1
О
том, что я принадлежу к отбросам общества, я впервые узнала за три дня до своего девятилетия. А точнее, через год после того, как папа потерял работу и уехал в Секокус* к некой дамочке по имени Кристал, и за четыре года до автоаварии, в которую попала мама, после чего она начала горстями принимать таблетки и вместо обычной обуви носить исключительно домашние тапочки. О моем месте в обществе на игровой площадке мне сообщила Мэдисон Пендлтон, девчонка в розовом спортивном костюмчике, возомнившая себя пупом Земли лишь потому, что у них в доме было целых два туалета. — Простушка Эми — трейлерная нищенка! — заявила она другим девочкам, игравшим на турниках; я в это время висела вниз головой, зацепившись коленями за перекладину и подметая хвостиками песок, и думала о своем. — Денег у нее нет, вся одежда грязная. Не ходите к ней на день рождения, а то тоже превратитесь в грязнуль. * Секокус — город в штате Нью-Джерси.
5
Дор о ти до л ж н а у ме р ет ь
Когда настало время праздника, оказалось, что все послушали Мэдисон. Мы с мамой в маленьких праздничных колпачках, выглядевших весьма уныло, сидели за столиком для пикника в трейлерном парке «Пыльные акры». Рядом покоился торт. Нас было лишь двое. Впрочем, как обычно. Примерно через час, потеряв надежду, что кто‑нибудь все же придет, мама вздохнула, налила мне очередную большую кружку спрайта и крепко обняла. Она сказала: плевать на то, о чем болтают в школе. Трейлер — всего лишь мой дом, а не клеймо. И такой дом — лучший на всем белом свете, ведь в нем можно поехать куда угодно. Но даже у маленькой девочки хватило ума заметить, что дом наш стоит на блоках, а не на колесах. Его «мобильность» перепродали уже тысячу раз. Мама не нашла, что на это ответить. Достойное объяснение она смогла придумать лишь в канун Рождества, когда мы смотрели «Волшебника Страны Оз» на большой плазме. Только эта плазма и осталась от нашей жизни с отцом. — Видишь? — спросила она, указывая на экран. — Чтобы попасть в лучшее место, нужен не дом на колесах, а всего‑то толчок извне. Не думаю, что мама сама так считала. Но тогда она, по крайней мере, заботилась обо мне, сочиняя подобную ложь. И пусть я не верила в Страну Оз, зато верила в маму. Давно это было, и много воды утекло с тех пор. Мама не та, что прежде, да и я тоже. Больше я не стремлюсь 6
Д аниэль Пей д ж
понравиться Мэдисон и не собираюсь реветь по пустякам. Не собираюсь, и точка. Сейчас мама слишком погрязла в собственном маленьком мирке, чтобы пытаться поднять настроение своей дочери. Я сама по себе, и слезы ничем не помогут. Плачь — не плачь, а Мэдисон Пендлтон все равно находила способы сделать мою жизнь невыносимой. В день торнадо — впрочем, я о нем тогда даже не подозревала — на перемене после пятого урока она стояла рядом со шкафчиком, поглаживая огромный живот (Мэдисон была глубоко беременна), и перешептывалась со своей лучшей подругой Эмбер Будро. Я давно уже сообразила, что лучше по возможности не обращать на нее внимания, но Мэдисон была из тех, кого просто нереально игнорировать даже в обычное время. Теперь же, когда срок ее беременности перевалил за восемь с половиной месяцев, это оказалось совершенно невозможно. Сегодня на Мэдисон была малюсенькая футболка, едва прикрывающая живот, с блестящей розовой надписью на груди «Кто твоя мамочка?». Незаметно прокрадываясь мимо болтающей парочки к кабинету испанского, я изо всех сил старалась не смотреть на Мэдисон, но взгляд сам собой скользнул выше — от ее живота к груди, а затем к лицу. Порой просто не получается удержаться. Она уже смотрела на меня. Наши взгляды на мгновение встретились. Я застыла. — На что уставилась, нищебродка? — вспылила Мэдисон. 7
Дор о ти до л ж н а у ме р ет ь
