Тайны прошлого настоящее. Книга 2 by David Rose

Ф.Ф.Ф.

Книга 2

Нам силу дает наша вера в отчизну, Так было, так есть и так будет всегда!

Волжская Булгария

Ф.Ф.Ф.

Все, что написано, было написано до нас

Книга 2

Автор выражает благодарность и сердечную признательность: •

Всем людям, которые помогли мне в работе над этой книгой всем моим учителям и наставникам без которых у меня в жизни не состоялось бы ничего

•

Фаизову Роману и его супруге филологу из Франции Фаизовой Кати

•

Особую благодарность автор выражает своему духовному учителю Председателю Совета муфтиев России муфтию шейху Равилю Гайнутдину

•

Студии Free Design за всю ту работу, которую они сделали ради меня

•

Кандидату филологических наук Гайнутдиновой Аделе за консультации к каждой моей работе

•

редактору Али-Вячеславу Сергеевичу Полосину

•

поэтам Ренату Харису, Наилю Ишмухаметову, Ренату Абянову от которых исходит источник вдохновения для всех моих работ

•

и конечно всем-всем, кто подставлял, подставляет и надеюсь будут подставлять свое надежное плечо в наше непростое время.

•

искренне благодарен тем кто верит, не боится и просит только у Всевышнего -«Утверждаю устами и твердо верю в это душой»

Книга выпущена к 60-летию друга и старшего брата АхмадХаджы Кадырова муфтия и президента Чеченской республики.

Побеждают уверовавшие

Ну наконец-то, здравствуй дорогая ты как обычно заставляешь себя ждать. Причина снова таже иль другая Наряд себе не можешь подобрать ну ладно хватит что я разворчался Старею чтоли, иль с утра не ел. Иди скорей ко мне, я так разволновался Обиделась? прости, я не хотел Что будем делать? по полю пройдемся Или в лесу на лавке посидим? Устала вижу, ладно обойдемся Присядь родимая – поговорим. Зачем цветов так много принесла мне? Они наверно дорогие как всегда Когда тебе букеты покупал я голодным оставался иногда

Но коль уж нынче годовщина нашей свадьбы то так и быть давай сюда цветы Тебя по доброму обнять, поцеловать бы – но рот мой каменный и рук давно уж нет, а вместо тела лишь гранитное надгробье Смотри мундир мой как сверкает подивись Стою и жду тебя любимая в безмолвии Ты над могилою поплач и помолись Поплачешь, сразу станет легче Смотри слезинки как жемчужины горят От слов твоих душа моя проснется Молитва будит душу – это так. А дома не печалься жизнь прекрасна Детишкам и соседям всем привет Смотри какой сегодня день, свелый, ясный Весна, ручьи и яблонь белый цвет.

Длинная, узкая, извилистая дорога, серой змеей ползет к подножью Кавказских гор. По обеим сторонам дороги стоят искалеченные дома, со вскрытыми черепами шиферных и черепичных крыш. На их истерзанных стенах отчетливо виднеются свинцовые плевки огнестрельного оружия. Поруганные жилища стали невольными летописцами войны. Читая надписи, нанесенные белой, красной, черной красками, можно с легкостью воссоздать недавние события. Разрушенные кирпичные заборы, выбитые стекла, а самое

главное испуганный, но дерзкий и настороженный взгляд редких прохожих говорит об одном – здесь идет война. Проносясь по трассе мимо казненных селений, можно ощутить ту ненависть, с которой встречают местные жители федеральные машины. Вот возле дома из красного кирпича, на котором во всю стену написано «МИНЫ!», стоят ребята лет восьми. Увидев приближающийся УАЗик, мальчишки, все как один, подбегают к краю дороги. Большими пальцами маленьких ручек они водят вдоль своих хрупких шей, изображая перерезанное горло. Подобные зрелища, вызывают первобытный страх. Эти дети не балуются. В отличие от беззаботных сверстников, которые знают войну только по кино и дворовым играм, они отдают отчёт своим поступкам. Война наложила на

их лица отпечаток в виде пронзительного, хищного взгляда не по возрасту взрослых глаз. Коричневый УАЗик, обляпанный рыжим, мокрым песком, быстро мчит по пустой дороге. В машине сидят трое. Из залепленного изолентой магнитофона, подключенного к прикуривателю, доносятся слова о сладкой жизни и продажной любви, положенные на попсовый мотив. Водитель, молодой пацан в звании рядового, под нос напевает знакомые песни. Его взгляд сосредоточен на дороге, а красные щеки, контрастируя со светлыми, коротко стрижеными волосами, выдают в нем волнение. Позади него восседает толстый, с взъерошенными рыжими усами, полковник, который то и дело поглядывает в карту, сверяя маршрут. Глядя на последствия недавних стол-

кновений боевиков и федералов, он вытирает сальным платком пот со лба, сплёвывает себе под ноги и произносит: «Твою мать!». За всю дорогу это единственная фраза, которая звучит в салоне автомобиля. Рядом с водителем, сидит спортивного телосложения мужчина лет тридцати, одетый в «гражданку». На нём начищенные до блеска ботинки, темно-синие джинсы, черная куртка с капюшоном и бейсболка – удобная, неброская и элегантная одежда, чтобы вести дела в этих опасных местах. Солнцезащитные очки спасают его от палящего, летнего солнца, настойчиво преследующего автомобиль. Его зовут Харис Ваисович. На протяжении всего пути, он молча смотрит на проносящиеся пейзажи. Кажется, что он безучастен к происходящему вокруг, что

такие дороги среди смерти и разрушения – обычное дело для него. Однако именно сейчас он с трудом сдерживает эмоции. Быть может потому он постоянно поправляет очки, что его глаза хотят расплакаться. Но люди привыкли видеть его сильным. Да и он сам, воюющий с войной на войне, ни за что не покажет свою боль за происходящее здесь, в стране которой он считает Родиной. Мирные жители Чечни встречали федеральные войска отнюдь не цветами и воспринимали солдат как оккупантов. Причиной тому был беспредел, какого не было даже на военных конфликтах за рубежом, где соблюдались хоть какие-то нормы. Местные классифицировали федеральные силы на свой манер – по «эшелонам». Первый «эшелон» бьет по незакон-

ным вооруженным формированиям (НВФ). Люди из первого эшелона делятся с местными сухарями и консервами – это в основном армейцы. Второй «эшелон» делает зачистку. Солдаты этого «эшелона» ничем не делятся, зато в дом не заходят пока гранату не бросят – на всякий случай, сокрушая все вокруг себя. Имя им – внутренние войска. Третий «эшелон» проходит село с большими сумками и забирает все ценное у тех же мирных жителей. Подобным образом вели себя еще и наемники из НВФ, вывозя продовольствие, одежду, скот, но на то они и наемники… Грабежи со стороны федеральных сил сводили на нет победы, добытые в боях с бандитами. Отдельная «песня» – блокпосты, которые были для мирных жителей ежедневным унижением.

Бранясь гулом заезженного мотора, машина продолжала свой путь в сторону Аргуна. Полковник, наклонившись к плечу Хариса, настороженно спросил: – Харис, ну на кой черт тебе сдалась эта поездка? Боевики – это же бандиты, а ты для них враг. Вся эта твоя гуманитарная миссия для них – пустой звук. – Не переживайте, – размеренно ответил Харис, продолжая всматриваться в проносящиеся пейзажи. – Я вполне представляю, что может произойти и отдаю себе отчёт. – В таком случае, я не понимаю, стоит ли рисковать жизнью ради какогото письма? Мы можем воспользоваться собственными каналами и вступить в переговоры с боевиками, не подвергая тебя опасности! – лицо полковника становилось багровым и на его припухшем, от чрезмерных напряжений,

лице стали отчетливо виднеться синие капилляры. – Очень прошу, не надо нагнетать обстановку, – вздохнув, произнес Харрис, показывая всем своим видом накапливающееся недовольство. – Письмо было на мое имя, и я обязан ответить. Пишет старая, больная женщина, для которой я – самая последняя надежда… если её сын еще жив, – после паузы длившейся несколько секунд, Харис попытался «подойти» к полковнику с другой стороны. – Понимаете, у нас в Исламе Бог призывает заботиться о родителях, выказывая уважение и смирение по отношению к ним. Как сказал Пророк? Рай находится под ногами ваших матерей. Горе тому, кто, дожив до седин своих родителей, не смог заслужить Рай! Вот и я хочу дать парню шанс вернуться домой и заботиться о своей

матери в её последние дни. Опухоль мозга – это страшно, а еще страшнее бесконечно ждать сына в одиночестве. Услышав о религии, полковник молча покивал головой, а Харис, посмотрел на рядового, крутившего баранку, и задал вопрос: – Рядовой, перед армией успел ли ты сказать спасибо своим родителям?! – Не успел, – ответил солдат, бросив быстрый взгляд на Харриса, и продолжил задумчиво, – смерти здесь насмотришься, понимать начинаешь как родителям тяжело. Хочется к ним хотя бы на минуту. Всё бы отдал… – Видишь, товарищ полковник, вот и мне хочется попробовать дать парню шанс. Я тебе больше скажу, даже если она, узнает, что он убит, она всё равно будет ждать его. Ночью будет прислушиваться к каждому скрипу. Такое вот

женское сердце! Понимаешь, Алексеич? УАЗик продолжал наматывать километры. Отвлёкшись от беседы, Харис вспомнил, как один раз он гулял по берегу моря. Все было усеяно водорослями, мелкими рыбками и морскими звездами, которых выбросило на берег после страшного шторма. Он брел погруженный в свои мысли, совершенно не обращая на них внимание. Около берега бегала девочка, которая наклонялась до земли, брала рыбешку или звезду, а потом бросала их в море. Поравнявшись с ней, он спросил, зачем она это делает. Ведь её усилий будет не достаточно для того, чтобы помочь им всем, их слишком много! «Может быть, но хотя бы, для неё я сделала все, что могла» – ответила девочка и, разжав ручонки, выпустила в воду маленькую

рыбешку, бьющуюся из последних сил. В какой то момент Харису показалось, что рыбка беззвучно повторяет слово «ярдам», то есть помощь по-татарски, в надежде, что он, идущий мимо нее услышит ее мольбу. – Понимаешь, Алексеич?! – Харис попытался пересказать этот случай полковнику, но тот не сразу уловил связь между воспоминаниями спутника и сегодняшней поездкой, а, услышав про море и рыбу, стал напевать «Шаланды полные кефали». – Я только сейчас понимаю, что в тридцать лет начинается торжество и блаженство жизни, – продолжил Харис. – Кстати, Иисусу было тридцать три года! Перешагнув за тридцать, ты многое знаешь и способен многое донести до детей, но случаются ситуации, когда дети способны чему-то научить.

