Тайна брата

Посвящается старшему брату Майку

Мне нужна сильная, властная, бесстрашная и жестокая молодежь. Она не должна быть слабой и изнеженной. Адольф Гитлер, 1933 год

Лето 1941 Западная Германия

Военные игры В ЖИВЫХ ОСТАЛИСЬ только мы.

— Ну что, все зависит от нас, будем вытягивать, — го‑ ворит Ральф. Мы лежим в тени под кустами на опушке, разглядывая бункер на дальнем краю поляны. Его охраняют ребята в форме. Серая заброшенная постройка ничем не приме‑ чательна, но это наша цель. Здесь решается, чья возьмет. Вокруг лежат тела парней, защитников и нападающих, отдавших жизнь ради победы.

— Бесполезно, — качаю головой.

— Победа будет наша, — скалится Мартин, белые зубы сверкают на грязном лице. Он силач и здоровяк, один из лучших бойцов школы. В лесу он сумел поднять врага, как мешок картошки, прежде чем забрать его жизнь.

— И чего, просто бросимся на них? — возмущаюсь я. — А вдруг здесь не все? Если там засада...

— Не боись. — Ральф пихает Мартина локтем, кивает, и они на пару отползают под покров деревьев. — Мы от‑ влекаем внимание на себя, ты выполняешь задачу. Раз‑ деляй и властвуй. Главное — победить.

— Что?

— Ты только задачу выполни, — шепчет Ральф, исче‑ зая в лесу. — И не помри там, а то прибью. Тайна брата

9

Вскоре Ральф с Мартином выскакивают из‑за деревь‑ ев на дальнем краю поляны. Стоит охранникам их заме‑ тить, как мои соратники бросаются в атаку. Сторожить флаг у входа в бункер осталась пара ребят. Они следят за лесом на случай, если кто еще набежит. Последний боец прячется внутри. Понятное дело, он тоже не слепой. Кулаки сжались так, что ногти протыкают ладонь. Пока рано. Ральф с Мартином бегут прочь, заманивая врага по‑ дальше от бункера. Двое преследователей несутся вдо‑ гонку. На краю леса Мартин тормозит. Развернувшись с опущенной головой, принимает соперника на плечо. Паренек взлетает и рушится на кучу травы за спиной Мартина. Ральф припадает к земле и, разок врезав бе‑ долаге, срывает с него жизнь. Тем временем Мартин и оставшийся противник замерли друг напротив друга в боевой стойке. Кулак Мартина впечатывается в жи‑ вот врага, и тот пластом падает на спину. Забрав жизнь поверженного паренька, Мартин кричит Ральфу: — Ты все?

— Ага, — отвечает Ральф, и они шествуют к бункеру. Разделяй и властвуй. А ведь работает! Двоих одолели, осталось трое, теперь захватить цель несложно. Победа у нас в руках. Ральф и Мартин уже на середине луга, метрах в пяти‑ десяти от бункера, и мне пора бы к ним присоединиться. Но встать не успеваю. Все‑таки мы недооценили врага. У них свой хитрый план. На дальнем краю поляны из леса внезапно вылетает с десяток ребят. С адскими воплями они рысят к моим 10

Д эн С мит

растерянным напарникам. Мартину с Ральфом явно хо‑ чется сбежать, но они, переглянувшись, встречают угро‑ зу лицом к лицу. Едва враги оказываются в зоне досягаемости, Мар‑ тин бросается на них. Кулаки так и мелькают, сметая все на своем пути. Хрустят носы, трещат челюсти, и че‑ рез пару секунд трое соперников уже валяются на зем‑ ле. Ральф держится сзади, срывая с упавших жизни. Ребята перемалывают противника, будто истинные солдаты. Охранники бункера не сводят глаз с побоища. Тот, что покрупнее, размахивает кулаками. Его так и подмывает ринуться в драку. Лишь напарник удерживает его, вце‑ пившись в ворот рубашки. Наконец здоровяк отпихива‑ ет товарища и покидает пост. Рванув с пригорка, он на‑ бирает скорость и врезается в Ральфа сзади, сбивая того с ног. Мой друг падает прямо на кучу тел. Я с ужасом наблюдаю, как враг срывает с Ральфа жизнь. Давай. Пора. Перевожу взгляд на бункер. Там остался один боец сна‑ ружи, один внутри. Прямо сейчас, ждать нельзя. Поднявшись на ноги, выскакиваю из убежища на яр‑ кий свет. Враги окружили Мартина, как стая волков. Ох‑ ранник бункера не сводит с драки глаз, а потому не ви‑ дит меня. Половина расстояния. От изнеможения тесно в груди, и ноги горят.

— Давай, Карл, — шепчет кто‑то из павших товари‑ щей, когда я пробегаю мимо. — У тебя получится. Тайна брата

11

Мартин еще отмахивается, но силы его на исходе, и круг потихоньку сжимается.

— Только победа, Карл, только победа, — подбадрива‑ ет другой паренек, когда я подбегаю к цели. Метров за десять до бункера тот из охранников, что сидит внутри, замечает меня. Бледное лицо мелькает в окне, наши взгляды встречаются, но он никак не реаги‑ рует. Я уже рядом, а ему будто все равно. Тот, что стоит у входа, замечает меня слишком поздно, всего в паре шагов. Ничего он не успевает. Взмахиваю кулаком словно молотом, и удар обруши‑ вается на его щеку. Громкий шлепок, враг беззвучно па‑ дает на траву, а я срываю с него жизнь. Остается лишь одолеть последнего соперника, который выходит ко мне из темного провала двери. Тем временем на поляне враги, окружив и повалив Мар‑ тина, забирают его жизнь, но по‑прежнему не видят меня. Стиснув зубы, делаю шаг навстречу тому, кто стоит между мной и победой. У того поникшие плечи и красные, будто воспаленные глаза. Он словно не видит меня. Тяну к нему руки, но он стоит без движения. Он вздрагивает, но даже не пытается защищаться. Срываю с него жизнь и сбиваю с ног, а после разворачи‑ ваюсь к флагштоку, и наш флаг ползет вверх. На фоне ясного синего неба развевается алый прямо‑ угольник, цвета крови, которую мы проливали. В цен‑ тре — круг, сияющий белизной, а в нем — жирная чер‑ ная свастика. По ушам бьет гудок сирены, знаменующий окончание игры, и воздух наполняется радостными криками.

12

Д эн С мит

— Хайль Гитлер! — доносится сзади. Обернувшись, вижу, что ко мне идет гебитсфюрер*. В сопровождении двух шарфюреров** он следил за игрой с выгодной позиции на дальнем краю поляны. Вот он уже нависает надо мной, заткнув большие пальцы за ремень, высокий, сильный, с квадратным подбородком. Отутю‑ женная форма смотрится идеально, фуражка сидит стро‑ го по центру. Блеклые глаза сурово смотрят на меня.

— Молодец, — говорит он. — Станешь настоящим солдатом. Быстрым, как тигр, крепким, как сапог, и на‑ дежным, как крупповская сталь. Как завещал великий фюрер.

— Хайль Гитлер! — вскидываю руку, щелкнув каблу‑ ками. По всему полю мертвые ребята встают на ноги. Про­ игравшие горестно стенают, наши, радуясь победе, ска‑ чут и обнимаются. Погибшие в лесу бегут узнать, кто вы­ играл, и среди них завязываются потасовки. Парень, лежащий у моих ног, садится и смотрит на меня, закусив губу, будто изо всех сил удерживает сле‑ зы. Его зовут Йохан Вебер, мы учимся в одном классе. Не то чтобы мы дружим, я его толком не знаю, но сегодня он сам на себя не похож. Толковый и резкий, он не раз укладывал на ринг ребят постарше. Переводя взгляд с красной ленты моей жизни на его синюю ленту у меня в кулаке, размышляю, почему он так легко сдался.

— Едва успел, — сообщает гебитсфюрер, глядя на часы. — Еще несколько минут, и вы бы проиграли. * Окружной руководитель гитлерюгенда, взрослый, член НСДАП. ** Руководитель отделения, подросток, член гитлерюгенда.

Тайна брата

13

— Так точно.

— Скольких ты одолел? — указывает он на синюю лен‑ ту у меня в руке. Достаю из кармана отнятые жизни и пересчитываю.

— Семерых.

— Семь жизней? У тебя даже кровь на лице.

— Это не моя, герр гебитсфюрер.

— Хорошо. — На суровом лице мелькает тень улыбки. Он кивает. — Молодец, такие немцы и нужны нам в ар‑ мии. Герр Гитлер гордится тобой. Тебе сколько лет?

— Одиннадцать. Завтра будет двенадцать.

— Как зовут?

— Карл Фридман, герр гебитсфюрер.

Почести РЕБЯТА ИЗ ГИТЛЕРЮГЕНДА провожают нас к открытым грузовикам и ждут, пока мы залезем в кузова. Наша фор‑ ма вся в грязи и крови, но это мелочи. Главное, мы побе‑ дили. Каждое отделение едет отдельно. Мы выстраиваемся в цепочки и по очереди забираемся в машины. Там тесно, сидеть приходится на железном полу, жарко, пот залива‑ ет боевые ссадины, но настроение отличное.

— Славная победа! — перекрикивает Ральф рев мото‑ ра. — Как раз подарок тебе на день рождения.

— А вы прикиньте, как англичашки обгадятся, когда мы высадимся на их берегу! — орет Кристоф.

— Скоро уже мы выиграем войну, — говорит Феликс.

— Ну, надеюсь, на мою долю вражин хватит, — смо‑ трю я на Феликса.

— Брательник говорит, врагов целые миллионы. — Мартин, дотянувшись, трет мне лоб костяшками паль‑ цев. — Всем достанется. Даже тебе, Карл! Грузовик скачет по ухабам добрых полчаса, но я упи‑ ваюсь победой и своей ролью в ней, поэтому время ле‑ тит. Даже ползи мы три часа, и то я бы не заметил. Мыш‑ цы наливаются приятной усталостью, ветерок щекочет кожу, вокруг друзья, что может быть лучше? Только то, Тайна брата

15

что в нашей школе гитлерюгенд организовал двухне‑ дельную физкультподготовку. Прошлая неделя была луч‑ шей в моей жизни, и впереди еще одна такая же. Завтра у меня день рождения, и я проведу его среди товарищей. Грузовик с лязгом тормозит около школы, и мы на не­ гнущихся ногах соскакиваем на землю. На теле налива‑ ются синяки, но я чувствую себя на вершине мира. Гебитсфюрер передал командование старшим ребя‑ там из гитлерюгенда. Те, выкрикивая команды, превра‑ щают толпу в ровный строй. На соседнем плацу, левее школы, девчонки в белых майках и черных шортах зани‑ маются спортом, купаясь в солнечных лучах. Так труд‑ но оторвать от них взгляд, кто‑то из ребят восхищенно свистит, но юнгбаннфюрер* вытаскивает того из строя и приказывает сделать двадцать отжиманий. Все зами‑ рают по стойке «смирно». Под грохот моторов последние ребята выскакивают на плац, встают в строй, и юнгбаннфюрер, Аксель Юнг, начинает перекличку, проставляя галочки в списке. Вышагивая вдоль строя, он выкликает очередное имя и внимательно смотрит на рявкнувшего «Здесь!». Отме‑ тив всех до единого, он роняет планшет на землю и вста‑ ет лицом к нам. Руки сцеплены за спиной, по бокам — двое молодцов из гитлерюгенда, он молчит какое‑то время, лишь глаза бегут по нашим рядам. Перед Акселем выстроилась до‑ брая сотня мальчишек, но внешне он сохраняет полное равнодушие. * Руководитель детского «батальона», то есть всех детских отря‑ дов школы. Эту должность занимали ученики гитлерюгенда.

16

Д эн С мит

В форме он смотрится потрясающе. Суровый, му‑ жественный. Держится строго, как подлинный солдат, на боку висит кинжал, и мне очень хочется стать таким же. Ему семнадцать лет, и скоро он отправится на фронт. На‑ дежный, верный, готовый умереть за фюрера. Наконец, привстав на каблуках, он демонстрирует нам идеальную выправку. Над полем разносится его голос.

— Карл Фридман, шаг вперед. Если честно, не ожидал услышать свое имя. Чеканя шаг, подхожу к Акселю Юнгу и отдаю честь. Он тоже от‑ дает честь и, кивнув мне, обращается к строю: — Карл Фридман сегодня показал нам и волю к по‑ беде, и военную хитрость. Он убил семерых, поднял флаг и единственный из всего взвода остался в живых. За успехи он награждается серебряным значком дости‑ жений. Когда Аксель Юнг прикалывает значок к форме, у меня становится тесно в груди. Я столько мечтал об этой на‑ граде, и вот она моя. На значке красуется стилизованная под молнию буква S, как на символе войск SS, в цен‑ тре — маленькая свастика, а по кругу идет надпись: «Für Leistungen Im DJ»*. DJ — это «Дойчес юнгфольк», «Юные немцы» — организация, в которой мы состоим, пока нам по возрасту не придет пора вступить в гитлерюгенд. Аксель Юнг, бросив на меня взгляд, вскидывает руку и кричит: «Хайль Гитлер!» Повторяю жест и, крутнув‑ шись на каблуках, возвращаюсь в строй. Шагать приходится под такой гром аплодисментов, что девчонки на соседней площадке оборачиваются. * За достижения в DJ (нем.).

Тайна брата

17

— Молодцом, — подмигивает Ральф, когда я прохожу мимо. Хочется прыгать от счастья. Тем временем Аксель Юнг переходит к другим вопросам.

— Проигравшие, — командует он, указывая на даль‑ ний край поля, где у ограды собрались наши соперни‑ ки, — пятьдесят отжиманий. Доносятся стоны.

— Сто отжиманий. Желание причитать отбито напрочь. Ребята, подбежав к ограде, падают на землю, и начинается долгий и му‑ чительный процесс. Из толпы выпадает только Йохан Вебер. Он сильно бросается в глаза. Пока все бегут, он едва плетется. К сетке приходит последним. И вместо отжи‑ маний ложится ничком, носом в гравий, раскинув руки, будто у него вовсе не осталось сил.

— Остальные шагом марш на обед, — объявляет Ак‑ сель Юнг. — Встретимся после уроков. Ральф с Мартином подходят ко мне полюбовать‑ ся значком. По пути к нам прибивается еще несколько мальчишек.

— А ну бодрее! — кричит юнгбаннфюрер у нас за спи‑ ной. — Кто не отожмется, тот не обедает!

— Повезло тебе, — говорит Феликс. — А я вот значка все никак не дождусь.

— Скорости не хватает, — предполагает Мартин.

— Со скоростью у меня в порядке, — возражает Фе‑ ликс. — Я опередил Карла...

— Значит, не скорости, а мозгов, — подкалывает его Ральф, и меня колет чувство вины.

18

Д эн С мит

— Это ж вы придумали: разделяй и властвуй, — гово‑ рю я ребятам.

— Ага, — Мартин шутливо бьет меня в плечо, — есть такое дело. Мы придумали план и поставили жизнь на твой успех.

— Но ты поднял флаг. — Ральф хлопает меня по спине и обнимает за плечи. — Ты забрал семь жизней. И стре‑ лял вчера лучше, чем я. И вообще, — хохочет он, — у нас давно золотые значки, так что тебе до нас пока далеко. Они с Мартином выпячивают грудь, где на форме свер‑ кает золото.

— Интересно, как такие балбесы умудрились заслу‑ жить такую награду, — качаю головой.

— Ну сейчас кто‑то отхватит! — шевелит бровями Мартин, но поймать меня не успевает. Несусь к школе сломя голову, но Ральф, стремитель‑ ный, как волк, не дает мне добежать до входа. Мартин наступает нам на пятки. Тяжело дыша, он хватает меня за шею и трет кулаком по лбу.

— Сдавайся! — хохочет он. — Сдавайся, кому говорю!

— Сдаюсь. Отпустив мою голову, Мартин снова обнимает меня за плечи.

— Пошли уже, жрать охота, — говорит он. От дверей я кидаю взгляд на проигравшую команду. Йохан Вебер все так же без движения лежит на земле.

— У нас что, в отряде завелась девчонка? — орет Ак‑ сель, приближаясь к нему. — А ну за дело! Сапог Акселя врезается в землю, и камешки дождем летят Йохану в лицо. Двоих ребят, отжавшихся положен‑ ное, разбирает хохот. Тайна брата

19

Йохан, отдернувшись, вытирает ладонью рот, а потом делает первое отжимание, но голова его болтается маят‑ ником, а воздух тяжело вырывается из легких. Тело его будто скручено судорогой.

— Это ты ему так мощно врезал? — спрашивает Мар‑ тин.

— Я его, можно сказать, погладил. То ли попытка отжаться добила Йохана, то ли крики Акселя, но руки его подламываются, и он снова падает на землю, охваченный крупной дрожью. Аксель Юнг, вздернув его за ворот рубашки, приказы‑ вает стоять на одной ноге. Вокруг все хохочут.

— Хорош дрожать, а то землю жрать заставлю. — Юнгбаннфюрер, подняв с земли пригоршню камешков, тычет ей в лицо Йохану.

— Он чего, ревет? — замечает Ральф. — Хрен ли пла‑ кать‑то?

— Говорят, самолет его отца сбили, — объясняет Кри‑ стоф. — Он, кажись, летал на «хейнкелях». Утром при‑ шла похоронка.

— А чего плакать? — удивляется Мартин. — Если бы мой отец погиб за фюрера, я бы гордился.

— Я тоже, — говорит Ральф, и его испытующий взгляд упирается в меня.

— Ну так‑то да, конечно, — отвечаю. — Гордился бы.

— Потопали, а то опоздаем на обед, — говорит Ральф.

— Пошли. Но по дороге к школе я все оглядываюсь на Йохана Ве‑ бера, стоящего на одной ноге. Интересно, что творится у него в голове. Почему он не горд за папу?

20

Д эн С мит

На обед дают не пойми какой суп. В мутной жиже пла‑ вают кусочки мяса и овощей. Хоть и с шуточками, но мы его едим, с голодухи не будешь воротить нос. Столовую заполоняют гомонящие ребята, девчонки пообедали до нас. На то, как мы питаемся, со стен смо‑ трят плакаты, призывающие записываться в армию, и карикатурные носатые евреи с передовиц газеты «Штурмовик». С дальней стены за нами со здоровенного портрета приглядывает наш фюрер, герр Гитлер. Значок на груди так и притягивает взгляд. Как же я горжусь им. Пусть хитрый план придумали другие, но флаг‑то поднимал я. Правда, из головы не идет Йохан Вебер, который вообще не стал защищаться. Не будь он в растрепанных чувствах, я мог бы и не одолеть его. В столовую подтягивается побежденная команда, но Йохана Вебера среди них не видать. К тому времени, как мы уходим, он так и не появился. Зато он обнару‑ живается в классе. Сидит на задней парте, глядя ровно перед собой. Глаза еще красные, а на лице — ссадины и злые морщины. Хочу заговорить с ним, узнать, как так вышло с его от‑ цом, но ребята обходят его стороной, и мне не хочется подставляться. Слабость у нас не в почете. Сажусь между Мартином и Ральфом, позади Кристофа и Феликса.

— Чего ты все на него пялишься? — интересуется Мартин.

— А?

— Ты все время оборачиваешься на Йохана. Пожимаю плечами.

— Не жалей его. Он должен гордиться, а не плакать. В армии не место плаксам. Тайна брата

21

— Конечно, — соглашаюсь я, оборачиваясь к доске. В класс как раз входит герр Каппель. На уроке изучаем траектории. Герр Каппель ставит большую коробку с песком и стреляет в нее железными шариками из маленькой пушки. Мы по очереди пробу‑ ем подобрать такой наклон ствола, чтобы попасть в ми‑ шень, и мне это удается первому.

— Сегодня твой день, — показывает герр Каппель на мой значок. — Насколько помню, завтра у тебя день рождения. Значок напоминает о Йохане Вебере, и я бросаю на него взгляд. Тот стоит чуть в стороне, наособицу. После урока траекторий у нас расоведение, а потом физкультура на улице. Аксель Юнг с двумя парнями из гитлерюгенда ждет нас во дворе. Форма на нем без‑ упречно чиста, а выправка идеальна. Едва построение закончено, он вызывает вперед Йохана Вебера.

— Наплакался? — спрашивает Аксель. Раздаются смешки, но Йохан спокойно кивает. Подбо‑ родок его вздернут, а плечи отведены назад. Он смотрит перед собой, будто Акселя здесь нет.

— Мы не плачем! — Аксель, шагая вдоль наших рядов, перекрикивает нарастающий хохот. — В армии не место плаксам! Ты что? Коммунист? Еврей? — Каждое слово со‑ чится отвращением. Глаза у Йохана Вебера на мокром месте. И мне поче‑ му‑то от этого тошно. Я должен быть крепким, как сапог, и телом, и духом, но смеяться вообще не тянет. Мне жаль Йохана, и приходится повторять себе, что нельзя быть таким слабаком. Набираю в грудь побольше воздуха и задерживаю ды‑ хание. Я сегодня заработал значок. Через два года меня 22

Д эн С мит

примут в гитлерюгенд. Я уже выучил присягу наизусть. Я буду как Аксель Юнг. Моя семья будет мной гордиться. Юнг, встав перед Йоханом, смотрит на того, пока над нашим строем не разливается мертвая тишина.

— Твой отец отдал жизнь за фюрера, а ты плачешь? Каково ему было бы знать, что его сын — слабак? Ты дол‑ жен гордиться. Если хочешь быть солдатом в армии фю‑ рера, надо быть сильным. Пожалуй, мы попробуем тебя закалить. Йохан утирает лицо рукавом. От выправки не осталось и следа. Плечи поникли, голова висит, а из носа тянется сопля.

— Позорище! — раздается у меня за спиной, и по ря‑ дам катится волна хохота. Юнг сторонится Йохана, будто может подцепить от него заразу.

— Снять рубашки. Сегодня у нас соревнование по бок‑ су. Йохан Вебер против всего класса.