— Я? Уставилась? Я всего лишь пыталась понять, не ты ли та малолетняя мамаша, которую я на этой неделе видела на обложке журнала «Стар». Нет, я не хотела подколоть Мэдисон, просто порой мой сарказм живет собственной жизнью. Слова сами сорвались с языка. Мэдисон фыркнула, смерив меня вопросительным взглядом. — Не подозревала, что тебе по карману купить «Стар». — Она повернулась к Эмбер Будро и легонько похлопала себя по животу, всего на секунду прекратив его поглаживать. — Простушка Эми сходит с ума от ревности. Она по уши втюрилась в Дастина и хотела бы, чтобы это был их ребенок. Я не втюрилась в Дастина и вовсе не хотела ребенка, а уж от него и подавно. Но щеки все равно предательски покраснели. Эмбер с громким щелчком хлопнула пузырем жвачки и злобно усмехнулась. — А знаешь, я тут видела, как она болтала с Дастином после третьего урока, — заявила она, — и вовсю флиртовала. — Будро надула губы и выпятила грудь. — «О, Да-а-астин, хочешь, я помогу тебе с алгеброй?» Я понимала, что щеки нещадно пылают, но скорее не от смущения, а от злости. Да, сегодня утром я действительно дала Дастину списать домашку по математике. И да, он ужасно привлекателен, но я же не круглая дура, чтобы мечтать, будто мне что‑то светит с таким парнем. Я Простушка Эми, плоскогрудая нищенка, живущая в трейлере. На мне одежда из секонд-хенда, которая вечно велика на пару размеров. Я девчонка, 8
Д аниэль Пей д ж
у которой с третьего класса не было ни одного настоящего друга. Такая, как я, никогда бы не заинтересовала Дастина, даже если бы в этом мире вообще не существовало Мэдисон Пендлтон. Он уже целый год каждый божий день «заимствовал» мою тетрадку по алгебре. Но посмотреть на меня как на девушку ему вряд ли когда‑либо могло прийти в голову. Даже беременная и поправившаяся на восемнадцать килограммов Мэдисон сияла, подобно надписи на ее огромном бюсте. Ее тени для век, помада и лак для ногтей были усыпаны блестками, огромные серьги-кольца свисали до самых плеч, запястья обвивали сверкающие браслеты, и, если бы сейчас в коридоре вдруг погас свет, Мэдисон смогла бы в одиночку осветить его, будто живой диско-шар. Настоящая ходячая побрякушка! Я же могла похвастаться лишь ярким цветом волос: пару дней назад я выкрасила их в розовый. Я целиком состою из угловатостей и несоответ ствий — слова слетают с губ слишком быстро и всегда не к месту. А еще я сутулюсь. Дастин же западает на сияющих девиц наподобие Мэдисон, так что мне ловить нечего. Честно говоря, понятия не имею, нравится ли мне Дастин на самом деле, но у нас все же есть кое‑что общее: и я, и он хотим сбежать из Канзаса, точнее, из нашего городка Флэт-Хилл. Когда‑то мне казалось: у Дастина это обязательно получится. Все, что нужно, — лишь небольшой толчок извне. Порой таким толчком становится торнадо, а порой — хорошие связи, с помощью которых удается 9
Дор о ти до л ж н а у ме р ет ь
добиться спортивной стипендии. Дастин был особенным, он должен был уехать. А потом, восемь с половиной месяцев назад, кое‑что случилось. Не знаю даже, что хуже: получить шанс и так глупо облажаться или никогда его не иметь. — Я не… — возмутилась было я в ответ, но договорить не успела — Мэдисон уже приблизила лицо вплотную к моему. — Слушай‑ка, дурища, — заявила она. Капля ее слюны попала мне на щеку, и я едва удержалась, чтобы не стереть ее: не дождется такого удовольствия. — Дастин мой. Как только родится ребенок, я влезу в платье тетушки Робин, и мы сразу поженимся. Так что держись от него подальше! Хотя… на такую, как ты, он все равно не посмотрит. Все в коридоре отвлеклись от содержимого своих шкафчиков и с интересом уставились на нас. Мэдисон привыкла быть в центре внимания, а вот я нет. — Послушай, — пробормотала я, мечтая, чтобы все поскорее закончилось, — я просто дала ему списать домашку. Мое терпение стремительно таяло. Я же всего лишь пыталась помочь Дастину. И не от великой любви. Просто он заслужил небольшую передышку. — Дурища размечталась, будто Дастину нужна ее помощь, — влезла Эмбер. — Мне тут Таффи рассказала, что слышала, как Эми предлагала ему позаниматься после уроков. Представь, скромненькое такое занятие наедине. — Она громко хохотнула. Из уст Эмбер это прозвучало так, словно я после того разговора весь урок танцевала перед Дастином стриптиз. 10
