Taleon Magazine - №13 by eDream Management Ltd

Гость номера /g u e s t

of the issue

Znamenov.qxd

8/22/08

15:11

Page 8

Лето в Санкт-Петербурге невозможно себе представить без поездки в Петергоф, без прогулок по тенистым аллеям его парков и освежающих фонтанных струй… Одни предпочтут для этого будний день, другие выберут праздничное гулянье — благо любое торжество здесь оказывается событием общегородского масштаба. Воистину, Петергоф в летние месяцы становится вторым лицом Петербурга. А кроме всего прочего, это еще и плеяда музеев, требующих постоянного внимания и заботы… Когда-то Дмитрий Сергеевич Лихачев сказал, что в музее люди должны работать долго, может быть всю жизнь: только тогда они могут стать настоящими музейщиками. Именно к таким людям относится Вадим Валентинович Знаменов. Окончив исторический факультет Ленинградского государственного университета в 1963 году, он через два года стал главным хранителем Государственного музея-заповедника «Петергоф», а в 1977-м — его директором. Несмотря на свою занятость, Вадим Знаменов любезно согласился встретиться с нашим корреспондентом Геннадием Амельченко. Для беседы он выбрал свободный от музейных забот день…

В заповедном музейном краю in the protected domain of museums

Более тридцати лет Вадим Валентинович Знаменов возглавляет коллектив Государственного музея-заповедника, а до этого в течение двенадцати лет был его главным хранителем. Именно благодаря его усилиям «Петергоф» получил статус музея-заповедника. Vadim Znamenov has been head of the complex for over thirty years, and before that he was its chief curator for twelve. It is thanks to his efforts that Peterhof was granted the status of museum preserve. Ниже. Статуя основателя Петергофа Петра I установлена в Нижнем парке. Работа Марка Антокольского 1872 года. Копия отлита в бронзе в 1954 году. Below. A statue of Peter the Great, the founder of Peterhof, was set up in the Lower Park. It was created by Mark Antokolsky in 1872 and a copy was cast in bronze in 1954.

A summer in St Petersburg would be unimaginable without a trip to Peterhof, without a stroll through the shady lanes of its parks and the refreshing splashing of its fountains… Some people prefer to go on a quieter weekday; others choose a festive occasion as any celebration here becomes an event on a citywide scale. In the summer months Peterhof does indeed become St Petersburg’s second face. And besides everything else the place boasts a host of museums demanding constant care and attention. The late great scholar Dmitry Likhachev once said that people needed to work for a long time in a museum, perhaps all their lives, because only then could they become real museum-workers. Vadim Valentinovich Znamenov is a case in point. He graduated from the history faculty of Leningrad University in 1963 and two years later became the chief curator of the Peterhof State Museum Preserve. In 1977 he was appointed its director. Despite being a very busy man, Vadim Znamenov kindly consented to meet our correspondent, Guennadi Ameltchenko. He chose a Saturday free from museum concerns for their conversation.

Гость номера /g u e s t

of the issue

Znamenov.qxd

8/22/08

15:11

Page 10

— В этом году по итогам всероссийского конкурса Государственный музей-заповедник «Петергоф» был признан одним из семи чудес России…. — Да, за нас проголосовало ни много ни мало двадцать шесть миллионов человек. Простые люди шли на почту и отсылали письма в нашу поддержку. Это дорогого стоит. Это — признание заслуг сотен людей, которые после войны подняли Петергоф из руин. Значит, мы не зря прокоптили свою жизнь. — Конечно, люди со всего мира приезжают полюбоваться этой жемчужиной пригородов Петербурга. А вот для вас, человека, проработавшего здесь всю жизнь, в чем уникальность Петергофа?

— Петергоф, и это очень важно, — целая система дворцов. Например, в великолепном Павловске есть прекрасный дворец и павильоны, но это комплекс одного дворца, который стоит над Славянкой. Каждый император, занимая российский престол, считал своим долгом возвести дворец в Петергофе. Не у всех получалось, — срок царствования был коротковат, — но большинство преуспели. Монплезир, Марли — это Петр Первый, Большой дворец — Елизавета Петровна, Екатерининский корпус и Английский парк — Екатерина Великая. При Николае Первом разбит парк Александрия, Фермерский дворец построен для Александра Второго, Александр Третий закладывает Нижнюю дачу, последний императорский дворец в Петергофе, который закончили строить при Николае Втором. И где, кстати, родился царевич Среди миллионов посетителей музея-заповедника есть персоны официальные, есть — всемирно известные… Разумеется, «Петергоф» открыт для всех. Выше. Слева направо: Сергей Тарасов, Людмила Вербицкая, Валентина Матвиенко, Вадим Знаменов. Слева. Актриса Мерил Стрип с дочерью в Гроте Большого каскада. Июль 2004 года.

В 1965 году «молодой специалист» Вадим Знаменов был принят на должность главного хранителя. О том времени он говорит: «Все надо было делать с нуля».

In 1965 the “young specialist” Vadim Znamenov was appointed to the post of chief curator. Recalling that time he says, “We had to do everything from scratch.”

– This year the results of a nationwide competition named the Peterhof State Museum Preserve as one of the “Seven Wonders of Russia”. – Yes, we gained the votes of a very impressive 26 million people. Ordinary folk went to the post-office and sent letters in our favour. That’s a great tribute. It is an acknowledgement of the contributions of the hundreds of men and women who raised Peterhof from the ruins after the war. It means we did not labour our lives away in vain. – Of course, visitors from all over the world come to admire this gem among the Petersburg suburbs. But for you, as a person who has worked here all his life, what makes Peterhof unique?

– Peterhof, very importantly, is a whole system of palaces. In splendid Pavlovsk, for example, there is a beautiful palace and pavilions, but that is a complex of a single palace that stands on the River Slavianka. Every emperor who came to the Russian throne considered it his duty to construct a palace at Peterhof. Not all of them managed it – their reigns were too short – but the majority did. Monplaisir and Marly are Peter the Great, the Great Palace his daughter Elizabeth, the Catherine Wing and English Park Catherine the Great. Under Nicholas I the Alexandria Park was laid out; the Farm Palace was constructed for Alexander II. Alexander III started the Lower Dacha, the last imperial palace at Peterhof, and it was completed in the time of Nicholas II. That birthplace of Tsarevich Alexei is the only palace at Peterhof that has still not been restored. And it is all this constellation of palaces that makes Peterhof absolutely amazing and unique. It makes it possible to take a journey through the ages. – Yes, Peter I conceived Peterhof as a summer capital and every emperor left his mark here, but,

Among the millions of visitors to the museum preserve there are official figures and worldwide celebrities. Of course, Peterhof is open to everybody. Above, left to right: Sergei Tarasov, Liudmila Verbitskaya, Valentina Matviyenko and Vadim Znamenov. Left. Actress Meryl Streep and her daughter in the Grotto of the Great Cascade. July 2004.

11 Выше. Большой дворец и каскад со скульптурой «Самсон» во время немецкой оккупации. Фото из журнала «OSTLAND». Август 1943 года. Справа. В начале Великой Отечественной войны множество скульптур «захоронили». В 1945 году пришла пора извлечь их из земли. Главный хранитель Марина Александровна Тихомирова на раскопках. Above. The Great Palace and cascade with the Samson sculpture during the German occupation. Photograph from the magazine OSTLAND. August 1943. Right. Following the Nazi invasion many sculptures were buried. In 1945 the time came to “disinter” them. Chief curator Marina Alexandrovna Tikhomirova at the excavations.

Nicholas II, for example, was fonder of the Alexander Palace in Tsarskoye Selo. – Yes, he loved it and spent a lot of time there. But please note that Nicholas II lived a third of all his days in Peterhof. Alexandria and its palaces were, moreover, the personal property of the Romanovs and the imperial family’s private life took place here. Receptions, balls, grand soirees – all of that took place in the Great Palace, was covered in the press and publicly discussed. Still today Peterhof remains a park of national importance, where events of state significance are no rarity. We receive distinguished visitors; presidents meet here. It remains a summer capital as it was intended by Peter. – Roughly how many people visit Peterhof in a year? – According to our calculations around six million. A fair number. Last year Versailles was seen by nine million, Sanssouci by about four. For the opening of the season

Алексей. Это единственный пока не отреставрированный дворец Петергофа. Все это созвездие дворцов и делает Петергоф совершенно удивительным и уникальным. Здесь можно путешествовать по эпохам. — Да, Петергоф был задуман Петром Первым как летняя столица, и каждый император оставил здесь свой след, но, скажем, Николай Второй больше любил Александровский дворец в Царском Селе… — Да, он любил его и часто бывал там. Но заметьте, каждый третий день Николая Второго прожит в Петергофе. К тому же Александрия и дворцы Александрии были частными владениями Романовых, и здесь протекала частная жизнь императорской семьи. Приемы, балы, торжественные вечера — все это происходило в Большом дворце, попадало в прессу и обсуждалось. Петергоф и сегодня остается парком общероссийского значения, где события государственного масштаба не редкость. Мы принимаем высоких гостей, у нас встречаются президенты. Так что Петергоф действительно летняя столица, как и задумывал его Петр Великий. — А сколько приблизительно людей посещают Петергоф за год? — По нашим подсчетам, около шести миллионов. Довольно приличная цифра. Версаль в прошлом году повидали десять миллионов, Сан-Суси — около четырех.

almost 100,000 people come here! The first time that happened I was walking around very proud of our achievements, but then I happened to take a look at some St Petersburg newspapers from the early twentieth century and among other things I found a report saying, “Yesterday there was a festival at Peterhof… as always at Peterhof there were around 100,000 people.” So that’s the norm for Peterhof. – That number of visitors requires serious, wellorganized arrangements. As we all know, a direc-

Гость номера /g u e s t

of the issue

Znamenov.qxd

8/22/08

15:11

Page 12

На открытие сезона к нам приезжает почти сто тысяч человек! Когда такое случилось в первый раз, я ходил очень гордый нашими достижениями. А потом однажды заглянул в петербургские газеты начала двадцатого века и среди прочего нашел заметку: «Вчера в Петергофе состоялся праздник… как всегда, было около ста тысяч человек». Так что это норма Петергофа. — Такое количество посетителей требует серьезной, вышколенной организации. Ведь директор отвечает за все и вся, и на этом посту вы уже более тридцати лет… Поначалу, наверное, было трудно? Бывало по-разному. До этого ведь я работал главным хранителем, опыта уже хватало. Вот когда я только устроился сюда, приходилось туго, не спорю. Ведь нужно было закрутить всю музейную машину, открыть целый ряд дворцов… А что являл собой Петергоф, когда я пришел? Часть фонтанов уже восстановили, но далеко не все. Львиный каскад лежал в развалинах. Работы в Большом дворце только начинались, сделали крышу, но пола еще не было. Но самое страшное — пустота. А ведь отреставрированное здание нужно чем-то заполнить — мебелью, предметами обихода. Не было практически ничего! После войны многое из того, что удалось эвакуировать, не вернулось назад… Часть вещей распределили по другим музеям, лучшее передали Эрмитажу.

После войны музейные хранилища тоже «грабили». Однажды кого-то осенила идея сделать в Китае музей русского искусства. Часть нашего знаменитого Гурьевского сервиза отправилась туда. Но пока вещи выбирали, упаковывали, отправляли, отношения с Пекином стали прохладными, эшелон с предметами остановили и направили почему-то в Сталинград… Вернуть эти предметы так и не удалось. — Однако, судя по всему, на вашем пути было больше побед, нежели поражений. Ведь сегодня Петергоф — это двадцать музеев, думаю, что даже петербуржцы знают не обо всех… — Да, у нас есть великолепный музей игральных карт, на его открытие к нам приезжали со всего мира. Музей императорских яхт, музей императорских велосипедов, музей фонтанного дела, особая кладовая. Есть музей коллекционеров с блестящими образцами живописи начала двадцатого века, где разве что Малевича нет. Царицын и Ольгин павильоны в Колонистском парке, подаренные Николаем Первым жене и дочери... Но список музеев внушительный, не перечислять же их все. — А когда будет восстановлена Нижняя дача? — Дворец, в котором после революции устроили дом отдыха НКВД, во время войны сгорел, а в шестидесятые годы был взорван. Сейчас это большая россыпь камней, сохранился только цокольный

tor is responsible for everything and everybody, and you have been in the post for more than thirty years now. Was it difficult at first? – Yes and no. Before that I had worked as chief curator, so I had enough experience. When I first started working here, it could be tough, I’ll admit. I had to get the whole museum machinery operating, open a whole string of palaces… And what was Peterhof when I came? Some of the fountains had already been restored, but far from all of them. Work on the Grand Palace was only beginning; there was a roof, but still no floor. But the worst thing was the emptiness, while the restored building had to be filled with something – furniture, period objects. And we had hardly anything! After the war a lot of things they had managed to evacuate did not come back. Part of the stocks were allotted to other museums; the best going to the Hermitage. After the war the museum’s stores were also “plundered”. At one point someone came up with the idea of creating a museum of Russian art in China. Part of our famous Guryev service was sent there. But while the items were being selected, packed and dispatched rela-

tions with Peking cooled and the train carrying the exhibits was stopped and redirected, for some reason to Stalingrad… We never did manage to get those items back. – But to all appearances you have had more successes than failures along the way. After all, Peterhof today encompasses twenty museums. I’m sure that not even Petersburgers know about all of them. – Yes, we have a wonderful playing-card museum. People came from around the world for its opening. The Museum of Imperial Yachts, Museum of Imperial Bicycles, Museum of Fountains, the Special Treasury. The Collectors’ Museum with a superb display of early twentieth-century paintings, where Malevich is perhaps the only major figure missing. The list of museums is impressive – I won’t reel them all off. – And when will the Lower Dacha be restored? – The palace, which was used as an NKVD rest home after the revolution, burnt out during the war and was then blown up in the 1960s. Now it’s a great heap of stones. Only the basement has survived. This year we began planning work for its restoration.

Нина Вернова, заместитель Вадима Знаменова по научной работе, впервые пришла на работу в «Петергоф» в качестве нештатного экскурсовода. Ее дипломная работа была посвящена творчеству Джозайи Веджвуда — основателя английской художественной керамики.

Во время визита в Петергоф принца Чарльза Уэльского. Слева — Вадим Знаменов, справа — Нина Вернова. У стола, на котором выставлен сервиз Джозайи Веджвуда «Этрурия» (Англия, 1760-е годы). Этот сервиз был изготовлен по специальному заказу Екатерины II и является одним из первых образцов продукции фабрики Веджвуда.

Nina Vernova, Znamenov’s deputy with responsibility for research, first came to work at Peterhof as a supernumerary guide. Her diploma dissertation was devoted to the work of Josiah Wedgwood, the founding-father of the English artistic pottery industry.

During the visit to Peterhof of Charles, Prince of Wales. Left — Vadim Znamenov, right — Nina Vernova. Displayed on the table is a Josiah Wedgwood Etruria service. England, 1760s. This service was made to a special order from Catherine II and is one of the earliest examples of the products from Wedgwood’s factory.

этаж. В этом году мы начали проектные работы по его реставрации. — От внутреннего убранства дворца тоже ничего не осталось? — Экспонаты для него мы собираем уже давно. Сейчас самое главное для нас — найти мемориальные вещи с нашими инвентарными номерами, которые там были, но в силу разных обстоятельств исчезли. Приходится иногда работать сыщиком. Например, позвонила как-то женщина и говорит: «У меня стул есть, и там этикетка „Нижняя Дача его императорского величества Александрии“». Приезжаем, смотрим — действительно стул из кабинета Николая Второго. Он свидетель вступления России в Первую мировую войну! Ведь именно на Нижней даче готовились все документы. Стали выяснять. Оказалось, что в свое время женщина работала в обкоме, где и стояли эти стулья. Потом их стали менять на новые, а императорские раздали сотрудникам и по нижестоящим организациям — по райкомам. Поехали по бывшим райкомам с фотографиями. В одном говорят: да, были такие, но они стали разваливаться, и их сожгли, — мол, обычное дело. Представляете, какие у нас были лица! Хотя нет, говорят, один стульчик, может, и сохранился, его вместо гонорара как-то отдали местному художнику, оформлявшему райком к какой-то годовщине Октября. Только как

зовут, где живет, уже никто не помнит. Мы всю округу пешком обошли, расспрашивая о художнике, — все-таки нашли этот стул. Вот так экспонаты и собирали. — Говорят, вы единственный хранитель крупного музея в стране, через руки которого прошли абсолютно все предметы, что находятся в вашем ведении. Ну, не совсем так… Мы начали работать в шестидесятые, я и Нина Валентиновна Вернова, сейчас она мой зам по науке… Всего сначала было сотни две предметов, сегодня их более четверти миллиона. Это значит, что каждый день мы получали по несколько вещей, а иногда и по тридцать—сорок. Сначала бурно собирали мебель, ведь ее обычно не эвакуировали — она, разумеется, пропадала. Экспонаты нужно ведь на что-то ставить, а у нас ни столов, ни комодов, ни стульев! Иногда люди звонили, предлагали у них купить. Ездил действительно сам, договаривался, деньги под них выбивал, даже грузил мебель сам (я, кстати, свою трудовую жизнь грузчиком начинал). Ездил, знакомился с коллекционерами. Некоторые из них впоследствии отдавали в дар музею свои коллекции. Нам, работникам музея, есть кого вспомнить с благодарностью — и людей, эвакуировавших вещи во время войны, и талантливых реставраторов, возродивших дворцы из руин, и тех, кто оказывал нам помощь…

– Nothing remains of the place furnishings either? – We have been gathering exhibits for the place for a long time. Now our most important task is to find memorial items bearing our inventory numbers that were once there and disappeared under various circumstances.

– People say you are the only curator of a major museum in this country to have physically handled all the items in your dominion. – Well, that’s not quite true. We began working in the ’60s, Nina Valentinovna Vernova, who is now my deputy for research, and I… At first there were only around two hundred objects; now there are more than a quarter of a million. That means that every day we received a few items, and sometimes thirty or forty. At first we actively collected furniture. It was not as a rule evacuated and naturally disappeared. The exhibits need to be place on something, of course, and we did not have tables or chests of drawers or chairs! Sometimes people phoned offering things for sale. I really did go in person, agreed a price and even loaded the furniture myself. That, by the way, is how I got to know collectors. Some of them later donated their collections to the museum. We museum workers have people we remember with gratitude – those who evacuated items during the war, the gifted restorers who resurrected the palaces from the ruins and those who gave us help.

8/22/08

15:23

Page 14

Историческая прогулка / a stroll

trough history

Vodokanal.qxd

Генеральный директор ГУП «Водоканал СанктПетербурга» Феликс Кармазинов. Felix Karmazinov, the managing director of Vodokanal of St Petersburg.

cold waters to a thirsty soul

Елена КЕЛЛЕР / by Yelena KELLER

«Невской воды глоток...»

В октябре 2008 года петербургский «Водоканал» отмечает свое 150-летие. Водопроводно-канализационное хозяйство города вот уже одиннадцатый год возглавляет доктор технических наук профессор Феликс Кармазинов, удостоенный звания «Почетный гражданин Санкт-Петербурга». За это время ГУП «Водоканал СанктПетербурга» превратился в стабильное, динамично развивающееся предприятие. Феликс Владимирович родился в Кронштадте. «Это город с сильными морскими традициями, — рассказывает Кармазинов. — Когда живешь на острове и тебя с детства со всех сторон окружает вода, невольно начинаешь относиться к ней по-особому. Во всяком случае, я уверен: обращаться с водой нужно исключительно на „вы“». Для Феликса Владимировича вода ассоциируется прежде всего с Невой. Но та ли в ней вода, что прежде? Какую воду пили петербуржцы XVIII века? Насколько чиста невская водица в наше время? Чтобы получить ответы на эти вопросы, мы приглашаем наших читателей совершить экскурс в историю петербургского водопровода.

In October 2008 Vodokanal of St Petersburg will mark its 150th anniversary. The city's water-supply and sewerage service has been headed for eleven years now by Professor Felix Karmazinov, a Doctor of Technical Sciences and Honorary Citizen of St Petersburg. In that period Vodokanal has been transformed into a stable, dynamically developing enterprise of which the city and the country are justly proud. Felix Vladimirovich was born in Kronstadt. “It's a town with strong naval traditions,” he says. “When you live on an island, surrounded by water from early childhood, you inevitably develop a special attitude to it. In any case, I am certain that water should always be regarded with the greatest respect.” For Felix Vladimirovich water is associated above all with the Neva. But is the water in it the same as it used to be? What water did Petersburgers drink in the eighteenth century? How pure is Neva water nowadays? To answer those questions, we invite our readers to take an excursion into the history of the water supply in St Petersburg. Современная система водоснабжения возникла в ленинградский период истории города, сегодня она находится в ведении государственного предприятия «Водоканал». Слева. Комплекс зданий ГУП «Водоканал». Вид сверху. The present water-supply system appeared in the Leningrad period of the city's history. Today it is managed by Vodokanal of St Petersburg, a stateowned enterprise. Left. Vodokanal's complex of buildings seen from above.

The Age of Aquarius? There is plenty of water in St Petersburg: the city stands on water, is surrounded by water and almost every day more water falls on it from the sky. Yet the city was always in need of good drinking water. In the eighteenth century the Neva was relatively clean and water-carriers began to supply the inhabitants with Neva water. In a few places special slipways down to the river were created. The water was collected in tubs or large barrels on wheels and taken around the city. The most convenient slipway was by the Winter Canal: these water-

Вид на водонапорную башню с пристройкой для машинного отделения. Иллюстрация из экспозиции музея «Мир воды Санкт-Петербурга». View of the water-tower and adjoining engine room. Illustration from the display of the St Petersburg World of Water museum.

carriers scurried about with their barrels right under the windows of the imperial palace. So a new trade appeared among the servants of the city. By the middle of the nineteenth century there were more than a thousand water-carriers. “To be a water-carrier,” the writer and publisher Alexander Bashutsky stated, “you have to have a firm will, great mental and physical strength, a steadfast faith in destiny and the inevitability of your role in life. To draw water from the canal from six in the morning until night, take it to houses, pour it into buck-

Историческая прогулка / a stroll

trough history

Vodokanal.qxd

8/22/08

15:23

Page 16

«Удивительный вопрос: почему я водовоз?..» Воды в Петербурге много: он стоит на воде, окружен водой, и едва ли не ежедневно вода изливается на него с неба. Но при этом город всегда нуждался в хорошей питьевой воде. В XVIII веке Нева была еще сравнительно чистой, и горожан невской водой начали снабжать водовозы. В некоторых местах устраивались специальные спуски. Воду набирали в чаны или большие бочки на колесах и развозили по городу. Самый удобный спуск находился возле Зимней канавки: водовозы сновали со своими бочками прямо под окнами императорского дворца.

Так в среде городской прислуги появился новый промысел. А к середине XIX века насчитывалось уже более тысячи водовозов. «Чтобы быть водовозом, — писал литератор Александр Башуцкий, — нужно иметь твердую волю, большую силу духа и тела, крепкую веру в судьбу и неотразимость своего назначения. С шести часов утра до ночи черпать воду из канала в чан, возить ее в домы, разливать в ведра, разносить их по крутым лестницам в третьи и четвертые этажи, сносить оттуда помои, переколоть несколько сажений дров, перетаскать их со дворов в те же этажи вязанками; для отдыха волочить на плот и обратно тяжелые корзины мокро-

го белья — вот ежедневная пытка — работа водовоза. Водовоз — человек между 22 и 40 лет… Не забудьте еще, чтоб быть водовозом, нужно непременно быть совершенно здоровым человеком. Чтоб быть водовозом, нужно еще обладать вещественным капиталом от 40 до 125 рублей для первоначального обзаведения. Пеший водовоз должен иметь на зиму салазки, к которым, в виде оглоблей, привязана веревка и на которых утвержден обрез или чан; на лето — двухколесные дровеньки с лежащею на них небольшою бочкою... Конный водовоз имеет всю эту снасть в большем размере, потому что он не сам ее возит, а владеет лошадью. Если бочка его выкрашена, что очень редко, если лошадь его может пройти еще иногда 20 шагов рысью, если, наконец, он сам имеет одежду, похожую немного на армяк, и что-нибудь вроде шляпы, — тогда он уже водовоз-аристократ».

Сегодня памятник водовозу стоит на территории «Водоканала» перед входом в музей «Мир воды СанктПетербурга». В музее гармонично сочетаются историческая и современная экспозиции. По итогам Международного форума европейских музеев в Португалии он стал «Европейским музеем 2006 года».

«Бьют часы над невскою водой…»

16 ets, carry them up steep stairs to the second or third floor, to carry the slops back out of there, chop a few cords of firewood and then carry it in bundles from the courtyards to those same upper floors; then for a rest hump heavy baskets of damp linen onto a raft and back — that daily torture is the work of a water-carrier. A water-carrier is a man between 22 and 40 years of age. Do not forget either that to be a water-carrier you simply must be in perfect health. To be a watercarrier you also have to have substantial capital of between 40 and 125 roubles to fit yourself out in the first place. A water-carrier on foot has to have a sledge for the winter with a rope to drag it by and a half-barrel or tub fastened to it; for the summer a twowheeled handcart with a small barrel lying on it… A water-carrier with a horse has all this equipment on a larger scale, because he does not pull it himself. If his barrel is painted, which is a great rarity, if his horse can still occasionally go more than 20 steps at a trot and if, finally, he himself has clothing somewhat resembling an armiak [good cloth coat] and something like a hat — then he is an aristocrat among water-carriers.”

Выше. Малая Итальянская улица (ныне — Жуковского), напротив дома № 18. С акварели Федора (Фридриха Генриха) Баганца. 1860—1862 годы.

Above. Malaya Italyanskaya (now Zhukovsky) Street opposite number 18. From a watercolour by Fiodor (Friedrich Heinrich) Bagantz. 1860—62. Right. A Water-Carrier. From a tinted engraving by Alexei Venetsianov from the illustrated magazine The Magic Lantern. 1817.

In the first half of the nineteenth century St Petersburg grew and expanded beyond the Neva delta. The question of water supply became of pressing urgency. In 1827 a craftsman named Maikov was permitted to construct two public pump-houses. The first stood on the left bank of the Neva near the pontoon Resurrection Bridge, the second by St Isaac's Bridge. For the time they seemed sufficiently convenient and by 1849 thirty-seven pump-houses had been constructed in various parts of the city. Sometimes citizens themselves collected water

мени они оказались достаточно удобными, и к 1849 году в различных частях города установили уже 37 водокачек. Иногда из них брали воду для собственных нужд сами горожане, но чаще всего водокачками пользовались водовозы. Уплатившему семь рублей серебром вручали жестяной знак, прибивавшийся к бочке, и его обладатель получал право пользоваться

Today a monument to the water-carrier stands on Vodokanal's grounds in front of the entrance to the St Petersburg World of Water museum. The museum is a harmonious combination of historical and contemporary displays. The International Forum of European Museums held in Portugal named it “European Museum of 2006”.

Справа. «Водовоз». С раскрашенной гравюры Алексея Венецианова из иллюстрированного журнала «Волшебный фонарь». 1817 год.

“Water, water everywhere, Nor any drop to drink…”

В первой половине XIX века Петербург разросся и вышел за пределы невской дельты. Необходимо было срочно решать вопрос водоснабжения. В 1827 году ремесленнику Майкову разрешили оборудовать две «общественные водокачалки». На левом берегу Невы у Воскресенского наплавного моста стояла первая так называемая «водоливная машина», вторая — возле Исаакиевского моста. Для того вре-

Водовоз, не имевший лошади, ставил тяжелую бочку с водой на телегу и сам впрягался в нее. A water-carrier who had no horse placed the heavy barrel of water on a cart and harnessed himself to it.

«Водовоз». С картины Сергея Грибкова. 1873 год. Чтобы получить воду в зимнее время, жители города растапливали снег или лед, который привозили на санях от Невы и других питерских рек и водоемов. A Water-Carrier. From an 1873 painting by Sergei Gribkov. In order to have water in winter Petersburgers melted snow or ice that was delivered on sledges from the Neva or other city rivers and bodies of water.

«Развозка льда». С акварели Карла Кольмана. 1842 год. Delivering Ice. From a watercolour by Karl Kollmann. 1842.

from them for their own needs, but more often the facilities were used by water-carriers. By paying seven silver roubles they obtained a metal token to nail to their barrel; the owner then had the right to use the “water-pouring machine” for a whole year. The water was raised by hand-pumps. Water-carriers took it round the city in barrels of different colours: clean Neva water in white ones, less clean water from the Fontanka in yellow ones and water from the canals, unfit for drinking, in green ones. Even in the early nineteenth century the purity of water in the Neva was being questioned by medical men, and the rapid development of the city led to even more pollution of the Neva and other waterways. Serious dredging work was required to clean the rivers. This was first carried out in 1848 and annually after that, but those measures were not enough. The situation grew worse with every passing year: water could become a source of highly dangerous epidemics in the capital. The creation of a centralized water-supply system was being discussed as a grave and pressing problem.

8/22/08

15:23

Page 18

Историческая прогулка / a stroll

trough history

Vodokanal.qxd

Ниже. «Петербург: черпальная машина на Фонтанке». Гравюра Карла Вейермана по рисунку Виктора Васнецова. Вторая половина XIX века. Below. St Petersburg: the Machine Drawing Water on the Fontanka. Engraving by Karl Weyermann after a drawing by Victor Vasnetsov. Second half of the 19th century.

Ниже. Подносчики воды. Фотография Вильяма Каррика конца 1860-х годов.

Below. Suppliers of water. Late 1860s photograph by William Carrick.

In St Petersburg's early days its inhabitants drew water directly from the waterways. Those living at a distance from the rivers used wells, of which there were over 1,320 by 1839. As the city grew the smaller rivers became so polluted that Petersburgers were practically deprived of clean drinking water. François Villon's fifteenth century poetic image — “I die of thirst above a stream” — became a reality.

Выше. «Вид Главного штаба со стороны Мойки». С литографии Карла Беггрова по рисунку Владимира Садовникова. 1830-е годы. Слева. Общественная водокачка возле Исаакиевского моста. Above. A View of the General Staff Building from the Moika. From a lithograph by Karl Beggrow after a drawing by Vladimir Sadovnikov. 1830s. Left. The public pump-house by St Isaac's Bridge.

«водоливной машиной» целый год. Воду накачивали ручными помпами. Водовозы развозили ее по городу в разноцветных бочках: чистую невскую воду — в белых, не столь чистую водичку из Фонтанки — в желтых, а непригодную для питья воду из каналов — в зеленых. Еще в начале XIX века чистота вода в Неве вызывала сомнения у медиков, а бурное развитие города повлекло за собой еще большее загрязнение Невы и других

водоемов. Для очистки рек потребовались серьезные землечерпательные работы. Впервые их провели в 1848 году, и в дальнейшем землечерпалки применялись ежегодно, но этих мер было недостаточно. Когда заболела жена барона Андрея Дельвига — двоюродного брата известного поэта, лицейского друга Пушкина, то врачи объяснили это тем, что она пользовалась невской водой. Благодаря своей службе на железной дороге барон организовал ежедневную доставку из Москвы в Петербург прекрасной мытищинской воды, которая обходилась семье 20 копе-

19 В начальный период существования Петербурга горожане брали воду непосредственно из водных протоков. Проживающие в отдалении от рек пользовались колодцами — к 1839 году их насчитывалось более 1320. С ростом города малые городские речки настолько загрязнились, что петербуржцы фактически лишились чистой питьевой воды. Произошло то, что поэтически обозначил в XV веке Франсуа Вийон: «От жажды умираю над ручьем…» Doing Business in Great Waters Справа. Развозка кипяченой воды для уличных баков. 1908 год. Иллюстрация из экспозиции музея «Мир воды СанктПетербурга». Right. The delivery of boiled water to tanks in the streets. 1908. Illustration from the display of the St Petersburg World of Water museum.

By the mid-nineteenth century Moscow and Nizhny Novgorod already had public water-supply networks. Kronstadt had had mains water since 1804. At first it was supplied only to the hospital and naval barracks, but fifty years on running water was enjoyed by the majority of the people in the naval town. Meanwhile the authorities in the Russian capital deliberated, in no seeming hurry to decide. The history of a centralized water supply in the city began with the creation of the St Petersburg Water Mains Joint-Stock Company. Its charter was approved on 10 October 1858 by Alexander II himself. The company's goal was “to supply the inhabitants of St Pe-

ек в день — слуга привозил бутыль с водой в городском дилижансе от Московского вокзала. Вскоре баронессе стало легче. Великая княгиня Александра Иосифовна, жена великого князя Константина Николаевича, тоже получила предписание врача пить мытищинскую воду, но организовать доставку она не смогла: ей для щедрого и обильного стола во дворце требовалось 15 бочек ежедневно! С каждым годом ситуация ухудшалась: вода в столичных водоемах могла стать источником опаснейших эпидемий. О создании централизованного водопровода заговорили как об острой, насущной проблеме. Справа. Осадочный колодец. Рабочий чертеж. 1905 год. Иллюстрация из экспозиции музея «Мир воды Санкт-Петербурга». В тридцатых годах XIX века для предварительной очистки воды от мусора была создана система осадочных колодцев. Такой колодец состоял из трех камер. Первая отделялась решеткой, а дно второй и третьей камер было выложено несколькими слоями булыжника. Сначала вода попадала в первую камеру, на дне которой оседал самый тяжелый мусор. Когда уровень воды доходил до решетки, вода перетекала во вторую и третью камеры. Булыжники были расположены на разных уровнях, и в результате сточные воды проходили через несколько слоев камней, целиком очищаясь от крупного мусора. После такой очистки вода поступала прямо в водный проток — Неву или другие реки и каналы Петербурга.

tersburg with the means to use fresh clean water at any time of the year by means of a special hydrotechnical system.” The question of where to collect water was decided immediately — in the 1850s and 1860s even the brilliant scientist Dmitry Mendeleyev considered the water in the Neva far from the banks to be among the cleanest. The site chosen for the collector was the place known as the “scoop”, opposite the Taurida Palace. At one time this man-made basin had been used as a marina for Prince Potemkin's yachts and pleasure-boats. The plot of land for the construction of special water-supply facilities was donated to the city by the imperial family. The company began working in the autumn of 1858. Fifty times more money

Above. A sedimentation basin. Technical drawing. 1905. Illustration from the display of the St Petersburg World of Water museum. In the 1830s a system of sedimentation or settling basins was devised for the preliminary purification of waste water. The system consisted of three chambers. The first chamber was fitted with a grille, while the bottoms of the second and third were covered with several layers of cobblestones. The water entered the first chamber and the heaviest refuse settled on its bottom. When the level reached the grille, the water flowed over into the second and third chambers. The cobbles were placed at different levels as a result of which the waste water passed through several layers of stones and was completely cleaned of coarse refuse. After such cleaning the water was released into a waterway — the Neva or one of St Petersburg's other rivers and canals.

Историческая прогулка / a stroll

trough history

Vodokanal.qxd

8/22/08

15:23

Page 20

«Вода благоволила литься…» К середине XIX века в Москве и Нижнем Новгороде уже было центральное водоснабжение. В Кронштадте водопровод действовал с 1804 года, обеспечивая водой поначалу только госпиталь и морские казармы, а лет через пятьдесят им пользовалась уже бóльшая часть жителей этого морского города. В то же время власти российской столицы раздумывали и не спешили принимать решение… Появление централизованного водопровода связано с созданием «Акционерного общества Санкт-Петербургских водопроводов», устав которого был утвержден 10 октября 1858 года самим Александром II. Общество имело целью «доставление жителям Санкт-Петербурга средства пользоваться во всякое время года свежею и чистою водою посредством особого гидротехнического устройства». Вопрос о водозаборе решился сразу — в 1850—1860-х годах даже гениальный ученый Дмитрий Менделеев считал удаленную от берегов невскую воду одной из самых чистых. Местом для водозабора выбрали так называемый «ковш» — напротив Таврического дворца. Когда-то этот небольшой искусственный пруд использовали для стоянки яхт и прогулочных судов князя Потемкина. Участок для постройки специальных водопроводных сооружений был пожертвован городу императорской фамилией.

than was needed was invested for the creation of a supply network — an important, useful and clearly profitable business. No one doubted the success of the enterprise. In three years 11/2 million silver roubles were spent, but less than half the work was done. The press reacted heatedly. “We still have no water, despite the fact that St Petersburg is all in water, boasts a beautiful river and is transected by canals. The poor drink foul water from the canals into which sewage pipes discharge from various government-owned buildings on the embankments, while those that can afford it have Neva water delivered in barrels in the timehallowed manner… Only recently did the idea of mains water occur to certain quickwitted gentlemen… A joint-stock company has been founded, but it is still not clear when the water will be brought to our homes.” In Russia everything took place in a unique way and even a book with the prosaic title A Few Words about Mains Water in St Petersburg began with the epigraph: “What good can be expected of a business, where everything's at sixes and sevens.”

Деятельность общества началась осенью 1858 года. На создание водопровода — важного, полезного и явно прибыльного дела — денег внесено было в пятьдесят раз больше, чем требовалось. В успехе предприятия никто не сомневался. За три года потратили полтора миллиона рублей серебром, но не сделали и половины дела. На эту ситуацию живо отреагировала пресса: «Воды также нет, несмотря на то что Петербург весь в воде, гордится прекрасною рекою и прорезан каналами. Бедные люди пьют гнилую воду из каналов, куда проведены сточные трубы для нечистот из разных казенных зданий, стоящих на набережных, а для людей со средствами возят невскую воду патриархальным образом в бочках… Недавно только каким-то остроумным господам пришла мысль о водопроводах… Учредилось общество на акциях, но когда проведется вода, еще не известно». В России все происходило особым образом, и даже книга с прозаическим названием «Несколько слов о петербургских водопроводах» начиналась эпиграфом: «Какого ожидать добра от дела, где хвост — начало, а голова — мочало?» По мнению акционера общества А. Никкельса, «водопровод — не самое сложное дело при составлении проекта: определяется диаметр труб, напор воды, сила машин и т. д. Остается только взять за образец лучшие из водопроводов, применить

их к нашему климату и отдать все дело в руки распорядительных и компетентных людей — и водопровод готов». Учредители акционерного общества поехали за границу и осмотрели все известные водопроводы в Европе. К несчастью, за образец была принята английская система, оказавшаяся впоследствии непригодной из-за особенностей петербургского климата.

«И опыт — сын ошибок трудных…»

Чертеж к первоначальному проекту устройства водопроводной станции (с использованием «ковша») на Шпалерной улице у Таврического дворца. 1858—1859 годы. A technical drawing relating to the original plan for creating a water-collection station using the “scoop” opposite the Taurida Palace on Shpalernaya Street. 1858—59.

Для исправления серьезных конструктивных ошибок и изменения проекта был приглашен инженер Андрей Дельвиг — известный специалист в области водоснабжения. Он является автором фундаментального труда «Руководство к устройству водопроводов». По усовершенствованному им проекту были проведены работы, принятые правлением акционерного общества и инспектором от правительств, и 30 ноября 1863 года водопровод начал действовать. О том, что в городе появился водопровод, горожане могли не только прочитать в газетах, они могли увидеть это собственными глазами: на Шпалерной была возведена водонапорная башня из красного кирпича высотой 54 метра. Башню построили по проекту архитектора Ивана Мерца и инженера Эрнеста Шуберского. Она стала одним из первых образцов промышленного кирпичного стиля и по праву

In the opinion of A. Nickels, a shareholder in the company, “the mains network is not the most difficult part of drawing up the project: you determine the diameter of the pipes, the water pressure, power of the machinery and so on. You have only to take as a model the best existing systems, adapt them to our climate and hand the matter over to efficient and competent people and

встала в ряд архитектурных вертикалей Петербурга. Но правила устройства специальных водоподъемных зданий из-за проектных недочетов не были соблюдены. Поэтому помещение для машин было темным и тесным, а подход к ним — неудобным. Машины же были закуплены задолго до постройки башни и хранились на складе в совершенно неподходящих условиях. Следующей проблемой стали фильтры. По первоначальному проекту вода должна была проходить фильтрацию, прежде чем она попадет в городскую сеть. Весной 1859 года приступили к очищению и углублению «ковша»: выложили булыжным камнем дно и стенки фильтров и водопроводного канала, заготовили щебень и песок для фильтрации — истратили до полусотни тысяч рублей, — и когда все было готово, оказалось, что фильтры применять нельзя, а вода в водопроводном канале — грязная и затхлая. По настоянию знаменитого химика Александра Пеля устроили водоприемную трубу для забора чистой воды из струи реки на глубине более трех сажен и обложили стены водопроводного канала

Архитектор Иван Мерц был автором проекта водонапорной башни на Шпалерной улице. С гравюры неизвестного художника. 1866 год. The architect Ivan Merz designed the water-tower on Shpalernaya Street. From an 1866 engraving by an unknown artist.

Справа. Вид на башню, машинное отделение и управление станции. С рисунка неизвестного художника. 1889 год. Ниже. Вид на здание мешотчатых фильтров. Иллюстрации из экспозиции музея «Мир воды Санкт-Петербурга». Right. A view of the tower, engine-room and control premises of the station. From an 1889 drawing by an unknown artist. Below. View of the sackfilters building. Illustration from the display of the St Petersburg World of Water museum.

the system is ready.” The company's founders travelled abroad and inspected all the best known networks in Europe. Unfortunately the English system chosen as a model then proved unsuitable due to the specifics of the St Petersburg climate.

Little Drops of Water, Little Grains of Sand The engineer Andrei Delwig, a prominent specialist in the water-supply field, was called in to correct serious construction errors and to modify the project. He was the author of the fundamental opus A Guide to the Construction of Water Mains. The work carried out to his improved project was approved by the board of the company and by a government inspector and

Историческая прогулка / a stroll

trough history

Vodokanal.qxd

8/22/08

15:23

Page 22

цинком. Временно проблема была решена, однако загрязнение Невы продолжалось, а фильтры оказались недостаточно глубокими и зимой промерзали до дна. В 1861 году правительственный инспектор барон Дельвиг осмотрел все водопроводные постройки, в том числе и фильтры. В своем отзыве он указал, что при их осмотре обнаружилось отсутствие «процеживающих слоев» песка, гравия и пр. Таким образом, в этих фильтрах было все, кроме того, что, собственно, и делает фильтр фильтром, и пользоваться им как специальным сооружением было невозможно — он только загрязнял воду Невы. Тогда от фильтров пришлось отказаться, заменив их металлическими сетками для задержания крупного мусора.

История с фильтрами имела еще длинное юридическое продолжение. Город и акционерное общество судились непрестанно в течение многих лет. Городские власти требовали от общества создания централизованных фильтров, а общество обвиняло городскую управу в бездействии и попустительстве тем, кто загрязняет Неву. В конце концов, в результате решения Петербургской судебной палаты, утвержденного Сенатом 20 марта 1886 года, «Акционерное общество Санкт-Петербургских водопроводов» обязали в течение четырех лет построить фильтры и удлинить водоприемные трубы на 50 сажен от берега. К декабрю 1889 года фильтры заработали, центральная часть города начала получать фильтрованную воду. Через несколько лет на III Русском Водопроводном съезде отмечалось, что «результат устройства фильтрования воды на здоровье жителей оказался крайне благоприятным и, можно сказать, блистательным: все желудочные болезни, а в особенности брюшной тиф, сейчас же пошли на сильное понижение».

«Воды глубокие плавно текут...» Непростым делом стала укладка водопроводных труб. Их нужно было проложить

Выше. Помещение сетчатых фильтров. С гравюры Л. Полякова.

