Анна
Н и кол ь с к а я
БЛОШ КИНС И ФРЮ
СОК РОВИ Щ А б у х т ы бара х т ы Художник Галина Зинько
Р
ешено. Завтра Блошкинс возьмёт термос с бутербродами, ме‑ таллоискатель и пойдёт на пляж. Он всегда так поступает после шторма — тот бушует уже четверо суток и утром непременно успокоится. Блошкинс давно следит за ним из окна. Старик сидел на подоконнике и смотрел, как тяжёлые серые волны бьются о скалы. Они разбиваются и превращаются в пенные брызги, а потом исчезают в песке. «Интересно, во что превращусь я? — думал Блошкинс. — Ну, когда исчезну?» Ему казалось, что он обязательно превратится во что‑то красивое. В розовый куст или, например, в стрекозу. Ведь в мире всё устроено по справедливости — и такой некрасивый с виду, но замечательный внутри зверь, как Блошкинс, уж конечно заслуживает того, чтобы в следующий раз превратиться, скажем, в цветущую яблоню. «Я буду стоять в тенистом саду, — прикидывал Блошкинс. — На мне будут зреть почки, распускаться листья, потом цветы, а осенью появятся яблоки и в них заведутся червячки. Кто‑нибудь побелит мне ствол, чтобы не беспокоили насекомые. И сварит из моих яблок варенье. А соседские дети будут сидеть на моих ветках, громко разговаривать и баловаться». Блошкинс нахмурился. Нет, уж лучше он будет самим собой. Ему нравится быть Блошкинсом. Тем более что цветы на нём и так растут. И яблоки тоже. Старик протянул руку, сорвал с рогов яблочко и надкусил. «Кислое. Наверное, это потому, что я вчера обпился лимонадом». Блошкинс снова посмотрел в окно. Море гудело — долго и низко, на одной ноте, как приближающийся паровоз. Блошкинсу вдруг показа‑ лось, что море тоже чуть‑чуть приблизилось к его домику. Совсем немного. Странно.
3
«Только потопа нам ещё не хватало. Вернее, мне. Вернее, нам — ведь скоро приедет Фрю, и нас опять станет двое». Блошкинс вдруг вспомнил, что к приезду Фрю он обещал побелить в доме потолки. И что у него совсем не осталось извёстки. Значит, при‑ дётся набрать ракушек, растолочь их в ступе, смешать с древесным углём и обжечь в печи. Получится изумительная извёстка. «Хлопоты, хлопоты — когда они только кончатся?» Блошкинс покачал головой и улыбнулся краешком рта. Он слез с подоконника, погасил лампу, разделся и забрался в постель. Потом он моментально уснул. А шторм за окошком не успокаивался.
* * * Шторм улёгся только под утро — как старик и ожидал. Море раз‑ гладилось, притихло и стало похоже на зеркало, в котором отража‑ ется небо. Они теперь одного, ярко-синего цвета, почти как занавески у Блошкинса. Старик распахнул окно и носом втянул в себя побольше свежего воз‑ духа. Он оказался сладким и одновременно солёным, от счастья Блош‑ кинс рассмеялся. Старик сварганил завтрак на скорую руку, просмотрел почту, накинул плащ и вышел на улицу. От земли шёл тёплый пар. Всё вокруг было мокрое и красиво бле‑ стело: трава, деревья, бархатцы на клумбе. В бочках и вёдрах, которые за‑ пасливый Блошкинс выставил наружу, было полно воды. В ней резвились гдевсы и лягушата. «Мир умыт, и я — тоже», — думал Блошкинс, закрывая за собой ка‑ литку. «А когда ты хорошенько умыт, аккуратно подстрижен и пахнет от тебя приятно, — тут Блошкинс сунул нос под мышку и просветлел — пахло действительно хорошо, — то жить гораздо веселей». — Доброе утро.
