АННА НИКОЛЬСКАЯ
БЛОШКИНС И ФРЮ
ОПАСНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ХУДОЖНИК ГАЛИНА ЗИНЬКО
Оглавление Гл а в а 1
Г л а в а 10
Крокусы за ушами ° 5
Улики и улитки ° 33
Гл ава 2
Г л ав а 11
Ящик с гвоздями ° 7
Морской узел ° 37
Гл ава 3
Г л а в а 12
Драгоценный укропчик ° 9 Гл ава 4
Баночка джема на чёрный
день ° 41
Г л а в а 13
Вниз головой ° 12
Венок из Блошкинса ° 45
Г л а в а 5
Г л а в а 14
Корона из картона ° 14 Гл ава 6
Гдевс в кулаке ° 18 Гл ава 7
Блестящие чемоданы ° 21 Гл ава 8
На верхушке холма ° 24 Гл ава 9
Ужасно утомительная штука ° 27
Самый
прекрасный цветок ° 49
Г л а в а 15
На непонятном языке ° 51 Г л а в а 16
Сахарная глазурь ° 53 Г л а в а 17
Держать за лапу ° 56 Г л а в а 18
В цвет неба ° 60
Г ла в а 19
Гл ава 28
Где обитают драконы ° 63
Сметана по понедельникам ° 84
Г ла в а 2 0
Г л а в а 29
Чувствовать спиной ° 65
Собственная персона ° 90
Г ла в а 21
Гл ава 30
Половина сырной головки ° 67
Корона, мантия и другие причиндалы ° 93
Г л а в а 22
Г л а в а 31
Из ослиных ушей ° 71
Топор из чистого золота ° 96
Г л а в а 23
Г л а в а 32
Такт хвостом ° 73
Братья-близнецы ° 99
Г л а в а 24
Г л а в а 33
В глазах чудовища ° 75
Прыгобумс Первый ° 104
Г л а в а 25
Гл ава 34
Друмбурум ° 77 Гл ава 26
Подземная лодка ° 79 Г л а в а 27
По-пластунски ° 82
На небо ° 109
° Глава 1 °
Крокусы за ушами
Д
ождь шёл всю ночь. Он гулко барабанил по черепичной крыше, и Блошкинсу казалось, что это выбрались из дупла хехор‑ лики. Они выбрались — и теперь шалят там, на крыше, топают в своё удовольствие. Как будто это не его дом, не Блошкинса, а их! Старику не спалось. Он закрывал глаза, считал до ста и снова их открывал. Кончики его рогов, как обычно, висели на крючках и упирались в стенку. Скоро они проделают в ней дыру! За те длинные зимние месяцы Блошкинс так и не успел к ним привыкнуть. Когда пришла весна, а гости, наоборот, отправились восвояси, на рогах вместо колбасы выросли подснежники. С них‑то всё и началось. Ровно через неделю на рогах зацвели медуница, мать-и-мачеха и кукушкины слёзки. А крокусы выросли даже за ушами! Блошкинс их регулярно срывал и делал букеты. Скоро все поверхности в его доме были заставлены вазами, кувшинами и банками с весенними первоцветами. Это было красиво. Теперь в коттедже у Блошкинса будет гораздо больше цветов, чем у него в саду. Поэтому две большие клумбы у веранды он решил пере‑ делать в грядки, оставив только одну. Он вырастит на них морковь, репу, пастернак, редис и, может быть, помидоры. Появится ли снова на рогах еда — об этом нельзя сказать наверняка. Возможно — да, а может — и нет. Блошкинс не любил зависеть от жизненных обстоятельств, по‑ этому к возделыванию огорода он приступил с особым рвением. Баночки с маринованными огурцами, кадушки с мочёными ябло‑ ками, бочки с квашеной капустой, связки лука, гирлянды острых перчиков. Всё то, что у Блошкинса съели зимой те обжоры
5
из Крылатой долины, ему вновь предстоит посадить, вырастить, собрать и законсервировать. Так что грядущим летом у старика — забот полон рот. Так думал Блошкинс, лёжа на тюфяке, набитом палой сухой листвой. Он давно перестал считать до ста. Он всё думал, и думал, и слушал дождь. Приятные мысли о грядущих хлопотах обволакивали его, убаюкивали, кутали в сладкую дрёму. Наконец Блошкинс широко зевнул, перевернулся на спину и уснул. Спал он крепко, без задних ног и сновидений. И лишь под утро ему при‑ снилось что‑то Неприятное. Это Неприятное залезло на Блошкинса — прямо ему на живот — и сильно надавило сверху. Старик закашлялся и открыл глаза. Неприятное все ещё сидело на нем — тёмное, лохматое и неумытое — оно тихо похохатывало: — Хо-ха-ха. И опять: — Хо-ха-ха. — Не вижу ничего смешного, — сказал Блошкинс. Он хотел согнать с себя Неприятное, отправить его куда‑нибудь по‑ дальше, подобру-поздорову, но у него ничего не получилось. Он даже лапой не мог шевельнуть. — А ну, слезай немедленно! — рассердился старик. Неприятное перестало смеяться и покосилось куда‑то в сторону. Тут‑то Блошкинс и заметил Прыгобумса. Он стоял рядом с кроватью. Со‑ вершенно спокойно стоял — не прыгал и не бегал, как угорелый. У Пры‑ гобумса было расстроенное лицо. — Что с тобой? — спросил Блошкинс, но тот не успел ответить. Неприятное вдруг дёрнулось и в мгновение ока проглотило Прыгобумса И тогда Блошкинс снова открыл глаза, теперь уже по‑настоящему. За окном начинался рассвет, над пригорком розовели сосны. Наступал новый день — первый день длинного и опасного лета.
° Глава 2°
Ящик с гвоздями
Б
лошкинс стоял у плиты, помешивая в кастрюльке закипающее какао. Ещё минутка — и он снимет какао с огня, перельёт в лю‑ бимую кружку, выйдет на веранду, усядется в кресло и будет его пить. Маленькими глотками. И есть бутерброд с сыром в дырочку. И слу‑ шать птиц. Недавно они свили гнездо как раз под козырьком веранды, и теперь у Блошкинса было собственное птичье радио. Вот ещё бы гром‑ кость на нем регулировалась. Именно так старик и поступил. На веранде было чудесно — не жарко и не холодно. Тёплый июньский ветер шевелил на загривке шерсть и по‑ качивал колокольчики между рогами. — Динь-ди-линь, — пели колокольчики. — Филифьють! — подхватывали из‑под козырька птицы. — Филь‑ фьють! «Всё замечательно, — думал Блошкинс, тщательно разжёвывая бу‑ терброд. — У меня всё просто великолепно — лучше и не придумаешь.
7
Прекрасный дом, построенный собственными руками, уютная, неприхот‑ ливая обстановка… — он покосился на распахнутое окно и улыбнулся кра‑ ешком рта: в окне колыхались занавески, новые голубые занавески. — Вот и занавески у меня новые, и утюг я вчера сам отремонтировал. Он сгорел, а я взял его и отремонтировал — не каждый так умеет. Или вот огород. Взять, к примеру, мой огород. Ведь он у меня образцово-показательный! В нем копаться — одно сплошное удовольствие. Рыхлить мягкую почву, пропалывать сорняки, поливать из лейки растения, покрывать извёсткой стволики яблонь…» Все эти милые, немудрёные занятия приносили Блошкинсу массу удо‑ вольствия. Всегда, каждый день — но не сегодня. Сегодня его что‑то тяготило. Но что? Причём, с раннего утра. Он попробовал понять, что именно его тревожит, но не смог. Просто где‑то в районе груди, слева, как будто сидела маленькая тупая иголка. Или заноза, которая потихоньку ныла. Согласитесь, это неприятное ощу‑ щение. Неприятное! Блошкинс вдруг вспомнил вчерашний сон. Так вот оно что! У него сразу отлегло от сердца. Уж из‑за чего-чего, а из‑за какого‑то неприятного сна Блошкинс переживать не станет. Он лихо допил какао, вымыл кружку, надел тряпичные перчатки и от‑ правился в сарай за инвентарём. Сначала он посеет петрушку, а потом займётся компостной кучей. Её давно нужно утрамбовать. А вечером он зажарит себе на ужин камбалу в сметане и съест её. В полном одиноче‑ стве! Прекрасное расположение духа стало быстро возвращаться к Блош‑ кинсу. Но всему этому, увы, не суждено было сбыться. Потому что, когда Блошкинс вошёл в сарай и немного там постоял, привыкая к сумеркам, он вдруг увидел Фрю. Она сидела в ящике с гвоздями и, кажется, плакала.
Драгоценный
° Глава 3 °
укропчик
Б
лошкинс оторопел. Нет — он просто остолбенел и одновременно потерял дар речи. Он даже сначала подумал, что это не Фрю, а толстая, наглая крыса. Она забралась в его гвозди, уколола лапу и теперь ноет на весь сарай. Раз‑ водит тут влажность, несчастная! — А ну, вылезай сейчас же! — приказал крысе Блошкинс. — Не хва‑ тало ещё, чтобы гвозди из‑за тебя заржавели. — Ой! Это ты? — Крыса, вернее, Фрю, из‑за слез не заметила, как вошёл старик. — Подожди минутку, я сейчас вылезу. Фрю вынула из заплечного мешка носовой платок и тщательно вы‑ сморкалась. Блошкинс поморщился. Только после этого она выбралась, наконец, из ящика и полезла к старику обниматься. Блошкинс обнимался, но нехотя. Он, разумеется, по‑прежнему любит Фрю и всё такое, но ведь он ждал её только к июлю! Так было условлено! Неужели нельзя было, по крайней мере, послать открытку и предупредить?
