Я знаю, что я ничего не знаю
№ 6 (18) | июнь 2013
исторический журнал для всех
Гении войны
Физика массового поражения Геннадий Горелик
Каково это — быть создателем оружия, способного одномоментно уничтожить тысячи человек? Что чувствовали и что думали о себе «отцы» атомной и водородной бомб?
К
огда человек по воле судьбы или по собственной воле участвует в создании оружия, он не может на ставить перед собой вопрос: для какой цели создается это средство? Понятно, что убивает не оружие, а человек, владеющий им: убить можно и скрипкой, если ударить посильнее. Однако, давая оружие государству, приходится думать о вещах, далеких от физики.
«Мы полностью уничтожим способность Японии воевать»
Руины Хиросимы после ядерного взрыва
«16 часов тому назад американский самолет сбросил на важную японскую военную базу Хиросима (остров Хонсю) бомбу, которая обладает большей разрушительной силой, чем 20 тысяч тонн взрывчатых веществ. Эта бомба обладает разрушительной силой, в 2 тысячи раз превосходящей разрушительную силу английской бомбы „Гренд Слем“, которая является самой крупной бомбой, когда-либо использованной в истории войны. <…> В настоящее время мы намерены уничтожить быстро и полно все подземные производственные предприятия, которые японцы имеют в любом городе. Мы уничтожим их доки, заводы и коммуникации. Пусть никто не заблуждается: мы полностью уничтожим способность Японии воевать. Ультиматум, изданный в Потсдаме 26 июля, имел целью избавить японский народ от окончательного уничтожения. Его руководители быстро отвергли этот ультиматум. Если они не примут наши условия в настоящее время, они могут ожидать такие огромные разрушения с воздуха, каких еще не видел мир. За этой атакой с воздуха последуют атаки морских и сухопутных сил в таких количествах и такой мощи, которой японцы до сих пор не видели, и обладающих таким боевым искусством, с которым японцы уже познакомились». Из заявления президента США Трумэна, процитированного в сообщении ТАСС от 6 августа 1945 года
34
дилетант №6 (18)
«Малыш», 20-килотонная атомная бомба, сброшенная на Хиросиму 6 августа 1945 года
Драматические и поучительные примеры дает изобретение ядерного оружия, которое связывают прежде всего с именами физиков-теоретиков. Четверо из них имеют наибольшие, хотя и весьма разные, основания считаться отцами ядерных бомб. Роберт Оппенгеймер (1904–1967) ничего не изобрел, но успешно руководил американским атомным проектом, за что получил от журналистов титул отца атомной бомбы. Эдвард Теллер (1908–2003) своим научным изобретательством и политически пробивной силой заслужил
июнь 2013
титул отца американской водородной бомбы. Клаус Фукс (1911–1988) имеет заслуги перед ядерными проектами сразу трех стран — Британии, США и СССР — и газетный титул атомного шпиона. Советскому проекту он дал возможность обойтись без собственного «отца атомной бомбы», предоставив в 1945 году детальное описание американской бомбы. А в 1948 году его информация о водородной бомбе побудила советское руководство взяться всерьез и за это дело, для чего к проекту привлекли вспомогательную группу теоретиков. В эту группу включили Андрея Сахарова (1921–1989), которому предстояло стать дважды отцом советской водородной бомбы и трижды Героем социалистического труда. 24-летний аспирант-теоретик, читая сообщение ТАСС об американской атомной бомбе, был потрясен. Много лет спустя Сахаров вспоминал, что у него тогда подкосились ноги: «В жизнь вошло что-то новое и страшное, и вошло со стороны большой науки — перед которой я внутренне преклонялся».
