Я знаю, что я ничего не знаю
№ 9 (21) | сентябрь 2013
исторический журнал для всех
Формула
Шумахера
Academia
Академический арестант 28
дилетант №9 (21)
Симон Илизаров
Михаил Ломоносов науки любил, а вот людей, в том числе и своих коллег по академии, умел ненавидеть. Да так сильно, что однажды провел за это семь с лишним месяцев под арестом.
Л
Вид на Воскресенские ворота со стороны Красной площади. Джакомо Кваренги, Антонио Доминико, конец XVIII века. Слева — бывшее здание Земского приказа, в котором первоначально размещался Московский университет
сентябрь 2013
омоносов крайне критически оценивал своих современников. Друзей у него почти не было. Нескольких могущественных покровителей при императорском дворе к друзьям отнести никак нельзя. А вот недругов множество, главным образом среди собратьев по нарождавшемуся цеху русской поэзии и среди сослуживцев по Академии наук. Любой значимый исторический персонаж обрастает толщей мифов. На роль главного антигероя в мифе о Ломоносове весьма рано был выдвинут выдающийся российский бюрократ Иван (Иоганн) Шумахер. К середине прошлого века на волне антигерманских настроений к сонму врагов Ломоносова добавили еще нескольких персонажей с немецкими фамилиями. Для этой роли как нельзя лучше подошли три выдающихся историка — академики Готтлиб Зигфрид Байер, Герард Фридрих Миллер и Август Людвиг Шлецер, которые якобы создали так называемую норманнскую теорию зарождения русской государственности. Правда, с Байером Ломоносов практически не пересекался. Со Шлецером он познакомился на исходе жизни и крайне враждебно встретил этого талантливого и амбициозного ученого. Что касается Миллера, то с ним Ломоносов действительно вел более двадцати лет каждодневную непримиримую и, сразу отмечу, неправедную войну. Так или иначе, в литературе и особенно в обыденном сознании восторжествовала предельно упрощенная схема, в которой на одной стороне — одинокий русский гений, на другой — извечные враги в лице злокозненных немцев, поставивших задачей унижать русское националь-
ное достоинство, преследовавших цель не допустить развития в России современной науки и культуры. Эта ложная по самой своей сути схема работает уже многие десятилетия, искажая и деформируя наше общественное сознание. Удивительно, но в последние годы и среди, казалось бы, профессионалов от истории тупое стремление отделить Ломоносова от всего остального яркого и насыщенного мира российской истории XVIII столетия не только не исчезло, но даже усилилось до предела, примитивизируя, обедняя и фальсифицируя реальный образ ученого. Для рассказа обо всех недругах Ломоносова, как реальных, так и мнимых, не хватит годового листажа «Дилетанта». Поэтому здесь рассмотрим только двоих наиболее клишированных — Шумахера и Миллера, для чего необходимо хотя бы вкратце обратиться к их биографиям. Иоганн Даниил Шумахер родился 5 сентября 1690 года в Эльзасе, в городе Кольмар. Здесь же учился в гимназии, а затем поступил в Страсбургский университет, где, увлеченный поэзией, все же главное внимание уделял юриспруденции и богословию. В 1711 году стал магистром философии, после чего продолжил учебу, но был вынужден покинуть Страсбург за чрезмерно вольные по содержанию стихи. Вскоре он оказался в Париже, где повстречался с родственником Франца Лефорта — любимца царя Петра. Шумахер получил приглашение на службу в Россию, и в 1714 году он уже в Санкт-Петербурге, где определился под начало царского лейб-медика и архиатера — главного начальника всей медицинской службы России — Роберта Арескина. Имея множество должностей и обязанно-
29
Academia
Юный Ломоносов на пути в Москву. Николай Кисляков, 1948 год стей, Арескин заведовал также Императорской библиотекой и Кунсткамерой. Шумахер фактически оказался у начала создания этих учреждений, которые стали основой будущей Академии наук. Довольно быстро дело было поставлено на должном уровне; книжное и музейное собрания очень активно пополнялись. После смерти Арескина в 1718 году Шумахер оказался под началом у Лаврентия Блюментроста — одного из представителей славной ученомедицинской семьи, трое из которой сыграли ключевую роль в становле-