Нокаут СНИМАЕМ РУБАШКИ. Солнечные лучи греют голую спи‑ ну. По команде собираемся в кольцо вокруг Йохана Ве‑ бера. В середину круга выходит Аксель Юнг. У него в ка‑ ждой руке по паре древних боксерских перчаток. Уронив их на землю, он поворачивается на месте, ос‑ матривая ребят, стоящих плечом к плечу. Иные уже про‑ талкиваются вперед, чтобы юнгбаннфюрер пораньше пригласил их на ринг. Йохан стоит с поникшей головой, будто ему не хватает смелости поднять глаза.

— Ну что, отдадим первый бой герою дня? — Акселю Юнгу приходится перекрикивать гвалт мальчишек, умо‑ ляющих выбрать их. Отведя глаза от Йохана, замечаю, что юнгбаннфюрер внимательно смотрит на меня. Он говорит: — Ты заслужил это право. Выходи. Должно быть, во мне чувствуется какая‑то нереши‑ тельность, и Юнг хмурит брови: — Что такое? Не хочешь драться?

— Конечно, хочет. — Мартин толкает меня в круг. — Давай, Карл.

— Ага, давай, Карл! — повторяет Кристоф, к его кри‑ ку присоединяются другие, и вот уже ребята скандируют мое имя.

24

Д эн С мит

— Ка-арл! Ка-арл! Ка-арл! На меня льются лучи одобрения и предвкушения. Под‑ бираю перчатки. Размер великоват, но подходит Ральф, чтобы завязать их потуже, а потом хлопает меня по спи‑ не и желает удачи. Правда, вид Йохана Вебера подсказывает, что уда‑ ча мне не понадобится. Он кое‑как натянул перчатки, но руки у него болтаются плетьми, а шнурки свисают ниже коленей. Аксель Юнг поднимает руку, требуя тишины: — Один минутный раунд на человека. Успеют все. — Сделав шаг назад, он объявляет: — Начали! Встаю в стойку, левая нога впереди, кулаки у подбо‑ родка, но Йохан даже не пошевелился.

— Руки поднял! — орет на него Юнг. Йохан смотрит на меня, и я вижу в его глазах, как в бо‑ лоте тоски вскипает злость.

— Руки поднял! — снова орет Юнг. Подскочив к Йоха‑ ну, он хватает того за запястья, дергая вверх. Глаза Йохана превращаются в щелочки, он вырывает‑ ся из хватки. Губы стиснуты, на щеках играют желваки.

— Врежь ему, — говорит Юнг, отступая, — врежь как следует. Не меняя стойку, сдвигаюсь вбок. Вид Йохана вызы‑ вает странную смесь жалости и тревоги. Понятно, что у него на душе кошки скребут и что вскоре его обмолотят, как грушу, но в нем нарастает что‑то страшное. Он стоит передо мной, прижав подбородок к груди, кулаки подня‑ ты, а плечи гуляют от тяжелого дыхания. Лицо пунцовое, из носа тянется сопля, в глазах плещутся слезы, но кула‑ ки подняты. Тайна брата

25

Ребята смотрят на нас с любопытством.

— Врежь ему! — разносится крик, и потихоньку весь круг начинает скандировать: — Врежь ему! Врежь ему! Врежь ему! Пробным ударом проверяю защиту Йохана. Тот не ше‑ велится. Ребята неистовствуют. Ухожу в одну сторону, в другую.

— Врежь ему! Врежь ему! Врежь ему! Йохан на меня не реагирует. Он стоит, тяжело дыша, руки подняты, а из глаз катятся слезы.

— Врежь ему! Врежь ему!

— Да сколько можно, ударь его! — орет Юнг. И Йохан не выдерживает. Чувства достигли точки ки‑ пения и прорываются наружу в душераздирающем вопле.

— ВРЕЖЬ МНЕ! — орет он, дернувшись, будто хочет напасть. На голом автомате ухожу вбок и пробиваю ему пря‑ мым в челюсть. Раздается хрусткий шлепок, колени ­Йохана подгибаются. Он падает, и на долгую секунду во‑ царяется тишина. Йохан лежит с закрытыми глазами, потом начинает моргать, будто не понимает, где находится. Ребята разражаются радостными возгласами, а мне так жалко Йохана Вебера. Зубами развязываю шнурок на перчатке и, стряхнув ее с руки, помогаю ему подняться. Второй раз за день я уделал Йохана Вебера, и поче‑ му‑то мне совсем не радостно.

— Это что у тебя? — спрашивает Стефан, стоит мне шагнуть за порог кухни.

26

Д эн С мит

Брат на четыре года меня старше, и мы абсолютно раз‑ ные. У меня короткая стрижка и ладная форма, у него длинные патлы, дружки-шалопаи и неистребимое же‑ лание хулиганить. Мама вечно просит его постричься и предупреждает, что плохая компания до добра не до‑ ведет. Его уже забирала полиция за драку с ребятами из гитлерюгенда.

— За достижения в «Дойчес юнгфольк»? — Брат с хо­ хотом щелкает по значку. — Это ты назиговал или ловко обыграл всех в чехарду?

— Мы не играем, а тренируемся.

— Не обращай внимания, — просит мама. — Он пыта‑ ется испортить тебе настроение. Брат может не стараться, настроение и так никакое. Аксель Юнг наорал на меня за то, что я помог Йохану подняться на ноги. Заявил, мол, это слабость, и я на гла‑ зах у ребят веду себя как слюнтяй. Мама обнимает меня, и я прижимаюсь к ней.

— Вам положено любить родину, а не родителей, — го‑ ворит Стефан.

— Не обращай внимания, — шепчет мама, целуя меня в макушку, и разжимает руки: ей надо готовить ужин.

— Чему вас сегодня учили? — Стефан разворачивает‑ ся на стуле, чтобы видеть меня. — Щелкать каблуками? Маршировать по двору? А может... — Он тычет в меня куском хлеба. — Может, вам объясняли по‑настоящему важные вещи, что с носатыми людьми надо...

— Стефан, прекрати. — Мама смотрит на него сурово, а на меня с улыбкой. — Радость моя, чем вы сегодня за‑ нимались? Тайна брата

27

Стефан горбится на стуле, чавкает хлебом. Жаль, что он такая заноза.

— С утра мы занимались с гитлерюгендом... Брат цыкает зубом.

— ...а потом изучали траектории. — Рассказываю о маленькой пушке, как мы учились целиться и как это пригодится на поле боя.

— Вот о чем ты мечтаешь? — Челка падает Стефану на глаза, и он убирает ее. — Расстреливать врагов?

— Стефан, оставь его в покое.

— Конечно мечтаю, — подтверждаю я.

— Хорошо они тебя обработали. — Брат качает голо‑ вой и насмешливо меряет меня взглядом. Почему‑то моя форма: коричневая рубашка, черные штаны, черный шарф и черная шапка — кажется ему забавной. — Зна‑ чит, «Дойчес юнгфольк». Эдакая армия карликовых сол‑ дат. Поскорей бы ты ушел из школы.

— Наш папа солдат, — не выдерживаю я. — Храбрый, сильный, как положено. Сражается за фюрера в России, как положено. Я хочу быть как он. А не как ты. Хочу быть настоящим немцем.

— Чтобы быть настоящим немцем, не обязательно хо‑ дить в форме.

— Ты бросил школу, лишь бы не попасть в гитлер­ югенд. А все потому, что ты трус.

— Есть такое дело, — признает Стефан, будто мои сло‑ ва ничуть его не задели. — Только знаешь что? Хоть ты обзываешься и мозги тебе промыли основательно, но ты все равно мой младший брат, и я тебя люблю. — Запихав хлеб в рот, он поднимается. — Настал час расплаты. Го‑ вори.

28

Д эн С мит

— Ни за что. — Я отступаю.

— Говори, что я самый умный и вообще самый-самый.

— Сперва догони.

— Запросто, — ухмыляется он. Бросаюсь вон. За спиной слышен топот брата.

— Мальчики, потише! — кричит мама. — Не сломайте ничего!

Плохие новости НАЗАВТРА МНЕ ИСПОЛНЯЕТСЯ ДВЕНАДЦАТЬ. В этот день убивают отца. Когда я выхожу из спальни, на столе меня ждет пода‑ рок, завернутый в оберточную бумагу и перевязанный шпагатом. Мама с братом сидят довольные, но тут раз‑ дается стук в дверь. Мама идет открывать, возвращается на кухню с письмом в руках, и праздник заканчивается, и подарок забыт. Мама сидит и не моргая смотрит на клочок бумаги, а потом уходит в спальню. Вскоре тишину разрывает первый крик. Мама кричит. Не умолкая. Этот звук невыносим. Будто маму режут заживо. Меня одолевает паралич. Зато Стефан тут же бросается вверх. Он колотит в за‑ пертую дверь и зовет маму. Крик затихает. Теперь из комнаты доносится грохот, треск, звон. Словно мир рассыпается на куски. Меня тря‑ сет от страха, я не знаю, что делать. Стефан отскакивает от двери. Глаза распахнуты, его тоже одолевает ужас. Карабкаюсь к нему, и мы смотрим друг на друга, но не успеваем собраться с мыслями, как шум умолкает и в комнате воцаряется тишина.

30

Д эн С мит

— Мама? — зовет Стефан. Она не отвечает. Брат собирается с духом и отходит еще на шаг. Плечо врезается в дерево. От удара косяк трещит и ша‑ тается. Брат отходит назад, снова разбегается и вышиба‑ ет замок. Летят щепки. Распахнувшаяся дверь гулко бьет о стену. Внутри царит хаос. Мама перевернула столик и разби‑ ла зеркало на комоде. Дверца шкафа болтается на одной петле, а у опрокинутого стула не хватает ножки. Мама с ошалевшими глазами сидит на краю кровати и держится за голову. Волосы у нее растрепались, как у полоумной старухи. Она будто не видит Стефана и не замечает, как он сел рядом и обнимает ее.

— Помоги уложить ее, — просит Стефан, но я не могу пошевелиться. Брат сам откидывает одеяло и укладыва‑ ет маму.

— Мы остались одни. Сидим внизу. Стефан говорит тихо и смотрит вдаль. Подбираю письмо. Одинокий листок бумаги, и папино имя на нем. Оскар Фридман. Там написано что‑то еще, но перед глазами стоит папа, как он надевает красивую форму, встает в строй и уходит в Россию, чтобы воевать за фюрера и чтобы никогда не вернуться.

— Как же мы теперь будем? Стефан зажмуривается. Открыв глаза, прикусывает нижнюю губу и смотрит на меня, качая головой.

— Надо позаботиться о маме. — Голос у него сдавлен‑ ный, будто слова с трудом лезут из горла. — Надо быть сильными. Тайна брата

31

И брат обнимает меня. Это так непривычно и так хорошо. Мы стоим посре‑ ди кухни, я прижимаюсь щекой к груди брата, и хочется удержать слезы, но они текут и текут, прямо как у Йоха‑ на, и я чувствую себя жалким, но не могу остановиться. Прячу лицо в клетчатой рубашке — той самой, которую мама просила брата не надевать, мол, слишком цвета‑ стая, будут от нее неприятности.

— А вдруг ошибка, — говорю я, цепляясь за последний лучик надежды. — Вдруг они ошиблись. Вдруг это был другой человек. Стефан не отвечает.

— Это нечестно. Война должна уже закончиться, — всхлипываю я. — Они должны сдаваться, когда мы идем.

— Так нам говорят. Чтобы мы верили, будто все будет хорошо, — отвечает Стефан.

— Я думал... — Сглотнув комок, пытаюсь разобраться, о чем же я думал. В голове сплошная каша. Такое чувство, будто из меня вырвали кусок, и я к этому совершенно не го‑ тов. — Я думал... что надо гордиться папой, если... если...

— Если с ним что‑то случится? — Стефан, отодвинув‑ шись, смотрит на меня, и лицо его темнеет от злости. Долгий миг я жду продолжения, но брат закусывает губу, вытирает глаза и снова обнимает меня. А я рыдаю у него на груди. От этого движения куртка Стефана распахивает‑ ся, и моим глазам предстает белый цветок, вышитый на внутреннем кармане. Он маленький, не больше ногтя, и корявый, будто брат сам его делал. Сперва я даже не замечаю цветка, но, поскольку упи‑ раюсь в него носом, взгляд сам цепляется за него.

32

Д эн С мит

— Это что?

— Где?

— Цветок. Стефан, резко запахнув куртку, смотрит на меня.

— Ничего. Ты ничего не видел.

— В смысле? Я не...

— Забудь. — Лицо брата смягчается. Прикрыв глаза, он с тяжким вздохом произносит: — Ну в самом деле, ни‑ чего. Обычный цветок. Стефан вытягивает у меня из пальцев похоронку, будто она живая. Складывает бумагу и прячет во внутренний карман. Снова передо мной мелькает цветок.

— Надо рассказать бабуле с дедом, — говорит брат. — Съезжу к ним на велике, вернусь скоро. Он идет обуваться.

— Я с тобой.

— Нет, это же соседний город, лучше я один. Так будет быстрее. Мой взгляд медленно поднимается по лестнице к две‑ ри в мамину спальню. Перевожу глаза на брата.

— Не хочу оставаться здесь.

— Я быстро, честное слово.

— Но...

— Все будет в порядке. — Стефан снова меня обни‑ мает. — Помни, ты сильный. Ты крепкий. Ты Фридман. Я вернусь, как только смогу. Брат выскальзывает на улицу, и входная дверь закры‑ вается у него за спиной. На секунду замираю, ошеломленный тем, как стре‑ мительно все произошло, а потом, встряхнувшись, бегу к окну. Тайна брата

33

Стефан отвязывает велосипед от забора, где мы всегда их ставим. Перекинув ногу через колесо, он оборачива‑ ется, кивает мне, машет на прощанье и уезжает по тро‑ туару.

Папа В ДОМЕ СТОИТ МЕРТВАЯ ТИШИНА. Странным образом естественный шум лишь подчеркивает ее. Шелест возду‑ ха в ушах. Стук сердца — как грохот барабанов на плацу. Кухонные ходики — словно часовая бомба. Каждый тиктак отдается у меня в голове. Стоя у окна, смотрю на машины и людей. Вот проехала лошадь с телегой, груженной бочками и ящиками. Оди‑ ночество наваливается, как никогда прежде. Там, на ули‑ це, кипит обычная жизнь. Ральф с Мартином заняты при‑ вычными делами, они знать не знают, как все обернулось с папой. Тут в голову приходит мысль, что в гостиной сто‑ ит фотография отца, и я иду туда. Мы редко пользуемся гостиной, разве что в доме соби‑ рается большая компания, поэтому в комнате стоит зат‑ хлый воздух. Мама наводит там чистоту, но мебель изъ‑ едена временем, а диванные подушки изрядно пропыли‑ лись. Если стукнуть по ним в ясный день, когда в окна льет солнце, в луче играет настоящий вихрь. Только не сегодня. Окна для светомаскировки задер‑ нуты плотными шторами, свет попадает внутрь только через открытую дверь. Шагов почти не слышно благодаря потертому ковру. Добравшись до серванта у дальней стены, замираю пе‑ ред фотокарточкой, прислоненной к вазе. Тайна брата

35

Снимок не больше пачки сигарет. Папа крупным пла‑ ном стоит в кителе. Он смотрит налево, и на губах игра‑ ет еле уловимый намек на улыбку, будто его распирает смех, а он изо всех сил сдерживается. Под заломленной фуражкой виднеется линия бритых волос. Фуражку украшает значок немецкой армии: угло‑ ватый орел сжимает в когтях венок, окружающий сва‑ стику. Я часто разглядывал эту фотокарточку. Особенно по‑ сле бесед в клубе. Иной раз к нам приходили военные или нацисты, рассказывали о расовой теории, тактике, нацизме или просто о том, что на нас возложена особая миссия. Ведь мы — молодежь, будущее страны. Все зави‑ сит от нас. От таких разговоров я исполнялся гордости, а потом, дома, тайком бегал в гостиную смотреть на кар‑ точку папы, который прямо сейчас делает мир лучше и сильнее. Утираю слезу с глаз.

— Как бы я хотел, чтобы ты вернулся, — шепчу фото‑ карточке. Ба с дедом врываются в дом ураганом. Ну, по крайней мере бабуля. Я услышал ее раньше, чем увидел. Старая машина тор‑ мозит с лязгом и скрежетом, и на всю улицу разносится знакомый голос. По мере приближения к дверям он ста‑ новится все громче. Теперь наверняка проснулся весь дом.

— ...присмотреть. И отказа я не приму, — говорит она, а потом раздается громкий стук. Я как раз открываю. Ба нельзя назвать большой. По правде говоря, эта щуплая женщина издали не производит особого 36

Д эн С мит

впечатления. Не высокая, не низкая, эдакого среднего роста. Одевается не вызывающе, лицо бороздят такие же морщины, что у любого в этом возрасте. Но если подой‑ ти ближе, увидишь огонь, пылающий в глазах. А стоит ей открыть рот, и желание шутить с ней тут же пропадает.

— Карл, — говорит она, прижимая меня к груди, — бедный, бедный мальчик. А мама где? — Отпустив меня, Ба резво штурмует лестницу. — Ханна! Ханна! Где ты? Ах, здравствуй, милая доченька. Ах, как жаль Оскара. Он был хорошим человеком. Дед отстает всего на пару мгновений. Высокий, плот‑ ный мужчина, он всегда бросается в глаза. В молодости он служил в армии и занимался боксом, а теперь под‑ держивает форму. Каждый день с утра и перед сном он делает по пятьдесят отжиманий и приседаний. Дед — молчун, у него есть присказка, что Ба прекрасно говорит за двоих. Когда он улыбается, добрые морщинки тянутся от глаз аж до самых ушей. Но сейчас ему не до улыбок. Закрыв за собой дверь, дед кладет мне руку на плечо и кивает.

— Крепись, — говорит он.

— А где Стефан?

— Остался дома. Собирай вещи, ты едешь с нами.

Новый дом БА СОБИРАЕТ мамину сумку, дед сидит у меня на крова‑ ти, а я ошалело брожу по комнате, соображая, что нужно взять для себя и брата. Форма и так на мне, в последнее время это моя основная одежда, так что моих вещей раздва и обчелся. Белье, перочинный нож с поломанной ручкой, тетрадки и ценное сокровище, книга фюрера «Майн кампф». Спускаемся вниз. Дед несет сумки, а Ба помогает маме забраться на заднее сиденье.

— Надо было сразу тебя забрать к нам, когда началась эта... война и Оскар ушел на фронт, — говорит Ба. В городе мы остались потому, что мама работает мед‑ сестрой и не хочет жить далеко от работы. А еще она го‑ ворит, что характер у Ба с дедом не сахар. Правда, сейчас мама ничего не говорит. Она смотрит в пространство и идет, куда ведут. Лицо у нее пустое, будто мама исчезла из этого мира.

— Мы все устроим, — говорит мне Ба. — Не волнуйся, все решим. Поживешь пока у нас, вот так. В школу мы сообщим.

— И в «Дойчес юнгфольк»?

— Ну конечно, и туда сообщим. Пока мы не уехали, украдкой пробираюсь в гостиную за фотокарточкой отца. Во мне крепнет ощущение, что 38

Д эн С мит

в этот дом мы больше не вернемся, пусть снимок лучше полежит у меня в кармане. Хоть так папа поедет с нами. Подарок на день рождения так и лежит на столе в кух‑ не. Размером он с пачку сигарет, чуть толще. Наверное, коробка. Внутри лежит что‑то увесистое.

— Карл! Ты где там? Мы ждем! — зовет дед.

— А велик? — спрашиваю у деда, когда он запирает входную дверь. — Велик можно как‑нибудь взять? На велике я езжу в школу и в клуб «Дойчес юнгфольк», а когда у нас нет собраний, просто для спорта катаюсь по улицам.

— Ну, в багажник он точно не влезет, — говорит дед, глядя на черную машину на обочине. Рыдван тот еще, но эта колымага живет у деда сколько себя помню, и он любит возиться с ней. Чуть что, сразу ле‑ зет под капот что‑нибудь подтянуть или отрегулировать.

— Слушай, — предлагает дед, оценив угрюмое выраже‑ ние моего лица. — Я когда вас отвезу, вернусь за ним. Все равно надо зайти в школу, предупредить, что тебя не будет.

— И в отряд.

— Да, и туда. — Он избегает смотреть мне в глаза, и я замечаю, как они переглядываются с бабулей. В красном кирпичном доме на Эшерштрассе дед с Ба уводят маму в комнату, где она жила ребенком. Пока Ба укладывает матушку в кровать, дед уезжает за велоси‑ педом.

— Как думаешь, мама придет в себя? — спрашиваю у Стефана. — Странно она выглядит, будто ее здесь нет. Мы сидим в кухне, предоставленные самим себе, и не знаем, что делать. Тайна брата

39

— Надеюсь, — отвечает Стефан. — Она... грустит, вот и все. Просто не верится, что мы никогда не увидим папу. Словно все понарошку, и мне кажется, будто сейчас по‑ стучат в дверь и скажут, что произошла большая ошибка.

— ...присмотрят за ней.

— А? — поднимаю глаза на брата.

— Говорю, Ба с дедом присмотрят за ней. И за нами. Киваю.

— Все будет хорошо, — говорит брат, но я чувствую, что он бодрится ради меня. День проходит как в тумане. Мама не выходит из ком‑ наты, а мне в рот не лезет ни крошки. Рано вечером ухожу в спальню, где мы со Стефаном ночуем, когда гостим здесь. Четыре года подряд мы ле‑ том приезжали к бабуле с дедулей на две недели, а в по‑ следний раз я уже был один, потому что Стефан устроил‑ ся на работу. Ставлю на комод папину фотокарточку, а рядом кладу свой подарок на день рождения. Желаю папе спокойной ночи и падаю на кровать. Солнце еще не село, но Ба задергивает шторы и целует меня перед сном. Сон слетает, а вокруг стоит темень. Не просто темнота, а кромешная темень. В комнату не проникает ни лучика света. Хуже всего, что у меня вылетело из головы, где я. Терзает смутное ощущение, что приключилась большая беда, но какая — хоть убей, не помню. В животе пусто, но комком ворочается тяжесть. Сердце колотит в ребра, а тело покрыто липким потом. Сев на кровати, сбрасываю покрывало.

40

Д эн С мит

— Мама? Папа? Из пересохшего горла вырывается испуганный писк.

