Taleon Magazine - №6

of the issue

Гость номера /g u e s t

Политические события во Франции всегда вызывали в России живейший интерес. Для нашего журнала уже становится традицией приглашать французских дипломатов на чашку кофе накануне национального праздника Французской Республики — Дня взятия Бастилии. Недавние президентские выборы во Франции послужили серьезным поводом для встречи нашего корреспондента Геннадия Амельченко с директором Французского института в Санкт-Петербурге, атташе по культуре Посольства Франции в России госпожой Эленой Перру.

8

9

выбор Франции

юрий молодковец

Political events in France have always evoked lively interest in Russia. For our magazine it has become something of a tradition to invite French diplomats for a cup of coffee in the days leading up to the French national holiday — Bastille Day. The recent presidential elections in France provided a serious motive for the meeting between our correspondent Guennadi Ameltchenko and the director of the Institut Français in St Petersburg, cultural attaché to the French embassy in Russia, Madame Héléna Perroud. Этот мост, соединяющий площадь Инвалидов с Елисейскими полями, носит имя российского императора Александра III. This bridge, connecting Les Invalides with the Champs-Elysées, bears the name of Russian emperor Alexander III.

Madame Perroud, you worked for nine years as an advisor on educational matters to the former President of the French Republic. Tell us a little about Jacques Chirac as a man. What was he like in an unofficial setting?

I should say that the setting made no difference to him. He always remained very

— Госпожа Перру, вы девять лет работали советником по вопросам образования у бывшего президента Французской Республики. Расскажите немного о Жаке Шираке как о человеке. Каким он был в неофициальной обстановке?

— Надо сказать, что обстановка для него не играла роли. Он всегда оставался очень добрым, внимательным ко всем окружающим его людям. Многие подтвердят, что до него не было президента, который с такой чуткостью относился бы к своим сотрудникам. Я помню, как после моей первой поездки в Санкт-Петербург он начал

France’s choice kind and attentive to all those around him. Many have asserted that no president before him showed such consideration towards his staff. I remember how after my first trip to St Petersburg he started asking me: “How have you settled in there? Where are you going to live? How are the children taking it?” A genuine concern for the people that he worked with — that is probably the very trait that splendidly characterizes Monsieur Chirac.

He had a very positive attitude towards your country, by the way. To demonstrate that, let me tell you a story.

On 29 November 2004 Russia was playing against France at tennis for the Davis Cup. I went to the match and saw Boris Yeltsin in the stand. The Russians played superbly that day… Afterwards Monsieur Chirac’s staff gathered in the office of one of his advisors to celebrate the President’s birthday. It just happened that those two events coincided.

Naturally everyone was discussing the match and many advisors thought that the President’s mood would be anything but upbeat.

But unexpectedly for everyone he said, “Of

of the issue

Гость номера /g u e s t

меня спрашивать: «Как ты там устроилась, где будешь жить? Как воспринимают это дети?» Неподдельная забота о людях, с которыми господину Шираку приходилось работать, — вот, пожалуй, та черта, которая его прекрасно характеризует. Кстати, он очень хорошо относился к вашей стране. Чтобы доказать это, я расскажу одну историю. В тот день, 29 ноября 2004 года, был теннисный матч Россия — Франция на Кубок

Девиса. Я присутствовала на матче, видела на трибуне Бориса Ельцина. Тогда русские блестяще выиграли… А потом сотрудники господина Ширака собрались в кабинете одного из советников, чтобы отметить день рождения президента. Так уж случилось, что эти два события совпали. Естественно, все обсуждали матч, и многие советники думали, что настроение у президента будет отнюдь не радостным. А он неожиданно для всех сказал: «Конечно, это Госпожа Элена Перру на протяжении девяти лет была советником Жака Ширака. Она часто сопровождала президента во время поездок по Франции и визитов за рубеж. Последняя рабочая встреча в кабинете президента Французской Республики. Елисейский дворец.

1 сентября 2005 года.

Madame Héléna Perroud was an advisor to Jacques Chirac for nine years. She often accompanied the President of the French Republic on visits around France and abroad.

The last working meeting in the office of the President of the French Republic. The Elysée Palace.

1 September 2005.

11

10 course, it is not the most positive of events for France, but it’s not a tragedy. On the other hand, for Russia it’s very important. It’s important that success came on the tennis court, since in Soviet Russia that form of sport was considered bourgeois and did not receive any support from the state. And now Russia has shown that even despite that it can win a victory!”

Do you think he was sincere in expressing his feelings?

I’ll tell you another story that might go to explain his warm attitude towards Russia.

President Chirac told me it during one of our trips around the country.

He was fifteen at the time and his parents had moved to Paris. Regularly, every weekend, Chirac went to the Musée Guimet, where masterpieces of Asian art are on display. There he made the acquaintance of a man who had at one time served as a Russian diplomat, but left his homeland after the revolution. He had roved around the world a lot, spent time in India and Iran, but then, like many Russian émigrés, he ended up in

Paris. He was a very well educated, intellectual fellow. And lonely: his wife had died and he didn’t have children. Chirac became deeply attached to this companion and persuaded his parents to give him a home for a time. In the end he lived with them for the rest of his life! He had a perfect command of Sanskrit and Chirac, who was interested in India, wanted to learn that language. But he did not make much progress with Sanskrit and decided to study Russian instead. That is how Jacques Chirac learnt your language.

Probably that is why he had a special attitude towards Russia.

President Chirac was not fond of talking about himself, in contrast to, say, Mitterand.

President Mitterand often came on television and talked about how he lived, his tastes, the books that he had read…

You know, that makes him similar to the Tunisian president Bourguiba in the mid-1970s, who would come on television from the morning and speak about how he had got up, what he was doing, what he ate… In short, he gave Tunisians a personal example of how they should live their lives.

событие — не самое лучшее для Франции, но это не трагедия. Зато для России это очень важно. Важна победа именно в теннисе, ведь этот спорт в советской России считался буржуазным и не получал никакой поддержки государства. А теперь Россия продемонстрировала, что, даже несмотря на это, она может одержать победу!»

— Вы считаете, он был искренним в проявлении своих чувств? Расскажу вам и другую историю, которая, возможно, объяснит его теплое отношение к России. Президент Ширак рассказал ее мне во время одной из наших поездок по стране… Ему тогда было лет пятнадцать, родители его переехали в Париж. Регулярно, каждые выходные, Ширак ходил в музей Гиме, где выставлены шедевры азиатского искусства. Там он познакомился с человеком, который когда-то служил русским дипломатом, но после революции покинул родину. Он много скитался: побывал в Индии и Иране, а потом, как и многие русские эмигранты, оказался в Париже. Он был очень образованным и интеллигентным человеком. И одиноким: жена у него умерла, а детей не было. Юный Ширак проникся к своему собеседнику симпатией и предложил родителям приютить его на время. В итоге этот человек прожил вместе с ними до конца жизни! Он в совершенстве знал санскрит, а Ширак интересовался Индией и хотел вы-

учить этот язык. Но санскрит ему давался с трудом, и он решил заняться русским. Таким вот образом Жак Ширак выучил ваш язык. Наверное, поэтому к России у него особое отношение. Господин Ширак не любил рассказывать о себе, в отличие, скажем, от Миттерана. Президент Миттеран часто выступал по телевидению, говорил о том, как живет, о своих вкусах, о книгах, которые прочел…

— Знаете, в этом он похож на тунисского президента середины семидесятых годов Бургибу, который с утра начинал выступать по телевидению и рассказывать, как он встал, чем он занимается, чем питается… Словом, на своем примере показывал тунисцам, как надо жить.

— Надо сказать, что Жискар д’Эстен тоже любил поговорить о себе.

— Но Жискар д’Эстен был все-таки человеком высокой культуры. Особенно трогательными были фортепьянные вечера, которые он устраивал для своих близких друзей...

— А Жак Ширак никогда так не поступал. У него был свой jardin secret — «секретный сад», есть такое выражение во французском языке… Он не любил выставлять напоказ свою частную жизнь.

— А как президенты Франции проводят свой досуг?

— О всех подробностях их личной жизни я не осведомлена. Шарль де Голль, например, большую часть времени уделял своей семье, много читал и писал, он

Giscard d’Estaing was also fond of talking about himself, it has to be said.

Giscard d’Estaing was a highly cultured man, though. The evening piano recitals that he organized for his close friends were particularly touching.

But Jacques Chirac never behaved like that. He has his jardin secret, his “secret garden” as the French expression has it. He did not like to put his private life on show.

How do the presidents of France spend their leisure time?

Первый прием Владимира Путина в Елисейском дворце 30 октября 2000 года. Государственный ужин. Элену Перру представляют президенту России. Перед встречами французского президента с Борисом Ельциным и Владимиром Путиным Элена Перру иногда разговаривала с Жаком Шираком по-русски, чтобы он освежил в памяти язык, который изучал в юности.

Vladimir Putin’s first visit to the Elysée Palace on 30 October 2000. The state banquet. Héléna Perroud being introduced to the Russian President.

Before the French President’s meetings with Boris Yeltsin and Vladimir Putin, Héléna Perroud sometimes spoke with Jacques Chirac in Russian so as to refresh his memory of the language he learned as a young man.

of the issue

Гость номера /g u e s t

12

оставил обширные мемуары. Помпиду очень часто проводил время с друзьями детства в местечке, где он вырос. Миттеран любил играть в гольф, Жак Ширак — путешествовать, но когда он был президентом, то часто работал по субботам и воскресеньям, даже совещания со своими сотрудниками проводил.

— А что вы можете сказать о Николя Саркози? Складывается впечатление, что он жесткий человек. Возможно, венгерские корни заставляют его постоянно доказывать, что он достоин быть французом?

— Как дипломат я не могу обсуждать личность нынешнего президента. К тому же Николя Саркози я плохо знаю. Но в одном я уверена: он — человек с огромной волей и энергией. Для президента такие качества очень важны. Тот факт, что он не коренной француз, наверное, определил его стремление доказать, что он «настоящий француз». Если можно так сказать, Николя Саркози заслужил право быть французом. А ведь в последние годы действительно возник вопрос, что такое наша нация. Во Франции за последние тридцать лет появилось много иммигрантов, с которыми коренным французам не всегда легко найти общий язык.

— Как вы считаете, была ли уверенность в том, что Саркози победит, или были какие-то сомнения?

— Если вы помните, первый тур был 22 апреля, Саркози тогда получил 31 процент, Сеголен Руаяль — 25 процентов, а за-

тем шли Байру и Ле Пен. Во Франции есть традиция — после первого тура устраивать теледебаты между двумя лидерами. В те дни я была во Франции и очень внимательно наблюдала за ходом событий. И должна сказать, что даже сторонники Руаяль, смотревшие эти дебаты, не могли не почувствовать разницы между нею и Саркози. Даже противники Саркози признавали в его аргументах логику и последовательность. Люди, которые голосовали за Байру, после дебатов между Саркози и Руаяль в большинстве своем отдали голоса Николя Саркози. Даже те, кто держал нейтралитет, поняли разницу между Саркози и Руаяль. Он готов осуществлять свои проекты, и они у него есть, а она, может быть, не вполне еще готова к должности президента Франции…

— У наших журналистов, которые присутствовали на дебатах, сложилось мнение, что в сравнении с другими претендентами она проигрывает в интеллекте.

— Она очень красивая. Хотя и не из тех красавиц, которых просят не раскрывать рта, чтобы не бросалась в глаза разница между внешностью и интеллектом. Она выпускница Национальной школы администрации (главной школы государственного управления во Франции) и несколько раз занимала министерские посты. Наверное, разница между двумя кандидатами отчетливо проявилась после одного предложения, которое выдвинула госпожа

I am not informed about all the details of their private lives. Charles de Gaulle, for example, devoted most of the time to his family; he read a lot and wrote. He left extensive memoirs. Pompidou often spent time with his childhood friends in the little place where he grew up. Mitterand liked to play golf; Jacques Chirac to travel, but when he was president, he often worked on Saturdays and Sundays as well, even holding meetings with his staff.

And what can you say about Nicolas Sarkozy?

One gets the impression that he is a tough man. Perhaps his Hungarian roots force him to keep proving that he is worthy to be a Frenchman?

As a diplomat I am not able to discuss the personality of the current president. Besides that, I do not know Sarkozy very well at all.

But I am certain of one thing: he is a man with tremendous willpower and energy. Such qualities are very important in a president.

The fact that he is not of French stock may have lead him to want to look more French than a Frenchman. If I may so, Nicolas Sarkozy earned the right to be a Frenchman.

It’s true that in recent years the question of what our nation is has come to the fore. Many immigrants have appeared in France in the

past thirty years and it’s not always easy for the native French to find common ground with them.

What do you think — was it certain that Sarkozy would win or was the outcome in some doubt?

If you remember, the first round was held on 22 April. At that point Sarkozy got 31%, Ségolène Royal 25%; then came Bayrou and Le Pen. It has become a tradition in France after the first round to hold television debates between the two leading candidates. I was in France at that time and observed very closely how events developed. And I must say that even supporters of Royal, after watching those debates, could not help sensing the difference between her and Sarkozy. Even opponents of Sarkozy recognized the logic and consistency in his arguments. I think that those who voted for Bayrou in the first round gave their votes to Sarkozy after the debates between him and Royal. Even those who remained neutral grasped the difference between Sarkozy and Royal. He is ready to carry out his projects and he does have them, while she perhaps is not yet completely prepared for the office of president of France.

юрий молодковец Бронзовый памятник Шарлю де Голлю работы Жана Кардо на Елисейских полях. Скульптор запечатлел генерала возглавляющим парад в честь освобождения Парижа 24 августа 1944 года.

The bronze monument to Charles de Gaulle on the Champs-Elysées.

The sculptor, Jean Cardot, depicted the General leading the parade to mark the liberation of Paris on 26 August 1944.

13

Руаяль. Во время теледебатов обсуждался один неприятный эпизод, случившийся накануне с женщиной-полицейским. Одетая в штатское платье, она возвращалась домой после работы и подверглась нападению хулиганов. Сеголен Руаяль предложила провожать до дома каждую женщину, работающую в полиции. На это Саркози заметил, что в этом случае во Франции нужно удвоить число полицейских. Тогда одни полицейские будут охранять граждан, а другие охранять друг друга. Он же считает, что логичнее ужесточить наказание за подобные преступления, а не расширять штат полицейских. Так что эти дебаты показали, что шансы на победу во втором туре у Саркози велики.

— А сторонники Ле Пена?

— Согласно статистике, многие голоса, отданные за Ле Пена, потом были отданы за Саркози. Надо сказать, что Ле Пена некоторые называют фашистом. Я знаю многих, кто голосовал за Ле Пена. Они вовсе не фашисты. Просто эти люди находятся в сложной ситуации.

— Как показали прошедшие выборы, французы стали чрезвычайно политически активной нацией. На выборы пришло более 80 процентов избирателей…

— Я объяснила бы это так… Предыдущие выборы в 2002 году у нас были довольно странные. Тогда во второй тур вышли Ширак и Ле Пен. Перед этим, во время первого тура, была очень хорошая погода,

Жорж Помпиду стал преемником де Голля на посту президента Французской Республики. Его именем назван культурный центр, построенный в Париже.

Georges Pompidou was De Gaulle’s successor in the post of President of the French Republic.

A cultural centre built in Paris was named after him.

У Сеголен Руаяль, матери четырех детей, были значительные шансы стать первой женщиной — президентом Франции.

Ségolène Royal, a mother of four, had a serious chance of becoming the first female President of France.

В планах президента Николя Саркози — реформы налогового, трудового, пенсионного законодательства, ограничение миграционных потоков, прекращение утечки французских капиталов за рубеж…

President Nicolas Sarkozy’s plans include reforms of tax, labour and pension legislation, limiting the influx of migrants and putting an end to the flow of French capital abroad.

многие не пошли голосовать — думали, что ничего не изменится. Тогда это, в основном, повредило социалистам, но люди помнят, что не сделали свой выбор, и жалеют об этом. Это во-первых. А во-вторых, в этот раз уходил президент, которого хорошо знали, а на его место претендуют два новых человека. Эти факторы сыграли, может быть, решающую роль. Думаю, что именно поэтому около 85 процентов французов пришли к избирательным урнам. Многие поняли это так: наступает решающий момент для истории Франции. Есть все основания думать, что французы вновь поверили и в политику, и в демократию, и в то, что действительно можно что-то изменить. И это не может не радовать. Ведь французы всегда были очень политизированной нацией…

The latest election has shown that the French have become an exceptionally active nation politically. The turnout was over eighty per cent.

I would explain it in this way… The previous election in 2002 was fairly strange. At that time Chirac and Le Pen went through to the second round. Before that, during the first round, the weather was very good and many people didn’t bother voting – they thought nothing would change. At the time that mainly harmed the Socialists, but people remember that they didn’t make their choice and regret that. That’s the first thing. Secondly, this time a president that everyone knew well was leaving office and two new people were seeking to replace him. Those factors probably played a decisive role. I think that is why around 85% of the French went to the polling stations. Many were of the opinion that a turning point in French history had arrived.

There’s every reason to believe that the French have begun to believe once again in both politics and democracy and that they really can change things. And you have to be pleased about that. After all, the French have always been a highly politicized nation.

В одном из последних интервью перед выборами Николя Саркози сказал, что хочет быть президентом, который станет объединять французов, а не разделять их. «Я не являюсь человеком клана или секты, а став президентом, я не буду человеком одной партии», — заявил он.

In one of his last interviews before the election Nicolas Sarkozy said that he wants to be a president who will unite the French and not divide them. “I am not a man of a clan or sect and after becoming president, I will not be a one-party man,” he declared.

В настоящее время госпожа Элена Перру является директором Французского института в Санкт-Петербурге (www.ifspb.com) – официального культурного представительства МИД Франции, призванного ближе познакомить жителей Северо-Запада России с современной Францией и ее культурой, а также способствовать интеллектуальным, художественным и научно-образовательным контактам.

Событие / e vent

Традицию «гуляний на льду» в Россию из Голландии привез Петр I. Конечно, коньки были известны на Руси и до него, но высший свет встал на них, подражая императору. Историки конькобежного спорта даже утверждают, что именно Петр предложил намертво крепить коньки к ботинкам. Голландец Яан Номен писал: «Москвитяне пользовались зимним временем и усердно учились кататься на коньках, причем они неоднократно падали и сильно ушибались. А так как они по неосторожности иногда катались по тонкому льду, то некоторые из них проваливались по шею в воду. Между тем они отлично переносили холод и потому не торопились надевать сухое платье, а продолжали кататься еще некоторое время в мокром, затем уже переодевались в сухое платье и снова отправлялись кататься. Этим они занимались так ревностно, что делали успехи, и некоторые из них могли отлично бегать на коньках».

Ледовая кузница чемпионов

the icy forge of champions

14

15

Накануне Дня города в Санкт-Петербурге торжественно открылся ледовый дворец «Таврический сад». Главными посетителями работающего и зимой и летом крытого катка должны стать дети. Возведен этот спортивный комплекс на средства ОАО «Газпром». Управление им будет осуществлять ООО «Талион Менеджмент».

On the eve of the Day of the City the ice palace was formally opened in St Petersburg’s Taurida Garden. The main visitors of this covered rink that will work all year round are intended to be children. The construction of the sports complex was funded by Gazprom. It will be administered by the Taleon Management company.

The tradition of “strolling on ice” was one of the things Peter the Great brought back from Holland. Of course skates had been known in Russia before that, but the aristocracy began using them in imitation of the Emperor. Historians of speed skating even claim that it was Peter who suggested attaching the blades permanently to boots. The Dutchman Jan Nomen wrote: “The Muscovites made use of the wintertime and set themselves keenly to learning to skate, falling repeatedly and bruising themselves badly. And since out of lack of caution they sometimes skated on thin ice, some of them dropped through up to their necks. Still they bore the

cold wonderfully and so did not even make haste to put on dry clothing, but continued for a time to skate in their wet things, before finally changing into dry clothing and going out to skate once more. They did so keenly that they made great progress and some of them could race excellently on skates.”

The first generally accessible skating rink in St Petersburg was opened on the pond in the Yusupov Garden in 1864. Slightly later public rinks also appeared in the Taurida Garden. Now in that same place a covered allseason ice arena intended for young Petersburgers has appeared. Its construction was funded by Gazprom. On

Событие / e vent

Первый общедоступный каток в Петербурге был устроен на пруду Юсуповского сада в 1864 году. А чуть позже открытые катки появились и в Таврическом саду. Теперь здесь построена крытая всесезонная ледовая арена, предназначенная для юных петербуржцев. Средства на ее строительство выделила компания «Газпром». В День города в церемонии торжественного открытия нового катка приняли участие губернатор города Валентина Матвиенко и глава компании Алексей Миллер. Многие российские чемпионы по фигурному катанию состоялись как спортсмены именно в Петербурге. И сегодня Северная столица по праву считается еще и столицей ледового спорта. Выступая на торжественном открытии крытого катка в Таврическом саду, Алексей Миллер выразил надежду, что он станет «стартовой площадкой для новых олимпийских чемпионов и чемпионов мира». Кроме того, глава «Газпрома» пообещал, что компания примет участие в финансировании строительства других спортивных объектов в Санкт-Петербурге. В свою очередь, Валентина Матвиенко поблагодарила компанию, отметив, что спортивных сооружений особенно не хватает в центре Петербурга. «Это очень важный и нужный для города подарок, — сказала губернатор. — Мы хотим, чтобы наши дети росли здоровыми, а для этого они должны заниматься спортом. Теперь же спортивная жизнь в Центральном районе будет бить ключом». Первыми на лед нового катка вышли чемпионы Европы, мира и Олимпийских игр Татьяна Навка и Роман Костомаров. В праздничном ледовом шоу также выступили Алексей Урманов и участники телепроекта «Звезды на льду» Екатерина Гусева и Марат Башаров. Вслед за ними лед опробовали воспитанники хоккейной школы «Спартак» и юные фигуристы. Кроме ледовой площадки в спортивном комплексе будут работать фитнес-центр и ресторан грузинской кухни «Георгиевский трактат».

Ниже. Участники телепроекта «Звезды на льду» Екатерина Гусева и Марат Башаров не только вели вечер, но и показали свое мастерство владения коньками в парах с чемпионами мира и Олимпийских игр Романом Костомаровым и Татьяной Навкой.

Below. Yekaterina Guseva and Marat Basharov, two of the participants in the “Stars on Ice” television project, not only compèred the evening, but also demonstrated their skating skills, pairing up with world and Olympic champions Roman Kostomarov and Tatyana Navka.

Выступая на церемонии открытия, губернатор Петербурга Валентина Матвиенко пожелала петербургским детям успехов в спорте, а глава «Газпрома» Алексей Миллер пообещал, что компания и дальше будет участвовать в строительстве спортивных объектов в городе.

Speaking at the opening ceremony, St Petersburg’s governor Valentina Matviyenko wished the city’s children sporting successes, while Alexei Miller, the head of Gazprom, promised that his company would continue to be involved in the construction of sports facilities in the city.

17

16

Перед входом на каток гимнастки демонстрировали чудеса гибкости, а внутри пришедших на праздничное открытие гостей приветствовали юные фигуристки в костюмах льдинок и снежинок.

In front of the rink girl gymnasts demonstrated amazing flexibility, while inside the guests attending the opening were greeted by young figure skaters dressed as snowflakes and lumps of ice.

the eve of the Day of the City the formal opening of the new rink was attended by the governor Valentina Matviyenko and the head of the company Alexei Miller.

Many Russian figure-skating champions spent their formative years as sportsmen and — women in St Petersburg. Today too Russia’s northern capital is justly regarded as the capital of sport on ice as well.

Speaking at the formal opening of the rink in the Taurida Garden, Valentina Matviyenko thanked Gazprom, noting that there is a particular shortage of sports facilities in the centre of St Petersburg.

First out on the ice were the European, world and Olympic champions Tatyana Navka and Roman Kostomarov. The celebratory ice show also features Alexei Urmanov and two participants of the television project “Stars on Ice” — Yekaterina Guseva and Marat Basharov. Following them the ice was tried out by pupils of the Spartak ice-hockey school and young figure-skaters. Apart from the ice rink, the sports complex will include a fitness centre and a Georgian-cuisine restaurant.

Здание спортивного комплекса гармонично вписалось в пространство Таврического сада. Теперь петербургская детвора может круглый год кататься здесь на коньках и гонять шайбу.

The sports complex building has fitted harmoniously into the setting of the Taurida Garden. Now St Petersburg’s kids will be able to skate and chase pucks here all year round.

Развевающиеся серебряные полотнища флагов в ледовом шоу, умопомрачительные кульбиты воздушных гимнастов, пронзительное соло на саксофоне музыкантавиртуоза Игоря Бутмана стали украшением праздничного вечера.

The waving silvery flags in the ice show, the stunning somersaults of the aerial gymnasts and a stirring saxophone solo by the virtuoso musician Igor Butman were some of the highlights of the evening’s celebrations.

Событие / e vent

18

Петербургские инвестиции — всерьез и надолго Новый шаг в реализации масштабного инвестиционного проекта на территории Тверской области был сделан в субботу 9 июня. В рамках проекта «Талион» в библиотеке Талион Клуба подписано Соглашение о социально-экономическом сотрудничестве между Администрацией Тверской области и ООО «Современные технологии обработки древесины» («СТОД»). Свои подписи под соглашением поставили губернатор Тверской области Дмитрий Вадимович Зеленин и председатель совета директоров ООО «СТОД» Александр Иосифович Ебралидзе.

investment from St. Petersburg: for a good long time to come A new step in the implementation of a large investment project in Tver region was taken on Saturday, June 9. An Agreement of Socio-Economic Cooperation between the Administration of Tver province and Modern Lumber Technologies Ltd. was signed in Taleon Club library as part of Taleon project.

The governor of Tver region Dmitry Vadimovich Zelenin and the chairman of MLT board of directors Alexander Iosifovich Ebralidze affixed their signatures to the agreement.

19

Инвестиционный проект предусмаривает создание на территории Тверской области замкнутого цикла предприятий по глубокой переработке древесины, начиная от ее заготовки и заканчивая выпуском конкурентоспособной продукции мирового уровня. В этом году в Торжке уже была запущена производственная линия по выпуску древесных топливных гранул (пеллет) мощностью 60 тысяч тонн в год. В ближайшее время предстоит создать производства клееного бруса (LVL), ориентированных древесно-стружечных плит (OSB), построить и запустить несколько домостроительных комбинатов. В реализацию этих проектов ООО «СТОД» в течение 7 лет намерено вложить 3 миллиарда 780 миллионов рублей. Трудно переоценить значение этих инвестиций для экономики и социального развития области. На современных производствах появятся новые рабочие места, значительно вырастут налоговые поступления в областной бюджет. Кроме того, ООО «СТОД» будет участвовать в областных социальных программах. В свою очередь, Администрация Тверской области обязуется содействовать в получении необходимых для осуществления проекта согласований и разрешений, окажет помощь в решении инфраструктурных вопросов и предоставит субвенции в виде льгот по налогообложению.

Соглашение о социальноэкономическом сотрудничестве было подписано в торжественной обстановке в библиотеке Талион Клуба.

An agreement of socioeconomic cooperation was solemnly signed in Taleon Club library.

Петербургские инвесторы пришли в Тверскую область всерьез и надолго. При этом их деятельность направлена не только на извлечение законной прибыли, но и на осуществление программ социального характера, повышающих уровень жизни местного населения, что является ярким примером социальной ответственности бизнеса. Губернатор Тверской области Дмитрий Зеленин (за столом в центре справа) и председатель совета директоров ООО «СТОД» Александр Ебралидзе (в центре слева) договорились об инвестициях в деревообрабатывающую отрасль.

The governor of Tver region Dmitry Zelenin (at the table, center right) and the chairman of MLT board of directors Alexander Ebralidze (center left) have agreed upon the investment in wood processing industry.

The investment project involves the creation of the all-inclusive production cycle of deep wood processing in Tver province, from raw timber production to the manufacturing of finished, competitive worldclass products. A processing line to make wooden fuel pellets with a production capacity of 60 thousand tons a year has already been launched in Torzhok this year. In the

near future the LVL (Laminated Veneer Lumber) and OSB (Oriented Strand Board) production will be created, while several house-building factories will be constructed and put into operation.

MLT Ltd. is planning to invest 3.78 billion rubles in these projects over 7 years. The impact of this investment for the region's economy and social development cannot be overestimated. Modern factories will create new jobs, and tax revenues for the regional budget will increase considerably. In addition, MLT Ltd. will participate in regional social programmes. For its part, the Administration of Tver province will assist MLT Ltd. with obtaining the required agreements and authorizations, it will help solve infrastructural problems and provide subventions through preferential tax treatment. Investors from St. Petersburg have come to Tver province for a good long time. Their work is not only aimed at making legitimate profit but also involves social programmes designed to raise the standard of living of the local population, which serves as a striking example of the social responsibility of business.

brilliant DISK

Б листательный ДИСК / t he

В начале 1920-х в Петрограде было два писательских сообщества — Дом литераторов на Бассейной улице и Дом Искусств на набережной Мойки. Они находились в некоторой оппозиции друг к другу. Маститые литераторы не скрывали своего настороженного отношения к новому поколению писателей — они считали, что молодые невежественны и нахальны, они лезут, чтобы заменить классиков.

21

20

In the early 1920s there were two communities of writers in Petrograd — the House of Literati on Basseinaya Street and the House of the Arts (DISK) on the Moika Embankment. There was a certain degree of confrontation between them. The venerable literati did not disguise their cautious attitude towards the new generation of writers — they considered the youngsters ignorant and impertinent; aggressively seeking to supplant the classics.

Татьяна ЛАНИНА / by Tanyana LANINA

«Невский проспект». С офорта Всеволода Воинова. 1936 год. Справа вверху. Николай Тихонов. Фотография Семена Магазинера. 1930-е годы.

Nevsky Prospekt. From an etching by Vsevolod Voinov.

1936.

Top right. Nikolai Tikhonov.

1930s photograph by Semion Magaziner.

Последний Серапион the last Serapion

brilliant DISK

Б листательный ДИСК / t he

Николай Тихонов еще не снял красноармейской шинели, держал при себе боевое оружие, но, вернувшись в родной город, более всего хотел найти слушателей, а может быть, и читателей своих стихов. К тому времени их накопилось порядочно в гроссбухе, который он возил с собой по фронтовым дорогам. Из газет он узнал, что в Петрограде есть отделение Всероссийского союза поэтов и оно предлагает желающим присылать стихи. Тихонов послал, но ответа не получил. Однажды он попал на вечер поэзии в Дом Искусств, где познакомился с Николаем Гумилевым,

стал посещать его студию «Цех поэтов» в доме Мурузи на Литейном проспекте и поэтический кружок «Звучащая раковина» в ДИСКе. Но Тихонов не прижился среди студийцев — держался в стороне, искал свой путь. На память о тех годах остался сборник стихов Гумилева «Шатер» с дарственной надписью: «Отличному поэту Николаю Семеновичу Тихонову. Гумилев». Взорванное время, на которое пришлась его молодость, было перенасыщено надеждой на признание, на содружество с единомышленниками в жизни и литера-

«Серапионовы братья». Слева направо сидят: Михаил Слонимский, Елизавета Полонская, Николай Никитин, Всеволод Иванов, Михаил Зощенко. Стоят: Лев Лунц, Николай Тихонов, Константин Федин, Илья Груздев, Вениамин Каверин. Фотография Моисея Наппельбаума.

«В атаку». С картины художника-баталиста Виктора Мазуровского. После 1914 года. В перерывах между боями кавалерист Тихонов писал стихи, а возил свои рукописи в седельной, или переметной, суме, которая крепилась к вьючному седлу специальными ремнями…

The “Serapion Brothers”.

Left to right: Lev Lunts, Mikhail Slonimsky, Nikolai Tikhonov, Yelizaveta Polonskaya, Konstantin Fedin, Nikolai Nikitin, Ilya Gruzdev, Vsevolod Ivanov, Veniamin Kaverin and Mikhail Zoshchenko.

Photograph by Moisei Nappelbaum.

Into the Attack. From a work by the battle painter Victor Mazurovsky. After 1914.

In the intervals between battles the cavalryman Tikhonov wrote poems.

He carried his manuscripts in a saddle-bag that was attached to a pack-saddle by a special strap.

22

Nikolai Tikhonov had not yet taken off his Red Army greatcoat and still carried his gun with him, but after returning to his native city in 1921 his foremost desire was to find people to listen to and perhaps even to read his poems. By that time he had accumulated a large number of them, written in a ledger book that had been his constant companion at the front.

He was a young man in a time of upheaval that held out great hope of recognition and collaboration with like-minded people in both life and literature. Tikhonov himself organized the group called Ostrovitiane — “Islanders”. When the members were asked where the name came from — Did they perhaps all live on Vasilyevsky Island? — they replied, “No, no. Our slogan is ‘From islands continents grow’.” Sadly, the “Islanders” shared the fate of many creative associations of that period: the group soon broke up. The stamp Ostrovitiane remained only on the first anthology of Tikhonov’s poetry — The Horde of 1922, printed in Petrograd at the author’s expense (in the form of two sets of underwear and two cavalry saddles).

At first the anthology did not sell at all, but then the whole print-run quickly disappeared and it became an enduring classic work of Russian twentieth-century poetry.

Tikhonov’s meeting with the Serapion Brothers occurred by chance. He tried his hand at prose, submitted a short story called Force for a competition given by the House of Literati, and unexpectedly won third prize.

In monetary terms this was no great sum — enough to buy half a kilo of bread or get your galoshes repaired — but it meant he was accepted into the circle of the “celestials”. He himself recalled: “I entered the packed hall as a complete unknown and began studying the esteemed representatives of literature sitting on the platform. There were scholars, critics and writers there and at the sole thought that they had read my story and, having read it, rated it so highly, I experienced a hitherto unknown excitement, trying to guess who else among those present had ended up on the same list as me.”

The short story Force was set in Shanghai, a place that Tikhonov had, of course, never visited. But the competition secretary came up to him and asked:

туре. Тихонов сам стал организатором группы «Островитяне». Когда ее участников спрашивали, откуда такое название, не живут ли все они на Васильевском острове, те отвечали: «Нет, нет, наш лозунг — из островов растут материки». Увы, «островитяне» разделили судьбу многих объединений тех лет: группа вскоре распалась. Гриф «Островитяне» остался только на первом сборнике стихов Тихонова «Орда» 1922 года, напечатанном в петроградской типографии за авторскую плату — две смены белья и два кавалерийских седла… Сначала «Орда» не покупалась вовсе, но потом быстро разошлась без остатка, став навсегда классикой русской поэзии ХХ века. Эдуард Багрицкий писал: Справа наган, да слева шашка. «Цейс» посередке, сверху фуражка. А в походной сумке — спички и табак, Тихонов, Сельвинский, Пастернак… Встреча Тихонова с «Серапионами» произошла случайно. Он пробовал себя и в прозе — на конкурс Дома литераторов послал рассказ «Сила» и неожиданно получил третью премию. В денежном исчислении премия была невелика — на нее

можно было купить полкило хлеба или починить галоши. Важнее было другое — его принимали в круг «небожителей». Он вспоминал: «Я вступил в переполненный зал как никому не известный человек и с большим интересом стал рассматривать сидевших в президиуме почтенных представителей литературы. Там сидели ученые, критики, писатели, и при одной мысли о том, что они читали мой рассказ и, прочитав, так высоко оценили, я испытывал доселе неизвестное волнение, стараясь угадать, кто же еще из присутствующих оказался в одном списке со мной». События рассказа «Сила» разворачивались в Шанхае, в котором Тихонов, конечно, никогда не был. Однако к нему подошел секретарь конкурса и спросил: — Вы давно из Шанхая? Автор что-то пробормотал. Тут же его окружили молодые люди, тоже призеры конкурса. Оказалось, что все они знакомы друг с другом. Один из них предложил: — Давайте знакомиться. Вы давно пишете?

— Да, — не смущаясь, ответил Тихонов. — С детства. Справа. Дарственная надпись Тихонова переводчику и искусствоведу Александру Мовшенсону на книге «Орда», изданной в Петрограде в 1922 году. Ниже. Обложка второй книги стихов Николая Тихонова «Брага», выпущенной московским издательством «Круг» в 1922 году.

23

Right. A handwritten dedication on the copy of The Horde (published in Petrograd in 1922) that Tikhonov presented to the translator and art-historian Alexander Mowszenson.

Below. The cover of Nikolai Tikhonov’s second anthology of poems, Braga (Home-Brew) published by the Moscow publishing house Krug in 1922.

Традиционное «серапионовское» приветствие «Здравствуй, брат! Писать очень трудно» стало своего рода визитной карточкой «серапионов». Вениамин Каверин взял ее даже в качестве заглавия для одной из своих мемуарных книг.

The Serapions’ traditional greeting to each other — “Hello, brother! It’s very hard to write.” — became a sort of trademark of the group. Veniamin Kaverin even used it as the title of one of his books of memoirs.

brilliant DISK

Б листательный ДИСК / t he

24

— А у вас есть еще рассказы?

— Ну конечно, есть. Есть рассказ «Тележка», есть «Великое холодное». Могу прочесть.

— Вы приходите к нам.

— С удовольствием, — откликнулся Тихонов. — А кто вы такие?

— А мы «Серапионы», — воскликнул самый молодой и самый горячий, как потом оказалось — Лев Лунц. Людей новых в «братство» вообще-то принимать не торопились, но заявления Тихонова и его товарища Колбасьева решили рассмотреть. Спорили долго и темпераментно — по правилам «братства» выбрать надо было одного. Остался Николай Тихонов. Он получил прозвище «Последний Серапион». Когда Тихонов появился в стенах Дома Искусств, ему было двадцать пять. «Он сразу же понравился мне сдержанностью жеста, неторопливой уверенностью движений, — вспоминал поэт Всеволод Рождественский. — Лицо его, сохранившее следы кирпичного загара, с впалыми щеками, с квадратным упрямым подбородком, в первую минуту не показалось молодым, хотя мы и были сверстниками. Голубоватые глаза под белесыми бровями смотрели остро и уверенно. По тому, как он ловко скинул шинель, вынул потрепанный кисет и свернул самокрутку, видно было человека, привыкшего к кочевьям и умеющего всюду чувствовать себя дома. Не прошло и четверти

часа, как мы уже говорили о поэзии, читали наизусть стихи, свои и чужие, возились с печуркой и жарили хлеб на узком железном листе, заменявшем сковородку. Оба мы были питерцами, оба любили Пушкина, географические книги — и у нас сразу же нашлись общие темы». Своего дома у Николая Тихонова не было, в первый день он остановился в ДИСКе у Всеволода Рождественского, да так и остался там до его закрытия в 1923-м.

“Have you been back from Shanghai long?”

The author mumbled something.

At that point he was surrounded by young people who had also won prizes. It became clear that they all knew each other.

One of them turned to him: “Let’s get acquainted. Have you been writing long?”

“Yes,” Tikhonov replied undaunted.

“Since childhood.”

“Have you got any more stories?”

“Well, yes, of course.”

“Come and see us.”

“I’d be delighted,” Tikhonov responded.

“But who are you?”

“We’re the Serapions,” exclaimed the youngest and most cordial, who later turned out to be Lev Lunts.

Generally the Brotherhood did not rush to accept new members, but they agreed to consider applications from Tikhonov and his comrade Sergei Kolbasyev. The debate was long and heated — according to the rules they had to select just one of the pair. The choice fell on Nikolai Tikhonov and he received the nickname “The Last Serapion”.

Справа. Обложки книг Николая Тихонова: «Двенадцать баллад» (1925 год) и «Военные кони» (1927 год), изданные в Ленинграде.

Комната находилась в так называемом «обезьяннике», в ней раньше жили слуги владельца дома купца Елисеева. Два окна, две железные кровати, печка-буржуйка и один стол на двоих, одна и чернильница… И служили поэты вместе, в опытноподрывном дивизионе на Крестовском острове. Два года прошло в пылких литературных разговорах, чтении новых стихов и долгих рассказах Тихонова о пережитом в походах. «Читал свои стихи Тихонов очень своеобразно, — вспоминал его товарищ по общежитию, — с необычайной убежденностью, подчеркивая не стихотворный, а обычный речевой ритм. Так и слышу сейчас его глуховатый, отрывистый голос». Читал Тихонов и на собраниях «Серапионов» в тесной комнатке Михаила Слонимского. «Сидели на стульях, на маленьком диване, на кровати хозяина, прочие на полу. От курева нельзя было продохнуть»,— вспоминал Владислав Ходасевич. Сюда заходили многие — Евгений Замятин, Корней Чуковский, Анна Ахматова, Осип Мандельштам... «Серапионка»

Николай Тихонов. Фотография 1923 года. В 1920-е годы вышли две баллады Тихонова, сделавшие его имя широко известным, — «Баллада о синем пакете» и «Баллада о гвоздях».

Nikolai Tikhonov. 1923 photograph.

Two ballads that came out in the 1920s made Tikhonov a well-known name — The Ballad of the Blue Packet and The Ballad of the Nails.

Елизавета Полонская рассказывала: «Появлялись люди, приехавшие с фронтов гражданской войны, некоторое время ходили и опять исчезали, так же внезапно, уезжая обратно на фронт. Бывал несколько раз Гайдар, который тогда еще носил фамилию Голиков — в то время молодой командир Красной Армии». Тихонову, гусару, красноармейцу, сообщество ДИСКа поначалу казалось необычным. Тут жили и его еще малоизвестные ровесники, и люди, прославленные своими достижениями в искусстве. «Рядом со скульптором Ухтомским — Аким Волынский, автор сочинений о Справа. Поэт, переводчик, мемуарист Владимир Пяст. 1910-е годы. Ниже. Поэт Осип Мандельштам. 1914 год. Многие мемуаристы оставили парные портреты этих двух поэтов: обоих воспринимали как главных чудаков ДИСКа, существ не от мира сего.

Right. The poet, translator and memoirist Vladimir Piast. 1910s.

