Эстетоскоп.2013_Поэзия

Page 1

ЭСТЕТОСКОП. 2013_ПОЭЗИЯ



ЭСТЕТОСКОП. 2013_ПОЭЗИЯ

Без выходных данных, такие времена


© Aesthetoscope, формат издания, 2013 © авторские права авторов альманаха сохраняются за ними в полном объеме © сервис Instagram, фотографии, 2013 Мы выпустили этот альманах ограниченным тиражом и будем рады, если каждый экземпляр издания найдет своего заинтересованного читателя. Большая просьба – по прочтении альманаха передайте его знакомым или оставьте его в месте, где его смог бы найти следующий читатель.


ЭСТЕТОСКОП.2013_ПОЭЗИЯ ОГЛАВЛЕНИЕ От редакции. Выдержки из винтажного эссе Александра Елеукова «Псалмы, сонеты и песни, печальные и благочестивые»..............................................5 Сергей Ивкин (Екатеринбург)................................................................................................................................9 Антон Полунин (Украина, Переяслав-Хмельницкий)..................................................................... 29 Денис Безносов (Москва)........................................................................................................................................ 45 Максим Гурбатов, Анна Чайковская (Россия, Северодвинск – Венгрия, Будапешт). Книга букв ........................................................................................................................................................ 56 Сергей Данюшин (Ужейск). Собирательство и мародерство ..................................................................................................... 70 Екатерина Симонова (Нижний Тагил)......................................................................................................... 78 Давид Шраер-Петров (США, Бостон). Автобус и горы. Пьеса ............................................................................................................................ 84 Оак Баррель (Москва) ............................................................................................................................................... 90


Игорь Перников (Беларусь, Гомель) .............................................................................................................. 94 Евгений Вишневский (США, Лос-Анджелес) ........................................................................................... 98 Ксения Сурженко (Саратов) ......................................................................................................................... 102 Сергей Dжим (Новосибирск) .......................................................................................................................... 105 Дмитрий Чирказов (Германия, Дюссельдорф). Харизма хризантемы ......................................................................................................................... 108 Александр Бывшев (Орловская область, поселок Кромы)..................................................... 111 Анонсы. Рафаэль Левчин. Старые эфебы, Эстетоскоп.31_В печать, Эстетоскоп.2012_Проза, Эстетоскоп_Концепция прекрасного (2014) Что такое Эстетоскоп? .............................................................................................................. 114

ЭСТЕТОСКОП.2013_ПОЭЗИЯ


ОТ РЕДАКЦИИ ВЫДЕРЖКИ ИЗ ВИНТАЖНОГО ЭССЕ АлександрА ЕлеуковА «Псалмы, сонеты и песни, печальные и благочестивые» Фотография brahmino


С юности я любил поэзию и много читал. Однако, чем больше я читал, тем чаще наталкивался на стихотворения совершенно негодные. Слава богу, в ту пору у меня не возникало мысли, что мои суждения могут быть безосновательными – я успел понять, что стихотворение можно оценивать. я знал, пусть в первом приближении, то, как стих делается, и изнутри видел леность и халтуру, пустоту и натужность стихотворения и его творца. Но главная мысль, которую я выносил из чтения поэтических произведений, была, по несчастью, пагубна – «если мои стихи не хуже, то почему они не напечатаны в книжке?» Я изнемогал от зависти, я записался в литературный кружок, завел себе белый свитер с пышным воротником, отпустил волосы до плеч, взгляд мой стал блуждающим, а стихи – напыщенны. В конце концов я добился того, что обо мне с улыбкой и симпатией стали отзываться мэтры, а один стишок был напечатан в молодежной газете. Значило ли это, что я тогда научился писать стихи? Можно ли считать, что я научался стихосложению в те минуты и часы, когда приноравливался к требованиям и ожиданиям поэтической тусовки? Нет, чтобы пришел добрый человек и сказал – «Ты умница, ты знаешь слова и слышишь их звучание – стих ты обязательно сможешь написать. Если ты будешь старателен и требователен к себе, если будешь щепетилен по отношению к перебоям ритма и рифмы, то стихотворение твое будет вполне грамотным. но боˆльшее – это уже судьба, это случай. Пиши стихи тогда, когда тебе хочется плакать, но пиши их так, словно ты утешаешь друга, и так, словно ты утешен другом, но слезы льются и льются. Пиши тогда, когда ты счастлив, но так, словно счастье твое никогда не кончится, словно ты умер счастливым и вот – пишешь. Пиши, не забывая о читателе, пиши так, чтобы он понял тебя, но и так, чтобы он тянулся за тобой, потому что – тебе есть, что ему сказать, и есть, куда показать дорогу...» И так он говорил бы и говорил, покуда у меня и мыслей бы не осталось об этой затее.

— 6 —


Не пиши стихов ни о чем, говорят. Что ты высасываешь их из пальца? Обязан ты кому-то, что ли, писать? Да, отвечаю я. Есть такое обязательство. Есть время, когда нужно писать стихи – весна, разлука, озаренье – и есть чувство, словно что-то задолжал времени, словно обязан чем-то миру. Вот тогда и пишу, как бы отдавая долги, как бы оправдывая свое существование, обозначая ход времени и его наличие. Что позволяет назвать рифмованные строчки стихом? На мой взгляд – стихи не проходят бесследно, иначе – зачем? прочтешь строку и ощущаешь послевкусие, длящееся и неперебиваемое обыденностью. Прислушаешься к себе после прочтения – а есть ли там легкий шум, пение ангела, звон порванной струны? – ага-ага, значит, стих!

— 7 —


Поговорим о цезуре на третьей стопе, потолкуем о дыхании и об амфибрахии. Ритм в стихотворении нужен для того, чтобы помогать читателю дышать – правда-правда! Либо быстро, ритмично – в двухстопном стихе, либо размеренно – в трехстопном, либо – забыть о дыхании в аритмичности белого стиха. А что же цезура, перебив ритма в строго означенном месте? Цезура позволяет передать сбой дыхания в важном для поэта месте стихотворения. Если же поэт юн и порывист, если чувства распирают его настолько, что и не до стиха совсем, почестному-то, тогда и появляются провалы ритма или, чаще, длинноты, не оправданные ритмом, но – вот, нужно было именно это сказать ведь! И пусть куда-то проваливается и рифма, но – ведь именно это слово рвется наружу! Так я читаю стихи юных, искренних и малоискушенных в поэтическом мастерстве поэтов – отбиваю пальцем ритм, вслушиваюсь в созвучия, и именно там, где слышится диссонанс, именно в том месте, где стих ломается напрочь, и проступает настоящая, искренняя донемогу поэзия! Прелесть стиха в отзвучиях, в шуме и звоне, остающихся в воздухе после прочтения поэтических строк. «Шла Саша по шоссе и сосала сушку...» Вы слышите трагедию, слышите шорох шин за спиной у наивной Саши? – «Шла Саша по шоссе...» – и подсвист ветра и неровное подтормаживание? – «...и сосала сушку...» – а дальше – точно! переход на «ззз...», на «жжж...» и «крд-ах!» Мастерство владения словом продолжается в мастерстве владения звуком, шорохом, посвистом и – в конце концов – одним лишь намеком на возможность звучания.

— 8 —


Сергей Ивкин (Екатеринбург)

Фотографии annjoylife и brahmino


Три письма Из 70 в 16: Я помню мир твоих простых предметов. Цветные деревянные игрушки. Дом из подушек. Кофр от баяна. Мы жили по закону Архимеда, который сформулировать по-русски у нас не получалось постоянно, поскольку ничего не вытеснялось, в том доме для всего хватало места, соседи за стеной крутили диски, мы вешали на гвозди одеяло и тени танцевали буги вместо их голосов, поющих по-английски. Я погружаюсь в память, словно в ванну, и прикрепив к вискам нейродиоды, записываю медоносный гул. Я помню чашку каждую в серванте, щавеˆль из городского огорода приправой к баклажанному рагу. О, как привычно пробегают пальцы вдоль корешков родительского шкафа: Джек Лондон, Честертон, Эмиль Золя. Ещё не нарастил на сердце панцирь. Ещё костяшки не содрал о кафель. Сплошные солнце, ветер, тополя.

— 10 —


Из 33 в 16: Возможно, ты сейчас сидишь на стуле. В пустой квартире. На твоей кровати спит женщина. Ей восемнадцать лет. Ты ничего не знаешь о Катулле, но этих первых отношений хватит на весь дальнейший твой парад-алле. Ну, а пока ты в мартовском угаре пытаешься романсы петь дискантом, текстовку под аккорды раздробя. Ты ей назавтра инструмент подаришь и никогда не станешь музыкантом, и это будет вечно жечь тебя. Впоследствии, совсем других кольцуя, ты не насытишь крошечное эго, своё лицо вжимая в свитера, и не забудешь, как она танцует под медленно вращающимся снегом в ночной рубашке в шесть часов утра.

