2/19/09
15:08
Page 8
Событие / e vent
bagration.qxd
the return of a memory
Итоги первого этапа конкурса были объявлены на пресс-конференции, прошедшей в Резиденции Талион Шереметевский дворец. На вопросы журналистов отвечали Альберт Чаркин, Михаил Пиотровский, Сергей Тарасов, Александр Ебралидзе и Александр Марголис. The results of the first stage of the competition were announced at a press conference held in the Residence Taleon Sheremetev Palace. Journalists’ questions were answered by Albert Charkin, Mikhail Piotrovsky, Sergei Tarasov, Alexander Ebralidze and Alexander Margolis.
В конце января были подведены итоги первого этапа конкурса на лучший памятник герою войны 1812 года генералу от инфантерии Петру Ивановичу Багратиону. Конкурсная комиссия под председательством члена Совета Федерации Федерального Собрания РФ Сергея Тарасова не только отобрала четыре лучших проекта для участия во втором туре конкурса, но и окончательно утвердила место, где будет расположен памятник. Им стал безымянный пока сквер между зданием Театра юного зрителя и набережной Обводного канала.
михаил северов
Возвращение памяти
9
многофигурные композиции, изображающие Багратиона в окружении русских воинов. «Очень приятно отметить высокий уровень представленных на конкурс работ, — сказал член конкурсной комиссии председатель Санкт-Петербургского отделения Союза художников Альберт Чаркин. — Очень трудно определить бесспорного фаворита, резко выделяющегося на фоне остальных работ. Многие проекты выполнены просто блестяще». После долгих дискуссий комиссия пришла к решению ограничиться рассмотрением только пеших памятников. «Мы исходили из того, что имя Багратиона стоит в одном ряду с Барклаем де Толли и Кутузовым, — пояснил Сергей Тарасов. — Появление в Петербурге памятника Багратиону восстанавливает историческую справедливость, поэтому и по размерам и по духу он должен соответствовать монументам у Казанского собора». Кроме того, как отметил директор Государственного Эрмитажа Михаил Пиотровский, пеший монумент более соответствует сложившейся в Петербурге традиции. Ведь конные памятники в нашем городе устанавливались, как правило, императорам
Выше. Член конкурсной комиссии директор Государственного Эрмитажа Михаил Пиотровский знакомится с проектами, представленными в Выставочном центре Санкт-Петербургского отделения Союза художников. Above. The Director of the State Hermitage, Mikhail Piotrovsky, one of the competition committee members, examining the projects on display at the Exhibition Centre of the St Petersburg branch of the Artists’ Union.
михаил северов
8
На суд комиссии было представлено более тридцати проектов. Желающие могли осмотреть их в Выставочном центре Санкт-Петербургского отделения Союза художников России. Значительную часть экспозиции составили конные монументы и пешие фигуры прославленного полководца. Представлены были также бюсты, несколько сидящих фигур и
At the end of January the first stage of the competition for the best monument to one of the heroes of 1812, Infantry General Piotr Ivanovich Bagration, was completed. The competition committee chaired by member of the Council of Federation of the Federal Assembly of the RF Sergei Tarasov not only selected the best four designs that will go through to the second round, but also conclusively determined the site for the future monument. It is the as yet nameless garden between the Young Spectators’ Theatre and the embankment of Obvodny Canal.
Выше. Более тридцати проектов памятника Петру Багратиону было представлено на суд общественности в Выставочном центре на Большой Морской, 38. Слева. Проекты памятника с использованием батальных сцен не нашли поддержки у членов конкурсной комиссии. Above. Over thirty designs for the monument to Piotr Bagration were put on public display in the Exhibition Centre at 38, Bolshaya Morskaya Street. Left. Designs that incorporated battle scenes failed to win the support of members of the competition committee.
михаил северов
More than thirty designs were submitted for consideration. Anyone who likes can see them on display in the Exhibition Centre of the St Petersburg section of the Artist’s Union. A fair proportion were equestrian statues or standing figures of the celebrated military commander. There were also busts, a few seated figures and multi-figure compositions depicting Bagration surrounded by Russian soldiers.
Page 10
михаил северов
10
“I am pleased to be able to note the high standard of works entered for the competition,” said Albert Charkin, a member of the competition committee and chairman of the St Petersburg Union of Artists. “It is very hard to identify a clear favourite that would stand out sharply from the others. Many of the designs are quite superb.” After long discussion, the committee reached a decision to consider only dismounted monuments. “We started from the position that the name of Bagration stands on a par with Barclay de Tolly and Kutuzov,” Sergei Tarasov explained. “The appearance of a monument to Bagration in St Petersburg will be a restoration of historical justice and therefore in both size and spirit it should be commensurate with the monuments by the Kazan Cathedral.” Besides, as Hermitage Director Mikhail Piotrovsky
Второй этап конкурса пройдет в мае нынешнего года. К этому времени на суд комиссии должны быть представлены доработанные — с учетом замечаний — модели памятников высотой около одного метра, а также скульптурный портрет Петра Багратиона — для оценки степени сходства с прижизненными изображениями героя. Предполагается, что высота памятника будет составлять четыре метра, такого же размера должен быть и строгий классический пьедестал. То, что место для монумента утверждено окончательно, заставит авторов внести коррективы в предложенные проекты. На первом этапе архитекторам была предоставлена некоторая степень свободы в выборе места. Территория бывшего Семеновского плаца, определенная в качестве места для установки памятника, простиралась некогда от Загородного проспекта до Обводного канала и от Рузовской до Звенигородской улицы. Поэтому среди поданных на конкурс проектов были, например, предложения установить монумент на углу улиц Марата и Звенигородской или в глубине сквера, расположенного слева от Театра юного зрителя, рядом с будущим наземным павильоном станции метро «Звенигородская».
Владислав Маслов, Георгий Кожин и Владислав Валовень единственные, кто предложил сразу два варианта памятника: пеший и конный. Конкурсная комиссия отдала предпочтение первому. Левее. Владислав Валовень и Георгий Кожин (справа) на церемонии награждения. Vladislav Maslov, Georgy Kozhin and Vladislav Valoven were the only team to submit two versions of the monument: on foot and on horseback. The competition committee preferred the nonequestrian project. Far left. Vladislav Valoven and Georgy Kozhin (right) at the awards ceremony.
noted, a standing statue is more in accordance with established St Petersburg tradition. The equestrian monuments in this city have, as a rule, been erected to emperors or those who might be equated with them, such as Prince Alexander Nevsky. The winners of the first stage of the competition are four creative teams, each headed by a sculptor: Nikolai Antsiferov (in collaboration with the sculptor Oleg Kluyev and the architect Victor Engelke), Vladislav Maslov (with architects Vladislav Valoven and Georgy Kozhin), Jan Neumann (with
Ниже. Работа над скульптурой нелегко далась Владиславу Маслову. По его словам, только ночное озарение помогло создать верный образ прославленного военачальника. Below. Vladislav Maslov had a hard time working on the sculpture. He says that only a flash of night-time inspiration enabled him to produce a true image of the celebrated military commander.
11 Николай Анциферов и Виктор Энгельке (справа) уверены, что место, выбранное для установки памятника, ставит перед победителями первого тура непростую задачу. Монумент будет ориентирован на север. Значит, в ясный день, когда солнце находится за фигурой героя, внимание должен привлекать силуэт памятника, а в пасмурный — детали портрета. Слева. Проект памятника, предложенный Николаем Анциферовым.
Имена трех полководцев стали символами героической победы русского народа в Отечественной войне 1812 года. Двум из них — Кутузову и Барклаю де Толли — установлены памятники у Казанского собора. Появление памятника Петру Багратиону на Семеновском плацу восстановит историческую справедливость. The names of the three commanders became symbols of the Russian people’s heroic victory in the 1812 war. Two – Kutuzov and Barclay de Tolly – have monuments by the Kazan Cathedral. The appearance of a monument to Bagration on the Semionovsky regimental parade ground will be a restoration of historical justice.
Теперь точка расположения памятника определена совершенно конкретно. Она находится на оси Гороховой улицы, примерно посередине между зданием Театра юного зрителя и набережной Обводного канала. Сейчас здесь разбит безымянный сквер. Его центр и станет местом, где будет увековечена память о прославленном полководце. «Южная часть бывшего Семеновского плаца идеально подходит для установки памятника, — считает член конкурсной комиссии генеральный директор Международного благотворительного фонда спасения Петербурга—Ленинграда Александр Марголис. — Здесь стояли гвардейские полки, участвовавшие в войне
дмитрий кощеев
или тем, кто может встать с ними в один ряд, например князю Александру Невскому. Победителями первого этапа конкурса стали четыре творческих коллектива, которые возглавили скульпторы: Николай Анциферов (соавторы — скульптор Олег Клюев и архитектор Виктор Энгельке), Владислав Маслов (архитекторы Владислав Валовень и Георгий Кожин), Ян Нейман (скульптор Ниязмурат Аннануров и архитектор Геннадий Челбогашев) и Марлен Цхададзе (скульптор Антон Иванов, архитектор Вячеслав Бухаев). Каждому коллективу—лауреату первого тура была вручена денежная премия в размере 100 тысяч рублей.
дмитрий кощеев
15:08
дмитрий кощеев
2/19/09
дмитрий кощеев
Событие / e vent
bagration.qxd
Nikolai Antsiferov and Victor Engelke (right) are convinced that the chosen site for the monument will present the first-round winners with no easy task. The monument will be oriented to the north. That means that on a clear day, when the sun is behind the hero’s figure, the general lines of the monument should catch the eye, while on a cloudy day it should be the portrait details. Left. The design proposed by Nikolai Antsiferov.
sculptor Niyaz Annanurov and architect Gennady Chelbogashev) and Marlen Tskhadadze (with sculptor Anton Ivanov and architect Viacheslav Bukhayev). Each team has been awarded a monetary prize of 100,000 roubles. The second stage of the competition will take place in May this year. By that time, the teams have to present for the committee’s consideration worked-up models around a metre in height that take account of first-
15:08
Page 12
1812 года. Отсюда они уходили в походы. Здесь квартировал и егерский полк, шефом которого был Багратион. К сожалению, сегодня это пространство полностью утратило смысловую связь с русской воинской славой. Появление здесь памятника герою войны 1812 года вернет этому месту историческую память». О военной славе России напоминает и находящийся в этой части плаца один из самых известных институтов военно-промышленного комплекса — ЦКБ «Рубин». Другие же здания, расположенные рядом со сквером, в будущем, возможно, будут реконструированы. Конечно, такие масштабные преобразования — дело отдаленного будущего. Однако они неизбежны, и при новом строительстве или реконструк-
Ниже. Проект памятника, предложенный Марленом Цхададзе. Одно из замечаний конкурсной комиссии касалось постамента. Он должен быть выполнен в классическом стиле.
12
round comments and also a sculptural portrait of Piotr Bagration, for an assessment of its resemblance to likenesses made in the hero’s lifetime. It is proposed that the monument will be about four metres tall and will stand on an austere Classical pedestal of the same height. The fact that the final decision on where the monument is to be sited has now been taken will also require the teams to correct their initial designs. In the first round the architects were given a certain degree of freedom in the choice of site. The former Semionovsky regimental parade ground that was chosen as a suitable location for the monument once extended from Zagorodny Prospekt to Obvodny Canal and from Ruzovskaya Street to Zvenigorodskaya. Therefore the projects submitted included, for example, proposals to set up the monument on the corner of Marat Street and Zvenigorodskaya, or in the depths of the garden to the left of the Young Spectators’ Theatre, next to the planned above-ground entrance hall for the Zvenigorodskaya Metro station. Now the site of the monument has been fixed quite specifically. It is on the axis
Answering journalists’ questions Alexander Ebralidze, Taleon’s managing director, said: “I want to thank the representatives of the St Petersburg administration and the community who are involved in the realization of this project. The first stage is over. But the full-stop will only be placed when we see the monument to Piotr Ivanovich Bagration on the Semionovsky Parade Ground. We shall certainly do everything possible to make that place a reminder of our country’s great historical past, of the glory of Russian arms…” of Gorokhovaya Street, roughly halfway between the Young Spectators’ Theatre and the Obvodny Canal embankment. At present a small public garden exists there. Its centre is to be the place where the memory of the great general will be perpetuated. “The southern part of the former Semionovsky regimental parade ground is ideally suited as the location for a monument,”
Отвечая на вопросы журналистов, генеральный директор ОАО «Талион» Александр Ебралидзе сказал: «Хочу поблагодарить представителей правительства Санкт-Петербурга и общественности города, которые участвуют в реализации этого проекта. Первый этап пройден. Но точка будет поставлена только тогда, когда мы увидим памятник Петру Ивановичу Багратиону на Семеновском плацу. Мы обязательно сделаем все возможное, чтобы это место напоминало о великом историческом прошлом нашей страны, о славе российского оружия…
дмитрий кощеев
михаил северов
михаил северов
Below. The monument proposed by Marlen Tskhadadze. One of the committee’s comments concerned the pedestal: it should be in a classical style.
ции старых зданий архитекторам придется считаться с памятником Петру Багратиону. Он станет своеобразной точкой отсчета для нового пространственного решения южной части Семеновского плаца. Установка памятника неизбежно поднимает и вопрос топонимического характера. Площадь, расположенная за Театром юного зрителя, сегодня не имеет имени, и в ближайшее время Топонимическая комиссия Санкт-Петербурга обсудит этот вопрос. Одним из логичных вариантов было бы возвращение этому месту названия «Семеновский плац». Так что, возможно, уже совсем скоро, назначая свидания, петербуржцы будут говорить: «На Семеновском плацу, у памятника Багратиону».
13 Альберт Чаркин (слева) вручает денежную премию конкурса Яну Нейману и Ниязмурату Аннанурову.
Проект Марлена Цхададзе, Вячеслава Бухаева и Антона Иванова (на фото выше) предусматривал установку памятника полководцу Багратиону на углу улиц Марата и Звенигородской. Теперь их творческому коллективу будет необходимо вписать его в пространство сквера за Театром юного зрителя.
Левее. Проект памятника, предложенный Яном Нейманом. Albert Charkin (left) handing the monetary prize to Jan Neumann and Niyazmurat Annanurov.
The project by Marlen Tskhadadze, Viacheslav Bukhayev and Anton Ivanov (on the photo above) envisaged the placing of the monument to Bagration on the corner of Marat Street and Zvenigorodskaya. Now the team will have to fit it into the garden behind the Young Spectators’ Theatre.
Far left. The design proposed by Jan Neumann.
дмитрий кощеев
2/19/09
Событие / e vent
bagration.qxd
opined Alexander Margolis, Managing Director of the International Charitable Foundation for the Rescue of St PetersburgLeningrad and a member of the competition committee. “The Guards regiments stationed here participated in the 1812 war. From here they set off on their campaigns. This was also the quarters of the Chasseur Regiment, whose honorary colonel Bagration was. Sadly today the area has completely lost its association with Russian military glory. The appearance here of a monument to one of the heroes of 1812 will return historical memory to this place.” The installation of a monument will inevitably raise a question of a toponymical character. The square behind the Young Spectators’ Theatre has no name at present and in the near future the St Petersburg Toponymical Committee will discuss the issue. One of the logical solutions would be to give the area back the name “Semionovsky Parade Ground”. So it is quite possible that very soon Petersburgers will arrange to meet each other “on the Semionovsky Parade Ground by the monument to Bagration”.
Историческая прогулка / a stroll
trough history
Speranskij1.qxd
2/19/09
15:11
Page 14
Бриллиант российской государственности
Игорь ГРЕЧИН / by Igor GRECHIN
a russian master of statecraft
15
14
«Панорама Невского проспекта. Правая сторона. Фрагмент — от Мойки до Большой Морской». Раскрашенная литография Петра Иванова по рисунку Василия Садовникова. 1835 год.
A Panorama of Nevsky Prospekt. The Right Side. Detail from the Moika to Bolshaya Morskaya Street. Tinted lithograph by Piotr Ivanov from a drawing by Vasily Sadovnikov. 1835.
— Михайло Сперанский? Из семинарии? Проси, — кивнул князь Алексей Куракин своему камердинеру. Вскоре в кабинет князя вошел бледный худощавый юноша в партикулярном, слегка поношенном сюртуке и торопливо представился. Он старался держаться с достоинством, но Куракин искушенным взглядом царедворца сразу отметил, что тот чувствует себя неловко в роскошных апартаментах.«Попович… провинциал», — мысленно поморщился князь, но вслух, улыбаясь, произнес: — Очень рад, очень рад. О вас очень хорошо отзывался его преосвященство митрополит Гавриил… Надеюсь, вы можете уделить мне сегодняшний вечер, чтобы я воочию убедился в ваших талантах? Юноша кивнул и сел в предложенное ему кресло. «Он немногословен», — отметил про себя князь и сразу перешел к делу: — Я бы хотел, чтобы вы составили для меня к завтрашнему дню несколько писем, суть которых объясню вкратце…
“Mikhailo Speransky? From the seminary? Send him in.” Prince Alexei Kurakin nodded to his valet. Soon a pale skinny youth in a slightly worn civilian frock-coat entered the Prince's study and hastily introduced himself. He tried to maintain his dignity, but Kurakin's sophisticated courtier's eye detected the awkwardness his visitor felt in such luxurious surroundings. “A priest's son and a provincial,” the Prince thought to himself with an inward sneer, but he smiled and said aloud: “I'm very glad to meet you. His Eminence Metropolitan Gavriil speaks very highly of you… I hope that you can spare me this evening so that I can convince myself of your talents?” The young man nodded and sat down in the armchair offered to him. “A man of few words,” the Prince said to himself and immediately got down to business: “I would like you to draw up for me by tomorrow a few letters, the purport of which I shall explain in brief…”
Через час юношу провели в приготовленную для него комнату, где он сразу же сел за стол и взял в руки перо. А князь направился к себе в спальню: за окнами его особняка уже сгущалась петербургская ночь. Ранним утром, сидя у себя в кабинете, Алексей Борисович с удивлением читал виртуозно написанные письма. — Этот человек, вне всякого сомнения, должен стать моим секретарем, — пробормотал князь и осведомился, где юноша. — Они извинились и ушли-с уже за полночь, — услышал он в ответ. Тропой бескорыстного знания В то самое утро Михаил Сперанский вряд ли подозревал, насколько перевернет его жизнь знакомство с князем Алексеем Куракиным, владельцем роскошного дома на углу Невского и набережной Мойки. Не догадывался будущий «великий реформатор» и о том, что во флигеле этого дома на Большой Морской он проведет вместе со своей женой счастливейший год в своей жизни… Биографы Сперанского любят рисовать детство своего героя в пасторально-идиллических тонах. Действительно, он появился на свет в семье священника села Черкутино Владимирской губернии, правда, священника «благочинного», то есть осуществлявшего надзор за духовенством своего округа, а следовательно, стоящего в церковной иерархии выше простого
An hour later the visitor was conducted to a room already prepared for him, where he immediately sat down at the desk and took up a pen. The Prince headed for his bedroom: the St Petersburg night was already falling outside the windows of his mansion. Early the next morning, back in his study, Alexei Borisovich read through the superbly worded letters with growing astonishment. “I simply must have the man for my secretary,” the Prince muttered and inquired after his visitor. “He excused himself and left when it was gone midnight,” came the reply. The Path of Selfless Knowledge That morning Mikhail Speransky can hardly have suspected how much his life would be changed by his encounter with Prince Alexei Kurakin, the owner of the
Выше. Михаил Сперанский. Портрет работы Павла Иванова. 1806 год.
Above. Mikhail Speransky. Portrait by Pavel Ivanov. 1806.
Историческая прогулка / a stroll
trough history
Speranskij1.qxd
16
2/19/09
15:11
Page 16
сельского батюшки, чьи доходы ограничивались разве что церковными «требами», которые крестьяне обычно оплачивали продуктами, да тем, что приносило собственное хозяйство. С самого рождения Миша был ребенком болезненным и слабым, но зато выучился грамоте едва ли не с пеленок и мало-помалу, но вскоре прочитал все хранившиеся в семье духовные книги — других в то время и быть не могло. Когда мальчику было шесть лет, в Черкутино приехали владелец поместья Николай Салтыков, который в те годы являлся гофмейстером двора наследника престола Павла Петровича, а позже стал воспитателем его сыновей, и протоиерей Андрей Самборский, будущий духовник великих князей Александра и Константина. Самборскому понравился не по годам смышленый мальчишка, и протоиерей — в шутку, разумеется, — пригласил его к себе в Петербург. И спустя годы Михаил не только воспользовался этим приглашением, но и познакомился в доме Самборского со своей великой любовью… Но все это ждало мальчика в далеком будущем, а до этого ему предстояли годы учебы, сначала — во Владимирской семинарии (при зачислении туда муж его тетки Матвей Богословский и «выбрал» ему фамилию от латинского глагола «spero, sperare» — «уповать, надеяться», ибо своей тогда у семьи не было). В 1788 году семи-
splendid house on the corner of Nevsky Prospekt and the Moika Embankment. The future “great reformer” cannot have guessed either that he would spend the happiest year of his life in the wing of that house on Bolshaya Morskaya Street together with his wife. Speransky's biographers like to paint their subject's childhood in idyllic pastoral tones. The boy was indeed born into the family of the village priest of Cherkutino in Vladimir province and was weak and sickly from the start. On the other hand he was barely out of the cradle when he learnt to read and one by one he quite quickly worked his way through all the religious books the family possessed (at that time there could have been no others). When the boy was six years old, the local estate-owner visited Cherkutino. Nikolai Saltykov, who was then the steward of the household of Grand Duke Paul, the heir to the throne, brought with him Archpriest Andrei Samborsky, the future spiritual mentor of Grand Dukes Alexander and Konstantin. Samborsky took a liking to the precocious lad and — jokingly, of course — invited him to visit him in St Petersburg. Much later
Протоиерей Андрей Самборский много лет провел в Англии, изучая агрономию, и сопровождал цесаревича Павла Петровича во время путешествия по Западной Европе. Портрет работы Владимира Боровиковского. Конец 1790-х годов. Archpriest Andrei Samborsky spent many years in England studying agricultural science and accompanied the future Paul I during his travels in Western Europe. Portrait by Vladimir Borovikovsky. Late 1790s.
нарию перевели в Суздаль, но Михаил учился там недолго: его и еще нескольких подающих надежды юношей отправили в Петербург, в семинарию при АлександроНевском монастыре, где предполагалось готовить будущих преподавателей для епархиальных духовных училищ.
Великие князья Александр Павлович и Константин Павлович воспитывались в спартанском духе: они вставали рано, спали на жестких постелях, ели простую пищу. Портрет работы Ричарда Бромптона. 1781 год. Grand Dukes Alexander and Konstantin were brought up in a Spartan manner: they slept on hard beds, rose early and ate simple food. Portrait by Richard Brompton. 1781.
Об Александре I Михаил Сперанский однажды высказался так: «Все, что он делает, он делает наполовину. Он слишком слаб, чтобы управлять, и слишком силен, чтобы быть управляемым». Mikhail Speransky once said of Alexander I: “Everything he does, he does by halves. He is too weak to rule and too strong to be ruled.” Mikhail not only took up that invitation, but also found the love of his life in Samborsky's house. But that was still a long way off. Before that he had years of study at the Vladimir seminary (when he was enrolled there his uncle by marriage, Matvei Bogoslovsky, “choose” for him a surname derived from the Latin verb sperare — “to hope” — as up until then the family had not had one). In 1788 the seminary was moved to Suzdal, but Mikhail did not stay there long: along with a few other promising youngsters he was sent to St Petersburg, to the seminary attached to the Alexander Nevsky Monastery, where it was proposed to train future teachers for the diocesan theological colleges.
Right. Books by the preacher and statesman Feofan Prokopovich that were printed at the Alexander Nevsky Monastery: A word on the Feast of the Sainted Prince Alexander Nevsky (1720), First Lessons for a Boy and the Ecclesiastical Regulations (1723).
17
Уже тогда Сперанский сделал первую попытку оставить духовное поприще. В июне 1788 года он писал своему покровителю Самборскому: «В бывшей Владимирской семинарии окончил я философский курс. После вакации в Суздальской должен буду поступить в богословский класс; но мне желательно слушание богословия вместе с изучением французского языка и математическими заняться науками, коих в семинарии не преподают. <…> Охота к познанию сих наук убеждает меня из духовного училища перейти в Московский университет, но я уверен совершенно, что архипастырь мой сему желанию моему исполниться не дозволит…» Надо сказать, что по инициативе императрицы Екатерины II в Александро-Невской семинарии помимо богословских дисциплин весьма серьезное внимание уделялось математике и физике, французскому языку и «новым» философам, включая богоборцев Вольтера и Дидро. Сперанский вскоре стал лучшим среди студентов семинарии, и священноначалие даже доверило ему читать проповеди, в одной из которых в октябре 1791 года семинарист высказал весьма революционные для того времени мысли о власти и тирании, и даже прозрачно намекнул на сластолюбие и безудержный фаворитизм императрицы… Удивительный факт: смелые слова юноши отнюдь не перечеркнули его будущую
It should be noted that, on Empress Catherine II's initiative, besides theological subjects much attention was devoted in the Alexander Nevsky seminary to mathematics and physics, French and “modern” philosophy, including the ungodly Voltaire and Diderot. Speransky quickly became the best student at the seminary and the authorities even trusted him to preach sermons in one of which, in October 1791, the seminarist expressed ideas very radical for the time about power and tyranny and even unambiguously alluded to the Empress's voluptuousness and unbridled favouritism. Astonishingly the young man's bold words did not in the least hinder his progress. On the contrary, they made such an impression on Metropolitan Gavriil that he decided to keep the new graduate in the Alexander Nevsky seminary and give him a teaching post. At first Speransky taught mathematics, but soon he was asked to give courses in physics and rhetoric as well. His success as a teacher was so great that three years later he was additionally confirmed as a lecturer in philosophy and prefect of the
карьеру. Наоборот, они произвели на митрополита Гавриила такое впечатление, что он решил оставить юного выпускника в Александро-Невской семинарии и поручил ему преподавание. Сначала юношу определили учителем математики, а вскоре, помимо этого, поручили вести курсы физики и красноречия. Успехи Сперанского как преподавателя оказались столь велики, что спустя три года его дополнительно утвердили преподавателем философии и префектом столичной семинарии. А ведь ему тогда исполнилось всего двадцать три!
Рука самодержца и рука судьбы Молодой преподаватель не только читал лекции семинаристам, но и занялся литературой. К 1795 году им уже написаны сочинения: «О времени», «О пространстве», «О сложности», «Правила высшего красноречия». В журнале «Муза» в 1796 году публикуются его стихотворения — «Весна», «К дружбе».
Гавриил, митрополит Новгородский и СанктПетербургский, стал первым в истории архиереем, награжденным орденом Святого Апостола Андрея Первозванного — высшим орденом России. Портрет работы Алексея Антропова. 1774 год. Gavriil, Metropolitan of Novgorod and St Petersburg, became the first-ever clergyman to be awarded the Order of St Andrew the First-Called, Russia's highest decoration. Portrait by Alexei Antropov, 1774.
Выше. Монастырь Александро-Невской лавры. С цветной литографии неизвестного автора. 1820-е годы. Above. The Alexander Nevsky Monastery. From a colour lithograph by an unknown artist. 1820s.
capital's seminary. All that at the age of just twenty-three!
The Hand of the Autocrat and the Hand of Fate The young academic not only lectured to the seminarists; he was also a man of letters. By 1795 he had already written essays on Time, Space, Complexity and The Rules of Higher
Книги Феофана Прокоповича, напечатанные в типографии АлександроНевского монастыря: «Слово в День святого благоверного князя Александра Невского». 1720 год; «Первое учение отроком», «Духовный регламент». 1723 год.
Историческая прогулка / a stroll
trough history
Speranskij1.qxd
18
2/19/09
15:11
Page 18
В то время молодой преподаватель записывает в заветной тетради «Досуги»: «Мне кажется, философы суть люди, брошенные на неизвестный берег и рассыпавшиеся в разные стороны для обозрения страны. Несколько веков протекло, как они снимают чертежи поверхностей; но никто еще не дерзнул из них вскрыть череп и рассмотреть слой сего великого материка. Самые остроумнейшие из них делают только догадки, и самые основательнейшие собирают только опыты и явления…» Предложение князя Куракина стать его секретарем Сперанский принял с некоторыми колебаниями, хотя уже понимал и сам, что преподавательская деятельность отнюдь не соответствует его устремлениям и способностям. Он жаждал настоящего дела, и вскоре оно ему представилось. Куракин не поскупился на жалованье для нового секретаря, положив 400 рублей в год, и предоставил ему кров и стол в своем особняке, а взамен долгополого сюртука купил модную одежду. Впрочем, Сперанский, выполняя обещание, данное митрополиту Гавриилу, продолжал преподавать в семинарии. Смерть Екатерины и восшествие на престол Павла I привело князя Алексея Куракина к самым вершинам власти: он сразу же был пожалован в сенаторы, а спустя лишь несколько дней стал генерал-прокурором — фактически вторым лицом в империи. Число бумаг, которые приходилось готовить
Князь Алексей Куракин первым начал продвигать Сперанского по служебной лестнице. Портрет работы Августина Христиана Ритта. 1799 год. Prince Alexei Kurakin first set Speransky on his way up the career ladder. Portrait by Augustin Christian Ritt. 1799.
Сперанскому для своего патрона, резко возросло: о преподавании уже не могло быть и речи. Скрепя сердце митрополит дал разрешение для перехода в статскую службу, но его должен был утвердить обер-прокурор Синода. Дело грозило увязнуть в бюрократической машине, но тут помог случай. Павел I обратил внимание на ясность и прекрасный стиль документов, которые приносил ему Куракин, и однажды спросил: — Кто это у тебя так прекрасно сочиняет бумаги? Князь рассказал о Сперанском и о том, что пока не может перевести его в свою канцелярию из духовного ведомства. — А желает к тебе перейти на службу Сперанский? — спросил император. — Очень желает! — Так я объяснюсь с митрополитом и все это дело улажу к общему удовольствию и пользе… Воля самодержца — закон для подданных. Через много лет Сперанский вспоми-
Светлейший князь Петр Лопухин сменил на посту генерал-прокурора Алексея Куракина. Впоследствии Лопухин стал ярым противником реформ Сперанского. Портрет работы неизвестного художника середины XIX века. The Illustrious Prince Piotr Lopukhin replaced Kurakin as Procurator General. Later Lopukhin became a bitter opponent of Speransky's reforms. Portrait by an unknown mid-19thcentury artist.
Oratory. In 1796 the periodical Muza published his verses Spring and To Friendship. Speransky accepted Prince Kurakin's invitation to become his secretary with some vacillation, although he had already arrived at the understanding that a teaching life did not accord at all with his abilities and aspirations. He longed for a real cause and soon it presented itself. Kurakin was generous with his new secretary's wages and gave him board and lodging in his own mansion, but Speransky continued to teach at the seminary in keeping with a vow made to Metropolitan Gavriil. Catherine's death and Paul's accession to the throne brought Prince Alexei Kurakin to the very pinnacle of power: he was immediately made a senator and within days «Коронация Павла I и Марии Федоровны». С картины Мартина Фердинанда Квадаля. 1799 год. Павел I придавал особое значение церемониям. Именно поэтому коронация прошла в Пасхальное воскресенье — 5 апреля 1797 года.
The Coronation of Paul I and Maria Fiodorovna. From a 1799 painting by Martin Ferdinand Quadal. Paul I attributed special significance on ceremonies. That is why his coronation took place on Easter Sunday, 5 April 1797.
19
нал: «Жажда учения побудила меня перейти из духовного звания в светское. Я надеялся ехать за границу и усовершенствовать себя в Немецких университетах; но, вместо того, завлекся службою». Восхождение Сперанского по долгой и трудной лестнице чинов и званий было стремительным: путь от коллежского регистратора до статского советника он прошел за два года, тогда как простому дворянину с высшим образованием для этого обычно требовалось двадцать четыре! Лишь за особые отличия этот срок мог быть сокращен до пятнадцати лет. Конечно, продвижение Сперанского оказалось столь фантастически быстрым, потому что этому способствовала рука самодержца. Более того, Павел I пожелал лично познакомиться с удивительным секретарем генерал-прокурора. Сперанский вспоминал: «Бывало, государь приедет, призовет меня и даст на словах повеления написать к назначенному часу девять, пятнадцать и даже более разнородных повелений и указов Сенату. Сочинять и отдавать переписывать эти повеления и указы решительно было некогда, а потому я их всегда сам писал, прямо набело». Князю Алексею Куракину, не слишкомто утруждавшему себя службой, через год пришлось уступить свой пост Петру Лопухину, которого сменил Александр Беклешов, а его — Петр Обольянинов… Однако кадровая чехарда, которую затеял Павел I,
«Типы горожан». Жанровые сцены. С акварели Василия Садовникова. Первая половина 1840-х годов. Urban Types. Genre scenes from a watercolour by Vasily Sadovnikov. First half of the 1840s.
«русский Гамлет на троне», никак не повлияла на карьеру Сперанского: даже когда по требованию императора были уволены все сотрудники канцелярии, секретарь генерал-прокурора по-прежнему продолжал служить… Сперанский все свое время отдавал работе и чтению, светских развлечений избегал, но неожиданно для себя безоглядно влюбился — с первого взгляда. Произошло это летом 1797 года неподалеку от Павловска, на даче у Андрея Самборского, его давнего покровителя и советчика. «Казалось, что я тут впервые в
became the Procurator General — effectively the second person in the empire. The number of documents that Speransky had to prepare for his patron grew exponentially: there could no longer be any question of teaching. With a heavy heart the Metropolitan gave his consent for the move to the service of the state. Many years later Speransky recalled: “A thirst for learning prompted me to transfer from an ecclesiastical position to a civil one. I hoped to travel abroad and improve myself in the German universities, but at the same time I was fascinated by state service.” Speransky's ascent of the long and difficult ladder of ranks and titles was meteoric: he rose from collegiate assessor to councillor of state in two years, while an ordinary noble with higher education usually required twenty-four! Only for special merit could the time be reduced to fifteen years. Of course Speransky's advancement proved so incredibly rapid because it was aided by the hand of the autocratic emperor. Paul I, moreover, wanted to become personally acquainted with his Procurator General's astonishing secretary. Speransky recollected: “It sometimes happened that His
«Вид на императорский дворец в Павловске из сада». С акварели Габриэля Людвига Лори. Михаилу Сперанскому не раз приходилось бывать в Павловске — и по долгу службы, и в гостях у Андрея Самборского. View of the Imperial Palace at Pavlovsk from the Garden. From a watercolour by Gabriel Ludwig Laurie. Mikhail Speransky visited Pavlovsk quite often through his work and also as a guest of Andrei Samborsky.
Majesty would drive over, summon me and give verbal instructions to have written by the appointed hour nine, fifteen or even more different instructions and orders to the Senate. There was absolutely no time to draft those documents then have them copied out, so I always wrote them myself, making the fair copy straightaway.” Prince Kurakin did not overexert himself in his post and after a year had to surrender it to Piotr Lopukhin, who was succeeded by Alexander Bekleshov and then Piotr Obolyaninov. But the personnel reshuffles that the “Russian Hamlet on the throne” engaged in had no effect on Speransky's career. Even when at the Emperor's insistence the entire staff of the chancellery was dismissed, the secretary to the Procurator General continued to serve. Speransky devoted all his time to work and reading. He avoided social diversions, but to his own surprise fell head over heels in love at first sight. It happened in the summer of 1797 not far from Pavlovsk, at the dacha of his longtime patron and advisor Andrei Samborsky. “It seems that here, for the first time in my
Историческая прогулка / a stroll
trough history
Speranskij1.qxd
2/19/09
15:11
«Беседа в павильоне Трех Граций». С акварели неизвестного художника. Около 1820 года. Этот павильон был построен по проектам Чарлза Камерона, главного архитектора Павловска — резиденции, предназначавшейся для Павла I. A Conversation in the Pavilion of the Three Graces. From a watercolour by an unknown artist. Circa 1820. This pavilion was designed by Charles Cameron, the chief architect of Pavlovsk, Paul's residence before coming to the throne.
Page 20
своей жизни почувствовал впечатление красоты… — позднее напишет Сперанский. — С этой минуты участь моя была решена, и, не имея понятия ни о состоянии и положении девушки, ни даже о том, как ее зовут, я тут же в душе с нею обручился». Его избранницей стала шестнадцатилетняя англичанка Элизабет Стивенс. Молодые люди долгое время разговаривали по-французски: Сперанский не знал английского, а девушка еще не освоила русский. Спустя год после их знакомства мать Элизабет дала согласие на брак. В сентябре 1799 года у них родилась дочь, но семейное счастье вскоре было
разрушено неумолимой рукой судьбы: сразу после родов Элизабет заболела скоротечной чахоткой. Умерла она внезапно, когда Сперанский находился на службе. Горе вдовца было безмерным: он ушел из дома, оставив только записку, в которой просил назвать дочь Елизаветой. Он несколько недель не появлялся на службе, и в конце концов его обнаружили в полном беспамятстве на одном из островов невской дельты. Однако он нашел в себе силы продолжать жить, хотя во второй брак так и не вступил: отныне все его помыслы были отданы самому дорогому для него человеку на свете — дочери.
Михаил Сперанский был инициатором финансовой реформы, о результатах которой писал Александру I: «К 1810-му году доходы государственные составляли около 125 млн, к 1812-му они доведены до 300 млн, приращение в два года 175 млн. Слова можно прикрасить, исказить и перетолковать, а дел, на простом счете основанных, переменить нельзя. Смело могу еще раз утверждать, что, переменив систему финансов, Ваше Величество спасли государство от банкротства». Mikhail Speransky was the initiator of financial reforms the results of which he reported to Alexander I: “By the year 1810 state revenue amounted to around 125 million [roubles], by 1812 it was raised to 300 million, an increase of 175 million over two years. Words can be embroidered, distorted and misinterpreted, but deeds founded on simple arithmetic cannot be altered. I can state once again with confidence that by changing the financial system Your Majesty saved the state from bankruptcy.”
Второй человек в империи
20
В марте 1801 года император Павел I был задушен заговорщиками — на престол взошел его сын Александр, а Россия вступила в новый, XIX век. Началась новая эра и в жизни Сперанского: он становится статс-секретарем при Дмитрии Трощинском, которого в первые месяцы своего правления Александр I облек особым доверием. Трощинский, сын простого украинцаписаря, сделал при дворе Екатерины II блестящую карьеру, а теперь его обязанности заключались в подготовке и редактировании важнейших государственных документов. Излишне говорить, что Сперанский стал его незаменимым помощни-
life I felt the impact of beauty,” Speransky wrote later. “From that moment my fate was decided and, having no conception of the girl's position and fortune, or even of her name, I straightaway betrothed myself to her in my heart.” His chosen bride was the sixteen-year-old English girl Elizabeth Stevens. The pair talked for a long time in French. Speransky did not know English and the young lady had not yet mastered Russian. A year after they became acquainted, Elizabeth's mother gave her consent to the marriage. In September 1799 they had a daughter but their family happiness was soon destroyed by the implacable hand of fate: straight after giving birth Elizabeth fell ill with galloping consumption. She died suddenly, when Speransky was at work. The widower was inconsolable: he ran away from home, leaving only a note asking that his daughter be christened Elizabeth. Speransky did not appear at the Senate for weeks and finally he was discovered in a state of complete prostration on one of the islands in the Neva delta. He did find the strength to carry on living, but never married again. From then on
his chief concern was for the dearest person in the world to him — his daughter.
Выше. Князь Адам Чарторыжский. Портрет работы Степана Щукина. 1808 год.
The Second Person in the Empire
В центре. Граф Павел Строганов в молодости. Портрет работы Марии Луизы Элизабет ВижеЛебрен. Конец ХVIII века.
In March 1801 Emperor Paul I was strangled by his own officials; the throne passed to his son Alexander and Russia entered the new, nineteenth century. A new era began in Speransky's life too: he became a secretary of state attached to Dmitry Troshchinsky, within a month head of the “chancellery of the State Council for civil and religious affairs” and in July that same year an actual councillor of state (the equivalent according to the Table of Ranks of a major general in the army). Yet he was still not thirty years old.
Слева. Князь Виктор Кочубей. Портрет работы Франсуа Паскаля Симона Жерара. 1809 год. Above. Prince Adam Czartoryski. Portrait by Stepan Shchukin. 1808. Centre. Count Pavel Stroganov in his youth. Portrait by Elisabeth VigéeLebrun. Late 18th century. Left. Prince Victor Kochubei. Portrait by François Pascal Simon Gérard. 1809.
21
ком, а возможно, даже написал за своего начальника манифест о кончине Павла I и восхождении на трон Александра. «Золотое перо» Сперанского вскоре принесло ему новое назначение: спустя месяц он становится «экспедитором канцелярии Государственного совета по части гражданских и духовных дел», а в июле того же года — действительным статским советником (что соответствовало по «Табели о рангах» генерал-майору в армии). А ведь ему еще не исполнилось и тридцати лет! Незаурядные способности Сперанского привлекли к нему внимание членов «Негласного комитета» — друзей Александра I, которые сообща пытались выработать проект реформ государственного управления, и прежде всего преобразо-
Speransky's exceptional abilities attracted the attention of the Privy Committee, those friends of Alexander I who were collectively trying to draw up a plan for reform of the state administration and above all to transform the collegia founded by Peter the Great and now mired in bribery and stagnation into ministries of a European kind. But the ideas of certain members of the Privy Committee went far further — extending even to the introduction of a constitution and the abolition of serfdom. The Emperor himself was more than open about this, speaking of “reining in the despotism of Our government”. One of the committee members, Victor Kochubei, whom Alexander put in charge of the Ministry of the Interior, made Speransky his closest assistant. Soon the young Secretary of State was drafting the most important documents of the period. Among the first was the imperial manifesto on reform of the central administration and establishment of the ministries. Besides this, Speransky was writing theoretical papers on the system of government intended for the Tsar and his immediate circle in which he expressed clearly revolutionary ideas. In his treatise “On the basic laws of
вать учрежденные еще Петром I погрязшие во взяточничестве и косные коллегии в министерства на европейский манер. Впрочем, замыслы некоторых членов «Негласного комитета» простирались гораздо дальше — вплоть до введения конституции и отмены крепостного права. Сам государь об этом выразился более чем откровенно: «Обуздать деспотизм нашего правительства».
Портрет Михаила Сперанского. С литографии Петра Бореля. Лист из альбома «Портретная галерея русских деятелей». Издание Александра Мюнстера. Петербург. 1861 год. Portrait of Mikhail Speransky. From a lithograph by Piotr Borel. A page from the Portrait Gallery of Russian Statesmen published by Alexander Munster (St Petersburg, 1861).
«Заседание Государственного Совета в 1884 году». С картины Михаила (Михая) Зичи. 1885 год. В январе 1810 года, с учреждением Государственного Совета, Сперанский стал государственным секретарем, самым влиятельным сановником в России. A Session of the State Council in 1884. From a painting by Mihály Zichy. 1885. With the foundation of the State Council in January 1810 Speransky became a secretary of state, the most influential official in Russia.
the state”, for example, he stated: “instead of all the manifold division of the free Russian people into the most free classes of the nobility, the merchant estate and others, I find in Russia two conditions: slaves of the sovereign and slaves of the landowners. The for-
Книга присяги членов Государственного Совета. The book on which members of the State Council took their oath.
Историческая прогулка / a stroll
trough history
Speranskij1.qxd
22
2/19/09
15:11
Page 22
Один из «комитетчиков», Виктор Кочубей, которому император предназначил в управление Министерство внутренних дел, сделал Сперанского своим ближайшим помощником. Вскоре из-под пера молодого статс-секретаря стали появляться важнейшие документы той эпохи, и среди первых — манифест о реформе центрального управления и учреждении министерств. Кроме того, Сперанский пишет теоретические статьи о государственном устройстве, предназначенные для государя и его ближайшего окружения, высказывая мысли явно революционные. Например, в работе «О коренных законах государства» он пишет: «…вместо всех пышных разделений свободного народа русского на свободнейшие классы дворянства, купечества и проч. я нахожу в России два состояния: рабы государевы и рабы помещичьи. Первые называются свободными только в отношении ко вторым, действительно же свободных людей в России нет, кроме нищих и философов».