— Карл, что такое? — отзывается брат. Слышу, как скрипит соседняя кровать. Стефан нащупывает меня в темноте. — Не бойся, я здесь. Воспоминания обрушиваются тяжким ударом, будто уплыли на волнах сна, а теперь рвутся назад в голову. Папа мертв. Первая мысль раскалывает череп. Мама заболела. Вторая. Две мысли ворочаются внутри, затягивая меня в кош‑ марную ледяную тоску, от которой болит горло и жгучие слезы текут из глаз. Как здорово было с друзьями, на солнышке, обсуждать солдат и сражения, и как тяжело одному, в глухой ночи, думать об этом.

— Ненавижу войну.

— Я тоже. Стефан забирается ко мне в кровать и кладет голо‑ ву на мою подушку. Мы молча лежим рядом. Наконец из меня лезут первые слова.

— У меня в классе есть мальчик, Йохан Вебер. У него папа служил в люфтваффе. Ну, так, был никем, про‑ стым...

— Наш папа тоже был никем. Это для нас он был всем. А для армии никем.

— Наш папа был сержантом, — напоминаю я брату. — Офицером, особенным человеком.

— Не настолько особенным, чтобы беречь его жизнь.

— Это... нет... может, просто его не смогли спасти. — Замечание Стефана выводит меня из себя. — Он совер‑ шал подвиг, спасал отряд или... Тайна брата

41

— Ладно, пусть так, — успокаивает меня брат. — Расска‑ жи об этом пареньке... Как там его звали? Вроде Йохан? От желания поделиться историей не осталось и следа. В конце концов, какая разница.

— Что теперь с нами будет?

— Останемся здесь, пока мама не поправится. Дед ска‑ зал, найдет мне работу.

— А я пойду в местную школу? И запишусь в городское отделение «Дойчес юнгфольк»?

— Не знаю. Скорее всего, Ба с дедом подержат тебя дома, пока не убедятся, что с тобой все хорошо. Впрочем, перерыв пойдет тебе на пользу.

— Как это — на пользу? — В темноте брата не видно, но я кожей ощущаю, что он рядом.

— Будет время задуматься о... как бы сказать... других вещах.

— Каких таких вещах? Он замолкает на миг.

— Ну, о том.. что важно, а что нет.

— «Дойчес юнгфольк» это важно.

— Ладно, тише, просто Ба с дедом думают, что мама с нами натерпелась. Я в прошлом году влип в историю, а ты такой... — Он замолкает, подыскивая слова. — Ино‑ гда складывается ощущение, что ты слишком близко к сердцу принимаешь нацизм.

— Близко к сердцу? — Я поднимаюсь на локте. — Это в каком смысле? Как можно принять его слишком близко к сердцу? Не понимаю.

— Когда‑нибудь поймешь.

— И что это значит? — От загадочных речей бра‑ та меня одолевает раздражение, и на память приходит 42

Д эн С мит

цветок, который я заметил у него на жилетке. Тогда он тоже напустил таинственности.

— Расскажи‑ка, что это за цветок такой? — начинаю пытать его. — Он что‑нибудь означает?

— Означает? — В голосе брата звучит удивление. — С чего бы ему что‑то означать? Цветок себе и цветок. За‑ будь о нем. Понимаю, что больше он не скажет ни слова, поэтому мы просто лежим в тишине, пока меня не одолевает сон. На этот раз, открыв глаза, вижу свет и слышу суету в кухне. Надев форму, спускаюсь к деду, который готовит завтрак. Однако по дороге делаю остановку у вешалки, чтобы рассмотреть жилетку Стефана. Там, где раньше был пришит тряпочный квадратик с цветком, ничего нет.

Узник НА ЭШЕРШТРАССЕ СКУЧНО до безобразия и очень не хватает друзей. Ба с дедом не выпускают меня на ули‑ цу и запретили все интересное. Вот к Стефану другое от‑ ношение. Среди приятелей деда есть хозяин мельницы на краю города, тот сразу взял брата на работу.

— Стефану нужно занять руки, — объясняет дед, но мне кажется, они просто хотят уберечь его от непри‑ ятностей. Они даже уговорили брата не носить пестрые рубаш‑ ки, мол, ради нас с мамой не стоит привлекать к себе внимание. Ведь по пестрой рубашке так легко опознать бунтаря, который задирается с гитлерюгендом. Стефан, хоть и без всякого восторга, стал одеваться как все. На работу он уходит с раннего утра, а возвращается к пяти, весь белый от муки. Три вечера просидев дома, на четвертый он садится на велосипед.

— Ты куда? — спрашивает дед.

— Навещу друзей.

— Каких таких друзей?

— Ребят, с которыми познакомился на мельнице.

— Ребят вроде тебя? Стефан пожимает плечами. Видно, что его не хотят пу‑ скать, но и сделать ничего не могут. Что бы ни сказали Ба 44

Д эн С мит

с дедом, он поедет, так что они, стоя в дверях, провожают его взглядом. А вот когда я хочу выйти на улицу, мне приказывают сидеть дома, где решительно нечем заняться. Я как узник в тюрьме. Меня будто держат в лагере, куда сажают военнопленных, евреев и других преступ‑ ников. В прошлом году Стефан отсидел в лагере неделю за драку с ребятами из гитлерюгенда. Когда полиция уво‑ дила его, мне было жуть как стыдно и немножко жалко его. Я не знал, что его обреют наголо и будут муштровать до посинения. Вернулся он бледным и молчаливым. Самое паршивое, что Ба с дедом не записали меня ни в школу, ни в «Дойчес юнгфольк». К жуткой тоске по отцу и переживаниям за маму примешивается раздражение, что у меня отняли привычную жизнь. Чувства распирают так, что я готов взорваться. Наверняка ни в школе, ни в отряде до сих пор не знают, что я уехал. А ведь у меня серебряный значок, я должен хотя бы на собрания ходить. Сколько бы я ни просил отвезти меня, Ба с дедом отгова‑ риваются тем, что заняты. Стефан, уехавший на велике, стал последней каплей, и я не выдерживаю: — Меня ждут в «Дойчес юнгфольк». Я обязан туда пой‑ ти. Есть правила.

— Знаю. — Дед поднимает глаза от тарелки. — Мест‑ ный отряд пока не знает, что ты здесь, и...

— Я хочу пойти туда. Иначе у меня будут проблемы.

— Пока они не знают, что ты здесь, ничего не бу‑ дет, — объясняет Ба. — Не переживай, у них полно ребят, как‑нибудь без тебя обойдутся. Они каждые выходные маршируют по улицам, жуткий шум и гам от них. Если хочешь знать мое мнение... Тайна брата

45

— Клаудиа, хватит. — Дед взмахом руки прерывает ее монолог. Они обмениваются серьезными взглядами. Потом дед разворачивается ко мне. — Суть в том, что, по нашему мнению, тебе нужно отдохнуть. Не торопись, спокойно подумай о папе. На словах о папе у меня перед глазами встает фотокар‑ точка отца, и на сердце становится тяжело. Меньше все‑ го на свете мне хочется думать о нем, потому что от этих мыслей становится жуть как паршиво. Уперев взгляд в стол, качаю головой: — Я хочу завести друзей. В отряде каждый для меня был как брат, без них мне грустно и тоскливо. Нет, Ба с дедом не удержат меня вза‑ перти.

— Давай подождем пару дней, — улыбается дед.

— Но Стефана вы отпускаете на улицу. Так нечестно.

— Стефан постарше, — ласково говорит дед. — Он...

— Он притягивает неприятности.

— Ему просто нужно занять руки, — объясняет Ба. — Мы делаем как лучше для него.

— Ну хотя бы гулять мне можно? На велике кататься? Я разглядываю пятна на столе и мечтаю, чтобы все было как прежде.

— Ты же понимаешь, тебе нельзя на улицу. Дальше сада не ходи, чтобы никто...

— ...не увидел меня, — завершаю дедушкину мысль. Он переводит взгляд с меня на бабулю и обратно.

— Вы прячете меня, — говорю, вытягивая руку. Тоска перерастает в злость. Это чувство переносить куда лег‑ че, и я бросаю вожжи. — Представьте себе, я не дурак. Вы меня не выпускаете, чтобы никто меня не заметил.

46

Д эн С мит

Потому что иначе мне придется пойти в школу и в «Дой‑ чес юнгфольк». Таковы правила. Дед со вздохом поднимается, идет к окну и выглядыва‑ ет наружу.

— Карл, — говорит он, — если кто‑нибудь донесет, что ты здесь, или тебя заметит не тот человек, мы все попа‑ дем в беду.

— Так отправьте меня в школу. — На душе становит‑ ся все хуже и гаже. Руки трясутся. Чтобы унять дрожь, сую их под мышки. Не знаю, что делать и как повлиять на ситуацию. Злость и раздражение захлестывают меня с головой, и мне физически необходимо выплеснуть их. Встав, упираюсь взглядом в бабулю. — А может, мне са‑ мому на вас донести? Вот возьму и пойду прямиком ­в ге‑ стапо...­ Я замолкаю. Ба в ужасе. Глаза у нее вот-вот выпадут из орбит, а рот похож на громадную букву «О».

— А я могу...

— Прекрати! — Дед разворачивается ко мне. Лицо у него темнее грозовой тучи. Впервые вижу его таким. По кухне будто пролетает разряд. Лишь переведя дух и успокоившись, дед продолжает: — Дай нам пару дней. Тебе нужно время оплакать отца. Потом вернемся к это‑ му разговору. А пока сходи, проверь, как там мама. У меня просто нет слов. Вскакиваю, оттолкнув стул.

— Ладно, — говорю и выбегаю из кухни. Лестница скрипит под ногами.

Побег Я СИЖУ НА КРАЮ КРОВАТИ, но мама даже не открывает глаз. Она ни разу не вышла из комнаты, будто не хочет больше жить. Мне иногда кажется, что зря мы переехали на Эшерштрассе. Дома она бы не спала целыми днями, потому что ей пришлось бы заботиться обо мне и Стефа‑ не, а я был бы среди друзей. Я смотрю на маму, и раздражение после разговора с Ба и дедом потихоньку тает. Может быть, мама не смотрит на меня, потому что я напоминаю ей папу. Мне всегда говорили, что у меня его глаза и нос. И улыбка. Со своего места вижу в окошке здания напротив. Двух‑ этажные домишки из красного кирпича, один в один как наш, стоят группами по три. Мы живем на углу, где от Эшерштрассе отходит узкая дорожка на параллельную улицу. В среднем доме напротив окна украшены ящиками для цветов, прямо как у нас. Только Ба сажает красную герань, а там пусто. Вроде бы в прошлом году дом сто‑ ял безлюдным. А сейчас оттуда выходит тетенька, вы‑ сокая, белокурая, в простом голубом платье и белом переднике. Смотрит налево, направо, а потом кричит в двери.

48

Д эн С мит

И через миг на улицу выходит девчонка. У нее велик, такой же, как у нас со Стефаном, черный, с сиденьем из коричневой кожи. Девчонка миленькая, но темные глаза и волосы делают ее похожей на недочеловека, по‑ лукровку, у которого в роду были евреи. По возрасту она моя ровесница и одета в школьную форму. Подхожу к окну и смотрю вниз. Как бы мне хотелось пойти с ней в школу. Тут она поднимает взгляд и замеча‑ ет меня. Наши глаза встречаются. Девчонка улыбается и машет мне. Отпрыгиваю от окна, будто меня застали за неподоба‑ ющим, и в голове появляются паршивые мысли. Вдруг она донесет, что видела меня. Сообщит в гестапо. А по‑ том они придут и арестуют меня за то, что не хожу в шко‑ лу, и поеду я в лагерь, закованный в наручники. Сглотнув комок, гоню дурацкие мысли прочь. Прижи‑ маюсь носом к стеклу и выглядываю наружу. Девчонка на велике уезжает по улице направо. Ее ма‑ тушка стоит в дверях и провожает дочку взглядом. Фигу‑ ра, исчезающая вдалеке, вызывает желание прокатиться. Я четыре дня не выходил на улицу, разве что во двор, где никто не увидит, помочь деду с машиной. Девчонка давно уехала, ее мама закрыла дверь, а я все смотрю на Эшерштрассе. Улица будто вымерла. Как не похоже на родной дом, где снаружи всегда царит суе‑ та. В городе ездят машины, трамваи, телеги, люди ходят туда-сюда, а здесь пусто. Жду добрых десять минут, отсчитывая в уме по шесть‑ десят, но за окном не мелькает ни единой машины. Тайна брата

49

Ни единой. Взгляд цепляется разве что за старика, выгу‑ ливающего собаку.

— Как же скучно, — бурчу себе под нос, пристраиваясь на краю маминой кровати. — Вообще нечего делать. Но девчонка на велике подбросила мне идею. Внизу Ба делает хлеб. По кухне разливается запах теста.

— Прости за грубые слова. Я не хотел...

— Все в порядке, — улыбается Ба. — Лучше помоги мне, это интересное занятие.

— Готовить? Снова?

— Не готовить, а печь. — Она месит тесто, вылезаю‑ щее между пальцами. — Хорошее дело, стоит научиться.

— Девчачья забава, — объясняю, будто она сама не в курсе. — Парни не готовят.

— Ой ли? Парни не готовят? Так учат в школе в ны‑ нешнее время? — Оставив тесто в покое, Ба смотрит на меня. — Поведай‑ка, а чем занимаются парни?

— В школе? Ну, мы изучаем математику, науки всякие и как воевать с врагами.

— Вот оно что. — Ба хмурит брови.

— А еще мы учим, как делать оружие, траектории, и расовую теорию. И бокс, и бег, чтобы мы были сильными.

— А дед, по‑твоему, не сильный?

— Да, но...

— Иногда он помогает мне готовить. Будешь теперь считать его слабаком?

— Есть разница. Молодежь — это будущее, поэтому мы должны быть сильнее. Быстрыми, как тигры, креп‑ кими, как сапоги, и надежными, как крупповская сталь. Ба, отвернувшись, бросает на стол пригоршню муки.

50

Д эн С мит

— Это слова фюрера, — говорит она.

— Именно. Ба поднимает ком теста и швыряет на стол. Взметают‑ ся облачка муки.

— А девчонки учатся готовить? — хмурится она. Руки ее прямо впиваются в тесто.

— Ага. И конечно, быть примерными женами и мате‑ рями.

— Ясно. — Прекратив мучить тесто, Ба меряет меня взглядом. На лице у нее проступает грустная улыбка. Ба‑ буля подходит ко мне и, вытерев руки о передник, гладит меня по щеке. — Знаешь, Карл, тебе не обязательно все время ходить в форме.

— Она мне нравится.

— Иногда одежду надо стирать. А для этого ее придет‑ ся снять.

— Если постирать с вечера, к утру просохнет.

— В самом деле? Ладно, не хочешь помогать мне, схо‑ ди глянь, может, деду нужны лишние руки. Он во дворе, возится с машиной. Отвлекись хоть ненадолго от учебы и войны.

— Не хочу отвлекаться. Мне по душе учеба. Я хочу быть сильным, крепким и подготовленным. Я нужен фюреру.

— На войне? Так рвешься на фронт?

— Как любой парень из нашего класса. Учитель обе‑ щал, что нас отправят воевать. У бабули почему‑то блестят глаза.

— Тебя тоже? А если тебя убьют, как... — Фраза пови‑ сает в воздухе. Ба закрывает ладонью рот. — Ох, Карл, — говорит она, отворачиваясь к окну. Тайна брата

51

— В чем дело? — спрашиваю, подходя к бабуле.

— Все нормально. — Ба поднимает руку, словно отсы‑ лая меня прочь. — Ладно. Сходи к деду. У нее перехватывает горло. Я смотрю на нее, недоуме‑ вая, что случилось. Но Ба снова машет, и я, оставив ее в кухне, иду искать деда. Дед пристроил к дому навес, чтобы машина не стояла под дождем. Это просто доски на подпорках, и Ба злится, потому что окно их спальни выходит на корявую крышу. Дед проводит там кучу времени, забравшись под капот любимого «опеля адмирал». Сейчас он разглядывает движок. В углу рта дымится сигарета. Ба не разрешает курить в доме, мол, негигие‑ нично. Подозреваю, это одна из причин, почему дед по‑ стоянно бегает к машине. Дед погружен в процесс, и я не буду мешать. Мне до чертиков надоело готовить и подавать ключи, так что я тайком пробираюсь в сарай и выкатываю свой велик. Убедившись, что дед не видит, удивляю сам себя. Я нарушаю приказ. По садовой дорожке выкатываю велик через ворота в переулок. Дед напряженно смотрит под капот, и над головой его плавает облачко дыма. Долгий миг разглядываю его. Еще можно вернуться, поставить велик на место и... Ворота со щелчком закрываются. Сам не понимаю, как я сделал это. Перекинув ногу через колесо, толкаюсь и качу по пе‑ реулку. Сворачиваю на дорожку и выруливаю на Эшер‑ штрассе. Я еду вслед давешней девчонке.

52

Д эн С мит

Ноги крутят педали, а сердце наполняется радостью. Злость растаяла, в душе цветет облегчение, пред‑ вкушение и радость. Чувства поднимаются из живота и бьют в голову так, что я готов взорваться. От восторга открываю рот, и в горло рвется свежий утренний воздух. Ветер обдувает лицо, ерошит короткие волосы, вьется под коленями. Здорово. Потрясающе. Невероятно. Впервые за много дней чувствую себя свободным.

Слова на стене ЕДУ КУДА ГЛАЗА ГЛЯДЯТ. Ноги жмут на педали, руки крутят руль, в голове царит звенящая пустота. Забыт по‑ гибший отец, забыта слегшая мать. В голове нет места мыслям о Ральфе и Мартине, о бабуле и деде, усадившим меня под домашний арест. Прохожие для меня выглядят как размытые пятна. Ни‑ кто меня не замечает. Все идут по своим делам. Гоню по центральной улице, а потом ныряю в лаби‑ ринт дворов и переулков. На булыжной мостовой трясет так, что я не вижу дорогу, но скорости не сбавляю. Бы‑ стрее. Еще быстрее. Пока взгляд не упирается в надпись на стене. Она скалится мне в лицо с кирпичной стены в конце тупика.

ГИТЛЕРЮГЕНДУ ВОЙНА НА УНИЧТОЖЕНИЕ Едва прочитав, бью по тормозам. Белые буквы размером с мою ладошку. Я и раньше видел надписи на стенах, про всяких евреев, но тако‑ го — никогда. Наверное, это евреи так выражают недо‑ вольство. Размышляю над тем, что значат эти слова, кто 54

Д эн С мит

их написал и зачем. Крепнет ощущение, что это посла‑ ние мне. Только смысл ускользает. Закрываю глаза. Белые буквы словно выжжены у меня на веках. Наконец, покачав головой, трогаюсь с места. Надпись приближается, как будто я сейчас въеду прямо в нее, но в конце тупика есть проход, и я сворачиваю туда. Буквы исчезают, и от этого легче на душе, но боковое зрение фиксирует знаки, которые складываются в слова.

ГИТЛЕР Притормаживаю, чтобы проще было читать.

УБИВАЕТ Каждое слово больше предыдущего.

НАШИХ Краска блестит, наверное, еще не просохла как следует.

ОТЦОВ Символ в конце фразы выбивает из меня дыхание. Словно громадная точка, он венчает фразу.

Тайна брата

55

Грубый рисунок легко узнаваем. Такую же фигуру я видел на жилетке Стефана. Останавливаюсь как вкопанный и разглядываю цве‑ ток. Похоже, эти слова писали не евреи. Они бы постави‑ ли в конце другой знак, звезду Давида. В голове не укладывается. Но мне надо разобраться, в чем суть. Ведь мой брат, Стефан, как‑то с этим связан. Прислонив велик к бордюру, подхожу ближе к стене. В воздухе чувствуется характерный запах. Касаюсь цвет‑ ка. На пальцах остаются белые пятна. Краска совсем све‑ жая. Надпись сделали только что. Если поторопиться, я могу их догнать. Прыгаю на велосипед и кручу педали изо всех сил. Велик скачет по булыжникам, колеса проскальзывают, но мне все равно. В конце переулка выбираю направле‑ ние, сворачиваю направо и смотрю во все глаза. Сколько бы я ни носился по тупикам и переулкам, мне не попадается ни одна подозрительная личность. Зато везде натыкаюсь на тот же цветок и ту же фразу, мол, Гитлер убивает наших отцов, и недоумеваю, как это так, Гитлер убивает наших отцов? Нелепица какая‑то. Ищу вандалов добрых полчаса, не обращая внимания ни на что вокруг, и тут передо мной предстает школа. Не такая большая, как у нас в городе, но тоже ниче‑ го себе: два больших здания, приличный двор и ограда по кругу. Прямо по курсу на столбе висит сирена воздуш‑ ной тревоги, похожая на две красные тарелки, торчащие в разные стороны. Эти сирены издают самый жуткий вой, какой только бывает, так что я на всякий случай отъезжаю подальше.

56

Д эн С мит

Двор забит детьми. С одной стороны построились ребята, все как на подбор в форме «Дойчес юнгфольк». С другой стороны занимаются девчонки в шортах и ру‑ башках. Они крутят обручи над головой и во все стороны, а ребята делают отжимания и выпрыгивания. Как мне хочется оказаться среди них и тоже закалять тело. Чем сильнее крепнет желание, тем ярче в душе горят злость и обида. Вспоминаю, как угрожал бабуле с дедом доне‑ сти на них. А ведь это правильная мысль. Так нас учил юнгбанн­ фюрер, и так бы поступил любой из моих друзей: по‑ шел бы в полицейский участок или прямиком в штаб гестапо на берегу реки и донес бы на бабулю с дедом. Что они не пускают меня в школу и в отряд «Дойчес юнг­ фольк». Размышляя над этим, замечаю среди девчонок ту, ко‑ торую видел сегодня с утра. Она стоит в ряду, крутит об‑ руч, только ей положено смотреть вперед, а она поверну‑ ла голову в мою сторону и улыбается. Озираюсь: мало ли, может, она смотрит на что‑то дру‑ гое, — а когда снова ловлю ее взглядом, она украдкой машет мне обручем. И ее замечает учительница.