— 11 —


Из 16 всем: Когда мне разонравится мотаться меж поселений с рюкзаком спортивным, на ссадины растрачивая йод, надеюсь, среди сотен имитаций найдётся и моя альтернатива, где по-другому всё произойдёт. Пускай я стану продавать кассеты, работать по подложным документам, скрываться от какой-нибудь братвы. Зато там будут мостик над Исетью, на небе красный лепесток кометы, у Оперного каменные львы.

— 12 —


Два возраста

Я. Г. 1. В девять утра включили бесплатный дождь. Оба Ильи стоят под ним молча, мокнут. Дёрнулся Саша, но, обернувшись на оклик, сел на пороге и вытянул вправо ладошь за территорию. В небе висит пузырь. До горизонта пахнет водой из крана. Я попросил разрешения у охраны – мне протянули стёкла: «Поди, позырь». Под пузырём, привязанные под грудь двое из старших чистят скребками купол. Дождь отключили. Мне подарили лупу. Я в благодарность попробовал козырнуть. 2. Мы производим лестницы в небеса, малые полумесяцы и полнолуны. Раньше для музыки сфер шёл заказ на струны, но президент упразднил оркестровые чудеса. Это расстройство личности – ждать покос. Мы изначально бессмертны, чего ж нам надо? Есть эта фабрика по производству Ада. Воспроизводства Рая стоит совхоз. Нет, говорят всё те же одно и то ж. И ни стыда, ни страха перед Всевышним. Сделать бы так, чтобы все они разом вышли, скинуть пиджак и подставить лицо под дождь.

— 13 —


Брат – Папа, пожалуйста, никому. Обойдёмся без мамы с её истерией. Так получилось: я – новая Дева Мария. Бог изнутри говорит: я – сестра Ему.

Дочери скоро тринадцать. Месячные – на старт. Но такие фантазии череповаты: надписи на арамейском кровью, потом стигматы, прочий эзотерический боди-арт.

– Я была на рентгене. Доктор сказал: скелет не сформирован. Брат не способен родиться. Я слышу голос, похожий на щебет птицы. Клеть не решится сама распахнуться на свет.

Опухоль прогрессирует. Приложив к телу ладонь, ощущаю толчки: живое. Значит, сегодня детей у меня стало двое. Да, никому. Попробуй тут, расскажи.

– Брат обещает, что может вселиться в мозг чей-нибудь, выселив прежний разум. Мы попытались с улитками пару раз и нам удалось через плоть перекинуть мост.

Всё замечательно: ищем лежащий под капельницей неповреждённый носитель в коме. Приводим дочку – и новый Спаситель в суетный мир получает свободный вход.

— 14 —


– Папа, тебя он прекрасно слышит. Нет, всё не так. Брат говорит, что ему нужен родственный статус. В твой организм он вселяется через простату… Но мне не нравится способ замкнуть контакт.

Дочку зачали во вторник, когда посреди Москвы ядерный гриб раскрылся над телебашней, и нам с женою было настолько страшно, что мы на улице прямо среди травы…

– Доктор сказал: эмбрион пережил инсайт и провалился на поколение. Только останься со мной в хирургическом отделении. После вмешательства есть вариант не встать. Кварцевый свет. Мокрый запах больничных рвот. Возле ногтей на руках нарывают ранки. Дочка уснула. В пятилитровой банке невоплощённый христос открывает рот.

— 15 —


— 16 —


***

выхолощены выжаты до не могу Вадим Балабан что вы киваете я вам сейчас как врагу а не какой-нибудь финтифлюшке с дамской подмышки – до полицейской наружки всю подноготную выложить сходу могу чахлых берёз выгибаемых ветром в дугу долгих эскортов увядших в таёжных болотах поле чудес край непуганых идиотов строй крепостных выжидающих на берегу в дни наших детств поминали пластинку но здесь не по спирали регрессия а по фракталам вот где свобода напёрсточникам и каталам красною плесенью по всем заборам расцвесть смысла всего два у жизни надежда и месть всё остальное депрессия и паранойя что вы киваете вам обещали иное честь говорите попробуем это учесть

— 17 —


Пермская миссия Господнего служения синоним – под муторные ливни сентября отец Роман играет Альбинони в подсобке кинозала для себя. Его бросает в жар от каждой фразы, хотя от мамы с детства помнит сам: «Адажио» совсем и не Томазо Джованни Альбинони* написал. Из нотной папки выудив набросок, профессор, изучавший Ренессанс, сеньор Джазотто звёзд архивных россыпь расправил и вернул на небеса. Я перед школой захожу погреться в казённых комнат гулкий лабиринт и напитать испуганное сердце бесстрашием невидимой любви. Пока никто не ходит между кресел, пока не вспыхнул луч под потолком, пока мотивы современных песен не прокисают, словно молоко, я затаился у железной двери, подслушивая ветхий соль-минор – ярчайшее свидетельство о вере, наивней и наглядней, чем в кино.

— 18 —

*Томазо Джованни Альбинони (1671-1750) – итальянский композитор эпохи барокко. Автор более 300 произведений, он известен именно по «Адажио соль-минор», восстановленному на основе фрагментов рукописи профессором Рено Джазотто в стиле других работ композитора.


— 19 —


Маленькая ночная канонада

Светлой памяти Владимира Ланцберга

Я – канонир ночного арьергарда встречаю полыхающий рассвет. Прости меня, Святая Хильдегарда, твоей музыˆки в наших нотах нет. Наследовавший Гвидо д’Ареццо запечатленный ангельский язык, мне нечем в нижнем мире обогреться помимо женщин, гнева и лозы. От каждой скрипки или медной дудки моё пространство сковывает лёд; и надо мною замерзают утки, прервав непреднамеренно полёт. Рожок английский или плоть гобоя вторгаются в артиллерийский хор. Я умираю с музыкой любою, расплёскивая царственный кагор. И погружаясь в купленную на ночь, нет большего стыда – поймать на слух за стенкою щербатой фортепьяно и отказаться от дурных услуг. Пушинкою из города Бингена до современных пластиковых сот под колокольный хохот Папагено меня над миром музыка несёт.

— 20 —


И чем мне жить, когда всех пушек жерла направлены сегодня в небеса, поскольку штаб себе наметил в жертву тот изначальный соблазнённый Сад? Святая Хильдегарда, мимо денег когда-нибудь я выйду в нужный чат и двадцать шесть мистических видений на двадцать шесть мотивов зазвучат.

* Хильдегарда Бингенская (1098–1175) – первый композитор, чьи ноты сохранены на бумаге. В 8 лет была отдана в монастырь, а в 50 основала собственный. Пережила 26 мистических видений, рассказав о них посредством своих музыкальных произведений. Самое известное «Пушинка, носимая дыханием Господа». Лишь недавно Ватикан официально признал её Учителем Церкви. * Гвидо д’Ареццо – монах, в 1025 году предложивший первым метод музыкальной нотации. * Папагено – персонаж «Волшебной флейты» Моцарта.

— 21 —


Очевидец На Купалу в сумерки над холмом появляются двое, из ниоткуда. Те, кто были там, не своим умом возвращались утром, как после блуда: кто в засосах синих, как в орденах, у кого разодрана вся спина. Выступал чиновник с отарой СМИ (шуганула полиция любопытных), обещал развеять досужий миф – даже жёлтой прессой остались скрыты результаты выгула на луга. И погоны с местными ни га-га. Взяв бинокль и камуфляж надев, я залёг в осиннике недалече. За час сорок вызубрил весь рельеф. Где живут полёвки, мне выдал кречет.

Пару раз барсук подходил ко мне. Но ничто не дёрнулось на холме. По рассказам первый (мужик) высок. Вроде негра, божился Василий Каин. Над башкой со спицами колесо золотые искры вокруг пускает – под гипнозом сами идёте вы. А вторая – баба без головы. За спиною солнце коснулось трав, и на лысой вершине, где только ветер, проявились эти. Василий прав: Майкл Иэр Джордан* в закатном свете. Прям рекламный клип: над его лицом баскетбольное ворочается кольцо. Я вцепился в оптику: между плеч у товарки гладко, а то, что ниже,

— 22 —


неприкрыто и выпукло. Слышно речь, словно в церкви молятся. Дальше вижу: оба воздух плотный, как будто ткань, раздвигают в стороны. Я – тикать. Не прополз и метра, из-за осин, вышли люди. И с ними Василий Каин. Закрутили руки мне и внесли в безвоздушный лаз. Он внутри зеркален. Отовсюду слышатся визг и лязг. Тут земля и небо пустились в пляс. Баскетбольный мяч ощущает так пот ладоней, площадки солёный гравий. Я два раза отскакивал от щита, извивался, выл, в нарушенье правил. Попадал в лицо, не понять кому, бесконечно долго летел во тьму. Разлепил глаза: санитарка, гипс. Приходили в штатском, вели беседу. Отвечал: не помню. Как не погиб-с, объяснить не в силах. Брехал соседу, что набрёл в потёмках, мол, сам дундук, поскользнулся – вывих обеих рук. Я сегодня снова иду к холму. По периметру выставлены капканы. Я остался в разуме: никому не свезло так прежде. Василий Каин дурачка включает, пока молчу, но при встрече хлопает по плечу.