– А я тебя понял Харис, – почесав усы, произнес полковник, – цель благородная и заслуживает уважения… Но! Что если и сам окажешься в плену? Страшно! – Страшно перед Богом, что не успею сделать ничего хорошего. А если до Аргуна или после не станет меня, Всевышний всё знает и Сам оценит. – Твоё право, твоё право! – выдохнув, прошептал полковник. – Кстати, товарищ полковник, отпусти солдата со мной, а то мне одному несподручно ехать. По дороге всякое может случиться! Солдат снова бросил быстрый взгляд на Хариса, а после на полковника. – Что ты, что ты, Харис, уволь! Я не имею права! – взволнованное лицо полковника напомнило удивленного филина.

– Когда сделаю свою «работу», а я её сделаю, – твердо произнес Харис, – ты, получишь орден, а Андрюха медаль и подарок от меня. Рядовой оживился. Посреди армейской рутины даже и не такое рискованное предприятие покажется отдыхом. Да и медаль – хорошо, а главное фотография с медалью, чтобы родителям отправить. – Солдат, хочешь в логово джалкинского волка? – улыбнувшись, глядя в лицо солдата, поинтересовался Харис! – Хочу! – азарт, вспыхнувший в глазах парня, в миг прогнал усталость, а страх перед возможными опасностями только подстегивал его. Харис обернулся к полковнику. На его лице не осталось и следа от недавней улыбки: – Полковник, за парня отвечаю головой! Обещаю, что вернется целым и

невредимым. Ты же знаешь, я словами не разбрасываюсь. – Уговорил. Но если что, ответственность на тебе! – и полковник несколько раз ткнул пальцем в плечо Хариса. – Договорились! – кивнул Харис. Солдат на радостях втопил педаль в пол и машина грузным шмелем понеслась вниз холма, подъезжая к границам Аргуна. Остановились уже возле блокпоста, находящегося неподалеку от Аргуна. Бетонные блоки и штабеля мешков с песком изъедены пулеметными челюстями. Вдоль них тянется длинная очередь из людей, легковушек, автобусов набитых битком, грузовиков. Сильная жара, пыль вместе с выхлопами машин накладывают дополнительные тяготы на утомленные, потухшие лица проверяемых и проверяющих. Неподалеку в

кювете неуклюжим бегемотом уткнулся в насыпь пыльный БТР. Полковник показал спецпропуск и машина, беспрепятственно миновав очередь, подъехала к шлагбауму. Выйдя из машины, он стал что-то долго объяснять старшему лейтенанту, кивая в сторону Аргуна, а тот то и дело косился на «УАЗик». Изза рычания БТР почти ничего слышно не было. Доносились лишь отдельные слова: «гуманитарка», «письмо», «Кадыров», «он все равно поедет», «Абуев». Всё это сопровождалось активной жестикуляцией собеседников. После такого разговора оба спешно подошли к машине. Харис их встретил безразличным взглядом, догадываясь наперед, о чем пойдет речь. – Тем не менее, Харис, я вынужден просить Вас остаться! – перекрикивая БТР, заговорил полковник. – Бойцы го-

ворят, что Абуев совсем озверел. Мало того, что он устраивает постоянные, ночные вылазки, так он еще и днем стал нападать на блокпосты. Вдоль всего Джалкинского леса «беспределит». Зверь, одним словом! – Еще раз благодарю за заботу, но я готов ехать, и если позволите, незамедлительно отправлюсь в путь. – Стараясь говорить вежливо, Харис с нескрываемым раздражением постучал ладонью по двери. – Ну что ж, хорошо… – пробормотал полковник в унисон заглохшему бронетранспортеру, – надеюсь, хоть знаки гуманитарной миссии помогут. – Ничуть не сомневаюсь! – заверил Харис, пожимая руку Алексеичу. Лейтенант подошел к молодому водителю, произнося басом инструкции:

– Держись асфальтной дороги и шибко не гони. По всей дороге, суки, «противопехотки» понатычкали, не успеваем разминировать. Вчера одному саперу по колено ногу оторвало, двое получили сквозные ранения. А, в общем, до Аргуна рукой подать, поэтому, если что, сразу выходи на связь! - Есть! – нервно, стуча пальцами по рулю, сказал рядовой. – Разрешите ехать, товарищ полковник! – Выполняй приказ! – скомандовал полковник, напоследок, еще раз обратившись к Харису с просьбой остаться. Харис, закрыв глаза и покачав головой, улыбнулся белоснежной улыбкой полковнику, а затем сказал рядовому: – Вот тебе брелок, засунь в ботинок и отдашь, когда вернемся – поменяю вот на эти часы, – Харис показал часы (последняя модель спецназовских часов:

солнечные батареи, пульс, давление, фонарик, высот метр, компас и т.д.), и боец засиял улыбкой. – Ну что, Андрюха, как говорил Гагарин: «поехали»! УАЗ, рванул вперед в сторону Аргуна, выгребая из-под колес щебень и песок. Прошло не более пятнадцати минут, пока машина вползла в разрушенный город. На стелле, установленной при въезде, старательно выведена надпись: «Добро пожаловать в Ад!». Язвы на теле Аргуна, кровоточили и смердели. Скелеты домов, прятались в густых кустарниках. Казалось, что не только люди, но даже собаки не оглядываясь, покинули любимый город в поисках лучшей доли. Соборная мечеть склонила минарет, как склоняют голову, скорбя о гибели и разрушении. Харис не узнавал этих мест. Увиденное, казалось ему страшным сном, который

видит не только он, но и вся страна. Возле разрушенного детского сада, покачиваются зеленые качели, успевшие заработать сколиоз за время войны. Машина, неспешно, настороженно петляла по взрытым улицам в поисках живой души. Смотри, смотри, видишь группу? – оживленно указал пальцем Харис на мужчин с черными бородами, одетых в пёстрый четырёхцветный камуфляж. – Езжай к ним, сигналя фарами! – Так… так ведь… это… боевики же? – растерянно зашевелил губами рядовой. – Да ты что!? А я-то думал кружок археологов-любителей… – ухмыльнулся Харис, и добавил, кивнув в сторону боевиков. – Езжай, езжай, пока им в тир поиграть не пришло в голову. Машина поползла по ухабинам, неумолимо сокращая расстояние. Бое-

вики достали «калаши», нацелив их на приближающийся автомобиль. Харис высунул из окна руки, заверяя боевиков о своих мирных намерениях. Не доезжая десяти метров, машина остановилась, и группа боевиков неспешно приблизилась к ней. – Салам алэйкум! – с небольшим искусственным акцентом произнес Харис. – Ва алэйкум ассалам!– посмотрев друг на друга, прохрипели боевики. – Мне бы повидаться с вашим командиром, Асланом. – Мы такого не знаем! Наш командир не Аслан, а Абу. Ты вообще кто такой, чтобы мы исполняли твои желания? – бесцеремонно вмешался один из боевиков. – Во-первых, я мусульманин, – добродушное лицо Хариса Ваисовича на гла-

зах становилось суровее. Он, не выказывая страха и угодливости, осмотрел окруживших машину боевиков, те, избегая смотреть ему в глаза, невольно отводили взоры. – Во-вторых, я сотрудник гуманитарной миссии, а в-третьих – уберите стволы, и еще… свяжите меня по рации с вашим командиром Абу, передайте, что Харис приехал к старому, фронтовому другу поздороваться и вернуть долг. Боевик, стоящий перед Харисом, достал рацию и несколько минут беседовал по ней на чеченском языке: – Абу, ассалам алекум! Хьоьла вист хила лууш хьан накъост ву!1 Затем несколько раз, одобрительно кивнув головой, бережно передал рацию Харису. 1 Абу, мир Вам! С тобой хотят поговорить, говорит, что твой друг!

