Bellona №2

BELLONA ВЕСТНИК МАРИУПОЛЬСКОГО ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКОГО КЛУБА - ВЫПУСК 1

5 декабря 2015 года ушел из жизни житель Мариуполя, солдат Красной армии Григорий Стефанович Черепченко. Родился Григорий Стефанович 3 января 1919 года в селе Павловка, нынешнего Обоянского района Курской области. Окончил начальную школу (4 класса образования). В мае 1939 г. был призван в Красную Армию, и начал службу телефонистом в 82м отдельном батальоне связи. 12 декабря 1939 г. принял воинскую присягу, и вскоре в рядах батальона спасал от белофиннов красавицу Суоми. Великую Отечественную войну встретил в том же батальоне, который входил в состав 64-й стрелковой дивизии. Григорию Стефановичу пришлось пройти весь кошмар выпавший солдатам 41-го: внезапное нападение немцкой армии, вой пикирующих «юнкерсов», бомбежки, выход из окружения в районе Минска, оборонительные бои под Смоленском, Ярцевом. С августа 1941 по март 1942 ефрейтор Г.С. Черепченко находился в рядах 136 запасного полка, а затем вновь вернулся на передовую в составе 223-го стрелкового полка 53-й стрелковой дивизии. Освобождал северный Донбасс, весной 1943 г. принимал участие в оборонительных боях на линии Северского Донца (участок Шпаковка-Донецкий), за что получил свою первую награду – медаль «За боевые заслуги». На этом участке полк находился до июля 1943 г., когда после победы в Курской битве началось общее наступление Красной армии. Во время боев на Северском Донце 17 июля 1943 г. Григорий Стефанович четыре раза под огнем противника восстанавливал связь командования полка с наступающими частями, за что удостоился медали «За отвагу». В августесентябре 1943 г. ефрейтор Г.С. Черепченко освобождал Левобережную Украину. 29 сентября 1943 г. вместе с полком

форсировал Днепр у Бородаевского плацдарма. Участвовал в Уманск оБотошанской операции. Во время военных действий на территории Молдавии 25 апреля 1944 г. части немецкого LII корпуса перешли в контрнаступление. Вражеские танки вышли к наблюдательному пункту (НП) 475-го полка в районе высоты 344. Командование полка было вынуждено быстро покинуть НП. Остались только два связиста – ефрейтор Черепченко и рядовой Калинин, которые продолжали вести наблюдение за врагом и начали корректировать огонь артиллерии. Когда танки подошли вплотную к НП, Григорий Стефанович приказал Калинину бежать к опушке ближайшего леса, где наладить связь, чтобы можно было бы продолжать корректировать огонь артиллерии. Лишь только когда Калинин включился в линию, Григорий Черепченко покинул НП и перебежками, под огнем немецких танков добежал до леса, где продолжил передавать данные о противнике. Именно отважные действия ефрейтора связи способствовали тому, что попытка вражеской контратаки была отбита. За совершенный подвиг Григорий Стефанович был удостоен еще одной медали «За отвагу». После этого ефрейтору Г.С. Черепченко пришлось освобождать Румынию, Венгрию, Словакию, без всяких шенгенских виз насладится красотами Рыбницы, Тыргу-Муреша, Эстергома, Сенеца, Братиславы. Закончил войну в чешском Пршибраме в 60 километрах от Праги. Кроме указанных наград Григорий Стефанович был отмечен медалью «За победу над Германией», рядом юбилейных наград (в т.ч. и орденом Отечественной войны I степени). А также на память о войне ему досталось ранение в левую ногу. Похоронен на Новотроицком кладбище Мариуполя.

выпуск 2 Вестник Мариупольского военно-исторического клуба Голдсуорти А. OTHISMOS, МИФЫ И ЗАБЛУЖДЕНИЯ: /пер. Ю. Калинина/ ПРИРОДА БОЯ МЕЖДУ ГОПЛИТАМИ

3

Нечитайлов М. СТРАТЕГИЯ СТОЛЕТНЕЙ ВОЙНЫ 28

Рябуха Ю. ПОЛЬСКИЕ ГУСАРЫ В БИТВЕ ПОД БАТОГОМ 1‐2 ИЮНЯ 1652 Г.

63

Танкевич В. БРИТАНСКАЯ АРМИЯ ЭПОХИ НАПОЛЕОНОВСКИХ ВОЙН

69

Шишков Л.

4‐ЫЙ ГУСАРСКИЙ МАРИУПОЛЬСКИЙ ИМПЕРАТРИЦЫ ЕЛИСАВЕТЫ ПЕТРОВНЫ ПОЛК 78

Танкевич В. РАПОРТ БРИГАДНОГО ГЕНЕРАЛА НАТАНА Г. ЭВАНСА, КОМАНДИРА 7‐Й БРИГАДЫ ПЕРВОГО КОРПУСА, 16‐22 ИЮЛЯ 1861 ГОДА, БУЛЛ‐РАН (ИЛИ МАНАССАС), ВИРГИНИЯ 88

Дедык А. “ДРАКОНЫ” НА РЕЛЬСАХ: БРОНЕПОЕЗДА В УКРАИНСКО‐ПОЛЬСКОЙ ВОЙНЕ 1918‐1919 ГОДОВ 93 Журнал отпечатан на домашнем принтере и скреплен в типографии у добрых людей. Нигде не зарегистрирован и не предназначен для продажи. Знания мы даем бесплатно. Рекомендуется для познавательного чтения всем интересующимся военной историей. Школьники могут использовать для написания рефератов, а студенты – для курсовых. Ссылки на наше издание остаются на их совести. Тираж 20 экз.

1

Уважаемый читатель! Редакция наконец-то спешит обрадовать Вас новым выпуском. Работа над ним затянулась на длительный срок – то, что казалось мелочью, заняло уйму времени. Опять же, пока шла подготовка к печати, часть материала удалялась, а вместо него включали то, что являлось более актуальным на взгляд редакции. Естественно, что это привело к ряду споров в самой редакции, и представленная финишная компромисная версия не является, конечно же, идеальной. Так мы сумели отреагировать на юбилейную дату начала Гражданской войны в США, но упустили из виду начало Великой Отечественной войны. Отметим, что для многих в редакции (возможно, не для всех), это остается событием, пишущимся с Большой буквы, ведь история Великой Отечественной совпадает с историей их семей, деды которых защищали свою Родину. При этом мы отдаем себе отчет в том, что для многих людей, которые пострадали от советской оккупации (если для захвата западноукраинских или белорусских земель советскими войсками еще можно найти оправдание – ведь действительно местные встречали их как освободителей, доведенные почти до крайности польской властью, то захват независимых Прибалтийских государств является ничем иным как оккупацией) сопротивление властям было естественной самозащитой. В этом выпуске читатель столкнется как со старыми авторами, так и с появившимися новыми. Античная история представлена статьей Адриана Голдсуорти об аспектах боевого столкновения древнегреческих фаланг. Естественно, что авторского разрешения на публикацию редакция не имеет, но ввиду ценности данной статьи мы заручились разрешением на публикацию переводчика Юрия Калинина, известного также как Living One, который переводил эту статью для сайта «Поле боя» (http://www.fieldofbattle.ru), при этом мы немного расширили комментарии. Средневековье традиционно представленно статьей Максима Нечитайлова. Выполняя обещанное «продолжение следует», завершили публикацию Влада Танкевича о британской армии, а также приблизились к завершению публикации о мариупольских гусарах (которая по всей вероятности растянется еще на несколько номеров). Влад в этом выпуске поучаствовал не только как исследователь, но и как переводчик, опубликовав рапорт южанина Н. Эванса о первом крупном сражении Гражданской войны в США (между прочим – первая публикация документа на русском языке). Новый автор альманаха – Александр Дедык, знакомит читателя с эпизодами украинско-польской войны 1918-1919 годов – темой малоизвестной в восточных регионах Украины. Мы надеемся если не повысить к ней интерес, то хотя бы разъяснить ряд событий, т.к. большинство местного населения воспринимает все антибольшевистские силы того периода исключительно как будущих фашистов (особенно части сичевых стрельцов, чья абревиатура СС как будто прямо указывает на зарождение фашизма в Украине). Впрочем, предоставляем Читателю самому делать выводы. Приятного чтения! Главный редактор – Юрий Пряник. Заместитель гл. редактора – Сергей Евтеев Технический редактор, макет, дизайн, оформление – Андрей Цибрий. Автор логотипа – Антон Милейко На обложке: Польская гусария XVII в.. (современная реконструкция)

2

А.К. Голдсуорси /пер. с английского Юрия Калинина/

OTHISMOS, МИФЫ И ЗАБЛУЖДЕНИЯ: ПРИРОДА БОЯ МЕЖДУ ГОПЛИТАМИ1 I Что происходило в реальности, когда две армии греческих гоплитов встречались на поле боя в VI-IV веках до н.э.? Как и почему одна фаланга побеждала другую, состоящую из точно так же экипированных гоплитов? Эти вопросы не новы, но они привлекли заметное внимание в свете последнего подъема интереса к войнам между городами-государствами Греции классического периода. Эта тенденция вызвала множество исследований, которые очень сильно помогли в понимании затронутой темы.2 Ни один другой период военной истории античного мира не получил еще подобного внимания. Наряду с новым пониманием различных аспектов военного дела древних греков воскресла и одна старая идея. Я говорю об othismos, или «толкании», термин, который использовали греческие историки для описания решительных действий в бою. Я надеюсь показать в данной статье, что традиционное понимание этого термина не согласуется с фактами, описанными в античных источниках.3Традиционным взглядом на othismos, является представление о столкновении двух фаланг в виде толкания. Противостоящие гоплиты атаковали бегом, и врезались в первую шеренгу противника. Если ни одна из сторон не была опрокинута этим столкновением, то воины из задних шеренг упирали свои широкие щиты в спины воинов из передних шеренг и толкали их вперед. Комбинированное физическое давление единой плотной массы людей противостояло такому же напору вражеской фаланги. В итоге, одну из сторон отбрасывали назад, и ее строй разваливался, гоплиты падали на землю и их затаптывали. Реального применения оружия практически не происходило, за исключением очень короткого момента первоначального столкновения. Решающим было толкание. Бой гоплитов был столкновением массы с массой. Эта точка зрения высказана В. Хэнсоном в самом

1

Перевод статьи Адриана Голдсуорси «The Othismos, Myths and Heresies: The Nature of Hoplite Battle». В данной статье автор разбирает традиционный взгляд о бое гоплитов как о взаимном переталкивании, опровергает его и предлагает собственную более реалистичную модель сражений между гоплитами.

2 Notably W.K. Pritchett, The Greek State at War, i-v (Berkeley and Los Angeles, CA, Univ. of California Press, 197191); V.D. Hanson, Warfare and Agriculture in Classical Greece (Pisa, Giardini, 1983); The Western Way of War: Infantry Battle in Classical Greece (New York, Hodder & Stoughton, 1989); The Other Greeks: The Family Farm and the Agrarian Roots of Western Civilization (New York: Free Press, 1995); а так же сборник докладов V.D. Hanson, ed., Hoplites: The Classical Geek Battle Experience (New York, Routledge, 1991).

3 Реконструирование античных сражений – очень рискованное занятие, см. N. Whatley, 'On Reconstructing Marathon and Other Ancient Battles', Journal of Helenic Studies LXXXIV (1964), pp. 119-39. Whatley предполагает что лучше изучать как сражались армии, вместо того что бы пытаться восстановить детали отдельных сражений. Это метод, который я использовал в данной статье.

3

подробном и лучшем из опубликованных исследований по военному делу древней Греции.4 Ни один из греческих историков не сообщает, что в othismos принимали участие все шеренги, которые, слившись единым напором, пытались физически сдвинуть противника с места. Однако, фаланга гоплитов всегда строилась больше чем в одну шеренгу. Очень редко фаланга имела меньше восьми шеренг, при этом более глубокие построения не были редкостью. Таким образом, большинство гоплитов не имело возможности атаковать противника своими копьями. Они, конечно, могли добить подтоками противника оказавшегося у них под ногами, а так же могли дать моральную поддержку бойцам из передней шеренги, но они не имели возможности нанести противнику какие-либо существенные потери.5 Если представить, что othismos был массовым переталкиванием, то кажется, что это хорошо объясняет наличие этих, в противном случае довольно-таки бесполезных, воинов на поле боя. Это является базовым аргументов сторонников традиционного взгляда, например Р. Д. Лагинбилл.6 Нужда объяснить роль задних шеренг фаланги в битве является основным фактором разработки теории массового подталкивания. Это можно увидеть из отрывка из работы Дж. Андерсона, посвященной военному делу гоплитов: «Когда происходило столкновение передних шеренг, то воины за ними, не стояли в ожидании, когда их лидеры будут убиты, что бы занять их место; тем более первая шеренга не сражалась некоторое время, что бы отойти назад и уступить место другим. Задние шеренги сближались с передними, и когда мы читаем, что одна греческая армия потеснила другую назад (Thuc. 6.70.2; Hdt. 9.62.2; Hell. 2.4.35), или была не в состоянии выдержать давление чужой атаки (например Diod. Sic. 18.17.4), слова эти надо понимать буквально, а не как фигуру речи, в коем качестве они используются в описаниях современных сражений».7 Андерсон не считает, что отсутствие в имеющихся источниках такой роли задних шеренг, ослабляет эту интерпретацию: Если, например, Ксенофонт не упоминает о воздействии задних шеренг в битве при Коронее, то это потому что, по моему мнению, все понимали, что именно они делали, а не потому, что они не принимали участие в бою в то время как их лидеры сталкивались щит к щиту, толкали, сражались, убивали и умирали.8 Для британских историков всегда существовала мысленная связь между массовым толканием othismos и игрой в регби. Дж. Лазенби пишет, что ни один из первоисточников не дает описание того, как происходило «переталкивание», но Фукидид говорит о фиванцах при Делии9, «они двигались вперед шаг за шагом, по мере напирания», что очень похоже на действия хорошо тренированной команды игры в регби. Знаменитая история об Эпаминоде кричащем «еще один шаг» при

4

См. The Western Way of War, стр. 68-9, 152-9, 171-84. Другие недавние сторонники этой теории: Pritchett, The Greek State at War iv, стр. 65-73; J. Lazenby, 'The Killing Zone', in Hanson, Hoplites, стр. 87-109; R.D. Luginbill, 'Othismos: The Importance of the Mass-Shove in Hoplite Warfare', Phoenix XLVIII (1) (1994), стр. 51-61.

5 См. J.K. Anderson, 'Hoplite Weapons and Offensive Arms', in Hanson, Hoplites, 15-35, особенно 24, и V.D. Hanson, 'Hoplite Technology in Battle', in Hanson, Hoplits, стр. 63-84, особенно 67-74 касательно применения sauroter или подтока. Касательно глубины фаланги см. Pritchett, стр. 134-43.

6 'Othismos', The Greek State at War iv, pp. 51-61.

7 Militayy Theory and Practice in the Age of Xenophon (Los Angeles, CA, Univ. of California Press, 1970), стр. 175-6.

8 Там же, стр. 176.

9 Битва произошла в 424 г. до н.э. между афинянами и беотийцами во время Пелопонесской войны. В ходе боя фиванцы применили глубокое построение в 25 рядов (Прим. ред.)

4

Левктре10 (Polyaenus 2.3.2) так же похоже на то, что может выкрикивать лидер команды регби(8).11 На первый взгляд такое сравнение выглядит очень привлекательным. Для нас, никогда не участвовавших в битвах, особенно в рукопашных битвах, очень трудно представить, как в реальности выглядел ближний бой. С другой стороны, каждый знает, как выглядит свалка в регби, а многие даже сами играли в эту игру, хотя бы даже и в школе. Однако, любые схожести более обманчивы, чем реальны. Разница в масштабах колоссальна. Группа нападающих в регби состоит из 8 человек в трех шеренгах, в то время как фаланга состоит из сотен, часто из тысяч бойцов, а иногда из десятков тысяч. Нападающий в регби имеет возможность крепко сцепится со своими товарищами, а также крепко схватить своего противника. Таким образом, они направляют свой толчок вперед и поддерживают друг друга. Гоплиты не могут вцепиться друг в друга, чтобы поддержать свой баланс. Человек может упереть щит в спину воина, стоящего впереди, и ему в свою очередь может упереть щит воин, стоящий сзади, что бы добиться некого баланса, однако он не получит физической опоры от бойцов по бокам от него. Даже если бы бой между фалангами проходил в форме толкания, это толкание стильно отличалось бы от регби, и, соответственно, его механизмы не применимы в изучении данного вопроса.

Современная реконструкция испанского ВИК «Athena Promachos» боя греческих гоплитов с применением othismos (фото Ana Belen Rubio ) Существуют работы направленные на критику традиционно взгляда на othismos; обычно они исходят от исследователей, которые предполагают, что строй фаланги был гораздо менее плотным, а битва состояла из серии индивидуальных 10 Битва произошла 6 июля 371 г.до н.э. между беотийцами и спартанцами во время Беотийской войны. (Прим. ред.)

11 'The Killing Zone', стр. 87-109, на 97.

5

поединков.12 Г. Коуквелл считает что массовое переталкивание начиналось только после периода поединков в свободном строю.13 П. Крентц полностью отвергал идеи переталкивания, и описывал битвы как рукопашные схватки между передними шеренгами противостоящих фаланг, при чем у каждого гоплита в шеренге было достаточно места для ведения рукопашной.14 Для этих исследователей задние шеренги выступали в качестве резервов для замены потерь, а так же они могли просачиваться в первую шеренгу для смены уставших бойцов. Эти предположения вызвали сильную и на удивление страстную критику со стороны исследователей, утверждавших, что наши источники четко определяют фалангу как плотное, сплоченное построение.15 Этот вывод легко сделать из таких цитат, как например речь Брасида16 сравнивающего иллирийский и греческий методы ведения боя (Thuc. 4.126). Однако не совсем ясно как близко должны были находиться гоплиты, чтобы считать себя находящимися в плотном построении.17 Это вопрос, к которому я вернусь позже. Дискуссия, о том насколько плотно строилась греческая фаланга, затмила веские доводы против традиционного взгляда на othismos, выдвинутые приверженцами поединков в разомкнутом строю. Коуквелл отметил, что если задние шеренги со всей силой будут толкать тех, кто впереди них, то передние шеренги противостоящих фаланг будут настолько вжаты друг в друга, что люди в них совершенно не смогут использовать свое оружие, хотя наши источники часто указывают, что они его использовали.18 Он так же отметил, что есть множество упоминаний, что битвы длились «долго» или «большую часть дня». Физически люди будут просто не в состоянии толкать или сражаться дольше, чем несколько минут.19 Крентц утверждал, что нет никаких оснований во всех случаях понимать othismos буквально.20 Глагол otheo и его составляющие, которые встречаются гораздо чаще, чем существительное при описании битв, несут практически тот же смысл, что и фразы типы «потеснили» или «отбросили» в описании современных конфликтов. Греческие историки получили эти термины в наследство от Гомера, который описывал бой в разомкнутом строю, который определенно не был переталкиванием, а 12

См. A.D. Frazer, The Myth of the Hoplite Scrim-mage', Classical World XXXVI (1942), стр. 15-16; C.L. Cawkwell, Philip of Macedon (London, Faber & Faber, 1978), стр. 150-7, and 'Orthodoxy and Hoplites', Classical Quartr4 XXXIX (1989), стр. 375-89; P. Krentz, 'The Nature of Hoplite Battles', Classical Antiquity rV (1985), стр. 50-61, и 'Continuing the Othismos on the Othismos', Ancient History Bulletin VIII 1(2) (1994), стр. 45-9.

13 Philip of Macedon, стр. 152-53, и 'Orthodoxy and Hoplites', стр. 376-8.

14 Krentz, 'Hoplite Battles', стр. 51-55, 61 и 'Continuing the Othismos', стр. 47.

15 См. AJ. Holladay, Hoplites and Heresies', Journal of Hellenic Studies CII (1982), стр. 94-103; J.K. Anderson, 'Hoplites and Heresies: A Note', Journal of Hellenic Studies CrV (1984), стр. 152.

16 Брасид (?-422 г. до н.э.) – спартанский полководец, участвовал в кампаниях против афинян в Месении (432 г. до н.э), был помощником наварха в неудачной для спартанцев морской битве при Навпакте(429 г.до н.э.). Прославился успешными действиями во время кампании в Халкидике. В 422 г.до н.э битве при Амфиополе, разгромил афинские войска под командованием Клеона, но сам (как, впрочем, и Клеон) погиб в бою (Прим. ред.).

17 См. Krentz, 'Hoplite Battles', стр. 54-5; Cawkwell, 'Orthodoxy and Hoplites', стр. 381-5.

18 Phillip of Macedon, стр. 151-2.

19 ‘Orthodoxy and Hoplites', стр. 376. Что бы увидеть таблицу в которой собрана продолжительность битв и комментарии к ней см. Pritchett, The Gaek State at War, стр. 47-51. Цифры для битв начиная с III в. до н.э. имеют мало пользы, так как армии этого времени использовали резервы, которые могли продлить бой дольше чем простое столкновение гоплитов. Таким образом заявление Плутарха, что битва при Пидне длилась 1 час (Emilius Paulus 22), или заявление Вегеция что битвы идут 2-3 часа (3.9) не дают нам представление сколько могла длится «длинная битва». Битвы между гоплитами могли длится столько, но мы не можем быть уверенными.

20 Hoplite Battles', стр. 55-9, и 'Continuing the Othismos', стр. 47-8

6

также использовал его для описания как сухопутных, так и морских сражений. Это показывает, что смысл этого термина не всегда был буквальным, и что он не подходит под модель боя в разомкнутом строю, выдвинутую Крентцем.21 Хотя некоторые параграфы содержат реальное толкание щитами (Thuc. 4.96.2; Xen. Cyr. 7.1 33-4), это не значит, что задние шеренги толкают передние шеренги вперед, а значит, что отдельные гоплиты в первой шеренге используют свои щиты, что бы опрокинуть или вывести из равновесия противостоящих им вражеских гоплитов.22 Однако поддержка традиционного взгляда продолжала оставаться страстной. В ответе, одному из современных сторонников традиционного взгляда, Kрентц признался: «используя все свои знания, я не смог убедить никого».23 Однако приверженцы теории переталкивания не смогли опровергнуть эти возражения против их теории. Приверженцы дуэлей в разомкнутом строю так же не смогли доказать свою позицию. Нужна альтернативная модель природы битвы между гоплитами. Одним из важнейших пунктов, который надо объяснить – это роль задних шеренг и объяснение причины, почему глубокие фаланги часто побеждали. Я считаю, что для решения этой проблемы нужно исследовать два фактора, которые обычно игнорировались в прошлом. Первый – это практическая трудность перемещения большого количества людей как единой группы даже по плоскому полю бою. Второй фактор является еще более важным для понимания – это мораль участников.24 Слишком часто в прошлом морали отводилась незначительная роль в гоплитских сражениях. Даже В. Хэнсон, который уделяет гораздо больше внимания морали, чем предыдущие авторы, часто не доводит правильные доводы до логического вывода.25 Эта проблема не является уникальной и распространяется не только на тех, кто изучает военное дело греков, но и на большинство исследователей военной истории.26 Исследовав источники по новой, с точки зрения этих двух факторов, я надеюсь представить более убедительную картину боя между гоплитами, и показать, что в этих столкновениях массовое переталкивание не наблюдалось. Прежде чем мы перейдем к рассмотрению этих факторов следует отметить, что ближний бой не проходил в форме массового переталкивания ни в один период мировой истории, включая и те времена, когда армии были вооружены только клинковым оружием.27 Более того, когда люди плотно сбивались вместе, это обычно 21

Hoplite Battles', стр. 55-6, n. 26, цитирует Riad 8. 295, 336; 12. 420; 13. 148; 16. 44; 654; 17. 274. Также 'Continuing the Othismos', стр. 48. Использование термина в морских сражениях, Krentz цитирует Thuc. 7. 36. 5, 52. 2, 63. 1; 8. 104. 4-105. 1; Xen. Hell 4. 3. 12.

22 'The Nature of Hoplite Battles', стр. 56 23 Continuing the Othismos', стр. 45.

24 Наиболее доступная, и так же наиболее глубокая работа касательно морали вообще это R.Holmes, Firing Line, (London, Penguin, 1987). Так же стоит упомянуть Lord Moran, The Anatomy of Courage (London, Constable, 1966), и F.M. Richardson, Fighting Spirit: A Study of Psychological action in War (London, Unwin, 1978).

25 Например, .после детального описания предбоевого напряжения и страха гоплитов массовой атаки (The Western Way of War, стр. 96-151), он все равно настаивает, что массовое столкновение людей, было массовым столкновением (стр. 152-9). См. ниже, стр. 49. Krentz ('The Nature of Hoplite Battles', стр. 60) посвятил психологическим факторам один параграф, при этом отметив, что они важны для понимания.Он более подробно подходит к ним в 'Continuing the Othismos' (стр. 45), но не развивает идею полностью.

26 Что бы увидеть как военные историки не смогли объяснить, что реально творится на поле боя см. J. Keegan, The Face of Battle (London, Cape, 1976), стр. 20-2, 53-77. Книга Keegan-а должна была бы произвести более широкое влияние на то как писалась военная история 27 Для других периодов см. Col. Ardant du Picq, Etudes sur te Combat (Paris, Chapelot, 1914), особенно стр. 1-98, считающий греков возможным исключением. Для римской имперской армии см. A.K. Goldsworthy, 'The Roman Army as a Fighting Force', Oxford D. Phil. Thesis, 1993, стр. 212-98, особенно. 260-84; The Roman Army at War (Oxford, Clarendon, 1996); для средних веков и особенно для Азенкура см. Keegan, The Face of Battle стр. 778116

7

было признаком того, что дела идут плохо и вело к особенно высоким потерям.28 Конечно, только этого аргумента недостаточно, что бы сказать, что битвы греков не выглядели таким образом. Однако его достаточно, что бы не утверждать без оглядки, что они выглядели именно так. Если удастся доказать что othismos был действительно переталкиванием, то этот вывод станет очень важным не только по отношению к военному делу греков. Придется объяснить, как у греков получалось сражаться таким уникальным способом, и почему они так сражались.

Современная реконструкция испанского ВИК «Athena Promachos» боя греческих гоплитов с применением othismos (фото Ana Belen Rubio ) II Почему стандартным построением греческой фаланги была глубина, по крайней мере 8 шеренг? Какой полезной цели служили шеренги следующие за первой? Есть два практических фактора, которые определяют ширину и глубину военного построения. Первый – это потребность использовать вооружение подразделения для нанесения максимальных потерь противнику. Греческий гоплит в первую очередь был копейщиком. Мечи имелись в наличии, но были второстепенным оружием, использовавшимся, когда копья ломались. Копье гоплита видимо было 8 футов в длину и использовалось для нанесения колющих ударов, а не для метания.29 Таким образом, гоплиту нужно было приблизиться к своему противнику на дистанцию в пару ярдов, что бы иметь возможность ранить его или убить. Возможно, что гоплиты второй шеренги так же имели возможность колоть противника через плечи передней шеренги. Позже, в македонской фаланге, наконечники пик первых 28 например, в Риме в период Цезаря, BG. 6. 40, 7. 50-51; Tacitus, Ann. 12. 38. См. также Keegan, The Face of Battle стр. 101-5.

29 Касательно гоплитского копья и второстепенной роли меча см. Anderson, 'Hoplite Weapons', стр. 15-37.

8

пяти шеренг выступали за первую шеренгу (Polybius 18.29.5-6). Важно отметить, что это не означает, что все пять шеренг могли сражаться одновременно. Между наконечниками пик были интервалы в 3 фута, таким образом, если противнику удавалось отклонить или перерубить наконечник одной пики, ему пришлось бы еще последовательно противостоять другим четырем. Копье гоплита было гораздо короче, чем македонская сарисса, что означает, что копья задних шеренг (за исключением второй шеренги) не могли выступать перед фалангой. Таким образом, максимум две шеренги фаланги могли сражаться своими копьями. Если бы количество нанесенных противнику потерь было бы единственным определяющим фактором в битве гоплитов, тогда греческие гоплиты сражались бы в очень широких и не глубоких построениях, позволявших максимальному числу воинов использовать свои копья. Идеальным построением была бы глубина в три шеренги, две, что бы сражаться с противником и третья для замены потерь. Победившая армия гоплитов, похоже, несла потери в среднем в размере 5%.30 Это означает, что дополнительные шеренги глубже третей не были нужны для замены потерь.31 Фаланги гоплитов были не очень глубокими и соответственно очень широкими построениями. Такое построение должно было иметь трудности при движении единой группой по полю боя. Это приводит нас ко второму важному фактору, определяющему форму построения: необходимость перемещаться. Крайне редко случалось, что бы фаланга гоплитов не двигалась навстречу противнику.32 Дистанция, которую ей нужно было пройти, варьировалась от нескольких сотен ярдов, до мили или больше.33 Армия, остававшаяся неподвижной на хорошей позиции рисковала, что противник откажется вступать в бой в невыгодных условиях.34 Спартанцы иногда предпринимали попытки обойти противника с фланга, но сложные маневры встречались в битвах очень редко.35 Важным требованием к фаланге была возможность наступать по прямой и дойти до противника единой группой. Очень трудно, даже для хорошо обученных солдат, марширующих по плацу, пройти дистанцию в несколько сотен ярдов сохраняя равнение.36 Поскольку каждый боец находит свое место в строю, ориентируясь на своих соседей, у отряда в целом всегда существует тенденция смещаться в ту сторону, куда смещается один из воинов. Дистанция между каждым человеком может так же меняться. В большинстве военных парадах солдаты периодически останавливаются, что бы выровнять строй. Если строй хорошо обученных солдат попробует маршировать через сельскую местность, то проблемы по поддержанию своего места в строю и по сохранению движения единым отрядом возрастут многократно. Это так даже для сухой и плоской поверхности, и в еще большей степени касается мягкой или болотистой почвы, или 30

См. P. Krentz, Casualties in Hoplite Battles', GRBS Geek Roman and Byzantine Studies XXVI (1985), стр. 13-20. См. Frazer, The Myth of the Hoplite Scrimmage', стр. 15-16.

32 Hanson, The Westem Way of War стр. 135-51.

33 Касательно дистанций между армиями см. Pritchett, The Greek State at War ii, стр. 157-60.

34 Hanson, The Western Way of War стр. 136-7.

35 Касательно дискуссии о роли командира и степени его способности маневрировать фалангой см. E.L. Wheeler, 'The General as Hoplite', in Hanson, Hoplites, стр. 121-70.

36 О явном парадоксе развития военного дела гоплитов в Греции см. J.Ober, 'Hoplites and Obstacles', in Hanson, Hoplits, стр. 173-96, особенно 173-4; P.Cartledge, 'Hoplites and Heroes: Sparta's Contribution to the Techniques of Ancient Warfare', Journal of Helenic Studies XCVII (1977), стр. 11-27, особенно 11-12 (ее сокращенная версия так же доступна на немецком K. Christ, ed., Sparta (Darmstadt, Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1986), стр. 387-425, at 470). Аристотель отмечал, что даже малейшее препятствие способно разрушить сплочение фаланги (Pot. 1303 b13).

31

9

склона любого типа. Никакая «плоская» местность, не является идеально плоской. Тем более это правда для Греции. На поверхности всегда будут различные небольшие неровности. Некоторые поля сражений так же были перерезаны более серьезными препятствиями, такими как водными преградами или стенами. По мере того как гоплиты наступали, незначительные неровности, и неравномерность почвы заставляли их отклоняться в одну или другую сторону, или замедляли его по сравнению с остальной первой шеренгой. Эти небольшие несоответствия направления или скорости станут более заметными, по мере того как фаланга продвигается дальше. Ближайший человек к гоплиту, который отклонился в сторону или замедлил шаг, должен либо подстроиться под это движение, либо допустить образование разрыва между ними. По всей длине линии люди натыкались на различную местность и начинали двигаться с разной скоростью, по все сильнее

Идущие в бой гоплиты. Рисунок на коринфской вазе VII века до н.э., найденой в Чиги (Этрурия). На странице справа – реконструкция составленная по этому рисунку. отличающимся направлениям. Большие препятствия вызывали еще большее замешательство. При Делии в 424 году противоположные крылья противостоящих армий не смогли встретиться, т.к. стороны разделяли водные преграды (Thuc. 4.96). Любая наклонная поверхность добавляла дополнительных проблем, т.к. каждый человек инстинктивно искал более легкий путь для подъема. Сильное смещение в одну сторону или в другую было неизбежно. Чем шире была фаланга, тем больше препятствий и неровностей она встречала, и тем быстрее она теряла порядок и разрывалась, в одних местах строй гоплитов сильно растягивался, в других они 10

скапливались. Если она не останавливалась, что бы привести себя в порядок – а очень немногие армии, за исключением спартанской имели достаточную командную структуру что бы произвести это – фаланга переставала быть плотной, сплоченной массой. Более глубокая и соответственно более узкая фаланга встречала меньше препятствий, и могла соответственно перемещаться быстрее и дальше, сохраняя порядок. Это одна из причин, почему фаланга обычно строилась, по крайней мере, в восемь шеренг в глубину, хотя шеренги, следующие за второй, не могли принять участия в бою. Более глубокое, менее широкое построение могло перемещаться легче, сохраняя сплоченность. (Важно отметить, что разница между более «широким» и более «узким» построением была относительной. «Узкая» фаланга все равно была довольно-таки широкой, и возможно в несколько раз шире, чем в глубину). Стандартом для армий 18-го и 19-го века было сражаться в узких длинных линиях, в

две или три шеренги в глубину, но все перемещения и маневры осуществлялись в гораздо более узких и глубоких колоннах. Это позволяло им перемещаться более быстро и сохранять строй.37 Когда во время отступления Десяти Тысяч, греки столкнулись с колхидийцами (Colchian), занимающими очень крутую, пересеченную позицию, Ксенофонт убедил, что наступление единой широкой фалангой приведет к потери сплоченности, так как на одних участках людям будет идти гораздо сложнее чем на других. Это разорвет линию и вызовет у людей падение уверенности. Вместо этого Десять Тысяч наступали несколькими небольшими, глубокими колонными, 37 См. J. Weller, Wellington in the Penirszda (London, Greenhill, 1992), стр. 23-7; D.Chandler, The Campaigs of Napoleon (London, Weidenfeld & Nicolson, 1966), стр. 66-70, 339-51, для краткого описания построений эпохи Наполеона. Для очень детализированного разбора муштры начала XVIII века и ее влияния на поле боя см. B. Nosworthy, The Anatomy of Victoy: Battle Tactics 1689-1763 (New York, Hippocrene,1990).

