Созвездте тотьма форт росс by Тотемская Библиотека

Созвездие «Тотьма-Форт Росс»

Москва, 2001

ВЛАДИМИР КОЛЫЧЕВ

Памяти моей мамы, Аппопинарии Александровны Колычевой (Баландиной)

Созвездие «Тотьма-Форт Росс»

Москва, 2001

Автор признателен жене Ольге и сыну Олегу за самоотверженную помощь и участие в создании сборника, а также благодарит за помощь в подготовке сборника к печати Татьяну Гирич.

Ждем Ваших отзывов по адресу: Россия, 107066, Москва, Токмаков пер., д.21 “Московское историко-просветительское общество “Русская Америка’’, В. Г. Колычеву тел. (095) 261-41-06, (095) 917-10-44. E-mail: russianamerica@yandex.ru

В ТОТЫИУ Дороги прямая стрела Уходит в поднебесье клином. Серебряной нитью легла По вечным полям и равнинам. Сквозь серую дымку дождя Автобус, газуя, несется, И взлетная полоса Дороги вот-вот оборвется. Гудит у машины мотор. С очередного разбега Взлетает на серый угор, Взмывает в бездонное небо. Вдали золотятся кресты, Полей золотая солома. Еще пролететь полверсты... О, Боже!.. Я — в Тотьме, я — дома.

СПАСО-СУМОРИН МОНАСТЫРЬ (в лето 2000 Р.Х.)

Жарко... Желтый шмель жужжит Над цветком чертополоха. Жарко... Отчего ж дрожит Под мохнатой шубкой кроха? Лампа солнца высоко, Нет спасения от тени. Монастырских стен покой, Обветшалые ступени. Птиц не слышно над рекой, А с утра — такое пенье... Как застывшее стекло Сонной Ковды отраженье Под светилом громоздясь, Облака от жара пухнут. Ночью тяжестью дождя На кресты и крыши рухнут. Будет молния сверкать, Грозно гром над речкой грохать. Будет шмель во сне летать Над цветком чертополоха.

С ВАМИ... Дорогой Осовской Вере Васильевне, директору Тотемского дома пионеров

Вера Васильевна!.. Сколько же лет, — Спросите Вы — не встречались? Вы нас простите за странный ответ: С Вами не расставались.

Если б однажды собрались мы в круг, И как один замолчали... Сколько б увидели в наших глазах Радости и печали.

СОЗВЕЗДИЕ “ТОТЫИА-ФОРТ РОСС”

Станислав Михайлович Зайцев... Распустилась над Тотьмой заря. Почему так случилося, братцы, Что сорвало твои якоря? И корабль твой носило по свету, Кораблем — старый письменный стол. Словно флаг компанейскую ленту Крепко держит двуглавый орел. Паруса — клочья белой бумаги, Ну, а ручка — потертый штурвал. И по картам великих открытий Тайны Тотьмы родной раскрывал. В белом камне церковный орнамент Воспевал мореходов-купцов По-над храмами-кораблями Словно мачты — распятья крестов. По волнам, скрывшим след мореходов, Ты ушел в свой последний поход, Возлюбив океана свободу, Парусов бесконечный полет. Твое судно летело как птица, Вдоль Аляски седых берегов. 6

Воскресали виденья и лица — Очертанья минувших веков. И все ближе земля Калифорния И форт Росс — друг бессонных ночей. Форт Росс — в американской симфонии Златодревый орган тотьмичей. Над заливом медведица бродит Переливом разбуженных звезд. Там далёко, в полунощном мире, Есть созвездие "Тотьма-Форт Росс". Но кому вещий колокол плачет, Нарушая покой здешних мест? Станислав Михайлович Зайцев. Сохрани нашу Тотьму с небес.