– Ассаляму алейкум, Аслан! – вслушиваясь в шипение рации, стараясь расслышать голос собеседника, произнес Харис. – Это Абу, а не Аслан! – бесчувственный голос равнодушно и сухо ответил Харису. – Аслан, ты меня не узнал или не хочешь узнавать старого друга? – поинтересовался Харис. – По голосу, ваЛлахи, тебя не узнаю. Назови свой позывной! – в голосе собеседника послышались нотки заинтересованности. – «Аю»! – после недолгого молчания сказал Харис. – Хм, мир полон сюрпризов! Дай рацию бойцам! – казалось, что данная фраза, произнесенная с такой теплотой, никак не могла принадлежать человеку, который еще несколь-

ко секунд назад безразлично отвечал Харису. Харис передал рацию стоящему рядом боевику. Тот несколько раз произнёс «Тамам!» и завершил связь. После разговора, боевики открыли дверь автомобиля и попросили Хариса и водителя выйти из машины, чтобы обыскать их. Другая группа, осмотрев машину, дала знак, о том, что все чисто. Перед тем как сесть в салон, Харис обратился к боевикам: – Наденьте нам на головы мешки! – Абу такого приказа не давал, поэтому, я думаю, не стоит! – прохрипел высокий боевик, с густыми иссиня черными волосами, напоминающими львиную гриву. – Наденьте, – повторил просьбу Харис. – Лучший способ не проболтаться – ничего не знать, да и вам будет спокойнее.

Хариса и Андрюху посадили на задние сидения, надев им на головы черные мешки. Два боевика сели вперед, а третий разместился около рядового, тыча молодому в печень холодным стволом «калаша». Машина с ревом бросилась вперед, как будто преследовала невидимую жертву. Прошло минут двадцать, а автомобиль не думал останавливаться. Он долго мчал в гору, затем камнем кидался вниз, поворачивая то влево, то вправо, а затем, с безумными «буксами» разворачивался на 180 градусов, и ехал назад, не замечая ни кочек, ни канав. Рядовому казалось, что боевики везут их куда-то высоко в горы, через густые лиственные леса навстречу смерти. От этой мысли холодные мурашки, ледяными щупальцами, пробегали по его телу, бросая

то в жар, то в холод. Только размеренное, дыхание Хариса, позволяло ему окончательно не потерять самообладание. Рядовой боялся шелохнуться, тая в глубине души надежду на чудесное спасение. Сам того, не замечая, он съеживался, а сидящий рядом боевик периодически тыкал автоматом в бок, хрипя под нос: – Э… нэ спат! Не спать… если бы этот боевик знал, что творится в душе молодого солдата, то понял, уж чего-чего, но спать сейчас он точно не сможет. – Хорош круги наворачивать! – разорвал молчания спокойный голос Хариса. – Сколько можно бензин жечь? Себя не жалеете, нас пожалейте. Мы не космонавты, можем и вырвать! - Хм… шайтан! – пробормотал боевик, сидящий около рядового.

– Я бы на твоем месте не шайтана, а Бога чаще вспоминал… – продолжил Харис тем же размеренным тоном. – Дерзкий, да?! – вскипел сидящий рядом с водителем боевик. – Может, ты нас будешь еще учить воевать, а? – Нет, тут уж увольте, тут я вам не учитель! И вообще, пора бы ехать к Аслану, пока на «консервы» не напоролись! Понапичкали, куда не попадя, а страдают, небось, мирные… – Язык длинный я смотрю у тебя? – вступил в разговор водитель, перекрикивая ревущий мотор. – Ты на дорогу лучше смотри! До войны кем был – трактористом? – Харис отлично знал, что этим людям всё равно, что он думает, и еще меньше они склонны к задушевным беседам ним, но бесконечная дорога успела изрядно утомить его. Да и чего бояться

пуганому? До Аслана всё равно довезут. Постаравшись сесть удобнее, он продолжил беседу с неразговорчивыми спутниками: – Для дилетантов объясню, минная война – это самая подлая война, потому что она может воевать даже через сто лет. Но воевать она будет не с вашими врагами, а с вашими внуками и правнуками… – Тц! – цокнул окончательно рассерженный водитель. – Ладно, оставь его, пусть Абу с ним разбирается! - успокоил его сосед. Машина со свистом остановилась, проползя юзом несколько метров. Двери открылись, наполнив салон запахом степных трав. – Выходите по одному! – передернув затвор автомата, произнес хриплый голос.

Для рядового этот приказ прозвучал как приговор. Он вцепился двумя руками мертвой хваткой в подлокотник переднего сиденья, не переставая, срываясь в крик, произнося: – Нет, нет! Пожалуйста, не надо! Я не выйду! Харис, понимая, что ситуация может выйти из под контроля, в любую секунду, тихо сказал: – Выходи солдат и ничего не бойся. Они нас катали с мешками на голове не для того, чтобы порешить, понимаешь? Я специально их попросил, чтобы мы не стали ненужными свидетелями. Выходи смелее! Мешок, скрывавший голову рядового, одобрительно закивал, и солдат медленно вышел из машины. За ним неторопливо вышел Харис, потягиваясь и разминая спину. Грубые руки

вайнахов освободили их головы, и яркое летнее солнце всеми лучами ударило в привыкшие к темноте глаза. Перед ними открылась величественнопечальная панорама прикавказских степей. Дымящиеся вдалеке дома, бегающие люди, тонкая, зелено-серая цепочка БТРов ползущая, ядовитой змеей по краю леса, совершенно теряются в этой великой, размеренной колыбели Кавказских гор, окруженной синей дымкой тумана и шалью елового бора. Изрезанная, стальными траками земля, вопреки войне, покрылась сочной травой, словно заживляя свои глубокие раны. Вглядываясь в простор предгорной равнины и вдохнув кристально чистого воздуха, Харис на несколько мгновений забыл о боевиках, которые переговаривались рядом, о разрушениях, которые он видел

в пути, о том что его ждет непростое продолжение дня… Кавказ всегда манил к себе пытливого путника и храброго воина, влюбляя их в себя навсегда. Недаром, покорители земель и народов: тюрки, арабы, персы, славяне разбивали свои империи о его могучие скалы, только ради того, чтобы ненадолго почувствовать себя властителями этой великой шири. Кажется, воды реки Сунджи это слезы тысяч вдов, матерей, детей и стариков, оплакивавших когда-то и оплакивающих сейчас гибель своих сынов. – Не ищи Джавдета у сухого ручья, его там нет! – за спиной Хариса раздался голос, звучавший совсем недавно по рации. – А если найдешь, не трогай – он мой! – не оборачиваясь, ответил Харис. – У нас дорогие гости? – бархатный голос становился все ближе. – Добрым

гостям мы рады, даже если они спорят! Харис продолжая стоять спиной, парировал острое замечание собеседника: – Добрых гостей с оружием не встречают. – Время такое неспокойное, военное. – Э, нет, время всегда такое же. Люди становятся другими, а потом пеняют на время. Ох, уж эти люди! – оборачиваясь, сказал Харис. Перед ним стоял невысокий, коренастый мужчина, с серебряной сединой на голове и на аккуратной бороде. Своим непокорным взглядом и статью он напоминал имама Шамиля, наводившего ужас на юг царской России, а его вооруженные войны с горящими глазами и орлиными лицами походили на грозных башибузуков.

– Не думал, что встретимся в такой обстановке, – прошептал Харис. – И все равно, Аслан, я рад тебя видеть, брат! – Ассаламу алэйкум, дорогой Харис!– в блестящих глазах Аслана засверкали слезы радости. – Чем обязан такой радостью? – Соскучился, да и дело есть, которое надо будет обсудить. – Ну что ж, прошу в мою временную резиденцию! – Мне – кочевнику не привыкать, – отшутился Харис и направился в сторону двухэтажного, кирпичного дома. Вслед за ним, положив руку на его плечо, шел Аслан. – Кстати, со мной солдат, пусть твои ребята его не обижают, – обернувшись, громко произнес Харис. Среди боевиков пробежал ропот, но Аслан пресёк его одним жестом руки.

– Накормите воина, но глаз с него не спускайте. Да, Харис, мои бойцы не довольны твоим дерзким отношением к ним! Ты сам знаешь не хуже меня, о том, что и врага надо уважать. – Они мне не враги, это не моя война. Я их уважаю, ровно настолько, насколько они заслуживают, – подытожил Харис. – Отрастить бороду, нацепить амуницию, вооружиться до зубов и цикать на детей – это еще не значить стать хорошим воином. – Нет, позволь не… – Не согласиться? – перебил Харис. – Хорошо, тогда почему твои бойцы не нашли у меня при обыске пистолета, а? – Харис нагнулся и достал из внутренней стороны ботинка пистолет. – А еще у меня есть пара обойм и нож. При желании, я бы мог положить твоих бойцов еще по дороге. Единствен-

ное я не знал, где тебя искать, хотя и это не так сложно. В «зеленой» части города, при условии, что не проводится никакая спецоперация, «джалкинский волк», будет взирать на местность с какой-нибудь высоты. А при наличии, здесь большого количества домов, лучше места и не найти! – Харис посмотрел на Аслана и подмигнул. – А по поводу водителя, то не он на машине едет, а будто пашет на тракторе. Дослушав до конца, Аслан рассмеялся: – До войны Апти был комбайнером в аргунском колхозе. Ничего, Харис, из комбайнера можно создать хорошего воина, а вот из воина комбайнера уже нет… Харис подхватил его смех. – Что ж, прошу в дом! – Аслан, открыв тяжелую дверь калитки, пропустил гостя. Харис вошел в массивную

арку, но перед тем как исчезнуть в доме, крикнул рядовому: – Будут обижать – зови! Рядовой помахал рукой в знак согласия, и последовал за молчаливыми боевиками. Дом встретил Хариса беспорядком. Сразу было видно, что хозяева давно покинули родное гнездо. За длинным, узким коридором располагалась бывшая спальня. На месте, где должна быть кровать стоял письменный стол, а стену позади стола украшал флаг Ичкерии с воющим на луну волком. – Садись, брат! Сейчас чай принесут. Слышал, благим делом занимаешься. Гуманитарная помощь – дело хорошее. Если гуманитаркой займутся такие как ты, то я спокоен! Ну, сам-то как? Как семья? Сколько уж лет прошло с тех пор как мы на Волге рыбачили?!

