Багров С. Приговор by Тотемская Библиотека

Приговор

Приговор Рассказы о Николае Рубцове

Рассказы о Рубцове

Рассказы о Николае Рубцове Вологда : 2007- 224 с. Редактор-составитель С.П. Багров

Сергей Чухин Василий Елесин Анатолтй Мартюков Юрий Пономарев Евгений Иванишкин Николай Голицын Алексей Ш илов Феликс Кузнецов Валентина Притчина Татьяна Решетова Ирина Рычкова Николай Шантаренков Александр Кузнецов Сергей Виноградов Галина Шведова Елена Рубцова Владимир Личутин Сергей Багров Тамара Данилова Николай Рубцов Вологда

2007

Приговор

ВЫ СШ ЕЕ СОСТОЯНИЕ

Мир к Сергею Чухину был во многом несправедлив. Отпуская от всех щедрот своих самую малую долю, он его отталкивал от лю дей, которы е жили благополучно. Но поэт ни на что на свете не обижался. В его характере переплелись беззалаберн ость чудака, поклади стость доброго сем ьянина и одерж имая стр астн ость творца, смело взявшегося сказать о многом несколькими словами. Сказать от имени тех, кого он любил. Любил же Сергей Валентинович многих. Сколько житейских историй я от него услышал, когда он рассказывал о своем крутонравом отце, о Н иколае Рубцове, о маш инистах, с которыми каждую осень ездил куда-то под Коношу на болото за клюквой, о коммунисте Горынцеве, скульпторе Брагине и других многочисленных земляках, с кем встречался поэт на улицах Вологды, в деревнях и райцентрах, в автобусах и вагонах. Каждый рассказ его был по-особому интересен. Десятки готовых портретов! Их бы Чухину записать. Однако до прозы Сергей Валентинович был не охоч. Хотя, разбирая его стихотворный архив, я встречал

Рассказы о Рубцове

в нем несколько очерков и рассказов. Поэт был участливым человеком. Ксли бы позволяли ему обстоятельства и набитый даны ими карман, то, наверное, помогал бы он каждому, кто страдает. Правда, помощь эта нет-нет да и подводила. На «Заре», которая мчалась по Сухоне к Вологде, он однажды столкнулся с почти умирающим пассажиром. Было видно, что пил человек не день и не два, и что к жизни его возвратить могла только водка. Чухин, имея в портфеле бутылку, распечатал ее и налил в стакан. И понес стакан через весь пассажирский салон. После выпитой водки страдалец приободрился. Сергей же смешался, ибо «Заря» в этот миг причалила к пристани Тотьмы, и речники, взяв поэта за локти, не церемонясь, спустили его с теплохода. Такие конфузы его огорчали и выбивали из колеи. Чувствовал он себя виноватым. Пытался исправиться. И исправлялся. Но ненадолго. Опять повторялся подобный случай, когда предстояло кого-нибудь выручать. Вроде, хотел и хорош ее сделать, а получалось - наоборот. И виновата была здесь скорее не ж алость, а бескорыстность. Бескорыстность была для поэта естественной частью его состояния. Она перешла к нему по наследству. Мать поэта Нина Васильевна, женщина редкой душевной мягкости, никогда не ругала Сережу за шалости и причуды, благо знала это не главное в нем. Главное - нежность. Неси ее, сын! И Сергей ее нес. Не кричал о ней, часто даже 4

Приговор

скрывал, чтоб над ним не смеялись. Нежность к матери и семье, к речке Ёме, к цветам и березам, к людям, особенно к тем, которые в нем разглядели не т о л ь к о б е зв р е д н о г о ч у д а к а, р ы б о л о в а , работника, но и поэта. Поэта, который в долгу перед всеми и, сознавая себя многоопытным мастером слова, долг этот он с радостью отдавал. Да и сейчас отдает, ибо стихи его стали собственностью народа. Поэт - это Бог красоты, самое высшее состояние. Кто-кто, а Сергей Валентинович был в таком состоянии многократно. Но бывал он и в низком, когда предстояло думать о хлебе насущном. Под брови ложилась морщинка решимости человека, которому надо каким-нибудь образом выправить жизнь. Найти где-то денег. Купить для дочурки подарок. А Тоне, жене, непременно сказать, что его собираются напечатать. Однако такое он Тоне не говорил. Свои талантливы е стихи он не умел устраивать ни в издательствах, ни в журналах. Разве только в газетах. И то далеко не в каждой и далеко не всегда. Потому и жил по пословице, как впрочем и все поэты в России: в одном кармане пусто, в другом - ничего. Однако от бедности хуже стихи не писал. Н апротив. От книги к книге все мужественнее и четче звучал его поэтический голос. Пожалуй, самым священным и вещим образом был для поэта образ России. Россия для Чухина - это дорога. Дорогу эту видать и сейчас. Там, в божьих далях, искрится золотом света обломный край облака над закатом. Под облаком - сжатое

Рассказы о Рубцове

поле, река с сенокосным сараем, налитые теменью ели и пышная, вся из усыпанных л пси,ев, дорога, к оторой, м ерцая очкам и, ступ ает в своей желтоплечей, не знающей старости куртке Сергей В ал енти нови ч Ч ухин. С тупает, чтоб вновь навестить свою мать. Сколько раз приезжал он в свое Погорелово! Приезжал по весне и лету, но чаще - по осени. Чтобы убрать в огороде картошку. Наносить из лесу грибов. Сбегать с удочкой на пруды за ленивыми карасями. И еще посмотреть на гонимых ветрами северных птиц, как они пролетают стаями над деревней. Посмотреть - это значит, почувствовать связь с миром т е х , кто высок, благороден и смел. Родился Сергей Валентинович в октябре 1945 года. Сорок лет понадобилось ему, чтоб явить себя миру. Нелепая смерть, как нарочно выбрала тот подлый вечер, когда поэт возвращался домой из гостей, и последняя улица, на которую он ступил, пытаясь ее пересечь, несла на него резкий ветер и снег, и он не увидел мчащуюся машину. Сергей БАГРОВ

Приговор

Сергей Чухин ДО ПОСЛЕДНЕГО ДНЯ

Обстоятельства моего знакомства с Рубцовым скорее могли послужить поводом для взаимной неприязни, чем для дружбы. Но — слава богу — время рассудило нас иначе... Зимой 1964 года мне было девятнадцать лет. Я учился на филологическом факультете Вологодского пединститута, сочинял стихи, печатал их в вологодской районной газете и, естественно, благоговел перед маститыми литераторами. На факультете существовал литературный кружок, которым руководил В. К. Пудожгорский, критик и литературовед, большой знаток творчества Пришвина. Нашим признанным лидером была Наташа Маслова. Разносторонне одаренный человек, она писала молодые, цветастые стихи и подхлестывала в нас чувство хорошего соревнования. Но в общем-то мы варились в собственном соку. И поэтому, когда Вологодская писательская организация пригласила нас на областной семинар начинающих авторов, все были несказанно рады. Семинаром руководили наши старшие товарищи тогдашний секретарь отделения С. Викулов, поэты А. Романов и В. Коротаев. Все они в разные годы прошли через литературное объединение пединститута, что нас откровенно воодушевляло. И вот на этот семинар был приглашен никому из нас тогда не известный поэт 7

Рассказы о Рубцове

Николай Рубцов. Он пришел в отделение Союза за несколько минут до начала обсуждения рукописей: невысокого роста и неопределенного подрасти лысеющий человек в валенках, взгляд настороженный, даже угрюмый; сел позади всех. В обсуждении наших стихов он участия не принимал, но по колючим репликам чувствовалось, что они ему не по вкусу. В перерывах он уединялся покурить где-нибудь в конце коридора или беседовал с Борисом Чулковым, с которым успел, видимо, познакомиться короче. Наконец дошла очередь обсуждать рукопись Рубцова. Он вышел к столу, коротко рассказал о себе и прочел несколько стихотворений. Среди них помню ставшие ныне хрестоматийными «Видения на холме» и «Родная деревня». Читал негромко, но энергично, изредка жестикулируя правой рукой, а левую сунув за борт пиджака. Старшим товарищам стихи, видимо, понравились, они почувствовали, что на семинар пришел поэт со своим мирооощущением, своей темой. Но, к сожалению, не обошлось и без дежурных учительных фраз: поближе к современности, к злобе дня. С каждым подобным замечанием Рубцов все более мрачнел, реплики его становились вызывающими. А тут я еще подлил масла в огонь. Как же? Для меня чуть ли не единственным мерилом современной поэзии был тогда Р. Рождественский, а тут - на тебе!- деревня Никола, начальная школа... Дай безоглядная, горячая м олодость внутренне протестовала против сдержанной (рассудочной) формы. И сдержанность 8

Приговор

•та, и несколько отчужденный (заносчивый!) вид ингора - все настраивало против него. Сказано это было прямо и пылко. Рубцов вскипел и во время обеденного перерыва, прихватив с собою поэта О. Кванина, ушел с семинара. Вскоре вышла его первая книжица «Лирика». Ипустъ предвзято я относился к имени ангора, но, прочитав наедине те же «Видения на холме», «Родную деревню», усомнился в своих поэтических пристрастиях. Рубцов тогда жил в Вологде. Своего угла он не имел и квартировал у Б.Чулкова. На мое «здравствуйте!» он отвечал молчаливым кивком. Забегая вперед, скажу: Рубцов никогда не напоминал мне об этом семинаре, а мои позднейшие объяснения прерывал нетерпеливым: «Знаю...» В следующем, 1965 году я был принят на вновь открывш ееся очное отделение Литературного института, где Николай Рубцов учился заочно. В студенческой среде слово поэта ставилось высоко, признание его было почти безоговорочным. О его эксцентричных поступках и фразах ходили легенды, которые от курса к курсу обрастали преувеличениями. Говорили, например, что он снял с лестничных площадок общежития портреты классиков и перенес к себе в комнату, а возмущенному коменданту сказал: Можно, наконец, побыть в компании порядоч ных людей! Сам Рубцов о подобных деяниях никогда- не повествовал, но и никогда не опровергал, если 9

Рассказы о Рубцове

слышал о них со стороны. Правда, что литера турной табели о рангах для него не существовало; правда, что о большинстве современных поэтов он отзывался прохладно; но правда и то, что причиной тому был не только строгий вкус, а и задетое самолю бие, когда имя его постоянно припрягалось к раз и навсегда заведенному «ряду». На очное отделение вологжан поступило трое - Нина Груздева, Николай Кучмида и я. В первую же сессию Николай Рубцов зашел ко мне в комнату, зашел не один, в компании старшекурсников. Я пригласил земляков, появилась гитара, читались стихи. Николай Михайлович молча сидел за столом, посматривал на всех исподлобья, потом старшекурсники ушли. Рубцову надо было ехать ночевать к кому-то из московских знакомых, я предложил ему остаться у себя, а утром, уходя на лекцию, положил на стол ключ. Ключ оставался у него полтора месяца За эти полтора месяца я заметил, что Рубцов не любит разговоров на литературные темы. Всего охотнее он сходился с людьми, если не далекими от литературы, то уж по крайней мере не поэтами. Он весьма охотно выслушивал на наших вечеринках рифмованные потоки, где ему при ходилось отыскивать удачные строки, строфы, чтобы похвалить не кривя душой. У каждого из нас был свой синодик любимых поэтов. Все, не входящие в него, отвергались с юношеским максимализмом. Рубцов, по натуре человек тоже «или-или», был, как я уже говорил, осторожен в оценках современников. 10

Приговор

Он прекрасно знал русскую класссическую литературу К любимым стихам Тютчева, Фета, Блока он подобрал мелодии и, будучи в хорошем настроении, нередко наигрывал их на гитаре. Иногда по нашей просьбе исполнял и свои стихи. Однажды я сказал Николаю Михайловичу, что мы с Ниной Груздевой собираемся поехать к А лексан дру Яковлевичу Яшину, познакомиться, почитать стихи и-больше того!-попросить рекомендации в какойнибудь литературно-художественный журнал. Самонадеянности у нас еще хватало. - Ну что ж... поезжайте... - А что? — встревожился я. - Нет... Съездите! Рубцов был дружен с А. Я. Яшиным, но поскольку о своих литературных знакомствах никогда не распространялся, то я этого не знал. Александр Яковлевич принял нас дома на Лаврушинском. Послушал стихи, похвалил Нину Груздеву. Чувствуя, что мои опусы успеха не имеют, я все же промямлил что-то о рекомендации. — Да на что вам моя рекомендация? Делу ли послужит? Ведь меня после «Вологодской свадьбы» ленивый разве не ругает... Мы принялись горячо уверять Александра Яковлевича, что очерк молодежью Вологды принят хорошо, что конъюнктурные соображения критики похоронит время... Наша убежденность, видимо, тронула его.

Рассказы о Рубцове

— Что ж, приносите новые стихи, тогда поговорим о рекомендации... Меня ответ прямо удручил, так хотелось напеча таться поскорее в Москве. Рассказал обо всем Руб цову. Тот взял мою рукопись и начал разбирать построчно. — «Мальчишки небольшого очень роста»... Раз мальчишки, то ясно, не с коломенскую версту, «небольшого очень...»—глупо. Вот у тебя: топорики, ведерочки, маслице, Карюшко, сестренушка, матушка, Аленушка... Может, у Фокиной это хорошо, а у тебя плохо. Одежка с чужого плеча, да еще с женского. Кроме шуток: поверь, напишешь хорошие стихи, свои, никакой рекомендации тебе не потребуется. На следующий год пошел в «Сельскую молодежь», рискнул. Приняли без рекомендации. Во время летних каникул встретились с Николаем Рубцовым в Вологде. — Хочу поехать в Тотьму, к дочке, но, сам понимаешь... Да, я знал о хроническом безденежье, которое буквально преследовало Рубцова, приковывало его к городу, к случайным гонорарам и случайным компаниям. — Поедем со мной в Новленское,—предложил я,— шестьдесят километров отсюда. Там у меня тетя и бабушка. Изба большая—зимняя и летняя. Они — в летней, а мы в зимней будем. Лес, река, озеро—все рядом! — Неудобно... Ты там свой, а я что?

Приговор

Уговорил-таки. Купили любимый бабушкин индий ский чай, помидоров, огурцов на рынке (стоял конец июля) и поехали. Бабушка была, уже стара, не выходила из дому, но сохранила ясный ум и хорошую память. Для нее, любительницы почаевничать, порасспрашивать, посплетничать, наш приезд был сущий клад. Тетя, с утра, до ночи пропадала на работе и наказывала одно: не курить на сене. Я целые дни пропадал на реке. Николай Михайлович рыбаком оказался аховым: азарта много, а терпенья мало. Сказать по правде, и клев был неважным. Посидев часполтора на реке, он уходил домой и слушал бесконечные бабушкины рассказы о былом, о ее молодости, о прежнем хозяйстве, она его расспрашивала — откуда родом, где семья, сколько лет дочке, где сам служит... Если на рыбалке Рубцову не везло, то грибник он был прирожденный, удачливый на зависть. Мне и потом приходилось слышать от журналиста Б. А. Шабалина, что какой бы многочисленной группой ни приходилось выезжать им с Рубцовым в лес, Николай Михайлович, всегда набирал больше всех и, главное, не каких-то сыроежек и кубарей, а рыжиков, груздей, белых. И куда в такие часы исчезали его всегдашняя настороженность, готовность ответить резкостью даже на безобидную шутку! По дороге к лесу экспромты, частушки сыпались под ноги. Жаль, что ничего не записывалось. Молодость щедра л полагает жить долго. Припоминается лишь такое: 13

Рисснч ihi о Рубцове

«Забыл приказы ректора, На все поставил крест. Глаза, как два прожектора, Обшаривают лес.» Или предполагаемое Рубцовым начало стихо творения: « После озера, леса и луга Столько будет рассказов для друга, Столько будет солений, варений, Столько будет стихотворений!» Мы вошли во вкус деревенской жизни и от бабушки поехали в Погорелово, к моим родителям. Походы: в лес и на реку продолжались, но все чаще Рубцов оставался дома писать. Впрочем, писать— не то слово. Ему не требовались ручка и бумага. Он укладывался поверх одеяла, закинув ноги на спинку кровати и так лежал, бывало, по нескольку часов. Иногда он окликал меня и читал вслух особенно удачные, по его мнению, строки, причем требовал оценить: «Ну как?» Я обычно отвечал уклончиво, мол, строка сама по себе звучит, но как она ляжет в контекст... Он недовольно отмахивался:—А!—и вновь затихал на кровати. В селе нашем до сих пор сохранились остатки барского парка. Я показывал Николаю Михайло вичу заросший бузиною фундамент особняка (сейчас и того нет), огромный, с тремя островами, пруд, вырытый крепостными в форме двуглавого орла, 14

Приговор

аллею столетних лип и сосен. Все эти впечатления послужили канвой для чудесного стихотворения «В старом парке». В то же время были написаны «Зеленые цветы», «Купавы» и ряд других шедевров рубцовской лирики. Кончался август, мне пора было ехать в институт, Рубцов начал снова собираться в Николу. В после дующие годы он еще несколько раз побывал в Новленском и Погорелове, причем в Новленское ездил уже один, без меня. В январе 1967 года я решил временно перейти на заочное отделение института, приехал в Вологду и был принят на работу в газету «Вологодский комсомолец». Встречи с Николаем Рубцовым стали почти ежедневными. Надо сказать, что редакция молодежной газеты сделала немало доброго для поэта. Она первой начала давать большие подборки стихов Н. Рубцова, платила ему максимальный гонорар, нашла возможность выделить ему полставки литконсультанта. Зайти в один из немногих кабинетов, которыми располагала редакция, сыграть в шахматы, просто перекинуться шуткой с веселым народом стало для него привычкой. Н. Рубцов не ошибся в своих друзьях. Неслучайно большая часть его литературного наследия увидела свет на страницах «Вологодского комсомольца». Летом того же 1967 года по инициативе Вологодского обкома партии и писательской организации была устроена агитационная поездка писателей по Волго-Балту. В ней приняли участие А. 15

Рассказы о Рубцове

Яшин, В. Белов, А. Романов, В. Коротаев, Д. Голубков, Н. Рубцов, Н. Кутов, JI. Беляев, Б. Чулков и ряд других прозаиков и поэтов. Александр Яковлевич Яшин уже недомогал, хотя и старался не показывать виду. Однако не просто было обмануть такого проницательного человека, как Рубцов. В этой поездке он был ненавязчиво предупредителен,даже нежен в обращении с Яшиным, что в общем-то с Рубцовым случалось редко. И вот уже под Вытегрой, видя, что Яшин чрезмерно утомлен поездкой, и, видимо, втайне переживая за него, он отозвал меня и сделал форменный выговор, будто я никчемными разговорами отнимаю у Яшина время. Я был изумлен, так как разговоры мои ограничивались общей беседой за обеденным столом, но Рубцову и это казалось слишком. Спорить я не стал, хотя обиделся: зачем на мне срывать свою досаду? Я даже постеснялся попросить Яшина надписать книгу на память, что, к счастью, он сделал сам. Потом уже, в Вологде, Николай Михайлович объяснил мне причины своей вспышки: — Не видно разве, что человеку тяжело?—и мы по мирились. Александр Яковлевич после поездки слег в больницу в Вологде. А через год мы хоронили А. Я. Яшина на его родине, на Бобришном угоре. Во время поездки по Волго-Балту мне приглянулось село Липин Бор: песок, сосны, озеро... Захотелось здесь пожить и поработать подольше. Решено — сделано: осенью я уже устроился там коррепондентоморганизатором местного радиовещания. Поселился 16

Приговор

прямо в редакции. Вечером доставал из тумбочки постель и, предварительно предупредив телефонисток, чтоб поутру разбудили долгим звонком, укладывался спать. Красота тех мест очаровала меня, и я засыпал вологодских друзей письмами с просьбой прилететь, посмотреть, погостить. Написал такое письмо и Николаю Рубцову. Однажды, уже зимой, мне по долгу службы пришлось сидеть на каком-то районном совещании. И тут по рядам передали записку: «Сережа! Я прилетел. Можешь - выйти? Н. Рубцов». Он сидел на деревянных ступенях Дома культуры в демисезонном, не по погоде, пальто. Мы обнялись. — Извини, я без предупреждения. Приехал в аэро порт, билеты есть... — Какой разговор! С помощью редактора газеты В. Д. Елесина, давно знакомого с Рубцовым, удалось устроить Николая Михайловича в гостиницу. Ночевал он там только первую ночь - холодно да и шумно, а следующую пришлось приставлять редакционные стулья. Вечерами в редакции В.Д. Елесин и се кретарь В.Фофанов подолгу задерживались, подписывая номер в печать. Подкидывали в печь поленья, играли в шахматы. Игроком Рубцов был серьезным, но азартным в проигрыше и выигрыше. В Липин Бор Николай Михайлович привез рукопись будущей книги «Душа хранит». Когда подготовка ее была закончена и рукопись перепечатана, Рубцов стал собираться в Вологду. Мы проводили его на 17

Рассказы о Рубцове

аэродром. В 1968 году Северо-Западное книжное издательство наметило выпустить книгу-кассету молодых поэтов Севера. Причем каждый автор волен был выбрать себе общественного редактора. Нина Груздева обратилась с этой просьбой к Ольге Фокиной, я - к Николаю Рубцову. В назначенный день я принес рукопись к нему домой. Он не заставлял меня править построчно. Понравившиеся стихи откладывал в одну стопу, не понравившиеся—в другую. Для издательства отобралось около четырехсот строк. — А над остальными можешь работать... После окончания Литературного института я стал работать в Грязовце. В октябре 1970 года пригласил Николая Рубцова на небольшой семейный юбилей. Он обещал быть, но не приехал. Тогда я отправился в Вологду. Прихожу на улицу Яшина, где жил тогда Рубцов, поднимаюсь на пятый этаж, звоню условленным звонком. Рубцов болел. На столе рядом с диваном были рассыпаны разнокалиберные таблетки. — Знаешь, сердце прихватывает... С моим приходом он смахнул в стол какие-то рукописи, принес с кухни вареную картошку в мундире, селедку, початую бутылку вина. — Хлеб есть, но черствый: я уже два дня из дому не выходил. Так и просидели мы до вечера. — Слушай, ночуй у меня, как-то не хочется оставаться

Приговор

одному. Мы поставили раскладушку и улеглись, не выключая света. Рубцов не спал до полуночи. Не спал ия. Эх, сгрести бы со стола приторный валидол да уехать вместе с Рубцовым в деревню... Утром он разбудил меня на поезд. Пора было ехать на работу. На прощанье подарил только что вышедшую свою книгу «Сосен шум». Пообещал какнибудь приехать: «Вот поправлюсь и тогда...» Но приехать к Рубцову пришлось мне. И случилось это 19 января 1971 года.

Рассказы о Рубцове

ПЛЫ ТЬ! Василий Дмитриевич Елесин - член Союза п и сателей России. Автор м ногочи слен ны х рассказов, повестей и романа. С Николаем Рубцовым его связывала многолетняя дружба. Очерк о поэте Василий Дмитриевич написал на основе личных встреч с Николаем Рубцовым, с которым был близок с 1963 года и до конца его жизни. Ч итая «П ереплетенны е дороги», Василий Дмитриевич опять и опять вспоминал Тотьму, Вашки, Вологду и Москву, те места и те годы, когда рядом был его друг Николай Рубцов. И кто бы подумать мог, что сердце его остановится так внезапно. 27 ноября 2005 года не стало с нами В асилия Д м и т риевича. Смерть писателя тяж ело и горько об рушилась на его жену, его близких, его товарищей и друзей. Скорбя по нему, мы всегда будем пом нить В асилия Елесина, как талантливого писателя и как скромного с чуткой душой русского человека. Плыть тебе, Василий Дмитриевич, по высокому Занебесью, и никто тебя в этом движении не может остановить. 20

Приговор

Василий Елесин ПЕРЕПЛЕТЕННЫЕ

ДОРОГИ

Перечитываю - в который раз! - нетолстые рубцовские сборники, и снова тисковая боль пронизывает душу: до чего же он был одинок! Тоска заброшенности, бесприютности, неприкаянности бьется в строфах стихов спутанной птицей. Пытается спрятаться за усмешкой, за иронией, да где там! Слишком велика она, неохватна, только и утишается перед покоем да величавостью русских разделов, деревенской глуши... Вспоминаю его самого: невысокого, сухощавого, лысоватого, то молчаливого, с налитыми угрюмостью глазами, то ироничного, с характерным рубцовским прищуром карих глаз, то - редко - веселого, смеющегося от души, безоглядно. Однажды довелось услышать, что русский поэт, как правило, «выкладывается» к тридцати - тридцати пяти годам, а дальше, мол, остается в нем только горечь, как уксус от перебродившего вина. И примеры приводили, нимало не задумываясь, что тут-то, на рубеже нового, зрелого взлета, их и убивали... Рубцов, как и многие люди послевоенного поколения, к тридцати годам только-только огляделся в искусство, только-только почувствовал уверенность в своих силах. Сколько же оставалось-то ему при его скитальческой жизни для полноценного творчества? Пять лет всего. 21

Рассказы о Рубцове

Но и за эти годы сделал он столько, что иному бы хватило на целую жизнь: ведь он за четыре-пять лет с середины до конца шестидесятых годов создал целое направление в русской поэзии. Есть в стихотворении Николая Рубцова «Осенние этюды» прекрасный образ. Строки эти я ни разу не мог читать без волнения, настолько рельефно рисуют они щедрую душу самого поэта. А возле ветхой сказочной часовни Стоит береза, старая, как Русь,И вся она как огненная буря, Когда по ветру вытянутся ветви И зашумят, охваченные дрожью, И листья долго валятся с ветвей, Вокруг ствола лужайку устилая... И сам поэт был подобен стоящей на юру одинокой березе, которая вся напряглась в потоке сильного ветра, имя же ему - поэзия. Настолько велика была поэтическая сила, заключенная в таланте Рублева, что даже в молодости поигрывал он ею, словно былинный богатырь многопудовой палицей. Возьмем хотя бы вот то, шуточное: Скалы встали Перпендикулярно К плоскости залива. Круг Луны. Стороны зари равны попарно, Волны меж собою Не равны! Вдоль залива, 22

Приговор

Словно знак вопроса, Дергаясь спиной И головой, Пьяное подобие Матроса Двигалось По ломаной кривой. Поэт как бы любуется легкостью, с которой выплескиваются из него эти забавные стихи, небрежно играет рифмами, балуется, как ребенок, своей поэтической силой: девать ее некуда, переполняет она, а применения настоящего ей пока нет. Но уже рядом настоящее, уже стремительно идет Рубцов к середине шестидесятых годов, когда сила его поэтического гения развернется во всей своей мощи и красоте. Отдаленное от нас уже десятилетиями начало шестидесятых не назовешь временем простым - было оно достаточно противоречивым и сложным. С одной стороны - это годы Гагарина, с другой - кубинского ракетного кризиса. Время восстановления исторической правды, время мужания литературы и экономических экспериментов, бурных перестроек, организационной свистопляски. В перестроечном вихре в шестидесятых родились, правда ненадолго, странные по своей сути межрайонные газеты, призванные обслуживать районную глубинку, они первое время числились органами обкома партии, как бы стояли над сельскими и промышленными райкомами и оттого пользовались большей самостоятельностью, чем прежние «районки». 23

Рассказы о Рубцове

Волею судьбы я стал ответственным секретарем такой вот межрайонной газеты в Тотьме с первых дней ее основания, то есть с мая 1962 года. Выходила газета «Ленинское знамя» на два бывших /вскоре восстановленных/ района - Тотемский и Бабушкинский. Газета, повторяю, формально районным властям не подчинялась, что позволяло в какой-то мере расширить ее проблематику, получила некоторый доступ на ее страницы и литература, естественно, те произведения, которые так или иначе связаны были с местным краем: либо автор с именем - земляк, либо стихи, рассказы построены на местном материале. Если перелистать сейчас страницы «Ленинского знамени» за 1962-1966 годы, можно увидеть там стихи А .Я ш и н а, С. Викулова, Н. Рубцова, А.Романова, рассказы К .Коничева, В.Белова, С.Багрова, многих других известных ныне литераторов. А Николай Рубцов не считал зазорным писать для газеты не только стихи, но и корреспонденции, а однажды даже написал стихи к празднику по специальному заказу редакции. Летом 1962 года на работу в редакцию пришел Сергей Багров, двадцатишестилетний крепкий парень с густыми бровями и внимательным цепким взглядом. Нас сразу сблизила и одинаковость возраста, и то, что оба пробовали свои силы в стихах и прозе. Вместе с Багровым создали мы при газете литобьединение, которое просуществовало четыре года. Далеко не сразу я узнал, что Сергей учился вместе с Николаем Рубцовым в Тотемском лесотехническом техникуме. Впрочем тогда, в 62-63 годах ни я, ни Багров еще не читали стихов Рубцова. Так и случилось, что познакомился я сначала с автором, а потом 24

Приговор

уже с еш стихами. Знакомство состоялось при весьма обыденных для газетчика обстоятельствах. В декабре 1963 года редактор «Ленинского знамени» Л. А. Каленистов позвонил мне из своего кабинета: - Зайди на минутку. Захожу. На одном из стульев, расставленных вдоль стены, сидит посетитель, одетый явно не по сезону: в осеннем длиннополом пальто, местами вытертом, шея обмотана шарфом. Темные, настороженные и в то же время оценивающие глаза. Глубокие, несмотря на молодость, залысинны у краев лба. - Познакомьтесь,- сказал редактор.- Товарищ Рубцов, поэт, живет он в колхозе «Никольский», хочет с нами сотрудничать. Посмотрите стихи, которые он привез, может, что-то подойдет для газеты. Ушли в нашу, секретарскую комнату, разговорились. С Багровым они встретились как старые друзья, и Николай охотно рассказал о себе. Оказалось, что учится он в Литературном институте, в Никольском или в Николе, предпочитал называть место своего детдомовского детства, бывает наездами, поскольку родных у него там нет. Только знакомые, позднее, когда я узнал Рубцова ближе, подружился с ним, я понял, как страстно хотелось ему иметь родной уголок в мире, иметь свою маленькую родину, куда можно приезжать и в пору доброй творческой силы, и в дни тревоги, уныния, тоски. Никола не была его формальной родиной, но здесь он впервые осознал себя как человека, здесь еще стояли стены родного детдома, преподавали старые учителя. Куда же ехать еще, не в Емецкже, откуда он был увезен младенцем. К тому же и любимая женщина здесь жила, мать его единственной 25

Рассказы о Рубцове

дочери. Короче, и официально, и душой считал он Николу своей настоящей родиной, потому и тянула она к себе неудержимо. Именно Николе, светлому для глаза, просторному для сердца месту на Северо-Западе России обязаны мы почти половиной творческого наследия Николая Рубцова. По правде сказать, не много найдется мест в России, воспетых столь многократно и с такой поэтической силой. Перечислю лишь некоторые стихотворения, посвященные Рубцовым тотемсконикольским краям: «На реке Сухоне», «Родная деревня», «Я буду скакать...», «Я уеду из этой деревни», «Ночь на перевозе», «Русский огонек», «Я вырос в хорошей деревне», «Жар-птица», «Осенние этюды» и многие, многие другие. Лишь о Николе, как бы отождествляя ее с большой своей Родиной, Россией, поэт мог сказать: И опять родимую деревню Вижу я: избушки и деревья, Словно в омут, канувашие в ночь. За старинный плеск ее паромный, За ее пустынные стога Я готов безропотно и скромно Умереть от выстрела врага. Мне довелось несколько раз побывать в Николе. Командировка газеты приводила на Тотемскую пристань, от которой неторопливый двухпалубный теплоход с плицами увозил вверх по Сухоне до пристани Толшма. На левом берегу терпеливо ждали парома, переезжали на правый берег Сухоны и там ловили попутную машину По раъезженным, расхлябанным колеям, мимо болота «на сотни верст усеянного клюквой», мимо 26

Приговор

нарядных деревень колхоза «Сигнал», трудолюбиво урча, пробиралась машина к колхозу «Никольский». Обширное это хозяйство раскинулось в живописных местах: далеко видно и слышно кругом! Небольшая светлая речушка Толшма неспешно бежит в озелененные таежные дали через поля, луга, перелески. Вода в небольших омутках Толшмы ... недвижнее стекла, И в глубине ее светло, И только щука, как стрела, Пронзает водное стекло. Несколько раз приходилось бывать на тихих берегах Толшмы и после смерти Рубцова, во время поездок, организованных Вологодской писательской организацией. Странно было сознавать, что тот, кто больше всего любил задумчивые берега Толшмы, уже никогда больше не пройдет по ним своей легкой упругой походкой. Вернемся к шестидесятым. Подборка стихов Николая Рубцова, которую он оставил в редакпии после первой нашей встречи, появилась в «Ленинском знамени» 14 января 1964 года с предисловием Сергея Багрова. В предисловии говорилось: «Дерзким спорщиком и отчаянным парнем с горящими глазами на смуглом липе - таким запомнился Николай Рубцов у себя на родине, в утонувшем средь черемух и берез селе Николе. Нелегким путем шагал он к своим творческим удачам. Незаконченный техникум в Тотьме, студеные штормы Ледовитого океана, бегущие к горизонтам железные дороги, гигантские слаломы в Хибинских горах, горячие вахты у доменных печей

Рассказы о Рубиове

и, наконец, Москва, Литературный институт имени Горького. Сейчас Николай учится на втором курсе. Стихи его печатаются в центральных газетах и журналах. Поэт уверенно держит путь в большую поэзию. На днях Николаю Рубцову исполнилось двадцать восемь лет. Публикуемые здесь его стихотворения были напечатаны в газете «Комсомольская правда» и еженедельнике «Литературная Россия». Небольшая эта подборка состояла всего из двух стихотворений: «Я весь в мазуте», и в «В океане». С этого и началось сотрудничество Рубцова в «Ленинском знамени», которое продолжалось два с лишним года, правда, с перерывами. На летние каникулы Николай Михайлович приехал в июле, а 15 августа в газете печатается страница «У нас в гостях поэт Николай Рубцов». Здесь были помещены стихи «Родная деревня», «Всезнающей вещей старухе», «Сапоги мои скрип да скрип» /оно было посвящено Сергею Багрову/ и другие. 29 августа опубликованы еще два стихотворения: «Звенит, смеется, как младенец» и «По утрам, умываясь росой», 31 октября - «В горнице», «Прощальный костер», «На реке», «Гроза», «Рассказ о коммунисте». В праздничном номере за седьмое ноября напечатано стихотворение Рубцова, сделанное им к празднику по заказу редакции, называлось оно «Октябрьские ветры». Кстати сказать, стихи «Рассказ о коммунисте» и «Октябрьские ветры» почти не встречаются ни в прижизненных, ни в посмертных сборниках. Думаю, что стоит привести их здесь в той редакции, в какой они были предложены автором «Ленинскому знамени».

