Островок истории by Тотемская Библиотека

Валентина Козлова

проза

Валентина Козлова

ОСТРОВОК ИСТОРИИ

СБОРНИК ПРОЗЫ г.Тотьм а 2 0 1 3 г.

J \jiж(/sai KCMi&zJi - &/ъй

, koM ^bdt о ниасца

и. с ним yju^i-aeMy па^ кг-лкам м<шшм&& плипал лежит жели^ниш испарил* '

СРсмне г>

Крестики из лучинок

крестики

и з ЛУЧИНОК

Странная эта штука - человеческая память. С возрастом с ней творится непонятное: что было на днях - забывается напрочь, а события из дальнего-далека явственно помнятся. Как стихи, какие учили в начальной школе наизусть, не забылись и легко читаются до сих пор. На днях взяла с полки книгу В.И. Белова и зачиталась его рассказами. Один из них - «Душа бессмертна» - меня особенно тронул. Размышления автора о горечи потерь близких, о торжестве жизни над смертью, о связи времен и поколений оказались мне очень близки и понятны. «Стучали по избам кросна... И крестики из лучинок мастерили точно такие же...». «Крестики из лучинок, крестики из лучинок...», - повторяла, разволновавшись, моя память. Уж не такие ли крестики мастерил в детстве великий ныне писатель и хранитель деревенского слова, какие научила собирать меня моя бабушка? Мысли метнулись вглубь прожитых мною десятилетий. В самом раннем детстве я тоже мастерила крестики из лучинок, уютно устроившись с моей старенькой бабушкой на русской печке. Теплые березовые лучинки лежали всегда на припечке. Они были нужны для растопки большой печи и лежанки, коротко наломанные шли на розжиг углей в самоваре, а еще хорошая лучина требовалась катавалю, чтобы опалить новый валенок. Помню, как над пучком зажженной лучины, которую держал в руках старший брат, наша мама водила только что вынутым из русской печи высохшим валенком, тут же обтирая с него сгоревшие в пламени шерстинки. Огонь уже подбирался к рукам мальчика и мать говорила: «Гаси, Лёлька, лучину на шестке, хорошо з

опалили», - а сама тут же брала кусочек исм n.i и усфпииплась на лавке, чтобы очистить валенок от оставшихся коротких шерп инок Доставала

ДИПЛОМ Козлова Валентина Семёновна занявшая III м е с т о тмом конкурс* «Вологда читающая»

За рассказ «Крестики из лучинок» автор награждена дипломом

из валенка клинья и колодку, вертела его в руках, проверяла на качество. Если была довольна изделием, говорила: «Что-те игрушка!»,и ставила на полицу. 4

После этого затоплялась русская печь. Я спала на печке и не вставала, пока в избе было холодно, если дело было зимою. А летом на своей печке не сиделось. Летом я не раз в день бегала к бабушке. Жила она в доме старшего сына Павла, от нас совсем близко. Старенькая моя бабушка уже не могла быть подмогой в хозяйстве и очень тяготилась этим. Она сидела или лежала на печке, и если звали к столу, часто отказывалась: «Ну, ешьте сами-те. Мне какой кусок али картошину подайте сюда, так и хватит, не тяжело и роботаю». Хорошо помню, как теплым летним днем несусь во всю прыть по утоптанной тропинке проулка к дому дяди Паши. Отворяю тяжелую избяную дверь и прямо с порога взбираюсь по приступку на печь. Бабушка уже отодвигается подальше от края, освобождая для меня старую холщовую подстилку: «Валенька прибежала. Садись-ко сюда, на тёплое-то место». Она гладит меня маленькой сухой ладошкой по голове, плечам, спине и все говорит, говорит, спрашивает меня, сама же и отвечает: «Большая уж выросла, сама по гостям бегаешь». Замечает, что меня остригли: «Ишь какая гладкая головушка-та, как галанинка. Ладно и остригли. Летом тепло, дак в голове хоть ничего не заведетцё. Лелька остриг, поди-ко. Матере-то не до этова. Все в роботе, да в роботе. На всех кусок надо припасти, вас трое, да и сама ись хочёт. Голодная-та катаньки не накатаешь». Я чувствую ее ласковые руки, участливый тихий говор, понимаю, какая она вся сухонькая и немощная, гляжу на ее платок в заплатках, подшитые, с потрепанными голенищами валенки и начинаю от жалости к ней сопеть носом, готовая заплакать. Нагостившись у бабушки, я собираюсь домой Она мне всякий раз наказывала: «Козето, мотри, не попадись боле, а то опеть избодёт». У нас была коза Зойка, зловредная скотина, своими длинными рогами пыталась боднуть кого ни попадя. Однажды бегу от бабушки, а настречу Зойка, из пасвы сбежала. Она в любой изгороди лаз проделывала своими рожищами крутыми. При виде козы ноги мои словно онемели. К изгороди прижалась, умишком своим соображаю: «Все равно не убежать, догонит!». И полезла я на эту изгородь, ища спасение от Зойкиных рогов. Забралась почти на всю высоту, но в тот момент меня настиг такой удар в попу, что я едва не упала на землю. Уцепившись ручонками за жердину, завизжала от боли и страха, что было мочи. К счастью, мои вопли услышали братья, видимо на улице были. Прибежали и сняли меня с изгороди, Зойку прогнали. Но пока не 5

подоспела помощь, коза разбегалась и, подскочим на передних ногах, продолжала наносить удары. Брат принес меня домой и положил животиком на кровать. Вся попа и спинка синели багровыми рубцами, на них даже выступили капельки крови. Обтирали их тряпкой, смоченной в холодной воде, мазали медом, прикладывали листья подорожника. После этого случая бабушка все и пережив ада за меня. У бабушки я младшая внучка. Она меня нянчила с рождения, оказывается я и родилась- то в их доме. А дом, где я выросла, родители мои купили за год с небольшим до войны, как раз после моего рождения. Вместе с нами перебралась и бабушка, чтобы пестовать меня. Так и жили-поживали мы вшестером. Родители работали в промартели катавалями, братья уже учились в школе, да мы с бабушкой. Досталось ей со мной. Как вспоминала моя мама, больно ревоватая я была: «Мамка-та зыбку только мах, да мах. Озябнут ноги, сунется старуха на печь погритьцё, а ты уж опеть ревишь». Наверно не зря все-таки один из братьев долго дразнил меня ревой-коровой. Дочку-то мать хотела иметь и появлению моему радовалась, да только наступившая война спутала все людские планы и чаяния. В сентябре 1943 года на отца пришла похоронка. Оплакав погибшего мужа, мать еще больше ушла в работу. Надеяться больше не на кого, все проблемы надо решать одной. А у бабушки тоже сердце разрывалось за вдовью судьбу дочери, за малых детей, оставшихся без отца. Как только пришел с войны Павел, ее сын, она ушла жить к нему. Чтобы «ослобонить Овдюшку (так по-деревенски звучало имя моей матери) от лишнего рта». А я уже подросла, за мной присматривали мои братья. Промартель закрыли, мать катала валенки на дому, числясь рабочей промкомбината. Вроде бы я и под приглядом, но внимания мне особо никто не уделял, не до этого было и маме, и братьям моим. Они, как могли, старались помогать матери. Вот и бегала я к своей бабушке за теплом и лаской. ♦♦♦ Как-то мы сидели с ней на печке, и она решила научить меня складывать крестики из лучинок. Взяла и сложила одна на другую две лучинки в виде печатной буквы «х». Затем третью лучинку подлиннее положила на середину между двумя первыми. Получилась буква «ж». 6

Взяла еще пару лучинок и вложила их вверху и внизу поперек буквы «ж». Все лучинки крепко держались и получился крестик. У меня долго не получалось, лучинки все рассыпались, но потом тоже научилась складывать из них крепкий крестик. Бабушка говорила мне : «Вот когда я умру, ты такой крестик сделаешь и на могилку мою поставишь. Большой- от крест сгниет, али спёхнут, а маленькой-от в траве нихто не увидит и не тронет». Не помню, как я восприняла ее наказ в тот момент, но запомнила его на всю жизнь. Однажды ночью к нам пришли божатка и ее брат Володька с фонарем в руках. Мать поняла сразу, зачем они пришли. Мы оделись и пошли с ними к дяде Паше. Мать и божатка потихоньку плакали, и я догадалась и испугалась, что бабушка умерла. Помню, как тело бабушки обряжали в последний путь. Одетую по-праздничному, положили на лавку. Маша, старшая дочка дяди Паши, прикрепила к наволочке подушки бантики из лоскутов: «Руками-то она все шарабошкала дак пускай и Там играет». Маша в войну служила телефонисткой на Северном флоте, после контузии и ранения лежала в госпитале под Вологдой. Отец привез ее домой едва живую, она еще долго не могла поправиться. Женщины тихонько всплакивали и слушали дядю Пашу, как он говорил о последних часах жизни своей матери: «Вечером-то Володька шерсть бъет, а я на столе катаник закладываю. Гляжу, мамке-то, видно, тяжело стало, застонала. (Бабушку, как заболела, перенесли с печки на кровать). Я Володьке велел все закончить, чтобы струна не брякала, да и сам все в сторону отложил, лампу увернул...». Моя мать, всхлипывая, напомнила: «Дак я третьева дни приходила, медку-ту ей принесла, она уж едва проглатывала, а и давала-то, считай, по капле». На угоре, не далее, чем в километре от деревни, когда-то давно наши предки возвели церковь в честь Архангела Михаила. Из всех близлежащих деревень по праздникам и воскресеньям приходили на службу люди. Поповское поместье размещалось через дорогу от церкви. Батюшка содержал крепкое хозяйство, все поля вокруг церкви принадлежали ему. Мать вспоминала, как они ходили работать на поповское подворье. С приходом новой власти церковь закрыли, священнослужителей выслали, кресты сбросили. Помещения использовались для разных колхозных нужд, а позднее стали разламывать на кирпичи. 7

Возле церкви было небольшое кладбище. Места не хватало, и новые могилы копались на месте старых захоронений, поэтому со временем уже было трудно находить могилки своих близких. Однажды так произошло и с могилкой моей бабушки. К нам пришла знакомая женщина и сказала матери: «Вчера приезжали из Талицы с покойником, задели и вашу бабку». Мать собралась, пошла на кладбище. Дело было зимой. Свежие комья земли перемешались со снегом, новый крест белел на свежем бугорке. Недалеко валялся старый крест с бабушкиной могилки. Как могла, мать поставила его в снег рядом с новым, чужим. Летом, на Троицин день, дядя Паша поставил на то место новый крест. О крестиках из лучинок я не забывала. Всякий раз, когда бывала на кладбище с матерью или божаткой, делала из прутиков маленький крестик и ставила для бабушки. Прошло много-много лет, целая жизнь. В своей деревне из близкой родни никого не осталось. Бываем там крайне редко, от случая к случаю. Бабушкин наказ о крестиках из лучинок я помнила, но суета жизни все отодвигала и отодвигала их на крайний план. Но, видимо, всему есть предел. Терпению моей добрейшей бабушки пришел конец, и она явилась ко мне во сне. Недалеко от избы дяди Паши на зеленой лужайке лежит большой камень-валун. Я часто канючила у бабушки, чтобы она пошла со мной посидеть на этом камне. Ходок из нее был уже не ахти какой, но бабушка соглашалась. Надевала свой старый сукманник, застегивала на деревянные костыльки, садилась на приступок, и я помогала ей надеть старые, с разлохматившимися голенищами валенки. Подавала батожок в руку, а другую брала своей небольшой ладошкой и, потихоньку спустившись с лестницы, мы шли на лужайку. Трогая гладкую поверхность камня, бабушка говорила: «Вишь, как совнышко-то его нагрело. Садись-ко, Валенька, тёплой камень-от». Вот на этом сером валуне и «встретились» мы с бабушкой в моем сне. Словно и не минули с той поры десятилетия жизни, когда она ушла в мир иной: я, по-прежнему, была маленькой, а бабушка старенькой. Видение было недолгим, но, проснувшись, я сразу поняла, о чем напомнила мне душа моей бабушки. В какое-то мгновение в руках ее вместо привычного батожка я увидела длинную лучинку. «Бабушка»,- прошептала я, и в груди моей вспыхнула неимоверная жалость к ней, полузабытой и отодвинутой в памяти на дальний план. к

За окном была еще глубокая ночь, но я тот час встала, собралась с мыслями и записала все, что знала и помнила о своей доброй бабушке. Положила записи в папку, подумав, что, может быть, они пригодятся когда-то потомкам. В это же утро я приступила к реализации давней задумки - поставить на могилку бабушке металлический крест. В ритуальных услугах долго выбирала крест. Приглянулся один с отделкой из светлого металла, аккуратный такой, не громоздкий. Заказала табличку с надписью. Сказали, будет готова через пару недель. Помучалась над содержанием надписи. На кладбище ведь когда-то были похоронены и другие мои предки. Это Михаил и Екатерина, родители моего деда Григория, родители моего отца Михаил и Дунява, родители их родителей... Никого из них я не могла помнить, поскольку родилась после ухода их на тот свет. Даже дед Григорий, бабушкин муж, умер за несколько лет до моего рождения. Могилки их я не найду, но все они покоятся на одном кладбище, и я знаю об этом. И хотелось отдать дань уважения их памяти. В начале лета вместе с зятем и дочкой приехали на деревенское кладбище. Нашему взору предстала печальная картина полнейшей заброшенности последнего приюта наших предков. Годами некошенные заросли крапивы, кипрея, лопухов занимали все пространство вокруг остова бывшего храма. Хорошо, что предусмотрительный зять взял с собой косу. Так и пробились к месту, где предположительно должно быть бабушкино захоронение. Определяя место для креста, долго не сомневалась. Внутренний голос подсказывал, что делаю правильно. Зять установил крест, зацементировав основание и для прочности обложив камнями, прикрепил табличку. Надпись гласила: «Дорогой бабушке Наталье Моисеевне и деду Григорию Михайловичу, а также всем моим предкам Вечная память. Аминь». Украсили крест гирляндой искусственных цветов. Попросила прощения у бабушки, что долго собиралась навестить ее, поплакала. Но то были уже слезы облегчения, душа моя успокаивалась. Подумала, что показавшись мне в мимолетном сне, бабушка, прежде всего, думала о моем спокойствии: дескать, исполни обещание и не терзайся, сама уж не молоденькая, не опоздай. Спасибо ей, что подтолкнула. Я стояла у могилки моей бабушки, и вместе с ее образом неотступно присутствовал в моей душе еще один, такой же близкий и родной - образ моей матери. Несмотря на горькую и трудную жизнь свою, полную невзгод и лишений, моя мать, Евдокия Григорьевна, 9