Below. The Poet Osip Mandelstam. 1914.

Many memoirists left twin portraits of these two poets: the pair were seen as DISK’s leading eccentrics, beings from another world.

«Полюбила я очень Николеньку Тихонова — у него лицо такое, точно он долго плыл, и вот скоро берег, и он доплывет, и на берег выйдет…» Из письма Екатерины Александровны, матери Ларисы Рейснер. 1920-е годы.

Right. The covers of Nikolai Tikhonov’s books, Twelve Ballads (1925) and Warhorses (1927), published in Leningrad.

When Tikhonov first appeared within the walls of the House of the Arts he was 25 years old. “I liked him immediately for his restrained gestures, his unhurried assured way of moving,” the poet Vsevolod Rozhdestvensky recalled. “With its sunken cheeks and square, stubborn chin, his face, which retained traces of a ruddy tan, did not at first sight strike you as young, although we were all much the same age. His bluish eyes beneath almost white brows had a keen, assured look. The way he deftly threw off his greatcoat, took out a threadbare tobacco pouch and rolled himself a cigarette made it obvious that here was a man accustomed to a nomadic existence and able to make himself at home anywhere. Not a quarter of an hour

25

“I was very fond of Nikolai Tikhonov. He had a face that looked as if he had been swimming for a long time and was coming to the shore, he would reach it and climb out of the water…”

From a letter written by Yekaterina Alexandrovna, the mother of Larisa Reisner. 1920s.

had passed, before we were talking about poetry, reciting aloud our own verses and other people’s, while busying ourselves with the stove and toasting bread on the narrow sheet of iron that served as a frying-pan. We were both from Petersburg, both loved Pushkin and books on geography — and we immediately found common themes.”

Nikolai Tikhonov did not have a home of his own and he shared a room with Rozhdestvensky at DISK until it closed in 1923.

The room was in what was known as the “monkey-house”, the part of the building previously occupied by the servants of the merchant Yeliseyev. Two windows, two iron bedsteads, a cast-iron stove and one table for two, with a single inkstand… The poets also did military service together in an experimental sap-

per division on Krestovsky Island. Two years passed in fervent literary discussion, the reading of new verses and Tikhonov’s long accounts of his wartime experiences. “Tikhonov recited his poems is a very distinctive manner,” one of his fellow residents recalled, “with exceptional conviction, stressing not the poetic metre, but the rhythm of ordinary speech. I can still hear his rather flat, jerky voice.”

Tikhonov also recited at the Serapions’ meetings in Mikhail Slonimsky’s cramped little room. “We sat on chairs, on the small sofa, on our host’s bed, the rest on the floor.

You couldn’t breathe for the smoke,” Viacheslav Khodasevich recalled. Among the many who came were Yevgeny Zamiatin, Kornei Chukovsky, Anna Akhmatova and Osip Mandelstam.

А. П. Голиков (писатель Аркадий Гайдар) — командир 58-го отдельного Нижегородского особого назначения полка. 1921 год.

A.P. Golikov (the writer Arkady Gaidar), commander of the 58th Independent Nizhny-Novgorod Special Purpose Regiment. 1921.

brilliant DISK

Б листательный ДИСК / t he

Леонардо да Винчи и Достоевском. Жили писатели Ольга Форш и Леткова-Султанова, помнившая Тургенева. Жила баронесса Искуль, которую писал еще Репин. Жила Мариэтта Шагинян, кстати, она поселилась в помещении бывшей ванной Елисеевых. Жил полубезумный поэт Пяст, переводчик, и мрачный Грин, молчаливый и необидчивый. Был еще Чудновский, бывший критик журнала „Аполлон“, написавший статью в защиту буквы „ять“», — рассказывал сам Тихонов. Иногда в ДИСКе появлялись уже совершенно странные люди. Тихонов запомнил взлохмаченного человека и сумбурный разговор с ним, из которого поначалу ничего нельзя было понять. Но потом выяснилось, что посетитель пришел собирать… некрологи! Заранее!

— Что, у живых людей? — переспросил Тихонов. Нисколько не смущаясь, незваный гость подтвердил: — Ну конечно, у живых. Это не важно, что вас сейчас все знают, а потом могут забыть.

Вдруг вы будете знаменитыми, помрете, а некролога нет. А я тут как тут со своим некрологом. Подумайте, это — капитал! Вряд ли эта встреча сильно повлияла на поэта, но на протяжении жизни Тихонов написал несколько автобиографий. Особенно интересны два варианта, помеченные 1922 и 1926 годами, — они сохраняют авторский стиль молодого писателя и дополняют друг друга. Из автобиографии в журнале «Литературные записки» (1922, № 3): «Я поэт. Тут ничего не сделаешь. Первое стихотворение, которое я выучил наизусть (а было мне тогда 6 лет), это пушкинский „Делибаш“: Посмотрите, каковы: Делибаш уже на пике, А казак без головы. С той давней поры так и пошло через жизнь, чтобы одно было на пике, а другое без головы. Иначе немыслимо. Если играл — то в солдаты, если дрался — до крови».

Тихонов решил, подобно Гумилеву, быть поэтомвоином. На фотографии 1914 года будущий кавалерист еще в штатском, но Первая мировая война уже стоит на пороге истории.

Tikhonov, like Gumilev, decided to be a warrior poet. In this 1914 photograph the future cavalryman is still in civilian clothing, but the First World War was already looming on the horizon.

Из автобиографии 1926 года (с эпиграфом: «Autos bios grapho» — «Сам жизнь пишу» — и примечанием: «Автор пишет о себе в третьем лице. Это развязывает руки и сообщает изложенному большую объективность»): «Н. С. Тихонов родился в 1896 году, 21-го ноября, в ясный полдень (а может

26

who remembered Turgenev, lived there. So did Baroness Iskul, whom Repin had painted. So did Marietta Shaginian — she moved into what had been the Yeliseyevs’ bathroom, by the way. The half-mad poet Piast, a translator, lived there and gloomy Grin, dour and even-tempered. There was Chudnovsky as well, a former critic for the periodical Apollon, who had written an article in defence of the letter yat’ [abolished in the 1918 spelling reform],” Tikhonov himself remembered. Отец поэта, Семен Сергеевич, был мужским парикмахером, делал высококлассные парики, участвовал во Всемирной выставке в Париже в 1910 году. Мать, Екатерина Давыдовна, работала портнихой.

Left. The poet’s father, Semion Sergeyevich, was a barber.

He made high-class wigs and even participated in the Paris World Exhibition of 1910. His mother, Yekaterina Davydovna, worked as a dressmaker.

For Tikhonov, the hussar and Red Army soldier, the DISK community seemed strange at first. The place was home to his little-known contemporaries and also to those who had already made a name for themselves in the arts. “Next to the sculptor Ukhtomsky was Akim Volynsky, the author of works on Leonardo da Vinci and Dostoyevsky. The writers Olga Forsh and Letkova-Sultanova,

27

Конные солдаты. Игрушки. Россия. Олово, литье, роспись.

1880—1890-е годы.

Mounted soldiers.

Painted tin toys. Russia.

1880s—90s.

быть, и к вечеру). Мать его — крестьянка Петербургской губернии, отец — мещанин города Богородицка Тульской губернии. Детство он провел в Петербурге и около. <…> У него 2000 бумажных, деревянных, оловянных солдат, пушек, лошадей, паровозов и кораблей. Этому государству он собственноручно написал конституцию. Вся квартира переполнена этими стоячими и лежащими армиями. Вместо снарядов он употребляет гвозди, свинец, украденный из лампового шара, и проволочные ручки от пакетов.

— Он будет солдатом,— решают ближайшие родственники». Из автобиографии 1922 года: «Научился читать — на горячие слова напал: Библия, Дмитрий Ростовский — особенно понравился последний. Библию люблю до сих пор. Ворую из нее темы…» Из автобиографии 1926 года: «Когда ему было 8 лет, брат читал вслух роман Золя „Разгром“. На другой же день факты из романа в искаженном и заново переработанном виде появляются написанными на толстой серой бумаге, из-под селедок, украшенные рисунками. Это первый опыт. С тех пор он большую часть свободного времени будет отдавать написанию собственных романов. Романы — авантюрны. Героев своих он держит в черном теле, без отдыха и сна они путе-

Occasionally extremely strange people turned up at DISK. Tikhonov recollected having a muddled conversation with a dishevelled individual that at first made no sense whatsoever to him. But then it emerged that the visitor had come to collect … obituaries!

In advance!

“What? From living people?” Tikhonov asked again.

Not in the least embarrassed, the uninvited guest asserted: “Of course, from living people. It doesn’t matter that right now everyone knows you and later you might be forgotten. Suppose you were famous and dropped dead, and there was no obituary. And then I turn up with mine all ready. Just think — it’s a stock of capital.”

It’s unlikely that this encounter particularly influenced the poet, but in the course of his life Tikhonov wrote several autobiographies. Especially interesting are the two versions dated 1922 and 1926; they retain the distinctive style of the young writer and complement each other.

From the autobiography in the periodical Literaturnye zapiski (Literary Notes; 1922, № 3): “I am a poet. There’s no helping it. The

шествуют, держат пари, дерутся и погибают. <…> Профессия героев — спекуляция высокими чувствами и кулаками. Тема всех романов одна: борьба за свободу. Он освобождает малайцев от ига голландцев (роман „Тяжелым путем“), Алжир от французов („Рок судьбы“), Индию от англичан („В дебрях Декона“) и т. д.». Из автобиографии 1922 года: «Учился, думал, коммерсантом буду, а вышел гусар. Замелькали лошадиные спины, винтовки да казармы, а потом театр военных действий. Исколесил всю Прибалтику. Сейчас у меня шпора с убитого немецкого улана лежит. Ржавая шпора, геройская. Летал с лошади три раза. Контужен раз, вместе с кобылой Крошкой. Участвовал в большой кавалерийской атаке у мызы Роденпойс, спасал броневой поезд, чуть не зарубил командира батальона смерти. Защищал Петроград от Юденича. Сто часов дежурил без смены, на сто четвертом свалился. До сих пор не умер». Из автобиографии 1926 года: «1918 год. Фронт прорван. Немец у Нарвы. В Петрограде Совнарком. Н. С. Тихонов в Красной Армии в первой Советской роте имени товарища Либкнехта. Гражданская война уже грызет окраины. Все на ногах. Не до стихов. Он работает над ними по ночам. Дальше идут: Первый Стрелковый полк им. тов. Калинина,

first poem that I learnt by heart (I was 6 years old at the time) was Pushkin’s Delibash [a poem that tells the tale of an encounter between a Cossack and a Turkish daredevil that ends with both dead — the Turk run through by the Cossack’s lance, the Cossack beheaded by the Turk’s scimitar]…

“Since that distant time that’s what life’s been for me — one thing on a lance, another without a head. Anything else is inconceivable.

“If I played, it was at soldiers. If I fought, it was until the blood flowed.”

From the 1926 autobiography that bears the epigraph “Autos bios grapho” — “I write life myself” and the note “The author writes of himself in the third person. This unties his hands and lends greater objectivity to the account”: “N.S. Tikhonov was born in 1896, on 21 November, at bright midday (or perhaps towards evening). His mother was a peasant from Petersburg province, his father a petty bourgeois from the town of Bogoroditsk in Tula Province. He spent his childhood in and around St Petersburg. He had 2,000 paper,

brilliant DISK

Б листательный ДИСК / t he

Закваска у меня анархистская, и за нее меня когда-нибудь повесят. Пока не повесили — пишу стихи. Искал людей по себе — нашел: Серапионы. Народ по моей душе, чтобы одно на пике, другое без головы — иначе жить не стоит. Буржуем никогда не был. Когда помру — не знаю. Одна поэтесса предсказала по моей ладони, что меня закопают в землю живым. Не верю». И действительно, судьба хранила Тихонова: беспартийного писателя награжда-

Во время блокады Ленинграда Тихонов возглавил группу писателей при Политуправлении фронта. Ленинград. Фотография начала 1940-х годов.

During the siege of Leningrad Tikhonov was head of a group of poets and writers attached to the Political Administration of the Front. Leningrad.

Early 1940s photograph.

наступление Юденича, бой под Петроградом и потом — передышка».

28

Из автобиографии 1922 года: «Сидел в Чека и с комиссарами разными ругался и буду ругаться, но знаю одно: та Россия, единственная, которая есть,— она здесь. А остальных Россий, книжных, зарубежных, карманных, знать не знаю и знать не хочу. Эту здесь люблю сильно и стоять за нее готов.

wood and tin soldiers, cannon, horses, steam engines and ships. He personally wrote a constitution for this state. The whole apartment was filled with these standing and reclining armies. In place of shells he used nails, lead pared from the globe of the lamp and wire handles from packages. “‘He’ll be a soldier,’ his immediate relatives decided.”

From the 1922 autobiography: “I learnt to read and came upon fiery words: the Bible, Dmitry Rostovsky — I particularly liked the latter. I still love the Bible.

I pinch subjects from it.”

From the 1926 autobiography: “When he was 8 years old, his brother read Zola’s novel The Debacle to him. The very next day the facts of the novel appeared in distorted and reworked form, written on a piece of thick grey paper, in which herrings had been wrapped, and enhanced with drawings. That was his first effort. From that time on, he would devote the greater part of his leisure hours to writing his own novels. They were adventure stories. He kept his heroes in a

29

Ленинград. Угол Кирпичного переулка и улицы Гоголя. 2 октября 1941 года.

Leningrad. The corner of Kirpichny Lane and Gogol Street. 2 October 1941.

‘black body’; they trekked without rest or sleep, made wagers, fought and died. … His heroes’ metier was speculating with lofty emotions and their fists. All the novels had a single theme: the fight for liberty. He liberated Malays from the Dutch yoke (the novel By a Hard Route), Algeria from the French (The Destiny of Fate), India from the British (In the Jungles of the Deccan), and so on.”

From the 1922 autobiography: “I learnt my lessons, thought I would become a businessman, and turned out a hussar. Rapid flashes of horses’ backs, rifles

Обложка книги Николая Тихонова «Ленинград принимает бой» (1943 год), изданной в блокадном Ленинграде.

The cover of Nikolai Tikhonov’s book Leningrad Take up the Fight (1943), published in the besieged city.

ли орденами, выбирали в Верховный Совет СССР, назначили секретарем Союза советских писателей, председателем Советского комитета защиты мира и Комитета по присуждению Ленинских и Сталинских премий. Но в 1939-м, только что награжденный орденом Ленина, Тихонов писал поэту Павлу Антокольскому: «Летние ветра уже стучат в мою дверь. Я хочу бегать по голой земле, спать у костра, смотреть в небо, переходить реки, видеть „сто битв, сто городов“. Я хочу на Алтай, на озера Олонии, в горы Осетии, в пустыни Семиречья, я хочу бежать, как бежит какой-нибудь каменный козел за сто верст полизать соль на камне. Я хочу полизать соль. Вокруг меня все опреснело. Пресные литературные темы, пресные дома, пресные песни. Я вас спрашиваю, гражданин мечтатель, где соль? Куда вы подевали соль? Как вы смели ее припрятать?» Начинающий филолог, студентка пятого курса Ленинградского университета, я пришла зимой 1952 года к Николаю Тихонову в знаменитый теперь «Дом на набережной», чтобы услышать от Последнего Серапиона подлинную историю «братства»… Тихонов начал с живого, как будто это было вчера, рассказа о ДИСКе, потом заговорил о своих детских годах в Петербурге… и вдруг этот 56-летний человек легко взлетел по стремянке к антресолям

and barracks, then the theatre of war. I travelled all over the Baltic provinces. I still have a spur taken from a German Uhlan I killed. A rusty, heroic spur. I flew off my horse three times. I was shell-shocked once, together with my mare Kroshka. I took part in a major cavalry attack by the manor of Rodenpois, saved an armoured train, nearly cut down the commander of the ‘death battalion’.

“I defended Petrograd from Yudenich. I was on duty for 100 hours without being relieved; after 104 I collapsed. I still haven’t died.”

From the 1926 autobiography: “1918. The front has been broken. The Germans are at Narva. The Council of People’s Commissars is in Petrograd. N.S. Tikhonov is in the Red Army, in the first Soviet company named in honour of Comrade Liebknecht. The Civil War was already gnawing at the fringes. Everyone was up in arms.

No time for poems. He worked on them at night. Then came the First Infantry Regiment named after Comrade Kalinin, Yudenich’s advance, the battle outside Petrograd and then — a respite.”

«Я полтора месяца гулял по горам… не плохо гулял. Ледники всякие, перевалы, скалы облазил — в Сванетию сбегал — хорошая Сванетия… Путешествовал я славно, спал в палатке или прямо на земле, под звездами…» Из письма Тихонова Владимиру Луговскому. Эльбрус. 1938 год

“I strolled around the mountains for a month and a half. It wasn’t a bad trip. I clambered over all kind of glaciers, passes and rocks — dropped into Svanetiya, beautiful Svanetiya… I had a splendid time, sleeping in a tent or simply on the ground beneath the stars.”

From a letter Tikhonov wrote to Vladimir Lugovsky.

Elbrus. 1938

From the 1922 autobiography: “I’ve been detained by the Cheka, have had slanging matches with various commissars and will have again, but I know one thing: the only Russia there is is here. I know nothing of those other Russias — in books, abroad, pocket-sized ones — and do not want to. I love this one here deeply and am prepared to fight for it. I have an anarchistic nature and at some point it will get me hanged. Until that happens I write verses.

“I sought people of my own sort and found them: the Serapions. A tribe after my own heart — one thing on a lance, another without a head — living any other way is not worth it. I was never a bourgeois. I don’t

Вверху. Лагерь альпинистов в горах Кавказа. Фотография 1960 года. Тихонов ежегодно отправлялся как путешественник и альпинист на Кавказ и в Среднюю Азию. Он называл себя «человеком дороги». Поднимался на самые высокие горы, проходил ледяные и снежные перевалы, покорил Главный Кавказский хребет... А потом — Индия, Пакистан, Афганистан, Бирма…

Above. A mountaineers’ camp in the Caucasus mountains.

1960 photograph.

Tikhonov took hiking and mountaineering trips to the Caucasus and Central Asia every year. He called himself “a man of the road”.

brilliant DISK

Б листательный ДИСК / t he

30

и достал оттуда стопку переплетов, в которых хранились собственноручно проиллюстрированные его юношеские сочинения. Как же я была по молодости нелюбопытна и беспечна — полистала, полюбовалась рисунками, но читать не стала… А впереди еще были потрясающие по откровенности воспоминания о Горьком в последние годы его жизни, о крупных политиках, о заседаниях комитета по Сталинским премиям, рассказывая о которых Тихонов поразительно артистично воспроизводил реплики вождя на обсуждениях кандидатур… Как-то Николай Тихонов обмолвился: «Иногда мне кажется, что я жил несколько жизней». Если считать хронологически, первая — мировая война, на которую он пошел добровольцем, получил Георгиевский крест, и война гражданская. Вторая — становление его как поэта среди «Серапионовых братьев», жизнь в ДИСКе. Третья — Отечественная война и 900 дней в блокадном Ленинграде, когда голос поэта стал голосом горожан, сопротивляющихся фашистскому нашествию. Потом были жизнь четвертая, пятая, шестая, и так до последней строчки за письменным столом, из-за которого он 8 февраля 1979 года встал и ушел навсегда. Тихонов знал, что ничто в истории не остается тайным. Недаром он оставил нам предсказание:

Наш век пройдет, Откроются архивы, И все, что было скрыто до сих пор, Все тайные истории извивы Покажут миру славу и позор. Богов иных тогда померкнут лики, И обнажится всякая беда, Но то, что было истинно великим, Останется великим навсегда. В последние годы жизни он продолжал писать. Многие стихи из его архива были изданы лишь спустя десятилетия…

In the last years of his life he was still writing. Many poems from his archives were only published decades later.

know when I shall die. A certain poetess read my palm and told me I would be buried alive.

I don’t believe that.”

Fate did indeed preserve Tikhonov: this non-party member was given state awards, elected to the Supreme Soviet of the USSR, appointed secretary of the Union of Soviet Writers, chairman of the Soviet Committee for the Defence of Peace and the awarding committee for Lenin and Stalin Prizes.

Nikolai Tikhonov once confessed: “Sometimes it seems to me that I have lived several lives.” If we take them in chronological order, the first was the Great War, in which he fought as a volunteer, and the Civil War. The second was his formation as a poet among the Serapion Brothers and life at DISK. The third was the Second World War and 900 days in besieged Leningrad, when the poet’s voice became the voice of its citizens resisting the Nazi onslaught.

Then there were more lives, a fourth, a fifth, a sixth, and so on to the last line written at the desk, from which, on 8 February 1979, he got up and departed for ever.

Обложка книги Николая Тихонова «Из могилы стола», выпущенной Издательством им. Сабашниковых в 2005 году.

The cover of Nikolai Tikhonov’s book From the Tomb of the Desk, published in 2005 by the Publishing House named after the Sabashnikovs.

Общество с ограниченной ответственностью «Леокаспис» — успешно развивающаяся строительная компания. Компания была учреждена Открытым Акционерным Обществом «Талион» в 2003 году с целью профессионального участия в проектах по строительству новых, реконструкции и реставрации исторических зданий в центре Санкт-Петербурга, инициируемых учредителем. Основными видами деятельности компании являются: Строительство зданий и сооружений I и II уровней ответственности в соответствии с государственным стандартом Реконструкция и реставрация зданий и сооружений Монтаж металлических, бетонных, железобетонных, деревянных конструкций Монтаж наружных и внутренних инженерных сетей Специальные работы. Защита строительных конструкций Монтаж технологического оборудования и трубопроводов Отделочные работы категории «Люкс» Кровельные работы и изоляционные работы Благоустройство территории Залогом успешного решения поставленных задач по строительству и реконструкции зданий и сооружений являются высокий профессионализм и грамотная организация строительно-монтажных работ, квалифицированные и инициативные инженерно-технические работники, а также опытные рабочие. Все виды работ мы выполняем используя современные технологии и материалы.

Tikhonov knew that nothing in history remains a secret. It was not without reason that he left us this prediction: Our age will pass.

The archives will open at last And all that hitherto was hid, All the manoeuvrings of the past, Will show the good and bad men did.

Then many an idol will be mired with grime And much mischief will see the light of day.

But what was truly great in its time Truly great will always stay.

191186, Санкт-Петербург, ул. Большая Морская, д. 14/15, лит А Тел./факс: (812) 570-11-29. E-mail: leokaspis@taleon.ru

trough history

Историческая прогулка / a stroll

В начале XIX века в петербургском свете был широко известен состоятельный господин с необычной для северных краев средиземноморской внешностью. В своем доме на Мойке, 59, он устраивал пышные приемы и «празднества», которые удостаивали посещением первые лица государства, и особенно часто — «молодые реформаторы», члены Негласного комитета, друзья государя Александра I: граф Николай Николаевич Новосильцев, князь Виктор Павлович Кочубей. Добрым приятелем и частым гостем владельца дома был статс-секретарь Михаил Сперанский — главный идеолог реформ, восходящая звезда российской политики. Бывал на Мойке, по свидетельству современников, и сам Александр I.

Радушного хозяина Абрама Израилевича Перетца связывали с его гостями не столько развлечения, сколько деловые интересы. Богатством своим он был обязан соляным откупам, подрядам на поставку провианта армии, судостроительству. Весь этот бизнес требовал тесного формального и неформального сотрудничества с властями. Особенно выгодным делом были соляные откупа. «Где соль, там и Перец» — так говорили в народе. Система, при которой частное лицо выкупало у государства право взимания налогов, имеет давнюю, тысячелетнюю историю. Всегда и везде винные, хлебные, соляные откупа и державшие их господа вызывали народную ненависть. Когда в 1762 году хоронили графа Петра Ивановича Шувалова, замечательного государственного деятеля, изобретателя и притом богатого откупщика, толпу еле удержали от бурных проявлений восторга. А он был, по крайней мере, православным русским дворянином. Что ж говорить о выскочке по имени Абрам Израилевич? Слухи о нем ходили один другого хуже. В 1812 году в народе поговаривали, что Перетц, подкупленный Наполеоном, отравляет поставляемое армии вино. Косо смотрели и на сановников, связанных с «жидом Перцем»... До екатерининских времен евреям (некрещеным, разумеется) в России, как,

In the early nineteenth century a wealthy gentleman with a Mediterranean complexion unusual for such northern climes was well known in St Petersburg society. In his home at 59, Moika Embankment he held opulent receptions and “festivities” that were accorded the honour of visits by the leading figures in the state and especially frequently by the “young reformers”, members of the Unofficial Committee, the friends of Tsar Alexander I: Count Nikolai Novosiltsev and Prince Victor Kochubei. Secretary of State Mikhail Speransky — the chief ideologist of the reforms, the rising star of Russian politics — was a good friend of the owner and a frequent guest at the house. Contemporaries reported that Alexander himself was also seen on the Moika.

32

Валерий ШУБИНСКИЙ / by Valery SHUBINSKY

Соляной круг circle of salt

«Полицейский мост». Справа — угол дома на Невском проспекте, которым владел Абрам Перетц в 1799—1816 годах. Раскрашенная литография Карла Беггрова с рисунка Вальтера Форлопа. 1823 год.

The Police Bridge. On the right is a corner of the building that belonged to Abram Peretz in 1799—1816.

Tinted lithograph by Karl Begrow after a drawing by Walter Vorlop. 1823.

The genial host, Abram Izrailovich Peretz, was connected to his guests not so much by pleasure as by business interests. He owed his wealth to salt concessions, contracts to supply provisions to the army and shipbuilding. All this commerce demanded close formal and informal interaction with the authorities. Salt concessions were especially profitable. “Where there’s salt, there’s Peretz,” people punned (perets is Russian for “pepper”). The system by which private individuals purchased the right to levy taxes from the state had a long, thousand-year history. In all times and in all places wine, grain and salt concessions and those who held them evoked the hatred of the people. In 1762, when Count Piotr Shuvalov — an outstanding statesman and inventor, but also a wealthy tax-farmer — was buried, the crowd could barely refrain from exuberant displays of delight. And Shuvalov was at least an Orthodox Russian nobleman. What then of a parvenu by the name of Abram Izrailovich? Rumours spread about him, one worse than another.

In 1812 the popular talk was that Peretz had been bribed by Napoleon and was poisoning the wine supplied to the army. People also

Абрам Перетц. Фрагмент портрета, на котором он изображен в своей библиотеке рядом с рабочей конторкой. Гравюра И. Л. Шульца. Первая четверть XIX века.

Abram Peretz. Detail of a portrait in which he is depicted in his library next to his desk.

Engraving by Schulz.

First quarter of the nineteenth century.

Женившись во второй раз, Абрам Перетц избрал лютеранство — религию жены. Первая евангелическолютеранская церковь апостола Петра на Невском проспекте. Литография по рисунку Г. Шуберта. Вторая четверть XIX века.

When he married a second time, Peretz converted to Lutheranism, his wife’s religion. The city’s first Evangelist-Lutheran Church of the Apostle Peter on Nevsky Prospekt.

Lithograph after a drawing

by G. Schubert. Second quarter of the nineteenth century.

trough history

Историческая прогулка / a stroll

впрочем, и во многих европейских странах, постоянно жить не разрешалось. Но на практике закон этот, разумеется, частенько нарушался. Однако после раздела Польши на территории империи оказалось полтора-два миллиона подданных иудейского вероисповедания: сапожников и шинкарей, купцов и нищих, контрабандистов и талмудистов. Не случайно князь Потемкин-Таврический, муж воистину великих замыслов, за сто лет до Теодора Герцеля озаботился созданием еврейского государства под российским протектора-

Ниже. Образы с картин Иегуды Пэна — «Еврейштукатурщик», «Еврейпекарь». Первая половина XX века.

«Старый портной». С картины Иегуды Пэна.

1921 год.

A Jewish Baker. From a painting by Yehuda Pen. 1921.

Below. Images from the paintings of Yehuda Pen. — A Jewish Plasterer and An Old Tailor. First half of the twentieth century.

35

34

том на древней земле Израиля, которая тогда принадлежала злейшему врагу екатерининской России — Сиятельной Порте... Для отвоевания Палестины уже начали организовывать и обучать особое еврейское войско, но тут Потемкин умер. Впрочем, интерес князя к новым подданным короны был связан не только с геополитикой. Светлейший отличался, как известно, любознательностью и кругозором. Один из его родственников писал, что он «держал у себя ученых рабинов, раскольников и всякого звания ученых людей; любимое его было упражнение: когда все разъезжались, призывал их к себе и стравливал их, так сказать, а сам изощрял себя в познаниях». Среди приятелей Потемкина, с которыми можно было потолковать и о торговых делах, и о богословских вопросах, был Йешуа Цейтлин, один их поставщиков русской армии и тесть Абрама Перетца. Вскоре Цейтлин и Перетц появились в Петербурге. Предки Абрама Израилевича, сефарды (испанские евреи), переселились в Восточную Европу за несколько веков до его рождения. В Испании Перетцы были, по семейному преданию, знатны и богаты, но отец Абрама, раввин из местечка Левертово в Галиции, особого состояния ему не оставил. Одаренный мальчик жаждал знаний, и не только талмудических, которые он мог почерпнуть в еврей-

«Сенная площадь». С акварели Бенджамина Патерсена.

1799—1801 годы.

looked askew at the officials connected with the “yid Peretz”.

Until the time of Catherine II (unbaptised) Jews were not allowed to live permanently in Russia. The same was true, incidentally, of many European countries. In practice, however, that law was of course often broken. After the partitioning of Poland, though, some one and a half to two million adherents of the Jewish faith found themselves within the bounds of the Russian Empire: cobblers and inn-keepers, merchants and beggars, smugglers and Talmudists. It was no coincidence that Prince Grigory Potemkin, a man of truly great ideas, contemplated a hundred years before Theodor Herzl the creation of a Jewish state under Russian protection in the ancient land of Israel that then was in the hands of the worst enemy of Catherine’s Russia — the Ottoman Empire. A special Jewish force had already begun to be organized and trained when Potemkin upped and died. But the

В последний период своего правления Александр I подпал под влияние религиозно-мистических идей и решил приобщить евреев России к христианству. В 1817 году было создано «Общество израильских христиан» под покровительством самого царя, чтобы «доставить принявшим христианство евреям спокойное пристанище в недрах Российской империи». «Израильские христиане» получали такие права, которых не имели даже российские православные.

In the last part of his reign Alexander I came under the influence of mystical religious ideas and decided to turn Russia’s Jews into Christians. In 1817 the Society of Israelite Christians was formed under the patronage of the Tsar himself with the goal of “providing Jews who have adopted Christianity with a quiet refuge in the bosom of the Russian Empire”.

“Israelite Christians” were given rights that even Orthodox Russians did not enjoy.

Sennaya Square. From a watercolour by Benjamin Patersen.1799—1801.

ских религиозных школах — йешивах, но и светских. В надежде получить образование он, пятнадцати лет от роду, отправился в Берлин и там познакомился с Цейтлиным, который, как гласит легенда, был потрясен умом и талантами Абрама... и почти насильно женил его на своей дочери. Цейтлин был не единственным еврейским купцом, который в эти годы устремился в Петербург, чтобы позаботиться и о собственных торговых делах, и о нуждах общины. За богачами потянулись простые люди из местечек. В Петербурге они селились у Сенной площади. По рассказу знаменитого петербургского краеведа Михаила Пыляева, «на них приходили смотреть столичные жители во время их праздников Кущей. В эти дни сенновские жители имели обыкновение строить внутри двора деревянные шалаши... Вечером шалаши освещались множеством свечек, евреи, с величайшим волнением, шумно располагались на лавках лицом к той стороне стены, которая присоединялась к дому; еврейки обносили мужей яствами и вином; евреи, предаваясь торжеству, кричали оглушительно, и вскоре веселье переходило в шумную оргию. Тысячи жителей толпились по дворам, любуясь странными празднествами евреев». В 1802 году в столице собрался «Комитет о благоустроении евреев», который

Когда в 1775 году разрабатывались проекты по привлечению новых поселенцев на Юг, Григорий Потемкин настоял на добавлении в документы небывалой оговорки: «включая и евреев». Он предлагал: в течение семи лет не взимать с переселившихся евреев налогов, предоставить им право торговать спиртным, разрешить открывать синагоги, сооружать кладбища.

In 1775, when projects were being devised to attract new settlers to the south, Grigory Potemkin insisted on the inclusion in the documents of an unprecedented stipulation — “including Jews as well”. He proposed freeing Jewish settlers from taxes for a period of seven years, allowing them to trade in alcohol, to open synagogues and to establish cemeteries.

trough history

Историческая прогулка / a stroll

должен был положить конец неопределенности правового положения новых подданных русской короны. Времена были либеральные, и кроме царских сановников к работе были привлечены «еврейские депутаты», в числе которых оказался и Цейтлин. В итоге евреев приписали к купеческому и мещанскому сословиям, а черту их оседлости ограничили западными губерниями. Один пункт вызвал понастоящему яростные споры: право еврееварендаторов на жительство в деревнях и виноторговлю. Сторонником немедленного закрытия «жидовских шинков» был министр юстиции Гаврила Романович Державин. Евреи, как писал он позднее в своих мемуарах, и взятку ему предлагали, и херем (проклятие) на него накладывали, но он оставался непоколебим. Державин фигурирует и в еврейском фольклоре — естественно, в качестве министра-юдофоба, а не поэта. Про Перетца в еврейских местечках можно было услышать всякое. В те годы

среди евреев Восточной Европы вели яростную борьбу два религиозных направления — хасиды и миснагиды. Перетц и Цейтлин были миснагидами. В 1798 году духовный вождь хасидов Белоруссии, цадик Шнеур Залман, был арестован. Молва приписывала это (совершенно облыжно) доносу Перетца.

Дом еврейской общины (синагога) на НовоПетергофском проспекте (ныне Лермонтовский) был построен в мавританском стиле. Фотография Карла Буллы. Конец XIX века.

36

«Суккот (праздник Кущей)». С картины Леопольда Пилиховского. Начало XX века. В этот праздник по еврейской традиции принято трапезничать в специально построенной куще — сукке.

Sukkoth (the Feast of the Tabernacles). From a painting by Leopold Pilikhovsky.

Early twentieth century.

On this festival Jews traditionally take a meal in a special constructed booth or tabernacle.

The house (synagogue) of the Jewish community on present-day Lermontovsky Prospekt was built in the Moresque style. Late nineteenth-century photograph

by Karl Bulla.

Prince’s interest in the new subjects of the crown was not only geopolitical in nature.

Potemkin is known to have been a man with strong curiosity and a broad mind. One of his relatives wrote that “he kept by him educated rabbis, Old Believers and scholars of all sorts. A favourite pastime of his was, when all the guests had gone home, he called them to him and set them against one another, so to speak, while he himself acquired esoteric knowledge.” Among Potemkin’s companions with whom he could discuss both trade and theology was Joshua or Yeshua Zeitlin, one of the suppliers of the Russian army, and Abram Peretz’s father-in-law. Soon Zeitlin and Peretz appeared in St Petersburg.

Abram Izrailovich’s ancestors were Sephardic Jews, who settled in Eastern Europe several centuries before his birth. In Spain the Peretzes had, according to family tradition, been distinguished and rich, but Abram’s father, a rabbi in a place called Liwertowo in Galicia, did not leave him any great fortune. The gifted boy had a thirst for knowledge, secular as well as the Talmudic learning he could obtain at the yeshivas, the Jewish religious schools. In the hope of obtaining an education at the age of fifteen he set off for Berlin — which is where he met Zeitlin, who, so the story goes, was struck by Abram’s intelligence and talents… and almost forcibly married him to his daughter.

Рабби Шнеур Залман — основатель движения Хабад. Он дважды находился под арестом в Тайной канцелярии, но был освобожден. Жил в местечке Ляды Могилевской губернии. Портрет работы неизвестного художника.

XIX век.

Rabbi Shneur Zalman was the founder of the Habad doctrinal movement. He was twice arrested by the Secret Chancellery, but released.

The rabbi lived in a settlement called Liady in Moghilev province.

Portrait by an unknown artist.

Nineteenth century.

Этот небольшой катер, гордо рассекающий волны, кажется чересчур элегантным по сравнению со своими коллегами, неспешно фланирующими по петербургским каналам и невской акватории… Свежий ветер приятно холодит лицо, брызги оставляют на губах солоноватый привкус. Покидая широкую магистраль Невы, уютный быстроходный катер устремляется к набережной Мойки, 59.

This fairly small launch proudly slicing through the waves seems just too elegant in comparison with its fellows unhurriedly sauntering along St Petersburg’s canals and the expanses of the Neva… The fresh wind brings a pleasant coolness to your face; the splashes leave a salty taste on your lips.

Leaving the broad highway of the Neva, the comfortable fast launch hastens towards 59, Moika Embankment.

Катер был построен по заказу Талион Клуба на известной североамериканской верфи Monterey. Этот шестиместный красавец может развивать скорость до 80 км/час. Надежная конструкция гарантирует пассажирам безопасность и в Финском заливе, и в неспокойных водах Ладоги. Защитный тент на верхней палубе, площадка для солнечных ванн и платформа с лестницей для купания обеспечат вам полноценный отдых на воде в любую погоду и в любое время дня. Несмотря на относительно небольшие размеры судна, на нем есть все необходимое к услугам желанных гостей — две уютные каюты, камбуз, туалет и душ. Все рассчитано для комфортных путешествий на дальние расстояния. Стрельна, Петергоф, Шлиссельбург, форты Кронштадта или ладожские шхеры — все водное пространство вокруг Петербурга отныне в распоряжении членов Талион Клуба и гостей Елисеев Палас Отеля.

The launch was built to a commission from the Taleon Club at the famous North American Monterey shipyard.

This six-seater beauty can reach a speed of 80 kilometres an hour. Its reliable construction guarantees the passengers’ safety both in the Gulf of Finland and on the restless waters of Lake Ladoga.

A protective awning on the upper deck, a sunbathing area and a swimming platform with a ladder provide for a pleasant experience on the water in any weather and at any time of day.

Despite its relatively small size, the launch has everything to meet the needs of its guests — two cosy cabins, a galley, a toilet and shower. Everything is designed for comfortable long-distance trips. Strelna, Peterhof, Schlüsselburg, the Kronstadt forts and the Ladoga skerries — all the watery attractions around St Petersburg are now available to members of the Taleon Club and guests of the Eliseev Palace Hotel.

бегущий по волнам cutting the waves

trough history

Историческая прогулка / a stroll

На отношение евреев к Перетцу, конечно, повлияло его крещение в 1813 году после смерти жены, которая в Петербурге никогда не появлялась. Став лютеранином, Перетц снова женился — на девице Каролине де Сомбр. Возможно, измена вере предков была связана с коммерческими соображениями. Времена менялись, прежние покровители теряли могущество... Но и крещение не помогло: в 1816 году Перетц объявил себя банкротом. Все его имущество, в том числе дом на Мойке, было продано с аукциона. Несколько лет спустя он получил наследство от Цейтлина, продолжавшего общаться с зятем-выкрестом, и возобновил коммерческую деятельность. В 1833 году, шестидесяти двух лет от роду, он умер. Кем же был он, Абрам Перетц, не любимый ни русскими ни евреями, ни знатью ни народом? Выскочкой, наглым и циничным нуворишем? Или не только? Будем к нему справедливы. Как советник Сперанского, он помог упорядочить государственные финансы России. Некоторые мемуаристы, в том числе Николай Греч, упоминают не только его изощрен-

ный ум, но и благородную душу. Он помогал деньгами Льву Неваховичу, первому русскому писателю еврейского происхождения, деду врача Ильи Мечникова (впоследствии Невахович разбогател и вел дела в товариществе со своим бывшим меценатом). Перетц не мог забыть, видимо, былых планов Потемкина и мечтал, с помощью «капиталистов» и «ученых людей», собрать всех российских и европейских евреев и поселить их «в Крыму или даже на Востоке в виде отдельного народца». Об этих смелых замыслах известно со слов его сына Григория. Сыновей Абрама Израилевича с еврейством уже немногое связывало, а вот в русской истории они след оставили. Причем совершенно разный... Егор Абрамович, сын от второго брака, рожденный в год смерти отца, был государственным cекретарем при Александре II и оставил ценнейший для историков дневник. А Григорий Абрамович, родившийся в конце 1780-х и годившийся младшему брату в деды, занял свое скромное место в когорте декабристов. О его судьбе следует рассказать особо.

Свадьба и медовый месяц Григорий Абрамович Перетц волею судеб оказался в рядах декабристов. Портрет работы неизвестного художника.

Grigory Abramovich Peretz was fated to be numbered among the Decembrists.

Portrait by an unknown artist.

Григорий Перетц на следствии по делу декабристов заявил: «О республиканском правлении для России при мне речи никогда не было; я всегда б считал сие величайшим сумасбродством».

38

«В синагоге». С картины Александра Риццони.

1867 год.

In the Synagogue. From a painting by Alexander Rizzoni. 1867.

Zeitlin was not the only Jewish merchant who was drawn to St Petersburg in this period to concern himself with both his own commercial affairs and the needs of his coreligionists. The rich Jews were followed by simple folk from the Polish countryside. In St Petersburg they settled around Sennaya Square.

In 1802 a “Committee for the Improvement of the Conditions of the Jews” assem-

bled in the capital with the aim of putting an end to the uncertain legal status of the new subjects of the Russian crown. These were liberal times and, besides the Tsar’s officials, “Jewish deputies” were enlisted in the work, among them Yeshua Zeitlin. As a result the Jews were allotted to the merchant and petty bourgeois estates and their “pale of settlement” was limited to the western provinces. One point caused really furious argument: the right of Jewish leaseholders to live in the villages and trade alcohol. One advocate of the immediate closure of “Yid-

Талион Клуб Елисеев Палас Отель — превосходное место для того, чтобы шикарно и весело отпраздновать свадьбу. Дизайн интерьеров переносит вас в прошлое, в эпоху царей и аристократического вкуса к жизни и роскоши.