— Лиза Херц! — орет тетка. Проследив за взглядом ученицы, она тут же замечает меня. Учительница низенькая, волосы так плотно собра‑ ны в пучок, что натягивается лицо. Одежда скромная и опрятная — темная юбка до икр и пиджак в тон. Едва за‑ видев меня, она бросается через весь двор с криком: — Эй! Мальчик! Тайна брата

57

Меня не должно быть на улице. Меня вообще не долж‑ но существовать. Не здесь. Не в этом городе. Я нарушил столько правил, что голова идет кругом, и я замираю на месте. Только что сам хотел донести на бабулю с де‑ дом, а теперь, когда меня вот-вот поймают, накатывает ужас. Вдруг училка вызовет гестапо, и Ба с дедом попадут в серьезный переплет. Или SS отправит нас всех в лагерь, как Стефана.

— Мальчик! Теперь все смотрят на меня. Дети крутят головами, им любопытно, что случилось. Взрослый командир парней тоже идет ко мне. Учителя приближаются, ученики сто‑ ят, а в мозгу у меня вырисовывается картина. Она похо‑ жа на фильм, только в главных ролях Ба с дедом. Плечи у них тоскливо поникли, на руках оковы, их запихивают в грузовик и увозят в лагерь. И все из‑за меня. Смотрю на Лизу Херц и замечаю, что она делает пассы руками. В голове у меня царит такая каша, что смысл же‑ стов упорно ускользает. В чем дело? Что она пытается мне сказать? Лиза держит руки внизу, чтобы не привлекать внима‑ ния, и машет ладонями, будто отгоняя кошку. «Уходи, — безмолвно произносит она. — Беги». И словно пелена падает с глаз. Хватаю велик и, встав одной ногой на педаль, разгоня‑ юсь со всей дури.

— Стоять! — вопит учитель, почти добежавший до ограды. Перекинув ногу через колесо, всем весом обрушива‑ юсь на педаль.

— Назад!

58

Д эн С мит

Спешу прочь. Снова ветер бьет в лицо, и сердце стучит как оголтелое. Ехать мне долго, но от радостного возбуждения не осталось и следа. В груди теснятся сложные чувства, непонятные мне самому. Животный страх быть пойман‑ ным. Тревога за бабулю с дедом. Стыд за то, что сам был готов на них донести. Опустив голову и вцепившись в руль, еду и еду, кручу и кручу, разгоняюсь и разгоняюсь. Убегая, не смотрю назад. Наоборот, ныряю в лаби‑ ринт, путаю следы, только зубы лязгают, когда велик скачет по булыжным мостовым. Не замечая ничего во‑ круг, рвусь к свету в конце переулка и вылетаю на дорогу. В сумбур моих мыслей врывается громкий, резкий, долгий гудок. Ничего не успеваю сделать. Дальше все как в замедленной съемке. На меня несется черный «мерседес», сверкающий, красивый. В серебристом бампере отражается утреннее солнце. В распахнутых глазах водителя плещется изумление, он вытянутыми руками упирается в руль и жмет на тор‑ моза. Колеса визжат. Я зажмуриваюсь. Мощный удар. Полет. Долгие секунды мое тело висит в воздухе. Падение. Удар. Приземляюсь с тошнотворным хрустом. Сперва оземь ударяются ладони, потом локти и ко‑ лени, меня тащит по асфальту, обдирая кожу, и мелкие Тайна брата

59

камешки впиваются в плоть. Подбородок впечатывается в бордюр, зубы лязгают, и воздух с громким уханьем вы‑ рывается из легких. Тело замирает.

— ...мальчик, ты как? — спрашивают у меня. Открываю глаза. Перед лицом стоят черные блестя‑ щие туфли.

— ...слышишь? Меня трясут за плечо. После удара в голове помути‑ лось, глаза не фокусируются, поэтому фигура больше по‑ хожа на пятно.

— Ты. В. Порядке? — спрашивает мужчина в модном костюме. Я, перевернувшись на спину, потихоньку сажусь. На ладонях кровь и черные пятна асфальтовой крош‑ ки. На коленях тоже. Стоит взглянуть на месиво, и в со‑ знание прорывается боль. На другой стороне дороги собираются зеваки. Жите‑ ли окрестных домов, заслышав грохот, припадают к ок‑ нам и даже стоят в открытых дверях, но никто не спешит на помощь. Если не считать мужчину в костюме.

— Ты всегда вылетаешь на дорогу не глядя? Его слова сочатся ядом.

— Простите меня, — качаю головой.

— Твоим «простите» машину ведь не починишь? Он показывает на автомобиль. На блестящем бампере едва заметная вмятинка. Можно сказать, царапина.

— И велосипед тоже, — говорит мужчина. Велик лежит в нескольких метрах от нас, на обочине. Переднее колесо пошло восьмеркой.

— Теперь его разве что в металлолом снести, на во‑ енные нужды. — Мужчина проводит взглядом по толпе 60

Д эн С мит

на другой стороне дороги. — Принесите ребенку влаж‑ ную тряпку и стакан воды. Никто не трогается с места. Все смотрят на мужчину в костюме, потом друг на друга.

— Поживее! — рявкает тот. — Один из вас. Взял и принес. Создается ощущение, что мужчина каждому отвесил пощечину. Толпа рассыпается. Кто‑то скрывается в доме, кто‑то испаряется в сторону магазина на углу.

— Мы незнакомы, — говорит мужчина, глядя на меня. — Позволь представиться. Меня зовут Герхард Вольф. Инспектор уголовного розыска Герхард Вольф. Так он из гестапо.

Правда и ложь ИНСПЕКТОР УГОЛОВНОГО РОЗЫСКА Вольф не столько ведет, сколько тащит меня к машине. Взяв меня за руку, поднимает на ноги и волочит к сияющему «мерседесу».

— Почистись как следует, — говорит он, открывая за‑ днюю дверь и усаживая меня на крыло. — Машину по‑ мыли только с утра. Дай‑ка взглянуть на руки. Сижу, не шевелясь.

— Мальчик, покажи руки. Вытягиваю руки вперед, ладонями вниз, но Вольф про‑ должает пожирать меня взглядом. Глаза у него стальные. Серые, ледяные, суровые. Нос чуть кривой, должно быть, ломаный. Губы тонкие. Силь‑ ная челюсть. На лбу — морщины опыта. Светлые воло‑ сы, подернутые сединой, изящно уложены на пробор. Свежий костюм сидит идеально. От Вольфа мощно идет сладкий дух одеколона. Достав из кармана пару очков в черной оправе, Вольф водружает их на нос и склоняется над моими руками.

— Переверни. Подчиняюсь.

— Объясни, откуда это взялось. — Его внимание при‑ влекают белые пятнышки на кончиках пальцев. — Ты что, рисовал?

62

Д эн С мит

Его взгляд будто проникает мне в душу.

— Нет, я...

— Говори правду.

— Я трогал рисунок на стене. В переулке. Там был цве‑ ток.

— Твоя работа?! — рявкает он. — Рисуешь на стенах?

— Нет, честное слово.

— Показывай, что у тебя в карманах. Выворачиваю карманы шорт, демонстрируя, что там нет ничего, кроме перочинного ножа с поломанной ручкой.

— Сколько лет?

— Двенадцать. Он стоит, будто кол проглотил, и смотрит на меня. Ще‑ лочки глаз и ниточки губ выдают желание сожрать меня живьем.

— Сиди тут. Инспектор обходит машину, чтобы оценить ущерб. Уперев руки в бока, качает головой. От этого занятия его отвлекает женщина с тряпкой и стаканом воды.

— Дайте вон ему, — указывает он на меня. В голосе чи‑ тается явное нетерпение. Женщина, присев рядом со мной, протягивает стакан.

— Спасибо. Прохладная вода освежает.

— Ты цел? — тихо спрашивает женщина, нежными движениями стирая тряпочкой кровь у меня с колена. У нее светлые волосы, собранные в пучок, и карие гла‑ за. — Сильно тебе досталось. Болит? Кажется, стоит уронить хоть одну слезинку, и я выстав‑ лю себя слабаком. Вытерев лицо рукавом, качаю головой. Тайна брата

63

— Нормально, все нормально. Женщина кивает, хоть явно не верит мне.

— Если он будет тебя запугивать, не бойся.

— А я и не боюсь. Она кидает взгляд на Вольфа. Тот, согнувшись, изу‑ чает бампер. Это зрелище заставляет женщину моргать и часто дышать. Со щек у нее сбегает краска. Я видел та‑ кое в школе, у ребят, которых сейчас будут наказывать. Это ненависть, замешанная на страхе. Интересно, что она натворила. Наверное, скрывает что‑нибудь от вла‑ стей. Женщина переводит глаза на меня и выдавливает ободряющую улыбку. Вытерев одно колено, принимает‑ ся за второе.

— За велосипедом я пригляжу, — говорит она. — За‑ берешь его, когда сможешь. Место найдешь? Ты знаешь, где мы сейчас?

— Вроде бы.

— Отлично. Постарайся не...

— Хватит уже, — произносит Вольф, который стоит у нее за спиной. — Отдай мальчику тряпку и проваливай. Женщина потихоньку встает.

— Давай поживее. — Вольф хватает ее за руку и вздер‑ гивает на ноги. — Проваливай. Мальчик, в машину. Бы‑ стро. Женщина молча сует мне в ладонь тряпку и забирает стакан. Не оборачиваясь, она идет к дому. Потрясающе, какой эффект оказывает Вольф на человека. Я одновре‑ менно восхищен и испуган. Даже представить не могу, каково это, когда люди подчиняются тебе без лишних слов.

64

Д эн С мит

— Садись, — командует Вольф. Захлопнув дверь, он садится за руль и заводит мотор.

— Где живешь? — спрашивает он, трогаясь с места.

— Эшерштрассе, герр Вольф.

— Громче. Повторяю.

— Ага, Эшерштрассе. Это недалеко. Кожаные сиденья холодят тело. Я даже не пытаюсь вы‑ тереть локти тряпкой, просто смотрю Вольфу в затылок. Стрижка у него свежая, заметна разница между выбри‑ той шеей и более длинным верхом.

— Как звать? — требует он.

— Карл Фридман, герр Вольф. В машине густо воняет одеколоном, меня аж тошнит. Вольф кивает.

— Хорошо, Карл Фридман. Меня снедает любопыт‑ ство, как так вышло, что ты мне незнаком. Городок у нас небольшой, я знаю в лицо всех жителей. Особенно маль‑ чиков с серебряным значком на форме. — Он наклоняет голову, будто вот-вот посмотрит через плечо. — Ты ведь, что ни говори, будущее нашей нации, верно? Ладонь нащупывает значок на груди, и в голове всплы‑ вают светлые времена.

— Так точно, герр Вольф.

— Так почему же я тебя впервые вижу?

— Я из Кельна, герр Вольф. Приехал к бабушке с де‑ душкой. Той женщине я сказал, что не боюсь офицера гестапо, и в каком‑то смысле это так. Он следит за тем, чтобы ни‑ кто не предал нашу страну, чтобы Германия оставалась сильной, и это достойно уважения. Но каждый в душе Тайна брата

65

чуть‑чуть опасается гестапо, а в Герхарде Вольфе есть что‑то такое, от чего находиться рядом с ним неуютно.

— Дедушку как зовут? — спрашивает он.

— Вальтер Брандт, герр Вольф.

— Ага. Герр Брандт, — кивает инспектор. — Выходит, твоя мать... Ханна. Ханна Фридман.

— Да.

— А отец, видимо, Оскар Фридман? Киваю.

— Расскажи‑ка мне, Карл Фридман, как получилось, что ты не в школе? Сегодня учебный день, тебе положено быть на занятиях. Даже если ты лишь на время посетил наш маленький оплот патриотизма.

— Я... Вот она, возможность сообщить про бабулю с дедом, но в голове вертится картина, как их увозят в лагерь и наказывают там.

— Ну? — требует ответа Вольф. — Чем ты объяснишь свое поведение? Мальчик, говори. Почему ты не в школе? Он смотрит на меня в зеркало заднего вида. Когда наши глаза встречаются, я ощущаю в нем такую жесто‑ кость, что в животе растет ледяная глыба. Мне страшно за бабулю с дедом, но придется расска‑ зать правду. Больше вариантов я не вижу.

— Ба с дедом не пускают. Они говорят, мне нужно вре‑ мя, после того что случилось с папой.

— А что с ним случилось?

— Он погиб. — Я разглядываю колени, боясь поднять глаза.

— Где?

— В России, герр Вольф. Он служил в армии.

66

Д эн С мит

— Ты должен гордиться им.

— Я горжусь.

— Расскажи о надписи на стене, — меняет тему Вольф. — Помнишь, где ты ее нашел?

— Нет, герр Вольф.

— Не помнишь или не хочешь говорить? — Вольф опять разглядывает меня в зеркало.

— Я заблудился, — объясняю, уставившись в окно.

— Ясно. И на что же было похоже это... произведение искусства? — В последних словах звучит густой сарказм.

— Слова, герр Вольф. И цветок.

— Какие слова?

— Я... не хочу их повторять, герр Вольф.

— Про гитлерюгенд? Или нашего любимого фюрера?

— Да, герр Вольф. И то и то. Инспектор уголовного розыска, вздохнув, барабанит пальцами по рулю.

— Это же не твоя работа? Ты ведь у нас не из этих хули‑ ганов? Потому что, сказать по правде, я терпеть не могу хулиганов.

— Никак нет, герр Вольф. Честное слово, это не я.

— Знаешь кого‑нибудь, кто мог бы это сделать? Рань‑ ше видел такой цветок? Гоню прочь мысли о нашивке, которую заметил на жи‑ летке Стефана.

— Нет, герр Вольф. Во рту у меня пересохло. Слова так отдают ложью, что ее нельзя не заметить.

— Ты твердо уверен? Чувствую на себе взгляд Вольфа, но удерживаюсь от соблазна посмотреть ему в глаза. Мне страшно, что он Тайна брата

67

прочитает мои мысли. Так что я разглядываю пронося‑ щиеся мимо дома.

— Так точно, герр Вольф. Уверен. Некоторое время инспектор молчит.

— Карл Фридман, я тебе верю. Сдается мне, ты хоро‑ ший мальчик. Я прав?

— Вы правы, герр Вольф.

— Вот и славно. Всю оставшуюся дорогу мы молчим. Герр Вольф, сидящий передо мной, кажется опасным монстром, и я не могу отделаться от страха за бабулю с дедом. И от мыслей, что этот человек едва ли достоин восхище‑ ния. И вспоминаю выражение лица, с которым на него смотрела женщина. Герхард Вольф приводил ее в ужас.

Вольф у нас ДЕД, ОТКРЫВ ДВЕРЬ, смотрит на Вольфа с удивлением и тревогой, но едва он замечает раненого внука, вы‑ ражение лица меняется. Он тянет ко мне руку и хочет что‑то сказать, но Вольф отодвигает деда и заводит меня в дом.

— Вальтер, кто там? — Ба спадает с лица, увидев в кух‑ не офицера гестапо. — О, это вы.

— Мальчик находится под вашей ответственно‑ стью? — спрашивает Вольф, посмотрев на бабулю.

— Да, — отвечает дед, подошедший вслед за офице‑ ром. В голосе звенит напряжение. — А что случилось? Ба, справившись с потрясением, идет прямиком ко мне. Вытерев руки о фартук, она усаживает меня за стол.

— Милый, что стряслось? Что с тобой приключилось?

— Прогуливает школу, — сообщает Вольф. — Гоняет по улицам на велосипеде, вот что с ним случилось. Ба, стрельнув в него глазами, разглядывает меня. От‑ крывает рот, но слова находятся не сразу. Наконец Ба прочищает горло и тихо начинает говорить, прищелки‑ вая языком, будто в горле пересохло.

— Давай‑ка промоем раны, ладно? — Тряпка, которую мне дали, летит в корзину, а Ба лезет в шкафчик за ап‑ течкой. Ба работала медсестрой, как и мама, у нее всегда Тайна брата

69

под рукой есть набор неотложной помощи. — Болит? Хо‑ дить можешь? Руки сгибаются?

— С ним все в порядке, — заявляет Вольф. — Он силь‑ ный...

— Он ребенок, — обрывает его Ба. — Ему всего двенад‑ цать лет. У Вольфа застывает лицо.

— Ему повезло, что он жив. Да и вам предстоит кое‑что объяснить. Дети обязаны ходить в школу. Ба с дедом обмениваются тревожными взглядами.

— Его отец погиб, — говорит Ба, скручивая влажную салфетку. — Мы предупредили в школе и в отряде. Ему нужно время...

— Смерть отца не дает ему права слоняться по городу и прыгать под мою машину, — заявляет Вольф.

— Вы правы, — соглашается дед. — Нам очень жаль. Этого больше не повторится. Ба промывает ссадины и порезы, и пальцы ее дрожат. Вольф бродит по кухне, заглядывая в ящики, словно жи‑ вет здесь. Даже не подумав спросить разрешения, он всюду сует нос. Его слишком много для такой маленькой кухни. Одеколон перебивает запахи еды. Вольф находит в шкафчике жестянку, открывает крыш‑ ку и нюхает.

— Кофе. Настоящий кофе. И много.

— Купили в магазине герра Финкеля, — объясняет Ба. Вольф через стол смотрит на нее.

— Как так вышло, что у вас полно кофе, а у меня нет ни крошки?

— Мы купили его у герра Финкеля, — повторяет Ба, дезинфицируя мои коленки. — Заплатили...

70

Д эн С мит

— Еще и сигареты, — перебивает Вольф, обнаружив‑ ший в шкафу четыре пачки. — Немецкие. Хорошие.

— Купили у герра...

— Финкеля, да, я понял, — машет рукой инспектор. — Какой богатый ассортимент у него в магазине, надо же. Мне вот сложновато находить такой дефицит. Вроде бы Вольф пытается говорить вежливо, но в голо‑ се упрямо прорезаются обвиняющие и подозрительные нотки. Сунув по две пачки в каждый карман куртки, он вонзает в бабулю взгляд своих серых глаз.

— И безо всяких евреев мы превращаемся в нацию спекулянтов, — заявляет он.

— Мы не спекулянты! — возражает Ба.

— Отдельные недобросовестные личности гребут все под себя. Набивают подвалы, как хомяки. Такие дей‑ ствия подрывают мощь Фатерлянда.

— У нас в подвале нет ничего, кроме старой мебели.

— Хм. — Вольф изучающе смотрит на бабулю, потом ставит жестянку с кофе на стол и снимает крышку. — Напомните, герр Брандт, вы являетесь членом пар­- тии?

— Конечно, — отвечает дед.

— Партбилет и значок. Дед, кивнув, выходит из кухни. Вольф, осмотревшись напоследок, отправляется за ним. Шаги удаляются по ко‑ ридору в гостиную.

— Ты чем вообще думаешь? — шепчет Ба, едва они уходят. У нее дрожит голос. — Мы так за тебя волнова‑ лись. Куда ты сбежал?

— Простите меня. — Никогда не видел бабулю такой испуганной. — Что теперь будет? Тайна брата

71

— Не знаю, — говорит она, заматывая бинтом мою ко‑ ленку. — Главное, что ты цел. С остальным разберемся как‑нибудь. Дед возвращается на кухню. Ему на пятки наступает инспектор Вольф.

— Иди наверх, — говорит дед. У него на рубашке кра‑ суется партийный значок нацистов. Интересно, почему дед раньше его не носил. Склонившись ко мне, он шеп‑ чет: — Не спускайся, пока мы тебя не позовем. И не бой‑ ся. Все будет в порядке.

— Прости.

— Тебе не за что просить прощения. Все, иди наверх. Но путь преграждает Вольф, словно решивший меня задержать. Его немигающие глаза без всякого выраже‑ ния изучают меня. Я не могу отвести взгляд. Во рту пересохло, сердце стучит пойманной птицей. Хоть ростом Вольф уступает деду, но кажется гигантом, способным расплющить меня хлопком ладони. Наконец Вольф ухмыляется, сверкнув зубами, и отхо‑ дит в сторону, пропуская меня наверх, к маме. Так хочется, чтобы мама обняла меня и утешила, но она лежит пластом и спит. От этого зрелища одолевает тоска, и я ухожу к себе переодеть грязную форму. Серебряный значок ложится рядом с фотокарточкой отца. В белой рубашке и обычных штанах я стою у окна и слушаю бормотание на первом этаже. На улице хищ‑ ным зверем разлегся «мерседес» Вольфа. Свет играет на серебристом бампере. Мне отсюда не видно никаких царапин. Машина практически цела. Вот моему вели‑ ку кранты. Придется забирать его с дедом на машине, 72

Д эн С мит

потому что на гнутом колесе далеко не уедешь. По прав‑ де говоря, придется искать новое колесо. Тяжело вздохнув, я совсем было отошел от окна, но тут на улице появляется Вольф. Прижимаюсь носом к стеклу и замечаю рядом с ним голову деда. Вольф стоит, словно кол проглотил, плечи расправле‑ ны, подбородок смотрит вверх. Он что‑то втолковывает деду, тыча пальцем тому в грудь. Закончив речь, инспек‑ тор подходит к машине и распахивает дверь.

— Как я тебя ненавижу, — шепчу, вспоминая, как вел себя Вольф, когда я попал ему под колеса. — Ненавижу тебя. Тут он поднимает глаза. Герхард Вольф стоит рядом со сверкающей машиной и смотрит в окно, и мне уже поздно прятаться. Поэтому я заставляю себя смотреть на него. Поймав мой взгляд, он ухмыляется, как раньше. По‑ том усмешка тает, будто ее вовсе не было. Вольф исчеза‑ ет в чреве машины. Двигатель рычит, и «мерседес» выруливает на Эшер‑ штрассе. Доехав до конца, сворачивает налево. Я смотрю на опустевшую улицу и мечтаю никогда больше не ви‑ деть Вольфа.

