Taleon Magazine №5 by eDream Management Ltd

of the issue

g uest /

Гость номера

Наш корреспондент Александр ТУРУНДАЕВСКИЙ беседует с начальником 442-го Окружного военного клинического госпиталя имени З. П. Соловьева Ленинградского военного округа, доктором медицинских наук, полковником медицинской службы Владимиром ЛЮТОВЫМ. Our correspondent Alexander TURUNDAYEVSKY talked with Colonel Vladimir LIUTOV Ph.D. (medicine), the head of the Z.P. Solovyev District Military Clinical Hospital No 442 belonging to Leningrad Military District.

был назначен начальником Пушкинского госпиталя в Царском Селе, с октября 2004 года — начальником крупнейшего в России Окружного госпиталя в Петербурге. — Вы — член Талион Клуба. Чем он вас привлекает? — В этом уникальном по красоте месте с очень приятной атмосферой общения мне, к сожалению, удается бывать значительно реже, чем хотелось бы. Здесь собираются люди, которые действительно являются элитой — деловой и интеллектуальной — не только нашего города, но России и Европы. Они имеют большой вес в современной жизни общества, встречи с ними мне интересны по-человечески и очень полезны для дела, которым я занимаюсь. — Глядя на успешных людей, многие завидуют «красивой» жизни, совершенно не представляя, какого постоянного физического и нервного напряжения требует их труд. Мне кажется, с учетом современных реалий, вполне можно считать, что российский бизнесмен находится «на боевом дежурстве» круглые сутки. Что бы вы посоветовали как врач: каким образом поддерживать себя в форме, снимать стресс, кроме, как традиционной рюмкой?

— Как я понимаю, Владимир Викторович, вы уже в юности знали, что такое профессия военного врача и какие ждут трудности на этом поприще, то есть дело выбрали наследственное не случайно? — Совершенно верно. Отец тридцать восемь лет отдал военной службе и вышел в отставку с должности начальника медицинской службы ВВС Космической обороны РФ в звании генерал-майора. Мама по специальности — фармацевт. Младший брат — майор медицинской службы. В общем, я с детства в военной среде и какой-либо другой просто не представлял. Удел многих семей офицеров — переезды с места на место. Мы «путешествовали» по всей матушке-России: от Камчатки до Калининграда. Я родился в городе Орджоникидзе (теперь Владикавказ), в школу пошел в Белоруссии, а заканчивал в Читинской области. В 1985 году поступил в Военно-медицинскую академию имени С. М. Кирова на факультет подготовки врачей для сухопутных и воздушно-десантных войск. После выпуска служил в Прибалтийском военном округе и Западной группе войск, прошел специализацию по кардиологии в ведущих клиниках Германии, затем — ординатура в ВМедА по терапии. В 1999 году

Если хочешь быть здоров, не забудь про докторов If you want to stay healthy, don’t forget about doctors – If I understand rightly, Vladimir Victorovich, you already knew as a boy what it meant to be a military doctor and what difficulties the profession involves. In other words your choice to follow the family line was a conscious one? — Quite right. My father gave 38 years of service to the military and retired from the post of head of the medical service of the Space Defence Forces of the Russian Federation with the rank of major general. My mother is a pharmacist by profession; my younger brother a major in the medical service. All in all, I was in a military environment from childhood and I simply couldn’t imagine any other. It is the lot of many officers’ families to move around from place to place. We had a “tour” of the whole of Mother Russia: from Kamchatka to Kaliningrad. I was born in the city of Ordzhonikidze (now it’s Vladikavkaz), started school in Belorussia and finished in Chita region. In 1985 I entered the

Рабочий день начинается в половине восьмого утра, а заканчивается «как получится, хорошо, если в десять вечера»… The working day begins at 7.30 in the morning and ends “when it ends – 10 in the evening on a good day”.

Kirov Military Medical Academy, the faculty training doctors for ground and parachute forces. After graduation I served in the Baltic Military District and the Western Group of Forces. I specialized as a cardiologist in leading clinics in Germany, then I did clinical studies at the Military Medical Academy in therapeutics. In 1999 I was appointed head of the Pushkin Military Hospital at Tsarskoye Selo, then in October 2004 head of Russia’s largest District Military Hospital, here in St Petersburg. — You’re a member of the Taleon Club. What attracts you to it? — Sadly I manage to spend considerably less time in this uniquely beautiful place with its highly pleasant sociable atmosphere than I would like. The people who gather here are truly the elite — business and intellectual — not only of our city, but of Russia and Europe.

of the issue

g uest /

Гость номера

— Действительно, каждый деловой человек находится в состоянии постоянного психоэмоционального стресса. Рабочий график очень жесткий — как правило, с семи утра и «до победы». На сон остается совсем немного времени. Что касается рюмки как способа снятия напряжения, то она имеет эффект кратковременного действия, нередко приводящего к привычке и, как правило, к долговременным тяжелым последствиям. — А мне знакомый врач-физиолог говорил, что некоторые вещества наш организм может получить только из спиртного. — Правильно, но в разумных пределах. Бокал хорошего вина или рюмка коньяка полезны. В России достаточные люди в старину за обедом обязательно немного «пропускали». Это не считалось зазорным. Но, к сожалению, теперь у нас если берутся чтото разрушать, в том числе и здоровье, то на полную катушку. Чувство меры должно быть выработано сознательно. — С традиционным русским антистрессовым способом мы разобрались. А что же рекомендует медицинская наука? — Сейчас многие могут позволить себе отдых в любое время года хоть на экваторе. Красиво жить не запретишь. Но от резкой смены часовых поясов и климата при перелете из тридцати градусов мороза в плюс тридцать организм подвергается колоссальным отрицательным воздействиям. За-

Первый военно-сухопутный госпиталь, учрежденный Николаем I в 1835 году, был переименован в 1869 году в Петербургский Николаевский военный госпиталь. The first military hospital for the Russian land forces, founded by Nicholas I in 1835, was renamed the St Petersburg Nicholas Military Hospital in 1869.

Вальс с женой Юлией в Талион Клубе. Редкий беззаботный вечер: трехлетняя дочурка под опекой бабушки, он может забыть о кардиологии, она — о надвигающейся сессии в Аграрном университете.

тем человек только начинает биологически адаптироваться, как через неделю-две нужно возвращаться обратно, нанося новый удар по всем системам организма. Да и сам этот «отдых на море»: с утра до вечера бары, кафе и тому подобное… Как многие говорят: «Вот прилетел сейчас оттуда и от отдыха отдыхаю». В итоге человек не поправляет, а подрывает свое здоровье. Главная беда — невнимательность к себе. Занятые люди обращаются за помощью к врачам, как правило, когда развиваются те или иные критические состояния, когда без врачебного вмешательства уже обойтись нельзя. При всей загруженности необходимо раз в год хотя бы на недельку отдавать себя в руки профессионалов, которые определят еще на доклиническом этапе предпосылки к какому-либо заболеванию и помогут избежать его развития. Страшны ведь последствия постоянного психоэмоционального стресса в сочетании У братьев Владимира и Романа Лютовых одинакова не только профессия, но и увлечения.

A waltz with spouse Yulia at the Taleon Club. A rare carefree evening: with their three-year-old daughter under grandma’s watchful eye, he can forget about cardiology and she can forget about the upcoming exams at the Agrarian University.

The brothers Liutov — Vladimir and Roman — have not only the same profession but also the same pastimes.

с неблагоприятными факторами воздействия внешней среды и вредных привычек, неправильным питанием и режимом, приводящие к нестабильности артериального давления и ишемической болезни сердца. Поэтому я советую всем нашим читателям больше времени уделять своему здоровью, лучше — обзавестись хорошим семейным врачом, регулярное общение с которым поможет избежать многих бед. — А вы как отдыхаете? — Занимаюсь спортом. Хоккейные тренировки два раза в неделю по полтора часа — замечательная разгрузка, и физическая, и психологическая. Люблю рыбалку, не «традиционную», а нормальную, спортивную. Регулярно хожу в тренажерный зал, много плаваю — я же мастер спорта по военному троеборью. — Однако, я вижу, вы курите… — К великому сожалению. Но брошу обязательно! Сразу и полностью. Система — одну сокращаешь, потом две, потом четыре и так якобы до последней сигареты — не работает. — Главный госпиталь военного округа — это большое хозяйство с множеством людей, которые здесь лечат и лечатся. Вероятно, возникает немало сложных и разнообразных проблем. Какие для вас основные и как вы с ними справляетесь? — Проблемы практически те же, что и в гарнизонном госпитале, только объем уве-

Виктория — очень подходящее имя для дочки полковника.

I find meeting with them very interesting personally and very useful for the cause in which I am engaged. — Looking at successful people, many envy the “high life” that they live, having no conception at all of the constant physical and nervous exertion that their work requires. It seems to me the way things are at the moment that it is no exaggeration to say that a Russian businessman is on “combat duty” 24 hours a day. What would you as a doctor advise: how should they keep in shape and get rid of stress without resorting to the bottle? — You’re right, every businessperson is in a state of permanent psycho-emotional stress. Their work schedules are very rigid — as a rule from seven in the morning until everything’s settled. There’s very little time left for sleep. As for the bottle, as a means of relieving stress it has a very short-term effect, quite often developing into a habit with long-lasting serious consequences. You need to consciously develop a sense of moderation. — We have dealt with the traditional Russian means of stress-relief. But what can medical science recommend? — Now quite a few people can afford to take holiday at any time of year, and on the Equa-

Victoria – a very suitable name for a colonel’s daughter.

Самые надежные в жизни и в профессии «фланги»: мама Людмила Федоровна и отец Виктор Владимирович. The most reliable “props” in life and in the profession: Vladimir’s mother Liudmila Fiodorovna; his father Victor Vladimirovich.

В хоккейных воротах все просто: «Моя задача — меньше ловить, больше отбивать. А главное — не пропускать!» In the ice-hockey goal everything’s simple: “My job is to catch less, to hit back more, and most importantly not to let anything in!”

tor if they like. It’s no crime to live well. But the abrupt change of time zones and climate when you fly from thirty-degree frosts to thirtydegree heat has tremendous negative effects on the organism. Then a traveller is just beginning to adjust biologically when after a week or two, they have to go back inflicting another serious blow on all the systems of the organism. The worst thing is lack of attention to oneself. Busy people as a rule seek medical help when things have reached one critical point or another, when they simply can’t go on without a doctor’s intervention. But there are terrible consequences from constant psycho-emotional stress in combination with unfavourable environmental factors and bad habits, incorrect diet and lifestyle that lead to unstable blood pressure and ischemic heart disease. — How do you relax yourself? — I go in for sport. Ice-hockey training for 90 minutes twice a week — is an excellent way of letting off steam, physically and psychologi-

cally. I love angling. I go to the gym regularly and swim a lot — I am a Master of Sport in the military triathlon. — The main hospital of a military district is a big enterprise with a large number of people giving and receiving treatment. You probably get quite a lot of difficult and varied problems. What are the main ones, and how do you deal with them? — The problems are practically all the same ones as there are in a garrison hospital, only the volume is ten times as much. Above all there are those connected with the maintenance of the buildings and the utilities, in other words ensuring the regular daily functioning of the hospital. It was, after all, founded 170 years ago by Emperor Nicholas I and the main blocks date back to that time. Imagine how hard it is to keep them in good order. The money we get from the budget is sadly not enough and so I try to attract funds from sponsors by various means. Quite a few people have already appeared who have considerable financial resources and understand that the nation’s health is the most important thing. Businessmen invest money in health care, recognizing that the future of Russia and their own stable position in society depend upon it.

личился десятикратно. Прежде всего это связано с содержанием зданий, коммуникаций, то есть с обеспечением повседневной жизнедеятельности госпиталя. Ведь он был учрежден 170 лет назад императором Николаем I, и основные корпуса стоят с тех пор. Представьте, как трудно поддерживать их в порядке. Бюджетного финансирования, к сожалению, не хватает, поэтому стараюсь искать различные пути привлечения спонсорских средств. Уже появилось немало людей со значительными финансовыми ресурсами и пониманием, что самое главное — это здоровье нации. Бизнесмены вкладывают средства в здравоохранение, осознавая, что от этого зависят будущее России и их стабильное положение в обществе. А лечебно-диагностический процесс в госпитале находится на достаточно высоком уровне. В нашем учреждении на современном диагностическом оборудовании работают высококвалифицированные сотрудники: доктора, кандидаты медицинских наук, заслуженные врачи РФ и врачи высшей категории. Мы являемся клинической базой ВМедА — одного из ведущих в мире подобных учреждений по значению, по квалификации профессорско-преподавательского состава. Тесный контакт с ка-

Diagnostics and treatment are of a sufficiently high standard in the hospital. In our institution highly qualified staff — Ph.D.s, Candidates of Medical Sciences, Honoured Physicians of the Russian Federation and higher category doctors — work on modern diagnostic equipment. We are the clinical base of the Military Medical Academy, one of the leading institutions of its kind in the world in terms of significance and the qualifications of its professorial and teaching staff. Close contact with the teaching staff of the academy allows us to solve many tasks using the highest standards of technology. — Despite your enormous administrative duties,

федрами ВМедА позволяет нам решать много задач с применением самых высоких технологий. — Несмотря на огромные административные обязанности, вы остаетесь практикующим врачом? — Да, курирую больных как лечащий врач и набрал необходимый клинический материал для докторской диссертации по гипертонической болезни, которую только что успешно защитил. Конечно, кандидатскую диссертацию было проще готовить, когда занимался только клинической работой. Провел более пятисот исследований, в которых человек, как говорится, «прокручивается» от и до. В итоге был создан мобильный клинико-диагностический комплекс, позволяющий в сжатые сроки прибыть в любой отдаленный гарнизон для обследования личного состава. Все показатели работы сердечно-сосудистой системы пациента и всего, что с ней связано, снимаются буквально за считанные минуты. Компьютерная обработка дает соответствующий диагностический результат. Работа перспективная, потому что, как выяснилось, из молодых офицеров, подверженных сейчас большим нагрузкам и уже находящихся в группе риска развития сердечно-сосудистой патологии, восемьдесят пять процентов об этом даже не догадываются. А при квалифицированных рекомендациях можно своевременно нормализовать их здоровье.

do you remain a practising physician? — Yes, I look after my own patients as their treating physician and collected the necessary clinical material for a doctoral thesis on high blood pressure that I have just successfully presented. Of course, it was easier to prepare my previous, candidate’s thesis, when I was only engaged in clinical work. I carried out over 500 studies, examining a person “from A to Z” as they say. The end result was the creation of a clinical diagnostic complex that makes it possible to get to any remotely located garrison and examine the personnel in a tight time frame. All the readings indicating how a patient’s cardio-vascular system is working and everything connected with it can be taken in literally a matter of minutes. Computer processing gives the appropriate diagnostic result. This is a promising area of work as it emerged that among the young officers, who now have heavy workloads and are already in the risk group for developing cardio-vascular disorders, 85% do not even have an inkling of what threatens them; while with recommendations from qualified specialists they could restore their health to normal before it’s too late.

В американской книге «Выдающиеся события, которые произошли за тысячу лет» создание в Санкт-Петербурге Военно-медицинской академии значится одним из пяти пунктов в разделе о России.

An American book of outstanding events of the millennium cites the creation of the Military Medical Academy in St Petersburg as one of five items in the section about Russia.

Слева. В кардиологическом центре госпиталя доктор медицинских наук Владимир Лютов курирует больных как лечащий врач. Left. In the hospital’s cardiology centre Dr Vladimir Liutov Ph.D. looks after patients as their treating physician.

«ã‡Ì„Â 1» ‚ ÔÎ‡ÚËÌÂ ËÎË 18-Í‡‡ÚÌÓÏ ÁÓÎÓÚÂ Ò ˆËÙÂ·Î‡ÚÓÏ ËÁ Ï‡ÒÒË‚ÌÓ„Ó ÒÂÂ·‡. ÇÂÎËÍÓÎÂÔÌ˚Â ˜‡Ò˚ Ò Â‰ÍÓ ËÒÔÓÎ¸ÁÛÂÏ˚Ï ‰‚ÓÈÌ˚Ï Á‡‚Ó‰Ì˚Ï ·‡‡·‡ÌÓÏ, Ó·ÂÒÔÂ˜Ë‚‡˛˘ËÏ Á‡Ô‡Ò ıÓ‰‡ Ì‡ ÚÓÂ ÒÛÚÓÍ; ËÌ‰ËÍ‡ÚÓÓÏ Á‡Ô‡Ò‡ ıÓ‰‡; ÛÌËÍ‡Î¸ÌÓÈ Á‡Ô‡ÚÂÌÚÓ‚‡ÌÌÓÈ ÍÓÌÒÚÛÍˆËÂÈ ·ÓÎ¸¯Ó„Ó ÛÍ‡Á‡ÚÂÎfl ‰‡Ú˚; „‡‚ËÓ‚‡ÌÌ˚Ï ‚Û˜ÌÛ˛ ÏÂı‡ÌËÁÏÓÏ Ò ÁÓÎÓÚ˚ÏË ¯‡ÚÓÌ‡ÏË Ë Ò‚ÂıÚÓ˜Ì˚Ï Â„ÛÎflÚÓÓÏ ÔÓÎÓÊÂÌËfl ÓÒË ·‡Î‡ÌÒ‡. á‡ı‚‡Ú˚‚‡˛˘ÂÂ ÔÓfl‚ÎÂÌËÂ ˜‡ÒÓ‚ «ã‡Ì„Â 1» ‚ ‚Ó‰Ó‚ÓÓÚÂ ÌÂÏÂˆÍÓÈ ËÒÚÓËË ÓÔËÒ‡ÌÓ ‚ ÔÓ‰Ó·ÌÓÏ Í‡Ú‡ÎÓ„Â, ÍÓÚÓ˚È Ï˚ ÔÓ‰‡ËÏ Ç‡Ï Ò „Ó‰ÓÒÚ¸˛.

stroll through history

Историческая прогулка / a

История российских масонов насчитывает уже более двух с половиной веков. И если поначалу членство в обществе «вольных каменщиков», как называли себя масоны, было модным поветрием, которое, по слухам, не миновало и коекого из российских императоров, то спустя век ситуация изменилась. В 1822 году Александр I своим указом распустил масонские ложи, а после выступления декабристов в 1825 году принадлежность к любому тайному обществу в России расценивалась как государственное преступление. Однако «дети вдовы» (второе самоназвание масонов) лишь затаились, время от времени напоминая о себе.

В 1834 году в столице Российской империи вышло из печати для той поры беспрецедентное по дерзости издание «Панорама Санкт-Петербурга». Оно представляло собой своеобразный путеводитель по Петербургу для… масонов. Автором его был сын военного коменданта столицы Александр Павлович Башуцкий, подполковник в отставке, чиновник особых поручений Министерства юстиции. Поскольку тогда титулы и должности не имели значения для преодоления рогаток николаевской цензуры, то возникает вопрос: как же ему это удалось? Бог не обделил Башуцкого талантами. В литературных кругах он слыл превосходным рассказчиком с бойким пером, а завсегдатаев светских салонов блестяще развлекал фокусами. В книге Башуцкого мастерски использованы иносказания. Он сумел так замаскировать свои «откровения», что они были понятны только посвященным. Разумеется, в тексте масонство не упоминалось, однако автор постоянно использовал термины масонского учения, которые, впрочем, были широко употребимы и в обыденной речи. К тому же сочинение представляло собой пеструю смесь разнообразных сведений о Петербурге, причудливый симбиоз истории, беллетристики, журналистики, публицистики, статистики, демографии. Все это и позволило отвлечь

Михаил САФОНОВ/ by Mikhail SAFONOV

St Petersburg’s Masonic Secret

масонская тайна Петербурга

The history of Freemasonry in Russia goes back more than two and a half centuries already. And while in the beginning membership of this secret fraternal order was a fashionable craze that, so rumour had it, extended even to some of the Russian emperors, a century on the situation changed. In 1822 Alexander I issued a decree dissolving the Masonic lodges. Then after the Decembrist uprising in 1825, membership of any sort of secret society in Russia was categorized as a crime against the state. But the “children of the widow” (another name by which the Masons call themselves) only went into hiding, reminding people of their continued existence from time to time. Слева вверху. Знак ложи «Соединенных друзей». На треугольнике — название ложи на французском языке, внутри — соединенные в пожатии руки, один из главных масонских символов. Начало XIX века.

Above left. The sign of the United Friends lodge. The triangle bears the name of the lodge in French and within a handshake, one of the chief Masonic symbols. Early 19th century.

Вверху. План Санкт-Петербурга. 1812 год.

Below. A gilded silver trowel with a black wooden handle belonging to a master of St John Masonry. Early 19th century.

Ниже. Золоченая серебряная лопаточка мастера Иоанновского масонства на черной деревянной ручке. Начало XIX века.

Above. A plan of St Petersburg. 1812.

In 1834 a publication was printed in the capital of the Russian Empire that was unprecedentedly bold for its time. This Panorama of St Petersburg, as it was called, was actually a sort of guidebook to the city for – Freemasons. The author was the son of the capital’s military commandant, Alexander Pavlovich Bashutsky, a retired colonel and an official for special assignments with the Ministry of Justice. Since at that time titles and positions were of no assistance in overcoming the hurdle of censorship that Nicholas I instituted, it is only natural to wonder how Bashutsky managed it. Bashutsky’s book is in fact a masterpiece of allusion and circumlocution. He managed to disguise his “revelations” in such a way that they were comprehensible only to the initiated. Of course the text made no mention of Freemasonry, but the author made constant use of terms taken from Masonic teaching that were, however, also widely used in everyday speech. In addition the work took the form of a motley pot-pourri of information about St Petersburg, a bizarre symbiosis of history, belles-lettres and journalism. All this together made it possible to lull the watchful

View of the Main Admiralty. Engraving on steel by Gaubert from an original by Gornostayev. An illustration in Bashutsky’s book A Panorama of St Petersburg.

Историческая прогулка / a

stroll through history

Cимволика света в масонстве имеет центральное значение. Первым и обязательным условием для принятия в орден «вольных каменщиков» было «искание света». Масонская же инициация, то есть посвящение в братство, символически означает «переход от тьмы к свету».

Вид Главного Адмиралтейства. Гравюра на стали Гоберта с оригинала Горностаева. Иллюстрация к книге А. Башуцкого «Панорама Санкт-Петербурга».

внимание цензуры. Пикантность ситуации заключалась также в том, что на титульном листе масонского, по сути, издания красовалось посвящение императору Николаю I, главному гонителю масонства в России. Утверждая, что лучшим местом для обозрения города является верхняя галерея башни Адмиралтейства, Башуцкий настоятельно рекомендует внимательно рассмотреть «наружность» башни, но намеренно не объясняет — почему. Затем он описывает путь на галерею: «Вы подниметесь на высоту ста сорока пяти футов от поверхности Невы (здесь автор замечает, что «лестница с половины делается довольно неудобной и темною». — М. С.), выйдете на круглую открытую галерею… А! вы уже на ней!» Таким образом, в действительности подразумевается, что подъем на башню символизирует «лестницу от тьмы к свету», то есть движение, в котором заключена суть масонства. Фасад главной башни Адмиралтейства, построенного Андреяном Захаровым, содержит в себе целый набор атрибутов, которые могут быть истолкованы как символы «вольных каменщиков». Таковы арка главного входа с двумя постаментами по бокам, на которых скульптуры нимф поддерживают сферы, а также фигуры почитавшихся в Древнем Риме богинь Исиды и Урании над верхней колоннадой. Расходящиеся радиусами от Адмиралтейства Нев-

ский и Вознесенский проспекты составляют угол, напоминающий циркуль, что также позволяет «посвященному» наблюдателю увидеть воплощение масонской идеи. «Прекрасно — знаете ли, где вы теперь? — задает вопрос автор и отвечает: — Вы стоите на той точке, которой тщетно искал Архимед; отсюда вы можете поднять целую страну и взвесить историю целого века, со всеми его чудесами; глаз будет вашим рычагом, а память силою». И далее: «Какая обширная, какая дивная картина!.. Откуда все эти памятники гражданственности и просвещения? Где все эти чудеса искусств, вкуса и роскоши?» Для Башуцкого слова «чудеса», «чудесный» всегда исполнены масонского смысла. «Место, на коем вы стоите, — продолжает автор, — есть месторождение военного и купеческого флотов; в одно с ними время на противоположной стороне возрастала торговля». Взор автора устремляется на Стрелку Васильевского острова, и в тексте возникает образ «рукопожатия» торговли и флота: «С двух берегов родимой реки младенцы, протянув друг другу руку, гигантской ногою из колыбели ступили в отдаленные моря…» Рукопожатие являлось одним из распространенных масонских символов. Оно изображено на знаке ложи «Соединенных друзей», действовавшей в Петербурге в первой четверти XIX века. Для Башуцкого Стрелка —

eye of the censor. The piquancy of the situation lay also in the fact that the title page of what was in essence a Masonic publication bore a dedication to Emperor Nicholas I, the chief persecutor of Freemasonry in Russia. Asserting that the best place from which to view the city is the upper gallery of the Admiralty tower, Bashutsky insistently recommends that the reader attentively view the exterior of the tower, but deliberately does not explain why. Then he describes the way up to the gallery: “You will ascend to a height of one hundred and forty feet above the surface of the Neva (at this point the author remarks that “half of the staircase is made fairly inconvenient and dark” – MS) and will come out onto a round open gallery… Oh, you are already upon it!” In reality the implication here is that the climb up the tower symbolizes the “stairway from darkness to light”, in other words the path that is the essence of Freemasonry. The façade of the main tower of the Admiralty, constructed by Andreyan Zahkarov, bears a whole range of attributes that might be interpreted as symbols of Freemasonry. These include the arched main entrance flanked by pedestals

upon which sculptures of nymphs support spheres, and also the figures of the ancient goddesses Isis and Urania on the upper colonnade. The two main roads, Nevsky and Voznesensky Prospekts, diverging radially from the Admiralty form an angle reminiscent of a pair of compasses that the “enlightened” observer would also recognize as the embodiment of a Masonic idea. “The place where you are now standing,” Bashutsky continues, “is the birthplace of the navy and the merchant marine; at the same time as them commerce grew up on the opposite side.” The author directs his gaze to the Spit of Vasilyevsky Island, and in his text the image appears of a “handshake” between commerce and the navy: “From the two banks of the dear river the infants, extending a hand the one to the other, stepped with a gigantic stride from the cradle into distant seas…” The handshake was one of the commonest Masonic symbols. For Bashutsky the Spit was a sacred Masonic spot, but he could not say so directly and so resorted to circumlocution: “The space is cramped, but the stage is wide for fascinating intimacies, for lofty and instructive thoughts.

16 Андреян Захаров был назначен в 1805 году главным архитектором Адмиралтейства. Портрет работы В. Боровиковского. Начало XIX века. Andreyan Zakharov was appointed chief architect of the Admiralty in 1805. This portrait of him is by Vladimir Borovikovsky. Early 19th century.

Первые страницы издания «Панорама Санкт-Петербурга» 1834 года.

The first pages of the 1834 edition of A Panorama of St Petersburg.

The symbolism of light is of central significance in Freemasonry. The prime, indispensable condition for admittance to the order was “seeking the light”. The Masonic initiation, acceptance into the fraternity, symbolically represents the “transition from darkness to light”.

При строительстве Адмиралтейства Андреян Захаров был вдохновлен проектами французского архитектора Этьена Луи Булле, чьи работы, особенно проект расширения и реконструкции Версальского дворца, полны масонской символики.

что полукруглая площадь перед зданием Биржи, созданная наподобие искусственной платформы, на которой некогда стоял Иерусалимский храм, массивные гранитные шары на спусках пристани несут в себе символику розенкрейцерства, то есть ордена, объединявшего в себе масонов высших степеней. Фигуры, украшающие постаменты ростральных колонн, наделены атрибутами судовождения — рулем, якорем, веслом, а Navigatrix (Судоводительница) — одна из ипостасей культа богини Исиды в Древнем Риме, в масонском же учении она толковалась как Водительница на пути нравственного обновления. На южной стороне левой от Биржи колонны под левым локтем женской фигуры помещена сфера, на ней же изображен компас со стрелкой. Обычно стрелка располагается по оси «север—юг», здесь она ориентирована по направлению «запад— восток», как все масонские храмы. Вход в храм всегда был с запада, а на востоке располагался алтарь. Каганов отметил еще одну важную особенность этого комплекса. Водопад являлся атрибутом столба Йахин. Высеченная «из пудожского камня вода» вытекает из кубического массива постамента северной стороны ростральной колонны. Это означает: северная ростральная колонна является Йахином, а южная, соответственно, Воазом, то есть левым и правым

When constructing the Admiralty Andreyan Zakharov was inspired by the designs of the French architect Etienne Louis Boullée, whose works – especially the plan for the enlargement and reconstruction of the Palace of Versailles – are full of Masonic symbols.

19 Here everything is marked by wonderful events; it is a stairway from darkness to light…” Earlier, in the description of the ascent to the Admiralty viewing platform, the stairway was an entirely real one; here though it is pure allegory. But what exactly was the author implying? Perhaps the correct answer to that question can be found in a paper that the arthistorian Grigory Kaganov presented at a conference in Cambridge in 2002. In it he pointed out that the architectural ensemble of the Spit contains all the basic elements in the appearance of a Masonic temple. The commonest Masonic symbol is a pair of free-standing pillars that denote the entrance to the Masonic temple and also symbolize the boundary between the end of darkness and the beginning of light. Such pillars are described in detail in the Old Testament. The pillar to the left (of the entrance to the Temple) bears the name Jachin, the one to the right Boaz. These are of course the Rostral Columns, between which one can see the building of the Exchange. The figures adorning the pedestals of the Rostral Columns are invested with attributes of seafaring – the

владимир денисов

владимир мельников

stroll through history

Историческая прогулка / a

священное масонское место, но прямо сказать об этом он не может и поэтому прибегает к иносказаниям: «Пространство тесное, но поприще обширное для любопытных сближений, для дум высоких и поучительных. Здесь все ознаменовано чудесными событиями; это лестница от мрака к свету…» Ранее в описании пути на смотровую площадку Адмиралтейства присутствовала вполне реальная лестница, теперь же это — чистейшая аллегория. Что же имел в виду автор путеводителя? Возможно, правильный ответ на этот вопрос содержит доклад, сделанный в 2002 году на конференции в Кембридже искусствоведом Григорием Кагановым, который обратил внимание на то, что в архитектурном ансамбле Стрелки наличествуют все основные элементы образа масонского храма. Самый распространенный масонский символ — пара отдельно стоящих колонн, которые обозначают вход в масонский храм, а также символизируют границу между концом тьмы и началом света. Столбы эти подробно описаны в Ветхом Завете. Столб левый (от входа в храм) носит название Йахин, а правый — Воаз. Разумеется, это — ростральные колонны, через которые просматривается здание Биржи, имеющее вид античного храма на гранитном постаменте. К этому можно добавить,

Каменные скульптурные группы морских нимф, несущих земную сферу, — творения скульптора Феодосия Щедрина. 1812—1813 годы. The stone sculptural groups of sea-nymphs supporting the globe are the work of the sculptor Feodosy Shchedrin. 1812—1813.

ship’s wheel, anchor and oar, while the Navigatrix is one of the hypostases under which the goddess Isis was worshipped in her Ancient Roman cult. In the Masonic teaching she was seen as the guide along the path of moral renewal. On the southern side of the column to the left of the Exchange, beneath the left elbow of the female figure, we find a sphere and on it a depiction of a compass with an arrow. Usually the arrow on a compass lies northsouth; here it is oriented in an east-west direction, as are all Masonic temples. The entrance to the temple was always from the west, while the altar was located in the east. Kaganov noted one more important feature of this complex. A waterfall was an attribute of the Jachin pillar. Water carved from the Pudozh stone flows from the cubic mass of the pedestal on the northern side of the Rostral Column. This indicates that the northern Rostral Column is Jachin, and the southern one therefore Boaz, in other words, the left- and right-hand pillars. It follows that the temple is situated on the opposite side from the Exchange. Kaganov put forward this explanation: “the real Masonic temple

Над колоннадой Адмиралтейства установлены статуи, олицетворяющие четыре времени года, четыре стихии, четыре главных направления ветра. Образы скульптур связаны с мифами о морской стихии. Statues placed above the Admiralty colonnade embody the four seasons, the four elements and the four main wind directions. These images connected with myths about the sea.

В судьбе архитектора Тома де Томона принимали участие видные масоны того времени: основатель ложи «Соединенных друзей» вицепрезидент Академии художеств Петр Петрович Чекалевский (справа) и президент Академии Александр Сергеевич Строганов (вверху). The prominent Masons of the day helped to further Thomas de Thomon’s career: Piotr Chekalevsky (left), the vice-president of the Academy of Arts, and Alexander Stroganov (above), its president.

рый предваряли Йахин и Воаз — ростральные колонны. Башуцкий в своей книге утверждал, что Стрелка — это «скрижаль, на которой… вырезано только одно имя». Можно предположить, что имеется в виду император Александр I. Именно он 23 июня 1805 года, накануне главного масонского праздника — Иоаннова дня, собственноручно заложил здание Биржи и, видимо, был автором всего замысла, воплощенного в жизнь французским архитектором Ж. Тома де Томоном. Однако, скорее всего, это — Петр Великий, прах которого покоится в Петропавловском соборе. Именно его Башуцкий называет «Великим строителем», а само издание «Панорамы» открывается иллюстрацией «Петр основатель Петербурга, творец величия и славы России». А имя Петра в тексте обязательно связывается со «светом», рассеивающим тьму: «Присутствие Петра оживило пустыню: под стопой его дикий гранит принимает правильный вид, <…> на берегу моря возникает юный город; с ним вместе восходит роскошное светило дня; оно золотит стройные верхи Византийского храма и льет отсюда лучи на небосклон. Сердцем, взором, дланью царь-гений приветствует восход обетованного светила над юною столицею, милой его сердцу пересозданной им страны; он молит, да льет на нее вечно

Урания — это муза астрономии. Масоны считали астрономию одной из важнейших наук. В Петербурге существовала масонская ложа «Урания», членом которой был, в частности, Александр Радищев.

Внизу. Запон (фартук) — один из главных предметов масонского одеяния — носили под мундиром, кафтаном или фраком. Запон степени Иоанновского масонства. Конец XVIII века. Below. The apron is one of the chief articles of Masonic dress. It was worn beneath a uniform, caftan or frock-coat. An apron of one of the St. John's (Craft) degrees. Late 18th century.

Urania is the muse of astronomy. The Masons considered astronomy one of the most important sciences. There was a Masonic lodge named Urania in St Petersburg. В то время, когда создавался этот ансамбль, в России получило широкое распространение масонство по образцу шведского, а в Стокгольме именно Биржа была тем местом, где собирались «вольные каменщики».

21 turns out to be not the building of the Exchange at all, but the expanse of the River Neva that opens up between the Rostral Columns. In other words, the temple turns out to be an expanse of water and air. Since it was intended that fires burn on the tops of the columns, while the space of the Neva is enclosed in a granite frame made up of the walls of the Peter and Paul Fortress, the embankment on the left bank and the platform of the Exchange, this all presents a combination of the four elements: water, air, fire and earth. And that symbolizes the ritual initiation that every man following the path from darkness to light had to undergo. It is entirely possible that the allegory of “being led towards the light” in the form of initiation through the four elements was intended by those who devised the ensemble. Even more likely, though, it would seem is another interpretation that was most probably in Bashutsky’s mind. It is impossible not to notice that looking from the terrace of the Exchange between the two columns you have a view of an entirely real place of worship – the SS Peter and Paul Cathedral, to which the arrow of the compass on the sphere also

points directly. Evidently the cathedral was being interpreted as a Masonic temple, the entrance to which was heralded by Jachin and Boaz – the Rostral Columns. In his book Bashutsky asserts that the Spit is “a tablet upon which … only one name is carved.” It might be suggested that he had in mind Emperor Alexander I. It was that Tsar who, on 23 June 1805, on the eve of the main Masonic feast, St John’s Day, personally laid the foundation stone for the Exchange building and was apparently the author of the entire concept that was then realized by the French architect Thomas de Thomon. More probably, however, the reference is to Peter the Great, whose remains rest in the SS Peter and Paul Cathedral. It is that Tsar that Bashutsky calls “the Great Builder” and invariably associates in his text with light dispersing darkness. “Peter’s presence enlivened the desert: beneath his foot wild granite takes on a regular form… on the coast of the sea, the young city appears; together with him the glorious luminary of the day arises; it turns to gold the slender tops of the Byzantine temple and pours from there rays upon the

This woman is holding a horn of plenty. In Masonic symbolism it denoted the tears that Isis shed over the murdered Osiris. In Ancient Egypt those tears were considered the cause of the Nile floods that brought fertility and abundance. On the northern side of this same pedestal is a bearded male figure whose right hand holds a vessel from which water flows – apparently an allegory of the Nile.

владимир денисов

Женская фигура на северной ростральной колонне наделена атрибутами Исиды: длинными локонами, музыкальным инструментом, а также рогом изобилия, который в символике масонства означал слезы, пролитые Исидой над убитым Осирисом. Они-то и считались в Древнем Египте причиной разлива Нила, приносившего плодородие и изобилие. Мужская фигура на северной ростральной колонне правой рукой придерживает сосуд с вытекающей из него водой, что, по-видимому, является аллегорией Нила.

«Александр I был связан с масонством и так же, как масоны, искал истинного и универсального христианства», — писал Николай Бердяев. “Alexander I had Masonic connections and, like the Masons, sought a true and universal Christianity,” Nikolai Berdiayev wrote.

At the time when this ensemble was created the Swedish rite of Freemasonry was becoming particularly popular in Russia and in Stockholm the Exchange was the place where the Masons gathered.

владимир денисов

stroll through history

Историческая прогулка / a

столбами. Следовательно, храм находится в противоположной от Биржи стороне. Каганов предложил этому такое объяснение: «…настоящим масонским храмом оказывается вовсе не здание Биржи, а простор Невы, открывающийся между ростральными колоннами для того, кто смотрит от восточного портика Биржи. То есть храмом оказывается простор воды и воздуха». Поскольку на вершинах колонн должны гореть огни, а пространство Невы заключено в гранитную раму, составленную из стен Петропавловской крепости, набережной левого берега и платформы Биржи, — все это представляет собой сочетание четырех стихий: воды, воздуха, огня и земли. А это символизирует обрядную инициацию, которую должен был пройти каждый, совершающий путь от тьмы к свету. Вполне вероятно, что аллегория «вождения к свету» в виде инициации четырьмя стихиями предполагалась авторами замысла ансамбля. Но более вероятным представляется другое толкование, которое, скорее всего, имел в виду Башуцкий. Нельзя не заметить, что с площадки Биржи между двумя колоннами открывается картина вполне реального храма — Петропавловского собора, прямо на который указывает стрелка компаса на сфере. Очевидно, собор Петра и Павла интерпретировался как масонский храм, вход в кото-

Но если в трактовке Петра как основоположника движения отечественных «вольных каменщиков» Башуцкий опирался на масонскую традицию, связывавшую свое движение с деятельностью великого преобразователя, то в истолковании архитектурных памятников он шел гораздо дальше их создателей, наделив всю топографию столицы масонским смыслом. Предал ли он гласности сокровенные тайны, ставшие ему известными в лоне ордена, или же предложил публике свои фантазии? Это тоже одна из тайн истории Петербурга, которая пока еще не раскрыта.

певцы герою в воздаянье передадут его деянье премия имени святого князя Александра Невского

«Обложение камнем берега Васильевского острова, от старой биржи до Исаакиевского моста» началось в 1804 году, а в 1810-м работы были завершены. The facing of the shoreline of Vasilyevsky Island in stone from the old exchange to St Isaac’s Bridge began in 1804 and was completed in the 1810s.

владимир денисов

stroll through history

Историческая прогулка / a

благодатный свет свой…» (Курсив мой. — М. С.) Таким образом, деяния Петра явно представляются масонским «движением к свету». Однако есть ли основания причислять Петра к масонам? История российского масонства начинается с 1731 года, то есть шесть лет спустя после смерти великого преобразователя. Правда, ходили слухи о посвящении Петра в масоны за границей, но никаких документальных свидетельств этого нет. Тем не менее российские «вольные каменщики» сознательно или бессознательно связывали с масонскими идеями преобразовательную деятельность Петра. Теперь становится понятным и замысел всей книги Башуцкого. Петр I, царь-масон, создает в пустыне Иерусалим всего за 22 года. Не случайно вся первая часть посвящена истории создания Петербурга. Однако тема эта исчерпывается смертью Петра, хотя строительство города не только не остановилось с кончиной преобразователя, а, напротив, приобрело систематический характер при его преемниках.