The “Decembrist” Grigory Peretz told the investigators that “in my presence there was never any talk of republican rule in Russia; I always regarded this as arrant nonsense.”

Мы предлагаем прекрасные возможности для проведения вашего свадебного празднества в особняке XVIII века. Ресторан «Талион», украшенный мраморными колоннами, скульптурами, каминами, расписными плафонами, с которых смотрят на гостей античные боги и музы, рассчитан на 80 персон. Шеф-повар, лауреат международных конкурсов, создаст специальное свадебное меню, которое удовлетворит самые изысканные вкусы приглашенных. Ресторан «Виктория» на 60 гостей, с его просторной террасой, расположенной на крыше особняка Елисеева, — идеальное место для свадебного торжества в летнее время. Отсюда открывается вид, которым можно любоваться бесконечно: золотые шпили и купола соборов, плывущие по каналам катера и лодки, романтические пары, прогуливающиеся по набережным… Вы можете также остановиться в одном из роскошных номеров для новобрачных с видом на реку Мойку и Казанский собор, насладиться романтикой Санкт-Петербурга. В гостеприимном Елисеев Палас Отеле вас ждет свадебный подарок.

We offer some splendid alternatives for you to hold your wedding reception in an eighteenth-century mansion: The Taleon restaurant — decorated with marble columns, sculptures, fireplaces and ceiling paintings from which classical gods and muses look down on the diners — seats 80. Its head chef, a winner of international competitions, will create a special wedding menu that will satisfy the most refined tastes of your guests.

The Victoria restaurant, seating 60, with its spacious terrace located on the roof of the Eliseev mansion, is an ideal place for wedding celebrations in the summer months. It provides a view that you could admire forever: the gold spires and domes of cathedrals, boats and launches plying the waterways, romantic couples strolling on the embankments…

weddings and honeymoons The Taleon Club Eliseev Palace Hotel is an excellent place to celebrate a wedding in enjoyable style. The design of its interiors transports you back to the past, to imperial Russia and an aristocratic taste for life and luxury.

You can also stay in one of the luxurious honeymoon suites with a view of the River Moika and the Kazan Cathedral and enjoy the romance of St Petersburg.

The hospitable Eliseev Palace Hotel has a wedding present waiting for you.

Чтобы узнать о наших специальных предложениях, пожалуйста, обращайтесь по телефону +7 812 324-99-11 или электронной почте: club@taleon.ru либо посетите наш сайт: www.eliseevpalacehotel.com To find out about our special offers, contact us by telephone +7 (812) 324-99-11 or e-mail club@taleon.ru, or visit our website www.eliseevpalacehotel.com

trough history

Историческая прогулка / a stroll

Раннее детство он провел в Белоруссии, у деда. В 1801 году отец фиктивно записал его в государственную службу канцеляристом, а два года спустя вызвал в столицу. Изучив основательно политическую экономию и другие науки, лет в двадцать с небольшим Григорий и в самом деле начал служить — будучи уже в чине титулярного советника (кстати, порядок, позволявший записывать в службу малолеток, которые получали чины за мнимую выслугу, был упразднен как раз Сперанским, другом Абрама Израилевича). Как и отец, он выкрестился в лютеранство. Служа в штате петербургского генералгубернатора Милорадовича, Перетц сблизился с чиновником по особым поручениям при губернаторе Федором Глин-

кой, поэтом, бывшим офицером. По словам Глинки, его раздражала говорливость Григория Абрамовича. «Большею частью он старался выказывать важность своей персоны, говоря, что имеет связи и вхож в первые дома в столице. Я слушал это вскользь, полагая в нем невинное усилие мещанина войти во дворянство». Перетц показывал Глинке свои стихи и намекал на то, что хотел бы быть принятым в какое-нибудь литературное общество. Стихи Глинке не понравились, и ввести «жида» и «чудака», как Федор аттестовал Перетца в своих показаниях, в литературные круги он отказался. Зато принял его в тайное общество. По-видимому, это было особое общество, отколовшееся от Союза Благоден-

Федор Глинка писал: «Чистота нравов, целомудрие народа — есть вернейший его капитал, неоценимое сокровище! Не деньги творят людей и населяют области: люди приобретают трудом и торгами деньги и составляют цветущие общества; но люди без образования нравственного не общества, а стада!..»

40

Fiodor Glinka wrote: “Purity of morals, the virtue of the nation is its truest capital, an invaluable treasure!

It is not money that makes people and settles regions: people acquire money through labour and trade and form flourishing societies; but people without moral education are not a society but a herd!” dish taverns” was Gavrila Derzhavin, the Minister of Justice. The Jews, so he wrote later in his memoirs, offered him a bribe and laid a herem (anathema) upon him, but he remained unbending. Derzhavin features in Jewish folklore too, not as the poet that Russians know, but as the anti-Semitic minister.

The Jews’ attitude to Peretz was naturally influenced by his baptism in 1813, which followed the death of his wife, who had never been seen in St Petersburg. After becoming a Lutheran, Peretz married again, to a young girl called Caroline de Sombre. Perhaps his abandonment of the faith of his forefathers was prompted by commercial considerations. The times were changing; his former patrons were losing influence. But conversion did not help: in 1816 Peretz declared himself bankrupt. All his property, including the house on the Moika, was sold at auction. A few years later he received an inheritance from Zeitlin, who had not broken off relations with his apostate son-in-law, and resumed his business activities. In 1833 he died at the age of sixty-two.

Who was he, this Abram Peretz, unbeloved by both Russians and Jews, both nobles and commoners? A brazen, cynical nouveau-riche upstart? Or more than that?

Let us do him justice. As an advisor to Speransky he helped to set Russia’s state finances in order. Some memoirists, including Nikolai Grech, mention not only his refined intellect, but also his noble heart. He gave financial aid to Lev Nevakhovich, the first Russian writer of Jewish origin and grandfather of the celebrated physician Ilya Mechnikov.

(Nevakhovich later became rich and conducted business as a partner of his former sponsor.) Peretz evidently could not forget Potemkin’s abortive plans and dreamed that with the aid of “capitalists” and “scholars” he could gather all the Russian and European Jews and resettle them “in the Crimea or even in the East as a separate nation”.

We know of these bold schemes from the accounts of his son Grigory. Abram Izrailovich’s sons had little to connect them with Jewry, but they did leave their mark on Russian history. And in very different ways.

Yegor Abramovich, a son of the second marriage, born in the year of his father’s death,

ствия: историки декабризма условно именуют его «обществом Глинки–Перетца». Вся деятельность сводилась к словесной критике властей (толковали «об упадке флота, о невыгодном займе, о множестве чиновников на скудном жаловании» и о прочих российских «нестроениях»). Перетц предложил для пароля еврейское слово «хейрут» — свобода. Однажды Глинка сказал, что «можно б усилить успехи

«Императрица Елизавета Алексеевна в трауре». Портрет работы Петра Басина. Он был заказан художнику после смерти императрицы ее подругой Софьей Строгановой.

1831 год.

Адъютант Михаила Милорадовича Федор Глинка пропагандировал идею государственного переворота с возведением на престол императрицы Елизаветы Алексеевны. Будучи редактором журнала «Соревнователь просвещения и благотворения», Глинка заказал Александру Пушкину стихотворение о Елизавете, которое было опубликовано под названием «К Н. Я. Плюсковой». Будучи под арестом после выступления 24 декабря, Федор добился встречи с императором и доказывал ему, что все обвинения против него — клевета. В ответ император произнес: «Глинка, ты совершенно чист, но все-таки тебе надо окончательно очиститься». Гравюра Константина Афанасьева. 1823 год.

Mikhail Miloradovich’s adjutant Fiodor Glinka advocated the idea of a coup d’étât that would set the widowed Empress Yelizaveta Alexeyevna on the throne. As the editor of a periodical he commissioned Pushkin to write a poem about Yelizaveta, which was then published under the title “To N.Ya. Pliuskova”.

While under arrest Fiodor managed to obtain a meeting with the Emperor and tried to prove to Nicholas that the accusations against him were slanderous. In response the Emperor declared, “Glinka, you are absolutely clean; nonetheless you need to be cleaned completely.”

Engraving by Konstantin Afanasyev. 1823.

Empress Yelizaveta Alexeyevna in mourning.

This 1831 portrait by Piotr Basin was commissioned from the artist after the Empress’s death by her friend Sophia Stroganova.

41

Траурные драгоценности были очень распространены в России в первой четверти XIX века. Браслет и кольца.

1825 год.

Mourning jewellery was in common use in Russia in the first quarter of the nineteenth century.

A bracelet and rings. 1825.

нашего общества присоединением к обществу Елизаветы, желавшему возведения на престол ныне вдовствующей императрицы Елизаветы». Вероятно, общество Глинки–Перетца распалось задолго до 14 декабря. Но оба уже бывших друга что-то слышали о готовящемся восстании — и очень его боялись. Перетц даже пытался через своего непосредственного начальника Гурьева донести до сведения Михаила Милорадовича, что в день присяги можно ожидать беспорядков; военный генерал-губернатор Петербурга, старый солдат, ответил в непечатных выражениях. После восстания Перетц, как записано в протоколах следствия, вел себя нервно и глупо: то просил приятеля «чужой рукой» надписать адрес на письме некоему английскому миссионеру, которому он предлагал свои услуги в деле обращения евреев (видимо, чтобы скорее уехать из России), то начинал в большой компании обсуждать тактические ошибки Рылеева и Трубецкого. Вскоре его арестовали; арестовали и Глинку. Во время следствия Перетц был вполне откровенен (как и большинство декабристов) и закончил свои показания так: «...Если Комитету благоугодно будет дозволить, то осмелюсь подвергнуть прозорливому его рассмотрению средство к открытию всех изгибов тайных обществ, которое, ласкаю себя, удовлетворит всем

was a secretary of state under Alexander II and left a diary that is an invaluable source for historians. Grigory Abramovich, on the other hand, who was born in the late 1780s and could have been his half-brother’s grandfather, occupied a modest place among the ranks of the Decembrists. His fate is worth a particular mention.

Grigory spent his early childhood in Belorussia in his grandfather’s house. In 1801 his father enlisted him fictitiously in the civil service as a clerk and two years later summoned him to the capital. After a thorough study of political economy and other fields, in his early twenties he actually began his service career. Like his father he converted to Lutheranism.

Serving on the staff of Mikhail Miloradovich, the Governor General of St Petersburg, Peretz became close with Fiodor Glinka, a poet and former officer, who was attached to the governor as an official for special assignments. Glinka later said that he was irritated by Grigory Abramovich’s talkativeness. “For the most part he tried to convey the importance of his person, saying that he had connections

trough history

Историческая прогулка / a stroll

душевным потребностям христианина, Богу, государю, отечеству и человечеству истинно преданного». Комитету не было «благоугодно». Глинку, отрицавшего все, сослали в Петрозаводск, Перетца — в Пермь; позже он служил в Вологде, а закончил свои дни в Одессе — в один год со своим гонителем Николаем I. В последние годы жизни незадачливый сын известного коммерсанта и мецената, пытавшийся занять свое место в русской литературе и русской политике, торговал солью… Круг замкнулся.

«Много евреев стекалось в Одессу из Малороссии, Литвы, Подолии, Волыни, Царства Польского... Увидев себя на просторе в этом новом Эльдорадо, они предавались большим эксцентричностям как в костюме, так и в образе жизни... Иными господами, скромными и бережливыми дома, по прибытии в Одессу овладевал угар от пикников и венгерского, карт и турецкого табака, лошадей и оперных героинь...» — писал литератор Осип Рабинович.

“Many Jews thronged into Odessa from the Ukraine, Lithuania, Podolia, Volhynia and the Kingdom of Poland… Finding themselves free from constraint in this new El Dorado, they gave themselves up to great eccentricities in both dress and style of life… Some gentlemen, modest and frugal at home, became intoxicated upon arrival in Odessa with picnics and Hungarian wine, cards and Turkish tobacco, horses and operatic heroines,” wrote the man of letters Osip Rabinovich.

«Евреи-контрабандисты». С картины Александра Риццони. 1860 год. Контрабанда была одним из самых распространенных незаконных «промыслов» российских евреев уже начиная с конца XVIII века.

Jewish Smugglers. From a painting by Alexander Rizzoni. 1860.

42

Smuggling was one of the commonest illegal “businesses” of Russian Jews from the late eighteenth century onwards.

and entry to the best houses in the capital. I listened to this with half an ear, taking it for the harmless striving of a petty bourgeois to enter the nobility.” Peretz showed Glinka his own verses and hinted that he would like to be accepted into some sort of “literary society”. Glinka did not like the poems, and he refused to introduce the “Yid” and “crank”, as he described him in his testimony, into literary circles. On the other hand, he did induct him into a secret society. This would seem to have been a separate society that split from the Union of Prosperity. Historians conventionally refer to it as “the GlinkaPeretz society”. The sum total of its activities was verbal criticism of the authorities (they discussed “the decline of the navy, disadvantageous loans, the multitude of civil servants on low incomes” and other Russian “disorders”).

The Glinka-Peretz society probably broke up long before 14 December 1825, but the (already former) friends both heard something about the intended uprising, and greatly feared it. Peretz even tried through his immediate superior Guryev to inform Miloradovich that he should expect distur-

bances on the day of the oath-taking: the military Governor General of St Petersburg, an old soldier, responded with a few choice words. After the uprising Peretz was arrested; so was Glinka.

During the investigation Peretz was completely candid (like the majority of the Decembrists) and ended his statement with these words: “If it please the Committee to permit, I venture to submit to its wise consideration a means of uncovering all the convolutions of the secret societies, a means that I flatter myself will satisfy all the spiritual needs of a Christian genuinely devoted to God, the sovereign, his country and humanity.”

The Committee was not pleased. Glinka, who denied everything, was banished to Petrozavodsk, Peretz to Perm. Later he was a civil servant in Vologda and ended his days in Odessa, in the same year as his persecutor, Nicholas I. In his last years the hapless son of the well-known merchant and artpatron, who had tried to find a place for himself in Russian literature and Russian politics, traded salt…

Things had come full circle.

меню гурмана / gourmet menu искусство отдыхать / the art of relaxation чтение под сигару / a good cigar, a good read

menu

М еню гурмана / g ourmet

Город в середине лета пышет зноем. Раскаленное солнце нехотя продвигается к западу, зависает над Финским заливом и продолжает нещадно жечь. Только в сумерках можно ждать прохладного ветерка с акватории Невы… В такие дни о еде и думать не хочется. Предпочтение отдается напиткам, холодным закускам, легкому фруктовому десерту… Что на первое? Давайте посмотрим в меню… Солянка – однозначно нет, от одного слова уже бросает в пот… Щи или уха? Чего-то не соблазняет… И тут появляется она, спасительница аппетита — окрошка! Холодная, пестрая, яркая, кисленькая и одновременно чуть сладковатая, всегда неповторимая, а главное — легкая и освежающая…

Еще в начале XIX века окрошку подавали не как первое блюдо, а как закуску. Видимо, потому что и квас, и овощи являются прекрасными возбудителями аппетита. В «Кухмистерской книге», изданной в 1837 году, предлагается такой рецепт окрошки: «Из остатков разного жареного мяса четвероногих, птиц домовых и диких делается оная, но к сему лучше: индейка, поросенок и тетерев. Обобранное с костей мясо надлежит скрошить очень дробно с сырым луком, огурцами солеными или свежими, прибавить слив соленых, с косточек обрезанных; все оное смешать и ложкою смять, смочить сливным или огуречным рассолом, прибавить уксусу. Дай отстоять и, посылая к столу, разведи квасом». Рецептов окрошки тьма! Но конечный итог зависит лишь от того, что именно крошить и чем заливать. Впрочем, приготовление всех холодных супов оставляет широкое поле для эксперимента. И если повара ресторана «Талион» в своих импровизациях на тему холодных первых блюд используют богатый опыт европейской кухни, то в ресторане «Виктория» свято блюдут традиции классической русской.

The city is sweltering in the summer heat. The blazing sun moves unwillingly towards the west, hangs over the Gulf of Finland and continues to beat down unmercifully. Only at twilight can we look forward to a cooling breeze off the waters of the Neva delta…

On days like that you don’t even want to think about eating. The preference is for long drinks, cold snacks and light, fruity desserts… What about the soup course? Let’s take a look at the menu… Solyanka — definitively not, the very word brings out perspiration. Shchi or ukha? Not tempting somehow… But then, there it is, the saviour of the appetite — okroshka! Cold, brightly coloured, slightly tart and at the same time slightly sweet, always different and, most importantly, light and refreshing.

горячая пора для холодного супа

Михаил Северов / by Mikhail SEVEROV

Нежный йогуртовый суп со шпинатом буквально тает во рту. Справа. Эта окрошка приготовлена в ресторане «Виктория». Там же вы можете попробовать ботвинью и холодный борщ.

The tender yoghurt soup with spinach literally melts in your mouth.

a hot time for a cold soup

45

44

Гаспаччо для испанца — что для русского окрошка. В жаркий летний день у этих блюд нет конкурентов.

Gaspacho for the Spanish is what okroshka is for the Russians. On a hot summer’s day these dishes have no rivals.

Изюминка летнего меню ресторана «Талион» — суп из печеных перцев и томатов с маринованной говядиной – вариация на тему испанского гаспаччо. Этакий «гаспаччо с карпаччо». Но и здесь возможны варианты. Вместо карпаччо может быть использована пармская ветчина или кусочек сыра с голубой плесенью. Не менее изыскан холодный йогуртовый суп со свежим шпинатом и огурцом, в который для пикантности добавлено немного чесночка. Окрошку в ресторане «Виктория» делают используя хлебный квас собственного приготовления на натуральных дрожжах. Квас приятно пощипывает нёбо, свежий огурчик хрустит, а перепелиное яйцо добавляет нежности этому донельзя изысканному блюду. Составляющие мясного ассорти – запеченная телятина и свиной окорок. По желанию гостя мясо можно заменить кусочком студня, и тогда перед вами уже не окрошка, а холодник. Но не следует забывать о том, что суп может быть не только закуской, но и десертом. Сладкий суп из клубники в шампанском с шариком ванильного мороженого — прекрасное завершение трапезы на излете жаркого дня.

Right. This okroshka was made in the Victoria restaurant. There you can also try botvinya and cold borscht.

Back in the early nineteenth century, this cold kvass soup with chopped vegetables was served not as a first course, but as a starter, evidently because both kvass and vegetables are excellent stimulators of the appetite.

There are dozens of recipes for okroshka, but in the end it all comes down to what exactly you crumble and what you pour over it. But the preparation of any kind of cold soup leaves plenty of room for experimentation.

While the chef of the Taleon restaurant draws on the rich fund of European cuisine for his improvisations on the theme of cold first courses, in the Victoria restaurant they stick religiously to classical Russian tradition.

A highlight of the summer menu in the Taleon restaurant is a soup made with baked peppers and tomatoes with marinated beef — a sort of variation on the Spanish gazpacho. “Gazpacho with carpaccio”, you might say. But here too there are possible variations. Instead of beef the chef may use Parma ham or blue cheese.

No less exquisite is the cold yoghurt soup with fresh spinach and cucumber, to which a hint of garlic is added for piquancy.

In the Victoria restaurant they make okroshka with their own bread kvass produced with natural yeast. The kvass pleasantly tickles the palate; the fresh cucumber gives a crunch, while the quails’ eggs add tenderness to this extremely refined dish. The meat accompaniment consists of baked veal and gammon. At the diner’s request the kitchen can serve jellied meat instead, in which case what you get is not okroshka any more, but kholodnik.

You should not forget, though, that soup need not only be a starter; it can also be a dessert. A sweet soup of strawberries in champagne with a scoop of vanilla icecream is an excellent way to finish a meal at the tail end of a hot day.

Ниже. В дынный суп с ликером и мятой обязательно добавляют немного ледяной крошки. В ресторане «Талион» этот освежающий десерт подают в освобожденной от мякоти половинке плода.

Below. A little crushed ice is always added to melon soup with liqueur and mint. In the Taleon restaurant this refreshing dessert is served in the scooped-out half of the fruit.

Земляника в шампанском — это так красиво!

Strawberries in champagne look so attractive.

cigar, a good read

Ч тение под сигару /a good

Курить сигару – особое искусство.

Cамым знаменитым представителем рода Данзасов был, безусловно, Константин, лицейский друг Пушкина и его секундант. Как-то в Париже мне посчастливилось встретить другого Данзаса, человека необычайной судьбы. Его звали Петр Яковлевич… Впервые в гостеприимный дом Данзаса меня привела его дочь, с которой мы познакомились совершенно случайно на площади Бобур. Маша, услышав русскую речь, заговорила со мной. И когда она узнала, что я приехал на велосипеде из Петербурга, воскликнула: — О, как интересно! А вы не хотите познакомиться с моим папой? Он любит по-русски говорить, но теперь у него болят ноги, и он редко выходит из дома… Так я попал в южный пригород Парижа, в квартиру Данзасов.

Его изучению можно посвятить всю жизнь. Ценители годами приходят

48

к пониманию тонкостей вкусовых ощущений. Важна буквально каждая мелочь. Ведь от того, как сигара обрезана, как раскурена, стряхивался ли пепел или падал сам, вкус ее может измениться. Чтение клубного журнала отнюдь не испортит вкуса сигары, а, наоборот, придаст процессу курения изысканные обертоны.

There is a special art to smoking a cigar.

You can spend a lifetime acquiring it.

Connoisseurs take years to attain an understanding of the subtleties of the taste sensations. Every tiny detail counts.

The way a cigar is cut, how it is lit, whether the ash is brushed off or falls off itself — all these things can affect the taste.

Reading the club magazine will not spoil the taste of a cigar and may even add elegant overtones to the smoking process.

The most famous of the Danzas clan was undoubtedly Konstantin, Pushkin’s school friend at the Lyceum and his second in the fatal duel. When in Paris I was fortunate enough to meet a man with a very unusual biography — Piotr Yakovlevich Danzas.

The first time that I enjoyed Danzas’s hospitality was when I was brought home by his daughter, whom I met completely by chance. Masha, hearing Russian spoken, struck up a conversation with me. And when she learnt that I had cycled all the way from St Petersburg, she exclaimed: “Oh, how interesting! Wouldn’t you like to meet my father? He loves to speak Russian, but his legs are bad now and he doesn’t often go out.”

That is how I ended up in the Danzases’ apartment in the southern suburbs of Paris.

49

Юрий ЗВЕРЕВ / by Yury ZVEREV

«На Сене. Наводнение». С рисунка Николая Дронникова. 1995 год. Известный московский, а с 1972 года — парижский художник, Дронников был другом Петра Яковлевича Данзаса. Жена Николая, Аньес, много лет работала вместе с Данзасом в агентстве «Франс Пресс».

On the Seine. Flood. From a drawing by Nikolai Dronnikov. 1995.

Dronnikov, a well-known Muscovite, and from 1972 Parisian artist, was a friend of Piotr Yakovlevich Danzas. Nikolai’s wife, Agnes, was for many years a colleague of Danzas at the France Presse agency.

судьба Секунданта the fate of the Second

good cigar, a good read

Ч тение под сигару / a

Петр Яковлевич оказался высоким, сутуловатым... нет, не могу сказать «стариком», хотя уже тогда ему было восемьдесят пять лет. Умные и добрые глаза с удивлением рассматривали моего железного «коня», пока я выводил его из лифта. Главное место в квартире занимала не мебель, а книги — на французском, немецком, английском и русском языках. Больше всего было изданий, посвященных Пушкину и декабристам. В семье царил культ великого поэта и его окружения. Данзас охотно откликнулся на мою просьбу — рассказать о своих предках и о себе самом.

Родня лицейского «Медведя»

50

Первым из рода Данзасов в 1780 году в Россию переехал Карл (Шарль) Иванович, курляндский дворянин. Служил он в Петербурге. Имел чин генерал-майора, являлся шефом Таврического гренадерского полка. Умер он в 1831 году, оставив после себя дочь и шестерых сыновей. Но история сохранила имена только двоих — Константина и Бориса. Константин Данзас учился вместе с Пушкиным в Царскосельском лицее, где за свою неповоротливость и неспешность заработал прозвище «Медведь». В лицее — на пару с Дельвигом — издавал журнал «Лицейский мудрец». Особыми успехами в учебе и прилежанием Костя не выделялся, поэтому прямо из

Piotr Yakovlevich turned out to be a tall fellow with a stoop. I couldn’t call him old, although by that time he was already eightyfive. His kindly, intelligent eyes examined my “iron steed” with amazement as I extracted it from the lift.

Pride of place in the apartment was given to books — in French, German, English and Russian. The chief subjects were Pushkin and the Decembrists. A cult of the great poet and his circle reigned in the family.

Danzas was happy to comply with my request to tell me about his ancestors and about himself.

Kin of the Lyceum “Bear” The first of the Danzas family to move to Russia was Charles (Karl Ivanovich), a noble from Courland, in 1780. He served in St Petersburg, held the rank of major general, and was commander of the Tavrichesky Grenadier Regiment. He died in 1831, leaving a daughter and six sons, but history has preserved the names of only two of his children — Konstantin and Boris.

Together with Pushkin, Konstantin Danzas attended the Tsarskoye Selo Lyceum,

Справа. Константин Данзас, секундант Пушкина во время дуэли с Дантесом. С портрета работы неизвестного художника. Около 1836 года.

Right. Konstantin Danzas, Pushkin’s second in the duel with D’Anthès. From a portrait by an unknown artist.

Circa 1836.

Слева. Борис Данзас, брат Константина и Карла, прадеда Петра Данзаса. С портрета работы неизвестного художника.

1810-е годы.

Left. Boris Danzas, the brother of Konstantin and Karl, great-grandfather of Piotr Danzas.

From a portrait by an unknown artist. 1810s.

лицея был выпущен офицером в полк. Воевал, был ранен в плечо, получил немало наград, среди которых — бриллиантовый перстень и «золотая полусабля за храбрость». Об отчаянной храбрости Константина ходили легенды. После знаменитой дуэли, в которой он выступил секундантом Александра Сергеевича, его сослали на Кавказ. Там он командовал Тенгинским полком, где служил поручик Михаил Лермонтов. Борис Карлович гораздо менее известен, чем его брат, хотя и учился он в том же самом лицее, и с Пушкиным тесно общался, а поэт, в свою очередь, считал его «совершенно своим по чувствам». Борис

симпатизировал кругу декабристов, за что привлекался по делу 14 декабря и просидел месяц в Петропавловской крепости. Однако продолжал служить и стал действительным статским советником и обер-прокурором Сената. О Карле, прадеде Петра Данзаса, брате Бориса и Константина, сохранилось крайне мало сведений. Известно лишь, что он был полковником и губернатором Тамбовской губернии в 1854—1866 годах. А о деде своем «дядя Петя» (так называли Петра Яковлевича парижские друзья) рассказывал, что Николай Карлович учился в петербургском Пажеском корпусе, в дальнейшем стал правоведом и дипломатом.

where his clumsy slowness earned him the nickname “Bear”. At school, in tandem with Anton Delwig, he produced the handwritten magazine entitled Litseisky mudrets (The Lyceum Sage). Kostya failed to show either application to his studies or great scholastic achievements, and so immediately on leaving the Lyceum he was sent to serve as an officer in a regiment. He went to war, was wounded in the shoulder and received a number of awards, including a diamond ring and “a gold half-sabre for valour”. Legends circulated about Konstantin’s reckless courage. After the famous duel, in which he acted as Pushkin’s second, he was banished to the Caucasus. There he commanded the Tenginsky Regiment, in which Mikhail Lermontov served as a lieutenant.

Boris Karlovich is far less well known than his brother, although he was also a pupil at the Lyceum and on close terms with Pushkin — the poet considered him “completely one of [his] own in feelings”.

Very little information has survived about Piotr Danzas’s great-grandfather. It is known only that he was a colonel and governor of

Tambov province in the years 1854—66.

Regarding his grandfather, “Uncle Petya” (as Piotr Yakovlevich’s Parisian friends called him) said that Nikolai Karlovich had studied at the Corps of Pages in St Petersburg and went on to become a lawyer and diplomat.

Yakov, Piotr’s father, was conscripted into the army in the rank of captain at the start of the First World War. He took part in the Brusilov breakthrough and in 1917, by then already a colonel, he served under Yudenich. After the defeat of Yudenich’s advance on Petrograd, he slipped back home using another man’s passport and fled to Sweden with his family. They managed to take some valuables with them, which enabled them to live tolerably for a time. Then the Danzases went to Lausanne.

Здание Суворовского училища на Садовой улице, бывший дворец канцлера графа Михаила Воронцова. С 1810 года в этом здании, построенном Франческо-Бартоломео Растрелли в 1749—1757 годах, располагался Пажеский корпус.

В Россию первым из Данзасов приехал Карл Иванович, не пожелавший расставаться с дочерью барона Корфа, в которую был страстно влюблен. В 1793 году вслед за сыном отправился и его отец, Жан-Батист (Иван Иванович — на русский лад). Здесь он и умер — в имении Кемполово Царскосельского уезда, поблизости от Петербурга.

The building of the Suvorov Military College on Sadovaya Street, the former palace of chancellor Count Mikhail Vorontsov. From 1810 this building (constructed by Bartolomeo Francesco Rastrelli in 1749—57) housed the Corps of Page, an elite educational establishment.

The first of the Danzases to come to Russia was Charles (Karl Ivanovich), who had fallen passionately in love with a daughter of Baron Korff and could not bear to be parted from her. In 1793 the son was followed by his father, Jean-Baptiste (Ivan Ivanovich to the Russians). He died here, on the estate of Kempolovo in Tsarskoye Selo district, close to St Petersburg.

51

«Большой Лицейский зал Императорского лицея». С литографии Петра Иванова по оригиналу Валериана Лангера.

1820 год. Валериан Лангер — литератор, художник-любитель, приятель Александра Пушкина по Царскосельскому лицею. Валериан был лицеистом второго выпуска, учился вместе с Борисом Данзасом.

The Great Hall of the Imperial Lyceum. From a lithograph by Piotr Ivanov after an original by Valerian Langer. 1820.

Valerian Langer, a man of letters and amateur artist, was another of Pushkin’s school friends at the Lyceum. He was among the elite school’s second intake and studied with Boris Danzas.

First Trials In 1920 they moved from Switzerland to Paris. Young Piotr was sent to school. A year later a new boy appeared at the next desk.

Being well brought-up Petya-Pierre held out his hand; “Piotr Danzas,” he introduced himself. The boy looked in surprise at his neigh-

good cigar, a good read

Ч тение под сигару / a

Яков, отец Петра, имел чин камерюнкера. Он закончил юридический факультет Петербургского университета, служил секретарем Государственного Совета. В его обязанности входило урегулирование юридических противоречий между Думой и Государственным Советом. В начале Первой мировой войны был призван в армию в чине капитана, участвовал в Брусиловском прорыве, а в семнадцатом году, будучи уже полковником, служил у Юденича. После разгрома наступления на Петроград он с чужим паспортом пробрался домой и вместе с семьей бежал в Швецию. Ему удалось вывезти кое-какие драгоценности, которые дали семье возможность сносно существовать какое-то время. Затем Данзасы перебрались в Лозанну.

Первые испытания В двадцатом году они переехали из Швейцарии в Париж. Петю отдали в школу. Через год за его парту посадили новенького. Как воспитанный ребенок, Пьер протянул ему руку. «Петр Данзас», — представился он. Мальчик с удивлением поглядел на соседа и, не подавая руки, потупившись, произнес: «Дантес». Оба они были поражены. Вскоре Петя попросил, чтобы его пересадили за другую парту. Незадолго до Второй мировой войны отец Петра умер, а его самого призвали во французскую армию, в кавалерийский полк, который дислоцировался на линии Мажино, считавшейся неприступной. Однако долго воевать Петру Яковлевичу

Жорж-Шарль Дантес (барон Геккерн). Гравюра Бенара с оригинала неизвестного художника.

1830-е годы.

Родился Петр Яковлевич в 1909 году в Петербурге, в Фонтанном доме. Его детство прошло в роскошном парке Шереметевского дворца, хранящего память о славных екатерининских временах. Маленький Пьер помнил себя с трех лет. Однажды, когда родители собирались на бал и в доме была суета, забыли закрыть дверь в его спальню. Черная треуголка отца, зеленое бархатное платье матери и запах ее духов — первые впечатления, которые ему запомнились на всю жизнь.

Дантес смертельно ранил на дуэли поэта Александра Пушкина 27 января 1837 года.

Georges Charles D’Anthès, Baron Heeckeren. An engraving by Benar after an original by an unknown artist. 1830s.

D’Anthès fatally wounded the great Russian poet Alexander Pushkin in their famous duel on 27 January 1837.

тогда не пришлось. В одном из первых боев он был серьезно ранен. Разбитая кавалерийская часть, в которой служил Данзас, погрузив раненых на повозки, начала отступление в Бельгию. Но путь преградили немецкие танки. Уцелевшие после их атаки французские солдаты, где могли, добывали гражданскую одежду и пробирались домой. Петру удалось выжить в этой неразберихе, а после госпиталя его демобилизовали, и он вернулся в Париж. Мать и сестры Петра в это время снимали квартиру в Булони, рабочем пригороде Парижа. Там размещались заводы Рено. Англичане бомбили и заводы, и дома мирных жителей. Однажды, когда ни матери, ни сестер не оказалось дома, и в их дом попала бомба. Петр Яковлевич был контужен, очнулся в подвале, заваленном обломками… Когда он поправился, вся семья переехала под Париж, в местечко Сен-Женевьевде-Буа. Данзасов разместили в подвале деревянного дома неподалеку от русского кладбища. Вскоре Петра вызвали в мэрию и послали в школу переводчиков для

совершенствования в немецком языке, а потом отправили в Россию.

Петр Яковлевич хорошо помнил тоску отца по России, его рассказы о Петербурге. Родина всегда манила его. Он хранил спокойствие, пока поезд шел по территории Литвы: из окон были видны аккуратные хутора, католические костелы, постриженные деревья. Но когда поезд пересек границу Псковской области, он уже не мог оторваться от пейзажа за окном... И лес, и небо казались ему родными. Мимо проплывали скошенные поля, копны, нищие деревеньки. Худые, изможденные женщины вязали снопы. Паренек в старом отцовском армяке пас двух лошадей. Петр смотрел на все это и плакал. «Родина, — думал он, — как ты встретишь меня? Что ждет в России русского, воспитанного во Франции и едущего служить немцам?» Впервые в жизни Петр ощутил себя щепкой, несущейся в мутном потоке событий. От его воли уже ничего не зависело.

fields, haystacks and poverty-stricken villages floated past. Thin, emaciated women binding sheaves. A young lad, wearing his father’s old coat, taking two horses to pasture.

Piotr looked at all this and wept. How, he wondered, would his homeland receive him? What lay in store in Russia for a native son brought up in France and coming back in the service of the Germans?

He served as a translator for a year and a half, drawing up lists of those who were being sent to Germany.

Piotr Yakovlevich even managed to get married here. He and Olya, his wife, set up home in a village, living with a family of Old Believers.

Once, when he was away working, a German Sonderkommando raided the villages in that area. Olya was among those taken.

The detainees were herded to a station, pushed into carriages and taken away. All Danzas’s attempts to discover his wife’s whereabouts came to nothing. In the commotion of retreat no-one paid attention to a Russian émigré translator.

The Germans left and he stayed behind with the Old Believer family. “Take care of yourself,” they told him. “You’re still young.

Perhaps you’ll find your wife. Get away, or our lot will shoot you.” The old folks gave Piotr a horse and guided him over the border into

Среди полей отчизны

Заседание Государственного Совета в Мариинском дворце 22 мая 1900 года. Фотография Карла Буллы.

52 bour and, dropping his eyes, murmured, “D’Anthès”. They were both stunned. Soon Petya asked to be moved to another desk.

Shortly before the Second World War, Piotr’s father died and he himself was called up into the French army, joining a cavalry regiment that was stationed on the supposedly impregnable Maginot line. Piotr Yakovlevich was not destined to fight for long. In one of the first clashes he was seriously wounded.

Danzas’s defeated unit loaded their wounded onto carts and began to retreat into Belgium. But their path was blocked by German tanks. The French soldiers who survived the attack got hold of civilian clothing wherever they could and made their way home. Piotr managed to survive this turmoil and after a stay in hospital he was demobilized and returned to Paris.

At that time Piotr’s mother and sisters were renting an apartment in Boulogne, a working-class suburb of Paris and location of the Renault factories. The British bombed both the factories and the innocent

civilians. Once, when neither his mother nor his sisters were at home, their apartment house was hit by a bomb. Piotr Yakovlevich was knocked out and came round in the cellar buried under rubble.

When he had recovered, the whole family moved out of Paris to a little place called Sainte-Geneviève-des-Bois. Soon Piotr was summoned to the town-hall and sent off to translators’ school to improve his German, then dispatched to Russia.

Among the Fields of his Homeland Piotr Yakovlevich well remembered his father’s homesickness for Russia and his stories of St Petersburg. He had always felt drawn to the land of his birth.

He remained calm while the train crossed Lithuania: through the window he could see neat farmsteads, Catholic churches and trimmed trees. But when the train entered Pskov region he could not tear his eyes away from the landscape outside… He felt a spiritual kinship with the forest and the sky. Mown

Петр Данзас рассказывал о своем отце: «Он был юристом и служил в Госканцелярии. Кабинет его располагался в Мариинском дворце. В его обязанности входило юридическое обеспечение Государственной Думы и ее примирение с Государственным Советом… Так что отец вращался в высших аристократических кругах».

53

The session of the State Council in the Mariinsky Palace on 22 May 1900.

Photograph by Karl Bulla.

Piotr Danzas said that his father had been a lawyer and served in the State Chancellery. “His office was in the Mariinsky Palace. His duties included legal support of the State Duma and its reconciliation with the State Council… So Father moved in the highest aristocratic circles.”

Piotr Yakovlevich was born in the Fountain House in St Petersburg in 1909. His early childhood was spent in the splendid park of the Sheremetev Palace that still recalled the glory days of Catherine the Great.

Little Piotr’s earliest memories were from the time he was three. Once, when his parents were going off to a ball and the house was full of hectic bustle, they forgot to shut his bedroom door.

His father’s tricorn hat, his mother’s green velvet dress and the scent of her perfume — those were the first impressions that he recalled his whole life long.

good cigar, a good read

Ч тение под сигару / a

54

Линия фронта тогда проходила под Старой Руссой, и полтора года он прослужил на станции Дно. Его обязанностью было составление списков тех, кого отправляли в Германию. Здесь Петр Яковлевич даже успел жениться. Жену звали Оля. До войны она преподавала физкультуру в одной из ленинградских школ, летом приехала навестить бабушку, а вернуться уже не смогла. Вместе с Петром они жили в деревне Сугры в семье староверов. Однажды, когда он был в командировке, немецкая зондер-команда устроила облаву по окрестным деревням. Олю тоже схватили. Арестованных угнали на станцию, затолкали в вагоны и увезли. Все попытки Данзаса выяснить что-нибудь о жене не принесли результата. В суете отступления уже никто не обращал внимания на русского эмигранта-переводчика. Немцы ушли, а он остался в семье староверов. «Побереги себя, — говорили они, — ты еще молодой, может, и жену разыщешь. Уходи, расстреляют тебя наши». Старики дали Петру лошадь и проводили через границу в Латвию, где еще хозяйничали немцы. В комендатуре городка Пильтен ему поручили ухаживать за шестьюдесятью ранеными немцами. В случае подхода русских Данзасу было приказано немедленно эвакуировать раненых. Когда линия фронта приблизилась, он погрузил своих подо-

печных на два рыбацких суденышка. Путь лежал на остров Готланд, в Швецию. Едва катера вышли в открытое море, раздался взрыв. Петр Яковлевич сначала даже не понял, что произошло. Один из катеров разметало в щепки, раненые стали тонуть. Бросились их спасать, и вдруг неподалеку всплыл перископ подводной лодки, а за ним и она сама. Последовал приказ на русском языке — второму судну Линия Мажино была построена по предложению французского военного министра Андре Мажино и предназначалась для защиты от германского вторжения. Фотография 1940 года.

немедленно вернуться в Латвию и сдаться в плен уже занявшим эти места советским войскам.

«Пушкин» — пароль к спасению

The Maginot Line was constructed at the suggestion of the French Minister of War André Maginot to protect the country against a German invasion.

1940 photograph.

Петр Данзас. Портрет работы Николая Дронникова. 1975 год. Портрет был включен в книгу «Секундант Пушкина», которую в 1999 году художник издал в своей домашней типографии тиражом 70 экземпляров.

Piotr Danzas. Portrait by Nikolai Dronnikov. 1975.

The portrait was included in the book Pushkin’s Second that the artist published through his own domestic print-shop in 1999 with a run of 70 copies.

Latvia, where the Germans were still in charge.

In the commandant’s office in the town of Pilten, he was given the task of caring for sixty wounded Germans. In the event of the Russians getting close, Danzas was ordered to evacuate them immediately. When the front approached, he loaded his charges onto two fishing vessels. The cutters had barely reached the open sea when there was a huge bang.

One of the vessels was blown to pieces and the wounded men began to drown. The others rushed to the rescue and suddenly nearby a periscope broke surface, followed by the submarine itself. Then came an order, given in Russian, for the second vessel to return immediately to Latvia and surrender to the Soviet forces that had already occupied the area. На карте отмечена ситуация, сложившаяся во время Компьенского перемирия Франции с нацистами, заключенного 22 июня 1940 года. Темно-серым цветом показаны области, которые оккупировала Германия, черным, вдоль границы с Италией, — области, подлежащие демилитаризации.

This map shows the situation as it had developed at the time of the Compiègne armistice between France and the Nazis on 22 June 1940.

The dark grey areas were occupied by the Germans; the black areas along the border with Mussolini’s Italy were to be demilitarized.

55

Когда катер подходил к берегу, Петр Яковлевич вместе с четырьмя латышами бросился в воду. Они доплыли до берега, ушли в дюны, а оттуда — в лес. Однако после пяти дней скитаний люди так изголодались, что сами явились в красноармейскую часть. Данзаса вызвали на допрос.

