оглавление
Глава 1. Фантазёр
9
Глава 2. Ссора
19
Глава 3. Как у себя дома
31
Глава 4. Мир, труд, май
45
Глава 5. Как Миклухо‑Маклай
59
Глава 6. Глубоко в душе
71
Глава 7. Пионерская
83
Глава 8. Стыдно, Федя!
95
Глава 9. «Детский мир»
107
Глава 10. Про шпиона
125
Глава 11. Про дирижабль
139
Глава 12. В кино
151
Глава 13. «Олимпийское»
161
Глава 14. Ещё одна ссора
175
Глава 15. Моя милиция меня бережёт
193
Глава 16. Схватка с танатором
207
Глава 17. Поза эмбриона
219
Глава 18. Тишка!
227
Глава 19. Самый лучший друг
235
Глава 1
ФАНТАЗЁР
М
ой папа, Степан Валерьянович Косточкин, — большой фантазёр. Он работает в барнаульском психоневрологическом диспансере заведу‑ ющим отделением. Папа на работе наслу‑ шается за весь день, намолчится, а домой приходит — и его уже не остановить. Так уж он устроен. Бывало, поужинает папа тефтелями, сядет на диван в позу лотоса, положит на колени сонную Бабаку (это наша собака, говорящая) и начинает. — Вот, помню, в моём детстве, — расска зывает папа, — не было никаких сникерсов.
9
ПРО БАБАКУ КОСТОЧКИНУ-3
Всё было по‑другому! Продукты росли на деревьях! — Да ну! — Я делаю вид, что поражён. — А магазины? Их что, тогда ещё не было? — Это тебя тогда ещё не было. А в магазинах шаром покати тогда было. В них никто не ходил. — Как? — В моём интересном детстве дефицит, можно сказать, свирепствовал. Вот природа и сжалилась над людьми — еда стала расти на деревьях. Реже на кустарниках, но там по мелочи: карамель, печенье, да и то не везде. Продукты в большинстве своём плодоносились за городом. В лесопосадках — на ёлках и берёзах. — А какие? — Мне это всё прямо удивительно слышать. 10
ФАНТАЗЁР
— Самые обычные. Хлеб в кирпиче, молоко в пакете, масло в пачке, килька в томате, сметана в развес. И всё свежее, экологически чистое и термически необрабо‑ танное. Даже икра росла — в стеклянных баночках по 140 граммов. — Папа облизывается. — А зимой? — А что зимой? Зимой хорошо росли мандарины. Особенно на ёлках — такие, с наклеечками. Шоколадные конфеты тоже — «Белочка», «Каракум», «Мишка на севере». Монпансье в жестянках, чай в пачке со слоном — он вызревал к февралю. Хлебобу‑ лочные деревья замечательно плодоносили весной, сыро‑колбасные — осенью, а кисло‑ молочные — круглый год. — И что, всё это так и росло на природе? Дикое? Бесхозное? — Что значит дикое? — обижается папа. — Народное! В моём детстве всё при‑ надлежало народу. Подходи любой — рви, покуда рук хватит! Для хорошего человека 11
ПРО БАБАКУ КОСТОЧКИНУ-3
ничего не жалко. С деревьями ведь как было — чем больше с ветки сорвёшь, тем больше колбасы на нём завтра вырастет. — Здорово! — Помню, на площади Победы, у желез‑ нодорожного вокзала, выросла берёза. Ничего себе берёза, белая. Но по ночам… — Тут папа делает глаза шпионскими щёлками. — Что? — Но по ночам на этой берёзе вырастали ананасы! — Ну и? — Консервиро‑ ванные! — волнуется папа. — Шайбочками! Прямо детский ребёнок он какой‑то. А икра что же, не консервированная?
ФАНТАЗЁР
— Вьетнамские, понимаешь? Народ за ними лез на самую верхушку! — Подумаешь, вьетнамские, — говорю. — Удивил. — Это я тебя сейчас не удивил. — Папа размахивает руками. — А в моём детстве, если съел иностранный ананас, считай, подписал себе приговор. — Что‑что? — Я переглядываюсь с Бабакой. Она хмыкает. — Короче говоря, срубили эту берёзу. Как в песенке — под самый корешок. А то место, где она росла, забето‑ нировали. А потом взялись за остальные
ПРО БАБАКУ КОСТОЧКИНУ-3
деревья — затянули всё колючей проволокой. Повесили таблички. — Какие? — Ты такие видел, называются «Не влезай, убьёт». До сих пор ещё кое‑где висят. — Зачем? — А кто его знает… — Папа пожимает плечами. — Потом знаешь какие были очереди за оставшимися деревьями? Как отсюда до шпалопропиточного завода! — Это который переделали в китайский рынок? — До него. Бывало, займёшь сразу несколько очередей —
ФАНТАЗЁР
за батоном, за курицей и за кефиром. К вечеру твоя очередь подойдёт, а всё уже разные наглые граждане оборвали. Одни голые ветки с ценниками на ветру. — А курицы тоже росли на деревьях? — А как же! Ощипанные, с потрошками! — А ценники кто на ветки вешал? — Не знаю, какие‑то волшебники, наверное. Или начальники. Особенно я любил лимонадные деревья: Буратино, Дюшес, Ситро, Крем‑соду, Тархун, Колокольчик, Крюшон. Это уже потом ввели поталонные деревья. — Эталонные? — Поталонные. На них всё росло только по талонам, — непонятно поясняет папа и энергично гладит Бабаку. И я ему то верю, то не верю. Чаще второе, но это смотря по настроению. Или по папиной интонации. Не может же человек с высшим образованием и большим сердцем врать таким правдивым голосом!
ПРО БАБАКУ КОСТОЧКИНУ-3
В общем, я в сомнениях обычно после таких разговоров. Бабака говорит: — Вам, Степан Валерьянович, надо писать мемуары для потомков. У вас замечательные получатся мемуары. Главное, искренние, что в научно‑фантастической литературе немаловажно. Папа при этих словах смотрит в пол и краснеет от удовольствия (от стыда он обычно становится жёлтым). А на ночь он любит рассказывать про демонстрации с надувным президентом в небе. Вернее, с генеральным секретарём нашей страны в виде дирижабля. И про подпольные магазины игрушек — в них товары по подзем‑ ному ходу поступали из Германской Демокра‑ тической Республики. И ещё про железные шторы — они висели по периметру нашей страны. Их всем миром шили из листового железа полторы тысячи швей с аппаратурно‑ механического завода Башкирской АССР. А потом всем миром развешивали добровольцы 16
ФАНТАЗЁР
из уголков нашей родины. И про стены с ушами рассказывал, и про заводных пио‑ неров, и про общественные бани с промывкой мозгов шампунем «Желтковый». И ещё папа много чего рассказывал про своё интересное детство, но я как‑то мимо ушей это пропускал. А зря. Ужасно зря. Потому что однажды…