11

достаточно узкими что бы идти наиболее легкими путями вверх по склону не разрываясь. (Xen. Anab. 4.8.9-13, cf. 4.2.12,3; 5.4.22), и смогли удачно произвести штурм позиции. Важно то, что спартанцы уделяли много внимания наступлению в порядке и сохранению сплоченности фаланги.38 Процитирую еще раз знаменитое описание Фукидидом наступающих армий при Мантинее: «Затем началась схватка. Аргосцы и союзники стремительным натиском атаковали противника. Лакедемоняне, напротив, двигались медленно под звуки воинственной мелодии, исполняемой множеством флейтистов, стоявших в их рядах. Это заведено у них не по религиозному обычаю, а для того что бы в такт музыки маршировать в ногу и что бы не ломался боевой строй (как обычно случается при наступлении больших армий).» (Фук. 5.70)

Современная реконструкция спартанской фаланги Уникальная военная организация спартанцев, с большим числом офицеров различного ранга, позволяла иметь гораздо больший контроль над фалангой, чем было возможно в большинстве армий. Ксенофонт утверждает, что при Немее спартанская фаланга остановилась, что бы провести жертвоприношения всего в 200 ярдах от противника (Hell. 4.2.20). Спартанцы были регулярными, профессиональными солдатами, которые обучались маршировать в ногу и сохранять 38

См. Lazenby, 'The Killing Zone', pp. 90-91.

12

строй. Описание Фукидидом наступления спартанцев дает представление, что это было нечто необычное. Нет никаких свидетельств, что гоплиты других греческих государств обучались маршировать в ногу.39 Трудно даже представить, как можно на регулярной основе собирать сотни и тысячи людей для отработки перемещений в строю. Большинство особенностей военного дела гоплитов происходит именно из-за того, что гоплиты не были регулярными солдатами, которые могли бы участвовать в длительном походе или долгих тренировках.40 Этот пункт нельзя переоценить. Все трудности, связанные с перемещением группы тренированных солдат по местности, многократно возрастают для группы индивидуумов, которым не хватает коллективного обучения. Слишком легко представить себе фалангу VI, V или IV веков, имеющею больше схожего с армией Александра и эллинистическими уставами по строевой подготовке более позднего периода, чем с реалиями более раннего периода. У нас нет четких доказательств того, что в других государствах за пределами Спарты каждому гоплиту определялось фиксированное место в строю фаланги, или что он занимал строго определенное пространство по фронту.41 У нас нет никаких данных, как была организованна фаланга на низком уровне, но можем только предположить, что семьи, друзья и соседи занимали места рядом друг с другом.42 Похоже, одной из обязанностей генерала, было решить какой глубины строить фалангу, и проследить, что люди действительно встали таким образом.43 Наши источники просто не говорят нам, какие действия по организации фаланги предпринимались непосредственно перед битвой. Даже если фаланга начинала битву с различимыми рядами и шеренгами, этот порядок быстро испарялся, как только начиналось наступление. Коллективное пение пиана могло служить цели удержания фаланги вместе,44 но люди, которые не умеют маршировать в ногу не смогут сохранить правильные шеренги. Когда фаланга приближалась к противнику обычно все, кроме спартанцев, переходили на быстрый шаг или бег.45 В этот момент любая видимость строя полностью исчезнет. Чем дольше фаланга бежала в атаку, тем больше сильные и быстрые гоплиты вырывались вперед. Различный вес вооружения, и в еще большей степени различный возраст гоплитов большинства фаланг, добавляли еще больше потери строя. В этот момент битвы гоплиты в фаланге не могли стоять плотно. Четкая дистанция, с которой фаланга атаковала бегом, редко упоминается в наших источниках. При Херонее, фиванцы перешли на бег, когда дистанция между противоборствующими армиями была 200 ярдов. Один контингент спартанской линии, остатки Десяти Тысяч, перешли на бег, когда дистанция сузилась до 100 ярдов, и обратили в бегство противника перед собой. Фаланга, противостоящая другим спартанским отрядам обратилась в бегство, прежде чем спартанцы начали атаку, что подсказывает, что они ждали, когда противник приблизится еще ближе, прежде чем переходить на бег (Xen. Hell. 4.3.17).

39 Свидетельства о том что гоплиты практиковались в индивидуальном владении оружием неубедительны. Для противоположного взгляда см. Cawkwell, Orthodoxy and Hoplites', стр. 378; Anderson, Miitayy Theory, стр. 84-93, and 'Hoplites and Heresies', стр. 152; Holladay, 'Hoplites and Heresies', стр. 95.

40 Hanson, The Western Way of War, стр. 27-39.

41 Lazenby, The Killing Zone', стр. 89.

42 См. Hanson, The Western Way of War, стр. 121-5 для доказательств по этому вопросу.

43 Lazenby, 'The Killing Zone', стр. 89-90.

44 Pritchett, The Greek State at War I, стр. 105-8.

45 Lazenby, 'The Killing Zone', стр. 90-1; Hanson, The Wester Way of War, стр. 141-51.

13

В эту фазу битвы не только физические факторы влияли на поведение фаланги, но так же и психологические. Самый значительный из них объяснен Фукидидом: «Обычно все армии при наступлении удлиняют свое правое крыло, причем каждая стремится охватить своим правым крылом левое крыло противника. Ведь каждый воин, опасаясь за свою незащищенную сторону, старается сколь возможно прикрыться щитом своего товарища справа и думает, что чем плотнее сомкнуты ряды, тем безопаснее его положение. Первый повод для этого дает правофланговый воин первого ряда. Он всегда напирает вправо, чтобы отвернуть свою незащищенную сторону от врага, и затем тот же страх заставляет и остальных воинов следовать его примеру» (Фук. 5.71) Отклонение вправо становилось еще более привлекательным для воинов на правом фланге фаланги, когда оно позволяло совершенно избежать столкновения с противником. Это общее смещение вправо происходило, наряду с уже разобранной тенденцией индивидуумов, от желания отклонится от прямого наступления. Это было более заметно, когда фаланга наступала шагом. Бегущему человеку трудно получить защиту за щитом своего соседа, так как первая шеренга становилась сильно разорванной. Фукидид объясняет тенденцию фалангитов смещаться вправо тем, что каждый человек боится получить ранение. В этом случае страх гоплита получить рану, превосходит общий интерес достижения успеха армией, и оставляет человека на левом фланге открытым. Hanson великолепно описал нервозное состояние противостоящих гоплитов в период перед битвой и в первую фазу битвы.46 Как только армия начинала наступать это напряжение только возрастало, каждый гоплит желал покончить со всем как можно быстрее. Эта, а не какие-либо практические преимущества, объясняет тенденцию армий переходить на бег за 100-200 шагов от противника. Гораздо более короткой пробежки было бы достаточно, что бы придать максимальный импульс уколу копьем. Длинный бег приводил к разрыву фаланги. Он так же был очень выматывающим для людей в гоплитской паноплии под жарким греческим солнцем. Потеря строя несла в себе самый большой потенциальный риск, особенно для фаланг построенных только несколько шеренг в глубину. Когда индивидуумы рассыпались, каждый получал гораздо больше индивидуальной свободы движений, чем когда он стоял в плотных шеренгах. Вероятный результат этого четко объяснен Раймондом Монтекколи – военным теоретиком XVII-го века: "Когда подразделение выстроено изгородью (т.е. одной линией), хотя храбрые солдаты, которые обычно в меньшинстве, решительно идут в бой, другие, которых обычно большинство, остаются сзади. И таким образом, через 200 шагов, можно увидеть, что эта длинная шеренга истончилась и исчезла. В ней возникают большие разрывы, которые удивительно воодушевляют противника".47 Когда люди рассеиваются, большинство, за исключением единиц, перестанет активно атаковать.48 Это было знакомо грекам. Фукидид описывает речь Брасида в которой спартанец выражает презрение к способу боя иллирийцев.(Thuc. 4.126) В плотно сомкнутой фаланге у человека меньше возможности ускользнуть. Если он попытается это сделать, все увидят его трусость, и позор будет сопровождать его по 46

там же, стр. 96-104, 135-51. См. T.Barker, The Military Intellectual and Battle (Albany, NY, State Univ. of New York Press, 1975), стр. 92. В данном параграфе речь идет о коннице, так что указанные дистанции разрыва построения не подойдут для пехоты.

48 См. Ardant du Picq, Combat стр. 3-4, 6-12 47

14

возвращению домой. Когда люди были рассеяны, то было гораздо проще уклониться. Движение и беспорядок в строю были прямыми свидетельствами, что фаланга находится на краю распада (Thuc. 5.10). Часто обращается внимание, что рассеянные гоплиты были очень уязвимы для атак конницы и легких войск, которые не могли представлять никакой серьезной угрозы фаланге на открытой местности.49 Ксенофонт утверждает, что храбрейших воинов нужно ставить впереди и сзади фаланги, так что оставшихся гоплитов в середине «смогут вести первые и подталкивать последние» (Mem. 3.1.8). Это часто приводят как прямое свидетельство того, что битву решало массовое толкание, задние шеренги давили на тех, кто был перед ними.50 Однако Ксенофонт не указывает, что передняя шеренга храбрых людей нуждалась или была подталкиваема задними шеренгами. Скорее задняя шеренга надежных людей, своим физическим присутствием, не давала людям в середине отступать и заставляла их продолжать наступление, в то время как те, кто находился впереди подавали пример и вели их. Один момент, заслуживающий особого внимания – это предположение что менее уверенные люди будут составлять явное большинство в любой фаланге, а храбрые гоплиты будут в меньшинстве. Неуверенное большинство нужно вести и тащить в бой. В соответствии с Полибием люди в задних шеренгах македонской фаланги «давлением веса своих тела добавляли силы атаке» (Polybius 18.30.4). Этот комментарий относится только к шеренгам с 6 по 16, а не к 2-5, чьи пики выступали перед построением, как мы уже видели ранее. Похожая роль отводится задним шеренгам эллинистической фаланги авторами военных инструкций (Asclepiodotus 5.2; Arrian Tac. 12.10; Aelian Tac. 14.6). Македонские пикинеры не имели широкого, вогнутого гоплитского щита, который, по мнению некоторых так хорошо подходил для толкания человека перед собой.51 Ни один из этих авторов не утверждает, что основная сила атаки была в физическом толчке объединенных шеренг. Роль задних шеренг заключалась в поддержке тех, кто сражался с противником, а так же что бы не дать им убежать. В эллинистических армиях люди в начале и конце каждого ряда выбирались из наиболее надежных, и получали большую плату (Asclepiodotus 3.2-5). В римской имперской армии опционы располагались за линией, и были готовы использовать свои длинные палки, что бы загнать на свое место любого кто пытался убежать.52 В большинстве европейских армий XVIII-XIX веков шеренга сержантов стояла за подразделением, что бы ни дать людям убежать или отойти назад. Они часто были вооружены алебардами или пиками, оружием использование, которого не имело смысла в войнах того периода, которое использовалось, что бы толкать неуверенных солдат вперед.53 Битвы того периода уж точно не проходили в форме переталкивания. В своем описании выдуманной битвы при Фимбрах, Ксенофонт пишет, что персы не только поставили надежных людей впереди и сзади каждого 49 Lazenby, 'The Killing Zone', стр. 101; Anderson, Military Theory, стр. 111-140; Holladay, 'Hoplites and Heresies', стр. 95-7 50 Lazenby, 'The Killing Zone', стр. 97; Hanson, The Western Way of War, стр. 172. Похожая идея высказана в Ilad 4. 297-300, где Нестор выставляет ненадежные войска с колесницами перед ними, а надежную пехоту сзади них, что бы заставить их сражаться. Последовавший затем бой проходил похоже в разомкнутом строю. См. также H. van Wees, 'Leaders of Men? Military Organization in the Iliad', Csical QUartrly XXXVI (1986), стр. 285303, особенно 291-2, 297, где предполагается что отряды шли в бой в глубоких «колоннах» которые рассыпались как только начинался бой.

51 См. Hanson, Hoplites, стр. 63-84, и The Western Way of War, стр. 65-71.

52 M.P. Speidel, The Framework of an Imperial Legion, Fifth Annual Caerleon Lecture, (Cardiff, National Museum of Wales, 1992), стр. 24-6.

53 Keegan, The Face of Battle стр. 185.

15

построения, но так же расположили отдельную шеренгу храбрых людей за всей армией. Им было приказано либо возвращать людей обратно в битву, либо убивать их (Xen. Cyr. 3.3.41-2; 6.3.27). Описание Геродотом задних шеренг персидской пехоты, которых приходилось бить кнутами, что бы заставить наступать на греков, отражает презрение греков в отношении трусливых варваров (Hdt. 7.223). Это так же отражает большой страх перед ближним боем – то, что греки хорошо понимали. Это было причиной гордости, что им не нужно применять такие экстремальные меры по отношению к себе. Глубокое построение усложняло попытки к бегству для гоплитов в первых шеренгах и в середине. Пока задние шеренги, которые находились дальше от угрозы, которую представляла вражеская фаланга, сами не обращались в бегство, остальные шеренги не могли сбежать. Примечательно, что менее уверенные войска часто вставали в более глубокое построение. В 415 г. до н.э. сиракузцы выстроили фалангу в 16 шеренг в глубину против более опытных афинян, которые построились в более стандартное построение в 8 человек в глубину (Thuc. 6.67). При Немее афиняне и их союзники, столкнувшись с мощью и репутацией спартанцев, построились 16 человек в глубину, за исключением фиванцев, чье построение было еще глубже (Xen. Hell.

4.2.18). Спартанцы, похоже, никогда не использовали построение глубже, чем 8-12 шеренг, за исключением случаев, когда их к этому принуждали размеры поля боя.54 Спартанские дисциплина и высокая мораль помогали их гоплитам удерживать свое место в строю, несмотря на стресс битвы. Даже глубокая фаланга начинала разваливаться, как только как только она начинала атаку. Люди не смогут бежать и оставаться настолько плотно друг к другу, что бы врезаться в противника как один большой таран.55 Бегущие гоплиты рассеиваются, но большое число людей сзади не дает уклониться менее уверенным. Только спартанцам хватало дисциплины удерживать своих гоплитов от атаки, пока они не сближались с врагом на очень небольшую дистанцию. Медленное размеренное наступление спартанцев было еще более пугающим, потому что большинство их противников просто не могли его скопировать. Во время первой стадии битвы при Coronea, союзная армия начала атаку, когда между армиями оставалось 200 ярдов. Наемники и другие войска, сражающиеся на стороне спартанцев, бросились в атаку на половине этой дистанции и легко обратили в бегство практически всех своих противников. Только фиванцы (возможно в особенно глубоком построении) сумели прорваться (Xen. Hell. 4.3.17). Чем с большей дистанции фаланга начинала атаку, тем более разомкнутым и рваным становилось ее построение, что уменьшало шансы выстоять при вражеской атаке. При Кунаксе Десять Тысяч начали организованное наступление, распевая пеан, когда между противниками было еще 600-800 ярдов. Неожиданно одна из частей фаланги перешла на бег, похоже без всякого приказа. Эта часть вырвалась вперед и остальные так же перешли на бег, что бы не отстать. Пеан перешел в менее дружные боевые выкрики. После того как персы обратились в бегство, прежде чем греки смогли подойти к ним на дистанцию выстрела из лука, Десять Тысяч продолжили наступление, гоплиты призывали друг друга не бежать слишком быстро, а держатся вместе (Xen. Anab. 1.8). Эта атака была не особенно упорядоченной. Инстинктивным желанием гоплитов было перейти на бег и 54

См. Krentz, 'Hoplite Battles', стр. 59; Pritchett, The Greek State at War I, стр. 134-43.

Contra Luginbill, 'Othismos', p. 57. Ксенофонт сравнивает атаку фиванцев при Мантинеи с тараном триремы, но не следует интерпретировать это как описание реальной триремы (Hel. 7. 5. 23). Для обсуждения этой цитаты см. J. Buckler, 'Epameinondas and the Embolon', Phoenix XXXIX (1985), стр. 134-43, на 135-6, 142-3.

55

16

покончить быстрее с битвой. Этого было сложно избежать, хотя это и представляло угрозу жизненно важному единству фаланги. Атака бегом афинской армии при Марафоне получила легендарный статус (Hdt. 6.112). Точная дистанция, пройденная при этой атаке, менее важна, чем намеренное решение наступать бегом(52).56 Это имело практическое значение –

Атака афинских гоплитов при Марафоне. Современая реконструкция минимизация количества стрел, которые персы успеют выпустить по атакующему – тактика которую позже применяли римляне (Plutarch, Lucullus 28). Это означало, что афинская фаланга потеряла порядок, отдельные гоплиты рассеялись. На флангах афиняне стояли глубоко, но в центре линия была тонка. Когда армии встретились фланги опрокинули персов, но в центре греки обратились в бегство, преследуемые противником (Hdt. 6.115-16). В неглубоком построении, особенно в том, чей строй стал разреженным вследствие атаки, большинство неуверенных людей имели возможность уклониться от боя. Ксенофонт утверждал, что не глубокая фаланга имеет больше шансов быть разбитой (Xen. Anab. 4.8.11). Задние шеренги глубокого построения не давали остальной фаланге уклонится от боя. Они так же выглядели пугающе для противника.

III Часто случалось так, что фаланга, или часть фаланги, разваливалась и обращалась в бегство, прежде чем обе стороны входили в контакт. Если этого не 56 Для отрицания атаки на дистанцию в милю см. W. Dolan and J. Thompson, 'The Charge at Marathon: Herodotus 6. 112', Classical Journal LXXI (1976), стр. 339-43, и 'The Charge at Marathon Again', Classical World LXXII (1979), стр. 419-20

17

случалось, то фаланги встречались. Это не было столкновением масса против массы. После того как гоплиты переходили на бег, фаланги начинали разваливаться. Чем с большего расстояния атаковала армия, тем более разомкнутым становился ее строй. Гоплиты сгруппируются на одних участках, и будут более свободно разбросаны на других. На этом этапе практически или совсем не останется правильных рядов и шеренг, фаланга будет больше похожа на толпу чем на армию. Krentz предполагает что гоплиты нуждались не меньше чем в 6-ти футах по фронту, что бы нормально сражаться.57 Потеря сплоченности во время наступления и атаки, могла создать такие большие интервалы в некоторых частях фаланги, но скорее всего чаще гоплиты кучковались вместе, особенно после того как происходило столкновение двух сторон. На протяжении всей истории близкое физическое присутствие товарищей, похоже было одним из сильнейших факторов помогавших человеку справляться со стрессом битвы.58 Даже на современном поле боя существует заметная тенденция у солдат под огнем группироваться вместе, несмотря на тот факт, что это делает их лучшей целью(55).59 Предположение Luginbill-а, что «солдаты воодушевляются от примера тех, кто может предоставить им прямую поддержку»60 не верно. Возможно правильнее будет сказать что они комфортнее себя чувствуют в присутствие тех, кто по их мнению может оказать им поддержку. На инстинктивном уровне большинство людей чувствуют себя комфортнее и увереннее когда находятся рядом с другими людьми, независимо от того дает это или нет какие-то практические преимущества. Чувство безопасности нахождения в плотной группе, было основным преимуществом, которое давала фаланга, пока она сохраняла сомкнутый строй. Насколько близко друг к другу должны были находиться гоплиты, что бы чувствовать себя уверенно от физического присутствия и совместной защиты своих щитов? Или, коли на то пошло, как далеко друг от друга они стоят в начале боя, прежде чем наступление и атака приведут их к рассыпанию и скученности? Не существует точной информации относительно пространства обычно занимаемого каждым гоплитом в этом периоде. Поздние эллинистические инструкции описывают три разных построения, в которых человек занимал по фронту 6 футов, 3 фута (pyknosis) и 1,5 фута (synaspismos) соотвественно (Asclepiodotus, 4.1-3; Arrian, Tac. 11; Aelian, Tac. 11). Synaspismos, или «сомкнутые щиты», был оборонительным построением, возможным только для неподвижной фаланги, и скорее всего выполнимый только для пикинеров, а не для копейщиков.61 Pyknosis был 57 Krentz, 'Hoplite Battles', стр. 54-5.Я предполагаю что цифра в 6 м. в Krentz 'Continuing the Othismos', стр. 47, является опечаткой. Описанное Фукидидом (5. 71. 1) желание гоплита защитить открытую правую сторону прижавшись ближе к соседу дает четкое свидетельство в пользу более узкого занимаемого по фронту пространства. Однако, как указывает Krentz (IHoplite Battles', стр. 52-5), очень трудно оценить насколько близко друг к другу находились гоплиты, что бы ощущать безопасность.

58 См. S.L.A. Marshall, Men Against Fire (New York, Peter Smith, 1947), стр. 42. По общим вопросам см. W. Trotter, The Instincts of the Herd in Peace and War (London, Unwin, 1947). Инстинкт сгруппироваться вместе похоже является общим для все типов войск пытающихся войти в ближний бой как группа. Можно найти примеры из военного дела примитивных народов, когда воины стоят в разомкнутом строю, что бы избегать снарядов. В этих случаях только часть армии подходит близко к противнику в любой отдельно взятый промежуток времени.

59 Holmes, Firing Line, стр. 159. Этот феномен наблюдается даже в гораздо менее стрессовой окружающей обстановке при тренировочных упражнениях.

60 'Othismos', стр. 59.

61 Дельбрюк проводил практические исследования в попытке продемонстрировать, что македонский пикинер мог передвигаться и сражаться имея только 18 дюймов пространства по фронту. Он обнаружил что минимальной является дистанция чуть меньше 2-ух футов. См. H. Delbrfck, History of the Art of War I: Warfare in Antiquity, trans. WJ. Renfroe (Nebraska, Univ. of Nebraska Press,1975), стр. 404-8. Пехота в XVIII и XIX веках

18

стандартным атакующим построением (Asclepiodotus 4.3). Построение в 6 футов на человека описывалось как естественное и поэтому не имело особого названия. Это было не боевое построение, но скорее строй, предназначенный для марша в колонне и возможно использовавшийся, что бы расположить армию на поле боя.62 Более разомкнутое построение, чем то, что используется на плацу или на поле боя, есть и было более комфортным для маршей на длинные дистанции.63 Трудно определить насколько эти описания построений пикинеров подходят для времени гоплитов, но, по крайней мере, они подсказывают возможные верхнюю и нижнюю границы для пространства обычно занимаемого гоплитом по фронту в пределах 3-6 футов. Я подозреваю, что гоплиты начинали битву имея 3 фута дистанции, что давало им чувство безопасности из-за близкого нахождения товарищей, и в тоже время оставляло достаточно места что бы сражаться. Во время наступления и атаки построение неизбежно ломалось, и на некоторых участках образовывались более широкие разрывы. Есть несколько причин, почему фронт в 6 футов на начало битвы выглядит менее возможным. Во-первых, это удлинило бы в два раза общую протяженность фаланги, сделав маневры еще более сложными. Вторая причина относится к этому. Во время наступления и атаки гоплиты рассеются еще больше, что сделает строй очень рассыпанным. Это приведет к тому, что менее уверенным бойцам будет очень легко сместится назад, подальше от схватки.64 Наконец, важно помнить, что большие гоплитские армии не выставляли одну, непомерно широкую фалангу, а несколько более маленьких наступающих бок о бок. Наши источники, описывают битвы, так что союзные контингенты в них четко выделяются, при чем часто они строились с разной глубиной и имели очень разную судьбу во время битвы.65 Что бы отдельные части армии оставались четко разделенными, между ними должны быть небольшие интервалы. Без этих интервалов будет трудно удержать различные контингенты от столкновения, по мере того как они от прямой линии движения во время наступления или атаки. Если армия начнет сражение в разомкнутом построении, и станет еще более разомкнутой во время наступления, то очень трудно понять, как можно сохранить различие между разными контингентами.66

обычно располагалась имея 22 дюйма по фронту. Такое плотное построение было невозможно без высоких стандартов муштры.

62 Полибий относит 6 футов к дистанции между лидерами двух рядов, как к нормальному интервалу для маршей на любую дистанцию(12. 19. 7).

63 Прежде чем появилось движение в ногу (когда каждый человек идя вперед сначала переставляет левую ногу, а затем правую в унисон) в первой половине XVIII века, большинство европейский армий строились с гораздо большими интервалами между людьми, чем в более поздние времена. Частично причиной этого была сложная система стрельбы шеренгами, требовавшая что бы люди перемещались из первой шеренги в последнюю после произведения выстрела. См. Nosworthy, The Anatomy of Wictory, особ. стр. 186-8.

64 Существуют описания очевидцев начала XVIIII века линий пехоты, которые начинали сражение в 3-6 шеренгах в глубину, и становились 40-80 человек в глубину или даже 100 человек в глубину, по мере того как смещались прочь от стреляющей линии, оставляя только храбрейших продолжать бой; см. Nosworthy, The Anatomy of Victory, стр. 118. Я не встречал похожих описаний для битв последующих десятилетий, когда пехота сражалась в гораздо более плотных построениях. Это позволяет предположить, что более плотное построение не позволяет менее уверенным людям уклонятся от боя.

65 В битве при Nemea, афиняне и их союзники построились в 16 шеренг, за исключением фиванцев, построившихся еще глубже (Xen. Hell. 4. 2. 18). В битве различные секции линии выглядят как четко различимые сегменты, которые встречают различную судьбу (4. 2. 13-23). Описание битвы при Coronea дает похожую картину (4. 3. 15-20).

66 Иллиада дает представление, что люди в армиях стояли так же разомкнуто или еще более разомкнуто. Нужно заметить что после начала боя практически не остается следов более высокой организации. Большинство действий включают героев ведущих небольшие группы последователей. См. van Wees, 'Leaders of men?', стр.

19

Я считаю, что более удачным для гоплитов будет, если они будут занимать пространство между 3 и 6 футами на человека. Однако, имеющиеся свидетельства недостаточно сильны, что бы сделать окончательные выводы. Идеи, описанные в данной статье касательно природы боя между гоплитами нуждаются лишь в небольшой модификации для построения с 6 футами на человека по фронту. Более разомкнутый строй атакующей фаланги позволит гоплиту притормозить в последний момент и не бежать с полной скоростью в сторону своего противника. Наши источники не говорят нам происходило подобное или нет. Столкновение двух противостоящих передних шеренг, даже разомкнутых и разорванных, тяжело вооруженных и защищенных людей произведет много шума, даже если они перемещаются не быстрее чем быстрым шагом. Упоминания в источниках о сильном шуме, когда начинается битва, не могут быть использованы как доказательство, что фаланги реально врезались друг в друга.67 После того как фаланги сходились, гоплиты каждой стороны пытались ворваться во вражескую фалангу и не дать сделать тоже самое своим противникам. Этот тип боя очень хорошо описал Хэнсон.68 Хэнсон и другие считают, что эта стадия боя была очень короткой, и что если не происходило быстрого прорыва, то задние шеренги наваливались на передние и начиналось переталкивание.69 Он предполагает, что задние шеренги, как часть атаки, бежали, что бы с разгона врезаться в передние шеренги. Так как он так же предполагает, что в этот момент передняя шеренга держала копья нижним хватом для нанесения колющего удара, это значит, что вторая шеренга нанизывалась на подтоки копей стоящих впереди людей.70 Даже если задние шеренги не набегали на переднюю, а медленно начинали толкать вперед, приверженцы этого взгляда считают, что рукопашная между передними шеренгами была очень короткой. Основная часть потерь, которые в среднем в гоплитских битвах составляли 5% у победителей, должны были приходиться на эту стадию, а не на othismos или преследование убегающего противника. Это означает что примерно 40% гоплитов из первой шеренги восьмишеренговой фаланги и 80% гоплитов в шестнадцатишеренговой, были убиты или серьезно ранены в коротком шквале рукопашной. Если при othismos задние шеренги действительно толкали людей впереди, то во время этого никакой рукопашной между передними шеренгами не могло происходить. Эти люди будут прижаты друг к другу давлением людей сзади, возможно даже не смогут двигать руками, и тем более не смогут сражаться мечом или копьем. Лагинбилл предположил, что щитом толкали в плечо, стоящего впереди гоплита, а не в спину, и что каждый гоплит использовал свои ноги, что бы противостоять толкающей его силе; в таком случае у гоплитов первой шеренги была возможность одновременно сражаться и направлять напор всей фаланги против противника.71 Но это не выглядит достижимым. Если люди сопротивлялись толчку сзади, то как много этой энергии они могли перенести через себя на противника? Если передние шеренги противостоящих фаланг не были вдавлены друг в друга, то 285-303, и 'The Homeric Way of War: The Iliad and the Hoplite Phalanx', Geece and Rome XLI (1-2) (1994), стр. 118, 131-55. Картина которую рисуют наши источники касательно военного дела гоплитов отличается от этой.

67 Hanson, The Western Way of War, стр. 152-9.

68 Там же, стр. 160-70.

69 Там же, стр. 171-184; Lazenby, 'The Killing Zone', стр. 96-9.

70 Hanson, The Westem Way of War, стр. 162-5.

71 Othismos', стр. 52-3.

20

силы толкания не хватит что бы сдвигать фалангу назад. Большинство приверженцев взгляда на othismos как на переталкивание, считают его отдельной отчетливой фазой, которая следовала за первоначальной рукопашной.72 Я намереваюсь показать, что античные источники не поддерживают этого взгляда. Чем бы не был othismos, он происходил одновременно с рукопашной, что было бы не возможно, если бы он представлял собой огромную толкотню. Фрагмент из Тиртея считался четким указанием, что передние шеренги противостоящих фаланг сильно вжаты друг в друга: «Ногу приставив к ноге и щит свой о щит опирая, Грозный султан - о султан, шлем - о товарища шлем, Плотно сомкнувшись грудь с грудью, пусть каждый дерется с врагами, Стиснув рукою копье или меча рукоять! (пер. Г. Церетели)» (Tyrtaeus, Frag. 8.31-4). Эта цитата может означать, что солдат находится очень близко к своим товарищам по строю, так же как и описание плотной «фаланги» у Гомера (Iliad 13.130-3, 16.215-17). Если, что кажется более вероятным, это относится к человеку, сближающемуся с противником, то четко видно, что поэт предполагает, что у него будет достаточно места что бы сражаться копьем или мечом. Избегание ближнего боя, похоже, является одним из возможных выборов для воинов описанных в этих поэмах.73 Акцент на том что он находится близко от противника, может просто быть направлено на подчеркивание храбрости человека, который готов рисковать получить ранение в рукопашной, вместо того что бы сражаться с безопасной дистанции. При Фермопилах, как говорит Геродот, над телом Леонида было жестокое «толкание». Персов отбрасывали четыре раза, прежде чем греки смогли унести тело (Hdt. 7.225). Ранее в этом отрывке говорится, что спартанцы уже сражались мечами, потому что все их копья были сломаны (Hdt. 7.224). При Платеях, «Когда же укрепление пало, начался долгий и жаркий бой у самого святилища Деметры, пока дело не дошло до рукопашной. Ибо варвары хватались за длинные копья [гоплитов] и ломали их. Персы не уступали эллинам в отваге и телесной силе; у них не было только тяжелого вооружения и к тому же еще боевой опытности. Не могли они сравниться с противником также и боевым искусством. Персы устремлялись на спартанцев по одному или собирались кучей по 10 человек и больше и погибали.

(Hdt. 9.62). Это не является описанием массового переталкивания. Могла ли битва быть такой яростной, если бы это было соревнование по переталкиванию между массой фаланги и смесью индивидуумов и маленьких групп? Естественно персов бы играючи оттеснили или опрокинули, если бы это было так. Даже если у персов еще оставались щиты на этой стадии боя, они были не пригодны для переталкивания.74 При Делии, афинский и беотийский центры сошлись в упорной схватке и «толкании щитами» (Thuc. 4.96.2). Афиняне совершили прорыв на правом фланге, но на левом фиванская фаланга в 25 шеренг глубиной была более удачлива и отбросила афинян «шаг за шагом» (Thuc. 4.96.4). Другое предположительно классическое описание традиционного взгляда на othismos находится в описании Ксенофонтом второй фазы битвы при Coronea: «Уперев щиты в щиты, они толкали, сражались, убивали и умирали» (Hell. 4.3.19). Однако любой прямо читающий этот отрывка должен признать, что Ксенофонт отображает othismos происходящим одновременно с 72

См. стр. 47.

Pritchett, The Greek State at War iv, например Tyrtaeus Frag. 1. I1; see Pritchett, стр. 39-41; van Wees, 'The Homeric Way of War', стр. 141-2.

74 Некоторые из персов установили свои щиты как забор (Hdt. 9. 61), барьер который спартанцы захватили и опрокинули (9. 62).

73

21

рукопашным боем. Похожая картина рисуется и в описании выдуманной битвы при Thymbra. Ранее от отмечает, что длинные египетские щиты хорошо подходили для толкания, но из-за того, что египтяне построились фалангой в 100 шеренг в глубину, большинство их людей не могло принять участия в битве, т.к. они не могли достать противника своим оружием (Cyr. 6.3.21; 7.1.33). Эти утверждения входят в прямое противоречие с традиционным пониманием othismos-а. Во время битвы, египтяне: «Итак, сомкнув свои щиты, египтяне шаг за шагом теснили неприятеля. Персы со своими плетеными щитами, которые они держали, зажав кистью руки, не могли им противостоять. Пятясь, персы отступали, нанося и принимая удары» (Cyr. 7.1.33-4). Персы медленно отступали, как и афиняне при Делии, но в то время как они отступали, они все равно могли сражаться своими мечами и получали раны от египетских копий. Позже в битве Кира сбросили с его лошади, за чем последовала схватка, напоминающая борьбу за останки Леонида при Фермопилах. Персы издали единый крик и рванулись, вперед сражаясь, они толкали и получали толчки, наносили и получали удары (Cyr. 7.1.38). Опять толкание и рукопашная проходят одновременно. Античные свидетельства не могут поддержать взгляд, что othismos заключался в том, что задние шеренги упирались в те которые были впереди и прямо толкали противника к поражению. Это не позволило бы противостоящим передним шеренгам сражаться, а мы можем достаточно ясно видеть, что они делали это во время othismos-а. Скорее всего, «толкание щитами» заключалось в индивидуальных попытках людей первой шеренги ударить щитом своего противника, пытаясь вывести его из баланса или опрокинуть, так что бы его более легко было убить копьем или мечом.75 «Толкание щитами» было частью рукопашного боя, а не альтернативой ему. Это был метод требовавший большой агрессивности, способом вломится во вражескую фалангу и приблизить ее развал. Это так же был опасный прием, так как атакующий гоплит рисковал потерять собственный баланс. Шеренги, находящиеся за первой, в этом не участвовали. Не было отдельных фаз толкания и сражения. Единственным способом для гоплитов разбить вражескую фалангу было ворваться в нее силой оружия. Битвы гоплитов иногда заканчивались, прежде чем стороны встречались, или после короткой рукопашной.76 С другой стороны битвы могли идти долго. Фукидид утверждает что «спартанцы сражались долго, упорно удерживая свою позицию, пока не обратили противника в бегство (Thuc. 5.73.4). Часто встречаются описания долгого тяжелого боя, в которой ни одна из сторон не могла добиться превосходства.77 Иногда судьба каждой из сторон сильно колебалась прежде чем достигался результат. В битве при Solygia,(Thuc. 4.43-4) рукопашный бой был очень выматывающим как физически, так и эмоционально, особенно для людей в тяжелом вооружении под жарким летним солнцем. Человек не может сражаться без перерыва больше чем несколько минут, уж конечно больше чем четверть час.78 Solygia конечно длилась 75

См. Krentz, 'Hoplite Battles', стр. 56, и 'Continuing the Othismos', стр. 48-9. В последней он обсуждает заявление Плутарха, что фиванцы использовали борцовские приемы что бы толкать и опрокидывать своих врагов при Левктрах (Mor. 639 f). Он укахывает, что это предполагает индивидуальное, а не массовое толкание; однако специфичные борцовские техники вряд ли подходили для людей вооруженных щитом и копьем. Возможно, что сила, ловкость и чувство баланса выработанные опытными борцами давали им преимущество в рукопашном бою, а не применение специфических приемов и техник.