Above. The grille-filters chamber. From an engraving by L. Poliakov.

on 30 November 1863 the system began working. Petersburgers did not have to read the newspapers to know that the city now had a public water supply. They could see it with their own eyes: on Shpalernaya Street a redbrick water-tower 54 metres high was erected. The tower was designed by the architect Ivan Merz and the engineer Ernest Shubersky. It was a pioneering example of the industrial brick style and took its rightful place among St Petersburg's architectural verticals. But the design was faulty and did not conform to the rules for such buildings. As a result the machine room was dark and cramped, as well as having poor access. The machinery, meanwhile, had been bought long before the construction of the tower and was stored under entirely unsuitable conditions. Filters were the next problem. According to the original project, the water was sup-

Насосная станция. Фильтры для очистки воды. Фотография Карла Буллы. 1913 год.

A pumping station. Water-cleaning filters. 1913 photograph by Karl Bulla.

posed to be filtered before entering the distribution network. In the spring of 1859 they set about cleaning and deepening the “scoop”. The bottom and walls of the filters and main channel were lined with cobblestones and gravel and sand were prepared for use in filtration. They spent some 50,000 roubles and when it was all finished it turned out that the filters were unusable and the water in the main channel was dirty and stagnant.

Барон Андрей Дельвиг. Портрет работы Ильи Репина. 1882 год. «Нам, москвичам, Андрей Иванович Дельвиг, двоюродный брат поэта, известен в качестве главного строителя московского водопровода. Наше современное городское водное хозяйство во многом базируется на тех же принципах, что были некогда заложены бароном Дельвигом. Ну а портрет его, кисти И. Е. Репина, считается одним из шедевров Третьяковской галереи, хотя про него и говорят, что художник портретируемому отнюдь не польстил», — писал Алексей Буторов в книге «Московский Английский клуб. Страницы истории». Baron Andrei Delwig. An 1882 portrait by Ilya Repin. “Andrei Ivanovich Delwig, the poet's cousin, is known to us Muscovites as the chief constructor of Moscow's water-supply system. Our present municipal water system is to a large extent based on the principles that Baron Delwig established in his time. And his portrait by Repin is reckoned one of the masterpieces in the Tretyakov Gallery, although it is said that the artist did anything but flatter his subject,” Alexei Butorov wrote in the book The Moscow English Club. Pages of a History.

Историческая прогулка / a stroll

trough history

Vodokanal.qxd

8/22/08

15:23

Page 24

на глубине от 9 до 7 футов, то есть ниже глубины замерзания, но при этом возникали все новые и новые сложности. Несмотря на всю серьезность предприятия, иногда возникали ситуации совершенно анекдотичные. Так, руководство общества пожелало произвести «научный опыт»: будет ли зимой вода замерзать в открытых трубах? В эксперимент «профессионалов» вынужден был вмешаться гра-

лась «вечная» тема для газетных фельетонов. «Петербургские улицы снова взрыты водопроводным обществом. Говорят, будто оно отыскивает трубы, которые были положены им в прошлом году. Оказывается, что эти трубы распаялись. Перемычка у Полицейского моста стоит обществу дороже, нежели самый мост… Но впрочем, может быть, слухи эти распускают враги водопроводного общества? Мы за достоверность их не ручаемся». Несмотря на все перипетии и трудности, водопровод начал действовать, а водовозы, обслуживавшие до того весь город, стали достоянием истории. К 1877 году водопровод появился не только в центральных районах города, но и в заречных, правобережных частях: на Васильевском острове, Петербургской и Выборгской сторонах. Газеты писали: «Чтобы утолить жажду „стозевного чудовища“, водокачальня в каждую секунду посылает в город 45 кубических футов воды…»

доначальник, объяснивший, что если они сомневаются в этом, то все имеющие перед глазами Неву и Фонтанку знают, что текучая вода зимой покрывается льдом, — и пуск воды зимой запретил. После того как трубы были проложены, во время испытания сети обнаружилось более 250 неисправных соединений. Пришлось затратить очень много времени, чтобы их ликвидировать. Так появи-

«А у нас — водопровод…»

Прокладка канализационных труб. Ателье Карла Буллы. Фотография начала ХХ века. Laying sewer pipes. Early 20th-century photograph by Karl Bulla's studio.

24 In 1861 the government inspector, Baron Delwig, examined all the company's constructions, including the filters. In his report he indicated that on inspection he had discovered a lack of “straining layers” of sand, gravel etc. In other words, the filters had everything except what actually makes a filter. Finally, by order of the St Petersburg Judicial Chamber confirmed by the Senate on 20 March 1886, the St Petersburg Water Mains Joint-Stock Company was required to construct filters within four years and to increase the length of the collecting pipe to 50 sazhens from the bank. By December 1889 the filters had begun operating and the central part of the city was receiving filtered water. A few years later, at the 3rd Russian Water-Supply Congress, it was noted that “the organization of filtered water has had an extremely beneficial, one might even say splendid, effect on the health of inhabitants: the rates of all gastric diseases, typhoid in particular, have now begun to decline rapidly.”

Smooth Water Runs Where the Brook is Deep It was no easy matter to lay the water mains. They had to be placed at a depth of

К 1881 году из 10 тысяч столичных домов половина имела водопровод, а протяженность водопроводной сети составляла 288 верст. Отношения между потребителями воды, городской управой и Обществом питерских водопроводов регулировались договором от 7 декабря 1877 года, в котором подробно были обозначены права и обязательства сто-

Слева. Запорные клапаны и краны для водо- и паропроводов. Иллюстрация из «Каталога водопроводного и санитарнотехнического оборудования с образцами выпускавшейся продукции». Петербург. 1900-е годы. Left. Stopcocks and valves for water and steam pipes. Illustration from a Catalogue of water-supply and plumbing equipment with samples of the products. St Petersburg. Early 1900s.

7-9 feet to avoid being frozen in winter, but more and more difficulties arose. After the pipes had been laid, when the system was tested more than 250 leaking connections were discovered. A large amount of time had to be expended to put things right. And so a new regular theme for newspaper satire appeared: “St Petersburg's streets are again dug up by the water company. People say they are looking for

рон. Каждый владелец дома, стоящего на улице, по которой проходили водопроводные трубы, имел право требовать прокладки в свой двор водопроводного рукава с нормой отпуска воды семь ведер в сутки на человека. Оплата за воду была различной. Все зависело от того, кто ее потреблял. Казенным и общественным заведениям назначалась специальная пониженная цена. Домовладельцы, имевшие не менее трех

В 1859 году директором-распорядителем Общества водопроводов был господин Окель. Он также являлся и распорядителем работ в Обществе столичного освещения, с которым заключил контракт с условием класть трубы обоих обществ в общую траншею — на тех улицах, по которым предполагалось проводить водопровод и газ. Так как трубы Газового общества укладывались на полтора фута выше водопроводных, это создавало дополнительные проблемы. Из-за этого неоднократно менялись подрядчики и отодвигались сроки. In 1859 the water company's managing director was a Herr Ockel. He was also in charge of works at the capital's lighting company, with which he concluded a contract agreeing that both companies would lay their pipes in a common trench on those streets which were to be supplied with both water and gas. Since the gas pipes were laid a foot and a half above the water pipes, this created additional problems. For this reason the contractors were changed repeatedly and completion dates put back.

the pipes that they laid last year. It turns out that those pipes have come unsoldered. The coffer-dam by the Police Bridge is costing the public more than the bridge itself… But perhaps these rumours are being put out by the water company's enemies? We cannot vouch for their accuracy.” Despite all the troubles and difficulties, the water-supply system began to work and the water-carriers who had served the whole city became a thing of the past. By 1877 there was mains water not just in the central districts of the city, but also across the river on the right bank, on Vasilyevsky Island, the Petersburg and Vyborg Sides. The newspapers wrote: “To slake the thirst of the 'hundred-throated monster' the pumping-station sends 45 cubic feet of water out into the city every second.”

On Tap By 1881 half of the 10,000 houses in the capital had running water and the supply network had a total length of 288 versts. Relations between water consumers, the city administration and the water company were regulated by an agreement of 7 De-

cember 1877 that laid out in detail the rights and obligations of each party. Every owner of a building along which water mains were laid had the right to demand the construction of a branch to his courtyard with a standard rate of supply equal to seven buckets per person per day. The charge for water varied. It all depended on who was using it. Government and public buildings were given a special reduced rate. House-owners who had at least three shares in the company received a discount and paid seven kopecks for 100 buckets, while everyone else paid eight. It was the water company's obligation to install, maintain and repair all water meters. House-owners had only to provide a special place for the devices in a warm room and protect the meters from freezing and deliberate damage. The company's inspector took the meter readings in the presence of the house-owner or his representative. By 1887 the city pumping-station was pumping eight million buckets of water a day and the water company was netting one million roubles a year for its water.

8/22/08

15:23

Фонтанный комплекс у Стрелки Васильевского острова был запущен 12 июня 2006 года. На плавучем понтонном поле размещены 695 насосов, видео- и лазерные установки, а также 2652 светильника. The fountain by the Spit of Vasilyevsky Island was inaugurated on 12 June 2006. The floating pontoon carries 695 pumps, video and laser equipment and 2,652 lights.

Page 26

акций общества, получали скидку и платили семь копеек за сто ведер воды; со всех прочих брали по восемь копеек. Для обычного жилого дома норматив рассчитывался с квадратной сажени жилой площади — за год. В тех случаях, когда вода проводилась прямо в квартиры, оплата составляла 24 копейки с сажени, а если только во двор, то 19 копеек; кроме того, за каждый ватерклозет и ванну — по 2 рубля 70 копеек (за ванну в гостинице брали 13 рублей 50 копеек). Для съестных и питейных заведений норматив был установлен в 96 копеек с квадратной сажени, столько же платили гостиницы, постоялые дворы, фотографии. Для акцио-

неров общества предусматривалась скидка 12,5 процента. Устанавливать, содержать и ремонтировать все водомеры обязывалось Общество водопроводов. Домовладельцы должны были только предоставлять для приборов специальное место в теплом помещении и предохранять водомер от замерзания и наружной порчи. Контролер общества снимал показания с водомера в присутствии домовладельца или его доверенного лица. К 1887 году городская водокачальня ежедневно накачивала 8 миллионов ведер воды, а Общество водопроводов выручало за воду 1 миллион рублей в год.

«К XXI веку Нева превратилась в мощную транспортную артерию. „Водоканалу“ пришлось сделать реальные шаги по обеспечению безопасности водоснабжения и создать действенную систему контроля качества „сырой“ воды, — подвел итог нашему историческому путешествию Феликс Кармазинов. — Водная биография города непроста, но главное достижение — это гармония стихии воды, воли его творцов и труда многих поколений петербуржцев. В юбилейном году мы участвуем в программе возрождения фонтанного хозяйства. Совсем недавно на свет появились уникальные фонтаны, которыми Петербургу вправе гордиться. Достаточно напомнить про такие новые городские достопримечательности, как построенные „Водоканалом“ фонтанные комплексы у Финляндского вокзала, на Московском проспекте и, конечно, не знающий аналогов в мире фонтан у Стрелки Васильевского острова. Это уникальное гидротехническое сооружение, а вместе со всеми мультимедийными эффектами, лазерным шоу и специальным музыкальным сопровождением, может быть, и новое слово в искусстве, своего рода примета нашего времени и нашего города, неповторимый облик которого мы обязаны сохранить и дополнить новыми яркими штрихами…»

Справа ниже. Комплекс из двадцати фонтанов у Финляндского вокзала торжественно открыли 22 сентября 2006 года. Right below. The 20-fountain complex by the Finland Railway Station was officially put into operation on 22 September 2006.

“By the twenty-first century the Neva had turned into a mighty transport artery. Vodokanal had to take real steps to ensure the safety of the water-supply and to create an effective system to monitor the quality of the 'raw' water.” Felix Karmazinov concluded our trip through history. “The city's water biography is not simple, but the main achievement is a harmony between the watery element, the will of its creators and the labours of many generations of Petersburgers. In our jubilee year we are involved in the programme to revive the city's fountains. Very recently some unique fountains have appeared of which St Petersburg is justly proud. Suffice it to mention such new city sights created by Vodokanal as the fountain complexes by the Finland Railway Station and on Moscow Square and, of course, the totally unique floating fountain by the Spit of Vasilyevsky Island. That hydrotechnical construction is the only one of its kind and — together with all the multimedia effects, laser show and special musical accompaniment — perhaps a new word in art, a sort of sign of our times and our city, the inimitable appearance of which we are duty-bound to preserve and supplement with new striking touches.”

дмитрий кощеев

Историческая прогулка / a stroll

trough history

Vodokanal.qxd

Этот небольшой катер, гордо рассекающий волны, кажется чересчур элегантным по сравнению со своими коллегами, неспешно фланирующими по петербургским каналам и невской акватории… Свежий ветер приятно холодит лицо, брызги оставляют на губах солоноватый привкус. Покидая широкую магистраль Невы, уютный быстроходный катер устремляется к набережной Мойки, 59.

This fairly small launch proudly slicing through the waves seems just too elegant in comparison with its fellows unhurriedly sauntering along St Petersburg’s canals and the expanses of the Neva… The fresh wind brings a pleasant coolness to your face; the splashes leave a salty taste on your lips. Leaving the broad highway of the Neva, the comfortable fast launch hastens towards 59, Moika Embankment.

Катер был построен по заказу Талион Клуба на известной североамериканской верфи Monterey. Этот шестиместный красавец может развивать скорость до 80 км/час. Надежная конструкция гарантирует пассажирам безопасность и в Финском заливе, и в неспокойных водах Ладоги. Защитный тент на верхней палубе, площадка для солнечных ванн и платформа с лестницей для купания обеспечат вам полноценный отдых на воде в любую погоду и в любое время дня. Несмотря на относительно небольшие размеры судна, на нем есть все необходимое к услугам желанных гостей — две уютные каюты, камбуз, туалет и душ. Все рассчитано для комфортных путешествий на дальние расстояния. Стрельна, Петергоф, форты Кронштадта, Шлиссельбург или ладожские шхеры — все водное пространство вокруг Петербурга отныне в распоряжении членов Талион Клуба и гостей Taleon Imperial Hotel.

The launch was built to a commission from the Taleon Club at the famous North American Monterey shipyard. This six-seater beauty can reach a speed of 80 kilometres an hour. Its reliable construction guarantees the passengers’ safety both in the Gulf of Finland and on the restless waters of Lake Ladoga. A protective awning on the upper deck, a sunbathing area and a swimming platform with a ladder provide for a pleasant experience on the water in any weather and at any time of day. Despite its relatively small size, the launch has everything to meet the needs of its guests — two cosy cabins, a galley, a toilet and shower. Everything is designed for comfortable longdistance trips. Strelna, Peterhof, SchlЯsselburg, the Kronstadt forts and the Ladoga skerries — all the watery attractions around St Petersburg are now available to members of the Taleon Club and guests of the Taleon Imperial Hotel.

бегущий по волнам cutting the waves

8/22/08

15:28

Page 28

Б листательный ДИСК / t he

brilliant DISK

Kustodiev.qxd

Май 1920 года. Петроград эпохи военного коммунизма. Заколоченные витрины магазинов, за которыми ничего, кроме пыли и зияющей пустоты. А в Доме Искусств — выставка произведений Бориса Кустодиева: «Масленица», «Купчиха с покупками», «Красавица», «Купанье на Волге», «Купчиха за чаем», «Купчиха на прогулке»... На этой единственной прижизненной выставке — около 170 картин, изображающих праздничный мир, покой, сытость и изобилие… Но на полотнах даты: 1918, 1919, 1920-й. Оборванные, опухшие от голода зрители недоумевали: «Да где же он все это увидел?» Лишь немногие близкие знали, что создатель этих картин, сорокадвухлетний художник, вот уже четыре года прикован к инвалидному креслу…

ппетитная сочность краски»

Светлана ПРОХВАТИЛОВА / by Svetlana PROKHVATILOVA

May 1920. Petrograd in the era of War Communism. Boarded-up shop windows behind which there is nothing but dust and yawning emptiness. And in the House of the Arts an exhibition of the works of Boris Kustodiev: Shrovetide, Merchant's Wife with Purchases, Beauty, Bathing on the Volga, Merchant's Wife Taking Tea, Merchant's Wife out for a Stroll… This exhibition, the only one in the artist's lifetime, featured some 170 paintings depicting a festive world, peace, satiation and abundance… But the canvases bear the dates 1918, 1919 and 1920. The ragged viewers, whose bellies were swollen from malnourishment, were perplexed: “Where on earth did he see all this?” Only a few close friends knew that the 42-year-old artist who produced the paintings had by then been confined to a wheelchair for four years. Выставка произведений Бориса Кустодиева в Доме Искусств. Петроград. Фотография 1920 года. На этой первой и единственной прижизненной персональной выставке экспонировалось 170 работ художника. Слева. «Осенний сельский праздник». Фрагмент картины Бориса Кустодиева. 1914 год.

“The appetizing richness of colour”

The exhibition of Boris Kustodiev's works at the House of the Arts, Petrograd. 1920 photograph. Left. Autumn Rural Festival. Detail of a 1914 painting by Kustodiev.

Б листательный ДИСК / t he

brilliant DISK

Kustodiev.qxd

8/22/08

15:28

Page 30

Борис Кустодиев родился в 1878 году в Астрахани. Ему было чуть больше года, когда от чахотки умер отец, преподаватель духовной семинарии, оставив двадцатипятилетнюю вдову с четырьмя детьми. Борис поступил в Астраханское духовное училище, а потом в семинарию, но из всех учебных предметов увлекала лишь иконопись. Рисование было его страстью с раннего детства. Его притягивали лица людей. Он рисовал сестер, брата, мать, няню, соседей, однокашников.

В пятнадцать лет Кустодиев стал учиться у выпускника Петербургской Академии художеств Павла Власова. «Когда я тридцать лет тому назад пришел к Вам еще совсем мальчишкой, — писал Кустодиев учителю в конце жизни, — я нашел у Вас все то, что сделало меня художником: любовь к нашему искусству и фанатическое отношение к труду…» Когда Борису исполнилось восемнадцать, он отправился в Петербург и успешно сдал экзамены в Академию художеств.

Илья Репин с учениками в академической мастерской. Фотография 1898 года. Ilya Repin and pupils in his studio at the academy. 1898 photograph.

Трудно представить два более разных города: солнечная, пестрая, шумная Астрахань и чопорная северная столица. «…Кругом все серо, — жаловался Борис в письмах матери, — все какое-то скучное, холодное… Если бы ты знала, как мне хочется в Астрахань…» Через два года Кустодиева перевели в мастерскую Ильи Репина, который сразу отметил нового ученика: «Этот поражавший своими успехами талантливый юноша, вышедший откуда-то с Волги... есть краса нашей Академии, наша надежда». Доверие мэтра к таланту начинающего

Астрахань. Угол Московской и Полицейской (ныне — Кирова) улиц. Из комплекта открыток «Астрахань историческая» (собрание Хаджи Абдуллы Дубина).

Борис Кустодиев перед поездкой из Астрахани в Петербург. Фотография 1896 года.

Astrakhan. The corner of Moscow and Police (now Kirov) Streets. From a set of postcards entitled Historical Astrakhan (collection of Hadji Abdulla Dubin).

По признанию самого художника, он стремился подчеркнуть смешанный характер астраханского люда, ту смесь Востока и Москвы, что его всегда привлекала и пленяла… Сюда стекались торговцы из центра России и с Кавказа, из Туркестана, Китая, Персии, даже Японии.

Boris Kustodiev was born in Astrakhan in 1878. He was just over a year old when his father, a lecturer at the seminary, died of consumption, leaving his 25-year-old widow with four children. Boris entered the Astrakhan ecclesiastical college and then the seminary, but of all the subjects taught there only icon-painting attracted him. Drawing had been his passion since early childhood. He was fascinated with people's faces and sketched his sisters, brother, mother, nanny, neighbours and classmates. At the age of fifteen Kustodiev began taking lessons from Pavel Vlasov, a graduate of the St Petersburg Academy of Arts. “When I came to you thirty years ago, still just a lad,” Kustodiev wrote to his teacher at the end of his life, “I found in you everything that made me an artist: love of our art and a fanatical devotion to work.”

Екатерина Прохоровна (мать художника) с сыновьями Борей и Мишей. Астрахань. Фотография 1882 года.

художника было безгранично. Репин даже привлек его к совместной работе над картиной «Торжественное заседание Государственного Совета». Вскоре Борис Кустодиев становится признанным портретистом. О молодом художнике говорят и пишут как о лучшем репинском ученике, прочат ему блестящую будущность. Первый шаг на пути к славе — картина «Базар в деревне». Работая над ней, художник открыл для себя красоту Среднего Поволжья, Костромской губернии. Тогда же, летом 1900 года, он познакомился с девятнадцатилетней художницей

In the artist's own words he sought to bring out the mixed character of the people of Astrakhan, that mix of the East and Moscow that always attracted and captivated him… Merchants from Central Russia flocked there together with others from the Caucasus, Turkistan, China, Persia and even Japan. Yekaterina Prokhorovna, the artist's mother, with her sons Boris and Mikhail. Astrakhan. 1882 photograph.

When Boris turned eighteen he set off to St Petersburg and successfully passed the exams to enter the Academy of Arts. It is hard to imagine two more different cities: sunny, gaily coloured, noisy Astrakhan and the stiffnecked northern capital. “All around everything is grey,” Boris complained in letters to his mother. “Everything is somehow boring, cold… If you knew how much I long for Astrakhan.” Two years later, Kustodiev was transferred to the studio of Ilya Repin, who immediately noticed his new pupil. “This talented youth with astonishing successes who comes from somewhere on the Volga … is the adornment of our academy, our hope.” The

Boris Kustodiev before his departure from Astrakhan to St Petersburg. 1896 photograph.

established master's faith in the novice artist's gifts was boundless. Repin even enlisted his assistance in the work on great painting of the 100th-anniversary session of the State Council. Boris Kustodiev soon made himself a recognized portraitist. The young painter was spoken and written about as Repin's finest pupil and a brilliant future was predicted for him. His first step on the path to glory was Village Bazaar. While working on the painting, the artist discovered for himself the beauty of the central Volga and Kostroma province. At that same time, in the summer of 1900, he made the acquaintance of the 19-year-old artist Yulia Proshinskaya, who would become his wife. “Your health and you yourself,” Справа. «Торжественное заседание Государственного Совета 7 мая 1901 года, в день столетнего юбилея со дня его учреждения». С картины Ильи Репина. 1903 год. Выше. Н. И. Бобриков. Портрет работы Бориса Кустодиева. 1902—1903 годы. Кустодиевым написана третья часть (26) портретов членов Госсовета, в том числе и портрет Николая Бобрикова, генерал-губернатора Финляндии. Right. The Formal Session of the State Council on 7 May 1901, the 100th Anniversary of Its Foundation. From the painting by Ilya Repin. 1903. Above. Portrait of Nikolai Bobrikov by Boris Kustodiev. 1902—03.

Boris wrote to her, “will be needed for many years to come by a man who loves you and sees in you the one sent to him by fate.” In 1903 Kustodiev graduated from the academy with the gold medal that entitled him to make a study trip abroad. He travelled with his wife and two-month-old son to France and then to Spain. It was there, in Europe, that the artist became aware of his mission: he was to learn how to speak of Russia in a Russian manner, to produce paintings that were national in spirit and style.

Б листательный ДИСК / t he

brilliant DISK

Kustodiev.qxd

8/22/08

15:28

Page 32

Юлией Евстафьевной Прошинской, своей будущей женой. «…Твое здоровье и ты сама, — писал Борис Юлии, — нужны еще многие годы для человека, который тебя любит и видит в тебе ту, которую ему послала судьба». В 1903 году Кустодиев закончил академию с золотой медалью и получил право на поездку за границу. Он поехал с женой и двухмесячным сыном во Францию, затем — в Испанию. Именно там, в Европе, художник осознал свое предназначение: он должен научиться говорить о России по-русски, создавать картины, национальные по духу и стилю. Вернувшись на родину, Борис построил в 1905 году в Костромской губернии деревянный дом-мастерскую, похожий на старинный русский терем. Кустодиев не сразу нашел свою тему, ставшую потом любимой, — деревенский праздник. В годы, когда над Россией разгоралась кровавая заря революции, пылали помещичьи усадьбы и гремели выстрелы террористов, он писал картины, пронизанные радостью бытия. Борис один за другим создавал новые варианты работ с одинаковыми названиями: «Ярмарка», «Праздник в деревне». Александр Бенуа отмечал «варварскую „драку красок“» на его картинах. Сам же Кустодиев подчеркивал: «Я считаю пестроту, яркость именно весьма типичной для русской жизни». Жизнь улыбалась ему, «оптимисту из

оптимистов», как сам о себе говорил художник. Любящий муж и отец, он был веселым, подвижным и легким на подъем. «Что бы он ни делал, — вспоминала его дочь Ирина, — пилил ли дрова, выстругивал ли для нас игрушки, ездил ли верхом, — все у него получалось быстро, Борис Кустодиев с женой, сыном Кириллом и дочерью Ириной. Петербург. Фотография 1913 года. Boris Kustodiev with his wife, son Kirill and daughter Irina. St Petersburg. 1913 photograph.

ловко и красиво». Одним из любимых занятий Кустодиева была охота, он с увлечением катался на роликах и коньках, отлично нырял и плавал. Но в тридцать лет его внезапно поразила непонятная болезнь: мучительные боли в руке не давали уснуть. Швейцарские Борис Кустодиев. Автопортрет (на охоте). 1905 год. Первоначально фигура была дана во весь рост, с собакой и охотничьими трофеями. Позже художник обрезал холст. Boris Kustodiev. SelfPortrait (Out Hunting). 1905. Originally this was a fulllength depiction with a dog and hunting trophies. Later the artist cut the canvas down.

Юлия Евстафьевна рассказывала, как один старый живописец наставлял ее, будущую супругу Кустодиева: — С чего должна начать жена художника? Научиться мыть мужу кисти. И чтобы как следует! Это дело кропотливое, оно берет много времени, и тратить свое драгоценное время на это художнику грешно.

врачи поставили диагноз: костный туберкулез. Ему пришлось постоянно носить твердый целлулоидный корсет, который сковывал его, как панцирь, от талии до подбородка. Художнику казалось, что все рухнуло. «В жизни, которая катится так быстро рядом и где нужно себя всего отдать, участвовать я уже не могу — нет сил… — писал он жене из высокогорной клиники под Лозанной. — И если бы я был один — мне было бы легче переносить это чувство инвалидности. — Но тут же добавлял: — Правда, несмотря на все, я иногда удивляюсь еще своей беспечности и какой-то, где-то внутри лежащей радости жизни… И никогда я, кажется, не чувствовал так сильно желания жить и чувствовать себя живущим…» Во время долгой болезни в Швейцарии, тоскуя по России, по родному Поволжью, он писал своих знаменитых «Купчих». Сочная и грубоватая стилистика картины, перекликающаяся с традициями народного лубка, говорит о том, что художник сделал решительный шаг от «натуральности» к «живописности» и «декоративности». Его захлестывала радость: наконец-то он нашел свой путь, свой, ни на кого не похожий, кустодиевский стиль! Но боли в руке не прекращались. «Завидую всем вам, что много работаете, — писал он своему другу, актеру и режиссеру Василию Лужскому, — ведь работать для

Художнику помогала замечательная зрительная память. Он помнил, во что была одета та или другая астраханская купчиха или купец, какими были уличные фонари в Астрахани его детства, вывески над лавками торговых рядов. The artist was much aided by his phenomenal visual memory. He recalled what this or that Astrakhan merchant or merchant's wife had worn, what the street lamps were like in the Astrakhan of his childhood and the signs that had hung over the tradesmen's stalls.

С картин Бориса Кустодиева «Ярмарка» 1906 года (выше) и «Купчиха за чаем» 1918 года (слева). Свою «ярмарку» художник создавал по мотивам традиционных ярмарок в небольших поволжских городах. Boris Kustodiev's paintings Fair from 1906 (above) and Merchant's Wife Taking Tea from 1918 (left). The artist created his “fair” from aspects of the traditional events held in small towns on the Volga.

Yulia Yevstafyevna liked to recall the admonition that a certain elderly painter had given her as Kustodiev's future wife: “How should an artist's wife begin? By learning to clean her husband's brushes. Properly, mind you! It's a laborious business that takes a lot of time and it's a sin for an artist to waste his precious time on it.” After returning to his homeland, in 1905 Boris constructed in Kostroma province a wooden house-and-studio that resembled an old Russian terem. Kustodiev did not immediately hit upon the theme that would eventually become his favourite — rural festivities. In the years

when Russia glowed in the bloody dawn of revolution, when country manor houses burned and terrorists' shots rang out, he painted works infused with the joy of daily life. One after another Boris produced variants of works with the same titles — Fair, Village Festivities. Alexander Benois noted a

Слева. Жена художника Юлия Кустодиева. Портрет работы Бориса Кустодиева. 1905 год. Left. Yulia Kustodieva, the artist's wife. Portrait by Boris Kustodiev. 1905.

“barbaric 'fight of colours'” in his paintings. Kustodiev himself stressed that “I consider diversity of colours, brightness highly typical of Russian life.” Life smiled upon this “optimist of optimists”, as the artist described himself. A loving husband and father, he was jolly, lively and

ready for anything. “Whatever he did,” his daughter Irina recalled, “cutting firewood, whittling toys for us or riding on horseback, he did it all quickly, adroitly and beautifully.” Hunting was one of Kustodiev's favourite pastimes. He liked to skate and roller-skate and was an excellent diver and swimmer. But at the age of thirty he was suddenly struck by a mysterious illness: agonizing pains in his arm prevented him from sleeping. Swiss doctors made a diagnosis: tuberculosis of the bones. He was obliged to permanently wear a stiff celluloid corset that held him rigid like a suit of armour from waist to chin. It seemed to the artist that his whole world had collapsed. “I can no longer participate in life that is bowling so fast alongside and where one needs to give oneself up entirely,” he wrote to his wife from the clinic high in the mountains above Lausanne. “And if I were alone, it would be easier for me to bear this feeling of invalidism.” But he immediately added, “Admittedly, despite everything, I am sometimes still surprised by my carefreeness and some sort of deep-seated joie-de-vivre… And never, I think, have I felt such a strong desire to live and to feel myself to be alive.”

Б листательный ДИСК / t he

brilliant DISK

Kustodiev.qxd

8/22/08

15:28

Page 34

любимого дела… все-таки большая радость… Только ради Бога, не говорите о моей болезни никому — а, напротив, что я здоров, а главное, весел, впрочем, это правда, несмотря на ужасные боли, я сам удивляюсь на свою жизнеспособность и даже жизнерадостность. Уж очень люблю, видно, жить!» В 1913 году в Берлине знаменитый нейрохирург Оппенгейм сказал Кустодиеву: «У вас никогда никакого костного туберкулеза не было. Снимите корсет. У вас заболевание спинного мозга... Нужна операция. Денег я с вас не возьму, лучше напишите мне за это картину». После мучительной операции Борис Михайлович буквально ожил. И не только физически — но и духовно. Он начал создавать образы провинциального города, олицетворяющего для него Россию. На каждом полотне — православный храм. «Церковь на моей картине — моя подпись», — говорил художник. Приходившие в мастерскую люди радостно восклицали: «Мы всё здесь узнаем! Вы изобразили Кострому!» Он смеялся: «Нет, это город выдуманный, собранный из разных мест…» В картинах «Купчиха», «Девушка на Волге», «Красавица» он пытался запечат-

леть народный идеал женской красоты. Художник Владимир Милашевский вспоминал о том, какое впечатление произвела на посетителей выставки «Мир искусства» в 1915 году картина «Красавица»: «К ней невозможно было подойти. Публика стояла кругом, амфитеатром, и не уходила. Все жаждали именно „эту Россию“ и чувствовали, что эта Россия или вот-вот исчезнет, или уже исчезла… Тут

Kostroma (Bazaar). From a 1910 watercolour by Boris Kustodiev now in a private collection.

«Групповой портрет художников „Мира искусства“». Эскиз Бориса Кустодиева. 1916—1920 годы.

The artist's son recollected that the painting A Beauty was based on “a pencil and sanguine drawing made from life… The down quilt that Mama had given Father for his birthday was also drawn from life. He worked on the painting every day, beginning at six or seven in the morning and working through the day…” «Красавица». С картины Бориса Кустодиева. 1915 год. Картина была задумана осенью 1914 года в Москве, а написана в начале 1915 года в Петрограде. A Beauty. From the 1915 painting by Boris Kustodiev. This work was conceived in Moscow in the autumn of 1914 and executed in Petrograd in early 1915.

A Group Portrait of the World of Art Artists. Sketch by Boris Kustodiev. 1916—20.

а утром рассказывал жене, что его мучит один и тот же кошмар: черные кошки впиваются острыми когтями ему в спину и раздирают позвонки. Но уже началась Первая мировая война, о поездке в Германию не могло быть и речи. Игорь Грабарь запомнил слова Бориса Михайловича: «Война отрезала меня от единственного человека в мире, могущего меня спасти». В 1916 году Кустодиев уже мог передвигаться только на костылях. Его положили в клинику на Фонтанке. Было принято решение делать вторую операцию. «Дали общий наркоз на пять часов, —

Мстислав Добужинский. Скульптурный портрет работы Бориса Кустодиева. 1909 год. «Если бывало очень тяжело, хотелось пойти к нему на далекую Петроградскую сторону, „поговорить о прекрасном“, как мы шутя говорили… и унести всегда запас бодрости, умиления и веры в жизнь», — писал Добужинский. A sculptural portrait of Mstislav Dobuzhinsky by Boris Kustodiev. 1909. ”If things got really hard, I felt like paying him a visit on the remote Petrograd Side 'to talk of the beautiful', as we jokingly put it… and I always came away with a stock of courage, tenderness and faith in life,” Dobuzhinsky wrote.

Сын художника рассказывал, что основой для картины «Красавица» послужил «рисунок карандашом и сангиной, сделанный с натуры… С натуры написано и пуховое одеяло, которое мама подарила отцу в день рождения. Он работал над картиной ежедневно, начинал в шесть-семь часов утра и работал весь день…»

был успех не только живописи, а чего-то внутреннего, о чем может вести беседу художник со зрителем. В этой мечте о России без бурь, без драм, без „Грозы“, без Кабанихи, без Катерины Измайловой — секрет успеха Кустодиева: бестрагедийная Россия!» Но в жизнь самого художника возвращалась трагедия — болезнь вновь обострилась. По ночам он кричал от боли,

«Кострома (базар)». С акварели Бориса Кустодиева. 1910 год. Частное собрание.

During his long illness in Switzerland, pining for Russia and for his native Volga, he painted his celebrated Merchants' Wives. The rich, somewhat primitive style of the paintings, echoing the traditions of the lubok popular print, indicates that the artist had taken a decisive step away from “naturalism” towards the “painterly” and “decorative”. He was overjoyed: at last he had found his own path, his own unique style! But the pains in his arm persisted. In 1913 in Berlin the eminent neurosurgeon Oppenheim told Kustodiev: “You never had tuberculosis of the bones. Take the corset off. You have a disease of the spine… An

operation is called for. I will not take you money; paint a picture for me instead.” After the painful operation, Boris Mikhailovich literally returned to life. Not just physically, but mentally as well. He began producing images of the provincial town that for him embodied Russia. Each canvas contained an Orthodox church. “The church in my painting is my signature,” the artist said. People visiting his studio exclaimed delightedly that they recognized everything in a work, that he had depicted Kostroma. He laughed: “No, it's an imaginary town, a composite of different places.” In the paintings Merchant's Wife, Girl on the Volga and A Beauty he tried to capture the pop-

35 Среди лидеров общества «Мир искусства» Кустодиев был не только единственным жанристом, но и ведущим — после смерти Валентина Серова — мастером портрета. Among the leaders of the World of Art grouping Kustodiev was not only the sole genre painter, but also (after the death of Valentin Serov) the foremost portraitist. ular Russian ideal of female beauty. The artist Vladimir Milashevsky recollected the impression that A Beauty made on visitors to the World of Art exhibition in 1915: “It was impossible to get close to it. The public stood around it in a semicircle and did not move on. They all thirsted for just 'this Russia' and sensed that this Russia was either on the point of disappearing or had already vanished… This was a success not only of the painting, but of something down inside about which the artist can converse with the viewer. In this dream of Russia without tempests, without dramas, without The Storm, without Kabanikha, without Katerina Izmailova lies the secret of Kustodiev's success: a Russia without tragedy!”

Рене Нотгафт. Портрет работы Бориса Кустодиева. 1909 год. Рене — сестра Федора Нотгафта, друга Кустодиева, в квартире которого, в ДИСКе, жил художник в 1920 году во время подготовки своей выставки.

But tragedy returned to the artist's own life — the disease reasserted itself. By night he cried out with pain and in the morning he told his wife that he was tormented by one and the same nightmare: black cats digging their sharp claws into his back and tearing his spine apart. But by then the First

Renee Nothaft. 1909 portrait by Boris Kustodiev. Renee was the sister of Fiodor Nothaft, the friend in whose apartment at DISK the artist stayed while his exhibition was being prepared.

Б листательный ДИСК / t he

brilliant DISK

Kustodiev.qxd

8/22/08

15:28

Page 36

вспоминала дочь художника Ирина. — Мама сидела в коридоре… Наконец профессор Цейдлер вышел и сказал, что, возможно, придется перерезать нервы, чтобы добраться до опухоли. Нужно решать, что сохранить больному — руки или ноги. „Руки оставьте, руки! — умоляла мама. — Художник — без рук! Он жить не сможет…“».

Отныне Борис Михайлович был прикован к инвалидному креслу, весь его мир — квартира на Введенской улице Петербургской стороны. «У заключенных хоть прогулки бывают, а у меня и того нет», — с горечью говорил Кустодиев. Усилиями Юлии Евстафьевны в мастерской все налажено так, чтобы художнику не приходилось делать лишних

Автопортрет Бориса Кустодиева. 1924 год. Частное собрание. A 1924 self-portrait of Boris Kustodiev. Private collection.

«Весна». С картины Бориса Кустодиева. 1921 год. Первая картина из цикла «Времена года» (для профессора Густава Антоновича Кука). Spring. From Kustodiev's 1921 painting. The first work in a Seasons cycle created for Professor Gustav Cook.

36 World War had broken out and there could be no question of travelling to Germany. Igor Grabar recalled Boris Mikhailovich saying “The war cut me off from the only man in the world who could save me.” By 1916 Kustodiev could only get about on crutches. He was admitted to a clinic on the River Fontanka in St Petersburg and it was decided to carry out another operation. “They gave him a general anaesthetic for five hours,” the artist's daughter recalled. “Mama sat in the corridor. Finally Professor Zeidler came out and said that they might have to sever some nerves to get at the tumour. They had to decide what to leave the patient with — arms or legs. 'Leave him his arms, his arms,” Mama begged. 'An artist without arms! He'll not be able to live…' ” From then on Boris Mikhailovich was confined to a wheelchair, his entire world reduced to the apartment on Vvedenskaya Street on Petrograd Side. “Prisoners at least have exercise walks; I don't even have that,” Kustodiev said bitterly. Yulia Kustodieva continued to do everything for her husband: she was nurse, breadwinner, secretary and cook. Kustodiev him-

движений: под рукой — мольберт, кисти, краски, карандаши. Кустодиев рисовал, сидя в кресле на колесах, ноги укутаны меховым пледом. За пазухой у него маленькие теплые комочки — котята. У ног спит черная такса Пегги… Работать в холодной мастерской художник не мог: зябли руки, приходилось все время топить «буржуйку». «Мама ломом разбирает с другими жильцами стены деревянных домов, — вспоминала дочь, — а мы, дети, помогаем таскать бревна, пилим, носим в четвертый этаж в бельевых корзинах…» Юлии Евстафьевне приходилось быть для мужа всем: и сестрой милосердия, и сиделкой, и нянькой, и добытчицей, и секретарем, и кухаркой. Сам же Кустодиев работал «запоем» по двенадцать часов в день, не жалуясь на страшные боли в высыхающей правой руке и мучительные судороги в ногах. И все, что он изображал, дышало радостью. За окнами мастерской — голодный и холодный Петроград, а на его полотнах — тихая и сытая жизнь русской провинции; пышные купчихи, солнечные пейзажи; масленичные гулянья… Изображение настолько зримо-реальное, что зрителям начинает казаться, что все это еще существует где-то в России, а художник продолжает путешествовать по стране и своими глазами видит этих счастливых, здоровых, сытых людей. «Меня называют „натуралистом“, — говорил Кустодиев, — какая глупость! Ведь все мои карти-

ны — сплошная иллюзия!.. Это все плод моего воображения, фантазия…» Одна из самых больших удач художника — портрет Федора Шаляпина. Они познакомились в 1919 году. Шаляпин попросил Бориса Михайловича выполнить

«Много я знал в жизни интересных, талантливых и хороших людей, но если я когда-либо видел в человеке действительно высокий дух, так это в Кустодиеве… Только неимоверная любовь к России могла одарить художника такой веселой меткостью рисунка и такой аппетитной сочностью краски в неутомимом его изображении русских людей…» — писал Федор Шаляпин.

self worked like a man possessed for twelve hours a day, not complaining about the terrible pains in his withered right arm or the agonizing cramps in his legs. And everything he painted exuded a sense of joy. Outside the studio window lay cold, hungry Petrograd, but on his canvases was the quiet, comfortable life of the Russian provinces, buxom merchants' wives, sunlit landscapes, Shrovetide festivities… One of the artists greatest successes was a portrait of Fiodor Chaliapin. They met in

Борис Кустодиев в своей мастерской. Ленинград. Фотография 1926 года. Boris Kustodiev in his Leningrad studio. 1926 photograph.

“I have known many interesting, talented and fine people in my life, but if ever I saw a truly lofty spirit in a man, it was in Kustodiev… Only incredible love for Russia could have given the artist such a cheerful precision in his lines and such an appetizing richness of colour in the depiction of Russian people of which he never tired,” Chaliapin wrote. 1919. Chaliapin asked Boris Mikhailovich to design sets for Alexander Serov's opera The Power of Evil, which he was directing as well as singing the role of Yeriomka. Kustodiev's son recalled: “On entering the studio Fiodor Ivanovich immediately began telling us about his ideas. Then we all moved to the drawing-room, where Chaliapin sang almost all the parts in the opera. Father sat with an

Федор Шаляпин. Портрет работы Бориса Кустодиева. 1921 год. Kustodiev's portrait of Fiodor Chaliapin. 1921.

album in his hands, making sketches for the sets straightaway and discussing them with Fiodor Ivanovich… He became passionately interested in Chaliapin… and kept saying that he really wanted to paint a portrait of Fiodor Ivanovich that had to be against the background of a Russian winter, a generous Shrovetide scene.” In the summer of 1921 Chaliapin began posing for the portrait. Vsevolod Voinov, Kustodiev's first biographer, recorded in his diary the artist's account of these sittings: “Chaliapin was so huge and the room was small for him so the artist could not capture his figure in its entirety. They leaned the painting over so that Noris Mikhailovich sitting in his chair had to work looking upwards (with the pains he had in his neck and arms!). BM says that sometimes he himself finds it hard to believe that he painted that portrait. He worked so much by guesswork and touch. More than that, he never once saw this portrait as a whole at a sufficient distance and cannot imagine how successfully everything turned out.” The volume of Kustodiev's work is incredible even for a healthy man. In 1925 for the

Б листательный ДИСК / t he

brilliant DISK

Kustodiev.qxd

8/22/08

15:28

Page 38

эскизы декораций для оперы Александра Серова «Вражья сила», в которой он был и режиссером, и исполнителем партии Ерёмки. Сын Кустодиева вспоминал: «Войдя в мастерскую, Федор Иванович сразу же возбужденно начал рассказывать о своих замыслах. Затем все перешли в гостиную, где Шаляпин спел почти все партии оперы. Отец сидел с альбомом в руках, тут же делал наброски декораций и обсуждал их с Федором Ивановичем... Он страшно заинтересовался Шаляпиным…

«Русская Венера». С картины Бориса Кустодиева. 1926 год. Вариант акварели 1920 года «В бане» из серии «Русские типы».

