Сэйдж Блэквуд, Магия Джинкса (1, 2, 3 и 4 главы)

УДК 821.111(73)–93 ББК 84(7Сое)–44 Б 70

Перевод: Сергей Ильин Иллюстрации: Никита Голубев Публикуется с разрешения автора и его литературных агентов, Lisa Dawson Associates (США) при содействии Агентства Александра Корженевского (Россия).

Блэквуд С. Б 70 Магия Джинкса : [для сред. и ст. шк. возраста] / Сэйдж Блэквуд ; [пер. с англ. С. Ильин] . — М. : Абрикобукс, 2016. — 372 с. : ил. — (Тайная дверь).

ISBN 978-5-9905904-4-1 «Магия Джинкса» — вторая книга трилогии о Джинксе, ученике волшебника Симона. Джинксу предстоит вступить в бой с русалками, познакомиться с эльфами, завести дружбу с волколаком и попытаться понять, что общего у него самого с чародеем Костоправом. Смертельно опасные поиски ответов уводят Джинкса в пустынные земли Самарры, где, по словам Симона, он, возможно, сумеет отыскать древнюю магию, которая нужна для победы над Костоправом, объединения жителей Урвальда и спасения волшебного леса. Но Джинкс оказывается в сердце векового заговора... Разлука с друзьями, исчезновение Симона и его жены Софии только усложняют дело.

ISBN 978-5-9905904-4-1

© Karen Schwabach, 2014 © С. Б. Ильин, 2015 © Н. С. Голубев, 2015 © ООО «Издательство «Абрикос», 2016

ГЛАВА ПЕРВАЯ

11 ГЛАВА ВТОРАЯ

17 ГЛАВА ТРЕТЬЯ

27 ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

38 ГЛАВА ПЯТАЯ

52

ГЛАВА ШЕСТАЯ

66 ГЛАВА СЕДЬМАЯ

76 ГЛАВА ВОСЬМАЯ

87 ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

101 ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

110 ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

130

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

142 ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

150 ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

165 ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

171 ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

185 ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

196

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

204 ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

222 ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

238 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

260 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

275 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

285

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

304 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

313 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

324 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

338 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

357

Посвящается Деборе Швабах и Джонатану Швабаху

Сквозь огонь

ГЛА ВА ПЕРВА Я

е то чтобы Джинкс не любил людей. Просто ему иногда хотелось оказаться как можно дальше от них. Едва лишь он отошел от стоянки и костра настолько, что уже не мог слышать ведшиеся там разговоры, едва вдохнул зеленую силу леса, как услышал одинокий голос дерева, повторявший: — Увяз. Погребен. Всему конец. Джинкс поспешил на голос, рассекая подлесок, огибая огромные замшелые стволы и спотыкаясь о корни. Голос принадлежал молоденькому буку. Могучая сосна рухнула, придавив деревце к земле. Джинкс ухватил его 11

за ствол, потянул, но освободить не смог. Деревце забормотало что-то отчаянное. Все ждешь такого, ждешь, когда большое дерево упадет, позволит тебе потянуться к солнечному свету, тут-то оно и падает — прямо на тебя. Как тяжело молодежи в Урвальде! Джинкс обхватил руками грубый, весь в потеках смолы ствол, попытался сдвинуть его. Но не сдвинул даже на дюйм.

— О... Ну правильно! Я же чародей. Втянув через ступни жизненную силу Урвальда, он на несколько дюймов приподнял упавшую сосну.

— Свобода! Свобода! — воскликнуло деревце. — Солнечный свет! Оно рванулось вверх, смазав Джинкса ветвями по лицу. Джинкс порадовался своему достижению — когда-нибудь деревце станет таким же высоким и статным, как окружающие его великаны, и все благодаря ему, — но тут вдруг почувствовал близкое присутствие сильного золотистого голода. Он слегка повернул голову влево… и оказался нос к носу с волколаком. Джинкс замер, охваченный ужасом. Творить укрывающее заклятие смысла не имело: волколак уже увидел его. Звать помощь — тоже, прийти она не успеет: волколак стоял всего в нескольких ярдах от него. И на носу страшного зверя сидели очки. Джинкс вытаращил глаза, волколак лизнул кончик карандаша и черкнул что-то в маленькой записной книжке.

— Почему ты так поступил? — поинтересовался он на рыкливом, но совершенно правильном урвийском.

— К-к-как? — спросил Джинкс. Он и не знал, что волколаки умеют разговаривать. Они охотились на него, драли 12

когтями, однажды едва не сожрали, но любезными словами с ним никогда не обменивались.

— Поднял дерево, — карандаш волколака повис над записной книжкой. — Ты считаешь себя волшебником? Как волколаки относятся к волшебникам — хорошо или плохо? Наверное, плохо. Джинкс постарался успокоиться. Однако волколак голодно облизывал губы, а это успокоиться не помогало.

— Э-э-э, — протянул Джинкс. — А как … как ты относишься к волшебникам?

— С большой приязнью, — сообщил волколак.

— О, — промолвил Джинкс. — Ну, так я…

— То есть пока они молодые и мяконькие, — продолжал волколак. — Жилистые старые ведьмы, да и чародеи тоже, мне противопоказаны. Он погладил себя по животу и поморщился. Кто-то застрекотал над головой Джинкса. Он посмотрел вверх. На ветке дерева сидел, распрямив хвост, бурундук, с интересом наблюдавший за Джинксом и волколаком.

— Э-э, поздновато уже для бурундуков, — сказал Джинкс тоном непринужденной, как он надеялся, беседы. Шерсть на загривке волколака встала дыбом: — Приближается несимпатичная магия. Прошу простить. Он сунул куда-то записную книжку — куда именно, Джинкс не заметил, — и смылся. Джинкс почувствовал облегчение — на половину секунды. А затем обнаружил, что в огромной зеленой жизненной силе Урвальда образовалась холодная голубая прореха. Он обернулся. На него смотрели двое эльфов. Голубые, с серебристо-белыми волосами, слегка светившиеся. Видеть 13

эльфов Джинксу уже приходилось, но никогда так близко. Ощущение холода исходило от них, однако не такого, как от зимы или льда, — это был холод далекого, темного места, где не бывает ни той, ни другого. Волколак, по крайности, был живым. А эльфы… какими-то другими. Не мертвыми, поскольку мертвое хоть как-то связано с живым, а Джинкс чувствовал, что эльфы в такой связи не состоят. Один из них открыл рот, и Джинкс услышал звук, какой могла бы издать кошка, которую тянут за хвост из водосточной трубы. Второй эльф (женского, по догадке Джинкса, пола) ответил — хрипло, как будто комок шерсти выкашлял. Обычно Джинкс чужой язык понимал хорошо, однако на сей раз он не был даже уверен, что это — язык.

— Что? — спросил он.

— Плоховато слышит, — сказала по-урвийски женщинаэльф. — Совсем не так хорошо, как предполагалось.

— Это вас плоховато слышно, — сварливо возразил Джинкс.

— Ты ведь, предположительно, Слышащий? — спросил мужчина-эльф. Звук был такой, точно железяка упала на лед.

— Не знаю, что значит «предположительно», тем не менее да, — ответил Джинкс.

— Он не имеет понятия, что это значит, Смерд, — сказала женщина. — И ты говоришь, что наш блистательный Костоправ не смог убить вот это?

— Убить-то он убил, — сказал Смерд. — Более-менее. Да оно не подействовало. Бутылочное заклятие, сама понимаешь.