Д аниэль Пей д ж
И кстати, ничего я не предлагала. Он сам попросил. Хотя какая разница? Мэдисон все равно уже кипела от злости. — Ах вот как, неужели? Так почему бы тогда и мне не преподать этой сучке урок? Я хотела было уйти, но Мэдисон схватила меня за руку, рывком развернув к себе, и придвинулась так близко, что почти касалась своим носом моего. Дыхание ее было кисло-сладким, со вкусом жевательных мармеладок и клубничного блеска для губ. — Кем ты, черт возьми, себя возомнила? Пытаешься увести моего парня и, замечу, отца моего ребенка? — Он сам меня попросил, — произнесла я так, чтобы это услышала только Мэдисон. — Что? Да, мне стоило бы заткнуться. Но ведь… это нечестно! Я всего лишь пыталась помочь, сделать что‑то хорошее. — Я не предлагала. Он сам попросил, — повторила я на этот раз громче. — И чем же таким ты могла его зацепить? — выплюнула она так, словно мы с Дастином принадлежали к совершенно разным мирам. Интересный вопрос. Бьющий по больному. Но ответ на него вдруг вспыхнул в голове именно сейчас, а не парой секунд позже, когда Мэдисон, виляя бедрами, уже скрылась бы в конце коридора. Я понимала, что поступаю мерзко, но слова сами сорвались с языка, оказавшись быстрее мыслей. — Может, он хотел поболтать с человеком, чьи объемы соответствуют его собственным? 11
Дор о ти до л ж н а у ме р ет ь
Мэдисон, словно рыба, беззвучно начала хватать ртом воздух. Довольная своей маленькой победой, я сделала шаг назад, собираясь уже уйти, но тут Мэдисон развернулась на каблуках и — я даже уклониться не успела! — заехала кулаком прямо мне в челюсть. От пронзившей голову боли я пошатнулась и грохнулась на задницу. Теперь настал мой черед удивляться. Я пораженно глядела на нее снизу вверх. Она что, правда меня ударила? Мэдисон, конечно, всегда была той еще стервой, но, кроме привычных толчков в раздевалке, особой жестокостью не отличалась. До сегодняшнего дня. Видимо, виной всему гормоны. — Возьми свои слова назад! — потребовала она, когда я начала подниматься. Эмбер я заметила слишком поздно. Привычно подражая своей лучшей подружке, она схватила меня за волосы и швырнула обратно на пол. «Бей! Бей! Бей!» — эхом отдавались в ушах крики. Пощупав голову, я с облегчением вздохнула: крови не было. Зато Мэдисон подошла ближе, явно готовая к новому раунду, и теперь башней нависла прямо надо мной. За ее спиной собралась уже внушительная толпа зрителей. — Возьми слова назад! Я не толстая, — настаивала Мэдисон, однако ее губы едва заметно дрогнули на слове «толстая». — Я хоть и беременная, но все еще ношу размер XS. — Бей ее! — прошипела Эмбер. Меня отбросило от удара босоножки Мэдисон — как и все остальное, прямо‑таки усыпанной стразами, — и я смогла вновь принять более-менее вертикальное 12
Д аниэль Пей д ж