– Слава Всевышнему, брат, все хорошо! А не виделись мы с тобой, действительно, целую вечность. В душной и пыльной комнате повисло молчание. Аслан опустил голову, отводя взгляд в сторону, а Харис изо всех сил удерживал ком в горле и солёную боль, которая уже второй раз за день подступила к его глазам. Так встретились два старых добрых друга, которых когда-то сроднил Афган. Два человека из разных народов, но в тоже время чем-то неуловимо похожих… Хотя бы тем, что даже молодыми, они не принадлежали к типу солдат«стриптизёров» – любителей покрасоваться протеиновой бицухой на фоне побитого танка. У каждого из двух сила скрывалась за скромными манерами, и только в ровной осанке и размеренных движениях выдавала себя.

– Знаю о твоём горе, брат. Всегда молюсь, чтобы Аллах принял их невинные души, – тихим голосом Харис продолжил прервавшийся разговор. – Ин ша Аллах! – почти неслышно ответил Аслан. – Гнев порождает гнев. Твоих убили – ты взял оружие. Твой гнев тоже комунибудь передастся, и так до бесконечности. А ты ведь должен быть стойким ради сыновей. Чтобы быть им примером и главным учителем. – Я тоже думал, что война в прошлом. Сам ведь не хотел возвращаться к этому. Она сама позвала, эта война. Не будь федералов с их «вертушками». Не попади они в мой дом… А теперь делаю, что умею. И, кстати, хорошо делаю… – голос Аслана становился всё злее, но он взял себя в руки. – А ты Харис?

– Говорю же тебе, я отвоевал. Теперь вот возвращаю долги по мере возможностей. А ты, я вижу, и не думаешь бросать автомат в Терек? Как у Шолохова в романе Григорий-казак винтовку в Дону утопил. – На то он и казак, чтобы оружием разбрасываться! – отшутился Аслан. Харис улыбнулся, положил ногу на ногу, поудобнее расположившись на стуле. – Эх, брат… – протянул Аслан, – помнишь ведь, были времена! Делились друг с другом последним, и не было проблем. Я благодарен Аллаху за нашу дружбу, за то, что Он хранит её. – Думаю, по-другому и не могло быть. Все, кто под огнём были, лучше чувствуют, лучше понимают. Днём жара, ночью холод, «чёрный тюльпан», всегда рядом автоматы, взрывы – попробуй забудь?

– Это верно. Мне иногда снится Афган, и что мы всё еще там. Причём плохого я не вижу. Только как мы идём, шутим, воду тёплую пьём и фляжка у меня вся помятая. – вспомнив о фляжке Аслан широко заулыбался и постарался поймать ностальгирующий взгляд Хариса. – Кто-то, не помню уже кто, хорошо про нас сказал: на войне мечтаем о мире, а когда мир наступит, видим во сне войну. Тут уж ничего не поделаешь, Аслан. А, особенно, кто в пехоте был, тот еще больше от других отличается. – Чем это, интересно? – Чем? Ну, вот смотри, лётчики, например. Что они видят во сне? О чем вообще вспоминают? Война у них с высоты полета. Они видят взрывы, но они не видят кровь и поэтому среди летчиков редко увидишь людей которые подавлены

печатью войны. О горящих домах, о технике разбитой… – Это уже пехотинцы. Скажи им теперь слово «муха», они сразу про гранатомёт РПГ подумают. Штабники? У них перед глазами одни карты, многие оружия-то в руках не держали. А мы? – быстрым жестом, указав на себя и Аслана, продолжил Харис. – Мы каждый день рядом со смертью, каждый день видим эти гримасы умирающих, каждый день крики и боль, мирных или солдат – не важно. Мы привыкаем ко всему, а если вспоминать, то вспоминаем всякие мелочи: консервы, чай, кто и что сказал… То, что для других – ужас, для нас – знак собраться и быть готовыми. Ужас обостряет инстинкт, укрепляет и напрягает волю. – Да. – Именно поэтому, Аслан, когда я столкнулся с чеченской войной, зна-

ешь, какая первая мысль была у меня? Что ваши жены теперь самые несчастные на земле. Они в один миг такими стали. Старикам и детям вашим тоже одно несчастье. Всем вообще несчастье. И будущим поколениям чеченцев, и желторотикам, которых бросили как пушечное мясо в самое пекло, – помолчав несколько секунд, Харис продолжил, немного сбавив тон. – Ты знаешь, Аслан, мне тогда захотелось поклясться перед Творцом, что я все силы отдам ради мира. И я поклялся. Если хоть кому-то помогу, буду знать, что жизнь прошла не зря. Собеседники погрузились в молчание. Каждый думал о своём. Мы были военными для которых присяга никакого выбора не оставляла и наша задача состояла в том, что бы выполнять приказы командиров, а те в свою очередь

исполняли приказы своих командиров. Когда пуля уже выпущена, когда прилетит- вопрос времени- событиями нескольких последующих секунд- управляет Бог или удача, или во что каждый верит. Этим уже управляет кто-то но не мы. – Кстати, про наших ничего не слышал? Говорят Малышев в Чечне. Это правда?– поинтересовался Харис. – Да, он здесь, но в последний раз я его видел в 89 году, как раз когда вы помогали моей маме с операцией, а после я только с ним слышался. У него была ко мне одна просьба. – Какая? – Несколько месяцев тому назад, я с бойцами выбивал с железнодорожного вокзала в Гудермесе саранский СОБР. Ты, Харис, не поверишь! Кругом одни федералы: в городе, на сопках, в общем,

куда не плюнь, и никто даже пальцем не повел, чтобы помочь своим! Видите ли, им не был дан приказ. Честно говоря, саранцы эти – смелые ребята. Несколько дней они сражались, как волки, зубами выгрызали каждый сантиметр! Только в конце третьего дня пришел ко мне человек с весточкой от Сергея с просьбой выпустить мордовский СОБР из окружения. Просьба была личная, да я и сам был готов отпустить этих храбрецов, находившихся под командованием Талалаева и Колесникова. Представляешь, в их вагончик, где они спали, попал снаряд и не взорвался! Так они перебежали в подвал и оттуда руководили боем! Одним словом, они отказались от нашего предложения, а ночью сами прорвались из кольца. Я, правда, просил своих не стрелять, а если стрелять, то для порядка – в воздух. Потом смотрел по те-

левизору, как ваш президент в Кремле награждает людей Орденом Мужества. Там Талалаев, Колесников и теннисист какой-то стал орденоносцем! ВаЛлахи я плакал, жалея этих парней! Ээ… Харис за кого вы воюете? Это государство до добра не доведет! – Аслан сильно жестикулировал продолжая речь. – Харис, 350 тысяч русских, побросав нажитое годами всё, уехали… Никогда в России военные не были так бесправны и беспомощны на войне из-за давления «березовских». Эти пацаны брошены здесь на смерть. Сейчас у вас считается, что любой принцип, который не даёт деньги или силу – бесполезен. Достоинство – для дураков. Доброта – слабость. Чиновники ваши хапают все больше и больше. Даже бахвалятся, как много у них есть. Не понимают, что это воровство – воровство жизней.

– Я не служу государству, суровый друг мой! У меня есть Родина, и я ей присягу давал. Те, кто у руля стоит – не Родина, а русские – это народ, а не имя врага. Нам, тюркам и русским, предопределено жить вместе. Не будет русских, нам тюркам не удержать Россию в ее нынешних границах, не будет тюрок, и русские не смогут больше назвать Россию великой. ‫ةوقلا انحنمي نطولاب انناميإ‬2 ‫ناك امك‬، ‫لاز ال‬، ‫نوكيس ًامودو‬ Эта фраза была Харисом была произнесена на арабском. – Это что, хадис Пророка? – Нет, слова из гимна. 2 Нам силу даёт наша верность Отчизне. Так было, так есть и так будет всегда!

– Брат, я не звал войну, она сама пришла. Мы все были советскими людьми, пока этот генерал, не уговорил Ельцина взять Грозный за два часа, силами одного десантного полка, – Аслан посмотрел в глаза Харису, ища в них поддержку, но в них не было ничего кроме пронзительной скорби. – Мы как все жили, пойми, брат! Только одним республикам повезло больше, а другим меньше. Нам – чеченцам повезло меньше. Дело не в каком-то суверенитете. Мы не очень-то его и хотели. Просто наверху решили устроить урок всем остальным частям России, чтобы даже не думали о независимости от центра. Ну, тут и Дудаев со своим эпатажем постарался. Непокорный феодалбунтовщик… – Аслан поднялся со стула, медленно зашагав по комнате из угла в угол.