и все говорил, что ему очень хотелось бы написать портрет Федора Ивановича, обязательно на фоне русской зимы, широкой масленицы…» А художник поразил певца, как писал сам Шаляпин, «своей духовной бодростью — ни малейшего оттенка грусти в лице. Блестяще горели его веселые глаза — в них была радость жизни… Кустодиев пожелал присутствовать на всех репетициях. Изо всех сил старался я каждый раз доставать моторный грузовик, и каждый раз с помощью его сына или знакомых мы выносили Кустодиева с его креслом, усаживали в мотор и затем так же вносили в театр». Премьера оперы прошла блестяще. Певца принимали на «ура», декорации произвели фурор. Летом 1921 года Шаляпин начал позировать для портрета. Всеволод Воинов, первый биограф Кустодиева, записал в дневнике рассказ художника о том, как проходили эти сеансы: «…Шаляпин такой огромный, комната для него мала, так что художник не мог охватить его фигуры целиком... Картину наклоняли так, что Борису Михайловичу, сидя в кресле, приходилось работать, глядя вверх (это с его-то болями в шее, в руках!). Б. М. говорит, что порой он сам как-то плохо верит в то, что написал этот портрет. Настолько он работал наугад и ощупью. Мало того, он ни

Irina Kustodieva, the artist's daughter. From a 1919 portrait by Boris Kustodiev.

Артистка Надежда Комаровская. Портрет работы Бориса Кустодиева. 1925 год. Надежда Комаровская — драматическая актриса, заслуженная артистка РСФСР, ученица Станиславского; с 1906 года играла в театрах Киева и Москвы; участвовала в создании БДТ в Петрограде. The actress Nadezhda Komarovskaya. A 1925 portrait by Boris Kustodiev. The distinguished dramatic actress Komarovskaya was a pupil of Stanislavsky. From 1906 she performed in Kiev and Moscow and later was involved in the foundation of the Large Drama Theatre in Petrograd.

A Russian Venus. From the 1926 painting by Boris Kustodiev. A variant of the 1920 watercolour In the Bathhouse from the Russian Types series.

State Publishing House alone he produced designs for forty-one book jackets. At the same time he designed sets and costumes for the Moscow Arts Theatre production of Yevgeny Zamiatin's play The Flea, and the next year different designs for the same play, when it was staged by the BDT in Leningrad. At the same time he painted remarkable portraits of the archaeologist Tatyana Chizhova, the actress Nadezhda Komarovskaya and his celebrated Russian Venus. His daughter Irina often posed for him: “Papa always liked to paint plump women. I obliged him, growing up 'the way he liked them'… For the Russian Venus I stood there holding a ruler, as a bundle of twigs wasn't available right away. We both laughed a lot — what had the ruler got to do with it?”

Дочь художника Ирина Кустодиева. Портрет работы Бориса Кустодиева. 1919 год.

His exceptional capacity for work and inexhaustible joie-de-vivre astonished everyone, but especially his artist friends. But Kustodiev's strength was waning. “I have less and less of a 'taste' for life,” he admitted to his colleague Voinov in the autumn of 1926. “Of course not for life generally, but for what I can get from it — it's just crumbs… At every turn I find myself faced with a 'no-go' sign — 'can't be done', 'inaccessible', 'impossible'… And I know that I can only work when I have an inner 'joy' — and now I haven't got that.”

разу не видел этого портрета целиком в достаточном отдалении и не представляет себе, насколько все удачно вышло». Масштабы работы Кустодиева невероятны даже для здорового человека. В 1925 году только для Госиздата он сделал эскизы для сорок одной книжной обложки. В это же время он выполнил эскизы декораций и костюмов к пьесе Евгения Замятина «Блоха» в постановке МХАТа, а на следующий год — другие эскизы для той же пьесы, поставленной Ленинградским БДТ. Тогда же он писал замечательные портреты археолога Татьяны Чижовой, актрисы Надежды Комаровской, знаменитую «Русскую Венеру». Часто ему позировала дочь Ирина: «Папа всегда любил писать полных. Я угодила ему, выросла „в его вкусе“… Для „Русской Венеры“ я стояла, держа в руках линейку, так как веник достали не сразу. Мы оба очень смеялись — при чем линейка?..» Его необыкновенная работоспособность и неиссякаемая жизнерадостность поражали всех, но особенно друзейхудожников. «При виде этой невероятной, прямо фантастической жизненной потенции становилось стыдно за недостойные минуты недовольства судьбой, сетований и прямого нытья у нас — здоровяков и крепышей», — отмечал Игорь Грабарь. Но силы Кустодиева были на исходе. «Все меньше и меньше у меня „вкуса“ к жизни, — признавался художник Воинову

The spring of 1927 arrived. The artist was 49 years old. “He often sat deep in thought,” his daughter recalled, “shrunken somehow, not working and not speaking. You went into him and he didn't seem to notice, his head would be drooping…” And he told his son: “I don't want to live any more; I am dead tired…” Perhaps God was listening. On 26 May 1927 Boris Kustodiev passed away. Shortly before his death, the artist wrote to his first teacher, Pavel Vlasov: “I don't know if I managed to do and express in my works what I wanted — a love of life, joy and cheerfulness, love of what was my own, 'Russian'. That was always the sole 'subject' of my paintings.”

осенью 1926 года. — Конечно, не к жизни вообще, а к тому, что я могу от нее получить, — это какие-то крохи… Ведь на каждом шагу я стою перед „аншлагом“ — „этого нельзя“, „недоступно“, „невозможно“… И знаю, что работать можно только при наличии внутренней „радости“ — вот ее-то у меня и нет теперь…» Настала весна 1927 года. Художнику — сорок девять лет. «Он часто сидел задумавшись, — вспоминала дочь, — как-то съежившись, не работал, молчал. Войдешь к нему, а он точно не замечает, голова поникла…» А сыну он сказал: «Мне не хочется больше жить, я смертельно устал…» Быть может, Бог услышал его: 26 мая 1927 года Бориса Кустодиева не стало… Незадолго до смерти художник написал своему первому учителю Павлу Власову: «Не знаю, удалось ли мне сделать и выразить в моих вещах то, что я хотел, — любовь к жизни, радость и бодрость, любовь к своему, „русскому“ — это было всегда единственным “сюжетом” моих картин…»

Справа. Наталья Оршанская. Портрет работы Бориса Кустодиева. 1925 год.

Right. Natalia Orshanskaya. A 1925 portrait by Boris Kustodiev.

«О характере распространенного у нас отношения к русскому Борис Михайлович сказал: „Мы всегда презираем свое родное, русское… Нам неловко было сознаваться, что мы русские. Это считается неприличным. И мы обычно „извиняемся“, что мы русские. Правда, много было сделано для того, чтобы загадить слово „русский“…» — писал искусствовед Всеволод Воинов. The art-historian Vsevolod Voinov wrote: “Regarding the widespread attitude among us to things Russian, Boris Mikhailovich said, 'We always despise what is our own, Russian… We felt uncomfortable admitting that we were Russian. It is considered indecent. And we usually 'apologize' for being Russian. Admittedly much has been done to besmirch the word 'Russian'…”

Слева. Татьяна Чижова. Портрет работы Бориса Кустодиева. 1924 год. В портрете запечатлен образ девятнадцатилетней Тани Чижовой. В 1980-х годах сотрудники Ивановского художественного музея, в котором хранится портрет, разыскали в Москве Татьяну Николаевну Чижову. Она подарила музею эскиз, сделанный Кустодиевым во время работы над портретом, рассказала о своем знакомстве с художником. Left. Tatyana Chizhova. A 1924 portrait by Boris Kustrodiev. This work records the appearance of 19-yearold Tanya Chizhova. In the 1980s workers of the Ivanovo Art Museum, where the portrait is kept, tracked down Tatyana Chizhova in Moscow. She presented the museum with a sketch that Kustodiev made while working on the portrait and spoke of her friendship with the artist.

moet.qxd

8/22/08

15:40

Page 42

В еликий винодел Клод Моэ основал фирму «Дом

Охотничья усадьба Шато де Саран была построена в 1846 году, но со временем поместье стало летней резиденцией семьи Шандон. Величавый дом красуется на вершине покрытого лесом холма, откуда открывается чудесный вид на виноградники Moët et Chandon в Краманте, провинция Шампань.

Моэ» в 1743 году и вскоре стал официальным поставщиком шампанских вин ко двору короля Людовика XV. Это о напитке из погребов Моэ фаворитка короля мадам де Помпадур как-то сказала: «Шампанское — единственное вино, выпив которое женщина не теряет своей красоты». Но европейская слава пришла к этому шампанскому несколько позже, уже при внуке винодела, Жане Реми Моэ, который превратил его в символ роскоши и наслаждения. Немало способствовали этому и дружеские отношения между Жаном Реми и Наполеоном, не раз приезжавшим в имение Моэ. Жан Реми знал, как любой поворот судьбы использовать себе во благо. Даже когда в 1814 году его погреба изрядно опустошили российские казаки, он заявил: «Все эти офицеры, которые сейчас разоряют меня, завтра сделают меня богачом. Залог будущего — те, кто пьют мое вино, а потом становятся моими гонцами, по всему свету прославляющими его». И оказался прав. В 1832 году Жан Реми передал дела своему сыну Виктору и зятю Пьеру Габриэлю Шандону. Так родилась марка Moët et Chandon, известная сегодня во всех уголках мира. Дом шампанских вин Moët et Chandon поставлял вино к столу американского президента Томаса Джефферсона, английского короля Эдуарда VII, российского императора Николая II и в Ватикан. Moët et Chandon и по сей день является официальным поставщиком королевских дворов Европы, а к тому же это еще и самое «спортивное» шампанское — напиток, которым с воодушевлением поливают друг друга и зрителей победители «Формулы-1». Шампанское Moët et Chandon подается в Талион Клубе с первых дней его открытия. Теперь же сотруд-

ничество с этим домом шампанских вин выходит на новый уровень. «Мы давно планировали провести совместное мероприятие с одной из национальных европейских кухонь, — сказал директор ресторанной службы Талион Клуба Борис Сидоренко. — Предложение от дома шампанских вин Moët et Chandon пришлось как нельзя кстати. Наши шеф-повара уже познакомились во Франции с тонкостями приготовления и подачи блюд совместно с шампанским Moët et Chandon. Этот напиток требует особенно деликатного подхода. Найти такое сочетание, чтобы одновременно и подчеркнуть вкус шампанского, и не потерять вкус блюда — это целое искусство. А в середине ноября Паскаль Тенго, шеф-повар дома Moët et Chandon, даст мастер-класс высокой французской кухни в Талион Клубе. Думаю, это будет очень интересно и нашим гостям, и постоянным посетителям».

Михаил СЕВЕРОВ / by Mikhail SEVEROV

символ роскоши и наслаждения

«Гастрономический посол» Шампани Паскаль Тенго давал мастер-класс шеф-поварам Талион Клуба в изысканной обстановке Шато де Саран.

В августе шеф-повара ресторанов «Талион» и «Виктория» побывали в Шато де Саран — самом сердце знаменитого дома шампанских вин Moët et Chandon, где под руководством мэтра французской кухни Паскаля Тенго постигали искусство приготовления блюд, наилучшим образом сочетающихся с этим изысканным шампанским. А в ноябре шеф-повар дома Moët et Chandon нанесет ответный визит в Петербург и даст мастер-класс в Талион Клубе.

A Symbol of Luxury and Enjoyment In August the head chefs of the Taleon and Victoria restaurants visited the Château de Saran, the very heart of the famous champagne house Moët et Chandon, where under the guidance of Pascal Tingaud, an acknowledged maître of French cuisine, they learnt the art of preparing dishes that go best with the company’s exquisite champagne. In November the head chef of Moët et Chandon will pay a return visit to St Petersburg and give a master class in the Taleon Club.

Château de Saran was built as a hunting lodge in 1846, but in time the estate became the summer residence of the Chandon family. The magnificent mansion stands resplendent on the top of a wooded hill, enjoying splendid views of the Moët et Chandon vineyards in the Cramant district of Champagne.

The great vintner Claude Moët founded the firm Moët et Cie in 1743 and soon became official supplier of champagnes to the court of King Louis XV. The King’s famous mistress, Madame de Pompadour, once said of the drink from the Moët cellars: “Champagne is the only wine that a woman can drink without losing her beauty.” But this champagne achieved Europe-wide fame somewhat later, under Claude’s grandson, Jean-Rémy Moët, who turned it into a symbol of luxury and enjoyment. This was greatly furthered by the friendly relations that Jean-Rémy enjoyed with Napoleon, who visited the Moët estate several times. Jean-Rémy was a man who knew how to turn any twist of fate to his own advantage. Even when his cellars were much depleted by Russian Cossacks in 1814, he declared: “All these officers who are ruining me today will make me a rich man tomorrow. The guarantee of the future is those who drink my wine and then become

Champagne's “gastronomic envoy” Pascal Tingaud gave the Taelon Club's head chefs a master class in the exquisite setting of the Château de Saran.

my heralds around the world, singing its praises.” And he was proved correct. In 1832 Jean-Rémy handed the business over to his son Victor and son-in-law Pierre Gabriel Chandon. That is how the Moët et Chandon brand, known now throughout the world, was formed. Moët and Chandon champagne has been served at the Taleon Club from the day it opened. Now, though, collaboration with the champagne house is reaching a new level. “We had long been planning to carry out a joint event with one of the European national cuisines,” Boris Sidorenko, the director of the Taleon Club’s restaurant service explained. “The proposal from the champagne house Moët et Chandon arrived very opportunely. Our head chefs have already been to France and acquainted themselves with the subtleties of producing and serving dishes together with Moët et Chandon champagne. It’s a drink that requires a particularly delicate approach. To find a combination that will at the same time bring out the taste of the champagne without losing the taste of the dish is an art in itself. Then in the middle of November Pascal Tingaud, Moët et Chandon’s head chef, will give a master class in French haute cuisine at the Taleon Club. I think that will be of great interest to both our guests and regular visitors.”

8/22/08

15:42

Page 48

cigar, a good read

Traverse.qxd

Ч тение под сигару /a good

До наших дней, увы, дошло мало изображений человека, занимавшего пост морского министра России в течение 18 лет. Большинство из них — «предположительные» изображения маркиза де Траверсе. Справа. Портрет работы неизвестного художника.

Франция всегда являлась законодательницей мод и образцом для подражания в Европе. Именно в этой стране табак был впервые включен в «Перечень жизненно необходимых человеку и гражданину продуктов», составленный во время Великой французской революции Конвентом. Однако сейчас табак — «персона нон грата» во многих странах, а с этого года даже в свободолюбивой Франции курение в общественных местах запрещено. Только в России курильщики пока чувствуют себя вольготно… France was always a fashion-setter and model for imitation in Europe. It was the country that first included tobacco in a “List of Commodities Vital to the Human Being and Citizen” drawn up by the Convention at the time of the French Revolution. But nowadays tobacco is persona non grata in many countries and from the start of this year even in freedom-loving France smoking is banned in enclosed public places. Only in Russia can smokers still feel free for the time being…

Sadly few depictions have survived of the man who held the post of Russian Naval Minister for 18 years. The majority of them are “believed to be” likenesses of the Marquis de Traversay. Right. A portrait by an unknown artist.

On Martinique the air is steeped with the scent of sugar and vanilla. The Antilles island with its riot of colour, sea and vegetation had long become home to hereditary fortune-tellers. For Marie Rose Joseph Tascher de La Pagerie , a young Creole beauty, they predicted an early wedding, widowhood and a second marriage that would make her “more than a queen”. The prediction came true and under the name of Josephine that girl became the Empress of France. Many years later a portrait of Rose adorned the mansion near St Petersburg belonging to a relative of hers. The man was known in the Russian manner as Ivan Ivanovich Traversay. In letters to his family, he sometimes recalled his “cousine Bonaparte”. The eighteenth century produced no few brilliant personalities. The Marquis de Traversay can justly be counted among that constellation. His memory has been perpetuated in the strange name “the Marquis's Pool” that will be familiar to older residents of St Petersburg.

На антильском острове Мартиника воздух пропитан сахаром и ванилью. Здесь, среди буйства красок, моря и зелени, издавна селились потомственные ворожеи. Розе Таше де Ла Пажери, юной красавице креолке, они напророчили скорое замужество, вдовство и новый брак, который сделает ее «больше чем королевой». Предсказание сбылось, и под именем Жозефина эта девочка стала императрицей Франции. А спустя много лет портрет Розы украсил усадьбу ее родственника в окрестностях Петербурга. Этого родственника на русский манер величали Иваном Ивановичем Траверсе. В письмах к семье он иногда вспоминал своего «кузена Бонапарта». Восемнадцатый век знал немало ярких личностей. К их плеяде по праву принадлежит и маркиз де Траверсе. Его имя оказалось увековеченным в странном названии «Маркизова лужа», которое помнят петербургские старожилы. «Крепость Кронштадт с высоты птичьего полета». С картины Я. Лаппинга. Середина XIX века. С Кронштадтом многое связывало маркиза де Траверсе: сюда направлялись корабли, построенные на верфях Петербурга, отсюда русские мореплаватели отправлялись в экспедиции к далеким берегам.

хозяин аркизовой лужи»

the master of the Marquis's Pool

Дмитрий КОПЕЛЕВ / by Dmitry KOPELEV

A Bird's-Eye View of the Kronstadt Fortress. From a mid-19th-century painting by J. Lapping. There was much that connected the Marquis de Traversay and Kronstadt: this was the destination for ships built in St Petersburg's shipyards and the starting-point from which Russian naval expeditions set off for distant parts of the globe.

8/22/08

15:42

good cigar, a good read

Traverse.qxd

Ч тение под сигару / a

Родился Жан Батист Прево де Сансак, маркиз де Траверсе, 24 июля 1756 года. Его отец, капитан I ранга, принадлежал к древнему французскому роду. На Мартинике он владел обширной плантацией, тянувшейся вдоль красивейшей бухты. Здесь прошло детство будущего морского министра России, который по одной из родовых линий происходил из норманд-

«Форт на острове Мартиника со стороны Фламандского рейда». Гравюра неизвестного художника XVIII века.

Page 50

The Fort of Martinique Seen from the Rade des Flamands. 18th-century engraving by an unknown artist.

ских моряков. Вместо сказок Жану Батисту рассказывали о подвигах предков: о том, как при Людовике XIV «Великий Дюкен» громил голландские и испанские флоты, как защищал Ла-Рошель от армий кардинала де Ришелье легендарный Жан Гитон.

Jean-Baptiste Prévost de Sansac, Marquis de Traversay, was born on 24 July 1756. His father, a naval captain, belonged to an old French family. He owned a large plantation on Martinique that extended along a very beautiful bay. This was the childhood home of the future Minister of the Russian Navy, who was descended from Norman sailors on one side. Instead of fairy-tales, Jean-Baptiste was told about the deeds of his ancestors: about the “great Duquesne” who defeated the Dutch and Spanish navies in the time of Louis XIV and the legendary Huguenot Jean Guiton who defended La Rochelle from the armies of Cardinal Richelieu. It is not surprising, then, that from an early age the boy dreamt of continuing the family tradition. At the age of five he was sent off to France — the time had come for him to be educated. After attending a Benedictine college in the north of the province of Languedoc, Jean-Baptiste entered the naval cadet school in the town of Rochefort and in 1777 was awarded the rank of midshipman. Traversay began his naval career during the American War of Independence. Like many French nobles, the young officer

Неудивительно, что мальчик с детства мечтал продолжить семейные традиции. В пять лет его отправили во Францию — настала пора «постигать науки». Закончив бенедиктинский коллеж на севере провинции Лангедока, Жан Батист попал в школу гардемаринов в городке Рошфор и в 1777 году получил чин мичмана. Свой боевой путь Траверсе начал во время Войны за независимость в Северной Америке. Как и многие французские дворяне, молодой офицер горел решимостью сражаться с ненавистными англичанами за идеалы свободы, провозглашенные веком Просвещения. Он участвовал в Уэссанском сражении, затем в Вест-Индии командовал корветом «Церера», фрегатами «Эгретт» и «Ирида». Грезивший славой своих предков, Траверсе не упускал случая отличиться. Однажды он захватил большой английский фрегат; в другой раз вызвался доставить из Гаваны миллион пиастров для франко-испанской армии. При захвате острова Сент-Кристофер он первым ворвался в захваченный форт и установил там французский флаг. Его геройство не осталось незамеченным. В 1782 году грудь Траверсе украсил крест Святого Людовика на огненно-красной ленте. Через три года он стал членом общества Цинциннати как особо отличившийся участник Войны за независимость. Таких наград в столь юном для военного возрасте удостаивались единицы.

burned with a desire to fight the hated English for the ideals of liberty proclaimed by the Age of Enlightenment. He took part in the Battle of Ushant and then, in the West Indies, commanded the corvette Ceres, the frigates Héron and Iris. His mind on the glory of his forefathers, Traversay missed no opportunity to distinguish himself. On one occasion he captured a large British frigate; on another he volunteered to deliver a million piastres from Havana for the Franco-

Знаменитое сражение 23 сентября 1779 года между английскими кораблями и судами капера Джона Пола Джонса, положившее начало череде морских побед североамериканских колоний над Великобританией. Гравюра Балтазара Ф. Лейцельта. The Battle of Flamborough Head between British ships and a squadron of the Continental Navy. Engraving by Balthasar Leizelt.

Герб рода де Траверсе. В мае 1797 года маркиз де Траверсе поступил в вечное подданство Российской империи. В 1811 году его имя было внесено в родословную книгу Воронежской губернии, а в 1817-м — в родословную книгу Санкт-Петербургской губернии. The coat of arms of the Traversay family.

На этом этапе жизни судьба явно благоволила Траверсе. Вскоре он сыграл свадьбу с красавицей Мари-Мадлен де Риуфф, дочерью адмирала, за которой получил немалое приданое, а через год унаследовал родовые владения Сансаков. Траверсе делал блестящую карьеру. В 1788 году, уже в чине полковника, как потомок древнего дворянского рода он получил право быть представленным Людовику XVI, занимать место в его карете и принимать участие в королевской охоте. Однако летом 1789 года все надежды на блистательную будущность в одночасье рухнули: придворный век завершился, началась революция. Первые месяцы свободы обернулись тяжелыми испытаниями для французского флота. Веками создаМаркизу де Траверсе благоволили все монархи, которым он служил. Людовик XVI в коронационном облачении. Портрет работы Жана Дюплесси-Берто. 1770-е годы. The Marquis de Traversay was looked on with favour by all the monarchs he served. Lousi XVI in his coronation robes. Portrait by Jean Duplessis-Bertaux. 1770s.

вавшиеся институты власти, дисциплина и субординация уничтожались, офицеры подвергались гонениям. После отмены чинов и дворянских титулов между старым и новым порядком выросла непреодолимая стена ненависти. Беспорядки затронули и портовые города: в Рошфоре, Бресте, Тулоне, Гавре, Бордо народ захватывал оружейные склады, участились грабежи. На кораблях все чаще вспыхивали бунты, командующих флотами и офицеров заключали в плавучие тюрьмы, отправляли на эшафот, порой убивали прямо на улице. Флот фактически оказался брошенным на произвол судьбы. Переждать смутное время Траверсе и его родные решили в родовом имении. Но и там было небезопасно: крестьяне, забыв о его былой славе борца за свободу, грозили спалить и разорить замок маркиза. Оставалось искать новую родину на чужбине. В начале 1791 года Траверсе, испросив отпуск, отправился с семьей в Швейцарию для «лечения на водах», понимая, что уезжает, возможно, навсегда. Как раз в это время Екатерина II предпринимала попытки обновить ряды флотских командиров. Она отправила в Европу Звуки знаменитой «Марсельезы» будоражили революционную Францию, которую спешили покинуть аристократы и роялисты. Изначально песня называлась «Военный марш Рейнской армии» и была написана вечером 25 апреля 1792 года военным инженером Клодом Жозефом Руже де Лилем, впоследствии исполнялась в Марселе, а затем покорила революционный Париж. В День взятия Бастилии 14 июля 1795 года Конвент утвердил «Марсельезу» в качестве государственного гимна Франции.

51 Spanish army. During the seizure of the island of St Kitts he was the first to break into the Brimstone Hill fort and raise the French flag there. His heroism did not go unnoticed. In 1782 Traversay's breast was adorned by the Cross of St Louis on a fiery red ribbon. Three years later he was made a member of the Society of the Cincinnati, an honour accorded to distinguished participants of the War of Independence. Such awards were a great rarity for a man of his age. At this stage in his life fate evidently smiled upon Traversay. Soon he married the beautiful Marie Madeleine, daughter of Admiral Jean-Joseph de Riouffe, receiving a considerable dowry and a year later he inherited the Sansac ancestral lands. Traversay made a brilliant career. In 1788, by then a colonel, as a member of an ancient aristocratic family, he received the right to be presented to Louis XVI, to take a seat in the King's carriage and to participate in the royal hunt. But in the summer of 1789 all his hopes for a glorious future collapsed in a moment: the age of the aristocracy had ended and the revolution began. The first months of liber-

Раскрашенная гравюра на дереве конца XVIII века.

ty were a time of grave trials for the French navy. At Rochefort, Brest, Toulon, Le Havre and Bordeaux the common people seized the arsenals and robberies became a common occurrence. Ships' crews mutinied with increasing frequency; fleet commanders and officers were confined in floating prisons and sent to the scaffold; some were simply killed in the street. Traversay and his family decided to wait out the troubled times on the family estate. But

The strains of the famous Marseillaise stirred up passions in revolutionary France, which aristocrats and royalists hastened to leave. Originally known as “the war song of the army on the Rhine”, it was written on the evening of 25 April 1792 by the military engineer Claude Joseph Rouget de Lisle and brought to Paris by volunteers from Marseilles. On Bastille Day, 14 July, 1795 the Convention officially adopted it as a national anthem. Late 18th-century tinted wood engraving.

Ч тение под сигару / a

good cigar, a good read

Traverse.qxd

8/22/08

15:42

Page 52

специальную миссию во главе с адмиралом Российского флота принцем НассауЗигеном. В Швейцарии адмирал встретился с бывшим морским министром Людовика XVI маршалом Шарлем де Кастром. Маршал самым лестным образом отрекомендовал маркиза, и тот незамедлительно поспешил в далекую Россию. Вскоре по прибытии в Петербург Траверсе получил под свое командование гребную эскадру. На первых порах ему пришлось нелегко: он привык плавать в южных широтах, на Балтике же условия навигации особые. К тому же на российском флоте тон задавала «английская когорта», которая приняла новоявленного «французишку» в штыки: «Представляете, он даже не знает, что такое канонерки!» Речь шла о «кораблях-секретах» с фальшбортами, за которыми скрывались пушки, — тогда они преобладали на русском флоте. Траверсе проштудировал посвященный канонеркам ученый трактат, законспектировал его и сопроводил чертежами. Он изучал рельеф дна Финского залива, провел тщательную рекогносцировку фарватера... Талант и опыт сделали свое дело: летом 1791 года Траверсе благополучно крейсировал на Балтике, проявил незаурядное искусство в маневрировании. НассауЗиген докладывал императрице, что этого «отменного командира», «образцового офицера и моряка» любят и ценят подчиненные.

Граф Федор Ростопчин был известен своим консерватизмом и проанглийскими настроениями. Портрет работы Карла (Александра) Витберга. 1814 год. Count Fiodor Rostopchin was known for his conservatism and pro-British sympathies. Portrait by Karl (Alexander) Witberg. 1814.

Петербург же просто околдовал Траверсе, о чем он писал жене: «Этот город, выстроенный на воде, невольно к себе привлекает. Адмиралтейство окружено каналом, его фасад омывают воды Невы, это настоящий остров». Маркиз был представлен ко двору, императрица ему явно благоволила. И все-таки он чувствовал себя одиноко: ведь его семья по-прежнему оставалась в Швейцарии. В августе,

«Военная гавань Кронштадта зимой 1851 года». С картины Луиджи (Людвига) Премацци. Kronstadt Naval Harbour in the Winter of 1851. From a painting by Luigi Premazzi. Предшественник Траверсе на министерском посту, умный и блестяще образованный офицер Павел Чичагов отчасти был обязан своей карьерой покровительству Александра I. В 1807 году получил чин адмирала и звание министра морских сил. Однако из-за интриг недоброжелателей через два года подал в отставку, но вскоре был назначен состоять при особе императора. Портрет работы неизвестного художника. Начало XIX века. Traversay's predecessor in the ministerial post, the intelligent and superbly educated Pavel Chichagov, owed his career in part to the patronage of Alexander I. In 1807 he was promoted to admiral and made minister of the Russian navy. The intrigues of those who wished him ill forced him, however, to resign after only two years, but soon he was made one of the Emperor's suite. Early 19th-century portrait by an unknown artist.

. «Я узнал… что принц Нассау пригласил на нашу службу французского адмирала по имени маркиз де Траверсе. Я этим очень расстроен. Наш флот стараниями кавалера Ноулса и особенно усилиями адмирала Грейга стал совершенно английским… какой-то француз может все испортить», — писал Федор Ростопчин, возглавлявший коллегию иностранных дел.

danger threatened there too: the peasants, forgetting about his earlier heroism in the cause of liberty, threatened to burn and destroy the Marquis's chateau. He was obliged to seek a new home abroad. Early in 1791 Traversay requested leave and travelled with his family to Switzerland “to take the waters”, aware that he might be leaving for ever. At that very time Catherine II was making efforts to introduce new blood into the ranks of her naval commanders. To that end she despatched a special mission to Europe led by Prince Nassau-Siegen, an admiral of the Russian Navy. In Switzerland the Admiral had a meeting with Maréchal Charles de Castres, former naval minister of Louis XVI. The Maréchal recommended the Marquis

“I have learnt that Prince Nassau has invited into our service a French admiral named the Marquis de Traversay. I am very upset by this. Through the endeavours of Mister Knowles and especially the efforts of Admiral Greig our navy has become completely English… some Frenchman might ruin everything,” Rostopchin wrote from his position as head of the Collegium (ministry) of Foreign Affairs.

53 in the most flattering terms and he immediately set off for distant Russia. Soon after his arrival in St Petersburg Traversay was given command of a galley squadron. At first he did not have an easy time of it: he was used to sailing in southern latitudes, while the Baltic has its own peculiar conditions of navigation. Still, talent and experience soon told: in the summer of 1791 Traversay successfully cruised the Baltic, displaying exceptional manoeuvring skills. Nassau-Siegen reported to the Empress that this “excellent commander … an exemplary officer and seaman” was loved and appreciated by his subordinates. For its part St Petersburg simply enchanted Traversay, as he wrote to his wife: “This city, constructed on water, attracts you in spite of yourself. The Admiralty is enclosed by a canal; its façade is washed by the waters of the Neva, making it a real island.” The Marquis was presented at court and the Empress clearly regarded him with favour. In August, after the frigates had been disarmed for their winter lay-up, the Marquis was permitted “to return to his homeland for as much time as is required to settle his affairs.”

после разоружения фрегатов для зимней стоянки, маркизу было дозволено «отлучиться в отечество на столько времени, сколько нужно для поправления дел его». Императрица желала удержать его на службе и в качестве особого отличия повелела выдать ему жалованье вперед. Так выглядела официальная версия. На самом деле бессрочный отпуск маркиза был связан, прежде всего, с возложенной на него тайной миссией. Императрица, все более склонявшаяся к войне против революционной Франции, решила послать денег оказавшимся в изгнании Бурбонам. В обстановке строжайшей секретности несколько человек, в числе которых был и маркиз, выехали в Кобленц — этот небольшой городок на Рейне стал тогда центром французской эмиграции. О море Траверсе пришлось надолго забыть. В составе гвардейской роты он месяц за месяцем совершал бесконечные марши по немецким и бельгийским лесам, готовясь к походу на Париж. Из Франции между тем приходили неутешительные известия. Людовик XVI и Мария-Антуанетта были гильотинированы, многие родственники маркиза погибли или томились в тюрьмах, его замок сожгли, а имущество распродали. От планов «смести смутьянов в Париже» пришлось отказаться. В эти тяжелые дни Траверсе, оказавшись человеком без родины, принял судьбоносное решение — уехать в Россию навсегда.

The Empress was keen to keep him in her service and as a mark of particular distinction ordered that he be given his pay in advance. That was the official version. In actual fact the Marquis's open-ended leave was connected first and foremost with a secret mission entrusted to him. The Empress, who was increasingly inclining towards war with revolutionary France, decided to send money to the Bourbons who were in exile. In circumstances of strictest secrecy, several men, the Marquis among them, left for Coblenz, the Rhineland town that had become the centre of French emigration. Traversay was obliged to forget the sea for a long time. As part of a guards company he spent month after month in endless marches around the forests of Germany and Belgium, preparing for a campaign against Paris. Meanwhile the news coming for France was depressing. Louis XVI and Marie-Antoinette had been guillotined; many of the Marquis's relative had perished or were languishing in prison; his chateau was burnt and his property sold off. The plans to “sweep away the rabble-rousers in Paris” had to be abandoned. At that difficult

В 1794 году Траверсе возглавил гребной флот в Петербурге, а затем получил перевод на север Финского залива, где принял командование Роченсальмским портом. На архипелаге Роченсальм (в переводе «Шведский проход») Екатерина II давно задумала создать оплот русской Финляндии. В пустынный приграничный городок, окруженный вековыми сосновыми лесами и поросшими мхом каменистыми скалами, приехал блестящий французский аристократ с женой и тремя детьми. Стараниями маркиза провинциальное роченсальмское захолустье постепенно превратилось в мощный укрепленный район, опиравшийся на островные форты, батареи и редуты. В 1797 году, уже при Павле I, Траверсе получил чин вице-адмирала и был назначен комендантом Роченсальма. К этому времени маркиз овдовел — заботы о детях целиком легли на его плечи. Семилетний Александр по прозвищу Фан-Фан стал любимцем команды брига «Роченсальм». А через три года Траверсе женился вновь — на уроженке здешних мест ЛуизеУльрике Брюин, дочери влиятельного шведского торговца. К этому времени маркиз принял русское подданство, и ему было пожаловано имение в Пензенской губернии и пятьсот душ крестьян. Вершина деятельности Траверсе пришлась на царствование Александра I,

time Traversay took the fateful decision to return to Russia permanently. In 1794 the Marquis became head of the galley fleet in St Petersburg and then he was transferred to the north of the Gulf of Finland, where he assumed command of the port of Rochensalm (now Kotka in Finland).

Карта района Роченсальма с изображением фортификационных сооружений. 1795 год. A chart of the Rochensalm area showing the fortifications. 1795.

8/22/08

15:42

Page 54

который весьма ценил его заслуги перед российским флотом. При нем, уже в чине адмирала, маркиз почти десять лет провел в Новороссии: в 1802 —1809 годах он занимал пост главного командира Черноморского флота и военного губернатора

Ч тение под сигару / a

good cigar, a good read

Traverse.qxd

Николаева и Севастополя. Однако его ожидало новое головокружительное восхождение. В 1809 году военно-морской министр, адмирал Павел Чичагов, обвиненный в провале реформ на флоте, был отправлен в почетную отставку. Управление

морским министерством Александр I возложил на Траверсе. Приехав в Петербург, маркиз не узнал города Екатерины. Он поселился в «Доме морского министерства», неподалеку от перестраиваемого Андреяном Захаровым Адмиралтейства. Новое Адмиралтейство не походило на старую петровскую крепость, окруженную рвами и каналами. Оно приобрело изысканный столичный лоск, вокруг разбили сад, устроили широкий тенистый бульвар в три аллеи, немедленно превратившийся в место модных гуляний. Верфи и мастерские снесли, а в самом здании разместились департамент министра, Адмиралтейств-коллегия, библиотека и музеум. Кабинет маркиза располагался в смотревшем на Зимний дворец правом флигеле. В скромно обставленном помещении царил образцовый порядок. Карты на стенах, навигационные приборы и закладные доски спущенных на воду кораблей выдавали профессию владельца. Маркиз посмеивался: «Весь этот хлам напоминает мне об океане».

«Вид города Николаева». С картины Федора Алексеева. 1799 год. «Положение Николаева сильно изменилось к лучшему в 1802 году, — писал первый историк Николаева Григорий Ге, — когда главным командиром Черноморского флота был назначен маркиз де Траверсе». Траверсе остановил безудержное хищение окрестных земель, добился для города значительных привилегий. View of the City of Nikolayev. From a 1799 painting by Fiodor Alexeyev.

Находясь в Николаеве, маркиз вел переписку со своим соотечественником герцогом де Ришелье, который был назначен военным и гражданским губернатором Одессы. Ришелье признавался, что не раз, не успев закончить одно письмо к Траверсе, он принимался за следующее. В одном из первых писем он писал: «Мне поручено наблюдать за работами по строительству Одесского порта, но моя осведомленность в местных делах так мала, что любой совет такого человека, как вы, будет для меня драгоценен. Мне предложили план строительств, но прежде чем что-нибудь решать, я хотел бы, чтобы вы всё увидели собственными глазами: я был бы вам бесконечно обязан, и, кроме того, это маленькое путешествие оставило бы нам удовольствие личного знакомства». Thanks to the Marquis's efforts the remote provincial backwater gradually turned into a strong fortified area with island forts, batteries and redoubts. In 1797, with Paul I now on the throne, Traversay was given the rank of vice-admiral and was appointed commandant of Rochensalm. The peak of Traversay's activities came in the reign of Alexander I, who valued his services to the Russian navy very highly. Under Alexander, the Marquis, now a full admiral, spent almost a decade in the south: in the years 1802—09 he held the post of commander-in-chief of the Black Sea fleet and military governor of Nikolayev and Sebastopol. But a new dizzying ascent lay ahead. In 1809 the Naval Minister, Admiral Pavel Chichagov, blamed for the failure of reforms in the navy, was sent into honourable retirement. Alexander I then entrusted the naval ministry to Traversay. On his return to St Petersburg, the Marquis did not recognize Catherine's city. He took up residence in the Naval Ministry House close to the Admiralty that Andreyan Zakharov was then reconstructing. The new Admiralty did not resemble the old fortress

Вид на Зимний дворец открывался из окон кабинета морского министра Траверсе. Цветная литография Фердинанда Виктора Перро. 1840-е годы. From his office Naval Minister Traversay had a view of the Winter Palace. Colour lithograph by Ferdinand Victor Perrot. 1840s.

While in Nikoalyev, the Marquis corresponded with his countryman, the Duc de Richelieu, who had been appointed military and civil governor of Odessa. Richelieu admitted that several times he did not manage to finish one letter to Traversay when he began another. In one of the first he wrote: “I have been asked to supervise the work to construct the port of Odessa, but my knowledge of local affairs is so poor that any advice from a man like you would be valuable to me. A plan of the constructions has been put before me, but before deciding anything, I would like you to see everything with your own eyes. I would be infinitely obliged to you and, besides, the short journey would give us the pleasure of a personal acquaintanceship.

«Вид на Адмиралтейство». Литография с акварели Карла Беггрова. 1830-е годы. Злые языки по сей день обвиняют «иностранца» Траверсе в бездеятельности на посту морского министра и развале русского флота, хотя никаких веских доказательств этому у историков нет.

from Peter the Great's time, enclosed by ditches and canals. It acquired an elegant metropolitan gloss; a garden was laid out around it and a broad shady boulevard with three lanes created that immediately became a fashionable place to stroll. The shipyards and workshops were demolished and the building itself housed the minister's department, the Admiralty collegium, a library and museum.

Одесса. Ансамбль центра Приморского бульвара. Литография по рисунку Франца Гросса. 1840-е годы. Odessa. The ensemble in the centre of Primorsky (Maritime) Boulevard. Lithograph from a drawing by Franz Gross. 1840s.

The Marquis's office was located in the right wing overlooking the Winter Palace. The modestly furnished room was a paragon of good order. Charts on the walls, navigational instruments and commemorative plates of ships that had been launched gave the owner's profession away. The Marquis joked: “All this junk reminds me of the ocean.” Traversay took over the ministry in the difficult period of the Napoleonic Wars and

the budget allocated to him dwindled with every passing year. There was not enough money for uniforms, for the repair of dilapidated ships and the construction of new ones. The minister managed to overcome many difficulties and obstacles — by some inconceivable means the number of ships steadily grew, while the sailors retained their fighting spirit and strength. The navy demonstrated this with its part in the opera-

View of the Admiralty. Lithograph from a watercolour by Karl Beggrow. 1830s. Malicious tongues still today accuse the “foreigner” Traversay of inaction in the post of Naval Minister and the wrecking of the Russian navy, although historians have no strong evidence of any such thing.

Ч тение под сигару / a

good cigar, a good read

Traverse.qxd

8/22/08

15:42

Page 56

«Шлюпы „Восток“ и „Мирный“ у берегов Антарктиды». С картины Александра Заикина. Во время этой экспедиции были открыты острова, названные в честь Траверсе. The Sloops Vostok and Mirny off the Coast of Antarctica. From a painting by Alexander Zaikin. It was this expedition that discovered the islands named in honour of Traversay.

Траверсе принял министерство в тяжелый период наполеоновских войн, и выделявшийся ему бюджет с каждым годом таял. Не хватало денег на обмундирование, на ремонт ветшавших судов и строительство новых кораблей. Министру удавалось преодолевать многие сложности и препоны — непостижимым образом количество кораблей неуклонно

За организацию многочисленных экспедиций, в том числе Фаддея Беллинсгаузена и Михаила Лазарева, открывшей Антарктиду, морской министр был награжден высшим орденом Российской империи — Святого Андрея Первозванного.

56 tion to take Danzig from the French in 1813. After emerging victorious from the war, Russia began to shape world politics. St Petersburg's influence extended far beyond the shores of Europe and the gaze of her statesmen turned to other continents. Whatever distant parts of the oceans a Russian ship reached, reports of it immediately appeared on the minister's desk. Traversay went to the chart and marked the routes taken by Russian sailors with little flags. This was the time when Vasily Golovin on the Kamchatka explored the shores of Russian America and the Hawaiian Islands, Otto Kotzebue on the Riurik and Mikhail Vasilyev and Gleb Shishmarev on the Otkrytiye and Blagonamerenny forced their way through the drift ice of the Bering Sea in search of the elusive passage from the Atlantic to the Pacific. The heyday of Russian exploration had arrived! Piotr Anjou, Ferdinand Wrangel and Fiodor Lütke methodically investigated Russia's northern coastline from Novaya Zemlya and the Lena delta to the Bering Strait. The expedition led by Bellingshausen and Lazarev in search of a sixth continent headed for the South Pole.

росло, а моряки сохраняли боевой дух и боевую мощь. В войне с Наполеоном флот показал это, когда участвовал в операции по захвату Данцига. Выйдя победительницей из войны, Россия стала определять мировую политику. Влияние Петербурга расширилось далеко за пределы Европы, взоры государственных мужей обратились к иным континентам. В какую бы отдаленную точку Мирового океана ни заходил российский корабль, рапорты об этом тотчас ложились на стол министра. Траверсе подходил к карте и помечал флажками пройденные русскими мореплавателями маршруты. Это было время, когда Василий Головнин на «Камчатке» исследовал берега Русской Америки и Гавайские острова, Отто Коцебу на «Рюрике» и Михаил Васильев с Глебом Шишмаревым на «Открытии» и «Благонамеренном», продираясь сквозь ледяные торосы Берингова пролива, искали загадочный проход из Атлантики в Тихий океан. Настал звездный час великой русской одиссеи! Отряды Петра Анжу, Фердинанда Врангеля и Федора Литке методично осваивали северное побережье России — от Новой Земли и устьев Лены до Берингова пролива. Экспедиция Фаддея Беллинсгаузена и Михаила Лазарева в поисках шестого континента штурмовала Южный полюс. В морских атласах появлялись открытые ими земли с русскими именами: острова Петра I, атолл Суворова, мыс Крузенштерна.