30
нии современной медицины в России (подробнее о Блюментростах читайте на стр. 24. — «Дилетант»). В эти годы Шумахер сумел обратить на себя внимание царя, успешно выполнив ряд его личных поручений, и вовсе не случайно оказался в числе тех немногих, с кем обсуждался вопрос об открытии в Санкт-Петербурге Императорской академии наук. Удивительно, но все писавшие о Шума-
хере не принимали во внимание, что Петр Великий прощал многие прегрешения своим соратникам и слугам, но, безусловно, не терпел одного — бездарей и бездельников. Вряд ли только услужливостью и исключительной изворотливостью можно объяснить редкостную устойчивость Шумахера, который, несмотря на мощное и активное противодействие многих, сумел удержаться при всех сменивших Петра I пяти самодержцах, при всех первых пяти президентах Академии наук. Академик Миллер, имевший более чем веские основания не любить Шумахера, писал о нем как о прекрасном собеседнике, прочитавшем множество книг хороших немецких и французских писателей. Наихудшие качества личности Шумахера обнажились в первые годы существования академии. Когда в 1728 году император Петр II отправился в Москву на коронование, президент академии Блюментрост в числе других придворных покинул Санкт-Петербург. Чрезвычайно доверявший Шумахеру, он фактически оставил того правителем академии. И почти сразу начались столкновения Шумахера с академиками, не желавшими подчиняться незначительному чиновнику, руководителю академической канцелярии. Уязвленный Шумахер не без оснований считал себя причастным к созданию академии, к тому же в его руках находились переписка, все текущее делопроизводство, издательское дело и даже распределение всегда недостаточных финансов. Сначала понемногу, а затем, по мере обострения отношений, он все более агрессивно в письмах к президенту позволял беспардонные характеристики академикам, считая, что «стоит им дать малейшую уступку, то они тотчас же, подобно прочим, становятся наглыми». Дальше — больше. Сложилась порочная система, в которой сталкивались интересы бюрократа, стремящегося к всевластию, «точно знающего», как надо работать ученым, и интересы ученых, которым необходима творческая и личная свобода. Доверчивость
Почти сразу начались столкновения Шумахера с академиками
дилетант №9 (21)
Блюментроста, исполнявшего советы Шумахера, привела к неприятному для властей процессу: академию стали покидать ученые, составлявшие ее славу и гордость, в том числе великий математик Леонард Эйлер. В начале правления Елизаветы Петровны Шумахер, обвиненный во многих злоупотреблениях, оказался под следствием, но вышел практически незапятнанным. Тогда за него вступились даже исконные враги — академики (вскоре пожалевшие об этом), причем не только иностранного происхождения, но и природные рус-
Протокол Канцелярии Академии наук об издании гравированных портретов Екатерины I, Петра II и Анны Иоановны с подписью Шумахера (слева) и именной список для раздачи жалования по Академии наук (справа)
сентябрь 2013
Герард Фридрих Миллер. Силуэт работы неизвестного художника, XVIII век
ские — Василий Адодуров, Василий Тредиаковский и Григорий Теплов. Шумахер на самом деле был превосходным администратором, умным, вертким, хватким, осторожным, усердным, заботливым… Но в условиях вакуума президентской власти (президенты в XVIII веке всегда назначались из высших придворных, которым недосуг было заниматься делами академии), под защитой высоких покровителей такие присущие ему черты, как зависть и презрение к интеллекту, чрезмерно завышенная самооценка, мстительность, подозрительность, коварство и доносительство как основной способ реализации своих целей, становились домини-