9
— Почему ты меня не предупредила? — холодно отстраняясь от Фрю, спросил Блошкинс. — О чём? — Ну о чём, о чём! О том, что прилетаешь, конечно. О чём же ещё? — Я думала, ты меня ждёшь. — Жду. Само собой, я жду. Но ведь не сегодня! У меня масса неот‑ ложных дел, между прочим, запланирована. И потом, твоя комната ещё не готова. Я хотел покрасить её в жёлтый цвет к твоему приезду. Сшить другие занавески. И там кое‑что ещё переделать… — он неопределённо помахал в воздухе лапами. — Ой, ничего себе! — обрадовалась Фрю. — У меня ещё никогда не было своей комнаты. Тем более жёлтой. — И теперь уже не будет, — отрезал старик. — Ну прости, не злись на меня. — Я не злюсь. — Злишься. — Сказал, не злюсь. — Сказала, злишься! — Как ты мне надоела! — закричал Блошкинс и выскочил из сарая. — Перестань злиться, кому говорю! — развеселилась Фрю. Они принялись носиться по огороду, перепрыгивая через грядки с ре‑ дисом и кусты. — Осторожней! — орал Блошкинс, подбирая полы халата. — Не рас‑ топчи мне тут укроп! — Не растопчу я твой драгоценный укропчик! — визжала Фрю, бро‑ саясь Блошкинсу на спину и роняя его в траву. — А ну, Блошкенций, под‑ ставляй живот — буду тебя щекотать. — Не надо! — вопил старик, катаясь по земле и отбиваясь от взбе‑ сившейся Фрю. — Я прошу тебя, только не живот! Они ещё долго резвились в саду, щипали и покусывали друг друга — до тех пор, пока со всего маху не врезались в яблоню. — Бдыщ! — закричала Фрю, взлетая и хватаясь за ушибленный лоб.
10
— Доигрались, — мрачно констатировал Блошкинс, тоже вставая и отряхиваясь. — Ладно, пойдём в дом — у меня есть пластырь. — Погоди, — Фрю вдруг помрачнела. — Ты сходи, проверь — нет там кого‑нибудь? — Где? — не понял Блошкинс. — Ну, в доме. И вообще вокруг. — Ты что, от кого‑то прячешься? — догадался старик. Значит, вот почему Фрю сидела в сарае. Она от кого‑то прячется. — Не то что прячусь. Но проверить всё равно надо. Я тебе потом про всё расскажу, ладно? — Ладно, — кивнул старик и отправился к калитке проверять. Но там никого не было.
° Глава 4°
Вниз головой
Т
ак что у тебя стряслось? — Они сидели на веранде и ели суп-пюре. Блошкинс как знал: сварил его вчера из крапивы и добавил по вкусу специй. Никогда не мешает иметь в заначке лишнюю кастрюльку супа — для таких вот не‑ жданных гостей. А то знаем мы этих гостей. Их не накормишь — залезут в кладовку и прикончат последнюю дюжину банок сливового джема. — Вкусненько, — похвалила Фрю, доедая третью тарелку. — Сейчас чаю напьюсь и всё тебе расскажу. Блошкинс молча встал и пошёл заваривать чай. Где‑то у него были имбирные пряники. Наевшись и напившись, Фрю немного отдышалась и начала свой рас‑ сказ. И сразу старика огорошила. — С Прыгобумсом беда. — Что, опять допрыгался? На позапрошлой неделе он получил от друга письмо, в котором тот делился последними новостями из Крылатой долины. В частности, о том, как Прыгобумс случайно запрыгнул на дерево и там застрял. Зацепился штанами за сук и — ни туда, ни сюда. Он провисел на дереве всю ночь, а утром Прыгобумса обнаружила пожарная бригада во главе с мужем Тю‑ феллы. Они как раз ехали с пожара и заметили несчастного, который на тот момент уже наплакался и заснул.
12
— Этот Прыгобумсина попал в очередную глупейшую переделку, наверняка. Я даже, по‑моему, знаю, что произошло. Он запрыгнул в ко‑ лодец, чтобы проверить, водятся ли там киты, а обратно вылезти не смог. Или нет. Он, наконец, допрыгнул до луны, свёл там с ума всех лунатиков, и те столкнули его обратно. А он при этом лодыжку вывихнул. Фрю посмотрела на Блошкинса: — Даже не представляла, что ты такой ехидный. — Ничего подобного. Я не ехидный. Просто я хорошо знаю старину Прыгобумса. И, прошу заметить, сильно его люблю. Но согласись, с ним слишком часто происходят всякие беды. И хочешь ты того или нет, к ним развивается… гм-гм… иммунитет. — Это что ещё такое? — Иммунитет? Ну, это когда ты к чему‑нибудь привыкаешь и пере‑ стаёшь на это реагировать. — Ясно, — кивнула Фрю. — Но боюсь, в теперешних обстоятель‑ ствах нам придётся отреагировать. Причём самым срочным образом. По‑ тому что Прыгобумс в плену. И ему грозит смертная казнь.
° Глава °
Корона из картона
В
плену? — переспросил старик, срывая с рогов колокольчик. Он — теперь всегда так делал, когда нервничал. — Подожди, какая ещё казнь? — Смертная, — мрачно повторила Фрю. Кажется, ей доставляло удо‑ вольствие произносить это страшное слово вслух. — Ничего не понимаю, — пробормотал Блошкинс, вставая из‑за стола и принимаясь мерить шагами веранду. Она была ровно десять шагов в длину, и пять — в ширину. — Если ты дашь мне, наконец, всё тебе рассказать, то сразу пой‑ мёшь, — заметила Фрю. — Да я уже полдня пытаюсь от тебя этого добиться! — вспылил Блошкинс. — Не кричи. А то вообще ничего не скажу. Блошкинс сел. Он закрыл глаза, досчитал до десяти, дыша носом, и снова их открыл. — Я тебя слушаю. И не перебиваю. И Фрю, наконец, про всё ему рассказала. Про то, как несколько дней назад Прыгобумсик пропал. На это сначала никто не обратил внимания. Наверное, из‑за иммунитета, о котором толковал Блошкинс. Но потом всё‑таки обратили, причём сразу все. Обитатели Крылатой долины перепо‑ лошились, когда Прыгобумс не явился в театр на гала-представление. Все явились, а он — нет. Хотя именно Прыгобумс должен был торжественно выйти на сцену и поднять бархатный занавес, дёрнув за золотой шнурок. Но занавес поднял кто‑то другой и, когда представление кончилось, вся долина бросилась на поиски пропавшего. Зная непоседливый характер
14
Прыгобумса, искали его в самых не‑ ожиданных местах: в дымоходах и по‑ гребах, в кронах деревьев и на дне озера. А Бобстер, его лучший друг, даже по‑ бывал на мысе Отчаяния, но следов Прыгобумса там не обнаружил. Только чью‑то старую калошу. Когда поиски пропавшего зашли в тупик, Фрю полу‑ чила то ужасное письмо. Это произошло на третий день после исчезновения. — Какое письмо? — спросил Блош‑ кинс. Пока он слушал Фрю, перед глазами всё стоял вчерашний сон. Стоял и стоял. Выходит, он был в руку. — Вот, почитай, — сказала Фрю, вынимая из кармана сложенный вчетверо листок. — Его принёс почтовый голубь. — Это от Прыгобумса? Не знал, что он умеет писать. — Он не умеет. Дрожащими лапами Блошкинс раз‑ вернул бумажку и недоуменно в неё уста‑ вился. — И что всё это значит? — Неужели ты не видишь? Тут же чёрным по белому написано, что Пры‑ гобумс брошен в тюрьму этим тираном и деспотом Леопольдом Четырнадцатым! — А? Каким ещё Леопольдом?
15
— Четырнадцатым, говорю. Новым королём гримольфов. Он в про‑ шлом месяце взошёл на престол и сразу начал свирепствовать. — Подожди, а причём тут Прыгобумс? Как он у гримольфов‑то очу‑ тился? Они же под землёй живут. За тридевять земель отсюда! В триде‑ сятом королевстве! — Слушай, ты действительно такой тугодум или только притво‑ ряешься? — Фрю начинала выходить из себя. — Прыгобумс же все подробно объяснил, смотри, — она снова сунула под нос Блошкинсу письмо. — Прости, но я не могу разобрать эту абракадабру. Фрю закатила к потолку сиреневые глаза. — Он сделал подарок этому подлому Леопольду, наш бедняга Пры‑ гобумс. Собственными лапами сделал! Как ты его учил. И хотел лично вручить его королю. — Правда, что ли? — оживился Блошкинс. — А что за подарок? — Какое это теперь имеет значение? — И всё‑таки. — Он смастерил Леопольду корону. Из картона. Он украсил её ка‑ мушками и обклеил перьями — я ему помогала. А этот жестокосердный деспот вместо благодарности бросил его в тюрьму. Ужас. — М-да. Три раза м-да. Фрю уронила голову и горько заплакала. — А всё же не стоило лезть к королю с подарками. Тем более, та‑ кими… противоречивыми. Короли — народ непредсказуемый. — Что может быть противоречивого в короне, интересно? — вски‑ пела Фрю. — По-моему, это самый подходящий подарок любому нормаль‑ ному королю. — Ну хотя бы то, что она картонная. Думаю, Леопольд это непра‑ вильно истолковал. Наверное, он решил, что Прыгобумсик на что‑то на‑ мекает. — На что, например?
