Blokhin Drawings by Artindex

николай блохин nikolay blokhin

николай блохин NIKOLAY BLOkHIN

Рисунок

Рисунок Николая Блохина

Штудия рук 3040, бумага, сангина Study of Hands paper, sanguine, 1997

есто рисунка в системе видов изобразительного искусства и исключительно, и противоречиво одновременно. Рисунок — это первоэлемент творчества, его основа, структура, система пластического мышления, — однако сам по себе часто играет несамостоятельную, подчиненную роль, являясь подготовительным этапом при создании живописного или скульптурного произведения. Рисунок, безусловно, является одним из лучших методов познания формы, которому отводится первостепенное место в художественном образовании, что опять-таки имеет прикладной характер. Да и на обыденном уровне ограниченность выразительных средств, его относительно меньшая зрелищность по сравнению с живописью, требующая для его восприятия определенной культуры, делает рисунок более элитарным искусством. А хрупкость материала, вызывающая необходимость определенных условий хранения несколько суживает круг коллекционеров и соответственно не так много тех художников, кто целенаправленно создает самостоятельные рисунки. Вместе с тем, именно рисунок наиболее непосредственно и остро выражает личность художника, особые качества его характера, психологии, взгляда на жизнь, его своеобразный почерк. Он дает возможность работать с особенной легкостью и быстротой, сохранять спонтанность, позволяющую руке художника следовать внутреннему ритму его мысли, чувства, ощущения. Особое взаимоотношение в рисунке формы и плоскости листа, лаконичность и, одновременно, емкость системы выразительных средств, триединство функций линии — изобразительность, декоративность и экспрессивность, — дают возможность фиксировать изменчивые состояния, динамику развития формы, позволяют выражать тончайшие нюансы эмоций. Рисунок концентрирует и «индивидуальный темперамент художника и настроения целой эпохи».1 Какие бы проблемы ни решались в рисунке в ходе его исторического развития от эпохи Возрождения до начала ХХ века — воплощение идеальной пластической формы, изучение сопряжений человека и мира, включение его в конкретную среду и соответственное решение проблем передачи пространства, света, сюжетных взаимосвязей, осознание собственной эстетической красоты рисунка, создание повествовательного, описательного рисунка или артистического, новаторского,— художник в первую очередь выстраивал взаимоотношения с натурой, с реальной формой, даже если это были рисунки по воображению. ХХ век внес радикальные изменения. Отношения с миром стали выстраиваться на логическом, рациональном уровне; попытка докопаться до изначального, дойти до всех возможных

пределов, и даже запредельного, требовала постижения структурных закономерностей, а не передачи или, тем более, изучения натуры. Отсюда торжество почти схематически-чертежной отчужденной линии на абстрактном фоне, когда явление обобщается до уровня знака. Однако и в ХХ веке продолжал свое развитие традиционный рисунок в его разных формах. И это не анахронизм, и не случайность. Развитие искусства подчиняется тем же фундаментальным законам и так же включается в витки бесконечной спирали. Холодная рациональность, чистый интеллектуализм рано или поздно вызывает желание вернуться к полноценным эмоциональным переживаниям. Мир, разложенный на составные элементы до уровня молекулы, хочется собрать заново в единую и цельную картину, через диссонансы обрести гармонию. Поэтому отработанный веками язык классического искусства, видоизменяясь и трансформируясь, сохраняет свою актуальность. Яркий тому пример — творчество Николая Блохина, художника яркого артистического темперамента. Его полнокровная, свободная, пастозная живопись позволяет говорить о нем, как о прирожденном колористе. Вместе с тем, первое, что вспоминают, когда речь заходит о Блохине, так это то, что он блестящий рисовальщик. Сегодня такие характеристики даются нечасто. Вся жизнь Николая Блохина тесно связана с Санкт-Петербургским академическим институтом живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина, в котором он сразу после окончания остался преподавателем кафедры рисунка. Репинский институт является преемником Императорской Академии художеств, всегда бывшей главным хранителем традиций русского рисунка. Он, собственно, и возник в ее стенах, и подавляющее большинство выдающихся рисовальщиков — от А.П. Лосенко, К.П. Брюллова, А.А. Иванова до И.Е. Репина, М.А. Врубеля и В.А. Серова, Ф.А. Малявина, Н.И. Фешина, Б.Д. Григорьева, А.Е. Яковлева, В.И. Шухаева, К.С. ПетроваВодкина или мастеров советского времени Е.Е. Моисеенко, А.А. Мыльникова — были связаны с Академией. Искусство мастеров классической русской школы задает ориентиры исключительной высоты. Глубина и сложность заложенных в образы смыслов так многозначна, а художественная форма столь совершенна, что не оглядываться на них, не сопоставлять свои возможности с этим уровнем, для художника, прошедшего академическую школу, просто невозможно. Для Блохина мышление в системе классического искусства становится частью его самого, а рисовать значит для него то же, что и дышать. Такое отношение к рисунку у художника появилось очень рано и в полной мере при работе над дипломом, сюжетом которого послужила масленица (1995 г.). Если сам живописный диплом не вышел за рамки студенческой работы, то рисунки к «Масленице», безусловно, работы зрелого мастера. При этом впечатление они производят несколько неожиданное. С одной стороны, рисунки несут в себе все признаки этюда-зарисовки с его интересом к ярко выраженному характеру, где в поворотах и позах модели угадывается связь с конкретной жизненной обстановкой. Однако у Блохина позы и взятые ракурсы усложнены настолько, что больше напоминают специальные постановки, а внимательность их проработки отсылает к задачам штудии. Но эти рисунки значительно больше, чем зарисовки и штудии, — это явно картинные, законченные образы. Найденные типажи, такие, как «Старуха», «Курящий», «Обернувшийся» — это вечные персонажи, неизменная примета России, их первозданность и колоритность просто подарок для художника. Сами рисунки очень свободные, исключительно динамичные, со сложным ритмом штрихов и растушевок, энергичной вариативностью саморазвивающихся линий, то агрессивных, широких, плотных, выполненных с азартом, с нажимом, то тонких, нежно касающихся поверхности; линий,