For the organization of numerous expeditions, including the one led by Bellingshausen and Lazarev that discovered Antarctica, the Naval Minister was awarded the Russian Empire's highest honour — the Order of St Andrew the First-Called. «Шлюп „Сенявин“». С картины Евгения Войшвилло. Середина XX века. Три года продолжалось кругосветное путешествие шлюпа «Сенявин» под командованием Федора Литке. The Sloop Seniavin. From a painting by Yevgeny Voishvillo. Mid-20th century. The Seniavin's roundthe-world voyage under the command of Fiodor Lütke lasted three years.

Ч тение под сигару / a

good cigar, a good read

Traverse.qxd

8/22/08

15:42

Page 58

Есть в Тихом океане и острова Траверсе, но вспоминают маркиза чаще всего в связи с «Маркизовой лужей». Так с XIX века называют горловину Финского залива, его «предморье». «Лужа», а по сути — небольшое внутреннее море, протянулась от устья Невы до низменного Кеттусаари (Лисий остров), который из-за ошибки в написании (вместо «К» набрали «R» и получилось Реттусаари) стали называть Крысиным. Затем Кеттусаари трансформировался в остров Котлин. Петр I возвел на нем мощные береговые батареи и форты крепости Кронштадт. Южной границей «лужи» служило ингерманландское побережье с императорскими и великокняжескими резиденциями — Стрельной, Петергофом, Ораниенбаумом. Траверсе, которому приходилось эко-

номить буквально на всем, облюбовал это мелководье, покрытое отмелями, для обучения судовых команд. Каждое лето здесь крейсировала эскадра Балтийского флота, никогда не заходившая дальше Кронштадта. Эту-то часть залива острословы и окрестили «Маркизовой лужей», усмотрев в подобных «мелких» плаваниях символ безвременья «Александрова царства». В министре-эмигранте все чаще видели главного виновника морского упадка, который «прекраснейшее и любезнейшее творение Петра… уничтожил совершенно». Когда 7 ноября 1824 года на Петербург обрушилось невиданной мощи наводнение и разбушевавшаяся стихия уничтожила портовые укрепления и разнесла в щепки все корабли, Траверсе обвинили и в этом.

«Кронштадтский рейд». С картины Ивана Айвазовского. 1840-е годы. The Kronstadt Roadstead. From a painting by Ivan Aivazovsky. 1840s.

58 The lands they discovered appeared in atlases under Russian names: Peter I Island, Suvorov Atoll, Cape Krusenstern… There are also Traversay Islands in the Pacific, but the long-time minister is most often remembered in connection with the “Marquis's Pool”. That was how the narrow easternmost part of the Gulf of Finland was known in the nineteenth century. The “pool”, effectively a small inland sea, extended from the mouth of the Neva to low-lying Kettusaari (“Fox Island” in Finnish), which due to an error in transcription (R instead of K, making Rettusaari) became known in Russian as Rat Island. Then Kettusaari transformed into Kotlin Island and Peter the Great constructed the mighty shore batteries and forts of the Kronstadt citadel on it. The southern boundary of the “Pool” was the Ingermanland shore with the imperial and grand-ducal residences of Strelna, Peterhof and Oranienbaum. Traversay, who was obliged to economize on everything, selected this shallow area dotted with sandbars for the training of ships' crews. Every summer the Baltic Fleet squadron cruised its waters, never going farther than Kronstadt. And wisecrackers dubbed this part

Консул Франции в Одессе передал Траверсе лестное предложение из Франции: «Господин маркиз, вам нужно лишь продиктовать условия вашего возвращения, император Наполеон готов облечь вас самыми высокими полномочиями». Траверсе предложение отклонил: «Россия ныне мое отечество, она помогла мне в тяжелое время, я навсегда сохраню ей благодарность». of the gulf “the Marquis's Pool”, regarding such shallow-water voyages as a symbol of the hard times of Alexander's reign. The émigré minister was increasingly seen as the chief culprit behind the naval decline that had “completely destroyed Peter's finest and most beloved creation.” When, on 7 November 1824, a flood of unprecedented magnitude beset St Petersburg and the raging elements destroyed the port fortifications and smashed all the ships to pieces, Traversay was blamed for that as well. Of course Ivan Ivanovich himself poured oil on the flames with his irascibility and poor command of the Russian language. There were no few legends about the eccentric Marquis's bizarre behaviour. In one case a widowed sailor who was bringing up two children

Ч тение под сигару / a

good cigar, a good read

Traverse.qxd

8/22/08

15:42

Page 60

Разумеется, подливал масла в огонь и сам Иван Иванович, отличавшийся вспыльчивым нравом и неважно знавший русский язык. О сумасбродствах чудака маркиза ходило немало легенд. Однажды к нему на аудиенцию заявился моряк-вдовец, воспитывавший двух собственных детей и детей умершего друга. Пенсий тогда не полагалось, и моряк пришел за помощью сиротам, но получил отказ. Дважды он возвращался, пока Траверсе не вспылил: «Ты что же, смеяться надо мной приходишь?» Когда моряк повторил просьбу, министр в запальчивости дал ему пощечину. Ветеран схватился было за кортик, но передумал и печально сказал, показывая на зардевшуюся щеку: «Ладно, ваше сиятельство, это — мне, а что сиротам?» Траверсе заплакал, схватил его за руку, и... сироты получили пособие. В марте 1821 года Траверсе во второй раз овдовел и удалился в свое имение Романщина в Лужском уезде, подав прошение об отставке. Император отставку не принял. Он пожаловал ему орден Святого Андрея Первозванного и распорядился перенести министерство в Романщину, оставив Траверсе у руля правления. Какое-то время специальный курьер возил из столицы в имение бумаги, однако маркиз постепенно отходил от дел. Управление флотом перешло к начальнику Морского штаба Антону фон Моллеру.

Расположенный к маркизу Александр I часто останавливался в его окруженном вековыми лесами имении. Особенно любил император Островно в излучине Луги — озерный край, изобиловавший дичью. На одном из островков стояла деревянная беседка с колоннами, в которой император с маркизом любили чаевничать. Существует легенда, что в 1831 году, незадолго до смерти, старый маркиз потерял речь и не успел сказать дочери Марии, в каком месте своего обширного сада он закопал медный сундучок с фамильными драгоценностями. Искатели кладов несколько раз перерывали сад, но сокровищ так и не нашли. Осталось лишь духовное завещание Траверсе: «России нужен флот, чтобы флаг ее уважали».

of his own and the children of a dead comrade sought an audience with him. There were no pensions in those days and the sailor came to ask help for the orphans, but was refused. He returned twice more and Traversay finally exploded: “Have you come to make fun of me?” When the sailor repeated his request, the minister slapped his face in rage. The veteran's hand went to his dirk, but then he thought better of it. Pointing to his reddening cheek, he sadly said, “Very well, that's for me and what's for the orphans?” Traversay burst into tears, took him by the hand and… the orphans got an allowance. In March 1821 Traversay was himself widowed for a second time and withdrew to his estate of Romanshchina in Luga district, submitting his resignation. The Emperor did not accept it. He awarded him the Order of St Andrew the First-Called and commanded that the ministry be moved to Romanshchina, leaving Traversay at the helm. For a time a special courier carried papers from the capital to the estate, but the Marquis gradually withdrew from affairs. Management of the navy passed to the head of the Naval Staff, Anton von Moller.

The French consul in Odessa passed on a flattering invitation to Traversay from France: “Monsieur le Marquis, you have only to dictate the terms for your return. Emperor Napoleon is prepared to invest you with the very highest powers.” Traversay turned down the offer: “Russia is now my homeland; she helped me in a difficult time and I shall always be grateful to her.”

Церковь Тихвинской Божьей Матери в деревне Романщина Лужского района. Здесь находилось имение маркиза, где он скончался 19 мая 1831 года. У алтарной части церкви находится могила де Траверсе, восстановленная краеведами-энтузиастами летом 2004 года. Современная фотография. The Church of the Virgin of Tikhvin in the village of Romanshchina, Luga district. The estate of the Marquis, who died on 19 May 1831, was located here. Traversay's grave, restored by amateur local historians in the summer of 2004, is by the sanctuary. Present-day photograph.

линия жизни: без оглядки на авторитеты/ line of fate: without consideration for authorities поворот судьбы: «благонамеренный» донос/ twist of fate: “well-intentioned” informant страна, которую мы потеряли / the country that we lost великие о великих / great minds about the greats улица, улица... / through street broad and narrow увлечения / pastimes высокий стиль / high style традиции / traditions

Alexander I, who had a great liking for the Marquis, often stayed at his estate surrounded by age-old forests. The Emperor was especially fond of Ostrovno in a bend of the River Luga, an area of lakes abundant in wildfowl. On one of the little islands stood a wooden summerhouse with columns where the Emperor and Marquis liked to take tea. In 1831, before his death, the aged Marquis supposedly lost the power of speech and failed to tell his daughter Maria in which part of the extensive garden he had buried a copper chest containing the family jewels. Treasure-hunters dug the garden over several times, but never found the hoard. Only Traversay's spiritual bequest remained: “Russia needs a navy, so that her flag is respected.”

Л иния жизни: без оглядки на авторитеты / l ine

of fate: without consideration for authorities

Kankrin.qxd

8/22/08

15:47

Page 62

В борьбе с «трехглавым драконом» Николай ГОЛЬ / by Nikolai GOL

Летом 1845 года в Баден-Бадене в одной из беседок прославленного курорта сидел на лавочке высокий, изможденный на вид старик, одетый довольно необычно для этих мест: на плечах, несмотря на теплую погоду, шинель, на голове — русская военная фуражка с красным околышем, глаза прикрыты очками с темно-зелеными стеклами. Кто-то из отдыхающих соотечественников его узнал: — Ваше превосходительство, надолго ли в эти края? — Нет, нет, — ответил с сильным немецким акцентом старик, — уже пора уезжать. Я хочу умереть в моей дорогой России. In the summer of 1845 a tall elderly man sat on a bench in one of the pavilions of the famous German spa-town of Baden-Baden. He was fairly oddly dressed for his surroundings: an overcoat thrown over his shoulders despite the warm weather, a red-banded Russian service cap on his head and his eyes hidden behind dark green glasses. One of the Russian visitors recognized him. “Your Excellency, are you here for long?” “No,” the old man replied with a strong German accent, “it's time I was leaving. I want to die in my beloved Russia.”

fighting the “Three-Headed Dragon”

Баден-Баден — главный европейский курорт в русской истории. Отдыхать на воды сюда приезжали представители блестящих русских аристократических фамилий — Гагарины, Волконские, Трубецкие — и знаменитые писатели: Н. Гоголь, Л. Толстой, Ф. Достоевский, И. Тургенев, А. Чехов. «Баден-Баден». С литографии Леона Жана Батиста Сабатье. Около 1855 года.

Baden-Baden is the European spa-town that figures largest in Russian history. Among those who came to take its waters were members of splendid aristocratic families — the Gagarins, Volkonskys and Trubetskois, and famous writers: Nikolai Gogol, Leo Tolstoy, Fiodor Dostoyevsky, Ivan Turgenev and Anton Chekhov. Baden-Baden. From a lithograph by Léon Jean-Baptiste Sabatier. Circa 1855.

Л иния жизни: без оглядки на авторитеты / l ine

of fate: without consideration for authorities

Kankrin.qxd

8/22/08

15:47

Page 64

Георг Канкрин родился в 1774 году в небольшом германском городе Ханау, окончил Марбургский университет и получил степень доктора права. Молодой человек был многосторонен в интересах и самолюбив. Ему виделось куда более блестящее поприще, чем адвокатура в родном городке, но ничего привлекательного в ближайшей перспективе не вырисовывалось. И тогда, двадцати трех лет от роду, Георг решил отправиться в Россию, которая многим — и юному Канкрину тоже — представлялась страной неограниченных возможностей.

Однако эти годы мытарств пошли ему на пользу: он научился довольствоваться малым и более или менее освоил русский язык — правда, говорил с ужасающим немецким акцентом. Это обстоятельство, однако, не помешало его будущей карьере. Первый год XIX века Канкрин, теперь не Георг, а Егор Францевич, встретил на посту помощника управляющего соляными копями в Старой Руссе. Это не обошлось, надо признать, без родственных связей: управляющим этими промысла-

Георг Людвиг (Егор Францевич) Канкрин. Портрет работы неизвестного художника. Первая половина XIX века. Николай Бунге, один из преемников графа Канкрина на посту министра финансов, заявлял: «Имя графа Канкрина пользуется доселе большим уважением; время его управления считается золотым веком русских финансов». Georg Ludwig (Yegor Frantsevich) Cancrin. Portrait by an unknown artist. First half of the 19th century. Nikolai Bunge, one of Cancrin's successors in the post of minister of finance, declared that “The name of Count Cancrin still engenders great respect; the period of his management is considered the golden age of Russian finances.” Немецкие колонисты (с окрестностей Петербурга). Литография по рисунку Держановского. Канкрин был внуком Людовика Канкрина, перешедшего в русское подданство в конце XVIII века. Егор Францевич был возведен в графское достоинство в 1829 году.

Мытарства на чужбине Хлопоча о патенте на российскую службу, он, ссылаясь на свой докторский диплом, испросил чин надворного советника, что в воинской иерархии приравнивало его к подполковнику. Ходатайство было удовлетворено, и это сыграло с Георгом дурную шутку. Совершенно не зная русского языка и особенностей администрирования в новых местах, он не мог исполнять обязанности на скольконибудь важном государственном посту, а незначительную должность ему мешал занять высокий чин: с соблюдением табели о рангах в те времена было строго. Несколько лет Канкрин, недужа в непривычном петербургском климате, пробавлялся случайными заработками — посредничеством при коммерческих Марбург. Университет в этом городе был основан гессенским ландграфом Филиппом Великодушным. Гравюра на стали неизвестного художника XIX века. Marburg. Steel engraving by an unknown 19th-century artist.

«За свои труды и благоразумную распорядительность» в управлении Министерством финансов Канкрин был награжден орденом Андрея Первозванного. А российские ботаники, пользовавшиеся покровительством Егора Францевича, назвали в его честь род растений Канкриния (Cancrinia). “For his labours and good management” in running the Ministry of Finance, Cancrin was awarded the Order of St Andrew the FirstCalled, while Russian botanists who enjoyed Yegor Frantsevich's patronage called a genus of plants after him — Cancrinia. сделках, бухгалтерией, а то и преподаванием немецкого языка. Ко всему прочему молодой человек не был чужд сочинительству — стихи, проза, трактаты на разные темы легко выходили из-под его пера… Правда, ни успеха, ни дохода не приносили — до поры до времени.

Georg Cancrin was born in 1774 in the small German town of Hanau. He went to university in Marburg, acquiring a doctorate in law. Georg was a young man with wideranging interests and great ambition. He looked forward to a far more illustrious fu-

ture than a law practice back in his native town, but nothing more promising was in the offing. And so, at the age of twentythree, Georg decided to head for Russia, a country that at that time seemed to many, the young Cancrin included, a land of boundless opportunities.

Trials and Tribulations When making his application to enter Russian service, he referred to his doctorate and requested the rank of nadvorny sovetnik, which corresponded to that of lieutenant colonel in the military hierarchy. This request was granted, but it proved to be a disservice. With no knowledge of the Russian language or the peculiarities of administration in his new location, he was incapable of performing the duties of a state official of any significance, while his high rank prevented him from being appointed to a lesser post. The Table of Ranks introduced by Peter the Great was still strictly observed at that time. For several years, while suffering from the unaccustomed climate of St Petersburg, Cancrin was obliged to subsist on casual earnings — acting as a middle-man in com-

German colonists (from the environs of St Petersburg). Lithograph from a drawing by Dzierzanowski. Cancrin was a grandson of Ludwig Cancrin, who became a Russian subject in the late eighteenth century. Yegor Frantsevich was granted the title of count in 1829.

Первые успехи и первые враги За дело Канкрин взялся с поистине немецкой пунктуальностью и рачительностью. Итоги оказались впечатляющими. Из 430 миллионов рублей, выделенных казной на снабжение армии за три

65 mercial deals, a bookkeeper or even a teacher of German. As well as all that, the young man had a liking for creative writing: poems, prose and essays on various themes flowed easily from his pen. They did not, however, bring him success or a solid income — for the moment. But this period of privation did stand him in good stead. He learned not to need much to be content and more or less mastered the Russian language, although he had a terrible German accent. That factor did not hinder him from making a career for himself though. Cancrin, by now Yegor Frantsevich rather than Georg, saw in the new, nineteenth century in the post of deputy administrator of the salt mines at Staraya Russa. He was, admittedly, helped to the post by family ties: his father, who had moved to Russia in 1783, was the chief administrator of those same mines. But the son took his next steps up the ladder himself: by 1803 he was already a counsellor in the salt department of the Ministry of Internal Affairs, by 1809 inspector of the German colonies in St Petersburg province.

ми, или варницами, как тогда говорили, служил его отец, уехавший в Россию в 1783 году. Но дальше сын продвигался самостоятельно: в 1803 году он уже советник соляного отделения в Министерстве внутренних дел, в 1809-м — инспектор немецких колоний Петербургской губернии. Канкрин постепенно становился чиновником «широкого профиля», но не оставил привычки излагать на бумаге мысли, к конкретным служебным обязанностям отношения не имеющие. Одно из таких сочинений сыграло в его судьбе решающую роль. Труд «О военном искусстве» он, точно по принадлежности, отослал в военное ведомство; трактат привлек к себе внимание нескольких генералов и Михаила Богдановича Барклая де Толли, бывшего тогда военным министром. Тот счел возможным назначить Канкрина на должность помощника генерал-провиантмейстера. Тут как раз грянула Отечественная война, что весьма способствовало продвижению по карьерной лестнице. К 1813 году наш герой стал генерал-интендантом всех русских войск.

Cancrin gradually became adept at a wide range of civil-service work, but he retained the habit of setting down on paper thoughts that were not related to his immediate official duties. One such composition played a decisive role in his fate. Appropriately enough he sent his treatise “On the art of war” to the War Department. The work attracted the attention of several generals and also of Mikhail Barclay de Tolly, who was then the Russian Minister of War. The Minister was so impressed that he had him appointed assistant to the Provisioner General. At that point Napoleon invaded Russia and the war was very good for moving up the career ladder. By 1813 our hero had become Quartermaster General of all the Russian forces.

Уменьшенная модель памятника генерал-фельдмаршалу Михаилу Богдановичу Барклаю де Толли у Казанского собора в Петербурге. Скульптор Борис Орловский. 1829—1830 годы.

A reduced-scale model of the monument to Field Marshal Barclay de Tolly by the Kazan Cathedral in St Petersburg. Sculptor: Boris Orlovsky. 1829—30.

Л иния жизни: без оглядки на авторитеты / l ine

of fate: without consideration for authorities

Kankrin.qxd

8/22/08

15:47

Page 66

с лишним года войны, он сэкономил двадцать шесть! При этом войска не испытывали нехватки ни в чем, чего нельзя сказать об отдельных лицах, порой весьма влиятельных. И у Канкрина появились высокопоставленные недоброжелатели. Среди прочих — брат императора Александра I, великий князь Константин Павлович, большой любитель разъезжать по воюющей армии с огромной свитой и закатывать пиры и балы, реквизируя все и вся. Канкрин этому решительно воспротивился. Великий князь взъярился. Одно только словцо и нашлось у него для генерал-интенданта: «Скряга!» — Да, — без смущения ответствовал Канкрин с характерным своим акцентом, — я, батюшка, скряга на все, что не нужно. Конфликт мог привести к отставке. Немца спас Михаил Илларионович Кутузов, сказавший Константину Павловичу: — Если вы будете устранять людей, которых нельзя приобрести и за миллионы, то я сам не смогу оставаться в должности. Инцидент замяли, но упорный Канкрин свою линию гнуть продолжал. Казенное он защищал, как иные — свое. Мздоимцев и расхитителей карал неукоснительно, что ущемляло немало укоренившихся привычек и интересов. В общем, когда Егор Францевич, утомленный непрестанно затевавшимися против него интригами, испросил отставку, его просьбу немедленно удовлетворили.

First Successes and First Foes Cancrin set about his task with true German precision and zeal. The results were impressive. Out of the 430 million roubles allocated from the treasury to buy provisions for the army over three and a bit years he managed to save 26 million! The army did not find any sort of shortcomings in his activities, but the same could not be said of certain individuals, some of them very influential. Cancrin made himself enemies in high places. These included Alexander I's own brother, Grand Duke Konstantin, who was very fond of travelling around the army in the field with an enormous retinue and throwing banquets and balls, for which he requisitioned everything and everybody. Cancrin took a determined stand against this. The Grand Duke was infuriated. He railed against the Quartermaster General calling him “a skinflint”. “Yes,” Cancrin replied unperturbed, with his distinctive accent. “I am a skinflint, Sir, in respect of everything unnecessary.” The conflict could have lead to dismissal. The German was saved by Field Mar-

возглавил Министерство финансов, неразбериха в котором достигла к тому времени чудовищных размеров. То, что маячило перед Россией, мы назвали бы сегодня дефолотом. Тогдашние остроумцы именовали происходившее «гурьевской кашей» — по фамилии прошлого министра, графа Гурьева, гурмана, изобретшего славный десерт: слой манной каши — слой варенья, слой каши — слой изюма, и так далее, сколько хватит фантазии… Расхлебывать «гурьевскую кашу» и призвали Канкрина. Но почему был выбран именно этот пятидесятилетний немец с дурными манерами, нелюбезный, брюзгливый, глуховатый, вечно носящий зеленые очки или картонный козырек — из-за благопри-

обретенной болезни глаз — и не снимавший потертую шинель едви ли не до середины лета — из боязни питерских ветров? По-русски говорит как-то бестолково, жену свою, урожденную Муравьеву Екатерину Захаровну, с которой прижил шестерых детей, уморительно называет, из-за чудовищного акцента, Катариной Сахаровной… Что ему до российских финансов? Разорит, как есть разорит! Или вылетит как пробка. Вышло, однако, совершенно иначе. Канкрин въехал в здание Министерства финансов на Гагаринской набережной всерьез и надолго. Квартиру пожелал иметь здесь же — как из соображений экономии, так и для пользы дела, чтобы не тратить времени на разъезды.

Министерство финансов располагалось на Дворцовой набережной (с 1860 года — Гагаринской, с 1945-го — набережной Кутузова), дом № 8, во дворце князя Дмитрия Кантемира, отца известного поэта Антиоха Кантемира. Дворец был построен Франческо Бартоломео Растрелли в 1720-х годах. В начале XIX века здание перестраивалось архитектором Луиджи Руска. Ныне в особняке размещается Морской регистр России.

the prospect of a state default, to use today's terms. Back then wits dubbed the condition “Guryev's pudding” after the previous minister, Count Dmitry Guryev, a gourmet who had invented a splendid dessert: a layer of semolina, a layer of jam, another of semolina, a layer of raisins, and so on, ad libitum. It would be Cancrin's task to sort out this complicated mess. But why did the choice fall on this 50-yearold German with poor manners, discourteous, ill-tempered and somewhat deaf, who always wore green glasses or an eye-shade on account of an eye disease he had picked up and never removed his threadbare overcoat until the summer was almost half over because of his fear of the St Petersburg winds? He spoke Russian quite incoherently and garbled even the name of his own wife, Yekaterina Zakharovna (née Muravyeva) with whom he had six children, in a way extremely funny to Russian ears. What could he do with Russia's finances? Only ruin them and then he would be out on his ear! But things turned out quite differently. Cancrin moved into the ministry building on Gagarin Embankment with serious

Цесаревич и великий князь Константин Павлович после 1815 года жил преимущественно в Варшаве и фактически являлся наместником своего брата Александра I в образованном после Венского конгресса Царстве Польском. Портрет работы неизвестного художника. Первая половина XIX века.

Цветная литография Шарля Клодта Башелье из альбома «Панорама города Санкт-Петербурга» (по рисунку Джузеппе Раймондо Бернардацци). 1853 год.

Grand Duke Konstantin Pavlovich lived predominantly in Warsaw after 1815 and was effectively his brother Alexander I's viceroy in the Kingdom of Poland formed by the Congress of Vienna.

A colour lithograph by Charles Claude Bachelier (after a drawing by Giuseppe Raimondo Bernardazzi) from the album A Panorama of the City of St Petersburg. 1853.

Portrait by an unknown artist. First half of the 19th century.

Хотя внешне все выглядело вполне благопристойно и даже почетно: он остался в составе Военного совета и даже стал членом Совета Государственного, но от практической работы оказался отстранен. Не у дел он пробыл три года. Но когда австрийское правительство пригласило Канкрина на службу, отказался решительно, несмотря на соблазнительность предложенных условий. Письменный его ответ содержал такие слова: «Долгом своим почитаю служить России».

На «огненном стуле» Только под конец своей жизни, в апреле 1823 года, император Александр вновь вспомнил о Канкрине. Егор Францевич

shal Kutuzov, who told Konstantin Pavlovich: “If you are going to dismiss men that cannot be bought even for millions, then I will not be able to remain in my post myself.” The incident was hushed up, but Cancrin stubbornly persisted in his ways. He looked after state property the way other men look after their own. Bribe-takers and plunderers were rigorously punished, which offended against a lot of established practices and vested interests. To cut a long story short, when Yegor Frantsevich, exhausted by the intrigues constantly being woven against him, submitted his resignation, it was immediately accepted. To the world the matter appeared entirely seemly and even honourable — he remained a member of the Council of War and was even given a seat on the State Council — but he found himself sidelined from any practical activities. He was unemployed in this way for three years. Still, when the Austrian government invited Cancrin to enter its service, he decisively rejected the offer, despite the tempt-

The Ministry of Finance was located at 8, Palace Embankment (from 1860 Gagarin and from 1945 Kutuzov Embankment) in the palace of Prince Dimitrie Cantemir, the father of the well-known poet Antiokh Cantemir. The palace was built by Francesco Bartolomeo Rastrelli in the 1720s. In the early nineteenth century it was reconstructed by the architect Luigi Rusca. Today the mansion houses the Russian Maritime Registry. ing conditions attached to it. His written reply included the words: “I consider it my duty to serve Russia.”

In the Hot Seat It was only towards the end of his life, in April 1823, that Emperor Alexander I remembered Cancrin. Yegor Frantsevich was made head of the Ministry of Finance, which by that time had become a muddle of monstrous proportions. Russia was facing

Л иния жизни: без оглядки на авторитеты / l ine

of fate: without consideration for authorities

Kankrin.qxd

8/22/08

15:47

Page 68

Жизнь присутствия сразу переменилась. Некто Устрялов, мелкий министерский чиновник тех лет, с одобрением, в общем, вспоминая позже об обновлении ведомства, рассказывал: «Одно только тяготило меня — дежурство у министра. Надо было являться не позже девяти часов утра и оставаться до четырех, шести часов; потом приходить к восьми часам, когда бывали доклады, и удаляться домой нередко в первом часу ночи. Канкрин принимал в приемной каждого посетителя и расспрашивал в случае надобности подробно. Страдал нередко приступами подагры, которая приковывала его к постели, и тогда принимал посетителей лежа; случалось, и дам. Перья я чинил так неловко, что однажды министр в шутку сказал, что откажется от министерства, потому что нечем писать». Впрочем, обычно чиновникам было не до шуток. Во все, вплоть до мелочей, Канкрин вникал лично. По шестнадцать часов в сутки практически не вставал с министерского кресла — «огненного стула», как сам его окрестил, только иногда для отдыха играл на скрипке.

Нумизматический казус При всей своей трудоспособности Канкрин в годы царствования Александра I успел сделать по министерству немного: в ноябре 1825 года император неожиданно скончался в Таганроге. Воцарение но-

intentions and for a long tenure. He organized himself an apartment in the same place, both out of considerations of economy and in order to work more effectively, without losing time in travelling. Life in the ministry changed immediately. A certain Ustralov, then a minor official in the place, later recalled mainly with approval, the shake-up that took place there: “Only one thing I found burdensome — doing my turn of duty attached to the minister. You had to come in no later than nine in the morning and stay till four or even six, then come back for eight o'clock, when reports were made, and you quite often went home after twelve. Cancrin saw everyone who came to the reception and made detailed inquiries if necessary. He quite often suffered from attacks of gout that confined him to bed, and then he received visitors lying down — ladies too on occasion. I sharpened the quills so poorly that the minister once said jokingly that he would have to give up his post as he had nothing to write with.” But the ministry employees generally had little to laugh about. Cancrin went into

вого самодержца оставило особый след в истории вообще, а в нумизматике в частности. Если спросить у коллекционеров, какую из русских монет они считают самой редкой, абсолютное большинство ответит: константиновский рубль. На лицевой стороне этого раритета изображен профиль лысоватого курносого мужчины, под ним — дата: «1825», а по кругу — надпись: «Б. М. КОНСТАНТИНЪ I ИМП. И САМ. ВСЕРОСС.». Но ведь никакого Константина I не было! А монета есть. И к появлению этого раритета самое непосредственное отношение имел Егор Францевич Канкрин. По закону скончавшемуся Александру Павловичу, не имевшему наследников, должен был наследовать следующий по старшинству брат, Константин, наместник царства Польского, живший в Варшаве. Однако он еще в 1823 году отказался от престола. Знавший об этом Николай Павлович присягнул тем не менее 27 ноября, когда весть о кончине императора дошла до Петербурга, на верность Константину; вслед за ним — Государственный Совет и большая часть армии. Константин же дал присягу Николаю, а младший августейший брат Михаил Павлович не присягнул вовсе никому. Ситуация сложилась более чем странная и опасная. «Да они короной в волан

Emperor Nicholas I. Engraving by an unknown 19th-century artist. In her memoirs Anna Tiutchev, the daughter of the poet, called Nicholas “the Don Quixote of autocracy, a terrible and malignant Don Quixote”.

Император Николай I. Гравюра неизвестного художника XIX века. Анна Тютчева, дочь поэта, в своих мемуарах называла Николая I «Дон-Кихотом самодержавия, Дон-Кихотом страшным и зловредным». Сам же Федор Тютчев откликнулся на смерть императора эпиграммой: «Не Богу ты служил и не России, Служил лишь суете своей, И все дела твои, и добрые и злые, — Все было ложь в тебе, все призраки пустые: Ты был не царь, а лицедей».

играют!» — говорили великосветские остряки. Фельдъегеря с письмами членов августейшей фамилии неслись из Петербурга в Варшаву и обратно. Никто не мог предсказать, как разрешится коллизия. Все волновались. Канкрин, вероятно, больше других: отношения с Константином были у него, как мы помним, издавна испорчены, и, взойди тот на трон, положение Егора Францевича было бы незавидным… И тогда министр финансов решил сделать упреждающий ход — иметь наготове рубль с изображением Константина! Были сделаны рисунки, изготовлены штемпеля, отчеканили шесть серебряных монет… Тем временем Николай Павлович принял решение: он становится императором. Дальнейшее известно… «Переприсяга», назначенная на 14 декабря, обернулась восстанием на Сенатской площади. Канкрин же, оказавшийся в щекотливом положении, решил убрать подальше с августейших глаз свидетельство своего «проконстантиновского» поступка, ныне совершенно неуместного. Он распорядился перевезти отчеканенные рубли и подготовительные к ним материалы из Монетного двора в секретный архив Министерства финансов, где они и хранились в запечатанных конвертах два десятилетия — весь оставшийся срок пребывания Канкрина во главе ведомства.

В течение девятнадцати лет возглавлял Министерство финансов Егор Канкрин при Николае I. За три года до этого, когда Канкрин попросил у самодержца отставку, тот ответил: «Нас двое, которые не могут оставить своих постов, пока живы: ты и я». Только в 1844 году император смилостивился и позволил графу уйти на покой. For nineteen years Yegor Frantsevich had charge of the Ministry of Finance under Nicholas I. When Cancrin asked to resign after sixteen years, he was told: “There are two of us that cannot leave our posts alive — you and I.” Only in 1844 did the Emperor take pity on the Count and let him retire. everything personally, down to the last details. He spent sixteen hours a day almost constantly in his minister's chair — the “hot seat” as he himself called it — only playing the violin now and then by way of relaxation.

“When Cancrin comes you can stoke the fire!” For all his industriousness, Cancrin had not yet managed to make much headway in the ministry by the time Alexander I unexpectedly died in Taganrog in November

«Константиновский рубль». Серебро. 1825 год. Среди исследователей и коллекционеров «константиновский рубль» считается самой редкой и дорогой монетой. На одном из западных аукционов он был продан за 100 000 долларов — рекордную сумму для монет России. The silver Konstantin Rouble of 1825. Researchers and collectors consider the “Konstantin rouble” the rarest and most expensive of coins. A western auction house sold one for 100,000 dollars, a record amount for a Russian coin.

«Приедет Канкрин — тогда и топите!» Оставшись министром финансов при новом императоре, Канкрин продолжал службу в прежнем духе. Полагая, что главная беда кроется в неумеренном печатании бумажных денег, немотивированных тратах, а также в хищениях, он был тверд и несгибаем в битве с этим «трехглавым драконом». Обладая же умом практическим, опирался не на научные соображения, а на здравый смысл. Прошло несколько лет — и рубль, до той поры качающийся, плавающий, падающий в пропасть, сделался одной из самых твердых мировых валют; бюджет стал бездефицитным; государственный долг уменьшился, как никогда; за двадцать с лишним лет не было напечатано ни одного необеспеченного рубля. Воцарился относительный порядок. При этом Канкрина не любили чрезвычайно. В те годы опросов общественного мнения не существовало, но этот пробел с успехом восполняла канцелярия Третьего отделения. Вот что можно было узнать из докладов ее шефа, генерала фон Фока: «Надо сознаться, что большинство недовольно министром финансов. Из тысячи человек найдутся, может быть, около десяти, которые подымут голос в его пользу. Большие и малые толкуют о финансах; каждый судит по-своему. Настроение умов удовлетворительно только в низших сословиях, далеко нельзя того же сказать

1825. Since Alexander had no direct heir, the law stated that the crown should pass to his eldest brother, Konstantin, who was then Viceroy of Poland and living in Warsaw. Cancrin had, as you will recall, long since fallen out with Konstantin and if he had become the new emperor, Yegor Frantsevich's position would have been unenviable. But it was decided that the next brother, Nicholas, would take the throne. Retained as Minister of Finance by the new emperor, Cancrin continued to work as he had before. Believing that the chief problem lay in the excessive printing of paper money, unjustified expenditures and misappropriation, he was firm and inflexible in the fight against this “three-headed dragon”. Being a man with a practical turn of mind, he based his actions not on scholarly theory, but on common sense. A few years passed and the rouble that had previously seemed to be shaky and on the point of plunging became one of the world's hardest currencies; budget deficits were a thing of the past; the national debt shrank in an unprecedented manner and

Адам Смит, шотландский экономист и философ, основатель классической политэкономии, автор книги «Исследование о природе и причинах богатства народов». Канкрин, подобно Онегину, герою пушкинского романа в стихах, «читал Адама Смита и был глубокий эконом», но принадлежал к русско-немецкой консервативной школе и выступал против экономического либерализма Смита, считая, что основой финансовой системы являются металлические деньги. Adam Smith, the Scottish economist and philosopher, founder of the classical science of political economy and author of The Wealth of Nations. Cancrin, like Onegin, the central character of Pushkin's novel in verse, “read Adam Smith and was a profound economist”, but he belonged to the Russo-German conservative school and was opposed to Smith's economic liberalism, believing that metal coinage was the foundation of the financial system.

in over twenty years not a single rouble was printed that was not covered by reserves. Relative order came to prevail. Yet for all that Cancrin was not especially popular. There were no public opinion polls back then, but the lack of them was successfully made up for by the secret police. The reports of the head of the Third Section, General von Fock, inform us that “It has to be admitted that the majority are unhappy with the Minster of Finance. Of a thousand people, some ten might be found who would speak out in his favour. The great and the small discuss matters of finance; each has his own opinion. The mood is satisfactory only among the lower orders; nothing of the kind can be said of the middle and upper class. If one listens, it emerges that the interests of certain prominent individuals are being affected.” That is just the way it was. Senior official intrigued against Cancrin, trying to reduce his influence over the Emperor — some out of personal motives, others out of different concerns. Time and again the Minister was reproached in the State Council for acting

Л иния жизни: без оглядки на авторитеты / l ine

of fate: without consideration for authorities

Kankrin.qxd

8/22/08

15:47

Page 70

о среднем и высшем классе. Если послушать, так окажется, что затронуты интересы некоторых выдающихся личностей». Так оно и было. Высшие сановники интриговали против Канкрина, стремясь уменьшить его влияние на императора,— кто из мотивов личных, кто из прочих побуждений. То и дело на Государственном Совете министра укоряли за то, что он действует без малейшей оглядки на европейские авторитеты. — Вы все толкуете, батюшки, — возразил однажды Канкрин, — что скажет Европа, а никогда не думаете о том, что скажет бедная Россия. Особой язвительностью по отношению к Егору Францевичу отличался известный острослов князь Александр Сергеевич Меншиков, правнук соратника Петра I. Его шутки расходились по столице с молниеносной быстротой. Вот, например: «Тащат по набережной два матроса мешок с дровами. Навстречу — Меншиков: — Куда, служивые? — Да вот, ваше благородие, будем пароход топить — министр финансов должен приехать. — А вы бы не торопились. Приедет Канкрин — тогда и топите!» Канкрин принимал все это как должное: «Хороший министр финансов не может быть любим — это человек, который должен как можно больше взять и как можно меньше дать».

«Краткое обозрение» для наследника Спокойно относиться к злоязычию окружающих помогала и поддержка императора. Николай I настолько доверял своему министру, что однажды высочайше повелел ему составить для наследника и прочесть Александру Николаевичу, будущему Александру II, курс под названием «Краткое обозрение российских финансов». Краткое-то краткое, но учеба длилась весь 1838 год. Вот какие мысли внушал наследнику Канкрин: «Коренное условие доброго финансового управления — содействовать благосостоянию народа; богатый народ может давать большие доходы; вымогать же оные у бедного значит срубать дерево для получения плодов». «Сильнейшее оружие против беспокойного духа века есть умеренность в налогах».

Здание Ассигнационного банка. С гравюры Бенжамена Патерсена. Начало XIX века. The building of the Assignation Bank. From an engraving by Benjamin Patersen. Early 19th century.

вела бы к деспотизму, который энергичнее может содействовать достижению всеобщего счастья, чем республика; не счастье, а усовершенствование людей должно служить целью правительства». И наконец: «Не переменяйте, елику возможно, форму коренных государственных установлений, ибо недостатки существующих известны, новых же — секретны и опасны».

ed “A Brief Review of Russia's Finances”. Brief, perhaps, but the series of lectures lasted the whole of 1838. These are the thoughts that Cancrin sought to instil in the Tsesarevich: “The key condition for sound financial management is to aid the prosperity of the nation; a wealthy nation can provide a high income; to extort a high income from a poor nation is to cut down a tree to get at the fruit.” “The strongest weapon against the unquiet spirit of the age is moderation in taxes.” “You should not get into debt without extreme need as the annually increasing interest payments will eventually become an inescapable burden.” “A government resorting to emissions of paper money is like a youth hooked on gambling.” And this: “Revolutionaries are mistaken in considering popular happiness the ideal goal of government. Such a goal would inevitably lead to despotism that can further the attainment of universal happiness more

energetically than a republic; people's improvement rather than their happiness should be a government's goal.” And finally: “Do not alter if possible the form of the key institutions of state, because the shortcomings of the existing ones are well known, those of the new ones by contrast are secret and dangerous.”

Адмирал Александр Сергеевич Меншиков. Портрет работы неизвестного художника (поясная копия с портрета Франца Крюгера 1851 года). После 1851 года. Admiral Alexander Sergeyevich Menshikov. A halflength copy by an unknown artist of the 1851 portrait by Franz Krüger.

Оригинальные шутки Меншикова вошли во все сборники исторических анекдотов. Вот, например, одна из таких шуток. Когда в один из праздников Александру Сергеевичу предложили представить к ордену одного из подчиненных ему генералов, не имевшего никаких наград, он не согласился и сказал с усмешкой: «Поберегите эту редкость». Menshikov's witticisms have been included in all collections of historical jokes. Here is one example. When on a particular occasion Alexander Sergeyevich was invited to nominate a general from his command who had no decorations for an order of chivalry, he rejected the idea and said with a smile, “Let's preserve this rarity.” The well-known wit Prince Alexander Menshikov (great-grandson of Peter I's comrade-in-arms) was particularly vitriolic about Yegor Frantsevich. His jokes were repeated around the capital with lightning speed. Here is one example: Menshikov supposedly came across two sailors carrying a sack of firewood along the embankment. “Where are you going, my good men?” “Well, Your Excellency, we are going to stoke the steamer — the Minister of Finance is going to come.” “Don't be in such a rush. When Cancrin comes you can stoke the fire!” Cancrin took it all in his stride: “A good minister of finance can never be popular — he's a man who must take as much as possible and give as little as possible.”

A Brief Review for the Heir to the Throne «Русские менялы». Литография, раскрашенная акварелью, по оригиналу Генриха Дитлера Митрейтера. 1840 год. Russian Money-Changers. Hand-tinted lithograph after an original by Heinrich Dietler Mitreiter. 1840.

«Не должно без крайней нужды входить в долги, ибо ежегодно возрастающие процентные платежи составят наконец неотвратимое отягощение». «Правительство, прибегающее к выпускам бумажных денег, подобно юношам, увлекающимся азартною игрою». И еще: «Революционисты ошибаются, считая идеальной целью правительства народное счастье. Такая цель неизбежно

without the least consideration for European authorities. “You gentlemen keep discussing what Europe will say,” Cancrin once objected, “but you never think about what poor Russia will say.”

The Emperor's support also helped Cancrin to take a calm attitude to all the backbiting. Nicholas I had so much confidence in his minister that he once ordered him to draw up and give to his eldest son, the future Alexander II, a course entitl-

71 Ассигнационный банк в Петербурге был основан в 1769 году для распространения ассигнаций и обмена их на медные, золотые и серебряные монеты. В 1843 году банк закрыли в связи с заменой ассигнаций государственными кредитными билетами. В настоящее время в этом здании на Садовой улице, 21, находится Санкт-Петербургский государственный университет экономики и финансов. The Assignation bank in St Petersburg was founded in 1769 to issue banknotes (assignations) and exchange them for copper, silver and gold coins. In 1843 the bank was closed because of the replacement of assignations with state credit notes. Today the building at 21, Sadovaya Street houses the St Petersburg State University of Economics and Finance.

The Bottom Line Was Cancrin a good minister? He himself gave this answer to the question: “My merits lie not so much in what I did as in what I prevented.” And General von Fock, who was mentioned above, expressed the following opinion: “The best touchstone of the honesty and disinterestedness of ministers is to compare their financial condition before taking charge of a ministry and upon leaving it.” Cancrin did not accumulate a personal fortune. And within a few years of his death the one he had built up for Russia was also squandered away. The budget deficit grew; the country was literally flooded with paper

Л иния жизни: без оглядки на авторитеты / l ine

of fate: without consideration for authorities

Kankrin.qxd

8/22/08

15:47

Page 72

Итого… Был ли Канкрин хорошим министром? Сам он отвечал на этот вопрос так: «Заслуга моя не столько в том, что я сделал, сколько в том, чему помешал». А уже упоминавшийся генерал фон Фок однажды высказал следующее мнение: «Лучший пробный камень честности и бескорыстности министров — сравнение финансового их положения до вступления в управление министерством и при выходе из оного». Канкрин личного богатства не нажил. А через несколько лет после его смерти и нажитое им для России развеялось. Вырос бюджетный дефицит, страну буквально заполонили бумажные деньги, иссякли государственные сбережения. Воровать стали больше. Брать хлеще. Тем не менее один из биографов Канкрина уверенно писал в конце XIX века: «И отдаленнейшее потомство причислит немца, не научившегося правильно писать и говорить по-русски, к достойнейшим сынам России, не забудет Канкрина». Он умер 9 сентября 1845 года в Павловске, успев — как и мечтал! — вернуться домой с лечения на баден-баденских водах, и был похоронен на Смоленском лютеранском кладбище.