КАМУШКИ Опичке

Между нами пробежала кошка. Почему, мне до сих пор не ясно. Загорелся свет в твоем окошке, А в моем, наоборот, погасло. Может, я сказал дурное слово, Или, может, невпопад ответил, Но тебя вдруг подменили словно, Словно пролетел холодный ветер. Вспыхнул ярко свет в твоем окошке, Но закрыта плотно занавеска. Я бросаю камушки с дорожки, На сигнал мой жду от милой вести. Стукнет камушек, и екнет сердце, Отзовется ли моя зазноба? На меня сурово смотрит месяц, А меня то в жар, то до озноба. Может, ты заснула крепко с книжкой, Или слушаешь, не отрываясь, плеер? И к чему теперь твое затишье Целый вечер, целый вечер, целый вечер...

Подойди, открой скорей окошко, Отодвинь в сторонку занавеску. Освети в моей душе потемки, Камешку в ладони, сердцу тесно.

НА МАСЛЕНИЦУ Феликсу Феодосьевичу Кузнецову

Стынет солнца опахало... Отогреться бы чуть-чуть. Двести верст уж отмахали, И на Тотьму держим путь. В Тотьме ждет с блинами чаша. С Тотьмой встречи ждет душа. Но бегут лошадки наши По морозцу не спеша. Ближе, ближе к Тотьме сани, Колокольчик веселит. Поворот к деревне Задней, И явился чудный вид. Как на скатерти на чистой, Как на блюдечке с каймой — Город в дымке серебристой Под бездонной синевой. Купола вдали блистают. Золоченые кресты — В небесах свечою тают Освященные персты. И поддужный колоколец, Беспокойный балагур, Отозвался гласом звонниц, ю

Эхом тотемских околиц, Обертоном верхотур... И хоть лошади устали, Вдруг взялись во весь опор, И летят уж сани сами С ходу в Савинский угор.. Здравствуй, Тотьма! — Друг старинный. Деревянные дома! Без тебя к свет не милый, Жизнь без Тотьмы — Это тьма. У тебя житье не слаще. Этот край — совсем не рай. Чем же ты меня так манишь, Греешь чем, суровый край? Вновь и вновь тебя обрящу, То в мольбе, то невзначай. За околицу почаще Выходи, меня встречай. ...И дышать на взлете легче: Вот и Тотьма — наш приют. В каждом доме топят печи, И блины с утра пекут... 11

ДЕНЬ ИСТОРИИ С благодарностью Н.Н. и П.Л. Шебалиным, Н. И. Рокитянскому. (Сан-Франциско, Калифорния, США)

Ее Величество Всемирная история Форт Росс и Тотьму породнила навека: На берегах далекой Калифорнии Есть крепость русская и Русская река. Отечество родимое прославил Иван Кусков — из Тотьмы мещанин. К земле незнамой корабли направил, Трехцветный флаг с орлом установил. Здесь в тысьча восемьсот двенадцатом году, Когда французы грезили Москвою, Стучали топоры под шум прибоя, И пушки Росса отдавали честь труду. За песней русскою сливались голоса. Росс сеял хлеб, растил своих детей. И ветер дул попутный в паруса, Построенных на верфях кораблей. Так "заводилась по-маленьку Русь”, Но вслед за солнцем отправляя корабли Домой, в Россию...поселялась грусть На берегах разбуженной земли.

Прошли года. По мачте до верхушки, Как прежде, флаг взлетает в небеса. Звонят колокола, стреляют пушки, И дым от выстрела уносит за леса. Сей "дым Отечества и сладок и приятен” И горек он порою, ест глаза. В Великий океан, что держит Росс в объятьях, Стекает Русской речки чистая слеза.

РЕЙС № 1916, АНКОРИДЖ-ФЕРБЕНКС Посвящаю John Van Oudenaren, Организатору Международной, конференции "Встреча на границе", в г. Фербенкс, Аляска (17— 19 мая, 2001 года)

Не верю глазам своим — сказка, Эхо моторов в груди, Под брюхом у “Дельты” — Аляска, Внизу, километрах в шести. И в иллюминатор пялюсь я, Сплющив пытливый лоб. Господня, здравствуй, Алясочка! Кто бы подумать мог... По курсу — река, извиваясь, Длинный и желтый змей. Как "S" на 7.2 млн. баксов — “Выручке” русских царей. Джон пальцем проводит по карте, "Сухона", — читаю за ним. “О, net”, — Джон, смеясь, поправляет: "Sustina" — indian name”. На смех наш спешит стюардесса: "You coffee, please, or tea?" "За экипаж Вашего рейса Возможно ли джин принести?" 14