76 Lazenby, 'The Killing Zone', стр. 91-2.

77 Касательно продолжительности битв см. Pritchett, The Greek State at War, стр. 46-51 78 Cawkwell, 'Orthodoxy and Hoplites', стр. 376-7; Goldsworthy, 'The Roman Army', стр. 269-71

22

дольше, чем это, и трудно поверить, что «длинной битвой» могли назвать ту, что шла не больше четверти часа. Если, через несколько минут боя, ни одна из сторон не могла ворваться и сломать вражескую фалангу, то могли ли стороны разойтись? При Solygia коринфяне отступили к каменной стене, и афиняне их не преследовали. Отступление афинян и каристийцев к кораблям и их удачная контратака, вряд ли включала в себя движение обеих сторон назад и вперед без разрыва контакта и ведения рукопашной. Могла ли передняя шеренга фаланги, уставшая от боя и не имеющая возможности прорвать вражеский строй, отойти на шаг или два назад, в то время как у другой стороны не достало бы уверенности, что бы последовать за ней, так как она тоже была уставшая? Дистанция всего в несколько ярдов не даст возможности достать противника копьем, а метательным оружием гоплиты вооружены не были. Находясь на такой короткой дистанции стороны могли передохнуть, при этом, пытаясь напугать или перекричать другую сторону. Это так же могло дать возможность одной из сторон отойти на большую дистанцию, прежде чем у противника появится желание или возможность возобновить сражение, как это похоже происходило при Solygia. Внешний вид фаланги и дистанция, на которую она откатывалась, отражало текущий уровень уверенности гоплитов противостоящих ей. Это может быть трудно отразить, но ясно, что перерывы такого рода являлись особенностью поздних сражений.79 Должно быть, требовалось большое усилие со стороны уставшего гоплита, что бы перейти в наступление после паузы и возобновить сражение. Чем дольше длилось сражение и чем больше происходило пауз, тем труднее это становилось. Паузы могли длиться дольше, чем вспышки рукопашной. Обе стороны нервничали, колеблясь на краю разгрома. Проявление уверенности или решительности становилось таким же важным фактором как силовой бой. Возможно, часто требовалось, что бы несколько храбрых людей возглавили наступление, что бы возобновить бой с противником, в надежде, что остальная первая шеренга присоединится к ним. Целью было убедить всю фалангу двинуться вперед вместе, что бы первая шеренга шла бок о бок и щит к щиту для возобновления боя. Вражеской фаланге нужно было наступать таким же образом, что бы встретить свежую атаку, или, по крайней мере, сохранить сплоченный строй, если она не хотела быть разгромленной. Очень легко увидеть, как именно развилась ассоциация упорного боя с «толканием щитами» или со «столкнувшимися щитами». Если несколько гоплитов наступало в одиночку, а остальная фаланга не следовала за ними, их бы перебили, как маленькие группы персов атаковавшие при Платеях. Нужно было согласованное групповое усилие, и важной ролью генерала было воодушевить на него. Именно в этом контексте, в необходимости убедить фалангу сделать последнее усилие, что бы двинутся вперед и показать противнику свою уверенность, которая сломает его, и нужно рассматривать крик Эпаминода просящего сделать «еще один шаг» при Левктрах (Polyaenus 2.3.2). Ксенофонт четко указывает, что бой был долгим, частично он шел в пользу спартанцев, прежде чем фиванцам удалось совершить прорыв. Спартанцы смогли вынести смертельно раненого Клеомброта, возможно во время паузы в сражении (Hell. 6.4.13-14). Успех в битве гоплитов, особенно в долгом, тяжелом бою, полностью зависел от храбрости и агрессивности отдельных гоплитов(76).80 Они требовали «вскармливания» и воодушевления. Если достаточное 79

Там же стр. 269-73. Выражение pmakhAoi может относиться к людям которые сражаются в первой шеренге или людям, которые сражаются более агрессивно. Термин явно является похвальбой, появляеесь по крайней мере 6 раз на

80

23

количество было готово продолжать атаковать, по мере того как битва выматывала, и наступало истощение, тогда противник в итоге ломался. Важность индивидуальной агрессивности подчеркивается Тиртеем в призыве к воинам сражаться впереди и сближаться с противником (Frag. 11.4, 11-12), а так же в комментарии мифической спартанской матери, что короткий меч станет эффективным, если человек пожелает добавить к нему шаг (Plutarch, Mor. 217E; cf. 241F).81 Желание сблизится и ударить противника щитом было еще одним проявлением агрессивности. Возникновение пауз в бою, также помогает объяснить некоторые истории связанные с греческими командующими: передвижение вдоль линии и воодушевление своих людей во время битвы.82

Бой гоплитов. Изображение на древнегреческой вазе Битвы могли быть продолжительными, с длинными паузами прерывающимися короткими вспышками жестоких рукопашных. В таком контексте более понятными становятся 5% потерь, которые нес победитель, чем в контексте одной смертельной схватки перед переталкиванием. Потери все равно в большей степени были сконцентрированы в первой, и в какой-то степени во второй шеренге. (Общие потери в 5% позволяют предположить, что очень немногим бойцам из задних похоронных надписях. См. Pritchett, The Greek State at War iv, pp. 85-9. Любая интерпретация термина будет предполагать что индивидуальное мастерство, храбрость и агрессивность были важны для гоплита.

81 У отдельных гоплитов была возможность выказать исключительную храбрость, что отражается наградами aristei; см. Pritchett, The Greek State at War ii, стр. 276-90. Спартанцы отказались дать награду Аристодемусу при Платеях, потому что он выбежал далеко вперед для боя (Hdt 9. 71. 3). Сам Геродото не согласен с этим, но это четко показывает что гоплит мог выделится сражаясь в составе фаланги. Это было бы невозможно если бы бой проходил в форме массового переталкивания 82 Смотри Wheeler, 'The General as Hoplite', pp. 149-150.

24

шеренг приходилось выходить в первую, что бы заменить потери и самому подвергнутся опасности получить ранение). Потери эквивалентные потерям 40% первой шеренги становились все более ужасающими, особенно если вспомнить что она состояла из лучших и храбрейших воинов фаланги. Часто среди них был и лидер.83 Комментарий, направленный Геродотом на Мардония касательно битв между греками были, конечно, преувеличением, но упор сделанный на тяжелые потери, которые нес победитель, могут отражать качество этих потерь в не меньшей степени, чем их количество (Hdt. 7.9.2). Какова была роль задних шеренг в этих сражениях, если они не толкали? Нет никаких свидетельств, позволяющих предположить, что воины из задних шеренг проникали вперед, что бы заменить уставших солдат в боевой линии, и трудно понять, как этого можно было бы добиться, за исключением возможно во время пауз.84 Проигравшая сторона обычно в среднем несла 14% потерь, почти в три раза больше чем потери победителя.85 Большинство из них случались после разгрома фаланги, когда гоплиты обращались в бегство и противник получал возможность поражать их в спину.86 Страх перед разгромом и опасность, которую он представлял, постоянно присутствовал в мозгу гоплита. Люди в задних шеренгах имели слабое представление о том, что происходит, даже если их обзор и слух не были ограничены коринфским шлемом.87 Они не могли знать грозит ли разгром другой части фаланги. Чем позже они понимали, что их фаланга разбита, тем больше шансов было, что они окажутся настигнутыми преследующим и мстительным противником. Фаланга вела бой, находясь на краю паники, приближаясь к нему по мере того как бой шел, а победить не получалось, или по крайней мере не получалось продолжить наступление. Люди в задних шеренгах должны были пассивно бороться со стрессом, вызванным этим страхом. Хотя им и не угрожала непосредственная физическая опасность, до тех пор, пока фаланга не была разбита, бой все равно являлся для них серьезным испытанием. В какой-то мере им даже было тяжелее, чем людям впереди, которые были заняты реальными угрозами боя.88 Задние шеренги не являлись реальным резервом для воинов впереди, но они играли важную роль. Пока они оставались на месте у воинов из передних шеренг не было возможность убежать. Чем глубже была фаланга, тем более отдаленной казалась опасность для воинов задних шеренг, и тем легче им было бороться со стрессом битвы. Пока эти воины в задних шеренгах оставались на месте, то и вся фаланга была вынуждена оставаться на месте. Опять мы видим важность пожелания Ксенофонта ставить надежных людей не только впереди фаланги, но и сзади ее. Чем глубже была фаланга, тем она была уже, и тем легче было найти достаточное количество храбрых воинов, что бы удерживать остальных на месте. Более глубокие построения имели большую «стойкость» или выдержку в продолжительном столкновении. При прочих равных факторах, более узкая фаланга ломалась первой.

83

On the question of casualties amongst leaders, contrast Hanson, The Wester Way of War, pp. 114-15 with Wheeler, 'The General as Hoplite', pp. 146-54.

84 This process would have been more feasible if hoplites were in fact spaced as much as 6 ft apart. However, we most remember that movement in a phalanx was a sign of unsteady troops on the verge of collapse (Thuc. 5. 10). It is also probable that the men in the rear ranks were the less confident soldiers and so reluctant to fight. Surely the boldest would have positioned themselves in the front of the phalanx from the start of a battle 85 Krentz, Casualties', pp. 18--20.

86 Hanson, The Westem Way of Wat pp. 178-83.

87 Gp. cit., pp. 71-5.

88 Ardant du Picq, Combat стр.

25

IV Я попытался показать, что нет абсолютно никаких предпосылок для традиционного взгляда на битвы гоплитов как на гигантское соревнование по переталкиванию. Греческие фаланги строились в глубинно совершенно по другим причинам. Неглубокая фаланга была очень широкой, если конечно она состояла не из нескольких людей. Такое построение будет иметь трудности сохранять строй в наступлении. При атаки люди рассеяться, что позволит менее уверенным увильнуть от боя. Вражеская атака легче опрокинет такую фалангу, т.к. у таких людей будет возможность убежать. Более глубокая, более узкая фаланга позволяла необученным гоплитам наступать и при этом сохранять хоть какую-то сплоченность. Задние шеренги давали больше силы атаке, т.к. они не давали возможности менее уверенным бойцам убежать, даже после того как построение начинало рассыпаться, по мере того как люди начинали бежать на противника. Когда начиналась рукопашная, шеренги за второй удерживали людей на месте. Чем дольше фаланга могла оставаться в поле и не впасть в панику, тем больше были ее шансы на победу. Шеренги за второй не сражались и не толкали. Их роль в битве была пассивной, но жизненно важной. Без их физического присутствия передние шеренги, во-первых, не смогут сблизиться с противником, и затем не смогут сражаться достаточно долго, что бы заставить вражескую фалангу обратиться в бегство. Именно глубина фаланги, в большей степени, чем любые другие факторы, позволяла гоплитам сражаться не так как сражались герои Гомера. Успех фаланги зависел как от активной роли сражающихся первых двух шеренг, так и от пассивного участия шеренг следующих за ними. Задние шеренги, просто оставаясь на месте, не позволяли людям впереди избежать боя и обеспечивали стойкость фаланги. Просто заставлять первые шеренги оставаться на своем месте было недостаточно, чтобы разгромить противника. Гоплитам в первой шеренге нужна была храбрость и агрессивность что бы продолжать атаковать противника пока тот не будет разбит. Похоже термин othismos описывал именно такой упорный решительный бой. Фаланга была массивным построением получавшим силу от поведения всех своих членов, она была не цельным тараном из людей, в котором индивидуумы не играли роли. Что бы понять фалангу, и полевую тактику любого другого периода, нужно изучать массовую и индивидуальную психологию людей ее составляющих. В заключении стоит рассмотреть плюсы одного из самых глубоких построений упоминающегося в наших источниках – фиванской фаланги в 50 шеренг глубиной в битве при Левктре (Xen. Hell. 6.4.12). Фаланга такой глубины имела относительно более узкий фронт и могла наступать гораздо быстрее сохраняя строй, чем менее глубокое, более широкое построение. Возможно поздние описания наступления Эпаминода косым порядком, отражают не преднамеренный план, а неизбежное более быстрое наступление фиванской фаланги по сравнению с остальной армией.89 Большое количество людей в фаланге выглядело устрашающе. даже если большинство из них не могло непосредственно сражаться. Относительно короткий фронт означал, что эта массивная атака направлена только на небольшую секцию спартанской линии. От спартанцев на этом участке требовалась немалая храбрость, что бы остаться на месте, а не попытаться отвернуть в сторону и оставить бой для других. При Амфиполисе, Брасид атаковал прямо из городских ворот колонной из 150 89

Касательно свежего разбора битвы при Левктрах см. V.D. Hanson, 'Epameinondas, the Battle of Leuktra (371 Bc) и the Revolution in Greek Battle Tactics', Classical Antiquity VII (2) (1988), стр. 190-207.

26

человек, чья ширина скорее всего была не больше ширины дороги. Рассеянная, но более большая и широкая афинская фаланга запаниковала и обратилась в бегство (Thuc. 5.8-10). Во вторую фазу битвы при Coronea, более плотная (и глубокая?) фиванская фаланга прорвала спартанскую линию в одном месте (Xen. Hell. 4.3.19). В 375 в битве при Tegyra, маленький фиванский отряд состоящий из конницы и Священного Отряда был пойман более большой спартанской армией. Фиванцы, ведомые конницей, атаковали вражескую линию на одном участке. После первой схватки, в которой погибло несколько спартанских лидеров, гоплиты, ближайшие к месту фиванской атаки разошлись в стороны создав брешь, через которую они надеялись фиванцы попытаются убежать. Вместо этого фиванцы использовали эту брешь, что бы атаковать остальную фалангу и спартанская армия была разбита (Plutarch Pelopidas 17). При Левктрах спартанцы не испугались, а встретили фиванскую атаку. Ничто не говорит за то, что они были буквально вытолканы с поля боя. Произошла рукопашная, которая периодически шла в пользу спартанцев. Клеомброт и другие знатные спартанцы были убиты и фаланга в 12 шеренг глубиной рухнула (Xen. Hell. 6.4.12-14). Глубина фиванской колонны дала ей большую стойкость, что бы поддержать агрессивную атаку людей из первой шеренги.90 При Мантинеи смерть Эпаминода в рукопашной до разгрома спартанской фаланги омрачило фиванскую победу, но опять-таки стойкость глубокой колонны обеспечела, что менее глубокая вражеская фаланга сломалась первая (Xen. Hell. 7.5.23-5).91 ___________________________ Из журнала:War In History 1997; 4; 1 A. K. GoldsworthyThe Othismos, Myths and Heresies: The Nature of Hoplite Battle Электронную версию статьи можно найти по адресу:http://wih.sagepub.com

90

Особенно глубокие построения, похоже, не использовались регулярно другими армиями кроме фиванцев. Использование фиванцами глубоких построений принесло решительные победы только в битвах при Delium, Левктрах и Мантинеи. В битвах при Nemea и Coronea оно дало только локальное преимущество. Существовала большая опасность что глубокая и соответственно узкая фаланга будет окружена с флангов, даже если она сможет добится быстрого прорыва. Эта опасность возросла в IV веке когда армии стали более организованными и более маневренными, и начали использовать эффективную конницу 91 Для противоположного взгляда на построение фиванцев при Мантинеи см. A.M. Devine,'EMBOLON: A Study in Tactical Terminology', Phoenix XXXVII (1983), стр. 201-17, и Buckler, 'Epameinondas', стр. 134-43

27

Максим Нечитайлов

СТРАТЕГИЯ СТОЛЕТНЕЙ ВОЙНЫ В сентябре 1435 года один из самых знаменитых солдат Столетней войны, сэр Джон Фастольф, составил для королевского совета «отчет» о том, как следует вести войну во Франции. Осад, по его мнению, надлежало избегать. «Во-первых, мне кажется... что король не должен ни предпринимать осад, ни завоевывать (земли) за пределами Нормандии, или завоевывать путем осады», «поскольку в прошлом осады служили заметной помехой его завоеваниям и истребляли его людей, как добрых лордов, капитанов и командиров, так и других людей, и истощали и расточали бесчисленное добро его финансов, как в Англии и во Франции, так и в Нормандии. Ибо ни один король не может завоевать большое королевство путем длительных осад, и особенно видя снаряжение и оружие, которые ныне используются для войны, и знание и опыт, которым располагают об этом враги, как в удержании этих мест, так и иным образом... После чего... представляется вполне разумным, ради быстроты и успеха завоеваний короля и поражения его врагов, поставить двух достойных командиров, осмотрительных и единодушных, поручив каждому из них 750 копий (speris) из отборных людей, и их держать в поле постоянно, и отправляться в поход и идти 6, 8 или 10 лиг в ширину, или больше, или меньше, после этого разделения; и каждый из них может отвечать другому и присоединяться к другим в случае необходимости. И чтобы они начинали поход (т.е. шевоше – М.Н.) с первого дня июня и продолжали до первого дня ноября, высадившись в первый раз в Кале или в Кротуа, или одни в Кале, а другие в Ле Кротуа, как сочтут разумным; и так держась далее, шли через Артуа и Пикардию, и так через Вермандуа, Лаоннэ, Шампань и Бургундию, сжигая и уничтожая все земли на своем пути, как дома, зерно, виноградники и все деревья, на которых произрастают съедобные для человека фрукты, так и всякую живность, которую нельзя угнать; и то, что можно будет угнать и пощадить для содержания и снабжения продовольствием войска, угнать в Нормандию, в Париж и в другие места, королю подвластные... Ибо думается, что изменники и мятежники должны нуждаться в войне другого рода (т.е. «с ними надо воевать только так» – М.Н.), и больше в суровой и жестокой войне, чем естественный и другой враг... Также, думается, что необходимо выслать в Нормандию 500 копий, чтобы выставить их на границах и вести войну в Анжу и Мэне и Шартрене; а также чтобы держать Бретань под внушением и помогать и объединяться с гарнизонами Нормандии, если нужда заставит». Далее Фастольф советовал, чтобы «никто из командиров никоим образом не должен» обогащаться на войне выкупами и откупами, не наживать себе «ни наживы, ни выгоды себе самому; но чтобы они делали и исполняли должным образом то, что появится». Король же, по его мнению, «может … вести всю эту жестокую войну без какой-либо тирании... как добрый христианский государь», сами же военные действия – прерогатива солдат: «война с обеих сторон должна быть [и] оставаться только между людьми войны и людьми войны».

28

Военачальники должны с собой везти в поход «всякого рода полевой обоз (ordinaunces – буквально, «орудия» – М.Н.), как то – рибодекены, кулеврины, артиллерию, топоры дровосеков, секиры и алебарды, чтобы рубить виноградники и деревья, с канонирами, плотниками и прочего рода необходимым для обращения с означенным обозом». Не следовало занимать и удерживать населенные пункты, если только они не контролировали большую реку («заметный переход на какой-либо из больших рек Франции») или имели другое стратегическое значение («заметный ключ к области»). Чтобы враги «не повели ту же войну в областях, подчиненных королю», гарнизоны необходимо «хорошо комплектовать и снабжать жалованьем; и чтобы наместники и губернаторы области не терялись от осад и могли скакать из места в место и собирать и гарнизоны, и народ области при необходимости». «Также, я полагаю... что такая война должна вестись с достаточной силой на протяжении не менее трех лет, чтобы таким образом довести врагов до крайнего истощения, и начинаться ежегодно в то время года, о чем указано выше, применительно к таким областям, как будет сочтено разумным; и особенно там, где велики запасы и провизии, и их финансов, и как присоветуют король и его совет. И таким способом думается, что король может вести и вынести такую означенную войну три года изо дня в день в вышеуказанное время года, с жалованьем за год с четвертью, выплачивая каждый год жалованье только за пять месяцев». Живя за счет вражеской территории, англичане доводили противника до крайнего истощения и, к тому же, экономили казенные средства. Военачальники, если в первый год проявят себя хорошо, будут достойно вознаграждены королем, и будут затем высылаться на театр военных действий «вновь каждый год»; если же провинятся, следует «заменить их и выслать других». Также необходим был контроль над морями, а чтобы облегчить английский экспорт шерсти, нужно было заключить союз с Генуей и Венецией. Крупные города Нормандии следовало укрепить, в тех случаях, если они уже не обзавелись замками, как это было в Вернёе, Мане, Дьеппе, Гарфлёре, Манте, Понтуазе, Эврё, Кутансе и других. Также, в стране следовало учредить «подобающие советы из англичан, опытных и ведомых в войне», дабы давать советы относительно военных действий, не оставляя слишком многого на долю французских советов. Сомнительно, чтобы к этим советам (направленным прежде всего против тех, кто изменил английскому делу во Франции) когда-либо прислушивались, но слова Фастольфа показывают, насколько тщательно в Средневековье относились к стратегии войны. Большинство историков XIX – первой половины XX в. с радостью подхватили весьма странный (и неумный) лозунг о том, что военное дело Средних веков не знало стратегии, лишний раз недооценив умственные способности наших предков. Мне больше по душе принцип актуализма, согласно которому «принимается, что любые системы в прошлом функционировали так же, как их современные аналоги, до тех пор, пока не доказано обратное». Но Ч. Оман и Г. Хьюитт даже в Столетнюю войну ухитрились найти «многие кампании, обозначенные отсутствием стратегии» (!?), обозвав Эдуарда III «весьма сведущим тактиком, но крайне неопытным стратегом». Любопытно, что командиры Второй мировой войны их мнение явно не разделяли. Так, в рапорт разведки для рейда в Нормандию 1942 г. была включена карта маршрута войск Эдуарда III в 1346 г., «в надежде получить поддержку в истории». А перед разработкой планов действий после высадки союзников во Франции генерал 29

30

Паттон тщательно изучил ход кампаний Вильгельма Завоевателя в Бретани и Нормандии. Для обозначения того, что мы называем военным искусством (тактика и стратегия), в Средние века использовали выражение «рыцарское искусство и наука», а чаще «рыцарская дисциплина». Филипп де Мезьер дал ей следующее определение на исходе XIV столетия: «Она трактует о военном деле и всем необходимом для армии на море и на суше, во время похода, стоянки и сражения как в долине, так и в горах, при осаде или защите крепости, при подготовке и посылке разведчиков и для умения распознавать шпионов противника и изменников; она учит делать машины и предохраняться от них, устраивать успешные набеги и засады, выставлять днем и ночью дозорных, воздерживаться от грабежа во время битвы, вознаграждать за счет добычи храбрых бойцов и карать трусливых, остерегаться коварства и тайно измены со стороны тех или иных властей; она учит также военного предводителя и его помощников держать слово, данное и друзьям, и врагам, и не обещать ничего такого, чего не собираешься выполнять, и не прибегать к способам ведения войны, которые не были одобрены военным советом». Безусловно, теории стратегам Столетней войны, возможно, и не хватало. Основной их справочник, De Re Militari Вегеция, кстати, советовавший избегать полевых сражений, был переведен на английский лордом Беркли в 1408 г. (хотя французский перевод был закончен еще при Эдуарде I). Однако в XIV столетии к Вегецию присоединяются ряд дидактических трактатов, из которых следует особо отметить «Древо сражений» Оноре Боне (точнее – Буве; 1380-е гг.) и «Книгу о боевых деяниях и рыцарстве» Кристины Пизанской (1408 г.). Буве впервые сделал доступными для всего читающего общества (причем именно на том языке и в такой форме, которые были вполне понятны заинтересованным мирянам) учения теологов и юристов о характере и ведении справедливой войны. Поэтому, ценны не столько идеи трактата Буве, но то, в каком свете он представил размышления о войне и тем самым создал что-то вроде справочника, который капитан или командир мог взять с собой в поход. Кристина Пизанская, развивая мысли Буве и Вегеция, также пользовалась советами нескольких (неназванных) рыцарей, ее современников. Отметим и военные уставы и указы, из которых наиболее известны ордонансы Ричарда II и Генриха V. Записка Фастольфа тоже может считаться своего рода теоретическим наставлением, основанным на практике войны, и не вина автора в том, что к его советам не прислушались. Фастольф, Эдуард III, Черный Принц, Генри Громон, Генрих V, Бедфорд, все они были великолепными практиками. Каждая кампания во Франции тщательно и заранее планировалась, для чего привлекалась вся мощь английского административного аппарата. Стратегическое планирование – не изобретение XIX столетия, и даже не англичан (известны подробные подсчеты французского военного потенциала, предполагаемой стоимости в походе и снабжения их провиантом и снаряжением, датируемые 1327-1340 гг.). Решался вопрос о командовании, разрабатывались проблемы сбора войск, продовольствия и вербовки кораблей для их перевозки. В 1324 г. должны были набирать только всех имеющихся в наличии арбалетчиков, лучников, пращников, копейщиков и рабочих, а на севере еще и хобиларов. Однако план набора 1000 латников и 10000 пехотинцев был сочтен непригодным, поскольку в этом случае Англию было бы просто некому оборонять. Детальный план был разработан в 1337 г. для небольшой армии, высылаемой этим годом в Шотландию – перечислены имена командиров свит и число конных 31

лучников и латников, которых они обязывались выставить по контракту. И хотя реальная численность контрактных контингентов и ополченцев оказалась ниже предусмотренной в документе, этот план был уже весьма близок к реалиям войны, нежели предшествующие попытки. Меморандум начала 1340-х гг. отмечает, что указанное число латников должно быть собрано в Портсмуте на неделе после Троицы. К ним должны присоединиться 2000 копейщиков («вооруженных людей»), 4000 лучников из земель южнее Трента и 4000 валлийцев (2/3 лучники, 1/3 копейщики). На военную службу реквизируют корабли, способные нести по крайней мере 30 бочек (7560 галлонов) груза каждый, из портов от Гулля на востоке и Честера на западе. Большие корабли получают удвоенный экипаж. Все должны быть готовы к переброске войск, лошадей и провианта во Францию. План экспедиции 1341 г. подробно перечислял состав всех свит, число требуемых для их перевозки кораблей (300 парусов), были тщательно подсчитаны предполагаемые расходы – после финансового кризиса 1340 г. правительство отчаянно искало средства для операции. Эта экспедиция (40 дней), согласно расчетам, должна была обойтись в более чем 25000 фунтов. Документ касательно приготовлений флота, замечает: «Также, не забыть поговорить с королем, хочет ли он, чтобы все корабли собрались в Портсмут или часть кораблей и в какие места». (Король тогда согласился на Портсмут.) В 1342 г. планировалось отправить в Бретань несколько отдельных корпусов из полудюжины портов между Кентом и Девоном. В конце концов, решили грузить на суда три армии, а вслед за ними контингенты поменьше, в качестве подкреплений. Первая армия отплывала из Саутгемптона и Портсмута, во главе с графом Нортгемптоном. Корабли, которые везли его на материк, затем должны были вернуться в Сандвич и Винчелси, где их поджидали еще несколько реквизированных судов и вторая армия, под началом короля и графа Уорвика. Осенью третья армия (графы Глостер и Пембрук), набранная в Уэльсе и в графствах к юго-западу от Лондона, выходила в море на другой партии реквизированных кораблей из Дартмута и Плимута. Одновременно Оливер де Ингем должен был устроить отвлекающий маневр в Гаскони. По возможности искали союзников, но печальный опыт и огромные долги – вот все, что осталось от великого альянса Англии, Нидерландов и Германии первых лет Столетней войны. Единственная английская победа того времени – Слейс, ничего не давшая союзникам, и напротив – провал осады Камбрэ и Турнэ, поражение при СентОмере, бесполезное стояние при Бюиронфосе. Поэтому следующий этап войны ознаменовался более ограниченной стратегией – интервенция в Бретань на стороне Жана де Монфора. Конечно, в дальнейшем заключались и другие союзы (Генрих V просил помощи у германских князей на исходе своего правления, и правительство его сына делало то же самое после перехода Бургундии на сторону Карла VII в 1435 г.), но никогда уже они не были основой английской стратегии. Часто средневековое военное дело рассматривают с чисто военной точки зрения, тем более что и хронисты того времени были склонны описывать его с заметным узко-военным поэтико-героическим уклоном. Однако более полный анализ документальных источников показывает, что для государей уже первой половины XIV века основной и часто всепоглощающей заботой был поиск источников финансирования, и от успеха этого поиска в огромной степени зависел успех конкретных военных операций и сама возможность их проведения. Доходы короны 32

даже на заключительном этапе войны носили непостоянный характер и при нормальных обстоятельствах совершенно не подходили для ведения военных действий во Франции. Поэтому парламент, знать и сословия монарх постоянно просил внести свой финансовый вклад в его начинания. Желание (или отсутствие оного) делиться деньгами с государством, в свою очередь, влияло на замыслы полководцев и на английскую стратегию в целом.

Эдуард III и Эдуард «Черный Принц» миниатюра середины XV века Безусловно, во время всех этих приготовлений обсуждалась и стратегия предстоящей кампании. Однако, естественно, никто из полководцев не собирался фиксировать на пергаменте свои замыслы, подобно административным документам, и 33

история с захватом в Кане (1346 г.) французских планов вторжения в Британию восьмилетней давности выглядит обычной пропагандистской уловкой. (Не исключено, что дело обстояло сложнее – Филипп, возможно, действительно подготовил этот план, но лишь для успокоения жителей Нормандии, и сам не намеревался претворять его в жизнь, а после Слейса – и подавно.) Тогда же английский король, обвинив Филиппа VI в отказе от мирных переговоров, «счел за лучшее быстро переправиться (на континент – М.Н.) и отдать себя в руки Господа». Но в реальности, за кампанией Креси стояли лишь грубый практицизм и расчет. А в том, что французы страстно желают истребить английский язык и только и мечтают о вторжении, знал каждый британец со времен Эдуарда I. Отсюда появляется довод о «превентивной» войне. Чем ждать нападения и «обороняться дома», король лучше «опередит» своих противников, подобно Сципиону, который победил Ганнибала под Карфагеном вернее, чем в Италии. Кстати, Эдуард III одним из первых в Европе XIV века оценил важность информационных войн и тотального промывания мозгов подданным. Для этого не брезговали ничем. В хрониках события трактовались должным образом, т.е. в пользу своего короля (достаточно почитать описания кампании, скажем, 1340 года, осады Турнэ, и сравнить их с французскими и нидерландскими источниками). Поражение так можно было легко превратить в победу – из пяти английских источников, хотя бы упоминающих о битве при Сент-Омере, четверо, ничтоже сумняшась, объявляли ее английской победой. Французский король вообще никогда таковым не признавался – в лучшем случае, «именующий себя королем» (потом – «наш Французский противник»), а Филипп VI так и вовсе «захватчик короны» («Анонимная хроника») и «тиран» (ле Бейкер). «Брут» обвиняет французов в «некромантии» – так они, якобы, наслали шторм на суда короля, возвращавшегося домой. Однако здесь еще можно объяснить если не все, то многое, личными пристрастиями хронистов.

8 февраля 1340 г. Эдуард выпустил в Генте прокламацию для распространения во Франции, где приводил «подлинные факты», а точнее хитросплетение достоверных и лживых сведений и обещание всяческих благ и привилегий тем, кто поддержит его как своего законного государя, с одной лишь целью – оправдать и доказать свои права на французский престол. Филипп VI, «менее связанный родственными связями (с Карлом IV – М.Н.), чем мы, захватил королевство силой, вопреки Господу и правосудию, пока мы были в младых летах, и все еще удерживает его незаконно». Когда же «означенному мессиру Филиппу» он, Эдуард, несколько раз предлагал «разумные пути к миру», тот отказывался и «вел войну против нас в наших других землях и пытался совершенно разгромить нас своей силой; таким образом, мы вынуждены необходимостью защищаться и добиваться своих прав» (каково!). С точки зрения Эдуарда, раз Франция предназначена ему была божественным промыслом, обязанность его как короля – добиться претворения в жизнь его притязаний, «иначе мы должны будем пренебречь нашим правом и даром божественной милости, если не попытаемся подчинить направление желанья нашего божественному благоволению». (Кристина Пизанская позже доказывала, что государь имеет не только право, но и обязанность добиваться своих прав на наследство посредством войны.) Согласно теоретикам, единственное оправдание войны – желание достигнуть мира и согласия. Английские монархи несколько усовершенствовали данное стремление. Генрих V, на смертном одре, услышав стих (Benigne fac dunc in bona 34

Английский лучник. Современная реконструкция voluntate tua, Syon, ut edificantur muri Ierusalem) псалма Miserere mei deus, заявил, что намерением его было «восстановить стены Иерусалима» (надо думать, весьма удивив 35

всех здравомыслящих окружающих), после чего отдал Богу душу. Ранее Джон Гоуэр («Восхваление мира») молил Генриха IV продолжить политику его предшественника и покончить с войной во Франции. Гоуэр, конечно же, не был пацифистом – причиной заключения мира с французами, по его мнению, мог стать только крестовый поход. (На другом берегу Ла-Манша тогда же Филипп де Мезьер безустанно доказывал необходимость мира в Европе и совместной экспедиции в Святую землю.) Но уже в своем послании 1340 года Эдуард III подчеркивал, что мир в Европе – необходимая предпосылка для крестового похода. «И мы говорим вам, что величайшее желание наше – чтобы Господь, действуя через нас и добрый люд, ниспослал мир и любовь средь христиан, и особенно средь вас, чтобы христианское воинство могло спешно отправиться в Святую землю, дабы избавить ее из рук злодеев...». (На что Филипп VI вполне резонно возразил, что Эдуард сам предотвратил планируемый крестовый поход, развязав войну между христианами.) Такого рода послания, как составленное в 1340 г., английский король «намеревался выслать, или уже выслал, в важные места в означенном нашем королевстве так, чтобы обратить народ против нас, если ему это удастся». Поэтому Филипп VI приказывал объявить, что лицо, несущее означенные пасквили самого короля Английского или другого врага Франции, будет арестовано и помещено в темницу и подвергнуто наказанию, полагающемуся за ознакомление с такими «лживыми и обманными» («прелестными», как говорили на Руси) грамотами. Особое внимание следовало уделять тому, что послания не крепились к церквам и прочим важным местам в бальяжах. В противном случае – письма немедля убрать, виновных или их помощников арестовать, а сами прокламации, как только они окажутся в руках бальи, сжечь (24 февраля 1340 г.). Англичане привлекли даже так называемые «пророчества Мерлина» седой древности, записанные в «Истории королей Британии» Гальфрида (Джеффри) Монмутского, о покорении Галлии (= Франции) английским вепрем. Оставшийся неизвестным современный поэт сравнил Эдуарда III с этим вепрем (и еще со львом). Интересно, что и Джон Гоуэр (около 1378-1381 гг.), описывая многочисленные достоинства Черного Принца, патетически восклицал: «Обращая неприятелей своих в беспорядок, он бросал свои рати в гущу врагов и, подобно льву, прерывал их продвижение. … Подобно тому, как дикий вепрь разрывает быстрых борзых на куски своими смертоносными клыками, когда его изгоняет из лесов их шумный лай, так и он сокрушал смелых врагов близ себя, которых он валил убийственными зубами своего меча. Он выигрывал все свои ожесточенные сражения подобно льву». Лоренс Мино, еще один поэт-патриот, написавший серию поэм в честь английских побед 1333-1352 гг., тоже упоминает и вепря (A bore with brenis bright), и Мерлина, что нельзя расценить иначе, кроме как образец политической пропаганды. Можно встретить ее следы и в хрониках. Так, Джеффри ле Бейкер писал (о битве при Слейсе): «Он [Эдуард] напал на врага, как они и надеялись. Ужасный шум поднялся в небеса над деревянными скакунами (т.е. французские корабли – М.Н.), как предрекал Мерлин». Даже в конце XV века бретонская хроника вспоминает о том, как Мерлин предсказал – «между двумя сеньорами, что удерживают Бретань, случится обременительная битва, (в) каковой будет поражен герб Бретани» (по какому случаю, Жан де Монфор при Орэ отдал свой геральдический сюрко другому рыцарю). Правда, труды патриотов не всегда оценивались по достоинству. Уолтер из Питерборо, написавший пышную (и донельзя унылую) поэму о битве при Нахере, жаловался, что труды его были тщетными, и не стоило метать жемчуг перед свиньями.

