Taleon Magazine - №7 by eDream Management Ltd

among the masterpieces of Russian art

Среди шедевров русского искусства

Summer and autumn bring a real harvest of tourists to St Petersburg. After all, it is impossible to imagine Russia’s northern capital with its multitude of museums containing masterpieces created by humanity over millennia. A special place among this illustrious group is taken by the Russian Museum, the world’s largest repository of Russian national art. In recent years enormous changes have taken place in the life of this museum, which celebrated its 100th anniversary in 1998. Today the museum is housed in several of St Petersburg’s grandest buildings — the Mikhailovsky, Stroganov and Marble Palaces and also the Engineers’ (St Michael’s) Castle. The museum’s territory has extended to the Mikhailovsky and Summer Gardens and even the Log Cabin of Peter the Great on the right bank of the Neva. For almost twenty years now the head of the museum has been Vladimir Alexandrovich Gusev, Full Member of the Russian Academy of Arts, Honoured Art Worker of the Russian Federation, the author of many scholarly works, television programmes and video films about Russian art and museum affairs. Despite a tight working schedule, the director of the Russian Museum readily agreed to a meeting with our correspondent, Guennadi Ameltchenko for a brief discussion of the past and present of his “province”, which he himself jokingly calls “a little Vatican within St Petersburg”.

— Владимир Александрович, что на сегодняшний день представляет собой Русский музей? — Русский музей относится к ряду самых больших музеев мира как по экспозиционным площадям, так и по количеству экспонатов. Он в четыре раза больше Третьяковской галереи. Это не значит, что он в четыре раза лучше, но факт остается фактом…

илья павлов

of the issue

Гость номера /g u e s t

Лето и осень в Петербурге — настоящая туристическая страда. Ведь Северную столицу невозможно себе представить без множества музеев, в чьих стенах хранятся шедевры, созданные человечеством на протяжении тысячелетий. Особое место в этой плеяде занимает Русский музей — здесь находится самое большое в мире собрание произведений национального искусства. За последние годы в жизни музея, который в следующем году отметит сто десять лет со дня основания, произошли огромные изменения. Сегодня музей размещается в нескольких дворцах Санкт-Петербурга — Михайловском, Строгановском, Мраморном, а также в Инженерном замке. Продолжением музейного пространства стали Михайловский и Летний сады, а также Домик Петра I на правом берегу Невы. Вот уже почти двадцать лет музей возглавляет Владимир Александрович Гусев, действительный член Российской Академии художеств, заслуженный деятель искусств Российской Федерации, автор множества научных работ, телевизионных программ и видеофильмов о русском искусстве и музейном деле. Несмотря на весьма плотный рабочий график, директор Государственного Русского музея охотно согласился встретиться с нашим корреспондентом Геннадием Амельченко для небольшой беседы о прошлом и настоящем его «вотчины», которую сам он с юмором называет «маленький Ватикан в Петербурге».

Музей сравнительно молод — ему не многим более ста лет. Михайловский же дворец гораздо старше. Первым его владельцем был младший из сыновей императора Павла I — великий князь Михаил Павлович, а автором проекта этого архитектурного ансамбля — Карл Росси.

— What is the Russian Museum today? — The Russian Museum numbers among the largest museums in the world, in terms of both its display areas and the quantity of its exhibits. It is four times the size of the Tretyakov Gallery. That does not mean that it is four times better, but facts are facts… The museum is comparatively young — just over a hundred years old. The Mikhailovsky Palace itself is a good bit older. Its first owner was the youngest son of Emperor Paul I, Grand Duke Mikhail Pavlovich, and the architectural ensemble was designed by Carlo Rossi. The museum’s birthday can be taken to be 13 April 1895. On that day Emperor Nicholas II signed a decree on “the establishment of a special institution to be known as ‘the Russian Museum of Alexander III’ and the provision for this purpose of the Mikhailovsky Palace, acquired by the state, with all its appurtenant wings, outbuildings and garden.” In point of fact, though, the idea of creating a Russian national museum in which the fine-arts section would occupy a worthy place arose in the enlightened sections of society long before the Emperor’s decree.

— Сколько посетителей проходит в год через залы Русского музея? — Раньше, при советской власти, количество посетителей составляло около одного миллиона. В начале 1990-х годов этот поток несколько уменьшился, но теперь мы вернулись к прежней цифре. Хотя возможности Русского музея в этом смысле огромные: мы можем принимать четыре-пять миллионов любителей искусства в год, но, к сожалению, для такого количества гостей еще очень слабо развита гостиничная инфраструктура СанктПетербурга. — В известных европейских музеях бывают бесплатные дни для малоимущих посетителей. Как вы считаете, насколько такая практика была бы полезна для музеев СанктПетербурга? — В Русском музее таких бесплатных дней, к сожалению, нет, но зато существуют льготные категории населения, которые могут посещать наши выставки либо со скидкой, либо бесплатно, — это пенсионеры, инвалиды, студенты, школьники…

Рисунок жетона в честь основания музея. 1898 год. Design for a token to mark the foundation of the museum. 1898.

Иностранные граждане платят за входной билет около десяти долларов, хотя это не совсем корректно по отношению к ним. — Как пополняется коллекция музея? Что именно приобретается и на какие средства? — Коллекция Русского музея пополняется за счет дарения; к сожалению, государство практически перестало выделять средства на это, да и цены теперь на рынке заоблачные. Оказывают помощь меценаты. Ежегодно коллекцию пополняют до двух тысяч экспонатов. Около трех четвертей — это произведения искусства, остальное — архивные материалы, письма, дневники, документы. К сожалению, за последние годы супердорогих, сенсационных покупок не было. Интересную коллекцию недавно нам наши спонсоры приобрели — великолепные народные костюмы Воронежской и Новгородской губерний. Но большую часть приобретений составляют произведения современных художников. Русский музей проводит широкую выставочную деятельность. Ежегодно в стенах музея открывается до пятидесяти временных выставок и пятнадцать—двадцать — в российских городах и за рубежом. — Каков годовой бюджет вашего музея? — Годовой бюджет Русского музея составляет около двадцати миллионов долларов, но нужно (Владимир Гусев смеется) в два раза больше.

Корпус Бенуа был построен в 1914—1919 годах для выставок художественных объединений и союзов. Передан Русскому музею в начале 1930-х годов для размещения экспозиции советского искусства.

There were not especially many sources for the stocks. From the Hermitage and Winter Palace came almost the entire collection of paintings by artists from Russia, part of the collection of drawings and watercolours, some sculpture; from the museum of the Academy of Arts — paintings, icons, sculpture, watercolours, drawings and engravings. Today the museum possesses around 400,000 items. — How many people visit the Russian Museum each year? — Previously, in Soviet times, around there were around a million visitors. In the early 1990s that figure fell somewhat, but now numbers are back up again. The Russian Museum’s potential in this respect is enormous, though: we are capable of receiving four to five million art-lovers a year, but sadly St Petersburg’s hotel infrastructure is

still very poorly developed for that number of visitors. — How are the museum’s stocks expanded? What exactly do you acquire and where does the funding come from? The Russian Museum’s stocks are increased by donations. Sadly the state has practically ceased to allocate funds for this purpose and prices on the market nowadays are sky-high. Sponsors provide some assistance. Each year up to 2,000 new items come in. Around three-quarters of them are works of art, the rest are archive materials, letters, diaries and documents. Sadly in recent years there have not been any super-expensive sensational acquisitions. Our sponsors not long ago bought an interesting collection for us — splendid traditional costumes from Voronezh and Novgorod provinces. The

Михайловский дворец построен Карлом Росси для брата императора Александра I, великого князя Михаила Павловича. В 1895 году, при создании Русского музея, он был выкуплен у наследников. Первыми хранителями музея стали художники Альберт Бенуа и Павел Брюллов. Фотография Карла Буллы. 1890-е годы. The Mikhailovsky Palace was built by Carlo Rossi for Grand Duke Mikhail Pavlovich, the brother of Alexander I. In 1895, with the creation of the Russian Museum in view, it was bought from his heirs. The first curators of the museum were the artists Albert Benois and Pavel Briullov. 1890s photograph by Karl Bulla.

The Benois Wing was constructed in 1914—19 for exhibitions of artistic organizations. It was transferred to the Russian Museum in the 1930s to house the display of Soviet art.

владимир денисов

of the issue

Гость номера /g u e s t

Днем рождения музея можно считать 13 апреля 1895 года. В этот день император Николай II подписал Именной Высочайший указ за номером 420 — «Об учреждении особого установления под названием „Русского Музея Императора Александра III“ и о предоставлении для сей цели приобретенного в казну Михайловского дворца со всеми принадлежащими ему флигелями, службами и садом». Вообще же идея создания общенационального русского музея, в котором раздел изобразительного искусства занимал бы достойное место, возникла в просвещенных слоях российского общества задолго до императорского указа. Музей же открылся для посетителей в 1898 году. Основных источников поступлений было не так уж много. Из Эрмитажа и Зимнего дворца поступила практически полностью галерея картин российских живописцев, часть собрания рисунков и акварелей, скульптура; из музея Академии художеств — живопись, иконы, скульптура, акварели, рисунки, гравюры. Сегодня в Русском музее насчитывается около 400 тысяч экспонатов.

Над эскизами Михайловского замка работал сам император Павел I. В состав архитектурного комплекса Русского музея вошел в 1991 году. Emperor Paul I himself worked on the plans for St Michael’s (Engineers’) Castle. The complex became part of the Russian Museum in 1991.

Последним владельцем Мраморного дворца был поэт Серебряного века «К. Р.» — великий князь Константин Романов. Русскому музею здание передано в 1992 году. The last owner of the Marble Palace was Grand Duke Konstantin Romanov — the Silver Age poet KR. The building was handed over to the Russian Museum in 1992.

bulk of the acquisitions, though, are works by contemporary artists. The Russian Museum has an extensive programme of exhibitions. Every year up to fifty temporary exhibitions are held on the museum’s own premises and fifteen to twenty in cities across Russia and abroad. — What is being done in the restoration of the Summer Garden? — The Summer Garden is one of the gems in St Petersburg’s necklace of parks. It was a favourite creation of Peter the Great, but time has greatly changed the appearance of the garden, although its original regular layout has survived. We do not intend to return the garden to the way it looked under Peter the Great, but we are restoring particular elements and buildings. The most important thing is to

Владимир Путин и Владимир Гусев на открытии выставки «Петербург в творчестве детей» в Михайловском замке, посвященной трехсотлетнему юбилею города. Vladimir Putin and Vladimir Gusev at the opening of the exhibition “St Petersburg in Works by Children” held in St Michael’s Castle to mark the city’s 300th anniversary.

Я вообще-то выборный директор, хотя подзадержался на своем посту: когда-то, в начале перестройки, меня выбирали на срок пять лет. Потом уже про выборы директоров забыли. — В чем заключается реставрация Летнего сада?

restore the garden as an ecological system, to return the natural balance, to clean the ponds, so that fish can live there like before, and have birds nesting in the trees. A very important aspect is the preservation and curative treatment of the trees, which have reached a critical age. We have created a special team to do that. — Evidently besides a background in art history and management experience the director of the Russian Museum needs to have expertise in building, restoration work and even, it turns out, biology… By the way, what do you think of the activities of other companies engaged in the restoration of buildings in the city centre? What would you say about the Yeliseyevs’ mansion on the Moika or the Sheremetev mansion on Kutuzov Embankment? — I’m afraid a discussion of restoration might become terribly prolonged… But regarding the work of the Taleon company, I can say that what I have seen at 59, Moika Embankment produces a very positive impression. Sadly, I haven’t managed to visit the Sheremetev mansion yet, but I will be looking forward to the conclusion of the restoration work that the company is carry-

оружения. Главное — воссоздать сад как экологическую систему, восстановить природный баланс, очистить пруды, чтобы, как и раньше, там водилась рыба, а на деревьях селились птицы. Очень важным является сохранение и лечение деревьев, возраст которых подошел к критичес-

На церемонии открытия обновленной площади Петра Великого перед Михайловским замком в мае 2003 года. Слева направо: Владимир Гусев, Владимир Яковлев, Владимир Путин, Михаил Швыдкой, Валентина Матвиенко.

The opening ceremony for the refurbished Peter the Great Square in front of St Michael’s Castle in May 2003. Left to right: Vladimir Gusev, Vladimir Yakovlev, Vladimir Putin, Mikhail Shvydkoi and Valentina Matviyenko.

кому. Для этого у нас создана специальная служба... — Видимо, директору Русского музея, кроме искусствоведческого образования и опыта менеджмента, нужны знания строителя, реставратора, даже биолога, как выясняется… Кстати, как вы относитесь к деятельности других компаний, занимающихся реставрацией зданий в центре города? Что вы можете сказать о Елисеевском особняке на Мойке, 59, Шереметевском особняке на набережной Кутузова? — Разговор о реставрации, боюсь, может получиться чересчур долгим… Но о деятельности компании «Талион» могу сказать: то, что я видел на Мойке, 59, производит очень хорошее впечатление. К сожалению, мне пока не удалось посетить Шереметевский особняк, а окончания реставрации зданий на углу Невского и Большой Морской, которую проводит эта компания, буду ждать с нетерпением. — Интересно, а Летний дворец Петра I будет тоже как-то реконструироваться? — Конечно. Хотя есть проблемы — он же не отапливается, это именно летний дворец. Будет там автономная котельная, обязательно. И Домик Петра по-настоящему не реставрировался, это будет кропотливая, уникальная работа. Это же первый прижизненный мемориальный музей, который Петр специальным указом в назидание потомкам велел сохранить… Его сохранили, и поэтому можно

ing out on the buildings at the corner of Nevsky and Bolshaya Morskaya Street. — What about the Summer Palace of Peter the Great? Is any reconstruction work going to be done there? — Of course. Although there are problems — it’s not heated, because it was just that: a summer palace. It will definitely have its own boiler-house. And Peter’s log cabin has never really been restored, which will be a painstaking, unique piece of work. It is our first memorial museum, created in Peter’s lifetime, and he called on posterity to preserve it in a special decree… It was indeed preserved and so, after the inclusion of the cabin into the Russian Museum, you might say that as an institution we are not just over a hundred years old, but almost three hundred! In the longer term, after the complete restoration of the buildings and territories belonging to the museum in the historical centre of St Petersburg, a Russian Museum architectural-and-artistic complex will be created. But that whole grand project requires time and, of course, money.

считать, что после включения этого Домика в состав Русского музея нашему учреждению уже не сто с небольшим лет, а почти триста! А в перспективе, после полной реставрации принадлежащих музею зданий и территорий в историческом центре Санкт-Петербурга, будет создан архитектурно-художественный комплекс «Русский музей». Но весь этот грандиозный проект требует времени и… средств, разумеется.

Летний дворец Петра I и Летний сад вместе с уникальной коллекцией скульптуры вошли в состав Русского музея в 2002 году. The Summer Palace of Peter the Great and the Summer Garden with its unique collection of sculpture became part of the Russian Museum in 2002.

Справа. Домик Петра I — единственная постройка, сохранившаяся от «деревянного» периода истории города. О его сохранности позаботился еще Петр I, повелев в 1723 году возвести вокруг него каменный футляр. Right. The Log Cabin of Peter the Great is the only building to have survived from the initial “wooden” stage in the city’s construction. Peter himself was concerned for its preservation and in 1723 ordered that a brick shelter be built around it.

«Музей можно сравнить с гигантским театром, его залы — с подмостками сцены, на которых разворачивается грандиозный спектакль. Как и обычный спектакль, он складывается из множества мизансцен — только они навеки (а может быть, на мгновение?) замерли в тысячах картин, статуй, гравюр», — говорит директор Государственного Русского музея Владимир Гусев. “A museum can be compared with a gigantic theatre, its halls with a stage on which a tremendous performance is unfolding. As in an ordinary performance it is made up of a large number of scenes — only they are forever (or perhaps for an instant?) frozen in thousands of paintings, statues and prints,” says Vladimir Gusev, the director of the State Russian Museum.

владимир денисов

— Летний сад — жемчужина в парковом ожерелье Санкт-Петербурга. Он был любимым детищем Петра I, но время сильно изменило облик сада, хотя его первоначальная регулярная планировка почти полностью дошла да нашего времени. Мы не собираемся возвращать Летнему саду тот облик, какой был при Петре I, но восстановим отдельные фрагменты и со-

владимир денисов

of the issue

Гость номера /g u e s t

— Скажите, пожалуйста, а как становятся директорами крупнейших музеев мира? — Вообще говоря, на этот вопрос ответить невозможно. Нет никаких специальных учебных заведений. Разные люди приходят к этому по-разному. Одно только могу отметить, что в настоящее время директора крупнейших музеев мира, кроме всего прочего, должны быть еще и менеджерами.

brilliant DISK

Б листательный ДИСК / t he

«Это пропуск в бессмертие твой...»

«Я фаталистка, — не раз говорила Ольга Николаевна Арбенина-Гильдебрандт, — нужно только уметь распознавать знаки, которые посылает тебе Судьба». Но, собираясь 14 мая 1916 года на лекцию Валерия Брюсова, ни девятнадцатилетняя ученица театральных курсов Оля Гильдебрандт, ни ее гимназическая подруга Аня Энгельгардт не подозревали, что этот день окажется поворотным в их судьбах, что билет в зал Тенишевского училища станет для каждой из них «пропуском в бессмертие». Подруги навсегда войдут в историю литературы: одна — как муза лучших русских поэтов XX века, другая — как «Анна вторая»… “I’m a fatalist,” Olga Nikolayevna Arbenina-Hildebrandt said on more than one occasion. “You have to be able to recognize the signs sent by Destiny.” But as she set off for a lecture to be given by Valery Briusov on 14 May 1916, neither the 16-year-old student at the Theatrical Courses Olga Hildebrandt nor her school friend Anya Engelhardt suspected that that day would prove a turning-point in their lives, that the entry ticket to the hall of the Tenishev College would become for each of them a “ticket to immortality”. The girls would go down in the history of literature, one as the muse to some of the finest Russian poets of the twentieth century, the other as “Anna the Second”.

Мария КУЗНЕЦОВА / by Maria KUZNETSOVA

“This is your ticket to immortality…”

Ольга ГильдебрандтАрбенина. Фотография Моисея Наппельбаума. Петроград, 1922 год. Ниже. Свидетельство о записи в метрической книге сведений о рождении Ольги Николаевны Арбениной. СанктПетербург. 1898 год.

Olga Hildebrandt-Arbenina. 1922 photograph by Moisei Nappelbaum. Below. Olga Nikolayevna Arbenina’s birth certificate. St Petersburg. 1898.

Хотя тема лекции — средневековая армянская поэзия — была сугубо специальной, на тот майский вечер в Тенишевском училище на Моховой собрался «весь литературный Петроград». В антракте, выйдя в фойе, Ольга Гильдебрандт увидела бритоголового военного с обжигающе-некрасивым лицом и двумя Георгиями на груди. Ольгу поразило выражение дикого восхищения, с каким он смотрел на нее. Позже Николай Гумилев расскажет ей, что сразу бросился узнавать, кто она. — Я тебя с ней познакомлю, — сказал Гумилеву знакомый литератор и тут же представил его… Ане Энгельгардт. То ли из-за созвучия фамилий, то ли из-за того, что подруг вечно окружала стайка общих поклонников, их часто путали друг с другом. Так вышло, что Аня первой познакомилась с Николаем Гумилевым и представила его подруге. «Я обалдела! — вспоминала полвека спустя Ольга Николаевна. — Известный поэт, и Георгиевский кавалер, и путешественник по Африке, и муж Ахматовой… и вдруг так на меня смотрит…» Когда они на мгновение остались наедине, Гумилев сказал ей: — Я чувствую, что буду вас очень любить. Я надеюсь, что вы не prude (недотрога — франц.). Могу я вас проводить? Ей пришлось ответить отказом. Хотя родители Оли были актерами (свой сценический псевдоним — Арбенина — она унаследовала от отца), никакой «богемности» Although the subject of the lecture — mediaeval Armenian poetry — was highly esoteric, on that May evening “the whole of literary Petrograd” gathered at the college on Mokhovaya Street. As she came out into the foyer during the interval, Olga Hildebrandt saw a close-cropped military man with a fascinatingly unhandsome face and two orders of St George on his chest. Olga was struck by the expression of fierce delight with which he looked at her. Later Nikolai Gumilev would tell her that he immediately hastened to find out who she was. “I’ll introduce you,” a literary acquaintance said and promptly presented him … to Anya Engelhardt. Perhaps because of their similar surnames, perhaps because they were always surrounded by a crowd of shared admirers, the two friends were often confused with one another. That is how Anya became acquainted with Nikolai Gumilev first and then introduced him to her friend. “I was stunned,” Olga Nikolayevna recalled half a century later. “The famous poet, holder of the Order of St George, African traveller and husband of Akhmatova suddenly looking at me like that.” When they were left alone for a moment, Gumilev told her:

brilliant DISK

Б листательный ДИСК / t he

в семье не терпели. В тот вечер Гумилев пошел провожать Аню. А на следующий день позвонил Ольге. Они встретились и поехали в Лавру. Было ветрено и холодно. «Вероятно, хитрый Гумилев придумал эту овеянную ветрами поездку, чтобы уговорить потом поехать с ним в ресторан — согреться… Было сказано все: и любовь на всю жизнь, и развод с Ахматовой, и сти-

хи... Но я выдерживала все натиски и безумно боялась… Мы встретились еще раз, и тут было еще труднее выдерживать штурм… Увы!.. Это было последнее мое свидание с Гумилевым в ту весну…» Узнав об ухаживаниях Гумилева, мать решила разом все пресечь: ветреницу «сослали» на дачу в Финляндию. На опустевшую сцену вновь вышла Аня Энгельгардт.

Анна Энгельгардт выросла в семье, где сочинять стихи считалось обычным делом. Сама Аня была начинающей поэтессой. Стихи и музыку писал ее сводный брат Николай (сын Константина Бальмонта). Писал стихи и ее отец, Николай Александрович, автор «Истории русской литературы XIX столетия».

Анна Николаевна Энгельгардт. Фотография 1920-х годов. Ольга Арбенина ревновала Гумилева к Анне Энгельгардт. В своих воспоминаниях она писала: «Аня была старше меня, училась скверно, была шумная, танцевала как будто полотер…» Правда, потом, словно боясь обвинений в пристрастной оценке своей подруги, она добавляла: «По временам была очень хорошенькой, с слегка монгольскими глазами и скулами».

Anna Engelhardt grew up in a family where writing poetry was considered a normal activity. Anna herself was a novice poet. Her step-brother Nikolai (the son of Konstantin Balmont) wrote verses and music. Her father, Nikolai Alexandrovich, the author of The History of Russian Literature in the Nineteenth Century, also wrote poetry.

“I sense that I shall love you very much. I hope you are not a prude. Can I see you home?” She was obliged to turn him down. Although both Olga’s parents were actors (she inherited her stage name — Arbenina — from her father), the family took a grave view of any sort of bohemian behaviour. That evening Gumilev saw Anya home. But the next day he telephoned Olga. They met and went to the Alexander Nevsky Monastery. It was cold and windy. “Sly Gumilev probably thought of that chilly excursion in order to persuade me to go on to a restaurant with him to get warm… He came out with everything: the love of his life, divorce from Akhmatova, verses… But I resisted the entire offensive and was terribly scared… We met one more time and then it was even harder to withstand the attack… Alas! … That was my last date with Gumilev that spring.” When she learnt of Gumilev’s attentions to her daughter, Olga’s mother resolved to end them at a stroke: the flibbertigibbet was “banished” to their dacha in Finland. Anya Engelhardt reappeared on the vacant stage.

Свято-Троицкий собор Александро-Невской лавры (архитектор Иван Старов). Фотография Карла Буллы. 1910-е годы. The Cathedral of the Holy Trinity in the Alexander Nevsky Monastery (architect: Ivan Starov). 1910s photograph by Karl Bulla.

She, it seems, was not very resistant to Gumilev’s onslaught and when Olga returned to St Petersburg in the autumn the position of the famous poet’s inamorata had been filled. “I am envious,” Olga openly confessed to herself in her diary. “Of the fact that I could not allow him to come and see me in Finland, while he went to see her! Of his letters to her, and the poems, the roses and, most of all, the love… I have little joys, little sadnesses and little agitations, she gets love and the letters of a splendid, great, turbulent poet! … He is bold, wise, daring like a knight. He goes straight to the goal, overcoming obstacles… An adventurer like Casanova… He takes life and pours it into his wonderful, bold, sunny verses…”

Anna Nikolayevna Engelhardt. 1920s photograph.

Аня Энгельгардт с братьями Николаем (слева) и Александром. Фотография около 1915 года. Anna Engelhardt with her brothers Nikolai (left) and Alexander in a photograph taken about 1915.

Olga Arbenina was jealous of Anna’s relationship with Gumilev. In her memoirs she wrote: “Anya was older than me, a bad pupil; she was noisy and danced as if she were a floor-polisher...” Admittedly, as if fearing accusations of a prejudiced attitude to her friend, she then added: “At times she was very pretty, with slightly Mongoloid eyes and cheekbones.”

Похоже, она не особенно пыталась «выдерживать натиск» Гумилева. И когда осенью Ольга вернулась в Петербург, вакансия возлюбленной знаменитого поэта была занята. «Я завидую, — откровенно признавалась Арбенина сама себе в дневнике. — И тому, что я не могла ему позволить ехать за мной в Финляндию, а к ней он приехал! И его письмам к ней, и стихам, и розам, а главное — любви… Мне — мелкие радости, мелкие печали, мелкие волнения, а ей — любовь и письма прекрасного, великого, бурного поэта!.. Он смел, мудр, отважен, как рыцарь. Он идет прямо к цели, побеждая препятствия… Авантюрист, как Казанова… Он берет жизнь и вливает ее в свои дивные, смелые, солнечные строфы…» Увидеться им суждено было лишь через два года — летом 1918-го. Это было уже в другой жизни... К тому времени Гумилев развелся с Анной Ахматовой и женился на Ане Энгельгардт. Тем, кто не знал, что их роман продолжался уже два года, этот брак показался странным и скоропалительным. «Первая Анна» — Ахматова — всю жизнь утверждала, что Гумилев, смертельно уязвленный тем, что она его оставила, женился наспех, назло. «Он думал, что женится на простенькой девочке, что она воск, что из нее можно будет человека вылепить», — говорила она. В этих язвительных словах есть доля правды: Аня действительно и по внешности, и по развитию казалась наив-

They were destined to see each other again only two years later — in the summer of 1918. By then life was completely different. Gumilev had divorced Anna Akhmatova and married Anya Engelhardt. Those who did not know that their romance had been going on for two years thought the marriage odd and rushed. “Anna the First” — Akhmatova — insisted all her life that Gumilev, mortally offended by her leaving him, remarried in haste out of spite: “He thought he was wedding a simple little girl, that she was wax from which he could mould a human being,” she said. There is a degree of truth in these caustic words. In both appearance and level of maturity Anya did indeed seem a naïve little girl on whom fate had undeservedly smiled. When he proposed to her, she fell to her knees and wept. “No. I am not worthy of such happiness!” In the eyes of the romantic Gumilev she was a meek “oriental” female, riding behind her lord and master. “A dark-eyed angel from a Botticelli painting,” is how another poet, Konstantin Balmont, described her. Perhaps it was in her childish helplessness that her charm lay? Vsevolod Rozhdestvensky

ной девочкой, которой незаслуженно выпал счастливый жребий. Когда он сделал ей предложение, она упала на колени и заплакала: «Нет. Я не достойна такого счастья!» В глазах романтика Гумилева она была кроткой восточной женщиной, едущей за спиной своего повелителя. «Темноглазый ангел с картины Боттичелли», — сказал о ней другой поэт — Константин Бальмонт. Может быть, в детской беспомощности и заключалась ее женская прелесть? Всеволод Рождественский вспоминал, что Гумилев был подчеркнуто внимателен к своей молодой жене, всюду водил ее с собой, но стоило ей открыть рот, как он решительно обрывал ее: «Ты, Аня, лучше помолчи! Когда ты молчишь, то становишься вдвое красивее». Тем не менее именно Ане был посвящен сборник «Огненный столп» — последняя и (по мнению многих) лучшая из прижизненных книг поэта. В апреле 1919 года у Гумилевых родилась дочь Елена. В Петрограде был голод, и Николай Степанович отправил жену с новорожденной к своей матери в Бежецк, где жил у бабушки и семилетний Лева — сын Ахматовой. Поэтесса Ирина Одоевцева в

Николай Гумилев и Анна Ахматова с сыном Львом в Царском Селе. Фотография 1915 года.

Nikolai Gumilev and Anna Akhmatova with their son Lev in Tsarskoye Selo. 1915 photograph.

recalled that Gumilev was pointedly attentive to his young bride, taking her with him everywhere, but if only she opened her mouth he resolutely interrupted her: “You’d do better to keep quiet, Anya! When you are silent, you are twice as beautiful.” In April 1919 Anya Gumileva gave birth to a daughter, Yelena. There were food shortages in Petrograd and Nikolai Stepanovich sent his wife and new child

brilliant DISK

Б листательный ДИСК / t he

своих воспоминаниях приводит слова Гумилева: «Аня сидит в Бежецке с Леночкой и Левушкой, свекровью и старой теткой. Скука непролазная… Единственное развлечение — мой приезд. Но ведь я езжу в Бежецк раз в два месяца, а то и того реже… Аня в каждом письме умоляет взять ее к себе в Петербург. Но и здесь ей будет не сладко. Я привык к холостой жизни…»

Оля Арбенина к тому времени закончила драматические курсы и поступила в труппу Александринского театра, где ей давали небольшие роли. Ольге исполнилось двадцать два. Спектакли, кулисы, поклонники… «Я со смехом вспоминаю теперь, как ходила окруженная своими кавалерами! — напишет она в старости. — Вся панель Невского была запружена… челоПамятник императрице Екатерине II в Екатерининском сквере. На заднем плане — Александринский театр. Фото Карла Буллы. 1890-е годы. The monument to Catherine II in the square in front of the Alexandrinsky Theatre. 1890s photograph by Karl Bulla.

to his mother’s house in Bezhetsk, where seven-year-old Lev, Akhmatova’s son, was already living with his grandmother. The poetess Irina Odoyevtseva quoted Gumilev’s words in her memoirs: “Anya is in Bezhetsk with little Lena and Leva, her mother-in-law and an old aunt. It’s desperately tedious there. Her only diversion is my visits. But I get to Bezhetsk once every two months at best… In every letter Anya begs me to bring her back to St Petersburg. But she won’t have an easy time of it here. I am used to a bachelor existence.” By this time Olga Arbenina had completed her drama courses and joined the company of the Alexandrinsky Theatre, where she was given minor roles. She had turned twenty-two. Productions, backstage life, admirers… “I laugh now when I remember how I went about surrounded by my beaus!” she wrote in old age. “They blocked the whole pavement on Nevsky Prospekt — 11 or 12 men. And each of them had to get a word in!” These new experiences cast a veil over the Gumilev episode. In January 1920 Arbenina was playing the wife of the English ambassador in the

19 Афиша спектакля «Маскарад». Платная генеральная репетиция. Часть сводной афиши Императорских петроградских театров. 1917 год. A playbill for a performance of Masquerade. (A dress rehearsal for which tickets were sold.) Part of a collective advertisement for the Imperial Theatres in Petrograd. 1917.

Alexandrinsky Theatre’s production of Masquerade. After the performance she was told Gumilev had asked to see her. She came out as she was — wearing a white dress with a train and ostrich feathers swaying on her head. He was waiting on the stage. And looking into his slightly squinting eyes and hearing his agitated voice, she realized that nothing was over. “I must talk to you. We have to go the same way. I’ll walk you home,” he said. When they were already outside he added, “I must read my new poem The Lost Tram to you. Let’s go to my place…” What happened next Olga Nikolayevna would tell fifty years later: “It was probably love. Perhaps happiness as well? As if a drop of mercury was rolling down its channel…” Their affair last-

главное, о любви… Очень стыдно, но мне этот разговор никогда не надоедал… Я радовалась… что со мной ходит такой „мэтр“. Я не была тщеславна за себя — никогда! Но у меня было желание, чтоб мой избранник был „во главе“… Он часто говорил мне: „Мое счастье! Как неистощимый мед!“». Он чем дальше, тем чаще говорил о разводе с Аней и женитьбе… «Хотела ли я этой женитьбы? Скорее, нет… Мне нужна была любовь (и стихи), а не брак с „готовкой“». Ольга и сама писала стихи. Как-то, расхрабрившись, послала их Брюсову и получила одобрение мэтра. Гумилев тоже серьезно относился к ее творчеству, хотя считал, что вряд ли ей выпадет такой успех, как Ахматовой. «Поймите, она говорит о чувствах всех женщин, а у вас что-то свое и непонятное…» — объяснял

век 11—12. И ведь каждому надо было чтото сказать!» Новые впечатления, будто занавесом, задернули историю с Гумилевым. В январе 1920 года в Александринском театре шел «Маскарад», где Арбенина играла жену английского посла. После спектакля ее попросили выйти к Гумилеву. Она появилась перед ним как была — в белом платье со шлейфом, на голове колыхались страусовые перья. Он ждал на сцене. И, глядя в его чуть косящие глаза, слушая взволнованный голос, она поняла, что ничего не закончилось… «Мне надо с вами поговорить. Нам по пути. Я провожу вас», — сказал он. И уже на улице добавил: «Мне необходимо прочесть вам новые стихи — „Заблудившийся трамвай“. Пойдемте ко мне…» О том, что было потом, Ольга Николаевна скажет спустя полвека: «Вероятно, это была любовь. А может быть, и — счастье?.. Как будто капля ртути покатилась по своему руслу…» Их роман длился ровно год. Впоследствии она рассказала об этом. В ее отрывочных записках нет ни диалогов, ни длинных монологов, как в мемуарах Одоевцевой, — Арбенина писала безыскусно и безжалостно-правдиво по отношению к себе. Что запомнилось ей? «Он оставлял мне записочки о встречах за зеркалом в Доме литераторов… Когда настало лето, в саду Дома литераторов цвел жасмин. Мы там часто сидели. Мы много говорили… но,

Ирина Одоевцева в своих мемуарах приводит по памяти дарственную надпись Гумилева Ане Энгельгардт на книге «Шатер»: Об Анне, пленительной, сладостной Анне Я долгие ночи мечтаю без сна. Прелестных прелестней, желанных желанней Она!.. In her memoirs Irina Odoyevtseva quoted from memory the dedication that Gumilev wrote in the copy of Shatior (The Tent) that he presented to Anna Engelhardt: Anna, sweet, captivating Anna, Night after sleepless night in dreams I see. Loveliest of the lovely, most desired of the desired Is she!

ed precisely one year. Later she spoke about it. Her fragmentary writings do not contain dialogues or extended monologues like Odoyevtseva’s memoirs — Arbenina wrote without artifice and with merciless candour in respect of herself. What did she recollect? “He left me notes about meetings behind the mirror in the House of Literati… When summer came the jasmine blossomed in the garden of the House of Literati. We often sat there. We talked a lot, but mainly about love… It’s very embarrassing, but I never tired of this conversation… I was delighted to be walking out with such a ‘maestro’. I was not vain on my own behalf — never! But I did have the desire for my chosen man to be ‘at the forefront’. He often said to me, ‘My happiness! Like inexhaustible honey!’” The longer the affair went on, the more often he spoke of divorcing Anya and getting married. “Did I want marriage? Probably not… I needed love (and poetry) and not wedlock and ‘the kitchen stove’.” Olga also wrote poems herself. Once she picked up the courage to send them to Briusov and received a positive response.

Gumilev also took her writing seriously, although he did not see her achieving the same sort of success as Akhmatova: “You see, she talks about the feelings of all women, while you have something that is your own and incomprehensible,” he explained to Olga. When he asked her to recite her verses at lessons of the poetry studio that he ran

Ольга ГильдебрандтАрбенина и Николай Гумилев. Фотографии Моисея Наппельбаума. 1922 и 1921 годы. Olga Hildebrandt-Arbenina and Nikolai Gumilev. 1922 and 1921 photographs by Moisei Nappelbaum.

brilliant DISK

Б листательный ДИСК / t he

он Ольге. Как-то он попросил ее прочесть свои стихи на занятиях поэтической студии «Звучащая раковина», которую Гумилев вел в Доме Искусств. «Я была в ужасном страхе, но читала», — вспоминала она. В конце октября 1920 года в Петроград приехал Осип Мандельштам и поселился в Доме Искусств. Услышав его стихи, Арбенина была потрясена, а Мандельштам мгновенно влюбился в молодую актрису. Одно за другим он пишет изумительные стихи, посвященные Ольге: «Чуть мерцает призрачная сцена...», «Возьми на радость из моих ладоней...», «За то, что я руки твои не сумел удержать...», «Когда Психея-жизнь спускается к теням...». Каждое из них — шедевр лирики. Увлечение это, как и все его прежние увлечения, было «катастрофически гибельное», заранее обреченное на неудачу. «Конечно, — говорил он Ольге, — со времен Наталии Пушкиной женщина предпочитает гусара поэту». Ревность, соперничество были священными атрибутами страсти в понимании Мандельштама. Недаром пронзительно-откровенное стихотворение, обращенное к Арбениной, начинается словами: Я наравне с другими Хочу тебе служить, От ревности сухими Губами ворожить. Гумилев принимает вызов на эту поэтическую дуэль и пишет свою «Ольгу»:

at the House of the Arts, “I was terribly scared, but I did it.” Late in October 1920 Osip Mandelstam arrived in Petrograd and moved into the House of the Arts. When she heard his new poems, Arbenina was stunned, and Mandelstam fell instantly in love with the young actress. One after another he wrote wonderful poems dedicated to Olga, each of which is a masterpiece of Russian lyric verse. This infatuation of his, like all those that had gone before, was doomed to failure from the start. “Of course,” he told Olga, “since the time of Natalia Pushkina, a woman has preferred a hussar to a poet.” Jealousy and rivalry were sacred attributes of passion in Mandelstam’s view of the world. Gumilev accepted the challenge to a poetical duel and wrote his Olga:

«На Колхозной, в нашей клетушке». С рисунка Татьяны Мавриной. Слева направо: Ольга Гильдебрандт, Владимир Милашевский, Юрий Юркун, Николай Кузьмин.

On Kolkhoznaya Street, in our little cage. From a drawing by Tatyana Mavrina. Left to right: Olga Hildebrandt, Vladimir Milashevsky, Yury Yurkun, Nikolai Kuzmin.

Все забыл я, что помнил ране, Христианские имена, И твое лишь имя, Ольга, для моей гортани Слаще самого старого вина. Спор двух поэтов за сердце Прекрасной Дамы закончился неожиданно: на сцене появился новый персонаж. Еще весной Гумилев познакомил Арбенину с Михаилом Кузминым и его молодым другом — литератором Юрием Юркуном. Их называли «петербургскими Верленом и Рембо». В декабре Ольга начала встречаться с Юркуном. Поначалу ей казалось, что это легкое увлечение, ничего не значащий флирт. Но Гумилев был категоричен: «Я не позволю вам с ним ничего, не только дружбы, даже простого знакомства…» В канун 1921 года произошел разрыв. На новогодний вечер в Дом Искусств Ольга

Юрий Юркун. Фотография 1910-х годов. Yury Yurkun. 1910s photograph.

