармана мел, захваченный в Баку, в школе № 2, раскрошил его и высыпал на пол. Ереван не принес ему облегчения. *** Утром, в восемь часов его разбудил стук в дверь. Колотивший с завидным упорством Артур, будил гостя из Азербайджана к завтраку. Заур, который после разговора с Артушем плохо спал и видел всю ночь кошмары, про себя проклинал Артура, но был рад тому, что тот избавил его от мучений. Он приоткрыл дверь, и посмотрел на охранника воспаленными глазами: - Максимум через полчаса буду в ресторане. Сам спущусь, не беспокойтесь. Убегать никуда не собираюсь.

155

Артур иронично улыбнулся.

- Отсюда невозможно убежать. У нас и на улице люди. Сказав это, он гордой походкой направился к лестнице. Заур обругал себя, затем Бориса за то, что приехал в Ереван и захлопнул дверь. «В самом деле, зачем я приехал. В жизни еще не было более нелепой поездки. Еще Артуш из себя неизвестно что строит. Если на него так повлияла смерть тетки-доярки Сирушо, значит все еще хуже, чем я думал». Он принял душ и оделся. Торопиться было некуда. Он даже вышел на балкон, посмотреть на утренний Ереван. Вершина армянского вожделения – гора Арарат, во весь рост поднималась над горизонтом. Слова Сталина: «Армяне будут видеть Арарат, но никогда до него не прикоснуться» продолжали быть актуальными. Заур еще раз посмотрел в зеркало, размял шею, вышел из комнаты и не торопясь, спустился в ресторан. Кроме него, все, включая не живших в гостинице Паруйра, Сергея, Бориса и Георгия, сидели за большим столом на двадцать персон, и с аппетитом ели. Артур, увидев Заура, довольно кивнул два раза головой и продолжил беседу со своим напарником. Сидевшая между Степаном и Борисом Гюлай засмеялась: - Почему это мой переводчик так опаздывает? Заур даже не посмотрев в сторону Гюлай, подошел к столу, сказал всем «приятного аппетита» и сел на свободное место рядом с Давидом. Лицо Гюлай посерело, но она промолчала. Турчанка была обескуражена. Опустив голову, стала ковыряться в сливках на своей тарелке. Как только официант принес Зауру чай, Давид, слегка нагнувшись в его сторону, прошептал: - Я положил травку на балкон, на солнце. До вечера высохнет. В крайнем случае, завтра покурим.

- Может не стоит. Это рискованно.

- Не говори глупостей. Что еще делать в Ереване, как не курить? Не видишь как здесь скучно. С ума схожу со вчерашнего дня. А вот и жертва геноцида идет! Готовься переводить, – и Давид мотнул головой в сторону двери. Заур посмотрел в этом направлении и увидел вчерашнего повествователя, Ару.

- Только его не хватало. Теперь будет отравлять нам завтрак. И охота же ему с утра, пораньше тащиться в ресторан. Борис понял, о чем они перешептываются и подмигнул: - Не беспокойтесь. Сегодня не дадим ему так долго говорить. Если что, переводить буду я. Сказав «посмотрим», Давид принялся за фруктовый йогурт. Ара, не успев еще подойти к столу, поздоровался со всеми, и, не спрашивая разрешения, присел. Он был бледен и без настроения. Ара подозвал официанта и попросил чай с молоком. Гюлай с состраданием, исходившим от досады за проделанное ее дедами с армянами в 1915-ом году, попросила Бориса перевести следующее: - Ара, что-то произошло? Вы выглядите очень расстроенным.

156

Ара вздохнул и посмотрел на Гюлай: - Что я могу сказать, ей богу… Позавчера я потерял очень дорогого, близкого мне человека, женщину всей моей жизни. Я узнал об этом вчера вечером, после того, как расстался с вами. Давид, мельком взглянув на Заура, тихо проговорил: «видишь, очередная трагедия произошла». Тем временем, Ара продолжал рассказ, размешивая сахар в чае.

- Сирушо была добродушная женщина. Со дня нашего знакомства в семидесятых годах, она всегда была дояркой. Была лауреатом премии Ленинского Комсомола. Если скажу, что понимала язык коров, не совру. В тот момент, когда все внимательно слушали Ару, Заур внезапно поперхнулся. Из глаз потекли слезы, он обхватил руками горло и начал громко кашлять. Давид тут же огрел соседа тремя ударами кулака по спине. Заур слегка пришел в себя, поблагодарил его и извинился перед остальными: - Прошу прощения, мед в дыхалку попал. Продолжайте, пожалуйста. Ара не сводя опечаленного, многострадального взгляда с лица Заура, снова заговорил: - Мы познакомились в Ехегнадзоре, в совхозе. Она была настоящей армянской красавицей. Поначалу ей тяжело приходилось, в год с коровы получала 1600 кг молока. А я был молодым парнем. Из Еревана в Ехегнадзор меня направил комсомол. Мы познакомились и на второй день поняли, что любим друг друга. Я рассказал ей о своей семье-жертве геноцида, она зарыдала и сказала, что любит меня. Затем и она раскрыла передо мной свою душу: о том, что ей тяжело дается общение с коровами, что 1600 кг молока – мало, и спросила моего совета, что ей делать, чтобы увеличить удои. Я ответил ей, что у каждой буренки есть свой характер, и к каждой надо найти отдельный подход. Потом я уехал в Ереван. Когда через два месяца вернулся, в таблице удоев она достигла отметки в 300 кг. Для доярки работающей голыми руками это был неплохой показатель. Эту трудолюбивую девушку все уважали в совхозе. Через некоторое время я получил от нее письмо: «Дорогой мой Ара, ты представляешь, я сейчас работаю вместе с Мариной Нахшкарян, у которой на груди красуется три Ордена Ленина. Она депутат Верховного Совета Армянской ССР, почетный скотовод. Ара-джан, если б ты только знал какая она доярка!». Сирушо два года не отходила от Марины, изучала ее работу. К концу восьмидесятого года она, наконец, получила награду за труды. За успехи на производстве ей был присужден орден «Знак Почета». Прошло еще два года и, выжав 5100 кг молока, она удостоилась чести сфотографироваться в Москве со Знаменем Победы. Потом получила орден «Трудового Красного Знамени». Она давала имя каждой коровке – Асмик, Сули, Светка, Сержик, Робик. Позавчера после продолжительной болезни скончалась единственный свет моих очей – Сирушо. Наша любовь длилась больше тридцати лет. Но мы так и не поженились – у нее на это не было времени, а у меня смелости. Закончив свой рассказ, Ара попросил еще одну чашечку чая. Гюлай мокрой салфеткой вытирала от слез глаза и нос. Борис сидел, положив локти на стол, подперев двумя руками голову. Заур зажег сигарету и, встретившись взглядом с Давидом,

157

смотревшим на него с ужасом, пожал плечами. Этот жест явно означал: «мы конкретно попали». *** Он любил его. Ему хотелось плакать, кричать, подняв беспомощные руки взлететь к небесам. Он хотел владеть Им, обнять, крепко-крепко обхватить и больше не отпускать, наслаждаться Его дыханием, целовать – страстно, яростно, неистово – прижать к груди, прислониться к голеням и плакать в колени, чувствовать вкус Его слез, забывшись в Его потном мире, прикасаться к Его трепещущему телу, вслушиваться в Его сладкий и тихий голос. Любил… любил сильной, дикой любовью. Кое-как Заур выдержал эту двухдневную конференцию. Прогулка по Еревану – по Оперной площади, по улице Абовяна и Вернисажу прошла без Него. От этих прогулок в центре народных гуляний, не было никакого удовольствия. Борис что-то рассказывал, Давид, что-то снимал, охранники не отставали от Заура ни на шаг, а Гюлай останавливала прохожих с целью узнать их мнение по поводу будущего турецкоармянских отношений. Всем было чем заняться, кроме Заура. Он никого не хотел видеть, ничего слышать. Уже потом он припомнил историю, рассказанную Борисом на Оперной площади. И пожалел о том, что тогда не рассмеялся, когда также вспомнил обескураженное лицо Бориса, не дождавшегося от него должной реакции.

- Я хочу рассказать тебе одну байку об этой площади. В конце восьмидесятых годов площадь была наводнена народом. Люди кричали: «Ка-ра-бах, Ка-ра-бах». В самый разгар митинга один таксист останавливает машину, и спрашивает у митингующего: - Что тут происходит? Что вы так орете?

- Хотим взять Карабах. Таксист кривит лицо и говорит: - Ахпер-джан, зачем вам Карабах? Сочи берите, Сочи лучше… – и уезжает. Заур задумчиво бродил по солнечным улицам Еревана, не слыша слов Бориса.

- Как тебе Ереван, понравился? Голос Бориса доносился откуда-то издалека. Это был вопрос, и не отвечать на такой вопрос было неприлично.

- Удобный, уютный, розовый, а главное компактный город. Во всяком случае, выглядит гораздо урбанистичнее Баку – и сам город, и население. Но на Баку сказались последствия войны… Из Карабаха и Армении в нашу столицу понаехали всякие аграрные элементы. Сущность города изменилась. Теперь это скорее большой Мардакерт, Амасья, или, например, Лачин.

- Спасибо за объективную оценку, – гордая улыбка появилась на губах Бориса. Они сидели вдвоем в одном из кафе под большими красными зонтами Coca-Cola. Гюлай и Давид пошли по магазинам. Охранники прогуливались в тридцати метрах, рядом со странным памятником Арно Бабаджаняну. Великий композитор как-то неуклюже пытался вытянуть руки и прикоснуться костлявыми пальцами к прохожим.

158

- Но, конечно, в Баку, по сравнению с Ереваном, гораздо больше новостроек, иностранных машин, дорогих бутиков, – он и сам не понял, почему сделал это глупое сравнение. Он пожалел об этом, но было уже поздно. Борис сделал три глотка пива Erebuni, одобрительно облизался и спросил: - Заур-джан, ты сам-то в Баку где живешь?

- В Ичери Шехер – в Старом городе. В центре.

- Это где Девичья башня 36?

- Да. Из нашего окна даже видна половина Башни. Но сейчас одна нефтяная компания имеет виды на наше здание. Наверное, его продадут, и придется покупать квартиру где-нибудь в спальном районе, на окраине Баку. Борис зажег сигарету и предложил закурить Зауру.

- Заур-джан, я прекрасно знаю, что у тебя нет огромной квартиры в новостройке в центре Баку, великолепной виллы на берегу Каспия, дорогой машины и возможности отовариваться в шикарных бутиках. Может никогда в жизни и не будет. Разве не так?

- Да, скорее всего не будет…

- Если к долларам, получаемым за нефть и газ ты и подобные тебе – жертвы эпохи, не имеют доступа, если все мы являемся игрушками в руках олигархов – тогда разве не глупо кичиться бакинскими новостройками, виллами, дорогими спортивными автомобилями, бутиками модных кутюрье? Извини, конечно… Просто…

- Не надо извиняться, Борис. Я не обижаюсь. Борис на мгновение замер, затем быстро пришел в себя и уверенно произнес: - Юный друг, я знаю, ты – любитель книг. В романе Виктора Пелевина «Ампир “В”» есть поучительная мысль. Старый вампир учит жизни молодого вампира и говорит: «Единственная перспектива у продвинутого парня – работать клоуном у педерастов». Ученик не соглашается: «мне кажется, есть и другие варианты…». Ответ учителя очень интересен и глубок: «Есть. Кто не хочет работать клоуном у педерастов, будет работать педерастом у клоунов. За тот же прайс». Третьего не дано. Заур впервые в жизни почувствовал ужасную боль в спине. Она, словно воткнутый в левую часть спины холодный меч, дошла до сердца и поразила аорту. Молодой человек давно уже знал, что придется выбирать из двух вариантов – еще тогда, когда сам прочел эту самую книгу. *** Чувствовавший внутри себя страшную пустоту Заур, не выходил из прострации вплоть до озера Севан. Ему вспомнилась Франсуаза Саган с ее «Прощай грустью». Все по дороге покрылось печалью – горы, поля, крупный и мелкий рогатый скот и даже розовые поросята. Дым, идущий с крыш домов спрятанных в лесах, начинающий моросить летний дождик – все это только усиливало меланхолию, еще больше печалило Заура, так 36 Девичья Башня – древняя крепостная постройка XII века у прибрежной части «старого города» Ичери Шехер. Является одним из важнейших компонентов приморского «фасада» Баку.

159

за три дня и не увидевшего, и всего раз услышавшего по телефону Артуша. Утром, перед отъездом угостивший Заура высушенной с помощью утюга травкой Давид, до сих пор был под действием марихуаны. Он остановил машину и пытался поймать поросят, которые до того совершенно безмятежно прогуливались рядом с помойкой невдалеке от шоссе. Все надрывались от хохота. Заур попробовал хотя бы улыбнуться – получилась гримаса человека, пытающегося скрыть невыносимую зубную боль. Когда доехали до Севана, Заур убедился, что озеро тоже грустит. Севан был похож на большой голубой кусок мрамора, сброшенный с небес богами. Погуляв десять минут вдоль берега, группа вернулась в машину и отправилась дальше. Пустота не отпускала. *** На границе долго не задержались. Покинуть территорию Армении оказалось еще легче, чем въехать туда. От того волнения, что было при въезде, не осталось и следа, но все же глаза искали черного щенка. Его нигде не оказалось. Может быть, вся миссия этого пса была в том, чтобы подбежать тогда к Зауру, позволить себя погладить – избавив его от стресса… и исчезнуть На грузинской заставе не было воды, и грузинские солдаты переходили на армянскую сторону – помыться в бане. Южный Кавказ походил на неудачную карикатуру, вышедшую из-под неопытного пера студента-первокурсника Бакинской Академии Искусств.

160

ДЕВИЧЬЯ БАШНЯ 1 - Стой, ублюдок! Стой тварь! Голос доносился откуда-то сзади. Уже стемнело, на улицах Старого города было много народу. Почему-то, он остановился и оглянулся, так, на всякий случай, хотя трудно было даже предположить, что могли найтись люди, «удостоившие» его подобными эпитетами. Прямо рядом с ним остановилась седьмая модель Жигулей и выскочившие оттуда два высоких парня скрутили его и бросили на заднее сиденье автомобиля. Машина тронулась. Зажатый между двумя качками Заур, осторожно спросил у того, кто сидел справа и казалось был чем-то опечален: - Извините, кто вы? Куда вы меня везете?