— Но ты посмотри на него. Сколь жалкое подобие пламени!

14

— Костоправ еще не набрался силы, — сказал Смерд. — Настоящей. Конечно, у него ее больше, чем у этого. И всетаки пока маловато.

— Странная, однако же, парочка, — сказала женщина. — Зачем было выбирать старика и мальчишку?

— Выбирать-выбирать, — презрительно отозвался Смерд. — Никто их не выбирал. Запалы сами себя избирают. Так было всегда.

— Кто избирает себя и для чего? — спросил Джинкс.

— Может, нам стоит убить его? — спросила женщина. Ну это уж слишком! Джинкс попытался призвать жизненную силу Урвальда… и обнаружил, что не может. Он был заключен в холодную голубую прореху, которую принесли с собой эльфы. Жизненная сила осталась за ее пределами.

— В этом нет решительно никакой нужды, Низа, — ответил Смерд. — Да и наш Костоправ не сможет стать без него воистину сильным. Запалов должно быть два. Так было всегда.

— Но если Костоправ убьет его, мы будем владычествовать безраздельно, — сказала Низа.

— С безраздельным владычеством хлопот не оберешься, а оно того не стоит, — раздраженно ответил Смерд.

— Ладно, по крайней мере, ему неведомо, кто он такой. А это все, что нам нужно знать, — сказала Низа. Она слегка повела подбородком, словно отпуская Джинкса от себя. — Ты не запомнишь этого, Пламя. Низа помахала в воздухе пальцами, и Джинкса окутал вихрь серебристо-голубых искр. Искры наполнили его глаза, набились в нос. Он боролся, пытаясь их отогнать…

— Джинкс! — кто-то выкрикивал его имя. Это ведь его имя, так? Он немного запутался. В носу чесалось. Какая-то девочка в красной накидке шла через лес.

15

А, конечно! Эльфвина. Как это он собственное имя забыл?

— Что ты тут делаешь? — спросила она.

— Да просто… — Джинкс оглянулся туда, где было… что там такое было? Бурундук? Да, точно, здесь был бурундук.

— Просто задумался, — сказал Джинкс.

— Мне показалось, ты с кем-то разговаривал.

— С деревьями, скорее всего. — Джинкс никогда не разговаривал с деревьями вслух, но не признаваться же, что он вел беседу с бурундуком. А он вел? Этого Джинкс вспомнить не смог.

— Я забеспокоилась, — сказала Эльфвина. — Не стоит тебе ходить одному. Сам знаешь, так можно и на волколаков нарваться. Что-то шевельнулось в памяти Джинкса, но что именно, он не понял.

— Да нет, все в порядке, — ответил он. — Волколаков тут нет.

ГЛА ВА ВТОРА Я

ни шли по Пути — Джинкс, Эльфвина, Ривен и чародей Симон Волхв. Джинксу его спутники нравились, во всяком случае теоретически. Эльфвина была разумной девочкой, страдавшей от страшного проклятия, которое заставляло ее правдиво отвечать на любой вопрос. В остальном ее общество было приятным. Ривен… ну, Ривен скорее всего был королем и существом безусловно опасным. А еще он обладал способностями, которые у Джинкса отсутствовали: умел драться, разговаривать с девочками. Джинкс вроде как восхищался им за это, правда, не вслух. Что же касается Симона… Тот пообещал, что позволит Джинксу дойти без него до закраины Урвальда. На беду 17

(и Джинкс знал об этом лишь потому, что умел видеть чувства людей), Симону не хотелось упускать его из виду. Дело в том, что несколько месяцев назад Джинкс свалился с обрыва высотой в сотню футов и, если быть совершенно точным, погиб. И только его везение да умелые заклинания Симона не позволили смерти Джинкса обрести постоянство. С того времени Симон обзавелся привычкой стоять у Джинкса над душой, следить за ним с вниманием, большим, чем то, в каком нуждается человек, которому почти уж стукнуло тринадцать лет. Стоял теплый для поздней осени день, ветер, понемногу набиравший силу, нес по тропе бурые листья. Джинкс приотстал от своих товарищей, и с ним заговорили деревья.

— Ужас, — повторяли они. Так называли деревья Ривена. — Ужас все еще здесь. Почему Ужас все еще здесь, Слышащий?

— Из-за Симона, — отвечал Джинкс. — Я стараюсь увести Ривена из Урвальда, но Симон заставляет нас посещать множество ведьм и чародеев и просит их о…

— Скажи чародею Симону, что ты должен идти. К закраине леса. Да, Слышащий, и побыстрее. Скажи ему. «Ага, и он меня тут же послушается». Этого Джинкс говорить не стал, потому что деревья редко понимали иронию.

— Я попробую. Внезапно по деревьям пробежала рябь испуга, а за ней последовал и настоящий прилив страха. Деревья закричали, предостерегая Джинкса: — Опасность! Смерть! Разрушение! Беги, Слышащий! Джинкс поспешил нагнать друзей: — Бежим!

— От чего? — спросил Симон. — Если появятся чудища, мы сотворим укрывающее заклятие.

18

— Укрыться нам не удастся! — сказал Джинкс. — Тут неподалеку прогалина — мы успеем добежать до нее, если… Симон остановился посреди тропы и недовольно скривился: — Никакой прогалины поблизости нет.

— Есть, — возразил Джинкс. — Можешь ты послушать меня хоть раз? Он видел облака, собиравшиеся вокруг головы чародея, — Симон чего-то боялся. И это так поразило Джинкса, что на пару секунд он лишился всех способностей, кроме одной: смотреть во все глаза. Затем страх ускользнул за пустую белую стену, укрывавшую часть мыслей Симона. И в тот же миг лес потемнел. Порыв ветра пронесся между деревьями, вверху заскрипели, застонали ветви.

— Я же говорил! — воскликнул Джинкс.

— Что говорил?

— Похоже, приближается буря, — сказала Эльфвина.

— И страшная! — подтвердил Джинкс. — Подобная тысяче драконов. Только намного мокрее.

— Буря? Столько суеты из-за какой-то бури? Джинксу захотелось вцепиться в Симона и тряхнуть его как следует.

— Эта буря — убийственная. И она налетит на нас через несколько минут.

— Ну, значит, промокнем немного, — сказал Симон.

— Мы погибнем, — ответил Джинкс. — До прогалины отсюда полмили. Если побежим, успеем. Ураган надвигается чудовищный. Способный отрывать руки и ноги! Ривен тревожно смотрел на трещавшие ветви.

— Возможно, нам стоит послушаться Джинкса, добрый волшебник.

19

— Я не принимаю приказов от моих учеников, — ответил Симон. — Если передумаю, дам вам знать.

— А вон еще одна тропа пошла, — сказала Эльфвина. — Как ты узнал о прогалине, Джинкс? Небо налилось стальной серостью. Ветер взревел, как гром, и понесся над головами путников. Ветка, переломившись, ударила по тропе прямо за ними. Эльфвина схватила Симона за руку и потянула вперед. Ривен смотрел как завороженный на ветви, которые рушились вокруг.

— Бежим! — Джинкс схватил Симона за другую руку. — Вперед!

— Отпусти меня! — потребовал Симон. Внезапно Джинкс почувствовал, что волосы у него встают дыбом. Толстая молния вырвалась из земли, взвилась в небо и тут же вернулась, розовея и потрескивая, и дерево у тропы вспыхнуло, рассыпая искры. Громкое «бум!». Джинкс услышал визг — другие его, конечно, не слышали, — ствол дерева треснул посередине. С миг оно простояло, покачиваясь на собственном пне.

