Taleon Magazine - №21 by eDream Management Ltd

Гость номера /g u e s t

of the issue

Miturev.qxd

3/25/10

14:48

Page 8

Юрий Константинович Митюрев много и плодотворно работал в Петербурге как архитектор. Но вот уже больше года он занимается в основном административными, а не творческими вопросами. О том, какие изменения в ближайшем будущем ждут архитектурный облик Северной столицы, главный архитектор города рассказал журналу Taleon.

— Юрий Константинович, вы уже полтора года являетесь главным архитектором Петербурга. Какие события в архитектурно-строительной сфере за это время для вас были особенно значимы?

— Прежде всего, наконец заработал закон о правилах застройки и землепользования Петербурга. Весь прошлый год ушел на согласование старых решений в части их соответствия новым законам и правилам. Кроме того, успешно завершен архитектурный конкурс на проект квартала «Набережная Европы». Это очень важное и значимое для города событие, потому что пространство между Биржевым и Тучковым мостами на Малой Неве — одно из последних мест в историческом центре города, где будет заново создан архитектурный образ набережной. — Последнее время много говорят о реконструкции Сенной площади. Но ведь нынешний ее облик был сформирован относительно недавно. В связи с чем возник этот вопрос? — Причин было несколько. Во-первых, это связано с проектированием второй очереди торгового комплекса «ПИК» и реконструкцией примыкающего к нему квартала, ограниченного Садовой и Горо-

Гармония пространств Михаил СЕВЕРОВ / by Mikhail SEVEROV

the harmony of space ДОСЬЕ Митюрев Юрий Константинович родился 28 сентября 1949 года. В 1972 году окончил Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина. С 1972 по 1990 год работал в различных проектных организациях Ленинграда. В 1991 году основал и возглавил «Архитектурную мастерскую Митюрева». Является автором многочисленных проектов, среди которых — бизнес-центр «Белые ночи» на Малой Морской улице, 22; жилой комплекс «Живой родник» на проспекте Энгельса, 99;

ховой улицами и набережной Фонтанки. К этим двум проектам и была привязана концепция возможного развития Сенной площади. Подчеркиваю, возможного, то есть пока это не реальный проект, а только концепция, некоторые идеи, которые в дальнейшем могут быть положены в основу какой-то более конкретной работы. Почему это стало необходимым и возможным? Практика показала, что павильоны загромоздили Сенную площадь. Внешний вид их, скажем так, не идеален. Возникает вопрос: а нужны ли они вообще? Да, павильоны здесь были в конце XIX и начале XX века. Но тогда и функция площади была несколько иная — здесь торговали сеном. А сегодня на площадь выходят две станции метро. Запланирован еще один выход. Вырос транспортный поток. Требуется пространство для парковки. Сегодня и с градостроительной, и с эксплуатационной, и с эстетической точек зрения павильоны на площади лишние. С учетом всего этого и возникла идея проработать возможные варианты реконструкции Сенной. — Скажите, на ваш взгляд, как должна выглядеть площадь? Следует ли оставить там «Башню мира», надо ли восстанавливать Успенскую церковь? — Что касается «Башни мира», то ставить на площадях вертикальные акценты — обелиски — общепринятая практика.

Но не будем заглядывать вперед. Это вопрос художественной концепции. Восстановление же Успенской церкви — серьезная и важная задача. Теоретически такая возможность заложена в основу развития Сенной площади. Там, где сохранился фундамент церкви, никакие новые сооружения не предусмотрены. Поэтому, когда появится возможность реконструкции станции метро «Сенная площадь-1», тогда можно будет говорить о воссоздании Успенской церкви, поскольку сегодня часть территории, где она располагалась,

Yury Konstantinovich Mitiurev has done a lot of fruitful work in St Petersburg as an architect, but for over a year now he has been concerned mainly with administrative matters rather than creative ones. The city's Chief Architect spoke to the Taleon magazine about the changes we can expect in the architectural landscape of Russia's Northern Capital in the near future.

«Дом в Итальянском саду» на Литейном проспекте, 59. В 2002 году Юрий Митюрев получил звание заслуженного архитектора РФ. Является лауреатом всероссийских и международных архитектурных конкурсов. С 2008 года главный архитектор Санкт-Петербурга.

— Yury Konstantinovich, you have been St Petersburg's Chief Architect for well over a year now. What events in the sphere of architecture and construction have struck you as particularly significant in that period? — Above all, the law laying down the rules for development and land use has finally begun operating. The whole of last year was spent in harmonizing past decisions with an eye to their conformity to the new laws and regulations.

Так выглядела Сенная площадь сто лет назад. Сегодня целесообразность присутствия здесь торговых павильонов вызывает у архитекторов большие сомнения. Фотография Карла Буллы. 1902 год. This is how Sennaya (Haymarket) Square looked a hundred years ago. Today's architects have serious doubts about the need for retail pavilions here. 1902 photograph by Karl Bulla.

Besides that, the architectural competition for the design of the “European Embankment” area came to a successful conclusion. That is a very important and significant event for the city because the stretch of the Malaya Neva between Exchange and Tuchkov Bridges is one of the last places in the historical centre of the city where the architectural image of the river front is to be created anew. — There has been much talk recently about the reconstruction of Sennaya (Haymarket) Square, although it is not long since it acquired its present appearance. Why has the question come up again? — There were several reasons. First it was prompted by the planning for the second phase of the PIK shopping complex and the reconstruction of the adjoining area between Sadovaya and Gorokhovaya Streets and the Fontanka Embankment. The idea of the possible redevelopment of Sennaya Square was linked to those two projects. I stress the word “possible” — as yet it's not a full-blown project, just a concept, a few ideas that in the future might form the basis for some more specific work. Why has it become necessary and feasible? Practice has shown that the pavilions

Гость номера /g u e s t

of the issue

Miturev.qxd

3/25/10

14:48

Page 10

занимает машинное отделение метрополитена. — Скажите, какой из крупных архитектурных проектов — «Набережная Европы», вторая сцена Мариинского театра, Новая Голландия, Сенная площадь, «Охта Центр» — наиболее гармоничен для петербургского пространства? — Я думаю, что наиболее гармоничным проектом имеет шанс стать квартал «Набережная Европы». Главное, что было заложено в его концепцию, это участие в проекте разных европейских архитекторов. Их проекты будут сплетены в некое живописное целое. Это позволит избавиться от однотипности, которая неизбежно проявляется, когда весь проект ведет один архитектор. Надеюсь, что такой подход даст хороший результат. — Как, на ваш взгляд, должен развиваться город? Не слишком ли много появляется в центре Петербурга современных зданий со сплошным остеклением? Может, следует более деликатно относиться к городскому пространству? — Согласен, последние опыты встраивания современной архитектуры в историческую ткань города, скажем так, не всегда удачны. И действительно, это во многом касается «стеклянной» архитектуры. Она, к сожалению, эту ткань разрушает. Однако в целом, на мой взгляд, Петербург отличается тем, что многие новаторские решения воспринимаются здесь

The international architecture and urban planning competition for the European Embankment project was won by entries from the studios of Yevgeny Gerasimov and Sergei Choban. The end of construction is planned for 2015.

адекватно. Например, проекты второй сцены Мариинского театра и Театра балета Бориса Эйфмана авангардны по своей сути, но вполне уместны в обрамлении исторической контекстуальной архитектуры. Это современный европейский подход. На мой взгляд, эти проекты не противоречат принципам архитектурной строгости Петербурга, а даже наоборот — подчеркивают ее.

have overloaded the square. Their appearance isn't ideal, to put it no stronger than that. The question arises whether they are necessary at all. Yes, there were pavilions there in the late nineteenth and early twentieth centuries. But back then the square's function was rather different — it was where hay was sold. Today, though, two Metro sta-

В Международном архитектурно-градостроительном конкурсе на проект «Набережной Европы» победили работы мастерских Евгения Герасимова и Сергея Чобана. Завершение строительства намечено на 2015 год.

tions discharge onto the square. One more exit is planned. The flow of traffic has increased. Space is needed for parking. Today from the viewpoints of urban planning, practical usage and aesthetics the pavilions are superfluous. It was with all that in mind that the idea of thinking up possible alternatives for the reconstruction of Sennaya Square arose. — Tell me, which of the major architectural projects — the European Embankment, the second stage for the Mariinsky Theatre, New Holland, Sennaya Square or the Okhta Centre — is the most harmonious for St Petersburg's urban space? — I think the European Embankment district has a fair chance of becoming the most harmonious. The main thing that was made inherent in the concept is the participation of different European architects. Their designs will be woven together into a picturesque whole. That will make it possible to get away from the uniformity that inevitably arises when the whole project is in the hands of one architect. I hope that that approach will produce a good result. — How do you think the city should develop? Aren't there too many modern buildings with all-glass

— Есть ли необходимость, на ваш взгляд, создать где-то в городе деловой квартал по аналогии с парижским районом Дефанс? — Думаю, да. И такой квартал надо серьезно привязывать к транспортной инфраструктуре, потому что сегодня транспорт играет решающую роль. А это значит: доступность к аэропорту, близость к центру, к основным административным учреждениям. И, конечно, немаловажный вопрос — влияние на исторический центр. Считаю, что такое место можно найти, и было бы правильно попытаться создать в Петербурге деловой район. — Творчество каких современных архитекторов вам близко? — Если говорить об архитекторах XX века, то я бы назвал, конечно, Корбюзье и Луиса Кана. Из сегодняшних, близких мне по духу, наверное, это Марио Ботто. Еще мне очень нравятся здания, которые строил и строит Кооп Химмельблау, такие архитектурно-скульптурные композиции. Мне импонирует современная концептуальная архитектура. — Насколько наши петербургские и — шире — российские архитекторы вписаны в мировое архитектурное сообщество? Востребованы ли они? — Наша архитектурная школа, я имею в виду художественную сторону, нисколько не слабее зарубежной. Но пока есть только единичные случаи, когда российские

Юрий Митюрев (в центре), Борис Эйфман (слева) и заместитель председателя КГИОП Алексей Комлев на Международном архитектурно-градостроительном конкурсе на проект «Набережная Европы». Yury Mitiurev (centre), Boris Eifman (left) and Alexei Komlev, the deputy chairman of the Committee for the Monitoring Use and Preservation of Architectural and Cultural Monuments at the European Embankment competition.

Вверху. Заседание Градостроительного совета Петербурга. Слева направо: академики архитектуры Владимир Попов и Тимофей Садовский, бывший главный архитектор города Александр Викторов и Юрий Митюрев. Справа. Вручение Юрию Митюреву награды Международной академии архитектуры. Top. A session of the St Petersburg city planning council. Left to right: academicians of architecture Vladimir Popov and Timofei Sadovsky, the former chief architect of the city Alexander Viktorov, and Yury Mitiurev. Right. Yury Mitiurev receiving the award of the International Academy of Architecture.

facades appearing in the centre? Perhaps we should take a more sensitive approach to the urban space? — I agree. The latest attempts to incorporate contemporary architecture into the historic fabric of the city have not always been happy, let's put it like that. And it's true that to a large extent that applies to “glass” architecture. Sadly it does destroy that fabric. But, on the whole, as I see things, St Petersburg stands out because many innovative solutions are given a fair reception here. For example, the designs for the second stage of the Mariinsky Theatre and Boris Eifman's Ballet The-

atre are essentially avant-garde, but entirely appropriate in the setting of historical conceptual architecture. That's the contemporary European approach. In my view those projects do not contradict the principles of St Petersburg's architectural austerity, and even on the contrary emphasize it. — Do you see a need to create a business district somewhere in the city along the lines of La Défense in Paris? — Yes, I do. And that district should be properly integrated into the transport infrastructure, because today transport plays a decisive role. That means easy access to the airport and proximity to the centre, to the main administrative institutions. And of course not the least factor to consider is the influence on the historical centre. I reckon that a place like that can be found and it would be right to try to create a business district in St Petersburg. — The work of which contemporary architects is closest to your heart? — If we are thinking of twentieth-century architects, then I would naturally name Le Corbusier and Louis Kahn. Among those working today for whom I feel an affinity, it's

Гость номера /g u e s t

of the issue

Miturev.qxd

3/25/10

14:48

Page 12

архитекторы получают возможность реализовать себя на Западе. В качестве примера могу привести Сергея Чобана. Как правило, российские архитекторы если и работают на Западе, то на вторых ролях. Просто потому, что там нас никто не ждет. — На ваш взгляд, есть ли у российской архитектурной школы свое лицо? — Ответить на этот вопрос утвердительно — значит немножко покривить душой. Мы все-таки зачастую занимаемся несколько вторичной архитектурой: смотрим, что модно за рубежом, и пытаемся использовать это в нашей практике. И все же это не исключает того, что мы идем своим путем. Все, что строят у нас иностранные архитекторы, отличается от того, что они делают на Западе. То есть российская культура оказывает влияние и на архитектуру. — Какое ваше любимое место в историческом центре Петербурга? — Крюков канал. От Новой Голландии к Николе Морскому и Никольскому рынку. Это потрясающе красивое место. Мне даже трудно описать словами свои ощущения. Там присутствует удивительная аура, которая меня буквально завораживает.

«На периферии Петербурга гораздо больше возможностей для самовыражения архитекторов, чем в центре. К сожалению, инвесторы пока не готовы вкладывать в эти территории суммы, необходимые для создания архитектурных шедевров», — говорит Юрий Митюрев. “On the periphery of St Petersburg there are far more opportunities for architects to express themselves than in the centre. Sadly investors are not yet prepared to put into those areas the sums required to create architectural masterpieces,” Yury Mitiurev says.

Строительство второй сцены Мариинского театра — один из важнейших современных архитектурных проектов Петербурга.