16
— На то, что ему недолго сидеть на троне. Сама знаешь, долго кар‑ тонную корону на голове не поносишь. Первый же дождь — она размокнет и превратится в кашу. — Точно же! — закричала Фрю. — Теперь всё понятно! Поэтому Ле‑ опольдишка и запер его в тюрьму! Он просто его недопонял! — Недопонимание часто играет с нами злые шутки. Я сто раз Прыго‑ бумса предупреждал: его взбалмошный характер однажды сослужит ему плохую услугу. — Значит, мы должны ему всё объяснить. Этому бестолковому ко‑ ролю! — бушевала Фрю, взлетая над столом. — Мы сегодня же… Нет, лучше завтра, но прямо с утра, отправился к гримольфам, разыщем Лео‑ польда Четырнадцатого и всё ему растолкуем! — Подожди. — Блошкинс поймал Фрю за заднюю лапу и силой усадил на табурет. — Успокойся, и давай всё обсудим не спеша. — Нет, нам как раз надо поторапливаться! Ты же не хочешь, чтобы Прыгобумсу отрубили голову? — Впопыхах мы можем наделать кучу глупостей и всё ещё больше испортить. — Я поняла. Ты просто не хочешь помочь Прыгобумсу, — прищури‑ лась Фрю. — Ты его всегда не очень любил — только притворялся. — Все как раз наоборот. Я хочу ему помочь. Но… — Что «но»? Какие могут быть вообще «но» в такой ситуации? — Нам нужен план. Без плана я не отправлюсь никого спасать. Тем более собственного друга.
° Глава 6 °
Гдевс в кулаке
С
тояла глубокая ночь. Все существа в лесу — видимые и неви‑ димые, носатые и без носов — спали и смотрели сны. Хехорлику снился сочный, спелый жёлудь, который он нашёл в корнях дуба и теперь пытался затащить в дупло. Жёлудь был такой большой, что застрял в дверном проёме. Пришлось откусить его с одного края. Ли-ку Ежевичная лапа спал под кустом, свернувшись калачиком, и сни‑ лось ему море. Не то, которое омывало бухту Барахты, а совсем другое — далёкое и тёплое зимой и летом. Ли-ку плыл по этому морю в медном тазу под парусом и рассматривал звёзды. Они тоже были далёкие и тёплые. А где‑то рядом спала Толстая Браногинда, бормоча и стеная на никому не понятном языке. И ей что‑то снилось, наверное, — иногда Браногинда вздрагивала и широко улыбалась (бодрствуя, она не делала этого никогда). Лишь на веранде старого коттеджа, на опушке леса, горел жёлтый свет. На этот свет летели мотыльки и крошечные говорящие гдевсы
18
с короткими лапами. Они кружились вокруг керосиновой лампы Блош‑ кинса, норовя залететь внутрь и сгореть дотла. Старик прицелился и поймал одного гдевса в кулак. — Что ты делаешь? — возмутилась Фрю. — Отпусти его сейчас же. — Знаешь, если спросить у гдевса «где я?», он обязательно ответит. — Серьёзно? Я не знала. Блошкинс пересадил гдевса в банку и замотал её горлышко марлей. Дно банки было застелено травой. — Мы возьмём его с собой — вместо компаса. Фрю широко разинула пасть, потянулась и сладко зевнула. — Отправляйся‑ка спать. Утро вечера мудренее, — сказал Блошкинс. Фрю крепко обняла его за ногу и ушла в свою комнату, так и не об‑ клеенную жёлтыми обоями. Теперь уже не до них. Она быстро уснула, а Блошкинс ещё долго сидел, склонившись над картами и изучая ланд‑ шафт местности. Прокладывать маршрут — вот что так нравилось Блошкинсу (хотя, признаться, он делал это впервые). Это доставляло ему новое, ни с чем не сравнимое удовольствие. Оно сильно отличалось, скажем, от удовольствия формировать грядки или выпиливать лобзиком по дереву. В этом занятии не было привычного спокойствия и умиротворения. Наоборот, прокла‑ дывать маршрут было волнительно и даже немного страшно. Блошкинс чувствовал, как при этом в животе у него всё переворачивается, а в груди стучит. Он рассматривал леса и горы, пустыни и овраги, долины и дельты рек, которые лежали на их пути, и в лапах у него сладко покалывало. Две недели, он всё уже подсчитал. Одна — туда, другая — обратно. Ровно четырнадцать дней понадобится им, чтобы добраться до друга, спасти его от Леопольда Четырнадцатого и вернуть назад. Ещё никогда Блошкинс не покидал порог родного дома так надолго. Он жил здесь очень много лет — с тех пор, как хорошо себя помнил. Неужели он на это отва‑ жится? Неужели и вправду будет шагать с тяжёлым рюкзаком за плечами, есть из котелка, спать на земле и ходить в туалет под кустиком? Неужели он всё это переживёт?
19
Блошкинс сомневался. Он не был в себе уверен. Ведь, в сущности, он — существо домашнее и уже немолодое. Ему жизненно необходимы комфорт, уют и вкусный горячий ужин из трёх блюд. Да, Блошкинсу было страшно. Но дух приключений и странствий уже щекотал его старое сердце. Ведь тот, кто не странствовал, кажется, и не жил на всю катушку? А Блошкинсу хотелось так пожить — хотя бы на старости лет. И ещё ему надо было спасти друга. Глупого, глупого Прыгобумса! Он обязательно его спасёт, в чём в чём, а в этом Блошкинс уверен. Спасёт и задаст ему хорошенькую трёпку! Чтоб неповадно было, бухты-барахты. Блошкинс свернул в трубочку карты, прибрался на столе и потушил лампу. Пора в кровать. В приключения следует отправляться хорошенько выспавшись и под‑ крепившись.
° Глава 7 °
Блестящие чемоданы
З
автракали они впрок — кто знает, когда в следующий раз удастся поесть от пуза? Блошкинс сварил кастрюлю киселя и состряпал целую гору еды: блины, оладьи, пироги, расстегаи, ватрушки, бу‑ лочки. Треть всего этого им предстояло съесть сейчас, а остальное — за‑ вернуть в бумажные кульки и взять с собой в дорогу. Термос с киселём уже стоял наготове. — Ты все‑таки безумный человек, — сказала Фрю, задумчиво глядя на выпечку Блошкинса. Она нехотя жевала пирожок, аппетита у Фрю се‑ годня не было. — Во-первых, я не человек, — заметил Блошкинс. — А во‑вторых, совсем не безу… Старик не договорил. Он опустил рюкзак, в который методично укла‑ дывал всё необходимое, и уставился на калитку. Как будто впервые её увидел. — Ты почему побледнел? — спросила Фрю. — Привидение увидел? Это было не привидение. У калитки, смущённо переминаясь с лапы на лапу, стоял Стопроцентный Хлопок. Чёрная его шкурка блестела и пе‑ реливалась на солнце. — Явился, — сказала Фрю, роняя на пол надкусанный пирожок. — Вот именно. — Похоже, Блошкинс был удивлён не меньше, чем Фрю. Заметив это, Стопроцентный Хлопок попятился и, кажется, решил ре‑ тироваться. — А ну, давай сюда! — приказал ему Блошкинс. — Можно? Да? — обрадовался Стопроцентный Хлопок. — Я сейчас.
21
Он нырнул под калитку, а вынырнул уже с двумя миниатюрными чемо‑ данами. Они были кожаные и тоже красиво сверкали. — Так‑с, так‑с, — протянул Блошкинс, разглядывая чемоданы. — Кажется, ты куда‑то собрался. Ну, иди сюда, садись, — он похлопал по сиденью рядом стоящего табурета. Зверёк с готовностью уселся за стол, не выпуская из лап чемоданов. — Я собрался, это чистая правда. — Куда? — в лоб спросила у него Фрю. — Этого я не знаю. — Приехали! — удивился Блошкинс. — Если ты к нам, то мы как раз уходим, — безжалостно заявила Фрю. — Вот сейчас всё тут доедим, посуду помоем и сразу уйдём. Стопроцентный хлопок молчал. — Покушаешь? — любезно предложил ему Блошкинс. Зверёк помотал головой. — Я всю ночь шёл по твоим следам, — вдруг сказал он. — А те места, где они обрывались, я пролетал по воздуху. — Прямо с чемоданами? — ухмыльнулась Фрю. — Я подумал, если в пути на тебя нападёт Браногинда, то я с ней сра‑ жусь. — Вот ещё! — фыркнула Фрю. — Я сама всегда сражаюсь. Значит, это ты за мной следил? Теперь все понятно. Меня всю дорогу не покидало какое‑то противное чувство. — А что у тебя там? — Блошкинс кивнул на чемоданы. — Носки. Я подумал, если ночью, в пути она замёрзнет, носки её со‑ греют. — Целых два чемодана носков?! — восхитилась Фрю. — Я не знал, какой у тебя размер. И какой твой любимый цвет. — Ну вот что: ты поешь, а потом иди домой, — распорядилась Фрю. — Тебя, наверное, мама ждёт. — Никто меня не ждёт! — вспыхнул Стопроцентный Хлопок. — И никуда я не пойду. Без тебя — тем более.
22
— Это что ещё за новости? У меня уже есть один хвост, между прочим. Другого мне не надо! — Фрю продемонстрировала всем свой замеча‑ тельный хвост. — Помолчи, Фрю — сейчас не до ссор, — сказал Блошкинс. — Нам надо собираться в дорогу. — Я с вами. — Только без него. — Предлагаю проголосовать, — сказал Блошкинс. — Кто, за то, чтобы Стопроцентный хлопок отправился с нами? Чёрная лапа стремительно взмыла вверх. Блошкинс свою тоже поднял. — Кто против? — Я! Я категорически против! — крикнула Фрю. — Итак: два голоса против одного — значит, Хлопок идёт с нами. — Ура! — сказал Стопроцентный хлопок и махом проглотил ватрушку. — Зря, между прочим, радуешься, — заметила Фрю. — Ты даже себе не представляешь, куда мы собрались. В какое жуткое, полное кошмарных событий и роковых обстоятельств, путешествие. — А я как раз такие люблю, — сказал зверёк, трясясь от предвку‑ шения. — Кошмарные и роковые. Я тебя буду ото всех защищать. Фрю покачала головой: — И что с ним прикажете делать? — Третий в походе будет не лишним, — сказал Блошкинс. — Ещё одна пара глаз и ушей нам не помешает. В дальней дороге всякое может прои‑ зойти. Ты кусаться умеешь? — старик с сомнением покосился на зверька. — Я? Наверное. — А царапаться? — Не знаю — не пробовал, — признался Хлопок. Фрю посмотрела на него с жалостью: — А ещё сражаться собирался. — Вот и научишься. — Блошкинс дружелюбно похлопал зверька по плечу и пошёл на кухню — мыть посуду.