Андрей Сахаров. 1948 год
Физик, ставший защитником свободы
Андрея Сахарова дважды приглашали в ядерный проект, а он отказывался, но не потому, что испытывал отвращение к такой работе. Он к ней был способен больше других, имея редкое сочетание талантов физика-теоретика и инженера-изобретателя. Однако «большая наука» — чистая наука о строении мироздания — притягивала сильнее. Тем более что рядом был замечательный учитель Игорь Тамм. Но в 1948 году проект сам «пришел» в Физический институт Академии наук, где работал 27-летний Сахаров, а Тамма назначили руководителем новой
35
Гении войны
группы. Тут уж деваться было некуда. Не зная, что переданная группе схема водородной бомбы имеет «импортное» происхождение, Сахаров решил, что она бесперспективна, и придумал схему принципиально иную, которую назвали «Слойка» (с дополнениями Виталия Гинзбурга). Тамм поддержал проект, и группа занялась новой конструкцией. А «импортным» вариантом, названным «Труба», занималась первая группа под руководством Якова Зельдовича. После пяти лет напряженной работы, в августе 1953 года, «Слойку» — первую в мире
Макет советской водородной бомбы — сахаровской «Слойки»
мощности — и что в 1952 году новую идею экспериментально подтвердил взрыв в 25 раз мощнее «Слойки». Советские физики тупиковость «Трубы» признали к началу 1954 года, а сходную с теллеровской конструкцию Сахаров изобрел спустя несколько месяцев. Вот что Сахаров писал о своих мыслях и чувствах в год испытания «Слойки» — год смерти Сталина: «Я уже много знал об ужасных преступлениях — арестах безвинных, пытках, голоде, насилии. Я не мог думать об их виновниках иначе, чем с негодованием и отвращением. Конечно, я знал далеко не все и не соединял в одну картину. Где-то в подсознании была также внушенная пропагандой мысль, что жестокости неизбежны при больших исторических событиях („Лес рубят — щепки летят“). <…> В общем, получается, что
«Я был более внушаем, чем мне хотелось бы о себе думать» термоядерную бомбу — успешно испытали. Она была в двадцать раз мощнее первых атомных бомб и, что особенно существенно для разоренной войной страны, гораздо дешевле. В СССР тогда не знали, что в США в 1950 году, вскоре после первого советского испытания атомной бомбы, исходную схему водородной бомбы признали тупиковой, что год спустя Эдвард Теллер изобрел новую схему — потенциально беспредельной
36
я был более внушаем, чем мне хотелось бы о себе думать. И все же главное, как мне кажется, было не в этом. Я чувствовал себя причастным к тому же делу, которое, как мне казалось, делал также Сталин — создавал мощь страны, чтобы обеспечить для нее мир после ужасной войны. Именно потому, что я уже много отдал этому и многого достиг, я невольно, как всякий, вероятно, человек, создавал иллюзорный мир себе в оправдание». Сахаров это писал много лет спустя, уже давно отвергнув свои прежние иллюзии. Рассекреченные (после его смерти) архивы показали, какие именно события его секретно-профессиональной жизни стоят за превращением высшего военно-научного эксперта в защитника свободы и достоинства человека. В 1967 году Сахаров направил руководителям страны большое секретное послание, излагающее мнение его и его коллег на возникший тогда новый опасный элемент стратегического баланса — противоракетную оборону. Он объяснял, что высоконаучное оружие — это
Кадры первого ядерного взрыва. Аламогордо, 16 июля 1945 года
дилетант №6 (18)
не просто новая техника, а новая политическая эра, когда стратегическая оборона делает более вероятной мировую ядерную войну, то есть мировое самоубийство. Руководители, однако, отмахнулись, и для Сахарова это стало поворотным фактом. Рухнула его иллюзия, в которой руководство и народ, казалось, имели общую главную цель — благоденствие страны. Спустя несколько месяцев он изложил свои мысли в «Размышлениях о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» и пустил их в самиздат. Нельзя доверять правительству, которое не доверяет собственному народу, — такова одна из основных его мыслей, ныне называемая «принципом Сахарова». С этого началась совсем другая его жизнь.
Убежденный антисоветчик
В мировоззрении Эдварда Теллера не было таких драматических поворотов. Не было у него и особой политической позиции в 1930-е годы, а дружил он и с коммунистами, и с теми, кто остались в гитлеровской Германии. Для полноты жизни ему хватало физики и музыки. Но в конце 30-х он узнал нечто важное о коммунизме: «Вторую мою работу в физике я сделал совместно с моим другом Ласло
июнь 2013
Тиссой. Вскоре его, как коммуниста, арестовали в фашистской Венгрии. Год спустя он вышел из тюрьмы, но потерял возможность работать в науке. Тогда я порекомендовал его моему другу Льву Ландау, которого узнал как страстного коммуниста в Копенгагене и который уже вернулся в Харьков. Несколько лет спустя Тисса посетил меня в США. У него больше не было никаких симпатий к коммунизму». На глазах Тиссы громили один из главных научных центров СССР.