36

Напротив, французский поэт Эсташ Дешан использовал предсказания Мерлина в благоприятном для своих соотечественников смысле: Для британской гордыни настанет безумный день, Ведь их же пророк Мерлин Предсказал им мучительный конец, Написав: «Потеряете жизнь и земли, Когда придут чужестранцы и соседи: В прежние времена была Англия». Затем галлы [французы] переплывут морской пролив И истребят несчастных англичан, И те скажут, проходя тем же путем: «В прежние времена была Англия». Сам Эдуард III, кстати, считал себя новым королем Артуром (в том же русле стоит рассматривать, хотя бы отчасти, и учреждение Ордена Подвязки), каковой образ, помимо символического смысла, имел и политическое значение.

Английские лучники Столетней войны. Современная реконструкция. Кроме того, теперь королевские горести и чаяния не только доносились до элиты общества через парламент, о них сообщали герольды на рыночных площадях, королевские манифесты и прокламации прибивались к дверям церквей, а для неграмотных их зачитывали прихожанам священники во время проповедей и шерифы перед судебными палатами графств. Упомянутый выше французский план вторжения был оглашен на кладбище при соборе Св. Павла в столице, «чтобы так возбудить народ королевства, чтобы они могли покорно проявить свое уважение к королю и набожно помолиться за процветание и успех его похода». А о победе при Креси было заявлено в каждом суде графства и каждом крупном городе.

37

Эдуард жаловался народу, что французский король не хочет вести никаких переговоров о мире, а вместо этого вынашивает агрессивные замыслы против языка и образа жизни английской нации и для этого подстрекает шотландцев к нападению с севера, а сам готовит морское вторжение с юга. Чтобы не пришлось сражаться с коварным и подлым врагом на отеческой земле, надо нанести ему превентивный удар, а для этого нужны деньги, деньги и еще раз деньги. (В октябре 1339 г. парламент был проинформирован о том, что долги короля составили уже 300000 фунтов, и что даже большая корона заложена.) От церкви периодически требовали исполнить молитвы, проповеди, крестные ходы и молебны для поддержки войн короля. В диоцезе Линкольна между 1337 и 1453 гг. король заказывал богослужения, связанные с войной, 34 раза. Генрих VI в марте 1443 г. приказал епископу Герефорда устроить процессии «в разные дни недели весь этот год» и «особенно молиться за процветание нас и всех наших королевств, земель и подданных», но главное – ради успеха в войне с Францией. Речи при открытии заседаний парламента также подогревали энтузиазм сторонников войны. В свою очередь, Филипп VI в ходе собственной идеологической кампании, велел духовенству Нима включить в мессы специальные молитвы о мире и защите королевства, а в проповеди – необходимые обоснования и объяснения конфликта с английским королем (1338 год). Двумя годами ранее в манифесте к подданным, который он повелел прочесть во всех церквах королевства, Филипп утверждал: «Согласно суждению всего нашего совета, доброе право, несомненно, на нашей стороне, и наше дело справедливое». Многие письма королей и придворных английским адресатам дошли до нас лишь благодаря тому, что были включены в тексты хроник современными летописцами (хотя сами хроники в политических планах сторонников войны не использовались). «Наш господин король, к чести Господа и Богородицы, Святой Марии, и ради утешения всех своих верных и вассальных подданных в Англии, объявляет им об успехе и процветании его предприятий, пожалованных ему Господом, со времени высадки в Ла-Оге, близ Барфлёра, в Нормандии», – начинается одно из писем Эдуарда III о кампании 1346 года. В заключении упоминается, что «канцлер и прочие члены королевского совета должны информировать население и горожан Лондона о том, что случилось, ради их утешения». Бартоломью Бургерш тогда же отправил два письма архиепископу Кентерберийскому для публичного прочтения о том, как «король со своей ратью продвигается в страну, чтобы завоевать свое право, так как Господь смилостивится над ним». Конечно, такого рода документы с большим доверием воспринимались тогда, когда война и впрямь шла успешно, и немногие могли верить официальному объявлению, что шевоше Джона Гонта (1373 г.) «нанесло великий урон и уничтожение врагу». Джеффри Чосер, о войне во Франции знавший не понаслышке, не посвятил ей ни единого слова в своих произведениях (упомянув только, что Сквайр сражался во Фландрии, Артуа и Пикардии), тактично выразив свое неодобрение неудачной войной. Поток известий о победах (за отсутствием оных) пересох в последние годы Эдуарда III. Впрочем, виноваты всегда были бояре, злые советники, а не добрый царь. Ранее, начиная войну с Шотландией, король заявлял, что шотландцы неоднократно вторгались в королевство для войны с распущенными знаменами, совершали убийства, поджоги и прочие преступления и нарушили перемирие и вели войну против короля Англии. То есть, и хроники, и королевские грамоты подают 38

обстоятельства войны таким образом, что Эдуард отправился в поход, дабы отразить вторжение шотландцев, хотя последним было (как раз тогда!) меньше всего дела до войны с могущественным соседом. Возобновив при первом же удобном поводе войну в 1355 г., король писал (1 июня) архиепископам, что во всем виноваты французы, посланники которых к папе отвергли условия Гинского соглашения, а поэтому он вынужден начать военные действия. Прежде чем отправляться на войну, государь обычно советовался с опытными в Божьем законе и мирском праве людьми. Генрих V также создавал благоприятное ему общественное мнение, информируя парламент и олдерменов столицы обо всех своих предприятиях и победах, вел с ними непрерывную переписку, и рассматривал подаваемые Палатой общин петиции сам лично, даже во время своих кампаний во Франции. Правительство его сына заказало иллюстрированные королевские генеалогии для распространения среди французских подданных короля. Необходимо отметить, что лишь в XVI столетии карты стали использовать для военного планирования, и картография превратилась в одну из важнейших отраслей военной науки. В Средние века карты, конечно, существовали, но не использовались при подготовке кампаний. Во всяком случае, об этом ничего не известно (что не доказывает и обратного), хотя, скажем, Генрих V свои операции планировал с завидной точностью, есть мнение, что именно по картам. Даже А. Бёрн несколько раз признавал, что некоторые кампании Эдуарда III и Генриха V невозможно было вести, не располагая картами. Впрочем, даже в отсутствие карт, вырастающие из этого проблемы не стоит преувеличивать. Во-первых, армии шли по дорогам или вдоль рек. Во-вторых, обычно у них имелись проводники из местных. (В 1355 г. у Черного Принца был «проводник по Гаскони», Арно Бернар, который в конце кампании получил 9 ливров за свои услуги; и в начале шевоше два конюха показывали принцу путь от Касте до Дорта.) Также учитывались данные разведчиков (coureurs) и, со временем, мнение уже побывавших в этих местах ветеранов. Ордонанс 1423 г. прямо указывает на создание разведывательных отрядов: чтобы англо-бургундское войско Солсбери «ехало все вместе в одной баталии; и было 120 латников; то есть 60 англичан и 60 бургундцев, и столько же лучников, которым следует выступать впереди». Информацию добывали и от пленных. Фруассар рассказывает, что пленникашотландца «столь серьезно допрашивали, что, опасаясь за свою жизнь», он выдал планы своего командира, и по одной из версий, именно французский пленный сообщил англичанам о броде Бланштак в кампании 1346 года. Т.е., военачальники хорошо ориентировались на местности. Необходимо было иметь точные данные о реках, мостах и бродах, иначе водные преграды могли сыграть зловещую роль – в 1356 г. войска Черного Принца и герцога Ланкастера не смогли объединиться, потому что Луара разлилась. С другой стороны, при наличии времени и возможностей, всегда могли соорудить мост – в 1324 г. англо-гасконский инженер, изучив течение Гаронны, разработал план, как соорудить понтонный мост, чтобы связать города СенМакэр и Лангон и блокировать реку, чтобы помешать французам. Французы всегда первым делом разрушали мосты во время английских шевоше, но в ходе кампании Креси не менее двух мостов были за рекордно короткий срок восстановлены англичанами на изумление противника. Возможно, в 1355 г. Черный Принц велел построить и взять с собой разборные мосты, чтобы не зависеть от обстоятельств. Понтонные мосты в английской армии известны с 1282 г. (и снова отмечены в 130339

1304 гг.), а быстрый и успешный ремонт разрушенных противником мостов упоминается уже в 1264-1265 гг. Известно, что в 1359 г. впереди армии Эдуарда двигался отряд пионеров, рабочих: «Ибо еще было в войске короля Англии до 500 слуг, все с лопатами и кусками ткани, которые шли впереди обоза и расчищали тропы и дороги, и срезали кустарники и заросли, чтобы повозкам было легче ехать». Безусловно, и пионеры, и разведчики значительно снижали риск наткнуться на засаду. Скорость армий также оказывала влияние на стратегические замыслы. Конное войско (напомним, что армии во Франции, как правило, состояли из ездящей пехоты) могло передвигаться со значительной скоростью. Большую армию, однако, сдерживал медлительный и громоздкий обоз. В 1346 г. армия Эдуарда III, обремененная пехотинцами, преодолевала не более 10-12 миль в день (17-19 км). Даже убегая от французов вдоль Соммы, англичане не превышали скорость 15 миль (24 км). Июль Пройдено (в милях/км) Август Пройдено (в милях/км) 13-17 3,5/5,6 1 10/16 18 9/14,4 2 10/16 19 15/24 4 16/25,6 20 3/4,8 5 19/30,4 21-22 15/24 7 11/17,6 23 14/22,4 8 9/14,4 24 5,5/8,8 9 18/28,8 25 8,5/13,6 10 9/14,4 26 10/16 11 13/20,8 31 8/12,8 12 5/8 13 6,5/10,4 16 16/25,6 17-20 по 14,5/23,2 в день 21 6/9,6 23 8/12,8 24 6/9,6 25 9/14,4 Черный Принц в октябре-ноябре 1355 г. в среднем проходил 10 миль в день, максимум 25 (40 км). Ланкастер в Нормандии (1356 г.) за 22 дня (15 маршей) покрыл расстояние 330 миль, в среднем 22 мили (35 км) в день. Армия 1359 года вышла из Кале 4 ноября и дошла до Реймса за месяц (4 декабря) – в среднем, менее 6 миль за день (9,7 км). Генрих V в 1415 г. передвигался со значительной скоростью (неудивительно, если вспомнить, что на хвосте у него висела огромная французская армия). Выступив из Гарфлера 8 октября, он шел сначала со средней скоростью 17 миль (27,4 км) в день (8-13.X), потом – 14 миль (= 22,5 км; 14-19.X), и, наконец, - 17,5 миль (более 28 км; 20-24.X). Всего за 17 дней его изможденные дизентерией и голодом солдаты прошли 260 миль, т.е. средний темп – 24 км в день. Для сравнения: знаменитый марш Шермана от Атланты к морю (285 миль) в ходе Гражданской войны в США совершался со скоростью примерно 12 миль за день. «Средневековая война не заключалась полностью или преимущественно в сражениях и осадах, включая марши, необходимые для претворения в жизнь 40

столкновений. Она состояла по большей части в проявлении давления на гражданское население, и это давление принимало форму уничтожения, рабочего опустошения. Цели, которых в XX веке преследовали с помощью блокады и воздушной бомбардировки, в XIV столетии достигались наземными операциями. То, что в недавние времена (книга вышла в 1966 г. – М.Н.) гражданские переносили душевные, физические и имущественные страдания и подразумевалось, что они подвергнутся лишениям, признавалось повсюду. Обстоятельства XIV столетия, хотя и не совсем представляющие параллель (с современностью), достаточно сходны (с ней), чтобы позволить нам сделать заключение о цели и последствиях опустошений, предпринимаемых в это время» (Г. Хьюитт). Столетняя война в целом относилась к типу тех конфликтов, которые средневековые теоретики относили к числу общественных войн, или bellum hostile. Под этим подразумевалась война, объявляемая от лица государя, во время которой позволялось законно выкупать пленников, захватывать добычу и опустошать вражеские земли. Соответственно, основываясь на опыте Шотландских войн, англичане применили на первых этапах Столетней войны стратегию уничтожения, где главным оружием был огонь. «Война без пожаров все равно, что сосиски без горчицы». Это циничное высказывание Жювеналь дез Юрсен приписывает Генриху V: «Он ответил, что это лишь обычай войны, и что война без пожаров ничего не стоит, не более чем сосиски без горчицы» (guerre sans feu ne valoit rien, non plus que andouilles sans moustarde – возможно, Генрих имел в виду не сосиски, andouillettes, как обычно переводят это высказывание, а колбасу, andouille). Это и были знаменитые «шевоше». Слово «chevauchée» обычно переводится как рейд, но его буквальное значение «поездка» или «шествие всадников». Так назывались кампании систематического разрушения и опустошения неприятельской территории, которые должны были привести противника к подчинению. Такие походы выделялись продуманностью, подготовленностью, масштабностью и многоцелевым характером, далеко выходящим за рамки примитивного грабежа. Практически все крупные экспедиции во Францию в XIV веке (с 1339 года), а также походы Кларенса (1412 г.) и Генриха V (1415 г.), в техническом смысле были шевоше. Классический пример – поход Черного Принца в октябре-ноябре 1355 г. от Атлантики до Средиземного моря через Лангедок. Менее чем за два месяца он прошел 900 км, взял несколько городков и пригородов (Авиньоне, Монжискар, Кастельнодари, нижний город Каркасона, предместья Нарбонна) и на обратном пути шел с колоссальной добычей. Отсюда усилия англичан обогнать французов в кампаниях Креси, Пуатье и Азенкура. Однако, то, что французы опирались на тактическую оборону, фактически только поощряло усилия англичан. Осаждая замок/крепость/город или опустошая незащищенные земли, англичане неизбежно заставляли французов принимать меры по защите по защите своих укреплений и земель, т.е. фактически, заставляли принимать бой на выгодных для себя условиях. Армия в таком стратегическом набеге проникала вглубь французских земель, мародерствуя, грабя и поджигая каждый город и деревню на своем пути (если те не откупались от них), обходя замки и другие центры сопротивления, если их нельзя было легко взять штурмом, избегая длительных осад и сторонясь столкновений с войсками неприятеля. Главной целью (и жертвой) солдат было гражданское население. Собственность церкви обычно (но не всегда) обходили стороной, владениям друзей и союзников старались не причинять никакого вреда.

41

Шевоше. Современный рисунок британского художника Питера Дэвиса (публикуем без авторского разрешения, надеясь на понимание художника)

Битв обе стороны стремились всячески избегать, поскольку тем самым можно было не только лишиться всей армии при неудачном раскладе сил, но и потерять все ранее приобретенное войной. «Битва была безрассудным предприятием; риск – 42

ужасным; исход – неясным», – таков вердикт Д. Джиллингема. Он продолжает: «Большинство кампаний не заканчивались сражением преимущественно потому, что оба командующих с неохотой решались на битву». Неудивительно – битва считалась своего рода Божьим судом, божественным вмешательством в дела человеческие («Победы приходят с небес», – писал Филипп де Мезьер). Неоднократно армии стояли друг против друга, но военачальник отваживался сражаться лишь в немногих случаях, когда иного пути просто не было. В оправдание средневековых полководцев могу заметить, что таких вынужденных случаев в ходе Столетней войны было предостаточно. Участники шевоше, как правило, было верхом, и передвигались очень быстро («блицкриг» XIV века). В 1355 г. люди Ланкастера преодолели за 22 дня 330 миль (530 км) на своих и 2000 трофейных лошадях. Необходимо было вернуться на базу до того, как французы соберут достаточно большую полевую армию.

«Черный Принц» в исполнении актера Эррола Флина. Кадр из кинофильма «Черный мститель» (1955г.) Тем, кто оставался за пределами крепостных стен в крупных и мелких деревнях, надеяться было не на что. Людей, которых находили в поле и вне дома, убивали или же уводили в плен, скот угоняли, прочих животных убивали. Все ценное грузили в повозки или во вьюки. Амбары, стога сена или соломы, скотные дворы, конюшни, дома и все их содержимое поджигали. Огонь распространялся с огромной скоростью, поскольку дома по большей части были деревянными. Деревянные мосты старались разрушить, особенно охотились за виноградниками, водяными и ветряными мельницами. Не сумев взять Амьен в 1358 г., наваррские войска подожгли его предместья. Согласно Фруассару, сгорело более 3000 домов, и следы пожара можно было видеть еще полвека спустя. Но систематическое уничтожение всего города или даже кварталов встречалось редко, как и избиение или изгнание всего населения. Хотя 43

разграбление Лиможа Черным Принцем в 1370 г. не противоречило современному военному праву, то было исключение из правила. Новости о приближении врагов распространялись быстро, визуально их путь отмечали дымовые облака днем и зарево от пожаров ночью. Обитатели населенных пунктов, объятые паникой, как правило, спасались бегством, тем самым облегчая работу англичанам: покинутый всеми город с запасами еды и питья годился для остановки и отдыха. Но армия никогда не задерживалась долго на одном месте – всегда оставалась опасность засады. Ночью дома, в которых расположились солдаты, всегда могли запылать, подожженные местными жителями. Наконец, пьяные солдаты также способствовали распространению пожаров. В 1339 г. Эдуард III писал своему сыну: «В понедельник (20 сентября – М.Н.), перед днем Св. Матфея, мы вышли из Валансьена и в тот же день они начали поджигать в Камбрэзи, и они жгли там всю следующую неделю, так что область совершенно опустошена, как от зерна, так и скота и прочего добра. В следующий четверг (25 сентября – М.Н.) мы достигли Маркуана, что находится между Камбрэ и Францией, и в тот же день (наши) люди начали поджигать во Франции; и мы услышали, что означенный сир Филипп (Валуа) приближается к нам в Перонну, направляясь в Нуайон. Так шел день за днем, наши люди выжигали и опустошали страну обычно вглубь на двенадцать или четырнадцать лье». Очевидец, поднявшись на башню, на протяжении почти 25 км видел одно только пламя. По словам Джеффри ле Бейкера, были опустошены Камбрэзи, Вермандуа и Тьераш; остались нетронутыми только укрепленные города, церкви и замки; жители бежали от врага. Другие хронисты повествуют о том же. «Камбрэзи был страшно разорен», – пишет Жан ле Бель. «Все деревни пылали», – добавляет Жан ле Клерк из Антверпена. Как отметил Томас Уолсингем, король «предал огню, как говорят, почти тысячу деревень» Камбрези и Вермандуа. Один английский источник полагает, что в ходе кампании были сожжены и разрушены 2117 деревень и замков (реально, раз в десять меньше). Действительно, французы оставили сельскую местность, но успешно защищали замки, для осады которых у союзников не было ни времени, ни техники. Вдобавок, были предприняты меры по лишению противников запасов продовольствия. «И было объявлено по всей округе, – пишет хронист, – от имени коннетабля, что у того, кто владеет скотом, добром, хлебом и другим зерном в деревнях, есть восемь дней, чтобы уехать и перевезти их в крепости; если же они не сделают этого, они останутся на милость любого, кто пожелает захватить их; из-за такового запрета многие были ограблены и лишены всего собственными соседями». Лишь один источник упоминает данный вариант стратегии выжженной земли в кампании 1339 года. Однако, это описание (в сочетании с похожими отрывками из описания Фруассаром Кастильской кампании 1387 года и текста Жана де Венетта о кампании 1359 года) показывает, что такие методы применялись достаточно часто. Год спустя представитель Папы Бенедикта XII (благотворительная миссия Бертрана Кари, архидьякона Э, август-ноябрь 1340 года) вновь прошел маршрутом вражеской армии, распределяя милостыню (из выделенной Папой суммы в 6000 золотых флоринов – эквивалент 8900 ливров) и фиксируя участь обедневших, разоренных и осиротевших жителей опустошенных войной районов – ремесленников, землепашцев, торговцев, клириков и даже дворянок. Чиновники особо заботились о том, чтобы получить достоверную информацию и удостовериться в том, что собственность пострадала не в результате людского небрежения, а из-за действий врагов.

44

174 приходских деревни или городка (55 – диоцеза Нуайона, 78 в диоцезе Лана, 11 – соседнего диоцеза Реймса и 30 – в той части диоцеза Камбрэ, что относилась к королевству) были целиком или отчасти уничтожены (но это с учетом операций 1340 года – например, именно тогда и пострадали Обантон и его округа). На всем пути англичане и союзники (как правило, сильнее всего страдали селения в полосе протяженностью до 3-5 лье и более от центрального маршрута армии) не щадили ни церкви (включая поселение Ла Капель), ни аббатства, ни странноприимные дома, ни лепрозории. Кюре Сореля (округа Перонна), как раз заканчивавшего мессу, избили, а потом ограбили. Постоянно встречаем в документах миссии упоминания о деревне «сожженной», «опустошенной», «заброшенной», о городке с рынком, ныне населенном только нищими. Многим, бежавшим в безопасное укрытие за стенами крупных городов наподобие Сен-Кантена, как оказалось, некуда и не с чем, да и опасно было возвращаться обратно, «ибо все дома их были сожжены, и они лишились всего движимого имущества и скота, питавшего их и на котором они возделывали землю».

10 октября в ставку Эдуарда прибыли отправленные папой кардиналы, которые безуспешно пытались склонить его к мирным переговорам. Попутно Бенедикт XII прошелся насчет Людовика Баварского как схизматика, еретика и отлученного от церкви, покритиковал Эдуарда III за союз с подобной личностью и просил короля воздержаться от устремлений на Камбрези. Через два дня он предупредил Эдуарда о возможных суровых санкциях святого престола против него (Папа был готов отлучить от церкви короля Английского), если он и дальше продолжит именовать себя викарием помянутой выше личности, и снова просил прервать свой поход. Кардиналы же при встрече будто бы заявили Эдуарду: «Французское королевство окружено шелковой нитью, порвать которую не хватит всей мощи королевства английского. А посему, монсеньор король, подожди германцев и прочих твоих союзников, большая часть которых к тебе еще не явилась… и тогда... заключи почетный мир с могучим французским королем». В первую же ночь сэр Джеффри ле Скроуп Мэшемский (главный судья Англии, приближенный и советник короля) отвел одного из кардиналов (Бертран де Монфаве) на верхушку высокой башни, откуда ему открылось зрелище горящей на протяжении пятнадцати миль округи. Скроуп сказал: «Монсеньор, тебе не кажется, что шелковая нить, опоясывавшая Францию, теперь разорвана?» Кардинал якобы здесь же свалился без чувств. Еще Скроупу приписывают такую фразу в общении с кардиналом: «Монсеньор, ты говорил в Англии, что английскому королю никогда не достанется и пяди (земли) во Франции. Что ж, теперь мы можем предложить тебе сотню пядей». Подобная аргументация, впрочем, могла повлиять только на человека впечатлительного и не военного. В реальности, Скроуп за напыщенно-пустыми фразами скрывал бессилие союзников нанести сколько-нибудь серьезный урон военной мощи Франции. Да, округа пылала, а кровь лилась рекой, но – горели деревни и гибли простолюдины, а французская армия в городах оставалась в целости и сохранности, нависая как Дамоклов меч над союзным войском. В 1346 г., пишет Майкл Нортбург, «народ в войске ездил, грабя и уничтожая (всё на протяжении) примерно 5 или 6 лье каждый день, поджигая многие места». И «они подожгли все вдоль берега от Рош Массе до Уатреэма, в гавани Кана, расстояние 120 английских лье». (Нет никаких оснований считать эти действия «актом мести» за поджоги французскими моряками английских прибрежных селений, как думают английские историки.) Англичане старались не задерживаться под замками или 45

укрепленными городами. Эдуард «прошел мимо мощного замка Рольбуаза» и города Бовэ (Фруассар). Захват Кана – лишь следствие удачи и стечения обстоятельств. «Анонимная хроника» с гордостью сообщает, что в шевоше 1355 г. Черный Принц уничтожил 11 городов и 3700 деревень (что несколько преувеличено – свыше 500 местечек, по подсчетам Ф. Лота). Ле Бейкер подтверждает поджоги населенных пунктов и 10 мельниц в Монжискаре и еще 20 в Авиньоне. Кстати, последнее достижение англичан обходилось французам дороже всего. Можно сравнительно быстро поднять заново поля (хотя не виноградники или фруктовые сады – на это уходят годы), но восстановление мельницы обходится очень недешево. Тот же Бейкер, описывая кампанию 1346 г., говорит о поджогах девять раз, однако использует одно и то же слово (comburo). Повествуя же о первой кампании Черного принца на юге в 1355 г., он семнадцать раз упоминает об этой практике, но прибегает для характеристики ее к дюжине различных выражений (сжечь, предать огню, сжечь дотла и т.д.). С другой стороны, в описании Нормандского шевоше Ланкастера 1356 г. не содержится упоминаний об уничтожении территории, хотя с удовольствием отмечен захват 2000 коней. Жан де Венетт рисует картину разорения деревень парижского региона накануне Жакерии: «Вне крепостей в любой стороне все опустошалось, простой народ подвергался полному разграблению… Убытки и несчастья сыпались на деревенских жителей и неукрепленные монастыри как со стороны друзей, так и со стороны врагов, и имущество их всеми расхищалось, и не было никого, кто бы в чем-либо защитил их». Англичане и наваррцы, «рассыпавшись по полям и виноградникам, убивали людей, которых находили в поле и вне (дома), или же уводили в плен, и множество деревушек предали огню...». Хронист отмечает, что то же самое происходило в окрестностях Орлеана, Тура, Шартра, Нанта, Божанси, Мана: «Деревни сжигались, у жителей все разграблялось, и они в плачевном состоянии бежали в города со своим скотом и имуществом, с женами и детьми». «Подобное творилось по всей стране, но не было никого, кто бы принял должные меры против этого». «Враги размножились по стране, и грабители намного увеличились в числе – настолько, что многие в неукрепленных селениях подвергались грабежу прямо в собственных домах...». Осенью 1358 г. «англичане пришли в Шанкок и взяли замок в канун дня Всех святых [31 октября]. В то же самое время они сожгли почти весь город и затем подчинили себе всю округу, приказав городам, большим и малым, выкупать свои владения, а именно тела, добро и движимое имущество, иначе они сожгут дома. Так они поступали во многих местах. Пораженные и устрашенные таким образом, очень многие жители подчинились англичанам, выплатив им деньги посредством выкупа и согласившись снабдить их деньгами, мукой, овсом и многими другими необходимыми припасами, если они на это время прекратят вышеупомянутые преследования, потому что они уже убили многих людей в разных местах». Многие укрылись в лесу, но англичане тщательно прочесали его, и обнаружили большинство беглецов. Одних они убили, других захватили в плен, хотя некоторым удалось бежать. «Если иногда невиновные должны страдать вместе с виновными, – писал Оноре Боне, – иначе быть не может». Жакерия и активность Вольных Рот еще больше способствовали запустению Франции. В 1359 г. хронистов, уже привыкших к разрушениям, больше всего удивил не приказ Эдуарда поджигать города и деревни, а его повеление пощадить Понтиньи, где находилась рака Св. Эдмунда, архиепископа Кентерберийского. И хотя в последней кампании короля обращают на себя внимание мирный характер 46

продвижения к Реймсу, где предполагалось провести церемонию коронации, и сопровождавший его огромный обоз. Тем не менее, после крушения этих невероятных замыслов, восстановив свои силы в Бургундии, войска двинулись на Париж, «сжигая, убивая и уничтожая все на своем пути». «Но англичане, забавляясь (выделено мною – М.Н.), предавали все огню и пламени. Они сделали многих вдовами, и многих – сиротами», с гордостью признавал английский хронист. Жан де Венетт оставил леденящее душу описание осады Парижа Эдуардом III на Пасху 1360 г., свидетелем которого он стал: «В год от Рождества Христова 1360, Эдуард, король Англии, его старший сын, принц Уэльский, и герцог Ланкастер покинули Бургундию и вступили на территорию Франции. Они прошли через Нивернэ, где ими была сожжены и опустошены все окрестности. Затем, к Пасхальной неделе, они достигли Шартра и Монлери в шести лигах от Парижа ... Все в ужасе бежали и укрылись в Париже или в других местах. Жители трех предместий Парижа – Сен-Жермен-де-Пре, Нотр-Дам-де-Шан и Сен-Марсо – покинули свои дома и укрылись в городе. В Страстную субботу знаменитая скотобойня Сен-Марсо была перенесена на Плас-Мобер вблизи монастыря кармелитов, и скотобойня СенЖермена также была перенесена в пределы городских стен... В Великую пятницу и Страстную субботу англичане подожгли поселение в Монлери и Лонжюмо и многие другие городки в их окрестностях. Из Парижа были видны дым и языки пламени, вздымавшиеся из городов к небесам во многих местах. Оттуда бежала большая часть сельских жителей. Горестно было видеть обездоленных мужчин, женщин и детей. В Пасхальное воскресенье я своими глазами видел священников десяти сельских приходов, которые причащали свою паству и справляли Пасху в различных часовнях или просто там, где им удалось найти себе место, в монастыре братьев-кармелитов в Париже. На следующий день благородные господа и именитые горожане Парижа приказали поджечь предместья Сен-Жермен, Нотр-Дам-де-Шан и Сен-Марсо. Было дано позволение всем выносить все, что можно, из домов: дерево, железо, черепицу и прочие материалы; идти открыто и грабить. Нашлось много таких, кто был готов сделать это и поспешил исполнить указ. И тогда можно было видеть тех, кто радовался своей добыче и тех, кто стонал, оплакивая свои потери». Сильнее всего страдало от тягот войн сельское население, особенно крестьяне, терпевшие ущерб как от крупных кампаний того времени, так и от позиционных, но непрекращающихся гарнизонных столкновений, которые вынуждали их покидать свои земли. Если окруженные стенами города находились в относительной безопасности, то открытая сельская местность – так называемые «ровные земли» (plat pays) – были беззащитны против грабительских набегов. Церкви, дома и найденное в них движимое имущество, урожай, животные, вина, фруктовые деревья, скот, оружия труда, сами крестьяне – все это было легкой добычей. Единственный способ защитить себя, к которому прибегали всегда, когда вовремя узнавали о грозившей опасности, заключался в том, чтобы укрыться в соседней крепости или укрепленном городе, захватив то имущество, которое можно было унести с собой. По распоряжению Карла V, это должно было делаться из политических соображений, однако, в силу объективных обстоятельств, невозможно было принять всех, и кто-то оставался за пределами городских стен. Некоторые находили убежище в пещерах – англичане вернули население Франции в «пещерный век». Многие подземные ходы, порой достаточно хитроумные, ведущие в укрепленные церкви, замки и частные дома, или более простые, в сельской 47

местности, восходят к этому периоду. Другие бежали в леса, где строили себе хижины. Англичане, безусловно, не без оснований, считали такую стратегию весьма выгодным средством ослабить французов в военном и экономическом отношении и вынудить врага выйти либо на битву, либо к столу переговоров. Во-первых, такой подход к войне не опустошал, а пополнял королевскую казну и обогащал верных вассалов. Снабжение осуществлялось за счет местных средств, захватывались обильная добыча и пленные для выкупа. Помимо прочего, успех шевоше укреплял авторитет удачливого короля среди баронов, идеально соответствуя феодальному представлению о «правильной» войне, и повышал престиж службы в королевской армии. Повышение же престижа, в свою очередь, давало экономию в жалованье – когда солдаты могут надеяться на богатую добычу в будущем, им легче мириться с задержками жалованья в периоды затишья. Из этих же причин капитанами устраивались и собственные неофициальные шевоше, как набег Ноллиса на Оксер и Овернь или опустошение Нормандии и Иль-де-Франса Джеймсом Пайпом в 13581359 гг. Во-вторых, стратегический набег приводил к системной деструкции вражеского королевства. Совершающая шевоше армия рассылала впереди себя отряды, сжигающие и уничтожающие всё в полосе 25-30 км (естественно, кроме того, что можно было захватить и увезти с собой). Подданные вражеского государя разорялись и больше не могли платить ему налоги, а значит, содержать войска. Наносился вред торговле. Джон Уингфилд, дворецкий Черного Принца, в письме 1355 г. подчеркивал ущерб, нанесенный его господином французской казне. «Земля и добрые города, которые уничтожены в этом шевоше, значили для короля Франции каждый год больше для ведения им войны, чем половина его королевства, исключая доходы от чеканки монет и кутюмов Пуату. Я могу доказать это вам из документов, которые были найдены в домах сборщиков налогов в разных городах». Однако экономический и политический эффект успешного шевоше выходил далеко за пределы непосредственно подвергнутой ему полосы. Жители обширных территорий, узнавая из преувеличенных рассказов о произошедших ужасах, теряли доверие к центральной власти, к ее способности защитить от внешнего врага. Каждый город, община, сеньор начинали лихорадочную деятельность по ремонту и усилению крепостных стен, закупке оружия, найму воинов, даже если непосредственно им в данный момент ничего не угрожало, причем каждый полагался только на себя. На это самовооружение уходили все ресурсы (100000 ливров в Реймсе), уплата же налогов центральной власти задерживалась на неопределенный период или в ней вообще отказывалось. Казалось бы, такое самовооружение должно было усиливать страну. Однако в краткосрочной перспективе эффект получался противоположным. Военные ресурсы рассеивались по всей стране, вместо концентрации их. Каждое отдельное графство все равно не могло противостоять сильной английской армии, королевская же казна лишалась необходимых поступлений, причем в самый критический момент. Иногда требовались годы, прежде чем центральная королевская власть оказывалась в состоянии полностью преодолеть последствия испытанного подданными шока, вернуть доверие к себе и восстановить налоговую дисциплину. В военное же время справиться с описанными выше негативными эффектами было невозможно. Переломить вызываемую шевоше волну внутренней деструкции, распада единого государства на взаимно ощетинившиеся княжества, могла только 48

решительная победа королевского общефеодального ополчения над вторгнувшимся врагом. Но третьей задачей английского «стратегического набега» было как раз вызвать французскую армию на генеральное полевое сражение в благоприятных для себя условиях. Английская тактика была рассчитана на действия от обороны, следовательно, задачей английского полководца было заставить атаковать врага первым. Разрушение вражеской страны и было таким вызовом на открытый бой, от которого нельзя было уклониться. Причем более компактная и дисциплинированная английская армия всегда успевала первой занять удобную позицию и надлежащим образом построиться, что и приносило ей раз за разом победу. Естественно, шевоше мог быть успешен только при определенных условиях: 1) Совершающая рейд армия должна иметь серьезные военные преимущества над численно превосходящим противником (и этим условиям долгое время отвечала именно английская армия).