— Бежим! — завопил Джинкс. И они побежали. Дерево рухнуло на тропу за их спинами так близко, что волна воздуха бросила всех троих вперед. Они свернули на новую тропу и понеслись. Полил дождь — полотнища и одеяла дождя, бочонки, чаны, озера воды. За пеленой ее показались тусклые, серые очертания домов. Эльфвина подбежала к ближайшему.

— Не в этот! — крикнул Симон. Из леса вырвалась ветка и ударила его в спину, бросив на землю. Джинкс и Ривен вернулись, одолевая ветер, к Симону, помогли ему встать. Эльфвина уже стучала в дверь.

20

— Все хорошо, — сказал, поднявшись на ноги, Симон. — Входите же в этот клятый дом, чего вы ждете? Новый мощный шквал пронесся по прогалине, впечатав всех в стену дома. Джинкс попытался пошевелиться, но ветер придавил его, распластав, как листок, по стене. Симон, схватив Джинкса за руку, подволок к распахнувшейся двери. Они оказались в доме, дверь за ними закрыли, заложили засовом. Горел очаг, запах недавно приготовленной еды витал в воздухе. А ветер выл снаружи, как тысяча волколаков. Что-то билось о стены, но дом лишь слегка подрагивал. За столом сидел, макая хлеб в миску с рагу, остроносый старик. На Джинкса вдруг напал голод.

— Весь пол мне водой залили, — сказал старик.

— Что ж поделаешь? Мы с дождя, — ответила Эльфвина.

— Ты почему в платье?

— Потому что оно у меня есть, разумеется, — сказала Эльфвина. — Отчего же мне не…

— Да не ты. — Старик ткнул коркой хлеба в Симона. — Он.

— Это не платье, — сказал Симон. — Это мантия. Больше тебе сказать нечего? Джинкс, все вы, встаньте у очага, обсохните.

— На фига тебе мантия?

— Мантия — одежда чародея, — сквозь зубы ответил Симон. — Вы, трое, развесьте куртки по спинкам стульев.

— С них на пол накапает, — сказал старик. — Эй, ты зачем в мой буфет лезешь, мальчишка? Джинкс с неподдельным ужасом понял, что мальчишкой назвали Симона. Он было ожидал, что старик сгорит сейчас синим пламенем или обратится в жабу, однако Симон всего лишь достал из буфета деревянные плошки с ложками и со стуком опустил их на стол.

21

— Хлеб где? — спросил Симон.

— В хлебном ларе, разумеется, где и всегда. — Старик опять занялся едой. — Бери хоть весь, обо мне не думай. Ну помру на старости лет с голодухи, невелика потеря.

— Что бы тебя ни прикончило, голодом оно не будет. — Симон разложил по плошкам рагу из висевшего над огнем котелка и повернулся к детям: — Сядьте поешьте.

— А тебе, значит, моя еда не по вкусу? — спросил у него старик.

— В ней мясо.

— Конечно, иначе какой от нее прок? Рагу было из козлятины, с горохом и картошкой. Джинкс попробовал его. Очень вкусно. Ничего подгнившего, противного — совсем не похоже на еду, какую обычно получаешь на прогалинах.

— Все еще играешь в кудесника, так, что ли? — спросил старик.

— Угу. — Симон снял промокшую мантию — одежда под ней оказалась самая обыкновенная, — выжал ее над очагом.

— А я всем говорю, что тебя мор * прибрал.

— Весьма предусмотрительно, — сказал Симон. — То-то они, наверное, дивятся, откуда к ним в голодные зимы прибывают возы картошки.

— Это твои? — старик указал коркой на детей.

— Нет. — Симон окинул Джинкса, Ривена и Эльфвину задумчивым взглядом. — Хотя да, младший — мой. Старик развернулся вместе со стулом, оглядел Джинкса. Тот в ответ оглядел его. И увидел облако серовато-белого * Мор — повальная смерть, эпидемия.

22

самодовольства, облекавшее старика, точно вторая кожа. Что бы ни происходило, заподозрил Джинкс, он видит все лишь через это облако, прикидывая, чем происходящее ему на руку да как бы им воспользоваться. Теперь он оценивал сквозь облако Джинкса, и тому это сильно не понравилось.

— Хм. Ну по крайности, он платьица не носит.

— Я его дома забыл, — сказал Джинкс. Старик его словно и не услышал, но Симон окинул сердитым взглядом. По-видимому, Симон имел право на сарказм, а Джинкс не имел. Так надо считать.

— Мать, как видно, смуглянкой была, — сказал старик.

— Как видно, — согласился Симон. — Сыра у тебя нет?

— А ты поищи, глядишь, и найдется. Она что, померла?

— Да, — ответил Симон. — Это весь твой сыр?

— Знал бы я, что ты придешь, сырный пирог приготовил бы. От чего померла-то?

— От эльфов, — сказал Симон. При слове «эльфов» что-то шевельнулось в памяти Джинкса. Должен ли он сказать что-нибудь, поправить колоссальную путаницу, которая здесь возникла? Взглянув на Симона, Джинкс понял, что не должен. Мысли чародея выглядели как шкатулка из тончайшего светло-зеленого стекла, которое может в любую секунду треснуть и рассыпаться, и вот уж тогда начнется — пламя, жабы и прочие ужасы. Симон вытащил из кармана нож, вонзил его в сыр. Снаружи бушевал ураган. Оконные ставни погромыхивали и тряслись. Эльфвина и Ривен обменялись нервными взглядами и уткнулись в тарелки.

— Какая буря! — сказал Ривен чрезмерно веселым тоном человека, делающего вид, будто все идет хорошо и прекрасно. — Еще хуже той, что пригнала нас к Костоправу.

23

— Интересно, не устроил ли Костоправ и эту? — пробормотала Эльфвина.

— Не устроил, — ответил Джинкс. — Мы уничтожили почти всю его силу.

— А может, он сбежал, — сказала Эльфвина. — И набрался новой.

— Бури просто случаются — сами по себе, — заявил Джинкс.

— А молния-то какая была, — сказал Ривен. — Чуть-чуть в нас не попала — я и не знал, что бывают розовые молнии.

— Часть ее была синей, — поправил его Джинкс. — Как та вспышка прямо перед ней, которая прорезала небо и выбросила на верхушки деревьев восемь ответвлений… Он смущенно примолк. Эльфвина и Ривен смотрели на него во все глаза.

— Мы ничего такого не заметили, — сказала Эльфвина. — Мы же под деревьями были, а не над ними. И ты тоже.

— Может быть, я просто взглянул вверх и увидел, — сказал Джинкс. Нет, конечно, он знал, что видел сверху море раскачивавшихся древесных вершин и молнию, которая плясала в этом море, вспарывая его.

— Я думаю, ты обращаешься в дерево, — сказал Ривен. — Поистине, ты видишь то, что видят деревья. Этак ты скоро листвой обрастешь. А Симон со стариком продолжали препираться.

— Если б ты остался здесь и взял в жены Фридделотту…

— Не начинай все заново, — Симон рубанул ножом сыр, словно врагу голову снес. — Просто не начинай. Ривен кашлянул.

— Прошу меня простить, сударь, нас не представили друг другу. Я Ривен. Имею ли я честь разговаривать с досточтимым отцом Симона Чародея?