– Ты думаешь, мне нужна война? - продолжил Аслан. – Нет. Но когда ты видишь трупы детей и стариков, когда им руки-ноги разбросало на десять метров, а женщины кругом плачут. Знаешь, что такое инстинкт зверя, да? Он даёт о себе знать! Чеченцы жили беспечно. Об исламе не думали толком. Он был для нас так, – часть культуры и традиций вайнахов. Война отрезвила всех. Не было бы счастья, да несчастье помогло, как говорится. Мы, если хочешь, нашли точку соприкосновения, свою национальную идею, которую связываем с исламом. Ты тюрок, Харис, и беда твоего народа в том, что как только вы стали заботиться о мирском благе, отступили от принципов, забыли про вечное, вы сразу же превратились из хищников в жертву. – А какой ислам хотите вы? – слова друга, задели Хариса за живое. – К вам

же со всех сторон едут эти эмиссары, обиженные, с комплексами по Фрейду. Воспитывают в ваших сыновьях ненависть ко всем, даже к самим себе. Что скажешь, вашим аксакалам не режут головы? Не обзывают их «заблудшими в вере»?! Это же отморозки, Аслан! – Харис пристально и с вызовом смотрел в глаза друга. – У слепой веры злые глаза и безжалостное сердце. Вспомни Афган, как ты мне сам рассказывал, с каким трудом тебя и твоего брата дед возил в мечеть. На машине, спрятавшись сзади, вы ездили посмотреть на дом Аллаха, а дед рассказывал прекрасные истории из Корана, говорил о тех днях, когда вновь будет много мечетей, а люди будут ходить в них беспрепятственно! Когда тебе удавалось пойти в мечеть, ты слышал слова человека, который держал посох странника, а не меч воина. А что

теперь? Вместо любви к Богу и людям, в ваших общинах воспевается ненависть и кровавая месть. Те имамы, которыми ты восторгался в детстве, презираются вами, потому что милосердие вы воспринимаете не как силу, а как слабость. Это не джихад, брат! Аллах Милостивый и Милосердный… Ты много правильного говоришь, Аслан. Но мы – тюрки умеем, прежде всего, слушать других, искать компромисс и созидать. И этому нас за много веков научил Аллах. Ты сам всё прекрасно понимаешь: какими бы бесстрашными ни были вайнахи, войну вы проиграли, еще до того как она началась. – Почему? – не останавливаясь, произнес Аслан. – Потому что вы – мотоцикл, который идёт в лобовую против бронепоезда. А бронепоезд это Россия, – Харис

кулаком ударил в ладонь, так что комнату оглушил звонкий хлопок. – Вы напрягли все свои силы, а империя насторожилась, но не испугалась. А чем вы будете компенсировать свою слабость? Террором? Ты храбрый воин, Аслан! Я знаю, что ты не станешь чинить беспредел, но таких как ты, можно по пальцам пересчитать. Вы же удумали строить шариат, когда проповедники даже читать Коран не умеет! – Научатся!– фыркнул Аслан, глядя на своего друга исподлобья. – Научатся чему? Быть новыми «хариджитами»3? – Харис посмотрел Хариджиты – первая радикальная секта в Исламе, образовавшаяся в VII веке в период правления 4 халифа – Али (Да будет доволен им Аллах). Видный мусульманский деятель прошлого Ибн Таймия, давая определения хариджитам сказал: «Хариджиты – это первые люди, которые стали обвинять в неверии мусульман». 3

на Аслана, и глубокие морщины вопрошающе выступили на его лбу. – Ты видел, что написано при въезде в Аргун? «Добро пожаловать в Ад»! Понимаешь, Аслан, добро пожаловать в Ад! Вместо того чтобы быть хранителями добра, твои воины превращаются в псов ада. Они считают, что могут убить мусульманина и обвинить его в неверии! Именно этому учат твоих бойцов бедуины-наёмники, а у тебя их в отряде немало. Чему научатся чеченцы? Взрывать? Стрелять? Ненавидеть? Чему Аслан, скажи? – Харис развел руками, ожидая ответ. – Чему ты сам учишь людей, брат? Дверь открылась, и в комнату вошел тучный горец с густой, черной бородой, держа в руках голубой чайник с потрескавшейся эмалью. Он без слов поставил чайник на стол, вынул из кар-

мана мешочек с сахаром и заваркой, и тотчас же удалился. – Ну, наконец-то, чай, а то еще немного, и подрались бы!- оживившись, произнес Аслан. – Еще не вечер… – протянул Харис. – Это ты о чем? – разливая чай, поинтересовался Аслан. – Вот о чем! – Харис достал из внутреннего кармана, бережно сложенный конверт и положил на край стола. Аслан взял конверт, спешно его распечатал и, откинувшись на спинку стула, стал читать, медленно водя ладонью по щеке: – Тааак…вот оно что… – периодически шептал полевой командир. – Ты пей, пей чай, остынет! Прочитав письмо, Аслан также аккуратно сложил его пополам и положил на стол. Затем он долго смотрел на Хариса, который пил крепкий чай,

а после продолжительного молчания сказал: – Не отдам! – Почему? – Потому что этот гаденыш – русский вертолетчик! – Так потому что русский или потому что вертолетчик? – Харис, я тебя прошу: не начинай! Проси всё что хочешь, за кого хочешь, но только не за него. Я тебе его не отдам, даже по старой дружбе. Если хочешь, возьми одного желторотика, он из татар, кстати, и сидит, вместе с вертолетчиком в одной яме, как раз они земляки! – Нет, Аслан, я возьму их двоих и без них не уеду! – Двоих? Немного ли, миротворец? – В самый раз, брат! В самый раз! – Слушай, я могу сейчас дать приказ, и ему отрежут уши и выколют глаза не-

медленно. Я, кстати, совершенно не буду переживать, как к этому отнесется его мать, и не боюсь ее проклятий. Он бомбил мою землю и за это надо держать ответ! Шайтан, хотел я его на днях казнить, но не сложилось… – Аслан кулаком стукнул по столу. – Терпение, брат. Ты же знаешь, что Бог с терпеливыми! С чего ты взял, что Шайтан, может все же Всевышний тебя удержал? – разговор пошел на повышенных тонах, но Харис намерено продолжал излучать умиротворённость. – Он кяфир, а кяфир заслуживает смерти, потому что пренебрег светом Истины! – лицо Аслана краснело на глазах. – Ты уже забыл «Феличиту», Аслан? Мы ведь с тобой оба ненавидим эту песню. У нас было семь «двухсотых» и пятнадцать «трёхсотых», в том числе и

ты. А духам было все равно кто в этом «Урале». Для них все были неверными и Таратунин, и Аль Бано, и ты, и я. «Счастье, счастье, счастье», разорвало на части… Кстати, лейтенанта Иванова тоже вспомни - кровь которого в тебя вливали в санчасти. Если помнишь, то прошу, дай парню шанс! Такой же шанс, какой выпал тогда тебе. Клянусь Творцом, он никогда не возьмет в руки оружия, а он и его семья вспомнят тебя как благородного, – Харис встал около Аслана, ощущая его напряженность. – Аслан, это же я – Харис! Слова сослуживца, обрушились на Аслана, как поток холодной воды. Было неприятно, отказываться от своей непогрешимости, но именно сейчас джалкинский волк понимал, что прав не он со своей идеологией, а Харис с простой и очевидной житей-

ской правдой. История с «Феличитой» случилась под Файзабадом. Раненый Аслан, ехал на большую землю, вместе со старлеем Таратуниным и Харисом. Когда «Урал», на котором они добирались, попал в засаду душманов, в салоне на всю катушку играла модная «Феличита». Автомобиль искорёжило взрывом. Всё, что было у Таратутина в животе, оказалось у Аслана и Хариса на лицах. Свист пуль. Крики врагов. А приёмник всё играл и играл «Феличиту». С тех пор ни Аслан, ни Харис не могли слышать эту песню. Она отзывалась в их памяти физиологическим запахом разорванного тела… Лейтенант Иванов помог Аслану в другой раз, когда тот попал в мёртвую зону перекрёстного огня. Тогда никто и предположить не мог, что скоро люди из разных народов СССР станут закля-

тыми врагами. Сбавив обороты, Аслан обратился к другу со своей житейской правдой: – Харис, пойми меня, вертолетчик на войне – это приговор. У меня половина воинов считают его своим кровником, и мне их не переубедить! – Знаешь Аслан, сейчас всё точно так, как в притче, которую рассказывал нам наш имам. – Сыто, спокойно живёте, раз ваши имамы вам еще и притчи рассказывают – попытался пошутить полевой командир, но Харис прервал его: – Сначала послушай, а потом говори. Так вот у одного суфия было много учеников. Самый способный из них однажды задумался: А есть ли вопрос, на который наш учитель не сможет дать ответ?! Он поймал на лугу самую красивую бабочку и спрятал ее в ладонях.