Приговор

РАССКАЗ О КОММУНИСТЕ Он поднял флаг Над сельсоветом, Над тихой родиной своей. Над всем старинным белым светом Он поднял флаг! В краю полей Он дорожил большим доверьем И даже, Брошенный женой, Не изменил Родной деревне, Когда ей было тяжело. Он не стремился к личной славе, Не верил скучным голосам. Он знал: кто едет, Тот и правит! И в трудном деле Правил сам! За изобилье В каждом доме, За добрый говор Напрямик! Он твердо шел, Собою скромен И одновременно велик... И другое стихотворение:

Рассказы о Рубцове

ОКТЯБРЬСКИЕ ВЕТРЫ О ветры! Октябрьские ветры! Не зря вы тревожно свистели! Вы праздник наш, гордый и светлый, В своей сберегли колыбели. Вы мчались от края до края И день разгорался цветущий! Но прожитый день прославляя, Мы смотрим, волнуясь, в грядущий! Мы смотрим вперед, как матросы Сквозь бури идущего флота: Еще ожидают нас грозы, Работа, работа, работа! Еще неспокойны и долги Дороги под флагом бессмертным, Еще на земле не умолкли Октябрьские сильные ветры! Конечно, как и ко всяким стихам, написанным по заказу, Рубцов относился не как к «настоящим», выстраданным душой. Этим, видимо, и объясняется, что два выш еприведенных стихотворения не включались им в прижизненные поэтические сборники. Но ведь и здесь прорываются чисто рубцовские интонации: «он знал, кто едет, тот и правит!» Не отсюда ли известное:

Приговор

Я повода оставил, Гляжу другим вослед. Я ехал бы и правил, Да мне дороги нет... В том же праздничном номере газеты за седьмое ноября 1964 года напечатана и корреспонденция Николая Рубцова «Огонек в окне», в которой поэт в первый и, пожалуй, в последний раз публично касается деталей своего военного, детдомовского детства. Цитирую: «И передо мной мгновенно встали картины иного времени, когда Нина Ильинична была еще молодой учительницей, а мы, можно сказать, малышами. Это было тревожное время. По вечерам деревенские парни распевали под гармошку прощальные частушки: Скоро, скоро мы уедем, И уедем далеко, Где советские снаряды Землю роют глубоко. А мы по утрам, замерзая в своих плохоньких одеждах, пробирались сквозь мороз и сугробы к родной школе. Там встречала нас Нина Ильинична и заботилась о нас, как могла. Кому ноги укутает потеплее, кому пуговицу пришьет к пальтишку. Всяких забот хватало у нее: и больших, и малых. Все мы тогда испытывали острый недостаток школьных принадлежностей. Даже чернил не было. Бумаги не было тоже. Нина Ильинична учила нас 31

Рассказы о Рубцове

изготовлять чернила из сажи. А тетради для нас делала из своих книг. А мы с великим прилежанием выводили буквы по этим пожелтевшим страницам на уроках чистописания. По вечерам зимой рано темнело, завывали в темноте сильные ветры. И Нина Ильинична часто провожала учеников из школы. Долго по вечерам горел в ее окне свет, горел озабоченно и трепетно, как сама ее гордая душа. И никто из нас знать не знал, что в жизни у нее случилось большое горе - погиб на фронте муж...» Часто печатался Рубцов в Тотемской газете и в 1965 году. В новогоднем номере помещено стихотворение «Мороз», 9 января - «Окошко, стол, половики...» Четвертого марта газета публикует его вторую корреспонденцию из села Никольское - о фельдшере В.А.Чудинове. 10 июля помещает подборку стихов для детей, в том числе «Медведь», «Коза», «Лесник». Кстати сказать, «Лесник» тоже не попал в рубцовские сборники. Вот это стихотворение: ЛЕСНИК Стоит изба в лесу сто лет, Живет в избе столетний дед. Сто лет прошло, а смерти нет, Как будто вечен этот дед, Как вечен лес, где столько лет Он все хранит от разных бед. 17 июля 1965 года в «Ленинском знамени» опубликовано стихотворение «Цветок и нива», 23 сентября - «Дмитрий Кедрин»... Всего за два год а с 1964 по 1966 Николай Рубцов

Приговор

опубликовал в нашей «районке» больше 20 стихотворений. И многие из них впервые увидели свет именно здесь. Всегда ли все было гладко с этими публикациями? К сожалению, не всегда. Надо оговориться, что и отношение к стихам местных авторов в районных газетах во все времена было легким, а в межрайонных, куда поток самодеятельных, а то и откровенно графоманских стихов намного вырос, значение им, прямо скажем, придавалось небольшое. Поэты «с именами» печатались редко, а «самодеятельные» авторы, в том числе и члены литобъединения при редакции, как правило, бывали довольны, если сотрудники, готовя их стихи к печати, доводили их, как говорится, «до кондиции». Само-собой, нам и в голову не приходило править Рубцова, ведь он учился в Литинституте. К тому же, пусть и не совсем отчетливо, мы все-таки чувствовали размах и силу его таланта. Но то, «менторское», что вырабатывалось в нас во время возни с «самотеком» все же въедалось глубоко. Помню какое неблагоприятное впечатление произвело на нас с С.Багровым рубцовское стихотворение «Сенокос». «С утра носились, сенокосили...»/. Зная сельский труд не по наслышке, зная, как «ухлестываются» мужики и бабы на сенокосе, мы не могли принять облегченности, присущей, как нам тогда казалось, этому стихотворению. И мы написали Рубцову совместное письмо, в котором попытались объяснить свою позицию и доказать, что публиковать «Сенокос» не стоит. Николай Михайлович согласился с нами, более того, он не включил это стихотворение и в два своих 33

Рассказы о Рубцове

последующих сборника: «Звезда полей» и «Душа хранит». Были ли мы правы? Легко сказать «нет» сейчас, но ведь тогда-то мы считали себя правыми безусловно, да и Рубцова, в общем-то, сумели убедить в своей правоте. Второй случай с публикацией рубцовского стихотворения «Окошко, стол, половики...» чуть не привел к серьезной размолвке. Во время верстки четвертой полосы, на которой стояло это стихотворение, верстальщики потеряли целое четве ростишие - заключительную строфу. Вставлять его, значило ломать всю полосу, а это большая задержка, и мы, посоветовавшись, решили оставить стихотворение урезанным, но извиниться перед автором за оплошность. Однако извинений Рубцов не принял, произошел довольно крупный разговор. «Ведь это же - сти-ихи!» - почти кричал он, особенно напирая на слово «стихи». В конце-концов отношения восстановились, но «потерянного» четверостишия Николай Михайлович не мог забыть долго. Стихи были опубликованы девятого января, но лишь в конце февраля получили мы от него корреспонденцию о фельдшере Чудинове. В сопроводительном письме говорилось: «Посылаю заметку о нашем фельдшере. Редактируй и сокращай как хочешь /это не стихи/, но только хоть чтонибуць из этой заметки надо бы напечатать. Живу неплохо. Хожу в лес рубить дрова. Только щепки летят!» Чувствовал ли он уже тогда свое одиночество? Думаю,- что чувствовал и очень остро. Надо учесть,

Приговор

что деревня всегда настороженно и недоверчиво относится к странным людям, к чудакам, а именно таким и представлялся тогда в Николе Рубцов: живет с деревенской бабой не зарегистрированный, нигде не работает, что-то там пишет, выпивает, а деньги, да и то небольшие, получает от случая к случаю. Все это вызывало недоверие, отчужденность. Материальное положение его было отчаянное, первая книжка стихов еще только готовилась в Северо-Западном книжном издательстве, публикации в журналах были редки, как дожди в засуху. Потому и брался он даже за газетные заметки, хотя гонорар в районке был, конечно, мизерный. В середине октября 1965 года я получил от Николая письмо. В конверт была вложена маленькая книжечка «Лирика» с надписью: «Другу Васе Елесину на добрую память. Н.Рубцов. 13 октября 1965 года». В письме, сопровождавшем этот дорогой подарок, Николай писал: «Дорогой Вася! Я опять в Николе. На сей раз я командирован сюда на длительный срок Союзом писателей. Возможно, что скоро уеду. У меня вышла книжечка, конечно, тут далеко не все, на что я способен. Ну пусть. Посылаю одну книжечку тебе. Найдешь нужным - отрецензируй, я не буду против. А еще в десятом номере «Октября» вышла большая подборка моих стихов. Можешь посмотреть. Вот вкратце такие мои дела. Сейчас я возьмусь писать два очерка по заданию журнала «Сельская молодежь». Вполне возможно, что ничего не напишу. 35

Рассказы о Рубцове

Вася, милый, как ты там живешь в своей скучной, но хорошей Тотьме? По-прежнему? Есть ли новости? В Москве я побывал у Александра Яшина. Осталось очень хорошее, но печальное воспоминание: слишком уж часто он болеет. Ну, жму руку. Напиши мне. Буду рад. С приветом Н. Рубцов.» Получив письмо, я сразу же прочел книжечку и немедленно ответил Рубпову. Считая себя обязанным честно высказать свои замечания, написал, что в некоторых стихах не мешало бы поубавить восклицательных знаков. Высказал мысль, что слово «трезвонь» в стихотворении «Старый конь» употреблено неудачно. Один колокольчик под дугой трезвонить не может, для трезвона нужно, как правило, три колокольчика, тогда и получится «три звона». Этим замечанием вызваны строки ответного письма Рубцова, которые и поныне могут ввести читателя в заблуждение. Николай Михайлович писал /письмо датировано 24 октября 1965 года/: «Я рад, что книжечка моя тебе в общем-то понравилась. С твоими дружескими /очень уж скромными/ замечаниями я согласен. Да, есть у меня пристрастие к восклицательным знакам. Ставить их где надо и не надо. Ну, а насчет того, что колокол под дугой звенеть не может, даже «легонечко», когда лош адь идет шагом, - это, Вася, плод твоей великолепной фантазии. Сейчас вот бабки говорят: «Колокольчик на любой животине всегда звенит.» Да и как ему не звенеть, если дороженьки-то наши настолько ухабисты, Вася, что тут и дуга, и оглобли, и груз, не только колокольчик, - все запоет. Ну да Бог с ним...» 36

Приговор

Переписка эта имела неожиданное для меня продолжение, правда, устное. За десять дней до гибели Рубцова мы с Сергеем Багровым навестили поэта в его однокомнатной квартирке на улипе Яшина в Вологде. Среди разговора он вдруг взял меня за руку: - Знаешь, я недавно перечитывал старые письма и нашел твое, ну то, о колокольчике. Ты ведь прав был, я тогда просто письмо невнимательно прочитал... О первой книжке Рубцова «Лирика» я опубликовал небольшую рецензию в «Ленинском знамени». Лишь через много лет, когда были собраны воедино письма Николая Михайловича к друзьям, сумел я прочесть его мнение об этой рецензии. Вот что писал он югда в одном из писем Александру Романову: «В. Елесин поместил в здешней газете хорошую даже очень хорошую рецензию на мою книжку и тот же хороший отзыв о ней написал мне в личном письме. Вообще он молодец. Наверное, ведь сделал он это вопреки воле мрачного редактора.». /«Воспо минания о Рубцове» СЗКИ, 1983 г, стр. 312/ Каким Рубцов был в жизни? Разным, неодномерным, как и все люди. Забывчивым в житейских мелочах, не умеющим позаботиться о себе. Будь он, что называется, более «пробивным», и книги, вероятно, появились бы раньше, и с квартирой в Вологде не испытал бы столько мытарств... Со стороны иной раз казалось, что Николай абсолютно равнодушен к материальному достатку, к деньгам, к вещам, как будто и впрямь был он на этой земле просто гостем. Он мог сесть в поезд, забыв купить билет, почти не обращал внимания на свою внешность, на одежду. Впрочем, люди нашего военно послевоенного поколения, все детство и юность 37

Рассказы о Рубцове

проходивш ие в заплатах, всегда оставались равнодушными к «тряпкам». Осенью и зимой носил он казалось вечное, как тогда говорили «семисезонное» пальто, длинный шарф, заурядный костюмчик или вязаный свитер. Из-за небрежного внешнего вида случалось ему попадать в неприятные положения. Рассказывал он, например, о таком случае. Собравшись из Москвы в Николу, купил Николай дочке Лене подарок - роскошную куклу, которая заняла весь небольшой чемоданчик. С ним он и разгуливал по Ярославскому вокзалу столицы в ожидании поезда. Почему-то, из-за одежды, что ли, обратила на него внимание милиция. Увели в отделение, проверили документы, спросили, что в чемодане. - Кукла, - ответил Рубцов. - Как., только кукла? - Только кукла. - Откройте. Убедившись, что поэт говорил правду, его отпустили. А вот другая история с чемоданом, случившаяся гораздо позже, когда поэт жил уже в Вологде. Ее рассказал мне журналист Михаил Котов, который в то время работал редактором Харовской районной газеты. После очередного семинара редакторов в Вологде собрались они в гостинипе «Северная», в компанию журналистов попал и Рубцов. Наутро Михаил Иванович обнаружил у себя под кроватью маленький чемоданчик - «балетку». Поспрашивал приятелей никто не знает, чей. Решили открыть. В чемодане лежало с десяток купленных на рынке картофелин, а под ними - листки со стихами. Стихи были рубцовские - так и отыскался хозяин «балетки». И думается: а 38

Приговор

сколько еще рубцовских стихов пропало вот так, изза его халатности. В тотемский период, с 1964 по 1965 годы мы часто встречались с Николаем, но, к сожалению, в памяти остались лишь отрывочные эпизоды. Помню, как подарил я ему томик стихов Тютчева, и по словам Багрова, и по замечаниям самого Рубцова я знал, что Тютчева он очень любит. Николай принял подарок со смущенной улыбкой, как-то грустно посмотрел на меня и сказал: - А может, лучше не дарить? Все равно ведь потеряю в моих бесконечных переездах. И будет жаль... Как-то зашли они с Багровым ко мне на квартиру уже под «мухой», стали звать прогуляться, что самособой значило - «добавить». Меня ждало какое-то неотложное дело, уйти, тем более на весь вечер, я не мог и сказал с сожалением: - Идите уж вы одни. Что поделаешь, трезвый конному не товарищ! Именно так и оговорился. Как расхохотался Рубцов! Никогда больше не слыхал я у него такого непосредственного, заливистого, чисто мальчишеского смеха. Глубокой осенью 1964 года мы с Сергеем Багровым пошли в отпуск одновременно и решили съездить в Москву, а заодно и проведать Рубцова. До Вологды добрались пароходом и в тот же день сели в московский поезд. Поутру в Москве долго разыскивали общежитие литинститута, а когда, наконец, нашли и попали в вестибюль, дежурная нас огорошила: - Рубцов у нас больше не живет. - А где же он? - Ушел из института, а куда уехал - не знаю. 39

Рассказы о Рубцове

Огорченные, вышли мы на крыльцо и тут же увидели Николая, который стоял в кружке громко хохочущей молодежи. Забавлялись они тем, что гадали о своей судьбе по книге какого-то восточного классика: очередник тыкал пальцем в наугад раскрытую книгу и читал подвернувшееся четверостишие, вызывавшее порой безудержный смех. Заметив нас, Рубцов быстро подошел, обрадованно улыбаясь, крепко пожал руки. В одну минуту нас, заслонив плечами от глаз вахтерши, толкнули в лифт, подняли куда-то на шестой этаж. И «расходился праздник невзначай», как писал поэт в одном из своих стихотворений. За столом оказались Анатолий Передреев, поэт с Кавказа Хазби Дзаболов, переводами стихов которого занимался Рубцов, кто-то еще... Я попытался сфотографировать это застолье, но света в комнате было мало, за окнами хмурился осенний октябрьский денек. На фотографии можно лишь разобрать, как Рубцов протягивает через стол руку Передрееву. Фотографию эту я через много лет подарил Анатолию Передрееву во время писательской поездки на теплоходе в Тотьму. А в тот московский день мы еще раз занялись гаданием: пускали из окна шестого этажа бумажных птичек, по их полету каждый пытался определить свою судьбу: кому-то длинный и счастливый взлет, кому-то скорое падение. «Птичка» Рубцова круто взмыла вверх, потом так же резко начала пикировать, и он заметно помрачнел. Как и водится в молодом студенческом застолье, да еще среди поэтов, скоро вспыхнул оживленный разговор, перешедший в спор. Я неосторожно сказал, что стихи современных, поэтов кажутся мне недостаточно социальными. 40

Приговор

-Разве можно так судить о поэзии! - вскипел Рубцов.1оэту нельзя сказать: будь социальным! Это все >авно, что ветру сказать: ну-ка, подуй! Поэзия тихийна, как ветер! Я часто потом задумывался над этим рубцовским 'беждением. Что оно было убеждением, можно не ;омневаться - в его стихах не раз и не два проскальзывает та же мысль. Как же рождались его стихи? Внезапно, как налетевший шквал? Или все же после долгих раздумий? Тайна творчества не столь проста, чтобы кто-то в двух словах мог ее объяснить. Не брался объяснять и Рубцов, более того, он, как мне кажется, не любил разговаривать на подобные темы, хотя в стихах его порой и прорываются попытки осмыслить процесс творчества, как например, в стихотворении «Брал человек холодный мертвый камень...» Кое-какие косвенные свидетельства о поводах рождения некоторых рубцовских стихов можно отыскать в воспоминаниях современников поэта. Например, В.И.Белов не раз публично рассказывал, как Рубцов в Литинституте просил его разрешения использовать для стихотворения строку из его этюда. Строка эта, «Тихая моя родина!» стала началом одноименного рубцовского стихотворения, посвященного Белову. Толчком к написанию одного из широко известных стихотворений «Сапоги мои скрип да скрип...» послужила фраза, сказанная поэту Сергеем Багровым во время его поездки в Николу: - Ведьмы тоже по-детски плачут... Не этот ли «детский плач» подкупил поэта во время его первого знакомства со своей убийцей Людмилой 41

Рассказы о Рубцове

Дербиной? Взгляд подлинного поэта на окружающий мир всегда неординарен. Только настоящий поэт может увидеть в примелькавш емся особенное, в обычном удивительное. Этот дар в высшей степени был присущ иН.Рубцову. Примеров тому немало в его лирике. Это и «зеленые цветы», и «муха-это тоже самолет», и то, что «собака - друг человеку. Одному. А другому враг». Примеры можно вспоминать до бесконечности. В одном из своих стихотворений Рубцов сказал: «Я слышу печальные звуки, которых не слышит никто». Возможно и звуки эти, неслышимая другим музыка тоже служила толчком к рождению стихов: восприимчив к музыке он был необычайно. В уже цитированном здесь письме, датированном концом 1965 года, Николай Михайлович сообщал мне: «О себе писать нечего. Могу только сказать, что очень полюбил топить печку по вечерам в темной комнате, ну, а слушать завывание деревенского ветра осенью и зимой - то же, что слушать классическую музыку, например, Чайковского, к которому я ни разу не мог остаться равнодушным.» Рубцов сам играл на гитаре и на гармошке, сам подбирал музыку ко многим своим стихам, она и сейчас еще звучит в рубцовских песнях, бытующих на В ологодчине и, кажется, скоро их судьба превратиться в народные... В начале 1966 года литобъединение при тотемской районной газете «Ленинское знамя» распалось. Уехали в Вологду Николай Рубцов и Сергей Багров. В июле этого же года меня назначили редактором Вашкинской районной газеты «Волна», которая начала выходить во вновь организованном районе на северном берегу 42

Приговор

Белого озера, почти за пятьсот километров от Тотьмы. Центром нового Вашкинского района стал укрытый под шапками сосен поселок с поэтическим названием Липин Бор. И почти год, до лета 1967 года мне не доводилось больше встречаться с Рубцовым. Тем большей была радость нечаянной встречи, когда в августе 1967 года он неожиданно появился в Липином Бору, причем встретились мы при обстоятельствах весьма экзотических. В тот день мы с женой, набродившись по роскошным липиноборским лесам, возвращались домой с полными корзинами белых грибов. Когда до поселка оставалось километра полтора, вдалеке, меж редких вековых сосен показалась фигура человека. - До чего же похож на Колю Рубцова! - удивился я . - Не может быть,- возразила жена.- Откуда Коле здесь взяться, за триста километров от Вологды, в незнакомом лесу. И тем не менее это был он. Объяснил все просто: - Зашел к тебе на квартиру, мать сказала, что ты в лесу. Попросил ведро под грибы и пошел, куда глаза глядят. Красота здесь у вас! А вон - белый гриб! А вон - еще! Коля радовался, как ребенок. Думал ли я тогда, что и эти грибы попадут в рубцовские стихи? Помните «Гуляевскую горку»? Да! Но и я вполне счастливый тип. Когда о ней тоскую втихомолку Или смотрю бессмысленно на елку И вдруг в тени увижу белый гриб!

Рассказы о Рубцове

Я стал звать Николая домой. - Вы идите! - ответил он, возбужденный грибной охотой. - Я еще поброжу немного. - Не заблудишься? - Нет, что ты В лесу я хорошо ориентируюсь. Мы успели прийти домой, переоделись, вычистили грибы, они уже исходили паром на сковородке, а Рубцова все не было. Наконец он появился, слегка под хмельком и с пустым ведром. - А где же грибы? - пошутила моя мать, встречая гостя. - Понимаете, Анна Александровна, зашел я в здешнюю чайную стакан плохого вина выпить, а ведро поставил у крыльца в крапиву - почти полное и все белые! Вышел из чайной - ведро на боку и совсем пустое... Переодевшись в сухую рубашку, он сел за стол, с аппетитом принялся за грибы. После ужина мы пошли побродить по поселку, напоминавиему большой сосновый парк. Я хотел было повернуть в сторону озера, которое в августовскую тихую пору было поистине белым, оправдывая свое название, но Рубцов потянул меня вдоль по улице, к лесу. Разговаривая /если бы помнить, о чем!/ мы встретили знакомого мне милиционера, который жил на квартире у нашего редакционного завхоза. Тот стал приглашать в гости. - Не могу, - отбивался я. - Видишь, у меня у самого гость! -Пойдем, Вася! - вдруг решительно сказал Рубцов. - Да зачем? - Пойдем. Ты ведь знаешь, что я поэт, что мне все интересно. И нтересно вот посмотреть, как милиционеры живут... 44

Приговор

В тот приезд Рубцов пробыл в Липином Бору несколько дней, а недели через две приехал снова, на этот раз в составе группы вологодских писателей, на теплоходе, вместе с Александром Яшиным, Беловым, Романовым, Коротаевым и другими. На вечере в районном Доме культуры он прочитал шуточное стихотворение «Я забыл, как лошадь запрягают», из только что вышедшей книги «Звезда полей». Читал он четко, выделяя ударные и концевые слоги, слегка прищурившись, жестикулируя и улыбаясь. В тот же вечер он подарил мне «Звезду полей» с автографом: «Дорогому Васе Елесину, давнему другу и земляку. Н.Рубцов». Третий раз Николай Михайлович приехал в Липин Бор в декабре 1967 года. Был весел, балагурил, шутил. В те дни «Правда» опубликовала два его стихотворения: «Детство» и «Шумит Катунь». Рубцов радовался: - Как здорово: мои стихи прочтут семь миллионов человек! Потом обратился ко мне: - Не можешь ли ты дать задание машинистке перепечатать мои стихи? Видишь ли, потерял рукопись новой книжки, а ее надо посылать в издательство. - Да как машинистка будет печатать, если не с чего? - удивился я. - Я ей продиктую. - А сколько стихотворений было в рукописи? - Сто двадцать. - И ты все помнишь наизусть?! - изумился я. - Конечно! - удивился, в свою очередь, Рубцов. - Ведь это - мои стихи! Распорядись! Я, может, тоже редактором буду, отплачу добром! 45

Рассказы о Рубцове

Он начал диктовать. Да, он помнил все свои стихи. Дело здесь, видимо, не только в феноменальной памяти Рубцова, но и в том, что поэт любовно отделывал каждое стихотворение в уме, мысленно много раз шлифовал его даже после того, как оно попадало в сборник. Становится понятным и многообразие вариантов в рубцовских публикациях. Попробую проследить «эволюцию» хотя бы нескольких стихотворений. Вот одно из самых известных: «Родная деревня». В «Ленинском знамени» 15 августа 1964 года оно шло в такой редакции: Люблю я деревню Николу, Где кончил начальную школу, Где избы просты и прекрасны Под небом свободным и ясным. Бывает, иной соколенок Храбрится, едва из пеленок: Мол, что по провинции шляться! В столицу пора отправляться! Когда ж повзрослеет в столице, Посмотрит на жизнь за границей, Тогда-то он вспомнит Николу, Где кончил начальную школу. То же стихотворение в первом рубцовском сборнике «Лирика»: Хотя проклинает проезжий Дороги моих побережий. Люблю я деревню Николу, Где кончил начальную школу. Бывает, что пылкий мальчишка За гостем приезжим по следу Все ходит и думает: «Крышка!» 46

Приговор

Я тоже отсюда уеду!» Среди удивленных девчонок Храбрится, едва из пеленок: - Ну что по провинции шляться? В столицу пора отправляться! Когда ж повзрослеет в столице, Посмотрит на жизнь за гранипей, Тогда он оценит Николу, Где кончил начальную школу. Но и это не окончательный вариант. В сборнике «Звезда полей» вторая строфа звучит так: Бывает, что пылкий мальчишка За гостем приезжим по следу В дорогу торопится слишком: - Я тоже отсюда уеду! В этой, окончательной редакции стихотворение и публикуется во всех посмертных сборниках поэта. Много вариантов также в «Осенних этюдах» и других стихотворениях Рубцова. Конечно, разные редакции в «Лирике» и «Звезде полей» не всегда объясняются только стремлением Рубцова улучшить стихотворение. Порой явно видно, как в издательстве «нажимали» на поэта, заставляя уродовать стихи, менять звучные, выстраданные строки на скороспелки, для меня более чем очевидно, что такой вивисекции подверглось в «Лирике» стихотворение «Звезда полей». Во-первых, в стихотворении нет первой строфы, оно начинается прямо со строки «Звезда полей, в минуты потрясений...» Можно лишь гадать, почему исчезла первая стофа. Возможно, редакцию испугали слова « во мгле заледенелой», которые в ней 47

Рассказы о Рубцове

были, потому что и в заключительной строфе эти слова заменены и заменены явно не поэтом: «но только там, над родственным пределом». Но вряд ли правомерно приписывать все разночтения только капризам редакций - автор и сам постоянно шлифовал свои стихи. Разночтения встречаются в «Русском огоньке», в стихах «Тихая моя родина», «Фальшивая колода», «Видения на холме». Скажем, в «Видениях...» вместо ставших классическими строк «Россия, Русь, храни себя, храни...» первоначально было: «Но кто там снова звезды заслонил? Кто умертвил цветы твои и тропы? Где толпами протопают они, там топят жизнь кровавые потопы!» Первый вариант «Осенних этюдов», который Рубцов прислал мне в Тотьму в конце октября 1965 года и рукопись которых сохранилась в моем архиве, также значительно отличался от окончательного. У стихотворения был совершенно другой конец: Прошел октябрь. Творят ему поминки Стариннейшими яствами из клюквы, А возле темной сказочной часовни Стоит береза, старая, как Русь, И крепко спит, себя не сознавая. Но иногда среди оцепененья Она вздохнет так горестно и нежно Наверно - видит девочку во сне... Да, все рубцовские стихи хранились в его памяти, в его голове. Об этом и сам поэт писал в одном из своих писем С.В.Викулову в конце 1964 года: «Все последние дни занимаюсь тем, что пишу повесть /впервые взялся за прозу/, а также стихи, 48

Приговор

вернее, не пишу, а складываю в голове. Вообще я никогда не использую ручку и чернила и не имею их. Даже не все чистовики отпечатываю на машинке - так что умру, наверно, с целым сборником, да и большим, стихов, «напечатанных» или «записанных» только в моей беспорядочной голове». /«Наш современник» № 12 за 1981 год./Так оно, скорее всего, и вышло: унес от нас Рубцов сборник готовых, но никем не читанных стихов, да и только ли стихов? Помнится один разговор с ним, уже в Вологде, когда я спросил, не тянет ли его к поэме. Спросил с шутливой осторожностью, зная, как не любит говорить он о себе и о своих планах. Николай Михайлович принял вопрос всерьез, ответил не сразу, а немного помолчав: - Возможно, что приду и к поэме... - И, вооду шевляясь: - Великолепная тема есть - нашествие Чингиз-хана. Какие времена! А ведь и тогда выстояла Русь, гибелью своей выстояла! Доброй памятью о последней встрече с Рубцовым в Липином Бору стало его стихотворение «Сосен шум», давшее позднее название целому сборнику. Как все мы радовались в редакции, услышав это стихотворение из уст самого Рубцова! Радовали чеканные, удиви тельно точные строки о давно примелькавшемся, но увиденном будто заново: В который раз меня приветил Уютный , древний Липин Бор, Где только ветер, снежный ветер Заводит с хвоей вечный спор. Какое русское селенье! Я долго слушал сосен шум, 49

Рассказы о Рубцове

И вдруг явилось просветленье Моих простых вечерних дум. Сижу в гостинице районной, Курю, читаю, печь топлю, Наверно, будет ночь бессонной, Я так порой не спать люблю! Да как же спать, когда из мрака Мне будто слышен глас веков, И свет соседнего барака Еще горит во мгле снегов, Пусть завтра будет путь морозен, Пусть буду, может быть, угрюм. Я не просплю сказанье сосен, Старинных сосен долгий шум. Стихотворение это было написано в ночной редакции нашей газеты, где, за неимением жилья, обитал тогда молодой Сергей Чухин, и Рубцов, полюбивший его как младшего брата, решил переночевать тут же, на редакционном диване. Услышав стихотворение, я шутливо спросил: -Что же ты написал «Сижу в гостинице районной»? Ведь сидел-то в редакции? - Так типичнее,- улыбнулся он. - А то подумают, будто у тебя не редакция, а ночлежка... «Соседний барак» - не что иное, как липиноборская пекарня, стоявшая неподалеку от редакции, в ней работали ночью, свет в ее окнах не гас до самого утра. Любители рубцовской поэзии, вероятно, обратили внимание, что сосны - одна из любимых пейзажных деталей в его лирике. Сосны и ветер. Ветер и бор. Шум сосен, как лейтмотив, проходит по многим стихам 50