Справа. Платиновая монета достоинством 3 рубля. В середине XIX века в России чеканились монеты из платины, которые иногда называли «белыми червонцами». К 1827 году в русской казне накопились большие запасы платины, добытой из уральских россыпей, и поэтому было решено пустить их в обращение. Инициатором чеканки платиновых монет был граф Канкрин. Монеты из неочищенной платины (97%) чеканились в 1828—1845 годах с номиналами 3, 6 и 12 рублей. Это был первый случай использования платины в монетном деле. Right. A platinum 3-roubledenomination coin. In the mid-nineteenth century Russia minted platinum coins. By 1827 the imperial treasury had accumulated large stocks of platinum from deposits in the Urals and so it was decided to put them into circulation. The minting of platinum coins was Count Cancrin's idea. The coins were struck from unrefined (97% pure) platinum between 1828 and 1845 in denominations of three, six and twelve roubles. This was the first-ever instance of platinum being used in coinage.

Выше. Государственная ассигнация 10 рублей (образца 1787 года). 1811 год. Справа. Рубль «чистаго серебра». 1813 год. Ниже. Государственная ассигнация 2 рубля, выпущенная для Финляндии. 1828 год. Above. A Russian state assignation for ten roubles. 1787 pattern but issued in 1811. Right. A “pure silver” rouble. 1813. Below. State assignations issued for Finland. Two roubles. 1828.

В XIX веке в России имели хождение множество разнообразных денег, различающихся как по номиналу, так и по технологии изготовления и сфере обращения. In the nineteenth century many different kinds of money were in use in Russia. They varied in denomination as well as the technology of production and sphere of circulation.

money and the state's reserves were exhausted. People began to steal more, to take more bribes. Nevertheless, one of Cancrin's biographers wrote confidently in the late nineteenth century that “Remote posterity, too, will number this German who never learnt to write or speak Russian properly among Russia's most worthy sons and will not forget Cancrin.” Yegor Frantsevich died at Pavlovsk on 9 September 1845, having accomplished his last dream by returning home from taking the waters at Baden-Baden. He was buried at the Smolenskoye Lutheran Cemetery in St Petersburg.

Государственная ассигнация 25 рублей (образца 1818 года). 1836 год. Ниже. Рубль «чистаго серебра». 1841 год.

A Russian state assignation for twenty-five roubles. 1818 pattern, issued in 1836. Below. A “pure silver” rouble. 1841.

П оворот судьбы: «благонамеренный» донос / t wist

of fate: the “well-intentioned” informant

Rostovtsev_1.qxd

8/22/08

15:51

Page 74

Заговор декабристов и последовавшие за этим события стали самой заметной вехой в истории России XIX века. Даже освобождение крестьян в 1861 году в русском обществе не имело такого резонанса.

The Decembrist conspiracy and the events that followed would become the greatest watershed in nineteenth-century Russian history. Even the abolition of serfdom in 1861 did not cause such resonance in Russian society.

С акварели Дмитрия Кардовского «Восстание на Сенатской площади 14 декабря 1825 года». 1927 год.

From Dmitry Kardovsky's 1927 watercolour, The Uprising on Senate Square, 14 December 1825.

Во время восстания 14 декабря 1825 года приведенные декабристами полки построились в каре на Сенатской площади. Время тянулось в напряженном ожидании… Круглолицый молодой офицер в форме лейбегерей его величества попытался проехать на лошади через толпу зевак, окружившую восставших. Кто-то из стоявших в каре узнал лейб-егеря и закричал: — Ростовцев! Вот ты где, иуда! Несколько солдат бросились в толпу, стащили офицера с лошади и стали избивать палашами и прикладами. Князь Евгений Оболенский, назначенный диктатором восстания вместо Трубецкого, еле отбил его — беспамятного, окровавленного. Ростовцева положили на сани и повезли в госпиталь. По дороге он очнулся и велел нести себя домой.

«Названный другом сердечным»

“Called a friend of the heart”

Валерий ШУБИНСКИЙ / by Valery SHUBINSKY

During the revolt on 14 December 1825 the regiments led by the Decembrists formed up in a square in front of the Senate. Time dragged out on in tense expectation… Suddenly one of the rebels spotted a round-faced young officer in the uniform of His Majesty's Life-Guard Chasseurs trying to press his horse through the crowd of onlookers that surrounded the mutineers. The man in the square recognized the Chasseur and called out: “Rostovtsev! So that's where you are. Judas!” A few soldiers rushed into the crowd, dragged the officer from his horse and began beating him with swords and gun-butts. Prince Yevgeny Obolensky, the designated leader of the revolt in place of Trubetskoi, barely managed to save the unconscious, blood-covered man. Rostovtsev was placed in a sledge and driven off to hospital. On the way he recovered consciousness and insisted on being taken home instead. Thirty-four years later, on 28 January 1860, a fat elderly general lay on his deathbed in St Petersburg. “I am dying as a hero,” he told his wife, struggling for breath. Then he managed to say just one more thing: “Tell the Emperor not to be afraid…” That general was named Yakov Ivanovich Rostovtsev. Let us go back, though, to the events that preceded the 1825 revolt. Russia was in the grip of a confused interregnum. (Alexander I had died childless; the next eldest brother, Konstantin, presently viceroy in Poland, had given up his claim to the throne when

he made a morganatic marriage in 1823; that fact was not publicly known, however, and state bodies and the army had sworn fealty to him; next in line to the throne was his younger brother, Nicholas.) In Ryleyev's house a mutiny was being planned. But not all members of the secret Northern Society were enthusiastic about the radical ideas put forward by Ryleyev, Trubetskoi, Obolensky and the half-crazed “Jacobin” Kakhovsky. Lieutenant Colonel Vladimir Steingel cautioned: of the 250,000 inhabitants of Moscow alone 90,000 were serfs “ready to take up knives and indulge in all manner of atrocities”. Lieutenant

П оворот судьбы: «благонамеренный» донос / t wist

of fate: the “well-intentioned” informant

Rostovtsev_1.qxd

8/22/08

15:51

Page 76

Спустя тридцать четыре года, 28 января 1860 года, в Петербурге лежал при смерти немолодой тучный генерал. — А я умираю как герой, — едва дыша, сказал он жене, а потом успел сказать еще одну фразу: — Передайте государю, чтобы он не боялся… Генерала звали Яков Иванович Ростовцев. Вернемся, однако, к событиям, предшествовавшим восстанию 1825 года... В России междуцарствие. В доме Рылеева обсуждают планы мятежа. Не всех членов Северного общества радуют радикальные замыслы Рылеева, Трубецкого, Оболенского и полубезумного «якобинца» Каховского. Подполковник Владимир Штейнгель пугает: в одной Москве из 250 тысяч жителей — 90 тысяч крепостных, «готовых взяться за ножи и пуститься на все неистовства». Подполковник Гавриил Батеньков не одобряет планы штурма Зимнего дворца: «Дворец должен быть священное место; если солдат до него коснется, ни от чего удержать его будет невозможно». Обсуждаются разные проекты: предложить престол вдове Александра I — Елизавете Алексеевне (эту идею много лет вынашивал Федор Глинка) или блокировать с войсками выход из Петербурга и вступить с Николаем в переговоры «с позиции силы»... Рылеев и Трубецкой стоят на своем. Их программа не предусматривает компромиссов.

Разговоры слушает член общества, подпоручик Яков Ростовцев, адьютант генерала Бистрома, известный как «Ростовцев 4-й» (три его старших брата тоже состоят на военной службе). Ему еще нет двадцати двух (Каховскому — двадцать семь, Оболенскому — двадцать девять, Рылееву — тридцать, Батенькову — тридцать два, Штейнгелю — сорок два). Он юноша с литературными способностями: опубликованы трагедии «Персей» и — в отрывках — «Князь Пожарский». В тайное общество Ростовцева принял Оболенский, тоже адъютант Бистрома, с которым Яков Иванович особенно дружен. Подпоручик на стороне «умеренных», но если не слушают даже опытных старших офицеров, то кто обратит внимание на него, почти мальчишку? Спустя несколько дней, 12 декабря, Ростовцев является в Зимний дворец с письмом от Бистрома. Уже после ухода посланца Николай вскрывает пакет и читает... Нет, послание не от Бистрома… Под видом служебного донесения юноша подал Николаю Павловичу собственное письмо. «В народе и войске распространился уже слух, что Константин Павлович отказывается от престола. Следуя редко влечению своего доброго сердца, излишне доверяя льстецам и наушникам, Вы весьма многих против себя раздражили. Для Вашей собственной славы погодите царствовать.

Colonel Gavriil Batenkov balked at plans to storm the Winter Palace: “The palace should be a sacred place. If a soldier lays hands upon it, it will be impossible to hold him back from anything.” Various schemes were put forward, but Ryleyev and Trubetskoi stood firm. Their programme did not envisage compromises. The talk was heard by a junior member of the society, Second Lieutenant Yakov Rostovtsev, an adjutant to General Byström. He was known as “Rostovtsev the Fourth” as his

Ниже. «Вид на Измайловский мост и на казармы». Гравюра по рисунку Мишеля Франсуа ДамамДемартре. 1810-е годы. В казармах (здание слева) размещался лейб-гвардии егерский полк, в котором служил Яков Ростовцев.

В апреле 1841 года Яков Ростовцев был произведен в генерал-майоры. С литографии 1841 года. In April 1841 Yakov Rostovtsev was promoted to major general. From an 1841 lithograph. Барон Владимир Штейнгель был сторонником конституционной монархии, участвовал в подготовке восстания, но на Сенатской площади присутствовал только в качестве зрителя.

«В. К. Кюхельбекер и К. Ф. Рылеев на Сенатской площади 14 декабря 1825 года». С рисунка Александра Пушкина. 1827 год.

Портрет работы Ермолая Эстеррейха. Автолитография. 1823 год. Baron Vladimir Steingel was in favour of a constitutional monarchy. He took part in the preparation of the revolt, but on Senate Square he was only a spectator.

Wilhelm Küchelbecker and Kondraty Ryleyev on Senate Square, 14 December 1825. From a drawing by Alexander Pushkin. 1827.

Below. View of Izmailovsky Bridge and the Barracks. Engraving after a drawing by Michel François Damame-Demartrais. 1810s. The barracks (the building on the left) housed the Life Guards Chasseur Regiment in which Yakov Rostovtsev served.

three elder brothers were also in military service. Yakov was not yet twenty-two (Kakhovsky was 27, Obolensky 29, Ryleyev 30, Batenkov 32, Steingel 42). He was a young man with literary talents, having already published two tragedies — Perseus and (in excerpts) Prince Pozharsky. He was inducted into the society by Obolensky, another of Byström's adjutants with whom Yakov Ivanovich was particularly friendly. The Second Lieutenant was on the side of the “moderates”, but if even experienced senior officers were being ignored, who would pay attention to him, still almost a boy?

Autlolithographic portrait by Yermolai Oesterreich. 1823.

Против Вас должно таиться возмущение; оно вспыхнет при новой присяге, и быть может, это зарево осветит конечную гибель России. Пользуясь междоусобиями, Грузия, Бессарабия, Финляндия, Польша, может быть, и Литва от нас отделятся. Европа вычеркнет раздираемую Россию из списка держав своих и сделает ее державою азиатской, и незаслуженные проклятия вместо должных благословений будут вашим уделом. Государственный Совет, Сенат и, может быть, гвардия будут за вас; военные поселения и отдельный Кавказский корпус решительно будут против (о двух армиях ничего не умею сказать). Ваше высочество! Может быть, мои предположения ошибочны, может быть, я увлекся и личной привязанностью к Вам и любовью к спокойствию России, но дерзаю умолять Вас именем славы отечества, именем Вашей собственной славы преклонить Константина Павловича принять корону... Поезжайте сами в Варшаву, или он пусть приедет в Петербург, излейте ему как брату мысли и чувства свои, ежели он согласится быть императором — слава Богу. Ежели нет, то пусть всенародно, на площади, провозгласит Вас своим государем....» Ростовцев, по собственным словам, готов был взойти на плаху, если Николай не последует его совету и если притом повторная присяга пройдет мирно. В случае же мятежа он просил разрешения умереть за государя.

Владимир Штейнгель подавал Александру I несколько своих либеральных сочинений: «Рассуждение о наказании кнутом», «О наказаниях вообще», «О легкой возможности уничтожить существующий в России торг людьми» и другие. Автору эти сочинения возвращались по «ненадобию», как написал на одном из них граф Алексей Аракчеев. Vladimir Steingel submitted several of his liberal writings to Alexander I: “A Discourse on Flogging”, “On Punishment in General”, “On an Easy Means of Eliminating the Trade in Human Beings That Exists in Russia” and others. These works were returned to their author as they were “not required” as Count Alexei Arakcheyev wrote on one of them. A few days later, on 12 December, Rostovtsev turned up at the Winter Palace with a letter from Byström. When the messenger had left, Nicholas broke the seal and read… Not a letter from Byström. The young man had managed to hand over his own message in the guise of an official report. “The rumour is already going around among the people and the forces that Konstantin Pavlovich has refused the throne. By following the inclinations of your kind heart and placing excessive trust in flatterers and informers, you have made a great many people disgruntled with you.

Николай пожелал тут же лично принять подпоручика. Может быть, драматургом Ростовцев был и неважным (пьесы его, честно говоря, ужасно скучны), но актером — хорошим. Великий князь поверил в искренность юноши и был глубоко растроган. Известный писатель и историк Яков Гордин считает, что это письмо, пугающее и дезинформирующее Николая, было написано Ростовцевым под влиянием Батенькова и Штейнгеля. Возможно, и так. Но инициатива все-таки принадлежала ему — вряд ли подпоручик заранее поставил в известность об этом когонибудь из заговорщиков. Зато после беседы с будущим императором он отправился к Рылееву и Оболенскому, объявил им о своем «доносе» и показал копию письма. Подпоручик вел сложную игру. Но к чему бы он ни стремился (затянуть междуцарствие, чтобы дать умеренным декабристам возможность для торга с правительством, или просто сорвать восстание и уберечь своих друзей от верной гибели) и как бы он ни действовал, в одиночку или нет, его планы не воплотились в реальность. Ведь Николай уже знал о готовящемся мятеже и понимал, что угроза исходит именно от столичных гвардейцев, — и уже принял решение. Он не только не отменил присягу 14 декабря, а перенес ее на более ранний час, чтобы встретить мятеж законным государем. А Рылеев и Оболенский просто не поверили

For your own glory wait a while before taking the crown. The resentment against you needs to melt away. It will flare up with the administration of a new oath [of fealty] and perhaps that glow will illuminate the final demise of Russia. Exploiting the dissension Georgia, Bessarabia, Finland, Poland and perhaps even Lithuania will separate from us. Europe will strike disintegrating Russia from the roll of its great powers and make it an Asiatic realm and undeserved curses instead of due blessings will be your lot. The State Council, Senate and perhaps the Guards will be for you; the military settlements and the separate Caucasian Corps will be decisively against. (Of the two armies I can say nothing.) Your Highness! Perhaps my suppositions are erroneous. Perhaps I am carried away by both personal devotion to you and love of Russia's calm, but I venture to beg you for the sake of the glory of the country, for the sake of your own glory to persuade Konstantin Pavlovich to take the crown… Go yourself to Warsaw, or let him come to St Petersburg. Pour out your thoughts and

П оворот судьбы: «благонамеренный» донос / t wist

of fate: the “well-intentioned” informant

Rostovtsev_1.qxd

8/22/08

15:51

Page 78

Ростовцеву, они решили, что подпоручик рассказал великому князю все о готовящемся восстании, а может быть, и выдал имена заговорщиков. Тогда уж терять нечего — обратного пути нет. И вот все свершилось... Ростовцев медленно оправляется от побоев. Николай ежедневно осведомляется о здоровье своего «друга» (это слово произнесено публично!). Рылеев, Трубецкой, Оболенский, Батеньков, Штейнгель уже узники Петропавловской крепости. Их и их товарищей активно допрашивают — и, между прочим, выясняют следующий бесспорный факт: Яков Ростовцев был членом Северного общества и о восстании знал Ниже. Подполковник Гавриил Батеньков. С фотографии Евгения Якушкина. 1850-е годы. Below. Lieutenant Colonel Gavriil Batenkov. From an 1850s photograph by Yevgeny Yakushkin.

Выше. Князь Евгений Оболенский. Работа неизвестного фотографа. Начало 1860-х годов. Above. Prince Yevgeny Obolensky taken by an unknown photographer. Early 1860s.

feelings to him as a brother. If he agrees to be emperor, then God be praised. If not then let him publicly, on the square, proclaim you as his sovereign…” Rostovtsev, in his own words, was ready to go to the scaffold if Nicholas did not follow his advice and the second oath-taking passed off peacefully. In the event of a mutiny, he asked permission to die for his sovereign. Nicholas immediately had the Second Lieutenant recalled for a personal interview. Rostovtsev may not have been a great dramatist (his plays are, to be honest, awfully boring), but he was a good actor. The Grand Duke believed in the young man's sincerity and was deeply touched. But after his talk with the future emperor, Rostovtsev went to Ryleyev and Obolensky, informed them of his “denunciation” and showed them a copy of the letter. Rostovtsev was playing a complex game. But whatever he was aiming at (an extension of the interregnum, so as to give the moderate Decembrists the opportunity to bargain with the government, or simply to thwart the uprising and save his friends from certain death), and however he was acting,

все. Или почти все. А значит, Николая он обманывал. Все это узнают и... «оставляют без дальнейших последствий». Видимо, боятся расстраивать нового государя. Три дня спустя Ростовцева (он еще не встает с постели) производят в поручики. Дальнейший ход событий таков: в 1828 году его назначают адъютантом великого князя Михаила Павловича, а через три года переводят в ведомство военно-учебных заведений, и в 1835 году он, уже в чине полковника, возглавляет их главный штаб. За те двадцать лет, в течение которых Яков Иванович, по сути, руководил системой военного образования России, им было сделано много полезного: например, преобразованы учебные планы, приглашены в качестве преподавателей для юнкерских училищ университетские про-

«Обряд казни петрашевцев на Семеновском плацу 22 декабря 1849 года». С картины неизвестного художника. Об отмене казни осужденным было объявлено лишь после того, как они выслушали чтение смертного приговора и команду о приведении их к расстрелу.

Великий князь Михаил Павлович принимал участие в суде над декабристами, управлял инженерным ведомством, в 1831 году был назначен начальником военно-учебных заведений. Гравюра резцом Федора Йордана. 1838 год. Grand Duke Mikhail Pavlovich. Engraving by Fiodor Yordan. 1838.

«Оболенский был самым усердным сподвижником предприятий и главным, после Рылеева, виновником мятежа в С.-Петербурге. За неприбытием Трубецкого на место восстания собравшиеся злоумышленники единогласно поставили его своим начальником. Так свершить государственный переворот досталось в удел поручику», -- писал правитель дел Следственного комитета Александр Боровков. “Obolensky was the most zealous supporter of the undertakings and, after Ryleyev, the ringleader of the mutiny in St Petersburg. When Trubetskoi failed to appear at the place of the revolt, the malefactors unanimously invested him as their leader. Thus the accomplishment of a coup d'étât was entrusted to a lieutenant,” Alexander Borovkov, the commissioner of the Investigative Committee, wrote.

alone or in collusion, his plans did not become a reality. Nicholas already knew of the impending mutiny and understood that the threat came specifically from the Guards in the capital — and he had made his decision. He not only left the 14 December as the date for the oath-taking, but brought the ceremony forward in time, so as to meet the mutiny as the legitimized sovereign. Ryleyev and Obolensky meanwhile did not believe

The Ritual Execution of Members of the Petrashevsky Circle on the Semionovsky Regiment's ParadeGround, 22 December 1849. From a painting by an unknown artist. The condemned men were informed of their reprieve only after they had heard the death sentence read out and the command given to place them before the firing-squad.

«Петровский Завод. Общий вид с тюрьмой». С картины декабриста Николая Бестужева. 1834 год. В Петровском Заводе в 1830—1839 годах находились семьдесят декабристов. Ныне здесь создан музей. Petrovsky Zavod. A General View with the Prison. From an 1834 painting by the Decembrist Nikolai Bestuzhev.

фессора. Но за его спиной «прогрессивные» юнкера частенько отпускали брезгливые реплики: про его «донос» слышали все. Никто не знал сути дела — а слухи ходили самые чудовищные. В 1856 году, в день своего юбилея, Ростовцев получил такое стихотворение: Когда деспот от власти отрекался, Желая Русь, как жертву, усыпить, Чтобы потом верней ее сгубить, — Свободы голос вдруг раздался, И Русь на громкий, братский зов Могла б воспрянуть из оков, Тогда, как тать ночной, боявшийся рассвета, Позорно ты бежал от друга, от поэта... .................................. Ты убежал! Куда ж? — в Аничковский дворец*...

Ты деспоту скрепил шатавшийся венец. И как презрительна, подла твоя услуга! Ты указал ему на друга, По пальцам жертвы сосчитал; Деспот их всех арестовал... Надо признать, что на совести Ростовцева и в самом деле было разное: ему, николаевскому сановнику, не раз приходилось жертвовать своими убеждениями. Например, в 1849 году он, уже генераллейтенант, согласился войти в следственную комиссию по делу петрашевцев. Не он оклеветал несчастных болтуновфурьеристов, выдав их за кровожадных заговорщиков, и не он придумал садистскую церемонию псевдорасстрела на Семеновском плацу, но в допросах участвовал... Герцен язвительно вспоминал, что у одного из арестованных он спросил, велись ли в кружке «преступные разговоры об отмене крепостного права». Из уст Якова Ивановича (с учетом его прошлого и особенно будущего!) фраза эта и впрямь звучит парадоксально. В первые недели после смерти Николая, в 1855 году, Штейнгель писал Оболенскому: «Ничего удивительного, что сын идет дорогой отца. И кто ему скажет — не названный же другом сердечным?» Штейнгель явно имел в виду

На самом деле Ростовцев явился в Зимний дворец. Даже эта деталь искажена.

79 Rostovtsev. They decided that the Second Lieutenant had told the Grand Duke all about the planned uprising and perhaps even given him the names of the conspirators. In which case they had nothing to lose — there was no going back. And so things went the way they did… Rostovtsev slowly recovered from the beating. Nicholas inquired every day after the health of his “friend” (a word he pronounced publicly!). Ryleyev, Trubetskoi, Obolensky, Batenkov and Steingel were already prisoners in the Peter and Paul Fortress. They and their comrades were intensively interrogated and among the evidence that emerged was the indisputable fact that Yakov Rostovtsev had been a member of the Northern Society and known all — or almost all — about the uprising. That meant he had deceived Nicholas. The investigators discovered this, but took the matter no further. Evidently they were afraid of upsetting the new emperor. Three days later Rostovtsev (still confined to his bed) was promoted to First Lieutenant. His career then proceeded apace: in 1828 he was appointed adjutant to Grand

Duke Mikhail Pavlovich; three years later he was transferred to the department of military training establishments and, in 1835, by now a colonel, he took over command of it. In the twenty years during which Yakov Ivanovich effectively ran the military training system in Russia he did much that was positive. He reorganized the curricula, for example, and invited university professors to lecture at officer-training colleges. But “progressive-minded” cadets often made scornful remarks behind his back: everyone had heard about his “denunciation”. For justice sake it must be said that Rostovtsev did indeed have certain things on his conscience. He did everything that Федор Достоевский восемь месяцев провел под следствием в Петропавловской крепости. Признанный виновным «в умысле на ниспровержение существующих отечественных законов и государственного порядка», он был приговорен к расстрелу. Скульптурный портрет работы Леонида Баранова. Бронза. 1970 год.

Fiodor Dostoyevsky spent eight months under investigation in the Peter and Paul Fortress. Found guilty of “intent to overturn the existing laws of the country and state order”, he was sentenced to death by firing-squad. Bronze sculptural portrait by Leonid Baranov. 1970.

П оворот судьбы: «благонамеренный» донос / t wist

of fate: the “well-intentioned” informant

Rostovtsev_1.qxd

8/22/08

15:51

Page 80

Ростовцева. Декабристы не получили амнистии немедленно по смерти своего гонителя — и отчаялись. Но дорогой своего отца Александр II не пошел. Уже год спустя Штейнгель, вернувшийся из Сибири, хлопотал (через Ростовцева) о разрешении жить в Петербурге у своего сына, которому, кстати, все эти годы Ростовцев помогал и покровительствовал. А в 1858 году Яков Иванович писал Штейнгелю: «Крестьянину возвратить его человеческие права, обеспечить ему до полного решения вопроса верный кров и верный хлеб и дать ему все пособия сделаться полным собственником, помещику охранять неприкосновенность его собственности, государству упростить спокойное решение этого вопроса — вот в чем моя программа...» Немедленно по воцарении Александр II поставил Ростовцева во главе Секретного комитета (позднее — Главного комитета) по устроению крестьянского быта. Целью В XVIII–XIX веках крепостные по-прежнему полностью зависели от хозяина, и продажа крестьян практиковалась повсеместно, о чем свидетельствует образец «купчей крепости» 1832 года на крепостных людей. «Купчая крепость» — это документ о приобретении в собственность любого имущества. In the eighteenth and nineteenth centuries serfs remained entirely dependent on their masters and the sale of peasants was common practice across Russia. This bill of sale for serfs dating from 1832 is evidence that they were treated like any other property.

Император Александр II и его сподвижники (граф Дмитрий Блудов, князь Павел Гагарин, великий князь Константин Николаевич, граф Дмитрий Милютин, граф Федор Берг, Николай Милютин, Валериан Татаринов, Яков Ростовцев, Александр Горчаков, князь Александр Барятинский). Литография Петра Бореля. 1872—1873 годы. Emperor Alexander II and his close associates (Count Dmitry Bludov, Prince Pavel Gagarin, Grand Duke Konstantin Nikolayevich, Count Dmitry Miliutin, Count Fiodor Berg, Nikolai Miliutin, Valerian Tatarinov, Yakov Rostovtsev, Alexander Gorchakov and Prince Alexander Bariatinsky). Lithograph by Piotr Borel. 1872—73.

Ни один император со времен Екатерины II не был сторонником крепостного права. Однако страшно было менять сложившуюся веками систему отношений. Отделывались полумерами: Екатерина первой стала наказывать особо жестоких помещиков, Павел ограничил повинности, Александр I создал законодательную базу для добровольного освобождения помещиками крепостных, Николай запретил при продаже крестьян разлучать семьи. Вовсе запретить продажу крепостных без земли он так и не решился, хотя и хотел, — в последнюю минуту его разубедил Константин Павлович... Тот самый, чье возведение на престол было официальным лозунгом декабристов. Александр II понимал, что с освобождением крестьян больше медлить нельзя. «Заседание Государственного Совета под председательством императора Александра Николаевича по вопросу освобождения крестьян от крепостной зависимости в 1861 году». Гравюра на дереве. Газетная иллюстрация. На заседании Александр II сказал: «... Дело об освобождении крепостных крестьян, которое представлено на рассмотрение Государственного Совета, считаю я, по важности своей, жизненно важным вопросом для России, от которого будет зависеть ее будущее развитие и могущество... Дальнейшее ожидание может только еще больше возбудить страсти и повести к самым вредным и бедственным последствиям для всего государства вообще и помещиков в особенности ...» The Session of the State Council Presided over by Emperor Alexander Nikolayevich to Discuss the Liberation of the Peasants from Serfdom in 1861. Wood engraving. A newspaper illustration.

комитета была подготовка закона об отмене крепостного права. Таким образом, Якову Ивановичу предстояло осуществить одну из целей, ради которых его соратники-декабристы вышли на Сенатскую площадь… Прочитав за одно лето огромное количество литературы по крестьянскому вопросу, Ростовцев пришел к убеждению: мужики должны получить не только личную свободу, но и землю. Тем временем дворянские общества в каждой губернии предлагали свои варианты реформы. Прожекты слали самые разные — например, отдать крестьянам их дома и усадьбы, а вопрос с землей оставить на усмотрение помещиков. «Усадьба для крестьян — конфета, а им нужен и хлеб», — настаивал Ростовцев. Его поддерживали включенные им в состав комитета либералы — Николай Милютин, Юрий Самарин... Помимо предложений из губерний члены комитета тщательно читали все, что писалось о крестьянском вопросе в прессе. Из Третьего отделения доставляли каждый номер «Колокола». Ростовцев готов был черпать идеи даже оттуда, хотя ему приходилось читать в лондонском журнале много нелестного о себе (в том числе и тот стихотворный пасквиль, который он получил в день юбилея). Герцен испытывал к генералу особую ненависть. Его можно понять: разве не он поклялся когда-то на Воробьевых горах бороться с крепостничеством,

Not a single Russian ruler since Catherine II was in favour of serfdom. But they all feared to change a system of relations that had developed over centuries and confined themselves to half-measures: Catherine was the first to punish particularly cruel landowners; Paul restricted serfs' duties; Alexander I created a legislative basis for owners to voluntarily liberate their serfs; Nicholas forbade the break-up of families when peasants were sold. He did not go so far as to forbid the sale of serfs without land, although he planned to: at the last minute his brother Konstantin persuaded him against it — that same Konstantin whose ascent to the throne was the official slogan of the Decembrists. Alexander II understood that the liberation of the serfs could be delayed no longer.

was expected of a high official in Nicholas I's reign. In 1849, for example, by now a lieutenant general, he consented to join commission investigating the Petrashevsky circle. He asked one of the prisoners whether the group had conducted “criminal conversations on the abolition of serfdom”. Considering his own past (and especially future!) this phrase sounds thoroughly paradoxical. In the early weeks after Nicholas's death in 1855, Steingel wrote to Obolensky: “It is no surprise that the son goes the way of the father. And who is to tell him — not the one called a friend of the heart?” Steingel was clearly referring to Rostovtsev. The Decembrists had not been amnestied immediately after the demise of their persecutor and were in despair. But the son did not go the way of the father. A year later Steingel had returned from Siberia and was requesting (through Rostovtsev) permission to live in St Petersburg, in the home of his son, who, incidentally, had been helped and supported by Rostovtsev through all the years. Then in 1858 Yakov Ivanovich wrote to Steingel: “To return to the peasant his human rights, to provide him until the final resolution of

Alexander Herzen's free Russian print-shop began operating in 1853. The appeals and newspapers it produced keenly criticized the policies of the Russian Empire.

Вольная русская типография Александра Герцена начала работу в 1853 году. Публиковавшиеся там воззвания и газеты резко критиковали государственную политику Российской империи. Справа. Первый номер газеты «Колокол». 1857 год. Ниже. Медаль с изображением Герцена, выпущенная в память первого десятилетия Вольной русской типографии. Работа Винера. 1863 год.

Right. The first issue of Herzen's newspaper The Bell. 1857.

the question with a reliable roof over his head and reliable subsistence, and to give him all the allowances with which to make himself a full owner, to preserve for the landowner the inviolability of his property, to simplify for the state the calm resolution of this issue — therein lies my programme.” Immediately on his accession Alexander II made Rostovtsev the head of the Secret Committee (later Main Committee) on the organization of peasant life. The committee's purpose was to prepare a law on the abolition of serfdom. Thus Yakov Ivanovich was to realize one of the aims for which his fellow Decembrists had taken their stand on Senate Square. After reading an enormous quantity of literature on the peasant question in a single summer, Rostovtsev came to the conclusion that male peasants should receive not just personal freedom, but land as well. Mean-

Below. A medal bearing a depiction of Herzen (made by one of the Wiener brothers, Belgian medallists) that was issued to mark the first decade of the Free Russian PrintShop. 1863.

8/22/08

15:51

Page 82

разве не пожертвовал он ради своих убеждений родиной и общественным положением? А в итоге честь отмены крепостного права будет принадлежать «предателю» и николаевскому генералу... Трудно было с этим примириться. Ведь и у Николая Некрасова есть набросок, начинающийся словами: «Не за Якова Ростовцева ты молись, не за Милютина... Ты молись о всех в казематах сгноенных...» Но стоит задуматься над коварным вопросом: кто внес больший вклад в дело освобождения крестьян — те, кто погиб в казематах, или Ростовцев с Милютиным?

Яков Иванович лишь года не дожил до манифеста 19 февраля 1861 года. Своего он добился: землю крестьяне получили, пусть немного, пусть в пользование с последующим выкупом, а не в собственность. Консервативная оппозиция затаила злость, но вела себя тихо. Левые радикалы были яростны и напористы, но их попытки спровоцировать в России крестьянскую революцию провалились. Ростовцев счел бы это своей заслугой, может быть и справедливо. Так или иначе, но в российской истории он остался не только как автор маловразумительного доноса.

П оворот судьбы: «благонамеренный» донос / t wist

of fate: the “well-intentioned” informant

Rostovtsev_1.qxd

82 while the noble communities in each province put forward their versions of the reform. “The manor-house is a sweetmeat for the peasants, but they need bread as well,” Rostovtsev insisted. He was supported by the liberals that he co-opted onto the committee — Nikolai Miliutin, Yury Samarin and others. Apart from the suggestions from the provinces, the committee members also carefully read everything that was written about the peasant question in the press. Every new issue of The Bell was provided by the Third Department. Rostovtsev was prepared to take ideas even from that source, although he was obliged to read a lot of uncomplimentary things about himself in the London-based newspaper. Its editor, Alexander Herzen, had a particular dislike for the General, which is understandable: had Herzen not in his time solemnly sworn to fight against serfdom and had he not sacrificed his homeland and his social status

for his convictions? And in the end the honour of abolishing serfdom was to go to a man who was a “traitor” and one of Nicholas I's generals. That was hard to swallow. Among Nikolai Nekrasov's literary legacy is a draft poem that starts with the words “Don't you pray for Yakov Rostovtsev, nor for Maliutin… Pray for all those who rotted in the casemates…” Still it is worth pondering the tricky question of who made the greater contribution to the cause of peasant liberty — those who perished in fortress prisons or Rostovtsev and Miliutin? Yakov Ivanovich died just a year before the Manifesto of 19 February 1861. He had got his way: the peasants received land — albeit only a little, albeit not as owners but with right of usage and subsequent purchase. Rostovtsev would credit himself with that — perhaps rightly. Whatever the case he went down in Russian history not just as the author of a vague denunciation.

«Чтение манифеста». С картины Бориса Кустодиева. 1909 год. В России Манифест об освобождении крестьян от крепостной зависимости был обнародован 19 февраля 1861 года. В соответствии с манифестом крестьяне, находившиеся в крепостной зависимости, получали личную свободу, право заниматься торговлей, промыслами и право переходить в другие сословия. За эту реформу Александра II стали называть «Царем-Освободителем». Иронизируя по поводу упреков европейцев в том, что крестьяне остались без земли, Федор Достоевский писал: «Эти учителя-то наши, европейцы-то, швейцары-то все эти благодетельные, научившие нас освободить крестьян с землею, они-то почему там у себя, в Европе, никого не освободили, да не только с землей, а и просто в чем мать родила, и это повсеместно. Почему в Европе освобождение произошло не от владетелей, не от баронов, не от помещиков, а восстанием и бунтом, огнем и мечом и реками крови?» Reading the Manifesto. From a painting by Boris Kustodiev. 1909. The Manifesto on the Liberation of the Peasants from Serfdom was published in Russia on 19 February 1861. It granted peasants who had been held as serfs personal freedom, the right to engage in trade and crafts and the right to enter other social classes. For this reform Alexander II became known as the Tsar-Liberator.

Страна, которую мы потеряли / t he

country that we lost

kercch.qxd

8/22/08

16:03

Page 84

На страже Азовского моря

Сергей ВОРОХОВ /by Sergey VOROKHOV

guarding the Sea of Azov Поймав ветер, флагманский корабль «Рождество Христово» шел словно на императорском параде. Форштевень резал волны, раскидывая вдоль бортов пенное кружево. Уже стало видно, как на турецких кораблях засуетились матросы… — Ишь забегали, басурмане. — Усмехнувшись, контр-адмирал Федор Ушаков обернулся к капитану Ельчанинову: — Как подойдем на картечный выстрел, Матвей Максимович, так всем правым бортом залп по флагману. Выведем его из строя — виктория за нами. Ухнули орудия. Палубу заволокло дымом. Хищно шипя, понеслись наперегонки раскаленные ядра и скованные книппеля, круша на своем пути стеньги, реи и мачты. Лопались канаты, безжизненно обвисали паруса. Очередной залп снес на турецком флагмане корму вместе с флагштоком. На остальных кораблях, где заметили бедственное положение корабля капудан-паши, вспыхнула паника. С каждой минутой команды турецких капитанов становились все беспорядочнее и бестолковей. Сначала один, потом второй, третий — корабли противника, нарушив строй, выходили из сражения. — Дрогнули турки, — Ушаков хлопнул по плечу Ельчанинова, — подымай сигнал «Погоня»! День клонился к вечеру. Древние камни Керчи равнодушно взирали вслед спасавшемуся бегством турецкому флоту.

After catching the wind the flagship Rozhdestvo Khristovo drove forward as if on an imperial parade. Her prow cut the waves, throwing up white chains of foam along her sides. On the Turkish ships the sailors were obviously rushing to their battle stations… “Look at the infidels scurrying,” said Rear Admiral Ushakov with a grin and turned to Captain Yelchaninov. “When they come within range, Matvei Maximovich, I want a full starboard broadside against the flagship. If we put her out of action, the battle's won.” The guns roared. The deck was clouded with smoke. Hissing rapaciously, red-hot cannonballs and chainshot raced between the ships, ripping down rigging, spars and masts. The ropes snapped and the sails flopped down lifeless. Another volley carried away the Turkish flagship's stern together with the ensign. The rest of the enemy ships saw the parlous state of the Kaptan-Pasha's ship and panic broke out. With every passing moment the Turkish crews became less disciplined and less efficient. First one, then a second and a third ship broke formation and withdrew from the battle. “The Turk has flinched,” Ushakov clapped Yelchaninov on the shoulder. “Raise the signal for pursuit!” The day was drawing to a close. The ancient stones of Kerch looked on indifferently as the Turkish fleet took flight. Вид на Шлагбаумскую площадь. С открытки начала XX века. Некогда Керчь начиналась у городской заставы, где стоял шлагбаум и дежурила стража. Въезд в город украшали грифоны на высоких постаментах. Горожане называли это место «Шламбова» или «Орлы», а татары — «Куш-капе» («Птичьи ворота»).

View of the Bar Square. From an early 20th-century postcard. At one time Kerch began at the guarded city gate. The entrance to the city was adorned by griffons on tall pedestals. The locals called this spot “Shlambova” (from shlagbaum — “bar, toll-bar”) or “The Eagles”, while the Tatars called it Kushkape — “the Birds' Gate”.

8/22/08

16:03

Page 86

«Против устья Еникальского пролива…» Город Керчь и стоявшая рядом турецкая крепость Еникале отошли к России по условиям Кучук-Кайнарджийского договора, подписанного по окончании русско-турецкой войны 1769—1774 годов. Османская империя, однако, не желала мириться с потерей господства на Черном море. И в 1787 году началась новая русско-турецкая война, исход которой во многом был предопределен морскими победами Федора Ушакова. Сражение в Керченском проливе в начале июля 1790 года сорвало планы Гуссейн-паши

высадить десант на восточном побережье Крыма. Атаковавшая русский флот турецкая эскадра имела значительное превосходство в кораблях и орудиях. Но преимущество это было сведено на нет тактическими новинками русского флотоводца. Вопреки всем канонам «линейной» тактики ведения морского боя, предписывающим строгое построение всех судов, Ушаков выделил легкие фрегаты в специальный резерв. Невиданное по тем временам новшество! Неожиданное вступление в бой резерва, а также внезапное нападе-

ние на турецкий флагман определили исход сражения в Керченском проливе. В рапорте главнокомандующему князю Потемкину-Таврическому Ушаков писал: «8 числа сего месяца имел я против устья Еникальского пролива и реки Кубани жестокое сражение с турецким неприятельским флотом, состоявшим из 10 отборных и лучших кораблей, 8 фрегатов и 36 разных судов... По протяжении пяти часов жестокого боя неприятель весьма разбит. Наш урон невелик: убитых разных чинов 29 и ранено 68 человек». Известие о победе в Керченском проливе было встречено в Петербурге с воодушевлением. «Победу Черноморского флота мы отпраздновали вчера молеб-

Орден Ушакова I и II степени был учрежден 3 марта 1944 года для награждения офицеров ВоенноМорского Флота за успешное проведение боевых операций.

ном у Казанской, и я была так весела, как давно не помню, — писала Екатерина II Потемкину. — Контр-адмиралу Ушакову великое спасибо прошу от меня сказать и всем его подчиненным». Турецкая эскадра была бита Ушаковым еще не раз. В конце концов, лишившись флота, султан Селим II вынужден был просить мира. Он был заключен в Яссах в 1792 году и окончательно закрепил Крым за Россией.

Город вполне европейский В конце XVIII века Керчь была маленьким городишком с узенькими кривыми улочками и хаотично разбросанными хижинами рыбаков по окраинам. «До

The Order of Ushakov, with two degrees, was established on 3 March 1944 as a decoration for naval officers who successfully accomplished wartime operations.

“Opposite the mouth of the Yenikale Strait…” The city of Kerch and the Turkish fortress of Yenikale that stood alongside were ceded to Russia under the Treaty of Kuchuk Kainarji that ended the Russo-Turkish War of 1769—74. The Ottoman Empire was, however, not prepared to reconcile itself to its loss of mastery of the Black Sea and in 1787 another Russo-Turkish War broke out, the outcome of which was to a large extent decided by the naval victories won by Fiodor Ushakov. The battle in the Kerch Strait at the beginning of July 1790 disrupted Hussein-Pasha's plan to land a force on the east coast of the Crimea. The Turkish squadron that attacked the Russian fleet enjoyed considerable superiority in both ships and guns. But that advantage was reduced to nothing by the tactical inventiveness of the Russian commander. Contrary to all the rules of “line-of-battle” naval warfare that called for all ships to maintain a strict formation, Ushakov separated his light frigates off into a special reserve. This was an unheard-of innovation for the time! The unexpected entry of this

reserve into the fray together with the sudden attack on the Turkish flagship determined the result of the battle in the Kerch Strait. In his report to the commander-in-chief, Prince Grigory Potemkin, Ushakov wrote “On the 8th of the month opposite the mouth of the Yenikale Strait and the Kuban River I had a savage battle with the enemy Turkish fleet consisting of 10 fine choice ships, 8 frigates and 36 other vessels… In the course of five hours of bitter fighting the enemy was smashed. Our losses are not great: 29 men of various ranks killed and 68 wounded.” Ushakov defeated the Turkish squadron again on several occasions. Finally, deprived of his navy, Sultan Selim III was forced to sue for peace. The treaty concluded at Jassy in 1792 permanently confirmed Russia's hold on the Crimea.

An Altogether European City In the late eighteenth century Kerch was a small town with narrow winding streets and chaotically scattered fishermen's huts on the outskirts. “Before the arrival of Russ-

Left. Russian naval commanders were more cunning and skilful in sea battles than their Turkish counterparts. The “swan song” of warfare under sail was the Battle of Sinope in 1853, when Admiral Nakhimov destroyed Osman Pasha's Turkish squadron. That victory provided the pretext for the Anglo-French corps' intervention in the Crimea. Allied Troops in the Crimea. A newspaper illustration from the time of the Crimean War.