Потом пришел к учителю и спросил: – Скажи, устаз4, какую бабочку – живую или мертвую – держу я в ладонях? – он был готов в любое мгновение сжать их ради своей истины. Не глядя на ученика, суфий ответил: – Все в твоих руках. – Харис вопрошающе посмотрел на Аслана. – Не знаю, Харис, не знаю… не мне решать, – задумчиво произнес Аслан. – А кому? – Я тебе сразу не говорил, не подумай что это проявления недоверия, ни в коем случае, просто не знал, как ты к этому отнесешься… – продолжал недоговаривать Аслан. – Что же, в конце концов, происходит? – Харис начал терять терпение. – Сюда едет Руслан Галаев и наш муфтий. Пусть они решают судьбу Устаз-учитель

этого шакала! Без их решения я не смогу его отпустить. Ты сам знаешь, Коран нас учит повиноваться Аллаху, Посланнику и имаму, – заключил Аслан. – Но ведь они едут сюда не для того, чтобы вынести парню приговор? – Нет, конечно. Дела у нас, кроме того, им тоже хочется увидеть человека, который сотворил солдатское чудо, – отойдя от жаркого спора, Аслан тепло улыбнулся и продолжил. – Пойдем в зал, посмотрим, не обидели ли твоего водителя мои орлы. Там, накроют стол для гостей, там их и встретим. Тем временем, в одной из многочисленных комнат первого этажа в окружении матерых боевиков с густыми бородами сидел испуганный водитель Андрюха. Около него стояла еда, к ко-

торой он не просто боялся притронуться, но даже посмотреть в ее сторону. Он ощущал как боевики, подобно волчьей стае, окружив добычу, любуются ей в предвкушении пира. – Ешь воин! – рассеяв тишину, произнес один из боевиков, чьи волосы покрывала легкая седина. – Сп… Спа… сспа… ссссибо… – голос никак не хотел слушаться рядового. – Ты не бойся, мы тебя не тронем! – успокоил солдата могучий вайнах. – Ты только скажи, как ты попал к нам в Чечню? – Я родом из Владимирской области, мне в военкомате сказали, что отправят служить на север, а получилось так, что через месяц оказался в Чечне. – Что же воевать боишься? – с ухмылкой спросил один из боевиков.

– Нет! – неожиданно уверено произнес солдат. – Убивать не люблю! – Похвально! – одобрительно покачал головой седой боевик. – До войны я был учителем физики в старших классах, сейчас моим ученикам было бы столько же сколько тебе. Только половина из них умерли во время бомбежки, а кто-то из них хотел стать военным, кто-то актером, кто-то космонавтом… – теперь уже голос вайнаха дрогнул. – А кем хочешь быть ты, солдат? – Врачом, хочу лечить людей, – посмотрев на окружающих, ответил рядовой. – Молодец, хороший выбор! Лучше дарить жизнь, чем ее отнимать! Ты ешь! – вайнах ладонью пригласил солдата, попробовать пищу. Солдат от волнения, да и от нагнавшего аппетит чистого, степного ветра набросился на еду.

– хIина къона ву!5 – повторяли вайнахи, глядя на Андрюху с улыбкой. Аслан и Харис спустились в зал, где их встретили более десятка полевых командиров, расположившиеся на диванах и стульях. Они ответили на приветствие Хариса, привстав со своих мест. Аслан расположился на одном из многочисленных кресел, а Харис сел на стул у края стола. Спустя несколько минут на улице раздались рев моторов, частые хлопки дверей и нескончаемый гул. В зал вошли вооруженные боевики, делая собой живой коридор. Вслед за ними вошли несколько бригадных генералов, поприветствовав сидящих в зале соратников, а затем в зал вошел Руслан Галаев. Собравшиеся, встали, приветствуя грозного воина. Прошло еще несколько минут, и в зал вошел высокий, могучий 5

Он еще совсем молод

мужчина лет пятидесяти. На нем был темно-синий, бархатный чеченский костюм. По мере того как он шел по залу, воины словно очарованные его величием поднимались со своих мест, а он взирал на них строгим отеческим взором. Казалось, что если бы горы Кавказа смогли предстать во плоти, то выглядели бы именно так, как этот великий вайнах. Это был Ахмат-Хаджи Кадыров. Суровые войны Кавказа шли за ним, а он медленно направлялся к тому месту, где сидел Харис. Да, именно сидел, в отличие от всех в этом зале. Их взгляды встретились, и никто, даже на миг не отвел взора. Ахмат-Хаджи подошел к столу и встал напротив, продолжая не отрываясь смотреть в глаза Хариса. Один из приближенных муфтия Чечни, стоявший за его спиной, недовольно воскликнул:

– Муфтий веъна! Э, деръе ву!6 Гул усиливался, но Харис совершенно не отреагировал на его слова, продолжая смотреть в глаза духовному лидеру чеченского народа. Ахмат-Хаджи еле заметно улыбнулся, повернувшись к своему помощнику, а затем сказал: – Цуьнан майра дог ду!7 После он обратился к Харису: – Ассаламу алейкум! Харис встал, смотря на муфтия, почтенно ответив: – Ва алейкум ассалам, муфтий! Ахмат-Хаджи посмотрел на Аслана, а затем, кивнув на Хариса, спросил: – Про него ты мне так много рассказывал, Абу? – Да, Ахмат-Хаджи! – взволновано ответил Аслан. 6 7

Муфтий пришел! Эй, борзый! У него храброе сердце!

– Дорогой гость, Харис! Рад познакомится с человеком, сотворившим солдатское чудо! – не отводя глаз от Хариса, сказал Ахмат-Хаджи, протягивая руку: – БаракаЛлах, муфтий, и для меня эта встреча огромная честь! – ответил крепким рукопожатием Харис. – Муфтий, братья прошу к столу! – громко сказал Аслан. Горцы сели вокруг стола, и затаив дыхание, слушали молитву, читаемую Ахматом-Хаджи. Никто не притронулся к пище, пока это не сделал муфтий. Началась трапеза, но бывалые боевики не чувствовали себя комфортно, в присутствии странного чужака. Над столом царило напряженное молчание, которое тактично нарушил Кадыров: – Что привело тебя, Харис, на войну? – Мужчина, не может быть безучастным, когда слышит о войне, идущей на

Родине. Я воевал, Хаджи, и понял для себя, что война в любой форме – есть зло. Не важно агрессор ты или жертва. – Харис посмотрел на слушающего его Кадырова, и продолжил: – Я занимаюсь гуманитарной помощью и стараюсь сделать все от меня зависящее, для того чтобы остановить кровопролитие! К тому же, видя мое намерение, меня благословил Равиль-Хазрат, желающий, прекращения войны. Он Вам передал письмо, – Харис достал конверт, аккуратно вручив его Кадырову. Ахмат-Хаджи искренне обрадовался и со словами: «Да, это радостная весть!» принялся читать послание собрата. – Равиль-Хазрат мой добрый друг и брат, с которым нас связывает студенческие годы в Бухаре. Достойный муж! Я рад, что у тюрок есть такой сын. Гордитесь этим, Харис, – продолжая

читать письмо, сказал Ахмат-Хаджи. – Уверен, что ты оправдаешь чаяния Равиля-Хазрата. Он не доверит такое ответственное дело, абы кому! – Я буду прикладывать все усилия, – заверил Харис. Ахмат-Хаджи, еще раз взглянув на Хариса, спросил в полголоса: – Не сомневаюсь. Да, Харис скажи, что тебе помогло совершить солдатское чудо в Афгане? – Мне помогли рассказы об Исламе одного юного и очень искреннего восемнадцатилетнего чеченского парня! – Харис подмигнул Аслану, а тот, видимо уже в очередной раз, начал рассказывать афганскую быль о том, как один солдат из Татарии, вывел целую роту из окружения. Собравшиеся кивали головами, вспоминали свои военные приключения и поглядывали на Хари-

са сначала с любопытством, а потом с уважением. – Ма ша Аллах! А ты, правда, видел панджшерского льва? – нахмурив брови, спросил муфтий. – Правда, Ахмат-Хаджи. Ахмад Шах Масуд – могучий воин. Советская армия провела против него девять войсковых операций. Он был врагом № 1 для СССР, но весь социалистический лагерь с Варшавским договором, так и не достали его. А в 92-м году я в составе российской делегации летал в Афганистан за нашими пленными. Я был просто «статистом» – очень хотел посмотреть на Ахмад Шаха. Он вел себя очень достойно, скромно и величественно. Ничем физически он не выделялся, только вот чувствовалась, что внутри у него настоящая мощь. Посвященные в войну меня поймут!

– Харис обвел взглядом окружающих, добавив: – Таких я встречал и у Вас, Ахмат-Хаджи, и у федералов, тоже есть такие. «Побеждают уверовавшие» – ответил мне Масуд на вопрос «откуда берете силу?». Сейчас враг №1 защищает рубежи России, получает от нас оружие, технику, обмундирование – в общем, его снабжают хорошо. И все радуются, что у нас есть такой союзник в Афганистане. – Да, Харис, ты действительно опытный воин, и пусть твой опыт поможет тебе в распространении мира. ВаЛлахи, если бы среди русского правительства были мудрые люди, я бы сел с ними за стол переговоров. Мне больно видеть смерть людей как с нашей, так и с их стороны, и я молю Аллаха о мире. Но пока ваше правительство похоже на покойника, про которого по телеви-

зору говорят либо хорошо, либо ничего. – Ахмат-Хаджи медленно перебирал пальцами четки, плавно касаясь ими стола. - Ин ша Аллах, хаджи! Вы не представляете, как я рад слышать эти слова из Ваших уст! – в глазах Хариса читалось восхищение этим мудрым горцем. – Я боюсь, что мои воины, потеряют истинную цель нашего сопротивления, превратившись в шайку бандитов! – посмотрев на окружающих, громко сказал Хаджи! – Какая она, эта истинная цель? – поинтересовался Харис. – Она проста. Мы хотим, чтобы нас уважали как мусульман и как граждан. Нам нужна свобода! Но не свобода земли, а свобода нашего чеченского духа, и мы добьемся этого, Харис. Ведь пока вайнахи воюют не за медали и

почести, мы непобедимы. – заключил Кадыров. Нарастающее «Аллаху Акбар», волной прокатилось по длинным коридорам дома. – Ну что ж, Харис, надеюсь это наша не последняя встреча, – муфтий встал из-за стола и начал собираться. – Ахмат-Хаджи, у меня к Вам две больших просьбы, только Вы их можете решить, – набравши в себя воздух, выпалил Харис. – Гость – это подарок Аллаха, до тех пор, пока он ведет себя как гость. Слушаю тебя дорогой. – Здесь есть два бойца из Татарстана, один из них вертолетчик. Муфтий, подари им жизнь! – Если я не ошибаюсь, вертолетчик – русский? – повернув голову к Аслану, спросил Ахмат-Хаджи.