Неприятности ИНСПЕКТОР УГОЛОВНОГО РОЗЫСКА ВОЛЬФ уехал, и я потихоньку спускаюсь в кухню. Ба, по‑прежнему в фар‑ туке, сидит и смотрит в стол, прямо как мама, когда по‑ лучила похоронку отца. Впервые в жизни Ба кажется мне старой. Никогда не видел ее такой усталой и поблекшей. Дед стоит рядом, спрятав руки в карманах, и тоже смо‑ трит в стол, будто ничего интереснее не видел. Ба поднимает голову и фокусирует взгляд на мне, но движение выходит абсолютно разобранным. Вытерев глаза, она смотрит на меня, не узнавая. И все‑таки сла‑ бая улыбка появляется у нее на губах.

— Милый, — говорит она, протягивая руки. — Иди ко мне. Я‑то ждал, что на меня будут кричать, и этот жест за­ стает меня врасплох.

— Иди сюда, — повторяет она, и я падаю в ее объятия. Ба изо всех сил прижимает меня к груди. Дед тоже улы‑ бается, только во взгляде у него радости нет.

— Мы в беде?

— Нет, что ты, — отвечает мне Ба. — Все в порядке. Тебя никто не тронет.

— Мне не стоило убегать, — каюсь я. — Простите.

— Не надо просить прощения. — Дед снова разгляды‑ вает стол.

74

Д эн С мит

Теперь мне видно, что там лежит членский билет пар‑ тии нацистов.

— Я не хотел... — У меня в голове все путается. — Не хотел...

— Все нормально, — успокаивает меня Ба.

— Что сказал инспектор? Дед садится на стул.

— Сказал, чтобы мы уже на этой неделе записали тебя в школу. И в «Дойчес юнгфольк». Правда, удачно? Пожимаю плечами.

— Ты не рад? — спрашивает Ба. — Ты же сам туда хо‑ тел. Там будут другие дети, ты с ними...

— А с вами что будет? Какие‑то неприятности?

— Мелочи, — объясняет дед. — Придется ходить на со‑ брания, и все.

— На собрания? Взгляд цепляется за значок, который теперь блестит у деда на груди. Он представляет собой белоснежный круг, в нем — красная полоса с серебряной окантовкой и надписью «National-Sozialistische DAP». Партия наци‑ стов. А в центре, черная как уголь, красуется свастика.

— На собрания партии в ратуше, — говорит дед. — Я давно там не был, так что... придется сходить и полу‑ чить там бумагу с подписью. И раз в месяц являться с ней к инспектору Вольфу, чтобы подтвердить мое присут‑ ствие.

— А почему ты не ходил? Не хотел?

— Даже не говори так, — тихо, но резко требует Ба, словно чего‑то боится. — Ни слова о том, что дед якобы не хочет ходить на собрания. Никогда. Никому. Ему нра‑ вятся собрания, так и знай. Тайна брата

75

На обед у нас вареная картошка с селедочным соусом и горстью квашеной капусты. Я все это не люблю, поэто‑ му молча гоняю еду по тарелке.

— Ешь, — требует Ба, и я пихаю капусту в рот, стара‑ ясь проглотить не жуя.

— И молоко пей. Молоко нужно для силы. Хотя сдается мне, в нем все меньше и меньше жирности. С каждым днем оно сильнее похоже на воду. Беру стакан. Ба с дедом сидят напротив, плечом к плечу, и я думаю, каково бы мне пришлось без них. Останься я с мамой, которая лежит наверху, словно мертвая. В школе, в компании Мартина с Ральфом, я верил, что нарушите‑ лей правил надо наказывать. Больше мне так не кажется. Доев обед, помогаю бабуле по кухне, а потом ухожу в гостиную и пытаюсь читать, но не могу ни на чем со‑ средоточиться.

— Можно мне на улицу? — спрашиваю.

— Конечно, — отвечает Ба. — Дед во дворе...

— В смысле совсем на улицу. Я бы посидел на крыльце.

— Хочешь посмотреть на жизнь?

— Там тепло, там солнышко. Ба задумывается на миг.

— Ну, вреда не будет. У тебя есть разрешение еще не‑ делю не ходить в школу, так что все в порядке. Вот почему я сижу на крыльце. И убеждаю себя, что мне нравится греться на солнце и разглядывать машины и прохожих. Но истинная причина в другом. Я хочу увидеть ее. Я буду сидеть на улице, когда темноволосая девочка пойдет из школы, и я помашу ей рукой.

Деревянный цветок ЭШЕРШТРАССЕ — УЛИЦА прямая и длинная, и вот в кон‑ це появляется черно-белое пятно. По мере приближения из него вырисовываются очертания человека. Оно все ближе, и становится ясно, что это едет на ве‑ лике девчонка в белой рубашке и черной юбке. До нее осталось несколько шагов, и я машу ей. Девчонка, притормозив на другой стороне, поднимает руку и машет в ответ. Я уже думаю, что все. Она постучит в дверь, исчезнет внутри, и мне придется снова ждать ее завтра поутру. Подумаешь, делов. Я ошибся. Девчонка лишь смотрит на дверь и вновь пе‑ реводит взгляд на меня. Она ставит велик к стене и пере‑ ходит улицу. Ко мне. Девчонка. Я с девчонками толком и не говорил никогда. Учимся мы раздельно, в «Дойчес юнгфольк» девчонок не берут. У них свои организации: «Юнгмедельбунд» для моих сверстниц и «Бунд дойчер медель»* для тех, кто постарше. От нас прямым текстом требуют не лезть к девчонкам, и я не знаю, что говорить... * «Союз немецких девушек» — аналог гитлерюгенда, куда принимали только юношей.

Тайна брата

77

— Привет, — здоровается она. Я, конечно, выставляю себя дураком.

— Э-э, привет.

— Что случилось? — интересуется она, имея в виду мои бинты.

— Как бы... с велика упал.

— Неудивительно, на такой‑то скорости. А что ты там забыл? Если уж прогуливаешь школу, не стоит подходить к ограде. Вблизи ее волосы кажутся еще темнее. Они заплетены в косички, как у большинства школьниц. Брови и гла‑ за у нее тоже темные. Форма грязная, гольфы сползли, и видно голени, все в синяках, свежих и подживших. Ко‑ ленки ободраны, хоть и не как у меня. Она стоит на тротуаре, уперев руки в боки, и хмуро взирает на меня свысока.

— Звать тебя как?

— Карл Фридман. Я встаю. Лишь ступенька мешает мне сделать шаг на‑ зад. Девчонка так близко, что я чую ее запах — смесь мыла и улицы.

— А меня Лиза. Разговор заходит в тупик.

— Э-э, — страдаю я. Надо бы что‑то сказать, и с языка срывается самая дурацкая фраза. — Ты полукровка? Лиза темнеет лицом, будто грозовая туча.

— Грубый вопрос, не находишь?

— Я не хотел... в смысле...

— Ну конечно, ты не хотел. Просто ты бестолковый мальчишка, который считает, что девчонки с луны сва‑ лились, и не знает, о чем с ними говорить.

78

Д эн С мит

— Я... — Сверлю взглядом асфальт, чувствуя, как нали‑ ваются краской щеки. Наверное, я похож сейчас на све‑ клу. Лиза вздыхает: — Так вот, Карл Фридман, я не полукровка. Ни во вто‑ ром, ни в третьем колене. А если хочешь общаться с дев‑ чонками, разговаривай с нами как с парнями.

— Прости. — Заставляю себя посмотреть ей в глаза. Пару секунд Лиза все так же стоит, уперев руки в боки, а потом грозовая туча стремительно тает.

— Я прощаю тебя, Карл Фридман. — Она лезет в кар‑ ман. — Деньги есть?

— Не-а.

— Ну и ладно. У меня десять пфеннигов. — В доказа‑ тельство Лиза показывает пару блестящих монет. Она зовет меня прогуляться по улице туда, откуда она при­ ехала. — Пошли со мной. Не тормози. Перевожу взгляд с Лизы на нашу дверь и обратно. Не знаю, на что решиться. Если я уйду, наверное, стоит предупредить бабулю с дедом.

— Да пошли же. Тут недалеко. Мы будем рядом, нас не хватятся. И я бросаюсь за ней следом. Мы идем рука об руку, и солнце греет нам спины.

— Приятно видеть, что ты для разнообразия снял эту дурацкую форму, — говорит Лиза. Интересно, когда это она меня видела. Ба с дедом во‑ обще не выпускали меня из дома, так что я не мог при‑ мелькаться.

— Я иногда вижу тебя у окна, — объясняет моя но‑ вая подружка, будто читает мои мысли. — А еще когда Тайна брата

79

вы с бабушкой ходите в магазин. Это ведь твоя бабушка, так?

— Ага.

— Ну, в общем, белая рубашка тебе больше идет. Твой брат иногда носит голубую, он в ней такой красавчик. Может, тебе тоже купить голубую?

— Откуда ты знаешь брата?

— Мы здороваемся по утрам, здесь он тебя обскакал. Но ты исправляешься.

— Меня вообще тут не должно быть. Ба с дедом прячут меня. Точнее, прятали, пока меня не сбил на машине ге‑ стаповец.

— Гестаповец? — Лиза, остановившись, смотрит на меня. — Тебя сбил гестаповец? Инспектор уголовного розыска Вольф?

— Он самый. У Лизы темнеет лицо.

— Ненавижу его. Свинья. Ее слова пугают меня. Слава богу, на улице пустынно и нас никто не слышит.

— А ты его откуда знаешь?

— Да все его знают. В школе ходит слушок, что в дет‑ стве он подрабатывал у пекаря. Развозил на велосипеде хлеб, а потом вступил в полицию. Теперь он — обычная гестаповская свинья.

— Тсс, — шикаю я, озираясь.

— Что он тебе сказал? — Лиза старается говорить по‑ тише.

— Э-э... ну, злился, что я помял машину, и...

— Заставил тебя пойти в школу?

80

Д эн С мит

— Да сказал, что еще пару дней можно сачковать, по‑ тому что...

— Свезло тебе. Лиза разворачивается и продолжает путь. Пару секунд наблюдаю, как прыгают ее косички, как она машет руками, а после бросаюсь вслед.

— А чего? Почему свезло‑то?

— В школе скучно. Раньше я такие речи слышал только от Стефана. Снова озираюсь, не подслушивают ли нас.

— Так почему тебе можно сидеть дома? Мама болеет? Моя мама говорит, когда вы приехали, твоя выглядела плохо и с тех пор не выходила. Что с ней?

— Непонятно. То ли болеет, то ли тоскует.

— Тоскует?

— У нас папа умер. Его убили враги.

— Ужас какой.

— Но мы им гордимся, — говорю я, вспоминая заветы юнгбаннфюрера. — Он выполнил свой долг перед фюре‑ ром. Лиза смотрит на меня так, словно в голове у нее кру‑ тятся серьезные мысли.

— Еще до того, как мы уехали, мой папа говаривал, что это фюрер затеял войну.

— Да нет же, он ведет нас к победе.

— Ну, мама фюрера не обвиняет, но, может, она про‑ сто боится.

— Чего?

— Да всего. Иной раз мне кажется, что она боится даже меня.

— Тебя? Тайна брата

81

— Ага. Боится, что я донесу на нее. Были случаи, когда дети так поступали. Чувствую укол вины. Гоню прочь мысли о том, что слу‑ чилось со Стефаном, и о своем желании донести на ба‑ булю с дедом. Разговор иссякает, и мы молчим до самого магазина герра Финкеля. Перед магазином выстроилась очередь из женщин с пустыми корзинами. Вижу двух бабушкиных подруг, живущих рядом с нами на Эшерштрассе, фрау Амзель и фрау Фогель. Они коротают ожидание беседой. С каж‑ дым днем очереди становятся все длиннее.

— Глянем, вдруг есть шоколад? — предлагает Лиза, вставая в очередь. Она снова демонстрирует мне монет­ ки. — Денег хватит. В ее ручке монеты кажутся громадными. Солнце игра‑ ет на орле, сжимающем в когтях свастику. Разглядываю новую подружку. Глаза у Лизы сами цве‑ том как шоколад. Лицо кругловатое, и прическа усилива‑ ет это впечатление. Нос у нее, померяй его врачи в школе, сочли бы слишком большим. Но все равно он милый. Хоть волосы у Лизы темные, но кожа бледная, отчего румянец на щеках становится легко заметен. Красивая девочка, хоть и не той красотой германской нации, о которой нам рассказывали в школе. Очень живая у нее красота.

— Ты всегда разглядываешь людей? — спрашивает Лиза.

— А?

— Чего уставился?

— Ой, прости. Знаешь, думал вот, мысли, что ты вот такая хочешь поделиться со мной.

82

Д эн С мит

— Ну, друзья ведь так и поступают? Выходит, мы с Лизой теперь друзья. Никаких тебе клятв, церемоний, ритуалов, приятельских оплеух. Пара слов, и готово дело — мы друзья. На лицо сама собой наползает улыбка.

— Что такое? — спрашивает Лиза. Пожимаю плечами.

— Друзья. Забавно... — Протягиваю ей руку. Сам не знаю почему. Чем‑то надо обозначить дружбу. Лиза разглядывает мою ладонь, тоже расплывается в улыбке и смотрит мне в глаза.

— Серьезно? Пожать руку? Смешной ты, Карл Фрид‑ ман, — качает она головой. Пара женщин выходит из магазина, очередь ползет вперед. Среди вышедших — фрау Остер, которая живет через дорогу от нас, в паре домов от Лизы. Она моложе мамы, тощая, с мышиными волосами и узким лицом. Муж у нее тоже сражается в России, только служит в тан‑ ковых войсках SS. Ба говорит, что по рассказам фрау Остер он целый генерал, не меньше.

— Все хуже и хуже, — жалуется она подружке, прохо‑ дя мимо нас. — На всех не хватает. Не знаю, сколько это будет длиться. Корзинка у нее накрыта сверху сложенной газетой «Штурмовик».

— Недолго, Моника, не бойся. Герр Гитлер скоро вы­ играет эту войну, и тогда... Женщины отошли слишком далеко, и я перестаю раз‑ бирать их болтовню. По радио передают, что в Англии с начала года введено нормирование продуктов. У нас такой беды нет, но она Тайна брата

83

не за горами. Еды на прилавках не хватает, и кроме де‑ нег нужны еще карточки: белые на сахар, синие на мясо, зеленые на яйца, желтые на молокопродукты. Не думаю, что в магазине найдется шоколад, но говорить об этом Лизе не буду. Она аж светится от предвкушения, и за‑ ранее расстраивать подругу я не хочу. Просто смотрю на нее и радуюсь. Люди выходят из магазина, и очередь потихоньку движется. Приходит наш черед, Лиза открывает дверь, бряцает колокольчик, и мы заходим внутрь. Вдоль стен стоят деревянные полки. Одни пустые, на других красуются горшки, бутылки и жестянки. В ящиках лежат овощи, правда, чахлые, и мало. Да и те не продадут без карточки. В углу, рядом с весами, приту‑ лился бочонок квашеной капусты, а рядом с ним — пач‑ ка «Штурмовика». С передовицы скалится карикатурный еврей с ножом. Он зловеще нависает над визжащей светловолосой нем‑ кой. Жирная подпись гласит: «Евреи — наша главная беда». Знакомая картина. У нас в школе газеты развеши‑ вали по стенам, чтобы ученики могли прочитать. И в го‑ роде есть специальные стенды. Женщины в магазине протягивают коробки и сумки герру Финкелю, стоящему за прилавком. Тот, не прекра‑ щая болтать с покупательницами, складывает внутрь продукты, взвешивает, отсчитывает деньги и талоны. У герра Финкеля ясные голубые глаза и румяные щеки в прожилках вен. Синий фартук висит на здоровенном пузе. Герр Финкель практически седой, он выглядит старше деда. Взглянув на меня через прилавок, он груст‑ но улыбается.

84

Д эн С мит

— Карл, рад тебя видеть. Жаль твоего отца, хороший человек был.

— Спасибо.

— Помню, он водил тебя ко мне в магазин, когда ты был вот такого росточка. — Ладонь герра Финкеля зами‑ рает на уровне пояса. — Нравился он мне, не жадничал ни на улыбку, ни на доброе слово. Киваю.

— Как мама, держится?

— Она... — Не могу подобрать нужные слова.

— Впрочем, не обращай внимания на старика. Пустое любопытство нас не красит. Зачем пожаловал? На помощь приходит Лиза с вопросом про шоколад.

— Везет вам, — подмигнув, говорит герр Финкель, и на прилавке появляется крошечная плитка. — В наши дни такие вещи в большом дефиците. На стене за прилавком висит картина, откуда на нас серь­езно смотрит Гитлер в коричневой куртке с красной повязкой на плече. Надпись гласит: «Один народ, одна нация, один вождь». Вождь был здесь сколько себя пом‑ ню, но теперь рядом красуются два плаката. На одном хомяк тащит в лапах набитые корзины, он призывает хо‑ зяек не делать большие запасы еды. На другом, черно-бе‑ лом, стоит ночной дом со светом в окнах и открытой две‑ ри, а зловещий скелет из английского самолета швыряет бомбу.

ВРАГ ВИДИТ СВЕТ! СОБЛЮДАЙ СВЕТОМАСКИРОВКУ!

Тайна брата

85

Скелет пугает и завораживает, от него сложно ото‑ рвать взгляд.

— ...дедушка с бабушкой?

— А? — Обернувшись, вижу рядом подругу Ба, фрау Фогель. Взгляд синих глаз изучает меня.

— Я спросила, как дела у дедушки с бабушкой? Не ви‑ дела их несколько дней. Они совсем не выходят из дома.

— Ой, у них все в порядке, не волнуйтесь. — Замечаю, что женщины, выбирая продукты, перестали болтать и прислушиваются к нашему разговору.

— У вас сегодня был визитер? — Она вопросительно изгибает бровь. Ей хочется знать подробности, но я мол‑ чу. Накатывает чувство, будто я заперт в клетку и вы‑ ставлен напоказ.

— Надеюсь, ты не хулиганил? — спрашивает фрау Фо‑ гель, выпучив глаза. Отступив на шаг, трясу головой. Ба с дедом пытались сделать вид, будто визит Вольфа их не тревожит, но было заметно, что они боятся инспектора, так что лучше дер‑ жать рот на замке. Особенно когда вокруг столько ушей.

— Едва ли Карл захочет делиться подробностями, и я его понимаю, — подмигнув, говорит герр Финкель. — Как ни крути, мальчишки — это мальчишки. Кожей ощущая пристальные взгляды, отступаю на улицу.

— Ты в порядке? — интересуется Лиза, выходя сле‑ дом. — Что случилось?

— Не могу, когда эти тетки смотрят.

— Не обращай внимания. Лично я привыкла. Едва мы направляемся к дому, Лиза берет меня за руку.

— Не надо, — говорю я, убирая ладонь.

86

Д эн С мит

— Почему?

— Нельзя же так. Что люди подумают?

— А твой брат так гуляет со своей девчонкой. Они ду‑ мали, никто не увидит, а я заметила.

— Какой такой девчонкой? Шуршит обертка, и девичьи руки ломают шоколад‑ ку пополам. Прищурив глаз, Лиза проверяет, что куски вышли одинаковыми, а потом вручает мне один, а сама откусывает уголок второго. Даже, я бы сказал, отщипы‑ вает, как мышка.

— Какой такой девчонкой? — повторяю я. Шоколад тает во рту. Очень вкусно, всю неделю ничего вкуснее не пробовал.

— Провожает он ее. Ей надо до конца Эшерштрассе и направо. Вчера они шли за ручку, я их мельком уви‑ дела. Очень красивая. Голубые глаза, блондинка, волосы так и сверкают. Небось все подружки завидуют.

— А ты?

— Мне и мои волосы нравятся. — Ее рука гладит косу.

— Мне тоже, — вырывается у меня.

— Да ты что? — улыбается Лиза.

— Забудь, — краснею я. Надо сменить тему. — Может, брат работает с этой девчонкой. Лиза подозрительно разглядывает меня, а потом, кач‑ нув головой, игриво тычет локтем.

— Забавный ты, Карл Фридман, — смеется она, и еще одна крошка шоколада исчезает у нее во рту. — Как звать твоего брата?

— Стефан.

— А лет ему сколько?

— Шестнадцать. Тайна брата

87

— Скоро в армию.

— Через год, — говорю я, но из головы не идет, что Стефан якобы гулял с девчонкой. Злит, что Лиза знает о брате больше меня.

— А в школу он не ходит? Выпустился в четырнадцать? Киваю, откусывая от шоколадки.

— А ведь если окончить школу в четырнадцать, не нуж‑ но идти в гитлерюгенд или «Бунд дойчер мэдель». Может, поэтому твой брат так решил?

— Угу. Их таких была целая шайка, они вместе ушли из школы, вместе зависали, носили цветные рубашки, чтобы выделиться. Мама с брата чуть шкуру не спустила.

— Зависали?

— Ага, на углу нашей улицы, или где‑нибудь в кафе, или в парке. По выходным они даже ходили в походы, ре‑ бята и девчонки, вместе. Кончилось все тем, что их за‑ гребло гестапо.

— Гестапо?

— Ага. Они с друзьями дрались с парнями из гитлерю‑ генда. Однажды... короче, гестаповцы поймали его и об‑ рили голову.

— Что, правда? — В голосе Лизы сквозит плохо скры‑ ваемое восхищение. От таких разговоров меня одолевает чувство вины за то, как оно обернулось для Стефана, но раз уж начал, придется рассказать до конца. Не хочу разочаровывать Лизу, у которой горят глаза.

— Его отправили в концлагерь на неделю, и вернул‑ ся он оттуда бритым наголо. Правда, Стефан лишь пуще обозлился, так что мама запретила ему встречаться с друзьями. Она долго не выпускала его из дома, а потом 88

Д эн С мит

потребовала устроиться на работу, чтобы некогда было влипать в неприятности.

— И что, помогло? Он больше не влипает в неприят‑ ности? Мы как раз дошли до дома. Стою и смотрю на Лизу.

— Нет. Теперь он отвечает за нас, потому что маме нездоровится. Лиза кивает, будто катая в голове эту мысль.

— У нас тоже есть такие парни. И девчонки.

— Какие такие? — переспрашиваю, ощущая на языке последние остатки шоколадного вкуса. Нащупав скол на переднем зубе, сразу вспоминаю Вольфа и блестящий бампер его машины, летящий на меня.