В записке «Еще нечто о свободе и рабстве» он бесстрашно обращается к императору: «Хотите ли уменьшить в государстве число рабов и деспотов; начните с себя — введите закон на место произвола. Утвердите политическую свободу. Желать, чтоб государство было составлено из рабов, друг от друга не зависимых и покоренных воле одного под именем деспота, — есть желать невозможного». Император был сражен наповал умом и смелостью Сперанского, который отныне стал пользоваться безграничным монаршим доверием. Не заставили себя ждать и награды, на которые Александр I оказался щедр. О Сперанском заговорили в Европе. Неудивительно, что статс-секретарь сопровождал императора во время поездки в Эрфурт, где осенью 1808 года состоялась встреча Александра I с Наполеоном. Свиту повелителя Франции украшали бывшие правители покоренных им земель, бриллиантом в свите российского монарха являлся, безусловно, Сперанский.
Граф Михаил Сперанский. Акварельный портрет работы Иоганна Реймерса. 1839 год. Count Mikhail Speransky. Watercolour portrait by Johann Reimers. 1839.
«Встреча Александра I и Наполеона в Эрфурте в октябре 1808 года». C раскрашенной гравюры Монина по оригиналу Николя Госсе. Первая половина XIX века. Переговоры в Эрфурте были весьма напряженными. В один из моментов Наполеон швырнул на землю свою шляпу, а Александр заметил: «Вы — вспыльчивы. Я упрям. Гневом от меня вы ничего не добьетесь. Давайте разговаривать, рассуждать, иначе я уеду». Ниже. Наполеон I. Портрет работы Жана Батиста Изабе. 1808 год. На обратной стороне гравированная надпись: «Из табакерки, подаренной императором Наполеоном I М. М. Сперанскому в Эрфурте в 1808 г.».
mer call themselves free only by comparison to the latter; there are no truly free people in Russia apart from beggars and philosophers.” In the memorandum “Something more about freedom and slavery” he fearlessly addresses himself to the Emperor: “If you want
to reduce the number of slaves and despots in the state, begin with yourself — bring in law instead of arbitrary rule. Sanction political freedom. To desire that the state be made up of slaves independent of each other and obedient to the will of one who goes by the name of despot is to desire the impossible.” The Emperor was bowled over by the bravery and intellect of Speransky, who from then on began to enjoy the monarch's unlimited confidence. The rewards, with which Alexander was generous, were not long in coming either. Europe also began talking about Speransky. It is not surprising that the Secretary of State accompanied the Emperor on the jour-
Above. The Meeting between Alexander I and Napoleon at Erfurt in October 1808. From a tinted engraving by Monin after an original by Nicolas Gosse. First half of the 19th century. The negotiations at Erfurt were extremely tense. At one point Napoleon threw his hat to the ground. Alexander responded by saying, “You are quick-tempered; I am stubborn. You will get nothing from me through anger. Let us talk and discuss, otherwise I shall leave.” Left. Napoleon I. Portrait by Jean-Baptiste Isabey. 1808. Engraved on the back is this inscription: “From the snuffbox presented by Emperor Napoleon I to M.M. Speransky at Erfurt in 1808.”
Историческая прогулка / a stroll
trough history
Speranskij1.qxd
24
2/19/09
15:11
Page 24
«Не угодно ли вам, государь, отдать мне этого человека в обмен на какое-нибудь королевство?» — эту фразу, якобы произнесенную Наполеоном, любят повторять биографы Сперанского, забывая порой о том, что ее «пустил в обращение» большой мистификатор и шутник Фаддей Булгарин. Видимо, его шутка очень уж походит на истину…
рые источники утверждают, что Александр не верил в виновность своего фаворита, но был вынужден принести его в жертву — ради успокоения общественного мнения накануне войны с Францией. Реформатора, столь много сделавшего для страны, ожидала ссылка — сначала в Нижний Новгород, потом (после очередного доноса) в Пермь, а после победы России над Наполеоном Сперанскому
Алексей Аракчеев говорил: «Будь у меня треть ума Сперанского, я был бы великим человеком». Портрет работы Джорджа Доу. 1823—1825 годы. Alexei Arakcheyev said: “If I had a third of Speransky's intelligence, I would be a great man.” Portrait by George Dawe. 1823—25.
Ссылка и возвращение После поездки в Эрфурт Сперанский становится ближайшим сподвижником монарха, наперсником, абсолютным фаворитом, которого за глаза называют «вице-императором». Он начинает определять внутреннюю и внешнюю политику государства, осуществлять надзор за административными, судебными и финансовыми органами, безоговорочно влиять на важнейшие назначения… Не жалея ни сил, ни здоровья, он трудится по восемнадцать часов в сутки. Многие его идеи претворяются в жизнь указами императора, многие вызывают ропот и ненависть приверженцев старых устоев. Указ о свободных (вольных) землепашцах, разрешающий давать крепостным «вольную», наделяя их землей, многие помещики восприняли как начало революции. Указ, обязавший чиновников сдавать соответствующие чину экзамены, вызвал бурю ненависти, во множестве стали появляться эпиграммы и карикатуры на реформатора.
Всеобщее недовольство вызвал манифест, провозгласивший финансовую реформу, которая впоследствии принесла весьма ощутимые плоды (государственные доходы увеличились более чем вдвое) и фактически спасла государство от банкротства. Появились у Сперанского весьма влиятельные завистники и недруги, среди которых — придворный историограф Николай Карамзин, поэт Гавриила Державин, граф Федор Ростопчин, министр полиции Александр Балашов, военный министр Алексей Аракчеев... Александра I долго бомбардировали доносами, всячески очерняя его фаворита, и в конце концов император сдался… Опала грянула как гром среди ясного неба: обвинение в государственной измене выглядело очень внушительно, но впоследствии так и не было доказано (роковую роль сыграл тот факт, что многие секретные донесения ложились на стол Сперанского минуя самодержца). Некото-
разрешили жить в его собственном имении Великополье. В дальнейшей судьбе реформатора сыграло роль то, что поблизости находилось имение Аракчеева Грузино. После нескольких встреч со Сперанским Аракчеев изменил свое мнение о нем и в 1816 году добился у государя назначения опального фаворита гражданским губернатором Пензы. Разумеется, все обвинения с него были сняты. Спустя
Министр полиции Александр Балашов лично объявил Сперанскому о его ссылке. Портрет Джорджа Доу. 1821—1822 годы. Оригиналы портретов Балашова и Аракчеева находятся в «Военной галерее 1812 года» Зимнего дворца в Петербурге. Alexander Balashov as Minister of Police personally informed Speransky of his banishment. Portrait by George Dawe. 1821—22. The original portraits of Arakcheyev and Balashov are in the Gallery of 1812 in the Winter Palace.
Александр I выслушал от министра полиции Александра Балашова отчет о том, что Михаил Сперанский отправлен в ссылку, находясь в мрачном расположении духа. Князь Александр Голицын, обер-прокурор Синода, застал императора тяжело расхаживающим по кабинету. Между ними состоялся примечательный и весьма краткий разговор: «Вы не здоровы, государь?» — «Здоров!» — «Но ваш вид!» — «Если бы у тебя отсекли руку надвое, как в эту ночь, каков был бы вид у тебя?.. У меня отсекли правую руку!»
«Нижний Новгород». С картины Никанора Чернецова. 1838 год. В Нижнем Новгороде Сперанский пробыл полгода, а затем был отправлен в Пермь. Nizhny Novgorod. From a painting by Nikanor Chernetsov. 1838. Speransky spent half a year in this city on the upper Volga, before being sent to Perm.
When Alexander Balashov, the Minister of Police, reported to Alexander I that Speransky had been banished, he took the news with a heavy heart. Prince Alexander Golitsyn, the Chief Procurator of the Synod, found the Emperor gloomily pacing around his study. The following brief, but noteworthy conversation ensued: “Are you unwell, Sire?” — “Well enough!” — “But you don't look it!” — “If your arm had been cut in two, as happened last night, how would you look? … My right arm has been cut off!”
25
ney to Erfurt, where in the autumn of 1808 Alexander I met with Napoleon. The French ruler's retinue sparkled with the former rulers of the lands he had conquered; the shining gem in the Russian monarch's suite was undoubtedly Speransky. “Would you not be so good, Sire, as to give me this man in exchange for some kingdom or other?” That phrase, supposedly pronounced by Napoleon, is happily repeated by Speransky's biographers, who sometimes forget that it was put into circulation by that great hoaxer Faddei Bulgarin. Evidently this particular joke came very close to the truth.
Banishment and Return After the trip to Erfurt, Speransky became the monarch's closest associate, his confidant and absolute favourite, referred to behind his back as “the Vice-Emperor”. He began to determine the domestic and foreign policy of the state, to oversee the administrative, judicial and financial organs, and to exert an unqualified influence over the most important appointments. Sparing neither his strength nor his health, he laboured eighteen hours a day.
Many of his ideas were put into practice by the Emperor's decrees; many caused grumbling and hatred among adherent of the old ways. The decree on free tillers of the soil, which made it possible to grant serfs their freedom on condition of allotting them land, was perceived by many landowners as the start of a revolution. The decree obliging civil servants to take examinations in accordance with their rank evoked a storm of displeasure. Epigrams and caricatures of the reformer began to appear in large numbers. Universal resentment was caused by a manifesto proclaiming a financial reform that went on to bear considerable fruit (the income of the state was almost doubled) and effectively saved the empire from bankruptcy. Speransky acquired some highly influential enviers and foes that included the court historian Nikolai Karamzin, the poet Gavriila Derzhavin, Count Fiodor Rostopchin, the Minister of Police Alexander Balashov and the Minister of War Alexei Arakcheyev. Alexander I was long bombarded by informers seeking to blacken his favourite in every way, and finally the Emperor gave in.
Ниже. Письмо Михаила Сперанского императору Александру I о грубом полицейском произволе в городе Перми. 10 октября 1812 года. Собственноручная записка Александра I о возобновлении Сперанскому денежных выплат. Жалоба Сперанского оказала свое действие: строгий надзор за ним прекратился.
Above. A letter from Speransky to Emperor Alexander I describing the rude misuse of power by the police in Perm. 10 October 1812. A note in Alexander's own hand instructing that monetary payments to Speransky be resumed. Speransky's complaint was effective: strict supervision of his every action ceased.
Историческая прогулка / a stroll
trough history
Speranskij1.qxd
26
2/19/09
15:11
Page 26
три года последовало новое назначение — Сперанскому было предложено занять пост генерал-губернатора Сибири. В Петербург он вернулся лишь в 1821 году; как ни странно, был радушно принят императором и назначен на новые должности, хотя некоторая холодность в их отношениях осталась… После вступления на престол Николая I Сперанский был введен в состав Верхов-
ного суда над декабристами, а позже император поручил ему составление «Свода законов Российской империи». Наградой за этот титанический труд стал орден Святого Андрея Первозванного, а множество других заслуг перед страной и престолом было отмечено графским титулом, дарованным Сперанскому 1 января 1839 года. Увы, после этого ему было отпущено всего сорок дней жизни…
«Возложение Николаем I на графа Сперанского орденской ленты Андрея Первозванного». С картины Алексея Кившенко. 1880 год. Кроме множества наград Михаил Сперанский был удостоен чести быть у цесаревича Александра Павловича (будущего императора Александра II) преподавателем правовых дисциплин. Впоследствии его ученик станет главным реформатором российской жизни. Nicholas I Presenting Count Speransky with the Sash of the Order of St Andrew the First-Called. From an 1880 painting by Alexei Kivchenko. Besides a large number of decorations, Speransky was granted the honour of tutoring the Tsesarevich (the future Alexander II) on legal matters. His pupil went on to become a major reformer of Russian life.
The fall from grace came like a bolt from the blue: the charge of high treason looked very strong but was never actually proved (a key role in this accusation was played by the fact that many secret reports ended up on Speransky's desk without ever reaching the Emperor). Some sources claim that Alexander did not believe in his favourite's guilt, but was forced to sacrifice him in order to calm the public mood on the eve of war with France. The reformer who had done so much for the country now found himself banished — first to Nizhny Novgorod, then (following yet another denunciation) to Perm. After Russia's victory over Napoleon Speransky was allowed to reside on his own estate of Velikopolye. His subsequent fate was influenced by the proximity to Velikopolye of Arakcheyev's Gruzino estate. After several meetings with Speransky, Arakcheyev changed his mind about him and in 1816 got the Emperor to appoint his disgraced favourite civil governor of Penza. All charges against him were, of course, dropped. Three years later came a new appointment — Speransky was offered the post of governor general of Siberia.
Когда Сперанский был пожалован графским титулом, то в память о пережитых невзгодах выбрал для графского герба девиз: «In adversis sperat» («В невзгодах уповает»). When Speransky was awarded the title of count, in memory of the misfortunes that he had lived through he took as the motto for his coat-of-arms the words In adversis sperat — He hopes in adversity.” He returned to St Petersburg only in 1821 and strangely enough was cordially received by the Emperor. He was given new positions, although a certain coldness remained in their relationship. When Nicholas I came to the throne, Speransky was included among the Supreme Court that tried the Decembrists. Later the Emperor entrusted him with compiling the Code of Laws of the Russian Empire. His recompense for that titanic effort was the Order of St Andrew the First-Called, while his many other services to the country and the crown were rewarded by the title of count, granted to Speransky on 1 January 1839. Sadly by then he had just forty days left to live.
Б листательный ДИСК / t he
brilliant DISK
Polonskaya.qxd
28
2/19/09
15:12
Page 28
Париж. Весна 1909 года. Маленькое кафе на авеню д'Орлеан, которое облюбовали для своих собраний русские эмигранты-большевики. Здесь, в полной безопасности, попивая гренадин и пиво, они вели бесконечные дискуссии о том, как разжигать в России пламя революции… Вдруг в кафе вошли юноша и девушка. В руках у них были пачки тонких журналов. Все заинтересовались, стали разглядывать журналы, раздался смех. Ленин тоже взял пару номеров, перелистал и молча отшвырнул. Его особенно возмутили карикатуры: на одной лидер большевиков был изображен тщедушным, но с огромным кулаком, на другой — с метлой в руках, в поддевке и картузе; подпись гласила: «Старший дворник». Эти журналы, посвященные жизни парижской социал-демократической колонии, издавали недавние гимназисты Илья Эренбург и Лиза Мовшенсон — будущая поэтесса Елизавета Полонская. Paris in the spring of 1909. A little café on the Avenue d'Orléans that had become a favourite meeting-place for Russian Bolshevik exiles. Here, in complete safety, they drank grenadine and beer and discussed endlessly how to light the flame of revolution in Russia. Suddenly a young man and girl came into the café carrying bundles of some thin magazine. Everyone was curious. They started to look at the magazine and broke into laughter. Lenin also took a couple of copies, leafed through them and tossed them aside without a word. He was particularly annoyed by the cartoons: one depicted the Bolshevik leader as a puny figure except for a huge fist; another, showing him wearing a long coat and peaked cap and holding a broom, was captioned “The Chief Street Sweeper”. These magazines covering the life of the Parisian Social Democratic colony were published by the recent schoolleavers Ilya Ehrenburg and Liza Movshenson — the future poetess Yelizaveta Polonskaya. Светлана ПРОХВАТИЛОВА / by Svetlana PROKHVATILOVA
«Нам судьба сулила разлуку...» “Fate ordained our separation…”
«Площадь Европы в дождливый день». С картины Густава Кайботта. 1877 год. Париж и другие европейские столицы были центрами русской политической оппозиции, которая была хорошо организована и структурирована. Только в Европе русские эмигранты с 1855 по 1917 год издавали 287 наименований газет и журналов.
The Place de l'Europe on a Rainy Day. From a painting by Gustave Caillebotte. 1877. Paris and other European capitals were centres of Russian political opposition, which was well organized and structured. In Europe alone between 1855 and 1917 Russian émigrés published newspapers and magazines under 287 different titles.
Б листательный ДИСК / t he
brilliant DISK
Polonskaya.qxd
30
2/19/09
15:12
Справа. Владимир Ленин среди соратников по политической борьбе. Фотография 1897 года. Ниже. Париж. Дом №4 по улице Мари Роз. Здесь в 1909—1912 годах жил Владимир Ленин. В 1970 году в этом доме был открыт музей-квартира Ленина, просуществовавший до недавнего времени. Right. Vladimir Ulyanov (Lenin) among his revolutionary comrades. 1897 photograph. Below. 4, Rue Marie-Rose in Paris, where Lenin lived from 1909 to 1912.
Page 30
Молодые люди познакомились в этом самом кафе в самый канун 1909 года. Обоим тогда было по восемнадцать лет. Похожи были и обстоятельства, приведшие их в Париж. Еще будучи гимназистами, они работали в социал-демократическом подполье: Лиза — в Петербурге, Илья — в Москве. За границу их отправили родители. Лизе грозил арест, Илья успел уже полгода отсидеть в тюрьме за большевистскую агитацию в солдатских казармах. Из тюрьмы его освободили по состоянию здоровья и под большой залог отпустили за границу «для лечения». Так накануне Рождества 1908 года Илья Эренбург оказался в Париже, сразу же отыскал русских большевиков и познакомился с Лизой, которая жила там уже четвертый месяц. Жизнерадостная, остроумная, общительная, она успела стать лидером молодежного большевистского кружка. Дочь состоятельного инженера-строителя, Лиза с детства свободно владела немецким и французским. Cвое первое стихотворение она написала в восемь лет пофранцузски. В Париже она писала стихи, занималась переводами, но поступила на медицинский факультет Сорбонны, так как считала, что только профессия врача может дать женщине независимость. Впоследствии Елизавета Григорьевна вспоминала о том времени: «Я с жаром посещала
The young pair had met in that same café on the very eve of the year 1909. Both were eighteen at the time and similar circumstances had brought them to Paris. While still at their respective gymnasia — Liza in St Petersburg, Ilya in Moscow — they worked in the Social Democratic underground. Their parents had sent them abroad. Liza was under threat of arrest; Ilya had already done six months in prison for pro-Bolshevik campaigning in army barracks. He was released on health grounds and allowed to go abroad “for treatment” in exchange for a large bail payment. Thus Ilya Ehrenburg found himself in Paris just before Christmas 1908. He immediately sought out the Bolsheviks and became acquainted with Liza, who had been living there for over three months. The cheerful, witty, sociable girl had already made herself the leader of the Bolshevik youth circle. The daughter of a wealthy civil engineer, Liza spoke fluent German and French from childhood. She wrote her first verses at the age of eight — in French. In Paris she wrote poetry and did translating work, but entered the medical faculty of the Sorbonne, believing that only that profession could give a
В 1870-х годах во французском городе Бельфор был сооружен гигантский каменный лев (22 метра в длину и 11 — в высоту). Скульптура, изваянная Фредериком Огюстом Бартольди, создателем статуи Свободы, стала символом героического сопротивления бельфорцев под руководством капитана Пьера Данфер-Рошро во время франкопрусской войны 1870—1871 годов. Бельфорский лев на площади Данфер-Рошро в Париже, недалеко от авеню д'Орлеан (ныне — авеню Генерала Леклерка). Уменьшенная копия монумента в Бельфоре. The Belfort Lion on Place Denfert-Rochereau, not far from the Avenue d'Orléans (now Avenue du Général Leclerc), is a reduced-size copy of the monument in Belfort.
31
эмигрантские собрания и бегала по Парижу. Париж я полюбила навсегда. Эмигрантщина оттолкнула меня от партии. В маленьком кафе у Бельфорского Льва за круглыми мраморными столиками собиралась парижская группа большевиков… Эсеров презирали, меньшевиков разоблачали… Помню Ленина на собраниях группы. Он приходил редко, сидел в углу, играл в шахматы и, глядя исподлобья, слушал ораторов, не прерывая игры. Помню его что-то спокойно отвечающим Эренбургу, тогда тоже члену партии. С Эренбургом вместе мы издавали два юмористических русских журнала „Тихое семейство“ и „Бывшие люди“». На самом деле эти журналы были остросатирическими: юные авторы, склонные к сарказму, публиковали карикатуры, заметки, шаржи на партийных лидеров. Досталось и Льву Троцкому, и Юлию Мартову, но только Ленин пришел в ярость и категорически потребовал: чтобы впредь никаких карикатур! Такая нетерпимость оскорбила обоих, они перестали посещать большевистские собрания. Лиза еще более усердно занялась медициной и продолжала писать стихи, а Илья мучительно искал свой путь. Полвека спустя в своих знаменитых мемуарах «Люди, годы, жизнь» Эренбург расскажет о том, как благодаря Лизе он начал писать стихи: «Лиза страстно любила поэзию; она мне читала стихи Бальмонта,
Елизавета Мовшенсон (Полонская) родилась в Варшаве, жила в Лодзи, Берлине, Петербурге. Париж. Фотография 1910 года. Yelizaveta Movshenson (Polonskaya) was born in Warsaw and lived in Lodz, Berlin, St Petersburg and Paris. 1910 photograph.
Илья Эренбург в 1905 году примкнул к большевикам, а в 1908-м эмигрировал из России. Париж. Фотография 1912 год. Ilya Ehrenburg joined the Bolsheviks in 1905 and emigrated from Russia in 1908. 1912 photograph.
In the 1870s a gigantic stone lion (22 metres long and 11 high) was set up in the French town of Belfort. The sculpture, designed by Frédéric Auguste Bartholdi, creator of the Statue of Liberty, became a symbol of the town's heroic resistance under the command of Captain Pierre Denfert-Rochereau during the Franco-Prussian War of 1870—71.
woman independence. Later Yelizaveta Grigoryevna recalled that period: “I ardently visited Émigré gatherings and dashed about Paris. I fell in love with Paris for ever. Émigré life put me off the party. The Parisian Bolshevik group met in a little café by the Lion of Belfort around the round marble tables… They despised the SRs, denounced the Mensheviks… I remember Lenin at gatherings of the group. He did not come often, sat in the corner, played chess and listened glowering to the speakers, without interrupting his game. I remember him calmly answering Ehrenburg, who was also a party member back then. Ehrenburg and I between us published two humorous Russian-language magazines A Quiet Family and Former People.” In actual fact these publications were highly satirical: the young authors with an inclination to sarcasm published cartoons, verbal sketches and caricatures of the party leaders. Trotsky and Julius Martov were also targets, but only Lenin lost his temper and categorically demanded that there should be no more cartoons! Such intolerance offended them both and they stopped going to Bolshevik meet-
ings. Liza devoted herself even more earnestly to her medical studies and continued to write poetry, while Ilya painfully sought his own course. Half a century later, in his celebrated memoirs People, Years, Life, Ehrenburg tells how thanks to Liza he began writing verses: “Liza was passionately fond of poetry. She read me poems by Balmont, Briusov, Blok… I suddenly grasped that you can say things through poems that you can't say in prose. And there was an awful lot I needed to tell Liza… For a day and a night on end I wrote my first poem; it proved very difficult… Finally I decided to show the verses to Liza. Fearful of a harsh verdict, I said that they were the works of a friend. Liza proved an exacting critic: my friend couldn't write; the poems were imitative, one of Balmont, another of Lermontov, a third of Nadson… I tore up all I had written… It was two months before I showed Liza more poems. She said, 'Your friend is writing better now.' We got talking about other matters and suddenly, as if by chance, she said, “You know, I did like one of your poems…” It turned out she had seen through the charade from the start.”
2/19/09
15:12
Б листательный ДИСК / t he
brilliant DISK
Polonskaya.qxd
Лев Троцкий в 1908—1912 годах издавал газету «Правда». Газету с таким же названием издавали большевики. Портрет работы Юрия Анненкова. 1923 год. Between 1908 and 1912 Leon Trotsky, then a Menshevik, published the newspaper Pravda. The Bolsheviks produced a newspaper with the same name. Portrait by Yury Annenkov. 1923.
Page 32
Брюсова, Блока… Я вдруг понял, что стихами можно сказать то, чего не скажешь прозой. А мне нужно было сказать Лизе очень многое… День и ночь напролет я писал первое стихотворение; оказалось это очень трудно… Наконец я решился показать стихи Лизе; боясь сурового приговора, я сказал, что это сочинения моего приятеля. Лиза оказалась строгим критиком: мой приятель не умеет писать, стихи подражательные, одно под Бальмонта, другое под Лермонтова, третье под Надсона… Я порвал всё написанное… Лизе я снова показал стихи только месяца два спустя. Она сказала: „Твой приятель теперь пишет лучше“. Мы заговорили о другом, и вдруг, как бы невзначай, она сказала: „Знаешь, одно твое стихотворение мне понравилось…“ Оказалось, что маскировку она разгадала сразу».
В начале 1922 года Эренбург прислал Полонской только что вышедший в Берлине роман «Хулио Хуренито». Она давала его читать друзьям. «Появление „Хулио Хуренито“ памятно всем, — писал впоследствии Вениамин Каве-рин, — в две или три недели Эренбург стал известен».
32
Early in 1922 Ehrenburg sent Polonskaya his novel The Extraordinary Adventures of Julio Jurenito and His Disciples that had just been published in Berlin. She let friends read it. “Everyone remembers the appearance of Julio Jurenito,” Veniamin Kaverin wrote later. “Within two or three weeks Ehrenburg was famous.” In the summer they travelled together to Königsberg and then set off on a journey through Germany, Switzerland and Italy. From there Ilya went to Vienna — he still had hopes of finding his place in the revolutionary movement. Lev Kamenev had given him a letter of recommendation to Trotsky (in his memoirs Ehrenburg calls him “the prominent Social Democrat X”). In Vienna Ilya lived in Trotsky's apartment and performed simple tasks: “I pasted the party newspaper into cardboard tubes and then wrapped art reproductions around them and posted the packages to Russia.” But here too he met with disappointment. “For X the poets I adored were 'decadents', 'the product of political reaction'. He spoke of art as something secondary and incidental. At some point I realized that I had to leave. Too scared to tell X, I wrote a silly childish note and went off to Paris.” There, at the very end of 1909, Ilya met the Russian student Katya Schmidt. “I fell in love instantly,” he wrote in his memoirs. “Long months of psychological analyses, declarations and outburst of jealousy began.” For Liza her beloved's betrayal was a bitter blow; she abruptly broke off all relations with Ilya.
И Лиза, и Илья навсегда запомнили Париж 1909 года, но в мемуарах, которые оба писали на склоне лет, они целомудренно умалчивают о своей любви. «Знаешь, я боюсь грубых рук, любопытных взглядов, — писала в 1960 году семидесятилетняя Елизавета Григорьевна Эренбургу. — То, что выдумано, можно писать откровенно, но то, что пережито, — нельзя…» Лиза жила на рю Ги-де-ла-Бросс, возле Ботанического сада, откуда по ночам доносились крики павлинов, моржей, морских львов. Память об этом отразилась в ее стихотворении «Ботанический сад», написанном в 1921 году и посвященном Илье: …Мы на балкон откроем двери И будем слушать, как в аду Кричат прикованные звери. И в темной комнате вдвоем, Как в сказке маленькие дети, Мы вместе вновь переживем Любовь, единую на свете… Летом они вместе поехали в Кенигсберг, затем отправились в путешествие по Германии, Швейцарии, Италии… Оттуда Илья поехал в Вену — он все еще не терял надежды найти свое место в революционном движении. Лев Каменев дал ему рекомендательное письмо к Льву Троцкому (в мемуарах Эренбург называет его «видным социал-демократом Х»). В Вене Илья, живя в квартире Троцкого, выполнял несложную работу: «вклеивал партийную
Париж. Медицинский факультет Сорбонны (современное название — «Университет Париж-V имени Рене Декарта»). The medical faculty of the Sorbonne (since 1970 part of the Université Paris Descartes).
Diego. Modi. Ehrenburg. From a drawing by Marevna (Maria VorobyevaStebelskaya). Left to right: Diego Rivera, Amedeo Modigliani and Ilya Ehrenburg. 1916.
понял, что я должен уехать, не решился сказать об этом Х. — написал глупую детскую записку и уехал в Париж». И там в самом конце 1909 года на одном из эмигрантских вечеров Илья познакомился с русской студенткой Катей Шмидт. «Влюбился я сразу, — пишет Эренбург в своих мемуарах, — начались долгие месяцы психологических анализов, признаний, вспышек ревности». Для Лизы измена возлюбленного стала жестоким ударом, отношения с Ильей она резко порвала… Когда началась первая мировая война, Лиза, только что окончившая Сорбонну, вызвалась работать во фронтовом госпитале в городке Нанси, осажденном немцами. В 1915 году она вернулась в Россию, где ее сразу призвали в 8-ю армию ЮгоЗападного фронта. В 1916 году она вышла замуж за киевского инженера Льва Полонского, но почти сразу с ним разошлась; в декабре того же года родила сына, отвезла его к матери в Питер и вернулась на фронт. В апреле 1917 года Елизавета Полонская приехала в Петроград, где и жила с тех пор с матерью, сыном и братом неподалеку от Пяти углов — на Загородном проспекте, 12.
33 Выше. Студенческий билет Лизы Мовшенсон (медицинский факультет Сорбонны).
«Диего. Моди. Эренбург». С рисунка Маревны (Марии ВоробьевойСтебельской). Слева направо: Диего Ривера, Амедео Модильяни, Илья Эренбург. 1916 год.
газету в картонные рулоны, а на них наматывал художественные репродукции и отсылал пакеты в Россию». Но и здесь его постигло разочарование: «Для Х. обожаемые мною поэты были „декадентами“, „порождением политической реакции“. Он говорил об искусстве как о чем-то второстепенном, подсобном. Однажды я
Above. Liza Movshenson's student ID (medical faculty of the Sorbonne).
When the First World War began, Liza, who had just graduated from the Sorbonne, volunteered to work in a front-line hospital in the city of Nancy that was being besieged by the Germans. In 1915 she returned to Russia, where she was immediately conscripted into the 8th Army on the SouthWest Front. In 1916 she married the Kievan engineer Lev Polonsky, but they separated almost immediately. In December that year she gave birth to a son, brought him to her mother in Petrograd and went back to the front. In April 1917 Yelizaveta Polonskaya arrived in Petrograd, where she lived from then on with her mother, son and brother. In 1919 Polonskaya signed up for the literary studio attached to the World Literature
Выше. Военный госпиталь в Нанси. В центре (сидит) — Елизавета Мовшенсон. Справа. Железнодорожный билет Лизы Мовшенсон на поезд Париж — Нанси. 31 августа 1914 года. Above. The military hospital in Nancy. Yelizaveta Movshenson is in the center, Right. The ticket for the train that took the newly-qualified doctor from Paris to Nancy. 31 August 1914.
publishing house that opened in the Muruzi House on Liteiny Prospekt, and then moved to the House of the Arts on the Moika. While working as a doctor, she managed to find a few evening hours for the classes. Gumilev “set us exercises on various poetic
2/19/09
15:13
Page 34
Б листательный ДИСК / t he
brilliant DISK
Polonskaya.qxd
Елизавета Полонская с сыном Михаилом. Петроград. Лето 1917 года. Ниже. Билет Полонской для посещения студии «Всемирной литературы». 1919 год. Yelizaveta Polonskaya and her son Mikhail in. 1917. Below. Polonskaya's pass for the World Literature studio. 1919.
В 1919 году Полонская записалась в литературную студию при издательстве «Всемирная литература», которая открылась в доме Мурузи на Литейном, а потом переехала в Дом Искусств на Мойке. Работая врачом, она выкраивала для занятий несколько вечерних часов. Гумилев «давал нам упражнения на различные стихотвор-
34 metres,” she recalled. “He went over with us verses that had already passed beneath his own editorial pencil and demonstrated how a poem suddenly begins to shine from the touch of a master's skilled hand. From him I learned to give form to the lyrical impulse.” The Signs, Yelizaveta Polonskaya's first book of poems was brought out in 1921 by the Petrograd publishing house Erato. She sent it to Ilya Ehrenburg, who was then living in Berlin with his second wife, Liubov Kozintseva. He immediately responded with a letter and a review in which he precisely formulated the very essence of her book: “Polonskaya attains exceptional power speaking about the greatness of our wasted days. Her book is about a Robinson who has been shipwrecked and comes to appreciate the charm of things that were earlier unremarkable and boring. That is the new faith.” This was the start of a correspondence that (with interruptions) lasted 45 years. The main theme in the letters is an interest in the other's creative work; the constant refrain is “What are you writing? … Send some new verses.” Polonskaya told Ehrenburg a lot
ные размеры, — вспоминала она, — правил вместе с нами стихи, уже прошедшие через его собственный редакторский карандаш, и показывал, как стихотворение вдруг начинает сиять от прикосновения умелой руки мастера. У него я научилась придавать форму лирическому импульсу». На занятиях у Чуковского Полонская постигала тонкости искусства перевода. Как-то Корней Иванович прочел студийцам по-английски балладу Киплинга «Восток и Запад» и тут же перевел ее прозой на русский язык. Полонская переписала текст баллады. «Я работала врачом, — вспоминала она позже, — ходила по адресам больных, каждый день отправлялась пешком в Гавань и носила в рукавичке записанные строфы Киплинга, переводила их в уме и старалась их запомнить. Под маршеобразный размер баллады было очень удобно шагать, и я подолгу искала подходящее слово, такое, чтобы оно удобно ложилось „под ногу“: О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, И с места они не сойдут…» Закончив перевод, она сказала об этом Корнею Ивановичу. Тот изумился: «Перевели, всё?»… Он сам отнес текст ее перевода в редакцию журнала «Современный Запад». К удивлению и гордости Полонской, ее переводом баллады Киплинга «Восток и Запад» открылся первый номер этого нового журнала.
Справа. Билет слушательницы литературной студии Дома Искусств Елизаветы Полонской. 1920 год. Right. Yelizaveta Polonskaya's pass as participant in the literary studio in the House of the Arts. 1920.
about her literary companions — the Serapion Brothers. She became the only female in that group of writers, but was considered not a “sister” but a “brother” and was accepted precisely because of the masculinity of her verses. Sometimes in his letters Ehrenburg mentioned Paris in 1909. “It seems to me that you and I are already quite grown up and can reminisce.” Both dreamed of meeting: “What a good long talk we'll have then!” Early in 1924 Ehrenburg arrived in Moscow and on 20 January he wrote to Polonskaya:
После того как Дом Искусств закрыли, «Серапионовы братья» стали собираться по средам у Полонской на Загородном, 12. К каждой серапионовской годовщине (1 февраля) она писала шутливую оду. After the House of the Arts was closed down, the Serapion Brothers began meeting on Wednesdays at Polonskya's home at 12, Zagorodny Prospekt. For every anniversary of the foundation of the fraternity she wrote a humorous ode.
2/19/09
15:13
Б листательный ДИСК / t he
brilliant DISK
Polonskaya.qxd
Елизавета Полонская. Портрет работы театрального режиссера и художника Николая Акимова. 1927 год. Yelizaveta Polonskaya. Portrait by the theatre director and artist Nikolai Akimov. 1927.
Page 36
«Знаменья», первая книга стихов Елизаветы Полонской, вышла в 1921 году в петроградском издательстве «Эрато». Она послала ее Илье Эренбургу, который жил тогда в Берлине со своей второй женой, Любовью Козинцевой. Он тотчас же откликнулся письмом и рецензией, в которой точно сформулировал самую суть ее книги: «Полонская достигает редкой силы, говоря о величии наших опустошенных дней. Ее книга — о Робинзоне, потерпевшем кораблекрушение и посему познавшем очарование ранее незаметных и скучных вещей. Это новая вера». Так началась их переписка, продолжавшаяся (с перерывами) 45 лет. Главное в письмах — интерес к творчеству друг друга, постоянный рефрен: «Что пишешь?», «Пришли новые стихи». Полонская много рассказывает Эренбургу о своих литературных «братьях» — Серапионах. Она стала единственной женщиной в
этом литературном объединении, но считалась не «сестрой», а «братом», и приняли ее именно за мужественность ее стихов. Михаил Зощенко прозвал ее Елисавет Воробей. Иногда в письмах Эренбург упоминает Париж 1909 года: «Кажется, что мы с тобой уже совсем взрослые и можем вспоминать». Оба мечтают о встрече: «Вот тогда наговоримся!» В начале 1924 года Эренбург приехал в Москву и 20 января написал Полонской: «Вот скоро и увидимся!.. Страшно радуюсь нашей встрече. Везу тебе французские духи (честное слово!)…» Но 21 января умер Ленин, и писателю пришлось изменить свои планы. В марте ему удалось все же вырваться в Ленинград, но и там у него была жесткая программа публичных выступлений. Так что той задушевной встречи, о которой мечталось, не получилось. Уже сев в поезд, Эренбург с горечью пишет своей по-
37
36
друге: «Мне очень больно, что мы так и не повидались с тобой по-настоящему…» И снова — письма, письма, и снова мечты о встрече… Годы идут, оба уже немолоды, но каждый мысленно видит другого восемнадцатилетним. «Читая письма, вижу твою улыбку… — пишет Эренбург. — Порой мне жаль, что ты не пишешь прозы, злой, кусачей и в то же время нежнейшей…»; «Я хотел бы видеть сейчас твою прекрасную усмешку! Откровенно говоря, я сильно одинок…»; «Не влюбляйся… Лучше пиши злую прозу и нежно люби. И то и другое — твое. Это я наверное знаю». Но в глазах тех, кто видел ее постоянно, Елизавета Григорьевна была совсем не похожа на ту ироничную, насмешливую девочку, которой помнил ее Эренбург. «Полонская жила тихо, сохраняя встревоженное и вопросительное выражение лица, — вспоминал Евгений Шварц. — Мне нравилась ее робкая, глубоко спрятанная ласковость обиженной и одинокой женщины. Но ласковость эта проявлялась далеко не всегда. Большинство видело некрасивую, несчастливую, немолодую, сердитую и молчаливую женщину и сторонилось от нее». До 1931 года Елизавета Григорьевна продолжала работать врачом — надо было содержать семью — и одновременно писала очерки для журналов и радио, переводила, работала разъездным корреспондентом «Петроградской правды», писала
стихи и прозу для детей. «Положительно, у Вас есть дар веселой сердечности — величайшее сокровище для детского поэта! — писал ей Корней Чуковский. — Я люблю Ваш голос в поэзии с самых первых Ваших стихов, прочитанных в незабываемом доме Мурузи». В июле 1940 года Эренбург стал свидетелем того, как немецкие солдаты входили в Париж. Накануне этого дня он сжег свои бумаги, в том числе и все письма Полонской. Две недели спустя писатель уже был в Москве, а в декабре на несколько дней приехал в Ленинград. Этой встрече Полонская посвятила стихотворение:
В ложе прессы заседания Нюрнбергского трибунала. Слева направо: Всеволод Вишневский, Всеволод Иванов, Илья Эренбург. 1946 год. In the press box during a session of the Nuremberg Tribunal. Left to right: Vsevolod Vishnevsky, Vsevolod Ivanov and Ilya Ehrenburg. 1946.
“Soon we shall see each other! … I am terribly looking forward to our meeting. I have brought you French perfume (honestly!)…” But on 21 January Lenin died and the writer had to change his plans. In March he did manage to get away to Leningrad, but there too he had a rigid timetable of public engagements. So the dreamed-of intimate reunion did not take place. When he had boarded the return train, Ehrenburg wrote bitterly to his friend: “It grieves me deeply that you and I did not really get to see each other.” So again it was back to letters, letters and dreams of a meeting… The years passed, they were no longer young, but each pictured the other at the age of eighteen. “Reading the letters, I see your smile,” Ehrenburg wrote. “Sometimes I feel sorry
that you don't write prose, vicious, biting, but at the same time very tender…”; “I would like to see your beautiful grin right now! To be frank, I am very lonely…”; “Don't fall in love… Better write malevolent prose and love tenderly. Both the one and the other are your thing. That I know for sure.” But in the eyes of those who saw her constantly, Yelizaveta Grigoryevna was nothing like the ironic girl given to mockery that Ehrenburg remembered. “Polonskaya lived quietly, keeping an anxious and questioning expression on her face,” Yevgeny Shvarts recalled. “I liked the bashful, deeply hidden sweetness of a wounded and lonely woman in her. But that sweetness showed itself quite rarely. The majority saw a woman who was not pretty, not happy and not young, angry and taciturn and they avoided her.”
«Шествие по улице де ла Гете в Париже: Модильяни, Сутин, Ривера, Маревна, Волошин, Эренбург, Пикассо, Жакоб». С рисунка Маревны. 1910-е годы. Художница изобразила себя в компании своих друзей — известных во всем мире поэтов, писателей и художников. Procession along the Rue de la Gaité in Paris: Modigliani, Soutine, Rivera, Marevna, Voloshin, Ehrenburg, Picasso, Jacob. From a drawing by Marevna. 1910s. The artist depicted herself in the company of friends — world-famous poets, writers and artists.
Until 1931 Yelizaveta Grigoryevna continued to work as a doctor — she needed to feed the family — and at the same time wrote pieces for periodicals and the radio, translated, worked as a travelling correspondent for Petrogradskaya Pravda and wrote verses and prose for children. “You definitely have the gift of light-hearted warmth — the greatest of treasures for a children's poet!” Kornei Chukovsky wrote to her. “I have loved your voice in poetry from the very first verses of yours read in the unforgettable Muruzi House.”
Солдаты германского вермахта на фоне Триумфальной арки в оккупированном Париже. 1940 год. Освобожден Париж был 25 августа 1944 года войсками «Свободной Франции» под командованием генерала Леклерка. Soldiers of the German Wehrmacht in front of the Arc de Triomphe in occupied Paris. 1940. Paris was liberated on 25 August 1944 by the Free French forces commanded by General Leclerc.
In July 1940 Ehrenburg witnessed the entry of German troops into Paris. The day before he had burnt all his papers, including all the letters from Polonskaya. Two weeks later he was already in Moscow, and in December he came to Leningrad for a few days. Polonskaya devoted a poem to this meeting. Inseparable we stroll together As in that distant autumn, when In the haze there appeared before us Cities outside our ken. In the darkness of the night Your warm hand I find quite near. “Fate ordained our separation,” You say and disappear. The separation proved a long one. They met again only in the summer of 1945. “I went to Liza Polonskaya's,” Ehrenburg recalled. “She told me how she had lived in evacuation on the River Kama. Her son is in the army. We spoke about the war, about Auschwitz, about France, about the future. I was so much at ease with her, as if we had lived long years together… It's bitter to encounter your own youth, especially when there is no peace in your heart: you are
Б листательный ДИСК / t he
brilliant DISK
Polonskaya.qxd
38
2/19/09
15:13
Page 38
…Бродим вместе, не расставаясь, Как той осенью дальней, когда Перед нами во мгле открывались Незнакомые города. Я твою горячую руку Нахожу средь ночной темноты. «Нам судьба сулила разлуку…» — Говоришь, исчезая, ты. Разлука оказалась долгой… Вновь встретились они только летом 1945 года. «Я пошел к Лизе Полонской, — вспоминал Эренбург. — Она рассказывала, как жила в эвакуации на Каме. Ее сын в армии. Мы говорили о войне, об Освенциме, о Франции, о будущем. Мне было с нею легко, как будто мы прожили вместе долгие годы. Вдруг я вспомнил парижскую улицу возле зоологического сада, ночные крики моржей, уроки поэзии и примолк. Горько встретиться со своей молодостью, особенно когда на душе нет покоя: умиляешься, пробуешь подтрунивать над собой, нежность мешается с горечью». Эти слова Елизавета Григорьевна прочла спустя двадцать лет, когда вышла 6-я книга мемуаров «Люди, годы, жизнь». Тут же она написала Илье Григорьевичу: «Спасибо тебе, что ты вспомнил обо мне. Твои строки заменили мне разговор с тобой. Но только на время. Не хочу допускать, чтобы мы не увиделись больше». В последний раз они повстречались в 1961 году, когда обоим уже шел восьмой десяток. В начале августа 1967 года
moved; you try to make fun of yourself; tender emotion blends with bitterness.” Yelizaveta Grigoryevna read those words twenty years later, when the sixth volume of the memoirs People, Years, Life came out in 1965. She immediately wrote to Ilya Grigoryevich: “Thank you for remembering about me. Your lines substituted for a conversation with you. But only for a time. I do not want to imagine that we will never see each other again.” The last time they met was in 1961, when both were over seventy. In early August 1967 Ehrenburg suffered a heart attack and soon Polonskaya was laid low by a stroke. On 31 August Ehrenburg died. Polonskaya survived him by almost a year and a half. She died on 11 January 1969, without ever learning that her friend was no longer among the living. Four months before Ehrenburg's death she wrote him a letter including the poem A Late Declaration, which contains these lines: As if in an instant, it all was gone, Yet nonetheless, though all be lost, I loved you, my warlike one.