Крюков канал, сначала связавший Мойку с Невой, был проложен в 1719 году под руководством старшего подрядчика строительных работ Семена Крюкова. Позже он был продолжен до реки Фонтанки. После постройки через Неву Благовещенского моста часть Крюкова канала на месте нынешней площади Труда заключили в трубу и засыпали. The Kriukov Canal originally connected the Moika and the Neva. Later it was extended as far as the Fontanka.

probably Mario Botta. I also really like the buildings that Coop Himmelblau has constructed and is constructing — sort of architectural-sculptural compositions. I am impressed by contemporary conceptual architecture. — To what extent are our Petersburg architects — and Russian architects more generally — a part of the worldwide architectural community? Is their work in demand? — Our architectural school, meaning the artistic side of it, is just as strong as the foreign one. As yet, though, there are only isolated

Construction of the second stage for the Mariinsky Theatre is one of the most important current architectural projects in St Petersburg.

instances of Russian architects getting the opportunity to fulfil themselves in the West. As an example I can cite Sergei Tchoban. As a rule, if architects from Russia do work in the West, it is in secondary roles. Simply because nobody is eagerly awaiting us there. — In your opinion does the Russian school of architecture have its own distinct face? — To say yes to that question would go against the grain a bit. When all's said and done, we often practise a rather secondary architecture: we look what's fashionable abroad and try to make use of it in our own work. Yet that does not preclude our following our own course. Everything that foreign architects build over here is different from what they do in the West. In other words, Russian culture has an influence on architecture too. — What's your favourite place in the historical centre of St Petersburg? — Kriukov Canal. From New Holland to St Nicholas's Cathedral and the Nikolsky Market. It's a stunningly beautiful spot. I even find it hard to put my feelings into words. The place has an amazing atmosphere that literally casts a spell over me.

Событие / e vent

Diaspora2.qxd

3/25/10

14:49

Page 14

Всего год прошел с момента создания общественной международной организации Всемирный конгресс народов Грузии, а работа по объединению представителей зарубежных диаспор проведена уже огромная. В декабре состоялась Международная конференция, а в апреле пройдет Всемирный форум представителей зарубежных диаспор Грузии. Only a year has passed since the creation of the World Congress of the Nations of Georgia as an international non-government organization and already tremendous work has been accomplished to unite the diasporas in foreign countries. In December an International Conference was held and in April there will be a World Forum for representatives of Georgia's diasporas.

Представители общественных организаций диаспор народов Грузии из 27 регионов России и 5 стран ближнего и дальнего зарубежья, собравшиеся на Международную конференцию в Резиденции Талион Шереметевский Дворец, единогласно приняли резолюцию о созыве Мирового форума диаспор народов Грузии. Девизом форума избран призыв «Объединимся!».

Всемирный конгресс народов Грузии со штаб-квартирой в Вене был создан в феврале 2009 года. Ради демократизации и единения исторической Родины конгрессом был выдвинут лозунг «Объединимся!», который быстро нашел отклик у представителей грузинских диаспор в разных странах. В течение прошлого года руководство конгресса провело ряд встреч с общественными организациями народов Грузии во многих регионах России. Главный вывод — люди хотят объединения, невзирая на политические разногласия и национальные различия. Появилось твердое понимание, что их разобщенность на руку только тем, кто ничего не хочет ме-

Delegates from public organizations representing the diasporas of the nations of Georgia in 27 regions of Russia and five countries in the CIS and beyond who gathered for the International Conference at the Residence Taleon Sheremetev Palace unanimously adopted a resolution to summon a World Forum of the Diasporas of the Nations of Georgia. The motto chosen for the forum was the call “Let's unite!”.

Победим,

объединившись! We will win, when we unite!

нять в политической ситуации, сложившейся сегодня в Грузии. И вот 15 декабря 2009 года состоялась Международная конференция представителей зарубежных диаспор народов Грузии. В ней приняли участие делегаты из 27 регионов России, а также стран, где живет много выходцев из Грузии, — Федеративной Республики Германии, Франции, Бельгии, Беларуси и Украины. Открывая конференцию, президент Всемирного конгресса народов Грузии Александр Ебралидзе отметил, что «проведена большая работа по консолидации зарубежных диаспор, а конечным итогом деятельности конгресса должно стать восстановление территориальной целостности Грузии, восстановление добрососедских взаимоотношений с абхазским народом, восстановление добрососедских отношений с Южной Осетией и восстановление дружественных и добрососедских взаимоотношений с Российской Федерацией». На конференции собрались люди инициативные, думающие и неравнодушные: те, кого волнуют завтрашний день Грузии и реальные способы выхода страны на путь процветания. Участники активно обсуждали проблемы усиления роли зарубежных диаспор в политической, экономической и культурной жизни Грузии. «Обидно видеть, что наша Родина развалена сегодня на несколько частей, что наш народ живет в нищете и не может открыто

The World Congress of the Nations of Georgia was created in February 2009 with its headquarters in Vienna. For the sake of the democratization and unity of the historical homeland the Congress advanced the slogan “Let us unite!” which quickly found a response among representatives of Georgian diasporas in different countries. Throughout the following year the leadership of the Congress held a series of meetings with public organizations of the native peoples of Georgia in many regions of Russia. The main conclusion has been that people want unity despite political differences. A clear understanding emerged that their disunity only benefits those who have no desire to change anything in the political situation that had arisen in Georgia today. Then on 15 December 2009 the International Conference of the Diasporas of the Nations of Georgia in Foreign Countries took place. It was attended by delegates from 27 regions of Russia and also other countries where many people originally from Georgia now live — Germany, France, Belgium, Belarus and Ukraine. Opening the conference Alexander Ebralidze, the president of the World Con-

Событие / e vent

Diaspora2.qxd

3/25/10

14:49

Page 16

выразить свое мнение, — с болью отметил в своем выступлении вице-президент конгресса Владимир Хомерики. — Грузинская диаспора раньше не имела опыта диаспоральной работы. Теперь мы сделали большой шаг вперед, собравшись вместе. Всемирный конгресс народов Грузии — это реальная сила, которая может способствовать демократизации и объединению нашей страны, приостановлению в ней разрушительных процессов». В своих выступлениях многие участники конференции отмечали, что необходима подлинная демократизация страны, когда все грузинское общество будет доверять власти, которую изберет и будет контролировать. И эта власть должна вести прогрузинскую политику, то есть действовать в интересах всего многонационального грузинского народа. Подлинная демократизация — это когда в стране появится современная экономика, в которой весомое место займет малый и средний бизнес. Когда самые активные и образованные люди перестанут покидать Грузию, а наоборот — большая часть почти полуторамиллионной диаспоры начнет возвращаться на родину. Немало споров было и о путях восстановления территориальной целостности Грузии. Но все выступавшие были едины во мнении, что произойти это должно только мирным путем. Говорилось и о необходимости срочного восстановле-

gress of the Nations of Georgia, noted that “much work has been done to consolidate the foreign diasporas and the ultimate result of the Congress's activities should be the restoration of the territorial integrity of Georgia, the restoration of good-neighbourly relations with the Abkhazian people, the restoration of goodneighbourly relations with South Ossetia and the restoration of friendly and good-neighbourly relations with the Russian Federation.” “It is painful to see our homeland today broken down into several parts, to see our nation living in poverty and unable to express its opinion openly,” the Congress's vice-president Vladimir Khomeriki noted with a heavy heart. “The Georgian diaspora had no previous experience of working as a collective body. Now we have taken a great step forward in gathering together. The World Congress of the Nations of Georgia is a real force that can contribute to the democratization and unification of our country, and the stopping of destructive processes within it.” In their speeches many conference participants stated that genuine democratization of the country was needed, when the whole of Georgian society would trust the authorities

ния дружественных отношений с Россией. Ведь разъединительные процессы развиваются очень быстро, и завтра может быть поздно! «И я, и все мои предки всю жизнь служили сначала Российской империи и Грузии, потом Советскому Союзу и сегодня России, — сказал в своем выступлении председатель грузинского общества «Иверия» из города Сочи Семен Учадзе. — Россия и Грузия неразделимы, и мы должны работать, чтобы восстановить между ними дружественные отношения.

Другого пути у нас нет. И по вероисповеданию, и по культуре, и по душе, и по многовековой истории мы едины». Конференция приняла резолюцию о созыве весной 2010 года Мирового форума диаспор народов Грузии из всех стран мира вне зависимости от национальной или партийной принадлежности. На форуме будет выработана единая позиция в вопросах осуществления демократических реформ и восстановления территориальной целостности Грузии, а также по выдвижению национального лидера. Для подготовки Мирового форума избран организационный комитет, который возглавил Александр Ебралидзе. Членами оргкомитета стали Миндия Гулуа (Краснодар), Тенгиз Думбадзе (Республика Беларусь), Михаил Мамиашвили (Москва), Бадри Меладзе (Москва), Хвича Толордава (Тверь), Мераби Тостиашвили

Президент Федерации спортивной борьбы России, олимпийский чемпион по грекоримской борьбе Михаил Мамиашвили уверен, что демократизация и объединение Грузии — задача всех здравомыслящих людей, которые чувствуют в себе гражданскую ответственность перед будущими поколениями. Mikhail Mamiashvili, the president of Russia's Wrestling Sport Federation and former Olympic champion in Greco-Roman wrestling, is convinced that the democratization and unification of Georgia is a task for all sensible people who feel a sense of civic responsibility towards future generations.

Справа. Председатель грузинского общества «Иверия» Семен Учадзе отметил, что для восстановления дружественных отношений с Россией грузинские диаспоры должны объединиться вокруг сильного лидера. Right. Semion Uchadze, the chairman of the Georgian society Iveria, indicated that in order to restore friendly relations with Russia the Georgian diasporas should unite around a strong leader.

that it will elect and will monitor. And those authorities should pursue a pro-Georgian policy, that is to say, act in the interests of all the multiethnic population of Georgia. True democratization is when a country acquires a modern economy in which small and mediumsized business plays a substantial role. When the most active and educated people stop leaving Georgia and on the contrary the bulk of the million-and-a-half-strong diaspora begins to return to its homeland. There was much debate too about the means of restoring Georgia's territorial integrity. But all the speakers were agreed that this should take place exclusively by peaceful means. The need to urgently restore friendly relations with Russia was also raised. Divisive processes are developing very rapidly and tomorrow may already be too late! “I and all my ancestors spent our whole lives serving first Georgia and the Russian Empire, then the Soviet Union and today

(Новосибирск), Владимир Хомерики (Москва), Шалва Циклаури (Федеративная Республика Германия). Завершилась первая столь представительная встреча диаспор народов Грузии на высокой эмоциональной ноте — клятвой верности делу возрождения исторической родины и блистательным концертом звезды мирового вокального искусства Зураба Соткилавы.

Подводя итог Международной конференции представителей зарубежных диаспор народов Грузии, президент Всемирного конгресса народов Грузии Александр Ебралидзе сказал: «Десять месяцев назад, когда мы только начинали это движение, люди боялись. Боялись давать публичные оценки тем событиям, которые происходят в Грузии. Сегодня представители диаспор из 32 регионов и стран открыто выражали свое мнение. Это колоссальный шаг вперед. Я увидел огромное количество единомышленников и сторонников, и я счастлив».

Конференция представителей зарубежных диаспор Грузии привлекла внимание российских и грузинских СМИ. По окончании конференции президент Всемирного конгресса народов Грузии Александр Ебралидзе подробно ответил на вопросы журналистов.

The conference of representatives of Georgia's diasporas attracted the attention of the Russian and Georgian media. At the end of the conference Alexander Ebralidze, the president of the World Congress of the Nations of Georgia, gave detailed answers to journalists' questions.

Summing up the results of the International Conference of representatives of the diasporas, Alexander Ebralidze, the president of the World Congress of the Nations of Georgia, said: “Ten months ago, when we were just beginning this movement, people were afraid. They were afraid to speak out publicly regarding the events taking place in Georgia. Today representatives of diasporas from 32 regions and countries have expressed their opinion openly. That is a colossal step forward. I have seen an enormous number of like-minded people and supporters, and I am happy.” Russia,” Semion Uchadze, the chairman of Iveria, the Georgian community in the city of Sochi, said in his address. “Russia and Georgia are inseparable and we should work to reestablish friendly relations between them. No other way is open to us. In religious beliefs, in culture, in spirit and through many centuries of history, we are one.” The conference adopted a resolution to summon in the spring of 2010 a World Forum

of the Diasporas of the Nations of Georgia from all countries irrespective of ethnic origins or membership of political parties. An organizing committee headed by Alexander Ebralidze was elected to prepare for the World Forum. Its other members are Mindia Gulua (Krasnodar), Tengiz Dumbadze (Republic of Belarus), Mikhail Mamiashvili (Moscow), Badri Meladze (Moscow), Khvicha Tolordava (Tver), Merab Tostiashvili (Novosibirsk), Vladimir Khomeriki (Moscow), Shalva Tsiklauri (Federal Republic of Germany). The first such representative gathering of the diasporas of the nations of Georgia ended on a high emotional note with the swearing of an oath of loyalty to the cause of reviving the historical homeland and a superb concert by the world-ranking opera star Zurab Sotkilava.

Историческая прогулка / a stroll

through history

Kaverin.qxd

3/25/10

14:52

Page 18

Когда в доме купца Косиковского на углу Большой Морской улицы и Невского проспекта открылась ресторация француза Пьера Талона, вряд ли петербуржцы могли предположить, что этому заведению судьбой уготована слава на долгие века. Впрочем, как и некоторым из его завсегдатаев, чьи имена принадлежат времени, названному золотым веком русской поэзии.

Игорь ЧУБАХА / by Igor CHUBAKHA

К «Talon» помчался: он уверен, Что там уж ждет его Каверин… Какой русский не знает этих строк из «Евгения Онегина»? Кто не помнит рифмованное меню знаменитого ресторана, где «roast-beef окровавленный» и «Страсбурга пирог нетленный» соседствуют с лимбургским сыром, ананасом и трюфелями? «Не красна изба углами, а красна пирогами». Эту русскую пословицу следовало бы дополнить: «…и гостями», ибо любые рестораны канут в Лету, если их не обессмертят люди. Бравый гусар Петр Павлович Каверин был одним из тех, чьи имена прославили ресторан Пьера Талона. А сам Каверин остался в веках благодаря бойкому перу своего закадычного приятеля Александра Пушкина:

нем пунша и войны кипит всегдашний жар...»