° Глава 8 °
На верхушке холма
И
юнь — время молодое. В июне все хорошо: воздух тёплый, празд‑ ничный — он пахнет клевером и скошенной травой. Солнце ещё не жаркое, как в июле, а мягкое, словно булочка. Ветер свежий, со‑ лёный — он дует с моря и холодит лицо. И, конечно, небо светло-голубого цвета, как новые занавески Блошкинса — в нём почти нет облаков. А те, что есть, похожи на чьи‑то кудрявые шевелюры. Они медленно плывут к горизонту, и Блошкинс идёт за ними. Ему хорошо. Хорошо дышать летним воздухом! Полной грудью — через нос вды‑ хать и выдыхать! Хорошо, когда над головой целое небо бабочек — синих и жёлтых! Они садятся Блошкинсу на рога, чтобы передохнуть. Хорошо шагать по прямой песчаной дороге, когда за плечами нетяжелый рюкзак, полный разных полезных штук. А рядом добродушно ворчат друзья: Фрю опять за что‑то отчитывает Хлопка. — Не лезь вперёд, я тебе говорю. Не лезь. Хорошо, когда впереди у тебя целое приключение! Где‑то далеко, в Подземном городе носатых крошек гримольфов их ждёт Прыгобумс. Он
24
ждёт их, и они уже идут. Они спешат, они спасут Прыгобумсика, Блош‑ кинс в этом уверен. Ведь у них есть отличный план и подробная карта. А ещё — просторная палатка, непромокаемый коробок спичек и котелок. Хорошо! Блошкинс тихонько улыбнулся своим мыслям. И удивился им. Волнение и нервозность, которые сидели в нём с самого утра, теперь куда‑то ис‑ чезли. Стоило отправиться в путь — их и след простыл. «Наверное, я — человек дела. То есть, не человек, но не в этом суть. Чтобы на душе было хорошо, мне достаточно заниматься делом. Особенно, если это такое полезное и важное дело, как чьё‑то спасение». — Споём? — предложила Фрю и, не дожидаясь ответа, запела: Зачем человеку бусина? Была она раньше Марусина. Держала Маруся её в кулаке. Потом потеряла в горячем песке. — В горячем песке, — нестройно подхватили друзья. Блошкинс — басом, а Стопроцентный Хлопок задудел носом. Искала, искала и плакала даже. Пришёл человек — загорел и отважен. Он вышел из моря на жёлтый песок. И был он улыбчив, и был он высок. Он волн не боялся ни капли, совсем. И было ему несомненно лет семь. Нашёл под ногами он бусину эту. Прозрачную, сине-зелёного цвета. Ведь чтобы найти драгоценность, порой Всего‑то и нужен — обычный герой*.
*
Стихотворение Юлии Симбирской.
— Вы замечательно поёте! — похвалила их Фрю. У неё тоже было хо‑ рошее настроение. Она даже попробовала свистеть носом во время пения, но у неё не вышло.
25
— В дороге очень важно сохранять присутствие духа, — сказал Блош‑ кинс. — А путевая песня в этом лучший помощник. — И пара прочных носков, — добавил Хлопок. На его больших ногах красовались отличные махровые носки: на левой — оранжевый, а на правой — зелёный. — По мне, так ничего нет лучше ботинок на толстом резиновом ходу, — заметил Блошкинс. — А я босичком люблю бегать! — рассмеялась от радости Фрю. — Ой, смотрите! Красиво, правда? Друзья стояли на верхушке холма, в высокой траве по пояс. Гулко стрекотали цикады, тут и там синели васильки. Припекало и густо пахло полынью. Внизу, у подножья холма раскинулась бухта Барахты, окайм‑ лённая сосновым лесом. Песчаный пляж был пустынен. Лишь могучие ва‑ луны, поросшие мохом и ракушками, скрашивали его одиночество. Море лежало спокойное и плоское — ни волны, его даже не было слышно от‑ сюда. Только чаек — они изредка перекрикивались друг с другом на непо‑ нятном Блошкинсу языке. — Это моя бухта. Моя, — прошептал Блошкинс. Он вдруг остро почувствовал, что всё это — и лес, и море, и даже рыба в нём — принадлежит ему одному, Блошкинсу. И что всё это, всю эту красоту, он может вдруг потерять. Откуда взялись эти странные мысли, Блошкинс и сам не понимал. Где‑то под сердцем опять шевельнулась иголка. А вдруг он уходит отсюда навсегда? А что, если он никогда сюда больше не вернётся? — Нам пора, — потянула его за лапу Фрю. — Нужно добраться в до‑ лину до захода солнца. — Идите, я вас догоню. Они ушли. Старик ещё немного постоял в траве, слушая, как надры‑ ваются цикады. Набрав в грудь побольше полынного воздуха, он закрыл глаза: — Всё будет хорошо. Я вернусь к тебе, моя милая бухта Барахты.
° Глава 9 °
Ужасно утомительная штука
В
смятенных чувствах входил Блошкинс в Крылатую долину. Он не был здесь уже много лет — с тех самых пор, как вырос. А вырос Блошкинс рано — ему тогда было семь с половиной лет. Иногда обиды делают нас гораздо взрослей, чем мы есть на самом деле. Блошкинс шёл по знакомым улочкам и узнавал всё вокруг. Дома, де‑ ревья, палисадники, ратуша — казалось, всё было по‑прежнему. Но так только казалось. Теперь в этих домах жили совсем другие звери. Другие дети бегали по мостовой, гоняя палками железный обруч. Блошкинс всма‑ тривался в их лица, но толстого мальчика, который назвал его однажды «неумёхой» не находил. Я не «неумёха». Я умею все. Я гораздо больше умею, чем все остальные! Старая обида навалилась на Блошкинса, как тот сон — ему даже стало трудно дышать. Старик прислонился к дереву.
27
— Что с тобой? — испугался Хлопок. — Может, попьёшь водички? — Мне надо передохнуть. — Зайдём в одно место, — предложила Фрю. — Одно хорошенькое местечко — тут рядом. — В какое ещё местечко? — всполошился Блошкинс. Ему совсем не хотелось задерживать в долине. Слишком много ненужных воспоми‑ наний. А переночуют они в палатке, прямо на берегу. Но Фрю уже тянула его в какую‑то подворотню. Вечерело. Солнце опускалось в долину, большое и красное. Оно опу‑ скалось и окрашивало всё вокруг немного в другие цвета — густые и тё‑ плые, отчего становилось как‑то особенно уютно. «Завтра будет ясный день», — успел подумать Блошкинс прежде, чем Фрю втолкнула его в какую‑то нору. — Где это мы? — спросил старик, нервозно озираясь. Он не любил бывать в незнакомых домах. Единственный дом, где любит бывать Блош‑ кинс, — его собственный. — В харчевне «Три толстяка и собачка», — сказала Фрю, деловито вытирая о меховой коврик лапы и усаживаясь за стол. Здесь было мило. Чертовски миленько. Блошкинс это сразу заметил, к своему большому неудовольствию. В харчевне было чистенько, светло и замечательно пахло жареной колбасой с чесноком. Низкие столики были с любовью кем‑то выструганы из дерева, а тарелки сделаны из рыжей глины и разукрашены. Блошкинс о таких только всю жизнь мечтал. Он отогнал от себя невидимую муху и поморщился. Несколько посетителей с любопытством его рассматривали — такого бескрылого и рогатого. Блошкинс почувствовал, как краснеет и тоже быстро прошёл за столик. — Не знаю, что ещё за харчевня-марчевня, — пробормотал он, комкая в лапах накрахмаленную салфетку. — Ой! Ты что, в харчевне ни разу не был? — почему‑то обрадовалась Фрю. — Ну не был, ну и что? — рассердился Блошкинс. — Подумаешь. — А я был, — вставил Стопроцентный Хлопок. — Один раз, с мамой.
28
— Не сомневаюсь, — фыркнула Фрю. — Ну так: сейчас мы закажем всё самое вкусное. Официант, идите сюда! К столику подлетел высокий худой официант в треуголке и с воробьи‑ ными крыльями. — Добрый вечер, вам — как обычно? — поинтересовался он. — Да. Только, пожалуйста, всего побольше. В три раза побольше! — Разумеется, — улыбнулся официант и упорхнул. Блошкинс сидел очень хмурый. Ему не нравилось чувствовать себя не в своей тарелке. Пусть даже и раскрашенной. — Что с тобой? — спросила Фрю. В этой харчевне она была завсег‑ датаем. Фрю тут многие знали. Посетители за соседними столиками дру‑ желюбно кивали ей и приподнимали шляпы. — Ничего. Просто транжирства не люблю. У нас, между прочим, целый рюкзак еды. Домашней, попрошу заметить. — Домашнее ты и дома сто раз поешь. А в харчевне, — Фрю мечта‑ тельно прикрыла глаза, — мы будем есть харчевневое! — Не буду я ничего тут есть, — заупрямился Блошкинс. — Ещё не хватало несварение желудка заработать. — Так-так, о каком несварении идёт речь? — у столика, откуда ни возьмись, появился… — Бобстер! Старина! Ты здесь какими судьбами? — Блошкинс так обрадовался приятелю, что моментально забыл про то, что планировал весь вечер пробыть не в духе. — Вообще‑то, я здесь работаю. Поваром. — Ты шутишь! — изумился Блошкинс. Он и понятия не имел, что Бобстер, оказывается, умеет готовить. — И не думаю. Между прочим, кашеварить я научился именно у тебя. Блошкинс смутился. Ему стало неловко, что Бобстер услышал его слова о несварении и вообще. Но друг и не подумал обижаться. — Иди же сюда, Блошкенций, дай я тебя как следует расцелую. Друзья крепко обнялись — так, что у Блошкинса хрустнули в спине косточки.