— Ну, что скажешь, белобандит? — спросил у него командир.

— Почему «белобандит»?

— А кто же ты? Потомок эмигрантов — беляк и есть. Стрелять вас всех подряд надо. Однако, узнав фамилию пленного, советский офицер очень удивился и начал расспрашивать Данзаса о Пушкине. До войны офицер был журналистом и по старой привычке стал записывать его рассказ. Разговор окончился тем, что он накормил его и оставил при себе, дав бумагу о временном, до проверки органами НКВД, пребывании «белобандита» в части. Петр Яковлевич стал выполнять кое-какие хозяйственные поручения. Вскоре пришел приказ о регистрации всех латышей. Требовался отчет о том, чем они занимались в годы оккупации. О русских в приказе говорилось, что их будут проверять органы НКВД.

“Pushkin” — the Password to Survival As the cutter approached the shore, Piotr Yakovlevich and four Latvians tumbled into the water. They swam ashore, scrambled into the dunes and on into the forest. After five days of wandering, though, the men were so hungry that they gave themselves up to a Red Army unit.

Danzas was called for interrogation.

“Well, what have you got to say for yourself, you White bandit?” the commander asked him.

“Why ‘White bandit’?”

“What else are you? The son of émigrés — that makes you a White. You should be shot, every last one of you.”

But when he heard his prisoner’s surname, the Soviet officer was very surprised and began to ask Danzas about Pushkin.

Before the war Captain Bulgakov had been a journalist and out of old habit he began writing down what he heard. He fed Piotr and kept him with him. Soon, however, an order came that all Latvians should be registered. They were expected to account for their actions during the years of occupation.

Russians, the same order stated, would be checked by the NKVD.

Жалко было уходить от гостеприимного хозяина, но в руки чекистов тоже попадать не хотелось! Пришлось снова прятаться в лесу. Но вскоре его все же арестовали. Через несколько дней начальник части, где он сидел под арестом, показал ему фронтовую газету со статьей «Смерть Пушкина со слов потомка его секунданта Данзаса». Оказалось, что капитан Булгаков, давший ему бумагу о пребывании Петра Яковлевича в его части, опубликовал свои записи.

— Это про вас? — спросил командир.

— Про меня.

— Ну, так садитесь завтракать. Впервые за много месяцев Петр увидел на столе кофе, молоко, свежий белый хлеб. Но именно во время завтрака на территорию госпиталя привели группу русских солдат под охраной автоматчиков. Они считались дезертирами. Командир охраны зашел к начальнику части и о чемто переговорил с ним. Данзасу предложили спуститься во двор. Здесь его арестовали и увели вместе со всеми. Судили Петра Яковлевича в Риге. Не расстреляли только благодаря бумаге от капитана Булгакова и статье в газете. Но дали восемь лет лагерей. После суда отправили в Караганду, где он отсидел шесть с половиной лет. Досиживать Секунданта (такую кличку он получил в лагере) перевели в Воркуту, где за хорошую работу ему «сбросили» со срока один год.

Piotr was sad to leave such a hospitable host, but had no desire to fall into the hands of the Chekists! He had to go back to hiding in the forest.

Despite that, he was soon arrested. In a few days the head of the unit in which he was being held showed him an army newspaper containing an article entitled “Pushkin in the Words of a Descendant of Danzas, His Second”. It turned out that Captain Bulgakov, who had already provided a statement about Piotr Yakovlevich’s stay with his unit, had published his notes.

“Is this about you?” the commander asked.

“It is.”

“Well, sit down, have breakfast.”

For the first time in many months Piotr saw coffee on the table, milk and fresh white bread. But it was during that meal that a group of Russian soldiers was brought to the military hospital under armed escort. They were considered deserters. The head of the escort came in to the unit commander and they discussed something. Danzas was asked to go down to the yard. There he was arrested and taken away with the others.

good cigar, a good read

Ч тение под сигару / a

Вперед — к свободе! Когда закончился срок заключения, Петру Яковлевичу было сорок четыре года. О выезде во Францию он и думать не смел. Сначала устроился работать на кирпичный завод, затем на буровую вышку. Через год у него появилась новая подруга — украинка родом с Кубани. Песни пела замечательно. Петр Яковлевич от нее как-то очень быстро перенял украинский язык. Работала она весовщицей на железной дороге и помогла ему устроить-

ся в воркутинский драмтеатр на маленькую хозяйственную должность. После своего освобождения Петр Яковлевич прожил в Воркуте шесть лет. В пятьдесят шестом году он узнал, что мать жива и разыскивает его. Нашла она его через французское посольство в Москве, выхлопотала сыну паспорт и прислала вызов. Его неудержимо потянуло во Францию. Он чувствовал себя молодым, хотя ему уже исполнилось сорок девять. Мать

В годы войны заключенных в Воркутлаге стало значительно больше, чем в довоенное время. Если в начале 1941 года их было 19 тысяч, то к началу 1943-го — до 27 тысяч, а в начале 1945 года их число достигло почти 40 тысяч человек.

During the war the number of inmates of the Vorkuta camps increased considerably. At the start of 1941 there were 19,000; at the start of 1943 around 27,000 and at the start of 1945 their number had reached almost 40,000.

56

Воркутлаг. В этом лагере содержалось около 2000 заключенных. На горизонте — шахта № 1 «Капитальная». Она была введена в строй в 1942 году и стала крупнейшей в Печорском угольном бассейне.

This camp in Vorkuta held around 2,000 prisoners. On the horizon is Kapitalnaya mine No 1. It was started up in 1942 and became the largest in the Pechora coal basin.

Right. A meal in one of the Vorkuta camps.

Справа. Обед в одном из воркутинских лагерей.

Piotr Yakovlevich was tried in Riga. He escaped the firing squad only thanks to the paper from Captain Bulgakov and the newspaper article. But he was sentenced to eight years in the camps. After the trial he was sent to Karaganda in Kazakhstan, where he spent 6 years. “The Second” — the nickname he was given in the camp — was then transferred to Vorkuta, where a year was cut from his sentence for good work.

Forward — to Freedom!

When his prison term ended, Piotr Yakovlevich was forty-four years old. He did not dare even to think about returning to France. He found employment, first at a brickworks, then on an oil-derrick.

After his release Piotr Yakovlevich lived in Vorkuta for six more years. In 1956 he learnt that his mother was still alive and looking for him. She found him through the

good cigar, a good read

Ч тение под сигару / a

престарелую захотелось обнять, сестер увидеть. Словом, выправил он бумаги, простился с друзьями и отправился во Францию через Москву. Между прочим, приехал он в Москву в ночь на 1 мая. Утром парад на Красной площади, демонстрация, люди песни поют, улыбаются. Петр Яковлевич ходил по Москве как пьяный. В душе радость, на глазах слезы, а разделить чувства не с кем… «Вот они, русские люди, какие, — думал он, — вот почему отец по родине тосковал. Разве мог Гитлер с таким народом сладить…» За годы войны, да и в лагерях он много чего повидал, но только тут по-настоящему в Россию поверил, людей этих полюбил. В ту же ночь уносил его поезд во Францию. Буря в душе кипела, наплакался он тогда радостными слезами. Вовек эту ночь не мог забыть.

Своей жизнью Петр Данзас был доволен. «На что мне жаловаться? — говорил он. — Жена попалась замечательная, дочки выросли. Маша даже по-русски говорит. В доме, где я родился, два раза побывал. Совсем недавно из Петербурга приехал. Принимали меня хорошо, — чтут на Руси все, что с Пушкиным связано. Поэт и после смерти людям добро творит, его имя не раз меня от смерти спасало. Теперь в последний путь пора собираться — в Сен-Женевьев-де-Буа, если, конечно, окажусь достойным». Скончался Петр Данзас три года назад, оставив потомкам удивительную историю своей жизни.

Врач, художник и литератор Юрий Зверев в гостях у Петра Данзаса. Фотография 1991 года из архива автора статьи.

The doctor, artist and writer Yury Zverev visiting Piotr Danzas. 1991 photograph from the archives of the author of this article.

Между Москвой и Парижем

58

В то время одна из его сестер жила в Германии, другая с матерью — в Париже. Она работала в газете «Франс суар», а его устроила на работу во французское агентство «Франс Пресс». Петр Яковлевич стал журналистом. Через год женился, дочки пошли. Старшая родилась, когда ему было уже за пятьдесят. А потом случилось неожиданное: его отправили работать в Москву! В разъездах между Парижем и Москвой он провел целых пятнадцать лет.

French embassy in Moscow, with great difficulty obtained a passport for her son and sent an official summons.

He was drawn irresistibly to France. He felt young, although he would be fifty next birthday. He wanted to hug his aged mother, to see his sisters. To cut a long story short, he sorted out his papers, bade farewell to his friends and set off for France by way of Moscow.

He arrived in Moscow, coincidentally, on the eve of 1 May. In the morning there was a parade on Red Square with people singing songs and smiling. Piotr Yakovlevich walked around the city intoxicated — joy in his heart, tears in his eyes and no-one to share his feelings with… “These are the Russians; that’s what they’re like,” he thought. “That’s why my father missed his homeland. How could Hitler have hoped to deal with such a nation.”

That night the train carried him off towards France. His heart was a sea of stormy emotions and tears of joy sprang to his eyes. He would remember that night as long as he lived.

Between Moscow and Paris At that time one of his sisters was living in Germany, the other with their mother in

Несколько лет назад Петр Яковлевич побывал в Петербурге. Посетил он и Квартиру-музей А. С. Пушкина на Мойке, 12. А его дочь Мария 10 февраля 2002 года, в день памяти поэта, выступала перед его поклонниками и почитателями.

A few years ago Piotr Yakovlevich visited St Petersburg. While here, he went to the Pushkin memorial apartment on the Moika. On 10 February 2002 his daughter Maria made a speech to admirers of the poet on the anniversary of his death.

Paris. She worked on the newspaper France Soir and found him a job in the news agency France Presse. Piotr Yakovlevich became a journalist. A year later he married. His first daughter was born when he was already over fifty.

Then came an unexpected turn of events: he was sent to work in Moscow! He spent the next fifteen years shuttling between Paris and the Soviet capital.

Piotr Danzas died three years ago, leaving his descendants the tale of an amazing life to pass on to future generations.

линия жизни: преданность / line of fate: loyalty поворот судьбы: падение железного кондотьера / turn of fate: the fall of the iron condottiere страна, которую мы потеряли / the country that we lost великие о великих / great minds about the greats высокий стиль / high style искусство отдыхать / the art of relaxation тенденции /trends

of fate: loyalty

Мойка у Круглого рынка. Фотография Карла Буллы. 1890-е годы. В доме на набережной Мойки, 29, молодой офицер Карл Густав Маннергейм арендовал квартиру. Здесь родилась его дочь Анастасия. Неподалеку, рядом с Круглым рынком, жила его крестная, баронесса Альфилд Скалон де Колиньи.

Л иния жизни: преданность / l ine

The Moika by the Round Market. 1890s photograph by Karl Bulla.

The young officer Carl Gustaf Mannerheim rented an apartment at 29, Moika Embankment. His daughter Anastasia was born here.

Close by, next to the Round Market, was the home of his godmother, Baroness Alfhild Scalon de Goligny.

60

Александр ВОСТОКОВ / by Alexander VOSTOKOV

candida pro causa ense candida за чистое дело чистым оружием

В узкой полупустой комнате одесской гостиницы «Лондон» царил полумрак. Ясновидящая сидела в дальнем углу комнаты за маленьким столиком. Рядом стоял стул для клиента. Слегка прихрамывая (сказывался давний перелом), генерал подошел к гадалке и протянул листок с вопросами. «Как все это глупо, — подумал он, в очередной раз пожалев, что поддался на уговоры леди Мюриэль и согласился на участие в сеансе. — Впрочем, все, что в последнее время происходит в России, не меньшая глупость. Видимо, пришла пора расстаться с армией. В конце концов, я присягал служить императору, а не Временному правительству!» Ясновидящая, мельком взглянув на записку, прикрыла глаза и погрузилась в транс. Минут через пять она вздрогнула и монотонно заговорила...

The narrow, half-empty room in Odessa’s Hotel London was almost dark. The clairvoyant sat in the far corner of the room behind a small table. Alongside stood a chair for her clients. Limping slightly (due to a broken leg many years before) the general approached the fortune-teller and held out a sheet of questions.

“How stupid,” he thought, regretting once more that he had given in to Lady Muriel’s persuasions and agreed to take part in this séance. “Still, everything that has been happening in Russia recently is just as stupid.

The time has evidently come to leave the army. When all’s said and done, I swore to serve the Emperor and not the Provisional Government!”

After a quick glance at the paper, the clairvoyant covered her eyes and went into a trance. After about five minutes she shuddered and began talking in a monotone...

Рассказ о живущих в Париже и Лондоне дочерях генерал слушал вполуха. Но когда дело дошло до его личной судьбы, левая бровь посетителя поползла вверх, а на щеках проступил румянец.

— Вас ждет дальняя дорога, — вещала ясновидящая, — вы займете высокий пост, приведете армию к победе, а затем добровольно уйдете в отставку. Вас ждут почести национального героя и спасителя Отечества, а в конце жизни вы возглавите государство… Удивительно, но вскоре предсказания стали сбываться… В дорогу генерал-лейтенанта русской армии Карла Густава Эмиля Маннергейма позвал большевистский переворот. В декабре он прибыл в Гельсингфорс, где немедленно приступил к искоренению большевистской заразы.

В декабре 1918 года финский парламент избрал Маннергейма на пост регента — временного главы Финского государства.

In December 1918 the Finnish parliament elected Mannerheim to the post of Regent, the temporary head of the Finnish state.

The general listened to the story about his daughters living in Paris and London with half an ear. But when the talk came round to his own destiny, the visitor’s left eyebrow crept upwards and a blush came to his cheeks.

“A long road lies ahead of you,” the clairvoyant predicted. “You will hold high office, will lead an army to victory and then voluntarily go into retirement. You will be celebrated as a national hero and saviour of your country, and at the end of your life you will become head of state…”

of fate: loyalty

Л иния жизни: преданность / l ine

На исторической родине блестящего царского офицера, многие годы верой и правдой служившего России, ждала головокружительная карьера.

Урок фехтования в Николаевском кавалерийском училище. Фотография около 1887 года. Юнкера занимались не только фехтованием в зале… Одно из конных упражнений заключалось в том, чтобы на полном скаку разрубить шашкой маленькую картошку, висящую на нитке.

Аристократ-шалопай Сидя в гостиничном номере и размышляя над словами ясновидящей, Маннергейм вспомнил о письме, которое он, четырнадцатилетний подросток, получил вскоре после смерти матери. «Гарфилд, недавно умерший президент Соединенных Штатов, — писал отец из Нью-Йорка, — продемонстрировал, на что способна сильная воля. Он был беден и с детства должен был работать. Он начал учиться в пятнадцать лет. Когда разгорелась гражданская война, он присоединился к армии северных штатов, поднялся до генерала и исполнял свои обязанности лучше, чем многие другие... Несколько месяцев назад его избрали президентом, а его смерть вызвала такую глубокую печаль, что стало ясно, как высоко его ценили и какое необыкновенное доверие и уважение питал народ к этому ничтожному, бедному мальчику, который с такой непреклонной энергией, упорно и благородно стремился вперед».

A fencing lesson at the Nikolayevsky Cavalry College. Photograph circa 1887.

The officer cadets did not just practise swordplay on foot. One of their exercises was to slash a small potato suspended on a thread with a cavalry sabre while riding past at a gallop.

Вверху. Маннергейм — корнет Александрийского драгунского полка. Фотография А. Пазетти.

1890 год. Ниже. Офицеры демонстрируют класс верховой езды во дворе Николаевского училища. Фотография Карла Буллы. 1913 год. Навыки, полученные в училище, не раз позволяли Маннергейму выигрывать призы на соревнованиях по скачкам.

Кадет Густав Маннергейм (справа) и его старший брат лицеист Карл Эрик Йохан. Фотография начала 1880-х годов.

62

The cadet Gustaf Mannerheim (right) and his elder brother, the Lyceum pupil Carl Eric Johan.

Early 1880s photograph.

An Aristocratic Good-for-nothing

Учеба в кадетском корпусе давалась Маннергейму легко, но будущего маршала отчислили перед самым выпуском за нарушение дисциплины.

Mannerheim had no trouble with his studies at the cadet corps, but the future Marshal was expelled just before graduation for a disciplinary offence.

«Кадетская жизнь». С картины Хуго Бакманссона. 1890 год.

Cadet Life. From a painting

by Hugo Backmansson.

1890.

Amazingly, these predictions soon began to come true… Lieutenant General Carl Gustaf Emil Mannerheim of the former imperial Russian army was sent on his way by the Bolshevik coup. In December 1917 he arrived in Helsingfors. In his ancestral homeland a dizzying career awaited this outstanding tsarist officer who had for many years served Russia loyally and faithfully.

Странно было слышать эти наставления от человека, промотавшего состояние и сбежавшего с любовницей в Париж. Впрочем, юный Маннергейм и не собирался к ним прислушиваться. Из шведского лицея в Гельсингфорсе Густава исключили за буйный характер и битье окон. Своевольный нрав юного барона не исправила и учеба в финском кадетском корпусе. Незадолго до выпуска Густав сбежал из казармы к даме сердца на целую ночь, оставив в свой постели… чучело. Его отсутствие обнаружил дежурный, и кадет Маннергейм с треском вылетел из училища. Лишь после этого «удара судьбы» юноша взялся за ум. Прощаясь с товарищами по училищу, он самоуверенно

Sitting in his hotel room, musing over the fortune-teller’s words, Mannerheim recalled the letter that he had received at the age of fourteen after the death of his mother.

“Garfield, the recently deceased President of the United States,” his father wrote from New York, “demonstrated what a strong will can achieve. He was poor and had to work from childhood. He began to study at the age of fifteen. When the Civil War flared up, he joined the army of the northern states, rose to the rank of general and performed his duties better than many another… A few months ago, he was elected president and his death evoked such deep sorrow that it became clear how highly he was prized and what exceptional trust and respect the nation had for that insignificant, poor boy who with such unstoppable energy had stubbornly and nobly pressed ahead.”

It was strange to receive such precepts from a man who had squandered away a fortune and run off to Paris with his mistress.

But the young Mannerheim had no inten-

Top. Mannerheim, the cornet of the Alexandriysky Dragoon Regiment. 1890 photograph by A. Pazetti.

Below. Officers demonstrating their skills on horseback in the courtyard of the Nikolayevsky College. 1913 photograph by Karl Bulla.

The skills he acquired at the college enabled Mannerheim to win more than one prize for horse-racing.

63 Ниже. Кавалергардский палаш Маннергейма был отделан серебром.

Below. Mannerheim’s cavalry sword was embellished with silver.

tion of following them anyway. Gustaf was expelled from the Swedish lyceum in Helsingfors for his unruly character and broken windows. The young baron’s unruly nature was not corrected by the Finnish cadet college in Fredrikshamn (Hamina) either — shortly before graduation Gustaf “went AWOL” to spend a whole night with the lady of his heart, leaving a dummy in his bed at the barracks. His absence was discovered by

the duty officer and Cadet Mannerheim was ingloriously thrown out of the college. It was only after this “blow of fate” that the young man came to his senses. Bidding farewell to his fellow cadets, he confidently declared that he would enter the elite Nikolayevsky Cavalry School in St Petersburg and become a Guards officer.

Exploiting his connections in St Petersburg high society, Mannerheim did indeed

of fate: loyalty

Л иния жизни: преданность / l ine

64

заявил, что поступит в привилегированное Николаевское кавалерийское училище в Петербурге и станет гвардейским офицером. Воспользовавшись связями в петербургском высшем свете, Маннергейм действительно поступил в Николаевское училище. Сумасбродных выходок он больше себе не позволял. Но одного прилежания и упорства для успешной карьеры было все же маловато. С отличием окончив училище, Маннергейм отправился тянуть армейскую лямку в Польшу. Чтобы вернуться в Петербург, вновь пришлось просить помощи у высокопоставленных родственников. Крестная мать Густава баронесса Скалон, имевшая связи при дворе, добилась аудиенции у императрицы Марии Федоровны. В красках расписав блистательные достоинства крестника, баронесса заручилась поддержкой императрицы. И в конце 1890 года в 15-й драгунский полк, где служил Маннергейм, пришла телеграмма от командующего войсками Варшавского округа: «Приказываю командировать корнета барона Густава Карловича Маннергейма в Петербург для испытания по службе и дальнейшего перевода в Кавалергардский Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны полк». Прекрасный наездник, великолепный танцор, элегантный кавалер, любимец женщин и одновременно исполнительный и талантливый военный организатор,

manage to get into the cavalry school. He permitted himself no more madcap escapades. But dedication and determination were not quite enough for a successful military career. After graduating as one of the top students, Mannerheim was sent off to serve in Poland. In order to get back to St Petersburg, he again had to ask for the help of highly-placed relatives. Gustaf’s godmother, Baroness Scalon, had connections at court and managed to obtain an audience with Empress Maria Fiodorovna. Painting a vivid picture of her godson’s virtues, the Baroness obtained the Empress’s support.

And in late 1890 the 15th Dragoons Regiment, in which Mannerheim was serving, received a telegram from the commander of the Warsaw Military District: “I order that Cornet Baron Gustaf Carlovich Mannerheim be sent to St Petersburg for service examination and subsequent transfer to Her Imperial Majesty Empress Maria Fiodorovna’s Cavalier Guards Regiment.”

“My Emperor” On the night of 13 May 1896 Lieutenant Mannerheim did not get a wink of sleep.

Торжественное шествие Николая II со свитой во время церемонии коронации 14 мая 1896 года. Фотография Г. Лазовского. Слева от императора с обнаженным палашом идет поручик Карл Маннергейм. На следующий день кавалергардам зачитали приказ: «Его Императорское Величество изволил дважды выразить свою благодарность за блестящий выход полка и его безукоризненное обмундирование…»

барон Маннергейм довольно быстро завоевал симпатии начальства и петербургского высшего света.

«Мой император» В ночь с 13 на 14 мая 1896 года поручик Маннергейм не сомкнул глаз. Кавалергарды готовились к торжественной церемонии коронации Николая II. Уже с пяти утра к Кремлю стал стекаться московский люд, шли с музыкой войска. В семь над городом разнесся могучий звон колоколов Ивана Великого, грянули пушки с Тайниц-

The formal procession of Nicholas II and his retinue during the coronation ceremony on 14 May 1896. Photograph

by G. Lazovsky.

Lieutenant Gustaf Mannerheim is to the left of the Emperor carrying an unsheathed sword.

The next day an order was read to the Cavalier Guards: “His Imperial Majesty wishes to express his double gratitude, for the regiment’s superb turnout and its immaculate uniforms…”

Императрица Мария Федоровна шефствовала над кавалергардским полком. Фотография А. Пазетти.

1881 год.

Empress Maria Fiodorovna was the patron of the Cavalier Guards Regiment.

1881 photograph

by A. Pazetti.

65

На картине Дмитрия Бенкендорфа кавалергард Маннергейм изображен в форме для дворцовых караулов. Но кавалергарды не только несли караул в Зимнем дворце. Блестящий танцор Маннергейм часто получал приглашения на императорские приемы и балы.

In this painting by Dmitry Benckendorff the Cavalier Guard Mannerheim is depicted in the uniform worn for guard duty in the palace. But the Cavalier Guards did not only act as sentries in the Winter Palace. Mannerheim was a superb dancer and as such was often invited to the Emperor’s receptions and balls.

кой башни, извещая белокаменную о начале молебна о здравии и многолетии Их Императорских Величеств. Народ набожно крестился. В половине десятого на Красном крыльце появился взвод кавалергардов. За ними шел молодой император. У нижней ступеньки крыльца колыхался великолепный золотой балдахин, штанги и кисти которого держали 32 генерал-адьютанта. Император был в сине-зеленом мундире Преображенского полка, рядом с ним с обнаженными палашами шли два ассистента: кавалергарды Кнорринг и Маннергейм... Через два дня во время торжественного приема в Кремлевском дворце молодой император неожиданно подошел к присутствующим здесь Маннергейму и Кноррингу и стал расспрашивать их о семьях и службе. Беседа затянулась, а Николай II

словно не замечал, как нервничает свита, обеспокоенная нарушением регламента. Маннергейм был польщен таким вниманием и на всю жизнь сохранил преданность «своему императору». И даже спустя много лет, во время Зимней кампании 1939 года и Второй мировой войны, когда в Финляндии царили русофобские настроения, на столе фельдмаршала Маннергейма на почетном месте стоял портрет Николая II. Военная карьера Маннергейма складывалась весьма удачно. Но честолюбивому барону было мало неспешного движения по служебной лестнице. Он жаждал бранной славы. Известие о русско-японской войне ротмистр Маннергейм воспринял с особым чувством. Однако гвардейские части на фронт не отправлялись. Смотры, парады, маневры… Мечты проявить себя в настоящем деле оставались мечтами. Да

of fate: loyalty

Л иния жизни: преданность / l ine

и новый начальник Маннергейма генерал Алексей Брусилов был резко против фронтовых приключений.

— Рано вы, Густав Карлович, на фронт собрались. Да и война эта нестоящая. Помяните мое слово, Россию ждут впереди большие испытания и великие сражения. Успеете еще навоеваться, — уговаривал Брусилов барона, в котором души не чаял. Однако Маннергейм стоял на своем. И в конце концов Брусилов сдался. По его ходатайству Маннергейм был включен в состав Нежинского драгунского полка и отправился в Маньчжурию. В феврале 1905 года японские войска прорвали фронт 1-й Маньчжурской армии в районе города Мукдена и взяли в «котел» большую группу русских войск. Дивизион подполковника Маннергейма проводил в этом районе разведывательные операции, избегая стычек с неприятелем. Найдя брешь в японских позициях, Маннергейм под прикрытием тумана провел свои эскадроны в тыл врага и, сориентировавшись на месте, нанес сокрушительный удар по уже готовившимся празд-

новать победу японцам. Неприятель, решивший, что их атаковали резервные русские части, обратился в бегство. За личную храбрость и проявленное военное искусство Густав Маннергейм был представлен к званию полковника.

«Исследователь» Поднебесной — …Итак, Густав Карлович, учитывая ваш опыт участия в разведывательных операциях в Маньчжурии, хотим вам поручить особое задание… — Начальник Генштаба Федор Палицын встал из-за стола и подошел к окну. Яркое мартовское солнце, заливавшее Дворцовую площадь, слепило глаза. Генерал задернул штору и повернулся к Маннергейму: — Китай усиливается. Возможна война, и начнется она в Туркестане, а мы слишком мало знаем о западных провинциях Поднебесной. Вам надлежит под видом шведского исследователя проехать от Туркестана до Пекина. Помимо прочего нас интересуют настроения местного населения. Разработайте маршрут путешествия и доложите… Что молчите, полковник?

Летом 1905 года в самом конце русско-японской войны Маннергейм во главе небольшого отряда был направлен на разведку в Монголию. Результатом операции Генштаб был доволен. Маннергейму удалось собрать полную информацию о японских позициях.

Генерал Алексей Брусилов стал для Маннергейма образцом для подражания. Барон служил под его началом в кавалерийской школе в 1903— 1904 годах. Вновь их пути пересеклись на фронтах Первой мировой.

In the summer of 1905, at the very end of the RussoJapanese War, Mannerheim headed a small reconnaissance unit sent into Mongolia. The General Staff was pleased with the result of this operation. Mannerheim managed to gather full information about the Japanese positions.

General Alexei Brusilov became a role model for Mannerheim. The Baron served under him in the cavalry school in 1903—04. Their paths crossed again on the battlefields of the First World War.

— Я не путешественник. Я — солдат. И опыта таких экспедиций у меня нет…

— Даю вам, барон, два дня на размышление. Можете идти. Маннергейм, конечно, принял почетное предложение, испросив два месяца на подготовку. Дни и ночи он теперь проводил в архивах Генштаба, изучая закрытые отчеты об экспедициях в Среднюю Азию Пржевальского и Певцова. Знакомился с материалами, предоставленными Русским географическим обществом и фондами Музея антропологии и этнографии... В августе 1906 года в сопровождении двух казаков Карл Маннергейм пересек русско-китайскую границу и через три дня прибыл в город Кашгар. Здесь он представился шведским подданным и получил китайское имя. Согласно заведенному обычаю, выправляя документы иностранцам, китайцы первым использовали иероглиф, созвучный с началом фамилии, а потом добавляли еще два, чтобы получилось красивое высказывание. Ма Да Хан — «Конь, проскакавший через звезды» — таким именем наградили в Китае «путешественника».

67

66

The Cavalier Guards were preparing for the grand ceremony of Nicholas II’s coronation. As early as five in the morning the people of Moscow began pouring towards the Kremlin and troops were marching about to music.

At half past nine a platoon of Cavalier Guards appeared on the Red Porch. Behind them walked the young Emperor Nicholas wearing the blue-green uniform of the Preobrazhensky Regiment. Processing alongside him holding unsheathed swords were two supporters: the Cavalier Guardsmen Knorring and Mannerheim.

На фотографии, сделанной в марте 1905 года, подполковник Густав Маннергейм (в центре), художник-баталист Хуго Бакманссон и кузина Маннергейма медсестра Фани Юлин запечатлены перед военным госпиталем в Маньчжурии.

This photograph, taken in March 1905, shows Lieutenant Colonel Mannerheim (centre), the battle artist Hugo Backmansson and Mannerheim’s cousin, the nurse Fani Yulin, in front of a military hospital in Manchuria.

«…Этот человек идет с российско-китайской границы в Хиньян для посещения некоторых мест и осмотра старых памятников…» — написано в китайском паспорте Маннергейма, выданном ему летом 1906 года.

“This person is going from the Russian-Chinese border to Xinjiang to visit some places and view ancient monuments” — that is what it says in the Chinese passport issued to Mannerheim in the summer of 1906.

За два года экспедиция прошла более трех тысяч километров. Весь маршрут «шведский ученый» тщательно картографировал. Ничто не ускользало от его внимательного взора. Маннергейм скрупулезно описывал дороги, выходящие к границам России, приграничные крепости, мосты и телеграфные линии. Он указывал глубину рек, сезоны наводнений, исследовал дороги, по которым можно подойти к деревням или городам, считал дома и поголовье скота, измерял посевные площади и даже прикидывал будущий урожай. Необходимо было представлять себе, на какое количество продовольствия и фуража можно рассчитывать. Еще в Петербурге освоив фотоаппарат, Маннергейм сделал в Китае более

В оазисе Хами Маннергейм стал свидетелем подавления китайскими войсками выступления племени сартов. Китайский солдат. Фотография Густава Маннергейма.

Одной из задач экспедиции Маннергейма было оценить действия китайского правительства по борьбе с употреблением опиума. Курильщики опиума в храме Диньси. Фотография Густава Маннергейма.

One of the tasks of Mannerheim’s expedition was to assess the success of the Chinese government’s measures against opium use.

Opium smokers in the temple of Dinxi.

Photograph by Gustaf Mannerheim.

Two days later at a reception in the Kremlin palace, the young Emperor unexpectedly approached Mannerheim and Knorring and began asking them about their families and service life. The conversation became a lengthy one and Nicholas II appeared not to notice the discomposure that this breach of ceremonial caused his retinue. Mannerheim was flattered by this attention and for the rest of his life remained loyally devoted to “his emperor”. Even many years later, during the Winter War of 1939—40 and the “Continuation War” of 1941—44, when a mood of Russophobia reigned in Finland, a portrait of Nicholas II always stood in a

At the Hami oasis Mannerheim witnessed Chinese troops putting down a revolt by the Sart tribe.

A Chinese soldier.

Photograph by Gustaf Mannerheim.

place of honour on Field Marshal Mannerheim’s desk.

Mannerheim’s military career proceeded very nicely, but the ambitious Baron was not satisfied with a slow ascent of the service ladder. Captain Mannerheim was particularly stirred by the outbreak of the Russo-Japanese War, but Guards units were not sent to the front. Reviews, parades, manoeuvres — that was their lot. The dream of proving oneself on the battlefield remained just that.

Mannerheim’s new commanding officer, General Alexei Brusilov, was also strongly against any front-line adventures.

“It’s early, Gustaf Carlovich, for you to be heading for the front. And this war’s not worth it. Mark my words, great trials and great battles lie ahead for Russia. You’ll have had a bellyful before it’s over,” Brusilov told the Baron, of whom he was deeply fond.

of fate: loyalty

Л иния жизни: преданность / l ine

1300 фотографий. Он отправлял шифрованные письма на адрес своего отца, который выполнял роль связного между сыном и российским Генштабом. Путешествие по внутреннему Китаю и Монголии через горные перевалы и пустыни, через местности, населенные полудикими племенами, было совсем не похоже на легкую прогулку. Вот как описывает Маннергейм переход через ледник Туф-Мус: «Выступив еще в сумерки, в 6 часов 20 минут утра, мы достигли поверхности ледника после четырехчасового утомительного подъема. Дорога идет по почти отвесному ледяному склону... После 4–5-часового движения по льду открывается с севера узкое

68

Далай-лама XIII на встрече с полковником Маннергеймом в монастыре Утай-шань. Май 1908 года.

The Thirteenth Dalai Lama during his meeting with Lieutenant Colonel Mannerheim at the Wutai Shan monastery. May 1908.

But Mannerheim was insistent and finally Brusilov gave in. At his request Mannerheim was seconded to the Nezhinsky Dragoon Regiment and sent to Manchuria.

In February 1905 the Japanese broke the front of the first Manchurian army in the area of the city of Mukden and surrounded a large group of Russian forces in a pocket.

Lieutenant Colonel Mannerheim’s division carried out reconnaissance operations in this area, while avoiding clashes with the enemy. Having discovered a gap in the Japanese positions, under cover of fog Man-

ущелье с глубоким снегом и еловыми лесами... Только в 11-м часу вечера после безостановочного движения с 6 часов 20 минут достигли мы сарая. Вьюки пришли только в 1 час ночи. Переход был особенно тяжелым, потому что Рахимжанов во время подъема заболел лихорадкой. У него оказалась температура в 40°. Вдобавок ко всему его лошадь поскользнулась и упала в трещину, из которой ее с трудом вытащили. Остановиться, кроме сарая, было негде, да и топлива не было с собою. На этом переходе я насчитал более 30 конских трупов на снегу, другими словами, павших в течение зимы». К концу экспедиции китайские власти все с большим подозрением стали относиться к «шведскому исследователю» и начали чинить препятствия. Они сделали все возможное, чтобы не пустить Ма Да Хана в монастырь Утай-шань, где жил дружески расположенный к России Далай-лама XIII. Тем не менее Маннергейм добрался до Утай-шаня летом 1908 года и немедленно удостоился аудиенции Его Святейшества. Далай-лама с интересом расспрашивал о России и в знак уважения передал через Маннергейма подарок для Николая II — белый шелковый хадак (длинный узкий платок) с вышитыми тибетскими письменами. Вскоре после встречи с Далай-ламой Маннергейм добрался наконец до Пекина и вернулся в Петербург. О результатах

nerheim took his squadrons behind enemy lines and, improvising his plan, struck a crushing blow against the Japanese, who were already preparing to celebrate their victory. The enemy, under the impression that they were being attacked by Russian reserve units, fled the field. For personal courage and his skilful use of tactics, Gustaf Mannerheim was put forward for promotion to full colonel.

“Explorer” of the Celestial Empire “And so, Gustaf Carlovich, considering your experience of participating in reconnaissance operations in Manchuria, we want to entrust your with a special mission.”

Fiodor Palitsyn, the head of the General Staff, got up from his desk and went over to the window. The bright March sun flooded Palace Square, blinding his eyes. The General closed the curtain and turned back to Mannerheim. “China is growing stronger.

War is on the cards and it will begin in Turkistan, but we know too little about the western provinces of the Celestial Empire. Your task will be to travel from Turkistan to Peking in the guise of a Swedish explorer.

В подготовке экспедиции Маннергейма в Китай участвовал знаток Азии Лавр Корнилов. Он помог подобрать барону снаряжение и нанять проводников. Через два года полковник Корнилов встретит Маннергейма в Пекине и примет участие в составлении военнополитического обзора по результатам экспедиции.

Lavr Kornilov was involved in the preparation of Mannerheim’s expedition to China as an expert on Asia. He helped to select equipment for the Baron and to hire guides. Two years later Colonel Kornilov met up with Mannerheim in Peking and participated in the drafting of a military and political review of the results of the expedition.

of fate: loyalty

Л иния жизни: преданность / l ine

Candida pro causa ense candida — «За чистое дело — чистым оружием». В 1922 году Маннергейм дополнил свой фамильный герб этим девизом и старался следовать ему всю жизнь.

экспедиции барон лично докладывал императору. Вместо запланированных двадцати минут аудиенция длилась час двадцать.

— Спасибо, барон, в разговоре с вами я не заметил, как пролетело время. — Николай II взглянул на настольные часы, давая понять, что разговор подходит к концу. — Теперь расскажите о ваших планах.

— Надеюсь получить возможность командовать полком, ваше величество, ведь на время моего отсутствия я был уволен из армии.

— Это не должно вас тревожить, барон, — улыбнулся император. — Покомандовать полком вы успеете, но вряд ли кому из полковников еще раз выпадет честь исполнить поручение, с которым вы блестяще справились. Маннергейм получил в командование желанный полк. К началу Первой мировой он уже был генерал-майором, начальником кавалерийской бригады.

Candida pro causa ense candida — “For an honest cause with an honest sword”. In 1922 Mannerheim added this motto to his family coat of arms and tried to follow it all his life.

Прощание с Россией

70

— Герр генерал, взгляните на тот столб пыли. — Молодой австрийский офицер опустил бинокль и указал в сторону дальнего перелеска. — Похоже, к русским подходит подкрепление.

— Пожалуй, вы правы, — кивнул генерал и после минутного размышления добавил: — Прикажите остановить преследование русских — как бы самим не угодить в ловушку…

Besides other things, we are interested in the mood of the local population. Plan a route for the journey and report back… Why don’t you say anything, Colonel?”

“I am not a traveller. I am a soldier. And I have no experience of that kind of expedition.”

“I’ll give you two days to consider, Baron.

Dismissed.”

Mannerheim, of course, accepted the prestigious proposal, requesting two months for preparations. He spent whole days and nights in the General Staff archives, studying confidential reports about the expeditions to Central Asia led by Przewalski and Pevtsov. He familiarized himself with materials provided by the Russian Geographical Society and the stocks of the Museum of Anthropology and Ethnography.

In August 1906, accompanied by two Cossacks, Mannerheim crossed the Chinese border and in three days reached the city of Kashgar. There he presented himself as a Swedish subject and was given a Chinese name. It was the custom for Chinese officials when first registering foreigners to

71

choose a character that had the same sound as the start of their surname and then add two more to make some pleasant-sounding expression. Mah Dah Hang — “Horse, galloping through the stars” — that was the name the “explorer” was invested with in China.

In two years the expedition covered over 3,000 kilometres. The “Swedish scholar” carefully mapped the entire route. Nothing escaped his attentive gaze. Mannerheim scrupulously described the roads leading to the Russian borders, frontier fortresses, bridges and telegraph lines. He indicated the depth of the rivers and the flood sea-

После китайской экспедиции Маннергейма направили служить в Польшу. Полковник К. Г. Маннергейм в парадной форме 13-го Владимирского уланского полка. Фотография 1909 года.

Орден Святого Станислава был учрежден в 1765 году королем Польши Станиславом Августом Понятовским, а в 1831 году был причислен Николаем I к орденам Российской империи.

After the Chinese expedition, Mannerheim was sent to serve in Poland.

Colonel Mannerheim in the full-dress uniform of the 13th Vladimir Uhlan Regiment. 1909 photograph.

The Order of St Stanislaus was established in 1765

by King Stanislaw II August Poniatowski of Poland. In 1831 Nicholas I included it among the orders of chivalry of the Russian Empire.

В это время генерал-майору Маннергейму, наблюдавшему за передвижением врага, докладывали: — Ваше превосходительство, два взвода гусар уже полчаса гоняют по проселку с привязанными к хвостам лошадей ветками. От пыли не продохнуть. Лошади измучились. Может, довольно?

— Да, голубчик, распорядитесь, — усмехнулся Маннергейм. — Полагаю, австрияки теперь к нам не сунутся. Эта военная хитрость позволила генералу избежать атаки австрийской армии, в несколько раз превосходившей по численности его бригаду, перегруппировать силы и дождаться подкрепления. В начале Первой мировой Маннергейм провел ряд других успешных операций, за что получил золотое Георгиевское оружие, орден Святого Станислава 1-й степени с мечами и мечи к уже имеющемуся у него ордену Святого Владимира 3-й степени. А Георгиевский крест, полученный им в конце 1914 года за операцию по переправе через реку Сан, он до конца жизни считал своей самой почетной наградой. В 1915 году он воюет под началом Брусилова. В 1916 году войска под командованием Маннергейма освобождают от немецко-австрийских войск Румынию. Несмотря на высокое звание, Маннергейм нередко лично ведет в бой войска. Когда же офицеры спрашивали его, поче-

му он неуязвим для пуль и снарядов, барон отвечал, что у него есть серебряный талисман, и дотрагивался до левого нагрудного кармана, где лежала серебряная медаль 1896 года. Медаль участника коронации императора Николая II. При этом даже в полевых условиях Маннергейм сохранял великосветские привычки. Как только выпадала возможность выспаться, он непременно облачался в свою любимую пижаму. Друзья подшучивали над ним, но он невозмутимо отвечал: — Вы знаете, как генерал Раух привел в полную негодность свою прекрасную кавалерийскую дивизию в Восточной Пруссии? Он погубил ее приказом: «Офицерам на ночь сапоги не снимать, лошадей не расседлывать». Полки моей дивизии должны знать, что командир им верит и спокойно спит вблизи неприятеля под их охраной. Февральскую революцию убежденный монархист Маннергейм не принял. А после подавления выступления Корнилова, как его сторонник, был отправлен в запас. Временное правительство последовательно избавлялось от преданных России кадровых офицеров, готовя для страны катастрофу. Известие об октябрьском перевороте генерал-лейтенант русской армии Маннергейм встретил в Одессе, где находился на лечении. К этому моменту он уже твердо решил вернуться на родину, в Финляндию.

sons; he studied the roads leading to villages and towns; he counted houses and farm animals, measured the land under crops and even estimated the future harvest.