4
На сосне сидело семейство хехорликов, во главе с дедушкой. Они за‑ втракали шишками, и скорлупа густо сыпалась прямо на землю. Хехорлики не ответили Блошкинсу. Не потому, что они были грубы, — просто они не умели говорить. Зато они замечательно поливали Блош‑ кинсов огород в его отсутствие, а тот подкармливал их зимой желудями. В лесу было тепло и влажно, как в тропиках. Стволы у сосен промокли и потемнели, а в иголках сверкали тысячи дождевых капель. В них отра‑ жалось солнце, и лес, и Блошкинс, и его красный рюкзак. Пройдя сосновой рощей, старик вышел на берег. Широкая, твёрдая полоса жёлтого песка тянулась влево и вправо, с обеих сторон утыкаясь в чёрные скалы. — Моя милая бухточка Барахточка! — пискнул старик по‑ребячьи и тут же сплясал. С минуту он в полном молчании выделывал руками и ногами коленца, а потом так же неожиданно перестал. Старик глубоко подышал, восстанавливая пульс, и огляделся. Его никто не видел. Хорошо. Он достал из рюкзака металлоискатель и приступил к делу.
* * * Этот металлоискатель Блошкинс смастерил сам — как почти всё в его обширном хозяйстве. Он был очень лёгкий и чувствительный, поэтому скоро Блошкинс обошёл с ним всю бухту. А холщовая сумка стала тяжё‑ ленькой и приятно оттягивала плечо. В ней были сокровища. Или нет: в ней был всякий, говоря по существу, хлам. Старый хлам, который не нужен был даже морю. Именно поэтому оно выбросило его во время шторма на берег — а Блошкинс подобрал. В хозяйстве сгодится всё — будь то ржавые гвозди, гнутые металли‑ ческие пуговицы от чьих‑то мундиров, старинные монеты, за которые не‑ возможно ничего купить (продать их тоже невозможно), пустые патроны,
5
гильзы, оправы — от очков и пудрениц, стрелки часов, цепочки, булавки, заколки — словом, всякая ерунда. Но именно из такой ерунды Блошкинс и смастерил этот самый металлоискатель! Чтобы с его помощью насоби‑ рать новую ерунду и сделать из неё что‑нибудь полезное. «Полезное» — это было самое любимое слово Блошкинса, из всех изобретённых человечеством слов. Ему нравилось, как оно звучит и что оно значит. Однажды он даже вышил «ПОЛЕЗНОЕ» гладью на бархатной тряпочке и повесил в рамке под стекло, над камином. Когда старик хан‑ дрил (случалось это крайне редко, но всё‑таки), он подолгу разглядывал «ПОЛЕЗНОЕ», и ему становилось лучше. А ещё он мечтал найти клад. Сундук с драгоценностями или горшок с золотом, который давным-давно утонул вместе с пиратским кораблём, а потом его вынесло приливом в бухту. Такая вероятность была крайне мала, но Блошкинсу это мечтать не мешало. Мечтать о просторном светлом дворце, который он построит для зимовки выходцев из Крылатой долины. Построит, обменяв сокровища на брусья и доски у Хозяина лесопилки. Наступил полдень. Блошкинс достал из рюкзака термос и бутерброды. Расстелив на песке полотенце, он уселся носом к морю и стал обедать. — Всё‑таки странно, — размышлял он вслух. — Бутерброд с маслом, съеденный тут, и бутерброд с маслом, съеденный там, — Блошкинс обер‑ нулся на опушку, где стоял его дом, — это две разные вещи. Абсолютно. Обычный бутерброд с маслом гораздо вкусней, если есть его, сидя на пляже. И это при том, что на зубах скрипит песок, а чай тут быстро остывает. Такие вещи чрезвычайно интересовали Блошкинса. Он мог думать о них часами. Но в этот раз ему не удалось хорошенько подумать о бутер‑ бродах. Потому что он вдруг увидел, как в песке что‑то сверкнуло. Прямо у кромки воды! Туда Блошкинс ещё не ходил с металлоискателем. — Хм, — сказал Блошкинс и почувствовал, как у него быстрей за‑ билось сердце. Старик встал и, стряхнув с бороды крошки, подошёл к воде. Песок здесь был плотный и блестящий, как отполированный паркет. Из него торчала какая‑то штучка. Маленькая синяя штучка небесной
6
красоты! Блошкинс присел на корточки, чтобы получше разглядеть её. Он никак не решался выковырять эту штучку из песка — до того она была красивая. Признаться, Блошкинс сильно разволновался. У него даже за‑ дрожали руки, а коленки стали подкашиваться. Теперь он видел, что это кольцо. Вернее, перстень — старинный золотой перстень со сверкающим всеми оттенками синего камнем. Блошкинс вынул его из песка и окунул в море. Волна лизнула пер‑ стень, и тот засверкал ещё сильней. Блошкинс решил его примерить. Но не здесь, не на пляже. Лучше дома. Да, дома будет гораздо благоразумней примерять такой замечательный перстень. Старик бережно положил находку в нагрудный карман и поспешил домой.