Скульптура «Александр Невский» работы Эдуарда Мхояна. Портреты Александра Невского с российской выставки детского рисунка 1996 года «Блистающий славой и добродетелью». Авторы: Степа Гришин, 6 лет, Иваново (вверху) и Виталик Коноплев, 10 лет, Орехово-Зуево.

Петр I на Стрелке Васильевского острова. Иллюстрация к книге А. Башуцкого «Панорама Санкт-Петербурга». Peter the Great on the Spit of Vasilyevsky Island. An illustration in Bashutsky’s book A Panorama of St Petersburg.

firmament. With heart and gaze and hand, the Tsar-genius hails the rise of the promised orb above the young capital of the country that is dear to his heart and that he has transformed; he prays, may your gracious light pour forth upon it for ever.” [My italics – MS] Thus Peter’s deeds are clearly pictured

as a Masonic “movement towards the light”. Are there grounds, though, for numbering Peter the Great among the Masons? The history of Russian Freemasonry began in 1731, six years after the death of the great reformer. There were, admittedly, rumours of Peter’s initiation into the Masons abroad, but there is no documentary evidence to support this. Nevertheless, consciously or unconsciously, Russian Freemasons associated Peter’s reforming activities with Masonic ideas. While Bashutsky’s view of Peter as the founding-father of Freemasonry in the country was founded on Masonic tradition, in his interpretations of architectural edifices he went far further than their creators, investing the whole of the capital’s topography with arcane meaning. Did he make public occult secrets divulged to him as a member of the order, or was he offering the reader his own fantasies? That too is one of the mysteries of St Petersburg’s history that has not yet been solved.

«Великий строитель», или «Великий архитектор», — это один из основных масонских терминов, восходящий к легенде об Адонираме, строителе Иерусалимского храма. The “Great Builder” or “Great Architect” is one of the basic Masonic terms, going back, once again, to the legend of Adoniram, the builder of the Temple in Jerusalem.

корпоративному управлению ОАО «ЦГДС» присужден рейтинг В++ Рейтинговое агентство «Эксперт РА» в сотрудничестве с Российским институтом директоров провело комплексную оценку корпоративного управления OAO «Центр гуманитарного и делового сотрудничества». По результатам анкетирования и анализа публичных источников информации холдингу была присвоена оценка В++. В соответствии со шкалой Национального рейтинга корпоративного управления к классу B++ относятся компании с позитивным уровнем корпоративного управления, не нарушающие требования российского законодательства. Присвоение данной рейтинговой оценки означает, что риски нарушения прав акционеров, недобросовестной деятельности исполнительных органов и предоставления некачественной информации компанией минимальны. Организации класса В++ проводят социально ответственную корпоративную политику, и инвестирование в их активы предоставляет оптимальное соотношение «доходность — риск». Методика Национального рейтинга корпоративного управления основана на сопоставлении менеджмента компаний с нормами российского законодательства, с рекомендациями Кодекса корпоративного поведения и стандартами передовой практики.

В этом году в Российской Федерации впервые будет вручаться новая литературная премия — «Александр Невский». Об этом событии рассказывает учредитель писательского конкурса генеральный директор «Центра гуманитарного и делового сотрудничества» (Санкт-Петербург) Александр ЕБРАЛИДЗЕ. — Вместе с нашими партнерами и соучредителями премии — Союзом писателей России — мы начали работу над этим проектом еще в прошлом году и надеемся на его успешную реализацию. На переломных моментах истории имя Александра Невского возникало как символ объединения народа, символ борьбы за веру и Отечество. Буду счастлив, если литературная премия даст широкую основу для размышлений о ценностях человеческой жизни, о вере, о государстве. — Кому и за что будет вручаться литературная награда? — Как записано в положении, премией будут награждены авторы, представившие на конкурс произведения, посвященные военным, политическим, общественным или религиозным деятелям, внесшим значительный вклад в развитие российского государства. Мы рассчитываем, что конкурс повлияет на повышение престижа русской литературы, ее социальной значимости и роли в развитии общества, поможет укрепить в национальном самосознании народа понимание значения и авторитета личности в отечественной истории, приблизит авторов к издательской и читательской аудитории в России. — Кто определит победителей? — Создана специальная комиссия, на которую будет возложена вся техническая и организационная работа по проведению конкурса. — Дата вручения премии определена? — Она будет присуждаться ежегодно 12 сентября, в День святого благоверного князя Александра Невского. Лауреаты получат в награду скульптурное изображение Александра Невского и денежную премию. Вел беседу Владимир Щедрин (Российская газета № 31 (3700), 16 февраля 2005 г.)

правила конкурса К участию в конкурсе принимаются литературные произведения, изданные не позднее трех месяцев до момента вручения премии и охватывающие период отечественной истории с древних времен до 1945 года включительно. Представить их на рассмотрение жюри могут творческие союзы, издательства, частные лица или другие организации, связанные с литературной, журнальной и редакционной деятельностью. Опубликованное литературное произведение в количестве трех экземпляров необходимо выслать не позднее 15 июня по адресу Союза писателей России (Москва, Комсомольский пр., 13) с пометкой: «На премию „Александр Невский“». Из двенадцати произведений, отобранных в ходе первого этапа конкурса, будут определены три победителя. Невская битва. Св. Александр Невский наносит рану в лицо Биргеру. Художник Александр Кившенко. 1880 год.

певцы герою в воздаянье передадут его деянье премия имени святого князя Александра Невского

владимир денисов

stroll through history

Историческая прогулка / a

brilliant DISK

t he /

Б листательный ДИСК

Этот январский вечер 1922 года в Доме Искусств обещал быть весьма оживленным. Многие из его обитателей и гостей собирались чествовать Льва Лунца — двадцатилетнего юношу, окончившего в этот день университет. Однако торжество решили отпраздновать в интимном кругу на квартире студенток университета сестер Сазоновых, у которых была посуда и даже рояль. — Качать его! Качать!.. — раздались крики, когда появился Лунц. Несколько молодых людей схватили его, подбросили — раз, другой… И кто бы мог подумать, что фронтовые раны и полуголодное существование последних лет так жестоко напомнят о себе: мышцы «братских» рук не выдержали. Ушибы были серьезными, но вряд ли кто мог предположить, что это падение станет если не причиной, то предвестником надвигающегося несчастья.

Я знаю — меня осмеют Елена БЕЛОВА/ by Yelena BELOVA

I know people will laugh at me

Начало беспокойных двадцатых. С окраин России еще доносится эхо затухающей Гражданской войны, а на улицах Петрограда уже кипит жизнь: люди ездят на подножках переполненных трамваев, в учреждениях шуршат бумаги, кто-то получает ордер на угол в комнате, ГПУ арестовывает спекулянтов. А в бывшем доме купцов Елисеевых десяток юношей кипятят воду на керосинках, топят «буржуйки» и ночами напролет до хрипоты спорят о проблемах философии, истории культуры, о литературных жанрах, что-то переводят, пишут... Таким было некогда знаменитое, многообещающее, а после старательно забытое, почти крамольное «Серапионово братство». «В феврале 1921 года, в период величайшей регламентации, регистрации и казарменного упорядочения, когда всем был дан один железный устав, мы решили собираться без уставов и председателя, без протоколов и голосования», — декларировал их основатель и вдохновитель Лев Лунц. Ему предстояло прожить всего чуть больше двух лет. Вспыхнув на мгновения, его талант согрел тех, кто был рядом, но не смог разогнать незримую тьму, сгущавшуюся вокруг. Живое кино Каждую субботу «серапионы» собирались в ДИСКе. Набившись в маленькую

25 That January evening in 1922 promised to be a very lively one at the House of the Arts. Many of its inhabitants and guests had gathered for a celebration in honour of Lev Lunts, a twenty-year-old who had just that day graduated from the university. In the event it was decided to restrict the celebration to a more intimate gathering in the lodgings of the Sazonov sisters, who were also university students. “Toss him! Toss him!” the shout went up as Lunts appeared. A few men seized hold of him and launched him into the air — once, twice… But no-one foresaw that war wounds and the half-starved existence of the past few years would make themselves so cruelly felt: the muscles in those “brotherly” arms were not up to the task. Lunts was seriously injured, but even so it scarcely seemed possible that that fall would become if not the cause, then the harbinger of a greater catastrophe to come.

The start of the troubled 1920s. The echoes of the final throes of the Civil War could still be heard from the fringes of Russia, but the streets of Petrograd were already bubbling with life: people rode on the footboards of overcrowded trams, papers rustled in the institutions and the secret police were arresting speculators. Meanwhile in the former home of the Yeleseyev merchant family young people were boiling water on oil-burners, stoking makeshift metal stoves and talking themselves hoarse as they debated matters of philosophy, cultural history or literary genres for nights on end, translating something, writing… These were the once famous, highly promising, but later carefully forgotten “Serapion brothers.” “In February 1921, in a period of tremendous regulation, registration and the imposition of barracks-like order, when there was one set of iron rules for everyone, we decided to come together without a rule book or a chairman, without minutes or voting,” Lev Lunts, the founder and inspirer of the brotherhood, declared.

brilliant DISK

t he /

Б листательный ДИСК

комнатку Михаила Слонимского, они читали и горячо обсуждали произведения друг друга. А после заседания в одном из залов особняка для всех желающих устраивалось «живое кино». В те годы все увлекались кинематографом, где под музыку тапера мелькали на экране головокружительные судьбы людей. Однако «серапионам» недостаточно было смотреть «Кабинет доктора Калигари» или «Знак Зорро» — они, с их острым чувством того, что время принадлежит им, не могли быть просто восхищенными наблюдателями. «Братья» увлеченно готовили и показывали фантастические постановки, в которых действующими лицами могли быть любые известные или вымышленные люди. Драматургом всегда был Лунц, тапером — кто-нибудь из гостей, а остроумный Евгений Шварц брал на себя обязанность конферансье. Роли распределяли между «своими» и гостями помоложе. Если по ходу действия нужны были животные — лошади, верблюды, слоны, то неизменно присутствовавшие дисковские дети с восторгом брали на себя эти «роли». Когда требовалось море, мальчишки радостно забирались под огромный французский ковер купцов Елисеевых и возились там, создавая волны. Остроты Шварца вызывали неизменный восторг, а само действие

26 Living cinema Every Saturday the Serapions would get together at the House of the Arts (DISK). Packing into Mikhail Slonimsky’s little room, they read and heatedly discussed each other’s works. Later, in one of the halls of the mansion, they put on “living cinema” for anyone who cared to watch. In that period everyone was fascinated with cinematography in which people’s fates were presenting with dizzying speed on the screen to the accompaniment of a pianist. But the Serapions could not remain plain viewers. The “brothers” enthusiastically prepared and presented fantastic productions, whose characters were both well known and invented figures. Lunts was always the dramatist, one of the guests played the piano, while the witty Yevgeny Shvarts assumed the duties of compère. The roles were allocated between “regulars” and guests. If the plot called for animals — horses, camels, elephants, the DISK children who were invariably present delightedly took on those parts. When the sea was required, the boys joyfully crawled under a huge French carpet left by the

Группа «Серапионовы братья». Слева направо: Константин Федин, Михаил Слонимский, Николай Тихонов, Елизавета Полонская, Михаил Зощенко, Николай Никитин, Илья Груздев, Вениамин Каверин. Фотография 1921 года.

The Serapion Brothers group. Left to right: Konstantin Fedin, Mikhail Slonimsky, Nikolai Tikhonov, Yelizaveta Polonskaya, Mikhail Zoshchenko, Nikolai Nikitin, Ilya Gruzdev, Veniamin Kaverin. 1921 photograph.

«Пальцы его были в чернильных пятнах, курточка аккуратно вычищена, курчавые волосы над лбом придавали ему совсем юный вид. Без него не обходилось ни одно сборище, он, конечно, был душой „Серапионов“», — написала о нем Нина Берберова.

стремительно проносилось перед глазами зрителей, создавая иллюзию мелькания кадров на киноэкране.

Фавн, скоморох, герой… Лев Лунц был душою этого театра пародий и импровизации, как и душой всех «серапионов». Это он придумал название и написал смелый манифест «Почему мы Серапионовы братья», в котором высказывались и такие «несвоевременные мысли»: «У каждого из нас есть идеология, есть политические убеждения, каждый хату свою в свой цвет красит. Так в жизни. И так в рассказах, повестях, драмах». «Слишком долго и мучительно истязала русскую литературу общественная и политическая критика. Пора сказать, что «Бесы» лучше романов Чернышевского. Что некоммунистический рассказ может быть гениальным, а коммунистический — бездарным». «Мы пишем не для пропаганды. Искусство реально, как сама жизнь. И как сама жизнь, оно без цели и смысла: существует, потому что не может не существовать». Лев Лунц был бойцом по характеру, вожаком восстания, бесстрашным и полным отваги. Но и озорство было ему не чуждо. Евгений Шварц в своих дневниках описал способ, к которому Лунц прибег в надежде отучить своего друга Михаила

Первый сборник-альманах молодых писателей и поэтов «Серапионовы братья», изданный в 1922 году, сразу был отмечен серьезными критиками.

“His fingers were stained with ink, his jacket carefully brushed. Curly hair above his forehead gave him a very youthful look. No gathering managed without him. He was, of course, the soul of the Serapions,” Nina Berberova wrote of him. The brilliantly inventive and witty Yevgeny Shvarts.

Olga Forsh had this to say of Lunts in A Crazy Ship: “The youthful faun stuck in the memory as the overproduction of energy, as boyish mischievousness…”

Благодаря деятельному вмешательству Виктора Шкловского «серапионы» попали к читателям огромным по тем временам тиражом в 4 тысячи экземпляров. Thanks to the active intervention of Victor Shklovsky, The Serapion Brothers reached the public in a print-run of 4000 copies, huge for the time.

27 The first almanac collection of works by the young writers and poets, The Serapion Brothers, published in 1922, was immediately hailed by serious critics.

Блестящий выдумщик и шутник Евгений Шварц.

Ольга Форш так отозвалась о Лунце в «Сумасшедшем корабле»: «Юноша-фавн запомнился как перепроизводство энергии, как мальчишеское озорство...»

Yeliseyevs and busied themselves making waves. Shvarts’s jokes never failed to delight, while the action itself swept past the audience’s eyes, producing the illusion of flickering images on a cinema screen.

Faun, clown, hero… Lev Lunts was the soul of this theatre of parodies and improvisation, as he was the soul of the Serapion brothers as a whole. He wrote a bold manifesto and devised its title: Why we are the Serapion brothers. It expressed such “untimely thoughts” as: “Each of us has his ideology, his political convictions; each paints his hut in his own colour. That is how it is in life. That is how it is too in tales, stories and dramas.” “Too long and painfully has Russian literature been tormented by public and political criticism. The time has come to say that [Dostoyevsky’s] The Possessed is better than Chernyshevsky’s novels; that a nonCommunist story can be brilliant and a Communist one giftless.” “We do not write for propaganda. Art is real, like life itself. And like life itself, it is

Строгий критик Шкловский выделил Лунца из современников: «Судьба избавила его от компромиссов. Вещи его не напечатаны, потому что они не традиционны».

The discriminating critic Shklovsky singled Lunts out among his contemporaries: “Fate delivered him from compromises. His works are not printed because they are not traditional.”

brilliant DISK

t he /

Б листательный ДИСК

Слонимского валяться по утрам в постели: «Лева Лунц расклеил объявления от Дома искусств до Дома литераторов на Бассейной. В объявлении сообщалось владельцам коз, что им предоставляется бесплатно для случки черный козел. Являться только от 7 до 8 утра — и приводился Мишин адрес. Так как многие в те годы держали коз, то Мише долго не давали спать. Ему пришлось пройти по следам Лунца и тщательно сорвать, содрать со стен все объявления».

Не думая об уместности противогаза… «Он был лучшим из пришедших в русскую литературу еврейских мальчиков. В нем были ирония, и смех, и острый ум. Но ирония, что у него была, заражала всех. Он весь искрился. Он знал 8 языков. Он любил слово, чувствовал его свежесть и вкус», — напишет о Лунце впоследствии его «серапионова сестра» поэтесса Елизавета Полонская. Лунц принадлежал к тем одновременно счастливым и несчастным людям, которые дышали воздухом революционных перемен, не думая об уместности противогаза. Он многого ждал от революции, но допускал, что из всего этого может произойти нечто прямо противоположное его ожиданиям. «Герои моей трагедии «Бертран де Борн», рыцари и трубадуры XII века, на

28 without aim or meaning; it exists, because it cannot not exist.” Lev Lunts was a fighter by character, the leader of a revolt, fearless and full of courage. He was not above a little mischief, though. In his diaries Yevgeny Shvarts described the method that Lunts devised in order to cure his friend Mikhail Slonimsky of the habit of lying in bed all morning: “Lev Lunts stuck up announcements all the way from the House of the Arts to the House of Literati on Basseinaya Street. The announcement informed owners of nanny goats that they could have them covered by a black billy goat free of charge. They were to present themselves between 7 and 8 am only — and Misha’s address followed. Since many people kept goats at that time, Misha was robbed of his lie-ins. He had to retrace Lunts’s steps and carefully tear or scrape all the announcements off the walls.”

Not thinking of the appropriateness of wearing a gasmask “He had irony in him, and laughter, and a keen wit. He simply sparkled. He knew eight languages. He loved words, sensed

«Глупо писать автобиографию, не напечатав своих произведений. А мистических жизнеописаний с претензией на остроумие — я не люблю» — так написал Лунц в журнале «Литературные записки» (№ 3, 1922 год), где опубликованы автобиографии членов «братства».

О Елизавете Полонской Лунц написал: «Таких поэтов, особенно у нас в Петербурге, нет. У Полонской есть к тому нечто острое, забытое — пафос. Ее голос — голос пророка, властный и горький. <...> Только сильный поэт может с такой страстностью диктовать законы и обличать неправду».

Regarding Yelizaveta Polonskaya, Lunts wrote, “Such poets are not to be found, especially with us in St Petersburg. Polonskaya has something incisive, something forgotten — pathos. Only a powerful poet can lay down laws and denounce untruth with such passion.”

“It is stupid to write an autobiography without having had one’s works printed. As for mystic accounts of one’s life with pretensions to wit – I have no taste for them,” Lunts wrote in the periodical Literaturnye zapiski (No 3, 1922) in which the autobiographies of the “Serapions” were published. В сборнике «Город» опубликована пьеса Лунца «Бертран де Борн» — одно из немногих его произведений, увидевших свет в советской России до и после его смерти. Lunts’s play Bertrand de Born, published in the anthology The City was one of the few his works to come out in Soviet Russia before or after his death.

brilliant DISK

t he /

Б листательный ДИСК

самом деле были просто зверьми, жестокими и бесчестными. Тем хуже для них. Тем почетнее моя задача: из низкого создать высокое, из зверского — трагическое. <…> В России от писателя требуют, чтобы он был историком и политиком. Но не истории хотел я учить зрителей, а трагедии человеческих страстей! Нигде психология и реализм не оказали столь разрушительного влияния, как на сцене. Театр, по самому своему существу, чужд мелочного быта и тонкой психологии. Он в действии. Но в России учат, что надо стремиться к верному изображению настоящих будничных чувств, «реальных» людей. <…> Все кричат о кризисе драматургии — и ставят умные драмы без всякого действия, с завалом быта и настроений. <…> Можно изгнать с грехом пополам законы трагического сюжета из романа, из повести, но не из театра! Ибо быт, психология, образы, словесные и сценические трюки — все должно быть подчинено в театре интриге! Я не боюсь того, что люди, делавшие революцию, осмеют меня (в лучшем случае). <…> Я это знаю. Но знаю и другое. Пройдут года, и то, что теперь звучит будничным, станет высоким и прекрасным. Знаю, что штурм Кронштадта, и взятие Перекопа, и ледяной поход Корнилова, и партизанская война в Сибири будут вы-

спренно воспеты, как подвиги нечеловеческого героизма. Эти песни и трагедии не будут нисколько похожи на то, что происходило на самом деле... Но они будут прекрасней исторической правды». Вскоре пьесы Лунца были запрещены повсеместно.

Минутный блеск летящей звезды… После окончания университета Лунцу предложили остаться при кафедре западноевропейских литератур. Вскоре ему предстояла поездка в Испанию. До мая 1923 года он продолжал интенсивно работать, но здоровье стремительно ухудшалось. Среди диагнозов, которые ставили врачи, назывались суставной ревматизм, эндокардит, порок сердца... Он стал думать о том, чтобы поехать к семье в Гамбург, подлечиться и вернуться в Россию. Отпустили не сразу, но — отпустили. Там, в больнице, он написал свою последнюю пьесу — «Город Правды». «Левушка почти 9 месяцев лежал на постели и, хотя очень терпеливо переносил болезнь, почти всегда веселил всех окружающих, но часто впадал в отчаянье, — вспоминал его отец. — В последний день 9 мая он еще много говорил со мной о литературе, политике, играл в шахматы и был счастлив, так как я в тот день собирался взять его домой. В час дня он хорошо пообедал, но вслед за эт-

«Разве это верно, что революционеры, достигнув победы, превращаются в изменников своему слову, стремятся сесть на трон правителя, готовы убить своих жен, чтобы жениться на принцессах, и т. д.?»

им получил эмболию мозга, сейчас же впал в беспамятство и, не приходя в сознание, скончался на рассвете 10 мая... Прошу передать всем его друзьям, Серапионовцам и другим, что до последнего часа он бесконечно их любил и стремился к ним». «Серапионам» казалось, что смерть кого-нибудь из них ничего не изменит в литературном обществе. Они часто бывали вместе, но их встречи были уже обусловлены привычкой, дружбой, но не потребностью. Потребность жить и работать в «братстве» исчезла вместе с романтикой голодного Петербурга и со смертью всего одного «брата». Они поклялись издать его труды, но клеймо, поставленное на имени Льва Лунца ждановским докладом 1946 года, объявило всем, что такого писателя в СССР никогда не было. В истории о Льве Лунце нет драматического пафоса, нет любовно-лирических переживаний, нет завистливых козней и интриг, нет тайн и загадок... Есть минутный ослепительный блеск летящей звезды. «В нем чувствовалась редкая независимость и смелость мысли, — написал Максим Горький в берлинском журнале «Беседа», — независимость была основным природным качеством его хорошей, честной души, тем огнем, который гаснет лишь тогда, когда сжигает всего человека».

Из письма наркома просвещения Луначарского о драме Лунца «Вне закона»

“Is it really the case that having achieved victory revolutionaries turn into traitors to their word, trying to sit on the ruler’s throne, prepared to murder their wives so as to marry princesses and so on?”

From a letter written by Lunacharsky, the People’s Commissar for Education, on Lunts’s drama Outside the Law

30 their freshness and taste,” the poet Yelizaveta Polonskaya, Lunts’s “Serapion sister,” would write of him later. Lunts was among those simultaneously fortunate and unfortunate people, who breathed in the air of revolutionary changes, not thinking of the appropriateness of wearing a gasmask. He expected much from the revolution, and did not countenance the thought that it might all lead to something diametrically opposite to his expectations. “The characters of my tragedy Bertrand de Born, twelfth-century knights and troubadours, were in fact beasts, cruel and dishonourable. All the worse for them. All the more honourable my task: to create the lofty from the base, the tragic from the bestial. … In Russia a writer is required to be a historian and politician. But it was not history that I wanted to teach the audience, but the tragedy of human passions! “Nowhere have psychology and realism had such a devastating effect as on the stage. The theatre is in its very essence alien to petty everyday life and subtle psychology. It is about action. In Russia, however, they preach that one should strive after the faith-

ful depiction of the genuine everyday feelings of ‘real’ people… “I am not afraid that people who made the revolution will laugh at me (in the best case). … I know they will. But I know something else too. The years will go by and what sounds everyday now will become lofty and beautiful.” Soon Lunts’s plays were banned everywhere.

The brief flash of a shooting star After graduation Lunts was invited to stay on at the university, in the department of Western European literature. He continued to work intensively until May 1923, but his health rapidly declined. He started to think about joining his family in Hamburg and getting treatment before returning to Russia. He was not given permission to leave at once, but it did come eventually. In hospital in Germany he wrote his last play — The City of Truth. “Levushka lay in bed for almost nine months and, although he bore his illness with great patience and almost always amused those around him, he often fell into despair,” his father recalled. “On the last

Не будучи злостным «погромщиком» русской культуры, Анатолий Луначарский лично запретил постановку в Александринском театре первой пьесы Лунца «Вне закона». Вторая его пьеса «Обезьяны идут» была издана, но света рампы так и не увидела. While he did not maliciously stamp on Russian culture, Anatoly Lunacharsky, the People’s Commissar for Education, did personally ban the production of Lunts’s first play, Outside the Law, in the Alexandrinsky Theatre. His second play, The Monkeys Are Coming was published but never reached the stage either.

day, 9 May, he talked to me a lot about literature and politics, played chess and was happy, because I intended to take him home that day. At one in the afternoon he ate a good meal, but afterwards suffered a cerebral embolism. He immediately lost consciousness and, without coming round, died at dawn on 10 May… I ask you to let all his friends, the Serapions and the others, know that until the last he loved them ceaselessly and yearned to be with them.” It seemed to the Serapions that the death of any one of them would not change anything in their literary fraternity. They often spent time together, but their meetings were now just a matter of habit, of friendship, but not of need. The need to live and work fraternally disappeared together with the romance of starving St Petersburg and the death of one “brother.” “You sensed in him a rare independence and boldness of thought,” Maxim Gorky wrote in the Berlin-based periodical Beseda. “Independence was the main innate characteristic of his fine, honest soul, that fire that burns out only when it has set the whole man alight.”

Андрей Жданов в докладе «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“», по которому в 1949 году руководство компартии приняло постановление, шельмующее многих талантливых литераторов, обвинил фактически уже давно не существовавшую группу «серапионов» в проповеди «гнилого аполитизма, мещанства и пошлости». In the report on the periodicals Zvezda and Leningrad that led in 1949 to the leadership of the Communist party adopting a resolution that defamed many talented writers, Andrei Zhdanov accused the Serapion brotherhood, that long before had virtually ceased to exist, of preaching “rotten apoliticism, philistinism and banality”.

Максим Горький покровительствовал «Серапионовым братьям». О Лунце он написал: «Я уверенно ожидал, что Лев Лунц разовьется в большого, оригинального художника, — он обладал бесспорным талантом драматурга. Живи он, работай, и, наверное… русская сцена обогатилась бы пьесами, каких не имеет до сей поры. В его лице погиб юноша, одаренный очень богато, — он был талантлив, умен, исключительно — для человека его возраста — образован». Maxim Gorky patronized the Serapion Brothers. He wrote of Lunts, “I confidently expected that Lev Lunts would develop into a major original artist… Had he lived and worked, the Russian stage would probably have been enriched by plays the like of which it still does not have.”

Лунц умер в мае 1924 года, в тот день, когда советские газеты сообщили, что «Петроград по просьбе трудящихся отныне носит имя Ленина». Надпись на надгробии гласит: «Его душа будет завязана в узле жизни». Lunts died in 1924, on the day when Soviet newspapers reported that “at the request of the workers Petrograd will henceforth bear the name of Lenin.” The inscription on his grave reads: “His soul will be tied in a knot of life.”

to the past

f orward /

В перед к прошлому

Начало 1914 года для всей музыкальной Европы было овеяно музыкой Рихарда Вагнера. Именно 1 января истекал тридцатилетний срок охраняемого законом авторского права на постановку его лебединой песни — оперы «Парсифаль», которую Вагнер называл «Торжественной сценической мистерией». The beginning of 1914 was a special time across Europe for the lovers of Richard Wagner’s music. On 1 January the thirtyyear period expired during which copyright had prevented the staging of his swansong — the opera Parsifal that Wagner himself called a “sacred festival drama” (Bühnenweihspiel).

Граф, дирижер, брандмайор Александр КАЛЬЯНОВ/ by Alexander KALYANOV

Count, Orchestral Conductor, Fire Chief

У Вагнера было особое мнение о судьбе любимого произведения: «Как может спектакль, в котором на сцене открыто явлены самые возвышенные таинства христианской религии, быть поставленным в театрах… на тех же подмостках, на которых в остальные дни удобно разместилась фривольность?.. Такой сценой может быть только мой театр Бюнен Фестшпильхаус в Байрёйте… Только там, и нигде более, должен ставиться "Парсифаль" во все будущие времена». В течение тридцати лет желающие насладиться этой постановкой должны были ехать в немецкий городок, чтобы посетить Festspielhaus («Дом торжественных представлений»), принадлежавший наследникам композитора. Как только установленный срок истек, крупнейшие европейские театры обрушили на слушателей лавину премьер «Парсифаля». Одной из первых (3 января) была постановка в Петербурге, осуществленная в Народном доме на средства графа Александра Дмитриевича Шереметева — дирижера и композитора, тонкого ценителя искусства и крупного мецената. Бравый офицер, при дворе Николая II удостоенный звания генерал-майора свиты, он всю жизнь был одержим страстью к музыке. Увлечение ею стало смыслом его жизни. «Из родовитой аристократии

всего мира граф А. Д. Шереметев единственный, фактами доказавший свою любовь к музыкальному искусству, свое влечение к нему», — писала газета «Новое время». Красивый особняк на Гагаринской, а ныне набережной Кутузова, 4, где граф жил с семьей, был хорошо известен не только на весь Петербург, но и на всю Россию как один из очагов отечественной культуры, в котором устраивались блестящие концерты симфонической и церковной музыки, театральные представления и веселые маскарады. Только библиотек в этом доме было четыре! Владелец особняка, подобно знаменитым предкам, оставил свой след в истории русской культуры конца XIX—начала ХХ века. Род Шереметевых, идущий от владетельного прусского князя Гланды Камбилы, бежавшего от тевтонцев и на Руси принявшего при крещении имя Иоанн, известен с глубокой древности. От потомка Камбилы, Андрея Кобылы, пошли такие известнейшие русские дворянские роды, как Романовы (будущая царская династия), Жеребцовы, Кошкины, Колычевы, Боборыкины и, наконец, сами Шереметевы. Выходцы из этого рода верой и правдой служили русскому государству и престолу при князьях и царях Иване III, Василии III, Иване Грозном, Борисе

Wagner had very particular ideas about the fate of this beloved work: “How can a spectacle, in which the most exalted sacraments of the Christian religion are openly shown on stage, be put on in theatres … on the same boards upon which on other days frivolity has been comfortably at home. The appropriate stage can only be my theatre — the Festspielhaus in Bayreuth… There alone and nowhere else should Parsifal be staged for all time to come.” For three whole decades those who wished to see the production had to make the pilgrimage to the German town in order to visit the Festival Theatre that belonged to the composer’s heirs. As soon as the appointed period came to an end, the foremost European theatres launched upon the public a veritable avalanche of Parsifal premieres. One of the first, on 3 January, was performed in St Petersburg, in the People’s House. It was funded by Count Alexander Dmitriyevich Sheremetev, a conductor and composer, fine connoisseur and major patron of the arts. This dashing officer, awarded the title of Major General of the Suite at the court of Nicholas II, had a lifelong passion for music.

His obsession with it became the core of his existence. The attractive mansion at number 4 Gagarinskaya (now Kutuzov) Embankment in which the Count lived with his family was well known, not only to the whole of St Petersburg, but to the whole of Russia as one of the centres of the nation’s culture, the venue for brilliant concerts of symphonic and religious music, theatrical performances and jolly masquerades. There were no fewer than four libraries in the house! The owner of the mansion, like his celebrated ancestors, left his mark in the history of Russian culture in the late nineteenth and early twentieth centuries. The Sheremetevs can trace their ancestry to the sovereign Prussian Prince Glanda Kambila, who fled from the Teutonic Knights and took the name Ioann at his baptism in Russia, making them a very longestablished family. A descendant of Kambila named Andrei Kobyla was the forefather of such prominent Russian aristocratic clans as the Romanovs (the future ruling dynasty), Zherebtsovs, Koshkins, Kolychevs, Boborykins and, last not least, the Sheremetevs. In 1613 the distinguished boyar Fiodor Ivanovich Sheremetev was the head of that

Граф А. Д. Шереметев, человек глубоко религиозный, был давним и страстным приверженцем вагнеровской мистерии. Долгие годы вынашивая идею постановки этого сочинения, он еще в феврале— марте 1906 года первым в Петербурге в рамках своих Общедоступных концертов исполнил музыкальные отрывки из «Парсифаля», выступив в роли дирижера. Слева. А. Д. Шереметев — начальник Придворной певческой капеллы. Фотография начала XX века. Count Sheremetev, a deeply religious man, had long been a passionate devotee of the Wagnerian mystery. As early as February and March 1906 he became the first person to conduct Parsifal in St Petersburg. Left. Alexander Dmitriyevich Sheremetev, head of the Court Kapella choir. Early 20th-century photograph.

Легенда гласит, что фамилия Шереметевых произошла от клички Андрея Ивановича Кобылы, который, вероятно, предпочитал жить в просторных апартаментах (то есть хотел «ширь иметя»). Но есть и другие версии. Например, по-турецки «serimet» означает «горячий, грубый, вспыльчивый», а на персидском «Serimbet» означает «лев, достойный похвалы». Legend has it that the Sheremetev’s surname derives from a nickname of Andrei Kobyla who, it seems probable, preferred to live in spacious apartments (wanted to have breadth — “shir’ imetia”). There are other versions, though. In Tur-kish, for example, serimet means “hot-tempered, coarse, fiery”, while in Persian serimbet means “a lion worthy of praise”. Иллюстрации из издания 1913 года «Летописный и лицевой изборник дома Романовых».

Illustrations from the 1913 publication A Chronicle and Illustrated Anthology of the House of Romanov.

Вверху. Таблица вывода фамилий, происходящих от Гланды Камбилы, с показанием их гербов, которую составил князь М. С. Путятин.

Above. A table showing the families descended from Glanda Kambila and their coats of arms that was compiled by Prince M.S. Putiatin.

Слева. Прибытие князя Гланды Камбилы на Русь, в Великий Новгород. Иллюстрация Николая Рериха. 1913 год.

Left. The arrival of Prince Glanda Kambila in Russia, at Novgorod the Great. Illustration by Nikolai Roerich. 1913.

to the past

f orward /

В перед к прошлому

Годунове. А в 1613 году именитый боярин Федор Иванович Шереметев стоял во главе той части Земского собора, которая добилась избрания на царствие и первого Романова — Михаила Федоровича. Родоначальник собственно графской ветви династии — первый русский фельдмаршал Борис Петрович Шереметев, который обосновался с семьей в только что основанном Петербурге, при нем здесь были выстроены первые дворцы Шереметевых и заложено родовое гнездо — Фонтанный дом. Именно в нем прошли детство и юность Александра Шереметева. Существует легенда о том, что в день рождения Саша получил в подарок игрушки — пожарную каланчу и пожарные кареты, которые и заложили на всю оставшуюся жизнь его интерес к, казалось бы, явно не аристократическому — пожарному — делу. Уже в двадцать лет, в 1879 году, он добился организации Российского пожарного общества. Именно граф А. Д. Шереметев разработал первый пожарный устав России, сам создал и финансировал две пожарные команды, в том числе и в пригороде Петербурга — Ульянке. Саша рано остался сиротой: отец скончался в 1871 году, когда ему было двенадцать лет, а вскоре он потерял и мать. Опекуном юного графа стал его сводный брат Сергей Дмитриевич. Александр

В России графский титул был введен Петром I. Первым его получил Борис Петрович Шереметев (1625—1719). За свои заслуги во время войны со Швецией он был также пожалован чином фельдмаршала. Портрет работы Ивана Аргунова, крепостного графов Шереметевых. 1768 год. The title of count was introduced in Russia by Peter the Great. The first to be granted it was Boris Petrovich Sheremetev (1625—1719). For his services during the war against Sweden he was also awarded the rank of field marshal. Portrait by Ivan Argunov, a serf belonging to the Sheremetevs. 1768.

36 part of the Zemsky Sobor (national assembly) that achieved the election of the first Romanov — Tsar Mikhail Fiodorovich — to the vacant Russian throne. The originator of the line of Sheremetev counts was the first Russian field marshal, Boris Petrovich Sheremetev. He settled with his family in newly-founded St Petersburg. In his time the Sheremetevs’ first palaces in the city were built and a start made on their “ancestral nest” — the Fountain House. It was there that Alexander Sheremetev spent his childhood and youth. There is a story that on one birthday the young Sasha was given some toys — a fire tower and horse-drawn fire-engines that awakened an interest lasting the rest of his life in what would seem to be a highly unaristocratic activity: fire-fighting. At the age of just twenty, in 1879, he achieved the establishment of a Russian Fire-Fighting Society. It was Count Alexander Sheremetev who drew up the first fire-fighting regulations in Russia. He himself created and financed two firefighting teams. Sasha was orphaned early: his father died in 1871, when he was twelve years old, and he soon lost his mother as well. The young

Боярин Федор Иванович Шереметев сдает сохраненные им в Смутное время царские сокровища. Гравюра на дереве Флюгеля с оригинала А. Земцова. 1880-е годы.

The boyar Fiodor Ivanovich Sheremetev handing over the royal treasures that he preserved in the Time of Troubles. Wood engraving by Flügel from an original by A. Zemtsov. 1880s. Шереметевы славились на всю Россию своей благотворительной деятельностью. Отец Александра, Дмитрий Николаевич Шереметев, был крупным меценатом: состоял попечителем известного в стране Странноприимного дома для бедных людей в Москве.

Henredon. Буфет из коллекции Mulholland Heights.

The Sheremetevs were known across Russia for their charitable activities. Alexander’s father, Dmitry Nikolayevich Sheremetev (father of Alexander and Sergei) was a generous public benefactor. He was a guardian of the Almshouse for Poor Pilgrims in Moscow, an institution well known in the country.

Welcome home. Cалон американской мебели: Henredon, E.J.Victor, Drexel Heritage, Lexington.www.p-avenue.ru Москва, Котельническая наб.,1/15A,т. (095)258-3686/7. Cанкт-Петербург, Загородный пр-т, 31,т. (812) 320-0198

Сергей Шереметев избрал традиционную для своего происхождения карьеру — военную, получил звание гвардии полковника и дослужился до адъютанта императора Александра III. Но была у него еще одна страсть — занятие историей, ей он отдавал все свое свободное время. Граф С. Д. Шереметев в наряде фельдмаршала Б. П. Шереметева на костюмированном балу в Зимнем дворце. Фотография 1903 года.

Собрание оружия графа С. Д. Шереметева. Оружейный кабинет в Фонтанном доме. Фотография начала XX века. Count Sergei Sheremetev’s collection of arms and armour. The Armoury Cabinet in the Fountain House. Early 20th-century photograph. В петербургском высшем свете А. Д. Шереметев был также известен как страстный охотник. Студийная фотография в охотничьем костюме. In St Petersburg society Alexander Sheremetev was also known as a passionate huntsman. A studio photograph of him in hunting attire.