* Майкл Джеффри Джордан – прославленный американский баскетболист, за способность высоко прыгать прозванный «Air Jordan» и «его Воздушество».

— 23 —


— 24 —


Накануне развода Она: Потрясный день рождения: друзья расписывают дартс. Кривые иглы на дротиках. И разогнать нельзя к вервольфам разом всех. Четыре книги, четыре диска, что-то из шмотья и побрякушек. Ни цветов, ни мишек. И на ночь – не дописана статья. Из них никто в подарок не допишет. Вот выбивает яблочко мой муж, протягивает дротики: сейчас ты. Как будто пройгрыш объяснит ему причину несложившегося счастья. Он: Мишель, мой колокольчик, где найду слова, что увлекут тебя со мною делить постель, погоду и еду, делясь в ответ сарказмом и страною. Но сколько раз я ни произнеси «Люблю тебя, люблю тебя, люблю те…», не станет горше этот апельсин, который принесли чужие люди. Ты мне нужна, нужна, нужна, нужна. Взошли твои любимые Плеяды. Мишель, мой колокольчик, не жена, хотя бы поминай меня без яда.

— 25 —


Створка Одна осталась створка от трюмо, я отогнул ножом её зажимы и в дом забрал. С помойки никогда с тех самых пор, как разошлись с Еленой, я ничего не приносил: чуралась Татьяна опороченных вещей. Расставил свечи, палочку зажёг, в ароматическую лампу капнул масла и приготовился смотреть. Слова заклятия запоминать не сложно: «экэлоиˆшь хусаˆна икэмоˆри...» Достаточно знать первые два-три дальнейшее само себя озвучит. Трюмо стояло в комнате. Постель в него не отражалась, но хозяйка выдавливала что-то на груди и просто любовалась каждодневно ахматовской «нарядной» наготой. Хозяин же в трюмо не поглядел ни разу. Широкая спина и крепкие (слегка кривые) ноги достались створке. Больше ничего.

— 26 —


Я не увидел ни детей, ни кошек. Трюмо лет пятьдесят стояло в доме. И никогда ни кошек, ни детей. Погасли свечи. И вот-вот вернуться должна была Татьяна со спектакля, как в зеркале встал новый персонаж. Его лицо я видел на обложке неполного собранья сочинений. На годовщину смерти вышел том. И я непроизвольно выдал «Здравствуй!» Как можно пожелать здоровья тени? Он улыбнулся мне и поклонился. Возможно, заходил он лет пятнадцать тому назад в наш дом. И по привычке есенинской – смущённо улыбнулся красавчику, повесе, двойнику. Пришла жена, шуршит, снимает блузку, рассказывает про игру актёров. И зеркало смиренно повторяет короткие движения её.

— 27 —


***

От секреции снов до секретных желёз всё, что есть, превращается в дым, в грязный воздух, пронзённый осколками слёз, потому что кырдым-гыр-бырдым. Потому что в ладонях свинцовый горох, потому что Екатеринбург, я от собственных лёгких сегодня оглох, отключив этот грохот вокруг. Мы на красный шагнём через Главный проспект, искривлённый внутри янтаря, отводя от лица западающий снег, наизнанку себя отворя на грядущий сквозняк, на внезапный разрыв, то есть дальше планет и небес, потому что навыкат, точнее навзрыд, потому что вообще ни бель мес.

— 28 —


Антон Полунин (Украина, Переяслав-Хмельницкий)

Фото dimasrangga, alijardine, brahmino и jah_fcknillest


В грозовую ночь Любовь – это казнь в грозовую ночь и гроза в ночь казни. Искрят провода, дребезжит металл, не продлить лёт сердца. Мы вместе форсируем Ахерон, я один – знай – кану В задымленную внеземную мглу: водород, бром, сера, Сурьма, кутерьма… Караван – в пески, карабин – на стену. Кричи, камертон, не щади ушей, не блюди гармоний. Кого ты любила, покуда я ночевал не с теми, Кого берегла, предоставив мне расточать гормоны? Любовь – это жизнь, впрочем, также – смерть. Не смотреть сквозь тряпку! Как хищник срывается простыня со шнурка в рот бездны. Найди себе мужа, живи при нём то швеей, то пряхой, То спящей царевной. Оставь меня, я хочу жить бедно. Когда пропоет барабанный дрозд, мы очнемся порознь, Хватаясь за воздух, как эпилептики. Ein, zwei, ende… Мне выпало счастье существовать в грозовую пору, Любовь – это все, что вокруг меня: потолок, пол, стены.

— 30 —


Домино Заключенные ходят кругами, Заключенные поводят рогами, Огорожены бетонным забором По соседству с невысоким собором. Заколочены отдельные окна. Над домами разливается охра, На асфальте – по тюремному ровном – Только перышко случайной вороны. Только пар и синяки под глазами, Только холод под пальто заползает, Заползает под бушлат холодрыга, Заключенные шагают по кругу. Шаркают худые подошвы. Можно жить скучнее, но дольше, Можно жить короче, но ярче, Можно жить, играючи в ящик. Над домами – облака, будто лодьи. Заключенные глядят исподлобья. Светят лица, как сырые оладьи. Мы – изнанка любой власти. В нас шевелятся сухие кости. Мы бредем спокойно и легко.

— 31 —


***

Вперед, вперед с пустыми вещмешками, Домой, А все разбросанные камни Как будто говорят: «Постой, Не торопись, еще успеешь кануть, Мы заодно, ты не один, нас – сто, Нас тысячи, И этот снежный наст – Попона, укрывающая нас, Растает через месяц-два, и ты еще Смеяться будешь вслед летящим над…» Но мы, но мы идем, идем, но мы Не мешкаем. Почти уже у цели, Мы даже рады, что остались целы, А этой затянувшейся зимы Почти что жаль, но только ли ее? Мосты пересекают водоем. Ни костылей, ни кандалов, ни труб, Ни даже втуне пролитого йода – Лишь солнце, не окончившее круга, И двое, не уснувшие вдвоем.

— 32 —


***

Нагое имя – та же борода. Воды полна тяжелая сорочка. Колеблются беззвучные сороки Под крышкой пианино. Не беда, Что время льдам перебивать мосты, Что месяц с лишним не приходит почта Из недр парализованного порта, Что больше года мне не пишешь ты. Мне нечем крыть. Я по чужой земле, Как бороду, несу нагое имя, Я не хочу спасаться верой или Тобой – спасенье безразлично мне. Под крышкой пианино – домино. Стеклянная вода щекочет шею, И слышится сквозь партитурный шелест Глухой потусторонний до-минор.

— 33 —


— 34 —


***

Тоже мне фокус ха Ты же не умираешь по-настоящему Просто жизнь застаивается в тебе как плохая вода Постепенно все-таки испаряясь Оставляя после себя запустение и только Тоже мне Незаселенное птицами дерево Что оно говорит о смерти ничего Но вот ворона Прилетела с какой-то гадостью в клюве Кормить воронят И кружит вокруг места где нет гнезда Кружит вокруг чего-то большего чем отсутствие дома Чем неналичие жизни И никак никак Не улетает Надоедаешь сам себе брюзжишь глупеешь Но кто кружит вокруг тебя кроме мух слетевшихся на запах сам знаешь чего И крылья ее подобны обрезкам рентгеновских снимков Она срастется с каштановым каркасом С покосившейся телеграфной мачтой Развоплотившись а ты Иди по ветренному парку цепляя подошвами заваленный осенним мусором Грунт

— 35 —


***

Под нами хромают деревья, над нами – светила Плывут, не боясь провалиться в воздушные ямы, А мы между ними, звеня стременами, летим Верхом на вороне над негородскими холмами… И, нимбы на лбы натянув, как колючие шапки, Мы шепчем друг другу прощения и обещанья, А наша ворона сродни деревянной лошадке – Молчит и качает, и символизирует счастье. Еще ничего не решилось, ничто не свершилось: Стихии спокойны, стихи беспокойны, но тихи... Но мы улетаем туда, где не будем большими, Подальше от дома и хлама, уборки и стирки. Звенящая радость, сияние кровельной жести Далеких домов, оседание теплого пепла – Все сходится в непроизвольно отточенном жесте (Движенье крыла, взмах руки, распускающей петли Молочного шарфа). Деревья нацелены вверх. Как много хороших зверей не спаслось от потопа, Как много ковчегов вросло в опустевшую верфь – Не так уж и важно. Держись. Все случится потом.

— 36 —


— 37 —


Полуовал Полуовал полулица в мяукающем полумраке, Полуподвал, чертежный стол, отброшенная кем-то тень Легко сменяются во сне лесами за окном барака, Чередованием дерев в аукающей темноте, Где валит снег на острова сереющих дубовых просек, Где валит с ног гудящий Эвр и нерв торчит из рукава, Окоченев. Мои слова клубятся, образуя прозу, Рисуя в синеве окна светящийся полуовал. Клубятся линии, чертеж сродни скелету бронтозавра, Сродни крюкам, продетым сквозь противотанковую вязь. Мой собственный ночной кошмар прощается со мной до завтра, И я встаю, и продолжаю жить, смеясь: Гадать на гуще, греть гостей питьем в обыкновенных чашках, Копить гуашь, любить гашиш, смущать девиц размахом крыл, Но стоит ночи наступить – я вижу ветренную чащу, Из коей целятся в меня глаза глубоководных рыб. Горбы оголодавших жаб, тела головоногих чудищ Цепляются за рукава, въедаются в чертежный лист. Я пил шершавый валидол, я обращался ко врачу, Ходил по крышам, крал белье, курил, молился, – Не помогло. Скрипит перо, деревья вторят, крепнет ветер, Строка сменяется строкой, и мне не выбраться из круга. Пургой сменяется пурга, мой сон и я творим друг друга. Меня творит мой худший сон – все дело в этом.