Джон смотрит на нас восхищенно, Ее переводит слова: "Володя, хозяйка салона Для Вас принесет самовар!" Но что там, над гор вереницей? Какой фантастический вид! Огромная белая птица — Из Каргополя? — парит. Мак-Кинли — снега вековые, Вершина плывет в синеве, И склонов широкие крылья Чудь-птицу напомнили мне. Я видел Мак-Кинли на фото... В году девяносто шестом Влад Яночкин, Конюхов Федор Ее штурмовали вдвоем... Вершина плывет величаво, Я жму свой фотоаппарат: Как будто невесту венчают, Пытаюсь поймать ее взгляд... Лишь сорок минут полета, И "Боинг" спешит приземлиться. "Welcome" аэропорта. Аляска! Родная землица...

НА ЦАРЕВЕ Л.

Может быть, скоро очень Тихо спою под гитару. В домике у обочины, Скрипнув, откроются ставни. Будет и стих, и мелодия Плыть, словно плот по Цареве Вдоль василькового поля, Под васильковым небом Вот бы вернуть былое, Прошлое наше лето, Речку Цареву и плотик, Ночь василькового цвета. Уж не вернуть былое, Плот на Цареве лунной. Не перейти то поле — Речка его обогнула.

ТОТЕМСКИМ ДЕВЧОНКАМ Тане Поповой, Вале Хмелевой, Натке Корюкиной и всем другим девчонкам, а ныне дамам, кто меня помнит, а может статься, уже и позабыл.

Я девчонок тотемских любил. И сейчас всех помню и люблю. Никого, поверьте, не забыл И привет вам и поклон свой шлю. Помню, только вслух не назову. Пронесу с собой их имена, Рвать черемуху уже не позову, Потому, как кончилась весна. И секретов нет здесь никаких: Наша юность — чистая пора. Ободзинского поставлю гибкий диск И закружит по извилинам игла. Может, не узнаю вас сейчас, Ну, а если где-то на пути Повстречаю свет знакомых глаз, Взор свой не сумею отвести,

Пошучу: “Ну, где ж я был вчера?” Жизнь в одно мгновенье пронеслась. Неужели кончилась весна, Вся черемуха тогда оборвалась? Нет!.. Она не кончилась, весна. И не снег, а цвет в душе моей, Если вспоминаю имена, Если вас люблю еще сильней.

И не только 23 июля... 23 июля 2001 года

ВОЛОГОДСКИЕ ВИДЕНЬЯ Валерию Гончарову

Под колесами машины Закружился шар земной. Снова еду по равнинам Вологодчины родной. Перелески, деревеньки, Электричества столбы... Бесконечная дорога С перекрестками судьбы. Бесконечная равнина В белом саване снегов, В перелесках заблудились Завитушки облаков. По обочине лошадка Провезла вязанку дров... Кто же правит? На повозке нет ни баб, ни мужиков... Спит сосед, а мне не спится Кто ж в повозке этой был? И куда несет машина, И куда летят столбы?

Что мне надо средь сугробов, Здесь, где тишь да благодать?— Для Америки танцоров Едем в Чебсару искать. Скрылись сани за деревней, — Я опять к стеклу приник. Вологодские виденья — Не забуду этот миг.

ПО СУХОНЕ-РЕКЕ

(Пароходу из нашего детства)

Снова из оконца парохода Я любуюсь Сухоной-рекой. С плеском, рассекая грудью воды, Пароход взлетает над водой. Он взлетает каждое мгновенье, Режет мощным килем пустоту Светлых вод и неба отраженье — Словно набирает высоту. Как по небу — по воде несется, Как по небу — по реке он мчит, И колеса крутятся на солнце, Лопасти сверкают как лучи. Искрами взмывают кверху брызги — Бриллианты Сухоны-реки. И повисло в небе коромысло цветной радуги Разно-дуги.