- Заткнись, пидер! Дай доехать, в рот тебя выебу!

- Но что я вам сделал? Может вы меня с кем-то спутали?

- Спутали!? Ты, сукин сын, что есть кто-то кроме тебя, ездивший в Армению и подставлявший там свою задницу? Усатый, громадный здоровяк вплотную приблизил вонючую пасть и стал хохотать. Заур почувствовал тошноту и опустил голову. Как минимум до приезда на место, у него было время подумать. Кто мог его похитить из-за поездки в Ереван? Полиция? Нет, они не похожи на полицейских. МНБ 37? Нет, они так примитивно не работают. Или?.. Он вспомнил об Организации Освобождения Карабаха. Обычно их представители запугивают, избивают посещавших Армению. Председатель ООК Ариф Юнусов не раз выступал с заявлением: «Те, кто ездят в Армению, должны помнить, что в любой момент могут быть атакованы нашим молодежным крылом. Мы заявляем об этом открыто, ничего не страшась. Побывавшие в Армении – не будут прощены!». Заур поднял голову и посмотрел по сторонам. Они доехали до места, сильно напоминавшего темные улочки Папанино 38. Под светом фар проезжающих мимо автомобилей Заур разглядывал тонкий шрам, пересекающий лицо усатого и сердитого верзилы, того, кто сидел справа. Машина, продвигавшаяся по темным и кривым улицам, наконец, остановилась у больших синих ворот. Заур отвел взгляд от усатого лица и посмотрел вперед. Ворота открылись, и машина въехала во двор.

- Сходи, педрила! – заорал усатый и грубо вытянул его за руку из машины. Во дворе размером примерно в тридцать квадратных метров, вдалеке виднелись пятьшесть гранатовых и инжировых дерева. Левая сторона довольно простого двухэтажного домика была покрыта виноградной лозой. Дверь дома открылась и…

37

МНБ – Министерство Национальной Безопасности

38 Папанино – народное название района в Баку. Бывшая улица Папанина (ныне улица Дж. Мамедкулизаде) и прилегающие к ней кварталы. Достаточно неухоженный и социально необеспеченный район города.

161

Так и есть… Ариф Юнусов, собственной персоной, пришел встретить его у машины, всеми мышцами лица изображая ухмылку: «вот и доигрался». Он подошел к Зауру и театрально погладил его по голове.

- Здравствуй, молодой человек! Слава великому НПО-шнику!

- Ариф бек, зачем вы меня сюда привезли? Вместо ответа, он обратился к усатому: - Отведите его в «люкс», сейчас я и сам подойду. Вскоре Заур увидел, что собой представляет этот «люкс» – в сырой, полутемной, комнате, кроме бетонных стен и пола, «постояльцам» полагалась одна табуретка. Его посадили на эту табуретку и приказали: «пока не придет Ариф муаллим, ни звука!». Ариф Юнусов подошел минут через пять. Причем как подошел! Не успел он войти, как без всяких слов, мощный удар в челюсть повалил Заура на бетонный пол.

- Ублюдок!!! Педераст!!!

- Что… что я… сделал? Юнусов, вместо ответа, всадил ему в живот ногой.

- Что замолчал? Ну говори же! Заур прикоснулся рукой к губе, посмотрел на окровавленные пальцы и поднял голову: - Вы же не даете мне рот раскрыть. Я не понимаю, зачем меня сюда приволокли…

- Ах, не понимаешь!? Лязг звонкого, полного иронии голоса Арифа, напоминал скрип мела о школьную доску.

- Нет… не понимаю.

- Посадите его на место! Громилы подняли и посадили Заура на табурет. Ариф заложив руки за спину, стал прогуливаться по комнате: - Значит, ты не знаешь, за какое преступление здесь оказался? – спросил он.

- Я действительно не знаю! Если все это из-за поездки в Армению - то мне сказать нечего. Раз уж это преступление, значит меня обрабатывать должны не вы, а правоохранительные органы.

- Извини, но тут ты не прав. Твоя поездка в Ереван вполне законна. Нет такой статьи в законе запрещающей подобные вояжи. Но ты совершил не правовое, а моральное преступление. Поэтому отвечаешь не перед полицией, а перед нами – то есть народом. Ариф внимательно посмотрел на Заура и вдруг громко захохотал. Отсмеявшись, он проговорил: - На самом деле ты неплохой парень, Заур. Молодой, перспективный, образованный. А главное, ты – наш, азербайджанец! Ты просто сделал большую ошибку – совершил поездку в страну оккупантов. Если тебя не наказать, завтра ты, или кто-нибудь еще, повторит ее. Еще раз заявляю, тут нет ничего личного – все для родины, все для народа! Как я говорил много раз, мне дорог каждый азербайджанец. Но если сегодня мы, как говорили наши предки, не будем строги к себе, завтра может быть поздно. Помыслы, цели, вера, убежденность каждого из нас должны служить народу и Родине, и каждый

162

должен быть носителем этой святой идеи, концепции. Но при этом мы должны считаться с реальностью, искать и находить решения не с помощью мятежа чувств и насилия, а мощью интеллекта. Решения, которые не позволят нам растерять и дадут возможность приумножить нажитое народом и страной. Когда я вижу, как кто-то испытывает больше ненависти к представителю своей нации, чем к врагу его народа – армянину, огонь моего скорбящего сердца не могут затушить никакие слезы. Единый Азербайджанский народ состоит из здравомыслящих и не здравомыслящих, полезных и бесполезных родине и народу людей; людей – в чьем сердце живет любовь к родине и ее народу, людей – жертвующих собой не ради личных интересов, а ради страны. Хватит быть разделенными, хватит быть игрушкой в руках кукловодов, желающих нашего размежевания. Хватит считать врага другом, опорой! Хватит быть рабами денег и чиновничьих постов! Хватит не принимать друг друга. Хватит посыпать свою голову пеплом! Великий и могучий народ! Опомнись, о земля моих отцов, уничтожающая саму себя, опомнись пока не поздно. Надо определить куда идти, что делать. Надо определить путь прогресса, объединиться, идти дорогой, которая обеспечит нам сегодняшний и завтрашний день. Мы должны прислушаться к эху веков, изучать опыт времен. Обратить внимание на нашу историю. Сколько государств мы создавали на территории, которую ныне зовем Азербайджаном! Каждый день, думая о нынешней ситуации, я будто превращаюсь в волну, бьющуюся об берег, и расстроено возвращающуюся обратно в море. Родные далече, чужие далече, лишь кручина встречает. Когда же пройдет эта напасть?! Бедная моя голова! Ариф плакал как ребенок, из глаз ручьем текли слезы. Заур опешил. Состояние лидера движения перекинулось и на членов «молодежного крыла» ООК, и они заревели. Усатый со шрамом плача, протянул руки к Арифу, и дрожащим голосом проговорил: - Ариф бек, какой вы чуткий и ранимый человек. У всех у нас сердце бьется любовью к Родине и народу. Вместе, или каждый по отдельности - все мы служим единой идее. На пути к этой идее каждого из нас ждут трудности, преграды и невзгоды, но мы не сдадимся, не падем духом и преодолеем все препятствия! Потому, что мы – люди, представляющие светлое будущее нашей Родины и верим в наше правое дело! Родине нужны сыны мыслящие, как вы. Родина поднимется на плечах людей, думающих как вы, и готовых в любой момент пожертвовать собой ради нее. Ариф вытер слезы тыльной стороной ладони и заговорил: - Ты прав, брат мой. Но научно-технический прогресс, взаимное сближение народов, происходящие в мире интеграционные процессы, социально-экономическое развитие, так же, как и глобализация диктуют свои жестокие законы. В то время как глобализация приобретает необратимый характер, одной из самых больших и важных наших обязанностей становится сохранение национальных ценностей. Заур неожиданно для себя вмешался в разговор представителей ООК: - Друзья, несмотря на то, что вы меня поймали и насильно притащили сюда, но я вижу, что вы настоящие сыны своей родины и восхищаюсь вами. В самом деле, Ариф бек, я поражен вашей проницательной оценкой целей, идущих в современном мире процессов. Вы правы, считая сохранение национально-ментальных основ, моральных

163

ценностей нашим приоритетным направлением. Нам знаком из истории термин «вымершие народы». Это народы, исчезнувшие и ассимилированные другими, вследствие потери духовной целостности и национальных ценностей. Потому, что жизнь нации обеспечивает не только язык, название или границы. Если бы так было, то латиняне жили бы сейчас наряду с латинским языком. Или хотя бы осталась хоть какоенибудь государственное образование от этой некогда могущественной империи. Для существования народа в первую очередь необходима духовность. Причем слово «духовность» нельзя воспринимать в данном контексте как какое-то абстрактное понятие. Оно обозначает все высшие чувства – от привязанности к родной земле до любви к нации. Достаточно вспомнить наставление великого Деде Коркута: «Если земля не защищена, не стоит ее засевать, если не засеяна, не стоит защищать». Ариф от восторга затаил дыхание. Как только Заур замолчал, тот протянул руки и обнял пленника.

- Спасибо, брат мой. Такая глубина, такая мудрость может быть только у нашего народа! Настоящий смысл этих слов Деде Коркута я еще глубже осознал во время сражений за Карабах. Бросаясь под пули, оставаясь один на один со смертью, борясь с голодом и жаждой, я никогда не жаловался на судьбу. Потому, что знал, что воюю за Родину, за свою землю и, несмотря на то, что прошло много лет, те высочайшие чувства – святая гордость за то, что сражаюсь за Родину – не могу забыть. Именно в этих боях я в очередной раз понял, что мы не всегда даем верную оценку своему величию. Именно поэтому армяне пытаются присвоить наши памятники, кухню, музыку, искусство, культуру, и порой у них это получается. Мы теперь независимое государство, и никто не смеет чинить нам препятствий. Как духовность не останавливает вора, так оккупант похищает твою духовность. Существует поговорка: не стреляй в прошлое из пистолета, ибо будущее выстрелит в тебя из пушки. Ни для кого не секрет, что на мусульманском востоке мы самая прогрессивная нация. Мы основали первую демократическую республику на Востоке. Открыли первый театр. Издали первую газету. Как говорится, реализовать впервые большую часть человеческих ценностей выпало на нашу долю. Так как все это является историческими фактами, естественно, никто не сможет оспаривать наше первенство. Каждый считающий себя азербайджанцем должен знать, что наша духовность принадлежит только нам, нам ее сохранять, нам ее обогащать. Ведь каждый азербайджанец, является азербайджанцем не из-за того, что живет на географической территории под названием Азербайджанская Республика, а потому, что обладает этой духовностью.

- Ариф бек, мне бы очень хотелось послушать ваши воспоминания о войне. Я плохо помню те годы.

- Конечно же! Откуда тебе – долбоебу помнить те годы? Ты тогда еще ребенком был. Ариф подошел к «молодежи», стоявшей по стойке «смирно» и поцеловал каждого из них смачно в губы, затем повернулся к Зауру и заговорил низким тоном: - Бои в направлении Физули не прекращались. Захват Агдама вражескими войсками делал эту местность беззащитной, беспомощной. Пользуясь этим, военная оппозиция

164

устраивала провокации среди людей, подрывала боевой дух. Этот преступный способ прихода к власти уже был отрепетирован во время трагедии в Ходжалы, в Шуше и при Лачинском позоре. И теперь они пытались подло воспользоваться им здесь. Через месяц после падения Агдама – 23-ого августа Физули был оккупирован. Таким образом, юго-западные районы также были отрезаны и подверглись захвату. Потери и поражения настигли нас не сразу. Военно-политическая оппозиция, предательство изнутри шаг за шагом приближали народ к этой действительности. Создавали проблему за проблемой. Затем эти подлецы – предатели и охотники за властью попытались все списать на народ. Но время расставило все на свои места и показало истинное лицо «национальных героев». Физули уже был охвачен пожаром войны. Люди вооружались. Жаль, что государство не предпринимало действенные меры. Отряды самообороны с трудом находили боеприпасы. Они нуждались в опытных командирах. У армян же, этой проблемы не было – у них было самое современное оружие, и атаку, и оборону они осуществляли под руководством самых опытных командиров. Вследствие этого усилились атакующие действия по всем фронтовым направлениям. 24-го декабря жители сел Арыш, Джамилли, Хелефме, и Гарадаглы покинули родные места. Деревня Джуванлы попала в окружение, было много потерь – убитых, раненных. Начало нового, 1992-го года было еще более кровавым и разрушительным. Все заботы Аяза Муталлибова 39 сводились к тому, как удержать власть. А оппозиция, пользуясь его слабостью и нерешительностью, позволяла себе на фронте все большие провокации. Точнее, без сопротивления отходили, а иногда и создавали условия для расширения армянских атакующих действий. Ходжалинский геноцид, который навсегда останется в истории как незаживающая рана, яркое свидетельство этой подлости. А за три дня до этой трагедии – в ночь с 22-го на 23-ье февраля, армяне захватили село Юхары Вейсялли. Село было разграблено, 200 домов было сожжено, 15 человек погибло, 20 – ранено. После Ходжалинского беспредела, вражеские войска немного приостановили наступательное движение и выстроили сильную оборону, а 16-го марта армянские вооруженные формирования впервые осуществили воздушную операцию в направлении Физули. По деревням Джамилли и Гарадаглы был нанесен вертолетный удар. Тогда я с товарищами по оружию сбил один из вертолетов, за что, лишь много лет спустя, получил орден «За доблесть и мужество». Но речь не об этом. Много домов было разрушено в тот день, столько жертв... столько раненных… Тогда же артиллерийскому обстрелу был подвергнут районный центр». Пока Ариф выступал, размахивая руками и с перекошенным лицом, словно безумный, один из молодых патриотов стоящих у двери, нащупал ширинку на брюках товарища, открыл, оголил его член и начал медленно поглаживать. С лица, однако, не сходило сосредоточие и с жадностью он внимал каждому слову своего лидера.

39

Аяз Ниязи оглы Муталибов – азербайджанский политический деятель, первый президент Азербайджана (1991-92

гг.)