«Особый рассказ о первой встрече с Ольгой Николаевной… в нашей узкой комнатушке на Колхозной… Стук в дверь. — Войдите! И вошли двое: античная богиня в белой шляпе с вуалью, в перчатках — Ольга Николаевна Гильдебрандт-Арбенина. С ней молодой еще человек в элегантном сером костюме, чем-то похожий на запятую рядом с прямой Ольгой (это был Ю. И. Юркун)…» Татьяна Маврина. «Тринадцать» “The first meeting with Olga Nikolayevna … in our narrow little room on Kolkhoznaya Street… is a separate tale. A knock at the door. “Come in!” And in came two people: a classical goddess in a white hat with a veil and gloves — Olga Nikolayevna Hildebrandt-Arbenina. With her was a man, still young, in an elegant grey suit, who somehow resembled a comma alongside Olga’s straight line (this was Yury Yurkun).” Tatyana Mavrina, The Thirteen

пришла с Гумилевым. Увидев за другим столиком Юркуна, попросила: — Я только подойду поздороваться… — Даю вам не больше минуты, — ответил Гумилев. — Буду следить по часам. Она не вернулась. «Разве можно было поверить, — напишет она потом, — что веселая встреча в мае 1916 г. окончится таким бесстыдным разрывом в эту новогоднюю ночь? Что меня можно будет увести, как глупую сучку, как женщину, бросающую свой народ, свой полк, свою веру?.. Вероятно, злая судьба надругалась над нами обоими, и мы оба пошли к своему разрыву, и он — к своей смерти… Я выпустила из рук — на волю ко всем четырем ветрам, на охоту за другими девушками, на тюрьму, на смерть — своего Гумилева…» Вскоре после разрыва с Арбениной Николай Степанович вызвал из Бежецка

жену. Весной 1921 года Гумилевы поселились в Доме Искусств. Именно тогда их соседи стали называть жену поэта «Анной второй». Гумилева арестовали 3 августа 1921 года. Через три недели приговорили к расстрелу. Участница панихиды по Гумилеву Софья Эрлих, одна из учениц поэта, посещавшая его студию «Звучащая раковина», вспоминала: «Нас была небольшая кучка людей, но и та разбилась на две группы. Старшее поколение собралось вокруг Анны Андреевны Ахматовой. А мы окружали молодую, беспомощную, растерянную Анну Николавну (Энгельгардт). И все, все беззвучно плакали, а священник читал заупокойную по „убиенному Николаю“. И потом мы все прощались на ступенях Казанского собора. Эта глава жизни для всех нас закончилась».

Forgotten have I now All the names I once knew And your name alone, Olga, on my lips Is sweeter than the sweetest dew. The contest between the two poets for the heart of a beautiful lady ended unexpectedly: a new figure appeared on the stage. Back in the spring Gumilev had introduced Arbenina to Mikhail Kuzmin and his young writer friend Yury Yurkun. They were known as “Petersburg’s Verlaine and Rimbaud”. In December Olga began seeing Yurkun. At first she considered this a lighthearted amusement, an insignificant flirt. But Gumilev was categorical: “I will not per-

mit you to have anything to do with him, not just friendship, but even mere acquaintanceship.” The break came on the eve of 1921. Olga came to the New Year party at the House of the Arts with Gumilev. She caught sight of Yurkun at another table and said: “I’ll just go over to say hello.” “I’ll give you no more than a minute,” Gumilev replied. “I’ll be watching the clock.” She never came back. Soon after the breach with Arbenina, Nikolai Stepanovich summoned his wife from Bezhetsk. In the spring of 1921 the

Казанский собор. С рисунка Мстислава Добужинского. 1905 год. В мае—июне 1920 года Добужинский принимал деятельное участие в организации петроградского Дома Искусств, был выбран членом Совета, заведующим художественным отделом и заместителем председателя — Максима Горького. The Kazan Cathedral. From a drawing by Mstislav Dobuzhinsky. 1905.

In May and June 1920 Dobuzhinsky played an active part in the organization of the House of the Arts in Petrograd. He was elected a member of the board, head of the art section and deputy to the chairman — Maxim Gorky.

brilliant DISK

Б листательный ДИСК / t he

Дальнейшая судьба Ани Гумилевой сложилась печально. Ей так и не удалось оправиться от пережитого, не получилось проявить себя в искусстве. Лена, дочь Гумилева, талантами и вовсе не блистала, работала на почте. В 1942 году в блокадном Ленинграде погибла вся семья Энгельгардтов: сначала ушли из жизни родители Ани, потом, страшно мучаясь от голода и холода, скончалась сама Аня. Лена Гумилева умерла тем же летом. Ольга Арбенина стала художницей. Еще в середине 1920-х она начала рисовать. Не получив специального образования, она слушала советы друзей-художников — в первую очередь Владимира Милашевского и Владимира Лебедева. С первых шагов в искусстве Ольга проявила незаурядную талантливость, живое воображение и тонкое колористическое чутье. Вместе с Юрием Юркуном она под своей настоящей фамилией — Гильдебрандт — участвовала во всех художественных вы-

ставках группы «Тринадцать». Ее работы снискали одобрение взыскательных ценителей: Мстислава Добужинского, Абрама Эфроса, Михаила Кузмина. Она рисовала особый мир, рожденный мечтой и воображением: берега южных морей, заросли тропических лесов, силуэты плыву-

щих кораблей. Все то, что так любил Николай Гумилев:

Справка на имя О. Н. Гильдебрандт об ее участии во всех выставках группы «Тринадцать». 8 марта 1933 года.

Но такой мир существовал только на холсте, а жизнь преподносила один удар за другим. В 1936 году умер Михаил Кузмин, а через три года погиб в ГУЛАГе Осип Мандельштам. Юрий Юркун был арестован и расстрелян по так называемому «ленинградскому делу писателей». «Юрочка мой, — писала она ему 13 февраля 1946 года, не зная, что его уже 8 лет нет в живых, — пишу Вам, потому что думаю, что долго не проживу. Я люблю Вас, верила в Вас и ждала Вас — много лет. Теперь силы мои иссякли. Я больше не жду нашей встречи. Больше всего я хочу узнать, что Вы живы — и умереть. Будьте счастливы.

И как я тебе расскажу про тропический сад, Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав… Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад Изысканный бродит жираф.

Внизу. «Сцена в саду». С рисунка Ольги Гильдебрандт. 1920—1930-е годы. A certificate issued to Olga Hildebrandt on 8 March 1933 confirming her participation in all the exhibitions of the “13” group of artists. Below. Scene in a Garden. From a drawing by Olga Hildebrandt. 1920s—30s.

Работы Ольги Гильдебрандт: справа — «В бамбуковом лесу». 22 февраля 1957 года; внизу — «Дамы в парке». 7 мая 1930 года;

Works by Olga Hildebrandt: Right. In the Bamboo Forest. 22 February 1957. Below. Ladies in the Park. 7 May 1930. Below right. On the Petrograd Side. 1932.

справа внизу — «На Петроградской стороне». 1932 год.

Ниже. «У озера». С рисунка Ольги Гильдебрандт. 1932 год. Below. By the Lake. From a drawing by Olga Hildebrandt. 1932.

«Акварели Гильдебрандт покоряли своим нежным лиризмом, непосредственностью видения, безупречным чувством красочных гармоний. Ее гамма, неяркая и сдержанная, свидетельствовала о врожденном чувстве цвета». Николай Кузьмин. «Ольга Гильдебрандт»

“Hildebrandt’s watercolours owed their charm to tender lyricism, immediacy of vision and an immaculate feeling for chromatic harmonies. Her palette, muted and restrained, testified to an innate sense of colour.” Nikolai Kuzmin, Olga Hildebrandt

Gumilevs moved into the House of the Arts. It was at this time that their neighbours took to calling the poet’s wife “Anna the Second”. Gumilev was arrested on 3 August 1921 and condemned to death three weeks later. Anya Gumileva’s subsequent fate was a sad one. She never recovered from her experiences and never managed to make her mark in art. Lena, Gumilev’s daughter, showed no gifts whatsoever and became a post-office worker. In 1942 the whole Engelhardt family perished in besieged Lenin-

brilliant DISK

Б листательный ДИСК / t he

Постарайтесь добиться славы. Вспоминайте меня. Не браните. Я сделала все, что могла…» Ольга Арбенина-Гильдебрандт прожила 83 года. При ее жизни вернулись к читателям стихи Осипа Мандельштама. Но до новой публикации стихов Гумилева она не дожила. В августе 1976 года 79-летней Ольге Николаевне приснился сон: «…Я шла по Невскому (по солнечной стороне, где мы ходили с Гумилевым…). Во сне я бежала одна, хотела купить цветы… С улицы я попала в зал, полный народу. Среди толпы вдруг появился Гумилев. Его лицо молодое, до ужаса некрасивое, с Джиокондовой улыбкой и не то с сарказмом, не то с нежностью (как было), и он взял в руку мою руку, и все просветлело, как будто он сказал, что он меня еще любит, и я без слов сказала ему, что я его люблю… верно, он меня простил — и принял — во сне».

Юрий Юркун и Ольга Арбенина-Гильдебрандт. Фотография 1930-х годов.

Yury Yurkun and Olga Arbenina-Hildebrandt. 1930s photograph.

grad: first Anya’s parents died; then she herself succumbed to the terrible torments of hunger and cold. Lena Gumileva died that same summer. Olga Arbenina became an artist. She began drawing as early as the mid-1920s. She had no regular training, but heeded the advice of artist friends — primarily Vladimir Milashevsky and Vladimir Lebedev. Together with Yury Yurkun she participated under her real name of Hildebrandt in all the art exhibitions of the group known as “the Thirteen”. Her works won the approval of such exacting judges as Mikhail Dobuzhinsky, Abram Efros and Mikhail Kuzmin. She depicted a special world born of dreams and imagination: the shores of southern seas, tropical forests, the silhouettes of sailing ships… But that world existed only on canvas, while life delivered one blow after another. In 1936 Mikhail Kuzmin died; three years later Osip Mandelstam perished in the GULAG. Yury Yurkin was arrested and shot as part of the so-called Leningrad “writers’ affair”. “My Yurochka,” she wrote to him on 13 February 1946, not knowing that he had

Свадьба и медовый месяц Талион Клуб Елисеев Палас Отель — превосходное место для того, чтобы шикарно и весело отпраздновать свадьбу. Дизайн интерьеров переносит вас в прошлое, в эпоху царей и аристократического вкуса к жизни и роскоши.

Мы предлагаем прекрасные возможности для проведения вашего свадебного празднества в особняке XVIII века. Ресторан «Талион», украшенный мраморными колоннами, скульптурами, каминами, расписными плафонами, с которых смотрят на гостей античные боги и музы, рассчитан на 80 персон. Шеф-повар, лауреат международных конкурсов, создаст специальное свадебное меню, которое удовлетворит самые изысканные вкусы приглашенных. Ресторан «Виктория» на 60 гостей, с его просторной террасой, расположенной на крыше особняка Елисеева, — идеальное место для свадебного торжества в летнее время. Отсюда открывается вид, которым можно любоваться бесконечно: золотые шпили и купола соборов, плывущие по каналам катера и лодки, романтические пары, прогуливающиеся по набережным…

Бенедикт Лившиц посвятил О. Н. Гильдебрандт-Арбениной такие строки: Что это: заумная Флорида? Сон, приснившийся Анри Руссо? – Край, куда ведет нас, вместо гида, Девочка, катящая серсо… ……………………………… На каком земном меридиане, Под какой земною широтой Есть такая легкость очертаний И такой немыслимый покой?

Вы можете также остановиться в одном из роскошных номеров для новобрачных с видом на реку Мойку и Казанский собор, насладиться романтикой Санкт-Петербурга. В гостеприимном Елисеев Палас Отеле вас ждет свадебный подарок.

To O.N. Hildebrandt-Arbenina What is this recondite Florida? A dream dreamt by Henri Rousseau? – A land to which no guide leads us, But a little girl bowling a hoop… … On what earthly meridian At what latitude on the globe Is there such lightness of form And such unimaginable peace?

We offer some splendid alternatives for you to hold your wedding reception in an eighteenth-century mansion:

Benedict Livshits been dead for eight years. “I am writing to you, because I do not think I shall live much longer. I love you, believed in you and waited many years for you. Now my strength has faded. I no longer look forward to our meeting. Above all I want to know that you are alive — and then to die. Be happy. Try to achieve fame. Remember me. Do not curse me. I did all that I could.” Olga Arbenina-Hildebrandt lived for 83 years. While she was still alive, Osip Mandelstam’s verses were returned to the readers, but she did not live to see the republication of Gumilev’s poems.

Редакция благодарит Алексея Дмитренко за предоставленные фотографии и живописные материалы из домашнего архива. The editors thank Alexei Dmitrenko for providing photographs and paintings from his private archive.

The Taleon restaurant — decorated with marble columns, sculptures, fireplaces and ceiling paintings from which classical gods and muses look down on the diners — seats 80. Its head chef, a winner of international competitions, will create a special wedding menu that will satisfy the most refined tastes of your guests. The Victoria restaurant, seating 60, with its spacious terrace located on the roof of the Eliseev mansion, is an ideal place for wedding celebrations in the summer months. It provides a view that you could admire forever: the gold spires and domes of cathedrals, boats and launches plying the waterways, romantic couples strolling on the embankments…

weddings and honeymoons The Taleon Club Eliseev Palace Hotel is an excellent place to celebrate a wedding in enjoyable style. The design of its interiors transports you back to the past, to imperial Russia and an aristocratic taste for life and luxury.

You can also stay in one of the luxurious honeymoon suites with a view of the River Moika and the Kazan Cathedral and enjoy the romance of St Petersburg. The hospitable Eliseev Palace Hotel has a wedding present waiting for you.

Чтобы узнать о наших специальных предложениях, пожалуйста, обращайтесь по телефону +7 812 324-99-11 или электронной почте: club@taleon.ru либо посетите наш сайт: www.eliseevpalacehotel.com To find out about our special offers, contact us by telephone +7 (812) 324-99-11 or e-mail club@taleon.ru, or visit our website www.eliseevpalacehotel.com

Событие / e vent

«Николаевский мост со стороны Английской набережной». С литографии Жакотте и Регаме, по рисунку Иосифа Шарлеманя. 1850-е годы.

«Благая весть» над Невою Елена КЕЛЛЕР/ by Yelena KELLER

"Good news" over the Neva

Nikolayevsky Bridge from the English Embankment. From a lithograph by Jacottet and Regamey after a drawing by Joseph Charlemagne. 1850s.

Мосты — особая гордость Петербурга. Каких только нет в городе переправ: монументальные через могучую Неву и изящные воздушные в парках, архитектурные шедевры через малые реки и каналы и грубоватые утилитарные виадуки и путепроводы, железнодорожные и пешеходные… Среди них есть деревянные, чугунные, каменные, железобетонные, стальные и даже алюминиевые. Не зря Петербург называют «музеем мостов». Некоторые уже навсегда остались в истории петербургского мостостроения, например арочные деревянные или наплавные плашкоутные. Интересно, что почти на два столетия судьба соединила два первых моста через Неву: один плашкоутный, другой постоянный — Исаакиевский и Благовещенский. Bridges are a particular pride of St Petersburg. There are all kinds in the city: monumental structures across the mighty Neva and elegant, aerial creations in the park, architectural masterpieces spanning the smaller rivers and canals and unsophisticated viaducts and overpasses, railway and pedestrian bridges… They are made of wood, cast iron, stone, reinforced concrete, steel and even aluminium. It is not without good reason that St Petersburg is known as a “bridge museum”. Some of St Petersburg’s bridges are now part of history — the arched wooden and pontoon crossings. Interestingly for almost two hundred years fate linked the first two bridges across the Neva: one pontoon, the other permanent — the St Isaac’s and Blagoveshchensky (Annunciation) Bridges.

Событие / e vent

Первый наплавной мост через Неву был построен по приказу генерал-губернатора Петербурга Александра Меншикова в 1727 году. Соединял он дворец светлейшего князя с Адмиралтейским островом, в том месте, где сейчас стоит «Медный всадник». Опорами мосту служили деревянные плашкоуты — плоскодонные барки, на которые был уложен настил из бревен. Между опорами свободно проходили лодки и баржи. Для пропуска крупных судов часть моста канатами оттягивали в

сторону. Мост крепился к сваям у берегов, а его центральная часть удерживалась корабельными якорями. В то время на месте нынешнего памятника Петру I стояла церковь св. Исаакия Далматского, поэтому мост назвали Исаакиевским. Когда Меншиков попал в опалу, чтобы не допустить вывоза имущества из своего дворца, он приказал срочно разобрать мост. Впрочем, это ему не помогло, и Петр II с царским размахом конфисковал дворец вместе со всем имуществом.

В 1820 году при реконструкции наплавного Исаакиевского моста у обоих въездов были сделаны каменные устои, облицованные гранитом и украшенные красивыми закругленными лестницами. Их можно видеть и сейчас — это два выступа набережной: один — против «Медного всадника», другой — на противоположном берегу, у здания бывшего манежа. «Вид Исаакиевского моста». С картины Кристиана Готлиба Хаммера. Около 1840 года.

Светлейший князь Александр Данилович Меншиков. Портрет работы неизвестного художника. Первая четверть XVIII века. The Most Illustrious Prince Alexander Danilovich Menshikov. Portrait by an unknown artist. First quarter of the eighteenth century.

In 1820, when the floating St Isaac’s Bridge was reconstructed, masonry abutments were constructed at both ends, faced with granite and embellished with attractive curved flights of steps. They can still be seen today as twin projections from the banks: one opposite the Bronze Horseman, the other across the river by the former riding-school building.

«Исаакиевский понтонный мост и Сенатская площадь с Васильевского острова в 1803 году — 100-летие основания Санкт-Петербурга». С картины Бенжамина Патерсена.

The Pontoon St Isaac’s Bridge and Senate Square from Vasilyevsky Island in 1803 — the 100th Anniversary of the Foundation of St Petersburg. From a painting by Benjamin Patersen.

The first floating bridge across the Neva was constructed on the orders of St Petersburg’s governor general Alexander Menshikov in 1727. It connected the Illustrious Prince’s palace with Admiralty Island at the spot where the Bronze Horseman monument now stands. The bridge was held up by wooden pontoons — flat-bottomed barges on top of which a log roadway was laid. Boats and barges could pass freely between the pontoons; to allow large vessels through, part of the bridge was pulled back on ropes. The bridge was attached to piles by the banks, while its central part was kept in place by ships’ anchors. At that time the site of the Bronze Horseman was occupied by the Church of St Isaac of Dalmatia, and so the bridge became known as St Isaac’s. When Menshikov fell into disfavour, he ordered the urgent dismantling of the bridge so as to prevent the removal of property from his palace. That did not help, however: Peter II did not stop at trifles and confiscated the palace as well as all its contents. When Anna Ioannovna came to the throne, she quickly ordered the return of the bridge in its previous place. By that

time, however, the pontoons had been pilfered. Some were being used as barges; others had simply been broken up for firewood. The new bridge was constructed on vessels commandeered from citizens, but the unruly Neva quickly swept away a crossing constructed on barges of different dimensions. A new floating bridge was created in 1733. Especially strong pontoons were built for it and each year the bridge was set in place in spring and dismantled in autumn. Two of the spans could be raised. At different times fourteen floating bridges operated in St Petersburg, but they could not provide reliable year-round communications between the different parts of the city. Inevitably, then, in 1842 Nicholas I called for a design and budget for the construction of a permanent bridge across the Neva. By that time the population of St Petersburg was already more than 400,000 and the city could not continue without a permanent crossing. Considering the powerful current and sheer volume of the river, the designers and builders of the bridge were faced with a technically highly complex task. This task was superbly accom-

View of St Isaac’s Bridge. From a painting by Christian Gottlob Hammer. Circa 1840.

Анна Иоанновна, взойдя на престол, вскоре повелела соорудить мост на прежнем месте. Однако к этому времени плашкоуты растащили: одни использовали их как баржи, другие — просто на дрова. И мост начали строить на плавсредствах, конфискованных у жителей города. Капризная Нева быстро разметала мост, поставленный на разнокалиберные барки. Новый плашкоутный мост соорудили в 1733 году. Для него изготовили особо прочные понтоны и ежегодно весной мост наводили, а осенью — убирали. Два пролета сделали разводными. Во время спуска кораблей на Адмиралтейской верфи мост разводили, как писал этнограф и путешественник, профессор минералогии Императорской Академии наук в Петербурге Иоганн-Готлиб Георги, «дабы огромный новый спускаемый корабль не повредил мост или колебанием Невы, или могущим случиться ударом». За проезд по мосту взимали мостовые деньги. С пешего — 1 копейку, с конного — 2 копейки, с кареты — 5 копеек. Бесплатно пропускали только казенных курьеров, пожарных и воинские части. Больше ни для кого не делалось исключения. И императрица, и генерал-губернатор Петербурга при проезде по мосту смиренно опускали в кружку сборщика свои пятаки. На собранные деньги был построен Николо-Богоявленский Морской собор. В 1754 году, в день рождения великого князя Павла Петровича, императрица Елиза-

вета отменила мостовые деньги. Развод моста и прохождение судов контролировал дежурный офицер Адмиралтейств-коллегии. В разное время в Петербурге действовало 14 наплавных мостов. Но надежного круглогодичного сообщения между районами города обеспечить они не могли. И вот в 1842 году последовал высочайший указ составить проект и смету на сооружение постоянного моста через Неву. В то время население Петербурга уже превышало 400 тысяч человек, и без

Наплавной Исаакиевский мост наводили каждый год. Сначала только в теплое время года. А с 1779 года и зимой — по специально прорубленному во льду каналу. Но на время ледохода и ледостава его приходилось убирать. The floating St Isaac’s Bridge was set in place again and again. At first only in the warm part of the year, but from 1779 in winter as well, on a channel specially cut in the ice. Still when ice was forming or breaking up on the river it had to be removed.

Событие / e vent

постоянной переправы город существовать не мог. Учитывая мощное течение и полноводность реки, изобретателям и мостостроителям предстояло решить очень сложную техническую задачу. С ней блестяще справились выпускник Института путей сообщения инженер Станислав Кербедз и архитектор Александр Брюллов. Представленный ими проект был высочайше утвержден 15 октября 1842 года.

В ходе строительства приходилось преодолевать самые неожиданные препятствия и принимать новые технические решения. Были созданы ранее не существовавшие станки для подводных пил, подъемные краны, рамы с механизмами, водолазные колокола, вороты, копры со сваебойными бабами, машины для испытания частей моста и другие механизмы и инструменты. Впервые в России была разработана и использована поворотная

Набережная Невы у Николаевского моста. Фотография Карла Буллы. 1900-е годы. The Neva embankment by the Nikolayevsky Bridge. Early 1900s photograph by Karl Bulla. Портрет Станислава Кербедза. Гравюра на дереве с фотографии. Portait of Stanislaw Kierbedz. Wood engraving from a photograph.

система разводного пролета. Мост был построен на основе чугунных арочных конструкций и состоял из восьми пролетов, ближний к Васильевскому острову был разводным. Кербедз изобрел новую конструкцию пролетных строений в виде решетчатых ферм, аналогов которых не было ни в России, ни в Европе. Кербедз начал строительство моста в чине капитана, а закончил в генеральском звании, на что добродушно отреагировал городской фольклор. Рассказывали, что Николай I, понимая трудность и необычность строительства, распорядился повышать Кербедза в чине за возведение каждого нового пролета. Узнав об этом, инженер пересмотрел проект и увеличил количество пролетов. Местоположение моста тоже долго обсуждалось, и в конце концов фразу Николая I: «Сообразить, не удобнее ли будет устроить мост против устья Крюкова канала…» — расценили как царскую резолюцию. Выбор места диктовал новую пла-

нировку района: Адмиралтейский канал от Сенатской площади до Крюкова канала заключили в подземную трубу и на его месте разбили Конногвардейский бульвар с четырьмя рядами деревьев и дорожками между ними. В подземную трубу заключили часть Крюкова канала и образовали Благовещенскую площадь, ныне площадь Труда. Строительство, начатое в 1843 году, завершилось 21 ноября 1850 года. В этот день мост был освящен и торжественно открыт для движения экипажей и пешеходов. Он получил название Благовещенский по имени находившейся рядом церкви лейбгвардии Конного полка. В 1854 году по проекту архитектора Андрея Штакеншнейдера между разводными пролетными строениями была сооружена часовня. Через год после смерти Николая I мост переименовали в Николаевский. А после революции ему дали имя лейтенанта Петра Шмидта — руководителя восстания на крейсере «Очаков» в 1905 году. Благовещенская церковь, построенная по проекту Константина Тона, была снесена в 1929 году. Николаевский дворец на Благовещенской площади. Фотография 1880-х годов.

plished by the engineer Stanislaw Kierbedz, a graduate of the Institute of [Rail] Communications, and the architect Alexander Briullov. The design that they presented was approved by the Emperor on 15 October 1842. Kierbedz held the rank of captain when he began building the bridge, and ended it as a general. This rise was good-naturedly reflected in the city’s folklore. It was said that Nicholas I, understanding the difficult and unusual nature of the project, gave orders for Kierbedz to be promoted every time a span was completed. When he learnt of this, the engineer is supposed to have reworked his design to increase the number of spans. Construction was begun in 1843 and completed on 21 November 1850. On that day the bridge was consecrated and formally opened for foot and vehicle traffic. It was given the name Annunciation from the nearby church of the Life Guards Horse Regiment. In 1854 a chapel was constructed between the moving sections of the bridge to the design of the architect Andrei Stakenschneider. A year after the death of Nicholas I the

The Church of the Annunciation built to a design by Konstanthin Thon was demolished in 1929. The Nikolayevsky Palace on Annunciation Square. 1880s photograph.

«Часовня на Николаевском мосту». Хромолитография по рисунку Иосифа Шарлеманя. 1850-е годы. The Chapel on the Nikolayevsky Bridge. Chromolithograph after a drawing by Joseph Charlemagne. 1850s.

bridge was renamed in his honour. After the revolution it was given the name of Lieutenant Peter Schmidt who had led the mutiny on the cruiser Ochakov in 1905. While construction was going on, Petersburgers continued to use the floating St Isaac’s Bridge. After the work was over, it was moved towards the Spit of Vasilyevsky Island and became known as Palace Bridge. In April 1879 the electric arc lamps invented

Проект постоянного моста через Неву, выполненный Станиславом Кербедзом. Design for a permanent bridge over the Neva produced by Stanislaw Kierbedz.

«Любимая прогулка теперь — Благовещенский мост, драгоценное ожерелье красавицы Невы, верх искусства во всех отношениях, — писали сразу после постройки моста. — Днем он кажется прозрачным, будто филигранный, легкий как волна, а при полночном освещении громадною массою, спаивающею между собой два города». “A favourite outing now is to the Annunciation Bridge, a precious necklace for our beauty the Neva, the pinnacle of the arts in all regards,” was a contemporary comment immediately after the bridge’s construction. “By day it seems transparent, as if made of filigree, light as a wave, but when lit up at midnight [it seems] an immense mass welding together two cities.”

Событие / e vent

заливом. Он был первым на пути от взморья к центру Петербурга. Сквозь легкие и ажурные арки четко просматривались ансамбли архитектурного центра города, плывущие по Неве суда и замечательные набережные. Современники называли его чудом мостостроения и архитектуры. Необыкновенно изысканно выглядели перила, установленные по проекту архитектора Брюллова. По художественным достоинствам и чистоте рисунка они считались лучшими среди ограждений петербургских мостов. У каждой опоры были установлены изумительные газовые светильники — многогранные застекленные фонари, завершавшие стойки в виде ко-

Еще в 1882 году общественные организации и многие домовладельцы обратились в Городскую управу Петербурга с просьбой заменить Дворцовый плашкоутный мост постоянным. Однако его строительство было начато только 30 лет спустя. Дворцовый мост и Адмиралтейская набережная. Фотография начала XX века. As early as 1882 many public organizations and house-owners appealed to the city administration to replace the pontoon Palace Bridge with a permanent one. Construction began, however, only thirty years later.

Пока велось строительство, горожане пользовались наплавным Исаакиевским мостом. После окончания работ его передвинули к Стрелке Васильевского острова, и он получил название «Дворцовый мост». В апреле 1879 года на нем были установлены дуговые электрические свечи Яблочкова. Строительство постоянного Дворцового моста началось в 1912 году. Наплавной вернули на прежнее место и снова назвали Исаакиевским. Он освещался по старинке — керосиновыми фо-

нарями. 11 июня 1916 года из трубы проходящего парохода искры попали в бак с запасом керосина, и он загорелся. Погасить пожар не удалось. Пылающие части плашкоутов и настила поплыли вниз по течению и догорели у каменных быков Николаевского моста. Как память от наплавного моста остались только два каменных выступа с лестницами на противоположных берегах Невы. По линии Николаевского моста проходит водораздел между Невой и Финским

by Pavel Yablochkov were installed on it. Construction of the permanent Palace Bridge began in 1912. The floating bridge was returned to its former site and again referred to as St Isaac’s. It was lit with oldfashioned paraffin lamps. On 11 June 1916 sparks from the funnel of a passing steamer set the paraffin storage tank alight. The fire spread out of control. Blazing parts of the pontoons and roadway floated downriver and burnt out by the masonry piers of the Nikolayevsky Bridge. The only reminders of the floating bridge that remained were two masonry projections with steps on opposite sides of the Neva. The Nikolayevsky Bridge marks the division between the Neva and the waters of the Gulf of Finland. It was the first bridge on the way into the city from the sea. Through its light, openwork arches one could easily see the architectural ensembles of the centre, vessels sailing on the Neva and the river’s remarkable embankments. Contemporaries called it a wonder of bridge-construction and architecture. The railings, created to the design of the architect Briullov, looked especially elegant. They were reckoned the

best on any Petersburg bridge for their artistic qualities and pure lines. Wonderful gaslights were set up above each pier — many-faceted glazed lanterns on the top of pillars in the form of Corinthian columns on a hollow cast-iron pedestal. As they took their traditional evening stroll, the citizens admired the new construction. Smokers were particularly gratified — the metal bridge was one of the few places in St Petersburg where they were allowed to smoke. The history of the Nikolayevsky Bridge is connected with the development of public transport in the city. In the 1850s numerous vehicles used it to cross the Neva: coaches of many different kinds, droshkies, carriages and a host of horse-drawn cabs. Members of high society rode in fourseater carriages drawn by four horses with a postillion on the leading pair shouting “Make way!” or “Watch out!” Another type of vehicle had a narrow seat that obliged two people riding together to hold onto one another. Rich gentlemen and businessmen got about in more practical vehicles designed for one occupant that were known as “egoistki”. The bridge was also crossed by

владимир денисов

Palace Bridge and the Admiralty Embankment. Early twentieth-century photograph.

Слева. Грациозные кони — главный элемент художественного оформления решетки Благовещенского моста. Современная фотография. Ниже. Николаевский мост. Открытка начала XX века. Left. Graceful horses are the main element in the artistic design of the railings on the Annunciation Bridge. Present-day photograph. Below. Nikolayevsky Bridge. Early twentiethcentury postcard.

лонн коринфского ордера на полом чугунном пьедестале. Совершая традиционные вечерние прогулки, горожане любовались новым сооружением. Особое удовольствие получали курильщики — чугунный мост был одним из немногих мест в Петербурге, где разрешалось курить. История Николаевского моста связана и с историей городского транспорта. В 50-е годы XIX века по мосту через Неву двигались многочисленные экипажи: кареты самых разнообразных видов, дрожки, коляски и множество извозчичьих пролеток. Великосветские особы ездили в четырехместных каретах, запряженных четверкой цугом, с форейтором на передней паре, кричащим: «Пади!» или «Эй, берегись!». Другой вид экипажей — пролетки с узким сиденьем, заставляющим едущих вдвоем держаться друг за друга. Богатые и деловые люди передвигались в более удобных пролетках, предназначенных для одного человека, их называли «эгоистками». По мосту курсировали и общественные кареты — омнибусы, вмещавшие до двадцати человек, громоздкие и пузатые, с входной дверцей сзади, у которой стоял кондуктор. В 1904 году, когда в большинстве крупнейших городов мира завоевал признание трамвай, выдающимися русскими инжене-

При реконструкции моста Лейтенанта Шмидта в 1930-е годы решетку оставили прежней. А вот фонари пришлось заменить, так как они не могли выдержать веса трамвайных и троллейбусных проводов. Старые же фонари установили на Марсовом поле. When the Lieutenant Schmidt Bridge was reconstructed in the 1930s, the railings were left unaltered. The lamp-standards had to be changed, though, as they could not take the weight of the tram and trolleybus wires. The old lamps were set up on the Field of Mars. public transport in the form of omnibuses — bulky, pot-bellied contraptions seating up to twenty people, with a door at the back where the conductor stood. In 1904, when the tram had gained recognition in the majority of the world’s great cities, the outstanding Russian engineers Yakov Gakkel and Heinrich Graftio drew up a plan for such transportation in St Petersburg. In 1907 the city Duma resolved that “there are no obstacles to the inauguration of electric transport on 16 September 1907 from the General Staff to the 8th Line of Vasilyevsky Island.” On the morning of that day a tram decorated with flags left the Vasi-

lyevsky Island depot. The official ceremony inaugurating tram traffic was held by the Admiralty. A tent was pitched there in which a service was held and the new form of transport was blessed. The driver of the first tram car (made by the British firm Brush) was Heinrich Graftio himself. From then on the new vehicles plied a route from the Admiralty along Konnogvardeisky Boulevard and across the Annunciation Bridge to the junction of the 8th Line and Bolshoi Prospekt on Vasilyevsky Island. By the late nineteenth century the merchant port could not remain in the centre of the city. It was moved from the Spit of Vasi-

Событие / e vent

рами Яковом Гаккелем и Генрихом Графтио был разработан проект трамвайного движения для Петербурга. В сентябре 1907 года Городская дума приняла решение: «Не встречается препятствий к открытию электрического движения 16 сентября 1907 года от Главного штаба до 8-й линии Васильевского острова». В этот день утром из Василеостровского парка выехал украшенный флагами трамвайный вагон. У Адмиралтейства состоялась официальная церемония открытия трамвайного движения. Здесь разбили шатер, в котором отслужили

молебен, освятили новый вид транспорта. Вагоновожатым в первом вагоне от английской фирмы «Бреш» был сам Генрих Осипович Графтио. Впоследствии такие вагоны курсировали по маршруту от Адмиралтейства по Конногвардейскому бульвару через Николаевский мост до пересечения 8-й линии с Большим проспектом Васильевского острова. В конце XIX века торговый порт уже не мог больше располагаться в центре города. Его перенесли со Стрелки Васильевского острова на Гутуевский остров. Одновре-

Академик Генрих Графтио. Фотохроника ЛенТАСС. Декабрь 1933 года. Academician Heinrich Graftio. LenTASS photo-chronicle. December 1933.

Испытания трамвайных вагонов проходили в Петербурге еще в 1880-е годы. Однако регулярные перевозки начались только в 1907 году — позднее, чем в Москве и Киеве. Открытие трамвайного движения в Петербурге. Фотография Карла Буллы. Tram cars made test runs in St Petersburg as early as the 1880s, but a regular service began only in 1907, later than in Moscow and Kiev. The inauguration of tram transport in St Petersburg. Photograph by Karl Bulla.

lyevsky Island to Gutuyevsky Island. At the same time a deep-water channel was created in the bottom of the Gulf of Finland between St Petersburg and Kronstadt to allow large vessels to enter the Neva. The size of the opening in the Nikolayevsky Bridge was, however, too small for such ships. The bridge was obviously in need of reconstruction. A large number of interesting reconstruction projects were considered, but the First World War prevented their implementation. The authorities returned to the question only in the 1930s, when a complete reconstruction of the Lieutenant Schmidt Bridge was carried out to a plan by Academician Grigory Peredery. The work took from 1936 to 1939. The piers of the old bridge were partially dismantled and the two central ones enlarged to allow the construction of a lifting span in the middle of the bridge. The bascule mechanisms and control rooms were installed in those two piers. Fairly strict guidelines were imposed on the reconstruction as the bridge not only played an important functional role but also helped to form the riverscape and the city’s

architectural appearance. Still, in the opinion of present-day engineers and architects, Peredery nonetheless “disregarded the architectural taste of his predecessors”, employing a beam structure for the spans that was less attractive than before. The twenty-first century has arrived. Much has changed in St Petersburg and the time came for the Lieutenant Schmidt Bridge to be reconstructed again. Studies showed that this applied only to the part above water. Thanks to Kierbedz’s engineering solutions, the piers are capable of serving many more years. In order to preserve the road link between Vasilyevsky Island and the city centre, a temporary bridge was set up alongside the existing one for the period of construction work. St Petersburg wits immediately christened it “the son of Lieutenant Schmidt”. This temporary bridge can, by the way, be dismantled and reused repeatedly. When reconstructing the Lieutenant Schmidt Bridge, the planners decided to recreate the original appearance of the Annunciation Bridge. Now a pierced openwork lattice of beams contrasts with the mas-

Этот небольшой катер, гордо рассекающий волны, кажется чересчур элегантным по сравнению со своими коллегами, неспешно фланирующими по петербургским каналам и невской акватории… Свежий ветер приятно холодит лицо, брызги оставляют на губах солоноватый привкус. Покидая широкую магистраль Невы, уютный быстроходный катер устремляется к набережной Мойки, 59.

This fairly small launch proudly slicing through the waves seems just too elegant in comparison with its fellows unhurriedly sauntering along St Petersburg’s canals and the expanses of the Neva… The fresh wind brings a pleasant coolness to your face; the splashes leave a salty taste on your lips. Leaving the broad highway of the Neva, the comfortable fast launch hastens towards 59, Moika Embankment.

Катер был построен по заказу Талион Клуба на известной североамериканской верфи Monterey. Этот шестиместный красавец может развивать скорость до 80 км/час. Надежная конструкция гарантирует пассажирам безопасность и в Финском заливе, и в неспокойных водах Ладоги. Защитный тент на верхней палубе, площадка для солнечных ванн и платформа с лестницей для купания обеспечат вам полноценный отдых на воде в любую погоду и в любое время дня. Несмотря на относительно небольшие размеры судна, на нем есть все необходимое к услугам желанных гостей — две уютные каюты, камбуз, туалет и душ. Все рассчитано для комфортных путешествий на дальние расстояния. Стрельна, Петергоф, Шлиссельбург, форты Кронштадта или ладожские шхеры — все водное пространство вокруг Петербурга отныне в распоряжении членов Талион Клуба и гостей Елисеев Палас Отеля.

The launch was built to a commission from the Taleon Club at the famous North American Monterey shipyard. This six-seater beauty can reach a speed of 80 kilometres an hour. Its reliable construction guarantees the passengers’ safety both in the Gulf of Finland and on the restless waters of Lake Ladoga. A protective awning on the upper deck, a sunbathing area and a swimming platform with a ladder provide for a pleasant experience on the water in any weather and at any time of day. Despite its relatively small size, the launch has everything to meet the needs of its guests — two cosy cabins, a galley, a toilet and shower. Everything is designed for comfortable long-distance trips. Strelna, Peterhof, Schlüsselburg, the Kronstadt forts and the Ladoga skerries — all the watery attractions around St Petersburg are now available to members of the Taleon Club and guests of the Eliseev Palace Hotel.

бегущий по волнам cutting the waves

Событие / e vent

менно проложили глубоководный канал по дну Финского залива между Петербургом и Кронштадтом, чтобы открыть доступ в Неву большим кораблям. Однако габариты судоходного пролета Николаевского моста были слишком малы для таких судов. Стало очевидно, что мост нуждается в реконструкции. Рассматривалось много интересных проектов реконструкции, но первая мировая война помешала их осуществлению. К этому вопросу возвратились только в 30-х годах, когда по проекту академика Григория Передерия была произведена полная реконструкция моста Лейтенанта Шмидта. Работы велись с 1936 по 1939 год. Частично были использованы опоры старого моста. Для устройства разводного пролета посредине моста две средние опоры были расширены. В них разместили механизмы развода и павильоны управления. Отношение к реконструкции было достаточно строгим, ведь мост играл не только важную функциональную роль, но и участвовал в создании ландшафта реки и архитектурного ансамбля города. Однако, по мнению современных инженеров и архитекторов, Передерий все же «пренебрег художественным вкусом предшественников», создав балочную конструкцию пролетного строения не столь выразительную, как раньше. Наступил XXI век. В Петербурге многое изменилось, пришло время и новой реконструкции моста Лейтенанта Шмид-

та. Исследования показали, что в ней нуждается только надводная часть. Опоры же, благодаря инженерным решениям Кербедза, могут служить еще долгие годы. Чтобы сохранить транспортную связь Василеостровского и Центрального районов Петербурга на время строительных работ, рядом с существующим мостом был возведен временный. Остроумные петербуржцы тут же нарекли его «сыном лейтенанта Шмидта». Кстати, этот временный мост после его разборки можно использовать многократно. При реконструкции моста Лейтенанта Шмидта проектировщики решили воссоздать первоначальный облик Благовещенского моста. Сейчас сквозная ажурная решетка ферм контрастирует с массивным нижним поясом, сливаясь при взгляде на все сооружение в некий орнамент... Мост вновь украшают подлинные чугунные перила Благовещенского моста,

Профессор Григорий Передерий. Фотохроника ЛенТАСС. 1936 год. Professor Grigory Peredery. LenTASS photo-chronicle. 1936.