Приговор

поэта... С лета 1968 по осень 1970 я учился в Москве, с Рубцовым практически не встречался, в это время он жил в Вологде. Запомнился лишь один мимолетный разговор при случайной встрече на улице. Запомнился потому, что я, желая сделать приятное поэту, неожиданно попал впросак. В кругу знакомых в Москве я не раз слышал шутливую песенку: «Пшеница мелется, коровы телятся, и все на правильном таком пути. Ах, замети меня, метелъметелица, ах, замети меня, ах, замети». Были в подслушанной песне и такие строки: «Ах, что я делаю, зачем я мучаю больной и маленький свой организм? Ах, по какому же такому случаю все люди борются за коммунизм?!» Мне говорили, будто песенку эту написал Николай Рубцов, и при встрече я сказал ему: - Знаешь, твою песенку вся Москва поет! - Какую? - недоверчиво посмотрел он. -Ту самую, где «ах, по какому же такому случаю все люди борются за коммунизм?» - Но я же не так написал! - возмутился Рубцов. - А как? - опешил я в свою очередь. - Я написал «ведь люди борются за коммунизм!» Сволочи, все исковеркали! Я опровержение писать буду! - Да куда опровержение-то? Песня не напечатана, а на каждый роток не накинель платок... - Не знаю куда! В Организацию Объединенных наций! Черт побери! - и, помрачнев, торопливо распрощался. Доходили слухи, что Рубцов последнее время стал больше пить, что на этой почве происходят у него 51

Рассказы о Рубцове

стычки с друзьями, с начальством. Однажды, рассказывали очевидцы, в ту пору журналисты молодежной газеты «Вологодский комсомолец», Рубцов, слегка под хмельком, пришел в редакцию, принес две бутылки пива и отправился в другой конец коридора, с середины которого возвышалась парадная лестнипа на второй этаж, в Вологодский горком партии. По лестнице как раз спускался второй секретарь горкома Жабчиков. - Кто такой? - строго спросил он поэта.- Зачем здесь пьяный болтаешься? -Д а пошел ты! - ответил Рубцов, не останавливаясь. - Ты с кем разговариваешь! Я - Жабчиков! - А я - Рубцов! Секретарь стремительно развернулся, поднялся наверх и, позвонив в милицию, приказал немедленно взять в вытрезвитель «какого-то забулдыгу Рубцова». Вскоре приехала милицейская машина. Ребята из молодежной газеты упросили милиционеров не везти Рубцова сразу в вытрезвитель, дождаться, по крайней мере, решения секретаря обкома партии. Поэтому, видимо, Рубцов и был доставлен сначала в отделение милиции, где, не долго думая, достал из кармана бутылку пива и ловко открыл ее об угол стола. - Ты что делаешь! Забыл, где находишься?! - А что, русскому человеку уж и пива выпить нельзя, где он захочет? Скандал после вмешательства секретаря обкома удалось замять. Как-то проходя по Вологодскому кладбищу мимо могилы Рубцова, я вдруг увидел надгробную плиту, на которой значилось имя Жабчикова. Да, смерть уравнивает всех. Однако, не зарастает тропа к 52

Приговор

рубцовской могиле, оставляя в стороне могилу некогда грозного секретаря... Летом 1970 года, возвращаясь после учебы из Москвы в Вашки, я встретил в Вологде Сашу Рачкова, который тоже был хорошо знаком с Николаем. - Рубцова в больницу положили,- сообщил он. - Что с ним? - испугался я. - Не знаю точно, с рукой что-то... - Надо проведать. Был ясный летний вечер, то самое время, когда люди расходятся с работы. Возле хирургического корпуса горбольнипы, у рослых старых берез встретили Николая Михайловича. В больничной пижаме, небритый, сильно облысевший, он казался усталым и старым. Поздоровавшись, попросил нас сходить к нему на квартиру, взять и принести почту из ящика. Почту мы принесли, но видно того, чего ждал Рубцов, в ней не было, и он снова ушел в себя, сделался неразговорчивым, хмурым. Спросили, что у него с рукой - она была забинтована. - Да так... - отмахнулся он. - Порезался случайно... Случайно ли? Но расспрашивать дальше не решились - не до откровений было ему. Пытаясь как-то расшевелить Рубцова, Саша Рачков, не расстававшийся с фотоаппаратом, сфотографировал Николая под березами, потом нас вдвоем. Фотография, сохранившаяся у меня, постарела от времени, но и на ней можно прочесть глубокую, заматерелую тоску в рубцовских глазах. Кто знает, не в этот ли вечер родились пронзительные строки: В светлый вечер под музыку Грига В тихой роще больничных берез 53

Рассказы о Рубцове

Я бы умер, наверно, без крика, Но не смог бы, наверно, без слез... Начиналась последняя в его жизни осень, и вместе с дождями вошла в его жизнь убийца. Мог ли Рубцов избежать печального конца? Теоретически - да. В последние годы он очень тосковал по налаженному, устроенному быту, несколько раз звал в Вологду свою жену Генриетту Михайловну Шамахову - она подробно рассказала об этом в статье «Русь моя, люблю твои березы» , («Красный Север» за 15 августа 1995 года), которую я готовил к печати. Но сначала мешала их соединению жилищная неустроенность поэта, потом и другие обстоятельства. Вот как описывает Генриетта Михайловна их последнюю встречу: «Конец сентября 1970 года. У культработников Тотемского района был семинар, а последний день занимались в Доме культуры. Под вечер меня вдруг вызывают. Я вышла на улицу - передо мной стоял Рубцов. Как он узнал, что я в Тотьме? - Зачем ты здесь? - Приехал узнать, когда вы с Леной переедете ко мне. - Мы не собираемся. Лена ходит в первый класс. Разве что весной. А он говорит: - Я ведь могу жениться. - Женись,- говорю, - давно бы надо. Хватит одному-то болтаться. И вдруг он сказал: - А до весны я, может, не доживу». Звал он Генриетту к себе и в гостях у Василия Ивановича Баранова, и в каюте теплохода, в которой вместе ехали: он - в Вологду, она - в Николу. Все могло бы измениться, если бы и он остановился в тот раз в Николе. Не остановился.

Приговор

В один из октябрьские вечеров я пришел к Николаю Михайловичу вместе со своим племянником Николаем Елесиным, работавшим в ту пору на 23 ГПЗ, писавшем стихи и страстно мечтавшем познакомиться с Рубцовым. Я представил племянника. Николай Михайлович крепко пожал ему руку, приветливо заглянул в глаза: -Тезка, значит? Ну, садись. И попросил почитать стихи. Стихи были слабыми, читал их Николай тоже слабым, глуховатым голосом. Рубцов задумчиво слушал, потом потребовал: - Еще читай! О чем он думал в те минуты? Не о том ли, что и тысячи молодых ребят пытаются излить свое недоумение перед миром и свою любовь к нему в неумелых стихах, а порой просто мечтают о славе, не подозревая, сколь тернисты и круты тропинки к ней? Выслушав несколько стихотворений, Рубпов взял свой сборник «Душа хранит» и размашисто написал на нем: «Коле Елесину, родному поэту. Н.Рубцов.» Поэтом Коля Елесин не стал, но рубцовский подарок бережно хранил до самой смерти - он тоже не зажился на этом свете, умер в сорок девять лет. Девятого января 1971 года мы зашли к Николаю Михайловичу вместе с Сергеем Багровым. Поэт был простужен, сидел в своей крохотной комнатушке в валенках и вязаном свитере. Мы долго вспоминали Тотьму, говорили об общих знакомых. Был у нас с собой магнитофон, надеялись записать рубцовские стихи в исполнении автора, но читать стихи у Николая не было настроения, магнитофон так и не раскрыли: успеется, думали, не последний раз видимся! 55

Рассказы о Рубцове

Оказалось - в последний... Как часто потом мучило сознание, что какое-то незначительное отклонение в чередовании мелких житейских событий могло бы повернуть, изменить ход роковых обстоятельств! Если бы зайти к Рубцову накануне убийства... Если бы соблазнить его съездить вместе в командировку... Если бы, если бы... Только ли Дербина убила его? Думаю, что и обстоятельства тоже. Нищенское существование: что такое четыре тоненьких книжечки общим тиражом менее сорока тысяч экземпляров для тридцатипятилетнего поэта! Многие его, гораздо менее талантливые сверстники, имели к этому возрасту по полтора-два десятка сборников. На один юбилей тратилось в те дни денег столько, что хватило бы Рубцову на полгода безбедного существования. Бездомность и семейная неустроенность, а в результате - частые и обильные попойки... Убежденность в своей талантливости, избранности и непонимание окружающих, особенно чиновников от литературы и искусства, смотревших на Рубцова как на конченную, спившуюся личность... Своими ушами доводилось слышать после его гибели: - Одним пьяницей меньше! И вспоминалось опять же рубцовское: «Но была ли кабацкая грусть? Грусть, конечно, была, да не эта!» Да, именно тогда, в мрачном семидесятом, почувствовал он как никогда остро свое одиночество в мире. Не тогда ли рождались и полные трагизма строки: Кто-то стонет на темном кладбище, • Кто-то глухо стучится ко мне, 56

Приговор

Кто-то пристально смотрит в жилище, Показавшись в полночном окне. Или эти: Куда от бури, непогоды Себя я спрячу? Я вспоминаю былые годы, И плачу... Нашел бы Рубцов выход из кризиса? Убежден - нашел бы. Но слишком узко, слишком трагично переплелись дороги поэта и убийцы...

В а с и л и й Е л е с и н на съ ем к а х д о к у м е н т а л ь н о го

ф ильм а

Николае Рубцове. Село Никольское. Берег Толшмы. Ноябрь 2004г.

Рассказы о Рубцове

Друг детства А натолий С ер гееви ч М артю ков - член С ою за п исател ей России. Ж ивет в Великом Устюге. Зная Николая Рубцова с семилетнего возраста, он написал док ум ентальное п овествован и е о суровом военном дет ст в е п оэта, распахнув при этом двери в эпоху грозного времени, сквозь которое проходили не все.

Село Никольское - родина детства Коли Рубцова 58

Приговор

Анатолий Мартюков ВОСКРЕСНЫЕ ЦВЕТЫ

Детдом на берегу Село Никола стоит на зеленом речном пригорке. Сухие луговины и главная улица вдоль всего села, от моста под горкой - до школы у соснового леса. Украшает село березовый старый сад. В саду - двухэтажная белая больница. Грачиные гнезда, птичий гвалт, стареющие березы... Первое - я заметил - не стало на пригорке детского дома. Рассказали, что от ветхости здание уже накренилось, и высокое, в два этажа, наше былое жилище разобрали на дрова... Иду и вижу перемены. Школа стала десятилеткой. На пустыре торжествует Дворец культуры, домов в селе прибавилось, выросли мои товарищи. Вперед, вперед... А мысли назад возвращаются, в детдом на берегу... “Я смутно помню Позднюю реку, Огни на ней, И скрип, и плеск парома, И крик “Скорей!”, Потом раскаты грома И дождь... Потом Детдом на берегу...” Память и воображение Николая Рубцова спустя годы воссоздали эту картину. Но только грозы в ту пору уже затихли. Серая осень застыла в холодных водах реки, под

Рассказы о Рубцове

сетью дождя, пестрела мокрой листвой на дороге. Вдруг голоса откуда ни возьмись! Топот за окнами и хлопанье двери. - Заж и гай свет, баб а С им а, - р азд ал ся голос во спитате льницы. Няня-старушка (дети и взрослы е-все называли ее “баба Сима”) сидела на табуретке у глухого простенка. Она дремотно привстала, не понимая, зачем нарушили покой детской спальни. Л ица няни уже не представи ть, а голос все слышится... Легкий, настороженный какой-то, ее разговор привлекал нас необычайно. То сказки со страхом, то были и случаи она рассказывала, непроизвольно меняя интонацию. Имитировала голоса и Василисы Прекрасной, зверя-людоеда, и шорохи травинок в поле. И ребячьи сны были продолжением сказок. А баба Сима придвигала еще две-три табуретки и засыпала сама... Засыпала ли? Утром она уже неугомонно тормош ила наши сны ... Легко было вставать на добрый голос бабы Симы. - Встречай гостей, баба Сима! -Ребятки-то уснули, Антонина Михайловна.Тише... - шепотом протестует она. Нет, ребятки уже задирают головы и с любопытством рассматривают пришедших. Антонина Михайловна Алексеевская, воспитатель младшей группы, с мокрыми волосам и и с крап и н кам и дож дя на плечах, проталкивает вперед присмиревших гостей. - Ребята, это ваши новые друзья. Они протопали от пристани пешком. Двадцать пять километров. Прямо с парома, без передышки. Время-то осеннее, позднее... Торопились. Но лишних кроватей в спальне не было.

Приговор

- Сообразили? Как раз всем - по двое. Антонина Михайловна умела создавать атмосферу доверия. И улыбкой, и красивым лицом. В матери наши по возрасту она не подходила, но искренне желала видеть нас ее “родными детьми”. И самым маленьким - самая большая любовь. Где теперь Антонина Михайловна Алексеевская, воспитанники не знают. Не знаю и я, но память, любовь к ней бережется, видимо, и не у меня одного. Алексеевская держала в руках список. Вычитывала фамилии. Вперед, как на сцену, выходили мальчики. Семи восьмилетние. - Валя Колобков. Вышел Колобков. Коренастый, голубоглазый. И тихий. Таким он и оставался всегда. Вот мальчик уже разделся и залез под теплое одеяло своего “брата”. - Вася Томиловский. Устроили и Васю Томиловского. Коля Рубцов! Ложись на эту кровать. Мартюков, подвинься. Без единого слова, но со светом в глазах шел черноглазый мальчишка. С узким лицом, хрупкий, как невидимка, он не привлек особого внимания. Скорее обыкновенное любопытство вызвал. - А тебя зовут Толей, - тихо утвердил он. - Д а... А как ты узнал? - На дощечке написано, - уже смело заводила разговор вторая голова “валета”. Так мы стали спать - головы в разные стороны. Сколько это продолжалось, не помню. Кажется, больше года. А может, еще больше. 61

Рассказы о Рубцове

Трудно человеку из семьи с матерью и отцом понять законы детдомовской общины. Они естественны и обязательны. Дети, родственные по судьбе, крепче сплачиваются, не знают барьера несовместимости. Войди в этот мир с миром и будешь “братом навеки”. Злоба и ложь отвергаются, предательство - вне закона. Сожалеют, взрослея, детдомовцы лишь о том, что крепость нитей первой дружбы не прочнее семейных. Детство не часто страдает муками разлук. Только когда-то, позже, бередит воспоминаниями. И снова тот вечер припоминается, где берет за руку и разводит по местам уставших, вымокших под дождем мальчишек баба Сима, ошеломленная и со слезами на глазах. - Что же их на лошади-то не встретили? - нараспев говорила няня. - И никого раньше не предупредили? Может, баню истопили бы, белье чистое выдали... - Белье у них чистое. В бане они были. Сама не знала. По срочной телеграмме их встречали. Где-то детдом разбомбили... Антонина Михайловна кое-что говорила от себя. В группе прибывших действительно были такие, кто жил почти возле фронта, слышал вой снарядов и видел взрывы. - Коль, а ты немцев видел? - Я - нет. Вася Черемхин и убитых видел. Его из Ленинграда вывезли. На горящем самолете. Целый самолет с детдомовцами чуть в озеро не рухнул. Раненый летчик дотянул до берега. Всех спас... - Он герой! - Нет. Лейтенант. 62

Приговор

...ВасяЧеремхин. Смуглый, большеголовый, и глаза - больш ие, таи н ствен н ы е и печальны е глаза. Гениальный ребенок... - Вася Черемхин! Тебе все удобства, - улыбнулась воспитательница. - Кровать на одного, покой угла. Мальчик не отозвался. Он не молчал только на уроках, когда спрашивали с места или вызывали к доске. Отлично отвечаеш ь, Вася... Ты чего такой отрешенный? - допытывалась учительница удивленно. Первоклассник чуть двигал уголками рта и не искал ответа. Учительница брала его письменную работу и носила по рядам. Наши старательные каракули нельзя было поставить рядом. Однажды я Васю спросил, отчего он такой кудреватый. Хотел рассмешить. Он даже не слышал вопроса... Заметно было, детдомовские педагоги пытались расш вели ть” Черем хина, странная дисципли нированность их тревожила. Другим такое поведение нравилось. Летом появился в детском доме единственный мужчина - воспитатель Алексей Алексеевич. Совсем юный, он просто обрадовал воспитанников. Мальчики - к нему. Его, значит, к мальчикам приставили. Всего, оказалось, на несколько дней. И разглядеть-то по-настоящему человека не сумели... В Н иколе случилась беда. Утонул в Толшме детдомовец. Мы знали - это Вася Черемхин. В один из июльских дней, в «мертвый час», когда в спальнях царили сны, Вася вышел на улицу.. Он всплыл в омутном месте реки, под Поповым гумном. Там стояла высокая темная ель. С вершины ее ныряли только смельчаки. Глубины хватало, вода была темной и неподвижной. 63

Рассказы о Рубцове

Два дня поочередно дежурили старшие на берегу омута. Печальными были похороны. А за нас, что бы ни случилось, спрашивали, видимо, строго. С Алексея Алексеевича спросили. Он был дежурным воспитателем в тот летний день... И снова давний первый вечер. Коль, а тебе нравится Антонина Михайловна? спрашиваю Рубцова тут же, на кровати. Спит. Засыпают все. Баба Сима на табуретке, слышу, шепчет. О чем - не расслышать. Разволновалась баба Сима, но успокоилась. Ей снились ее сыновья.

Воскресные цветы

Вёсны в годы Великой Отечественной село Николу и ее жителей мирно обогревали. Вроде и не было войны, а если она и была, то где-то далеко-далеко. За тридевятью землями. Под Москвой, под Орлом, под Сталинградом... Только в пионерской комнате детского дома время от времени перемещ ала красные флажки Евдокия Дмитриевна Перекрест. Флажки двигались на Запад... В пионерскую комнату приходили все. И старшие, и младшие. Полной хозяйкой там всегда была пионервожатая Евдокия Дмитриевна. Многие годы спустя сама по себе являлась мысль: откуда она приш ла в такое дальнее и глухое вологодское село? И где теперь эта статная и женственная украинка? Смуглая, высокая, обаятельная/ Мы, малы ш и, лю бовались и скры тно лю били 64

Приговор

непонятную нам ее внешнюю строгость. Сейчас я бы отделил ........ от остальных воспитателей ее основную черту - вы сокий педагогический интеллект. Он светился в большой печали глаз неведомых нам утрат. Знаете, такое выражение глаз бывает у детей-сирот, родители которых воспитаны совсем не по-нашему, не по-деревенски. Евдокия Дмитриевна брала листок бумаги... С нотами... И начинала петь. Как это? Мотив песни по каким-то знакам на бумаге? - Жура-жура, жура-вель, журавушка молодой. Лицо Евдокии Дмитриевны теряло сосредоточенность и начинало жить задорной песенкой. - Пойте, - обращалась она к ребятам. И в пионерской комнате вначале нестройно, потом слаженно звучала новая хоровая пионерская песня. “Раньше было то и дело, Что по улице я бегал, Мучил кошек, бил собак Настоящий был босяк...” И далее: “Записался я в отряд, И теперь я очень рад...” Ныне я не во всем доверяю тем, кто вспоминает отдельные мелкие детали из жизни детского дома 65

Рассказы о Рубцове

военных лет. Одно мне кажется сомнительным, другое - придуманным, третье - слишком банальным. Но Колю Рубцова в эти самые мгновения нашей жизни я чаще всего вижу, и он всегда в памяти. Таким, каким был тогда. М ожет бы ть, и мне что-то каж ется переосмысленным или воображаемым. Я пытаюсь просеять эту самую память. Но образ детства не меняется. Это не только он, но я - мы вместе удивляемся таинственным способностям Евдокии Дмитриевны - читать любой мотив песен. Коля и Евдокия Дмитриевна - люди с одним цветом глаз. С одним и тем же мучительным и тихим содержанием мыслей. М ладш ие в пионерской комнате, как вроде посторонние люди. Они робко толпятся, не чувствуют себя равноправными... Мы запомнили слова и певучую мелодию голоса. Поем про себя, не открывая губ, а только шевелим ими. Но поем. И никто не запретит нам это делать. - “Священную войну”? Ну, если хочется... “...За светлый мир мы боремся, Они - за царство тьмы. Пусть ярость благородная...” Сбор пионеров кончается. Кто-то остается в комнате, чтобы удостоверить дружбу и располжение к Евдокии Дмитриевне, кто-то растревожился, как Вася Черемхин. А нас несет на крыльцо, где тепло и вовсю пахнет свежей оттаявшей землей. Воскресенье. И мы отчасти свободные люди. Сочится влагой оранжево-глинистый высокий берег оврага, что 66

Приговор

в сторону деревни Камешкурье. Это у самого берега реки Толшмы под Николой. Отчетливы и удивительно свежи золотые копеечки мать-мачехи. Они обозначились по всему берегу пригретого оврага. Густая синяя дымка вытекает из оврага и рдеет над рекой. Мы - это Валя Колобков, Виля Северной, Коля Рубцов... стоим на речном мосту. Большая страшная вода мечется под ногами. Слева - село Никола с церковью из красного кирпича на возвышенности, справа от моста-дорога... Далекая, непонятная, по-апрельски живая, манящая. И непролазная .Наверное, всем нам, кроме всего прочего, очень хотелось есть. Да, мы почти всегда ощущали недоедание. Сорок с лишним лет спустя мне по-прежнему мерещится вкус американского супа. Из зеленого горошка. Это блюдо запомнилось больше других. Этот суп из американского зеленого горошка, суп-пюре, детдомовцы смаковали. Выуживали по пол-ложечки, ко рту старались подносить медленнее. Ан нет, тарелки пустели так же быстро, как и после овощного супа из свекольных листьев... Нынче, когда я захожу в диетическую столовую, то всегда смотрю на меню с ожиданием... “Суп-пюре из зеленого горошка” вызывает воспоминания. К слову сказать, побывавший в начале лета 1970 года Николай Рубцов в Великом Устюге за обедом вспомнил суп-пюре... И улыбнулся. Да, еды было мало. Если взглянуть на фотографии тех лет, детдомовские дети - их лица могут показаться сумрачными и невпечатлительными. Да, полноты не хватало. Со снимков смотрит одна простота, доброта и застенчивость. Не было в Никольском детском доме, как правило, детей-воришек, 67

Рассказы о Рубцове

карманников или огородников. Как это иным бы теперь представилось. Но зато, я в этом уверен, те самые цветы магь-имачехи, подснежники, а позднее любые другие, были особым ритуалом радости для ребятишек только из детского дома. И знаете, почему только для них? Взрослые люди или дети из соседних деревень проходили мимо ромашки или луговой гвоздики. По привычке не замечали ни божеской красоты лютика, ни божьей коровки. Так оно бывает и теперь. Но ни один цветок, ни одна зеленая травинка не ускользала от взгляда детдомовского ребенка. Почему? Да потому что все они были детьми земли. И никого более. Посмотрите: тот же Коля Рубцов радуется и несет в руке четыре-пять золотистых цветочков матьи-мачехи. Он застенчиво передает их Евдокии Дмитриевне. Воскресные цветы. Евдокия Дмитриевна дежурит. Он не слышит благодарности или забывает ее, потому что цветы - обычный ритуал внимания. Даже самые простые - луговая герань или таволга. А в следующий раз он будет искать заветные зеленые цветы... Будет искать их всегда. На этот раз пионервожатая держит в руках новую книжку. На белой ее корке - красный рисунок. Пылающие дома, виселица с казненными людьми, отряд фашистов с автоматами. Зима... Мы уже умеем читать: “Фашисты несут нам горе, мучение и смерть”. Так называется документальная хроника, только что поступившая в детский дом. “Горе”, “мучение”, “смерть”... - страшные слова. Это несут нам фашисты. Это те, о которых все время и везде говорят Никольские люди. И воспитатели тоже. 68

Приговор

Мы не видим войну, но она где-то гремит. “Неужели фашисты вот так же маршем пройдут и по Николе?” появилась страшная мысль. Евдокия Дмитриевна поднимает свои ресницы, большие темные глаза. Ничего не говорит. Вот если б перед ней стояли люди повзрослее. А тут первоклассники. Фашисты несут нам горе, мучение и смерть,медленно говорит прочитанное Коля. Евдокия Дмитриевна кладет книжку в шкаф. Смотрит на карту, мы следим за нею, и переставляет красный флажок назад к востоку. Вздыхает. ... Эпизод, который ничем не вычеркнуть из памяти. Наверное, в библиотечных хранилищах Вологды до сих пор живет эта книжка. Был детдомовский обычай. Время от времени, неизвестно каким чудом в руках у пионервожатой появлялись новые книжки. Новые - новые. Пахнущие типографской краской, клеем, свежей белой бумагой. Представьте детей, которым никогда не приходилось даже потрогать руками новую художественную книжку. И потому на нее см отрели, как на загадочную недоступность. И вот всего один экземпляр книжки “Девочка из города”. Конечно, была организована “громкая” читка. Евдокия Дмитриевна умела донести до слушателей житейскую сущность героини, судьба которой в чемто была родственной многим из них. Война лишила нашу героиню родителей, и она попала в семью русской крестьянки. И чужую женщину девочка называла мамой. ' Таким образом вошел в наши души и Павлик Морозов. И песня о нем: 69

Рассказы о Рубцове

“Узнавал врагов Морозов Павел И других бороться он учил Перед всей деревней выступая, Своего отца разоблачил. Был в тайгу заманен кулаками, Был в тайге зарезан пионер”. Детская восприимчивость наивна и проста. Ее можно направить и по ложному руслу. Сомнений не буцег. Образ Павлика Морозова-страдальца и борца, казался вещим. Воспитателю важно было заострить наше внимание на его веру и власть души. На жестокость и обреченность врагов. Новая жизнь. Новый человек, красная заря счастливой жизни. Будьте такими, как Павлик этой жизни, платите за нее любую цену. Не знала, однако, Евдокия Дмитриевна, что простым человеческим идеалом для детей была она сама. Павлик Морозов вошел в души и ушел. А Евдокия Д м итриевна осталась человеческим идеалом и частицей нашего сердца. На все годы. Взрослой девушке или в каком-то ином значении молодой женщине всегда к лицу яркий красный цвет. Э тим цветом для наш ей п ионервож атой был пионерский галстук. Ах, как жаль, что нас, самых маленьких, не пускали на вечерние летние пионерские костры. Они загорались на вересковой поляне за селом Н иколой. И с огорчением и с завистью провожали мы глазами пионерский детдомовский отряд. Евдокия Дмитриевна в такие моменты была внешне торжественна, 70

Приговор

внутренне прекрасна. Она верила в идеалы, была полна творческого п оры ва и вдохновения. Она была романтической революционеркой. Отряд уходил, и нам оставалось только догадываться и представлять ночной пылающий костер, горячие лица ребят. П отом бы ла работа. На прополку картофельного поля или детдомовской пшеницы брали всех... Но и в поле во главе с пионервожатой Перекрест дети шли торжественным маршем... “Наши брат и сестра Бьют на фронте врага, Значит, в поле выходят ребята. Соберем урожай, сохраним урожай, Будет Родина хлебом богата...” Так и не иначе. П рож иваю щ ая ныне в местечке Д есятина воспитательница Никольского детского дома Антонина М ихайловна Жданова (Алексеевская) рассказала, что до последнего времени Евдокия Дмитриевна проживала в Пятигорске. Детдомовские

Рассказы о Рубиове

педагоги бывали там и встречались с нею. Евдокия Дмитриевна, по ее словам, выглядит уравновешенной и умудренной. Она все помнит, но не может каким-то образом воссоздать образы детей из детдома. Особенно самых маленьких, каким был Коля Рубцов. Ну что ж. Это и не обязательно. Важнее то, что ее, Евдокию Дмитриевну, живущие ныне детдомовцы помнят и с любовью вспоминают. Строгий директор Таинство взрослого человека для мальчика или девочки всегда вызывает любопытство или страх. Этим-то духом секретности была для нас Анна Георгиевна - наш строгий и неподступный директор детского дома № 6. У Никольского детского дома был именно такой номер. Со своей сестрой Граней (она меня старше на два года) мы появились в сельском Совете. Слабые и исхудалые. И видимо, таким своим видом вызвали то ли жалость, то ли сострадание. А может, просто об о стр ял и им ком у-то из взрослы х административный долг. Например, председателя сельсовета (не помню его лица). Через кого-то он позвал директора. Она вошла тихо, как высокая тень, и, видимо, поняла, зачем ее позвали. Нет у меня мест... Кроватей нет, одежды нет. Ничего нет...Девяносто уже. Куда еще... Мы слышали трескучий глуховатый казенный голос 72

Приговор

и боялись, кажется, одного... - В Тотьму отправляйте. Так далеко? В чужую сторону? Женщина увидела полные испуга наши уставшие глаза. - Ладно... Следуйте за мной... Так состоялось наше первое знакомство. А между тем в детском доме был банный день. И был гаранти рован детдомовский обед. Из бани я вышел, как из чистилища, остриженным, в чистой рубашке с “чужого” плеча, в штанишках больших по размеру и с вырванным приглаженным треугольником ткани. Как раз на колене... Пройдут месяцы, и наш детский дом пополнится еще целой группой из 16 мальчиков и девочек. Я не знаю, как обошлась с властями Анна Георгиевна. Мест действительно не было. И одежды, и кроватей, и настоящего тепла в помещениях. Тогдато и подвели к моей кровати семилетнего мальчика Колю Рубцова (об этом эпизоде я уже рассказывал в главе “Детдом на берегу”). А про Анну Георгиевну мы поначалу просто забыли. На людях (как мне теперь кажется) она появлялась от случая к случаю. Однако материальное ее воздействие властности чувствовалось в довольно строгих порядках и правилах, в требовательности воспитательского и хозяйственного цеха. Двадцатого августа 1990 года я просто по зову, так сказать, сердца явился на открытие музея поэту Николаю Рубцову. Странные чувства владели мной. Самым первым делом я посмотрел на окна “мансарды”, где когда-то восседала и все вокруг видела Анна Георгиевна. Блики стекол слышно 73

Рассказы о Рубцове

позванивали, меняли угол отражения. Вот оно, ее лицо. Пепельное, узкое, властное, сосредоточенное на чемто, неторопливо ускользавшее за теменью стен. ...В предзимье ребятам подбирали теплую одежду. Трижды изношенная и истертая, она ложилась на плечи большим благом, согревала. А чего еще желать большего. Я с большим достоинством носил уже целый месяц куртку. Оранжевая цветом, она была исполосована ветхостью, вата еле держалась, хотя ее наруж ность на одежде обращ ала на себя самоерьезное внимание. Вот по этому-то поводу я и предстал однажды перед строгим директором детского дома. По ее приказанию. А, Мартюков... Что это ты позоришь свою честь? Ради чего тебе хорошо учиться? Н...да. Что молчишь? Я поднял голову и увидел ее лицо. Такое соседнее, небезразличное. Лицо, перед которым можно было бы и не робеть. Она хвалила мое поведение. Называла фамилии примерных воспитанников. Среди них ставила меня примером. Вошла кастелянша (не помню ее имени). - Оденьте Мартюкова получше. Не хуже Рубцова, Томиловского. Младший Горбунов тоже в таком же виде ходит. ...Через две недели моя куртка была совсем новой. На ней сменили верх. Черная ткань в рубчик пришлась бы по душе каждому. Да еще новые крупные пуговицы. Мне представляется, что Анна Георгиевна в Николе появилась в первый год войны. Из блокадного Ленинграда. Не зная ни ее степени образованности, ни жизненных ее ситуаций и путей, я уверил себя в том,