Эренбурга свалил инфаркт, а вскоре у Полонской случился инсульт. 31 августа Эренбург умер. Полонская пережила его почти на полтора года. Она умерла 11 января 1969 года, так и не узнав, что ее друга уже давно нет в живых… За четыре месяца до смерти Эренбурга она написала ему письмо, в нем — стихотворение «Позднее признание»: Вижу вновь твою седую голову, Глаз твоих насмешливых немилость, Словно впереди еще вся молодость, Словно ничего не изменилось. Всё прошло, как будто миг единственный. Ну а всё-таки, хоть всё потеряно, Я тебя любила, мой воинственный...
В конце 1950-х годов, в то самое время, когда начинал писать свою мемуарную трилогию Эренбург, работала над воспоминаниями и Полонская. Отдельной книгой под названием «Города и встречи» они были изданы только в 2008 году, спустя почти сорок лет после смерти автора. Стихи Полонской, посвященные Эренбургу, составляют целый раздел этой книги. In the late 1950s, at the same time that Ehrenburg began to write his three volumes of autobiography, Polonskaya was working on her own memoirs. They appeared as a separate book, under the title Goroda i vstrechi [Cities and Meetings], only in 2008, almost 40 years after the author's death. The verses that Polonskaya dedicated to Ehrenburg form a whole section of the book.
меню гурмана / gourmet menu искусство отдыхать / the art of relaxation чтение под сигару / a good cigar, a good read
Выше. Одна из последних фотографий Елизаветы Полонской. Ленинград. 1960-е годы. Ниже. Илья Эренбург. Снимок 1964 года. Above. One of the last photographs of Yelizaveta Polonskaya taken in Leningrad in the 1960s. Below. Ilya Ehrenburg. 1964 photograph.
«Дорогому Илье с любовью. Л. 17/IX 45». Надпись Полонской Эренбургу на книге «Камская тетрадь. Стихи». Молотов (до 1940-го и с 1957 года — Пермь). 1945 год. To dear Ilya with love. L. 17/9/45. Polonskaya's handwritten dedication to Ehrenburg in her anthology The Kama Notebook. Poems, published in Molotov (as Perm was known from 1940 to 1957) in 1945.
М еню гурмана / g ourmet
menu
soup.qxd
2/19/09
15:14
Page 40
Суп – всему голова Михаил СЕВЕРОВ / by Mikhail SEVEROV Фотографии Д. КОЩЕЕВА / Photographs by D. KOSCHEEV
soup, the foundation of a meal «Суп в кастрюльке прямо на пароходе приехал из Парижа; откроют крышку – пар, которому подобного нельзя отыскать в природе», – фантазировал герой бессмертной пьесы Николая Гоголя. И хотя российским государям и аристократам особые лакомства доставлялись буквально с другого края света, суп, прибывший из Парижа, кажется нелепицей даже сегодня. Ведь супы – гордость русской кухни.
40
С упы есть во всех кухнях мира, и в их рецептах
Виртуозное владение кухонным ножом для хорошего повара столь же необходимо, как и гастрономический талант. Ведь от правильной нарезки ингредиентов зависит вкус блюда! A virtuoso mastery of the kitchen knife does as much to make a good chef as gastronomic talent. The ingredients have to be cut right so as to taste right.
легко прослеживается зависимость от климата страны. Например, в испанской и греческой кухне популярны супы холодные, с обилием зелени, на основе кислого молока или овощных соков. В странах с суровым климатом на авансцену выходят питательные густые супы, которые обязательно подаются горячими. В России первому блюду всегда придавали большое значение. В дореволюционное время в праздничное меню и крестьян, и аристократов обязательно входили всевозможные супы. Даже в такие праздники, как Рождество или Пасха, стол у простых сельских жителей украшали «мясные щи с кислым ржаным хлебом, похлебка из бараньих потрохов с пресным караваем». В жаркие летние дни подавали окрошку, ботвинью, свекольник. А в холодную пору предпочтение отдавали наваристой солянке. Слово «солянка» появилось в русском языке относительно недавно. Вплоть до конца XIX века это блюдо называлось «селянка», то есть сельский деревенский суп. Со временем букву «е» сменила «о», и «селянка» превратилась в «солянку». Произошло это не случайно – ведь так называются острые супы с усиленной кисло-соленой основой,
“The soup arrived in a pot on a steamer direct from Paris. The aroma when you open the lid is like nothing in the whole wide world,” the central character of Gogol's immortal comedy The Inspector General fantasizes. And although monarchs and aristocrats did have special delicacies brought literally from the other end of the Earth, bringing soup from Paris to St Petersburg seems ridiculous even today. Soups are, after all, the pride of Russian cuisine.
полученной в результате добавления томатов, маслин, каперсов, соленых огурцов и лимона. Еще одна отличительная особенность солянки – высокая питательность. Зачастую, в отличие от рассольников и щей, солянки служат одновременно и первым и вторым блюдом. По питательности сравниться с ними могут разве что некоторые блюда восточной кухни, например хаш или шурпа. У русской солянки три основных вида: мясная, рыбная и грибная. При этом если солянка мясная, в рецепте обязательно должны присутствовать разные сорта и виды мяса, для рыбной требуется несколько видов рыбы. На этом факте основана одна из версий происхождения блюда. Считается, что появилось оно в далекие времена, когда по большим праздникам в деревнях готовили «общий» суп. Каждый селянин приносил те продукты, которые у него имелись. Они складывались в один котел, и разобрать, где чьи ингредиенты, не было никакой возможности. В ресторане «Виктория» из ингредиентов секрета не делают. Например, рыбную солянку готовят на концентрированном рыбном бульоне с мясом стерляди, лосося и судака. Заправляется солянка пассированными свежими томатами, а необходимую остроту придают каперсы, маслины и соленые огурцы. «Рецепт вполне традиционный, – улыбается шеф-повар ресторана «Виктория» Алексей Журавлев, – но есть один секрет. Заключается он в способе нарезки ингредиентов. Ведь давно известно, что какова нарезка, таков и вкус супа».
Слева. Солянка в меню ресторана «Виктория» представлена в трех видах: мясная, грибная и рыбная. Ниже. Обжарить грибы — кажется, что может быть проще? Однако в умелых руках этот процесс превращается в настоящее шоу. Left. The Victoria restaurant menu features three sorts of solianka: meat, mushroom and fish. Below. Frying mushrooms — what could be simpler, you might think. But in skilled hands the process turns into a real show.
S oups can be found in all the world's cuisines and
Традиционный грибной суп на отваре из белых грибов обязательно заправляется перловой крупой, а также пассированными морковью, сельдереем и луком и, конечно, смесью из белых грибов, опят и лисичек. Traditional mushroom soup based on a cep stock should be thickened with pearl barley. It has to contain browned carrots, celery and onion and, of course, a mixture of ceps, chanterelles and other wild mushrooms.
Рассольник — одно из самых популярных блюд традиционной русской кухни. В ресторане «Виктория» его готовят на мясном бульоне с фрикадельками из утиной грудки. Rassolnik is one of the most popular dishes in traditional Russian cuisine. In the Victoria restaurant it is made with meat broth and duck-breast meatballs.
their recipes display an easily recognizable connection with the climate of the country. Spanish and Greek cooks, for example, show a preference for cold soups that are based on sour milk or vegetable juices, with plenty of herbs. In countries with a severe climate the balance is in favour of thick hearty soups that are always served piping hot. In Russia great importance has always been attached to the first course. In pre-revolutionary times festive fare for peasants and aristocrats alike would invariably include all sorts of soups. Even on such special occasions as Christmas and Easter shchi and thick soups adorned the tables of ordinary countrypeople. On hot summer days they ate okroshka and botvinia (made with kvass and meat or fish respectively) as well as beetroot soup. In the colder months preference was given to a rich solianka — a spicy soup with a strengthened sour-salty base obtained by adding tomatoes, olives, capers, pickled gherkins and lemon. One more characteristic of solianka is its high nutritional value. In contrast to various rassolniki (also made with pickles) and shchi (cabbage soups), a solianka will often serve as both first and main course. There are three basic types of solianka: meat, fish and mushroom. For a meat solianka the ingredients must include meats of various sorts and types; a fish solianka requires several varieties of fish. This fact lies behind one of the explanations of the origins of this dish. It supposedly appeared long ago when on major feats days villages cooked a “communal” soup. The villagers each brought what ingredients they had. They all went
into the one great pot and it was impossible to say where whose contribution was. At the Victoria restaurant they make no secret about the ingredients. Fish solianka, for example, is made from a reduced fish stock with the addition of sterlet, salmon and pike-perch. The soup is seasoned with fresh tomatoes passed through a sieve, while the necessary spiciness comes from capers, olives and pickled gherkins. “The recipe is completely traditional,” Alexei Zhuravlev, the head chef of the Victoria restaurant, says with a smile, “but there is one secret. It's in the way we cut the ingredients. After all, it's long been known that the chopping determines the taste of a soup.”
2/19/09
15:18
Page 46
Ч тение под сигару /a good
cigar, a good read
Napoleon.qxd
46
Табак когда-то называли «дьявольским зельем» не зря. И не только потому, что его употребление губительно для здоровья. Порой табак оказывал немалое влияние и на дела политические. Королевская монополия на продажу табака, делавшая его чрезвычайно дорогим, сыграла свою роль и в Великой Французской революции 1789 года. Одной из причин антиавстрийских выступлений в Италии в 1848 году тоже стали высокие цены на «зелье». Сегодня табак — товар общедоступный, но элитные сорта сигар по-прежнему остаются уделом знатоков, которые не упустят случая заглянуть в Сигарную гостиную Талион Клуба, чтобы насладиться любимым ароматом. Tobacco was at one time known as “the Devil's weed” and with good reason. Not just because its use is harmful to the health. On occasion tobacco has had a considerable influence on political events. The royal monopoly on the sale of tobacco, making it very expensive, played its part in the French Revolution of 1789. One of the reasons for the Italian revolt against Austrian rule in 1848 was also the high price of the “weed”. Today tobacco is more affordable, but choice cigars remain the prerogative of connoisseurs who are sure not to miss a chance to visit the Taleon Club's Cigar Lounge and enjoy their much-loved aroma.
Даже для повидавшего виды Парижа эпохи Директории этот брак был необычным. Жених куда-то запропастился, и свадебная церемония затягивалась. Комиссар мэрии клевал носом. Влиятельные члены правительства, Баррас и Тальен, устав от ожидания, недоуменно поглядывали на невесту. Она же отрешенно сидела на софе и украдкой бросала взгляд на часы. Свеча в медном подсвечнике давно оплыла, но никому не приходило в голову подрезать фитиль. Вся сцена напоминала театральную постановку, во время которой артисты решили сделать перерыв. Внезапно с улицы раздалось бряцание подков, затем грохот сабли, волочившейся по каменной лестнице, и дверь резко распахнулась. В зал стремительно ворвался маленький длинноволосый человек в генеральском мундире. Не затрудняя себя извинениями, он решительно растолкал дремавшего комиссара: — Живей, сударь! Пожените нас. Мы спешим! Paris at the time of the Directory had certainly seen some sights, but still this marriage was unusual. The groom had failed to arrive and the wedding ceremony was delayed. The municipal official was dozing. Barras and Tallien, influential members of the government, had grown tired of waiting and were casting perplexed looks at the bride. She for her part sat aloofly on the sofa stealing glances at the clock. The candle in the copper candlestick had been guttering for a long time, but it did not occur to anyone to trim the wick. The whole scene looked like some theatrical performance during which the actors had decided to take a break. Suddenly the clatter of hooves was heard in the street, then the rattle of a sabre dragging up the stone stairs, and the door was flung open. A short man with long hair wearing a general's uniform burst into the room. Without wasting time on apologies, he gave the nodding official a firm shake. “Look lively, Monsieur! Marry us. We're in a hurry!”
с
ердце императора Дмитрий КОПЕЛЕВ / by Dmitry KOPELEV
the emperor's heart
«В ожидании жениха». C акварели Жоба (Жака Онфруа де Бревиля). Иллюстрация из книги Жоба и Жоржа Монторгея (Октава Лебеска) «Бонапарт». Париж. 1910 год.
Waiting for the Groom. From a watercolour by Job (Jacques Onfroy de Breville). Illustration from Bonaparte, a book by Job and Georges Montorgueil (Octave Lebesgue), Paris, 1910.
Ч тение под сигару / a
good cigar, a good read
Napoleon.qxd
48
2/19/09
15:18
Page 48
Медовый месяц прошел на скорую руку. В первые дни после свадьбы супруга часто наведывалась в кабинет генерала, но каждый раз заставала одну и ту же картину: склонившись над картой Альп, устилавшей огромный стол, Бонапарт что-то объяснял своим офицерам. Жену он тотчас выпроваживал: «Наберитесь терпения, дорогая, все нежности — после победы». А вскоре новоиспеченный муж выступил в Итальянский поход — занавес наполеоновской эпопеи поднимался. За десять лет до этого, в сентябре 1785 года, двадцатидвухлетняя Роза Таше де Ла Пажри, в замужестве виконтесса де Богарне, рассталась со своим супругом Александром де Богарне, сыном правителя Французских Антильских островов. С элегантным офицером наивная провинциалка прожила шесть лет, но тот предпочитал обществу супруги веселые пирушки, карты и военные маневры. Она осталась с двумя маленькими детьми и небольшой рентой в 11 тысяч ливров. Из Парижа красавица креолка перебралась в Фонтенбло, в дом своего тестя на улице Монморен. Обретя свободу, она быстро усвоила светские манеры и вовсю кружила головы сонму поклонников. А Франция шла к революции, и свобода манила всех. Семь лет социальных потрясений стоили стране тысяч казненных и погибших в мясорубке гражданской войны. Монархия пала, на смену ей пришла The honeymoon was a rough-and-ready affair. In the first days after the wedding the bride often dropped into the General's study, but every time the same sight met her eyes: bent over a map of the Alps lying on the huge table, Bonaparte was explaining something to his officers. He immediately ushered his wife out: “Have patience, my dear. There will be time for tenderness after the victory.” Soon the newly-fledged husband embarked on his Italian campaign — the curtain had lifted on the Napoleonic era. Ten years before that, in September 1785, the 22-year-old Vicomtesse de Beauharnais, née Marie-Josèphe-Rose Tascher de La Pagerie, had separated from her husband, Alexandre de Beauharnais, the son of the governor of the French Antilles. The unsophisticated provincial girl had lived with the dashing officer for six years, but he preferred merry-making, cards and military manoeuvres to his wife's company. She was left with two young children and a small allowance of 11,000 livres. The beautiful Creole moved from Paris to Fontainebleau, to her father-in-law's house on the Rue Montmorin. Having obtained her freedom, she
Портрет Жозефины, выполненный на кости гуашью и акварелью Жаном Батистом Огюстеном, украсил крышку золотой табакерки мастера П.-А. Монтабана. Начало XIX века. A portrait of Josephine executed in gouache and watercolour on ivory by Jean-Baptiste Jacques Augustin adorns the lid of a snuffbox made by the eminent goldsmith PierreAndré Mantauban. Early 1800s
республика. Многое изменилось и в жизни госпожи Богарне, чудом пережившей эпоху террора. Первый муж Розы, или, как ее начнут называть, Жозефины, генерал республиканской армии, в марте 1794 года попал в тюрьму и был гильотинирован. Гражданку Богарне арестовали по анонимному доносу, и несколько недель она
Ниже справа. Пасынок Наполеона принц Евгений (Эжен) де Богарне. Портрет работы Андреа Аппиани. 1800 год. Below right. Napoleon’s stepson, Prince Eugène de Beauharnais. Portrait by Andrea Appiani. 1800.
Современники находили, что Жозефина «красива благодаря правильности черт, изящной гибкости стана и кроткому выражению лица». В тексте брачного договора возраст Наполеона «увеличили» на полтора года, а невеста на четыре года «помолодела». Contemporaries found Josephine “beautiful on account of her regular features, refined suppleness of figure and meek expression”. In the marriage contract Napoleon’s age was increased by a year and a half, while his bride became four years younger. Падчерица Наполеона Гортензия де Богарне внесет свою лепту в возвышение династии Бонапартов. Выйдя замуж за младшего брата Наполеона Луи, она вместе с ним взойдет на королевский престол Голландии, а их сын Шарль Луи Наполеон станет впоследствии императором Франции Наполеоном III. Портрет работы Франсуа Паскаля Симона Жерара. Первая половина XIX века.
quickly picked up high-society manners and turned the heads of a host of admirers. France meanwhile was plunging into revolution and freedom beckoned to everyone. Seven years of social upheaval cost the country thousands of people, executed or slain in bloody civil strife. Much changed too in the life of Citizeness Beauharnais, who survived the Reign of Terror by a miracle. Her first husband became a general in the republican army, but in March 1794 was thrown into prison and then guillotined. Josephine (as she was by then known) was arrested on the basis of an anonymous denunciation and spent long weeks in the prison on the Rue Vaugirard, a former Carmelite convent. Its walls still bore the
Napoleon’s stepdaughter, Hortense de Beauharnais, played her part in the rise of the Bonaparte dynasty. She married Napoleon’s younger brother Louis and became Queen of Holland when he was made king. Their son, Charles Louis Napoleon, later became Emperor Napoleon III of France. Portrait by François Pascal Simon, Baron Gérard. First half of the 19th century.
49
провела в тюрьме, размещавшейся на улице Вожирар, в бывшем монастыре кармелиток. Там на стенах еще сохранялись кровавые подтеки, напоминавшие о безжалостной резне заключенных в сентябре 1792 года. Каждый вечер составлялись новые списки, и осужденных на смерть уводили. Жозефина с содроганием ждала, когда выкрикнут ее имя. Камеру она делила с дочерью испанского банкира Терезией Каббарюс. Терезия, состоявшая в браке с эмигрантом маркизом де Фонтене, давно проживала отдельно. Она рассказала Жозефине, как в Бордо, во время террора, за ней начал ухаживать влиятельный якобинец Тальен, один из участников заговора против Робеспьера. Однажды, месяца через три, заключенные увидели из окон тюрьмы странную особу. Она махала им руками и хваталась за платье. «Robe?» («Платье?») — догадалась одна из узниц. Та кивнула, положила в подол «pierre» — «камень», потом провела рукой поперек горла и пустилась в пляс. Так в тюрьме узнали о падении Робеспьера. Шестого августа 1794 года вдова Богарне вышла на свободу, а через три дня в далеком Тулоне был арестован генерал артиллерии Наполеон Бонапарт. Молодому стороннику Робеспьера предъявили обвинение в измене и растрате казенных денег — молох революции требовал новых жертв. Однако в бу-
магах генерала ничего подозрительного не обнаружили, и он получил свободу. Когда весной 1795 года Бонапарт приехал в Париж, столицу было не узнать. Город, где во времена Робеспьера царили спартанские порядки и показная добродетель, словно проснулся после спячки. У власти встали недавние казнокрады, биржевые спекулянты и нувориши, они кинулись в вихрь удовольствий и не желали замечать тех, кто прозябал в нищете. Наступила эпоха кричащей роскоши, когда ценились только деньги, любовь и красота, — стоило ли тем, кто вчера избежал гильотины, задумываться о завтрашнем дне? Теперь недавние революционеры завладели всем: вином, яствами, богатыми экипажами, модной одеждой, красивыми женщинами В Париже рождался новый высший свет, в котором властвовали обольстительные прелестницы. Посреди зимы они одевались в драпированные античными складками платья из легких индийских тканей или носили прозрачные греческие туники. В моду вошли белокурые парики из волос молодых людей, погибших на гильотине. Весь Париж словно пустился в пляс, танцы устраивали даже в саду монастыря кармелиток, а однажды на старом кладбище святого Сульпиция гости вальсировали среди могильных плит. Особой популярностью пользовались «балы жертв»: танцоры, кланяясь, особым
bloodstains testifying to the merciless slaughter of prisoners that took place there in September 1792. Every evening new lists were drawn up and the condemned were taken away. Josephine waited in trepidation for her own name to be called out. She shared her cell with Theresa Cabbarus, the daughter of a Spanish banker. Theresa was married to the émigré Marquis de Fontenay, but they had long lived apart. She told Josephine that in Bordeaux during the terror she had been courted by a prominent Jacobin named Jean-Lambert Tallien. One day, after about three months, the inmates spotted a strange person from the windows of their prison. She waved and pulled at her dress. “Robe?” — one of the prisoners guessed. The woman nodded, put a stone (pierre) in the skirt of her dress, then brought her hand across her throat and danced a jig. That is how the prisoners learnt of the fall of Robespierre (brought down in the “Thermidorian Reaction” by conspirators that included Tallien). On 6 August 1794 the widow Beauharnais was released and three days later in dis-
tant Toulon the artillery general Napoleon Bonaparte was arrested. The young supporter of Robespierre was accused of treason and misappropriation of government funds — the revolutionary Moloch demanded new victims. But nothing suspicious was found in the General's papers and he too was released.
«Ярые республиканки защищают дерево свободы от вандейцев». Весной 1793 года против революционного правительства выступили крестьяне департамента Вандея, провозгласившие себя сторонниками короля и католицизма. В костюме храброй санкюлотки любила щеголять и Жозефина в годы революции. Ardent Republican Women Defend the Tree of Liberty from the Vendéeans. In the spring of 1793 peasants from the Vendée area revolted against the revolutionary government, declaring themselves in favour of the King and Catholicism. In the revolutionary years Josephine liked to cut a dash in the dress of a brave sansculotte.
Ч тение под сигару / a
good cigar, a good read
Napoleon.qxd
50
2/19/09
15:18
Page 50
образом двигали головой — как будто продевали ее сквозь кольцо гильотины. Пускали туда только с остриженным затылком, на манер осужденных, и только тех, чьи родственники были казнены. Центром развлечений скоро сделалась «Хижина» — роскошный салон Терезии Кабаррюс на Кур-ля-Рен, неподалеку от Елисейских полей. Получив свободу, она вышла замуж за Тальена, и теперь «Богоматерь Термидора», как прозвали ее льстецы, превратилась в законодательницу мод. Она по-прежнему дружила с виконтессой
де Богарне, теперь — крестной ее дочери Термидоры. «Словно сотканная из кружев и газа», Жозефина блистала и пленяла сердца. В те фривольные времена она выделялась как редкий, ни на кого не похожий бриллиант. Она никогда не любила чересчур прозрачных нарядов — ведь женщина должна оставаться загадкой, а для этого достаточно пикантно оттенить какуюнибудь деталь туалета, декольте или подчеркнуть свою таинственность шляпкой «а-ля Минерва». Когда красавица креолка появлялась в «Хижине», сердца поклонни-
In the Directory period well-heated rooms were a rarity. They often became gathering places for fops and charming socialites, who called such salons bouillotes from the French word for “boil”. Their habitués made gallant conversation and read newspapers, but more often played billiards or cards. The name bouillotte also became attached to a popular card game.
When Bonaparte arrived in Paris in the spring of 1795 the capital was unrecognizable. The city that under Robespierre had been in the grip of Spartan habits and demonstrative virtue seemed to have awoken from hibernation. Yesterday's embezzlers of state funds, speculators and nouveaux riches had come to power. They launched into a whirlwind of pleasure and disdained to notice those languishing in poverty. An era of unashamed hedonism began, when only money, love and beauty counted — how could those who had yesterday escaped the guillotine be expected to think about tomorrow? Now the erstwhile revolutionaries had it all: wine, delicacies, rich carriages, fashionable clothes and beautiful women. In Paris a new beau monde appeared, in which charming seductresses reigned supreme. In the middle of winter they draped themselves in dresses of light Indian fabrics pleated in the manner of ancient statues or else wore see-through Grecian tunics. There was a vogue for blond wigs made from the hair of young people who had been guillotined. It seemed as if the whole of Paris was tripping the light fantas-
Мадам Тальен и ее обольстительные подруги считали, что о старой моде надо забыть. «Это так старо, что можно помереть от скуки», — смеялись они, отправляясь «выгуливать свои прелести». «Мадам Тальен в саду Тюильри». С рисунка Зиера. 1799 год. Madame Tallien and her seductive friends believed that yesterday’s fashion should be forgotten. “It’s so outdated that one could die of boredom,” they laughed as they set out to “parade their charms”. Madame Tallien in the Tuileries Garden. From a 1799 watercolour by Zier.
tic. Dances were even held in the garden of the Carmelite convent and on one occasion revellers waltzed among the tombstones of the old Saint Suplice cemetery. A particular sign of the times were the “bals des victims” when instead of bowing, the dancers would
С приходом к власти Наполеона карьера виконта де Барраса, утонченного и обаятельного циника, оборвалась: остаток жизни он провел в своем поместье. С портрета работы неизвестного художника конца XVIII века.
В эпоху Директории хорошо отапливаемые помещения были редкостью. В них часто собирались щеголи и светские прелестницы, которые называли такие салоны «бульотами» (от франц. bouillir — кипятить). Они вели галантные разговоры, читали газеты, но чаще играли на бильярде или в карты. Свою любимую карточную игру, разновидность брелана, они, как и салоны, окрестили «бульот».
When Napoleon seized power, the career of Paul Barras came to an abrupt end: the Vicomte spent most of the rest of his life exiled from Paris. From a portrait by an unknown late 18th-century artist.
ков замирали. Однажды перед ними предстала «прекрасная фиалка» в струящемся бело-розовом платье с треном, отделанным черной бахромой, корсажем в шесть пальцев, в длинных, орехового цвета перчатках, желтых сафьяновых туфельках и белых, с зелеными пятками, чулках. Другие запомнившиеся образы Жозефины: афинская гетера в короткой, до колен, прозрачной тунике с боковым разрезом, собирательница колосьев в капоте и в шляпке «под Свободу». Природа наградила ее грацией и дивным голосом, который переливался как серебряный колокольчик. Говорила она с легким креольским акцентом, растягивая гласные и произнося твердые звуки словно под сурдинку. Неотразимая госпожа Богарне наслаждалась жизнью. Ее часто видели в обществе Барраса и красавца генерала Лазара Гоша. В уютном особняке на улице Шантрен, скрытом от посторонних глаз аллеей
На приеме в Военном комитете Бонапарту дали понять, что он еще слишком молод и надо дать дорогу старикам. «На полях сражений стареют быстро, а я прямо оттуда!» — не растерялся будущий император.
51
The Military Committee informed Bonaparte that he was still too young and should give way to older men. “On the battlefield men age quickly and I have just come from there,” the future emperor replied unabashed. jerk their heads as if inserting them into the hole of the guillotine. Only close relatives of those executed in the terror were admitted and they had to have the back of their heads shaved. The centre of social life quickly became the sumptuous salon of Theresa Cabarrus at her “rustic mansion” on the Cours-laReine, close to the Champs-Elysées. After regaining her freedom she married Tallien and now “Notre Dame de Thermidor” as flatterers called her became a fashion-setter. She remained friends with the Vicomtesse de Beauharnais, who was now godmother to her daughter. Josephine, “seemingly woven from lace and gauze” was После тюрьмы, без гроша в кармане, Бонапарт с полгода оставался не у дел. Чем он только тогда не занимался: спекулировал недвижимостью, пытался устроиться на службу в турецкую армию, ходил в театр, а порой бесцельно слонялся по парижским улицам. Иллюстрация из книги Жоба и Жоржа Монторгея «Бонапарт». 1910 год.
After prison, without a penny in his pocket, Bonaparte found himself out of work for some six months. He did all sorts of things: speculated with real estate, tried to take service with the Ottoman army, went to the theatres and sometimes aimlessly wandered the streets of Paris. Illustration from Bonaparte, a book by Job and Georges Montorgueil, Paris, 1910.
красивых деревьев, она жила на свой лад. Детей она отдала в сен-жерменские пансионы: Евгения — к суровому ирландцу Патрику Мак-Дермоту, а Гортензию — к мадам Компан. В доме не хватало кастрюль, бокалы и тарелки вечно бились — но столы ломились от редкостных фруктов, дичи и всевозможных деликатесов. Жозефина частенько сидела без единого франка, влезала в долги, за бокалом вина принимала темных дельцов и пускалась в финансовые аферы. Под вечер к ней заглядывали гадалки и ворожеи: верная антильским суевериям хозяйка советовалась с ними, как лучше истолковать отражение воды в зеркале или рисунок золы, сдутой северным ветром. Летом 1795 года порог «Хижины» переступил сумрачный молодой офицер. Таких странных персонажей салон госпожи Тальен еще не видывал, с трудом верилось, что этот человек в чине генерала. Слишком уж непривычно звучало его имя — Наполеон Бонапарт, да и потертый форменный сюртук с длинными полами придавал ему жалкий вид. Генерал артиллерии носил черные прямые волосы, которые по моде того времени свисали до плеч как собачьи уши. Одна дама, видевшая Бонапарта в ту пору, долго не могла отделаться от мысли, что с ним «небезопасно встретиться под вечер на опушке леса». Этот отставной генерал состоял на половинном жалованье, ютился в жалкой
Ч тение под сигару / a
good cigar, a good read
Napoleon.qxd
52
2/19/09
15:18
Page 52
комнатушке, ходил пешком и довольствовался чашкой кофе. Манеры его были ужасны, в музыке он ничего не понимал, а танцевать и вовсе не умел. По непонятным причинам чудаку покровительствовал сам Баррас, знавший его со времен Тулона. Бонапарт держался особняком, исподтишка поглядывал на госпожу Тальен, порой неловко ухаживал за ней. Уже на Святой Елене император припомнит, как расхрабрился до того, что осмелился предложить «Богоматери Термидора» развестись с Тальеном и выйти за него. В ответ красавица лишь расхохоталась. Наученный превратностями судьбы, генерал любые события умел принимать хладнокровно. Он понимал, как важно заручиться поддержкой состоятельных влиятельных женщин, и вскоре непостижимым образом заставил свет считаться с собой. Мало-помалу все вдруг разглядели обаяние его огромных повелительных глаз. Все чаще он развлекал дам гаданием по руке — дамы томно вздыхали и уверяли, что его пророчества сбываются. Любовнику Жозефины Гошу он предрек смерть в собственной постели, тем самым оскорбив храброго генерала. Не пройдет и двух лет, как Гош (ему не исполнится и тридцати) умрет дома от пневмонии, а вера в особые, мистические способности загадочного корсиканца укрепится. К вершинам славы Бонапарт взлетел в одночасье, подавив артиллерийским
огнем толпы мятежных роялистов, двинувшихся на штурм Тюильри 5 октября 1795 года. Его произвели в дивизионные генералы и назначили командующим гарнизоном столицы. Одной из его первых акций стала кампания по разоружению Парижа. В те дни, по совету матери, четырнадцатилетний Евгений Богарне явился к генералу и попросил позволить ему не рас-
ставаться с саблей отца. Бонапарт, прекрасно знавший, что Евгений — сын подруги Барраса, великодушно вернул ему оружие. На следующее утро Жозефина нанесла Бонапарту визит благодарности, а потом и он посетил особняк на улице Шантрен. Томная креолка, словно фея, околдовала его: Жозефина умело направляла раз-
radiant and captured new hearts. In those frivolous days she stood out like a rare diamond, different from everyone else. She was never fond of overly transparent outfits — a woman should remain enigmatic and it was sufficient to accentuate some piquant detail of her attire, perhaps the dècolleté, or enhance her mysteriousness with a hat “à la Minerve”. When the stunning Creole appeared at the salon, hearts stood still. On one occasion, she turned up as “a beautiful violet” in a flowing white and pink dress with a train trimmed with a black fringe, a corsage as long as six fingers, long walnut-coloured gloves, yellow leather slippers and white stockings with green patches. Other memorable guises included an Athenian hetaera in a short, knee-length translucent tunic slit at the side and a gleaner in a housecoat and a liberty cap. Nature had given her grace and a wonderful voice that rang like a little silver bell. She spoke with a slight accent surviving from her childhood on Martinique, stretching her vowels and muting the hard consonants. The fascinating Madame Beauharnais was enjoying life. She was often seen in the
company of Paul Barras and the handsome general Lazare Hoche. In the summer of 1795 a sullen young officer visited the Cours-la-Reine. Madame Tallien's salon had never before seen such odd characters and it was hard to believe that this man held the rank of general. His name sounded too unusual — Napoleon Bonaparte and his threadbare long-skirted uniform coat gave him a pathetic air. The artillery general wore his black hair long and straight, hanging down to his shoulders like a hound's ears in the fashion of the day. As a retired general he drew a half salary, lived in one miserable room, walked everywhere and made do with a cup of coffee. His manners were terrible; he understood nothing of music and could not dance at all. For reasons unknown this oddity was a protégé of Barras himself, who had known him back in Toulon. Bonaparte rose to the heights of glory in a moment, when he used artillery fire to disperse the crowds of insurgent royalists threatening to storm the Tuileries on 5 October 1795. He was promoted to divisional general and appointed commander
Ниже. Бонапарт, гордостью не уступавший шотландцам, отказался служить генералом в пехоте и следовать в Вандею: «Артиллерия — вот мое оружие». Дождливый день 13 вандемьера стал его вторым Тулоном. Щуплый генерал в маленькой треуголке прославился на всю Францию как «генерал Вандемьер». Иллюстрация из книги Жоба и Жоржа Монторгея «Бонапарт». 1910 год. Below. Bonaparte had a true Corsican’s pride and refused to serve as an infantry general and go to the Vendée. “Artillery is my weapon,” he said. A rainy autumn day in 1795 became his moment of glory. The diminutive general in a little tricorne hat became known across France as “Général Vendémaire”. Illustration from Bonaparte, a book by Job and Georges Montorgueil, Paris, 1910.
Признавшись Наполеону, что она была любовницей Барраса, Жозефина потупилась: «Право, не знаю, как теперь быть». — «Поженимся, — предложил генерал, — я не вижу тут никаких препятствий».
«Бонапарт подглядывает, как мадам Тальен и Жозефина, с которой он недавно познакомился, в обнаженном виде танцуют перед Полем де Баррасом». С карикатуры Джеймса Гилрея. 1805 год. Bonaparte spying on Madame Tallien and Josephine (whom he had recently met) as they danced naked before Paul Barras. 1805 caricature by James Gillray.
говор, и генерал с изумлением обнаружил, что он, оказывается, интересный собеседник. Он не был избалован успехом у женщин. Проведя всю жизнь с пустыми карманами в захолустных гарнизонах, нелюдимый корсиканец держался особняком, сторонился женщин и галантных похождений. До встречи с Жозефиной в его жизни случился всего один роман — с собственной невесткой, марсельской провинциалкой Дезире Клари. Корсиканец, конечно, робел: из-за аристократических манер госпожа Богарне выглядела недоступной. Слухи о ее доверительных отношениях с Баррасом тоже смущали — еще неизвестно, как всесильный директор воспримет ухаживание за его любовницей, ведь Бонапарт всем ему обязан. А Жозефине нравилось наблюдать за переживаниями наивного вояки — она рассудила, что видит его насквозь и сумеет приручить недотепу.
53
Confessing to Napoleon that she had been Barras’s mistress, Josephine lowered her eyes: “I honestly do not know what to do now.” “Let’s get married,” the General proposed. “I do not see any obstacle in this.” of the capital's garrison. One of his first acts was a campaign to disarm Paris. At this time, on his mother's advice, the 14-yearold Eugène Beauharnais presented himself to the General and asked to be allowed to keep his father's sword. Bonaparte knew full well that Eugène was the son of Barras's girlfriend and magnanimously returned the weapon to him. The next morning Josephine visited Bonaparte to express her thanks and then he called at her mansion in the Rue Chantereine. The languishing Creole enchanted him like a fairy. The Corsican was naturally shy — Madame Beauharnais's aristocratic manners made her seem inaccessible. The rumours about her close relationship with Barras were also a hindrance. It was still not clear how the all-powerful director would look on attentions being paid to his mistress, while at that time Bonaparte owed everything to him. Josephine enjoyed observing the anxieties of the naïve warrior — she reckoned that she could see right through him. But intuition told her that the mask of a simpleton was hiding a brave and wilful man who might go very far indeed.
Вместе с Баррасом они будут посмеиваться над «маленьким олухом», как он его называл. «Он только и может, что палить из пушек», — хохотал Баррас. «Он заа-абавный», — делилась Жозефина с подругами, напевно растягивая гласные поантильски. Однако интуиция подсказывала ей, что за маской простака скрывается волевой, отважный человек, который может многого добиться. Вокруг все твердили о его талантах, а ведь ей тридцать два — молодые прелестницы наступают, и кто знает, найдется ли еще такой многообещающий и неискушенный поклонник. Чувствуя, что после первых встреч генерал затаился, Жозефина взяла инициативу в свои руки: «Вы больше не появляетесь у друга, который вас любит, вы его совсем забросили, и вы не правы, потому что он нежно к вам привязан. Приезжайте завтра позавтракать. Мне необходимо видеть вас и потолковать с вами о ваших интересах. До свидания, мой друг, обнимаю вас. Вдова Богарне». Бонапарт отозвался на приглашение. Роман развивался стремительно. Ослепленный страстью генерал быстро оказался под властью колдовских чар Жозефины. «Mio dolce amor, прими тысячу поцелуев, но не возвращай их; они воспламеняют во мне всю кровь», — пишет он своей избраннице и отправляется на войну. Богиня любви одержала победу и подобно
Ч тение под сигару / a
good cigar, a good read
Napoleon.qxd
54
2/19/09
15:18
Page 54
судьбоносной звезде осветила генералу Бонапарту путь к славе. В скором времени имя Бонапарта уже гремело по всей Европе. Блистательная итальянская кампания Бонапарта прошла под именем Жозефины. Полководец не расставался с миниатюрным портретом супруги, считал дни до встречи и забрасывал ее письмами: «У меня не было дня, когда бы я не думал о тебе. Не было ночи, когда бы я не сжимал тебя в объятиях. Я ни разу не выпил чаю, не прокляв при этом славу и честолюбие, обрекающие меня на разлуку с душой моей жизни. В гуще дел, во главе войск, в лагере — всюду моя обворожительная Жозефина одна царит в моем сердце, занимает мой ум, поглощает мои мысли». Между тем госпожа Бонапарт к мужу в Италию ехать не спешила. Наслаждаться его триумфом она предпочитала в Париже, и ей совсем не хотелось преодолевать Альпы. То, что генерал любит ее так же, как и славу, Жозефине льстило, хотя иногда и заставляло ревновать к «сопернице». Но отблески славы супруга не могли не падать и на нее. Она купалась в этих сладостных лучах и с удовольствием принимала поклонение. Где бы она ни появлялась, всюду ее приветствовали как «Богоматерь Победоносную»: «Богоматери Термидора» приходилось потесниться. Бонапарт же, пока в Париже Жозефине курили фимиам, сходил с ума от рев-
Their romance progressed rapidly. Blinded by passion the General soon found himself in the power of Josephine's charms. “Mio dolce amor, have a thousand kisses, but do not return them; they will enflame all my blood,” he wrote to his beloved and went off to war. The goddess of love won a victory and, like some lodestar, lit General Bonaparte's path to glory. In a short while, the name of Bonaparte resounded across the whole of Europe. Napoleon fought his brilliant Italian campaign in Josephine's name. The general never parted with a miniature portrait of his wife, counted the days until they would meet and bombarded her with letters. “I have not had a day on which I did not think of you. There was no night in which I did not press you in my arms. I never once drank tea without cursing the fame and ambition that condemn me to separation from the soul of my life. In the thick of things, at the head of the army, in the camp — everywhere my bewitching Josephine alone reigns in my heart, occupies my mind and takes up my thoughts.” But the new Madame Bonaparte was in no hurry to join her husband in Italy. She
«Прием в Мальмезоне в 1802 году». С картины Франсуа Фламенга. 1896 год. В замке Мальмезон Жозефина все устроила на свой вкус: благоухали клумбы и оранжереи, в прудах плавали лебеди, резвился тюлень, на зеленых лужайках паслись газели и антилопы. В счастливые дни консульства Бонапарт часто наведывался сюда и даже играл в «горелки» с гостями.
«Наполеон на Аркольском мосту». С картины Антуана Жана Гро. 1796 год. Считается, что на этой картине Бонапарт изображен наиболее достоверно. Между тем художнику пришлось нелегко: модель ни секунды не оставалась спокойной. Дело спасла Жозефина. После завтрака она сажала мужа на колени и уговорами заставляла принять нужную позу. Napoleon on the Bridge at Arcola. From a 1796 painting by Antoine-Jean Gros. This painting is believed to be the most life-like depiction of Bonaparte. The artist had a hard time though: his model could not keep still for a moment. Josephine saved the day. After breakfast she sat her husband on her lap and persuaded him to take up the required pose.
ности. Почему она так редко пишет, почему не едет к нему? Жозефина в ответ придумывала массу причин: у нее недомогание, она собирается, она беременна. Но все это были пустые предлоги. В действительности легкомысленная госпожа Бонапарт переживала бурный роман. Ее избранником стал неотразимый красавец Ипполит Шарль, бравый гусарский лейтенант, весельчак и балагур.
preferred to enjoy his triumph in Paris and had no desire at all to cross the Alps. Josephine was flattered that her general loved her as much as glory, but sometimes she became jealous of that “rival”. Yet the reflection of her husband's glory inevitably fell upon her as well. She bathed in its delightful rays and accepted adoration with pleasure. Wherever she appeared, she was hailed as “Notre Dame de Victoire” — “Notre Dame de Thermidor” had to move over. But while Josephine was being praised to the skies in Paris, Napoleon was going
Согласно легенде, самые храбрые солдаты Итальянской армии после сражения собирались на совет и производили Бонапарта в очередной чин. Выиграв сражение у моста Лоди, он стал капралом. Вскоре за ним закрепилось прозвище «Маленький капрал». According to legend after a battle the bravest soldiers of the Italian Army held council and gave Bonaparte another promotion. After the battle for the bridge at Lodi he became a corporal. Soon his nickname evolved into “the Little Corporal”.
Внизу. Кентавр из Мальмезона. Современная фотография. A Party at Malmaison in 1802. From an 1896 painting by François Flameng. At the chateau of Malmaison Josephine arranged everything to her own liking. In the happy days of the consulate Bonaparte often visited and even played chasing games with the guests.
Бонапарт меж тем терроризировал Директорию, требуя от Барраса надавить на супругу и угрожая бросить армию и вернуться в Париж. В конце концов, напуганное правительство добилось отъезда Жозефины в Италию, но любовник поехал с ней. Генерал ликовал, он устроил жене торжественную встречу в Милане — несколько дней пролетели для Бонапарта как одно мгновение. Затем окрыленный страстью генерал бросился штурмовать Мантую: «Я думал, что сильно люблю тебя, но с тех пор, как увидел тебя, чувствую, что люблю в тысячу раз сильнее». Жозефина перечитывала эти признания, возможно, даже обсуждала их с обожаемым Шарлем. Она не без удовольствия писала госпоже Тальен: «Муж не то что любит меня — обожает; боюсь, как бы он от этого не рехнулся!» Она всерьез уверовала, что для мужа навсегда останется божеством и бу-
дет распоряжаться им как мальчикомнесмышленышем. Пускай судачат о ее парижских и итальянских похождениях со смазливым паяцем, Бонапарт любит только ее и безраздельно ей доверяет. Так почему же она не может потакать своим маленьким слабостям? И все-таки, возможно, именно в счастливые итальянские дни в отношениях супругов появилась трещина, которая спустя годы приведет их к разрыву. После возвращения во Францию тучи над Жозефиной начали сгущаться. Сначала ей отомстила уволенная горничная Луиза Компуэн. Она донесла генералу о молодом гусаре, который ездил с госпожой Бонапарт по всей Италии в одной карете и ночевал в тех же гостиницах. Не дремало и семейство Бонапартов, с первого дня брака возненавидевшее «старуху» с двумя нахлебниками. По поручению семьи
55
crazy with jealousy. Why did she write so rarely? Why was she not on her way to him? Josephine in reply invented all sorts of reasons. She was indisposed; she was packing; she was pregnant. But those were all empty excuses. In reality the light-headed Madame Bonaparte was having a tempestuous affair. Her chosen lover was the irresistibly handsome Hippolyte Charles, a dashing hussar lieutenant and a jovial jester.