Реконструкция моста Лейтенанта Шмидта длилась полтора года. Теперь временная переправа, соединявшая все это время Васильевский остров и Адмиралтейский район, будет использована при реконструкции других петербургских мостов.

Надмостные павильоны появились на мосту Лейтенанта Шмидта после реконструкции 1930-х годов. Фотография середины XX века.

The reconstruction of the Lieutenant Schmidt Bridge took a year and a half. Now the temporary crossing that linked Vasilyevsky Island and the Admiralty District all that time will be used during the reconstruction of other St Petersburg bridges.

The pavilions on the Lieutenant Schmidt Bridge were added during the 1930s reconstruction. Mid-twentieth-century photograph.

sive lower strip, merging into a kind of ornament when the structure as a whole is viewed. The bridge is embellished by the authentic cast-iron railings produced to Alexander Briullov’s designs, as well as the lanterns and pavilions on the bascule piers that were designed by Leonid Noskov and appeared during the 1930s reconstruction. The new bridge has also acquired modern technical characteristics. In its time the Annunciation Bridge was the longest in Europe at 331 metres and 24 metres broad. The new bridge is 13 metres wider. The structure of the spans, the bascule mechanisms and equipments have all been replaced. On both banks of the Neva before the reconstruction all the granite facing blocks were numbered and dismantled; now they have returned to their historical places. Почти сто лет ходили трамваи по мосту. Трамвайных путей на новом Благовещенском мосту не будет.

For almost a hundred years trams ran across the bridge. There will be no tram lines on the new Annunciation Bridge.

Фотография второй половины XX века.

Photograph from the second half of the twentieth century.

выполненные по рисункам Александра Брюллова, а также фонари и павильоны на разводных опорах архитектора Леонида Носкова, которые появились при реконструкции моста в 1930-х годах. Новый мост получил и современные технические характеристики. Длина Благовещенского, самого протяженного в то время в Европе, моста была 331 метр, ширина — 24 метра. Новый мост стал шире на 13 метров. Проведена замена пролетных строений, механизмов и оборудования разводного пролета. Выполнен ремонт опор и набережных. По обоим берегам Невы перед реконструкцией все гранитные блоки облицовки были пронумерованы и разобраны и теперь вновь заняли свое историческое место. Торжественное открытие обновленной переправы состоялось 15 августа. Ранним утром протоиерей Николо-Богоявленского Морского собора Богдан Сойко совершил чин освящения. После официальной церемонии первым по мосту промаршировал военно-духовой оркестр. Вслед за ним двинулись колонна ретромобилей и, как велит традиция, тяжелая строительная техника. Мосту вернули имя Благовещенский. Мост Лейтенанта Шмидта и его «сын» стали достоянием истории города. Слева. На обновленный мост строители дали гарантию — 100 лет.

Внизу. Губернатор Петербурга Валентина Матвиенко и праправнучка Станислава Кербедза Алегранза Булак Жельски Мария София перерезают символическую ленточку. Left. The builders have given a 100-year warranty on the refurbished bridge. Below. St Petersburg’s governor, Valentina Matviyenko, cutting the symbolic ribbon together with Stanislaw Kierbedz’s great-great-granddaughter.

Городская топонимическая комиссия, основываясь на мнении петербуржцев, приняла решение вернуть мосту его первоначальное имя — Благовещенский. Возможно, историческое название вернется и к площади Труда. The municipal toponymy commission, taking the opinion of Petersburgers into account, decided to revive the name Annunciation (Blagoveshchensky) Bridge. Labour Square (Ploshchad Truda) may also regain its historical name.

trough history

Историческая прогулка / a stroll

Было такое присловье в XIX веке: «у Шереметевых музы ходят хороводом». Действительно, старинный род Шереметевых славен не только полководцами, но и меценатами — создателями театров, оркестров, хоров, музыкальных обществ. Ценнейшие художественные коллекции, собранные Шереметевыми, хранились в их петербургских и московских дворцах и великолепных поместьях — Останкино, Кусково. На этом блистательном фоне скромное имение Ульянка на Петергофской дороге могло и потеряться. Но для трех поколений Шереметевых оно оставалось уютным гнездом, настоящей дачей, где они с удовольствием проводили летние месяцы.

Наталия ПЕРЕВЕЗЕНЦЕВА / by Natalia PEREVEZENTSEVA

where the muses do a round dance...

Там, где музы ходят хороводом...

Дом графа Александра Шереметева в имении Ульянка. Станция Лигово. Фотография Карла Буллы. 1908 год. Герб Шереметевых с девизом «Бог сохраняет все». Горельеф из Шереметевского дворца на Шпалерной улице, 18.

Count Alexander Sheremetev’s house on the estate of Ulyanka. Ligovo station. 1908 photograph by Karl Bulla. The Sheremetev coat of arms, with the motto God preserves all. High relief in the Sheremetev Palace at 18, Shpalernaya Street.

In the nineteenth century there was a saying that “the muses do a round-dance at the Sheremetevs.” The Sheremetevs, an old Russian aristocratic clan, were indeed famous not only as military commanders, but also as patrons of the arts — organizers of theatres, orchestras, choirs and music societies. The priceless collections of art assembled by the family were kept in their palaces in St Petersburg and Moscow and at the suburban residences of Ostankino and Kuskovo outside the old capital. The modest estate of Ulyanka on the road to Peterhof might have been lost against this brilliant background, but for three generations of Sheremetevs it remained a cosy nest, a real dacha in which they enjoyed spending the summer months.

trough history

Историческая прогулка / a stroll

От царевича до графа Первым владельцем этих земель был потомок знаменитого Кучума, того самого, с которым воевал Ермак «на диком бреге Иртыша». Сыновей Кучума вывезли в Россию, где они получили титул царевичей Сибирских, были приняты при дворе. Но один из их потомков, царевич ВаСлева. Граф Андрей Ушаков. Копия неизвестного художника с портрета 1740-х годов. Первая половина XIX века. Ниже. Никита Панин. Портрет работы Жана Луи Вуаля. 1792 год.

Above. Count Andrei Ushakov. Copy by an unknown artist of a portrait from the 1740s. First half of the nineteenth century. Right. Nikita Panin. Portrait by Jean Louis Voille. 1792.

силий, ввязался в заговор Алексея, несчастного сына Петра I, за что лишился земель и имущества и был сослан в Сибирь. А весь род царевичей Сибирских в

From Tsarevich to Count The first owner of these lands was a descendant of the famous Kuchum — the Siberian khan against whom the Cossack Yermak fought in the late sixteenth century. Kuchum’s sons were taken away to Russia, where they were given the title of Siberian Tsareviches and received at court. One of their descendants, Tsarevich Vasily, got himself involved, however, in the conspiracy around Alexei, Peter the Great’s unfortunate son. He lost his lands and property and was banished to Siberia. The suburban estate went to Andrei Ushakov, who was head of the dreaded Secret Chancellery under Anna Ioannovna. After Ushakov’s death, Ulyanka passed from hand to hand. It was bought, sold and inherited. Then, in 1806, Ulyanka was purchased by Count Nikolai Sheremetev. According to family tradition, the Count loved Ulyanka and sought solace here after losing his beloved wife, Parasha Zhemchugova, the serf actress who was known as “the Sheremetev nightingale” for her heavenly voice. Parasha died just a few days after giving birth. She did see her son, give him her blessing and entrust him to her loyal

наказание «понизили» до князей Сибирских. Имение перешло к Андрею Ушакову, возглавлявшему при Анне Иоанновне страшную Тайную канцелярию. После смерти Ушакова Ульянка переходила из рук в руки. Ее покупали, продавали, передавали по наследству. Среди владельцев имения были и Степан Апраксин, главнокомандующий русскими войсками во время Семилетней войны с Пруссией, и Сергей Меншиков, внук сподвижника Петра I, и вице-канцлер Никита Панин… И вот в 1806 году Ульянку купил граф Николай Шереметев. По семейным преданиям, граф любил Ульянку, искал здесь уединения, потеряв обожаемую жену — Парашу Жемчугову, крепостную актрису, «шереметевского соловья», как называли ее за божественный голос. Параша умерла через несколько дней после родов. Она еще успела увидеть сына, перекрестить его и поручить своей верной подруге, тоже крепостной актрисе, Татьяне Шлыковой-Гранатовой. Татьяна сдержала обещание, данное Параше. Она так и не вышла замуж, хотя, судя по портретам и воспоминаниям, была красива, весела, приветлива. К ней многие сватались. Говорят, сам Николай Петрович предлагал Татьяне руку и сердце, но она отказала и ему, посвятив себя воспитанию маленького Дмитрия... После смерти Николая Петровича алчные шереметевские родственники попытались разлучить ее с

friend, another serf actress, Tatyana Shlykova-Granatova. Tatyana kept her word. She never married, although, judging by portraits and memoirs, she was beautiful, cheerful and sociable. Many men sought to wed her. It is said that Count Nikolai himself proposed to Tatyana, but she turned him down, devoting herself to bringing up little Dmitry. After the Count’s death, greedy Sheremetev relatives sought to separate her from the child. The serf actress made a plea to Dowager Empress Maria Fiodorovna. The Empress, mother of ten children herself, understood her feelings and instructed that Tatyana be allowed to stay with her ward. Tatyana was recollected with love and gratitude by Sergei, Dmitry Sheremetev’s son: “I occasionally returned to Ulyanka from Peterhof late on a Sunday, but however late it got, even after nightfall, Tatyana Vasilyevna would not have gone to bed. She would invariably wait, give me her blessing and only then retire … Now that is all so long ago; the character of the place has changed and Tatyana Vasilyevna is long gone… even the rose bush she planted has long since withered… but for me she lives on.”

ребенком. И тогда крепостная актриса дошла до самой Марии Федоровны. И императрица материнским сердцем поняла ее и приказала оставить Татьяну Шлыкову при малолетнем Шереметеве. С любовью и благодарностью вспоминал Татьяну Сергей, сын Дмитрия Шереметева. «Бывало, возвращаешься поздно Слева. Николай Шереметев. Портрет работы Ивана Аргунова, крепостного художника Шереметевых. 1770-е годы. Ниже. Прасковья Жемчугова. Портрет работы крепостного художника Николая Аргунова (сына Ивана Аргунова). Около 1800 года. В 1798 году Николай Шереметев дал вольную Жемчуговой и всей ее семье, а в 1801-м в строжайшей тайне повенчался с актрисой.

Above. Nikolai Sheremetev. Portrait by Ivan Argunov, one of the Sheremetevs’ serf artists. 1770s. Right. Praskovya Zhemchugova. Portrait by the serf artist Nikolai Argunov (son of Ivan Argunov). Circa 1800.

в воскресенье из Петергофа в Ульянку, и как бы поздно ни было, хотя бы ночью, Татьяна Васильевна спать не ложится. Она непременно дождется, перекрестит и только тогда ляжет спать… С Ульянкой как-то особенно сливается воспоминание о Татьяне Васильевне. Теперь все давно прошло; характер места изменился, и след Татьяны Васильевны давно простыл… и куст махровых роз, ею посаженный, давно засох… Но для меня она жива…»

«Золотой век» Ульянки Дмитрий Шереметев, блестящий кавалергард, довольно долго не женился, предпочитая тратить огромное состояние на всевозможные холостяцкие забавы, обустройство имений, и прежде всего — на строительство в любимой Ульянке. В 1835 году он опасно заболел. Его

In 1798 Nikolai Sheremetev freed Zhemchugova and all her family. In 1801 in the strictest secrecy he married the actress. In 1803 Praskovya Ivanovna gave birth to a son, but three weeks later she died and was buried in the Sheremetev family vault.

The Golden Age of Ulyanka Dmitry Sheremetev, a dashing Cavalier Guardsman, remained single for a long time, preferring to spend his immense fortune on all sorts of bachelor amusements, the improvement of his estates and, above all, construction at his beloved Ulyanka. Finally he did get married out of passionate love for a distant relative, Anna Sergeyevna Sheremeteva. His wife took piano lessons from Chopin, was closely acquainted with Liszt and Pauline Viardot. Music could be heard in the Sheremetev Palace on the Fontanka and at Ulyanka, of which Anna Sergeyevna made herself the fond mistress. Her son, Sergei Dmitriyevich Sheremetev, wrote of her: “My mother tried to enhance Ulyanka as much as possible: she planted a decent orchard with a little garden for me; she kept up the hothouses that stood between the highway and the shore and were

Справа. Татьяна ШлыковаГранатова. С портрета Николая Аргунова. 1789 год. Татьяна проявила большие способности к музыке, пению и танцам. Получив вольную, продолжала служить Шереметевым до конца своих дней.

Right. Tatyana ShlykovaGranatova. From a portrait by Nikolai Argunov. 1789. Tatyana showed great abilities in the field of music, singing and dancing. She was granted her freedom, but continued to serve the Sheremetevs for the rest of her life.

famous for their peaches and pineapples. New paths were laid out in the garden, including one absolutely straight, a verst long, that led to the little house that my grandfather in his time had had built in the woods.” The dilapidated manor house at Ulyanka was reconstructed by the architect Hieronimo Corsini. The house stood on the high bank of a pond, roughly on the site now occupied by a grey silica-brick school building. The school resembles the Sheremetevs’ house in shape and therefore even has a certain architectural value.

trough history

Историческая прогулка / a stroll

наследник граф Сергей Уваров уже готовился вступить во владение громадным шереметевским состоянием, но Дмитрий выздоровел. Он женился по страстной любви на своей дальней родственнице Анне Сергеевне Шереметевой. Его супруга брала уроки игры на фортепиано у Шопена, была хорошо знакома с Ференцем Листом, Полиной Виардо. Музыка звучала и в шереметевском дворце на Фонтанке, и в милой сердцу Анны Сергеевны Ульянке, где она с удовольствием занималась хозяйством. Ее сын Сергей Дмитриевич Шереметев писал о ней: «Насколько было возможно, моя мать старалась украсить Ульянку: развела порядочный фруктовый сад с небольшим садиком для меня; она поддерживала оранжереи, которые находились между шоссе и взморьем и славились персиками и ананасами. В саду разбиты были новые дорожки и между ними одна совершенно прямая в версту, которая вела к домику, построенному в лесу еще дедом моим Николаем Петровичем». Обветшавший усадебный дом в Ульянке был перестроен архитектором Иеронимом Корсини. Дом стоял на высоком берегу пруда примерно на том же месте, где ныне находится школьное здание из серого силикатного кирпича. Очертаниями оно напоминает шереметевский дом и поэтому даже обладает некоторой архитектурной ценностью.

Дмитрий Николаевич Шереметев тоже любил Ульянку, даже предпочитал ее своим подмосковным имениям. Может быть, потому, что она напоминала ему о его военном прошлом — по Петергофской дороге проходили войска, направлявшиеся в летние лагеря. «Когда прохо-

дили войска в Красное Село, отец любил выходить на дорогу, в случае же привала всегда хлопотал об угощении», — писал Сергей Дмитриевич.

«Мерзость запустения…» Жизнь Анны и Дмитрия Шереметевых, несмотря на смерть первенца, Николая, текла спокойно и счастливо. Вскоре родился второй сын, Сергей. Лето 1849 года решили провести в Кускове. Там Анне Сергеевне однажды подали

Смерть графа Дмитрия Николаевича в 1871 году сделала наследниками шереметевских богатств его сыновей Сергея и Александра. Тут-то, по воспоминаниям Сергея Шереметева, «настало время разобраться во всей сложности создавшегося положения».

Слева. Сергей Шереметев. Фотография Аниклида Пазетти. 1900 год. Сергей Дмитриевич, последний владелец дворца Шереметевых на Фонтанке (Фонтанного дома), являлся адъютантом великого князя Александра Александровича, егермейстером Императорского двора, известным историком и мемуаристом. Справа. Александр Шереметев. Большой любитель и знаток музыки, основатель Музыкальноисторического общества и начальник Придворной певческой капеллы в 1909—1917 годах, Александр Дмитриевич был известен как талантливый капельмейстер и композитор. Left. Sergei Sheremetev. 1900 photograph by Aniclid Pazetti. Sergei Dmitriyevich, the last owner of the Fountain House, the Sheremetevs’ palace on the Fontanka, was an adjutant to Grand Duke Alexander Alexandrovich, Master of the Imperial Hunt, and a well-known historian and memoirist.

Анна Шереметева. Портрет работы Владимира Гау. 1838 год. Дмитрий Шереметев. Портрет работы Генриха Манизера. 1873 год. Anna Sheremeteva. Portrait by Vladimir Hau. 1838. Dmitry Sheremetev. Portrait by Heinrich Maniser. 1873.

Right. Alexander Sheremetev. A great lover of and expert on music, the founder of the Music History Society and head of the Court Kapella from 1909 to 1917, Alexander Dmitriyevich was as famous as he was talented as a conductor and composer.

«Братский» раздел

чашку бульона. Лицо ее сразу же потемнело, она почувствовала сильные боли и вечером следующего дня умерла. Врачи настаивали на вскрытии и следствии, но Дмитрий Шереметев отказался что-либо предпринимать. Может быть, он догадывался, кому из родственников не давали покоя богатства рода Шереметевых, чья злоба и зависть сгубили его жену… Второй брак Дмитрия Николаевича был… странным. Он сделал предложение небогатой и неродовитой вдове Александре Мельниковой. Правда, она великолепно пела. Вторая графиня Шереметева родила мужу двоих детей — сына Александра и дочь, не прожившую и года. А в конце жизни она фактически разъехалась с ним. Муж жил в Кускове, а Александра Григорьевна — в своем имении Высоком в Тверской губернии. В это время Ульянка — свидетельница счастливых шереметевских дней — пребывала в забвении.

В роду Шереметевых сохранилось предание: Сергей Дмитриевич чуть было не лишился наследства из-за интриг мачехи. Она хотела, чтобы все досталось ее сыну Александру, и уговаривала мужа подписать соответствующее завещание. Но у Шереметевых был старый слуга, который знал графа с детства. Он бросился к нему в ноги и умолил не совершать несправедливости, не лишать наследства старшего сына. Как бы то ни было, при разделе имущества Сергею досталось лишь майоратное имение Михайловское, а кое-какие дома и поместья ему пришлось выкупать у сонаследника. В своих мемуарах Сергей Дмитриевич не говорит о брате ни одного худого слова. Он просто не упоминает о нем. И переписку по поводу наследства ведет через поверенных: «…если граф Александр Дмитриевич настаивает на передаче ему кусковских вещей, то мне остается только заявить о желании моей жены и моем снять предварительно копии с доставшихся ему портретов». А ведь речь шла о фамильных портретах Шереметевых...

happy life together. Soon a second son, Sergei, was born. They decided to spend the summer of 1849 at Kuskovo. There one day Anna Sergeyevna was served a cup of broth. Her face darkened as soon as she drank it. She suffered terrible pain and on the evening of the following day she died. The

doctors pressed for an autopsy and investigation, but Dmitry Sheremetev refused to do anything. Perhaps he guessed that among his relatives there were those who could not stand the thought of the Sheremetevs’ riches and who had killed his wife out of jealous spite. Dmitry Nikolayevich’s second marriage was a strange one. He proposed to Alexandra Melnikova, a widow with no wealth or noble pedigree, who was, admittedly, a superb singer. The second Countess Sheremeteva bore her husband two children — a son Alexander and a daughter who died before her first birthday. In later years the couple lived almost entirely separate lives. The Count stayed at Kuskovo, Alexandra Grigoryevna on her own estate of Vysokoye in Tver province. At this time Ulyanka — mute witness to the Sheremetevs’ happier days — fell into neglect. The death of Count Dmitry Nikolayevich in 1871 left his sons Sergei and Alexander as heirs to the Sheremetev fortune. The time had come, as Sergei observed in his memoirs, “to sort out all the complexities of the situation that had arisen.”

«Кусково. Вид усадьбы со стороны пруда». С картины Николая Подключникова, крепостного художника, в 1839 году получившего вольную от Шереметевых и звание свободного художника от Академии художеств за написанный с натуры «Вид церкви Василия Блаженного в Москве». Kuskovo. A view of the mansion from the pond. From a painting by Nikolai Podkliuchnikov, a serf artist who in 1839 was granted his liberty by the Sheremetevs and the title of free artist from the Academy of Arts for a View of St Basil’s in Moscow painted from life.

Dmitry Nikolayevich Sheremetev also loved Ulyanka, even preferring it to his grand estates outside Moscow. Perhaps this was because it reminded him of his military past — the troops went along the Peterhof road on their way to the annual summer camps. “When the troops passed on the way to Krasnoye Selo, Father

liked to go out onto the road. If they made a halt, he always made sure to provide refreshments,” Sergei Dmitriyevich wrote.

“The Abomination of Desolation” Despite the loss of their first-born, Nikolai, Anna and Dmitry Sheremetev led a quiet

«Прогулка в Останкине». С картины неизвестного художника первой половины XIX века. A depiction of the Sheremetevs’ estate of Ostankino outside Moscow by an unknown artist of the first half of the nineteenth century.

trough history

Историческая прогулка / a stroll

Солдат, охраняющий пушки и снаряды, приготовленные для салюта и фейерверка в честь серебряной свадьбы графа Александра Шереметева. Фотография Карла Буллы. 1908 год.

ной Бенуа. Жили Шереметевы в Ульянке широко, принимали многочисленных гостей. По торжественным дням здесь стреляли из старинной пушки. До поры до времени Ульянка процветала. Александр Дмитриевич не только не раздробил ее на дачные участки, как поступали в то время многие владельцы больших поместий, но и прикупил соседнее имение Чернышевых, назвав его своим именем — «Александрино».

A soldier guarding the cannon and charges prepared for the salute and fireworks to mark Count Alexander Sheremetev’s silver wedding. 1908 photograph by Karl Bulla.

Руины былого Первый ущерб Ульянке был нанесен местными жителями в 1918 году, когда они разрыли плотины и спустили воду из шереметевских прудов в поисках якобы затонувшего там «автомобиля графа с сокровищами». Александр Дмитриевич к этому времени эмигрировал в Париж, где в 1931 году скончался. Парк зарастал, строения разрушались, но в целом Ульянка сохраняла свой облик. В 1930-е годы даже существовал проект устройства парка, объединяющий дачу Шереметева и соседние дачи — Бутурлина и Воронцова. Но во время войны Ульянка была практически полностью разрушена. В середине 1950-х годов на месте дома Шереметевых была построена школа из се-

Ниже. Воинская охрана в Ульянке. Фотография Карла Буллы. 1908 год. Below. Soldiers on guard at Ulyanka. 1908 photograph by Karl Bulla.

Итак, при разделе имущества Ульянка отошла к младшему Шереметеву. Меценат, создатель певческой капеллы, Александр Шереметев страстно любил музыку и… пожарное дело. Музыка царствовала в особняке на Шпалерной или на общедоступных шереметевских концертах в зале Благородного собрания, а в Ульянке граф выстроил депо с каланчой и основал пожарную дружину. Имелись в усадьбе и построенная Николаем Бенуа «молочная» — деревянный дом, предназначенный для угощения гостей парным молоком с находившейся рядом фермы, тоже построен-

A “Brotherly” Settlement According to a Sheremetev family legend, Sergei Dmitriyevich’s stepmother’s intrigues almost cost him his inheritance. She wanted everything to go to her own son Alexander and tried to persuade her husband to write a will to that effect. But an old retainer who had known the Count since childhood threw himself at his master’s feet and begged him not to commit the injustice of depriving his elder son of his birthright. Whatever the truth of that tale, when their inheritance was divided, Sergei received only the entailed estate of Mikhailovskoye and had to buy some houses and estates back from his co-heir. In his memoirs Sergei Dmitriyevich did not write a single bad word about his halfbrother: he simply did not mention him. And their correspondence about their father’s estate was conducted through attorneys: “If Count Alexander Dmitriyevich insists on the items from Kuskovo passing to him, then I can only express the desire of my wife and myself to have copies made beforehand of the portraits that will go to him.” The reference was to the Sheremetev family portraits! No room here for brotherly love!

So, when the inheritance was divided, Ulyanka passed to the younger Sheremetev. Alexander Sheremetev, a patron of the arts and creator of a celebrated choir, was passionately fond of music and… fire-fighting. Music reigned in his mansion on Shpalernaya Street and in the public Sheremetev concerts in the hall of the Noble Assembly, while at Ulyanka the Count built a firestation and tower and organized a team of fire-fighters. The estate also now boasted a “dairy” designed by Nikolai Benois — a wooden building in which guests could be treated to fresh milk from the adjoining farm, also created by Benois. The Sheremetevs lived the highlife at Ulyanka, receiving many visitors. “Red-letter days” were marked at the estate by the firing of an old cannon.

Ruins of the Past The first damage to Ulyanka was inflict ed by the local inhabitants — in 1918, when they broke down the dam and let the water out of the Sheremetevs’ ponds in search of “the Count’s car containing treasure” that had supposedly been sunk

Существует легенда, будто в здешних местах держала кабачок красавица Ульяна. Отсюда и название. Впрочем, легенда почти правдива. В 1745 году опись усадьбы — в те времена, когда владельцем ее был Ушаков, — включает в себя «двор трактирщика иноземца Ульяна Ульянова». Так что красавица Ульяна была… мужчиной! There is a legend that a beauty named Ulyana kept an inn in this area and that is where the name comes from. The story is almost correct. An inventory of the estate drawn up in 1745, when it was owned by Ushakov, lists “the homestead of the foreign inn-keeper Ulyan Ulyanov”. So the beautiful Ulyana turns out to have been a man! Церковь Святителя Петра, митрополита Московского, в Ульянке. Современная фотография. The Church of St Peter, Metropolitan of Moscow, at Ulyanka. Present-day photograph.

рого кирпича. Забавно, что ее первоначальный проект предусматривал монументальное здание в духе «сталинского ампира» — колонны, портик, даже грот. Но подоспели времена «борьбы с излишествами»… На углу улицы Лени Голикова и проспекта Стачек можно видеть симпатичную деревянную церковь Святителя Петра, митрополита Московского. Она поставлена рядом с тем местом, где когда-то находилась старая церковь «в Ульянке», или «за Красным кабачком», известная в народе благодаря особо почитаемой иконе Святого Уара, перед которой родители молились о здравии детей. На деньги владельцев окрестных имений, и в первую очередь графов Шереметевых, пристраивались новые приделы, а у самой дороги, еще в 1808 году, была выстроена прекрасная часовня в духе александровского ампира. Гонения 30-х годов прошлого века не коснулись церкви, ее не закрыли и не снесли. Но во время войны и церковь, и часовня превратились в руины (остатки часовни еще можно было видеть в 1970-х годах, пока не началась массовая застройка в этом районе). Вместо старой церкви в начале 1990-х годов освятили новую, построенную неподалеку, поскольку прежнее место, увы, было занято… И остались от былой Ульянки — название, старые деревья да зарастающие пруды, в которых так и не был найден «автомобиль графа с сокровищами».

there. Alexander Dmitriyevich had by that time managed to emigrate to Paris, where he died in 1931. The park slowly became overgrown, the buildings fell into decay, but on the whole Ulyanka retained its former appearance. During the war, however, the buildings were almost completely destroyed. In the mid-1950s the grey-brick school was built on the site of the Sheremetevs’ house. On the corner of Lenya Golikov Street and Prospekt Stachek you can now find an attractive wooden church of St Peter the Metropolitan. It has been constructed next to the spot where once the old church “in Ulyanka” or “beyond the Red Inn” stood. The antireligious campaign of the 1930s passed the church by: it was neither closed nor demolished. During the Second World War, though, it was reduced to ruins. In the late twentieth century a new church was built close by, as the old site had, sadly, been taken. What remains of the old Ulyanka? — the name, old trees and the overgrown ponds, in which they never did find “the Count’s car containing treasure”.

Определены номинанты Всероссийской литературной премии «Александр Невский» 2007 года В День святого благоверного князя Александра Невского в Санкт-Петербурге в третий раз состоится вручение премий победителям ежегодного Всероссийского литературного конкурса «Александр Невский», учрежденного в 2005 году. Одной из основных целей конкурса учредители считают выявление наиболее талантливых литературных произведений об истории России, раскрывающих роль и место исторических личностей, их героических деяний во славу Отечества, представление этих книг читательской аудитории и популяризацию исторической литературы в стране. В этом году на конкурс поступило 145 литературных произведений. Комиссия по присуждению премий отобрала 12 номинантов, из которых предстоит выбрать лауреатов первой, второй и третьей премий.

Лауреатам премии вручаются статуэтки святого благоверного князя Александра Невского (автор — скульптор Эдуард Мхоян).

В этом году будут вручены также специальные премии: «Духовные подвижники», «Соотечественники» и «Собиратели». Имена лауреатов будут оглашены не позднее чем за неделю до торжественного вручения премий, которое состоится в Резиденции Талион Шереметевский Дворец 12 сентября 2007 года.

АВТОР

НАЗВАНИЕ

ИЗДАТЕЛЬСТВО, ГОД

Анисимов Е. В.

«Анна Иоанновна»

«Молодая гвардия», 2004

Боханов А. Н.

«Последний царь»

«Вече», 2006

Елисеева О. И.

«Потемкин»

«Молодая гвардия», 2006

Корольков А. А.

«Пророчества Константина Леонтьева»

Издательство РГПУ им. А. И. Герцена, 2006

КуликовскаяРоманова О. Н.

«Царского рода»

«Полиграф-Эра», 2004

Протодиакон Василий Марущак

«Святитель-хирург: Житие архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого)»

«Даниловский благовестник», 2005

Родионов А. М.

«Князь-раб»

ИД «Сова», 2007

Русева Л. В.

«России верные сыны»

«Русское слово — РС», 2006

Скворцов К. В.

«Сим победиши!»

ИИПК «ИХТИОС», 2005

Смирнов А. Ф.

«Николай Михайлович Карамзин»

Издательство «Российская газета», 2005

Стегний П. В.

«Время сметь»

«ОЛМА-ПРЕСС», 2002

Филин М. Д.

«Александр Сергеевич Пушкин»

«Русскiй мiръ», 2006

меню гурмана / gourmet menu искусство отдыхать / the art of relaxation чтение под сигару / a good cigar, a good read

охота к перемене блюд

М еню гурмана / g ourmet

Наступил сентябрь. А значит, по традиции во всем мире вновь открылся устричный сезон. И пусть говорят, что бывают сорта устриц, которые можно есть круглый год! Истинные ценители этого деликатеса знают: только в месяцы, в названии которых присутствует буква «р», моллюски полностью раскрывают все оттенки своего вкуса. Убедиться в этом можно каждую пятницу на устричных вечерах в Талион Клубе.

a taste for variety Вошел: и пробка в потолок, Вина кометы брызнул ток; За ним roast-beef окровавленный, И трюфли, роскошь юных лет, Французской кухни лучший цвет, И Страсбурга пирог нетленный Меж сыром лимбургским живым И ананасом золотым. Александр Пушкин

Описать вкус устрицы так же сложно, как увидеть аромат моря. Ведь каждый моллюск за плотно сомкнутыми створками хранит частичку живого океана: шум его прилива, крики чаек, запах соли, йода и свежий бриз. Стоит открыть раковину — и на вас повеет романтикой путешествий. Первая дюжина нового сезона не требует сложного сопровождения. Капелька лимона, крупинка перца, бокал шабли или шампанского должны лишь оттенить вкус изысканного блюда. Насладившись, к следующей полудюжине можно заказать изысканный соус, в изготовлении которых поварам Талион Клуба нет равных. Кстати, вы знаете, почему устрицы подают дюжиной или полудюжиной? И никто не знает. Традиции, овеянные легендами, не нуждаются в объяснениях. Именно дюжину устриц съедал Наполеон Бонапарт перед каждым сражением. Именно дюжину устриц каждый день поглощал Казанова. Еще утром они нежились в теплом море, а теперь готовы подарить вам морской аромат. Примите подарок бережно. И чувство свежести останется с вами на целую неделю. До следующей устричной пятницы.

the freshness of the ocean in a pearly shell

свежесть океана в перламутровой раковине Describing the taste of an oyster is as difficult as seeing the smell of the sea. After all, each mollusc preserves within the tightly closed halves of its shell a particle of the living ocean: the noise of the tides, the calls of the gulls, the tang of salt, iodine and the fresh breeze. You open the shell and the romantic aroma of travel reaches your nostrils. The first dozen oysters of the new season do not need any elaborate accompaniment. A drop of lemon juice, a twist of pepper and a glass of Champagne or Chablis should only set off the taste of this refined delicacy. After enjoying them, you can order another half-dozen with some sauce, in the making of which the Taleon Club’s chefs are unrivalled masters. Do you happen to know, by the way, why oysters are always served in dozens or half-dozens? Nor does anyone else. Traditions enveloped in legends do not require explanation. Napoleon Bonaparte would eat a round dozen oysters before each of his battles. Casanova consumed twelve of them every day. This morning they were still luxuriating in the warm ocean, now they are ready to present you with their marine aroma. Accept the gift with care and the feeling of freshness will remain with you the whole week. Until the next Oyster Friday.

he arrives — the cork goes flying up, wine of the Comet fills the cup; before him roast beef, red and gory, and truffles, which have ever been youth's choice, the flower of French cuisine: and pâté, Strasbourg’s deathless glory, sits with Limburg’s vivacious cheese and ananas, the gold of trees. Pushkin, Eugene Onegin (tr. Charles Johnston)

September has come. And by worldwide tradition that means that the oyster season has begun again. Let others object that there are varieties of oyster that can be eaten all year round, true connoisseurs of this delicacy know that only in the months containing the letter r do the molluscs fully give up all the subtleties of their flavour. You can discover this for yourself any Friday at the oyster evenings in the Taleon Club.

Стоимость бранча — 2200 рублей. Brunch costs 2,200 roubles.

Столы ломятся от яств. Чего на них только нет! Здесь и воспетый Пушкиным «ростбиф окровавленный», и мясо ягненка на ребрышках, и телячья корейка, и семга, и осетрина, рыба копченая, соленая, вареная, тушеная… Традиционный воскресный бранч в Талион Клубе удовлетворит самого взыскательного гурмана. «К каждому бранчу мы стараемся приготовить для наших гостей что-нибудь особенное, — говорит шеф-повар ресторана «Талион» Александр Дрегольский. — Какой-нибудь маленький сюрприз. В последний раз таким комплементом стало рагу из шпината с виноградными улитками». Меню воскресного бранча всегда поражает разнообразием. Одних только горячих мясных блюд — восемь наименований. Рыбный стол, деликатесные сыры, салаты, фрукты и огромный выбор десертов. Особый шарм воскресным бранчам в Талион Клубе придают блюда из морепродуктов. Вот лишь некоторые из них: канадский лобстер с тимьяновым маслом, морской гребешок в фисташковой крошке, карпаччо из монкфиш с чабером, мясо краба с соусом «Мари Роз», велюте из авокадо с тигровыми креветками. И конечно, к рыбным блюдам положено шампанское или белое вино. От воскресенья к воскресенью меню бранча может меняться. Неизменными остаются его широта, изысканность кухни, мастерство поваров ресторана «Талион» и аристократичная клубная атмосфера.

The tables are groaning with delicacies. What a range there is! The roast beef, “red and gory”, that Pushkin extolled, ribs of lamb and brisket of veal, salmon, sturgeon, smoked fish, salted fish, boiled and braised fish. The traditional Sunday brunch at the Taleon Club will satisfy the most demanding gourmet. “For each brunch we try to come up with something special for our guests,” says Alexander Dregolsky, the head chef of the Taleon restaurant, “some kind of little surprise. Last time the compliment of that kind was a spinach ragout with vineyard snails.” The Sunday brunch menu is always striking for its variety. There are eight hot meat dishes alone. A fish table, cheese delicacies, salads, fruits and a huge choice of desserts. The Taleon Club’s Sunday brunches get a special charm from their seafood dishes. Here are just a few of them: Canadian lobster with thyme butter; scallops in ground pistachio; monkfish carpaccio with savoury; crab meat with Marie Rose sauce, and avocado velouté with tiger prawns. And of course to go with fish dishes there should be champagne or white wine. The brunch menu may change from Sunday to Sunday. Unchanging, though, are its breadth, the exquisite cuisine and the mastery of the Taleon restaurant’s chefs, as well as the aristocratic club atmosphere.

cigar, a good read

Ч тение под сигару /a good

Летним пасмурным днем 1729 года на палубе маленького корабля стоял подросток и со слезами на глазах смотрел на удаляющийся берег и одинокую фигурку старшего брата на причале. Он еще не знал, что снова увидит его только через много-много лет. Судьба распорядилась так, что один из них остался в Гамбурге и стал скромным ремесленником, изготовляющим ножи, а имя другого история навеки связала с блеском императорских бриллиантов…

One dull summer’s day in 1729 a youth stood on the deck of a small ship and watched with tears in his eyes as the shoreline and the lone figure of his elder brother on the quay grew ever more distant. He did not know then that it would be many years before they saw each other again. Fate decided that one of them would remain in Hamburg and become a humble craftsman making knives, while the other would forever become associated with the brilliance of the Russian imperial diamonds.

Каждая сигара имеет свой размер (длину и диаметр), форму и вес. В совокупности эти показатели называют витолой. Каждый производитель вправе выпускать сигары любых форм и размеров. Длина сигары измеряется в дюймах, а ее диаметр (правильнее говорить — кольцо) измеряется в единицах, соответствующих 1/64 дюйма. Эта мера заимствована в ювелирном деле. Труд крутильщика сигар (торседора) и впрямь сродни ювелирному искусству: ведь изготовленная вручную сигара не может иметь отклонение от стандартного веса более чем на 1 грамм, столь же жесткие стандарты определяют и ее размеры. Впрочем, качество сигары зависит не только от мастерства торседора, но и от искусства составителя гаммы табачных листов — лигадора. Точность и вкус должны идти рука об руку. Елена КЕЛЛЕР, Любовь СТОЛЬБЕРГ /

Every cigar has a specific size (length and diameter), shape and weight. The combination of these parameters is known as the vitola. Every producer has the right to make cigars of any shape and size. The length of a cigar is measured in inches; its diameter – the technical term is “ring gauge” — in units of 1/64 inch. This unit was borrowed from jewellers. The work of a cigar-roller (torcedor) is indeed closely akin to the jeweller’s art: a hand-made cigar cannot deviate from the standard weight by more than a single gramme and the rules about its dimensions are just as strict. But the quality of a cigar depends not only on the skill of the torcedor, but also on the talents of the ligador — the master blender of tobacco leaves. Precision and taste have to go hand in hand!

by Yelena KELLER, Liubov STOLBERG

Таким впервые увидели Санкт-Петербург отец и сын Позье. «Проспект палат великого адмирала с следующими палаты». Дворец (справа) был построен для сподвижника Петра I Федора Апраксина. Слева от него — дворцы других приближенных российского самодержца. Гравюра Оттомара Эллигера по рисунку Христофора Марселиуса 1725 года. 1728—1729 годы. Справа внизу. С 1762 года знаменитой Российской короной венчали на царство — вслед за Екатериной II — всех российских монархов. В этой короне — подлинном шедевре ювелира Иеремии Позье — 4836 отборных индийских алмазов. This is how the Pauziés would have seen St Petersburg when they first arrived. View of the Residence of the Great Admiral and the Adjoining Residences. The palace (on the right) was built for Admiral Fiodor Apraxin, one of Peter the Great’s comrades in arms. To the left of it are the homes of others close to the Russian autocrat. Engraving by Ottomar Ellinger after a 1725 drawing by Christophor Marselius. 1728—29 Bottom right. From 1762, beginning with Catherine II, the famous crown was used in the coronation of all Russian monarchs. This true masterpiece by the jeweller Jérémie Pauzié contains 4,836 select Indian diamonds.