Приговор

макаренковскому. Образ поведения и сама ее жизнь носили в себе отпечаток чего-то аскетического и продуманного. Это был значительный человек. Не наш, нетотемский и не местный, возможно, даже - это был некий “у ч ен ы й ” педагог. Война и сталинское время играли судьбами таких людей. Они вполне могли появиться и в нашей Никольско-толшменской глуши. Редкие встречи “на расстоянии” мне запомнились почти все. В своем серен ьком удлиненном сараф ане с непокрытой головой, короткими, слегка причесанными волосами Анна Георгиевна появилась в вестибюле внутреннем помещении, где располагалась время от времени столовая (иногда столовую переводили в боковую большую комнату, где бывала пионерская). Собрались все группы ребят (их было около 10-12, в зависимости от возраста -1 класс -7 класс). Прежде чем что-то сказать, Анна Георгиевна внутренне улыбнулась. - Слушайте внимательно... Все притаились. - Сегодня все вы поработали как следует. Может быть, устали. Видела ваши старания на огороде, знаю, что нормы по заготовке веников вы полнены . И по лекарственным травам тоже. Спасибо... Однако предстоит еще одно дело... Две старших группы на исходе дня придут сюда, возьмут огородные ведра и подойдут с ними к левой стороне внутреннего крыльца. - Вы поняли, куда подойти?.. - Да... К уборным, - кто-то брякнул из старших. Анна Георгиевна почувствовала оживление. И деликатно 75

Рассказы о Рубцове

продолжала: - О ткроете крышку и почерпнете содержимое отнесете на огород. Норма для каждого - 3 ведра... Да, урожаи на огороде были удивительными. Такого было не увидеть ни в одном Никольском колхозе. Почти без единых травинок гряды щедро зеленели. Сочно наливались что морковь, что брюква. Капустные кочаны нам , м алы ш ам , си льно тянули руки. Урожай складировали в амбаре по соседству. Дни уборки были самые “сытые”. И нам не запрещалось досыта набраться любого овоща. Вкусным казалось все . Даже зеленые помидоры... С берез во дворе осыпались листья. Пахучие, чистые и доступные для выбора... Нас никто не журил, если эти осенние разноцветные листья вдруг вылетали из учебников и тетрадей. Из-под подушек, матрасов. Из

Рисунок А. Завьяловой

Приговор

карманов. Помнится, как мы с Рубцовым раскладывали их по одеялу или клали на сон грядущий под голову. “Чтобы сны красивые снились”. С тех пор мне и, наверняка, многим детдомовцам снятся цветные сны. Не мог всю жизнь отделаться от них и Рубцов. Сам говорил об этом. А вот мы бежим на старые картофельные ямы “сражаться за Родину, за Сталина”. Трудно не верить сейчас в перевоплощение детей, когда они играют в войну. То же самое тоща происходило с нами. Картофельные ямы - это самые, казалось, настоящие окопы. Деревянные винтовки и гранаты тоже казались настоящими. После жаркого осеннего “боя”, однако, снова сильно хотелось есть. Равнодушно относиться к острому и постоянному желанию есть, оказывается, не такое уж страшное дело. Страш ное не есть совсем, чем есть наполовину. П олусытость, полуголод забывались, так как это ощущение было всегда. Настоящий вкус хлеба или картофеля, шоколада или свежего зеленого помидора знают только те люди, которые выжили и без хлеба, и без сахара... А вот из п олутем ного коридора, через наш у опустевшую столовую прогоняет пестрого теленочка высокая и гибкая, как ивовы й прутик, девочка. Теленочек оборачивается и не хочет идти к двери. Девочка его строжит ладошкой по хребту, и лицо ее светится. Это Л ю ся, дочь А нны Георгиевны . Семиклассница. Детдомовские девочки к ней питают особый интерес. Но Люся большой дружбы с ними не 77

Рассказы о Рубцове

водит. Это я заметил. А для нас, мальчиков, она вообще как явление небесное, ангельское. И тоже недоступное для знаков внимания. Для несмелых взглядов и улыбок. Вот такая разница между ней и нами. Даже стена, хотя и прозрачная. Я тогда сделал вывод, что на свете сущ еству ет три вида девочек: д етдом овски е, своеобразные интеллектуалы, деревенские, которые приходят в школу и учатся вместе с нами. И тоже с нами не водят дружбы. И такие вот, как Люся, небесное создание... Впоследствии образ Люси я рассмотрел на картине Пабло Пикассо “Девочка на шаре”. И тогда же подумал: Люся - это фонарик Анны Георгиевны или ее вторая светлая душа. В сердце маленького мальчика тоже может загораться фонарик, когда он видит необыкновенную для него красоту. Мы с Рубцовым собирались написать Люсе письмо. Я уже и бумаги нашел. Дело решалось Колей. Писать или не писать? - А о чем я буду писать? Д е й с т в и т е л ь н о , о чем п и с а т ь в зр о с л о й и осторожной Люсе. Не нашей. Перед которой стена и Анна Георгиевна. ...20 августа 1990 года. Над крышей и над березами летают голуби. Вроде бы они раньше здесь не водились. Но голуби нынче везде. И двор одичал. Одна, примятая лошадьми, желтеющая трава. С другой стороны, с крыльца на улицу открывается музей. Слышатся речи. Для меня - это не музей. Для меня это возвращение. И еще последний вопрос мне хотелось бы задать Анне Георгиевне. Порой великодушная, порой проницатель 78

Приговор

ная, она тем не менее делала большие упущения в своей диалектической педагогике. Нередко в детский дом поступали дети семейно - брат с сестрой, сестра с братом. Один - старший, другой младший. Их разводили по “сторонам”. И никто больше не заботился о том, чтобы они всегда хранили близость, родство. И даже в последний миг разлуки, когда старшего отправляли на “производство”, милосердия к младшему не проявлялось. “Как он с собой наедине?” - вопрос не появлялся. Наш ровесник Коля Чумаков проводил свою старшую сестру Настю, расстался и я со своей Граней... Анна Георгиевна выбирала кандидатов, не мучилась горечью разлук... Двенадцати-тринадцатилетние девочки уходили и уже никогда не возвращ ались к родным порогам. На фабрики больших городов, на заводы... Фраза “на производство” вызывала всегда чувство смятения и горести. Особенно если разлучались брат с сестрой, сестра с братом... Н а “п р о и зво д ство ” провож али старш их всем детдомом. Со слезами, со всхлипываниями... Для этого всегда выбирались теплые августовские дни. Но вот улеглась на дороге пыль, высохли глаза. Ни ропота, ни обид. А нну Г еоргиевну снова видели сидящ ей у окна. Размышляющей о сложностях жизни. ▼ Ее давно уже нет в жизни. Она только в памяти. 79

Рассказы о Рубиове

Чувство песни За прошедшее десятилетие, и не только, - за время после ухода Николая Рубцова, как-то внезапно одно его стихотворение за другим были переложены на мелодии и стали жить еще одной - духовной стороной музы. Я просто хочу сказать, что рубцовские песни наших лет несколько приглушили его слово, ограничивали или ставили в положение утраты истинной его интонации. ...“Я долго буду гнать велосипед...” Ни за что бы не подумал, что эта строка из стихотворения поэта приобретет ги тарн ое звучание. И вообщ е будет п есен н ой . О дно дело - ком п озиторы , другое исполнители. Не в обиду им будет сказано, но до сути настоящего понимания поэзии Рубцова они еще не докопались. Вернее сказать, не услышали их долгие и напевные гласные звуки. Одна лишь удача, на мой взгляд, стала единой и верной, стала точкой отсчета. Это произошло на одном из московских конкурсов молодых исполнителей. Не помню года, по меньшей мере лет 6-8 прошло. Поразила меня тогда Гинтаре Яутакайте - певица из Литвы. Спасибо и ей, и телеэкрану, что я, наконец-то, принял без ропота, как свое внутреннее, по-северному душевное и глубокое чувство - чувство песни. “В горнице моей светло Это от ночной звезды. Матушка возьмет ведро. Молча принесет воды...” . Членов жю ри, по-видимому, тоже обворожило исполнение. Первое место... В одно время наше песенное 80

Приговор

исполнительство ушло от традиций. Потерялась “самая” жгучая, самая “смертная” связь между душой русского народа и соврем енны м и певчими. Странно, что клубочек тонкой ниточки этой связи оказался в руках у девушки из Вильнюса... Н а Толшме и по берегам Сухоны ж енщ ины “в ы кл ад ы вал и ” свои душ и им енно с такой же одухотворенностью и так же понятно, когда пели о своих самых страстных желаниях и чувствах. “Я слышу печальные звуки, которых не слышит никто”. Поэт был уверен в себе. И надо было увидеть эту главную строку рубцовской поэзии. И от нее вести беседы критикам и певцам, людям, читающим Николая Рубцова. Теперь представьте Никольский детский дом 194... года. Мрачная погода, недостаток света в помещении, где в ожидании сидят дети. Час, когда по деревням проскачут и загорятся огоньки окон. Тоска... Тоска и горечь, поделенные между всеми людьми на свете. Кабы не песня... Как жить бы... Обычай детдомовских детей - петь когда все вместе, зародился давным-давно. Песня здесь имеет свое особое право, свой особый репертуар. И поется она не по любому случаю. Дети, или, проще, ребята ожидают ужин. Не стучат ложками, не топают ногами, не толкаются. Длинный дощатый стол, по сторонам скамейки. Керосиновая лампа со стены освещает, в общем-то, их умиротворенные лица. Двадцать-двадцать пять мальчиков и девочек, скажем, первая смена. Первая, вторая или третья - какая разница. Как само собой, естественно и без волнения 81

Рассказы о Рубцове

запевалы послышался детский девчоночий голос. “Сижу за решеткой в темнице сырой Вскормленный неволей, орел молодой Зовет меня взглядом и криком своим И вымолвить хочет: “Давай улетим”. Мы вольные птицы - пора, брат, пора, Туда, где за морем синеет гора...” Настоящий подъем голосов...... С чего бы вдруг такая странная и недетская песенка? Не надо недоумений. У песни есть голос, есть время. Напев ее драматичен. Пушкинское слово и слог создают простор и смятение чувств. Поют все. И тишина помогает. А мальчик Коля Рубцов молчит. Молчит. На первых порах. Я вижу его печальные блестящие глаза. Это сейчас что-то может значить. С тановится понятным. И мысль о воздействии песни неоспорима. Это было “закладкой” чувств. И разве не эхом отзываются его посветлевшие строки о “горнице”? Свет далекой звезды еще где-то пробивался во мраке ночей и осеней, горел огоньками на окне у девушки... “И пока за туманами Видеть мог паренек, На окошке у девушки Все горел огонек...” “Стойте, дети!” - песню об огоньке педагоги детского дома считали крамольной, т. е. не детской. Запретной. Значит, для детдомовцев - “безнравственной”. Поскольку она была песней о лю бви. А лю бовь - понятие, постижимое только взрослыми. 82

Приговор

Не тема любви, а образ живой картины волновал и представлялся детям на фоне человеческих переживаний. Нельзя так нельзя. И нельзя было отказать в пос лушании нашего общества. Но огонек уже горел в другом месте “В низенькой светелке Огонек горит... ” Но тем временем открывалась заветная дверь кухни, и дежурная из старших воспитанников подавала на стол. Сначала кусочек хлеба. Он умещался на неширокую детскую ладонь. Остро чувствовался его легкий вес и запах. Какой запах хлеба! Он не выдерживал ожиданий, напрашивался исчезнуть без остатка во рту. Так часто и бывало. То, что подавалось на тарелке, с сожалением и тем же удовольствием съедалось без хлеба. Следующий вечер начинался повторением тоже давно заученных мотивов войны, геройства и страданий. Время от времени я постараюсь полностью воспроизвести тексты любимых нами песен. Они уже давно не живут, забыты. Запевают обычно девочки... Между гор, между Карпатских Пробивался наш отряд, Пробивался ночью темной Санитарный наш отряд. Впереди несли носилки На носилках красный крест.

Рассказы о Рубцове

А с носилок слышны стоны “Скоро, скоро ли конец?..” “Подождите, потерпите, Утешала их сестра, А сама едва шагала Вся измучена была. - Вот на станцию приедем Напою и накормлю, Перевязки всем поправлю, Всем я письма напишу.” И сестрица пишет - пишет, А на сердце тяжело. Муж ее давно убитый, Сердце кровью облито. Кого не тронут эти простые слова? Кто не представит этот санитарны й обоз со смертельно раненными людьми. Война, она война. В сердце каждого ребенка. Песня лишь искала и находила свой отклик, свой ход чувств и мыслей. Почему-то главным в песне мы считали не мелодию-мотив, а слова. В песне всегда есть сюжет, действие. А “музыка”, казалось, ни при чем. Л аконичность содержания выстраивалась в ощущение, приучала к пониманию самой песенной сущности. Не оттуда ли происходит рубцовская песенность. (Я тоже, сочиняя свои стихи, пою их, напеваю). Так и Рубцов - большинство своих стихов наделил музыкой, зримым звучанием. Он “слышал” сопровож даю щ ее его “пение хоровое” и “видел” “незримых певчих”. Возможно, не перед ужином, а в какое-то другое время чаще других запевалась песенка про... букашечку: 84

Приговор

“Жила-была букашечка В лесочке под кустом. В лесочке, в колокольчиках Букашечкин был дом. В лесу поспели ягодки. Детишки в лес пошли И спящую букашечку В том домике нашли. Ванюша злой был мальчик, Ей крылья оторвал. “Лети теперь бескрылая”, Ванюша ей сказал...” Мне иногда приходит мысль: не от этой ли, казалось, бесхитростной песенки явились на свет “цветы”? “По утрам умываясь росой, Как цвели они... как красовались, Но упали они под косой, И спросил я: “А как назывались?” Что-то тайное в их развязке заключалось и в судьбе букашечки, крыльев которой лишил злой мальчик Ванюша. Воображение детского сознания сохранилось. Оно даже приводило поэта к размышлению. Пусть не покажется, что души воспитанников могли только горевать, всегда печалиться. Вот совсем иная по настроению и сущности песенка. “Жил я у пана”. “Жил я у пана. Первое лето. Нажил я у пана Курочку за это. 85

Рассказы о Рубцове

Моя курочка По двору ходит, Деточек выводит. Кричит-кричит, орет-орет Кудах, кудах, кудах. Жил я у пана Второе лето. Нажил я у пана Уточку за это Моя утя-водомутя, Моя курочка По двору ходит, Деточек выводит, Кричит-кричит, орет-орет Кудах, кудах, кудах... Жил я у пана Третье лето. Нажил я у пана Гуся за это. Мой гусь га-га-га, Моя утя-водомутя, Моя курочка ( и т. д.) Жил я у пана Четвертое лето. Нажил я у пана Барана за это. Мой баран - по горам. Мой гусь - га-га-га, Моя утя-водомутя, Моя курочка...( и т.д. ) Жил я у пана Пятое лето. Нажил у пана 86

Приговор

Быка за это Мой бык - с горы прыг. Мой баран - по горам” (и т. д.). Песенка могла длиться без конца. Только имей собственное творческое воображение. - А знаешь, - сказал однажды Рубцов, - я придумал... И он пропел так: “Жил я у пана Шестое лето, Нажил я у пана Сани за это. Мои сани Едут сами Мой бык - с горы прыг”. Этот эпизод не мог выскользнуть из памяти. Сочинил его он, когда учился в первом классе... Ради веселья и улыбки звучала и песенка дровосеков: “Мы в лесу дрова рубили, Рукавицы позабыли. Топор-рукавицы, Рукавицы да топор. Рукавица дров не рубит. А топор не греет руки.. А уже песенку про Сему следует вспомнить всю. Она чисто с детдомовским дидактическим содержанием. “Сема первый был на улице злодей. Бил котят, утят и маленьких детей, В окна палками, камнями он бросал, 87

Рассказы о Рубцове

Свою маму он дурехой обзывал, Огороды все обшарил он кругом Поздно вечером попался он в одном. Уж как били-колотили его там, Нос разбили и помяли все бока, А помявши, к маме лютой повели. Сема плачет - мама-мамочка, прости. Не простила ему мама лютая, А наутро в детский дом отправила. Сема наш теперь не курит и не пьет, С пионерами под барабан идет...” Многие годы спустя, проходя сквозь строй жизненных испытаний, я ни на день не терял памяти своего начала. Нас обижало слово “сирота”. Любого из нас. Однако чувствовать себя сиротой вынуждали обстоятельства воспитания. Детский дом был закрытой “зоной” для постороннего люда. Сюда не осмеливались заглядывать дети со стор о н ы , не н ан о си л и др у ж еск и х визитов организованные общественники села и окрестных деревень. У жителей бытовало слово “приют”. “В от не будешь слуш аться, отдам в прию т”, говаривала иная мама своему дитяти. А приют считался уделом о б езд олен н ы х и нищ их. Это в простом деревенском народе. Я не помню случая, чтобы какаято родственная душа - тетя, дядя в системе навещали своих малых обездоленных родственной крови сирот. Отцов же и матерей у иных ребят совсем не было. 88

Приговор

Бывало, нет-нет да и пропоется “чувственная” сиротская песня. “Послали меня за малиной, Малины я там не нашла Нашла я там крест и могилу, Котора травой заросла. Упала в траву я густую И громко рыдать начала - Ой, мама, ты спишь и не слышишь, Как плачет сиротка твоя. - Уйди же, уйди, дорогая, Уйди же, сиротка моя! Возьмут тебя люди чужие, И будешь у них, как своя. Отец твой злодей и бродяга Оставил сиротку тебя.. Эта песня с простым печальным напевом вызывала понятную грусть, была близкой сердцу. Песенная тема смерти и сиротства обостряла детское воображение и Николая Рубцова: “Тихая моя родина! Ива, река, соловьи. Мать моя здесь похоронена В детские годы мои. - Где тут погост? Вы не видели? Сам я найти не могу. Тихо ответили жители: - Это на том берегу”. В стихотворении “Тихая мол р о д и н а...” поэт описывает места вроде бы той самой Николы, где был 89

Рассказы о Рубцове

детдом. “Купол церковной обители”, “Вырыли люди кан ал” и “Ш кола моя д ер евян н ая” - это “вещ и” Никольские. В какой-то другой школе Рубцов не учился. Но мать поэта, увы, похоронена в другом месте, не в Николе... Рубцовский поэтический образ связал воедино его ощ ущ ения “родины ” . Родины, увы, тоже воображаемой. Сиротство военных лет было несколько с другим лицом. Оно наполнялось неотвратимой, но благородной сутью. У многих из нас не было матерей, но были отцы, братья. У детдомовского пионерского костра гордо звучала песня: “С нами брат и сестра Бьют на фронте врага, Значит, в поле выходят ребята Сохраним урожай, соберем урожай Будет Родина хлебом богата Слушай, Родина, клич пионерский Пионер на посту боевом. Мы поможем, в бою за отчизну свою Беззаветным упорным трудом”. Можно было бы привести еще десяток песен на тему стойкости, патриотизма и силы народа. Песня про Танюкомсомолку (Зою Космодемьянскую), о краснофлотцах, о двух Петях, о боевой винтовке, песня о Щорсе (о Щорсе пели даже две песни - “Шел отряд по берегу” и “По Украине молодой годы волновались, по дорогам, по степям гайдамаки шлялись”), песня о том, как фашисты увозили наших людей в порабощение. Она называлась “Раскинулись рельсы широко”. Это была переделка 90

Приговор

морской песни и звучала так: “Раскинулись рельсы широко, По ним эшелоны спешат. Они с Украины вывозят В Германию наших девчат...” Особо любимой песней почему-то была “Скакал казак через долину, Через Маньчжурские края..” Она значилась также в числе запретных, потому что была песней о любви взрослых. П есен на военную тему, о Сталине, о Ленине, набралось бы более десятка. Все зависело от момента и настроения. Возможно, я однажды вернусь еще к этой теме. Она обширна и глубока. Думаю, и в этом уверен, рубцовский гений, певчие струны его души были натянуты не таи н ствен н ы м мастером, а острым ощущением нужды в песне. Это ощущение было п остоян н ы м , тр еп етн ы м . О щ ущ ением первой необходимости. Старая дорога “Все облака над ней, Все облака... В пыли веков мгновенны и незримы, Идут по ней, как прежде, пилигримы, И машет им прощальная рука...” (“Старая дорога”).

Рассказы о Рубцове

У этого рубцовского стихотворения нет даты, когда оно написано. Трудно догадаться любому читателю, о какой такой старой дороге так зримо и художественно повествует поэт. Дорог у Рубцова было множество. Со строем звенящих проводами столбов, с березами и ромашками по сторонам, с пылью во все времена. Дороги железные... Дороги с прощальными гудками пароходов, с печальными дождями осени. По во ссо зд ан н о м у образу я угады ваю одну единственную и самую трудную для преодоления дорогу - от села Никольского до села... Красного... Дорога на родину. Дорога от родного порога... На обоих ее концах - села наших судеб. Красное село, как оно значится на географических картах, здешний народ называет проще: Устье. Иногда - Устье-Толшменское. Скажи иному старому жителю с верхней Толшмы, он ни за что не согласится: “Устье знаю. Красное?.. Нет”. Однако судьба большинства крестьян с обоих берегов реки Толшмы постоянно связывалась с этим красивым встарь, высокомерным, а потому для иных равнодушным старинным поселением. В 1986 году ранним июльским утром я переправился на другой берег Сухоны, на Черепаниху. Деревню напротив села Красного. Из Черепанихи скоростным прямым рейсом отправляются автобусом на Тотьму. Пришлось ожидать. Автобус пришел с небольшим опозданием. М естные красносельские подростки и бабы с ходу овладели местами и уже умиротворенно поглядывали на родной противополож ны й берег Сухоны. На родное Красное село... Между тем автобус со стороны Николы только-только притормозил у 92

Приговор

паромной переправы. Пассажирам предстояло еще преодолеть реку. Я понимал, как это непросто оказаться на их месте. - Чего ждать... Автобус и так полон. Ехать надо... начинала заводиться и подсотанивать одна из молодых бабенок. Чтобы шофер слышал. - Подождут другого рейса. Всегда их только жди - не баре, - вторила ей женщина, годами значительно старше. Тогда я, находясь в среде этой откровенной человеческой холодности, с добрым чувством подумал о шофере. Может быть, он был бы вправе не ожидать лишних людей. И мог бы оправдаться. Может быть. Благодарные пассажиры с верховья Толшмы знали по опыту, чего стоит не уехать в Тотьму. Те говорившие, наверняка, не открыли бы дверь постороннему человеку. Даже окажись этот человек без крыши над головой на ночь или в непогоду. Красное село за свою долгую историю просто устало от паломников, которые шли и шли от деревни к деревне по пыльной летней дороге. И в холод зимой. Шли к большой реке, к большим городам. Возможно, оно стало Красным, т. е. красивым отчасти на медные гроши ночлежников. Но стало хиреть с тех пор, как обезлюдели деревни по берегам Толшмы. Кроме села Никольского... Что в двадцати пяти километрах от Устья. Если иметь в виду старую дорогу. “Но этот дух пройдет через века! И пусть травой покроется дорога, И пусть над ней печальные немного Плывут, плывут, как мысли, облака...” Если бы не торопила жизнь! Как хотелось бы отказа 93

Рассказы о Рубиове

ться от удобного транспорта и пройти, все версты трудного пешего пути! И в одну; и в другую сторону. Старая дорога в сторону дома имела добрые свойства. Звала ускорить шаг, прибавляла силы. Это была дорога встреч на каждом ее километре. В наш ем народе говаривали: до Засеки бегом добежишь (деревня в пяти км от пристани УстьеТолшменское), до речки П оловинницы (ручей на половине пути) дойдет и хромой. Половинница всегда была местом отдыха. Свежая, лесная вода, прохлада пологих травянистых бережков. Тишина и приют берез и сосен. Тенисто в жару. Здесь утоляли жажду. А умывались, когда было очень пыльно, в Толшме. Старая дорога и ее спутница тропинка делали все, чтобы путник, где надо, спрямил свою дорогу, а где надо, вышел на берег настоящей реки. И так, пока идешь до села Никольского, несколько раз. облегчала она мысли человека. Смотря какой путник. Если с родней в попутных деревнях, дорога приведет его к любимому порогу, если он торопливо идет по прямы м узким ленточкам пешеходных тропинок. Но как бы ты ни спешил, река тебя остановит и прикажет ей поклониться. Живой влаги напиться и свежестью ободриться, т. е. умыться из реки. «Здесь каждый славен - мертвый и живой, И оттого, в любви своей не каясь, Душа, как лист, звенит, перекликаясь Со всей звенящей солнечной листвой”. Пройти и не заметить серебристый ивняк у отмели, “чету белеющих берез” на заливной пойме? 94

Приговор

Н. Рубцов с горечью сказывал: “Жаль старой дороги. Новую прямую прокладывают. Разрежут все на мелкие части... Пешеходам ничего не остается”. Примерно так. Д ействительно, с горечью узнаю, что перестала существовать деревня Фатьянка. Открытая каждому путнику нашего Никольского сельсовета деревня. Н екогда ряд двухэтаж н ы х узорны х изб был украш ением деревеньки на зеленой, обтекаемой лужайке. В этой деревне жила наша одноклассница Нина Соболева. Это была девочка с особенным нравом. Умела наряжаться, быть всегда румяной, счастливой. С глазам и тай н о й д еревенской кокетливости. Горделивой... С предрасполож енностью крепкой независимой женщины. - Соболеву помнишь? В деревне Фатьянка на старой дороге. Иные забылись, а я ее помнил. Девочку, у которой серые глаза. Из деревни, которая стояла на старой дороге. Которая приходила в школу в нарядном желтом со цветами и кистями платке... Запомнились покатые поля за Фатьянкой, среди летнего разнотравья, желтая извилистость дороги. Еще один километр легкого пути к Николе. С горки. С предчувствием близкой сырости болотин и озерин. К деревянному переляевскому мосту через Толшму, что под самым селом Никольским. Под красной церковью Николая Чудотворца. Была церковь... Остались одни столбы да рваные старого железа прутья. Вывернутые наизнанку. А мост тот - важнейший атрибут старой дороги. Новое никольское поколение будет недоумевать: почему мост переляевский? 95

Рассказы о Рубцове

Есть на это ответ. Как мост, так и того человека, имя которого я назову, следовало бы почтить низким поклоном. Переляев Михаил Александрович. Этого старого человека я случайно встретил в Великом Устюге в 1969 году. В прошлом прораб-строитель местных дорог и мостов, он дорогами судеб в двадцагыхтридцатых годах оказался в Тотемском районе. На старой дороге, что вела в Николу. Дорога была такой непролазной и непроходимой, опасной и длинной, что прораб трижды выругался, проклял свою судьбу. И принялся за дело... Минуло два года, и пошли Никольские обозы по чистому тракту - прямо к большой реке Сухоне, к селу Красному. А в 1929 году переляевские строителидорожники возвели мост в Николе. Какая красота! Посмотреть на творение Переляева приходили все... Движение на дороге совсем оживилось. Но вдруг поползли слухи - один страшнее другого. На темном волоку, что за деревней Орлово, у речки Половинницы, обозников стали грабить. Бывало и убивать. Вот тут-то и появился недобрый смысл названия волоку - его стали называть Переляевским... ...Михаил Александрович тогда горестно улыбнулся: “Были времена, помнят меня люди. Мост, со строительством новой дороги на Николу, потерял свое значение. Рушился, догнивал. Теперь одни столбы из реки напоминают о былом его величии. Не стало и Михаила Александровича. В Великом Устюге его помнят по нынешнему городскому рынку. Это он, уже будучи старцем, нашел место в городе, возвел постройки. Рынок стал просторнее и удобнее. Было бы чем торговать. А в недавнюю бытность Н. Рубцова была построена новая дорога. 96

Приговор

...Выхожу на высокий сухонский берег. Красное село. Приземисто, с разрозненными старыми постройками на окраине. За селом начиналась старая дорога. Тянет узнать, посмотреть на ее первую версту. Вспоминаю всю ее от начала до конца. Только нет пока времени и полной власти над собой, чтобы пройти ее, как в молодые годы. А впереди новая дорога.

Речка Толшма в ста шагах от Рубцовской Николы.