В нем пунша и войны кипит всегдашний жар, На Марсовых полях он грозный был воитель, Друзьям он верный друг, красавицам мучитель, И всюду он гусар. Есть и у этого стихотворения и первоначальный вариант, который в академических изданиях по цензурным соображениям не приводится, но «в списках», как сейчас принято говорить, был широко известен. Видимо, позже поэт решил извиниться перед другом за свои поэтические вольности и в стихотворении «К Каверину» написал: Забудь, любезный мой Каверин, Минутной резвости нескромные стихи. Люблю я первый, будь уверен, Твои гусарские грехи. Прослыть апостолом Зенонова ученья, Быть может, хорошо — но ни тебе, ни мне. Я знаю, что страстей волненья И шалости, и заблужденья Пристали наших дней блистательной весне…

«Блистательная весна» для поэта началась в Царском Селе, где в 1816 году он познакомился с Петром Кавериным, поручиком лейб-гвардии гусарского полка, расквартированного неподалеку от Лицея. Каверин слыл отчаянным храбрецом, дуэлянтом и повесой, не знавшим поражений как на поле брани, так и в альковных делах. Для лицеистов (которые, впрочем, уже были выпускниками) он являлся проводником в злачные места Петербурга и за кулисы столичных театров. Пушкин

С картины Григория Чернецова «Парад на Царицыном лугу в Петербурге в 1831 году». 1837 год. From a painting by Grigory Chernetsov A Parade on Tsarina's Meadow in St Petersburg in 1831. 1837.

When the Frenchman Pierre Talon opened a restaurant in the house of the merchant Kosikovsky on the corner of Bolshaya Morskaya Street and Nevsky Prospekt, Petersburgers can scarcely have anticipated that his establishment would acquire lasting fame. But it did, along with some of its regular customers, whose names are associated with “the Golden Age of Russian poetry”.

“In him burns the constant heat of punch and war…”

3/25/10

14:52

Page 20

through history

Kaverin.qxd

Историческая прогулка / a stroll

1813 года, но поначалу был сотником в Смоленском ополчении (состоял адъютантом при начальнике ополчения Михаиле Вистицком) и лишь через несколько месяцев перевелся в Ольвиопольский гусарский полк. Участвовал в заграничных походах 1813—1815 годов, сражался под

«Студенческая пирушка в Гёттингене». Гравюра 1816 года. Гёттингенский университет считался очагом вольномыслия, но начиная с 1813 года студентов из России там практически не было. До этого времени в Гёттингене получили образование друзья-наставники Пушкина лицейской поры: братья Александр и Николай Тургенев, Александр Куницын и Петр Каверин. В Гёттингене учился и персонаж пушкинского романа «Евгений Онегин» Владимир Ленский. Student Carousing in Göttingen. 1816 engraving. Göttingen University was considered a hotbed of free thought, but from 1813 there were practically no students from Russia there. Earlier several friends and mentors of Pushkin's Lyceum days were educated there: the brothers Alexander and Nikolai Turgenev, Alexander Kunitsyn and Piotr Kaverin. The university was also the alma mater of Vladimir Lensky, a character in Pushkin's verse novel Eugene Onegin.

называл его: magister libidii — «наставник в разврате». Однако Каверин был отнюдь не обычным «рубакой»: сын сенатора, он получил весьма недурное образование — сначала учился в Московском, а потом и в Гёттингенском университете. Поддерживал дружеские отношения с Александром Грибоедовым и Петром Вяземским, братьями Николаем и Александром Тургеневыми. В свете блистал умом и слыл любителем наук, философии и поэзии. Вернувшись из Гёттингена, Каверин поступил на военную службу в январе

This is how St Petersburg dandies of the period looked. A self-portrait of Georg Wilhelm (Vasily) Timm tying his cravat. 1842.

Officers Playing Cards. An illustration by Vladislav Sveshnikov for Alexander Pushkin's story The Queen of Spades. Early 1950s.

Пушкин, по словам историка Юрия Щербачева, «ценил в Каверине его открытый нрав, сердечную доброту, простодушие, неиссякаемую веселость, „мечтам невольную предáнность, неподражательную странность“, самые „экстравагансы“... уживавшиеся в нем с полною порядочностью и высшею честностью — вообще все то, что в совокупности делало из него своеобразный, цельный тип, на который не мог не залюбоваться и который не мог не полюбить поэт...» According to the historian Yury Shcherbachev, Pushkin “valued Kaverin for his open nature, warm-hearted kindness, artlessness and inexhaustible cheerfulness, 'helpless devotion to dreams, inimitable eccentricity', the very 'extravagances' that co-existed in him with complete integrity and the highest honesty — on the whole everything that taken together made him a distinctive whole character that the poet could not but admire and could not but come to love.”

“He hastens to Talon's, well aware That Kaverin already awaits him there.” Those lines from Eugene Onegin are familiar to every Russian. And few will have forgotten Pushkin's rhyming version of the famous restaurant's menu which features “roast beef still bloody” and Strasbourg pâté along with Limburger cheese, pineapple and truffles. A Russian proverb tells us that the beauty of a home lies not in its ornaments, but “in its pies”, i.e., the food served there. To which you could add “and in its guests”, because any restaurant will soon be forgotten if it is not associated with notable people. The dashing hussar Piotr Pavlovich Kaverin was one of those who made Pierre Talon's restaurant famous. And Kaverin himself was immortalized by the inspired pen of his bosom pal Alexander Pushkin. Так выглядели петербургские денди той поры. Автопортрет Василия Тима, завязывающего галстук. 1842 год.

«Офицеры за картами». Иллюстрация Владислава Свешникова к повести Александра Пушкина «Пиковая дама». Начало 1950-х годов.

In him burns the constant heat of punch and war. A warrior bold, the Fields of Mars he rode hellbent To friends a loyal friend is he, to beauties he's a torment And everywhere he's a hussar.

The poet first met Piotr Kaverin, a lieutenant in the Life Guards Hussar Regiment, in 1816 at Tsarskoye Selo, where his regiment was quartered. Kaverin revelled in a reputation as a reckless daredevil, a duellist and libertine, who always emerged victorious, whether on the field of battle or with the fairer sex. For the Lyceum pupils (actually already alumni by then) he became a guide to St Petersburg's dens of iniquity and the backstages of the capital's theatres. Pushkin called him magister libidii — a mentor in debauchery. But Kaverin was far from the usual swashbuckler: the son of a senator, he received a very decent education — first at Moscow University and then in Göttingen. He kept up friendships with Alexander Griboyedov, Piotr Viazemsky and the Turgenev brothers, Nikolai and Alexander. His wit sparkled in society and he was known as a devotee of science, philosophy and poetry. On his return from Göttingen, Kaverin entered military service in January 1813. He started out as a lieutenant in the Smolensk Militia (adjutant to its commander, Mikhail Vistitsky) and it was only a few months later

that he obtained a transfer to the Olviopol Hussars Regiment. He took part in the foreign campaigns of 1813—15, fighting at Dresden and Leipzig and rising to the rank of staff captain. One of Kaverin's contemporaries painted this picture of him: “an Adonis, a drunkard, a joker and also a madcap and duellist like few others. He served at one time as Ben-

Дрезденом и Лейпцигом. Получил чин штабс-ротмистра. Один из современников о Каверине отозвался так: «…красавец, пьяница, шалун и такой сорвиголова и бретер, каких мало. Он служил когда-то адъютантом у Беннигсена и проказил в Гамбурге до того, что был целому городу и околотку известен под именем „красного гусара“. Беннигсен должен был после спровадить эту удалую голову, потому что от нее никому житья не было». Среди анекдотов о его воинской службе ходил, к примеру, такой. Разведчики доложили, что неподалеку от гусарского бивуака находится вражеский обоз, где среди всего прочего есть и какие-то бочонки. Каверин уговорил своих приятелей предпринять ночную вылазку: ведь в бочонках, он был уверен, везут дорогое вино. Но, увы, там оказалось отнюдь не вино, а «кельнская вода» для императора Наполеона. Что было делать с таким трофеем? Гусары морщились от навязчивых ароматов, но пили… Громкая история случилась осенью 1817 года в доме Голицына на Фонтанке, где снимал квартиру Николай Тургенев. Осушив пять бутылок шампанского (так утверждали очевидцы, среди которых якобы был и Пушкин), Петр Каверин распахнул окно третьего этажа и ступил на карниз с шестой бутылкой «Вдовы Клико» в руках. Все присутствующие затаили

ningsen's adjutant and got up to so much mischief in Hamburg that he was known to the whole city and the countryside around as 'the Red Hussar'. Benningsen later had to send this hotspur on his way because no-one got any peace with him around.” Among the anecdotes that went the rounds about his military service was this one: Scouts reported that close to where the hussars were

Портрет работы неизвестного художника — единственное доступное в настоящее время изображение Петра Каверина. 1820-е годы. Ниже. «Собор в Софии близ Царского Села». С рисунка Джакомо Кваренги. Конец 1780-х— начало 1790-х годов. Городок под названием София был заложен в январе 1780 года по повелению Екатерины II близ Царского Села как военное поселение. Здесь размещались лейб-гвардии гусарский, лейб-гвардии кирасирский, лейбгвардии стрелковый и другие полки. В дальнейшем София стала частью Царского Села. This 1820s portrait by an unknown artist is the only likeness of Piotr Kaverin available today. Below. The Cathedral in Sophia by Tsarskoye Selo. From a drawing by Giacomo Quarenghi. Late 1780s — early 1790s. The town named Sophia was founded next to Tsarskoye Selo in January 1780 on the orders of Catherine II as a military settlement. The Life Guards Hussars, Life Guards Cuirassiers, Life Guards Infantry and other regiments were stationed there. Sophia later became part of Tsarskoye Selo.

3/25/10

14:52

Page 22

through history

Kaverin.qxd

Историческая прогулка / a stroll

раз был не участником или секундантом, а всего лишь свидетелем, ввязавшимся в спор с полицией. Правда, дуэльным кодексом присутствие зрителей на поединках запрещалось, но когда в России уважали букву закона, а тем более кодекса? Дуэль эта наделала в Петербурге много шума и по-разному излагалась в мемуарах современников. Участвовали в ней граф Александр Завадовский и Александр Грибоедов с одной стороны, а с другой — Василий Шереметев и Александр Якубович. Причиной послужила история с известной балериной Авдотьей Истоминой, любовницей Шереметева. Грибоедов при-

Авдотья Истомина в роли Флоры. Миниатюра неизвестного художника первой половина XIX века.

Каверинскую фразу «Где нам, дуракам, чай пить!» увековечил в «Княжне Мери» Михаил Лермонтов, отметив, что это любимая поговорка «одного из самых ловких повес прошлого времени, воспетого некогда Пушкиным». Чай в то время был модным и дорогим напитком, поэтому слова эти Каверин, а за ним и Печорин использовали в качестве иронического самоуничижения. Kaverin's phrase “Where are we fools to drink tea?” was immortalized in “Princess Mary”, one of the sections of A Hero of Our Time. Lermontov noted that it was a favourite saying “of one of the most artful scapegraces of the past, celebrated by Pushkin in his time”. Tea at that time was a fashionable and expensive drink, so Kaverin's (and later Pechorin's) words were ironic self-disparagement.

гласил Истомину в гости к своему приятелю Завадовскому, у которого в тот момент жил и сам. Ревнивый Шереметев, узнав об этом, по совету своего приятеля Якубовича решился вызвать Грибоедова на дуэль. Тот отказался, «потому что, право, не за что», но согласился на дуэль с Якубовичем (к которому питал неприязнь). Тогда Шереметев вызвал Завадовского. Договорились, что секундантами будут Грибоедов с Якубовичем, после чего наступит их очередь идти к барьеру. Поединок решили отложить на два дня из-за метели, а когда противники съехались на Волковом поле, то обнаружили там еще нескольких человек (в том числе и «хмельного» Каверина), привлеченных

Avdotya Istomina in the role of Flora. Miniature by an unknown artist of the first half of the nineteenth century.

дыхание, а гуляка прошелся по карнизу, прихлебывая вино и декламируя сатирический стишок о покойном императоре Павле. Наутро он, разумеется, ничего вспомнить не мог. Говорят, у Каверина был повод напиться в тот день: до этого он трое суток провел под арестом после знаменитого поединка, вошедшего в историю как «Дуэль четырех». Впрочем, Каверин на этот

camped they had spotted an enemy wagon train carrying some sort of little barrels among other things. Kaverin persuaded his friends to make a night-time sortie, as he was convinced that the kegs contained expensive wine. Alas, the contents proved to be not «Дуэль Ленского с Онегиным». Иллюстрация Ильи Репина к роману Александра Пушкина «Евгений Онегин». 1899 год. Дуэли в России отличались жесткостью условий: дистанция колебалась от 3 до 25 шагов (чаще всего 15 шагов); порой поединки случались один на один — без секундантов и врачей; нередко дрались до смертельного исхода; порой стрелялись, стоя поочередно у края пропасти… The Duel between Lensky and Onegin. An illustration by Ilya Repin for Pushkin's Eugene Onegin. 1899. Duels in Russia were marked by their stern conditions: the distance varied between 3 and 25 paces (most often 15). At times the duellists met alone, without seconds or doctors. Quite often they fought to the death. Sometimes they shot in turns while the other stood on the edge of a precipice.

Слева. Портрет Александра Якубовича работы Николая Бестужева. 1831 год. Справа. Портрет Александра Завадовского работы Жана Анри Беннера. 1823 год.

Left. A portrait of Alexander Yiakubovich by Nikolai Bestuzhev. 1831. Right. A portrait of Alexander Zavadovsky by Jean Henri Benner. 1823.

wine, but eau de Cologne for Emperor Napoleon. What could they do with their booty? The cloying smell made the hussars pull faces, but they drank it all the same. A celebrated episode occurred in the autumn of 1817, at Golitsyn's house on the

«Офицеры на бивуаке в Нежине». С картины Михаила Пескова. 1862 год. «На гусарских бивуаках, в треске костров, немало поколочено бокалов, рыдали гитары и пелось, пелось, пелось... всю ночь!..» — писал Валентин Пикуль (миниатюра «Жизнь генерала-рыцаря»). Officers in Camp at Nezhin. From a painting by Mikhail Peskov. 1862. “At hussars' camps, to the crackle of bonfires, no few glasses were overpowered, guitars wailed and they sang, sang, sang… all night!” From Valentin Pikul's “historical miniature” The Life of the General-Knight.