положение как раз в тот момент, когда в коридоре в сопровождении пары охранников появился наш завуч мистер Стракен. Толпа, негодуя, что шоу уже закончилось, начала постепенно рассасываться. Мэдисон поспешно опустила занесенный кулак и вновь принялась, воркуя, поглаживать свой живот. Лицо ее исказила страдальческая гримаса, словно девушка вот-вот была готова заплакать. Я закатила глаза. Интересно, она вообще умеет плакать? Завуч остановился, сверля нас с Мэдисон взглядом сквозь стекла очков. — Мистер Стракен, — дрожащим голосом произнесла Мэдисон, — Эми ни с того ни с сего накинулась на меня! На нас! — Она погладила живот, ясно давая понять, что сейчас говорит от имени себя и ребенка. Мужчина скрестил руки на груди и опустил взгляд на меня, корчившуюся на полу. Купился на ее «мы». — Неужели, Эми? Драться с беременной? Ладно, ты совершенно не понимаешь, когда стоит держать рот на замке, но это низко даже для тебя. — Она первая начала! — возмутилась я. Бессмысленно. Мистер Стракен все равно уже рывком поставил меня на ноги и двинулся в сторону кабинета директора. — Я думал, что в подобной ситуации ты будешь более рассудительна. Видимо, я тебя переоценил. Как обычно. Я направилась за ним, но все же обернулась. Мэдисон оторвала ладонь от живота и самодовольно помахала нам на прощание. Словно знала, что больше я не вернусь. 13
Дор о ти до л ж н а у ме р ет ь
Сегодня утром, когда я уходила в школу, мама сидела на диване. Там она безвылазно провела уже три дня и за это время ни разу не приняла душ, не вымолвила ни слова и выкурила полпачки сигарет, съев всего пригоршню чипсов. Да, и кучу таблеток. Я даже не могу сказать, когда мама ходила в туалет и ходила ли вообще. Она просто сидела и смотрела телевизор. Раньше, когда она впадала в такое состояние, я всегда старалась выяснить, что произошло. Возможно, дело было в погоде? Или мама думала о моем отце? А может, всему виной ее таблетки? Или же имелась какая‑то другая причина, по которой мама на время превращалась в овощ? Впрочем, теперь я уже привыкла и прекрасно понимала, что ни одна из причин не связана с ее выходками. Просто такое порой случалось. Эдакий особый способ встать не с той ноги, с которым мама должна справляться самостоятельно. Но каждый раз, когда происходило подобное, я задавалась вопросом: а вдруг она навсегда останется в этом состоянии? Так что через час после содержательной беседы с директором, когда я, нагруженная огромным мусорным пакетом со всеми учебниками — за драку меня до конца недели отстранили от занятий, — вернулась в трейлер, то приятно удивилась, что диван пуст. Не считая, конечно, одеяла с рукавами, некогда заказанного мамой в телемагазине за огромные деньги, которых у нас и так не было. Из ванной доносился шум: из крана бежала вода, шуршала и клацала о туалетный столик перекладываемая 14
Д аниэль Пей д ж
косметика. Итак, в конце концов мама снова поборола свой приступ. Однако не скажу, что это всегда к лучшему. — Мам? — позвала я. — Чтоб его! — послышался ее крик, сопровождаемый громким звяканьем: что‑то упало в раковину. Но из ванной мама не вышла и уж тем более не поинтересовалась, что же я делаю дома так рано. Я кинула рюкзак и мешок с книгами на пол, стянула кроссовки и глянула на мерцающий экран телевизора. Там Эл Рокер*, стоя у карты погоды, указывал на наш город и хмурился. Никогда раньше я не видела, чтобы синоптик всея Америки хмурился. Разве он не должен быть жизнерадостным? Разве люди его профессии не должны… ну… добиваться, чтобы народ считал, будто все — и погода в том числе — скоро наладится? Если не завтра, то хотя бы в ближайшую неделю. — Эй, — окликнула мама, — ты слышала? Надвигается торнадо! Меня это не особо заботило. Нам здесь вечно пророчили разнообразные стихийные бедствия, но, в отличие от близлежащих городков, «Пыльные акры» еще ни разу не попали под раздачу. Все словно заранее знали: торнадо пронесется через трейлерный парк, опрокинув лишь парочку решеток для барбекю. Жуткие штормы чаще случаются в кино, чем в реальности. В дверях ванной, поправляя волосы, появилась мама. Я была рада вновь видеть ее чистую, накрашенную и * Эл Рокер — Альберт Линкольн Рокер-младший, ведущий прогноза погоды, актер и писатель.