Count’s stepbrother Sergei Dmitriyevich became his guardian. Alexander entered the Corps of Pages, an establishment that prepared young men for service in the military and at court. When he was twenty-four, Alexander Dmitriyevich married Maria Heiden, the daughter of the Governor General of the Grand Duchy of Finland. Number 4 Gagarinskaya Embankment and the adjoining house on Shpalernaya Street were purchased as a home for the newly-wed couple. Soon this new Sheremetev outpost began to fill with children. The Count’s career was highly successful: in 1894 he was promoted to become Master of Horse at the court; in 1902 he became aide-de-camp to Emperor Nicholas II; two years later he was promoted to the rank of colonel and, finally, in 1909 he was given the title of Major General of the Emperor’s Suite. Alexander Sheremetev was a man with a variety of interests. He composed religious and secular music. At the age of twenty-three he organized his own choir and symphony orchestra. The proceeds from the concerts

владимир денисов

to the past

f orward /

В перед к прошлому

поступил в Пажеский корпус, который готовил молодых людей к военной и придворной службе. По окончании корпуса в 1879 году его зачислили в камер-пажи, а через два года произвели в корнеты лейбгвардии Кавалергардского полка. В двадцать четыре года Александр Дмитриевич женился на дочери генералгубернатора Великого княжества Финляндского Марии Гейден. Для обустройства молодой четы были приобретены дом № 4 на Гагаринской набережной и смежный с ним дом по Шпалерной улице. Вскоре новое родовое гнездо Шереметевых стало наполняться детьми. Карьера графа была вполне успешной: в 1894 году его произвели в шталмейстеры двора, в 1902-м он стал флигель-адъютантом императора Николая II, через два года был произведен в полковники и, наконец, в 1909 году получил звание генерал-майора свиты императора. Александр Дмитриевич был человеком разносторонних интересов. Он сочинял духовную и светскую музыку, в двадцать три года организовал свой хор и симфонический оркестр. Сборы от проводимых им концертов шли, в основном, на популяризацию музыки, в том числе и русской народной. Граф много занимался благотворительностью: был руководителем бесплатной музыкальной школы, созданной еще его отцом, и содержал эту

Музыка до сих пор звучит в Фонтанном доме: в Белом зале проводятся концерты. Во дворце также хранится Петербургская коллекция музыкальных инструментов.

Воронцовский дворец, где с 1810 года размещался Пажеский корпус. С 1955 года здесь находится Суворовское военное училище. Фотография начала XX века. Жена А. Д. Шереметева Мария в костюме боярыни XVII века на костюмированном балу в Зимнем дворце. Фотография 1903 года. Alexander Sheremetev’s wife, Maria, in the costume of a seventeenthcentury boyar’s wife at a costume ball in the Winter Palace. 1903 photograph.

The Vorontsov Palace that from 1810 housed the Corps of Pages. Since 1955 it has housed the Suvorov Military College. Early 20th-century photograph.

Music can still be enjoyed in the Fountain House: the White Hall is used as a concert venue. The palace also contains the Petersburg Collection of Musical Instruments.

Sergei Sheremetev chose the military career that was traditional for a man of his background — he attained the rank of colonel of the Guards and became an aide-de-camp of Emperor Alexander III. But he had one other passion — the study of history, to which he devoted all his free time. Count Sergei Sheremetev dressed up as Field Marshal Boris Sheremetev at a costume ball in the Winter Palace. 1903 photograph.

школу на свои средства, а в 1908 году, например, им было сделано пожертвование в Петербургскую консерваторию — 20 тысяч рублей — на учреждение стипендий имени Н. А. Римского-Корсакова. Крупные суммы жертвовались Шереметевым на молитвенные дома, православные церкви, он был учредителем именных стипендий в Московском институте благородных девиц. В 1910 году по его инициативе и на его средства было образовано Музыкально-историческое общество, которое продолжало традиции этих концертов, устраивало бесплатные лекции по истории и теории музыки, осуществляло постановку опер. В годы Первой мировой войны Александр Шереметев организовал на свои средства мобильноавиационную дружину… Окружающие отнюдь не всегда одобряли «увлечения» одного из самых богатых и титулованных людей России. Маститые музыкальные критики отзывались о нем как о «любителе», многих удивляла его страсть к пожарному делу. Сатирический образ графа можно найти в воспоминаниях его родственника и соседа по имению в Смоленской губернии Н. В. Волкова-Муромцева: «Дядя Саша, у которого были великолепные имения по всей России… отчего-то любил „Высокое“ больше всего. Он там построил великолепный госпиталь на 35 кроватей и пожарную

that he arranged were mainly spent on popularizing music, including Russian folk music. The Count did a lot of charitable activities: he was head of a free music school that had been founded by his father and supported it from his own pocket. Sheremetev donated large sums to prayer houses and Orthodox churches. He established personal stipends at the Moscow Institute for the Daughters of the Nobility. The attitude of the world in general was far from always approving towards the “enthusiasms” of one of Russia’s richest and most titled men. Venerable music critics referred to him as “an amateur”; many were taken aback by his passion for fire-fighting. A satirical image of the Count can be found in the memoirs of his relative and neighbour on his estate in Smolensk province, Nikolai Volkov-Muromtsev: “Uncle Sasha, who had some splendid estates across the whole of Russia, … for some reason liked Vysokoye best of all. He built a splendid hospital there with 35 beds and a fire station with a watchtower. That, of course, was his chief interest. Not for nothing was he known as “the Fire Chief Count”… If he was at some

40 reception or ball in the Winter Palace and fire broke out somewhere in St Petersburg while it was on, he would immediately be informed. Then he left everything, changed into a fire-fighting outfit and sped off to the blaze by carriage or automobile. When he came to visit us on our estate he always had in his carriage a helmet, uniform and some hooks and poleaxes. My father used to tease him, saying ‘Sasha, you’ve forgotten your fire-engine and ladder at home.’” Less than five years after the performance of Parsifal, however, scowls, malevolent whispers and the jibes of the critics ceased to matter… In the cold and hungry winter of 1917 the Sheremetev family left their homeland and moved to the centre of Russian emigration at that time — Paris. In the French capital, too, Alexander Dmitriyevich energetically continued his activities: he organized concerts of spiritual music and helped the impoverished members of the Court Kapella choir… On his death the Count was buried at the famous Russian cemetery at Sainte-Geneviève-desBois outside Paris. Later his wife and children were laid to rest there too.

На пароходе с женой и детьми — Елизаветой, Александрой, Дмитрием и Георгием. Фотография конца XIX века. On a steamer with his wife and their children — Yelizaveta, Alexandra, Dmitry and Georgy. Late 19th-century photograph

А. Д. Шереметев принимал деятельное участие в организации первой Всероссийской пожарной выставки 1892 года. Он также издавал первый в России журнал, посвященный пожарному делу, — «Пожарный», редактором которого был Александр Чехов, брат великого писателя. The first All-Russian Fire-Fighting Exhibition of 1892 in the organization of which Alexander Sheremetev was actively involved. He also published Russia’s first periodical devoted to fire-fighting — Pozharny, which was edited by Alexander Chekhov, the brother of the writer.

Петербургский пожарный в специальном костюме готовится войти в горящее здание. Фото начала XX века. A St Petersburg fireman in a special costume preparing to enter a blazing building. Early 20th-century photograph. В 1898 году эту дачу купил владелец поместья Ульянка А. Шереметев, и именно тогда она стала называться «Александрино». Разрушенное во время Великой Отечественной, это здание было восстановлено в 1960-х годах. In 1898 this dacha was bought by Alexander Sheremetev, the owner of the Ulyanka estate. It was then that it became known as Alexandrino. Destroyed during the Second World War, the building was reconstructed in the 1960s.

владимир денисов

to the past

f orward /

В перед к прошлому

станцию с каланчой. Это, конечно, был его главный интерес. Недаром он назывался „брандмайорский граф“. …Если он был на каком-нибудь приеме или бале в Зимнем дворце, а где-нибудь в Петербурге в это время был пожар, его сейчас же уведомляли. Он тогда бросал все, переодевался в пожарный костюм и в коляске или автомобиле несся на пожар. Когда же он приезжал к нам в имение, у него всегда в коляске была каска, мундир и какието багры и секиры. Мой отец его дразнил: “Ты, Саша, пожарную машину и лестницу дома забыл”...» Однако спустя четыре года после постановки «Парсифаля» косые взгляды, шепот недоброжелателей, уколы критиков перестали иметь значение… Холодной и голодной зимой 1917 года семья с тремя детьми уехала сначала в Подмосковье, затем в Финляндию и, наконец, остановилась в тогдашнем центре русской эмиграции — Париже. Александр Дмитриевич и в Париже активно продолжал свою деятельность: устраивал концерты духовной музыки, помогал бедствующим артистам Придворной певческой капеллы… После кончины граф был погребен на знаменитом кладбище Сен-Женевьев-де-Буа под Парижем. Позже там же были похоронены его жена и дети.

ремя клуба club time встречи/meetings меню гурмана/ gourmet menu чтение под сигару/ a good cigar, a good read

В стречи / m e e t i n g s

Во время сбора гостей в атриуме Елисеев Палас Отеля проходил эксклюзивный показ часов коллекции 2005 года. Ценители прекрасного и совершенного могли примерить модели Bovet, Vacheron Constantin, Cartier, Piaget, Jaguer Le Coultre, Panerai и оценить красоту и изысканность ювелирных украшений от Adler, Piaget. Встречал гостей президент группы Da Vinci господин Кузнецов. Это была официальная, так сказать статичная часть показа, во время которой разрешилась первая интрига вечера: среди бомонда были разыграны две пары наручных часов от Paul Picot и Le Marquand. Розыгрыш проводился по оригинальным открыткам, которые вручались гостям на входе. В каждой открытке содержалось уникальное предсказание светлого будущего, в котором трудно себя представить без роскошных аксессуаров от Da Vinci. Динамичным же вечер сделал показ Александра Арнгольда. Его модели — изысканные и роскошные вечерние платья — подчеркивали благородную красоту драгоценных металлов и камней и, казалось, были созданы для величественных ампирных интерьеров ресторана «Талион». Эксклюзивный показ дизайнера стал еще одним подарком гостям вечера. Как выяснилось, не последним: после праздничного ужина, удачно дополнившего эмоциональные переживания от показа, был подан необычный десерт. Устроители вечера любезно предупредили собравшихся о припрятанных в сладостях драгоценностях — кольце Adler и двух подвесках Piaget. О количестве калорий в этот вечер никто не думал.

Алексей ФЕФИЛОВ/ by Alexei FEFILOV Фотографии А. Мальцева / Photographs by Anatoly Maltsev

Талион Клуб славится своими великосветскими вечерами, где царит атмосфера комфортной роскоши и шикарного отдыха. Не случайно салон Da Vinci и журнал ELLE пригласили своих друзей, партнеров и избранных клиентов именно в Талион Клуб на рождественский ужин, приуроченный к празднованию первой годовщины открытия салона элитных часов и драгоценностей в Санкт-Петербурге.

бриллианты

на десерт diamonds for dessert

Александра Кузнецова (Da Vinci) Aleksandra Kuznetsova (Da Vinci) Слева. Сергей Кузнецов (Da Vinci) Left. Sergei Kuznetsov (Da Vinci)

The Taleon Club is famous for its high society evenings, where an atmosphere of comfortable luxury and chic relaxation reigns. It is no coincidence that it was to the Taleon Club that the salon Da Vinci and ELLE magazine invited their friends, business partners and selected clients for a Christmas dinner to mark the first anniversary of the opening of the elite watch and jewellery salon in St Petersburg.

Изысканные вечерние платья модельера Александра Арнгольда подчеркивали благородную красоту украшений. Exquisite evening dresses by couturier Alexander Arngold underlined the noble beauty of the jewellery.

Ирина Лежнева (Форум) Irina Lezhneva (Forum)

Александр Евсеев (РИА «Ленинград») Alexander Evseev (RIA Leningrad) Борис Григорьев (Форум) Boris Grigoriev (Forum)

Еще одним важным дополнением роскошного вечера стала водка «Империя» — новый бренд, представленный на вечере компанией «Русский Стандарт». На память о замечательном вечере всем гостям вручались искусные подарки от Ломоносовского фарфорового завода и компании «Русский Стандарт». Будем надеяться, что поверье о случившемся однажды и повторившемся вновь верно и юбилеи Da Vinci и многих других компаний соберут светских персонажей Петербурга в гостеприимном Талион Клубе еще не раз.

Татьяна Григорьева (Da Vinci) Tatiana Grigorieva (Da Vinci) Филипп Муклер (Richemont) Philippe Mauclair (Richemont)

Imperia [Empire] vodka, a new brand being presented by the company Russky Standart. As a souvenir of the evening all the guests were presented with gifts from the Lomonosov Porcelain Factory and Russky Standart. We hope that in future, too, the anniversaries of Da Vinci and many other companies will bring together representatives of St Petersburg high society in the hospitable setting of the Taleon Club.

Яна Карельская (Талион) Yana Karelskaya (Taleon)

As the guests gathered in the atrium of the Eliseev Palace Hotel they were given an exclusive showing of watches from the 2005 collection. Connoisseurs of beauty and perfection could try on models by Bovet, Vacheron Constantin, Cartier, Piaget, Jaguer Le Coultre and Panerai, as well as appreciate the splendour and refinement of jewellery from Adler and Piaget. The guests were welcomed by Mr Kuznetsov, the president of the Da Vinci group. This was the official part of the presentation, during which two wrist watches, made by Paul Picot and Le Marquand, were given away to lucky representatives of the beau monde. The draw was made using originallydesigned greetings cards handed to the guests as they entered. Each card contained a unique prediction for a bright and happy future, in which it would be hard to imagine oneself without luxurious accessories from Da Vinci. A lively dynamism was brought to the evening by the presentation of clothing designs by Alexander Arngold. His exquisite evening dresses underlined the noble beauty of precious metals and stones and seemed simply made for the magnificent interiors of the Taleon restaurant. At the end of the festive meal, the party was served with an unusual dessert. The organizers politely warned the company that hidden somewhere in their sweets were some pieces of jewellery – an Adler ring and two Piaget pendants. One more important addition to the evening was the

Дэви, фабрикант (Enter) Devi, factory owner (Enter) Дмитрий Белоусов (Городской Клиентский Банк) Dmitriy Belousov (City Client Bank) Евгений Финкельштейн (Корпорация PMI) Evgeniy Finkelstein (PMI corporation)

Украшением вечера стала джазовая певица и актриса театра «Зазеркалье» Юлия Федорова.

The evening was enhanced by Yulia Fiodorova, the jazz singer and actress at the Zazerkalye theatre.

В стречи / m e e t i n g s

Глядя на творения кутюрье, постепенно понимаешь, что тебе предоставлен уникальный шанс воочию наблюдать, как настоящее искусство делает нашу жизнь и тело прекрасными… Именно это ощущение возникло у нашего корреспондента Ларисы ЗОРИНОЙ на показе коллекции вечерних платьев, которая демонстрировалась в Талион Клубе заслуженным художником Российской Федерации и профессором Санкт-Петербургского Государственного университета технологии и дизайна Нонной Меликовой.

Looking at the creations of couturiers, you gradually understand that you have been given a unique chance to witness in person how real art makes our lives and our bodies beautiful… That is just the feeling that our correspondent Larisa ZORINA got at the presentation of the collection of evening dresses that was given at the Taleon Club by Nonna MELIKOVA, Honoured Artist of the Russian Federation and Professor of the St Petersburg State University of Technology and Design.

«Коробка конфет» от Нонны The “Box of Sweets” from Nonna Фотографии А. Мальцева / Photographs by Anatoly Maltsev

— Сколько времени вы работали над этой коллекцией? — Около года. Официального названия у нее нет, но для себя я называю ее «Коробка конфет». Мне даже хотелось всех манекенщиц ленточками перевязать. — Действительно, выглядят эти наряды как дорогой подарочный набор. А почему вас привлекают именно вечерние платья? — Мне кажется, что они существуют вне моды. К ним нужно относиться как к дорогому ювелирному украшению. Поэтому и показами таких коллекций не следует злоупотреблять. В Талион Клубе мои работы демонстрировались всего второй раз. — А можно приобрести платье из этой коллекции? — Я использую эти платья как образцы, чтобы создавать такие же, но по размеру заказчицы. Это, знаете, как в фарфоре — есть единственный авторский экземпляр и есть тираж. Хотя некоторые дамы носят эксклюзивные вещи чуть ли не ежедневно и даже отдают их мне на реставрацию, для многих они — как произведения искусства, с которыми невозможно расстаться. — На показе вы сказали, что эта коллекция была создана совместно с вашей ученицей Майей Кузнецовой… — Да, Майя — очень талантливая. Большинство дизайнеров одежды сейчас занимаются коммерческим моделированием. Им нужно зарабатывать деньги. Моделирование массовой одежды — это, конечно, нужное и важное занятие. Но есть и такие стойкие девчонки, как Майя, которые просто не хотят этим заниматься. Она —художник. А художник… Я ведь тоже могу по-другому деньги зарабатывать: шить одежду prêt-à-porter или оформлять витрины… Однако бывают вещи, к которым есть особая привязанность. И иначе не получается… Хорошо, если сделанная тобой коллекция окупается, да еще на новые ткани остается. В студии без тканей становится голо и неуютно. Тогда нужно срочно придумывать что-то новое. Для меня это и есть полноценная жизнь.

Нонна Меликова: «Я могу воссоздать любую вещь, если хоть раз брошу на нее взгляд, но люблю делать то, что никто, кроме меня, сделать не может».

Nonna Melikova: "I can reproduce any piece of clothing, if I have had a look at it even once, but I like to make things that nobody besides me can make."

– How long did it take you to make this collection? – About a year. I call it the "Box of Chocolates". I even felt like tying ribbons around each of the models. – Yes, these outfits do look like an expensive presentation box of sweets. Can I ask why you are attracted to evening dresses in particular? – It seems to me that they exist outside of fashion. They need to be regarded in the same way as an expensive piece of jewellery. For that reason we should not overdo shows of such collections. In the Taleon Club my works were being shown only for the second time. – Is it possible to buy a dress from the collection? – I use these dresses as models in order to produce the same thing but in the customer’s size. It’s like with porcelain, you know – there is the one original model and there is the small run of copies. Although some ladies wear exclusive outfits almost every day and even bring them back to me for restoration, for many they are like works of art with which it is impossible to part. – At the show you said that this collection had been created together with your pupil, Maya Kuznetsova… – Yes, Maya is very talented. The majority of clothing designers at the moment are engaged in commercial work. They need to earn money. But there are such staunch characters as Maya, who are simply unwilling to follow that course. She is an artist, and an artist… After all, I am able to earn money by different means too. But there are things that command a particular devotion. And there is no other way.

go u r m e t /

м еню гурмана

Подобно тому, как острая закуска перед едой способствует повышению аппетита, так сладкий десерт завершает процесс еды, вызывая чувство насыщения и удовольствия. У французов есть соответствующая поговорка: «Лакомый кусок — напоследок».

«Немного сладости прогонит злую горечь» Марианна ЛЮБИНА / by Marianna LIUBINA Фотографии автора / Photographs by author

“A little sweetness will drive away the wicked bitterness”

Just as a savoury starter before a meal awakens the appetite, a sweet dessert completes the eating process, evoking a feeling of fullness and satisfaction. The French have a saying about this: “Save a titbit for the last.”

«Еда, начатая с удовольствием, должна и закончиться им же», — говорил академик И. П. Павлов. “A meal begun with pleasure should end with it too,” said the great Nobel-Prizewinning physiologist Ivan Pavlov. Однако кондитеры Талион Клуба не настаивают на том, что десерт — лишь окончание трапезы. В их руках он становится самостоятельным блюдом, а благодаря изящному оформлению — настоящим произведением искусства. Особенно это актуально в разгар весны и жарким летом, когда на тяжелую пищу и смотреть не хочется, а освежающий, бодрящий, услаждающий десерт — в самый раз. Быть может, как раз из-за такого магического действия десертов секреты их приготовления всегда строго охранялись. К примеру, рецепт мороженого долгое время мало кому был известен. По преданию, его секрет достался дому знаменитых Медичи, и шеф-повару этой семьи под страхом смерти запрещалось разглашать тайну. Рецепт был раскрыт Екатериной Медичи, которая, выйдя замуж за герцога Орлеанского, будущего короля Франции Генриха II, сделала мороженое любимым десертом королей европейских стран. Похожим образом обрели популярность и шоколадные десерты — супруга короля Людовика XIV, испанская принцесса, привезла во Францию из колоний своей родины какао. Но по-настоящему оценить вкус шоколада удалось Людовику XV — в Версальском дворце он устроил маленькую кухню, где сам готовил сладкие десерты. «Шоколад, когда-то излюбленное лакомство королей, и ныне остается одним из самых любимых сладостей. У нас именно шоколадные десерты заказывают чаще всего», — рассказывает кондитер Талион Клуба Ксения Киселева. А те, кто заботится о фигуре, предпочитают ягодные.

Кондитер Талион Клуба Ксения Киселева способна за несколько минут сотворить шедевр кулинарного искусства. Taleon Club pastry chef Xenia Kiseleva can produce a masterpiece of culinary art in a matter of minutes.

But the Taleon Club confectioners do not insist on desserts being only the end of a meal. In their hands they become a dish in their own right and, thanks to the elegant presentation, a real work of art. This becomes especially relevant at the height of spring and in the heat of summer, when we do not even feel like looking at heavy food, while a refreshing, invigorating, pleasing dessert is just the thing. Perhaps it is because of this magical effect desserts have that the secrets of how to make them have always been jealously guarded. The recipe for icecream, for example, was long known only to a select few. According to legend, this secret came into the hands of the famous Medici family and their chief cook was forbidden to divulge it to others on pain of death. The recipe was revealed by Catherine de Medicis when she married the Duke of Orleans who went on to become King Henri II of France. Through her ice-cream became the favourite dessert of crowned heads across Europe. Chocolate desserts became popular in a similar manner. The Spanish princess who married King Louis XIV brought with her to France cocoa from the colonies of her homeland. But it was Louis XV who really developed an appreciation for chocolate — at the palace of Versailles he fixed up a little kitchen where he made desserts himself. “Chocolate, once the favourite delicacy of kings, still remains one of the most popular sweets today. Chocolate desserts are the ones that people order most often with us,” Xenia Kiseleva, one of the Taleon Club’s pastry chefs, tells us. “We work only with natural Belgian chocolate, without any additives. The taste of a pastry

Вверху. В основе «мраморного суфле» — белый и черный бельгийский шоколад. Для приготовления пирожного сначала варят яичные желтки, охлаждают, чтобы они не загустевали, добавляют растопленный шоколад, ром Bacardi (можно использовать Martini). Смешивать все это нужно обязательно вилкой, а не ложкой, чтобы масса получилась с разводами, ставят в холодильник, добавляют взбитые сливки, украшают и подают на стол. Above. Here’s an interesting dessert with an unusual name — “marble soufflé”. It is made with white and dark Belgian chocolate. You start by boiling eggs yolks, then cool them down so that they don’t thicken and add the melted chocolate and Bacardi rum (Martini is an alternative). You should stir the ingredients with a fork and not a spoon so that veins remain in the mixture. Put it in the fridge for a time, add whipped cream, decorate and serve.

Множество ужасных тайн, мифов и реальных событий связано с десертом. Вспомнить хотя бы историю о том, как пирожными, начиненными цианистым калием, пытались отравить Григория Распутина. Заговорщики были удивлены безрезультатностью сего мероприятия, но секрет раскрывался просто — сахар нейтрализует действие яда. Many legends and terrible secrets, myths and real events are connected with dessert. Suffice it to recall the story of how the conspirators tried to dispose of Rasputin by feeding him cakes laced with cyanide. They were amazed when their plan failed to have the desired effect, but the secret proved to be simple — sugar neutralizes the effect of the poison.

Помимо этих двух самых популярных десертов, в меню Талион Клуба можно найти сливочные, карамельные, ореховые пирожные — всего около пятнадцати видов. Особенность этих десертов в том, что кондитеры работают только с самыми качественными ингредиентами, с фантазией украшают сладкие блюда и постоянно придумывают что-то новое, чтобы удивить самых взыскательных гурманов. «Мы используем только натуральный бельгийский шоколад, так как он не содержит добавок сои и масел, — продолжает Ксения Киселева. — От этого напрямую зависит вкус пирожного. Все делаем

48 depends directly upon that. We make everything ourselves — from the short-crust pastry and crackers to the cream filling.” Of course, not everyone is keen on very sweet desserts, and so the Taleon Club’s pastry chefs are happy to offer the more savoury cheese-cake. The base for it is made with cracker pastry. The filling is based on Philadelphia cream cheese to which we add Bacardi rum. A truly masculine treat is the nut basket. According to Xenia Kiseleva, it is what members of the stronger sex prefer with their coffee. Little petits fours go better with tea. The dessert speciality of the Taleon Club is the Vostochny — “Eastern”. This cake made with condensed milk with a light creamy taste is a real culinary masterpiece! The light sponge combined with a caramel sauce and almonds is something you won’t find anywhere else. This dessert is the product of the fantasy of the Taleon Club pastry chefs. The choice of sweet desserts in the restaurants and bars of the Taleon Club is not limited, of course, to the cakes mentioned here. You will find plenty more to try if you look in the menu. Since women are believed to be the real connoisseurs of sweet dishes, the Taleon Club pastry chefs have prepared some new tasty surprises for International Women’s Day, 8 March. After a tasting, I can heartily recommend them. “A little sweetness will drive away the wicked bitterness,” as Petrarch put it.

сами — от песочного теста и крекеров до крема». Десерт тирамису, который подают почти в каждом ресторане, здесь готовится исключительно по оригинальной рецептуре. Печенье пропитывают не просто кофейным соусом, как делают сейчас многие, а натуральным кофе. Конечно, не всем по вкусу очень сладкие десерты, поэтому кондитеры Талион Клуба готовы предложить солоноватое пирожное чиз-кейк. Его основа — крекерное тесто. Крем готовится на основе сыра «Филадельфия», добавляется ром Bacardi. В сочетании со свежей клубникой и ягодным соусом десерт приобретает по-настоящему изысканный вкус. Истинно мужское лакомство — ореховая корзиночка. По словам Ксении Киселевой, именно представители сильной половины предпочитают ее вместе с кофе. А к чаю больше подходят маленькие пирожные — птифуры. Фирменный десерт Талион Клуба — «Восточный». Пирожное на сгущенном молоке, с легким сливочным вкусом поистине шедевр кулинарии! Нежный бисквит в сочетании с карамельным соусом и миндалем вы не попробуете больше нигде. Этот десерт — результат фантазии кондитеров Талион Клуба. Выбор сладких десертов в ресторанах и барах Талион Клуба, конечно, не ограничивается упомянутыми здесь пирожными, многое еще можно открыть для себя, заглянув в меню. Учитывая, что настоящими ценителями сладостей считаются женщины, к празднику 8 Марта кондитеры Талион Клуба приготовили новые вкусные сюрпризы. Я попробовала. И вам рекомендую! «Немного сладости прогонит злую горечь», как говорил великий Петрарка.

Кондитеры Талион Клуба считают, что сладкое блюдо как никакое другое нуждается в красивой сервировке. Каждое пирожное изысканно оформлено: одно — лепестками роз, другое — зеленым шоколадом, третье — фруктовым соусом. Произведения искусства, да и только! The Taleon Club’s pastry chefs believe that a sweet dish more than any other requires attractive presentation. Every cake is exquisitely finished: one with rose petals; another with green chocolate; a third with fruit sauce. A work of art and no mistaking!

good cigar, a good read

Ч тение под сигару / a

Сигару рекомендуется выкуривать на две трети. В оставшейся части скапливаются смолы, и дым сигары может приобрести горьковатый привкус. Впрочем, сигара сигаре рознь, и возможно, вам захочется продолжить курение дальше... Следует помнить, что наслаждение двумя третями сигары формата robustos займет минут сорок, corona потребует около часа, double corona или Churchill — от полутора до двух. Этого времени вполне хватит, чтобы с двойным удовольствием почитать клубный журнал. It is best not to smoke more than two-thirds of a cigar. Tar accumulates in the remainder and the smoke may acquire a bitter taste. However, cigars do differ and you may wish to continue smoking longer. It is worth remembering that the enjoyment of two-thirds of a robustos will take about forty minutes; a corona requires around an hour; a double corona or Churchill between an hour and a half and two. Time enough to read the club magazine with double pleasure.

Мутные деньги

смутного времени Михаил ХОДЯКОВ / by Mikhail KHODIAKOV

The Dubious Money of Troubled Times

Вверху. Здание Экспедиции заготовления государственных бумаг на набережной Фонтанки, 144 (ныне Санкт-Петербургская бумажная фабрика Гознака). С 1818 по 1918 год здесь печатались все денежные, ценные и другие гербовые государственные бумаги России. Ниже. Для подрыва доверия к советским дензнакам контрразведка генерала Деникина помечала их агитационными надписями: «Посмотри на этот кукиш, ну-ка, что на них ты купишь?», «Обманули комиссары, кучу денег надавали, а теперь на эти знаки ты не купишь и собаки». Советская власть также оставляла «автографы» на купюрах своих врагов. Above. The building of the Office for the Production of State Papers at 144, Fontanka Embankment (now the St Petersburg Paper Factory of Gosznak). Between 1818 and 1918 all banknotes, securities and other stamped papers were printed here. Below. In order to undermine public confidence in Soviet banknotes, General Denikin’s counter-intelligence stamped them with propaganda texts: “Take a look at this piece of gall — what’ll it buy — bugger-all!” or “The deceitful commissars handed out a bunch of notes, but now all these pieces of paper won’t even fill you throats.” The Soviet authorities also left their comments on the notes of their enemies.

In May 1918 officers of the Petrograd criminal investigation department arrested in an apartment on Liteiny Prospekt what the record describes as “a group of men and the girl Tarasova” who had all been “snorting” cocaine. They were found to be in possession of bombs, a revolver, a crowbar, a blood-stained officer’s dagger and a large amount of counterfeit money.

В мае 1918 года сотрудники Петроградского уголовного розыска в квартире на Литейном проспекте задержали, как записано в протоколе, «группу мужчин и девицу Тарасову», которые «чумили», то есть нюхали кокаин. У них обнаружили бомбы, револьвер, фомку, окровавленный кортик и большое количество фальшивых денег.

Проблема «воровского дела» на Руси, как часто именовали фальшивомонетничество, четко обозначилась уже в XV—XVI веках. С этого времени «научением вражиим» изготовление поддельных денег начало приобретать все более широкий размах, несмотря на предпринимаемые государством жестокие меры. В XVIII веке в России за изготовление и сбыт фальшивых монет были казнены семь тысяч человек, а полторы тысячи человек лишились рук. С введением в денежный оборот ассигнаций, а затем и кредитных билетов подделка монет практически потеряла смысл, хотя и не прекратилась полностью. Фальшивомонетчики переключились на изготовление бумажных денег. Тем более что в ХIХ столетии кара за этот вид преступления стала более «гуманной» — наказание плетьми и ссылка в каторжные работы. Но особенно грандиозный размах печатание фальшивых денег на территории Российской империи приобрело с началом Первой мировой войны и последовавшими за ним событиями. В 1914 году обмен кредитных билетов на золото приостановили, и вскоре золотые монеты полностью исчезли из обращения. К осени 1915 года в накопление «ушли» также серебряные и медные деньги. Разразился разменный кризис, и правительство распорядилось выпустить разменные марки-деньги достоинством от 1 до 20 копеек с изображением на них Counterfeiting the currency was clearly emerging as a problem in Russia as far back as the fifteenth and sixteenth centuries. Since then the “hostile science” of producing false money was practised on an ever greater scale, despite the harsh countermeasures undertaken by the state. In the eighteenth century, seven thousand people were executed in Russia for making fake coins and putting them into circulation, while another 1,500 lost their hands. With the introduction of paper currency, the forgery of coins became practically pointless, although it did not cease altogether. The counterfeiters moved on to the production of imitation banknotes. They were encouraged by the fact that in the nineteenth century a more “humane” punishment was introduced for such crimes — flogging and hard labour in Siberia. The printing of false money on the territory of the Russian Empire became a particularly enormous problem, however, with the outbreak of the First World War and the events that followed. In 1914 the exchange of banknotes for gold was suspended and soon gold coins

good cigar, a good read

Ч тение под сигару / a

представителей Дома Романовых и разменные казначейские знаки достоинством от 1 до 50 копеек. Для фальшивомонетчиков появились большие возможности «проявить» себя. В течение 1916— 1917 годов испытательная станция Экспедиции заготовления государственных бумаг (ЭЗГБ) в Петрограде была буквально завалена работой по проверке фальшивых денег. Специалисты отмечали, как правило, одну общую черту: «подделка грубая». В текстах оборотной стороны марок были «недопечатанные буквы», орфографические ошибки и опечатки в словах «серебряной», «Николай» и др. Число зубцов по краям фальшивок не соответствовало стандарту. Портреты царей существенно отличались от их изображений на настоящих разменных марках «как по выражению лица, так и по овалу». Похожая картина наблюдалась и в отношении фальшивых казначейских знаков достоинством в 50 копеек. Их изготавливали на бумаге без водяного знака, государственный герб был «совершенно не похож на настоящий», а в конце предупреждения о наказании за подделку отсутствовала точка. Увеличение выпуска марок и казначейских знаков в 1917—1918 годах было обусловлено как продолжавшимся разменным кризисом и ростом инфляции, так и относительно невысокими затратами на

58 disappeared from circulation completely. By the autumn of 1915 silver and copper coins too had vanished into people’s private stockpiles. The lack of small change reached crisis point and the government gave orders for the printing of stamp-tokens with values between one and twenty kopecks bearing depictions of members of the House of Romanov and treasury notes valued between one and fifty kopecks. This gave counterfeiters great scope for their activities. In 1916 and 1917 the testing department of the Office for the Production of State Papers (OPSP) in Petrograd was literally inundated with work checking on false money. The specialists as a rule noted one common feature: “a crude forgery”. The increased emission of stamps and treasury notes in 1917—18 was a consequence of both the continuing shortage of small change and growing inflation, as well as the relatively low production costs involved. In the second half of 1917 the administration of the OPSP stopped the printing of smalldenomination treasury notes, but the production of stamp-tokens continued despite the fact that treasury notes were printed on

их изготовление. Руководство ЭЗГБ во второй половине 1917 года приостановило изготовление разменных казначейских знаков, но выпуск марок-денег продолжался, несмотря на то что казначейские билеты печатались на бумаге с водяными знаками, а марки — нет. Решающим в данном случае оказалось то, что марки печатались на более плотной бумаге и дольше оставались в обращении. Это еще больше «развязало руки» фальшивомонетчикам. В декабре 1917 года управляющий ЭЗГБ в письме на имя наркома финансов отмечал «массовое появление в обращении поддельных бон 50-копеечного достоинства», что, при «малограмотности населения и неумении широких слоев общества отличать настоящие разменные знаки от поддельных», причиняло значительный ущерб казне и самим гражданам. Типичный случай произошел в Петрограде в конце марта 1918 года, когда в

В первом полном своде законов Русского государства — Соборном Уложении 1649 года записано: «Которые денежные мастеры учнут делати медные или оловяные, или укладные денги, или в денежное дело, в серебро учнут прибавливати медь или олово или свинец, и тем государеве казне учнут чинити убыль, и тех денежных мастеров за такое дело казнити смертию, залити горло».

Разменные марки-деньги быстро ветшали и выцветали, поэтому в конце 1915 года появились более прочные казначейские знаки. The small-denomination stamp-tokens quickly became worn and faded. For that reason more resilient treasury notes appeared late in 1915.

В августе 1917 года министр финансов Михаил Бернацкий распорядился печатать кредитки достоинством в 250 рублей, «не ожидая распубликования постановления о них». In August 1917 Finance Minister Mikhail Bernatsky gave orders for the printing of credit notes with a 250-rouble denomination, “without waiting for the publication of a government resolution about them”.

Казначейские знаки номиналом от 1 до 50 копеек начали выпускать в 1915 году из-за недостатка разменной мелочи. Treasury notes with values between one and fifty kopecks were first issued in 1915 because of the shortage of small change.

watermarked paper, while the stamps were not. The decisive consideration was that stamps were printed on paper of greater density and thus remained in circulation longer. This played into the hands of the counterfeiters even more. In the first half of 1918 the Petrograd Cheka and Criminal Investigation Department arrested several groups engaged in the production and distribution of false 20-kopeck stamps. Among those detained was the engraver Yudin from the Northern PrintingHouse who had been turning out phoney stamps directly at his place of work. Fedotov, a foreman in the duplicating workshop of the OPSP, went even further when in September 1918 he seized the opportunity and ordered fitters to “run three or four sheets” of the paper he had brought through the press that printed 20-kopeck stamps “in two feeds”.

The first complete code of laws for the Russian state — the Sobornoye Ulozheniye of 1649 stated: “Coin-makers who venture to make copper, tin or steel coins, or when making coins venture to add to the silver copper, or tin, or lead, and thus cause losses to the sovereign’s treasury are to be put to death for such actions by having [molten metal] poured into their throats.”

Марки-деньги 1915 года отпечатаны с клише копеечных почтовых марок 1913 года, выпущенных в честь 300-летия дома Романовых. 1915 stamp-tokens printed from the plates of kopeck postage stamps issued in 1913 for the tercentenary of the House of Romanov.

С декабря 1917-го по март 1918 года главным комиссаром Госбанка был один из лидеров «левых коммунистов» Георгий Пятаков. В 1937 году его расстреляли как «врага народа» по делу «Параллельного антисоветского троцкистского центра». Between December 1917 and March 1918 the chief commissar of the State Bank was Georgy Piatakov, one of the leaders of the “left-wing Communists”. In 1937 he was shot as an “enemy of the people” in the affair of the “Parallel anti-Soviet Trotskyist Centre”.

good cigar, a good read

Ч тение под сигару / a

милицию I Адмиралтейского подрайона поступило заявление от гражданки Петрушевской. Оплатив билет 20-рублевой «керенкой», она получила сдачу марками по 20 копеек. Выяснилось, что 15 марок оказались поддельными. В первой половине 1918 года Петроградской ЧК и уголовным розыском было арестовано несколько групп «делателей» и распространителей фальшивых марок 20-копеечного достоинства. Среди задержанных был, например, гравер «Северной типографии» Юдин, изготавливавший фальшивые марки непосредственно на своем рабочем месте. Еще дальше пошел техник дубликатной мастерской ЭЗГБ Федотов, который в сентябре 1918 года воспользовался ситуацией и приказал наладчикам «пропустить 3—4 листа» принесенной им бумаги через машину, на которой «в два наклада» печатались 20-копеечные марки. Несмотря на то что в 1917—1918 годах ЭЗГБ во все возрастающих количествах печатала бумажные деньги различных достоинств, фальшивомонетчики до середины 1917 года предпочитали подделывать преимущественно марки-деньги и разменные казначейские знаки. Объяснялось это прежде всего тем, что при оплате покупок мелкими деньгами население, как правило, не всматривалось в «расплывчатые лица» царей и не часто обнаруживало подделку.

60 Despite the fact that as the war went on the OPSP was printing paper money of various denominations in ever-increasing quantities, until the middle of 1917 the counterfeiters mainly preferred to forge stamp-tokens and small-change treasury notes. This was chiefly due to the fact that when purchases were made for small sums people did not generally take a close look at the “indistinct faces” of the tsars and thus rarely discovered the deception. Attempts were made to protect the new banknotes from forgery, but they did not result in success. As early as 16 March 1917 the Commission for Artistic Affairs attached to the Executive Committee of the Petrograd Soviet came forward with a proposal to produce “new designs for banknotes”. Mikhail Tereshchenko, the Minister of Finance in the Provisional Government, thanked the members of the commission and asked the artists to pay particular attention to the consideration that “in their tracery and the elaborate finishing of the details the designs might create a due guarantee with regard to the notes being protected against forgeries that are sometimes most skilful and subtle.”

Явно занижая цифры, руководство Всероссийской ЧК сообщало, что в Москве за 1918-й и за 9 месяцев 1919 года было расстреляно 29 фальшивомонетчиков, а в Петрограде — 6.

Clearly understating the figures, the central leaders-ship of the Cheka announced that in 1918 and the first nine months of 1919 twenty-nine counterfeiters had been shot in Moscow and six in Petrograd.