24

— Досточтимым? Щенок меня лет пятнадцать не навещал.

— Двадцать. Его имя Эгон, — сказал Симон. Джинкс изумился. Он всегда полагал, что Симон, как и он, Джинкс, и почти каждый урвальдиец, достаточно взрослый, чтобы самостоятельно завязывать шнурки на ботинках, круглый сирота. Ривен отвесил поклон и произнес все учтивые слова, какие, наверное, должно произносить человеку, если тот вырос при дворе короля Руфуса и ни на что большее не способен. Джинкс снова занялся едой.

— На что это похоже? — негромко спросила его Эльфвина.

— Что?

— Уметь… — она еще понизила голос, — разговаривать с деревьями, как ты.

— Ощущение странное, — ответил Джинкс. — Оно возникает, когда я его не жду. И, знаешь, это не всегда разговор. Временами я просто чувствую, что я здесь, с ними.

— Как дерево, — сказала Эльфвина.

— С Фридделоттой ты стал бы зажиточным человеком, — гнул свою линию Эгон. — Сам знаешь, ее папашу дракон изжарил. А ей досталось в наследство девятнадцать коз.

— Вот повезло-то. — Симон повернулся к двери. — Вроде бы ветер утих немного?

— Нет, — сказала Эльфвина.

— Я говорю только, что у тебя сейчас куча коз была бы и сам ты был бы большой шишкой, — продолжал Эгон. — А вместо этого… глупости всякие, фокусы-покусы. Ходишь в пурпурном платьице. С ведьмами по ночам отплясываешь.

— Я никогда …

25

— Ты поэтому всегда находишь дорогу в лесу? — спросила Эльфвина у Джинкса.

— Ну да, — ответил он. — Правда, я и раньше почти всегда ее находил. Ну ладно, может, прошлым летом он и сбился разок с пути, да еще в местах, которые вполне могли подразумевать присутствие неприятного количества троллей. Но теперь — это было как-то связано с паутиной корней — он всегда точно знал, где находится.

— Все переменилось после того, как ты, ну, упал с обрыва? — спросила Эльфвина.

— Да, пожалуй. — Они по-прежнему говорили очень негромко, хотя необходимости в этом не было, поскольку Симон и Эгон уже орали один на другого во все горло.

— Пойдемте, всё! Мы уходим! — наконец рявкнул Симон. Он подошел к двери, сдвинул засов. Ветер ворвался в дом, выбив дверь из рук. Ривен отдернул старика в сторону, поскольку стол и стулья полетели через комнату и врезались в дальнюю стену. Пламя вырвалось из очага вперед и вверх и облизало потолочные балки. Джинкс, борясь с ветром, норовившим бросить на стену и его, быстрым усилием мысли втянул пламя в себя.

— Помогите мне с клятой дверью! — прокричал Симон. Джинкс, Эльфвина и Ривен на четвереньках поползли через комнату. Вчетвером они одолели дверь, закрыли ее и задвинули засов.

— Ты просто бедствие какое-то, мальчик, — сказал Эгон. — Я всегда это говорил.

— Что правда, то правда, ты всегда это говорил, — согласился Симон. — Ладно. Похоже, мы остаемся на ночь. Верни пламя в очаг, Джинкс.

26

ГЛА ВА Т РЕТЬЯ

утру ураган утих. Первое, что услышал Джинкс, когда все вышли из дома, были скорбные стенания леса. Причину их он увидел сразу. Огромные деревья валялись по всей прогалине. Некоторые упали на дома. А дальше, в лесу, их попадало еще больше.

— Кто-нибудь погиб? — спросил Ривен.

— Тысячи, — ответил Джинкс.

— Что? — по мыслям Ривена пробежала рябь зеленоватолиловой тревоги. — Где? Откуда ты знаешь? Джинкс поморгал и заставил себя думать на человеческий манер.

27

— Тысячи деревьев. Насчет людей не знаю.

— В счет идут только люди, — сказал Ривен.

— Ну да, — рассеянно согласился Джинкс. И направился к опушке леса. Тропа, по которой они шли вчера, почти исчезла под павшими деревьями. А Симон еще не хотел укрываться от бури! Лес бормотал что-то о ней — как она вырвалась из Борейской Пустыни, нанесла смертельный удар и, ревя, улетела из Урвальда на юг.

— Джинкс, помоги, — окликнула его Эльфвина. — Тут у женщины дерево упало на дом.

— Уж и не знаю, что ты сможешь с ним сделать, — тонким, плаксивым голосом произнесла женщина. — Дерево огромное, а ты такой махонький. Джинкс с трудом удержался от сердитого ответа. В конце концов, на ее дом рухнуло дерево, такое любого расстроило бы. Оно пробило тростниковую крышу и развалило часть сложенной из толстых бревен стены. Он отступил к самому краю леса. Сосредоточился, впитал силу Урвальда. Дерево, затрещав, медленно всплыло в воздух. Оно было тяжелее сосны, которую Джинкс поднял вчера. Он втянул в себя новую силу. Дерево повисло в воздухе. Джинкс подошел, взялся за него — пальцы утонули в прогнившей древесине, — отвел дерево от дома. Потом отпустил ствол и снял подъемное заклинание. Дерево ударилось о землю. Женщина, открыв рот, смотрела на Джинкса.

— Теперь дом собери, — сказала она. Вместо «спасибо».

— Не могу, — ответил Джинкс. — Извини. Попроси Симона. Симон стоял на остатках чьей-то крыши, поднимая туда обломки печной трубы.

28

К дому подбежала девочка-подросток.

— Фридделотта, как ты сняла дерево со своего дома?

— Его чародейский мальчик снял, — плаксиво ответила женщина. — А дом починить не хочет. Девочка с испуганным почтением взглянула на Джинкса: — Он и с нашего дома дерево снимет?

— А ты его попроси, — раздраженно посоветовал ей Джинкс.

— Мое имя Хильда, господин. Не будешь ли ты так добр снять дерево с дома моей матери? Не обладай Джинкс способностью видеть очертания мыслей, он решил бы, что Хильда смеется над ним. Однако она совершенно серьезно назвала его господином. Чудеса!

— Конечно, — сказал он. Следующие несколько часов Джинкс провел, поднимая деревья и куски разломанных домов. Симону он старался на глаза не попадаться. Ведь Симон не знал, какой силой он обладает, а Джинкс не хотел, чтобы чародей понял это. Симон творил чудеса, которым Джинкс так и не научился: восстанавливал разбитые стены, возвращал на место далеко разлетевшийся с крыш тростник, призывал к себе осколки посуды и склеивал их прямо на лету.

— С курами и козами он ничего не делает, — заметила, подойдя к Джинксу, Эльфвина. — Они, наверное, уже на многие мили разбежались.

— Если все еще целы, — сказал Ривен. Он держал в руках свой верный топор, собираясь рубить упавшие деревья.

— Не надо! — крикнула женщина. — Оставь деревья дровосекам.

— Да я с удовольствием порублю их.

— Пусть лучше дровосеки, так будет безопаснее.

29

— Все в порядке, — сказал Джинкс. — Урвальд говорит, что все равно не сможет пустить в пищу деревья, которые занесло на прогалину. Подошедший к нему Симон схватил Джинкса за руку и отвел в сторону.

— Не чуди, Джинкс!