рующими. Таким был первый враг Ломоносова и враг врага — Миллера. Теперь несколько слов о противостоянии великого русского историка Герарда Фридриха Миллера с «канцелярским деспотом» Шумахером (выражение барона Иоганна Корфа — лучшего в XVIII веке президента Академии наук). Миллер родился 18 октября 1705 года в городе Херфорд, расположенном на северо-западе Германии. В семнадцатилетнем возрасте Миллер, после прохождения курса в Херфордской гимназии, переехал в соседний город Ринтельн, где обучался в университете. В 1724 году недолго учился в знаменитом университете города Лейпцига. Его способности к научной деятельности были столь убедительны, что когда профессору Иоганну Менке поступило предложение рекомендовать кого-либо из своих учеников в открывающуюся в России Академию наук, он без колебаний назвал Миллера. Получив именное приглашение Блюментроста, бывший лейпцигский студент 5 ноября 1725 года ступил на берега Невы. В России Миллер быстро нашел применение своим талантам. Он стал первым редактором первой и единственной тогда газеты «Санкт-Петербургские ведомости» и вскоре инициировал издание первого в России научно-популярного журнала просветительского характера — «Месячные исторические, генеалогические и географические примечания» к «Санкт-Петербургским
31
Academia
Диплом профессора химии Ломоносова, 1745 год
ведомостям». В 1730 году стал членом Академии наук в звании профессора истории. К этому времени окончательно определился профессиональный выбор Миллера — история России. В начале 1730-х Миллер находился под покровительством Шумахера, некоторое время замещая его, даже исполнял должность руководителя академической rанцелярии. У молодого ученого был искус пойти путем Шумахера, тем более что тот одно время смотрел на него как на своего будущего зятя. Но не случилось: с августа 1730-го в течение года Миллер был в зарубежной командировке, а по возвращении в Санкт-Петербург он обнаружил в своей комнате взломанный секретер, из которого Шумахером были выкрадены многие научные статьи и корреспонденция. Начавшаяся тогда вражда Шумахера к Миллеру никогда не ослабевала, а только возрастала пропорционально успехам и славе ученого. Почти все члены Академии наук первого, петровского? призыва, ставшие жертвами чиновничьего самодурства, уехали. Миллер поступил иначе. Он тоже покинул СанктПетербург, но в прямо противоположном направлении. Десять лет (1733–1743 годы) он провел в Сибири
32
Посещение М. В. Ломоносова императрицей Екатериной II. Гравюра Петра Бореля, конец XIX века
в качестве научного руководителя сухопутного отряда Второй Камчатской экспедиции — одного из самых великих ученых мероприятий Российской империи в XVIII столетии. Годы, проведенные в Сибири, принесли ему огромный запас знаний и уникальных сведений по истории и географии всего пространства Российской империи и в конечном счете всероссийскую и мировую известность.
ную научную подготовку, Ломоносов вернулся в Санкт-Петербург, то на первых порах он также оказался под покровительством Шумахера, который способствовал быстрому карьерному росту молодого ученого, рассчитывая получить козырь в своей перманентной войне с академиками. Но Ломоносов быстро вышел из-под опеки и всю жизнь считал Шумахера главным личным врагом и врагом всей русской науки. При этом в 1750-х Ломоносов сам, получив статский чин и даже первенство в ненавистной ученому академическому сообществу канцелярии, стал чиновником и, как положено, совершенно уверенным в правильности своих распоряжений. В водовороте событий, последовавших вслед за дворцовым переворотом и приходом к власти дочери Петра I, у многих закипала кровь: возникало иллюзорное ощущение вседозволенности. Поддался общему настроению и Ломоносов. Судя по документам, начиная с конца сентября 1742 года по конец апреля 1743 года по не до конца ясным мотивам он неоднократно публично оскорблял членов академического сообщества, сквернословил («позорною немецкою бранью», видимо не для демонстрации лингвистических способностей, а для доходчивости, чтобы те, к кому он обращался, не могли ошибиться!), «показывал пальцами рук оскорбительные фигуры», угрожал физической расправой и даже зани-
Ломоносов публично оскорблял членов академического сообщества Ко времени возвращения Миллера в столицу на академической авансцене возникла мощная фигура Ломоносова. Когда в июне 1741 года, получив в Германии фундаменталь-