15
Дор о ти до л ж н а у ме р ет ь
не на диване, но длина маминой юбки шокировала меня. Она оказалась короче любой из моих! Короче тех, какие когда‑либо надевала Мэдисон Пендлтон! И означать это могло лишь одно… — Куда ты собралась? — спросила я, хотя прекрасно знала ответ. — Ты на три дня практически впадаешь в кому, а потом внезапно оживаешь и устремляешься прямиком в бар. В этом не было ничего странного. В новом мире моей мамы имелось лишь два сценария: диван и бар. И если она не разыгрывала один, то переключалась на другой. — Не начинай. — Мама обреченно вздохнула. — Я думала, ты обрадуешься, что я пришла в норму. Неужели лучше, если бы твоя мать продолжала лежать на диване? Нет, может, тебе и нравится хандрить дома, но кое у кого есть настоящая жизнь. — После этих слов она взлохматила и без того взъерошенные волосы и приступила к поискам сумочки. Все это было совершенно неправильно! Каждое ее слово! В итоге я даже не смогла понять, что же из сказанного раздражает больше, и как следует на нее разозлиться. Вместо этого я решила воззвать к голосу разума: — Но ведь именно ты только что сказала, что надвигается торнадо. Это опасно. Ты можешь пострадать, попасть под упавшее дерево. Разве Тони не понимает? — Это торнадо-вечеринка, мисс Всезнайка! — сказала мама таким тоном, будто одна фраза все объясняла. Ее покрасневшие глаза загорелись от предвкушения, 16
Д аниэль Пей д ж
когда мама нашла‑таки сумочку, валявшуюся на полу около холодильника, и повесила на плечо. В таких случаях не имело смысла спорить, и я это знала. — Распишись вот здесь, — потребовала я, доставая листок, выданный мистером Стракеном. Подпись была нужна, чтобы показать, что мама ознакомилась с его содержанием и знает, как я, по мнению директора с завучем, сегодня поступила и какое за это наказание понесла. — Меня отстранили от занятий, — пояснила я. Маме потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить сказанное, но когда она наконец отреагировала, ее лицо выражало лишь раздражение. — Отстранили? Что ты натворила? Мама вновь протиснулась мимо меня, на этот раз за ключами, словно я не человек, а предмет мебели, мешающий свободно передвигаться. Интересно, если бы мы жили в нормальном доме с двумя ванными комнатами, она бы так же сильно меня ненавидела? Или, может, обиду усугубляют маленькие пространства? Как с теми цветами, которые когда‑то выращивала мама: они лучше росли в маленьких горшках. — Я подралась, — невозмутимо ответила я; мать продолжала сверлить меня взглядом. — С беременной. Мама испустила долгий свистящий вздох и возвела глаза к потолку. — Замечательно, — выдавила она. И в ее голосе, увы, слышалась не только и не столько материнская забота. 17
Дор о ти до л ж н а у ме р ет ь
Я бы могла все объяснить. Рассказать, как все было. Убедить, что я не виновата и не первая полезла в драку. Но дело в том, что сейчас, именно сейчас, я даже хотела, чтобы мама думала, будто ее дочь совершила нечто омерзительное. Ведь если я из тех девчонок, которые накидываются на беременных с кулаками, то во всем виноваты родители. И их из рук вон плохое воспитание. — И с кем же ты подралась? — потребовала объяснения мама, с грохотом ставя на стол сумочку. — С Мэдисон Пендлтон. Мама прищурилась. Но не из‑за моей выходки, просто она вспомнила Мэдисон. — Ну конечно же! Эта маленькая сучка во всем розовом, из‑за которой твой день рождения полетел к чертям собачьим! — Мама ненадолго замолчала и закусила губу. — Ты ни капельки не понимаешь, а? Она ведь уже получила свое. Незачем больше стараться. — Ты о чем? Отстранили не ее — меня. Мама вытянула руку, поглаживая воздух, будто была беременна. — Даю ей год. Максимум два — и девчонка обзаведется собственным трейлером по соседству. Парень ее скоро бросит. И останется она в гордом одиночестве со всеми своими грехами. — Она расхаживает по школе, — покачала я головой, — словно они с Дастином все равно станут королем и королевой выпускного. — Ха! — фыркнула мама. — Это пока. Но как только родится ребенок, нормальная жизнь для нее закончится. 18