— Лес говорит…

— Да, не сомневаюсь. — Симон толкнул его к краю опушки. — Однако ты уже произвел достаточно странное впечатление. Теперь разговоры пойдут. Постарайся не произвести еще худшего, ладно?

— Но…

— Довольно. Ты не хочешь объяснить мне, чем занимаешься?

— Помогаю людям, — ответил Джинкс. — Как и ты.

— Угу. Снимая с крыш огромные деревья. Где ты этому научился?

— Ты же сам учил меня поднимать то да се, — сказал Джинкс. — Помнишь?

— О да, помню. И помню, как ты с превеликим трудом поднимал камушек и с еще большим — чашку, а теперь…

— Я стал лучше справляться с этим.

— Понятно. Джинкс надеялся, что на том разговор и закончится, однако он принял неожиданный оборот.

— Когда ты был в замке Костоправа… он ничего тебе не давал?

— Конечно нет, — ответил Джинкс. Разве что по уху время от времени.

— Ты что-нибудь оттуда вынес?

— Да, бутылку с твоей жизнью — ты разве забыл?

30

В темном облачке вокруг головы Симона показались искры гнева. Джинкс знал, что обращен этот гнев на Костоправа — не на него, и все же ему стало не по себе.

— Посмотри на меня, — велел Симон. Джинкс посмотрел и мгновенно обнаружил, что отвести взгляд не может.

— Не твори надо мной магии! Он с усилием оторвался от глаз Симона.

— Костоправ что-нибудь сделал с тобой? Не считая убийства? — спросил Симон.

— Он меня даже и не убивал, — ответил Джинкс. — Я сам свалился.

— Посмотри мне в глаза и скажи, что он ничего с тобой не делал. Джинкс сердито взглянул в странно пожелтевшие глаза Симона.

— Костоправ ничего со мной не делал. Годится? Симон кивнул. Теперь его окружило лиловатое недоумение — как будто он не увидел того, что ожидал увидеть, зато видит нечто ему непонятное.

— Хорошо. И храни свои разговоры с деревьями в тайне. О, тайн у Джинкса и без того хватало. Полная голова тайн. Вернувшаяся к нему способность видеть людские мысли. Это тайна от всех, кроме Эльфвины, и, стало быть, надолго она тайной не останется. Затем его умение опираться на силу Урвальда — тайна от Симона. И проклятие Эльфвины, о котором он никому не рассказывал из простой порядочности. Не понимая, впрочем, зачем нужно делать тайну из этого.

— Но ведь разговоры с деревьями бывают полезны, — сказал он. — Людям следует знать, что думают деревья. Да и от бури они нас спасли.

31

— Спасли — ради участи еще худшей, — отозвался Симон.

— Он и вправду твой отец?

— Ясное дело.

— Но ты-то мне не отец!

— Конечно нет. А что, тебе нужны кровные родственники? Та еще радость. Хочешь, бери моих.

— А у тебя и другие есть?

— Половина жителей вот этой прогалины Холодной Овсянки, — и Симон словно бы пересчитал пальцем мужчин, женщин, детей, которые старательно заделывали дыры в тростниковых крышах и крепили двери к косякам. — Дядья, кузены и прочие. Шайка идиотов!

— Ты говорил мне, что нельзя называть жителей прогалин…

— Эти — настоящие идиоты. Уж ты мне поверь, — Симон покривился. — Скажи, о Костоправе деревья что-нибудь говорят?

— Они вообще о Торопыгах говорят редко. М-м-м, Торопыги — это люди, тролли и так далее.

— Может, попробуешь их спросить?

— Нет! Не сейчас. Это будет ужасно. Симон выпустил зеленое облачко замешательства, и Джинкс поспешил объяснить: — Это все равно как если бы перебили всю твою семью, а я попросил бы тебя…

— Перестать плясать от радости?

— Ты ведь так не думаешь, — сказал Джинкс. — Да и все равно Костоправ под запором сидит. Ты же поставил вокруг его замка сторожевую стену.

— А чем я, по-твоему, занимался последние две недели, мальчик?

32

— Ты… мы все обходили дома волшебников, один за другим, — ответил Джинкс.

— Верно. И о чем я просил ведьм и чародеев?

— Помочь укрепить сторожевую стену вокруг Костяного гнезда.

— И почему же, если напрячь воображение, я это делал?

— Думаю, потому, что она недостаточно надежна, так?

— А что все они мне отвечали? Много чего. По большей части ответы их были настолько грубы, что повторять их Симону, полагал Джинкс, опасно.

— Что им неохота, — подвел общий итог Джинкс. — И что Костоправ не их печаль. Думаешь, он может сбежать?

— Разумеется, может. Он же чародей. Все, что ему требуется, — это сила.

— Так ведь мы его силу разрушили.

— У Костоправа могут найтись способы овладеть новой. При каждом повторении имени Костоправа и слова «сила» что-то шевелилось в памяти Джинкса, но почему — этого он понять не мог. Перед его мысленным взором появлялись стоявшие посреди леса эльфы. Похоже, то был какойто позабытый им сон.

— Какие же? — спросил Джинкс.

— Этого я не знаю. — Симон поджал губы, окинул взглядом прогалину, мысли его обратились в темное облако тревоги. — Мне нужно сходить к Костяному гнезду посмотреть, что там делается.

— Сейчас?

— Сейчас, по-моему, самое подходящее время, — ответил Симон. — Хотя, возможно, прошлая неделя была еще лучше. Ладно. Мы попрощаемся с нашим приятелем королем Ривеном, заберем девочку и отправимся домой.

33

— Я обещал деревьям увести Ривена из Урвальда.

— Ну, ожидать, что мои желания ты сочтешь более важными, чем их, мне, конечно, не приходится.

— Они страшно боятся его. Называют Ужасом. Устремленный на Джинкса взгляд Симона стал каким-то странным.

— Деревья?

— Да.

— Этот нелепый мальчишка опаснее Костоправа?

— Похоже, на взгляд деревьев, это именно так, — согласился Джинкс.

— А на мой, видишь ли, не так. Деревья объяснили тебе причину их страха?

— Нет, просто они питают к Ривену недобрые чувства. Я так понимаю, из-за чего-то, что он способен сделать.

— Ясно, — сказал Симон. — Деревья питают чувства. Ну хорошо. Можешь проводить мальчика-короля до закраины Урвальда. Но потом сразу возвращайся назад. Не задерживайся, чтобы полюбоваться видами. Я хочу, чтобы ты помог мне справиться с Костоправом.

— Значит, ты меня отпустишь? — Джинкс не ожидал, что сможет уйти вот так, без борьбы.

— Если не передумаю. — Симон полез в карман. — Вот. Возьми это с собой. Джинкс увидел в ладони Симона проблеск золота и рассердился.

— Я уже ходил по лесу в одиночку. И могу постоять за себя.

— Да, и в последний раз ты произвел на меня по этой части большое впечатление. Нам тебя чуть ли не в бадейке пришлось домой нести. Бери — или никуда не пойдешь.

34

Джинкс взял золотую птичку. Это была самарранская монета, называемая «авиот», — Джинкс знал, что Симон заколдовал ее, чтобы получить возможность присматривать за ним… по крайней мере, когда чародей сидит дома и не забывает заглядывать в Дальновидное Окно. Джинкс недовольно сунул птичку в карман.