Fontanka, where Nikolai Turgenev rented an apartment. After downing five bottles of champagne (or so the witnesses, who included Pushkin, claimed) Piotr Kaverin threw open the third-storey window and stepped out onto the ledge clutching a sixth bottle of Veuve Clicquot. The entire company held its breath, while their companion strolled along the ledge, taking swigs of wine and declaiming a satirical poem about the late Emperor Paul I. The next morning he naturally remembered nothing. Kaverin supposedly had good reason to drink that day: he had just spent 72 hours under arrest after the famous event that has gone down in history as “the Fourfold Duel”. On that particular occasion Kaverin was neither a participant nor a second, merely a witness who got into an argument with the police. Admittedly, according to

the duelling code, the presence of witnesses was not permitted, but when was the letter of the law ever respected in Russia, still less some unofficial code? That duel caused a great stir in St Petersburg and is presented in different ways in the memoirs of contemporaries. The combatants were Count Alexander Zavadovsky and Alexander Griboyedov on the one side, with Vasily Sheremetev and Alexander Yakubovich on the other. The cause was an incident involving the famous ballerina Avdotya Istomina, who was Sheremetev's mistress. Griboyedov invited the dancer to visit his friend Zavadovsky's apartment, where he was living at that time. When he found out about this, the jealous Sheremetev decided on the advice of his friend Yakubovich to call Griboyedov out. Griboyedov refused to accept his challenge “because there was truly

Историческая прогулка / a stroll

through history

Kaverin.qxd

3/25/10

14:52

Page 24

слухами, уже вовсю гулявшими по Петербургу. Дуэль закончилась трагически для Шереметева: пуля Завадовского попала ему в живот, и он, по словам одного из свидетелей, «стал нырять по снегу, как рыба». Подошедший к нему Каверин участливо спросил: «Что, Вася, репка?» Что означали эти слова, сказанные гусаром во хмелю? Репа считалась едой простонародья, и в таком случае их смысл можно понять так: «Вкусно ли тебе, хороша ли закуска?» Окружающие восприняли это как издевку, но Каверина почему-то осуждать не стали. О Каверине Александр Грибоедов пишет в письме своему другу Степану Бегичеву: «Знаешь ли, с кем я теперь живу? Через два дня после Ижор встречаюсь у Лареды <в ресторане на углу Дворцовой площади и Невского проспекта> с К-ным. Он говорит мне: „Что? Бегичев уехал? Пошел с кавалергардами в Москву? Тебе, верно, скучно без него? Я к тебе переезжаю“. — Мы разошлись, я поехал, натурально, к Шаховскому; ночью являюсь домой и нахожу у себя дома чужих пенатов, каверинских. Он все такой же, любит с друзьями и наедине подвыпить, или как он называет: тринкену задать». Впрочем, Петр Каверин прославился не только хмельными проказами и картежными долгами — он посещал литературное общество «Зеленая лампа», на встречах которого читались стихи, обсуждались

no cause”, but agreed to a duel with Yakobovich, for whom he had an aversion. Then Sheremetev challenged Zavadovsky. They agreed that Griboyedov and Yakubovich would act as their seconds, before stepping up to the barrier themselves.

театральные премьеры, литературные и публицистические произведения. Высказывались и «вольнодумные» мысли. Каверин, скептически относившийся к власти, состоял и в «Союзе благоденствия», да и в масонских ложах бывал, но в политических заговорах участвовать не желал… Поэтому во время следствия по делу декабристов напротив его фамилии появилась надпись: «Высочайше повелено оставить без внимания». Что касается свободы, то отношение к ней Каверина описал в письме к своему

«Боевой эпизод из русскотурецкой войны 1828—1829 годов». С картины Григория Шукаева. Вторая половина XIX века. An Episode in the RussoTurkish War of 1828—29. From a painting by Grigory Shukayev. Second half of the 19th century.

брату Николай Тургенев. После рассказов о зверствах их родственника, жестокого крепостника, он добавляет: «Сравни же с этим поступок повесы Каверина, к которому кучер принес 1000 рублей и просил за это свободы. Он ему отвечал, что дал бы ему свои 1000 рублей за одну идею о свободе, но, не имея денег, дает ему отпускную». В 1823 году Каверин выходит в отставку подполковником, но спустя три года возвращается на службу, участвует в русско-турецкой войне 1828—1829 годов и в подавлении польского восстания 1831 года. С 1838 года он поступает в пограничную стражу и становится командиром Волынской пограничной бригады. Остаток своих дней он провел в городе Радзивилове (ныне Радивилов Ровенской области), скончался в 1855 году. За два года до смерти Петра Каверина скончался его отец Павел Никитич. Вторая жена отца Авдотья Каверина построила на свои средства церковь на кладбище Радзивилова, которую назвали Каверинской. О последних годах бывшего гусара никто из современников не писал, да оно и понятно: кому интересна жизнь провинциального старика? Вновь прозвучала фамилия Каверин в стенах дома, где когда-то находился ресторан Пьера Талона, спустя век — осенью 1920 года. Начинающий писатель Вениамин Зильбер, вступивший в литературное общество «Серапионовы братья», выбрал

Отец Петра Каверина, Павел Никитич, был обер-полицмейстером Москвы, губернатором в Калуге, сенатором. После смерти первой жены, от которой у него было шесть детей, он женился на богатой калужской помещице Авдотье Богдановой в надежде расплатиться с долгами. Но супруги недолго прожили вместе, и последние годы жизни Павел Никитич провел у сына, в Радзивилове.

Польское восстание 1830—1831 годов было подавлено русскими войсками под руководством генерал-фельдмаршала Ивана Паскевича. За взятие Варшавы ему был жалован титул «светлейший князь Варшавский». «Взятие варшавского арсенала». С картины Марцина Залесского. 1830-е годы.

It was decided to postpone the duel for a few days due to a blizzard and when the participants did meet on Volkovo Field, they found several more people there, including Kaverin well in his cups. These idle spectators had been drawn by the rumours that were all over St Petersburg. The duel ended tragically for Sheremetev: Zavadovsky's bullet hit him in the abdomen and, in the words of one of the witnesses, he “began plunging around in the snow like a fish”. Kaverin walked over to him and sympathetically enquired, “Well, Vasya, is it a turnip?” What did the drunken hussar mean by that? Turnips were considered food for the common people and in that case his words might be taken as something similar to “How do you like them apples?” Those present regard-

The Polish Uprising of 1830—31 was put down by Russian forces under the command of Field Marshal Ivan Paskevich. He was awarded the title of His Serene Highness Prince of Warsaw for retaking the Polish capital. The Capture of the Warsaw Arsenal. From a painting by Marcin Zaleski. 1830s.

Штаб-офицер лейб-гвардии драгунского полка. В 1826 году Петр Каверин, находившийся три года в отставке, вновь поступил на службу — майором в Санкт-Петербургский драгунский полк, а через год его перевели в Курляндский драгунский. A staff officer of the Life Guards Dragoon regiment. In 1826 Piotr Kaverin, who had been on the retired list for three years returned to active service as a major in the St Petersburg Dragoon Regiment. A year later he transferred to the Courland Dragoons.

ее псевдонимом. «…Взял имея в виду друга Пушкина, лихого гусара. Мне импонировало его мужество и смелость», — объяснит он это впоследствии. В Доме Искусств новый Каверин прижился, а в будущем стал одним из самых известных советских писателей.

Piotr Kaverin's father, Pavel Nikitich, was chief of police in Moscow, governor in Kaluga and a member of the Senate. After the death of his first wife, who bore him six children, he married the wealthy Kaluga estate-owner Avdotya Bogdanova in the hope of clearing his debts. But the couple did not live together for long and Pavel Nikitich spent his last years living with his son in Radzivilov.

ed it as a taunt, but for some reason Kaverin was not looked down on because of it. Piotr Kaverin was famous not just for his boozy pranks and gambling debts, however: he attended gatherings of the Green Lamp literary society where poems were recited and people discussed theatrical premieres and works of literature and journalism. They also expressed “freethinking” ideas. Kaverin, who had a sceptical attitude to those in power, was also a member of the Union of Prosperity, one of the secret societies from which the Decembrists emerged, and visited Masonic lodges, but had no desire to participate in political conspiracies. That is why during the investigation into the Decembrist Uprising the following note was made against his name: “To be disregarded on His Majesty's orders”. Kaverin's own attitude to liberty is described in a letter from Nikolai Turgenev to his brother. After accounts of the cruelty of a relative, who was a brutal serf-owner, he added: “Compare that with the behaviour of that scapegrace Kaverin whose coachman brought him 1,000 roubles and asked for freedom in exchange. He replied that he

would give him a thousand roubles of his own merely for the idea of freedom, but, since he did not have the money, he gave him his certificate of liberty.” In 1823 Kaverin retired from the army as a lieutenant colonel, but three years later he returned to service, taking part in the RussoTurkish war of 1828-29 and the suppression of the Polish uprising in 1831. In 1838 he entered the frontier guards and became commander of the Volhynian Frontier Brigade. He spent the rest of his days in the town of Radzivilov (now Radyvyliv in Rivne province of Ukraine), dying in 1855. There are no contemporary accounts of the former hussar's marriage and later years. The name Kaverin was heard again in the building that had once housed Pierre Talon's restaurant a century later — in the autumn of 1920. The novice writer Veniamin Silber joined the Serapion Brothers and took “Kaverin” as literary pseudonym “with Pushkin's friend, the dashing hussar, in mind. I was impressed by his courage and daring,” he explained later. The new Kaverin took root in the House of the Arts and went on to become one of the best known Soviet writers.

3/25/10

14:50

Page 28

Б листательный ДИСК / t he

brilliant DISK

Fedin.qxd

Портрет Константина Федина работы Георгия Верейского. 1927 год. В 1927 году Константин Федин принимал участие в написании коллективного романа «Большие пожары», который публиковался в журнале «Огонек».

A portrait of Konstantin Fedin by Georgy Vereisky. 1927. In 1927 Fedin took part in the writing of the collective novel Great Fires that was published in the magazine Ogoniok.

К февралю 1921 года литературное содружество «Серапионовы братья» определилось по составу, но на субботние собрания в Дом Искусств продолжали приходить новые люди. Вслед за Михаилом Зощенко появился высокий широкоплечий молодой человек с бледным, тонким лицом и гладко причесанными волосами. Был он старше большинства «Серапионов», шел ему двадцать девятый год, и звали его Константин Федин. Поражали в нем подкупающая вежливость, умение расположить к себе собеседника и подчеркнутая серьезность отношения к писательскому делу. От каждого его слова, от каждого движения веяло значительностью. «Я был влюблен в него, как влюбляются в старшего брата или в друга в восемнадцать лет», — признавался Вениамин Каверин. Юный Лев Лунц писал Федину в 1924 году: «Вы единственный из „Серапионов“, к которому я чувствую не только братские чувства, но и сыновья».

Слева. Группа литераторов «Серапионовы братья». Слева направо: Константин Федин, Михаил Слонимский, Николай Тихонов, Елена Полонская, Михаил Зощенко, Николай Никитин, Илья Груздев, Вениамин Каверин. Фотография 1921 года. Встречаясь, они шутливо приветствовали друг друга: «Привет, брат. Писать очень трудно».

Познакомиться и войти в круг «Серапионов» Федину посоветовал Максим Горький. «Слушайте, но не слушайтесь», — напутствовал он начинающего писателя. В комнату Михаила Слонимского, где собиралось братство, Федин пришел в сильно помятой папахе, серых обмотках, видавшей виды шинели и с огромным маузером на боку. Он служил в Башкирской дивизии, размещенной в Петрограде на случай мятежей. Промозглый подвальный холод не помешал Федину скинуть шинель и остаться в ладно пригнанной гимнастерке. Он прочитал рассказ «Сад» — о стороже, который после бегства хозяев остался охранять фруктовый сад, но оказался бессилен перед новой властью и поджег брошенную дачу.

Мнения о рассказе разделились, обсуждение едва не кончилось ссорой. «Серапионы» любили говорить о принципах остранения, обрамления, о том, как сделана «вещь». Лунц кричал, допытывался: «Намерены ли вы изучать законы литературы?» «Я встретил в мрачной комнате изобилие иронии, — вспоминал Федин. — Тут шутили с литературой, вели с ней игры… Я понимал, что это манера. Что здесь любят Пушкина и чтут Толстого не меньше, чем я. Но манера эта казалась мне странной». Неожиданно поддержал автора Михаил Зощенко: «А мне эта вещица нравится. По-моему, очень поэтично». Евгений Замятин оценил «Сад» на редкость высоко: «До странности зрелый рассказ, под которым подписался бы

Справа. Саратов. Вид с Соколовой горы. Фотография начала XX века. Left. The Serapion Brothers literary grouping. Left to right: Konstantin Fedin, Mikhail Slonimsky, Nikolai Tikhonov, Yelena Polonskaya, Mikhail Zoshchenko, Nikolai Nikitin, Ilya Gruzdev and Veniamin Kaverin. 1921 photograph. When they met, they jokingly hailed each other with the words: “Hello, brother. It's very hard to write.” Right. Saratov. A view from Sokolovaya Hill. Early 20th-century photograph.

Татьяна ЛАНИНА / by Tatiana LANINA

« ривратник» “The Doorkeeper”

By February 1921 the membership of the Serapion Brothers literary association had become fixed, but new people continued to turn up at the Saturday gatherings in the House of the Arts. After Mikhail Zoshchenko came a tall, broad-shouldered young man with a pale thin face and smoothly combed hair. He was older than most of the Serapions, twenty-eight already, and his name was Konstantin Fedin. He stood out for his winning politeness, his ability to gain a person's favour and his emphatically serious attitude to the business of writing. His every word and every gesture exuded significance. “I was in love with him the way you fall in love with an older brother or a friend at the age of eighteen,” Veniamin Kaverin confessed. The young Lev Lunts wrote to Fedin in 1924: “You are the only one of the 'Serapions' for whom I have not just fraternal feelings, but filial ones as well.”