– Да, я знаю! – вмешался Харис. – Именно поэтому я здесь. Там, откуда я родом, нет разницы кто какой национальности. Для меня мои соседи русские и евреи порой ближе некоторых татар. – Что в «газету» хочешь попасть? – сурово спросил имам. – Нет, хочу заслужить билет в рай! – ответил твердо Харис. Имам задумался, потом посмотрел в сторону Руслана. Тот, молча, медленно качнул головой. – Говори вторую просьбу! – Ради Всевышнего, попросите меня о чем-нибудь! – искренне произнес Харис. Лицо муфтия расплылось в улыбке: – Обязательно попросим. Нам еще долго придется общаться. – Ин ша Аллах, Ахмат-Хаджи! – еще раз крепко пожав каменную руку муфтия, сказал Харис.

Ахмат-Хаджи вышел из дома. Вслед за ним вышли все бригадные генералы и полевые командиры. Харис долго смотрел вслед уходящему муфтию, не уставая удивляться внутренней духовной мощи этого человека. Он редко ошибался в людях, поэтому, давая свою личную характеристику Кадырову, Харис был уверен, что этот суровый, но справедливый человек, являет собой целую эпоху в истории Чечни. «Глыба!» – к удивлению для себя произнес вслух Харис, теряя силуэт Ахмата-Хаджи, исчезнувшего в живой стене широкоплечих вайнахов. Через пятнадцать минут Аслан вернулся, склонив голову. – Ну что? Что? – торопил его Харис. – Ээээх, пойдем во двор! – прорычал Аслан. Два боевых товарища вышли во двор дома, огороженный высоким за-

бором. Во дворе было много подсобных помещений, напоминающих бараки. – Хасан, Дауд, выпустите вертолетчика и татарина из ямы! – приказал Аслан. Боевики раскидали ведра, камуфляж, небрежно откинули брезент и стальную решетку. – Виходи живее! – кричали горцы, на исхудавших и поникших солдат. Аслан с Харисом подошли поближе, смотря на их осунувшиеся, бледные лица. Аслан произнес громко, чтобы фраза, была услышана всеми. – Хорошо, Харис, можешь взять любого из них. Тем самым я отплачу афганский должок. – Нет! Или обоих, или никого. – Ответил Харис, не задумываясь. – Каким ты был принципиальным, таким и остался, ни капельки не изменился! Американцы были до ужаса бездарные

воины, армяне были хорошими поварами и штабниками, а вы тюрки с вашей восточной хитростью и прозорливостью были одинаково хитры и отважны! Солдат, невысокого коренастого телосложения, услышавший разговор Аслана и Хариса бросился в ноги последнему со словами: – Абый, калдырма мине! Калдырма мине монда – дим, зинахар очен, коткар!8 Было видно, что Харис испытывает неловкость за поведение солдата. – Тор, елама, ирлеген,не курсэт.9 – еле слышно прошептал он земляку. Но солдат, схватившись за ногу Хариса, продолжал жалобно взывать о по8 Дядя (уважительное обращение к старшему), не оставляй меня! Не оставляй меня здесь, пожалуйста, освободи меня! (тат.) 9 Встань! Не плач! Будь стойким. Покажи, что ты мужчина! (тат.)

мощи. В какую-то минуту у миротворца сдали нервы и он, подняв солдата, стал трясти его за грудки, почти крича ему в лицо: – Не позорь нацию, будь мужиком, а не тряпкой! После этого он отпустил солдата, и тот упал навзничь, закрывая мокрое от слез лицо руками. Горцы отволокли солдата ближе к яме, возле которой стоял испуганный вертолетчик. Харис подошел к стоявшему возле дома умывальнику, вымыл прохладной водой лицо, а после приблизился к Аслану со словами: – Брат, я не осуждаю тебя. Ты выбрал дорогу войны, а я – тропу мира. Но это не мешает нам оставаться добрыми друзьями. Посмотри на этих испуганных солдат, они нам годятся в дети! Мы с тобой – ремесленники войны,

много крови пролили и своей и чужой. Бились с людьми, о которых ничего и не знали. Я хоть и говорю, что выбрал путь мира, а сейчас чуть не убил этого пацана за один его испуг. Значит и ты, на своей дороге войны, можешь проявлять милосердие. – Харис похлопал Аслана по плечу и направился к выходу, свистнув своему водителю, который что-то обсуждал с боевиками. Аслан молчал, а Харис понимая, что его друг вынужден освободить вертолётчика, сказал почти не слышно: – Я жду у машины, Аслан. Выполняй приказ своего муфтия. Аслан снял автомат с плеча и мягко, по-кошачьи направился к пленникам. Два солдата застыли, затаив дыхание, но не проронили, ни слова. Полевой командир направил ствол автомата в их сторону, прицелился, прищурив

глаз, нажал на курок, но вместо автоматной очереди раздался глухой щелчок, заставивший вздрогнуть солдат всем телом. – Топ ца ялла10? – с недоумением спросил стоящий рядом с Асланом боевик. – ХIан хIа дахар!11 – прошептал Аслан. – Ведите их к машине. Мотор «УАЗика» болезненно закашлял, но все равно завелся. Харис посадил освобожденных солдат на задние сидения, и сказал неожиданно теплым тоном: «Ну что, ребята, едем домой!». Затем обошел машину, открыл багажник, достал оттуда несколько больших коробок и передал боевикам. – Там, все, что нужно для первой помощи: жгуты, бинты, лекарства, в обОсечка? Нет, жизнь!

10 11

щем разберетесь… Там еще конфеты вашим старикам. А тебе спасибо, брат! – сказал он, обратившись к «джалкинскому волку». – Муфтия благодари! – ответил Аслан, сжимая в братских объятьях плечи друга, которые не раз прикрывали его в бою. – Ненавижу расставаться и прощаться, – процедил Харис. Это было прощание двух братьев. Было видно, что они не хотели расставаться. За мгновения перед ними пронеслись годы дружбы, все радостные минуты общения, все страны, где они побывали, всё, что их связывало, и даже та самая злополучная «Феличита». – Андрюха, нам ли жить в печали, полезай к парням, одевайте мешки и поехали. Аслан дай мне бойца, пусть до-

везет до точки, а не то мы заблудимся. – последние распоряжения перед отправкой из логова джалкинского волка сделаны, пора в путь. – Брат чуть что – связывайся. Чем могу… – Я знаю – прервал его Аслан. Харис сел в машину, с шумом захлопнув дверь. Сквозь отпущенное стекло в салон врывался все тот же свежий воздух, наполненный ароматом цветущих предгорных равнин. Аслан подошел к машине, положив руку на плечо Хариса, и тихо спросил: – А не поздно нам бороться за билет в Рай? – Никогда не поздно, брат. До тех пор пока дышим. Машина неспешно тронулась, переваливаясь с бока на бок, как ленивый мерин. Аслан долго стоял на

вершине холма, вглядываясь в клубы пыли. – Да, брат, счастливого пути! Нам надо с тобой очень стараться, чтобы попасть в Рай. Не слыша слов товарища, Харис вытянул руку из окна, подняв указательный палец вверх. Оба чувствовали, что это была их последняя встреча здесь. Апти старался ехать аккуратно, объезжая кочки и ямы, встречающиеся на пути. Доехав до «точки» он вышел, оборачиваясь по сторонам, вывел из машины солдат, снял мешки с Андрюхи и бойцов, после чего подошел к Харису, переминаясь с ноги на ногу. - Во-первых, спасибо за помощь, а вовторых, говори, что хочешь не менжуйся, – опередил Харис шофёра-боевика. Тот растерялся, но довольно быстро нашел слова:

– Я не знал как сказать… Ну, в общем, у меня сыновья уже выросли и я хочу чтобы они учились в Татарстане. Там хорошо, там нет войны, и люди не озлобились. – Откуда знаешь? – Молва, – Апти развёл руками и начал сбивчиво рассказывать о своём сыне. – Младший – моя гордость. У него храброе сердце. Когда ему было семь лет, заболела дочь. Сказали делать переливание крови. Для этого подходил Адам. Понимаешь, он даже не сомневался: помогать или не помогать сестренке! Только перед наркозом спросил: «а когда я умру, это будет больно?». Он думал, что заберут всю кровь и согласился… Здесь он ожесточится и пропадёт. – Я два дня буду в Назрани, в лагере беженцев. Привези их туда. При

них должны быть паспорта и вещи на зиму. – Спасибо, я тебе… – Апти, не беспредельничай! Это будет твоей платой. Они пожали друг другу руки, и шофёртракторист легким бегом направился в сторону леса, сливаясь с зеленью сочных листьев. Харис остался наедине с бойцами и решил, что именно сейчас время сказать им самое важное: – Андрюха, ты молодец, смелый! Вот твои часы, – протягивая обещанные часы, Харис похлопал его по спине. – Давай обратно свой «Маяк»! Солдат нагнулся и достал из обуви брелок и протянул Харису. Тот молча бережно, положил его в карман. – Ильдар, ты пройдешь «фильтр», а потом тебя отправят в Россию, через месяц получишь отпуск. Я все организую.