У церкви на кладбище, 19 июня 2010 года

дожила до весьма почтенного возраста - восьмидесяти восьми лет. Покоится она на нашем городском кладбище, хотя при жизни мама нередко повторяла: «Кабы дома-то умереть, лежала бы вместе со ю

всеми». На что я отвечала, что далеко не все наши близкие нашли последний приют на своей малой родине. Но там, в Вечности, души всех родных людей, наверное, могут общаться, как бы ни далеко друг от друга покоились их тела. В старости мама часто вспоминала свою мать, мою бабушку, Наталью Моисеевну: «Святые были старики-те, святые. Век свой никого не обидели, только и знали трудиться. И Бога не забывали, по воскресеньям да праздникам мамка все на службу в церковь ходила и меня с собой брала. За то им Господь и смёртоньку легкую дал. Тятька дак четыре денька поболел да и умер, а и мамка не залежалась. Семья та большая, одиннадцать человек за стол-от садились. Я помоложе-то была, дак только с ложкой собираюсь из плошки штей достать, а плошка-та пустая. Мамка опеть из горшка доливаёт. Пашка с молодкой, да робятишок уж двоё нажили, да Степка молодицу привел, и у них робёнок. Да и старики с нами жили. Отець-от мой старшим сыном в семье был, вот дедко-то Миша, да бабка Катерина у нас и доживали свой век, раньше так заведено было, у старшего родителям жить. Мамка-та, царство ей небесное, дотово услужлива, да жалостлива была, свекровь-ту слепую боле десети годов держала. Бабке-то Катерине надо было кажинный день в печь слазить, погритьсё. Раньше в печах мылись, бань-то не строили. У нас в деревне боле ста домов стояло, а бани только две были, у зажитошных. Дак как вечер, мамка сноп соломы-ржаници несет с сарая, да в печь на под и пехает. Бабку разболокаёт и помогает в устье-то зализти. Роботы у большухи хватало, а уж на старуху никогда не взъедалась, словом худым не наносила. Утром печь затопит, картошку к жару поставит, а бабка Катерина уж спрашивает: «Баба, картошка-та не упрела?» А она ей: «Сичас, сичас, уж вода-та закипела, дак скоро верхнии-те картошины достану тибе». Господь ей терпиньё-то давал. Она и нам все приговаривала: «Бог терпел и нам велел». Степка- та у нас характерной был. С Машкой розбранятцё, он гармонь в руки, да на сарай уйдет и сидит там, наигрываёт. Все на роботу пошли, а ему все даром. Машка-та заревит, мамке-то жалуетцё, засобираетцё к своим уходить. А мамка уговариваёт: «Баба, ведь с умным живут и с дураком живут. Ты уж, баба, терпи, которому-то надо умняя быть. Робёнок ведь у вас». А сама на сарай пойдет Степку стыдить. Тот прибежит в избу, на роботу засобираетцё, Машку зовет - глядишь, опеть все ладно у всех». и

Я с интересом слушала воспоминания моей старенькой матери, ее неторопливую и неповторимую деревенскую речь. Ее рассказы дополняли образ моей бабушки такими чертами характера, каких я не могла понимать тогда, в раннем детстве, и не могла знать, что пришлось пережить ей за свою жизнь. А мама уже рассказывает о трагичной судьбе своей сестры Анны, старшей дочери моей бабушки: «Анюшка- та у них первая была. До того баская на лицо-то, высокая, полнотелая. Замуж отдали, а жизни хорошей не видала. Муж-то ее Серега, как ашпид злой, все кулаки распускал. Сестра-та на головушку жаловалась. Как не жаловатьця-то, от таких кулаков и скудалась. Не помню, сорок-от было годов, али нет Анюшке, как померла. Троих парнишок оставила, малому-то всего два годика было. Мамка-та еле в уме устояла от такова горя. А Пашка, брат-от, все Сереге выговаривал: «Царевну ведь ты загубил, царевну! Нали зубами заскрипит от обиды на зетя-то». Вспоминая прожитые годы мать тяжело вздыхала, смахивая слезу. Она как бы чувствовала вину перед своей матерью, осознавала, что недодала ей тепла и дочерней ласки, не всегда была внимательна и благодарна ей и оттого искренне страдала и переживала: «Как спомню мамкину-ту жизню, дак слезы не мооща бежат. Все себя винить буду, как отпустила ее к Пашке после войны. Мы хоть не солоно хлебали, дак нихто у нас ее словом не обижал. Вот она и ходила к нам, пока могла. Гляжу в окошко-то, идет-идет по прогону-ту, пашная, батожком тропинку в снегу ощупывает. Сукманник—от ветром продувабт, фатка-та в дирах да заплатах. Накормим да обогриём, опеть к Пашке пойдет. Катаники-ти старые, голенища изорвались. Лёлька ей ушьет, она его и хвалит, и хвалит за ето. Пчел-от мы завели, медку немножко достали, всем дали попробовать и Пашке унесли. А мамке-то, можот, там и не досталось. Пришла как-то к нам, сидит на лавке, да с мухоморов на окне мед-от пальцем достает, да и лижот. Мухоморы-ти на окна в черепках наклали да медом помазали, чтобы мух отравить. Я как увидала, мамке меду в блюдечко чайноё налила, да и велела досыта наистись». Монологи материнских воспоминаний для меня были очень дороги. Благодаря им я познала о великой житейской мудрости моей бабушки, кротости и в то же время стойкости характера. Она справедлива и сострадательна... Она самая добрая и лучшая бабушка! 12

Не случайно перед самым своим уходом на тот свет моя мать звала, словно в детстве, свою маму, мамку, мамушку... Этой осенью провожали в последний путь предпоследнего внука бабушки, сына её сына Павла - Владимира Романова. Мне стало жаль, что эта фамилия в нашем древе жизни далее уже не повторится. Что делать, если девочек появлялось у нас больше, чем мальчиков. Тем не менее Романовское древо жизни прирастает новыми ветвями поколений. Уже поднимается достойная молодая поросль прапра-правнуков Натальи Моисеевны. Как дерево питает соками от своих корней разросшуюся крону, каждую новую веточку, каждый листочек, так и новые поколения людей вбирают в себя твердость и силу духа даже самых далеких предков. Я горжусь тем, что именно мне, младшей внучке, бабушка завещала ставить крестики из лучинок на ее могилку и радуюсь тому, что с помощью близких мне удалось поставить настоящий крест. И это, безусловно, важно. Важно, чтобы место погребения близкого человека было ухожено. Но человеку не менее важно знать, какого он роду-племени, и помнить своих предков. И я очень рада, что мои рассказы о нашей родословной, о нелегкой судьбе старших поколений находят живой отклик в душе моих детей, внуков, племянников - тех самых листочков одного большого и прекрасного дерева.

ОСТРОВОК ИСТОРИИ Унылую картину дня ненастной поздней осени, кажется, ничто не может скрасить. С конца сентября льют дожди, почти не переставая. К счастью, вид из окна моей комнаты позволяет отвлечься от грустных мыслей. Во всей красе предстают купола с маковками и позолотой крестов Входоиерусалимской церкви, а чуть поодаль хорошо виден храм Рождества Христова. Не устаю смотреть на них, любоваться и восхищаться. Великие святыни после основательной реставрации хорошеют год от года, то одну церковь покрасят, то другую подновят. Заметно повеселела нынче Входоиерусалимская церковь. В красном цвете наряднее стали купола, и вся она словно большой белый корабль. Позолота крестов тотемских храмов в лучах солнца сияет и рассыпает над городом благодатную ауру. А вкупе с колокольным звоном в душе рождается ощущение чего-то необычного, неземного. Тотемским храмам повезло, и этому можно только радоваться. Но память мою глубоко тревожит разрушенная церковь в моей родной деревне Великий Двор Бабушкинского района. Она тоже в своё время была белоснежной красавицей с голубыми куполами. Церковь, освящённая в честь Архангела Михаила, стояла на высоком угоре, и звон её колоколов разносился далеко окрест. В нашей лесной местности деревни были большими. В Великом Дворе насчитывалось около сотни домов, четыре ровных «порядка» крестьянских изб образовали три прямых улицы, а часть главной вымощена булыжником. Прихожанами храма Архангела Михаила были жители и соседних деревень, тоже немаленьких. Ну а нынче деревни захирели, разрушились, всюду развал и запустение. И от церкви осталось немного, только главный купол, закрывающий центральную часть внутреннего помещения, устоял от большой разрухи, но и в его верхней части, образовался со временем пролом. Жалкое зрелище представляют останки храма. Стены разбирались на кирпич, поэтому вокруг завалы старой штукатурки, осколки битого камня и глины. Пустые глазницы оконных проёмов, вывороченные узорчатые решётки... Оторванные листы железа от сильного ветра пугающе звенят. Мои предки были глубоко верующими. Уже в старости моя мать вспоминала лучшие времена, когда она со своей матерью, моей бабушкой, и другими близкими ходила на праздничные богослужения. 14

Мама, Евдокия Григорьевна, и её подруга Александра Михайловна

ЙП! j II V

«Ч»'

♦ '

,У

••

’"/*•

.ч

• '.v f tX '* ' V

FI f

> уь

rl/v * .

« . . г ! ’

Мама и крестная Шура

■ ■ 1;

Лицо её при этом светлело: «Колокола-то как зазвонят, так всё бы и слушала. А в храме-то такая благодать - батюшка с кадилом ходит, проповеди читает, а певчие на клиросе уж так хорошо поют, душа радуется!». Церковь у нас закрыли в конце двадцатых годов. Мои родители ещё успели обвенчаться и первенца крестили тоже в храме. Мать с сожалением вспоминала тот период и осуждала мужчин - деревенских активистов, которые сбрасывали с помощью верёвок кресты и колокола. «Даже иконы с ликами святых выбрасывали и топтали. Батюшку-то выслали из деревни. Иконы кое-кто успел домой унести. Думали, пройдёт кутерьма, церковь-то снова откроют, да не сбылось...» - тяжело вздыхала старушка. В детстве я ходила с матерью в гости к соседям-старикам. В углу рядом с иконой красовался резной, из дерева, ангел с локонами и крыльями, покрытый позолотой. Бабушка Саша его нашла возле церковной стены и принесла домой. Я подолгу любовалась резной фигуркой. В минувшем году снова увидела нашу церковь. Разруха и запустение царили вокруг. Бурьяновые заросли покрывали всю территорию возле храма и кладбище близ него. Только свежие захоронения выделялись ухоженностью. С дочкой, зятем и племянницей мы приехали сюда, чтобы установить крест на могилку моей бабушки Натальи Моисеевны. Долго собиралась это сделать и, наконец, выполнила обещание с помощью моих близких. Закончив дела, зашли внутрь храма. Приятно удивились, увидев деревянный крест, установленный, конечно, неравнодушным человеком. Крест притулился у стены возле оконного проёма, и на самодельном столике лежали огарки свечей, искусственные цветы. Значит, здесь бывают люди; кто-то заходит, ставит свечку в память о своих усопших родственниках и просит у Господа Бога дать им царствие небесное, кто-то бывает почаще, если близко живёт, а кто реже: издалека приезжает. На стенах церкви местами сохранились росписи. Но в самой верхней точке, на крыше, зияет провал. Пока совсем небольшой, но время и атмосферные явления разрушают даже прочную старинную кирпичную кладку. Заходить в помещение уже небезопасно. День был солнечный, и мы прошлись по кладбищу, разыскивая могилки своих родственников и знакомых, где приминая ногами, а где - вырывая высокий бурьян. Набрели на могилу моей тёти Анны, 16

сестры матери. Она похоронена вблизи у церковной стены. Родственница умерла в возрасте сорока лет, оставив малых деток сиротками. Так и выросли они без материнской ласки. Хоть мачеха и не обижала пасынков, но всё равно они были ей не свои - чужие дети. Это уже другая история, но всё же хочется поведать случай из жизни тёти Анны. Моя мать не раз рассказывала нам эту притчу. Анна боронила свою полосу земли под посев овса. Было холодно, ветрено. Овёс следует сеять рано. В старину говорили: «Сей овёс в грязь, будешь князь». То есть получишь хороший урожай зерна. Анна накануне родила четвёртого ребёнка, назавтра муж послал её в поле. Женщине вскоре стало плохо, поднялся жар. Она с трудом ходила по мягкой пахоте и больше держалась за вожжи, чем направляла лошадь. В конце концов споткнулась и упала на колени. Лошадь встала, а Анна подняла лицо к небу и со слезами стала просить Пресвятую Богородицу о помощи - дать ей силы. Тут ей показалось, что небо раздвинулось, и в этом проёме она увидела Богородицу в окружении ангелов. Заступница наша была в золотистых одеждах, над головой светился золотой ореол. Тонкими перстами она троекратно перекрестила Анну. Видение исчезло, небеса снова закрылись. Об этом видении Анна рассказала своей матери. Но сама вскоре умерла, умер и её младенец. Весьма удивилась, увидев рядом с могилкой тети крест с фотографией ее мужа Сергея. Холмики вместе обнесены новой оградкой - позаботились внуки и правнуки. Оказывается, перед смертью старик попросил похоронить его рядом с первой женой. Что скрывается за этим его поступком? Может позднее раскаяние перед женой и детьми за свой деспотичный характер? С южной стороны храма нашли голубую оградку, два холмика в ней заросли высокой густой травой. Здесь лежат мой дядя Паша (брат матери) и его жена тетя Вера. Дядя Паша - участник трех войн. Мы прожили в родстве и согласии всю жизнь. Дядя Паша выручал нас в любом деле. Иногда ворчал на сестру(у самого дел полно!), но всякий раз выполнял ее просьбу: насадить топор, починить грабли, отбить косу... Самым близким после бабушки человеком в их доме была для меня их дочь Шура, для близких - Санька - моя крестная. В детстве я называла ее божаткой. Она была человеком с добрым и отзывчивым сердцем. В голодное военное и послевоенное время крестная старалась хоть чем-то порадовать меня. Даст репку или брюковку, принесет на веточках земляники, черники, сладких дудок с покоса. Больше всего 17