ТЕЛЕГРАММА ИЗ ВАНКУВЕРА (Восьмой) Стасу Зайцеву

ОН не пришел из дальнего похода. Друзья сказали:" Был...еще вчера... Слезу лила в заливе непогода, И волны г^али свежие ветра..." Дождь моросит, ноябрь — пора сырая. Вино, гитара, редкий гость, огонь свечей. В холодном кубрике так далеко до рая — До дома, до семьи, до родины своей. Два месяца сидим на чемоданах, И вдруг, как молния — "С утра в аэропорт". И черное вино — "на посошок" в стаканах. А утром капитан сказал: "Покинуть борт" Но где же наш восьмой из экипажа? Короткие разборки на бегу: Вот паспорт, кинокамера, поклажа... Автобус ждет давно на берегу. А может, у друзей он задержался, С которыми прощались в эту ночь? Иль в Калифорнию с утра подался? И палубой сверкнул коварный коч... Что ж, семеро не ждут, найдется... И в вираже курс самолет берет на Магадан. 22

Кто знал? Но все ж, посуйте же! Куда же? Ведь человек пропал, не чемодан. Друзья вернулись по домам и женам. Восьмого нет. И оборвался след... А мир молчит и ждет завороженно: "Петрозаводск?.. Ванкувер?.. Тотьма?". — ''...нет". Что мы? Надеялись и верно ждали, Не верилось: "Такой не пропадет.". И с опозданием запросы слали В Петрозаводск, Ванкувер, Росский Форт? Весной, средь соловьиных переливов, Вдруг замолчали птицы. Мир поблек: "В холодных водах черного залива, Близ коча, обнаружен человек".' Вернулся друг под флагом скорбным русским, И прах его, как повелось, обрел покой. И светел лик на камне черной грусти, На берегу за Сухоной-рекой. А в городе, что горячо любил он, Колокола ведут речетатив. И так же люди спрашивают: "Жив он?" И эхо отвечает тихо: "ЖИВ”.

НОЛЬ МИНУТ

Как в жутком сне... Ночной вокзал.., Бегу на поезд.., опоздал.., уходит поезд... Уходит через ноль минут.., А я никак не добегу к своей платформе. Народу — тьма, бурлит вокзал, И шапка лезет на глаза, мешает шапка. Мешает плащ, и шарфик сбит, И сердце загнанно стучит. Зима, а жарко. Срезаю угол. Как же так, Пораньше б выйти.., да.., пора менять привычки. Немая тишина в ушах, И люди в темноте спешат на электрички. Попал в людской водоворот, Никто прохода не дает. Ну, сущий Вавилон. В толпе ищу короче путь, До отправленья ноль минут... Какой кошмарный сон. 24

Но вот пробрался на перрон, Вот поезд мой, вот мой вагон. К дверям — стрелою. Билет проводнику сую, И в тамбуре уже стою одной ногою. А поезд — будто самовар — Свистит, пускает белый пар. Вагон качнулся. Звонок над ухом зазвенел, Какое счастье — я успел. ...Тут я проснулся.

ДЕНЬ КОРОЛЯ

А мне повезло в понедельник — Халтура пошла косяком. Вчера еще — бессеребренник, Сегодня я стал королем. С утра позвонили от друга: Сработала старая связь. По кварто-квинтовому кругу Настройка (так кстати) нашлась. Собрал инструменты и двинул. Мне нравится дивный процесс Настраивать пианино, Чтоб звуки — что хоры с небес. Начнем строить с первой октавы Тон "ля"задает камертон. Сдвигаю ключом вирбель вправо, И слышу струны тихий стон. Я слышу биенье вибраций, Как всхлипы ребенка в бреду, И дискант соседней октавы, Как мать, отвечает "Иду-у..."

По кварто-квинтовому кругу В пределах октавы прошел И терцию с секстой-подругой Биенлем ровным подвел. Замкнулся круг, и разбежался Октавами звукоряд. И все черно-белое царство Построено, как на парад. Финал. Пианино сверкает, Поет благозвучием строй, И девочка громко играет, Довольная очень собой. Настала пора распрощаться, И деньги (так кстати) дают, И кофе ведут угощаться, И руки затекшие жмут. По кварто-квинтовому кругу Те деньги уйдут от меня: Счета телефона, долг другу... Закончился день короля.