– Теперь ты, Евгений. Ты офицер и тебе я указывать не могу, но ты обязан уйти из войск и стать гражданским летчиком. Будешь летать на казанском вертолетном заводе, там работает «кореец», который все устроит. Я тебя очень прошу, я обещал, что ты больше не будешь воевать. Дай мне слово офицера. – Даю слово, – ответил вертолётчик. – А теперь самое главное. Запомните, что операцию по освобождению организовал полковник Владимир Алексеевич Подлипский, а помогал ему рядовой Голованов Андрей. Запомните, если хотите меня отблагодарить. Теперь всё. УАЗик тихо тронулся в сторону блокпоста, где Хариса ждала чёрная волга, прибывшая из Назрани. Там же возвращавшихся встречал полковник: – Ну, наконец-то! Ну, слава Богу,

вернулись! – не скрывал он своей радости. Харис пожал солдатам руки и направился в сторону «Волги». Освобождённый бойцы и Андрюха-водитель погрузились в УАЗ, а полковник спешно пошел к Харису, пока тот не захлопнул дверь «Волги»: – Это не по-людски Ваисыч. Ты все сделал, а мне поощрения. Я не шкура, я так не… – Потому-то, Алексеич, я для тебя и делаю награду, что ты не шкура. Ты же как я – вояка, и солдат не гнобишь. Проследи, чтобы Андрюху не тусанули штабисты, а Ильдара с ногой коммисовали, и мы в расчете! – Ты принципиально награды от Родины не берешь? – А зачем мне такая коллекция, если я не на службе? Ты, Алексеич, служи-

лый, а я так… частное лицо. А главное, если я получу награду здесь, то не получу саваб12. – Саваб? – перепросил полковник. – Это награда от Бога… – Вроде как обещание хорошей загробной жизни? – Нет. Надежда, на то, что Всевышний простит грехи, и введёт в сады Рая. Понимаешь, когда придет время, мне не будет стыдно, что я отсиживался, видя беззакония. Конечно, этого недостаточно – но хоть что-то… – Удивляюсь, Харис, как ты находишь общий язык с этими чеченскими отморозками… – Отморозками? Этот «отморозок», Алексеич, к которому я ездил, в 82-м ушел из института в академку, и поПолучивший похвалы на земле может не получить их в Раю.

дал заявление в Афган. А его дядя Султан был в мусульманском батальоне и штурмовал дворец Амина. А дед в Брестский крепости погиб, в награду, за что всю семью в Казахстан сослали в 44-м. Это чиновники-флюгеры делают из патриотов – «отморозков», Алексеич. Вот ты – молодец, товарищ полковник. Ты поймешь меня. Давай прощаться. Всё что ты просил – устрою… Харис захлопнул дверь «Волги» и авто тронулось в сторону Назрани, оставляя позади себя разрушенную Чечню. Он сидел на заднем сидении с закрытыми глазами. Его руки медленно перебирали чётки, лицо излучало спокойствие, но мысли бушевали и не давали уснуть. Всё больше километров было между ним и старым афганским другом. Распрощавшись, он понял,

100

как ему не хватает общения с Асланом. Даже теперь, когда всё поменялось, а Аслан превратился в Абу. Харис мысленно продолжал беседу с другом и пытался показать ему истинные масштабы трагедии, постигшей страну. Говорил, как подло обошлась с народами России государственная верхушка. Как натравили людей друг против друга. И эта трагедия не только здесь – в Чечне. Она по всему пространству бывшего СССР. Она вызревала годами, чтобы однажды обрушится со всей мощью и искалечить тысячи жизней. Харис точно помнил, когда впервые ему довелось испытать этот ужас и отвращение. Теперь уже он знал, что именно такие чувства вызывает вид торжествующего греха и попрания человеческой жизни. Вот тёплый июньский день. Ему восемь лет. Он

101

пришел с родителями на майдан, а вокруг гуляет шумный сабантуй. Какомуто человеку подняли майку и вогнали в печень финку. Человек лежал, истекая кровью, но пьяной толпе было всё равно. Она распевала песни и веселилась. С тех пор Харис перестал любить сабантуи. А в 80-е годы, когда казанские молодёжные группировки взялись «делить асфальт», насилие, так удивившее мальчика, вошло в городскую повседневность. Обращаясь к джалкинскому волку, Харис, подытожил сегодняшний разговор о тюрках и вайнахах: – Тюрки утратили связь с исламом. Мы забыли Бога, и Он забыл про нас. Куда делся наш имперский дух, заставляющий нас жить на равных с такими великими народами, как римляне, персы и русские?! Мы попрали

102

нашу веру, забыли историю и смеемся над собственным языком, забывая о своих корнях. Мы настолько слабы, что не интегрируемся в российском обществе, а тотально и добровольно ассимилируемся, превращаясь в манкуртов.13 Мы, некогда покорившие континенты и страны, спорим сами с собой до полусмерти, выясняя, кто из какого района и села. Многие тюрки готовы забыть о вере только ради того, чтобы подняться выше по карьерной лестнице, а иные готовы идти по черепам, предавая и унижая других. Не мы ли резали друг другу горла под стенами Казани, пытаясь, выслужиться и получить от царя кусок земли? Манкурт - человек, превращённый в бездушное рабское создание, полностью подчинённое хозяину и не помнящее ничего из предыдущей жизни.

103

Ответа не было, но Харис вспомнил своего деда-муллу, авторитет которого даже при коммунистах был непререкаем. Ведь перед ним вставали председатели совхозов и колхозов, а его слово решало многие споры. Было в нём чтото, что напоминало муфтия АхматаХаджи. Вспомнился ему и панджшерский лев с простой и великой истиной, что побеждают уверовавшие. – Я верю, брат, – сказал он к далёкому Аслану. – Верю, что однажды настанет день, и мы извлечём уроки из этой смертельной бойни. Будут и в нашей стране у руля мудрые государственники. Я буду приветствовать их… - Харис Ваисович, приехали! Вы всю дорогу спали, – аккуратно обратился водитель. - Да, верно! Немного устал, – открыв глаза, ответил Харис. Он вышел из ма-

104

шины и еще раз посмотрел в сторону Чечни. Он вышел из машины и еще долго смотрел в сторону Чечни, восхищаясь храбростью горцев и печалясь за современных тюрков, так не похожих на своего древнего героя Модэ14, тень которого рассеялась во мраке веков и в забывчивой памяти неблагодарных потомков.

14 Модэ – предводитель тюрок, с 300.000 народом завоевал Китай (56 млн. 700.000 тыс. чел) в III веке до н.э. превратив весь свой народ в войско, проживавшие на севере современного Китая и района озера Байкал. Это от них Китай отгараживался китайской стеной – не помогло. Модэ завоевал весь Китай и был соцаревичем 250 лет, т.е. по сути, правил всем Китаем. Модэ считается родоначальником современных тюрок России (татары, башкиры, балкарцы, карачаевцы, кумыки, ногайцы,казахи, киргизы, узбеки, и многих других).

105

ЭПИЛОГ Заставлять людей силой делать то, что по вашему должно быть, не приведет к ясности и сознанию результата. И хотя они возможно выполнят то, что мы им велели, в душе они будут раболепствовать, омрачаться и жаждать мщения. Вот почему наша победа на самом деле означает поражения. МОДЭ (III век до н.э. Сев Китай)

106

107

Фарисов Фарит Фарисович Кандидат юридических наук. Автор пенталогии «Тайны татарского народа», книги «Тайны нахского народа», многих статей и публикаций на тему «Национальная безопасность», о межнациональных и межконфессиональных отношениях. В 2000–2005 годах был советником Президента Чеченской Республики Ахмада-хаджи Кадырова, исполнял обязанности руководителя территориального управления Министерства имущественных отношений по Чеченской Республике.

108

В 2007–2011 годах являлся Советником Председателя Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации. Советник Председателя Совета муфтиев России муфтия России шейха Равиля Гайнутдина. Председатель Попечительского комитета Совета муфтиев России. Председатель Комитета по делам молодежи Татарской культурнонациональной автономии Москвы. Является членом экспертного совета Объединенного комитета Совета Федерации и Совета Законодателей по межнациональному и межконфессиональному взаимодействию. Мастер спорта Российской Федерации. Возглавляет кафедру физического и патриотического воспитания в Московском исламском университете.

109

Рассказ основан на подлинных событиях. Имена некоторых персонажей изменены. В книге использованы материалы из библиотек городов Ташкент, Стамбул, Тегеран, Казань, Москва, Лейпциг и сети интернета, а так же использован иллюстративный материал отдела рукописей и редких книг научной библиотеки им. Н.И. Лобачевского Казанского государственного университета. В книгу вошли записи устных рассказов, переводы классических преданий, отрывки из публикаций советских и зарубежных авторов, материала самиздата: - «Дзенское искусство побеждать» Антология малых форм китайской литературы. Перевод С.Сепинадля. - А.А. Долин, Г.В. Попов «Кэмпо - традиция воинских искусств». Вы можете прислать нам свои пожелания и жизненные истории. ak-au@mail.ru Подписано в печать 03.07.2010. Формат 115x165, тираж 10.000 экз. В розницу книги можно приобрести: г. Москва, Выползов пер. д.7, Соборная мечеть, книжный магазин г. Казань, ул. Газовая д.19, Исламский Государственный Университет

www.farisov.ru

2011