Учебный рисунок, 8060, бумага, уголь Academic Drawing paper, charcoal, 1995

Набросок 2015, бумага, карандаш Sketch paper, pencil, 1995 14

не забывающих передавать фактуру разных материалов. В рисунках совмещается тщательность деталировки и незаконченность, цезуры и акценты, формирующие их стремительный темп. Здесь изначально ощущается культ художественной формы, ее эстетическая самодостаточность, но при этом отнюдь не теряется сложность характеров, схваченная в мимике и выражении лиц, точность психологических характеристик. Художник упивается процессом работы, совмещая разные задачи и синтезируя разные представления об академическом рисунке. Рисунок в творчестве Николая Блохина занимает абсолютно равнозначное место с живописью. Его главная тема - это игра, которая получает бесконечное число сюжетных вариантов: переодевание, ряженые, поющие и музицирующие, балаганы, маскарады, шарманщики, театральные и цирковые актеры — балерины, клоуны и персонажи комедии дель арте. Все эти веселые и не очень сюжеты, романтические или гротескные, лирические или надрывно-экспрессивные, складываются в единую картину карнавала и его русского варианта — масленицы. Эти темы находят реализацию в одно- и многофигурных композициях и в костюмных портретах, впрочем, жанровая принадлежность свободно смещается. Как и положено, при создании композиций Блохин делает предварительные рисунки, но подготовительными их можно назвать лишь формально. Это изначально самостоятельные произведения, на что указывает и формат, поскольку фигуры часто в натуральную величину, и степень проработки, и намеренный артистизм исполнения. Рисунки группируются в серии. Среди одно- или двухфигурных подготовительных рисунков к живописным композициям можно найти и подчеркнуто эстетские, имеющие отдаленные ассоциации с образами объединения Мир Искусства, в первую очередь Л. Бакста — «Джокер» (2004), «Скоморохи» (2006), «Уличные музыканты», «Автопортрет с Аней» (2006), и более драматичные, гротесковые «Петушок» (2006), «Наездник» (2006), скорее вызывающие в памяти Гойю или карликов Веласкеса. Параллельно идет «русская серия», со всеми этими мужичками в шапках-ушанках набекрень, со сморщенными лицами, на которых ясно прочитывается биографии незлобивых пьянчужек, с их незатейливыми занятиями — песнями под гармошку, свистом, и просто рассуждениями про жизнь. Они одновременно и персонажи с улицы любого российского города, и сказочные, комические деды, которым случайно может подвернуться жар-птица. Серии клоунов и балерин занимают промежуточное положение между сюжетными однофигурными композициями и портретами. Балерины, как им и положено быть, романтичны, но отнюдь не бесплотны. Художника привлекает идеальная пластика женского тела; он выбирает эффектные, но естественные позы, что дает возможность проработать анатомию. При этом подчеркнутая деликатность линий, легкость тональных пятен, большие незаполненные пространства белого листа, прочитываемые как воздушная среда, создают образы гармоничные, полные тонкой лиричности, образы той самой, «чистой красоты» — без иронии и без «красивости». Полярно решены клоуны, взятые крупным планом раскрашенные под маску лица, с активным введением цвета. В них художнику интересна сложность психологических состояний, диссонанс внутреннего и внешнего. Балерины и клоуны составляют два полярных полюса: идеального, цельного, гармоничного и утрированного, брутального, сложного. Часто эта тема взаимопроникновения и взаимообусловленности прекрасного и безобразного выражается в одном образе. Постоянность игры, переодеваний, перевертышей, смыкание и перетекания одного в другое у Николая Блохина происходит на разных уровнях — он часто для своих композиций в качестве моделей использует друзей, как правило, художников, а собственно портреты друзей включаются в систему