Д аниэль Пей д ж
Повисла долгая пауза. На долю секунды я вдруг вспомнила прежнюю маму. Ту, что вытирала мне слезы и устраивала соревнования по поеданию торта в тот судьбоносный день рождения. «Зато нам больше достанется», — уверяла она. И это был последний раз, когда мама вообще вспомнила о моем дне рождения. Теперь я не знала, что делать, когда она ведет себя вот так. Когда мы разговариваем почти как нормальные мать и дочь. Когда мне кажется, что ей не все равно, и я замечаю слабую тень прежней матери. Лишь проблеск, но я все же подалась вперед, опершись о кухонную тумбочку. — Сначала кажется, что у тебя есть все, а впереди целая жизнь, — продолжила мама, разглядывая свое отражение в дверце духовки и поправляя волосы. — А потом — бац! — и дети начинают высасывать ее до последней капли, словно маленькие вампиреныши, не оставив тебе ни глоточка. Было ясно как божий день, сейчас мама говорила уже не о Мэдисон, а обо мне. Когда‑то я стала ее «маленьким вампиренышем». В душе закипала ярость. Только моя мама могла вывернуть любую ситуацию так, чтобы пожалеть себя и обвинить меня. — Спасибо, мамочка, — отозвалась я. — Да, ты права. Именно я разрушила твою жизнь. Не ты сама. Не папа. А то, что я забочусь о тебе с тринадцати лет, — так это лишь часть коварного плана, призванного окончательно ее уничтожить. — Не принимай все так близко к сердцу, Эми, — фыркнула мама. — Дело не в тебе. 19
Дор о ти до л ж н а у ме р ет ь
— Не во мне? Конечно, как же иначе? Это ведь ты у нас всегда в центре внимания! Мама окинула меня беглым взглядом. За окном загудел автомобиль. — Мне некогда выслушивать твои упреки. Тони ждет. — С этими словами она кинулась к двери. — И ты вот так просто оставишь меня во время торнадо? Не то чтобы я волновалась на этот счет. Мне не верилось, что грядет нечто серьезное. Но я хотела, чтоб волновалась она, чтобы бегала вокруг дома, расставляя громоотводы и проверяя, хватит ли нам воды на ближайшую неделю. Хотела, чтобы мама заботилась обо мне. Разве не так поступают все матери? Я сумею о себе позаботиться, но ведь это не значит, что я не паникую каждый раз, когда она бросает меня вот так, в полном одиночестве, не сказав даже, когда вернется и вернется ли вообще. И вопрос этот остается открытым даже в те дни, когда погода на дворе вполне обычная. — Лучше уж уйти, чем оставаться здесь, — резко ответила она и ушла, прежде чем мне удалось придумать достойный ответ. Я распахнула дверь, когда мама уже скользнула на переднее сиденье «шевроле-камаро» Тони, и успела заметить, как она поправила зеркальце. Буквально за мгновение до того, как автомобиль сорвался с места, вместо своего отражения мама поймала в нем мое. Я даже лишилась удовольствия хлопнуть дверью: за меня расстарался ветер. Может, на этот раз прогноз окажется правдивым? 20
Д аниэль Пей д ж