— 38 —


За пределом За пределом Чандрасекара – коллапсирующая ненависть, По сосудам рывками движется опиат. Непутевая эта карма стала действовать мне на нервы, Я бы продал свою бессмертную за пиастр. В камуфлированном «Паккарде» я бы мчался по снежной площади, И туманилось бы в драконьих моих очах. За пределом Чандрасекара – ни Васильева, ни Волошина, Только Врубель, на чьих полотнах – иконный чад. …Светофорной биенье охры, топот вохры по темной улице, Внизполестничное стучание каблуков… Я хочу на пустынный остров, не могу в человечьем улье, Дайте бывшему сумасшедшему на флакон... Водолеи и волопасы в перфорированном эфире Водянистую источают люминесценцию. Стынут клавиши, мерзнут пальцы – sola gratia, sola fide – Длится музыка в полуброшенной старой церкви. Длится живопись, зябнут кисти, ты летишь, не касаясь воздуха, Хлопья бабочек кувыркаются в свете фар. …Небо – парусно, море – чисто, и ерошит кому-то волосы Теплый ветер из-за предела Чандрасекара.

— 39 —


Не я Берег, освоенный колонистами, Иерихонские трубы фабрик, Непрекращающийся циклон. Смесь стеклопластика и гранита – Доисторические скафандры Зданий – угрюмы и непреклонны. Незамечательная квартира, Вид из окна на кривое дерево, Стены, засмотренные до дыр. Воздух затягивается тиной. Здесь у меня никакого дела: Счастья, судьбы, нужды…

Город, оставленный коммунистами, Вшивый буфет с растворимым кофе, Гоголем, моголем, алкоголем... В небе – бесцветном и каменистом – Ангел верхом на соседской кошке. Не по мою ли голову?

Здесь выцветает под лампой рукопись, Здесь пропадает без дела перекись, Пыль собирается под кроватью... Я не хочу понимать по-русски, Глядя на судороги империи, Хватит.

Чувствую, как отстаю от времени – Вырван из оного и оставлен Здесь, на заплеванном побережье. Брошу курить (потому, что вредно), Сделаюсь даже сентиментальным, Только звони мне реже. Не нарушай моего спокойствия, Не прекращай моего бездействия, Не приходи с объятьем. Кто бы ни мерил шагами комнату, Кашляя, сетуя на безденежье, – Это уже не я.

— 40 —


Безветрие Безветрие, висят дюралевые прутья Дождя. Поймать момент, промокнуть, заболеть, Не пробовать унять кардиобалет (Сто с небольшим в минуту). Безрыбье. Свищет рак. Онколог колет морфий. Стекает быстрый пульс в решетку партитур. Температурный червь по нотному листу Ползет, как тень безмолвия. Проваливаюсь в явь – споткнувшийся рысак, – Проламываю твердь непрочных геометрий: Ночь, улица, фонарь, еще фонарь, Гомер, Бессонница, тугие паруса…

— 41 —


— 42 —


Июль Июль, а иные уже рыжеют, срываются и кружат, Роятся, сближаясь с ручьями улиц, ничьих сторонясь подошв. Я тоже чуть было вчера не прыгнул с девятого этажа – Настолько пернатым казался новый лоснящийся макинтош. Продажи, возможно, не бьют рекордов, но поводы для тревог Рождает скорее воображенье, чем биржа или маржа. Я чувствую, как шевелится город – бездушен и многоног: Скребущийся паразит выползает из вспоротого моржа. Конторские двери стучат, как зубы, крошатся карандаши... Сумеем ли вновь ночевать на пляжах, смеяться, ломать чурек? Грохочут дожди. Не скажи ни слова, ни слова не напиши. Струятся минуты. Уснешь в июле, пробудишься в декабре: Брезентовый бриз, силикатный хлеб, нафталиновый конденсат… Простившись до нового лета, займем себя ожиданьем бед. Конторские звери идут курить под вечерними небесами. Страницы пестрят словами, непроизнесенными о тебе.

— 43 —


М В точке невозврата долгов, в долгом беспокойном пути Вырос без ветров и ветвей лес переплетенных гитар... …Маша открывает глаза, спешно сосчитав до пяти. Маша начинает искать, тает впереди чернота. Призрак на коротких ногах прячется в дырявой траве, Цапля с голубой головой в тонкий превращается колышек, Маша представляет, что я – глупый, но загадочный зверь, Молча разгребает листву. До утра еще далеко. Заросли прямых камышей кажутся фрагментом ежа, Кажутся скоплением спиц, связкой оголенных лучей... В точке невозврата домой мне себя до чертиков жаль: Я пишу, не силясь разжать этих строк сведенные челюсти. Я дышу, стараясь ожить, чтобы жить, забыв, как дышать – Это ясно, прежде всего, тем, кто жил за счет мародерств. Ходит Маша в темном лесу по любимым мною лишайникам И напрасно ищет меня. Впрочем, может, все же найдет...

— 44 —


Денис Безносов (Москва)

Фотографии analogue


здесь был вполне возможно выпрямился и сказал большие белые пятна формальности с того дня прикрыл одно из четырех на пол и начал раздеваться на ощупь свисток из кармана она обернулась повернулся спиной если так обстоит дело пока что-нибудь не наступит закрыл за собой аптеку могли бы ничего не делать выпрямился и сказал уже третий по счету флакон четырьмя этажами ниже кое-как подкрасить дверь кафель тускнеет люди наклонялись на экране

полами его пальто не похоже ни на что другое подняться на две ступени из зоны пупка фрамуга между телами выпрямился повернулся кафель вполне возможно четырьмя этажами ниже могли бы ничего не делать одно из четырех тускнеет к нему спиной

— 46 —


— 47 —


порядок двойной мужчина сел шевеля запястья терпеливо ждет включается вентилятор вторая половина его встает и выключает вентилятор затем садится наоборот терпеливо ждет включается вентилятор первая половина его встает наоборот выключает вентилятор садится затем обе половины его терпеливо ждут шевеля запястья вентилятор смеется

— 48 —


процесс итак он расставил животных вокруг желтой ямы с останками трилобитов и начал бить кулаком в барабаны различных размеров а мы внимательно наблюдали за происходившим из зарослей сахарного тростника мы бездействовали ээээ нлуу абадакн’а абадакн’а ммммлак ээээ нлуумм нгаас нгаас нгаас ммммллаа лýтака лутáка лýтка адакн’а адакн’а адакн лламн лустъ’я луустъ’я клак жлеже тва жлеже млеж ммлак клаткóво отвови вави клак тво оваклии укли оклотва абадакн’а нлумм нгаас нлумм нгаас жлеже птам обмонга птам отвови лýтака ммммлак адакн’а жлеже клак óбже ална кдак ммллаа он подошел к яме ллллллллллоооооооооо нгаассссс ллллллллллоооооооооо нгаассссс ллллллллллоооооооооо об мон га птамм отвови вáви затем он стал подходить к каждому животному вплотную и шептать ему на ухо

— 49 —


óшшпха ошхап онга обже вави окóтва вави абадакн’а клак оваклии укли нлумм лостъ’я ямма облеже аже птамм лутка овави нлуу абадакн’а ээээ уу мла нлеа онга шхаап ошха укли бáже овáкло шп хо и затем каждому он ударял по затылку асстан асстан асссстан клак онгеже онгма гма óже после ударов животные один за другим послушно спрыгивали в яму ктап нгало вавии ктап нгало вавии ктап нгало вавии ктап ктап нгало вавии ктап ктап нгало вавии ктап ктап ктап нгало вавии ктап ктап ктап нгало вавии и так далее пока не стало совсем пусто удивительное зрелище потом он уснул

— 50 —


— 51 —


— 52 —


пол<учено>

т<ак> к<ак> а. ц<елился> <в> ки<певши>й стан<овясь> ок<ружностью> с ква<кающей> дра<пировкой> т<ем>ной фи<ксирует> гу<бой> ро<вны>й <тон> [на обороте карандашом:] шумит

— 53 —


в замочной скважине папаникель лежит с перерезанным горлом папаникель сидит с пулей в носу молча пинает коленкой время время послушно идет внизу лошади слушают кейджа старик одетый старухой читает кроссворд двери стучатся в окна окна стучатся в двери старуха одетая стариком чинит водопровод папаникель чешет у микрофона живот в его комнате живет килограмм печет блины по утрам варит кости по вечерам красивые желтые кости раз два три четыре пять человека вышла погулять (в словарях об этом писали впрочем мало ли что писали) бабочке холодно в кипятке комната купается в реке щеки бреют человеку а тем временем она потеряла в сумке имя ищет и кричит рукой тогда-то папаникель и надул большой абрикос почему отключили время