Государственные кредитные билеты начала XX века — лучшие образцы «николаевского» рубля, отличавшегося виртуозной сложностью исполнения. Вверху. Образец 1905 года. Слева. Образец 1909 года (выпуск 1917 года). State banknotes from the early twentieth century — the best examples of the “Nicholas” rouble that was notable for the virtuoso complexity of its design. Above. 1905 pattern. Left. 1909 pattern (1917 issue).

good cigar, a good read

Ч тение под сигару / a

Попытки защитить новые денежные знаки от подделки хоть и предпринимались, но должного результата не дали. Уже 16 марта 1917 года Комиссия по делам искусств при Исполкоме Петроградского Совета выступила с инициативой создания «новых рисунков кредитных билетов». Министр финансов Временного правительства М. И. Терещенко, поблагодарив членов комиссии, просил художников обратить особое внимание на то, чтобы «рисунки по своей выписанности и подробной отделке деталей могли создавать должную гарантию в смысле защиты билетов от подделок, иной раз весьма искусных и тонких». Нередко фальшивомонетчики использовали метод склеивания денег из нескольких частей. Так, обнаруженные в Петрограде фальшивые 500-рублевки были склеены из двух листов. При этом бумага получалась «более глянцовитая, чем на подлинных билетах», а на ощупь «довольно жирная». Правая, белая часть кредитных билетов, с видимым на свет портретом Петра I состояла даже из трех склеенных частей, «причем портрет был отпечатан на вклеенном в середину листе». Подделка «царских» купюр высоких номиналов была делом непростым, но при известных обстоятельствах прибыльным. Спрос на них возник уже в первые годы мировой войны, а во второй половине

1917 года русские деньги пользовались особым спросом за границей. Финские почтальоны, сопровождавшие поезда в Торнео, в тот период покупали 100-рублевые кредитные билеты хорошей сохранности за 130—135 финских марок, а при передаче почты чинам шведского почтового ведомства продавали их уже за 200 марок. Активная скупка русских денег высоких номиналов шла в 1917 году во многих районах Петрограда. По данным Морского генштаба, основанным на донесениях военно-осведомительного характера, «русские деньги пользовались большой популярностью в Германии». В Польше германские военнослужащие все расчеты производили немецкими деньгами, а принимали только русские. Появившиеся в обращении «думки», названные так по изображенному на 1000-рублевом билете Таврическому дворцу в Петрограде, где заседала Государственная Дума, были защищены от подделки значительно слабее царских купюр.

В 1919 году непосредственно «за станком» арестовали «династию» фальшивомонетчиков — рабочего печатного отделения фабрики канцтоваров и его несовершеннолетнюю дочь, изготовивших «керенок» на 230 тысяч рублей. In 1919 a dynasty of counterfeiters was arrested “on the job” — a worker in the print section of a stationery factory and his under-age daughter had turned out “Kerenki” to a value of 230,000 roubles.

Председатель Временного правительства Александр Керенский. Осенью 1917 года с ним в общественном сознании ассоциировались быстро обесценивавшиеся 20- и 40-рублевые купюры без номера и серии.

Alexander Kerensky, the head of the Provisional Government. In the autumn of 1917 the 20- and 40-rouble notes without serial numbers that were rapidly losing their value became firmly associated with him in the public mind.

Однако, по сравнению с выпущенными вскоре новыми денежными знаками, они все же до некоторой степени сдерживали рост фальшивомонетничества. После начала эмиссии в конце сентября 1917 года денежных знаков номиналом в 20 и 40 рублей, или «керенок», как их стали называть по фамилии главы Временного правительства Александра Керенского, количество фальшивок в обращении значительно выросло. По словам последнего министра финансов этого правительства М. В. Бернацкого, «керенки» были «скверными знаками», так как весьма слабо защищались от подделки. Но они оказались выпущены в тот момент, когда начались разгромы казначейств в разных городах, и правительство должно было немедленно что-либо предпринять. Если бы выпуск «керенок» задержался, то Октябрьская революция, по мнению Бернацкого, «превратилась бы в сентябрьскую». Петроградские сыщики констатировали, что революционный 1917 год породил настоящую уголовную лихорадку: «Адвокаты в роли фальшивомонетчиков, инженеры в роли убийц с целью грабежа, профессиональные воры-рецидивисты в роли пристроившихся на ответственную советскую работу — такова была эта колоритная картина». Начинался очередной виток «воровского промысла» в

63 Quite often counterfeiters used the method of gluing several parts together to make a single note. False 500-rouble notes discovered in Petrograd were, for example, made of two pieces of paper stuck back to back. The paper was as a result “more glossy than in real notes” and “fairly greasy” to the touch. The white right-hand portion of the notes, where a portrait of Peter the Great appeared when held up to the light, even consisted of three separate parts “the portrait having been printed on a sheet pasted in the middle.” The forgery of high-denomination tsarist banknotes was no easy matter, but profitable under certain circumstances. A demand for them had already arisen in the early years of the World War, while in the second half of 1917 Russian notes were particularly sought after abroad. In 1917 high-denomination Russian banknotes were being actively bought up in many districts of Petrograd. According to the information of the Naval General Staff, which was based on military intelligence, “Russian money was very popular in Germany.” In Poland German servicemen settled all their accounts with German marks, but accepted only roubles.

After the emission began in late September 1917 of the 20- and 40-rouble notes that became known as “kerenki” from the surname of Alexander Kerensky, the head of the Provisional Government, the quantity of forgeries in circulation increased considerably. In the words of Mikhail Bernatsky, who succeeded Tereshchenko as Minister of Finance, the “kerenki” were “wretched banknotes” as they were so poorly protected against forgery. But they were issued at a time when the plundering of official treasuries began in various cities and the government was obliged to do something immediately. If the issue of “kerenki” had been delayed, then, in Bernatsky’s opinion, the October Revolution “would have turned into the September one”. Detectives and members of the Cheka after the Bolshevik seizure of power arrested

Государственные кредитные билеты образца 1899 и 1909 годов с изображениями императоров Николая I и Александра III. Знаменитые «керенки» печатали на больших лиcтах, от которых по мере необходимости отрезали требуемую сумму. По воспоминаниям современников, «керенками» оклеивали стены, топили печи, использовали их для обертки продуктов и как писчую бумагу. The infamous “Kerenki” were issued in large sheets from which a particular sum could be cut off as required. Contemporaries recalled them being used to paper walls, feed stoves, wrap foodstuffs and as writing paper.

Слева. Государственный кредитный билет образца 1898 года, выпущенный на завершающем этапе денежной реформы, проведенной по инициативе министра финансов Сергея Витте. State banknotes of the 1899 and 1909 patterns depicting Emperors Nicholas I and Alexander III. Left. A state banknote of 1898 pattern issued during the culminating stage of the monetary reform carried out on the initiative of Finance Minister Sergei Witte.

whole bands of criminals including dozens of makers and distributors of false money. Around the end of 1918 the Petrograd Cheka arrested a group of counterfeiters and thieves who had set up the large-scale production of “kerenki”. The band had sixteen members, including the owner of a metal workshop, where presses to print the money were made, artists, engravers, typesetters with stocks of paper and ink, and also a whole team of distributors — from ordinary Red Army men to a former police officer in the town of Bezhetsk and recidivists with a long list of past crimes. One band member alone managed, using the equipment of Zlotnikov’s printing-house, to turn out in thirty hours “kerenki” with a face value of 10,600,000 roubles. From 1919 convicted counterfeiters were executed by firing-squad across the country. Reliable data indicate that between January and October 1919 no fewer than sixty counterfeiters and distributors of false money were shot in Petrograd. Decrees issued by the All-Russian Central Executive Committee ordained that, in areas where a state of war had been declared, members of the

good cigar, a good read

Ч тение под сигару / a

России. Этому способствовал и упрощенный вид появившихся в обращении новых купюр. Работники уголовного розыска и чрезвычайных комиссий арестовывали целые шайки, в которые входили десятки «делателей» и сбытчиков «продукции». На рубеже 1918—1919 годов Петроградской ЧК была арестована группа фальшивомонетчиков и грабителей, поставивших изготовление «керенок» на широкую ногу. В состав шайки, насчитывавшей 16 человек, входил владелец слесарной мастерской, где производились машины для печатания денег, художники, граверы, наборщики с запасами бумаги и красок, а также целый штат сбытчиков — от рядовых красноармейцев до бывшего пристава города Бежецка и рецидивистов с обширным уголовным прошлым. Только один член шайки, воспользовавшись оборудованием литографии Злотникова, за 30 часов напечатал «керенок» на сумму 10 600 000 рублей. С 1919 года за подделку денег повсеместно практиковались расстрелы. По достоверным данным, в Петрограде только с января по октябрь 1919 года было расстреляно не менее 60 «подделывателей» и сбытчиков фальшивых денег. На основании постановления ВЦИК в местностях, объявленных на военном положении, чрезвычайные комиссии могли вершить «непосредственную расправу», вплоть до

расстрела, за «доказанные преступные деяния». В том числе и за подделку денежных знаков. Изготовление и распространение фальшивых денежных знаков в годы Гражданской войны стало явлением повсеместным. Писатель Константин Паустовский, характеризуя время правления Петлюры и Директории на Украине, отмечал: «…когда давали сдачу в магазине, вы с недоверием рассматривали серые бумажки, где едва-едва проступали тусклые пятна желтой и голубой краски, и соображали — деньги это или нарочно. В такие замусоленные бумажки, воображая их деньгами, любят играть дети. Фальшивых денег было так много, а настоящих так мало, что население молчаливо согласилось не делать между ними никакой разницы. Не было ни одной типографии, где бы наборщики и литографы не выпускали бы, веселясь, поддельные петлюровские ассигнации… Многие предприимчивые граждане делали фальшивые деньги у себя на дому при помощи туши и дешевых акварельных красок. И даже не прятали их, когда кто-нибудь посторонний входил в комнату». И все же бесспорным «чемпионом» среди поддельных денежных знаков той поры оставались «керенки». На широкую ногу пытались поставить их изготовление и некоторые руководители белого

«Знаки державноi скарбницi» правительства Петлюры — карбованцы.

За 1922 год только Петроградский уголовный розыск зафиксировал 121 разновидность подделанных денежных знаков. Лишь в 12 случаях преступников удалось выявить и пресечь их деятельность.

Paper karbovantsy — the currency of the Ukraine under the Directory.

In 1922 the Petrograd CID alone recorded 121 different varieties of counterfeit money. Only in twelve instances were they able to identify the criminals and curtail their activities.

Председатель и «головной атаман» украинской Директории Симон Петлюра. При его правлении персонал всех типографий Украины тайком печатал «для себя» поддельные петлюровские деньги.

Simon Petliura, chairman and “chief ataman” of the Ukrainian Directory. Under his rule workers at all the print-shops in the Ukraine secretly turned out for themselves copies of the official banknotes.

дела. В мае 1919 года в штабе генерала А. П. Родзянко родилась мысль начать изготовление для нужд Северного корпуса «керенок» на сумму от 1,5 до 2 миллионов рублей в месяц. Главнокомандующий белогвардейскими войсками на Северо-Западе России генерал Юденич своего согласия не дал, но сама идея не стала мертворожденной. В июне 1919 года подручные «атамана крестьянских и партизанских отрядов» батьки Булак-Балаховича в Пскове, нуждаясь в деньгах для армии, а еще больше для кутежей, начали печатать фальшивки. Ими штабные офицеры расплачивались в ресторанах и с различного рода поставщиками, а также с крестьянами за продовольствие. После раскрытия аферы генерал Юденич отстранил Булак-Балаховича от командования корпусом и предал его вместе со всем

65 Cheka had the right “to deal immediately”, by shooting if necessary, with “proven criminal activities”. These included counterfeiting banknotes. The production and distribution of counterfeit banknotes occurred everywhere during the Civil War years. In a description of the period when Petliura and the Directory governed the Ukraine, the writer Konstantin Paustovsky observed: “when they gave you change in the shops, you looked distrustfully through the little grey pieces of paper, on which dull patches of yellow or blue ink barely showed, and tried to decide whether it was money or you were being had. Children like to play with such well-thumbed bits of paper, pretending they are money. There was so much false money and so little of the real stuff that the population tacitly agreed not to draw any distinction between them. There was not a single print shop where the typesetters and lithographers were not merrily engaged in the production of counterfeit Petliura banknotes… Many enterprising citizens made false money themselves at home with the aid of India ink and cheap watercolour paints. And they did not even

hide them when a stranger came into the room.” Yet the “undisputed champion” among the counterfeited banknotes of that period remained the “kerenki”. Some of the leaders of the White Russian cause also tried to produce them on a mass scale. In May 1919 the idea was hatched in General Rodzianko’s headquarters to print “kerenki” to the amount of 1 1/2 or 2 million roubles a month to meet the needs of the Northern Corps. General Nikolai Yudenich, commander in chief of the White forces in north-western Russia did not give his consent, but the idea lived on nevertheless. In June 1919 subordinates of the “ataman of peasant and partisan detachments” Stanislav Bulak-Balakhovich in Pskov found themselves in need of money for the army and still more for their own drinking sprees and started printing forgeries. The staff officers used them to pay their restaurant bills and to settle with various suppliers, as well as with peasants for provisions. After the matter came to light, Yudenich stripped Bulak-Balakhovich of the command of his corps and had him brought to trial together with all his staff. Apart from

В бытность генерала Александра Родзянко командующим СевероЗападной армии белых его штабисты задумали организовать выпуск фальшивых «керенок» для своих нужд. In General Alexander Rodzianko’s time as commander of the White North-Western Army, his staff officers came up with the idea of issuing counterfeit money to cover their expenses.

counterfeiting, the charges included robbery, extortion and murder. In the summer of 1920 the Soviet authorities instructed local financial organs “to cease absolutely any payments with banknotes issued before October 1917.” The counterfeiters reacted instantaneously: as early as August Petrograd was flooded with forgeries of 1918-design 250- and 1000-rouble banknotes. In the early 1920s almost one fifth of the notes in circulation in the country were forgeries, at times of exceptionally low quality. The criminal code introduced on 1 June 1922 by decree of the All-Russian Executive Committee envisaged capital punishment for the counterfeiting of banknotes or state

Признанными шедеврами русской дореволюционной валюты считаются 500-рублевые «петруши» и 100-рублевые «катеньки» с искуснейшими гравюрами портретов российских самодержцев. Acknowledged masterpieces of Russian prerevolutionary currency are the 500-rouble Petrushi and 100-rouble Katenki with extremely finely engraved portraits of the two Russian autocrats.

Генерал Николай Юденич (на фотографии слева), возглавлявший в октябре–ноябре 1919 года белогвардейский «поход на Петроград», отдал под суд атамана Булак-Балаховича со всем его штабом за фальшивомонетничество, вымогательство и убийства.

General Nikolai Yudenich (on the left in the photograph) headed the White Guards push against Petrograd in OctoberNovember 1919. He had Ataman Bulak-Balakhovich court-martialled together with all his staff for counterfeiting, extortion and murder.

good cigar, a good read

Ч тение под сигару / a

За подделку денег везде и всегда карали жестоко. Выдающийся русский юрист Анатолий Кони это объяснял тем, что такое преступление не является следствием «порыва, страсти, увлечения». При его совершении «нужно обдумывать каждое действие, постараться обставить все так хитро и ловко, чтобы не попасться».

штабом суду. Кроме печатания фальшивых денег в деле фигурировали разбой, вымогательства и убийства… Летом 1920 года советские власти предписали местным финансовым органам «безусловно прекратить любые выплаты денежными знаками дореволюционных образцов, „царскими“, а также денежными знаками образца 1917 года — 250- и 1000-рублевого достоинства („думскими“), казначейскими знаками 20 и 40 рублей („керенками“)». Фальшивомонетчики мгновенно отреагировали: уже в августе Петроград был заполонен подделками кредитных билетов образца 1918 года достоинством в 250 и 1000 рублей. В начале 1920-х годов почти пятую часть денежного обращения страны составляли подделки, выполненные порой на очень низком уровне. Введенный в действие с 1 июня 1922 года постановлением ВЦИК на всей терри-

Counterfeiting money has always been severely punished in all countries. The outstanding Russian lawyer Anatoly Koni reckoned that it was because such a crime is not the consequence of “an emotional outburst, passion or obsession”. To commit it one needs to “consider every move, try to organize everything do cunningly and artfully as not to get caught.”

тории страны Уголовный кодекс предусматривал высшую меру наказания за подделку денежных знаков и государственных процентных бумаг, «если она учинена по предварительному соглашению нескольких лиц и в виде промысла». На смену «революционному правотворчеству» периода Гражданской войны пришли новые советские законы, которые, как и в былые времена, сурово карали за фальшивомонетничество, относя его к разряду государственных преступлений, направленных против порядка управления. Однако опасность репрессий мало смущала мастеров «воровского дела». Стремление к быстрому обогащению оказалось неискоренимым.

Выпущенные в ноябре 1918 года «знаки державноi скарбницi» номиналом 1000 карбованцев изготавливались по рисунку художника Золотова и имели народные прозвища «ряби», «гетьманки» и «гетманськи тысячи».

линия жизни: душегуб/ line of fate: cut-throat нравы/morals высокий стиль/high style традиции/traditions экстремум/extremum увлечения/pastimes

ема для разговора

a topic of conversation

The 1000-karbovantsy notes issued in the Ukraine in November 1918 were produced from a design by the artist Zolotov and were popularly known as “ripples”, “hetmanki”, “hetman’s thousands”.

bonds, “if committed through the preliminary agreement of several persons and as a business”. The “revolutionary law-making” of the Civil War period was succeeded by new Soviet legislation that, as in the past, contained severe penalties for counterfeiting, numbering it among the crimes against the state that challenged the system of government. But the threat of official retribution did little to put off the master forgers. The urge to (literally) make money quickly was simply too strong.

линия судьбы: слуга отечеству/ line of fate: a servant of his country

«Думка» — купюра выпуска 1917 года с изображением Таврического дворца в Петербурге, где заседала Государственная Дума России. A “Dumka” — a 1917-issue note bearing a depiction of the Taurida Palace in St Petersburg, where the Russian State Duma (parliament) met.

ine of fate: a servant of his country

Л иния судьбы: слуга отечеству / l

В 5 часов утра 7 февраля 1920 года на берегу сибирской реки Ушаковки, при впадении ее в Ангару, пред шеренгой красноармейцев стояли два человека: провозглашенный в ноябре 1918 года верховным правителем России адмирал Александр Колчак и премьер-министр его правительства Виктор Пепеляев. Раздалась команда: — Взвод, по врагам революции — пли! И того, кто мог тогда изменить ход истории истерзанной войнами и революциями страны, не стало.

At five in the morning of 7 February 1920, on the bank of the River Ushakovka in Siberia, just where it flows into the Angara, two men stood before a line of Red Army soldiers: Admiral Alexander Kolchak, proclaimed supreme ruler of Russia in November 1918, and Victor Pepeliayev, prime minister in his government. The command rang out: “Platoon, on the enemies of the revolution — fire!” And the man who might in those days have changed the course of history for a country tormented by wars and revolutions was no more.

68 Ледокольные пароходы «Таймыр» и «Вайгач». С картины В. Яркина. Ледоколы были построены по инициативе Колчака для руководимой им полярной экспедиции. The ice-breaking steamers Taimyr and Vaigach. From a painting by V. Yarkin. The icebreakers were built on Kolchak’s initiative for the polar expedition that he headed.

Белый адмирал

Елена БЕЛОВА/ by Yelena BELOVA

The White Admiral

Георгиевским крестом адмирала наградили за «подвиги мужества и храбрости» в Первую мировую войну. The Admiral was awarded the St George Cross “for deeds of courage and valour” during the First World War.

Hенависть к нему в советское время прививали с детства, хотя почти никто не знал, каким человеком был Александр Васильевич Колчак и что он действительно сделал для России. Он прекрасно знал три европейских языка, латынь, древнегреческий, лоции всех морей, историю всех европейских флотов и морских сражений. Он был чрезвычайно отзывчивым и застенчивым человеком и в то же время блестящим оратором и авторитетным командиром. Научные работы Колчака публиковались во многих странах. Он — выдающийся мастер минной войны и самый молодой в мире командующий флотом. Вся его жизнь прошла в разъездах «по служебной надобности», в научных экспедициях и сражениях. Когда Колчаку сообщили о предложении руководителей Антанты вывезти находившийся в его распоряжении золотой запас Российской империи, он ответил: «Я лучше оставлю золото большевикам, чем отдам его союзникам». Но для идеологов «диктатуры пролетариата» все это не имело значения: он же «белый», а значит — враг. И за державу, и за Колчака обидно. Потому что Александр Васильевич был глубоко порядочным человеком и всю жизнь бескорыстно служил Отечеству. Его «белый цвет» — признак чистоты намерений, честности жизни, искренности души.

In Soviet times we were instilled with a hatred for him from childhood, although hardly anyone knew what kind of man Alexander Vasilyevich Kolchak had been and what he really did for his country. He had an excellent knowledge of three modern European languages, as well as Latin and Ancient Greek. He knew the practicalities of sailing on all the seven seas, the history of all European navies and sea battles. He was an exceptionally tender-hearted and shy man, yet at the same time a superb orator and authoritative leader. Kolchak’s scientific works were published in many countries. He was an outstanding master of mine warfare and the world’s youngest commander of a fleet. He spent his whole life travelling “as a requirement of service”, on scientific expeditions and in battles. When Kolchak was informed of the proposal from the leaders of the Entente to evacuate the gold reserves of the Russian Empire that were under his control, he replied, “I had better leave the gold to the Bolsheviks than hand it over to the allies.” But for the ideologists of the “dictatorship of the proletariat” none of that mattered: he was a “White” and that meant an enemy.

ine of fate: a servant of his country

Л иния судьбы: слуга отечеству / l

Колчак-Полярный Лучшему выпускнику Морского кадетского корпуса была открыта дорога к блестящей карьере военного моряка, а он мечтал о науке и в учебных плаваниях уже занимался гидрологическими исследованиями. В 21 год опубликовал свою первую научную статью, которая привлекла внимание исследователя Арктики барона Эдуарда Толля, и тот пригласил лейтенанта Колчака принять участие в поиске Земли Санникова. Якутскому купцу Якову Санникову, побывавшему в начале XIX века на берегу полуострова Таймыр, показалось, что в арктическом океане он разглядел очертания неведомой земли. Позднее ее «видели» и другие путешественники, но никому не удалось до нее добраться. В июне 1900 года экспедиция Толля на парусно-паровой яхте «Заря» ушла в опаснейшее плавание. Путешественники провели в Арктике два года. Зимой судно вмерзало в лед. Экипаж вел научные наблюдения, совершая на нартах и лыжах вылазки на десятки километров от стоянки. На грани выживания чешуя сословных различий и чинов осыпалась, обнажив суть человеческую. Обустройством привалов и поисками топлива занимались все, а когда ездовые собаки выбивались из сил, дружно впрягались в нарты. Весной 1902 года, достигнув Новосибирских островов, барон решился

на отчаянный шаг: с магнитологом Зебергом и двумя каюрами он пошел к острову Беннетта в надежде, что с его высоких ледяных куполов все же удастся хотя бы увидеть загадочную Землю Санникова. Отряд Толля предполагал вернуться на Новосибирские острова до наступления морозов. Однако и в конце декабря их еще не было. Уповали на то, что они остались зимовать на острове Беннетта. Прождав командира до лета, экипаж «Зари» по льду вернулся на материк. Колчак доложил о результатах исследований на заседании Академии наук и предложил безумно смелый план поиска Толля. Академики в успех предприятия не поверили, но деньги на него дали. В мае 1903 года Колчак с семью сотоварищами из архангельских матросов и добытчиков тюленей добрался до устья Лены к скованной льдом «Заре». Взятый с нее легкий вельбот они погрузили на нарты и отправились к северу. По чистой воде шли на веслах или под парусом, а на ледовых полях их нередко подстерегали затянутые тонкой корочкой полыньи. И все же через полтора месяца, идя в непросыхающей одежде, питаясь только сухарями и консервами, они вышли через Благовещенский пролив в Северный Ледовитый океан, где им суждено было провести еще более сорока суток. Безжизненных скал острова Беннетта команда Колчака достигла 6 августа 1903

Яхта «Заря» на зимовке у полуострова Таймыр. Фотография 1900 года. The yacht Zaria wintering off the Taimyr peninsula. 1900 photograph.

В дневнике Толля есть запись о том, что 2-й помощник капитана Колчак «не только лучший офицер, но он также любовно предан своей гидрологии».

Эдуард Васильевич Толль — исследователь Арктики.

Toll’s diary contains an entry stating that Second Mate Kolchak “is not only a fine officer, but also lovingly devoted to his hydrology.”

Baron Eduard von Toll, the Arctic explorer.

года. Они обнаружили хижину, в которой оказался ящик с образцами пород и письмо Толля президенту Академии наук. От этого письма и убогой хижины веяло такой безнадежностью, что спасатели поняли: им остается лишь снять шапки и перекреститься. Утешением было только то, что экспедиция Толля впервые обследовала обширную малоизученную область Арктики. На ее карте появились два новых острова, один из которых назвали в честь Колчака. В 1937 году советские власти спохватились и переименовали его в Расторгуев — по фамилии каюра экспедиции. Колчак и его спутники повторили свой немыслимый путь обратно, не потеряв при этом никого. Не было в истории полярных путешествий такого похода! Морское ведомство наградило отважного полярника орденом Св. Владимира IV степени,

Маршруты экспедиции Толля 1900—1903 годов и спасательного похода команды Колчака. The routes taken by Toll’s expedition of 1900—1903 and Kolchak’s rescue mission.

70 It makes you upset for Kolchak and for the country. Because he was a profoundly decent man and served his country selflessly throughout his life. His “whiteness” was a symbol of the purity of his intentions, of an honest existence and a sincere heart.

Kolchak the Polar Explorer The best graduate of the Naval Cadet Corps could look forward to a brilliant career in the navy, but he dreamt of science and even during his training voyages as a cadet he engaged in hydrological research. At the age of twenty-one he published his first scientific paper. It attracted the attention of Baron Eduard von Toll, the Arctic explorer, and he invited Lieutenant Kolchak to take part in the search for Sannikov Land. The Yakutsk merchant Yakov Sannikov, who early in the nineteenth century had spent time on the coast of the Taimyr Peninsula, believed that out in the Arctic Ocean he spotted an unknown landmass. Later it was “sighted” by other travellers too, but nobody managed to reach it. In June 1900 Toll’s expedition set out on its extremely hazardous journey aboard the sail

and steam schooner Zaria. The explorers spent two years in the Arctic. In winter the ship froze fast in the ice. The crew made scientific observations, performing sorties of tens of kilometres from the ship on skis and dogsleds. In the struggle for survival differences of social status and rank faded away, laying bare the essence of humanity. Everyone played their part in setting up camp and searching for fuel, and when the dogs became exhausted they literally pulled together in the harness of the sleds. In the spring of 1902, having reached the New Siberian Islands, the Baron resolved on a desperate step: with the magnetologist Seeberg and two dog-team drivers he headed for Bennett Island, hoping against hope that from its tall icy domes they would at least be able to catch sight of the mysterious Sannikov Land. Toll’s party proposed to return to the New Siberian Islands before the onset of the frosts. But at the end of December they were still not back. The others took heart from the thought that they had decided to spend the winter on Bennett Island. After waiting for their commander until the summer, though, the crew of the Zaria returned to the mainland across

Геолог М. Волосович в зимовье полярников на Новосибирских островах 20 декабря 1901 года. The geologist M. Volosovich at the polar explorers’ winter camp on the New Siberian Islands. 20 December 1901. Для всесторонней подготовки к походу на «Заре» лейтенант Колчак стажировался у Фритьофа Нансена. Великий норвежец на фотографии Карла Буллы. 1913 год. To prepare comprehensively for his trip on the Zaria, Lieutenant Kolchak had a period of “work experience” with Fridtjof Nansen. The great Norwegian explorer in a 1913 photograph by Karl Bulla.

Участники экспедиции на яхте «Заря». В верхнем ряду третий слева стоит Колчак, перед ним — Толль. Expedition members on the yacht Zaria. Kolchak is third from the left in the top row, with Toll in front of him.

the ice. Kolchak reported the results of their researches at a session of the Academy of Sciences and proposed the incredibly bold plan of searching for Toll. The academicians did not believe the venture would be successful, but they did provide finance for it. In May 1903 Kolchak and seven companions, drawn from Archangelsk sailors and sealhunters, reached the mouth of the River Lena and the icebound Zaria. Taking a light-weight whale-boat off her, they loaded up dogsleds and headed north. Kolchak’s team reached the lifeless cliffs of Bennett Island on 6 August 1903. They discovered a hut and within it a box of mineral samples and a letter from Toll to the president of the Academy of Sciences. That letter and the wretched hut exuded such hopelessness that the rescue party understood that all they could do was to remove their hats

ine of fate: a servant of his country

Л иния судьбы: слуга отечеству / l

а позже Императорское Географическое общество отметило его Большой золотой Константиновской медалью за книгу «Лед Карского и Сибирского морей». Авторитет молодого офицера как отважного покорителя Арктики закрепился в почетном прозвании «Колчак-Полярный».

Герой Порт-Артура Известие о начале русско-японской войны в 1904 году застало Колчака в Якутске. Он немедленно послал телеграмму

Адмирала Степана Осиповича Макарова, погибшего в ПортАртуре, Колчак глубоко чтил, считал своим учителем. А в 1919 году, командуя армиями белых на Урале, он случайно встретился с сыном своего кумира. Молодой старший лейтенант Вадим Макаров храбро воевал в Камской речной флотилии и отказался от предложения перейти на штабную должность в тылу. После разгрома белых он эмигрировал из России.

Русские на артиллерийских батареях Порт-Артура, одной из которых командовал Колчак, сражались до последнего снаряда. The Russians on the artillery batteries of Port Arthur, one of which Kolchak commanded,fought to the last shell.

На острове Беннетта Александр Колчак нашел дневник погибшей группы Эдуарда Толля.

Kolchak had a profound respect for Admiral Stepan Makarov, who died at Port Arthur, and considered him his teacher. In 1919, when commanding the White armies in the Urals, he happened to meet the son of his idol. The young Senior Lieutenant Vadim Makarov fought bravely in the Kama river flotilla and turned down the offer of a staff posting in the rear. After the defeat of the Whites he emigrated from Russia.

The Hero of Port Arthur News of the outbreak of the Russo-Japanese War in 1904 reached Kolchak in Yakutsk. He immediately dispatched a telegram to the Academy of Sciences announcing his wish to make for the Far East and, while waiting for a reply, hurried off to Irkutsk where his father, Vasily Ivanovich, and his fiancée, Sophia

научных результатов Русской полярной экспедиции, а затем два года прослужил в Морском генеральном штабе. Предвидя неизбежное военное столкновение с Германией, он разработал масштабную судостроительную программу. К сожалению, Александру Васильевичу недоставало терпения и дипломатической хитрости доказывать косному верховному командованию империи очевидное. Его разработки положили под сукно, он решил вернуться к научной деятельности, а параллельно за несколько месяцев прочитал в Морской академии полный курс лекций о такой важной области военного искусства, как совместные действия армии и флота. Два года ушло на подготовку новой экспедиции для поиска северо-восточного морского пути из Атлантического океана в Тихий вдоль сибирских берегов. С этой целью были построены два ледокольнотранспортных судна — «Таймыр» и наиболее приспособленный для научных исследований в полярных морях «Вайгач». Назначенный его командиром, капитан 1-го ранга Колчак провел ледоколы через Средиземное море и три океана во Владивосток. Оттуда экспедиция на «Вайгаче» прошла через Берингов пролив в Чукотское море. Составленные в этом плавании уточненные карты и лоции очень пригодились в советское время при прокладке Северного морского пути. К зиме 1910 го-

Omirova, had travelled from St Petersburg. Soon after a modest wedding that had been delayed for three years by the groom’s polar adventures, the newly-weds headed off in different directions. Sophia returned to the capital, while Kolchak went on to the war zone. He fought at Port Arthur on both sea and land, commanding first a torpedo boat, then a shore battery. Although seriously wounded he remained at his post until the last shell had been fired. The mediocre and at times even traitorous actions of the Tsar’s generals led to disaster — Port Arthur fell. After the capitulation Kolchak had the chance to go back to Russia, but he considered such an act dishonourable with respect to his subordinates and went into Japanese captivity among many thousands of Russian servicemen. It was a year before he could return to Russia, where a medical commission pronounced him a “complete invalid” and gave him four months leave to obtain treatment in the Crimea. Back in St Petersburg, Kolchak was busy processing the scientific results of the Russian polar expedition until January 1906, and then served for two years with the Naval General Staff. Foreseeing an armed confrontation

with Germany, he drew up a programme for large-scale shipbuilding. Sadly, though, Alexander Vasilyevich lacked the patience and diplomatic cunning to prove the obvious to the Empire’s ossified high command. His proposals were set aside and he decided to go back to his scientific activities. Two years were spent in preparations for a new expedition to seek a north-east passage from the Atlantic Ocean to the Pacific along the coasts of Siberia. With this aim two icebreaking transport vessels were constructed — the Taimyr and the Vaigach which was more suited to scientific research in polar waters. Appointed commander of the latter, Captain Kolchak took the icebreakers through the Mediterranean and three oceans to reach Vladivostok. From there the expedition aboard the Vaigach passed through the Bering Strait into the Chukchi Sea. The improved charts and sailing directions drawn up on this voyage proved very useful in Soviet times when the Northern Sea Route was being set up. For the winter of 1910 the icebreaker returned to Vladivostok, where Kolchak received orders to present himself back in St Petersburg to

On Bennett Island Kolchak found the journal of Eduard Toll’s lost party.

and cross themselves. The only consolation was that Toll’s expedition had been the first to study an extensive and little-known area of the Arctic. Two new islands appeared on the map. Kolchak and his companions repeated their wasted journey in the opposite direction, without suffering any losses. The Imperial Geographical Society awarded him its Large Gold Konstantin Medal for the book The Ice of the Kara and Siberian Seas. The authority that the young naval officer acquired as an intrepid conqueror of the Arctic was consolidated in the honourable appellation “Kolchak-Poliarny” — “Kolchak of the Pole”.

в Академию наук о желании отправиться на Дальний Восток, а в ожидании ответа поспешил в Иркутск, куда приехали из Петербурга его отец Василий Иванович и невеста Софья Федоровна Омирова. Вскоре после скромной свадьбы, отложившейся из-за полярных приключений жениха на три года, новобрачные разъехались в разные стороны. Софья вернулась в столицу, а Колчак отбыл на театр боевых действий. Он сражался в Порт-Артуре на море и на суше, командуя сначала миноносцем, а затем береговой батареей. Получив серьезную рану, он не покинул позиции до последнего снаряда. Бездарные, а порой и предательские действия царских генералов привели к краху — Порт-Артур пал. При капитуляции Колчак имел возможность отправиться в Россию, но он посчитал это бесчестным по отношению к своим подчиненным и в числе многих тысяч русских воинов оказался в японском плену. Только через год ему удалось вернуться в Россию, где медицинская комиссия признала его «полным инвалидом» и дала четырехмесячный отпуск для лечения в Крыму. Это, похоже, единственная передышка в его многотрудной жизни. В послужном списке Колчака за 1916 год есть запись: «В течение 11 лет в отпуске ни внутри империи, ни за границей не находился». Возвратившись в Петербург, Колчак до января 1906 года занимался обработкой

Знаки «За оборону Порт-Артура». Мужество, проявленное Колчаком, было отмечено орденами Св. Станислава II степени с мечами и Св. Анны IV степени с надписью «За храбрость», а также золотой георгиевской саблей.

Машинист Эдуард Червинский прикрепляет медную памятную доску к гурею на острове в проливе Заря. The machinist Eduard Chervinsky attaching a brass memorial plaque to a cairn on an island in the Zaria strait.

Badges “For the Defence of Port Arthur”. The courage shown by Kolchak was marked by two orders: St Stanislaus second degree with swords and St Anne fourth degree with the inscription “For Valour” and also a gold St George sabre.

Обозначенные на памятной доске координаты широты и долготы были по тем временам выдающимся достижением в арктическом плавании. The coordinates of latitude and longitude given on the plaque were an outstanding achievement in Arctic navigation at that time.

Невеста Колчака, на которой он собирался жениться сразу после плавания на «Заре», Софья Федоровна Омирова ждала свадьбы три года. Kolchak’s fiancée Sophia Fiodorovna Omirova, whom he intended to marry straight after the voyage on the Zaria, had to wait three years for her wedding.

ine of fate: a servant of his country

Л иния судьбы: слуга отечеству / l

да ледокол возвратился во Владивосток, где Колчак получил предписание прибыть в Петербург для продолжения службы в Морском генеральном штабе начальником оперативного отдела.

«Дикие зипы» В 1912 году Колчака назначили командиром эскадренного миноносца «Уссуриец», а затем — лучшего миноносца Балтийского флота «Пограничник», на котором часто держал свой флаг командующий флотом адмирал Николай Оттович Эссен. Под руководством этого выдающегося флотоводца Колчак с началом Первой мировой войны активно участвует в создании глубоко эшелонированной минноартиллерийской обороны российских берегов и организации минной блокады германских портов. В конце 1915 года он при-

нял командование Минной дивизией. Тяжелая служба в суровых условиях, постоянная угроза подрыва на германских минах необычайно сплотили экипажи дивизии, а ее командиром во флотской среде искренне восхищались. Вот свидетельство одного из сослуживцев Колчака: «Три дня мотался с нами в море и не сходил с мостика. Щуплый такой, а в деле железобетон какой-то! Спокоен, весел и бодр. Только глаза горят ярче. Увидит в море дымок — сразу насторожится и рад, как охотник». Именно тогда офицеры Минной дивизии стали называть себя «дикими зипами» — защитниками Ирбенского пролива, соединяющего Рижский залив с Балтийским морем. Это звучало гордо и романтично. Осенью 1915 года Александра Васильевича наградили орденом Св. Георгия IV степени с мечами «за разработку планов

В 1916 году в бухте Севастополя на линкоре «Императрица Мария» взорвались пороховые погреба. Погибли 225 моряков, корабль затонул. Причину катастрофы установить не удалось, но адмирал Колчак долго и тяжело переживал ее как собственную вину.

Экипаж эсминца «Уссуриец» готовится к боевому походу под командованием Колчака. The crew of the destroyer Ussuriyets preparing for a combat mission under Kolchak’s command.

74 continue his service with the Naval General Staff as head of the operations section.

The “Wild ZIPs” In 1912 Kolchak was appointed commander of the destroyer Ussuriyets and then of the Pogranichnik, the best destroyer in the Baltic Fleet, which the fleet commander, Nikolai Essen, often used as his flagship. Under the leadership of that outstanding naval officer Kolchak played an active part after the outbreak of the First World War in the creation of deep, echeloned mine-and-artillery defences for the Russian coasts and the organization of mine blockades of German ports. Late in 1915 he took command of the Mine Division. Hard service in harsh conditions with the constant threat of running onto German mines made the crews of the division extremely close-knit and its commander was sincerely admired in naval circles. It was in his time that the officers of the Mine Division began to refer to themselves as “the wild ZIPs” — an abbreviation of the Russian words for “defenders of the Irben Strait”, the chief passage from the Gulf of Riga into the Baltic. The name had a proud and romantic ring to it.

In autumn 1915 Alexander Vasilyevich was awarded the Order of St George Fourth Class with swords “for drawing up plans for Baltic Fleet operations, deeds of courage and valour during naval operations off the coasts of Germany and in the Gulf of Riga”. It is probably no exaggeration to state that it was to a large extent due to Kolchak’s brave and competent actions that the Germans lost three times more ships than the Russians in the Baltic. While previously Kolchak’s ascent of the promotion ladder had been leisurely, now it became precipitate: on 10 April 1916 he was given the rank of Rear Admiral, then as early as 28 June he became a Vice Admiral and commander of the Black Sea Fleet. Under his direction the sailors of that fleet bottled up the Germano-Turkish squadrons in their bases and enjoyed complete mastery of the sea.

Farewell to the sea With his abdication in February 1917 the last Tsar, and then his younger brother Mikhail, released Russian servicemen from their oath of loyalty to the Romanov dynasty. Kolchak became the first admiral to swear

In 1916 the powder magazines exploded aboard the battleship Imperatritsa Mariya in Sebastopol bay. The ship sank and 225 men were killed. The cause of the disaster was never established, but Admiral Kolchak long had feelings of deep guilt, blaming himself for it.

О высоком уровне подготовки русских моряков свидетельствует приглашение боевому офицеру, действующему командиру лучшего эсминца Балтфлота Колчаку прочесть курс лекций в Николаевской морской академии.

Такой «рогатой смертью» Минная дивизия Колчака блокировала на Балтике германские порты и защищала берега России. Выше. Эпизоды боевых будней Минной дивизии в Первой мировой войне. With the aid of such deadly horned spheres Kolchak’s Mine Division blockaded German ports on the Baltic and defended Russia’s coasts. Above. Episodes from the daily life of the Mine Division during the First World War.