Сам он чудом, как венгерский гражданин, выскользнул из страны социализма и рассказал Теллеру об арестах физиков, преданных идеалам социализма, включая самого Ландау. Так, еще в 1940 году, Теллер «пришел к выводу, что сталинский коммунизм не намного лучше, чем нацистская диктатура Гитлера». Этот теоретический вывод Теллера совпал с тюремно-обоснованным выводом «страстного коммуниста» Ландау (уцелевшего лишь благодаря мудрой хитрости Петра Капицы): «Наша система, как я ее знаю с 1937 года, совершенно определенно есть фашистская система». Не удивительно, что Теллер никогда не доверял руководителям этой системы, считая, что те уважают только силу, и стараясь увеличить ядерную мощь принявшей его страны. Но когда коммунизм рухнул, Теллер приехал в Россию, и стало ясно, что он русофил. Для этого были основания: работу в США венгерский еврей Теллер получил благодаря своему русскому другу Георгию (Джорджу) Гамову, покинувшему недостроенный советский социализм еще в 1933 году.
Эдвард Теллер и Джон Кеннеди. 1962 год
37
Гении войны
Коммунист, передававший СССР атомные секреты
Клаус Фукс свой иллюзорный мир построил еще студентом в Германии начала 30-х годов, когда на его родину опускался мрак нацизма. Он вырос в семье лютеранского пастора, вступившего в социал-демократическую партию. Клаус также вступил в эту партию, но увидев, что социал-демократы не могут противостоять грубой силе нацистов, перешел в компартию. Как и многие физики его поколения, он в идеях марксизма видел научное решение социальных проблем, а в коммунистах — единственную силу, способную справиться с нацизмом. Когда над ним нависла угроза ареста и расправы, ушел в подполье, и товарищи по партии помогли ему покинуть Германию с наказом завершить образование, чтобы пригодиться стране, освобожденной от нацизма. В Британии его способности заметил видный физик и тоже эмигрант из Германии Рудольф Пайерлс. Он привлек Фукса к работе над проблемой атомной бомбы и затем в британскую группу физиков, которая отправилась в Лос-Аламос, где разворачивался американский атомный проект. Фукс делал важные работы, пользуясь симпатией коллег, а параллельно в своем иллюзорном мире помогая первой стране социализма. Природная сдержанность помогала ему вести двойную жизнь, не вызывая подозрений. Предвоенные крутые повороты советской внешней политики — договор о дружбе с гитлеровской Германией и война с Финляндией — ставили перед Фуксом трудные вопросы, но все их сняла война Германии с СССР.
Клаус Фукс. Восточный Берлин, 1959 год
38
«Физики познали грех, и это знание они уже не могут утратить» У Фукса не было такого советского опыта, как у Ландау, и не было такого опыта общения с руководителями СССР, как у Сахарова. Поэтому, вероятно, он и сохранил свой иллюзорный мир до самой смерти в 1988 году, лишь немного не дожив до падения Берлинской стены и всей
системы коммунизма. Вскоре после ареста Фукса в 1950 году Теллер писал близкому другу: «Фукс жил под невероятным грузом. Еще 20-летним, когда нацизм овладевал Германией, он решил, что коммунисты — это единственная надежда. Решил еще до того, как стал ученым. И с того времени всю свою жизнь строил вокруг этой идеи». А полвека спустя убежденный антикоммунист Теллер признался: «При всем моем неприятии действий Фукса я все же должен сказать, что вел он себя как друг, и в других терминах я просто не могу о нем думать». Что думал Фукс, отсидевший за шпионаж девять лет, в конце жизни о себе, о лично незнакомом ему Сахарове и о старом друге Теллере, увы, неизвестно. Не говорил он на эти темы даже с близкими и не оставил никаких воспоминаний. Есть лишь один намек на не слишком коммунистические его размышления — незадолго до смерти он перевел на английский язык религиозную книгу своего отца.