его карнавальных образов, поскольку он их рядит в разнообразные костюмы и может заострять образы до гротеска, создавая вместе с тем психологически точные и емкие портреты («Самурай. Портрет Д. Ахриева» (2007), «Флорентиец. Портрет Ю. Калюты» (2009), «Художник. Портрет Р. Губайдуллина» (2009), «Андрей. Портрет А. Скляренко» (2009) и многие другие). Это придает свободным фантазиям достоверность, а привнесение игрового момента в реальность позволяет выпукло проявлять сущность характеров. Очень тонко Николай Блохин использует стилизацию, как, например, в изысканном портрете В. Смукровича (2009). Почти прямая отсылка к графическим портретам начала ХХ века — К. Сомова, А. Яковлева, В. Шухаева, — здесь более чем уместна, художник Витольд Смукрович из семьи потомственной петербургской артистической интеллигенции, в которой естественным образом сохраняется аура Серебряного века. Впрочем, создавать мощные, неоднозначные, духовно наполненные образы Блохин может и без стилизаций, и без аксессуаров. В портрете художника Хамида Савкуева (2006) выразительные средства минимальны: проработанное лицо, четкий силуэт, тональное пятно, которое разряжается в освещенных местах и сгущается до черного в тенях, создает контраст внешнего спокойствия и внутреннего эмоционального напряжения. Рисунки Блохина к многофигурным композициям явление, безусловно, необычное. Даже назвать рисунки к картине «Поющие» подготовительными не получается, скорее — это вариант живописной работы в рисунке. Сама тема для художника очень важна. Условность пространства и ситуации подсказывает, что перед нами не воспроизведение реальной сцены, и не воспоминание о песнопениях на сельских посиделках, а несколько отдаленная перекличка с традициями русской хоровой жанровой картины. В XIX веке в изображениях крестного хода, общинных сходов, сельских массовых обрядов и праздников преломлялась идея христианской соборности и традиционности общинного уклада русской жизни. Картина как окно в мир фиксировала реальность в ее собственных формах. Блохин не конкретизирует место и время действие. Здесь реализуется желание передать более глубинный пласт — то общее эмоциональное состояние, когда вырывающаяся изнутри, рожденная в стародавние времена тягучая, жалостливая и протяжная русская мелодия соединяет этих людей в единое целое. Это пение можно ощутить только на чувственном уровне подсознания, где спрятана наша генетическая память о временах, когда не существовало отдельной личности, вне рода и племени, и мерный, спокойный и величественный ритм жизни людей задавался самой природой. Значительные размеры композиции, которые только возможно воплотить на полотне, в рисунке превращаются в триптих. Сопоставляя живописную композицию с ее вариантом в рисунке, трудно чемуто отдать предпочтение. Художник достигает равнозначной силы образов и средствами живописи, и средствами рисунка. Любимая, сквозная тема Блохина — масленица, этот самый веселый, самый разгульный и когда-то бывший поистине всеобщим праздник проводов зимы и встречи весны. Ей посвящалось множество ритуалов — угощение блинами, гулянья ряженых, воздвижение и сжигание чучела масленицы, балаганные представления, катания с гор, кулачные бои и взятие снежного городка. В этой веселой кутерьме, длившейся целую неделю перед началом Великого поста, проявлялась народная жизнерадостность, отражалась русская натура, порой не знающая меры и удержу. Эта тема дает массу поводов для размышлений — о русском характере, том самом, который никак не укладывается в европейские стандарты; о постоянстве жизненного круговорота — от возвеличивания масленицы до ее сжигания; о слиянии крайностей — здесь и разгульное веселье, здесь же и «стенка и на стенку». Эта тема

Набросок 4028, бумага, сангина Sketch paper, sanguine, 1996

Набросок 4030, бумага, карандаш Sketch paper, pencil, 1994

выстраивается в портретах, этюдах, в композициях, в живописи и в рисунке, она для Блохина неисчерпаема, с каждым новым этапом становится сложнее, вытягивая тот самый глубинный смысл карнавала в бахтинском понимании, в котором жизнь играет, а игра на время становится жизнью. Кулачные бойцы — образы из этой же серии — реализуются в живописном и графическом вариантах. Располагая группы готовящихся к схватке «стенка на стенку» бойцов в полный рост на переднем плане, художник выстраивает фризовую композицию. Он не конкретизирует место действия, событие вне временного контекста, ему интересны сами персонажи — их типажи, мимика — людей кричащих, свистящих, улюлюкающих, насупившихся и тому подобное, — разнообразие психологических состояний и их градаций — азарта, сомнения, веселья, бесшабашности, боязни, — сложные мотивы движений, пластическая и эмоциональная взаимосвязь персонажей между собой. Человеческие характеры и темпераменты — это темы классического искусства от Леонардо и Дюрера до реалистов XIX века, особенности национальной, русской ментальности — становились предметом активного исследования на рубеже XIX-XX столетий (Ф. Малявин, Н. Фешин, Б. Григорьев и другие). Образы на грани гротеска, барочная динамика соединяется и с реминисценциями на темы Брейгеля и Рембрандта, и с традициями русской реалистической школы. Взаимоотношения с натурой у Блохина далеко не прямые, он не стремится к достоверной передаче реальности — его интересует «имманентная логика художественной иллюзии»2. Традиционная иконография, темы и проблематика, образная система, то есть сам классический художественный язык не пересматривается, но используется с известной адаптацией под собственные задачи. Классика на то и классика, что она не умирает, а любой язык становится живым только тогда, когда на нем умеют говорить и есть что сказать. Главная черта рисунков Николая Блохина — их витальность, сгусток жизненной энергии и силы, спонтанности и темперамента. Это то, что дается художнику свыше, это тот дар, который всегда найдет возможность проявить себя, какой бы язык он не избрал.