29
— Значит, так: вы сейчас поужинайте, а потом мы всё хорошенько обсудим, договорились? Блошкинс хотел спросить, что именно собрался обсуждать с ними Бобстер, но тот уже умчался на кухню. А вскоре им принесли еду. Это была замечательная еда. Блошкинсова любимая: толстая, хрустящая колбаса с жареной картошкой и луком! По‑ дали её тоже, как Блошкинс больше всего любил: на шипящей сковородке из чугуна. Официант водрузил тяжёленькую сковородку в центр стола и опять куда‑то умчался. Обратно он примчался с тремя запотевшими кружками кваса. Друзья набросились на еду — всё‑таки за день они очень проголо‑ дались. Когда с колбасой было покончено, пришёл черёд клубничного пирога. Он был весь из песочного теста, с золотистой корочкой. Пока Блошкинс разрезал его на три равных доли, он перемазал все пальцы соком. Аромат от пирога валил такой, что у Блошкинса закружилась го‑ лова. Фрю щедро полила свой кусок топлёными сливками и прикончила его в один присест. Наевшись и напившись чаю из пузатого самоварчика, друзья разо‑ млели. — Вот бы сейчас в постельку! — мечтательно проворковала Фрю. — Ты спальники, кстати, взял? — Разумеется, — отозвался Блошкинс. — О каких спальниках идёт речь? — у столика опять вырос Бобстер. На нём был полосатый передник и высокий поварской колпак. В таком виде он выглядел совсем не по‑бобстеровски — слишком уж деловым и собранным. — Ни о какой постельке и речи быть не может. Сейчас вас будут чествовать. — Нас? — испугался Стопроцентный Хлопок. — А может, не надо? (он перепутал слово «чествовать» со словом «чихвостить»). — Ещё как надо. — Извини, дорогой, но кто нас будет, как ты выразился, чество‑ вать? — уточнил Блошкинс. — И по какому поводу, можно узнать?
30
— Вот они, — Бобстер ткнул пальцем в посетителей «Трёх толстяков и собачки». Все они, как один, смотрели на Блошкинса с глубоким почте‑ нием. А некоторые даже с трепетом. А некоторые даже не дышали, глядя на него. — Потому что тех, кто отправляется в смертельно опасное пу‑ тешествие, чтобы спасти погибающего друга ценой собственной жизни, просто необходимо чествовать! — торжественно объявил Бобстер и сразу приступил к делу. Они были бурными и продолжительными, эти чествования. Гости за‑ ведения повскакивали с мест, подхватили Блошкинса, Фрю и Стопроцент‑ ного Хлопка на руки и с радостными воплями вынесли наружу. На улице уже было сумрачно (фонарей в Крылатой долине не держали, а светлячки прилетали позже). Народу собралось столько, что яблоку негде было упасть. Казалось, тут были все — от мала до велика. Крылатые мамы с крылатыми малышами в колясках, крылатые бабушки под руку с кры‑ латыми дедушками, крылатые папы с крылатыми детьми на плечах и даже их крылатые питомцы. Обитатели долины встречали друзей с восторгом: они хлопали в ладоши, свистели, топали, махали крыльями, хвостами и кричали ошарашенному Блошкинсу разные приятные слова: — Слава гостеприимству и отваге Блошкинса! Да здравствует бухта Барахты! — Качать спасителя! Подбрасывать его в воздух! — Осторожно! — вопил старик. — Не уроните меня! — Выше! Ещё выше! Ещё! — орала во все горло Фрю, взлетая под облака. А Хлопок ничего не кричал — он летел в небо молча, с тихим ужасом на лице. От страха он совсем позабыл, как разговаривать. — Мне кажется, уже хватит! — крикнул Блошкинс, в очередной раз взмывая ввысь. — По-моему, этого достаточно! — Не мешай им хорошенько тебя отблагодарить! — сказал Бобстер. — Но я не понимаю, за что?! — За то, что ты спас нас от голода. И от холода. Не дал нам погибнуть лютой зимой!
31
И тогда Блошкинс всё понял. Он понял и, наконец, расслабился. «А! Пускай делают, что хотят», — подумал он, переставая сопротив‑ ляться и тревожиться. Старик взлетал, падал, взлетал и падал опять. Скоро перед гла‑ зами у него образовалась какая‑то каша — из лиц — радостных и вос‑ торженных, знакомых и незнакомых. Он вдруг увидел ликующего Ша‑ силкинда, который дудел в длинную деревянную дудку. И Тротски с Крански — этих непохожих друг на друга близнецов. Они хватали Блош‑ кинса за лапы и что‑то кричали, только он не мог расслышать, что. Потом он увидел Шихмухта, стоящего поодаль и размахивающего разноцветным флагом. И целое семейство хехорликов — они залезли на забор с транспа‑ рантом «Да здравствует Блошкинс и его пироги!». Мистер Кроль, Плазек, Ли-ку Ежевичная лапа, Тюфелла с Лисеной — все были тут. Все-все. Они плакали и смеялись — от счастья и от того, что Блошкинс, наконец, к ним вернулся. В этой пёстрой ликующей толпе не было только его ро‑ дителей — мамы с папой. Их Блошкинс не видел. Вообще‑то он знал, что никогда их больше не увидит и не скажет «простите меня» или «давайте я напеку вам пирожков с брусникой», но в глубине души Блошкинс все же на это надеялся. — Кажется, он потерял сознание, — крикнул кто‑то (это был Боб‑ стер). — Стойте. Больше не надо. — А как же салют? У нас заряжено восемьсот петард! — напомнил жук-пожарник. — Как‑нибудь в другой раз. И чествования немедленно прекратились. Полуживого Блошкинса водрузили на носилки и отнесли в дом с какой‑то странной, бугристой крышей. Она вся была в каких‑то выпуклостях, словно кто‑то внутри прыгобумкался об неё головой. Чей это был дом, вы уже наверняка до‑ гадались. А Фрю и Стопроцентный Хлопок пришли туда сами. Они разделись, разулись и без сил завалились спать. Чествования, всё‑таки, — ужасно утомительная штука.
° Глава 10 °
Улики и улитки
П
роснулся Блошкинс ни свет ни заря. Было около четырёх часов утра, петухи ещё не пропели. Он вскочил с постели и ошарашено огляделся. Где он? Что это вокруг за тарарам? На полу были на‑ валены кучи разных вещей, а с люстры свешивалась чья‑то зимняя шапка. Он сразу её узнал. Он прекрасно помнил, чья это шапка — с завяз‑ ками на подбородке. Потому что именно он, собственной головой, изобрёл эту шапку, а потом её связал — собственными лапами, разумеется. Для Прыгобумсика. Старые шапки постоянно с Прыгобумса сваливались, и он их вечно терял. Выходит, он в гостях у Прыгобумса! В его доме! Но как он сюда попал? Блошкинс задумался на минутку и сразу вспомнил. Блошкинса сюда принесли — те, которые вчера его чествовали. Наверное, это они раздели его и уложили в кровать. Как всё‑таки неудобно. Блошкинс быстренько
33
натянул штаны, рубашку и по привычке взглянул на себя в зеркало — оно висело над кроватью. На рогах у него не осталось ни одного цветочка. Ни единого. «На букеты растащили», — догадался Блошкинс и пошёл умываться. Но по пути к умывальнику его осенила одна идея. Она была, без ложной скромности, гениальная, эта идея. Блошкинс бросился обратно в спальню. Он впервые был в гостях у друга. До этого он ни разу тут не был, по‑ этому с трудом себе представлял, где и что у Прыгобумса лежит. И что он собственно ищет. Блошкинс стал беспорядочно открывать ящики комодов и дверцы шкафов. Их у Прыгобумса было жуть как много, как, впрочем, и шифоньеров, трельяжей, этажерок и сундуков. Вся эта мебель под за‑ вязку была забита разными вещами — нужными и совершенно бессмыс‑ ленными. Никакого порядка или системы в хранении этих странных пред‑ метов тоже не было. С антресолей свешивались перегоревшие ёлочные гирлянды, из тумбочек торчали стопки старых газет, а в буфете вместо красивой посуды хранились книги. Блошкинс перелистал несколько — они все были на китайском. — Бардак, — бормотал Блошкинс, разгребая пустые коробки из‑под печенья. — Какое неряшество. — Доброе утро! А что ты делаешь? — спросила Фрю. Она только что проснулась и, кажется, как всегда была в приподнятом настроении. — Ищу, разве не видишь? — отозвался Блошкинс, ныряя с головой в гигантский чемодан. — Прекрасно это вижу. Но что ты ищешь? Блошкинс выглянул из чемодана: — Сам не знаю. — Замечательно! — обрадовалась Фрю. — Давай я тебе помогу. Блошкинс скупо кивнул. Искать вдвоём всё‑таки гораздо сподручней. Из соседней спальни доносился тоненький храп Стопроцентного Хлопка. — Только ищи методично. Иначе мы ничего не найдём, — инструкти‑ ровал Блошкинс Фрю. — Нам нужны улики.