Рассказы о Рубиове

Николай Голицын ВЕЧЕР В ХОЛМОГОРАХ

Было это за несколько месяцев до трагической гибели поэта. Впервые в Архангельске проходил расширенный пленум Союза писателей с участием С ергея М и хал кова, Егора И саева, Н иколая Ж ернакова, С ергея О рлова, Василия Белова, Александра Романова и многих других писателей. И в числе их приехал Николай Рубцов. Гости побывали на Кукроострове, на родине Ломоносова. В заключении в Холмогорах состоялся вечер, где п исатели знаком и ли ч итател ей со своим творчеством. Коля Рубцов уже был известен в Архангельске: служил в Североморске, а еще раньш е работал в траловом флоте. Наша рыбацкая сторона - Фактория (поселок в Архангельске) знала его, хотя публикаций было еще немного. И вот он - наш гость вместе с другими писателями. Они поплыли в Холмогоры на теплоходе, а я поехал на машине. Была осень. Серая дымка. Но без дождя. Когда переехали через реку в село Ломоносово, я все фотографировал Николая, но не одного, а среди других. Был он веселый, живой, энергичный. Холмогорские мужики половили ры бки, чтобы попотчевать гостей ухой из стерляди. В столовой полу чилось так, что сидел за одним столом с Рубцовым. 98

Приговор

Разговорились о поэтах и власти. И вдруг Рубцов резко переменился в настроении и сказал что-то отрывисто, зло. Я тогда понял: Рубцов очень ранимый, к нему надо относиться осторожно, чтобы не поранить словом. Он держался все время в тени, в сторонке. А на вечере - опять стал другим. Вечер разделился как бы на две части - до Рубцова и с Рубцовым. Неплохо читал Егор Исаев свою поэму «Суд памяти». Потом выступали и другие «мэтры». Чувствовалась то ли натянутость, то ли помпезность. Но вот вышел Рубцов - и зал оживился. Поэт был спокоен. Взял стул, на котором сидел, поставил перед собой, оперся о его спинку руками и стал слегка покачиваться в такт своих певучих стихов. Он много читал. Прерывался - рассказывал о себе, о планах. Опять читал без монотонности и надрыва, прочувствованно и красиво. Отложилось в памяти, что он читал стихотворение про белого коня. Потом этого стихотворения я не встречал ни в одном из его сборников. Может, это было что-то новое, что он еще не успел записать. Но то, что он читал тогда про белого коня это я помню хорошо. Зал не отпускал Рубцова. Поэт был счастлив. Вспоминая тот вечер, иногда думаю, что в жизни ничего не бывает случайного. Может, поэт предчувствовал скорую кончину и оставлял землякам не просто стихи, а стихи-завещание. Рисунок А. Завьяловой

Рассказы о Рубцове

Евгений Иванишкин ПРИГОВОР С поэтом Николаем Рубцовым меня познакомил радиожурналист Юрий Лещев. Было это летом 1965 года. Рубцов вместе с друзьями из «Вологодского комсомольца» направлялся обедать, и наше знакомство ограничилось тогда двумя-тремя фразами и крепким мужским рукопожатием. В скоре, однако, я сн ова встрети л его, и мы познакомились ближе. Николай сидел на старой, почерневш ей от времени и дож дей скамейке на Соборной горке, лицом к реке. В руках он держал бумажный кулек, из которого вынимал пирожки и угощ ал ими бродячего ры ж его пса, преданно глядевшего ему в глаза. - Хотел малость перекусить, - сказал Рубцов, - но Шарка тоже голоден, пришлось поделиться... Разговорилоись. Сначала о породах собак, потом о людях, которые не дорожат своей дружбой с «братьями нашими меньшими». Надо сказать, что я тоже был неравнодушен к собакам, привязанность к ним сохранил до сих пор. А в те далекие годы у меня было собрано о них много открыток и около сотни стихотворений - произведений поэтов разных времен и народов. Более того, одно время я был одержим идеей составить сборник-антологию, посвященный нашим четвероногим друзьям. Этой задумкой, естественно, поделился с Николаем. Он, не в пример моим многим знакомым, очень внимательно отнёсся к этому увлечению. - Знаешь, такая книга нужна и взрослым, и детям, - ска100

Приговор

зал Рубцов. - Ведь мир животных - составная часть нашей души. Это должен понять каждый человек. Тот, кто не любит их, считай, не состоялся на этом свете. Доброты и участия от него не жди... Николай на минуту задумался, глядя на задремавшего у его ног рыжего лохматого пса, а затем неторопливо продолжил свою мывсль: «Только издателям вряд ли нуж на такая книга. Ведь они приучены ценить барабанную поэзию, а тихая духовная лирика им недоступна. Не тот у них интеллект...» Замечу, что интонация, с какой была произнесена эта ф раза, в у стах Р убц ова прозвучала скорее сочувственно, чем осуждающе. Ему действительно было жаль издательских работников... Недели через две мы вновь встретились с Николаем на старом базаре. Улыбнувшись, он без обиняков перешел к «собачьей» теме. - Был на днях я у одного мэтра, рылся в книгах, сказал Рубцов. - Нашел несколько стихов о собаках. У тебя они есть? И он назвал ряд поэтических сборников. Книги были редкие. Их с трудом удалось отыскать в областной библиотеке. Та встреча и разговор до сих пор в моей памяти. Я понял, что Николай не только любит природу и все ж ивое в ней, но и сам органично слит с окруж аю щ ей средой. Рубцов мог, наприм ер, на полуслове оборвать разговор, чтобы проследить полет бабочки или шмеля, облюбовавших цветок, который вырос и распустился среди пыльной городской зелени. А потом, не теряя нити разговора, вновь вернуться к нему и закончить начатую фразу. Думается, что в такие мгновения у него рождались поэтические строки. Вспомнился еще один случай, который в какой-то 101

Рассказы о Рубцове

мере является штрихом характера Николая Рубцова. Однажды мы гуляли с маленьким сыном в парке Ветеранов труда. Кроме качелей, танцплощадки и небольшого застекленного помещения, в котором собирались любители шахмат и шашек, в этом парке тогда ничего еще не было. Сын притомился, и мы присели с ним на скамейку в тени акаций. Вскоре на краеш ек нашей скамьи подсел неизвестно откуда появи вш и й ся Р убцов. Он был не один. Рядом, переминаясь с ноги на ногу, стоял Сергей Чухин, вологодский поэт. Их часто видели вместе. Сергей был влюблен в Рубцова, боготворил его творчество. Многие юношеские стихи Чухина несли отпечаток влияния поэзии Николая Рубцова. Не помню сейчас, о чем тогда шел разговор, но, как это часто сл у ч ал о сь, Р убцов п рервал ф разу на полуслове. Лицо его побледнело и было обращено на кусты, которые росли по ту сторону аллеи. Там, за кустами паслись две лошади, на которых мы с Сергеем не обратили внимания. Грязные, неухоженные, они мирно щипали траву, время от времени встряхивая спутанной, давно не чесаной гривой. - Откуда в парке лошади? - задал я немой вопрос Сергею. - Это цыганские кони, - ответил он, уловив мой недоуменный взгляд. - Здесь рядом поселок, там живут цыганские семьи. Рубцова, который с детства любил лошадей, знал, как называется вся упряжь, сам умел их запрягать, эта встреча с животными, их неухоженный вид, тощие животы, нечесанные хвосты и гривы его огорчили. С минуты мы сидели молча. Потом Рубцов произнес: 102

Приговор

Ах вы, кони, цыганские кони, Есть у вас ли кровинка родства!.. Неожиданно для нас Сергей сходу продолжтл: Вас из дому бескормица гонит, Чтоб найти пропитанья средства. Рубцову явно не понравилось это вторжение в его стихи, но он ничего не сказал. Помедлив пять-десять секунд, он молча встал и, не прощаясь, пошел по аллее к выходу из парка. - Обиделся! Ну, конечно, обиделся, - промолвил Чухин и, тяжело вздохнув, поплелся вслед за Рубцовым. Думается, что Николай, если и обиделся, то не на Чухина, а скорее всего на цыган, которые не по-людски относились к лошадям, плохо их кормили и чистили. А такого отношения к животным Рубцов простить людям не мог. Надо сказать, что Рубцов трудно сходился с людьми, но если человек ему был симпатичен и ненавязчив, он дорожил такой дружбой. Помнится, хорошие отношения у него установились с председателем совета коллектива физкультуры треста «Вологдасельстрой» Сергеем Марковым. Он был соседом по дому на улице Яшина. Николай пилил с ним дрова для титана, интересовался спортивной работой, участием строителей в различных кроссах, олимпиадах, туристических слетах, хотя сам, пот моим наблюдениям, был равнодушен к спорту. Однаждыв, правда, Николай все же собрался поехать с нами на двухдневный туристический слет на реку Комёлу, однако в последний момент он передумал. 103

Рассказы о Рубцове

- Знаешь, - смущенно сказал он, - очень много народу. 400-500 человек - это очень много. Испоганят природу, а я так не могу... Рубцов бы л друж ен с В иктором П етровичем Астафьевым, который в те годы жил в Вологде, часто бывал у него в гостях. На одном из таких чаепитий мне довелось присутствовать. Было это на старой квартире писателя - в крупнопанельной пятиэтажке на улице Герцена. Я пришел к Астафьеву, когда беседа уже заканчивалась. Вскоре все перешли в кабинет. Рубцов взял на колени гармонь и вполголоса запел. Манера исполнения песен на свои стихи была у Рубцова особенной. Ей были присущи высокое вдохновение и нежная щемящая грусть. Все это невольно передавалось окружающим. И Виктор Петрович , слушая эти песни, прослезился. Мария Семеновна попросила сыграть чтонибудь веселое. Рубцов, растянув меха гармони, на которой, можно сказать, играл почти профессионально, исполнил ряд зажигающих наигрышей, а потом спел и озорные частушки. Всем нам они очень понравились. И хотя внешне все выглядело более чем весело и непринужденно, нельзя быоо не заметить, что глаза Н иколая п о-п реж н ем у бы ли задум чивы м и и грустными. А веселые мелодии, которые он только что извлек из гармони, вовсе не отвечали его внутреннему миру чувств и душевному настроению. Заметила это и Мария Семеновна, решив перевести беседу в прежнее русло. Однако продолжения разговора о бедах р осси й ской д еревн и и ее ж ителях не получилось. Николай рассеянно отвечал на вопросы, потом совсем замолчал. Было видно, что обсуждать эту тему дальше ему было неприятно и больно. Я решил, что, может быть, это из-за моего неожиданного прихода 104

Приговор

и стал соби раться дом ой. В стал и Рубцов. Попрощ авш ись с гостеприимными хозяевами, он заспешил к выходу. На улице мы перебросились с ним несколькими дежурными фразами о погоде. Разговор, как говорят, не клеился. Николай решил прогуляться до любимого им Софийского собора, полюбоваться вечерней рекой. На следующее утро по пути на работу я встретил Рубцова у здания обойной фабрики. Он сразу же спросил у меня: - Думаешь, Мария Семеновна не обиделась, что я ушел по-английски, не прощаясь? - Но ты же простился! - Конечно. Но надо было не так... А у Софии, знаешь, я ничегошеньки не выходил. Дальше четверостишия не пошло... И он прочитал: Сижу в гостях за ароматным чаем С друзьями, продолжая давний спор. Россия, Русь! Неужто одичаем? Себе подпишем смертный приговор?!

•

В гост ях у Астафьевых.

Рядом с Рубцовым

отец Виктора Петровича Петр Павлович Астафьев.

105

Рассказы о Рубцове

Ю рий Пономарев СКВОЗЬ ТУМАН Прошел пешком через замерзшую реку Вологду. Набережная 6-ой армии, дом 209, квартира 43. Это напротив ресторана «Чайка». В одной из комнат этой квартиры ж ил Коля. В другой комнате ж или Сидоренковы . Коля частенько поддавал, и жена Сидоренкова утром кинет ему тряпку - убирай. А Коля ей :« Не ругайтесь, вы еще потом будете гордиться, что жили вместе со мной...» ...Подоконники в комнате очень широкие, там он и писал. Мебели нет: стол, раскладушка. На стене легкая мазня - картина. И очень боялся соседку: «Юра, тихо!» ...Он раз пятьдесят ночевал у меня дома на Урицкого, 91. Ночью поднимался, ему было плохо... Он был в каком-то полубредовом состоянии. Мы с моей мамой за ним ухаживали, поили чаем. ...Мама, когда уходил Николай, говорила мне: «Юра, у Коли плохо совсем со здоровьем, ему бы как-то нужно поберечься». ...Как-то спросил у своей жены «Хорошо помнишь Колю?».- «-Помню, что все вы были пьяницы, и я старалась вас домой не пускать». Справедливости ради: Шилов - мужичок хитрый, и по домам в присутствии жен старался не ходить... ...Зимой ходил в поношенном, крепко поношенном демисезонном пальто, давно вышедшем из моды, в высокой шапке, всегда - в шарфе. Насчет костюма, он мне просто не запомнился, больше были свитера, а то еще и в валенках, или в мороз наденет рукеавицы, 106

Приговор

которые я рассматривал и думал: «Ну где же он взял такие?» ...Идем в ресторан «Север» пообедать. Я прохожу, Колю останавливаю т, не пускают. Я говорю швейцару: «Любезнейший, это же вологодский поэт Николай Рубцов, будущее светило». «Знаем мы таких поэтов, тем более светил...» Стоило немало трудностей с Колей пройти. ...В один из дней, выпив с ним накоротке бутылочку красненького, захотелось обоим добавить. Я - в одно место, в другое, третье, везде по закону подлости, нет. «П ош ли, - говорю , - Коля, я зайду в тр ест «Вологдалесстрой» к Шилову. Правда, у него сегодня партийное собрание, ему нельзя, но у кого-то перехвачу денег». Коля недовольно вздохнул:: «Юра, мне надоело это попрошайничество. Я пошел в сою братию, то есть к литераторам. А вообще надо добиваться, чтобы тебе несли, упрашивали выпить...» И медленно подался в другую сторону... ...Тепло ужинаем в ресторане «Поплавок». Коля грустный. Я рассказываю ему о своей поездке на юга, о своем увлечении молодой грузинкой из Тбилиси Этери. Я (от выпитого вина и нагрянувщших на м еня п риятн ы х чувств от в о сп о минаний об Этери) выпалил ему: «Ах, Ко ля, тебе этого не п он ять, какие были дни! Как чиста, лучезарна Этери!» «Ну с Клавдием Захаровым

107

Рассказы о Рубцове

расскажи, Юр, расскажи...Может, я и пойму...» Только позже я понял, насколько был бестактен в своем невежестве. Я не знал тогда, как и все мы, что со мной сидит ПОЭТ! Мы были молоды и хватили вина... ...Коля жил за рекой возле пустынной церкви. Он меня приглашал к себе и рассказал об условном сигнале (как к нему звонить). Худо, видимо, он жил с соседкой, боялся. Взяв пару бутылок шампанского (любил в то время: легко, дешево - 2.87 - и долго), направился к Коле.Позвонил. Жду. После хорошего промежутка времени открывает. Сначала - щелка... смотрит... «А, Юра, ты. Ну тебя еще могу впустить. Заходи...» О дна ком ната. Как говорит мой друг, первы й исполнитель песен на стихи Рубцова, еще при жизн Н иколая, п он явш и й его вели чи е, Л еш а Ш илов«Х удож ественны й беспорядок». Н а мой взгляд, беспорядок более чем художественный. После того, как мы «приняли на грудь», воодушевленные подолгу, с интервалами рассматривали «картину» (репродукцию «Огонька»), одиноко висевшую на стене. Николай

108

Приговор

подходил, хвалил: «Смотри, Юра, вглядись. Вот если закрыть, убрать этот куст - картина значительно выиграет». И закрывал куст рукой. ...Пообедав в одном невзрачном ресторанчике, решили зайти ко мне на Урицкого, 91. Проходя мимо магазина, взяли две бутылки «красного». Пришли ко мне, сели в больш ой комнате за круглый стол, покрытый белой скатертью (так мама моя любила). Я приготовил закусить. Сидим. Выпили по паре стопок, и я вдруг завелся: «Коля, я не могу понять, неужели со мной сидит большой поэт? Вот докажи мне. На, возьми и что-нибудь напиши мне, не сходя с места». Я подал ем у первую попавш ую в руки книгу. Это был «Узбекистан» из серии «Советский Союз» в белой обложке. Коля, ни слова не говоря, достал из кармана ручку, совсем не думая, просто выпалил: «Юре Пономареву. Я буду помнить сквозь туман Тебя, вино, Узбекистан». Поставил число и расписался.

109

Рассказы о Рубцове

Алексей Шилов ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА Последняя встреча с Николаем Рубцовым произошла зимним воскресным днем 17 января 1971 года. Где-то около шести вечера раздался звонок. Я открываю дверь, смотрю - Николай с Людмилой Дербиной. - Проходите, раздевайтесь, будьте как дома, без церемоний. Дома был я и моя жена, которую Николай почему-то всегда называл «Нина Андреевна». Николай, помню, как сейчас, был в валенках, в толстой рубаш ке кирпичного цвета (галстуки не лю бил). Выглядел очень милым, добрым, свежим, охотно говорил, острил, галантно ухаживал за дамами (что с ним бывало далеко не всегда). С идели мы вчетвером за ж урн альн ы м столиком . Николай вдруг сказал: - Разрешите я разолью вино! В руках у него оказалась принесенная с собой бутылка портвейна.

С Алексеем Шиловым.

110

Приговор

11одняли но рюмке за встречу. После нескольких тостов 11иколай как-то просто, с подкупающей откровенностью попросил: Даинйте сегодня слушать меня. Поговорим обо мне. 11уч м. по вам не покажется странным и нескромным i моей стороны. Я спросил: - Коля, что это значит? Как это понимать? - Да очень просто, - ответил он, - почитаем мои стихи. 11<|слушаем песни на мои слова. Мы с удовольствием стали читать вслух его стихи, какие по памяти, какие с книжки. Потом я взял гитпру и спел несколько своихз песен на стихи Николая. Рубцов слушал внимательно, молча, не перебивая. Iii.i II взволнован до слез. - Спасибо, очень хорошо, - улыбнулся, когда я исполнил всё, что было у меня написано. Чатем по нашей общей просьбе почитал и он свои стихи. >1 спросил Николая: - () тебе в газете «Правда» пишут. Хочешь прочту? И я вслух прочитал отрывок из статьи, где тепло I онорилось о поэзии Рубцова и Фокиной. В частности, гам сообщалось, что Рубцов ничего не растерял из сиоих прежних достоинств. Наоборот, приобрел новые. 1 оворили в тот вечер о разном, больше, конечно, о иоэзии, музыке и вообще об искусстве. Часов в 9 вечера стали прощаться. Я еще раз поставил па проигрыватель пластинки из Дома Радио с моими песнями на слова Рубцова: «Журавли», «Замерзают мои георгины», «Тихая моя родина», «»Погонула во тьме отдален ная при стан ь», «Звезда полей во мгле оледенелой»». На прощанье я подарил Коле пластинку на рентгеновской пленке, где я пел его песню «Рукой

Рассказы о Рубцове

раздвинув темные кусты». Пластинку я подал Людмиле, дескать, это надежнее, а то Коля забудет или потеряет. Позднее эту пластинку, всю заезженную, видимо, Коле она очень нравиилась, нашли в квартире Рубцова. В тот вечер Людмила Дербина вышла от нас первой. Коля - за ней. В д вер ях зад ер ж ал ся, словно предчувствовал что-то недоброе. Хотя при этом храбрился и старался всем своим веселым видом сказать: у меня все в порядке. Не беспокойтесь. Последние свои слова произнес нежно: - Нина, Алексей, я Вас очень люблю! Люблю Вашу семью! Мне очень хорошо у Вас! Заходите ко мне в гости в любое время! Людмила ждя л а его внизу, на первом этаже. И я напомнил Николаю, что его ждет дама, неудобно оставлять ее одну. И он, согласивашись со мной, пожал мне руку. Больше я его живым не видел. Знал же я Николая с 1967 года, и дружбой с ним очень горжусь. На память у меня осталось несколько фотографий, где мы снялись с Николаем 7 ноября 1968 года на С оветском п р о сп ек те п осле д е м о н страции. Эти фотографии и книги с дарствен н ы м и надписями поэта я храню как самые дорогие реликвии.

112

Приговор

Феликс Кузнецов СОСЕДИ ПО ДЕТСТВ У Феликс Ф еодосьевич Кузнецов директор И нст итута мировой лит ерат уры имени Горького, он же членкорреспондент Российской Академии наук. Постоянно навещает город Тотьму, чтобы вст рет ит ься с родней и почтить память великого земляка и друга поэта Николая Рубцова. Расспраш ивала его вологодский ж урналист Наталия Серова. Феликс Феодосьевич, вы совпали с Николаем Михайловичем Рубцовым по времени: принимали его у себя дома, сейчас смотрите на него с большой временной дистанции. У него могла быть другая не столь трагическая судьба? И будь у него другая судьба, была бы у нас сейчас его великая поэзия? -

- Действительно, мы соседи по нашему детству: наши деревни стояли в пятидесяти километрах друг от друга. Но в то время я не знал его, он учился чуть позже. Сестра моя его знала, вместе на лодке катались,

113

Рассказы о Рубцове

а я нет. Трудный вопрос... Сослагательного наклоонения в истории не бывает. Конечно, если б время пораньше обратилось к нему лицом, в той же Тотьме или Вологде сразу дали б жилье, и был бы свой угол и крыша над головой, и он смог бы жить с дочкой и семьей, хотя легко и в семье не бывает, все, наверное шло бы подругому. Но к сожалению, он получил свою первую квартиру с таким трудом слишком поздно. И если б советские и литературные власти предержавшие раньше оценили его талант и были б повнимательнее, может быть, сложилось бы и по-другому. - Вы дружили с Андреем Тарковским и были свидетелем его постоянного интереса к стихам Рубцова. Что влекло друг к другу таких, как сейчас говорят, полярных художников? Чем Рубцов был Тарковскому интересен?

- Стихами и судьбой . Мы все были очень молоды тогда, и это был еще не тот знаменитый Тарковский. Еще не было снято «Зеркало», и только снимался «Андрей Рублев». Он появлялся у меня потому, что две мои дочки, восьми и десяти лет, снимались у него в ролях дочерей великого князя. У Тарковского еще не было его нынешней славы, но крупным, мощным человеком он уже был. Они разговорились, и он почувствовал в Рубцове тайну. Андрей вырос в поэтической среде, его отец Арсений Тарковский, был большим поэтом. У него, как у Рубцова, тоже было трудное детство и тяжелый счет к отцу, рано оставившему семью. У Тарковского был абсолютный, редчайший , безошибочный поэтический слух. Как опытный дегустатор по капельке вина может оценить 114

Приговор

букет, так и он, услышав стихи никому не известного поэта без поэтической легенды, распознал и оценил их сразу. - В мемуарах сохранилось недоумение самого поэта как-то сказавшего вологодским собратьям по перу: «Почему у вас все нормально, есть дом и жена... Почему он был бездомным? - Коля был удивительно простодушным, наивным, прекрасным человеком. Беспредельно доверчивым и в какой-то степени ветреным. Что бы сейчас эта Дербина ни писала, ее он не любил, а боялся и не мог разорвать связь. Был такой эпизод: в 1970 году: сестра Генриетты Михайловны получает от него письмо, в котором он писал, что получил наконец квартиру. «Пусть они приедут, я хочу, чтобы они жили в Вологде»... Гета с Леной доверчиво откликнулись, приехали, поднялись на пятый этаж хрущобы - он открыл дверь, смутился, извинился и снова закрыл: « Я сейчас». Минут через пять входят: там эта женщина, он представляет ее как двоюродную сестру. Гета знала, что нет у него никакой сестры. Знала, кто эта женщина, ведь он уже привозил ее в Тотьму, но сделала вид, что поверила. Дербина быстро ушла. «Как тебе не стыдно, написал такое письмо, пригласил к себе, а сам с ней», - сказала ему Гета, собралась и тоже резко ушла. Вдогонку он кричал им на лестнице: «Что вы делаете? Куда вы меня бросаете, ведь я же погибну!» У него ведь отношение к Гете было, как к матери, как к другу. Вышла книжка, получил большой гонорар и говорит: «Хочу купить Гете корову, чтобы было свое молоко. Но - чужая душа потемки и судить об этих 115

Рассказы о Рубцове

делах сложно. - Заканчивая рубцовскую тему, хочу знать, как быть с той болевой коллизией, что обнаружилась на литературных чтениях в селе Николе. Убийца поэта и сп ол ь зует его имя и тр агеди ю в целях р азн у зд а н н о й сам ор ек л ам ы : о н а-де его единственная возлюбленная. По свидетельству очевидцев, на своих выступлениях ручищами со сцены показывает, как его душила. Как достойно воспринимать это: не замечать или в полемику вступать?

- Думаю, что самая правильная позиция - это безоглядно не замечать. И все. Потому что любой разговор вокруг этого работает на разжигание страстей, на популярность, к чему она и стремится. Она пы тается не мытьем, так катаньем получить популярность сегодня таким страшным путем. Она и Рубцова при жизнт пыталась использовать, чтобы стать известной поэтессой. У меня было несколько гласных и негласных столкновений по этому поводу. Первое - с Евтушенко, когда сразу вскоре после суда он написал письмо в правительство с просьбой о помиловании. С этого началась эпопея ее возвращ ения. А во втором случае, мой друг архангелогородец Арсений Ларионов, хороший прозаик, долгое время работавший в газете «Советская Россия», все понимая, публиковал ее в журнале «Слово». Я заявил ему категорический протест и порвал с ним отнош ения. Считаю , что это преступление перед памятью Рубцова. И третий случай: меня пригласили быть титульным редактором сборника о Рубцове, в котором выходили ее воспоми 116

Приговор

нания. Я потребовал их снять, а когда этого не сделали, потребовал снять мое имя. Я пытался остановить это безобразие и понял, что чем больше мы будем об этом разговаривать, тем лучше для этой женщины. - В ваших выступлениях в Тотьме вы постоянно вспоминали многие славгне имена отечественной культуры и литературы. Не будем подводить итоги - но все ж е , что в прожитом было наиболее выжным для вас?

- Могу только пунктиром назвать большое количество событий. В пору моей бурной молодости, когда я вывступал крайним леваком, так случилось, что в борьбе с культом личности Сталина мы не просматривали два пласта. Тогда, во время хрущевской оттепели, в литературу входило поколение шестидесятников, ведущим теоретиком которого я был и с которым потом столь резко разошелся, что мы оказались по разные стороны баррикад. Сработали корни, и я осознал свою ошибку. Шестидесятники, в массе своей сориентированные на Запад, туда впоследствии и уехали. А для меня этот путь в никуда. В середине 60х годов и начался перелом в осознании. И встреча с Николаем Рубцовым сыграла в этом колоссальную роль.

117

Рассказы о Рубцове

Татьяна Решетова (Агафонова) СКОЛЬКО ЛЕТ ПРОНЕСЛОСЬ... Тотъма. Первая встреча Я, Решетова (до замужества - Агафонова) Татьяна Ивановна родилась 5 ноября 1935 года в деревне Космово Междуреченского района Вологодской области. Н.М. Рубцов - мне ровесник. Детство нашего поколения пришлось на военные годы: раздетое, голодное - трудное. Мой отец Иван Андреевич погиб под Сталинградом в 1942 году. У мамы Анны Алексеевны осталось четверо детей. Мне, старшей, было то где семь лет. В полной мере довелось нам, деревенским ребятишкам, испытать непосильный труд не только в своем хозяйстве, но и на колхозном огороде, в поле. Ходили в очередь подпаском за колхозным стадом коров, и вставать летом в три часа утра. Кормил нас огород да лес, вернее, наш труд. Ведь на огороде работали в основном дети под присмотром бабушек, они же носили из леса грибы и ягоды. Никогда не забыть, как на болото ходили босиком, так как на ноги нечего было надеть. Зимой у нас в семье на всех ребятишек - одни подшитые валенки. Та же картина и 118

Приговор

в других деревенских семьях. По очереди бегали на горку, чтобы прокатиться на самодельных санках (мешок, набитый соломой). Матери наши, почти все вдовы, работали в колхозе от зари до зари, не получая за свой труд ничего, кроме трудодней на бумаге. Пахали землю женщины, впрягаясь в плуг, косили вручную, жали хлебные поля серпами. Из того страшного времени мы вынесли не только привычку к труду, но и осознание того, что при желании и упорстве всего в жизни можно добиться. С такими моральными принципами и отправились в самостоятельную жизнь. В 1950 г. поступила я в педучилище в Тотьме. Это было трудное время. Надежда только на стипендию, чтобы выжить, так как помощи из дома нечего было ждать. Так что приходилось учиться только на «хорошо» и «отлично». Иначе стипендию не получишь. В Тотьме я познакомилась с Колей Рубцовым, который в том же 1950 г. поступил в лесотехнический техникум. В те годы молодежь жила простой и небогатой жизнью. Но жизнь эта была до предела насыщена не только учебой, но идругими интересными и полезными делами. Студенты с огоньком работали и на заготовке дров для учебных заведений, и на колхозных полях осенью.Умели и веселиться от души, не дожидаясь каких-то организаторов со стороны. Принято было в Тотьме собираться на танцы в лесном техникуме, у «короедов» (как мы их звали), или в педу чилище, у «буквоедов» (так они нас называли). Танцевали под радиолу, под духовой оркестр из ребят лесного техникума, или под гармошку, на которой нередко играл и Коля Рубцов. 119

Рассказы о Рубцове

Глубокой осенью 1951 года мы с девчонками пришли на танцы. Народу в зале было много, тесно, ребята то и дело приглашали нас с подругой на танец. Отбоя от них не было. На очередной вальс пригласили двое ребят. Меня вел в танце улыбчивый паренек, темноволосый, небольшого роста, одет, как и большинство его ровесников, в комбинированную хлопчатобумажную куртку, черные брюки. Все было отглажено, сидело ладно. Красивое лицо с глубоко посаженными черными глазами - все это привлекало мое внимание. А главное, он все время что-то говорил, улыбался и неплохо танцевал. В тот вечер ребята пошли нас провожать. Лесотехникум был в километре от нашего общежития. Оглянувшись, я увидела, что сзади идет и мой симпатичный партнер по танцу. Позднее я узнала, что это Коля Рубцов. Часто бывал он со своим другом Валей Борзениным и в общежитии нашего педучилища. Коля настойчиво добивался моего внимания, но безуспешно. Весной я получила от него открытку, на обратной стороне которой были написаны стихи. Но такие обидные для меня, злые. Он не жалел ядовитых эпитетов, называя меня гордой, самовлюбленной, вздорной, высокомерной. Я тут же порвала открытку. После этого я уже демонстративно не замечала его. Да вскоре и он перестал появляться в нашем общежитии. Вскоре он уехал из Тотьмы. Это было весной 1952 года. Потом были письма, фотографии, признания в любви. Мы переписывались с Рубцовым два года, когда он работал на Севере, в Архангельске, учился в городе Кировске. Летом 1954 года Коля приехал в Тотьму. Я закончила 120

Приговор

учебу в педучилище. Выпускной вечер был в разгаре, когда кто-то из подруг сказал, что меня просит выйти на улицу мой знакомый. Это был Коля Рубцов - непри вычно смущенный, кажется, чуть растерянный. В лице - радость, надежда и восхищение, в руках - цветы. Он провожал меня. Мы бродили по берегу Сухоны, дожидались, когда отправится ночной пароход на Вологду. Об этом Рубцов вспомнит в стихотворении: У церковных берез, почерневших от древности, Мы прощались, и пусть, опьяняясь чинариком, Кто-то в сумерках, злой от обиды и ревности, Всё мешал нам тогда одиноким фонариком... Пароход зашумел, Напрягаясь, захлопал колесами... Сколько лет пронеслось! Сколько вьюг отсвистело и гроз! Как ты, милая там, за березами? Это автобиографическое стихотворение. Рубцов скажет мне об этом при последней нашей встрече в 1969 году. А тогда, в далекой юности, на пристани в Тотьме я плакала, провожая Колю. ...И юность, и плач радиолы Я вспомню, и полные слез Глаза моей девочки нежной Во мгле, когда гаснут огни... Как я целовал их поспешно! Как верил я в лучшие дни! 121

Рассказы о Рубцове

По распределению 15 августа 1954 года я должна была отправиться на работу в Азербайджанскую ССР в качестве учителя русского языка и литературы. До отъезда приехала к маме в родную деревню Космово. А в начале августа туда неожиданно приехал ко мне Коля Рубцов. Он явился с приятелем Сашей Гладковским, который дружил с моей деревенской подругой Ниной Курочкиной. Она тоже училась со мной в педучилище. Тогда такие приезды были делом вполне обычным, никто в деревне не считал их чем-то плохим.Ребята по дороге от пристани, которая располагалась в трех километрах от нашей деревни, в Шуйском, попали под сильный ливень. Пришлось сушить их одежду духовым утюгом. Электрических уттюгов, как впрочем и самого электричества, в деревне тогда и в помине не было. Потом Саша ушел в соседнюю деревню Паньково к Нине Курочкиной, а Коля остался у нас. Когда мама узнала, что он сирота, то окружила его материнской любовью и заботой. Называла его Коленькой. Коля быстро вошел в круг молодежи. Деревенские девчата и парни жили в Космове большой дружной семьей С детства привыкшие к лишениям, труду, взаимовыручке, они умели ценить настоящую дружбу. Коля почувствовал открытость души деревенских ребят, быстро нашел с ними общий язык. Был август. Поспела малина. Ходили в лес всем агулом. Позднее Николай в стихотворении «Взглянул на кустик» напишет: ...Зато с куста нарву для милых уст Малины крупной, молодой и сладкой, 122

Приговор

И , обнимая девушку украдкой, Ей расскажу про добрый этот куст... Коля был очарован красотой природы нашего края Дорога в лес, куда мы ходили по ягоды, шла через поле ржи, скошенные луга, через перелески, глухие, не тронутые косой покосы. Помню, как однажды по дороге в лес он упал на землю, на спину, раскинул руки и, глядя на небо, на цветы, среди которых лежал, восхищенно произнес: - Посмотри, какая красота! Как-то раз он не пошел с нами в лес, а остался на берегу речки Шейбухты, что протекает з а нашим домом. Остался с моей младшей сестренкой 14-летней Ниной. Я обиделась. Не понимала тогда я, что Коля берег свои брюки единственные и в поход и на выход. Ведь он после каждой лесной вылазки чистил их и отглаживал утюгом. Сестра Нина рассказала потом, как провели они с Колей время на берегу речки, дожидаясь меня из леса. - Я купалась, а он пускал по воде «блинчики», искал плоские камушки и кидал их по поверхности речки, и они прыгали, как живые. Потом мы рвали цветы Рвал он их для тебя. И еще помню, как я по глупости, просила его написать стихи. А он сказал, что сразу не получится, для этого надо вдохновение. Но пообещал, что обязательно их напишет. Вечерами собиралась молодежь в нашей деревне, ча ще всего у нас в доме. Пели песни, играли, плясали, танцевали. У нас не было тогда ни телевизоров, ни магнитофонов. Но нам было весело и интересно. Ходили с песнями гурьбой в соседние деревни и 123

Рассказы о Рубцове

обратно. Прогуляв допоздна, девчонки часто останавливались ночевать у нас в доме, в полутемной комнате, специально построенной моим дедом для летней спальни. Там всегда было прохладно и не беспокоили комары. Окошечки былти крошечные. В них, бывало, парни постучат ночью и бросят нам диких яблок из соседних садов. Участвовал в этих проделках и Коля Рубцов. Некогда было ночью спать ему и деревенским парням, с которыми он быстро сдружился. Выслушают все наши девичьи секреты, которыми мы делились друг с другом, прежде чем усеуть. Лишь под утро заберутся наши друзья на сеновал и заснут мертвым сном. А мы, девйчонки, заберемся к ним утром, пока они спят, измажем их лица сажей - да и были таковы. В долгу ребята, конечно, не оставались.. Купались девчонки в речке отдельно от парней, в другом омуте. И вот парни незаметно подползут к нашей одежде, оставленной на берегу, завяжут тугими узлами так, что сразу и не развяжешь. Сами недалечко на берегу усядутся. И приходилось нам до посинения сидеть в воде. Стеснялись при парнях из воды вылезать, ведь не было на нас модных купальников. Потом ребята сжалятся над нами, уйдут от реки. Обиды на них у нас не было: долг платежом красен. По какому-то поводу мы поссорились с Николаем. Слово за слово, а потом и сами забыли, с чего началось, но каждый считал себя правым. Почувствовав мое отчуждение, Коля уехал. Для Николая Рубцова лето 1954 года, вероятно, было самым ярким периодом в его жизни. Первое свидание с любимой девушкой в Тотьме на берегу Сухоны, первый поцелуй, время проведенное в моей деревне. 124

Приговор

Очень короткие наши свидания наедине. Мы были постоянно в окружении моих сестер, брата, деревенской молодежи. Единственным оказалось и первое тотемское свидание. О лете 1954-го Рубцов вспомнит в стихотворении «Тот город зеленый», которое он написал за полтора года до своей гибели. Но вечно пусть будет все это, Что свято я в жизни любил Тот город, и юность, и лето, И небо с блуждающим светом Неясных небесных светил...