мне запомнились белые и сочные древесные ленты, которые она снимала из-под сосновой коры по весне. Немножко липкие, но вкусные. Она ходила за ними в лес с корзинкой и большим ножом из лезвия косы, иногда и меня брала с собой. Крестная всегда жила со своими родителями, а когда они состарились - ухаживала за ними. Другой семьи у нее не было. Моя мать всегда хвалила племянницу: «Санька молодец, стариков додержала и похоронила честь по чести». Крестная готова была помогать всем своим близким, принимала в гости племянников, дарила им обновки. Но времена меняются, другими становятся люди. На ее похороны приехали только ее младший брат Володя и я. Теперь и ее могилка зарастает бурьяном, мы даже не смогли ее отыскать - ухаживать, видимо, некому... Чуть дальше от церкви на одном из крестов увидела фотографию женщины, чей образ мне был знаком: гладко зачёсанные назад волосы, взгляд серьёзный и скорбный. Такой снимок есть в альбоме моей матери (я его храню). Здесь, под холмиком покоится её подруга, Александра Михайловна. Про их горькую вдовью жизнь можно написать целую повесть. Тётя Саша, так я её звала, иступлённо верила в Бога. Когда появилась возможность, уже в старости, она часто ездила в Усть-Печеньгу, в церковь Покрова Пресвятой Богородицы. Иногда с ней отправлялась и моя мать. Бывало, что подругам приходилось ночевать у нас в Тотьме. Тётя Саша говорила, что скоро снова откроются церкви, и пойдут в них службы. К её словам я относилась скептически. Но давно уже пришлось убедиться в её пророчествах. Откуда она знала, что церкви будут восстанавливать? Возможно, её утверждения были основаны на проповедях, которые она с упоением слушала после богослужений? Она же иногда говорила, что так сказано в Писании. Но тётя Саша была полуграмотная и прочитать Священное Писание она не могла. Тетя Саша спасла мне жизнь. Она принимала роды у моей матери. Акушерок в деревне и в помине не было, а тетя Саша имела в этом плане какой - никакой опыт. Младенец (то есть я) появился на свет без признаков жизни, потому что пуповина два раза обвилась вокруг шейки ребенка. Повитуха освободила шею, перевязала пуповину и принялась откачивать ребенка. Старалась изо всех сил, применила все известные ей приемы, а девочка все не дышала. Тетя Саша уже отчаялась и заплакала: «упекут» повитуху в тюрьму за мертвого ребенка! При этом продолжала делать свое дело. Наконец 18

новорожденная пустила ртом пузыри, задышала и огласила плачем свое второе, можно сказать, рождение. С того случая женщины и сдружились. Дочка тети Саши -Ритабыла чуть постарше моих братьев. Через год с небольшим после моего рождения началась война, мужья у подруг ушли на фронт. Вскоре тетя Саша получила извещение, что ее муж пропал без вести. Она плакала, но не хотела верить в гибель мужа. Цыганка нагадала и убедила вдову, что живой он, вернется. Но не сбылось цыганкино предсказанье... Работала тетя Саша в колхозе, в своем огороде садила много картошки и овощей, да и хлебные запасы имелись. Жили они с Ритой не бедно, дочь уже во всем помогала матери. Тетя Саша научилась у моей матери шить на швейной машинке и катать валенки, и навыки эти очень ей помогли в жизни. На нужды фронта из колхоза угнали почти всех лошадей, поля пахать приучили быков. Тетя Саша вырастила от своей коровы бычка, и когда тот набрал силы, запрягала его и в плуг, и в сани: возить сено, дрова, воду с реки для своего хозяйства. Но кто-то из деревенских написал на вдову фронтовика жалобу - пора, мол, ее в единоличники записывать. Женщину вызвали в контору колхоза, а там уполномоченный из района. Состоялся нелегкий разговор, из которого следовало: бычка надо сдать, иначе запишут в единоличники, исключив из колхоза. Заплакала Александра, но пришлось согласиться. На примере своей подруги, моей матери, она видела, как не состоявши в колхозе той приходилось биться за выживание. Мать моя была рабочей промкомбината и катала валенки для фронта. Тяжелая, изнурительная работа, пыльная и грязная, совсем не женский, но очень нужный в то время труд, Но почему-то в колхозе этого не хотели понять. В семье пятеро «ртов», а земли под картошку выделяли всего четыре сотки, постоянные налоги и штрафы, «беседы» в колхозной конторе, запугивания. Коровы лишились, потому что сено забрали в колхоз. Потом увезли дрова - печь топить нечем. Вязанку осиновых веток для козы или корзинку свежей травы приходилось носить тайком от чужих глаз. Вот поэтому тетя Саша поплакала-поплакала, да и увела своего любимца на колхозную конюшню, где вместо лошадей стояли быки трудяги. Зато осталась в колхозе и право на землю сохранила. Часто думаю о ней, жалею. С какой обидой, наверное, живёт её душа в Вечности, зная, что с детства обожаемый ею храм в полном запустении, и нет никакой надежды на его восстановление. 19

В нижней части кладбища, за бывшей церковной оградой хоронили тех, кого посчитали грешником еще на земле. В таковых оказалась и моя бабушка по отцу. Старушка стойко перенесла раскулачивание своего хозяйства, разлуку со старшим сыном, невесткой и внуком, похоронила мужа, приноровилась к новой жизни в колхозе. Но Зло снова постучало в ее судьбу в виде утонувшей в яме колхозной свиноматки, за которыми она ухаживала. Конечно, она испугалась позора на старости лет, когда милиционер пообещал «сгноить в тюрьме». Но не столько за себя, сколько за маленьких внуков тревожилась бабушка, меньшой еще в зыбке качался. Кто-то из правления колхоза предложил в возмещение убытка забрать у семьи корову. Бабушка Дуня не могла допустить, чтобы внуки по ее вине остались без молока. И сколько бы сын с невесткой (а это были мои родители) не пытались ее успокоить, решила не искушать судьбу. От отчаяния бабушка покончила с собой, ценой своей жизни она надеялась разрешить ситуацию. Так бабушка оказалась за церковной оградой. Напрасно бабушка Дуня так поступила. Для близких это была тяжелая утрата, а в покое их все равно не оставили. В деревне многие на них смотрели как на бывших кулаков. Нашлась злая женщина, которая по пустяшному случаю сумела разрушить жизнь семьи: моего отца - «подкулачника»- по навету отправить в тюрьму, семью исключить из колхоза. Иногда думаю - пришло ли к ней раскаяние? И могла ли она смотреть в глаза моей матери, встречаясь на деревенской улице? Когда я выросла и узнала историю моих родителей, была просто потрясена. Трудно было поверить в такую людскую подлость. Не хочу называть имя той женщины. С тех пор прошло много времени, уже давно нет ее в живых, но есть внуки и правнуки, которые не могут отвечать за тот ее поступок. Окинув взглядом заросшее кладбище, подумала: сколько человеческих судеб скрывают под собой эти, безымянные теперь, холмики. И старый разрушенный храм, и этот погост возле него настоящий островок истории. Церковь и Божья земля остаются молчаливыми свидетелями ее. С печалью в душе вспомнила свою подружку ранней юности. Валя Шадрина (моя тезка) жила в другом краю нашей большой деревни. Ее короткую жизнь можно сравнить с огоньком, который ярко горел и внезапно потух. Виной тому наше голодное и холодное 20

детство. Девочка росла в бедной семье и вдоволь хватила лиха. Не имела теплой обувки, одежки. Мать работала телятницей, и дочка с детства помогала ей в этом. По холодной росе, часто босиком, выгоняла стадо в поле. В дождливую погоду тоже мокла на пастбище вместе с телятами. Есть было нечего. Помню, в магазине продавали мятные пряники, гладкие и белые, без глазури. Покупали их , в основном, приезжие - у деревенских на сладости денег не было. В тот день у магазина остановились грузовики, и водители зашли за покупками. Местные ребятишки ватагой устремились за ними и буквально «приклеились» к прилавку в надежде на угощение. Чужие дяденьки и тетеньки иногда наделяли их скромными гостинцами. Среди пацанов выделялась светленькая головка худенькой девочки. Она не отрывала глаз от пряников, которые окладывал в газетный кулек покупатель. Нельзя было не заметить ее пристальный, просящий взгляд. Мужчина дал девочке пряник, она схватила его и выбежала на крыльцо магазина. Валя зажимала пряник в кулачке, лизала его и показывала всем, кто шел мимо: «Дяденька дал, «на», говорит»,сообщала она, ликуя от радости. Так и не откусив ни крошки, счастливица побежала домой - показать пряник, а может и поделиться им с мамой, с сестрой. Думаю, что это был первый пряник в жизни моей подружки. А подружились мы с Валей в школе - семилетке. Школа находилась в шести километрах, в другой деревне. Мне нравился ее неунывающий характер, она умела радоваться любому приятному пустячку, никогда не хныкала, не ныла. Валя рассказывала о своей сестре Верке: та жила в Ленинграде, работала нянечкой. Добрые хозяева у Верки оказались: купили новую одежду, хорошо кормили. Даже помогали отправлять домой посылки с поношенной одеждой. Продукты тогда пересылать не разрешалось, и Валька счастливо радовалась, когда сестре среди одежды удавалось запрятать скольконибудь сушек или вкусных сухариков. Однажды Валя появилась у нас дома в синем шерстяном костюмчике: жакетик и клешеная юбочка ладно сидели на ее фигурке. Розовая кофточка с бантиком на груди форсисто выглядывала из-под жакета. Мы с матерью ахнули: такая нарядная, с сияющей улыбкой предстала перед нами Валька. «Верка прислала»,- сообщила она радостно. Глянув на свои босые ноги, добавила: «В другой раз ботинки пошлет и пальто осеннее». Была ранняя весна, и ходить босиком было еще холодно. Но старые лапти с новым нарядом Валю та надеть не 21

захотела. «Озябнут ноги, дак попляшу» - бойко сказала подружка и прошла кружок по избе, отбивая босыми ногами четкую дробь. Никто из деревенских девочек не умел так красиво плясать, как Ваня. Не только ровесницы, взрослые девушки завидовали ее умению. В каникулы и летом мы бегали в клуб на посиделки. Сидели и ждали, когда взрослые освободят круг, и гармонист сыграет для Вальки. Тогда уж она выдавала все свои коленца, сыпала звонким, как серебряный колокольчик, голоском озорные частушки! Окончив семилетку я пошла в среднюю школу, которая была уже в двадцати пяти километрах от нашей деревни. Валя осталась дома. Босоногое детство сказалось на ее здоровье. Валя стала сильно кашлять, часто болеть. Виделись мы с ней теперь редко. В субботу после занятий, прошагав двадцать пять километров, я появлялась дома под вечер, вся уставшая. С утра в воскресенье помогала матери по хозяйству: пилила и колола дрова, занималась стиркой, уборкой... Затем отправлялась в обратный путь. Весной моей подруги не стало. Проболев зиму, она растаяла, словно свечка. Я долго хранила Валин подарок - незатейливую брошку. Подарок мне передала ее мать. Всем девочкам, с кем дружила, Валя разделила свои немудреные вещицы: брошку, гребенку, носочки, ленточки. Знала уже, что не поднимется и наказала матери, что и кому отдать на память о ней. Я ее всегда помню, светловолосую плясунью и певунью, ушедшую от нас так рано. Надо признать, что в большинстве своём мой поколение воспитывалось в духе буйного (оголтелого) атеизма, начиная с первого класса школы. И если в наших душах отложилась какая-то искра божьей веры - это только от родителей, молившихся перед иконами, которые были в красном углу каждого дома. Ну может, у кого и не было, но это редкое исключение. Но мы были духовно скованы, зажаты какими-то условностями. Помнится, как однажды меня «воспитывала» заведующая местным почтовым отделением. Я пришла на почту после уроков и попросила позвонить в районную больницу. Мне хотелось узнать, когда выпишут домой маму. К своей просьбе я невольно добавила: «ради Бога!». Глаза женщины недобро сверкнули. Она гневно отчитала меня: «Пионерка, в комсомол скоро, и что это просишь за «ради Бога», словно старуха неграмотная! На это 22

«пожалуйста» есть!». «Так я и «пожалуйста» говорила»,- испуганно пролепетала я в ответ. Где-то в конце 80-х годов уже прошлого века приезжал в Тотьму молодой актёр Борис Галкин с презентацией нового фильма, где он исполнял одну из главных ролей. Гостя пригласили в редакцию газеты «Ленинское знамя» на встречу с творческим коллективом. Беседа была весьма интересна и познавательна. Помнится, меня удивили его рассуждения о плачевном состоянии церквей в нашей области. Даже в Вологодских храмах он не услышал колокольного перезвона. По этому поводу актёр прочёл стихотворение собственного сочинения весьма эмоционально. Но со стороны слушателей порыв не нашёл должного понимания, и тему эту больше не обсуждали. Ощущение горечи и сожаления от разрушения храмов пришло в моё сознание только с началом их восстановления. На наших глазах рождалось чудо красоты и святости. Можно по-разному относиться к религии, но зачем было разрушать церкви, утверждая новую власть? Хотя, что удивляться? Новая демократия тоже начиналась с разрушения и поругания памятников и символов советской эпохи, при которой мы родились, а состарились уже в другой стране.