Галина Тулузакова

ПРИМЕЧАНИЯ 1. Б.Р. Виппер. Введение в историческое изучение искусства. М., 1985, с. 26. 2. Д. Ланин. Николай Блохин. М., 2007, с. 45.

Drawings by NikolaY Blokhin

rawing holds a unique position among the Fine Arts. Even though drawing often plays almost an inferior role, as a foundation or draft on which to base painting or sculpture, it is one of the best methods of understanding form. This is why it is taught at the beginning of art education and treated as an “applied instrument”. Drawing can be seen as limited in its expressive qualities in that is a relatively “less spectacular” art form when compared to painting. In addition, the fragility of the material and specific care and storage needed somewhat decreases its circle of collectors. All of this together has resulted in fewer artists choosing drawing as an art form on which to base one’s career. It is drawing that expresses the artist’s personality in the most immediate and distinct way, highlights specific qualities of one’s character, psychology, worldview, one’s unique style. It gives one the opportunity to work with special ease and swiftness, preserves spontaneity that allows the artist’s hand to follow the internal rhythm of his thought, feeling, and sensation. A unique relationship of the form and the paper’s plane in a drawing, the simplicity and complexity of the system of the expressive methods, the unity of the line function triad (artistry, decorativeness and expressiveness) give an opportunity to seize the ever-changing states and dynamic of the development of the form, expressing the subtlest nuances of emotions. A drawing converges “an individual temperament of the artist and the mood of the whole epoch.” 1 Whatever issues were presented in drawing along its historical development from Renaissance to the beginning of XX century — study of the relationship between man and the world, inclusion of a drawing into a specific environment and consequent solution to the problem of representing space, light, relationship between subjects, perception of the drawing’s own aesthetic beauty, creation of narrative drawings or those artistic and avant-garde — first of all, the artist would build a relationship with the subject, with real form, even if the subject of the drawing was imagined. The Twentieth Century brought radical changes. Relationship with the world was now based on pure intellect and the attempt to get to the core. Reaching all possible boundaries and beyond required understanding structural laws, not representation, or worse, study of the subject. An event was compressed to the level of a digit. In The Twentieth Century traditional drawing continued its evolution in various forms, not by anachronism or accident. Development of art followed the same fundamental laws. Cold rationality and pure intellectualism sooner or later elicited the desire to return to wholesome emotional experiences. The World, deconstructed to the molecular level, yearned to be put together into a whole picture, and achieve harmony through dissonance. Even through all this time and transformation, classical drawing maintained it’s importance. An excellent example of this is the art of Nikolay Blokhin, an artist of a bright creative temperament. His full-blooded, free, liberally-coated paintings define him as a born colorist. At the same time the first thing that comes to mind when one