* * * Перстень пришёлся ему в самый раз. Блошкинс надел его на безы‑ мянный палец и принялся любоваться. Он вытянул лапу на свет и теперь крутил ею и так, и эдак — из стороны в сторону. Сапфировые блики свер‑ кали в прозрачных гранях камня, делая кольцо похожим на маленькую вселенную, обрамлённую в золото. Блошкинс всматривался в неё и видел планеты и созвездия. Он видел кометы, мчащиеся на огромной скорости, и их синие хвосты. Он видел метеоритные дожди и целые россыпи пада‑ ющих звёзд. — Не могу, — сказал Блошкинс. — Оно уж слишком красивое. И мне хочется плакать. Вот прямо ком в горле стоит, разве же это дело? Блошкинс подошёл к комоду и вынул из него коробочку, обтянутую чёрным бархатом. В ней лежал старый корабельный гвоздь, который Блошкинс нашёл однажды в желудке у камбалы. Он выбросил гвоздь и аккуратно положил перстень в коробочку. И тут же её захлопнул. Довольно. Блошкинс убрал находку в комод и сердито уселся в качалку. Ещё не хва‑ тало, чтобы всякие там красивые штуки выводили его из равновесия! Он прямо сам себя не узнавал. Блошкинс попробовал разозлиться — сначала
7
на кольцо, а потом на себя, — но у него не получилось. Вместо этого он принялся гадать, откуда мог взяться этот перстень. И почему, собственно, Блошкинсу это не всё равно? Какая разница — откуда? Главное, перстень можно отнести на ле‑ сопилку. Прямо завтра. И обменять у Хозяина на прекрасные сосновые доски. Или даже на целый сруб. Блошкинс поморщился. Одна мысль о том, что ему придётся расстаться с перстнем, выводила его из себя. Какие глупости! Наверняка это обык‑ новенная стекляшка. Никакой не сапфир, хотя Блошкинс в этом плохо разбирается. Может, спросить у Лисены? А если всё‑таки драгоценный? И ещё — вдруг его совсем не штормом принесло, а кто‑то потерял? Шёл по берегу, шёл и потерял. А Блошкинс его, получается тогда, украл? Нет. Это точно шторм. Блошкинс — не вор. Ему чужого не надо. Перстень — его, старик чувствовал это всем сердцем. Он предназначен именно Блошкинсу. Потом Блошкинс заснул. Он спал тревожно — ему казалось, что кто‑то его куда‑то зовёт. Кажется, на берег. Ему нужно было срочно вер‑ нуться на берег. Старик не знал зачем и поэтому тревожился.
* * * — Ну вот, — сказал сам себе Блошкинс на следующее утро. — Я ем творог и о перстне не думаю. Я даже не видел его со вчерашнего дня. Это было правдой. Блошкинс не доставал перстень из комода с тех пор, как его туда положил, — хотя стоило ему это неимоверных сил. — Ладно, сейчас поем, приберусь и схожу на пляж. Он так и сделал: помыл посуду, вытер пыль, вынес и закопал мусор, а потом отправился в бухту. По опушке, мимо сосен, мимо хехорликов во главе с дедушкой, через дюны и поросшие ярко-зелёным мхом камни. Быстрей, быстрей. Блошкинс выбежал на берег — красный и запыхавшийся. Сердце бе‑ шено колотилось в груди, а в бороде висели остатки яичницы.