— И не задирай нос. Похоже, ты вступил в трудный возраст. Уж не Симону, который прямо в трудном возрасте и родился, говорить такое. Джинкс открыл было рот, чтобы заявить об этом, но увидел вокруг головы Симона теплое голубое облако заботы о нем. Чародей был очень близок к тому, чтобы не отпустить Джинкса. А деревьям это не понравилось бы. И Джинкс промолчал. *

*

*

Разумеется, Ривен, расставаясь с Симоном, отвесил ему поклон.

— Прощай, добрый волшебник. Спасибо за гостеприимство. Сожалею, что не свел знакомства с твоей ледиженой. Красная зыбь боли в голове Симона. Несколько месяцев назад София ушла сквозь волшебную дверь в свой мир, в Самарру, и не вернулась. Джинкс жалел об этом. Он сильно привязался к Софии. Симон проворчал: — Ладно, если наживешь неприятности, возвращайся. Дверь моего дома знает твое имя. — Он повернулся к Эльфвине: — И твое тоже. Впрочем, ты и так возвращаешься.

— Нет, я ухожу с Ривеном в Ключеземье, — сказала Эльфвина.

35

— По-моему, ты хотела избавиться от своего проклятия, — удивился Симон.

— Я должна помочь Ривену, это важнее, — ответила Эльфвина.

— Вот как? — сказал Симон. — Я-то полагал, что избыть проклятие куда важнее. Впрочем…

— Спасибо тебе, добрый волшебник, — встрял в их разговор Ривен. — Но нам пора. Джинкс удивился. Чародеев перебивать не положено.

— Хм-ф, — произнес Симон. — Постарайся не наделать глупостей, Джинкс. Возвращайся сразу. И не потеряй ту вещицу. Это он про авиот, разумеется. Джинкс сунул руку в карман, стиснул птичку. Золотые крылья впились ему в пальцы, и он разозлился. Надо будет при первой же возможности избавиться от этой «вещицы». *

*

*

— Ты очень добра, моя леди, что оказываешь мне такую услугу, — сказал Ривен, когда они подошли к Калликомской прогалине.

— Да ну, какая уж тут услуга, — ответила Эльфвина, и мысли ее стали розовыми и пушистыми. — Просто я думаю, что мама может знать твое настоящее имя, потому что она-то и рассказала мне эту историю — как твой отец убил твою мать, а дядя убил отца… ой, прости.

— Ничего-ничего, — весело заверил ее Ривен.

— Нет, мне не следовало так говорить. Ты, наверное, ужасно чувствуешь себя, ведя такие разговоры.

— Так он и не может их вести! — сказал Джинкс. — В том-то все и дело.

36

Джинкс видел, что упоминания об этих страшных событиях Ривена нисколько не расстраивают.

— О, вот и старый орех, — сказала Эльфвина. — Похоже, буря здесь была не такая сильная. Мы почти пришли. Серые облачка беспокойства.

— Надеюсь, они против не будут.

— Разве они могут не восхищаться вами, моя леди?

— Могут, и, насколько я помню, без больших затруднений, — ответила Эльфвина.

ГЛА ВА ЧЕТ ВЕР ТА Я

алликомская прогалина оказалась большой — в милю шириной, по прикидке Джинкса. Просторные поля, пастбища, полные коров, даже фруктовые сады. Большинство известных Джинксу прогалин были серыми, грязными, убогими, обитатели их ходили в рваном тряпье и балансировали на грани голода. Неудивительно, подумал Джинкс, что варвары захватили Калликомскую прогалину. Она была, ну, в общем… зажиточной. Встреча их ожидала довольно странная. Люди прогалины, увидев путников и особенно Эльфвину в ее красной шапочке и накидке, пошли к ним навстречу, 38

словно чтобы поздороваться. Но не дошли — остановились и замерли. Молча. Джинкс увидел их чувства — отнюдь не теплые. Эльфвина этим людям не нравилась. Некоторые ее попросту ненавидели.

— Может, нам лучше уйти? — негромко спросил он.

— Почему же? — удивилась Эльфвина. — Мы пришли повидать мою маму.

— Потому что эти люди… не дружественны, — ответил Джинкс.

— В Урвальде все отчасти пугливы, — сказал Ривен. — Не сомневаюсь, сердца у них добрые. И громко крикнул: — Приветствую вас, добрые люди! Калликомцы что-то забормотали. Появились красные облачка враждебности. Джинкс быстро перебрал в памяти все известные ему заклинания. Их было четыре.

— Что тут такое? — сквозь толпу проталкивался невысокий мужчина. Люди торопливо расступались перед ним.

— Привет, Хельгур, — улыбка Эльфвины не соответствовала ее чувствам, которые, как видел Джинкс, принадлежали к разряду не-говори-ничего-и-прячь-ноги-одну-задругую.

— Кто ты? — спросил Хельгур.

— Эльфвина. Дочь Берги. Мы же знакомы, забыл?

— Прикажи ей уйти, — сказал один из мужчин. Калликомцы согласно залопотали: — Ей ни одного секрета доверить нельзя.

— Все выведает и всем разболтает. Хельгур мрачно уставился на Эльфвину: — На тебе проклятие лежит. Так мне говорили.

— Тут нет ее вины, — сказал Джинкс.

39

— Это муж моей матери, Хельгур, — сказала Эльфвина таким тоном, точно все шло совершенно нормально. — Хельгур, это мои друзья, Джинкс и Ривен. Ривен коротко поклонился, а заодно и плечи слегка ссутулил, чтобы показать топор за спиной.

— Очень приятно, — сказал Хельгур. — Моя жена в деликатном положении. Ей никакие проклятия не нужны. А люди моей прогалины считают…

— Это прогалина леди Эльфвины, добрый господин, — сказал Ривен. — А вы, сколько я понимаю, всего лишь захватчик.

— Таков обычай Урвальда, — ответил Хельгур.

— Я имею право увидеться с моей матерью! — заявила Эльфвина.

— Будьте любезны, добрый господин, позовите сюда матушку леди, — попросил Ривен. Вернее, приказал.

— А вот и мама! — воскликнула Эльфвина, и по чувствам ее пробежала пурпурная рябь беспокойства. В жизни своей не видел Джинкс женщины, пребывавшей в положении менее деликатном. Она пронизала толпу, как отточенный топор. В ее улыбке и зеленой решительности что-то смутно напоминало Эльфвину, однако все в ней было скомкано, сжато и готово распрямиться, точно пружина, Эльфвина же отличалась гибкостью и быстротой.

— Что происходит? — резко спросила Берга.

— Здравствуй, мама, — сказала Эльфвина.

— По-моему, я тебя к бабушке отослала. Эльфвина вызывающе вздернула подбородок: — К той, что наложила на меня проклятие. А ты мне твердила о феях!

— Это она тебе так сказала?

40

— Нет, я сама догадалась, — сказала Эльфвина.

— И ты веришь своим догадкам? С чего бы? А кто эти мальчишки?

— Да. С того, что их подтвердил чародей. Ривен и Джинкс, — ответила Эльфвина. — Мои друзья.

— Какой еще чародей?

— Симон Волхв.

— Зачем ты связалась с таким ужасным волшебником?

— Он помог нам после того, как мы сбежали от Костоправа. Мама, перестань…

— Что это вы делали у Костоправа?

— Он нас схватил, — ответила Эльфвина. — Пожалуйста, мама, прекрати…

— А с мальчишками ты чем занимаешься?

— Мы идем к закраине Урвальда.

— Вот как! К закраине Урвальда! С мальчишками! Почему с мальчишками?

— Я же сказала — потому что они мои друзья!