Азербайджан

Дорогая! Любимая! Где ты теперь? Что с тобой? Почему ты не пишешь? («Письмо», 1956 г) В середине августа 1954 года мы, свежеиспеченные учительницы, поехали на работу в Азербайджанскую ССР. Каково же было мое удивление, когда после отправления поезда из Вологды на Москву в нашем вагоне оказался Коля Рубцов. В каком поезде я еду и когда он узнал у моей сестры Ольги, которая жила тогда в Вологде, в общежитии завода «Северный коммунар»? •Я очень 125

Рассказы о Рубцове

боялась, что Николай поедет за мной в Азербайджан, где меня ждала неизвестность. Я уже поняла, что чувства мои к Коле были неглубоки, что это было мое очередное увлечение. А он еще продолжал надеяться, но когда понял, что не вернуть уже ничего, сказал мне на перроне вокзала в Мосеве: - Не переживай, я с тобой не поеду, я еду в Ташкент. И вот мы с подругами в Азербайджане. Писем оттуда Рубцову я не писала. Да и не только ему. Зная особую настойчивость, напористость и решительность Рубцова в отношениях со мной, особенно боялась, чтобы он не приехал. Ведь русских ребят-женихов и ухажеров там не очень жаловали в то время. О том, чтобы мне досрочно вернуться домой не могло быть и речи. Надо было отработать два года. По приезде в Междуречье в свой первый трудовой отпуск летом 1955 года я повстречала местного парня Юрия Решетова, влюбилась сразу. Судьба подарила нам взаимное светлое чувство, и я впервые узнала, что это такое - не только быть любимой, но и любить самой. Эта любо была проверена разлукой на несколько лет. Лишь в 1958 г. мы снова встретились и поженились. Муж построил дом в селе Шуйском, я работала в школе. Письма и фотографии, полученные когда-то от Рубцова и от других поклонников были по собственной инициативе мною сожжены. Возвращение

Первый приезд в деревню Космово оказался для Николая Рубцова не последним. Приехал вновь он туда летом 1958 года. Я уже была замужем, жила в райцентре, в трех километрах от родной деревни. 126

Приговор

Рубцов встретился с моей мамой. Она отсоветовала ему встречаться со мной, так как беспокоилась о мире в моей семье. А ведь он надеялся, приехал специально, чтоб повидать меня. Маме Николай дал слово, что уедет, не повидав меня. Слово он сдержал. И все-таки Рубцов приезжал в наше Космово еще раз, летом 1963 года. Кроме мамы он встретил мою сестру Ольгу, которая была в отпуске. Мама обрадовалась его приезду, расспрашивала Николая о его жизни. Рубцов говорил, что учится в литературном институте в Москве, что холост, что друзей хороших у него много, а деньги его не любят. В этот день, 29 июля, у Ольги был день рождения. Мама пекла пироги, а Коля читал ей стихи. Остановился читать: - Тетя Аня, да вы меня не слушаете! На что Анна Алексеевна отвечала: - Коленька слушаю,слушаю... Да ведь мне надо и пироги испечь. Тебя же угощать буду. Мама послала сестру с Колей в соседнюю деревню Паньково в магазин, чтобы купить к чаю конфет и красного вина. Магазин оказался закрыт. Продавец была на сенокосе далеко за деревней. Пошли искать ее. Шли ромашковым лугом по берегу реки. Ольга помнит, как восхищался Коля красотою речки, луга. Присядет, обхватит ромашки, не срывая, опустит голову в цветы и говорит: - Смотри, какая красота! А мы живем всю жизнь среди этой красоты и не замечаем... Кто знает, может быть, и наши деревенские ромашки припомнились Рубцову, когда вылились на бумагу щемящие душу строки: И эту грусть, и святость прежних лет Я так любил во мгле родного края, 127

Рассказы о Рубцове

Что я хотел упасть и умереть И обнимать ромашки, умирая... Николай предлагал моей сестре дружбу, хотел подарить ей свою первую книжку стихов «Волны и скады», которую привез с собой. Открыл чемоданчик, где лежала всего одна эта книжечка и ничего больше. Ольга не увлекалась поэзией, пожалела, что у него это последняя книга, и отказалась от подарка. Коля расспрашивал в тот приезд у мамы моей про меня: как сложилась моя судьба, как живут сестра Нина и брат Андрей. Распрощался он с мамой моей тепло и печально, будто знал, что навеки. Вологда. Последняя встреча

Но судьба подарила нам с Николаем еще одну встречу - в Вологде, летом 1969 года. До этого мы не виделись 15 лет. Я заочно заканчивала пединститут. Торопилась на последнюю консультацию перед госэкзаменом. Смотрю, по улице мне навстречу идет, опустив голову, Коля Рубцов. Я уже прошла мимо, но оглянулась и невольно окликнула: «Коля!» Он обернулся, узнал меня, предложил присесть на скамейку в скверике, который был рядом. Он очень волновался. По внешнему виду его было понятно, что живется ему непросто. Я очень спешила, но он успел • мне сказать, что пишет стихи, что многие из них 128

Приговор

написаны по воспоминаниям о нашей юности. Это была последняя наша встреча. Бессмысленно гадать, как сложилась бы судьба поэта, не останься безответной его любовь к девушке из небольшой междуреченской деревни. До слез жалею, что недолгой оказалась жизнь Николая Михайловича Рубцова, человека, с которым я была не просто знакома, а любима им. Преклоняюсь перед его талантом, помнить буду его всегда.

129

Рассказы о Рубцове

Николай

Шантаренков

РУБЦОВ + ТАНЯ Была весна 1954 года. Мы учились на первом курсе Кировского горно-химического техникума. Близился к концу второй семестр, полярная ночь постепенно отступала, и днем вместо северного сияния в окно изредка заглядывало долгожданное солнышко. В один из таких весенних дней вхожу как-то в нашу самую просторную в старом мужском общежитии комнату. В ней жил тогда и Николай Рубцов. Десяток железных кроватей,тумбочки да стол, вот и вся обстановка. Во входной двери большая прорезь для почты. В дальнем углу у окна - Коля Рубцов о чем-то оживленно беседует с группой ребят-однокурсников. В руках у него конверт - только что он получил письмо. Настроение у всех приподнятое, царит общее веселье, а Коля - он просто в ударе, такой открытый и радостный. В подобном состоянии я, кажется, и не видел его прежде. О чем-то энергично рассказывает. Жаль, не застал я начала этого разговора. Итак, письмо. В письме - фотокарточка. Ребятасокурсники попросили у него посмотреть фото. В этот момент я и вош ел. Ребята уже разгляды вали с лю бопытством портрет девуш ки, подошел и я взглянуть. Было ясно, что письмо от любимой. Письмо он зачитывать нам не стал, говорил, что девушка эта ему очень нравится, зовут ее Таня. В точности сейчас не припомню, в каких выражениях это все говорилось. Отчетливо помню только, что Коля, 130

Приговор

как бы подводя итог, сказал: - Она - мой идеал! Потом сделал многозначительную паузу и добавил: - А я - её! Мне это особенно врезалось в память, потому что слово «идеал» было не из нашего лексикона и вообще имело для нас, тогдашних, весьма туманный смысл, и я, как это частенько бывало в общении с Рубцовым, в очередной раз был сражен наповал. Тем более, что, взглянув на фото, я увидел лицо очаровательной девушки с проникновенным взглядом живых глаз, волосы гладко причесаны. Сразу видно: аккуратистка. Помнится, он говорил, что Таня учится в педучилище, в Тотьме, и он вроде занимался вместе с нею в библиотеке, где они и познакомились. «Вот почему, подумал я тогда, - он так много знает о запрещенном поэте Сергее Есенине». Все мы по-хорошему завидовали ему и восхищались им - еще бы! Такая замечательная девушка его любит, да еще считает своим «идеалом», оно и понятно - при такой-то эрудиции... Впрочем, и слово «эрудиция» - не из нашего тогдашнего лексикона, исключая опять-таки Рубцова. Он был гораздо более развит, чем все мы, его сокурсники, и все это чувствовали. Вечерами Коля сосредоточенно писал, как обычно без помарок, мелким летящим почерком, иногда останавливаясь в задумчивости. Писал много. Пока мы делали уроки, он только писал, на уроки у него времени практически не оставалось. И вот однажды произошло неожиданное. Коля, опустив руку в карман своего кителя, как будто за носовым платком, вдруг вытаскивает на глазах у всех помятый и изрядно потертый запечатанный конверт с 131

Рассказы о Рубцове

маркой и подписанный его почерком адресом. Конверт раздувался от содержимого в нем. Зная его характер, все мы с трепетом подумали: а вдруг это неотправленное письмо Тане!? Что могло случиться?.. Почему не от-сы лает? Ведь она ждет! Мы стали его корить и настаивать, чтоб он отправил письмо немедленно. Было видно по стершимся уже буквам, что таскал он его давненько. Но, повертев в руке, Коля снова засунул конверт в карман форменного кителя. Еще несколько раз мелькало это (а может быть, уже другое!) потрепанное письмо.. На наши недоуменно-вопрошающие взгляды и расспросы как-то рассеянно улыбался и наугад засовывал конверт обратно в карман. Но скорее всего, это были подготовленные для редакций ж урналов и газет его первые корреспонденции - новые подборки стихов. По крайней мере, портрет Тани Агафоновой Коля бережно хранил, и время от времени то ставил его на свою тумбочку, то снова куда-то прятал...

132

Приговор

Ирина Рычкова

ИСТОРИЯ ФОТОГРАФИИ

В январские дни 2005-го года в районной Тотемской библиотеке проходил вечер памяти Николая Рубцова. Известный в Тотьме и далеко за ее пределами знаток жизненного пути и творческого наследия поэта-зем ляка М.А. Ш ананина показала присут ствовавшим неизвестную доселе фотографию поэта, вернее, фотокопию. Ее прислал А.А. Перцев, бывший студент Тотемского лесотехникума преподавателю А.Ф. Корюкиной. Сейчас он генеральный директор фирмы «Перьмьлес». Анна Феодосьевна изложила ему просьбу Маргариты Афанасьевны поделиться воспоминаниями о Рубцове. ...На фотографии - непривычный Рубцов. Довольно взрослый для 16 лет. Да и ксерокопирование несколько «состарило» снимок, хотя подпись на обороте не оставляет сомнения: «Н.Рубцов. 16 лет. 1952 г.. июнь ТЛТ» С Тотемским техникумом связаны два года жизни Николая Рубцова, туда он поступил в 1950 году. Но не суждено ему было работать в лесной промышленности. Будущий поэт отправился в Архангельск, чтобы осуществить мечту о море. Снимок сделан, вероятно,в 133

Рассказы о Рубцове

Тотемской фотографии, заодно с фото на паспорт и запечатлел Рубцова в начале самостоятельной жизни. Поэт в добротном костюме. У него густые, приглаженные на манер тех лет волосы. Только выражение глаз то самое, рубцовское. Вот что пишет А.А. Перцев из Перми: «С Николаем Рубцовым мы жили в одной комнате в 1952 году: я, Щ укин, Капустин, Павел Борт. Парень он был скромный, несколько замкнутый. Никогда не говорил о своей семье. Мы знали, что мать у него умерла, а отец погиб на фронте. У него были ясные, веселые глаза и почти всегда, когда говорил с кем-то, улыбался. Улыбка у него была воистину «гагаринской». Он очень радовался, когда получил паспорт, хвастался перед нами, показывая его. С этого момента он стал пропускать занятия, хотя раньше этого не было. Учился он неплохо. Был очень бережливым. Мы уходили в столовую, звали его обедать, он часто отказывался. Очевидно, собирал деньги в дорогу. Очень любил читать все, что связано с морем, особенно «Морские рассказы» Станюковича. А в конце июня 1952 года исчез. В это время мы были на практике. Сведения А. А .Перцева бесценны. Я помню этого добродушного, с чернобровым лицом , всегда аккуратно одетого человека. Помню также Щукина и Капустина. Только мы учились на отделении ст роит ельст ва, ремонт а и эксплуат ации лесовозных дорог, а они - на лесозаготовительном. Среди студентов-строителей были близки Рубцову почти все ребят а, с которыми он жил в общежитии. Прежде всего, это Николай Брязгин, Александр Бабкин, Александр Романовский, Василий 134

Приговор

Мальцев, Алексей Савков. Свой паспорт Рубцов получил весной 1952-го. С этого времени стал пренебрежительно относиться к учебе. Поэтому директор Николай Николаевич Сумароков написал приказ об отчислении Рубцова из техникума. А фотографировался Рубцов действительно в Тотемской фотографии. Я тоже там снимался на паспорт. Фотографировал нас со своего штатива на деревянной т реноге участ ник Великой Отечественной войны талантливый фотомастер Борис Николаевич Коробейников. С. Багров

Тотьма времен Николая Рубцова

135

Рассказы о Рубцове

Валентина Притчина ТОТЕМСКИЙ СТУДЕНТ По данны м научного архива Тотемского музейного объединения в лесотехническом техникум е на 1 января 1951 года обучалось 272 студента. На отделении, где учился Николай Рубцов, - 73 человека. Это были жители различных районов Вологодской области. По окончании техникума студенты направлялись на работу в северные и северо-восточные области СССР. В Тотьме и Тотемском районе и сегодня проживают бывш ие учителя и вы пускники этого учебного заведения, с ними и состоялась моя встреча. Преподаватель техникума Эльвира Федоровна Попова, бывшая его выпускница, подсказала, что в городе живет Юрий Николаевич Лукин, который учился примерно в одно время с Николаем Рубцовым. Юрий Николаевич в свою очередь посоветовал обратиться к своему земляку Николаю Павловичу Брязгину, который с Николаем Рубцовым проживал в общежитии в одной комнате. Однокурсника Николая Рубцова я отыскала в деревне Коченьга Тотемского района. Николай Павлович родился в 1934 году, почти ровесник Николая Рубцова. Вот так выглядел бы поэт, если бы он остался жив - эта мысль не покидала меня при разговоре с рубцовским однокурсником. С того времени прошло более пяти десятилетий, многое в памяти стерлось, но кое-какие детали все-таки 136

Приговор

удалось вы яснить. Н апример, какие экзамены абитуриенты сдавали при поступлении в техникум писали контрольную работу по математике, диктант по русскому языку, а такж е пересказывали Конституцию СССР. Студенты, приехавшие с районов, обеспечивались общежитием. Оно располагалось в корпусе братских келий. Николай Рубцов проживал в комнате под номером шесть. Кроме него в комнате проживало еще 2-3 студента с первого курса. Она располагалась через одну комнату от столовой, окна ее выходили на южную сторону - на реку Песью-Деньгу. В комнате стояли кровати, заправленные байковыми одеялами, имелись стулья и тумбочки, стол, а на стене висел черный репродуктор, который слушали по вечерам. Проживание в общежитии было платным семь рублей в месяц. Студенты из малообеспеченных семей и сироты освобождались от оплаты. Приказом №90 от 7 октября 1950 года на основании представленных документов, от оплаты за проживание в общ еж итии был освобожден Коля Рубцов.

137

Рассказы о Рубцове

Мостик через речку Ковду, по которому Коля Рубцов проходил каждый раз, как отправлялся из техникума в сторону Тотьмы.

Николай Павлович помнит, что Коля был шустрым, живым мальчиком. Иногда вместе ходили в город, посещали кинотеатр «Октябрь», гоняли мяч на здешнем стадионе. Стипендию получали 140 рублей. «Не густо», - говорит Николай Павлович. Особенно трудно было малообеспеченным. Тогда сами студенты решили организовать кассу взаимопомощи, собирали со стипендии по три рубля, а потом распределяли наиболее нуждающимся. Кассиром был Сергей Багров. Очевидно, какую-то сумму получал и Николай Рубцов. Питались в столовой техникума. Утром - чай, хлеб, каша. В обед - первое блюдо, каша, чай. На ужин - тоже самое. На первом курсе изучали общеобразовательные предметы, на втором появились специальные дисциплины: технология лесозаготовок, строительная механика. Преподавательский коллектив лесного техникума в 1950 г. состоял из 16-ти человек. Русский язык и литературу преподавалаа Анна Феодосьевна Корюки-' 138

Приговор

на. В ее личном архиве хранилась фотография преподавателей лесного техникума. В центре - директор техникума Николай Николаевич Сумароков, в первом ряду слева слева - преподаватель спецдисциплин Колоскеов. Справа - преподаватель физики Борис Устинович Попов. Возле директора во втором ряду слева - Николай Геннадьевич Куканов - преподаватель физкультуры и военного дела. Справа от директора Феодосий Дмитриевич Ермолинский, преподпаватель электротехники. Рядом с ним - Иван Алексеевич Юферев - преподаватель химии и технологии металлов. Вверху, слева на фотографии - Илья Арсентьнвич Борзенин, который преподавал тяговые машины и механизмы и завуч Иван Васильевич Королев. Среди мужчин две женщины: Анна Феодосьевна Корюкина

Древние врата, служившие сначала крепостным стенам Спасо-Суморина монастыря, а в Советское время Лесотехническому техникуму.

139

Рассказы о Рубцове

и преподаватель математики Нина Алексеевна Алексеевская. По воспоминаниям Анны Феодосьевны, учащиеся техникума в основном были выходцами из сельской местности. Одеты были плохо. И на этом фоне обратил на себя внимание Николай Рубцов. Привлекал его внешний вид: светлая сорочка, шерстяной хороший костюм, на ногах хорошие башмаки, вся это начищено, наглажено. Нина Алексеевна Алексеевская помнит его веселым, смелым в разговоре с кем бы то ни было, иногда задиристым, самолюбивым. «Начинался новый 195051 учебный год. В группе первого курса первый день учебного года начинался уроком математики. До начала урока я зашла в аудиторию проверить, все ли готово к занятиям. С заднего стола ко мне подошел мальчик небольшого роста, худощавый, с ясными, веселыми глазами. Очень свободно, безо всякой скованности и смущения заговорил со мной. Попросил пересадить его за первый стол. «Тебе оттуда плохо видно?»- «Нет; там, на Камчатке я буду шалить». Кто-то из мальчиков поменялся с ним местами, и Рубцов сел за первый стол Тогда ему не бало и пяьтнадцати лет». Далее Нина Николаевна вспоминает: «На уроках он занимался хорошо, был внимателен, выполняя упражнения, часто задавал вопросы, иногда просил повторить что-то еще раз, писал контрольные хорошо. Один раз получилось так, что Рубцов плохо написал контрольную. Кто-то из ребят сказал: «Да уж поставьте ему тройку». Он как-то переменился в лице, обернулся и резко сказал: «Меня не надо жалеть». В перерыве он подошел ко мне и попросил разрешения еще раз написать контрольную. Математические способности 140

Приговор

у него были хорошие. Но учился он только на «хорошо», а мне казалось, что он мог бы учиться на «отлично». Я решила поговорить с ним. В ответ на вопрос, что ему мешает, он сказал, что математику дома он совсем не учит, он помнит все, что было на уроке - По-видимому, этого недостаточно? - Мне математика не нужна. Я попыталась доказать, что математика нужна, что она потребуется уже на втором курсе при изучении общетехнических дисциплин. - Я в техникуме учиться не буду, я буду моряком. Когда я сказала,что и моряку нужна математика, он ответил, что будет «совсем простым моряком». Говорил он спокойно, но достаточно решительно. Видно было, что все у него основательно продумано и решено. Экзамен по математике за первый курс он сдал на «хорошо». Из воспоминаний Н.Н. Алексеевской: «О его литературны х возможностях я тогда не имела представления. Однажды я зашла в комнату общежития к своим ребятам. Поздоровались, и кто-то сказал: «А у нас гость». На кровати с гармошкой в руках сидел Рубцов. Перед моим приходом он играл и пел какуюто песню. Один из ребят сказал: «Он сам сочиняет». Но тогда я не обратила внимания на эти слова». Я вспомнила их потом... В одном из номеров стенгазеты «Кадры - лесу» полоса была заполнена частушками, внизу стояла подпись «Н.Рубцов». Преподаватель литературы Анна Феодосьевна Корюкина рассказывает: «Я тогда не верила в талант Рубцова. Ребята рассказывали, что он стихи про маму пишет, но он не любил это афишировать. Учился 141

Рассказы о Рубцове

просто, легко, с увлечением». Вспомнила Анна Феодосьевна такой эпизод: « На уроке литературы изучали Пушкина. Вызвала Колю к доске. - Что будешь читать? - «Памятник», - и Николай Рубцов откинул в сторону руку. После прочтения спросила его, как понимает слово «нерукотворный». Он объяснил состав слова, а про смысл сказал: - Нерукотворный, это стихи для будущего, значит, не руками творить для будущего. Тут ребята и посмеялись над ним. - Колька, ты ведь и сам стихи пишешь. Он сразу как-то застеснялся от их слов, но я не вникла тогда в эти сказанные ребятами слова. У него были любимые поэты, очень любил стихотворение Лермонтова «Мцыри», нравилась Кольцова «Песня бобыля». Очень восхищ ался романом «Евгений Онегин», особенно его поразила рифма онегинской строфы». «Зимой Николай Рубцов носил свои тетраки в голенищ ах серых валенок, - вспоминает Анна Феодосьевна, - очень любил, когда в ближайших деревнях топили бани, видимо, они напоминали ему родную Николу. Все ждал, когда исполнится ему шестнадцать лет, чтобы уехать на море. - Там в море - волны и ребята смелые, - говорил Рубцов. По мнению Анны Феодосьевны, Николай Рубцов в техникуме жил безбедно, сиротам выдавали бесплатные талоны на питание в столовой. Иногда ребята просили Николая продать их. 142

Приговор

В Тотемском районном архиве хранится еще один приказ от 22 апреля 1952 года, подписанный директором Сумароковым. Передаю его содержание: «Учащиеся второго курса строительного отделения (среди них назван и Николай Рубцов) 21 апреля 1952 года открыли окно аудитории №2 и ходили по карнизу главного корпуса до 4 аудитории, чем грубо нарушили правила внутреннего распорядка и допустили проступок, в результате которого возможны несчастные случаи. За совершенный проступок указываемые товарищ и заслуживают строгого наказания, но учитывая откровенное признание в совершенном поступке, названным учащимся выговор». В беседе с однокурсником Николая Рубцова Н.П. Брязгиным выяснилось, что он тоже принимал участие в этой проделке, и даже указал конкретное место, где это происходило. Друзьями Николая по лесному техникуму были Сергей Багров, Валентин Борзенин. Старостой в их группе была Ия Шилова, участница многих общих проделок. Почти все, с кем я беседовала, выясняя отдельные факты его биографии того времени, говорили, что учился в техникуме он недолго - всего год. Обнаруженные в архиве приказы утверждают другое Николай Рцбцов проучился в техникуме два курса, то есть половину учебного процесса. Права была Н.Н. Алексеевская, которая в своих воспоминаниях писала: «Весной 1952 года я зашла в канцелярию учебной части. Около стола секретаря стоял Рубцов. Он обернулся и сказал:: «Вот, уезжаю». Так уехал из Тотьмы, оставив учебу, Николай Рубцов. 143

Рассказы о Рубцове

Последний приказ, обнаруженный в архиве, гласит об исключении Николая Рубцова из техникума. Это приказ от 7 августа 1952 года, подписанный директором Сумароковым: «Учащихся, показавш их крайне низкую успеваемость, слабую подготовку и нежелание учиться из числа учащ ихся техникума исклю чить...» Тринадцатым в списке идет Николай Рубцов. Можно предположить, что Николай Рубцов весной 1952 года уехал из Тотьмы, не взяв документов из техникума, так как ехал в неизвестность и, может быть, в случае чего предполагал вернуться. Но поскольку он не вернулся, из числа студентов его исключили. «В последую щ ие годы, - вспоминает Анна Феодосьевна Корюктна, - Рубцов всегда во время посещения города заходил в техникум, там учились ♦

Вознесенский собор, расположенный на территории бывшего лесного техникума. Слева - крыша придела, куда летом 1951 года учащиеся первого курса строительного от деления заби рали сь, чт об здесь гот овит ься к предстоящим экзаменам. Был среди них и Коля Рубцов.

144

Приговор

Никольские девчата, и он их навещал. Одет был в черное, коротенькое, перекраш енное из шинели пальтишко и серые валенки.

Когда увидела его в книге Багрова, нарядно одетым, даже не поверила, что это он». В доме Анны Феодосьевны Николай Рубцов бывал неоднократно. «Бывало, встречу в городе, заходи, ему говорю. Обязательно зайду, - непре менно, - отвечал будущий поэт». Таким было то время. Время учебы Николая Рубцова в Тотемском лесном техникуме.

145

Рассказы о Рубцове

ПРАРОДИНА В далекие уже теперь семидесятые годы рейсовый авт обус или грузовик из Тотьмы, преодолев борщовский волок, останавливались у деревенской неопуш енной избы в Бирякове с надписью «Автостанция». Проезжего человека, если он по какой-то надобности решался зайти в это здание, ждал неказист ый «сервис по-совет ски»: неокрашенная деревянная скамья с вырезанными на ней ножами инициалами, подслеповатое окно кассы с толстой теткой, закутанной в шаль, да грязные плакаты типа « Вступайте в общество ДОСААФ!» на голых стенах. Приходилось и мне в школьные годы бывать в биряковской автостанции, пережидая несколько часов, пока шофер починит автобус...

146

Приговор

Спустя почти три десятка лет вместе с известным художником Георгием Ивановичем Поповым мы едем специально в Биряково, чтобы разыскать этот дом. Оказывается, как выяснил вологодский исследователь биографии и творчества Николая Рубцова B.C. Белков, изба эта принадлежала когда-то деду поэта, Андриану Васильевичу. До тридцатилетнего возраста жил в доме и отец Николая Рубцова Михаил Андрианович. Сюда он привел молодую жену, Александру Михайловну Рычкову (девичья фамилия), здесь родились их первые дочери, Надя и Галя. С асфальта к Бирякову ведет двухкилометровая отворотка с выщербленным покрытием. На краю села стоят вполне городские панельные трехэтажки, много новостроек, возведенных частниками. Вот и старая дорога, центр села. Все так же указывает путь в неведомое будущее гипсовый Ильич среди березового сквера, не исчезла с лица земли и автостанция. Сейчас в ней даже кто-то живет. Впрочем, это не весь дом предков поэта, а лишь летний неотапливаемый перед. Была еще зимовка, в которой многочисленная семья (у деда Андриана было то ли пятеро, то ли семеро детей) проводила большую часть времени. К сожалению, зимовку разобрали на дрова (раскатали) еще на рубеже 20-30-х годов, когда Рубцовы были вынуждены продать свой родовой дом богатомц крестьянину А.П. Верещагину, позднее раскулаченному. Новый владелец перевез перед дома в Биряково из расположенной неподалеку деревни Самылково, в которой в начале 20 века из 45 домов в большинстве жили семьи с одинаковой фамилией Рубцовы. Самылково - родовое гнездо Рубцова, здесь мог бы родиться и сам будущий великий русский поэт, если бы летом 1929 года Михаил 147

Рассказы о Рубцове

Андрианович не принял решения уехать из деревни в Вологду, где нашел съемную квартиру и работу в потребкооперации. К Самылкову от Бирякова ведет грунтовая дорога, сначала мимо полузаброшенных ферм и телятников, затем через небольшое, но очень уютное и красивое село Спасское, на окраине которого сохранились развалины дыух церквей, Спасо-Преображенской и Богородской, а рядом с ними стоит еще целый полукаменный (низ из кирпича, верх деревянный) дом священника. Служба в храмах прекратилась в 1937 году,

когда село Биряково стало районным центром новой Вологодской области. До революции же Стрелицкая волость входила в состав Тотемского уезда, это были самые что ни на есть исконные тотемские места. Таким образом, все предки поэта Николая Рубцова, крещеные, венчанью в церквях Спасо-Преображенского погоста, были настоящими тотьмичами. Лишь необдуманные административные преобразования времен советской

4Г

, г

<ГМ Ш

щ ГГ-£

\Ш $

148

-M il й г * .

Приговор

власти оторвали эту тотемскую волость от нашего уездарайона. Стояли две церкви и колокольня на высоком угоре, откуда открываются удивительной красоты виды на сине-зеленые просторы Присухонской низины на десятки километров в южную сторону! Под холмом течет невеликая речка Стрелица. Здесь она прорывается сквозьглинисто-каменистые гряды, навороченные некогда ледником, а дальше ее долина расширяется и почти исчезает на фоне Присухоны. На противоположном берегу от села Спасского хорошо видны несколько серых домов деревни Самылково, да рядом с ней такие же заброшенные избы деревни Денисково. В начале 20 века эти деревни слились воедино, тут даже колхоз общий был, «Красный Октябрь». Отличались деревни только по фамилиям жителей, в Самылкове жили, как уже говорилось, Рубцовы, в Денисково - Кладовщиковы. Сегодня на обе деревни остался только один жилой дом - посреди Самылкова в летнее время проживает 78-летняя Нина Николаевна. Она-то и рассказала нам, что дом Андриана Рубцова стоял на самой вершине приречного угора, в третьем порядке домов Самылкова. Около дома был единственный на всю деревню колодец. Бабушка подтвердила, что биряковская автостанция действительно представляет собой перед рубцовского дома. На живописном месте стоит Самылково. По одну сторону - присухонские дали, по другую - высокий холм, увенчанный церковным погостом. Правда, пару месяцев назад ниже деревни Стрелицу перегородили насыпной плотиной и теперь ее пойму постепенно затопляет пруд-водохранилище. Даже к деревянной 149

Рассказы о Рубцове

лаве, перекинутой через речку, уже трудно подойти, нам пришлось в одном месте перекидывать над разливами сухой ствол дерева. Неподалеку от Самылкова стоит деревня Зуево, в которой до сих пор преобладающая фамилия у жителей - Рычковы. Возможно, именно отсюда взял в жены молоденький Миша Рубцов девушку Сашу, мать поэта, но это предположение пока не пожтверждено фактами. Знал ли сам Николай Рубцов о родине своих предков? Ни в одних воспоминаниях о поэте на эту тему найти ничего не удалось. Интересно, что Рубцов наверняка бывал в биряквской автостанции, или около нее, но скорее всего и не догадывался, что это дом его деда и отца, а всего в паре километров находится их родовая деревня...