Учебный рисунок 8060, бумага, уголь Academic Drawing paper, charcoal, 1995

Штудия рук 3040, бумага, сангина Study of Hands paper, sanguine, 1997

thinks of Blokhin is his brilliant drawing skill. Today such quality is hard to find. The whole life of Nikolay Blokhin is closely tied to the Saint Petersburg Academic Institute of Painting, Sculpture and Architecture named after I.E.Repin, where immediately after graduation he stayed to teach in the Drawing Department. Repin’s Institute is an heir to the Imperial Academy of Fine Arts, which always used to be the main custodian of the tradition of Russian drawing. Actually, drawing emerged within its walls, and the majority of outstanding drawers — from A.P. Losenko, K.P Bryullov, A.A. Ivanov to I.E. Repin, M.A. Vrubel, and V.A. Serov, F.A. Malyavin, N.I. Feshin, B.D. Grigoriev, A.E. Yakovlev, V.I. Shukhaev, K.S. PetrovVodkin, or masters of the Soviet period — E.E. Moiseyenko, A.A. Mylnikov — were connected to the Academy. The art of masters of the classical Russian school raises the bar extraordinarily high. The depth and complexity of the meanings built into the images are so multilayered, and the artistic form so perfect, that not to refer to them and not to compare one’s own abilities with that level for an artist raised by the Academic school is simply impossible. For Blokhin, thinking within the system of classical art became a part of himself, and to draw for him is the same as to breathe. Such reverence to drawing came out very early, and manifested in full during his work on his diploma, a subject of which was Maslennitsa (Shrovetide) (1995), or Russian traditional celebration of the end of winter. While the final project did not spill over the boundaries of a student’s work, the drawings for “Maslennitsa” are undoubtedly the works of a mature master. At the same time, they make an unexpected impression. On the one hand, the drawings carry all the details of the sketch with its focus on a straight-forwardly expressed character, where in turns and poses of a model one can guess the link to the concrete life situation. However, Blokhin’s positions and angles are complicated to the point of resembling special staging, and attention to their detail reminds of a study. But these drawings are much more than sketches and studies, there are obviously fully-developed pictures, finished images. Found characters such as “Old Woman,” “Smoker,” “Turning Man” — are archetypal characters, the unchanging feature of Russia, whose primal energy and intensity are simply a gift to the artist. The drawings themselves are very librated, totally dynamic, with a complex rhythm of strikes and shadings, energetic variety of self-evolving lines: from aggressive, wide, thick, executed with gusto and pressure to subtle, tenderly touching the paper — lines that without failure transmit the feel of different materials. In the drawings, the exquisite detail is combined with the unfinished, with caesurae and accents, which form their vigorous tempo. Here one immediately senses a cult of artistic form, its aesthetic self-sufficiency, which doesn’t lose the complexity of characters captured in the mimic and expressions of the faces, the precise psychological characteristics. The artist savors the process of his work, combining different tasks and synthesizing different ideas about academic drawing. Drawing in the art of Nikolay Blokhin takes an equal place with painting. His main theme is a play with endless variations: dress-ups, costumed characters, singers and musicians, traveling troupes, masquerades, barrel organists, theater and circus actors — ballerinas, clowns and characters from comedie del arte. All these stories, funny and not too funny, romantic and grotesque, lyrical or dramatically-expressive, make up a whole picture of a carnival and its Russian variation, Maslennitsa. These themes find realization on mono- and multi-figural compositions and costume portraits — however, their genre identification is freely exchanged. As expected, while compiling his compositions Blokhin makes preliminary drawings, but calling them preparatory is only a formality. They are basically self-sufficient creations, which is supported by the format, since the figures are often rendered in life-size, and the level of detail, and the intentional artistry of the presentation.

The drawings can be grouped by series. Among mono- or double-figure preliminary drawings for painting compositions one can find intentionally-esthetic, remotely-associated with the images of the World of Art Union, namely with L. Bakst — Joker (2004); Skomorokhs (Street Harlequins) (2006); Street Musicians. Self-portrait with Anya (2006); and more dramatic, grotesque Little Rooster (2006); or Horseman (2006), which remind one more of Goya or Velasquez’s dwarves. In parallel to this is the “Russian Series” with all those muzhichki (little men) in screwed-up ushankas (fur hats), with wrinkled faces where one can easily read biographies of kindhearted drunkards, with their uncomplicated entertainment — songs accompanied by garmoshka (accordion), whistling, and simply long conversations about life. They are, at the same time, characters from the street from any Russian town — and fabled, comical old men, who may accidentally run into the mythical firebird. Series on clowns and ballerinas have an intermediate place between storytelling one-figure compositions and portraits. Ballerinas, as they are supposed to be, are romantic — but definitely not incorporeal. The artist is attracted to the ideal plasticity of the female body, he chooses effective but natural poses, which gives him a chance to work on the anatomy. At the same time, the intentional daintiness of lines, lightness of tonal blotches, large unfilled spots of the white sheet that read like air space create harmonious images full of exquisite lyricism, images of the proverbial “pure beauty” — without irony and without “cuteness.” The clowns are rendered as polarities, their faces presented large and mask-like, with active incorporation of color. In them, the artist is interested in the complexity of psychological states, a dissonance between internal and external. Ballerinas and clowns are the two opposite poles: ideal, wholesome, harmonious — and exaggerated, brutal, complicated. Much more often this topic of inter-permeation and inter-relation of beauty and ugliness is expressed in the same image. The constancy of play, dress-ups, changelings, linking and morphing of one into another in Nikolay Blokhin’s work happens on different levels — often for his compositions he uses his friends and models, mostly artists themselves, and portraits of his friends per se are included in the system of carnival images, since he dresses them up in different costumes and can sharpen their images to grotesque, thus creating time psychologically-precise and at the same meaningful portraits (Samurai. Portrait of the Artist D. Akhriev (2009); Man from Florence. Portrait of the Artist Yu. Kalyuta (2009); Artist. Portrait of the Artist R. Gubaidullin (2009); Andrey. Portrait of the Artist A. Sklyarenko (2009) and many others). This brings authenticity to liberal fantasies, and adding a playful moment to reality helps emphasize the essence of the characters. In a very subtle way, Nikolay Blokhin uses stylization, such as in the exquisite portrait of V. Smukrovich (2009). Almost direct reference to graphic portraits by K. Somov is more than relevant here, as the artist Vitold Smukrovich came from the family of generations of the Petersburg artistic intelligentsia, in whom the aura of the Silver age has been naturally preserved. At the same time, Blokhin can create powerful, unorthodox, spiritually-full images even without stylization or accessories. In the portrait of the artist Hamid Savkuev, expressive means are minimal — a detailed face, a well-defined silhouette, a tonal splash that thins in lighted places and thickens to black in the shadows, creating the contrast of external calm and internal emotional tension. Drawings of Blokhin for multi-figure compositions are unquestionably an unusual occurrence. To even define the drawings to the painting Singing as preliminary is impossible, they are rather a variation of the same work in drawing. The very topic is very important to the artist. Relativity of the space and situation suggests that we are not looking at a representation of a real scene, and not reminiscing on singing during village gatherings, but witnessing a somewhat remote dialogue with traditions of the Russian choir genre picture. In XIX century in images of the Cross Procession, community gatherings, village mass ceremonies