It was Maxim Gorky who advised Fedin to get acquainted with and join the Serapions' circle. “Listen, but don't do as you're told,” he instructed the novice writer. Fedin entered Mikhail Slonimsky's room, where the Brotherhood met, in a badly battered astrakhan hat, grey puttees and a greatcoat that had seen better days and with a huge Mauser on his hip. He was serving in the Bashkir Division that was quartered in Petrograd in case of mutinies. The damp cold of the basement did not hinder Fedin from throwing off his greatcoat, leaving him in a neatly fitted soldier's blouse. He read out his short story The Orchard about a watchman who stayed on to guard an orchard after the owners had fled, but found himself powerless when faced with the new authorities and set fire to the abandoned dacha. Opinions about the story were divided; the discussion nearly ended in an argument. The Serapions liked to talk about the principles of alienation and framing, about how a “piece” was made. Lunts raised his voice and kept asking: “Do you intend to study the laws of literature? “I encountered an abundance of irony in the gloomy room,” Fedin recalled. “Here

Б листательный ДИСК / t he

brilliant DISK

Fedin.qxd

3/25/10

14:50

Page 30

Бунин». В рецензии на первый сборник «Серапионов» Замятин развернул свою характеристику: «Федин — самый прочный из них: пока он все еще крепко держит в руках путеводитель с точно установленным расписанием (без опозданий) старого реализма и знает название станции, до которой у него взят билет…» Федину не досталось прозвища в кругу «Серапионов». Ему его дал Замятин: «привратник», «брат-ключник». Со временем оно приобрело более масштабный смысл: «сторож», хранитель традиций русской литературы. В Петроград Константин Федин приехал из Саратова, там он родился в семье владельца писчебумажного магазина и дворянки, ведущей свой род от российского духовенства. «Ранняя юность, — писал он в первой автобиографии, — прошла в общем спокойно, если не считать двух побегов из дома и странствий по Волге от Нижнего до Астрахани и в степь до Уральска.» Мечтал о театре, о цирке, о балаганах, а учился в коммерческом училище. Весной 1914 года студент Московского коммерческого института Федин уехал в Германию, чтобы практиковаться в раз-

Справа. Дрезден. Венская площадь перед Центральным вокзалом. Фотография 1900-х годов.

говорном немецком языке. Началась Первая мировая война, и русского студента интернировали: четыре года гражданского плена! Менялись только города — Нюрнберг, Эрланген, Дрезден, Циттау, Гёрлиц. Деньги от отца поступать перестали, он не знал, как заработать на жизнь. Давал желающим уроки русского языка, вспомнил о своих уроках игры на скрипке и нанялся в городской театр Циттау. Однажды поспорил с таким же «пленным» на бутылку шампанского, что будет петь в опере. И на следующий день стоял перед директором театра. Из автобиографической повести «Как я был актером»: «— Умеете ли вы петь?

Константин Федин в Циттау. Фотография 1917 года. Konstantin Fedin in Zittau. 1917 photograph.

бегущий по волнам

Right. Wiener Platz, the square in front of the main railway station in Dresden. Early 20th-century photograph.

cutting the waves Zamiatin expanded his description: “Fedin is the most solid of them: for the moment he is still firmly grasping he guidebook with the precisely established timetable (without delays) of the old realism and knows the station to which his ticket will take him…” Fedin did not get a nickname in the circle of the Searpions. He was given it by Zamiatin: “Doorkeeper” or “Brother Steward”. With time it acquired a broader mean-

people joked with literature, played games with it… I realised that was just their style. That the people here loved Pushkin and respected Tolstoy no less than me. But that style seemed strange to me.” Unexpectedly Mikhail Zoshchenko supported the author: “I like this piece. I think it's very poetic.” Yevgeny Zamiatin rated The Orchard exceptionally highly: “A story that's mature to the point of strangeness, one that Bunin might sign his name to.” In the review of the Serapions' first anthology

Члены Талион Клуба и гости Талион Империал Отеля могут воспользоваться услугами быстроходного катера, построенного по спецзаказу на известной североамериканской верфи Monterey. Надежная конструкция судна гарантирует безопасность пассажиров как в Финском заливе, так и в неспокойных водах Ладоги. Защитный тент на верхней палубе, площадка для солнечных ванн и платформа с лестницей для купания обеспечат полноценный отдых в любую погоду. Катер оборудован всем необходимым для комфортных путешествий на дальние расстояния.

Слева. Университетская улица в Эрлангене. Фотография 1916 года. Ниже. Вид Нюрнберга. Фотография 1895 года. Left. Universitätsstrasse in Erlangen. 1916 photograph. Below. A photographic view of Nuremberg in 1895.

Members of the Taleon Club and guests of the Taleon Imperial Hotel can make use of a high-speed launch specially built to commission at the famous North American Monterey shipyard. Its reliable construction guarantees passengers' safety both in the Gulf of Finland and on the restless waters of Lake Ladoga. A protective awning on the upper deck, a sunbathing area and a swimming platform with a ladder provide for a pleasant experience on the water whatever the weather. The launch is equipped with everything necessary for comfortable long-distance trips.

Б листательный ДИСК / t he

brilliant DISK

Fedin.qxd

3/25/10

14:50

Page 32

— Я знаю ноты, — ответил я. — А голос? — Я пел в хоре. — Где? — В школе. — Что же у вас было — дискант или… что-нибудь еще? — Бас, — сказал я, напрягая горло, сразу поперхнувшись. — Вас попробует капельмейстер». Константина приняли в театр хористом с обязанностью исполнять роли в оперетках и драме. В тот же вечер он изображал золотую молодежь в «Сильве». Вскоре пел арию Тристана в опере «Марта». Позже начались гастроли с кочующей труппой по саксонским селам, где на выступлениях крестьяне разворачивали за столами узелки, резали сало, облупливали яйца. И каждый день думал одинаково: «Черт знает, когда же наступит конец распроклятой войне?!» Актерство, как считали современники, осталось внутренним свойством личности Федина и сказывалось в манере поведения. Актер в прошлом, наблюдательный острослов Евгений Шварц вспоми-

нал: «Он явно знал, что красив, но скромно знал. Весело знал, про себя… При всей простоте Федин всегда видел себя со стороны. Чуть-чуть. И голосом своим пользовался он так же, с чуть заметным удовольствием. И он сознательно стал в позицию писателя добротного, честного, простого. Чуть переигрывая. Но с правом на это место». Литературную биографию Федин начал в Петрограде 1920-х годов сборником рассказов «Пустырь» и романом «Города и годы», выросшим из наблюдений и переживаний во время германского плена.

Колонны демонстрантов проходят по площади Урицкого (ныне Дворцовая) в День советской культуры 30 мая 1926 года. На транспаранте надпись: «Книга — это ковер-самолет, на котором можно облететь весь мир».

Книга выдержала двадцать изданий. Высокую оценку дали ей Максим Горький и Стефан Цвейг. Общественная позиция Федина проявилась в неординарном, мужественном поступке: после подавления кронштадтского мятежа он вышел из партии большевиков. Как опытный редактор, он раньше работал в журнале «Отклики» в Сызрани, а в Петрограде сотрудничал в газетах и журнале «Книга и революция», стал секретарем журнала «Звезда» и организовал «Издательство писателей», во многом влияя на его курс. «Серапионы» посмеивались над

его административной деятельностью. Юрий Тынянов позволил себе едкую пластическую импровизацию, показав Федина в позе лакея с салфеткой на согнутой руке. Потаенный, другой Федин остался в дневниках, которые он вел всю жизнь. Тревожные предчувствия еще в записи 1920 года: «Книги, искусство, люди, родные и пристрастия — все это живет только до тех пор, пока я писатель. Перестал им быть — жизнь пуста и печальна». Через год о положении писателя: «Трагическая безысходность нашей жизни. Мы давно поняли, т. е. разделили, приняли, примирились…»

Ниже. Константин Федин за роялем в кругу литераторов. Стоят слева направо: Михаил Слонимский, Борис Лавренев, Илья Зильберштейн, Алексей Толстой, Михаил Кольцов, Леонид Рябинин (член правления издательства «Огонек»). Ленинград. 1926 год.

33 Выше. Константин Федин в редакции газеты «Петроградская правда». Петроград. 1920 год.

Above. Konstantin Fedin at the piano at a gathering of writers. Standing, left to right: Mihail Slonimsky, Boris Lavrenev, Ilya Silberstein, Alexei Tolstoi, Mikhail Koltsov and Leonid Riabinin (one of the board of the Ogoniok publishing house). Leningrad. 1926.

ing: “watchman”, the guardian of the traditions of Russian literature. Konstantin Fedin had arrived in Petrograd from Saratov, where he had been born into the family of a stationer and a noblewoman whose ancestors had belonged to the Russian clergy. “My early youth,” he wrote in his first autobiography, “passed quietly in the main, if you disregard running away from home twice and wanderings along the Volga from Nizhny Novgorod to Astrakhan and into the steppe as far as Uralsk.”

Above. Konstantin Fedin in the Petrogradskaya Pravda editorial office. Petrograd, 1920.

He dreamt of the theatre, the circus and fairground shows and studied at a commercial college. In the spring of 1914 Fedin, then a student at the Moscow Commercial Institute, travelled to Germany to get practice in colloquial German. The First World War broke out and the Russian student was interned. Four years as a civilian prisoner! Only the places changed — Nuremberg, Erlangen, Dresden, Zittau, Görlitz. The money from his father stopped coming and he did not know how to earn a living. He gave private lessons in Russian, remembered his violin lessons from childhood and found a job in the Zittau municipal theatre. Once he made a bet with another internee that he would sing in the opera. The next day he presented himself to the manager of the theatre. The rest is told in the autobiographical story How I was an actor:

Columns of marchers on Uritsky (Palace) Square on 30 March 1926, the Day of Soviet Culture. The banner reads: “A book is a magic carpet that can fly you around the whole world.”

“ 'Can you sing?' 'I can read music,' I replied. 'What about your voice?' 'I sang in a choir.' 'Where?' 'At school.' 'What were you — a boy soprano or something else?' 'A bass,' said I, straining my throat and immediately choking. 'The conductor'll give you a trial.' ” Konstantin was accepted as a member of the chorus whose duties included performing roles in operettas and dramas. That same evening he was portraying a gilded youth in The Gypsy Princess. Soon he sang Sir Tristan's aria in Martha. Later he went on tour with a troupe doing the rounds of the villages of Saxony, where

during the performances the peasants unwrapped their bundles at the tables and sliced salted pork fat or shelled boiled eggs. And every day he had the same thought: “For God's sake, when will this damned war come to an end?” Acting, Fedin's contemporaries believed, remained an integral part of his character and affected the way he behaved. Another former actor, the observant witty Yevgeny Shvarts, recalled: “He clearly knew that he was handsome, but he knew it modestly. He knew it cheerfully, down inside… For all his straightforwardness, Fedin always saw himself with a detached eye. Just a little. And he used his voice in the same way, with a barely detectable pleasure. And he consciously adopted the persona of the good-quality, honest,

Б листательный ДИСК / t he

brilliant DISK

Fedin.qxd

3/25/10

14:50

Page 34

В 1930-м писал Борису Пастернаку: «Мы перестали принадлежать сами себе. Нас отняли у тех существ, которые живут под нашими именами». «Годом холодного сердца» Федин назвал 1933-й. В дневнике осталась запись: «Рот зажат маской с наркозом, надо дышать и задыхаться — такое ужасное чувство. <…> Холодное сердце и испуг перед тем, что я делаю и зачем…» Алексей Толстой, Константин Федин и Герберт Уэллс. Фотография 1934 года. В 1934 году Герберт Уэллс приехал в Россию для встречи с Иосифом Сталиным. Alexei Tolstoi, Konstantin Fedin and H.G. Wells. 1934 photograph. Wells travelled to Russia in 1934 to meet Joseph Stalin.

Работа продолжалась, вышла книга «Мужики» (1926) — о сокровенной жизни русского крестьянства; повесть «Трансвааль» (1927) — высочайшей литературной пробы, автора обвинили в апологии кулака; роман «Братья» (1928) — о трагическом разладе главного героя, музыканта и композитора, со временем и о поисках своего места в новой жизни. Толчком к роману послужили гармонии Баха.

straightforward writer. Slightly overacting. But with a right to that place.” Fedin's literary career began in early 1920s Petrograd with a collection of short stories entitled The Waste Ground and the novel Cities and Years that emerged from his observations and emotional experiences during detention in Germany. The book went through twenty editions. Both Maxim Gorky and Stefan Zweig rated it highly. Fedin's civic stance manifested itself in an exceptional courageous act: after the suppression of the Kronstadt mutiny he resigned from the Bolshevik party. As an experienced editor — he had previously worked on a periodical in Syzran (a town near Samara) and in Petrograd on various newspapers and the magazine The Book and the Revolution — he became the secretary of the periodical The Star and organized the Writers' Publishing House, determining its policy to a large extent. The Serapions poked fun at his administrative activities. Yury Tynianov even took the liberty of a caustic piece of mime, showing Fedin in the pose of a lackey with a napkin over his bent arm.

Борис Пастернак и Корней Чуковский на Первом съезде Союза писателей в 1934 году. Пастернак оказался в центре внимания съезда благодаря выступлению Николая Бухарина, на все лады расхваливавшего поэта. Boris Pasternak and Kornei Chukovsky at the first congress of the Writers' Union in 1934. Pasternak was a centre of attention at the gathering due to a speech from Nikolai Bukharin that praised the poet in every possible way.