2) Опустошаемая страна должна быть «уязвима изнутри». И это условие было соблюдено: внутренние провинции Франции, привыкшие за десятилетия к миру, были беззащитны. Городские стены и замки даже там, где они имелись, не ремонтировали и не модернизировали на протяжении нескольких поколений, нередко со времен римлян, выросшие за это время процветания новые города и пригороды вовсе не имели стен. Городские арсеналы не пополнялись, горожане не утруждали себя военными тренировками, полностью положившись на немногочисленные королевские гарнизоны. В результате английская армия двигалась через Нормандию, Пикардию и Лангедок как нож сквозь масло. Некоторым исследователям казалось парадоксальным, когда большая армия преодолевает сотни километров по вражеской территории, не вступая в сражения. Как полагали они, такая операция не может считаться военной. (На этом основании военные историки по большей части игнорировали проблемы шевоше до середины XX века и времени появления классической монографии Г. Хьюитта.) Кроме того, армия, предназначенная для войны, занималась грабежами и разрушениями. Однако в реальности такие опустошительные кампании долгое время оставались основой английской стратегии, они считались законными и даже почетными деяниями. К 1350-м гг. о них начали даже говорить в контрактах. В 1355 г. граф Нортгемптон, наместник Бретани, обязался «вести военные шевоше против врагов на суше и на море, захватывать и разрушать города, замки, крепости, как он сочтет нужным в интересах короля». Впрочем, французские войска на фламандской границе действовали подобным образом, а иногда сжигали и уничтожали припасы в своей стране, чтоб ими не воспользовались английские захватчики. И шотландцы ходили в набеги на Нортумберленд, Дарэм и Камберленд. И в собственных владениях англичан, в Гаскони, французы вели подобную войну. Однако, сама стратегия Эдуарда III, похоже, была несколько оппортунистической, а не тщательно спланированной. Его цели, вероятно, менялись вслед за обстоятельствами, отсутствовал, по словам М. Кина, «всеобъемлющий стратегический смысл» (overall strategic sense). Неизвестно, серьезно ли надеялся он в 1337 г. стать королем Франции, или лишь намеревался отобрать в свою пользу западные провинции Франции. Как бы то ни было, кампания Креси показывает, что был выработан ясный план действий. Сначала король собирался в Гасконь, снять осаду Эгийона. Но затем Эдуард изменил свои планы и решил высадиться в Нормандии. По сообщению Фруассара, он принял это решение по совету Годфруа д’Аркура: «Страна Нормандия 49

одна из обильнейших стран мира; сир, клянусь своей головой, что если вы высадитесь там, никто не будет вам сопротивляться. Народ Нормандии давно не имеет опыта войны, и все рыцарство Франции собралось под Эгийоном вместе с герцогом. Сир, там вы найдете большие города без стен, где ваши люди обогатятся на двадцать лет вперед». Однако, возможно, что короля просто прельстили небольшое расстояние от Британии до Нормандии и дувший тогда благоприятный ветер. Стратегия Эдуарда и в дальнейшем менялась при появлении новых обстоятельств. После взятия Кана король написал совету в Англию, приказав им выслать денег, орудия и солдат в порт Ле Кротуа, в устье Сены. Т.е., очевидно, планировалось движение на северо-восток. И марш от Пуасси (только там англичане смогли перейти Сену) до Соммы соответствует решению объединиться с подкреплениями в Ле Кротуа. (Как раз очень сомнительно, что «первоначальным намерением Эдуарда было именно постоянное завоевание Нормандии».) Наконец, после победы при Креси, было решено идти к портовому городу Кале и захватить его с прилегающим побережьем. Это были лучшие ворота во Францию, чем любой нормандский порт, так как Кале находится в самом узком месте пролива Ла-Манш, там легче всего перебрасывать припасы и подкрепления из Англии. Кроме того, Кале расположен близко от Фландрии, наиболее надежного от английских союзников на континенте. И 4 сентября 1346 г. англичане появились под его стенами.

Битва при Пуатье. Миниатюра из Хроники Жана Фруассара.

50

Кампания 1356 года тоже отличается сложной стратегией. Две армии высадились во Франции – в Гаскони Черный Принц и в Нормандии герцог Ланкастер. Принц, как доказывает его контракт предыдущего года, мог ожидать помощи от Ланкастера, но, как показали события, опрометчиво было ожидать сотрудничества от двух армий, действовавших в разных областях Франции (хотя сам факт, что соединение армий планировалось заранее, бесспорен). Одержав несколько успехов в Нормандии, герцог двинулся на юг в Бретань (август). Тогда же принц начал марш на север. В сентябре оба войска подошли к Луаре, и ночью можно было видеть из одного лагеря костры, горящие в другом. Но Луара разлилась, бродов не было, мосты были блокированы французами. К счастью для англичан, отступая в Гасконь, принц одержал, так сказать, случайную победу при Пуатье, которая, однако, опять-таки по случайности (пленение короля Иоанна) едва не позволила завершить войну. Наконец, честолюбивой стратегии первого этапа войны был нанесен серьезный удар в 1359 году, когда Эдуард III просто взял и пошел на Реймс, собираясь короноваться там. Но Реймс просто взял и не стал сдаваться (выстоял он и потом, невзирая на шевоше Ноллиса, Гонта и Бэкингема). Последовавшее за тем шевоше в Бургундию не принесло никакой пользы. Дофин Карл не собирался вступать в сражение с англичанами. В конечном итоге, был заключен мир, который не удовлетворил ни одну из сторон. Однако, недавно Клиффорд Роджерс оспорил традиционные представления о стратегии и «подтвердил военную репутацию Эдуарда III». По его словам, он был стратегом высочайшего уровня, разумным, безжалостным и целеустремленным, и постоянно жаждущим битвы, в чем, как полагает Роджерс, сказался опыт его Шотландских кампаний. Опустошение Севера Англии войсками Брюса дало ему понять, насколько эффективно может повлиять политика систематических рейдов на сопротивление региона и вынудить в конечном счете королевство на нежелательные условия мира. А победы при Депплин-Муре и Халидон-Хилле подтвердили задолго до Клаузевица мысль о том, что поражение и уничтожение вражеской армии – неплохое начало для того, чтобы вынудить врага исполнять ваши желания. И в 1340 г. под Турнэ, и семь лет спустя под Кале, он надеялся заставить французов дать ему бой, чтобы спасти осажденный город, как то случилось у Берика в 1333 году. Здесь историк справедливо подчеркивает значение пропаганды – вызов на бой, которыми обменялись Эдуард и Филипп VI. И в 1339 г., при Бюиронфосе, безусловно, именно англичане жаждали боя на хорошо подготовленной позиции Политика же шевоше, ущерба экономическим и фискальным ресурсам неприятеля, для Эдуарда, по мнению Роджерса, всегда имела второстепенное значение. В ходе кампании 1346 г. Эдуард надеялся своими грабежами и поджогами принудить французов решиться на атаку его войска в том месте, которое он выберет сам. Решая вопрос о том, намеревался ли Эдуард сначала вторгнуться в Нормандию, или же он хотел снять осаду Эгийона, Роджерс склоняется к первой точке мнения, что, впрочем, далеко не бесспорно. Не исключено, кстати, что король отправился в Нормандию просто потому, что он настолько задержался в пути (в частности, из-за противного ветра), что гасконский план пришлось оставить. У Черного Принца были аналогичные цели в шевоше 1355 и 1356 гг., и французам пришлось сражаться с ним при Пуатье. Под Парижем весной 1360 г. Эдуард вновь ожидал битвы, выстроив армию и отправив герольдов с вызовом. Но, как и в 1339 г., французам было что терять. Но, в конечном счете, благодаря своей стратегии, вынудить врага сражаться с ним в поле, Эдуард добился своего силой 51

оружия, что и было зафиксировано в ходе соглашения в Бретиньи. Отдавая должное Роджерсу, нельзя не признать, что он, пожалуй, несколько идеализирует своего героя. Так, война в Бретани начала 1340-х гг. удостоилась лишь ремарки «оппортунистической стрельбы по одиночным целям» – вероятно, потому, что не вписывается в его концепцию. Впрочем, далеко не все кампании времен Эдуарда заключались в искании битв. Такими были Шотландский поход начала 1356 г. («Сожженное Сретение»), Нормандское шевоше Ланкастера в Нормандии, где он также избегал сражений. Наконец, что касается кампании Черного Принца того же 1356 года. Согласно традиционной точке зрения, французы обошли принца, когда он отступал в Гасконь, и вынудили его развернуться и принять бой. Роджерс же уверен, что принц был готов к битве изначально. В ходе переговоров перед битвой принц, вероятно, практически согласился на все условия французов: выплатить возмещение убытков, вернуть всех пленных и не сражаться против французского короля на протяжении семи лет. Роджерс, однако, подчеркивает, что соглашение подлежало одобрению английского короля и указывает, что англичане пошли на переговоры не из страха боя. Напротив, большинство хроник сообщает о том, что принц хотел сражаться, и только Герольд Чандоса настаивает, что он, если бы мог, то избежал боя. С возобновлением войны в 1369 году перед англичанами предстали новые проблемы. Кале, безусловно, был великолепным портом, но теперь следовало оборонять еще и его, помимо Бретани и Гиэни. Хотя не забыты были и шевоше, но больше приходилось думать о защите, чем о наступлении. К тому же, теперь вся французская территория покрылась укреплениями с сильной артиллерией (в районе Фонтенбло – по одной крепости на каждые 20-25 кв. км в 1367 г.) после двух фортификационных волн, вдохновленных событиями 1346 и 1355-1356 годов. Тактика французской армии стала более адекватной. Обеспечив безопасность своих городских центров, французы теперь могли смело уклоняться от решающих сражений. С помощью же непрерывного слежения за противником с внезапными атаками на отдельные отряды мародеров (или арьергарды, как при Пон-Валлене), французы заставляли противника постоянно быть наготове. Тем самым, англичане уже не могли рассыпаться по местности с целью ее опустошения – даже в 1359 г. это было опасно для жизни. Соответственно, урон для сельской местности был невелик. В 1380-е гг. французы убеждали короля Хуана Кастильского использовать подобные методы против экспедиционного корпуса герцога Ланкастера: «Мы будем вести войну мудро, с помощью гарнизонов, два или три месяца, или весь сезон года, если понадобится, и позволим англичанам и португальцам скакать в шевоше по Галисии и иным местам, если им это удастся. Если они завоюют некоторые города, что с того? Мы отобьем города сразу же, как только они покинут область. Они только займут их на время…. Так что лучший способ истребить и разгромить их – уклоняться от сражения с ними, и пусть они ведут шевоше там, где только смогут». Поэтому английские шевоше попросту потеряли былую эффективность (1370-е гг.). Французы перехватили инициативу. В начале 1370-х гг. ими была отвоевана большая часть Аквитании, морские набеги терроризировали южное побережье Англии, и возникла вполне реальная угроза французского вторжения на остров. Соответственно, военная политика англичан в этот период приняла наступательно-оборонительный характер. Три крупных похода этого десятилетия – сэра Роберта Ноллиса в 1370 г., Джона Гонта в 1373 г. и графа Бэкингема в 1380 г. – были спланированы с целью втянуть французов в военные действия на континенте и 52

не допустить их вторжения в Англию, и вместе с тем нанести как можно больший урон ресурсам противника. Все эти кампании были предприняты летом, до сбора урожая, и их маршруты пролегали через Пикардию, Вермандуа и Шампань, достигая окрестностей Труа. Из-за финансовых трудностей английского правительства, казначейство не выплачивало войскам жалование, но они должны были получать плату из поступлений от выкупов и трофеев, добытых в ходе военных операций. Проводившиеся таким образом кампании почти не отличались от узаконенного разбоя и больше всего напоминали деятельность Вольных отрядов. Среди завербованных на службу людей были самые закоренелые преступники и последние подонки Англии, и кампанию 1370 г. возглавлял человек, который был всего лишь выбившимся в люди вольным наемником.

Разграбление города Когда в августе 1373 г. Джон Гонт высадился в Кале – собственно, плыли в Бретань, но ей только что овладели французы – он двинулся на Париж, потом в Бургундию, и, наконец, понеся значительные потери в людях и конях, на Рождество появился в Бордо. И чего же он достиг? Да, в общем-то, ничего. Ни богатой добычи, ни битвы, ни взятых городов или замков. Действительно, дни великих шевоше 13401350-х гг. ушли безвозвратно. Тем временем французские армии, не вступая в громкие сражения, осаждали и брали удерживаемые англичанами города один за другим. Необходимо было срочно менять стратегию. В 1378 г. канцлер Ричард Скроуп донес принципы новой политики до парламента. Необходимо было установить во Франции свои «барбаканы», крепости с английскими гарнизонами на побережье, для обороны Англии от возможных вторжений. Брест был арендован, и планировалось получить Шербур на подобных условиях, в качестве «барбакана». Англия переходит к оборонительной политике, дорогостоящей, но эффективной.

53

Французские рыцари Столетне войны . Реконструкция битвы под Азенкуром (Азенкур июль 2015) фотоThibault Camus/AP Photo

54

Новый поворот в английской стратегии относится к правлению Генриха V. С 1415 г. (а если точнее, с 1417 года, начала покорения Нормандии) англичане оставляют шевоше в пользу систематического завоевания и оккупации французской территории с целью «вернуть оба меча, английский и французский, в руки законного правительства, единого государя». При всей пользе шевоше, еще в 1339 г. было

Английские рыцари Столетней войны. Реконструкция битвы под Азенкуром (Азенкур июль 2015), фотоThibault Camus/AP Photo замечено (советниками Филиппа VI), что, «если король Англии желает завоевать королевство Французское, ему понадобится совершить множество таких шевоше». Если XIV век был временем шевоше, XV столетие стало эпохой осад. Задачей стратегии отныне было не устрашить врага и подчинить его себе опустошениями и поджогами, но осадить и силой добиться сдачи городов и замков одного за другим, после чего посадить там свой гарнизон, тем самым получив полный контроль над регионом. Это было достигнуто в ходе ряда операций, крупнейшей из которых была осада Руана (31.VII.1418-19.I.1419 гг.). Герцогству Нормандскому предстояло, по мысли короля, стать второй Гиэнью. Его метод состоял в том, чтобы как можно быстрее захватить пограничные линии укреплений, откуда можно было бы ожидать контратаки французов. Затем он мог заниматься захватом городов, крепостей и замков на внутренних землях, в полной безопасности от предполагаемого вторжения, поскольку французы не смогли пройти мимо занимаемых теперь англичанами укреплений на рубежах. По той же причине не было необходимости устраивать дорогостоящие штурмы (за исключением Кана). Все решала отныне артиллерия, этот воистину «последний довод королей» (само высказывание, однако, появится только при Людовике XIV). Мон-Сен-Мишель никогда не был взят англичанами лишь 55

потому, что цитадель на острове была недосягаема для пушек, расположенных на материке. (В самом монастыре тоже была артиллерия – так, в ноябре 1422 г. туда доставили медную пушку весом 400 фунтов, стрелявшую камнями по 112 фунтов.) Новые подданные приносили присягу, отказавшиеся сделать это изгонялись, их собственность подлежала конфискации. Повсюду насаждалась английская или проанглийская администрация, для наведения внутреннего порядка в стране и отражения внешних нападений в замках и городах создавались гарнизоны, островки английской власти. Замки также служили базами для полевых армий, которые попрежнему продвигали границу дальше за счет владений Франции Валуа. Соответственно стратегия войны становится стратегией осад, мирного расширения границ и оккупации дофинистских территорий на юге. Рейды в глубь вражеской территории по-прежнему проводились, но уже небольшими отрядами главной армии. Эдуард III пытался осуществить нечто подобное в XIV веке в Бретани, однако он не смог оккупировать все герцогство из-за недостатка финансовых ресурсов и неспособности приспособить организацию экспедиционных сил к нуждам оккупации. При Генрихе V и Бедфорде в этом направлении было сделано очень многое. Однако в 1435 г. стратегия Генриха V была подвергнута критике. Сэр Джон Фастольф, один из самых опытных военных капитанов, полагал, что политика завоевания и консолидации земель путем содержания на них гарнизонов приводит к слишком большим расходам. Он выступал сторонником возвращения к политике выжженной земли, проводившейся в ходе шевоше предшествовавшего столетия, политике террора и разорения. Несомненно, на его образ мыслей сильно повлияли события 1428-1429 годов. Если бы англичанам удалось тогда овладеть долиной Луары, они вышли бы к центрам «Буржского королевства», самому Буржу и Шинону. С их падением вся южная Франция оказалась бы под властью английского короля, возможно, в результате наступления и от Луары, и с юго-восточной Франции. Вначале англичане надеялись, что Орлеан падет быстро, последует примеру Жаржо, Шатонёфа, Мена и Божанси. Но после гибели Солсбери и отчаянных усилий защитников города, англичане сменили тактику. Планы штурма сменились блокадой. В средине зимы кольцо блокады сжалось кругом Орлеана, и осаждающие были уверены в том, что ничто не спасет осажденных. С появлением Жанны д’Арк инициатива перешла к французам, но англичане, поразительно, не предприняли ничего. С другой стороны, а что они могли? У них просто не было достаточно сил и для успешной обороны, и для наступления. После снятия блокады Орлеана, герцог Бедфорд, осознав серьезное положение Ланкастерской Франции, попытался удержать хотя бы те города Луары, что были захвачены в прошлом году его войсками. Однако, помощь опоздала, и Жаржо, Мен и Божанси пали. Понимая, что больше им нечего здесь делать, английская полевая армия отходила к Парижу, но была настигнута французской погоней и понесла сокрушительное поражение при Патэ. Теперь же, после освобождения Орлеана, коронации Карла VII (отныне его легитимность не подлежала сомнению) и перехода Филиппа Бургундского на сторону французов, с конца 1430-х гг. англичане могли лишь обороняться, что в новых условиях неизбежно привело их к краху. Крепости и замки один за другим переходили в руки французов, боевой дух английских войск неуклонно падал и, в конечном счете (кампания 1449-1450 гг.), даже до падения таких центров, как Руан и Кан, начались массовые сдачи укреплений… Во все времена планирование стратегических замыслов зависело от полученной информации. Вот с этим-то и были сложности. Новости могли распространяться с 56

удивительной скоростью (другое дело, насколько они были правдивыми), но средства связи никогда не были надежными – дороги по всей Европе в то время были те же, что в российской глубинке нашего времени, и только с конца XIV в. упоминаются конные подставы для гонцов. Не было тогда и постоянных послов, так что на регулярный поток информации нечего было рассчитывать. Тем не менее, нельзя сказать, что военные Средних веков не понимали важности данных разведки. Подобно тому, как с точки зрения стратегии считалось необходимым использование шпионов, так и из тактических соображений Жан де Бюэй рекомендовал использовать «путешественников», доносчиков, сыщиков, соглядатаев, «чтобы обезопасить войско и знать о движении противника». Что касается англичан, еще в 1324 г. меморандум королевского совета о близящейся войне в Гаскони указывал, чтобы граф Кент выслал своих шпионов во все города, которыми не владеет король, чтобы разведать их лояльность, имеющиеся запасы провианта и оружия и разузнать о военных приготовлениях французов. Однако не было ясного различия между шпионами в нынешнем понимании слова, разведчиками и даже гонцами. Джеффри ле Бейкер использует слово «шпион», когда описывает захват двух вражеских разведчиков (“spies”, scilicet exploratores) в 1355 году. Упоминания о «секретных делах», о которых докладывали гонцы, может относиться к военной или дипломатической разведке, но в большинстве случаев, вероятно, лишь указывает на личные дела этих лиц, которые, конечно, не следовало заносить в документы. Настоящих шпионов всегда было немного. (Но те, что были, являлись виртуозами своего древнейшего ремесла – ведь в их распоряжении не было сложной аппаратуры, они полагались только на свой разум и логику.) По большей части информация поступала из более привычных, но непрофессиональных источников – купцов, монахов, изменников. В 1338 г. даже сторож королевы, Джерард, был отправлен в Париж «тайно шпионить за действиями Филиппа де Валуа», за что получал всего 18 пенсов в день. Сохранился составленный в 1336 году рапорт разведки относительно французских приготовлений к войне. Автор его неизвестен, но, хотя донесение составлено в Йорке, большая часть сведений, конечно, была добыта в Париже. Разведчик доказывает, что французы собираются помогать шотландцам, и что в Нормандии собран немалый флот, включая 30 окованных железом галер, против которых не выстоит ни один корабль. Всего же планируют собрать армию в 40000 человек и высадиться в Портсмуте и в Файфе. Но подобных документов дошло до нас немного. Прежде всего, видимо, по той причине, что, как указывает английский агент в докладе об активности графа де Фуа в 1369 г. и французских интригах, такого рода бумаги следовало сжигать по прочтении, дабы сохранить дело в тайне. (Шифры известны лишь с конца XV века, так что разведчикам полагалось иметь хорошую память!) В 1339 г. английские шпионы докладывали о продолжающейся активности французов в отношении подготовки вторжения. В мае некто Поттервиль получил 45 шиллингов и инструкции от короля и совета наблюдать за французскими галерами, что будут входить в нидерландский порт Звин. Жан Леклерк из Антверпена и его люди получили награду за то, что ночью следили со своих лодок за французскими кораблями. В конце того же года этим же делом занимался и королевский сержант в лодке. Кроме того, Уильям де ла Поль доносил о лицах, которых он скромно называл «гонцами», и которых он отправил шпионить за французскими галерами в Нормандии. Маркграф Юлихский с ведома и за счет англичан отослал шпионов в 57

Сен-Кантен, Перонну и к французскому двору, английское жалованье получали и другие лазутчики, засланные по совету Якоба ван Артевельде. Приготовления к экспедиции 1369 года показывают пути влияния разведданных на военное планирование. Английские планы постоянно менялись и дополнялись сразу по получении новой информации о намерениях французов. Письма от 7 августа подчеркивают, что король только что получил новости о важных (но не указанных) делах, и войскам приказано было собраться в Сандвиче 18 августа для погрузки на суда. Восемь дней спустя Эдуард писал, что по имеющимся у него сведениям французы намереваются атаковать о-в Уайт и Гемпшир, и береговая оборона их была приведена в боеготовность. И 14 августа сбор в Сандвиче был отложен до 3 сентября. Но вечером того же дня солдатам велели немедленно отправляться в порт из-за неминуемого французского нападения с моря (на самом деле, французы напали на Портсмут в сентябре). 18 августа король сообщил своим вассалам, что французская армия оставила Гарфлер и идет на англичан (на севере). Английская армия Джона Гонта в Нормандии и впрямь встретилась с противником 23 августа, хотя и не вступила в бой. В конце концов, король так и не отправился в поход, но отправил во Францию войска, ставшие ценным подкреплением для Ланкастера. Эти меняющиеся планы, конечно, запутали многих современников и могут произвести впечатление беспорядка и нерешительности, но король лишь менял свои намерения согласно самой свежей поступающей информации о целях французов. Случались, конечно, и неудачи. В 1351 г., например, опасались серьезной атаки на Кале и на английские войска в Бретани и в Гаскони, за которым должно было последовать вторжение в Британию, но эта угроза никогда не воплотилась в жизнь. Из отчетов главного казначея Нормандии при Генрихе V, Уильяма Элингтона, известно, что много денег расходовалось в XV веке на шпионаж. В 1434 г. графу Арунделу отпускалось 1200 турских ливров в год на шпионов и 15000 ливров на путешествия, посольства и гонцов, что, в общем-то, было одним и тем же. Граф Дорсет во время осады Гарфлёра в 1440 г., «дабы всегда знать наверняка о планах оных неприятелей, отправлял несколько раз верховых, гонцов и шпионов на границы Пикардии», которым заплатил из своего кармана в общей сложности 150 турских ливров. Со стороны французов, ветеран Жан де Бюэй дает красноречивый совет: «Государь должен третью часть расходов отдавать на шпионаж». У капитана Кале были свои шпионы, которые предупреждали о любых опасностях, угрожавших городу. Использовали шпионов и для того, чтобы выведывать цели французов и раскрывать дислокацию их войск. Совершенно очевидно, что таким образом шпионы служили капитанам и в других гарнизонах. Они следили за передвижением вражеских войск на границе, а внутри страны для раскрытия заговоров. Известно об английской паре, мистере и миссис Пикет, которым в 1420 г. пришлось спешно покинуть Анжер и переправиться в Ла-Рошель, поскольку дофин прислал солдат, чтобы арестовать их за шпионаж в пользу сэра Джона Эштона, бальи Котантена. Немало профранцузских заговоров было раскрыто с помощью шпионов и предателей. Нормой было при осаде города высылать шпионов во вражеский лагерь, чтобы «подслушивать», надеясь узнать что-либо ценное о намерениях осаждающих. Так, в Руане (1437 г.) англичане каждую ночь использовали четверых людей с этой целью. Граф Солсбери, в свою очередь, в своем ордонансе запрещал своим людям говорить о чем-либо с человеком, вышедшим из города во время его осады, и грозил суровым наказанием нарушителям этого правила. Ну а в городе власти приказывали 58

содержателям таверн и гостиниц доносить куда следует о своих гостях, чтобы иметь возможность проследить за подозрительными пришельцами. В то же время король прилагал огромные усилия, чтобы держать свои планы в секрете. Так, в ходе Бретонской кампании 1342 г. французских шпионов и курьеров разыскивали по всем английским портам. Все найденные на них документы надлежало отсылать в Лондон для изучения. В итоге, тюрьма Ньюгейт была переполнена множеством арестованных подозрительных лиц. При подготовке кампании Креси, осенью 1345 г. были арестованы все торговцы французского происхождения. За портами было установлено наблюдение. Все тюрьмы были забиты подозрительными чужаками. Однако уже в начале 1346 г. французское правительство получило полный отчет о заседании королевского совета и о состоянии подготовки флота в Портсмуте. (Сведения французы получали через своих шпионов во Фландрии, которая по-прежнему считалась английским союзником, поэтому фламандцы передвигались по Англии без ограничений.) При отплытии флота Эдуарда в Нормандию капитанам судов были даны запечатанные приказы, содержащие место высадки, с указанием открыть их лишь в том случае, если корабли отобьются от главной эскадры. Из Англии было запрещено отплывать кому-либо в течение недели после отхода флота, чтобы шпионы не могли проинформировать французского короля о дате его отплытия. Порты Лондона, Дувра, Винчелси и Сандчвича были закрыты. Похоже, что само командование до последнего не знало, куда прикажет плыть король – в Гасконь, Бретань или еще куда. Французские шпионы проявляли не меньшую активность, чем французские. Так, 29 ноября 1342 г. Счетная палата велела Бертрану Жобелену «отправить гонцов в области Бретани как можно быстрее, чтобы найти и выяснить новости касательно положения врагов нашего сеньора и короля и намерения короля Английского, и отсылать постоянные известия назад днем и ночью монсеньорам Счетной [палаты], все за счет короля». Соответственно, Бертран в тот же день отправил конного гонца в округ Доля в Бретани «шпионить и разузнавать и донести мне об ответе некоторых людей, часто посещающих город Доль, кому я писал». За 11-дневную поездку гонцу было выплачено 4 ливра 10 су. 12 декабря того же года Жобелен отправил из Понторсона в Париж донесение о высадке короля Эдуарда в Ванне, о его планах, о численности латников и пехотинцев на его службе и его союзниках в Бретани – Оливье де ла Шапеле и Гийоме де Кадудале. Также Жобелен докладывал Счетной палате о послании города Бордо английскому королю и о том, что означенный Кадулаль пытался выведать, как завладеть замком Понторсон и Мон-Сен-Мишелем. Далее в счете значится статья о «деньгах, выданных двум шпионам, которые прибыли из Понторсона в Динан и другие места, когда город был сожжен, чтобы выяснить ситуацию» (100 су за шесть дней). Еще двое шпионов отправились в Бретань разведать о замке Сен-Совер-ле-Виконт (за что получили 4 парижских ливра, т.е. 100 су). Контрразведки тогда еще не существовало, но за вражескими лазутчиками, конечно, охотились лояльные подданные. В 1359 г. четверо людей были назначены для поимки шпионов французского короля, которых, что любопытно, звали Джон из Корнуэлла и Уильям из Дерби (самые, что ни есть, «французские» имена!). Эти лица тайно вступили на английскую землю и, как говорят, бродили в окрестностях Лондона и в иных местах, вызнавая государственные тайны. В начале правления Ричарда II итальянскому торговцу Уголино Джерардо было вменено, среди прочих преступлений, выдача государственных секретов французу в Париже. Конечно, 59

многих задерживали лишь по подозрению и не всегда обоснованно, и шпиономания была всегда. Ньюгейтская тюрьма была прямо-таки забита «шпионами», но в декабре 1380 г. множество подозреваемых освободили по королевскому приказу. Участь пойманного шпиона, если вину его удавалось доказать, была суровой – как правило, его вешали. Основная литература: Allmand C.T. The Hundred Years’ War: England and France at War, c.1300–c.1450.

Cambridge, 1988.

Allmand C.T. The De Re Militari of Vegetius: The Reception, Transmission and Legacy of a Roman Text in the Middle Ages. Cambridge, 2011.

Ayton A. The Crécy Campaign // The Battle of Crécy, 1346. Woodbridge, 2005. P. 35107.

Barker J.R.V. Conquest: The English Kingdom of France, 1417-1450. Cambridge, Mass., 2012.

Boffa S. Art de la guerre et stratégie dans le duché de Brabant pendant la seconde moitié du XIVe siècle // Revue belge de philologie et d’histoire. 2004. T. 82. № 4. P. 855888.

Burne A.H. The Crécy War: A Military History of the Hundred Years’ War from 1337 to the Peace of Bretigny, 1360. L., 1955.

Burne A.H. The Agincourt War: A Military History of the Latter Part of the Hundred Years’ War, 1369 to 1453. L., 1956.

Carolus-Barré L. Benoît XII et la mission charitable de Bertrand Carit dans les pays dévastés du nord de la France (Cambrésis, Vermandois, Tiérache), 1340 // Mélanges d’archéologie et d’histoire de l’École de Rome. 1950. Vol. 62. № 1. P. 165-232.

Chan Tsin M.E. Jean de Bueil: Reactionary Knight. Ph.D. Thesis, Purdue University, 2005.

Contamine Ph. Aperçus sur la propagande de guerre, de la fin du XIIe au début du XVe siècle: les croisades, la guerre de Cent ans // Le forme della propaganda politica nel Due e nel Trecento. Relazioni tenute al convegno internazionale di Trieste (2-5 marzo 1993).

Rome, 1994. P. 5-27.

Curry A E. Agincourt: A New History. Stroud, 2005.

DeVries K.R. The Hundred Years Wars: Not One But Many // The Hundred Years War (Part II): Different Vistas. Leiden; Boston, 2008. P. 3-34.

Fowler K.A. The King’s Lieutenant: Henry of Grosmont, First Duke of Lancaster, 1310-1361. L., 1969.

Fowler K.A. News from the front: letters and despatches of the fourteenth century // Guerre et société en France, en Angleterre et en Bourgogne XIVe – XVe siècle. Lille, 1991.

P. 63-92.

France J. Philippe de Mézières and the Military History of the Fourteenth Century // Philippe de Mézières and His Age: Piety and Politics in the Fourteenth Century. Leiden, 2012. P. 283-293.

Green D. Hundred Years War: A People’s History. L.; New Haven, 2014.

Harari Y.N. Inter-frontal Cooperation in the Fourteenth Century and Edward III’s 1346 Campaign // War in History. 1999. Vol. 6. P. 379-395.

Harari Y.N. Strategy and Supply in Fourteenth-Century Western European Invasion Campaigns // Journal of Military History. 2000. Vol. 64. № 2. P. 297-333.

Hewitt H.J. The Black Prince’s Expedition of 1355-1357. Manchester, 1958.

Hewitt H.J. The Organization of War under Edward III, 1338-62. Manchester, 1966.

60

Honig J.W. Reappraising Late Medieval Strategy: The Example of the 1415 Agincourt Campaign // War in History. 2012. Vol. 19. № 2. P. 123-151.

Hooper N., Bennett M. Cambridge Illustrated Atlas of Warfare: The Middle Ages, 7681487. Cambridge, 1996.

Jones M. War and Fourteenth-Century France // Arms, Armies and Fortifications in the Hundred Years’ War. Woodbridge, 1999. P. 103-120.

Jusselin M. Comment la France se preparait à la guerre de Cent Ans // Bibliothèque de l’école des chartes. 1912. T. 73. P. 209-236.

Kagay D.J., Villalon L.J.A. Winning and Recalling Honor in Spain: Pro-English Poetry in Celebration of the Battle of Nájera (1367) // Journal of Medieval Military History.

2013. Vol. XI. P. 133-166.

Keen M.H. Richard II’s Ordinances of War of 1385 // Rulers and Ruled in Late Medieval England: Essays Presented to Gerald Harriss. L.; Rio Grande, 1995. P. 33-48.

Kilgour R.L. Honore Bonet: A Fourteenth-Century Critic of Chivalry // PMLA. 1935.

Vol. 50. № 2. P. 352-361.

Lambert C.L. Shipping the Medieval Military: English Maritime Logistics in the Fourteenth Century. Woodbridge, 2011.

Lewis P.S. War Propaganda and Historiography in Fifteenth-Century France and England // Transactions of the Royal Historical Society. 1965. Vol. 15. P. 1-21.

Lucas H.S. The Low Countries and the Hundred Years’ War, 1326-1347. Ann Arbor, 1929.

Meron T. Henry’s Wars and Shakespeare’s Laws: Perspectives on the Law of War in the Later Middle Ages. Oxford, 1993.

Michaud-Fréjaville F. Le siège d’Orléans dans Le Jouvencel de Jean de Bueil // Bulletin de la Société Archéologique et Historique de l’Orléanais. 1990. T. XI. № 88. P. 314.

Newhall R.A. The English Conquest of Normandy, 1416-1424: A Study in Fifteenth Century Warfare. New Haven; L.; Oxford, 1924.

Oman C.W.C. A History of the Art of War in the Middle Ages. Vol. II. New York, 1924.

Phillpotts C.J. The French Plan of Battle during the Agincourt Campaign // English Historical Review. 1984. Vol. 99. № 390. P. 59-66.