165

- Снова пошли ожесточенные бои. – продолжал Ариф. С 19-го по 31-ое марта в селе Хога шел беспрерывный бой. Село все-таки было оккупировано и сожжено дотла, 16 человек погибло, десятки были ранены. В те дни город Физули постоянно был под артиллерийским огнем. Каждый день разрушения и новые жертвы. Наконец 1-го апреля Вооруженные Силы Азербайджана пошли в контратаку. Слухи об этой операции давно муссировались в разных кругах. Именно из-за этого она и провалилась. В ответ армяне усилили мощность своих атак. Физули по-прежнему продолжали обстреливать из артиллерии. 11-го апреля после артподготовки, армяне пошли в атаку по всей линии фронта. Джамилли был оккупирован. Вражеское наступление было остановлено у села Гаджар, армяне были отброшены назад, а через некоторое время удалось вернуть и село Джамилли. На самом деле, после Ходжалинской трагедии, страна осталась лишенной руководства. Предатель Муталлибов был отстранен от власти, анархия только усиливалась, исполняющий обязанности президента Ягуб Мамедов 40 пытался найти общий язык с лидерами оппозиции. Улучшений не было никаких. Страна нуждалась в сильной руке, в опытном, решительном лидере. Но силы, превратившие страну в черный рынок, не давали такой возможности. 14-го мая Муталлибова попытались вернуть к власти, но ночью того же дня, он сбежал. На следующий день Народный Фронт Азербайджана 41 разыгрывает шоу. Вооруженные отряды устраивают ураганный обстрел абсолютно пустого здания Верховного Совета и берут его штурмом… Ариф разгорячился. Зажав пальцем ноздрю, высморкался и резким движением сбросил на пол соплю, прилипшую к кончику ногтя.

- … 25 мая в снаряде, сброшенном на Физули, обнаруживаются ядовитые химические вещества. Этим подтверждаются давнишние слухи. Но ни одна страна мира не выказывает по этому поводу никакой реакции. Тревожный зов Азербайджана, остается неуслышанным. Наоборот, становится ясно, что мы остались один на один с нашими проблемами. Узурпаторы власти своими действиями лишь усиливают это мировое отчуждение. Вызывают недовольство зарубежом, удаляют от себя страны региона. Это еще больше окрыляет армян. 15-ого июля во время изучения еще одного невзорвавшегося в Физули снаряда, вновь обнаруживается то же химическое вещество. Сыны Азербайджана отважно сражались, жертвуя собой. Но «подставы» на фронте все продолжались, и продолжались. В армию пришла политика. Отправлявшиеся на фронт, на подмогу местным частям отряды устраивали провокации, срывали атакующие операции, распространяли пугающие слухи среди населения. Например, успешные атаки

40 Ягуб Джавад оглы Мамедов – азербайджанский политический деятель, с 6-го марта по 14-ое мая – исполняющий обязанности президента Азербайджана.

41

Партия Народного фронта Азербайджана – национал-демократическая политическая партия Азербайджана. Основана в августе 1988 года. С самого начала партия заняла жесткую позицию в отношении карабахской проблемы. Митинги Народного Фронта привели в 1992 к отставке первого президента Азербайджана Аяза Муталибова. В том же году лидер Народного Фронта Абульфаз Эльчибей стал новым, вторым по счету президентом страны. Правительство было сформировано из деятелей НФА. Лидеры НФА, однако, оказались слабыми государственными руководителями. В июне 1993 в результате мятежа Сурета Гусейнова Эльчибей бежал из Баку в Нахичевань, а к власти пришёл Гейдар Алиев.

166

наших Вооруженных Сил 25-го июня у Кырмызы Базара и 28-го июля у деревни Туг, были сведены на нет из-за подобных провокаций. Осенью бои стали еще интенсивнее. Азербайджанские Вооруженные Силы осуществили ряд удачных атак. Перешедшие в наступление наши военные соединения 7го сентября взяли несколько стратегических высот. В Мартуни были захвачены три оружейных склада. Вступили в бой за Гедикскую высоту. 23-го сентября поселок Ходжавенд был очищен от армян. К сожалению, из-за неопытности и некомпетентности не предпринимались оборонительные меры и территории, освобождаемые кровью наших ребят, вновь и вновь возвращались армянам. В тот же день, после очистки Ходжавенда, армяне перешли в контратаку и свели на нет все наши усилия. Кроме того, мы потеряли села Муганли, Ямираллар и Куропаткино. Враг расширял зону наступления. Его удалось остановить только 12-го октября. После этого до конца года были только локальные столкновения. Некомпетентность и внутреннее разобщение между Народным Фронтом и партией Мусават 42, не остались незамеченными со стороны армян, и они вновь расширили наступательные операции по всему фронту. Азербайджан никак не мог сформировать своей армии. Народный Фронт, Этибар Мамедов 43, Аликрам Кумбатов 44, Рагим Газиев 45, Сурет Гусейнов 46… все имели свои вооруженные отряды. Но эти объединения не вступали в бой с противником. Они только создавали иллюзию. Как только появлялась возможность, они подставляли друг друга, оставляя «своих» в окружении, таким образом, «чужими» руками отдавали кусок территории и впускали в ход пропагандистскую машину. Это все делалось, чтобы удержать власть, или, наоборот, придти к ней. На самом деле эти вооруженные формирования служили, конечно же, не народу, а личным амбициям. Надо сказать что, став игрушками в политической игре, эти военные (и солдаты, и офицеры) оказались марионетками отдельных лиц. Несмотря на то, что многие из них были достойными сынами Отечества. Короче говоря, тяжелые дни в истории Азербайджана не заканчивались. 1993-ий год начался еще большими катастрофами. Уже 6-го января Физули снова подвергся обстрелу артиллерии. А Азербайджанские Вооруженные Силы чтобы получить перевес ввязались в бои за стратегические высоты. Одними из таких сражений были бои за высоту Урьяндаг, в ночь на 14-ое января. Но, еще раз повторяю: предательство и безответственность делали все наши победы бессмысленными. Настал момент, когда 42

Партия «Мусават» (Партия Равенства) – одна из основных оппозиционных политических партий Азербайджана.

43

Этибар оглы Мамедов – Лидер оппозиционной партии Национальной Независимости Азербайджана. (ПННА)

44 Аликрам Алекпер оглы Кумбатов – азербайджанский военный и политический деятель талышского происхождения. В 1993 году безуспешно попытался создать Талыш-Муганску Автономную Республику и объявить себя ее президентом.

45

Рагим Гасан оглы Газиев – министр обороны Азербайджана с марта 1992 по февраль 1993, активист Народного фронта. В ноябре 1993 арестован по подозрению в совершении государственной измены. В 1994 бежал за границу. В 1995 заочно приговорён к смертной казни за падение Шуши и Лачина во время Карабахского конфликта.

46 Сурет Гусейнов – полковник, ветеран Карабахской войны, поднявший мятеж против президента Абульфаза Эльчибея в 1993, премьер-министр Азербайджана с 30 июня 1993 – 7 октября 1994.

167

наши мужественные солдаты стали боятся выстрелов в спину. Да, им стреляли в спины. Несмотря на это, они рвались в бой, не щадили жизней ради освобождения наших земель. Этому свидетельство – операция, проведенная массированными силами армян 2го апреля, когда, несмотря на многократное превосходство, они были остановлены. Были захвачены деревни Ашагы Диванлар, Гаджар, Ковшатлы. Наши части, быстро перестроившись, перешли в контрнаступление и, выбив врагов из Ковшатлы, ввязались в битву не на жизнь, а на смерть. Но подкрепление не подходило, это была очередная «подстава». Все усилия пошли насмарку, численное превосходство противника, не оставило нам никаких шансов. Вот так, сражавшиеся на передовых герои, оставленные без подмоги перед превосходящим в численности противником, вынуждены были каждый раз понемногу отступать. Уже в ночь на 4-ое апреля захватывают высоту Менгеленат неподалеку от города Физули. Катастрофа приближается. Еще через день село Говшатлы снова переходит под контроль армян. Таким образом, враг ускоряет наступление. И 14-го апреля армяне уже стоят в километре от Физули. Начинаются переговоры. Наступает относительное спокойствие. Заключается соглашение о временном прекращении боевых действий. Но все же порой происходят мелкие стычки. Азербайджанская сторона не принимает никаких мер, не проходят учения, передовые отряды не обеспечиваются подкреплением. В Баку же усиливаются распри. В это время в Гяндже происходят известные события. Один из представителей оппозиции пары Народный Фронт – Мусават, Сурет Гусейнов, угрожает правящей коалиции уничтожением. Возникает вооруженный конфликт. Происходят потери. И вот страна стоит на пороге гражданской войны. Треугольник Рагим Газиев – Сурет Гусейнов – Аликрам Кумбатов ведет страну к катастрофе. Представители власти испугавшись, ретируются. Катастрофа наступает. Прибывший по настоянию и просьбе народа из Нахичевани в Баку Гейдар Алиев, останавливает братоубийственную войну. Но избежавшие наказания представители бывшей власти снова активизируются. Точнее поддаются требованиям и подстрекательствам извне. Они надеются, что смогут вернуться к власти с помощью уже проверенного варианта «Ходжалы, Шуша, Лачин». Я должен отметить, что к лету 1993-го года воюющие на передовой силы были в подчинении различных людей. Там не работали приказы Министерства Обороны. В решающий момент сражения кто-то, например, Р. Газиев, С. Гусейнов, Э. Мамедов, А. Кумбатов, могли вывести свои отряды, а Народный Фронт свои батальоны из боя, и положение резко менялось. Так, к примеру, произошло в Агдаме, когда Сурет Гусейнов вывел отряды с боевых позиций, разграбил город и сдал его врагу. Теперь очередь дошла до Физули. Этот чудовищный момент приближался…

2-го июня после массированной артиллеристской подготовки, армяне активизируются в направлениях Физули и Джабраила, и выступают по всей линии фронта. В августе катастрофа настигает Физули. 3-го августа сжигаются деревни

168

Джуварлы и Хелефше. 5-го армяне уже стоят в 500-х метров от города. Идут кровопролитные бои. Утром следующего дня враг отбит – через день освобождена высота Менгеленат, начались бои за высоту Учтепе. Постоянный представитель ООН в Азербайджане Махмуд Аль-Саид 12-го августа едет в Физули. Он видит ситуацию собственными глазами. Следом за этим – 18-го августа оккупирована деревня Довлетйарлы, затем села Кюрдлер, Йухары Абдуррахманлы и Ишыглы. Теперь Физули в окружении. 20-го августа гарнизон покидает город. Предательство дало плоды. Да, оставались еще стратегические высоты, где еще некоторое время держались группы сопротивлявшиеся врагу. Но, что поделаешь, если и они стали жертвами изменников, продавших Родину ради должности… … Таким образом, в нашу историю был вписан еще один черный день – 23 августа – день сдачи Физули. … Но, вслед за этим провалом, поражением, у Азербайджанских Вооруженных Сил появилась и почетная дата. В первые дни 1994-го года наша армия совершила контрвыпад на Физулинском фронте. Это было время, когда продолжение войны политизированными военными группами сулило еще большие поражения. Поэтому 2-го ноября 1993-го многоуважаемый Гейдар Алиев выступил с обращением к народу. Он объявил, что Родина в опасности. Сотни, тысячи людей откликнулись на его призыв. Потому, что теперь у людей появилась вера. В различных районах собирались отряды добровольцев. Они сразу отправлялись на учения. Через короткое время, часть их была отправлена на Физулинский фронт. В ночь с 4-го на 5-ое января 1994 года была начата операция. Всего за сутки армянские военные формирования были отброшены на 25 километров, 22 села и поселок Горадиз были освобождены от оккупантов. Эти победы Вооруженных Сил Азербайджана стали большим аргументом для того, чтобы заставить армян согласиться на перемирие. Но это удачное наступление не было доведено до конца. Если армяне не согласятся на справедливое решение проблемы мирным путем, то наступление будет продолжено. Азербайджанский солдат, Азербайджанская армия на это способна. В обоих случаях, день освобождения наших земель уже близок! Закончив свой пламенный и проникновенный монолог, Ариф повернулся спиной к Зауру и чуть пригнувшись, с грохотом пернул ему в лицо. Заур же, воспользовавшись паузой лидера ООК, совершил глупость, задав свой очередной вопрос: - Ариф бек, а вы исключаете вероятность мирного решения проблемы? В этот раз удар кулаком оказался еще тяжелее. Заур вместе с табуретом совершил «полет» к дальнему углу комнаты. Сквозь пелену тумана он увидел замутненное лицо Арифа, услышал, доносившейся, словно, из глубокой скважины голос: - Педераст! Что за беспонтовость! Неужели ты не понял, что принятие бесславного мира является несоблюдением национальных интересов, не подпадает под наш менталитет, чернит нашу славную историю и богатое наследие? Сукин сын! Сейчас я собственными руками отрежу тебе член и заставлю его проглотить.

169

- Ариф бек, умоляю… только не член… все, что скажите, сделаю. Даю слово, что больше никогда не поеду в Армению.

- Заткни пасть! Непосещением Армении ты не смоешь свои грехи. Мы придумали для тебя другое наказание. Заур с трудом приподнялся и сел на колени. Вытирая лившуюся с лица кровь, спросил: - Что за наказание? Ариф повернулся к присутствующим соратникам и злобно прокричал: - Посадите его на место! После того, как Заур был усажен обратно на табурет, Ариф приблизил свое лицо вплотную к лицу жертвы и прошептал: - Выступишь на АзТВ, в передаче «Азербайджанская действительность». Заур не понял: - А что за передача? Ариф выпрямился, приосанился, заложил руки за спину и проревел: - Там узнаешь! Выступишь, смоешь грехи. Разоблачишь армян. Скажешь, что сожалеешь о том, что поддался и съездил! Если не сделаешь, как говорю, где бы ты ни был, найдем и пустим пулю в лоб! Ясно!? Заур взмолился, протянув руки к Арифу ладонями вверх: - Не надо, не надо. Я выступлю. Обязательно выступлю, – потом, немного подумав, спросил, – Мне самому пойти на АзТВ, мол, хочу выступать у вас, или как? Ариф покачал головой с нескрываемым удовольствием: - Нет. Тебе позвонят, вызовут. Жди.