It was vital to have an idea how much food and forage might be available. Mannerheim mastered the art of photography while still in St Petersburg and took over 1,300 photographs.

By the end of the expedition the Chinese authorities were becoming increasingly suspicious of the “Swedish explorer” and began to hinder his activities. They did all they could to prevent “Mah Dah Hang” from visiting the Wutai Shan monastery, where the Thirteenth Dalai Lama, who was well-disposed towards Russia, lived. Nevertheless, Mannerheim reached Wutai Shan in the summer of 1908 and was immediately granted an audience with His Holiness. The Dalai Lama enquired with interest about Russia and as a sign of respect gave Mannerheim a present to take back for Nicholas II — a white silk khadak (offering scarf) embroidered with Tibetan characters.

The Baron reported the results of the expedition personally to the Emperor.

Instead of the twenty minutes planned, the audience lasted an hour and twenty minutes.

“Thank you, Baron, talking with you I didn’t notice the time flying,” Nicholas II glanced at the clock when the discussion had finished. “Now what plans do you have?”

“I hope to be able to command a regimen, Your Majesty, although in my absence I was discharged from the army.”

“That shouldn’t concern you, Baron,” said the Emperor with a smile. “There’ll be time enough for you to command a regiment, but no other colonel is likely to have the honour of performing the task that you have coped with so brilliantly.”

Mannerheim was given the posting he wanted. By the outbreak of the First World War he was already a Major General and head of a cavalry brigade.

Farewell to Russia “Herr General, take a look at that column of dust.” The young Austrian officer put down the binoculars and pointed in the direction of the distant wood. “It looks like the Russians are getting reinforcements.”

of fate: loyalty

Л иния жизни: преданность / l ine

В августе 1917 года Маннергейм распространил приказ главнокомандующего Корнилова: «Свобода, своеобразно понятая темными массами, трактовалась как возможность и право ничего не делать. Праздность подточила организм армии. Надо наверстать потерянное и приступить к усиленным занятиям». Однако вскоре надежды Маннергейма на восстановление порядка рухнули.

ных как «линия Маннергейма», началось еще в двадцатых годах. Но именно Маннергейм, став в 1931 году председателем Совета обороны, активизировал строительные работы. В Зимнюю кампанию 1939 года маршал Маннергейм командовал финскими войсками. И после того как Красная Армия все же прорвала первую линию укреплений, настойчиво рекомендовал финскому правительству принять условия Советского Союза. Во Вторую мировую войну Финляндия вступает на стороне Германии. И вновь во главе армии — Маннергейм. Правда, активных действий против СССР маршал не предпринимает: он хотя и выдвигает свои войска к прежней советско-финской границе, но отказывается обстреливать и бомбить Ленинград, не выполняет приказа генерал-фельдмаршала Вильгельма Кейтеля перерезать ледовую «Дорогу жизни» и уничтожить Мурманскую железную дорогу, по которой шли грузы, доставляемые в Советский Союз морскими конвоями США и Англии.

where he was receiving medical treatment.

By that time he had already taken a firm decision to return to his Finnish homeland.

middle-class parties), which he made the core of his new force, by May 1918 the General won a complete victory.

The Finnish government, however, decided to ask for German assistance in the formation of a regular army. Parliament insisted that an officer of the German General Staff be attached to the Finnish commander-in-chief and Mannerheim, mortally offended, submitted his resignation.

The crisis caused by Germany’s defeat led to Mannerheim being appointed regent of

Корниловский мятеж ликвидирован. Петроград. Август 1917 года.

Маршал и президент

72

президентские выборы, прошедшие в конце 1919 года, Маннергейм, швед по национальности, проиграл. Охваченная националистическими настроениями, Финляндия хотела иметь во главе государства финна. Более чем на десятилетие Маннергейм уходит из большой политики. Строительство оборонительных укреплений на Карельском перешейке, извест-

В декабре 1917 года Финляндия провозгласила независимость. Советы признали ее, но уже в январе следующего года там вспыхнуло большевистское восстание. Генерал Маннергейм становится главнокомандующим еще не существующей белофинской армии. Благодаря организованным им «шюцкорам», отрядам самообороны, уже к маю 1918 года белофинны одерживают полную победу. Однако финское правительство решает при дальнейшем формировании армии

“You’re probably right,” the General nodded and after a moment’s consideration added, “Give orders to halt the pursuit of the Russians, in case we fall into a trap ourselves.”

At that same time an officer reported to Major General Mannerheim, who was watching the enemy’s movements: “Your Excellency, two troops of hussars have been rushing up and down the track with branches tied to their horses’ tails for half an hour now. They can’t breathe for the dust. The horses are exhausted. Perhaps that’s enough.”

“Yes, my dear fellow,” Mannerheim grinned. “I don’t think the Austrians will meddle with us now.”

This piece of cunning enabled the General to avoid an attack by an Austrian army several times as numerous as his own brigade, to regroup and await reinforcements.

At the beginning of the First World War Mannerheim pulled off a number of other successful operations, for which he received a gold St George weapon, the Order of St Stanislaus First-Class with swords and swords to the Order of St Vladimir Third-Class that

обратиться за поддержкой к немцам. Парламент страны настаивает, что при финском главнокомандующем должен состоять офицер германского Генштаба. Смертельно оскорбленный, Маннергейм подает в отставку. В конце 1918 года Маннергейма избирают регентом — временным главой Финского государства. Он добивается признания независимости Финляндии западноевропейскими государствами, закладывает основы финской армии, подписывает Конституцию. Тем не менее

he already held. To the end of his life he considered the St George Cross that he was awarded in late 1914 for the crossing of the River San in Galicia his most honourable decoration.

In 1915 he fought under Brusilov’s leadership. In 1916 troops under Mannerheim’s command freed Romania of German and Austrian forces. Despite his exalted rank, Mannerheim quite often led his men into battle. When officers asked him why he was immune to bullets and shells, the Baron replied that he had a silver talisman and patted his left breast pocket which contained the silver medal he had been given for participating in the coronation in 1896.

An avowed monarchist, Mannerheim did not accept the February Revolution and after the defeat of Kornilov’s advance on Petrograd, Mannerheim, as one of his supporters, was transferred to the reserve. The Provisional Government pursued a policy of getting rid of regular officers devoted to Russia, storing up a catastrophe for the country.

The news of the Bolshevik coup found Lieutenant General Mannerheim in Odessa,

In August 1917 Mannerheim disseminated the order of commander-in-chief Kornilov: “Freedom, understood in a peculiar way by the dark masses, has been interpreted as the opportunity and right to do nothing. Idleness has sapped the organism of the army. We need to make good what has been lost and embark on intensified activities.” Very quickly, though, Mannerheim’s hopes for a restoration of order collapsed.

The Kornilov Mutiny Has Been Eliminated. Petrograd. August 1917.

Выше. Большевики активно раздували пожар мировой революции. Но большая часть русских солдат отказалась участвовать в финской гражданской войне. Солдаты покидают Финляндию. Фотография 1918 года.

Above. The Bolsheviks actively fanned the flames of world revolution, but the majority of Russian soldiers refused to get involved in the Finnish Civil War. Soldiers leaving Finland.

1918 photograph.

Справа. Революционные солдаты в Финляндии. Фотография 1917 года.

Герб Маннергеймов с 1768 года. Дворянство было пожаловано Аугусту Маннергейму в 1693 году. Графский титул был пожалован Карлу Эрику Маннергейму, прадеду Густава, в 1824 году. Густаву Маннергейму, второму сыну в семье, пришлось довольствоваться титулом барона.

The arms of the Mannerheims since 1768. Augustus Mannerheim was ennobled in 1693. The title of count was granted to Carl Eric Mannerheim, Gustaf’s great-grandfather, in 1824.

As the second son in the family, Gustaf had to be satisfied with the title of Baron.

Финляндия отстояла независимость благодаря решительности Маннергейма. В мае 1918 года финский парламент объявил о разрыве дипломатических отношений с Советской Россией, железнодорожный мост через реку Сестру был взорван, граница закрыта.

Right. Revolutionary soldiers in Finland.

1917 photograph.

Finland held onto its independence thanks to Mannerheim’s decisiveness.

In May 1918 the Finnish parliament announced that it was breaking off diplomatic relations with Soviet Russia. The railway bridge across the River Sestra was blown up and the border closed.

Marshal and President In December 1917 Finland proclaimed its independence. The Soviets recognized it, but as early as January a Bolshevik uprising broke out. General Mannerheim became the commander-in-chief of the still non-existent White Finnish army. Thanks to the Civil Guard units (formed from activists of the

of fate: loyalty

Л иния жизни: преданность / l ine

В августе 1944 года Маннергейма выбирают президентом страны, и он немедленно начинает процесс по выходу из войны. Перемирие между Финляндией и СССР было заключено уже 19 сентября. В марте 1946 года по состоянию здоровья 79-летний Маннергейм уходит в отставку. В последние годы жизни он работал над своими мемуарами, находясь на лечении в санатории в Швейцарии. Скончался Густав Карлович Маннергейм, русский генерал, никогда не отказывавшийся от своего дореволюционного прошлого, 27 января 1951 года. Финское командование изучает оборонительные укрепления Ленинграда и Кронштадта. Сентябрь 1941 года. Несмотря на требования немецкого командования, Маннергейм отказался штурмовать Ленинград. Опытный дипломат, он умело имитировал расположение к немцам, но говорил одно, а делал другое.

The Finnish high command studying the defences of Leningrad and Kronstadt.

September 1941.

Despite the demands of the German leadership, Mannerheim refused to storm Leningrad. An experienced diplomat, he skilfully created the impression of backing the Nazis, but he said one thing and did another.

74 Finland at the end of 1918, but, due to his Swedish-speaking aristocratic background and monarchist attitudes, when parliament voted for a president in July 1919 he lost.

Mannerheim withdrew from national politics for over a decade.

The construction of the fortifications on the Karelian isthmus that became famous as “the Mannerheim Line” began in the 1920s.

But it was Mannerheim, who became chairman of the Defence Council, who pushed the work forward.

In the Winter War of 1939—40, Marshal Mannerheim commanded the Finnish forces. After the Red Army had nonetheless broken through the first line of fortifications, he strongly recommended that the Finnish government accept the Soviet Union’s terms.

In the Continuation War Finland was allied with Germany. Again Mannerheim was head of the army. The Marshal did not, admittedly, actively attack the USSR:

although he moved his forces back to the previous Finno-Soviet border, he refused to bomb or shell Leningrad; he promised the Germans he would cut the Murmansk railway — a vital artery along which assistance supplied by the Arctic convoys was conveyed to the heart of the USSR — but avoided doing so.

When the tide of war changed for Germany, the future for Finland looked all too bleak. Again the country looked to Mannerheim as its saviour: in August 1944 he was elected president and immediately began to take the country out of the conflict. An armistice with the USSR was concluded as early as 19 September.

In March 1946, the 79-year-old President Mannerheim resigned on grounds of ill health.

The ex-President, Marshal of Finland and tsarist general, who never abjured his prerevolutionary past, lived almost six years more, dying on 27 January 1951.

Слева. Президент Маннергейм покидает парламент, где только что дал торжественную клятву уважать Конституцию и отдать все силы на благо прогресса финского народа. На этом посту ему предстоит решить сложнейшую задачу: вывести страну из войны без ущерба для ее достоинства. Сентябрь 1944 года.

Left. President Mannerheim leaving the parliament building after solemnly swearing to respect the constitution and devote all his efforts to the well-being and advancement of the Finnish nation. In this post he faced the incredibly difficult task of extracting his country from the war with its dignity intact.

September 1944.

of fate: the fall of the iron condottiere

П оворот судьбы: падение железного кондотьера / t urn

76

Ниже. Сражение времен Тридцатилетней войны. Фрагмент гравюры по дереву. XIX век. Справа. Записка, написанная Валленштейном накануне битвы под Лютценом. 1632 год.

Below. A battle of the Thirty Years’ War era.

Detail of a nineteenthcentury wood engraving.

Right. A note written by Wallenstein on the eve of the Battle of Lützen. 1632

На мрачном фоне ярко проступает Знакомый миру образ вдохновенный С высокопарным замыслом своим. Да, это он — создатель храбрых ратей, Бич стольких стран и лагеря кумир, Империи мятежная опора; Отважный сын изменчивой фортуны, Он, баловень судьбы, по ступеням Всех почестей стремительно промчался, Но, вечно ненасытный, жертвой пал Высокомерных замыслов своих… Фридрих Шиллер. Из пролога к драме «Смерть Валленштейна». 1798

Стоял февраль 1634 года. Чешская крепость Эгер, возвышавшаяся у границы с Баварией, в вечерних сумерках выглядела тихой и безмятежной. Словно на земле был мир и пламя Тридцатилетней войны вот уже семнадцатый год не пылало над всей Европой...

«Отважный сын изменчивой фортуны» Дмитрий КОПЕЛЕВ /

by Dmitry KOPELEV

“Nothing is common in my destiny” Who now persists in calling fortune false?

To me she has proved faithful; with fond love Took me from out the common ranks of men, And like a mother goddess, with strong arm Carried me swiftly up the steps of life.

Nothing is common in my destiny, Nor in the furrows of my hand. Who dares Interpret then my life for me as 'twere One of the undistinguishable many?

From Samuel Taylor Coleridge’s free translation of Schiller’s Death of Wallenstein

It was February 1634. The Bohemian fortress of Eger, close to the border with Bavaria looked quiet and tranquil — as if the Earth were a realm of peace and a devastating war had not been raging in central Europe for the past sixteen years.

Старинный замок, сверкавший огнями на фоне объятого мглой города, казался сделанным из кроваво-красного пламени. Накануне в крепость вошла имперская армия, и начальник гарнизона шотландец Джон Гордон собрал в пиршественном зале именитых гостей. Сам глав-

нокомандующий, непобедимый Альбрехт фон Валленштейн, сославшись на болезнь и усталость, отклонил приглашение. Но на чествовании присутствовала вся его свита, его верные соратники: графы Терцки и Кински, фельдмаршал барон Иллов, полковник Вальтер Батлер. Им было что вспомнить — сколько лет

П оворот судьбы: падение железного кондотьера / t urn

of fate: the fall of the iron condottiere

Убить Валленштейна!

Fear was his magic wand; immoderate in both punishments and rewards, he managed to hold the zeal of those under him in relentless tension; and no commander of the Middle Ages or Modern Era can boast the obedience that men showed to him.” — Schiller on Wallenstein in his book The Thirty Years’ War.

«Страх был его волшебным жезлом; не зная меры ни в наказаниях, ни в наградах, он умел держать рвение своих подчиненных в неустанном напряжении; и таким повиновением, какое оказывали ему, не может похвастаться ни один полководец средних и новых веков», — писал о Валленштейне Фридрих Шиллер в книге «Тридцатилетняя война».

они плечом к плечу сражались за дело императора! Вино лилось рекой, и за звоном бокалов как-то забылось, что кругом война, а по следу отрядов Валленштейна идут враги. Внезапно, в самый в разгар празднества, двери распахнулись, и на пирующих с пиками и факелами бросились рослые

Альбрехт Валленштейн, герцог Фридландский. С офорта работы гравера Петера Иссельбурга.

XVII век.

79

78 Kill Wallenstein!

The old castle, a mass of flickering lights against the background of a town immersed in darkness, seemed to be made of bloodred flames. The day before the imperial army had entered the fortress and the head of the garrison, a Scot named John Gordon, gathered his distinguished guests in the banquet hall. The commander-in-chief, the invincible Albrecht von Wallenstein, had turned down the invitation, pleading illness and fatigue. But all his loyal comradesin-arms attended the celebration: Counts Tr ka and Kinski, Field Marshal Baron Ilow and Colonel Walter Butler. They had plenty to recall, having fought for so many years shoulder to shoulder in the imperial cause. The wine flowed like water and with the clink of glasses those present even began to forget that war was all around and that enemies were pursuing Wallenstein’s forces.

Suddenly, at the very height of the feast, the doors burst open and Butler’s strapping dragoons surged in with pikes and torches, shouting loudly: “Who here is loyal to the Emperor?” Butler and Gordon responded

«Народное гулянье в 1619 году во время коронации императора Фердинанда II. Франкфурт-на-Майне». С гравюры неизвестного художника.

Popular Festivities in 1619 at the Coronation of Emperor Ferdinand II in Frankfurt am Main. From an engraving by an unknown artist.

with a stentorian “Long live Emperor Ferdinand!” and reached for their weapons.

A lightning fast sword-blow ran Kinski through. The Count collapsed to the floor, wheezing and choking on blood. “At them, brave lads! For the House of Austria!” Butler bellowed. Ilow, furious with rage, hurled himself into the thick of the attackers, dodged the pikes and managed to grab a sword that was hanging on the wall. Defending himself, he quickly stabbed one man,

Император Фердинанд II. Гравированный портрет работы Вольфганга Килиана. XVII век.

Emperor Ferdinand II. An engraved portrait

by Wolfgang Killian.

Seventeenth century.

Albrecht von Wallenstein, Duke of Friedland.

From an etching by the engraver Peter Isselburg.

Seventeenth century.

but was struck on the head and dropped down dead. Tr ka succeeded in reaching the door and darted out onto the stairs. But there they brought him down and finished off him with gun butts. The operation to destroy Wallenstein had begun.

The slaying of Wallenstein’s comrades and the events that followed were the result of a carefully thought-out plan devised by conspirators led by the Emperor of the Holy Roman Empire, Ferdinand II of Habsburg, himself.

At one time Ferdinand had trusted Wallenstein implicitly. Albrecht had risen from obscurity, demonstrating in the field his talent for warfare, and become the Emperor’s right hand. In time, however, doubts crept into Ferdinand’s mind. War proved to be a fabulously advantageous business for Wallenstein: his power grew along with his purse. What if he was playing false? Secret orders were issued for his every move to be vigilantly observed and soon suspicion blossomed into certainty. Ferdinand found the evidence of treachery presented to him indisputable. On 24 January 1634 in secret council he took the decision to rid himself of his commander-in-chief.

драгуны Батлера, громко выкрикивая: «Кто здесь верен императору?» Батлер и Гордон отозвались зычным «Да здравствует император Фердинанд!» и схватились за оружие. Молниеносный удар шпаги пронзил Кински. Граф, хрипя и захлебываясь кровью, рухнул на пол. «Ату их, храбрецы! За австрийский дом!» — проревел Батлер. Иллов, озверев от ярости, устремился в гущу нападавших, увернулся от пики и успел сорвать висевшую на стене шпагу. Защищаясь, он стремительно нанес колющий удар, но, пораженный в голову, упал замертво. Терцки удалось пробиться к двери и выскочить на лестницу. Но здесь его повалили и добили прикладами. Операция по уничтожению Валленштейна началась. Расправа над сподвижниками Валленштейна и последовавшие за ней события явились итогом тщательно продуманного плана, составленного заговорщиками, во главе которых стоял сам император Священной Римской империи Фердинанд II Габсбург. Некогда этот человек слепо доверял Валленштейну. Альбрехт, возвысившись из безвестности, на деле доказал свой военный талант и сделался его правой рукой. Но с течением времени в голову императора закрались сомнения. Война оказалась для Валленштейна баснословно выгодным делом: могущество его росло, мошна пополнялась. Но что, если

Ferdinand II and the Condottieri Ferdinand was short and stumpy, giving the impression of a rather simple man, trusting and easily influenced by others. But the outward ingenuousness of this pupil of the Jesuits concealed an ardent Catholic who blindly believed that it was his mission to fight heretics and strove with all his might to strengthen his grip on his possessions. Gradually the Holy Roman Empire had turned into a conglomerate of independent principalities and duchies rent apart by dynastic, religious and political differences. The heart of the imperial lands were the hereditary possessions of the Austrian House of Habsburg, but besides these there were around 150 other states and free cities. In 1618 the anti-Catholic and anti-Habsburg sentiment erupted into what became the Thirty Years’ War, turning the territory of the empire into a huge theatre of war.

Although the seventeenth century saw the modest beginnings of regular armed forces in Europe, mercenary armies were still predominant. The recruitment and upkeep of hired soldiers was the work of condottiere.

Through their colonels and captains they

of fate: the fall of the iron condottiere

П оворот судьбы: падение железного кондотьера / t urn

80

он ведет нечестную игру?.. Последовало секретное распоряжение неотступно следить за каждым его шагом, и вскоре подозрения сменились уверенностью. Представленные ему доказательства измены Фердинанд счел неопровержимыми. И 24 января 1634 года на тайном совете он принял решение избавиться от своего главнокомандующего.

Фердинанд II и кондотьеры Невысокий, коренастый и грузный Фердинанд II производил впечатление человека простоватого, доверчивого, легко подпадающего под чужое влияние. Между тем за внешним простодушием этого воспитанника иезуитов скрывался убежденный католик, который слепо верил в свою миссию борца с еретиками и всеми силами стремился укрепить свои владения. Постепенно Священная Римская империя превращалась в огромный конгломерат самостоятельных княжеств и герцогств, раздираемый национальными, религиозными и политическими противоречиями. Сердцевину имперских земель составляли наследственные владения австрийского дома Габсбургов, но окружало их около ста пятидесяти государств и вольных городов. В разные годы они примыкали то к католической унии, то к протестантской евангелической. В 1618 году антикатолические и антигабсбургские настроения привели к

took on recruits, sending out to different parts messages about the mustering points and the size of the wages. They organized the supply of provisions, uniforms and equipment for their private armies. The chronicle of the Thirty Years’ war contains the names of many celebrated military commanders, but for sheer scale and energy none could compare with Wallenstein, whose feats terrified the whole of Europe.

A Spoilt Child of Fate A junior son of an ancient MoravianBohemian family, Albrecht Wenzel Eusebius von Wallenstein was born on 14 September 1583. He lost his mother and father in early adolescence and was then brought up in the family of his Protestant uncle, who sent him to the Protestant university of Altdorf in Franconia. After being expelled from there for fighting, the young Albrech headed for Italy and Hungary to try his luck in the military life. In 1606, following his conversion to Catholicism, he wed a rich widow named Lucretia Nek ova. The marriage brought him extensive estates in eastern Moravia, but five years later Lucretia died. Wallenstein

Тридцатилетней войне, превратившей территорию империи в грандиозный театр военных действий. Хотя в XVII веке в Европе и отмечаются робкие зачатки регулярного войска, преобладали все же армии из наемников. Вербовкой и содержанием наемных солдат ведали кондотьеры. Они через своих полковников и капитанов вербовали рекрутов, рассылали по разным городам извещения о местах сбора и размерах жалованья, организовывали снабжение войска продовольствием, обмундированием и оружием. Набранные полки становились их собственностью, а сам кондотьер заключал соглашение с монархами, нанимавшими его на службу. В анналы Тридцатилетней войны вписаны имена многих прославленных военачальников, но по масштабам и энергии ни один из них не мог сравниться с Валленштейном, который наводил ужас на всю Европу.

искать счастья на военном поприще. Возможно, именно тогда он поклялся себе, что когда-нибудь обретет богатство и славу во что бы то ни стало. В 1606 году, приняв католицизм, он женился на богатой вдове Лукреции Некшовне. Женитьба принесла ему обширные имения в восточной Моравии, но спустя пять лет Лукреция умерла. Валленштейн примкнул к клану эрцгерцога Фердинанда Штирийского, который в 1617 году стал королем Богемии, а затем и императором Фердинандом II. Когда Чехия и Моравия поднялись против Габсбургов и началась Тридцатилетняя война, Альбрехт принял сторону

Баловень судьбы Младший отпрыск древнего моравскочешского рода Вальдштейнов Альбрехт Венцель Евсевий фон Валленштейн родился 14 сентября 1583 года. В детстве он потерял мать и отца и воспитывался в семье дяди-протестанта, который определил его в Альтдорфский протестантский университет во Франконии. Оттуда молодого человека исключили за драку, после чего он отправился в Италию и Венгрию

Ландскнехты армии Мориса, принца Оранского. С гравюр голландского художника Якоба де Гейна. Около 1608 года.

Landsknechts Belonging to the Army of Maurice of Orange. From an engraving by the Dutch artist Jacob de Gheyn. Circa 1608.

81 Пражская дефенестрация (выбрасывание из окон) 23 мая 1618 года. Справа. Император Маттиас (Матвей) и императрица Анна. С портретов работы голландского художника Габриэля Вейера. 1610-е годы. По настоянию членов своей семьи бездетный Маттиас короновал Фердинанда II королем Чехии (1617 год) и Венгрии (1618 год), а тот вскоре вырвал бразды правления империей у больного и дряхлого Маттиаса.

The Defenestration of Prague on 23 May 1618.

Right. Emperor Matthias and Empress Anna. From portraits by the Dutch artist Gabriel Weyer.

1610s.

On the insistence of members of the Hapsburg family, the childless Matthias had his cousin Ferdinand crowned King of Bohemia (1617) and Hungary (1618), soon Ferdinand tore the reins of power from the sick and feeble Matthias.

became close to the clan of Archduke Ferdinand of Styria, who in 1617 became King of Bohemia and later Emperor Ferdinand II. When Bohemia and Moravia rose up against the Habsburgs and war broke out, Albrecht took the Catholic side, seized the Moravian treasury and then appeared on the Hungarian border with a small detachment of men, placing himself at the Emperor’s disposal. He waged war successfully, found time to marry a second time — to the daughter of the Emperor’s favourite, Count Karl von Harrach, and in a few brief years amassed a huge fortune. In northern Bohemia he founded the Duchy of Friedland, with Jitschin (now Ji in) as its capital.

He even issued his own coinage. In this state within a state he produced all that his army needed: he set up smithies and foundries to produce iron and copper, organized the production of sulphur and gunpowder for the artillery, established workshops to produce muskets and to sew kit for his soldiers.

The True Master of Bohemia Wallenstein’s finest hour came in 1625, when King Christian IV entered the war

В 1618 году чешские аристократы, выступавшие против притеснений протестантов в Чехии, выбросили из окон Пражского Града Славата и Мартиница, штатгальтеров (наместников) императора. Те отделались легким испугом, поскольку приземлились на кучу навоза. Но эта буффонадная дефенестрация стала прологом изнурительной Тридцатилетней войны.

In 1618 Bohemian aristocrats protesting against infringements of the promised freedom of Protestant worship threw the imperial regents Slavata and Martinic out of the windows of Prague Castle. The pair escaped with nothing more than a scare as they landed in a heap of manure, but this burlesque episode became the prologue to the devastating Thirty Years’ War. against the Emperor. At his own expense Wallenstein raised for Ferdinand an efficient 20,000-strong army and defeated first Mansfeld, who was advancing on Magdeburg, and then Christian IV. Soldiers hastened to join him from all parts of Europe.

They all knew that the Duke of Friedland paid more generously than anyone and provided first-rate kit and equipment; that he had the best foraging teams, warm winter clothing and the cheekiest sutler-women.

From his soldiers Wallenstein demanded blind obedience and from the Emperor unlimited authority to conquer lands and supreme command of the imperial forces.

Wallenstein — the “Emperor’s Generalissimo”, the “Admiral of the Oceanic and Baltic Seas”, the Duke of Friedland and Mecklenburg — constructed across the country mills and salt-works, raised dams,

of fate: the fall of the iron condottiere

П оворот судьбы: падение железного кондотьера / t urn

католиков, захватил казну Моравии, а затем с небольшим отрядом объявился на границе Венгрии, где предоставил себя в распоряжение императора. Он успешно воевал на стороне католиков, успел вторично жениться — на дочери любимца императора графа Герраха — и за несколько лет сколотил огромное состояние. На севере Чехии он основал Фридландское герцогство со столицей Йичин. Здесь он чеканил собственную монету. В этом государстве в государстве он производил все необходимое для нужд армии: завел кузницы и плавильные печи для производства чугуна и меди, наладил изготовление серы и пороха для артиллерийских орудий, открыл мастерские по изготовлению мушкетов и пошиву солдатской амуниции. Одновременно он не прекращал финансовых махинаций и железной рукой правил в своих владениях.

Подлинный господин Чехии Звездный час Валленштейна пробил в 1625 году, когда против императора выступил датский король Христиан IV. На собственные средства Валленштейн набрал для Фердинанда боеспособную 20-ты-

сячную армию и разгромил наступавшего на Магдебург кондотьера и убежденного протестанта графа Эрнста фон Мансфельда, а затем и Христиана IV. Солдаты стекались к нему со всех уголков Европы. Все знали, что платит герцог Фридландский щедрее всех, предоставляет первоклассную амуницию и вооружение, у него лучшие фуражирские команды, теплые зимние квартиры и разудалые маркитантки. От солдат Валленштейн требовал слепого подчинения, а от императора — неограниченных полномочий на завоеванных землях и верховного командования имперскими войсками.

— Ваше величество, — внушал он Фердинанду, — вы, германский император, должны быть в своих землях таким же господином, как Людовик XIII во Франции. А я стану вашим Ришелье. Мы подчиним короне все германские земли, создадим флот, а там и Константинополь возьмем. Разве вы не хотите возродить великую Римскую империю?

— Планы впечатляющие, — загорелся император, — попутного вам ветра, герцог. «Генералиссимус императора», «Адмирал Океанического и Балтийского мо-

Кондотьер Эрнст фон Мансфельд, полководец Тридцатилетней войны, сначала сражался на стороне католиков, но, недовольный скупостью императора, перешел в лютеранство.

Христиан IV, король Дании и Норвегии, благодаря cвоей храбрости стал народным героем. Во время Тридцатилетней войны он выступил на стороне протестантов во главе наемной армии из 20 000 солдат, которой пришлось отступить под натиском Валленштейна.

Гравюра работы Вильяма Дельфа с оригинала Михаэля Миревельта.

XVII век.

C гравюры Йоханнеса Мюллера. 1625 год.

The condottiere Ernst von Mansfeld, a commander in the Thirty Years’ War, fought first on the Catholic side, but angered by the Emperor’s miserliness, he went over to Lutheranism.

Christian IV, King of Denmark and Norway, became a national hero on account of his bravery. During the Thirty Years’ War he took the field on the Protestant side at the head of a 20,000-strong mercenary army, which was forced to retreat under Wallenstein’s onslaught. From an engraving by Johannes Muller.

1625.

Engraving by Willem Jacobsz Delff from an original by Michael Mirewelt. Seventeenth century. Справа. Сад валленштейновского дворца на Малой Стране в Праге. С рисунка чешского художника Богумира Козака. 1960 год.

83

82

Сад был разбит одновременно с постройкой дворца (в 1620-х годах) и украшен бронзовыми скульптурами работы Адриана де Фриза. Ниже. Золотая монета с портретом Альбрехта Валленштейна (аверс и реверс). 1629 год.

Right. The garden of Wallenstein’s palace in Prague’s Malá Strana.

From a drawing by the Czech artist Bohumir Kozak. 1960.

«Лагерь Валленштейна». С картины Георга Мельхиора Краузе. До 1806 года.

Wallenstein’s Camp.

From a painting by Georg Melchior Krause.

Before 1806.

exploited iron-ore deposits and planned to construct a ship canal between the Baltic and the Elbe to bypass the Danish straits. He attained such wealth that even the grandeur of the imperial house paled in comparison and in Prague he behaved like he owned the place, as if not the Emperor, but he was the true master of Bohemia. Wallenstein ordered the demolition of around a dozen houses in the old Malá Strana quarter and

had a luxurious residence built for himself in their place.

The Downs and Ups of the Mighty Condottiere Meanwhile an endless stream of information about Wallenstein’s abuses and excesses reached Vienna. Finally, in September 1630, the Emperor, disturbed by the rise of his commander-in-chief, replaced Albrecht

The garden was laid out at the same time as the construction of the palace (in the 1620s) and adorned by bronze sculptures made

by Adriaen de Vries.

Below. Both sides of a gold coin bearing Wallenstein’s portrait. 1629.

рей», герцог Фридландский и Мекленбургский, Валленштейн строил по всей стране мельницы и солеварни, возводил плотины, осваивал железные рудники, замышлял проложить судоходный канал из Балтики на Эльбу в обход датских проливов. Он достиг такого богатства, перед которым меркло величие императорского дома, и в Праге вел себя как хозяин, будто не император, а он был подлинным господином Чехии. В старинном квартале Малая Страна Валленштейн приказал снести больше десятка домов и на их месте возвел себе роскошную резиденцию. Поскольку суровый воитель не выносил шума, двенадцать караулов неусыпно стояли в дозоре на близлежащих улицах, чтобы до покоев генералиссимуса не доносились грохот карет и повозок и стук копыт. Валленштейна окружали 60 пажей и 50 телохранителей, столы ломились от яств. При переездах в загородные особняки процессия растягивалась на несколько километров — для одной только свиты требовалось 60 карет.

Падения и взлеты могущественного кондотьера В Вену между тем нескончаемым потоком шли доносы о злоупотреблениях и бесчинствах Валленштейна. В конце концов, в сентябре 1630 года император, обеспокоенный возвышением своего главнокомандующего, сместил Альбрехта и распустил его армию. Для Фердинанда это скоропалительное решение обернулось сокрушительными поражениями. Высадившийся в Северной Германии шведский король Густав II Адольф, «Северный лев», разгромил имперскую армию фельдмаршала Тилли при Брейтенфельде и на реке Лех. Одновременно в Чехию вторгся курфюрст Саксонии, занявший Прагу. Оказавшись в отчаянном положении, Фердинанд, скрепя сердце, униженно обратился за помощью к опальному Валленштейну. Один за другим в Йичин летели гонцы от императора, готового принять любые условия могущественного кондотьера. Тот же не торопился связывать себя словом.

of fate: the fall of the iron condottiere

П оворот судьбы: падение железного кондотьера / t urn

84

Астрологи при дворах европейских монархов в те времена были обычным явлением. Гравюра голландского художника Йоханнеса Страдануса (Яна ван дер Страета). Конец XVI — начало XVII века.

Astrologers were a common phenomenon at the courts of European monarchs at that time.

Engraving by the Dutch artist Johannes Stradanus (Jan van der Straet).

Late sixteenth — early seventeenth century.

В 1628 году великий немецкий астроном и математик Иоганн Кеплер, оставшись без средств к существованию, поступил на службу к имперскому полководцу Валленштейну. Портрет работы неизвестного художника. Ниже. Амулет Альбрехта Валленштейна с гороскопом, составленным Кеплером в 1609 году.

Валленштейн в это время тяжело болел, его вконец измучили приступы подагры. Дошло до того, что он еле передвигался. Его одолевала глубокая депрессия, и в иные дни он даже помышлял о самоубийстве. Не помогали ни целебные источники Карловых Вар, ни горячие ванны, ни бесконечные лекари. Да Валленштейн и не доверял им, считая шарлатанами. Суеверный герцог прислушивался только к астрологам, составлявшим

для него гороскопы. Валленштейн переманил к себе на службу императорского астронома и математика Иоганна Кеплера и в замке Фридланд предоставил в его распоряжение великолепно оборудованную обсерваторию с особым раздвижным куполом. Роковым для железного кондотьера, по словам Кеплера, мог стать 1634 год. Теперь это не давало Валленштейну покоя, тем более что многие из предсказаний астронома сбылись.

and disbanded his army. For Ferdinand this hasty decision resulted in some devastating defeats. The Swedish king Gustavus II Adolphus, the “Lion of the North” landed troops in northern Germany and routed the imperial army of Field Marshal Tilly at Breitenfeld and on the River Lech. At the same time the Elector of Saxony invaded Bohemia and captured Prague. In a desperate position, Ferdinand swallowed his pride and requested aid from the spurned Wallenstein. One after another messengers arrived in Jitschin from an Emperor prepared to accept any conditions from the mighty condottiere. The great commander was in no haste to give his consent though.

At that time Wallenstein was seriously ill; he was completely worn out by attacks of gout. Things got so bad that he could hardly move. He fell into a deep depression and at times even contemplated suicide. The mineral springs of Karlsbad did not help; neither did hot baths or an endless succession of doctors. Wallenstein did not trust doctors anyway, considering them charlatans. The superstitious Duke listened only to the astrologers who drew up horoscopes

for him. Wallenstein “head-hunted” the Emperor’s own astronomer and mathematician, Johannes Kepler, and in the castle of Friedland provided him with a superbly equipped observatory with a special opening dome. Kepler said that the year 1634 might prove fateful for the iron condottiere.

Now Wallenstein could not get the idea out his mind, especially as many of the astronomer’s predictions had come true.

“Death to Cowards!”

Yet after prolonged negotiations with the Emperor, Wallenstein gave way, after having obtained complete freedom of action. He immediately assembled a huge army and advanced against the Swedes, remarking to the generals at a review of his troops, “We’ll see which of us is to be master of the world, the King of Sweden or I.” But his rush of energy proved short-lived.

In the pitched battle beneath the fortress walls of Lützen in Saxony Wallenstein was a changed man. Wracked by an attack of gout, exhausted by pain, he had himself carried on a stretcher in front of the ranks of his soldiers. The usually taciturn commander

In 1628 the great German astronomer and mathematician Johannes Kepler, left without funds, entered the service of the imperial general Wallenstein.

Portrait by an unknown artist.

Below. Wallenstein’s amulet with a horoscope drawn up by Kepler in 1609.

Густав II Адольф, король Швеции, выдающийся полководец XVII века.

«Смерть трусам!»

Закулисные игры

И все-таки, после долгих переговоров с императором, Валленштейн уступил, выторговав полную свободу действий. Немедленно он собрал огромную армию и двинулся на шведов, бросив генералам на смотре своего воинства: «Посмотрим, кому из нас быть владыкой мира: королю шведскому или мне». Воодушевленный новыми перспективами, он надеялся одолеть свою немощь. Но прилив сил оказался недолгим. В генеральном сражении под крепостными стенами Лютцена Валленштейн не походил на себя. Разбитый приступом подагры, изнемогая от боли, он приказал, чтобы его пронесли на носилках перед строем солдат. Обычно молчаливый, Валленштейн сурово оглядел шеренги: «Вперед же, и ни шагу назад! Смерть трусам!» Однако его армия не выдержала бешеного натиска шведов и, дрогнув, отступила. Валленштейн в ярости жестоко расправился с офицерами-пораженцами, приказав их повесить. Утешало одно: в схватке на передовых линиях погиб король Густав Адольф — теперь в мире не было полководца, равного Валленштейну. С остатками армии он отошел в Богемию, где встал на зимние квартиры.

В Вене сделали хорошую мину при плохой игре. Поражение назвали победой, в честь которой отслужили торжественный молебен, а в Мадриде испанский двор развлекался постановкой спектакля «Смерть шведского короля». Опасность шведского вторжения отступила на второй план, можно было перевести дух и посудачить о неудаче Валленштейна.

— Непобедимый колосс уже не тот, — перешептывались в покоях императорского дворца. — Каких побед ждать от этой развалины? Поведение главнокомандующего давало повод для подозрений: что затевает неуемный интриган? Дело попахивало изменой. Императору доносили: «Валленштейн ведет двойную игру», «В его штабквартире в Пльзене замечены чешские эмигранты, с подачи французского двора они предлагают ему чешскую корону», «Главнокомандующий связан какими-то темными делами со шведами и саксонцами». Подозрения в двойной игре вскоре переросли в уверенность. Иначе зачем Валленштейн, разбив шведский корпус под командованием чешского графа Турна, злейшего врага Фердинанда, и завладев Силезией, великодушно освободил взятого в плен графа? Венцы негодовали. И когда шведы захватили Регенсбург, император и герцог Баварский потребовали, чтобы Валленштейн немедленно

85

sternly gazed at the men before him: “Forward, and not one step back! Death to cowards!” But his army did not withstand the furious onslaught of the Swedes. It flinched and drew back. Wallenstein was incensed and dealt severely with defeatist officers, ordering them to be hanged. There was only one consolation: during the battle King Gustavus Adolphus had been killed in a front-line skirmish. Now there was no other commander in the world to rival Wallenstein. He withdrew to Bohemia with the remnants of his army and settled into winter quarters.

В 1611 году новгородские бояре выдвигали его кандидатом на русский престол (в противовес польским претендентам). В 1614 году он начал войну с Россией, закончившуюся выгодным для Швеции Столбовским миром. Портрет работы Пауля Понтиуса. XVII век.

Gustavus II Adolphus, King of Sweden, was an outstanding seventeenthcentury general.

In 1611 the boyars of Novgorod nominated him as a candidate for the Russian throne (to offset the Polish claimants). In 1614 he began a war with Russia that ended with the Treaty of Stolbovo, which favoured Sweden.

Portrait by Paul Pontius.

Seventeenth century.

Кеплер вычислил, что смерть настигнет Альбрехта во время противостояния Сатурна и Юпитера Меркурию и Венере, то есть в начале марта. Он ошибся всего не намного. Валленштейн был убит 25 февраля 1634 года.

Kepler calculated that death would befall Wallenstein when Saturn and Jupiter were in opposition to Mercury and Venus, that is to say, at the beginning of March. He was only slightly out. Wallenstein was killed on 25 February 1634.

Behind the Scenes In Vienna they tried to put a good face on things, calling the defeat a victory and marking it with a service of thanksgiving. The threat of a Swedish invasion had faded; the court had time to catch its breath and gossip about Wallenstein’s failure.