34
— Никаких улиток тут нет. — Не улитки, а улики. Это такие вещи. Ну, в общем, такие вещи, ко‑ торые тебе о чём‑нибудь говорят. — О чём? — спросила Фрю. Она листала альбом с чёрно-белыми фотографиями и не знала, что вещи, оказывается, умеют разговаривать. — Например, о том, зачем Прыгобумсу понадобилось тащиться к этому Леопольду? В такую даль. — Ой, кажется, я знаю, зачем. Он его кровный брат. Точно. — Леопольд?! — Ну да. Смотри, — Фрю ткнула пальчиком в какую‑то фото‑ графию. — Правда, похожи? Блошкинс заглянул Фрю через плечо. На фото стояли два мальчика в матросских тельняшках. Один из них явно был маленьким Прыгобумсом, а второй… — С чего ты взяла, что это король Леопольд? Ты его когда‑нибудь видела? — Нет. Кажется, его вообще никто и никогда не видел, — таинственно прошептала Фрю. — Кроме самих гримольфов. Блошкинс рассерженно захлопнул альбом, из которого тут же вырва‑ лось облачко пыли. — Ищи дальше. Нам надо поторапливаться. К завтраку они перерыли весь дом. Они обшарили все углы — даже подвал и чердак. Но никаких улик, дающих пищу для размышлений, не обнаружили. Фрю нашла только чьи‑то сапоги очень маленького раз‑ мера и ослиную шкуру. А Блошкинс — кусок золотого картона. Кажется, именно из него Прыгобумс вырезал корону для Леопольда Четырнадца‑ того. Блошкинс свернул картон в трубочку и сунул в рюкзак. В смятенных чувствах покидали друзья Крылатую долину. Скрепя сердце спускались они с крыльца пустующего дома Прыгобумса. Вернётся ли когда‑нибудь сюда хозяин? Теперь всё зависит только от них. Блошкинс вдруг вспомнил свой дом, милый дом под рыжей черепичной крышей. Теперь он тоже одинокий. В нём уже вторые
35
сутки не метены полы, а часы с кукушкой наверняка не кукуют — не для кого. Блошкинс поднял голову и посмотрел в небо. Облаков не было. Он надеялся, что все они уплыли в бухту Барахты. Ветер как раз дул в ту сторону. Огороду Блошкинса теперь нужен дождь. — Пора прощаться, — вздохнул Бобстер. — Дальше мы не пойдём. У городских ворот из старых кирпичей собрались все-все. Пришли даже те, кто не пришёл чествовать их вчера (потому что было уже поздно). — Мы не будем плакать, — сказали Тротски и Крански, порывисто обнимая Фрю и Хлопка. — Только постарайтесь не простудиться. — Вообще‑то сейчас июнь, — заметила Фрю. — И не ешьте в лесу подозрительных ягод, — предупредила Тю‑ фелла. — Можно отравиться и умереть в страшных муках. — Не волнуйтесь, у нас с собой много еды, — заверил её Блошкинс, демонстрируя загруженный под завязку рюкзак (в нём были гостинцы от Бобстера и много всего другого). — А вот вам в дорогу огнетушитель. — Жук-пожарник сунул в лапы Стопроцентному Хлопку тяжёлый красный баллон. — На всякий по‑ жарный. — Спасибо, — испуганно поблагодарил тот, принимая подарок. — И главное, помните, что бы ни случилось, мы всегда с вами, — сказал Бобстер и снова хрустнул Блошкинсовыми косточками. — В каком смысле? — не поняла Фрю. — Мысленно. Но это тоже дорогого стоит. — Когда спасёте Прыгобумса, передайте ему от меня большой привет, — попросила какая‑то девушка с прозрачными крылышками, как у стрекозы. — Обязательно. Ну, мы пошли — до свидания. — До свидания! До свидания! — жители Крылатой долины достали из карманов платочки и стали ими махать. Он этого поднялся жуткий ветер, и Стопроцентного Хлопка чуть не унесло. Хорошо, что в лапах у него был баллон.
° Глава 11°
Морской узел
Д
ороги бывают разные. Широкие и узкие, длинные и не очень. Бывают совсем коротенькие — в пару шагов, такие порой пройти труднее всего. Бывают дороги прямые, а бывают извилистые. Бы‑ вают в горку, а потом — вниз. Дороги бывают песчаные, каменистые, мощёные, поросшие травой и с тонкой корочкой льда. Одни — ровные, гладкие, другие — сплошь в ямках и колдобинах. Бывает так, что на до‑ роге полным-полно луж, а по другой бежишь — и пыль столбом! Бывают дороги красивые: это когда слева и справа — лес. Берёзы, сосны, дубы, клёны, боярышник. Или, например, поле — бескрайнее, пшенично-золотое или лавандовое — иссиня-фиолетовое! Когда вдоль дороги тянутся горы — тоже красиво. Глядишь на них снизу, разгляды‑ ваешь белоснежные шапки вдали — и сердце заходится от такой вышины! Шагаешь и дышишь, дышишь — надышаться не можешь этим простором. И радостно на душе от такой красоты, и даже немного грустно. Разные бывают дороги. Дорога, по которой шёл Блошкинс, была странной. И это ещё мягко сказано. По такой дороге Блошкинс шёл впервые в жизни — впрочем, чего ещё ждать от такого старого домоседа? Дорога постоянно петляла — причём, без видимой на то причины. Вдоль неё тянулись луга — ровные, без оврагов и холмов — сплошь покрытые ромашкой и коровами. До‑ рога же поминутно сворачивала то вправо, то влево. Она шла зигзагами, потом закручивалась в спираль, снова раскручивалась, ненадолго вытяги‑ ваясь в струну лишь для того, чтобы резко уйти в сторону. Дорога ныряла в ромашки, выныривала из них и опять начинала вихлять. Когда она за‑ вязалась в узел (причём в морской), терпению Блошкинса пришёл конец.
37
— Ничего не понимаю! — сказал он с нескрываемым раздражением. — Я тоже, — поддакнула Фрю, озираясь по сторонам. — Что это за странные деревья вокруг? — Это не деревья. Это ромашки, — каким‑то трагическим тоном от‑ ветил Блошкинс. — Только они гигантские. — Ромашки?! — изумилась Фрю. — Я и не заметила, как они успели вырасти. С этими словами она взлетела — но недостаточно высоко для того, чтобы понюхать ромашку. Силы в миниатюрных крылышках Фрю было не очень много. — Всё это очень странно, — нахмурился Блошкинс, усаживаясь под развесистый цветок. Он немного пошарил в рюкзаке, вынул карту и раз‑ вернул её у себя на коленях. Стопроцентный Хлопок устроился рядом, с видимым облегчением опу‑ ская на землю огнетушитель. — Так-так, посмотрим, — глубокомысленно сказал Блошкинс. Он принялся крутить в лапах карту — и так, и эдак — но искомого не находил. — Занятно… — протянул он. — Мне кажется, мы заблудились. — Не может быть! — воскликнула Фрю. — Не могли же мы заблу‑ диться на ровном месте. В ромашках! — Не могли, но заблудились. Этой дороги на карте нет. Я не имею ни малейшего понятия, где мы. — Вид у Блошкинса был озадаченный. — Может, это какая‑то неправильная карта? — предположил Хлопок. Ему вдруг стало очень страшно — от одной мысли, что они могли заблу‑ диться среди бела дня. А что же будет дальше? — С картой всё в полном порядке, — заверил его Блошкинс. — А вот с дорогой что‑то явно не так. Только вот не разберу, что именно. — Мне она тоже сразу показалась подозрительной, — согласилась Фрю. — Эх, жаль, что я не могу как следует взлететь! Посмотреть бы, что вокруг.
38
— Это хорошая идея, — заметил Блошкинс. — Сейчас я попробую забраться на ромашку и хорошенько всё разглядеть. Он обхватил лапами толстый стебель (похожий на сосновый ствол) и попробовал вскарабкаться вверх. Только, к несчастью, у Блошкинса ни‑ чего не вышло. В отличие от соснового, на этом стволе не было веток. Или каких‑нибудь сучков. Он был совершенно голый и гладкий, поэтому Блошкинс всё время с него соскальзывал. Но он не оставлял попыток: снова и снова старик взбирался по ромашке и съезжал вниз. Это продол‑ жалось до тех пор, пока у него не загудели от усталости лапы. А в спине что‑то закололо. Блошкинс охнул и упал под дерево, вернее, под гигант‑ ский цветок. — Ничего не получается! — в сердцах крикнул он. Фрю посмотрела на старика с сожалением. Она вынула из рюкзака термос с киселём и стала поить его, как маленького. Блошкинс пил с видимым не‑ удовольствием. Друзья лишь второй день в пути, а он уже успел заплутать. Он даже на ромашку залезть не в силах, старая, трухлявая развалина. — А давайте попробую я, — вдруг предложил Хлопок. — Ты?! — хором переспросили друзья. Они скептически оглядели его крылья. У Хлопка те были ещё меньше, чем у Фрю. Их даже видно не было в густой чёрной шерсти! Что касается лап, они у зверька были короткие и совершенно не сгибались в локтях. — Спасибо, конечно, что предложил, — сказала Фрю, — но не стоит утруждаться. Она уселась в траву рядом с Блошкинсом и загрустила. — Отчего же? Это абсолютно меня не утрудит. Вернее, не за‑ труднит, — весело сказал Стопроцентный Хлопок. С этими словами он схватил огнетушитель, сорвал с него пломбу, резко нажал, а потом быстро отпустил рычаг и… взмыл в воздух! Да так высоко, что категорически исчез из вида. — Что это было? — Блошкинс и Фрю переглянулись. — Кажется, он улетел. — Так и есть.
39
Они задрали головы и уставились в небо. Оно было голубое и совер‑ шенно пустое — Хлопка нигде не было видно. Только курчавый хвост пены оседал в траву. — А он обратно вернётся? — заволновалась Фрю. Хлопок, конечно, её нервировал (особенно, когда ходил по пятам), но избавиться от него таким нелепым образом ей бы и в голову не пришло. Всё‑таки иногда зверёк бывал милым. Блошкинс покосился на часы. Хлопок отсутствовал уже пять с поло‑ виной минут. А вдруг он улетел насовсем? — Глупый, глупый мальчишка! — начала сердиться Фрю. — Теперь ищи ветра в поле. Неожиданно стебель ромашки, под которой они сидели, дрогнул и за‑ качался. Вниз посыпались лепестки — каждый размером с наволочку. — Эй, это я! — послышался сверху голос Хлопка. — Вы меня уже, наверное, потеряли? — И не подумали! — сердито крикнула Фрю. — Ну, скорее расска‑ зывай, что ты там разглядел? — Всё! — А конкретней? — Как это? — Ну, в подробностях! — А-а-а. — Бэ! — В общем, по‑моему, это никакая не дорога! — Что? — Я говорю, это не дорога! — А что? — Я, конечно, не уверен, но… — Что «но»?! — Я могу ошибаться. — Да говори же скорей! — Кажется, это лабиринт.