*** - Долма… Что делать с армянами, укравшими это древнее азербайджанское блюдо и преподносящим его миру как «свое»? Да, с вами вновь программа, повествующая о животрепещущих проблемах азербайджанского народа – «Азербайджанская действительность». Добрый вечер, дорогие телезрители! Ведущий Гамид Херисчи, поздоровавшись со зрителями, поправил очки: - Как я и объявил в начале нашей беседы, сегодняшняя тема нашей программы: «Наша кухня и армянское коварство». Я представляю вам нашего гостя – координатора Кавказского Центра Миротворческих Инициатив, Заура Джалилова, недавно посетившего вражескую нам страну - Армению. Хочу также отметить, что помимо миротворческой деятельности, Заур является отличным публицистом и большим гурманом. Заур бек, я благодарю Вас, что нашли время и пришли к нам в студию.

- И я в свою очередь хочу поблагодарить вас за приглашение. Также должен отметить, что очень люблю вашу передачу и являюсь ее постоянным зрителем.

170

- Благодарю. Не теряя времени, хочу задать вам первый вопрос. По вашему мнению, факт присвоения нашей долмы армянами, в должной ли степени заботит наше общество? И какие меры в этом плане предпринимаются нашими неправительственными организациями?

- Спасибо за глубокий и умный вопрос. Вы заговорили об общеизвестных фактах. Тот факт, что армяне появились в нашем гостеприимном регионе 200 лет назад благодаря фатальной ошибке знаменитого русского классика, известен всему миру.

- Вы имеете в виду Грибоедова...

- Да, именно его. Впоследствии оказалось, что армяне смогли обмануть не только Грибоедова, но и миролюбивые тюркские народы Кавказа и Восточной Анатолии. Армяне обосновались в Западном Азербайджане и назвали эту древнюю тюркскую территорию «Армения». За этот короткий срок они переняли почти всю нашу кухню, музыку, культуру.

- Хотелось бы, чтобы вы поподробнее остановились на долме.

- Как вам должно быть известно, армяне не просто переняли долму, а объявили миру о ее принадлежности к армянской кухне.

- Но ведь мир знает, что слово «долма» образовано от тюркских глаголов «долмак», «долдурмак», означающих «наполняться», «заполнять», и является исконно азербайджанским блюдом.

- Вы правы. Мы все должны активно бороться против армянской пропаганды и многочисленного армянского лобби… Гамид Херисчи поднес руку к наушнику и прервал Заура: - У нас в студии первый телефонный звонок. Прошу, вы в эфире.

- Здравствуйте, у меня вопрос к Заур беку.

- Пожалуйста, мы вас слушаем.

- Заур бек, я – студент факультета филологии Бакинского Государственного Университета. Меня зовут Ильгар. Как представитель современный азербайджанской молодежи, я часто пользуюсь Интернетом и постоянно сталкиваюсь с армянской пропагандой. Армяне в используемых там пропагандистских материалах, обращаясь к читателям не знакомым с реальным положением дел, утверждают, что азербайджанские тюрки просто не могли изобрести долму. Потому, что они никогда не занимались виноградарством и очень поздно перешли на оседлый образ жизни. Чем, по-вашему, можно ответить на эту армянскую ересь? Заур отпив глоток воды, из большой чашки с логотипом АзТВ, ответил: - Это действительно актуальный вопрос. Все мы знаем, что армяне мастера в подтасовке и перевирании фактов. В особенности, когда речь идет об истории, и в частности об истории азербайджанского народа. Гамид перехватив инициативу, добавил: - Я благодарю молодого человека за столь интересный вопрос. Армяне здраво оценивают важность самой пропаганды. К сожалению, это реальность. Армяне пытаются присвоить все украденное и обычно приводят в оправдание смешные, лишенные смысла доводы. Утверждают: «как могут кочевые и полукочевые тюркские народы заниматься

171

виноградарством?». Смешное и вздорное утверждение! Но армян можно понять… как говорится, утопающий хватается даже за соломинку. Но как сказал Ильгар, на каждую их ложь мы должны иметь достойный ответ! Заур взял слово: - Абсолютно верно! Мы – азербайджанцы, должны объяснить правду самим армянам. Рядовой армянин находится под влиянием националистичных идеологов, Эчмиадзина и партии Дашнакцутюн. Естественно, разоблачив армянских идеологов, мы сможем изменить неконструктивную позицию армянского народа. Поэтому мы должны бороться с нелепыми идеями армян и доносить правду до мирового сообщества, своего, и даже армянского народа. Кроме нас никто этого не сделает! Если уж мы вынуждены соседствовать с этим агрессивным и вороватым народом, мы должны осознавать эту реальность и быть предприимчивыми.

- Хочу напомнить, что телезритель спрашивал о методах борьбы с армянской пропагандой.

- Прошу прощения, мы, кажется, отклонились от нашей темы. Да, мы должны дать ответ на бессмысленное заявление армян о кочевом образе жизни населения Азербайджана. Армяне должны знать, что уже в те далекие времена у азербайджанцев имелось разделение трудовых обязанностей. Албанские предки азербайджанцев вели оседлый образ жизни и занимались-таки виноградарством. А азербайджанские тюрки давали названия блюдам, созданным и их предками, пользуясь богатым тюркским языком. В эту историческую эпоху азербайджанские албанцы готовили прекрасную пищу, а азербайджанские тюрки давали им имена. Одно из таких блюд – долма. То есть рождающаяся из соединения выросших под щедрым Кавказским солнцем виноградных листьев и мяса молодого барашка, долма – символизирует крепкую дружбу и взаимодоверие между албанцами и тюрками.

- В студии еще один звонок…

- Извините, я хочу добавить еще пару слов к сказанному. Армяне никогда не могли наладить дружбы ни с одним народом. Поэтому они завидуют крепкой дружбе связавшей албанцев с тюрками.

- Я так понимаю, что долма, являющаяся совместным изобретением тюрков и албанцев, указывает на многокультурность и толерантность азербайджанского народа.

- Именно. Вы абсолютно правы.

- У нас на проводе еще один телезритель. Приветствую вас!

- Здравствуйте, меня зовут Самир. Я всегда смотрю вашу передачу и хочу спросить: как так получается, что эти армяне умудряются годами обманывать людей? Как нам рассказать миру правду о долме? И еще: Вы не стыдитесь своей поездки в Армению?

- Вопрос к вам, Заур бек. Как так получается, что нация, оказавшаяся в нашем миролюбивом краю всего лишь 200 лет назад, может вот так обвести мир вокруг пальца?

- У нас на руках имеются неопровержимые факты армянского воровства, и мы должны показать мировой общественности истинное лицо армян.

- Но почему мы этого не делаем?

172

- Потому, что у нас слабая диаспора. Если мы будем работать также слажено, как армяне, мы можем добиться успехов в контрпропаганде. А что касается, стыжусь я, или нет… Конечно, это была большая ошибка с моей стороны. Ступать по земле оккупанта недостойно. Знаете, на самом деле я ездил туда, чтобы их разоблачить. Рассказать там все, о чем говорю сейчас здесь с вами. Я заставил армян признать, что долма, тар, кяманча, балабан принадлежат Азербайджану.

- Они и в самом деле признали эту истину?

- Естественно, признали. А чем я, по-вашему, занимался там три дня? На самом деле долму объявляют своей не только армяне, но и греки.

- Значит мы должны доказать миру, что и греки у нас украли долму?

- Конечно! Греков и армян союзниками делает именно присвоение долмы. Этот момент их объединяет, сближает, роднит.

- Может… и нам взять пример с армян и обратиться, попросить поддержки у наших союзников, то есть других тюркских народов? Слово «долма» образовалось от тюркского глагола «долдурмак» и означает «положить внутрь, заполнить». Это неоспоримый факт, и мы можем попросить поддержки у тюркского мира – Казахстана, Туркменистана, Киргизии и других стран.

- Да, мы должны вести совместную работу с нашими тюркскими братьями. Я бы даже расширил границы этого ареала, и добавил туда уйгуров, татар и т.д.

- Гм… А нельзя объявить долму общетюркским блюдом? Этим мы станем обладателями мощного оружия против армянского лобби.

- О чем вы?! Это невозможно. Долма это древне-азербайджанское блюдо! Наши тюркские братья должны только признать это и пиарить долму в мире как исконно азербайджанскую еду. Азербайджан из года в год увеличивает военный бюджет и потенциал. Время работает на Азербайджан, и мы с каждым годом добиваемся все большего преимущества над армянами. Благодаря этому растет надежда на справедливое решение Карабахской проблемы и признание долмы истинно Азербайджанским блюдом.

- Уважаемые телезрители, на этой позитивной ноте я предлагаю завершить нашу программу и еще раз хочу поблагодарить нашего гостя за присутствие.

- И я вас благодарю.

- Таким образом, сегодняшняя передача «Азербайджанская действительность» подошла к концу. Наша следующая передача будет посвящена древней азербайджанской области – Тебризу, находящемуся сегодня под оккупацией персидского шовинистического режима Ирана. Не пропустите! До встречи в эфире!

2 Артуш не знал, какая незримая сила привела его в этот сентябрьский, обдуваемый теплым ветерком вечер к подножью храма в Эчмиадзине. Во всяком случае, когда, выйдя с работы, он сел в автобус, идущий в Эчмиадзин, он не задумывался, что делает и куда едет. Он не спросил у себя, куда и зачем едет и чуть позже, когда уже удаляясь из города, механически разглядывал выстроившиеся в ряд витрины казино, мотелей и ресторанов.

173

Чем выше он поднимался по треснувшим каменным ступеням лестниц к дверям храма, тем сильнее потели его руки, даже, несмотря на вроде бы прохладную погоду. В церкви пахнущей древностью и армянством, группа женщин в черных платках плача ставила свечи. Их голоса захватили всю церковь. Непонятно откуда был слышен печальный звук хора, доносившийся в полтона. Под сводом летали два серых голубя. Их перышки периодически, медленно, не спеша падали вниз. Молодой человек в военной форме, склонившись перед алтарем в центре храма, целовал Библию в золотом переплете. Артуш подошел к арке с висевшим под ней огромным крестом, положил руки на холодную бронзовую балюстраду и нагнул голову, теперь он стал ощущать духовную атмосферу церкви всем сердцем. Иисус сверху с пренебрежением наблюдал за всем происходящим и явно скучал. Артуш закрыл глаза и увидел перед собой лицо Заура – этот образ был столь ярок и реалистичен, что Артушу захотелось протянуть руки и дотронуться до него. Заур стоял от него всего в двух метрах. На лице его читались оттенки протеста, боли, неуверенности. Артуш понимал, что поступил очень не достойно, совершил непростительный грех. Сегодня он получил письмо от супруга, из которого он узнал, что случилось с Зауром по возвращению в Баку, и о том, как его насильно вывели в эфир. Любимый ему человек подвергся невероятным мукам, уничтожению личного достоинства. А он, испугавшись спецслужб, даже не встретился с Зауром в Ереване, повел себя как трус, эгоист. Думая об этом, Артуш ненавидел себя еще больше. Он дал волю слезам. И это не помогло. Наоборот, чем больше он плакал, тем сильнее болело сердце, а страдание и ненависть к себе увеличивались как снежный ком. Когда он с трудом раскрыл веки, увидел перед собой бледное, слегка улыбающееся лицо священника. Его лицо словно светилось изнутри – оно было необыкновенным, как будто сошедшим с иконы средневекового мастера. Седеющая борода, как ни странно, предавала его чертам некоторую детскую ясность. Сердце Артуша наполнилось тревогой. Тело задрожало. Из глаз вот-вот опять должны были политься слезы, но он каким-то чудом сдержал себя. Священник, протянув Артушу руку, сказал, совершенно не подходящим его кроткой внешности, холодным голосом: - Покаявшиеся сердца угодны Господу. Изменившие отношение к греху угодны Господу. Иисус сказал про мытаря: «когда оба эти человека отправились домой, то сборщик податей, а не фарисей оказался праведным перед Богом». В Евангелие также говориться, что гордыня послужила причиной изгнания сатаны с Небес. Человек должен постоянно нуждаться в Боге, чувствовать себя слугой Господним. Я вижу тебе плохо. Но хорошо, что ты нашел в себе силы и мужество придти сюда.

- ?!

- Или я не прав? Дай мне руку. Артуш нерешительно протянул руку священнику. Его ладонь, в отличие от голоса, была теплой и мягкой. Священник, взяв Артуша за руку, повел на левую сторону. Они незаметно прошли сквозь сени мимо плачущих женщин со свечами, и вошли в небольшое, в пять-шесть квадратных метра, помещение. В этой комнате не было ничего

174

кроме круглого, маленького столика заваленного книгами, двух, небольших, как будто специально для них поставленных кресел и потускневшей иконы на стене.

- Присаживайся, сын мой, – сказал священник, уже сев и показывая на правое от стола кресло. Все еще колеблющийся Артуш, сел, робко рассматривая стены, и положил руки на колени.

- Как тебя зовут, сын мой?

- Артуш.

- А меня Месроп. Чем ты занимаешься?

- Я – журналист. Корреспондент газеты «Айкакан жаманак».

- Очень хорошо. Я слушаю тебя, Артуш. Здесь в храме Господнем, ты можешь открыть свое сердце, ничего не страшась и не опасаясь. Здесь страх уходит, в сердце наступает покой. Не знавший, зачем он пришел в церковь, не имевший никакой конкретной цели Артуш, заподозрил, что сценарий ситуации, в которую он сейчас попал, был расписан какой-то неизвестной, сверхъестественной силой. Теперь не было смысла противиться и молчать. Он не видел другого выхода, кроме как откровенно все рассказать, раскрыть душу перед незнакомым ему, но вызывавшим доверие, просветленным человеком. Он глубоко вздохнул, и выпалил: - Я представитель нетрадиционной сексуальной ориентации. Грубо говоря – гей.

- Да простит тебя Господь! Священник так поспешно ответил ему, что тот запнулся. Артуш поднял голову и столкнулся взглядом с собеседником.

- По-вашему, я нуждаюсь в этом?