ПУСТЬ ВСЕГДА БУДЕТ СОЛНЦЕ

С утра я, как голодная собачка, Машу хвостом, обнюхивая снедь, Ищу я в холодильнике заначку — Пуст, как отнерестившаяся сельдь. Картошка есть, кусок мясца нашелся, Чуть-чуть крупы да луковка одна. И до того уж в предвкушеньи разошелся, Что чую — выделяется слюна. Вот сморщенный стручок — Дружище красный перец: В моем бульоне он необходим. Чуть-чуть его, а то повышибает двери, А этика гласит: не навреди. Налью воды в кастрюлю, да поболе, И в кипяток бросаю, что нашел: Мясцо, крупу, картошку, сыплю соли... Блаженствую: гурмана час пришел. Нет, угощать я никого не собираюсь, Сие “творенье” буду есть один, А на плите процесс, не прерываясь, В кипении достиг своих вершин. 28

Вот крышку открываю аккуратно, Ищу я вилкой мясо, и не зря! Легко на сердце стало. И приятно Саднит от перца правая ноздря. Сентябрь сияет в небе желтой репой Средь пышных, словно булки, облаков. Я скатерью из голубого неба Накрою стол — обед почти готов.

P.S. Когда холодильник, как брюхо, пустой, А в небе мерещится желтая репа, Не вой, а воздействуй с моей простотой. Ведь ты — человек! А не псина свирепа. 2 сентября 1997

СТАРЫЙ ДОМИК Старый домик прифрантился, Он, как шляпка, накренен. У окна сидит девица, И играет граммофон. По заезженной бороздке, Как по сердцу, скрип иглой... "Здравствуй" — вежливо молодке — "Мое сердце успокой". Распахнула шире рамы, Отодвинула герань... "А откудова ты, парень, И чево в такую рань?.." Чемодан из рук валится, (Знать примета, не зазря) Отвечаю молодице: "Ориентиры потерял... Чтоб пластинка не скрипела, Знаю метод я один..." И молодка подобрела "Будет время — заходи". Загляну к ней в гости нонче, Захвачу вина бутыль. Будем пить до полуночи, До утра плясать кадриль. 30

ТОТЕМСКИЕ НОВОСТИ (с несерьезными комментариями)

Получил я из Тотьмы газетки, Что по просьбе послали друзья. Открываю и, с первой заметки, Свой родной говорок слышу я. Рассуждает газета о главном: Все о жизни, что бьет — как ключом. В ней по-сухонски, окая, плавно Глас народа звучит горячо. Злободневные в прессе сюжеты: Быт, здоровье, горплан, посевные дела. И выходит: полезная эта газета, Коль про жизнь и про нас разговор повела. На заглавной странице: Откроется ярмарка в Тотьме! Ждут высоких гостей Изо всех областей, Прилетит, будто, Сам Президент. 31

Тотьма встретит гостей, как положено, Хлебом и Солью. Дорогой В.В. Путин, Подольше пробудьте Президентом На Тотемской нашей земле. Дальше*: снова пойдут по реке теплоходы, Дебаркадер вот только на рейд приведут. Что пора повсеместно копать огороды. Пока вёдро стоит и дожди не идут. Пишут там, что построят гостиницу скоро, За скульптурою Ленина в белом пальто. Предлагаю назвать ее “Крейсер “Аврора”, А пальто Ильича В яркий цвет кумача перекрасить притом. Что на Варницах будет открыт санаторий, Иностранцы лечиться рванутся толпой. Будет доктор за “баксы”, по ихнему “доллар” Грязью мазать, поить минеральной водой. Пишут: в городе бродят шальные собаки, Добрым людям прохода они не дают. Что робята сошлись и устроили давеча драку... Соловьи разошлись — ночью громко поют. 32

Девки нонче весь стыд потеряли: С голым пузом по центру.., в обтяжку штанах... А под Сухоной вход в монастырь откопали, Говорят, ночью ходит там черный монах. Вот главврач пишет: вредно курить папиросы, Водку пить, разве только 50 грамм в обед. Наш спецкор провела населенья опросы; Большинство говорит “в жизни выхода нет". Где же выход? Спецкор открывает секреты: Спорт, семья, посевные дела и горплан... А еще — подпишитесь на нашу газету! Жизнь, что бьет как ключом, Потечет через кран