— Которые влипают в неприятности. Я видела, как два парня дрались с гитлерюгендовцами, только они не первые начали, это гитлерюгендовцы на них наброси‑ лись. — Она замолкает. — Эти молодчики глумились над ребятами, мол, те носят цветную одежду, потом начали обзываться и пихаться. Те вроде отбивались, но их было всего двое, и они сбежали. Лиза качает головой, будто рассказывает о жуткой тра‑ гедии.

— Стефан больше не будет лезть в драки, — говорю я.

— А как его поймали? Кто‑нибудь донес? Пожимаю плечами.

— Вечно люди друг на друга доносят. — Лиза отщи‑ пывает крошку шоколада. — Кстати, смотри, что один из ребят уронил. Нашарив что‑то в кармане юбки, Лиза вытаскивает кулак. Пальцы разжимаются, и на ладошке лежит цве‑ ток. Тайна брата

89

Не настоящий цветок, конечно, а деревянный. Разме‑ ром едва ли с ноготь мизинца. Фигурка грубая, будто ее вырезали перочинным ножиком, но черты вполне узна‑ ваемые. Краска обтерлась, но на стебле видны остатки зеленого цвета, на лепестках — белого, а в центре — желтое пятно. Стоит мне увидеть цветок, и желудок падает вниз, а в голове мелькают образы его собратьев.

— Сдается мне, это символ, знак. Красивый цветок, — говорит Лиза, но голос ее доносится будто издалека, с дальнего конца длинного, темного тоннеля. У меня пе‑ ресохло во рту, а желудок будто стиснула невидимая рука. Беру деревянную фигурку с Лизиной руки и кручу в дрожащих пальцах.

— Что он значит? Это вообще какой цветок?

— Да разве по нему скажешь? — пожимает плечами девочка.

— Лиза! — зовет мою подружку ее мама из открытых дверей своего дома.

— Наверное, маргаритка. — Забрав у меня фигурку, Лиза прячет ее в карман.

— Лиза!

— Надо идти, — говорит девочка. Она смотрит по сто‑ ронам, проверяя, что машин нет, а после снова повора‑ чивается ко мне.

— Погоди, я хотел тебя спросить...

— Завтра суббота, занятий нет. Давай погуляем? Гоню мысли о цветке, чтобы обдумать ее предложение.

— Завтра? Ну...

— Покатаемся на великах. — Лиза идет через доро‑ гу. — Устроим пикник.

90

Д эн С мит

— У меня велик сломан. — Вспоминаю переднее коле‑ со, согнувшееся восьмеркой.

— Ну починим. Вместе, — предлагает Лиза.

— Только мне сперва надо будет его забрать! — кричу ей вслед, но она уже бежит прочь, в объятия к маме. Смотрю на их радостную встречу, а потом Лиза, обер‑ нувшись, машет мне рукой, и дверь захлопывается за ней.

Доверие ИЗ КУХНИ ЛЬЕТСЯ мощный запах кофе.

— Я видел, как ты разговаривал с Лизой с той стороны улицы, — говорит дед, выглядывая в коридор.

— Мы с ней в магазин ходили, — говорю, снимая бо‑ тинки. — Я не...

— Знаю, не переживай. Я вас видел. Голодный?

— Не слишком. Посижу пока наверху.

— Стефан скоро вернется. — Это Ба высунулась из кух‑ ни. — Сегодня у нас колбаса с хлебом. Улыбаюсь, делая вид, что я весь в предвкушении, а по‑ том спешу наверх, прыгая через две ступеньки. Я и без бабушкиной подсказки знаю, что Стефан вот-вот придет домой, и мне хочется подглядеть, один он пойдет или с той девчонкой, о которой рассказывала Лиза. Стекло холодит щеку, но угол неудачный, так что я вижу лишь кусочек Эшерштрассе. Придется открыть окно. На улице никого, если не считать скворцов, рассевших‑ ся по крышам. Взгляд упирается в дом Лизы. Вообще‑то он неотличим от других, но мне кажется особенным. Там живет моя подруга. Я, конечно, выставил себя придурком, когда ляпнул про полукровку и полез жать руку, но Лиза все равно поделилась со мной шоколадом и назвала меня другом.

92

Д эн С мит

Мальчикам не положено играть с девочками, но мне так понравилось, когда она взяла меня за руку. Погружаюсь в мечты, как Лиза выглянет из окна и по‑ машет мне. Из размышлений меня вырывает смех на ули‑ це. Вот он, Стефан, действительно идет с девчонкой. Вот еще двое прохожих возвращаются с работы, но от Стефана с подружкой веет особым духом. Они бросают‑ ся в глаза, хоть на брате и нет привычной пестрой одежды. С тех пор как мы переехали к деду с бабкой, Стефан предпочитает не выделяться, поэтому носит черные штаны и надевает под куртку обычную белую рубашку. На девчонке темная юбка и светло-бирюзовая блузка. Ростом она почти с брата, распущенные волосы развева‑ ются на ветру. Эта пара на других совсем не похожа. Они улыбают‑ ся, курят одну сигарету на двоих и не сводят друг с друга глаз. Они не идут, они словно плывут над улицей, будто создания иных миров. У дверей они замирают лицом к лицу. Стефан щелчком выбрасывает окурок. Они едят друг друга глазами, будто вот-вот поцелуются. Стоят близко, насколько хватает духу. Пальцы встречаются, сперва лишь кончики пальцев, а по‑ том Стефан держит ее за руки среди бела дня, на улице, у всех на виду. От такого зрелища у меня перехватывает дыхание. Романтическая сцена подходит к концу, и они продол‑ жают путь. У нашего дома Стефан прощается с ней. Сни‑ зу доносится стук двери и голоса, а я провожаю взглядом девушку, идущую по улице. Стоит ей скрыться из виду, как в спальню врывается Стефан. От него пахнет табаком и духами. Во взгляде брата сквозит тревога. Тайна брата

93

— Дед сказал мне, что случилось. Ты как?

— В порядке. У меня из головы не идет недавнее зрелище.

— Точно? — Брат изучает ссадины на руке.

— Кусок зуба отколол.

— Дай посмотреть. — Открываю рот, чтобы ему было видно. — Вроде не страшно. Стефан выуживает из меня подробности аварии и живо интересуется инспектором Вольфом. На его лице читается тревога, но стоит мне рассказать о Лизе и о том, как мы подружились, его отпускает. Про надпись на стене я молчу, как и про дыру в куртке брата. Мой рассказ завершен. Брат с улыбкой вытаскивает из рубашки пачку сигарет и швыряет на подоконник.

— Здорово, что ты заводишь друзей, — говорит он, расстегивая пуговицы.

— С каких это пор ты куришь? — интересуюсь я. Брат пожимает плечами.

— А откуда сигареты? С черного рынка?

— Черный рынок? — Стефан изображает священный ужас. — Как ты можешь так обо мне думать?

— У тебя будут проблемы.

— Братишка, не переживай за меня, — улыбается он.

— А что это за девчонка была с тобой?

— Подруга с мельницы. — Стефан роняет снятую ру‑ башку на пол. — Правда, красавица? Брат, достав из комода чистую рубашку, сует руки в ру‑ кава и начинает мычать под нос.

— Ты чего мычишь? — спрашиваю я, присаживаясь на кровать.

94

Д эн С мит

— Песенку одну.

— Никогда не слышал.

— Конечно, не слышал, — отвечает брат, застеги‑ вая пуговицы. — Ты же у нас маленький воин фюрера? Ты... а ну‑ка, стой! — Стефан вглядывается в меня из‑под длинной челки и щурит глаза. — Как же я сразу не заме‑ тил. Кто ты такой и куда дел моего брата?

— В смысле? Это же я.

— А где твоя форма? — Стефан делает шаг назад и на‑ рочито меряет меня взглядом с ног до головы. — Что они с тобой сделали? — Он ходит кругами, тыкая меня в спи‑ ну и бока. Очень щекотно. — Кто же это так обошелся с моим братом?

— Отвали. — Смех так и рвется наружу. Пытаюсь ткнуть его в ответ, но брат слишком быстрый и сильный. В итоге я падаю на кровать. — Все, сдаюсь!

— Скажи, что я победил.

— Ты победил.

— Скажи, что я самый лучший и самый умный.

— Ни за что!

— Говори. — Стефан опять щекочется. — Говори!

— Ладно, ладно. Ты самый лучший и самый умный.

— Именно! — Отпустив меня, брат садится рядом, и на миг воцаряется тишина. Переводим дыхание.

— Ба сказала, мама сегодня не вставала.

— Неа, — качаю головой.

— Может, завтра встанет.

— Может быть, — смотрю я на него.

— Мы забыли открыть твой подарок на день рожде‑ ния. — Его подбородок нацелен на комод. — Думаю, тебе понравится. Тайна брата

95

— Я хотел, чтобы сначала мама поправилась, — никну я. — С ней все будет хорошо? Она как будто тает.

— Вот поэтому ты и должен помогать мне быть силь‑ ным, — пихает он меня. — Крепким, как сапог, ваши так говорят?

— Что‑то я не чувствую себя крепким, как сапог. — Слезы катятся из глаз, и я стираю их ладошкой.

— Давай тогда откроем твой подарок прямо сейчас. — Брат встает, берет сверток с комода и вручает мне. Все мои возражения разбиваются о его настойчивость. Развязываю шпагат и осторожно разворачиваю оберточ‑ ную бумагу. Внутри лежит обычная коробка. Крышка легко снимается, и оттуда летит на пол реза‑ ная бумага. В коробке, словно в гнезде, притаился склад‑ ной нож.

— Где вы его достали? — спрашиваю я, восхищенно изучая коричневую резную рукоять. — Настоящий, сол‑ датский! Здоровенное лезвие сверкает в лучах солнца.

— У каждого мальчишки должен быть ножик, а твой сломался, — говорит Стефан. — Мы с мамой накопили денег. Складывая нож, размышляю, достоин ли я такого по‑ дарка.

— Мне сегодня дали зарплату, — сообщает брат за ужи‑ ном, глядя на Ба. — Вы тратитесь на нас, так что я поде‑ люсь.

— Не обязательно...

— Я решил, так будет правильно. — Стефан достает из кармана пригоршню банкнот.

96

Д эн С мит

Вместе с ними появляется на свет маленький клочок черной ткани. У всех на глазах он падает на пол. Цветок. Желтая серединка. Белые лепестки. Брат стремительно хватает его и прячет назад, в карман.

— Стефан, осторожнее с такими вещами, — серьез‑ ным тоном просит дед.

— А что это за цветок? Что он значит? — спрашиваю я. В меня впиваются три пары глаз.

— Чего это вы на меня так уставились?

— Сделай так, чтобы это у тебя никогда не виде‑ ли, — обращается дед к брату и снова переводит взгляд на меня. — А ты, Карл, не смей рассказывать ни единой живой душе.

— Да объясните же, что значит этот цветок? — требую я. И замолкаю, потому что на память приходят слова Лизы, как дети доносят на родителей. Все становится по‑ нятно. Я точно знаю, почему мне не объясняют про цве‑ ток. По той же причине, по которой дома не обсуждали, что папа не хотел идти на войну.

— Вы думаете, что я вас выдам, — говорю я, отступая к выходу с кухни. — Вы мне не доверяете. Бросаюсь наверх, прямиком в спальню, и захлопываю дверь. Меня накрывает злость и тоска, в голове царит настоящая каша. Но в глубине души мне трудно винить родню за такое отношение.

В подвал В ТУ НОЧЬ меня будит кошмарный звук. Только что я лежал и размышлял, как убедить Стефа‑ на рассказать о цветке, а в следующий миг меня под‑ брасывает в кровати от жутких сирен воздушной тре‑ воги. Тело сковано ледяным страхом. Сбросив одеяло, высматриваю Стефана. Увы, в комнате слишком темно, только искры и разводы танцуют перед глазами.

— Ты как? — напряженно спрашивает брат.

— Нормально.

— Здорово. Все будет в порядке. С нами все будет хо‑ рошо. Спускаемся в подвал... вместе с мамой, — говорит брат, и я понимаю, о чем идет речь. Маму придется как‑­ то поднять. Нащупав фонарик, включаю его. Мы ныряем к маме в комнату раньше, чем Ба с дедом выходят к лестнице.

— Мама, пойдем в подвал. — С этими словами брат стягивает с мамы одеяло. — Быстрее. Они летят. Времени почти нет. Сирены надрываются уже несколь‑ ко минут, значит, самолеты скоро будут здесь. Мама кое‑как продирает глаза.

— Оскар? Это ты?

— Нет, это мы, Карл со Стефаном.

98

Д эн С мит

— Что случилось? — Она садится, смотрит вокруг, и в ее голосе сквозит недоумение. — Что, налет? А... я луч‑ ше тут останусь. Не бойтесь за меня.

— Нет, мы тебя тут не бросим. Мать пытается лечь, но дед приходит на помощь, и они со Стефаном тянут ее за руки. У меня в голове мелькают образы бомб, падающих с неба. Смертоносный дождь сыплется из летающих чу‑ дищ прямо нам на головы, и мы исчезаем в огненном вихре.

— Мама, пожалуйста, — молю я. — Прошу тебя, пой‑ дем с нами.

— Оскар?

— Это Карл. — Я беру маму за руку. — Вставай, пожа‑ луйста.

— Тебе страшно? — спрашивает мама.

— Конечно. Мама, вставай.

— Хорошо, радость моя, встаю. Мама выбирается из кровати, Стефан подхватывает ее за талию и ведет вниз. Дед уже возится с люком под лестницей. Тот заклинил, приходится как следует дернуть. Наконец в полу откры‑ вается провал.

— Полезайте, — командует дед. — Быстро вниз. В подвале нас встречает заплесневелая куча всякого хлама и древних сокровищ. Старинный сундучок матро‑ са, оплетенный толстыми железными лентами. Штабель стульев с облупившейся краской. Дряхлый велик и пара‑ финовый обогреватель, от которого пахнет машинным маслом. Тайна брата

99

В дальнем углу мрачным демоном затаился котел. Сей‑ час лето, поэтому он дремлет, но зимой дед накормит его сверкающими кусками угля, и в нем оживет ревущее пламя. И тогда мы услышим, как бурчат трубы, лязгает железо и шипят паром батареи. Мы со Стефаном часто подначивали друг друга спу‑ ститься по шатким ступеням и сидеть здесь, в темноте, сколько выдержишь. Раньше в подвале обитали монстры и призраки. Теперь здесь поселилась надежда. Подвал может спасти нам жизнь. Дед разгреб пятачок под голой лампочкой, разгоняю‑ щей тьму, и поставил стулья, чтобы пережидать налет сидя. Еще он сделал полки, где стоят банки гвоздей и шу‑ рупчиков, всякие крючочки и проволочки, а Ба органи‑ зовала продуктовый запас на случай, если мы застрянем тут надолго. И раз в несколько дней мы меняем воду в ве‑ драх, чтобы всегда был свежий запас. Сирены едва пробиваются через закрытый люк, но ког‑ да посыплются бомбы, мы их почувствуем. Я только раз попадал под авианалет, еще в городе. Та ночь стала самой пугающей и будоражащей в моей жиз‑ ни. Бомбы падали целую вечность, и земля содрогалась под нами. Мы сбились в кучу в убежище под домом, а ког‑ да вылезли, вдалеке что‑то горело. На следующий день в школе только и разговоров было, что о разрушениях да о ненавистных врагах. Сейчас я не чувствую ничего.

— Может, ложная тревога? — шепчу я, потому что в такой обстановке не хочется говорить в полный голос. Дед, качая головой, поднимает палец.

— Прислушайся.

100

Д эн С мит

Бум-бум-бум-бум. Бум. Хоть и слабый, звук явственно долетает до нас. Бум-бум-бум-бум. Бум.

— Это не бомбы, это восьмидесятивосьмерки, — гово‑ рит Стефан.

— Твоя правда, — кивает дед. Это звук 88‑миллиметровых зенитных орудий, защи‑ щающих город. Их расставили по маршруту вероятного подлета врага, но передвинуть их несложно — цепляешь к трактору или вездеходу и тащишь, куда нужно. Зе‑ нитки плюются в небо железными тучами, и вражеские самолеты с воем падают оземь. В расчетах орудий мно‑ го ребят из гитлерюгенда, им не терпится пострелять по противнику. Я всегда надеялся, что в свое время меня тоже возьмут.

— Что‑то бомб не слышно, — говорю. Зенитки продолжают кашлять снарядами. Даже без бомб на улице сейчас опасно. Зенитная шрапнель падает сверху раскаленным дождем.

— Они метят в мосты и дороги, во всякие заводы и прочие такие штуки, — успокаивает меня дед. — Про‑ стых людей они не бомбят.

— А в Мюнстере бомбили, — испуганно рассказывает Ба. — Бросали куда ни попадя. По радио говорили, коли‑ чество жертв до сих пор неизвестно.

— Мюнстер‑то большой город. Мы им неинтересны. — Дед щурится и решительно качает головой. Не хочу об этом думать. Пусть все прекратится. Что для меня была война раньше? Радостное предвкушение. Же‑ лание быть лучше всех. Гордость за отца и за Германию, которая всюду строит хорошую жизнь, как у нас. Теперь Тайна брата

101

война — это смерть и страх. Это грустная мама. Не хочу. Не хочу войны. Прижимаюсь к маме, обнимаю ее, и на миг появляет‑ ся жуткое ощущение, будто у меня в руках кукла. Будто мама вовсе меня не замечает, и это хуже, чем если бы на нас упала бомба и нас завалило в темном сыром под‑ вале. На ум приходят мамины слова, когда мы пытались вытащить ее из постели. «Я лучше тут останусь», — сказала она, словно не хочет никуда идти. И налет ее не тревожит. Словно она готова к смерти.

— Мамочка, — шепчу я, стискивая объятия. — Ма‑ мочка. И в ней просыпается искра жизни, будто мама очну‑ лась от долгого сна. Она поднимает руки и прижимает меня к себе. Трется лицом о мои волосы. Целует и тиска‑ ет меня.

— Честное слово, все будет хорошо, — обещает она. Меня одолевает удивление пополам с робкой радо‑ стью. Стефан, распахнув глаза, смотрит на маму. Ба с де‑ дом тоже изумлены тем, что та открыла рот.

— Простите, что со мной было столько возни, теперь будет проще, — хрипло говорит мама, глядя на всех по очереди. — Мне так жаль. Я была... И водопад слез, который все эти дни упирался в плоти‑ ну, течет по ее щекам.

— Милая, поплачь, поплачь, и станет легче, — радост‑ но и печально уговаривает Ба, и глаза у нее тоже блестят. Я так бы и сидел вместе с мамой, но Ба с дедом отодви‑ гают меня и сами обнимают ее.

— Как же мне его не хватает! — всхлипывает мама.

102

Д эн С мит

Ба прижимает ее к груди.

— Нам всем его не хватает. Но в нашей памяти оста‑ нется все хорошее, что было...

— Как папа летом гонялся за нами по саду с ведром воды? — Стефан смотрит на меня. — Или как он при‑ ходил домой и просил нас поискать у него в карманах, и там лежало по шоколадке на брата? От этих воспоминаний на лице появляется улыбка. Представляю, как папа входит в дверь и устраивает це‑ лое представление, хлопая себя по карманам, якобы оставил в куртке что‑то важное. Как он смеется, убегая от нас, а мы ловим его, чтобы отнять сласти. Как нарочно спотыкается, чтобы мы догнали его. Пусть мама плачет. Мы рады, что она пришла в себя. У нас царит оживление. Пусть снаружи воют сирены и грохочут зенитки, нам хорошо. Мама слушает, как мы вспоминаем папу, и на лице ее появляется слабая улыб‑ ка. Оказывается, нужен был авианалет и темный подвал, чтобы мама пошла на поправку. До полного выздоровления далеко, но начало положено. Полчаса, как стихли сирены и грохот орудий. Наконец дед решает, что можно выйти из убежища.

— Странно, что не было взрывов, — говорит Стефан, карабкаясь по ступеням.

— Может, просто далеко? — говорю я, но сейчас мои мысли целиком занимает ожившая мама.

— Все равно было бы слышно, — продолжает размыш‑ лять Стефан. — Чушь какая‑то.

— Давай выйдем на улицу и глянем, — предлагает дед.

— Думаешь, уже можно? — волнуется Ба. Тайна брата

103

— Думаю, да. Сирен ведь нет? Я цепляюсь за маму, потому что отпустить ее пока не готов. Так вместе и выходим на Эшерштрассе. Другие мужчины, женщины, дети тоже выходят на ули‑ цу, поднимают глаза и застывают с распахнутыми ртами. Люди стоят молча, словно призраки, и тишина пугает. К такому нас жизнь не готовила.

Конфетти САМОЛЕТЫ БРОСАЛИ совсем не бомбы. Осветительные ракеты и лучи прожекторов выхваты‑ вают из темноты бумажное конфетти. Листовки кружат в воздухе, вьются, трепещут, планируют на землю. Ветер подхватывает их и вновь швыряет вверх. Бумага волшеб‑ ным дождем сыплется на нас. Листовки усеивают крыши, дорогу, тротуары. Ветер прижимает их к стеклам, лепит на машины, несет по ули‑ це, как мусор после карнавала. В небесах столбы прожекторов ласкают свод облаков, рисуя сверкающие круги, сочащиеся кровавыми капля‑ ми осветительных ракет. Те, опускаясь на парашютах, шипят, словно падают в воду. Дьявольское, но по‑своему изумительное зрелище, оно гипнотизирует и пугает. От неба, где бумага пляшет в лучах света, невозможно отвести взгляд.

— Правда, здорово? — спрашивает голос сбоку. Тру затекшую шею, а глаза нашаривают собеседника.

— Как большой праздник. — У Лизы такая же пижама, как у меня, и улыбка до ушей.

— Это что такое? Что вообще происходит? Малышня гоняет конфетти по дороге, хохочет, подни‑ мает бумажные вихри, швыряет белые листья в воздух, Тайна брата

105

но родители спешат оттащить детей. Отобрав листовки, взрослые роняют их под ноги, будто бумага жжет пальцы.

— Это все враки, ужасные враки, — качает головой фрау Остер.

— Конечно, — подтверждает ее соседка, сочувствен‑ но гладя фрау Остер по руке. — Вашему мужу ничего не грозит.