- А по-твоему, нет? – священник смотрел с такой осторожностью, будто боялся услышать отрицательный ответ.

- Значит я – грешник? Разве любовь мужчины к мужчине такой большой грех? Но почему?

- Если это не так, зачем же ты пришел в церковь?

- Не знаю.

- Я знаю. Тебя привел сюда Бог. Ты чувствуешь Бога?

- Где-то внутри чувствую… Меня привела сюда могучая сила.

- Это и есть Бог. Пока еще не поздно, ты и твой возлюбленный должны покаяться.

- Это невозможно. Судя по лицу священника, это был самый нелепый ответ услышанный им когда-либо. Он спросил с удивлением: - Почему?

- Я не считаю себя грешником. А мой возлюбленный – атеист. Кроме того, он… азербайджанец. Месроп последнюю новость воспринял более спокойно. По крайней мере, при слове «азербайджанец» лицо его не изменилось, глаза не выкатились от ужаса. Он ограничился отрицательным покачиванием головы.

175

- Все мы, вне зависимости от национальной принадлежности и вероисповедания, являемся рабами Божьими и все нуждаемся в покаянии. Я готов простить тебе грехи, принять их на себя.

- На себя?

- Да, приму твои грехи на себя, и буду молиться за тебя, – он проговорив эти слова, протянул правую руку, положил голову ее на голову Артушу, закрыл глаза и начал что-то шептать. На его лбу выступили капельки пота. Артуш почувствовал, как рука на его голове начинает потеть. Месроп закончив молитву, убрал руку.

- Пусть Господь простит вас обоих, сын мой… Как получилось, что ты встал на этот путь?

- На какой путь? – спросил Артуш, ломая пальцы.

- Ты знаешь, о чем я. Как ты стал гомосексуалистом?

- Поверьте, я никогда не задумывался об этом… Кажется, я с рождения такой. Сколько себя помню, мне нравились мужчины. И… в отличие от вас, не верю в грешность моей ориентации.

- Не веришь, или пытаешься себя заставить не верить, потому, что так легче?

- Нет, не верю. И в церковь я пришел не за покаянием или исповедью. Я и сам не знаю, зачем пришел… Месроп скрестил руки на груди и продолжил с серьезным видом: - Ты думаешь, я не задумывался об этом? Меня годами волнует вопрос: гомосексуализм – это грех, или физиологическая необходимость? В отличие от тебя, большинство голубых признает, что они либо грешны, либо больны. Многие смирились. Есть и такие, которые считают себя святыми, избранными людьми. Ты относишь себя к этой категории?

- Нет, нет. О чем вы? Я ни в коем случае не утверждаю, что я избранный или святой. Месроп опустил веки и глубокомысленно улыбнулся. Улыбка ненадолго задержалась на его губах. Затем священник открыл глаза и снова сделался серьезным.

- У меня на этот счет есть свои соображения, отличающиеся от большинства религиозных догм и постулатов. Ты пришел сюда излить свою душу, но возможно ты послан для того, чтобы помочь мне сделать это. Артуш с недоумением посмотрел на Месропа. Он не совсем понял, что имел в виду священник.

- Как это послан? Кому вы собираетесь излить душу?

- Тебе. Что ты так смотришь? Удивлен? Ведь и ты слуга Божий. Чем ты отличаешься от меня? Люди подобные тебе, столетиями подвергающиеся преследованиям, притеснениям, насилию, создали сильный механизм противодействия гомофобам. Голубые вместо того, чтобы испытывать комплексы, стали искать способы своего оправдания. Поэтому я вспомнил о геях, считающих себя избранными и святыми. Чувство стыда и страха, побуждает каждого человека обороняться от врага, от внешнего воздействия. Человек всегда ищет способы самоутверждения. И только одно интересует его – самоутверждение. Наше тело нуждается лишь в удовлетворении физических

176

потребностей. Душа же, жаждет внимания, заботы, ласки, уважения. Гомосексуалисты алчут тела субъекта своего пола. Сгорают ради желания удовлетворить потребности своей плоти. При этом желания и требования души или забываются, или отходят на второй план. С другой стороны они становятся предметом осуждения масс, от них требуют чувств не к парням, а к девушкам. Это требование, в какой-то степени, является ханжеством. Но от подобного ханжества никто не может быть застрахован. Возьмем тебя, в самом деле ли ты любишь, или основой всех твоих чувств является лишь похоть? Артуш слушал Месропа, качая головой. Как только священник сделал паузу, он сразу высказал свое возражение: - Я говорю о настоящей любви, привязанности. Мы любим друг друга!

- Основа гомосексуальной любви – эрос. Он же основа избирательности и одиночества.

- Вы не можете принять никаких альтернативных норм и доктрин, отличных от тех, что преподало вам христианство. Церковь запрещает это. А вы сейчас пытаетесь предстать передо мной в роли либерального, толерантного человека.

- Да, наше учение порицает нетрадиционные половые отношения. Но у меня на этот счет есть собственное мнение. Ты не прав, обвиняя меня в предвзятости. Что такое гомосексуализм? Мы все знаем, что чувство любви пришло к нам из рая. Любовь – это имеющийся у каждого из нас, генетический код получения наслаждения. Прямо как реклама Bounty. Адам и Ева жили в раю нагими. Лишь, будучи голыми люди в раю получали все удовольствия, наслаждались любовью, имели неограниченную свободу.

- Но они не занимались любовью, – сказал Заур неуверенно.

- Откуда ты знаешь, сын мой, разве ты был с ними?

- Но они же постыдились собственной наготы, отведав запретный плод. И были изгнаны из рая, и лишь потом родили ребенка.

- Склонность к интимности оценивается как выход из собственных границ. Эта мысль преступна! Если бы люди не любили, не желали друг друга, насколько бы жизнь была скучной, механической, монотонной! Испытываемый нами интерес, любовь к другому человеку, заставляет нас раскрывать себя перед ними, быть привлекательными. Таким образом, мы познаем друг друга. Господь создал нас по своему образу и подобию. Сначала Он создал мужчину и вложил в него и женскую составляющую. Еву же, создали именно эти, заложенные в мужчину феминистические чувства.

- Вы хотите сказать, что Бог есть мужчина?

- Если Иисус мужчина, значит и Бог мужчина, и желание одного мужчины обладать другим является ни чем иным как стремлением, на генетическом уровне, пережить те прекрасные моменты испытанные первым человеком в раю. Лишь во время общения с Богом в раю, человек достигал высшей точки наслаждения. Но, совершив первородный грех, в человеке проснулись животные чувства. Люди, то есть Адам и Ева, вкусив запретный плод, восстали против Господа, но получили знание и опыт. Они познали зло. Желания и чувства стали проявляться помимо их воли. Именно поэтому они стали стыдиться своих необузданных страстей и потребностей. Именно так появилось у человека чувство страха и незащищенности.

177

Артушу казалось, что священник, пройдя сквозь глаза в сердце, вчитывается ему в душу и, разорвав его экзистенцию, делает фрейдистский анализ. Его всего затрясло. Проверив кончиками пальцев температуру щек, он снова сложил руки на коленях. Месроп продолжал: - Самая светлая, чистая любовь, это – любовь к Богу. Надо любить Иисуса Христа, так как он любит каждого человека, вне зависимости от тяжести совершенных им грехов. Безумная любовь к какому-либо человеку, делает его воплощением Бога на земле. Когда ты сможешь найти в себе силы, в любой момент пожертвовать богатством, здоровьем, жизнью ради Господа, тогда такие понятия как гомосексуализм и гетеросексуализм перейдут на второй план, или просто перестанут для тебя существовать. Артуш, прищурившись, посмотрел на священника с недоверием, затем спросил: - Вы хотите сказать, что, обладая незыблемой верой в Бога, можно иметь нетрадиционную сексуальную ориентацию?

- На самом деле, самой большой нашей жизненной дилеммой является евангельский вопрос: «Познать вкус плода, или нет?». Желание большое… тем, более, если это жаждущий еды путник. Ведь не вкусить, означает – не узнать, не понять. Интересно, какие чувства испытали Адам и Ева, попробовав запретное яблоко? Чувство стыда? Действительно ли это так? Артуш не знал, относился ли этот вопрос к нему, или Месроп озвучил его для себя. Он смотрел на священника и, с нетерпением ждал продолжения. Месроп также не сводил глаз с Артуша. Наконец, Артуш пожал плечами и заговорил: - Вы хотите, чтобы я ответил на этот вопрос?

- Можешь?

- Нет… Не смогу.

- Тогда поменяю форму вопроса: почему тебя не влечет к женщине? Артуш потупил взор. И на этот вопрос у него не было ответа. «Нужно подумать» – решил он про себя. Месроп явно не торопился, он казалось готов был ждать до скончания века. Но Артуш не стал долго тянуть, решив, что экспромтом ему легче будет поставить все на свои места.

- Я считаю женщину – несовершенным и отвратительным созданием. И соответственно не могу рассматривать ее как объект сексуального желания. Чем спать, и утром просыпаться с женщиной, ощущая на себе груз ответственности, лучше любить мужчину и быть свободным во всех отношениях. Годами я боролся с собой, со своим восставшим телом, организмом. Годами я страдал. Организм не прислушивался ко мне, восставал, и восставал. Я устал от этих «восстаний», святой отец. У меня нет сил бороться, со своим вышедшим из-под контроля эго. Это от меня не зависит. Что женская вагина, что клитор, что грудь – все во мне вызывает отвращение. Я пытался пару раз испытать близость с женщинами – их половые органы исторгали зловоние. Я и чувствую отвращение и боюсь этой несуразной, хаотичной вагины. Я знаю, что она является живородящим, полезным органом, этого не отрицаю, но у меня полностью отсутствует интерес к ней. Я считаю энергию, затрачиваемую мужчинами, ради обладания женщиной напрасной и даром потерянной. Человека, готового исполнить каждую

178

женскую прихоть, мириться с любым ее капризом, я считаю безмозглым, пустым, глупым созданием. Месроп слушал Артуша с ироничной улыбкой, время от времени, качая головой. После того, как Артуш закончил свой монолог, священник сказал: - Я не согласен с мнением, что женщина, это – источник жизни. Источник жизни, это – союз мужчины и женщины. Каждый из них отдельно взятый, не в состоянии дать жизнь чему бы то ни было. Ведь мы же все появляемся на свет или мужчиной, или женщиной. Это значит, что наше существо изначально не цело, раздвоено, ополовинено. Мы – мужчины и женщины – строим свое общение с окружающим нас миром, в несовершенной форме, продиктованной нашим половым сознанием. Половое различие не ограничивается телесной и физиологической характеристикой. В модусах, к которым мы обращаемся с целью понимания жизни, существуют принципиальные различия. Принудительное превращение такого модуса в доминанту, приводит к искаженному пониманию мира. Облачает окружающую нас действительность в неполную, ущербнодуалистичную форму. Поэтому женщины своим существом обуславливают появление мужчин, подобных тебе. Армения сверху донизу заполнена латентными гомосексуалистами, но они боятся проявить себя. Не имеющие возможность проявить себя, реализовать свои потребности, они превращаются в гомофобов, начинают ненавидеть себя. Артуш прервал священника: - Я не хочу быть одним из них, святой отец. Я боюсь этой участи. Месроп кивнул головой в знак одобрения: - Ты прав, сын мой. Уважающий себя человек, не станет отрекаться от себя. Считается, что в Армении права сексуальных меньшинств не ограничиваются законами. Но налицо отношение к вам нашего феодально-мыслящего общества. Осуждаемые за свои убеждения, а иногда и подвергающиеся моральному и физическому унижению, геи обречены жить изолированными от общества. Государство все еще забывает, что любое право данное сексуальным меньшинствам, автоматически должно ограничивать степень свободы сексуального большинства. Ведь нельзя исключать того, что люди являющиеся объектом преследования и порицания со стороны общества, завтра в ответ не совершат против него какой-либо провокации. Артуш застыл на месте. Он не чувствовал ног. Дышалось тоже тяжело – пришлось приоткрыть рот. Месроп, увидев, что его собеседник потерял самообладание от восторга, улыбнулся: - Ты не ожидал такого? Думал, что священник обязан быть гомофобом?

- !?

- Я тебя понимаю. Знаешь, сын мой, любая социальная группа, имеющая общую структуру, ценности, а также способы их проявления, и вписывающаяся в рамки общественной культуры, рано или поздно создает собственную субкультуру. Из-за того, что у гомосексуалистов нет социальной и законодательной поддержки, защищавшей их, вы, рано или поздно, создадите свою собственную защитную систему. Не признавая ваше существование, армянское общество не добьется вашего исчезновения. Конечно, между

179

случайной гомосексуальной половой связью и сознательной переменой «стиля жизни», есть огромная разница. Я так понимаю, твой случай относится ко второй категории.

- Это так, – сказал запинаясь Артуш.

- Где ты познакомился со своим азербайджанским любовником?

- Я – бакинец. Там родился. Мы вместе учились в школе. Несколько месяцев назад встретились в Тбилиси. Месроп размяв пальцами лоб, на некоторое время остановил взгляд на иконе.

- Как я вас понимаю, сын мой…

- В каком смысле?

- Во всех. – Месроп резко повернулся и посмотрел на Артуша – Я хочу, чтоб ты понял меня правильно – тебе сочувствует не церковь, а я лично. У меня есть простой принцип: не суди, да не судим будешь! Большая часть общества забыла про этот евангельский принцип, и полностью уверена, что осуждение других является ее несомненным правом. В большинстве случаев, те, у кого не хватает решительности пойти против семьи, чтобы вступить в брак с любимой женщиной, «смело» осуждают сексуальные меньшинства, и без того, терпящие постоянное давление общества. А причина, как всегда – экономическая: люди начинают обсуждение чего-либо, а затем и осуждение, лишь от безделья. Я не поддерживаю геев, но и не могу встать на сторону среднестатистического армянина, которому просто не хватает культурного уровня, чтобы всей сущностью осознать понятие «права человека». Если у кузнеца нет железа, чтобы обрабатывать, он начнет «обрабатывать» себя, и обвинять во всех смертных грехах всех остальных. Ясно, что «великие таинства» не для их мозгов. Идея о неестественности гомосексуальных отношений породила и распространила в обществе гомофобию. Исследования показывают, что физическое насилие и преступления на сексуальной основе гораздо чаще совершаются лицами гетеросексуальной ориентации. Но все равно с осторожностью относятся именно к гомосексуалистам. Я не могу понять эти двойные стандарты. Месроп замолчал. Затем внимательно посмотрел на вспотевший лоб Артуша, его волосы, нос, щеки.