Я подумала было о Дастине и стипендии, которую он так никогда и не получит, об отце, бросившем меня, как только ему представилась первая же возможность сбежать отсюда. О том, что делает это место с людьми. Но мне было плевать, надвигается торнадо или нет, ведь я — не Дороти, и в моей жизни какой‑то маленький глупый штормик ничего не изменит. Я подошла к комоду, ютившемуся вплотную к плите, и, выдвинув самый верхний ящик, попыталась нащупать красно-белый полосатый носок, в котором лежало нем ного наличных. Все, что за долгие годы я смогла скопить на черный день: триста сорок семь долларов. Я решила, что, как только закончится шторм, куплю на них билет на автобус. Такая сумма позволит уехать даже дальше Топики, а ведь за ее пределами мне никогда не приходилось бывать. Мама справится и сама. Я ей не нужна. Школе тоже. Так чего же я жду? Пальцы нащупали заднюю стенку ящика. Я нашла в нем лишь носки. Просто носки. Выдернув ящик, я тщательно его обыскала. Ничего. Деньги пропали. Вся небольшая сумма, которую я копила, казалось, целую жизнь, исчезла. Просто испарилась. Несложно было догадаться, кто забрал деньги. Еще легче — на что их потратят. А без денег, машины и доброй волшебницы я застряну здесь навечно. Ладно, плевать. Все равно побег — лишь глупые мечты. На экране телевизора вновь появился Эл Рокер. Больше он не хмурился, но даже сейчас, когда на лице синоптика красовалась широкая улыбка, подбородок у него дрожал, и казалось, мужчина в любую секунду 21
Дор о ти до л ж н а у ме р ет ь
расплачется. Он продолжал болтать что‑то об изотопах, давлении и о том, что надо срочно прятаться в подвалах. Жаль, что в трейлерных парках нет подвалов. Хотя… пускай! Все равно хуже, чем здесь, не может быть нигде.
2
олжна признать, на улице было жутковато: над плоской серой равниной растянулось темнеющее небо. Оно было грязного розовато-коричневого цвета, какого я никогда раньше не видела, а все вокруг казалось неестественно спокойным. Обычно днем мужчина в летах из соседнего трейлера даже в плохую погоду выходил на улицу и крутил на своем древнем магнитофоне старомодные кантрипесни. Те, в которых поется о том, как главный герой потерял машину, жену, собаку… Банда подростков, с которыми, кстати, я ни разу и словом не обмолвилась, пила неонового цвета газировку из маленьких пластиковых стаканчиков, развалившись на пожухлой лужайке и старом потрепанном диване в их «гостиной» под открытым небом. Но сегодня никого не было. Ни ребят. Ни музыки. Ничего. Ни единого движения. Остались лишь островки сухой травы, заплатками желтеющие среди грязи. И даже шоссе на окраине парка, по которому обычно бешеным потоком неслись автомобили, внезапно замерло. Видимо, машина Тони проехала по нему последней. 23
Дор о ти до л ж н а у ме р ет ь
Когда свет померк, я поймала свое отражение в окне: лицо, обрамленное розовыми волосами. Покрасилась я сама, но подобная перемена до сих пор меня поражала. Понятия не имею, для чего я это сделала. Может, просто хотела добавить немного красок в свою дурацкую серую жизнь. А может, мечтала хоть чуточку походить на Мэдисон Пендлтон. Ну уж нет! Ни капельки я не мечтаю на нее походить. Ведь правда? Я все еще разглядывала свое отражение, когда услышала писк и шуршание. Обернувшись, я увидела, как в стоящей на микроволновке клетке бешено носится Звездочка, мамина любимая ручная крыса. В принципе, ей можно было бы выдать награду как самой ленивой крысе в мире: за последние два года она ни разу даже не подошла к своему колесу. По крайней мере я этого не видела. Теперь же Звездочка отчаянно металась по клетке, неистово пища и кидаясь на прутья, словно была готова умереть, лишь бы только оказаться снаружи. Это было что‑то новенькое. — Думаешь, она бросила нас обеих? — спросила я, стараясь не обращать внимания на ликование, затопившее мой мозг при этой мысли. Мне всегда казалось, что Звездочку мама любит больше, чем меня. Теперь же ей было одинаково наплевать на нас обеих. Замолчав, крыса внимательно уставилась на меня, а потом вновь разрезала тишину долгим пронзительным визгом. — Заткнись, Звездочка! — приказала я. Я думала, она замолкнет через пару секунд, но писк не прекращался. Звездочка не желала останавливаться. 24