° Глава 12 °
Баночка джема на чёрный день
Б
лошкинс потрясённо молчал. Он смотрел на карту и молчал. По‑ тому что ему не хотелось никому рассказывать, что он, наконец, там увидел. — Не мели чепухи, — сказала Фрю, когда Стопроцентный Хлопок спу‑ стился с небес на землю. Пустой огнетушитель он оставил в ромашке — больше тот ему не потребуется. — Блошкинс, скажи ему. — Хлопок прав, — грустно сказал Блошкинс. — Это действительно лабиринт. — Как? — изумилась Фрю. Она была уверена, что никаких лаби‑ ринтов в природе не существует. — Вот, смотрите, — старик кивнул на карту. — Смер-тель-ный ла-би-ринт, — по слогам прочитал Хлопок. — Смертельный? Почему «смертельный»? — насторожилась Фрю.
41
— Потому что из него ещё никто не выбирался живым, надо пола‑ гать, — со знанием дела ответил зверёк. — А ты откуда знаешь? — Мне мама рассказывала. — Это правда? — Фрю посмотрела на Блошкинса, и тот кивнул: — Только я одного не могу понять — как мы сюда попали? Выходит, мы совершенно сбились с пути: шли на запад, а очутились на северо-востоке. — И что теперь делать? — Нужно выбираться отсюда, пока не настала ночь. Именно ночью в лабиринте происходит всё самое страшное. — Что именно? — Этого никто точно не знает. Даже моя мама, — скорбно сказал Хлопок. — Поторопимся, друзья. — Блошкинс закинул за плечи рюкзак. — Дело к вечеру, поспешим. Заросли ромашек становились всё гуще и выше. Скоро стало казаться, что путники очутились в джунглях или в баобабовой роще — где‑то на бес‑ крайних просторах Африки. Здесь было душно и жарко, как зимой за кир‑ пичной печкой. Солнце стояло высоко в небе, но скоро начало опускаться за лепестки. Мало-помалу становилось сумрачно, но вечер не принёс же‑ лаемой прохлады. Да и не прохлады вовсе желали путешественники. По‑ скорей бы отсюда выбраться! Блошкинс верил, что это возможно. Он упрямо шагал вперёд, следуя из‑ вилистым линиям лабиринта. Он даже попытался представить себя со сто‑ роны, вернее, сверху — чтобы хоть немного сориентироваться. Но так и не смог — Блошкинсу попросту не хватило воображения. За долгие годы сидения дома оно немного испортилось. Когда на лабиринт опустилась ночь, старик решил сделать привал. Он совершенно выбился из сил, вспотел и был зверски голоден. Его друзья были не в лучшем виде. — Заночуем здесь. Поедим, отдохнём, а утром отправимся в путь с но‑ выми силами.
42
— А ты уверен, что мы доживём до следующего утра? — усомнилась Фрю. — Я предпочитаю об этом не задумываться, — признался Блошкинс, расстилая на траве вышитое крестом покрывало. Скоро в одном из закоулков Смертельного лабиринта стало вполне уютно. Блошкинс развёл в ямке костерок, вскипятил чай, и страхи от‑ ступили в темноту. На покрывале лежали пирожки и булочки в промас‑ ленных бумажках, где‑то была даже баночка джема, которую Блошкинс берёг на чёрный день. Кажется, вот он и настал — чёрный день. Ведь каким ещё, если не чёрным, назвать последний день своей жизни? Теперь остаётся одно: намазать булочку джемом и расслабиться. Так Блошкинс и поступил. Он лежал на спине, разглядывая звёздное небо, и ни о чём не горевал. На сытый желудок переживать как‑то не очень хочется. Даже если впереди у тебя самая страшная ночь. Небо над Блош‑ кинсом было глубокое и бездонное. Ему казалось, что над лабиринтом кто‑то перевернул колодец, и лишь по какому‑то странному стечению об‑ стоятельств Блошкинс ещё не упал в него и не утонул. — О чём ты думаешь? — спросила Фрю. Она лежала рядом, кутаясь в спальный мешок — от комаров. — Как всегда, ни о чём и обо всём сразу. — Как это? — Я думаю про небо и колодцы, про рыб, которые, вероятно, живут там на дне, про дно, которого, на самом деле, нет ни у одного колодца в мире, и про мир — если его перевернуть вверх тормашками, мы, конечно, же никуда не упадём, нас просто сдует ветром куда‑нибудь на другую планету или звезду — их так много теперь в небе, смотри. — Какая‑то абракадабра, — пробурчала Фрю. — Я бы на твоём месте задумалась, как нам выбраться из лабиринта живыми. — Я же сказал, что отсюда выхода нет, — напомнил Стопроцетный Хлопок, откусывая кусочек от пирожка. У него вдруг разыгрался страшный аппетит — из‑за всех этих волнений. — Мама рассказывала, что однажды в Смертельный лабиринт угодил один несчастный принц.
43
— И что с ним произошло? — насторожилась Фрю. — Доподлинно это никому неизвестно, но мама рассказывала, что бедный принц плутал в лабиринте целых сто лет. — Целых сто? У меня нет в распоряжении столько времени. А что случилось потом? — А потом его нашли на совершенно другом конце земли — на проти‑ воположном. Принц уже был очень старенький, с длинной бородой и ред‑ кими седыми волосами. — Он был живой? — Нет, конечно. Это же Смертельный лабиринт. — А как они его узнали? Ну, те, которые его нашли? — У принца был золотой медальон на груди — по нему. С тех пор, говорят, в лабиринте пропало очень много несчастных людей. В особен‑ ности принцев. — Ну, во‑первых, мы не принцы и даже не люди. И уж тем более, никакие не несчастные, — заметила Фрю. — А во‑вторых, по‑моему, твоя мама всё это придумала. Чтобы тебя попугать. Она, наверное, у тебя большая выдумщица или не любит, когда ты один уходишь из дома. — Наоборот. Она всегда говорит мне правду — какой бы ужасной та ни была. Когда мне стукнул ровно год, мама рассказала, как я родился — во всех подробностях. Она от меня ничего не скрывает. — Надо же… — Фрю пожала плечами. — Блошкинс, у нас есть кон‑ фета? Что‑то так сладенького захотелось. Но Блошкинс не успел достать конфетку. Потому что в вышине вдруг что‑то загрохотало. А потом кто‑то заговорил.
° Глава 13 °
Венок из Блошкинса
Т
очнее, это Блошкинсу показалось, что кто‑то заговорил. Ведь цветы же не разговаривают? Или? Ему почудилось, что ромашка, под которой он вырыл ямку для костра, чуть наклонила бутон и сказала басом: — Ещё одни вредители на мою голову! Или это просто гром прогремел? — Что это было? — подскочила Фрю. Блошкинс пристально посмотрел наверх. Небо, звезды — и больше ничего. Никакой грозы — даже на горизонте. Ночь стояла тихая и ясная. — Ходят тут, ходят — покоя от них нет. Один ямы копает, другой мусор раскидывает! Вверху вдруг что‑то просвистело, как снаряд, и рядом с Хлопком (хо‑ рошо, что ему не на голову!) в траву упало что‑то тяжёлое. — Мамочки! — пискнул зверёк, ныряя в спальник Фрю.
45
— Смотри, это же твой огнетушитель! — воскликнула она. — Как он здесь оказался? — А нечего было мусорить. — Кто это говорит? — пропищал из‑под спальника Хлопок. — Таким страшным, толстым голосом! — Кажется, это цветы, — догадался Блошкинс. — Впервые слышу, чтобы цветы разговаривали. Тем более, ромашки. — А чем, собственно, вас ромашки не устраивают? — поинтересо‑ вался всё тот же громогласный бас. — Меня лично — всем. Я очень люблю ромашки, — признался Блош‑ кинс. — Даже в саду их сам выращиваю — в лечебных целях. — Другими словами, вы хотите сказать, что собственноручно выра‑ щиваете ромашки, а потом жестоко срываете их, зверски сушите и бес‑ пощадно завариваете в кипятке? Чтобы у вас зимой не болели гланды?! — Я бы не стал так сгущать краски, — ответил Блошкинс. — Я так и знала, вы — просто чудовище. — Вы ошибаетесь. Меня зовут Блошкинс. С кем имею честь? — Не вашего ума дело, — прогрохотала Ромашка (это все‑таки была она, как Блошкинс и подозревал). — И вообще, вопросы здесь задаю я. — Имеете на это полное право, — кротко согласился Блошкинс. Он решил не сердить Ромашку, она и так был рассержена. Вдобавок её окружали другие, не менее хмурые соседки. Они топорщили лепестки в разные стороны и гневно размахивали листьями. Запах при этом от них шёл удушающий. Блошкинс чихнул. — Будьте здоровы! — сказала Ромашка и, спохватившись, доба‑ вила: — Так что вы тут делаете, ну‑ка отвечайте. — Мы заблудились. — Блошкинс обезоруживающе улыбнулся. При‑ знаться, он немного расслабился: тот, кто говорит тебе «будьте здоровы», не может быть таким уж опасным. — Это я и без вас вижу, — отрезала Ромашка. — Тут все заблужда‑ ются. Друзья озадаченно переглянулись.