— 54 —


прикладная текстология комментарии к зданевичу разными шрифтами на заумном наречии комментарии к зданевичу плюются с крыши в прохожих комментарии к зданевичу кормят окурками жвачных комментарии к зданевичу одним резиновым утром в зеленых штанах на качелях качались с востока на север их укачивало комментарии к зданевичу всегда одеты с иголочки комментарии к зданевичу ждут новых посетителей

только сегодня ограниченное предложение по самым низким ценам звоните и заказывайте комментарии к зданевичу комментарии к зданевичу то что вам нужно комментарии к зданевичу особенно хороши в сочетании с розмарином и эстрагоном с базиликом орегано и каперсами осторожно комментарии к зданевичу очень хрупкие

— 55 —


Максим Гурбатов, Анна Чайковская (Россия, Северодвинск – Венгрия, Будапешт)


Книга_Букв Книга_Букв – это двадцать пять арт-объектов из настоящих старинных типографских литер и двадцать пять текстов о буквах, о змеях и ангелах, о любви и о родине. Здесь литеры называются буквами. Буква – душа литеры. Литера – тело буквы. Они удивительны! У них обнаруживается убедительная вещественность: буквы, оказывается, имеют массу, плотность, вес. Они вырезаны из дерева, и какого дерева! Из белого дуба, из красного венге. Они объёмны, трёхмерны и совершенны. И готовы сыграть новые роли. Круг замкнулся. Много лет назад художник, автор шрифта, спроектировал букву, нарисовал её и вычертил. В типографии она обернулась литерой: там её, зажатую в строке с обеих сторон такими же литерами, покрывали краской и отправляли под пресс. В мир выходил тираж, литере дорога одна – обратно на полку, в кассу, в ящик. Затем полиграфия сменила технологию. Литеры должны были сгинуть, пропасть без следа. Но снова – повезло же! – попали в руки художника, в Книгу_Букв.

— 57 —


Это вы, ангелы, сказали «Фффу?» 2007, дерево, акрил, эмаль, 73х68х5

— 58 —


— 59 —


Азъ и Я 2010, дерево, акрил, эмаль, 87,5х57,5х5

— 60 —


— 61 —


Цирк братьев Шапиро. Укротительница змеев Аврора Севильская 2008, дерево, акрил, эмаль, 152х74х5

— 62 —


— 63 —


Большой литерный оракул 2010, дерево, сталь, латунь, хлопковые и джутовые нити, акрил, эмаль, 116х110х8

— 64 —


— 65 —


МЖ: женская версия 2009, дерево, гарт, акрил, эмаль, 84х84х5

— 66 —


— 67 —


Цыганский Тетраграмматон 2009, дерево, гарт, акрил, эмаль, 98х76х9

— 68 —


— 69 —


Сергей Данюшин (Ужейск)

Собирательство и мародёрство Фотографии vdu18eme и beautifulshake


Телеграмма Милая мама! Сраные постмодернисты ссадили меня с корабля современности. Жду следующего рейса. Вышли, пожалуйста, денег. Твой сын Серёжа

— 71 —


***

Шёл Дантес десятый номер, в тонких пальцах – папироса. Баба в роме, папа в коме. Реют вечные вопросы на унылые ответы, пахнет истовой селёдкой. В морге спрашивали, где ты, сука, нынче бьёшь чечётку.

— 72 —


социалисты «Раньше социалисты были с дырой в кармане, теперь всё больше – с дырой в жопе. Как сказал бы Хрущёв, некоторые товарищи извратили и монополизировали наследие compagno Pasolini. Да и про когнитивные узлы… Такое ощущение, что с геморройными перепутали. Неоднозначно всё это, как минимум», – думал Коля Сапогов, подающий определённые надежды студент философского факультета, приехавший в Питер из Минусинска, что ли. И даже собрался было на дискуссионный вечер. Типа, подискутировать. Но – ну их, пидоров! – передумал, потому как воспитания был пацанского. Среда, хуё-моё.

— 73 —


***

Говорящему арбузу экзорцисты не страшны – он креста на рыхлом пузе не боится. «Сатаны полосатое отродье!» зря ему несётся вслед. Вы бы, ваше благородье, опустили пистолет. Ведь, неровен час, на вилы вас подымут – шутки ра – те, кому пейзаж – могилы, а отечество – дыра. Из неолимпийских видов мародёрство да погром привлекают индивидов пуще девушки с веслом, пуще дули златоглавой, пуще свадьбы короля. Ходят граждане оравой в ожиданье пиздюля. Вдоль дороги неживые с нанокосами стоят. Все – румяные, родные, все записаны в отряд.

— 74 —


— 75 —


***

В муниципальном образовании «Глуповское городское поселение» (доминирующая форма хозяйственной деятельности – собирательство и мародёрство) самые отъявленные мудаки в графе «род занятий» пишут, естественно, «культуртрегер».

— 76 —


La vie devant soi Суровым похмельем взлетал самолёт с еродрома, холёные вдовы махали платочками вслед. «Скажите мне, мальчик, а слово «любовь» вам знакомо?» – «А хер его знает!» – «Наверное, вы не поэт...» – «Поэты, madame, не живут до пятнадцати лет» – «Тогда вы Печорин!» – «Угу» – «Где же ваш пистолет?» – «Со мною, madame...» И я спал с этой старою сукой. Брал деньги, игрушки и книги как будто взаймы. Вот так мы полгода боролись со вдовьиной скукой. Как вспомню, так вздрогну. Уж лучше дойти до сумы.

— 77 —


Екатерина Симонова (Нижний Тагил)

Фотографии littlemiss_amber


, мле к зе , я б е т ви кой вает осто жи ской ру , и г я т н руди т: пр при , же это птывае естью бе по г е ж е наш чьей тя ному, т н а ? кош ется, со – еще д а в ли устал, е белье р и к ж : е . о я я ж н я н н к р ме ра ка ве хах, про устал, – засти готы и опы я п а т в н к е е а в й к н мое ый с ясь ина олы стар рывает ч а н к , тв не с стен ая с гла, реле яда пит к эта м п ь ден естью ых, ка р л пре ьев, се в дере зимы. нее, т из у? е зола а т у. сс ом нье о во ое ник е воро ом снег т ч е и м н ш и м к д л и те не в ко замо сает в и не ода, толь ком зав ко м е, как в , я а с л т е щ ае об да, ине ачив , утекаю го глуб торяет: р о и об , белое мое в е ы, пов т о о лиц то знак е комна , н ешь о , и т б ч узна узнать глу , я в н к е е ь н м ка ж я ь о н ш ь ме е–л знае , ты у можеш знавани дой е . у с во я с ты н му что к весла , ь т я о оро мен пото , облом ах б носит л и а с у в ье льд е не чен льш , как те о б , и что отрю я см имаю, е я. н н и по это

**

*

— 79 —


***

три белых голубя сидят на каштане, отбрасывают две тени. жалость – это то, что нас всегда побеждает, даже верней, чем время. простые слова даются труднее, даже если этого и не знаешь. страх всегда засыпает в холодной постели, и ты вместе с ним замерзаешь. так говорить трудно, так трудно, даже и не верится, что живая. я до сих пор не знаю, кто там наверху, наутро, вытряхивает, пыля, квадратный коврик пространства. чудо – не знать ничего, не верить, что может быть что-то иначе. зима расставляет деревья в поле, как странные вещи в стеклянном шкафу, что-то пряча, легкое, маленькое, в рукаве, в ботинке – платок, ненаписанных – три, два? – письма, как на старинной картинке, где плачут влюбленные. И все-таки – тишина.

— 80 —


— 81 —


***

книга дочитана до середины значит не дочитана никогда она засыпает растворяясь во сне как кубик льда ей еще неизвестно что у всего есть оборотная сторона падать легко только если полет не длинней листа она не удивляется тому что не удивлена отсутствие смысла и есть смысл точнее реальность сна

— 82 —


***

мы засыпаем, устав до сна. яблоко выпускает, уснув, рука, яблока форму запоминая, яблоку оставляя запах тепла. ночь повторяется наяву – старое фото в замерзшем саду – ты улыбаешься, не уставая, только такой вот и сохраню, не узнавая уже ничего, что просыпается или живет, яблоком желтым прочь убегая, только вот эта нежность и лед.