Informants told the Emperor: “Wallenstein is double-crossing you… Czech émigrés have been seen at his headquarters at Pilsen; they are offering him the crown of Bohemia…

The commander-in-chief is engaged in some

of fate: the fall of the iron condottiere

П оворот судьбы: падение железного кондотьера / t urn

86

начал наступление. Главнокомандующий, сославшись на невозможность воевать в зимних условиях, ответил отказом. Его завистники всеми силами пытались убедить императора, что генералиссимус самоустранился, а его армия превратилась в нависший над короной дамоклов меч. Валленштейн тем временем вел бесконечные запутанные переговоры с противником и угрожал двору своей отставкой. Кульминации события достигли 18 февраля 1634 года, когда грамотой императора командующий был объявлен состоящим в заговоре и смещен со своего поста. Один за другим полки начали покидать опального генерала и отходить к Праге, назначенной Фердинандом местом сбора верных ему сил. Валленштейн с остатками войска бросился на запад, к баварской границе. Он надеялся на помощь шведов, чья армия стояла неподалеку. Но их командующий Бернгард Веймарский, опасаясь подвоха, бросил курьеру: «Поделом ему. Ради вероломного Фридландца я не позволю оседлать даже собаку». Повалил мокрый снег. Проклиная судьбу, поредевшая армия Валленштейна медленно продвигалась к пограничному городку Эгеру. По пути к ней присоединился отряд драгун старого соратника Валленштейна полковника Батлера — оставшиеся километры верные командующему солдаты и наемные убийцы прошагали бок о бок….

sort of dark dealings with the Swedes and Saxons.” Distrust soon grew into certainty. Why else, after routing a Swedish corps commanded by the Bohemian Count Heinrich Matthias von Thurn, one of Ferdinand’s worst enemies, and gaining control of Silesia, would Wallenstein have magnanimously released the captured Count?

Those envious of Wallenstein exerted every effort to persuade Ferdinand that the generalissimo had distanced himself from him and his army had turned into a Sword of Damocles hanging over the throne.

Events culminated on 18 February 1634, when the Emperor issued a decree declaring the commander to be involved in conspiracy and removing him from his post.

One after another regiments began abandoning the disgraced general and withdrawing in the direction of Prague, which Ferdinand had named as the mustering point for forces loyal to him. Wallenstein took the remnants of his men and hastened westwards, towards the Bavarian frontier. He hoped for the aid of the Swedes, whose army was not far off. But its commander, Bernhard of Weimar feared some form of trick

Роковые цепи судьбы Всю жизнь Валленштейн не расставался с золотой цепью, подаренной ему в ознаменование первой победы молодым эрцгерцогом Фердинандом, — надеялся с помощью этого талисмана приковать к себе счастье. В ту роковую ночь, незадолго до его гибели, цепь порвалась. Почувствовал ли он тогда, что конец близок? Когда в Эгерском замке рубаки Батлера и Лесли расправлялись с генералами Валленштейна, небольшой отряд отборных солдат ирландца Деверу незаметно крался к дому бургомистра Эгера, где расположился на ночлег Валленштейн. Бесшумно сняв часовых у заднего крыльца, убийцы проникли во внутренний двор. Покои Валленштейна располагались в отдельном флигеле, слуги и прочая челядь спали в соседнем крыле. Солдаты медленно поднялись по винтовой лестнице и по галерее прокрались в опочивальню герцога. На их пути встал камердинер Валлен-

and told the messenger: “It serves him right.

For the sake of the treacherous Friedland, I’ll not allow even a dog to be saddled.” Wet snow was falling heavily. Cursing fate, Wallenstein’s depleted army trudged slowly towards the border town of Eger. On the way they were joined by a detachment of dragoons commanded by an old comrade of the condottiere, Colonel Butler — the loyal soldiers and the hired killers travelled the last few miles side by side.

штейна. Короткий удар шпагой устранил это последнее препятствие. Высадив дверь алебардами, убийцы ворвались в спальню. Валленштейн, одетый в ночную рубаху, стоял возле окна, всматриваясь в темноту. Деверу с алебардой набросился первым, остальные принялись добивать истекавшего кровью полководца. Узнав об убийстве Валленштейна, Фердинанд II изобразил праведный гнев: он якобы приказал лишь взять его под стражу, но не убивать! За упокой души генералиссимуса в австрийской столице отслужили тысячу молебнов, а когда последние почести были отданы, его убийцы получили свои сребреники: драгуны, участвовавшие в ночной резне, — по 500 талеров, капитан Деверу — вдвое больше. Батлер, Лесли и Гордон вступили во владение имениями из числа поместий, конфискованных после смерти Валленштейна. Карта железного кондотьера оказалась бита — победа досталась императору.

87 «Смерть Валленштейна». Гравюра работы Йохана Генриха Липса с оригинала Эберхарда Вахтера.

1805 год.

Wallenstein’s Death.

Engraving of the scene in Schiller’s play by Johann Heinrich Lips after an original by Eberhard Wächter. 1805.

“Precisely because Wallenstein erred in his great soul and in his designs, petty men were able to outwit and kill him. What were his plans? … Could he not have inclined as much on the side of German society and Emperor Ferdinand as against them… All that was concealed by the night that saw him swimming in his blood,” wrote the poet and historian Ernst Moritz Arndt.

«Убийство Валленштейна в Эгере 25 февраля 1634 года». С рисунка неизвестного художника. Музей города Эгера (ныне — Хеб).

The Chain of Fate Throughout his life Wallenstein never parted with a gold chain that had been given to him to commemorate his first victory by the young Archduke Ferdinand and hoped that this talisman would somehow chain luck to him. On that fateful evening, not long before his death, the chain broke. Did he sense then that the end was near? While Butler and Leslie’s butchers were dealing with Wallenstein’s generals in Eger castle, a small detachment of hand-picked men under the Irishman Devereux crept unnoticed up to the house of the burgomaster, where Wallenstein was to spend the night. After silently disposing of the

«Потому именно, что Валленштейн заблудился в своем высоком духе и в своих предначертаниях, мелкие люди и могли перехитрить и умертвить его. Какие были его планы… не мог ли он склониться столько же на сторону германского отечества и императора Фердинанда, сколько и против них… то все сокрыла ночь, узревшая его плавающим в своей крови...» — писал историк и поэт Эрнст Мориц Арндт.

sentries by the rear wing, the murders entered the inner courtyard. The soldiers slowly climbed the spiral staircase and stole along the gallery to the Duke’s bedroom. Using halberds to break in the door, the killers burst inside. Wallenstein, dressed in a nightshirt, stood at the window looking out at the darkness. Devereux was the first to plunge his halberd into him; the others then finished off the bleeding generalissimo.

When informed of Wallenstein’s murder, Ferdinand II feigned righteous anger: he

had supposedly only ordered his arrest and not his death! A thousand requiems were said for the generalissimo’s soul in the Austrian capital, and when the last honours had been given, his killers received their reward: the dragoons who had taken part in the bloodbath got 500 thalers each, Captain Devereux twice that sum. Butler, Leslie and Gordon became owners of some of the estates confiscated after Wallenstein’s death. The iron condottiere’s card was trumped — victory went to the Emperor.

«Соотношение Меркурия и Юпитера указывает также на обман и клевету со стороны высокопоставленных лиц, которые должны совершить коварное убийство», — написал в гороскопе Валленштейна Иоганн Кеплер.

The Murder of Wallenstein at Eger on 25 February 1634. From a drawing by an unknown artist.

Museum of the City of Eger (now Cheb).

“The relationship of Mercury and Jupiter also points to deceit and slander on the part of highlyplaced figures who should commit a perfidious murder,” Kepler wrote in Wallenstein’s horoscope.

country that we lost

Страна, которую мы потеряли / t he

Валентин МАКСИМОВ / by Valentin MAXIMOV

«Словно старец, он велик и спокоен» “Like some elder, calm and stately”

Этот город называется Полоцк, Он войною на две части расколот, Он расколот на две части рекою, Полной тихого лесного покоя. Словно старец, он велик и спокоен, Со своих на мир глядит колоколен…

«Подножка» для Удино

Юрий Визбор. Из песни «Полоцк»

Polotsk is this city’s name.

By war it was cut in twain.

Cut in half by a river, too, That out of woodland flows sedately.

Like some elder, calm and stately, It regards the world from its own point of view.

From Yury Vizbor’s song Polotsk

Наивысшего экономического и культурного расцвета Полоцкое княжество, расположенное на пути «из варяг в греки», достигает в XI веке, при князе Всеславе Чародее.

89

88 Французская армия находилась всего в 480 верстах от Санкт-Петербурга. Солдаты маршала Удино уже предвкушали свое торжественное вступление в столицу. Но с каждым днем продвигаться вперед становилось все труднее и труднее. Деревни опустели: крестьяне покидали свои дома, прятали съестное и уходили в окрестные леса. Отряды казаков, появляясь на флангах, жалили, словно осы, уничтожая обозы с провизией и боеприпасами. Пытаясь догнать отступающую русскую армию, французы совершали длинные переходы по раскисшим от частых дождей дорогам. От голода и усталости у солдат подкашивались ноги. Армия слабела с каждым днем. Однако, захватив в середине июля Полоцк, маршал Удино решил продолжить движение к Петербургу...

The French army was a little over 300 miles from St Petersburg. Marshal Oudinot’s soldiers were already looking forward to their triumphant entry into the capital. But with every passing day their advance became harder. The villages were deserted: the peasants left their homes, hid their stocks of food and melted into the forests. Detachments of Cossacks appeared on their flanks, stinging like wasps, destroying carts carrying provisions and ammunition.

In an attempt to catch the withdrawing Russian army, the French made long marches each day along roads turned to mud by frequent rains. The men could barely lift their legs for hunger and exhaustion. The army was growing weaker by the day. Still, after capturing Polotsk in the middle of July, Oudinot decided to continue the advance on St Petersburg.

«Всеслав-князь людям суд правил, князьям города рядил, а сам ночью волком рыскал: из Киева до петухов дорыскивал Тмуторокани, великому Хорсу волком путь перебегал. Ему в Полоцке позвонили к заутрени рано у святой Софии в колокола, а он в Киеве звон тот слышал…» — говорится о Всеславе Чародее в «Слове о полку Игореве». Слева. Полоцк. Вид на город со стороны Задвинья. Открытка конца XIX века.

The principality of Polotsk lay on the trade route “from the Varangians to the Greeks” and reached its highest economic and cultural peak in the eleventh century under Prince Vseslav the Sorcerer.

The old Russian epic The Lay of Igor’s Host has this to say of that ruler: “Prince Vseslav was a judge to his subjects, he appointed cities for the princes: but he himself at night raced like a wolf from Kiev to the Idol of Tmutarakan, raced, like a wolf across the path of the great Khors. To him at Polotsk they rang the bells early for matins at Saint Sophia; and he at Kíev heard the sound.”

Left. Polotsk. View of the city from Zadvinye.

Late nineteenth-century postcard.

— Ну, все, милостивые государи, хватит французам топать прогулочным шагом. Пора им отведать русских штыков. — Витгенштейн обвел взглядом собравшихся на совет генералов.— Завтра выступаем к селу Клястицы.

— Давно пора, Петр Христофорович. Мои гусары уже заждались настоящего дела, — сверкнул глазами командир лейбгвардии Гродненского гусарского полка Яков Кульнев. — Зададим им жару!

— А ты, Яков Петрович, не горячись. Уж седина в висках, а все как мальчишка — норовишь в самое пекло забраться, — неодобрительно покачал головой граф. — Завтра атакуем французов, даст бог, опрокинем неприятеля. Армия французская растянулась, грех этим не воспользоваться, но помни, что у них штыков в полтора раза больше. Переправляться через Дриссу я тебе категорически запрещаю. Пылкий генерал не внял словам осторожного Витгенштейна. На третий день кровопролитного сражения, преследуя французов, авангард Кульнева переправился через реку Дриссу и угодил в ловушку. Ураганный артиллерийский огонь рассеял русскую кавалерию, а французские колонны опрокинули и обратили в бегство пехоту. Прикрывая отступление основных сил, Яков Кульнев лично повел гродненцев в атаку.

A Stumbling-Block for Oudinot “Well, gentlemen, I think the French have had enough of a pleasure stroll. It’s time to give them a taste of Russian bayonets.” Wittgenstein’s gaze swept the generals gathered for a council of war. “Tomorrow we move to the village of Klyastitsy.”

“High time, Piotr Christoforovich. My hussars are tired of waiting for some real action,” said Yakov Kulnev, the commander of the Grodno Life Guards Hussars Regiment, with sparkling eyes. “We’ll make it hot for them!”

“Calm down, Yakov Petrovich. Grey at the temples and you’re still striving to be in the very thick of things,” the Count replied with a shake of his head. “Tomorrow we attack the French. God willing, we shall throw the enemy back. The French army has become overextended. It would be a sin not to exploit that, but remember — they have half as many men again as us. I categorically forbid you to cross the Drissa.”

The hot-headed General did not heed the cautious Wittgenstein’s words. On the third day of the bloody battle, while pursuing the French, Kulnev’s vanguard crossed the

Не обращая внимания на сыпавшиеся градом ядра, гусары налетели на неприятельский строй. Французы дрогнули. Казалось, еще немного — и враг обратится в бегство. Но в этот момент прямым попаданием ядра генерал-майору Кульневу оторвало обе ноги. К месту, где упал истекающий кровью герой, устремился отряд французских кирасир.

— Генерал ранен! — Гусары окружили командира, не давая французам приблизиться. После ожесточенной схватки, оставив на поле груду тел, кирасиры отступили. Слабеющей рукой Яков Петрович стал снимать с мундира ордена.

— Возьмите, спрячьте сии знаки… — протянул он их ближайшему офицеру. — Пусть враги не радуются, пусть узрят в охладевшем трупе моем не генерала русского, но простого воина, положившего живот свой за Отечество. А вы, друзья, не уступайте ни шага русской земли. Победа у вас за плечами. Смерть героя не была напрасной. Преследуя отступающих гродненцев, французы наткнулись на основные силы Витгенштейна и были окончательно разбиты. Удино отступил к Полоцку. Эта победа стала первым крупным успехом русской армии в кампании 1812 года. Одержана она была в тот момент, когда армии Барклая-де-Толли и Багратиона продолжали отступать, уклоняясь от

River Drissa and fell into a trap. Intense artillery fire scattered the Russian cavalry, and the French columns repulsed the infantry and put them to flight. Covering the withdrawal of the main forces, Yakov Kulnev personally led his men into the attack.

Ignoring the hail of cannonballs, the hussars hurled themselves at the enemy formation. The French flinched. Just a little more, it seemed, and the foe would turn and run.

But at that moment a direct hit by a cannonball tore off both Major General Kulnev’s legs. A detachment of French cuirassiers surged towards the spot where the fallen hero was bleeding to death.

“The General’s wounded!” The hussars surrounded their commander, keeping the French at bay. After a desperate struggle that left a heap of bodies on the field, the cuirassiers fell back.

With a weakening hand, Yakov Petrovich began to remove the decorations from his uniform.

“Take these medals and hide them.” He held them out to the nearest officer. “Don’t give the enemy the pleasure. Let them see my cold body not as a Russian general, but

country that we lost

Страна, которую мы потеряли / t he

90

В боях под Полоцком летом 1812 года генераллейтенант Петр Витгенштейн (слева) дважды был легко ранен, а генерал-майор Яков Кульнев (справа) по воле случая погиб недалеко от родового имения. Портреты работы Джорджа Доу.

1820-е годы.

Маршал Сен-Сир принял командование над сражавшимися против Витгенштейна войсками после того, как в битве под Полоцком был тяжело ранен маршал Удино. С гравюры Босселмена. Первая половина XIX века.

In the fighting outside Polotsk in the summer of 1812 Lieutenant General Piotr Wittgenstein (left) was lightly wounded twice, while Major General Yakov Kulnev (right) was fated to die close to his family estate.

Portraits by George Dawe.

1820s.

Marshal St.-Cyr took command of the forces that had fought against Wittgenstein after Marshal Oudinot was seriously wounded in the battle of Polotsk. From an engraving by Bosselmen.

First half of the nineteenth century.

в ней стала багровой от крови. С тех пор мост, по которому русские отряды вошли в город, носит название Красный.

Деяния святой Ефросиньи решительной встречи с превосходящими силами противника. Графа Витгенштейна провозгласили «спасителем Петербурга». А жители Пскова, для которых эта победа устранила угрозу вторжения французской армии, даже хотели воздвигнуть ему памятник. Эту почесть он отклонил, заявив, что уже сама признательность псковитян «будет служить ему всегдашним памятником»… От французов Полоцк освободили в октябре. Это сражение было частью общего плана по окружению наполеоновской армии на реке Березине и стало одной из самых кровопролитных битв 1812 года. Потери с обеих сторон составили почти 14 тысяч человек. Берега реки Полоты были усеяны телами погибших, а вода

Близость французов к Петербургу вызвала в столице, особенно при дворе, сильное волнение. Наиболее ценные коллекции Эрмитажа были упакованы и вывезены на баржах в Петрозаводск. К эвакуации готовились архивы высших государственных учреждений. Известие о победе Витгенштейна под Полоцком рассеяло все страхи.

The closeness of the French to St Petersburg caused great anxiety in the capital, especially at court. The Hermitage’s most valuable collections were packed up and sent on barges to Petrozavodsk.

The archives of the major state institutions were also prepared for evacuation. The news of Wittgenstein’s victory outside Polotsk dispersed all the fears.

«Преследование конногвардейцами французских конных егерей под Полоцком». С картины Филиппа Чирка. 1890 год.

Horse Guards Pursuing the French Mounted Chasseurs outside Polotsk.

From a painting by Philipp Chirk. 1890.

«В лето 862 принял власть Рюрик и раздал мужам своим грады: Полотеск, Ростов, Бело Озеро», — гласят русские летописи. Долгое время Полоцк оставался главным западным городом Руси. Не случайно в 1066 году он был украшен жемчужиной древней архитектуры — Софийским собором. Он стал третьим на славянских землях — такие храмы были воздвигнуты еще только в Киеве и Великом Новгороде. В начале XII века, во времена расцвета Полоцкого княжества, в семье князя Георгия Всеславича и жены его Софии родилась дочь Предслава, ставшая одной из первых русских святых. С детства Предслава полюбила уединение, а шумным играм предпочитала чтение. Книг же и при княжеском дворе, и у монахов-учителей было предостаточно. Шло время, и слава о красоте и обра-

зованности Предславы разнеслась по всем городам. В Полоцк зачастили сваты. Но мысли юной княжны были далеки от замужества. Услышав однажды разговор отца и матери о свадьбе, Предслава побежала к своей тетке игуменье Романовой.

— Матушка, спаси! — бросилась она в ноги настоятельнице. — Отец хочет выдать меня замуж, да я того не желаю. Возьми к себе в монастырь.

— Чадо мое, — грустно улыбнулась игуменья, — как могу такое сотворить? Гнев отца твоего падет на мою голову. Юна ты, не снесешь тягот монашеского жития. Да и в силах ли ты оставить княжение и славу мира сего?

— Матушка! — воскликнула в ответ отроковица. — Что будет, если мой отец захочет отдать меня в супружество? Если будет

as a simple warrior who has laid down his life for his country. And you, friends, surrender not one yard of Russian soil. Victory is at your back.”

The hero’s death was not in vain. Pursuing the withdrawing hussars, the French encountered Wittgenstein’s main forces and were finally defeated. Oudinot pulled back to Polotsk.

This victory became the first major success for the Russian army in the campaign of 1812.

It was gained at a time when the armies of Barclay de Tolly and Bagration were continuing to withdraw, avoiding a decisive clash with the numerically superior enemy forces.

Count Wittgenstein was hailed as “the Saviour of St Petersburg”, while the inhabitants of Pskov, for whom this victory removed the threat of being taken by the French army, even wanted to put up a monument to him.

He declined the honour, saying that the gratitude of the people of Pskov would “serve him as an enduring monument.”

Polotsk was freed from the French in October. That action was part of the overall plan to encircle Napoleon’s army on the River Berezina and became one of the

Памятник победы в войне 1812 года был установлен в Полоцке в 1850 году. Открытка конца XIX века.

The monument to victory in the 1812 war was set up in Polotsk in 1850.

Late nineteenth-century postcard.

country that we lost

Страна, которую мы потеряли / t he «Ефросинья Полоцкая и ее житие». Фрагмент иконы. Конец XX века.

92

Euphrosyne of Polotsk with Scenes from Her Life.

Detail of an icon.

Late twentieth century.

так, от печали этого мира нельзя будет избавиться! Что содеяли наши роды, бывшие прежде нас? Женились и выходили замуж, и княжили, но не вечно жили, жизнь их прошла, и погибла их слава. Но древние жены, взяв мужескую крепость,

bloodiest battles of 1812. The combined losses of both sides were 14,000 men. The banks of the River Polota were strewn with the bodies of the dead and its water turned scarlet with blood. To this day the bridge over which the Russian troops entered the city is known as the Red Bridge.

The Acts of St Euphrosyne “In the year 862 Riurik took power and gave out cities to his men: Polotesk, Rostov, Belo Ozero,” the Russian chronicles say. For a long time Polotsk was the main western city of Rus’. It is no coincidence that in 1066 it was adorned by a gem of Old Russian architecture — St Sophia’s Cathedral, inspired by the main place of worship in Byzantium. The cathedral was the third in the Slav lands — such edifices only existed in Kiev and Novgorod the Great.

In the early twelfth century, when the principality of Polotsk had its heyday, Prince Georgy Vseslavich and his wife Sophia had a daughter whom they named Predslava. She became one of the first Russian saints.

From childhood Predslava was fond of solitude and preferred reading to noisy games.

пошли следом за Христом, женихом своим, и предали тела свои ранам, духовным мечом отсекли от себя плотские сласти… И они памятны на земле, и имена их написаны на небесах. А сия слава есть прах и пепел, словно дым рассеется, словно пар сгинет! Изумившись ответу Предславы, старая игуменья пообещала испросить заступничества у епископа Полоцкого Илии. Епископ имел большое влияние на князя, и вскоре дело было улажено. Княжна Предслава обратилась в монахиню Ефросинью. Стараниями Ефросиньи в Полоцке была приумножена библиотека при Софийском соборе, ставшая одной из лучших на Руси. В 1128 году она основала СпасоПреображенский женский монастырь. Богатые славили Ефросинью за мудрость, а бедные — за доброту и сочувствие. Но сердце ее разрывалось на части, когда она видела, какие беды несут междоусобные распри князей. Денно и нощно возносила она молитвы Богу с просьбой принести мир на святую Русь. Как символ объединения славянских племен был задуман Ефросиньей напрестольный крест для Спасского собора. Изготовить его Ефросинья попросила лучшего ювелира Киевской Руси Лазаря Богшу. А в Византию отправила специальное посольство за частицами святых мощей. В крест были вложены кровь Христа, частица Гроба Господня и частицы мощей

There was no shortage of books at the princely court and at the disposal of the monks who taught her. As time went on, talk of Predslava’s beauty and learning spread far and wide.

Matchmakers often visited Polotsk.

But the young Princess’s thoughts were far from marriage. After on one occasion hearing her father and mother discussing her wedding, Predslava fled to her aunt, the Abbess Romanova.

“Holy Mother, save me!” she said, throwing herself at the Abbess’s feet. “Father wants to marry me off, and I do not want that. Take me into your convent.”

“My child,” the Abbess said with a sad smile, “how can I do that? Your father’s wrath will come down upon my head. You are but young and will not stand all the privations of the cloistered life. And are you strong enough to part with your rank and the glory of this world?”

“Mother,” the girl exclaimed in reply.

“What will be, if my father decides to give me away in marriage? If so, I will be unable to rid myself of the sorrow of this world!

What did our kinsfolk do before us? They married and reigned, but did not live for

святого великомученика Пантелеймона и других угодников. Крест этот, богато украшенный драгоценными камнями и золотом, стал не только православной святыней, но и шедевром ювелирного искусства Древней Руси. А Ефросинья Полоцкая была канонизирована вскоре после смерти, которую встретила во время паломнической поездки в Иерусалим в 1173 году.

Искусство Лазаря Богши стало вершиной древнерусского эмальерного дела. Литография Арлена Кашкуревича. 1987 год.

Зачинатель русской поэзии

The work of Lazar Bogsha represented the peak of the art of enamel in Early Russia. Lithograph by Arlen Kashkurevich. 1987.

93

Ожидая исхода переговоров с Польшей, царь Алексей Михайлович Тишайший скучал в Полоцке. «Воевать одновременно и с Польшей, и со шведами русскому войску не под силу. — Мысли государя постоянно возвращались к неудачной осаде Риги. — Но ведь и Польша не в лучшем положении. Ее тоже шведы треплют. Так что князь Иван Никитич Одоевский должен заключить мир на выгодных Москве условиях. Но уж больно томительно это ожидание. И взор царский усладить некому. Уж сколько просил иностранных купцов выписать из немецких или английских земель мастеров комедию делать. Не могут, супостаты, найти актеров…»

— Государь, местный ученый монах именем Симеон просит позволения прочитать метры собственного сочинения. — Голос стольника Матвея прервал размышления царя.

— Помню, говорили мне о нем… А о чем вирши?

— Посвящены возвращению под ваше владение Малой и Белой Руси.

— Ну, так зови, что медлишь. Двенадцать отроков вошли в палаты и встали рядком, опустив очи долу. Следом за ними появился сухощавый молодой человек в рясе, с выразительным лицом и умными лукавыми глазами.

— Дозволь начать, великий государь? — обратился с поклоном он к царю. Алексей Михайлович кивнул, и Симеон ткнул локтем в бок крайнего отрока. Тот вздрогнул и тонким голосом, слегка завывая, стал декламировать:

В Спасо-Преображенской церкви сохранились уникальные фрески XII века. Здесь же хранятся мощи святой Ефросиньи.

Unique twelfth-century frescoes survive in the Church of the Transfiguration. The relics of St Euphrosyne are also here.

ever; their lives passed and their fame perished. But the ancient women, girded themselves with the strength of men, followed Christ, their bridegroom, and submitted their bodies to wounds, cutting themselves off with the spiritual sword from the delights of the flesh… And they are remembered on this earth, and their names are written in heaven. While this fame is dust and ashes, disperses like smoke and vanishes like steam!

Утраченный во время Великой Отечественной войны крест Преподобной Ефросиньи Полоцкой был реконструирован в 1997 году.

The Cross of St Euphrosyne of Polotsk, lost during the Second World War, was reconstructed in 1997.

Спасо-Ефросиньевский монастырь. Открытка конца XIX века.

The Saviour Convent of St Euphrosyne. Late nineteenth-century postcard.

country that we lost

Страна, которую мы потеряли / t he

94

Веселися, о царю пресветлый з востока, Россом светячий светом от бозкаго ока... Отрок остановился, но декламацию тут же подхватил его сосед: Светися днесь, светися, церкви восточная, Кгды ж дана ей отрада с небес медоточная… У второго голос уже начал ломаться, и юноша иногда срывался на бас. Так на разные голоса отроки по очереди декламировали славящие царя вирши. Когда закончил наконец последний, царь обратил взор на Симеона.

— Что ж, потешил, складно вирши пишешь, — сказал он. — Наслышан я о твоей учености. Завершится война — желаю видеть тебя в Москве. А сейчас отпусти учеников своих, а мы с тобой побеседуем… В 1661 году Полоцк был занят поляками, и Симеон, воспользовавшись приглашением государя, перебрался в Москву. В столицу он привез с собой плоды европейской учености — прекрасное знание языков латинского, польского, белорусского, украинского, а также «семи свободных наук», составлявших основу средневекового университетского образования: грамматики, риторики, диалектики, арифметики, геометрии, астрологии и музыки. В Москве Симеон, получивший по месту рождения прозвание Полоцкий, начал обучать латинскому языку будущих дипломатов — молодых подьячих Приказа тайных дел. Он участвовал в работе

Astonished by Predslava’s answer, the old Abbess promised to seek the intercession of Bishop Ilya of Polotsk. The Bishop had great influence over the Prince and soon the matter was settled. Princess Predslava became the nun Euphrosyne.

Through her efforts the library attached to St Sophia’s Cathedral in Polotsk was expanded, becoming one of the best in Rus’. In 1128 she founded the Transfiguration Convent. The rich extolled Euphrosyne for her wisdom, the poor for her kindness and compassion. But her heart was torn apart when she saw the miseries caused by the Russian princes fighting among themselves. Day and night she sent up prayers to God, begging for peace in Holy Rus’.

As a symbol of the unification of the Slav tribes Euphrosyne conceived an altar cross for the convent’s cathedral. She asked Lazar Bogsha, the finest jeweller in Kievan Rus’, to make it for her and sent a special embassy to Byzantium for fragments of sacred relics.

Incorporated into the cross were the blood of Christ, a particle of the Holy Sepulchre and particles of the relics of the martyr Panteleimon and other saints.

Слева. Симеон Полоцкий. Гравюра Н. И. Соколова.

1801 год.

Left. Simeon of Polotsk.

Engraving by N.I. Sokolov.

1801.

Пользуясь покровительством царя Федора, Симеон Полоцкий в обход патриарха, контролировавшего государственный Печатный двор, завел в Кремле типографию, свободную от церковной цензуры. Видя свою задачу в просвещении и образовании общества, он издал «Букварь языка славенска», сборники проповедей «Обед душевный» и «Вечеря душевная» и многие другие ставшие популярными в Москве книги.

В XVII веке рукописная «История о Варлааме и Иоасафе» была весьма популярным чтением в Москве. Симеон Полоцкий написал к ней стихотворное предисловие и напечатал в 1680 году. Справа. Одна из гравюр к изданию, выполненная Афанасием Трухменским.

In the seventeenth century the manuscript Story of Varlaam and Joseph was very popular reading matter in Moscow. Simeon of Polotsk wrote a verse preface to it and printed it in 1680.

Right. One of the engravings for the publication made by Afanasy Trukhmensky.

This cross, richly decorated with precious stones and gold, was not only a sacred object for Orthodox believers, but also a masterpiece of Old Russian jeweller’s work.

Euphrosyne of Polotsk was canonized soon after her death, which occurred while she was on a pilgrimage to Jerusalem in 1173.

The Pioneer of Russian Poetry Tsar Alexei Mikhailovich was having a tedious time in Polotsk, waiting for the outcome of peace negotiations with Poland.

“Sire, scholarly monk of these parts by the name of Simeon begs permission to recite verses of his own composing,” the voice of the courtier Matvei interrupted the Tsar’s reverie.

“I recall hearing of him… What are these verses about?”

“They are devoted to the return of Small and White Russia [the Ukraine and Belorussia] to your dominion.”

“Well, call him then. Why so slow?”

Twelve adolescents entered the chamber and stood in a row, their eyes lowered. After them came a lean young man in a cassock.

95

Exploiting Tsar Fiodor’s support, Simeon set up a print-shop free of Church censorship in the Kremlin, circumventing the Patriarch, who controlled the state Printing Yard. Seeing his task to be the enlightenment and education of society, he published a Primer of the Slav Language, collections of sermons and many other books that became popular in Moscow.

He had an expressive face and intelligent, shrewd eyes.

“May we begin, my Lord?” he asked, bowing to the Tsar. Alexei Mikhailovich nodded and Simeon poked the boy at the end of the row with his elbow. He gave a start and began reciting in a thin, slightly whining voice. When he had finished his piece, his neighbour began. And so the lads in turn declaimed verses extolling the Tsar. When the last of them had finished, the Tsar turned his gaze to Simeon.

“Well, you have diverted me; you write verses well,” he said. “I have heard talk of your learning. When the war is over, I wish to see you in Moscow. And now dismiss your pupils and you and I shall talk…”

In 1661 Polotsk was taken by the Poles and Simeon, using the Tsar’s invitation, moved to Moscow. As time went on his authority grew so much that he was entrusted with educating the Tsar’s children Sophia and Fiodor.

The writer, poet, dramatist and theologian Simeon of Polotsk left an immense legacy of works and became the founder of the genres of poetry and drama in Russian literature. His

Слева. Правительница Софья Алексеевна. Портрет работы неизвестного художника. Вторая половина XVII века.

Left. The Regent Sophia Alexeyevna. Portrait by an unknown artist. Second half of the seventeenth century.

Справа. Царь Федор Алексеевич, предстоящий образу Спаса Нерукотворного. Портрет работы Ивана Салтанова, Ерофея Елина, Луки Смолянинова.

1689 год.

Right. Tsar Fiodor Alexeyevich before an Icon of the Vernicle. Portrait by Ivan Saltanov, Yerofei Yelin and Luka Smolianinov. 1689.

церковного собора 1666—1667 годов, осудившего расколоучителей и патриарха Никона. Со временем его авторитет стал столь высок, что ему доверили воспитывать царских детей — Софью и Федора. Писатель, поэт, драматург и богослов Симеон Полоцкий оставил огромное литературное наследство и стал основоположником поэтического и драматического жанров в русской литературе. Его главные книги «Рифмологион» и «Вертоград многоцветный» включают не одну тысячу стихов. Еще при жизни он — первый из русских писателей! — получил европейскую известность. Его творчество изучали в Оксфорде. А проповеди Симеона были популярны у братских христианских народов. Некоторые из них перевел на грузинский язык царевич Александр Арчилович Батонишвили, друг и сподвижник Петра I.

Утраченная святыня Наполеоновское нашествие крест Ефросиньи Полоцкой пережил замурованным

«Франциск Скорина сын славного Полоцка» — так подписывался великий гуманист и просветитель XVI века. Автопортрет Франциска Скорины впервые помещен в его книге «Иисус Сирахов».

1517 год. Ниже. Книги, изданные Франциском Скориной.

“Frantsisk Skorina from glorious Polotsk” is how the great sixteenth-century humanist and enlightener signed himself. A self-portrait of Skorina that was first included in his Book of Jesus ben Sirach. 1517.

Below. Books published by Frantsisk Skorina.

country that we lost

Страна, которую мы потеряли / t he

в стену Софийского собора. А в советское лихолетье пропал. Не до религиозных святынь было в то время. В 1921 году его вместе с другими церковными ценностями реквизировали большевики. Известно, что перед Великой Отечественной войной он хранился в сейфе Могилевского обкома и горкома партии, откуда бесследно исчез, когда город заняли немцы. Не найден он и по сей день. Как и Янтарная комната, крест Ефросиньи Полоцкой считается одним из десяти самых ценных произведений отечественного искусства, местонахождение которых не установлено.

Софийский собор в Полоцке был существенно перестроен в XVIII веке. Открытка конца XIX века.

Полоцк был освобожден от немцев 4 июля 1944 года войсками 1-го Прибалтийского фронта.

The Cathedral of St Sophia in Polotsk was substantially reconstructed in the eighteenth century.

Late nineteenth-century postcard.

Polotsk was liberated from the Germans on 4 July 1944 by the forces of the 1st Baltic Front.

96

main books, the Rifmologion and Vertograd monogotsvetny, contain several thousand verses. In his own lifetime he became the first Russian writer well known in Europe.

Lost Relic The cross of Euphrosyne of Polotsk survived Napoleon’s invasion bricked up in a wall of St Sophia’s Cathedral. But in the turmoil of the Soviet years it disappeared. In 1921 it was requisitioned by the Bolsheviks

along with other church valuables. It is known that before the Nazi invasion it was kept in a safe belonging to the Moghilev city and district party committee, from where it vanished without trace when the city was occupied by the Germans.

It has still not been found. Like the Amber Room, the cross of Euphrosyne of Polotsk is reckoned one of the ten most valuable works of Russian art whose whereabouts are unknown.

Сегодня Полоцк, один из древнейших русских городов, с которым связаны многие памятные события отечественной истории, находится на территории Республики Беларусь.

Today Polotsk, one of the most ancient Russian cities, associated with many memorable events in our nation’s history, is on the territory of the Republic of Belarus.

Реконструкция первоначального вида Софийского собора в Полоцке, построенного в XI веке.

Reconstruction of the original appearance of St Sophia’s in Polotsk as it was built in the eleventh century.

ВЕЛИКИЕ О ВЕЛИКИХ

ПЛУТАРХ О ЛИКУРГЕ

дело нечеловеческого разума Плутарх писал: Ликург «был убежден, что отдельные законы не принесут никакой пользы, если, словно врачуя больное тело, страдающее всевозможными недугами, с помощью очистительных средств, не уничтожить дурного смешения соков и не назначить нового, совершенно иного образа жизни».

Из многочисленных нововведений Ликурга первым и самым главным был Совет старейшин… Государство, которое носилось из стороны в сторону, склоняясь то к тирании, когда победу одерживали цари, то к полной демократии, когда верх брала толпа, положив посредине, точно балласт в трюме судна, власть старейшин, обрело равновесие, устойчивость и порядок: двадцать восемь старейшин теперь постоянно поддерживали царей, оказывая сопротивление демократии, но в то же время помогали народу хранить отечество от тирании.

«Суд» (слева) и «Оратор» (ниже). Фрагменты иллюстраций из французской книги «Костюмы древних народов». Париж. 1784 год.

Второе и самое смелое из преобразований Ликурга — передел земли. Поскольку господствовало страшное неравенство, толпы неимущих и нуждающихся обременяли город, а все богатства перешли в руки немногих, Ликург, дабы изгнать наглость, зависть, злобу, роскошь и еще более старые, еще более грозные недуги государства — богатство и бедность, уговорил спартанцев объединить все земли, а затем поделить их заново и впредь хранить имущественное равенство, превосходства же искать в доблести, ибо нет меж людьми иного различия, иного первенства, нежели то, что устанавливается порицанием постыдному и похвалою прекрасному.

98

С именем легендарного законодателя Ликурга принято связывать начало расцвета греческого государства Лакедемона (Спарты). Согласно трудам древних историков, реформы Ликурга охватывали все сферы жизни спартанцев и сделали их небольшое государство могущественным и непобедимым. «Мне кажется, что установленные Ликургом законы и принятые им меры были превосходны для обеспечения единодушия граждан, для ограждения Лаконики, наконец, для прочного водворения свободы в Спарте, так что дело его, по-моему, скорее божеского разума, а не человеческого», — писал греческий историк и философ Полибий, а великий Плутарх посвятил ему главу в своем труде «Сравнительные жизнеописания», отрывки из которого мы предлагаем вашему вниманию.

Бюст Ликурга. Гравюра резцом Леру.

XIX век.

Каждый надел был такой величины, чтобы приносить по семидесяти медимнов ячменя на одного мужчину и по двенадцати на женщину и соразмерное количество жидких продуктов. Ликург полагал, что этого окажется достаточным для такого образа жизни, который сохранит его согражданам силы и здоровье, меж тем как иных потребностей у них быть не должно. Рассказывают, что позже, возвращаясь из какой-то отлучки и проезжая по недавно сжатым полям, где ровными рядами высились одинаковые груды колосьев, он улыбнулся и промолвил своим спутникам: «Вся Лакония кажется мне собственностью многих братьев, которые только что ее поделили». Затем он взялся за раздел и движимого имущества, чтобы до конца уничтожить всяческое неравенство, но, понимая, что открытое изъятие собственности вызовет резкое недовольство, одолел алчность и корыстолюбие косвенными средствами. Во-первых, он вывел из употребления всю золотую и серебряную монету, оставив в обращении только железную, да и той при огромном весе и размерах назначил ничтожную стоимость, так что для хранения суммы, равной десяти минам, требовался большой склад, а для перевозки — парная запряжка. По мере распространения новой монеты многие виды преступлений в Лакедемоне исчезли. Кому, в самом деле, могла припасть охота воровать, брать взятки или грабить, коль скоро нечисто нажитое и спрятать было немыслимо, и ничего завидного оно собою не представляло, и даже разбитое на куски не получало никакого употребления? Ведь Ликург, как сообщают, велел закалять железо, окуная его в уксус, и это лишало металл крепости, он становился хрупким и ни на что более не годным, ибо никакой дальнейшей обработке уже не поддавался.

Затем Ликург изгнал из Спарты бесполезные и лишние ремесла. Впрочем, большая их часть и без того удалилась бы вслед за общепринятой монетой, не находя сбыта для своих изделий. Возить железные деньги в другие греческие города было бессмысленно, — они не имели там ни малейшей ценности, и над ними только потешались, — так что спартанцы не могли купить ничего из чужеземных пустяков, да и вообще купеческие грузы перестали приходить в их гавани. В пределах Лаконии теперь не появлялись ни искусный оратор, ни бродячий шарлатанпредсказатель, ни сводник, ни золотых или серебряных дел мастер — ведь там не было больше монеты! Но в силу этого роскошь, понемногу лишившаяся всего, что ее поддерживало и питало, сама собой увяла и исчезла. Зажиточные граждане потеряли все свои преимущества, поскольку богатству был закрыт выход на люди, и оно без всякого дела пряталось взаперти по домам. Чтобы нанести роскоши и страсти к богатству еще более решительный удар, Ликург провел третье и самое прекрасное преобразование — учредил общие трапезы: граждане собирались вместе и все ели одни и те же кушанья, нарочито установленные для этих трапез; они больше не проводили время у себя по домам, валяясь на мягких покрывалах у богато убранных столов, жирея благодаря заботам поваров и мастеровых, точно прожорливые скоты, которых откармливают в темноте, и растлевая не только нрав свой, но и тело, предающееся всевозможным наслаждениям и излишествам, приобретающее потребность в долгом сне, горячих купаниях,

полном покое — словно в некоем ежедневном лечении. Это, конечно, чрезвычайно важно, но еще важнее, что благодаря совместному питанию и его простоте богатство, как говорит Феофраст, перестало быть завидным, перестало быть богатством. Невозможно было ни воспользоваться роскошным убранством, ни насладиться им, ни даже выставить его на показ и хотя бы потешить свое тщеславие, коль скоро богач ходил к одной трапезе с бедняком. Начиная воспитание, в котором он видел самое важное и самое прекрасное дело законодателя, издалека, Ликург сперва обратился к вопросам брака и рождения детей. <…> Он укрепил и закалил девушек упражнениями в беге, борьбе, метании диска и копья, чтобы и зародыш в здоровом теле с самого начала развивался здоровым, и сами женщины, рожая, просто и легко справлялись с муками. Заставив девушек забыть об изнеженности, баловстве и всяких женских прихотях, он приучил их не хуже, чем юношей, нагими принимать участие в торжественных шествиях, плясать и петь при исполнении некоторых священных обрядов на глазах у молодых людей. <…> При этом нагота девушек не заключала в себе ничего дурного, ибо они сохраняли стыдливость и не знали распущенности, напротив, она приучала к простоте, к заботам о здоровье и крепости тела, и женщины усваивали благородный образ мыслей, зная, что и они способны приобщиться к доблести и почету... В то же время Ликург установил и своего рода позорное наказание для холостяков: их не пускали на

minds about the greats

g reat /

В еликие о великих

гимнопедии, зимою, по приказу властей, они должны были нагими обойти вокруг площади, распевая песню, сочиненную им в укор (в песне говорилось, что они терпят справедливое возмездие за неповиновение законам), и, наконец, они были лишены тех почестей и уважения, какие молодежь оказывала старшим. Невест брали уводом, но не слишком юных, не достигших брачного возраста, а цветущих и созревших. Похищенную принимала так называемая подружка, коротко стригла ей волосы и, нарядив в мужской плащ, обув на ноги сандалии, укладывала одну в темной комнате на подстилке из листьев. Жених, не пьяный, не размякший, но трезвый и, как всегда, пообедавший за общим столом, входил, распускал ей пояс и, взявши на руки, переносил на ложе. Пробыв с нею недолгое время, он скромно удалялся, чтобы по обыкновению лечь спать вместе с прочими юношами. И впредь он поступал не иначе, проводя день и отдыхая среди сверстников, а к молодой жене наведываясь тайно, с опаскою, как бы кто-нибудь в доме его не увидел. Со своей стороны и женщина прилагала усилия к тому, чтобы они могли сходиться, улучив минуту, никем не замеченные. Так тянулось довольно долго: у иных уже дети рождались, а муж все еще не видел жены при дневном свете. Такая связь была не только упражнением в воздержности и здравомыслии — тело благодаря ей всегда испытывало готовность к соитию, страсть оставалась новой и свежей, не пресыщенной и не ослабленной беспрепятственными встречами; молодые люди всякий раз оставляли друг в друге какую-то искру вожделения.