под сенью царских бриллиантов jeweller to Her Majesty

cigar, a good read

Ч тение под сигару /a good

В 1729 году швейцарец Этьен Позье, по совету своего брата Пьера, служившего хирургом в Петербурге, решил покинуть Женеву и отправиться в Россию. Он взял с собой двух старших сыновей — Филиберта и Иеремию. Этьен был беден. Вместе с сыновьями ему пришлось пройти пешком всю Швейцарию, Эльзас и Вестфалию. Холодной зимой они добрались до Амстердама. Там земляки дали им немного денег на дорогу в Гамбург. В Германии Этьен Позье опасно заболел — пришлось задержаться на полгода. Полученные деньги ушли на лечение. Один швейцарец, владелец небольшого суденышка, согласился бесплатно довезти Этьена с Иеремией до Петербурга. Старшего сына Филиберта пришлось оставить в Гамбурге, определив учеником в ремесленную мастерскую. Плавание продолжалось шесть недель, и наконец в августе они прибыли в Петербург, усталые и без копейки денег. А к тому времени Пьер Позье уже уехал в Москву...

Императрица Анна Иоанновна. Портрет работы Луи Каравака. 1730 год. Императрица изображена в парадном платье, украшенном горностаевой мантией, и большой государственной короне. Empress Anna Ioannovna. A portrait by Louis Caravaque. 1730. The Empress is depicted in a formal dress complemented by an ermine mantle and the great state crown.

Скитания по российским просторам

Заняв с большим трудом у одного знакомого 10 экю, отец с сыном сложили свои скудные пожитки на маленькую тележку, которая отправлялась из Петербурга в Москву, и поплелись за ней, питаясь только хлебом и молоком, страдая от жары и комаров и ночуя под открытым небом. Когда они добрались до столицы,

In 1728, on the advice of his brother

Pierre, who was serving as a surgeon in St Petersburg, the Swiss Etienne Pauzié decided to leave Geneva and make his way to Russia. He took his two eldest sons, Philibert and Jérémie, with him. Etienne was a poor man, so he and his sons had to travel on foot across the whole of Switzerland, Alsace and Westphalia. In the cold of winter they reached Amsterdam. There fellow-countrymen gave them a little money for the journey to Hamburg. In Germany, though, Etienne Pauzié fell dangerously ill and they had to stop for half a year. The money they had received was spent on treatment. The Swiss owner of a small vessel agreed to take Etienne and Jérémie to St Petersburg free of charge. The older boy, Philibert, had to stay behind in Hamburg, apprenticed to a craftsman. The voyage lasted six weeks before finally they arrived in the Russian capital tired and penniless.

Wandering the Expanses of Russia By that time Pierre Pauzié had moved to Moscow. After managing with great difficulty to borrow 10 écus from an acquaintance, father and son put their meagre possessions

on a little cart that was going from St Petersburg to Moscow and trudged after it, living on only bread and milk, suffering from the heat and mosquitoes, and sleeping out in the open. When they reached the old capital they found that half of Moscow had been destroyed by a fire. Pierre’s house and property had been lost completely. He gave them shelter, of course, but was unable to help any further. At that moment Etienne Pauzié met an acquaintance who had just been appointed commandant in Archangel. He suggested that Etienne travel there with him and bring his son along. They went by carriage to Vologda and from there by barque to the Northern Dvina. In Archangel father and son had just begun to make a life for themselves when they were overtaken by a misfortune common in the Russian provinces — the governor, Prince Meshchersky, took such a shine to the commandant that within five months of hard drinking together the newcomer was dead. The Pauziés were left without their protector in a completely unknown part of the world where they still did not know the language! The commandant bequeathed Etienne enough money to enable them to return to

57 Церковь Святой Екатерины в Гамбурге. Она была основана в XIII веке, но современный облик обрела в XVII веке. Высота ее барочной колокольни с луковичным завершением составляет 115 метров. St Catherine’s Church in Hamburg was founded in the thirteenth century, but acquired its present appearance in the seventeenth. Its Baroque bell-tower with an onion top soars to a height of 115 metres.

оказалось, что половина Москвы погибла в пожаре. Дом и все имущество Пьера сгорели дотла. Он, конечно, приютил родных, но помощи оказать не смог. В это время Этьен Позье повстречался со своим знакомым, только что назначенным комендантом в Архангельск. Тот предложил Этьену поехать с ним и взять с собой сына. Экипажем они добрались до Вологды, а оттуда на барке поднялись вверх к Северной Двине. В Архангельске жизнь путешественников начала налаживаться, но тут их подстерегла обычная для российской провинции беда: губернатор князь Мещерский так полюбил нового коменданта, что за пять месяцев споил его до смерти. Отец и сын Позье остались без покровителя — в совершенно чужом краю, не зная языка! Но перед смертью их знакомый завещал Этьену деньги, которых хватило, чтобы добраться до Москвы. Позье-старший написал в Петербург своему приятелю, гранильщику бриллиантов французу Граверо, и тот согласился взять Иеремию в ученики на семь лет. Так случилось, что в день, когда пришел положительный ответ из Петербурга, Этьен скончался. А через две

недели осиротевший Иеремия Позье начал свой путь к вершинам мастерства.

В подмастерьях Юноша прибыл в дом месье Граверо. Красивый и остроумный парижанин был страстным игроком, любил выпить и покутить. Тем не менее за первый год он обучил своего подмастерье основам ювелирного мастерства. А уже через год молодой Позье иногда заменял учителя. Однако во хмелю гранильщик себя не помнил и был тяжел на руку. Однажды он так избил своего помощника, что тот едва остался жив и уже собирался покинуть Россию, но, послушавшись совета мадам Граверо, решил повременить с отъездом, чтобы закончить обучение. К этому времени в Москве умер его дядя Пьер, и Иеремия остался в чужой стране совсем один. Позье пробыл в учениках еще два года. В то время из Китая привезли драгоценные камни для императрицы Анны Иоанновны. Ей было интересно наблюдать, как режут и шлифуют камни, и она велела Граверо устроить мастерскую в комнате рядом со своими покоями. Императрица каждый

«Шуты при дворе императрицы Анны Иоанновны». С картины Валерия Якоби (Якобий). 1872 год. Художник изобразил знаменитую шутовскую свадьбу: молодожены — опальный князь Голицын и юродивая калмычка Буженинова — были оставлены на ночь на ледяной кровати под ледяным пологом, а утром их выпустили совершенно закоченевших. Так прославившаяся своей изощренной жестокостью императрица мстила своим политическим оппонентам. Fools at the Court of Empress Anna Ioannovna. From a painting by Valery Jacobi. 1872. The artist depicted the famous fools’ wedding: the newly-weds — the disgraced Prince Golitsyn and the Kalmuck simpleton Buzheninova — were left to spend the night on a bed of ice beneath icy drapes and nearly froze to death by morning. That is how the Empress, noted for her refined cruelty, took revenge on her political opponents.

Moscow. Pauzié senior then wrote to his friend, the French diamond-cutter Gravereaux living in St Petersburg, and he agreed to take Jérémie on as an apprentice for seven years. The very day the affirmative reply came from St Petersburg Etienne passed away. Two weeks later the orphaned Jérémie Pauzié began his ascent to the heights of craftsmanship.

Apprenticeship The young man presented himself at Monsieur Gravereaux’s. That handsome, witty

Parisian was a passionate gambler and also fond of drinking and making-merry. Nevertheless, in the first year he taught his apprentice the basics of the jeweller’s craft. After that the young Pauzié already stood in for his master on occasion. When in his cups, however, the diamond-cutter would forget himself and often became violent. He once beat his pupil so badly that Jérémie was lucky to survive. He was on the point of leaving Russia, but, following Madame Gravereaux’s advice, he decided to complete his apprenticeship first. By that time his uncle Pierre had died in

cigar, a good read

Ч тение под сигару /a good

день заходила взглянуть на гранильные работы. В очередной раз застав ученика вместо хозяина, она осведомилась, где мастер. Верный подмастерье ответил, что хозяин болен. Тут вошел придворный шут Педрилло и сказал, что недавно расстался со своим приятелем Граверо, с которым они веселились всю ночь. Анна Иоанновна разгневалась и исключила Граверо из списка лиц, получавших пенсию от двора. Впервые на Иеремию обратила внимание августейшая особа, но он не успел использовать этот шанс: через три недели императрица скончалась. К этому времени Позье уже был готов работать самостоятельно. Хотя срок обучения закончился, Граверо не хотел его отпускать, требуя с него долг в 150 рублей. Но Иеремию выручил некий господин, который одолжил ему денег и убедил, что и в России можно честно зарабатывать. Он же пообещал дальнейшие заказы. Граверо пришел в ярость, но, ругаясь и пророча, что ученик умрет с голода, все-таки отпустил его.

Новый поворот судьбы

Начался самый важный этап в жизни начинающего ювелира. Первая мастерская Позье располагалась в артиллерийском квартале, который позднее был переименован в Литейную часть. С большой охотой и вдохновением ювелир стал работать на себя. Первыми и самыми зна-

Дворцовые перевороты шли непрерывной чередой, и каждый был для Позье во благо. Когда императрицей стала Елизавета Петровна, Иеремия ликовал — у него оказалось много друзей среди тех, кто возвел ее на престол. Когда-то он ссужал их деньгами, а теперь эти люди достигли самого высокого положения при дворе. Одним из них был граф Петр Шувалов, камергер и фаворит Елизаветы. Начинающий ювелир был обязан

Moscow and Jérémie was left entirely alone in a foreign country. Pauzié’s apprenticeship lasted two more years. In that time precious stones were delivered from China for Empress Anna

Ioannovna. The Empress always rose at six in the morning and invariably came to the workshop to view the cutting work. Finding for the umpteenth time the pupil there instead of the owner, she enquired where

Первые шаги

чительными его заказчиками стали граф Михаил Воронцов и его супруга Анна Карловна. Графиня рекомендовала его всем своим знакомым, что во многом способствовало успеху юного мастера. Через год регентша при императоремладенце Иване Антоновиче Анна Леопольдовна вызвала его во дворец и поручила переделать вышедшие из моды украшения. В течение двух дней он разламывал украшения, после чего взвесил бриллианты и оценил их. Сломанные оправы он сложил в свою шляпу и, спросив, кому отдать это золото, получил ответ: возьми себе за труды. В старых оправах было много мелких бриллиантов — всего на 1500 рублей, а золота и серебра еще на 500. На эти деньги он приобрел несколько крупных камней — сапфиров, изумрудов, бриллиантов, и они принесли ему первую серьезную прибыль.

Дом Голландской церкви на Невском проспекте. Литография 1850 года. Иеремия Позье с семьей жил возле Зимнего дворца Елизаветы Петровны — на берегу реки Мойки у Полицейского моста. Напротив его дома располагался дом Голландской реформатской церкви (ныне Невский пр., 20). The building of the Dutch Church on Nevsky Prospekt. 1850 lithograph.

Графиня Анна Воронцова. Портрет работы Алексея Антропова. 1763 год. Графиня Воронцова, жена государственного канцлера Михаила Воронцова, урожденная Скавронская, была родственницей и любимицей императрицы Елизаветы Петровны, обер-гофмейстериной и кавалерственной дамой ордена Святой Екатерины.

Jérémie Pauzié and his family lived near the Winter Palace of Empress Elizabeth, on the bank of the River Moika near the Police Bridge. Across from his house was the building incorporating the Dutch Reformed Church (now 20, Nevsky Prospekt).

Countess Anna Vorontsova. Portrait by Alexei Antropov. 1763. Countess Vorontsova (née Skavronskaya), the wife of the state chancellor Mikhail Vorontsov, was a relative and favourite of Empress Elizabeth Petrovna, a senior courtier and holder of the Order of St Catherine.

«Вид Литейного проспекта в сторону Литейного двора». С картины Федора Алексеева. Начало XIX века. На картине изображены здания Артиллерийского ведомства. Среди них — Литейный двор, основанный в 1711 году и перестроенный в камне в 1733 году Иоганном Якобом (Иваном Яковлевичем) Шумахером. От него к Невскому проспекту шла просека, ставшая со временем Литейным проспектом. View of Liteiny Prospekt looking towards the Foundry Yard. From a painting by Fiodor Alexeyev. Early nineteenth century. The painting shows the buildings of the Artillery Department. These included the Foundry Yard, established in 1711 and rebuilt in masonry by Johann Jakob Schumacher in 1733. The cutting through the woodland between the foundry and Nevsky Prospekt developed into Liteiny Prospekt.

Регентша Анна Леопольдовна со знаками ордена Святой Екатерины: красная лента с серебряной каймой, серебряная звезда, в середине которой на красном поле серебряный крест и в окружности золотыми буквами орденский девиз: «За любовь и Отечество». Портрет работы Иоганна Генриха Ведекинда. 1730-е годы. The regent Anna Leopoldovna wearing the insignia of the Order of St Catherine: a red sash with silver edging and a silver star with a silver cross on a red ground in the middle and around it in a circle the motto of the order — “For love and country” — in gold letters. Portrait by Johann Heinrich Wedekind. 1730s.

графу получением очень важного заказа: украсить бриллиантами звезду ордена Святого Андрея Первозванного для принца Саксонского. Позье сделал модель будущей звезды из воска. Шувалов остался доволен и повел его к императрице, которой безумно по-

нравилась звезда. А узнав цену — 15 000 рублей, она спросила, нельзя ли уступить. Иеремия с достоинством ответил: «Я приехал из страны, где царствуют добросовестность и честность. Ваш заказ для меня высочайшая честь, и я готов довольствоваться самой умеренной прибылью».

the master was. The loyal apprentice replied that he was ill. At that point the court jester Pedrillo came in and let slip that he had only just parted with his friend Gravereaux with whom he had spent the whole night carousing. Anna Ioannovna lost her temper and struck Gravereaux off the list of those receiving an allowance from the court. This was the first time that Jérémie caught a Russian ruler’s attention, but he was unable to exploit the opportunity — three weeks later the Empress died. By that time Pauzié was already prepared to work independently. Although the period of his apprenticeship had ended, Gravereaux was unwilling to part with him, demanding payment of a 150-rouble debt. A certain gentleman came to the rescue, lending Pauzié the money and convincing him that he need not leave Russia to make an honest living. Gravereaux was furious, but — cursing and prophesying that his pupil would die of hunger — he did let him go.

working for himself with a great will and enthusiasm. His first and most significant clients were Count Mikhail Vorontsov and his wife Anna Karlovna. The Countess recommended him to all her acquaintances and to a large extent this factor determined the young craftsman’s success. A year later Anna Leopoldovna, the regent for her infant son Ivan VI, summoned him to the palace and asked him to rework some pieces of jewellery that had gone out of fashion. He spent two days breaking up the pieces and then weighed and valued the diamonds. He gathered the broken mounts in his hat and asked who he should give the gold to. He was told to keep it for his labour. The old mounts contained a large number of tiny cut diamonds, worth 1,500 roubles in all, as well as gold and silver worth a further 500. With that money he purchased several large stones — sapphires, emeralds and diamonds that brought him his first serious profit.

First Steps

A New Twist of Fate

The most important stage in the life of the novice jeweller began. Pauzié started

Russia endured a succession of palace coups and each of them worked in Pauzié’s

cigar, a good read

Ч тение под сигару /a good

Через месяц ювелир привез готовую работу, и императрица пришла в восторг. В этот момент одна из придворных дам шепнула Елизавете Петровне: бриллианты не так велики, как те, что украшали модель из воска. Вне себя от гнева, Позье заявил, что готов сломать звезду и отказаться от денег, если есть сомнения в его честности. Он попросил провести экспертизу у самых сведущих ювелиров. Императрица заверила его, что сомнений никаких нет, но потом все-таки обратилась к ним, и те оценили камни на восемь тысяч дороже! Но, потеряв в деньгах, Позье приобрел репутацию ювелира, который никогда не завышает цену. При дворе всегда была потребность в табакерках и кольцах для августейших подарков, и в этих случаях обращались только к Позье. А он был уверен, что получит деньги в Канцелярии иностранных дел, которая оплачивала такие заказы. До конца своих дней Елизавета благоволила к Иеремии. И даже в последние полгода ее жизни, когда к ней не допускались даже министры, своего ювелира она вызывала постоянно…

Модный ювелир

Императрица Елизавета Петровна. Портрет работы Жан-Анри Беннера. 1821 год.

Петр III, взойдя на престол, сразу же вызвал его к себе и сказал, что теперь заплатит все, что задолжал. Иеремия пошутил, сказав, что будет рад увидеть, какого цвета у него деньги, — он их дожидается уже пятнадцать лет. Петр немедленно назначил его своим ювелиром с чином бригадира и правом входить в свои покои в любое время. Однако вскоре радость померкла: Позье заметил, что оказался в весьма щекотливом положении. Петра III окружали надменные молодые люди, воображавшие, что делают ювелиру большую честь своими заказами, за которые они платить не собирались. Отказаться он не мог, опасаясь испортить отношения с императором. Кроме того, тот запретил Позье бывать у Екатерины и выполнять ее зака-

Многие современники Елизаветы Петровны в своих воспоминаниях отмечали ее царственную осанку и блистательные наряды, даже будущая императрица Екатерина II не могла забыть ее восхитительное серебряное платье с золотым галуном и россыпями бриллиантов. Empress Elizabeth Petrovna. Portrait by Jean-Henri Benner. 1821. Many contemporaries of Empress Elizabeth noted in their memoirs her regal bearing and dazzling outfits, even the future Catherine II could not forget a delightful silver dress decorated with gold lace and spangled with diamonds.

Справа. Табакерка с эмалевым портретом императрицы Елизаветы Петровны. Работа неизвестного мастера. Конец 1750-х годов. Ниже. Табакерка с бриллиантовым вензелем императрицы Елизаветы Петровны. Работа Иеремии Позье. Около 1750 года.

Скромный швейцарец становился самым престижным и модным ювелиром в России. Его принимали знатнейшие особы Петербурга, хотя личное дворянство он получил только после смерти Елизаветы.

Right. A snuffbox bearing an enamel portrait of Empress Elizabeth. Made by an unknown craftsman in the late 1750s.

favour. When Peter the Great’s daughter Elizabeth came to the throne, Jérémie was ecstatic as he had many friends among those who had brought her the crown. He had lent these people money and now they occupied the highest positions at court. One of them was Count Piotr Shuvalov, Elizabeth’s chamberlain and favourite. The up-and-coming jeweller was indebted to the Count for a very important commission: to decorate a star of the Order of St Andrew the First-Called with diamonds for the Prince of Saxony. Pauzié made a wax model of the star he proposed. Shuvalov was satisfied and took him to the Empress, who was thrilled with the star. When she heard the price of 15,000 roubles, however, she asked if it could be reduced. Jérémie replied with dignity: “I came here from a land where conscientiousness and honesty reign. Your commission is a tremendous honour for me and I am prepared to content myself with the most modest of profits.” A month later the jeweller brought the finished piece and the Empress was delighted. At that moment one of the ladies of the court whispered to Elizabeth that the diamonds were not as large as those

В XVIII веке при российском дворе принято было пользоваться табакерками из драгоценных материалов. И лишь в царствование Елизаветы Петровны стали появляться фарфоровые, а затем — изящные эмалевые табакерки.

Below. A snuffbox with Empress Elizabeth’s monogram worked in diamonds. Made by Jérémie Pauzié circa 1750.

Корона Российской империи Когда грянул очередной дворцовый переворот, Иеремия велел жене и детям не выходить из дома и на всякий случай спрятал в тайнике под полом все ценности. Неожиданно к нему во двор въехала карета с гвардейским офицером и тремя гренадерами на запятках. Ювелир решил,

Fastionable Jeweller

In the eighteenth century it was customary at the Russian court to use snuffboxes made of precious materials. It was only in the reign of Empress Elizabeth that porcelain snuffboxes appeared, followed by exquisite enamel ones. that had adorned the wax model. Beside himself with rage, Pauzié declared that he was prepared to break up the star and forego payment if there was any doubt about his honesty. He demanded an examination by the foremost jewellers. The Empress assured him that there were no doubts, but then she did after all call in the experts and they valued the stones at 8,000 roubles more! Pauzié lost money on the job, but acquired a reputation as a jeweller who never inflated his prices. The court had a constant demand for snuffboxes and rings, which the Empress gave as gifts, and Pauzié became the sole supplier of such items. For his part he was certain that he would receive his money in

зы, что еще больше осложнило его положение. Вскоре наступил трудный период: Позье несколько раз обкрадывали, он пережил несколько пожаров, но главные неприятности были связаны со знатью, которая постоянно покупала в кредит, не имея средств, чтобы расплатиться. Но свои надежды Иеремия возлагал на императора, который заказывал ему множество вещей, в том числе для своих тетушки и племянницы, принцесс Голштинских. В отличие от русских дам, у них почти не было драгоценностей, и Позье сделал несколько вещиц из фальшивых камней, подобранных и перемешанных с бриллиантами так искусно, что невозможно было догадаться, что камни не настоящие. Император знал об этой хитрости и был очень доволен — это избавило его от больших расходов. Он предпочитал тратить деньги на бриллианты для своей фаворитки Елизаветы Воронцовой, которые преподносил ей «для хорошего настроения».

Император Петр III. Портрет работы Федора Рокотова. 1762 год. Слева. Табакерка фигурная с бриллиантовым вензелем великого князя Петра Федоровича (будущего императора Петра III). Работа приписывалась Иеремии Позье. Петербург. 1740-е годы.

Emperor Peter III. Portrait by Fiodor Rokotov. 1762. A shaped snuffbox bearing the diamond monogram of Grand Duke Peter Fiodorovich (the future Peter III). This piece, made in St Petersburg in the 1740s, was attributed to Pauzié.

the chancery of foreign affairs that paid for such orders. To the end of her days Elizabeth remained well-disposed towards Jérémie. Even in the last six months of her life, when her ministers were not allowed to see her, she was constantly summoning her jeweller.

The modest Swiss became the most prestigious and fashionable jeweller in Russia. He was received by the most distinguished inhabitants of St Petersburg, although he was himself granted nobility only after Elizabeth’s death. When Peter III came to the throne he immediately summoned Pauzié and told him that now he would pay him all that he owed. Jérémie joked that he would be glad to see the colour of his money as he had been waiting fifteen years for it. Peter straight away appointed him his jeweller with the rank of brigadier and the right to enter the imperial apartments at any time. Soon, however, the joy faded: Pauzié realized that he was in a very tricky position. Peter III was surrounded by arrogant young men, who imagined they were doing the jeweller a great honour with their orders and had no intention of paying for them. He could not refuse for fear of spoiling his relations with the Emperor. Besides everything, Peter forbad Pauzié to visit his wife Catherine and to do work for her, which made his situation even more difficult.

cigar, a good read

Ч тение под сигару /a good

что его ждет арест, но офицер объявил, что приехал с поручением от императрицы. Она просила заменить вензель Петра III на камергерском ключе ее вензелем. Позье передал императрице, что немедленно этим займется, но просит прислать охрану для своего дома, где у него хранились ювелирные изделия на сумму свыше 200 000 рублей, принадлежавшие разным особам. Когда работа была выполнена, Позье под охраной офицера отправился во дворец, чтобы лично отдать ключ и поцеловать руку императрице. Екатерина взяла ключ и сказала: «Я вам очень обязана, Позье…» А через несколько дней Иеремию призвали во дворец: к церемонии коронации Екатерина заказала ему новую корону. Но главный ювелир двора Георг-Фридрих Экарт замысел Позье отверг. Получив из казны золото, он сам изготовил ажурный каркас короны, а украсить ее камнями предоставил Позье. «Я выбрал между ве-

Императрица Екатерина II. Портрет работы Алексея Антропова. 1766 год.

Empress Catherine II. Portrait by Alexei Antropov. 1766.

Ниже. Орден Святого Андрея Первозванного. Дополнительный знак кавалеров ордена — восьмиконечная серебряная звезда.

Below. The Order of St Andrew the First-Called. An additional badge for members of the order — an eight-pointed silver star.

Орден Святого Андрея Первозванного, учрежденный Петром I в 1698 году, — высшая награда Российской империи. Знак ордена крепился на ленте голубого цвета, который носили через правое плечо, а в особо торжественных случаях — на золотой цепи на груди. Звезда ордена носилась на левой стороне груди. Девиз ордена: «За веру и верность».

Первую в России корону европейского образца изготовили в 1724 году для коронации Екатерины I. Этой короной короновался и Петр II. Для коронации Анны Иоанновны была заказана корона подобной конфигурации, но еще роскошнее: ее украшали 2605 камней. На дуге сверкал рубин, снятый с короны Петра II. Этой же короной, немного переделанной, короновалась Елизавета Петровна.

щами все самые большие камни, не годящиеся на модную отделку, отчасти бриллиантовые, отчасти цветные. Несмотря на все предосторожности, принятые мною, чтобы сделать корону легкою и употребить только самые необходимые материалы, чтобы удержать в ней камни, в ней оказалось пять фунтов весу», — писал Позье. Кроме того, для коронации он изготовил множество ювелирных украшений. За эту работу ему заплатили сразу, и он смог рассчитаться со своими голландскими и немецкими кредиторами. Воспользовавшись случаем, Позье посмел напомнить государыне о том, что Петр III остался должен ему 50 000 рублей. Государыня признала долг и велела своему кабинетсекретарю Адаму Олсуфьеву выдать ювелиру требуемое. Однако, чтобы ускорить дело, Позье дал Олсуфьеву 2000 рублей. За первые месяцы правления Екатерины придворные заказали у Позье драгоценностей на 10 000 рублей, но расплачиваться никто не торопился. Однажды, когда Екатерина спросила, чем опечален ее ювелир, он прямо ответил: «Я сожалею, что вас окружают нечестные люди». Она ответила: «Знаю, но не могу без этих людей обойтись».

фа Разумовского с просьбой выдать по ней на 20 000 рублей украшений для свадьбы дочери графа. Естественно, драгоценности были отправлены. По прошествии нескольких дней выяснилось, что подпись в записке подделана, а драгоценности исчезли. Разразился грандиозный скандал, о котором узнала императрица. Вором оказался родной племянник генерал-аншефа князя Михаила Волконского, который пообещал все отдать ювелиру. Через несколько дней почти все изделия были возвращены. Не хватало одного кольца. Князь Волконский через своего адъютанта просил Позье отступиться и сказать императрице, что обратно получено

Последний удар

A black period ensued: Pauzié was robbed several times; he suffered a number of fires, but his main troubles were caused by the aristocracy who constantly demanded credit without having the means to pay. Still Jérémie fixed his hopes on the Emperor, who commissioned a large number of articles from him, including pieces for his aunt and niece, both princesses of Holstein. In contrast to Russian ladies they had hardly any jewellery and Pauzié produced several pieces with artificial gems selected and interspersed with real diamonds so skilfully that it was impossible to guess which stones were genuine. The Emperor knew of this ruse and was very pleased as it spared him considerable expense.

The Crown of the Russian Empire

When the next palace coup took place Jérémie told his wife and children not to The Order of St Andrew the First-Called, founded by Peter the Great in leave the house and just in case he put all his 1698, was the highest decoration in the Russian Empire. The badge of valuables in a secret hiding-place beneath the order was attached to a pale blue sash that was worn over the right the floor. Unexpectedly a carriage drove shoulder, or on very special occasions worn on a gold chain on the chest. into the courtyard with a Guards officer The star of the order was worn on the left breast. The order’s motto was inside and three grenadiers on the foot“For faith and loyalty”. board. The jeweller decided that they had

Однажды молодой гвардейский офицер принес записку от фельдмаршала гра-

A crown of the European type was first made in Russia in 1724 for the coronation of Catherine I. The same one was used at the coronation of Peter II. A crown of similar design, but even more sumptuous — decorated with 2,605 stones — was ordered for the coronation of Anna Ioannovna. On its arch gleamed a ruby taken from the crown of Peter II. The same crown, slightly reworked, saw service at the coronation of Empress Elizabeth.

come to arrest him, but the officer announced that had been sent with a commission from the Empress. She asked him to replace the monogram of Peter III on the chamberlain’s key with her own. When the work was done, Pauzié, escorted by the officer, set off to the palace to personally hand over the key and kiss the Empress’s hand. Catherine took the key and said, “I am much obliged to you, Pauzié.” Within days Jérémie was called back to the palace and asked to make a new crown for Catherine’s coronation. Georg Friedrich Eckart, the chief court jeweller, rejected Pauzié’s design, however. He obtained gold from the treasury and produced the open-work body of the crown himself, but left it to Pauzié to decorate it with precious stones. “I chose from among the pieces all the very largest stones unsuitable for fashionable adornment, some diamonds, some coloured. Despite all my efforts to make the crown light and to use only the materials absolutely necessary to hold the stones into it, it turned out to weigh five pounds,” Pauzié wrote. Besides, for the coronation he produced a large amount of jewellery. He used the

Генерал-аншеф, дипломат и московский генералгубернатор князь Михаил Волконский. Портрет работы неизвестного художника. 1780-е годы.

The general-en-chef, diplomat and Governor General of Moscow Prince Mikhail Volkonsky. Portrait by an unknown artist. 1780s.

opportunity to remind the Empress that Peter III had owed him 50,000 roubles. Catherine acknowledged the debt and ordered her secretary Adam Olsufyev to pay the jeweller what was due to him. In order to expedite matters, though, Pauzié gave Olsufyev 2,000 roubles. In the first few months of Catherine’s reign, courtiers ordered jewellery to the amount of 10,000 roubles from Pauzié, but no-one was in a hurry to pay him. Once, when the Empress asked what was troubling the jeweller, he replied openly, “I am sorry that you are surrounded by dishonest people.” She answered, “I know, but I cannot do without them.”

Flight from Russia Jérémie decided to give up his business, without even considering how to recover a

cigar, a good read

Ч тение под сигару /a good

все. Позье был потрясен, он не мог предположить такой мелочности от особы столь высокого положения. Его намерение покинуть Россию стало окончательным и бесповоротным.

Бегство из России Иеремия принял решение удалиться от дел, даже не думая о том, как вернуть значительную часть своего состояния, и начал тайно готовиться к отъезду. Он не был подданным Российской империи, но понимал: вырваться из Петербурга будет не так-то легко. Ювелир поручил своему другу приобрести две кареты и только после этого сообщил жене о предстоящем отъезде. Даже слуги не были поставлены в известность.

Пряжка-аграф в виде банта из трех пышных ветвей, усыпанных бриллиантами, долго служила российским самодержцам для крепления коронационной горностаевой мантии. Работа Иеремии Позье. 1750-е годы.

This elaborate clasp in the form of a bow made of three luxuriant sprays spangled with diamonds, made by Jérémie Pauzié in the 1750s, long served to fasten the ermine coronation mantle of Russian autocrats.

considerable portion of his fortune, and began making secret preparations for departure. He was not a subject of the Russian Empire, but understood that it would still not be easy to get away from St Petersburg. The jeweller asked a friend to purchase two carriages and only after that did he inform his wife of their imminent departure. Even the servants were left in the dark. The most important thing remained to do — obtaining a passport. Pauzié went to see the Empress and asked her to let him go abroad for half a year to settle affairs and improve his health. At Pauzié’s request she ordered that the title “Jeweller to Her Majesty” be written into the passport. When they parted Catherine asked him to give her portrait to Voltaire, who was living at Ferney outside Geneva. When Pauzié had at last crossed the border of the Russian Empire, he used a diamond to write on a window pane in the hotel where he stayed: “After thirty years of tears, suffering and labour, I am setting off in search of a place where I can humbly beseech God to ease my pain.”

Оставалось самое главное — получить паспорта. Позье отправился к императрице и попросил ее отпустить его на полгода за границу, чтобы привести в порядок дела и поправить здоровье. По просьбе Позье она велела вписать в его паспорт титул «Ювелир Ее Величества». На прощание Екатерина просила передать женевскому гражданину господину де Вольтеру свой портрет. Позье поблагодарил императрицу за все ее милости, поцеловал ей руку и не смог удержаться от слез. Потом он отправился к вице-канцлеру князю Александру Голицыну и попросил его включить в паспорт свою жену и детей, которые едут к родным в Ливонию. Тот усомнился, что ювелир вернется в Петербург, но Позье заверил его, что оставляет свой дом с мебелью, мастерскую и большую часть своего состояния в долговых расписках крупнейших российских вельмож. Утром 4 января 1764 года Иеремия отправил жену и детей вперед, а сам задержался, чтобы закончить неотложные дела. Он заперся в своем кабинете, помолился, потом обнял своих друзей и простился с рыдающими слугами… Когда наконец Позье пересек границу Российской империи, он написал бриллиантом на оконном стекле гостиницы, где остановился: «После тридцати лет слез, страданий и трудов я отправляюсь на поиски места, где смиренно могу умолять Всевышнего облегчить мою боль».

Цветы в букете: тюльпан выполнен из аметиста в оправе с бриллиантами; нарядная роза сделана из 13 рубинов с агатовой мушкой; рядом мерцают берилловые астры, в центре — колосок из тигрового глаза, цветы из сапфиров и изумрудов, а также мелкие эмалевые цветочки. Flowers in a bouquet. The tulip is made of amethyst and is mounted with diamonds. The elegant rose is made of 13 rubies with an agate fly. Glistening alongside are beryl asters; in the centre is a tiger’s-eye ear of grain, sapphire and emerald flowers and also tiny enamel blooms. «Букет цветов». Высота 29 см. Работа Иеремии Позье. 1740-е годы.

A bouquet of flowers made by Jérémie Pauzié in the 1740s. Height: 29 cm.

линия жизни: борец за свободу / line of fate: freedom fighter линия жизни: амбициозность / line of fate: ambition страна, которую мы потеряли / the country that we lost великие о великих / great minds about the greats искусство отдыхать / the art of relaxation увлечения / pastimes

of fate: freedom fighter

Л иния жизни: борец за свободу / l ine

Тяжелая дверь со скрипом отворилась, и начальник полиции спустился в подземелье. В глубине каземата виднелся человек, подвешенный к потолочной балке. Отстаивая независимость республики Риу Гранди ду Сул, неистовый корсар Жозе доставил немало неприятностей аргентинскому диктатору Хуану Мануэлю де Розасу. Пытка продолжалась не один час. Заключенный был на пороге смерти. — Говори, кто помог тебе бежать! Веревка натянулась, выкручивая суставы. Затем последовал удар хлыстом и вновь все тот же вопрос. Теряя сознание, Жозе приподнял голову и плюнул в лицо полицейскому. Пройдет немного времени, и судьба предоставит корсару возможность расквитаться со своим истязателем, но Жозе только отмахнется: «Господь ему судья!» Настоящее имя Жозе было Джузеппе Гарибальди.

Дмитрий КОПЕЛЕВ / by Dmitry KOPELEV

Железный человек с пламенной душой 66

an iron man with a flaming soul Двухсотлетие со дня рождения Гарибальди, человека-легенды и народного героя, Италия праздновала 4 июля 2007 года. Однако в XIX веке его имя гремело по всему миру. Иллюстрация из газеты XIX века. Italy celebrated the 200th anniversary of the birth of Giuseppe Garibaldi, its national hero and a legend of a man, on 4 July 2007. In the nineteenth century his name rang out around the world. An illustration from a nineteenth-century newspaper.

The heavy door creaked open and the head of police came down into the dungeon. In the depths of the chamber he could make out a man hanging from a ceiling beam. Through his actions in support of Uruguay’s secession, this fierce corsair had caused much annoyance to the Argentinean dictator Juan Manuel de Rosas. The torture went on for many hours, until the prisoner was on the point of death. “Tell us who helped you escape!” The stretching rope wrenched his joints. Then a slash of the whip and the same question again. Before losing consciousness, the corsair raised his head and spat in the official’s face. Not long afterwards, fate brought the corsair the opportunity to pay his tormentor back, but he turned it down with the words “May God be his judge!” The real name of that corsair was Giuseppe Garibaldi.

of fate: freedom fighter

Л иния жизни: борец за свободу / l ine

Страна-вулкан Таким исполненным силы и достоинства человеком остался в памяти поколений народный герой Италии. На острове Капрера, где покоится его прах, на обломке гранитной скалы высечено всего одно слово: «Гарибальди». Когда будущему борцу за свободу шел девятый год, наполеоновские войны уже отгремели. Но страх перед новыми потрясениями заставил европейских монархов заключить Священный союз. На юге Европы то и дело вспыхивали мятежи и восстания. С замиранием сердца тысячи европейцев следили, как отчаянно бьется за свободу маленькая Греция, где под Миссалунгой сражался лорд Байрон. В Кадисе молодые офицеры-патриоты возглавили путч против испанских Бурбонов. Особую тревогу у монархов вызывала разобщенная и униженная Италия (хотя страны с таким названием тогда не существовало). Недаром всесильный канцлер Австрии князь Меттерних любил подчеркивать, что Италия — понятие сугубо географическое. На севере Апеннинского полуострова Савойская династия держала в своих руках Пьемонтское королевство, австрийские Габсбурги сковали оковами цветущие Ломбардию и Венецию. Одряхлевшие неаполитанские Бурбоны стояли у власти в южных областях. Центр дробился на Папское государство, герцогства Пармское, Тосканское и Моденское и княжество Лука.

A Volcano of a Country It was as such a strong and dignified figure that the national hero of Italy has gone down in the minds of generations. On the island of Caprera, where he was laid to rest, a single word is carved into a section of the granite rock: “Garibaldi”. By the time the future freedom-fighter was nine the Napoleonic Wars had come to an end, but in the south of Europe mutinies and revolts broke out continually. The European monarchs were particularly disturbed by disunited and humiliated Italy. A single spark would be enough to turn the country into a fire-breathing volcano. All its cities were linked by a network of secret societies headed by deadly dangerous inflexible men who were prepared to go to any extreme. But which of them would become the standard-bearer? Filippo Buonarotti, an uncompromising opponent of tyrants, who behind the mask of a humble teacher of music and Italian fostered plans for world revolution? Or the fiery patriot from Genoa, Giuseppe Mazzini, who fanatically yearned for the liberation of Italy and dreamt of the unification of Europe? The plots of Mazzini and his

Достаточно было одной искры, чтобы Италия превратилась в огнедышащий вулкан. Все ее города покрывала сеть подпольных обществ, и возглавляли их смертельно опасные, несгибаемые люди, готовые идти до конца. Вот только кто… кто же из них поднесет факел? Непримиримый борец с тиранами Филиппо Буонаротти, который, скрываясь под личиной скромного преподавателя музыки и итальянского языка, вынашивал планы мирового бунта? Или пламенный патриот, генуэзец Джузеппе Мадзини, фанатично жаждавший освобождения Италии и грезивший об объединении Европы? Заговоры Мадзини и его тайной организации «Молодая Италия» рождались в темных извилистых проулках, которых избегали полицейские агенты. Его поддерживали и низы и верхи — неукротимые горцы, холодные безжалостные аристократы, дерзкие контрабандисты, бесшабашные студенты и угрюмые моряки разносили идеи «Молодой Италии» по всему миру.

Судьбоносная встреча Однажды вечером 1833 года в трактире на окраине Таганрога Джузеппе, молодой капитан торгового судна из Ниццы, прислушался к разговору за соседним столиком. Юноша с воодушевлением убеждал собеседника: — Каждый человек чести должен пожертвовать собой ради отчизны и принести себя на костер. Наша задача — объединить

underground organization Young Italy were hatched in dark winding lanes that the police spies avoided. He was supported by both low- and high-born — indomitable mountaineers, cold, ruthless aristocrats, daring smugglers, reckless students and sullen sailors carried Young Italy’s ideas around the world.

A Fateful Meeting One evening in 1833, in a tavern on the outskirts of Taganrog in southern Russia, Giuseppe, the young captain of a merchant vessel from Nice, overheard the conversation at the next table. An ardent youth was doing his best to persuade his drinking partner: “Every man should sacrifice himself for the sake of his country and offer himself on the fire. Our task is to unite all the patriots and drive out the tyrants! Naples, Piedmont, Venice, Rome and Sicily should fight together for a united Italy!” The stunned captain caught every word. These were his thoughts, his dreams! Independence, Unity, Liberty — great ideals that made life worth living. Years would go by,

Двухсотлетний юбилей Джузеппе Гарибальди отмечают и в нашей стране. Главным событием «Дней Италии— 2007» в России должен стать осенний визит Аниты, правнучки Гарибальди, в Керчь, а также в Таганрог, где планируется открытие нового памятника прославленному полководцу.

Джузеппе Мадзини — один из вождей итальянского «Рисорджименто» («Возрождения»). В 1831 году он основал революционную организацию «Молодая Италия». В образе Овода, героя бессмертного романа Этель Лилиан Войнич, узнаются многие черты не только Гарибальди, но и «пламенного борца» Мадзини. Фотография 1850 года. Giuseppe Mazzini — one of the leaders of the Italian Risorgimento. In 1831 he founded the revolutionary Young Italy movement. The hero of Ethel Lilian Voynich’s enduring novel The Gadfly has many features not only of Garibaldi, but also of the “fiery freedom-fighter” Mazzini. 1850 photograph.