The high standard of training given to Russian seamen is indicated by Kolchak, a combat officer, the active commander of the best destroyer in the Baltic Fleet, being asked to give a course of lectures at the Nicholas I Naval Academy.

ine of fate: a servant of his country

Л иния судьбы: слуга отечеству / l

Адмирал Колчак: «Я служу не той или иной форме правительства, а Родине, которую ставлю превыше всего».

боевых операций Балтийского флота, подвиги мужества и храбрости при действиях флота у берегов Германии и в Рижском заливе». Можно смело утверждать, что во многом благодаря умелым и храбрым действиям Колчака немцы потеряли на Балтике втрое больше кораблей, чем русские. Если до этого продвижение Колчака по службе шло медленно, то теперь оно стало стремительным: 10 апреля 1916 года ему присвоено звание контр-адмирала, а уже 28 июня он становится вице-адмиралом и командующим флотом Черного моря. Под его руководством черноморцы заперли германо-турецкие эскадры в их базах и полностью господствовали на море. Не случись революции, Колчак, вполне вероятно, осуществил бы то, о чем мечтал, — водрузил русский флаг на Босфоре. Но, к сожалению, история не приемлет сослагательного наклонения…

Admiral Kolchak: “I serve not one form of government or another, but my country, which I place above everything.”

Севастопольский гарнизон по призыву командующего флотом Черного моря присягает Временному правительству России. Фотография 1917 года. The Sebastopol garrison swearing loyalty to the Provisional Government at the instigation of the Commander of the Black Sea Fleet. 1917 photograph.

Прощание с морем Своим отречением от престола в феврале 1917 года династия Романовых освободила русских служилых людей от присяги на верность им. Колчак присягнул Временному правительству первым из адмиралов, сказав: «Я служу не той или иной форме правительства, а Родине, которую ставлю выше всего». Адмирал собрал офицеров флота и севастопольского гарнизона и призвал их сплотиться с командами во имя

спасения Отечества, напрячь все силы для успешного завершения войны и влиять своим примером на подчиненных. Вдохновенная речь произвела громадное впечатление. Комитеты матросов, солдат и рабочих заявили, что они адмиралу Колчаку верят безусловно и будут исполнять его приказания. Однако вскоре в Севастополь явились делегации матросов «Кронштадтской республики» и большевиков. Они обвинили адмирала в том, что он крупный землевладелец и готовит офицерский заговор. В начале июня митинги приняли угрожающий характер. Члены судового комитета флагманского корабля потребовали у Колчака сдать личное оружие, но он выгнал их из каюты и приказал офицерам построить команду на палубе. Встав перед матросскими шеренгами, адмирал снял с себя наградную георгиевскую саблю и, подняв ее над головой, обратился к команде: — Даже японцы не отобрали эту саблю после сдачи Порт-Артура, а вы, русские люди, с которыми я делил все тягости и опасности войны, нанесли мне такое оскорбление. Это оружие храбрых дало мне море, пусть оно его и получит! Тишину нарушил лишь всплеск воды за бортом… В тот же день Колчак сдал дела контрадмиралу В. К. Лукину. В полночь с 9 на 10 июня 1917 года Колчак приказал спустить

свой флаг командующего флотом. Но драматические события этим не закончились. Временное правительство бросило Колчаку упрек в том, что «бунт» якобы допустил он. В свою очередь, Колчак обвинил правительство в развале армии и «флотокрушении».

had been awarded and, raising it above his head, addressed the crew: “Even the Japanese did not confiscate this weapon after the surrender of Port Arthur, but you, Russian men, with whom I have shared all the hardships and dangers of war, have inflicted such an insult upon me. This weapon of the brave was given to me by the sea, let the sea have it, then!” The silence was broken only by the splash of water alongside the ship… At midnight on 9—10 June 1917 Kolchak ordered that his fleet commander’s flag be lowered. But that did not mark an end to the dramatic events. The Provisional Government reproached Kolchak for supposedly permitting a “mutiny”. Kolchak, for his part, blamed the government for the breakdown of the army and the “wreck” of the navy.

local figures, gave his consent, considering it his duty to do all he could to save Russia from complete chaos. The circumstances demanded energetic action. A plot was forged among public and military circles in Omsk with the aim of establishing a dictatorship and overthrowing the Directory, whose activities in the eyes of the plotters consisted of endless discussions about “the future of Russia” and banquets. In the early hours of 18 November 1918 the members of the Directory were arrested. In the morning the Council of Ministers resolved to invest authority over the whole of Russia until the end of the struggle against the Bolsheviks and the summoning of a Constituent Assembly in a single person and elected Kolchak “supreme ruler of Russia”. The Admiral did not repudiate his election, accepting it as a heavy cross to bear. He was not guided by any personal interests. Kolchak expressed his aims in an appeal to the populace: “I shall not proceed along the path of reaction, nor along the deadly path of factionalism. I set as my chief goal the creation of an army capable of fighting, victory over the Bolsheviks and the establishment of law

Верховный правитель После октябрьского переворота 1917 года Колчак через англичан получил приглашение от сибирского правительства (Директории) в Омске возглавить военноморское министерство. Адмирал сначала отказался, но затем, по настоянию местных деятелей, дал согласие, считая своим долгом сделать все возможное для спасения России от полного хаоса. Обстановка требовала энергичных действий. В омских общественных и офицерских кругах образовался заговор с целью установления диктатуры и свержения Директории, деятельность которой, по мнению заговорщиков, заключалась в бесконечных прениях «о будущем России» и банкетах. В ночь с 17 на 18 ноября 1918 года члены Директории были арестованы. Наутро Совет Министров постановил поручить всероссийскую власть до окончания борьбы с большевиками и до созыва нового Учредительного собрания одному лицу. Адмирал Колчак предложил в диктаторы командующего фронтом генерала Василия Болдырева. Колчака попросили временно

77 loyalty to the Provisional Government, saying, “I serve not one form of government or another, but my country, which I place above everything.” The Admiral gathered the officers of the fleet and the Sebastopol garrison and called on them to make common cause with their men for the salvation of the country; to exert all efforts towards the successful conclusion of the war; and to influence their subordinates by example. His inspired speech made a tremendous impression. The sailors’, soldiers’ and workers’ committees declared that they trusted Admiral Kolchak unconditionally and would carry out his orders. Soon, however, delegations of sailors from the “Kronstadt Republic” and groups of Bolsheviks appeared in Sebastopol. They accused the Admiral of being a large landowner and of preparing an officers’ plot. At the beginning of June the meetings acquired a threatening character. Members of the sailors’ committee on the flagship demanded that Kolchak surrender his personal side arm, but he drove them from his cabin and ordered the officers to assemble the crew on deck. Standing in front of the ranks of seamen, the Admiral took off the St George sabre that he

Авторитет командующего флотом Черного моря был таким, что офицеры севастопольского гарнизона и эскадры вместе с адмиралом без колебаний присягнули Временному правительству. The authority of the Commander of the Black Sea Fleet was such that the officers of the Sebastopol garrison and squadron unhesitatingly joined him in taking the oath to the Provisional Government. На полях Гражданской войны белый адмиральский мундир пришлось сменить на полевую пехотную форму. On the battlefields of the Civil War Kolchak had to exchange his white admiral’s uniform for khaki infantry uniform.

Supreme Ruler

Прием в Екатеринбурге в честь Колчака, совершавшего поездку по уральским и сибирским городам после избрания его верховным правителем России. 1919 год.

A reception in Yekaterinburg in honour of Kolchak who made a journey around the cities of the Urals and Siberia after his election as Supreme Ruler of Russia. 1919.

After the Bolshevik seizure of power in October 1917 Kolchak received an invitation through the British from the Siberian government (the Directory) in Omsk to head the naval ministry. The Admiral refused at first, but then, at the insistence of prominent

ine of fate: a servant of his country

Л иния судьбы: слуга отечеству / l

удалиться, а когда вновь пригласили в заседание, он узнал, что Совет Министров избрал его «верховным правителем России». Адмирал не отверг избрания, приняв его как тяжкий крест. Им не руководили никакие личные интересы, свои цели Колчак выразил в обращении к населению: «Я не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности. Главной своей целью ставлю создание боеспособной армии, победу над большевизмом и установление законности и правопорядка, дабы народ мог беспрепятственно избрать себе образ правления, который он пожелает, и осуществить великие идеи свободы, ныне провозглашенные по всему миру». Колчак принял бой против частей Красной Армии, которыми руководили Фрунзе и Троцкий. Белые армии продвинулись почти до Волги. Казалось, до Москвы рукой подать. Но, как выяснилось, порядочности и патриотизма адмирала для роли диктатора было явно недостаточно. Все, кто знал Колчака, отмечали удивительную доверчивость и простодушие, из-за чего в его окружении оказались люди весьма сомнительных достоинств. Беседа профессора Пермского университета Николая Устрялова с бароном Алексеем Будбергом, которые находились рядом с Колчаком в омский период, — ярчайшее тому подтверждение. — Алексей Павлович, я всматривался в него вчера, вслушивался в каждое его

Колчак мог спастись, бежать за границу, но не пожелал, хотя прекрасно предвидел свою судьбу, говоря: «Продадут меня эти союзнички». Kolchak could have saved himself and fled abroad, but he was unwilling to do so, despite clearly foreseeing his fate, saying, “These allies will sell me out.”

Нарком по военным делам в 1918—1925 годах Троцкий (Лев Бронштейн) лично руководил действиями Красной Армии, не гнушаясь жестокими репрессиями. Trotsky (Lev Bronstein). People’s Commissar for Military Affairs 1918—1925, personally directed Red Army operations, not shrinking from savage acts of repression.

Один из победителей белой армии красный командарм Михаил Фрунзе не надолго пережил Колчака и умер в 1925 году в Москве при странных обстоятельствах.

The Red army commander Mikhail Frunze, one of the victors over the Whites, did not survive Kolchak by long. He died under strange circumstances in Moscow in 1925.

В отличие от атамана Семенова, командующий Оренбургской армией атаман Александр Дутов был активным сторонником Колчака в борьбе с красными, но милосердием к ним также не отличался.

78 and order, so that the people might choose for themselves unhindered the form of government they desire and make real the great ideas of freedom now proclaimed across the world.” Kolchak entered the fray against the Red Army units commanded by Frunze and Trotsky. The White armies advanced almost to the Volga. Moscow seemed within striking distance. But it turned out that the Admiral’s decency and patriotism were clearly insufficient for his role as dictator. Everyone who knew Kolchak commented on the astonishing trusting naivety that led to people of extremely dubious merits being among his entourage.

The final “voyage” In the summer of 1919 the Soviet leadership hurled all its forces into the fight against Kolchak and the White front was thrown back to Irkutsk. It was not a case of the Reds having the better strategy. In early May an unexpected event took place on the Whites’ southern flank: a Ukrainian regiment brought up to the front from Cheliabinsk mutinied under the influence of Bolshevik and anarchist propagandists. They managed to embroil four more regiments in a well organized revolt.

In contrast to Ataman Semionov, Ataman Alexander Dutov, who commanded the Orenburg army was an active supporter of Kolchak in the fight against the Reds, but displayed no great mercy towards them.

Гибели белого дела способствовала и «атаманщина», в особенности генерал-лейтенант Григорий Семенов (в центре), объявивший себя атаманом Забайкальского казачьего войска. Он не признавал руководства Колчака и не выставил на внешний фронт ни одного подразделения из подчиненных ему крупных сил, но зато «прославился» карательными налетами в тылу: жег села, порол, расстреливал и вешал подозреваемых в нелояльности. Для защиты от террора крестьяне организовывались в многочисленные партизанские отряды. The downfall of the White cause was also hastened by the appearance of local warlords, particularly Lieutenant General Grigory Semionov (centre) who declared himself ataman of the Transbaikal Cossack Force. He did not acknowledge Kolchak’s authority and did not provide a single unit from the large forces under his control for the external front. On the other hand he became infamous for his punitive raids in the rear, burning villages, flogging, shooting and hanging those suspected of disloyalty. As a protection against such terror the peasants formed themselves into a host of partisan detachments.

Спасал генерал Жанен свою шкуру, предавая Колчака, или мстил ему за жесткий отказ назначить француза главнокомандующим войсками белых, уже никто не узнает… Whether General Janin was saving his own skin in betraying Kolchak or taking revenge for his categorical refusal to appoint a Frenchman commander in chief of the White forces is something we shall now never know.

слово… Трезвый, нервный ум, чуткий, усложненный. Благородство, величайшая простота, отсутствие всякой позы, фразы, аффектированности, — делился своими впечатлениями профессор. — Николай Васильевич, я думаю, что адмирал, став правителем, остался все тем же вспыльчивым идеалистом, полярным мечтателем и жизненным младенцем, тем, кому мы верили и кого любили. — Барон, барон, исторических людей создают не только их собственные характеры, но и окружающие обстоятельства. Но я боюсь — слишком честен, слишком тонок, слишком «хрупок» адмирал Колчак для «героя» истории...

Летом 1919 года советская власть бросила все силы на борьбу с Колчаком, и белый фронт был отброшен к Иркутску. Дело не в том, что стратегия красных оказалась лучше. В начале мая на южном фланге белых произошло неожиданное событие: взбунтовался прибывший к фронту из Челябинска Украинский курень (полк) имени Тараса Шевченко, распропагандированный большевиками и анархистами. В хорошо подготовленное восстание удалось вовлечь еще четыре полка. В образовавшийся разрыв фронта устремились полки Красной Армии, грозя тылам Западной и Сибирской армий Колчака, которые начали общий от-

ход и буквально таяли, так как мобилизованные жители оставляемых местностей разбегались по домам. Уральское и сибирское крестьянство, прельщаемое эсеробольшевистским лозунгом «Земля — крестьянам!», все больше склонялось к настроению, что при «советах» хуже не будет. Язва дезорганизации белогвардейской армии стремительно разрасталась. Агония белого дела в Сибири была предрешена. Ускорили ее чехословаки. Их Национальный комитет выпустил меморандум, обращенный ко всем союзным правительствам, в котором заявил, что вследствие «реакционности правительства Колчака» прекращает оказывать ему военную поддержку. Чехословаки реквизировали более двадцати тысяч вагонов для вывоза захваченного на русских складах имущества, лишив белых возможности пользоваться единственной железной дорогой. Когда началось общее отступление армий Колчака, французский генерал Морис Жанен от имени союзников дал гарантии адмиралу, что провезет его в глубь Сибири под охраной чехословаков. А по сути, это был негласный арест адмирала, чтобы он не мог распорядиться золотым запасом по своему усмотрению. При движении эшелонов к Иркутску выяснилось, что там вспыхнуло восстание и власть захватил эсероменьшевистский Политцентр, который через полмесяца был вынужден передать ее

Red Army units streamed into the resulting breach in the front, threatening the rears of Kolchak’s Western and Siberian Armies. They began a general withdrawal and literally melted away as the mobilized inhabitants of the places being abandoned slipped back to their homes. Bedazzled by the Socialist Revolutionary-Bolshevik slogan of “Land to the Peasants!” the rural workers of the Urals and Siberia were increasingly inclined to believe that things would not be worse under the “Soviets”. The ulcer of disorganization in the White army grew with alarming speed. The White cause was clearly doomed it Siberia. Its end was hastened by the Czechoslovaks. Their National Committee issued a memorandum addressed to all the allied governments stating that as a consequence of “the reactionary nature of Kolchak’s government” it was ceasing to give him military support. The Czechoslovaks requisitioned more than twenty thousand wagons to transport property seized from Russian depots, depriving the Whites of the ability to use the only railway. When the general withdrawal of Kolchak’s armies began, the French general Maurice

Janin gave the Admiral a guarantee in the name of the allies that he would accompany him into the heart of Siberia escorted by Czechoslovaks. Effectively this was the undeclared arrest of the Admiral to prevent him disposing of the gold reserves in his own way. As the trains moved towards Irkutsk it emerged that an uprising had broken out there and power had been seized by a group of Socialist Revolutionaries and Mensheviks calling themselves the Political Centre. Some two weeks later they were forced to hand over to the Bolsheviks. It was at this point that an odious deal was struck: on 15 January 1920 the allies and Czechoslovaks handed the Admiral over to the local Cheka in Irkutsk in exchange for permission to continue eastwards with looted Russian property. Alexander Vasilyevich Kolchak went to his death courageously, as befits a battle-tried officer. There is evidence that, after finishing smoking a minute before the salvo, he tossed his cigarette case to the Red Army soldiers with the words, “Help yourselves, lads!” The bodies of Kolchak and Pepeliayev were put into the Ushakovka beneath the ice. The Admiral set off on his final “voyage”.

Последнее «плавание»

ine of fate: a servant of his country

Л иния судьбы: слуга отечеству / l

большевикам. И тут состоялся гнусный предательский торг: союзники и чехословаки 15 января 1920 года сдали адмирала председателю иркутской губчека Чудновскому, получив возможность двигаться на восток с награбленным российским добром… Александр Васильевич Колчак встретил смерть мужественно, как полагается боевому офицеру. Есть свидетельство, что, выкурив за минуту до залпа папиросу, он бросил свой портсигар красноармейцам: — Пользуйтесь, ребята! Тела Колчака и Пепеляева спустили под лед реки Ушаковки. Так адмирал ушел в свое последнее «плавание».

Другой не будет никогда… Несмотря на официальное табу, через все советское время народная молва пронесла две красивые легенды о Колчаке. По одной из них — он автор очень любимого в России романса «Гори, гори, моя звезда». Вторая гласит, что перед расстрелом он попросил гитару и спел этот романс: Гори, гори, моя звезда, Звезда любви приветная! Ты у меня одна, заветная, Другой не будет никогда… Но очень немногие знали, что действительно заветной звездой его любви была Анна Васильевна Тимирева. Сорокатрехлетний командир Минной дивизии и двадцатитрехлетняя жена его

однокашника по кадетскому корпусу и порт-артурского однополчанина Сергея Тимирева встретились в Гельсингфорсе (Хельсинки), где находилась база Балтфлота. Первая встреча определила их дальнейшую судьбу. «Нас несло как на гребне волны», — вспоминала Анна Васильевна впоследствии. Их браки были несчастливыми, но по природной порядочности и душевной чистоте они просто не могли опуститься до банальной связи. Это знали все, включая их супругов. С отъездом Колчака в Севастополь они обменивались объемистыми письмами буквально через день. Переписка Анны Васильевны и Александра Васильевича — это целый эпистолярный роман о любви, какая редко встречается на земле, и о выпавшем на их долю трагическом разломе России. Недавно опубликованы 53 письма Тимиревой Колчаку, чудом оказавшиеся и сохранившиеся в Военноморском архиве в Петербурге. В 1918 году Анна Васильевна приехала во Владивосток с мужем, которого направили заниматься ликвидацией имущества морского ведомства на Дальнем Востоке. Узнав, что Колчак в Харбине, Анна Васильевна с большим трудом добралась туда и не разлучалась с ним до конца. Тимиревы развелись. Жена и сын Колчака уже давно были во Франции, и Софья Федоровна не собиралась препятствовать разводу…

«Прошу чрезвычайную следственную комиссию мне сообщить, где и в силу какого приговора был расстрелян адмирал Колчак и будет ли мне, как самому ему близкому человеку, выдано его тело для предания земле по обрядам православной церкви. Анна Тимирева». На просьбе лживая резолюция: «Тело Колчака погребено и никому не будет выдано».

Вверху. Историческая справедливость восстанавливается: памятник адмиралу работы народного художника РФ Вячеслава Клыкова был открыт в Иркутске 4 ноября 2004 года. А в дни 85-летней годовщины неправосудного расстрела выдающегося ученого-полярника и патриота России более двадцати адмиралов ВМФ направили главному военному прокурору письмо о реабилитации Александра Васильевича Колчака.

Above. Historical justice is being restored: a monument to the Admiral by Viacheslav Klykov, People’s Artist of the Russian Federation, was unveiled in Irkutsk on 4 November 2004. And on the 85th anniversary of the unjust execution of the outstanding scientistexplorer and Russian patriot more than twenty admirals of today’s navy sent a letter to the Chief Military Procurator requesting the rehabilitation of Alexander Vasilyevich Kolchak.

Слева. Софья Омирова-Колчак с сыном и внуком во Франции. Адмирал Колчак переписывался практически до последних дней жизни с сыном Ростиславом, который впоследствии стал историком и по крупицам собирал сведения об отце.

Left. Sophia Omirova-Kolchak with her son and grandson in France. Admiral Kolchak corresponded almost to the last days of his life with his son Rostislav, who later became a historian and pieced together information gleaned about his father little by little.

«Настанет время, когда золотыми письменами на вечную славу и память будет начертано Его имя в летописи русской земли».

За все испытания судьба вознаградила их всего двумя неразлучными годами. Когда Колчак был предан союзниками, Анна Васильевна потребовала, чтобы ее арестовали вместе с ним. Через некоторое время после гибели адмирала ее амнистировали. Анна Васильевна прожила еще 55 лет. Из них сорок ее гоняли по тюрьмам и лагерям, лишь на короткое время выпуская на волю. Ее сына Володю Тимирева арестовали в 1938-м, тогда же расстреляли — двадцатитрехлетним. В промежутках между арестами она работала библиотекарем, архивариусом, дошкольным воспитателем, чертежником, бутафором, художником в театре. По ходатайству Шостаковича, Хачатуряна, Ойстраха ей, дочери выдающегося музыканта В. И. Сафонова, когда-то ректора Московской консерватории, назначили персональную пенсию — 45 рублей. Иногда выручали киносъемки, когда для массовок требовались аристократические старушки. Княгиня с лорнетом на первом балу Наташи Ростовой в «Войне и мире» — это и есть Анна Васильевна Тимирева. В конце 60-х до нее дошли копии тюремных писем Колчака, адресованных ей еще в 1920 году, читаные-перечитаные чекистами, — через полвека после написания. И хочется верить, что две много страдавшие души, как две звезды, сошлись где-то в бесконечном покое…

Иван Бунин, 7 февраля 1921 года.

Another there will never be Despite the official taboo, popular talk carried two attractive legends about Kolchak down through the Soviet years. According to one he was the author of the popular song Gori, gori, moia zvezda (Burn, burn, my star). The other claims that before the firing-squad he asked for a guitar and sang that song: Burn, burn, my star, Star of love, so dear to me! You alone my darling are. Another there will never be… But there were few who knew that his reallife “star of love” was Anna Vasilyevna Timereva. The 43-year-old commander of the Mine Division and the 23-year-old wife of Sergei Timerev, one of his classmates from the Naval Cadet Corps and a fellow defender of Port Arthur, met at Helsingfors (Helsinki) where the Baltic Fleet had its base. Their first meeting decided their subsequent fate. “We were carried away as if on the crest of a wave,” Anna Vasilyevna recalled in later years. Both their marriages were unhappy, but their innate decency and purity of heart simply would not permit them to stoop to a banal

affair. It was an open secret, to their spouses as well. When Kolchak was transferred to Sebastopol they exchanged lengthy letters literally every other day. The correspondence between Anna Vasilyevna and Alexander Vasilyevich is a whole epistolary novel about love of a sort that rarely occurs on Earth and about the tragic break-up of Russia that affected them in full measure. Recently 53 letters from Timereva to Kolchak that had by some miracle ended up in the Naval Archive in St Petersburg and survived were published. In 1918 Anna Vasilyevna arrived in Vladivostok with her husband who had been sent to supervise the liquidation of Naval Department property in the Far East. When she learnt that Kolchak was in Harbin, Anna Vasilyevna overcame great difficulties to make her way there and then stayed with him to the end. The Timerevs divorced. Kolchak’s wife and son were long since in France and Sophia had no intention of hindering a divorce… For all their trials and tribulations, fate rewarded them with just two years of inseparable togetherness. When Kolchak was betrayed by the allies, Anna Vasilyevna insisted on being arrested with him. Some

“The time will come when his name will be written in letters of gold for perpetual glory and memory in the chronicle of the Russian land.” Ivan Bunin, 7 February 1921.

“I ask the extraordinary investigative commission to inform me where and on the basis of what sentence Admiral Kolchak was shot and whether I, as the person closest to him, will be able to take his body for burial in accordance with the rites of the Orthodox Church. Anna Timereva.” The dishonest reply: “Kolchak’s body has been buried and will not be given to anyone.”

Анна Тимирева — последняя «звезда любви» адмирала Колчака. И ее полные нежности письма вдумчивый ученый и дисциплинированный офицер читал с карандашом в руке. Anna Timereva the last “star of love” in Kolchak’s life. The reflective scholar and disciplined officer read even her letters full of tendernesses with a pencil in his hand.

time after the Admiral’s death she was let out under an amnesty. Anna Vasilyevna lived another 55 years. For forty of them she was hounded between prisons and camps, released for only brief periods. Her son, Volodia Timerev, was arrested in 1938 and shot that same year, at the age of just twenty-three. In the spans between arrests she worked as a librarian, an archivist, a kindergarten teacher, a technical draughtswoman, property-manager and painter at a theatre. In the late 1960s letters that Kolchak had written to her while in prison in 1920 finally reached her, in copies that had been read and re-read by Chekists, half a century after they were penned. It would be nice to think that these two great sufferers, like two stars have at last come together somewhere in everlasting peace…

ine of fate: cut-throat

«Вид на Москву с балкона Кремлевского дворца». Литография Ж. Делабарта. 1797 год. Ниже. «Сцена в кабаке». И.-Я. Меттенлейтер. 1791 год.

Л иния жизни: душегуб / l

Многочисленные литографии француза запечатлели допожарную Москву с ее размеренным бытом, а от немецкого художника не укрылась другая сторона московской жизни — с ее кабаками, где пьяное веселье нередко заканчивалось поножовщиной. View of Moscow from the Balcony of the Kremlin Palace. Lithograph by Gérard de la Barth. 1797. Below. Scene in a Tavern. Johann Jacob Mettenleiter. 1791. The Frenchman artist’s lithographs recorded Moscow before the great fire with its measured existence, while his German colleague noted another side of Muscovite life — its taverns where drunken merrymaking quite often ended in bloodshed.

Имя Ваньки Каина стало нарицательным еще в XVIII веке. Любопытно, что он прославился не только беспримерными злодеяниями, убийствами, обманами, но и… литературной деятельностью. В какой-то момент, отбывая каторгу в Рогервике (ныне порт Палдиски, Эстония), он решил надиктовать одному из своих грамотных товарищей рифмованные воспоминания о своих головокружительных похождениях. Мемуары эти были такие же лихие, талантливые и нахальные, как и сам Ванька. Довольно быстро, переходя из рук в руки и будучи размножены пером любителей приключенческого чтива, записки эти разошлись по всей России, а в 1770 году были даже напечатаны, увековечив отчаянного мерзавца. The name Vanka Cain had already become a byword before the eighteenth century was out. It is a curious fact that he was known not only for his unprecedented crimes, murders and betrayals, but also for … his literary activities. At some point while serving a sentence of hard labour in Rogervik (now the port of Paldiski in Estonia) he decided to dictate to one of his literate fellows his rhyming reminiscences of his staggering adventures. Those memoirs were as audacious, gifted and shameless as Vanka himself. In a fairly brief space of time, passed from hand to hand and copied out by lovers of adventure stories, these writ-

В декабре 1741 года вор и разбойник Ванька Каин добровольно явился в московский Сыскной приказ и подал челобитную, в которой признавался, что он страшный грешник и, горько раскаиваясь в бесчисленных своих преступлениях, просит власти дать ему шанс «ко исправлению», а «во искупление» содеянных им злодейств готов выдать полиции всех своих товарищей. Затем в сопровождении отряда солдат он начал шастать по известным ему «малинам» и хватать преступников, которых полиция не могла поймать.

In December 1741 the thief and robber known as Vanka Cain voluntarily presented himself to the Office (prikaz) of Criminal Investigation and submitted a petition in which he confessed to being a terrible sinner and bitterly repented his countless crimes. He asked the authorities to give him a chance “of correction” and “to make amends” for his misdeeds, he declared himself willing to betray all his comrades to the police. Then, accompanied by a detachment of soldiers, he started to go around between hideouts that he knew and take criminals that the police were unable to catch.

The Moscow Wolf in Sheep’s Clothing Vanka Cain Евгений АНИСИМОВ/ by Yevgeny ANISIMOV

московский оборотень Ванька Каин

ine of fate: cut-throat

Л иния жизни: душегуб / l

Биография Каина (в миру Ивана Осипова) начиналась вполне банально. Как крепостной крестьянин купца Филатьева он был привезен из Ростовского уезда в Москву к своему господину и определен в дворовые. Осипов пожил у хозяина несколько лет, а потом решил бежать. Но предоставим слово самому Ваньке: «Служил в Москве у гостя Петра Дмитриевича господина Филатьева, и что до услуг моих принадлежало, то с усердием должность мою отправлял, токмо вместо награждения и милостей несносные от него бои получал. Чего ради вздумал: встать поране и шагнуть со двора его подале. В одно время, видя его спящаго, отважился тронуть в той спальне стоявшего ларца ево, из которого взял денег столько довольно, чтоб нести по силе моей было полно, а хотя прежде оного на одну только соль промышлял, а где увижу и мед, то пальчиком лизал [воровал по мелочи]… Висящее на стене платье ево на себя надел и из дому тот же час, не мешкав, пошел, а более затем торопился, чтоб от сна он не пробудился и не учинил бы за то мне зла… Вышед со двора, подписал на воротах: „Пей воду как гусь, ешь хлеб как свинья, а работай черт, а не я“». Разумеется, нагруженного чужим добром Ваньку ждал сообщник — такие кражи не бывают результатом внезапного

порыва. Подговорил его и научил некто Петр Романов, в определенных кругах известный под кличкой «Камчатка» (возможно, он уже побывал на самой дальней в тогдашней России ссылке). Друзья скрылись в московских развалинах… Москва середины XVIII века представляла собой печальное зрелище. В 1737 году она пережила страшную катастрофу, начавшуюся с дома отставного прапорщика Милославского. Его прислуга солдатская вдова Марья Михайлова 29 мая поставила перед иконой свечку и отвлеклась по какой-то надобности. Свечка упала, вспыхнул пожар, а сухая погода ему благоприятствовала. Город выжгло почти полностью за несколько часов. Пожар, породивший горькую пословицу «Москва сгорела от копеечной свечки», унес несколько тысяч жизней. Развалины многие годы зарастали кустами, образовывали своеобразные дикие острова и архипелаги, где укрывались разные лихоимцы. Особенно опасны были для москвичей овраги. От их названий мурашки шли по коже: Греховный, Страшный, Бедовый… Разбойные логовища в оврагах, развалинах, среди трущоб особенно населены были зимой, когда «братва» возвращалась с летней «работы» на больших дорогах и реках. Добытчиков встречали скуп-

ings spread across the whole of Russia, and in 1770 they were even printed, immortalizing the villainous desperado. The biography of Cain (whose original name was Ivan Osipov) began quite unremarkably. He was a serf peasant belonging to the merchant Filatyev and was brought from Rostov district to his master’s home in Moscow to work as a household servant. Osipov stayed with his master for a few years and then decided to run away. But let Vanka tell his own story: “I served in Moscow with the merchant Piotr Dmitriyevich, Mister Filatyev, and as regards my services I performed my duties zealously, only instead of rewards and kindnesses I received from him unbearable beatings. Because of this I took it into my head to get up early and to get away from his household. On one occasion, seeing him asleep, I ventured to touch his coffer that stood in that bedroom and from it took as much money as I could comfortably carry, and, although before that I had only pilfered salt, and honey when I saw the chance, and filched a little… I put on his robe that was hanging on the wall and that very hour, without delay, I left the house and

made haste moreover lest he wake up and do me ill on that account.” Of course, an accomplice was waiting for Vanka as he emerged laden with his master’s property — such thefts are not the result of sudden impulses. He was put up to it and instructed by a certain Piotr Romanov, better known in particular circles by his nickname —“Kamchatka” (perhaps he had already served a term of banishment in the remotest part of Russia). The friends hid themselves in the ruined buildings around the city. In the middle years of the eighteenth century Moscow was a sorry sight. In 1737 it had suffered a terrible disaster. The city was almost completely consumed by fire in a matter of hours. The conflagration cost thousands of lives. For many years afterwards the city was dotted with ruins overgrown with bushes, forming sort of savage islands and archipelagos in which miscreants of all kinds took refuge. The robbers’ dens in the gullies and ruins or among the slums were especially packed in the winter when members of the criminal fraternity returned from their “summer jobs” on the

«Ледяные горы в Москве на Неглинной улице во время масляной недели». Раскрашенная гравюра Ж. Делабарта. 1795 год.

Ice slides on Neglinnaya Street in Moscow during Shrovetide. Tinted engraving by Gérard de la Barth. 1795.

Излюбленной зимней забавой горожан было катание на салазках с ледяных гор. Катальная гора в Китай-городе, позади Мытного двора, долгое время носила имя «Каиновой» в честь знаменитого грабителя и душегуба.

Toboganning down frozen hills was a favourite winter pastime with city-dwellers. The slide in the Kitai-gorod district, behind the Toll Yard, was known for a long time as “Cain’s” in honour of the infamous robber and killer.

84 Побывавший в Москве в 1778 году англичанин Уильям Кокс писал: «Некоторые кварталы этого огромного города кажутся совершенно пустырями, иные – густо населены, одни походят на бедные деревушки, другие имеют вид богатой столицы». The Englishman William Coxe, who visited Moscow in 1778, wrote: “Some quarters of this immense city seem utterly deserted, others densely populated. Some resemble poor villages, others have the look of a rich capital.”

«Поющие слепцы». Акварель И. Ерменева. Начало 1770-х годов.

Blind Singers. Watercolour by Ivan Yermenev. Early 1770s.

«И Лазаря поют слепцы, Сбирая медными грошами Дань с сострадательных зевак…» (И. Никитин)

“And blind men sing Lazarus Collecting copper coins In tribute from compassionate onlookers.” (Ivan Nikitin)

«Уличная сцена во второй половине XVIII века». Раскрашенный офорт Х.-Г. Гейслера. 1790-е годы.

Street Scene in the Second Half of the Eighteenth Century. Tinted etching by Christian Gottfried Heinrich Geissler. 1790s.

Городские власти сквозь пальцы взирали на запрещенные кулачные бои.

The municipal authorities turned a blind eye to breaches of the ban on prize fighting.

ine of fate: cut-throat

Л иния жизни: душегуб / l

«Сельский праздник». И. Тонков. 1790-е годы.

Rural Festivities. I. Tonkov. 1790s.

Веселиться и гулять всегда умели и любили на Руси…

People always enjoyed making merry in Russia and knew how to do it.

Обряд посвящения Каина в воровское общество прошел под сводами Большого Каменного моста, пользовавшегося у москвичей дурной славой. «Девятая клетка» — арка моста на левом берегу — служила пристанищем для «лихих людей». Судя по делам Сыскного приказа, свои жертвы они просто бросали в реку, откуда и пошло выражение «концы в воду».

«Нищий и нищая». Начало 1790-х годов. Особое почтение, которым испокон веков на Руси пользовались «калики перехожие», приводило к постоянному росту профессиональных нищих. A Beggar Couple. Early 1790s. The special reverence reserved in Russia from time immemorial for cripples travelling from one religious centre to another led to a constant increase in professional beggars.

щики награбленного, «боевые подруги» — содержательницы притонов, проститутки, воровки — и портнихи, перелицовщицы краденого. Вот на это московское дно и опустился, вслед за Камчаткой, Ванька. Он так описывал в мемуарах свое приобщение к воровскому миру: «И пошли мы под Каменный мост, где воришкам был погост, кои требовали от меня денег (так называемые влазные. — Е. А.), но я, хотя и отговаривался, однако дал им двадцать копеек, на которые принесли вина, потом напоили и меня. Выпивши, говорили: „Пол да серед сами съели, печь да полати в наем отдаем, а идущему по сему мосту тихую милостыню подаем [грабим] и ты будешь, брат, нашему сукну епанча (то есть своим. — Е. А.), поживи в нашем доме, в котором всего довольно: наготы и босоты извешены шесты, а голоду и холоду амбары стоят. Пыль да копоть, притом нечего и лопать“. Погодя немного, они на черную работу пошли». Досидев до рассвета в одиночестве, Каин решил осмотреться, вышел из убежища и — вот незадача! — сразу же налетел на филатьевского дворового, который сгреб парня и поволок к барину. Разъяренный купец избил Ваньку, требовал вернуть деньги и вещи, но Каин молчал. Тогда его посадили в холодную на заднем дворе. Одна дворовая девка тайком

кормила Ваньку — надо отдать проходимцу должное: женщины ему симпатизировали всегда. Она-то и рассказала Ваньке, что дворовые Филатьева в драке убили караульного солдата и бросили в старый колодец. Ванька воспрянул, завопил: «Слово и дело!» — клич доносчиков. Его доставили в Стукалов приказ — тайную полицию, он показал на Филатьева в преступлении — сокрытии убийства государева человека. Донос подтвердился, и Ванька в награду за «доведенный» (доказанный) извет вышел на свободу, держа в руке «для житья вольное письмо». Почти сразу же Каин встретился с другом Камчаткой, и ближайшей ночью они двинулись на дело — обокрали придворного портного Рекса. Днем их ловкий сообщник незаметно проник в дом и спрятался под кроватью, а когда все уснули в надежно запертом доме, парень впустил в дом сотоварищей. Идея «засады» принадлежала Ваньке. Вообще он сразу же стал выделяться из московского ворья изобретательностью, тонким знанием психологии, умел импровизировать. Как-то задумала банда Ваньки ограбить богатый купеческий дом, да к нему не подступиться: высокий забор, дворники, ночные сторожа, а главное — неясно, где же хозяева добро держат! Каин решает задачку гениально просто: покупает курицу, перебрасывает

highways and waterways. It was down into this Moscow underworld that Vanka followed Kamchatka. But soon the lad bumped into one of Filatyev’s house-serfs in the street. He grabbed him and dragged him back to his master. The infuriated merchant beat Vanka, demanding the return of his money and possessions, but Cain kept mum. Then he was locked in the cold store in the backyard. One of the maids secretly brought Vanka food — to give the rascal his due, he could always gain the sympathy of women. The girl also told Vanka that Filatyev’s serfs had killed a soldier of the watch in a fight and thrown the body down an old well. Vanka cheered up and shouted out “Word and deed!” — the cry used by informers. He was heard and taken to the office of the secret police, where he accused Filatyev of concealing the murder of a state official. His account proved true and as a reward he was released, clutching in his hand a document freeing him from serfdom. Almost at once Cain met up with his friend Kamchatka and the next night they went out on a job — burgling Rex, the court

tailor. In the daytime their crafty young accomplice got into the house unnoticed and hid under a bed. Then, when everyone had fallen asleep in a safely locked-up house, the boy let his companions in. This “waiting game” had been Vanka’s idea. In general he immediately distinguished himself among the Moscow underworld for his inventiveness and his subtle grasp of human psychology. He was also able to improvise. One night Cain and his gang were returning home with the loot after a successful outing when they found themselves the object of a hue and cry so persistent that they were forced to throw their spoils into a muddy puddle in the middle of Moscow and, relieved of their burdens, take to their heels and scatter. Another seemingly impossible task — to recover the valuables by daylight, in a busy place. But not for Vanka! He stole a carriage, installed his “moll” in it dressed up as a lady of quality and set off for the centre of the old capital with his comrades. Passers-by witnessed a scene in no way unusual in the muddy streets of Moscow: a carriage that had lost a wheel and was leaning over in the middle of

Cain’s ritual initiation into the criminal fraternity took place beneath the arches of the Great Stone Bridge that had a bad reputation among Muscovites. The “ninth cell”, as the arch on the left ban was known, served as a refuge for “wicked people”. Judging by the records of the Office of Criminal Investigation, they simply tossed their victims into the river. «Вид Каменного моста и его окружений в Москве с деревянного мостика, что у Водовзводной башни». Гравюра Г. Лори с оригинала Ж. Делабарта. Начало 1780-х годов. View of the Stone Bridge in Moscow and Its Surroundings from the Small Wooden Bridge by the Water Tower. Engraving by Gabriel Lory from an original by Gérard de la Barth. Early 1780s.

ine of fate: cut-throat

Л иния жизни: душегуб / l

ее через забор и идет к воротам, требуя вернуть его собственность. Вместе с дворниками он долго и безуспешно ловит увертливую птицу, высматривая все, что нужно. А ночью казенка — кладовая добра — оказывается непостижимым образом ограблена! В другой раз ночью за Каином и его людьми, шедшими с трофеями после успешного «дела», увязалась погоня, да такая назойливая, что пришлось бросить украденное в грязную лужу посреди Москвы и налегке улепетывать в разные стороны. Опять, казалось бы, неразрешимая задача — вытащить ценности днем, прилюдно, невозможно. Но не тут-то было! Ванька угоняет карету, сажает в нее переодетой барыней свою «боевую подругу» и с сообщниками едет в центр столицы. И вот прохожие уже видят обычную для грязных московских улиц картину: посреди лужи стоит накренившаяся карета с отвалившимся колесом, барыня из окошка на чем свет стоит ругает слуг, которые копаются в грязи и все никак не могут поставить назад колесо, бездельники! А тем временем ворованные пожитки потихоньку уложили в карету, надели колесо — и были таковы. Подобным хитростям Ваньки несть числа. Над многими проделками Каина можно от души посмеяться — так оригинальны, озорны они были. Но случались и

èêéÑÄÜÄ à åÄêäÖíàçÉ Ç êéëëàà ç‡ ÛÒÒÍÓÏ Ë ‡Ì„ÎËÈÒÍÓÏ ﬂÁ˚ÍÂ.