Крепость Еникале (выше) была построена турками в начале XVIII века и стала серьезным препятствием для выхода кораблей из Азовского в Черное море. Однако это не помогло туркам удержать Крым. Справа. Храм Иоанна Предтечи — древнейший православный храм Восточной Европы — был построен еще на рубеже IX–X веков. Позже неоднократно перестраивался. Современные фотографии. The Turks built the Yenikale fortress (above) in the early eighteenth century and it became a serious obstacle to the passage of shipping from the Sea of Azov into the Black Sea. But it did not help the Turks to hold onto the Crimea. Right. The Church of John the Baptist, the oldest Orthodox church in Eastern Europe, was constructed at the turn of the tenth century. It was repeatedly reconstructed in the course of history. Present-day photographs.

максим стерлигов

Слева. В морских сражениях русские флотоводцы были искуснее турецких. «Лебединой песней» парусного флота стало Синопское сражение 1853 года, когда адмирал Павел Степанович Нахимов уничтожил турецкую эскадру Османа-паши. Эта победа стала поводом для интервенции англо-французского корпуса в Крым. «Союзные войска в Крыму». Газетная иллюстрация времен Крымской войны.

максим стерлигов

Страна, которую мы потеряли / t he

country that we lost

kercch.qxd

ian troops there were some 780 Turkish and Tatar families in the city, 8 Armenian and 16 Greek, but all the men were traders or craftsmen. There was no garrison and for artillery only one gun with a small quantity of powder was kept.” So we read in a topographical description made in 1774. At that time there was no indication of the illustrious past of one of the most ancient cities in Europe, which had been

called Pantikapaion by the Greeks. Even Pushkin with his impressionable sensitivity was left unmoved by the sight of antiquities overgrown with grass and covered by a centuries-thick carpet of dust. “From the Taman peninsula, the ancient [Slav] principality of Tmutarakan, the shores of the Crimea opened before me,” he wrote to his brother Lev. “We reached Kerch by sea. Here, so I thought, I shall see the ruins of Mithridates' tomb; I shall see the remnants of Pantikapaion. On a nearby hill in the middle of a cemetery I saw a heap of stones, crudely carved rocks and spotted a few steps cut by human hand. Whether it was the tomb or the base of an ancient tower I do not know. A few versts further we stopped on Golden Hill. Rows of stones, a ditch almost level with the ground — that's all that remains of the city of Pantikapaion…” In 1821 Kerch and Yenikale were separated off into their own administrative unit — the Kerch-Yenikale borough. Efforts began to modernize the city. Street lamps and pavements appeared; the State Museum of Antiquities opened as did a college of education. The port of Kerch became much

Страна, которую мы потеряли / t he

country that we lost

kercch.qxd

8/22/08

16:03

Page 88

прихода российских войск в городе было турок и татар до 780, армян 8, греков 16 семей, но все люди торговые и промышленные, а гарнизона не было, да и артиллерии одно орудие с нескольким числом пороха содержались», — свидетельствует топографическое описание, проведенное в 1774 году. Тогда ничто не напоминало о былом, античных временах, величии одного из древнейших городов Европы, которому греки дали название Пантикапей. Даже впечатлительный Пушкин, побывав здесь, остался равнодушен к заросшим сорной травой и покрытым вековым ковром пыли древностям. «С полуострова Таманя, древнего Тмутараканского княжества, открылись мне

берега Крыма, — писал он брату Льву. — Морем приехали мы в Керчь. Здесь увижу я развалины Митридатова гроба, здесь увижу следы Пантикапеи, думал я — на ближней горе посреди кладбища увидел я груду камней, утесов, грубо высеченных, заметил несколько ступеней, дело рук человеческих. Гроб ли это, древнее ли основание башни — не знаю. За несколько верст остановились мы на Золотом холме. Ряды камней, ров, почти сравнявшийся с землею, — вот все, что осталось от города Пантикапеи. Нет сомнения, что много драгоценного скрывается под землею, насыпанной веками; какой-то француз прислан из Петербурга для разысканий — но ему недостает ни денег, ни сведений, как у нас обыкновенно водится».

В середине XIX века Керчь была расширена и отстроена в лучших традициях русского классицизма. Современники называли ее «маленькой Одессой» и считали одним из лучших городов Крыма «как по своей внешности, так и по внутреннему благоустройству».

88 «Керчь со стороны верхней дороги к Ени-Кале». С картины Карло Боссоли. 1840—1842 годы. Kerch Seen from the Upper Road to Yenikale. From a painting by Carlo Bossoli. 1840—42.

busier; many ships called and huge grain stores were erected on the shore. A large deposit of iron ore found on the Kerch peninsula provided raw material for a foundry. By the outbreak of the Crimean War, Kerch had become an altogether European city with neat white-stone buildings and a population of almost 14,000.

The Ruining of Kerch In the early morning of 12 May 1855 thick fog lay over the Kerch Strait. But as soon as the first rays of the sun broke through and a light breeze picked up, the outlines of steamers and great battleships began to emerge from the milky whiteness. Slowly, majestically and ominously the allied flotilla of more than 70 vessels slid past the Takyl lighthouse. The French were the first to disembark and soon the surrounding heights were dot-

ted with their blue coats and red trousers. A little way off the British redcoats formed up, while next to them the red fezzes of the Turks with their broad blue tassels could be seen. War Ministry officials back in St Petersburg were firmly convinced that there was no way of preventing an allied landing on the Kerch peninsula and therefore they did not expend money and efforts to defend the strait. Lieutenant General Karl Wrangel, who commanded the Russian forces on the peninsula, had no chance of resisting the 15,000-strong landing party. Almost as soon as he was informed of the landing, he gave orders to withdraw. The three steamers at his disposal were instructed to put out into the Sea of Azov. A fourth, with the highsounding name Moguchy — “Mighty”, was in port for repairs and the order was issued to blow her up.

In the middle of the nineteenth century Kerch was enlarged and built up in the best traditions of Russian Classicism. Contemporaries called it “a little Odessa” and reckoned it one of the finest cities in the Crimea “for both its appearance and its appointments”.

Страна, которую мы потеряли / t he

country that we lost

kercch.qxd

8/22/08

16:03

Page 90

В 1821 году Керчь и Еникале были выделены в особую административную единицу — Керчь-Еникальское градоначальство. Город стал благоустраиваться. На улицах появились фонари и тротуары, открылись Государственный музей древностей и уездное училище. Городские ворота со стороны феодосийской дороги украсились внушительного вида грифонами. В Керченском порту — оживление, сюда заходит много кораблей, на берегу выросли огромные хлебные склады. А на базе крупного месторождения железной руды, обнаруженного на Керченском полуострове, строится чугуноплавильный завод. К началу Крымской войны Керчь становится вполне европейским городком с опрятными белокаменными

Ниже. Приморский бульвар в Керчи стал обустраиваться в 1840-х годах. Сначала появилась «Лизина роща» — небольшой сквер у Царского фонтана, потом — деревянный буфет и летняя сцена, где по вечерам играл небольшой оркестр. Буфет «Поплавок» на Приморском бульваре. Открытка начала XX века.

Большая Митридатская лестница ведет на вершину горы Митридат, где находился город Пантикапей, столица древнего Боспорского царства.

домиками и населением почти четырнадцать тысяч жителей.

Разорение Керчи Ранним утром 12 мая 1855 года над Керченским проливом стоял густой туман. Но едва пробился сквозь него первый луч солнца и дунул легкий ветерок, как в молочной белизне стали вырисовываться силуэты пароходов и огромных боевых кораблей. Мимо маяка на мысе Такыл в

Ниже. Пританей, дом городских властей Пантикапея, был реконструирован археологами в 1973 году. Современные фотографии. The Large Mithridates Steps lead to the top of Mount Mithridates, where the city of Pantikapaion, capital of the ancient Bosporan kingdom, once stood. Below. The Pritaneum, the building for Pantikapaion's city authorities, was reconstructed by archaeologists in 1973. Present-day photographs.

Слева. Керченский музей древностей был открыт летом 1826 года, но в Крымскую войну 1853—1856 годов подвергся полному разграблению. Сегодня музей располагает крупнейшей в Крыму коллекцией археологических находок времен античности и средневековья. С открытки начала XX века.

90 “Well, lads, set her alight!” Captain Kushakevich of the Moguchy ordered his men after the deck had been amply covered with oil and tar. “We'll not destroy the ship with our own hands, Your Honour. We'd rather send the Frenchies a few gifts,” an elderly cannoneer grinned and the sailors grimly set about loading the guns and aiming them at the squadron out in the roads. “Your Honour, Ushakov is already down in the magazine with a torch!” a stoker shouted as he scrabbled onto the deck. “What are you waiting for, you fools, she's going to explode!” the lieutenant barked at the men. But it was too late. The ship's hull shuddered; her right side flew into the air; wreckage rained down on the dock. The sailors carried Kushakevich with burns and broken legs to the Kerch military hospital. Lieutenant Ushakov died with the ship, preferring that to the dishonour of fleeing. Most of the inhabitants abandoned Kerch, fearing the rampages of the Turkish corps. But the British and French soldiers proved

Left. Kerch's museum of antiquities was opened in the summer of 1826, but plundered completely during the Crimean War (1853—56). Today the museum boasts the Crimea's largest collection of archaeological finds from ancient and mediaeval times. From an early 20th-century postcard.

little better. The deserted city was plundered completely. Over a thousand of the houses in Kerch (almost two-thirds) were destroyed. The invaders turned the Orthodox churches into stables. The Museum of Antiquities ceased to exist and what was not destroyed found its way into British and French baggage trains. But the Turkish corps and the Tatars who joined their coreligionists were especially savage. “The Tatars living in the villages attacked the Christians, robbed them and raped the girls and women,” Nurse Fedotova of the Kerch hospital testified. “In Kerch they plundered the Admiralty, entered the shops and stores and with the owners looking on took goods without paying. They destroyed the abandoned property of the inhabitants, smashed wine barrels

максим стерлигов

сторону деревушки Камыш-Бурун медленно, величаво и зловеще двигалась флотилия союзников — более семидесяти судов. Высадку начали французы, и вскоре на близлежащих высотах запестрели их синие мундиры и красные штаны. Чуть в стороне выстраивались красномундирные английские полки, а рядом мелькали красные, с широкими синими кистями фески турок. Туман постепенно отступал, а между берегом и союзнической армадой всё продолжали во множестве сновать шлюпки, вспенивая веслами тихое море. В столичном военном министерстве были твердо убеждены: помешать высадке союзников на Керченском полуострове никак нельзя, а потому и не стали тратить силы и средства для защиты пролива. У командующего войсками на Керченском полуострове генерал-лейтенанта Карла Врангеля не было возможности противостоять пятнадцатитысячному десанту. Едва получив известие о начале высадки, он дал приказ отступить. Береговые орудия следовало заклепать, снаряды выбросить в море, лафеты изрубить, пороховые погреба взорвать. Трем находившимся

Above. Maritime (Primorsky) Boulevard in Kerch began to be built up in the 1840s. First to appear was “Liza's Grove” — small garden by the Tsar's Fountain, then a wooden refreshment room and an openair stage where a small orchestra played in the evenings. The Poplavok (Float) refreshment room on the boulevard. Early 20th-century postcard.

Справа. При подходе кораблей к Царской пристани, названной так в честь Николая I, c водной глади Керченского пролива открывался прекрасный вид на город, гору Митридат и Приморский бульвар. С акварели «Морской вид на Керчь» А. Петрова. 1850 год. Right. As ships approached the Tsar's LandingStage, named in honour of Nicholas I, they had a fine view from the Kerch Strait of the city, Mount Mithdidates and the Maritime Boulevard. From the watercolour Sea View of Kerch by A. Petrov. 1850.

in the cellars, drank themselves insensible there and lolled around the streets and yards.”

The Kronstadt of the Black Sea After the defeat in the Crimean War, Russia had to rebuild the defences of its Black Sea territories. Never again could foreign ships be allowed to sail the Sea of Azov like their own home waters. Kerch emerged as the main strategic point on the southern frontiers. As early as the spring of 1856, on Alexander II's orders, military engineers were dispatched to the Kerch peninsula to draw up a plan for the future fortifications. From

1859 the construction of the Kerch fortress was overseen by Adjutant-General Eduard Totleben, one of the heroes of the defence of Sebastopol. The mighty works constructed on Cape Ak-Burun became a real masterpiece of nineteenth-century fortification. “A second Kronstadt” is how contemporaries described the fortress. By the time of the RussoTurkish War of 1877—78 it was ready to repel the enemy, but the Turks did not venture to test its strength. By the end of the century, after the restoration of the Sebastopol naval base and the recreation of the Black Sea fleet, this

Страна, которую мы потеряли / t he

country that we lost

kercch.qxd

8/22/08

16:03

Page 92

в его распоряжении пароходам приказано идти в Азовское море, к Таганрогу. Четвертый, стоявший в ремонте пароход с громким именем «Могучий», следовало взорвать. В порту полыхали склады с зерном. Провожаемая заревом пожаров, малочисленная керченская флотилия уходила на север, а с противоположной стороны уже надвигались пароходы интервентов. — Ну, братушки, зажигай! — скомандовал матросам капитан «Могучего» Кушакевич. По палубе корабля были щедро разлиты масло и смола…

— Не станем мы, ваше благородие, своими руками губить корабль. Лучше хранцузам гостинцев пошлем, — ухмыльнулся пожилой канонир, и матросы угрюмо двинулись к заряженным и наведенным на входившую на рейд эскадру пушкам. — Ваше благородие, Ушаков с факелом уже в крюйт-камере! — крикнул выскочивший на палубу кочегар. — Что стоите, олухи, сейчас рванет! — рявкнул на матросов лейтенант. Но было поздно. Корпус корабля тряхнуло, правый борт взлетел на воздух, на причал посыпались обломки.

Ниже. Керчь была сдана союзникам практически без боя. Лишь Еникальское укрепление до позднего вечера отражало попытки неприятеля прорваться в Азовское море. Дождавшись темноты, гарнизон, уничтожив орудия и припасы, отступил в глубь полуострова на соединение с основными силами. С картины Рене де Морена «Взятие Керчи союзными войсками». 1855 год. Below. Kerch was handed to the allies practically without a fight. Only the Yenikale fortress resisted the enemy's attempts to break through to the Sea of Azov until late in the evening. When darkness fell the garrison destroyed their own guns and supplies before withdrawing to the interior of the peninsula to join up with the main Russian forces. From René Demoraine's 1855 painting The Capture of Kerch by Allied Forces.

92 Высадке десанта интервентов ничто не могло воспрепятствовать: несколько русских кораблей не могли оказать достойное сопротивление врагу и ушли в Азовское море, где вскоре были уничтожены союзной эскадрой. «Корабли союзников в Керченском проливе». С картины Л. Лебретона, 1855 год. Nothing could hinder the landing of the allied forces: the few Russian ships could not provide fitting resistance to the enemy and withdrew to the Sea of Azov, where they were soon destroyed by the allied squadron. The Ships of the Allies in the Kerch Strait. From an 1855 painting by Louis Lebreton.

The Great Dead of Adzhimushkai On 24 May 1942 the quiet of the airwaves was disrupted by a shrill radio message: “To all the peoples of the Soviet Union! We, the defenders of the city of Kerch, are choking on gas. We are dying, but we will not surrender…” This was the first week of the 170-day resistance of the Adzhimushkai quarries. Coquina stone had been quarried near Kerch since time immemorial. By the Second World War the underground galleries extend-

ed over an area of more than 160 hectares. It was in this tangled labyrinth close to the settlement of Adzhimushkai that detachments of the Red Army cut off after the evacuation of Soviet forces from the Kerch peninsula took shelter. In all, the garrison of the Great and Little Quarries numbered more than 13,000

древностей прекратил свое существование: то, что не было уничтожено, перекочевало в обоз англичан и французов. Но особенно зверствовали турецкий корпус и примкнувшие к единоверцам татары. «Проживавшие в деревнях татары нападали на христиан, грабили их, подвергали изнасилованию девушек и женщин, — свидетельствует медсестра керченского госпиталя Федотова. — В Керчи они грабили адмиралтейство, заходили в лавки и магазины и в присутствии хозяев забирали без денег товар, разоряли покинутое имущество горожан, разбивали в погребах бочки

men. The quarries were not prepared for defence. There were no stores of food, water or ammunition. Everything had to be obtained during night-time sorties. The shortage of water was particularly hard. In the early days even the wounded were given only a tablespoon each a day. All the approaches to the two springs on the surface were exposed to the fire of the Germans on the surrounding heights. Every drop of water had to be paid for in blood. “We took four buckets of water and lost around a hundred men,” one of the defenders of the quarries recalled. “We spilt more blood than we gained water. It was vital because the wounded … were dying without water.” In time they found a few places within the quarries where water seeped through cracks in the stone. These were immediately placed under guard and strict stock kept of the water gathered. There was even a special detachment of “suckers” formed, whose members sought out damp patches and literally sucked water out of the walls. The problem of thirst was not solved until midsummer, when they managed to cut under-

ground wells 14 metres deep through the stone by hand. The Red Army men's daring nocturnal sorties caused the enemy considerable losses. In order to be rid of the quarries' defenders once and for all, the Nazis used poison. The first gas attack, carried out on 24 May, became a disaster for the underground garrison. Suffocation and the crush caused by panic killed several thousand men. By the beginning of summer no more than 3,000 were still holding out in the quarries. By that time the defenders had learnt how to protect themselves from smoke attacks by creating special refuges in deadend galleries. Blasting attacks were no less devastating. The Germans sank shafts from the surface in which they exploded powerful aircraft bombs. The roofs of the galleries collapsed, burying men under the rubble; the blast waves travelled along the tunnels knocking defenders over and bursting their eardrums. But nothing could break the heroic resistance of the Adzhimushkai group. Special teams of monitors went around the galleries determining by the sounds where the Ger-

93 В древности Керченский пролив называли Боспор Киммерийский. Узкий фарватер, по которому корабли шли из Черного в Азовское море, изобиловал подводными камнями. При входе в пролив суда ориентировались на маяк, расположенный на мысе Такыл. В конце XIX века его перенесли чуть западнее, в район поселка Кызаул. «Мыс Такыл в Керченском заливе». С картины Карло Боссоли. 1840—1842 годы.

citadel was no longer of such importance for the defence pf Russia's southern flank. The wars and revolutionary upheavals of the early twentieth century passed Kerch by and it was only in the chronicles of the Civil War that the city's name reappeared. After the last ships had left the fortress pier on 16 November 1920, carrying the White Guards from the Crimea, the Red cavalry and Makhno's anarchists broke into the city. That same day Mikhail Frunze sent Lenin the famous telegram: “Today our cavalry took Kerch. The southern front has been liquidated.” A whole chapter in the Civil War had ended.

Обожженного, с переломанными ногами, Кушакевича матросы отнесли в керченский госпиталь. Лейтенант Ушаков принял смерть вместе с кораблем, посчитав постыдным спасаться бегством. Бóльшая часть жителей покинула Керчь: боялись бесчинств турецкого корпуса. Однако английские и французские солдаты оказались ничуть не лучше. Опустевший город был подвергнут полному разграблению. Более тысячи (почти две трети!) керченских домов были разрушены. В православных соборах интервенты устроили конюшни. Керченский музей

In ancient times the Kerch Strait was known as the Cimmerian Bosporus. The narrow channel by which ships passed between the Black Sea and the Sea of Azov contained many underwater rocks. When entering the strait ships got their bearings from a lighthouse that stood on Cape Takyl. In the late nineteenth century it was moved a little to the west, to the area of the settlement called Kyzaul. Cape Takyl in the Kerch Strait. From a painting by Carlo Bossoli. 1840-42.

Страна, которую мы потеряли / t he

country that we lost

kercch.qxd

8/22/08

16:03

Page 94

с вином, напивались там же до бесчувствия и валялись по улицам и дворам».

Черноморский Кронштадт После поражения в Крымской войне России пришлось заново строить оборону причерноморских границ. Нельзя было вновь допустить, чтобы вражеские корабли хозяйничали в Азовском море как у себя дома. Керчь оказалась главным стратегическим пунктом на южных рубежах. Уже весной 1856 года по распоряжению Александра II на Керченский полуостров направлены военные инженеры, чтобы разработать план будущих укреплений. А с 1859 года строительством крепости Керчь руководит герой севастопольской обороны генерал-адъютант Эдуард Иванович Тотлебен. Мощные укрепления на мысе Ак-Бурун стали настоящим шедевром фортификационного искусства XIX века. «Второй Кронштадт», — называли эту крепость современники. К русско-турецкой войне 1877—1878 годов она уже готова была отражать нападения врага. Однако турки не решились проверить ее на прочность. К концу XIX века, после восстановления севастопольской военно-морской базы и воссоздания Черноморского флота, эта цитадель уже не имела столь важного для обороны южных границ значения. Войны и революционные потрясения

начала XX века обошли Керчь стороной, и только в летопись Гражданской войны имя города оказалось вписано. Когда 16 ноября 1920 года от керченского крепостного пирса отчаливали последние пароходы, увозившие из Крыма белую гвардию, в город ворвались красная кавалерия и махновцы. В тот же день Михаил Фрунзе отбил Ленину знаменитую телеграмму: «Сегодня нашей конницей взята Керчь. Южный фронт ликвидирован». Перевернулась очередная страница Гражданской войны.

Полковник Павел Ягунов возглавил оборону Аджимушкайских каменоломен в мае 1942 года, но через месяц погиб, обезвреживая неразорвавшуюся гранату. «При Ягунове у всех находившихся в каменоломнях была уверенность в выходе из создавшегося положения», — вспоминал один из защитников Аджимушкая.

Батальонный комиссар подполковник Иван Парахин как мог поддерживал боевой дух красноармейцев. Осенью, когда стало ясно, что сил для обороны больше нет, он вывел из каменоломен горстку оставшихся бойцов и возглавил последнюю атаку. Был ранен, погиб в плену.

Великие мертвецы Аджимушкая 24 мая 1942 года тишину эфира разорвала пронзительная радиограмма: «Всем народам Советского Союза! Мы, защитники обороны города Керчи, задыхаемся от газа, умираем, но в плен не сдаемся…» Шла первая неделя 170-дневной обороны Аджимушкайских каменоломен. Камень-ракушечник поблизости от Керчи добывали с незапамятных времен. И к началу Великой Отечественной общая площадь подземных штолен составляла более 160 гектаров. В этом запутанном лабиринте неподалеку от поселка Аджи-

Colonel Pavel Yagunov assumed command of the defence of the Adzhimushkai quarries in May 1942, but died a month later trying to disarm an unexploded grenade. “Under Yagunov everyone in the quarries was convinced that a way out of our situation would be found,” one of the defenders of Adzhimushkai recalled.

От постоянных взрывов своды каменоломен шли трещинами, кое-где можно было даже увидеть небо. В этих местах ставили кровати для раненых и ослабевших. Солнечный свет был единственным доступным лекарством…

mans were planning their next explosion. When there was the least suspicion, that part of the quarries was immediately evacuated. Still the ranks of the heroic defenders diminished fast. There were fewer and fewer men left capable of bearing arms. By August they were down to a few hundred. They fought less actively and lacked the strength to continue the sorties; it became harder to obtain provisions. The bones, hides and hooves of the horses slaughtered back in May were now utilized. The soldiers cut up

The battalion commissar Lieutenant Colonel Ivan Parakhin kept up his men's fighting spirit as best he could. In the autumn, when it became clear that they had no strength to fight on, he took a handful of surviving soldiers out of the quarries and led their last attack. Parakhin was wounded and died in captivity. Ниже. «Последняя граната». С картины Николая Бута. 1962 год. Below. The Last Grenade. From a 1962 painting by Nikolai But.

мушкай и укрылись отряды красноармейцев, отрезанные от основных сил после эвакуации с Керченского полуострова советских войск. Общая численность гарнизона Больших и Малых каменоломен составляла более 13 тысяч человек. Каменоломни не были подготовлены к обороне. Не было ни запасов продовольствия, ни воды, ни боеприпасов. Все приходилось добывать во время ночных вылазок. Особенно тяжело сказывалась нехватка воды. В первые дни даже раненым ее выдавали по одной столовой ложке в день. Все подходы к двум расположенным на поверхности источникам простреливались немцами с ближайших высот. За каждое ведро воды приходилось платить кровью. «Взяли 4 ведра воды, а потеряли около 100 человек, — вспоминал один из защитников каменоломен. — Крови пролили больше, чем воды брали, это было необходимо, потому что раненые… умирали без воды». Со временем в каменоломнях нашлось несколько мест, где вода просачивалась сквозь трещины в камне. Их сразу взяли под охрану, а собранную воду строго учитывали. Создали даже специальный отряд «сосунов», бойцы которого разыскивали влажные места и буквально высасывали воду из стен. Проблему воды удалось решить только к середине лета, когда в каменной толще были вручную пробиты подземные колодцы глубиной 14 метров.

Repeated explosions caused cracks in the vaults of the underground passages through which you could even see the sky. Beds for the injured and exhausted were placed in such spots: sunlight was the only medicine available...

and boiled leather belts. “Life became harder and harder; people became to swell up from hunger,” we read in the diary of one of the Red Army defenders. “All the talk was of food. We remembered how we had eaten back at home. Especially the young soldiers… It became completely unbearable and we started to eat whatever we could find: horses, dogs, cats and, at the end, we began to eat rats, of which there were a great many there… Men died and were buried on the spot, barely covered with earth. No-one had strength for anything

Довоенный трактор (слева) около двух недель вырабатывал электричество, освещая центральные галереи каменоломен, штаб и госпиталь (выше). Современные фотографии музейных экспонатов. A pre-war tractor (left) generated electricity for about two weeks, providing light in the central galleries of the quarries, the command post and the hospital (above). Present-day photographs.

Дерзкие ночные вылазки красноармейцев наносили противнику значительный урон. Чтобы разом покончить с защитниками каменоломен, гитлеровцы применили отравляющие вещества. Первая газовая атака, которая была проведена 24 мая, обернулась для подземного гарнизона катастрофой. От удушья и давки, вызванной паникой, погибло несколько тысяч человек. Вот как описывается этот страшный день в дневнике одного из красноармейцев, найденном в каменоломнях после освобождения Керчи: «Грудь мою что-то так сжало, что дышать совсем нечем. Слышу крик, шум, быстро схватываюсь, но было уже поздно… Чувствую, что я задыхаюсь, теряю сознание, падаю на землю, кто-то поднял и потащил к выходу. Пришел в себя. Мне дали противогаз. Теперь быстро к делу спасать раненых, что были в госпитале… Вопли, раздирающие стоны, кто может — идет, кто может — ползет, кто упал с кровати и только стонет: „Помогите, милые друзья! Умираю, спасите!..“ Я не буду описывать, что делалось в госпитале на Центральной, такая же картина, как и у нас, но ужасы были по всем ходам, много трупов валялось, по которым еще полуживые метались то в одну, то в другую сторону… Чу! Слышится песня „Интернационала“. Я поспешил туда. Перед моими глазами стояли четыре лейтенанта. Обнявшись, они в последний раз пропели

more. The bodies of the dead even lay next to us for days at a time.” When autumn came, small groups of survivors began trying to get out — to disappear into the forests or take refuge in the city. It is still not clear whether anyone actually

8/22/08

16:03

Page 96

пролетарский гимн „За товарища Сталина!“ Выстрел. „За Родину! За нашу любимую партию Ленина—Сталина!“ Выстрел. Четыре трупа неподвижно лежали. Какой-то полусумасшедший схватился за рукоятку „максима“ и начал стрелять куда попало». К началу лета подземный гарнизон уже не превышал трех тысяч человек. Но к этому времени защитники каменоломен научились противостоять дымовым атакам — в тупиковых штольнях были оборудованы газоубежища. Не меньший урон наносили подрывные работы. В специально выдолбленные на поверхности шурфы немцы закладывали и подрывали мощные авиабомбы. Рушился потолок, люди гибли под завалами, по штольням неслась сбивающая с ног и рвущая барабанные перепонка ударная волна. Но ничто не могло сломить героическое сопротивление аджимушкайцев. Специальные наряды «слухачей» ходили по штольням, по звукам определяя, где немцы готовят очередной взрыв. При малейшем подозрении ближайший район каменоломен подлежал немедленной эвакуации. Но ряды героев быстро таяли. Все меньше и меньше оставалось бойцов, способных держать оружие. В августе их насчитывалось всего несколько сот человек. Снизилась боевая активность, на ночные вылазки не хватало сил, труднее стало

добывать продовольствие. В ход пошли кости, шкуры и копыта забитых еще в мае лошадей. Солдаты резали на кусочки и варили кожаные ремни. «Жизнь становилась все тяжелее и тяжелее, люди стали пухнуть от голода, — читаем мы в дневнике одного из красноармейцев. — Только и было — разговоры о еде. Вспоминали, как кушали раньше дома. Особенно молодые бойцы… Стало совсем невыносимо, стали есть все, что попадалось: лошадей, собак, кошек и в последнее время стали есть крыс, их там было очень много… Люди умирали, их хоронили там же, еле присыпали землей, не было ни у кого сил на большее. Даже лежали около нас трупы умерших по несколько дней». Начиная с осени, небольшими группами, оставшиеся в живых аджимушкайцы стали предпринимать попытки выйти на поверхность — уйти в леса или укрыться в городе. Однако до сих пор неизвестно, удалось ли это кому-то из них. Район каменоломен враг блокировал намертво. Последние из защитников были взяты в плен в конце октября 1942 года. Почти полгода подземный гарнизон каменоломен, проявив беспримерное мужество, сковывал значительные силы противника. Ни голод, ни жажда, ни газовые атаки, ни обвалы, заживо погребавшие целые батальоны защитников, не могли сломить их веру в победу. Подвиг их навсегда останется в народной памяти.

Сегодня город-герой Керчь находится на территории независимой Украины. Today the hero-city of Kerch is on the territory of the independent Ukraine.

Мемориальный ансамбль «Героям Аджимушкая» был открыт в мае 1982 года, к сорокалетию начала героической обороны каменоломен. Современная фотография. The memorial ensemble dedicated to the Heroes of Adzhimushkai was opened in May 1982 for the 40th anniversary of the stubborn defence of the quarries. Present-day photograph.

Крымский поэт Илья Сельвинский, принимавший участие в поисковых отрядах, расчищавших завалы в каменоломнях, писал: «Кто всхлипывает тут? Слеза мужская Здесь может прозвучать кощунством. Встать! Страна велит нам почести воздать Великим мертвецам Аджимушкая…» managed to get away. The enemy had the area around the quarries completely sealed off. The last of the defenders were taken prisoner late in October 1942. For almost half a year the underground garrison displayed unprecedented heroism and tied up considerable enemy forces. Neither hunger, nor thirst, nor gas attacks, nor cave-ins that buried whole battalions of defenders alive could break their faith in victory. Their great deed will live forever in popular memory.

максим стерлигов

Страна, которую мы потеряли / t he

country that we lost

kercch.qxd

pirr.qxd

8/22/08

16:01

Page 98

ВЕЛИКИЕ О ВЕЛИКИХ

ПЛУТАРХ О ПИРРЕ

В большой битве при Ипсе, где сражались все цари, Пирр, в ту пору еще совсем юный, принял участие на стороне Деметрия и отличился в этом бою, обратив противников в бегство. Когда же Деметрий потерпел поражение, Пирр не покинул его, но сперва по его поручению охранял города Эллады, а после заключения перемирия был отправлен заложником к Птолемею в Египет. Там на охотах и в гимнасиях он сумел показать Птолемею свою силу и выносливость, но особенно старался угодить Беренике, так как видел, что она, превосходя остальных жен Птолемея добродетелью и разумом, пользуется у царя наибольшим влиянием. Пирр умел войти в доверие к самым знатным людям, которые могли быть ему полезны, а к низшим относился с презрением, жизнь вел умеренную и целомудренную, и потому среди многих юношей царского рода ему оказали предпочтение и отдали ему в жены Антигону, дочь Береники… После женитьбы Пирр стяжал себе еще более громкое имя, да и Антигона была ему хорошей женой, и потому он добился, чтобы его, снабдив деньгами, отправили с войском в Эпир отвоевать себе царство. Там многие были рады его приходу, ибо ненавидели Неоптолема за его жестокое и беззаконное правление. Все же опасаясь, как бы Неоптолем не обратился за помощью к кому-нибудь из царей, Пирр прекратил военные действия и по-дружески договорился с ним о совместной власти.

Судьбы многих владык античности на удивление похожи: изгнание в младенческом возрасте, возмужание на чужбине, триумфальное возвращение на родину, величайшие военные походы и величайшие предательства соратников… Таковым был и путь Пирра, царя небольшого греческого государства Эпир. «Пиррова победа» — только благодаря этому пресловутому выражению человечество и помнит об одном из величайших полководцев и государственных деятелей прошлого, хотя многие факты свидетельствуют о его несомненном военном гении. Ему удалось завоевать Македонию, Южную Италию, Сицилию — государства, во много раз превосходящие маленький Эпир, и одержать множество побед над лучшими армиями того времени, включая македонскую, римскую, карфагенскую… Однако по сей день имя этого человека провоцирует историков на споры о том, кто он — честолюбивый авантюрист, которому чрезвычайно благоволила судьба, или мудрейший стратег и политик… К сожалению, сегодня о жизни Пирра сохранилось мало свидетельств, среди которых самое обширное — глава из «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха. Отрывки из этого сочинения мы предлагаем вниманию читателей.

«Одним видом своим устрашая врагов...» «…Самый большой слон, упав поперек ворот, лежал, трубя и мешая отступающим пройти, а другой слон, из тех, что вошли в город раньше, по кличке Никон, ища раненого вожака, упавшего с его спины, несся навстречу отступавшим, гоня и опрокидывая вперемешку врагов и друзей, пока, наконец, не нашел труп и, подняв его хоботом и подхватив обоими клыками, не повернул назад, словно взбесившись, валя наземь и убивая всех встречных…» — так описывал Плутарх битву за город Аргос, в которой погиб Пирр. Справа. Иллюстрация из книги «Костюмы древних народов». Париж. 1784 год.

О нем много говорили и считали, что и внешностью своей, и быстротой движений он напоминает Александра, а видя его силу и натиск в бою, все думали, будто перед ними — тень Александра или его подобие, и если остальные цари доказывали свое сходство с Александром лишь пурпурными облачениями, свитой, наклоном головы да высокомерным тоном, то Пирр доказал его с оружием в руках. О его познаниях и способностях в военном деле можно судить по сочинениям на эту тему, которые он оставил. Рассказывают, что на вопрос, кого он считает лучшим полководцем, Антигон ответил (говоря лишь о своих современниках): «Пирра, если он доживет до старости». А Ганнибал утверждал, что опытом и талантом Пирр превосходит вообще всех полководцев, второе место отводил Сципиону, а третье — себе... Судя по всему, Пирр занимался одним военным делом и только в него углублялся, считая, что лишь это пристало знать царю, и совершенно не ценя всякую иную образованность. Говорят, что как-то на пиру ему задали вопрос: какой флейтист кажется ему лучше, Пифон или Кафисий? Он же отвечал: «Полководец Полисперхонт, ибо царю пристойно знать и рассуждать только о ратном искусстве». К приближенным Пирр был благосклонен, не гневлив и всегда готов немедля оказать друзьям благодеяние. <…> Однажды в Амбракии кто-то ругал и позорил Пирра, и все считали, что нужно отправить виновного в изгнание, но Пирр сказал: «Пусть лучше остается на месте и бранит нас перед немногими людьми, чем, странствуя, позорит перед всем светом». Как-то раз уличили юношей, поносивших его во время попойки, и Пирр спросил, правда ли, что они вели такие разговоры. Один из них ответил: «Все правда, царь. Мы бы еще больше наговорили, если бы у нас было побольше вина». Пирр рассмеялся и всех отпустил.

Прижизненные изображения царя Эпира до наших дней не дошли. Чтобы воссоздать его облик, художники руководствовались поздними скульптурными копиями. Фрагмент гравюры Йоханна Конрада Крюгера. Вторая половина XVIII века.

От Антигоны у него был сын Птолемей, от Ланассы — Александр, а от Биркенны — Гелен, самый младший. Всех их он с самого рождения закалял для будущих битв и воспитал храбрыми и пылкими в бою. Говорят, что один из них в детстве спросил отца, кому он оставит царство, и Пирр отвечал: «Тому из вас, у кого будет самый острый меч».

Греческий воин. Фрагмент иллюстрации из книги «Костюмы древних народов». Париж. 1784 год.

После битвы Пирр вернулся домой, ликуя и блистая славой. Эпироты дали ему прозвище Орел, и он отвечал: «Благодаря вам я сделался орлом. Да и как же иначе? Ведь ваше оружие, словно крылья, вознесло меня ввысь!» Спустя недолгое время, узнав о тяжелой болезни Деметрия, он внезапно вторгся в Македонию и, хотя это был лишь набег ради добычи, чуть было не овладел всей страной и не захватил без боя целое царство: вплоть до самой Эдессы он прошел, не встречая сопротивления, причем многие присоединялись к нему и вместе с ним выступали в поход.

… Cудьба дала Пирру, изгнанному в Эпир и потерявшему Македонию, возможность спокойно владеть тем, что он имел, и мирно править своими эпиротами. Однако он тяготился такой жизнью и скучал, когда сам не чинил никому зла и ему никто не доставлял хлопот. <…> И вот ему, томящемуся в ожидании счастливого случая, представилась новая возможность действовать. Римляне напали на тарентинцев. У тех не было сил вести войну, но бесчестная дерзость вожаков народа не давала им сложить оружие, и тогда они задумали призвать и сделать военачальником в войне против римлян Пирра, отличного полководца и в то время самого праздного из царей. Узнав, что римляне остановились неподалеку, за рекой Сирисом, Пирр верхом отправился к реке на разведку; осмотрев охрану, расположение и все устройство римского лагеря, увидев царивший повсюду порядок, он с удивлением сказал своему

8/22/08

16:01

Page 100

В еликие о великих

g reat

minds about the greats

pirr.qxd

Под властью Пирра находились и Афины. Плутарх писал: «Поднявшись на акрополь, он принес жертвы Афине и в тот же день, сойдя вниз, объявил народу, что доволен его расположением и верностью и что афиняне, если они в здравом уме, уже не впустят в город никого из царей и ни перед кем не раскроют ворота». «Воображаемый вид акрополя и ареопага в античных Афинах». С картины Лео фон Кленце. 1846 год.

приближенному Мегаклу, стоявшему рядом: «Порядок в войсках у этих варваров совсем не варварский. А каковы они в деле — посмотрим». И, уже опасаясь за дальнейшее, он решил дождаться союзников, а на тот случай, если римляне попытаются перейти реку раньше, поставил стражу, чтобы помешать переправе. Но римляне, чтобы не дать Пирру выполнить задуманное, поспешили начать переправу, причем пехота переходила реку там, где был брод, а конница — в разных местах, так что греки, боясь окружения, отступили. Узнав об этом, Пирр встревожился и приказал своим военачальникам построить пехоту и держать ее в боевой готовности, а сам во главе трех тысяч всадников поскакал вперед, надеясь застигнуть римлян до того, как они, переправившись, встанут в боевой порядок. Приблизившись, он увидел над рекой множество щитов и конницу, двигавшуюся строем, и первым бросился вперед, пришпорив коня. Во время битвы красота его оружия и блеск роскошного убора делали его заметным отовсюду, и он делом доказывал, что его слава вполне соответствует доблести, ибо, сражаясь с оружием в руках и храбро отражая натиск врагов, он не терял хладнокровия и командовал войском так, словно следил за битвой издали, поспевая на помощь всем, кого, казалось, одолевал противник. <…> В конце битвы римлян сильно потеснили слоны, так как римские кони не выносили вида этих чудовищ и мчались вместе со всадниками вспять, не успев приблизиться к врагам, а Пирр, напав во главе фессалийской конницы на пришедших в заме-

жество луканов и самнитов, и хотя Пирр упрекнул их за промедление, было ясно, что он радуется и гордится, одержав победу над огромными силами римлян только со своими воинами и с тарентинцами. Тогда Пирр, которого обстоятельства заставляли искать нового сражения, выступил и встретился с римлянами близ города Аскула, но неприятель оттеснил его в места, непроходимые для конницы, к лесистым берегам быстрой реки, откуда слоны не могли напасть на вражеский строй. Много воинов было ранено и убито в этом сражении, пока ночь не прервала его. На следующий день, задумав перенести битву на равнину и бросить в бой слонов, Пирр заранее укрепил наиболее уязвимые позиции караульными отрядами и, расставив между слонами множество метателей дротиков и стрелков из лука, стремительно двинул на врага плотно сомкнутый строй. Римляне не могли уклониться в сторону и ударить с фланга, как в предыдущем сражении, и встретили противника на равнине лицом к лицу, стремясь скорее отбросить тяжелую пехоту, пока не подошли слоны. Римские воины упорно бились мечами против сарисс и, не щадя себя, не обращая внимания на раны, думали только о том, как бы поразить и уничтожить побольше врагов. Говорят, что много времени прошло, прежде чем они начали отступать, и именно там, где их теснил сам Пирр. Но и ему принес успех главным образом мощный натиск слонов, ибо против них воинская доблесть была бессильна и римляне считали, что перед этой силой, словно перед прибывающей водой или разрушительным

словно они притекают из какого-то бьющего в Риме неиссякаемого источника, и что после всех поражений римляне не пали духом, но гнев лишь приумножил их упорство. Затем он отплыл в Сицилию, где все шло так, как он предполагал: города с готовностью присоединялись к нему, так что на первых порах ему нигде не приходилось прибегать к военной силе, и всего с тридцатью тысячами пеших, двумя с половиною тысячами конных воинов и двадцатью судами он разбил карфагенян и занял их владения. Лишь Эрик, недоступный по своему местоположению и хорошо укрепленный, Пирр решил взять приступом. Когда войско изготовилось к бою, Пирр, надев доспехи, подошел к стенам и обратился с мольбой к Гераклу, обещая устроить игры и принести благодарственные жертвы, если тот поможет ему в бою доказать сицилийцам, что он достоин своих предков и собственной славы. Когда по его знаку протрубили сигнал и разогнали варваров стрелами, он первым взобрался на стену, как только к ней пододвинули лестницы. Отражая натиск многочисленных врагов, одних он сбросил со стены, других сразил мечом и, нагромоздив вокруг себя груды мертвых тел, сам остался невредим. Одним видом своим устрашая врагов, Пирр доказал правоту многоопытного Гомера, который утверждал, что из всех добродетелей лишь храбрость сродни безумию, ибо увлекает человека безоглядным порывом. Взяв город, Пирр принес богу великолепные жертвы и устроил пышные игры и зрелища.