The Garibaldi bicentennial is also being marked in this country. The main event of the “Days of Italy 2007” in Russia will be the autumn visit of Garibaldi’s great-granddaughter Anita to Kerch and Taganrog, where a new monument to the celebrated leader is due to be unveiled.

всех патриотов и изгнать тиранов! Неаполь, Пьемонт, Венеция, Рим, Сицилия должны вместе биться за единую Италию! Потрясенный капитан ловил каждое слово. Это же его мысли, его мечты! Независимость, Единство, Свобода — великие идеалы, ради которых стоит жить. Пройдут годы, но Гарибальди не забудет случайную встречу в таганрогском кабачке, которая перевернула его жизнь: «Христофор Колумб, затерянный в безбрежных просторах Атлантического океана, выслушивавший угрозы товарищей, которых

Слева. В 1962 году в Таганроге, где Гарибальди впервые встретился со своими будущими соратниками, была установлена памятная стела. На обелиске высечены слова Фридриха Энгельса: «В лице Гарибальди Италия имела героя античного склада, способного творить чудеса и творившего чудеса». Left. In 1962 a memorial was set up in Taganrog, where Garibaldi first met his future comradesin-arms. The obelisk is engraved with words by Friedrich Engels: “In the person of Garibaldi Italy had a hero of the ancient sort, who was capable of performing miracles and did perform miracles.”

but Garibaldi would not forget that chance encounter in the Russian port that turned his life upside down. It did not prove very easy to find people who had devoted themselves to the cause of Italy’s liberation, but the sailor knew what to do. He had, after all, been born in Nice. That city, returned to the rule of the Savoy dynasty after the fall of Napoleon, was a permanent bone of contention between France and Piedmont. After growing up there, Giuseppe felt equally at home in both noisy Genoa and polyglot Marseilles. It was in the latter city that he met Mazzini. The apostle of liberation not only let the newly-fledged member of Young Italy in on the plan for an uprising in Genoa, but even entrusted a leading role in it to him. Borrowing the name of the legendary Spartan Cleombrotos, Giuseppe became a seaman in the royal navy. In January 1834 he was supposed to lead a mutiny and seize the arsenal. At the same time Mazzini’s émigré expeditionary corps would invade Piedmont from Savoy and dethrone King Charles Albert. But the police, who had long had their eye on the conspirators, put down the mutiny. Garibal-

он просил обождать хотя бы еще три дня, и в конце третьего дня услышавший крик „Земля!“ — не был счастливее меня: я услышал слово „Отечество“ и увидел на горизонте свет маяка…» Найти людей, посвятивших себя делу освобождения Италии, оказалось не так-то просто, но моряк знал, что делать. Недаром он родился в Ницце. Этот город, вернувшийся после падения Наполеона под власть Савойской династии, вечно служил яблоком раздора между Францией и Пьемонтом. Здесь скрещивались пути и судьбы. Взращенный этой землей, Пеппино чувствовал себя как рыба в воде и в шумной Генуе, и в разноязыком Марселе. Именно там он впервые встретился с Мадзини. С ним его свели эмигранты, бежавшие во Францию из Пьемонта. Апостол свободы не только посвятил новоиспеченного члена «Молодой Италии» в план восстания в Генуе, но и доверил ему важную роль. Назвавшись именем легендарного спартанца Клеомброта, Пеппино стал матросом королевского флота. В январе 1834 года ему предстояло возглавить мятеж и захватить оружейный арсенал. Одновременно экспедиционный корпус эмигрантов Мадзини должен был вторгнуться из Савойи в Пьемонт, свергнуть с престола короля Карла Альберта и поднять в Италии, а затем и во всей Европе всеобщее восстание. Но полиция, давно следившая за заговорщиками, подавила мятеж. Гарибальди спасся благодаря зеленщице.

di was saved by a woman greengrocer, who hid him in her shop. When things quietened down, the young patriot made his way to Marseilles by mountain paths. There he learnt that he had been declared “a bandit of the first order” and sentenced to death.

The Red Shirts For over a year Garibaldi roamed the Mediterranean basin. During a cholera epidemic in Marseilles he served as a medical orderly. At the end of 1835 Giuseppe left Europe for thirteen years — he longed for adventure and fighting and was drawn to the distant shores of South America. Revolution was in the air in the New World: the old empires were crumbling and new independent states being born. The young exile plunged headlong into this free, harsh life. Commanding predatory flotillas on the Parana and partisan units in the Brazilian jungle and the Uruguayan pampas, he fought for the independence of the republics of Rio Grande do Sul and Uruguay. He was surrounded by dangerous men, many of whom would not hesitate to kill, but they were prepared to follow their

of fate: freedom fighter

Л иния жизни: борец за свободу / l ine

Она спрятала его в овощной лавке, и, когда все утихло, молодой патриот горными тропами добрался до Марселя. Здесь он узнал, что объявлен «бандитом первой степени» и приговорен к расстрелу.

Camicia rossa Больше года Гарибальди скитался по Средиземноморью, во время эпидемии холеры в Марселе служил санитаром. Когда бей Гуссейн решил реформировать свой флот на европейский манер, Гарибальди плавал на тунисских судах в Россию и на Ближний Восток. На исходе 1835 года Джузеппе на тринадцать лет покинул Европу — он жаждал приключений, борьбы, его манили дальние латиноамериканские берега.

В Новом Свете бурлили революции, распадались старые империи, рождались независимые государства. Молодой изгнанник с головой окунулся в эту вольную и жестокую жизнь. Возглавляя корсарские флотилии на Паране и партизанские отряды в бразильской сельве и уругвайских пампасах, он несколько лет сражался за независимость республик Уругвай и Риу Гранди ду Сул. Его окружали опасные люди, многим из них убить человека было проще, чем раскурить трубку. Им случалось бросать кости на трупе только что убитого товарища — чтобы поделить добычу. Но за своего предводителя они готовы были идти в огонь и воду. «Железный человек с пламенной душой», — называла его Жорж Санд.

Горевший в нем внутренний огонь завораживал всех, от мала до велика. Сотни людей с разных концов Южной Америки спешили встать под его знамена. В эти годы нищеты и лишений Гарибальди сформировал из эмигрантов легендарный итальянский легион, облаченный, за неимением средств, в одежду рабочих аргентинских боен — красные шерстяные блузы. Знаменитая camicia rossa стала их отличительным знаком. Сам Гарибальди с тех пор, казалось, никогда ее не снимал…

Пока Мадзини в женевском изгнании плел паутины новых заговоров, Пеппино приобрел бесценный опыт партизанской

войны. Гибель верных ему бойцов, горечь поражений закалили его, он ощущал в себе силы свершить главное дело своей жизни. Над его отрядами реяло черное знамя с изображением извергающегося Везувия — великий повстанец ждал, что облаченная в траур родина вскоре проснется. Час пробил в 1848 году — началась война за освобождение Италии. Толпы народа высыпали на улицы, взялись за оружие. Австрийцев изгнали из Милана и Венеции, королей Пьемонта и Королевства Обеих Сицилий вынудили даровать народу конституции. Король Пьемонта Карл Альберт, видевший себя во главе объединенной Италии, отдал приказ выступать против австрийцев. На помощь ему хлынули

That hour struck in 1848. The war for the liberation of Italy began. The Austrians were driven from Milan and Venice; the kings of Piedmont and the Two Sicilies were forced to give their people constitutions. Charles Albert of Piedmont, picturing himself at the head of a united Italy, ordered military action against the Austrians. Rumours abounded that the “Red Lion” was hastening home under full sail on a ship called Speranza (“hope”). Tales of Garibaldi’s deeds across the ocean had long been doing the rounds in Italy. He landed near Genoa and hastened to Mantua, where Charles Albert had his headquarters. The appearance of Garibaldi’s legionnaires caused a commotion. During the campaign the Red Shirts were joined by hundreds of volunteers. Some cut a show in

velvet blouses and conical hats with black feathers; others donned braided Austrian military jackets. Garibaldi with his shoulderlength red hair and sun-bleached golden beard sported a grey poncho thrown over his shirt and a black embroidered cap with an ostrich plume. That was how he boldly presented himself to Charles Albert. The staff officers dressed in uniforms dripping with gold and braid exchanged meaningful looks. “What forces can I count upon, Your Majesty?” Charles Albert’s eyes took the measure of the insolent fellow. “Can he really be hoping to be put in command? If only I knew how to be rid of this upstart!” The King greeted Garibaldi’s proposal to organize a guerrilla war with poorly dis-

Партизан Пеппино

В 15 лет Джузеппе стал юнгой на торговом судне и побывал во многих портах, в том числе и в Одессе. «Вид на Одессу». С картины Ивана Айвазовского. 1855 год. At the age of 15 Giuseppe became a cabin boy on a merchant ship and visited many ports, including Odessa. View of Odessa. Form a painting by Ivan Aivazovsky. 1855.

leader to hell and back. “An iron man with a flaming soul” is how George Sand described him. The fire burned within him captivated everyone, both the small and the great. Hundreds of people from across South America flocked to his banner. In those years of poverty and privation Garibaldi formed émigrés into the legendary Italian legion, dressed, for lack of funds, in the clothing of Argentinian abattoir-workers — red woollen blouses. These famous “red shirts” became their badge.

The Partisan While Mazzini, in exile in Geneva, wove a web of fresh plots, Garibaldi was acquiring priceless experience of guerrilla warfare. The great rebel expected his mourning homeland to reawaken soon.

Гарибальди всегда вызывал в России живой интерес. Книгу о нем написал Сергей Степняк-Кравчинский. О Гарибальди с восторгом отзывались Герцен и Менделеев. Ученый-географ Лев Мечников был его адъютантом. А в отрядах Гарибальди сражались более полусотни русских волонтеров. Среди них — Анна Толиверова-Якоби, Герман Лопатин, Николай Берг… Garibaldi always inspired strong interest in Russia. Sergei Stepniak-Kravchinsky wrote a book about him. Herzen and Mendeleyev spoke admiringly of him. The geographer Lev Mechnikov served as his adjutant, and over fifty Russian volunteers served in Garibaldi’s forces. They included Anna Toliverova-Jacobi, German Lopatin and Nikolai Berg.

В 1829—1846 годах вице-консулом Сардинского и Неаполитанского королевств в Керчи был дядя «итальянца номер один» — Антон Феликс Гарибальди. Именно для встречи с ним приезжал в Керчь и Джузеппе. «Керчь со стороны верхней дороги к Ени-Кале». С картины Карло Боссоли из альбома «Пейзажи и достопримечательности Крыма». Лондон, 1856 год. Between 1829 and 1846 the Italian hero’s uncle, Anton Felix Garibaldi, served as consul of the Kingdoms of Sardinia and Naples in the south Russian port of Kerch. It was to see him that Giuseppe travelled to Kerch. Kerch, Seen from the High Road to Eni-Kale. From a painting by Carlo Bossoli in the album Landscapes and Sights of the Crimea, published in London in 1856.

of fate: freedom fighter

Л иния жизни: борец за свободу / l ine

добровольцы из Тосканы, Неаполя, Рима. Ходили слухи, что к родным берегам на всех парусах на корабле «Сперанца» («Надежда») торопится Красный Лев — к тому времени рассказы о заокеанских подвигах Гарибальди давно ходили по всей Италии. Он высадился под Генуей и устремился к Мантуе, в штаб-квартиру Карла Альберта. Появление легионеров Гарибальди вызвало смятение. Во время похода к краснорубашечникам присоединились сотни волонтеров. Одни щеголяли в бархатных блузах и конических шляпах с черными перьями, другие вырядились в военные австрийские куртки с галунами. Гарибальди с

ниспадающими на плечи рыжими волосами и выгоревшей на солнце золотистой бородой красовался в наброшенном на рубашку сером пончо и в черной вышитой шапочке со страусовыми перьями. В таком виде он дерзко предстал перед Карлом Альбертом. Затянутые в военные мундиры штабные, сияя золотом и аксельбантами, многозначительно переглянулись. — На какие силы я могу рассчитывать, ваше величество? Карл Альберт смерил взглядом наглеца: «Неужели он и впрямь надеется получить командование? Знать бы только, как избавиться от этого мужлана».

«Сражение под предводительством Гарибальди. Август 1848 года». Иллюстрация неизвестного художника из газеты XIX века. A Battle under Garibaldi’s Command. August 1848. Illustration by an unknown artist from a nineteenthcentury newspaper.

Предложение Гарибальди организовать партизанскую войну король встретил с плохо скрытым негодованием. Следуя его указаниям, генеральный штаб так и не дал гарибальдийцам участвовать в сражениях. Но решение обойтись собственными силами привело к сокрушительному поражению при Кустоце. Через год Карл Альберт отрекся от престола.

Изгой в своем отечестве Гарибальди между тем не собирался мириться с поражением. В Ломбардии он начал формировать партизанские отряды, объявив себя вдохновителем и вождем —

«дуче». Но силы оказались неравными. Ему так и не удалось поднять местных жителей на борьбу. Гарибальди впервые столкнулся с тем, что для деревенских жителей дело национального освобождения мало что значит. Окруженный со всех сторон, он петлял по горным тропам, заметал следы и, в конце концов, обессиленный и надломленный, скрылся в Швейцарии. Все, однако, только начиналось. Север проиграл, но Тоскана, Рим, Ливорно, Венеция продолжали борьбу. Едва зализав раны, Гарибальди устремился в бой. В феврале 1849 года в Риме провозгласили республику. «Змеиное гнездо», как называл Гарибальди папское государство, дало трещину, но тут же Вечный город попал в клещи: с юга наступали войска Бурбонов, с севера подошли австрийцы, на побережье высадился французский отряд генерала Удино. Во главе своего легиона Гарибальди перевалил через заснеженные Апеннины и двинулся спасать Рим. Он ехал первым, рядом — жена Анита, сзади — закутанный в черный плащ чернокожий Андре Агуйар, личный телохранитель Гарибальди, сжимавший в руке пику, увенчанную красной звездой. Головной отряд составляли верные монтевидейцы с карабинами, пиками и притороченными к седлам лассо. Этих головорезов крестьяне боялись больше, чем волков. Войдя в Рим, Гарибальди разбил бивуак на площади Святого Петра и взял под

guised distaste. Following his orders, the general staff never did allow Garibaldi’s men to take part in the battles. But the decision to rely on their own forces led to a crushing defeat at Custoza. A year later Charles Albert abdicated.

An Outcast in His Homeland Garibaldi, meanwhile, had no intention of accepting defeat. In Lombardy he began forming guerrilla detachments, proclaiming himself their inspiration and leader (duce). But the struggle proved an uneven one. He never managed to inspire the locals to fight. For the first time Garibaldi discovered that the cause of national liberation held little meaning for the rural populace. Surrounded on all sides, he dodged along mountain paths, covering his tracks and finally, exhausted and dispirited, took refuge in Switzerland. Things were, however, only beginning. The North had lost, but Tuscany, Rome, Leghorn and Venice continued to fight. After the barest of time to lick his wounds, Garibaldi hastened back to the fray. In February 1849 a republic was proclaimed in

of fate: freedom fighter

Л иния жизни: борец за свободу / l ine

контроль крепостные укрепления. Смелый до безрассудства, он сражался с противником, используя тактику латиноамериканских партизан: заманивал в западни и засады, совершал молниеносные броски и рейды по вражеским тылам. И все-таки Рим пал. С оставшимися добровольцами Гарибальди повернул на север, уверенный, что исход дела еще можно изменить. Преследуемый со всех сторон, Красный Лев рвался к осажденной австрийцами Венеции. Лунной ночью он вышел к Адриатическому морю, захватил рыбацкие суда и отплыл, держась вдоль берега и пытаясь укрыться от подстерегавшей его австрийской флотилии. Но австрийцы были начеку: обнаружив гарибальдийцев, они открыли огонь и пустили шлюпки наперерез. В устье реки По Гарибальди удалось оторваться от погони. Он сошел на берег и, минуя выставленные на дорогах кордоны, добрался до родной Ниццы. Спастись ему удалось, но заплатить за спасение пришлось слишком дорого. На ферме под Санто-Альберто тихо угасла, обессиленная лихорадкой, любимая Анита, носившая под сердцем его ребенка. Она упорно отказывалась бросить мужа, он же, преследуемый врагами, не успел даже предать ее земле. За этой потерей последовали и другие. Многие из друзей, схваченные австрийцами, погибли под пытками. Пала Венецианская республика, и теперь ему, изгою в

своем отечестве, вновь предстояло бежать за океан.

Остров Красного Льва В конце 1850 года Гарибальди обосновался в Нью-Йорке. Попытка найти работу грузчика в порту не увенчалась успехом. Еле-еле сводя концы с концами, сорокалетний герой Старого и Нового Света устроился на свечную фабрику. В прихрамывающем мужчине, погружавшем в таз с топленым салом связки фитилей, трудно было узнать прославленного героя Монтевидео и Рима. Изредка он наведывался в порт, долго смотрел на прибой и уходящие корабли, вспоминая прожитые годы. Неожиданно знакомый итальянец предложил Гарибальди командовать торговым кораблем. Опять начались скитания по морям — Перу, Новая Зеландия, Китай, Бостон. В начале 1854 года, вернувшись из Кантона, Гарибальди узнал, что одному торговцу требуется отвести в Лондон купленное в Америке судно, а затем с грузом угля добраться до Генуи. Он немедленно предложил свои услуги и отплыл в Европу. Италия возвращалась в его жизнь — он решил бросить якорь у отчих берегов. Получив после смерти брата значительное наследство, Гарибальди купил вблизи Сардинии маленький гранитный остров Капрера -- уголок дикой, нетронутой природы, окруженный рифами и за-

Первая попытка французских войск под командованием генерала Ундино овладеть Вечным городом закончилась неудачей. Но осаду французы не сняли. В июле 1849 года гарибальдийцы были вынуждены уйти из Рима.

«Залив и гавань НьюЙорка». С картины Самуэля Во. Около 1855 года. Художник изобразил итальянских иммигрантов. Это часть грандиозной панорамы, получившей название «Италия» и посвященной путешествию итальянцев в Соединенные Штаты.

Рим. На батарее. Фотография 1849 года. The first attempt that the French forces under General Oudinot made to capture the Eternal City ended in failure. But the French did not lift the siege. In July 1849 Garibaldi’s men were forced to abandon the city. Rome. In a battery. 1849 photograph.

поведными гротами. Капрера стала для него родным домом. Оттуда в ясную погоду были видны Эльба и Монте-Кристо — острова Наполеона и Эдмона Дантеса. Он ловил рыбу, охотился на коз, разбил фруктовый сад и построил небольшой домик. По настоянию хозяина обитатели этой вотчины жили сообща, одной маленькой коммуной. Приехавший навестить капрерского затворника «отец русского анархизма» Михаил Бакунин был потрясен: «Собственности здесь не знают: всё

В Америке Гарибальди был популярен. В его честь предложили организовать торжественное шествие в «Каньоне героев» в Нью-Йорке. Из всех мировых знаменитостей Джузеппе был единственным, кто отказался от этого. Garibaldi was popular in America. He was offered a tickertape parade up the “canyon of heroes” in New York City, but became the only world celebrity to turn down the honour. Above. The Bay and Harbor of New York. From a painting by Samuel Waugh. Circa 1855. The artist depicted Italian immigrants. This is part of a huge panorama that became known as Italy as it is devoted to the Italians who travelled to the United States.

Rome. The “snake’s nest”, as Garibaldi called the papal state, was starting to break, but the Eternal City was immediately caught between the jaws of pincers: Bourbon troops advanced from the south and Austrians from the north, while a French detachment under General Oudinot landed on the coast. At the head of his legion Garibaldi crossed the snow-bound Apennines and moved to save Rome. He rode first with his wife Anita alongside him and behind, wrapped in a black cape, the Negro Andrea Anghiar, Garibaldi’s personal bodyguard, bearing a lance topped with a red star. The vanguard was made up of loyal Montev-

принадлежит всем. Туалетов также не знают: все ходят в куртках из толстого сукна, с открытыми шеями, с красными рубахами и голыми руками; все черны от солнца, все дружно работают, и все поют. Посреди них Гарибальди, величественный, спокойный, кротко улыбающийся, один вымытый и один белый в этой черной и, пожалуй, несколько неряшливой толпе и с глубокою, хотя и ясною меланхолиею во всем выражении, производит невыразимо ясное впечатление».

ideans with carbines, lances and lassoes attached to their saddles. The peasants feared these cutthroats more than wolves. On entering Rome, Garibaldi pitched his camp on St Peter’s Square and took control of the city’s fortifications. Bold to the point of madness, he fought employing the tactics of Latin American partisans: luring his foe into traps and ambushes, making lightening-fast surges and raids on the enemy rear. Yet, for all that, Rome fell. Garibaldi turned northward with his remaining volunteers, convinced that the outcome could still be changed. Harried on all sides, the Red Lion pressed on towards Venice, which was besieged by the Austrians. On a moonlit night he reached the Adriatic, seized some fishing boats and set sail. He tried to keep close inshore and evade the Austrian flotilla that was on the lookout for him, but the enemy was too alert. They spotted his boats, opened fire and sent sloops to intercept him. In the mouth of the River Po Garibaldi managed to get away from the pursuers. He went ashore and, dodging the roadblocks, returned to his native Nice. He managed to escape, but the price he paid was too high.

of fate: freedom fighter

Ради спасения отечества

Л иния жизни: борец за свободу / l ine

В Италии за время эмиграции Гарибальди многое изменилось. Пьемонт вновь набрал силу. Молодой король Виктор Эммануил II желал видеть свое королевство ядром объединенной Италии. Глава правительства граф Камилло Бенсо ди Кавур постепенно превращал Пьемонт в современное государство: создавал кредитные предприятия, строил дороги и морские порты, модернизировал армию, объявил войну религиозным орденам. Все выглядело так, будто этот расчетливый банкир-либерал и есть символ новой Италии. Однако в Турине прекрасно понимали, что для объединения страны нужен человек, способный сплотить нацию и повести ее за собой. Кто лучше, чем искренний патриот Гарибальди, годился на эту роль? Мысль сделать его знаменем

Виктор Эммануил II, с 1849 года — король Сардинский (Пьемонтский). В 1861 году итальянский парламент провозгласил его «милостью Божьей и волей народа» королем Италии. Он сам и два его сына были пожалованы русским орденом Святого Андрея Первозванного.

Victor Emmanuel II, King of Sardinia (Piedmont) from 1849. In 1861 the Italian parliament proclaimed him “by the Grace of God and the will of the people” King of Italy. He himself and two of his sons were awarded the Russian Order of St Andrew the First-Called.

Фотография около 1867 года.

Photograph taken around 1867.

Премьер-министр единого Итальянского королевства Камилло Бенсо ди Кавур. Фотография 1856 года. Camillo Benso di Cavour, prime minister of the united Kingdom of Italy. 1856 photograph.

будущей революции король и его министры сочли удачной. Пусть реет на ветру, главное, чтобы древко оставалось у них в руках. Ради избавления страны от австрийского гнета Гарибальди согласился служить Виктору Эммануилу. В начале 1859 года он принял чин генерал-майора пьемонтской армии и командование специальным контингентом волонтеров — альпийскими стрелками. Он даже отказался от пончо и красной рубахи, надев строгий мундир с золотыми галунами — былого смутьяна выдавал лишь алый шейный платок. Австрия потребовала роспуска добровольцев, и после того как Пьемонт отклонил ультиматум, ее войска перешли границу. В ответ союзник Виктора Эммануила Наполеон III объявил войну Австрии. Гарибальди вел бои на второстепенном участ-

ке фронта, но разве полвека назад здесь же, на равнинах Ломбардии, молодой генерал Бонапарт не превратил никчемную итальянскую армию во всесокрушающий таран, опрокинувший величие Австрийской империи? После первых изнурительных боев стрелки Гарибальди набрались опыта и доказали, что умеют воевать. Казалось, тяжелые поражения австрийцев при Мадженте и Сольферино открыли перед Италией дорогу к свободе. Однако 11 июля в Виллафранке Франция неожиданно заключила перемирие с Австрией. Ломбардия перешла к французам, Венеция осталась в руках австрийцев. Дальше события нарастали как снежный ком — в обмен на Савойю и Ниццу Наполеон III передал права на Ломбардию Пьемонту. Италия, единая и свободная, по-прежнему

found, although serene melancholy in all his demeanour, he produces an inexpressibly bright impression.”

the army and waging war on the religious orders. It began to look as if this calculating liberal banker was the symbol of the new Italy. It was understood perfectly well in Turin, though, that to unite they country they had to have a man capable of rallying the nation and making it follow him. Who better for the role than the genuine patriot Garibaldi? The King and his ministers considered the idea of making him the banner of the Risorgimento a felicitous one. Let it flutter in the air — the important thing was that they would keep hold of the flagstaff.

On a farm near Santo Alberto his beloved Anita, who was carrying his child, quietly passed away, worn out by fever. She had stubbornly refused to part with her husband. He was so hard pressed by his foes that he did not even have time to bury her. This loss was followed by others. Many of his friends were taken by the Austrians and died under torture. The Venetian Republic fell and now he was an outcast in his homeland and again forced to flee across the ocean.

The Island of the Red Lion Late in 1850 Garibaldi settled in New York. Unexpectedly an Italian acquaintance offered him the command of a merchant vessel. Again he sailed the seven seas — Peru, New Zealand, China, Boston… When he inherited a large sum of money from his brother, Gribaldi bought Caprera, a small granite island close to Sardinia, a little piece of untouched nature surrounded by reefs and secret grottoes. Caprera became his home. From it on a clear day you can see Elba and Montecristo, the islands of Napoleon and Edmond Dantès. At the insistence of the owner, the inhabitants lived col-

lectively, as one small commune. When he came to visit the Caprera hermit, Mikhail Bakunin, the father of Russian anarchism, was stunned: “Property is unknown here: everything belongs to everybody. Toilets are also unknown: everyone goes around in thick cloth jackets with open necks and red shirts with bare arms. Everyone is black from the sun; everyone works amicably together and everyone sings. Among them is Garibaldi, majestic, calm, smiling modestly. Unique in being washed and white in this black and, probably, rather slovenly crowd, with a pro-

Униформа солдат и офицеров армии Гарибальди. Иллюстрация неизвестного художника из газеты XIX века.

«Итальянский лагерь после битвы при Мадженте». С картины Джованни Фаттори. 1861 год.

The uniform of soldiers and officers in Garibaldi’s army. Illustration by an unknown artist from a nineteenthcentury newspaper.

The Italian Camp after the Battle of Magenta. From a painting by Giovanni Fattori. 1861.

For the Salvation of the Homeland Italy changed greatly while Garibaldi was in exile. Piedmont again gathered strength. Its young king, Victor Emmanuel II, wanted to make his realm the core of a united Italy. His prime minister, Count Camillo Benso di Cavour, gradually turned Piedmont into a modern state: creating credit institutions, building roads and seaports, modernizing

of fate: freedom fighter

Л иния жизни: борец за свободу / l ine

оставалась несбыточной мечтой, миражом. «Меня использовали для приманки! — с горечью восклицал Гарибальди. — Обойдемся без этих краснобаев в сюртуках».

Плечом к плечу: пером и шпагой… Тем временем Апеннинский полуостров полыхал как адов котел. Вслед за Пармой, Моденой, Романьей, Флоренцией на юге восстало Неаполитанское королевство, где по-прежнему правили тираны Бурбоны. К Гарибальди под Геную, на виллу Спинола, прибыли молодые сицилийские патриоты. — Генерал, остров в огне! Вперед — и королевство будет наше! Нам нужны ваше имя и ваша рука! Гарибальди в раздумье медлил. Ринуться в эту авантюру? Не повредит ли это делу объединения? А вдруг хитрые политиканы в очередной раз используют патриотов и потом у них за спиной решат все вопросы? — На сколько человек я могу рассчитывать? — Тысячи три-четыре. — Лишние жертвы ни к чему. Мне хватит тысячи!.. В Геную прибывали и прибывали добровольцы, они маршировали по городу и с нетерпением ждали сигнала к отплытию. Гарибальди извлек из сундука пончо и боевую красную рубаху, надел сомбреро, вооружился саблей и кинжалом, заткнул за

For the sake of delivering the country from the Austrian yoke, Garibaldi agreed to serve Victor Emmanuel. Early in 1859 he accepted the rank of major general in the Piedmontese army and command of a special contingent of volunteers — the Cacciatori delle Alpi (Alpine Huntsmen). He even set aside his poncho and red shirt, donning a sober uniform with gold braid — the only thing that betrayed the former rebel was his scarlet neckerchief. Austria demanded the disbandment of the volunteers and after Piedmont rejected an ultimatum, its troops crossed the frontier. In response, Victor Emmanuel’s ally, Napoleon III of France declared war on Austria. Garibaldi waged war on a secondary section of the front, but was it not here, on the plains of Lombardy, half a century before that Napoleon had turned the worthless Italian army into an unstoppable battering-ram that had overturned the greatness of the Austrian Empire? After the first gruelling battles, Garibaldi’s Cacciatori gained experience and proved that they could fight. The Austrians’ heavy defeats at Magenta and Solferino seemed to

пояс револьвер. Последовал молниеносный захват двух пароходов в генуэзском порту, и 6 мая «плавучая революция» взяла курс к берегам Сицилии. Мир затаил дыхание. Под звон колоколов краснорубашечники Гарибальди высадились в сицилийской Марсале 11 мая 1860 года. На пологой равнине близ городка Калатафими Гарибальди смял в штыковом бою войска Бурбонов и захватил Палермо. На набережной к нему пытался пробраться через баррикады какой-то здоровяк в белом. На его соломенной шляпе красовались три пера — синее, белое и красное. Он яростно жестикулировал и что-то неразборчиво кричал по-французски. — Угадай, кто это? — спросил Гарибальди своего спутника. Тот недоумевал: — Луи Блан? Ледрю-Роллен? — Черта с два! Прошу любить и жаловать — Александр Дюма! — Автор «Трех мушкетеров» и «Графа Монте-Кристо»? — Он самый! Старые друзья обнялись. Великий романист примчался на Сицилию, как только узнал об очередном подвиге своего кумира. Когда у Гарибальди не осталось ни оружия, ни денег, Дюма пожертвовал на дело итальянской революции 50 тысяч франков и предоставил гарибальдийцам свою белоснежную шхуну.

«Народный король» Италии Под неудержимым натиском патриотов Неаполитанское королевство рухнуло. Когда Гарибальди в открытой коляске въехал в Неаполь, Дюма, в полном восторге от происходящего, тоже в красной рубахе, скакал рядом. Чувствуя себя хо-

«Раненый Гарибальди». Иллюстрация неизвестного художника из газеты XIX века.

Garibaldi Wounded. Illustration by an unknown artist from a nineteenthcentury newspaper.

Подобно Джузеппе Мадзини, Гарибальди был незаурядным литератором. Из всего его обширного наследия (стихи, автобиографическая поэма, исторические романы, письма) в России известны лишь его «Мемуары». Впервые они были опубликованы в 1931 году, академическое издание появилось в 1966-м.

Александр Дюма познакомился с Гарибальди во время поездки в Южную Америку. В 1861 году Дюма написал очерк «Гарибальдийцы». Джузеппе, большой поклонник таланта автора «Трех мушкетеров», передал ему свои «Мемуары». Дюма перевел рукопись на французский язык и издал, изрядно приукрасив на свой лад воспоминания генерала. Alexandre Dumas first met Garibaldi during a trip to South America. In 1861 he published his reports of the revolution in Italy in book form as Les Garibaldiens. Giuseppe, a great admirer of the talent of the author of The Three Musketeers, entrusted his own memoirs to him. Dumas translated the manuscript into French and published it, considerably embellishing the General’s recollections after his own fashion.

В 1862 году Джузеппе был тяжело ранен в ногу. Местные врачи были не в силах что-либо сделать. От ампутации спас героя Николай Пирогов. Он приехал в Италию и извлек пулю. После выздоровления Гарибальди отправил хирургу письмо: «Мой дорогой врач Пирогов! Моя рана почти зажила. Чувствую необходимость поблагодарить Вас за сердечную заботу обо мне, дорогой врач. Считайте меня Вашим подданным. Ваш Джузеппе Гарибальди». In 1862 Giuseppe was seriously wounded in the leg. The local doctors were unable to help. He was saved from amputation by the great Russian surgeon Nikolai Pirogov, who travelled to Italy and removed the bullet. After his recovery, Garibaldi wrote to the surgeon: “My dear Doctor Pirogov, My wound has nearly healed. I feel it necessary to thank you for your tender care of me, dear doctor. Consider me your devoted servant. Yours, Giuseppe Garibaldi.”

зяином Юга, Гарибальди назначил его смотрителем античных памятников и руководителем раскопок Помпеи. Гарибальди намеревался идти на Рим, но страх перед гражданской войной заставил его отказаться от этого замысла. Туринские политики между тем старались

Like Giuseppe Mazzini, Garibaldi was an exceptional man of letters. Of all his extensive legacy (verses, an autobiographical poem, historical novels and letters) only his Memoirs are known in Russia. They were first published here in 1931; an academic edition appeared in 1966.

79 Палермо. Баррикады на улице. Фотография 2 июня 1860 года. Palermo. Barricades in the street. Photograph from 2 June 1860.

open the way to Italian liberation. But on 11 July, at Villafranca, France unexpectedly concluded a peace with the enemy. Lombardy passed to France, while Venice remained in the hands of the Hapsburgs. From that point events snowballed: in exchange for Savoy and Nice, Napoleon III surrendered the rights over Lombardy to Piedmont. A liberated and united Italy remained an unrealized dream, a mirage. “I was used as bait!” Garibaldi exclaimed bitterly. “We will do without these phrase-mongers in frock-coats!”

Shoulder to Shoulder: the Pen and the Sword… Meanwhile the whole peninsula was seething. After Parma, Modena, Romagna and Florence, rebellion swept the Kingdom of Naples in the south, which was still under tyrannical Bourbon rule. Young Sicilian patriots came to see Garibaldi at the Villa Spinola outside Genoa. “General, the island is in flames! Press on and the kingdom will be ours! We need your name and your arm!” Garibaldi hesitated in two minds. Should he plunge into this adventure? Might it not harm the cause of unification? What if cun-

ning politicians again make use of the patriots and then decide everything behind their backs? “How many men can I count on?” “Three or four thousand.” “There’s no point in excessive sacrifice. I can manage with a thousand!” To the ringing of bells Garibaldi’s Red Shirts disembarked at Marsala on 11 May 1860. In a hand-to-hand fight on a gentlysloping plain near the town of Calatafimi, Garibaldi crushed the Bourbon forces and took Palermo. On the embankment a sturdy fellow dressed in white tried to reach him across the barricades. Three feathers — blue, white and red — adorned his straw hat. He was gesticulating wildly and shouting something unintelligible in French. “Guess who that is?” Garibaldi asked his companion. “Louis Blanc? Ledru-Rollin?” the other conjectured. “Like hell it is! Please be so good as to welcome — Alexandre Dumas!” “The author of The Three Musketeers and The Count of Monte Cristo?” “The very same!”

of fate: freedom fighter

Л иния жизни: борец за свободу / l ine

любыми средствами затушить народное восстание: Гарибальди свою миссию выполнил, нельзя же доверять объединение Италии такому безумцу! Эту сложную политическую комбинацию они разыграют сами. Пьемонтская армия подошла к Капуе, последнему оплоту неаполитанцев, и отсекла Гарибальди от «вечного города». Октябрьским утром на дороге, ведущей в Рим, около Теано, Виктор Эммануил встретился с итальянским героем и даже пожал руку «этому плебею». — Дорогой Гарибальди! Вы уже столько сражались. Взгляните на свои измученные войска. Я здесь со свежими силами. Краснорубашечники теперь были не

нужны — как и их предводитель. «С людьми поступают, как с апельсинами. Когда сок выжат, кожуру выбрасывают», — горько усмехнулся Гарибальди и удалился на Капреру. В 1861 году было наконец объявлено о создании единого Итальянского королевства во главе с королем Виктором Эммануилом II. Но подлинным «народным королем» Италии оставался скромный отшельник, заточенный на своем гранитном острове. Он отнюдь не смирился, в его голове зрели новые планы. Гарибальди организовывал походы на Рим, упорно боролся за освобождение Венеции, порывался ехать в США, чтобы возглавить

армию северян, готовил против австрийцев восстание в Галиции и на Балканах, защищал от прусских войск французский Дижон. Он был готов биться за дело свободы в любом уголке света и считал это не геройством, а просто долгом чести. До конца дней он сохранил веру в высшую справедливость, которая однажды непременно настанет.

У Гарибальди было трое детей, которых родила Анита, — Менотти, Риччиотти и Терезина, а также Клелия и Манлио, рожденные Франческой Армозино, ставшей женой Гарибальди в конце его жизни. После смерти героя Франческе и всем пятерым детям Гарибальди государство назначило ежегодное пособие в 10 000 лир.

Джузеппе Гарибальди и Франческа Армозино. Фотография 1880 года.

Giuseppe Garibaldi and Francesca Armozino. 1880 photograph.

Garibaldi had three children by Anita – Menotti, Ricciotti and Teresina, and two more – Clelia and Manlio – by Francesca Armozino, who became his wife right at the end of his life. After the hero’s death Francesca and all five Garibaldi children were awarded an annual pension of 10,000 lire by the state. Дом Гарибальди на Капрере. Здесь генерал скончался и был торжественно погребен 2 июня 1882 года. Ровно через 64 года, в день смерти Джузеппе, в Италии была провозглашена республика. Иллюстрация неизвестного художника из газеты XIX века. Garibaldi’s house on Caprera. This is where the General died and was buried with great ceremony on 22 June 1882. Exactly 64 years to the day after his death, Italy was proclaimed a republic. Illustration by an unknown artist from a nineteenthcentury newspaper.

The old friends embraced. The great Romantic had rushed to Sicily as soon as he heard of another daring achievement by his idol. When Garibaldi had been without arms or money, Dumas had donated 50,000 francs to the Italian revolutionary cause and put his snow-white schooner at the Red Shirts’ disposal.

The “People’s King” of Italy Under the relentless pressure of the patriots, the Neopolitan Kingdom collapsed. When Garibaldi road into Naples in an open carriage, an exultant Dumas, also wearing a red shirt, was sitting next to him. Feeling himself to be master of the south, Garibaldi appointed his friend custodian of ancient monuments and head of the excavations at Pompeii. Garibaldi had intended to advance on Rome, but fear of a civil war forced him to

abandon the idea. The politicians in Turin were meanwhile doing all they could to quell popular revolt: Garibaldi had fulfilled his mission — the unification of Italy could not be entrusted to such a hothead! They would play out this complex game of political chess themselves. The Piedmontese army approached Capua, the last Neopolitan stronghold, and cut Garibaldi off from the Eternal City. One October morning, near Teano on the road to Rome, Victor Emmanuel met the national hero and even shook “that plebian’s” hand. “My dear Garibaldi, you have already fought so much. Look at your exhausted men. I am here with fresh forces.” The Red Shirts were no longer needed — nor was their leader. “People get treated like oranges,” Garibaldi quipped bitterly. “When the juice has been squeezed out, the skin is thrown away.” And he withdrew to Caprera.

«Гарибальди приветствует Виктора Эммануила II 7 декабря 1860 года». Иллюстрация неизвестного художника из газеты XIX века. Garibaldi greeting Victor Emmanuel II on 7 December 1860. Illustration by an unknown artist from a nineteenthcentury newspaper.