Pigeot. La stratégie de Jeanne d’Arc // Bulletin de la Société Archéologique et Historique de l’Orléanais. 1959. T. I. № 2. P. 67-72.

Christine de Pizan. The Book of Deeds of Arms and of Chivalry. Pennsylvania, 1999.

Pollard A.J. John Talbot and the War in France 1427-1453. Barnsley, 2005.

Pons N. La propagande de guerre française avant l’apparition de Jeanne d’Arc // Journal des savants. 1982. № 2. P. 191-214.

Prestwich M. English Armies in the Early Stages of the Hundred Years War: a Scheme in 1341 // Bulletin of the Institute of Historical Research. 1983. Vol. 56. P. 102-113.

Prestwich M. Armies and Warfare in the Middle Ages: The English Experience. L.; New Haven, 1996.

Reid P. By Fire and Sword: the Rise and Fall of English Supremacy at Arms: 13141485. L., 2007.

Rogers C.J. Edward III and the Dialectics of Strategy, 1327-1360 // Transactions of the Royal Historical Society. 1994. Vol. 4. P. 83-102.

Rogers C.J. War Cruel and Sharp: English Strategy under Edward III, 1327-1360.

Woodbridge; Rochester, 2000.

61

Rogers C.J. By Fire and Sword: Bellum Hostile and “Civilians” in the Hundred Years’ War // Civilians in the Path of War. Lincoln, 2002. P. 33-78.

Rogers C.J. Henry V’s Military Strategy in 1415 // The Hundred Years’ War: A Wider Focus. Leiden; Boston, 2005. P. 399-428.

Le Saux F. War and Knighthood in Christine de Pizan’s Livre des faits d’armes et de chevallerie // Writing War: Medieval Literary Responses to Warfare. Cambridge, 2004. P. 93-105.

Society at War: The Experience of England and France during the Hundred Years’ War. Ed. C. T. Allmand. Woodbridge, 1998.

Sumption J. The Hundred Years’ War. Vol. I-III. L., 1999-2009.

Taylor C.D. English Writings on Chivalry and Warfare During the Hundred Years War // Soldiers, Nobles and Gentlemen. Essays in Honour of Maurice Keen. Woodbridge, 2009.

P. 64-84.

Teutsch C. Victory at Poitiers: The Black Prince and the Medieval Art of War. Barnsley, 2010.

Vale M.G.A. Sir John Fastolf’s “Report” of 1435: a New Interpretation Reconsidered // Nottingham Medieval Studies. 1973. Vol. XVII. P. 78-84.

Villalon A.J.A. Battle-Seeking, Battle-Avoiding or perhaps just Battle-Willing?

Applying the Gillingham Paradigm to Enrique II of Castile // Journal of Medieval Military History. 2010. Vol. VIII. P. 131-143.

Wagner J.A. Encyclopedia of the Hundred Years War. Westport; L., 2006.

Wright N.A.R. Knights and Peasants: The Hundred Years War in the French Countryside. Woodbridge, 1998. Калмыкова Е.В. Образы войны в исторических представлениях англичан позднего Средневековья. М., 2010. Контамин Ф. Война в Средние века. СПб., 2001. Уваров Д.И. Битва при Креси (1346 г.) и военное дело первой фазы Столетней войны (1337-1347 гг.) // Воин. 2003. № 12. С. 25-38; № 13. С. 13-26; № 14. С. 23-39. Фаулер К. Эпоха Плантагенетов и Валуа. Борьба за власть (1328-1498).

62

Юрий Рябуха

ПОЛЬСКАЯ ГУСАРИЯ В БАТОЖСКОЙ БИТВЕ 1-2 ИЮНЯ 1652 Г.1 Гусария была элитой польской армии. Появившись в Польше в 1500 г. гусары были первоначально легковооруженными всадниками, но после реформ Стефана Батория в конце XVI в., превратились в тяжелую конницу, способную копейным таранным ударом решить исход сражения. Так гусары добыли себе славу при Кокенхаузене(1603), Кирхгольме(1605), Клушино(1610), Хотином (1673). И именно они были главной надеждой польного гетмана Мартина Калиновского во время противостояния с украинско-татарской армией Богдана Хмельницкого под Батогом в июне 1652 г. (Все даты приводятся по новому стилю). Несмотря на обилие литературы посвященной национально-освободительной войне украинского народа, битва под Батогом является наименее освещенной из всех казацких побед. Как правило, исследователи сообщают о полном разгроме польских войск, добавляя иногда упоминание о сравнении с победой Ганнибала над римлянами при Каннах. Относительно полно эта битва рассмотрена украинскими исследователями Юрием Тыс-Крохмалюком2 и Иваном Стороженко3. Однако их реконструкции основаны, прежде всего, на описании битвы, созданным Николаем. Костомаровым.4 Но еще Михаил Грушевский обратил внимание, что работа Н. Костомарова это в большей степени беллетристика с художественными отступлениями, чем история.5 Польские историки длительное время не уделяли Батожской битве достаточного внимания, ограничиваясь популярными очерками. Только в последнее время появились серьезные работы на эту тему,6 которые, однако, опираются главным образом на собственные источники. Весной 1652 г. с целью добиться от молдавского господаря Василия Лупула исполнения условий украинско-молдавского договора 1650 г., а также заключения династического брака в Модавию был направлен отряд Тимоша Хмельницкого. Желая воспрепятствовать намерению казаков, польный гетман Мартин Калиновский 1 Данная статья была написана в 2012 г. и опубликована в сборнике материалов конференции "Козацтво в історії України (до 360річчя битви під Батогом), прошедшей в Виннице летом 2012 г. Электронный вариант статьи ходит по Сети (в отдельных случаях и без указанного авторства). Поскольку это была своеобразная «проба пера» в освещении военной истории Хмельниччины, то в работе имелся ряд неточностей, связанных с недоскональным знанием темы. В данном варианте статьи все это исправлено, а местами расширен текст с учетом новых данных.

2 Тис-Крохмалюк Ю. Бої Хмельницького /Ю. Тис-Крохмалюк. – Мюнхен, 1959. – 176с.

3 Стороженко І.С. Богдан Хмельницький і воєнне мистецтво у Визвольній війні українського народу середини XVII ст.: Кн.1:Воєнні дії 1648-1652 рр./ І.С. Стороженко. – Дніпропетровськ: Вид-во ДДУ, 1996. – 320с 4 Костомаров Н. Богдан Хмельницкий. – В двух томах. – Т.2/Н. Костомаров. – СПб, 1859. – 550с 5 Грушевський М.С. Історія України-Руси. В одинадцяти томах, дванадцяти книгах. – Т. XI-1./М.С. Грушевський. - К.: Наукова думка, 1996. – С.437.

6 Dlugolecki W.J. Batoh 1652 /W.J. Dlugolecki. – Warszawa: Bellona, 1995. – 208s.; Ciesielski T. Od Batohu do Zwanca: Wojna na Ukrainie, Podolu i o Moldawie 1652-1653 / T. Ciesielski. – Zabrze: Inforteditions, 2007. – 335s.

63

с коронной армией занял позицию возле Батога на берегу Южного Буга, создав при этом укрепленный лагерь. Впоследствии М. Калиновского обвиняли в том, что размеры лагеря были очень велики, и имевшейся в его распоряжении армии было недостаточно для его обороны. Но польный гетман рассчитывал на приход в лагерь польских войск из районов Заднепровья и Подолья. Вообще это был распространенный прием. Узнав о том, что поляки преградили дорогу на Молдавию, Б. Хмельницкий с четырьмя казацкими полками и татарской союзной конницей двинулся вслед за отрядом сына. Общая численность украинско-татарских войск составляла около 15-18 тысяч пехоты и 20 тысяч татарских всадников.7 Украинские исследователи традиционно оценивают численность польской армии примерно в 20 тысяч человек из которых12 тысяч конницы (Н. Яковенко почему-то считает всех их гусарией,8 что явно невозможно) и 8 тысяч пехоты.9 Поляки указывая на то, что украинцы оперируют исключительно теоретическими цифрами (на коронную армию именно такой численности польский сейм утвердил сбор налогов), занижают численность войск М. Калиновского в два раза – 10030 человек,10 допуская, однако, что с учетом обозной челяди, общее количество людей в лагере достигало как раз 20 тысяч человек .11 По подсчетам, сделанным В. Длуголецким,12 в распоряжении М. Калиновского имелось восемь гусарских хоругвей, общей численностью 873 коня: 1. Хоругвь коронного обозного Самуэля Калиновского – 116 коней 2. Хоругвь коронного гетмана Марцина Калиновского – 150 коней 3. Хоругвь коронного хорунжего Александра Конецпольского – 150 коней 4. Хоругвь коронного маршалка Ежи Любомирского – 123 коня 5. Хоругвь старосты красноставского Марка Собеского – 85 коней 6. Хоругвь старосты сокальского Зыгмунта Денгофа – 111 коней 7. Хоругвь Тобиаша Минора – 75 коней 8. Хоругвь каштеляна черниговского Яна Оджывольского – 63 коня. Т. Цисельский в целом соглашаясь с этими цифрами, приводит письмо М. Собеского матери, в котором тот пишет, что прибыл в лагерь к гетману М. Калиновскому без своей хоругви. По мнению Т. Цисельского, М. Собеский и Я. Оджывольский присоединились к войску польного гетмана всего с несколькими гусарскими «товарищами» и офицерами, а сами хоругви должны были подойти позже[6, s.18]. Однако Я. Виммер, подсчитывая потери полькой армии под Батогом, основываясь на документах выплаты жалования коронной армии, указывает на восемь уничтоженных гусарских хоругвей [7, s.483]. Так что нет оснований сомневаться в количестве хоругвей приведенных В. Длуголецким. Польские гусары. Современная реконструкция (фото, как и на стр.68 взято с https://www.facebook.com/HusariaPrzedPalac/ )

7

Стороженко І. Вказ. Праця. – С.275 Яковенко Н. Нарис історії середньовічної та ранньомодерної України /Н. Яковенко. – К.: Критика, 2006. – С.336 9 Стороженко І. Вказ. Праця. – С.274; Українське козацтво: мала енциклопедія. – К.: Генеза; Запоріжжя: Прем’єр, 2002. – С.29 10 Dlugolecki W.J. Batoh 1652. – S.108.

11 Ciesielski T. Od Batohu do Zwanca. – S.21.

12 Dlugolecki W.J. Batoh 1652. – S.105.

8

64

65

В конце мая Б. Хмельницкий отправил М. Калиновскому послание, в котором сообщил о движении в Молдавию казацкого отряда Т. Хмельницкого и попросил польного гетмана освободить путь, умолчав при этом о своем непосредственном присутствии. М. Калиновский, проигнорировав послание, выслал, тем не менее, в северо-восточном направлении сторожевые разъезды, которые все были уничтожены казаками. Доспех и оружие татарского воина XVII в. (из фондов Варшавского музея) Сражение началось 1 июня около полудня. Передовые татарские чамбулы Карач-бея переправились через Буг южнее польского лагеря и атаковали польских фуражиров, выпасавших коней. И. Стороженко считает, что первой татарской атаке подверглись польские сторожевые разъезды, но как мы помним они были высланы в северо-восточном направлении, с юга угроза не ожидалась. Так что вполне можно вслед за Т. Цисельским,13 считать атакованных татарами поляков шляхетской челядью. Большая часть татар в момент первой атаки еще осталась на левом берегу Буга. Бросившись захватывать лошадей, татары упустили время и предоставили польской коннице возможность вооружиться и построиться для атаки. Гусарские хоругви стремительной атакой отбросили татар к югозападу от лагеря и преследовали противника на расстоянии четырех километров, после чего отступили в лагерь. Ю. Тыс-Крохмалюк указывает, что командовал польской конницей в этой атаке ротмистр Зелинский,14 что явно невозможно – Винцент Зелинский командовал панцерной хоругвью (84 коня)15 и по рангу не мог командовать гусарскими «товарищами». Согласно Н. Костомарову, Зелинский всегонавсего привез приказ гетмана об отступлении в лагерь в связи с казацкой атакой.16 Причиной отступления польской конницы исследователи считают ложное бегство татар,17 наступление казаков на польский лагерь,18 или даже совмещение вышеуказанных факторов.19 Однако все версии не выдерживают критики. Ложное бегство подразумевает под собой наличие засады, которая должна нанести основной 13

Ciesielski T. Od Batohu do Zwanca. – S.27. Тис-Крохмалюк Ю. Бої Хмельницького. – С. 164.

Dlugolecki W.J. Batoh 1652. – S.107.

16 Костомаров Н. Богдан Хмельницкий. – С.295.

17 Грушевський М.С. Історія України-Руси. Т. XI-1. – С. 437; Ciesielski T. Od Batohu do Zwanca. – S.27.

18 Стороженко І.С. Богдан Хмельницький і воєнне мистецтво. – С.278.

19 Тис-Крохмалюк Ю. Бої Хмельницького. – С. 164; Костомаров Н. Богдан Хмельницкий. – С.294-295 14 15

66

удар, но кроме отступающих татар к юго-западу от лагеря не было украинскотатарских войск. Атака казаков на польский лагерь не могла произойти днем 1 июня – только во второй половине дня казаки подошли к месту сражения, и всю ночь методично окружали польский лагерь

. На наш взгляд ситуация выглядела намного проще – легкая татарская конница после первой неудачи легко оторвалась от противника и начала обстреливатьпольских гусар из луков. Не имея перед собой противника, чьи ряды можно было бы прорвать копейным ударом, поляки начали отступление к лагерю. В ночь на 2 июня казацкие части полностью окружили польский лагерь, чтобы наутро начать решительный штурм. Польские военачальники в это же время проводили военный совет. Наличие татар указывало на подход главных сил Б. Хмельницкого. В таких условиях, З. Пшиемский, командир артиллерии, предложил 67

пробиваться к Каменцу, но М. Калиновский отклонил его предложение, опасаясь неудовольствия польского короля Яна-Казимира[4, c.437]. 20 Утром 2 июня польские гусары под общим командованием М. Собеского и Я Одржывольского были выстроены полумесяцем перед лагерем. Их целью было противостояние татарской коннице, в то время как пехота должна была оборонять лагерь от казаков. Зная результаты ночного совещания, многие всадники считали, что М. Калиновский лишил их шанса на спасение. Боевой дух конницы неимоверно упал. Отбив первую же атаку татар, большая часть гусар и панцерных казаков воспользовалась предоставленным им простором, чтобы вырваться из окружения. Но разорвав строй, они стали легкой добычей татар. К тому же М. Калиновский, видя их бегство с поля боя отдал приказ пехоте и артиллерии открыть огонь по беглецам. Многие источники указывают, что польские всадники понесли громадные потери от огня своих. Однако не следует забывать о том, что беглецы мчались не вдоль лагеря, а на запад от него – поляки могли дать всего несколько неприцельных залпов.

Оставшаяся часть гусар во главе с М. Собеским около часа оказывала сопротивление татарам. Но атакованная с трех сторон численно превосходящим врагом сдала свои позиции и отступила в лагерь. После этого произошел решительный совместный казацко-татарский приступ польского лагеря, который закончился полным разгромом и резней польского войска. Все восемь гусарских хоругвей были вычеркнуты из документов коронной армии.

20

Грушевський М.С. Історія України-Руси. Т. XI-1. – С. 437

68

Владислав Танкевич

АРМИЯ ШАРПА (Британская армия эпохи Наполеоновских войн) Казармы и браки. К концу XVIII века имевшиеся в наличии казармы представляли собою перестроенные средневековые укрепления (в особенности это касалось Ирландии и Шотландии). Вмещали они в совокупности не более двадцати тысяч бойцов, прочие были определены на постой в частные дома и гостиницы. В 90-е годы с подачи герцога Йоркского правительство развернуло широкую программу строительства казарм, но в 1804 году грянул скандал. Выяснилось, что назначенный главой проекта важный дядя растратил неизвестно куда девять миллионов фунтов стерлингов (Знакомо, да?) Часть средств, впрочем, всё же ушла по назначению. Построенные казармы, унылые, похожие на тюрьмы здания, не радовали ни уютом, ни комфортом. Поделены они были на каморки высотой два метра, шириной шесть, длиной десять. В каждой из таких комнатушек обитали два десятка солдат. Вдоль стен располагались лежаки с грязной, практически никогда не менявшейся соломой. Спали на них по четыре человека, укрываясь старыми одеялами. Посередине каморки стоял общий стол, который от края нар отделяло пространство, иногда не превышавшее полутора десятка сантиметров. Окна отсутствовали. Источниками света были коптилки, по две на комнату. В таких условиях солдаты ели, пили и отдыхали. Туберкулёз и ревматизм были в порядке вещей. Проветривать каморки не проветривали, представьте, какое стояло амбре: застарелый пот, копоть, табачный дым и вонь поганого ведра. Лохань, куда ночью справляли нужду (точно такая же использовалась для стирки) поутру опорожнялись в общую выгребную яму, подступы к которой были истоптаны и загажены. Питьевой воды не хватало. Одна колонка во дворе, откуда воду таскали вёдрами, не могла обеспечить всех желающих. Единственной отдушиной в этом гнетущем существовании оставался алкоголь. Свободные деньги солдат спускал в трактире ближайшего городка или в лавке маркитанта на джин, - самое доступное и дешёвое пойло (пиво в то время стоило гораздо дороже). Пьянство было вечным бичом английской армии. Пили беспробудно, постоянно и никакими наказаниями тяги к алкоголю в британском воине искоренить не удавалось. Веллингтон сокрушался, что даже в пешей гвардии сержанты вусмерть надираются каждую ночь, однако не раньше, чем покончат с обязанностями. Для женатых в и без того тесных комнатушках казарм отгораживались подвешенными на верёвках одеялами «семейные закуты». В них зачинали детей, в них и рожали под пристальными взглядами дымящих трубками сослуживцев будущего папаши.

69

Женитьба нижних чинов командованием не поощрялась, но очень многие записывались в армию, уже состоя в браке. В ротах на довольство бралось лишь шесть жён (требовалось письменное разрешение командира батальона), остальные для армии не существовали. В случае отправки подразделения за пределы Англии сопровождать мужей из шести дозволялось четырём супругам. Выбирались они жеребьёвкой прямо в порту. В мемуарах можно найти немало описаний душераздирающих сцен, разыгрывавшихся на пристанях, когда жёны расставались с мужьями, а дети с отцами. Тем несчастным, которым не повезло, давалась местным мировым судьёй подорожная до родного города. Эта бумага обязывала «Заведующего призрением бедных» (существовала такая должность) каждого прихода, через который пролегал путь солдатки и её детей, выплачивать ей полтора пенса за каждую милю до границ следующего прихода (но не более 27 пенсов). Солдатки играли важную роль в походной жизни подразделений. Жёны готовили еду, чинили и стирали одежду не только мужьям, но и их товарищам. Собственно, на медяки, кои было принято платить за подобного рода услуги, кроме официальных жён благополучно существовал целый сонм неофициальных, сопровождающих благоверных на свой страх и риск. На походе солдатки двигались за полком в обозе (часто на ослах). Имеющие официальное разрешение считались военнообязанными и за провинности могли быть подвергнутыми тем же наказаниям, что и солдаты. Верность и выносливость солдатских спутниц легендарна. Известен рассказ о некой ирландке, родившей ребёнка на обочине во время отступления к Корунне, замотавшей дитя в тряпки и продолжившей путь, как ни в чём ни бывало. Эти суровые бабы исхаживали поля сражений в поисках не вернувшегося из боя любимого, терпеливо тащили его, больного или раненого, и в дождь, и в пургу. Во вдовах солдатки не засиживались. Всегда находились желающие занять вакантное место под венцом, и некоторые дамы за кампанию сменили с добрый десяток мужей. Дети солдат часто шли по стопам отцов, благо нехватка рекрутов позволяла обойти многие правила. В 1794 году в 100-м полку хайлендеров Гордона числился рядовым некий Роберт Уатт. Храброму молодому человеку исполнилось на тот момент аж девять лет! Бивуаки и палатки. Во время фландрской кампании в войска на замену старым, громоздким в постановке четырёхугольным палаткам начали поступать шатровые, круглые в плане «колокольчики». Они и разбивались быстрее, и вмещали двенадцать человек (хотя на практике в них селились восемь с пожитками). Веллингтон, считавший палатки лишней обузой, отбрыкивался от них, как мог. Только в марте 1813 года командование навязало ему таки «колокольчики». Но и тут упрямый «Носач» поступил по-своему. Во-первых, принял только по три шатра на роту; а, во-вторых, распорядился сдыхаться от огромных общих «фландрских» котлов и для перевозки палаток приспособить высвободившихся мулов. Кое-кто из офицеров, особенно старших, и до 1813 года имел купленные в частном порядке палатки, однако большинство обходилось без оных, строя на привалах шалаши или обживая окрестные овины. Лучшие здания в таких случаях, естественно, занимали командиры, что бесило Веллингтона. Однажды от него 70

досталось на орехи группе офицериков, не постеснявшихся выбросить из понравившегося им дома раненых.

Красномундирники на фоне тех самых «колокольчиков». (Современная реконструкция) Ночевали и под открытым небом, заворачиваясь в одеяла и шинели. Ночь перед Ватерлоо, к примеру, большая часть людей Веллингтона провела, лёжа в грязи или сидя на ранцах. При таких обстоятельствах всякий устраивался, как мог. По воспоминаниям, некий офицер приказывал укутывать себя на ночь в подобие гнезда из травы и папоротника. Терпеливый парень был его денщик! Питание. Ежедневный паёк пехотинца состоял из 500 граммов говядины (с костями), 200 граммов рома (норма выдачи спиртного была отменена только во второй половине XX века!) и 700 граммов хлеба. Хлеб выпекался в полевых пекарнях из выделенной интендантством муки. Иногда вдобавок к нему, иногда вместо, выдавались тонкие круглые галеты, те самые, описанные в сотнях морских романов «…кишащие червями сухари…» из рациона флотских. Когда отсутствовал хлеб и галеты, служивых могли наделять мукой, рисом, чечевицей, горохом или местным сыром. На Пиренейском полуострове говядина часто заменялась бараниной, а ром – половиной литра вина. Как вспоминал один из ветеранов: «… Порой мы затягивали пояса потуже, неделями не видя ничего, кроме постной говядины. Бывало, что вместо хлеба мы получали картошку, зерно, а то и вовсе жменю колосьев.»

71

В более благоприятных условиях многое зависело от доброй воли руководства подразделения. Так, в 1801 году каждой полудюжине солдат 85-го на неделю выдавалось 19 кг хлеба, 10 кг мяса, 7 л спиртного, 6 л овсяной каши, 4 л гороха. За неимением сыра или масла служивых могли побаловать литром патоки. Должность повара штатным расписанием не предусматривалась, и в полевых условиях солдаты объединялись в небольшие группы, готовя по очереди или прибегая к помощи дам. Мясо жарили над костром на шомполах, но чаще варили. Соль с успехом заменяли порохом. В похлёбку крошили галеты, чёрствый хлеб и всё, что имелось в наличии: рис, бобы и т. д. и т. п. Выходило густое варево, именовавшееся «stirabout», что приблизительно можно перевести, как «болтушка». Овощи, необходимые для профилактики цинги, покупались у маркитантов за наличные. Маркитанты, надо заметить, не были приблудными коробейниками. Полк заключал договор с купцом, и тот прикомандировывал своих торговых агентов к каждой роте. Табак в солдатский паёк не входил, однако он был дёшев, и дымили все подряд: и женщины, и мужчины. В дождь трубка курилась чашечкой вниз. Способ назывался «смолить подбородок». Меню английского солдата может показаться по нашим меркам скудным, но всё познаётся в сравнении: у французов дела обстояли ещё хуже. Замедляющие армию хвосты обозов Наполеон, одержимый идеей мобильности войск, рубил беспощадно. Соответственно, пропитание французского вояки было головной болью самого французского вояки. Полки высылали фуражные команды, которые, так сказать, «добывали» продукты у местного населения, то есть, попросту грабили. Централизованно выдавался лишь хлеб, выпеченный зачастую из реквизированной опять же у местного населения муки. Метод, великолепно работавший в Центральной Европе, в России вышел Наполеону боком. Сила французской армии была в подвижности, а подвижность обеспечивалась грабежом. Барклай де Толли и Кутузов обратили силу наполеоновской орды против неё самой, серией сражений принудив отступать по Старой Смоленской дороге, той самой, по которой захватчики пришли, и где грабить было больше нечего. Не «генерал Мороз» разбил Наполеона в 1812 году. Первые заморозки ударили в конце октября, к тому времени от полумиллионной Великой армии уже мало что осталось. Из воспоминаний русского офицера Н.Оленина: «… г. Штейн, Муравьёвы, Феньшау и пр. утверждают, что французы ели мёртвых своих товарищей. Между прочим они рассказывали, что часто встречали французов в каком-нибудь сарае…, сидящих около огонька на телах умерших своих товарищей, из которых они вырезывали лучшие части, дабы тем утолить свой голод, потом, ослабевая час от часу, сами тут же падали мёртвыми, чтобы быть в их очередь съеденными новыми, едва до них дотащившимися товарищами.» Наказания. Наказания были не слишком разнообразны. За мятеж, мародёрство и переход к врагу полагалась казнь. За прегрешения помельче могли перевести в Королевский Африканский корпус или приговорить к каторжным работам. Однако чаще всего провинившихся пороли. По уставу обнажённого по пояс приговорённого привязывали к составленным в козлы сержантским эспонтонам и наносили по спине 72

удары плетьми. Количество ударов редко превышало 1200, но 300-700 никого не удивляли. Полковой хирург мог прервать экзекуцию, если считал, что жизнь наказуемого в опасности. Тогда бедолагу снимали, лечили, но по выздоровлении он получал прочие причитающиеся ему удары. За период войны на Пиренейском полуострове лишь одного командира отстранили от должности за часто и незаконно назначаемые телесные наказания: в 1813 году подполковника Арчделла сняли с поста командира 1-го батальона 40-го полка, но добряк-подполковник, видимо, просто попал начальству под горячую руку, так как исключением не был. В 10-м «гусарском», например, с 20 февраля по 26 июня 1813 года за 136 провинностей (63 из них пьянство) было назначено 38900 плетей, впрочем, исполнено 21555. Телесные наказания отменили в английской армии только в 1881 году. Ни в армии, ни во флоте в нижних чинах не видели людей. Например, ещё в 1897 году уставы британского Королевского военно-морского флота запрещали матросам пользоваться во время еды вилкой, ибо, по мнению Адмиралтейства, этот столовый прибор подрывал дисциплину и порождал изнеженность среди нижних чинов. Внешний вид и выкладка. Мундир английского солдата был далёк от образцов формы, утверждённых в 1802 году. Во-первых, пошив формы заказывался частным производителям командирами полков (им потом расходы возмещала казна), а уж они-то порой изощрялись, как могли, особенно стараясь в отношении мундиров фланговых рот и музыкантов. Офицеры, кстати, шили форму себе за свой счёт, им казна ничего не возмещала. Во-вторых, вносила свои коррективы война. Дадим слово ветеранам. Греттен, 88-й полк: «… Его [Веллингтона] не заботило, какие штаны на наших солдатах: чёрные, серые или синие, лишь бы подсумки были полны. Мы могли напяливать на себя, что угодно… Нельзя было найти двух офицеров, одетых одинаково. Шинели серые с галунами, коричневатые, серо-голубые…» Росс-Льювин, 32-й полк, 1814 год: «… Никто не угадал бы, каков первоначальный цвет нашей униформы, столько на ней было заплат из разных тканей…» Джордж Вуд, 82-й полк: «… Кивер, служивший мне и подушкой, и ночным колпаком, давно потерял форму. Борода у меня отросла, глаза и щёки запали. Измученное хворями тело покрывала многомесячная короста. Настроение было – хоть в петлю. Ботинки просили каши, сабля заржавела от сырости. Ремень облез и стал коричневым, мундир каким угодно, только не красным. Всё было влажным и грязным до последней степени…» Выкладка пехотинца в походе достигала 35 кг. На первый взгляд, немного, но стоит учесть, что её приходилось тащить по разбитым и раскисшим просёлкам в дырявых ботинках и тонкой шинельке, а ночевать под открытым небом. К тому же распределён вес был неравномерно. Фляга, сухарная сумка и штык на левом боку в какой-то мере уравновешивались патронной сумой и мушкетом с другой, но и перекрещивающиеся ремни, и ремень мушкета, и лямки ранца опирались на плечи, а поперечный ремень проклятья английского пехотинца, - ранца Троттера, ещё и сдавливал грудную клетку, проходя чуть ниже ключиц. Ранец представлял собой деревянную раму, обтянутую лакированным полотном. Углы конструкции до крови раздирали спину, а система лямок мешала нормально дышать (существовало 73

неуставное наказание: ранец набивался камнями, надевался на провинившегося рядового, и бедолагу гоняли до потери сознания). Как результат: во время трудных маршей люди умирали прямо в строю. Стрелок Харрис, далёкий от нытья и жалоб, писал: «…Многих из тех, кого пожалела французская пуля, убила та дьявольская ноша, что мы вынуждены были таскать на себе…» Положение усугубляла боязнь перебоев в снабжении (а перебои эти на Пиренейском полуострове были постоянными), увеличивавшая груз на спине пехотинца. Сержант Купер из 7-го фузилёрного перечисляет то, что он нёс на марше перед Витторией в 1813 году, когда Веллингтону удалось решить проблему своевременного снабжения: мушкет и штык – 6,5 кг; подсумок с 60 зарядами – 2,7 кг; фляга, ремень, котелок – 1,1 кг; ранец и ремни – 1,5 кг; одеяло – 2 кг; шинель – 2 кг; мундир – 1,5 кг; роба, две сорочки, перемена нижнего белья – 1,5 кг; две пары ботинок – 1,5 кг; штаны и гетры – 1 кг; две пары чулок – 0,5 кг; щётки, гребни, глина для чистки снаряжения, чересплечные ремни, два колышка для палатки – 3 кг; хлеба на три дня, солонина на два, вода – 3,5 кг; всего под 30 кг. Как замечает Купер: «…Жаль, правительство не догадалось снабдить нас запасными спинами, чтоб всё это тягать…» Лёгкая пехота и стрелки. Войны, которые Англия вела в Северной Америке в течение XVIII столетия, способствовали созданию в британской армии нового типа пехоты, - мобильной, тренированной метко стрелять, легче экипированной, способной противостоять на равных французским тиральерам. Существующие в подразделениях на птичьих правах лёгкие роты (а в дополнение к лёгкой роте в полку могли натаскиваться на роль застрельщиков одна или две батальонных) получили официальное признание после прихода в 1795 году на пост Главнокомандующего герцога Йоркского. Лёгкая пехота своим появлением обязана сэру Джону Муру, который в 1803 году отрабатывал приёмы её применения сначала в учебном лагере в Шорнклиффе, затем на полуострове, создав Лёгкую бригаду, позже разросшуюся в Лёгкую дивизию, куда вошли преобразованные в том же 1803 году в Лёгкие 43, 51, 52, 68, 71 и 85 полки (фактически, и 90-й тоже). В 1800 году был образован «Экспериментальный корпус стрелков»: 60-й полк (Королевский Американский, куда позже включили немецких егерей) и 95-й. Командир корпуса полковник Маннингэм написал первое учебное пособие для Лёгкой пехоты и стрелков. «Зелёные куртки» придавались поротно и побатальонно наступающим дивизиям и бригадам. Лёгкая пехота вооружалась неизменными «Браун Бесс». Стрелкам досталось творение оружейника Иезекииля Бейкера: кремневый мушкет с винтовыми нарезами в стволе, из-за которых, собственно, оружие и называлось «винтовкой». Ствол винтовки был на 22,5 см короче, нежели у облегчённой версии «Браун Бесс». Весил нарезной мушкет 5 кг при калибре 0,615 дюйма (примерно 15,3 мм). Сохраняя все недостатки кремневого оружия, винтовка обладала несравненно большей точностью боя (дистанция прицельного выстрела 300 метров). Принципы обучения нового вида пехоты были весьма смелы для закоснелой в традициях английской армии. Во главу угла ставилось не слепое послушание, подкреплённое плетями, а поощрение личной инициативы и взаимного доверия меж 74

солдатами и офицерами. Подразделения стрелков приучались действовать в целом или частями как самостоятельные боевые единицы. Рота стрелков делилась на два одинаковых по численности взвода, которые тоже могли быть поделены на два полувзвода. При нехватке сержантов и капралов командование полувзводом поручалось «кандидату в капралы», - отличившемуся рядовому, отмеченному поперечной полосой на плече. Барабанщиков у стрелков не было. Сигналы подавал трубач. Подвижность была главной «фишкой» зелёных курток. Устав предписывал им в минуту делать 140 шагов (тогда как в линейной пехоте 75). Это не было пустой блажью. Как бы тщательно ни замаскировался стрелок, после нажатия курка позицию выдавало облачко дыма и, на случай, если где-то рядом засел вольтижёр, следовало позицию сменить, сменить быстро и скрытно. Стрелки работали парами: пока один заряжал, второй стрелял, и наоборот. Разбить пару можно было лишь с разрешения вышестоящего офицера. Парами они служили, ели и отдыхали в казармах или в походах. Стрелков обучали производить перезарядку стоя, на коленях, лёжа и на ходу. Перезарядка винтовки занимала больше времени, чем перезарядка мушкета. В патронной суме каждый стрелок носил готовые картузы, но для точного огня применялось раздельное заряжание. Порох насыпался из рожка на перевязи, пуля завёртывалась в кожаный лоскут (запас их хранился в камере приклада). Чтобы загнать завёрнутую в кожу пулю по нарезам в ствол, нужно было усилие, и поначалу стрелков снабжали деревянной колотушкой. Она, впрочем, не прижилась. К винтовке прилагался шестидесятисантиметровый штык. (Каюсь, я в переводах именую его «тесаком», но в специальной литературе на русском языке его принято величать «кортиком») К оружию он присоединялся посредством пружинной защёлки. Примкнутый штык мешал вести огонь, и стрелки по прямому назначению его использовали редко, больше по хозяйству.