дилетант №9 (21)
мался рукоприкладством и т. д. После особенно бурных событий, происшедших 26 апреля, чаша терпения членов академии лопнула, в результате Ломоносов с мая 1743 года по январь 1744 года пробыл под арестом и в итоге вынужден был принести публичное извинение. Он всю жизнь не мог простить этого коллегам по Академии наук и почему-то особенно только что вернувшемуся из экспедиции Миллеру, в адрес которого им было направлено бесконечное число критических, зачастую оскорбительных слов типа «невежда», «заклятый враг всех честных людей» и т. п. Пересеклись они и на пространстве изучения истории. В 1749 году проходила инициированная, скорее всего тонкой интригой Шумахера, так называемая дискуссия по диссертации Миллера «Происхождение народа и имени Российского». Результатом годового обсуждения, в котором научно-исторические доводы и аргументы оппонентами Миллера подменялись политическими обвинениями, стали преследование и унижение ученого — первое в истории академии временное разжалование из профессоров в адъюнкты, уничтожение тиража научного текста. Собственно с этой дискуссии, в которой главную антимиллеровскую партию вел Ломоносов, начинают прослеживаться две основные линии отношения к истории. Ломоносов стал основателем риториче-
«Заклинаю благосклонно простить» «Я, Михаил Ломоносов, в присутствии Академического собрания публично и искренне заявляю: я не могу и не желаю в какой-нибудь мере посягать на доброе имя и репутацию известнейших господ профессоров сей Императорской Академии Наук. Вместе с тем заявляю, что я действительно ненавижу, торжественно беру обратно и хотел бы считать непроизнесенными те в высшей степени безрассудные ругательства, которыми в пьяном виде поносил господ профессоров в утренние часы 26 дня апреля месяца прошедшего 1743 г. Присутствующих знаменитых академиков, так же как и отсутствующих, униженнейше прошу и заклинаю благосклонно простить меня, сознающего чудовищные размеры моего непростительного проступка, и самым честным образом обещаю исправиться. Эту мольбу, публично принесенную мною в 27 день генваря месяца 1744, подписью своей руки удостоверил Михаил Ломоносов». Извинение Ломоносова перед академиками. Перевод с латинского
ского направления, согласно которому история должна давать исключительно положительные примеры, демонстрирующие победы и славу предков. От Миллера идет линия строго научного, доказательного изучения прошлого в его данности, каким бы славным или позорным оно ни было. Ломоносов все время держал Миллера, так сказать, на политическом подозрении, особенно после того, как получил административную власть в академии. В итоге русская историческая наука не досчиталась нескольких важных пионерских работ, которые не удалось опубликовать Миллеру из-за бюрократического давления. Это длинная и, по сути, печальная история. Два мощных интеллекта (они, кстати, и физически были под стать друг другу), два великих труженика, во многом схожие по типу лич-
Обложка первого издания труда Герарда Миллера по истории Сибири
сентябрь 2013
ности, впустую растрачивали силы и энергию, драгоценное время в бесконечных пререканиях. В отличие от своего соперника Миллер, несмотря на неукротимый темперамент (по всем сохранившимся отзывам современников, он был человек живой и ироничный), никогда не выступал зачинщиком ссор. Во всех известных и документально подтвержденных случаях он — защищающаяся сторона. Так было и в его отношениях с Ломоносовым. Естественно, у Миллера не было причин любить Ломоносова, но именно он сохранил для нас многие драгоценные документы и творческие материалы своего оппонента. Уставший от недопонимания, недооценки и по ряду других причин Миллер второй раз покинул столицу империи, навсегда переехав в провинциальную Москву. Вскоре умер Ломоносов. Закончилась война, в которой ни победителей, ни побежденных в конечном счете не было. Но все же именно Миллер сумел создать первую в России устойчивую научную школу.