In 1861 the creation of a united Kingdom of Italy was finally announced, with Victor Emmanuel II as head of state. But the true “people’s king” remained the modest hermit ensconced on his granite island. Garibaldi was not in the least reconciled to the status quo and kept hatching new plans. He organized campaigns against Rome and fought stubbornly for the liberation of Venice. He sought to travel to the USA to take command of the Union army in the Civil War. He prepared uprisings against the Hapsburgs in Galicia and the Balkans and defended Dijon in France from the invading Prussians. He was ready to fight for the cause of liberty in any part

Менотти и Риччиотти, сыновья Джузеппе и Аниты, в 1870 году руководили двумя бригадами вогезской армии, которой командовал Гарибальди. Фотография около 1864 года. Menotti and Ricciotti, the sons of Giuseppe and Anita, took charge of two brigades of the Vosges army that Garibaldi commanded in 1870. Photograph taken around 1864.

of the world, reckoning this to be not heroism, but a simple debt of honour. Until the end of his life he retained a belief in higher justice that would one day inevitably prevail.

of fate: ambition

Л иния жизни: амбициозность / l ine

Немецкие солдаты на улицах Осло (слева) вызвали у норвежцев растерянность и ужас. Однако Видкун Квислинг, фюрер партии «Национальное единение», приветствовал их появление. German soldiers on the streets of Oslo (left) caused confusion and terror among the Norwegians. But Vidkun Quisling, the leader of the Nasjonal Samling party, welcomed their arrival.

Вечером 9 апреля 1940 года у Норвежской государственной радиовещательной компании в Осло резко затормозил автомобиль. Из него выскочил широколицый низенький человечек и вбежал внутрь здания. Из подкатившего следом грузовика высыпали вооруженные люди в униформе отрядов партии «Национальное единение». Через пять минут из всех радиоприемников Норвегии разносился скрипучий голос партбосса Видкуна Квислинга. Провозгласив себя новым главой правительства и отменив объявленную в стране всеобщую мобилизацию, он призвал норвежский народ к сотрудничеству с немцами.

Александр ВОСТОКОВ/ by Alexander VOSTOKOV

Фюрер, «потомок Одина» a treacherous “son of Odin”

On the evening of 9 April 1940 a car pulled up abruptly outside the Norwegian broadcasting company in Oslo. A squat, broad-faced man leapt out and scurried into the building. From the lorry that followed armed men in the uniform of the Nasjonal Samling (“National Unity”) party poured out. Five minutes later the grating voice of the party leader, Vidkun Quisling, came from wireless sets across the country. Proclaiming himself prime minister and revoking the general mobilization, he called on the nation to collaborate with the Germans.

of fate: ambition

Л иния жизни: амбициозность / l ine

Видкун Абрахам Лауритц Квислинг родился 18 июля 1887 года в Фюресдале, на юге Норвегии. Его отец Юн Лауритц, сельский священник, был видным норвежским демонологом, автором классического трехтомного труда «Души ангелов». Мог ли он предположить, что его старший сын станет «злым демоном» Норвегии, а старинная и уважаемая в стране фамилия — синонимом предательства?

школе города Драммена. Прославился Видкун геройским поступком, вытащив из бурной местной реки молодую девушку. С рекордно высокими оценками окончил высшую военную школу, выйдя из нее в 1911 году в чине майора норвежской армии. По отзывам современников, ни внешним видом, ни характером он не походил на бравого офицера, скорее — на прилежного зубрилу. Впрочем, обманчивая внешность была ему только на руку. Его приняли на работу в разведывательный отдел генерального штаба. Специализацией Квислинга стала Россия. В 1918 году его назначили военным атташе при норвежской дипмиссии в революционном Петрограде. Следующие де-

Что Видкун с одинаковой легкостью будет менять и жен, и политические взгляды и, в конце концов, увидит в национальной катастрофе путь для реализации своих амбиций по переустройству мира?

«Специалист» по России Детство и юность Квислинга были безоблачными, начало карьеры — успешным. Он блестяще учился в латинской Юные годы будущего коллаборациониста прошли в тихом городке Драммене, на юговостоке Норвегии. Открытка начала XX века. The future collaborator spent his early years in the quiet town of Drammen in south-eastern Norway. Early twentieth-century postcard.

сять лет деятельность Квислинга была теснейшим образом связана со Страной Советов. Размах революционных событий произвел на Видкуна сильное впечатление. Он отдавал должное организаторским способностям большевиков и симпатизировал идеям равенства и братства, которые несла революция. Но террор и суровые последствия Гражданской войны быстро отрезвили его. Продолжая придерживаться левых взглядов, в донесениях в норвежский генштаб он предупреждал начальство о «красной угрозе», об опасности распространения мирового революционного пожара, отмечая, что при углублении классовых различий «говорить о единстве нации станет невозможно». Ниже. В тридцатые годы Квислинг переметнулся в нацистский лагерь. Стращая Скандинавские страны пугалом «красной заразы», он стал призывать их объединиться и сокрушить большевизм. Плакат Гарольда Дамслефа. 1930-е годы. Below. In the 1930s Quisling has shifted to the Nazi camp. He sought to scare the Scandinavian countries with the bugbear of a “Red plague”, calling on them to unite and crush Bolshevism. Poster by Harald Damsleth. 1930s.

Vidkun Abraham Lauritz Jonssøn Quisling was born on 18 July 1887 in Fyresdal in the south of Norway. His father, Jon Laurits Qvisling, a rural pastor, was a prominent Norwegian demonologist, the author of a classic three-volume work, The Souls of Angels. He can scarcely have imagined that his eldest son would become Norway’s “evil demon” and the family’s old and respected surname a synonym for treachery and collaboration. A “Specialist” on Russia Quisling’s childhood and youth were unclouded, his early career successful. An outstanding pupil at the Latin School in the town of Drammen, Vidkun became a minor celebrity when he heroically saved a young woman from the raging local river. He graduated from the military academy as the best cadet ever in 1911 and joined the army in the rank of major. Quisling was posted to the intelligence section of the general staff. His speciality was to be Russia. In 1918 he was appointed military attaché to the Norwegian diplomatic mission in revolutionary Petrograd. The next ten years of

Quisling’s life were very closely bound up with the land of the Soviets. The scale and sweep of the revolutionary events made a powerful impression on him. He acknowledged the organizational abilities of the Bolsheviks and sympathized with the ideas of equality and fraternity that the revolution brought, but the terror and harsh consequences of the Civil War quickly sobered him up. In his reports to the Norwegian general staff he warned his superiors of the “Red menace”, of the danger of the wildfire of world revolution spreading. In 1919 Quisling was transferred to Helsinki. In 1921, though, he reappeared in Russia in a new guise — as an assistant to the famous Norwegian polar explorer and Nobel prize-winner Fridtjof Nansen, who was one of the organizers of aid for the starving in famine-stricken regions. Nansen came to regard Quisling as an efficient young man who was moreover no stranger to idealism — dreaming of uniting the world on the basis of a new religion that would combine Christianity with the latest advances in science. (At that time Vidkun began writing the philosophical magnum

85 Среди курсантов норвежского военного училища Видкун Квислинг слыл гением. Товарищи с легкостью прощали ему застенчивость и неловкость в танцах. Among the cadets of the national military academy Vidkun Quisling was reckoned a genius. His comrades readily forgave his shyness and clumsiness on the dance floor.

Успехи коммунистов в России произвели на Квислинга огромное впечатление. В двадцатые годы он бредил созданием норвежской «красной гвардии». Восстание войск в Петрограде. Февраль 1917 года. The Communist successes in Russia made a great impression on Quisling. In the 1920s he was obsessed with the idea of creating a Norwegian “Red Guard”. Mutinous soldiers in Petrograd. February 1917.

opus on which he continued to work for the rest of his life.) Quisling worked with Nansen until 1926. Then he turned up in Moscow as an employee of a Soviet-Norwegian trading firm. Soon he began to represent the interests of the United Kingdom, which at that time had broken off diplomatic relations with the Soviet Union. For his efforts, he was made an honorary Commander of the Order of the British Empire in 1929.

Passions of Collector During his frequent stays in Russia, Vidkun Quisling did not forget his own interests. He actively bought up old paintings, jewellery and furniture that were to be had relatively cheaply after the revolution. But he proved a very indifferent antiquary. In the 1930s, when he tried to sell part of the collection he had

accumulated, the majority of the paintings proved to be forgeries. Vidkun tried to sue the Jewish dealers, but he lost the case. This incident only intensified the dislike Quisling already felt for the bourgeoisie and the Jews. Apart from buying valuables, the Norwegian “trade representative” speculated on

of fate: ambition

Л иния жизни: амбициозность / l ine

В 1919 году Квислинга перевели в Хельсинки. Но в 1921 году он вновь появляется в России, и уже в новом обличье — помощника знаменитого норвежского полярного исследователя и нобелевского лауреата Фритьофа Нансена, который был одним из организаторов помощи голодающим в Стране Советов. Нансен, познакомившись с Квислингом, увидел в нем деловитого, знающего обстановку в

России молодого человека и к тому же не чуждого идеализма мыслителя, мечтающего об объединении мира на основе новой религии, соединяющей христианство с новейшими достижениями естественных наук. (Видкун начал в то время писать обширное философское сочинение, над которым продолжал работать до конца жизни). Лучшего помощника для благого дела и не придумаешь. Квислинг, прини-

мая предложение Нансена организовать помощь голодающим, был сугубо практичен. Гуманитарная деятельность — отличная ширма для разведчика! Квислинг проработал с Нансеном до 1926 года. Затем объявился в Москве как сотрудник советско-норвежской торговой фирмы. А вскоре стал представлять интересы Англии, у которой в то время не было дипломатических отношений с Советской Россией. За эту деятельность в 1929 году его наградили Орденом Британской империи.

Продовольственную помощь Советской республике организовал Международный Красный Крест при активном участии норвежского полярного исследователя Фритьофа Нансена. Слева. Москва. Подводы с продовольствием. Ниже. Голодные дети на Украине. Фотографии начала 1920-х годов. Food aid to the Soviet republic was organized by the International Red Cross with the active involvement of the Norwegian polar explorer Fridtjof Nansen.

Below. Starving children in the Ukraine. Early 1920s photograph.

the black exchange and then got himself mixed up in some very shady currency dealings. A scandal ensued and in order to hush things up he was obliged to leave the USSR permanently. But the acme of Quisling’s picaresque Russian adventures was the story of his bigamy. The first time he travelled to the Ukraine, to the hungry city of Kharkov, Quisling’s eye was caught by a seventeenyear-old secretary to Nansen’s mission —

87 Внизу. В 1925 году Видкун Квислинг (справа, в темном костюме) принял участие в экспедиции Фритьофа Нансена (крайний слева) в Армению. Below. In 1925 Vidkun Quisling (on the right in a dark suit) took part in the expedition Nansen (left) led to Armenia.

«В Николаевской области семьсот тысяч человек, половина населения, без пищи. К концу марта будет 880 тысяч, к концу апреля миллион, и 50% детей умрут», — записал Квислинг в мартовском отчете 1922 года. “In the Nikolayevsk region 700,000 people, half the population, are without food. By the end of March it will be 880,000, by the end of April a million, and 50% of the children will die,” Quisling wrote in his report for March 1922.

Жены Видкуна Квислинга прекрасно ладили друг с другом. На парижской фотографии Мария Пасечникова и Александра Воронина выглядят как давние подруги.

proposal to organize a subdivision of the Red Guard for protection against Fascist attacks. He promised, moreover, to obtain certain secret materials from the General Staff relating to the labour movement. The party leaders did not believe him, however, reckoning him an agent provocateur — probably with good cause. By the late 1920s Quisling had already completely forgotten his left-wing views and emerged as a man of the far right, trying to organize a “Norwegian National Revival” party. In 1931, to the surprise of many, Quisling became his country’s defence minister. Most probably the main factor in his appointment was his reputation as an expert on Russia, capable of protecting Norway

Мария Квислинг скончалась в 1980 году. В книге воспоминаний она утверждала, что в начале Второй мировой ее муж был искренне уверен, что все норвежцы мечтают стать подданными «великой Германии».

Vidkun Quisling’s wives got on very well together. In this photograph, taken in Paris, Maria Pasechnikova and Alexandra Voronina look like old friends.

Страсти «коллекционера»

Left. Carts of food in Moscow.

зался замешанным в дурно пахнущих валютных махинациях. Разразился скандал, и, чтобы замять дело, ему пришлось навсегда покинуть СССР. Но вершиной авантюрных российских похождений Квислинга все же была история его двоеженства. Впервые приехав на Украину, в голодный Харьков, Квислинг «положил глаз» на семнадцатилетнюю секретаршу нансеновской миссии Александру Воронину. В то тяжелое время представительному норвежцу, бегло говорящему по-русски, ничего не стоило вскружить

Часто бывая в России, Видкун Квислинг не забывал и о собственных интересах. Он активно скупал старинную живопись, драгоценности и мебель, которые после революции стоили относительно дешево. Предприимчивый норвежец хотел обеспечить себе безмятежную старость. Однако антиквар из него оказался никудышный. Когда в тридцатые годы он попытался продать часть собранной коллекции, большинство картин оказались подделками. Видкун пытался судиться, но проиграл процесс еврейской дилерской фирме. Квислинг, и до этого не питавший симпатий к буржуазии и к евреям, невзлюбил их еще больше. Помимо скупки драгоценностей, «норвежский торговый представитель» играл на «черной» бирже, а потом и вовсе ока-

Alexandra Voronina. In those difficult times, it was simple for a personable foreigner who spoke fluent Russian to turn a young girl’s head. He easily persuaded her to give up ballet school and come with him to Norway, where he even contrived to present his beautiful wife to the royal family. A year later he travelled to Kharkov again and embarked on a new affair. Once again Quisling found the object of his desire among the staff of Nansen’s mission. After falling for Maria Pasechnikova, Quisling did not even bother to divorce his first wife. When he returned to Norway with Maria, Vidkun simply declared Alexandra to be his “foster daughter”. For a time all three managed to live together in Oslo and in Paris, but then Alexandra went off to the United States. Although they never were properly divorced, Maria began to be considered Quisling’s official spouse.

In the Image of the Nazi Party Vidkun Quisling took his first steps on the political stage in the mid-1920s, when he came to the Norwegian Labour Party with a

Дипломатический паспорт Марии Квислинг. 1928 год. Maria Quisling died in 1980. In her memoirs she claimed that at the start of the Second World War her husband genuinely believed that all Norwegians dreamed of becoming subjects of a Greater Germany. Maria Quisling’s diplomatic passport from 1928.

of fate: ambition

Л иния жизни: амбициозность / l ine

голову молоденькой девушке. Он легко уговорил ее бросить балетную школу и выйти за него замуж. Выправив Саше паспорт, Квислинг увез ее в Норвегию, где даже умудрился представить красавицу жену королевской семье. Через год — опять командировка в Харьков и… новая пассия. Очередную возлюбленную Квислинг и в этот раз приглядел среди сотрудниц нансеновской миссии. Увлекшись Марией Пасечниковой, Квислинг даже не стал оформлять развод с первой женой. Вернувшись с Марией в Норвегию, Видкун просто объявил Александру «приемной дочерью». Какое-то время все трое умудрялись жить вместе то в Осло, то в Париже. Но суровые родственники были в шоке от «кунштюков» любвеобильного пасторского сынка. Скандальная ситуация не могла длиться вечно. Вскоре Сашу сплавили в Париж, откуда она затем уехала в Соединенные Штаты. И хотя развод так и не был оформлен, официальной женой Квислинга стала считаться Мария Пасечникова.

раздобыть некие секретные материалы генштаба, касающиеся рабочего движения. Но лидеры партии ему не поверили, посчитав провокатором. И видимо, были правы. К концу двадцатых Квислинг уже напрочь забыл о своих левых взглядах и выступал как политик крайне правого толка, пытаясь организовать партию «Норвежское народное возрождение». В 1931 году Квислинг неожиданно для многих стал министром обороны Норвегии. Скорее всего, главную роль в этом назначении сыграл его имидж знатока России, способного защитить страну от «красной угрозы». Недолгая работа Квислинга в министерстве ознаменовалась двумя скандалами. Вначале он стал инициатором «гренландской авантюры» — норвежские войска высадились в Гренландии, попытавшись силой решить территориальный спор с датчанами. Дело дошло до Гаагского международного суда, который решил «гренландский спор» в пользу Дании. Твердый взгляд, волевой подбородок… Плакатный образ норвежского фюрера был далек от реального облика вождя «Национального единения». К 1937 году партия Квислинга становится самой крупной фашистской организацией в Скандинавских странах. Однако на выборах в Норвегии она никогда не получала больше 2 % голосов.

По образу и подобию НСДАП

Первые шаги на политическом поприще Видкун Квислинг предпринял в середине 1920-х годов, предложив Норвежской рабочей партии организовать подразделение Красной гвардии для защиты от нападений фашистов. Мало того, он обещал

from the “Red menace”. Quisling’s brief tenancy at the ministry was marked by two scandals. First he became the initiator of the “Greenland adventure” — Norwegian troops were landed on Greenland in an effort to resolve the territorial dispute with Denmark over the island by force. The case went to the Court of International Justice at The Hague, where the issue was decided in favour of the Danes. Quisling suffered a second blow to his reputation when he was assaulted while working late at the ministry. He never revealed the identity of his attacker. Only once, at the end of his life, did he let slip that that night he had supposedly foiled an attempt at spying. Immediately after the incident, however, the gossip in Oslo was that he had been chasing after one of the ministry secretaries and his assailant was her jealous husband. In 1933 Quisling left his ministerial post and returned once more to the idea of forming a party. With Hitler’s Nazi party as his model, he created the Nasjonal Samling. Quisling was proclaimed its “Fører”, while the party’s militia units were called

A firm gaze and masterly chin… The poster image of the Norwegian Fører was far removed from the real appearance of the head of the Nasjonal Samling. By 1937 Quisling’s party had become the largest Fascist organization in Scandinavia. Yet in Norwegian elections it never gained more than 2% of the vote.

Общество с ограниченной ответственностью «Леокаспис» — успешно развивающаяся строительная компания. Компания была учреждена Открытым Акционерным Обществом «Талион» в 2003 году с целью профессионального участия в проектах по строительству новых, реконструкции и реставрации исторических зданий в центре Санкт-Петербурга, инициируемых учредителем. Основными видами деятельности компании являются: Строительство зданий и сооружений I и II уровней ответственности в соответствии с государственным стандартом Реконструкция и реставрация зданий и сооружений Монтаж металлических, бетонных, железобетонных, деревянных конструкций Монтаж наружных и внутренних инженерных сетей Специальные работы. Защита строительных конструкций Монтаж технологического оборудования и трубопроводов Отделочные работы категории «Люкс» Кровельные работы и изоляционные работы Благоустройство территории Залогом успешного решения поставленных задач по строительству и реконструкции зданий и сооружений являются высокий профессионализм и грамотная организация строительно-монтажных работ, квалифицированные и инициативные инженерно-технические работники, а также опытные рабочие. Все виды работ мы выполняем используя современные технологии и материалы.

Hirden, a name borrowed from the armed retinues of old Scandinavian chieftains. The Nasjonal Samling also borrowed elements of Nazi symbolism and propaganda methods, and its leadership was given training in Germany by the Reich’s foreign political service. The C.B.E. turned into a dedicated enemy of Britain.

The Weser Exercise Hitler sat at the massive table, leaning back in his tall chair with his eyes closed. The Führer was thinking. His talk with Quisling had left him in two minds. On the one hand, the Norwegian had spoken lucidly

191186, Санкт-Петербург, ул. Большая Морская, д. 14/15, лит А Тел./факс: (812) 570-11-29. E-mail: leokaspis@taleon.ru

of fate: ambition

Л иния жизни: амбициозность / l ine

Второй удар по своей репутации Квислинг получил, когда подвергся нападению неизвестного, засидевшись допоздна за работой в министерстве. Личности злоумышленника он никому не раскрыл. И лишь однажды в конце жизни обмолвился, что предотвратил тогда попытку шпионажа. Однако сразу после инцидента весь Осло судачил, что Видкун волочился за министерской секретаршей, а напал на него ее ревнивый муж. В 1933 году Квислинг оставил министерское кресло и вновь вернулся к идее партийного строительства. По образу и подобию гитлеровской НСДАП он создал «Национальное единение». Квислинг был провозглашен фюрером, а боевые отряды партии получили название Hird, как и дружины древних конунгов — скандинавских князей. Квислинговцы взяли на вооружение элементы нацистской символики и приемы пропаганды. А партийное руководство проходило обучение в тренировочном центре немецкой внешнеполитической службы. Кавалер Ордена Британской империи превратился в злейшего врага Англии.

«Учения на Везере»

Гитлер сидел за массивным столом, откинувшись на высокую спинку стула и прикрыв глаза. Фюрер думал. Разговор с Квислингом произвел на него двоякое впечатление. С одной стороны, норвежец

Министром-президентом Норвегии Квислинг (справа) был назначен 1 февраля 1942 года. Этот день он немедленно объявил национальным праздником. Quisling (right) was appointed Minister President of Norway on 1 February 1942. He immediately declared the day a national holiday.

Билет за номером 1 лидера партии «Национальное единение» Видкуна Квислинга с записью, что в 1936 году он уплатил 2 кроны членских взносов. Membership card number one issued to Vidkun Quisling, the leader of the Nasjonal Samling, bearing the record that in 1936 he paid party dues of two krones.

В карикатуре 1940-х годов уже используется фамилия предателя как имя нарицательное. Квислинг, спешащий на аудиенцию к Гитлеру, выбрасывает правую руку в нацистском приветствии и заявляет: «Я — Квислинг», на что солдат караула переспрашивает: «Имя, фамилия?»

about his people in the government and army. He said he was only awaiting the signal to mount a coup d’étât and immediately request assistance from Germany. Rosenberg, who had known the Norwegian since 1933, supposedly believed him. In this 1940s cartoon the traitor’s name was already being used as On the other hand, Dr Curt Bräuer, the a common noun. The Fører, rushing to an audience with Hitler, Nazi ambassador in Oslo, had twice warned throws up his hand in a Nazi salute and introduces himself as that Quisling “should not be taken serious“Quisling”, upon which the sentry inquires, “Name and surname?” ly”, that “his influence and prospects are extremely slight.” Hitler reached for the telephone and said tersely, “Send Rosenberg to me.” The chief ideologist of the Third Reich appeared within moments and stood erect just inside the door of the study. “Quisling should be given more money, Alfred. Let him continue his anti-British propaganda. 200,000 marks in gold to start with. Then 100,000 pounds sterling every month. But not a word to him, do you hear, about the timetable for the operation!” The operation to capture Norway was given the innocent-sounding name Weserübung (Exercise on the River Weser) and began a few months later, early on the morn-

складно рассказывал о своих людях в правительстве и армии. Он, мол, ждет только знака, чтобы совершить в стране переворот и немедленно попросить помощи у Германии. А если медлить и дальше, то в Норвегию придут англичане. И ему якобы верит Розенберг, который знает норвежца с 1933 года. С другой стороны, посол в Осло доктор Курт Брейер уже дважды предупреждал, что Квислинга «не следует принимать всерьез», что «его влияние и перспективы крайне незначительны». Не понравился Квислинг и адмиралу Редеру. Впрочем, старик Эрих труслив и нерешителен. Гитлер потянулся к телефону и бросил в трубку: — Розенберга ко мне. Главный идеолог Третьего рейха мгновенно возник в кабинете и вытянулся у двери. — Нужно дать Квислингу еще денег, Альфред. Пусть продолжает антибританскую пропаганду. Для начала — двести тысяч марок золотом. Затем ежемесячно по сто тысяч фунтов стерлингов. Но ни слова ему, слышите, ни слова о сроках операции! Операция по захвату Норвегии под невинно звучащим кодовым названием «Везерюбунг» («Учения на Везере») началась через несколько месяцев, ранним утром 9 апреля 1940 года. Высадка морского десанта прошла успешно — везде,

кроме фьорда Осло. Здесь норвежцы потопили немецкий миноносец, повредили крейсер «Эмден». Тяжелый крейсер «Блюхер» после попадания торпеды затонул вместе с 1600 человек на борту. Погибли все офицеры штаба наступающих войск, а также агенты гестапо, у которых была особая задача — взять в плен норвежского короля Хакона VII. В итоге король

Немецкий десант в норвежском порту Тронхейм. Апрель 1940 года. A German landing party in the Norwegian port of Trondheim. April 1940.

Слева. Солдаты вермахта занимают позиции на берегу норвежского фьорда. Весна 1940 года. Left. Wehrmacht soldiers take up positions on the shore of a Norwegian fjord. Spring 1940.

ing of 9 April 1940. Troops were landed successfully from the sea everywhere except the Oslo Fjord. There the Norwegians sank a German torpedo-boat and damaged the cruiser Emden. After being hit by a torpedo, the heavy cruiser Blücher sank with 1,600 men on board. All the staff officers perished, as well as the Gestapo agents who had been given the special task of capturing King Haakon VII. As a result the King had time to leave Oslo and take refuge in a small village. The Germans tried to persuade him to sup-

port Quisling’s government, but received the reply that “resistance will continue until our forces are exhausted.” What about Quisling? His radio speech on the evening of 9 April produced the opposite result to that which he, and his German masters, had anticipated. In view of the antipathy towards him among the Norwegian populace, the Nazis were obliged to remove him from the political stage. As early as 15 April — five days after Quisling had proclaimed himself head of government —

Бюст короля Хакона VII работы норвежского скульптора Ларса Утне. A bust of King Haakon VII by the Norwegian sculptor Lars Utne.

of fate: ambition

Л иния жизни: амбициозность / l ine

успел покинуть Осло и укрылся в небольшой деревушке. Немцы пытались уговорить его поддержать правительство Квислинга, но в ответ услышали, что «сопротивление будет продолжаться, пока хватит сил». Сил у маленькой, но гордой Норвегии хватило ненадолго. В июне Хакон VII на английском крейсере покинул оккупированную страну. А что Квислинг? Его выступление по радио вечером 9 апреля произвело результат, противоположный тому, на который рассчитывали и он, и его немецкие хозяева. Речь Квислинга подействовала на норвежцев, словно красная тряпка на быка. Страна сплотилась вокруг Хакона VII, даже в эмиграции остававшегося символом норвежского Сопротивления.

Крах «нового порядка» Десятилетние усилия Квислинга по созданию в стране «пятой колонны» пошли прахом. Немцы, видя, какое неприятие вызывает он в норвежском обществе, вынуждены были убрать его с политической сцены. Уже 15 апреля — через пять дней после того, как Квислинг провозгласил себя главой правительства, — ему пришлось уйти в отставку, а рейхскомиссаром Норвегии был назначен Йозеф Тербовен. Лишь в феврале 1942 года немцы вновь решились создать «национальное правительство» во главе с Квислингом. Свежеиспеченный министр-президент очень

резво взялся за установление «нового порядка». Главным орудием укрепления власти он выбрал антисемитизм. Была восстановлена давно забытая статья первой норвежской конституции 1814 года, запрещавшая евреям въезд в страну. Начались массовые аресты. В Норвегии появились концлагеря. Примечательно, что от преследований евреев спасало «Нансеновское общество»… Квислинг был арестован в собственном особняке в Осло 9 мая 1945 года. Согласно существовавшей тогда процедуре, его подвергли психиатрической экспертизе. В заключении врачей отмечались сильная психологическая заторможенность и чрезвычайно завышенная самооценка Квислинга. Суд, состоявшийся в октябре 1945 года, признал его виновным в государственной измене и приговорил к смертной казни вместе с двумя его ближайшими сотрудниками по партии. На рассвете 24 октября 1945 года Квислинга расстреляли во дворе крепости Акерсхус. Незадолго до суда он составил свое генеалогическое древо, где возводил свою родословную к самому богу Одину. Смертный приговор воспринял как мученичество во имя Царствия Божьего на земле. Однако в памяти соотечественников Квислинг и его приспешники так и остались лишенными чести и совести изменниками, предавшими свой народ и отчизну.

«Квислинг» стало именем нарицательным еще до Второй мировой войны. Первоначально оно служило пренебрежительным обозначением члена партии «Национальное единение», а в годы войны стало синонимом «предателя», «пособника оккупантов».

ancestry to the Norse god Odin himself. He regarded his death sentence as martyrdom for the sake of God’s Kingdom on Earth. In the minds of his compatriots, however, Quisling and his henchmen have gone down as honourless, conscienceless traitors, who betrayed their country and people.

Мрачные стены замка Акерсхус — последнее, что видел предатель перед смертью.

The word “quisling” was a term of abuse in Norwegian even before the war. Originally it served as a scornful epithet for any member of the Nasjonal Samling party. During the war it became a synonym for “traitor” or “collaborator”.

he had to resign, and Josef Terboven was appointed the Reich’s commissioner for Norway.

Collapse of the “New Order” Only in February 1942 did the Germans again venture to create a “national government” headed by Quisling. The newlyinstalled Minister President zealously set about establishing a “new order”. The chief tool he chose to consolidate his hold on power was anti-Semitism. A long-forgotten clause in the first Norwegian constitution of 1814, forbidding Jews entry into the country, was reinstated. Mass arrests began and concentration camps appeared in Norway. Ironically, the Nansen International Office was active in saving Jews from persecution. Quisling was arrested in his own Oslo mansion on 9 May 1945. He was tried in October that same year, found guilty of treason and condemned to death together with two of his closest party colleagues. At dawn on 24 October 1945 Quisling was shot in the courtyard of the Akershus Fortress. Not long before the trial he compiled a family tree in which he traced his

Открытка начала XX века. The gloomy walls of the Akershus Fortress are the last thing the traitor saw before his death. Early twentieth-century postcard.

country that we lost

Страна, которую мы потеряли / t he

Верно службу мы служили, Как клялись перед крестом; Присягнув, не изменили Перед Богом и Царем.

Поздним вечером Никита Григорьевич Строганов ходил из угла в угол комнаты чернее тучи и рассказывал двоюродному брату об итогах поездки по соляным промыслам: – Окаянная татарва совсем проходу не дает. Мало того что хан Кучум дань перестал платить, так теперь еще остяки да вогуличи, что под его властью, набегами терзают. Люди с промыслов бегут, поля не паханы. Что мыслишь? Может, царю гонца послать? – Царю не до нас ныне. – Максим Яковлевич степенно огладил окладистую бороду. – Ему с ливонцами который год не справиться. Не даст он войска. – Разоримся в пух и прах. По миру пойдем! – Никита Григорьевич в сердцах пнул лавку и зашагал еще быстрее. – Есть у меня одна мыслишка... – Максим Яковлевич хитро прищурился. – Слыхал про атамана Ермака, что разбоем на Волге промышляет? Лихие у него казаки. Вот к нему гонца и пошлем. Денег посулим, снаряжение его людям справим. – А и то верно. Путь один разбойник другого изведет! – расхохотался старший Строганов. На том и порешили.

Loyal service we did give As on the Cross we swore; Our oath we keep as long as we live To God and to the Tsar.

Казачья песня

Cossack song

Валентин МАКСИМОВ / by Valentin MAXIMOV

Часовые империи the sentinels of the Empire

«Покорение Сибири — битва казаков во главе с Ермаком с татарским войском». С картины Алексея Кившенко. 1880 год.

The Conquest of Siberia — a Battle between the Cossacks Led by Yermak and the Tatar Host. From a painting by Alexei Kivshenko. 1880.

Late at night Nikita Grigoryevich Stroganov paced the room with a look as black as thunder while he told his cousin about his visit to their saltworks. “The accursed Tatars are making things impossible. As if it were not enough that Khan Kuchum stopped paying tribute, now the Ostiaks and Voguliches that are under his rule harrow us with raid. People are fleeing from the works; the fields are not ploughed. What do you think? Perhaps we should send a messenger to the Tsar?” “The Tsar has other things to worry about at the moment.” Maxim Yakovlevich gravely stroked his full beard. “He has been fighting the Livonians for years with no success. He won’t send men.” “We shall be utterly ruined. At the mercy of the world!” Nikita Grigoryevich angrily kicked the bench and his steps became even faster. “I do have one idea,” said Maxim Yakovlevich, with a cunning look in his eye. “Have you heard of the ataman Yermak, who lives as a brigand on the Volga? He has some valiant Cossacks. Let us better send a messenger to him. We’ll promise money and kit out his men.” “Aye, that’s right. Let one bandit rid us of another!” The older of the Stroganovs laughed. And so it was decided.

country that we lost

Страна, которую мы потеряли / t he

«Бьем челом Сибирским царством» В начале сентября 1582 года снаряженный Строгановыми отряд Ермака выступил в поход. По рекам Чусовой и Серебрянке казаки поднялись к вершинам Уральских гор. Волоком перетащили через перевал струги. По реке Тагилу спустились в Туру и вступили в неприятельскую землю. Небольшие стычки с татарскими отрядами происходили постоянно. Как правило, залпа из пищалей было достаточно, чтобы обратить неприятеля в бегство. Но легкость, с которой тридцать казацких стругов продвигались к столице Сибирского ханства, могла обмануть кого угодно, только не Ермака. Было ясно, что Кучум собирается с силами. Решающая битва произошла на Иртыше, у Чувашского мыса, где войско хана укрылось за засеками. Струги медленно приближались к берегу. Грохотали залпы. Казаки сноровисто перезаряжали пищали, но было видно, что особого урона укрывшемуся за стволами деревьев неприятелю они не наносят. Атаманский струг первым ткнулся в песчаную отмель. — Айда врукопашную! — Казаки посыпались в воду и, держа сабли наготове, стали подбираться к засеке. В воздухе засвистели татарские стрелы. Ермак подозвал к себе Ивана Кольцо: — Видишь овраг? Бери свою сотню и дуй туда. А мы пока тут разберемся.

Есаул лишь кивнул головой и, собрав людей, повел их в обход засек. — Ребятушки! — повернулся Ермак к оставшимся на берегу казакам. — Выманивайте супостатов из засеки. Как полезут нехристи, бегом к стругам, будто испужались шибко...

В сражениях с татарами Ермак продемонстрировал недюжинные способности военачальника. Однажды, когда противник перегородил реку Тобол бревнами с заостренными сучьями, Ермак высадился со своими людьми выше по течению. На стругах, которые отправились дальше, он приказал разместить чучела казаков. Пока татары осыпали стрелами лодки без людей, Ермак атаковал врага с тылу.

Ермак Тимофеевич. Портрет работы неизвестного художника. XVIII век. Такие портреты были популярны в XVII—XVIII веках в Сибири, где атамана почитали как первого русского, пришедшего с миссией освоения сибирских земель.

«Военная хитрость Ермака». С картины Николая ДмитриеваОренбургского. 1890-е годы.

ных воинов. Хитрость Ермака сработала! В этот момент с тыла ударила сотня Ивана Кольцо. И татары побежали. Через четырнадцать месяцев после выступления, 26 октября, потеряв 107 человек убитыми, казаки заняли брошенную бежавшим Кучумом столицу Сибирского царства — город Искер. В Москву «бить царю челом Сибирским царством» был отправлен Иван Кольцо. Он привез большой ясак и грамоту от Ермака, в которой значилось, что казаки «царство Сибирское взяша, а царя

Кучума победиша и под твою царскую высокую руку покориша многих живущих иноземцев, татар и остяков и вогуличей… и привели многих, чтобы быть им под твоею государскою высокою рукою до века, покамест Бог изволит вселенной стояти. А на русских людей им зла никакого не мыслити…». Иван Грозный не скрывал своего торжества. Во дворце и на Красной площади восклицали: «Новое царство послал нам Бог!» Звонили колокола во всех церквах, служили благодарственные молебны.

In his battles with the Tatars Yermak displayed considerable talent as a military commander. Once, when the enemy used tree-trunks with sharpened limbs to block the River Tobol, Yermak disembarked his men upstream and sent dummies on downriver in boats. While the Tatars rained arrows into the unmanned boats, Yermak attacked them from the rear.

Yermak Timofeyevich. Portrait by an unknown eighteenth-century artist. Such depictions were popular in the 1600s and 1700s in Siberia, where the Ataman was revered as the first Russian to have come with a mission to claim the Siberian lands.

Казаки бросились было вперед, но потом, встреченные тучей стрел, подались назад… Татары выскочили из-за укрытий и устремились вдогонку. Их встретили дружные пищальные залпы. Мгновение — и берег покрылся телами убитых и ране-

Yermak’s Military Cunning. From a painting by Nikolai Dmitriyev-Orenburgsky. 1890s.

“We Do Homage with the Realm of Siberia” In early September 1582 Yermak’s band, equipped by the Stroganovs, set off on campaign. Minor skirmishes with Tatar detachments took place all the time. As a rule a salvo from their harquebuses was enough to put the enemy to flight. The ease with which the thirty boats of Cossacks were advancing on the capital of the Siberian Khanate might have deceived anyone else, but not Yermak. It was obvious to him that Kuchum was mustering his force. The decisive battle took place on the River Irtysh, by the Chuvashky promontory, where the Khan’s men felled trees to make abatis. The boats slowly approached the bank. Salvo followed salvo. The Cossacks dexterously reloaded their guns, but it was clear that they were making no great impact on Жалованная грамота царя Михаила Федоровича Максиму Яковлевичу Строганову с подтверждением грамот на владение вотчиной на реках Чусовой и Яике. 30 июля 1614 года.

Letters patent issued by Mikhail Fiodorovich, the first Romanov tsar, to Maxim Yakovlevich Stroganov, confirming his ownership of ancestral lands on the rivers Chusovaya and Yaik. 30 July 1614.

«Развалины города Искер в пятидесяти верстах от Тобольска». С картины Емельяна Корнеева. 1810—1812 годы.

The Ruins of the Town of Isker Fifty Versts from Tobolsk. From a painting by Yemelyan Korneyev. 1810—12.

the enemy crouching behind the treetrunks. The Ataman’s boat was the first to hit the sandy shallows. “We fight hand to hand!” The Cossacks poured into the water and, sabres at the ready, began to make their way to the abatis. Tatar arrows whistled through the air. Yermak called Ivan Koltso to him. “See that ravine? Take your squadron into it quickly. We’ll deal with matters here for the time being.” The captain merely nodded and, gathering his men, led them around the enemy positions. “Lads,” Yermak turned to the Cossacks left on the riverbank, Lure the foe out of the abatis. As soon as the infidels emerge, run for the boats as if you’ve taken great fright.” The Cossacks dashed forwards, but then, met by a hail of arrows, recoiled. The Tatars sprang from cover and hastened to give chase. They were met by solid gunfire. In an

country that we lost

Страна, которую мы потеряли / t he

Смерть атамана Однако Кучум не собирался сдаваться. Татары перешли к тактике внезапных нападений. Казаки неизменно брали верх, но их и без того немногочисленное войско таяло на глазах. Надеясь окончательно разгромить врага, Ермак в начале лета 1585 года выступил в свой последний поход. Он повел своих лучших людей вверх по Иртышу, намереваясь очистить от татар караванный путь в Бухару. В ночь на 6 августа татарам удалось незаметно подобраться к лагерю Ермака. Из-за проливного дождя ружья оказались бесполезными. Завязалась рукопашная. Однако силы были неравными, и казаки стали пробиваться к берегу, где стояли их струги. Одним из последних отходил Ермак. Зарубив двух кинувшихся на него воинов Кучума, атаман бросился в воду. Но доплыть до струга ему было не суждено. Тяжелый панцирь, подарок Ивана Грозного, утянул его на дно. Несмотря на гибель Ермака, освоение Сибири было продолжено государевыми воеводами. В 1598 году оставшиеся еще под рукой Кучума татарские войска были окончательно разбиты.

Дети Ермаковой вольницы

Остатки «служилой рати» Ермака стали нести службу в основанном в 1587 году Тобольске. Им на помощь из Москвы высылались царские отряды из стрельцов и

охочих вольных людей, которые затем записывались в казаки. Шли в Сибирь и мирные переселенцы. Кочевники из киргизских и джунгарских степей часто нападали на приграничные области Российского государства, истребляли огнем целые округа, уводили в плен мужчин и женщин. Но лишь в начале XVIII века Россия всерьез озаботилась охраной своих границ на юге Западной Сибири. В 1701 году последовало царское указание «в казачью службу верстать детей и родственников казачьих и ссыльных не-

вольников», и началось активное строительство приграничных укрепленных линий. Основой нового рубежа стала будущая столица сибирского войска — Омская крепость. От нее вверх по Иртышу, по инициативе первого сибирского губернатора князя Матвея Петровича Гагарина, протянулась Иртышская укрепленная линия. Из составлявших ее крепостей потом выросли города Павлодар, Семипалатинск и Усть-Каменогорск. На запад от Омска протянулась Ишимская (или, как ее иногда называли из-за обилия в этом районе соленых и пресных озер, Пресногорьковская) линия. Ее центром стал город Петропавловск. Для строительства Иртышской и Ишимской линий в Сибирь привезли до 3500 казаков и служилых людей. К тому же сюда на временную службу посылались и крестьяне — их называли «выписанными казаками».