— Похоже, герр Гитлер сильно их прижал, раз они вы‑ кидывают такие фортеля, — соглашается герр Финкель, скомкав листовку и швырнув под ноги. — Не переживай‑ те, скоро мы разделаемся с этими русскими. Потом ан‑ гличане поднимут белый флаг, и тогда ваш муж вернется домой.

— Им не обмануть нас этой чепухой. — Фрау Остер хватает маленького сына за руку и тащит домой. Герр Финкель, проводив ее взглядом, поднимается к себе в квартиру над магазином. Однако, скрывшись из вида собравшейся толпы, подбирает листовку и, на‑ стороженно оглянувшись, прячет сложенную пополам бумагу в карман. Пока я наблюдаю за герром Финкелем, ветер швыря‑ ет листовку мне под ноги. Пока я за ней нагибаюсь, герр Финкель успевает раствориться в темноте.

— Мама говорит, что это пропаганда. — Голос Лизы возвращает меня в реальность. — Чтобы мы не хотели войны. Бумага у меня в руках — как двойная открытка, только тонкая. В красных отсветах догорающих осветительных ракет мерцает рисунок, и мне хочется понять, что так взбесило фрау Остер и почему герр Финкель сунул ли‑ стовку в карман.

106

Д эн С мит

Листок трепещет на ветру, но фигуру на картинке сложно не узнать. Фюрер, в фуражке, в длинном кожаном плаще и чер‑ ных сапогах, выглядит очень стильно. Ладони сложены на уровне груди, будто он чему‑то радуется. У его ног навалены груды мертвых солдат в немецкой форме. Одни раскинули руки, другие скорчились. Трое мертвецов, те, что ближе всего к фюреру, лежат на спи‑ нах, у них распахнуты рты. Невидящие глаза вперились в вождя. В небесах над головой фюрера сияют кроваво-красные слова:

ГИТЛЕР УБИВАЕТ ВАШИХ ОТЦОВ — Прямо как на стене написано. — Лиза склоняется над листовкой, чтобы лучше видеть. Ее палец постукива‑ ет фюреру по голове. — Только глянь, кто у нас тут. Смо‑ три, как улыбается. Картинка приковывает мой взгляд.

— А что сзади? — толкает меня локтем Лиза, чтобы я перевернул бумагу. — Что пишут? Девочка тесно прижимается ко мне, волосы у нее распу‑ щены, и ветер играет с ними. Локоны ласкают мое лицо. Щекотно. Отмахиваюсь рукой, чтобы не мешали читать.

— ...брось.

— А? — Обернувшись, встречаюсь глазами со Стефа‑ ном.

— Брось, — цедит он, стиснув зубы. — Сейчас же. Ба с дедом смотрят на меня. И мама. Все смотрят на меня. Тайна брата

107

— Брось, — повторяет Стефан и тянет руку, чтобы вы‑ рвать у меня листок. Бумага с треском вылетает из паль‑ цев и падает на землю, где ее подхватывает ветер.

— Уй, — хмурюсь, наблюдая, как листок улетает вдаль по улице. — Ты чего это? Зачем...

— Могут увидеть, — отвечает брат, настороженно оглядываясь.

— Я только хотел прочитать, что пишут. Лиза стоит позади меня и смотрит на Стефана. В ее взгляде читается благоговение. Как бы мне хотелось, чтобы она когда‑нибудь так же посмотрела и на меня.

— Пошли домой. Лиза, к тебе тоже относится, — го‑ ворит дед. — Скоро приедут убирать, и лучше бы пока не мелькать на улице. Стоит мне заныть, как Стефан хватает меня за руку. Сопротивляться бессмысленно. Я только выставлю себя дураком перед Лизой. Брат гораздо больше и сильнее.

— Увидимся завтра? — спрашивает Лиза. Я вижу у нее на лице разочарование, но не знаю, с кем ей жалко расставаться, со мной или с братом.

— До завтра, — киваю, и Стефан, затащив меня в дом, закрывает двери.

— Уй! — вырываюсь я из его хватки. — Зачем ты так? Почему ты меня...

— Дурак! Никто не должен видеть, как ты читаешь та‑ кие вещи. От его крика я вздрагиваю и непроизвольно делаю шаг назад.

— Никто не должен даже подумать, что ты прихватил листовку с собой. Если на тебя донесут, кто знает, что слу‑ чится с нами? С тобой? — Последнее слово он выделяет 108

Д эн С мит

голосом, ткнув меня пальцем в грудь. — Если до гестапо дойдет слух, что ты просто читал... За тобой и так все сле‑ дят. После того как ты сбежал кататься на велике и по‑ пался. Знаешь, сколько проблем из‑за тебя у Ба и деда?

— Это случайно, я не хотел...

— Попробуй для разнообразия думать не только о себе, но и о других. — Стефан говорит все громче, и я отсту‑ паю еще на шаг.

— Ты пугаешь мальчика, — говорит Ба.

— А может, пора уже немного его попугать? Может, от страха он начнет соображать?

— Пожалуйста, — просит мама очень тихо, почти неслышно, но все, замерев, смотрят на нее. — Пожалуй‑ ста, не надо кричать.

— Правильно, — соглашается дед, ухватив Стефана за руку. — Хватит уже.

— Мальчики, давайте вы пойдете в кухню? — предла‑ гает Ба. — Я отведу вашу маму наверх, а потом спущусь и сделаю чай. Пора успокоиться. И так вечер выдался на‑ сыщенный. Никогда я не видел Стефана таким взволнованным. Он даже сидеть не может, носится по кухне, а глаза смотрят вниз из‑под нависающей челки. Туда-сюда, ту‑ да-сюда, по черно-белым клеткам шахматной плитки. Туда-­сюда. Мы с дедом сидим за столом и смотрим на Стефана. Наконец он замирает, облокотившись о раковину, и заводит руки за спину.

— Мне жаль, — говорит он, глядя на меня так, будто вот-вот взорвется. — Зря я кричал. Просто... Нет, если честно, мне не жаль. Просто ты не понимаешь, что Тайна брата

109

творится. — С каждым словом голос становится все гром‑ че. Стефан даже поднимает сжатый кулак. — Вряд ли ты знаешь, сколько проблем бывает из‑за самых мелких ме‑ лочей. Скажет человек, что думает, а потом за ним при‑ ходят. Иной раз достаточно, чтобы у тебя нос был слиш‑ ком длинный, или волосы слишком темные, или стоит не отправить ребенка в «Дойчес юнгфольк».

— Я знаю про...

— Кстати, ты в курсе, что они забрали папу твоей по­ дружки?

— Что? Папу Лизы? Нет, — отшатываюсь я. — Я думал, он солдат, сражается...

— Он был учителем в школе! — кричит Стефан, вби‑ вая правый кулак в левую ладонь. — Не солдатом, а учи‑ телем. Отказался вступить в партию, говорил вещи, ко‑ торые не стоило говорить, в том числе о твоем фюрере, и его объявили коммунистом, забрали, и больше его ни‑ кто не видел.

— Он был коммунистом?

— Нет, Карл, — качает дед головой. — Он был учите‑ лем, а потом Вольф забрал его.

— Наверно, он что‑нибудь натворил...

— Он не сделал ровным счетом ничего! — рявкает Сте‑ фан. — Когда уже твоя дурная башка поймет?

— Стефан, прекрати, — поднимает руку дед.

— Нет уж, пусть слушает. — Стефан смотрит на деда, а потом втыкает взгляд в меня. — Хватит притворяться. Он должен уяснить, что не обязательно что‑то сделать. Достаточно сказать или подумать. Один-единственный человек донесет на тебя в гестапо, и все, пиши пропало. Находятся даже те, кто сдает родичей.

110

Д эн С мит

От тяжелого взгляда у меня сводит живот, а Стефан продолжает кричать: — А знаешь, что случается с теми, кого забирают? С такими, как папа Лизы? Их отводят в управление и там пытают. Заставляют самому подписывать приказ взять под стражу, а потом отправляют в концлагерь и там пы‑ тают снова. И эти концлагеря куда хуже, чем тот, где был я. Оттуда не возвращаются. Там умирают от голода. Вот как поступает твой фюрер с инакомыслящими.

— Умирают от голода? — качаю я головой. — Не мо‑ жет быть. Они еще приедут домой. Просто их научат быть правильными немцами. Они там занимаются спортом...

— Карл, там умирают. — Брат снова бьет кулаком в ладонь. — И бедные солдаты в России тоже умирают. Как наш папа. Вот как твой фюрер нас любит. — Стефан, всхлипнув, на миг отводит глаза. Голос его становится тише. — Ты что, правда веришь, что отец хотел ехать на войну?

— Я...

— Черта с два. Папа не хотел уезжать, он хотел остать‑ ся с нами. Как он может о нас заботиться, если его отпра‑ вили в такую даль?

— Не понимаю...

— Нацисты заставили его ехать на войну. Он не мог отказаться. Он хотел остаться, но его забрали силой, ясно? Твой фюрер отнял его у нас. Отправил в бой. Убил его. Листовки не врут. Стефан замолкает, но слова его эхом звенят у меня в ушах. Набрав полную грудь воздуха, Стефан зажмуривается. Открыв глаза, он смотрит на меня и качает головой. Тайна брата

111

— Пожалуйста, скажи, что теперь ты понял. Киваю. Голова идет кру`гом от чувства вины, предатель‑ ства и того, что я был частью этого ужаса. Представляю, как плохо было Лизе, когда забрали ее папу; как тяжело ей даже говорить об этом; что она подумала, увидев меня в форме? Вспоминаю слезы Йохана Вебера и как Аксель Юнг унижал его. Вижу, как Стефана забирали в гестапо, и по шее бежит холодок от мысли, что он мог бы не вер‑ нуться. И перед глазами встают кроваво-красные слова:

ГИТЛЕР УБИВАЕТ ВАШИХ ОТЦОВ.

Листовка НАЗАВТРА ЛИЗА ЗОВЕТ МЕНЯ НА УЛИЦУ. Я не буду обсуждать с ней вчерашнее. Меня терзают смешанные чувства. В голове царит каша, мысли ворочаются с тру‑ дом.

— Здорово, что ты снова без формы, — первым делом заявляет Лиза.

— Надоело играть в солдатика, а? — подначивает Сте‑ фан, появляясь у меня за спиной, и ерошит мне волосы. Я аж отскакиваю. Точно, сегодня суббота, у него сво‑ бодное утро.

— В чем дело, братишка? Стесняешься перед своей де‑ вушкой?

— Она не моя девушка. Стефан, присвистнув, поднимает руки.

— Ну извини. — Закатив глаза, он поворачивается к Лизе. Та хихикает.

— Ладно, пошли, — говорю я, выходя на улицу.

— Не лезь в неприятности, — говорит Стефан, закры‑ вая за нами дверь. На улице чисто, небо голубое, единственное облач‑ ко белеет в вышине. Так непохоже на вчерашнюю ночь, будто мы очутились на другой планете. Листовок не ви‑ дать, наверное, еще затемно кто‑то прошел и собрал их. Тайна брата

113

Единственный намек на произошедшее — уголки бумаги, застрявшие под черепицей и в щелях водосточных труб. Уходя, оглядываюсь. За кухонным окном видно маму с бабушкой. Мама кажется больной и усталой, но она хотя бы не лежит пластом в спальне.

— Твоей маме лучше? — спрашивает Лиза.

— Вроде того.

— Здорово, — улыбается девчонка. — В путь, будем вы‑ ручать твой велик. Помнишь, как называлась та улица? С местными названиями у меня не очень, так что мы решаем повторить мой маршрут от школы. Не успели мы скрыться за углом, как Лиза вкладывает мне что‑то в руку.

— Принесла тебе. Убери в карман.

— Что это? — Опустив глаза, вижу сложенную бумажку.

— Вчерашняя листовка. Меня будто пробивает разряд тока. Бумажка оживает и щекочет ладонь. Хочется прямо на месте развернуть и познать ее тайны. Прочитать, что написано сзади, рас‑ смотреть рисунок, где фюрер стоит среди трупов наших отцов.

— Потом посмотришь, — шипит Лиза, не разжимая губ. Вспомнив, как бесился вчера Стефан, проверяю, не следят ли за нами, а потом заталкиваю эту мрачную тай‑ ну в самые глубины кармана.

— Разве у вас сегодня в «Юнгмедельбунд» нет со‑ брания? — спрашиваю, чтобы отвлечься от листовки. «Юнгмедельбунд» это как «Дойчес юнгфольк», только для девочек. Участие обязательное, исключений нет.

— Собрание днем, но если хочешь, я не пойду.

— Как это не пойдешь?

114

Д эн С мит

— Иногда я пропускаю собрания.

— И тебе не влетает?

— Влетает, но все не так страшно. Заставляют мар‑ шировать по двору, такая же тоска, как все эти упражне‑ ния и разговоры о материнстве. — Глянув на меня, Лиза корчит рожу. — Ску-ука. Мальчишкам везет, они играют в войну. Наши ребята, и Ральф, и Мартин, наверняка как раз играют в военную игру, но меня не огорчает, что я про‑ пускаю веселье. Все изменилось.

— Не хочу больше играть в войну. Хочу починить ве‑ лик и покататься.

— Здорово придумал, — улыбается Лиза.

— Но на собрание лучше сходи. Не стоит нарываться ради меня.

— Ради тебя? Кто сказал, что ради тебя?

— Никто, я просто подумал...

— Шучу, — пихает меня локтем Лиза. — Конечно ради тебя.

— Ух.

— Смешной ты, Карл Фридман. Ну ты даешь. — Она с хохотом шлепает меня по руке, но стоит ей сделать шаг вперед, как я ловлю ее за рукав.

— Смотри, — говорю я пересохшим ртом. — Вон там, у дома герра Финкеля. У магазина собралось человек пять-шесть. У тротуара стоит серый крытый фургончик, а рядом сияет на солнце «мерседес» инспектора Вольфа. От этого зрелища в памяти всплывают вчерашние кри‑ ки Стефана про гестапо, пытки и лагеря, откуда не воз‑ вращаются. Тайна брата

115

— Похоже, беда, — говорит Лиза. Кожа на голове покрывается мурашками.

— Какая беда? — Мне не терпится узнать, но заранее страшно.

— Давай глянем. Пока мы подходим, толпа у магазина растет. На улице уже стоит добрых человек двадцать. Среди незнакомцев я замечаю фрау Амзель, фрау Фогель и фрау Остер с кор‑ зинами в руках, и тут... Мы замираем, едва завидев солдат СС. Их двое, они стоят у входа. Высокие, зловещие, в чер‑ ной форме, стоят на карауле, автоматы болтаются на ремнях. Лица каменные, глаза смотрят строго вперед.

— Как думаешь, герр Финкель пропал? — У Лизы дро‑ жит голос.

— Я не... — И тут меня осеняет. Вчера после налета я заметил, как герр Финкель припрятал листовку. Может, нашлись другие глазастые люди. И на него донесли. Бессознательно сую руку в карман, где прячется моя страшная тайна, моя листовка. Стоит ее коснуться, как из магазина раздается голос. Солдаты СС покидают свой пост и ныряют внутрь. По толпе зевак пробегает угрюмый гул, но тут из недр магазина долетает истошный крик. Люди испуганно замирают, а мне становится страшно за герра Финкеля. Еще один крик, резкий и злобный. Воцаряется тиши‑ на, и тут же ее нарушает грохот погрома. Что происходит внутри, с улицы не разглядеть, но от этих звуков кровь леденеет в жилах: звон бьющегося стекла, хруст посуды, треск дерева.

116

Д эн С мит

В этом шуме ухо еле разбирает старческие мольбы о пощаде. Зеваки начинают отодвигаться от дома, будто в лю‑ бой момент на тротуар вылетит оконное стекло. Или им страшно, что кошмар, творящийся в магазине, их тоже засосет. Вдруг шум смолкает. Над людскими головами вновь пролетает тихий гул. Двери распахиваются, и солдаты выводят на улицу герра Финкеля. Тот еле ковыляет, волоча правую ногу. Но стоит бедняге запнуться, как солдаты, подхватив его под руки, начинают орать.

— Шагай! Быстро! Тверже шаг! — командуют они. Герр Финкель с поникшей головой пробует было вы‑ полнить приказ, но лишь падает на колени. Ненадолго замерев в этой печальной позе, старик оседает на бок, приложившись головой о тротуар.

— Вставай! — орут конвоиры. — Поднимайся! Они грубо хватают бедолагу за руки, будто хотят вы‑ драть их из суставов, и вздергивают его на ноги. В этот миг я вижу, что с ним сотворили. Левый глаз герра Финкеля заплыл, рот и нос сочатся кровью. Если приглядеться, на асфальте, там, где падал старик, заметны красные пятна.

— Они его избили, — потрясенно шепчет Лиза. — Из‑ били в собственном магазине. За спиной бедного герра Финкеля из мрака выплывает Вольф. На нем черный костюм, шляпа аккуратно сидит на голове, и я прямо чувствую запах лосьона. Стальные глаза изучают толпу.

— Магазин закрыт, — громко оповещает он собрав‑ шихся. — Все имущество конфисковано в пользу рейха. Тайна брата

117

Попытка нарушить этот приказ будет караться по за‑ кону. Меня словно парализовало. Жутко наблюдать, как зна‑ комого человека арестовывают и забирают из собствен‑ ного дома. Я слышал о подобном, знал, что так бывает, но своими глазами никогда не видел. И всегда верил, что так поступают с кем надо, что жертва сама винова‑ та. Но после вчерашних слов Стефана о людях, которых забирают за неправильные слова или даже мысли... Герр Финкель продавал людям шоколад. Чем он мог заслу‑ жить такое обращение? А с папой Лизы вышло что‑то по‑ добное? Смотрю на свою подругу, та ошеломленно провожает глазами водителя, выскочившего открыть заднюю двер‑ цу фургона. Замок глухо лязгает. Краем глаза замечаю какое‑то движение. Обернувшись, вижу, как два паренька перебегают че‑ рез дорогу к фургону. Они держатся вместе, один крутит головой туда-сюда, а другой достает из кармана вроде бы бумажный пакет. Быстренько откручивает крышку бен‑ зобака, высыпает туда содержимое пакета и завинчивает крышку назад. За считаные секунды ребята сделали свое дело и снова бегут через дорогу как ни в чем не бывало. Разглядывать их некогда, потому что солдаты уже та‑ щат герра Финкеля к фургону. Старик, подняв голову, озирается, будто впервые по‑ пал сюда, будто не знает, где он и почему все лицо в си‑ няках, а из носа течет кровь. Одним глазом герр Финкель разглядывает собравшу‑ юся толпу, людей, которых знает много лет. Но никто из них не поможет ему.

118

Д эн С мит

Нам всем слишком страшно.

— Увозите! — рявкает Вольф. Солдаты забрасывают старика в фургон и захлопыва‑ ют дверцу. Все. Герра Финкеля увезли. Не могу поверить в случившееся. Нам тягостно здесь находиться, но и просто взять и уйти слишком тяжело, поэтому мы стоим, провожаем глазами машины, а сол‑ даты тем временем заколачивают дверь в магазин до‑ сками. Ребята на той стороне улицы выглядят разочарован‑ ными.

— Надо идти, — тихо говорю я Лизе, но та не реаги‑ рует. У нее в лице ни кровинки. В распахнутых глазах стоят слезы. Она будто приросла к асфальту и не может отве‑ сти взгляд от того места, где недавно стоял фургон. Ка‑ жется, что она сейчас не здесь. Смотрю на нее, не находя слов. В голове крутятся мыс‑ ли о ее папе. Его так же забирали? Я бы спросил, но этот вопрос едва ли уместен, поэтому я молча стою рядом. Солдаты, прибив последнюю доску, вскидывают авто‑ маты на плечо и уходят прочь. Зеваки начинают разбре‑ даться, и вскоре улица пустеет.

— Пошли, — беру я Лизу за руку, и она зажмуривается. По щекам текут слезы. — Надо идти. Она смотрит на меня и кивает, утирая глаза руками. О произошедшем напоминают разве что заколочен‑ ные двери магазина. И кровь герра Финкеля на тротуаре. Мы с Лизой в молчании идем по улицам, где я ехал в тот день, когда повстречался с Вольфом. Я украдкой Тайна брата

119

кидаю на нее взгляды, чтобы убедиться, все ли с ней в порядке. Но моя подруга смотрит перед собой и шагает, будто забыв обо мне. Вскоре Лиза приводит меня к узкому переулку. Как раз по таким я и колесил в день аварии.

— Здесь я видела тот самый рисунок, цветок. — Это первые ее слова с тех пор, как мы ушли от магазина. Го‑ лос у Лизы хриплый. Разглядываем следы белой краски на стене.

— Я вроде бы находил его в другом месте.

— Но надпись та же? «Гитлер убивает ваших отцов»? — Глаза у Лизы покраснели от слез.

— Тсс, — прижимаю палец к губам. — Тише, услышат.

— Мне все равно. — Лиза стоит, ссутулившись и су‑ нув руки в карманы. Она пристально изучает стену, буд‑ то взглядом можно восстановить рисунок. На ней то же платье, что и вчера, и волосы снова заплетены в косы. Правда, вчера отдельные пряди выбивались, и это смо‑ трелось живее. Сейчас она похожа на типичную девоч‑ ку из «Юнгмедельбунд», и это неправильно. Лиза другая и выглядеть должна по‑другому.

— Что это ты на меня уставился?

— Я... да ничего, — краснею. — Пошли дальше. Наши ботинки громко стучат по мостовой. Переулок пуст, по обе стороны стоят высокие стены, и между ними гуляет эхо.

— Думаешь, твоего папу убил Гитлер? Вопрос Лизы застал меня врасплох. Оборачиваюсь к ней, но она смотрит прямо вперед.

— Не знаю, — отвечаю, не сводя с нее глаз. — Понятное дело, сам он никого не убивал, но если это он развязал 120

Д эн С мит

войну, как говорит Стефан, тогда... ведь не сам же папа от нас уехал?

— Мой папа говорил, что воевать плохо, — всхлипы‑ вает Лиза, — и за это его отправили в лагерь.

— Знаешь куда? — помолчав, спрашиваю я. Она качает головой, потом, глубоко вздохнув, склады‑ вает руки на груди и замирает, привалившись к стене.