Н Е УСТАЮ ЧИТАТЬ БЕЛОВА Хочу признаться в любви к литературному творчеству великого вологодского писателя Василия Ивановича Белова. Его произведения идут со мною по жизни с тех самых пор, как довелось купить его книжки: сборник рассказов «Иду домой», затем «Рассказы о всякой живности», еще «Бухтины вологодские...» Я родилась и жила в сельской местности, а последние несколько лет, до переезда в город, мы всей семьей оказались вообще в сельской глухомани. Работала в малокомплектной школе. Ближайшая поселковая библиотека находилась в шести километрах от нас. О новинках литературы думать не приходилось. Как-то обходились без телефона, с керосиновой лампой, печным отоплением и удобствами во дворе. Держали козу, поросенка и кур. В двадцати минутах ходьбы от деревушки, в лесу, росли грузди и волнухи, а еще ближе можно было собирать бруснику. Ходила за ягодами вместе с годовалым сынишкой после уроков. Только в 1969 году перебрались в Тотьму. Дочка пошла в городскую школу, сынок - в детский садик. Всей семьей стали посещать районную библиотеку, кинотеатр, мероприятия в Доме культуры. Помнится, сынишке покупали множество игрушек (в деревне он был лишен этого), в книжном магазине - детскую литературу. С того времени и стала расти и пополняться наша домашняя библиотека. За книжными новинками устремлялись в очередь, а подписные издания старались добыть всяческими путями. Мне удалось приобрести трехтомник избранных произведений Василия Ивановича Белова в добротном переплете светлого цвета. На слете передовиков сельскохозяйственного производства в Доме культуры всегда торговали книгами, и произведения известных авторов расхватывались моментально. Работала я корреспондентом районного радиовещания в творческом коллективе районной газеты «Ленинское знамя». До этого с ней сотрудничала на правах нештатного корреспондента уже несколько лет. Писала зарисовки о людях труда, художественные новеллы о природе, маленькие рассказики для детей и т.д. Имела небольшой журналистский опыт и желание работать корреспондентом, что и привело меня в газету. В редакционном коллективе нередко возникали дискуссии о книжных новинках. Вологодских поэтов и писателей чтили особенно, а многих из них мои старшие товарищи хорошо знали, встречались с ними на областных семинарах и совещаниях. Мне с писателем Василием Беловым лично 24

познакомиться, к сожалению, не удалось, но от того мое пристрастие к беловской прозе меньше не стало. Считаю, что это наш, можно сказать, родной, деревенский писатель, он пишет для нас и про нас. Возьмите любой рассказ, повесть или роман, и вы убедитесь, что все его произведения теснейшим образом связаны с миром северной русской деревни. Вот это и подкупает - правда деревенской жизни, какой бы она ни была близкое знание быта, забот, характеров, кровный интерес к жизни современного крестьянина, к его духовному и душевному миру. Легко русскому крестьянину никогда не жилось. В этом нетрудно убедиться, проследив жизнеописание простых деревенских людей по книгам Василия Белова «Кануны» (1978 г.), «Год великого перелома» (1994 г.) и «Час шестый» (1998 г.). Эта трилогия посвящена трагической судьбе крестьян в двадцатом веке. Трагична безжалостна судьба буквально каждого жилого двора, каждой семьи: из этого правила исключений нет. «Трилогия Белова - это не обычные романы девятнадцатого века. Здесь нет классического понятия о сюжете с жизнеописанием нескольких главных героев, включая завязку, кульминацию и развязку действия. Сам русский народ, его важнейшая часть - крестьянство является главным героем произведения, называемого самим автором «хроникой русских судеб». Какими же средствами достигает этого автор? Во-первых, число действующих лиц в романах, которые могут быть названы главными, необычайно велико, их десятки. Во-вторых, сюжет строится из реальных исторических эпизодов, следовавших друг за другом, год за годом. В-третьих, в романы, хроники органически вписываются многие подлинные документы эпохи - директивы ЦК ВКП(б) и других высших органов власти, постановления обкомов и крайкомов Русского Севера, цитаты из газет того времени, выписки из решений органов ГПУ. Таким образом, наблюдения и опыт собственной жизни автор дополняет историческим исследованием. Поэтому все произведение пронизано неуничтожимым духом правды», - пишет Р. А. Нелегшн, профессор Санкт-Петербургского государственного университета. Сколько бы раз я ни читала роман «Кануны», он всегда задевал меня за живое. Вроде бы автор описывает пока еще спокойную и размеренную жизнь деревни с обычными крестьянскими делами и заботами, весельем рождественских посиделок, играми и забавами молодежи, вроде бы все мирно и хорошо. Но какая-то неуловимая 25

тревога за благополучие жителей авторских деревень Шибанихи и Ольховицы уже зарождалась в моей душе, и чем дальше, тем она становилась глубже. Мне с первых строк нравится образ простого деревенского парня Пашки, сына Данилы Пачина из деревни Ольховицы: крепкий, здоровый, веселый, общительный, с умной головой и золотыми руками. Парень ехал домой с возом мороженой рыбы из Чаронды (деревня на берегу озера Воже). На последнем волоку перед Шибанихой, где жил у парня дядя Евграф, Павел посадил на воз попутчика. Попутчик высокомерно не отвечал на простые вопросы парня и только неприлично сплевывал. На вопрос о дядюшке ездок сказал: «Знаю Евграфа - жмот тот еще»,- и снова сплюнул. - Это как так? - А так. - Ну... как так, почему? - Пашка почувствовал, как в нем разом всколыхнулась обида за дядю. Собеседник ничего не ответил и отвернулся. Гордо и заносчиво, как показалось Пашке. Пашка с открытым от удивления ртом долго глядел на неподвижного ездока и вдруг натянул вожжи... - Знаешь что, друг ситный, ну-ко, слезай. Давай, давай, кому говорят! А ну, освободи воз! - наливаясь бешенством, заорал Пашка. - Чуешь? Ездок не торопясь взял котомку, угрожающе крякнул: «Хорошо». Он встал на возу, но не успел сойти. Мерин дернул, скакнул и ездок полетел в снег. Пашка вскоре уже злился сам на себя, что так нехорошо получилось, но он еще не знал, что слово «хорошо», произнесенное попутчиком угрожающим тоном, было началом долгих испытаний для него и всех его близких. По милости земляка Игнахи Сопронова, злого и мстительного человека, Пашка и вся его родня пройдут все муки земного ада. Выживут не все, но человеческое достоинство останется с ними. Поможет им в этом вера в добро и справедливость, любовь к отчему дому, родной земле, родине, стойкость духа и мужество. В «Канунах» описывается жизнь деревень Шибанихи и Ольховицы накануне коллективизации. В этих и окрестных деревнях не было ни кулаков, ни батраков. Бедно жили старик по прозвищу Носопырь и старушка - нищенка Таня, но и они были полноправными членами крестьянского общества, занимали в нем свое общеполезное место. Трудолюбивые крестьянские семьи Ивана Рогова, Данилы Пачина, Евграфа Миронова, Кузнеца Гаврилы Насонова, где мужики и бабы трудились от зари до зари, жили крепкими домами. Дед Павло Сопронов занемог ногами, его семья жила беднее, а сын Игнашка 26

Сопронов уродился и вырос злым и завистливым. И вот из центра поступают указания об обложении налогами зажиточных крестьян и о коллективизации. Игнашка Сопронов, уполномоченный от района, из карьеристских побуждений берет дело в свои руки и, опираясь на директиву Л. Когановича, на поддержку областного партийного работника Миерсона, возглавляет соответствующую комиссию и облагает ряд крестьян непосильными поборами, в три раза превышающими их годовой доход. Жутко читать сцены сопроновской наглости и произвола, когда он входил в избы своих односельчан с одной целью - уничтожить, унизить, растоптать добрых и порядочных людей, живущих за счет собственного, беззаветного труда. До слез обидно, что работящие крестьяне были бессильны противостоять коварству Игнахи Сопронова и ему подобных. Чтобы понять и прочувствовать глубину писательского таланта, надо обязательно прочесть его произведения, лучше все, какие есть, но трилогию « Час шестый», которая и начинается романом «Кануны» обязательно. Настоящая трагедия русских крестьян начнется во второй книге трилогии « Год великого перелома». Ни один русский человек не сможет прочесть эту книгу без содрогания и потрясения. У крестьян, не сумевших оплатить непосильный налог, описывают и отнимают дома и имущество, семьи выселяют в пустующие бани и сараи, самих отправляют на лесозаготовки ( лес нужен новым хозяевам страны для продажи за валюту). На лесозаготовках в неотапливаемых храмах и монастырях под охраной живут и кулаки - переселенцы с Украины, с женщинами и детьми. Страшно читать о том, как в трюмах грузового транспорта, без пищи, питья и туалетов, под вооруженной охраной везут героев трилогии в Печорскую тундру. Многие в той дороге умерли. Трупы выталкивали из трюмов и сбрасывали за борт. Первыми погибали младенцы. Оставшихся в живых высадили на голый берег в устье Печоры. Происходящее напоминает настоящие муки ада. Судьба героев трилогии приводит читателя в спецлагеря, на Беломорканал. 11авел Рогов, пройдя невыносимые, казалось, лишения и страдания, сумел уцелеть, проявить способность русского крестьянина выживать в труднейших условиях. Он бежит с Печоры и появляется нелегально в окрестностях родной деревни, но его присутствие обнаруживают. С жуткими подробностями описаны сцены охоты на беглеца 11авлу удалось уйти, а вот праведника деда Никиту 27

убили. Никита - родной дед Веры Роговой, жены Павла. Он всегда поддерживал Павла, помогал и словом и делом в строительстве мельницы. Старик, как и многие его одногодки в деревне, фанатически верил в Бога, не забывал молиться ежедневно, свято старался выполнять заповеди Христа. В деревне все были истинными христианами, и автор показывает это с первой страницы трилогии. Кривой Носопырь, живущий в бане, читает на ночь тропарь Пресвятой Богородице. Дед Никита Рогов перед сном долго молится Богу, желая оградить семью от бед и напастей, ходит к старику - соседу Петру Клюшину послушать чтение Библии. Женщины неустанно молятся, взывая к Всевышнему о заступничестве и помощи. Дед Никита со стариками деревни наказали хулиганистого подростка, младшего брата Игнахи Сопронова, высекли его прутьями за то, что подначивал деревенских пацанов бить в церкви стекла. Помогал старикам осуществить наказание своего младшего сына и сам отец его, Петр Софронов. Запрет на религию, разрушение церквей, гонения на ее служителей не могли выхолостить христианскую веру у простых людей, с детства впитавших ее с молоком матери. Крестить новорожденных детей продолжали тайно, у оставшихся в какой-либо деревне священнослужителей. Чем больше читаю беловскую прозу, тем больше убеждаюсь в том, что написана она действительно про нас и для нас. Моих старших братьев (они ровесники писателя) крестили в церкви, а меня, например, и других новорожденных - на дому, тайно. Обряд выполнял случайно уцелевший от репрессий наш деревенский дьячок. Грамотными и глубоко преданными вере Христа и своей службе показаны автором трилогии священнослужителиотец Николай, служитель Шибановского прихода, послушник Валаамского монастыря Ипполит.... Отец Николай всегда рядом со своими прихожанами, будь это деревенский праздник или организованная для большого дела помочь односельчанам. Ужасаясь жесточайшим репрессиям над беловскими героями трилогии «Час шестый», со страхом в душе предполагаю: на их месте запросто могли оказаться мои близкие родственники, родители моего отца, мои бабушка и дедушка. Из нашей деревни Великий Двор они выехали «на отруба» и обосновались в бывшем лесу, как хуторяне. Земли отводились не очень далеко от деревни, но за болотом, чтобы сделать проезд, настилали гать. У них подрастали два сына. Семья вырубала лес и кустарники, корчевала, сжигала порубочные остатки. 28

разрабатывая полосы под посевы зерновых и льна. За болотом рискнули поселиться несколько семей. Прошло время, хуторяне встали на ноги, стали жить крепким хозяйством. Старший сын женился и отделился от родителей. Старикам пришлось поскорее женить младшего сына, ему не исполнилось и восемнадцати. В жены ему сосватали молоденькую девушку из большой крестьянской семьи, жившей не бедно, но и не богато. Так образовалась семья моих родителей. «За болотом» у них появился первенец- мой старший брат. Но началась коллективизация, хозяйство оказалось в списке кулацких, дома разорили, скотину (коров и лошадей) увели, добро увезли. У хуторян был выбор - или колхоз, или выселки. Старший сын стариков не покорился и сумел незаметно уехать с семьей на Южный Урал, а старики вместе с молодыми и внуком переехали в деревню и стали колхозниками. После раскулачивания они еще хватили лиха, но задним числом думаю: хорошо, что не выселки, не Беломорканал и не Печорская тундра. Однако, коллективизация, раскулачивание не прошли бесследно. Умер вскоре дед Михаил. Мать говорила, что свекор все тосковал о своих, ставших колхозными, лошадях. Не мог без слез смотреть на любимую кобылу Карюху и молодого жеребчика Гнедка, которых никто теперь не жалел. Бабушка Дуня повесилась от отчаяния: утонула в овинной яме колхозная свиноматка, за которой старушка ухаживала. Милиционер из района усмотрел в действиях свинарки вредительство колхозу и пообещал сгноить в тюрьме. Через несколько лет добрались и до ее сына, моего отца. По злому навету его осудили, якобы, за срыв в работе и посадили в тюрьму. Свои Сопроновы находились везде. Семью исключили из колхоза. Моя мать с двумя детьми, шести и восьми лет, уехала в Архангельск, где отбывал срок ее муж. Затем они снова вернулись в свою деревню и начали жить с «разбитого корыта». Бывшие крестьяне пополнили ряды рабочего класса, стали каталями. Так вот они со мной и припозднились, и родилась я за год до войны. Отец погиб на фронте в 1943 году на Украине. Мать катала валенки, тем и поднимала нас, троих детей, да со мной еще нянчилась моя бабушка. Несмофя на трагизм событий, писатель нередко обращается к природе, умело покашная единение с ней человека. Так и тянет цитировать текси .1 нсликого писателя: «На востоке, подернутый дымчато-голубой мглой, мам пен от жары лес, кроны сосен едва 29