- Когда вы встретитесь с ним в следующий раз?

- С Зауром?

- Его зовут Заур?

- Да.

- Итак, когда вы с ним встретитесь?

- Если честно, он приезжал недавно в Ереван. Он занимается миротворческой деятельностью. Мы не смогли с ним встретиться, из-за телохранителей, не отходивших от него ни на шаг. Нам бы не дали остаться наедине.

- И поэтому вы не встретились. Понимаю… Ты его очень любишь?

- Очень, очень… – Артуш глубоко вздохнул – Мы даже… женаты. Небрежная улыбка, с которой Месроп слушал Артуша, застыла на его лице.

- Как вы это сделали?

- В Грузии, нас венчал один голландский священник.

180

Месроп покачал головой.

- Теперь я понял… Что мне тебе сказать… Дай Бог вам счастья. Наша церковь не признает подобные браки. Даже если бы ты попросил меня об этой услуге, я бы не смог тебе ничем помочь. Хотя, не знаю. Может быть и помог бы… И по этому случаю хотя бы попал бы в историю Армении. Артуш слушал Месропа и не верил своим ушам. Он не представлял, что может встретить такого благожелательного священника. Это было чудо! Служить в Эчмиадзине, принадлежать к Григорианской церкви, и не быть гомофобом!

- Из Баку вы бежали, как только начался конфликт?

- Нет, позже. В начале 1990-го.

- Ты бы хотел снова увидеть Баку? Артуш воодушевился. Почему-то ему вспомнился Бешмертебе 47.

- Конечно. Но это не возможно. Для армян Азербайджан закрыт. Месроп задумался. Он-то смотрел в глаза Артуша, то переводил взгляд куда-то вдаль он явно о чем-то усиленно думал, и никак не мог на что-то решиться. Его беспокойство передалось Артушу, который почувствовал, что теряет терпение, ужасно хотелось курить, но он решил, что в этой тесной комнате, в которой не было даже форточки, к тому еще и в церкви, это не возможно, поэтому он даже не попросил о таком одолжении священника. Наконец Месроп устало и мягко посмотрел в глаза Артуша, словно пытаясь проникнуть в душу собеседника.

- Я могу помочь тебе, сын мой.

- Каким образом?

- С твоим посещением Баку. Ты бы хотел туда поехать? Артуш опешил: - Разве это возможно?

- В конце сентября в Баку пройдет чемпионат мира по борьбе. Ты знаешь об этом?

- Да, кажется, что-то слышал.

- Армения будет представлена на этом чемпионате. Насколько мне известно, пока в делегацию входит 30 человек. В ее состав можно вписать еще двоих-троих. Артуш понял, что ему только что предложили стать одним из этих «двоих-троих». И все же ему хотелось быть уверенным в этом точно.

- Но какое я могу иметь к этому отношение? С чего вдруг кому-то вписывать меня в этот список?

- Ты разве не журналист?

- Да.

- Так в чем проблема? Мы можем отправить тебя в профессиональную командировку.

- Как вы собираетесь это сделать?

- Один из борцов, член сборной, в категории до 96-ти килограмм – Арман Гегамян – мой племянник. Я дружу с его тренером. И вписать тебя в список для меня не проблема.

47 Бешмертебе – (азерб. «пятиэтажка») место расположения городской достопримечательности – первой советской пятиэтажки в Баку, в одном из центральных кварталов города.

181

Артуш посмотрел на пол, потом на икону, потом на священника.

- Почему вы это делаете?

- Чтобы помочь тебе. Что может быть важнее?

- Я не знаю, что сказать… Что я сделал… чтобы заслужить такую услугу? – Артуш посмотрел прямо в глаза Месропа – Или что я должен сделать?

*** Нет, от него ничего не требовалось. Сказав, что «соединение двух любящих сердец – само по себе благое дело» и посоветовав Артушу «не переживать», Месроп пообещал, что все с Божьей помощью наладится. И в самом деле, на следующий день он сам позвонил Артушу – сообщил, что встретился с тренером своего племянника Армана Гегамяна, Левоном МеликШахназаряном, и попросил его помочь вписать одного молодого журналиста в список представителей СМИ, едущих в Баку освещать чемпионат. Радости Артуша не было предела.

- Я не знаю, как вас благодарить, святой отец…

- В этом нет необходимости. Левон тоже сказал, что это не сложно. Хорошо, что мы вовремя спохватились. Потому, что если бы список уже отослали в Баку, ничего нельзя было бы изменить. Но будь осторожен. Насколько я понимаю, вам в Баку не будет предоставлена возможность встречаться с кем пожелаете. И ты, и Заур должны это учесть.

- Обязательно учтем, святой отец. У меня нет больших надежд на встречу с ним. Главное, что я увижу Баку, почувствую его запах.

- Не говори так. Бог даст, увидитесь. Да, пока не забыл, запиши номер Армана, созвонитесь. Твой номер я дал Левону. Сегодня-завтра тебя позовут для встречи в Олимпийский Комитет и в Федерацию Борьбы. *** С племянником Месропа – борцом Арманом Гегамяном, договорились встретиться в центре города, в кафе «Смак» на улице Абовяна. Арман, жадно поглощающий апельсиновый сок молодой человек среднего роста, крепкого телосложения, со сломанными ушными раковинами, осмотрев Артуша с ног до головы, начал задавать нудные вопросы типа: «откуда знаешь дядю», «зачем тебе ехать в Баку», «писал ли до этого о спорте» и тому подобное. Артуш выдержанно отвечал на все его вопросы, стараясь не вызвать никаких сомнений: - Наша газета однажды делала большой репортаж об Эчмиадзине. Тогда и познакомился с твоим дядей…

- Я родился в Баку, поэтому теперь очень хочу увидеть этот город…

182

- Нет. Я никогда не писал о спорте, и сейчас еду писать не о нем. Я планирую записывать мои впечатления о Баку… Внимательно слушавший уверенные ответы Артуша Арман, неожиданно предложил перейти на более крепкие напитки.

- Сейчас бы не плохо пивка. Как думаешь?

- Можно... Не откажусь. «Смак», в обед забитый до отказа посетителями, после трех часов заметно опустел. Опустошив по четыре бокала Erebuni, они вышли из кафе и прошлись по городу. В DVDмагазине в кинотеатре «Москва» Арман купил фильм Альмодовара «Плохое воспитание».

- Давно хочу посмотреть это кино. Артуш весело заулыбался.

- Я смотрел, отличный фильм. Небо Еревана было покрыто черными тучами. Дождю не терпелось обрушиться на город. Арман сказал, не сводя глаз с неба: - Я живу в Бангладеш 48. Едем ко мне? Артуш пожал плечами: - Мне все равно. Хочешь, поедем… Ты один живешь? Арман слегка улыбнувшись, взглянул на Артуша.

- Да, один – и немного подумав, добавил – Нас никто не побеспокоит. Еще в кафе, как только встретились, еще не раскрыв рта, не обмолвившись ни словом, они прочли в глазах друг друга одно и то же. Половой акт, свершившийся в Бангладеш, в двухкомнатной квартире пятиэтажного дома, был скорее механическим, даже условным – ни о каких чувствах, эмоциях, и тем более любви, и речи быть не могло. Поднявшись взмыленным с измятой постели Артуш тяжелой походкой направился к ванной. Искупавшись, он вернулся на место, где обнаружил Армана поигрывавшего, все еще стоящим членом, и смотревшего пустыми глазами в потолок. Его ровный, мускулистый живот порозовел. Став перед окном, Артуш собрался закурить сигарету, но услышал недовольное бурчание: - Прошу тебя не курить здесь. Выйди на балкон. Артуш скорчил гримасу: - Вы, спортсмены, - ужасные зануды. Натянув брюки и майку, он вышел на балкон. Бангладеш накрыл серый туман. Грузные тучи, силясь разразиться, выглядели нервно и напряженно. Он подумал о Зауре. Его абсолютно не мучила совесть, он не чувствовал, что изменил любимому. Артуш всего лишь удовлетворил свои давно не удовлетворяемые потребности. Может быть и Заур, бывает вынужден периодически с кем-то встречаться. Это не вызывало у него ревности. Они расстались с Арманом, также просто как и встретились. Единственной положительной чертой этого спортсмена было умение не усложнять ситуацию. Артуш обнял его и поцеловал в щеку: - Спасибо тебе за все.

48

Бангладеш – народное название одного из микрорайонов в Ереване.

183

- Мы еще увидимся?

- Не думаю, – сказал он неуверенно. – Может быть увидимся… но трахаться… вряд ли.

- Я понимаю. Ты с кем-то встречаешься?

- Нет, – сказал он сразу, не задумываясь. Арман покачал головой: - У нас с тобой одна проблема. Самое интересное, что половина моих друзей-борцов – голубые, но никто не имеет мужества признаться в этом другому. Нам приходится довольствоваться лапаньем друг друга на тренировках и жадным рассматриванием в душе. Артуш весело рассмеялся и погладил волосы Армана.

- Нет, я не настолько страдаю. У вас все совсем плохо. Если бы я постоянно соприкасался с мужчинами взглядом и частями тела, и не имел бы возможности продолжить, я бы давно получил разрыв сердца. Когда он вернулся домой, было уже начало первого. Войдя в интернет, он связался с Зауром по MSN и включил камеру. Заур сухо поздоровался. Его мраморное, безразличное выражение лица не изменилось даже после новости о будущей поездке в Баку и истории про Месропа. После возвращения Заура из Еревана, они не раз переговаривались в видеочате, и каждый раз Артуш чувствовал, насколько Заур охладел к нему. Каждый раз он просил прощения за произошедшее, точнее не произошедшее, в Ереване, и каждый раз Заур менял тему разговора, говоря «что было, то прошло». И теперь он комментировал новость короткими ответами: «очень хорошо», «я рад» и так далее.

- Я понимаю, Заур, ты все еще зол на меня…

- Давай не начинать этот разговор.

- То, что с тобой потом было в Баку, на меня сильно подействовало... Я чувствую себя виноватым.

- Ты тут ни при чем, не говори глупостей. Я должен был ответить за поездку в Ереван. И ответил.

- Но теперь меня ждет поездка в Баку, и я не знаю, чего от нее ждать. Быть может, мы даже не увидимся, не будет возможности.

- Все может быть.

- Как ты думаешь, против армян готовится провокация? Заур взял с небольшой тарелки дольку желтого яблока и надкусил ее.

- Не верю. Это ведь международное первенство, правительство наверняка уже позаботилось о безопасности. Это не шутка – после начала конфликта армяне впервые едут в Баку такой представительной делегацией. Если хоть волос упадет с ваших голов, FILA и прочие международные организации, могут наложить на Азербайджан крупные санкции.

- Значит, нас будут охранять с утра до вечера?

- Наверняка. Вчера по «новостям» говорили, что от аэропорта до гостиницы будут выстроены полиция и солдаты. Артуш грустно улыбнулся.

184

- В таком случае, о каком спорте, спортивном празднике может идти речь?

- Я еще не говорю о вероятности поднятия армянского флага и звучания вашего гимна. Если, кто-нибудь из ваших выиграет, на это интересно будет посмотреть. Это станет позором для Азербайджана. Тем более, что ваши будут бороться в таких условиях… Если это вообще можно назвать борьбой.

- Сегодня мне пришлось познакомиться с одним из них. Зовут Арманом Гегамяном. Племянник Месропа.

- И что говорит? Готов приехать в Баку?

- Этого мы с ним не обсуждали. Но я уверен, что он нервничает, – Артуш повернул голову и посмотрел в камеру. Этим он давал возможность Зауру заглянуть ему прямо в глаза.

- Знаешь, как я тебя люблю?

- Я в этом не сомневаюсь… Я просто устал. Мы же вроде собирались уехать. Строили планы на Тифлис. Должны были поехать заграницу. И что теперь? Все сорвалось? Артуш опустил глаза, поправил съехавший наушник.

- Я виноват, знаю. Чтобы объяснить все родителям… Заур его перебил: - Ясно. Продолжаем жить для других.

- Те, кого ты называешь другими – моя семья. Ты должен меня понять.

- Я тебя очень хорошо понимаю. Но и от тебя прошу того же. Артуш, мы встретились спустя годы, а теперь я вижу, как день за днем мы безнадежно отдаляемся друг от друга. Я не смог тебя увидеть в Ереване, может быть то же повториться и в Баку. Это безумие жить каждому в своем городе. Эти города не место встреч, а место разлук. Эти города могут приносить только несчастье. В этих городах любовь не живет, этому понятию здесь нет места. Поверь, я не знаю, какая сила нас держит. Давай не будем обманывать друг друга отговорками вроде: родители, родина, земля. Пожалуйста, приезжай, посмотри на Баку! Приезжай и посмотри на губительность милых воспоминаний.

3 11-го сентября председатель Национального Олимпийского комитета Армении Гагик Царукян собрал борцов, журналистов и деятелей спорта в конференц-зале организации и выступил с речью: - За последние 20 лет, ни один наш спортсмен не выступал в Баку. Наши борцы будут первыми, кто ступит на азербайджанскую землю. Вы должны сделать все возможное, чтобы там взвился наш флаг, прозвучал наш гимн. Это не просто турнир! Олимпийские путевки вы будете зарабатывать именно там. Борьба будет сложной. Весь армянский мир будет пристально следить за вашим выступлением. Каждый спортсмен должен знать, что на помосте он защищает честь своей нации, народа. Поэтому вы должны бороться решительно, биться до конца, до последнего дыхания. Я не хочу допускать и мысли о проигрыше армянского богатыря на азербайджанской земле, но даже если это случится, вы должны сделать это достойно, как мужчины. Я желаю всем удачи и надеюсь, что по

185

вашему возращению домой, мы всенародно будем встречать вас в аэропорту, отмечать нашу победу. Затем к трибуне поднялся глава направляющейся в Баку делегации – Размик Степанян, и рассказал собравшимся немного о ее членах. Он объявил, что в составе делегации из 31-го человека, 15 борцов и что в Баку они полетят через Тифлис. Первыми на помост выйдут борцы греко-римского стиля. Далее Размик, так же как и Гагик, перешел на патриотические призывы. Он уверенным тоном заявил, что они обязательно вернутся из Баку с победой, и что азербайджанская сторона дала абсолютные гарантии их безопасности.