8
Ровно на том месте, где вчера Блошкинс нашёл кольцо, лежала какая‑то бесформенная куча. Серая. Прилива ещё не было, и волны эту кучу не трогали. Она лежала на сухом песке и немного шевелилась на ветру. «Что?» — подумал Блошкинс. И ещё он подумал: «Я так и знал. Я это предвидел». Он подошёл к куче и хорошенько её рассмотрел. Это были какие‑то спу‑ танные верёвочки. И ещё — ракушки. Это была старая рыбацкая сеть. Сеть всего-навсего. У Блошкинса отлегло от сердца. Он подцепил её носком ботинка и брезгливо взял в руки. От сети пахло: как и положено — рыбой и водорослями. Но это была не сеть. Блошкинс потрясённо закрыл глаза, а потом снова их открыл. Это была рубашка. Замечательная сетчатая рубашка, сплетённая чьими‑то умелыми руками и украшенная морскими раковинами. В такой рубашке, наверное, хорошо прогуливаться в жару — чтобы не вспотеть. В такой рубашке и в гости пойти не стыдно. Вот какая это рубашка! Блошкинс приложил рубаху к груди — это был его размер. Без со‑ мнений. Он судорожно надел её через голову, немного запутавшись в сетке, — она оказалась как раз впору. Как будто с него кто‑то мерку снимал! Вдруг Блошкинсу стало страшно. Он резко обернулся. Ему почуди‑ лось, что кто‑то на него смотрит — вон из‑за тех камней. — Эй! — крикнул Блошкинс. — Кто здесь? Тишина. Ничего, кроме моря и ветра. Только чайки кричат в облаках.
* * * «Я буду копать. Если я буду копать, это поможет мне успокоиться. Когда ты занят делом, о посторонних вещах думать не приходится. Надо выко‑ пать ровно сорок лунок. Потом насыпать в них золы и полить из лейки. А когда вода впитается, воткнуть в землю саженцы. Потом присыпать землёй и утрамбовать. Неужели кто‑то сплёл эту рубаху специально для
9
10
меня? Тьфу ты! Значит, утрамбовать и снова полить. А перстень? Выходит, он тоже для меня? Следовательно, его мне кто‑то подсунул? Но кто?!» Блошкинс перестал копать и рассеянно уставился на забор. Мысль о том, что перстень и рубашка предназначены именно ему, радовала и пу‑ гала Блошкинса одновременно. Всё у него внутри замирало в сладком предчувствии. А потом ему пришла в голову идея. Это Фрю! Точно, это её выходки. Она решила разыграть Блошкинса — в своём репертуаре. Ну конечно! А он, старый дуралей, выдумал себе что‑то там! — Ну ладно, — вслух сказал Блошкинс и погрозил забору кулаком. — Я попался на твою удочку два раза, но больше я на неё не попадусь.
* * * На берег в то утро он решил не ходить. Он спрячется за валунами и проследит. Он будет наблюдать за тем, кто наблюдает за ним. И рано или поздно этот кто‑то выдаст себя. И тогда Блошкинс припрёт его к сте‑ ночке. Уж он его припрёт. И заставит рассказать всю правду. Блошкинс надел новую рубаху, достал из комода перстень и тоже его надел. Пусть видят! Блошкинсу все равно, что они подумают. Как и планировал, он спрятался за камнями. Расположился там со всеми удобствами: расстелил плед, налил себе кофе, а подзорную трубу поставил на треногу — так удобней. Он начал ждать. Ждать Блошкинс умел — у него был неиссякаемый запас терпения и отличное зрение. Скоро он всё увидит собственными гла‑ зами. Старик покосился на часы — без пяти одиннадцать, пора бы шут‑ нику объявиться. Наверняка он прилетит с той стороны, с юго-запада. Блошкинс подкрутил трубу, уставив её в облака. Он почему‑то был уверен, что разыгрывает его кто‑то из знакомых. А большинство знакомых Блош‑ кинса были крылатыми и жили в Крылатой долине. В полдень Блошкинса стало клонить в сон. Он подлил в кружку кофе и сделал три больших глотка, чтобы не уснуть. А потом принялся
11