от всякой разнузданности, спартанцы предоставили право каждому достойному гражданину вступать в связь с женщинами ради произведения на свет потомства, и научил сограждан смеяться над теми, кто мстит за подобные действия убийством и войною, видя в супружестве собственность, не терпящую ни разделения, ни соучастия. Теперь муж молодой жены, если был у него на примете порядочный и красивый юноша, внушавший старику уважение и любовь, мог ввести его в свою опочивальню, а родившегося от его семени ребенка признать своим.

богатый смысл, и, заставляя детей подолгу молчать, законодатель добивался от них ответов метких и точных. Воспитание спартанца длилось и в зрелые годы. Никому не разрешалось жить так, как он хочет: точно в военном лагере, все в городе подчинялись строго установленным порядкам и делали то из полезных для государства дел, какое им было назначено. Считая себя принадлежащими не себе самим, но отечеству, спартанцы, если у них не было других

Голова Гомера. Мрамор. Древнеримская скульптура.

По этой же причине он не разрешил выезжать за пределы страны и путешествовать, опасаясь, как бы не завезли в Лакедемон чужие нравы, не стали подражать чужой, неупорядоченной жизни и иному образу правления. <…> Ведь вместе с чужестранцами неизменно появляются и чужие речи, а новые речи приводят новые суждения, из которых неизбежно рождаются многие чувства и желания, столь же противные существующему государственному строю, сколь неверные звуки — слаженной песне. Поэтому Ликург считал необходимым зорче беречь город от дурных нравов, чем от заразы, которую могут занести извне.

Внеся в заключение браков такой порядок, такую стыдливость и сдержанность, Ликург с не меньшим успехом изгнал пустое, бабье чувство ревности: он счел разумным и правильным, чтобы, очистив брак

100

Согласно Плутарху, Ликург прочел поэмы Гомера, путешествуя по городам Малой Азии, «тщательно их переписал и собрал, чтобы увезти с собою. Какая-то смутная молва об этих произведениях уже распространилась среди греков, а немногие даже владели разрозненными их частями, занесенными в Грецию случайно, но полное знакомство с ними впервые произошло благодаря Ликургу».

Он уморил себя голодом, твердо веря, что даже смерть государственного мужа не должна быть бесполезна для государства, что самой кончине его надлежит быть не безвольным подчинением, но нравственным деянием. Для него, рассудил он, после прекраснейших подвигов, которые он свершил, эта смерть будет поистине венцом удачи и счастья, а для сограждан, поклявшихся хранить верность его установлениям, пока он не вернется, — стражем тех благ, которые он доставил им при жизни. И Ликург не ошибся в своих расчетах. Спарта превосходила все греческие города благозаконием и славою на протяжении пятисот лет, пока блюла законы Ликурга...

Некоторые греческие историки считали, что Ликург — потомок легендарного героя Геракла в одиннадцатом колене. Геракл. Греческая статуя.

I век до н. э.

С другой стороны, если честному человеку приходилась по сердцу чужая жена, плодовитая и целомудренная, он мог попросить ее у мужа, дабы, словно совершив посев в тучной почве, дать жизнь добрым детям, которые будут кровными родичами добрых граждан. Ликург первый решил, что дети принадлежат не родителям, а всему государству, и потому желал, чтобы граждане рождались не от кого попало, а от лучших отцов и матерей. Едва мальчики достигали семилетнего возраста, Ликург отбирал их у родителей и разбивал по отрядам, чтобы они вместе жили и ели, приучаясь играть и трудиться друг подле друга. Во главе отряда он ставил того, кто превосходил прочих сообразительностью и был храбрее всех в драках. Остальные равнялись на него, исполняли его приказы и молча терпели наказания, так что главным следствием такого образа жизни была привычка повиноваться. За играми детей часто присматривали старики и постоянно ссорили их, стараясь вызвать драку, а потом внимательно наблюдали, какие у каждого от природы качества — отважен ли мальчик и упорен ли в схватках. Детей учили говорить так, чтобы в их словах едкая острота смешивалась с изяществом, чтобы краткие речи вызывали пространные размышления. Как уже сказано, Ликург придал железной монете огромный вес и ничтожную ценность. Совершенно иначе поступил он со «словесной монетою»: под немногими скупыми словами должен был таиться обширный и

«Во время войны правила поведения молодых людей делались менее суровыми… В походах и гимнастические упражнения становились менее напряженными и утомительными, да и вообще в это время с юношей спрашивали менее строго, чем обычно, так что на всей земле для одних лишь спартанцев война оказывалась отдыхом от подготовки к ней», — писал Плутарх. «Греческие воины». Гравюра 1844 года.

поручений, либо наблюдали за детьми и учили их чему-нибудь полезному, либо сами учились у стариков. Ведь одним из благ и преимуществ, которые доставил согражданам Ликург, было изобилие досуга. Заниматься ремеслом им было строго-настрого запрещено, а в погоне за наживой, требующей бесконечных трудов и хлопот, не стало никакой надобности, поскольку богатство утратило всю свою ценность и притягательную силу. <…> Как и следовало ожидать, вместе с монетой исчезли и тяжбы; и нужда и чрезмерное изобилие покинули Спарту, их место заняли равенство достатка и безмятежность полной простоты нравов. Все свободное от военной службы время спартанцы посвящали хороводам, пирам и празднествам, охоте, гимнасиям и лесхам. Одним словом, он приучал сограждан к тому, чтобы они и не хотели и не умели жить врозь, но, подобно пчелам, находились в нерасторжимой связи с обществом, все были тесно сплочены вокруг своего руководителя и целиком принадлежали отечеству, почти что вовсе забывая о себе в порыве воодушевления и любви к славе. Ликург не терпел безразличия и внутренней расслабленности, необходимые человеческие действия он так или иначе сочетал с утверждением нравственного совершенства и порицанием порока; он наполнил город множеством поучительных примеров, среди которых спартанцы вырастали, с которыми неизбежно сталкивались на каждом шагу и которые, служа образцом для подражания, вели их по пути добра.

Зарождение Олимпийских игр также связывают с именем Ликурга. В IX веке до н. э., с целью прерывать хотя бы на время кровопролитные войны между греческими городами, эллинский царь Ифит предложил спартанскому народному законодателю Ликургу учредить состязания, во время которых устанавливалось бы священное перемирие. Древнегреческие керамические сосуды с изображением состязающихся атлетов.

style

Высокий стиль / h igh

победоносное искусство куаферов the victorious art of the coiffure

105

104

Елена КЕЛЛЕР, Любовь СТОЛЬБЕРГ / by Yelena KELLER, Liubov STOLBERG

В 1778 году французский фрегат «La belle poule» одержал славную победу в битве с англичанами при Бресте. В честь виктории был дан бал, на котором некая очаровательная супруга адмирала появилась в высокой прическе, украшенной моделью этого корабля. Один из восхищенных офицеров подошел к ней и произнес: «Мадам, вы сегодня победоносно причесаны!» Такие прически стали называться «А-ля фрегат». Чем фантастичнее была прическа, тем затейливей было ее название: «Лежащий пес», «Капризница», «Бурлящий поток», «Королевская птица». Только истинный художник мог придумать «Весну среди снегов» — живые цветы в белых напудренных волосах — или «Чувствительный пуф» — башню из волос, украшенную надушенными розами и увенчанную пышными перьями. Для миниатюрных модниц сочинили «Бабочку», для дам, миновавших свой расцвет, создали «Охотника в кустах», а особам в задумчивом настроении предлагался «Хлеб в молоке». Прически на любой вкус! Самое трудное — выбрать.

Царь Петр Алексеевич совершил много благих дел. Немало он сделал и для русских красавиц. Он обязал их появляться на ассамблеях, несмотря на возмущение и недовольство отцов и мужей. «Муж за плетку, а жена за наряды», — писал Александр Пушкин. А к нарядам нужна была новая прическа. Молодые столичные дворянки затягивались в жесткие корсеты, носили башмаки на высоких каблуках, и уже к 1710-м годам дамы при русском дворе одевались, красились и причесывались по иноземному образцу, не уступая француженкам и немкам. В те времена профессиональные парикмахеры встречались не часто, а сделать прическу у такого мастера стоило весьма недешево. Одним из первых покорителей Петербурга был месье Ла Лоион, прибывший из Парижа «убиратель волос на 33 разных манеры». Он поселился на Адмиралтейской стороне, близ Сенной. Маэстро выезжал в нарядной карете синего цвета с двумя фонарями. Она подпрыгивала на ухабах Большой Садовой першпективы, когда Ла Лоион спешил на Большую Миллионную, на Английскую набережную, на Невский — во дворцы столичной знати, где его всегда ждали с нетерпением. Впоследствии парикмахеров-французов становилось все больше, и их любимой улицей стала Морская, где они селились. Куаферы, как их называли на французский

In 1778 the French frigate La Belle-Poule won a glorious victory in a battle with the British off he port of Brest. At the ball given in honour of this riumph one charming admiral’s wife appeared with a towering hairstyle incorporating a model of the ship. One of the admiring officers came up to her and said, “Madame, you are victoriously coiffured today!” Such hairstyles came to be known as “à la frégate”. The more fantastic the hairstyle, the more fanciful its title: Lying Dog, Capricious Girl, Bubbling Stream, Royal Bird. Only a true artist could have invented Spring amid the Snows — cut flowers in white powdered hair or The Sensuous Pouffe — a tower of hair covered with scented roses and crowned by opulent feathers.

For miniature fashion-lovers they devised the Butterfly; for ladies past their prime The Hunter in the Bushes, while those in a pensive mood were offered Bread in Milk. Hairstyles to suit any taste! The hardest thing is to choose.

Tsar Peter the Great did many good things. He also did quite a bit for Russian beauties. He obliged young ladies to attend public “assemblies” despite the opposition of their fathers and husbands. “The husband goes for the whip, the wife for fine clothes”, Pushkin once wrote. And a smart outfit demanded a new hairstyle. The young aristocratic women of the capital squashed themselves into rigid corsets, wore highheeled shoes and, as early as the 1710s, the ladies of the Russian court, dressed, made themselves up and arranged their hair in the European manner, keeping up with their French and German sisters.

At that time professional hairdressers were a considerable rarity and to have one’s hair styled by such a craftsman was a very expensive business. One of the first to conquer St Petersburg was Monsieur La Loillonne, an expert from Paris who was able to style hair “in 33 different ways”. He took up residence close to Sennaya Square. This maitre drove out in a smart sky-blue carriage with two headlamps. It jostled over the potholes of what is now Sadovaya Street as La Loillonne hastened to Millionnaya Street,

style

Высокий стиль / h igh

манер, всегда осознавали уникальность своей профессии и вели себя как настоящие художники. С шутливым и в то же время уважительным оттенком их нередко называли «артистами». Они с важным видом являлись в дома петербургских вельмож, расставляли помаду и духи, раскладывали разнообразные щеточки, гребенки, фальшивые косы, букли и начинали творить по последней моде. А крепостные слуги «перенимали опыт», подсматривая за мастером в замочную скважину или спрятавшись за портьерой. Парикмахеры, которые делали большие сложные прически для парадного выхода, как правило, были людьми молоды-

ми и изысканными. Выражение «парикмахерская красота», возможно, и существует с тех самых пор. В журнале «Парикмахерское искусство» отмечалось, что для того, чтобы стричь, брить и делать прически, нужна твердая рука. Поэтому предпочтение отдавалось молодым цирюльникам, а старым парикмахерам приходилось зарабатывать изготовлением шиньонов и кос.

Традиционно законодателями мод были французы. Поэтому в свете внимательно следили за тем, что нового придумает Париж. Настоящее безумие началось, когда в 1774 году Мария Антуанетта стала королевой Франции. Она была молода, красива, наивна и так увлечена вопросами моды, что сразу же после вступления своего супруга на престол истратила 300 тысяч франков только на шпильки и помаду. Мария Антуанетта вместе со своим личным парикмахером Леонаром создавала громадные, сложные по исполнению прически: «Сладострастная», «Взрыв чувствительности», «Тайная страсть». Но от постоянного использования шиньонов у королевы стали выпадать волосы, и Леонар придумал специальную низкую прическу без накладных волос. Прическу венчал полосатый тюрбан с перьями. Королева-модница продолжала задавать тон в европейской моде.

Екатерина I. Портрет работы французского живописца Жана Марка Натье, создателя нового стиля живописи — исторического портрета.

1717 год.

Catherine I. Portrait by the French painter Jean Marc Nattier, the creator of a new style of painting — the historical portrait.

1717.

Портрет Анастасии Нарышкиной, урожденной княжны Мышецкой, — один из первых образцов светской живописи Петровской эпохи. Художник изобразил одну из тех молодых женщин, которые по приказу Петра I покинули свои «терема» для участия в ассамблеях.

A portrait of Anastasia Naryshkina (née Princess Myshetskaya) — one of the earliest examples of secular painting from Peter the Great’s time. The artist depicted one of the young women who, on Peter’s orders, left their secluded apartments to attend social gatherings.

106

Парики с цветной пудрой. Анастасия Нарышкина с дочерьми Александрой и Татьяной. Портрет работы неизвестного художника первой четверти XVIII века.

Wigs with coloured powder.

Anastasia Naryshkina with her daughters Alexandra and Tatiana. Portrait by an unknown artist of the first quarter of the eighteenth century.

the English Embankment or Nevsky Prospekt, to the palaces of the capital’s nobility where he was eagerly awaited.

As time went on, ever more French hairdressers arrived and they developed a liking for Morskaya Street as a place of residence.

The coiffeurs, as they were known in the French manner, were always conscious of the uniqueness of their profession and con-

ducted themselves like true creative talents.

Indeed, they were quite often described, with humour tinged with respect, as “artistes”. They appeared in the residences of the great of St Petersburg with an important air, fetched out their pomades and scents, arranged their various brushes, combs, false plaits and curls, and began to produce a work in the latest fashion. Household serfs, meanwhile, poached their methods, spying on them through keyholes or form behind the curtains.

The traditional trendsetters were the French and so high society kept a carefully eye on what was new in Paris. A real period of folly began in 1774, when Marie Antoinette became queen of France. She was young, beautiful, naïve and so obsessed with matters of fashion that as soon as her husband came to the throne, she spent 300,000 francs on hairpins and pomade alone. Hairstyles of incredible size were her invention. According to contemporary accounts, the chins of the most extravagant women of fashion lay exactly halfway between tips of their toes and the top of their coiffures. In order to make the work of

Французский писатель Теофиль Готье писал о женских прическах: «Оцените эти собранные на затылке узлы, локоны, витые косы, подобные рогам Амона или завиткам ионической капители!» Ниже. Прически эпохи Людовика XVI. 1778 год.

The French author Théophile Gautier wrote this of female hairstyles: “Appreciate these knots, locks and twisted plaits gathered on the back of the head like the horns of Amon or the volutes of an Ionic capital!”

Портрет работы Элизабет Виже-Лебрен.

1780-е годы.

107

Together with her personal hairdresser Léonard, Marie Antoinette created huge, highly elaborate coiffures: “the voluptuous one”, “explosion of sensuality”, “secret passion” and so on. But the constant use of chignons caused the Queen’s hair to start falling out, so Léonard devised a special low style without false hair. The creation was crowned by a turban and feathers. The stylish Queen continued to set the fashion for Europe.

Portrait by Elisabeth VigéeLebrun. 1780s.

Невероятные размеры причесок были ее изобретением. По свидетельству современников, подбородок наиболее экстравагантных модниц находился как раз посередине между вершиной прически и кончиками пальцев на ногах. Изобретательность представительниц прекрасного пола достойна изумления. Для того чтобы прическу можно было легко поднять или опустить, использовались спиральные пружины, спрятанные в волосах, а чтобы не увядали живые цветы, их стебли вставляли в трубочки или плоские флакончики с водой, замаскированные в прическах. Петербургские дамы, подражая французской моде, посвящали прическе едва ли

Below. Hairstyles of the Louis XVI era.

1778.

art more manageable, spiral springs were hidden inside the hair so that it could be raised and lowered, and so that cut flowers did not wilt, their stems were placed in little concealed tubes or flat flasks of water.

St Petersburg ladies, following the lead of Paris, devoted almost whole days at a time to their coiffures: a wire frame had to be put in place and attached, the hair arranged around it and stiffened with the aid of pomade (scented cream or ointment) and covered in powder. The circumference of this edifice could almost equal that of the hem of the wearer’s skirt. And it is no surprise to learn that even the most wealthy aristocrats had their hair done no more than once a week, gentry ladies rather less often, and fashionable members of the middle class only once a month. An invariable attribute of a society beauty was a long gold or ivory spike with which to set her coiffure to rights. Портрет великой княгини Марии Федоровны. По модели Луи-Симона Буазо 1782 года. Франция. Севрская мануфактура. 1857 год.

Portrait of Grand Duchess Maria Fidorovna.

From a 1782 model

by Louis-Simon Boizot.

Sèvres Factory, France.

1857.

Male hairstyles were no less troublesome.

As early as Peter the Great’s reign, the wearing of wigs became compulsory. Officers powdered theirs, while soldiers’ wigs were made of tow (plant fibres) that they coated in flour dampened with kvass. The shape of the peruke depended not only on the vagaries of fashion, but also on the wearer’s social status. The French Encyclopédie des Parruques, published in 1764, described 115 different types and styles of wig. The luxuriant “Spanish wig” was worn only by the French king and high officials. At the Austrian court such a big wig was the privilege of the emperor and his favourites. Courtiers were allowed to don them only for official cere-

style

Высокий стиль / h igh

108

не целый день: нужно было установить и укрепить проволочный каркас, уложить вокруг него волосы, придать им жесткость с помощью помад (в те времена так назывались разные мази и кремы), нанести слой пудры. В результате окружность этого сооружения была почти равна окружности подола юбки. И нет ничего удивительного в том, что даже самые богатые аристократки делали прическу не чаще одного раза в неделю, менее состоятельные дворянки — чуть реже, а модницы среднего сословия — вообще раз в месяц. Непременным атрибутом светской красавицы была длинная спица из золота или слоновой кости, с помощью которой она могла почесать голову. Мужские прически доставляли не меньше хлопот. Еще Петром I были введены для обязательного ношения парики. Офицеры их пудрили, а солдатские парики были сделаны из пакли, их покрывали мукой, смоченной квасом. Форма парика зависела не только от веяний моды, но и от сословного статуса. Во французской «Энциклопедии париков», вышедшей в 1764 году, описывается 115 различных видов и фасонов. Роскошный «испанский парик» носили только французский король и высшие сановники. При австрийском дворе такой парик также был привилегией императора и его фаворитов. Придворным разрешалось надевать его только во время официальных церемо-

Граф Гавриил Иванович Головкин в модном парике. Портрет работы Ивана Никитина. 1720-е годы.

ний. Купцы и коммерсанты никогда не надевали парик дворянина. Парик адвоката отличался от парика священнослужителя. Однако русское духовенство, оставаясь верным допетровским традициям, от париков отказалось. В XVIII веке прически и парики непременно пудрили, причем пудра была не только белой, но и розовой, палевой, сероватой, голубой. Равномерно распределить ее по всей голове было не так-то просто. В особняках столичной знати для этой цели отводилось специальное помещение. Светская дама или вельможа устраивались в центре комнаты, предварительно закрыв Английская карикатура «Трудоемкая прическа».

XIX век. Неизвестно, кому труднее — куаферу создавать свой шедевр или даме — его терпеть.

monies. Merchants and businessmen would never wear the wig of a nobleman. The wig of a lawyer differed from that of a clergyman. The Russian clergy, however, rejected wigs and remained true to age-old tradition.

In the eighteenth century styled hair and wigs were invariably powdered. The powder

An English cartoon of an elaborate hairstyle. Nineteenth century.

It’s not clearer who has the harder time of it — the hairdresser creating his masterpiece or the lady putting up with it.

used could be not only white, but also pink, light yellow, grey or pale blue. It was not easy to apply it evenly over your whole head. In the mansions of the capital’s aristocracy special rooms were set aside for this purpose. A society lady or gentleman stood in the centre of the room, covering their face with a tightly-woven cloth to keep the fine dust out of the eyes and nose. The hairdressers scattered the powder by tossing it up to the ceiling, from where it descended like the first gentle fall of snow, covering the hair in a fine layer. Soon the so-called Pudermantel appeared — a sort of hooded cape, again made of dense cloth. The lady covered her face with a mask that had little panes of mica

Льняной пеньюар «пудромант». Франция. 1780-е годы.

A linen cape that protected the clothing when the hair was powdered. France.

1780s.

Count Gavriil Ivanovich Golovkin in a fashionable wig. Portrait by Ivan Nikitin.

1720s «Высокие прически». Немецкая карикатура 1780 года.

Tall coiffures. A German cartoon from 1780.

лицо плотным платком, чтобы мелкий порошок не попал в глаза и нос. Парикмахеры распыляли пудру, подбрасывая ее горстями к потолку, и она падала оттуда, как первый нежный снег, покрывая голову тонким слоем. Вскоре появился «пудермантель» — накидка с капюшоном из плотной ткани. Модница закрывала лицо маской с окошечками из слюды — для глаз, а парикмахер пудрил специальным дульцем. Для этой же цели изобрели особые шкафы: следовало залезть внутрь, плотно закрыв дверцу, а голову высунуть наружу в специальное отверстие вверху, и ее затем осыпали пудрой. Никто не стремился выдавать парик за естественные волосы. Его снимали и надевали совершенно открыто, как сегодня шляпу. Один из английских генералов специально надевал его набекрень, чтобы скрыть ужасные шрамы от ожогов, полу-

ченных им на полях сражений. Верные ему офицеры тут же начали подражать своему командиру. Первый русский государственный канцлер и первый президент Коллегии иностранных дел граф Гавриил Иванович Головкин, получив из-за границы в подарок от сына длинный белокурый парик, не решался надеть столь дорогую вещь, а повесил его на стену как украшение в своем петербургском дворце. У людей состоятельных было множество париков, но вряд ли кто мог сравниться с саксонским посланником графом Брюлем, коллекция которого насчитывала 1500 штук. «Чересчур много для безголового дурака», — язвительно заметил Фридрих Великий, король Пруссии. В парике было очень жарко даже зимой. В домашней обстановке его обычно снимали и вешали на гвоздь, как парадную одежду, а на голову надевали колпак или платок.

Аллонж (от фр. allonger — удлинять) — парик с длинными белокурыми локонами. Он начал входить в моду еще при Людовике XIII, а в царствование Людовика XIV сделался наиболее популярным. Парики были настолько важной деталью туалета, что как только молодой король взошел на престол, он немедленно учредил громадный штат парикмахеров. Их число доходило до 500 человек. По словам Бине, личного парикмахера Короля-Солнца, чтобы соорудить прическу для его величества, он готов был обрить наголо всех французов. Многие придворные стремились добиться расположения этого влиятельного куафера. Еще никогда парикмахер не играл столь значительной роли при дворе.

109

A peruke with long white curls. Such wigs came into fashion in the time of Louis XIII and reached a peak of popularity in the reign of Louis XIV. Wigs were such an important item of dress that as soon as the young king came to the throne he appointed a huge staff of hairdressers. There were anything up to 500 of them. Binet, the personal hairdresser to the Sun-King, declared himself prepared to shave the whole French nation bald to create a coiffure for His Majesty. Many courtiers strove to gain the favour of this influential master craftsman. Never before had a hairdresser played such an influential role at court. Справа. Бюст Людовика XIV работы итальянского скульптора Лоренцо Бернини. Слева. Пудрой пользовались не только в высшем свете. С картины Пера Нордквиста. 1799 год.

Right. A bust of Louis XIV by the Italian sculptor Lorenzo Bernini.

Left. Powder was not only used in high society.

After a painting by Pehr Nordkvist. 1799.

for the eyes, and the hairdresser applied powder from a special blowtube. Special closets were also invented for the same purpose: you climbed in and the door was closed, leaving your head sticking out of an opening at the top, where it could be conveniently powdered.

People did not strive to make their wigs resemble natural hair. They put them on and off quite publicly, just as we do with hats today. Russia’s first chancellor and first president of the Collegium of Foreign Affairs, Count Gavriil Ivanovich Golovkin, received as a gift from abroad from his son a long fairhaired wig. He hesitated to wear such an expensive article and hung it on the wall as

style

Высокий стиль / h igh

Волосы на мужском парике делили на три части: по бокам их подрезали, впереди зачесывали в высокий хохол, а сзади оставляли копну длинных волос, которые убирали в специальную сетку или мешочек — его называли «кошелек». Высота причесок английских модников доходила до абсурда, об этом даже сочинили песенку-дразнилку: Стог высокий на затылке Носят франты из волос, Все поклонницы в восторге От чудесных этих кос.

Парики составляли отдельную статью расходов. И в России, и в Европе они обходились довольно дорого. Во времена Людовика XIV цены на волосы были невероятно высоки, они стоили от одного до тридцати экю за унцию. Эта торговля сделалась столь прибыльной, что была обложена податью, приносившей значительный доход казне.

Гравюра Джеймса Колдуэла по мотивам французского художника Мишеля Винсента Брандуа «Ныне, господа, вы настоящие макарони!». (Макарони — одно из прозвищ денди.) Ниже. Различные виды и фасоны париков из французской «Энциклопедии париков».

An engraving by James Caldwell based on motifs by the French artist Michel Vincent Brandouin. “Now, gentlemen,you are real macaronis.” (Macaroni was a slang term for an English dandy who affected continental ways and manners.)

Below. Various views and styles from a French encyclopaedia of wigs.

an ornament in his St Petersburg palace.

The wealthy had many wigs, but none could probably rival the Saxon minister Count Heinrich Bruhl, whose collection numbered 1,500. “Far too many for a headless fool,” Frederick the Great of Prussia caustically remarked.

The hair on a man’s wig was divided into three sections: on the sides it was trimmed short, at the front it was combed into a high topknot or toupee (the original meaning of the word), while a long shock of hair left hanging behind was tidied way into a special net or bag.

The height of the adornment on top of English dandies’ heads became so absurd that it even gave rise to a mocking ditty.

When Paul I came to the Russian throne at the end of the eighteenth century, he introduced sweeping changes in military uniform, clothing, headwear and hairstyles. These were recollected with displeasure and a fair degree of irony by many who lived through them. Alexander Turgenev wrote of the misadventures that befell him in the first days of Paul’s reign: “There was nothing for it — at five in the

morning I was already at company headquarters. Two costumiers from Gatchina immediately took charge of my head so as to trim it to the prescribed shape and the fun began. They sat me on a bench in the middle of the room, cut the hair in front ready to comb; then one of the costumiers began to rub finely powdered chalk into the front part of my head.

After five minutes of energetic friction, everything began to spin around me, millions of sparks flew across the whole space and tears streamed from my eyes.

Finally it was announced that that was enough dry treatment of my head; now all that was needed was to wet and dry it.

I shuddered as I heard sentence pronounced. The wet operation began. One costumier took a great mouthful of kvass and began spraying my noddle with it from his lips, like a fire-hose. The other meanwhile generously sprinkled my head with flour using a powder-puff. They combed my hair and told me to sit quietly without turning my head to give time for a paste crust to form. At the back they fastened into my hair an iron rod about 14 inches long to

form a shaped plait. They attached felt curls to me. By nine in the morning the flour crust had hardened on my skull like lava that erupted from a volcano and beneath that shelter I could stand impervious out in the rain or snow for several hours, like a marble statue set up in a garden. When I saw myself in the mirror, I was unable to grasp the purpose of my transformation from human guise to the monstrous guise of a scarecrow.”

Magnificent wigs with luxuriant locks in the style of Louis XIV went out of fashion straight after his death. But in the Russian army wigs remained part of the uniform for a considerably longer time. They were abolished only in 1807.

In the early nineteenth century, Classicism dictated short hairstyles copied from ancient prototypes. A Grecian knot or short locks decorated with garlands of flowers, with hairnets made of strings of tiny pearls, or, more often, with cameos complemented light-weight ball gowns inspired by ancient tunics.

The nineteenth century was a Golden Age of the hairdresser’s art. Fashions

Король Пруссии Фридрих II Великий. Портрет работы неизвестного художника XVIII века.

На протяжении XVIII века изменялись фасоны и размеры париков. Помпезные сооружения времен Людовика XIV уменьшались в объеме. Постепенно огромные гривы превращались в небольшие букли на висках, но сохранялась косичка сзади, на которую натягивали матерчатый «кошелек», закрепленный бантиком или пряжкой. Вышедшие из моды квадратные парики надевали только чиновники в официальных ситуациях: во время суда и на торжественных заседаниях, а также в дни траура.

Все солдаты в прусской армии носили косички и напудренные парики. Того же самого требовал от русских солдат и император Павел I, боготворивший Фридриха II. Лишь Александр I освободил армию от этого неудобного элемента военной формы.

King Frederick the Great of Prussia. Portrait by an unknown eighteenthcentury artist.

The styles and sizes of wigs changed in the course of the eighteenth century. The ostentatious creations of Louis XIV’s day shrank.

Gradually immense manes turned into a few curls at the temples, but the little plait behind remained, covered by a fabric bag finished with a bow or clasp. The outmoded square wigs were donned only by functionaries on official occasions: in court, at formal meetings and also at times of mourning.

110

был уже на ротном дворе; двое гатчинских костюмеров мгновенно завладели моею головою, чтобы оболванить ее по утвержденной форме, и началась потеха. Меня посадили на скамью посредине комнаты,

обстригли спереди волосы под гребенку, потом один из костюмеров начал мне переднюю часть головы натирать мелко истолченным мелом. Через пять минут усердного трения головы моей все вокруг завертелось, миллионы искр летели во всем пространстве, слезы текли из глаз ручьем. Наконец было объявлено, что сухой проделки на голове довольно, теперь только надобно смочить да засушить; я вздрогнул, услышав приговор. Началась мокрая операция. Костюмер, набрав в рот артельного квасу, из уст своих, как из пожарной трубы, стал опрыскивать черепоздание мое; другой в это время обильно сыпал пуховкою на голову муку; прочесали мне волосы гребнем и приказали сидеть смирно, не ворочать головы, дать время образоваться на голове клестер-коре; сзади в волоса привязали мне железный, длиною в 8 вершков, прут для образования косы по форме, букли приделали мне войлочные. К 9 часам утра составившаяся из муки кора затвердела на черепе головы моей как изверженная лава вулкана, и я под сим покровом мог безущербно выстоять под дождем, снегом несколько часов, как мраморная статуя, поставленная в саду. Увидав себя в зеркале, я не мог понять, для чего преобразовали меня из вида человеческого в уродливый вид огородного чучелы». Великолепные парики с пышными локонами в стиле Людовика XIV вышли

При Павле I, в последние годы XVIII века, в военной форме, одежде, головных уборах и прическах происходили большие изменения. Об этом с неудовольствием и изрядной долей иронии воспоминали многие современники. Александр Тургенев писал о своих злоключениях, которые выпали на его долю в первые дни царствования Павла: «Нечего делать — в 5 часов утра я

All the soldiers of the Prussian army wore pigtails and powdered wigs. Emperor Paul I, who idolized Frederick, demanded the same of Russian soldiers. It was only Alexander I who delivered the army from this inconvenient element of dress.

111

style

Высокий стиль / h igh В начале XIX века парики выходят из моды, и мужчины начинают уделять больше внимания собственным волосам. Если раньше модники тратились на дорогие парики, то теперь — на дорогих парикмахеров. Федор Толстой. Автопортрет. 1804 год.

112

В конце 1820-х годов начали использовать папильотки — бумажные рулончики, надетые на веревочку, напоминающие появившиеся позже бигуди. С их помощью закручивали локоны. Нарядные высокие прически с бантами из волос создавали с помощью накладок и шиньонов, их поддерживали декоративные гребни и шпильки.

ных головок. Греческий узел или короткие локоны (их называли «фаворитки» или «бандо»), украшенные гирляндами цветов, сеточками из ниток мелкого жемчуга, а чаще камеями, дополняли легкие бальные платья по мотивам античной туники.

XIX столетие было золотым веком куаферного искусства. Мода менялась, но прически неизменно оставались необычайно изысканными и сложными по исполнению. Волосы асимметрично укла-

Ниже. Императрица Елизавета Алексеевна. Портрет работы неизвестного художника. После 1806 года.

Fiodor Tolstoi. Self-Portrait.

1804.

changed, but hairstyles invariably remained exceptionally elegant and elaborate. The hair was arranged asymmetrically in curls on the temples, so that on the one side of the face there was a dense mass of locks resembling a bunch of grapes, and on the other

The late 1820s saw the introduction of curl-papers — the forerunners of today’s curlers. They were used to produce tight artificial curls.

Tall elegant hairstyles featuring bows of hair were created with the aid of hairpieces and chignons and held together by decorative combs and pins.

Слева. Великая княгиня Елизавета Алексеевна. Копия неизвестного русского художника с портрета работы Элизабет ВижеЛебрен. 1795 год.

In the early nineteenth century wigs went out of vogue completely and men began to pay more attention to their own hair. While previously the fashionable paid out for costly wigs, now they hired expensive hairdressers.

из моды сразу же после его смерти. Освободившись от них, романтики конца XVIII века сочли себя воистину свободными, поскольку косичка и парик считались ограничением свободы личности. Однако в российской армии парики еще некоторое время оставались одним из элементов военной формы. Отменили их только в 1807 году. В начале XIX века мода классицизма копировала свои короткие прически с антич-

Портрет А. А. Шварц. С картины Карла Брюллова. 1833—1835 годы.

Portrait of A.A. Schwarz.

After a painting by Karl Briullov. 1833—35.

Гребень-диадема. Россия.

1840—1870 годы. Черепаха, стекло, позолота, инкрустация.

A diadem hair comb. Russia. 1840s—70s. Tortoiseshell and glass, gilding and inlay work.

Left. Grand Duchess Yelizaveta Alexeyevna.

A copy by an unknown Russian artist of a portrait

by Elisabeth Vigée-Lebrun.

1795.

Below. Empress Yelizaveta Alexeyevna. Portrait by an unknown artist.

After 1806.

113

just a few slanting curls. Gradually curls gave way to fluffy clouds of bouffant locks that became known as “driven snow” or “whipped cream”. Such elaborate constructions were sometimes kept for a whole week and even on a frosty day a lady going off to a Возмущенный клиент, глядя на стоящие дыбом волосы, спрашивает: «Что это значит?» Куафер отвечает: «Это самый модный в Париже фасон. Ничего не поделаешь, если закон вкуса таков!» «Французский парикмахер». С картины Алексея Веницианова.

1812—1813 годы.

An outraged customer looks at his hair standing on end and asks, “What is this?” The coiffeur replies, “This is the most fashionable style in Paris. There’s nothing can be done, if that’s the dictate of taste!”

The French Hairdresser.

After a painting by Alexei Venetsianov. 1812—13.

дывали на висках в букли, так что с одной стороны лица была плотная масса локонов, напоминающая гроздь винограда, а с другой — несколько косых буклей. Постепенно букли сменились пушистыми облаками мелких сбитых локонов, получивших название «навеянный снег» или «взбитые сливки». Такие сложные сооружения сохраняли иногда целую неделю, и даже в морозный день, отправляясь на бал или на прием, дамы не надевали

головных уборов, чтобы не разрушить творение парикмахера. Подруга Екатерины Дашковой, ирландка Марта Вильмонт, находясь в России, приняла это вынужденное неудобство за русскую моду. В одном из своих писем она писала: «Завтра вечером я отправляюсь на французский спектакль в меховой шубе, меховых ботинках, прикрываясь муфтой, но с непокрытой головой по здешней моде». Дамские головки украшали длинные золотые шпильки, драгоценные гребни, иногда они бывали двойными — передняя часть служила диадемой, а задняя — украшением волос на затылке. Для парадных случаев прическу украшали страусовым пером — плерезой — или пересекавшей лоб узкой ленточкой с драгоценной подвеской — фероньеркой, а цветы, живые или искусственные, никогда не выходили из моды. Это были времена самых невероятных фантазий в мастерстве куафера. Париж продолжал диктовать моду, а французские парикмахеры создавали истинные чудеса в российской столице. Они традиционно носили самые изысканные, и конечно же французские, имена — Антуан, Теодор. Поэтому, когда Анна Каренина проезжает в карете и видит на доме вывеску: «…Тютькин, coiffeur. Jeme fais coiffer par Тютькин…» («Я причесываюсь у Тютькина»), это смешное несоответствие вызывает у нее улыбку.

Шпильки были самыми разнообразными. Одни были скрыты в прическе и удерживали волосы, другие служили ее украшением и были произведениями ювелирного искусства. Для причесок и шляп часто использовались эгреты, которые дополнялись перьями страуса или цапли.

There was a great variety of different hairpins.

Some were hidden in the hair and held the coiffure together; others served as decoration and were real works of jewellery. Aigrettes incorporating ostrich or heron feathers often provided the finishing touch to a hairstyle or hat.

Графиня Сарра Федоровна Толстая. Портрет работы Петра Соколова. Около 1838 года. Справа. Анна Гавриловна Бабкина. Портрет работы Алексея Тыранова. 1830 год. Ниже. Шпилька, эгрет-фонтан и шляпный эгрет из агатового гарнитура. XIX век.

Portrait of Countess Sarra ball would not wear a hat so as not to spoil Fiodorovna Tolstaya by Piotr Sokolov. Circa 1838. her hairdresser’s creation.

Right. Portrait of Anna GavriLadies’ heads were adorned by long gold lovna Babkina by Alexei hairpins and expensive combs. Sometimes Tyranov. 1830.

Below. A hairpin, fountain these were double, the front part serving as aigrette and hat aigrette a tiara, the second part embellishing the from an agate set.

Nineteenth century. hair on the back of the head. On grand

occasions a coiffure would be enhanced by an ostrich feather or a narrow ribbon crossing the forehead with a precious pendant on it, while flowers, real or artificial, never went out of fashion.

This was a time of incredible fantasies in hairdressing. Paris continued to dictate fash-

style

Высокий стиль / h igh

К середине XIX века французские куаферы совершенно вытеснили своих русских коллег с Невского проспекта и главных улиц столицы. Взамен прежних скромных вывесок появились сверкающие витрины с восковыми вертящимися бюстами и прическами по последней парижской моде, выполненными собственноручно этими «артистами». Они

рассылали пышные объявления, объясняя петербургской публике, что «искусство парикмахера есть искусство высокое и одно из труднейших». Постепенно входило в обыкновение, прогуливаясь по Невскому, заходить к модным куаферам сделать прическу. Но не обходилось и без разочарований. Довольно часто Антуан или Теодор отсутствовали и, по

уверению их помощников, в это время причесывали графиню или князя в их особняках. Делать нечего, посетителю приходилось доверить свою голову русскому подмастерью, что, возможно, было ничуть не хуже. Если в конце XIX века все без исключения светские дамы носили многослойные большие прически с ювелирными украшениями и цветами, то к началу XX века тенденции в моде кардинально меняются. Ритм жизни начинает стремительно ускоряться. На смену старым танцам приходят современные ритмы и импровизация — танцуют шимми, тустеп и чарльстон. Популярностью пользуются скейтингринги, молодежь увлекают ролики и коньки. Тратить долгие часы на сложную процедуру причесывания и одевания становится уже невозможным. Да и передвигаться с этими сооружениями на голове на велосипедах и тем более на входящих в моду автомобилях весьма затруднительно. Экстравагантные дамы «серебряного века» стали носить брюки или укороченные юбки и делать себе более простые и удобные стрижки. Но с длинными волосами или короткими, вьющимися или прямыми, пышными или гладкими, для модницы главное — услышать старинный французский комплимент, прозвучавший когда-то для дамы с корабликом в пышной прическе: «Вы победоносно причесаны!»

«Несравненная» Анастасия Вяльцева выступала перед публикой в белом шелковом платье, усыпанном бриллиантами, рубинами, сапфирами и жемчугами, которое как нельзя лучше подходило к роскошной прическе «королевы русского романса».

The “incomparable” Anastasia Vialtseva appeared before her public in a white silk dress spangled with diamonds, rubies, sapphires and pearls that superbly complemented the splendid coiffure of the “Queen of the Russian Romance”.