101

100

шательство противников, обратил их в бегство и многих перебил. Дионисий сообщает, что в битве пало без малого пятнадцать тысяч римлян, Иероним утверждает, что только семь, Пирр же потерял, согласно Дионисию, тринадцать тысяч человек, согласно Иерониму — меньше четырех тысяч, но зато самых сильных и храбрых, и вдобавок из полководцев и приближенных он лишился тех, кому больше всего доверял и всегда поручал самые важные дела. Зато он взял лагерь, покинутый римлянами, привлек на свою сторону многие союзные с Римом города, опустошил обширную область и продвинулся вперед настолько, что от Рима его отделяло лишь триста стадиев. После битвы к нему пришло мно-

землетрясением, следует отступить, а не упорствовать и гибнуть понапрасну самой страшной смертью там, где нельзя помочь делу. Римляне бежали в свой лагерь, который был неподалеку. <…> Сигнал к отступлению подали обе стороны, и говорят, что Пирр заметил какому-то человеку, радовавшемуся победе: «Если мы одержим еще одну победу над римлянами, то окончательно погибнем». Погибла большая часть войска, которое он привез с собой, и почти все его приближенные и полководцы, других воинов, которых можно было бы вызвать в Италию, у него уже не было, а кроме того, он видел, что пыл его местных союзников остыл, в то время как вражеский лагерь быстро пополняется людьми,

Карфагеняне, стремящиеся к миру, согласны были заплатить ему деньги и прислать суда, если он заключит с ними союз, но Пирр, жаждавший добиться большего, ответил, что заключит мир только в том случае, если они покинут Сицилию, чтобы границей между ними и греками стало Ливийское море. Гордый своей мощью и успехами, стремясь осуществить то, ради чего он и приплыл в Сицилию, а больше всего мечтая об Африке, Пирр стал набирать по городам гребцов, которых не хватало на многих его кораблях, и при этом действовал уже не мягко и снисходительно, а властно и жестоко, прибегая к насилиям и наказаниям. Сначала он не был таким, напротив, как никто другой, привлекал к себе приветливым обхождением, всем доверял и никого не стеснял, зато позже, превратившись из вождя народа в тирана, своею суровостью стяжал себе славу человека жестокого и коварного. Как бы то ни было, но города, пусть и неохотно, выполняли его требования, пока вскоре он не стал подозревать в измене Фенона и Сострата, знатных сиракузян, которые первыми уговорили его приехать в Сицилию, открыли перед ним город, едва он явился, и больше всех помогали ему в сицилийском походе. Пирр не желал ни брать их с собой, ни оставлять на острове. Сострат в страхе перешел на сторону врага, а Фенона Пирр умертвил, приписав ему то же намерение. И тут дела царя сразу же приняли иной оборот: города возненавидели его страшной ненавистью, одни из них присоединились к карфагенянам, другие призвали мамертинцев. В эту пору, когда Пирр повсюду видел измену, заговоры и восстания, к нему прибыли письма от самнитов и тарентинцев, которые, лишившись своих земель и с трудом отстаивая от врагов города, просили его о помощи. Это помогло Пирру скрыть, что его отплытие означает отказ от всех замыслов и бегство, ибо на самом деле Сицилия, словно потрясаемый бурей корабль, уже не повиновалась ему, и он, ища выхода, поспешно бросился в Италию. Говорят, что, покидая остров и оглянувшись, он сказал стоявшим рядом с ним: «Какое ристалище для состязаний оставляем мы римлянам и карфагенянам, друзья!» И спустя недолгое время то, что он предугадал, сбылось. Когда Пирр отплывал, варвары объединились против него: карфагеняне дали ему в самом проливе морское сражение, в котором он потерял немало кораблей, а мамертинцы, числом не менее десяти тысяч, переправившись раньше Пирра, но не осмеливаясь встретиться с ним лицом к лицу, заняли

неприступные позиции, а когда Пирр на уцелевших судах прибыл в Италию, напали на него и рассеяли все его войско. Так рухнули все надежды Пирра в Италии и в Сицилии; шесть лет потратил он на эти войны и хотя был побежден, но и в поражениях сохранил свое мужество непоколебленным и по-прежнему считался повсюду самым опытным, сильным и отважным из современных ему царей. Однако добытое подвигами он терял ради надежд на будущее и, алчущий далекого и нового, не мог удержать достигнутого, если для этого нужно было проявить упорство. Поэтому Антигон и сравнил Пирра с игроком в кости, который умеет сделать ловкий бросок, но не знает, как воспользоваться своей удачей.

Сильнейший флот Пирр использовал для переброски своих воинов и боевых слонов, но в морских схватках удача не улыбалась царю. Фрагмент гравюры конца XVIII века.

Остров Сицилия до сих пор хранит следы пребывания здесь многих народов: финикийцев, греков, римлян. Здесь чудом сохранились части зданий времен античности — храмы и театры. Но под властью Рима остров из процветающей страны превратился в аграрный придаток империи. Современная фотография.

8/22/08

16:08

Page 102

Улица, улица... / t hrough streets broad and narrow

Berlin.qxd

Иоахим II Гектор, курфюрст бранденбургский. По традиции рода к своему немецкому имени он добавил еще и античное. Слева. Кюрфюрстендам. Впереди видна Гедехтнискирхе на площади Брайшайдплац — церковь памяти кайзера Вильгельма I.

Left. The Kurfürstendamm. The Gedächtiskirche on Breitscheidplatz, constructed in memory of Kaiser Wilhelm I, can be seen in the foreground.

Dpa/PHOTAS

Joachim II Hektor, Elector of Brandenburg. Following a family tradition he added a classical name to his German one.

Берлин — крупнейший немецкий город, он динамичен и меняется каждый день. Облик этой, вне всякого сомнения, самой зеленой европейской столицы формируют две архитектурные тенденции — традиционная и современная, экспериментальная. Наиболее яркое подтверждение этому вы найдете на Курфюрстендам. Несмотря на то что история этого знаменитого бульвара ведет отсчет с XVI века, здесь можно увидеть самые современные архитектурные шедевры. Старых зданий, надо сказать, осталось совсем немного: ведь Берлин значительно пострадал от бомбежек во время Второй мировой войны.

Berlin is the biggest city in Germany, a dynamic place that changes every day. The appearance of what is unarguably the “greenest” of Europe's capitals is shaped by two architectural tendencies — the traditional and the modern, experimental. The most striking confirmation of this can be found on the Kurfürstendamm. Although this celebrated boulevard can trace its history back to the sixteenth century, you can find very modern architectural masterpieces there. There are few old buildings left, it must be said: Berlin suffered enormously from bombing during the Second World War.

Говорят, один из немецких князей, курфюрст бранденбургский Иоахим II, был заядлым охотником. По его приказу на берегу озера Грюневальдзее придворный архитектор Каспар Тайс в 1542 году возвел охотничий замок Грюневальд. Для того чтобы Иоахиму II было удобно добираться до замка от своей резиденции, берлинского городского дворца, была проложена специальная тропа для верховой езды. Ее стали именовать Кнуппельдам. Со временем дорожка для прогулок превратилась в широкую улицу, которую назвали Курфюрстендам, или Великокняжеский бульвар. Превращение узенькой тропы в роскошный бульвар легенда связывает с именем Отто фон Бисмарка, «железного канцлера» Германской империи. Посетив Париж, канцлер решил разбить в Берлине бульвар, обсадив его платанами по образцу Елисейских Полей. Строительные работы начались в 1871 году, а уже через пятнадцать лет по Курфюрстендам стали разъезжать первые автомобили.

103

«Витрина свободного мира»

A Bridle Path Joachim II, Elector of Brandenburg and one of the foremost German princes, is said to have been an inveterate hunter. On his orders in 1542 the court architect Caspar Thiess built the Grünewald hunting palace on the bank of a lake not far from Berlin. In order for the Elector to reach the palace easily from his residence in the city a special bridle path was laid out for him. It was originally known as the Knüppeldamm. With time, the little bridle path turned into a broad street that was known as the Kurfürstendamm or Elector's Causeway. Popular tradition associates the transformation of the narrow path into a sumptuous boulevard with Otto von Bismarck, the “Iron Chancellor” of the German Empire. After visiting Paris, the Chancellor decided to lay out a boulevard in Berlin and plant it with plane trees like the Champs-Elysées. Work began in 1871 and just fifteen years later the first automobiles began driving along the Kurfürstendamm. By the end of the nineteenth century a host of new buildings had appeared on both sides of the boulevard and even before the First World War the Kurfürstendamm was turning into a fashionable street, a favourite meeting-place for the Berlin nobility.

Ия ЖУКОВА / by Iya ZHUKOVA

A Symbol of the Flow of Time Today's Kurfürstendamm (Germans often shorten its name to Ku'damm) is not just the longest thoroughfare in the western part of the city, but also one of its main shopping streets. The most famous café on the Kurfürstendamm is the Café Kranzler, where you can enjoy Königsberger Klopse (meatballs in a special white sauce) and delicious cakes. The Café Tiffany, next to the boulevard, has been designed like a terraced winter garden and is

“Window to the Free World” Dpa/PHOTAS

Dpa/PHOTAS

102

Тропа для верховой езды…

a nice place to relax after visiting the shops, of which there are a great many in the area. Not far from the Kurfürstendamm, on Breitscheidplatz, stands one of the new symbols of Berlin — the EuropaCenter containing several dozen shops, cafés and restaurants. Inside you can admire a technical wonder — a water clock in the form of a complex arrangement of interconnected pipes and vessels that give the viewer an impression of the inexorable flow of time. The complex was constructed in 1963—65 on the site of the Romanic House. That celebrated building, destroyed during the war, contained the Romanic Café, a meeting place for Berlin's artistic bohemia that was

В Охотничьем замке Грюневальд хранится уникальная коллекция немецкой и голландской живописи XV–XIX веков. The Jagdschloss Grünewald now houses a unique collection of German and Dutch paintings dating from the fifteenth to nineteenth centuries.

Page 104

Символ текущего времени…

Справа. Знаменитые водяные часы — «символ текущего времени».

105

Berliners call the Gedächtniskirche the “hollow tooth” and it has become a symbol of the city's endurance and longevity. Created to the design of the architect Franz Schwechten in 1891—95, it was for many years the tallest church in Berlin. serves as a sort of memorial. Alongside the ruins a modern church and belfry were constructed to the design of the architect Egon Eiermann. Among the Kurfürstendamm's best known brands are the department store Wertheim, very popular with Berliners, and not far from the boulevard the renowned KaDeWe — Kaufhaus des Westens (“Department Store of the West”). Built in 1906, the KaDeWe is one of the five largest stores in the world and no less famous than Harrods in London or GUM in Moscow.

Left. Breitscheidplatz. Modern structures stand next to the ruins of the original Memorial Church: the broad octagon of the “Blue Church” and the tall hexagonal bell-tower. A huge figure of Christ (4.6 metres tall) adorns the interior of the Blue Church.

Westens («Универмаг Запада»), построенный в 1906 году. KaDeWe входит в пятерку самых крупных универмагов мира и по известности не уступает лондонскому Harrods или московскому ГУМу. В начале 1970-х годов на Курфюрстендам переехал театр «Шаубюне», которым в течение двадцати лет руководил «последний режиссер психологического театра» Петер Штайн, прославившийся своими постановками Эсхила и Чехова, Эдварда Бонда и Петера Вайса.

«Русский Берлин» «Афинами на берегах Шпрее» величали Берлин в 1920-х годах — это было время обновления и расцвета немецкой столицы. Город становится мировым центром развлечений, театра, богемы и авангарда. Появилось и такое понятие, как «русский Берлин». Проводником русской культуры в Германии были эмигранты, хлынувшие сюда после 1917 года. Уже в 1921 году в столице Германии насчитывалось около ста тысяч русских. Именно в это время в Берлине появился «Дом искусств», который был открыт как аналог одноименного заведения в Петрограде. Здесь, в элегантном кафе «Ландграф» на Ноллендорфплац, выступали приезжавшие из России поэты Владимир Маяковский, Борис Пастернак, Сергей Есенин; «временные» и «постоянные» эмигранты — Андрей Белый, Алексей Толстой, Илья Эренбург, Владислав Ходасевич, Марина Цветаева и другие

Right. The famous “Clock of Flowing Time”.

Dpa/PHOTAS

Ниже. Площадь Брайтшайдплац. Рядом с руинами церкви Гедехтнискирхе — современные строения: широкая восьмиугольная «Синяя церковь» и высокая шестиугольная колокольня. Справа. Огромная фигура Христа (4,6 м) украшает интерьер «Синей церкви».

стеклянных трубок и сосудов, создающих у наблюдателя иллюзию непрерывно текущего времени. Комплекс был построен в 1963—1965 годах на месте уничтоженного во время войны «Романского дома», где находилось знаменитое среди артистической богемы «Романское кафе», которое посещали физик Альберт Эйнштейн и шахматист Эммануэль Ласкер, художник Отто Дикс, писатели Бертольд Брехт, Эрих Мария Ремарк и Альфред Дёблин... На Брайтшайдплац находятся руины церкви Гедехтнискирхе, построенной кайзером Вильгельмом II в честь его деда, первого германского кайзера Вильгельма I. Здание сильно пострадало во время воздушного налета в 1943 году, но фасад его сохранился и сегодня служит своеобразным мемориалом. Рядом с руинами возведены современные здания по проекту архитектора Эгона Айерманна — церковь и колокольня. Над алтарем церкви парит фигура вознесшегося Христа, созданная скульптором Карлом Хемметером. Среди известнейших торговых брендов Курфюрстендам можно назвать весьма популярный в Берлине универмаг «Вертхайм». Поблизости от бульвара находится и знаменитый KaDeWe — Kaufhaus des

Visitors in the EuropaCenter. The complex includes some 70 shops, many restaurants, banks, a cabaret, the Hotel Palace and much more.

Жители немецкой столицы называют мемориальную церковь Гедехтнискирхе «полым зубом», и ныне она стала символом жизнестойкости и долголетия города. Созданная по проекту архитектора Франца Швехтена в 1891—1895 годах, она долгое время была самой высокой церковью Берлина.

Alamy/PHOTAS

frequented by the physicist Albert Einstein, the chess champion Emanuel Lasker, the artist Otto Dix and the writers Bertolt Brecht, Erich Maria Remarque and Alfred Döblin. Breitscheidplatz is also the location of the ruins of the Gedächtniskirche, a church built by Kaiser Wilhelm II in memory of his grandfather, the first German Kaiser, Wilhelm I. The building was badly damaged by an airraid in 1943, but its shell was preserved and today

Посетители в «ЕвропаЦентре». В комплекс зданий «Европа-Центра» входят около семидесяти магазинов, супермаркет, многочисленные рестораны, банки, кабаре, «Палас-Отель» и многое другое.

мясными кёнигсбергскими биточками и вкусными пирожками. Рядом с бульваром, в кафе «Тиффани», устроенном в виде зимнего сада с террасами, приятно отдохнуть от путешествия по магазинам, которых вокруг неисчислимое множество. Здесь также расположены и представительства автомобильных фирм BMW и Mersedes. Неподалеку от Курфюрстендам, на площади Брайтшайдплац, находится один из новых символов Берлина — торговый комплекс «Европа-Центр», объединяющий несколько десятков магазинов, кафе и ресторанов. В «Европа-Центре» можно полюбоваться на чудо технической мысли — водяные часы, которые представляют собой сложную систему сообщающихся

Dpa/PHOTAS

The Café Tiffany is one of the best places in west Berlin to satisfy your hunger and have a rest.

Café Kranzler on the corner of Kurfürstendamm and Joachimstalerstrasse. An establishment of the same name existed in central Berlin from 1825, but was destroyed during the war.

Bilderberg/PHOTAS

Современный Курфюрстендам — это не только самая протяженная улица западной части города, но и одна из его основных торговых артерий. Самое известное кафе на Курфюрстендам — «Кранцлер», где можно полакомиться маленькими

«Тиффани» — одно из лучших мест Западного Берлина, где можно и голод утолить, и хорошо отдохнуть.

104

Кафе «Кранцлер» на углу Курфюрстендам и Йоахимшталер-штрассе. Заведение с таким же названием с 1825 года находилось в районе Митте, но было разрушено во время войны.

Dpa/PHOTAS

К концу XIX века по обеим сторонам бульвара появляются многочисленные новые здания, и уже перед Первой мировой войной Курфюрстендам превращается в фешенебельную улицу, излюбленное место встреч берлинской знати.

Russian Berlin In the 1920s Berlin became known as “Athens on the Spree” — it was a time of revival and flowering for the German capital. The city became a world capital of entertainment and theatre, bohemian living and the

«Торговый дом Запада» — берлинский KaDeWe — в прошлом году отметил столетний юбилей. В марте 1907 года универмаг впервые распахнул свои двери для покупателей.

The KaDeWe, Berlin's “Department Store of the West”, celebrated its 100th anniversary last year. Its doors first opened to shoppers in March 1907.

Alamy/PHOTAS

16:08

Dpa/PHOTAS

8/22/08

Dpa/PHOTAS

Улица, улица... / t hrough streets broad and narrow

Berlin.qxd

avant-garde. The concept of a “Russian Berlin” also arose at this time. Russian culture was brought to Germany by the émigrés who poured into the country after 1918. By 1921 there were already 100,000 Russians in the German capital. It was then that a “House of the Arts” appeared in Berlin, inspired by the establishment of the same name in Petrograd. Poets and writers arriving from Russia read their works in the elegant Café Landgraf on Nollendorfplatz. Vladimir

16:08

Page 106

С середины 1920-х годов литературная жизнь «русского Берлина» постепенно стала замирать. К концу 1930-х годов почти все оставшиеся в Берлине русские эмигранты уже перебрались в Париж. From the mid-1920s literary life in “Russian Berlin” gradually began to expire. By the late 1930s almost all the émigrés who had remained in Berlin made the move to Paris.

Справа. Офис BMW. Фирма BMW («Баварские моторные заводы») была основана в 1917 году, но сначала производила авиационные двигатели. Лишь в 1923 году появился первый мотоцикл BMW, а в 1929-м с конвейера сошел первый автомобиль Dixi. Right. The BMW office building.

поразившего страну в послевоенное время, когда Германия была поделена на четыре оккупационные зоны между странами-победительницами.

Два сердца одного города Принято считать, что в Берлине два городских центра. Один из них, Митте, находится на территории бывшего Восточного Берлина. Он издавна считался сердцем Берлина (в переводе с немецкого «митте» и означает «центр»). Отсюда в XIII веке начиналось строительство города. Именно в Митте находится единственная действующая средневековая цер-

«Экономическое чудо»

Nabokov lived in Berlin for almost fifteen years. The Russian community was concentrated in the western part of the city around the Kurfürstendamm. Émigrés opened Russian cafés and restaurants, founded dozens of publishing houses and produced newspapers and magazines. The best known émigré publication in Berlin was the periodical Beseda that was edited by Maxim Gorky.

The Economic Miracle

Dpa/PHOTAS

Ronald Reagan spoke of West Berlin's economic miracle in his historic speech by the Berlin Wall on 12 June 1987: “Where there was want, today there's abundance — food, clothing, automobiles — the wonderful goods of the Ku'damm. From devastation, from utter

ruin, you Berliners have, in freedom, rebuilt a city that once again ranks as one of the greatest on earth.” Three years after Reagan's call to “tear down this wall”, the Iron Curtain was demolished. Ludwig Erhard, who is known as “the father of the economic miracle”, laid the foundations for Germany's social market economy, beginning in 1948 with economic and monetary reforms. The rapid growth of the Germany economy in the 1950s and 1960s came to exemplify a successful emergence from terrible crisis like the one that engulfed the country in the post-war years, when Germany was divided into four zones of occupation under the control of the victorious allies.

Режиссер Петер Штайн. Петер Штайн — это целая эпоха в истории театра, он собрал вокруг себя целое созвездие блистательных актеров. Золотая пора «Шаубюне» — 1970—1980-е годы, когда лучшей труппой Германии руководил легендарный Штайн. После его ухода в 1999 году театр возглавил Томас Остермайер. The director Peter Stein. Stein is a whole era in the history of the theatre. He gathered about him a whole constellation of superb actors. The Schaubühne's golden age was in the 1970s and '80s, when the legendary director was in charge of Germany's finest theatre company. After his final departure in 1999, Thomas Ostermeier took over at the Schaubühne.

Two hearts in one city It is customary to say that Berlin has two city centres. One of them — the Mitte district — is situated in what was East Berlin. This was long considered the heart of the city (Mitte means “centre”) and it was from here in the thirteenth century that the city's growth began. The district contains the only functioning mediaeval church — the Marienkirche, and the bulk of the architectural monuments from the Prussian and imperial periods. Berlin Mitte is Alexanderplatz, the Brandenburg Gate, the cathedral, Potsdamer Platz, Museum Island and the boulevard Unter den Linden. The second centre is in the area of the Kurfürstendamm in the west of the city. Today this is the location of the most expensive hotels, cinemas and boutiques. Like many parts of Berlin, the Kurfürstendamm is always on the go.

геннадий амельченко Центр автомобильной фирмы «Мерседес». Автомобили этой марки появились на Курфюрстендам более века назад.

The Mercedes centre. Cars with the famous marque appeared on the Kurfürstendamm over a century ago.

В Берлине этой осенью можно посетить: Светские мероприятия: 5—6 сентября

The Kurfürstendamm with its host of shops, cafés, restaurants, theatres and cinemas is justly rated as the most famous, longest and most luxurious street in Berlin. It reminds many people who know Paris of the Champs-Elysées, but the Ku'damm has its own distinctive character.

Pyronale Das Feuerwerk — World Championat / Международный конкурс фейерверков. Грандиозное пиротехническое шоу — самое яркое и захватывающее событие года. В этом году будут представлены страны: Австралия, Великобритания, Канада, Словакия, Швейцария и Украина. Место: Maifeld — Olympiastadion / луг Майфельд у стадиона «Олимпия».

Экскурсии по городу: Berlin Stadtfuhrungen — одна из лучших экскурсионных компаний. Групповые или индивидуальные экскурсии по городу в автобусах и лимузинах. Reederei Bruno Winkler — компания, организующая прогулки по рекам и каналам. Знаете ли вы, что в Берлине больше мостов, чем в Венеции?

Выставки/музеи:

Слева. Универмаг «Вертхайм» на Тауентциенштрассе, продолжении бульвара Курфюрстендам. Left. The Wertheim department store on Tauenzienstrasse, a continuation of the Ku'damm boulevard.

ковь — Мариенкирхе; здесь же сосредоточено большинство памятников кайзеровской Германии. Митте — это Александерплац, Бранденбургские ворота, Берлинский собор, Потсдамская площадь, Музейный остров и бульвар Унтер-ден-Линден. Второй центр находится в районе бульвара Курфюрстендам (сами немцы называют его для краткости Кудам) — это западная часть города. Сегодня здесь расположены самые дорогие отели, кинотеатры и бутики. Как и во многих районах Берлина, на Курфюрстендам постоянно бурлит жизнь. И горожанам на своем любимом бульваре всегда «кюрфюрстендамно», но отнюдь не «томительно»…

Курфюрстендам, с его бесчисленными магазинами, кафе, ресторанами, театрами и кинотеатрами, по праву пользуется славой самой известной, самой длинной и самой роскошной улицы Берлина. Многим из тех, кто побывал в Париже, этот бульвар напоминает Елисейские Поля. Но у Курфюрстендам есть и свои, только ему присущие черты.

Haus Am Checkpoint Charlie — Музей истории Checkpoint Charlie (официальной границы Восточного и Западного Берлина). Здесь вам расскажут о том, как охранялась Берлинская стена, и о существовавших тогда способах нелегального перехода границы.

Концерты: Концерт классической музыки и ужин при свечах во дворце Шарлоттенбург, летней резиденции супруги Фридриха I, королевы Софии Шарлотты. Место: Schloss Charlottenburg.

Alamy/PHOTAS

The Schaubühne am Lehniner Platz, near the middle of the Kurfürstendamm, is one of the world's most famous drama theatres.

Об «экономическом чуде» Западного Берлина говорил в своей исторической речи у Берлинской стены Рональд Рейган 12 июня 1987 года: «Там, где царила нужда, сегодня изобилие еды, одежды, автомобилей, замечательные товары… Из разорения, из полнейшей разрухи вы, берлинцы, восстановили в условиях свободы город, который вновь считается одним из крупнейших на земле». Через три года после призыва Рейгана снести стену «железный занавес» был разрушен. Людвиг Эрхард, которого называют «отцом экономического чуда», заложил фундамент социальной рыночной экономики Германии, начав в 1948 году экономическую и денежную реформу. Быстрый рост немецкой экономики в 1950—1960-х годах стал примером успешного выхода из острейшего кризиса,

Keystone/PHOTAS

Западногерманский театр «Шаубюне» — один из самых знаменитых драматических театров мира.

106

известные литераторы. Почти пятнадцать лет прожил в Берлине Владимир Набоков. Русская эмиграция концентрировалась в западной части немецкой столицы, в районе Курфюрстендам. Эмигранты открывали русские кафе и рестораны, основывали десятки издательств, выпускали газеты и журналы. Наиболее известное из эмигрантских изданий в Берлине — журнал «Беседа», выходивший под редакцией Максима Горького. На Курфюрстендам жили многие известные русские писатели. Вероятно, кто-то из них в шутку назвал бульвар «Неппский проспект» (по аналогии с Невским и от немецкого «непп» — шутка, издевательство). Андрей Белый, перефразируя известный пушкинский каламбур «и кюхельбекерно, и скучно», говорил, что ходить по этой улице ему всегда «курфюрстендамно и томительно»…

геннадий амельченко

8/22/08

Dpa/PHOTAS

Улица, улица... / t hrough streets broad and narrow

Berlin.qxd

8/22/08

16:10

Page 108

Увлечения / p astimes

orchids.qxd

По самым скромным подсчетам, ежегодный оборот мирового «орхидейного» бизнеса составляет около 10 миллиардов долларов. Ниже. Оранжерея с орхидеями в Токио.

крощение «диких» орхидей Ася Жарова / by Asya Zharova

By the most conservative estimates, the annual worldwide turnover of the orchid trade is around 10 billion dollars. Below. A greenhouse of orchids in Tokyo.

taming “wild” orchids

«Орхидейный бум», поразивший Европу в XVIII веке,

отправил искателей приключений на поиски экзотических цветов. Удача улыбалась единицам. Одни погибали в тропических лесах от лихорадки, ядовитых змей и стрел индейцев, других по дороге домой грабили пираты. Но тех, кому удалось привезти с собой драгоценные растения, ждали огромные деньги. За несколько корешков поклонники были готовы отдать целое состояние. Чарлз Дарвин считал орхидеи «вершиной эволюционного развития растений». «Я никогда не интересовался каким-либо объектом больше, чем орхидеями», — признавался он. Дарвин первый предположил, что у самой большой в мире орхидеи — полуторафутового мадагаскарского ангрекума с кремовы-

ми, 20-сантиметровыми в поперечнике цветками и несущим нектар шпорцем длиной более 30 см, должна быть «своя», опыляющая только этот цветок, бабочка. Предположение оказалось верным. Эту огромную бабочку обнаружили в 1904 году, уже после смерти великого ученого. Герберт Уэллс писал, что «приобретать орхидеи так же увлекательно, как играть на бирже». И он был абсолютно прав, поскольку никто из тех, кто выращивает орхидеи, никогда не может с уверенностью сказать, что станет с его питомцем даже в ближайшем будущем. Иногда из сморщенного маленького клубенька без каких-либо усилий вырастает невероятно красивый цветок. А иногда после нескольких лет упорного труда и каждодневных забот по

Конфуций сравнивал этот цветок с благородным мужем, достигшим высшей степени самосовершенствования. Он говорил, что аромат цветущей орхидеи вызывает у него чувство спокойствия, радости и гармонии. В Европе орхидеями заинтересовались значительно позже. Около 250 лет назад экзотические виды этих растений были найдены в джунглях Центральной и Южной Америки. Европейцы не смогли устоять перед магией этих удивительных творений природы, высший свет общества охватило азартное увлечение — разведение тропических орхидей.

108

Confucius compared this flower with a noble man who has achieved the highest degree of self-perfection. He said that the scent of a flowering orchid evoked in him a feeling of calm, joy and harmony. In Europe people became interested in orchids much later. Around 250 years ago exotic members of this plant family were discovered in the jungles of Central and South America. Europeans could not resist the magic of these amazing creations of nature and the highest echelons of society were seized by an enthusiasm for cultivating orchids.

109

Слева. Название Masdevallia coecinea переводится как «огненно-красная». Родина этой орхидеи — склоны южноамериканских Анд.

Left. The name Masdevallia coecinea translates as “fiery red”. The homeland of this orchid is the slopes of the South American Andes.

The “orchid boom” that gripped Europe in the eighteenth century prompted adventurous spirits to go around the world in search of exotic blooms. Fortune smiled on only a few. Some died in tropical forests from fever, poisonous snakes or natives' arrows; others were robbed by pirates on the way home. But those who did manage to bring back the precious plants made huge amounts of money. Devotees were willing to pay a whole fortune for a few tubers. Charles Darwin considered orchids the peak of plant evolution. H.G. Wells wrote that “the buying of orchids always has in it a certain speculative flavour.” And he was absolutely right, because no orchid-grower can ever say for certain what will become of their protégé even in the immediate future. Sometimes a wrinkled little tuber will produce an incredibly beautiful bloom without any effort on their part. But sometimes, after years of persistent labour and daily attention, for no apparent reason a plant will die without ever flowering. Many orchid-growers will not even allow anyone else to water their plants, because it is believed that they get accustomed to a particular person. Orchids are exceptionally fastidious. The natural habitat of many is very humid tropical forests. To create the same conditions for them artificially is very difficult. What microclimate a specific plant requires, how to treat it, when and how much to water — all that can

8/22/08

16:10

Page 110

Увлечения / p astimes

orchids.qxd

До того как кофе покорил европейцев, большим спросом пользовался общеукрепляющий напиток — салеп, который изготавливался из клубней орхидеи. А из мексиканской орхидеи — так называемого «черного цветка» — получают ваниль. Before coffee won Europeans' hearts, another fortifying drink was in great demand — saloop or salep, made from the tubers of an orchid. A Mexican orchid, known to the natives as tlilxochitl — “black flower”, gives us vanilla. В тропических лесах Южной Америки орхидеи любят забраться повыше — например, на дерево. Чтобы добыть их, сборщики должны обладать ловкостью обезьян. Справа. А это дерево полностью покрыто цветущими орхидеями — от корней до верхушки. In the tropical forests of South America, orchids seek a higher position — on a tree, for example. In order to reach them, gatherers have to be as agile as monkeys. Right. This tree is completely covered in flowering orchids from roots to crown.

непонятной причине растение погибает, так и не распустившись. Многие хозяева орхидей даже не позволяют поливать свои цветы другим людям, потому что считается, что они привыкают к определенному человеку. Хотя в семействе орхидных десятки тысяч видов и распространены эти растения по всему миру, облик европейских орхидей гораздо скромнее, чем у их родственников, обитающих во влажных тропических лесах. Создать заморским гостям такие же искусственные условия крайне сложно. Какой микроклимат необходим конкретному цветку, как с ним себя вести, когда и сколько поливать — все это можно выяснить только опытным путем. При этом некоторые виды цветут всего один раз в несколько лет. Неудивительно, что в скором времени охота на орхидеи привела к тому, что многие виды просто исчезли. Выкапывали их в огромном количестве, до встречи с заказчиком доживала лишь часть растений, а садовники не знали, как и что с ними делать. Только в XIX веке любители орхидей стали руководствоваться определенными правилами разведения этих растений, к тому же появился интерес к получению

111

110 Выше. Такие оранжереи для выращивания орхидей и других экзотических цветов стали появляться по всей Англии в середине XIX века. Вверху. Известная всем ваниль тоже из семейства орхидей. Ниже слева. Орхидейные плантации в Таиланде. Справа. «Тигровая орхидея» — предмет гордости любого коллекционера.

Top. Vanilla, a flavour familiar to everyone, also comes from a plant of the orchid family.

Above. Hothouses like these for growing orchids and other exotic blooms began to appear across England in the mid-nineteenth century.

Below left. Orchid plantations in Thailand. Right. The Tiger Orchid is a source of pride for any collector.

only be determined by trial and error. Meanwhile certain varieties only flower once in several years. Not surprisingly, the hunt for orchids soon led to many varieties simply disappeared. They were dug up in enormous quantities; only a portion of the plants lived long enough to be sold and even then gardeners did not know what to do with them. Only in the nineteenth century did orchid-lovers begin to follow certain rules for the cultivation of these plants; and interest arose in obtaining new varieties. Today there are an enormous number of hybrids. They are prized less highly than real “wild” orchids from the tropics, but more adapted to conditions here. Orchids are mentioned in many works of literature — in ancient Chinese texts, in H.G. Wells and in Shake-

speare's tragedy Hamlet (the “long purple”). As you probably know, Rex Stout's famous detective Nero Wolfe spent all his free time in the hothouse with his orchids. These mysterious flowers evoke a host of emotions and mental stirrings, and they encourage creative impulses. Throughout history they have been considered a symbol of sexuality. Many peoples idolized orchids, investing them with various magical properties. They say, a loose translation of the name of these exotic flowers might be “springing from god”. And there is a grain of truth in that! Orchid blooms are so varied in shape, colouring, scent and size that it seems that they contain all the vast variety of our world. The seventeenth-century German botanist Jacob Breynius wrote: “If nature ever showed her playfulness in the formation

Справа. Дактилориза (Dactylorhiza incarnata), или пальчатокоренник. Эта орхидея распространена в холодном и умеренном поясах Европы, Азии и Северной Америки. В высоту не превышает 15 сантиметров. Right. The name Dactylorhiza means “fingerroot”. Dactylorhiza incarnata, the Early March Orchid, can be found in the cold and temperate zones of Europe, Asia and North America. It grows to no more than fifteen centimetres in height.

of plants, this is visible in the most striking way among the orchids. They take on the form of little birds, of lizards, of insects. They look like a man, a woman, sometimes like a clown who excites our laughter. They represent the image of a lazy tortoise, a melancholy toad, an agile, ever-chattering monkey. Nature has formed orchid flowers in such a way that, unless they make us laugh, they surely excite our greatest admiration.” Sometimes the most beautiful flower will smell so awful that it is impossible to approach it, and sometimes a small, unprepossessing one gives off such scents that it evokes excitement and awe. There are varieties of orchid that you can hold in the palm of your hand and others that grow several metres tall. And the orchid

palette contains all the colours that exist in this world. Orchids are enigmatic, unpredictable, hard to find and infinitely varied. It is not without cause that they inspire poets and artist, while some countries — Panama, Guatemala, Costa Rica and Venezuela — have chosen local varieties as state symbols and emblems. Quite recently, just three years ago, an orchid-lovers' club was formed in St Petersburg. Its members get together not only to swap experience with each other and boast of new acquisitions, but also to gather material for the publication of a Russian orchid encyclopaedia — as yet there are no books in this country produced to a serious scholarly standard. That makes for problems in determining the name of a flower and its history or when trying to buy the right plant. Irina

Увлечения / p astimes

orchids.qxd

8/22/08

16:11

Page 112

новых видов. Сегодня существует огромное количество гибридов. Ценятся они меньше, чем настоящие «дикие» орхидеи из тропиков, зато более приспособлены к нашим условиям. Орхидеи упоминаются во многих литературных произведениях — в древнекитайских текстах и в книгах Герберта Уэллса, в трагедии Уильяма Шекспира «Гамлет» (как «цвет с красным хохолком» — в переводе Бориса Пастернака). А знаменитый сыщик Ниро Вульф, как известно, все свободное время проводил в своей оранжерее с орхидеями. Эти загадочные цветы вызывают массу эмоций и душевных волнений, способствуют творческому порыву. Во все времена они считались символом сексуальности. Многие народы боготворили орхидеи, наделяя их разными магическими свойствами. Из них делали приворотные снадобья, использовали в качестве талисманов и как лекарственные средства, приписывали им способность рождать в человеке мужество и храбрость. Хотя у ученых есть весьма прозаическое объяснение названию растений этого семейства, поклонники цветов предпочитают поэтически вольный перевод с латыни: «произошедшие от бога». И пожалуй, не зря! Ведь цветы орхидей настолько разнообразны и по форме, и по окраске, и по аромату, и по размерам, что кажется, в них заложено все многообразие нашего мира. Немецкий ученый Якоб Брейниус писал об орхидеях: «Если когда-то природа и показывала свою игривость в формах растений, то нигде это не проявлялось так, как у орхидей. Они похожи на маленьких птичек, ящерок или насекомых, иногда напоминают мужчину, женщину или клоуна, который вызывает неудержимый смех. В них можно увидеть ленивую черепаху, меланхоличную жабу, проворную,

кривляющуюся обезьянку. Природа так создала орхидеи, что когда они не заставляют нас смеяться, то вызывают глубокое восхищение». Иногда красивейший цветок пахнет так ужасно, что к нему невозможно подойти, а иногда маленький и незаметный благоухает таким нежным ароматом, что вызывает трепет и возбуждение. Существуют виды орхидей, которые можно разместить на ладошке, и такие, которые разрастаются на несколько метров. А расцветка орхидей включает в себя всю гамму красок, существующих в нашем мире. Орхидеи загадочны, непредсказуемы, труднодоступны и бесконечно разнообразны. В орхидеях есть всё, и каждый может найти в них что-то свое. Недаром они вдохновляют поэтов и художников, а в некоторых странах — Панаме, Гватемале, Коста-Рике, Венесуэле — местные орхидеи стали государственными символами и эмблемами. Лютера Бербанка как-то спросили: «Не пробовали ли вы заняться улучшением орхидей?» — на что удивленный естествоиспытатель только и смог переспросить: «Улучшать орхидеи? Разве можно превзойти само совершенство?» Не так давно, всего три года назад, в Санкт-Петербурге был основан клуб любителей орхидей. Его

Чуточку фантазии — и в орхидеях можно распознать маленьких пчел, гибких ящериц, меланхоличных жаб, резвящихся обезьян или волшебных бабочек. A little imagination will turn orchids into the image of little bees, supple lizards, melancholy toads, playful monkeys or magical butterflies.

Член Санкт-Петербургского общества любителей орхидей Сергей Грищенко — инициатор издания русской энциклопедии орхидей.

Musina, the club's chairperson, and Sergei Grishchenko, its chief advisor on all aspects of orchid cultivation, keep a record of all the orchids they know, grow rarities in their hothouses and collect data. “It's very painstaking, but interesting work,” they say about their pastime. “The orchid is an intellectual flower. It needs exceptional care. You have to observe its behaviour constantly, to 'tame' it and learn its habits.” Because the majority of people have very sparse knowledge in the field of orchid cultivation, many varieties are gradually dying out. It's a fairly difficult business to grow orchids, as their reproductive process differs from other plants. Twenty-eight kinds of orchid grow wild in Leningrad region, but only those with small, unimpressive blooms are commonly found — because people pick all attractive flowers to make short-lived posies, without thinking of the consequences.

Left. Pavilion at the 19th World Orchid Conference in Miami. January 2008. Every year a great many orchid exhibitions and festivals are held around the world, attended by tens of thousands of devotees of the exotic blooms.

Sergei Grishchenko, a member of the St Petersburg Orchid-Lovers' Club, is the initiator of the publication of a Russian encyclopaedia of orchids.

Мир орхидей безграничен. За последние 150 лет было выведено более 120 тысяч гибридов орхидей. И селекционеры на этом не останавливаются. The world of orchids is boundless. In the past 150 years more than 120,000 hybrids have been produced — and breeders are not stopping there.

112

Справа ниже. Павильон XIX Всемирной орхидейной конференции в Майами. Январь 2008 года. Ежегодно в мире проводится множество выставок и фестивалей орхидей, куда съезжаются десятки тысяч любителей этих цветов.

члены собираются не только для того, чтобы обмениваться опытом друг с другом и делиться новыми приобретениями, но и для того, чтобы собрать материал для издания русской энциклопедии орхидей, — ведь пока в России нет книг, подготовленных на серьезном научном уровне. Из-за этого возникают трудности с определением названия цветка, его историей, покупкой нужного растения. Председатель клуба Ирина Мусина и главный советник по всем вопросам орхидееводства Сергей Грищенко ведут учет всех известных им орхидей, выращивают в своих оранжереях диковинки, собирают материал. «Это очень кропотливая, но интересная работа, — говорят они о своем увлечении. — Орхидея — интеллектуальный цветок. За ним нужен необычный уход, необходимо постоянно наблюдать за его поведением, „приручать“, узнавать привычки». Из-за того что у большинства людей весьма скудные познания в области орхидееводства, многие виды этого цветка постепенно исчезают. Вырастить орхидею довольно сложно, потому что процесс размножения у нее отличается от других растений. В Ленинградской области насчитывается 28 видов дикорастущих орхидей, но часто встречаются лишь экземпляры с мелкими и невзрачными цветками, — ведь все красивые цветы люди, не думая о последствиях, срывают на недолговечные букеты.

113

Выше. Хотите стать обладателем этой роскошной Лелии (Laelia autumnalis)? Всего 4500 долларов — и она ваша! Справа. Очаровательный Липарис Лезеля (Liparis loeselii), растущий в Европе, срывать нельзя. Этот редкий вид орхидей охраняется государством. Above. Do you fancy owning this glorious Laelia autumnalis? Just 4,500 dollars and it's yours! Right. The enchanting Liparis loeselii grows in Europe but must not be picked. This rare variety of orchid is protected by the state.

Орхидею на протяжении веков считали «роковым цветком»: им всегда восхищались, но боялись прикоснуться, считая его ядовитым. Яд орхидеи оказался мифом, но ореол неприступности у этого мистического цветка остался. Подарить орхидею — значит сказать о многом. Это — признание. For centuries the orchid was considered a “fateful flower”: people always admired it, but were afraid to touch, believing it to be poisonous. The poison orchid proved to be a myth, but the aura of untouchability still lingers around this mystic plant. To give an orchid is an eloquent gesture. It is a declaration.

8/22/08

16:13

Page 114

style

alpina.qxd

Буркард Бовензипен, отец-основатель компании

Высокий стиль / h igh

Alpina, конструкторскую деятельность начал с усовершенствования выпущенного в 1962 году BMW 1500. Заменив обычный карбюратор на двойной Weber, он увеличил мощность двигателя c 80 до 92 л. с. Инженерное решение оказалось настолько удачным, что специалисты BMW, протестировавшие двигатель, согласились предоставлять заводскую гарантию на доработанные автомобили. А вскоре, в 1965 году, господин Бовензипен основал собственную фирму Alpina Burkard Bovensiepen KG, и началось его многолетнее сотрудничество с BMW. Сейчас в его компании работает порядка двухсот человек. Заводик невелик, и производственные мощности ограниченны: около тысячи машин в год. Что же сдерживает производство? Чтобы ответить на этот вопрос, надо проследить, как BMW превращается в Alpina. Ее путь начинается на заводике в Бухлое. Здесь собирается мотор, над которым от начала и до конца работает один механик, затрачивая на это ровно десять часов. Сборка эксклюзивных машин происходит уже на заводе BMW. Автомобиль в числе прочих идет по конвейеру, но на тех постах,

Новый B3 Biturbo в Alpina специально готовили для России и Швейцарии, — ведь в Европе нет необходимости в полном приводе. Цена новинки — от 79 900 евро.

Alpina developed the new B3 Bi-Turbo specially for Russia and Switzerland. In the majority of European countries there is no real need for 4-wheel drive. Prices for the newcomer start at 79,900 euros.

Alpina: 114

комфорт и скорость

В прошлом году компания Alpina, производитель эксклюзивных автомобилей на базе BMW, реализовала в России чуть меньше двадцати машин. Однако в 2008-м компания планирует утроить продажи за счет новой разработки полноприводной версии Alpina B3 Biturbo Allrad. По сравнению с общими объемами продаж BMW это мизер, подчеркивающий, однако, голубую аристократическую кровь автомобилей из небольшого баварского городка Бухлое. Кстати, последняя буква в русскоязычном написании городка — попытка сгладить анекдотичность этого названия, а тот факт, что Alpina занимается также торговлей элитными сортами вин, согласитесь, прекрасный повод посмеяться. Впрочем, винный бизнес — дело нешуточное, и в те годы, когда спрос на автомобили Alpina падал, фирме удавалось выжить именно за счет него.

115

Alpina: comfort and speed Алексей КРИСТОВ / by Alexei KRISTOV

Last year Alpina, a company that produces exclusive cars on the basis of BMWs, sold just under twenty vehicles in Russia. In 2008, though, the company plans to triple that figure with the help of its latest development — the B3 Bi-Turbo All-Wheel-Drive. In comparison with total BMW sales that's still a drop in the ocean, but it illustrates the exclusive aristocratic bloodline of the cars from the small Bavarian town of Buchloe.