— 83 —


Давид Шраер-Петров (США, Бостон)

Автобус и горы (пьеса) Фотография aesthetoscope


Автобусная остановка в рыбацкой деревушке на берегу Черного моря. ОН. Опишу для начала приморский автобус. Вы о чем-то спросили? ОНА. Спросила? Ах, что вы! Коли хочется, так опишите хоть глобус! ОН. Глобус, горы, автобус. Автобус и горы. Для начала рассказа я их опишу. Дело было в одной деревушке рыбацкой... Отчего-то вы начали вдруг улыбаться. ОНА. Улыбаться? Да это защитная маска! ОН. Скуку прячете? ОНА. Вы развлеканья не мастер. Но автобус и горы! Вы их опишите. ОН. Для чего вы спешите? Спокойней дышите! ОНА. Не грубите! ОН. Ну ладно. Автобус и горы. Я приехал сюда, чтоб зализывать горе. ОНА. Горе? ОН. Да. ОНА. Я не знала про горе. Простите. ОН. Я приехал сюда, как из дантова ада Вылезает счастливчик. ОНА. Счастливчик? ОН. Не надо. Я прошу, не спешите, не перебивайте. Лучше в шкуре тогдашней моей побывайте. ОНА. В деревушке рыбацкой у синего моря Оказались вы после... Автобус!

— 85 —


ОН. Вот горе! Только тему нащупал, нашел построенье... ОНА. Что ж, пропустим? ОН. Пропустим, коль есть настроенье. ОНА. Пропустили автобус. А горы ни с места! ОН. Разве горы застыли? ОНА. Опасное место. ОН. Пропустили автобус... Друзей растеряли. Пропустить бы стаканчик-другой цинандали... ОНА. Цинандали ты здесь днем с огнем не отыщешь, Предложи за стаканчик хоть рубль, хоть тыщу. ОН. Горе. Горы. Автобус. Рыбацкий поселок… ОНА. Слишком много рассказано побасенок, Былей и небылиц – разобраться мне трудно. ОН. Оставаясь так долго с попутчиком нудным? ОНА. Я сама виновата, что с вами осталась. Мне казалось: послушаю самую малость Про автобус, рыбацкое счастье... ОН. И горе... ОНА. Я не знала, поверьте! ОН. Да, море есть море. Солью вытравить соль. Солнцем выжечь утрату. ОНА. Я готова на роль Даже чаши Сократа, Или черепа, где Смерть Олега змеилась. ОН. Что за жертвенность!? ОНА. Правда! ОН. Скажите на милость!

— 86 —


ОНА. Солью вытравить соль, Солнцем выжечь утрату? ОН. Отравить нелюбовь – Бесполезная плата! ОНА. Солнце жжет. И автобуса больше не будет. Я от жажды умру. ОН. И меня не осудят. За не-яд, не-змею, Не-любовь, не-желанье, Не-вино, не-автобус, Не-горы, не-знанье, Не-баркас, не-погоду, Не-жизнь, не-везенье, Не-вино, не-вину, Не-побег, не-спасенье. ОНА. Я согласна страдать. Но – поближе к сюжету! ОН. Продолжаю историю давнюю эту. ОНА. Нет автобуса! ОН. Случай до завтра остаться. ОНА. Чтобы с прошлым трагическим рассчитаться? ОН. Да! Назад и вперед наше время прокрутим. ОНА. Поязвим, поскучаем... ОН. Над прошлым пошутим... ОНА. А друзья? ОН. Мы не встретимся больше с друзьями! ОНА. Мы? ОН. Ну да!

— 87 —


ОНА. Мне казалось, не в яме У чеченцев времен покоренья Кавказа Мы застряли. ОН. Какая короткая фраза! ОНА. Мы застряли? ОН. Да нет же! ОНА. А что? ОН. Мы на старте, Замирая, зовем разрешающий выстрел, Чтоб рвануться! ОНА. Куда? ОН. Иль откуда? На карте Жизнь. ОНА. А горы? ОН. Все те же. ОНА. И море? ОН. И море С деревушкой рыбацкой. ОНА. Безумье во взоре Вижу. ОН. Нет, не безумье – решимость! ОНА. Подожди, ну поверь, поумерь свою живость. ОН. Мы на ты? ОНА. Посидим. Эта лавка не кресло. Мы не в яме чеченцев, а в яме оркестра, Где тиран-дирижер шлет указов повторы. Посидим под акацией. Море и горы. ОН. Мы на ты? ОНА. Если веришь во чье-нибудь воплощенье...

— 88 —


ОН. Превратим не-прощанье в ошибок прощенье. ОНА. Я согласна. ОН. Стемнеет. На легком баркасе Уплывем от земли, перепроданной касте Тех, кто в яму загнал оркестрантов безгласных. ОНА. Уплывем! Я согласна, согласна, согласна...

— 89 —


Оак Баррель (Москва)

Фотография johnnylash


28 сентября Куда уже, выбалтывая адресом Число, нам, каблуком топтав листву, Идти с тобой, родная, – нету разницы. И время, повинуясь естеству, Плодит секунды. Мы, наверно, были ближе, чем Кожа – в этом теплом сентябре Друг другу. Этой близостию движимы, Слова и кровь текли к одной тебе. Валился лист, Дома несло сквозь дымку, И солнца меж ветвей светил желвак. Была бы ты крестьянкой – я б косынку Тебе привез из города… А так – Трясу словами без надежд особых... Печать – не только «вор»: бывает «проба».

— 91 —


Я устал. Я пьян. Я сижу. Притих. Я устал. Я пьян. Я сижу. Притих. Не скажу, что счастлив. Но что скажу? Что обоев полосы в цвет олив. Непрозрачен воздух. Не ясен взгляд. Надоедлив зудящий иглой мотив. Киноварь смывает во льдах закат. Что тепло есть только тепло своих Рук – и нет никого кругом. И сквозь щели ветер берет аккорд. Что – где есть ночлег, там и есть мне дом. И брюшиной вспоротой виден порт Из окна гостиницы. Но кругом Черти вьют венки, что летят в волну, По которым будут потом и нас, Заваливших ребрами путь ко дну, Узнавать в вечерний промозглый час.

— 92 —


Помешательство Мне снился сумасшедший дом, Тревожный ветер и бульвар, покрытый Хрустящим предрассветным льдом. Дом, если только может сытой Быть каменная вещь, был сыт Своими квартирантами, водя их Ручьями серой крови между стен. Мне снились трупы сгруженные чаек, Горящие вдоль берега. И плен Луны ущербной, вставшей на карниз, И чьи-то лица, забранные в раму, В бессилии роняющие вниз Свой взгляд на плиток пола амальгаму. Между зубами кинопленкой щелкал Язык на ныне мертвых языках. И луч ломался бесконечно тонкий В пульсирующих венах на висках.

— 93 —


Игорь Перников (Беларусь, Гомель)

Фотография brahmino


*** Я спрятан был в карман широкий, лесных трущоб, туманов, трав, я думал, будто одинокий постигну их. Я был неправ. И кто-то шествовал за мною, шутил кустом, ступал мне вслед. И словно всею синевою, морщины хмурил на лице. Он гас, а после разгорался, на каждый звук бросал по два и, даже если унимался: молчание, не тишина

— 95 —


***

ходит дождь от дома к дому скоро он заглянет к нам вот тогда с раскатом грома всё разделим пополам просто так по тротуару льется важная вода со всего земного шара ветер дул туда-сюда мчатся тучи вьются тучи умирает человек солнце тянет ручку-лучик речки-речи славен бег до сих пор не понимаю как же это всё сбылось облаков пернатых стая женщина земная ось песен нежная система Пушкин всё нам рассказал друг животных и растений но случается беда

— 96 —


*** что это сон или сухоньких трав сиротство тучное время как если тебя не стало всё обо мне словно всё об утрате пело-плясало что горе длит твою жизнь море пьет твои руки ветер верхушку дождя и колышет крону всё с тишиною внутри словно всё посмертно ничего кроме

— 97 —


Евгений Вишневский (США, Лос-Анджелес) Рисунки автора

***

Над рекою летают стрекозы, В берег щука упёрлась хвостом. И библейские рыжие козы Разбрелись по полю крестом. Зной звенит, будто муха в коробке. Мокнут ветки в тёплой воде. У причала в безвёсельной лодке Ты сидишь, словно куст в огне. Я люблю тебя, женщина в лодке Между берегом правым и левым. Мель песчаная в форме селёдки В лунном свете мерещится мелом. Я люблю тебя, женщина в лодке. Ты жена, я – охотник и муж. Тополя, как зелёные щётки Птиц сметают с тарелочек луж.