Napoleon meanwhile was terrorizing the Directory, demanding that Barras put pressure on his wife and threatening to abandon the army and return to Paris. In the end the intimidated government got Josephine off to Italy, but her lover went with her. The General was ecstatic. He organized a grand reception for his wife in Milan — the days flew by in an instant for Bonaparte. Yet it was perhaps precisely in those happy days in Italy that the crack appeared in the re-
Ч тение под сигару / a
good cigar, a good read
Napoleon.qxd
2/19/09
15:18
Page 56
старший брат Наполеона Жозеф рассказал ему, что творится у него за спиной: «Легкомысленная мотовка живет на широкую ногу, она наделала долгов. Вокруг нее ошиваются какие-то проходимцы, которым она покровительствует и обеспечивает им выгодные контракты на поставки в Итальянскую армию». Разъяренный Бонапарт рвал и метал, а Жозефина все отрицала, лила слезы и в конце концов убедила его не верить злым наветам. Сама же спокойно продолжала свои финансовые аферы, наказав компань-
онам ни при каких обстоятельствах не признаваться в знакомстве с ней. Чтобы доказать преданность мужу, Жозефина изъявила готовность сопровождать его в египетской экспедиции. С болью в сердце распрощалась она с любимым Шарлем и вместе с Бонапартом отбыла в Тулон. Вместо парижских развлечений ей пред-
«Европа — кротовая нора», — признавался Бонапарт перед египетской кампанией. Погнавшись за «восточной мечтой», он намеревался повторить подвиги Александра Македонского. В анналах истории, наряду с его блестящими победами под пирамидами и Абукиром, научным открытием Египта, посещением чумного госпиталя в Яффе, останется и расстрел двух тысяч турок на берегу Средиземного моря. Иллюстрация из книги Жоба и Жоржа Монторгея «Бонапарт». 1910 год.
“Europe is a mole hole,” Bonaparte declared before his Egyptian campaign. His pursuit of an “Eastern dream” was driven by a desire to emulate Alexander the Great. But besides the victories at Abukir and the Pyramids, the scholarly discovery of Egypt and the visit to the plague hospital in Jaffa history will also recall the slaughter of over 2,000 Turkish prisoners on the shore of the Mediterranean. Illustration from Bonaparte, a book by Job and Georges Montorgueil, Paris, 1910.
стояло опасное плавание по Средиземному морю, а потом — африканские пустыни и дикие мамлюки. Жозефина погрузилась в глубокую депрессию, захворала и каждый день жаловалась на переутомление. Бонапарт всерьез обеспокоился здоровьем супруги и решил оставить ее во Франции — пусть пройдет курс лечения, а потом уж приезжает к нему. Жозефина со слезами проводила экспедицию и отправилась в Лотарингию — лечиться водами на курорте Пломбьер. Небольшая армия Бонапарта, завоевав Египет, двинулась в сирийский поход. «Маленький капрал» шел по бесплодной пустыне впереди своих солдат. На его пути стоял древний Эль-Ариш. На одном из
привалов личный секретарь Наполеона Бурьенн видел, как к Бонапарту подошел генерал Андош Жюно. После беседы с ним лицо Бонапарта исказилось нервными конвульсиями, взгляд сделался отрешенным. Он стукнул себя по голове и с искаженным яростью лицом накинулся на свиту: «Вы предали меня! Женщины! Жозефина! Вы обязаны были мне все рассказать! Так обмануть меня! Горе им! Я истреблю все это племя вертопрахов и блондинов! А с ней развод! Публичный, громкий, скандальный!» Неужели его звезда закатилась? Сирийский поход окончился неудачей. В глубокой апатии Бонапарт написал брату Жозефу: «Как несчастно положение того, в
lationship that would years later lead the couple to break apart. After the return to France, the storm clouds began to gather above Josephine. First a dismissed maid got her revenge by enlightening Napoleon about the young hussar who travelled in the same carriage with Madame Bonaparte all over Italy and spent the nights in the same inns. The Bonaparte clan were not idle either: from the day of the wedding they had hated the “old woman” and her two bloodsuckers. At the family's instigation, Napoleon's older brother Joseph told him what had been going on behind his back: “The thoughtless spendthrift is living the high life. She has run up debts. Some rascals are hanging around her and she patronizes them and gets them profitable contracts to supply the army in Italy.” The furious Napoleon ranted and raved, but Josephine denied everything. She wept and finally persuaded him not to believe the
wicked slanders. Yet she calmly continued her financial machinations, instructing her confederates not to confess to knowing her under any circumstances. In order to show her devotion, Josephine declared herself willing to accompany her husband on his Egyptian expedition. With an aching heart she parted from her darling Charles and left with Bonaparte for Toulon. Instead of the amusements of Paris she could look forward to a dangerous voyage across the Mediterranean and then African deserts and savage Mamelukes. Josephine plunged into a deep depression. She fell ill and complained of exhaustion every day. Bonaparte became seriously concerned about his spouse's health and decided to leave her behind in France to undergo a course of treatment and then she could join him. Josephine tearfully saw off the expedition and headed for Lorraine to take the waters at the spa town of Plombiers.
56
У подножия пирамид в Гизе французская армия под нещадно палившим солнцем завязала схватку с войском мамлюков, перекрывшим дорогу на Каир. Перед сражением 21 июля 1799 года Наполеон обратился к солдатам со знаменитой фразой: «Солдаты, сорок веков смотрят на вас с высоты этих пирамид!» At the foot of the pyramids at Giza, beneath a mercilessly blazing sun, the French army engaged a Mameluke force barring the road to Cairo. Before the battle on 21 July 1799, Napoleon addressed his men with the famous phrase: “Soldiers, forty centuries look down upon you from the tops of these pyramids!”
2/19/09
15:18
Ч тение под сигару / a
good cigar, a good read
Napoleon.qxd
«Жан Андош Жюно в 1792 году». С портрета работы неизвестного художника. Конец XVIII века. Своего близкого друга и адъютанта Бонапарт за неистовую удаль в бою называл «Буря». Именно Жюно решился раскрыть генералу глаза на неверность жены. Впоследствии Андош Жюно разбогатеет, станет герцогом д'Абрантес, будет владеть огромными поместьями в Германии, но маршальского жезла так и не получит. Jean Andoche Junot in 1792. From a portrait by an unknown artist. Late 18th century. Bonaparte called his close friend and adjutant “the Storm” for his reckless daring in battle. It was Junot who dared to open the General’s eyes to his wife’s infidelity. Junot later grew rich and was made Duc d’Abrantès. He owned huge estates in Germany, but never received a marshal’s baton.
58
Page 58
чьем сердце одновременно живут самые разные чувства к одному и тому же человеку. Чувства во мне увяли. Слава приелась. Я совсем опустошен». Письмо перехватила эскадра Нельсона, и англичане тотчас опубликовали его. Теперь вся Европа знала, что непобедимый Бонапарт — одураченный муж. Простит ли он ее? Никогда! Он отдал Жозефу распоряжение начать бракоразводный процесс: «Знаю, что ты одобришь мое решение… Иногда я чувствую себя таким несчастным. Но мне двадцать девять. Забвение еще придет». Он ошибался — забвение не пришло. На Эльбе, получив известие о смерти Жозефины, Наполеон с горечью скажет: «Она меня любила». В Египте же, приняв решение о разводе, он еще не знал о происшествии в Пломбьере. Там под Жозефиной обрушился балкон, и она, упав на мостовую, получила увечья. Пиявки, промывания, компрессы, лечебные ванны помогли поставить ее на ноги. Но последствия это-
го падения сыграют роковую роль, когда спустя годы Наполеон тщетно будет ждать, что Жозефина подарит ему наследника. Когда, 9 октября 1799 года, Жозефина обедала в Люксембургском дворце у председателя Директории Гойе, пришла депеша: «Бонапарт высадился во Фрежюсе». Она немедленно собралась и помчалась по Бургундской дороге к Лиону. Ей — 37 лет, у нее более миллиона франков долга, купленный и неоплаченный дворец Мальмезон. Собственный ее дом на улице Шантрен Бонапарт еще до отъезда в Египет перевел на себя. Что будет с ней в случае развода — брак с Шарлем, который обманывает ее с любовницами? Надо во что бы то ни стало увидеть генерала прежде, чем он переговорит со своими братьями. Тогда она будет спасена. Ранним утром 16 октября Бонапарт прибыл в Париж. Он ехал другой дорогой и разминулся с Жозефиной. На всем пути
следования его кортежа, даже в самых крохотных городках, жители выходили на улицы, возводили триумфальные арки и торжественно встречали «спасителя» Республики. А дома его никто не ждал — особняк оказался пуст. Он вспылил, потом стало бесконечно больно: «Значит, все правда». Когда Жозефина вернулась, Бонапарт заперся в спальне. Она подня-
лась по винтовой лестнице, постучалась, но ответа не последовало. Всю ночь Жозефина рыдала у запертой двери, говорила слова любви, уверяла, что ее оболгали, — Бонапарт так и не отозвался. Утром Евгений, вернувшийся с отчимом из Египта, застал мать в объятиях Гортензии, обе рыдали. Евгений долго стучал в запертую дверь, угрожал, молил, плакал — все было напрасно. Только поздно вечером Бонапарт вышел и, рыдая, даровал Жозефине свое прощение. В порыве ярости он готов был покарать изменницу разводом, но понял, что это выше его сил, потому что продолжал боготворить ее, как и прежде. Сыграло свою роль и трезвое решение политика. Дорога к власти перед Бонапартом была открыта, а рогоносец, затеявший бракоразводный процесс, вряд ли мог стать спасителем страны. Кто, как не Жозефина с ее обаянием и красотой, лучше всех сыграет роль спутницы повелителя империи? Никогда больше Бонапарт не вспомнит эту ночь и не опустится до мелких упреков. Жозефина же, побывав на краю пропасти, неожиданно ощутила, как близок ей этот человек, которого она понимает с полуслова. Она осознала, насколько привязана к нему, к его голосу, жестам, перепадам настроения, — жизнь без него была бы бессмысленной и ненужной. Прошло пять лет. Бонапарт провозгласил Францию империей, Жозефина стала
“How unhappy are those in whose hearts there live simultaneously the most different feelings for one and the same person. The feelings have withered inside me. Fame has palled. I am totally devastated.” The letter was intercepted by Nelson's squadron and immediately published by the British. Now the whole of Europe knew that the invincible Bonaparte was a cuckolded husband. Could he forgive her? Never! He gave Joseph instructions to initiate divorce proceedings: “I know that you will approve of my decision… Sometimes I feel so unhappy. But I am 29. Oblivion will come yet.” He was mistaken — oblivion never came. When news of her death reached him on Elba, Napoleon said bitterly: “She loved me.” In Egypt, when he took the decision to divorce her, he did not know what had happened in Plombiers. A balcony collapsed under Josephine; she fell to the ground and was badly injured. Leeches, compresses and therapeutic washes and baths helped to get her back on her feet. But the consequences of that fall would become tragic years later when Napoleon waited in vain for Josephine to give him an heir.
When Josephine was taking lunch in the Luxembourg Palace with the then-president of the Directory, Louis-Jérôme Gohier, a dispatch arrived that Napoleon had landed at Fréjus. She immediately packed and rushed off down the Burgundian highway to Lyons. She was 37 years old and over a million francs in debt. She had bought Malmaison palace but not paid for it. Napoleon had transferred her own house on the Rue Chantereine to his own name before leaving for Egypt. What awaited her in the event of divorce? A marriage to Charles, who would undoubtedly be unfaithful. She simply had to reach the General before he spoke with his brothers. Then she would be saved. Napoleon arrived in Paris early on the morning of 16 October. He had taken a different route and missed meeting Josephine. Along his party's entire route even in the smallest towns people had lined the streets, set up triumphal arches and given a hero's welcome to “the saviour of the Republic”. But at home no-one was waiting — he found the mansion empty. He exploded and then felt terribly hurt: “That
Во время коронации нести огромный шлейф мантии Жозефины Наполеон поручил своей невестке Жюли Клари и сестрам Каролине, Полине и Элизе. Сестры, ненавидевшие «старуху» и ревновавшие к ее славе, нарочно замедлили шаг. Жозефина оступилась и едва не упала — триумф был омрачен. During the coronation Napoleon entrusted the huge train of Josephine’s robe to his sisterin-law Julie Clary and his sisters Caroline, Pauline and Elise. The sisters, who hated the “old woman” and envied her fame, deliberately slowed their pace. Josephine stumbled and nearly fell. A shadow fell over her triumph. Napoleon's small army conquered Egypt and embarked on a Syrian campaign. The “Little Corporal” marched across the barren desert ahead of his men. Their route lay through ancient Al-Arish in the Sinai. At one of the halts Napoleon's private secretary Bourrienne saw General Andoche Junot approach Bonaparte. After their conversation Bonaparte's countenance was distorted by nervous convulsions and his gaze became distant. He thumped himself on the head and turned on his suite with a face twisted with rage: “You have betrayed me! Women! Josephine! It was your duty to tell me everything! To deceive me like that! So much the worse for them! I will exterminate that whole tribe of flibbertigibbets and blonds! And her I'll divorce! Publicly, with fuss and scandal!” Might his star be on the wane? The Syrian campaign ended in failure. In deep apathy Napoleon wrote to his brother Joseph:
Императрица Жозефина. С портрета работы Франсуа Паскаля Симона Жерара. 1801 год.
Empress Josephine. From a portrait by François Pascal Simon, Baron Gérard. 1801.
59
При подготовке к коронации продумывалась каждая деталь. С помощью маленьких фигурок, расставленных на плане собора Парижской Богоматери, миниатюрист Жан-Батист Изабе продемонстрировал Наполеону и Жозефине, как будет проходить торжественная церемония. Иллюстрация из книги Жоба и Жоржа Монторгея «Бонапарт». 1910 год. Every last detail was considered in the preparations for the coronation. The miniature painter JeanBaptiste Isabey used little figures arranged on a plan of Notre Dame to show Napoleon and Josephine how the ceremony would proceed. Illustration from Bonaparte, a book by Job and Georges Montorgueil, Paris, 1910.
2/19/09
15:18
Page 60
Ч тение под сигару / a
good cigar, a good read
Napoleon.qxd
Тарелки с изображением императрицы Жозефины и Наполеона I. Западная Европа. Конец XIX века.
Ниже. «Прием в Компьене». С картины Франсуа Фламенга. 1894—1896 годы. В марте 1811 года Мария-Луиза осчастливила Наполеона рождением долгожданного наследника — Наполеона II, короля Римского. Below. Reception at Compiegne. From a painting by François Flameng. 1894—96. In March 1811 MarieLouise delighted Napoleon with the birth of a longawaited heir — Napoleon II, the King of Rome.
императрицей, первой дамой страны. С фатальной убежденностью корсиканца он продолжал видеть в ней свой талисман, дарованный ему перстом провидения. Пусть она безумная транжира, мотовка, лгунья, но она — божественная, она ему бесконечно дорога. С каким юношеским нетерпением он ждал ее писем в военных походах, страстными поцелуями покрывал выведенные ее рукой строки, как нежен и пылок был в коротких записочках, которые ей отправ-
Императрица Жозефина. Портрет работы Фирмена Массо. Около 1812 года. За несколько дней до смерти Наполеон пожелал, чтобы его тело погребли рядом с Жозефиной в усыпальнице Рюэйльской церкви.
Plates bearing depictions of Empress Josephine and Napoleon I. Western Europe. Late 19th century.
лял со всех биваков! Любовь заставляла его до поры до времени на многое закрывать глаза. Но когда его голову увенчала императорская корона, кое-что изменилось. Следовало подумать о династии: ведь передать власть некому. В случае его смерти — а на полях сражений ее тень ходила за ним по пятам — страну ждал хаос. Старший брат Жозеф высокомерно заявлял о своих правах на престол, как будто бы их отец, адвокат Карло Буонапарте, был когда-либо коронован на царство! Жозефина пыталась добиться того же для своего внука, маленького Наполеона, сына Гортензии и младшего брата Наполеона Луи. Отныне смысл жизни Бонапарт видел в рождении наследника, в продолжении рода, а императрица не могла подарить ему сына.
61
60
Josephine, Empress of the French. Portrait by Firmin Massot. Circa 1812. A few days before his death Napoleon expressed the wish that his body be buried next to Josephine in the vault of the church at Rueil-Malmaison.
Жозефина давно поняла, что императорский трон рушит ее брак, что дело идет к разводу, и в письме сыну признавалась: «Я хоть завтра без сожаления отреклась бы от него за себя и за всех своих. Для меня важно только сердце императора. Если же мне суждено его потерять, то об остальном я почти не пожалею: лишь он — мое честолюбие, лишь им полно мое сердце». Ее дурные предчувствия сбылись: 10 декабря 1809 года Наполеон собрал торжественный прием в Тюильри и публично объявил о разводе, воздав хвалу преданности и нежности своей бывшей супруги: «Она украсила пятнадцать лет жизни, и воспоминание о них никогда не изгладится из моей души». Жозефина дрожащим голосом начала читать ответную речь. Почти сразу ее горло сдавили рыдания, и последние фразы дочитывал государственный секретарь: «Расторжение брака ничего не изменит в чувствах, живущих у меня в сердце: император навсегда сохранит во мне самого лучшего
Письмо Жозефины Наполеону после развода. 15 декабря 1809 года. A letter from Josephine to Napoleon written after the divorce. 15 December 1809.
Внук Жозефины Наполеон III вспоминал ее с нежностью: «Бабушка баловала нас…Нам с братом разрешали вытворять все, что только вздумается. Императрица, самозабвенно любившая свои теплицы и растения, позволяла нам срезать сахарный тростник и сосать его и все время твердила, чтобы мы просили всего, чего захотим». Josephine’s grandson, Napoleon III, recalled her tenderly: “Grandmother spoilt us… My brother and I were allowed to do just as we pleased. The Empress, who was keenly fond of her hothouses and plants, allowed us to cut sugarcane and suck it. She kept telling us to ask for whatever we wanted.”
means it was all true!” When Josephine came back, Bonaparte locked himself in the bedroom. She climbed the spiral staircase, knocked but got no answer. Josephine wept all night outside the locked door. She spoke words of love and assured him that she had been slandered — Bonaparte made no response. In the morning Eugène, who had returned from Egypt with his stepfather, found his mother in the arms of his sis-
Чашка и блюдце с изображением императрицы Марии Луизы, подаренные ей Наполеоном по случаю Рождества. По оригиналу Жана Батиста Изабе. 1810 год. Cup and saucer with a depiction of Empress Marie-Louise that Napoleon presented to her at Christmas. From an original by Jean-Baptiste Isabey. 1810.
ter Hortense; both were in tears. Eugène knocked for a long time on the locked door; he threatened, implored and wept, but all in vain. It was late in the evening before Napoleon unlocked the door and tearfully gave Josephine his forgiveness. In an outburst of anger he had been ready to punish the adulteress with divorce, but he realised that he could not do it, that he adored her as much as before. Sober political calculation played its part too. The path to power had opened up before Bonaparte and a cuckold em-
broiled in a divorce case could scarcely become the saviour of the country. And who would be better than Josephine with her charm and beauty to play the role of consort to the master of an empire? Bonaparte never again mentioned that night and never descended to petty reproaches. For her part Josephine after teetering on the brink of the abyss unexpectedly grasped how dear to her was this man whom she could understand almost without words, She realized how attached she was to him, to his voice, his gestures, his shifting moods — life without him would be senseless and useless. Five years passed. Napoleon proclaimed France an empire. Josephine became his empress, the first lady of the realm. With the fatalistic conviction of a Corsican he continued to regard her as his talisman, given by the hand of providence. Thoughtless wastrel and liar she might be, but she was also divine and infinitely dear to him. With adolescent impatience he awaited her letters when on campaign. He planted passionate kisses on the lines written by her hand. And the brief notes
Ч тение под сигару / a
good cigar, a good read
Napoleon.qxd
62
2/19/09
15:18
Page 62
«Прощание Наполеона с Императорской гвардией в Фонтенбло. 20 апреля 1814». C картины Эмиля Жана Верне Ораса. 1825 год. Император велел собрать во дворе замка Фонтенбло свою старую гвардию. «Солдаты. Я прощаюсь с вами», — произнес император и поцеловал эмблему с орлом. По решению держав-победительниц ему предстояла ссылка на Эльбу. Napoleon’s Farewell to the Imperial Guard at Fontainebleau. 20 April 1814. From a painting by Emile Jean Horace Vernet. 1825. The Emperor ordered his old guard to assemble in a courtyard of the Chateau de Fontainebleau. “Soldiers, I bid you farewell,” the Emperor said and kissed the eagle standard. The victorious allies decided to exile him to Elba.
друга… мы с ним оба гордимся той жертвой, которую приносим для блага отечества». Но новый брак и рождение долгожданного наследника не принесли Бонапарту вожделенного счастья — через пять лет созданная им империя рухнула. Словно бы, расставшись с Жозефиной, он навсегда расстался и со своей удачей. «Зря он бросил старую, — ворчали седые гренадеры, — она приносила счастье и ему, и нам».
Лапажерия розовая — название этому цветку дано по девичьей фамилии Жозефины. Жозефина признавалась, что мечтает быть царицей цветов, и специально для нее цветоводы выводили новые сорта: Бонапартея, Наполеоне Империаль, Мальмезонская роза, Роза Жозефины, Жозефиния… Lapageria Rosea — this flower gets its name from Josephine’s maiden name. Josephine confessed that she dreamt of being the queen of flowers and growers bred new varieties specially for her.
Жозефина тихо угасла в своем Мальмезоне 28 мая 1814 года. Перед смертью она шептала: «Бонапарт… Остров Эльба». Наполеон умер 15 марта 1821 года на острове Святой Елены с именем Жозефины на устах. Josephine slipped quietly from life at her Malmaison on 28 May 1814. Before dying she whispered: “Bonaparte… The island of Elba.” Napoleon died on 15 March 1821 on the island of St Helena with Josephine’s name on his lips.
that he sent her from every bivouac were full of tenderness and ardour. Love made him blind to many things, for the moment. But when the imperial crown touched his head, something changed. He hoped to found a dynasty but had no-one to leave the throne to. If he died — and on the battlefield death was always a hairsbreadth away — chaos awaited the country. His elder brother Joseph arrogantly trumpeted his own rights to the throne, as if their father, the lawyer Carlo Buonaparte, had ever been a crowned monarch! Josephine tried to secure the succession for her grandson, little Napoleon Charles, the child of Hortense and Napoleon's younger brother Louis. From now on the goal of Bonaparte's life was to produce an heir, to continue his own line. And the Empress was unable to give him a son. Josephine had long since understood that the imperial throne was destroying their marriage, that a divorce was coming. She admitted in a letter to her son: “I would renounce it tomorrow without regret for myself and all my kin. For me the Emperor's heart alone matters. If I am doomed to lose that, then I scarcely regret the rest: he alone
is my ambition, he alone fills my heart.” Her forebodings came true: on 10 November 1809 Napoleon gave a state reception at the Tuileries and publicly announced the divorce, while praising the devotion and tender affection of his former wife. “She beautified fifteen years of my life and the memory of them will never be wiped from my heart.” With a trembling voice Josephine began to read her speech in response. Almost immediately her throat was choked with sobs and the last sentences were read by a secretary of state: “The dissolution of the marriage changes nothing in the feelings dwelling in my heart: the Emperor will always have in me a very best friend… He and I are proud of the sacrifice that we are making for the good of the motherland.” But a second marriage and the birth of a long-awaited heir did not bring Napoleon the happiness he yearned for — within five years the empire he created collapsed. It was as if in parting with Josephine he said goodbye to success as well. “He did wrong to chuck the old girl,” the grey-haired grenadiers grumbled. “She brought luck to him and to us.”
линия жизни: защитник/ line of fate: defender линия жизни: перебежчик/ line of fate: turncoat страна, которую мы потеряли / the country that we lost великие о великих / great minds about the greats улица, улица... / through street broad and narrow искусство отдыхать / the art of relaxation высокий стиль / high style традиции / traditions
2/19/09
15:20
Page 64
of fate: defender
Prozorovskij.qxd
Л иния жизни: защитник / l ine
Вид Тихвинского Богородицкого Большого Успенского монастыря. С литографии 1904 года. В период шведской интервенции в начале XVII века оборона этого монастыря приобрела общегосударственное значение. Основными участниками «тихвинского осадного сидения» стали так называемые «вольные казаки». В то время они составляли существенную и довольно боеспособную часть русского войска.
64
View of the Great Monastery of the Dormition of the Virgin in Tikhvin. From a 1904 lithograph. At the time of the early seventeenth-century Swedish intervention in Russia the defence of this monastery became a matter of importance for the whole state. The main protagonists on the Russian side were “free Cossacks” who at that time made up a substantial and fairly effective part of the country's armed forces.
65
Ранним утром, едва солнце успело позолотить маковки монастырского собора, на лесной дороге послышался дробный стук копыт, а вскоре показались и всадники на взмыленных лошадях. Настоятельница вышла во двор, чтобы их выслушать. Вперед выступил тот, что постарше, в стрелецком кафтане. — С недоброй вестью мы, матушка. Немецкие люди войском сюда идут, будут Успенскую обитель силой брать. Уходить вам отсюда придется… — Все в руце Божией, — покачала головой настоятельница, — негоже нам свои кельи покидать, оставлять хозяйство лиходеям на поживу. Оборонять надобно свои домы, а не скитаться по миру яко тать в нощи… — Истину речешь, матушка, — кивнул стрелец, — только твои инокини не то что пищаль, саблю в руке не удержат, а под вражескую пулю попадут. Князь Симеон прислал нас, чтобы укрепить твою обитель и, елико возможно, пренеприятную встречу здесь немцам учинить. Early in the morning, when the sun had barely gilded the domes of the convent cathedral, the thunder of horses' hoofs was heard on the forest road and soon the riders appeared on mounts flecked with foam. The abbess came out into the yard to hear their news. The eldest of the men stepped forward, he was wearing the caftan of a strelets, one of the permanent Muscovite military corps. “We bring bad tidings, ma'am. A body of Swedes is coming this way. They'll take the Dormition Monastery by force. You will have to leave.” “Everything is in God's hand,” the abbess said, shaking her head. “It is not right for us to abandon our cells, to leave this house for the wicked to profit from it. One should defend one's home and not wander the world like a thief in the night.” “You speak true, ma'am,” the strelets admitted, “but your nuns cannot hold an arquebus, nor even a sabre, and will fall beneath the enemy's fire. Prince Simeon sent us to fortify your house and, if we can, to give the Swedes an unfriendly welcome here.
in defiance of all the enemy's strength…
Всей вражьей силе вопреки... Глеб РАЙКОВ / by Gleb RAIKOV
Л иния жизни: защитник / l ine
of fate: defender
Prozorovskij.qxd
2/19/09
15:20
Page 66
Все-таки пришлось настоятельнице Введенского монастыря Дарье покориться и уйти с монахинями в дремучие тихвинские леса — подальше от «немецких людей» (так называли шведов в те времена). Обосновались они, благо лето выдалось жарким, в землянках на берегу небольшого озера, которое позже назвали Царицыным. И неспроста: ведь когда-то настоятельница женской обители была не простой боярыней, а четвертой венчанной женой царя Иоанна, которого нарекли Грозным. Однако отношения ее с мужем не заладились, и пришлось ей в скором времени принять постриг. А после смерти царя настало на Руси Смутное время, и объявились извечные враги: западные земли и Москву захватили поляки, и царь Василий Шуйский нанял для борьбы с ними шведское войско.
настроения… Под предлогом того, что русские задерживают жалованье и не исполняют других пунктов договора, Делагарди даже пришлось временно отвести их к шведской границе, чтобы не остаться военачальником без войска. Когда денежный вопрос наконец уладили, шведы вытеснили поляков из-под Москвы и выступили на помощь осажденному Смоленску. В битве близ села Клушина объединенные силы Делагарди и русского полководца Дмитрия Шуйского потерпели сокрушительное поражение от войск гетмана Станислава Жолкевского, при этом часть наемников из шведского отряда перешла на сторону поляков. Для Руси это стало очередной катастрофой: царь Василий IV Шуйский был низложен и пострижен в монахи, а к власти пришли бояре, присягнувшие польскому королевичу Владиславу. Смутное время продолжалось… Обязательства шведской стороны, данные Василию Шуйскому, теперь утра-
«Против воли постриженная». С картины Николая Матвеева. 1887 год. После скоропостижной смерти третьей супруги Марфы царь Иоанн Грозный сочетался браком с Анной Колтовской. Возможно, Анна настроила царя против опричнины, но ее союз с монархом оказался недолгим: она была пострижена в монахини под именем Дарья. Made a Nun against Her Will. From an 1887 painting by Nikolai Matveyev. After the sudden death of his third wife Marfa, Ivan the Terrible married Anna Koltovskaya. Perhaps Anna spoke out to her husband against the oprichnina oppressions — whatever the case, their marriage was short-lived: she was forced to become a nun under the name of Darya.
Заморские «помощники»
66
Шведским отрядом, часть которого составляли наемники — в основном, французы, немцы и шотландцы, командовал граф Якоб Делагарди. Кампания началась успешно для русско-шведского войска: от сторонников Лжедмитрия II были освобождены Старая Русса, Порхов, Торжок, Тверь… Однако содержание весьма корыстолюбивых иностранцев численностью пять тысяч человек легло тяжким бременем на жителей изнуренной войною страны, а среди наемников зрели мятежные
Введенский девичий монастырь. План Тихвинского посада. С рисунка Ивана Зеленина и Федора Евстафьева. 1678 год. The Convent of the Presentation in the Temple. A plan of the Tikhvin's trading quarter. From a 1678 drawing by Ivan Zelenin and Fiodor Yevstafyev.
Инокиня Дарья, бывшая жена Иоанна Грозного, со временем стала игуменьей Введенского монастыря, а после отступления шведского войска из-под Тихвина руководила восстановлением разрушенной солдатами обители. Дарья управляла монастырем до самой своей смерти и была похоронена во Введенском соборе. Над ее могилой в 1814 году было установлено деревянное резное надгробие с позолотой. With time Darya became the Mother Superior of the Convent of the Presentation in the Temple and after the withdrawal of Swedish forces from Tikhvin she directed the reconstruction of the near-ruined convent. Darya ruled the convent right up to her death and was buried in its main cathedral. In 1814 a carved and gilded wooden monument was set up over her grave.
In the end the Abbess Daria had to give in and take her nuns into the thick forests around Tikhvin out of the way of the Swedes. Since the summer was hot they camped in dugouts on the shore of a small lake that later
became known as the Tsarina's Lake. And for good reason: the abbess of the Convent of the Presentation in the Temple was not simply one of the boyar class: she had once been the fourth wife of Tsar Ivan the Terrible. Their marriage was not a success and soon she was forced to become a nun. After the Tsar's death the Time of Troubles began in Russia and the country's age-old enemies reappeared: the western lands and Moscow were seized by the Poles and Tsar Vasily Shuisky hired a Swedish armed force to fight them.
Foreign “aid” The Swedish detachment, made up in part of mercenaries, mainly from France, Germany and Scotland, was commanded by Count Jacob De la Gardie. The campaign began well for the Russo-Swedish army: Staraya Russa, Porkhov, Torzhok and Tver were liberated from the supporters of the second False Dmitry. But keeping a greedy band of 5,000 foreigners was a heavy burden on the inhabitants of a country exhausted by war and a mood of mutinous dissent grew among the mercenaries. In the face of complaints that
тили всякий смысл. Делагарди заключил с поляками перемирие и с остатками своего войска приступил к выполнению второго — секретного — приказа короля Карла IX. Суть его заключалась в следующем: взять под шведскую корону как можно больше русской земли, а если получится, посадить на московский трон одного из сыновей короля. Шведский историк Юхан Видекинд, оправдывая действия своих соотечественников, писал: «Ведь в это время, когда повсюду проявлялись вероломство и московитская неблагодарность, а враги захватывали все, что попадалось, не было уже иного средства поправить шведские дела в Московии и получить вознаграждение за оказанные услуги, как искать своего права там, где это всего выгоднее». Шведские войска заняли Карелу (Кексгольм) и Ладогу, а в марте 1611 года настал черед Новгорода, про который Делагарди говорил своим солдатам: «В Великом
Гетман Станислав Жолкевский являлся противником войны с Россией, но принял в ней участие и за свои победы был удостоен сана великого коронного гетмана. С портрета Винсента де Лессера. 1801 год. Stanislaw Zólkiewski was opposed to the war with Russia, but he took part in it and his victories brought him the title of Great Crown Hetman. From an 1801 portrait by Wincenty de Lesseur (Lesseriwicz).
67
«Взятие Смоленска польскими войсками во время русско-польской войны 1605—1618 годов». С картины Юлиуша Коссака. Вторая половина XIX века. Польские войска осаждали Смоленск два года, и только после того, как перебежчик указал неприятелю слабое место в обороне, город пал. Под властью польской короны Смоленск находился 43 года. The Capture of Smolensk by Polish Forces during the Russo-Polish War of 1605—18. From a painting by Juliusz Kossak. Second half of the nineteenth century.
the Russians had delayed their wages and were not fulfilling other parts of the contract, De la Gardie even had to take them back temporarily to the Swedish border so as not to find himself a general without an army. When the monetary issue had finally been settled, the Swedes drove the Poles from the Moscow area and advanced to the aid of beleaguered Smolensk. In a battle by the village of Klushino, though, the united forces of De la Gardie and the Russian commander Dmitry Shuisky suffered a crushing defeat from the soldiers of Hetman Stanislaw Zolkiewski, during which some of the mercenaries from the Swedish detachment went over to the Poles. For Russia this was yet an-
other catastrophe. Tsar Vasily IV Shuisky was deposed and forced to become a monk, while power was seized by boyars who had - the son of the Polsworn fealty to Wladislaw, ish King. The Time of Troubles went on. The undertakings that the Swedish side made to Vasily Shuisky had now lost all meaning. De la Gardie concluded a truce with the Poles and with the remnants of his force embarked on the second — secret — mission that King Charles IX had given him. Basically this amounted to bringing as much Russian land as possible under Swedish rule and, if he could, putting one of the King's sons on the Muscovite throne.
Л иния жизни: защитник / l ine
of fate: defender
Prozorovskij.qxd
68
2/19/09
15:21
Page 68
Новгороде не осталось ничего великого». Защитники города держались стойко, но новгородская знать вступила в переговоры с врагом и открыла ворота города, признав шведского королевича Карла Филиппа великим князем. Новгороду предстояло отделиться от Москвы и стать особым, независимым государством. Осенью 1611 года Карл IX скончался, и его сменил Густав II Адольф, а войска Делагарди продолжали захватывать русские города: Иван-город, Орешек, Тихвин… С избранием Михаила Романова дворяне, присягнувшие шведам, стали «отъезжать», то есть бежать из Новгорода. Чтобы удержать их, Делагарди пошел на хитрость: ввел в обиход такое понятие, как «ответственность поручителей». Принятая мера привела лишь к тому, что вместе с беглецами стали скрываться и поручители. Назревал мятеж против новых хозяев, однако Делагарди даже не предполагал, что Тихвин, один из важнейших городов новгородской земли, перейдет на сторону Москвы и станет сборным местом для всех северных «изменников». Дело в том, что еще в самом начале 1613 года новгородское правительство, возглавляемое Делагарди, чтобы укрепить свое влияние, выдало Тихвинскому девичьему монастырю «хлебное жалование» и церковные припасы, а Тихвинскому Успенскому монастырю «к чудотворному образу на неугасимую свещу и лампаду»
Полководец Якоб Делагарди представлял шведскую сторону при подписании Столбовского мирного договора близ Тихвина в 1617 году. Портрет работы неизвестного художника XVII века. 1606 год. The military commander Jacob De la Gardie represented Sweden at the signing of the Stolbovo Peace Treaty near Tikhvin in 1617. Portrait by an unknown 17th-century artist. 1606.
лись к царскому воеводе Симеону Прозоровскому с просьбой направить отряд ратных людей в Тихвин.
Потомок Рюрика
пуд воску и «явило другие поистине царские милости». В Успенском монастыре по распоряжению Делагарди стоял воинский гарнизон под началом новгородца Андрея Трусова и шведского воеводы — француза Жана Лакомба (Йоханна Делакумбе). В глубокой тайне игумен монастыря Онуфрий, Трусов, дворяне Тихвина и несколько горожан уже давно стали готовить против шведов восстание. Они обрати-
Justifying his countrymen's actions, the Swedish historian Johan Widekindi wrote: “After all, at that time, when treachery and Muscovite ingratitude appeared everywhere and enemies were seizing all they could, there was no other means to set Swedish affairs in order in Muscovy and to receive the reward for services rendered than to seek one's right where it was most advantageous.” The Swedish troops took Karela (Keksholm, now Priozersk) and Ladoga, then in March 1611 Novgorod's turn came. The defenders of the city held on grimly, but the Novgorodian nobility parleyed with the enemy and opened the gates, recognizing the Swedish Prince Charles Philip as Grand Prince. In the autumn of 1611 Charles IX died and was succeeded by Gustavus II Adolphus, but De la Gardie's men continued to seize Russian towns: Ivan-Gorod, Oreshek, Tikhvin… With the election of a new tsar, Mikhail Romanov, the situation changed and the nobles who had sworn fealty to Sweden began to flee from Novgorod. Still De la Gardie did not even imagine that Tikhvin, one of the most important centres in the Novgorodian lands, would go over to
«Представление пленного царя Василия Шуйского Сенату и Сигизмунду III в Варшаве в 1611 году». С картины Яна Матейко. Вторая половина XIX века. The Presentation of the Captured Tsar Vasily Shuisky to the Senate and Sigismund III in Warsaw in 1611. From a painting by Jan Matejko. Second half of the nineteenth century.
Moscow's side and become a rallying point for all the northern “traitors”. As recently as the beginning of 1613, in order to increase its influence, the government that De la Gardie headed in Novgorod had given the Tikhvin convent “a payment of grain” and ecclesiastical supplies, presented the Dormition Monastery in the town a pood of wax “for an ever-burning candle and lamp before the miracle-working icon” and “displayed other truly regal favour”. On De la Gardie's orders the monastery was garrisoned by a mixed force commanded by the Novgorodian Andrei Trusov and Jean Lacombe, a Frenchman in Swedish service. In conditions of strictest secrecy Abbot Onufry, Trusov, the nobles of Tikhvin and a few burghers had long since begun planning a rising against the Swedes. They contacted the Tsar's voivode Simeon Prozorovsky with a request to send a fighting force to Tikhvin.
A Descendant of Rurik The name Prozorovsky can be found in the family tree of those descended from Rurik, the founder of the first Russian dynasty. The first Prozorovsky, Simeon's ances-
69
Фамилию Симеона Прозоровского можно найти в древе Рюриковичей: его предок, Иван Прозоровский, князь Моложский (Федорович), там находится в семнадцатом колене, а сам Симеон — в двадцать втором. Начинал Симеон государеву службу стольником, а это в те времена — пятая по величине фигура при царском дворе. Те, кто хотел получить это место, должны были обладать не только родовитостью, но и выдающимися личными качествами. К своему тридцатилетию князь Симеон уже многого достиг, бывал рындой, а затем чашником и кравчим у Василия Шуйского. Участвовал в битвах того времени и выполнял особые поручения царя. Прозоровский, среди прочих «лучших людей», поставил свою подпись под грамотой об избрании на царствование Михаила Федоровича. Казачий отряд, усилиями которого был возведен на престол первый русский царь из рода Романовых, московские бояре хотели послать на помощь Пскову, оказавшемуся тогда под угрозой шведского нападения. Казаки же хотели идти в богатые новгородские земли «совершать набеги», и в Москве понимали, как трудно
Михаил Федорович, первый царь из династии Романовых, взошел на российский трон в возрасте шестнадцати лет. В начале царствования от его имени правили родственники: мать Марфа, бояре Салтыковы, а потом и отец — патриарх Филарет. Портрет работы неизвестного художника XVII века. Mikhail Fiodorovich, the first Russian tsar of the Romanov dynasty, came to the throne at the age of sixteen. At the start of his reign relatives ruled in his name: his mother Marfa, boyars from the Saltykov family, and then also his father. Patriarch Filaret. Portrait by an unknown 17th-century artist.
будет командовать таким войском. «Никто из знатных бояр не хотел идти с ними за начальника», — отмечал шведский хронист. Но такой человек нашелся. Это был князь Прозоровский. Под его командованием казаки действительно двинулись к Пскову, но дорогу им преградил отряд шведов. После нескольких стычек князь, получивший просьбу о помощи из Успенского монастыря, не раздумывая отправился в Тихвин.
Ниже. Тихвинский Большой Богородицкий Успенский мужской монастырь. Фрагмент рисунка Ивана Зеленина. 1679 год. Below. The Dormition Monastery in Tikhvin. Detail of a 1679 drawing by Ivan Zelenin.
tor Ivan Fiodorovich, Prince of Mologa, belonged to the seventeenth generation, Simeon to the twenty-second. Simeon began his service to the tsar as stolnik or steward, then the fifth most important post in the royal court. Those seeking that office had to have not only the right pedigree, but outstanding personal qualities too. By the age of thirty Prince Simeon had achieved much at the court of Vasily Shuisky: he fought in the battles of the time and performed special missions for the Tsar. Prozorovsky was among the “best pe-
Первое упоминание о Тихвине относится к 1388 году, и связано оно с чудотворным явлением на берегу реки Тихвинки иконы Божией Матери. Город, расположенный на перекрестке торговых путей в Новгород и Вологду, быстро развивался. The first written mention of Tikhvin dates from 1388 and is connected with the miraculous appearance of an icon of the Virgin on the bank of the River Tikhvinka. The town, located at the junction of trade routes to Novgorod and Vologda, developed rapidly.
ople” who put their signature to the document confirming Mikhail Fiodorovich's election to the throne. The Muscovite boyars wanted to send the Cossack force through whose efforts the first Romanov had been given the crown to the aid of Pskov, which was then under threat of Swedish attack. Prince Prozorovsky volunteered to command it. The Cossacks set off for Pskov, but their way was blocked by a Swedish regiment. After a few skirmishes the Prince, who had re-
Л иния жизни: защитник / l ine
of fate: defender
Prozorovskij.qxd
70
2/19/09
15:21
Page 70
Мятежная обитель Утром 25 мая 1613 года русские ратники, входившие в состав шведского гарнизона Тихвинской обители, вместе с вооруженными горожанами неожиданно бросились на шведских солдат, несших караул на стенах и воротах монастыря. Застигнутые врасплох шведы были перебиты. Их военачальник Лакомб с оставшимися при нем солдатами засел внутри одного из строений и отбивался от натиска восставших. Те стали обстреливать дом из пищалей. Лакомб выбрался на крышу, где и был схвачен, а его солдаты сдались. В Москву отправили «благую весть» об освобождении Тихвина. Однако бояре были озабочены войной с Польшей и особого значения этому событию не придали. Зато оно вызвало серьезное беспокойство у шведов. В июне отряд, пришедший из Новгорода, попытался захватить Тихвин. Жители укрылись за стенами Большого монастыря и вместе с воинами отбили вражеский натиск. Убедившись в прочности тихвинских стен, шведский отряд ушел восвояси. Перед отступлением шведы сожгли посад со всеми церквями, домами и торговыми рядами. В первой половине августа войско под командованием опытного полководца Роберта Моора, насчитывавшее более трех с половиной тысяч солдат и вооруженное осадной артиллерией, подошло к Тихвину и заняло территорию посада. Впослед-
ствии это место назвали «Таборы». Шведы построили здесь укрепленный лагерь и приступили к планомерной осаде обоих тихвинских монастырей. Началась знаменитая оборона Тихвина, или «Тихвинское осадное сидение», — ярчайшая страница в истории борьбы русского народа против шведских интервентов в начале XVII века. Прозоровский поручил воеводе Леонтию Вельяминову защиту большого монастыря, а сам остался в девичьем и велел обнести его острогом — оградой из кольев. Но выстоять против шведских пушек не удалось: ядра вскоре пробили в ограде
71
ceived the request for help from the Dormition Monastery, headed for Tikhvin without hesitation.