èﬂÈ‚Ë ïÛÛÒ‡Ë åÂÌÂ‰ÊÂ ÔÓ ˝ÍÒÔÓÚÛ

«Пашков дом в Москве». Гравюра с оригинала Ж. Делабарта. Конец XVIII века. Ежедневные прогулки по городу в роскошных каретах, стоимость которых была сопоставима с ценой целых имений, стали характерной чертой быта русской знати в середине XVIII века. Ловкач Каин использовал этот барский обычай для своих преступных затей.

88 a puddle; its mistress sticking her head out of the window to rain curses on her hopeless servants who were digging in the mud and having no end of difficulty getting the wheel back in its place. Meanwhile the stolen goods were gradually loaded into the carriage, then the wheel slipped back on and they were gone. Vanka had an endless supply of such cunning moves. Many of Cain’s escapades do indeed raise a hearty laugh — they were such wickedly inventive pranks. But he was also capable of quite revolting behaviour. One Sunday, for example, he dressed himself up as the rich son of a minor official and approached a carriage standing by the market, in which a young maiden sat alone. After strolling around the stalls for a time, she was now sitting and waiting for her mother and father. The villain told her that her parents had gone to his parents’ house to drink tea and that he had been sent to bring the daughter to join them. The attractive young lady believed the dashing young man’s words. She was escorted to Vanka Cain’s lodgings and there she was raped. Co-operation and solidarity among

UUSI KIVIPAINO — ÓÚ‡ˆËÓÌÌ‡fl ıËÚÒÂÚ-ÚËÔÓ„‡ÙËfl ‚ „. í‡ÏÔÂÂ, ÓÒÌ‡˘ÂÌÌ‡fl ÌÓ‚ÂÈ¯ÂÈ ÚÂıÌËÍÓÈ «Computer to plate», Ò‚Âı·˚ÒÚ˚ÏË Ë ‚˚ÒÓÍÓÚÂıÌÓÎÓ„Ë˜Ì˚ÏË ÔÂ˜‡ÚÌ˚ÏË Ï‡¯ËÌ‡ÏË «Komori System 38 SII» Ë «Komori System 40 A III». íËÔÓ„‡ÙËfl ÓÒÛ˘ÂÒÚ‚ÎflÂÚ ÔÂ˜‡Ú¸: • ÔÂËÓ‰Ë˜ÂÒÍËı ÔÓÎÌÓˆ‚ÂÚÌ˚ı ËÁ‰‡ÌËÈ • ÒÔÂˆË‡ÎËÁËÓ‚‡ÌÌ˚ı Ë Ó·˘ÂÒÚ‚ÂÌÌ˚ı „‡ÁÂÚ • ËÁ‰‡ÌËÈ Ï‡ÒÒÓ‚Ó„Ó ‡ÒÔÓÒÚ‡ÌÂÌËfl • ÔÓÒÔÂÍÚÓ‚ (‚ ÚÓÏ ˜ËÒÎÂ „ÓËÁÓÌÚ‡Î¸Ì˚ı) • ÂÍÎ‡ÏÌ˚ı Ï‡ÚÂË‡ÎÓ‚.

UUSI KIVIPAINO ä‡‡ÔÂÎËÍ‡ÚÛ, 1 33330 í‡ÏÔÂÂ îËÌÎﬂÌ‰Ëﬂ

Фрагмент картины Ф. Алексеева «Вид на Воскресенские и Никольские ворота и Неглинный мост от Тверской улицы в Москве». 1811 год. До появления городовых в 60-х годах XIX века за общественным порядком на московских улицах следили будочники, или, в просторечье, «хожалые». The Pashkov House in Moscow. Engraving from an original by Gérard de la Barth. Late 18th century.

Преступный мир московских трущоб постоянно пополнялся беглыми крестьянами. Только с 1719 по 1742 год в розыске в Российской империи их числилось более полумиллиона.

The criminal populace of the Moscow slums constantly received fresh blood in the form of runaway serfs. Between 1719 and 1742 alone more than half a million of them were being sought in the Russian Empire.

Daily outings in sumptuous carriages, the cost of which was comparable with the price of entire estates, became a typical feature of the lives of the Russian elite in the mid-1750s. Cunning Cain exploited this aristocratic habit for his own criminal ends.

Éëå: +358-40-5060 420 íÂÎ.: +358-19-426 8229 î‡ÍÒ: +358-19-426 8255 î‡ÍÒ: +358-5-3171 036 e-mail: paivi.huusari@sp-paino.fi

SP-PAINO ä‡ÎÎËÓÍËÂÚÓ, 14 05800 ï˛‚ËÌÍflfl îËÌÎflÌ‰Ëfl SP-PAINO — ÎËÒÚÓ‚‡fl ÚËÔÓ„‡ÙËfl ‚ „. ï˛‚ËÌÍflfl ËÁ„ÓÚ‡‚ÎË‚‡ÂÚ Î˛·Û˛ ÔÓÎË„‡ÙË˜ÂÒÍÛ˛ ÔÓ‰ÛÍˆË˛ Ò Ï‡ÍÒËÏ‡Î¸Ì˚Ï ÙÓÏ‡ÚÓÏ ÔÂ˜‡ÚË 72 ı 102 ÒÏ. Ç ˜ËÒÎÂ ÔÓ˜Â„Ó: • ÔÓÒÔÂÍÚ˚ • ÔÎ‡Í‡Ú˚ • ÔÓÏÓÛ¯Ì Í‡ÏÔ‡ÌËÈ • ÒÔÂˆË‡Î¸Ì˚Â ÔÂ˜‡ÚÌ˚Â ËÁ‰ÂÎËfl. ÇÓÁÏÓÊÌÓ ÔËÏÂÌÂÌËÂ ÒÔÂˆË‡Î¸Ì˚ı ˝ÙÙÂÍÚÓ‚ • ÔÂÙÓ‡ˆËË • „ÛÏÏË‡ˆËË • ¯Ú‡ÏÔÓ‚ÍË • Î‡ÍËÓ‚ÍË.

èêéÑÄÜÄ à åÄêäÖíàçÉ íÓÎ¸ÍÓ Ì‡ ‡Ì„ÎËÈÒÍÓÏ ﬂÁ˚ÍÂ.

èÂÚÂ íËËÍ‡ÌÂÌ ÑËÂÍÚÓ ÔÓ ÔÓ‰‡Ê‡Ï

Éëå: +358-400-558 628 íÂÎ.: +358-19-426 8229 î‡ÍÒ: +358-19-426 8255

A detail from Fiodor Alexeyev’s painting View of the Resurrection and St Nicholas Gates with the Neglinny Bridge from Tver Street in Moscow. 1811. Until the appearance of policemen in the 1860s the maintenance of public order on Moscow’s streets was the responsibility of watchmen.

ÉéíéÇõ ä ÇáÄàåéÇõÉéÑçéåì ëéíêìÑçàóÖëíÇì!

of fate: cut-throat

Искусный и изобретательный грабитель, Ванька любил «работать» так красиво, что об отваге и удальстве вора в народе складывали легенды и песни.

Вплоть до начала XIX века наряду с кандалами на Руси использовались тяжелые деревянные оковы, надевавшиеся на шею, руки или ноги осужденных преступников. Prisoners. Etching by Christian Gottfried Heinrich Geissler. 1805. Right up to the early nineteenth century, as well as iron shackles, heavy wooden blocks were sometimes fastened around the neck, arms or legs of convicted criminals in Russia.

Л иния жизни: душегуб

l ine

Колодники. Офорт Х.-Г. Гейслера. 1805 год.

«Ах, матки мои, вор пришел ко мне во двор…». Русский народный лубок. Раскрашенная гравюра на меди. XVIII век.

“O my goodness, a thief has got into my yard…” A Russian popular print (lubok). Tinted copperplate engraving. 18th century.

Vanka was a skillful and inventive criminal who liked to “pull off a job” so neatly that the common people made up legends and songs about the thief’s courage and daring.

мошенничества отвратительные. Как-то в воскресный день он переоделся богатым подьяческим сыном и подошел к стоявшей у базара коляске, в которой сидела девица, что «в торговых рядах уж нагулялася, отца-мать тут, сидя, дожидалася». Проходимец сказал ей, что родители ее якобы зашли к его родителям в гости, пьют чай и что, мол, ему, добру молодцу, поручили девицу в застолье привести. «Красна девица в обман далась, повели ее на мытный двор, на квартиру к Ваньке Каину», да там и изнасиловали. Воровская кооперация, солидарность играли в преступной жизни Каина и его сообщников большую роль. Как-то раз, выданный скупщицей краденого, Каин «загремел» в тюрьму, и перед ним открылась перспектива, как тогда говорили, «охотиться на соболей». Спас его верный друг и учитель. «Прислал ко мне, — вспоминает Каин, — Камчатка старуху, которая, пришед в тюрьму ко мне, говорила: „У Ивана в лавке по два гроша лапти“ [„Нет ли возможности бежать?“]. Я ей сказал: „Чай примечай, куды чайки летят“ [„Подбираю время для побега вслед за бежавшим ранее товарищем“]». А перед очередным престольным праздником в тюрьму пришел «добрый самаритянин» (Камчатка) с милостыней для «несчастненьких», каждому дал по калачу, а Ваньке — два и тихонько сказал при этом: «Триока

калач ела, стромык сверлюк страктирила» [«В калаче ключ от твоей цепи»]. А далее все развивалось, как в приключенческом фильме: «Погодя малое время, послал я драгуна [охранника] купить товару из безумного ряду [вина из кабака], как оной купил и я выпил для смелости красовулю, пошел в нужник (заключенных выводили на цепи, при этом охранник оставался снаружи. — Е. А.), в котором поднял доску, отомкнул цепной замок и из того заходу ушел. Хотя погоня за мной и была, токмо за случившимся тогда кулачным боем (традиционное развлечение народа на праздник. — Е. А.) от той погони я спасся; прибежал в татарский табун, где усмотрел татарского мурзу, который в то время в своей кибитке крепко спал, а в головах у него подголовок (сундучок с деньгами. — Е. А.) стоял. Я привязал того татарина ногу к стоящей при ево кибитке на аркане лошади, ударил ту лошадь колом, которая оного татарина потащила во всю прыть, а я, схватя тот подголовок, который был полон монет, сказал: „Неужели татарских денег на Руси брать не будут?“, пришел к товарищам своим и говорил: „На одной неделе четверга четыре, а деревенский месяц с неделей десять“ [„Везде погоня, пора сматывать удочки“]». Все это происходило во время традиционных «гастролей» банды по городам

thieves played an important role in the criminal life of Cain and his confederates. On one occasion Cain was betrayed by a female “fence” and found himself in prison with the unpleasant prospect of “going sable hunting”, as the cant of the day put it. He was saved by his loyal friend and mentor: “Kamchatka sent an old woman to me,” Cain recalled. “She came to the prison and said to me, ‘At Ivan’s shop bast shoes are two half-kopecks each’ [‘Is there any chance of making an escape?’]. I replied, ‘I think I’ll note where the gulls are flying’ [‘I’ll choose a moment for escape following a comrade who escaped earlier.’]” Then before the next church festival a “good Samaritan” (Kamchatka) came to the prison with alms for the “unfortunates”. He handed each of them a loaf of bread, and gave Vanka two, quietly saying another coded phrase that meant that the key to Cain’s chain had been baked into one of the loaves. The events that followed were like something out of an adventure film: “Waiting a little time I sent the turnkey to buy wine from the tavern. When he came back with it, I drank the red stuff for courage then went

to the privy [the prisoners were taken to the outhouse still on their chains; the guard would remain outside — author] in which I lifted a plank, undid the lock on the chain and left by that route.” Vanka chose a smart team. He and his mates never stayed around long anywhere. They stole and robbed, then quickly moved to a new place where they were not known. The best spot of all for criminals was the Nizhny Novgorod fair: lots of people, a crowded crush, drunken merchants — what more could a thief or robber desire? And suddenly the hardened criminal decided to follow the path of virtue and to betray hundreds of his former comrades to boot. What prompted him to do it? Whatever it was, he did indeed make a confession and offer to collaborate with the authorities. The first report, dated 28 December 1741, about the beginning of the round-up of Cain’s confederates has survived. As the scribe recorded, “He, Cain, pointed out a cave near the Moskva River gate and said that the villain and runaway drayman Alexei Solovyev was in that cave, and in that cave the said Solovyev was taken. From his pocket they

«Подновинское гулянье». Гравюра с оригинала Ж. Делабарта. 1790-е годы. На масляной и пасхальной неделях у стен Новинского монастыря выстраивались торговые палатки, временные «ресторации», карусели и качели. Праздничная сутолока была раздольем для всякого рода мошенников. Merrymaking by the Novinsky Monastery. Engraving from an original by Gérard de la Barth. 1790s. At Shrovetide and during Easter week market stalls, temporary eating places, merry-go-rounds and swings were set up by the walls of this monastery. The festive hubbub provided the ideal environment for tricksters of all sorts.

of fate: cut-throat

l ine /

Л иния жизни: душегуб

и ярмаркам. Компания Ваньке подобралась бедовая — даже по «кликухам» это понять можно: Каин, Камчатка, Кувай, Легаст, Жузла. Друзья нигде не задерживались, крали, грабили и быстро переезжали на новое место, где их еще не знали. Лучше всего было ворью на Нижегородской ярмарке: народу много, толчея, купчишки пьяненькие — а что еще надо вору и грабителю? И вдруг закоренелый уголовник решил вступить на стезю добродетели, да еще и сдать несколько сотен своих сотоварищей. Известна старинная арестантская песня, которую якобы сочинил Ванька сидючи в тюрьме: Мне-да ни пить-да, ни есть, добру молодцу, не хочется, Мне сахарная, сладкая ества, братцы-да, на ум нейдет-да, Мне Московское сильное царство, братцы-да, с ума нейдет… Песня эта на первый взгляд передает душевный настрой знаменитого вора, который устал бегать от «Московского сильного царства» и задумал заключить с ним взаимовыгодное соглашение. С чего бы это? Но как бы то ни было, он явился «с повинкой» и предложить властям сотрудничество. Сохранился первый отчет за 28 декабря 1741 года о начале облавы на соратников Каина. Как свидетельствует протоколист, «он же, Каин, близ Мос-

92 took a report, in which is written in his hand that he knows many rogues, and with it a register of villains written by him.” In other words, Cain and the soldiers entered the cave just as Solovyev was finishing a list of “professional colleagues” in order to betray them to the authorities. It is my guess that Cain quite deliberately began the round-up with Solovyev, knowing of his intentions and deciding to forestall him. In Cain’s own catalogue of villains, Solovyev was near the head of the list. Solovyev evidently suffered from graphomania. The investigators came into possession of a document quite exceptional in Russian criminal history — a diary of crimes. The diary shows that Solovyev’s particular speciality was stealing from bathhouses: “On Monday taken from the All Saints bathhouse in the evening 70 kopecks; on Thursday a taffeta shirt, Nizhny Novgorod breeches, a nankeen camisole, a silver cross. On the Stone Bridge 16 altyns [3-kopeck pieces]; on Saturday — breeches, money 1 rouble 20 kopecks. On Sunday — 1 rouble,” and so on. Of course Cain did not simply become a police informer and did more than just

Не крестись, купец-лавочник, — Нет на нас креста медного. Не боись, мужик-лапотник, — Что с тебя возьмешь, бедного?! Мы царя пошлем к лешему, Мы бояр побьем кольями. Наплевать, что мы грешные, Да зато на век вольные. Старинная разбойничья песня

Don’t cross yourself, merchant or trader — against us the cross nothing can do. Fear not, peasant bast-shoewearer — there’s naught to take from the poor like you. We shall send the Tsar to the devil. We shall kill the boyars with pikes. We care not a jot for our sins. For we are free for ever. Old robber song

«Гуляка со штофом вина». Литография Барбье. 1824 год. Испокон веков повелось, что «веселие на Руси есть питие». По расчетам 1740 года, на каждого москвича (включая женщин и детей) потреблялось до 32 литров алкоголя в год. Reveller with a Carafe of Wine. Lithograph by Barbier. 1824. Throughout the ages enjoying oneself in Russia has been associated with drinking. Calculations made in 1740 indicated that every Muscovite (women and children included) consumed up to 32 litres of alcohol a year.

«Возвращение с рынка». Гравюра Ж.-Б. Лепренса. 1760-е годы. Продав свой товар, крестьяне лихо погоняют лошадей, стремясь успеть домой засветло, чтобы не встретить на ночной дороге такое «лихо», как Ванька Каин «со товарищи». Returning from Market. Drawing by Jean-Baptiste le Prince. 1760s. Having sold their wares, peasants would drive their horses hard in order to get home before nightfall and avoid an encounter on the road in the dark with the likes of Vanka Cain and his gang.

«Вид Красной площади в Москве». Рисунок Ж.-Л. Девельи. 1760-е годы.

View of Red Square in Moscow. Drawing by Jean-Louis de Velly. 1760s.

После переноса столицы из Москвы в Петербург главная торговая площадь допетровской Руси затихла и опустела, а старинные торговые ряды обветшали.

After the capital was moved from Moscow to St Petersburg the chief marketplace of Russia before Peter the Great grew quiet and deserted, and the old stalls fell into decay.

кворецких ворот, указал печеру [пещеру] и сказал, что в той печере мошенник беглый извощик Соловьев Алексей, и в той печере оного Соловьева взяли, у него же взяли из кармана доношение, в котором написано рукою ево, что он знает многих мошенников и при том написан оным мошенникам реестр». Иначе говоря, Каин с солдатами влезли в «печеру» в тот самый момент, когда Соловьев заканчивал список «товарищей» для сдачи их полиции. Выскажу догадку, что Каин не случайно начал облаву с Соловьева, а, зная о его намерениях, решил опередить — в реестре Каина Соловьев был отмечен одним из первых… Примечательно, что Соловьев был графоманом. В руки следствия попал уникальный в истории русской уголовщины документ — дневник преступлений. По нему видно, что Соловьев по своей «главной профессии» был банным вором: «В понедельник — взято в Всесвятской бане ввечеру 7 гривен, в четверг — рубаха тафтяная, штаны нижегородские, камзол китайчатый, крест серебряной. На Каменном мосту 16 алтын; в субботу — штаны, денег 1 рубль 20 копеек. В воскресенье — 1 рубль» и т. д. Конечно, Каин не стал просто осведомителем полиции и не только носился с солдатами за мелким жульем (в его улове, как догадывается читатель, была в основ-

ном «рыбешка» вроде Соловьева). Нет! Ванька развернулся вовсю: нанял на Зарядье дом, ставший местом, куда приводили пойманных воров, где их дальнейшую судьбу решал сам Каин: отпустить или сдать в полицию. Сюда заходили чиновники Сыскного приказа, доносчики, просители, вообще нужные люди. Тут же шла большая карточная игра, толпился разный подозрительный люд. Словом, недалеко от Кремля открылось уникальное частное сыскное бюро, а уж если говорить прямо — настоящая легальная «малина» большой банды воров, грабителей и убийц. Ванька покаялся только для виду. Он стал настоящим оборотнем. Как несколько лет позднее записано в его деле, «доноситель Иван Каин под видом искоренения таких злодеев чинил в Москве многие воровства и разбои, и многие грабительства». Каин окружил себя не только преступниками, но и богатыми клиентами. Он охотно обслуживал высокопоставленных персон, у которых случались несчастья — дом обворовали, родственника ограбили, слуга бежал. Полиция разводила руками, а Ванька действовал. Через свою «службу» на барахолках он быстро находил украденное и с триумфом (конечно, небескорыстно) возвращал вещи и ценности хозяину. И так это нравилось почтенным

chase after petty criminals with soldiers (his prey consisted, as the reader will have guessed, chiefly of “small fry” like Solovyev). Not at all! Vanka expanded his activities in every way he could. He leased a house in Zariadye (close to Red Square) that became the place to which captured thieves were brought so that Cain might personally decide their fate: let them go or hand them over to the police. The house was visited by official state investigators, informers, petitioners and simply “useful people”. A big card game was regularly going on there and various suspicious characters hanging around. In other words, not far from the Kremlin he opened a unique private detective bureau and, to call a spade a spade, a legalized safe house for a large band of thieves, robbers and murderers. Vanka only feigned repentance. He became a real wolf in sheep’s clothing. As was written in his dossier a few years later, “under the pretence of eradicating such malefactors the informer Ivan Cain committed in Moscow many thefts and robberies and many burglaries.” Cain surrounded himself not only with criminals

but also with rich clients. He was happy to be of service to highly placed personages, who had suffered some misfortune — a burglary, a relative robbed, a runaway servant. The police threw up their arms, but Vanka acted. Through his “agents” at the secondhand markets he rapidly found the stolen items and triumphantly (and, of course, profitably) returned the goods and valuables to their owner. And the venerable elite of Moscow were so pleased that in 1744 the Senate awarded Cain a letter of protection that called upon all authorities and private individuals “not to cause Cain harm in the catching of malefactors and not to slander him without cause.” Cain became completely invulnerable and became for five years the real king of criminal Moscow! For the look of things he caught petty thieves, while collecting tribute from the major ones. He offered “protection” to merchants and craftsmen, sometimes punishing them for obstinacy or blackmailing them when he discovered the shameful secret of how they made their fortune. Black-market craftsmen and smugglers adored him — he was their shep-

ine of fate: cut-throat

Л иния жизни: душегуб / l

москвичам, что в 1744 году Каин получил охранную грамоту от Сената, которая предписывала всем властям и частным лицам «Каину в поимке злодеев обид не чинить и напрасно на него не клеветать». Каин стал неуязвим для всех и на пять лет превратился в настоящего короля преступной Москвы! Для «отчетности» он ловил мелких воришек, с крупных брал дань, давал «крышу» купцам и ремесленникам, порой наказывал их за строптивость или, узнав постыдные тайны их обогащения, шантажировал. Подпольные ремесленники и контрабандисты души в нем не чаяли — он был их покровитель и пастырь. Конкурентов «своих» предпринимателей он безжалостно сдавал полиции или сам «мочил». Постепенно вокруг него образовалась «старая гвардия» головорезов — людей проверенных и верных: Шинкарка, Баран, Чижик, Монах, Волк, Тулья — всего человек сорок. С ними да с отрядом солдат Ванька совершал «торговые инспекции» по Москве — проверял, не обвешивают ли солью бедный народ (и находил, что действительно обвешивают!), хватал торговцев запрещенным товаром и воришек в рядах. Когда он уставал от дневной «законной деятельности», то выходил ночью с кистенем «руку правую потешить», совершал налеты, грабил, убивал,

«Торговые инспекции» по наводке Каина всегда приносили результаты: он как никто другой знал уловки нечистых на руку торговцев.

«Гостиный двор в Москве». Ж. Делабарт. Конец XVIII века. Gostiny Dvor in Moscow. Gérard de la Barth. Late 18th century.

“Inspection raids” at Cain’s suggestion always brought results: he knew better than any other the tricks that dishonest tradesmen got up to.

брал заложников и волок их к себе в Зарядье, где поутру ждал родственников с выкупом. Денег у Каина было довольно, и часто он шел на «дело», движимый страстью авантюриста, который испытывает удовольствие от опасности и скучает без риска. Вот он, переодевшись гвардейским офицером, является в монастырь, чтобы с помощью подложного царского указа освободить монашку, влюбленную в некоего юношу. После весьма опасных романтических приключений Каин вручает монашку ее поклоннику и при этом шутит: «Ежели и впредь в другой старице будет тебе нужда, то я служить буду». Деньги за работу — 150 рублей — «романтик с большой дороги» все-таки взял: не лишние! Любил Каин и «пошутить». Мог завезти зимой в чисто поле приказчика, раздеть его и пустить без штанов, как зайца. Мог обмазать дегтем надерзившего ему подьячего или забить в кандалы караульного солдата вместо освобожденного преступника. Словом, любил Каин, по широте своей русской души, «учудить» нечто такое, от чего вся Москва ахала от изумления. Но пришло время Ваньке и остепениться. Приглянулась ему соседская вдова Арина Иванова. Ванька посватался к ней, да получил отказ: она хорошо знала, что за «субчик» ее сосед. Но тот своего

добился. Арину оговорили люди Каина — якобы она фальшивомонетчица, женщину бросили в тюрьму и поволокли в пыточную — допрашивать «с пристрастием» о том, чего она не делала. В последний момент Арине шепнули: или на дыбу пойдешь, или за Ваньку. Делать нечего — несчастная согласилась быть Каиновой женой. Живя в тяжких грехах, Ванька понимал, что ему грозит опасность разоблачения, и он делал все, чтобы избежать эшафота. Из дела Каина видно, что он дружил с сильными мира сего — чиновниками Сыскного приказа, полиции, Сената. Дружба была взаимная: он платил им деньгами и услугами, они его всячески покрывали. Позже Каин показал, что «за то, чтоб ево остерегали, даривал им и многократно в домах у них бывал и, как между приятелей обыкновенно, пивал у них чай и с некоторыми в карты игрывал». Дарил он чиновникам и конфискованные у воров вещи, которые раскладывал (для удобства выбора) на столе в судейской комнате, так сказать, прямо на алтаре правосудия, посредине которого стояло зерцало Петра Великого с законами империи! Ну а доставить другу чиновнику девицу посмазливей, фунт хорошего чая или табакерку дорогую — дело обычное. Концу предшествовал некий сигнал

using a forged decree from the Empress, the release of a nun beloved by a certain youth. After some highly perilous romantic adventures, Cain handed the lady over to her suitor, jokingly remarking, “If in future you feel the need for another old nun, I shall be of service.” His charge for the work was 150 roubles — for all the “sporting interest”, he did not forget to collect. Vanka was also fond of a “joke”. He might take a steward out into the open countryside in winter, strip him and send him running off like a hare without his pants. He might tar a minor official who had been insolent to him or put a soldier of the guard in irons in place of a released criminal. In brief, Cain with his generous Russian soul loved to come up with something that would set the whole of Moscow on its ear. But the time came for Vanka to settle down. A widow living nearby, Arina Ivanova, caught his eye. Vanka wooed her, but she turned him down: the widow was well aware of what her neighbour was. Still he got his way. Cain’s people slandered Arina, claiming she was a counterfeiter. The woman was thrown into prison and taken to the torture

chamber to be interrogated about crimes she had not committed. At the last moment someone whispered in Arina’s ear, “It’s either the rack or marriage to Vanka.” The unfortunate woman had no choice and agreed to be Cain’s wife. Living such a sinful existence, Vanka was aware that he was in danger of exposure and he did all he could to avoid the scaffold. From Cain’s dossier it is evident that he made friends with the powerful — functionaries from the Office of Investigation, the police and the Senate. The friendship was mutual: he paid them in money and services; they protected him in every possible way. Later Cain testified that “in order that they look after him, he made them presents and many times visited their houses and, as is customary among friends, drank tea in their homes and played cards with some.” He also presented civil servants with the goods confiscated from thieves, spreading them out (for ease of selection) on a table in the courtroom, right on the altar of justice, so to speak, in the middle of which stood Peter the Great’s zertsalo — the three-sided stand car-

95 herd and protector. He mercilessly “shopped” the competitors of “his” entrepreneurs to the police or “dealt” with them himself. Gradually an “old guard” of thugs formed around him — men who were loyal and tested: Shinkarka, Baran, Chizhik, Monakh, Volk, Tulya — some forty in all. Together with a detachment of soldiers, they accompanied Vanka on his “inspection raids” around Moscow — checking whether the poor were being given short weight of salt (they really were!), seizing those trading in forbidden goods and minor marketplace thieves. When he tired of his “legitimate” daytime activities, he went out at night with a cudgel “to amuse his right hand”, raiding and robbing, murdering and kidnapping — bringing his hostages back to his HQ in Zariadye, where he awaited their relatives with the ransom in the morning. Cain was wealthy enough, yet he often went on a “job” like a lover of extreme sports, who gets a kick out of danger and is bored without risk. He disguised himself as a guards officer, for example, and presented himself at a convent in order to obtain,

«Крестьяне и торговец пирогами». И.-Я. Меттенлейтер. 1780-е годы. Торговый люд Ваньку боялся и уважал: Каин мог пособить в устранении конкурентов. Peasants and a Pie-Seller. Johann Jacob Mettenleiter. 1780s. Tradesmen feared and respected Vanka: Cain could help to rid them of competitors.

«Празднество свадебного договора». С картины М. Шибанова. 1777 год.

Celebrating a Marriage Contract. From a painting by Mikhail Shibanov. 1777.

Свою свадьбу Каин превратил в воровскую сходку. Отловленным на улицах «гостям» молодые подносили тарелки с сухим горохом, так что те были вынуждены откупаться от несъедобного угощения.

Cain turned his own wedding into a gathering of thieves. “Guests” dragged in from the streets were offered plates of dried peas by the newly-weds and were obliged to pay a forfeit instead of eating the inedible “treat.”

ine of fate: cut-throat

Л иния жизни: душегуб / l

судьбы. Вот запись в журнале приказа от 8 августа 1748 года: «Ходил он, Каин, для поиску и поимки воров и мошенников и на мосту попался ему мошенник Петр Камчатка, которого взяв, Каин привел в Сыскной приказ». Камчатку пытали, били кнутом и сослали навечно на рудники. Конечно, Камчатка симпатий не вызывает, но все-таки история предательства старого друга, который не раз спасал самого Ваньку от петли и кнута, выразительна. Каин в своем падении опустился до самого дна. Как часто бывает, все началось с женщины, точнее, 15-летней солдатской дочери, которую Каин «для непотребного дела сманил», а потом, как ненужную тряпку, выбросил. Так бы и забылся этот случай — один из десятков преступлений Каина, если бы не отец девочки, солдат Федор Тарасов. Он дошел до самого генерал-полицмейстера Москвы Татищева. Тот, наслышанный о проделках Каина, начал следствие, да не в полиции, а в тогдашней ФСБ — Тайной канцелярии. Ванька пытался оговорить свидетелей, тогда Татищев посадил его в своем доме в сырой погреб на хлеб и воду. Каин, не привыкший к такому «суровству», испугался, взмолился о пощаде и стал давать показания, от которых на голове генерал-полицмейстера волосы дыбом встали. Он тотчас доложил обо всем

в Петербург императрице Елизавете Петровне, оттуда нагрянула комиссия — пошли аресты, допросы, дело закрутилось. Между тем руководство Сыскного приказа, на котором «подрабатывал» Каин, во что бы то ни стало хотело заполучить мерзавца себе. Чем могло закончиться для Ваньки это расследование, объяснять не надо. Но Татищев оказался человеком порядочным и умным — Ваньку он не отдал, а караулы приказал удвоить… Дело тянулось долго. Только в 1755 году Каина приговорили к смерти, но так как при Елизавете никого не казнили, то Каину «навели красоту»: вырвали ноздри, выжгли на лбу «В», на левой щеке «О», а на правой «Р» и, заклепав в кандалы, отправили «в тяжкую работу» на каторгу в Рогервик, где он и надиктовал свои мемуары. Но, видимо, и на каторге Каин неплохо устроился. Как писал служивший в Рогервике конвойный офицер Болотов, те из преступников, кто имел деньги, дикий камень не ломали и в порт его не таскали, а жили припеваючи в выгороженных в казарме каморках. И все же Ванька Каин сгинул где-то в Сибири. А какова судьба его высокопоставленных покровителей? Никто из них на каторгу не попал: кто был уволен, кто переведен в другую канцелярию, кто отделался испугом…

При поимке беглых холопов их в кандалах и под стражей возвращали хозяевам.

«Красная площадь в Москве». Ф. Гильфердинг. 1780-е годы. Со времен царя Алексея Михайловича до постройки Оружейной палаты при Александре I на Красной площади против лавок стояли пушки. Самый разгульный кабак, находившийся поблизости, назывался «Под пушками».

When caught runaway serfs were clapped in irons and sent back to their masters under escort.

Red Square in Moscow. Friedrich Hilferding. 1780s. From the time of Tsar Alexei Mikhailovich until the building of the Armoury Chamber under Alexander I, cannon stood on Red Square across from the stalls. The most disorderly tavern, situated nearby, was called “Under the Cannon”.

Есть разные версии, почему А. Д. Татищев исходатайствовал создание комиссии по делу Каина: то ли Ванька написал на своего начальника донос, то ли прилюдно ему нагрубил. There are different versions as to why Tatishchev requested a commission to investigate Cain’s activities. Some say that he wrote a denunciation of the head of police; others that he publicly insulted him.

97 rying copies of decrees demanding honest and conscientious service that was an obligatory feature of all courts and administrative offices. Supplying a friendly functionary with a pretty girl, a pound of good tea or an expensive snuffbox was a regular occurrence. Before the end came, fate gave a sort of signal. Here is the entry from the official journal for 8 August 1748: “He, Cain, went out to find and take thieves and miscreants and on the bridge he came upon the miscreant Piotr Kamchatka, whom Cain took and brought to the Office of Investigation.” Kamchatka was tortured, flogged and sent to the mines in perpetuity. Of course, Kamchatka is not a sympathetic figure, but this account of the betrayal of an old friend, who had himself saved Vanka from the knout and the noose on more than one occasion, is very eloquent. Cain had reached the very bottom in his descent. As is often the case, the beginning of the end was a woman, or rather the fifteen-year-old daughter of a soldier that Cain seduced, had his way with, and then cast off like an unwanted rag. The incident

would have been forgotten, just one among Cain’s dozens of misdeeds, if it had not been for the girl’s father, the soldier Fiodor Tarasov. He took the matter right up to General Tatishchev, the head of the city police, who had heard the talk about Cain’s escapades and launched an investigation, not by the police, but by the period’s equivalent of the KGB — the Secret Chancellery. Vanka tried to discredit the witnesses, and so Tatishchev locked him up in his (Tatishchev’s) own damp cellar on bread and water. Cain, unaccustomed to such “harsh treatment”, pleaded for mercy and began to give evidence that made the head of police’s hair stand on end. He immediately reported everything to St Petersburg, to Empress Elizabeth, and she responded by sending a commission — arrests and interrogations followed; the affair began to gather momentum. Meanwhile the leadership of the Office of Investigation, for which Cain had supposedly worked, were desperate to get their own hands on the scoundrel. There is no need to explain how the affair might have ended for Vanka in that case. Tatischev, however,

За два года «сыскной» деятельности в Москве Ванька со своей командой поймал 109 мошенников, 37 воров, 50 укрывателей воров («становщиков»), 60 скупщиков краденого и 42 беглых солдата. In two years of “thief-taking” in Moscow, Vanka and his team caught 109 swindlers, 37 thieves, 50 keepers of criminal hideouts, 60 receivers of stolen goods and 42 deserters from the army.

«Сквозь строй шпицрутенов». Офорт Х.-Г. Гейслера. 1805 год. Изувечивающие телесные наказания в России — рвание ноздрей и клеймение — в 1817 году были отменены. Болезненные же наказания — такие, как шпицрутены, широко применялись еще полвека.

Running the Gauntlet. Etching by Christian Gottfried Heinrich Geissler. 1805. Disfiguring corporal punishments — branding and nostril-slitting — were abolished in 1817. Merely painful procedures, like running the gauntlet, were extensively used for another half century.

proved a decent, intelligent man — he did not hand Vanka over and gave orders to double his guard. The investigation was prolonged. It was not until 1755 that Vanka was condemned to death. Since in Elizabeth’s reign no-one was executed, however, Cain was “made beautiful” — his nostrils slit, the letters V-O-R (spelling the Russian word for “thief”) branded on his forehead, left and right cheeks, clapped in irons and sent off to do hard labour at Rogervik, which is where he dictated his memoirs. But even in penal servitude Cain seems to have done quite well for himself. Bolotov, one of the officers of the guard serving at Rogervik, wrote that those convicts who had money did not break stone or drag it to the port, but lived a life of ease in little dens partitioned off from the barracks. Yet Vanka Cain did finally meet his end somewhere in Siberia. And what fate befell his highly-placed protectors? None of them were sentenced to penal servitude: some were dismissed, some transferred to a different department, and some got off with a fright.

m orals /

Н равы

Взойдя на императорский трон, Екатерина II решила окончательно вытравить патриархальность из русского семейного уклада. Подобно Петру I, который распорядился приучать дворянских недорослей с младых ногтей к наукам и государевой службе, императрица замыслила реформировать образование и воспитание девиц. Но если Петр поощрял науки с целью практического приложения к потребностям державы, то Екатерина смотрела на них «в смысле развития человеческой личности». Своим приближенным она настойчиво внушала: «Корень всему злу и добру — воспитание».

Вдохновленная идеями европейского Просвещения, Екатерина II занялась созданием, как она выражалась, «новой породы людей, новых отцов и матерей», коих должны «производить училища под руководством опытных воспитателей при полном разобщении учащихся от семьи». И уже через два года после ее воцарения в 1764 году в столице учредили первое российское женское учебное заведение — Смольный институт благородных девиц, где юные дворянки обучались с 6 до 18 лет. Затем и в губернских городах появились подобные училища уже с отделениями для девочек дворянского и недворянского происхождения. Свидания с семьей строго регламентировались, дабы оградить воспитанниц от «дурного влияния» родителей, а тем паче — посторонних людей. Их учили домашним рукоделиям, рачительному ведению хозяйства и общеобразовательным предметам, включая математику, физику и химию. Большое внимание уделялось иностранным языкам и, конечно, музыке, пению и танцам. Важной составляющей воспитания девиц было обучение манерам поведения в обществе, в том числе и с кавалерами. Надо сказать, что благодаря нововведениям Екатерины в верхних слоях общества России сложилась и стройная система воспитания того, что можно определить термином «любовное поведение».

Екатерина ЮХНЕВА / by Yekaterina YUKHNEVA

Прабабки наши любовь зубрили

наизусть

When she took the imperial throne, Catherine II decided to do away with the patriarchal way of life in the Russian Family once and for all. Like Peter the Great, who gave orders that the sons of the nobility should from an early age be taught the sciences and service of the state, the Empress resolved to reform the education and upbringing of their sisters. While Peter, however, encouraged learning with an eye to its practical application to the needs of the Empire, Catherine regarded it from the standpoint of “development of the human personality”. She drummed into those around her that “The root of all evil and good is upbringing.”

Inspired by the ideas of the European En-

Our GreatGrandmothers Learnt Love by Rote

Андрей Болконский и Наташа Ростова на балу. Иллюстрация А. Николаева к роману Льва Толстого «Война и мир». Andrei Bolkonsky and Natasha Rostova at the ball. An illustration by A. Nikolayev for Leo Tolstoy’s novel War and Peace.

lightenment, Catherine embarked upon the creation of, as she herself put it, “a new breed of people, new fathers and mothers”, who were to be produced by “colleges headed by experienced educators with the pupils being completely separated from their families”. As early as two years after her arrival on the throne, in 1764, the first Russian educational establishment for females was founded in the capital – the Smolny Institute for the Daughters of the Nobility, where young girls between the ages of 6 and 18 from patrician families were educated. Later similar schools appeared in the provincial centres of the Empire, but these already had sections for girls of both noble and common birth. The girls meetings with their families were strictly controlled so as to protect the pupils from the “bad influence” of their parents, or still worse of outsiders. They were taught various kinds of domestic handiwork, thrifty household management and subjects of general education, including mathematics, physics and chemistry. Much attention was devoted to foreign languages and, naturally, to music, singing and dancing. An important component of the education of the young

Раскрашенные офорты Рафаэля Жакмена из издания «Иконография костюма с IV по XIX век». Париж, 1872 год. Tinted etchings by Raphael Jacquemin from L'iconographie générale et métodique du costume du IV au XIX siècle, Paris, 1872.