— А сюда ты зачем воротилась? — поинтересовалась Берга.

— Хотела попросить тебя рассказать нам историю о короле Ключеземья, убитом собственным братом. Ривен поморщился. Джинкс тоже понял, каким будет следующий вопрос.

— Зачем?

— Если позволите, моя добрая леди, ответить на ваш вопрос мне… — вмешался Ривен. Однако проклятие Эльфвины так просто остановить было нельзя.

— Затем, что Ривен — настоящий король Ключеземья. — Она повернулась к Ривену: — Я ничего не могу поделать!

41

Она всегда так поступает. Научилась использовать мое проклятие, еще когда я маленькой была.

— Я все понимаю, — сказал Ривен. Джинкс увидел, что Ривен вовсе не рассердился — в голове его шли расчеты: маленькими рядами зеленых и синих квадратиков.

— Возможно, нам лучше продолжить этот разговор дома, — сказал, взглянув на толпу, Хельгур.

— Это не твой разговор, — огрызнулась Берга. — Это мой разговор. Она нахмурилась: — Ладно, пошли домой. Берга снова прорезала толпу, волоча за собой Эльфвину. Ривен и Джинкс пошли следом — и Хельгур с ними. Все уселись за кухонный стол.

— Не предложить ли им поесть? — сказал Хельгур. И, увидев, как поскучнела Берга, добавил: — Таков старинный варварский обычай. Берга хмыкнула и со стуком опустила на стол каравай хлеба и клинышек сыра. Никто к ним не притронулся.

— Он и вправду король Ключеземья? — спросила Берга.

— Законный король, — ответила Эльфвина.

— Вообще-то мы не знаем, — сказал Джинкс.

— Мы так думаем, — сказала Эльфвина.

— Мы надеялись, что ты сможешь поведать нам о случившемся в Ключеземье, — добавил Ривен и улыбнулся Берге самым чарующим образом.

— После этого мы уйдем, — пообещала Эльфвина. Похоже, это обещание все и решило.

— Ну ладно, — тяжко вздохнув, сказала Берга. — Однажды, давным-давно-давно…

42

— Вообще-то не так уж и давно, верно? — перебила ее Эльфвина.

— Это же предание, — сказала Берга. — Ты позволишь мне рассказать его как предание или что?

— Я позволю тебе рассказать его как предание, — ответила Эльфвина.

— Очень хорошо. Однажды, давным-давно, в королевстве далеком жили-были дурной король, хорошая королева и их младенец-сын. Дурной король полюбил прекрасную, как небо, женщину и потому устроил так, что его жена укололась смазанной ядом иглой. И после ее смерти взял в жены прекрасную женщину. А затем они жили счастливо целых несколько месяцев. Но брат дурного короля пожелал сам стать королем. И потому призвал злую фею, и злая фея придушила короля, когда тот спал. Затем брат короля завел маленького принца и его прекрасную мачеху в лес и водил там, пока они не заблудились, и тогда они сели вместе под дерево и померли. И красивые птички слетелись, чтобы осыпать их мертвые тела прекрасными цветами. Конец.

— Ты довольна?

— Нет, — сказала Эльфвина. — Как их звали?

— Кого?

— Всех. В твоем предании нет ни одного имени.

— А им и не нужны имена, — заявила Берга. — Если ты король или принц, все и без имени знают, кто ты такой.

— Кроме того, фей не существует, — сказала Эльфвина. — И значит, фея убить короля не могла.

— Так это ж всего лишь предание.

— Но ведь все произошло на самом деле, не так ли? — сказал Ривен. — Откуда пришло к тебе это предание, госпожа моя?

43

— Я услышала его от путника, — ответила Берга.

— Ты имеешь в виду Странника? — спросил Джинкс.

— Если бы я имела в виду Странника, то так и сказала бы: от Странника. А то был путник. Ведьма, жившая той порой в королевстве.

— В Ключеземье, ты хочешь сказать? — спросил Ривен.

— Да, в Ключеземье. Может, ведьма и рассказала мне какие-то подробности, да они не помещались в предание, вот я их и забыла.

— Но хотя бы имя ведьмы ты помнишь? — поинтересовался, ощущая разочарование, Джинкс.

— Да, конечно. Ведьма Сеймур.

— А не знаешь ли ты, добрая леди, как найти эту ведьму? — спросил Ривен.

— Представь себе, знаю. Я вам сейчас карту нарисую. Она подошла к стоявшему у стены буфету, взяла бумагу, тушь. Эльфвина говорила Джинксу, что на Калликомской прогалине все умеют читать и писать, и все же он удивился, увидев, как ее мать пишет, — удивился и тому, что в ее доме нашлись бумага и письменные принадлежности. Интересно, какая магия сделала Калликомскую прогалину столь богатой и не могут ли ее заклинания когда-нибудь обогатить и другие? *

*

*

До дома ведьмы Сеймур было два дня ходу на юг. Деревья нисколько не обрадовались, обнаружив, что Джинкс ведет Ужас в ту сторону. Самый быстрый путь из Урвальда шел на восток. Ночью они остановились на тропе. Джинкс запалил костер, Ривен с Эльфвиной пошли запасаться дровами. Джинкс оглядывался по сторонам, прикидывая, куда бы ему 44

запрятать полученный от Симона авиот. Он не желал, чтобы Симон следил за ним.

— Зря мы здесь остановились. Слишком близко к озеру, — сказала, подходя к костру, Эльфвина. Вон торчит из ствола дуба хорошая толстая ветка. Место надежное. Джинкс извлек из кармана крошечную золотую птичку.

— Чем же плохо озеро? — спросил Ривен. — Даже удобно: воды можно набрать. И искупаться. Джинкс обернулся, сжимая в руке авиот: — Только не купаться! Ривен удивился: — Почему? Согласен, вода холодновата, однако…

— Там, скорее всего, русалки водятся, — объяснила Эльфвина.

— Правда? — Ривен уронил на землю собранные дрова. — Никогда не видел русалок.

— Стой! — Джинкс вернул авиот в карман и поспешил вслед за Ривеном. — Они опасны. У меня отчима русалки убили! Затащили в глубину — только его и видели.

— Я думал, твой отчим был троллем. Ты же ему руку отрубил, помнишь? Как будто такое забудешь!

— Предыдущего отчима. Георга.

— Вот как? — лоб Ривена пошел складками. — Ладно, в воду входить не буду. Просто посмотрю. Джинкс вздохнул. Ривен имел привычку опрометчиво бросаться в места, к которым урвальдийцы и подойти-то боятся. Озеро было очень глубоким — как раз такие русалки и любят. Не исключено, что оно соединялось туннелем с их подземными пещерами.

45

Ривен присел у воды на корточки.

— Не думаю, что здесь есть русалки… О, постой, это не они? Вон там, в глубине. Русалок было с полдюжины, они стремительно описывали завораживающие круги, тела их переплетались.

— Да, — сказала Эльфвина. — Ну вот, ты их увидел, Ривен. Пойдем!

— Еще минуту, моя леди, — ответил Ривен. Все произошло очень быстро. Русалка взлетела к поверхности воды, выставилась наружу — отчасти кошка, отчасти лягушка, отчасти женщина. Она улыбнулась Ривену. Он ответил улыбкой. Русалка положила руки ему на плечи, словно желая передохнуть. А потом дернула Ривена к себе, и он головой вниз полетел в воду. Волны пошли во все стороны. Джинкс видел, как Ривен, уже невозможно далекий от поверхности, борется с облепившими его русалками. Новый всплеск.