Отец атомной бомбы, невзлюбивший водородную
Труднее всего понять Роберта Оппенгеймера. Две его фразы стали крылатыми. Во-первых, о себе и своих коллегах: «Физики познали грех, и это знание они уже не могут утратить». А во-вторых, об атомной бомбе: «Когда вы видите что-нибудь технически аппетитное, вы устремляетесь вперед и делаете это, а спорить о том, что с этим делать, начинаете уже после того, как достиг-
дилетант №6 (18)
ли технического успеха». Кажется очевидным, что сначала он сказал второе, а потом первое. Но это не так: первое он сказал в 1947 году, а второе — в 1954-м. Кажется очевидным, что «грех» — это создание атомной бомбы. Но в чем именно грех и когда физики его совершили? В том ли был грех, что физики Англии и США начали работать над ядерным оружием во время войны, когда были все причины думать, что такая работа уже идет в гитлеровской Германии? Или в том, что физики позволили президенту, избранному народом, применить созданное оружие, чтобы закончить войну с Японией с наименьшими потерями? Отвечая на прямые вопросы, Оппенгеймер всегда подтверждал правильность этого военно-государственного решения и никогда так и не объяснил, какой грех он имел в виду. Публика осталась уверена, что это — атомные бомбы, сброшенные на Японию. Как будто погибнуть от обычной бомбы гуманнее, чем от атомной. Еще одну загадку дают доводы Оппенгеймера в 1949 году против работ по созданию термоядерной бомбы (за что ратовал Теллер): во-первых, это оружие аморально, а во-вторых, оно помешает производству атомных бомб (вполне моральных, стало быть, в его глазах). Когда же, два года спустя, появилась новая идея термоядерной бомбы, Оппенгеймер ее
сказал: «Часто мне было слишком трудно понять действия доктора Оппенгеймера. Я полностью расходился с ним по многим вопросам, и действия его казались мне путаными и усложненными. В этом смысле мне хотелось бы видеть жизненные интересы нашей страны в руках человека, которого я понимаю лучше и поэтому доверяю больше».
Роберт Оппенгеймер. 1960-е годы
с энтузиазмом поддержал. Как все это понимать, ни Оппенгеймер, ни его биографы так и не объяснили. После создания термоядерной бомбы власти отлучили Оппенгеймера от военно-научных секретов, что сделало его в глазах американской лево-либеральной интеллигенции жертвой политического преследования. Теллера же обвинили в том, что он стал на сторону властей. Когда его прямо спросили, считает ли он, что «Оппенгеймер представляет собой угрозу для национальной безопасности», Теллер выразил уверенность в лояльности Оппенгеймера, но
«Техника и наука» или «наука и техника»? Привычное ныне сочетание слов «наука и техника» вошло в язык в 1940-е годы. До того газеты писали «техника и наука», и товарищ Сталин учил, что «техника решает все». А не наука. К своему 60-летию (в 1939-м) вождь учредил премии имени себя за высшие достижения. Академия наук, в результате обсуждений и голосования, представила список лучших работ по физике, но вождь вычеркнул две первые работы. Из вычеркнутых областей науки выросли радиолокация и атомная бомба. Лишь ядерные взрывы, закончившие Вторую мировую войну, убедили Сталина в том, что наука стала главным источником технической мощи.
июнь 2013
Документы, рассекреченные после окончания холодной войны, показали, что Теллер здраво оценивал советскую угрозу в последние годы сталинизма. Во всяком случае, так считал вполне осведомленный Сахаров, в необычно сильных для него выражениях осудивший американских физиков за их «несправедливое и даже неблагородное» отношение к Теллеру. При всей несопоставимости преследований, доставшихся Оппенгеймеру и Сахарову, параллель между ними казалась очевидной многим. Один русский журналист допытывался у Сахарова о его «комплексе Оппенгеймера», о синдроме вины физиков — и не верил своим ушам, услышав, что ничего такого нет. А американскому журналисту в ответ на «параллель с Оппенгеймером» Сахаров сказал, что ощущает больше сходства с Теллером, который, по словам Сахарова, «исходил из принципиальных позиций в очень важных вопросах. А то, что он при этом шел против течения, против мнения большинства, — говорит в его пользу». Андрей Сахаров, физик, изобретатель оружия и лауреат Нобелевской премии мира, исходил из того, что «жизнь по своим причинным связям так сложна, что прагматические критерии часто бесполезны и остаются — моральные». Моральная оценка зависит от понимания реальности, хоть и не требует невозможного — полноты знания. Сахаров оставил простой рецепт: «Не давая окончательного ответа, надо все же неотступно думать об этом и советовать другим, как подсказывают разум и совесть. И Бог вам судья — сказали бы наши деды и бабушки».
39