Н равы / m orals

Жгучие чтения юных дев В любой науке практике всегда предшествует теория. Первый этап постижения науки любовной предполагал знакомство с миром чувств и переживаний литературных героев. В конце XVIII века в России стали появляться дамские библиотеки. Сначала их основу составляли назидательные романы, как переводные, так и отечественные. Однако прямолинейные нравоучения быстро наскучили россиянкам, и в моду вошли сентиментальные романы, в которых уже довольно смело трактовались вопросы любовной этики. Современного читателя удивило бы полное отсутствие действия. Собственно сюжетом являлась жизнь чувствующей души. Описание малейших оттенков душевного состояния занимало десятки страниц. Чувствительные юные девы читали их запоем. Старик Фамусов в грибоедовском «Горе от ума» изумляется увлечению дочери Софьи: «Ей сна нет от французских книг, а мне от русских больно спится». На следующем этапе познания науки любви постигалось искусство письменного изложения своих настоящих или воображаемых чувств по литературным образцам. Многие литературоведы отмечали, что любовные письма и Татьяны, и Онегина распадаются на цитаты. Это было обычно для писем начала ХIХ века.

В «Пиковой даме» первое письмо Германна Лизе было «нежно, почтительно и слово в слово взято из немецкого романа». Тогдашнее увлечение литературными штампами язвительно подмечено французской писательницей маркизой де Севинье в переписке с одним из друзей: «Письмо ваше должно открыть мне вашу душу, а не вашу библиотеку». Литература отражала то, что было в жизни. Сам Александр Пушкин, который штурмовал свою последнюю (перед Натальей Гончаровой) любовь по всем правилам светского донжуана, в 1830 году пишет польской красавице графине Каролине Собаньской страстное, но переполненное подражаниями послание. Он называет ее именем героини романа Бенджамена Констана «Адольф»: «Дорогая Эллеонора, позвольте мне называть вас этим именем, напоминающим мне и жгучие чтения моих юных лет, и нежный призрак, прельщавший меня тогда, и ваше собственное существование, такое жестокое и бурное, такое отличное от того, каким оно должно было быть». В девичьих дневниках, обязательных у каждой дворянки, при описании своих вполне реальных переживаний барышни облекали их в заимствованные литературные формы. Завершался курс любовной науки разучиванием романсов, в которых вкратце описывалась богатая палитра

«Если бы захотеть изваять Мадонну, то надо было бы ей придать черты Карамзиной в молодости», – писал Филипп Вигель, известный мемуарист. Хозяйка знаменитого петербургского салона, где собирались все лучшие литераторы, Екатерина Карамзина – жена известного писателя и историка. Счастье надолго и прочно поселилось в их доме. Наверное, ни у одного писателя не было лучшей жены. В ней Карамзин нашел надежную, умную, прекрасно образованную помощницу и идеальную мать для своих детей. Портрет конца 1830-х годов.

Превосходный литературный стиль и богатство тем отличают эпистолярное наследие Мари де Рабютен-Шанталь, маркизы де Севинье. В ее письмах есть и трогательная любовь к дочери, и документальные очерки, и путевые заметки, и светские сплетни, и литературная критика, и философские размышления, и веселые истории… Портрет работы Клода Лефевра. 1660-е годы. A superb literary style and richness are the hallmarks of the epistolary legacy of Marie de Rabutin-Chantal, marquise de Sévigné. Her letters contain a touching love for her daughter, documentary essays, travel notes, society gossip, literary criticism, philosophical reflections and light-hearted stories. This portrait of her was made by Claude Lefebvre in the 1660s.

100

Воспитанницы Смольного института благородных девиц. Урок танцев. Фотография 1914 года. Pupils of the Smolny Institute for the Daughters of the Nobility a century and a half after its opening. A dancing lesson. 1914 photograph.

Николай Карамзин в своих повестях касался «возмутительных» сюжетов, таких как любовь крестьянки («Бедная Лиза», 1792), любовь брата к сестре («Остров Борнгольм», 1794, или баллада «Раиса», 1791). In his short stories Nikolai Karamzin touched on “outrageous” subjects, such as the love of a peasant girl (Poor Liza, 1792) or love between a brother and sister (The Island of Bornholm, 1794, or the ballad Raisa, 1791).

101 ladies was teaching them how to behave in society, including how to deal with suitors. It must be said that Catherine’s innovations led to the formation in the upper echelons of Russian society of a well-honed system for instilling what might be termed “amorous conduct”.

Spicy reading for young ladies In any field of learning theory always comes before practice. The suggested first stage in learning the art of love was acquaintance with feelings and emotions as experienced by the personages of literature. In the later eighteenth century ladies’ libraries began to appear in Russia. At first they consisted mainly of edifying novels both in translation and by Russian authors. But such overt moralizing rapidly bored Russian females and sentimental novels became the vogue, works in which the etiquette of courtship was treated in quite a bold manner. Today’s readers would be struck by the complete absence of action in them; the plot was the inner life of the vulnerable soul. Descriptions of the subtlest shades of some emotional state ran on for dozens of pages. Sensitive young ladies simply lapped them up. The following stage in mastering the art was

to develop the ability to present one’s own feelings, real or imagined, in writing in the manner of the literary prototypes. The age’s obsession with verbal clichés was caustically noted by the French writer Marie, Marquise de Sévigné, in correspondence with one of her friends: “Your letter should reveal to me your soul, and not your library.” In the maidenly diaries that all noble females kept as a matter of course, descriptions of their entirely genuine feelings are clothed in borrowed literary forms. The course in the art of love ended with the learning of musical romances, which in the brief form of a song described a rich gamut of emotional states. The constant repetition of verbal formulas aloud prepared the girls for the dialogue of courtship.

The misery of “philosophers in bonnets” Men in the early nineteenth century were scared by excessively talented women. In order for men to like them, females had to keep their creative activities within the fine limit that separates the interesting dilettante from the dreary professional. Some Russian women, however, having sensed for the first time their

Издатель и просветитель Николай Новиков задался целью создать для россиянок полезное, нравоучительное, дидактическое чтение. В 1785–1789 годах он издавал журнал «Детское чтение для сердца и разума», который читали дети и женщины-матери. Гравюра резцом по стали. The publisher and enlightener Nikolai Novikov set himself the task of creating useful, moralizing, didactic reading matter for Russian women. Between 1785 and 1789 he published the periodical A Child’s Reading for Heart and Mind that was read by children and their mothers. Burin engraving on steel.

own mental and creative potential, failed to recognize this. As a consequence their affairs of the heart at times ended badly. One example is the incomparable Princess Zinaida Volkonskaya. She attracted the attention of Emperor Alexander I, not only with her beauty and manners, but also with her wealth of talents: an amazing singing voice, a gift for literary writing, an interest in politics and philosophy. All this was so unusual that Alexander began to pay her special, elegantly courteous signs of attention. Her divine mezzo-soprano sounded forth from the stage at the Congress of Vienna and listened to by two emperors, four kings and their numerous suites, to general admiration. During a journey around Italy Volkonskaya sent her travel notes back to Russia where they were published in the periodicals Moskovsky Vestnik and Galateya. In the 1820s Alexander I, who took a keen interest in Russian history, commissioned some historical paintings from the Academy of Arts. In the hope of impressing her idol, the Princess lived the life of a hermit for two years, burying herself in the St Petersburg archives. As a result she published the book Slavonic Pic-

“If one wanted to sculpt the Madonna, one would have to give her the features of Mme. Karamzina in her youth,” the well known memoirist Filipp Vigel wrote. The hostess of a celebrated St Petersburg salon where all the best literati gathered, Yekaterina Karamzina, was the wife of the famous writer and historian. Happiness took long and firm root in their home. No author probably had a better wife. In her Karamzin found a reliable, intelligent, superbly educated assistant and an ideal mother for his children. The portrait is from the late 1830s.

На этом портрете как нельзя лучше передана доверительная эмоциональная связь со своими детьми женщин, воспитанных по-новому. Екатерина Муравьева, жена писателя и куратора Московского университета и мать двух будущих декабристов – Никиты и Александра, изображена с сыном Никитой. Неизвестный художник с оригинала Жана Лорана Монье. 1800 год. This portrait conveys better than anything the trusting emotional ties that women educated in the new fashion had with their children. Yekaterina Muravyeva, the wife of a writer and curator of Moscow University, became the mother of two future Decembrists — Nikita and Alexander. She is shown here with her son Nikita in an unknown artist’s copy of the original by Jean Laurent Mosnier. 1800.

Н равы / m orals

душевных состояний. Многократно повторяемые вслух клише готовили девушку к любовному общению.

Беда «философов в чепце» Мужчин в начале XIX века пугали чересчур талантливые женщины. Чтобы нравиться мужчинам, нельзя было переходить в творчестве ту тонкую грань, что отделяет любопытного дилетанта от занудного профессионала. Однако некоторые россиянки, впервые ощутившие свой духовный и творческий потенциал, об этом не догадывались. Поэтому их любовные отношения порой кончались печально. Пример тому — несравненная княгиня Зинаида Волконская. Она привлекла внимание императора Александра I не только красотой и манерами, но и множеством талантов: удивительным голосом, литературным даром, интересом к политике и философии. Все это было так необыкновенно, что Александр стал оказывать ей особые, изысканно-рыцарские знаки внимания. Ее божественный голос прозвучал со сцены на Венском конгрессе в присутствии двух императоров, четырех королей и их многочисленной свиты, вызвав всеобщее восхищение. А спустя несколько лет княгиня сама написала либретто и музыку оперы «Жанна д’Арк» и сама исполнила главную роль.

102 ture of the Fifth Century and became the first woman in Russia to be elected a full member of the Society for History and Russian Antiquities attached to Moscow University. The Emperor grew irritated with Volkonskaya’s devotion to art. He wanted all her thoughts and feeling to belong to him alone. Even the birth of a son did not help to preserve their relationship. The Emperor began to feel burdened by the liaison… In the 1800s a woman’s devotion to creative activities was quite often evidence of failure in love and in family life. They used to say that requited love produced children, while unrequited love produced poetry. The great majority of Russian girls, however, looked on reading, composing verses only as a prelude to the main element in their lives — love.

Blind-man’s buff, forfeits and tops After graduating from the institute, the young ladies began to appear in society and for the first time came personally into contact with potential suitors. Their first experience would be during parlour games. Nowadays such games — blind-man’s buff, forfeits and tops — are played by children. There were more com-

«У окна в лунную ночь». 1822 год. Федор Толстой изобразил идеал эпохи – романтическую девушку, печальную, бледную, мечтательную. Бледность свидетельствовала о глубине сердечных чувств.

By the Window on a Moonlit Night. 1822. Fiodor Tolstoi depicted the ideal of the age — a romantic young lady, sad, pale and thoughtful. The paleness is testimony to the depths of her heart’s feelings.

Джоаккино Россини после постановки его оперы «Итальянка в Алжире», в которой княгиня Волконская исполнила главную партию, был настолько покорен ее талантом, что советовался с ней при написании своей следующей оперы – «Севильский цирюльник», где звучит русская тема, напетая ему княгиней. Литография Анри Греведона. 1828 год. After a production of his opera L’Italiana in Algeri, in which Princess Volkonskaya took the lead role, Rossini was so impressed with her talent that he consulted her when writing his next opera — The Barber of Seville, which features a Russian theme that the Princess sang to him. Lithograph by Henri Grevedon. 1828.

Многих красавиц начала XIX века воспевали поэты. Княгиня Зинаида Волконская тоже была музой многих великих художников и поэтов, сама являлась удивительно талантливой поэтессой, писательницей, певицей, композитором. Художник К.-А. Агрикола. 1828 год. Many beauties of the early nineteenth century were extolled by poets. Princess Zinaida Volkonskaya was also the muse of many great artists and poets and was herself an amazingly gifted poet, writer, singer and composer. Artist: C. A. Agricola. 1828

Литературные опыты княгини Зинаиды Волконской высоко ценила очень популярная в то время французская писательница Анна-Луиза де Сталь. Гравюра Эдварда Скрайвена с картины Франсуа Жерара. Princess Zinaida Volkonskaya’s literary efforts were rated highly by Madame de Staël, a popular French female writer of the time. Steel engraving by Edward Scriven from a painting by François Gerard. Евдокия Ростопчина. Брак с графом Андреем Ростопчиным, необузданным и беспутным, не принес ей ничего, кроме разочарований, но ее стихи пленяют до сих пор... Гравюра резцом по стали. 1820-е годы. Yevdokiya Rostopchina. Her marriage to Count Andrei Rostopchin, a dissolute rake, brought her nothing but disappointment, yet her poetry is still captivating today. Burin engraving on steel. 1820s.

Ее автобиографическая новелла «Лаура» шокировала великосветское общество. Во время путешествия по Италии Волконская отправляла в Россию свои путевые заметки, которые публиковались в журналах «Московский вестник» и «Галатея». В 1820-е годы Александр I, увлеченный русской историей, заказал Академии художеств исторические картины. В надежде потрясти своего кумира княгиня Волконская два года вела затворническую жизнь, зарывшись в петербургских архивах. В итоге она опубликовала книгу «Славянская картина V века» и стала первой в России женщиной, избранной действительным членом Общества истории и древностей российских при Московском университете. По-прежнему блистая своими талантами, княгиня вызывала восхищение всех, кроме того, в чьем поклонении она более всего нуждалась. Императора начало раздражать увлечение княгини искусством. Все ее помыслы и чувства должны были принадлежать безраздельно только ему. Даже рождение сына не помогло сохранить их отношения. Император стал тяготиться этой связью… В XIX веке увлечение женщин творчеством нередко свидетельствовало о неудачах в любви, в семейной жизни. Говаривали: «От разделенной любви рождаются

plicated ones — living tableaux, elaborate charades that later gave way to amateur dramatics. In many of the games the girl had to choose between two gentlemen, or guess which was which. A couple of beaus would be brought up to the seated miss and each would introduce himself as the most important trait in his character — “boldness”, for example, or “charity”. Allegorical imagery was also used: a proud and decisive gallant might style himself “a dahlia”, a more modest individual “a lily of the valley”. They made their “pitches” to the master of ceremonies, who then presented them to the young lady. The chosen gentleman would become the lady’s partner for the next dance, while the remaining male would be presented with a choice of two females who also concealed their identity behind aliases. The gallant made his selection, the remaining girl was presented with two men, and so it went on. In this fashion the young people learnt to choose a partner (only for dancing as yet) not by appearance but by inner qualities.

The colours of love The pinnacle of playful interaction was the flirt — playing at love. While flirting young peo-

дети, от неразделенной — стихи». Графиня Евдокия Ростопчина, столько же известная своей красотой, сколько умом и поэтическим талантом, горько сетовала, что жизнь ее «лишена первого счастья — домашней теплоты». Ее стихами восхищался взыскательный ценитель поэзии Павел Вяземский, а Михаил Лермонтов писал ей: «Я верю, под одной звездою мы были с вами рождены!» Большинство же российских девушек воспринимали чтение, сочинение стихов и пение лишь как прелюдию к самому главному в их жизни — к любви.

Жмурки, фанты и волчки После окончания института барышни начинали выезжать в свет и впервые пробовали самостоятельно общаться с кавалерами. Сначала — во время салонных игр. Сейчас в такие игры — жмурки, фанты, волчки — играют наши дети. Были и более сложные — живые картины, инсценируемые шарады, которые позже сменились любительскими спектаклями. Во многих играх девушка из двух кавалеров должна была выбрать или угадать одного. К сидящей барышне подводили двух кавалеров, каждый из которых обозначал себя самым важным в его характере качеством, например «смелость» или «милосердие». Использовались также образы: решительный и гордый кавалер

ple mastered various forms of courtship behaviour. For example, when getting ready for a ball, they would invent and “try on” not only their ball gown, but also the role for that particular evening. There was a fairly wide choice: from young ingénue to society lioness. In the nineteenth century this chosen role would be indicated by the colours of a lady’s outfit, and also the flowers decorating her hair or corsage. If red and violet predominated in her attire, the lady was offering companionable relations; pink and brown meant tender love; pink and black passion to the point of folly; pink with pale yellow brief favours. A combination of pink and pale blue requested conversations about the fine arts; lilac and pale blue scholarly discussions, while crimson with grey indicated an interest in religion and theology. By attentively studying the ladies’ appearance, a gentleman could understand with whom he could form a relationship of what type at that ball. The woman would then choose her preferred partner from those gallants who had taken an interest in her, letting him know with a look or a gesture. The same methods were used to direct a developing relationship. For example, by raising her eyebrows and giving

m orals /

Н равы

Блестящая светская львица и повелительница моды Александра Воронцова-Дашкова, предмет общего обожания всех петербургских франтов. Неординарная и даже несколько таинственная судьба ее связана с именами великих русских писателей – А. Пушкина, М. Лермонтова, И. Тургенева, Н. Некрасова. Литография Анри Греведона по рисунку С.-Ф. Дица. 1840-е годы.

именовался георгином, а скромный — ландышем. Девизы сообщались распорядителю, и тот представлял их барышне. С выбранным кавалером барышня становилась в пару для танца, а к оставшемуся подводили двух барышень, которые тоже скрывались под девизами. Кавалер выбирал, к оставшейся подводили двух кавалеров — и так далее. Таким образом, молодые люди учились выбирать партнера (пока только для танца) не по внешности, а по внутренним качествам.

The glamorous socialite and fashion-setter Alexandra VorontsovaDashkova, the object of universal adoration by all St Petersburg’s dandies. Her exceptional and even somewhat mysterious biography is connected with several great Russian writers – Pushkin, Lermontov, Turgenev and Nekrasov. Lithograph by Henri Grevedon from a drawing by S.F. Dietz. 1840s.

Цвета любви Вершиной игровой совместной деятельности являлся флирт — игра в любовь. Флиртуя, молодежь осваивала различные формы любовного поведения. Так, собираясь на бал, придумывали и примеряли не только бальное платье, но и роль на этот конкретный вечер. Выбор был достаточно широк: от наивной барышни до светской львицы. В XIX веке для обозначения выбранной роли служила расцветка бального туалета, а также цветы, украшавшие прическу дамы или корсаж. Если в наряде преобладали красный с фиолетовым цвета, дама предлагала дружеские отношения, розовый

Елизавета Хитрово — дочь Михаила Кутузова, хозяйка модного великосветского салона в Петербурге. С Александром Пушкиным ее связывали не только дружеские отношения. Это был любовный роман, упорно поддерживаемый восторженной страстью уже немолодой женщины. Yelizaveta Khitrovo, the daughter of the famous field marshal Mikhail Kutuzov, was the hostess of a fashionable high-society salon in St Petersburg. Her relationship with Alexander Pushkin was more than friendship, it was a romance stubbornly maintained by the enthusiastic passion of a woman who was no longer young.

104 Слева. Хозяйками великосветских и литературномузыкальных салонов всегда были женщины. Здесь проявлялись их ум, образованность и умение создавать атмосферу, располагающую к духовному общению. Неизвестный художник. 1830-е годы.

Справа. Долли Фикельмон и Екатерина Тизенгаузен — дочери Е. Хитрово. Долли, так же как и ее мать, была хозяйкой великосветского салона. «Вся животрепещущая жизнь, европейская, русская, политическая, литературная и общественная,имела верные отголоски в двух родственных салонах», — писал князьПавел Вяземский о салонах матери и дочери.

Right. Dolly Ficquelmont and Yekaterina Thiesenhausen, the daughters of Yelizaveta Khitrovo. Dolly, like her mother, was the hostess of a high-society salon. “All life that was of vital importance, European, Russian, political, literary and social found accurate echoes in two related salons,” Prince Pavel Viazemsky wrote of the gatherings presided over by mother and daughter.

Left. Society and literarymusical salons were always hosted by women. Here they demonstrated their intellect, their education and their ability to create an atmosphere conducive to spiritual communication. Unknown artist. 1830s.

m orals /

Н равы

с коричневым — нежные любовные, розовый с черным — любовь до безумия, розовый с бледно-желтым — кратковременное расположение. При сочетании розового с голубым желательны были беседы об изящных искусствах, при лиловом с голубым — ученые разговоры, а кармин с серым предполагал интерес к религии и богословию. Внимательно посмотрев на дам, кавалер мог понять, с какой дамой и какой тип отношений возможен на этом балу. Причем женщина из заинтересовавшихся ею кавалеров выбирала предпочтительного партнера, давая ему знать об этом взглядом, жестом. Этими же средствами она как бы дирижировала развивающимися отношениями. Например, подняв брови и гневно взглянув или резко сложив веер и проведя им сверху вниз по своей левой руке, дама могла укротить не в меру пылкого кавалера. Мужчины тоже выбирали себе роли. Сутью наиболее распространенных в первой половине XIX века бальных масок были дендизм и байронизм, что внешне обозначалось прической, типом костюма, манерой поведения. Мужчины, в отличие от женщин, меняли свои роли реже.

Испытание вальсом Танцы играли ключевую роль в обычаях всех культур. По ним легко реконструировать модель любовных отноше-

Известная своими скандальными связями и безудержным темпераментом смуглокожая красавица Аграфена Закревская — жена А. Закревского, генерал-губернатора Финляндии, затем министра внутренних дел, а впоследствии московского генерал-губернатора. Современники называли ее Клеопатрой, она олицетворяла романтику порока, была «беззаконной кометой», поставившей себя вне условностей общества и морали. Литография Егора Гейтмана с портрета Джорджа Доу.

Бал был не только театрализованным представлением, но и самой распространенной формой общения дворянской молодежи. Начинался бал строгим ритуалом, но к финалу обстановка становилась более непринужденной. «Бал у княгини М. Барятинской». Акварель Григория Гагарина. 1834 год.

Balls were not only a theatricalized performance, but also the commonest form of contact between the youth of the nobility. The ball began in strict ritual, but by the end the proceedings became more free and easy. A Ball Given by Princess Marya Bariatinskaya. Watercolour by Grigory Gagarin. 1834.

106

Known for her scandalous liaisons and impetuous temperament, the dusky beauty Agrafena Zakrevskaya was the wife of Arseny Zakrevsky, Governor General of Finland, then Minister of Internal Affairs, then Governor General of Moscow. Contemporaries called her “Cleopatra”. She embodied the romantic side of vice, was a “lawless comet” who disregarded all the conventions of society and morality. Lithograph by Yegor Geitman from a portrait by George Dawe.

ний эпохи. При Петре I в моде, наряду с чопорными и отстраненными алемандой и паваной, был по-детски резвый игра-танец котильон — это говорит о неустоявшейся модели, с присущими ей крайностями и противоречиями. Распространение в елизаветинские времена манерного, кокетливого менуэта точно отражает любовные идеалы эпохи. Появление вальса, где впервые партнеры ощущают телесный контакт, тоже говорит о многом. Вальс стал своего рода тестом на сексуальную совместимость партнеров. Многие считали его излишне «вольным». В «Правилах для благородных общественных танцев, изданных учителем танцевания Людовиком Петровским» в 1825 году, автор поучал: «Танец сей, в котором, как известно, поворачиваются и сближаются особы обоего пола, требует надлежащей осторожности. Чтобы танцевали не слишком близко друг к другу, что оскорбляло бы приличие». Еще определеннее писала в 1818 году в Париже строгая мадам Жанлис в «Критическом и систематическом словаре придворного этикета»: «Молодая особа, легко одетая, бросается в руки молодого человека, который ее прижимает к своей груди, который ее увлекает с такой стремительностью, что сердце ее невольно начинает стучать, а голова идет кругом! Вот что такое этот

вальс!.. Современная молодежь настолько естественна, что, ставя ни во что утонченность, она с прославляемой простотой и страстностью танцует вальсы». Герой сентиментального романа Гёте «Страдания юного Вертера» считал вальс танцем настолько интимным, что поклялся не позволять своей будущей жене танцевать его ни с кем, кроме себя. Можно по-хорошему позавидовать нашим предкам с их разнообразием ролей, тонкостью отношений и заботой о сексуальной совместимости. Все это стало основой долговременных любовных связей и прочных браков. Высокие идеалы, эмоциональная культура, прививаемая с юности, умение чувствовать самому, слышать и понимать другого послужили толчком к небывалому расцвету русской литературы и искусства именно в первой половине XIX века.

107 an irate glance or by abruptly closing her fan and sweeping it down her left arm, a lady could cool the ardour of an over-passionate beau. Men too chose a role for themselves. The most common characters for masked balls in the first half of the nineteenth century were those of dandy and Byronic hero, indicated by hairstyle, clothing and behaviour. Men would change their roles less frequently than women.

Trial by waltz Dances have played a key role in the customs of all cultures. From them it is easy to reconstruct a model of amorous behaviour in a particular period. In Peter the Great’s time, besides the stiff and standoffish allemande and pavane, there was a vogue for the childishly high-spirited game of a dance called the cotillion — this is indicative of an unsettled model with inherent extremes and contradictions. The popularity in Empress Elizabeth’s time of the mannered, coquettish minuet precisely reflects the amorous ideals of the period. The appearance of the waltz, in which for the first time the dancers experienced close bodily contact, is also highly indicative. The waltz became a sort of test for the sexu-

al compatibility of the partners. Many considered it excessively “familiar”. In the Rules for noble public dances published by the dancing instructor Ludovic Petrovsky in 1825 the author preached that “This dance, in which, as the reader knows, persons of both sexes turn and draw together, demands appropriate caution, lest they dance too close to one another and thus offend against decency.” The strict Madame de Genlis was even more specific in her Critical and Systematic Dictionary of Court Etiquette: “A young lady, lightly dressed, throws herself into the arms of a young man who presses her to his chest, who carries her away with such rapidity that her heart involuntarily begins to pound, while her head is spinning! That is what this waltz is!” We can envy our ancestors for their variety of roles, the subtlety of relationships and concern for sexual compatibility. All this formed the basis for enduring bonds of love and strong marriages. High ideals, a culture of emotionality instilled from an early age, the ability to feel oneself and to understand another person served as the impetus for the unprecedented flourishing of Russian literature and art in the first half of the nineteenth century.

Стефани-Фелисите Жанлис, французская писательница, автор сентиментальных и исторических романов с нравоучительными сентенциями, а также педагогических и детских книг. Ее наследие насчитывает около 90 томов. Гравюра резцом Антуана Жана Батиста Купе с оригинала Девериа. 1850-е годы. Madame de Genlis (CarolineStéphanie-Félicité du Crest de Saint-Aubin, marquise de Sillery, comtesse de Genlis), a French disciple of Rousseau, wrote highly sententious sentimental and historical novels as well as educational and children’s books. Her printed works comprise some 90 volumes. Burin engraving by Antoine Jean Baptiste Coupe from an original by Deveria. 1850s.

Салон Анны Павловны Шерер. Иллюстрация А. Николаева к роману Льва Толстого «Война и мир».

The Salon of Anna Pavlovna Scherer. An illustration by A. Nikolayev for Leo Tolstoy’s novel War and Peace.

style /

h igh

Дуэльный гарнитур из двух капсюльных пистолетов. Мастер Алексей Бабякин. Около 1840 года.

В ысокий стиль

A duelling set with two percussion-lock pistols. Made by Alexei Babiakin. Circa 1840.

оружейное

108 Юрий МИЛЛЕР/by Yuri MILLER Фотографии Ю. Молодковца / Photographs by Yuri Molodkovets

Вот уже более ста лет в Арсенале Эрмитажа хранится малоизвестная даже в России коллекция. Ее составляют старинные кремневые ружья и пистолеты, парадные шпаги, сабли и палаши, охотничьи кортики и множество других предметов вооружения прошлых эпох, созданных в XVIII—XIX веках знаменитыми оружейниками города Тулы. В полном объеме это первоклассное собрание до сих пор не демонстрировалось. Капсюльный револьвер с приставным прикладом. Середина XIX века.

A percussion-lock revolver with a detachable stock. Mid-19th century.

искусство Тулы в Эрмитаже The Artistic Weapons of Tula For over a century now the Hermitage Arsenal has been home to a collection that is little known even inside Russia. It consists of antique flintlock guns and pistols, dress swords, sabres and broadswords, hunting daggers and a host of other pieces of weaponry created in the eighteenth and nineteenth centuries by the celebrated arms-smiths of the town of Tula. This first-rate collection has never yet been displayed to its full extent.

Начало оружейного дела туляков историки относят к концу XVI века, хотя его интенсивное развитие падает на начало XVIII века. Именно тогда активная внешняя политика Петра I обусловила необходимость реформ в военном деле, включая создание центров по выпуску оружия. Таким ведущим центром вскоре стала Тула. Значительную долю продукции оружейных заводов и мастерских города составляло вооружение боевое, выполненное безукоризненно в техническом отношении, но почти не декорировавшееся. Поэтому «лицо» старинного тульского оружия определяется все же по художественно оформленным предметам гражданского назначения, служившим для парадных и охотничьих целей. Естественно, что особо ценные по устройству и убранству экземпляры парадного или охотничьего оружия хранились владельцами бережно, а впоследствии оседали в музейных и частных коллекциях. Немало их сосредоточилось в Арсенале императорского Эрмитажа. Своеобразная «визитная карточка» экспозиции — массивный чугунный ствол пушки с вычеканенной на нем надписью о том, что «лета 7202 (1694) в декабре делал сию пушку туленин (житель Тулы.— Ю. М.) казенный кузнец Михаил Афанасьев». Немногие годы отделяют пушку от другого экспоната — массивного охотничьего ружья, помеченного далеким 1700 годом. Основная часть экспозиции — охотничье и парадное оружие XVIII века. Привлекают внимание ружья, сработанные выдающимися мастерами — Ильей Салищевым, Алексеем Леонтьевым, Иваном Полиным и многими другими. Взяв за основу достижения лучших оружейников Европы той эпохи, прежде всего — французских и отчасти немецких, тульские мастера сумели не только достичь их уровня, но и во многом превзойти его. Илья Салищев искусно украшал стволы ружей сложными орнаментально-сюжетными композициями, построенными на сочетании элементов позднего барокко с мотивами русского прикладного искусства XVII века, с изображением корон, птицы Сирин и других традиционных образов.

109

Вверху. Парадный офицерский палаш времен Елизаветы Петровны. На другой его стороне надпись: «Елисаветъ Великая». Ниже. Парадная алебарда — оружие почетной стражи времен Петра III. Справа. Охотничий кортик с принадлежностями. Вторая половина XVIII века. Слева. Кремниевые пистолеты из охотничьего гарнитура Екатерины II. Мастер Иван Лялин. Above. An officer’s dress broadsword from the time of Empress Elizabeth. The other side bears the inscription “Elizabeth the Great”. Below. A dress halberd — the weapon of a guard of honour from Peter III’s time. Right. A hunting dagger with accessories. Second half of the 18th century. Left. Flint-lock pistols from a hunting set that belonged to Catherine II. Made by Ivan Lialin.

Historians date the beginnings of arms-making by the craftsmen of Tula to the late sixteenth century, although it really took off on a large scale at the beginning of the eighteenth. It was then that Peter the Great’s vigorous foreign policy made military reforms a matter of necessity including the creation of arms-manufacturing centres. Tula soon became the leader among such centres. A considerable portion of the output of the town’s arms factories and workshops consisted of combat weapons that were immaculately made from a technical point of view, but almost undecorated. Consequently the “face” of the old Tula arms industry is shaped more by the artistic finish given to objects that were intended for use in peacetime, as accessories of dress or in hunting. Naturally examples of dress or hunting weapons that were particularly valuable on account of their construction or decoration were looked after very carefully by their owners and later found their way into museums or private collections. Quite a number of them ended up in the Arsenal of the imperial Hermitage. A sort of “visiting card” of the display is a massive cast-iron cannon barrel chased with an inscription informing us that “This cannon was made by Mikhail Afanasyev, a Tula smith in the employ of the state, in December of the year 7202 [1694].” Just a few years separate the cannon from another exhibit — a massive fowling piece marked with the date 1700. The main part of the display is made up of hunting and dress weapons from the eighteenth century. The eye is particularly caught by the guns produced by outstanding craftsmen — Ilya Salishchev, Alexei Leontyev, Ivan Polin and many more. Taking as their starting-point the achievements of the finest weaponssmiths in Europe at that time — the French and to some extent the Germans, the Tula craftsmen managed not only to attain the same level, but even to surpass it in many ways. llya Salishchev skillfully decorated the barrels of his guns with elaborate ornamental and figurative compositions built upon a combination of late Baroque elements with motifs from Russian seventeenth-century applied art.

Тульские мастера нередко превосходили европейских в выборе форм и конфигураций кинжалов, ножей, кортиков и проявляли исключительную изобретательность в средствах и приемах декорировки. Среди экспонатов заметно выделяются отдельные произведения или группы, отмеченные особым совершенством исполнения. К ним относится серия так называемых «гарнитуров», чаще всего охотничьего назначения, состоящих из нескольких предметов, выполненных в одном стиле. Например, великолепный комплект, состоящий из кремневых ружья и двух пистолетов, заказанных императрицей Елизаветой Петровной в 1751 году для своего фаворита графа Алексея Разумовского. И ружье и пистолеты, выполненные в лучших традициях своего времени, поражают богатством и изяществом отделки с применением чеканки, резьбы и золочения. По убранству ему не уступает, а может быть, и превосходит другой гарнитур, созданный выдающимся тульским мастером Иваном Лялиным около 1790 года. Принадлежавший императрице Екатерине II комплект состоит из ружья и двух пистолетов. Все три предмета оправлены в слоновую кость, а стальные детали, начиная со ствола, искусно инкрустированы золотом и серебром. Еще один гарнитур, также предназначенный для охоты, отличается от первых двух составом — он включает ру-

На барабанном пистолете второй половины XVIII века мастер поставил свое имя. Ниже. Образцы миниатюрного действующего оружия, которое Екатерина II заказывала для внуков, — ружьеревольвер и пистолет. The craftsman left his name on this drum pistol from the second half of the 18th century. Below. Examples of the functioning miniature weapons that Catherine II commissioned for her grandsons — a revolver shotgun and a pistol.

жье, винтовку, тромблон и пару пистолетов. Здесь используется тончайшая инкрустация серебром по оправе из темного дерева. Этот гарнитур был поднесен императору Александру I по случаю его коронации в 1801 году. Образцы детского и миниатюрного оружия, в основном огнестрельного, отличаются предельной чистотой и точностью исполнения. Mногие из них были заказаны императрицей Екатериной II для своих внуков — великих князей Александра, Константина и Николая. Небольшая, но своеобразная группа экспонатов, созданных в Туле в XIX веке, отражает идеи историзма, предполагавшие использование элементов культуры прошлых эпох. Яркий образец этого — парадный палаш по типу тех, что изготавливались в XVIII веке в московской Оружейной палате. Среди образцов художественно оформленного огнестрельного оружия XIX века привлекают работы известных мастеров — Николая и Петра Гольтяковых, Николая Захавы и других. Оружейное искусство Тулы — яркая и впечатляющая страница отечественной художественной культуры, и каждая новая встреча с наследием русских умельцев дополняет и расширяет представления о нем. Вверху. Туляк Алексей Бабякин в середине XIX века изготовил кремневое ружье (пищаль) по образцу мастеров московской Оружейной палаты XVII века. Ниже. Фрагмент кремневого пистолета, приобретенного Эрмитажем в1967 году. Above. In the middle of the nineteenth century the Tula craftsman Alexei Babiakin made a flintlock gun (arquebus) in imitation of those made in the Moscow Armoury Chamber in the seventeenth century. Below. Detail of a flint-lock pistol acquired by the Hermitage in 1967.

110

Вверху. Приклад охотничьего ружья украшен серебряной инкрустацией во французском стиле. Середина XVIII века. Above. The stock of a hunting gun decorated with silver inlay in the French style. Mid-18th century Образец боевого вооружения казачьих войск — сабля с ножнами. 1766 год. An example of the combat weaponry of Cossack troops — a sabre and scabbard. 1766.

The craftsmen of Tula quite often outdid their European colleagues in the choice of shapes and configurations for daggers, knives and dirks and demonstrated exceptional inventiveness in the manner and methods of decoration. Individual items or groups stand out prominently among the exhibits for their particularly superb workmanship. These include a series of “garnitures”, more often than not for hunting purposes, that consist of several items made in a single style. There is, for example, a superb set, containing a flintlock gun and two pistols, that was commissioned by Empress Elizabeth in 1751 for her favourite Count Alexei Razumovsky. Both the gun and the pistols, executed in the finest traditions of the time, are striking for the richness and refinement of the decoration that involved chasing, carving and gilding. No less finely decorated, and perhaps even better, is another set created by the outstanding Tula craftsman Ivan Lialin around 1790. It belonged originally to Empress Catherine II and consisted again of a gun and two pistols. All three items are mounted in ivory, while the steel elements, beginning with the barrel are expertly inlaid with gold and silver. One more set, also intended for hunting, differs in composition from the first two — it comprises a gun, a rifle, a blunderbuss and a pair of pistols. This set was presented to Emperor Alexander I on the occasion of his coronation in 1801. The examples of children’s and miniature weapons display an extreme crispness and precision of execution. Many of them were commissioned by Catherine II for her grandsons — Alexander, Konstantin and Nikolai. A small, but distinctive group of exhibits created in Tula in the nineteenth century reflect the doctrine of Eclecticism that preached borrowing and combining elements of culture from different eras. Particularly attractive among the specimens of artistically decorated firearms from the nineteenth century are the works of the famous craftsmen Nikolai and Piotr Goltyakov, Nikolai Zakhava and a host of others. The artistic weapons of Tula are a vivid and striking chapter in Russia’s artistic culture and every new encounter with the legacy of the country’s craftsmen adds to and broadens our conception of it.

111

Револьвер системы Кольта, изготовленный предположительно мастером Николаем Захавой в середине XIX века. A Colt-system revolver believed to have been made by the craftsman Nikolai Zakhava in the mid-nineteenth century.

1. Охотничий карабин. Судя по вензелю на стволе, мог принадлежать Елизавете Петровне. 1755 год. 2. Шестиствольное охотничье ружьеревольвер. Около 1785 года. 3. Кремневый тромблон. 1785 год. 4. Охотничье ружье-револьвер. Мастер Николай Гольтяков. Около 1880 года. 1. A hunting carbine. From the monogram on the barrel it may have belonged to Empress Elizabeth. 1755. 1.2. A six-barrelled hunting revolvershotgun. Circa 1785. 3. A flint-lock blunderbuss. 1785. 4. A hunting revolver-shotgun. Made by Nikolai Goltyakov. Circa 1880.

Т радиции / t r a d i t i o n s

Васька ничем не отличался бы от тысяч бездомных петербургских котов, если бы не судьба, которая явно к нему благоволила. Василию повезло: он обрел кров и работу в бывшем императорском дворце, ныне музее — Государственном Эрмитаже. Васька — один из полусотни хвостатых созданий, которые чувствуют себя дома рядом с «Мадонной Бенуа» Леонардо да Винчи, «Данаей» Рембрандта и «Скорчившимся мальчиком» Микеланджело.