Снайпером надо родиться. 5 января 1809 года при отступлении к Корунье под Виллафранкой стрелок 95-го полка Томас Планкетт из такой вот не слишком 75

удобной на взгляд современного человека позы убил наполеоновского генерала Франсуа Кольбера с расстояния 600(!) метров. Мало того, чтобы доказать, что удачный выстрел – результат мастерства, а не везения, Планкетт вернулся на позицию и второй пулей свалил французского майора, бросившегося к генералу. Два точных попадания с дистанции, в 12 раз превышающей дальность выстрела из мушкета! Иностранные подразделения. В 1813 году каждый восьмой военнослужащий английской армии был иностранцем. Часть из них можно смело отнести к неистребимой породе наёмников, которым всё равно, кому служить, абы деньги платили. Остальные (немцы, большей частью) бежали под британский «Юнион Джек» из-под французской оккупации (так же, как сто с лишком лет спустя к англичанам будут бежать французы из-под оккупации немецкой). Кроме выходцев из германских княжеств, среди них было много французских эмигрантов (племянник будущего короля Людовика XVIII, сын герцога Орлеанского, погиб при штурме Бадахоса под именем капитана Сен-Поля), американцы… Впрочем, в английских линейных полках в 1812 году насчитывалось лишь 393 нижних чина и 31 офицер из иностранцев, прочие были сведены в национальные формирования. После французской революции из эмигрантов, сбежавших от террора, организовали несколько подразделений, неплохо проявивших себя в 90-х годах XVIII века, поскольку среди беглецов была уйма бывших офицеров. К сожалению, впоследствии части приходилось пополнять перебежчиками и всякими подонками, так что, в конце концов, эмигрантские подразделения стали использовать, как пушечное мясо, не доверяя им даже охранных функций. Лучшим из иностранных формирований можно по праву назвать Королевский Германский легион, изначально состоявший из граждан Ганновера, курфюрстом которого являлся Георг III. Легионом в те дни назывался вольный корпус, организованный по принципу мини-армии, то есть, имевший в своём составе несколько родов войск (пехоту, кавалерию, иногда артиллерию). Организованный в 1803 году Королевский Германский легион включал в себя артиллерию, кавалерию, два лёгких и восемь линейных батальонов пехоты. Среди его офицеров в 1814 году насчитывалось 10% британцев, 5% французов, 2% итальянцев, прочие немцы. Другое германское подразделение, корпус Брауншвейг-Оэльс («Brunswick Oels», британские солдаты звали их по созвучию «Brunswick Owls», «Брауншвейгскими олухами»), состояло из пруссаков, бежавших к англичанам в 1809 году после разгрома их армии Наполеоном. Кроме пруссаков, в корпусе кто только не служил: и поляки, и датчане, и голландцы, и хорваты. Воюя на Пиренейском полуострове, корпус прославился, главным образом, невиданным масштабом дезертирства. Немцев было много в стрелковых частях. В 60-м Королевском Американском полку по данным 1814 года из 299 офицеров рангом от майора и ниже служило 40 немцев, 24 француза, 5 итальянцев, 4 голландца и 1 испанец. Среди нижних чинов процент германцев был выше. Например, к концу войны на полуострове в 5-м батальоне того же полка на 400 англичан приходилось 300 тевтонов. В линейной пехоте поначалу 97 полк состоял из немцев, но он понёс во время войны за 76

Пиренеями тяжёлые потери, и к 1814 году на 28 британских офицеров приходилось лишь 7 германцев (плюс два француза). Из прочих иностранных подразделений стоит упомянуть четыре швейцарских полка в Средиземноморье, Греческую Лёгкую пехоту (на 1814 год офицеры: 6 британцев, 3 француза, 2 немца, 1 португалец, 46 греков с итальянцами). Эти части отличались дисциплиной и высокими боевыми качествами. Их полной противоположностью были такие, с позволения сказать, части, как полк Фроберга, укомплектованный греками, хорватами и албанцами (распущен после мятежа в 1807 году) и «Независимые иностранцы», творившие чёрт знает что в Северной Америке в 1813 году. Вспомогательные силы. Подразделения ополченцев создавались в графствах на средства, взятые из местных налогов. Командовал ополчением глава судебной и исполнительной власти графства. Набирались они отчасти вербовщиками (по тому же принципу, что и регулярные войска), отчасти, как уже говорилось, по жребию. По данным 1815 года в Великобритании насчитывался 71 полк ополчения, в Ирландии 38 и на Гернси 3. Несмотря на то, что специальными постановлениями парламента запрещалось использовать ополченцев за пределами их родных графств, несколько подразделений были по их желанию посланы для подавления ирландского восстания в 1798 году, а три батальона опять же добровольно вызвались поехать на Пиренейский полуостров (в боевых действиях поучаствовать не успели). Кроме ополчения графств было ещё так называемое «местное ополчение», числом редко превышавшее роту, с несколькими унтер-офицерами и парой офицеров из мелкопоместных дворян. Эти части тоже набирались по жребию на четыре года с крохотным отличием: для службы в местном ополчении нельзя было нанять замену. Служить должен был именно тот человек, на которого указал жребий. Другой грозной силой были отряды Волонтёров, создаваемые патриотически настроенными гражданами на собственные деньги. Грозной не по боевым качествам, а по численности: в 1806 году в Волонтёры записалось 328956 человек. Это при населении Англии по переписи 1801 года девять миллионов! В 1813 году подразделения Волонтёров за редким исключением были распущены. Со вспомогательными силами или без, британская армия никогда многочисленностью похвастать не могла. Взять интересующий нас период: после подписания Аахенского мира, подведшего в 1748 году итоги Войны за австрийское наследство, численность армии упала до 19000 человек, к концу наполеоновских войн выросла до 75000. Бисмарка как-то спросили, что он будет делать с английской армией в случае её вторжения в Пруссию? Канцлер пожал плечами и ответил: арестую и посажу на гауптвахту.

77

Леон Шишков

4-ЫЙ ГУСАРСКИЙ МАРИУПОЛЬСКИЙ ИМПЕРАТРИЦЫ ЕЛИСАВЕТЫ ПЕТРОВНЫ ПОЛК1 С вступлением на престол Императора Павла I русская кавалерия подвергается многим реформам. Коснулись эти реформы, конечно, и Мариупольского полка. 29 ноября 1796 года к полку присоединены команды Херсонского легко-конного и Таврического конно-егерского и образовавшийся 10-эскадронный полк обращен в гусарский и назван по имени шефа «ГУСАРСКИМ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА БОРОВСКОГО полком». 3 декабря полк вошел в состав Украинской дивизии (Харьковский, Малороссийский, Черниговский, Нежинский и Ямбургский

Генерал Ф.А. Боровский

Генерал П.Х. Витгенштейн

Худ. В. Боровиковский

Худ. Д. Доу

кирасирские полки, Мариупольский и Павлоградский гусарские полки). Федор Артемьевич Боровский,2 кавалер ордена св. Георгия, участник турецких и польской 1

Продолжение. Начало в предыдущем выпуске. Боровский Федор Артемьевич (1746-1805) – генерал-майор (1795), на военной службе с 1760 г. Участвовал в Семилетней (1756-1763) и русско-турецкой (1768-1774) войнах. С 1764 г. – капитан Желтого гусарского полка (созданного путем переформирования Новосербского гусарского полка, не путать с Желтым гусарским полком, существовавшим в 1760-1764 гг., присоединенным к Грузинскому гусарскому полку). «За храбрые и мужественные подвиги, оказанные в сражении при Мачине» во время русско-турецкой войны (1787-1791) награжден орденом Св. Георгия 4-го класса. В 1794 г. в чине бригадира, командуя Ольвиопольским гусарским полком, отличился при подавлении польского восстания. В конце 1797 года был арестован по делу полковника Ивана Андреевича Никорицы, но вскоре освобождён, в марте 1798 года вторично арестован вследствие донесения генерал-майора князя Петра Ивановича Багратиона на имя Императора Павла I (в донесении генерал 2

78

кампаний, о котором Суворов отозвался, как о «расторопном и храбром бригадире», был шефом Мариупольского полка до 16 октября 1797 года, когда был назначен новый шеф-генерал-майор князь Багратион, и полк стал называться «ГУСАРСКИМ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА КНЯЗЯ БАГРАТИОНА полком». Князь Кирилл Александрович Багратион3 служил сперва в Херсонском легко-конном полку, затем, произведенный в генерал-майоры, был назначен (4 сентября 1797 г.) шефом Чугуевского конного казачьего полка, а 16 октября – шефом в Мариупольский полк.

23 сентября 1798 года полк назван по имени нового шефа ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА КНЯЗЯ КЕКУАТОВА, а 20 июня 1799 года «ГУСАРСКИМ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА ГРАФА ВИТГЕНШТЕЙНА» (граф Петр Христианович Витгенштейн, впоследствии князь и фельдмаршал).4 1 января 1801 года П. X. Витгенштейн был «отчислен» от обвинялся в разного рода упущениях, незаконных растратах и разбазаривании имущества). Тщательно проведённое расследование доказало полную невиновность Ф.А.Боровского, который во время следствия заявил, что не желает мести своему начальнику, надеясь, что «князь Багратион да почувствует всё на совести своей и да исправится». Освобождён из под ареста в октябре 1798 года с правом ношения мундира. Проживал в своём имении в селе Талово Екатеринославского уезда, где и умер 14 марта 1805 года 3 Багратион Кирилл Александрович (1749/50 -1828) – генерал-майор (1797), русский военный и гражданский деятель, сын грузинского царевича Александра Иессеевича Багратиона. Начал военную службу в 1767 г. в Псковском карабинерном полку. Участник русско-турецких войн (1768-1774 и 1787-1791гг.) и польской кампании 1794 г., в 1796 г. во главе Чугуевского казачьего полка принимал участие в походе русских войск в Персию. В 1800 г. получил чин тайного советника и в дальнейшем продвигался по гражданской службе. Часто К.А. Багратиона, как шефа Мариупольского гусарского полка путают с его племянником Петром Ивановичем Багратионом. Создателем путаницы был, по всей вероятности, мариупольский краевед Лев Яруцкий, который, не вникая глубоко в историю, со своей легкой руки «назначил» шефом мариупольцев более известного и прославленного П. И. Багратиона 4 Витгенштейн (Сайн (Зейн)-Витгенштейн-Берлебург; Sayn-Wittgenstein-Berleburg) Петр Христианович (Петер Людвиг Адольф) (25.12.1768,Переяславль Полтавской губ.; по др.данным, Нежин — 30.5.1843, Лемберг(Львов)), граф, с 1836 светлейший князь,генерал-фельдмаршал (1826). Отец – выходец из Пруссии ген.поручик графХ. Л. К. Витгенштейн (на рос. службе с 1762). Воспитывался в доме своего родственника ген.фельдмаршала Н. И. Салтыкова. 22.3.1781 записан сержантом в л.-гв. Семеновский полк, 21.3.1789 переведен вахмистром в л.-гв. Конный полк. 1.1.1790 произведен в корнеты, 1.1.1792 – в подпоручики, 21.4.1793 выпущен премьер-майором в Укр. легкоконный полк. В польской кампании 1794 командовал эскадроном, за отличие в сражении при Остроленке награжден орд. Св. Георгия 4-го кл. В 1796 переведен в Елисаветградский гусарский полк. Во время Персидского похода 1796 был при взятии Дербента, с ключами от этой крепости послан в С.Петербург. 21.4.1797 переведен в Ростовский драгунский полк, 10 августа того же года – в гусарский Линденера (Ахтырский) полк. С 28.1.1798 полковник, с 20.6.1799 ген.-майор с назначением шефом гусарского Кекуатова (Мариупольского) полка. 1.1.1801 уволен в отставку. После восшествия на престол имп. Александра I вновь принят 19 апр. на службу и 2.10.1801 назначен ком. Елисаветградского гусарского полка. С 1.1.1802 шеф Мариупольского гусарского полка, с 29.10.1807 шеф л.-гв. Гусарского полка. В кампанию 1805, командуя гусарской бригадой, отличился в арьергардных делах против французов (за Амштеттен награжден орд. Св. Георгия 3-го кл.). В 1806 воевал против турок, в 1807 – против французов, зарекомендовав себя решительным и храбрым кав. военачальником. 12.12.1807 произведен в ген.-лейтенанты. Во время Рус.-швед. войны 1808–09 командовал отрядом, занявшим Юж. Финляндию и охранявшим побережье Финского залива. С 5.2.1809 командовал 5-й (с 1811 пех.) дивизией. В марте 1810 назначен ком. корпуса из 5-й и 14-й дивизий. В кампанию 1812 командовал 1-м отд. Пех. корпусом (до 4 июля входил в состав 1-й Зап. армии), с к-рым прикрывал петерб. направление и действовал против 4 корпусов Вел. армии. В ходе кампании 1812 был дважды ранен, достиг вершины своих воинских успехов и славы «защитника Петрополя». В июле под Клястицами корпус Витгенштейна остановил продвижение войск маршала Н. Удино (за отличие Витгенштейн награжден орд. Св. Георгия 2-го кл., а его супруге пожалован орд. Св. Екатерины 2-й ст.). В авг. корпус Витгенштейна вел ожесточенные бои под Полоцком с корпусами маршалов Удино и Л. Гувьон Сен-Сира (В. награжден орд. Св. Александра Невского). В окт. его войска взяли Полоцк, затем в сражении под Чашниками нанесли поражение войскам маршала К. Виктора. 22.10.1812 В. произведен в чин ген. от кавалерии со старшинством от 6 окт. В сражении при р. Березина франц. командованию удалось ввести Витгенштейна в заблуждение, и он не смог нанести решительный удар по не защищенной с фланга переправе войск неприятеля. В 1813 части под его командованием взяли Берлин. После смерти М. И. Кутузова 16.4.1813 Витгенштейн занял пост главнокомандующего, но после неудач русской армии под Лютценом (за это сражение Витгенштейн получил орд. Св. Андрея Первозванного) и Баутценом попросил заменить его М. Б. Барклаем де Толли. В кампанию 1813 командовал корпусом, за отличие в Лейпцигском сражении награжден золотой саблей «За храбрость» с

79

шефства, а на его место назначен генерал-майор Алексей Петрович МЕЛИССИНО,5 сын известного екатерининского артиллерийского генерала Петра Ивановича Мелиссино. Генерал-майор А.П. Мелиссино Худ. Д. Доу

С восшествием на престол Императора Александра I наименования полков по именам их шефов были отменены, и 31 марта 1801 года гусарский генерал-майора Мелиссино полк принял названия «МАРИУПОЛЬСКИЙ ГУСАРСКИЙ полк» и вошел, совместно с Тверским кирасирским, в Украинскую Инспекцию. 16 мая 1803 года из полка выделены два эскадрона на сформирование Одесского гусарского полка (впоследствии л. гв. Уланский Ее Величества и л. гв. Конногренадерский полки) и взамен их образованы новые.

алмазами и лаврами. 30.11.1813 пожаловано «в ознаменование военных подвигов, оказанных в прошлогоднюю кампанию», внести в герб В. надпись «Чести моей никому не отдам». В кампанию 1814 ранен в сражении при Бар-сюр-Об и уехал на лечение в Германию. В 1815 участвовал во 2-м походе рос. войск во Францию. С 3.5.1818 главнокомандующий 2-й армией. С 26 августа того же года член Гос. совета. 28.1.1826 назначен шефом Мариупольского гусарского полка, который стал называться его именем (после смерти Витгенштейна полку 7.6.1843 вернули прежнее имя). 22.8.1826 произведен в ген.-фельдмаршалы. В ходе Рус.-тур. войны 1828–29 главнокоманд.рос. войсками на Балканах, но после прибытия имп. Николая I на театр воен. действий 9.2.1829 снят по собств. просьбе с этого поста. 1.5.1834 получил от прус. короля титул светлейшего князя «во изъявление признательности к знаменитым заслугам, оказанным в продолжение последней против Франции войны» (в России титул утвержден имп. Николаем I 16.6.1834). Похоронен в церкви с. Каменка Ольгопольского у. Подольской губ. Награжден также рос. Орденами Св. Владимира 1-й ст. (1812), Св. Анны 1-й ст.; прус. орденами Черного и Красного Орла 1-й ст.; австр. Воен. орд. Марии Терезии 2-й ст.; баденским орд. Верности; крестом за Прагу; знаком отличия «За XXXV лет беспорочной службы». 25.3.1891 имя Витгенштейна было снова пожаловано 12му драгунскому (с 1907 4-й гусарский) Мариупольскому полку.

5 Мелиссино Алексей Петрович (27.1.1766, С.-Петербург — 15.8.1813, под Дрезденом, Саксония), генералмайор (1801). Из древнего греческого рода, представители которого в XVIII в. переселились из Венгрии в Россию. Сын ген. от артиллерии П. И. Мелиссино. Младенцем записан в гвардию, 21.7.1777 начал службу сержантом. 10.5.1783 произведен в капитаны и зачислен в штаб ген.-фельдцейхмейстера. За оперативную подготовку неск. сот новобранцев к арт. службе 8.10.1788 получил чин майора. В Рус.-тур. войне 1787–91 в чине подполковника Сумского легкоконного полка участвовал во взятии Аккермана, Бендер, Измаила, по представлению А. В. Суворова за проявленную отвагу награжден орд. Св. Георгия 4-го кл., а по окончании войны 5.1.1793 — чином полковника. В царствование имп. Павла I «выключен из службы». В дек. 1800 зачислен в Елисаветградский гусарский полк, 2.1.1801 произведен в ген.-майоры и назначен шефом Мариупольского гусарского полка. 1.1.1802 вновь отправлен в отставку. 20.4.1807 вернулся на службу и занялся формированием нового Лубенского гусарского полка (с назначением его шефом). В Отеч. войну 1812 ком. 26-й кав. бригады в составе 8-й кав. дивизии 3-й Зап. армии. С отдельным отрядом прикрывал действия главных сил в деле при Кобрине (орд. Св. Анны 1-й ст.), у м. Яново и Пинска, где захватил запасы фуража. В дальнейшем сражался в составе различных авангардов и арьергардов. За «достохвальное рвение» награжден золотой саблей «За храбрость» с алмазами. В кампанию 1813 участвовал в занятии Варшавы, в боях под Бишофсвердом, Баутценом, Рейхенбахом и Левенбергом (близ Дрездена). В последнем бою атаковал с лубенскими гусарами каре французской гвардейской пехоты, врубился в него одним из первых, но был сражен тремя пулями. Похоронен в Кульме.

80

Голицын Сергей Сергеевич Неизв. худ., 1-я пол. XIX в.

Наступает период войн с Наполеоном, и уже в кампанию 1805 года Мариупольцы отправляются в поход. 13 августа полк выступает из м. Радзивилов в составе колонны генераллейтенанта Дохтурова и с армией генерала Кутузова, через Броды и Тешен, следует по Австрии. 19 октября участвует в деле у Ламбаха6 и 24 в отряде Милорадовича у Амштетена. Здесь полк потерял убитым подполковника Ребиндера.7 В деле у Кремса8 два эскадрона Мариупольцев находились в отряде Милорадовича и два эскадрона – в колонне Дохтурова. 20 ноября, в день Аустерлицкого сражения, Мариупольские гусары вместе с Павлоградцами находились на правом фланге нашей армии (у Раузница) в отряде кн. П. И. Багратиона, действуя против маршала Ланна. Согласно выписке из списка отличившихся в сражении при Аустерлице, был награжден 6 Сведения об участии мариупольских гусар под Ламбахом больше нигде не встречаются. Возможно Л. Шишков путает мариупольцев с павлоградскими гусарами, эскадроны которых часто действовали вместе, и подобная путаница этих двух полков встречается неоднократно.

7 Ф.Н.Глинка так описывает его смерть: «Мариупольского гусарского полку полковник Ребиндер с эскадроном своим врубился в неприятельскую конницу и, пробившись сквозь оную, набежал на подкрепленную пехоту, ударил на нее, но в то же время картечный выстрел ранил его в ногу и убил под ним лошадь. Он упал и был раздроблен на части саблями французских гусар. Сей храбрый полковник своею рукою изрубил до десяти человек неприятелей». У Ермолова ошибочно указан подполковник Ингельстром: ««Он [Милорадович – Ю.П.]приказал коннице ударить на колеблющегося неприятеля, и Мариупольского гусарского полка подполковник Игельстром, офицер блистательной храбрости, с двумя эскадронами стремительно врезался в пехоту, отбросил неприятеля далеко назад, и уже гусары ворвались на батарею. Но одна картечь и одним храбрым стало меньше в нашей армии! После смерти его рассыпались его эскадроны, и неприятель остановился в бегстве своем…». Олег Соколов в своей книге «Аустерлиц. Наполеон, Россия и Европа, 1799—1805 гг.» приводит описание этого момента боя используя мемуары французских офицеров: «Лежен рассказывает: «Неприятель рубил наши задние ряды, брал пленных и чуть не захватил в плен и нас. Конь под Мюратом был убит, мой, вырвавшись из этой свалки, поскакал галопом по откосу дороги, споткнулся и рухнул. Пока я пытался встать, он уже поднялся на ноги и ускакал вместе с другими конями, несущимися в галоп. Я сумел найти себе убежище у двух пушек, которых поставил на дороге молодой артиллерийский офицерик, наверное, только что закончивший военную школу. Драка была ужасная, и уже сабли свистели над нашими головами...». Это чудо, но записки «офицерика» тоже сохранились. Его звали Октав Левавассер. «...В четырех шагах от меня рубили гусар, которые навалились на мою пушку, —рассказывает он. — Мы с трудом зарядили ее ядром, а поверх забили еще и картечь. Звон сабель был уже прямо над нами. Канонир Колло протянул руку с зажженным фитилем. Мы закричали: «Берегись!» Наши гусары, кто как мог, бросились по сторонам, и перед пушкой появилась небольшая амбразура среди месива из людей и коней. Русский полковник в мундире, расшитом золотом, бросился к моему канониру, чтобы отрубить ему руку. Но в этот момент прогрохотал выстрел. Ствол снесло с лафета, а полковник упал прямо на пушку. Ужасающим выстрелом разметало все кругом. Более сорока лошадей и огромное количество людей — русских, австрийцев и французов — повалило на землю, и перед батареей оказалась целая баррикада из окровавленных тел». «...Ни одна картечь из этого двойного заряда не пропала даром, — вспоминал Лежен. — От страшного грохота на нас посыпалась груда снега с деревьев и, словно по волшебству, эскадроны, которые нас атаковали, исчезли в дыму и в снежной пыли».

8 Битва под Кремсом длительное время в российской и советской историографии трактовалась как гениальная победа М. Кутузова. Однако последние исследования О. Соколова и В. Васильева убедительно доказали несоответствие желаемого и действительного.

81

орденом Св. Владимира 4-го класса ротмистр князь Голицын,9 Мариуполец, который «с эскадроном, ему порученным, храбро кидался на неприятельскую колонну и, стремление ее на наш фланг удержав, опрокинул и во все время сражения поступал отлично; напоследок, будучи в сильной атаке, врезавшись во фланг неприятеля, ранен и, когда под ним убита лошадь, взят в полон». В день Аустерлицкого сражения Мариупольский полк понес следующие потери убитыми и без вести пропавшими: 1 штаб-офицер, 13 обер-офицеров, 5 унтер-офицеров, 136 рядовых и 253 строевые лошади. С окончанием войны Мариупольский полк возвратился в Россию, став на квартиры в Подолии.

4 мая 1806 года, при учреждении 13 дивизий, Мариупольский гусарский полк вошел в состав 9-й дивизии вместе с Глуховским кирасирским и Новороссийским драгунским полками. 2 декабря у нижних чинов гусарских полков отменены косы и локоны и повелено стричь волосы под гребенку, а генералитету и офицерам предоставлено в этом случае поступить по собственному произволу. Генерал-лейтенант Е.И. Меллер-Закомельский Худ. Д. Доу

В 1806 году возобновились военные действия, и Мариупольский полк в декабре этого года перешел с берегов Днестра к Бресту, где сосредоточен был корпус генерал-лейтенанта Эссена, имевшего задачу оборонять пространство между Брестом и Гродно. В начале 1807 года Мариупольцы приняли участие во всех делах отряда генерал-лейтенанта князя Волконского, который действовал против французов у Остроленки, а в феврале того же года два гусарские 9

Голицын Сергей Сергеевич (17.2.1783–14.3.1833, С.-Петербург), князь, генерал-майор (1813). Из древнего княжеского рода Гедиминовичей; отец — ген. от инфантерии князь С. Ф. Голицын (1749–1810). В 1785 записан в л.-гв. Преображенский полк, 23.4.1786 переведен сержантом в л.-гв. Семеновский полк, 23.4.1797 получил чин прапорщика, 14.8.1799 уволен в отставку, в 1801 вернулся на службу и 30 окт. Того же года произведен в поручики. В 1803 вновь вышел в отставку с чином штабс-капитана. В 1805 вернулся на службу ротмистром в Мариупольский гусарский полк, при Аустерлице ранен в голову, за отличие награжден орд. Св. Владимира 4-й ст. с бантом. 3.5.1806 пожалова флигель-адъютантом. За отличие в сражениях при Гейльсберге и Фридланде отмечен орд. Св. Георгия 4-го кл., за Гут-штадт награжден зол. шпагой «За храбрость». 25.2.1807 за отличие произведен в подполковники, 23.1.1808 пожалован в камерюнкеры, 7.7.1808 вновь переименован в подполковники и определен во флигель-адъютанты. 22.7.1810 определен в л.-гв. Преображенский полк и 5 окт.того же года произведен в полковники. В кампанию 1812 состоял при ген. Л. Л. Беннигсене. В 1813 был в сражениях под Лютценом, Баутценом, Лейпцигом (отмечен зол. шпагой «За храбрость» с алмазами и прус. орд. Красного Орла 2-й ст.). 15.9.1813 произведен в ген.-майоры. В кампанию 1814 находился при взятии Парижа (награжден прус. орд. «За заслуги»). С 29.8.1814 состоял при нач. 15-й пех. дивизии. 17.4.1816 уволен в отставку по прошению. В 1830 пожалован в егермейстеры 3-го кл. Похоронен в с. Зубриловка Балашовского у. Саратовской губ. Был известен как музыкант, автор мн. романсов. Награжден также рос. Орденами Св. Владимира 2-й ст., Св. Анны 1-й ст., Св. Иоанна Иерусалимского (кавалер).

82

полка – Мариупольский и Ахтырский — поступили под начальство генерал-майора графа Витгенштейна, которому генерал Эссен поручил наблюдать за французами на правом берегу Нарева.

29 октября 1808 года шефом Мариупольского гусарского полка был назначен генерал-майор барон Егор Иванович Меллер-Закомельский,10 – сын генераланшефа барона И. И. МеллерЗакомельского, убитого в 1789 году при взятии Килии. Вместе со своим новым шефом Мариупольцы в 1810 г. совершают поход в Австрию (командиром полка в это время был полковник Клебек). Когда эта «бескровная война» окончилась, полк из Галиции вернулся в Россию. Корнет Н.А. Дурова Неизвестный художник. Сер.ХІХ века

В 1810 году приказом Императора Александра I была переведена в Мариупольский гусарский полк известная девица – кавалерист Надежда Дурова, под фамилией корнета Александрова. Начиная с 1806 года она служила в кавалерии, участвовала во многих боях и заслужила знак отличия военного ордена. Будучи раненой, она оказалась в госпитале, где и открылось, что она – женщина. Об этом случае было доложено Государю, который заинтересовался ею, пожелал ее видеть лично и затем разрешил ей остаться в армии с переводом в Мариупольский гусарский полк. В Великую войну 1812 года она снова отличается и становится известной всей 10

Меллер-Закомельский (Меллер-Закомельский 2-й, до 1789 Меллер; Mül ler) Егор Иванович (1766– 1830),барон, генерал-лейтенант (1813), генерал-адъютант (1810). Из дворян Велижского у. Белорус. губ. Сын ген.-фельдцейхмейстера барона И. И. Меллер-Закомельского, брат П. И. Меллера-Закомельского. В 1781 поступил сержантом в л.-гв. Преображенский полк, из к-рого был выпущен капитаном по артиллерии и назначен состоять адъютантом при отце. 28.6.1788 произведен в подполковники с переводом в Бугский егерский корпус, к-рым командовал М. И. Кутузов. Во время войны с турками находился под командой своего отца при штурме Очакова. 2.9.1793 произведен в полковники и переведен в Тверской карабинерный полк. В нач. 1797 за расформированием Тверского полка определен в Рязанский кирасирский полк и 14 апр. того же года уволен в отставку. 2.11.1800 вновь принят на службу прежним чином и 15.3.1801 произведен в ген.майоры и назначен полковым ком. Глуховского кирасирского полка. С 6.9.1801 шеф Тверского драгунского полка. 14.9.1803 по выбору цесаревича Константина Павловича определен полковым ком. Вновь сформированного Уланского Е. В. цесаревича полка. В кампанию 1805 в сражении под Аустерлицем возглавил атаку полка на кав. дивизию ген. Ф. Келлермана. Во время схватки пуля ударила его в грудь, но скользнула по орд. Св. Владимира. Во время контр атаки франц. кавалерии М.-З. был ранен и взят в плен. Возвратился в Россию в 1807 после подписания Тильзитского мира. С 9.11.1807 шеф Мариупольского гусарского полка. В 1809 участвовал в походе в Галицию. 1.7.1810 пожалован в ген.-адъютанты. 25.1.1812 назначен ком. 1-го резервного корпуса. В кампанию 1812 командовал отд. отрядами, участвовал в сражениях при Тарутине, Малоярославце и Красном. За отличие 16.6.1813 произведен в ген.-лейтенанты. За время службы неоднократно использовался по дип. части. 17.12.1815 уволен в отставку «по болезни» с мундиром и полным пенсионом полкового жалованья. Награды: рос. ордена Св. Георгия 4-го кл., Св. Владимира 2-й ст., Св. Анны 1-й ст.; крест за взятие Очакова; зол. шпага «Захрабрость».

83

России. После Бородина она была произведена в поручики и назначена ординарцем к Кутузову. Дослужившись до чина штабс-ротмистра, она вышла в отставку. Полковник И.М. Вадбольский портрет мастерской Д.Доу.

За период времени от 1810 до 1812 года в судьбе полка произошли некоторые перемены: 28 октября 1810 года из полков армейской и гвардейской кавалерии составлены были дивизии и бригады, и Мариупольский полк причислен был к 7-й пехотной дивизии 2-го корпуса. 12 октября 1811 года Мариупольский гусарский полк совместно с Сумским гусарским образовали 2-ю бригаду 3-й кавалерийской дивизии. Того же числа были выделены офицеры и нижние чины на сформирование Новгородского кирасирского, впоследствии 10-го драгунского полка. 14 марта 1812 года из запасных и резервных эскадронов повелено было составить восемь новых кавалерийских дивизий; на формирование 10-й кавалерийской дивизии Мариупольский полк выделил часть людей, совместно с Курляндским, Оренбургским и Иркутским драгунскими и Сумским гусарским. 2 мая того же года Мариупольский гусарский полк вошел в состав 3-го резервного кавалерийского корпуса, совместно с Оренбургским, Сибирским и Иркутским драгунскими полками.Когда настал 1812 год, Мариупольский полк входил в состав 1-й Западной армии генерала Барклая-де-Толли и в 3-й кавалерийский корпус генерала графа Палена, части которого были сосредоточены в Виленской губернии у Лиды. Вместе с армией Мариупольцы совершают отход на Ошмяны – Сморгонь – Свенцяны и 20 июня прибывают в Дрисский укрепленный лагерь. Командовал в это время Мариупольцами полковник князь Иван Михайлович Вадбольский (1781-1861), служивший в обер-офицерских чинах л. гв. в Конном полку, в котором был награжден орденом св. Георгия 4-й ст. и золотою саблею. Вся боевая деятельность Мариупольских гусар в войнах 1812-1814 гг. неразрывно связана с именем этого лихого командира.11 Под его командованием 11

Вадбольский (Водболский) Иван Михайлович (1780; по др. данным, 1781, С.-Петербург — 1861), князь, генерал-лейтенант (1827). Из древнего княжеского рода (отрасль князей Белозерских). Сын полковника князя М. М. Вадбольского. 19.4.1790 записан сержантом в л.-гв. Преображенский полк. 21.11.1796 переведен в Кавалергардские эскадроны, в 1797 определен в л.-гв. Конный полк, где служил, проходя чинами от корнета (1.6.1799) до полковника (12.8.1807). С 20.12.1808 ком. Литовского уланского полка. Участвовал в кампаниях против французов в 1805 (за Аустерлиц награжден зол. саблей) и 1807 (под Фридландом ранен в шею пулей навылет, награжден орд. Св. Георгия 4-го кл.). В 1809 находился в походе в Галицию. С 20.1.1812 ком. Мариупольского гусарского полка, с которым был в боях и сражениях под Ошмянами, Козянами, Бешенковичами, Витебском (орд. Св. Анны 2-й ст.), Смоленском (орд.Св. Владимира 3-й ст.). 9–16 и 23–24 авг. находился в арьергарде рос. армий. В Бородинском сражении ранен картечью в голову (повторно награжден орд. Св. Владимира 3-й ст.). Позднее участвовал в арьергардных боях под Можайском. С 15 сент. командовал отд. летучим отрядом (500 чел.), действовавшим на Новой Калужской и Можайской дорогах. За

84

полк участвует в ряде арьергардных боев – у Ошмян, при Козянах (здесь из полка, находившегося на аванпостах, выбыло из строя 40 гусар), Бешенковичах, у Полоцка и Витебска. После сражения у Смоленска Мариупольский полк входит в состав корпуса графа Орлова-Денисова,12 и когда корпус этот прикрывает отход нашей армии, участвует в деле у Лyбины. Здесь, по «Описанию Отечественной войны 1812 года» А. Михайловского-Данилевского, «атака Мариупольского гусарского полка и казаками была произведена с полным успехом и пехота французская изрублена на месте». Во время движения арьергарда армии от г. Вязьмы до с. Бородина, 23 августа Мариупольского гусарского полка майор Лесовской13 отважно и с успехом выполнил взятие Вереи награжден алмазными знаками к орд. Св. Анны 2-й ст. Сражался при Малоярославце, Вязьме, Дорогобуже и Красном. В кампаниях 1813–14 участвовал в делах при Лигнице, Бунцлау, на р. Кацбах (ранен пулей в правую ногу, отмечен орд. Св. Анны 1-й ст.), Сен-Дизье, Бриенн-ле-Шато, Ла-Ротьере, где был ранен палашом в правый бок (награжден орд. Св. Георгия 3-го кл.). 21.5.1813 за «отменную храбрость и мужество» получил чин ген.-майора. С 29.8.1814 ком. 1-й бригады 2-й гусарской дивизии, участвовал во 2-м походе во Францию (1815). С 28.12.1816 нач. 2-й (затем 3-й) гусарской дивизии. С 26.9.1823 состоял по кавалерии. В 1826 переведен в Отд. Кавк. корпус, участвовал в Рус.-перс. войне 1826–28, отличился при осаде Аббас-Абада (1827), за что 2.10.1827 награжден чином ген.-лейтенанта. Во время Рус.-тур. войны 1828–29 участвовал во взятии Карса, Ахалкалаки, Ахалциха, Ацхура. 20.12.1833 уволен от службы «за ранами с мундиром и полным пенсионом». Похоронен в с. Любено Одоевского у. Тульской губ. Награжден также рос. Орденами Св. Владимира 2-й ст., Св. Анны 1-й ст. с алмазами; прус. орд. «За за слуги».

12 Орлов-Денисов (до 1801 Орлов) Василий Васильевич (8.9.1780; по др. данным, 8.11.1780, 1775 или 1777– 24.1.1843,Харьков), граф (1801), генерал от кавалерии (1826), генерал-адъютант (1811). Издворян Войска Донского; отец — войсковой атаман В. П. Орлов, дед — первый граф из донцов ген. от кавалерии Ф. П. Денисов (от него О.-Д. по указу от 26.4.1801 унаследовал графский титул). 1.1.1787 записан на службу казаком, 4.12.1789 получил чин сотника, а после перевода в разъездной казачий полк в С.-Петербург 19.5.1791 произведен в есаулы (тогда же продолжил учебу в частном пансионе). 3.7.1799 получил чин полковника.