- Все будет хорошо, дорогие мои! Господь с нами. Когда Размик под шум аплодисментов сходил с трибуны, главный редактор газеты «Айкакан жаманак» осторожно прикоснулся к плечу Артуша. Пятидесятилетний, жизнерадостный, несколько самодовольный и энергичный Соломон Тер-Аванесян, до сих пор не мог понять, почему от «Айкакан жаманак» в качестве корреспондента был выбран именно Артуш.

- Аллилуйя, поздравляю, ты, наконец, едешь в «свой город». Артуш неохотно посмотрел на него.

- Спасибо.

- Вот только интересно, почему от газеты, которая имеет профессиональных спортивных обозревателей, посылают тебя?

- Это надо у них спросить. Наверное, им понравились мои прежние репортажи, и они хотят, чтобы я описал впечатления в своем стиле. *** Когда самолет, взлетевший из Тифлиса, приземлился в аэропорту имени Гейдара Алиева, небо уже было свинцового цвета. Дул легкий гилавар 49. Сопровождать автобус Mercedes, с тонированными стеклами, отправленный местным Олимпийским Комитетом для доставки делегации в гостиницу, должны были 12 полицейских мотоцикла и 7 автомобилей. Похожий на отрицательного персонажа индийского фильма, усатый, с большим животом чиновник, с ироничной улыбкой собрал армянские паспорта и ушел. Двое работников спецслужб пригласили их к выходу. Когда они вышли на улицу, смешанный запах мазута и бакинских дач так ударил Артушу в нос, что он чуть не потерял сознания, с трудом удержавшись на ногах. Он закурил. Хотя все азербайджанцы вокруг – полицейские, пограничники, таможенники, люди в гражданском – с пристальным интересом рассматривали армян, это не мешало ему наслаждаться ощущением родного города. Арман Гегамян подошел сзади и прошептал: - Смотри, как разглядывают. Словно в город цирк приехал. Артуш, выдувая дым, ответил: 49

Гилавар – теплый южный ветер на Апшеронском полуострове.

186

- Это цирк и есть. Арман засмеялся и, слегка подтолкнув Артуша в плечо, отошел к товарищам. Армяне сев в оцепленный полицейскими автобус тут же вперились в окна. Кроме находившегося неподалеку автопарка с сотнями машин и бегающих в волнении тудасюда полицейских, пока ничего интересного не было видно. Через десять минут двое в штатском вошли в автобус с кипой паспортов в руках. «Отрицательный персонаж» больше не появился. Один из вошедших отдал документы главе делегации – Размику Степаняну и заговорил на превосходном русском языке.

- Если не трудно, раздайте их владельцам. А теперь, я попрошу вас выслушать меня внимательно. Не секрет, что и у вас, и у нас сильно напряжены нервы. Все на грани. С начала конфликта, впервые на территории одной из сторон проводится турнир такого уровня, в котором участвуют представители обоих народов. Хочу вас заверить, что Азербайджанское правительство приняло все меры, чтобы не допустить никаких эксцессов, или провокаций. Сейчас вас повезут в отель. Отель расположен на берегу моря и называется Crescent Beach. Каждый день автобус будет забирать вас оттуда, и отвозить в спортивный комплекс. Все ваши потребности будут удовлетворены. Вам будет обеспечено трехразовое питание. Если вам понадобится, что-то особое, вы можете обратиться к сопровождающему вас сотруднику МНБ. Строго запрещается куда-то выходить, покупать что-либо в магазине, входить в контакт с кем-либо кроме сотрудников МНБ. Давайте все постараемся, чтобы каждый из вас вернулся домой живым и здоровым. Члены сборной Армении по греко-римской борьбе: Роман Амоян, Хосров Меликян, Арман Адикян, Арсен Джулфалакян, Денис Фролов, Арман Гегамян, Юрий Патрикеев; представители сборной по вольной борьбе: Ваган Симонян, Армен Карапетян, Жирайр Ованесян, Руслан Кокаев, Вадим Лалиев, Эднар Енокян, Руслан Басиев; тренеры: Грант Енокян, Левон Джулфалакян, а также представители прессы выслушали говорившего в гробовом молчании. Люди в гражданском так и не сошли с автобуса. Они уселись на двух передних сидениях, и вместе со всеми направились в отель. Когда автобус, в сопровождении машин и мотоциклов, на скорости выехал из аэропорта в направлении центра, впервые видевшие Баку борцы, и даже бывавшие в этом городе в советские годы тренеры, с широко раскрытыми глазами разглядывали, стоявшие по краям дороги рекламные щиты, портреты президента, сосны, автомобили, заправки. Каждая увиденная деталь, казалась им интересной, иной, необычной. Они с жадностью и волнением, вызванным одной только мыслью о пребывании во вражеской столице, рассматривали даже облака пыли, кружащие вокруг многочисленных строек. Человек в штатском, показав на строящийся около станции метро «Азизбеков» мост, громко сказал: - Наш город с каждым днем расцветает и облагораживается. Сейчас в Баку строится множество мостов. Половина уже сдана в эксплуатацию. Строительные работы, идущие в городе, показывают, насколько рационально используются средства от нефтяных доходов. Мы отлично понимаем, что дорога – это показатель экономического возрождения.

187

Когда автобус выехал на проспект «Нефтчиляр», сердце Артуша чуть не выпрыгнуло из груди. Губы затряслись, высохло горло, глаза наполнились влагой. Поставив руки на стекло, он заглатывал взглядом прохожих, идущих по тротуару, дорогие бутики, а главное – Бульвар, Каспий, виденный им в последний раз много лет назад. Сколько раз он катался здесь на всяких аттракционах, сколько съел мороженого! Сколько раз с Зауром просиживал штанины на бульварных перилах, плюясь в море! Спорили насколько далеки от них Наргин 50 и горизонт… В памяти возник Баку его детства. Баку Артуша остался городом, где днем не стихал людской поток, гулявший по набережной, древним и новым улицам, проспектам; городом, который ночью превращался в море электрического света. Словно тот, старый, милый Баку был светлой звездой на темном небосклоне реальности. И хоть теперь от этого города не осталось и следа, безумная радость от возвращения в родные места заставила его восторженно прошептать: «Мой Баку!». Он заново осознал, что Баку всегда был вдохновенной одой его любящего сердца. Вот появилась Девичья Башня… Зубчатые крепостные стены… Ичери Шехер, испещренный улочками, словно столетняя старушка морщинами на добром лице… На каждом камне, углу, повороте горькие и сладкие воспоминания. В Ичери Шехер живет Заур. По его улицам ходит Заур. Когда автобус доехал до Азнефти 51 и направился в сторону Шихово 52, голова Артуша непроизвольно повернулась вправо вверх, в сторону дороги, идущей к метро «Баксовет» 53. Он увидел высокие, красивые деревья Губернаторского садика, в котором когда-то давно они очень часто встречались с Зауром и долго разговаривали, рассказывали друг другу самое сокровенное. Его дыхание прерывалось, он понял, что если сейчас не возьмет себя в руки, то зарыдает. Стиснув зубы, он попытался успокоиться. Уже стемнело, и зажглись дорожные фонари, когда они проехали Биби-Хейбат 54. Вдалеке показалась длинная полоска Шиховского пляжа. И этот берег был полон воспоминаний для Артуша. И этот берег был не раз свидетелем биения двух любящих сердец. Теперь же, построенная здесь гостиница, приютив его на несколько дней, дарила ему возможность с наслаждением любоваться милым ему морем, пускай даже только из окна гостиничного номера. Когда автобус, наконец, въехал во двор отеля, Артуш впервые, за много лет поблагодарил Бога.

50

Наргин – прежнее название острова Беюк Зиря, находящегося в Бакинской бухте. Остров хорошо виден с Бакинского бульвара.

51 Азнефть – одна из центральных площадей Баку, прилегающая к Бакинскому Бульвару. Названа так из-за находящегося там здания одноименной организации, ныне госконцерна SOCAR. 52

Шихово – бывший поселок на берегу Каспия, известный своим пляжем, ныне в черте города.

53

Баксовет – ныне станция метро «Ичери Шехер». Биби-Хейбат – бывший поселок, ныне в черте города.

54

188

4 Хотя чемпионат в Баку собрал 850 спортсменов из 103 стран мира, все прекрасно понимали, что усиленный режим безопасности, связан с присутствием на турнире армянских борцов. Постоянное давление, оказываемое на пришедших сюда любителей спорта, со стороны оцепивших место проведения чемпионата – Спортивно-Концертный Комплекс имени Гейдара Алиева - сил внутренних войск и переключившихся на усиленный режим работы полицейских, явно портило настроение зрителям и отбивало у них охоту следить за турниром. Стычки между сотрудниками службы охраны и болельщиками, не допускаемыми вовнутрь, несмотря на наличие билетов, порою затмевали происходящее на помосте. Заур был среди тех, кому повезло – после почти минутной перебранки с охранниками, он все-таки пробрался в зал. В переполненном зрителями дворце, Заур не только не мог разглядеть со своего места Артуша, но даже примерно понять, где именно находится сектор с армянской делегацией. Он оглядел сидящих вокруг. Интересно, стоит ли у них спрашивать в какой именно части зала находится армянская сборная? После небольшого раздумья Заур решил ни у кого ничего не спрашивать, и уставился на помост. Если суждено им встретиться, пересечься взглядами, это произойдет само собой. Нечего задавать лишние вопросы и вызывать подозрения окружающих. Заур никогда не интересовался борьбой. Правда, по его мнению, это был очень гомоэротический вид спорта. Заур считал его хорошей моделью для криво-структурных связей существа. Насколько бы не были равны силы соперников, без нахождения у противника слабых мест, без сбивания его с толку, невозможно выиграть. Руки, ноги, корпус – гнутся, скручиваются, извиваются, ищут пути, чтобы не дать себя схватить за что-нибудь снаружи, сбоку, снизу, сверху, и наоборот - сделать все это самому. Причем в борьбе сильная сторона постоянно нуждается в подобных изворотах. Если можно повалить соперника прямым толчком или движением, зачем изворачиваться, изгаляться? С другой стороны, если более сильный борец, снизит до минимума эти извороты, то это сведет на нет весь драматизм, всю зрелищность. Пока Заур разбирался в своих «запутанных» философских суждениях, один из армян – Роман Амоян, проиграл азербайджанскому борцу Ровшану Байрамову. Наблюдая за празднованием победы азербайджанского борца и всего зала, Заур подумал, что в материальном мире тоже происходит подобное. Из-за примерного равенства сил, и материи зачастую бывают вынуждены «бороться». Одна материя чтобы подобраться к другой, ищет обходные пути, «скручивает», «толкается». Закономерность борьбы проявляется и здесь: сильный не ищет окольных путей, кривых структур, стараясь действовать напрямую. Смотревший за происходящим на ковре, но пребывавший в своем мире, Заур подумал, что кости, суставы, мышечные структуры большинства биологических видов сформированы с тем расчетом, чтобы свободно приспосабливаться к любым изменениям среды и связей. Ему становилось ясно, что

189

слабость биологического организма перед миром обуславливается податливостью к искривлениям мягкого вещества, из которого он состоит, его гибкой конструкции. Фрейд писал, что когда принцип наслаждения побеждает в организме, появляется множество преград, от которых организм пытается избавиться, в свою очередь, предпочитая принцип реальности, принципу наслаждения. По Фрейду, в основе любви к прекрасному лежат заторможенные сексуальные желания. То же можно сказать о борцовском ковре. Сексуальность каким-то образом оказалась на нем как незваный гость, и с тех пор является неотъемлемым его атрибутом. Сейчас сексуальность – естественный признак любого борца. Насколько борьба является спортом, настолько же она, и метафора любви, и самое латентное его выражение. Сначала спортсмены лишь слегка прикасаются друг к другу, проверяют, пытаются понять, открыть. Потом хватают за шею, руки, соприкасаются головами, впитывают, поглощают дыхание друг друга. Затем, однозначно переходят к эрогенным зонам – происходит контакт с пахом, пенисом, анальным отверстием. Сцепившиеся в разных позах борцы, создают самые сексуальные, самые величественные композиции. Это мгновения, когда стираются границы между спортом и сексуальностью, душой и телом. Борьба – нежна и красива, как сексуальные игры древнегреческих философов со своими учениками. Этот вид спорта и любовь – близнецы. И в любви, и в борьбе есть место и насилию, и нежности. И борцы, и любовники, соперничают настолько же, насколько нуждаются друг в друге. Такая популярность борьбы, ее обожание, неслучайна на Северном и Южном Кавказе – мировом центре латентного гомосексуализма. И свидетельство этому то, что на Северном Кавказе и в Дагестане все молодые люди обращаются к специальным врачам, которые под анестезией ломают им раковины ушей, и превращают их в героев, мужественных солдат армии «сломаноухих». Когда украинский борец армянского происхождения Сурен Геворкян поставил раком представителя Армении Хосрова Меликяна, Заур скривил губы и положил куртку на уровень паха, чтобы никто не заметил, как у него встал. Хосров позорно проиграл представителю Украины. К сожалению, болельщики не поприветствовали Сурена, положившего Хосрова на лопатки. Потому что он тоже был армянином. *** Оскар Уайльд, защищаясь от своих преследователей, сказал как-то: «К сожалению, голубая любовь – это любовь, которая не может заявить о себе и выразить себя». На самом деле, сегодня голубые живут любовью, заложенной в основах платоновского учения. Голубые оттенки можно найти и в творчестве Микеланджело, и в сонетах Шекспира. Эта привязанность чиста, честна и возвышенна, подобно другим видам любви. Голубая любовь – любовь аристократии, самая хрупкая, самая нежная любовь.