изрядную брешь, и защитникам Введенского монастыря пришлось пробиваться через шведские полки к Успенскому. Схватка случилась жаркая, и много людей в тот день полегло, но князь Симеон с остатками своего отряда все-таки вступил в ворота Успенской обители. Захватив Введенский монастырь, шведы восстановили его укрепления и приступили к осаде главной крепости — большого монастыря. Тихвинцы значительно уступали в численности шведам. Защитников было около 800, осаждавших — более 3000 человек. Кроме того, в монастыре не хватало огнестрельного оружия, боеприпасов и продовольствия. Среди укрывшихся в стенах обители было много женщин, детей и немощных стариков, а ее стены не предназначались для длительной осады. Правда, в Успенском соборе находилась русская святыня, а обороной руководил талантливый полководец, связавший свою судьбу с Тихвином — «домом Богородицы». Осаду Большого монастыря шведы повели по всем правилам военного искусства того времени. Блокировав Успенский монастырь со всех сторон, они возвели вокруг осадные укрепления, а на Московской дороге установили укрепления — «туры». С западной стороны стояли «таборы». Скрываясь за насыпными земляными валами, шведы обстреливали монастырь и предпринимали неожиданные штурмы, отражать
A Rebellious Monastery On the morning of 25 May 1613 the Russian members of the garrison aided by armed men from the town fell upon the Swedish soldiers on sentry duty on the walls and at the gates of the monastery. Taken unawares, the Swedes were slaughtered. Their commander, Lacombe, and the few men remaining with him took refuge inside one of the buildings and beat off an attack by the mutineers, who then opened fire on the building with arquebuses. Lacombe clambered onto the roof, where he was seized, and his soldiers surrendered. The good news of the liberation of Tikhvin was sent to Moscow. The boyars, however, were concerned about the war with Poland and did not attach much significance to the event. The Swedes, by contrast, were seriously disturbed. In June a detachment sent from Novgorod tried to recapture Tikhvin. The inhabitants took cover behind the walls of the monastery and fought off the enemy attack
together with the soldiers. After persuading themselves of the strength of Tikhvin's walls, the Swedes went back the way they came. Before leaving, though, they burnt the trading quarter with all its churches, houses and merchants' stalls. In the first half of August a force numbering over 3,500 men with siege artillery came to Tikhvin under the experienced commander Robert Moor and occupied the trading quarter area. The famous defence of Tikhvin — one of the brightest chapters in the history of the Russian people's struggle against the Swedish invaders in the early seventeenth century — had begun.
«Осада монастыря». Иллюстрация из рукописной книги «Сказание о Тихвинской иконе Божией Матери». Вторая половина XVII века. The Siege of the Monastery. Illustration from the manuscript book The Tale of the Tikhvin Icon of the Virgin. Second half of the 17th century.
Герб князей Прозоровских. XVIII век. В центре, на малом щитке, изображен черный медведь с топором, а в углах — ангел, крылатый змей, серебряный медведь и пушка с райской птицей. The arms of the Prozorovsky princes. 18th century. The small shield in the centre bears a depiction of a black bear with an axe. In the corners are an angel, a winged serpent, a silver bear and a cannon with a bird of paradise.
Тихвинская икона Божией Матери, по преданию, написана святым апостолом Лукой. Она долгое время находилась в Константинополе, а потом внезапно исчезла и появилась в окрестностях Тихвина, где был возведен храм Успения Пресвятой Богородицы. Впоследствии по приказу Иоанна Грозного при храме построили мужской монастырь и обнесли его крепостной стеной. According to legend the Tikhvin Icon of the Virgin was painted by Luke the Apostle. For a long time it was kept in Constantinople, but then it suddenly vanished and reappeared near Tikhvin, where a church consecrated to the Dormition of the Virgin was built. Later, on the orders of Ivan the Terrible, a monastery was created around the church and enclosed with a fortress wall.
Во время Великой Отечественной войны Тихвинская икона Божией Матери была вывезена из России в США, а в июле 2004 года она вернулась в Тихвинский монастырь. Списки с этой иконы находятся во многих российских храмах. During the Second World War, the Tikhvin Icon of the Virgin was removed from the town and ended up in the USA. It was returned to the reopened monastery in July 2004. Copies of the icon can be found in many Russian churches.
Prozorovsky entrusted the defence of the great monastery to the voivode Leonty Velyaminov, while he himself remained in the convent, ordering that it be surrounded by a palisade. But that was no defence against the Swedish cannon; their balls soon smashed a sizeable breach in the wall of stakes and the defenders of the convent had to fight their way through the Swedish forces to the monastery. After capturing the convent the Swedes rebuilt its defences and set about besieging the town's main stronghold, the Dormition Monastery. The numerical advantage was heavily on the side of the Swedes. There were about 800 defenders, while the besiegers numbered over 3,000. The monastery was, moreover, short of firearms, ammunition and provisions. Among those sheltering behind its walls were many women, children and infirm old men, and the walls themselves were not intended for a long siege. On the other hand, the Dormition Cathedral contained one of the most venerated icons in Russia and the defence was in the hands of a gifted commander who had linked his fate to that of Tikhvin, the House of the Mother of God.
The Swedes conducted the siege of the monastery in accordance with all the rules of warfare at that time. Surrounding the enclosure on all sides, they pounded it with cannon fire and launched sudden attacks that became ever harder to repulse.
The Romanovs' First Victory In the night of 6 September the Swedes tried to storm the monastery. The enemy attack was warded off. After that failure the invaders resumed their siege work with greater intensity. The Swedish commanders decided to excavate a mine beneath the fortress wall and blow it up. The sappers began to dig a tunnel beneath the gate-tower that guarded the main, western entrance to the monastery. The moment of the decisive storm was approaching. On the night of 12 September the whole Swedish force went into action. The enemy soldiers used ladders to scale the walls and tried to set fire to the logs of the palisade from below. The defenders continued to resist the onslaught, pouring boiling water and pitch onto the enemy and hurling burning logs
Л иния жизни: защитник / l ine
of fate: defender
Prozorovskij.qxd
72
2/19/09
15:21
Page 72
которые с каждым разом становилось все труднее. У защитников монастыря даже возникла мысль прорвать вражеское кольцо и уйти в леса, взяв с собой чудотворную Тихвинскую икону, но предание гласит, что святыню не могли сдвинуть с места.
Первая победа Романовых В ночь на 7 сентября шведы двинулись на штурм Большого монастыря. Вражеский натиск был отбит. После этой неудачи шведы вновь усиленно принялись за осадные работы. Шведское командование решило устроить подкоп под крепостную стену и
взорвать ее. Землекопы начали рыть подземный ход под воротную башню, охранявшую западный, главный вход в обитель. В монастыре не знали о грозившей опасности, но разведчики захватили пленных, от которых стало известно о подкопе. Тогда воевода Прозоровский велел рыть подземные ходы — «слухи». В «слухах» были установлены бубны, которые должны были звенеть от колебаний земли, когда к ним приблизятся шведские землекопы. В центре монастыря вокруг Успенского собора началось строительство второй линии укреплений.
«Изгнание поляков из Кремля». С картины Эрнста Лисснера. Первая треть XX века. Народное ополчение, которое возглавили князь Дмитрий Пожарский и купец Кузьма Минин, освободило Москву от польских интервентов осенью 1612 года. The Driving of the Poles from the Kremlin. From a painting by Ernst Lissner. First third of the 20th century. The volunteer army led by Prince Dmitry Pozharsky and the merchant Kuzma Minin liberated Moscow from the Polish interventionists in the autumn of 1612.
Ниже. «Голова Стремянного приказа». Из серии иллюстраций «Московские стрельцы в парадной одежде. 1660—1670 годы». Служба московских стрельцов была пожизненной и наследственной. Они участвовали в военных походах, несли караульную и полицейскую службу. Во главе приказов (полков) стояли головы (полковники). В мирное время стрельцы занимались ремеслами, торговлей и огородничеством. Below. The Head of the Stremianny Prikaz. From a series of illustrations: The Muscovite Streltsy in Dress Uniform. 1660—70. The service of the Muscovite Streltsy was life-long and hereditary. They took part in military campaigns, did sentry duty and had police functions. They were organized into prikazy (regiments), each commanded by a head or golova. In times of peace the Streltsy also practised crafts and trade or grew fruit and vegetables.
73
and baking-hot stones. The steadfast heroism of the Russians decided the outcome of the battle. The Swedes pulled back with heavy casualties. The following night the defenders of the monastery made a sortie and caught by surprise an enemy detachment that was tunnelling by the north-west corner of the fortress. The earth collapsed and some of the Swedish soldiers were buried alive beneath it; the rest fled. The Russian warriors pursued them right to the siege-works and nearly took those by storm. On the morning of 15 September 1613 detachments of troops appeared on the Moscow road. They were the long-awaited reinforcements from the capital. This development caused confusion in the Swedish camp. To stop the enemy gathering his wits, the defenders of Tikhvin ad-
vanced together with the approaching forces on the Convent of the Presentation. The Swedish command took the decision to withdraw. The invaders set fire to the churches and living quarters of the convent and fled to Novgorod in disarray. The heroic defence of Tikhvin ended in complete victory for Prince Simeon Prozorovsky's men and inflicted no small damage on Sweden's military prestige. Yet these achievements soon paled, outshone by the enduring glory of Prince Pozharsky and the merchant Minin who in 1612 had liberated the Russian capital, Moscow. Mikhail Fiodorovich rewarded Simeon Prozorovsky for the defence of Tikhvin with a gilded silver goblet and a sable coat faced with Venetian velvet. And that was the sum total of the Tsar's gratitude. Prozorsky returned to the fight. A series of Russian
Близился день решающего штурма. В ночь на 13 сентября все шведское войско пришло в движение. Вражеские солдаты по приставным лестницам начали взбираться на стены, а снизу пытались поджечь бревна частокола. Осажденные продолжали сдерживать натиск, поливая сверху противника кипятком, кипящей смолой, сбрасывая горящие бревна и каленые камни. Героизм и стойкость русских решили исход битвы. Шведы отступили, неся большие потери. В ночь на 14 сентября защитники монастыря предприняли вылазку и застали врасплох отряд противника, который вел подкоп у северо-западного угла крепости. Земля обрушилась, и часть шведских солдат была заживо погребена под нею, остальные обратились в бегство. Русские воины гнали их до самых осадных укреплений, которые едва не взяли штурмом. Утром 15 сентября 1613 года на московской дороге появились отряды ратных людей. Это было долгожданное подкрепление из Москвы. Весть об этом вызвала смятение в шведском лагере. Чтобы не дать врагу опомниться, защитники Тихвина вместе с подошедшими отрядами двинулись к Введенскому монастырю. Шведское командование приняло решение отступать. Оккупанты подожгли церкви и жилые строения Введенского монастыря
и беспорядочно бежали к Новгороду. Героическая оборона Тихвина кончилась полной победой отряда князя Симеона Прозоровского, а военному престижу Швеции был нанесен немалый урон. Но эти события вскоре померкли в сиянии славы князя Пожарского и купца Минина, освободивших столицу земли русской — Москву. За «Тихвинское осадное сидение» Симеон Прозоровский получил от царя серебряный, вызолоченный кубок и соболью шубу, крытую «виницейским» бархатом. На этом «царские милости» для князя закончились. Начались ратные будни, и череда русских побед привела к тому, что 27 февраля 1617 года в деревне Столбово под списком Тихвинской иконы Божией Матери был заключен мирный договор между Россией и Швецией, а вскоре страну покинули и польские войска. Последние три года земной жизни воевода Прозоровский был послушником спасенного им монастыря. Незадолго до смерти князь Симеон принял постриг, а затем схиму под именем Сергий. Инок-схимник Сергий, радетель земли русской, скончался 14 сентября 1660 года и был погребен в северо-западном углу паперти Успенского собора. В конце XIX века могильная плита была заштукатурена, затем исчезла. Ныне точное место его захоронения неизвестно.
victories led to the signing on 27 February 1617 in the village of Stolbovo, beneath a copy of the icon of the Virgin of Tikhvin, of a peace treaty between Russia and Sweden. Soon the Polish forces left the country too. For the last three years of his earthly life Prozorovsky was a novice in the monastery he
had saved. Shortly before his death Prince Simeon took full vows and then the even stricter schema under the name Sergius. He died on 14 September 1660 and was buried in the north-west corner of the porch of the Dormition Cathedral. Today the exact location of his grave is not known.
«Площадь Ивана Великого в Кремле. XVII век». С картины Аполлинария Васнецова. 1903 год. Смутное время закончилось с восшествием на трон Михаила Романова. Государству, обессиленному смутами и войнами, требовалась передышка. Вернуть обратно русские земли, захваченные интервентами, предстояло следующим поколениям… Ivan the Great Square in the Kremlin. The Seventeenth Century. From a 1903 painting by Apollinary Vasnetsov. Russia's Time of Troubles ended with the instalment of Mikhail Romanov as tsar. Exhausted by wars and internal strife, the country needed a respite. Recovery of the Russian lands seized by the interventionists was left to succeeding generations.
2/19/09
15:23
Page 74
Л иния жизни: перебежчик /l ine
of fate: turncoat
Kotoshihin.qxd
74
Это произошло 25 августа 1667 года. Екатерина вернулась домой поздно. Накануне она поругалась со своим пустившимся в загул мужем, служившим в Стокгольмском государственном архиве русским толмачом, Даниилом Анастасиусом. ...Женщина застала страшную картину: полуголый, чуть живой Даниил лежал в луже крови возле своей кровати; сестра Екатерины тоже была ранена — около нее хлопотала прислуга. Квартирант Анастасиусов, Иван Селицкий (так его все называли), рыдал навзрыд, расхаживая по комнате с кинжалом в руках и озираясь в ужасе и отчаянии. Когда за ним пришла стража, он сдался ей без сопротивления.
It happened in Stockholm on 25 August 1667. Katarina came home late. The day before she had quarrelled with her husband Daniel Anastasius, the Russian translator at the Swedish state archives, who was on a drinking spree. A terrible picture met the woman's eyes: Daniel lay half naked and barely alive in a pool of blood by the bed; Katarina's sister was also wounded and the servant was tending her. The Anastasiuses' lodger Iwan Selicki (as everyone knew him) was sobbing violently as he paced the room with a dagger in his hand, gazing about in horror and despair. When the watch came for him, he submitted without resistance.
Валерий ШУБИНСКИЙ / by Valery SHUBINSKY
«Хоть и родился московитом...» “Although born a Muscovite…”
Кафедральный собор в городе Упсала, древней столице Швеции. Его строительство началось в XIII веке. 1690— 1710 годы. После казни тело Григория Котошихина не нашло покоя в земле. Оно было перевезено в Упсалу, где было анатомировано. Впоследствии скелет служил наглядным пособием для изучающих медицину студентов. The cathedral of Uppsala, Sweden's old capital. Work on the building began in the thirteenth century. View from 1690—1710. After execution Grigory Kotoshikhin's body was not laid to rest. It was taken to Uppsala and dissected there. Later his skeleton served as a visual aid for medical students.
Л иния жизни: перебежчик /l ine
of fate: turncoat
Kotoshihin.qxd
76
2/19/09
15:23
Page 76
Судьи знали настоящее имя обвиняемого: «Григорий Карпов сын Котошихин, московский уроженец». Так назвали его в предисловии к книге, которую он как раз накануне завершил и передал шведскому правительству. Знали это имя и русские послы. Прежде чем обвинение в убийстве было официально выдвинуто (а это случилось, когда в ночь с 8 на 9 сентября Анастасиус скончался), они от имени царя потребовали выдачи Котошихина и получили отказ. Котошихину было тогда около тридцати семи лет. Он происходил из подьяческой семьи: отец его служил казначеем в одном из московских монастырей. Сам Григорий поступил на службу писцом Приказа Большого дворца в начале правления Алексея Михайловича, во второй половине 1640-х годов. Ему предстояла, казалось бы, ничем не примечательная жизнь одного из многих сотен московских приказных людей… В 1658 году — резкий карьерный скачок: производство в подьячие 3-й статьи (впоследствии он был произведен в подьячие 2-й статьи; используя чины более позднего времени, можно было бы сказать, что он дослужился примерно до коллежского асессора), а главное — перевод в Посольский приказ. Из всех канцелярий той поры именно эта была на первом месте. Пожалуй, служить в Посольском приказе было даже престижней, чем в созданном в том же 1658 году Приказе тайных дел, ве-
ния. Кроме того, посольская служба давала возможность побывать за границей, что удавалось, пожалуй, только купцам да стрельцам во время боевых действий. Но при первых Романовых наступательных войн страна почти не вела… Правда, как раз в 1650-е годы шло сразу две войны: с Польшей за Левобережную Украину и со Швецией за возвращение занятых шведами в XVI — начале XVII века русских земель и за выход к Балтийскому морю. Воевать на два фронта было трудно, и в Москве начали думать о мире с Варшавой. В год, когда Котошихин пришел в Посольский приказ, состоялись переговоры в Вильно, и молодой подьячий был включен в состав русской «делегации». Спустя три года он присутствует при подписании Кардисского мира со Швецией, зафиксировавшего статус-кво: Ингрия, захваченная в дни Смутного времени, оставалась у шведов, торговля возобновлялась, пленные возвращались… Был в договоре и пункт, чуть было не оказавшийся для Котошихина роковым: о принудительном возвращении перебежчиков.
Царь Алексей Михайлович. С портрета Никола де Лармессена. Первая половина XVII века. Около 1658 года Алексей Михайлович учредил Приказ тайных дел, который был и его личной канцелярией, и тем учреждением, куда по царскому указу передавались дела из прочих приказов.
давшем самыми важными, с точки зрения царя, делами — например, шпионской деятельностью или соколиной охотой. Служба в Посольском приказе позволяла сделать карьеру даже человеку не слишком знатному — вопреки системе «местничества», строго регламентирующей порядок назначения на военные и государственные должности в зависимости от происхожде-
Tsar Alexei Mikhailovich. From a portrait by Nicolas de Larmessin. Mid-17th century. Around 1658 Alexei Mikhailovich founded the Prikaz of Secret or Privy Affairs that was both his personal office and the institution to which matters from other branches of government were passed on his orders.
«Приказ Тайных Дел; а в нем сидит диак, да подьячих с 10 человек, и ведают они и делают дела всякие царские, тайные и явные… А устроен тот Приказ при нынешнем царе, для того чтоб его царская мысль и дела исполнилися все по его хотению», — писал Григорий Котошихин в своей книге «О России в царствование Алексея Михайловича».
«Прием царем Алексеем Михайловичем посольства во главе с К. ван Кленком в Грановитой палате». С офорта Ромейна де Хооге. Иллюстрация из книги Б. Койета «Исторический рассказ, или Описание путешествия… Кунрада ван Кленка… к Его Величеству царю Московии…». Амстердам, 1677 год. Tsar Alexei Mikhailovich receiving the embassy led by K. van Klenk in the Faceted Chamber. From an etching by Romeyn de Hooghe used to illustrate Bathasar Coyet's book on Koenraad van Klenk's mission to Mosco (Amsterdam, 1677).
The judges knew the prisoner's real identity: “Grigory Kotoshikhin, the son of Karp, native of Moscow.” That was the name that appeared in the foreword to the book that he had completed just the day before and handed over to the Swedish government. The Russian envoys also knew who he was. Before the charge of murder was officially
made (which happened following Anastasius's death in the early hours of 9 September) they demanded Kotoshikhin's extradition, but this was refused. Kotoshikhin was then about 37 years old. He was the son of a podyachy (middle-rank official) who served as treasurer of one of Moscow's monasteries. Grigory himself
“The Prikaz of Secret Affairs has a dyak [senior official] and some 10 podyachyie. They manage and conduct all manner of royal affairs, both secret and open… This Prikaz was instituted under the present Tsar, that his thoughts and affairs be carried out as he wishes,” Kotoshikhin wrote in his book On Russia in the Reign of Alexei Mikhailovich.
77
entered government service as a clerk in the Prikaz Bolshogo Dvortsa (the administration of the lands and buildings that served the needs of the tsar's household) at the start of Alexei Mikhailovich's reign, in the second half of the 1640s. Ahead of him, it would have seemed, lay an unremarkable life as one of the army of Muscovite officials. In 1658 his career took an abrupt leap with his promotion to podyachyi third class (later he was promoted to the second class; the equivalent to about halfway up the Table of Ranks that Peter I introduced later) and, most significantly, transfer to the Posolsky Prikaz which dealt with foreign affairs. This was the foremost government institution at that time. Serving in the Posolsky Prikaz was probably even more prestigious than in the Prikaz of Secret Affairs, also founded in 1658, which managed those matters that the Tsar regarded as most important such as spying and falconry. Service in the Posolsky Prikaz enabled even a man of relatively humble origin to forge a career, regardless of the system of mestnichestvo that strictly regulated appointments to military and state posts in accordance with pedigree. Besides
Служебные успехи чередовались с неудачами: в 1659 году Котошихин был оштрафован и бит батогами за ошибку в написании царского титула (и какую! — написав все причитающиеся эпитеты, пропустил слово «государь»). А в тот момент, когда он находился на переговорах со шведами, его отца, уже очень немолодого человека, обвинили в растрате и конфисковали его дом, выгнав оттуда жену Григория. Попытки добиться реабилитации и возвращения имущества, которые предпринимал Котошихин-младший по возвращении в Москву, успеха не имели. Именно в такой обстановке начиналась шпионская история, которая в начальной своей фазе удивительным образом не связана с эпохой: все это могло случиться и в XVII, и в XIX, и в XXI веке. Некто Адольф Эберс, комиссар шведского подворья в Москве, предложил Григорию Котошихину сотрудничество. Подьячий Котошихин получал оклад 20 рублей в год, к тому же теперь не имел дома в Москве. Эберс платил за секретную информацию целых 40 рублей. Резидент был доволен своим агентом и радостно сообщал в Стокгольм, что тот, «хоть и родился московитом, сердцем добрый швед». Так продолжалось около года. Но потом Котошихин внезапно исчез. Посланный с каким-то поручением в Вильно, он решил не возвращаться в Москву. Причину Григорий Карпович позднее
that, it offered the chance of going abroad, something normally only merchants might do, or soldiers in time of war. But under the first Romanovs the country waged hardly any offensive wars. In the 1650s, admittedly, Russia was at war with two enemies at once: with Poland over the eastern Ukraine and with Sweden for the return of Russian lands occupied in the late
Панорама города Вильно (Вильнюс, Вильна). В XIV веке он был столицей великого княжества Литовского. Гравюра 1576 года. Panorama of the city of Wilno (Vilnius), capital of the Grand Duchy of Lithuania from the fourteenth century. 1576 engraving.
Л иния жизни: перебежчик /l ine
of fate: turncoat
Kotoshihin.qxd
78
2/19/09
15:23
Page 78
«Вид на Стокгольм». С гравюры Вольфганга Хартмана. 1650 год. В центре гравюры, над королевским адмиралтейством на острове Шеппсхольмен, — портрет королевы Кристины, фаворитом которой был молодой Магнус Делагарди.
договора, тем неспокойнее чувствовал себя Котошихин: возможность быть выданным отечественным властям его не радовала. И вот он снова бежит… Куда же? Само собой, в Швецию, где, как он надеется, не забыли еще его ревностной службы. Путь оказывается долгим. Лишь осенью
View of Stockholm. From a 1650 engraving by Wolfgang Hartmann. In the centre of the picture, above the Royal Admiralty on the island of Skeppsholmen, is a portrait of Queen Christina, whose favourite the young Magnus De la Gardie had been.
объяснял так: он оказался втянут в ссору двух военачальников, князей Якова Черкасского и Юрия Долгорукого. Последний уговаривал подьячего написать донос на Черкасского, обещая за это «исходатайствовать повышение» и «помочь делу отца». Котошихин не был наивным человеком и понимал, что в любом случае приобретает сильного и влиятельного врага. А возможно, он почувствовал за собой слежку… Так или иначе, Григорий сделал свой выбор: перешел «на ту сторону». В великом княжестве Литовском, вхо-
Adam Olearius, who first came to Russia in 1633, left this description of Russian customs: “Each of the women is supposed to sip a cup of vodka in front of [an ambassador], hand it to him and bow to him… If friendship and familiarity are very great, a guest is allowed to kiss the woman on the mouth.” (From the book The voyages & travells of the ambassadors sent by Frederick, duke of Holstein, to the great Duke of Muscovy and the King of Persia).
дившем в состав Польского королевства, Котошихина принимают радушно. Под новым именем, которое он избрал, — Иван-Александр Селицкий — Котошихин был принят на службу в штат литовского канцлера с фантастическим по прежним меркам окладом — 100 рублей в год. Какоето время все шло настолько хорошо, что честолюбивый «Селицкий» написал письмо королю, расписывая свои дарования и старые заслуги (перед Русью и Швецией) и прося вызвать его в Варшаву. Но чем ближе оказывалась перспектива мирного
Ниже. Шведская монета«плита» достоинством в 4 талера серебром. 1653 год.
Ратификационная грамота короля Карла XI на Кардисский и Плюсский договоры. Документ скреплен большой королевской печатью в серебряном золоченом ковчеге. 30 октября 1683 год.
King Charles XI's ratification of the Treaties of Kardis and Plius. The document bears the great royal seal in a gilded silver case. 30 October 1683.
Адам Олеарий, впервые оказавшись в России в 1633 году, так описывает русские обычаи: «Каждая из женщин должна была пригубить чарку водки перед господами послами, передать ему в руки и поклониться ему… Если дружба и близость очень велики, то гостю разрешается поцеловать жену в уста»(из книги «Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно»).
1665 года Григорий — оборванный, голодный, больной (ноги опухли от холода) — появился в шведских владениях, а именно в Нарве. Местный комендант назначил перебежчику содержание и списался со Стокгольмом: нужно было решать его дальнейшую судьбу. Между прочим, в Польше Котошихин мельком виделся с другим знаменитым беглецом того времени — Воином ОрдинымНащокиным, сыном дипломата. Когда Воин бежал за границу, его отец, естественно, подал в отставку. Но Алексей Михайлович отказался отпустить верного слугу, более того, написал ему утешительное письмо, уверяя Афанасия Лаврентьевича, что сын его, «яко же и птица летает семо и овамо и полетав довольно, паки к гнезду своему
Below. Swedish “plate money”. This “coin” from 1653 was worth four silver thalers.
sixteenth and early seventeenth centuries and access to the Baltic Sea. It was hard to fight on two fronts and people in Moscow were beginning to think of peace with Warsaw. The year that Kotoshikhin arrived in the Posolsky Prikaz, talks took place in Wilno and the young podyachy was included in the Russian delegation. Three years later he was present at the signing of the Treaty of Kardis with Sweden that confirmed the status quo. Ingermanland, seized during Russia's Time of Troubles, remained in Swedish hands, trade recommenced and prisoners were returned. The treaty also contained a clause that almost prove fateful for Kotoshikhin — on the compulsory return of defectors. Successes at work alternated with failures: in 1659 Kotoshikhin was fined and beaten with rods for making a mistake when writing the tsar's title (it was quite an error — after
79
«Кремль, замок в Москве». С офорта Христиана Лоренца Ротгиссера по рисунку Олеария. Из книги немецкого ученого и путешественника Адама Олеария «Новое дополнительное описание путешествия в Московию и Персию». Шлезвиг, 1656 год. The Kremlin or Castle in Moscow. From an etching by Christian Lorenzen Rothgiesser based on a drawing by Olearius. From the book by the German scholar and traveller Adam Olearius, A new additional Description of a Journey to Muscovy and Persia (Schleswig, 1656).
writing out all the required epithets he omitted the word “sovereign”!). Then, at a time when he was at negotiations with the Swedes, his by now elderly father was accused of embezzlement. His house was confiscated and Grigory's wife evicted from it. The efforts that Kotoshikhin junior made on his return to Moscow to get the conviction annulled and the property returned came to nothing. It was under those circumstances that a spy story began which, in its initial phase, was astonishingly timeless: it could have taken place in the nineteenth century or the twenty-first as easily as in the seventeenth. A certain Adolf Ebers, commissioner of the Swedish mission in Moscow, invited Grigory Kotoshikhin to collaborate. The podyachy received a salary of 20 roubles a year and now he no longer had a home in Moscow. Ebers paid all of 40 roubles for secret infor-
mation. The spy-master was pleased with his new agent and happily reported to Stockholm that “although born a Muscovite, in his heart he is a good Swede.” Matters went on like this for about a year. But then Kotoshikhin suddenly disappeared. When he was sent to Wilno on some assignment, he decided not to return to Moscow. Grigory later explained his reason: he had found himself drawn into a quarrel between two military commanders, Prince Yakov Cherkassky and Prince Yury Dolgoruky. The latter had tried to get the podyachy to write a denunciation of Cherkassky, promising in return to request his promotion and to help in his father's case. Kotoshikkin was not naïve and realized that whatever he did he would acquire a powerful and influential enemy. Or perhaps he sensed that he was being watched… One way or
2/19/09
Л иния жизни: перебежчик /l ine
of fate: turncoat
Kotoshihin.qxd
Магнус Габриэль Делагарди — шведский государственный деятель, граф, риксмаршал, член Государственного совета, риксканцлер, генералгубернатор Лифляндии. Count Magnus Gabriel De la Gardie, Swedish statesman, Marshal of the Realm, member of the State Council, chancellor and governor general of Livonia.
15:23
Page 80
прилетит». Самое интересное, что он оказался прав: Воин через несколько лет попросил разрешения вернуться в Москву — и получил его. Вскоре по возвращении он был принят на службу и произведен в чин стольника (Нащокин-старший в то время занимал должности начальника Посольского приказа, хранителя государевой печати и прочее — короче говоря, был вторым человеком в стране). Но Котошихину рассчитывать на подобное не приходилось: влиятельных покровителей у него не имелось, да и слишком явной была его измена. В XVII веке вообще перебежчиков хватало. Бежали, само собой, на Запад. Еще в начале века Борис Годунов послал восемнадцать дворян учиться в Европу — не вернулся ни один… Чего недоставало этим людям — сытости, свободы? Но с этим и в тогдашней Европе дело обстояло скверно. Зато там шла сложная, яркая, богатая событиями жизнь. А в Московии честолюбивым
и любознательным было попросту душно и скучно. Может быть, это объясняет и поведение Котошихина. А может, и нет… Были ли у этого человека какие-либо убеждения, думал ли он о чем-то, кроме собственной выгоды и безопасности? Беспокоила ли его хотя бы судьба отца и жены, оставшихся в Москве? В Нарве он совершил опасный поступок: явился к одному из московских сослуживцев, приехавшему по дипломатическим делам. Возможно, он хотел узнать о судьбе своих близких? Так или иначе, последствия не заставили себя ждать: сослуживец доложил начальству, и оно потребовало выдачи Котошихина. Коменданту пришлось имитировать бегство перебежчика и объявить его в розыск. Григорий Карпович тем временем тихо сидел в Нарвской крепости и ждал вызова из Стокгольма. По прибытии в шведскую столицу Котошихин сумел своими знаниями и талан«Посольская изба». С картины Вячеслава Шварца, по фотографии Вильяма Каррика гравировал Юрий Барановский. 1884 год. The Posolskaya Izba. From a painting by Viacheslav Shvarts, engraved by Yury Baranovsky after a photograph by William Carrick. 1884.
81
80
another, Grigory made his choice and defected “to the other side”. In the Grand Duchy of Lithuania that was then part of the Kingdom of Poland, Kotoshikhin was very well received. With a new name of his own invention — Iwan-Alexander Selicki — he was taken onto the staff of the Lithuanian chancellor with a fantastic salary compared to his previous income — 100 roubles a year. For a time things went so well that the ambitious “Selicki” wrote a letter to the King describing his talents and previous services (to Russia and Sweden) and requesting a move to Warsaw. But the closer the prospects of a peace treaty grew, the less secure Kotoshikhin felt: the prospect of being handed over to the authorities of his homeland was not pleasant. And so he fled once more. Where to? — Naturally to Sweden, where he hoped his zealous service had not been forgotten. The journey proved a
Магнус Делагарди был весьма образованным человеком и являлся одним из богатейших людей в Швеции. В его библиотеке находилась знаменитая «Серебряная библия», которую он впоследствии подарил университету в Упсале. Magnus De la Gardie was highly educated and also one of the richest men in Sweden. His library included the celebrated Silver Bible that he later presented to the university in Uppsala. long one. It was only in the autumn of 1665 that a ragged, hungry and ill (his legs swollen from the cold) Grigory appeared on Swedish territory, in Narva to be specific. The local commandant gave the defector financial support and communicated with Stockholm to determine what should be done with him. Incidentally, in Poland Kotoshikhin's path crossed briefly with that of another prominent defector of the period — Voin Ordin-
тами обратить на себя внимание канцлера Магнуса Габриэля Делагарди (фактически он был неограниченным правителем страны: королю Карлу XI на тот момент исполнилось всего десять лет). Первоначально бывший подьячий рассчитывал не на многое: он собирался преподавать русский язык студентам Упсальского университета (которые, в свою очередь, выучат его шведскому). Но Делагарди предложил ему необычную работу: написать книгу о жизни, нравах, традициях и государственном устройстве Московии. С работой Котошихин справился за восемь месяцев. Согласно королевскому приказу, все это время он жил в доме Анастасиуса на его содержании. В роковой день все сложилось нелепее некуда. Котошихин удумал мирить супругов Анастасиус. Вместе с Даниэлем он пошел покупать его жене серьги. По пути они поссорились — вроде бы Анастасиус стал ревновать «Селицкого» к своей супруге... Котошихин расстался с Даниэлем и вернулся домой вечером, не вполне трезвый. Анастасиус, еще менее трезвый, в одном исподнем, осыпал квартиранта бранью и велел ему немедленно оставить дом. Ругань переросла в драку. Во время потасовки, не помня себя, Котошихин достал из-за пояса кинжал и нанес переводчику четыре удара — в грудь, в пупок, в спину между лопаток и в левую руку. Досталось и юной свояченице, прибежавшей на шум…
Right. Torture Chamber. Engraving by I. Helmicky after a drawing by Alexander Yanov. 1902. Under the Law Code of 1646 instituted by Tsar Alexei Mikhailovich, execution became virtually the chief means of punishing criminals and torture a standard means of interrogation for those suspected of crimes against religion and the state. Torture was sometimes also employed in civil cases.
Все это рассказал суду сам Григорий. Он спокойно заявил, что «хорошо знает, к чему за такое дело присуждает шведский закон, и что последний час его близок». Смертный приговор могло бы предотвратить, по шведским обычаям, только одно — примирение с наследниками убитого. Но Котошихин даже не пытался договориться с вдовой Анастасиуса. Ведь отзови она иск — ее дети не получили бы законной компенсации, а сама она, пожалуй, оказалась бы скомпрометированной. Может быть, эта молодая женщина и впрямь была Григорию Карповичу небезразлична?
Nashchokin, the son of a diplomat. When Voin fled abroad, his father naturally submitted his resignation, but Alexei Mikhailovich refused to let his loyal servant go. He even wrote him a consoling letter, assuring Afanasy Lavrentyevich that his son was “like a bird flying here and there and when he has flown enough he will return to the nest.” The most interesting thing is that he proved to be right. After a few years Voin requested permission to return to Moscow and it was granted. Soon after his return he was taken into royal service and promoted to the rank of stolnik or steward (his father at that time was head of the Posolsky Prikaz, keeper of the state seal and more — in short the second man in the realm). But Kotoshikhin could not count on anything like that: he had no influential protectors and his treachery was too evident. Did this man have any sort of convictions? Did he think of anything besides his own advantage and safety? Was he at least concerned about the fate of the father and wife that he had left behind in Moscow? In Narva he courted danger by going to see a former colleague who had come there on a diplomatic mission. Perhaps he wanted to find out
«Застенок». Гравюра И. Хелмицкого по рисунку Александра Янова. 1902 год. Согласно «Соборному уложению 1646 года» царя Алексея Михайловича, прозванного в народе Тишайшим, смертная казнь стала практически основным видом уголовного наказания, а пытка — средством допроса подозреваемых в религиозных и государственных преступлениях. Иногда пытки применялись и при ведении гражданских дел.
what had become of his loved ones. Whatever the case, the consequences soon made themselves felt: the diplomat reported to his superiors and they demanded Kotoshikhin's extradition. The commandant had to pretend the defector had fled and proclaim a search for him. Grigory Karpovich meanwhile sat quietly in the Narva fortress, awaiting the summons from Stockholm. After arriving in the Swedish capital Kotoshikhin managed to use his knowledge and talents to attract the attention of the chancellor Magnus Gabriel De la Gardie (who was effectively the unrestricted ruler of the country as King Charles XI was only ten years old). Initially the former podyachy did not expect much: he intended to teach Russian to students at Uppsala University (who would in turn teach him Swedish). But De la Gardie suggested an unusual piece of work for him — writing a book about the life, customs, traditions and governmental system of Muscovy. Kotoshikhin completed the job in eight months. By royal decree he lived all that time in Anastasius's house and was kept by him. On that fateful day everything went absurdly wrong. Kotoshikhin thought to
Л иния жизни: перебежчик /l ine
of fate: turncoat
Kotoshihin.qxd
82
2/19/09
15:23
Page 82
Перед казнью Котошихин пожелал перейти в лютеранство, как будто обрубая все связи с отечеством. Может быть, он хотел принять веру убитого им человека, а возможно, строгость лютеранских обрядов произвела на него впечатление. Так или иначе, история его не закончилась со смертью, а значит, хотел он того или нет, не завершились и отношения с Россией. Труп казненного по традиции отдали анатомам для медицинских экспериментов. Скелет его два века использовался как наглядное пособие теми самыми студентами, которых «московский уроженец» порывался учить своему родному языку. Но от Котошихина осталось нечто большее — его книга, которую перевели на шведский и использовали как справочник. А в 1838 году обнаружили и русский оригинал. Котошихин был в первую очередь чиновником — не только по профессии, но и по призванию. Образцовым чиновником с ясной головой и блестящей памятью. Чиновником, прожившим, так уж получилось, жизнь авантюриста. Его книга содержит сведения обо всем — о русской истории (со времен Ивана Грозного), о придворных церемониях, об устройстве и функциях приказов, об отношениях сословий, о правах наследования, о брачных обычаях. В эпоху, когда принято было «витийство» и смешанный «славено-росский» язык, он пишет почти исключительно простым разговорным слогом, деловито, об-
reconcile his hosts. He went out with Daniel to buy Katarina some earrings. On the way they quarrelled — Anastasius seems to have suspected “Selicki” of dallying with his wife. Kotoshikhin left Daniel and only went home in the evening, not entirely sober. Anastasius, still less sober and wearing only undergarments, heaped abuse on his lodger and ordered him out of the house. The shouting match developed into a fight. In the heat of the struggle Kotoshikhin drew his dagger from his belt and struck the translator four blows — in the chest, the navel, between the shoulder blades and in the left arm. Daniel's young sister-in-law who ran to see what the noise was about was also wounded. Grigory related all this to the court himself. He calmly declared that he knew “full well what punishment was laid down for such an act in Swedish law and that [his] final hour was close.” Before his execution Kotoshikhin expressed the desire to convert to Lutheranism, as if cutting off all ties to his homeland. Perhaps he wanted to adopt the faith of the man he had killed, or perhaps the austerity of the Lutheran rite had impressed him. Yet the
стоятельно, по существу, без всяких оценок. Лишь в одном месте — когда речь идет о сватовстве — у Григория Карповича прорывается нечто, должно быть, наболевшее: «Благоразумный читатель! не удивляйся сему: истинная есть тому правда, что во всем свете нигде такова на девки обманства нет, яко в Московском государстве; а такова у них обычая не повелось, как в иных государствах, смотрити и уговариватися временем с невестою самому». В общем, неудивительно, что книга Котошихина стала одним из главных исторических источников о жизни в Московии XVII века и выдержала за последние полтора века множество изданий. Через двести лет после своей трагической смерти перебежчик, сам того не зная, сослужил хорошую службу родной стране…
В уютных залах возрожденного дворца Лист из книги Григория Котошихина «О России, в царствование Алексея Михайловича». СанктПетербург, 1849 год. Котошихин писал о своих соотечественниках: «…породою своею спесивы и необычайны (непривычны) ко всякому делу, понеже в государстве своем научения никакого доброго не имеют и не приемлют кроме спесивства и бесстыдства и ненависти и неправды для науки и обычая (обхождения с людьми) в иные государства детей своих не посылают». A page from the 1849 St Petersburg edition of Grigory Kotoshikhin's book On Russia in the Reign of Alexei Mikhailovich. Kotoshikhin wrote of his countrymen: “by nature arrogant and unaccustomed to any sort of work, because in their state they are not taught any good and understand nothing but arrogance and impudence and hatred and untruth for learning and custom (behaviour towards people), they do not send their children to other lands.”
story did not end with his death and so, whether he wanted it or not, his relations with Russia did not end either. The bodies of executed criminals were traditionally handed over to anatomists for medical experiments. For two centuries Kotoshikhin's skeleton was used as a visual aid in the same university where the “native of Moscow” had hoped to teach his mother tongue. But Kotoshikhin left something more behind — his book, which was translated into Swedish and used as a reference work. In 1838 the Russian original was rediscovered. This work became one of the main historical sources about life in seventeenthcentury Muscovy and has been reprinted many times in the past 170 years. Centuries after his tragic death the defector, without his knowledge, was of great service to his native land.
in the cosy rooms of a reborn palace
Резиденция Талион Шереметевский Дворец – старинный дворянский особняк, построенный в XVIII веке. Сегодня он обрел былое великолепие. Это первый и пока единственный в России дворец с услугами пятизвездочного отеля, который гости могут арендовать для проживания. The Residence Taleon Sheremetev Palace is an old noble mansion built in the eighteenth century. Today it has regained its former splendour. It is the first, and as yet only, palace in Russia with five-star hotel services that can be rented as a temporary residence.
2/19/09
15:24
Page 84
country that we lost
Lutsk.qxd
Страна, которую мы потеряли / t he
Едва ночное небо на востоке окрасилось в предрассветный алый оттенок, как вся линия Юго-Западного фронта русских пришла в движение. На австрийские позиции обрушился смертоносный шквал — десятки тысяч снарядов вспахивали землю. Обжитые, хорошо укрепленные окопы и блиндажи, притаившиеся за рядами проволочных заграждений, оказались будто в гигантских жерновах, безжалостно перемалывающих всё и вся... Лучи восходящего солнца уже не смогли пробиться сквозь дым, окутавший поле битвы, растянувшееся на триста пятьдесят километров ,— ибо столь масштабным было наступление русских войск 22 мая 1916 года, перевернувшее все представления военных авторитетов того времени о позиционной войне.
84
века через и битвы Владимир ВАЛЕНТИНОВ / by Vladimir VALENTINOV
through centuries and battles
«Атака русской кавалерии в конном строю на германскую батарею во время Первой мировой войны». С картины Николая Борисова. 1910-е годы. В истории города Луцка можно найти отголоски многих эпохальных для российского государства событий: княжеских междоусобиц и татаро-монгольского нашествия, восстаний малороссов против польского владычества, Отечественной войны 1812 года, Первой и Второй мировых войн.
A Russian Cavalry Attack on a German Battery during the First World War. From a painting by Nikolai Borisov. 1910s. The history of Lutsk contains many echoes of events that were epochmaking for the Russian state: the quarrels between princes, the Tatar-Mongol invasion, the Ukrainian revolts against Polish rule, the “Patriotic War” of 1812, the First and Second World Wars.