Федина стали называть «академиком», «классиком». Его это раздражало: «Что за дурацкая слава „учителя“, „мэтра“, слава, которой я не хочу и не могу оправдать». Ежегодные встречи 1 февраля с «Серапионами» становились формальными, безрадостными, душа откликалась не на литературные споры, а на зовы живой жизни. Так началась дружба Федина с писателем, охотником, моряком, землепроходцем Иваном Соколовым-Микитовым Идея объединения писателей в один союз приходила в голову многим. Еще в начале 1920-х годов Евгений Замятин в романе «Мы» рассказал о Едином Государстве, в котором вся литература представлена Институтом Государственных Поэтов и Писателей, журналистика — Государственной Газетой... За рубежом эмигранты из России тоже создали несколько союзов писателей и журналистов. The idea of bringing writers together in a single union occurred to many people. Back in the early 1920s, in his dystopian novel We, Yevgeny Zamiatin wrote about the One State in which all literature is represented by the Institute of State Poets and Writers, journalism by the State Newspaper. Russian émigrés also created several inions of writers and journalists abroad.

Константин Федин и Иван Соколов-Микитов. Фотография 1958 года. Писатель Соколов-Микитов много путешествовал, участвовал в арктических экспедициях на ледоколе «Георгий Седов». В 1930-х жил в Гатчине, во время Великой Отечественной — в Перми, а начиная с 1952 года — в собственноручно построенном доме в селе Карачарово.

But he continued to write. In 1926 the book Muzhiks came out, telling of the inner life of the Russian peasantry. The 1927 story Transvaal, a fine piece of literature, brought accusations of defending a kulak. The 1928 novel Brothers tells of the tragic discord between the central character, a musician

Konstantin Fedin and Ivan Sokolov-Mikitov. 1958 photograph. The writer Sokolov-Mikitov travelled widely and took part in Arctic expeditions on the ice-breaker Georgy Sedov. In the 1930s he lived in Gatchina. He spent the war years in Perm and from 1952 lived in a house he built himself in the village of Karacharovo, between Moscow and Kalinin (Tver).

Б листательный ДИСК / t he

brilliant DISK

Fedin.qxd

3/25/10

14:50

Page 36

и жителем Детского Села Алексеем Толстым. Характер «коварно-лукавого, широкого и мелочного одновременно» друга остался запечатленным в дневниковой записи 1945 года: «Гаргантюа, помещик, грубый реалист и циник, эстет и благородный русский сказочник, осмеятель символистов и сам символический поэт, мастер, труженик, собутыльник — он жил с философией Омара Хайяма и ненавидел в жизни только одно — смерть». Все чаще Федин уезжал к «милому Ванечке» в волжскую деревню Карачарово и сидел за хлебосольным столом Толстого. Весной 1936 года Федин переехал в Москву. Получил квартиру и дачу в писательском поселке Переделкино. Вершиной его творчества, по общему признанию, стала книга «Горький среди нас», написанная в годы Великой Отечественной войны. В этих воспоминаниях, свободных от всякой «удавки» и «внутреннего редактора», писатель возвращается к забытой литературной жизни 1920-х годов, дает блистательные по живописности портреты писателей старшего поколения — Ремизова, Замятина, Сологуба, Волынского. Федин, познакомившийся с Горьким в 1920 году, вторую часть книги наполнил многолетней перепиской и развенчал привычный образ «буревестника революции», открыв сложную, противоречивую личность человека и писателя. «Быть пи-

and composer, and the age and of his search for a place in the new life. People began to call Fedin an “academician”, a “classic”. That irritated him: “What kind of stupid fame is that of a 'teacher', a 'maitre' — fame that I do not want and cannot justify.” The annual meetings with the Serapions on 1 February became a joyless formality; his heart responded not to literary disputes, but the calls of real life. That is how Fedin became friends with the writer, hunter, sailor and explorer Ivan Sokolov-Mikitov and the inhabitant of Detskoye Selo Alexei Tolstoy. In the spring of 1936 Fedin moved to Moscow. He was given an apartment and a dacha in the writers' settlement of Peredelkino. The generally acknowledged peak of his writing career was Gorky Among Us, written during the Second World War. In that book of memoirs, free from any “throttling” or “inner editor”, the author returned to the forgotten literary life of the 1920s to give brilliantly pictorial portraits of writers belonging to the older generation — Remizov, Zamiatin, Sologub and Volynsky. Fedin became acquainted with Gorky in 1920 and he filled the second part of the

сателем — значит жить с постоянной тоской о правде», — записал Федин в 1942 году, когда он работал над книгой. Автора беспощадно уничтожала партийная критика за преданность «Серапионам», за возрождение имени Льва Лунца, за дерзкое утверждение: «Какая эпоха! Могучими хребтами проляжет она через историю!» Мариэтта Шагинян, хорошо знакомая по Дому Искусств, утешала автора после «переработки» на собрании Союза писателей: «Костя, поймите — так надо, надо, надо…» Она же в 1930-е годы восторженно говорила: «Я сталинка!» «Надо!» становилось законом жизни и обозначило перелом в писательской судьбе Константина Федина. Трилогия «Первые радости», «Необыкновенное лето» и неоконченный «Костер», посвященные революции и войне, не нарушили правил соцреализма. Первые две части трилогии были удостоены Сталинской премии. Вячеслав Иванов записал слова Бориса Пастернака, сказанные о романе «Необыкновенное лето»: «Он написан так, что конец можно изменить в зависимости от политических обстоятельств. Советскость и революционность Федина конъюнктурны и искусственны». В последние десятилетия облик Федина напоминал западноевропейского интеллигента, сдержанного, приветливого, но и замкнутого в себе. Сохранялся и прежний налет актерства. Современник

Портрет Константина Федина работы Георгия Верейского. 1940 год. Ниже. Обложки романов «Необыкновенное лето» и «Первые радости», о которых Федин писал в автобиографии: «Обращение к чисто русскому материалу, после того как все прежние мои романы были, больше или меньше, связаны с темой Запада, являлось не только давно созревшим сильным желанием, но было выражением моих поисков большого современного героя…»

В этом доме в поселке Переделкино Константин Федин жил и работал с 1936 по 1977 год. Дачи для писателей в этом элитном поселке начали строить по инициативе Максима Горького в 1934 году. Вплоть до 1990-х годов в Переделкине работали и отдыхали все «столпы» советской литературы. Поселку был присвоен статус историко-культурного заповедника. The house in Peredelkino where Fedin lived and worked from 1936 to 1977. Dachas for writers began to be built in this elite settlement in 1934, on the initiative of Maxim Gorky. Right up to the 1990s all the “pillars” of Soviet literature worked and relaxed in Peredelkino. The settlement has been given the status of a historical and cultural preserve.

A portrait of Konstantin Fedin by Georgy Vereisky. 1940. Left. The covers of the novels An Unusual Summer and First Joys of which Fedin wrote in his autobiography: “A turning to purely Russian material, after all my previous novels had been, more or less, connected with the theme of the West, was not only a strong desire that had been ripening for a long time, but also an expression of my search for a great contemporary hero…”

book with their correspondence of many years, debunking the customary image of “the stormy petrel of the revolution” and revealing the complex, contradictory personality of the man and the writer. “To be a writer means to live with a constant melancholy yearning for the truth,” Fedin wrote in 1942, when he was working on the book. Its author was mercilessly denounced by party critics for his loyalty to the Serapions, for bringing back the name of Lev Lunts, and for the daring assertion “What an era! It will lay mighty mountain chains through history!” Marietta Shaginian, a good friend from the House of the Arts, comforted Fedin after his book had been given “the treatment” at a meeting of the Writers' Union. “Kostya, you should understand that it has to be, has to be, has to be…” This was the same woman who in the 1930s exclaimed enthusiastically, “I am a Stalinite!” “It has to be,” was becoming a law of life and it marked a turning point in Konstantin Fedin's fortunes as a writer. The trilogy First Joys, An Unusual Summer and the unfinished Bonfire, all devoted to revolution and war, adhered to the rules of Socialist Realism.

запомнил, «с какой врожденной грацией он держал, здороваясь, в левой руке шляпу, повесив на ту же руку неизменную трость». С радостью откликался на любое оказанное ему внимание. Возможно, что этим же чувством питалась его административная деятельность. Федин восемнадцать лет возглавлял Союз писателей СССР, был избран действительным членом Академии наук, депутатом Верховного Совета, ему дали звание Героя Социалистического Труда и награждали орденами. Все это непостижимо соединялось с благодарной верностью времени «Серапионов», когда жил «голодно, но возвышенно». Опальному Михаилу Зощенко он посылал деньги. Однако в литературном сообществе и по сей день не забыты некоторые поступки Федина. Речь идет о двуличном поведении по отношению к роману «Доктор Живаго» и сборникам «Литературная Москва». В частных беседах он их поддерживал, на собраниях осуждал. Современники помнят, как Федин уговаривал Пастернака, с которым его связывали двадцать пять лет дружбы, отказаться от Нобелевской премии. Когда гроб с телом поэта проносили на руках мимо окон его дачи, не вышел, сказавшись больным. К Федину приезжали «посоветоваться» Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев и секретарь Политбюро партии Петр Демичев и получили согласие на

The first two parts of the trilogy were awarded the Stalin Prize. In his last decades Fedin's appearance was reminiscent of a Western European intellectual: reserved, affable, but also preoccupied with himself. The earlier touch of playacting still remained. One person remembered “the innate grace with which he held his hat in his left hand as he greeted you, hanging his customary cane on the same arm.” He responded with pleasure to any attention paid to him. His administrative activities were perhaps fuelled by the same feeling. Fedin was head Konstantin Fedin at Peredelkino. 1973 photograph. From 1934 Fedin's neighbours in the writers' settlement were Boris Pasternak and the dramatist Konstantin Trenev, author of the famous play Liubov Yarovaya. The men and their families were friends and neighbours not just in Peredelkino, but also in Moscow, they all lived in the “writers' house” in Lavrushkinsky Lane.

Константин Федин в Переделкине. Фотография 1973 года. С 1934 года соседями Константина Федина по писательскому поселку были Борис Пастернак и драматург Константин Тренев, автор известной пьесы «Любовь Яровая». Писатели дружили семьями и соседствовали не только в Переделкине, но и в Москве — все они жили в «писательском» доме в Лаврушинском переулке.

Б листательный ДИСК / t he

brilliant DISK

Fedin.qxd

3/25/10

14:50

Page 38

судебный процесс против писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля. Визитом он был явно польщен. Подтвердилась чеканная формула Юрия Олеши: «Федин годится на любые амплуа». Прощальное письмо написал серапионовец Каверин, друживший с Фединым сорок шесть лет: «Тяжело ссориться в старости, когда грубо, непоправимо, точно взмахом колуна отсекается то, что некогда согревало душу». Умирал писатель тяжело, от раковой болезни. Дорожил каждым телефонным звонком, редкими визитами. И все-таки прислушаемся к Виктору Шкловскому, близкому к «Серапионам»: «Зачем вести счет неделям, годам, десятилетиям? Это все уйдет. Будем считать книги».

Справа. Константин Федин (справа) на юбилейном вечере, посвященном шестидесятилетию писателя Сергея Шолохова (слева). 1965 год. Ниже слева. Первый секретарь Союза писателей СССР Константин Федин, вице-президент Союза писателей ГДР Эрвин Штритматтер и председатель Союза писателей ГДР Анна Зегерс на праздновании двадцатилетия основания Общества немецко-советской дружбы. Берлин. 1967 год. Right. Konstantin Fedin (right) at the 60th birthday party for the writer Sergei Sholokhov (left). 1965. Below left. Konstantin Fedin, First Secretary of the USSR Writers' Union, prominent East German writer Erwin Strittmatter, and Anna Seghers, the President of the GDR Writers' Union at the 20th-anniversary celebrations for the GermanSoviet Friendship Society. Berlin. 1967.

«Когда пройдет ваша молодость, когда вы убедитесь, что уже все достигнуто в вашей неповторимой жизни, вы будете искать друга. И знаете, его будет нелегко найти. Человек, доживающий свои дни, часто обременителен и скучен. Даже если ему оказывают почет, то это почет его прошлому. Лишь сами вы будете любить себя до конца своих дней. И лишь один вечный друг останется к вам неизменен — это книга», — писал Константин Федин.

“When your youth passes, when you realise that everything has already been achieved in your unrepeatable life, you will seek a friend. And, you should know, it will not be easy to find one. A man living out his days is often burdensome and boring. Even if people show respect, it is respect for his past. You alone will love yourself to the end of your days. And only one eternal friend will remain constant towards you — that is the book,” Fedin wrote. of the USSR Writers' Union for eighteen years; he was elected a full member of the Academy of Sciences and a deputy to the Supreme Soviet; he was given the title of Hero of Socialist Labour and many awards. All of this combined in some unfathomable manner with a grateful loyalty to the time of the Serapions, when he had lived “hungrily, but loftily”. He sent the disgraced Mikhail Zoshchenko money. But the literary community has still not forgotten some of the things that Fedin did. I am referring particularly to his two-faced behaviour with regard to Pasternak's novel Doctor Zhivago and the Literary Moscow anthologies. In private conversations he supported them; in meetings he condemned them. Contemporaries remember that Fedin tried to persuade Pasternak, with whom he had been friends for twenty-five years, to turn down the Nobel Prize. When the poet's coffin was carried past the windows of his dacha, he remained inside, pleading sickness. A farewell letter was written by the Serapion Kaverin, who had known Fedin for fortysix years: “It's hard to fall out in old age, when that which once warmed the heart is

Писатель в последние годы жизни. «Точность слова является не только требованием стиля, требованием здорового вкуса, но прежде всего требованием смысла; там, где много слов, где они вялы, там дрябла мысль» — таково было кредо мастера советской литературы, скончавшегося в 1977 году. The writer in the last years of his life. “The precision of the word is not just a requirement of style, a requirement of healthy taste, but above all a requirement of meaning: where there are many words, where they are flabby, the thought is flaccid.” That was the creed of the master of Soviet literature who passed away in 1977.

cut off rudely, irretrievably, as if by the blow of an axe.” Fedin did not have an easy death, succumbing to cancer. He treasured every telephone call and the rare visits. But let us heed Victor Shklovsky, another figure close to the Serapions: “Why keep count of the weeks, the years, the decades? That will all pass. We will read the books.”