зз

НА ЗИМНИЕ КАНИКУЛЫ (Январь, 1972) С. Фоминскому

Кончились экзамены, зачеты, И общага стала вмиг пустой. В эти дни у всех одна забота: Как бы поскорей попасть домой. Вот и я — "на посошок" с друзьями, И прощаясь, из-под рюкзака: "В Тотьму, с тотемскими шоферами..." "Повезло, однако..." — "Да! Пока..." Мчимся в ночь попутною машиной, Дернув для сугрева первача. Холодно в прокуренной кабине, Стынет кровь от нравов лихача. Он летит сквозь снежные заносы, Нас мотает как аэроплан. И, сквозь папиросу, на откосах Шепчет: "Надо повторить, брр-ратан..." Мчим разбитым вологодским трактом, И во всем — природы буйной власть, И машина — то ревет, как трактор, То смолкает, как надорвалась. Мглу ночную разгоняют фары. Мы одни в морозной тишине. 34

Хоть Серега выглядит устало, Но дорогу чувствует вполне. Как доехали — не помню, вроде быстро. Подгонял Серегу интерес... Вот и Тотьма — въехали со свистом. Вот мой дом — и грузовик исчез. Скрипнули ступени у крылечка, Мать не спит, "сынок...", и на бегу, "Вот сейчас подтопим только печку — Шаньги с русским маслом напеку". Из-под печки подобрал поленья, Настрогал лучину, чтоб разжечь, Спички, береста, огня свеченье, И уже теплом дохнула печь. Закипела в чугунке картошка, Побежало тесто за горшок, И узор пушистый на окошке Вдруг слезой прозрачною потек. Я заснул на жаркой русской печке. Дома я, а шаньги не сбегут. Дед Мороз стучался на крылечке, Кошка примостилась на боку.

МАМИН ДОМ Шестидесятая параллелина — Город Тотьма на Сухоне, в зелени. Мамин дом — угол Красной и Ленина, Моя родина — с пяток до темени. Дом родной, угол Красной и Ленина, Моей юности крепость со стенами. Что скажу о тебе — Воскрешение Моей жизни прекрасного времени. Старый дом — угол Красной и Ленина, Серебрится — от времени — стенами. А наличники окон побелены, Может быть, поседели от времени? Окна смотрят с фасада уверенно, В жизни много им было доверено. Детства дом — угол Красной и Ленина, С первых дней и до 20-летия. От трубы чердака — лбом измеренный, И до гобца штанами проверенный. В гобец с Томкой упали по темени, Лбом ступени считали, коленями. Ловко лазали в окна пострелами, Смело прыгали с крыши по снегу мы. Это кухня — кормилица верная, А икона в углу, по-над Лениным, Чудотворец Никола — да, верую. И крещусь на обоих (как велено). 36

ЗИМА А в морозы крещенские, сильные, Из трубы дым идет к небу синему. Печка русская, от жара белая, Ты кормила, лечила и грела нас. Потчевала нас кашей упрелою, С русским маслицем шаньгами зрелыми, И гостей угощала, как велено, Отдавая тепло всем немеренно. А зимой на печи с керосинкою Мать читала мне сказки с картинками: 'Жил-да-был колобок. Раз он с печки убег, Так лиса его слопала хитрая". " Жил-да-был колобок...", " Раз пришел в гости волк..." "И царевной-лягушкой прикинулся..." "Он принес молоко", "Мышь задела легко, И яичко упало, разбилося..." Что за праздник на Красной и Ленина, Будто радуга вьется по снегу там. То по белому насту настеленный Половик — моей мамы творение. 37

Помню я, как зимою — ко времени — Запасались дровами-поленьями. Пели песни пила и топор, Подпевал им поленицы хор, И поскрипывал старый козел, Что опорой служил с давних пор. Из опилок ложился ковер, Тот ковер покрывал целый двор. Пахло сказкой на Красной и Ленина (Хорошо, что хоть не медведями). В зимней стуже по улице Ленина Мы носились по горкам заснеженным. На санях едет с гор кто пожиже, Кто постарше — тот едет на лыжах. А еще, как десантники в робе, Лихо прыгали с крыши в сугробы. Хоть штаны наши были с заплатами, Мы обычными были ребятами.