С картины художника Владимира Корбакова

150

Приговор

Сергей Виноградов СТАРШАЯ СЕСТРА «Раньше про Колю неправду писали, теперь правду пишут. Писали, что меня не было, что один брат у него был только. Теперь я есть», - старшая сестра поэта Николая Рубцова, ныне посмертно возведенного в ранг заместителя Есенина в деле деревенской поэзии, сидит на кровати, больше похожей на топчан, в одной из пятиэтажек на Московском проспекте. Мы пришли к ней в понедельник. В выходные у Галины Михайловны день рождения был, 77 лет исполнилось, и бабушка с гордостью показывает нам музыкальную открытку от московской поэтессы. «В час ночи принесли. Не забыла меня. Хорошо ко мне относится, и Колюлюбит», - говорит именинница. Через полтора месяца вся страна отпразднует 70-летие ее великого брата. А у Галины Михайловны Шведовой, в девичестве Рубцовой, нет света в прихожей, я снимаю ботинки при тусклой лампочке открытого туалета. В комнате уже упомянутая кровать, которая когда-то была диваном. Старая линяющая шуба приземлилась над одеялом.. В комнате имеется и еще кое-какая нехитрая мебель, прослужившая минимум пятьдесят лет. Потолок 151

Рассказы о Рубцове

в желтых струпьях, от побелки не осталось и следа. «Сосед сверху ее затопил», - говорит сын Галины Михайловны Сергей. Он рассказывает нам, что и этой конуры, в которой прожила сорок лет, Галина М ихайловна вскоре может лишиться. По закону квартира принадлежит «Тане и Валере», про которых известно лиш ь, что живут они в Тоншалове и приходятся то ли дальними родственниками, то ли знакомыми умершему два года назад мужу Галины Михайловны. Обезумевшая от горя женщина, потеряв супруга, с которым прожила 45 лет, несколько дней жила как в бреду. В это время энергичные тоншаловцы маячили перед глазами, подсовывали бумажки на подпись, водили куда-то. Сын рядом с матерью безотлучно находиться не мог - работа у него, да и свой угол имеется. Теперь живет как страж, готовый лечь поперек порога, если маму начнут выселять. А это, по его словам, может произойти. «Квартира ведь им принадлежит, на них сейчас оформлена, я документы видел. Меня здесь они отказались прописать. А на материном столе наткнулся однажды на бумажку о переселении ее в приют - принесли, видимо, на подпись». Сама Галина Михайловна сидит и слушает рассказ внимательно, перебивая фразами: «Может быть, все еще обойдется» и «Пусть там как хотят». Тяжелым вздохом Сергей ставит точку в повествовании. В оцаривш ееся молчание прерывает Галина Михайловна: «А они Колю очень любят». Гостей Галина Михайловна встречает лежа. Для меня к кровати приставили стул. Чувствую себя врачом на приеме: Да еще это докторское «ну-с» вырывается-. «Да 152

Приговор

вот нога, упала я, ходить не могу, лежу все», - говорит. Хороший парень Коля

Признаться, ожидал встретить такую веселую разговорчивую бабулю из рекламы молока «Домик в деревне», в переднике, с клубком седых волос. А еще с отшлифованными и разбитыми на главы за годы интервью воспоминаниями то ли настоящими,то ли вычитанными в книгах, а после самой себе внушенными. И конечно, обманулся. Что выяснилось при первом вопросе: «А какой он был человек, Николай Михайлович?» Во-первых, она не сразу поняла, о ком идет речь, - это что же, директор какой или другой большой человек? Что за Николай Михайлович? Ясно: впредь называю Рубцова Колей. Во-вторых, его она от других сестер и братьев не отделяет. Рассказав о Колином детстве, считает необходимым уделить внимание и всем остальным в этой многодетной семье. Имена знаменитых людей - брата-поэта, композитора Гаврилина, который писал к ней (его письмо, в котором он выражает желание написать настоящую «Рубцовскую» - так и вывел с большой буквы, музыку,

Племянник Н.М. Рубцова Сергей Ш ведов заним ает ся ремонт ом быт овой т ехники, И м ечт ает создать в Череповце дядин музей. Фото Марии Арсентьевой

153

Рассказы о Рубцове

мне показали), артиста Золотухина - мешаются в ее речи с обыкновенными. Сергей Александрович, сын, шепотом делает сноски - кто есть кто. «Что за человек был Рубцов?» - тут и вовсе тяжело Галине Михайловне ответить. Подумала несколько минут, нашла: «Хороший парень Коля, хороший». Уже в процессе беседы я понял, что «хороший» в ее лексиконе не то слово, с которым борются школьные учителя в сочинениях учеников. Не затертый и скучно-примитивный эпитет. А такой, в который все положительные эпитеты сложи - и еще место останется. За вечер, проведенный у Галины Михайловны, коекакой портрет набросать все же удалось: невысокий был и худощавый, веселый, хоть на гармошке, хоть на гитаре. Стихи читал так, что и не понимаешь ничего, да хлопаешь. Много не пил, это наговаривают, а так, по закону столичной богемы, потрвейн любил. Деньга у него водилась, и однажды, приведя Галю в шикарный по меркам советской Вологды ресторан, вручил в руки меню: «Выбирай, что хочешь, на цены не смотри». За его счет, разумеется. Как разумеется и то, что не стала она злоупотреблять предложением и по примеру героини «Двенадцати стульев» заказала «что-нибудь вегетарианского». Не матерился он совсем, ни одного слова нецензурного в присутствии женщин, даже случайно, когда утюг упадет на ногу. А драться так и совсем не дрался - сестра припомнила один только случай, да и тот в детские годы. Когда Коля был в Красковском детдоме, враждовали деревенские с детдомовскими: особо рьяному драчуну будущий поэт смазал однажды по лицу горячей печеной картофелиной. 154

Приговор

Пойте песни!

Галина Михайловна - дочь Михаила Андрияновича и Александры Михайловны Рубцовых. Родилась в деревне Самылково. Семья переезжала в Емецк Архангельской области, Няндому, Вологду. В 1932 г. родился брат Альберт, в 1936-м - Николай, годом позже - Борис. В 1942 г. умерла мать. Отец был на войне. Потом завел новую семью, а для нас, его детей, все равно что погиб. Биографию читаю я, Галина Михайловна слушает и кивает. «От порока сердца она, мама, умерла. В больнице лежала. Старшей Галя стала поневоле. Так получилось. «Сестер у меня почти не было, - ее фраза, брошенная мимоходом, показалась несколько корявой, пока не дошло, что лучше и не скажешь. Первые две претендентки в старшие умерли от плохого питания и болезней: Тася в восьмилетием возрасте, Надя - в восемнадцатилетнем. Надя - до самой смерти преданная нянька маленького Коли. Сегодня из близких родственников Николая Рубцова на свете живут сестра Галина Михайловна да дочь Елена с семьей. В 1941 г. судьба дает семье Рубцовых еще одну Надежду. Грудная девочка умирает на руках Гали. «Тетка Соня с работы приходит - ой, кричит, заспала дитя. А я говорю: какое заспала, качала-качала, а она все плакала и померла потом», - бросает Галина Михайловна яростно, как будто тетка до сих пор сидит напротив и 155

Рассказы о Рубцове

упрекает. Трудно жили, впроголодь. К еде оттуда, из военных лет, особое отношение. Беседуя с нами, добрая старушка поминутно вскакивает и потчует вафельным тортом, температура чайника проверяется маленькой ладошкой, и Галину Михайловну никак не удовлетворяет. Едим для продолжения интервью. Успокаивается. «Есть-то тогда нечего было. Сидим. «Галя, ести охота», ребятишки плачут. А Коля на них: «Песни пойте, и не будете ести хотеть». К слову, одним из первых воспоминаний о брате, была картошка с ливерной колбасой, которую он «смерть любил». «Да она есть ли теперь-то, ливерная колбаса?» - риторический укор, вероятно, тому, кто не чтит поэта. Первый издатель

Мать умерла, ребят развели по детдомам, Галину не взяли - больно «стара», 14 лет. Жила с теткой Соней, сестрой отца, в Вологде. Время от времени на горизонте показывался постоянно убегавший из детдома Коля. Биографы любят описывать случай из того времени, когда Рубцовы снимали в Вологде квартиру. Пьющая хозяйка, потерявшая или прогулявшая продуктовые карточки, обвинила в краже шустрого Колю. Тот после этого исчез, неделю пропадал - сбежал в лес и жил там под елкой. Комментарий сестры Галины: «Как пропал, я сразу в милицию побежала, искали мы его. Как нашли, он мне стихи прочитал - первые. Он их в лесу сочинил. Я их переписала в тетрадь и теперь они в книжках даже есть». И первый издатель читает тем же бесстрастным тоном, без смысловых ударений и актерства: 156

Приговор

Вспомню, как жили мы с мамой родною, всегда в веселье и тепле. Но наше счастье распалось на части: война наступила в стране Сын Сергей, которому уже под пятьдесят, напро тив, имеет склонность к эффектам. В разговоре он участвует как иллюстрация или музыкальное сопровождение. А подчас и как конферасье: «Вы только подумайте, обыкновенная русская женщина спасла гения, а вместе и всю нашу поэзию. Если бы не она, Николай Рубцов так и умер бы в лесу. Гениев растят такие простые русские женщины...» Галина Михайловна смотрит в пол, вздрагивает от похлопываний сына по спине, улыбается своим мыслям и по поводу спасенной отечественной поэзии произносит вдруг:: «А зубы черные-черные, дудками неделю питался». Дядя Коля

Выискав паузу, что в нашем рваном разговоре сложности не представляло, Сергей принимается читать Рубцова. Читает хорошо, с покачиванием головы, дирижерскими взмахами рук и театральными вздохами. «Ведь это стихотворение «В горнице» мы читали в его письме. Садись Сережа, говорит мама, дядя Коля стихи прислал. Слушай», - говорит он. Племянник силится называть Рубцова «дядей Колей», но скатывается на «Николай Рубцов». Прочитал он уйму книг, стихов именитого родственника знает много и свои пишет. Как-то так получилось, что дядю он никогда не видел, хотя в день его смерти ходил в 12-летних отроках. Отсюда несколько книжное отношение. Вот и сейчас 157

Рассказы о Рубцове

все имеющиеся в доме тома и томики, приготовленные к приходу журналистов, стопочкой лежат на столе. Сверху, как назло желтого цвета брош ю ра с интригующим заголовком «Тайна смерти Николая Рубцова». У автора двойная фамилия. Не доверяю я двойным фамилиям, подмочили их духами влюбленные в красоту звучания артисты водевилей 19 века, все эти Славяново-Райские, Лилины-Байдаровы...Гляжу, и Галина Михайловна с дефиса на книге глаз не сводит. «Открытки все присылают, пишут Шведовой-Рубцовой. Какая же я Рубцова теперь?» Череповецкие тапочки

Приезжал Николай и на эту квартиру, на Московском проспекте. И тут без истории не обошлось. Сошел в Череповце, в руках кукла для дочери и чемодан. Был слегка выпивши: по богемному кодексу выпить в дороге - святое дело. Прилег на вокзальную лавочку - во сне лишился не только куклы с чемоданом, но и ботинок. В дом к сестре пришел в выданных милицией тапочках. Прожив несколько дней в Череповце, посетил все местные рестораны и близко сошелся с мужем Галины Михайловны, о котором ей самой и говорит: «Такой у тебя Сашка, что ты его мизинца не стоишь». За смертью смерть

Зато и Сашка погоревал, когда пришла телеграмма о смерти Николая «В Вологду мы вместе с мужем ездили. Коля в Доме художников лежал. Народу-то, народу. Цветов сколько»,- вспоминает Галина Михайловна. Так же горько пережила и вторую Колину смерть, 158

Приговор

когда у ЧГУ неизвестные вандалы уронили его бюст. Тронуло это старушку несказанно, никто не ожидал такой грусти по безмолвной бронзе. «Жалко его. Мы ходили, смотрели - трещина какая на плече... мамочки мои. Там он на себя очень похож улыбка и все... Как выздоров лю, снова пойдем Да, Сережа?» - обращается к сыну. А тот опять переходит на «большие» темы. Говорит о том, что в этой квартире надо открыть музей Николая Рубцова и что он стоит на «стыке гродской и деревенской лирики». На чем его вновь прерывает мать, показывая на белую изогнутую батарею: «Вот здесь Коля спал, когда к нам приезжал. Здесь, у батареи, раскладушка стояла». Собственно, пока батарея единственный экспонат будущего музея. Все фотографии, семейные альбомы и письма выпросили у старушки представители уважаемых музеев, в том числе и столичных, которые молча проходили прихожей, где нет света, молча глядели на шубу вместо одеяла и молча пили чай с вафельным тортом. И говорили, когда дело касалось семейного архива. У Галины Михайловны не осталось ничего, кроме памяти, которая теперь тоже стала подводить. Сын Сережа, который сейчас постоянно возле матери, для нее - и брат Коля, и муж Саша - со всеми троими разговаривает. Когда по радио передают какую-нибудь из рубцовских песен, не выдержит - подпоет. 159

Рассказы о Рубцове

Елена Рубцова МОЙ ОТЕЦ И нтервью у дочери Н иколая М ихайловича Рубцова взял ж ур н ал и ст А ндрей И ван ов. Он же прокомментировал: Когда она родилась, мать хотела дать ей имя Марина. Но отец настоял на том, чтобы ее назвали по-другому - Еленой. Отец... Отец, чью звучную фамилию через пару десят илет ий узнает вся Россия. Отец, которого она продолжала любить несмотря на то, что он расстался с ее матерью и жил с другой женщиной. Отец, которого не стало, когда ей было всего семь лет. Сейчас Елене Рубцовой сорок четыре года. Вместе с мужем и детьми она живет в СанктПетербурге. Мягкий вологодский говор, правда, без характерного «оканья», доброта в глазах, простота и доступность в общении - через пятнадцатьдвадцать минут складывается впечатление, будто бы мы знакомы не один день. - Елена Николаевна, у каждого из нас некоторые события жизни навсегда остаются в памяти, словно это было вчера. Какие самые яркие воспоминания, связанны е с отцом, хранит ваша душ а? 160

Приговор

- Больше всего запомнилось, как он приезжал к нам в Николу. Они ведь с моей матерью постоянно вместе не жилиюн то на учебу в Литературный институт уедет, то еще куда-нибудь. Присылал посылки, привозил одежду, гостинцы... Однажды куклу подарил - большую такую, которая сама открывала и закрывала глаза. Я только в нее и играла: в деревне какие игрушки? А тут кукла, как живая, настоящая. - Это, наверное, та самая чудесная кукла из его «Прощальной песни»?

- Не знаю... Возможно. - А «медвежонка на колене» он вам из леса на самом деле привозил?

- Это вы про стихотворение «По дрова»(смеется). Нет, конечно, никакого медвежонка не было, просто образ такой. Но лес отец сильно любил. За грибами часто ходил. Особенно неравнодушен был к рыжикам. - Когда вы видели отца в последний раз?

- Перед школой, летом 70-го, в июле или в августе, точно не помню. Он уже с Дербиной жил. Мы с мамой пришли к нему, а она платье гладит. Тут же оделась и ушла. Мне запомнилось, что у отца тогда была нога сломана. Он ходить не мог, прыгал на одной ноге, другая - в гипсе. Ну мы посидели минут двадцать, поговорили и собрались уходить. А он как чувствовал, что в последний раз видимся. Кричал страшно: «Не уходите, 161

Рассказы о Рубцове

не бросайте меня, я умру!..» - У вашей матери и у вас не было предчувствия, что его слова станут реальностью? - Когда он умер, мне шел восьмой год. Я очень сильно любила отца, но была еще ребенком, многого не понимала. А мама мне потом рассказывала, что ожидала такого исхода. Незадолго до его смерти у нее на душе как-то неспокойно, тоскливо было. Он ведь звал меня к себе. Я ему открытку послала, что, мол, мы приедем. Отец ждал, но мы не поехали. Из нашей Николы и сейчас-то до Вологды «только самолетом можно долететь», а тогда дороги вообще ужасными были. Как раз пурга налетела - куда тут выберешься...

Елена Николаевна Рубцова с дочерьми на могиле отца и дедушки.

162

Приговор

«Я умру в крещ енские морозы ...». Как вы считаете - это просто совпадение, мистика или нечто иное? -

- Но уж точно не совпадение.Что-то необъяснимое. Может, ему видение какое-то было. - Наверное, Николая Михайловича вряд ли можно назвать религиозным человеком...

- Мне кажется, он вполне нормально относился и к верующим, и к религии вообще. В Николе он очень часто ходил к разрушенной церкви - гулял, о чем-то думал... Сейчас всем стало интересно, был ли он крещеным. Вот и у меня многие знакомые спрашивают об этом. Но я честно скажу: не знаю. Мать говорила, что отец так и не окрестился. Может, просто хотел креститься, да не успел... А возможно, что и принял крещение, но никому не сказал. Знаете ведь, какое тогда время было. Кстати, мы с мужем - крещеные, детей тоже окрестили. - Елена Николаевна, было ли для вас неожи данностью, что стихи вашего отца узнала и полю била вся Россия?

- В первые годы после его смерти особой популярности не чувствовалось. Потом уже, где-то к восьмидесятым годам, все чаще стало звучать: «Рубцов, Рубцов...» Начали больше книг издавать с его текстами, появились наконец песни на его стихи - «В горнице моей светло», «Я буду долго гнать велосипед», «Улетели листья с тополей». Даже как-то необычно все это было. 163

Рассказы о Рубцове

У отца действительно сильные стихи, мне они оч нравятся, но я никогда не думала, что они станут так! известными.

Внучки и внук Николая Рубцова - будущее семьи, а возмож но и будущ ее России. Гены великого поэт а переливаются через время. Потому и погиб юный Коля Рубцов, что уверенно нес в себе будущее России. 2003 г.

164

Приговор

В п осл едн и е годы в средствах м ассовой информации все чаще стали появляться материалы о твор ч естве и ж изни Н иколая Рубцова. Вы, вероятно, по мере возможности, следите за такими публикациями, теле- и радиопередачами. Врет наш брат-журналист много? -

- Ой, есть, есть. Неточностей различных предо статочно. Иногда такое расскажут - диву даешься, откуда что взялось. Вот везде почему-то пишут, что он резкий, мол, был человек. Дербина вообще говорит, что у них дело часто до драк доходило. А я и моя мама его запомнили мягким, веселым, уравновешенным. Рукам

Внук поэта Коля Рубцов за несколько месяцев до трагической смерти

Рассказы о Рубцове

он никогда воли не давал. Ну, может, с мужиками деревенскими иной раз поспорит - поговорят до повышенных тонов. Он ведь детдомовец, у них чувство справедливости обостренное. И еще - честный он был и добрый, последнее отдаст. Но, конечно, не святой. А то некоторые готовы из него икону сделать. Нет, он был простым человеком, со всеми слабостями и недостатками... - Вам не кажется, что JI. Дербина делает себе имя на имени Николая Рубцова?

- Если бы не происшедшее, она, возможно, и выбилась бы в первые ряды: у нее вооюще-то, на мой взгляд, неплохие стихи. Может, кто-то ее и жалеет, но многих, и меня, в частности, отталкивает вот это действительно манипулирование, иначе не назовешь, именем убитого ею поэта. Если бы она по-настоящему раскаивалась в содеянном... Я, например, покаяния не вижу. Ни в ее стихах , ни в поступках. - Отец вам снится?

- Редко. И всегда почему-то перед какими-то изменениями в жизни. Я уже заметила: если он приснился - значит, жди перемен. - А если бы он сейчас был жив, вы бы с ним общались? - Конечно. Я же его любила. Мне жалко его...

166

Приговор

Владимир Личутин ГРУСТНАЯ СТОРОНА СЛАВЫ Много написано о Николае Рубцове. Душа его на небесах, я думаю нынче удоволена, но и не потрясена земной славою. Он-то уверен был, уведомлен Господом, когда писал: «Мое слово верное прозвенит! Буду я, наверное, знаменит! Мне поставят памятник на селе! Буду я и каменный навеселе!» Но не совсем угадал: уже три памятника поставлены поэту. Один из них - в Тотьме, на берегу Сухоны: Рубцов, закинув ногу на ногу, с ироничной улыбкою всматривается в текучие воды Сухоны, как в реку Лету, через которую скоро скоро предстоит переезжать в последний раз. Многажды сиживал он здесь, дожидаясь переправы, напряженно взгядываясь в мерцающую серебряную чернь разлива, в зыбкое отражение костра, в искристую звезду на небосклоне, в темные клубы краснотала на другом берегу, из которых вот- вот должен выявиться по его смятенную душу полночный гость разбойного вида. Здесь, в порыве откровения, однажды он довольно резко огрубился друзьям: «Дело в конце концов не в вас, а во мне! Вы обычные тотемские 167

Рассказы о Рубцове

тотемские ребята. А я? Я - герой пролетевшего времени. В будущем будут меня читать. А в сегодншнем?..Я задержавшийся гость». Эти строки я привел из воспоминаний русского писателя Сергея Багрова, только что вышедших в Вологде к семидесятиле тию поэта. Книга удивительно лиричная, полная щемящей грустной музыки, никакого «ячества», глума и панибратства, свой ственных, по обы к новению, людям зано счивым и закоснелым в своей гордыне, лишенная гордыни, восторженных всхлипов, интимных подробностей, откровенностей и туманных нравоучений - всё чисто, целомудренно и совестно. С такими подробностями, беззавистно, не подскользнувшись ни разу на самолюбии, мог написать лишь сокровеный друг, знавший поэта с детских лет.. «Задержавшийся гость...» Предчувствие скорой смерти, своей временности на милой сердцу земле - ключ к судьбе Николая Рубцова, к его стихам, к его ларцу, где была запечатана лира поэта. Святые старцы говорили: «Кто не думает о смерти, тот не живет». Но с этой печальной мыслью, когда утрачено земное будущее, и не только коротать время, а неустанно работать, мог человек лишь 168

Приговор

исключительно сильной натуры. Я много размышлял о Рубцове и, не зная подробностей жизни, почти разгадал его связи с Землей и Небом по стихам, почуял благоволение Бога к поэту, и книга Сергея Багрова «Россия, Родина, Рубцов» лишь укрепили меня в предположениях. Стало понятно, почему именно через двадцать лет после гибели поэта народ отозвался на его стихи, как на моления, песнопения, как на божественные стихиры, как на исповедь перед Господом всей тоскующей душою. Растерявшемуся народу понадобился путеводитель, близкий ему по национальному составу души... Волею судьбы Рубцов оказался бездомным сиротою, он оторвался от деревни и не пристал к городским бессердечным вавилонам, ибо пугался города, его заносчивости, внутреннего хаоса и черствости. «Хаос уже среди нас, - предостерегал он. - Кто потеряется в нем - тот и погиб. Кто раздвинет его, как туман, тому обеспечена вечность». Рубцов очутился на меже и не знал, в какую сторону окончательно склониться, к какой пристани причалить, куда приклонить голову, ибо шататься по России уже устал, хотелось семьи, покоя, крыши над головою, сердечной ласки, тишины, но тоскующая душа, зачарованная звездою, умоляла о дороге. Звезда предсказывала сурово и жестко, что в земных радостях ему отказано, он рожден лишь для песен. Этим внутренним разнобоем, этой душевной расхристанностью , когда к земле-матери уже невозможно вернуться (так остыл народ от нее, однажды самонадеянно отвернувшись), а впереди ничего не светит, темно, как в чреве кита, - сейчас хворает большинство русского народа. Нечем жить и 169

Рассказы о Рубиове

незачем жить - главная причина национального умирания; не недостатки денежные, не скудость хлеба насущного и прохудившиеся крыши, - но утрата идеала, коварно похищенного и пожранного «саранчою» нового времени. «Это не прежние» татары и монголы, о которых давно предупреждал Рубцов, нахлынули на Русь; эта «черная немочь», восставшая из Потьмы, куда безжалостней и губительней батыевых орд. Как говорили святые отцы: «Не бойтесь убивающих тело, но душу не могущих убить». Нынче «черная немочь», ухватившаяся жадно за власть, покусилась именно на православную душу. Отсюда тьма на русской земле и мало духовного света. Потому многие чувствуют себя «задержавашимся гостем», и это чувство временности, которое государство не хочет притушить, но лишь усугубляет, не обнадеживая будущим, не дает светильника остывающей душе, - особенно разрушает национальное сердце. Главная борьба нынче не за «хлеб наш насущный», а за душу христианскую, ибо слишком близко подпущен к ней бес в его льстивом и умильном обличьи... При жизни Рубцова еще жива была деревня, болезнь окончательного распада, деградация ее лишь намечались, смертного приговора еще мало кто ощутил; и от своего полнокровия, пусть и подточенного изнутри, она не чтила поэта, не принимала его, да и не ж елала понять, ибо не видела его хозяйской состоятельностти, умения и желания «биться» на земле, кормиться «со своих мозолистых пальцей». Так повелось издревле в крестьянстве: кто плохо кланяется земле-матери, волынит, боится нажить горб от трудов праведных, тот невольно становится изгоем для деревенского мира, презираемым, несносным, 170

Приговор

ненужным для общества, никчемным перекати-полем, обузою для близких, не понимающим крестьянского извечного дела, не хотящим плодиться, продлевать родову. Будь ты хоть семи пядей во лбу... Рубцов провидчески заявлял: «Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны»... А Никольские мужики и бабы отвечали ему с недоверием: дескать, куда тебе, синепупому... Падешь с коня, да и расшибешься оземь ни за понюшку.. Но Рубцов не колебался в своих симпатиях, всегда чтил народ, поклонялся ему, как иконе, любовался, и не мог подражать вв привычной для них «лошадиной» бесконечной работе, ибо рожден был для иного, божественного промысла, для иной, не плотской, но душевной надсады. А крестьяне Николы не понимали его особой участи, его неприкаянность, тоску и печаль принимали за блазнь, за кудесы и хворь, за обычную лень бездельного человека. Рубцов тосковал от разногласицы и сердечной глухоты к нему: «Многие меня совершенно не понимают. Пройдусь по улице босиком - я уже бескультурье. Выпью с приятелем алкоголик. Для большинства я - последний бездельник. Хотя я какой бездельник? Я тоже работаю, как и все. Но работа моя невидима никому, потому что она протекает в груди... Впрочем, я на людей нисколько не обижаюсь. Потом они станут ко мне относиться лучше, поймут, что я тоже жил не без пользы». Вот и Гета Меньшикова, милая девушка, к которой Рубцов пришел «во дворы» и стал жить, как с женой, отказалась пойти в загс, угадав в нем неукорененного человека, для которого семья - лишь тягловая лямка, ярмо тяжелое, тоска и несносимая торба, мешающая вольно бежать по миру встречь ветру. Всё скоро 171

Рассказы о Рубцове

прискучивало поэту, надоедало, мешало мыслить, чувствовать, жить стихами. Хотя и бездомность угнетала, порою унижала, с грустью, сидя в редакции, Рубцов затравленно, исподлобья наблюдал, как собираются работники по своим домам, к семье, и чувством обиженной уличной собачонки, которой некуда деться, ожидал ободрительного, ласкового слова, приглашения на ужин, на ночевую, за стол под абажуром. По неловко брошенному в го сторону взгляду, неискренней улыбке, выражению постного лица он понимал, что нынче не нужен никому, он помеха, лишние людям его стихи, гармонь, попевки; и тогда напряженно раскланивался, сдерживаясь, не вспылить, не надерзить, сразу прятался в свою скорлупу и уходил в ночь, гордо надвинув беретик на жидкие перья волос. Стыдно было, невыносимо стыдно просить денег, ибо круг близких людей был так узок, и по этому кругу приходилось обходить многажды, но когда удавалось перехватить рубль, выпивал в забегаловке с первым встречным «из своего народа», а после отправлялся к реке, и если на воле было тепло, заваливался в траву до утра... Рубцов стыдился жалости, стеснялся, что лишь из жалости снова оприютят, обогреют, как прошака, милостынщика, не разглядев его необычности, незаурядности как поэта, отмеченного перстом Божьим. Но не только от вина иль неустройства так скоро догорела его жизнь, и бессмысленно из сердечной жалости охать и предполагать, как свойственно русскому человеку: «Эх, кабы не убила Колю эта проклятая баба...» Увы, «Дербина», как орудие смерти, явилась бы в любом другом обличьи, хотя бы и катайся Рубцов как сыр в масле. Однажды он признался Сергею 172

Приговор

Багрову: «Все, казалось бы, есть: квартира, деньги, друзья, а уже надоело». - «Но почему?» - «Потому что всё было. Всё лучшее, к чему человек стремится. Любовь - была. Слава - была. Жить даже стало неинтересно». - И, помолчав с минуту, Рубцов прочитал широко известную мрачную шутку: «Надоело лежать, надоело сидеть. Надо попробовать повисеть». Я встрепенулся, почувствовав в шутке ужасное содержание: «Что ты, Коля?» - «Нет, не подумай. Я не покончу с собой. Просто я ощущаю себя на кромке обрыва. Нечего больше мне делать на этом свете. Если и буду жить, то недолго. Теперь уж никто не спасет». «А поэзия?» - «Разве только она...» Мысли о смерти, не как о вечном забвении, но как о новом необычном состоянии, после которого и придет земная слава, не отпускали Рубцова. Они придавали остроту жизни, были солью и перцем, так необходимы ми песенному стиху, повязывали слова музыкой печали, заставляли особенным, болезненным придирчивым взглядом озирать оккружающее от воробья в ветвях краснотала до таинственной ночной звезды, пристанища неведомому народу. Еще лет за семь до смерти уже виделся ему перевоз через реку Лету: ....Бесследно всё - и так легко не быть! При мне иль без меня - что нужды в том? Всё будет то ж - и вьюга так же выть, И тот же мрак, и та же степь кругом. Дни сочтены, утрат не перечесть. Живая жизнь давно уж позади, Передового нет, и я, как есть, На роковой стою очереди. 173

Рассказы о Рубцове

Да и деревня Школа, ее незабудки по межам, как гости из рая, луга в пору сеностава, - все такое милое, родное, красивое в меженную летнюю пору, зимой, полоненное снегами, становилось невыносимо тоскливым, и бродная дорога, теряющаяся в чистом поле меж снегов, ничего не вызывало в душе кроме тоски и оцепенения. Выть по-волчьи хотелось и бежать куда глаза глядят, только бы не видеть это постоянное угасание, ветшание мира, прдвещавшее неизбежный хаос. «Где церковь?Где веселые праздники? Где необычные люди? - сетовал Рубцов другу. - Но главное: в деревне оскудела душа. Измельчал человек, и стало вокруг уныло и грустно. Боюсь, что отсюда сбегу. Вероятно, в Сибирь, где еще русское не исчезло?..» Рубцов прислонялся к церкви, может, и «стоял при ее дверях», но от самой православной веры (как и большинство русского народа) был внешне далеко, хотя страх и изумление перед Богом постоянно жили в нем; только каким -то вышним гласом был однажды, еще в отроках, уведомлен, что он - человек необычный на земле, не такой, как все. И только это знание о своей гениальности, которое он и не скрывал от посторонних, вызывающее в хмельном застолье, в кругу таких же «великих» велеречивых поэтов, лишь иронию иль снисходительную улыбку, - давало крепости натуре и попускало к жизни. Как закоренелый, слабый духом пьяница находит утеху лишь на дне стакана, так и Рубцов по-настоящему жил лишь в стихах, очарованно погружаясь в их глубины, как в сладкий сон, и с неохотою вындывая в унылый серый мир, в суету сует, где надо было снова думать о пропитании бренного тела, искать ночлега, сшибать милостыньку, бегать по редакциям за копейкою, с надеждою вгляды ваясь в глаза знакомых и сыскивая там понимания, 174

Приговор

дружественности и поклонения. У Рубцова есть заметка «О гениальности». Красноречивое замечание: «Верлен написал одно прекрасное стихотаорение, которое называется «Осенняя песня», которая кстати, слабее моей. И его назвали гениальным поэтом». Эти строки не мимолетные и не случайные, но говорят лишь о ранге, в какой Рубцов себя зачислил с молодых лет. Великие поэты не давали ему покоя, он грезил их стихами, их судьбою, примеривал на себя их эполеты, мундиры, фраки, дуэли, любови; он поселил себя среди гениев России, и это место не находил случайным. Однажды Рубцов признался другу в порыве откровенности: «Нам бы вместе сойтись - Пушкин, Тютчев, Есенин, Рубцов...» Легенды о выдающемся человеке слагаются еще при жизни, и в основе их всегда лежат события. Это «изустные кирпичики», тот самый сырой природный материал, из которого народ позднее будет вылепливать любимый образ. М ихаил Павлович Еремин, преподаватель Литературного института, рассказывал мне: « «Я знал за все годы работы в институте двух истинных поэтов: Николая Рубцова и Юрия Кузнецова...Как вот с Рубцовым было... Однажды со стен общежития пропали портреты классиков. В больших рамах, как полагается, под полой мимо дежурного не вынесешь. Давай искать по комнатам. Обнаружили у Рубцова: сидит Коля пьяный, а перед ним на полу выставлены портреты, у каждого рюмка, он чокается с ними. Увидал, закричал: «Закройте дверь! Не мешайте!.. Дайте с великими писателями по душам поговорить...» И вот Николаю Рубцову - семьдесят лет. Поклонники 175

Рассказы о Рубцове

его уверяют, что видели его на змле с ангельскими крылами. Человеческая любовь безмерна - поэту достается сторицей то, чего не довелось при жизни.. ...Зима, снег вьет струи, за окнами автобуса унылые перелески, сырой чащинник, редкие деревушки. Какое, казалось бы, неудачное место для поэзии, каким сиротством, неприкаянностью залита великая русская земля, былая страна Галдария, где каждая холмушка, каждый завиток дороги, таежный распадок и озерина, за которой виднеется шатер церквушки, наполнены славной историей. Тысячи лет прокатились по Вологодчине, как один день, не оставив вроде бы видимых следов. Но духовное-то не пропадает, не источается, оно и зовет нас по следам поэта. В Спасо-Прилуцком монастыре монахи отслужили по Рубцову панихидку. По окончании службы настоятель проникновенно сказал: «Да, Николай Михайлович Рубцов в земной жизни был не без греха. Как и все мы... Но Господь простил ему все прегрешения вольные и невольные. Но Рубцов выдающийся русский поэт, он нашел верную дорогу к сердцам человеческим и повел их своими стихами по пути делания добра».