The night sky had barely taken on the first pre-dawn tinge of red in the east when the entire line of the Russian South-West Front went into motion. A deadly tornado swept down on the Austrian positions — tens of thousands of shells churned the earth. The familiar well-fortified trenches and dugouts nestling behind rows of barbed wire seemed to be caught between gigantic millstones that mercilessly ground up everything and everybody… By the time the sun rose its rays could no longer penetrate the smoke enveloping a battlefield that extended 350 kilometres — that was the scale of the Russian forces' attack on 22 May 1916, an attack that overturned all the conceptions that military experts of the time held about trench warfare.
2/19/09
15:24
Страна, которую мы потеряли / t he
country that we lost
Lutsk.qxd
Генерал Алексей Брусилов был истинным патриотом своего отечества. Его именем названа самая выдающаяся операция русской армии в Первой мировой войне. Фотография 1 августа 1916 года. В 2007 году на углу Шпалерной и Таврической улиц в Петербурге был открыт памятник Брусилову. General Alexei Brusilov was a true patriot. His name is attached to the Russian army's most notable operation in the whole First World War. Photograph taken on 1 August 1916. In 2007 a monument to Brusilov was unveiled on the corner of Shpalernaya and Tavricheskaya Streets.
86
Page 86
Под прикрытием артиллерийского огня русская пехота двинулась в атаку. Солдаты шли волнами, каждая из которых состояла из нескольких цепей. «Волны» перекатывались через вражеские брустверы и, не задерживаясь, катились дальше — к следующим линиям укреплений. Впоследствии этот способ назвали «атака перекатами», и он не раз был использован союзниками русских на западноевропейском театре войны. Все четыре армии Юго-Западного фронта ударили по австрийцам одновременно. В этом и заключался новый стратегический прием, предложенный русским генералом Алексеем Брусиловым. Вместо того чтобы сконцентрировать атаку на одном участке и дать возможность противнику направить туда на выручку резервы, войска Юго-Западного фронта одновременным ударом по широкому фронту добились прорыва неприятельской линии в нескольких местах Наиболее успешным было наступление на правом фланге, где находилась 8-я армия генерала Алексея Каледина, а одну из дивизий возглавил генерал Антон Деникин. Именно ему и было поручено руководить штурмом города Луцка, где сконцентрировались австрийские резервы. О взятии города Луцка протрубили все газеты того времени, а вся военная операция Юго-Западного фронта была поначалу названа Луцким прорывом, но вскоре
Брусилов стал национальным героем России, и наступление назвали его именем.
ского моря до Карпат и Венгрии, от Чехии до Волыни. В пределы русских земель Болеслав вторгся в 1018 году, придя на помощь своему зятю — князю Святополку, прозванному впоследствии Окаянным. Будучи изгнан Ярославом Мудрым из Киева, Святополк бежал в Польшу, где и заключил со своим тестем военный союз. Помимо поляков, Болеслав набрал в свое войско немцев, венгров и печенегов, и на берегу реки Буг состоялось сражение с войском Ярослава, который был разбит и бежал в Новгород. Однако Болеслав, занявший Киев, пожелал править Киевским княжеством лично, а содержание его войска легло тяжким бременем на жителей окрестных городов. Святополк, осознавший, что его лишили власти, возглавил выступление против вероломного союзника, и тот вынужден был оставить Киев. Впрочем, коварный польский князь прихватил с собою и казну княжества, и сестер Ярослава и Святополка. Удержал он за собою и часть земель с несколькими городами, среди которых оказался и непокорный Луческ — Луцк.
На берегах реки Стырь Луцк, один из древнейших славянских городов, не единожды был свидетелем войн и восстаний, не раз переходил от одного государства к другому и становился то окраиной, то центром политических интересов окрестных властителей. Дата основания города историкам неизвестна. В некоторых источниках утверждается, что «Луческ Великий на Стыри» был основан вождем восточнославянского племени дулебов Лукой, другие эту честь отдают Владимиру Великому, крестившему Русь. А находки археологов свидетельствуют, что люди здесь жили еще во времена неолита, начиная с VI тысячелетия до н. э. В VII—VIII веках н. э. здесь были поселения славянских племен. В 1085 году упоминание о Луцке впервые появилось в русских летописях, но к тому времени это был уже значительный и хорошо укрепленный город, выдержавший шестимесячную осаду войсками польского князя Болеслава Храброго. Болеслав, дальновидный и искушенный политик, хитростью и мечом сумел восстановить единство Польши, изгнав своих братьев, а потом завоевал Моравию и часть Словакии. Когда в 1025 году он стал королем Польши, пределы его государства простирались от Эльбы и БалтийВ Старом Луцке большая часть зданий — монастыри, церкви, костелы — выполняли оборонительную функцию. Даже к молитвенному залу синагоги, которую возвели в XVII веке, была пристроена башня, получившая название «Малый замок». Под монастырем иезуитов, входящим в фортификационную систему Окольного (Нижнего) замка, находятся подземные помещения — кельи, церковь, тюрьма, места захоронений. The majority of buildings in old Lutsk, monasteries and churches, both Orthodox and Catholic, had a defensive function. Even the prayer-hall of the synagogue built in the seventeenth century had a tower added to it that was known as the “Little Castle”. Beneath the Jesuit monastery that forms part of the Lower Castle fortifications system there is a whole complex of monks' cells, a church, a prison and burial places.
Время междоусобиц
87
В конце XI века вся область, называемая Волынью, где находился Луцк, вновь вошла в состав Киевской Руси и стала ее западной окраиной. Город оказался свидетелем княжеских междоусобиц того времени. Поначалу здесь правил Давид Изясла-
«Святополк Окаянный, скрывающийся в Богемском лесу». С картины Василия Шереметева. 1867 год. Русские летописи обвиняют Святополка в убийстве трех его братьев — Бориса, муромского князя Глеба и древлянского Святослава. Sviatopolk the Accursed Hiding in the Bohemian Forest. From an 1867 painting by Vasily Sheremetev. The Russian chronicles accuse Sviatopolk of murdering three of his brothers.
вович, получивший этот удел в 1097 году, потом город отошел Владимиро-Волынскому княжеству, а в 1150 году здесь поселился Ярослав II Изяславич, сделавший его центром всей восточной Волыни. Волынский князь Роман Мстиславович в 1199 году присоединил к своим владениям и Галицию, создав единое ГалицкоВолынское княжество. Впрочем, на достигнутом он не остановился и вмешался в борьбу за владение Киевом, который и получил вместе с титулом великого князя Киевского в 1204 году. Роман Мстиславович совершил несколько успешных походов на литовцев и половцев, чем завоевал большую популярность у простого народа. «Устремился на поганых — словно лев. Сердит он был — словно рысь», — писал галицийский летописец. Князь твердой рукой стал наводить порядок в своих владениях и начал борьбу с всесильным
В XI веке крепость, выдержавшая осаду Болеслава Храброго, была деревянной, но спустя три века здесь возник каменный замок. Луцкую твердыню осаждали войска опытных полководцев — Юрия Долгорукого, золотоордынского воеводы Куремсы, польского короля Казимира, великого литовского князя Сигизмунда. The fortress that withstood Boleslaw the Brave's siege in the eleventh century was wooden, but three centuries later a stone castle was constructed. The stronghold was besieged by armies under experienced commanders — Yury Dolgoruky, Kuremsa of the Golden Horde, King Casimir of Poland and Grand Duke Zygimantas of Lithuania.
Under cover of the artillery barrage the Russian infantry went onto the attack. The soldiers advanced in waves, each of which consisted of several chains. The “waves” poured over the parapets of the enemy trenches and, with barely a pause, rolled on — to the next line of fortifications. All four armies making up the SouthWest Front struck at the Austrians simultaneously and in several places the enemy line was broken. Therein lay the new strategic approach devised by Russian general Alexei Brusilov. The advance was most successful on the right flank, where General Kaledin commanded the 8th Army and one of the divi-
Польский князь, а впоследствии король Болеслав I всегда отличался недюжинной отвагой на поле боя и по праву заслужил прозвище «Храбрый». Правда, в русских летописях его называли «Болеслав Толстый» — из-за комплекции, которая в более поздние годы уже не позволяла ему вести войска в бой. С литографии 1852 года. The Polish duke and later king Boleslaw I always displayed outstanding valour on the battlefield and earned his by-name “the Brave”. In Russian chronicles, though, he is referred to as “Boleslaw the Fat” due to his build, which in later years prevented him from leading his men into battle. From an 1852 lithograph.
sions was led by General Anton Denikin. It was Denikin who was entrusted with overseeing the storming of Lutsk, where the Austrian reserves were concentrated. All the newspapers of the time heralded the capture of the city and the operation on the South-West Front was initially referred to as the “Lutsk Breakthrough”. Soon, however, Brusilov became a Russian national hero and the offensive was named after him.
On the Banks of the Styr Lutsk, one of the most ancient Slavic towns, has seen many wars and uprisings. It changed hands repeatedly from one state to another and became by turns central to and far removed from the political concerns of its current rulers. Historians do not know when exactly the city began. Some sources maintain that “Luchesk the Great on the Styr” was founded by Luka, a chieftain of the Duleb tribe of eastern Slavs; others give the honour to Vladimir the Great who brought Christianity to Kievan Rus'. Archaeological finds indicate that humans lived here as far back as the late Stone Age, from the sixth millennium
Страна, которую мы потеряли / t he
country that we lost
Lutsk.qxd
88
2/19/09
15:24
Page 88
боярством, интриги которого были одной из причин разобщенности русских земель. «Не побивши пчёл, не ести меду», — говорил князь Роман, оправдывая жестокость своих расправ с некоторыми из бояр. На этого грозного и могущественного князя многие в то время возлагали надежды на объединение Руси, но, увы, им не суждено было сбыться: он погиб в битве с поляками под Завихостом в 1205 году. Впрочем, дело отца продолжили сыновья Даниил и Василько, правившие галицковолынскими землями сообща — в редком для того времени единстве и согласии. В 1240 году Луцк сильно пострадал от нашествия хана Батыя, который осадил и сжег Киев, а потом взял приступом столицу Волыни — Владимир и прошел через всю Галицию до самой Венгрии. В 1325 году власть над Волынью получил Любарт — один из сыновей Гедимина, великого князя Литовского. Любарт, принявший православную веру и имя Дмитрий, женился на дочери галицкого и владимиро-волынского князя Андрея Юрьевича. Впрочем, права на этот престол предъявляли и польский король Казимир III, и венгерский король Людвик. Война за княжество с переменным успехом продолжалась до самой смерти Любарта в 1382 году, а спустя пять лет Галиция окончательно перешла под власть польской королевы Ядвиги, Волынь же, а вместе с ней и Луцк, отошла великому княжеству Литовскому.
К тому времени, утверждают летописцы, Луцк стал не только политическим, но и торговым центром Волыни: здесь пролегал один из торговых путей с Запада на Восток. В городе даже появились отдельные кварталы, где селились немцы, поляки, литовцы, евреи и караимы.
BC onwards. In the seventh and eighth centuries AD there was a Slav settlement here. In 1085 Lutsk was mentioned for the first time in the Russian chronicles, but by then it was already a large, well-fortified town that had withstood a six-month siege by the Polish prince Boleslaw the Brave. Boleslaw, a far-sighted and skilful politician, managed by means of both cunning and the sword to restore the unity of Poland, banishing his brothers, and went on to conquer Moravia and part of Slovakia. When he became king of Poland in 1025, his realm extended from the Elbe and the Baltic to the Carpathians and Hungary and from Bohemia to Volhynia. Boleslaw invaded Russian lands in 1018, when he came to the aid of his son-in-law, Prince Sviatopolk, later nicknamed “the Accursed”. After being driven from Kiev by his brother Yaroslav the Wise, Sviatopolk fled to Poland, where he concluded a military alliance with his father-in-law. Boleslaw's army that apart from Poles, included Germans, Hungarians and Pechenegs met with Yaroslav's forces on the River Bug. Yaroslav was defeated and withdrew to Novgorod.
When Boleslaw had taken Kiev, however, he decided to rule the principality himself and imposed the upkeep of his forces as a heavy burden on the inhabitants of the surrounding towns. When he realized that he had been stripped of power, Sviatopolk led a rising against his treacherous ally and forced him out of Kiev. But the perfidious Pole took with him both the treasury of the principality and the sisters of Yaroslav and Sviatopolk. He also kept control of part of the territory and several towns, including the unsubmissive Luchesk — Lutsk.
Волынская твердыня Имя князя Любарта, избравшего Луцк своей столицей, увековечено в шедевре архитектурного и фортификационного искусства того времени — Верхнем замке. Строительство этой твердыни длилось почти полвека, и в нем принимали участие русские, польские и литовские мастера.
A Time of Strife In the late eleventh century the whole of Volhynia, the region that included Lutsk, again became part of Kievan Rus'. At first it was administered by David Iziaslavovich, who was granted it as an appanage in 1097, then the town passed to the principality of Vladimir-Volynsky until in 1150 Yaroslav II Iziaslavich settled here and made it the centre of all eastern Volhynia. In 1199 Prince Roman Mstislavovich of Volhynia added Galicia to his possessions, creating the single Galician-Volhynian princi-
«Орда наступает». С картины Ивана Дженеева. Иллюстрация из журнала «Нива». 1902 год. Монголо-татары несколько раз осаждали Луцк в XIII веке, а в 1339 году волынские и киевские земли опять были опустошены золотоордынцами. Это произошло после того, как в битве на реке Ворскле объединенные силы литовского князя Витовта и хана Тохтамыша потерпели поражение от хана Золотой Орды Темира-Кутлуя и его полководца Эдигея. Луцк стал тем рубежом, дальше которого татары идти не решились. The Horde Is Attacking. From a painting by Ivan Dzheneyev. An illustration from the magazine Niva. 1902. The Tatar-Mongols besieged Lutsk several times in the thirteenth century and in 1399 Volhynia and the Kievan lands were again devastated by the Golden Horde. That disaster followed the Battle on the River Vorskla in which the united forces of Duke Vytautas of Lithuania and Khan Tokhtamysh were defeated by Temur Qutlugh, the new Khan of the Golden Horde, and his general Edigu. Lutsk became the frontier beyond which the Tatars did not venture.
2/19/09
15:24
Page 90
country that we lost
Lutsk.qxd
Страна, которую мы потеряли / t he
В наши дни в замке Любарта ежегодно проходит Международный фестиваль средневековой культуры «Меч Луцкого замка». Современная фотография.
Живописные виды города Луцка и его окрестностей привлекают сюда кинематографистов. Культовый польский режиссер Ежи Гоффман выбрал Луцкий замок для съемок фильма по роману Генрика Сенкевича «Огнем и мечом». Фильм вышел на экраны в 1999 году и имел невероятный успех у зрителей.
90
Picturesque views of the city Lutsk and the surrounding area often attract film-makers. The cult Polish director Jerzy Hoffman chose Lutsk Castle as the setting for his historical drama With Fire and Sword, based on the novel by Henryk Sienkiewicz. The film came out in 1999 and was a great success with the public. pality. But he did not rest on his laurels and intervened in the struggle for mastery of Kiev, which he gained in 1204 together with the title of Grand Prince. Roman Mstislavovich mounted several successful campaigns against the Lithuanians and Polovtsians and gained himself popularity with the common people. Many at the time placed their hopes for the unification of Rus' in this powerful and formidable prince, but sadly that was not to be: he died fighting against the Poles at the Battle of Zawichost in 1205. His sons, Daniil and Vasilko, who ruled the Galician-Volhynian lands jointly in a share of unity and agreement rare for the time, continued their father's cause. In 1240 Lutsk suffered badly from the invasion of Batu Khan who besieged and burnt Kiev and then took the Volhynian capital Vladimir by assault and drove on through the whole of Galicia as far as Hungary. In 1325 Volhynia came under the rule of Liubartas, one of the sons of Gediminas, the Grand Duke of Lithuania. Liubartas converted to Orthodoxy, taking the baptismal name Dmitry, and married a daughter of Andrei Yuryevich, the prince of Galicia and Vladimir-Volynsky. But the territory was also
Nowadays Lubartas's castle is the venue for an annual international festival of mediaeval culture — the “Sword of Lutsk Castle”. Present-day phtograph.
Сам князь Любарт был похоронен в соборной церкви Иоанна Богослова, находившейся посреди замкового двора. В 1429 году в замке состоялся съезд европейских государей и их представителей — событие уникальное для того времени. Целью его было «рассуждение о мерах против общего врага, турок». В нем приняли участие великий князь Литовский Витовт, польский король Ягайло, император Священной Римской империи Сигизмунд, легат папы Римского, магистр Тевтонского ордена, посланцы датского короля и великого князя Московского Василия II, многие русские удельные князья и митрополит Фотий. Сигизмунд призывал государей и вельмож к взаимному примирению и единению православной и католической церквей, к борьбе против Османской империи и к оказанию помощи Византии. Однако позиция польского короля помешала достичь всеобщего соглашения. Год спустя Витовт умер, а Ягайло попытался овладеть Волынью и осадил Луцк. Однако замок выдержал несколько кровопролитных штурмов и месячную осаду. После смерти Витовта великим князем Литовским стал его двоюродный брат
claimed by King Casimir III of Poland and King Louis I of Hungary. The war over the principality raged off and on right up until Liubartas's death in 1382. Five years after that Galicia passed finally to the Polish Queen Jadwiga. Volhynia, and with it Lutsk, went to the Grand Duchy of Lithuania.
The Volhynian Stronghold The name of Prince Liubartas, who chose Lutsk as his capital, is perpetuated in a masterpiece of architecture and fortification of that period — the Upper Castle. Construction of this citadel lasted almost half a century, with Russian, Polish and Lithuanian ar-
«Луцк над реками Стырь и Глушь». С литографии Наполеона Орды. 1860—1870-е годы. Луцк называют «Западными воротами» Украины в Европу. Туристов привлекает в этом городе то, что здесь каждая улочка пронизана духом средневековья. Lutsk on the Rivers Styr and Glush. From a lithograph by Napoleon Orda, 1860s-70s. Lutsk is known as Ukraine's “Western Gateway” to Europe. Tourists are drawn to a city in which every little corner is permeated with the spirit of the Middle Ages.
«Люблинская уния». С картины Яна Алоизия Матейко. 1869 год. Соглашение об объединении королевства Польского и великого княжества Литовского в единое федеративное государство Речь Посполитую произошло в 1569 году. При этом Волынь, Подолье и Полесье отошли Польскому королевству. Литовские вельможи пытались сохранить свою самостоятельность, но со временем их сопротивление было сломлено, и Литва окончательно утратила независимость.
91
Свидригайло, но ему пришлось уступить престол Сигизмунду, который отдал ему Луцк и всю Волынь. В 1432 году город получил Магдебургское право, которое освобождало жителей от феодальных повинностей, от суда и власти воевод, старост и других государственных чиновников.
В 1569 году великое княжество Литовское объединилось с Польшей в единое государство — Речь Посполитую, а уже в конце XVI века волынские земли стали свидетелями массовых выступлений против польского владычества. В 1595 году Луцк захватили повстанцы Северина Наливайко, в 1648 году во время восстания Богдана Хмельницкого луцкая беднота во главе с мещанином Федором Липкой жестоко расправилась с польской шляхтой и католическим духовенством. Однако Луцк оставался под властью Польши до 1795 года, а потом стал центром Волынской губернии, типичным провинциальным городом с населением чуть более шести тысяч человек: здесь в основном жили мелкие торговцы и ремесленники. Перед началом Отечественной войны 1812 года в Луцке размещался штаб Второй русской армии под командованием полководца Петра Багратиона.
The Union of Lublin. From an 1869 painting by Jan Alojzy Matejko. The agreement to unite the Kingdom of Poland and the Grand Duchy of Lithuania in a single state (the Rzeczpospolita) was concluded in 1569. Under the treaty Volhynia, Podolia and Polesye came under Polish administration. The Lithuanian magnates tried to retain their autonomy, but with time their resistance was broken and Lithuania lost its independence altogether.
tisans participating. Liubartas was buried in the Cathedral of St John the Divine that stands in the middle of the castle courtyard. In 1429 the castle played host to a congress of European rulers and their representatives, a unique event for the time. It was attended by Grand Duke Vytautas of Lithuania, King Wladislaw II Jagiello, Holy Roman Emperor Sigismund, a papal legate, the Master of the Teutonic Order and envoys from the King of Denmark and Grand Prince Vasily II of Moscow, many Russian appanage princes and Metropolitan Photius of Moscow. Sigismund called on the rulers and great lords to bring about a reconciliation and unification of the Orthodox and Catholic Churches, to fight against the rapidly expanding Ottoman Empire and provide help to Byzantium. But the stance taken by the Polish King prevented the achievement of universal agreement.
A year later Vytautas died and Jagiello attempted to gain possession of Volhynia, besieging Lutsk. The castle, however, withstood several bloody storms and a month's siege. After Vytautas's demise, his cousin Svitrigaila became grand duke of Lithuania. Soon, though, he was obliged to surrender the throne to Vytautas's brother Zygimantas, but later recovered Lutsk and Volhynia. In 1432 the city was granted Magdeburg Rights, which freed the inhabitants from feudal obligations, and from the judgement and authority of voivodes, provincial administrators and other state officials. In 1569 the Grand Duchy of Lithuania joined with Poland to form a single state — the Rzeczpospolita, but as early as the end of the century Volhynia witnessed mass uprisings against Polish dominion. In 1595 Lutsk was seized by Severin Nalyvaiko's rebels. In 1648, during Bohdan Khmelnyt-
«Навеки с Москвой, навеки с русским народом». С картины Михаила Хмелько. 1951 год. Осенью 1653 года Земский собор, проходивший в Москве, принял решение о включении левобережных территорий Днепра в состав Московского государства. В январе 1654 года на Переяславской раде гетман Богдан Хмельницкий и казацкие старшины принесли присягу русскому царю. Forever with Moscow, Forever with the Russian People. From a 1951 painting by Mikhail Khmelko. A national assembly held in Moscow in the autumn of 1653 resolved to incorporate the territories east of the Dnieper into the Muscovite state. In January 1654, at the Council of Pereyaslav, Hetman Bohdan Kmelnytsky and the Cossack leaders swore fealty to the Russian tsar.
Страна, которую мы потеряли / t he
country that we lost
Lutsk.qxd
92
2/19/09
15:24
Page 92
1966 года на заводе собирают первые 50 малолитражных автомобилей ЗАС-969В. Луцкий машиностроительный завод был переименован в автомобильный. В 1975 году завод начал серийный выпуск автомобилей ЛуАЗ-967M, а в 1979-м — ЛуАЗ-969M. В 1978 году на Международном автосалоне в итальянском городе Турине эта малолитражка вошла в десятку лучших, а в 1979-м на Международной выставке в Чехословакии была отмечена золотой медалью. Развивалась промышленность, росло и население города. В конце семидесятых годов в областном центре Луцке уже насчитывалось более двухсот тысяч жителей. Сегодня Луцк — не только промышленный, но и культурный центр. Здесь проходят фестивали средневековой культуры и народного творчества, рок-фестивали и спортивные чемпионаты. Многочисленные памятники средневековой архитектуры привлекают туристов со всего мира.
Калейдоскоп XX века Революция 1917 года всколыхнула провинциальный Луцк, и одна власть здесь сменяла другую как в калейдоскопе: Совет общественных организаций, городская дума, военный революционный комитет… В феврале 1918 года город заняли германские войска, а в декабре на Украине было провозглашено новое правительство — Директория, но спустя полгода в город вступили польские части. Летом 1920 года здесь побывали бойцы Первой Конной армии Семена Буденного, но согласно Рижскому мирному договору, подписанному в марте 1921 года, Волынь и другие территории Западной Украины отошли Польше. В 1939 году, после заключения пакта Молотова—Риббентропа, Луцк и Западная Волынь были включены в состав Украинской ССР. Луцк оказался одним из первых городов, принявших на себя удар немецких танковых дивизий в первые дни Великой Отечественной войны. Берега реки Стырь вновь стали ареной кровавых боев, но советским войскам остановить продвижение противника не удалось. «Страшно умирать в 22 года. Как хотелось жить! Во имя жизни будущих после нас людей, во имя тебя, Родина, уходим мы… Расцветай, будь прекрасна, родимая, и прощай» — такую записку написала перед казнью комсомолка Паша Савельева, состоявшая в организации подпольщиков
Луцка. Надпись была выцарапана гвоздем на стене ее камеры. Во время фашистской оккупации в лесах Волыни развернулось партизанское движение, с которым и установили связь подпольщики. Три долгих года украинские патриоты вели против захватчиков изнурительную войну, и только в июле 1944 года Волынь наконец была освобождена. После Великой Отечественной войны наполовину разрушенный город стал возрождаться к жизни, а в августе 1955 года был введен в эксплуатацию Луцкий ремонтный завод. Со временем от ремонтных работ предприятие перешло к выпуску запчастей к автомобилям ГАЗ, а в декабре
sky's uprising, the poor of Lutsk led by a minor burgher named Fiodor Lipka meted out savage treatment to the Polish gentry and Catholic clergy. Lutsk remained under Polish rule until 1795 and then it became part of the Volhynian province of the Russian Empire, a typical provincial town with a population of just over 6,000, mainly craftsmen and petty tradesmen. In the Patriotic War of 1812 Lutsk housed the headquarters of the Second Russian Army under the command of Piotr Bagration.
The Kaleidoscope of the Twentieth Century
Памятник знаменитой украинской поэтессе Лесе Украинке у здания Луцкого драматического театра. Детство Леся провела в Луцке. The monument to the famous Ukrainian poetess Lesya Ukrainka by the building of the Lutsk Drama Theatre. Lesya spent her childhood in Lutsk.
The revolution of 1917 stirred up provincial Lutsk and one grouping succeeded another in power like the turn of a kaleidoscope. The council of public organizations, the city duma, the military revolutionary committee… In February 1918 Lutsk was occupied by German forces. Then in December a new government, the Directory, was proclaimed in the Ukraine, but less than six months later Polish units entered the city. In the summer of 1920 soldiers of Semoin Budionny's 1st Cavalry Army occu-
«Герои Первой Конной армии». С картины Федора Модорова. 1938 год. Летом 1920 года в Луцке находился полевой штаб Первой Конной армии. Здесь бывали военачальники Семен Буденный и Климент Ворошилов. The Heroes of the First Cavalry Army. From a 1938 painting by Fiodor Modorov. In 1920 the field HQ of the 1st Cavalry Army was located in Lutsk. The celebrated Civil War commanders Semion Budionny and Kliment Voroshilov spent time here.
pied Lutsk, but under the Treaty of Riga, signed in March 1921, Volhynia and other parts of the Western Ukraine were ceded to Poland. In 1939, under the terms of the Molotov-Ribbentrop Pakt, Lutsk and western Volhynia were incorporated into the Ukrainian Soviet Socialist Republic. Lutsk was one of the first cities to be attacked by the German Panzer divisions in June 1941. The banks of the River Styr again became the arena for bloody fighting, but the Soviet forces failed to stop the enemy advance: it was three long years before, in July 1944, Volhynia was liberated from the invaders. After the war the half-ruined city began to return to life. In August 1955 the Lutsk Repair Works began operating. In time the enterprise graduated from repair work to the production from 1961 onwards of small-engined utility vehicles under the LuAZ badge. The factory's updated 969M model was placed among the top ten at the 1978 Turin Auto Show in Italy and the following year it won a gold metal at an international exhibition in Czechoslovakia. Industry expanded and the city's population grew. By the late 1970s this regi-
Справа. Луцк. Улица Даниила Братковского. Вид на костел святых апостолов Петра и Павла, построенный в 1616—1639 годах по проекту архитектора Джакомо Бриано. Современная фотография. Right. Daniil Bratkovsky Street in Lutsk. View of the Catholic Church of SS Peter and Paul, built in 1616—39 to the design of the architect Giacomo Briano. Present-day photograph.
Слева. Луцк. Троицкий собор, бывший католический костел. Собор был построен в 1752 году, а в 1879 году его перестроили и превратили в православный храм. Современная фотография.
Город Луцк, один из древнейших славянских городов, ныне находится на территории Республики Украина.
Left. The Trinity Cathedral in Lutsk. The cathedral was built as a Catholic church in 1752. In 1879 it was reconstructed and turned into a place of Orthodox worship. Present-day photograph.
Lutsk, one of the oldest Slav cities, is now on the territory of an independent Ukraine.
93
onal centre already numbered over 200,000 inhabitants. Today Lutsk is a centre of culture as well as industry. It hosts festivals of mediaeval Вид города Луцка. Современная фотография. Еще столетие назад на улицах Луцка встречались монахи и монашки многих орденов: шаритки, доминиканцы, бернардинцы, василиане, тринитарии, кармелиты, бонифраторы, бригитки и, конечно же, иезуиты. Многие монастырские здания сохранились до сих пор. View of Lutsk. Present-day photograph. Even a hundred years ago you would have found monks and nuns belonging to a host of different orders on the streets of Lutsk: Sisters of Charity, Dominicans, Cistercians, Basilians, Trinitarians, Carmelites, Brothers Hospitallers of St. John of God, Brigittines and, of course, Jesuits. Many of the monastic buildings still survive.
culture and folk art, rock festivals and sports championships. Its numerous architectural monuments from the Middle Ages draw tourists from around the world.
Ekaterina.qxd
2/19/09
15:26
Page 94
ВЕЛИКИЕ О ВЕЛИКИХ
пчела,
В. КЛЮЧЕВСКИЙ О ЕКАТЕРИНЕ II
собирающая мед …Екатерина явилась в Россию со значительной подготовкой ко всяким житейским невзгодам. В ранней молодости она многое видела. Родившись в Штеттине, она подолгу живала на попечении бабушки в Гамбурге, бывала в Брауншвейге, в Киле и в самом Берлине, где видела двор прусского короля. Все это помогло ей собрать обильный запас наблюдений и опытов, развило в ней житейскую сноровку, привычку распознавать людей, будило размышление. Может быть, эта житейская наблюдательность и вдумчивость при ее природной живости была причиной и ее ранней зрелости: в 14 лет она казалась уже взрослой девушкой, поражала всех высоким ростом и развитостью не по летам. Екатерина получила воспитание, которое рано освободило ее от излишних предрассудков, мешающих житейским успехам.
94
«Золотым веком» Российской империи часто называют время правления Екатерины II. «Петр Великий создал в России людей; Ваше Величество влагаете в них души» — так образно объяснил суть ее деяний вельможа И. И. Бецкой. Современники Екатерины II также отмечали, что она «кротко и спокойно закончила то, что Петр Великий принужден был учреждать насильственно», имея в виду европеизацию страны. Николай Карамзин характеризовал ее эпоху как «спокойствие сердец, успехи приятностей светских, знаний, разума», а князь Петр Вяземский остроумно высказался о национальной политике императрицы: «Как странна наша участь. Русский силился сделать из нас немцев; немка хотела переделать нас в русских». В этом номере мы предлагаем вниманию читателей отрывки из трудов русского историка Василия Ключевского, посвященные Екатерине II.
В детстве ей твердили, и она сама знала с семи лет, что она очень некрасива, даже совсем дурнушка, но знала и то, что она очень умна. Поэтому недочеты наружности предстояло восполнять усиленной разработкой духовных качеств. Цель, с какой она ехала в Россию, дала своеобразное направление этой работе. Она решила, что для осуществления честолюбивой мечты, глубоко запавшей в ее душу, ей необходимо всем нравиться, прежде всего мужу, императрице и народу. Эта задача сложилась уже в ее 15-летней голове в целый план, о котором она говорит приподнятым тоном, не без религиозного одушевления, как об одном из важнейших дел своей жизни, совершавшемся не без воли провидения. План составлялся, по ее признанию, без чьего-либо участия, был плодом ее ума и души и никогда не выходил у нее из виду: «Все, что я ни делала, всегда клонилось к этому, и вся моя жизнь была изысканием средств, как этого достигнуть». Для этого она не щадила ни своего ума, ни сердца, пуская в оборот все средства от искренней привязанности до простой угодливости. С самого прибытия в Россию она прилежно изучала обряды русской церкви, строго держала посты, много и усердно молилась, особенно при людях, даже иногда превосходя в этом желания набожной Елизаветы, но страшно сердя тем своего мужа. В первый год замужества Екатерина говела на первой неделе великого поста. Императрица выразила желание, чтобы она попостилась и вторую неделю. Екатерина ответила ей просьбой позволить ей есть постное все семь недель. Не раз заставали ее перед образами с молитвенником в руках. Однако невыносимо бестолковая жизнь, какую устроила своей племяннице Елизавета, пошлая компания (linsipite compagnie), какой окружена была Екатерина, бессмысленные разговоры, которые она каждый день вокруг себя слышала, научили ее читать внимательнее, сделали для нее книгу убежищем от тоски и скуки. <…> Сначала она без разбора читала романы; потом ей попались под руку сочинения Вольтера, которые произвели решительный перелом в выборе ее чтения: она не могла от них оторваться и не хотела, прибавляет она в письме к
Великая княгиня Екатерина Алексеевна (немецкая принцесса Софья Августа Фредерика Ангальт-Цербская) в возрасте 16 лет. Портрет работы Георга Христофора Грота. 1745 год.
Мать Екатерины II, княгиня Иоганна Елизавета, урожденная принцесса Шлезвиг-Голштинская. Ее предок — Кристиан I, король Дании, Норвегии и Швеции, основатель династии Ольденбургов. Портрет работы Жана Мартена Бернигерота. Середина XVIII века. Ниже. «Коронование Екатерины II 22 сентября 1762 года». С картины Стефано Торелли. 1777 год.
самому Вольтеру, читать ничего, что не было так же хорошо написано и из чего нельзя было бы извлечь столько пользы. <…> В то же время она прочитала множество русских книг, какие могла достать, не пугаясь очень трудных по неуклюжему изложению. Екатерина превращала свой спорт в регулярную работу, а работу любила доводить до крайнего напряжения сил, терпеливо коротала долгие часы в своей комнате за Барром или Бэйлем, как летом в Ораниенбауме по целым утрам блуждала с ружьем на плече или по 13 часов в сутки скакала верхом. Ее не пугало переутомление. Словно она пробовала себя, делала смотр своим силам, физическим и умственным; ее как будто занимало в чтении не столько содержание читаемого, сколько упражнение внимания, гимнастика ума. Она родилась в неприветливой доле и рано спозналась с лишениями и тревогами, неразлучными с необеспеченным положением. Но из родной обстановки, бедной и тесной, судьба в ранней молодости бросала ее на широкие и шумные политические сцены, где действовали крупные люди и делались крупные дела. Здесь Екатерина видела много славы и власти, обилие блеска и богатства, встречала людей, которые всем рисковали для приобретения этого, подобно Фридриху II, видела и людей, которые путем риска добивались всего этого, подобно императрице Елизавете. Виденные примеры соблазняли, возбуждали аппетит честолюбия, побуждая напрягать все
силы в эту сторону, а Екатерина от природы не была лишена качеств, из которых при надлежащей выработке выделываются таланты, необходимые для успеха на таком соблазнительном и скользком поприще. Екатерина выросла с мыслью, что ей самой надобно прокладывать себе дорогу, делать карьеру, вырабатывать качества, необходимые для этого, а замужество доставило ей отличную практику такой работы, не только указало цель ее честолюбию, но и сделало достижение этой цели вопросом личной безопасности. И она умело повела свою работу.<…> Ее трудно было застать врасплох; она всегда была в полном сборе; частый смотр держал ее силы наготове, в состоянии мобилизации, и в житейских столкновениях она легко направляла их против людей и обстоятельств. В обращении она пускала в ход бесподобное умение слушать, терпеливо и внимательно выслушивать всякий вздор, угадывать настроение, робкие или не находившие слов мысли собеседника и шла им на подмогу. Это подкупало, внушало доверие, располагало к откровенности; собеседник чувствовал себя легко и непринужденно, словно разговаривал сам с собой. К тому же наперекор обычной наклонности людей замечать чужие слабости, чтобы пользоваться ими во вред другим, Екатерина предпочитала изучать сильные стороны других, которые при случае можно обратить в свою пользу, и умела указать их самому обладателю. <…> Усвоенная ею манера обхождения с людьми сослужила ей неоценимую службу в правительственной деятельности.
В еликие о великих
/
g reat
minds about the greats
Ekaterina.qxd
2/19/09
15:26
Page 96
Она обладала в высокой степени искусством, которое принято называть даром внушения, умела не приказывать, а подсказывать свои желания, которые во внушаемом уме незаметно перерождались в его собственные идеи и тем усерднее исполнялись. Наблюдательное обращение с людьми научило ее узнавать их коньки, и, посадив такого дельца на его конька, она предоставляла ему бежать, как мальчику верхом на палочке, и он бежал и бежал, усердно подстегивая самого себя. Она умела чужое самолюбие делать орудием своего честолюбия, чужую слабость обращать в свою силу. Своим обхождением она облагообразила жизнь русского двора, в прежние царствования походившего не то на цыганский табор, не то на увеселительное место. Заведен был порядок времяпровождения; не требовались строгие нравы, но обязательны были приличные манеры и пристойное поведение. Вежливая простота обхождения самой Екатерины даже с дворцовыми слугами была совершенным новшеством после обычной грубости прежнего времени. Только под старость она стала слабеть, капризничать и прикрикивать, впрочем, всегда извиняясь перед обиженным с признанием, что становится нетерпеливой. Как с людьми, точно так же поступала она и с обстоятельствами. Она старалась примениться ко всякой обстановке, в какую попадала, как бы она ни была противна ее вкусам и правилам. Она рано поняла, что познание людей каждый должен начинать с самого себя. Екатерина принадлежала к числу довольно редких людей, умеющих взглянуть на себя со стороны, как говорится, объективно, как на любопытного прохожего. Она подмечала в себе слабости и недостатки с каким-то самодовольством, не прикрашивая их, называя настоящими именами, без малейшего угрызения совести, без всякого позыва к сожалению или раскаянию.
96
В сочинениях Екатерины отразились и разнообразные интересы, и увлечения ее возбужденной мысли. Немка по рождению, француженка по любимому языку и воспитанию, она занимает видное место в ряду русских писателей XVIII в. У нее были две страсти, с летами превратившиеся в привычки или ежедневные потребности, — читать и писать. В свою жизнь она прочитала необъятное количество книг. Уже в преклонные лета она признавалась своему секретарю Храповицкому, что читала книг по шести вдруг. Начитанность возбуждала ее литературную производительность. Она много писала по-французски и даже по-русски, хотя с ошибками, над которыми подшучивала. Обойтись без книги и пера ей было так же трудно, как Петру I без топора и токарного станка. Она признавалась, что не понимает, как можно провести день, не измарав хотя одного листа бумаги.
малодушие Людовика XVI, еще в 1789 г. предсказав ему участь Карла I Английского, призывала к единодушию и геройству принцев, братьев короля, говорила, что надобно вложить им душу в брюхо, билась головой об стену, по ее выражению, чтобы двинуть Австрию и Пруссию на революционную Францию во имя монархического начала, но втихомолку своим признавалась, что ей хочется впутать австрийцев и пруссаков во французские дела, чтобы самой иметь свободные руки: «У меня много предприятий неконченных, и надобно, чтобы они были и заняты и мне не мешали».
Фаворит Екатерины II князь Григорий Потемкин-Таврический, о котором говорили, что он «сделал для России на юге больше, чем Петр I на севере». Действительно, присоединение к империи южных областей, освоение Северного Причерноморья и строительство в этом крае новых городов — это лишь немногие из заслуг светлейшего князя. Портрет работы Иоганна Баптиста Лампи, австрийского живописца, приглашенного в Россию Екатериной II. Около 1790 года.
Екатерина признавалась, что, привыкнув к большим делам, не любит мелочей. А большие дела налицо: 7 млн новых подданных и сильное впечатление за границей и дома. Политический мир признавал за Екатериной «великое имя в Европе и силу, принадлежащую ей исключительно». В России по отдаленным захолустьям долго помнили и говорили, что в это царствование соседи нас не обижали и наши солдаты побеждали всех и прославились. Это простейшее общее впечатление Безбородко, самый видный дипломат после Панина, выражал в изысканной форме, говоря в конце своей карьеры молодым дипломатам: «Не знаю, как будет при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела».
Внешняя политика — самая блестящая сторона государственной деятельности Екатерины, произведшая наиболее сильное впечатление на современников и ближайшее потомство. Когда хотят сказать самое лучшее, что можно сказать об этом царствовании, говорят о победоносных войнах с Турцией, о польских разделах, о повелительном голосе Екатерины в международных отношениях Европы. С другой стороны, внешняя политика была поприщем, на котором Екатерина всего удобнее могла завоевать народное расположение: здесь разрешались вопросы, понятные и сочувственные всему народу… Вольтер шутя писал Екатерине, что ее война с Турцией легко может кончиться превращением Константинополя в столицу Российской империи. Эпистолярная любезность совпала с серьезными промыслами в Петербурге и прозвучала как бы пророчеством. Турецкая война была проверочным испытанием для Екатерины. <…> И она развила в себе изумительную энергию, работала, как настоящий начальник генерального штаба, входила в подробности военных приготовлений, составляла планы и инструкции, изо всех сил спешила построить азовскую флотилию и фрегаты для Черного моря, обшарила все углы и закоулки Турецкой империи в поисках, как бы устроить заворошку, заговор или восстание против турок в Черногории, Албании, среди майнотов, в Кабарде… Когда вспыхнула французская революция, Екатерина поняла ее серьезное значение, негодовала на
Заговору Григория Орлова Екатерина II обязана своим восхождением на престол. В сентябре 1762 года он был возведен ею в графское достоинство и назначен генерал-адъютантом. Будучи фаворитом императрицы, он обладал огромным влиянием при дворе. Портрет работы Андрея Черного (Чернова). Конец 1760-х годов.
97
Вступив на престол, Екатерина хотела видеть народ, страну, столь дурно управляемую, взглянуть на ее жизнь вблизи, прямо, не из дворцовой дали и не по придворным россказням. С этой целью она предприняла в первые годы царствования ряд поездок: в 1763 г. ездила в Ростов и Ярославль, в 1764 г. посетила прибалтийские губернии, в 1765 г. проехала по Ладожскому каналу, который нашла прекрасным, но заброшенным, и, наконец, весной 1767 г. решилась посетить Азию, как она выражалась, т. е. проехать по Волге. <…> Беглые путевые наблюдения могли внушить Екатерине немало правительственных соображений. Она встречала по пути города, «ситуацией прекрасные, а строением мерзкие». Народ по своей культуре был ниже окружающей его природы. «Вот я и в Азии», — писала Екатерина Вольтеру из Казани. Этот город особенно поразил ее пестротой населения. «Это — особое царство, — писала она, — столько разных объектов, достойных внимания, а идей на 10 лет здесь набрать можно». Екатерина настойчиво ограничивала применение пытки и конфискации имений у преступников, но не решалась отменить оба института законом. Издан был строгий манифест против взяточничества; петербургскому населению дано было назидательное зрелище сенатского обер-секретаря, поставленного
«Граф Алексей Орлов — победитель и истребитель турецкого флота». Медаль работы Иоганна Балтазара Гасса. 1770 год.
В 1770 году за победу русских эскадр, которыми он руководил в Чесменском морском сражении, Алексей Орлов получил право присоединить к фамилии «Чесменский». После этого сражения русскому флоту удалось вытеснить турецкие корабли из Эгейского моря и установить блокаду Дарданелл. Все это сыграло важную роль при заключении Кючук-Кайнарджийского мирного договора. «Уничтожение турецкого флота в Чесменском заливе». С картины Якоба Филиппа Хакерта. Начало 1770-х годов.
По приказу Екатерины II были построены здания Эрмитажного театра, Малого и Большого Эрмитажа. Приобретенные ею коллекции произведений искусства положили начало будущему музею. «Интерьер Малого Эрмитажа». С картины Эдуарда Гау. Около 1860 года.
Знаменитые афоризмы Екатерины II: «Человек только тогда счастлив, когда занят». «Я хвалю громко, а порицаю вполголоса». «Меня обворовывают точно так же, как и других, но это хороший знак и показывает, что есть что воровать». «Праздность есть мать скуки и многих пороков».