различались на горизонте. Зато чуть ближе, отделенный стожьями, стоял ближний лес, и в его густой шевелюре легко различались мощные бронзовые сучья. Кроны застыли, словно клубы заколдованных зеленых дымов. От леса тянуло теперь настоянном на травах и иглах жаром. Вокруг в парном воздухе томились кусты и травы. Облака с красноватыми подпалинами табунились в неясной сини небесной мглы. Внизу, как голубые вены крестьянской руки, вились по травяным поймам излучины двух речек. Над большой речкой белел мост, сзади волновалась под ветром густая зеленая рожь. Пройдет несколько недель. Набрякшие благодатной тяжестью колосья согнут в дугу миллионы золотистых стеблей. И древнее ощущение хлебопашца, безрассудное, безотчетное, не подчиняющееся ничему, кроме самого себя, вдруг поднимется от пяток, захолонет где-то около сердца и затуманит голову. И люди оставят все на свете. Они возьмут в свои руки серпы». Один этот пример позволяет судить о богатстве языка, глубине авторской мысли в описании им природы и месте человека в ней крестьянина - хлебопашца. В произведениях В.И. Белова меня восхищает простота и ясность языка. Очаровывает умелое использование местных диалектов, неповторимых и привлекательных. Выросший в деревне и говоривший по-деревенски, читая Белова, с удовольствием будет припоминать окаюшую, напевную, с мягким «цоканьем» деревенскую речь. Не знаю кто как, а я люблю наш деревенский прежний говор. Персонажи моих зарисовок обязательно говорят так, как они и общались меж собою раньше. Хочу обратить внимание читателей старшего поколения, моих ровесников - советуйте своим внукам читать произведения нашего славного земляка. Пусть они познакомятся с историей жизни своих предков. Ну что еще сказать? Просто желаю всем-всем любить и читать произведения В.И. Белова. Прошла информация, что к юбилею писателя издадут восьмитомник его трудов. Это какое ж богатство для чтения! P.S. Рассказ написан за несколько месяцев до кончины писателя 30

Памяти брата

В ПОХОД ЗА М ЕЧТОЙ Конец августа. Раннее, раннее утро. Мы с братом идем по главной деревенской улице, которая тянется почти на километр. У меня в руках драночная корзинка, а в ней завернутые в газету ломти хлеба. У брата на плече ружье. Накануне он долго приводил его в порядок: прочищал шомполом ствол, протирал масляной суконкой металлические части, заряжал мелкой дробью патроны. Еще не весь рассеялся туман, пахло сыростью, было зябко. Деревня пока спала, но петухи уже делали утреннюю побудку. Редкие собачонки, заслышав нас, выскакивали из-под крыльца и облаивали, но на дорогу не выбегали. Только рыжий кобель Пират увязался за нами, лаял и норовил схватить за ноги. Пришлось бросить кусок хлеба, и пес отстал. Миновав деревню, пошли по широкому большаку. Дождей не было, и дорога просохла. Предстояло пройти еще километра три-четыре мимо хлебных полей. Где-то поля уже щетинились свежей стерней, а где-то еще стояла желтая нива. Спелые колосья пшеницы клонились к земле. Иногда брат останавливался, прислушивался, но, кроме голосов мелких пташек, ничего не было слышно. Глядя на обильную росу на траве брат заметил: «Ботинки промокнут сразу, как только свернем с дороги». «Подумаешь, промокнут, не в первый раз!», - подумала я. Да и что там какая-то роса, если все мое существо ликовало со вчерашнего вечера. Брат обещал взять меня с собой на охоту за журавлями, а мать отпустила! Мне хочется петь и прыгать от радости! Я иду с любимым братом и бесконечно радуюсь случаю. Отпуск у брата заканчивается, на днях ему снова придется уезжать из дома на далекий неприютный 31

Брат Алексей в дни жизни на Урале, 1952 год

Урал. Там его ждет опасная и тяжелая работа в угольной шахте, а после смены - казенная койка в шахтерском общежитии. Душа и сердце мое стонут от жалости к брату, к его судьбе. Но сегодня редкостное утро, и мне хочется подальше спрятать грустные мысли и идти рядом с Алексеем далеко и долго, ни о чем не думая. 32

Совсем неожиданно для нас утреннюю тишину нарушил журавлиный крик. Что нам и надо. Брату с детства хотелось добыть журавля, поближе познакомиться с этой крупной загадочной птицей, птицей его мечты. И вот она, мечта, совсем рядом. Журавли, как и предполагал брат, рано утром кормились на гороховом поле, примыкающем к болоту. На болоте они гнездятся. Сворачиваем с большака в перелесок и осторожно идем по его опушке, приближаясь к журавлям. Обильная роса на высокой траве обжигает холодом, но я не придаю этому значения. Только бы не помешать брату, не спугнуть осторожных птиц. Алексей остановился, осмотревшись, оценил обстановку. Прямоугольник горохового поля невелик, просматривается по всему периметру. Брат понял, что скрытно к птицам нам не подойти и сказал мне об этом: «Они нас не подпустят. Давай хоть посмотрим, если получится». Мы еще потихоньку постарались приблизиться к месту их кормежки. Утренняя зорька малиновым цветом разлилась над зубчатой стеной молодого ельника, готовая вот-вот выпустить край солнышка. Мы молча любовались разноцветьем красок утреннего небосвода, и в этот момент с поля с курлыканьем поднялась стая крупных изящных птиц. От яркой зари журавли казались розовыми. «Мечта» набирала высоту и скорость и плавно удалялась за лес, на свои гнездовья. Вот уже птицы пропали из виду, а мы все стояли и смотрели в сторону улетевшей стаи. И както одновременно тяжело вздохнули. Брат улыбнулся, посмотрел на мокрые до колен мои брюки и ботинки и повернул к большаку, «Надо костерок развести, обсушиться»,- решил он. Огонь приятно согревал тело, и кусок хлеба на завтрак растаял во рту, словно сахар. Алексей грустно вздохнул: «Скоро на юг полетят, сентябрь на носу, а там и холода не за горами, - сказал он, имея в виду журавлей. Пока они откармливаются, сил набираются перед дальней дорогой». Помолчал и добавил: «Да и мне уезжать скоро...». После его слов у меня тоскливо сжалось сердце, и я чуть не заплакала. «Мне тоже в школу надо, в десятый класс»,- пробормотала я, скрывая 33

закипавшие слезы. До следующего лета я не увижу своего старшего брата, под заботливым крылом которого выросла. Много позже я поняла, что попал он на угольные шахты случайно. Стране требовались трудовые ресурсы, утраченные за годы войны. В год призыва его не взяли служить в армию, а направили учиться в ФЗО, а затем на работу в уральские шахты. Хорошее свидетельство об окончании семилетки способствовало продвижению Алексея на дальнейшую учебу, и стал он поначалу десятником, а затем и горным мастером. Уверена, он бы не поехал искать счастье на Урал по своей воле. Брат очень любил свой дом, нашу природу, и он бы нашел свое место в жизни на своей малой родине. До призыва в армию Алексей успел поработать в лесничестве, и у него это получалось. Но судьба распорядилась по-другому, вопреки его воле... Затушив костерок, пошли на ближние грибные места. Не сразу, но насобирали полную корзинку. Грустные мысли о скорой разлуке постепенно рассеялись, и хорошее настроение вернулось. При выходе из леса, как это часто бывает, наткнулись на «море» крепких маслят и моховиков. Складывать их было уже некуда. С помощью ножика Алексей снял с березы кусок бересты, свернул из него приличную коробку, закрепив углы расщепленными прутиками. Наполнили грибами коробку, потом еще кепку и решительно повернули к дороге. На опушке леса присели отдохнуть. Вспомнили, какими вкусными бывают печеные на огне моховики, и брат снова развел костерок. Нанизав на прутики отборные грибки, жарил их на огне, и видно было, что это занятие доставляло ему удовольствие. Я была тоже очень рада. Мы с аппетитом съели грибные шашлыки без соли и хлеба. Ни того , ни другого не оказалось, а есть уже хотелось. Шли по обочине дороги, солнышко пригревало затылок и спину, навстречу попадались машины, поднимая колесами хвосты пыли. Поход на природу удался: журавлей насмотрелись, грибов насобирали. Алексей честно признался, что на добычу журавля он особо и не рассчитывал. «Да так и лучше», - завершил он свою мысль. «Может на другое лето получится?», - попыталась утешить я брата. 34

ЖУРАВЛИ - ЖУРАВЛИКИ Раньше у нас в деревне клюкву называли жаравликой. Может быть такое название ягод произошло от слова журавли? От того, что птицы селятся на болотах и, возможно, питаются этой ягодой. У людей особое отношение к этим загадочным птицам. Услышав курлыканье, любой человек остановится, поднимет голову вверх и будет искать в небе журавлиный клин, провожая его взглядом. Я заметила, что авторы стихов о природе, особенно «осенних», непременно вставят строчку о летящих и курлыкающих журавлях. Видим мы этих птиц, в основном, во время перелетов. Весной, когда журавли возвращаются на родину, их курлы-курлы вызывает позитивный настрой. Но когда они улетают на юг, их крики падают с неба и отзываются в сердце тревожными, тоскливо - щемящими чувствами. При виде журавлей в моей памяти тотчас всплывает образ брата Алексея. Ему, как журавлику, приходилось после отпуска всякий раз покидать родные края и улетать в нелюбимый Урал, в прокопченный угольной пылью поселок. Автору этих строк довелось несколько раз увидеть стаю журавлей в относительной близости. После длительного полета птицы устроили отдых на пустом весеннем поле. Они ходили на длинных ногах в поисках корма, собирали длинными клювами на длинных шеях что Бог послал. Серого журавля украшает красное пятнышко на голове, на шее полоска из черных перьев. Крупные изящные птицы. Они прилетают к нам ранней весной после зимовки в Средиземноморье или северной Африке. Отдохнув от трудного перелета птицы начинают журавлиные танцы. Весной танцы журавлей - это часть брачного ритуала. Но станцевать они могут и в любое другое время года - летом, зимой, осенью. Что означают «внесезонные» танцы журавлей, точно не известно. Вот как описывается их танец: «Пара птиц раскланивается, скачет вокруг друг друга на длинных ногах, чинно вышагивает, раскрывая крылья и высоко поднимая ноги. Движения птиц плавные, завораживающие». 35

Однажды мне довелось прочесть уникальный по своему содержанию рассказ о журавлях. Наиболее интересные места я хочу повторить для читателей. Ну просто не могу удержаться, чтобы не поделиться тем, о чем так интересно написал наблюдательный человек из Нижнего Новгорода - Ю.Д. Кораблев. Рассказ был опубликован в простеньком, но замечательном по своей сути журнале ЗОЖ (здоровый образ жизни): -Журавли перед отлетом собрались на большую поляну, вожаки стаи сделали «перекличку», затем вся стая поднялась в воздух и стала описывать большие круги над лугом, лесом, деревней. А дальше я уже слово в слово повторяю автора статьи: «И тут один из журавлей, самый крайний вдруг в крутом пике бросился вниз, к земле, издавая в полете жалобные, протяжные крики. Он быстро приближался к земле. Я с тревогой наблюдал за ним - земля уже опасно близко, а он все не прекращает свое пикирование. Убъется ведь! Неужели у журавлей бывают случаи самоубийства? Но в самый последний момент он выполнил вираж и стал вновь набирать высоту. А за ним в таком же пике и с такими же тоскливыми жалобными криками бросился второй журавль, а за ним третий, четвертый - и вот уже вся стая встала в вертикальный круг, непрерывно пикируя вниз, к земле, а затем, после виража, поднимаясь вверх, чтобы снова один за другим, стремительно, в свободном падении лететь вниз. И каждый журавль сопровождал свой пилотаж тоскливыми, жалобными криками. Я в каком - то смятении, с тревогой наблюдал за ними. Видно было, что журавлям ну никак не хочется улетать. Эта карусель продолжалась минут десять - пятнадцать. Но вот часть птиц прекратила пикирование, удерживалась наверху, совершая небольшие круговые облеты, и к ним один за другим стали присоединяться остальные. Наконец они выстроили свой классический строй - клином и, ритмично и плавно взмахивая крыльями, полетели к югу. Я провожал их взглядом в каком - то легком оцепенении. Что так не отпускало журавлей? - Родина! Родина у них здесь. Выходит, что и для журавлей родина также дорога и притягательна, как и для человека?!». 36

Что тут можно сказать? Меня потрясла эта статья о журавлях до глубины души. Я признательна ее автору и благодарю его, тоже от всей души, за то, что он поделился своими наблюдениями. Люди всегда будут провожать журавлей на юг, а весной ждать их возвращения на Родину.