«Единоборство Ермака с Маметкулом, военачальником хана Кучума». С картины Д. П. Шелуткова. 1868 год. Single Combat between Yermak and Memetkul, Khan Kuchum’s Military Commander. From a painting by D.P. Shelutkov. 1868.

«Вид крепости УстьКаменогорская». С картины Емельяна Корнеева. 1802 год. В 1950-х годах здесь была построена УстьКаменогорская ГЭС.

В 1861 году форпост Коряковский на Иртышской укрепленной линии получил статус «заштатного города с наименованием оного Павлодар, в честь новорожденного Великого князя Павла Александровича».

Внизу. Тобольск стал первым укрепленным русским городом в Сибири. Гравюра неизвестного автора. XVIII век. Bottom. Tobolsk became the first fortified Russian town in Siberia. Engraving by an unknown eighteenth-century artist.

View of the UstKamenogorsk Fortress. From a painting by Yemelyan Korneyev. 1802. In the 1950s a hydroelectric power station was built here.

In 1861 the Koriakovsky advance post in the Irtysh fortified line was given municipal status “with the name of Pavlodar in honour of the newly-born Grand Duke Pavel Alexandrovich”.

Петропавловская крепость была основана в 1752 году как главный опорный пункт и оружейный склад Ишимской укрепленной линии. В 1807 году Петропавловская крепость получила статус города. В XIX веке, сохраняя свое военностратегическое значение, город превратился в центр торгово-экономических связей и духовных контактов казахского и русского народов. The Petropavlovsk fortress was founded in 1752 as the main strongpoint and arsenal of the Ishim cordon. In 1807 the fortress was granted municipal status. In the nineteenth century, while retaining its strategic military significance, the town evolved into a centre of commercial ties and spiritual contacts between the Russian and Kazakh peoples.

instant the bank was covered with the bodies of killed and injured warriors. Yermak’s ruse had worked! At that moment Ivan Koltso’s men struck from the rear. And the Tatars fled. Fourteen months after they left, on 26 October 1583, having lost just 107 men, the Cossacks occupied Isker, the capital of the Siberian khanate, abandoned by its fleeing ruler. Ivan Koltso was sent off to Moscow to “do homage with the realm of Siberia”. He brought a large tribute of furs and a missive from Yermak in which he stated that the Cossacks had “beaten Tsar Kuchum and placed him beneath your exalted royal hand.” Ivan the Terrible did not conceal his exultation. He had it cried in the palace and on Red Square: “God has sent us a new realm!” The bells were rung in all the churches and services of thanksgiving held.

The Death of the Ataman Kuchum, however, did not intend to give in. The Tatars adopted the tactic of sudden attacks. The Cossacks invariably emerged victorious, but their numbers, small to start with, were declining rapidly. Hoping to defeat the enemy once and for all, in the early summer of 1585 Yermak embarked on his last campaign. He took his best men up the Irtysh with the intention of clearing the caravan route to Bukhara of Tatars. In the early hours of 6 August, the Tatars managed to creep up to Yermak’s camp unnoticed. Pouring rain rendered firearms useless. A hand-to-hand fight began. The battle was an unequal one and the Cossacks began to fight their way towards the riverbank, where their boats lay. Yermak was one of the last to withdraw. Slaying two of Kuchum’s men who had attacked him, the Ataman plunged

country that we lost

Страна, которую мы потеряли / t he

Киргизский рубеж В середине XVIII века под ударами Цинской империи пало соседнее Джунгарское государство, и через русскую границу хлынул поток беженцев, которые вели себя отнюдь не мирно. Китай же открыто стал заявлять претензии на сопредельные земли. Для укрепления южных рубежей в Западную Сибирь были отправлены отряды донских и уральских казаков. В 1765 году вдоль границы с «киргизской степью» пришлось обустроить своеобразную контрольно-следовую полосу. Перед Пресногорьковской и Иртышской укрепленными линиями, в 10 верстах, возвели барьер из жердей и срубленных деревьев. Второй рубеж составляли рогатки, поставленные в промежутках между крепостями и редутами на самой линии. Вдоль барьера стояли пикеты, между ними курсировали казачьи разъез-

ды. Разметанный барьер оповещал о появлении орды. Тогда казаки зажигали сигнальные костры. Мирное население стремилось под защиту крепостей, а казачьи отряды мчались на перехват кочевников. Тогда же началось формирование войсковых структур. В 1760 году сотник Федор Анциферов был выбран атаманом над казаками, находящимися в крепостях по Иртышу. Документы того времени так характеризовали первого атамана Сибирского казачества: «…грамоте читать и писать достаточно умеет и состояния доброго и неподозрительный человек и атаманом быть достоин». Кроме охраны границы в обязанности казаков входили дальняя разведка, курьерская, почтовая и конвойная повинности, обеспечение безопасности посольств, крепостные и строительные работы, заготовки леса, угля, сена, казенное

земледелие, таможенная служба и многое другое. До конца XVIII столетия сибирское казачество не раз пополнялось крестьянами, солдатскими детьми, ссыльными и добровольцами из числа временно служивших в Сибири башкир, мещеряков. В начале царствования Александра I численность сибирского казачества достигла уже 13 тысяч человек мужского пола, из них на действительной службе находилось свыше 6 тысяч казаков.

На что способен русский казак Во время Отечественной войны 1812 года конные полки сибирских казаков, Слева. Сибирские казаки не могли похвастаться статью своих лошадей, зато гордились их выносливостью. Казачка отправляется на покос. Фотография 1911 года. Left. The Siberian Cossacks could not boast about the looks of their horses, but they took pride in their powers of endurance. A Cossack woman setting off to make hay. 1911 photograph.

единственная кавалерия в Западной Сибири, надежно охраняли границу России. За заслуги перед отечеством они получили особую форменную одежду уланского типа, не имевшую аналогов ни в каких других казачьих войсках, и отличительные флюгера на пики. Только им разрешили носить оружие по старинному обычаю сибиряков — карабин на левой стороне, а боеприпасы на правой. Сибирцы не раз демонстрировали, на что способен русский казак. Осенью 1827 года отряд старшины Лукина бросился в погоню за совершившими дерзкий набег кочевниками. От Семиярского форпоста, что на Иртыше между Павлодаром и Семипалатинском, сибирцы дошли до среднеазиатской реки Чу, отмахав за 65 дней в оба конца 1700 верст и дважды преодолев гиблую пустыню БетпакДала, или, как ее еще называли, Северную Голодную степь, которую казахи считали непроходимой для русских. Летом 1840 года, невзирая на тридцатипятиградусную жару, нехватку пищи и фуража, сотник Ребров преследовал мятежные кочевья до самых Приаральских Каракумов. За 45 дней его отряд прошел

101

100

Справа. На подворье бедного казака. Фотография конца XIX века.

«Казачий пикет близ русско-китайской границы». Гравюра на дереве неизвестного автора. Вторая половина XIX века.

A Cossack Picket near the Russo-Chinese Border. Wood engraving by an unknown artist. Second half of the nineteenth century.

into the water. But he was not destined to swim to the boat. His heavy armour, a gift from Ivan the Terrible, dragged him down. Despite Yermak’s death, the conquest of Siberia was continued by the Tsar’s military commanders. In 1598 the Tatar forces that still remained under Kuchum’s control were finally defeated.

The Children of Yermak’s Freemen The remnants of Yermak’s “host” began to serve in Tobolsk, which had been founded in 1587. To their assistance Moscow sent

detachments of streltsy and willing freemen, who then enrolled as Cossacks. Peaceful settlers also moved to Siberia. Nomads from the Kirghiz and Dzungar steppes often attacked the border regions of the Russian state, putting whole districts to the flame and carrying away men and women as captives. It was only in the early 1700s, however, that Russia began to take the security of its borders in the south of Western Siberia seriously. In 1701 the Tsar issued a decree “to enroll in service as Cossacks the children and relatives of Cossacks and banished unfree men,” and the active construction of border fortifications began. The keystone of the new frontier was to be the future headquarters of the Siberian forces — the Omsk fortress. On

Right. At an inn kept by a poor Cossack. Late nineteenth-century photograph.

the initiative of the first governor of Siberia, Matvei Petrovich Gagarin, a series of strong points were created upstream from it along the Irtysh. Fortresses within it later grew into the cities of Pavlodar, Semipalatinsk and Ust-Kamenogorsk. Extending to the west of Omsk was the Ishim cordon, or as it was sometimes known, on account of the abundance of salt and fresh-water lakes in the area the Presnogorkovskaya line. Its centre became the town of Petropavlovsk.

The Kirghiz Frontier In the middle of the eighteenth century the neighbouring Dzungar state fell under the onslaught of the Chinese Empire and a flood of refugees poured across the Russian

border, behaving in a far from peaceful manner. China meanwhile began to openly advance claims to the adjoining lands. In 1765 it became necessary to construct a sort of control and monitoring strip along the border with the “Kirghiz steppe”. Ten versts in front of the Presnogorkovskaya and Irtysh fortification lines, a barrier of hurdles and felled trees was constructed. Pickets stood along the barrier and Cossack patrols rode between them. A breach in the barrier warned of an incursion, in which event the Cossacks lit signal fires. The civil population hastened to the security of the fortresses and Cossack units rushed to intercept the nomads. Besides the protection of the border, the Cossacks’ duties included long-distance

country that we lost

Страна, которую мы потеряли / t he

около двух тысяч верст. Сотник Кудрявцев с 14 казаками 11 июля 1827 года целый день отбивался ружейным огнем от 500 казахов. И отступил, лишь когда получил приказ. В похожей ситуации оказался и хорунжий Потанин. В ночь на 3 ноября 1829 года его отряд попал в засаду за рекой Чу. Против 13 сибирцев сражалось 300 казахов. Но у Потанина не было приказа отступать, он должен был добраться до Ташкента. И казаки вынудили отступить нападавших... А хорунжего Рытова с 33 сибирцами 5 декабря 1837 года застигли в голой степи уже 1000 воинов мятежного султана Кенесары! Окруженные казаки отстреливались три дня, а затем бросились на прорыв и опрокинули врага. В 1870-х годах сибирцы под началом генерала Михаила Дмитриевича Скобелева участвовали в покорении Кокандского и Хивинского ханств. Служба в Средней Азии заставила казаков сменить форму. Вместо темно-зеленых мундиров появились белые полотняные рубахи, фуражки скрылись под белыми же чехлами, а зеленые шаровары сменились красными замшевыми — чембарами.

Желтухиным схлестнулись с эскадроном японских драгун. Перед боем майор Танака насмешливо кричал нашим казакам: «Русские, убирайте ваши оглобли!» Но сибиряки, обрушившись лавой на японцев, в течение нескольких минут перекололи пиками весь эскадрон во главе с заносчивым командиром. «Кони у них добрые, — рассказывал впоследствии писателю Викентию Вересаеву участник той атаки. — А вооружение плохое, никуда негоже, одни шашки да револьверы. Как налетели мы с пиками — они все равно что безоружные, ничего с нами не могли поделать». А в начале 1916 года именно Сибирская бригада в составе Кавказской армии Юденича, перейдя в контратаку, несколько дней преследовала по глубокому снегу отступающих турок. Изрубив более 1000 и пленив почти 1500 человек, сибирцы первыми вышли к грозным фортам Эрзерума. История казачества прервалась с установлением советской власти. Печально известная «директива Троцкого — Свердлого», выпущенная в январе 1919 года,

«Щедрая рука» советской власти

102

Отличились сибирцы и в русско-японской войне, и в Первой мировой. О бое под Юдзятунем, южнее станции Вафангоу, в 1904 году писали все газеты. Тогда две сотни казаков во главе с есаулом

reconnaissance, courier, postal and escort services, ensuring the safety of embassies, fortification and construction work, the production of timber, charcoal and hay, tilling state land, customs functions and much else. Until the late eighteenth century, the Siberian Cossack community was repeatedly replenished by serfs, the children of soldiers, exiles and volunteers from among the Bashkirs and Meshcheriaks temporarily serving in Siberia. By the start of Alexander I’s reign (1801), the Siberian Cossacks numbered 13,000 males, of whom over 6,000 were in active service.

What a Russian Cossack is Capable of During the Patriotic War of 1812 the mounted regiments of Siberian Cossacks, the only cavalry in Western Siberia, reliably guarded Russia’s border. For their services to the country they were granted a special uniform of the type worn by Uhlans, which none of the other Cossack forces had, and distinctive pennants on their lances. They alone were permitted to carry arms in the traditional Siberian manner — carbine

on the left side and ammunition on the right. The Siberians demonstrated on more than one occasion what a Russian Cossack is capable of. In the autumn of 1827 SergeantMajor Lukin’s platoon galloped in pursuit of nomads who had committed a daring raid. From the Semiyarsky advance post, between Pavlodar and Semipalatinsk, the Siberians reached the Central Asian River Chu, covering a distance there and back of 1,700 versts in 65 days and twice crossing the deadly Betpak-Dala desert, or Northern Hungry Steppe, as it was known, which the Kazakhs considered impassible for Russians. A detachment commanded by Cornet Potanin was ambushed in the early hours of 3 November 1829. The thirteen Cossacks were attacked by 300 Kazakhs. But Potanin did not have orders to withdraw: he was supposed to proceed to Tashkent. And the Cossacks forced their attackers to withdraw. On 5 December 1837 Cornet Rytov and 33 Siberians found themselves surrounded on the bare steppe by no less than 1,000 supporters of the rebellious Sultan Kenesary!

103 Стремительные атаки сибирцев не раз повергали в смятение противника во время русскояпонской войны. «Лихое дело. Вафангоу — 17 мая». С картины Ивана Владимирова. 1904 год. The Siberians’ lightningfast attacks threw the enemy into confusion on several occasions during the Russo-Japanese War. A Dashing Feat. Wafangou — 17 May. From a painting by Ivan Vladimirov. 1904.

Булава станичного атамана Сибирского казачьего войска была отделана серебром. Конец XIX века This mace, the badge of office for the ataman of a settlement belonging to the Siberian Cossack Host, was finished with silver. Late nineteenth century.

The Cossacks held them off with gunfire for three days, and then broke out and overran the enemy. In the 1870s Siberians under the command of the “White General” Mikhail Sobolev took part in the conquest of the khanates of Kokand and Khiva.

The “generous hand” of Soviet power The Siberians again distinguished themselves in the Russo-Japanese and First World Wars. All the papers wrote about the battle at Yujatun south of the station of Wafangou, in 1904. In that action two squadrons of Cossacks led by Captain Zheltukhin clashed with a squadron of Japanese dragoons. Before they closed, Major Tanaka mockingly called out to the Cossacks: “Russians, put away your shafts!” But the Siberians rushed down on the Japanese and in a matter of minutes had lanced the entire squadron including its arrogant commander. “They have good horses,” a man who took part in the attack later told the writer Vikentii Veresayev, “but poor equipment, no good for any-

Лубок «Драться пиками уговору не было». Литография. 1904 год.

Lubok (popular print): There was no agreement to fight with lances. 1904 lithograph.

thing — only sabres and revolvers. When we attacked with lances they were as good as unarmed, there was nothing they could do against us.” Then in early 1916 it was a Siberian brigade belonging to Yudenich’s Caucasian army that went on the counter-attack and for several days pursued the retreating

country that we lost

Страна, которую мы потеряли / t he

104

Дом богатого казака. Акмолинская область, Петропавловский уезд, поселок Татарский. Фотография 1893 года.

гласила: «Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью». Процесс «расказачивания» начался с Дона, а затем перекинулся и на другие казачьи земли. Раскулачивание, массовые расстрелы, ссылки, концлагеря не миновали и сибирских казаков. В начале двадцатых годов советская власть «щедрой рукой» отписала земли сибирских казаков братской Киргизской АССР, впоследствии переименованной в Казахскую Советскую Социалистическую Республику. В начале 1990-х годов началось возрождение сибирского казачества. Присяга казаков Оренбургского казачьего войска. Фотография 1993 года. The revival of the Siberian Cossacks began in the early 1990s. Cossacks of the Orenburg Cossack Host taking the oath. 1993 photograph.

Доведенные до отчаяния продразверсткой и конфискацией земель, в феврале 1921 года казаки Горьковской линии подняли мятеж. Восстание было жестоко подавлено. Плакат времен Гражданской войны.

Turks through deep snow. After slaying over a thousand and taking almost 1,500 more prisoner, the Siberians became the first to reach the formidable forts of Eruzurum. The history of the Cossack community was interrupted by the establishment of Soviet power. The infamous “TrotskySverdlov” directive issued in January 1919

The house of a wealthy Cossack, Tatarsky settlement, Petropavlovsk district, Akmolinsk region. 1893 photograph.

Driven to desperation by the compulsory purchase of produce by the state and the confiscation of land, in February 1921 the Cossacks of the Gorkovskaya line mutined. The uprising was savagely put down. A poster from the Civil War era.

ordered “mass terror against rich Cossacks, to annihilate every last one, [and] mass terror against all Cossacks that have taken any sort of direct or indirect part in the struggle against Soviet power”. The process of “deCossackification” began on the Don and then spread to the other Cossack territories. The Siberians too did not escape dispossession of the kulaks, mass executions, banishment and concentration camps. In the early 1920s the Soviet government “generously” allotted the lands of the Siberian Cossacks to the fraternal Kirghiz ASSR that was later renamed the Kazakh Soviet Socialist Republic.

Сегодня Павлодар, Петропавловск, УстьКаменогорск, Семипалатинск и многие другие основанные сибирскими казаками города находятся на территории Республики Казахстан. Today Pavlodar, Petropavlovsk, Ust-Kamenogorsk, Semipalatinsk and many other cities founded by the Siberian Cossacks are on the territory of the Republic of Kazakhstan.

ВЕЛИКИЕ О ВЕЛИКИХ

ВАЗАРИ О МИКЕЛАНДЖЕЛО

титан эпохи Возрождения

С течением времени много детей народилось у Лодовико, а так как жилось ему плохо и доходов у него было мало, то сыновей своих он пристраивал к шерстяному и шелковому цеху, а Микеланджело, когда он подрос, отдал в обучение грамоте учителю Франческо из Урбино. Но так как гением своим он был влеком к занятиям рисунком, он все свободное время тайком занимался рисованием, за что отец и старшие его ругали, а порой и бивали, считая, вероятно, занятие этим искусством, им незнакомым, делом низким и недостойным древнего их рода. И вот, так как стремление к творчеству у Микеланджело с каждым днем все разрасталось, и Лодовико уже не мог препятствовать юноше заниматься рисованием, и так как иного выхода не было, то, чтобы извлечь из этого хоть какую-нибудь пользу и чтобы он этому искусству научился, Лодовико по совету друзей решил и его устроить к Доменико Гирландайо.

106

Мастерство и личность Микеланджело выросли настолько, что Доменико давался диву, видя, как он и некоторые вещи делает не так, как полагалось бы юноше, ибо ему казалось, что Микеланджело побеждает не только других учеников, а их было у Гирландайо немало, но и нередко не уступает ему в вещах, созданных им как мастером.

Имя величайшего художника эпохи позднего Возрождения Микеланджело Буонарроти символизирует мощь и величие истинного таланта в искусстве. Грандиозность и совершенство его творчества в трех основных видах пластических искусств — в скульптуре, живописи и архитектуре — неоспоримы. В его произведениях наиболее явно воплотилось учение итальянских гуманистов о совершенном человеке, в котором гармонично сочетаются телесная красота и сила духа. Непримиримость и гордость, протест против рабства, стремление к свободе — все эти чувства воплощены в образах, созданных его гением. Книга флорентийского живописца и архитектора Джорджо Вазари «Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» впервые была опубликована еще при жизни Микеланджело в 1550 году. Избранные фрагменты из этого труда мы и предлагаем вниманию наших читателей. Посмертный бюст Микеланджело работы его ученика Даниэле да Вольтерра. 1564 год.

И вот случилось так, что, когда Доменико работал в большой капелле в Санта Мариа Новелла и как-то оттуда вышел, Микеланджело начал рисовать с натуры дощатые подмостья с несколькими столами, заставленными всеми принадлежностями искусства, а также и несколько юношей, там работавших. Недаром, когда Доменико возвратился и увидел рисунок Микеланджело, он заявил: «Ну, этот знает больше моего» — так он был поражен новой манерой и новым способом воспроизведения натуры, которым по приговору неба был одарен этот юноша в возрасте столь нежном, да и в самом деле рисунок был таков, что большего нельзя было бы и пожелать от умения художника, работавшего уже много лет. Кое-кто из друзей его написал ему из Флоренции, чтобы он приезжал туда, ибо не следует упускать мрамор, лежавший испорченным в попечительстве собора. <…> Микеланджело обмерил ее заново, поразмыслив о том, какую толковую статую можно было бы из этой глыбы высечь, и, приноровившись к той позе, какую ей придал испортивший ее мастер Симоне, решил выпросить ее у попечителей и Содерини, которые и отдали ее ему как вещь ненужную, считая, что все, что бы он с ней ни сделал, будет лучше того состояния, в котором она тогда находилась, ибо, разбей ее на куски или оставь ее в испорченном виде, толку от нее для постройки все равно никакого не будет. Поэтому Микеланджело вылепил модель из воска, задумав изобразить в ней в качестве дворцовой эмблемы юного Давида с пращой в руке, с тем чтобы, подобно тому как Давид защитил свой народ и справедливо им управлял, и правители этого города мужественно его защищали и справедливо им управляли. Между тем случилось так, что Пьер Содерини, взглянув вверх на статую, очень ему понравившуюся, ска-

«Сотворение Адама». Фрагмент плафона Сикстинской капеллы. Художник изобразил не сотворение человека, а тот момент, когда человек получает от Господа душу. Под левой рукой Бога, в сонме ангелов, остается Ева, еще не созданная во плоти.

зал Микеланджело, который в это время ее кое-где отделывал, что нос, по его мнению, у нее велик. Микеланджело, подметив, что гонфалоньер стоял под самым гигантом и точка зрения его обманывала, влез, чтобы угодить ему, на подмостья у плеч статуи и, поддев резцом, который он держал в левой руке, немного мраморной пыли с площадки подмостьев, начал постепенно осыпать пыль вниз, работая будто другими резцами, но к носу не прикасаясь. Затем, нагнувшись к гонфалоньеру, который следил за ним, он сказал: «А ну-ка посмотрите на него теперь». — «Теперь мне нравится больше, — сказал гонфалоньер, — вы его оживили». Микеланджело спустился тогда с мостков, про себя над ним подсмеиваясь и сожалея о людях, которые, желая выказать себя знатоками, говорят такое, чего сами не понимают. Когда же статую установили окончательно, он раскрыл ее, и поистине творение это затмило все известные статуи, новые и древние, будь то греческие или римские; и можно сказать, что ни римский Марфорий, ни Тибр или Нил Бельведерские, ни гиганты с Монтекавалло ни в каком отношении сравниться с ней не могут: с такой соразмерностью и красотой, с такой добротностью закончил ее Микеланджело.

пизанской войны. Для этого Микеланджело получил помещение в больнице красильщиков при Сант Онофрио и принялся там за огромнейший картон, потребовав, однако, чтобы никто его не видел. <…> Там же были многие фигуры, объединенные в группы и набросанные различными манерами: одна очерченная углем, другая нарисованная штрихами, а иная оттушеванная и высветленная белилами — так хотелось ему показать все, что он умел в этом искусстве. Потому-то поражались и изумлялись художники, видя, какого предела достигло искусство, показанное им Микеланджело на этом листе. И вот, посмотрев на фигуры столь божественные, некоторые, их видевшие, говорят, что из всего сделанного им и другими ничего подобного до сих пор они не видели и что ни один другой талант до такой божественности в искусстве никогда подняться не сможет. И поверить этому безусловно можно, ибо после того как картон был закончен и перенесен в Папскую залу с великим шумом в цехе художников и к величайшей славе Микеланджело, все изучавшие этот картон и с него срисовывавшие, как это в течение многих лет делали во Флоренции приезжие и местные мастера, достигли, как мы увидим, в своем искусстве превосходства…

Случилось так, что, когда Леонардо да Винчи, живописец редчайший, расписывал, как рассказано в его жизнеописании, Большую залу Совета, Пьер Содерини, занимавший в то время должность гонфалоньера, видя великий талант Микеланджело, заказал ему расписать другую часть той же залы, что и стало причиной его соревнования с Леонардо, в которое он вступил, взявшись за роспись другой стены на тему

И вот по возвращении Микеланджело в Рим папа уже решил не завершать пока своей гробницы и предложил ему расписать потолок капеллы. А Микеланджело хотелось закончить гробницу, и работа над потолком капеллы казалась ему большой и трудной: имея в виду малый свой опыт в живописи красками, он пытался всякими путями свалить с себя эту тяжесть, выдвигая для этого вместо себя Рафаэля.

minds about the greats

Слева. Купол собора Святого Петра в Риме.

g reat

Строительство этого собора началось в 1506 году. Менялись архитекторы, и вместе с ними менялись и проекты… Взяв за основу изначальную идею зодчего Донато Браманте, Микеланджело создал проект грандиозного сооружения в форме греческого креста с куполом. После смерти Микеланджело работы продолжались строго по его проекту.

В еликие о великих

108

побогаче, ведь она бедновата». На что Микеланджело отвечал попросту: «Святой отец, в те времена люди золота на себе не носили, а те, что там изображены, слишком богатыми никогда не были, но были святыми людьми, так как презирали богатство». Весть об открытии капеллы распространилась по всему свету, и со всех сторон сбегались люди; и одного этого было достаточно, чтобы они, остолбеневшие и онемевшие, в ней толпились. Недаром папа, почувствовавший в этом свое величие и решившийся на еще большие начинания, деньгами и богатыми подарками всячески вознаградил Микеланджело, и тот не раз говаривал, что, судя по столь великим милостям этого папы, последний явно очень высоко ценил его достоинство, и если иной раз он, любя, и обижал его, то заглаживал это особыми милостями и дарами… Когда в 1533 году приключилась смерть папы Климента, во Флоренции остановились работы и в сакристии, и в библиотеке, которые, как ни старались их закончить, так и остались незавершенными. Микеланджело решил, что он стал теперь действительно свободным и сможет заняться завершением гробницы Юлия II; однако, когда был избран Павел III, не прошло много времени, как он вызвал его к себе и не только обласкал его и сделал ему всякого рода предложения, но и заявил, что хочет, чтобы он ему служил и находился при нем. Это предложение Микеланджело отверг, ответив, что он не может его принять до завершения гробницы Юлия, так как связан договором с герцогом Урбинским. Папа вспылил, говоря: «Я ждал этого тридцать лет, и теперь, когда я стал папою, я от этого не откажусь, договор я разорву, так как хочу, чтобы ты мне служил во что бы то ни стало».

109

Справа. «Пьета» («Оплакивание Христа») для собора Святого Петра была высечена Микеланджело из единого куска каррарского мрамора. Он работал над нею около двух лет, начиная с 1498 года.

Но чем больше он отказывался, тем сильнее разгоралась прихоть папы, который шел напролом в своих затеях, а к тому же его снова начали подстрекать соперники Микеланджело, и в особенности Браманте, так что папа, который был вспыльчив, уже готов был рассориться с Микеланджело. Тогда, видя, что Его Святейшество упорствует, Микеланджело решил наконец за это взяться… <…> И вот ввиду огромности работы Микеланджело был вынужден решиться на то, чтобы обратиться за чужой помощью, и, вызвав из Флоренции людей, он решил доказать этим произведением, что писавшие до него должны будут волей-неволей оказаться у него в плену, и показать, кроме того, современным ему художникам, как следует рисовать и писать красками. И, поскольку само величие этой задачи толкнуло его к тому, чтобы подняться в своей славе так высоко на благо искусства, он начал и закончил картоны; а когда же собрался уже приступить к фрескам, чего Микеланджело создал статую Давида в 1501— 1504 годах. Мраморная фигура была выставлена под открытым небом на площади Синьории во Флоренции. В 1873 году, чтобы защитить скульпту-

ру от разрушающего действия непогоды, было принято решение перенести ее в закрытое помещение художественной галереи. С тех пор на площади стоит точная копия статуи.

никогда еще не делал, из Флоренции в Рим приехали его друзья-живописцы, чтобы помочь ему и показать, как они работают фреской, ибо некоторые из них этим уже занимались. <…> В начале работ он предложил им написать что-нибудь в качестве образца. Увидев же, как далеки их старания от его желаний, и не получив никакого удовлетворения, както утром он решился сбить все ими написанное и, запершись в капелле, перестал их впускать туда и принимать у себя дома. А так как шутки эти, по их мнению, продолжались слишком долго, они смирились и с позором воротились во Флоренцию. Так Микеланджело порешил выполнить всю работу один и закончил ее в кратчайший срок, приложив все старания и все умение и не показываясь никому, чтобы не возникло повода, вынуждающего его показывать ее кому-нибудь другому: тем более в сердцах людей с каждым днем росло желание ее увидеть… И как только ее раскрыли, взглянуть на нее собрался весь Рим, и в первую очередь папа, который не мог дождаться, когда уляжется пыль после снятия лесов. Увидев ее, и Рафаэль Урбинский, подражавший весьма превосходно, тотчас же изменил свою манеру и тут же написал, дабы показать, на что он способен, пророков и сивилл в Санта Мариа делла Паче… Встречаясь с Микеланджело, папа напоминал ему часто: «Не сделать ли капеллу красками и золотом

Случилось так, что в 1546 году умер Антонио да Сангалло, поэтому, ввиду отсутствия руководителя строительством собора св. Петра, у представителей этого строительства перед папой возникли разные предложения, кому бы его поручить. В конце концов Его Святейшество решил, по внушению, как мне кажется, самого Бога, послать за Микеланджело, и, когда ему было предложено занять место Сангалло, он отказался, заявив, дабы избежать этой обузы, что архитектура, собственно, не его искусство. Наконец, так как уговоры не помогали, папа приказал ему согласиться. Тогда, к величайшему своему неудовольствию и против своей воли, пришлось ему взяться за это дело. И в один прекрасный день, когда он отправился в собор св. Петра, чтобы взглянуть на деревянную модель, которую сделал Сангалло, и осмотреть строительство, он встретил там всю сангалловскую свору, которая, подступив к нему, ничего лучшего не нашла, как заявить Микеланджело, что они, мол, радуются тому, что руководство строительством поручено ему и что модель — это луг, на котором всегда можно будет пастись. «Правду вы говорите», — ответил им Микеланджело, желая намекнуть (о чем он как-то признался одному из своих друзей), что он имеет в виду баранов и быков, ничего в искусстве не смыслящих. Папа Павел издал наконец именной указ, в котором назначил его начальником строительства с неограниченными полномочиями, на основании которого он мог строить и разрушать уже построенное, расширять и сокращать и изменять по своему усмотрению все, что только заблагорассудится, и приказал, чтобы все управление строительством подчинялось его распоряжениям. Тогда, убедившись в таком доверии к нему и вере в него со стороны папы, Микеланджело, дабы показать свою добрую волю, пожелал, чтобы в указе было объявлено, что он служит на строительстве из любви к Богу и без какого-либо вознаграждения. В том году Вазари закончил печатание сочинения с жизнеописаниями флорентинских живописцев, скульпторов и зодчих, куда из еще живущих, даже самых старых, он включил жизнь одного лишь Микеланджело, которому и поднес свое сочинение, и тот его принял с большой радостью, ибо воспомина-

«Святое семейство» («Тондо Дони») — единственная сохранившаяся работа Микеланджело на дереве (за исключением фресок в Риме, мастер большую часть своего творчества посвятил скульптуре). Написана в 1596—1508 годах для купца Аньоло Дони и его супруги.

ния о многих вещах Вазари внес туда с его слов, как художника старшего и более рассудительного; и не прошло много времени, как Микеланджело, прочитав сочинение, прислал ему свой собственный сонет, который мне тут же хочется привести на память об оказанных им мне любезностях: И карандаш и краски уравняли С благой природой ваше мастерство И так высоко вознесли его, Что в ней красы еще прекрасней стали. Ученого рукой теперь нам дали Вы новый плод усердья своего И, не презрев из славных никого, Нам многих жизней повесть начертали. Напрасно век, с природой в состязанье, Прекрасное творит, — оно идет К небытию в урочный час отлива; Но вы вернули вновь воспоминанье О поглощенных смертию — и вот, Ей вопреки, оно навеки живо.

Величественную статую Моисея мастер создал для гробницы папы Юлия II. Работу над ее скульптурным убранством он начал в 1513 году. Однако впоследствии по воле папы Льва X Микеланджело был вынужден поступиться грандиозностью своего первоначального замысла и значительно сократить количество скульптур.

art of relaxation

И скусство отдыхать / t he

Этот район славится разнообразием животного и растительного мира, которое объясняется его уникальными географическими особенностями: здесь за несколько часов можно попасть из полупустынных и степных предгорий в горные леса, на альпийские луга или даже в царство вечных снегов.

This region is famous for its variety of plant and animal life, which is due to its unique geographical characteristics: here in a matter of a few hours you can go from semi-desert and grassy foothills to mountain woodland, Alpine meadows or even the realm of eternal snow.

Старику на вид было за восемьдесят, но он уверенно держался в седле, успевая одновременно и присматривать за стадом, и краем глаза следить за мной. Я старалась незаметно подобраться к стаду, чтобы сфотографировать овец, и сама исподтишка следила за стариком: очень уж он был колоритным. Тот приветливо заулыбался, заметив, что я навожу на него объектив, и жестом подозвал меня. Обменялись приветствиями. Старик засунул в рот старомодную папироску, и разговор завязался. Лариса ПЕЛЛЕ / by Larisa PELLE Фотографии Ларисы Пелле, Вилле Палонена / Photographs by Larisa Pelle, Ville Palonen

Roads to Issyk-Kul

112

дороги на Иссык-Куль

The old man looked to be around eighty, but he sat firmly in the saddle, managing simultaneously to watch his flock and keep half an eye on me. I was trying to get close to the flock unnoticed so as to photograph the sheep as well as surreptitiously spying on the old chap — he was a very colourful figure. He smiled in a friendly way as he noticed my lens pointing at him and gestured me to come over. We exchanged greetings. The old man stuck an old-fashioned papirosa cigarette in his mouth and we fell into conversation.

art of relaxation

И скусство отдыхать / t he

Здесь, среди гор и лугов Киргизии, мы на минуту стали приятелями. Я, едва заставшая советские времена, и старик-чабан, проживший их сполна и теперь уже почти забывший. Кем только не был Бакыт за свои 82 года: охотником, математиком, преподавателем информатики, а теперь — на пенсии, работает пастухом. «Есть у меня в городе квартира, но что мне в этом городе делать!» — говорит Бакыт. Летом бросает устроенную жизнь не только он — как только наступает пора выгонять скот на пастбища, многие городские жители превращаются в пастухов и уходят в горы.

Я тоже направляюсь в горы. Они, несмотря на меняющийся в республике строй, остались прежними. Бакыт замечает, что, если сильно повезет, в горах может повстречаться снежный барс. На вопрос, видел ли он сам барса, пастух хитро щурится: «Когда мне было двадцать семь, я встретил его на охоте — случайно, не ожидал. Подстрелил и отдал отцу, как здесь заведено. А отец подарил шкуру секретарю райкома партии. До сих пор этого барса помню, один хвост у него больше метра был». Бывший учитель информатики, заметив, что стадо начинает раз-

Скалы из красного песчаника в каньоне ЖетиОгуз («Семь быков»). Здесь всегда царят спокойствие и тишина. Пастух ведет неспешную беседу, не забывая следить за стадом. Red sandstone cliffs in the Zheti-Oguz (Seven Bulls) canyon. Peace and quiet always reign here. The herdsman conducts an unhurried conversation, without forgetting to keep an eye on his animals.

На беркуте специальная шапочка, чтобы он не отвлекался, прежде чем появится крупная дичь. А в остальном между птицей и беркутчи — полное взаимопонимание! The golden eagle is wearing a special hood to keep it from being distracted before worthy prey appears. In everything else there is complete mutual understanding between the bird and the berkutchi.

115

114 Петр Семенов-Тян-Шанский писал: «Темно-синяя поверхность Иссык-Куля своим сапфировым цветом может смело соперничать со столь же синей поверхностью Женевского озера… и ничем не сравнимое величие последнего плана ландшафта придает ему такую грандиозность, которой Женевское озеро не имеет». The Russian explorer Piotr Semionov-Tian-Shansky wrote: “With its sapphire hue the dark blue surface of Issyk-Kul can unashamedly compete with the equally blue surface of Lake Geneva … and the incomparable majesty of the most distant element of the landscape gives it a grandeur that Lake Geneva does not have.” There, among the mountains and pastures of Kirghizia, we became friends for a minute. Yours truly, who can barely remember the Soviet era, and the elderly shepherd who experienced it to the full and has now almost forgotten it. Bakyt had had a whole range of occupations in the course of 82 years: hunter, mathematician, teacher of computer science and now, after retiring, he was working as a shepherd. “I have an apartment in the city, but what am I meant to do in the city?” says Bakyt. In summer he not alone in abandoning the settled way of life — as soon as the time comes to drive the animals out onto the pastures, many town-dwellers turn into herdsmen and go off to the mountains. I also headed for the mountains. Despite the political changes that have taken place in the republic, they re-

main the same. Bakyt says that if you are very lucky, you can come across a snow leopard in the mountains. When I asked if he had seen one himself, the shepherd narrowed his eyes slyly. “When I was twenty-seven I met one while out hunting — by chance, unexpectedly. I shot it and gave it to my father, as is the custom here. And my father presented the skin to the regional party secretary. I still remember that snow leopard — his tail alone was over a metre long.” The former computer science teacher noticed that his flock was beginning to scatter, straightened his hat, said goodbye and galloped dashingly off towards the mountains. I continued on my way southwards, towards Issyk-Kul. There are ten or so different routes from Almaty to IssykKul. In a car you can do the trip in three hours, but

бредаться, поправил колпак, попрощался и лихо помчался в сторону гор. А я продолжила путь на юг, к Иссык-Кулю. От Алма-Аты до Иссык-Куля ведет с десяток маршрутов. На машине путь можно проделать за три часа, но любители экологического туризма отправляются в дорогу пешком: здесь за каждым поворотом скрываются первозданная красота, вековая мудрость, а подчас даже магия. Одним словом, стоит прогуляться… Большинство приезжает сюда летом. В Киргизии это самое время для походов в горы, скалолазания и прочих радостей экотуриста. Страна, получив независимость, оценила свои богатства и сделала ставку на туризм, претендуя, ни много ни мало, на звание азиатской Швейцарии. Швейцария киргизам помогла, научив, как развивать сеть локального туризма. Теперь в каждом более-менее крупном населенном пункте есть координатор, который знает всех местных чабанов, гидов, коневодов, рыбаков и скалолазов и может организовать хоть поход в горы на иноходцах, хоть ночевку в самой что ни на есть настоящей юрте. После двух дней похода ночевка в юрте — именно то, что нужно. За два дня пришлось преодолеть два перевала, один из которых даже в июле покрыт снегом. Такой поход, конечно, не тянет на статус «путешествия с риском для жизни», но после городской суеты заставляет почувствовать себя живым и испытать настоящую радость от ледяной воды в ручье, от хрустящего снега и жаркого солнца. И когда из-за поворота вдруг показывается чабан, ты уже смело идешь ему навстречу, приветствуя, как старого знакомого. Этот чабан рассказал мне о Талгаре Шайбырове — беркутчи, местном «эксперте» по охоте с беркутом. И мы без лишнего промедления отправились к нему. Беркутчи сказал, что беркут еще не кормлен, а значит, можно попробовать поохотиться. Но предупредил, что сейчас охота не так легка, как зимой, когда редкий день возвращаешься без добычи. Полдня с беркутчи показались путешествием в другое измерение. Мне, не бог весть какой наезднице, оказалось не по силам управлять конем, высматривать добычу и держать на руке семикилограммовую

Охота с беркутом — уже не такое популярное занятие, как раньше, и грозит исчезнуть совсем. Талгар Шайбыров — один из немногих оставшихся в Киргизии беркутчи.