Издания XVIII века из коллекции Эрмитажа.
у позорного столба на площади перед Сенатом с надписью на груди: «Преступник указов и мздоимец». Введены новые штаты служащих и установлены пенсии… Кара не миновала и маховика чиновничьей машины, распустившегося Сената: в 1763 году ему сделан был строгий выговор «за междоусобное несогласие, вражду, ненависть» и партийность. Указание было при случае и на неприличие сенаторам заниматься винными откупами, чем они и с самим генерал-прокурором не брезгали. <…> Эти меры первых трех лет должны были произвести благоприятное впечатление и даже практическое действие, облегчить несколько налоговую тяжесть, содействовать общему успокоению, внести некоторое оживление в застоявшееся правящее болото, дать острастку чиновнику, а что было всего важнее для Екатерины — внушить некоторое доверие к ее правительству. В ее емком уме укладывались предания немецкого феодализма рядом с привычками русского правления и политическими идеями просветительного века, и она пользовалась всеми этими средствами по своим наклонностям и соображениям. Она хвалилась, что, подобно Алкивиаду, уживется и в Спарте, и в Афинах. Она писала Вольтеру в 1765 г., что ее девиз — пчела, которая, летая с растения на растение, собирает мед для своего улья… Не выпуская из рук ни одной нити самодержавия, она допускала косвенное и даже прямое участие общества в управлении и теперь призвала к сотрудничеству в составлении нового уложения народное представительство. Самодержавная власть, по ее мысли, получала новый облик, становилась чем-то вроде лично-конституционного абсолютизма.
2/19/09
15:27
Page 98
Улица, улица... / t hrough streets broad and narrow
Stockholm.qxd
Биргер Магнуссон стал ярлом Швеции в 1248 году, а спустя два года возвел на престол своего сына. Во время правления Биргера в Швеции началось строительство нескольких замков, которые позже стали административными центрами королевства. Birger Magnusson became Jarl of Sweden in 1248 and two years later he put his own young son on the throne. Under Birger's rule several new castles were begun in Sweden that later became administrative centres for the kingdom.
Кунгсгатан — улица Короля. В архитектуре этой городской артерии преобладает грубоватый функционализм. Это дань уважения Америке, к успехам которой деловые круги Швеции в те времена испытывали большой пиетет. Поэтому здесь, по обеим сторонам Кунгсгатан, и встали первые в Европе небоскребы — северная и южная башни Кунгсторнен. Возведенные в 1920-х годах, эти здания похожи внешне, но являются творениями разных архитекторов. Их высота по сегодняшним меркам довольно скромная — 60 метров.
99
98 In the architecture of this thoroughfare crude functionalism predominates. This is a tribute to America, whose successes were much admired in Swedish business circles at that time. That is why the first skyscrapers in Europe soared up on either side of Kungsgatan — the northern and southern Kungstornen. These towers, erected in the 1920s, are similar in appearance, but were designed by different architects. Their height is quite modest by present-day standards — just 60 metres.
вдоль по оролевской
к
Наталья ПОПОВА / by Natalia POPOVA
along the Royal Road
Когда-то на островах, омываемых водами озера Меларен, там, где оно соединяется с Балтийским морем, пировали воинственные викинги. Позже здесь ютились рыбацкие деревушки, а в XIII веке началось строительство укрепления, которое должно было защитить шведское государство от вторжений языческих племен финнов и эстов. Стокгольм впервые упоминается в шведских хрониках в 1252 году . Его основателем считается родоначальник королевской династии Фолькунгов, риксграф Биргер. Тот самый, что в 1240 году потерпел позорное поражение от молодого новгородского князя на реке Неве. Правда, шведские хронисты обходят сей прискорбный для риксграфа факт молчанием: все-таки тогда он уже был зятем короля, а позже стал ярлом — высшим должностным лицом в королевстве... Зато о его достижениях они писали немало: он и законы «исправил», и пытки каленым железом запретил, и учредил городское управление…
Once upon a time warlike Vikings feasted on the islands washed by the waters of Lake Mälar flowing out into the Baltic Sea. Later fishing villages nestled here before in the thirteenth century construction began of a stronghold that was supposed to protect the Swedish kingdom from incursions by pagan tribes of Finns and Estonians. Stockholm is first mentioned in the Swedish chronicles in 1252. Its founder is reckoned to be the forefather of the Folkung dynasty, Birger Jarl. This was the same Birger who suffered a humiliating defeat on the River Neva in 1240 at the hands of the young Prince Alexander of Novgorod. The Swedish chronicles are, admittedly, silent on that matter: he was after all already the brotherin-law of the King and later became a jarl, holder of the highest office in the kingdom… Much was, on the other hand, written about his achievements: he “corrected” the laws, forbade torture with red-hot irons and founded the municipal administration… Technically Birger was never king of Sweden — he only put his 11-year-old son on the throne and then became regent for him, holding on to the reins of power right up until his death. Stockholm, which he founded, continued to grow and develop. In the fourteenth century it became the permanent residence of the Swedish kings, but the city was officially proclaimed the capital only in 1634. Gamla Stan: an Oasis of Bygone Days Stockholm, a city on fourteen islands, can dispute St Petersburg right to the title of “Venice of the North”. The islands are linked by bridges although comfortable ferries also ply the waters from which passengers can admired the facades of the architectural monuments.
Биргер номинально не являлся королем Швеции — он лишь возвел на трон своего одиннадцатилетнего сына, а при нем стал регентом и удерживал бразды правления государством до самой своей смерти. А основанный им Стокгольм продолжал расти и развиваться, с XIV века он стал постоянной резиденцией шведских королей, но официально был провозглашен столицей лишь в 1634 году.
Вид на Риддархолмен — Рыцарский остров. В XIII—XVI веках здесь находился мужской монастырь. Справа — Риддархольмсчуркан (Рыцарская церковь), возведенная в 1270 году.
A view of Riddarsholmen — the Knights' Island, site of a monastery between the thirteenth and sixteenth centuries. On the right is the Riddarholmskyrkan church dating from 1270.
Улица, улица... / t hrough streets broad and narrow
Stockholm.qxd
2/19/09
15:27
Page 100
Гамла-Стан: оазис старины Стокгольм, город четырнадцати островов, может оспаривать у Санкт-Петербурга право называться «Северной Венецией». Острова соединены мостами, хотя по водной глади курсируют также комфортабельные паромы, с которых можно любоваться фасадами архитектурных памятников. Значительную часть территории островов занимают парки и музеи, а жилые дома, офисные и торговые здания уже давно отвоевали себе часть материка. Стадсхольмен — остров, с которого и началось возведение крепостных построек в XIII веке, — ныне является центром района Гамла-Стан (Старый город по-шведски). Среди достопримечательностей ГамлаСтана — Стокгольмский собор (его начали
Гамла-Стан — это оазис старины, то, что осталось в Стокгольме от средневековья. К сожалению, в 1950-х годах городские власти решили «осовременить» город: в других районах множество исторических зданий было снесено и заменено безликими панельными многоэтажками. Ошибку признали лишь в 1970-х, тогда же приступили к реставрации тех объектов, которые еще сохранились.
Стокгольмский собор (слева) и Королевский дворец в Гамла-Стане. Строительство дворца началось в конце XVII века и продолжалось до середины восемнадцатого. В нем более шестисот помещений, декорированных в стиле барокко.
строить как приходскую церковь еще при ярле Биргере) и церковь Риддархольмсчуркан (возведенная в 1270 году, она служит королевской усыпальницей). Здесь же постройки XVII—XVIII веков: здание Дворянского собрания и Королевский дворец, который в 1980-х стал музеем, но члены королевской семьи сохранили здесь свои рабочие кабинеты и наведываются сюда едва ли не ежедневно. Однако сердце современного Стокгольма чуть севернее — в районе Норрмальм (Северное предместье), где находятся правления крупнейших банков и промышленных концернов, новое здание риксдага, универмаги, гостиницы и рестораны, театры и многоэтажные жилые дома. Местные жители называют его просто «Сити». Несколько мостов соединяют историю и современность, старый и сегодняшний Стокгольм.
Gamla Stan is an oasis of bygone days: what is left in Stockholm from the Middle Ages. Sadly in the 1950s the municipal authorities decided to “modernize” the city and in other areas most of the historical buildings were demolished and replaced by faceless high-rise buildings. The error of this policy was recognized only in the 1970s and then they embarked on restoration of those properties that still survived.
Выше. Площадь Сторторгет расположена в самом центре Гамла-Стана. В средние века здесь были рынок и лобное место, а сейчас — магазины для туристов и кафе. На Сторторгет находится и Нобелевский музей, в кинозале которого демонстрируются фильмы о лауреатах Нобелевской премии.
100
Гамла-Стан — это сплетение средневековых улочек, лестниц и арок. Самое «узкое место» в этом районе — переулок Mopтeнa Tpoтцигa. Его ширина не превышает 90 сантиметров.
Gamla Stan is a patchwork of mediaeval corners, flights of steps and arches. The narrowest of its lanes is Mårten Trotzigs Gränd, which is never more than 90 cm wide.
Stadsholmen, the island on which the construction of fortifications began in the thirteenth century, is now the centre of the Gamla Stan, “Old Town”, district. Among the sights in Gamla Stan is the cathedral that was begun as a parish church back in the time of Birger Jarl and the church called Riddarholmskyrkan that was constructed in 1270 and serves as the royal sepulcher. Notable too are the mid-seventeenth-century. Swedish House of Lords and the mainly eighteenth-century Royal Palace. But the heart of today's Stockholm is situated a little to the north in the Norrmalm (“Northern Suburb”) district, where you will find the headquarters of major banks and industrial concerns, the new parliament building, department stores, hotels and restaurants, theatres and tall apartment houses. Several bridges link past and present, old and new Stockholm.
Above. Stortorget square is situated in the very centre of Gamla Stan. In the Middle Ages this was the market and place of public execution. Nowadays it is lined with tourist shops and cafés. Stortorget is also home to the Nobel Museum.
Kungsgatan: to the East of the Towers The main axis of Norrmalam is Kungsgatan, “King's Street”. On the west it begins with the bridge leading to Kungsholmen, “King's Island”; on the east it ends in Stureplan square on the boundary between Norrmalm and the Ostermalm district. Kungsgatan is a canyon of a street, cut through the solid rock at the beginning of the twentieth century. It is as straight as a ray of sunlight, refracted slightly only at one point, where it is crossed by the bridges carrying two intersecting streets. To the east of the towers the first of two bridges spans Kungsgatan, carrying Regeringsgatan, the street that in the 1930s was the location of the atelier of a tailoring firm run by Paul Lidval, one of the heirs of the famous family that in the early twentieth century owned one of Russia's largest businesses sewing civilian and military clothing.
Stockholm Cathedral (on the left in the picture) and the Royal Palace in Gamla Stan. Construction of the palace began in the late seventeenth century and went on until the middle of the eighteenth. This huge Baroque-style complex has more than 600 rooms.
Кунгсгатан: к востоку от башен
101
Главная ось Норрмальма — Кунгсгатан, улица Короля. С западной стороны она ограничена мостом, ведущим на Кунгс-
хольмен, остров Короля; с восточной выходит к площади Стюреплан, которая находится на границе двух районов — Норрмальма и Остермальма. Кунгсгатан — улица-каньон, проложенная в скальном массиве в начале XX века. Она походит на солнечный луч, слегка преломляющийся лишь в одном месте — там, где над нею нависают мосты двух пересекающих ее улиц. Улица с непростым названием Мальмскиллнадсгатан, проходящая через мост над Кунгсгатан неподалеку от башен, появилась на карте Стокгольма в 1640 году,
The founder of the dynasty, John Peter (Ivan Petrovich) Lidval, came from Sweden and his children had to emigrate there from Russia after 1917. The famous St Petersburg architect Fiodor Lidval was also a son of John Peter, but did not go into the family business. Our city is indebted to his talents for many architectural masterpieces, but he too was obliged to join the family exodus to Stockholm. For a time the architect failed to get commissions in his ancestral homeland, despite the support of the oil-magnate Emmanuel Nobel. But later buildings designed by him did appear in Stockholm; one of them is the Shell company offices on Birger Jarlsgatan. This street, named after the city's founder, meets Kungsatan at Stureplan and runs northwards from there. It is one of the most attractive streets in Stockholm, famous for its boutiques, clubs, cafés and other fashionable establishments.
Stureplan: Round and About The Stureplan square is the focal point for banks and offices of big corporations,
Ежедневно в полдень возле Королевского дворца проходит торжественная церемония смены караула. Гвардейцы в парадной синей форме демонстрируют блестящую строевую подготовку и передают шведский флаг новому караулу. At noon each day the changing-of-the-guard ceremony takes place by the Royal Palace. Guardsmen in their blue dress uniforms demonstrate their superb mastery of drill as the Swedish flag is handed over to the new guard. Слева. Риддархольмсчуркан (Рыцарская церковь) стала королевской усыпальницей. Здесь покоятся останки Карла XII, Карла XIV Юхана (Жана Батиста Бернадота) и других монархов. Left. Riddarholmskyrkan became the royal sepulcher. It is the last resting place of Peter the Great's enemy Charles XII, Charles XIV John (the former Napoleonic Marshal Bernadotte) and other monarchs.
Улица, улица... / t hrough streets broad and narrow
Stockholm.qxd
102
2/19/09
15:27
Page 102
но застраиваться начала позже и окончательно оформилась спустя столетие. Здесь находятся офисные здания, и с окончанием рабочего дня жизнь в этом районе замирает. К востоку от башен над Кунгсгатан нависает еще один мост — это улица Регерингсгатан, где в 1930-х годах находилось ателье портняжной фирмы Пауля Лидваля, одного из наследников знаменитой семьи, владевшей в начале XX века крупнейшим в России ателье по пошиву гражданского и военного платья. Основатель династии Юн Петер (Иван Петрович) Лидваль был выходцем из Швеции, куда и пришлось эмигрировать его детям из России после 1917 года. Знаменитый петербургский архитектор Федор Лидваль также был сыном Юна Петера, но от семейного дела отошел. Этому талантливому архитектору Петербург обязан многими шедеврами архитектуры, однако и ему пришлось уехать вместе с семьей в Стокгольм. Архитектор некоторое время не мог найти заказов на исторической родине, даже несмотря на поддержку нефтепромышленника Эммануила Нобеля. Однако потом в Стокгольме все-таки появились здания по его проектам, одно из которых — офис фирмы «Шелл» на Биргерярлсгатан. Улица основателя города ярла Биргера встречается с Кунгсгатан у площади Стюреплан и устремляется дальше на север. Это одна из самых красивых улиц Стокгольма,
известная своими бутиками, клубами, кафе и другими модными заведениями.
Стюреплан: вокруг и около Площадь Стюреплан — это средоточие банков и офисов крупных корпораций, самых дорогих ресторанов и престижных баров, где считает своим долгом бывать высший свет столицы (включая членов королевской семьи). Здесь же находится модный универмаг «Стюрегаллериан» и оздоровительный комплекс «Стюребадет» — бани в псевдоантичном стиле с бассейном и тренажерным залом. Через площадь проходит и Библиотексгатан (несмотря на «книжное» название улицы, на ней немало бутиков), которая оканчивается у Хумлегордена — Хмельного сада. На его территории и находится неказистое на первый взгляд здание Королевской библиотеки. Впрочем, здание — лишь вершина айсберга, а большая часть исторических документов и книг находится в подземных хранилищах. В Хумлегордене когда-то выращивали хмель и даже овощи, потом сад служил местом для монарших прогулок, и лишь
в XIX веке его открыли для народа, после чего здесь появилось множество увеселений — от каруселей до танцплощадок. В саду установлен памятник Карлу Линнею — величайшему шведскому врачу и натуралисту.
Ниже. Площадь Стюреплан. Здесь находится и магазин знаменитой ювелирной фирмы «В. А. Болин». Онователь династии Болинов Карл, приехавший в Петербург из Швеции, стал поставщиком императорского двора, получил русское подданство, а его сыновья — дворянское звание. Имущество фирмы в России было национализировано после событий 1917 года, и ее владелец Вильгельм Болин уехал в Стокгольм, где и продолжил семейное дело.
Кунгсгатан: к западу от башен
Below. Stureplan is also the location of the shop of the famous jewellery firm W.A. Bolin. The Swede Carl Edvard Bolin, made his St Petersburg-based firm a supplier to the Russian imperial court in the 1830s. He became a Russian subject and his sons were elevated to the nobility. The company's property in Russia was nationalized after 1917 and Wilhelm Andreyevich Bolin, the head of the Moscow branch, left for Stockholm, where he continued the family business.
103
Слева. Модный универмаг «Стюрегаллериан»: галерея бутиков, ресторанов и кафе.
Свеаваген (Шведская улица) — одна из самых протяженных в городе. Она разрезает северную часть столицы на две почти равные части, а в месте ее пересечения с Кунгсгатан находится площадь Хёторгет (буквально — Сенной базар). По будним дням здесь торгуют овощами и фруктами, а в выходные открыт блошиный рынок. Рядом — согласитесь, странное соседство! — самый крупный шведский универмаг «PUB», открытый в 1882 году и названный так по инициалам первого владельца — Пауля Ю. Бергстрёма. В апреле 1917 года этот универмаг в сопровождении двух шведских коммунистов посетил Владимир Ленин, возвращавшийся на родину. Вождь мирового пролетариата приобрел здесь костюм, в котором по приезде предстал перед соотечественниками. А в 1920-х годах в отделе шляп здесь работала продавщицей некая Грета Густафссон, позднее завоевавшая экраны всего мира под именем Греты Гарбо. Прогуливаясь по Кунгсгатан, можно поддаться искушению свернуть на пешеходную Дpoттнинггaтaн (улицу Коро-
левы), где вас встретит неисчислимое множество универмагов и магазинов, кафе и кофеен. Кстати, всех обитателей Стокгольма объединяет любовь к кофе. Говорят, что житель шведской столицы выпивает чашечку кофе, даже направляясь на встречу с приятелем, с которым собирается пить кофе. Впрочем, побаловать себя какимнибудь напитком и перекусить можно и на Кунгсгатан — здесь немало заведений для этого. Привлекают внимание афиши кинотеатров, ну а завзятым театралам придется пройти по улице чуть дальше на запад: там находятся два театра — «Вазатеатр» и «Оскарс-театр». На Кунгсгатан скучать не придется…
Улица Свеаваген — одна из самых протяженных в Стокгольме. Это деловой и торговый район, где в современных высотных зданиях находятся офисы крупных корпораций. На Свеаваген расположено здание Центрального железнодорожного вокзалa, построенное в 1867—1871 годах.
Left. The fashionable shopping centre Sturegallerian: a collection of boutiques, restaurants and cafés.
the most expensive restaurants and chic bars, where the capital's high society (including members of the royal family) feel duty bound to go. It is also the location of the fashionable department store Sturegallerian and the Sturebadet health spa — hot baths in a pseudo-Roman style with a swimming pool and gym. The square is also crossed by Biblioteksgatan (despite the bookish name “Library Street”, it has a fair number of boutiques) that ends at Humlegården (“Hopgarden”). It is in the garden that the at-first-sightunimpressive building of the Royal Library stands. What you see is, however, only the tip of the iceberg: the majority of the historical documents and books are kept in underground storerooms.
The garden also contains a monument to Carl Linnaeus, the outstanding Swedish doctor and naturalist who invented the twopart system for naming flora and fauna.
Kungsgatan: to the West of the Towers Sveavägen (“Swedish Road”) is one of the longest streets in the city. It cuts the northern part of the city into two almost equal halves. At its intersection with Kungsgatan is Hötorget — Haymarket square. On weekdays fruit and vegetables are sold here, but at the weekend it becomes a flea market popular with the locals. Alongside — strange neighbours! — is Sweden's largest department store, PUB, opened in 1882, which takes its name from the initials of the first owner, Paul U. Bergström.
Справа. Площадь Хёторгет раз в году превращается в автомобильную стоянку. Это случается в день вручения Нобелевских премий. Церемония по традиции проходит в Стокгольмском концертном зале. Right. Once a year Hötorget square is turned into a big car-park. It happens on the day the Nobel Prizes are presented. The ceremony is traditionally held in the Stockholm Concert Hall.
Above. Sveavägen is one of the longest streets in Stockholm. It is a business and commercial district with the offices of large corporations in modern high-rise buildings. This is also the location of the central railway station built in 1867—71.
Стокгольмский архипелаг насчитывает около 24 тысяч островов, и это уникальная зона отдыха для жителей шумной столицы… В Вальпургиеву ночь (30 апреля) шведы выезжают на острова, жгут костры и поют торжественные песни, возвещающие о приходе весны. The Stockholm archipelago contains some 24,000 islands and is a unique leisure area for the inhabitants of the bustling capital. On Walpurgis Night (30 April) Swedes go out to the islands, light bonfires and sing songs hailing the return of spring.
In the 1920s a certain Greta Gustafsson worked in the millinery department here. Later she won the hearts of cinema audiences around the world as Greta Garbo. While walking along Kungsgatan, you might well succumb to the temptation to turn into Drottninggatan ("Queen's Street"), where you will find a host of department stores and shops, cafés and coffee houses. But you can easily get a drink and a bite to eat on Kungsgatan too — there are plenty of places waiting for you. The cinema posters are eye-catching, but those who like their entertainment live should carry on up the street to the west to find two theatres — Vasateatern and Oskarsteatern. There's no excuse for being bored on Kungsgatan.
И скусство отдыхать / t he
art of relaxation
ventura.qxd
104
2/19/09
15:29
Page 104
Islands of the Big Dogs
строва больших собак
Геннадий АМЕЛЬЧЕНКО/ by Guennadi AMELTCHENKO
Канарские острова. Если кто-то считает, что свое название они получили от населяющих их канареек, то он заблуждается. Все совсем наоборот. На самом деле название архипелага происходит от латинского «canis» — «собака». В начале нашей эры один из островов посетили мавры и вывезли отсюда двух больших собак, о чем стало известно древнеримскому ученому Плинию Старшему. С его легкой руки острова и получили имя. А вот наименование маленьких желтых птичек — канареек — действительно произошло от названия архипелага. The Canary Islands. If anybody thinks that they got their name from the birds found there, then they are wrong. It's exactly the other way around. In fact the name of the archipelago comes from the Latin word for “dog” — canis. Early in the Christian era the Moors visited one of the islands and brought back two huge dogs. This became known to the Ancient Roman scholar Pliny the Elder and with that inspiration he gave the islands their name. The word canary for the little yellow songbirds is in turn derived from the name of the archipelago.
Справа вверху. Государственный флаг Автономного сообщества Канарские острова.
105
Слева. Две монументальные скульптуры древних правителей Фуэртевентуры высотой 4,5 метра, установленные рядом с городом Бетанкурия, напоминают о том, что до прихода испанских завоевателей остров, населенный племенами гуанчей, был разделен на два царства.
Left. Two monumental, 4.5-metre-tall sculptures of the ancient rulers of Fuerteventura set up by the town of Betancuria serve as a reminder that before the arrival of the Spanish conquerors the island was populated by Guanche tribes and divided into two kingdoms.
Ниже. Белые песчаные пустынные пляжи — главное богатство острова.
Below. The empty white sandy beaches are the island's chief asset.
If you disregard the small and uninhabited ones, there are just seven islands: Gran Canaria, Lanzarote, Fuerteventura, La Palma, Tenerife, Gomera and Ferro. According to one legend this is all that remains of Atlantis that sank into the sea together with its Golden Gate, luxurious palaces, rich temples and luxuriant gardens. Geographically the Canaries extend for almost 500 kilometres along the African coast of the Atlantic. Historically they belong to Spain. But the style of life here is very dissimilar and the islanders differ quite strongly from their fellow citizens on the mainland. Everyday life on the islands is unhurried and leisurely — a real paradise for the inhabitant of a megalopolis. Our destination is Fuerteventura, the second-largest island after Tenerife and the most “African” in the archipelago. Less than a hundred kilometres separate it from Morocco. It can boast probably the best and longest beaches in Europe — 340 kilometres of clean white sand. Some of them are so deserted that you can stroll to your heart's content along the foamy water's edge without ever meeting another human being. One of the most famous beaches, Jandia, is a venue for many world championships in different water sports. Because of the reliable steady wind it is especially popular with keen windsurfers. Indeed the island itself gets its name from the strong wind that blows there from all sides. In Spanish vento means “wind” and fuerte means “strong”. The capital of the island, the town of Puerto del Rosario (Rosary Port), is situated on the east coast. A piece of trivia: the town used to be called Puerto de Cabras —
Top right. The flag of the Autonomous Community of the Canary Islands.
денис амельченко
И скусство отдыхать / t he
art of relaxation
ventura.qxd
2/19/09
15:29
Page 106
Е сли не считать мелких и ненаселенных, то всего островов семь: Гран-Канария, Лансароте, Фуэртевентура, Пальма, Тенерифе, Гомера, Иерро. По одной из легенд, это все, что осталось от Атлантиды, опустившейся на дно вместе с Золотыми воротами, роскошными дворцами, богатейшими храмами и пышными садами. Географически Канарские острова растянулись почти на пятьсот километров вдоль африканского побережья Атлантики. Исторически же они принадлежат Испании. Но здесь течет совсем иная жизнь, да и островитяне довольно сильно отличаются от своих континентальных сограждан. То ли из-за удаленности от материка, а может, по какой другой причине повседневная жизнь на островах нетороплива и медлительна — истинный рай для жителя мегаполиса.
Мельницы — один из символов Фуэртевентуры. Особенно много их в районе городка Антигуа, основанного в 1485 году. Энергия мельниц использовалась при ирригации полей. Windmills are one of the symbols of Furteventura. They are especially numerous around the town of Antigua, founded in 1485. The wind energy is harnessed to irrigate the fields.
Цель нашего путешествия — Фуэртевентура — второй по величине после Тенерифе и самый «африканский» остров архипелага. От Марокко его отделяет менее ста километров. Здесь расположены, пожалуй, самые лучшие и протяженные пляжи Европы — 340 километров чистого белого песка. Некоторые из них до такой степени пустынны, что можно бесконечно долго идти вдоль пенной кромки прибоя и не встретить ни одного человека. Море здесь неглубокое, а вода чрезвычайно чистая, нежного бирюзового цвета. Один из самых знаменитых пляжей, Хандия, служит местом проведения многочисленных чемпионатов мира по водным видам спорта. Из-за постоянного устойчивого ветра особенно он привлекателен для любителей виндсерфинга. Собственно, и названием своим остров обязан именно сильному ветру, обдувающему его со всех сторон. По-испански «el vento» — «ветер», а «fuerte» — «сильный».
Занесенные в Красную книгу венценосные журавли свободно разгуливают по острову.
Как и на других Канарских островах, на Фуэртевентуре нет опасных для человека млекопитающих, ядовитых змей и насекомых. Здесь можно не бояться коварных экзотических инфекцией, и поэтому отдыхающим не требуется никаких специальных прививок.
Ниже справа. Церковь святой Марии — одна из главных достопримечательностей Бетанкурии. В 1593 году она была сожжена пиратами, а в 1620-м отстроена заново. Особого внимания заслуживает алтарь в стиле барокко.
Top. The Casa de los Coroneles — House of the Colonels. Right up until the nineteenth century this small palace served as the residence of the island's governor. The balconies are in the “Canaries” style, while the corner towers make the building look like a fortress.
Ниже. Козы — самые многочисленные обитатели острова.
Below. Goats are the island's most numerous inhabitants
107
Below. St Mary's Church is one of the main sights of Betancuria. It was burnt by pirates in 1593 and rebuilt in 1620. The Baroque altar is particularly noteworthy.
the Goat Port — because the local inhabitants brought their goats down to drink in the nearby gorge. In 1956, however, it was renamed to make it sound more attractive to visitors to the island. Goats are, incidentally, an inseparable feature of the Fuerteventura landscape. There are considerably more of them on the island than there are permanent inhabitants. Fuerteventura has 3,000 hours of sunshine a year and the temperature rarely drops below 18° Celsius or rises above 25°. The warm coastal waters of the Atlantic abound in whales, dolphins and turtles, while the variety of fish is simply staggering. Windmills are scattered across the plains. Here they come in “male” and “female” kinds: female mills have a cylindrical base, while male mills are angular with a square base. Hidden away in the mountains are the most picturesque settlements on the Canaries: Antigua, Pajara and Betancuria. The last is undoubtedly the most beautiful place on the island. It has a notable Church of St Mary and an Archaeological Museum. Another historical monument on Fuerteventura is the “House of the Colonels” in the La Oliva municipality in the northern part of the island. This small palace with distinctive architecture served for centuries as the residence of the island's governor.
The endangered crowned cranes wander freely on the island.
As on the rest of the Canary Islands, there are no mammals dangerous to humans, no poisonous snakes or insects on Fuerteventura. Here there is no reason to fear nasty exotic infections and holidaymakers do not have to have any special vaccinations.
денис амельченко
Ниже. Горные белки на Фуэртевентуре совсем ручные и с удовольствием примут лакомство из рук туристов. Below. The ground squirrels on Fuerteventura are completely tame and happily take titbits from tourists' hands.
денис амельченко
106
Вверху. «Дом полковников». Этот небольшой дворец вплоть до XIX века служил резиденцией губернатора острова. Балконы «Дома полковников» оформлены в «канарском» стиле, а башни по углам делают его похожим на крепость.
Столица острова, город Пуэрто-дель-Росарио (Порт роз), расположена на восточном побережье. Надо сказать, что раньше городок назывался Пуэртоде-Кабрас — Козий порт, поскольку в соседнее ущелье местные жители водили коз на водопой. Но в 1956 году его переименовали, посчитав, что новое название более благозвучно для слуха гостей острова. Кстати, козы — неотъемлемая часть пейзажа Фуэртевентуры. Их на острове значительно больше, чем местных жителей. Ведь плотность населения на Фуэртевентуре самая низкая среди всех Канарских островов: почти вся центральная часть острова не заселена и сохранила очарование первозданных ландшафтов. На Фуэртевентуре три тысячи часов в году светит солнце, а температура редко опускается ниже 18° и поднимается выше 25° по Цельсию. В теплых прибрежных водах Атлантики обитают киты, дельфины, черепахи, а разнообразие рыб поражает воображение. По равнинам раскиданы ветряные мельницы. Здесь они бывают женского и мужского «пола» — мельницы-женщины имеют цилиндрическое основание, а у мельниц-мужчин основание квадратное и они
The rocky northern coast of Fuerteventura is dotted with small, very pretty fishing settlements. Countless crabs sun themselves on the rocks and scatter at breakneck pace when someone approaches. You can, however, become closer acquainted with them in the many taverns that are scattered along the coast. In the south part of the island funny little animals a bit like chipmunks will suddenly run into the road. These Barbary ground squirrels were brought here, the locals will tell you, by Roman legionaries. They are not afraid of humans and will happily take pieces of fruit or nuts out of your hand. Crowned cranes strut proudly in the scrub along the beaches. They will let you approach them, but no closer than arm's length. The palms here are literally speckled with noisy parrots. Desert landscapes predominate on Fuerteventura. The island's soil is poor and there is little water. Even cacti have a hard time of it. So where did the green oases with huge palms and other evergreen plants come from? How do they survive when there is hardly any surface water on the island? Pipes carry fresh water to every single one of them — without exception! Tourism started to develop on Fuerteventura relatively recently. They do not yet have waterparks or other tradi-
tional resort amusements and when darkness falls life on the island stops, with the exception of the big hotels where the music of Spanish folk dances — the rousing saltarello, the stately saraband and the ever-popular flamenco — plays until late into the night. The other islands of the archipelago are no less exotic and each of them is worth a separate journey.
2/19/09
15:29
Page 108
денис амельченко
И скусство отдыхать / t he
art of relaxation
ventura.qxd
Попугаи — главные нарушители тишины на острове. Parrots are the main disturbers of the peace on the island.
108
Пейзажи Фуэртевентуры напоминают африканские. Пустыни с небольшими холмами и протяженными равнинами у моря переходят в пляжи с мелким золотистым песком. Сейчас трудно поверить, но в древности этот остров называли Herbania (от латинского herba — трава) и он был покрыт густой растительностью. The landscapes of Fuerteventura resemble parts of Africa. Deserts with small hills and extensive plains by the sea pass into beaches with fine golden sand. It is hard to believe today that in ancient times this island was known as Herbania, from the Latin herba — “grass”, and was covered with dense plant life. The incoming Europeans felled all the forests, which led to soil erosion.
угловаты. А в горах затеряны самые живописные на Канарах селения: Антигуа, Пахара и Бетанкурия. Последнее, безусловно, самое красивое на острове. Здесь находятся церковь святой Марии и Археологический музей. Еще одним историческим памятником на Фуэртевентуре является так называемый «Дом полковников» в муниципальном округе Ла-Олива, в северной части острова. Этот небольшой дворец оригинальной архитектуры на протяжении веков служил резиденцией губернатора острова. На скалистом северном берегу Фуэртевентуры расположены небольшие и очень живописные рыбацкие поселки. Бесчисленные крабы греются на ска-
лах и с сумасшедшей скоростью разбегаются при приближении человека. Так что познакомиться с ними поближе можно лишь в многочисленных тавернах, разбросанных по побережью. В южной части острова на дорогу неожиданно выбегают маленькие забавные зверьки, похожие на наших бурундучков. Это магрибские белки, завезенные сюда, как считают местные жители, еще римскими легионерами. Людей они не боятся и с удовольствием лакомятся прямо с рук кусочками фруктов и орехами. Вдоль пляжей в мелком кустарнике гордо расхаживают венценосные журавли, которые позволяют приблизиться к себе, но не ближе чем на расстояние вытянутой руки. Пальмы здесь буквально усеяны крикливыми попугаями. На Фуэртевентуре преобладают пустынные ландшафты. Почва на острове скудная, воды мало. Даже кактусы здесь чувствуют себя неуютно. Откуда же на побережье возникли зеленые оазисы с огромными пальмами и другими вечнозелеными растениями? Как же они существуют, если на острове фактически отсутствуют поверхностные воды? Так вот, к каждому растению подведена трубка с пресной водой, к каждому! Там, где вы увидите обилие зеленого цвета, вся поверхность земли опутана сетью трубок, а на полуострове Хандия любители игры в гольф обнаружат огромные зеленые поля, непрерывно поливаемые с помощью специальной системы орошения. Туризм стал развиваться на Фуэртевентуре относительно недавно. Здесь еще нет аквапарков и прочих традиционных курортных увеселений, а с наступлением темноты жизнь на острове замирает, за исключением крупных отелей, где мелодии народных испанских танцев — сдержанной сарабанды и популярного во все времена зажигательного фламенко — звучат до поздней ночи. Среди достопримечательностей острова особое место занимает местный рынок, товары на который поставляются из черной Африки и где, среди прочих «фирменных» вещей, за 40—50 евро можно приобрести «подлинный» Rolex или продукцию Louis Vuitton. Другие острова этого архипелага не менее экзотичны: каждый из них заслуживает, чтобы ему посвятили отдельное путешествие.
2/19/09
15:31
Тенденции / t rends
cars.qxd
Page 110
Практичность спортивного стиля the practicality of a sporting style Алексей КРИСТОВ / by Alexei KRISTOV
Автомобильные гиганты по-разному отреагировали на экономический кризис. General Motors не показал ничего нового на последнем автосалоне в Лос-Анджелесе, хотя это «родная» площадка для компании. Ferrari, Rolls-Royce и Land Rover отказались от участия в крупнейшем автосалоне в Детройте, который проходит в начале каждого года. На фоне этого затишья интересно наблюдать за тем, как зарождается новый класс автомобилей «премиум-спорт». В прошлом году cразу три бренда впервые для себя представили предсерийные и серийные варианты четырехдверных спорткаров. Речь идет об Aston Martin Rapide, Porsche Panamera и Lamborghini Estoque. Начнем с Porsche.
110
Салон Aston Martin Rapide отделан с шиком — здесь есть и дерево, и алюминий, и стекло, и кожа, а углепластик используется для снижения веса и повышения прочности деталей, а вовсе не для красоты. Inside the Aston Martin Rapide is finished in style — it has wood and aluminium, glass and leather. Carbonfibre-reinforced plastic is used to reduce weight and increase strength - and not for the beauty of it.
The giants of the automotive industry have reacted in different ways to the economic crisis. General Motors did not present anything new at the latest motor show in Los Angeles, although it is a “home stage” for the company. Ferrari, Rolls-Royce and Land Rover declined to participate in the huge Detroit motor show that takes place at the start of every year. Against the background of this lull it is interesting to observe a new class of premium sports car being born. Last year three brands at once presented for the first time pre-series and series versions of 4-door sports cars. I am referring to the Aston Martin Rapide, Porsche Panamera and Lamborghini Estoque. Let's begin with the Porsche.
2/19/09
15:31
Page 112
Тенденции / t rends
cars.qxd
112
Спад производства в автомобильной промышленности не мог не коснуться компании. Но, заявляя о возможности приостановки производства на своем головном предприятии, Porsche одновременно представил в ноябре прошлого года спортивный четырехдверный автомобиль модели Panamera. Его мировая премьера состоится весной 2009 года, а первые продажи намечены на конец лета 2009 года. По сути, Porsche вводит в дополнение к спортивным автомобилям 911, Boxster, Cayman и внедорожнику Cayenne еще один модельный ряд — Panamera. В условиях кризиса — смелое решение. Однако именно эта модель, возможно, поможет компании выйти на качественно новый уровень продаж, как это произошло в свое время с внедорожником Cayenne. Практичность — вот, чего не достает суперкарам Porsche. Считанные секунды на старте, отменные тормоза, спортивная подвеска, имя — это то, за что клиенты готовы платить деньги. Однако времена отчаянных эгоистов проходят, настает эпоха прагматиков, стремящихся к экономии. Зачем иметь Porsche вторым автомобилем в гараже, когда он мог бы быть первым, будь он с большим багажником и четырьмя посадочными местами в салоне? Маркетологи Porsche сумели просчитать эту рыночную тенденцию и предложили клиенту Panamera. Дизайнерам удалось позиционировать новинку, с одной стороны, как абсолютно новую самостоятельную модель, а с другой — как типичный для марки Porsche автомобиль. Panamera шире и ниже сопоставимых с ним четырехдверных автомобилей. А значит, он не просто седан, он «породистый» суперкар, который готов не только жечь сцепление и заставлять дымиться тормоза, но и возить в путешествие всю семью вместе с объемистыми чемодана-
В истории компании Porsche открыта новая страница. В четырехдверном купе Porsche Panamera разработчикам компании удалось соединить мощь спортивного супер-кара и функциональность семейного автомобиля. A new chapter in the history of the Porsche marque has begun. With the four-door Panamera coupe the company's designers have managed to combine the power of a super sports car with the functionality of a family vehicle.
ми в багажнике. И при этом общий стиль и детали соответствуют той философии дизайна, которая на протяжении десятилетий совершенствовалась на модели 911 и была успешно реализована в моделях Boxster, Cayman и Cayenne. Но если вы думаете, что Panamera представляет собой лишь набор готовых решений от братьев в других модельных линейках, то ошибаетесь. Решетку радиатора у Panamera заменили ярко выраженные воздухозаборники. Привлекающие к себе внимание колесные ниши и вытянутый капот моделируют типичную для 911-й модели переднюю часть, так любимую уже на протяжении полувека поклонниками марки Porsche; визуально смещенные вниз крылья образуют стороны плоского капота. V-образные линии стыка капота и стрелообразно сужающееся заднее стекло — эти характерные для спортивных автомобилей признаки есть и у нового Panamera. Ярко выраженные мускулистые «плечи» над задними колесами, динамичный изгиб схожей с купе линии крыши, а также видимые патрубки выхлопных труб подчеркивают истинные гены Porsche. Вместительный салон с откидными спинками задних сидений обеспечивает возможность индивидуальной адаптации пространства для багажа. Типичная для купе крышка багажного отделения, выполненная в спортивном стиле, объединяет в себе практичность и элегантность.
113
«Мы просто хотели создать самый красивый четырехдверный автомобиль на свете», — без лишней скромности утверждают дизайнеры Aston Martin Rapide. “We simply wanted to create the most beautiful four-door car in the world,” the designers of the Aston Martin Rapide explain without unnecessary modesty.
The decline in automobile manufacturing has inevitably affected the company. But while announcing a possible suspension of production at its main plant, Porsche at the same time, in November last year, presented the sporty 4-door Panamera. In essence Porsche is adding one more model line to its existing sports cars, the 911, Boxster and Cayman, and the off-road Cayenne. In the circumstances of the crisis that's a bold decision. But perhaps this is just the model to help the company to achieve new levels of sales, as happened once before with the Cayenne. Practicality is what the super cars from Porsche are short on. A seconds-faster start, superb brakes, sporting suspension and the name — that is what customers are prepared to pay for. But the time of reckless egoists is passing; the era of economy-oriented pragmatists is dawning. Why keep a Porsche in the garage as a second car, when with a bigger boot and four seats inside it could be your first? Porsche's marketing specialists managed to detect this trend and are offering to meet it with the Panamera.
The designers have managed to position the addition as, on the one hand, an absolutely new independent model and, on the other, as a typical vehicle with the Porsche badge. The Panamera is wider and lower than comparable 4-door cars. That means it's not simply a sedan, but a “pedigree” super car that is ready not just to burn the transmission and make the tyres smoke, but also to take the whole family on holiday with sizeable suitcases in the boot. And at the same time the general style and details correspond to the design philosophy that was honed to perfection over decades on the 911 and was successfully applied to the Boxster, Cayman and Cayenne models. A roomy interior with folding backs on the rear seats makes it possible to adapt the load space to fit your needs. The typical coupé lid to the luggage section, executed in a sporting style, combines practicality with elegance. So, why not the first car in the garage? This sports sedan can easily become your everyday vehicle and if necessary will carry a week's worth of shopping home
Тенденции / t rends
cars.qxd
2/19/09
15:31
Page 114
Итак, чем не первый автомобиль в гараже? Этот спортивный седан запросто станет машиной на каждый день и, если нужно, привезет из супермаркета продуктов на целую неделю. А чем этот красавец не истинный Porsche? Он такой же чистокровный, как терьеры на английской выставке собак. Пока еще нет конкретной информации о моторах, но известно, что под капотом автомобиля разместят V-образные шести- и восьмицилиндровые двигатели мощностью от 300 до 500 лошадиных сил. Простые версии будут с задним приводом, тогда как топверсии — с полным. А что же конкуренты? Aston Martin Rapide — первый «семейный» Aston в истории компании. Возможно, именно такой захочет себе в следующей серии Джеймс Бонд, который, увы, утратил в последних сериях все способности удивлять зрителя и злодеяврага. К слову сказать, Rapid, возможно, никогда не появился бы в серийном варианте, если бы не Porsche Panamera, заставивший конкурентов шевелиться. Дело в том, что концепт-кар Aston Martin Rapide дебютировал на январском автосалоне NAIAS в Детройте еще в 2006 году. С тех пор мало что изменилось — концепт почти не тронули, предложив серийный вариант, максимально приближенный к образцу 2006 года. Новинка построена на базе купе DB9. Ради нее англичане создали новую сборочную линию на заво-
де компании Magna Steyr в австрийском городе Грац и планируют выпускать не более 2000 эксклюзивных машин в год. И наконец, Lamborghini Estoque. Самая громкая премьера осени 2008 года. Первый в истории компании четырехдверный седан, представший публике на салоне в Париже. Дизайн кузова просто великолепен, как все, что есть у Lambo. О грани крыльев можно нарезать тонкими ломтиками швейцарский сыр, на мускулистых плечевых зонах — устраивать пикники. Да, это именно то, что способно привлечь публику. Вы думаете, поклонников Lamborghini интересует, сколько в машине дверей и какой объем у багажника? Нет, прагматики ездят на Porsche. А фанатов Lambo интересуют две вещи: секунды на разгоне и степень уникальности их автомобиля. Мотор V10 в 5,2 литра — это ответ на первый вопрос. В уникальности автомобиля тоже сомневаться не приходится. Мало того, что это первый седан в истории Lamborghini, так он еще будет оснащен дизельным мотором! Кто бы мог подумать, что элита мирового автопрома свернет на путь семейного благополучия, оставив позади мечты о приключениях на бездорожье? Ведь еще совсем недавно ожидался прорыв на другом фронте, где должна была идти в атаку армия дорогих и быстрых внедорожников от Ferrari, Lamborghini и Jaguar. Видимо, придется немного подождать…
Lamborghini Estoque стал самой громкой премьерой Парижского автосалона 2008 года. Столь элегантным сочетанием внушительных размеров и низкой спортивной подвески вряд ли может похвастаться любой другой автомобиль из представленных во французской столице. The Lamborghini Estoque was the most talked-about premiere of the 2008 Paris Motor Show. There is little chance that any other vehicle presented in the French capital could boast such an elegant combination of impressive size and a low sporting suspension.