Изысканные вина — второе после автомобилей увлечение основателя компании Буркарда Бовензипена. Сегодня Alpina является эксклюзивным поставщиком многих элитных вин для немецких ресторанов класса «люкс». After cars, fine wines are the second great passion of company-founder Burkard Bovensiepen. Today Alpina is the excusive supplier of many elite wines to luxury-class restaurants in Germany.

Burkard Bovensiepen, Alpina's founding father, began his activities by improving the BMW 1500 launched in 1962. Replacing the standard carburettor with a Weber dual one, he increased the power of the engine from 80 hp to 92 hp. This engineering solution proved so successful that after testing the engine BMW's specialists agreed to extend the full factory guarantee to the modified vehicles. Not long after, in 1965, Burkard set up his own firm — Alpina Burkard Bovensiepen KG — and his long collaboration with BMW began. Today around 200 people work for the company. The factory is not very big and its production capacity is limited to about a thousand vehicles a year. In order to understand why its output is so small, you need to track

the process by which a BMW turns into an Alpina. The journey begins in the little factory in Buchloe. There the engine is assembled — by one mechanic from start to finish, taking exactly ten hours over it. The assembly of the exclusive vehicles then takes place at the BMW factory. The car goes along the assembly line together with others, but at those points where they install the engine, gearbox, suspension, wheels and other elements that set it apart from a BMW the craftsman fits Alpina parts. So despite the small volumes in which they are made, Alpina cars are serial products and not in any way custom-built, something that is of principal significance for both the producer and the customer. After assembly the vehicle comes back to Buchloe for completion. As you have probably already guessed, the output volume is limited by the number of engines — thirty a week, 1440 a year. That would not be so bad, but the Alpina upholstery shop can only handle 120 interiors a year. That is why the majority of Alpinas reach the customer with a standard BMW interior embellished only by the company diamonds on the doors and emblems on the backs of the seats. But that, as they say at Alpina, is still cheap leather. The real expensive leather comes from the Alpina upholstery shop. A single interior requires thirty square metres of leather or the hides of six Bavarian cows. The company has few upholsterers, each worth his weight in gold. And while BMW only covers large and simple elements in leather, at Alpina they do everything the client wants, down to the miniature buttons for the electric windows. In general, the future owners' wishes with regard to the finishing of the car are sacrosanct. They can select any colour of interior and even bring their own sample. They can have the roof lined in Alcantara or request piping on the edges of the seats, or else they can choose a classic blue interior to match

Высокий стиль / h igh

style

alpina.qxd

8/22/08

16:13

Page 116

где устанавливаются двигатель, коробка, подвеска, колеса и другие детали, отличающие его от BMW, мастер монтирует комплектующие Alpina. Таким образом, несмотря на небольшие объемы производства, автомобили Alpina собираются серийно и не имеют никакого отношения к тюнингу, что принципиально и для производителя, и для клиента. После сборки автомобиль возвращается на доработку в Бухлое. Как уже можно было догадаться, объем производства ограничен моторами: 30 двигателей в неделю, 1440 — в год. И все бы ничего, но шорная мастерская Alpina не способна «переваривать» за год более 120 салонов. Именно поэтому большая часть Alpina доходит до клиентов с обычным салоном BMW, украшенным лишь фирменными ромбиками на дверях и эмблемами на спинках сидений. Однако это все-таки, как говорят в Alpina, дешевая кожа. Настоящая дорогая кожа поступает из шорной мастерской Alpina. Для одного салона требуется тридцать квадратных метров кожи, или шесть шкур баварских коров. Шорников в компании немного, каждый на вес золота. И если в BMW затягивают в кожу только крупные и простые элементы, то в Alpina — все, что пожелает клиент, даже миниатюрные кнопки стеклоподъемников. Вообще требования будущего хозяина машины к отделке — закон. Он может выбрать любой цвет салона и даже принести свой образец, может заказать потолок в алькантаре или попросить кантик по контуру сидений, а может выбрать классический синий салон — в цвет такой же синей приборной панели, которой оснащаются все без исключения автомобили Alpina. Кстати, еще один обязательный отличительный элемент салона — шильдик в области зеркала заднего вида, на котором выбиты название компании, ее герб и порядковый номер автомобиля в партии.

Так что представляют собой автомобили Alpina? Конечно, можно было бы сказать, что это роскошный и комфортабельный вариант BMW. Но все же это не совсем так. Хотя бы потому, что «бээмвэшный» VIN-номер сборщики Alpina меняют на свой собственный. По нему можно узнать имя моториста, который собирал двигатель. В Бухлое говорят, что клиенты приезжают спустя несколько лет после покупки Alpina на завод, чтобы пожать руку «своему» мотористу и сфотографироваться с ним. Модельная линейка Alpina хороша своим многообразием. Третья серия представлена в различных кузовах, в том числе купе и кабриолет. Купе есть в

полноприводной версии, которая создавалась с прицелом на российский рынок. В Европе полный привод ни к чему — одни дополнительные расходы. Правда, на скорости 280 км/ч автомобиль выглядит более уверенно, нежели классическое заднеприводное купе на базе шестой серии. Но, с другой стороны, легкая 500-сильная «шестерка» намного быстрее, и разгон ее эффектнее. Седан развивает максимальную скорость 317 км/ч — на этой скорости Ту-154, успешно оторвавшись от земли, уже находится в воздухе. Но Alpina прочно держится за дорогу благодаря аэродинамическому обвесу и жесткой подвеске. Серийные BMW так быстро ездить не могут — срабатывает электронный ограничитель скорости на 250 км/ч и системы стабилизации курсовой устойчивости. На Alpina ограничителей нет. Кроме того, на таких скоростях обычные BMW покажутся жесткими, а забота конструкторов Alpina — сделать автомобиль комфортным на любой скорости и при любом ускорении. Итак, российский рынок в скором времени пополнится новинкой — полноприводной версией Alpina B3 Coupe Allrad. А на мировом рынке со следующей премьерой Alpina выйдет в будущем году на Женевском автосалоне — это будет вариант на тему новой, седьмой серии BMW. Саму же «семерку» покажут осенью этого года в Париже.

Alpina B6 кабриолет — очень импозантный автомобиль. Мужчины любят покупать такие игрушки своим дамам… А вот Alpina B5 (ниже) обладает вполне мужским обликом и характером. The Alpina 6 cabriolet is a very impressive motor-car. Men like to make gift of toys like this to their ladies… The Alpina B5 (below) has by contrast a very masculine appearance and character.

На сборку одного мотора у мастера уходит 10 часов. Его имя можно узнать по VIN-номеру автомобиля. Поблагодарить моториста за хорошую работу — это достойный повод для владельца автомобиля заглянуть в скромный город Бухлое.

It takes a specialist ten hours to assemble one engine. You can trace his name from the car's VIN number. Thanking the craftsman for a job well done is praiseworthy grounds for an owner to call in at the modest Bavarian town of Buchloe.

117 Седаны и универсалы Alpina B5 оснащаются мощным 530-сильным компрессорным мотором. Штатная коробка от BMW не выдерживает крутящего момента в 725 Нм, поэтому компания ZF усиливает сцепление специально для версий Alpina. Alpina B5 sedans and estates are fitted with a powerful 530-hp supercharged engine. The standard BMW gearbox cannot take its 725 NM torque and so the firm ZF makes a highperformance clutch specially for the Alpina versions. the blue dashboard that is installed in all Alpina cars without exception. Incidentally, one more invariable feature of the interior is a little shield near the rear-view mirror that bears the name of the company, its badge and the number of the vehicle in its batch. So what are Alpina cars? Of course, you could say that they are a luxurious, highly comfortable version of a BMW. But that's not quite right. If only because Alpina's assemblers change the BMW VIN number for their own. From it you can find out the name of the mechanic who assembled the engine. At Buchloe they say that some customers have driven to the factory years after buying an Alpina to shake the hand of “their” engine mechanic

and to have their photograph taken with him. The Alpina range has a healthy variety. The third series is represented by different body styles, including coupé and cabriolet. The coupé is available in a four-wheeldrive version that was created with an eye to the Russian market. The sedan has a top speed of 317 km/h — at that velocity a TU-154 jet airliner has already left the runway and is in the air. Standard BMWs can't go that fast — the electronic speed limiter kicks in at 250 km/h and the Dynamic Drive stabilizing system also interferes. The Alpina has no limiters. Besides that, at such high speeds ordinary BMWs give you a hard ride, while the aim of Alpina's designers is to make their cars comfortable at any speed and any acceleration. And so, a new vehicle will soon appear on the Russian market — the Alpina B3 Bi-Turbo All-Wheel-Drive. And worldwide Alpina will be presenting its next new model at the 2009 Geneva Car Show — a variation on the theme of the new BMW 7-Series. The new 7-Series itself will make its debut this year in Paris.

Традиции / t raditions

Dacha_2.qxd

8/22/08

16:15

Page 118

«Весь Петербург сбирается на дачу...»

Уж май. Весь Петербург сбирается на дачу. Все едут: я один смотрю и горько плачу. Все едут: я один, опальный сын земли, Жить должен в городе, томясь в сухой пыли… Владимир Бенедиктов

Елена КЕЛЛЕР, Любовь СТОЛЬБЕРГ / by Yelena KELLER, Lubov STOLBERG

118

“The whole of Petersburg is making ready for the dacha…”

«Вид помещичьего дома с садом». С картины неизвестного художника. 1830-е годы.

View of a Manor House and Garden. From an 1830s painting by an unknown artist.

Дачная жизнь, полная легкомысленных, «от нечего делать» романов, таила в себе страшную опасность для холостяков. Они оберегали свою свободу из последних сил: не оставались с барышнями наедине, избегали укромных беседок и уединенных уголков, но все же попадались в ловушки там, где этого никто не мог ожидать. Однажды в Шувалове, в самом людном месте на берегу озера, прогуливался, не ожидая беды, беззаботный и холостой дачник. Предприимчивая барышня двадцати восьми лет, заметив его, тотчас же бросилась в воду и начала тонуть буквально у него на глазах. Что же ему оставалось? Дачник бросился в озеро и вынес девушку на руках. Прижимаясь к его груди, она томно произнесла: «Раз вы меня спасли, я теперь ваша навек!» И бедолага-герой отправился под венец. Dacha life, full of frivolous romances inspired by idleness, was fraught with terrible danger for bachelors. They defended their freedom as best they could, never remaining alone with a young lady, avoiding shady arbours and secluded corners, but nonetheless they fell into traps where nobody might expect them. Once, at Shuvalovo, a single, fancyfree dachnik went for a stroll in the busiest spot on the shore of the lake. An enterprising young lady of twenty-eight noticed him and at once threw herself into the water and commenced to drown before his very eyes. What choice did he have? The gentleman rushed into the lake and carried the girl out in his arms. Pressing herself to his manly chest, she languidly declared: “Since you have saved me, I am yours for ever!” And the poor hero was in her clutches.

Традиции / t raditions

Dacha_2.qxd

8/22/08

16:15

Page 120

В кухнях многих европейских стран есть рецепты отварного холодного или заливного мяса, но что такое студень или холодец, иностранец узнает, только побывав в России. Дача тоже понятие, за российскими пределами неведомое. Загородный дом, небольшое имение недалеко от города — это было и есть в других странах. Но это не совсем дача, или, вернее, совсем не дача. В американской версии «Толкового словаря Вебстера» даже нет

точного английского аналога русского понятия «dacha». Современники писали, что «нигде в Европе не замечалось такого массового бегства из переполненного города, как в Петербурге». Выезд за город начинался в мае, и, как шутили в те времена, в столице на лето оставались только дворники и товарищи министров. Но если в Европе было принято посещать многочисленные курорты, ездить на воды и жить в

121

120 Many European cuisines include recipes for cold boiled or jellied meat, but a foreigner finds out what studen or kholodets is only upon visiting Russia. “Dacha” is another concept unknown outside of this country. A house in the countryside, a small plot of land close to the city — those people have in other lands. But that's not quite a dacha, or, rather, not a dacha at all. At the end of the nineteenth century, observers wrote “nowhere in Europe is there such a mass flight from the overcrowded city as in St Petersburg.” The exodus began in May and, as the jokes of the time went, left only concierges and deputy ministers behind in the capital for the summer. While in Europe it was customary to visit any of a host of resorts, to take the waters and live in hotels, in Russia the summer months were spent at the dacha. The days had passed when only those of high status and wealth owned places in the country. Gradually the pleasures of the dacha opened up to the remaining social classes: merchants, petty officials, married workers. Many began the search for a dacha as early as Shrovetide. It was sometimes a very

«Вид усадьбы летом». С акварели Андрея Мартынова. Начало XIX века. Известность и славу этому художнику принесли заказы от императорской семьи на роспись дворцов в Павловске, Гатчине, Царском Селе. View of a Country Estate in Summer. From a watercolour by Andrei Martynov. Early 19th century. This artist made his name thanks to commissions from the imperial family for murals in the palaces of Pavlovsk, Gatchina and Tsarskoye Selo.

troublesome business. An inexperienced would-be dachnik might arrive at Pavlovsk or Tsarskoye Selo. While he was still considering what to rent, a cabman standing at the station would offer his services to take him round and look at the places on offer — payment by the hour. But each dacha was less attractive than the one before. Finally, when the passenger's patience and endurance were ending, he was suddenly offered a comparatively good place and immediately accepted. It never occurred to the naive customer that the cabman and the owner of the last dacha were in cahoots.

Иллюстрация из модного журнала «Молва» (раздел «Парижские моды»). 1833 год. В XIX веке барышни во время летней прогулки не могли обойтись без накидки и зонтика от солнца. An illustration from the fashion magazine Molva [Rumour] (“Parisian Fashions” section). 1833. In the nineteenth century a young lady would always take a parasol and wrap with her on a summertime outing.

отелях, то в России летние месяцы проводили на даче. Прошли те времена, когда владельцами дачных домов были лишь высокопоставленные и богатые особы. Постепенно дачному отдыху стали отдавать должное остальные сословия: купцы, мелкие чиновники, семейные рабочие. По словам одного столичного репортера, «физиономия наших дач, как и физиономия петербургских окрестностей, чрезвычайно разнообразна», и, разумеется, выбор места для отдыха зависел от вкуса, положения в обществе и уровня доходов. Подыскивать дачу многие начинали уже на масленичной неделе. Дело это порой оборачивалось немалыми хлопотами. Бывало, неопытный дачник приезжал в Павловск или Царское Село. Пока он раздумывал, какую дачу снять, стоящий у вокзала извозчик предлагал поехать с ним и посмотреть — оплата почасовая. Но дачи оказывались одна неказистее другой, а когда терпению и силам «пассажира» приходил конец, ему вдруг предлагали сравнительно неплохую дачу, на которую он и соглашался. Наивному дачнику было невдомек, что извозчик и владелец дачи в сговоре... Для мелких чиновников и служащих дачные предприниматели строили дешевые дома, которые сдавались на все лето. Разница между оплатой квартиры в столице и стоимостью такой дачи была

For minor officials and white-collar workers, entrepreneurs constructed cheap houses that they rented out for the whole summer. The difference between the payment for an apartment in the capital and the cost of such a dacha was so substantial that economy dictated that people give up their city homes and seek new housing in St Petersburg in the autumn. In the 1840s dachas in the modern sense of the word — small summer-houses in the shade of conifers — became available for less well-off Petersburgers. In general, comfort and cosiness began to be priorities in dacha architecture. At clean, snug little houses bathed in greenery, samovars boiled, children's laughter rang out, the milkmaid's cans clinked and peasant children came by to offer berries and mushrooms fresh from the forest. The demands of wealthy nobles and merchants were quite different. For them large mansions were built in masonry or wood decorated with carving and equipped with belvederes, elaborate gazebos and flights of elegant steps that descended straight to the bank of a lake or river, where they had their own landing-stages with yachts and skiffs. A

столь существенной, что ради экономии от городских квартир отказывались, а осенью искали новое жилье в Петербурге. В 1840-х годах для небогатых петербуржцев появились дачи в современном понимании — небольшие домики в тени хвойных деревьев. И вообще в дачной архитектуре начали уделять особое внимание комфорту. В уютных, чистых домиках, утопающих в зелени, кипели самовары, на улице раздавался детский смех, звенели бидонами молочницы, а крестьянские ребятишки торговали лесными ягодами и грибами. Потребности обеспеченных дворян и купцов были совсем иными: для них строили большие каменные или деревянные, украшенные резьбой дома с бельведерами, затейливыми смотровыми башнями,

С началом грибного сезона деревенские ребятишки, дети прислуги, целыми днями пропадали в лесу. Открытка начала ХХ века. When the mushroom season began village youngsters and the children of servants would spend whole days in the forest. An early 20th-century postcard.

house like that would be placed at the highest available spot to catch as much light and sun as possible. The ground floor contained the nursery, dining-room, pantry and servants' room; the upper floor the bedrooms and the master's study. In the mid-nineteenth century the interior of a dacha resembled an urban apartment, but rocking-chairs, wicker armchairs, “hunter's sideboards” and porcelain oilfired stoves were already making their appearances. Gradually the dacha style supplanted the urban one. A separate entrance from the yard led to a room for the storage of meat, wine and the cellar containing

«Станция Царскосельской железной дороги в Петербурге (1837 год)». С картины Николая Самокиша. Около 1900 года. В датировке художник ошибся: изображенный им вокзал был построен в 1851 году по проекту архитектора Константина Тона. The Station of the Tsarskoye Selo Railway in St Petersburg (1837). From a painting by Nikolai Samokish. Circa 1900. The artist was mistaken in the date he gave to the station building — it was actually built in 1851 to the design of Konstantin Thon.

Традиции / t raditions

Dacha_2.qxd

8/22/08

16:15

Page 122

изящными лестницами, спускавшимися прямо к берегу озера или реки, где располагались собственные пристани с яхтами и лодками. Такой дом ставили на самом возвышенном месте, чтобы было как можно больше света и солнца. На первом этаже располагались детская, столовая, буфетная и комната для прислуги. На втором этаже находились спальни и кабинет хозяина.

стиль вытеснил городской. Отдельный вход со двора вел в комнату для хранения мяса, вина и домашний погреб с копченостями. Двор окружали кладовые для овощей, ледник, курятник, чуть поодаль стояла баня с прачечной. В глубине устраивали огород и разбивали сад с беседкой, дарившей в непогоду укрытие, а в жару — прохладу. Иногда хозяин дачи занимался на отдыхе сочинительством.

его ожидал сюрприз: вместо прекрасной незнакомки он встретил там брата своей жены, который не собирался покидать уютное место, утверждая, что обдумывает некое сочинение… В результате свидание так и не состоялось. Мрачные, рассорившиеся родственники вернулись домой. Но здесь обоих ждал второй сюрприз: оказывается, все подстроила жена дачника. Ей нужно было всего лишь помыть полы, и она придумала, как выдворить своих ленивцев из дома — отправила обоих «на свидание» в беседку. Дачный быт отличался от городского: чиновник менял мундир и фуражку на легкий летний костюм и соломенную шляпу, а купец надевал туфли и полотняную

Слева. «Павильон княгини Долгорукой на Каменном острове». С картины Н. Серраприолы. Left. Princess Dolgorukaya's Pavilion on Kamenny Island. From a painting by N. Serrapriola Дача Петра Дурново на Полюстровской набережной. Фотография 1880-х годов.

Ниже. «У товарища за самоваром. В Петергофе (комната художника Клюквина)». С картины Ивана Клюквина. 1837 год.

Справа. Пристань у дачи Дурново. Фотография 1880-х годов. Piotr Durnovo's dacha on Poliustriovo Embankment. 1880s photograph. Right. The landing-stage at Durnovo's dacha. 1880s photograph.

122

В середине XIX века интерьер дачного дома напоминал городской, но уже появлялись кресла-качалки, плетеные кресла, «охотничьи буфеты», фарфоровые керосинки. И постепенно дачный

smoked foods. The yard was surrounded by vegetable stores, an ice-house and a henhouse, while the bathhouse and laundry would be placed a little way off. In the depths of the plot a vegetable plot would be laid out as well as a decorative garden with a summerhouse that gave shelter in bad weather and shade in the heat. There were public summerhouses as well as private ones: in gardens, parks and on the banks of rivers — places where holidaymakers liked to stroll. The most secluded became settings for romantic trysts. Anton Chekhov described one such rendezvous. A bored dachnik once received an anonymous love letter. He could not believe his luck. A surprise awaited him in the bower, though: instead of a beautiful stranger, he found his brother-in-law firmly ensconced in the cosy spot, claiming to be composing a work of fiction. As a result, the assignation never took place; the two men quarrelled and returned home gloomily. But there a further surprise awaited them both: the poetic billetdoux had been written by the dachnik's wife. She had needed to wash the floors and could think of no other way to persuade her

Right. At a Friend's by the Samovar. In Peterhof (the Room of the Artist Kliukvin). From an 1837 painting by Ivan Kliukvin.

123

Тогда он устраивал в беседке чтения вслух — ожидающим ужина гостям приходилось безропотно выслушивать его творения. Однако крупные чиновники на отдыхе не забывали о своих обязанностях: утренним поездом к ним приезжали из присутствия с бумагами на подпись. Беседки были не только частные, но и общественные: в саду, парке, на берегу реки — там, где отдыхающие любили прогуливаться. Самые укромные служили местом для романтических свиданий. Об одном таком «свидании» писал Антон Чехов. Однажды скучающий дачник получил анонимное любовное письмо. Он не мог поверить своему везению… В беседке

Дача в Полюстрове (ныне Свердловская набережная, 22) принадлежала члену Государственного Совета Петру Дурново. После 1917 года это здание занимали различные организации, пока там не разместился клуб объединения «Ленинградский Металлический завод». The dacha in Poliustrovo (now 22, Sverdlov Embankment) belonged to Piotr Durnovo, a member of the State Council. After 1917 the building was occupied by various organizations before it became home to the club of the Leningrad Metal Works.

idle menfolk to leave the house than to invent dates for them at the summerhouse. Dacha pastimes differed from those in the city. Holidaymakers took part in amateur dramatics and concerts, painted landscapes, strolled in the forest, gathered flowers, berries and mushrooms, netted crayfish, went angling and boating. Sunbathing was not customary; lying on the side of a lake even in very concealing bathing-dress was considered the height of indecency. People bathed in rivers and lakes only in special constructions that were like little canvas (less often wooden) houses without roofs.

Интерьер дачного дома отличался рациональностью и простотой: каждый предмет на своем месте, никаких излишеств и помпезности. С акварели неизвестного художника. 1837—1842 годы. The interior of a dacha house was marked by rationality and simplicity: every object in its place, nothing superfluous or pompous. From a watercolour by an unknown artist. 1837—42.

Convenient steps with a reliable handrail led down into the water. The bottom of the bathing-hut was cleared of silt, levelled and covered with a thick layer of well-washed sand. The depth of the water inside was never more than a metre and a half. If their dachas were on the shore of the Gulf of Finland, the shallowness of the water meant people had to use special bathing-vehicle with high wheels and canvas curtains that drove out to the deeper water. Close by the public bathing-huts you would find boat stations, where you could hire a boat. At Shuvalovo people were permitted to fish in the Count's lakes, but that

Ниже. Дача графини Марии Клейнмихель, приобретенная в 1893 году с правом пользования земельным участком «сроком на 90 лет». Фотография Якова Штейнберга. 1920 год. Below. The dacha of Countess Maria Kleinmichel, acquired in 1893 with a 90-year leasehold on the land. 1920 photograph by Jakob Steinberg.

Традиции / t raditions

Dacha_2.qxd

8/22/08

16:15

«За чайным столом». С картины Константина Коровина. 1888 год. At the Tea-Table. From an 1888 painting by Konstantin Korovin.

Page 124

сорочку вместо ситцевой косоворотки и сапог. Жены облачались в распашные капоты, а из дома выходили не в шляпе, а в тоненькой косыночке или кружевном фаншоне. Несмотря на некоторые летние вольности, носить халат, пижаму или капот считалось приличным только в пределах дачного участка.

Самовар-ваза. Медь. Середина XIX века. Самовар, исконно русское изобретение, был неизменным спутником дачной жизни. Для того чтобы вскипятить в нем воду, не нужно было разжигать огонь в плите.

124 pleasure cost one rouble per person for the duration of the summer season. Dachniki usually bought an angling permit from the porter at the railway station or else at Count Shuvalov's estate office. Women from middle-income families spent their days at the dacha looking after the house. The servants did not get a moment's peace either: besides the family, they would have to attend to a constant stream of visitors. And the supply situation was not always good: sometimes foods had to be specially ordered and brought from the city. The freedom of dacha life, coupled with the closeness of railway, lakes and forest, made it harder for parents to keep an eye on their children than in the city. Particularly troublesome were sons who would have to retake exams after the summer holidays. They had to literally be dragged by the hair to make them sit down to their books. Daughters also demanded attention: a young lady's outfits and surroundings had to accord with the family's status. And how was one to keep them from strolling on the railway platform? Young maidens dreamt of love and, of course, of dashing young Guardsmen.

A copper samovar-vase. Mid-19th century. The samovar, a Russian invention, was an invariable attribute of dacha life. You can boil water in it without having to light a stove.

Дачные занятия тоже отличались от городских. Отдыхающие участвовали в любительских спектаклях и концертах, писали пейзажи, гуляли в лесу, собирали цветы, ягоды, грибы, ловили раков, удили рыбу и катались на лодках. Загорать было не принято, лежать на берегу озера даже в довольно закрытых купальных костюмах считалось верхом непристойности. Купались в реках и озерах только в специальных купальнях, представляющих собой маленькие полотняные, реже деревянные домики без крыш. В воду вела удобная лестница с прочными перилами. Дно купальни очищали от ила, выравнивали и засыпали толстым слоем промытого песка. Глубина воды в купальнях не превышала полутора метров. Одежду оставляли на специальных деревянных мостках. Если дачи находились на берегу Финского залива, то из-за мелководья купающимся приходилось пользоваться специальными купальными кибитками на высоких колесах с полотняными стенками, которые заезжали на глубину. Кроме частных, были платные общественные купальни, где существовало строгое расписание для купания мужчин и женщин. Пользование купальней стоило дачникам от пяти до пятнадцати копеек, а желающим «абонироваться на весь летний сезон» обходилось от двух до пятнадцати рублей, в зависимости от величины семейства. Неподалеку от общественных купален находились лодочные станции. Там можно

Петр Пискарев и Людвиг Урлаб в своей книге «Милый старый Петербург» отмечали: «Любители рыбной ловли… находили свое удовольствие, пропадая на берегу или в лодке с утра до вечера, хотя результаты ловли иногда равнялись нулю».

125

было взять лодку на прокат. В Шувалове разрешалось рыбачить в графских озерах, но это удовольствие оплачивалось по одному рублю с человека за весь летний сезон. «Рыбачий абонемент» дачники обычно приобретали у швейцара железнодорожного вокзала или в конторе управления имением графа Шувалова. Однажды петербургская газета «Дачник» в разделе происшествий сообщила о курьезном случае: «На Третьем озере отставной поручик А. Ростовцев ловил рыбу. Поплавок резко ушел под воду. Поручик натянул леску и неожиданно свалился с лодки в воду. Он не умел плавать, стал тонуть, но был спасен братьями Андреевскими. Рыбу все же удалось вытащить из воды поблизости от одной из купален. Это оказалась щука весом около полутора пудов». Летние дни дачницы среднего достатка проводили в хлопотах по хозяйству. У прислуги же не было и свободной минуты: кроме семейства приходилось обслуживать неиссякаемую череду гостей. А снабжение не всегда было хорошим: порой продукты приходилось заказывать специально и привозить из города. Дачное раздолье, близость железной дороги, озер, леса делали присмотр родителей за детьми более хлопотным, чем в городе. Огорчения доставляли сыновья, ушедшие на летние каникулы с переэкзаменовками. Их буквально за волосы приходилось тащить к столу, чтобы усадить за

учебники. Дочери тоже требовали внимания: наряды барышень и их окружение должны были соответствовать положению семьи. А как удержать их от прогулок по перрону железнодорожного вокзала?.. Девицы грезили о любви и, конечно, о красавцах кавалергардах! Железная дорога еще не так давно появилась в Петербурге, и дачники любили встречать поезда, прогуливаться по платформе и разглядывать приезжих из города. На вокзале нередко случались самые неожиданные или курьезные истории. Вспоминаются чеховские «молодожены». Они мечтали после встречи поезда о приятном ужине вдвоем. Подходит поезд, раскрываются двери, и — о ужас! — из вагона выходит дядя с большим семейством, приехавшим погостить денька на

In Flowers. From a painting by Nikolai BogdanovBelsky. Early 20th century. Bogdanov-Belsky, a pupil of Vladimir Makovsky and Ilya Repin, recalled that “After Paris I became obsessed with plein-air painting. Air, figures in a landscape, light — that's what I devoted my attention to from 1905.”

«Рыбак. Финляндия». С картины Владимира Маковского, одного из организаторов Товарищества передвижных художественных выставок. 1899 год. Fisherman. Finland. From a painting by Vladimir Makovsky, one of the organizers of the Society for Itinerant Art Exhibitions. 1899.

In their book Dear Old Petersburg Piotr Piskarev and Ludwig Urlab noted that “keen anglers got their pleasure disappearing on the bank or in a boat from morning to evening, although their catch was sometimes non-existent.”

Слева. «Настурции». С картины Константина Коровина. 1888 год. В 1880-х годах Коровин создал ряд картин, которые впоследствии приобрели славу первых импрессионистических работ в России. Left. Nasturtiums. From an 1888 painting by Konstantin Korovin. In the 1880s Korovin created a series of paintings that later became famous as the first Impressionist works in Russia.

The dacha atmosphere was literally steamy with amorous adventures. In his 1887 book A Petersburg Summer, the journalist Vladimir Mikhnevich wrote: “Ozerki is, one might say, blooming with brides. In

«В цветах». С картины Николая БогдановаБельского. Начало ХХ века. Ученик Владимира Маковского и Ильи Репина, Богданов-Бельский вспоминал: «После Парижа я увлекся „пленэризмом“. Воздух, фигуры среди пейзажа, свет — вот чему с 1905 года я стал отдавать свое внимание».

pairs, hand in hand, or in groups they tirelessly do the rounds of the square all evening, delighting the eyes of the connoisseurs of beauty seated on the bench with their pretty faces, slender waists, light step and incredibly small feet in tiny shoes.” At the vokzal a military band was playing and the public enjoyed dancing both oldfashioned dances and the latest hits of the season. Everyone grew dizzy. Chambermaids made dates with generals' orderlies. The heads of households gave “sturgeon parties”. New acquaintanceships struck up at the dacha led to considerably more weddings in the summer months. The opening of the vokzal concert hall in Ozerki was the social event of the season. It was covered by all the capital's press. The newspaper Novoye Vremia informed its readers that “Friday, 1 July, saw the opening of the

musical vokzal 'Ozerki' near the Shuvalovo railway station, by the First and Second Lakes. The opening at Ozerki attracted over 2,000 local dachniki and visitors who travelled out from St Petersburg for the celebrations.” The happy event was also noted by the Sankt-Peterburgskiye Vedomosti: “The number

Традиции / t raditions

Dacha_2.qxd

126

8/22/08

16:15

Page 126

три-четыре. Мечта о тихом ужине развеялась, как дым уходящего поезда. Дачная атмосфера была буквально насыщена любовными похождениями. В 1887 году журналист Владимир Михневич в книге «Петербургское лето» писал: «Озерки, можно сказать, цветут невестами. Парами, под руку и группами они без устали весь вечер кружат по площадке, лаская взоры сидящих на скамейке ценителей красоты хорошенькими личиками, грациозными талиями, воздушной походкой и невероятно маленькими ножками в крохотных туфельках...» На вокзале играл военный оркестр, и публика с удовольствием танцевала как старомодные танцы, так и последние новинки сезона. Голова кружилась у всех. Горничные назначали свидания генеральским денщикам. Отцы семейств устраивали приемы «на осетрину»… Благодаря дачным знакомствам количество браков летом значительно увеличивалось. Открытие вокзала в Озерках было светским событием сезона. Об этом писала вся столичная пресса. Газета «Новое время» извещала своих читателей, что «в пятницу, 1 июля, произошло открытие музыкального вокзала Озерки, близ станции железной дороги Шувалово, у Первого и Второго озер… При открытии в Озерках собралось более 2000 человек местных дачников и гостей, приехавших на торжества из Петербурга».

of public entertainment establishments in the environs of St Petersburg is growing ever more with time… The Ozerki vokzal is a fairly small, but quite fine building of light wooden construction. The concert hall extends through two floors with balconies. It can accommodate a fairly small number, no more than 400 people. It is elegantly and tastefully decorated. Besides the hall, the building contains a decently-kept restaurant: a good buffet, marble tables, quite luxurious tableware, but on the other hand the prices of the dishes and drinks are almost fantastically high.” An orchestra played in the concert hall three evenings a week: on Wednesdays, Saturdays and Sundays. Before the start of a show or concert, cleaners carefully swept the area around the vokzal and the garden paths. The pleasure garden was usually opened to the public at 6 p.m. A military brass band sat and played in the bandstand every evening. When there was a show or a performance by the symphony orchestra, the less grand public and local dachniki were the first to appear. Later, the capital's “smart set” arrived from

Приятное событие отметили и «СанктПетербургские ведомости»: «Число общественных увеселительных заведений в окрестностях Петербурга с течением времени возрастает все более и более… Озерковский вокзал представляет собою небольшое, но довольно изящное здание легкой деревянной постройки. Концертный зал двухэтажный, с хорами; он может вмещать в себя незначительное число публики, не более 400 человек, отделан изящно и со вкусом. Кроме зала в вокзале

Слева. Озерки. Общественная купальня. Фотография начала XX века. Авторы книги «Милый старый Петербург» писали: «Купанье было на открытых пляжах и в закрытых купальнях. Надо отметить, что купальни очень безобразили местность, нарушая живописность пейзажа». Ниже. Кабинки для переодевания. Курорт. Фотография 1913 года. Left. A public bathing-hut at Ozerki. Early 20th-century photograph. The authors of Dear Old Petersburg wrote: “Bathing took place at open beaches and enclosed bathing-huts. It must be said that the bathing-huts greatly disfigured the area, destroying the picturesque quality of the landscape.” Below. Changing-huts at Kurort outside St Petersburg. 1913 photograph.

помещается ресторан, который содержится прилично: хороший буфет, мраморные столы, довольно роскошная сервировка, но зато дороговизна кушаньев и напитков чуть не баснословная». В концертном зале вокзала оркестр играл вечером три раза в неделю: по средам, субботам и воскресеньям.

кам сада, слушали духовую музыку, марши, классические оркестровые пьесы, мелодии из опер, балетных спектаклей и модные тогда в столице вальсы Иоганна Штрауса. Для дачников и постоянных жителей Озерков каждый вечер словно бы специально устраивался бесплатный спектакль. Они с удовольствием наблюдали за прибывающей на концерт публикой: красивыми дамами в дорогих платьях, украшенных драгоценностями, и огромных шляпах с пышными перьями; блестящими офицерами в парадной форме, элегантными мужчинами в черных фраках и смокингах, цилиндрах и котелках. Появление вокзала в Озерках стало радостным событием для дачников финляндского направления, но к тому времени уже существовали многие увеселительные сады с вокзалами. Самым известным и модным из них продолжал оставаться Павловский вокзал. Его успех был связан прежде всего с именем короля вальсов — Иоганном Штраусом. Маэстро приехал на один сезон 1856 года и задержался в Павловске на десять лет. Там звучали его прелестные вальсы, а сам маэстро пританцовывал со скрипкой или стоял за пультом с дирижерской палочкой. Фактически Павловск стал родиной такого понятия, как «садовая музыка». Близость летней императорской резиденции во многом определяла состав публики, более фешенебельной, чем в

as the waltzes of Johann Strauss that were then in vogue in the capital. For the dachniki and permanent inhabitants of Ozerki there was free entertainment every evening. They enjoyed watching the audience arrive for the concert: beautiful ladies in expensive dresses adorned with jewels and enormous hats with sumptuous feathers; dashing officers in dress uniform, elegant gentlemen in black tailcoats and dinner jackets, top hats and bowlers. The opening of the vokzal in Ozerki was a happy event for those with dachas in that direction, but by then there were already a large number of pleasure gardens and concert halls. The best known and most fashionable remained the vokzal at Pavlovsk. Its success was bound up first and foremost with the Waltz King, Johann Strauss. The maestro came for a single session in 1856 and stayed on in Pavlovsk for ten years. His delightful waltzes were played over and over, while the composer danced with his violin or stood at the desk with his conductor's baton. Effectively Pavlovsk became the home of what was known as “garden music”.

The proximity of the imperial summer residence determined to a large extent the make-up of the public — more fashionable than in Ozerki. The Pavlovsk vokzal was visited not just by dachniki but also by courtiers and even members of the imperial family. On Sundays and holidays people travelled out from the capital. The trains stopped almost at the doors of the concert hall. When completely packed, the Pavlovsk vokzal could hold up to 2,000 people. The concerts were free of charge and even the newspapers noted “the great importance of that circumstance is demonstrated by the example of Ozerki, if no other. However modest the charge made for entry to a concert, even 30 kopecks as is the case in Ozerki for season tickets, the public is not inclined to pay, particularly when they have to buy several tickets for a whole family.” At the start and end of the summer season balls were held in the Pavlovsk vokzal with an entry charge of one rouble. At the end-ofseason ball prizes were given for beauty and for the best dancing. As autumn approached the good weather ended. Heavy rains caused a lot of problems:

127 Мода на загар появилась в Европе только в начале XX века. До этого отдых на берегу водоема предполагал закрывающий тело костюм. Весьма кстати приходился и дамский зонтик от солнца. Открытка начала ХХ века. The fashion for tanned skin arrived in Europe only in the early twentieth century. Before that people relaxing by the water would dress to cover their bodies and ladies' parasols were in great use. Early 20th-century postcard.

St Petersburg by train, carriage and automobile. The impressive figure of a constable then took his post at the entrance to the park to see that order was maintained, to direct the flow of human traffic and send the carriages and cars to a special parking area. Before the performances and during the intervals, the audience strolled in procession around the garden, listening to brasband music, marches, classic orchestral works, tunes from opera and ballets, as well

Перед началом спектакля или концерта дворники тщательно подметали территорию музыкального вокзала и садовые дорожки. Для публики сад обычно открывался в 18 часов. В беседке рассаживались музыканты военного духового оркестра, игравшие здесь каждый вечер. К началу спектакля или выступлению симфонического оркестра первыми подходили более скромная публика и местные дачники. Позже из Петербурга поездом, а также в экипажах и автомобилях в музыкальный вокзал приезжала «шикарная» столичная публика. Тогда у входа в сад «Озерки» появлялась внушительная фигура городового, наблюдавшего за порядком, регулировавшего движение людских потоков и размещавшего на специальной стоянке конные экипажи и автомобили. Перед началом представлений и в антрактах зрители вереницей прогуливались по дорож-

Сестрорецкий курорт. Фотография Карла Буллы 1900-х годов. На мелководье Финского залива использовались специальные полотняные кибитки-купальни, доставлявшие желающих окунуться до глубокого места. The resort of Sestroretsk. Early 1900s photograph by Karl Bulla. In the shallow Gulf of Finland special wheeled bathingvehicle were used to deliver bathers to deeper water.

Традиции / t raditions

Dacha_2.qxd

128

8/22/08

16:15

Page 128

Озерках. В Павловском вокзале бывали не только дачники, но и придворные и даже августейшие особы. По праздникам и воскресеньям приезжала столичная публика, поезд останавливался почти у самых дверей концертного зала. Павловский вокзал, заполненный до отказа, вмещал до двух тысяч человек. Концерты были бесплатными, и даже в газетах отмечалось, «как важно последнее обстоятельство — показывает хотя бы пример Озерков. Какая бы скромная плата ни была назначена за вход на концерт, хотя бы 30 копеек, как это делается в Озерках по абонементным билетам, публика не расположена платить, в особенности когда приходится брать несколько билетов для целой семьи». В начале и в конце летнего сезона в Павловском вокзале устраивали балы, вход стоил один рубль. На последнем балу вручали призы за красоту и лучшее исполнение танцев. К осени погода портилась. Проливные дожди причиняли немало неприятностей: железнодорожные рельсы заливало водой, лошади вязли в грязи. Крыши на дачах протекали. Миски, тарелки, супницы, ведра, корыта — всё расставляли по столам, креслам и кроватям. Жизнь дачников становилась невыносимой! В газете «Новое время» в 1877 году сообщалось, что вследствие ливня не явились со своей продукцией булочник и мясники-разносчики. Газета даже опубликовала анекдот:

«— Куда это вы, Иван Иванович, со спасательным кругом? — К себе на дачу, в Озерки!» В октябре дачный сезон приближался к концу. Часть вещей прятали на чердаках, заколачивали ставни, на подводах увозили с собой серебряную посуду, картины и дорогие иконы. Наливки, грибы, сало и вяленую рыбу оставляли в погребе на случай внезапного возвращения, а повод находился нередко: то хозяин дачи устраивал дружескую вечеринку с товарищами по департаменту, то повзрослевшие и жаждавшие самостоятельности дети отправлялись туда провести денек-другой. А столичные дома в преддверии зимы наполнялись людьми, чью жизнь в городе скрашивали воспоминания о беззаботном летнем отдыхе.

В позапрошлом столетии общественный парк был местом, предназначенным для отдыха, прогулок в роскошных экипажах, интимных встреч и деловых свиданий. Здесь собиралась изысканная публика; ведя неспешную беседу, блестящие красавицы прогуливались под ручку со светскими львами. С картины неизвестного художника XIX века. Ниже. «Музыкальный вечер в Павловском вокзале». С рисунка Е. Самокиш-Гулковской. 1862 год. In the nineteenth century a public park was a place for relaxation, rides in luxurious carriages, trysts and business meetings. They attracted a refined public that conversed unhurriedly, while dazzling beauties strolled on the arms of society beaus. From a painting by an unknown 19th-century artist. Below. A Musical Soiree at the Vokzal in Pavlovsk. From a drawing by Ye. SamokishGulkovskaya. 1862.

railways became covered with water, horses floundered in mud, roofs began to leak. Dacha life turned into a tragedy. In 1877 Novoye Vremia reported that heavy downpours had prevented the bakers and butchers from delivering their wares. The newspaper even published a joke on the subject: “Where are you going with that lifebelt, Ivan Ivanovich?” “I'm off to my dacha in Ozerki.” By October the dacha season was drawing to a close. Part of the furnishings were hidden away in the attics, the windows were shuttered up and the silverware, paintings and precious icons taken back to the city on Авторы книги «Из жизни Петербурга 1890-—1910-х годов» Дмитcarts. Liqueurs, mushrooms, pork-fat and рий Засосов и Владимир Пызин писали о Павловске: «…сюда на dried fish were left in the cellar in the event лето съезжалось много дачников и в собственные виллы, и в скромof an unexpected return, and that was not a ные наемные дачки… По вечерам приезжало много петербуржцев rare occurrence: a dacha owner might „на музыку“. Главной притягательной силой Павловска были вокзал throw a party for his departmental colleagues or children eager for a bit of indeс концертным залом и великолепный парк». pendence perhaps spend a couple of days Dmitry Zasosov and Vladimir Pyzin wrote of Pavlovsk in their book From there. St Petersburg Life 1890s—1910s: “Many dachniki travelled here for the As winter approached, the apartment summer, both to their own villas and to modest rented dachas… In the houses of the capital filled up with people evenings many Petersburgers arrived 'for the music'. The chief attractions of whose city lives were brightened by memoPavlovsk were the vokzal with its concert hall and the magnificent park.” ries of a carefree summer.