встречи / encounters меню гурмана / gourmet menu искусство отдыхать / the art of relaxation чтение под сигару / a good cigar, a good read

14:53

Page 40

— Фильм «Пятая казнь» был первым вашим опытом работы с российскими фильммейкерами. Ощутили разницу между западным и российским кинематографом? — Само кинематографическое искусство не имеет значительных отличий. Не думаю, что есть какая-то существенная разница от того, где снят фильм. Дело не в индустрии, а в режиссере, а режиссеры везде абсолютно разные… Впрочем, когда фильм снимается на английском языке, а

В Петербурге звезда мирового кинематографа Рутгер Хауэр последнее время бывает часто. Прошлой зимой он снимался в фильме Александра Якимчука «Пятая казнь», осенью провел мастер-класс в Университете кино и телевидения. В феврале этого года он принимал участие во II Международном форуме начинающих продюсеров и провел семинар под названием «Сегодня каждый может сделать фильм», на котором поделился своим опытом режиссера и продюсера. В «Талион Империал Отеле» Рутгер Хауэр останавливается уже второй раз. Несмотря на плотный рабочий график, он согласился встретиться с представителями журнала Taleon и ответить на несколько вопросов.

Рутгер Хауэр, получивший всемирную известность благодаря голливудским фильмам, не очень-то жалует американскую «фабрику грез». Не страдает он и «звездными болезнями», о которых так любит писать желтая пресса, а к серьезным вопросам журналистов относится вдумчиво и доброжелательно. Слева. Рутгер Хауэр в атриуме «Талион Империал Отеля» во время интервью; фотопортреты актера прошлых лет; фотографии, сделанные во время съемок фильма «Пятая казнь». Справа. В павильоне частной кинокомпании Russian World Studios (RWS).

« актеру

владимир зиборов

нельзя притворяться» владимир зиборов

“An actor shouldn't pretend”

значит, нацелен на мировую аудиторию, на его создателей оказывается большее давление. По этой же причине в Голливуде гораздо чаще, чем где-либо, рождаются дорогостоящие проекты. По крайней мере, так было раньше. Правда, сейчас многое меняется (улыбается). Отвечая на такие вопросы, я чувствую себя политиком… — Петр Первый задумывал Санкт-Петербург как новый Амстердам. Вы находите чтото голландское в нашем городе? владимир зиборов

3/25/10

В стречи /e n c o u n t e r s

Hauer2.qxd

The world-ranking film star Rutger Hauer has been a frequent visitor to St Petersburg recently. Last winter he acted in Alexander Yakimchuk's film The Fifth Execution. Then in autumn he gave a master class at the University of Cinema and Television. In February this year he took part in the 2nd International Forum of Young Producers and conducted a seminar entitled “Today anyone can make a film” in which he shared his experience of working as a director and producer. Rutger Hauer was staying for the second time at the Taleon Imperial Hotel. Despite a tight working schedule, he agreed to meet with representatives of the Taleon magazine to answer a few questions.

— The shooting of The Fifth Execution was your first experience of working with Russian film-makers. Did you sense a difference between them and their Western colleagues? — The craft is the same, but people, the directors are very different. But I don't think there is such a great difference. In the English-language cinema, though, the whole world is the market, so there's a little more pressure. Hollywood movies used to be more expensive, but things are changing. Everything is changing right now (smiles). I feel like a politician answering that question, but it's also true. — Peter the Great conceived St Petersburg as a “new Amsterdam”? Do you as Dutchman detect anything Dutch about the city? — Well, I see it in the architecture. I wouldn't say that it's much like Amsterdam, but there is something Dutch about it. I recognize it. I feel very much at home here also. It's strange… because in Cape Town I feel at home as well. There's a lot of Dutch architecture there. And then also in Cape Town they speak Afrikaans, which is based on Dutch. St Petersburg is a beautiful city, but I haven't really seen it.

Rutger Hauer became world famous through Hollywood films, but he is not especially fond of the American “dream factory”, nor does he indulge in the prima donna-ish film-star behaviour that so interests the popular press. But when journalists ask him serious questions he responds with generous thoughtfulness. Above. In the studio of the private film company Russian World Studios (RWS). Left. Rutger Hauer in the atrium of the Taleon Imperial Hotel during the interview; past photographs of the actor; photos taken on the set of The Fifth Execution.

3/25/10

14:53

Page 42

— Да, это ощущается в архитектурном стиле. Петербург красивый город, хотя, к сожалению, я еще не очень хорошо его знаю. Я бы не сказал, что он похож на Амстердам, хотя что-то голландское присутствует. Во всяком случае, я себя чувствую здесь по-домашнему уютно. Кстати, еще один город, где я ощущаю себя дома, — это Кейптаун. Там много голландской архитектуры, а язык буров, африкаанс, очень похож на голландский, ведь первые белые в Южной Африке были нидерландскими колонистами. — Рутгер, вам очень часто приходится останавливаться в отелях высшего класса.

ляющих актеру справиться с поставленной задачей. Мне проще сказать, что мне не нравится. Я не люблю «актерство», когда я чувствую фальшь, что-то искусственное, я не хочу смотреть фильм дальше. Проводя свой мастер-класс, я в том числе хочу показать, что, играя роль, нельзя притворяться. — Вы снимались в фильмах самых разных жанров: в мелодрамах, боевиках, комедиях и научно-фантастических лентах… Есть ли среди них тот, что вам полюбился больше всех? — Фильмы с Микки-Маусом, наверное… (Смеется.) У меня нет какого-то одного любимого жанра, потому что, когда начинаешь сниматься в кино, никогда не знаешь, какой фильм получится в итоге. Актер, прочитавший сценарий, да и поработавший на съемочной площадке, не всегда способен оценить всю полноту режиссерского замысла. И потом, есть еще такая вещь, как монтаж. Именно ножни-

Что вы можете сказать о «Талион Империал Отеле»? — (Улыбается и разводит руками.) Прекрасно, прекрасно, прекрасно! — Какие цели стоят перед вашими семинарами в Петербурге? — Хочу донести до слушателей мысль, что производство фильмов это очень простой процесс. — Что для вас хорошая актерская игра? — Актер в кино — это некая модель, которую «одевают» в роль, в буквальном смысле слова!.. Модель, которая порой диктует даже сюжетную канву фильма. И существует множество способов, позво-

владимир зиборов

В стречи /e n c o u n t e r s

Hauer2.qxd

Слева и ниже. На съемках фильма «Пятая казнь». Роль фармацевтического магната мистера Ханта заинтересовала актера, хотя он отнюдь не сразу дал свое согласие на участие в этом российском проекте. Идею посадить героя в инвалидное кресло высказал сам Хауэр, тщательно изучивший сценарий. По мнению актера, его герой — отнюдь не воплощение зла, а лишь человек, который считает, что для достижения цели хороши любые средства.

Рутгер Хауэр, не без успеха попробовавший себя в режиссуре, намерен открыть в Санкт-Петербурге филиал своей роттердамской «Кинофабрики», где он проводит занятия с начинающими режиссерами. По мнению Хауэра, технический прогресс уже сделал киноискусство доступным практически каждому, а Интернет предоставляет для авторских фильмов безграничную аудиторию.

43 — Rutger, you often get to stay in top-class hotels. What are your impressions of the Taleon Imperial? — (Smiles and spreads his arms) It's wonderful, it's wonderful, it's wonderful. — What are the aims of the master class that you are organizing in St Petersburg? — The aim is to make people understand that film-making is very easy. — How do you see the role of the actor in a film? — An actor in a film is a model on which you hang a role… and the story. There are many different ways to do that. I hate acting when I can see it, and part of the master class will also be to convey that message — “no acting”. — You have been in films of many different genres: melodramas, action movies, comedies and science-fiction films… Do you have a favourite? — Mickey Mouse films, probably (laughs)… Not really, no. You never know exactly what a film is going to be like. My part's not that big; it's just a piece in a puzzle. And “scissorhands” — the editing — is what makes a film what it is.

Left and below. On the set of The Fifth Execution. The role of pharmaceutical magnate Mr Hunt interested the actor, but he took his time agreeing to participate in this Russian project. The idea of putting the character in a wheelchair came from Hauer himself after a careful study of the script. The actor contends that his character is far from an embodiment of evil, but only a man who believes that the end always justifies the means.

I liked the early cowboy movies, and the wax-museum movies, and the art movies and the comedy movies — the very American Jerry Lewis and the very British ones like Norman Wisdom. I've seen all kinds of movies. I didn't like them all, but I don't really have a favourite genre.

владимир зиборов

Rutger Hauer, who has tried his hand at directing with some success, intends to open a St Petersburg branch of his Rotterdam Filmfactory, where he will give lessons to novice directors. In Hauer's opinion technical advances have made film-making open to practically anyone, while the Internet provides an unlimited audience for auteurist films. One thing I do find really interesting is if you do a science-fiction movie: you have to design the future… completely. You need to make it believable. What I love about this business is that nothing we do is for real: everything is like dust — pixel dust. — Is there a character from Russian literature or Russian history that you would like to play in the cinema? — That's a hard one. I tried out for Peter the Great in TV series, twice, but they didn't hire me (smiles). But literature is not a screenplay. If you show me a definite screenplay, then I'll read it and say. — People who have worked with you say that you're not fussy and easy to work with, not capricious like most Hollywood stars. Still, there are limits. What do you simply have to have in order to act? — A camera (laughs).

цы в руках режиссера и создают окончательный вариант фильма. Мне нравятся старые американские вестерны, ковбойские фильмы. Мне безумно нравятся американские глупые комедии, например как у Джерри Льюиса. Или совершенно потрясающие британские комедии, такие как с Норманом Уиздамом. Если говорить о фантастике... Это сложный жанр, потому что там надо создавать будущее, а для этого требуется не только определенное умение, но и смелость. В жанре фантастики самое интересное заключается в том, что происходящее в фильме не имеет отношения к реальности, все это выдумка, такая пиксельная пыль. — Какого бы героя из русской литературы или из истории России вы бы хотели сыграть в кино? — Сложный вопрос. Ведь литературное произведение и сценарий совершенно разные по сути. Литература сложна для восприятия. Как актеру мне надо увидеть сценарий, чтобы понять, хочу я играть эту роль или нет. Впрочем, я два раза пробовался на роль Петра Первого, правда, оба раза не прошел (улыбается). — Те, кто работал с вами, отзываются о вас как об очень неприхотливом, в отличие от большинства капризных голливудских звезд, человеке. Но ведь всему есть предел. Без чего вы действительно не можете работать? — Без камеры на съемочной площадке.

Мотоциклы конечно же напоминают Хауэру о съемках в фильме Пола Верхувена «Лихачи».

Motorbikes naturally remind Hauer of making Spetters with director Paul Verhoeven.

М еню гурмана / gourmet

gurman_40.qxd

3/25/10

14:54

Page 44

«А ежели любите суп, то из супов наилучший, который засыпается кореньями и зеленями: морковкой, спаржей, цветной капустой и всякой тому подобной юриспруденцией», — соблазнял сослуживцев персонаж чеховского рассказа «Сирена». В весеннем меню ресторана «Талион» свежая зелень играет первую скрипку. Внизу. Салат из щавеля, шпината и зеленого лука с йогуртом и чесноком. Моряк Попай, герой популярных американских мультфильмов, съедая банку шпината, превращался в супермена и мог нокаутировать любого противника. Сказка сказкой, но шпинат действительно считается одним из самых полезных овощей. Below. A salad of sorrel, spinach and spring onion with yoghurt and garlic.

А ромат и нежный привкус весны ощущается в каждом блюде, приготовленном шеф-поваром ресторана Александром Дрегольским. Спаржа, щавель, шпинат, молодой зеленый горошек и фасоль… Каждый из этих продуктов окружают гастрономические легенды. В Европе блюда из спаржи неизменно присутствовали

“And if you like soups, then the best is one that which is filled up with roots and greens: carrots, asparagus, cauliflower and all that sort of jurisprudence” — one of the mouthwatering temptations with which a central character of Chekhov's short story The Siren distracted his co-workers. In the Taleon restaurant's spring menu fresh vegetables play a leading role.

на королевских столах. Любвеобильный Людовик XIV называл спаржу своей главной фавориткой. КорольСолнце так любил лакомиться нежными побегами, что требовал их к столу даже зимой. Пришлось рядом с дворцом построить специальные теплицы. А в Германии даже существовал указ, запрещавший крестьянам продавать спаржу на рынке. Весь урожай должен был поставляться королевскому двору. Сегодня сезон спаржи в Европе начинается в апреле и заканчивается в июне. Именно в этот период у молодой спаржи особенно тонкий и нежный вкус. Привычный для нас сегодня щавель с трудом пробивал дорогу на русский стол. На Руси его долго считали сорной травой. Известный немецкий путешественник

Адам Олеарий, побывавший в Москве в 1633 году, в книге «Новое дополненное описание путешествия в Московию и Персию» описывал, как москвичи потешались над иностранцами, поедавшими «зеленую траву». Зато теперь даже в святцах есть майский день «Марфа — зеленые щи», когда хозяйки готовят суп из крапивы, щавеля и лебеды. Шпинат попал в Европу от арабов, которые называли его «королевским овощем». Особым деликатесом тогда считался хлеб, который выпекали из муки, получаемой из семян шпината. В Россию шпинат завезли лишь

the aromas of spring Михаил СЕВЕРОВ / by Mikhail SEVEROV Фотографии Михаила СЕВЕРОВА / Photographs by Mikhail SEVEROV

ВЕСЕННЕЕ МЕНЮ Салат из щавеля, шпината и зеленого лука с йогуртом и чесноком Молодой зеленый горошек и фасоль с домашним сыром и орехами

The scent and tender flavour of spring are present in every dish prepared by the restaurant's head chef, Alexander Dregolsky. Asparagus, sorrel, spinach, young peas and beans… Each of these vegetables is the subject of gastronomic legends.