Набросок 4530, бумага, сепия Sketch paper, sepia, 1993

Набросок 3020, бумага, шариковая ручка Sketch paper, ball pen, 1993

Notes: 1. Vipper, B. P Introduction to Historical Study of Art. Moscow,1985, p. 26 2. Lanin, D. Nikolay Blokhin. Moscow, 2007, p. 45

and celebrations, the ideas of Christian Sobornost’ (Unity) and the traditional communal way of Russian life were portrayed. A painting, like a window into the world, held the reality in place with its own forms. Blokhin does not concretize a place and a time of the event. Here he realizes his wish to transmit a deeper layer — that common emotional state, when a pitiful and flowing Russian melody, breaking out from within, born in the time before time, droning, unites all these people into one entity. This singing can be experienced only on the sensual level of the subconscious, where lies hidden our genetic memory of the times when a single personality did not exist without the family and tribe, and the measured, calm and majestic rhythm of people’s life was dictated by the nature herself. The significant size of the composition, which can be rendered on a canvas, turns the drawing into a triptych. Comparing the painting composition with its variation in drawing, it is difficult to give preference to one or the other. Blokhin achieves equally-powerful images by both painting and drawing means. A favorite, intermittent theme of Blokhin is Maslennitsa, the very same merry, the most wanton and truly communally-shared holiday celebrating farewell to winter and welcoming the spring. Many rituals are dedicated to it — bliny (Russian crepes), masquerades, mounting up and burning the effigy of Maslennitsa, comedy plays, down-hill sliding, fist fights and the siege of a snow city. In this merry chaos, which lasted for the whole week before the Great Lent, the people’s joyousness was portrayed, and the Russian character, at times without bounds or limits, was reflected. This topic gives much food for thought — about Russian character, that very same character that cannot be trimmed to European standards; about constancy of the cycle of life — from adoration of Maslennitsa to her pyre; about unity of the opposite — here we find both boundless festivities and “wall against wall” group fighting. This theme is constructed in portraits, sketches, in compositions, in paintings and in drawing, it is inexhaustible for Blokhin, and becomes more complex with every step, drawing out that very deep meaning of the carnival as Bakhtin understood it, where life plays, and the play temporarily becomes life. Fist fights, the images from the same series, are realized in both painting and graphic variations. Positioning groups of the fighters preparing for the “wall against wall” in full size in the forefront, the artist creates a frieze-like composition. He does not concretize the place of the action, the event is outside of the time context, he is interested in the characters themselves — their types, mimics (people yelling, whistling, ululating, frowning, etc.), a diversity of psychological states and their gradation (bravado, doubts, merriment, frenzy, fear), complex motives of movement, supple and emotional interconnection of the characters. Human characters and temperaments are the themes of classical art from Leonardo and Durer to the realists of XIX century, the specifics of national, Russian mentality became topic of active study on the edge of XIX-XX centuries (F. Malyavin, N. Feshin, B. Grigoriev and others). Images bordering on grotesque and baroque dynamic were combined with reminiscences on Breigel and Rembrandt, as well as traditions of the Russian Realism school. Blokhin’s relationship with nature is far from simple; he does not aim for life-like representation of reality, but is interested in “immanent logic of artistic illusion.” 2 Traditional iconography, themes and problems, system of images - i.e. the classical artistic language itself is not revised, but is used with certain adaptation to one’s own purposes. Classical is classical because it does not expire, and any language becomes alive only when it is spoken and there is something to say in it. The main feature of the drawings by Nikolay Blokhin is their vitality, the clot of life energy and force, spontaneity and temperament. This is what is given to the artist from the Above, this is the gift that shall always find a way to manifest itself in any language he may choose.