Из детства

БУЛОЧКА Те, кого сейчас называют «дети войны», никогда не выбросят хлеб. Постоянно хотелось есть. Мать была рабочей промкомбината, а рабочим и служащим во время войны выдавали хлебные карточки. В деревне таких семей было немного, и нам откровенно завидовали. Старший брат отоваривал карточки в магазине, и я ходила в магазин вместе с ним. Местный пекарь приносил хлеб в большом берестяном кузове, выкладывал на прилавок еще теплые буханки, которые источали непередаваемый, ни с чем не сравнимый аромат. Я радовалась, если кроме буханки, продавец отрезала небольшой довесок. Знала - эта «пайка» обязательно будет моей, как только мы с братом выйдем на улицу. Но ни в коем случае он не позволял мне есть прямо в магазине. Но хлеба на нашу большую семью все равно не хватало. Чувство голода никогда не покидало. Не менее голодными были и послевоенные годы. Однажды моя мать вместе с подругой, такой же вдовой фронтовика, отправились на дальнюю пожню за сеном. Сено они заготовили в угодьях лесничества, не на колхозной земле. Мать запрягла в дровни свою корову Красулю, тетя Саша поехала на быке. Выехали затемно, зимний день короток, ехать далеко, а на корове не разгонишься. Чтобы не оставлять дома одну на целый день, мать отвела меня в дом тети Саши, под присмотр ее дочери Риты. Я сразу же забралась на теплую печку и заснула. А когда проснулась, Рита уже хлопотала по дому: она занималась уборкой, натирая голиком 38

некрашеный пол. От нечего делать я считала сучки на потолке, затем цветочки на занавесках... Нечаянно открыв шторку, увидела за заборкой (дощатой перегородкой) на столе булочки и пироги. Выпечка лежала на скатерти, ничем не прикрытая. Я обомлела, и сил не было оторвать взгляд от такой роскоши. Мне еще не приходилось видеть столь красивых булок и пирогов, а не то чтобы есть их. Семья у нас была большая, да и зерном нас не снабжали, т.к. в колхозе мы не состояли. Поэтому пироги выпекать было не из чего. А те булочки у меня и сейчас стоят перед глазами так явно, словно это было вчера. Из серой муки, смазанные жиром, они выглядели более чем аппетитно. Попросить у Риты хотя бы кусочек я не посмела. Да и вряд ли она позволила бы мне угоститься. Булочки лежали в рядок, и, наверное, были сосчитаны матерью перед уходом. А Рита тем временем надела фуфайку и вышла на улицу. В голове у меня стучали молоточки. От подступившего с новой силой чувства голода я потеряла контроль над собой. Пулей слетела с печки, скоренько повязала платок, накинула пальтушку и - за заборку. Схватила булочку и спрятала ее под пальто. Вошла Ритка, и я застыла от ужаса: только бы успеть выскочить за дверь, пока она не заметила пропажу. Рита ничего не заметила, и, не понимая, почему я вдруг собралась уходить, пыталась меня остановить - ведь мать еще не скоро вернется. Но я уже бежала к дому. Бежала, боясь оглянуться: вдруг Рита уже не досчиталась булочки и кинулась вдогонку! Было стыдно и сфашно. Ведь я понимала, что украла булочку, хотя никогда до этого случая ничего не брала без разрешения даже дома, не то что у посторонних людей. Со страхом думала о наказании, оно неминуемо и будет жестоким. Мать возьмет березовую вицу и устроит порку. Я почти ощущала, как вица безжалостно оплетает мою спину и все, что ниже ее. Тело мое охватила внезапная слабость, ноги и руки задрожали, и теперь я едва плелась по тропинке к дому. Булочка выпала из-под пальтушки, я подняла ее, но есть не стала. Почему-то решила спрятать ее в снегу, а то вот-вот приедет мать и...все раскроется. Присела на порожек ичбы и долго-долго сидела, пока сильно не замерзла. Не сразу 39

поняла, что булочку нашли вороны и тут же расклевали ее. Ну и пусть, стало даже как-то легче, что не я съела эту ворованную булочку. Зашла в дом, хотела забраться на печку, но тут силы оставили меня, и, не раздеваясь, я прилегла на деревянную лавку... Снились вороны, они летали и каркали, и я слышала их крики: ук-р-р-ала! ук-р-рала! Очнулась, когда мать подняла меня на печь и положила на лоб холодное мокрое полотенце: «Жар в тебе, снегу небось наелась?». Утром мама испекла гороховых витушек, но есть мне не хотелось. Неожиданно пришла тетя Саша. Я накрылась с головой одеялом и замерла. Тоскливо подумала: «Вот теперь все и начнется». Однако ничего страшного не произошло. Женщины поговорили о своем и разошлись. Потом пришла Ритка, принесла кринку молока (наша корова была в запуске), и мать тот час поставила его в печь. Потом я ела вкусную пенку и пила горячее топленое молоко, а на душе было мерзко и гадко. Сколько раз мне хотелось признаться в своем проступке, но было стыдно, и я молчала. И никто и никогда не напомнил мне о том случае. А то, что пропажу заметили - я не сомневаюсь. Просто поняли и простили меня.

ЗАПАХ ЯБЛОК Уроки закончились и, скоренько собравшись, одноклассники дружно двинулись домой. Семилетка находится в другой деревне, в Талице, и теперь нам утром и вечером приходится шагать по шесть километров. Домой дорога кажется короче, да и пустой желудок подгоняет. Кусок хлеба, взятый в школу, съедается на первой переменке. Да вместо хлеба в сумке частенько оказывается картофельная лепешка: проглотишь, а сытости не прибавится. Где-то идем, а если под утор, то и бегом припустим. Вся дорога пересекается лягами, это когда между двумя угорами сырая, иногда топкая низина. Даже в сухое время по ней бежит ручеек темной болотной воды. У всех одна мысль - поскорее до дома дойти, поесть досыта. Досыта, правда, не всегда получалось. Война закончилась, а жили попрежнему впроголодь. Миновали длинное талицкое поле, пробежали крутой спуск к речке. Мост устроен высоко над водой - весной эта маленькая на вид речушка разливается от угора до угора. Пока вода не спадет - не пройдешь, не проедешь. Была осень, и сентябрь одаривал нас хом инками спелой брусники в перелесках, а на полях хлебными колосьями. Все это мы быстренько срывали и на ходу отправляли в рог. Но вот мы и дома. Меня ждала нечаянная радость. Пришло извещение на посылку. С далекой Украины моя двоюродная сестра прислала яблоки! Их мы пробовали теперь каждую осень. Шура была па войне, вышла замуж за украинца, и теперь они жили у него на родине. Посылка для нас с матерью - целое событие. В деревне о такой роскоши, как фрукты, можно было только мечтать. Забыв про еду, я читала извещение и радовалась. Хотелось сразу бежать на почту, но это снова надо идти в Талицу. Как-то несправедливо получалось. Наша деревня Великий Двор раза в три больше соседней и сельсовет именуется Великодворским, а все важные «конторы» находятся в I плице Да наша деревня и стоит на большой дороге, не в пример соседней 11о и школа - семилетка, и сельсовет, медпункт, почта - все у 41

«талюков». У нас в деревне так и говорили: талюки, видимо, в свое время бойчее великодворцев оказались, вот у них все и есть. По прошествии десятилетий справедливость была восстановлена, а пока надо было бежать в Талицу. Мать, немного поколебавшись, отпустила. Посоветовала взять веревку, чтобы легче нести было ящик за спиной. «Кусок хлеба возьми с собой, дорогой съешь, да успевай, пока почта не закрылась» И я побежала в прямом смысле слова. Передышку приходилось делать при подъемах на угоры. Дорога была сухая, а нога легкая. Чащевки, Кобыльское, Шипицин лог, отворотка на рощу, медвежья ляга - это уже половина пути. Наконец одолела и талицкие поля по невысокой, но затяжной возвышенности. Изрядно запыхавшись, прибежала на почту. Сияя от радости, протянула извещение на посылку: «Домой из школы пришла, а нам извещение принесли, я и побежала обратно». Заведующая не спешила взять мою бумажку, и ее строгий взгляд за стеклами очков разом нагнал на меня неясную тревогу. В помещении витал стойкий запах яблок. Так вкусно могла пахнуть только наша посылка. Ящики горкой возвышались в углу комнаты, и я смотрела на них, пытаясь угадать свой. Ира Степановна работала на почте давно, знала всех клиентов, знала их детей. Я не раз приходила за почтовыми отправлениями. Мать давала мне свой паспорт, но иногда заведующая почтой даже и не смотрела в него. Просто давала расписаться, где положено, и ВСЕ выдавала. На этот раз начальница спросила у меня доверенность на посылку. Состоялся короткий диалог, от которого у меня на душе стало мерзко и противно. Я не могла поверить, что увду с почты без посылки. Слезы закипали на глазах, но я продолжала стоять у стойки и все еще просила выдать мне посылку с яблоками. Наконец заведующая вышла с замком в руке - почту пора закрывать - и слегка подтолкнула меня к дверям. Не помню, как миновала деревню. Странно, что я не разревелась на почте, но как только вышла на проселочную дорогу - громко разрыдалась. 42

Растоптанная и униженная злой женщиной плелась я домой и горько плакала. «Доброта и чуткость» ее запомнились мне на всю жизнь. БЕГУЩАЯ ОТ ГРОЗЫ Летнее солнце изрядно припекало, досаждали кусачие насекомые, земля высохла, и густо проросшая на грядке мокрица с трудом поддавалась прополке. Подушечки детских пальчиков натрудились настолько, что кое-где вздулись пузырьки. Устала сильно спина. Девочка с тоской оглядела длинную грядку и едва не заплакала. Прополки хватит на неделю. Решилась и пошла в избу. Несмело обратилась к матери: «Мам, я схожу под Серый камень за земляникой?». Мать, не отрываясь от дела, неожиданно сразу согласилась: «Сбегай, принесешь, так в обед с молоком поедим наверхосытку». Обрадовавшись, девочка схватила старый туесок и выбежала из избы. Бежала по луговой тропинке среди летнего разнотравья и радовалась отдыху. Землянику собирать - не сорняки на грядке полоть! Замечала крупные ромашки и колокольчики, которые хотела сорвать на обратном пути для букета. Вот и земляничная полянка. Девочка сразу же стала торопливо собирать ягоды. У нее и в мыслях не было положить ягодку в рот, разве что нечаянно раздавленную. Все старалась в туесок, в туесок... Вот и донце закрылось, теперь скорее станет прибывать. В лесу хорошо. Кусты и невысокие сосенки тенью своей прикрывают, и солнце так сильно не палит, не то что на огородной грядке. Комары пищат, зато слепней да паутов нет. Ягодка за ягодкой, сначала в ладошку, затем в туесок. «Вроде бы уж и хватит в обед полакомиться, да и земляники спелой остается все меньше, полянка-то маленькая,раздумывала про себя ягодница,- Домой идти или в нижние кусты сходить еще ягод пособирать?». Вдыхая хвойный аромат разогревшихся на солнце сосенок, девочка присела на теплый серый валун. Из туеска доносился такой аромат, что слюнки текли. Все-таки решила спуститься вниз, поближе к речке, там тоже растут земляничные кустики. Перебегая луговинку, она и не заметила изменений в природе. На небе сгущались облака, и 43

подул ветерок, сначала слабый, а затем порывистый. Только присела собрать красные ягодки, как сильный порыв ветра забросил подол платьица на спинку, примял траву, зашумел в кустах ольховника, пригибая ветки. Как-то враз потемнело. Ощутив неясную тревогу, девочка вскочила и осмотрелась. На поле, на лес, на нее наползала огромная синяя туча. Душа ушла в пятки - девочка очень боялась грозы. Напрямик, по некошеной луговине, она побежала к дому. Бежать было трудно, высокая трава сплетала ноги, девочка едва не падала, но крепко прижимала к груди туесок. Она изо всех сил старалась опередить тучу и прибежать домой до грозы. Но в страхе не сообразила и побежала к нижней дороге, а это получалось намного дальше, чем шла сюда. Наконец луговина закончилась и ягодница оказалась на краю хлебного поля. Оставалось обогнуть его, и будет твердая полевая дорога. В этот момент темное небо распорол яркий и страшный зигзаг молнии, затем раздался оглушительный раскат грома, и почти в ту же минуту плеснул дождь. От страха девочка присела к земле, прикрыв грудью туесок от дождя. Но быстро встала и снова пыталась бежать к дороге и к дому. Однако ноги расползались на мокрой земле, а где не было травы, увязали в одночасье разбухшей почве. Дождь лил как из ведра. Девочка догадалась накрыть подолом платьица туесок, хотя платье уже промокло до нитки. При сверкавших молниях и раскатах грома она зажмуривала глаза, на мгновение останавливалась и спешила, насколько хватало силенок, домой, к маме. Хотелось спрятаться от грозы в густой ржи, но повсюду было море воды. Наконец достигла полевой дороги, по которой колхозники ездили на лошадях с телегами. То, что она увидела, было ужасно. Сверху, с угора по колеям дороги неслись мутные потоки, и девочке показалось, что вода смоет ее и унесет вниз, в речку. Пришлось идти рядом с дорогой, по краю хлебного поля. Ветром и дождем колосья пригнуло к земле и кое-где они уже полегли. На пути стоял телефонный столб. Хотелось прислониться к нему и передохнуть. Но от взрослых она знала, что в грозу к столбам и деревьям вставать нельзя - молнией может убить. Девочка вспомнила детский заговор от дождя и не переставая 44

твердила. «Дождик, дождик, перестань, я поеду во Христань, буду Богу-то молиться, Богородице трудиться!». Сколько времени прошло, как началась гроза? Ей казалось - очень много. Дождь стихал, молнии сверкали и гром гремел где-то уже в стороне. Девочка так устала от страха, что и не заметила этого. Увидела перед собой изгородь, с трудом перелезла через нее. Мешало мокрое платье, руки и ноги дрожали от слабости, к тому же девочка берегла туесок, чтобы не просыпать ягоды. Дома дочка протянула туесок матери. Ягоды в нем плавали в воде, перемешавшись с мусором. Когда бежала по лугу, высокие стебли трав хлестали ее и сыпали на ягоды свои созревшие семена. Мать пожалела дочку, но даже она не могла понять, какой жуткий страх испытала девочка, оставшись наедине с темно-синей тучей, яркими, ослепляющими молниями, гулкими раскатами грома и проливным дождем. Осенью, на уроке чтения, учительница принесла в класс картину художника К. Маковского «Дети, бегущие от грозы». Ученики должны были по ней составить рассказ. Девочка смотрела на картину во все глаза. Она заново переживала «свою» грозу, от которой также пыталась убежать, но не успела. Учительница задавала вопросы, дети отвечали, а когда спросила ее, девочка покраснела и горько расплакалась. Отчего вдруг? Никто же не знал, что картина вернула ее в тот летний и жуткий грозовой день.