190

Артуш и Заур были лишь двое из тех, кто не смог выразить себя на земле Древнего Кавказа. Что было делать этим молодым людям, обреченным жить в рабстве, в замкнутом пространстве, пребывать в постоянных мучениях, являться частью общества, где невежество, лицемерие, лживость считаются главными жизненными добродетелями, кроме как молча наблюдать за тем, как день ото дня все быстрее рушатся их идеалы? Они смирились с этой фатальной ошибкой, с тем, что находятся там, где не должны были бы находиться, одним словом, с безысходностью. Вся их «вина» заключалась лишь в выборе одного из двух «зол» – между хрупким и слабым, между сильным и грубым. Первые дни они и сами не понимали, что происходит. События развивались с такой скоростью, что молодые люди и сами не заметили как оказались в объятиях друг друга. Будучи реалистами, захотели невозможного и добились этого. Мы не можем достоверно сказать, что стало причиной приношения в жертву этих двоих – молодых, боровшихся за право сбросить с себя ответственность, наложенную на их плечи окружающим обществом – время ли, природа... Но доподлинно известно, что сердце их было наполнено любовью и преданностью. Они были так созданы, так существовали. Были «иными», и эта «инаковость» ворвалась в их жизнь без предупреждения, без разрешения. А если так, кто имеет право их осуждать? Но периодически все же попадались благородные люди, готовые протянуть им руку помощи. Например, Месроп. В процессе написания книги, через своих коллег из Армении, я связался с ним. Рассказал ему, что хочу описать историю Артуша и Заура и спросил, как он относится к тому, чтобы и его имя использовалось в произведении. Я был уверен, что он откажет. Но этот благожелательный человек, поступив, как настоящий служитель церкви, сказал, что не боится никого кроме Господа и решительно заявил, что будет только рад, если его имя окажется в романе. «Я всего лишь помог двум любящим сердцам. Если это преступление, я готов совершать его по 50 раз за день» – этими словами Месроп закончил свою речь. Несмотря на то, что в исламском мире невозможно найти духовное лицо, подобное Месропу или Клаасу, должен признать, что в Баку нашелся человек и даже группа людей, которая помогла Зауру и способствовала его встрече с Артушем. Не желая подвергать ничью жизнь опасности, я, к сожалению, вынужден скрыть от вас их имена.

*** На третий день чемпионата Заур проник внутрь комплекса через административный вход, находящийся с правой стороны здания, прошел по узкому коридору, спустился по лестнице и повернул направо к коридору, ведущему к раздевалкам и душевым. По договоренности, если бы кто-то застал его здесь, он должен был сам искать выход из положения, не выдавать имени человека, который помог ему попасть сюда и соответственно проинструктировал Артуша. Увидев Артуша, стоявшего в конце коридора с небольшим рюкзаком в руках, Заур остановился как вкопанный. От волнения его

191

сердце забилось в бешеном ритме. На висках выступил пот. Несколько секунд они, застыв, смотрели друг на друга. Первым очнулся Артуш. Он устремился к Зауру сначала нерешительными, потом уверенными шагами. Не говоря ни слова, они направились мимо лестницы, прямо по коридору к находящейся слева двери, ведущий наружу. Заур открыл дверь ключом, полученным от своего покровителя, и влюбленные вошли в осенний ветреный вечер. Дождь уже шел, он даже успел усилиться. Иногда, когда луна на мгновение появлялась из-за туч, пугающая красота дождливого вечера показывалась на секунду во всем великолепии, и затем снова исчезала. Кроме двух граждан с зонтиками в руках, куривших неподалеку, никого не было видно. Заур с Артушем повернули налево и двинулись бегом в сторону вилл, окруженных оливковыми деревьями.

- Мы свободны… – сказал Заур хриплым голосом. – Пройдем мимо вилл выйдем на шоссе и мы - свободны.

- Меня скоро хватятся.

- Когда это произойдет, мы будем уже далеко. Не переживай. Пробежав оливковую рощу, они остановились, чтобы перевести дыхание. Из-за пелены дождя показалось такси марки Daewoo. Заур поднял руку и остановил такси, оба запрыгнули на заднее сидение.

- Добрый вечер. Едем на Разино 55 – сказал он, закрыв дверь. Шофер кивнул и нажал на газ. Заур почувствовав, что Артуш рассматривает его профиль, повернулся к нему: - Что-то не так?

- Ты теперь живешь на Разино?

- Нет, едем к дяде – Заур приблизился к уху Артуша и прошептал. – Он уже три года живет в Уфе. Ключи были дома. Сейчас – они у меня. Не переживай, туда никто не приходит. У дома быта «Айнур», в двухкомнатной квартире, со средним ремонтом, на четвертом этаже девятиэтажного бетонного дома все было покрыто толстым слоем пыли. Заур открыл окна на кухне и в гостиной, чтобы проветрить квартиру, положил в холодильник купленные в магазине под домом, минералку и полуфабрикаты. Свежий воздух, ворвавшийся в квартиру, поднял тюлевые занавески до самого потолка.

- Мать раньше часто сюда заходила, убиралась. Сейчас видимо времени нет. Извини за грязь. Не успел Заур договорить, как Артуш схватив его за спину, развернул к себе. Их, поначалу тревожное, скромное прикосновение губ, переросло в страстный, глубокий поцелуй. В волосах аромат дождя и свежести, в дыхании – огонь страсти. Разрывающийся на куски от боли и наслаждения, безмолвный крик их дрожащего тела, нарушая границы вселенной, поднимался на высоту, непостижимую человеческим сознание, недоступную божественному духу.

55 Разино – отдаленный, спальный район Баку, на месте одноименного поселка, а затем железнодорожной станции. Назван в честь Степана Разина, по легенде скрывавшегося там некоторое время.

192

Бакинские улицы сдались на милость водяным потокам. *** Ливший до утра дождь, согнал с верхних кварталов Баку к центру весь городской мусор. Артуш проснувшись от звука ударявшихся об стекло капель, посмотрел на Заура. Любимый крепко спал, положив правую ладонь на возбужденный любовный мускул. Чтобы ненароком не разбудить его, Артуш на цыпочках прошел на кухню, посмотрел из окна на непрекращающийся дождь. Его любимый город со вчерашнего дня был во власти дождя, не давая прорваться солнцу. Хоть он и считал, что нельзя расстраиваться из-за капризов погоды, все равно было грустно и неприятно видеть милый город в серых тонах. Кроме того, Артуш знал, что рано или поздно их поймают. В его самовольном уходе из Дворца спорта не было преступления. Самое большее, что его ждало – несколько дней допросов и депортация в Армению. А Заур? Артуш закрыв глаза, уронил голову. Если б он захотел, он бы мог помешать вчера Зауру. Почему же он не сказал «нет» этой авантюре? Неужели любовь сделала его настолько слепым, неразумным? Открыв глаза, он посмотрел на пенящиеся на асфальте лужи. Под большими ветками деревьев прятались от крупных капель промокшие воробьи. Женщины, надевшие на голову кульки от дождя, тяжело перепрыгивая через лужи, шли домой, неся сетки с продуктами. Только Артуш собирался сказать про себя: «Будь, что будет» и вернуться в спальню, как зазвонил мобильный Заура. Заур, лежа, подперев голову подушкой, крепко прижал трубку к уху и молча, слушал говорившего в нее, часто кивая головой. Вдруг он поднял голову и встретился взглядом с Артушем.

- Я понимаю… Спасибо, спасибо… До свидания. Бросив телефон на постель, он поднялся. Подошел к Артушу.

- Что-то не так? – спросил Артуш. Он поднес руку к растрепавшимся волосам Заура и стал зачесывать их назад.

- Тебя ищут, что еще может быть? Все с ума посходили. Это еще пресса не в курсе. Твой побег большая тайна. МНБ, полиция, прокуратура – все на ногах. Артуш вымученно улыбнулся: - Даже если найдут, что они мне сделают?

- И то верно… – сказал Заур неуверенно – Но чтобы узнать, с чьей помощью ты сбежал, у кого скрывался, тебя основательно могут потрепать.

- Будут пытать?

- Не знаю… Все может быть.

- Ладно, тогда говори, что будем делать?

- В каком смысле?

- Ну сколько мы будем сидеть в этом доме?

- Хочешь, уйдем. И дождь идет… Не знаю, что сказать… Я в растерянности.

193

Артуш взяв Заура за талию, придвинул поближе к себе. Обнял его, положил голову на плечо.

- Не волнуйся. Все будет хорошо. И жизнь, и смерть в наших руках. Идем, я хочу насладиться Баку в последний раз. Заур поглаживая его голову, спросил: - Откуда начнем?

- С Ичери Шехер. Оттуда начнем, там и закончим. *** Приближался мрачный осенний вечер. Хазри 56 усиливался, тучи закрыли звезды. Косой дождь со всей силой барабанил по плоским крышам Ичери Шехер, по зданиям посольств и представительств иностранных фирм. Переливающиеся из канавок пенные воды текли по извилистым поворотам и тупикам, точа каменные мостовые. На одной из этих улиц остановилось такси, и показались силуэты двоих спускающихся вниз людей. Их головы были непокрыты, ветер безуспешно пытался трепать их промокшие и тяжелые от влаги волосы. На короткое время они остановились, оглянулись и Артуш стал рассматривать крыши окружающих домов, словно боялся, что там уже затаились полицейские. Заур понял его беспокойство и негромко сказал: - В такой дождь, тем более в Ичери Шехер, вряд ли станут искать. Они повернули налево, прошли под большим застекленным балконом, через очень узкую, короткую улочку. Затем мимо полуразвалившегося забора из необработанного камня. Справа возвышался минарет немного осевшей, древней мечети. Пройдя поворот, остановились на небольшой площади. Девичья Башня предстала перед ними во всем своем великолепии. Над древней постройкой сгущались черные тучи. Перейдя через деревянный мост над древним базаром, они приблизились к дверям башни. Зашли внутрь, купили билет. Старая женщина-билетерша удивилась молодым людям покупавшим билеты в такую дождливую погоду, но промолчала. Они не спеша стали подниматься по извилистым лестницам. Так медленно, будто пытались запомнить каждый камень, каждую ступеньку. Поднявшись на террасу башни, они убедились, что здесь никого нет. Небесные воды, ударившись о каменное покрытие, разбивались на миллионы мелких капель. Заур подошел к перилам и посмотрел на небо. Вода стала падать ему на лицо, стекать на шею и просачиваться к груди.

- Недавно прочел где-то, что по мнению французских и швейцарских ученых, в организме человека имеются гены, при мутации которых увеличивается вероятность самоубийства.

56

Хазри – холодный северный, северо-восточный ветер на Апшеронском полуострове, дующий с моря.

194

Стоявший в двух шагах от него Артуш, посмотрел на здание Президентского аппарата и рассмеялся: - И как же это происходит? Заур резко повернувшись к нему, ответил: - Такие мутации выводят из строя нейромедиатор серотонин – нервные клетки, ответственные в организме за большинство эмоций.

- Ты еще и врач к тому же? Это, что-то новое. Заур прижал его к сердцу и прошептал: - Это все глупости. Мы прекрасно знаем, что натворили. Артуш неожиданно зарыдал: - Это – мой… родной город! Родной! – закричал он, – умереть в родном городе для меня всегда было мечтой. Я всегда любил его и сейчас живу им! Ты слышишь, Заур?

- Слышу. Успокойся.

- У нас нет другого выхода, правда?

- Я, при всем желании, не вижу свет в конце тоннеля.

- А у подножья Девичьей башни, видишь?

- Ты шутишь?

- Нет, спрашиваю.

- А что, ты на что-то надеешься? Разве опасаться, убегать, прятаться, до конца жизни – наша карма? Я не хочу так жить, Артуш. Мы не достойны такой жизни. Артуш высвободившись из объятий Заура, откинул назад прилипшие ко лбу волосы. Затем посмотрел на него решительно и серьезно.

- Ну тогда пошли? Заур вместо ответа крепко прижал его к груди и страстно поцеловал. Зная, что это их последний поцелуй, они долго не могли оторваться друг от друга. Наконец остановившись, в последний раз посмотрели друг другу в глаза. Ворвались в сердце друг к другу. Услышали его биение. Почувствовали его боль. Хорошо, что все эти боли, печали, и биения прекратятся через несколько секунд, успокоятся навсегда.

- Нечего терять время, – сказал Артуш и улыбнулся. Нежно взяв друг друга за руки, они поднялись на каменные перила. Это была ужасная, странная, страшная картина – у обоих на губах светилась улыбка. Они, смеясь, встречали смерть. Удар о землю двух тел у подножья Девичьей башни, заставил обернуться, выходившего из Лезгинской мечети, длиннобородого мужчину - представителя движения ваххабитов. Ваххабит оцепенел от увиденного, затем придя в себя, плюнул, раскрыл над головой зеленый зонтик и пробормотал: - Вы совершили большой грех. Самоубийство. Гореть вам в аду, нечестивцы! Небесные воды несли теперь вниз по лестницам, по направлению к проспекту «Нефтчиляр», пенящуюся, бурлящую, смешавшуюся кровь двух возлюбленных. ***

195

Интересно, в состоянии ли, армянское и азербайджанское общество оценить, разглядеть, тот миротворческий потенциал, тот ресурс, способный возродить дружбу и братство, заложенный в поступке Артуша и Заура, покончивших с собой в столь молодом возрасте? Будут ли, политики, истеблишмент двух стран, годами подливавшие масло в огонь вражды двух народов, и тянувшие резину в переговорах, по-прежнему спокойно наблюдать за созданной ими трагедией? Послужит ли эта драма уроком, будут ли сделаны выводы из нее? Жаль, что никто из нас не в состоянии ответить на все эти вопросы. Мы лишь передали эту историю, и выполнили свой долг. Каждый должен передать своим знакомым это сказание о любви. Драма Артуша и Заура должна стать дастаном, превратиться в легенду. Мы же в свою очередь, призываем: Смотрите! Внимательно смотрите! Это – кровавая страница вашей Истории. Следующие поколения, листая эту книгу и дойдя до финала, скажут: «Чума на оба ваши дома!». Чума на оба ваши дома!

Баку - Тифлис - Ереван - Берлин - Баку Сентябрь 2007 – Октябрь 2008

196