ВЕСНА Солнце греет уже по-весеннему, Зацвела сирень меж занавесками. А под белой фатой — неуверенно, К окнам яблоня жмется — невестою. Окна настежь распахнуты вечером. Лепестки гладят клавиши веером, Подбирая созвучия медленно, Мендельсона, а может быть Леннона. А когда вниз по Красной и Ленина Понесутся ручьи по-весеннему, Паруса поднимают за ветром там Бригантины и шхуны из дерева. Капитаны ведут их уверенно По морям, океанам по вспененным. Нам бушлаты военные вверены, Бескозырка от дяди доверена. И пускай та одежка безмерная — Нас не видно — так это же временно.

ЛЕТО В огороде у дома — мир зелени Овощного-цветочного племени. Проживают по грядкам да семьями, Предназначены к пище да к семени. Грядки вздулись и будто беременны От картошки, моркови и ревеня. В стойке лук, чесночёк и гороха стручок, А подсолнухи в солнце нацелены Вот малина, смородина спелая, Тут клубничка, пока еще целая. Здесь крыжовник, плоды — ожерельями, Ветви яблонь прогнулись от бремени. Проявляя особое рвение, Наедаемся до одурения.

Этот сад — это ж рай! Наслаждение! Райский сад — это тяжкий труд! И плоды висят, как медали тут. — Это мамино вознаграждение.

ВО ДВОРЕ Здесь с утра и до вечера летнего Собиралися три поколения. Беляковы, Даниловы, Коневы, Нестеренко, Ершовы и Бойничев. Они взрослые были и с Томой дружили, Ну, а вечером даже на танцы ходили. Они старше нас были на десять лет И у каждого был свой велосипед! С Колькой были Поповы, Баландины, С деревянным оружием гвардия! Мастерили себе самокаты, Научились крутить самосады. Ну, а самая мелкая братия, Те ж Поповы, Быстровы, Баландины, Нестеренко, Лаврентьев и Власов, Тоже не были лоботрясами. Помню, ставили летом качели нам, У качелей разносится писк и гам. Мы летали как летчики — к небесам, То-то радости было всем малышам. И качели летали как маятник, Укачавшись — слезали б ез памяти. 41

Уходили домой мы последними, Все стихало на улице Ленина. Никогда петуха не боялись, На козе на Первинке катались. Все бывало и всяко случалось... Незаметно и детство промчалось

2000 ГОД, ИЮЛЬ

Ныне дом — угол Красной и Ленина, Посреди новодела затерянный. Посреди "ширпотреба" затертый, Все стоит — старый, добрый и гордый. И в свое полторасталетие Также светел и также приветлив он.

СОДЕРЖАНИЕ В Тотьму..................................................... 3 Спасо-Суморин монастырь......................4 С Вами........................................................ 5 Созвездие “Тотьма-Форт Росс............... 6 Камушки..................................................... 8 На масленицу............................................10 День истории........................... ................. 12 Рейс № 1916, Анкоридж-Фернбенкс....... 14 На Цареве.................................................. 16 Тотемским девчонкам...............................17 Вологодские видения................................19 На Сухоне-реке..........................................21 Телеграмма из Ванкувера (Восьмой)..... 22 Ноль минут................................................ 24 День короля............................................... 26 Пусть всегда будет солнце......................28 Старый домик............................................ 30 Тотемские новости....................................31 На зимние каникулы (Январь, 1972)....... 34 Мамин дом “Шестидесятая параллелина...” ............. 36 Зима........................................................... 37 Весна.......................................................... 39 Лето............................................................ 40 Во дворе..................................................... 41 2000 год, июль........................................... 42

Тираж ЮООэкз. На первой странице обложки: Успенская церковь в Тотьме. Фото Маншеньяна, журнал "Наше наследие"