115

114 ion and French coiffeurs created genuine marvels in the Russian capital, with the result that by the middle of the nineteenth century they had completely driven their Russian colleagues from Nevsky Prospekt and the other main streets of the city. The modest signs of old were now replaced by glittering display windows containing rotating wax busts and coiffures in the latest Parisian fashion, personally created by these maestros. They sent out grandiloquent announcements informing the St Petersburg public that “the hairdresser’s craft is a high art and one of the most difficult”. It gradually became customary when strolling on Nevsky Prospekt to drop into one of the fashionable coiffeurs and have one’s hair done. But there were disappointments. Quite often the French patron would be absent — attending to a countess or prince, according to his assistants. Clients had no choice but to entrust their heads to a Russian apprentice, who may well have made just as good a job.

While in the nineteenth century all society ladies without exception sported multi-

Парикмахерская на Среднем проспекте Васильевского острова в Санкт-Петербурге. Фотография 1910-х годов.

Ниже. Печь электрическая портативная «Электра» для подогревания парикмахерских щипцов. Германия. Начало ХХ века. Фен ручной со спиртовкой. Германия. Начало ХХ века.

A hairdresser’s on Sredny Prospekt of Vasilyevsky Island in St Petersburg.

1910s photograph.

Below. A portable electric stove for heating hairdresser’s tongs. Germany.

Early twentieth century.

A spirit-burning hairdryer.

Germany.

Early twentieth century.

layered large hairdos incorporating jewellery and flowers, but by the start of the twentieth century fashion trends had altered radically. The pace of life began to grow rapidly. The old dances gave way to modern rhythms and improvisation — the two-step, then the shimmy and the Charleston. Skating-rinks and other attractions became popular: young people went mad for skates and roller-skates. It became simply impossible to spend hours dressing and doing one’s hair. On top of that it was very awkward to ride a bicycle, still

Манекены в витрине парикмахерских на Петербургской стороне. Фотография начала ХХ века.

Dummies in the window of hairdressers’ shops on the Petrograd Side.

Early twentieth-century photograph.

more to travel in a car when they came into vogue, with such constructions on one’s head. The ostentatious ladies of the Silver Age began wearing trousers or shorter skirts and had their hair style in simple convenient ways.

But long hair or short, straight or curly, bouffant or smooth, for any fashion-lover the main thing is to hear a compliment like the one that greeted the lady with a ship on her head: “You are victoriously coiffured!”

В начале XX века самой модной была прическа под мальчика. Многие мужчины были против коротких стрижек, и женщинам приходилось говорить, что они опалили волосы свечой.

In the early twentieth century “pageboy” haircuts became popular for women. Many men objected to the bobbed style and women had to say that they had accidentally singed their hair with a candle.

После Первой мировой войны молодежь хотела развлекаться и танцевать до упаду, ее больше не интересовали респектабельные балы. Последним криком моды стали танец чарльстон и джазовая музыка. Укороченная юбка и удлиненная талия теперь шли в сопровождении короткой стрижки.

After the horrors of the First World War, young people wanted to have a good time and dance till they dropped. Staid balls were no longer of interest. The latest things were jazz music and the Charleston. Shortened skirts and dropped waists now accompanied short hairstyles.

art of relaxation

И скусство отдыхать / t he

Африка привязывает к себе раз и навсегда — не много найдется тех, кто ограничивается одним визитом. Большинство возвращается раз за разом, в поисках приключений и дикой природы забирается в самые укромные уголки Черного континента. Рай для охотника, мечта фотографа, идеальный мир для эскаписта — Африка будет такой, какой ее хочет видеть путешественник. Но главное, за чем едут в Африку, — это сафари. Нигде больше в мире нет такого великого множества животных, таких открытых горизонтов и впечатляющих ландшафтов. Колыбель человечества все еще остается надежным убежищем для зверей и птиц, которые там обитают.

Вот уже несколько часов, как мы миновали табличку с надписью «Центральная Калахари», за это время навстречу попалась только пара грузовых машин. Ни людей, ни зверей. Лишь слепящее глаза солнце да бескрайние просторы пустыни. Еще недавно в Ботсване обитали только племена и немногочисленные потомки колонизаторов. Потом здесь нашли алмазы — и появились дороги, самолеты, мобильная связь и туристы. Но массовый туризм страна пресекла, сделав ставку на элитный отдых. Пожалуй, поэтому здесь и можно целыми днями колесить по национальному парку, встречая разве что редких бушменов. Аборигены не торопятся сдавать позиции и по-прежнему живут вне цивилизации, деля владения только с животными. Но для настоящего путешественника все сокровища Ботсваны доступны — и Калахари, и дельта Окаванго, и солончаковые пустыни, и поселения бушменов. Для любителей комфорта есть бунгало со всеми мыслимыми удобствами, а тем, кто хочет вкусить прелестей походной жизни, надо учиться ставить палатку, разводить костер и, главное, сохранять спокойствие при встрече с дикими животными. Дельта Окаванго — это дельта реки, которая ищет, но так и не находит океана. Окаванго разливается на тысячи рукавов, а потом теряется в песках Калахари, давая жизнь стадам утомленных жаждой животных. Смотреть на дельту лучше всего с воздуха — нанять маленький самолетик и пронестись в нескольких сотнях метров над рекой. А после отправиться по дельте традиционным способом — на мокоро. Мокоро — выдолбленная из бревна лодка, незаменимая в мелких и узких каналах, которые занимают большую часть дельты. Мокоро вмещает пару человек и лодочника, который на манер венецианского гондольера ловко управляется с шестом. Но, в отличие от гондольера, он не поет: нельзя отвлекаться. Его главная задача — уберечь путешественника от нападения бегемота. Бегемот совершенно незаслуженно пользуется репутацией этакого толстого добряка. Он и правда не хищник, но первая встреча с ним в большинстве случаев оказывается последней. От нападения бегемота в Африке гибнет больше людей, чем от любого

Africa is a place people get hooked on — few who have been there fail to go back for further visits. The majority return time and again. In search of adventure and untamed nature they find their way to the most secluded corners of the Dark Continent.

A hunter’s paradise, a photographer’s dream, an escapist’s idyll — Africa will be whatever the traveller wants to find. But the main reason people go to Africa is for safari. Nowhere else in the world are there such numbers of animals, such open horizons and stunning landscapes. The cradle of humanity still remains a safe refuge for the birds and beasts that live there.

117

все краски

лариса пелле

116

Лариса ПЕЛЛЕ /

by Larisa PELLE

Калахари all the colours of the Kalahari

На границе Ботсваны и Намибии пустыня Калахари встречается с пустыней Намиб — и белые пески сменяются красными.

On the border between Botswana and Namibia the Kalahari desert meets the Namib and white sands give way to red.

It’s been a few hours since we passed the sign saying “Central Kalahari”, and in all that time only a couple of trucks have come in the opposite direction. No people, no animals. Only the blinding sun and the endless expanse of desert.

Even recently Botswana was inhabited only by the native tribes and a small number of descendants of colonials. Then diamonds were discovered there and roads, aeroplanes, mobile phones and tourists appeared.

But the authorities rejected mass tourism, staking on the elite holiday sector. That is probably why it is possible to drive around the national park for days on end without seeing anyone except an occasional Bushman.

The natives are in no hurry to give in and continue to spurn civilization, sharing their lands only with the animals.

The delta of the Okavango is a river estuary in search of, but never finding the ocean. The Okavango divides into thousands of channels and then becomes lost in the sands of the Kalahari, giving life to herds of thirsty animals. The best way to view the delta is from the air — by hiring a small plane and flying along a few hundred metres above the river. After that you should explore the area in the traditional way — in a mokoro.

A mokoro is a sort of dugout canoe that is indispensable in the shallow, narrow channels that make up the greater part of the delta. There is room aboard for a couple of passengers and the boatman, who skilfully manoeuvres his craft with a pole like a Venetian gondolier. In contrast to the gondolier, though, he never sings, because he has to concentrate. His chief task is to protect the travellers from hippopotamus attacks.

The hippopotamus enjoys the entirely undeserved reputation of being a good-natured tubby fellow. In fact aggressive hippos kill more people in Africa than any

kenya tourist board

лариса пелле Высматривая крупных животных, легко не заметить в траве еще более редкого жителя здешних мест — хамелеона.

While viewing big animals it’s easy not to spot an even rarer local inhabitant in the grass — a chameleon.

Близкое знакомство с гепардами — не такая уж редкость. Они ужасно любопытны! А вот увидеть леопарда (справа) — редкая удача. Обычно он тщательно скрывается от посторонних глаз.

Хлипкая лодочка под названием «мокоро» — основное средство передвижения по бескрайним просторам дельты Окаванго.

A close encounter with a cheetah is not particularly unusual. They are extremely inquisitive!

The fragile boats called mokoros are the main means of getting around the endless expanses of the Okavango delta.

On the other hand, spotting a leopard (right) is a rare piece of luck.

Там, где дельта встречается с Калахари, животных сразу становится меньше. Зато и заметить их здесь гораздо легче. Первым делом при слове «пустыня» представляешь Сахару, ведь в переводе с арабского Sahara — пустыня. Но на ботсванийском языке сетсвана Кalahari тоже пустыня, только здесь она выглядит совсем иначе. Особенно когда начинается сезон дождей. Все кругом покрыто жесткой невысокой травой, за которой даже не видно песчаной почвы: каждая колючка выпустила нежные белые или желтые цветы. А кое-где можно встретить даже деревья. После сафари на мокоро, для полноты картины, полезно поколесить по окрестностям дельты на внедорожнике. Проводник ведет себя как древний охот-

It’s easy to spot young lions in the delta early in the evening when they set off to hunt.

other creature. Although these herbivores do not regard human beings as potential prey, they jealously guard their territory — and woe betide anyone who unsuspectingly intrudes upon it.

But face-to-face encounters with wild animals are what people go on safari for. In the evening we set off on a photographic hunt. Half an hour before dusk is just the right time to see if elephants have been in the area.

You can tell by the stripped leaves and bare branches of the marula which way they are heading and determine the right course to follow by water the next day.

The marula tree lives in symbiosis with the elephants.

The seeds of its fruit help the pachyderms to digest their food, while the animals carry them to new sites, where they grow into fresh strong trees with tasty fruit.

Suddenly strange sounds emerge from the nearby brush. Our guide quickly realized that a lioness going off to hunt had left her cubs somewhere close. And he was right — in amongst the tall grass the mother had left several youngsters that were already a fair size.

With a pride of lions as close as this we could expect visitors at night.

The first rule of a safari is never to leave the lodge at night for any reason. After sunset all the animals come out to stroll as if of one accord. There is constant movement close to the camp: a group of lions drop by, hyenas howl, a warthog begins to dig a burrow next to the lodge, then a herd of buffalo passes. After wandering around the camp, the animals go off about their business until morning. But for this very reason night is the best time to watch them from the viewing platform that is provided at every campsite.

There is also an unofficial code of conduct in the event of an encounter with a wild animal. More than one generation of colonists suffered badly from animal attacks before it was discovered that lions are quite timid if you

119

лариса пелле

118

ник: изучает следы, сломанные ветки, принюхивается, всматривается в небо. Внезапно показываются кружащиеся стервятники. Есть! Кто-то только что славно поохотился. Уже через несколько минут мы наблюдаем, как два гепарда с окровавленными мордами расправляются с газелью. Поджарые и нескладные, они смотрятся еще комичнее с набитыми, как шары, животами. Но для самого быстрого в мире животного внешний вид непринципиален. Вскоре мы заметили львов, причем царь зверей лениво валялся на дороге, а пара львиц скрывалась в засаде, поджидая зазевавшуюся антилопу. Мы были на расстоянии нескольких метров. Львицы почти сливались с высокой порыжевшей травой. Антилопа

лариса пелле

лариса пелле Молодых львов в дельте легче всего увидеть ранним вечером, когда те выходят на охоту.

По оборванным листьям и голым веткам марулы можно определить, куда они направлялись. И назавтра взять правильный курс по воде. Марула живет в симбиозе со слонами. Семена этого фрукта помогают слону переваривать пищу, а слон переносит их в новое место, где те вырастают новыми крепкими деревьями с вкусными плодами. Вдруг из зарослей неподалеку послышались странные звуки. Проводник быстро сообразил, что отправившаяся на охоту львица оставила где-то неподалеку детенышей. И действительно, в высокой траве мамашу дожидались несколько немаленьких уже отпрысков. Такое соседство с львиным прайдом означало, что ночью можно ждать гостей… Самое первое правило в сафари — оставаться в лагере. И никогда, ни под каким предлогом не выходить ночью из лоджа. С заходом солнца все зверье, как сговорившись, выходит погулять. Вблизи лагеря постоянное движение: то пожалует львиный прайд, то завоют гиены, то бородавочник начнет рыть ход рядом с лоджем, то мимо пройдет стадо буйволов. Побродив по лагерю, звери к утру расходятся по своим делам. Но именно поэтому ночь — самое подходящее время понаблюдать за ними со смотровой площадки, которая есть в каждом лагере. Можно отдыхать и в лодже — персонал непременно придет сообщить: «Мисс, там пожаловал носорог, не хотите ли посмотреть?» Существует и неофициальный свод правил поведения в случае встречи с диким животным. Не одно поколение колонизаторов пало от нападения зверей, пока не выяснилось, что лев довольно пуглив, если издавать много шума, а носорог практически лишен зрения, поэтому, если не стоишь по ветру, он не увидит тебя даже с нескольких метров. Сафари-гиды могут рассказать немало историй о встречах с хищниками, нападениях черной мамбы или крокодила.

Газели на водопое ведут себя настороженно. Расслабляться нельзя — иначе быстро попадешь к кому-нибудь на ужин.

лариса пелле

art of relaxation

И скусство отдыхать / t he

другого животного. Гиппопотам хоть и не смотрит на человека как на потенциальную добычу, зато ревностно охраняет свою территорию. И горе тому, кто, сам того не подозревая, посягнет на нее. Лодочник гребет плавно и осторожно — не стоит лишний раз тревожить дно, на котором отдыхают хищные жители Окаванго. Вскоре я отвлекаюсь от этих страхов: вокруг тысячи водяных лилий и других цветов — красота... Неожиданно мокоро направляется в самую гущу травы, и только в последний момент в ней открывается маленький ручеек-канал, который через сотню метров опять соединяется с «большой водой». И все же встречи с хищником лицом к лицу — это то, для чего и ездят на сафари. Вечером мы отправляемся на фотоохоту. До сумерек полчаса — самое время посмотреть, не было ли поблизости слонов.

Gazelles are very cautious at watering places. They cannot afford to relax; otherwise they will quickly become a meal for someone.

produce a lot of noise, while rhinos have very poor eyesight, so if you stand downwind of one, it will not detect you even a few yards away.

Where the delta meets the Kalahari, the number of creatures immediately drops. On the other hand, they are far easier to spot here. The picture that springs to mind when you hear the word “desert” is the Sahara, after all Sahara means “desert” in Arabic. In Setswana, the national language of Botswana, Kalahari also means “desert”, but it looks completely different. The whole area is covered in low tough grass that even hides the sandy soil; every spike has put out tender

white or yellow flowers. Here and there you can even find trees. After a safari in a mokoro, it’s a good idea to complete the picture by exploring the delta region in an off-road vehicle. The guide behaves like an ancient hunter, studying tracks and broken branches, sniffing and scanning the sky. Suddenly circling vultures come into view. Yes! Some predator has just got lucky. A few minutes later we are watching a pair of cheetahs with bloody muzzles making short work of a gazelle. These lean, ungainly creatures look even more comic with ballooning stomachs. But for the fastest land animal in the world looks are not a prime concern.

120

Soon we spot some lions. The King of the Beasts is lolling lazily on the track, while a couple of lionesses are hiding in ambush, waiting for an unwary antelope.

There was only a matter of metres between us. The lionesses were almost undetectable in the high yellowed grass. One antelope separated from the herd and wandered ever closer to the thicket. One of the lionesses was already poised to pounce, when suddenly the lion decided to have a stretch and stood up full height. The herd reacted instantly and began to produce a long drawn-out whistle — the danger signal. The straggler dashed off. The lionesses were furious.

We drove around right until evening, discovering a few more lions and cheetahs, some cute ground squirrels, jackals and even a galago — a little primate that looks more like a bear-cub with gigantic eyes. Galagos are normally nocturnal creatures, but when we broke up a dry tree for firewood, we found this one sleeping in a hollow.

You quickly learn to notice tracks and spot animals in the bush. After a few days, zebras and giraffes stop being anything special, but you begin to pay more and more attention to details. That strong catty smell, for example. The guide pulls off a bunch of grass and holds it out to me — the unbearable feline stink is coming from it. The plant with the striking name “smells-like-lion” begins to exude its scent in the afternoon, filling the whole desert with the odour of cats. That is of course a big help to the lions when hunting, as it confuses their prey.

And at the end of the day comes the African sunset, a spectacle best seen from the roof of a jeep. People say that Africa has the most beautiful sunsets — and they are right!

It is as if a temperamental abstract artist lavishly splashes all his paints in succession over the canvas of

After a couple of days you stop paying attention to the giraffes; there are as many here as there are lamp-posts in a city!

лариса пелле

Через несколько дней на жирафов перестаешь обращать внимание: их здесь как фонарных столбов в городе!

Гигантские термитники в дельте Окаванго.

Gigantic termite mounds in the delta of the Okavango.

Ниже. Миграция зебр и антилоп — это то, за чем многие едут в Африку. Вместе с ними через бескрайние просторы идут и хищники, которых при этом заметить легче всего.

Below. The mass migrations of zebra and antelope are what many people go to Africa for. Their moves across the endless spaces are accompanied by predators, that are easiest to spot at that time.

лариса пелле

лариса пелле

лариса пелле отбилась от стада и все ближе подходила к зарослям. Вот уже одна из львиц готовится к прыжку. Внезапно лев решил потянуться и поднялся во весь рост. Стадо тут же заволновалось и стало издавать протяжный свист — сигнал тревоги. Антилопа унеслась прочь. Львицы были вне себя. Одна даже заинтересованно взглянула в нашу сторону и направилась к машине. Я замерла, не дыша, — хищница остановилась в метре от меня. Но проводник тут же завел мотор, и животное потеряло к нам интерес. Львиная семейка побрела прочь искать удачи в охоте. Мы кружили до самого вечера, обнаружив еще несколько львов, гепардов, забавных земляных белок, шакалов и даже галаго — маленького примата, больше похожего на медвежонка с гигантскими

глазами. Обычно он ведет ночной образ жизни, но, когда мы сломали сухое дерево для костра, оказалось, что он спал в дупле. Здесь быстро учишься читать следы и замечать животных в зарослях. Через несколько дней зебры и жирафы перестают быть чем-то особенным, а вот на детали обращаешь внимание все больше. Например, на резкий кошачий запах. Проводник вырывает пучок травы и протягивает мне — это от нее нестерпимо пахнет кошкой. Растение с говорящим названием «пахнет-как-лев» начинает источать «аромат» в послеобеденные часы, наполняя всю пустыню запахом кошек. Это, конечно, помогает львам охотиться, сбивая с толку их добычу. А в конце дня — африканский закат, встречать который лучше забравшись на крышу джипа. Говорят, что самые красивые закаты — в Африке. Это правда! Будто темпераментный художник-абстракционист расточительно выливает на небесный холст все краски подряд: лазурную, ярко-розовую, сиреневую, темно-фиолетовую, золотую, огненно-рыжую, а затем быстро-быстро смешивает. Пять минут, и все кончено — темный бархат неба густо усыпан бриллиантами звезд. Столько звезд не увидишь нигде: вот Южный Крест, а Млечный Путь такой яркий, что его можно смотать в моток, как ленту. Порой просидишь всю ночь и не услышишь ни звука, а с лучами солнца обнаружишь, что лагерь полон следов. Наверное, сколько ни путешествуй по ее просторам, Африку никогда до конца не узнаешь — для этого здесь нужно родиться.

Buffalo should be feared.

His interest is bad news for the traveller.

От обилия фламинго вода в озерах кажется розовой.

kenya tourist board

art of relaxation

И скусство отдыхать / t he

Буйвола стоит опасаться. Его заинтересованность не сулит путешественнику ничего хорошего.

There are so many flamingos on some of the lakes that the water itself seems pink.

the sky: azure, bright pink, lilac, dark violet, gold, fiery ochre — and then like greased lightning mixes them all up. Five minutes and it’s all over — the dark velvet firmament is spangled with diamond-like stars. Nowhere else will you see so many stars: there’s the Southern Cross and the Milky Way, so clear you could wind it up like a ribbon. Sometimes you can sit the whole night through and not hear a sound, yet when the sun comes up you find the camp is full of tracks. No matter how much you travel around as a tourist you will probably never really get to know Africa completely. For that you have to be born there.

Тенденции / t rends

Пожалуй, нет ничего менее постоянАлексей КРИСТОВ / by Alexei KRISTOV

ного, чем постоянно изменяющийся мир автомобиля. Казалось бы,

Они манят, шокируют и будоражат кровь…

лучшие годы Ford Mustang уже давно в прошлом, но итальянское дизайнерское ателье Italdesign Giugiaro представляет своего «жеребца» на основе американского «мустанга». Вы думаете, что супер-каров в обой-

they attract, shock and stir the blood…

ме Dodge хоть отбавляй? Ан нет! Американцы не постеснялись и разработали концепт-кар, так называемый baby-Viper, с хулиганским имечком Demon. Иногда производители автомобилей нас шокируют, иногда вводят в легкое и приятное возбуждение, как красотки в стиле «ар нуво». Будоражат кровь у ценителей породистых машин и новинки, представленные на последних автосалонах…

123

122

There is probably nothing less permanent than the constantly changing world of the automobile. It would seem that the Ford Mustang’s best years have long since passed, but the Italian design studio Italdesign Giugiaro presents its own stallion on the basis of the American “mustang”. You think that Dodge already has more than enough super cars in its arsenal. Think again! The Americans had no inhibitions about developing a concept car, a “baby Viper” that they impishly named the Demon.

Sometimes car manufacturers shock us, sometimes they give us a mild, pleasant thrill, like beautiful women in

Одна из самых красивых американских новинок — Dodge Demon. Сами создатели называют его baby-Viper и, естественно, причисляют к супер-карам...

One of the most attractive American newcomers is the Dodge Demon.

Its creators speak of it as a baby Viper and naturally reckon it among the supercars.

the Art Nouveau style. Connoisseurs of pedigree machines will also have their blood stirred by the novelties on display at the latest car shows.

Тенденции / t rends

Новый BMW M3 очень ждали фанаты баварской марки, и не только они. Ждали злого и устрашающего крепыша, но, увы, дизайнеры BMW рассудили иначе. Инициатива придания кузовам BMW агрессивного внешнего вида упущена создателями — теперь это удел именитых тюнинговых студий, как, например, Hamann.

The new BMW M3 was eagerly awaited by fans of the Bavarian marque and others as well. They expected a wicked, intimidating hunk of a machine, but sadly the BMW designers had different ideas.

The chance to give the car’s bodywork an aggressive look has been passed over by its creators — now that will be left to such renowned customizing studios as Hamann.

125

124

Компания BMW представила новый концепт M3. Серийную же версию можно будет увидеть осенью во Франкфурте. Горб на капоте, агрессия в очертаниях переднего и заднего бамперов, стильные диски — все это визитная карточка M-стиля. Правда, поклонники ждали большей дерзости в облике этой «эмки», но что поделаешь — у ее предшественника M3 в кузове E46 экстерьер тоже был лаконичен. В пику BMW их соотечественники из Audi представили новое спортивное купе A5, а также его более мощную модификацию S5. В дизайне A5 нет особых новаций, зато теперь в Ингольштадте есть полный набор купе для атаки конкурентов из Штутгарта и Баварии: компактное, стильное и модное купе TT, среднеразмерное купе A5 и купе с претензией на звание супер-кара Audi R8. Сейчас готовится концептуальный мини-кроссовер Q5, который станет конкурентом BMW X3. По-иному заставила нас взглянуть на свою философию Zoom-Zoom компания Mazda, представившая новинку Mazda2. В прошлом неказистая и скромная вторая серия ныне несет в себе новое дизайнерское веяние — стиль flow. Возможно, в этом стиле будет представлено и следующее поколение Mazda6. По крайней мере, компания четко, концепт за концептом, дает нам представление о том, куда движется. Их внешний облик (вспомните хотя бы Mazda Hakaze!) навеян природными явлениями — это движение воздуха, волнение океана, россыпь песчаных дюн. Правда, концептов у Mazda уже так много, что поклонники марки мучаются вопросом: какой процент идей будет воплощен в жизнь? Зато уже точно можно сказать, каким будет новый Mondeo. Ford долгое время кормил публику концепткарами, даже засветил прототип в фильме «Казино Рояль». Но теперь нет сомнений: Mondeo получился свеженьким, в стиле «кинетик дизайн». Прощай, былая консервативность! Теперь это скорее молодежный вариант бизнес-седана, нежели солидный, с претензией на аристократичность автомобиль. Этим летом Mondeo должен приехать в Россию. Посмотрим, насколько горячим будет прием! Американские производители, как всегда, не устают поражать. Dodge разродился маленьким спортивным

В этом году Mazda представила на Женевском автосалоне новый автомобиль В-класса — Mazda2. Это первая машина из модельного ряда Mazda нового поколения, отражающего развитие философии Zoom-Zoom.

BMW presented a new concept car, the M3. The serial version will be available for inspection at Frankfurt in the autumn. The hump on the bonnet, the aggressive lines of the front and rear bumpers and stylish wheel hubs are all hallmarks of the M style. Admittedly devotees expected this latest addition to sport a more daring look, but that can’t be helped — its predecessors also had an understated exterior.

In defiance of BMW their compatriots from Audi presented a new luxury coupé — the A5, and also a more powerful modification of it — the S5. There are no particular innovations in the design of the A5, but on the other hand Ingolstadt now has a full range of coupés with which to mount an attack on its competitors from Stuttgart and Bavaria: the compact, stylish, fashionable TT, the middle-sized A5 and a coupé with pretensions to the title of super car — the Audi R8. Now they are working on a conceptual mini crossover — the Q5 that will compete with the BMW X3.

Mazda made us take a fresh look at their “Zoom-Zoom” philosophy with the presentation of the new Mazda2.

The hitherto plain and modest second series now has a new design tendency — the Nagare or Flow style. Per-

haps this will be the style for the next generation, Mazda6. At least, concept car after concept car, the company gives us a clear idea of which way it is heading. Mazda has admittedly produced so many concept cars that fans of the brand are kept on tenterhooks over what percentage of the ideas in them will become reality.

On the other hand we can say exactly what the new Mondeo will be like. For a long time Ford fed the public with concept cars, and even spotlighted a prototype in the Bond movie Casino Royale. Now, though, there is no more doubt — the Mondeo has got a fresh look, in the “kinetic design” style. Goodbye to the conservatism of old!

American manufacturers as always never tire of amazing. Dodge has produced a little sporty roadster in the Demon. This brutal baby looks very like its big brother the Viper. Besides, the demon is fitted with a powerful 171-horse-power engine under the bonnet. The tendency is obvious — everyone is scrambling to get into the compact car class. Even Dodge, a company where the very word “compact” was considered vulgar just a few years back.

There are manufacturers, though, that have long since mastered the small car segment but are missing out on

Слева. Audi прекратила выпуск моделей Coupe в 1996 году, но вот спустя одиннадцать лет в Ингольштадте решили вернуться к этому типу кузова. Выше. Уже на стадии поиска новых идей для интерьера Audi A5 стало ясно: салон серийного автомобиля будет отличаться от нынешнего поколения, но принцип останется прежний — максимум комфорта для водителя.

Left. Audi stopped producing coupés in 1996, but eleven years later Ingolstadt has decided to return to this style of body.

Above. Already at the stage of seeking new ideas for the interior of the Audi A5 it became clear that the inside of the production model would be different from the present generation, but the principle remains the same — maximum comfort for the driver.

This year Mazda presented a new B-class car at the Geneva Car Show — the Mazda2. This is the first model in a new generation of Mazda vehicles that will reflect a development of the Zoom-Zoom philosophy.

Класс SUV — так называемые кроссоверы. Малолеток здесь нет, только взрослые автомобили с повадками внедорожников. Яркие представители — Honda CR-V и Toyota RAV4. Компакт-кар — малыш, как правило, из класса «B». Он еще не окреп, не отличается надежностью и гостеприимством своего крохотного салона. В этом классе обитают Kia Picanto и Chevrolet Spark. «Кинетик дизайн» — новое направление дизайна Ford, цель которого уйти от «дедушкиных» вариантов в облике авто. Да здравствуют бодрость и динамика во внешнем виде! Стиль flow — свежее направление дизайна компании Mazda. Художники вдохновляются явлениями природы: ветром, волнами, дюнами… Пока что новый стиль «обкатывается» на концепт-каре Hakaze. Концепт-кар — машина без мотора, тормозов, электрики… В концептах воплощаются очередные сумасшедшие идеи дизайнеров. Элементы наиболее удачных концептов запускаются в серийное производство.

SUV — sport utility vehicle — a passenger vehicle that combines four-wheel drive with a comfortable saloon.

Those that are less like trucks and more like cars, such as the Honda CR-V and Toyota RAV4, are termed crossovers.

Due to their dubious usefulness on rough terrain such vehicles are known in England as “soft roaders”, in Russia as “parquet jeeps”.

Kinetic Design — the new tendency in Ford’s design thinking, the aim of which is to get away from the “old man’s car” look. Hello to an upbeat, dynamic appearance.

Flow style — a fresh design tendency from Mazda. The designers drew inspiration from natural phenomena: wind, waves, dunes… For the time being this new style is being honed in the Hakaze concept car.

Concept car — a vehicle without an engine, brakes or electrics… Concept cars are the working-up of the designers’ latest crazy ideas. As a rule only separate “portions” of concept cars find their way into mass production.

Coupé — a body style for egoists: two swanky seats and two doors in front, behind modest places for “poor relatives” The boot is more like a glove compartment. There are exceptions, however: the Mercedes-Benz CLS, which has four doors and a spacious interior.

Тенденции / t rends

маркам внедорожников. В Женеве был представлен кроссовер Peugeot 4007, а также первый в истории Citroen настоящий SUVC-Crosser. Обе машины построены на базе Mitsubishi Outlander XL. Однако при этом автомобили не обделены шармом и фамильными чертами, позволяющими легко идентифицировать их происхождение. И все же куда более интересная тенденция наблюдается в области высокого искусства автомобилестроения. Вот, скажем, Jaguar, пытаясь уйти от стереотипа консервативной марки, представил концепт-кар X-CF. Британцы всем дали понять, что классика классикой, но нужно идти вперед, развивать технологии, дизайн, шокировать публику, как это делает Ford, Mazda или Aston Martin. Если хотите, то этот концепт — воплощение мечты Джеймса Бонда. Только загляните ему в глаза, и у вас мурашки по коже пойдут от леденящего синего свечения прищуренных зрачков хищника. Эффект создан с помощью тонкой синей полоски, расположенной между фарами. Присмотритесь, и вы увидите под линзами фар уникальный рисунок, напоминающий

Концепт Mazda Kabura уникален тем, что в нем нет привычной нам симметрии. Посадочная формула концепта — 3+1: в салоне всего три посадочных места плюс одно откидное кресло. Поскольку это купе, тут должно было быть две двери, но дизайнеры решили сделать в кузове третью… для изюминки.

The Mazda Kabura concept car is unique in abandoning conventional symmetry. It has a 3+1 seating formula: three proper seats plus one “jump seat”. Since it is a coupé there should be only two doors, but the designers decided it would look better with three.

Купе — это кузов для эгоистов: два шикарных места и две двери спереди, а сзади лишь два места «для галочки». Багажник напоминает ящик для перчаток. Однако есть исключения: Mercedes-Benz CLS, имеющий четыре двери, просторный салон и большой багажник. Родстер — вдвойне машина для эгоистов: в кабине два места и почти нет багажника. Зато есть мощный мотор и спортивные характеристики. Родстеры BMW серии «Z» — наглядный пример того, как автомобиль может помочь своему обладателю устроить личную жизнь... хотя бы ненадолго. Пикап — «фермерский» тип кузова, состоящий из кабины и площадки для груза. Классические пикапы отличаются высокой надежностью, наличием полного привода, мощным мотором и большим расходом топлива. Типичный представитель — Nissan Navara. Седан — «семейный» тип кузова, ибо в наличии есть пять мест и багажник. Существует также бизнес-седан. Пример: Mercedes-Benz S-класс. Универсал — самый подходящий тип кузова для семьянина или попросту хозяйственного человека. У BMW универсалы называются словом Touring, у Volkswagen — Variant, у Audi — Avant.

126

Супер-кар (он же спорт-кар) — автомобиль с приставкой «супер». У него «супер» всё: мощный мотор, жесткая подвеска, обтекаемый кузов… Ну и как следствие — суперпоказатели по набору скорости. Любой Ferrari или Lamborghini — супер-кар.

родстером Demon. Брутальный малыш весьма похож на своего старшего брата — «Гадюку» Viper. Кроме того, у Demon под капотом установлен мощный двигатель в 171 лошадиную силу. Остается, правда, загадкой, зачем Dodge этот малыш, ведь у компании есть масса супер-каров — от небольшого внедорожника Dodge Nitro мощностью в 270 лошадиных сил до Dodge Magnum (426 сил). Тенденция очевидна: все рвутся в класс компакт-каров. И даже Dodge, компания, в которой слово «компакт» еще совсем недавно расценивалось как вульгаризм. Однако есть производители, давно освоившие сегмент маленьких автомобилей, но упустившие солидный куш в классе SUV. Французские компании Peugeot и Citroen объединились с Mitsubishi, дабы подготовить неплохую альтернативу популярным

Zoom-Zoom — это философия активного образа жизни, веселья и хорошего настроения, которое может вам подарить автомобиль Mazda. Новая модель Mazda MX-5 — это Zoom-Zoom в чистом виде.

Слева. Jaguar представил свой последний концепт C-XF. В нем все идеально: от дизайна специально разработанных шин до укладки проводов под капотом. Выше. Наконец-то дизайнеры Jaguar начали мыслить футуристически, оформляя салон концепта! Идея в том, что при выключенном зажигании интерьер пуст и неприметен, однако стоит только подать ток в сеть, как тут же «кошка» оживает, наполняясь изнутри объемом и фактурой.

Right. Jaguar presented its latest concept, the C-XF. Everything about it is ideal, from the design of the specially developed tyres to the layout of the wiring under the bonnet.

significant earnings in the SUV class. The French companies Peugeot and Citroen got together with Mitsubishi in order to come up with a decent alternative to the popular off-road brands. At Geneva the crossover Peugeot 4007 was presented as well as the first true SUV in the history of Citroen — the C-Crosser. Both vehicles have been built on the basis of the Mitsubishi Outlander XL. Yet at the same time these cars are not short on charm and family characteristics that make it easy to identify their pedigree.

A much more interesting tendency, however, can be observed in the high-art sphere of automotive construction. Take, say, Jaguar, trying to get away from its stereotype as a conservative marque, by presenting the X-CF concept car. You might say that this car is James Bond’s dream come true. You only have to look it in the eyes and shivers run up and down your spine from the chilling blue glow of the narrowed eyes of a predator. The effect is created by a thin blue stripe placed between the headlights. Take a closer look and beneath the headlight

Above. At last the Jaguar designers have begun to show futuristic thinking in the finishing of the concept car’s interior. The idea is that when the ignition is switched off the inside is empty and unremarkable, but as soon as the current is turned on, this “big cat” comes to life, gaining volume and texture from within.

Mustang от Giugiaro. Итальянское ателье Italdesign Giugiaro превратило американского «мустанга» в стильного породистого «жеребца».

The Mustang from Giugiaro. The Italian studio Italdesign Giugiaro turned the American mustang into a stylish thoroughbred stallion.

lenses you can see a unique design something like a tattoo. It’s the abstract logo of a pouncing jaguar.

The design studios, meanwhile, especially the well known Italian names, are striving after the classic image. The look of the Barchetta, an open coupé concept car from Bertone, was influenced by Italian sports cars from the 1950s. And at Giugiaro they did not disdain the classic lines of the American Mustang when they set about creating their shocking concept car.

Another no less characteristic example of the return to classic lines is the Russian concept car Impression, presented under the Russo-Balt marque. Originally this project was conceived by the Moscow-based company A:Level that managed to buy up the old Russian automotive brand Russo-Balt and present a concept vehicle under a patriotic flag. The designer, Zviad Tsikoliya from Tbilisi, on whose sketches the project is based, drew inspiration from a classic model — the Bugatti Type 57 Atlantic. The plan was to create only a single model of the concept, but the construction went through the whole testing cycle and is ready for production in a limited edition of 10–15. The German firm GERG that makes highly technical components for Formula 1 and DTM cars as well as concept cars for German manufacturers will participate in the manufacture of these vehicles. The price-tag for this homegrown beauty is anticipated to be upwards of 1,500,000 dollars.

Every manufacturer is pursuing its own course. Some seek their own unique style through constant experimentation, like Mazda or Jaguar; some seek to conquer new niches, like the French; and some exert all their efforts in preserving their look like the German brands. Most importantly, though, none of them are standing still.

Roadster — the egoist’s car in spades: two inside seats and hardly any boot at all. On the other hand a powerful engine and sporty performance! BMW’s Z series roadsters are a striking example of how a car can help its owner to get his private life together — if only for the duration of single journey.

Pickup — a “workhorse” body style, consisting of a cabin and separate open cargo area, that has become an archetypal element of American culture and popular in certain other parts of the world. Classic pickups are very reliable, have all-wheel drive, a powerful motor and high fuel consumption. A typical representative is the Nissan Navara.

Sedan or saloon — a “family” body style because it has five seats and a large boot. There are also luxury sedans, such as the Mercedes-Benz S Class.

Station wagon or estate car — the most suitable body style for a family man or anyone practically-minded. In BMW’s parlance such vehicles are designated by the word Touring, for Volkswagen it is Variant, for Audi Avant.

Super car — a high-end sports car. Everything about it should be super: a powerful motor, stiff suspension, aerodynamic bodywork and, as a consequence, super acceleration figures. Any Ferrari or Lamborghini will qualify for this tag.

Zoom-Zoom — the philosophy of an active lifestyle, fun and a good mood that a Mazda car can give you. The latest model Mazda MX-5 is “Zoom-Zoom” in its pure form.

Тенденции / t rends Одно дело — нарисовать проект на бумаге, и совсем другое — воплотить его в реальном виде, пусть даже и не в металле. Материал, из которого создают первые концепты, называется clay (глина). Сам же концепт — clay-model.

It’s one think to sketch a design on paper, something very different to make it a physical reality, even if not in metal. The material from which the first concepts are moulded is called “clay”. Hence the name “clay-model”.

кар Impression («Впечатление»), представленный под маркой «Руссо-Балт». Изначально этот проект задумывался московской компанией A:Level, которой удалось выкупить старейший автомобильный российский бренд «Руссо-Балт» и представить концепт под отечественным флагом. Дизайнер из Тбилиси Звиад Циколия, чьи эскизы легли в основу проекта, черпал вдохновение в классической модели Bugatti Type 57 Atlantic. Планировалось, что этот концепт будет в единственном экземпляре, однако конструкция прошла весь цикл испытаний и готова к выпуску партии в размере 10–15 штук. В производстве этих машин примет участие немецкая фирма GERG, производящая высокотехнологичные компоненты болидов Formula-1 и DTM, а также концепт-кары для немецких производителей. Предполагаемая цена отечественного красавца — от полутора миллионов долларов. Каждый производитель идет своей дорогой. Кто-то ищет свой уникальный стиль, постоянно экспериментируя, как Mazda или Jaguar, кто-то завоевывает новые ниши, как французы, а кто-то просто старается изо всех сил сохранить свое лицо, как немецкие бренды. Но важно одно: никто не стоит на месте.

Главный дизайнер проекта Impression Звиад Циколия. Именно он впервые представил этот концепт-кар международной публике в Женеве в 2007 году.

The chief designer of the Impression project is Zviad Tsikoliya. He was the first to present the concept car to the international public at Geneva 2007.

татуировку. Это очертания застывшего в прыжке ягуара. Кузов окрашен в серебристый цвет Metashine silver, прекрасно сочетающийся с алюминиевой, хромовой и керамической (!) отделкой, которая украшает вентиляционные отверстия и патрубки выпускной системы. Мы не привыкли к таким сюрпризам от Jaguar, но компании уже давно пора сменить стиль, как это сделал Ford, поразив когда-то публику «кинетическими» новациями. А вот дизайнерские студии, особенно именитые итальянские, наоборот, стремятся к классике. Образ концепта открытого купе от BertoneBarchetta навеян итальянскими спортивными машинами пятидесятых. А в Giugiaro не побрезговали классическими формами американского «Мустанга», когда брались за создание своего шокирующего концепта. Другой, не менее характерный пример возвращения к классическим формам — отечественный концепт-

128

Концепт-кар Impression изначально задумывался как продолжатель традиций Bugatti. Однако этого не случилось. Теперь он «Руссо-Балт».

The Impression concept car was originally conceived as a continuation of the Bugatti traditions. But that did not come off.

Now it is the Russo-Balt.

Автомобили марки «Руссо-Балт» выпускал Русско-Балтийский вагонный завод в 1909—1917 годах. Эти машины отличались прочностью и надежностью, с успехом участвовали в ралли и дальних пробегах. Модели «К-12» и «С-24» в 1913 году заказал императорский гараж, а больше половины всей продукции завода приобрела русская армия. «Руссо-Балты» использовались как штабные и санитарные машины и как шасси для броневиков.

Cars with the Russo-Balt badge were produced by the Russko-Baltiysky Carriage Works between 1909 and 1917. Those automobiles were noted for their strength and reliability, participating successfully in rallies and long-distance races. The K-12 and C-24 models were ordered by the Emperor’s garage in 1913, while over half of all the factory’s production was bought up by the Russian army. Russo-Balts were used as both staff cars and ambulances, and also became the chassis for armoured cars.