«Кошки — неотъемлемая часть истории Эрмитажа, — говорит Татьяна Данилова, заведующая отделом смотрителей. — Это лучшие охранники музея от его злейших врагов — мышей». У эрмитажных котов богатая история, и началась она еще тогда, когда нынешний Зимний дворец даже не начал строиться. Известно, что при Елизавете Петровне во Временном зимнем дворце (на этом месте сейчас расположено здание Талион Клуба) развелось великое множество мышей и крыс. Это и побудило императрицу издать в 1745 году курьезный «Указ о высылке ко двору котов». Монаршее повеление гласило: «Сыскав в Казани здешних пород кладеных (кастрированных. — И. Т.) самых лучших и больших тридцать котов, удобных к ловлению мышей, прислать в С.-Петербург ко двору Ея Императорского Величества

с таким человеком, который бы мог за ними ходить и кормить, и отправить их, дав под них подводы и на них прогоны и на корм сколько надлежит немедленно». После постройки нынешнего Зимнего Екатерина Великая не только дала хвостатым мышеловам «официальную прописку» в своей новой резиденции, но и для вящего их комфорта приказала держать специальные корзинки. Однако после смерти императрицы никто из российских правителей об особом благополучии кошек не заботился. Их так и не удосужились поставить на дворцовое довольствие и не выделили специального места для проживания. Лишь несколько лет назад дирекция Эрмитажа решила сделать кошачью жизнь более достойной. Именно тогда они получили официальное разрешение

“Cats are an inseparable part of the history of the Hermitage,” says Tatyana Danilova, head of the custodians’ department. “They are the museum’s best protection from its worst enemies — mice.” The Hermitage pussies have a rich history, one that goes back even before the present Winter Palace began to be built. It is a recorded fact that the temporary Winter Palace occupied by Empress Elizabeth (which stood on the site now occupied by the Taleon Club) suffered a serious infestation of mice and rats. This prompted the Empress in 1745 to issue a curious “Decree on the dispatch of tom-cats to the court”. The monarch’s instructions were “to seek out in Kazan thirty of the largest and finest castrated tom-cats and send them to St Petersburg, to the court of Her Imperial Majesty, together with a man who could feed and take care of them.”

After the construction of the present Winter Palace, Catherine the Great not only gave the furry mousers houseroom in her new residence, but even gave orders for special baskets to be provided for their greater comfort. After the Empress’s death, however, none of her successors on the Russian throne paid any particular attention to the well-being of their feline helpers. Only a few years ago the Hermitage administration decided to give the museum’s cats a more fitting life. It was then that they were granted official permission to reside in the museum cellars and two members of staff were accorded the honour of looking after the valued animals. The feeding of the Hermitage cats is, it must be said, a very impressive spectacle. Just as soon as the “custodians of the cats”, Galina Lukinova and Tatyana Frolova, appear with the food, the deserted courtyard of the Hermitage is transformed. Ginger and white,

При взгляде на Татьяну Данилову вспоминается известный афоризм Бернарда Шоу: «Человек культурен в той мере, в какой он понимает кошку». Looking at Tatyana Danilova calls to mind George Bernard Shaw’s famous aphorism “A man is cultured to the degree that he understands a cat”.

Vaska would be no different from thousands of other homeless cats in St Petersburg, if fate had not clearly decided to smile upon him. Vasily was in luck: he found a home and work in the former imperial palace and now museum — the State Hermitage. Vaska is one of around fifty felines that feel at home alongside Leonardo da Vinci’s Benois Madonna, Rembrandt’s Danaë and Michelangelo’s Crouching Boy.

112

Императорская мышеловня The Long-Tailed Guardians of the Nation’s Property Ирина ТИТОВА/by Irina TITOVA Фотографии Д. Ловецкого/ Photographs by Dmitry Lovetsky

Петр Великий в одном из своих указов предписал «иметь при амбарах котов, для охраны таковых и мышей и крыс устрашения». In one of his decrees Peter the Great insisted that there be “at barns cats to guard the same and to dispose of mice and rats”.

Т радиции / t r a d i t i o n s

жить в подвале музея, а двум сотрудницам было предоставлено почетное право ухаживать за усатыми-полосатыми. Музейщиков призвали делать пожертвования на их пропитание. Признаться, кормление эрмитажных котов — зрелище весьма впечатляющее. Едва «смотрительницы котов» Галина Лукинова и Татьяна Фролова появляются с едой, пустующий двор Эрмитажа преображается. Рыжие и белые, черные и серые, худые и толстые представители кошачьей породы выбегают из недр исторического здания. В этот момент их задранные вверх хвосты напоминают ряды фабричных труб. «Все наши питомцы разные, у каждого есть своя кличка, свой характер и своя история, — говорит Галина. — Например, Лола — дамочка вызывающе наглая и может отобрать еду у нескольких собратьев; Бесенок ценит независимость и всегда гуляет сам по себе; Ника — ласковая, но очень разборчива в своих привязанностях: она позволяет себя гладить только нашей охране». Галина Лукинова с улыбкой вспоминает перипетии кошачьих судеб: и как кошке Даше пришлось пережить кесарево сечение; и как кот Яша воспитывал котенка-сироту; и как рыжую Мурку привезли работники кондитерской фабрики, директор которой отказал кошке в приюте.

114 black and grey, fat and thin representatives of the feline race come running from the bowels of the historic building. At this moment their erect tails look like rows of factory chimneys. “All our charges are different. Each one has its own name, its own character and its own story,” Galina says. “Lola, for example, is an objectionably cheeky lady and capable of taking food away from several of the others; Besenok treasures independence and always walks by himself; Nika is sweet, but very selective in her affections: she only lets our guards stroke her.” Everyone’s acknowledged favourite is the black-and-white Vaska, recommended as a “gentleman” on account of his good nature and habit of eating his food in a dignified manner. He is the oldest of the present generation of Hermitage cats. He is twelve years old and blind now in one eye. That defect, however, does not prevent him from being a discriminating connoisseur of the museum’s treasures. He is the only one who knows the secret way into one of the most popular rooms in the museum — the Pavilion Hall. Officially

Всеобщим любимцем считается черно-белый Васька, рекомендованный как «джентльмен» за его добрый характер и привычку поглощения пищи «с достоинством». Он самый старый среди нынешнего поколения эрмитажных котов. Ему двенадцать лет, и один глаз у него слепой. Однако этот недостаток не мешает коту слыть тонким знатоком музейных ценностей. Он единственный, кто знает секретный ход в один из наиболее популярных залов музея — Павильонный, где находятся уникальные часы «Павлин». Официально доступ в выставочные залы животным запрещен: кошки могут повредить музейные экспонаты. Однако Васька это правило игнорирует. «Свои нелегальные прогулки он предпринимает обычно по понедельникам, когда в музее выходной, к вящей досаде охраны: им приходится бежать в Павильонный зал, если Васькины перемещения вызывают срабатывание сигнализации», — рассказывает Татьяна Данилова.

«Мне сверху видно все — ты так и знай!» Коты в раздевалке для сотрудников Эрмитажа. “I can see everything from up here — just keep that in mind!” Cats in the Hermitage’s staff cloakroom.

Эрмитажные подвалы служат не только кошачьим домом: здесь проходят выставки «Мартовский кот», где можно полюбоваться изображениями хвостатых. The Hermitage cellars are not just a home for cats: they also hold the “March Tomcat” exhibitions here in which you can admire depictions of felines.

115

В судебнике XIV века кошка упоминается как домашний зверь, а за ее хищение определяется значительный штраф. In a fourteenth-century law code the cat is mentioned as a domestic animal and a considerable fine laid down for the theft of one.

the animals are not allowed into the exhibition halls in case they damage the exhibits. Vaska turns his blind eye to that rule, though. The Hermitage staff still cannot forget the drama that unfolded in the museum’s ventilation system. A cat that blundered into the ducts was discovered by his desperate mewing behind the wall of the hall housing portraits by the great Flemish artist Van Dyck. The wretched creature was afraid to come out through the small vent and the procedure of tempting him from there went on for a week. After that adventure the cat was naturally renamed “Van Dyck”. On another occasion bloodstains were discovered on the legs of a sculpture of Bastet, the Ancient Egyptian goddess of fertility and motherhood. “Rumours spread that they were traces of some mystical sacrifice, but it turned out that one of the cats had had kittens in the goddess’s lap,” Maria Khaltunen, the Director’s secretary, recalled. Today the majority of the Hermitage cats have been neutered so as to keep the feline population within limits. New animals arrive anyway: people bring them, knowing that they will be well looked after here. In order

Т радиции / t r a d i t i o n s

116

Персонал Эрмитажа не может забыть о драме, которая разыгралась в вентиляционной системе музея. Заблудившийся там кот обнаружил себя отчаянным мяуканьем за стеной зала, где выставлены картины великого фламандского художника Ван Дейка. Животное боялось вылезти через маленькое вентиляционное отверстие, и процедура выманивания его оттуда растянулась на неделю. После этого случая кот, естественно, получил кличку Ван Дейк. Однажды были обнаружены пятна крови на коленях скульптуры Бастет, древнеегипетской богини плодородия и материнства. «Пошел слух, будто бы это следы мистического жертвоприношения, но оказалось, что это одна из кошек родила котят на коленях у богини», — рассказала Мария Халтунен, секретарь директора. Во время блокады Ленинграда 1941— 1944 годов все эрмитажные коты исчезли: то ли умерли от голода, то ли были съедены голодными людьми. Однако после снятия блокады выяснилось, что коты жизненно необходимы городу, в котором бесчинствуют крысиные полчища. Поэтому в Ленинград был направлен внушительный кошачий «десант», по слухам, из Ярославля. И первой «горячей точкой» был Эрмитаж. Сегодня большинство эрмитажных котов стерилизованы с целью ограничения

кошачьей популяции. Однако новые животные все равно появляются: люди приносят, зная, что здесь о них заботятся. Чтобы не возникло проблемы перенаселения, сотрудники музея даже дают объявления в газетах. И желающие получить домашнее животное, воспитанное на великих произведениях искусства, находятся. Кое-кого из любимцев новые хозяева, по слухам, даже пытаются кормить… лососевой икрой. Видимо, из уважения к их прошлому. А вообще кошек в Эрмитаже обычно потчуют рыбой, куриной печенкой, кашей и «Кити-кэтом» — два раза в день. «В музее не хватает мышей и крыс, чтобы все животные могли прокормиться. Кроме того, отнюдь не все едят такую добычу. Поэтому нам приходится подкармливать котов. Ведь они работают», — сказала Галина Лукинова.

«Кто кошку любит, тот и жену будет любить», — гласит русская пословица. В России кошки известны с X века, но до XIV они были по карману не многим.

Здесь есть все, чтобы помочь вам восстановить силы и улучшить самочувствие. К услугам посетителей Фитнес центра тренажерный зал с системой микроклимата и самым современным оборудованием, позволяющим тренироваться даже на профессиональном уровне. Зал оснащен обширной кардиолинией, включающей велотренажеры, беговые дорожки, орбитреки и степперы, а также силовыми тренажерами, позволяющими эффективно тренировать различные группы мышц, и зоной свободных весов.

ФИТНЕС ЦЕНТР

“A man who loves a cat will love a wife as well,” a Russian proverb informs us. Cats have been known in Russian since the tenth century, but until the fourteenth few could afford them.

SPA ЦЕНТР

to avoid problems of excess, the museum staff even place advertisements in the newspapers. There is evidently a demand for pets brought up in an atmosphere of high artistic culture. Some of the new owners, so it is said, have even tried feeding their little darlings on red caviar. Apparently out of respect for their palatial pedigree. Actually the Hermitage cats tuck into fish, chicken liver, cereal mashes and Kit-E-Kat — twice a day. “There are not enough mice and rats in the museum to feed all the animals. Besides, far from all of them will eat what they catch. That’s why we have to supplement the cats’ diet. They are workers, after all,” said Galina Lukinova.

К вашим услугам великолепный бассейн с системой очистки воды без применения хлора, каскадный душ, турецкая баня, финская сауна, солярий, косметический кабинет, профессиональные массажисты.

Мы рады помочь вам восстановить силы и улучшить самочувствие НАШИ ТЕЛЕФОНЫ: 324-99-11, 324-99-44

Э кстремум / e x t r e m u m

Уикэнд в невесомости Weekend in the Weightlessness Максим ДЫННИКОВ / by Maxim DYNNIKOV

Пока из шести миллиардов жителей планеты Земля есть только два человека, которые с полным основанием могут назвать себя космическими туристами: американец Деннис Тито и южноафриканец Марк Шаттлворт.

Чтобы присоединиться к этому небольшому сообществу, необходимо выложить 20 миллионов долларов за полет на космическом корабле «Союз». Деньги немалые, но возможность полюбоваться родной планетой из иллюминатора Международной космической станции (МКС) с высоты 400 километров, вероятно, стоит того. Приключение, согласитесь, заманчивое! У менее богатых или более экономных космофилов появляется хорошая альтернатива — полет на более близкое от Земли расстояние. Недавно были завершены испытания первого частного суборбитального корабля «SpaceShipOne», который некоторое время «парит» над Землей не так высоко, как «Союз», однако впечатлений от подобного вояжа для обычного землянина будет не меньше. С началом серийного выпуска этих аппаратов совершить экстремальную вылазку в космос можно будет «всего» за 80 тысяч долларов.

На Байконуре — 9 стартовых комплексов с 14 пусковыми установками и 2 аэродрома. Baikonur has nine launch complexes with 14 launch installations and two aerodromes.

So far among the 6,000 million inhabitants of our planet, there are only two who can with every justification call themselves "space tourists": the American Dennis Tito and the South African Mark Shuttleworth.

118 «В полете на ракете есть элемент ретро 1960-х, и мне это нравится», — сказал перед стартом Марк Шаттлворт.

In order to join this select company, you need to lay out 20 million dollars. Quite a sum, but the opportunity to admire your native planet through the portholes of the International Space Station from 400 kilometres up is probably worth it. Now, however, those who dream of going into space have an attractive alternative – flights to a somewhat lower altitude. Recently the first private sub-orbital vessel – SpaceShipOne – completed its test flights. It does not reach such great heights above the Earth, but the experience of a trip aboard promises to be nearly as thrilling for the average earthling. When these rocket ships enter serial production, the cost of such an extreme jaunt into the lower reaches of outer space may come down to a "mere" 80,000 dollars. But there are other "out-of-this-world" attractions. I am referring to the space

Before his flight Mark Shuttleworth said there was s an element of 1960s nostalgia about rocket flight that he liked.

Э кстремум / e x t r e m u m

Впрочем, уже и сейчас есть «неземные» удовольствия, которыми пользуются успешные российские бизнесмены, жаждущие необычных и острых ощущений. Это так называемые космические туры на космодром Байконур и в знаменитый Звездный городок под Москвой.

Орбитальный обед Байконур уже давно принимает самолеты с экскурсантами, мечтающими взглянуть на «небожителей» собственными глазами и почувствовать себя в их шкуре, то бишь в скафандре. Основная цель поездки — участие в предстартовых мероприятиях и наблюдение за запуском космического аппарата воочию, а не с экрана телевизора. Программой пребывания на Байконуре предусмотрено знакомство с экипажем очередной космической экспедиции, примерка скафандров и участие в закрытой пресс-конференции. Пусковые комплексы — не единственная достопримечательность Байконура. Здесь есть много интересного, например музей Сергея Королёва, где все дышит историей освоения космоса. Экскурсантам напомнят, что именно с Байконура были запущены первые в мире искусственные спутники Земли, Солнца, Луны и Венеры. Ну и, конечно, подробно расскажут, как готовился и проходил первый в мире полет человека в космос.

120

За отдельную плату для желающих здесь «сервируют» такой же обед, какой космонавты съедают на орбите. Правда, пока с полетами на Байконур придется повременить. Однако, как сказал представитель Роскосмоса Вячеслав Давиденко, экскурсионные туры на объекты Федерального космического агентства будут организовываться позже.

Вот это для мужчин! Как ни странно, еще ближе к звездам можно почувствовать себя в 30 километрах от Москвы по Щелковскому шоссе, где, как известно, в Звездном городке находится легендарный Центр подготовки космонавтов. Здесь вы ощутите себя настоящим покорителем галактик, освоив предназначенные для тренировок космонавтов «аттракционы». Понятно, что с хилым здоровьем и расшатанными нервами на них лучше тихонько посмотреть со стороны. А настоящие парни, не отрываясь от Земли, могут выполнить «космический полет», подобный гагаринскому, 9000 m орка

нижение

8000 m 2g

7000 m

6000 m

хема достижения невесомости

tours to the Baikonur space centre and the famous "Star Town" (Zvezdny Gorodok) outside Moscow.

При полете по кривой Кеплера многократно создается 25-секундная невесомость.

The ultimate packed lunch

are told in detail about the preparations for the first-ever manned space flight and how it took place. For extra payment those who wish can be served with the same kind of meal as cosmonauts eat in orbit. You will, admittedly, have to put off that trip to Baikonur for a while. But Viacheslav Davidenko, a spokesman for Ruskosmos, stated that excursion tours to objects belonging to the Federal Space Agency will be arranged.

Baikonur long since began receiving planeloads of excursionists who dream of seeing the pioneers of the "final frontier" with their own eyes and experiencing what it is like to be in their shoes – and spacesuits. The main purpose of such a trip is to take part in pre-launch events and to personally witness a spaceship taking off, rather than watching it on TV. The programme for a Baikonur visit includes meeting the crew of the latest space mission, trying on spacesuits and attending a closed pressconference. The launch complexes are not the only sight Baikonur has to offer. There is plenty more of interest there, such as the Sergei Korolev Museum where everything oozes with the history of the conquest of space. Visitors are reminded that Baikonur was the place from which the first artificial satellites of the Earth, Sun, Moon and Venus were launched. And of course they

Flying on a parabolic path creates 25 seconds of weightlessness.

Game for a spin? Strangely enough, you can feel even closer to the stars just 30 kilometres from Moscow along the Shchelkovo Highway, which is, as all space fans know, the location of Star Town and the legendary Cosmonaut Training Centre. There you feel yourself to be a real conqueror of the galaxies, trying out the "rides" intended to test and prepare those going into space. Spinning at tremendous speed on a gigantic centrifuge gives you a complete

Россиянин Юрий Гидзенко и итальянец Роберто Виттори «составили компанию туристу» во время полета на МКС. The Russian Yury Gidzenko and the Italian Roberto Vittori “kept the tourist company” during the flight to the International Space Station.

Сенсорные и вегетативные расстройства, возникающие в первые часы и дни пребывания космонавта на орбите, получили название «спутниковая болезнь» или «космическая болезнь движения». The disorders of the senses and involuntary body functions that occur in the first hours or days of a space flight have become known as “sputnik sickness” or “space motion sickness”.

который длится около часа. Кружение с бешеной скоростью на гигантской центрифуге дает полное представление о том, что испытывают космонавты во время подъема на орбиту, при облете Земли и возвращении на нее. Надевая скафандр, чтобы забраться в кабину центрифуги, нужно быть физически и морально готовым к шестикратным перегрузкам и очень неприятным ощущениям. С помощью центрифуги моделируется «физиологическая невесомость», заключающаяся в расстройстве вестибулярной системы человека. Испытание подобным образом своего вестибулярного аппарата на устойчивость к невесомости одним кажется сомнительным удовольствием, а другие без колебаний выкладывают за него около 2 тысяч долларов. Конечно, куда приятнее, хотя и в три раза дороже, гидроневесомость. В гидролаборатории вас облачат в скафандр, и вы плавно погрузитесь на дно бассейна, где стоит макет космической станции и различных ее модулей. Именно так труженики космоса приобретают навыки работы на орбите за бортом МКС. Поэт Владимир Маяковский утверждал: «Можно убедиться, что Земля поката, — сядь на собственные ягодицы и катись». Это, конечно, шутка гения. Но увидеть, что наша планета не просто поката, а совсем даже круглая, действительно

можно с высоты 25—28 километров, поднявшись в стратосферу на самолетах «МиГ-25», «МиГ-29» или «Су-27». Говорят, оттуда открывается впечатляющий вид на Землю в целом. Цена получасового полета колеблется от 8 до 11 тысяч долларов, в зависимости от вида самолета. Основной тренажер для отработки навыков деятельности в невесомости — летающая лаборатория. Она представляет собой специально приспособленный аэробус «Ил-76». При полете по кривой Кеплера во время перехода с горизонтального участка на восходящий участок кривой и движении самолета через ее вершину создается режим кратковременной невесомости продолжительностью до 25 секунд. За полтора часа выполняется до 15 режимов невесомости, то есть общее «пребывание в космосе» составляет примерно 450 секунд. Если учесть, что стоит это почти как полет в стратосферу, то каждая секунда, можно сказать, на вес золота. И представьте — есть немало людей, которым это нравится.

Небо над Байконуром — неиссякаемый источник легенд, но оно красиво даже тогда, когда в объективе нет ничего сверхъестественного. The sky above Baikonur is an inexhaustible source of legends, but it is beautiful even when there is nothing inexplicable in the viewfinder.

121 impression of what a cosmonaut experiences on the way up into orbit, when flying around the Earth and when coming back down. As you don the spacesuit before climbing into the cabin of the centrifuge, you need to be physically and mentally prepared for an acceleration stress of 6 g and some very unpleasant sensations. The centrifuge is used to recreate a state of "physiological weightlessness". Some find testing how your vestibular apparatus stands up to weightlessness in this way a dubious pleasure, while others unhesitatingly pay out around 2,000 dollars for the privilege. Much more pleasant, of course, but three times more expensive, is underwater weightlessness. In the hydro-laboratory they dress you in a special suit and you descend smoothly to the bottom of a huge tank in which there is a mock-up of the space station and its various modules. This is exactly the way that spacemen and -women acquire the skills needed to work in orbit aboard the International Space Station. It is indeed possible to see that our planet is completely round from a height of 25–28 kilometres, up in the stratosphere,

which you can reach on a MiG-25, MiG-29 or Su-27 plane. The price of a half-hour flight varies between 8,000 and 11,000 dollars, depending on the type of aircraft. The main type of trainer used to hone the skills of working in weightless conditions is the flying laboratory, a specially equipped Il76 airbus. By following a parabolic path, the airbus can create a brief period of weightlessness for those on board that lasts up to 25 seconds. In a 90-minute flight it goes through fifteen cycles of weightlessness, meaning the total time spent "in space" is about 450 seconds. Bearing in mind that this costs roughly the same as a flight into the stratosphere, every one of those seconds is worth its weight in gold, so to speak. And just imagine, there are quite a few people who enjoy it!

Возвращение «небожителей» на Землю приветствуют не только люди. The return of the “celestials” to Earth is hailed not only by people.

Таракан, таракан, тараканище! Cockroach, cockroach, COCKROACH!

Лариса ЗОРИНА/ by Larisa ZORINA

Всевластный диктатор Москвы генерал-губернатор Закревский сел за утренний чай, переломил пышную теплую сайку и вдруг взревел: — Эт-то что за мерзость! Подать сюда булочника Филиппова! В мгновение ока дежурный полицейский представил грозному властителю ошарашенного старика. — Эт-то что? Таракан?! — И очень даже просто, ваше превосходительство. Это изюминка-с! Отщипнул и, не мешкая, проглотил кусок с тараканом. — Врешь, мерзавец! Разве сайки с изюмом бывают? Пошел вон!

Филиппов бросился сломя голову в пекарню и, к великому ужасу пекарей, опрокинул полное решето изюма в тесто. Спустя час он угощал Закревского сайками с изюмом, а через день от покупателей отбою не было. Так знаменитый в середине XVIII века на всю Россию московский булочник Иван Филиппов не только ловко вышел из трудного положения, но и создал, современным языком выражаясь, новый вид выпечки. — И очень даже просто! Только случая не упустил. А вы говорите «та-ра-кан»! — рассуждал Филиппов, когда речь заходила о сайках с изюмом. Другое, не менее оригинальное изобретение с использованием безобразных тварей о трех парах ног и с длинными усами тоже считается русским. Вспомним великолепный фильм по пьесе Михаила Булгакова «Бег». Константинополь переполнен эмигрантами, бежавшими из России от революционных бурь и ужасов гражданской войны. Всеобщее отчаяние и безысходность: светские дамы идут в прачки или на панель, гвардейские офицеры — в носильщики и грузчики. Но голь на выдумки хитра. Главное — «случая не упустить»! И вот в Константинополе объявляется Тараканий царь. Трагикомический булгаковский персонаж, блестяще сыгранный Владимиром Басовым в фильме «Бег», поймал фортуну за фалды:

122 Filippov rushed headlong back to the bak-

Портрет графа А. Закревского работы И. Сергеева. 1820 год.

анатолий мальцев

Portrait of Count Arseny Zakrevsky by I. Sergeyev. 1820.

The all-powerful dictator of Moscow, Governor General Zakrevsky, sat down for his morning tea, broke open a warm fluffy saika bun and suddenly roared: “What’s this abomination! Have Filippov the baker brought here!” In the blink of an eye the duty police officer brought a flabbergasted old man before his awe-inspiring master. “What, pray, is this? A cockroach!” “That’s very simple, Your Excellency. It’s a raisin.” He pinched off the part containing the insect and swallowed it without delay. “You’re lying, you scoundrel! Whoever heard of a saika with raisins in it? Get out of here!”

ery and to the great alarm of his bakers tipped a full sieve of raisins into the dough. An hour later he was treating Zakrevsky to saiki with raisins, and the next day they could not bake enough of them. And so the Muscovite baker Ivan Filippov, who was famous across Russia in the mid-eighteenth century, not only smartly got himself out of hot water, but also pulled off what today we might call a neat marketing coup. “Very simple! Just don’t miss an opportunity. And you say, ‘Cockroach!’” Filippov would argue when the talk came round to his saiki with raisins. Another no less original invention connected with the six-legged little monsters with long antennae is also believed to be Russian. Perhaps you know the wonderful film version of Mikhail Bulgakov’s play Flight. Constantinople is full to bursting with émigrés who have fled from Russia to escape the revolutionary upheavals and civil war. Unmitigated despair and hopelessness: high-born ladies working as washerwomen or streetwalkers; guards officers as porters and stevedores. But necessity is the mother

У влечения / p a s t i m e s

— Мсье, дам! Бега открыты! Невиданная нигде в мире русская придворная игра! Тараканьи бега! Курс де кафар! Корсо дель пьятелло! Рейс оф кок-рочс! Любимая забава покойной императрицы в Царском Селе! Первый заезд! Бегут: первый номер — «Черная жемчужина»! Номер второй — фаворит «Янычар». Третий — «Баба-яга»! Четвертый — «Не плачь дитя»! Серый в яблоках таракан! Шестой — «Хулиган»! Седьмой — «Пуговица»! Плодотворная дебютная идея оказалась живучей: у нас появились игорные заведения, где сегодня можно увидеть «забаву покойной императрицы» и делать ставки на фаворитов. Естественно, нашлись люди, которые занялись выращиванием породистых усатых «скакунов». Одна из них — Ольга Александровна Антонова, главный энтомолог Института эволюционной физиологии и биохимии имени Сеченова Российской Академии наук. Главное — «случая не упустить»! Демонстрируя свою домашнюю тараканью ферму, Ольга Александровна рассказывает:

«Тараканьи бега — это фокус. В одном конце беговой дорожки с разделительными барьерчиками располагают источник света, а в другом — укрытие со шторками, за которыми насекомые стремятся скрыться. Тараканы просто бегут от света в темноту. Кто сделает это быстрее всех, тот — победитель. На ипподромах, как известно, еще не такие фокусы устраивают. Игроки это прекрасно знают, но все равно с ума сходят от азарта. Страсти человеческие рассудку неподвластны. А вот что представляет интерес, так это мысль, что тараканы — настоящие домашние животные. И даже дрессированные, — улыбается хозяйка дома и споро „прикалывает“ к джемперу таракана величиной с указательный палец. — Ну, чем не брошь?» Я подавляю в себе вполне естественный позыв и никак не решусь погладить по крепкому хитиновому панцирю это странное украшение. Моего спокойствия и любопытства хватает ровно настолько, чтобы созерцать многообразие тараканьего мира сквозь прозрачные лабораторные стекла их «темниц». А моей необразованности

of invention. The main thing is “not to miss an opportunity”! And right there in Constantinople the Cockroach King proclaims himself. One of Bulgakov’s tragicomic characters, brilliantly played by Vladimir Basov in the film, seized fortune by the coat-tails: “Messieurs, dames! The races have started! A Russian court game never before seen anywhere in the world! Cockroach races! Courses de cafards! Corso del piatello! … The favourite pastime of the late Empress at Tsarskoye Selo! First heat! The competitors: Number one — Black Pearl! Number two — the favourite, Janissary! Number three — Baba-Yaga! Number four — “Don’t cry, child!”, a mottled grey roach! Number six — Hooligan! Number seven — Button! This fruitful original idea proved to have vitality: in this country gambling establishments appeared where you could watch “the favourite pastime of the late Empress” and bet on the favourites. Naturally, people were found who devoted themselves to breeding thoroughbred six-legged racers.

One of them is Olga Alexandrovna Antonova, chief entomologist at the Sechenov Institute of Evolutionary Physiology and Biochemistry belonging to the Russian Academy of Sciences. The main thing is “not to miss an opportunity”! Demonstrating her home cockroach farm Olga Alexandrovna says: “Cockroach racing is a trick. At one end of the track that is divided into lanes by little barriers they put a light source, at the other a hidey-hole with shutters behind which the insects try to conceal themselves. The cockroaches run away from the light into the darkness. The one who does it the fastest is the winner. In horse-racing, as we know, people get up to far worse tricks. The gamblers are fully aware of how it’s done, but they still go crazy with excitement. Human passions are not subject to reason. What gives the interest is the idea that the cockroaches are real domesticated animals — and trained ones at that.” My hostess smiles and quickly “pins” onto her clothing

Вывеска бакалейно-хлебной лавки начала XX века. A grocer’s and baker’s shop sign from the early twentieth century.

Кадры из кинофильма «Бег». Тараканий царь (В. Басов) объявляет первый забег: «Ай бег ер пардон! Никаких шансов! Тараканы бегут на открытой доске, с бумажными наездниками! Тараканы живут в опечатанном ящике под наблюдением профессора энтомологии Казанского императорского университета, еле спасшегося от рук большевиков! Итак, к началу!»

124

The moments from the film Flight. The Cockroach King (Basov) announces the first heat: I beg your pardon! No chances! The cockroaches run across an open board with paper jockey! The cockroaches live in a sealed box under the supervision of a professor of entomology from Kazan Imperial University who barely escaped the clutches of the Bolsheviks! So, to the start!

Cockroach racing is very popular in Australia. Hundreds of competitions are held there every year, and the Australian cockroach racing championship attracts entries from all over the world. But the global fashion for this pastime was started by Russian refugees in Constantinople.

126

михаил спицын

“In Constantinople, in the Pera district, a certain Russian refugee, D., the former owner of a cinematographic firm in Petrograd, has started … cockroach races. The cockroaches, harnessed to lightweight carriages, run down a long table on which little channels have been made. It is very popular with the public. There is a fairly hefty sweepstake running on these ‘whiskered thoroughbreds’. Some of the gamblers bring their own ‘stables’ in boxes. The cockroaches are inspected by a special jury, weighed and so on. There are even stewards who occasionally annul the results of races run incorrectly…” (the newspaper Posledniye Novosti, Paris, 27 April 1921).

Что можно ощутить, когда по твоей ладони ползет существо, обитающее на Земле более 300 миллионов лет?

How are you meant to feel when a creature that has inhabited the Earth for over 300 million years runs across the palm of your hand?

михаил спицын

Well, you can find people too who are quite willing to dance a jig for raspberry jam. ”I am back listening to Olga Alexandrovna, who has drawn some sort of diagram on a piece of paper. “We are surrounded by vertebrate and invertebrate animals (two symbols appear either side of the schematic figure of a human being in the centre of the page). And among the vertebrates and invertebrates there are what are known as synanthropic species that are associated with human beings. They have lived alongside humanity since ancient time and depend upon us to one extent or another. Among the vertebrates there are cats and dogs and among the invertebrates cockroaches. Those are scientific grounds making it possible to regard cockroaches as humanity’s oldest companions. Hence the cockroach is an ordinary domestic animal. An exceptionally useful one too according to a number of medical parameters. It’s not for nothing that people eat them in many southern countries.” I wish them ‘Bon appetit’! But here in this country too many people ate them besides Filippov the baker. Otherwise how

«В Константинополе на Пере один русский беженец Д., бывший владелец кинематографической фирмы в Петрограде, открыл... тараканьи бега. По длинному столу, на котором устроены желобки, бегут, запряженные в легенькие колясочки... тараканы. Масса публики. Довольно крупная игра в тотализатор на этих усатых „рысаков“. Некоторые из игроков приносят в коробочках свои «конюшни». Тараканов осматривает особое жюри, взвешивает и т. д. Есть даже и судьи бегов, отменяющие иногда неправильные бега...» («Последние новости», Париж, 27 апреля 1921 года)

анатолий мальцев

a cockroach the size of your index finger. “Well, how’s that for a brooch?” I suppress my natural physiological reaction, but I cannot bring myself to stroke the strong chitin armour of this strange piece of jewellery. My composure and curiosity are just sufficient to allow me to observe the great variety of the cockroach world through the clear laboratory glass of their “prisons”. “I have been studying cockroaches for over thirty years,” Olga Alexandrovna goes on. “Each one of us makes contact with living nature in their own way. For me it happened through them. I understand them, feel them and know how to breed them. And they understand me and respond with reciprocity. Cockroaches are among the most ancient creatures on Earth. They existed even before the dinosaurs. You simply have to admire their adaptability and tenacity for life. They have a unique inner structure that completely safeguards their vital functions. They require light, a certain temperature and humidity. Practically all else they need is water and sugars. When people ask me, ‘What do you feed them on?’ I answer quite honestly, ‘Raspberry jam.’”

Очень популярны тараканьи бега в Австралии. Там ежегодно проводятся сотни соревнований, а австралийский чемпионат по тараканьим бегам собирает участников со всего мира. Однако в мировую моду ввели эту забаву русские беженцы в Константинополе.

Таракан стал образцом приспособляемости. Рядом с человеком эти насекомые всюду чувствуют себя «как дома» — они обитают даже на полярных станциях.

Сам принцип тараканьих бегов прост: насекомые бегут от света во тьму. Поэтому «жокею» не нужны шпоры и хлыст, достаточно карманного фонарика…

Cockroaches became an example of adaptability. Wherever human beings go, these insects feel at home. They even live on polar research stations.

The principle behind cockroach racing is simple: the insects run away from light into darkness. So the jockey has no need of spurs or a whip, a pocket torch is enough.

михаил спицын

па «НОМ»: «У меня в черепной коробке тараканы, жуки и пробки…» «Вот есть божий человек. И вокруг него существует мироздание, которое следует рассматривать как единое целое, — вновь услышала я голос Ольги Александровны, которая чертила на бумаге какую-то схему. — Нас окружают позвоночные и беспозвоночные животные. — С противоположных сторон от схематичной фигурки человечка в центре листа появились два обозначения. — А среди позвоночных и беспозвоночных есть так называемые синантропные, то есть сопутствующие человеку виды. Они издревле живут рядом с человеком и в той или иной степени зависят от него. Со стороны позвоночных — это кошки и собаки. А со стороны беспозвоночных — тараканы. Это научное обоснование, которое позволяет рассматривать тараканов как древнейших спутников человека. Таким образом, таракан — обычное домашнее животное. Да к тому же чрезвычайно полезное по ряду медицинских показаний. Недаром же во многих южных странах их употребляют в пищу». И приятного им аппетита! Да ведь и у нас кроме булочника Филиппова тараканов многие едали. Иначе откуда бы в рассказе Тэффи «Пасхальные советы молодым хозяйкам» взялся такой пассаж: «С боков пасхи хорошо насовать изюму, как будто и внутри тоже изюм. Иной гость

анатолий мальцев

У влечения / p a s t i m e s

и «непродвинутости» в данном вопросе — чтобы слушать, непроизвольно открыв рот. «Я занимаюсь изучением тараканов более тридцати лет, — продолжает Ольга Александровна. — У каждого человека происходит свой контакт с живой природой. У меня получился с ними. Я их понимаю, чувствую и умею разводить. А они понимают меня и отвечают взаимностью. Тараканы — одни из самых древних существ на земле. Они существовали еще до динозавров. Их приспособляемость и живучесть не могут не восхищать. Они обладают уникальным внутренним устройством, которое полностью обеспечивает их жизнедеятельность. Им необходимы свет, определенная температура и влажность воздуха. Еще они нуждаются практически только в воде и сахарах. Когда меня спрашивают: „А чем вы их кормите?“ — я совершенно искренне отвечаю: „Малиновым вареньем“». Ну что ж, и среди людей найдутся такие, что за малиновое варенье гопака спляшут. Кстати, интересно, чем в голодном 1920 году мог прельщать тараканов Александр Грин. Многие обитатели Дома Искусств, особенно из числа елисеевской прислуги, оставшейся здесь после эмиграции хозяев, искренне верили утверждениям, что нелюдимый, вечно мрачный писатель по ночам дрессировал тараканов. Впрочем, у каждого в голове что-то свое непременно водится. Как поет груп-

полненной работы, медленно отрываю от пола розовый тапок в виде дурацкого ушастого зайца. На полу доживает последние мгновения обычный рыжий таракан. Я долго смотрю на него и вдруг… начинаю плакать громко и навзрыд, по-кликушески выкрикивая древние стенания. Было ужасно жалко таракашечку. С какой-то невыносимой тоской я оглядываю гостеприимное пространство кухни: посреди стола возвышается ваза с вареньем и услужливо блестит фольгой открытая коробка конфет, из крана мелодично струится вода. Внезапно отчетливо понимаю, чего мне не хватает. В отчаянии заглядываю в мусорное ведро под мойкой и, собравшись с силами, тихо произношу: «Кис-кис…» А собственно, кто знает, как нужно подзывать домашних тараканов.

could Teffi have put a passage like this in her Easter Hints for Young Housewives: “Spike the sides of the paskha well with raisins, as if there were raisins inside too. Some guests will not even try the paskha, but only look at it, and the impression will be a strong one. “If the cook in haste sticks cockroaches in your paskha instead of raisins, do not eat them yourselves, and do not be embarrassed in front of a guest, because if he is well brought-up he should not give any sign that he has recognized the raisin as a cockroach. If on the other hand he is a badly brought-up boor, then consider whether it is a great gain for you to be acquainted with him. Such people should be avoided and shunned.” The next night I had a weird dream. I dreamt that I woke up with a thirst. Half awake I staggered to the kitchen, vaguely groping for the light switch. And suddenly from beneath my feet there comes a telltale

sound. A gloating sound that is painfully familiar. Like an executioner after a skilfully accomplished piece of work, I slowly peel from the floor my pink slipper in the form of a ridiculous long-eared rabbit. There breathing its last on the floor is an ordinary red-brown cockroach. I looked at it for an age and suddenly began to cry out loud, violently, hysterically panting out ancient moans. I was so sorry for the little fellow. With some unbearable sense of melancholy I looked around the hospitable space of the kitchen: a glass serving bowl of jam stands in the middle of the table, the silver foil of an opened box of chocolates gleams obligingly, water flows melodiously from the tap. Suddenly I clearly grasped what was lacking. In desperation I looked in the bin under the sink and, pulling myself together, whispered softly, “Here boy.” Does anybody happen to know what the best way to call domestic cockroaches is?

Как бы таракан ни торопился, он никогда не сталкивается с другими объектами. В этом ему помогают усы — сверхчувствительные миниантенны. However much of a hurry a cockroach is in, it never bumps into things. It is assisted by its antennae — highly sensitive sensory organs.

анатолий мальцев

У влечения / p a s t i m e s

пасхи даже и не попробует, а только поглядит, а впечатление получит сильное. Если же кухарка второпях налепит вам в пасху вместо изюма тараканов, то сами вы их не ешьте, а перед гостем не смущайтесь, потому что если он человек воспитанный, то и виду не должен показать, что признал в изюмине таракана. Если же он невоспитанный нахал, то велика, подумаешь, для вас корысть водить с ним знакомство. Таких людей обегать следует и гнушаться». Следующей ночью я увидела дикий сон. Будто бы среди ночи мне захотелось пить. Спросонок пошатываясь, вхожу в кухню, вяло нашариваю в темноте выключатель… И вдруг под ногами раздается предательский хруст. Звук торжествующий и до боли знакомый. Словно палач после искусно вы-

128 «Мужик с тараканом». С картины Франсуа Жувене. 1723 год. В деревнях черных тараканов не морили. Считалось, что они — символы богатства. Если насекомые покидали дом, крестьяне били тревогу — уход тараканов почти всегда являлся предвестником пожара. Peasant with a Cockroach (1723) by François Jouvenet. In the countryside people did not try to exterminate black cockroaches. They were considered symbols of wealth. If the insects left a house, the peasants were immediately on the alert — the departure of the cockroaches almost always preceded a fire.