Графика художника А. Завьяловой

176

Приговор

Сергей Багров

ГЛАВНОЕ БОЖЕСТВО

Человек должен быть счастлив! Всегда! Николай Рубцов, при всей его внешне сумбурной жизни, понимал это как никто. И стремился к тем вечным красотам, какие им были воспеты в его стихах, благо тогда он только полно и жил, когда находился в горении слова. Жизнь повседневная и жизнь, рождающая шедевр. Эти две жизни стояли друг против друга, как два враждующ их стана, вызывая в душе поэта предощущение катастрофы, которую он, иронически улыбаясь, решительно отвергал, хотя, как игрок, заигрывающий со смертью, знал, что на этом свете оставлено место и для нее. Спасала поэта от катастрофы - главное его божество - родная природа и то, что он мог нести ее в сердце и радоваться, когда удавалось сказать о «грозном и прекрасном» мире все, что требовала душа. Успокоение. Слово это слишком большое, вмещает в себя не только вселенский покой, но и земные счастье с любовью. Обо всем об этом поэт многократно высказывался в стихах. А однажды летом (не помню какого года), когда мы, несколько человек - Рубцов, Коротаев, Романов, Белов, Сушинов и я, собрались у кого-то из нас на квартире, и читали по очереди книгу «Ходю», Белов сказал: - Отличная проза! Написано про китайца, а читаешь, как про себя. 177

Рассказы о Рубиове

- Именно так! - засветился Романов. - Беда за бедой колошматят этого пилигрима! А он, вопреки этим бедам, спокоен и даже весел! - Неунывающая душа! - улыбнулся Сушинов. - И у нас, - подхватил Коротаев, - сколько таких неунывающих Ходей разбросано по Руси. Живучие, как муравьи. Никакая их сила не уничтожит! И вот спрашиваю у вас: чем живут эти Ходи? - Силой своей души, - ответил Рубцов, - спокойствием духа. И еще: неумением обижаться и обижать... - Сделав паузу, Николай чуть прищурил глаза. - Хорошо бы об этом сказать стихами. - В чем же дело! - выплеснул Коротаев. - Скажи! - Непременно скажу! - согласился Рубцов. - Через книгу. Я и название ей придумал : «Успокоение». Собственно, книга почти готова. И лежит в моей голове. Остается ее записать и издать... Приблизительно так говорил Рубцов на этом застолье. И надо думать, свой замысел смело осуществлял. Мне и позднее не раз приходилось слышать от Николая: - Надо такую книгу, где бы редакторр был со мной заодно и нигде бы меня не правил. Но Рубцов не успел. Книга, в которой бы все было так, как хотелось поэту, так и не вышла. И слова поэта, что он назовет ее «Успокоением», так и остались словами. Ан нет! В моих руках книга «Николай Рубцов». Автор ее - Тамара Данилова. Вот что она сообщает: «В Вологодском архиве в рубцовском фонде среди других материалов и документов хранится листок, на котором рукой самого Рубцова написаны (и пронумерованы) названия тридцати девяти стихотворений с общим заголовком «Успокоение». Повидимому, это проект несостоявшегося сборника стихов. Сегодня, когда жизнь поэта в некоторой степени 178

Приговор

изучена, не приходится удивляться, что он так и не смог выпустить ни одной своей книги в желаемом виде. По всем его прижизненным изданиям прошлась рука редакторов, которые по своему усмотрению подбирали и расставляли стихи. Отдавая дань уважения Великому Поэту России, мы считаем своим долгом издать сборник стихотворений Николая Рубцова в задуманном поэтом виде». Спасибо петербургской женщине, истинному исследователю поэзии нашего знаменитого земляка за это открытие и подтверждение того, что Рубцов и после жизни остается для нас действующим поэтом. Вот как объясняет Тамара Валентиновна это емкое слово: «Успокоение - это достижение единства и гармонии с Природой, с мирозданием (с космосом, как сейчас говорят), это счастливые моменты, когда человеком овладевает ощущение цельности и полноты жизни! При этом отступает и боль душ евная, и тревоги сиюминутные пропадают, наполняется душа человека силой и красотой, взлетает дух человеческий вольным соколом». И еще: «Единство с Божественной Природой - основа поэзии Николая Рубцова, основа жизни поэта. Он жил в Природе, она - в нем. Все во всем. Вот Божественная суть жизни наших предков. Единство с Природой - это не только проживание на природе, скажем, в сельской местности, это и следование ее Законам (законам Рода, Сварога), что предполагает их Знание, (то ли утраченное в связи с принятием христианства на Руси, то ли так и не успевшее стать законом жизни наших предков?). Гениальному Рубцову было дано понимание души и языка Природы, души мироздания. 179

Рассказы о Рубцове

Если и бывал он в повседневной жизни, которая ставила перед ним сложнейшие и неразрешимые силами отдельно взятого человека проблемы, раздраж ительны м или колючим, то на природе совершенно преображался, не просто отдыхал, весь высветлялся, сливался с окружающим миром, душе его «сходило УСПОКОЕНИЕ».

180

Приговор

Николай

РУБЦОВ

УСПОКОЕНИЕ (Приводится два варианта наваний стихотво рений. Вверху листа - название дано Николаем Рубцовым. В середине - редакторами известных изданий).

181

Рассказы о Рубцове

1. ЗА ОКОНЦЕМ

ie ie ie

Уединившись за оконцем, Я с головой ушел в труды! В окно закатывалось солнце, И влагой веяли пруды... Как жизнь полна! Иду в рубашке, А ветер дышит все живей, Журчит вода, цветут ромашки. На них ложится тень ветвей. И так легки былые годы, Как будто лебеди вдали На наши пастбища и воды Летят со всех сторон земли! И снова в чистое оконце Покоить скромные труды Ко мне закатывалось солнце И влагой веяли пруды...

182

Приговор

2. ЖАРА

ЖАРА Всезнающей, вещей старухе И той не уйти от жары. И с ревом проносятся мухи, И с визгом снуют комары. И жадные липнут букашки, И лютые оводы жгут, И жалобно плачут барашки, И лошади, топая, ржут. И что-то творится с громилой, С быком племенным! И взгляни С какою-то дьявольской силой Все вынесут люди одни! И строят они, и корежат, Повсюду их сила и власть. Когда и жара изнеможет. Гуляют еще, веселясь!..

183

Рассказы о Рубцове

3. ТАКОВЫ ЛЕСА

***

Саппоги мои - скрип да скрип Под березою, Сапоги мои - скрип да скрип Под осиною, И под каждой березой - гриб, Подберезовик, И под каждой осиной - гриб, Подосиновик! Знаешь, ведьмы в такой глуши Плачут жалобно. И чаруют они, кружа, Детским пением, Чтоб такой красотой в тиши Все дышало бы, Будто видит твоя душа сновидение. И закружат твои глаза Тучи плавные Да брусничных глухих трясин Лапы, лапушки... 184

Приговор

Таковы на Руси леса Достославные, Таковы на лесной Руси Сказки бабушки. Эх, не ведьмы меня свели С ума-разума песней сладкою Закружило меня от села вдали Плодоносное время Краткое... Сапоги мои - скрип да скрип Под березою, Сапоги мои - скрип да скрип Под осиною, И под каждой березой - гриб, Подберезовик, И под каждой осиной - гриб, Подосиновик...

185

Рассказы о Рубцове

4. РОДНАЯ ДЕРЕВНЯ

РОДНАЯ ДЕРЕВНЯ Хотя проклинает проезжий Дороги моих побережий, Люблю я деревню Николу, Где кончил начальную школу! Бывает, что пылкий мальчишка За гостем приезжим по следу В дорогу торопится слишком: - Я тоже отсюда уеду! Среди удивленных девчонок Храбрится, едва из пеленок: - Ну что по провинции шляться? В столицу пора отправляться! Когда ж повзрослеет в столице, Посмотрит на жизнь за границей, Тогда он оценит Николу, Где кончил начальную школу... 186

Приговор

5. ЦВЕТЫ

ЦВЕТЫ

По утрам умываясь росой, Как цвели они! Как красовались! Но упали они под косой, И спросил я: - А как назывались? И мерещилось многие дни Что-то тайное в этой развязке: Слишком грустно и нежно они Назывались - «анютины глазки».

187

Рассказы о Рубцове

6. УВЯДШИЕ ЦВЕТЫ

ЦВЕТОК И НИВА

Цветы! Увядшие цветы! Как вас водой болотной хлещет, Так с бесприютной высоты На нас водой холодной плещет. А ты? По-прежнему горда? Или из праздничного зала На крыльях в прошлые года Твоя душа летать устала? И неужели, отлюбя, Уж не волнуешься, как прежде, Бежишь домой, а на тебя Водой холодной с неба плещет? Сырое небо, не плещи Своей водою бесприютной! И ты, сорока, не трещи О нашей радости минутной! Взойдет любовь на вечный срок, Душа не станет сиротлива. Неувядаемый цветок! Неувядаемая нива! 188

Приговор

7. ПО ВЕЧЕРАМ

ПО ВЕЧЕРАМ

С моста идет дорога в гору. А на горе - какая грусть! Лежат развалины собора, Как будто спит былая Русь. Былая Русь! Не в те ли годы Наш день, как будто у груди Был вскормлен образом свободы, Всегда мелькавшей впереди! Какая жизнь отликовала, Отгоревала, отошла! И все ж я слышу с перевала, Как веет здесь, чем Русь жила. Все так же весело и властно Здесь парни ладят стремена, По вечерам тепло и ясно, Как в те былые времена... 189

Рассказы о Рубцове

8. В ОБИТЕЛИ ПРИРОДЫ

* **

В святой обители природы, В тени разросшихся берез Струятся омутные воды И раздается скрип колес. Прощальной дымкою повиты Старушки избы над рекой. Незабываемые виды! Незабываемый покой! Усни, могучее сознанье! Но слишком явственно во мне Вдруг отзовется увяданье Цветов, белеющих во мгле. И неизвестная могила Под небеса уносит ум, А там - полночные светила Наводят много-много дум... 190

Приговор

9. ДУША ХРАНИТ

ДУША ХРАНИТ

Вода недвижнее стекла. И в глубине ее светло. И только щука, как стрела, Пронзает водное стекло. О, вид смиренный и родной! Березы, избы по буграм и, отраженный глубиной, Как сон столетний, божий храм. О, Русь - великий звездочет! Как звезд не свергнуть с высоты, Так век неслышно протечет, Не тронув этой красоты, Как будто древний этот вид Раз навсегда запечатлен В душе, которая хранит Всю красоту былых времен... 191

Рассказы о Рубцове

10. ВСТРЕЧА

ВСТРЕЧА

- Как сильно изменился ты! Воскликнул я. И друг опешил. И стал печальней сироты... Но я, смеясь, его утешил: - Меняя прежние черты, Меняя возраст, гнев и милость, Не только я, не только ты, А вся Россия изменилась!..

192

Приговор

11. ВСТРЕЧА (второе)

***

А между прочим, осень на дворе. Ну что ж, я вижу это не впервые. Скулит собака в мокрой конуре, Залечивая раны боевые. Бегут машины, мчатся напрямик И вдруг с ухаба шлепаются в лужу, Когда, буксуя, воет грузовик, Мне этот вой выматывает душу. Кругом шумит холодная вода, И все кругом расплывчато и мглисто. Незримый ветер, словно в невода, Со всех сторон затягивает листья... Раздался стук. Я выдернул засов. Я рад обняться с верными друзьями. Повеселились несколько часов, Повеселились с грустными глазами... Когда в сенях опять простились мы, Я первый раз так явственно услышал, Как о суровой близости зимы Тяжелый ливень жаловался крышам. Прошла пора, когда в зеленый луг Я отворял узорное оконце И все лучи, как сотни добрых рук, Мне по утрам протягивало солнце... 193

Рассказы о Рубиове

12. КОГДА ДУШЕ МОЕЙ

В ГЛУШИ Когда душе моей Сойдет успокоенье С высоких, после гроз, Немеркнущих небес, Когда душе моей Внушая поклоненье, Идут стада дремать Под ивовый навес, Когда душе моей Земная веет святость, И полная река Несет небесный свет, Мне грустно оттого, Что знаю эту радость Лишь только я один: Друзей со мною нет...

194

Приговор

13. ИВА

ИВА

Зачем ты, ива, вырастаешь Над судоходною рекой И волны мутные ласкаешь, Как будто нужен им покой? Преград не зная и обходов, Бездумно жизнь твою губя, От проходящих пароходов Несутся волны на тебя! А есть укромный край природы, Где под церковною горой В тени мерцающие воды С твоей ласкаются сестрой...

195

Рассказы о Рубиове

14. СВЕТЛЫЙ ПОКОЙ

НА ОЗЕРЕ

Светлый покой Опустился с небеес И посетил мою душу! Светлый покой, Простираясь окрест, Воды объемлет и сушу... О, этот светлый Покой-чародей! Очарованием смелым Сделай меж белых Своих лебедей Черного лебедя - белым!

196

Приговор

15. В КРАЮ ЛЕСОВ, ПОЛЕЙ

ПРОЩАЛЬНЫЙ КОСТЕР

В краю лесов, полей, озер Мы про свои забыли годы. Горел прощальный наш костер, Как мимолетный сон природы... И ночь, растраченная вся На драгоценные забавы, Редеет, выше вознося Небесный купол, полный славы. Прощай, костер! Прощайте все, Кто нынче был со мною рядом, Кто воздавал земной красе Почти молитвенным обрядом... Хотя доносятся уже Сигналы старости грядущей, Надежды, скрытые в душе, Светло восходят в день цветущий. Душа свои не помнит годы, Так по-младенчески чиста, Как говорящие уста Нас окружающей природы... 197

Рассказы о Рубцове

16. ЗАХЛЕБНУЛОСЬ ПОЛЕ

ОСТРОВА СВОИ ОБОГРЕВАЕМ

Захлебнулось поле и болото Дождевой водою - дождались! Прозябаньем, бедностью, дремотой Все объято - впадины и высь! Ночь придет - родимая окрестность, Словно в омут, канет в темноту! Темнота, забытость, неизвестность У ворот как стража на посту. По воде, качаясь, по болотам Бор скрипучий движется, как флот! Как же мы, отставшие от флота, Коротаем осень меж болот? Острова свои обогреваем И живем без лишнего добра, Да всегда с огнем и урожаем, С колыбельным пеньем до утра... Не кричи так жалобно, кукушка, Над водой, над стужею дорог! Мать России целой - деревушка, Может быть, вот этот уголок... 198

Приговор

17. ЖУРАВЛИ

ЖУРАВЛИ

Меж болотных стволов красовался восток огнеликий... Вот наступит октябрь - и покажутся вдруг журавли! И разбудят меня, позовут журавлиные крики Над моим чердаком, над болотом, забытым вдали... Широко по Руси предназначенный срок увяданья Возвещают они, как сказание древних страниц. Все, что есть на душе, до конца выражает рыданье И высокий полет этих гордых прославленных птиц. Широко на Руси машут птицам согласные руки. И забытость болот, и утраты знобящих полей Это выразят все, как сказанье, небесные звуки. Далеко разгласит улетающий плач журавлей... Вот летят, вот летят... Отворите скорее ворота! Выходите скорей, чтоб взглянуть на высоких своих! Вот замолкли - и вновь сиротеет душа и природа Оттого, что - молчи! - так никто уж не выразит их...

199

Рассказы о Рубцове

18. В ИЗБЕ

В ИЗБЕ

Стоит изба, дымя трубой, Живет в избе старик рябой, Живет за окнами с резьбой Старуха, гордая собой, И крепко, крепко в свой предел Вдали от всех вселенских дел Вросла избушка за бугром Со всем семейством и добром! И только сын заводит речь, Что не желает дом стеречь, И все глядит за перевал, Где он ни разу не бывал...

200

Приговор

19. ДУША

ФИЛОСОФСКИЕ СТИХИ

За годом год уносится навек, Покоем веют старческие нравы, На смертном ложе гаснет человек В лучах довольства полного и славы! К тому и шел! Страстей своей души Боялся он, как буйного похмелья. - Мои дела ужасно хороши! Хвалился с видом гордого веселья. Последний день уносится навек... Он слезы льет, он требует участья, Но поздно понял, важный человек, Что создал в жизни ложный облик счастья! Значенье слез, которым поздно течь, Не передать - близка его могила, И тем острее мстительная речь, Которою душа заговорила... Когда над ним, угаснувшим навек, Хвалы и скорби голос раздавался, «Он умирал, как жалкий человек!» Подумал я, и вдруг заволновался: «Мы по одной дороге ходим все. Так думал я. - Одно у нас начало, 201

Рассказы о Рубцове

Один конец. Одной земной красе В нас поклоненье свято прозвучало! Зачем же кто-то, ловок и остер, Простите мне, - как зверь в часы охоты, Так устремлен в одни свои заботы, Что он толкает братьев и сестер?!» Пускай всю жизнь душа меня ведет! - Чтоб нас вести, на то рассудок нужен! - Чтоб мы не стали холодны, как лед, Живой душе пускай рассудок служит! В душе огонь - и воля, и любовь! И жалок тот, кто гонит эти страсти, Чтоб гордо жить, нахмуривая бровь, В лучах довольства полного и власти! - Как в трех соснах, блуждая и кружа, Ты не сказал о разуме ни разу! - Соединясь, рассудок и душа Даруют нам - светильник жизни - разум! Когда-нибудь ужасной будет ночь. И мне навстречу злобно и обидно Такой буран засвищет, что невмочь, Что станет свету белого не видно! Но я пойду! Я знаю наперед, Что счастлив тот, хоть с ног его сбтвает, Кто все пройдет, когда душа ведет, И выше счастья в жизни не бывает! Чтоб снова силы чуждые, дрожа, Все полегли и долго не очнулись, Чтоб в смертный час рассудок и душа, Как в этот раз, друг другу улыбнулись... 202

Приговор

20. ВЕНЕРА

ВЕНЕРА

Где осенняя стужа кругом Вот уж первым ледком прозвенела, Там любовно над белым прудом Драгоценная блещет Венера!.. Жил однажды прекрасный поэт, Да столкнулся с ее красотою. И душа, излучавшая свет, Долго билась с прекрасной звездою! Но Венеры играющий свет Засиял при своем приближенье, Так, что бросился в воду поэт И уплыл за ее отраженьем... Старый пруд забывает с трудом, Как боролись прекрасные силы, Но Венера над бедным прудом Доведет и меня до могилы! Да еще в этой зябкой глуши Вдруг любовь моя - прежняя вера Спать не даст, как вторая Венера В небесах возбужденной души! . 203

Рассказы о Рубцове

21. АЛЕНЬКИЙ ЦВЕТОЧЕК

АЛЕНЬКИЙ ЦВЕТОК

Домик моих родителей Часто лишал я сна. - Где он опять, не видели? Мать без того больна. В зарослях сада нашего Прятался я как мог. Там я тайком выращивал Аленький свой цветок. Этот цветочек маленький Как я любил и прятал! Нежил его, - вот маменька Будет подарку рада! Кстати его, некстати ли Вырастить все же смог... Нес я за гробом матери Аленький свой цветок.

204

Приговор

22. ПРИРОДА

ПРИРОДА

Звенит, смеется, как младенец. И смотрит солнышку вослед. И меж домов, берез, поленниц Горит, струясь, небесный свет. Как над заплаканным младенцем, Играя с нею, после гроз Узорным чистым полотенцем Свисает радуга с берез. И сладко, сладко ночью звездной Ей снится дальний скрип телег... И вдруг разгневается грозно, Совсем как взрослый человек! Как человек богоподобный, Внушает в гибельной борьбе Пускай не ужас допотопный, Но поклонение себе!..

205

Рассказы о Рубцове

23. ГРОЗА

ВО ВРЕМЯ ГРОЗЫ

Внезапно небо прорвалось С холодным пламенем и громом! И ветер начал вкривь и вкось Качать сады за нашим домом. Завеса мутного дождя Заволокла лесные дали. Кромсая мрак и бороздя, На землю молнии слетали! И туча шла гора горой! Кричал пастух, металось стадо, И только церковь под грозой Молчала набожно и свято. Молчал, задумавшись, и я, Привычным взглядом созерцая Зловещий праздник бытия, Смятенный вид родного края. И все раскалывалась высь, Плач раздавался колыбельный, И стрелы молний все неслись В простор тревожный, беспредельный 206

Приговор

24. ПОСЛЕ ГРОЗЫ

ПОСЛЕ ГРОЗЫ

Ночью я видел: Ломались березы! Видел: метались цветы! Гром, рассылающий Гибель и слезы, Всех настигал с высоты! Как это странно И все-таки мудро: Гром роковой перенесть, Чтоб удивительно Светлое утро Встретить, как светлую весть! Вспыхнул светящийся Солнечный веер. Дышат нектаром цветы, Влагой рассеянной Озеро веет, Полное чистой воды!

207

Рассказы о Рубцове

25. СЛУХИ

КОГО ОБИДЕЛ?

В мое окно проникли слухи. По чистой комнате моей Они проносятся, как мухи, Я сам порой ношусь по ней! И вспомнил я тревожный ропот Вечерних нескольких старух. Они, они тогда по тропам Свой разнесли недобрый слух! - Ему-то, люди, что здесь надо? Еще утащит чье добро! Шумели все, как в бурю стадо... И я бросал свое перо. Есть сердобольные старушки С душою светлою, как луч! Но эти! Дверь своей избушки Хоть запирай от них на ключ! Они, они , - я это видел! Свой разнесли недобрый слух, О Русь! Кого я здесь обидел? Не надо слушать злых старух... 208

Приговор

26. НА РЕКЕ НА РЕКЕ СУХОНЕ

Много серой воды, много серого неба, И немного пологой нелюдимой земли, И немного огней вдоль по берегу... Мне бы Снова вольным матросом Наниматься на корабли! Чтоб с веселой душой Снова плыть в неизвестность, Может, прежнее счастье мелькнет впереди!.. Между тем, не щадят Эту добрую местность, Словно чья-нибудь месть, проливные дожди. Но на той стороне под всемирным потопом Притащилась на берег Видно, надо - старушка с горбом, Но опять мужики на подводе примчались галопом И с телегой, с конями Взгромоздились опять на паром. Вот, я думаю, стать волосатым паромщиком мне бы! Только б это избрать, как другие смогли, Много серой воды, много серого небе. И немного пологой родимой земли, И немного огней вдоль по берегу... 209

Рассказы о Рубцове

27. СЕНТЯБРЬ

СЕНТЯБРЬ

Слава тебе, поднебесный Радостный краткий покой! Солнечный блеск твой чудесный С нашей играет рекой, С рощей играет багряной, С россыпью ягод в сенях, Словно бы праздник нагрянул На златогривых конях! Радуюсь громкому лаю, Листьям, корове, грачу, И ничего не желаю. И ничего не хочу! И никому не известно То, что с зимой говоря, В бездне таится небесной Ветер и грусть октября...

210

Приговор

28. ДУЭЛЬ

ДУЭЛЬ

Напрасно дуло пистолета Враждебно целилось в него: Лицо великого поэта Не выражало ничего! Уже давно, как в божью милость, Он молча верил В смертный рок. И сердце Лермонтова билось, Как в дни обыденных тревог. Когда же выстрел грянул мимо (Наверно, враг Не спал всю ночь!), Поэт зевнул невозмутимо И пистолет отбросил прочь...

211

Рассказы о Рубцове

29. ПУШКИН

О ПУШКИНЕ

Словно зеркало русской стихии, Отстояв назначенье свое, Отразил он всю душу России! И погиб, отражая ее...

212

Приговор

30. КЕДРИН

ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ

Был целый мир зловещ и ветрен, Когда один в осенней мгле В свое жилище Дмитрий Кедрин Спешил, вздыхая о тепле... Поэт, бывало, скажет слово В любой компании чужой, Его уж любят, как святого, Кристально чистого душой. О, как жестоко в этот вечер Сверкнули тайные ножи! И после этой страшной встречи Не стало кедринской души. Но говорят, что и во прахе Он все вставал над лебедой, Его убийцы жили в страхе, Как будто это впрямь святой. Как будто он во сне являлся И так спокойно, как никто, Смотрел на них и удивлялся, Как перед смертью: - А за что? 213

Рассказы о Рубиове

31. ТЮТЧЕВ

ПРИЕЗД ТЮТЧЕВА

Он шляпу снял, чтоб поклониться Старинным русским каланчам... А после дамы всей столицы О нем шептались по ночам. И офицеры в пыльных бурках Потом судили меж равнин О том, как в залах Петербурга Блистал приезжий дворянин. А он блистал, как сын природы, Играя взглядом и умом, Блистал, как летом блещут воды, Как месяц блещет над холмом! И сны Венеции прекрасной, И грустной родины привет Все отражалось в слове ясном И поражало высший свет.. 214

Приговор

32. ЕСЕНИН

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН

Слухи были глупы и резки. Кто такой, мол, Есенин Серега, Сам суди: удавился с тоски Потому, что он пьянствовал много. Да, недолго глядел он на Русь Голубыми глазами поэта. Но была ли кабацкая грусть? Грусть, конечно, была... Да не эта! Версты все потрясенной земли, Все земные святыни и узы Словно б нервной системой вошли В своенравность есенинской музы! Это муза из прошлого дня. С ней люблю, негодую и плачу. Много значит она для меня, Если сам я хоть что-нибудь значу.

215

Рассказы о Рубиове

33. гоголь

ОДНАЖДЫ

Однажды Гоголь вышел из кареты На свежий воздух. Думать было лень. Но он во мгле увидел силуэты Полузабытх тощих деревень. Он пожалел безрадостное племя, Оплакал детства светлые года, Не смог представить будущее время И произнес: - Как скучно, господа!

’ Вариант:. - Потом представил будущее время -

216

Приговор

34. В ГОРНИЦЕ

В ГОРНИЦЕ В горнице моей светло. Это от ночной звезды. Матушка возьмет ведро, Молча принесет воды... Красные цветы мои В садике завяли все. Лодка на речной мели Скоро догниет совсем. Дремлет на стене моей Ивы кружевная тень, Завтра у меня под ней Будет хлопотливый день! Буду поливать цветы, Думать о своей судьбе, Буду до ночной звезды Лодку мастерить себе... 217

Рассказы о Рубиове

35. НАД ВЕЧНЫМ ПОКОЕМ

НАД ВЕЧНЫМ ПОКОЕМ

Рукой раздвинув темные кусты, Я не нашел и запаха малины, Но я нашел могильные кресты, Когда ушел в малинник за овины... Там фантастично тихо в темноте, Там одиноко, боязно и сыро, Там и ромашки будто бы не те Как существа уже иного мира. И так в тумане омутной воды Стояло тихо кладбище глухое, Таким все было смертным и святым, Что до конца не будет мне покоя. И эту грусть, и святость прежних лет Я так любил во мгле родного края, Что я хотел упасть и умереть И обнимать ромашки, умирая... Пускай меня за тысячу земель Уносит жизнь! Пускай меня проносит По всей земле надежда и метель, Какую кто-то больше не выносит! Когда ж почую близость похорон, Приду сюда, где белые ромашки, Где каждый смертный свято погребен В такой же белой горестной рубашке... 218

Приговор

36. НОЧЬ НА ПЕРЕВОЗЕ

НОЧЬ НА ПЕРЕВОЗЕ

Осень кончилась сильный ветер Заметает ее следы! И грустит, как живой, и долго Помнит свой сенокосный рай Высоко над рекой, под елкой, Полусгнивший пустой сарай... От безлюдья и мрака хвойных Побережий, полей, болот Мне мерещится в темных волнах Затонувший какой-то флот. И один во всем околотке Выйдет бакенщик-великан И во мгле промелькнет на лодке, Как последний из могикан...

219

Рассказы о Рубиове

37. ТИХАЯ РОДИНА

ТИХАЯ МОЯ РОДИНА В.

Белову

Тихая моя родина! Ивы, река, соловьи... Мать моя здесь похоронена В детские годы мои. - Где же погост? Вы не видели? Сам я найти не могу. Тихо ответили жители: - Это на том берегу. Тихо ответили жители, Тихо проехал обоз. Купол церковной обители Яркой травою зарос. Там, где я плавал за рыбами, Сено гребут в сеновал: Между речными изгибами Вырыли люди канал. Тина теперь и болотина, Там, где купаться любил... Тихая моя родина, Я ничего не забыл. Новый забор перед школою, Тот же зеленый простор. Словно ворона веселая, Сяду опять на забор. Школа моя деревянная!.. Время придет уезжать Речка за мною туманная Буцет бежать и бежать. С каждой избою и тучею, С громом, готовым упасть, Чувствую самую жгучую, Самую смертную связь.

220

Приговор

38. ПАСХА

ПРОМЧАЛАСЬ ТВОЯ ПОРА

Пасха под синим небом, С колоколами и сладким хлебом, С гульбой посреди двора, Промчалась твоя пора! Садились ласточки на карниз, Взвивались ласточки в высоту... Но твой отвергнутый фанатизм Увлек с собою и красоту. О чем рыдают, о чем поют Твои последние колокола? Тому, что было, не воздают И не горюют, что ты была. Пасха под синим небом, С колоколами и сладким хлебом, С гульбой посреди двора, Промчалась твоя пора!..

221

Рассказы о Рубцове

39. ЕСТЬ ПОРА

СЛЕЗ НЕ ЛЕЙ...

Есть пора - души моей отрада: Зыбко все, но зелено уже! Есть пора осеннего распада, Это тоже родственно душе. Грязь кругом, а тянет на болото, Дождь кругом, а тянет на реку, И грустит избушка между лодок На своем ненастном берегу. Облетают листья, уплывают Мимо голых веток и оград... В эти дни дороже мне бывают И дела, и образы утрат. Слез не лей над кочкою болотной Оттого, что слишком я горяч, Вот умру - и стану я холодный, Вот тогда, любимая, поплачь!

222

Приговор

Книги о Николае Рубцове:

2004 год: Александр Колесов «Божий промысел» Нинель Старичкова «Наедине с Рубцовым» 2005 год: JI. Молчанова «По Рубцовским местам Вологды» Владимир Кудрявцев «Школа моя деревянная» Майя Полётова «Пусть душа останется чиста» Сергей Вакомин «Свет надежды» Виктор Бараков «Отчизна и воля» Юрий Кириенко-Малюгин « Новая дорога к Рубцову» Сергей Лагерев «Душа хранит» В.А. Притчина, С.А. Тихомиров «Исследования о жизни и творчестве Николая Рубцова» Сергей Багров «Россия, Родина, Рубцов» 2006 год: Любовь Федунова «Жизнь-тропинка» Тамара Данилова «Рубцов» А.В. Потапова «Разбойник Ляля...»

223

Рассказы о Рубцове

СОДЕРЖАНИЕ Сергей Багров. Высшее состояние...................... 3 Сергей Чухин. До последнего дня........................7 Василий Елесин. Переплетенные дороги........21 Анатолий Мартюков. Воскресные цветы.......59 Николай Голицын. Вечер в Холмогорах......... 98 Евгений Иванишкин. Приговор...................... 100 Юрий Пономарев. Сквозь туман.................... 106 Алексей Шилов. Последняя встреча..............110 Феликс Кузнецов. Соседи по детству............. 113 Татьяна Решетова. Сколько лет пронеслось118 Николай Шантаренков. Рубцов + Таня........ 130 Ирина Рычкова. История фотографии......... 133 Валентина Притчина. Тотемский студент....136 Александр Кузнецов. Прародина.................... 146 Сергей Виноградов. Старшая сестра............. 151 Елена Рубцова. Мой отец....................................160 Вл. Личутин. Грустная сторона славы.......... 167 Сергей Багров. Главное божество.................... 177 Николай Рубцов. Успокоение............................181

Редактор-составитель С.П. Багров Использованы фотографии Ар. Кузнецова, Ал. Кузнецова, С. Багрова., В. Брамфилда, Ю. Пономарева, П. Филева, М. Арсентьевой. Сдано в набор 27.01.07 г. Подписано в печать 12..02.07 г. Формат 60x84/16. Бумага листовая для офисной техники. Усл.п.лЛЗ.ЗО. Тираж ЗООэкз.

224