Маленькие рассказы

в ДАЛЬНЮЮ ДОРОГУ Супруги Михаил и Таисия четверых детей вырастили. Сын с семьей в своем доме рядом с родителями живет, а дочки разлетелись по разным городам. Старшая в Мурманске, средняя в Нижнекамске, а к младшей нынче в гости собираются. «На край света поехали, в самый Ташкент, вот ведь куда судьба ее забросила», - вздыхая, говорила Таисия соседям. Хлопот было немало. Сначала долго укладывали приданое. В чемодан поклажа не умещалась. Тогда Михаил достал с полатей большой синий чемодан из фанеры, вытряхнул из него разную рухлядь, велел жене изобиходить. Протирая чемодан тряпкой, Таисия засомневалась: «Вроде с такими теперь уж никто не ездит». Супруг возмущенно пресек ее сомнения: «Это ведь реликвия наша, я с ним с войны еще приехал» - и стал укладывать: одеяло ватное, одеяло шерстяное, комплекты постельного белья, махровые полотенца.,. - все вместилось. Затем обсуждали, что на себя надеть, во что ноги обуть. «В Ташкенте, говорят, тепло, да мы ведь там не были, не знаем какая погода. А у нас все холодит. Половина, считай, июня, а и сегодня иней был», - рассуждал глава семьи. «Пока до Вологды доберемся, да до Москвы доедем - надо не озябнуть», - вторила ему жена. Словом, решили не рисковать здоровьем, одеться в дорогу потеплее. Вспомнили, как Михаил ездил зимой к дочке в Мурманск и, по его словам, схватил хорошую «зубатку». Сошел тогда с поезда и пока шел 46

до автовокзала, изрядно замерз. В помещении вокзала Михаил попросил одного из пассажиров открыть ему чемодан. Свои -то руки от холода онемели, пальцы не слушались. Пассажир несколько удивился, но щелкнул замками и открыл крышку. Михаил с новой просьбой: «Ну - ко поищи, парень, тут где-то носки новые шерстяные есть, достань их». Носки нашлись. Михаил протянул парню свои застывшие руки в рукавицах: «Надевай носки сверху». Парень, видимо, решил больше не удивляться и просьбу покорно выполнил. А Михаил, начиная согреваться, сел в автобус. Носки теща связала зятю в подарок. «Обновил я твой подарок, - шутил Михаил вечером, рассказывая дочке и зятю о своем приключении, - хорошие носки, теплые!». Долго ли, коротко ли, и вот наши путешественники прибывают в Ташкент. Все уже собрались, к выходу готовы. Таисия за сумку держится, как на иголках сидит. «Не торопись, успеем еще выйти, у поезда тут конечная остановка» - успокаивает супруг жену. А на перроне мечутся молодые. Они уже второй день встречают родителей. В телеграмме сказано, что выехали, а число не указано, номера поезда и вагона тоже нет. Поезд остановился. Толпа пассажиров схлынула, а молодые бег шот вдоль вагонов, своих высматривают. Наконец, в дверях вагона показался Михаил, за ним, помогая снять со ступеньки огромный фанерный чемодан, выглядывала Таисия. Дочка кинулась к родителям, «ни. помог выгрузить вещи. Радостные и счастливые все стояли, ■окорили ни о чем, смущенно улыбаясь. На улице было очень жарко, кик и должно быть в эту пору в Ташкенте, и наши северяне словно в парилке русской бани оказались. Еще бы! Михаил стоял на горячем псфальте в добротных валенках с галошами, Таисия в новых лпкированных резиновых сапогах. И тот, и другой в теплых куртках и головных уборах. Когда сели в такси, дочка не сдержалась: «Ну и припозорили вы меня. Здесь асфальт от жары плавится, а вы словно на сонорный полюс собрались». «Пар костей не ломит, - парировал отец, - мы, вон, из деревни поехал и, так у нас в то утро иней был, вода в лужах замерзла. Кто знал, ■I I о у нас тут «Ташкент настоящий»?! 47

Водитель и зять незаметно улыбались, удивляясь колоритной одежде гостей и их вологодскому окающему говору с особым

Двоюродный брат Михаил, 1986 год, в Ташкенте

деревенским диалектом. Таисия больше молчала, а Михаил ничуть не смущался. Вечером новая родня знала, что сват у них знатный катаваль, и со всех деревень приносят ему заказы на изготовление валенок. А дочку отец пожурил: «Вишь, родителей постеснялась, одежки да обутки нашей, ровно не знаешь, что у нас не Ташкент, сморчок ты короткобрюхий!» Это была его любимая поговорка. ВОСПИТА ТЕЛЬНЫЙ МОМЕНТ Отец приехал к дочке в гости накануне восьмого марта. Утром проснулся рано, как обычно у себя дома, в деревне. Услышал, что на кухне уже брякают посудой, в кране шумит вода. Порадовался: дочка встала, завтрак готовит - и пошел к ней. В дверях кухни застыл от удивления. Его приветствовали с добрым утром зять и десятилетний внук. «А где сама - то?», - спросил он. «Так спит еще, сегодня женский праздник, мы сами обед готовим», пояснили мужчины. Отец развернулся, громко стуча клюшкой по полу, направился в спальню дочери и зятя. Бесцеремонно распахнул дверь. Дочка уже не спала, улыбаясь, она нюхала розы в большом букете. Глянула на отца и заметила недобрый блеск в его глазах. Отец, хромая, подошел к кровати и замахнулся тростью: «Вот как врежу по толстой - го заднице ( на самом деле здесь он употребил короткое слово на букву «ж»), дак сразу соскочишь с мягкой то постели! Вишь, разнежилась, кобыла ты эдакая. Праздник у нее, вылеживает тут! А те два непрошлых (глупых авт.) на кухне скачут, кушанья готовят для прималынды!» Дочка бросила на кровать розы и ухватилась рукой за трость. От диалога отца шуткой не веяло. Она скоренько соскочила и шмыгнула в ванную. Отец все еще бушевал, сдабривая деревенскую речь колоритными словечками. 49

За празднично накрытым столом тесть поучал зятя: «Ты тряпкой то не будь, баба пускай все сама на кухне делает. Обижать не велю, а барыню из себя пусть не строит!» Остается добавить, что история эта произошла примерно четверть века назад. «СМОРЧОК КОРОТКОБРЮХИЙ» Полненький розовощекий лет шести мальчик днями обитал в доме деда. Детского сада в деревне тогда еще и не знали, с внуками нянчились старики. Дед ушел в лес заготовлять материал для нового колодезного сруба. Бабушка накормила внука и отправила на улицу: «Поди, батюшко, побегай, на улочке тепло седни, да возле колодца-то не играй, упадешь еще», - не забыла она напомнить внуку. Старушка вернулась в избу и прилегла на широкую лавку «немножко соснуть» (уснуть - авт.), что-то недомогалось сегодня. А колодец так и манил Шурку своей темной и неизведанной глубиной. Шурка осторожно подошел к колодцу и лег животом на старую колодезную крышку, лежавшую на земле, как раз на краю бывшего сруба. Посмотрел вниз, покричал в зияющую пустоту, послушал свое собственное эхо, поплевал в лужу на дне колодца... Неожиданно земля под крышкой осыпалась, и вместе с ней Шурка полетел в колодец вниз головой. К счастью, колодец был не слишком глубокий, да и воды в нем, по случаю ремонта, уже почти не было, и мальчик даже испугаться не успел, отделался легким ушибом. Он сообразил встать ногами на сухую крышку и принялся кричать и звать бабушку... Бабушка Матрена, тем временем, проснулась от какой - то неясной тревоги в душе и позвала Шурку. Внук не откликнулся. «Видно все еще бегает», - и она поспешила на улицу. Мальчика нигде было не видно, но откуда-то слышался глухой крик. Матрена прямехонько направилась в сторону колодца, со страхом ожидая увидеть самое худшее. «Бабка, я в колодце!» - совсем рядом услышала она. Сердце у старушки едва не остановилось, но все-таки в голове 50

мелькнуло: «Кричит, так живой видно, слава Богу». Опустившись на колени, она заглянула в проем колодца и на дне увидела внука. Велела ждать, а сама поспешила за помощью. Сосед Иван, на счастье, оказался дома - обедать пришел. Выслушав причеты старушки, успокоил ее, пошел в огород, у стены дома взял лестницу и направился к колодцу. Осторожно опустил лестницу в колодец, и сам спустился туда. 11оставив Шурку впереди себя на узкую перекладину и помогая ему одной рукой, вскоре вызволил парнишку наверх. Вытащил обратно лестницу, унес к своему дому, а Шурке наказал больше в колодец не падать. Ьабушка сквозь слезы бранила внука и славила Бога, что Шурка живой. Спустя некоторое время все оправились от пережитого страха и волнений, и мальчик снова бегал на улице. Вечером отец ругал сынишку за непослушание. Шурик слушал, слушал и вдруг всхлипнул. Отец решил, что сын раскаялся: «Ну чего уж теперь, не реви, все обошлось». «Да мне бабушку жалко», - сопя ответил малыш. Дедо сказал, что если бы я убился, он бы утопил ее в корыте, как курицу. «Сморчок ты короткобрюхий», - потрепал отец Шурку по голове, и мальчик не понял: он все еще сердится или уже улыбается?

Зарисовки

КУРИНЫЙ ГАРЕМ У Валентины Михайловны с мужем немалое подворье. Недавно оно пополнилось десятком молодых кур. Пеструшки хорошенькие, неслись исправно, но хозяйка заметила, что стали они перо терять. Ветеринар прописала уколы, и Валентина Михайловна принялась лечить кур. Зайдет к ним в загородку, посыплет зерна, ласково приговаривая «кутяня - кутяня», потихоньку возьмет пеструшку в руки, по крыльям погладит и укольчик сделает. Куры настолько привыкли к нежному обращению, что и без надобности приседали, распустив крылья. Хозяйка улыбалась и гладила пеструшкам спинки. Летом куры паслись в просторной загородке на усадьбе. Валентина Михайловна не раз наблюдала над куриным выпасом наглых ворон, да и коршун частенько кружит над полем и огородом. «Петуха надо купить, хозяина стада», - решила она. И вот однажды зять привез из соседней деревни красивого молодого петушка. Все любовались переливчатыми красками его оперения. «К курам сади, пусть обживается», - посоветовал муж. Так и сделали. Но что тут началось! Несушки встретили «хозяина» враждебно: обступили беднягу, и каждая старалась клюнуть его в мясистый гребешок. Петя растерялся, с сиповатым клекотом взлетел над загородкой и оказался на свободе. Ну не совсем на свободе, а на выгоне у годовалого бычка. Яша, увидев напуганного петушка, задрал хвост и понесся за ним. Тот, залолошно вскрикивая и хлопая крыльями, пытался удрать. Хозяева бросились ловить петушка, и это им удалось. Прошло какое - то время. Петя жил во дворе, на улицу его не выпускали. Несушек тоже под осень переместили во двор. Петушок 52

шметно подрос, возмужал и все чаще гулял возле перегородки с курами. Хозяйка решила пустить его к пеструшкам. Те было снова обступили петушка, не скрывая свой агрессивный настрой. Но Петя, грозно кокотнув, клюнул в голову одну курицу, другую, третью оттеснил грудью, захлопал крыльями и победно прокукарекал. Валентина Михайловна с интересом наблюдала за куриным стадом и улыбалась, видя, как пеструшки заискивающе закудахтали, признав петуха своим хозяином и повелителем куриного гарема. НЕ СКА ЧИ ВЫСОКО

Депочка Шура просыпается рано. Мать, уходя на колхозную работу оудит ее и озвучивает «повестку дня»: «Малые встанут, накорми молоко на столе, каша в печке. Козлят выпусти со двора, за курами присмотри, корову вечером застань». Дверь захлопнулась, и Шура, тяжело, по - взрослому, вздохнув, нетала с кровати и зашлепала босыми ногами по избе, выглянула в окно. В картофельных рядках бойко порхались куры, и девочка шаучала по стеклу: «Кыш, кыш с огорода!». Куры не поняли или не услышали команды, но братец и сестренка проснулись и захныкали, иритьншя маму.

Шура решительно пресекла капризы. Одела ребятишек, усадила за стол и подала ложки - хлебайте молоко - и сама присоединилась к завтраку. Затем все трое пошли на улицу печь из песка пирожки. Вчерашняя «выпечка» вся рассыпалась, надо делать новый замес. Шура взяла ведро и решила достать воды из колодца. Сруб высокий, сразу и не дотянешься. Девочка смекнула: нашла чурбачок, на него положила доску. Тем временем к колодцу подбежали козлята. Один из них, подпрыгивая, вскочил на доску, доска опрокинулась, и козленок... полетел в колодец. Колодец был очень глубокий, где-то в самом низу его виднелся лед, а в нем отверстие, словно маленькая прорубь для воды. Все случилось в одно мгновение, дети сначала даже не поняли в чем дело. О™ обошли сруб колодца кругом, но козленка нигде не было. Шура заплакала, брат с сестрой тоже дружно заголосили. Прибежала из соседнего дома старушка, и, узнав от чего такой рев, отправила Шуру искать отца. На счастье девочка вскоре нашла его. Сквозь слезы она сбивчиво твердила: упал... в колодец... упал. Отец опрометью кинулся к дому, решив, что в колодец упал реоенок. При помощи вожжей и высокой лестницы козленка достали. На удивление, он скоро оправился и снова весело скакал по лужайке.

ВЗАИМОВЫРУЧКА Бычок Яша кормился сочной травкой на выпасе. Утром прохладно, ветерок слегка подувает, и телок с удовольствием уплетал свежую зелень. Но вот солнышко поднялось повыше, лучи его щедро рассыпали летнее тепло, и откуда ни возьмись, появилась туча оводов. Пауты и слепни облепили теленка с ног до головы. Яша мотал головой, отбивался хвостом, но насекомые безжалостно и больно старались ужалить его, выбирая наиболее уязвимые места. Телок от безысходности громко мыкнул, понесся под дощатый навес и бросился наземь. Оводы тучей ринулись за ним, но здесь их ждала погибель. Неподалеку, купаясь в сухой земле, нежилось стадо 54

курей. Как по команде несушки окружили животное и стали i-клсвывать кровожадных насекомых. Вскоре Яша почувствовал облегчение и спокойно приступил к жвачке «зеленки». Куры оставались рядом, готовые принять новую порцию летающего корма.

ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ Хозяева ушли в поле садить картофель, а котенка оставили на улице: пусть погуляет, вон как весело за бабочками гоняется. Бусик и не заметил, как яркая бабочка заманила его в соседний двор. А там огромный пес, завидев котенка, со всех лап бросился за ним. Бусик сиганул на штабель досок, но и собака махнула туда же. Схватить, к счастью, не успела. Малыш успел забраться на телефонный столб. Страх загнал котенка на самый верх. Над ним белели чашечки изоляторов и провода. Казалось бы, пришло спасение, да не тут-то было. Крупная серая корона спикировала на столб. У Бусика замерло сердечко, и он от страха зажмурил глазки. А ворона решила получше рассмотреть несчастного котика. Она ловко уцепилась лапками за провода и зависла иниз головой как раз напротив мордочки котенка. Поскольку Бусик молчал, сжавшись в комочек, ворона решила каркнуть. Котенок непроизвольно разжал коготки и полетел вниз, наверное мысленно 55

прощаясь с жизнью. Но, к счастью, приземлился охотник за бабочками удачно и сумел еще как-то уползти под доски. Собака, не желая упускать добычу, улеглась на доски и сверху пасла жертву до тех пор, пока не вернулись хозяева. Те сразу поняли в чем дело и, отогнав пса, вызволили малыша из беды. КРЫЛА ТАЯ ПОДРУГА Во дворе соседнего дома живет не молодой, а потому, наверное, спокойный и добрый пес. У него есть подруга - хромая ворона. А лучше сказать - у вороны есть друг, который подкармливает бедолагу. Пес днями гуляет в городе, но к обеду возвращается домой и идет проверять миску. Ворона не опаздывает и семенит, прихрамывая за собакой. Миска еще пуста, и пес идет на дорогу, поджидая с работы хозяйку. Ворона за ним. Но вот пришел час, когда в миске лежат вкусные косточки и суп с хлебом. Собака начинает трапезу с вкусных косточек, и тут приковыляла ворона. Не без опаски она сует голову в миску, хватает кусочек хлеба и отскакивает. И так несколько раз. Пес позволяет вороне таскать хлеб, ни разу не видела, чтобы он прогнал птицу. Жалеет убогую. Молодец, умная собака!

ВЕСЕЛЫЙ ВОРОБЕЙ Скворечник у нас на даче почему-то редко заселяют по весне те, которым он предназначен. Чем-то не устраивает он скворчиков. Зато норобьи домик обожают. Для них это настоящий просторный дворец с надежной крышей, а не какая-то дырка или щель в стене сарая, где они часто строят гнезда. Приезжаем весной в деревню, а воробьи приветствуют в огороде радостным чириканьем. Еще бы! Дом есть и стол прибыл. Возле собачьей конуры шустрые птички питаются как в бесплатной столовой. Наверное, нет такой птицы, которая так тесно связала бы свою судьбу с человеком, как воробей. Не зря в науке о птицах его называют домовый воробей. Наш воробей постоянно порхает возле домика, часто садится на крышу его и самозабвенно чирикает. В песенке птички есть короткие, но красивые рулады, и он щедро рассыпает их вокруг. Иной раз я делаю ему замечание: только тебя и слышно, ты бы передохнул малость, а то уж в ушах звенит от твоего чириканья. А он, ободренный вниманием человека, принимается петь еще звонче. Птичка несколько поутихла с появлением потомства. Теперь родителям не до песен, надо деток вскармливать. В круглом отверстии скворечника стали показываться головки птенчиков. Вскоре довелось наблюдать интересную картинку. Сначала привлекло громкое и непрестанное чириканье воробьихи. Она сидела на крыше домика, а метром ниже на проводах ЛЭН расположилось семейство. Птенцы что-то тихо отвечали на беспокойное чириканье мамаши, а один из пяти деток решил вернуться в домик, поближе к маме. Но у него это не получилось. Воробышек перелетел подальше и оказался как раз под домиком. Вверх ом тик и ис решился подняться. Воробьиха скороговоркой давала легким последние наставления перед ответственным моментом. Это оыи m первый вылет. Прибыл откуда-то глава семейства, сел рядом i воробьихой, а она тотчас взлетела и взяла курс на соседний огород Птенцы разом последовали за матерью. Ощутив свободный мошч. детки разделились: трое остались с воробьихой, двое скорон.м) 57

вернулись домой. Нет, они не спрятались в скворечнике. Воробышки уселись на ветки боярышника и стали обследовать куст. Взрослые воробьи еще долго подкармливали деток в своем гнезде, хотя воробьята бойко летали и самостоятельно учились искать корм. СКВОРУШКИ Стайки скворцов с молодняком нередко появляются в нашем дачном огороде. Они прилетают из-за речки. Где-то там в мелколесье, вокруг поля, они, видимо, селятся весной и выводят деток. Скворушки рассаживаются на проводах ЛЭП, отдыхают, а затем, разом сорвавшись, летят стайками на приусадебные участки в поисках корма. Как-то после окучивания картошки мы несколько дней наблюдали за пернатыми гостями. Взрослый скворец бежит по бороздке между картофельными рядками, на ходу собирая жучков паучков. За ним, стараясь не отстать, спешит его черноголовое чадо. Родитель поворачивается, передает в клювик птенца порцию корма и снова вперед. Так друг за другом и бегают они по картофельному загону. Позавтракав, улетают. ПОД КУПОЛОМ

Два высоких куста ирги растут на меже у забора. Ягоды мы с них собрать не успеваем, потому что стайки пернатой мелкоты уничтожают урожай, не дожидаясь их созревания. Но тут прочитала в журнале, что ягоды ирги по своему составу близки к чернике, а в чем-то и 58

превосходят ее. Чернику мы ежегодно покупали, а иргу можно собрать нместо нее. Решила закрыть от птиц один куст тканью. Села за машинку и принялась строчить огромную накидку из старых пододеяльников и простыней. Готовое полотно с домочадцами вчетвером больше часа водружали на высокий и ветвистый куст, внизу привязали веревочками. Но птички не только летают, они и по земле скачут. Не прошло и дня, как наша кошка услышала под куполом накидки чириканье. Сначала она высматривала пичугу снизу, затем прыгнула на забор, а оттуда махнула наверх ситцевой накидки. Острые когти распороли ветхую ткань, кошка повисла лапами на материи, проделав приличное отверстие, и забросила в него свое гибкое тело. Я была почти рядом, но все произошло так быстро, что помешать охотнице не успела. Через пару секунд она уже выскочила по веткам на землю, прихватив в зубы воробышка. Всякий раз, когда удается, мы отбираем у кошки пернатую добычу и выпускаем на волю. На сей раз не получилось. Всем домом мы стыдили домашнюю хищницу за то, что она посягнула на наших веселых соседей: разве можно своих обижать? Это же наши воробьи! А иргу так и не удалось спасти. Собрали самую малость.

5У

МОЕ СОЗВЕЗДИЕ «Подружившись» с бессонницей, я открыла для себя красоту звездного мира. Она волшебна и притягательна. Синий бархатный ковер в бездонной высоте с россыпью больших и малых звезд, ярких и мерцающих фосфорическим светом, неописуемо фантастичен своей красотой. Небесный звездный купол манит в свой заоблачный мир, тянет к себе словно магнитом, не отпускает и заставляет смотреть и смотреть, и разгадывать звездный мир. Бессонница поднимает с кровати и который раз за ночь подводит к окну полюбоваться уже «своими» знакомыми звездами и созвездиями. Чтобы больше узнать о них, купила в книжном магазине небольшой буклет - карта звездного неба. Не скажу, что она много помогла мне в познании звездного мира. Так, кое что... У меня есть свое, любимое созвездие. Маленькое и очень красивое. Оно похоже на женское украшение - яркую звездную подвеску или серьгу, в виде ромба. Возможно, это созвездие является частью какого - то большого. Вокруг него сияют несколько крупных звезд, а оно как бы прячется среди них. В моем созвездии звездочки маленькие, а некоторые временами мерцают и их хорошо видно только в ясную погоду. Но когда небо усыпано звездами, созвездие так и бросается в глаза своей формой - настолько оно красиво. Земля движется во Вселенной по своей орбите как и другие планеты солнечной системы, поэтому небосклон приносит и уносит звездную картинку. Очаровательную «подвесочку» я могу наблюдать в течение четырех-пяти часов. Среди ночи она появляется на небосклоне как раз напротив моего окна и я смотрю и не устаю любоваться ею. И еще мне нравится наблюдать в ночном небе за «живыми» звездочками - когда летят самолеты. Бортовые огни фосфорически вспыхивают и кажется, что это плывет в небе звездочка. Очень интересно, и я всегда провожаю их по маршруту, пока «плывут» они в поле зрения. За звездами наблюдают многие. Люди пишут об этом, делятся впечатлениями. Поэтическая душа Сергея Есенина вопрошала:

«Звездочки ясные, звезды высокие! Что вы храните в себе, что скрываете? Звезды, таящие мысли глубокие, Силой какою вы душу пленяете? Вот и пленяют они своей загадочной красотой непостижимого звездного мира...

СВЕТИТ МЕСЯЦ, СВЕТИТ ЯСНЫЙ Месяц, повернувшись острыми рожками на восток, светлой лодочкой тихо плыл в голубом океане Вселенной. Вокруг красовались зимние яркие звезды; мерцали фосфорическим светом крупные, скромно сверкали маленькие, рассыпавшись по небу в хитрые узоры. Стояла в домашнем тепле у окна и наблюдала за неземной красотой. Месяц продолжал лучезарно сиять, а с ним перемигивалась звездная россыпь. Вспомнилась песенка из детской телепередачи: «В сказке можно покачаться на луне...» - и живо представилась такая картинка: на лодочку месяца вдруг попрыгали звездочки. Они уцепились за его крупные острые рожки и бортики, дурачась и смеясь, стали весело раскачиваться, ничуть не страшась упасть в бездну. Придуманная картинка мгновенно исчезла: небо прочертили две яркие линии - следы от упавших одна за другой звезд. Никакого желания загадать не успела.

***

В старый Новый год было холодновато, но олиже к Крещению морозы взыграли не на шутку. В ночь Сочельника температура понизилась до минус тридцати, а местами и того ниже. Ночью из газовых котельных над городом стлался дым плотными белесыми и бесконечными шлейфами. Они ложились в одном направлении и закрывали от неба улицы и дома. Под утро холод усилился и морозная дымка накрыла весь город. Трубы котельных, как бы нехотя, стали поднимать свои дымные лохматые паруса вверх. Дым от печных труб и газовых дымоходов тоже упорно струился кверху. Значит, быть холоду. С наступлением утра погасли уличные фонари и юго-восточный край неба запереливался холодными радужными полосками. Земля сделала еще один плавный шаг по своей орбите, и на горизонте показался край зимнего багряного солнца.

ТЫ ВЗОЙДИ, ВЗОЙДИ, СОЛНЦЕ КРАСНОЕ» Не балует нас погода. Осенью дожди да слякоть, зимой зачастую морозы лютые, ветры холодные, снегопады... Редко мы видим солнышко, а если взойдет оно и приласкает своими лучами, то радуемся безмерно. В таких случаях не преминем сказать: «День-то сегодня славный какой, солнышко светит!». Люблю наблюдать восходы солнца. Зимой оно в нашем крае всходит по времени поздно. В декабре, замечала, после десяти часов. Смотришь выжидательно в сторону горизонта, а вокруг одна мглистая морозная серость... Долго готовится Светило к встрече с Землей, посылая в поднебесье сначала только разноцветные полоски-предвестницы. Словно художник невидимый нарисовал одну за другой яркие дорожки: алую, голубую, сиреневую, и сотворил на небе вместо скучной серости красивую радугу красок. Чем шире утренняя заря 62

разливается, тем ярче палитра красок небесного купола. Но через какое-то время яркие краски начинают блекнуть, лишь одна каемка над юризонтом остается багряной. Знаем, что за ней прячется такое же багряное зимнее солнце. Томительное ожидание восхода солнца .атягивается... Наконец заря еще шире разлилась в поднебесье соком спелого помидора, и из-за островерхих далеких елей на горизонте показалось, пока еще совсем маленькое, полукружье солнечного диска. И тотчас на земле случилось не большое, но дивное волшебство. На пути солнышка оказалась колокольня Успенской церкви. Прямоугольные проемы верхнего яруса церкви озарились ярким красновато-оранжевым цветом. В мглистом морозном рассвете на колокольне будто бы свершается какое-то таинство! Еще одно плавное движение вперед по орбите сделала наша планета Земля, и раскаленный малиновый шар во всей красе показался над горизонтом. Оглядев с высоты заснеженную Тотьму, ее высокие белоснежные храмы, похожие на застывшие корабли, Светило улыбнулось земной красоте и поприветствовало город утренними лучами. В ответ сверкнул в лучах солнышка позолоченный православный крест на храме Рождества Христова, через какое-то время пришел черед сиять крестам на самой красивой в городе Входоиерусалимской церкви... Немало в небольшой древней Тотьме и округе ее православных святынь. Таким вот я увидела утро и восход солнца после самой морозной ночи минувшего декабря. Солнце в тот день вовсю лучилось, сияло, щурилось от белизны снегов наших, старалось обогреть все живое и передать на Землю свое хорошее и доброе настроение.

СО ДЕРЖ А Н ИЕ: В дохновил Белов Крестики из лучинок.........................................................................................3 Островок истории............................................................................................14 Не устаю читать Белова................................................................................. 24 П ам яти б рата

В поход за мечтой...........................................................................................31 Журавли - журавлики................................................................................... 35 И з детства Булочка..............................................................................................................38 Запах яблок.......................................................................................................41 Бегущая от грозы............................................................................................43 М аленькие рассказы В дальнюю дорогу...........................................................................................46 Воспитательный момент................................................................................ 49 «Сморчок короткобрюхий»...........................................................................50 Зари совки Куриный гарем................................................................................................52 Не скачи высоко.............................................................................................. 53 Взаимовыручка................................................................................................ 54 Из огня да в полымя........................................................................................55 Крылатая подруга............................................................................................ 56 Веселый воробей............................................................................................. 57 Скворушки....................................................................................................... 58 Под куполом.................................................................................................... 58 Мое созвездие.................................................................................................. 60 Светит месяц, светит ясный..........................................................................61 Ты взойди, взойди, солнце красное............................................................. 62 Содержание...................................................................................................... 64