Учебный рисунок, 6090, бумага, сепия Academic Drawing, paper, sepia, 1993 21

рисунок drawings

Стр. 22. Балаган, 6060

бумага, смешанная техника

Page 22. Buffoonery, paper, mixed technics, 1994 24

Танцующая, 13070, бумага, соус Dancing, paper, sauce, 1994

Автопортрет с голубями, 200200, бумага, соус. Self-portrait with pigeons, paper, sauce, 2008

Уличные музыканты, 120160, бумага, сепия. Street Musicians, paper, sepia, 2006

Название произведения, 200200, бумага, карандаш, sanguine, соус, Название произведения, бумага, карандаш, sanguine, соус, 2009

< Картон к триптиху Масленица, часть III «Прощание» (фрагмент), 180160, бумага, соус Cardboard to «Shrovetide» Triptych, part III «Farewell» (detail), paper, sauce, 2009 Бегущий 1, 6090, бумага, соус. Running 1, paper, sauce, 1994 39

Из серии «Масленица». Портрет А. Зимина 3555, бумага, соус From «Shrovetide» series. Portrait of A. Zimin paper, sauce, 2009 43

Вакх, 4030, бумага, соус. Bacchus, paper, sauce, 2008

Бабка, 4030, бумага, соус. Babka (old woman), paper, sauce, 2008

Гном, 6040, бумага, соус, мел. Goblin, 6040, paper, sauce, chalk, 2008

На стр. 48– 49, Соловей-разбойник, (фрагмент), 100160, бумага, соус. Pages 48– 49, Nightingale-Robber, (detail), paper, sauce, 2009 Бегущий III, 10070, бумага, соус. Running III, 10070, paper, sauce, 1994

Стр. 52–56. Поющие, триптих, 150300, бумага, карандаш, sanguine, соус. Pages 52–56. Singing, triptych, paper, pencil, sanguine, sauce, 2006

Бабушка, 7050, бумага, сепия. Granny (old woman), paper, sepia, 2007

Ряженные на свиньях, 160200, бумага, сепия. Dizen Men Riding Pigs, бумага, sepia, 2009

Петушок, 140160, бумага, соус. Cockerel, paper, sauce, 2006

Из серии «Клоуны», 5035, бумага, соус, мел. «Clowns» series, paper, sauce, chalk, 2008

Пират, 4060, бумага, соус. Pirate, paper, sauce, 2005

Из серии «Клоуны», 3555, бумага, соус, мел «Clowns» series, paper, sauce, chalk, 2008

Из серии «Клоуны», 4055, бумага, соус, sanguine. «Clowns» series, paper, sauce, sanguine, 2006

Из серии «Клоуны», 5070, бумага, соус, sanguine. «Clowns» series, paper, sauce, sanguine, 2006

Шарманщик, 11080, бумага, сангина, соус. Organ-grinder, paper, sanguine, sauce, 2009

Индейская девушка. Портрет Яны, 4560, бумага, соус. An American Indian Girl. Portrait of Yana, paper, sauce, 2008

Алиса, 4060, бумага, соус. Alice, paper, sauce, 2007

Из серии «Балет», 170170, холст, соус «Ballet» series, sauce on canvas, 2008 Модель, 16080, бумага, соус Model, paper, sauce, 2009

Кулачный боец. Портрет А. Кириллова 16585, бумага, соус Fist Fighter. Portrait of A. Kirillov paper, sauce, 2009

Флорентиец. Портрет Ю. Калюты 8060, бумага, соус Florentine. Portrait of Y. Kalyuta paper, sauce, 2009

Андрей. Портрет А. Скляренко, 13080, бумага, соус. Andrei. Portrait of A. Skliarenko, paper, sauce, 2009

Художник. Портрет Р. Губайдуллина. 8060, бумага, сепия. Artist. Portrait of R. Gubaidullin, paper, sepia, 2009

Портрет В. Смукровича, 4535, бумага, сангина. Portrait of V. Smukrovich, paper, sanguine, 2009

Портрет Х. Савкуева, 130130, бумага, соус. Portrait of H. Savkuev, paper, sauce, 2005

104

Из серии «Масленичный бой», 180100, холст, смешаная техника. «Shrovetide in Action» series, canvas, mixed techniques, 2010

Из серии «Масленичный бой», 180120, холст, смешаная техника. «Shrovetide in Action» series, canvas, mixed techniques, 2010

105

Блохин Николай Дмитриевич Родился в Ленинграде в 1968 году. Вся жизнь Николая Блохина тесно связана с Санкт-Петербургским академическим институтом живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина, в котором он сразу после окончания остался преподавателем кафедры рисунка. Блохин много выставляется в Европе (Финляндия, Голландия) и, особенно активно, в США. Участие в международных конкурсах — Американской ассоциации художников-портретистов и Общества художников-портретистов Америки принесло ему Гран при (Нью-Йорк, 2002), приз Best of the Show (Бостон, 2004) и широкую известность, прежде всего в США. Особо важной в выставочной биографии для самого Николая Блохина явилась персональная выставка в доме и студии великого русского мастера Николая Фешина (2007, Taos Art Museum& Fechin House) в небольшом городке Таос, штат Нью Мексико, США. В последнее время художник значительно чаще выставляется в России, что делает его имя известным и на родине. Работы находятся в коллекциях Политехнический музей, Москва, Государственный музей изобразительных искусств Республики Татарстан, Казань, Музей современного русского искусства Джерси (Museum of Contemporary Russian Art) Джерси Сити, штат Нью Джерси, США. Пекинский музей современного искусства (Beijing Contemporary Art Museum, Beijing) Китай, Художественная галерея Академии изобразительных искусств Лю Хан, Шеньян (Art Gallery of Lu Xun Academy of Fine Arts, Shenyang, Liaoning) Китай, Музей искусств Таоса и Дом Н.И.Фешина (Taos Art Museum&Fechin House), Таос, штат Нью Мексико, США, а также в частных коллекциях России, Голландии, США, Финляндии.