— 98 —


— 99 —


***

Милый друг, мне осталось недолго любить. Ночью в окнах мерещатся страшные птицы. Я один за столом, я стараюсь не пить, Ем руками селёдку с газетной страницы. Милый друг, я устал и хочу отдохнуть. Пусто в сердце, как в клетке убитого волка. В жизни – смерть, как на донышке рюмочки – муть, В загустевшей любви – мандаринная старости корка. Подстрелить бы на взлёте фазана в степи… Суп сварить и поджарить картошку… Чаю выпить и на ночь послушать стихи… И поверить во всё, что во мне понарошку…

— 100 —


— 101 —


Ксения Сурженко (Саратов)

Фотография 1bite2xshy


***

не хочу цепляться за всё подряд лучше запои приступы смертности вечера и стихи лучше слететь и пропасть незаметно тронуться правдой мыслей и звуками из-под полы я устала думать кто был не прав почему рассыпались швы почему вообще были швы и в каких местах я звоню из последних как на урок не узнавая звук не хочу спасаться и быть наравне лучше на дне в простуде и хуже лучше ломать себе череп остуженный в воздух пускать пальцы и дым только б не знать что не заслужено не ошиваться без дела злясь на холод озноб отвечать на звонки а так я всегда знаю какое число потому что пишу стихи

— 103 —


***

переворачиваю страницу: одну, другую пишу плохие стихи, штампом мараю листы трачу ночи и дни обыкновенно впустую и призываю на помощь странные сны сон первый: рыжая женщина, город, лето роет могилы в клумбе и гонит меня мне это жутко настолько, что становлюсь поэтом Иваном Бездомным. бросаю писать другой сон: лечу над Москвой на автопилоте встречаются кошки породы английских борзых а тот, кто остался в Москве, их пропил а позже и сам провалился под лёд, пьяный вдрызг мне снится сад Гефсиманский, в саду Марина что почему-то целую ей руки под рождество Марину уводит бессонно-подробный мужчина в могилу и снова плохие стихи всё равно

— 104 —


Сергей Dжим (Новосибирск)

Фотография xxcjrxx


Я привык спать один Я привык спать один. Один на один с темнотой Я привык ничего не желать. Ничего из того, за что надо платить своей кожей Я привык быть чужим. Я привык возвращаться домой На пару с бутылкой, дождем, или чем-то, что так же поможет Равновесия нет. Есть лишь грани: и эти, и те Мы лишь то, что осталось от буйно-счастливого детства Я люблю спать один. И почти что привык к темноте – От тебя, одиночество, самое сильное средство Только шум кофеварки, только шторы. И свет за окном Босиком, в тишине, в темноте я крадусь коридором из спальни Ещё рюмку в стакан. Ещё одна ночь за столом Мне – вот так без тебя. Хоть звучит это как-то банально.

— 106 —


Апрель Этой ночью весна захлебнулась снегом Заметалась в проулках, ища, где укрыться Белый ветер гнал её черным небом В окна выглядывали странные лица Этим лицам не было до меня дела Я гулял бесцельно, всматриваясь в стёкла Подняв воротник, вместе с дождём и снегом: Магазин, витрины, вывеска поблёкла... Наступая в ледяные, не промерзшие лужи Сжимал кулаки в карманах, перебирал мелочь На бутылку пива, чтоб не чувствовать себя ненужным Таким чужим, таким больным, что невмочь... Я метался за весной, не признаваясь в этом Я обшарил все дворы, натыкался на машины Слишком холодно в апреле, апрель, ты застрял где-то? – На реке ветренно, скрипят и грохочут льдины... Улыбаясь криво, будто кол проглотил, никак не хмелея Выдыхая ртом и носом, словно загнанный зверь Я щурил слезящиеся глаза в поисках признаков апреля Меня всего колотило, мне казалось, я забыл, что такое апрель Этой ночью весна никак не давалась мне в руки И твой номер молчал: абонент выключен из сети А на небе месяц желтеет, хиреет от скуки Боюсь, что дорогу в лето мне уже не найти...

— 107 —


Дмитрий Чирказов (Дюссельдорф, Германия)

Харизма хризантемы Фотография sfanibio


***

***

***

Народная примета

Окосил траву парень, окопал у врат сирень.

Облака синеют, собаки не лают.

Кладбищенские ночи

***

Нету харизмы у хризантемы!

Сверкали ночами клесты и смачно клевали кресты.

Сладостны образные, радостные соблазны!

Село восточное солнце целостно, сочно, весело.

***

***

***

***

***

***

Закружили белым маревом журавлики за Белым морем...

Откупорил бутылку винца, прокутил кобылу тувинца.

Туча на актрис смотрит, мачту старикан строит.

Устал от жизни я, заснул от жития.

Исландка носила сандалики слона.

Павиан утопил антилопу и пав.

— 109 —


Пойма реки (словесные анаграммы)

***

Реки узрев вдруг поˆйму, душуˆ теченье рифм. Поймуˆ вдруг дуˆшу рифм, узрев реки теченье.

***

Все бреду в темени по чаще, хлыща в бреду все чаще по темени хлыща.

***

Женяˆ друга, ели зимой кабачок у небольшой тоˆпи. Жеˆня, топиˆ зимой небольшой кабачок друга у ели!

— 110 —


Александр Бывшев (Орловская область, поселок Кромы)

Фотография gimbely


Без знаков препинания Душа кричит от боли выпью

в одно макание пера...

Безгласное

* ** Строка. УК. З/К –

Гр. Б.,б/,п в ЧК. Т.<НРЗБ> ТЧК

Строга рука ЧК

* ** Болею

* ** О, если б слёзы по убитым

За врачей

Могли душить и палачей!..

* ** Я время провожу под ручку

* ** Бумага,

* ** У Сталина от гнева ус топорщился, И сразу в мыслях возникал топор.

Не дрогнув, всю Русь обескровили.

И закачалась, со страстью Сося вожделенный нектар... О, моя дорогая, Когда ж ты ко мне прилетишь?

Потерпи

Читая «Камасутру» Я прочитал один раздел Её потом опять раздел...

* ** Чекистко-кремлёвские кромвели, * ** Села пчела на цветок

* ** Вот стих длиной

Разрыв

Мне сердце отказало Её – какой удар!..

* ** С бумагой Дух перевожу

— 112 —


* ** И день и ночь На пишущей машинке Стучу, стучу – когда же достучусь?..

* ** Первая четверть луны Скобка закрылась устал Месяц ещё до каникул

* ** Чёрный квадрат окна.

* ** Скрипнула тихо калитка.

Снова бессонной ночи Ждёт белый лист на столе

Ветер-бродяга, хоть ты Не забываешь меня

* ** К себе любимую прижму,

* ** За то, чтоб на столетие вперёд

Чтоб вновь почувствовать, как бьются Два сердца у меня в груди...

* ** Вечер. Окончил вчерне Стих о тоске. Только ты Могла б это перечеркнуть

* ** Почтовый ящик пуст.

Хватило бы урока всему миру, Добит штыком царевич Алексей

* ** Холодно одному. Не потому ли так часто Сердце ночами жжёт?

* ** Огонь листает книгу,

Хоть весточка б какая, Что я ещё живой...

По строчкам о любви Скользя горящим взглядом

* ** В облаке облик узнал

* ** Женщина моет окно.

Той, с кем в далёкие годы Был я на небе седьмом...

Словно зовёт меня Страстно к себе

— 113 —



Рафаэль Левчин (США, Чикаго)

Старые эфебы Эстетоскоп делает книги, альманахи и мультимедийные издания. Не торгует своими изданиями, не покупает ISBN, не платит налогов. Делает это ради прекрасного и только перед ним держит ответ. Эстетоскоп выпустил в свет полную версию визуально-поэтической композиции Рафаэля Левчина «Старые эфебы». Избраные места из этого произведения были опубликованы нами в последнем выпуске альманаха Aesthetoscope – Aesthetoscope_ Поэзия.2012. Рафаэль Левчин писал о «Старых эфебах»: «Создание цикла было мучительным – писалось легко, переделывалось ещё легче, но эта лёгкость оказалась обманчивой. Когда дело дошло до введения в книгу коллажей, то началась эпическая схватка: визуалки набрасывались на тексты, и автор с замиранием сердца размышлял, кто же кого поборет... Коллаж в принципе не должен быть иллюстрацией к тексту, но и текст не должен быть погребён под коллажом. Автору и самому не всегда понятно, как им удалось в конце концов найти общий язык и согласованность.» Увы, Рафаэль ушел от нас летом 2013 года. Мы искренне сожалеем об этом, счастливы тем, что Рафаэль увидел «Старые эфебы» изданными и держал их в руках. Он велел отдать их вам, нашим читателям и мы в память о нем будем прикладывать это издание к нашим рассылкам.

— 115 —


готовится к выходу в свет Мы начинаем работу над очередным выпуском нашего альманаха Эстетоскоп – Эстетоскоп.Концепция_прекрасного.2014. Специальный выпуск альманаха посвящен поиску прекрасного в современном искусстве. Ждем ваших произведений!