— Стой! — завопил Джинкс, но поздно. Эльфвина, бешено работая руками, уходила в глубину — к Ривену и русалкам. Джинкса трясло. Плавать он не умел. Русалки уже схватили и Эльфвину, тянули ее на дно. Джинкс попытался сотворить подъемное заклинание. Безнадежно. Он не мог поднимать живых людей. «Не можешь, потому как думаешь, что не можешь», — всегда говорил Симон. Джинкс набрал воздуха в грудь, втянул в себя жизненную силу Урвальда, чувствуя, как она переливается в его ноги из корней окружающих деревьев, направил поднимающее заклинание вниз, в глубь озера, потом еще глубже — Эльфвина и Ривен все удалялись и удалялись от него. Джинкс 46

боролся с огромной тяжестью воды. Жизненная сила русалок тянула вниз и его. Но Урвальд оказался сильнее. Клубок пронзительно визжащих русалок, облепивших Эльфвину и Ривена, медленно всплывал. Он прорезал поверхность озера, поднялся над ней фута на три и повис в воздухе, потоки воды стекали с боровшихся русалок и людей. Однако сдаваться так просто русалки не собирались. Джинкс поднял клубок еще выше. Вода стекла с русалок, а без нее им нечем было дышать. Вот одна выпустила руку Ривена и упала в озеро. За ней другая. И третья. Эльфвина ударила одну из оставшихся локтем в лицо, однако та продолжала цепляться за девочку, норовя схватить ее за горло. Две другие душили Ривена, лицо его побагровело, он задыхался. Джинкс справиться с ними не мог. Симон, скорее всего, передвинул бы их вбок, к земле. Но Джинкс этого не умел. Русалка добралась-таки до горла Эльфвины. Джинкс подбежал к ним, подпрыгнул и схватил русалку за перепончатую ногу. Клубок отнесло в сторону. Джинкс висел, стараясь нащупать ногой берег. И наконец, зацепившись за удачно подвернувшийся корень, почувствовал, как тот потянул его к берегу. Неужели деревья способны на это? Они же неподвижны. Джинкс, Эльфвина, Ривен и русалки кучей повалились на землю. Джинкс ухватился за ту, что душила Эльфвину, ударил ее. Она зарычала и отпустила девочку, чтобы вцепиться в него. Началась борьба. Русалка была как резиновая и гораздо сильнее, чем казалась с первого взгляда. Она тянулась к горлу Джинкса, и он поднял руки, чтобы защититься от ее длинных злокозненных пальцев. Обе его ладони оказались прижаты к горлу. Русалка тащила его к воде и душила.

47

Неожиданно страшное давление на горло исчезло — это Эльфвина оторвала от него русалку, ударила ее и швырнула в воду. А Джинкс вдруг увидел засветившиеся повсюду в сумерках зеленые глаза.

— Чудища! — просипел он, и волколаки мгновенно бросились в атаку. Он схватил Эльфвину, однако та вырвалась и поспешила к Ривену, еще продолжавшему бороться с двумя русалками. Джинкс с Эльфвиной вырвали Ривена из их рук, и все трое побежали к тропе. Джинкс и Эльфвина, задыхаясь, попадали у костра. В сотне ярдов от них еще продолжалась драка русалок с волколаками — рычание, лай, визг. Ривен поднял с земли топор.

— Он т-тебе не по-понадобится, — пролепетала, дрожа, Эльфвина хриплым, придушенным голосом.

— Г-готов поклясться, эти з-зверюги после русалок набросятся на нас.

— Не набросятся, — сказал Джинкс. Он собрал внутреннее пламя и заставил костер гореть ярче и жарче.

— С-с-соглашение о Пути, — сказала Эльфвина и пододвинулась, бросив на Джинкса благодарный взгляд, поближе к огню. Лиловая и розовая неуверенность вздулась, точно пузырь, вокруг головы Ривена. Он опустил топор.

— П-п-подойди к костру, за-застынешь, — предложила Эльфвина. Ривен подошел, но продолжал оглядываться туда, где лай и вопли сменились плеском и рычанием.

— Они же всего лишь животные. З-з-зачем же им соблюдать Соглашение?

— Затем, — сказал Джинкс. — Волколаки думать умеют. В отличие от некоторых людей.

48

49

— Все равно, они чу-чудища, — ответил Ривен. — И точно слопали бы нас!

— Наверное, — согласился Джинкс. — Но сейчас мы на Пути.

— Урвальд слишком опасен, чтобы жить в нем, — сказал Ривен.

— Ничуть, — возразил Джинкс. — Если ты не полный иди…

— А ты ведь п-п-поднял нас, Джинкс, — сказала Эльфвина. Вот это Джинкс обдумать еще не успел. Творить магию над тем, что полно жизненной силы, намного труднее, чем творить ее над безжизненными предметами. Джинкс помнил, какие сложные приготовления пришлось совершить Симону, чтобы заклясть его. И все же он, Джинкс, поднял в воздух двух людей и шесть русалок. То есть их подняли Джинкс и Урвальд. Сила принадлежала Урвальду, а Джинкс лишь указывал ей, что следует делать. И теперь ощущал огромную усталость. Как будто сила Урвальда прошла сквозь него и выжала досуха. А еще он внезапно понял, что чувствует Урвальд яснее, чем прежде.

— Кто-то рубит деревья, — сказал он.

— В темноте? — удивился Ривен.

— Нет, — ответил Джинкс. — Я хотел сказать, ежедневно. И что ни день, деревьев валится все больше. Я чувствую это.

— Ну, значит, меньше остается места для жутких чудовищ, — заметил Ривен.

— Деревья умирают, — сказал Джинкс. — Их убивают.

— Таков прогресс, — сообщил Ривен. — Так тому и быть надлежит.

— Нет, не надлежит! — Джинкс посмотрел, ожидая по50

мощи, на Эльфвину, но та уже заснула.

— Избавься от деревьев — и ты избавишься от всех чудовищ, воистину так. — Ривен подоткнул укрывавшее Эльфвину одеяло. Потом достал свое и завернулся в него. — Скажи, ты уверен насчет Соглашения?

— Полностью, — ответил Джинкс. Он был по-настоящему зол. Как может Ривен быть таким дураком? Ведь это не просто ощущение Джинкса, — оно прокатывается по всему Урвальду, бежит по корням, гудит в стволах деревьев.

— Ужас должен уйти, — говорили деревья.

— Он уйдет, — сказал Джинкс. — Я веду его к Закраине.

— Слишком медленно. Слишком долго. Вы бродите туда и сюда. Когда он уйдет?

— Скоро, — ответил Джинкс. — Нам нужно поговорить с ведьмой Сеймур, а после этого мы направимся прямиком к Закраине.

— Мы же условились.

— Да, помню, — сказал Джинкс. — Я увожу его, вы его не трогаете. Тут ему в голову пришла новая мысль.

— Те русалки и волколаки…

— Мы не властны над Торопыгами. «Конечно, не властны», — подумал Джинкс. Русалки вели себя как русалки, и не более того. А волколаки … Вот тут была, если подумать, некая странность. Волколаки набросились не на людей, а на русалок. Он встал, бросил в костер ветку. И вдруг заметил пару горящих глаз, следивших за ним с самого края тропы. Ночь он пролежал без сна. В такой обстановочке особо не разоспишься.

51