19.3.1806 переведен в л.-гв. Казачий полк на должность ком. эскадрона. В кампанию 1807 был в боях против французов при Гутштадте, Гейльсберге, Фридланде (награжден за отличие орд. Св. Георгия 4-го кл.).

12.12.1807 произведен в ген.-майоры, 21.7.1808 назначен ком.л.-гв. Казачьего полка, с к-рым участвовал в Рус.швед. войне 1808–09 (за отличия награжден орденами Св. Владимира 3-й ст. и Св. Анны 2-й ст. с алмазами).

29.1.1811 пожалован в ген.-адъютанты. 4.2.1811 назначен ком. 2-й бригады гв. кав. дивизии. В кампанию 1812 участвовал в арьергардных боях, был контужен в шею и отмечен орд. Св. Анны 1-й ст. За отличие под Витебском награжден зол. саблей «За храбрость» с алмазами. В бою под Валутиной Горой удачно командовал 1-м резервным кав. корпусом. В Бородинском сражении во время рейда рус. кавалерии возглавлял атаку 3 гв. конных полков на пехоту неприятеля. В Тарутинском сражении командовал 1-й колонной и был контужен картечью в ногу. Плодами внезапной атаки его конницы стали все захваченные в тот день трофеи (награжден орд. Св. Георгия 3-го кл.). В дальнейшем командовал отд. отрядом, участвовал в боях под Гжатском, Ляховом (взял в плен бригаду противника), Красным, Вильно и Ковно. Во время Загран. походов 1813–14 командовал личным конвоем имп. Александра I и находился при нем в сражениях под Лютценом, Баутценом, Дрезденом и Кульмом. 15.9.1813 получил чин ген.-лейтенанта. Отличился в Лейпцигском сражении (орд. Св. Владимира 2-й ст.) и в преследовании противника при Эйзенахе и Ганау. В кампанию 1814 и во время 2-го похода рос. армии во Францию в 1815 находился при имп. Александре I. С 30.8.1825 командовал 5-м резервным кав. корпусом. 22.8.1826 произведен в ген. от кавалерии. 3.10.1827 уволен в отставку с мундиром и пенсией. 25.3.1828 вновь принят на службу с повелением состоять по Войску Донскому. В ходе Рус.-тур. войны 1828–29 находился при Гл. квартире рос. армии. По завершении воен. действий окончательно вышел в отставку. Похоронен в Крестовоздвиженской церкви Покровского монастыря в Харькове, 4.10.1911 его прах был перенесен в усыпальницу Войскового собора в Новочеркасске. С 26.8.1904 его имя (как вечного шефа) носил 9-й Донской казачий полк. Награжден также рос. Орденами Св. Александра Невского, Св. Анны 1-й ст.; прус. орденами «За заслуги» и Красного Орла 1-й ст.; австр. Воен. орд. Марии Терезии 4-й ст.; баварским Воен. орд. Максимилиана Иосифа 2й ст.; франц. орд. Св. Людовика 1-й ст.

13 Лесовский Сергей Иванович (1782-1839) – русский военачальник, внебрачный сын генерала-фельдмаршала Репнина. Участвовал в Отечественной войне 1812 года. П.И. Липранди в своих воспоминаниях писал о нём, как об одном из главных деятелей, способствовавших славе Мариупольского полка в Отечественную войну, по его мнению, Лесовский был человеком, который стоял очень высоко и «если бы жил он лет тридцать позже, то был бы одним из замечательнейших лиц».1 июня 1815 года полковник Мариупольского гусарского полка Лесовский был назначен командиром Кинбурнского драгунского полка. 1 января 1819 года произведен в чин генерал-

85

данное ему поручение с 6 эскадронами командуемого им полка атаковать «несравненно превосходнейшую неприятельскую кавалерию под личным предводительством вице-короля италианского, что самое остановило и прочие силы неприятеля», за что награжден орденом св. Георгия 4-й степени (приказ генераллейтенанта Коновницына).

Полная униформа рядового Мариупольского гусарского полка в 1812 г.: доломан, ментик, шарф, чакчиры, кивер (здесь: модель 1812 г.), вальтрап, ташка и сабля

С.И. Лесовский в генеральском мундире (неизвестный художник)

24 августа, в Бородинском бою Мариупольские гусары снова находились в 3-м кавалерийском корпусе генерал-адъютанта барона Корфа, заменившего заболевшего графа Палена. Корпус этот занимал центр нашего расположения и стоял сзади пехотного корпуса Дохтурова, как раз напротив Бородина. Когда, около десяти часов утра, войска маршала Нея завладели нашими флешами,14 наша пехота при содействии полков Мариупольского и Сумского майора, с назначением состоять при начальнике 2-й Драгунской дивизии. В октябре 1821 года назначен командиром 2-й бригады 4-й драгунской (с 1827 года гусарской) дивизии. Оставался в этой должности до июня 1829 года. С июня 1826 по май 1827 года находился одновременно в должностях командира дивизии и командира 2-й бригады этой дивизии.

14 Длительное время в российской, а затем и советской историографии указывалось время захвата французами флешей – 12 часов дня, в то время как французские историки придерживались другого времени – 9 часов утра(это же время фигурирует в мемуарах многих российских участников битвы). В 1992 г. А. Васильев и Л. Ивченко опубликовали в журнале «Родина» статью «Девять на двенадцать, или повесть о том, как некто перевел часовую стрелку (о времени падения Багратионовых флешей)», в которой убедительно доказали

86

гусарских, Курляндского и Оренбургского драгунских, «не обращая внимания на жестокий огонь неприятельских батарей, опрокинула французов и вытеснила их из флешей» (Историк М. Богданович). К полудню, когда неприятель обратил свои усилия на наш левый фланг и французская кавалерия стала окружать нашу пехоту, командир корпуса барон Корф приказал генерал-майору Дорохову произвести конную атаку. Дорохов выполнил этот приказ блестяще: «Выстроясь немедля, ударил он поспешно с Оренбургским драгунским полком в середину, а с Мариупольским гусарским и Курляндским драгунским во фланг неприятельской кавалерии, которая быстротой сей атаки была опрокинута и прогнана до самых их батарей» (рапорт генерал-адъютанта барона Корфа от 9 сент. 1812 г.) Участвовали Мариупольцы и в конной атаке, когда кирасиры и уланы Латур-Мобура были брошены на наш центр, где завязался упорный бой и атаки следовали одна за другой. Здесь был ранен картечью в голову командир Мариупольцев князь И. М. Вадбольский. Рана, полученная им, не была опасна и не помешала ему вернуться в свой полк уже после оставления нами Москвы. Когда начали действовать наши партизанские отряды, князю Вадбольскому было поручено начальствовать над одним из таких отрядов, составленным из Мариупольских гусар и казаков. Его отряд с успехом действовал между Можайском, Москвою и Тартутиным. Когда Дорохову было поручено взять город Верею, отряду князя Вадбольского было приказано присоединиться к отряду Дорохова и состоять в его команде. На рассвете 28 сентября Верея была взята приступом. Из регулярной кавалерии в этом славном деле участвовали Мариупольский полк и четыре эскадрона Елисаветградских гусар. 19 октября Мариупольский полк был назначен в отряд генерал-майора Ожаровского, который вел малую войну, нападая на неприятельские транспорты и мелкие отряды. Затем, войдя в состав авангарда Милорадовича, Мариупольцы приняли участие во всех делах этого авангарда, а также в больших сражениях при Малоярославце, Вязьме и Красном. В бою под Вильно 5 декабря 1812 года унтер-офицером Мариупольского полка Пономаренко был захвачен «орел» 9-го кирасирского полка15 (находится в Эрмитаже).

правоту французских исследователей. Л.Шишков, хотя и цитирует ниже М. Богдановича, придерживается французской (правильной) точки зрения.

15 Подробности захвата орла неизвестны.

87

Владислав Танкевич1

РАПОРТ БРИГАДНОГО ГЕНЕРАЛА НАТАНА Г. ЭВАНСА,2 КОМАНДИРА 7‐Й БРИГАДЫ ПЕРВОГО КОРПУСА, 16‐22 ИЮЛЯ 1861 ГОДА, БУЛЛ‐РАН (ИЛИ МАНАССАС), ВИРГИНИЯ В первом крупном сражении между северянами и южанами при Булл-Ране(южане называли его первым Манассасом) столкнулись на поле боя две армии дилетантов, расчитывавших на скорую победу и возвращение домой. Оба командующих армиями плвнировали обойти врага с правого фланга, окружить и уничтожить. Северяне, начавшие свой обходной марш раньше южан былипервоначально более близки к победе, но на их пути встали части конфедератов под командованием полковника Натана Эванса. Именно упорная оборона этих солдат позволила южанам выиграть время до подхода подкреплений, после чего перейти в контратаку и одержать первую победу. Публикуемый ниже рапорт полковника Н. Эванса позволяет ознакомиться с подробностями этого боя. Перевод документа и примечания выполнены Владом Танкевичем.

Дано у каменного моста, Булл-Ран, Виргиния, 24 июля 1861 года Командующему 5-й бригадой Филиппу Сент-Джордж Коку3 Настоящим имею честь представить Вам рапорты командира 4-го Добровольческого Южнокаролинского полка Дж.Л.Э. Слоуна,4 командира 1-го Специального Добровольческого Луизианского полка капитана Харриса,5 командира 1

Перевод и комментарии. Перевод выполнен с электронной публикации http://www.civilwarhome.com/evansbullrunor.htm Натан Джордж Эванс, 1824-1868, - профессиональный военный. Во время учёбы в Вест-Пойнте заработал кличку «Шэнкс» («Тонконожка»). До Гражданской войны служил во 2-м кавалерийском полку на западной границе, воевал против индейцев. Имел отвратительную славу бабника, пьяницы и сквернослова (забавно, что при такой-то репутации он после войны устроился работать… директором средней школы.). В 1855 году во 2-й кавалерийский был переведён Роберт Эдвард Ли, и они с Эвансом, как ни странно, подружились, поддерживая тёплые отношения до самой смерти каролинца.

3 Филипп Сент-Джордж Кок (Philip St.George Cocke, не путать с его сверстником и земляком-виргинцем Philip St.George Cooke’ом. Тот служил северянам), 1809-1861, в 1832 году окончил Вест-Пойнт, но в армии прослужил всего год, после чего уволился и занялся семейной плантацией. После отпадения южных штатов Кока, известного отличными организаторскими способностями, привлекли к формированию оборонительного рубежа против США по реке Потомак. После Манассаса вернулся в своё поместье и по причине крайней «изнурённости духа и тела» (которую сейчас, вероятно, квалифицировали бы как «поствоенный синдром») вскоре застрелился.

4 В тексте рапорта «J.L.E. Sloan», но в исторической литературе командир 4-го Южнокаролинского указан, как Джон Бейлис Эрл Слоун (John Baylis Earle Sloan, 1828-1906 гг.), то бишь «J.B.E. Sloan».

5 Командующий 1-м Специальным Добровольческим Луизианским полком (более известным под именем «Луизианские тигры») майор Четэм Робердо Уит получил во время сражения под Манассасом пулю, пробившую ему оба лёгких. Оперировавший его хирург без обиняков заявил майору, что его рана смертельна. Майор осведомился, неужели у него нет шансов выжить? Врач ответил, что прецедентов выздоровления после подобного ранения медицина не знает. «Что ж, - философски сказал майор, - Значит, я и стану этим самым прецедентом» И ведь стал! (Источник: Kaufhold John A. Unusual battles of the Civil War. – iUniverse, Inc. 2004 Прим.пер.) Четэм Уит (1826-1862), вообще, заслуживает отдельного рассказа. Разве что в двух словах… Сын священника епископальной церкви, он упрямо вылезал за рамки скучного провинциального мирка, в котором существовало его благородное семейство (даже физически вылезал – рост 193 см и вес более 110 кг!). В 1846 году он с радостью бросает практику в юридической фирме и идёт добровольцем на американо-мексиканскую 2

88

кавалерийского эскадрона капитана Терри, командира отделения артиллерийской батареи Летэма первого лейтенанта Дэвидсона, подразделения которых в целом и составили отряд, находившийся под моим командованием 21-го числа сего месяца. Неприятель появился в поле видимости с восточной стороны каменного моста ярдах в полутораста6 от моей позиции и в 5-15 утра начал обстрел из нарезных орудий, который продолжался около часа с промежутками. Так как мой отряд был надёжно прикрыт гребнями холмов с западной стороны моста, я ответного огня не открывал. Увидев же, что противник выдвинул вперёд значительные силы застрельщиков, я приказал двум фланговым ротам 4-го Добровольческого Южнокаролинского полка и одной роте 1-го Специального Добровольческого Луизианского полка майора Уита тоже выступить вперёд для прикрытия моего отряда с фронта.

Оборона южан в битве при Булл-Ране. Картина Дона Трояни В течение следующего часа, пока застрельщики обменивались пулями, я окончательно укрепился в подозрении, что неприятель не собирается атаковать меня войну, после которой возвращается в юриспруденцию лишь затем, чтобы быть принятым в коллегию адвокатов и окончательно осознать, что его призвание – война. Он воюет в рядах восставших против Испании кубинцев; он становится генералом в армии, бьющейся против мексиканского диктатора Санта-Анны; а известие о том, что его родная Луизиана отсоединилась от США и теперь в опасности, застало его в Европе, среди краснорубашечников Гарибальди.

6 Ярд равен 91, 44 см Соответственно сто пятьдесят ярдов – это примерно сто сорок метров.

89

на данной позиции, а намерен обойти мой левый фланг. Поэтому я принял решение перехватить врага, оставив застрельщиков из 4-го Добровольческого Южнокаролинского полка и ещё две роты поддерживать с врагом огневой контакт. Известив Филиппа Сент-Джордж Кока7 о том, что позиция у моста мною оставлена, я атаковал неприятеля за пересечением Уоррентонского тракта и дороги на Манассас. Исходя из наблюдений за передвижением противника, я смог незаметно разместить свои войска под покровом деревьев и изготовить их для лобовой атаки приблизительно к 9-00. Поставив усиленный одной пушкой 4-й полк слева, а бойцов майора Уита с кавалерийским эскадроном справа, я приказал открыть огонь только тогда, когда неприятель приблизится на дистанцию эффективной стрельбы из гладкоствольных ружей. Примерно в 9-15 мой отряд начал интенсивный обстрел врага, который смешал ряды и шатнулся назад. Воспользовавшись замешательством неприятеля, майор Уит предпринял вылазку силами своего батальона.

Генерал Би ведет в бой 4-й Алабамский полк. Эпизод сражения при Булл-Ране. Картина Дона Трояни В этот момент очень кстати прибыл генерал Би8 с бригадой пехоты. Его отряд построился у меня в тылу и сходу вступил в бой, ослабив натиск быстро 7 Подразделения под командованием Кока обороняли три брода через Булл-Ран южнее каменного моста, то есть правее позиции Эванса.

8 Бернард Би, 1824-1861, - профессиональный военный родом из Южной Каролины, участник американомексиканской войны и так называемой «Ютской войны», то есть конфликта между федеральным правительством и мормонами в 1857-58 гг. Под Манассасом он, теснимый вместе с Эвансом неприятелем по направлению к ферме Льюиса, обратил внимание своих деморализованных солдат на холм Генри, где твёрдо встала под пулями присланная командующим южан резервная бригада Томаса Дженксона. «Смотрите, -

90

опомнившегося противника на моих людей. Вскоре подоспел посланный для поддержки генерала Би 8-й Джорджианский полковника Ф.С. Бартоу,9 но к тому времени неприятель сосредоточил на этом направлении такие силы, что оборона нашей позиции потеряла смысл, и я приказал моему основательно потрёпанному отряду отступать к ферме Льюисов. И мои войска, и подразделение Би были практически рассеяны, когда наш отход смогли прикрыть Легион Хэмптона и другие подкрепления. Во имя немалой пользы, которую в будущем способен принести мой отряд, прошу Вас дать ход приложенным к данному посланию рапортам. Доблестно громил врага весь мой отряд, но особенно хотелось бы отметить героическое поведение майора луизианских добровольцев Роберта Уита, получившего пулю в лёгкие, когда он храбро вёл своих солдат в атаку. Мне очень пригодились и его советы и его боевой опыт. Также не могу не упомянуть полковника Слоуна, который у меня на глазах в течение боя личным примером несколько раз вдохновлял павших духом бойцов, побуждая продолжать борьбу. Настоятельно прошу Вас непременно довести рапорты до сведения командования хотя бы во имя примеров личного мужества и профессионализма, свидетелем проявлений которых был я сам. Лейтенант Дэвидсон, несмотря на то, что одно орудие его отделения вышло из строя ещё в самом начале, поддерживал темп стрельбы из второго в течение всей схватки на должном уровне, и продолжал вести огонь, пока противник не приблизился на расстояние в две сотни ярдов.10 Хочу также отметить офицеров моего штаба за расторопность, с которой они всякий раз доставляли мои приказы по месту назначения, а ещё – капитанов Джорджа МакКаузланда и Александра Роджерса, адьютантов, и А.Л. Эванса, не оставлявших меня ни на минуту под самым яростным огнём. Вместе с настоящим рапортом посылаю вражеские знамёна, захваченные в ходе вылазки майора Уита. Также я бы хотел обратить внимание командования на неоценимую помощь, оказанную мне виргинцем доктором Броно,11 который, будучи местным жителем, послужил мне проводником и помог выбрать подходящую позицию для боя. С уважением, Ваш покорный слуга Н.Г.Эванс, Бригадный генерал

крикнул Би, - Вон Джексон! Он стоит, как каменная стена!» И спустя считанные минуты после того, как одарил Джексона историческим прозвищем, южнокаролинец был смертельно ранен.

9 Ф.С. Бартоу, 1816-1861, - адвокат, ещё до сецессии оставивший юриспруденцию ради политики. Едва началась Гражданская война, вступил в ополчение родной Джорджии. Под Манассасом полк Бартоу заплатил за помощь Эвансу и Би потерями в половину личного состава, а сам Бартоу был вскоре убит, когда по личному приказу командующего П.Борегара бросился с остатками полка в атаку, пытаясь привести к молчанию пушки северян с восточной стороны каменного моста.

10 Около ста восьмидесяти метров.

11 Френсис Л. Бронo (Francis L. Bronough) был немцем по происхождению, так что его фамилию, вероятно, можно транскрибировать на русский и как «Бронау». Впоследствии служил хирургом во 2-м Арканзасском пехотном, которым командовал его старший брат Вильям.

91

Натан Дж. Эванс

Джон Бейлис Эрл Слоун

Ф.С.Бартоу

Четэм Робердо Уит

Филипп Сен-Джордж Кок

Бернард Би 92

Александр Дедык

“Драконы” на рельсах: бронепоезда в украинско-польской войне 1918-1919 годов. Обусловленный поражением в Первой мировой войне распад Австро-Венгрии породил многочисленные конфликты между претендентами на наследство бывшей империи. Венгрия, Италия, Румыния, Польша, Украина, Чехословакия и Югославия оказались втянутыми в различные территориальные споры, решать которые они так или иначе пытались силой оружия. В частности, вопрос о государственной принадлежности населенной преимущественно украинцами восточной части бывшего имперского королевства Галиции и Лодомерии (Галичины) стал причиной украинскопольской войны, боевые действия которой продолжались с ноября 1918 по средину июля 1919 года. Обеим сторонам пришлось создавать свои вооруженные силы практически с нуля. Учитывая настроения неимоверно измученных только что окончившейся мировой войной народных масс, а также скудость доставшихся по наследству материальных ресурсов, действующие армии обоих противников по сравнению с предыдущей эпохой, как говорится, не впечатляли. Например, в феврале 1919 года с польской стороны сражались менее 21 тысячи бойцов1, а с украинской – около 25 тысяч2. Вместе с тем линия фронта охватывала те же пространства, на которых еще недавно бушевали сражения миллионных армий. На территории бывшей Российской империи похожие обстоятельства способствовали возникновению так называемой эшелонной войны, когда немногочисленные отряды при помощи поездов быстро передвигались на огромные расстояния, покидая вагоны лишь для скоротечных боев с противником, точно также использовавшим железнодорожные составы. Не удивительно, что удачно сочетавшие огневую мощь, надежную защиту и высокую мобильность бронепоезда стали своеобразной визитной карточкой того периода. В Галичине обеим сторонам довольно быстро пришлось покинуть удобные вагоны. Уже в декабре 1918 года на каждой из трех железнодорожных линий (Львов – Рава-Русская, Львов – Перемышль и Самбор – Хиров), вдоль которых гремели наиболее ожесточенные бои, образовался позиционный фронт, окопы которого со временем простирались все дальше и становились все глубже, постепенно опутываясь колючей проволокой и другими искуственными препятствиями. Тем не менее бронепоездам суждено было сыграть определенную роль и в этом сравнительно малоизвестном конфликте. Общее количество участвовавших в нем крепостей на колесах не превышает полсотни, но рассмотреть судьбу каждой из них в пределах небольшой статьи не 1

Hupert W. Walki o Lwów (od 1 listopada 1918 do 1 maja 1919). – Warszawa, 1933. – s. 176. Західно-Українська Народна Республіка 1918-1923. Документи і матеріали. У 5-ти томах. – Івано-Франківськ, 2008. – Том 4. – с. 183.

93 2

представляется возможным. Вероятно, более информативным окажется набросок основных тенденций строительства и боевого применения бронепоездов. А проиллюстрировать его позволят отдельные факты из насыщенных биографий этих огнедышащих драконов. Первой на фронтах этой войны появилась часть единственного доставшегося полякам в наследство австро-венгерского бронепоезда. Она состояла из бронированных паровоза, артиллерийского вагона, вооруженного 7-см. корабельным орудием, и так называемого штурмового вагона, в котором перевозили десантный отряд пехотинцев. Этот состав, названный впоследствии “Śmiały” (“Смелый”), возглавил штурм правобережной части Перемышля в боях 10-12 ноября 1918 года.

Артиллерийский вагон, бронепаровоз и штурмовой вагон австро-венгерского бронепоезда, однотипные вошедшим в состав польского бронепоезда “Śmiały”. Не имея артиллерии, украинские защитники города попытались таранить грозного противника с помощью паровоза. Попытка не удалась, но неравная борьба продолжалась. В ходе боев были ранены не менее 5 членов экипажа, а локомотив получил легкие повреждения. Но тогда остановить стального дракона не удалось. Когда же в следующем бою за Львов 21 ноября 1918 года бронепоезд наткнулся на более прочную оборону, поддерживаемую всего лишь спорадическим огнем двух 10-см. гаубиц, он не смог выполнить поставленную задачу. Вместо решительного наступления “Смелый” вынужден был ограничиться заурядной перестрелкой, причем 94

его командир получил тяжелое ранение. В этих двух столкновениях, происходивших, кстати сказать, фактически в условиях уличных боев, как в зеркале отразились последующие взлет и упадок роли бронепоездов. Вопреки ожиданиям, захват поляками Львова, ставшего столицей официально провозглашенной 13 ноября 1918 года Западно-Украинской Народной Республики (ЗУНР), не поставил последнюю точку в войне. Наоборот, строительство вооруженных сил ЗУНР – Галицкой Армии (ГА) – развернулось с удесятеренной силой. Расчет польского руководства на стремительный “блицкриг” не оправдался. Сравнительная немногочисленность армий обеих сторон вынуждала концентрировать усилия на важнейших политических и экономических центрах Галичины. Соответственно, боевые действия разворачивались вдоль ведущих к таким центрам главных путей. В то время ими были железные дороги, сеть которых оказалась достаточно развитой. Так сложились условия для широкого использования бронепоездов. Но сначала их нужно было построить. Отсутствие промышленности не позволяло копировать известные австровенгерские или российские образцы. Собственных стандартов пока еще не существовало. В итоге факторами, определяющими строительство крепостей на колесах, оказались время, наличные ресурсы и талант непосредственных исполнителей. Первые составы импровизировались из подручных средств буквально в течении нескольких часов. Установить орудие на платформу, пулеметы – в товарный вагон, укрыть расчеты за шпалами или мешками с песком, и можно отправляться в бой. Именно так поступил уроженец Буковины, командир батареи ГА поручик Владимир Тотуескуль. Разместив две свои пушки и несколько пулеметов на платформах и прицепив вагон со взводом пехотинцев, он 3 декабря 1918 года отбил у противника станцию Сихов, которая сегодня находится в черте города Львова. К сожалению, находчивый командир погиб в этом бою, но его детище в дальнейшем получило в Галицкой Армии почетный номер 1.

Бронепоезд №1 в бою за станцию Сихов. Рис. Э. Козак.

95

Импровизированные бронепоезда внешне настолько напоминали обыкновенные, что иногда доходило до курьезов. Например, 23 ноября 1918 года около Хирова поляки захватили транспорт, перевозивший, среди прочего, две гаубицы. Статус трофея немедленно “повысили” до уровня бронепоезда, получившего название “Kozak” (“Казак”). О том, что польским артиллеристам пришлось попотеть, переделывая заурядный транспортный эшелон в боевой состав, традиционно предпочитают не вспоминать. По мере стабилизации фронта импровизированные бронепоезда стремительно теряли свою защитную мощь. Резко возраставшая опасность поражения вынуждала лишний раз не высовываться. Например, экипаж одного з двух построенных украинцами в Самборе бронепоездов занимал позиции вместе с пехотой, а состав перемещался на достаточном удалении позади, имитируя густым дымом и снопами искр из трубы паровоза присутствие сильно бронированной “черепахи”. Обе стороны немедленно принялись усиливать защиту крепостей на колесах. Главными центрами “бронепоездостроения” стали Дрогобыч для украинцев и Львов для поляков. В дело пошли имевшиеся в железнодорожных мастерских листы железа толщиной 10-14 мм. Но их запасы таяли столь заметно и быстро, что некоторые вагоны “бронировали” только на высоту человеческого роста. Сооружение таких поездов требовало заметно больше времени. Например, польский бронепоезд “Pepetrójka” (сокращенное в просторечии штабное наименование “Бронепоезд №3”) был построен в течении 10 дней, но впоследствии подвергался многочисленным вынужденным переделкам. Более удачным оказался “Pionier” (“Пионер”, названный не в честь характерно салютующего школьника с красным галстуком, а военнослужащего, которого сегодня зовут сапером), зато для его строительства потребовались уже три недели.

Польский бронепоезд “Pionier”. Железом защищены только паровоз вращающиеся артиллерийские башни. Остальное прикрывает бетон.

и

Среди инженеров-строителей бронепоездов наиболее заметных результатов достигли украинец Николай Солодуха и поляк Болеслав Неневский. Последний использовал вместо железа слой бетона толщиной 10 см. В опалубке из досок такая

96

“броня” выдерживала попадание шрапнели и выпущенной в упор пули. Бетонированный вагон оказался также заметно теплее бронированного3. Поскольку состав и компоновка бронепоездов поначалу никак не регламентировались, каждый командир действовал сообразно своим возможностям, опыту и даже вкусам. Общее число мчавшихся в бой единиц колебалось от двух до десяти, иногда превосходя это число. Например, боевой состав украинского бронепоезда №2 (экипаж называл его “Люся”) состоял из бронепаровоза, одного артиллерийского и одного пулеметного вагонов. В тоже время в полном боевом комплекте “Пионера” насчитывались два артиллерийских вагона, два вагона, вооруженных пулеметами, два штурмовых вагона для пехотинцев десанта, один вагон с боеприпасами и один вагон с электрогенератором, не считая бронепаровоза и контрольных платформ. Повседневные нужды каждого бронепоезда удовлетворял специальный поезд, именуемый хозяйственной частью. Его составляли вагоны, предназначенные для проживания личного состава, размещения полевой кухни, медпункта, мастерских, запасов топлива, оружия, продовольствия, материалов для восстановления пути и прочего всевозможного инвентаря. Во время боя хозчасть оставалась на базовой станции. В обеих враждующих армиях бронепоезд являлся отдельной тактической единицей, временно подчиненной командиру какого-либо общевойскового соединения в оперативном отношении. Полноправным “хозяином” крепостей на колесах в Галицкой Армии был штаб Главнокомандующего, а в польской – командование железнодорожных войск. В таком организационном и техническом состоянии они встретили окончание боевых действий украинско-польской войны. Открывая ее, бронепоезда успешно действовали в качестве танков. Имея на борту десант пехотинцев, они даже могли оперировать самостоятельно. Среди многочисленных примеров таких действий штурм украинцами Сихова 3 декабря и овладение поляками Городком 4 декабря 1918 года. Но по мере насыщения фронта артиллерией еффективность танков на рельсах все более снижалась. Например, уже в январе 1919 года плачевно окончились попытки протаранить вражескую оборону как для украинского бронепоезда №1 подо Львовом, так и для польского “Казака” под Хировом. Прямые попадания снарядов нанесли им значительные людские и материальные потери, вынудив выйти из боя. Значительно дольше бронепоезда удачно действовали в качестве передвижных артиллерийских батарей. Быстро передвигаясь по рельсам в противоположных направлениях, они существенно затрудняли противнику обнаружение цели и корректировку ответного огня. Но размер состава и наличие демаскирующих признаков (стук колес, дым паровоза) указали на возможное противоядие. 23 июня 1919 года украинские артиллеристы, наблюдая только перемещение верхушки столба дыма, сумели вдребезги разнести один вагон вражеского бронепоезда (вероятно, “Дракона”), которому пришлось поспешно ретироваться. В несколько более благоприятных условиях добились похожего успеха и польские артиллеристы, поразив вагон бронепоезда ГА с загадочным номером 212.

3

ЛОДА. Ф. 257. – Оп. 1. – Спр. 358. – Арк. 7.

97

Боевая часть польского бронепоезда “Smok” (“Дракон”).

Разбитые украинской артиллерией вагоны польского бронепоезда “Odsiecz” (“Помощь”). Ведя справедливую войну в защиту собственной территории, командование ГА не имело надобности чрезмерно охранять свои коммуникации. Зато защита магистралей Перемышль – Львов и Перемышль – Рава-Русская от постоянных налетов стала настоящей головной болью для противника. Наиболее еффективным средством решения этой проблемы казались бронепоезда, способные конвоировать грузовые составы, патрулировать опасные участки и восстанавливать незначительные повреждения пути.

98

Захват бронепоезда. Худ. Л. Перфецкий Поначалу успех сопутствовал даже небольшим импровизированным крепостцам на колесах. Все изменилось, когда 8 марта 1919 года семь вооруженных ручными гранатами кавалеристов-галичан атаковали и захватили оснащенный пушкой и двумя пулеметами бронепоезд “Wściekły” (“Сердитый”). После этого скромные составы использовались только в исключительных случаях. Например, 27 мая 1919 года снятый с импровизированного бронепоезда в составе одной железнодорожной платформы и обыкновенного паровоза пулемет помог полякам отогнать украинских саперов, готовящихся взорвать мост на Днестре около Галича. Последние, добравшись до ближайшей станции, вкатили на платформу 3-дюймовою пушку и с помощью паровоза быстро вернулись обратно. Недавним победителям пришлось в свою очередь ретироваться, и важный в стратегическом отношении мост оказался в волнах реки. Бронепоезда также неплохо проявили себя в ролях разведчиков и мобильного авангарда, способного внезапным ударом прорваться за линию фронта отступающего противника, чтобы захватить и удержать до подхода главных сил какой либо важный объект. Тем не менее, начиная с января 1919 года их роль неуклонно снижалась. В июне 1919 года на магистралях Галичины оперировали всего 2 украинских и 6 польских бронепоездов. Подводя своеобразную черту под их деятельностью, назначенный в июле 1919 года начальником штаба ГА уроженец Львова полковник Альфред Шаманек отметил 99

в приказе: “Хорошая пехота всегда справится с бронепоездом… Она должна выиграть бой, даже если ей придется сражаться с машинами”4. Последующие бои с Красной Армией подтвердили его правоту – грозные “черепахи” большевиков одна за другой становились трофеями галичан. Но это уже другая история. Литература: 1. Дєдик О. Війна на залізничих коліях. Панцирники УГА. // Літопис “Червоної Калини”. – Львів, 1992. – Ч. 6-7. – с. 2-5.

2. Дєдик О. Гонитва за мостами: боротьба за переправи через Дністер під час українсько-польської війни 1918-1919 років. // Цитаделя: Львівський мілітарний альманах. – Львів, 2010. – Ч. 2(4). – с. 25-35.

3. Західно-Українська Народна Республіка 1918-1923. Документи і матеріали. У 5-ти томах. – Івано-Франківськ, 2008. – Том 4. – 886 с.

4. Czerepiński M. Historyczny rozwój pociągu pancernego w Polsce. // Przegląd artyleryjski. – Warszawa, 1924. – Nr. 10-12. – s. 361-365.

5. Hupert W. Walki o Lwów (od 1 listopada 1918 do 1 maja 1919). – Warszawa, 1933. – 264 s.

6. Małagowski S. O zastosowaniu i taktyce pociągów pancernych. // Bellona. – Warszawa, 1919. – Zeszyt 3. – s. 180-184.

7. Margasiński K. Zarys historii polskich pociągów pancernych 1863-1920. // Jurczyk J., Margasiński K. Dziennik pociągu pancernego „Hallerczyk”. – CzechowiceDziedzice – Częstochowa, 2010. – s. 35-103.

4

ЦДАВО України. Ф. 2188. – Оп. 1. – Спр. 57. – Арк. 96.

100

20 января 2015 года во время боев в донецком аэропорту погиб житель города Мариуполя военнослужащий 81-й отдельной аэромобильной бригады Андрей Николаевич Миронюк (позывной «Сет»). Родившийся 12 июля 1975 года в Умани, в начале 2000-х Андрей переехал в Мариуполь, где закончил ПГТУ, и впоследствии работал на металлургическом заводе инженером-киповцем. Еще в начале 90-х Андрей стал участником Украинской Национальной Самообороны (УНСО). В составе её отрядов принимал участие в военных действиях на территории Приднестровья, Абхазии, Грузии, Чечни, Югославии. Написанная им на основе этих событий художественную повесть «Кавказ.ua» была отмечена литературной наградой «Золотий бабай». Само произведение, по словам автора на три четверти автобиографично и правдиво. Зимой 2014 г. Андрей Миронюк добровльцем ушел в армию. 20 января, возглавляя группу десантников, пытавшихся прорваться к защитникам терминала, был сражен пулей снайпера на взлетной полосе донецкого аэропорта. Похоронен на Старокрымском кладбище Мариуполя. Посмертно награжден орденом «За мужество» ІІІ степени (имеет также награду УНСО – «Пустельний хрест»). Именем Андрея Миронюка названа улица в Умани.

Ожесточенные бои в Донецком аэропорту зимой 2014-2015 гг.

Награда «За мужество» ІІІ степени (посмертно)

Книга Андрея Миронюка «Кавказ.ua».

Похороны Андрея Миронюка.