«Гиппий. Прекрасен и горшок, если он хорошо сработан, но в целом все это недостойно считаться прекрасным по сравнению с кобылицей, девицей и со всем остальным прекрасным. Deutscher Werkbund сформулировала понятие gute Form. Хорошая, удачная форма объявлялась мерилом всякого человеческого творчества. Не функция, не материал, не техника, а именно форма. Форма стала неотъемлемой частью художественной культуры. Именно тогда эстетика машины начала вытеснять обязательную в Европе еще со времен ренессанса классическую концепцию прекрасного. Но что говорить о форме, если мы почитаем красивыми и черные волосы, и золотые, и карие глаза, и синие, и курносый носик, и прямой? Зачем нужны длинная шея и ровные зубы? Что ими, проволоку грызть?.. Если красота – это совершенство, то почему заурядная лань красивее самого совершенного крокодила? Или суть в том, что живем мы в эпоху постмодернизма, основная черта которого – отсутствие единой концепции прекрасного? Александр Елеуков. Пусть будет так. И отвечать нужно следующим образом: Из обезьян прекраснейшая безобразна, если сравнить ее с человеческим родом. И прекраснейший горшок безобразен, если сравнить его с девичьим родом. Не так ли, Гиппий? Гиппий. Конечно, Александр, ты правильно ответил. И все же в подлинной красоте есть общая и вечная тайна. Это относится не только к человеку, а и к животным, и к природе. Почему нам всем снежный барс нравится больше, чем гиена? Почему всем приятнее смотреть на закат над рекой, чем на каменистую пустыню, хотя и то и другое для природы естественно?..» Из культового эссе Александра Елеукова «Концепция прекрасного» (в составе альманаха Эстетоскоп.Концепция прекрасного (2010)

— 117 —


НАШИ ИЗДАНИЯ

ЭСТЕТОСКОП. 31 _ В ПЕЧАТЬ


Эстетоскоп участвует в борьбе с диктатурой в России. Нас раздражает тот факт, что мы и наши авторы вынуждены отвлекаться от нашей главной задачи – поисков прекрасного – и отвечать на навязываемые нам вызовы режима, стремительно скатывающегося в тоталитаризм. Эстетоскоп не верит в бога и в существование партии «Единая Россия», Эстетоскоп не ходит на митинги и не летает на юг с журавлями, Эстетоскоп не приемлет запретов на использование образов, слов и словосочетаний. Для того, чтобы защитить свое право и право наших авторов свободно мыслить, писать и говорить, мы пользуемся теми же возможностями, которые используем для нашей основной деятельности – возможностями издательскими. В специальном разделе проекта Эстетоскоп_в печать – Эстетоскоп_31 – мы размещаем издания, раскрывающие тему борьбы с диктатурой и способствующие ее крушению. Сегодня на нашем сайте aesthetoscope.info, в разделе Aesthetoscope31 вы можете скачать и распечатать нужные и хорошо оформленные издания, в составе которых: Лев Толстой «Письмо к индусу», Махатма Ганди «Избранные места из книги «Моя жизнь», Генри Дэвид Торо «О гражданском неповиновении», Джин Шарп «От диктатуры к демократии (концептуальные основы освобождения)», Фридрих Ницше «Так говорил Заратустра» (фрагмент), Эрнесто Че Гевара «Партизанская война», абсолютно актуальное пособие Ким-Де-Форма «Как правильно взорвать «Дом-2» и «Последнее слово» Надежды Толоконниковой, Марии Алехиной и Екатерины Самуцевич на судебном заседании по делу Pussy Rayot. Эти работы мы собрали в отдельное бумажное издание и представляем его вашему вниманию. «Эстетоскоп.31_в печать» не последнее издание в этой серии – впереди еще много работы. Мы рады участию наших читателей в этой работе и с интересом рассмотрим ваши пожелания по составу раздела Эстетоскоп_31 и следующего сборника «Эстетоскоп.31_в печать».

— 119 —


Распространение идеи отказа от сотрудничества

В деле успешного сопротивления диктатуре существенным фактором является восприятие населением идеи отказа от сотрудничества. Основная идея проста: если достаточное число подчиненных категорически отказываются сотрудничать, несмотря на репрессии, тираническая система будет ослаблена и затем рухнет. Люди, живущие в условиях диктатуры, могут быть уже знакомы с данной концепцией из различных источников. И даже в таком случае демократические силы должны методично распространять и популяризировать идею отказа от сотрудничества. После принятия основной концепции отказа от сотрудничества у людей появится возможность понимания важности будущих призывов к практике отказа от сотрудничества с диктатурой. Также они смогут сами придумывать множество форм отказа от сотрудничества в новых ситуациях. Несмотря на сложности и опасности попыток обмена идеями, новостями, руководствами по сопротивлению в условиях диктатуры, демократы часто доказывают, что все это возможно. Даже при нацистском и коммунистическом режимах члены сопротивления имели возможность общения не только с отдельными лицами, но и с крупными аудиториями путем выпуска нелегальных газет, листовок, книг, а в более поздние годы – аудио- и видеокассет. Общие руководства по сопротивлению могут быть подготовлены и распространены с помощью заблаговременного стратегического планирования. В них могут быть описаны случаи и обстоятельства, при которых население будет протестовать и ограничивать сотрудничество, а также возможные способы проведения данных

— 120 —


действий. Теперь, даже при отсутствии связи с демократическими лидерами и невозможности выпуска или получения конкретных инструкций, население будет знать, как действовать в некоторых важных случаях. Такие руководства также содержат способы выявления поддельных «руководств по сопротивлению», выпускаемых политической полицией в целях провокации дискредитирующих акций. Джин Шарп. Из работы «От диктатуры к демократии. Концептуальные основы освобождения» (в составе альманаха Эстетоскоп.31_в печать)

— 121 —


НАШИ ИЗДАНИЯ

ЭСТЕТОСКОП. 2012 _ ПРОЗА


Альманахи Эстетоскопа представляют результат настойчивых поисков прекрасного, плод свободных мыслей, речи и письма. Прежде, чем попасть в альманах, работы наших авторов проходят несколько испытаний. Произведения, показавшиеся нам любопытными и перспективными в издательском плане, мы собираем в редакционном портфеле, где с ними могут ознакомиться члены редакционной коллегии и любопытные читатели. Размещение произведения в редакционном портфеле предполагает, что оно будет рассмотрено членами редколлегии и будет определена необходимость редактуры текста и возможность его публикации. Затем мы определяем способ оформления отредактированного текста, подбираем к нему иллюстрации и подготавливаем его к публикации в виде самостоятельного издания, которое размещаем на нашем сайте, в разделе Эстетоскоп_в печать. Там вы можете скачать его, распечатать и прочитать. Время от времени мы собираем лучшие из этих электронных изданий под одной обложкой и выпускаем в свет бумажный альманах. Именно такое издание мы представляем сегодня вашему вниманию. Альманах Эстетоскоп.2012_Проза продолжает традицию альманахов Эстетоскоп – Aesthetoscope_Поэзия, Aesthetoscope_Проза, Aesthetoscope_Концепция Прекрасного и Aesthetoscope_7@. Сейчас мы продолжаем работу над альманахом Эстетоскоп.2013_Проза. Ознакомиться с ходом работ, скачать и распечатать опубликованные в ходе работы издания вы можете на специальной странице раздела Эстетоскоп_в печать.

— 123 —


ЧТО ТАКОЕ ЭСТЕТОСКОП? «Эстетоскоп» – литературно-художественный альманах. Альманах «Эстетоскоп» выходит в свет несколько раз в год, предыдущий выпуск – Aesthetoscope_2012.Проза – вышел в свет в октябре 2012 года, в 2013 году мы соберем два новых выпуска. Текущую работу по подготовке альманахов в свет мы представляем в регулярных выпусках нашего онлайн-журнала Aesthetoscope.info. В 2013 году онлайн-журнал выходит в свет два раза в месяц, по 1-ым и 16-ым числам. В Библиотеке Эстетоскопа увидели свет книги «Старые эфебы» Рафаэля Левчина (Чикаго), «Линии-фигуры-тела» Давида Шраера-Петрова (Бостон) и «Страсть» дивного поэта Саши Рижанина. В 2012 году мы дополнили Библиотеку Эстетоскопа проектом Эстетоскоп_в печать. В рамках проекта Эстетоскоп_в печать мы выпускаем в свет небольшие издания, которые можно скачать, распечатать на принтере и получить удобные для чтения и хорошо оформленные брошюры. Мы приветствуем участие наших авторов и читателей в творческой и редакционной работе. В процессе работы мы размещаем интересные с точки зрения редакции работы в нашем Редакционном портфеле в Живом Журнале и предоставляем читателям возможность оценить их и оставить комментарии к ним. В Архиве Эстетоскопа вы можете полистать все издания Эстетоскопа за всю историю его существования. С нами можно дружить в Живом Журнале, в фейсбуке и в твиттере, в Instagramе и на YouTube. Мы с радостью принимаем новых френдов, подписчиков и фолловеров!

— 124 —



AESTHETOSCOPE.INFO

ЭСТЕТОСКОП ИНФО. ОНЛАЙН-ЖУРНАЛ АЛЬМАНАХ ЭСТЕТОСКОП БИБЛИОТЕКА ЭСТЕТОСКОПА

AESTHETOSCOPE.LIVEJOURNAL.COM

РЕДАКЦИОННЫЙ ПОРТФЕЛЬ ЭСТЕТОСКОПА

AESTHETOSCOPE.ISSUU.COM АРХИВ ЭСТЕТОСКОПА

FACEBOOK.COM/AESTHETOSCOPE.INFO TWITTER.COM/AESTHETOSCOPE STATIGR.AM/AESTHETOSCOPE YOUTUBE.COM/AESTHETOSCOPE ЭСТЕТОСКОП В FACEBOOK, TWITTER, INSTAGRAM И НА YOUTUBE

INFO@AESTHETOSCOPE.INFO ПОЧТА ЭСТЕТОСКОПА


Turn static files into dynamic content formats.

Create a flipbook
Issuu converts static files into: digital portfolios, online yearbooks, online catalogs, digital photo albums and more. Sign up and create your flipbook.