Estoque — это клинок, которым тореадоры убивают быка, заканчивая схватку. Без сомнения, такое «убийственное» название было выбрано разработчиками Lamborghini не случайно.
114
An estoque is the blade with which a matador finishes a bullfight. You can be sure that Lamborghini's marketers did not hit on such a “deadly” name by chance.
from the supermarket. And this beauty is a real Porsche. It's just as pure bred as the terriers at an English dog-show. As yet there is no specific information about motors, but we do know that beneath the bonnet this car will have a V6 or V8 engine delivering between 300 and 500 horsepower. The plain-vanilla versions will have rear-wheel drive, the top of the range will have fourwheel drive. So what about the competitors? The Aston Martin Rapide is the first “family car” in the company's history. Perhaps that will be just the thing for the next James Bond film as in recent episodes the hero has sadly lost all ability to amaze either the viewers or his wicked enemies. Incidentally, the Rapide might never have appeared in a series version if it hadn't been for the Porsche Panamera that forced its rivals to stir themselves. As a concept car the Aston Martin Rapide debuted at the NAIAS in Detroit as far back as January 2006. Little has changed since then — they have hardly altered the concept and are offering a series version as close as possible to the 2006 prototype. The newcomer is based on the DB9 coupé. To produce it the British firm has created a new assembly line at the Magna Steyr factory in Graz, Austria and plans to
turn out no more than 2,000 exclusive vehicles a year. And finally the Lamborghini Estoque. The most prominent premiere of autumn 2008. The company's firstever 4-door sedan was presented to the public at the Paris Motor Show. The design of the body is simply superb, like everything to do with a Lambo. You could cut thin slices of Swiss cheese on the edges of the wings and hold a picnic on the muscular “shoulder zones”. Yes, that is what attracts the public. Do you imagine that Lamborghini devotees care how many doors the car has or how big a boot? Uh-uh — pragmatists drive Porsches. Lambo fanatics are interested in two things: acceleration and the uniqueness of their automobile. A 5.2-litre V10 engine is the answer to the first question. There is no reason to doubt the uniqueness either. Besides being the first sedan in Lamborghini history, it will also be fitted with a diesel engine! Who would have thought that the elite of the world's motor industry would turn down the road of family happiness, abandoning dreams of adventures in rugged terrain? After all, not so long ago we were expecting a breakthrough in quite another direction, with a whole attacking army of fast and expensive off-road vehicles from Ferrari, Lamborghini and Jaguar. It seems we shall have to wait a while longer…
Традиции / t raditions
Chinovniki.qxd
2/19/09
15:33
а
Page 116
Елена КЕЛЛЕР, Любовь СТОЛЬБЕРГ / by Yelena KELLER, Lubov STOLBERG
льфа и омега Петербурга
the Be-All and End-All of St Petersburg
116
It was an ordinary summer's day in St Petersburg in 1827. Around ten in the morning Nicholas I unexpectedly arrived at the Senate. He did not go in through the main entrance, but through the department situated at the corner of the building. Finding no-one there, he moved on to the next department, which was also deserted. Only in the room belonging to a third department did he find a senator, Pavel Divov. They continued this “excursion” together, but, alas, the Emperor still saw empty halls and pronounced, “This is a disgrace!” As he stormed out, Nicholas told Divov to inform his fellow senators that he had paid them a visit and found no-one there. The very next day, 11 August, Alexei Dolgoruky, the Minister of Justice, announced to all departments that henceforth senators were to arrive by 9 o'clock, the time laid down in Peter the Great's general regulations.
Был обычный летний петербургский день 1827 года. Около 10 часов утра император Николай Павлович неожиданно приехал в Сенат. Он вошел не с главного входа, а через департамент, расположенный на углу. Не застав там никого, отправился во второй — тот также был пуст. Только в помещении третьего департамента он обнаружил сенатора Павла Дивова. «Экскурсию» они продолжили вместе, но — увы! — по-прежнему никого. Государь оглядел пустые залы и сказал: «Это кабак!» Уходя, император поручил Дивову передать его сотоварищам-сенаторам, что он был у них с визитом и никого не застал. На следующий день, 11 августа, министр юстиции Алексей Долгорукий объявил по всем департаментам, что сенаторам предписывается впредь являться к 9 часам — время, указанное общим регламентом Петра Великого. Лист «Панорамы Санкт-Петербурга 1820 года». С акварели Анжело Тозелли. В центре рисунка — Исаакиевский плашкоутный мост, соединяющий берега Невы. На дальнем берегу виден памятник Петру I, стоящий перед старым зданием Сената.
A sheet from the Panorama of St Petersburg in 1820. From a watercolour by Angelo Toselli. In the right-hand corner of the picture is St Isaac's Pontoon Bridge. On the far bank we can see the monument to Peter the Great that stands in front of the old building of the Senate.
Известный поэт и публицист Аполлон Григорьев отмечал, что «в тех географиях, где города очень удачно обозначаются одним эпитетом, как, например: Париж — город великолепный, Лондон — обширный, <…> Москва — древний, Петербург назван регулярным». Создание «регулярного» государства, в котором вся жизнь подчинена строгим правилам, — одна из центральных идей петровских реформ, что во многом сопряжено с принципиально новой системой государственного управления. Высшим законодательным органом в России стал Сенат, состоявший из департаментов и канцелярий. Должность главы департамента называлась «первоприсутствующий», канцелярию возглавлял оберсекретарь. Apollon Grigoryev, a well-known poet and writer on political topics, observed that “in those geographies where cities are very aptly characterized by a single epithet, such as magnificent Paris, sprawling London, … or ancient Moscow, St Petersburg is called orderly.” The creation of an “orderly” state in which all aspects of life conformed to strict rules was one of the central ideas of Peter the Great's reforms and was to a large extent bound up with a fundamentally new system of state administration. The Senate, made up of departments and chancelleries, became the highest legislative body in the empire. The departments were headed by a president, the chancelleries by a chief secretary. The central executive institutions were the twelve collegia: Foreign Affairs, Military, the Admiralty, Justice and so on. Each collegium consisted of a board and a chancellery. The board was made up of a president, vice-president, several councillors and assistants known as assessors. At the appointed times they ceremoniously gathered in a hall that invariably contained a formal portrait of the emperor and took their places at a large table
Традиции / t raditions
Chinovniki.qxd
118
2/19/09
15:33
«Заседание Сената при Петре I». С рисунка Дмитрия Кардовского. 1908 год. Правительствующий Сенат, высший государственный орган, подчиненный императору, был учрежден Петром I 22 февраля (5 марта) 1711 года. A Session of the Senate in the Reign of Peter I. From a 1908 drawing by Dmitry Kardovsky. The Governing Senate, the highest body in the state directly subordinate to the emperor, was founded by Peter the Great on 22 February (5 March) 1711.
Page 118
Центральными исполнительными учреждениями стали двенадцать коллегий: иностранных дел, военная, адмиралтейская, юстиц-коллегия и другие. Каждая коллегия состояла из присутствия и канцелярии. Членами присутствия были президент, вице-президент, несколько советников и помощников — асессоров. В определенное время они церемонно собирались в зале, где непременно висел парадный портрет императора, рассаживались за большим столом, на котором размещалось «зерцало» (то есть то, что полагалось созерцать) —
on which stood a zertsalo — a three-side glass case used to display the texts of Peter's decrees on the civil service. Matters were brought before the board by the secretary who was head of the chancellery. Decisions were taken by a vote, with the president having the greatest say. At the end everyone signed the minutes in order of seniority. According to the Table of Ranks introduced by Peter the Great all positions in military, civil or court service were allotted to
Cлева. «Зерцало» — эмблема законности в России. На трех его сторонах помещались указы Петра: «О хранении прав гражданских», «О поведении в судебных местах», «О важности государственных уставов». Left. The zertsalo was an emblem of the rule of law in Russia. Its three faces were used to display Peter's decrees on the preservation of human rights, behaviour in court and the importance of state regulations.
это была трехгранная призма с текстами петровских указов. Дела присутствию представлял секретарь — глава канцелярии. Решение принималось путем голосования, главным голосом обладал президент, затем в порядке старшинства подписывали протокол. По введенной Петром I «Табели о рангах» все должности в военной, гражданской и придворной службах разделялись на 14 классов. Лица, состоявшие на государственной службе и имевшие классный чин («чин» в древнерусском языке — порядок), стали называться чиновниками. Вскоре в России возникла настоящая пирамида чинопочитания, требовавшая уважительного отношения низших к высшим. Герой гоголевской повести «Нос» коллежский асессор Ковалев «был чрезвычайно обидчивый человек. Он мог простить все, что ни говорили о нем самом, но никак не извинял, если это относилось к чину или званию». Как правило, государственная служба возлагалась на дворян, а если на классную должность и назначалось лицо другого сословия, то оно приобретало права дворянина. Отныне основной путь получения дворянского звания лежал через службу. Форма обращения к особам разных чинов в соответствии с их классом связывалась с утвержденной формулой титулования. Для особ I и II классов таким обращением было «ваше высокопревосхо-
Васильевский остров на «Панораме Петербурга 1820 года». С акварели Анжело Тозелли. На переднем плане — дом Академии наук, в глубине — здание Двенадцати коллегий. Vasilyevsky Island on the Panorama of St Petersburg in 1820. From a watercolour by Angelo Toselli. In the foreground is the building of the Academy of Sciences. Further back the building of the Twelve Collegia.
Граф Гавриил Головкин. Портрет работы Ивана Никитина. 1720-е годы. Гавриил Головкин в 1706—1717 годах был главой Посольского приказа, а в 1718 году стал президентом Коллегии иностранных дел. Будучи государственным канцлером, принимал участие в окончательной редакции «Табели о рангах». Count Gavriil Golovkin. Portrait by Ivan Nikitin. 1720s. From 1706 to 1717 Golovkin was head of the Posolsky Prikaz and in 1718 became president of the new Collegium of Foreign Affairs. As state chancellor he took part in the final drafting of the Table of Ranks.
119
дительство». К особам III и IV классов обращались «ваше превосходительство», V класса — «ваше высокородие», VI—VIII — «ваше высокоблагородие», IX—XIV — «ваше благородие». В неофициальной обстановке к любому дворянину, вне зависимости от его чина, можно было обратиться «ваше благородие». «Идеал Петра, — писал историк Юрий Лотман, — породил одно из основных зол и вместе с тем основных характерных черт русской жизни — ее глубокую бюрократизацию». Петербург стал городом мундиров. Полный комплект мундира (форменной одежды чиновника) составляли мундирный фрак, сюртук, штаны, головные уборы, обувь и шинель. Гоголевский Нос, к примеру, «был в мундире, шитом золотом, с большим стоячим воротником; на нем были замшевые панталоны; при боку шпага. По шляпе с плюмажем можно было заключить, что он считается в ранге статского советника». Уставом определялось, в каких обстоятельствах следовало носить парадный, а в каких повседневный мундир. Разрешалось носить мундир (но не форменные штаны) и вышедшим в отставку чиновникам. Бытописатель Михаил Пыляев рассказывал, что «были и такие лица, которые в своих парадных мундирах ходили гулять. В 20-х годах жил на Большой Морской в своем доме один старый сенатор первого департамента, который ходил
К середине XIX века государственная служба стала наследственным занятием: дети шли по стопам отцов, опираясь на их связи. С отменой крепостного права часть дворян лишилась доходов от имений, и служба оказалась для этих людей единственным способом заработка. Вакансий для всех не хватало, в ожидании места многие приходили в присутствие, не получая жалованья, а только в расчете на разовые вознаграждения. By the middle of the nineteenth century the civil service had become a hereditary profession: sons followed in their fathers' footsteps, making use of their connections. When serfdom was abolished, some of the nobility lost the income from their estates and for them the civil service became the only means of earning a living. There were not enough vacancies for everyone. Many people used to come to an office without receiving a salary, counting only on occasional payments. Справа. Петровская «Табель о рангах всех чинов воинских, статских и придворных», утвержденная Петром I 24 января (4 февраля) 1722 года, просуществовала с многочисленными изменениями вплоть до 1917 года. Проект, написанный рукой императора. Right. The “Table of all Ranks military, civil and courtly” confirmed by Peter the Great on 24 January (4 February) 1722 continued to be used with many amendments until 1917. A draft written in the Emperor's own hand.
Традиции / t raditions
Chinovniki.qxd
2/19/09
15:33
Page 120
гулять по Адмиралтейскому бульвару в красном сенаторском мундире; за ним нога в ногу следовал его старый лакей и вязал чулок. Однажды парадный наряд сенатора накликал на него непредвидимую невзгоду. В конюшне Конногвардейского полка держали козла; но раз, за какую-то проказу, выгнали его вон, как раз в то время, когда сенатор шел в Сенат. Рассерженный рогоносец побежал по бульвару и, увидев там красный мундир, накинулся на него и сенатора повалил раньше, чем лакей успел пре-
дотвратить удар. Катастрофа, впрочем, не имела серьезных последствий». Получение очередного чина, назначение на более высокую должность подразумевало и новый мундир, который чиновник оплачивал сам, а форменная одежда стоила немалых денег. Повышение по службе в те времена было событием очень важным, и счастливый обладатель обновки спешил к художнику, чтобы заказать свой парадный портрет — разумеется, со всеми атрибутами нового положения в иерархии. Мелкие чиновники получение очередного чина непременно отмечали со своими сослуживцами веселым праздником, с песнями, танцами и выпивкой. Одну из таких пирушек и описал в своем рассказе Александр Куприн: «Звали его Иван Степанович Цвет. Служил он маленьким чиновником в Сиротском суде, даже, говоря точнее, и не чиновником, а только канцелярским служителем, потому что еще не выслужил
«Поздравление подчиненного». С рисунка Николая Загорского. 1890 год. К изображению чиновников художник обращался неоднократно, он мастерски мог изобразить целый спектр эмоций и мыслей этих людей. «Коли будешь угождать начальнику, то, хоть в науке не успеешь, и таланту Бог не дал, все пойдешь в ход и всех опередишь», — говорил один из гоголевских героев. Best Wishes from a Subordinate. From an 1890 drawing by Nikolai Zagorsky. This artist frequently depicted civil servants and could masterfully convey the whole gamut of such men's thoughts and emotions. “Please your superior and then, even if you are no scholar and God did not give you talent, you will still get on and be ahead of everyone,” one of Gogol's characters says.
Left and below. Illustrations by Alexander Agin for Nikolai Gogol's poem Dead Souls. 1890s. The artist Alexander Agin is known for his 104 illustrations to Gogol's “verse novel” that were engraved on wood by Yevstafy Bernardsky.
Слева и справа. Рисунки Александра Агина к поэме Николая Гоголя «Мертвые души». 1890-е годы. Художник Александр Агин известен как создатель 104 иллюстраций к поэме Гоголя, гравированных на дереве Евстафием Бернардским.
120
Значительная часть населения столицы в военных и гражданских мундирах составляла особый колорит города. Белинский писал: «В Москве редко встретишь гербовую пуговицу на фраке; в Петербурге нет фрака без гербовых пуговиц». The Russian capital was particularly colourful because a considerable portion of the population wore military and civil uniforms. Vissarion Belinsky wrote: “In Moscow you rarely come upon a button bearing the state arms; in St Petersburg no coat is without them.”
121
Форменная одежда гражданских чиновников. Нормативные рисунки, утвержденные Александром II 8 марта 1856 года.
Справа. Гербовая пуговица 1857 года. Ниже. Мундирная пуговица Придворного ведомства Николая I. Внизу. Мундирная пуговица Министерства юстиции. Носить гербовые пуговицы могли не все чиновники, а только дворяне и те, кто достиг VIII класса «Табели о рангах», дававшего право на потомственное дворянство.
Uniforms for civil servants. Regulatory drawings approved by Alexander II on 8 March 1856.
Образец будничной чиновной формы (слева). Выше — парадная форма чиновника 6-го и (справа) 4-го разрядов.
An example of everyday civil service uniform (left). Above — dress uniforms for officials of the 6th and (right) 4th ranks.
one of fourteen classes. Soon a real hierarchical pyramid formed with those below expected to show overt respect for those above. The central character of Gogol's tale The Nose, Collegiate Assessor Kovalev, “was a man exceptionally quick to take offence. He could excuse anything that might be said about him personally, but he never forgave if it related to his rank or title.” As a rule service of the state was imposed on the nobility and if a person of a different social origin was appointed to a position in the Table of Ranks then he acquired the rights of a nobleman. From that time on, the main route to obtaining a patent of nobility was through service to the state. “Peter's idea,” the great scholar Yury Lotman wrote, “engendered one of the chief
Ниже. Кокарда к форме Министерства юстиции. Внизу слева. Форменные знаки Министерства финансов. Жалованье чиновников низших классов было мизерным, мундир для них был роскошью, и большинство находилось на службе в партикулярном платье. Below. Cockade for the uniform of the Ministry of Justice. Below left. Uniform badges of the Ministry of Finance. The salaries of low-ranking civil servants were miserly. For them a uniform was a luxury and most went to work in ordinary clothes.
Right. A button bearing the state arms from 1857. Below. A uniform button of the Court Administration under Nicholas I. Bottom. A uniform button of the Ministry of Justice.
Мундир гражданского чиновника Военного министерства (5-й разряд). The uniform of a civil servant in the Ministry of War (5th class).
evils and at the same time chief characteristics of Russian life — its deep-seated bureaucratization.” St Petersburg became a city in uniform. A complete outfit for a civil servant consisted of a tailcoat, frock coat, trousers, headwear, footwear and an overcoat. Gogol's Nose, for example, went about “in a uniform embroidered with gold, with a tall standing collar; it wore suede trousers and
had a sword at its side. From the plumed hat one could conclude that he held the rank of councillor of state.” Regulations laid down on which occasions dress uniform was to be worn rather than regular uniform. But the writer Mikhail Pyliayev recorded that “there were those who went out for walks in their dress uniform. In the 1820s there was an old senator living in his own house on Bolshaya
2/19/09
15:33
Page 122
Традиции / t raditions
Chinovniki.qxd
«Приемная графа А. Х. Бенкендорфа». С рисунка неизвестного художника. Конец 1820-х годов. Шеф жандармов Александр Бенкендорф считал: «Подавить происки бюрократии — важнейшая задача III Отделения».
чете на денежное вознаграждение или, самое главное, повышение в должности и присвоение чина. К изумлению иностранцев, в России чины долгое время получали не за заслуги, а за выслугу лет, и ожидание нового чина порой тянулось годами, а иногда и всю жизнь. Спокойное существование чиновников разрушил указ Александра I от 6 августа 1809 года, по которому служащие за выслугу лет получали чины только от коллежского регистратора до титулярного советника, для получения следующего чина требовалось сдать экзамен. Канцелярских служащих, знавших только «входящие» и «исходящие», охватил ужас. Некоторые не понимали даже названий экзаменационных дисциплин! Их спасителем стал тогдашний министр финансов Дмитрий Гурьев, считавший, что чиновник в первую очередь должен знать свое дело, а «многознание, вместо того чтобы разъяснять, напротив того, все затемняет и перепутывает». Через год экзаменационную комиссию упразднили, и облегченный экзамен на чин стали принимать в различных учебных заведениях. Разумеется, не все столичные чиновники были неучами, многие из них считались весьма образованными людьми и тонкими ценителями искусства. Серьезные перемены в системе государственного управления произошли в
The Reception Room of Count Benckendorff. From a drawing by an unknown artist. Late 1820s. Alexander Benckendorff, the head of the gendarmes, believed that “putting down the bureaucracy” was the most important task of the political police.
Большинство чиновников свою карьеру начинали в канцеляриях, с самых низших ступеней служебной лестницы. Но даже мелкие чиновники ощущали важность собственной персоны, поскольку от них зависело прохождение многочисленных документов, и перед ними заискивали вполне состоятельные люди, ожидающие решения по своему делу. Впрочем, чиновникам низкого ранга приходилось угождать тем, кто выше, — в распервого громкого чина коллежского регистратора и получал тридцать семь рублей двадцать четыре с половиной копейки в месяц… В комнату вошли его сослуживцы… и запели ужасным хором дурацкие, сочиненные сообща на улице куплеты… А Володька Жуков махал, проходясь вприпляску, нумером „Правительственного вестника“, в котором было четко напечатано о том, что канц. служ. Цвет Иван производится в коллежские регистраторы».
122
Ниже. Образец шитья сенаторского мундира. 1804 год. В феврале 1834 года было утверждено «Положение о гражданских мундирах». Для каждого ведомства устанавливалось 10 разрядов мундиров темно-зеленого или темно-синего цвета (за исключением красных мундиров сенаторов). Below. An example of the embroidery on a senator's uniform. 1804. The Regulations regarding Civil Uniforms were confirmed in February 1834. Ten classes of uniform were established for each section of government, all dark green or dark blue, with the exception of the senators' red uniforms.
Morskaya who used to stroll on the Admiralty Boulevard in his red senator's uniform. He was followed, in step, by his elderly footman, who tied up his hose. Once the Senator's finery brought an unexpected misfortune upon him. There was a goat that lived in the Horse Guards' regimental stables, but
123
he got himself thrown out of there for some misdeed, just as the Senator was on his way to the Senate. The angry creature rang along the boulevard and when he spotted the red uniform he attacked and butted the Senator to the ground before the footman could do anything about it. Still the incident had no serious consequences. Elevation to the next rank and appointment to a higher position meant a new uniform that a civil servant had to buy himself, and an outfit cost a considerable amount of money. In those days a promotion was a very important event and the owner of a new uniform would hurry off to an artist to commission a formal portrait — with all the attributes of his new status, of course.
Выше. Мундир чинов 3-го разряда Кабинета его величества. 1834 год. Слева. Парадный костюм сенатора. Сукно, галун, шитье золотыми прядеными нитями, канителью, блестками. Вторая половина XIX века. Above. The uniform of 3rd-rank officials of His Majesty's Cabinet. 1834. Left. The dress uniform of a senator. Cloth, galloon, gold braid, gold thread and spangles. Second half of the 19th century.
начале XIX века, в царствование Александра I. Коллегии были заменены министерствами, каждое из которых возглавлял министр, назначаемый императором. Критик Виссарион Белинский писал: «Петербург — центр правительства, город по преимуществу административный, бюрократический и официальный... В Петербурге все служит, все хлопочет о месте или об определении на службу. В Москве вы часто можете слышать вопрос: „Чем вы занимаетесь?“ В Петербурге этот вопрос решительно заменен вопросом: „Где вы служите?“ Слово „чиновник“ в Петербурге такое же типическое, как в Москве „барин“. Чиновник — это туземец, истый гражданин Петербурга. Если к вам пришлют лакея, мальчика, девочку хоть пяти лет, каждый их этих посланных, отыскивая в доме вашу квартиру, будет спрашивать у дворника или у самого вас: „Здесь ли живет чиновник такой-то?“, хотя бы вы не имели никакого чина и нигде не служили и никогда не намеривались служить. Такой уж петербургский „норов“!» Рост численности чиновничества впечатляет: если в начале XVIII века в центральных и местных административных органах работало около 10 тысяч служащих, то в середине XIX века — более 90 тысяч, а в 1903 году численный состав классных чиновников увеличился почти до 400 тысяч.
Граф Дмитрий Гурьев занимал пост министра финансов в 1810—1823 годах. Он был инициатором повышения налогов и таможенных пошлин. Портрет работы неизвестного художника. Первая половина XIX века. Count Dmitry Guryev held the post of Minister of Finance from 1810 to 1823. He increased taxes and customs duties. Portrait by an unknown artist. First half of the 19th century.
«Свежий кавалер» (Утро чиновника, получившего первый крестик). С картины Павла Федотова. 1846 год. Newly Decorated (The Morning after the Official Has Received His First Decoration). From the painting by Pavel Fedotov. 1846.
Павел Федотов изобразил раздувшегося от важности чиновника, награжденного орденом Святого Станислава, самым скромным в иерархии государственных наград. Подобного отличия удостаивались практически все чиновники, прослужившие установленные сроки и имевшие классные чины. Pavel Fedotov depicted a civil servant full of his own importance after receiving the Order of St Stanislas, the lowest in the hierarchy of state awards. This honour was accorded to all civil servants who had worked the required number of years and had reached a certain rank. Minor civil servants invariably celebrated their advancement by giving a party for their colleagues with singing, dancing and drinking. The majority of civil servants began their career in the chancelleries, on the lowest rungs of the service ladder. Yet even petty officials had a sense of their own importance as the processing of a large number of documents depended on them and quite wealthy people tried to ingratiate themselves with them in order to obtain the necessary decision. But low ranking officials had to play up to their superiors in the hopes of more money or, most importantly, promotion and a higher rank.
The civil servants' untroubled existence was disrupted by the decree that Alexander I issued on 6 August 1809. From then on only the ranks from collegiate registrar to titular councillor were awarded for length of service; to ascend any higher you had to pass an exam. The clerical workers who knew
Традиции / t raditions
Chinovniki.qxd
2/19/09
15:33
Page 124
Распорядок дня чиновника был четко расписан. Еще в петровские времена день начинался в 9 часов утра, когда по звуку барабана чиновники бежали к Троицкой площади в департаменты, в XIX веке они также спешили в свои министерства, только в другом направлении, через Невский проспект. «Наконец в 9-м начинает появляться цвет петербургского народонаселения, символ, коэффициент, альфа и омега Петербурга — чиновники! Взглянув на их туманные, глубокомысленные физиономии, на их многозначащую походку, на их неопределенно важный взгляд, тотчас можно узнать, что на них лежит тяжелая обязанность государственного управления…» — писали в журнале «Репертуар и Пантеон» в 1844 году. Столичные чиновники каждодневно погружались в производство бесконечных бумаг. Эту работу выполняло множество писцов и переписчиков, поскольку многие документы состояли из нескольких сотен листов и представлялись в нескольких экземплярах. Вначале составляли черновики, а затем их переписывали набело. Поэтому неудивительно, что каллиграфический почерк ценился очень высоко и считался едва ли не главным достоинством канцеляриста. Скромный чиновник одной петербургской канцелярии переписывал лет десять
124
отчеты министерства, и однажды начальник департамента поручил ему скопировать секретный документ. Чиновник справился с заданием быстро и не допустил ни единой помарки. Тогда начальник решил проверить его и попросил кратко изложить содержание документа. А вот это было совершенно невозможно: молодой человек умел только переписывать! Однако он собрался с силами и вывел каллиграфическим почерком: «Записка о разных предметах». Начальник сразу же назначил его своим секретарем. Справа и слева. Иллюстрации Евгения Ковригина к стихотворению Николая Некрасова «Чиновник». 1844 год. Поэт так написал о своем герое: «Был с виду прост, держал себя сутуло, Смиренно все судьбе предоставлял, Пред старшими подскакивал со стула И в робость безотчетную впадал».
The poet wrote this about his protagonist: “Simple to look at, with a servile demeanour, Humbly leaving all to fate, He leapt to his feet at the sight of a senior In the grip of an instinctive timid state.”
The greater part of the civil service was made up not of nobles, but of the children of office clerks and the clergy. In an effort to ensure its own supply of literate, qualified staff the government forbade the offspring of clerks from entering the armed services.
Right. Double copying ink. An advertisement for the St Petersburg Minerva factory in the capital's press.
Слева. Образец каллиграфии.
В «Уставе о службе гражданской» говорилось: «Форменная одежда (мундир) означает место служения, а также степень звания и должность». Мундир указывал на принадлежность к дворянству или к купечеству и был своеобразным знаком корпоративной общности.
Left and Right. Illustrations by Yevgeny Kovrigin for Nikolai Nekrasov's poem The Civil Servant. 1844.
Большую часть «чиновничьего сословия» составляли не дворяне, а дети канцеляристов и лиц духовного звания. Стремясь обеспечить учреждения грамотными и квалифицированными работниками, правительство запрещало детям приказных поступать в другую службу, кроме гражданской.
Справа. Двойные копировальные чернила. Реклама фабрики «Минерва» в столичной прессе.
В канцеляриях до середины XIX века пользовались дешевой шершавой бумагой и писали гусиными перьями. Ошибки и описки были недопустимы, и чиновники придумывали самые разные способы для их устранения. Все виды бумаг были утверждены в законодательном порядке. Любое отклонение от установленной формы могло привести к непредсказуемым последствиям и даже скандалам, а для чиновника это было чревато большими неприятностями и штрафом в размере двухмесячного жалованья.
nothing more than the chancellery in- and out-boxes were horrified. Some of them did not even understand the names of the subjects on which they might be examined! They were saved by the then Minister of Finance, Dmitry Guryev, who believed that a civil servant should primarily know his own job and “breadth of knowledge, instead of explaining, on the contrary obscures and confuses everything.” Within a year the examining board was abolished and it became possible to take a simplified examination for higher rank in various educational establishments. Of course, not all the capital's civil servants were ignoramuses: many of them were considered very well educated and fine connoisseurs of the arts. Major changes in the system of state administration did take place during Alex-
Слева. Канцелярская чернильница. Left. A government office inkwell.
125
Выше. Руководство по очинке гусиных перьев. Гравюра Ф. Кихеля. Начало XVIII века. Более тысячи лет человечество использовало для письма гусиные перья, которые лишь к концу XIX века сменились стальными.
Официальные письма всегда начинались обращением: «Милостивый государь NN!» и заканчивались словами: «Прошу принять уверение в совершенном моем уважении и преданности». Внизу левого поля официальных писем указывался адресат — титул, фамилия и инициалы. Высшие учреждения и должностные лица сносились с низшими через повеления,
The Civil Service Regulations stated: “The uniform indicates the place of service and also rank and position.” The uniform was an indicator of membership of the noble or merchant class and was a sort of symbol of corporate identity.
An example of calligraphic handwriting.
ander I's reign in the early nineteenth century. The collegia were replaced by ministries, each headed by a minister appointed by the emperor. The growth in the size of the civil service is impressive: while in the early eighteenth century around 10,000 officials worked in the bodies of central and local administration, by the mid-1800s there were over 90,000 and in 1903 the number of ranking civil servants had risen to almost 400,000. A civil servant's working day was strictly mapped out. As far back as Peter's time the day began at 9 o'clock, when to the roll of drums, the officials ran to the government departments on Trinity Square. In the nineteenth century they were still rushing to their ministries, along Nevsky Prospekt. “Finally, after 8 the flower of the Petersburg populace begins to appear, the symbol, the coefficient, the be-all and end-all of St Petersburg — the civil servants! Looking at their lacklustre, serious physiognomies, at their meaningful gait, at their indeterminate pompous gaze, one can immediately grasp that they bear the heavy duty of
administering the state,” the periodical Repertuar i Panteon wrote in 1844. Every day the capital's civil servants devoted themselves to the production of endless pieces of paper. First they made drafts of documents and then rewrote them as fair copies. It is not surprising, then, that calligraphic handwriting was much prized and was considered almost the chief accomplishment of a chancellery clerk. A humble pen-pusher in one government office had copied out ministerial reports for decade or so when his head of department entrusted him with duplicating a secret document. The task was quickly accomplished and without a single blot or correction. The head then decided to test the man and asked him to summarize briefly the contents of the document. But that was completely beyond him: the young man could only copy things! Still he mustered all his wits and wrote down in his beautiful hand: “A note about various things”. The head of department immediately appointed him as his secretary. Up until the middle of the nineteenth century government clerks wrote with goose
Above. A guide to sharpening a quill pen. Engraving by F. Küchel. Early 18th century. For more than a thousand years humanity wrote with quill pens. Steel nibs appeared only in the mid-nineteenth century.
Штемпель на гербовой бумаге. 1724 год. Гербовая бумага в нашей стране появилась в 1699 году. Идею ввести ее в России подал Петру I Алексей Курбатов, холоп Бориса Шереметева, впоследствии — вице-губернатор Архангельска. Official stamped paper. 1724. Such paper had to be used for many kinds of documents and the duty paid on it was a source of revenue. Its introduction in Russia (in 1699) was suggested to Peter I by Alexei Kurbatov, a serf of Boris Sheremetev who went on to become vicegovernor of Arkhangelsk.
Традиции / t raditions
Chinovniki.qxd
126
2/19/09
15:33
Page 126
указы и предписания, а поскольку они исходили от верховной власти, то начальной фразой было: «Указ Его Императорского Величества Самодержца Всероссийского из Правительствующего Сената». Эта формула вошла в употребление в царствование Александра I, когда сенатор Дмитрий Трощинский принес указ Сенату с обыкновенным началом: «Указ Нашему Сенату». «Как, — сказал с удивлением Александр, — Нашему Сенату! Сенат есть священное хранилище законов; он учрежден, чтобы нас просвещать. Сенат не
Наш: он Сенат империи». И с этого времени стали писать в заголовке: «Указ Правительствующему Сенату». В высоких государственных сферах, как и во всей чиновной среде, существовали свои неписаные правила поведения в торжественных ситуациях. Например, никакой закон не обязывал чиновника отправляться в праздничный день с визитом к вышестоящему, тем более что начальство в свою среду подчиненных не допускало. Но чиновник, оставив свою подпись в листе визитов, бежал дальше расписаться в сле-
quills on cheap coarse paper. Errors or slips of the pen were impermissible and the civil servants invented various means of getting rid of them. All types of document were defined in legislation. Any deviation from the appointed form could lead to very unpredictable consequences, even scandals, and a civil servant could find himself in serious trouble and facing a fine of two months' salary. Official letters always began with the salutation “Gracious Sir” and ended with the phrase “I beg you to accept assurance of my complete respect and loyalty”. The addressee of official letters was written at the bottom left — title, surname and initials. Superior institutions and officials communicated with those below them by means of orders, decrees and instructions, and since they came down from the supreme authority in the state, the initial words were: “A decree of His Imperial Majesty the Autocrat of All the Russias from the Governing Senate”. This formula came into use in the reign of Alexander I, after Senator Dmitry Troshchinsky read out a decree to the Senate with the usual opening — “A decree
«Пажеский корпус со стороны Садовой улицы». Литография Агафона Авнатамова (Автономова) и Николая Брезе по рисунку Иосифа Шарлеманя. 1859 год. Дом был построен Франческо Бартоломео Растрелли в 1749—1757 годах для канцлера графа Михаила Воронцова. Согласно «Табели о рангах», чин канцлера соответствовал действительному тайному советнику I класса, генерал-фельдмаршалу и генерал-адмиралу. С 1810 года в Воронцовском дворце разместился Пажеский корпус. Ниже. Парадный мундир государственного канцлера (министра иностранных дел). 1856 год. The building of the Corps of Pages from Sadovaya Street. Lithograph by Agafon Avnatamov (Avnotomov) and Nikolai Breze from a drawing by Joseph Charlemagne. 1859. The building was constructed by Rastrelli in 1749—57 as a residence for the chancellor, Count Mikhail Vorontsov. In the Table of Ranks the chancellor was the equal of an actual privy councilor 1st class, a field marshal or an admiral general. The Corps of Pages, an educational establishment for young nobles, occupied the palace from 1810. Below. The dress uniform of the State Chancellor (Minister of Foreign Affairs). 1856.
to Our Senate”. “What's that?” Alexander repeated with surprise. “To Our Senate! The Senate is the sacred repository of laws. It was founded to enlighten Us. The Senate is not Ours; it is the Senate of the Empire!” And from that time on they began to use the wording “A decree to the Governing Senate”. In the highest echelons of the state, as indeed throughout the civil service, there were unwritten rules of behaviour on festive occasions. There was, for example, no law obliging a civil servant to pay a visit to his superior on public holidays, particularly as a senior official would have no social dealings with a junior. Nonetheless a clerk would be sure to sign his name in the visitors' book before dashing off to do the same elsewhere. This practice seems senseless, but that was the accepted etiquette of the time and on feast days minor civil servants would rush about the city until late into the night, paying their respects to their superiors and simply to influential people. Ivan Panayev, a man of letters, wrote of this: “If I was in government service, for example, I would probably be in the same
127
дующей приемной. Действие, казалось бы, бессмысленное, но таков был негласный этикет, и мелкие чиновники в праздничные дни метались до поздней ночи по городу, отмечаясь у разного рода начальства и просто влиятельных людей. Литератор Иван Панаев писал об этом: «Если бы я служил, например, я был бы, вероятно, сегодня в таком же волнении и хлопотах, как все эти господа, которые попадаются мне. И в самом деле, сколько дел человеку служащему, зависящему от начальства: заботиться о визитных карточках, о найме экипажа на следующий день, чтобы разъезжать по передним и расписываться, разменивать деньги для раздачи швейцарам, курьерам, сторожам и пр. Я, так сказать, вошел в тело служащего чиновника и продолжал мыслить: „Получу ли я завтра награду и какую именно? Чин, крест, денежное награждение? Деньги — прекрасно; но мой сослуживец, мой сверстник переходит меня в таком случае крестом или чином, а это, как хотите, ужасно для самолюбия! Человек, с которым мы шли, например, наравне, вдруг махнет в действительные статские советники, а я со своей денежной наградой останусь статским; ему будут говорить и писать ваше превосходительство, а мне на конвертах по-прежнему станут писать ваше высокородие…“» Ожидание чинов, наград и денежных вознаграждений к праздникам было вполне
«Ковенский переулок». С акварели Федора (Фридриха Генриха) Баганца. 1859 год. До 1810 года этот переулок назывался Хлебников, потом — Хлебный, и лишь в 1858-м он был назван в честь города Ковно (ныне Каунас в Литве).
Kovensky Lane. From an 1859 watercolour by Friedrich Heinrich (Fiodor) Bagantz. 1859. Until 1810 this particular side street was called Khlebnikov, then Khlebny (“Bread Lane”). Only in 1858 was it renamed in honour of the town of Kovno (now Kaunas in Lithuania).
Изображенные на акварелях Баганца уголки старого Петербурга относятся к так называемым «второстепенным» улицам. По свидетельству петербуржца, описывающего город 1830-х годов, именно из таких домов выходило по утрам «много людей с толстыми свертками бумаг; это чиновники, содержащие себя одним жалованьем». The parts of St Petersburg that Bagantz recorded in his watercolours belong to what were known as the “secondary streets”. According to a Petersburger who described the city in the 1830s, it was from such apartment houses that in the mornings “a multitude of men with thick bundles of papers” emerged. “These are civil servants living on their salaries alone.”
«Надеждинская улица». (С 1936 года — улица Маяковского). С акварели Федора Баганца. 1858—1860 годы. Двухэтажное здание в левой части рисунка — типичный петербургский трактир. Принадлежавшее трактирщикам Владыкиным, оно традиционно делилось на две половины: «чистую», которую посещала благородная публика, и «черную», предназначенную для рабочего люда — кучеров, дворников, мастеровых. Nadezhdinskaya Street (Since 1936 Mayakovsky Street). From a watercolour by Bagantz. 1858—60. The two-storey building on the left in the drawing is a typical St Petersburg inn. This one belonged to the Vladykin family. It was traditionally divided into two parts: a “clean” section for the gentry and a “black” section for the working class — coachmen, yard keepers and workmen.
state of agitation and bustle as all these gentlemen I come across. A clerk dependent upon his superiors does indeed have so many concerns: getting visiting cards, hiring a carriage for the next day so as to go from front hall to front hall signing his name, obtaining small change to hand to door-keepers, couriers, watchmen and so on. I put myself in an official's shoes, as it
were, and continue his thoughts: 'Will I get a reward tomorrow, and what might it be? Promotion, a decoration or a monetary bonus? Money is fine, but my colleague, my peer will outdo me in that case with a cross or a promotion, and that, whichever way you look at it, is terrible for one's self-esteem! A man with whom we have been keeping pace suddenly leaps into
Традиции / t raditions
Chinovniki.qxd
128
2/19/09
15:33
Page 128
оправданным, поскольку жили средние и мелкие чиновники очень скромно. Их жалованье в середине XIX века не превышало 250 рублей в месяц, из которых 25–30 рублей уходило на оплату небольшой квартиры с отоплением и освещением. Крупные чиновники, от VIII класса и выше, имели совершенно иные доходы, кроме оклада в 1300—1500 рублей в месяц, они владели доходной собственностью — землями, предприятиями, крупными пакетами ценных бумаг. Все присутственные места, где трудились чиновники, до первой трети XIX века освещались дешевыми коптящими сальными свечами. Копоть покрывала столы канцелярий и бумаги, а в темное зимнее время из-за плохого освещения иногда приходилось даже сокращать рабочий день. Эта прозаическая сторона «внутренней жизни» правительственных зданий контрастировала с роскошными интерьерами парадных залов, величественными вестибюлями и приемными, внушающими почтение к власти. Обстановка этих учреждений была по-петербургски противоречива и имела, воспользуемся пушкинским противопоставлением, и пышный, и бедный вид. Имперские амбиции и столичный статус Петербурга обязывали иметь правительственные учреждения в особняках дворцового типа рядом с царскими резиденциями. Монументальные фасады пра-
the ranks of the actual councillors of state, while I with my bonus will remain a mere councillor of state. He'll be addressed as Your Excellency, while envelopes directed to me will still say Your Nobleness…'” This concern about promotion, decoration or monetary reward associated with festive occasions was entirely justified since middle- and lower-ranking civil servants lived very modestly. In the mid-1800s their salary was no more than 250 roubles a month, of which 25-30 roubles went on renting a fairly small apartment with heating and lighting. Senior officials, from the seventh class upwards, had a completely different level of income: besides a salary of 1,3001,500 roubles a month, they owned property that brought in money — land, businesses and large packages of securities. All the offices in which civil servants worked were lit until the 1830s by cheap smoky tallow candles. Soot covered the desks and papers and in the dark winter months the working day even had to be shortened on account of the poor lighting. This prosaic “behind-the-scenes” aspect of life in government buildings contrasted
вительственных зданий олицетворяли мощь самодержавной власти. Но идея «регулярного» города отразилась не только в архитектуре, но и во всей жизни Петербурга, и это во многом определило стиль города в последующие годы.
Непомерно растущая армия чиновников была серьезной опорой для правительства. «Чиновник — человек жалованья, его благосостояние непосредственно зависит от государства. Он привязан к административной машине и не может без нее существовать», — писал Юрий Лотман. The bloated army of civil servants was a significant pillar of support for the government. “The civil servant is a salary-man; his prosperity depends directly on the state. He is bound to the administrative machine and cannot exist without it,” Yury Lotman wrote.
with the opulent interiors of the state rooms, majestic vestibules and reception rooms that instilled respect for the state. Conditions in these institutions were contradictory in a typically St Petersburg manner with furnishings that, to use one of Pushkin's juxtapositions, looked both luxurious and shabby. Imperial ambitions and St Petersburg's status as a capital dictated that government institutions be housed in palatial mansions close to the tsar's own residences. The monumental facades of government buildings embodied the might of autocratic power. The idea of an “orderly” city was reflected not just in architecture, though, but in the whole of St Petersburg life and that to a large extent determined the style of the city in the years that followed.
Контора банкирского дома «Захарий Жданов» (Невский проспект, 45). Фотография Карла Буллы. 1911 год. Захария Жданова называли «магом и волшебником», а также «королем биржевых спекулянтов». Летом 1911 года его банкирский дом прекратил свое существование «из-за расстройства здоровья основателя и главного руководителя фирмы», как писала газета «Биржевые ведомости». The office of Zakhary Zhdanov's banking house at 45, Nevsky Prospekt. 1911 photograph by Karl Bulla. Zakhary Zhdanov was called “a magician” and “the king of stockexchange speculators”.