Hunting with golden eagles is not such a popular activity as it used to be and is in danger of disappearing altogether. Talgar Shaibyrov is one of the few remaining berkutchis in Kirghizia.

art of relaxation

И скусство отдыхать / t he

птицу. Пока на беркута надета шапочка, он сидит смирно (а от когтей руку защищает толстенная кожаная перчатка по плечо), но как только снимаешь шапку, птица вертит головой по сторонам в поисках добычи и, если что-то заметит, пускается в полет. Напрасно надеяться, что беркут взмоет ввысь и будет с небес высматривать добычу, — издержки содержания в неволе... Но вот он увидел на скалистом склоне лисицу — и сразу бросился в атаку. Но промахнулся почти на полметра. Казалось бы, что должен делать хищник? Взлетай снова и хватай добычу! Но обленившаяся птица сидит там, где приземлилась, и ждет, пока не придет хозяин. А потом, сидя на руке, ластится к нему клювом, как какой-нибудь волнистый попугайчик. Что ж, сегодня лисице повезло… По словам беркутчи, лучше было заночевать в местечке Манжылы-Ата, а путь продолжить утром. Манжылы-Ата оказалось крошечным поселением из нескольких юрт в километре от озера Иссык-Куль, которое издалека казалось лазурным в обрамлении терракотового цвета песка. Хозяева вышли поздо-

роваться и тут же освободили для меня одну из юрт. На ночлег здесь даже не приходится проситься, приглашение следует за приветствием как само собой разумеющееся. Я лежу на коврах в юрте и смотрю вверх, в отверстие для выхода дыма. Когда темнеет, в него видны миллионы звезд — и киргизская ночь вся насквозь пропитана магией. Чутье меня не обмануло. Наутро, прежде чем распрощаться, хозяева показывают святое место — семь источников, к которым издревле ходят в надежде на чудо и просто за удачей. Хозяин рассказывает одну за другой истории чудесного исцеления. «Совсем недавно, — говорит он, — здесь была женщина, которая, будучи лет двадцать назад большим районным начальником, распорядилась срубить деревья у источников, чтобы люди не отвлекались на „всякое язычество“, а занимались бы строительством коммунизма». Хозяин углубляется в подробности злоключений, постигших женщину после этого. Я тихо слушаю. Место это действительно особенное. Может ли оно за что-либо наказать и о чем тут мож-

Осел по-прежнему используется местным населением в качестве транспорта. Donkeys are still used as a means of transport by the local population.

Ниже. Здесь, в мусульманской стране, свиней выращивают только русские — и у них есть на это полное право! Below. In this Muslim country only the Russians kept pigs — and they have every right to do so!

117

116

adherents of ecological tourism set off on foot — in these parts untouched beauty, age-old wisdom, at times even magic lie hidden around each bend. In short, it’s worth going the long way. Most people come here in the summer. In Kirghizia that’s the best time for mountain trekking, rock-climbing and other delights of eco-tourism. After independence the country reviewed its assets and decided to stake on tourism, laying claim to the ambitious label “the Switzerland of Asia”. Now every population centre of any size has its own co-ordinator who knows all the local herdsmen, guides, horse-breeders, fishermen and rock-climbers and can organize anything you want — a gentle riding trip in the mountains, a night in a real nomadic yurt, or whatever. After the bustle of city life, a trip like that makes you feel alive. You get a real joy from the icy water in the streams, from the crunch of snow underfoot and the warmth of the sun. And when a herdsman suddenly appears from around the bend, you confidently advance towards him and greet him like an acquaintance. This herdsman told me about a berkutchi, or expert in hunting with golden eagles, named Talgar Shaibyrov. We set off to find him without delay. The berkutchi told us that his eagle had not been fed yet, so we could try to go hunting, but warned us that at that time of year

the hunting was not as good as in winter, when he rarely fails to bag something in the course of a day. Half a day with the eagle-hunter was like a trip into a different dimension. With my indifferent riding skills, I found it impossible to manage my horse, look out for prey and hold a seven-kilo bird on my arm. While the eagle is hooded it will sit quietly (a thick shoulderlength leather gauntlet protects you from its talons), but as soon as the hood is removed, the bird turns its head from side to side in search of quarry and, if it spots something, hurls itself into the air. It’s no use hoping that the golden eagle will soar up and hover, looking out for prey from on high — that’s the difference between a bird kept in captivity and a wild one. But now it spotted a vixen on a rocky slope and instantly launched into an attack. But it missed by over a foot. You would expect a bird of prey to take off again and make another attempt at its quarry. But this eagle had grown lazy and stayed where it landed, waiting for its master to come and get it. Then, perched on his arm once again, it preened him with its beak, like some great budgerigar. Oh well, the vixen was in luck that day. The berkutchi recommended that we spend the night in a place called Manzhyly-Ata and continue our journey in the morning. Manzhyly-Ata turned out to be a tiny settlement of a few yurts a kilometre from Lake Issyk-Kul, that from a distance looked like a piece of lapis-lazuli

Зимой многие жители работают в городах и живут в квартирах «с удобствами», а летом превращаются в пастухов и переселяются в юрты. Местные жители приветливы, и после приветствия часто следует долгий и обстоятельный разговор «за жизнь». In winter many of the population work in the towns and cities and live in apartments with “mod. cons”, but in summer they turn into herdsmen and move into yurts. The local people are welcoming and a greeting often develops into a long and detailed conversation about “life”.

но просить — я так и не понимаю, но путешествие мое продолжается и становится все более увлекательным. В ближайшем городке — базар. Раз в неделю народ со всей округи собирается здесь, чтобы продавать и покупать скот. Зевак нет — все заняты делом. У русской семьи, приехавшей на старенькой «Ладе», в багажнике оказывается пара дюжин поросят. Я спрашиваю, как это так получилось, что они торгуют свининой в мусульманской стране. И веселые торговцы объясняют, что ислам в этих местах — свободный, можно не только не носить платок, но не грех и выпить за здоровье, и уж, конечно, выращивать свиней вовсе не преступление. Правда, добавляют, что занимаются этим только русские.

Внизу. «Лошадиные смотрины» на еженедельном скотном рынке в Караколе. Покупатели тщательно осматривают «товар» — на это порой уходит целый день. Bottom. The “horse show” at the weekly animal market in Karakol. The buyers carefully inspect the goods, sometimes taking the whole day over it.

art of relaxation

И скусство отдыхать / t he

118

К полудню народа на рынке — как на огромном стадионе. Кто-то с темпераментом демонстрирует коней, кто-то задирает жирным овцам ноги, чтобы оценить курдюк… Чуть поодаль торгуют экзотикой: яков и верблюдов даже тут встретишь не часто. В этой пестрой толпе из людей и животных я привлекаю всеобщее внимание: все, кроме меня, что-то покупают или продают. Я вдруг снова чувствую себя чужаком. Это ощущение исчезло через полчаса, когда у меня появился Шашлык — месячный белый козленок. Мой собственный скот. И отныне мы будем путешествовать с Шашлыком вдвоем. Как принято у многих древних народов, детям здесь часто дают имена со значением. Вот и я назвала козла Шашлыком, чтобы имя вызывало умиление и смех, ограждая от опасности стать известным блюдом. Шашлык меня не разочаровал. Путешествовать дальше приходилось в машине и на лошади. Козленок то смирно сидел в автомобиле у меня в ногах, то безропотно висел в сумке на боку у коня, видимо не меньше меня удивляясь окружающим пейзажам. Иногда мы сидели в горах на привале, и я рассказывала ему о его преимуществах перед баранами. Мне кажется, он все понимал. А может быть, я просто слишком долго путешествовала одна… Но идти по узким горным тропам, щуриться от солнца и не следить за временем казалось мне самым подходящим занятием. Мимо изредка проезжали конные экспедиции — туристы из Европы. Неделю, а то и две разъезжающие верхом по непривычным для них местам, они делились впечатлениями со мной, случайной спутницей. В Киргизию любители конных походов устремляются, как лыжники в Альпы: кони здесь, говорят, на мировом уровне, а ландшафт позволяет не проходить по одному маршруту дважды, а неделями осваивать новые тропы. В сияющей экипировке, современных костюмах и с машинами сопровождения, в которых было все необходимое для путешествия в горах, западные наездники ничуть не казались здесь чужаками. Можно было действительно вообразить, что мы — в швейцарских Альпах, не появляйся изредка навстречу аксакалы в белых колпаках или мохнатых шапках. Аксакалы непременно предлагали кумыс, сезон которого только-только начался. Иностранные туристы

set in terracotta-coloured sand. The occupants turned out to greet us and immediately vacated one of the yurts for me to use. You don’t even need to ask to stay the night here — the invitation follows straight on from the greeting, as something quite natural. I lay on the carpets in the yurt and looked up through the opening that allows the smoke out. When it grows dark you can see millions of stars there — and the Kirghizian night is steeped in magic. My intuition did not let me down. In the morning, before we parted, my hosts showed me a sacred spot — seven springs that people have visited since ancient times in the hope of a miracle or simply for luck. The man told me one story of miraculous healing after another. I listened quietly. It really was a special place, but my journey went on and became even more fascinating. There was a market in the nearest town. Once a week people from across the district gather here to buy and sell livestock. There are no onlookers, everyone is busy doing something. By noon the bazaar was as full of people as a huge stadium. In this motley crowd of humans and animals I attracted all eyes and suddenly I felt myself an outsider once again. That feeling disappeared after half an hour, when I acquired Shashlyk, a month-old white kid. My own livestock. From then on Shashlyk and I travelled together. As is customary with many ancient peoples, the names that they give their children here often have meaning. That is why I called the little goat Shashlyk — so that his culinary appellation would inspire affectionate laughter, protecting him from actually ending up as the dish after which he was named. I travelled both by car and on horseback during the rest of the journey. The kid would sit quietly at my feet in the car or hang uncomplaining in a bag at the horse’s side,

изредка осмеливались попробовать — кто кумыс, кто айран с кусочками масла и пленками, а кому-то хватало и просто воды из ручья. Дни сменялись ночами, солнце жарило в полдень, а ночью ручьи замерзали до самого дна. Мы с Шашлыком шли вперед. В Кочкоре натренированный швейцарцами эко-координатор не удивился таким гостям и сразу сообразил, что нам обоим должно понравиться в джайлоо — на летнем пастбище у пастухов. Там я смогу отдохнуть после долгого похода, а Шашлык — набрать весу. И вот уже опытный водитель Юсуф мчит нас невесть куда, в самую глубь гор, где спрятались зеленые пастбища, а жизнь должна раскрыться во всей своей простоте. И она раскрывается. Хозяева и трое их детей помнят из школьной программы едва ли сотню русских слов. Но зато вполне по-русски они играют в кости, доят коров и беспрерывно кухарят. Не успеваю я представиться и перевести дух, как в юрту уже тащат связанного барана — будут резать в честь гостя. Отогнув край ковра, чтобы не забрызгать кровью, барану перерезают горло прямо в хозяйской юрте, и тут же развешивают куски туши на внешней стороне юрты, чтобы холодный горный воздух не дал мясу пропасть. Хозяйка принимается лепить манты на всю ораву, и я присоединяюсь — где еще представится шанс своими руками делать угощение для киргизской семьи! К вечеру погода портится и начинается снегопад, хозяева посылают сыновей следить за стадом. Весной и летом в стаде из 700 голов каждый день рождаются детеныши. И сегодня — не исключение. Я все еще леплю манты, когда в юрту приносят новорожденного теленка. Он чуть не замерз на улице — придется

Несмотря на то что в Киргизию приезжают именно ради похода в горы, туристов здесь немного, и большую часть времени путешественник проводит один на один с природой. Despite the fact that people visit Kirghizia specially to hike in the mountains, there are not that many tourists here and most of the time a traveller will be alone with nature.

apparently as enchanted with the landscapes we passed through as I was. From time to time a mounted party of tourists from Europe passed by. They were spending a week or two trekking through this unfamiliar part of the world and shared their impressions with me, a chance travelling companion. Lovers of trail-riding are drawn to Kirghizia like skiers to the Alps: the local horses are said to be world-class and the terrain means that you don’t need to ride the same route twice, but can spend weeks discovering new paths. With their gleaming equipment, modern outfits and support vehicles containing everything necessary for a trip in the mountains, the Western riders did not seem in the least out of place. It would really have been possible to imagine we were somewhere in the Swiss Alps, had it not been for the occasional encounter with a tribal elder in a white felt or shaggy fur hat. These locals invariably offered us kumiss (fermented mare’s milk), the season for which had just begun.

Это грациозное животное — единица измерения богатства и преуспевания местных жителей. И, конечно, источник кумыса. This graceful creature is the unit by which the wealth and prosperity of the natives is measured. And, of course, the source of kumiss.

Night followed day. At noon the sun beat down, but at night the streams froze to the bottom. Shashlyk and I pressed on. At Kochkor a well-trained by Swiss ecotourism co-ordinator was not surprised to meet such a pair of guests and immediately realised that we should both enjoy some time on a high summer pasture (jailoo) with the herdsmen. I would be able to recuperate there after the long journey, while Shashlyk put on weight. And an experienced driver whisked us away to the heart of the mountains, where green meadows lay concealed and life would reveal itself in all its simplicity. And reveal itself it does. The hosts and their three children could barely recall a hundred words of Russian from their lessons in school. On the other hand there was no problem understanding how they play dice, milk the cows and constantly cook. I had not even had time to introduce myself and catch my breath, before a ram was tied up and dragged into the yurt — to be slaughtered in honour of the guest. Turning back the edge of the carpet, so as not to get blood on it, they slit the ram’s throat right there in their own yurt, and immedi-

ately hung parts of the carcass on the outside of the tent so that the cold mountain air would keep the meat from going off. My hostess set about making manty (meat dumplings) for the whole crowd of us and I joined her — where else would you get a chance to prepare food for a Kirghiz family! Towards evening the weather changed for the worse and snow started to fall. My hosts sent their sons to look after the animals. In spring and summer young are born in the 700-strong herd every day and that day was no exception. I was still making dumplings when a newborn calf was carried into the yurt. It had almost frozen to death outside and would have to be kept in the tent. On the spot where half an hour ago a ram had its throat cut, a Russian journalist was now making manty, while a calf still shaky on its legs wandered around her. That same evening another calf and a lamb were born. We ate together with the family that spoke hardly any Russian, played dice, looked at photographs and joked. And somehow the course of life was especially palpable that snowy evening.

art of relaxation

И скусство отдыхать / t he

120

подержать его дома. На том же месте, где полчаса назад резали горло барану, сейчас лепит манты русская журналистка, а вокруг нее, едва держась на ногах, бродит теленок. В тот вечер родились еще один теленок и ягненок. Мы ужинали с семьей, почти не говорившей по-русски, играли в кости, рассматривали фотографии, шутили. И как-то особенно хорошо в этот снежный вечер чувствовалось течение жизни. Наутро луг был занесен снегом. Хозяйские сыновья привели лошадей — не хочет ли гостья прогуляться верхом к леднику? Гостья очень даже хочет... Через два часа, когда вокруг были уже только снег и горы, мальчик велел мне спешиться: на лошадях передвигаться по леднику опасно. Он знал тропинку, надо было только попадать в его следы, и тогда можно не думать о возможности провалиться в пещеру или упасть в трещину между льдинами. И вдруг через несколько минут мальчик повернулся и, показав на снег, сказал: «Дед Мороз?» «Снеговик», — поправила я. И мы принялись за работу. Признаться, лепить снеговика в разгар жаркого лета мне еще не приходилось. За носом, волосами и глазами для снеговика пришлось сбегать обратно на край ледника, но, ступая в старые следы, мы управились быстро. Ночью опять мела метель, в загоне жались друг к другу бараны, яки и коровы. Где-то там, в загоне, нашел свое место и мой Шашлык. Похоже, он совсем освоился и уже больше не хотел никуда ехать. Хозяева кормили его сухими абрикосами. А я знала, что лучше подарка в ответ на их гостеприимство не найти. Уже дома, через месяц после возвращения, я получила письмо от одного из туристов, встретившегося мне по пути: «Был в Сарала-Сасе. Заметил козла, который пасся отдельно от стада и для которого у хозяев был отдельный загон. Они кричали ему: „Шашлык! Шашлык!“ Моего русского языка мне хватило, чтобы понять, что козленка подарила хозяевам русская журналистка. После того как я нашел у себя в фотоаппарате твою фотографию, хозяева просто взорвались от восторга и настояли на том, чтобы я сфотографировал их с Шашлыком. Фотографию тебе посылаю». Шашлык подрос за месяц и, как мне кажется, возмужал. А значит, имя со смешным значением «работает», оберегая мое животное от всяких бед.

In the morning the meadow was buried in snow. The sons of the family brought horses — Would their guest like to take a ride to the glacier? The guest was very enthusiastic. Two hours later when all around there was nothing but snow and mountains, the boy told me to dismount — it’s dangerous to cross a glacier on horseback. He knew the path and all I had to do was to follow in his tracks, then I needn’t think about possibility of dropping into a cave or crevasse. Then, after a few minutes, the boy suddenly turned round and, pointing to the snow, said “Ded Moroz?” “Snowman,” I corrected him. And we set to work. I must admit this was the first time I had made a snowman in the heat of summer. To find material for his nose, hair and eyes, we had to run back to the edge of the glacier, but following our own tracks, we managed quickly. There was another snowstorm that night. The sheep, yaks and cows pressed close together in their pens. Somewhere there my Shashlyk had found his place too. It seemed as if he had fitted in completely and no longer wanted to travel anywhere. My hosts fed him with dried apricots and I knew that I could find no better gift in return for their hospitality. Back home, a month after my return, I got a letter from one of the tourists I had met on my way. “I was in Sarala-Saz and noticed a goat that was grazing separately from the herd and had a special pen made for it by the owners. They called him, ‘Shashlyk! Shashlyk!’ My Russian was good enough to understand that the kid had been a present from a Russian journalist. After I found your photo in my camera, the owners simply exploded with delight and insisted that I photograph them with Shashlyk. I am sending you the picture.” Shashlyk had grown in that month and, it seemed to me, “become a man”. That means that his humorous name is working, protecting my animal from all manner of misfortune.

Повидав красоты Кыргызстана, путешественник Николай Пржевальский сказал: «Это та же Швейцария, только лучше». После смерти Пржевальского в его честь был назван город, который сейчас носит название Каракол. Здесь и могила путешественника, и его музей. After seeing the beauties of Kyrghyzstan, Nikolai Przewalski said: “It’s the same as Switzerland, only better.” After the famous traveller’s death a town was named in his honour — today it is known as Karakol. His grave is there and a museum dedicated to him.

Конный поход по ущелью Жети-Огуз. Передвигаться по стране верхом кажется логичным — киргизы являются отличными конюхами, проводниками и рассказчиками.

Trail riding in the ZhetiOguz gorge. Gettingabout the country on horseback seems logical — the Kirghiz are excellent grooms, guides and storytellers.

Увлечения / p astimes

Запретам вопреки… Родиной гольфа считается Шотландия. Впрочем, как это часто бывает, «авторство» игры пытались оспорить другие страны — Голландия, Дания, Франция. А итальянцы утверждали, что прародительницей гольфа была так называемая паганика — игра, в которую играли еще в Древнем Риме с помощью деревянной клюшки и набитого перьями кожаного мячика (изображения состязаний сохранились даже на фрагментах старинных фресок, обнаруженных под Вероной). Но шотландцы все-таки доказали свое право считаться родоначальниками гольфа с помощью исторических документов. Первое упоминание об игре встречается в 1452 году в указе парламента именно этой страны. А в 1457 году Яков II издал указ, запрещавший играть в гольф, — солдаты, по мнению короля, слишком много времени уделяли

the game of St Andrew

нархи поняли, что запреты бесполезны, и сдались. Говоря об официальных документах, в которых фигурирует эта игра, нельзя не упомянуть еще один: в 1637 году в Шотландии за кражу мячей для гольфа был казнен мальчик. Мера жестокая, но тогда мяч стоил так дорого, что наказание сочли адекватным.

Спорт или забава? Первые официальные правила игры в гольф были утверждены в 1754 году клубом «Royal and Ancient Club of St. Andrews». Суть игры мало изменилась с тех пор. Заключается она в следующем: мяч необходимо послать из специально подготовленной зоны «ти» в направлении лужайки «паттинг-грин», где расположена лунка диаметром 108 миллиметров. Загнать его в лунку нужно минимальным количеством ударов, а «круг гольфа» состоит из игры на 18 таких Издавна существовало много игр с использованием мяча и клюшки. Фрагмент средневековой французской миниатюры. There is a long history of different games played with a club and ball. Detail of a mediaeval French miniature.

игра

Дмитрий КРЕЧЕТОВ / by Dmitry KRECHETOV

святого Андрея

122

Шотландский пастух, уставший от долгих блужданий по горам, наконец вышел на просторную лужайку. Заметив притаившийся в траве небольшой круглый камешек, он рассеянно ударил по нему посохом. И каково же было удивление пастуха, когда камень, взмыв в воздух и пролетев по замысловатой траектории с десяток метров, попал аккурат в кроличью нору! Пастух решил попробовать еще раз, и глаза его начали рыскать в поисках нового камня… Многие любители гольфа считают, что пастух — это святой Андрей, покровитель Шотландии, имя которого носит город Сент-Эндрюс. Так это или нет, но сегодня нехитрая пастушья забава известна всему миру… The Scottish shepherd, tired of wandering the hills, stepped out onto an expansive meadow. Spotting a small round stone nestling in the grass, he absent-mindedly struck it with his crook. To his great surprise the stone flew into the air and, following a complex trajectory for a dozen yards, dropped neatly into a rabbit hole! The shepherd decided to try again and his eyes began combing the grass for another stone. From that moment the shepherd’s accidental amusement supposedly began to develop into what is known around the world today as the game of golf.

этой игре в ущерб стрельбе из лука и тем самым подрывали обороноспособность страны. Надо сказать, запрет сей не возымел почти никакого действия: солдаты как гоняли клюшками мяч, так и продолжали гонять. Подобные указы подписали Яков III в 1471 году и Яков IV в 1491-м… Потом мо-

123 In defiance of bans Scotland is considered the homeland of golf. Yet, as is often the case, its first rights to the game are disputed by other countries — Holland, Denmark and France. The Italians, meanwhile, have claimed that golf had its origins in a game known as paganica that was played back in Ancient Rome with a bent stick and a little leather ball stuffed with feathers. (Images of people

Во Франции в средние века существовала игра, цель которой сводилась к тому, чтобы загнать деревянный мяч в железный обруч с помощью колотушки с длинной ручкой. Эта игра, наряду с русской лаптой, — одна из предшественниц гольфа. Фрагмент миниатюры из часослова герцога Бургундского. In mediaeval France there was a game in which players had to knock a wooden ball into an iron hoop using a mallet with a long handle. That game, like the Russian lapta, is one of the forerunners of golf. Detail of a miniature from the Book of Hours of the Duke of Burgundy.

лунках (в усеченном варианте — 9). Ударом, кстати, считается любое касание мяча клюшкой, даже случайное. Мяч всегда должен разыгрываться с того места, где упал после предыдущего удара. Вышедший из игры мяч должен быть возвращен на место, откуда совершался удар. Если же мяч улетел

playing this game have even survived in fragments of old frescoes found near Verona.) But the Scots have nonetheless succeeded in proving their right to be considered the originators of golf with the aid of historical documents. The earliest mention of the game, in an act of the country’s parliament, dates from 1452. Then in 1457 James II issued a decree banning his subjects from playing golf — the King believed his warriors were spending too much time on the game at the expense of archery practice and thus undermining the fighting capacity of the nation. It should be said that this ban had hardly any effect: the Scots continued to knock balls about with clubs just as before. Similar decrees were issued by James III in 1471 and James IV in 1491… At last the monarchs grasped that their bans were useless and gave up. While we are on the subject of official records that refer to the game, mention must be made of one more: in 1637 a boy was executed for stealing golf balls. A harsh punishment, of course, but back then golf balls were so expensive that it was not considered excessive.

An indispensable part of the image The first official rules for the game of golf were approved in 1754 by what would later [in 1834] become the Royal and Ancient Golf Club of St Andrews on the east coast of Scotland. The essence of the game has changed little since. But the physical demands of the game are no trivial. It is not just that on their way to victory golfers have to overcome a series of natural and man-made obstacles. The clubs are fairly heavy and every shot is a serious strain on the spine. It is no coincidence that professional golfers often have back problems. But while Scotland is considered the homeland of golf as a sport, it was America that added its business com-

Увлечения / p astimes

«Игрок в гольф». С рисунка Рембрандта Харменса ван Рейна. 1654 год. The Golf Player. Form a drawing by Rembrandt Harmensz van Rijn. 1654.

Непременная составляющая имиджа Если Шотландия считается родиной гольфа как спортивной игры, то Америка произвела на свет ее бизнес-составляющую и превратила к тому же в весьма престижное светское развлечение. В 1916 году в США была учреждена Ассоциация гольфистов-профессионалов. Эти игроки не просто выступали в турнирах, но зарабатывали с помощью гольфа себе на жизнь. Игра начала стремительно коммерциализироваться и в итоге пришла к своему нынешнему состоянию, когда игроки мирового

неизвестно куда и игрок не может его найти в течение пяти минут, он должен ввести в игру новый. В общем, все довольно просто. На словах. На деле же ситуация обстоит иначе. Несмотря на то что многие не считают гольф спортивной игрой (видимо, работает стереотип: английские аристократы прогуливаются по зеленым лужайкам и ведут неспешную беседу, изредка ударяя по мячику), физические нагрузки в этой игре нешуточные. И дело даже не в том, что на пути к победе гольферам приходится преодолевать полосу из естественных и искусственных препятствий в виде деревьев, водоемов, песчаных ловушек, а протяженность поля (ландшафты которого проектируются профессиональными архитекто-

124

рами) составляет 4,5–6,5 километра. Клюшки весят немало, и каждый удар — серьезное испытание для позвоночника. Не случайно у профессиональных гольферов часто бывают проблемы со спиной.

Первое упоминание о гольфе в Америке относится к 1657 году, когда шерифу форта Орандж поступила жалоба на трех мужчин, игравших в kolven. Гравюра XVII века.

The first mention of golf in America dates from 1657 when the sheriff of Fort Orange received a complaint about three men playing at kolven. Seventeenth-century engraving.

Kolven не был гольфом в нынешнем понимании. Вероятно, он являлся разновидностью хоккея на льду или хоккея на траве. Никто не знает правил этой игры, поскольку описания ее не сохранилось. Но очевидно одно: голландские ребятишки с наслаждением гоняли мяч и называли это «игрой в kolven». Некоторые ученые перевели это слово как «гольф». The Dutch game of kolven was not golf as we know it now. It was probably a variant of hockey or even ice-hockey. No-one now knows the rules of the game as no description has survived. One thing is clear, though, Dutch youngsters enjoyed knocking a ball around and called the activity “playing kolven”. Some scholars have translated the word as “golf”. ponent and turned it into a highly prestigious social pastime. In 1916 the Professional Golfers’ Association was founded in the USA. Its members did not simply play in tournaments, but earned their livings from golf. For the majority of American politicians, businessmen and public performers walking the greens with a set of clubs is an indispensable part of their image. It is well known that golf is the main sporting interest of the present US president, George W. Bush. He caught the bug from his father, George Bush Senior. One of the richest men on the planet, Bill Gates, has long preferred to settle business matters over a game of golf. Entertainers are no less enthusiastic than politicians and businessmen. The actor Bill Murray is reckoned one of America’s best amateur golfers, while Michael Douglas proved so passionate a player that he once managed to hit a caddy in the groin with a ball. Kevin Kostner, who played a professional golfer in the 1996 film Tin Cup, took lessons at the premier club in Los Angeles and became so keen on the game that he can now regularly be found on the greens.

To go down in history Sport means competition, championships, and golf is, of course, no exception. In the professional game there are four main tournaments: the British Open and, across the Atlantic, the US Open, the Masters and the PGA championship. If a golfer wants to go down in the history of the sport, he will need at least once in his career to win one of these four championships. The oldest and most prestigious tournament is the British Open. It was first held in Scotland in 1860, then moved south to Sandwich in Kent. The distinctive feature of this competition is that it is always played on a links course, i.e. one by the sea, where wind is the

125

Самым богатым и высокооплачиваемым из всех турниров считается PGA Tour. Здесь соревнуются самые крутые профи: Тайгер Вудз, Фил Микельсон, Дэвид Дювал, Эрни Элс, Серхио Гарсия и другие. The richest and most highpaying of all circuits is the American PGA tour. The leading professionals, including Tiger Woods, Phil Mickelson, David Duval, Ernie Els and Sergio Garcia, play on it.

Лучшая американская гольфистка начала XX века Гленна Коллетт — «Бобби Джонс в юбке».

На фотографии, сделанной в апреле 1937 года, — площадка для игры в гольф. Вокруг нее столпились болельщики, наблюдающие за ходом поединка между Байроном Нельсоном и Виффи Коксом.

The best American woman player of the early part of the twentieth century was Glenna Collett — “the female Bobby Jones”.

This photograph was taken in April 1937. It shows fans crowding around to watch a golfing duel between Byron Nelson and Wiffy Cox.

Ниже. Клюшки в гольфе служат для того, чтобы в разных ситуациях наносить удары разной силы и добиваться нужной траектории полета мяча. Клюшки бывают деревянными (вудсы) и металлическими (айроны). Все они пронумерованы от одного до десяти, могут быть и парные с одним номером, но в комплект клюшек для игры нельзя включать более 14 штук. Below. The clubs in golf are used in different situations to strike the ball with different strength and to give it the desired trajectory. There are two main sorts – woods and irons. Today they are numbered from one to ten. You can have a pair with the same number, but it is against the rules to play with a set of more than fourteen clubs.

golfer’s main enemy. The winner becomes custodian of the legendary trophy known as the Claret Cup. The Masters in April is unique for its awards ceremony in which the winner is given a green jacket. The August PGA tournament is noted for never having allowed amateurs to compete. It appeared on the scene in 1916, at the same time as the American Professional Golfers’ Association. Among team competitions, the best known is the Ryder Cup — a match between Americans and Europeans that takes place once every two years.

“Hotels, limousines, golf…” Meanwhile the joys of golf were unknown in Russia until very recently. Earlier than that there is the lone figure of Grand Duke Mikhail Mikhailovich, who was banished from Russia for “unseemly behaviour” and became keen on the game after visiting Scotland. Later he settled in the south of France, where he founded the Cannes-Mandelieu golf club that is famous to this day.

The article on golf in the Great Soviet Encyclopaedia ended with the words: “In the USSR golf is not cultivated.” Still there is a widely known, curious tale of a conversation that took place between Leonid Brezhnev and the American billionaire Armand Hammer in the mid-1970s. The General Secretary asked the American how to attract Western businessmen to the country. Hammer answered with a smile: “Hotels, limousines, golf…” Incredibly Brezhnev took the tycoon’s advice. Soon a modern hotel and office centre was constructed in Moscow. Important foreign visitors found themselves being transported in Chaikas. But golf did not get a foothold in the USSR, despite an official invitation to Robert Trent Jones, one of the world’s most celebrated course designers. This distinguished specialist selected a site, went back home to draw up a project, and … never returned. The Soviet officials of the day recovered their wits and managed to explain to the General Secretary the pernicious nature of the bourgeois game. The

Ниже. Майкл Джордан, звезда мирового баскетбола, тоже участвует в любительских чемпионатах по гольфу.

Below. The basketball star Michael Jordan plays in amateur golf competitions.

The first Russian golf enthusiasts appeared in Moscow only in the late 1980s and in St Petersburg in the early 1990s. Despite its later start, the Northern Capital managed to get ahead of Moscow in some ways: it was here that the first Russian-language website devoted to golf was created and the first book about the game in Russian was published. Besides that, it was outside St Petersburg that the first-ever Russian golfing cup competition was held in 2003. Still, it is, of course, impossible to catch up on centuries of experience in such a short time. While in the West millions of people knock balls into holes (according to statistics around 28 million play regularly in the USA alone), in Russia golf remains an elite game. The thing is that it takes a considerable amount of time and that is something far from everyone has available. The lack of facilities is also a factor. But the latter problem is being tackled. In the next five years almost a dozen new golf courses will appear in the suburbs of the capital and St Petersburg will acquire three new golf complexes. Who knows, in the near future golf may cease to be the province of a select few in Russia. Справа. «Звездная парочка» Майкл Дуглас и его жена Кэтрин Зета-Джонс обожают гольф и на турниры всегда ездят вместе.

Right. The “stellar couple” Michael Douglas and his wife Catherine Zeta-Jones adore golf and always travel to tournaments together.

Left. President George W. Bush, a dedicated golfer, here with ex-Senator David Sibley on a Texas course.

Ниже. Тайгер Вудс на Masters-2004.

Below. Tiger Woods at the 2004 Masters.

PA PHOTOS/PHOTAS

Ниже. Четвертый день 136-го турнира Open Championship-2007 в Шотландии. Испанец Серхио Гарсия отдает победу в финальный день соревнований.

Below. The fourth day of the 136th Open Championship, held this year at Carnoustie in Scotland. The Spaniard Sergio Garcia misses a putt, losing the play-off for the title.

Самый богатый и знаменитый игрок в гольф — Тайгер Вудс. За семь лет карьеры в профессиональном гольфе он выиграл 50 турниров, включая самые престижные: Masters, чемпионаты PGA, US Open, British Open, и стал лидером по призовым — около 74 миллионов долларов.

Landov/PHOTAS

First steps

127

The 2006 Masters. The course for the Masters is surrounded by magnificent azaleas, which gives the competition an amazing atmosphere.

Landov/PHOTAS

most amazing part of this whole story, though, is that a golf course did appear on that same site! That happened considerably later, admittedly, and the final project was the work of Robert Trent Jones Junior, the famous designer’s son.

Слева. Президент США Джордж Буш-младший — заядлый гольфист. Рядом — бывший сенатор Дэвид Сибли из техасского Ridgewood Country Club.

Masters-2006. Гольф-поле турнира Masters окружено прекрасными азалиями, что придает соревнованию удивительную атмосферу.

The US Open. Scotsman Paul Lawrie practising at Southern Hills Golf Course.

PA PHOTOS/PHOTAS

Mario Lemieux, captain and owner of the Pittsburgh Penguins is reckoned to be the best golfer among ice-hockey players.

Landov/PHOTAS

Марио Лемье, капитан и владелец клуба НХЛ «Питтсбург Пингвинз», лучший гольфист среди хоккеистов.

DPPI/PHOTAS

Спорт — это соревнования, чемпионаты, и гольф, разумеется, здесь не исключение. В профессиональном гольфе выделяются четыре главных турнира: британский The Open и американские US Open, The Masters и USPGA. Если гольфер хочет войти в историю спорта, за свою карьеру ему нужно выиграть хотя бы одно из этих четырех состязаний. Самый старый и самый престижный турнир — The Open. Впервые он был проведен в 1860 году в Шотландии, затем переместился на юг, в местечко Сэндвич в графстве Кент. Изюминка соревнования в том, что оно всегда проводится на побережье, где главный враг игрока — ветер. Победителю турнира вручают легендарный трофей под названием «Кувшин кларета».

Landov/PHOTAS

126

Турнир US Open. Шотландец Пол Лори тренируется на поле Southern Hills Golf Course.

Войти в историю

Landov/PHOTAS

Увлечения / p astimes

уровня могут фактически за один сезон сколотить миллионное состояние. Для большинства политиков, бизнесменов, деятелей искусства выход на поле с набором клюшек — непременная составляющая имиджа. Известно, что главным спортивным увлечением нынешнего президента США Джорджа Буша является гольф, к которому его пристрастил отец, Джордж Буш-старший. Один из самых богатых людей планеты Билл Гейтс предпочитает решать вопросы своего бизнеса за игрой в мяч. Не отстает от политиков и бизнесменов и артистическая тусовка. Одним из лучших гольфистов-любителей Америки считается актер Билл Мюррей. А Майкл Дуглас оказался настолько азартен, что как-то в запале угодил мячом в пах своему помощнику, таскавшему за игроком сумку с клюшками. Кевин Костнер, сыгравший роль гольфера в фильме «Жестяной кубок», брал уроки игры в самом престижном клубе Лос-Анджелеса и так пристрастился к гольфу, что теперь постоянно выходит на поле.

The richest and most famous golfer today is Tiger Woods. In a sevenyear career as a professional he has won 50 tournaments, including the most prestigious: the Masters, PGA championship, US and British Opens, and become the leading player in terns of prizemoney — around 74 million dollars.

«Отели, лимузины, гольф…» Между тем в России вплоть до последнего времени радости гольфа были неведомы. Известно только, что в начале прошлого века великий князь Михаил Михайлович во время своей ссылки, к которой был приговорен «ввиду неподобающего поведения», после посещения Шотландии сильно увлекся этой игрой, а позднее, поселившись на юге Франции, основал там знаменитый по сей день гольф-клуб «Канн-Манделье». Статья о гольфе в Большой Советской Энциклопедии заканчивалась словами: «В СССР гольф не культивируется». Однако широко известна любопытная история о беседе Леонида Ильича Брежнева с американским миллиардером Армандом Хаммером, имевшая место в середине 1970-х годов. Генеральный секретарь спросил американца, что может привлечь в нашу страну западных бизнесменов. На что Хаммер, улыбнувшись, ответил: «Отели, лимузины, гольф…» Невероятно, но Брежнев внял совету бизнесмена. Вскоре в Москве был построен современный гостинично-офисный центр. Важных заграничных туристов начали возить на «Чайках». Но вот с гольфом в СССР не заладилось — несмотря на то что в Москву по приглашению властей прибыл один из самых известных гольф-дизайнеров в мире Роберт Трент Джонс. Специалист облюбовал участок и уехал домой готовить проект. Но… не вернулся. Советские чиновники к тому времени опомнились и смогли разъяснить генсеку тлетворную суть буржуазной игры. Но самое удивительное в этой истории то, что на том же самом месте поле для гольфа появилось! Правда, произошло это значительно позже, и окон-

128

Ниже. Единственный в Петербурге гольф-клуб «Дюны» находится неподалеку от Сестрорецка. На сегодняшний день в клубе более 100 членов, около 250 человек — регулярных посетителей.

чательный проект подготовил сын американского гольф-дизайнера, Роберт Трент Джонс-младший.

Первые шаги Первые «гольф-энтузиасты» появились в Москве только в конце 1980-х, в Петербурге — в начале 1990-х. Несмотря на «поздний старт», кое в чем Северной столице удалось опередить Первопрестольную: именно у нас появился первый посвященный гольфу русскоязычный сайт, была издана первая книга о гольфе на русском языке. Кроме того, именно под Петербургом в 2003 году прошел первый в истории России Кубок по гольфу. Но наверстать многовековое отставание за столь короткое время, конечно, невозможно. Если на Западе загоняют шары в лунки миллионы людей (по статистике, только в США гольфом постоянно занимаются около 28 миллионов человек), в России гольф пока остается игрой элитной. Дело в том, что он отнимает значительное количество времени, а позволить себе это может далеко не каждый. Играет свою роль и нехватка «площадей». Впрочем, последняя проблема решается. В течение пяти лет десяток новых полей для гольфа появится в пригородах столицы, а в Петербурге — как минимум три новых гольф-комплекса. И кто знает, может быть, в ближайшем будущем гольф в России перестанет быть уделом избранных?

Ryder Cup — один из самых известных командных турниров по гольфу между американцами и европейцами. Он проводится раз в два года. The Ryder Cup is the most famous team competition in golf, played between Americans and Europeans once every two years.

DPA/PHOTAS

Увлечения / p astimes

Апрельский Masters уникален своей церемонией награждения победителя, которому дарят зеленый пиджак. Августовский турнир USPGA выделяется тем, что никогда в своей истории не допускал участия гольфистов-любителей. А появился на свет он в 1916 году — одновременно с созданием Ассоциации гольфистов-профессионалов США.

Below. St Petersburg’s only golf club Dunes is situated close to Sestroretsk. Today the club has over 100 members, while around 250 people play there regularly.

Гольф – игра с безграничными возможностями. Все зависит только от таланта и амбиций игроков. Соревноваться можно в Европейском, Американском, Азиатском или Южноафриканском турах. Самым богатым считается Американский тур, в котором профи за победу в турнире с призовым фондом в 3—4 миллиона долларов может получить порядка 700 тысяч. Golf is a game of unlimited opportunities. It all depends on the talent and ambitions of the players. You can compete on the European, American, Asian or South African circuits. The richest is the American tour, where for victory in a tournament with a prize fund of 3—4 million dollars a professional can pick up around 700,000.