Образование 1982–1986 Ленинградская Средняя художественная школа при Институте живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина 1989–1995 Санкт—Петербургский академический институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина 1995–2000 Творческая мастерская профессора В. И. Рейхета, Санкт-Петербургский академический институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина с 1996

Член Союза художников РФ

с 1995

Преподаватель кафедры рисунка Санкт-Петербургского академическикого института живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина

Награды 2002

Гран При Международного конкурса Американской ассоциации художников—портретистов (Portrait Competition of the American Society of Portrait Artists” (ASOPA))

2004

Приз «Best of the Show» Международного конкурса Общества художников—портретистов Америки (International Portrait Competition of the Portrait Society of America (PSA)).

Выставки с 1996 Участник групповых выставок в России, Финляндии, Голландии, Китае, США

Состоялось 36 персональных выставок, среди которых:

2002

Галерея Хилигоса (Hilligos Gallery), Чикаго, штат Иллинойс, США

2005–2009 Ежегодные выставки в галерее Дауни (Doweney Gallery), Санта Фе, штат Нью Мексико, США 2006

Выставочный Центр Санкт-Петербургского Союза художников

2006

Политехнический музей, Москва

2008

Музей искусств Таоса и Дом Н. И. Фешина (Taos art Museum&Fechin House), Таос, штат Нью Мексико, США

Nikolay Blokhin

Born 1968, Leningrad (St. Petersburg)

Education Works are in the collections: Russia — Research Museum of the Russian Academy of Arts, St.Petersburg; Polytechnic Museum, Moscow; State Fine Arts Museum of the Republic of Tatarstan, Kazan. China — Beijing Contemporary Art Museum, Beijing; Art Gallery of Lu Xun Academy of Fine Arts, Shenyang, Liaoning. USA — Museum of Contemporary Russian Art, Jersey City, New Jersey; Taos Art Museum &Fechin House, Taos, New Mexico. Private collections in Russia, Holland, China, Finland, USA.

1982–1986 Leningrad (St.Petersburg) Middle Art School at Institute of Painting, Sculpture and Architecture named after I.E.Repin 1989–1995 St.Petersburg Academic Institute of Painting, Sculpture and Architecture named after I.E.Repin 1995–2000 Postgraduate studies of the Easel Painting studio under guidance of member of Academy, Professor B. I. Reihet, St.Petersburg Academic Institute of Painting, Sculpture and Architecture named after I. E. Repin From 1996 The member of the Union of Artists of Russian Federation Occupation From 1995 Teacher of drawing in St.Petersburg Academic Institute of Painting, Sculpture and Architecture named after I.E.Repin Awards 2002 Awarded Best of the Show in International Portrait Competition of the Portrait Society of America (PSA), Boston, USA 2004 Awarded Grand Prize in Portrait Compertition of the American Society of Portrait Artists (ASOPA) at the Metropolitan Museum of Art, New York City, USA

Exhibitions From 1996 Participated in exhibitions in Russia, Finland, Holland, China, USA

36 personal exhibitions, among them:

2002 Hilligos Gallery, Chicago, Illinois , USA 2005–2009 annual exhibitions in Doweney Gallery, Santa Fe, New Mexico, USA 2006

St.Petersburg Unity of Artists’ Exhibition Center, Russia

2006

Polytechnic Museum, Moscow, Russia

2008

Taos art Museum&Fechin House, Taos, New Mexico, USA

Автор выражает искреннюю признательность В. Н. Бочарову, президенту компании «AVIMOS ART USA» за помощь в подготовке издания. The author wants to express his sincere appreciation to Mr. B. Botcharov, the President of «AVIMOS ART USA» for his support of this publication.

дизайн Николай Федотов фото Сергей Пантелеев Павел Долганов перевод Лиана Солонкина корректор Диана Захарова издатель ООО «АРТИНДЕКС» Россия, Санкт-Петербург тел +7 (812) 924 924 1 www.art-index.org info@artindex.info печать Отпечатано с готовых диапозитивов в типографии ООО «НП-ПРИНТ» Тираж 1 000 экз. © 2010 «artindex» Все права защищены.

design Nikolai Fedotov photo Sergei Panteleev Pavel Dolganov translator Liana Solonkina proofreader Diana Zakharova publisher «ARTINDEX» St. Petersburg, Russia www.art-index.org info@artindex.info +7 (812) 924 924 1 printing house «NP-PRINT» 1,000 copies © 2010 «ARTINDEX» All rights reserved.