46
— Видите ли, — пискнул Хлопок, вылезая из спальника, — мы шли спасать друга. Его зовут Прыгобумс, и скоро ему должны отрубить голову. Так вот, мы хотели его спасти от этого Леопольда, но сбились с пути и, кажется, теперь нас самих надо спасать. — От кого? — не поняла Ромашка. — Я точно не знаю, — пожал плечами Хлопок. — Но мы же в Смер‑ тельном лабиринте, я правильно понимаю? — А! Ну да! — спохватилась Ромашка. — Отсюда никто ещё живым не уходил, кстати говоря. А всё почему? — Почему? — Я вас спрашиваю. Друзья снова переглянулись. Разговор с этой ромашкой приобретал какой‑то нехороший оборот. — Вас, наверное, кто‑то сильно обидел, — догадался Блошкинс. — Ходят, топчут, рвут, мусорят, гадают — «любит — не любит, любит — не любит»! А если бы вас так: схватить за ноги и оборвать вам все волосы, а? Или венок из вас сплести? — Не надо, — попросила Фрю. — Из нас венок не получится, — добавил Хлопок. — Послушайте, уважаемая Ромашка, мы не сделали вам ничего пло‑ хого. Отпустите нас, пожалуйста, с миром. Нам действительно нужно спе‑ шить. — Все вы так говорите, — фыркнула Ромашка, и следом фыркнули все остальные, отчего небо опять задрожало. — Я не верю никому. — Понимаю, — кивнул Блошкинс. — Но Леопольд Четырнадцатый… — Как вы сказали? Четырнадцатый?! Я его знаю — пренеприятный тип. — Мы тоже так думаем! — обрадовалась Фрю. Было здорово, наконец‑то, найти с Ромашкой общие темы для разговора. — Он — на‑ стоящий бандит. Уж мы ему покажем. — Не покажете. — Почему?
47
— Потому что мы вас никуда не отпустим. Забыли, здесь СМЕР‑ ТЕЛЬНЫЙ лабиринт? — Но как же это… — На глаза Стопроцентного Хлопка навернулись слезы. — Вы, конечно, не самые ужасные существа на свете, — сказала Ро‑ машка. — Может быть, вы даже и ничего, если как следует в этом разо‑ браться. Но из лабиринта я вас всё равно не выпущу. А то пойдут слухи. — Мы никому ничего не расскажем, клянёмся! — горячо пообещала Фрю. — Нет. И не спорьте. Давайте приступать, — это Ромашка сказала уже соседкам. — К чему приступать?! — в страхе пискнул Хлопок. — Сейчас сам увидишь. — С этими словами Ромашка схватила Блош‑ кинса за ногу и, перевернув его вниз головой, потащила в небо. А если точнее, в рот — он у Ромашки оказался большой и зубастый. — Прощайте! — крикнул Блошкинс, обращаясь к своим друзьям. — Не поминайте лихом. Хлопок и Фрю обнялись и зажмурились. Они не хотели видеть, как гибнет их дорогой друг. И вдруг что‑то произошло. Ромашка удивлённо охнула, захлопнула рот и выронила из листьев Блошкинса. Тот немедленно рухнул вниз, больно ушибив при этом попу. — Цветок! — страшно закричала Ромашка, теряя сознание.
° Глава 14 °
Самый
прекрасный цветок
Ч
то же вы сразу не сказали? — причитала Ромашка. — — Про что? — Про то, что вы тоже цветок? — Она уже пришла в себя и теперь виновато разглядывала рога Блошкинса. На них успели вырасти ромашки, лютики и колокольчики. — Я же чуть было вас не съела. — Какой ужас! — сокрушённо качали бутонами исполинские цветы. — Простите нас, мы не ведали, что творили. — Я вовсе не цветок, — смутился Блошкинс, но тут же добавил: — Вернее, я где‑то, наверное, цветок, но не совсем обыкновенный. — Разумеется, вы — самый прекрасный цветок, который мы только видели! — заохали и заахали ромашки. — Вы уникальное создание природы, — заявила Ромашка. — Вы знаете об этом? — Я никогда об этом не думал.
49
— Мне так неловко, честно говоря. Я теперь перед вами в долгу. Про‑ сите всё, что хотите. — Спасибо, мне ничего не надо. — Что, совсем? — удивилась Ромашка. — Ну, если вы выведете нас из лабиринта, я буду признателен. Нам бы не хотелось тут оставаться. — О чём вы говорите! — всплеснула Ромашка листьями. — Разуме‑ ется! Только вы погостите у нас хоть пару дней, ладно? — Нет, — покачал головой Блошкинс. — Нам надо спешить. — Очень жаль, — огорчилась Ромашка. — Но вы же к нам ещё за‑ глянете на огонёк? Когда расправитесь с Леопольдом Четырнадцатым? — Не обещаю, но мы постараемся, — сказал Блошкинс, а Хлопок и Фрю с готовностью закивали. — Мы вас будем ждать. — Ромашка крепко обняла Блошкинса, чуть не задушив его листьями. — Мои друзья проводят вас к выходу.
° Глава 15 °
На непонятном языке
Н
ебо над головой было розовое. Того яркого, розового цвета, что сладкая вата, которую Блошкинс иногда покупал на ярмарке. Как хорошо, когда небо такое, и по нему поднимается солнце! Вверх, вверх! Как будто кто‑то тянет его за ниточку. Замечательно встречать восход солнца дома — на веранде или на по‑ доконнике. Сидишь, глядишь и диву даёшься: опять приходит новый день, просыпаются птицы и звери — чтобы жить, жить. Разве это не чудо? Ещё лучше увидеть восход солнца в пути. Большое, круглое, оно под‑ нимется из‑за края земли так быстро, что моргнёшь — и пропустишь всю самую красоту. Ты спешишь солнцу навстречу, надеясь втайне, что смо‑ жешь поймать его и немного подержать в руках. Дорога, уходящая к горизонту, менялась на глазах. Из скучно-серой она превратилась в сиреневую, потом стала бордовой, ярко-красной, оран‑ жевой и, наконец, весёлой и жёлтой — самой собой. Скоро песок нагре‑ ется, Блошкинс снимет ботинки и пойдёт босиком. На душе у Блошкинса было удивительно хорошо. Ещё в сумерках они плотно позавтракали, тепло простились с ромашками и снова двинулись в путь. Вчерашнее приключение, которое чуть не обернулось бедой, те‑ перь казалось далёким и случившимся с кем‑то другим. «А всё‑таки я молодец, — размышлял Блошкинс. — У меня есть за‑ мечательная способность: я могу найти что‑то общее с любым существом. Даже с таким необыкновенным, как гигантская говорящая ромашка. При‑ знаться, это здорово облегчает мне жизнь. А порой даже может её спасти, как выяснилось».
51
— Что ты сказал? — переспросила Фрю. Она шла рядом, повязав го‑ лову платком — кажется, день будет жарким. — Я не заметил, что разговаривал вслух. Сегодня отличный день, да? — Тебя послушаешь, так каждый день — просто замечательный. — Каждый день не может быть замечательным. Но замечательное есть в каждом дне, главное, это заметить. — Давайте споём, — предложил Стопроцентный Хлопок. — Давайте, а что? — Пусть каждый поёт то, что ему хочется. Так будет необычней. И они запели. Каждый о своём. Блошкинс тихонько пел о старом кот‑ тедже под черепичной крышей. Однажды он вернётся в него и тщательно все пропылесосит — сверху донизу. Затем он протрёт пыль, откроет окошки и хорошенько проветрит комнаты. А потом он испечёт слоёный пирог с малиной (она к тому времени уже поспеет), заварит кофе, поставит старую пластинку и устроится в своей качалке. В ней он и уснёт до утра, слушая ночных птиц и музыку. Фрю пела о всякой всячине. О самодельных свистульках из мышиного горошка, о крошечных сосновых шишках, которые так здорово искать в опавших иголках, о тёплых лужах, далёких раскатах грома, об одуван‑ чиковых полях, малине с куста (однажды она встретила в ней медведя), об уютном дупле, в котором пришлось ночевать по пути к Блошкинсу, о Блошкинсе — сердитом добряке, что живёт на опушке леса, о море и пе‑ сочном замке, украшенном белыми ракушками. А Хлопок пел о любви. Он попросту не мог петь о чем‑нибудь другом. Когда любовь переполняет твоё сердце, об этом хочется и кричать, и петь. Он пел громко и немного фальшивил, но это не портило его песню, на‑ оборот — делало её неповторимой. — Ты поешь на каком‑то непонятном языке, — заметил Блошкинс. Хлопок промолчал, и промолчала Фрю. Она‑то всё понимала.
° Глава 16 °
Сахарная глазурь
К
полудню местность сильно изменилась. Лес отступил, поля ис‑ чезли. Деревья попадались все реже и реже, а трава вдоль дороги росла низкая и сухая. Полить бы её хорошенько! Блошкинс решил свериться с картой — на всякий случай. — Впереди пустыня Сахара, мы на верном пути. — Подожди, но ведь эта пустыня в Африке, — удивилась Фрю. Про‑ ведя зиму у Блошкинса, она хорошо изучила географию по старым атласам. — То — пустыня Сахара, а это — Сах ара. Ты чувствуешь разницу? Блошкинс зачерпнул с дороги немного песка (он был на удивление белый) и отправил его в рот. — Что ты делаешь?! — испугался Хлопок. — У тебя заболит живот! — Не заболит. Это чистейший сахар — попробуй. Зверёк с опаской понюхал песок. Потом он его лизнул — физиономия Хлопка немедленно просветлела. — Сладкий! — Он принялся усердно жевать, сахарный песок громко заскрипел на зубах. — Дайте я попробую, — оживилась Фрю. — Хм, действительно. Сейчас бы чаю с лимоном. — Только много не ешьте, — предупредил Блошкинс. — А то захо‑ чется пить. Будем экономить воду. Всё‑таки впереди целая пустыня, пу‑ скай и сахарная.
53