— Вольф приехал ночью и забрал его. — Лиза смотрит в землю. — Он сказал, что папа распространяет лживые наветы на фюрера, и увез его, как сейчас увез герра Фин‑ келя. Мне страшно, что его могли убить. У меня в голове встает образ инспектора уголовно‑ го розыска. Холодные серые глаза, тонкие губы. Густой сладкий запах лосьона. Этот запросто может убить чело‑ века. Не знаю, что сказать Лизе. Любые слова сейчас ли‑ шены смысла. Чувствую себя пустым местом.

— Я прочитала, что написано на листовке, — вскоре говорит моя подруга. — Многое не поняла, но там ска‑ зано, что герр Гитлер всем врет. Что он развязал войну и может остановить ее в любой миг. Что в России немец‑ кие солдаты гибнут тысячами. Такие же солдаты, как папа.

— Я думал, мы побеждаем. Лиза пожимает плечами: — Как будто есть разница. Пора бы остановиться. Вой­ на — это глупо, и я ненавижу Гитлера не меньше, чем тех, кто нас бомбит. Раньше я подобные речи слышал только от Стефана, но сейчас ее слова потрясли меня куда меньше, чем мог‑ ли бы пару недель назад. Словно с мира сняли покрывало, и теперь я вижу вещи такими, какие они есть на самом деле.

Фрау Шмидт ДОБИРАЕМСЯ ДО ШКОЛЫ. Там сейчас нет ни души, если не считать сорок, усевшихся на сирену воздушной тре‑ воги. Птицы кричат на нас, а потом улетают на другую сторону двора. Отсюда я пытаюсь восстановить свой маршрут к тому месту, где меня сбил инспектор Вольф. Оказывается, не так уж далеко я тогда уехал. Сразу узнаю ту улицу, где мне тогда помогала женщина, но понять, в каком из до‑ мов-близнецов она живет, решительно невозможно.

— Будем стучать во все двери подряд, глядишь, кто‑ни‑ будь тебя вспомнит, — предлагает Лиза. В первом доме на стук никто не отзывается, зато те‑ тенька из второго сразу меня узнает. По ее словам, нам надо в дом сорок три, чуть дальше по улице. В сорок третьем доме живет та самая женщина, кото‑ рая принесла мне тряпку и стакан воды. Ее зовут фрау Шмидт, она впускает нас в жилье и сразу тащит на кухню. Мы молча сидим за столом, пока нас потчуют молоком с печеньками.

— Я тогда жуть как перепугалась. Услышала грохот на улице, а когда подбежала к окну, ты лежал на доро‑ ге, и я уж подумала, ты все... — Вздрогнув, она ставит на стол стаканы с молоком и железную банку. — Тебе 122

Д эн С мит

повезло, что ты жив. Угощайтесь, печенье свежее, с утра пекла. Лизу не надо уговаривать. Она тут же выхватывает из банки печенье и вонзает в него зубы. По кухне летят крошки.

— Надеюсь, тебе потом не сильно досталось, — гово‑ рит фрау Шмидт. — Я знаю, каким бывает этот человек. Он... Впрочем, ладно. Лишь бы все обошлось. Как твои раны? Она пододвигает ко мне банку с печеньем.

— Спасибо, нормально. — Откусываю кусочек. Пече‑ нье сделано почти из ничего и потому не самое вкусное, но я, оказывается, жутко проголодался. — Вы меня тогда здорово выручили.

— Не за что... — Она делает паузу, ожидая, что я пред‑ ставлюсь.

— Карл. А это Лиза.

— Меня зовут фрау Шмидт, приятно познакомиться.

— У вас дети есть? — интересуется Лиза. — Вдруг мы учимся вместе.

— Нет, мои дети постарше, — качает головой фрау Шмидт. Она смотрит мне за спину, и я, обернувшись, за‑ мечаю фотографии на буфете. Спереди стоят три снимка мужчин в военной форме.

— Ваши сыновья? Они сейчас в армии? — спрашиваю.

— Джозеф погиб в прошлом году, во Франции. Он в середине. Младший сын, Макс, сейчас воюет в России за герра Гитлера.

— А третий, это ваш муж? Фрау Шмидт вздыхает: — Да, он тоже погиб во Франции. Тайна брата

123

У фрау Шмидт блестят глаза, она чем‑то напоминает мне маму.

— Моего папу убили, — говорю я.

— Ох, бедняжка, — утирает слезу фрау Шмидт. — И маму твою жалко. Со временем боль притупляется, но забыть об утрате невозможно.

— Я не хочу забывать. — Впервые я говорю с челове‑ ком, который тоже терял на войне близких. — Думаете, они хотели воевать? Фрау Шмидт прикрывает рот рукой и отводит глаза, будто вот-вот заплачет. Я снова смотрю на сервант, и мое внимание привлекает фотография девочки с двумя пар‑ нями. Они стоят с гитарами на фоне сада, но взгляд це‑ пляется не за лица, а за одну-единственную деталь. Значок. На правом лацкане.

— Что это? — не сдержавшись, задаю я вопрос. — Вот, смотри. Лиза наклоняется к фотографии, потом переводит гла‑ за на меня.

— Такой же, — шепчет она.

— Что это за цветок? — Мне очень важно получить ответ. — Что он означает? Я видел такой рисунок на сте‑ нах. Фрау Шмидт подходит и забирает снимок у меня из рук.

— Ничего. Дурацкая поделка Макса. — Она прижима‑ ет фотографию к груди, пряча от меня.

— У брата был такой же знак на куртке...

— Спросил бы у брата. — Фрау Шмидт ставит фотогра‑ фию на сервант и замирает к нам спиной, уперевшись руками в полку.

— Я спрашивал. А он не сказал. А потом срезал нашивку.

124

Д эн С мит

Фрау Шмидт кажется растерянной. Глаза ее бегают по комнате, будто она никак не решит, что сказать и куда смотреть.

— Значит... может быть, он не хотел, чтобы ты знал, — говорит она наконец. — Может быть, он тебе не доверяет. С тем же успехом она могла бы дать мне пощечину. В душе поднимается чувство вины.

— Я...

— Вот что еще у нас есть. — Лиза приходит на помощь, как тогда, в магазине герра Финкеля. Она протягивает руку, а на ладони лежит деревянный цветок, который она нашла. Он точь‑в‑точь как у мальчика на снимке.

— Где ты его взяла? — спрашивает фрау Шмидт. Она тянется было к нему, чтобы забрать, но потом стискива‑ ет кулак и отдергивает руку.

— У друзей его брата, — врет моя подруга. — А что это за цветок? Маргаритка? Фрау Шмидт долго изучает Лизу.

— Эдельвейс, — наконец шепчет она.

— Эдельвейс, — повторяю я, и у меня будто пеле‑ на падает с глаз. Ну конечно же эдельвейс. — А что он ­означает? Женщина смотрит на нас, решая, говорить или нет.

— Пожалуйста, — умоляю я. Фрау Шмидт вздыхает и почти начинает объяснять, но лишь качает головой: — Спроси лучше у брата. Он расскажет тебе все, что сочтет нужным.

Парад БЕРЕМСЯ ЗА РУЛЬ велика, каждый со своей стороны, и поднимаем изувеченное переднее колесо над землей. Так на одном колесе и везем его к дому.

— Она готова была рассказать. — Мне сложно пода‑ вить разочарование. Мы почти узнали секрет.

— Наверное, испугалась. — Судя по голосу, Лиза тоже недовольна. — Хотя бы выяснили, что за цветок.

— Зато остался миллион других вопросов. Что он ­означает? Почему у ее сына был значок на куртке? Ри‑ сунок один в один. — Я останавливаюсь. — И мне не по‑ нравилась фраза о том, что брат мне не доверяет.

— Она тебя не знает. Заметь, в вашу прошлую встре‑ чу ты был в своей дурацкой форме. — Лиза меряет меня взглядом и хмурится, прикусывая губу. — У нас тут никто никому не верит, временами это бесит до визга. Ладно, Карл Фридман, пошли уже домой. Лиза знает дорогу, так что мы потихоньку выбираемся на центральную улицу. По мере приближения становят‑ ся слышны звуки барабанов.

— Опять маршируют, — бурчит Лиза, хмурясь еще сильнее. — Вот уж чего нам сегодня не хватало. Музыка становится все громче. Можно разобрать звук труб, правда, играют на них неважно. Наконец перед 126

Д эн С мит

нами открывается центральная улица. По ней марширу‑ ют «Дойчес юнгфольк» и гитлерюгенд. Мы тоже всегда так ходили по выходным. Все ребята в форме: черные штаны, черные шарфы, ко‑ ричневые рубашки. Пряжки на поясе сверкают на солн‑ це, черные сапоги топ-топ-топают по дороге, отбивая ритм наступающей армии. С тротуара за маршем следят мужчины в костюмах и шляпах и женщины в платьях. Малыши взирают на дей‑ ство с плеч родителей. Кто‑то радуется и хлопает в ладо‑ ши, другие недовольны, явно пришли просто отметиться. Узнаю в толпе несколько знакомых лиц, наших сосе‑ дей по Эшерштрассе. Вот мясник, герр Акерман, вот фрау Остер в лучшей своей шляпке. Одной рукой она держит сынишку, другой — размахивает флажком. Мно‑ гих я ­узнаю, хоть и не знаю их имен, — мы встречались на улице или в очередях. Девчонки машут Лизе, здоро‑ ваются с ней, но она упорно шагает вперед, не обращая на них внимания.

— Не тормози, — бурчит она мне, опустив голову. Ее накрывает вся злость и горечь сегодняшнего дня, и ку‑ лак на руле сжимается все сильнее. Мальчиков для парада мало, не то что у нас в городе. Чтобы компенсировать нехватку людей, местные стара‑ ются произвести побольше шума. Впереди идут девятеро, три ряда по три человека, и каждый несет флаг. Кроваво-красный, с белым кругом и черной свастикой в нем. Ветра сегодня нет, так что флаги вяло висят. Следом движется вторая группа, тоже девять человек. Эти яростно колотят в барабаны. За ними три паренька Тайна брата

127

дудят в трубы. Рожи у них раскраснелись от старания, щеки надуты, будто парни набили полон рот хлеба. За музыкантами шагает человек пятьдесят — шесть‑ десят. Сапоги громко топают по дороге. Младшие ребята из «Дойчес юнгфольк» идут спереди, старшие из гитлер­ югенда сзади. Они‑то и заводят песню.

— Хватит евреям пить нашу кровь! К стенке их, ве‑ шай их! Младшие подхватывают, но слов не знают, поэтому раз за разом повторяют ту же строчку: — Хватит евреям пить нашу кровь! К стенке их, ве‑ шай их! Совсем недавно такой марш привел бы меня в восторг, но сейчас меня терзает лютый стыд за то, что я сам орал эти злобные слова. Смотрю на Лизу. Та угрюмо зыркает на ребят и трясет головой: — Дурацкий парад. Дурацкие нацисты.

— Тсс. Когда мимо проходят знаменосцы, люди на тротуаре встают смирно и вскидывают руки в салюте. Мы с Ли‑ зой, не обращая внимания, тащим через толпу велоси‑ пед. Сапоги стучат, барабаны грохочут, трубы завывают, ребята поют.

— Хватит евреям пить нашу кровь! К стенке их, ве‑ шай их! В одном месте зрители так столпились, что через них не протиснуться. Обходим их по краю дороги. Лиза изо всех сил стискивает руль. Походя она пихает двух 128

Д эн С мит

женщин. Кидаю на нее взгляд. Челюсти сжаты, лицо мрачное, как грозовая туча.

— Дурацкие нацисты, — снова бормочет она. Лишь бы ее никто не услышал. Я иду справа, дальше от тротуара. Парад приближает‑ ся, и мне становится ясно, что нам не разминуться.

— Я сам повезу велосипед, а ты иди сзади, — предла‑ гаю я Лизе. В душе нарастает тревога. Времени совсем нет. Через пару секунд парад нас нагонит.

— Не надо. Идем так, — громко заявляет Лиза. Ко‑ стяшки ее пальцев побелели от напряжения. Топот сапог все громче.

— Места нет, — объясняю я. — Пожалуйста, встань сзади.

— С чего бы? — Лиза сердито пялится на ребят, кото‑ рые уже в паре шагов от нас. — Дорога общая.

— Просто...

— В сторону, идиоты! — орет ближайший знаменосец.

— Ты кого назвал идиотом? — рявкает в ответ моя подруга.

— Лиза, отойди! Парень называет ее по имени. Похоже, они вместе учатся. Надо думать, она знает большинство марширу‑ ющих, но это ничего не меняет. Лиза корчит пареньку рожу и поднимает колесо.

— Идем вперед, — говорит она мне.

— Нет, постой. — Бросаю руль и перебегаю на ту сто‑ рону, где стоит Лиза. Теперь велосипед отделяет нас от парада. — Слушай, что с тобой такое?

— Дорога общая. — Судя по лицу, Лиза готова взорвать‑ ся в любой момент. Она буквально тащит меня вперед. Тайна брата

129

— Отдать честь! — орет нам один из ребят, но его практически не слышно. Барабаны стучат, как сердце кровожадной твари. Все больше ребят замечают нашу возню с велосипе‑ дом. Барабанщики поворачивают головы в нашу сторону. Руки у них работают, как поршни, палочки летают, как молотки. С одной стороны зрители со вскинутыми руками. С другой — стройные ряды барабанщиков. Мы с Лизой зажаты между ними, как в ловушке. Чем больше лиц раз‑ ворачиваются к нам, тем больше я чувствую себя загнан‑ ным в угол.

— Отойдите! — говорит паренек, протискиваясь мимо нас.

— В сторону, дураки! — требует другой.

— Отдать честь! Последний барабанщик смотрит на нас через плечо. Теперь мимо идут трубачи. Они не могут крутить голо‑ вой, но все как один косятся на нас. Лиза пихает меня и поднимает велик за руль.

— Давай, пошли, — требует она.

— Переждем. — Я тянусь к ней, беру ее за руки, она вырывается, и никто из нас не держит велосипед. Трубачи дудят. Барабанщики стучат. Ребята марширу‑ ют, их сапоги топ-топ-топают по дороге. А велик падает. Как в замедленной съемке, он плавно опускается на землю. Я уже знаю, что сейчас случится. Просто ниче‑ го не успеваю сделать. Пытаюсь удержать его. Тянусь обеими руками. Но Лиза стоит слишком близко, она мешает мне. Пальцы 130

Д эн С мит

успевают ухватить самый кончик руля. Велосипед падает под ноги пятой колонне «Дойчес юнгфольк». С краю шагает мой ровесник, но помельче, короткие волосы спрятаны под кепку, круглое лицо все в веснуш‑ ках. Он видит опасность, и его блеклые глаза распахи‑ ваются от ужаса. Он притормаживает, ломая строй, лишь бы увернуться от падающего велика. Но тот, кто шагает сразу за ним, ничего не замечает. Он врезается в веснушчатого, пихает того вперед, и нога бедолаги приходит аккурат на переднее колесо. Запнувшись о спицы, веснушчатый летит на зем‑ лю, как солдат на поле боя. Сбивший его падает сверху, тут же их накрывает третий. Передние ребята озираются на шум, а задние рушатся в эту кучу-малу. Парад превращается в бардак.

«Пираты эдельвейса»

МАЛЬЧИКИ НАТАЛКИВАЮТСЯ друг на друга, валятся в кучу, копошатся на земле, и наконец парад кое‑как останавливается. Трубачи умолкают, взвыв на проща‑ нье. Замирают и барабанщики. Над улицей разносится злобная ругань ребят, зрители напряженно дышат нам в спину, на миг повисает тишина, ее разрезают редкие смешки, и вдруг вся толпа разражается смехом. Мы с Лизой стоим как парализованные.

— Ты! Один из старших ребят показывает на нас.

— Ты! Лиза Херц! Здоровенный детина, лет семнадцати, почти взрослый мужик. Выше Стефана и крепче сложен. В идеально сидя‑ щей форме он прямо как настоящий солдат.

— Это ты натворила! — вопит он, пробиваясь через кучу-малу ребят, пытающихся встать на ноги. По дороге он снимает кепку и стискивает в кулаке. Я вижу, чего он хочет. Отомстить за испорченный парад. Бежать некуда. Детина приближается, распихивая всех с дороги, взгляд его будто прикипел к нам. В глазах полыхает зло‑ ба. Он перешагивает через ребят, нагнув голову, словно 132

Д эн С мит

бык, готовый наброситься на нас. Широкие плечи рас‑ правлены, а лицо застыло, как бетон. Лиза ждет его, уперевшись ногами в землю. Она гото‑ ва драться с ним, но она ведь девочка. Драка — не жен‑ ское дело. Закрыв Лизу собой, поднимаю кулаки. Шансов у меня нет: слишком уж он здоровенный.

— Ах ты слабак, — говорит детина, перешагивая через последнего паренька, и наносит удар. К собственному изумлению, я отражаю выпад. Ухожу влево и сбиваю руку, проваливая соперника. Он тут же бьет второй рукой, но я уклоняюсь назад, а потом делаю шаг вперед и бью его в морду. Он слишком высокий, чтобы я мог попасть, куда це‑ лился. Зато кулак волшебным образом встречается с его подбородком. Лязгают зубы, а меня накрывает лютая боль. В руку будто загнали раскаленный гвоздь. Противник, отступив, ловит равновесие, а я трясу ла‑ донью, чтобы унять боль. Я едва соображаю. Ощущение, будто руку сунули в печь. Изучаю пальцы, готовый уви‑ деть язычки пламени, и тут мне прилетает новый удар. Меня будто огрели железным ломом. Фюрер может гордиться силищей этого лося. Его кулак обрушивается на левую скулу. У меня чуть голова не отлетела. Острая боль простреливает шею. Ноги подкашиваются, и я осе‑ даю на землю. Мир погружается во тьму. Когда мрак рас‑ сеивается, я валяюсь рядом с велосипедом, а надо мной нависает здоровенная туша. Смотрю на парня, не соображая, кто он. Едва память возвращается, противник заносит ногу, будто собирается пнуть мяч. Только метит он мне в голову. Тайна брата

133

— Нет! — Это кричит Лиза, набрасываясь на мо‑ его противника. Размахивая кулаками, она вреза‑ ется в него, тот отступает и спотыкается о парень‑ ка из «Дойчес юнгфольк», безуспешно пытающегося встать на ноги. Мой противник теряет равновесие. Он выбрасывает руки вперед, чтобы зацепиться за Лизу и устоять, но он слишком тяжелый и отлетел слишком далеко. Падая, он успевает поймать Лизу за платье и с корнем отрывает ей карман. Даже мне с земли видно, как оттуда вылетает резной цветок. Он крутится в воздухе, все выше и выше, а потом устремляется вниз. Только, увы, не на дорогу. Там белый эдельвейс мог бы затеряться, не выдавая нас. Но приземляется он прямо на грудь моему против‑ нику. Лиза гордо стоит над ним, празднуя победу. Я, едва со‑ ображая, валяюсь рядом. И тут противник замечает у себя на груди цветок. Судя по глазам, ему знаком этот символ. Он берет цветок пальцами, долгий миг изучает его, переводит взгляд на нас, и на лице его написано явное отвращение. Скривив губу, он набирает полную грудь воздуха и орет, указывая на нас: — «Пираты эдельвейса»! С тем же успехом он мог назвать нас английскими сол‑ датами, русскими или вовсе шпионами. Сперва все ребята смотрят на своего товарища, лежа‑ щего на земле. Потом видят указующий перст. И перево‑ дят взгляд на нас.

134

Д эн С мит

Лиза тем временем помогает мне встать на ноги, а наш противник сам поднимается во весь свой рост. Он тычет в нас цветком, как доказательством нашей вины. Слова звучат как плевок.

— «Пираты эдельвейса». Цветок летит мне в грудь и падает под ноги. Лиза берет меня за руку. Мы вместе отступаем, пока каблуки не упираются в поребрик. Толпа напирает сзади, лишая нас пути к отступлению. Плечом к плечу с нашим соперником встают другие ре‑ бята. Вокруг нас сжимается кольцо. Сердце стучит, как кузнечный молот. Зрение прояс‑ няется, теперь я все ясно вижу. Кажется, что кроме нас с Лизой и кольца людей в мире не осталось ничего. Тело уже готово к тому, что сейчас произойдет. Выбор у меня невелик. Можно убежать, можно драться. Но бежать не‑ куда. Буду драться. Во рту сухо, как в пустыне. Язык прилип к нёбу. Засло‑ няю Лизу собой. Конечно, шансов на победу никаких, но я сделаю все, что смогу. Я буду защищать свою подругу. Сперва им придется переступить через меня. Но Лиза не согласна. Она не будет прятаться у меня за спиной. Она встает рядом, плечом к плечу. Лиза поднимает руки, стиснутые в кулаки. Я тоже. Ребята смотрят на нашу боксерскую стойку, но никто не смеется. Никто даже не улыбается. Они наступают на нас.

Вольф рычит НАШИ ШКУРЫ спасает инспектор уголовного розыска Вольф. Он выныривает из ниоткуда, шагнув на свободный пя‑ тачок перед нами. Встав к нам спиной, он поднимает руку, и ребята зами‑ рают на месте, переглядываясь друг с другом.

— Ни с места. — Не сводя с них глаз, Вольф наклоняет‑ ся и подбирает деревянный цветок. Поднимаясь, прячет его в карман.

— Вы же видели, что они натворили, — заявляет дети‑ на, который меня бил. Кулаки у него так и стиснуты. Он делает шажок вперед. — Эта девчонка...

— Я приказал: «Ни с места». — Вольф понижает голос. Что‑то в нем напоминает пса. Он не лает, он тихо рычит, опустив башку. И от этого только страшнее. Наш противник застывает.

— Молодец. — Теперь Вольф говорит как обычно, буд‑ то желает собеседнику доброго утра. — Эрих Манн, ты меня удивляешь. Может, тебе напомнить, кто я такой? Эрих делает шаг назад. Он уже не в ярости, он расте‑ рян. Кулаки разжимаются.

— Я... господин... — Тут он приходит в себя. Щелкнув каблуками, вскидывает руку. — Хайль Гитлер!

136

Д эн С мит