In Europe dishes made of asparagus were served as a matter of course on royal tables. The amorous Louis XIV called asparagus his chief mistress. The Sun King was so fond of the tender shoots that he wanted to eat them even in winter. Special hothouses had

to be built next to the palace. In Germany there was even a law banning peasants from selling asparagus at the market. The entire harvest was supposed to go to the royal kitchen. Today the asparagus season in Europe begins in April and ends in June. That is

В Древней Греции спаржа была одним из атрибутов культа богини любви Афродиты. Спаржевые венки надевали на новобрачных и украшали ими брачное ложе. Египтяне почитали это растение настолько, что увековечили его изображение на саркофагах фараонов. Древние римляне особо выделяли ободряющее действие спаржи на человеческий организм, считая, что она превращает унылых и мрачных людей в веселых и жизнерадостных.

Рис «басмати» с молодыми овощами и зеленью Отбивные из молодых ягнят с картофелем, чесноком и виноградом Палтус, запеченный с молодым кабачком

SPRINGTIME MENU Salad of sorrel, spinach and spring onion with yoghurt and garlic Young green peas and beans with cottage cheese and nuts Green spring soup Asparagus with egg kasha and mint Basmati rice with baby vegetables and greens Spring lamb cutlets with potato, garlic and grapes Baked halibut with baby marrow

The abundance of greens and fresh vegetables on the menus of the Taleon Club restaurants is a sure sign of spring.

45 In Ancient Greece asparagus was one of the attributes of the cult of Aphrodite, the goddess of love. Asparagus wreathes were used to crown newly-weds and decorate the bridal bed. Egyptians respected the plant so much that they placed depictions of it on the sarcophagi of pharaohs. The Ancient Romans particularly prized the cheering tonic effect of asparagus, believing that it turned gloomy and despondent people into jolly optimists.

Зеленый весенний суп Спаржа с яичной кашкой и мятой

Спаржа, щавель и шпинат уже давно не экзотика, а неизменное украшение весеннего меню. Но в ресторане «Талион» знают, как придать им истинно королевский вкус.

Изобилие зелени и свежих овощей в меню ресторанов Талион Клуба — несомненный признак весны. А мастерство поваров гарантирует не только спасение от авитаминоза, но и наслаждение изысканным вкусом.

роматы весны 44

в XVIII веке. Сохранилось свидетельство, что для одного из придворных обедов императрицы Анны Иоанновны было доставлено два кулька шпината.

the time when the young shoots have an especially subtle, tender taste. Sorrel, which is nothing extraordinary for us today, had a hard time making it to the Russian table. For centuries it was regarded as a weed. The German traveller Adam Olearius visited Moscow in 1633 and in his celebrated account of the journey he recorded that Muscovites poked fun at foreigners who ate “green herbs”. But now even in

the Church calendar there is a day in May called “Martha 'green shchi'”, when housewives make soup out stinging nettles, sorrel and goose-foot. Spinach came to Europe from the Arabs, who called it “the royal vegetable”. At one time bread baked from ground spinach seeds was considered a special delicacy. Spinach was brought to Russia only in the eighteenth century. Surviving records show that two sacks of

the leaves were supplied for one court banquet in Empress Anna Ioannovna's time. Asparagus, sorrel and spinach have long since ceased to be exotic and regularly enliven the Russian springtime menu. But in the Taleon restaurant they know how to give them a truly royal taste.

Внизу. Легкий нежный вкус зеленого весеннего супа со спаржей, молодым зеленым горошком, фасолью, щавелем, шпинатом и свежими ароматными травами не оставит гурмана равнодушным. Below. The light, tender flavour of green spring soup with asparagus, petit pois, beans, sorrel, spinach and fresh aromatic herbs will not leave a gourmet unmoved.

3/25/10

14:55

Page 50

Ч тение под сигару /a good

cigar, a good read

Putilin.qxd

Нет ничего удивительного в сочетании сигары и шахмат. Победитель турнира 1895 года в Гастингсе, где участвовали сильнейшие шахматисты того времени, Гарри Нельсон Пильсбери не выпускал сигары изо рта, выкуривая до шести «гаван» за партию. Известно, что сигары курили и первые чемпионы мира Вильгельм Стейниц и Эммануил Ласкер. Ныне шахматист уже не осмелится закурить во время турнира, но вот сыграть партию в уютной обстановке Сигарной гостиной Талион Клуба — почему бы и нет? Здесь вас ждут тишина и радушие. There is nothing surprising in the combination of cigars and chess. The 1895 tournament in Hastings, in which the strongest chess-players of the day participated, was won by Harry Nelson Pillsbury who was never without a cigar in his mouth, smoking up to six Havanas in the course of a game. The first world champions, Wilhelm Steinitz and Emanuel Lasker, are also known to have smoked cigars. Today chess-players would not dare to light up during a tournament, but a game in the cosy setting of the Taleon Club's Cigar Salon is a different matter. A quiet, cordial atmosphere awaits you there.

Петербуржцы любили проводить время за игрой в шахматы, но если в XVIII веке эта игра считалась аристократической, то уже к середине девятнадцатого она захватила и нижние сословия. Одним из самых заядлых шахматистов того времени был граф Григорий Александрович Кушелев-Безбородко — меценат, литератор и издатель. Именно он стал инициатором создания «Шахматного клуба», который открылся 10 января 1862 года в доме Елисеевых на Невском проспекте. Его членами стали многие столичные литераторы, которые за игрой вели весьма смелые разговоры о политике и общественном устройстве. Надо сказать, что за деятельностью сообщества шахматистов Третье отделение вело весьма пристальное наблюдение, и не прошло и полугода, как клуб в доме Елисеевых был закрыт. Среди тех, кто любил засиживаться за партией в шахматы до глубокой ночи, был и квартальный надзиратель Иван Дмитриевич Путилин — в будущем первый начальник учрежденной в 1866 году сыскной полиции. Посещал он шахматные клубы из любви к игре или проводил очередное расследование — неизвестно. Надо сказать, что тогда личность начинающего «сыскаря» вряд ли кого могла заинтересовать, но минули десятилетия — и его имя окружил сонм фантазий и домыслов. В отличие от своего знаменитого английского собрата по профессии, персонажа, созданного воображением Конан Дойла, Путилин — лицо реальное, хотя и превращенное в легенду стараниями нескольких российских литераторов. Насколько близки к исторической правде якобы подлинные воспоминания Ивана Дмитриевича, заинтересовался петербургский издатель Константин Васильев. Объектом своего исторического расследования он выбрал один из сюжетов. «Чины лейб-гвардии Преображенского полка на Дворцовой площади неподалеку от одной из полковых казарм на Миллионной улице, дом 33». С акварели Карла Пиратского. 1863 год.

Ranks of the Life Guards Preobrazhensky Regiment on Palace Square close to one of the regimental barracks at 33, Millionnaya Street. From a watercolour by Karl Piratsky. 1863.

Константин ВАСИЛЬЕВ / by Konstantin VASILYEV

по следам «Убийства

на Миллионной»

Investigating the “Murder on Millionnaya”

Ч тение под сигару / a

good cigar, a good read

Putilin.qxd

3/25/10

14:55

Page 52

Petersburgers were fond of spending time playing chess. In the eighteenth century the game was considered a pastime for aristocrats, but by the middle of the nineteenth century the lower classes had also taken it up. One of the keenest chess-players at that time was Count Grigory Alexandrovich KushelevBezborodko, a patron of the arts, publisher and man of letters. He was the prime mover behind the creation of the Chess Club that opened on 10 January 1862 in the Yeliseyevs' house on Nevsky Prospekt. Many of the capital's literati became members and they conducted very bold conversations about politics and the social order over their games. The Third Department of His Majesty's Own Chancellery, responsible for rooting out subversion, took a keen interest in what went on in the chess-playing community and within six months the club had been closed down. Among those who liked to pore over the chessboard until late into the night was the police officer Ivan Dmitriyevich Putulin, who in 1866 would become head of the newly-created detective force. It is not clear whether his visits to chess clubs were prompted by a love of the game or a professional inquiry. At the start of his career the novice sleuth would not have interested anyone very much, unlike a couple of decades later when he was the subject of much conjecture and sheer fantasy. In contrast to his celebrated English colleague, who was the invention of Conan Doyle's imagination, Putilin was a real person, although transformed into a legend through the efforts of several Russian writers. The St Petersburg publisher Konstantin Vasilyev wondered how close to the historical truth Ivan Dmitriyevich's supposedly genuine memoirs really are and decided to make his own inquiries into one of the cases described.

Утром 25 апреля 1871 года в полицию сообщили, что ночью на Миллионной улице в своей квартире был убит австрийский военный агент — князь фон Аренсберг, служивший в дипломатическом представительстве Австрийской империи. В то утро камердинер пришел будить князя и, увидев труп на кровати, послал дворника за полицией...

Об этом случае можно прочитать в книге «Сорок лет среди грабителей и убийц», впервые выпущенной в 1904 году под более скромным названием: «Записки И. Д. Путилина». Издатель сообщал, что читателям предлагаются подлинные воспоминания, написанные самим Иваном Дмитриевичем. Объясняя, почему «Записки» появились только через десять лет после кончины «русского Лекока», умершего в 1893 году, издатель высказался туманно: «По выходе в отставку у Путилина созрела мысль разработать и издать накопившийся у него интереснейший материал. Он уже и принялся было за них... В руках наследников остались только отцовские записки да груды всяких интересных материалов...» Вернемся к событиям 25 апреля 1871 года — в изложении, как нас пытается убедить издатель, самого Путилина:

Ivan Putilin. This is the only likeness of the “genius of Russian detection” to have come down to us today. Portrait by an unknown artist. Late 19th century. Below. The cover of a book about Putilin's supposed adventures: The Quasimodo of the Church on Haymarket Square.

«В половине девятого камердинер бесшумно вошел в спальню, чтобы разбудить князя, но при виде царившего в комнате беспорядка остановился как вкопанный, затем круто повернул назад и бросился в людскую.

Вид на Миллионную улицу в Санкт-Петербурге. С открытки начала XX века. A view of Millionnaya Street in St Petersburg. From an early 20th-century postcard.

Известный юрист Анатолий Кони писал: «По природе своей Путилин был чрезвычайно даровит и как бы создан для своей должности. Необыкновенно тонкое внимание и чрезвычайная наблюдательность, в которой было какое-то особое чутье, заставлявшее вглядываться в то, мимо чего все проходили безучастно, соединялись в нем со спокойной сдержанностью, большим юмором и своеобразным лукавым добродушием. Умное лицо, обрамленное длинными густыми бакенбардами, проницательные карие глаза, мягкие манеры и малороссийский выговор были характерными наружными признаками Путилина. Он умел отлично рассказать и еще лучше вызвать на разговор, и писал недурно и складно…»

Иван Путилин. Единственное изображение «гения русского сыска», которое дошло до наших дней. Портрет работы неизвестного художника. Конец XIX века. Справа. Обложка книги о «похождениях» И. Д. Путилина «Квазимодо церкви Спаса на Сенной».

On the morning of 25 April 1871 the police were informed that someone had killed Prince von Ahrensberg in the night at his apartment on Millionnaya Street. The Prince was a military attaché with the Austro-Hungarian embassy. In the morning his valet had come to wake him and, finding the corpse in bed, had sent the yardman for the police. You can read about this case in Forty Years among Robbers and Murderers, a book that first appeared in 1904 under the less brash title The Memoirs of I.D. Putilin. The original publisher informed readers that they were being treated to authentic reminiscences written down by the detective himself. The publisher's explanation of why the Memoirs of the “Russian Lecocq” were appearing only ten years after his death was vague: “On his retirement Putilin conceived the idea of working up and publishing the highly interesting material he had accumulated. He was on the point of commencing… The heirs were left with only their father's notes and piles of interesting materials of all kinds…”

The famous lawyer Anatoly Koni wrote: “Putilin was exceptionally gifted by nature and made, you might say, for his job. Unusually subtle concentration and extraordinary powers of observation, in which there was some special intuition that made him look into things that everyone passed over with indifference, combined in him with calm restraint, a great sense of humour and a peculiar playful good nature. An intelligent face, framed by long, thick side-whiskers, penetrating brown eyes, mild manners and a Ukrainian accent were Putilin's outward characteristics. He was an excellent story-teller and even better at getting people talking, and he wrote quite well and fluently…”

But let us return to the events of 25 April 1871 as described, we are expected to believe, by Putilin himself: “At 9.30 in the morning the valet entered the bedroom noiselessly in order to wake the Prince, but at the sight of the disorder reigning in the room he stopped dead in his tracks, then turned on his heels and rushed to the servants' hall. “ 'Petrovich, something has happened to the Prince!' he gasped out to the cook, and they both dashed back to the bedroom. “There they found the following picture: overturned screens, a lamp lying on the

Ч тение под сигару / a

good cigar, a good read

Putilin.qxd

3/25/10

14:55

Page 54

— Петрович, с князем несчастье! — задыхаясь, сообщил он повару, и они оба со всех ног бросились в спальню. Здесь их глазам представилась такая картина: опрокинутые ширмы, лежащая на полу лампа, разлитый керосин, сбитая кровать и одеяло на полу, голые ноги князя торчали у изголовья, а голова была в ногах кровати...» Профессионально обкатанный слог и литераторские штампы вроде «царивший беспорядок» или «остановился как вкопанный» наталкивают на мысль, что рассказ про убийство Аренсберга вышел изпод пера какого-то бойкого журналиста. Но факты как будто убеждают в том, что пишущий знает, о чем пишет! «Получив известие о смерти князя фон Аренсберга, я, не теряя ни минуты, поспешил туда... Вскоре на место преступления прибыл прокурор окружного суда, а вслед

за ним масса высокопоставленных лиц, в том числе Его Императорское Высочество принц Петр Георгиевич Ольденбургский, герцог Мекленбург-Стрелицкий, министр юстиции граф Пален, шеф жандармов граф П. А. Шувалов, тогдашний австрийский посол при императорском дворе граф Хотек, градоначальник Санкт-Петербурга генерал-адъютант Трепов и многие другие... Дело всполошило и взволновало весь Петербург. Государь повелел ежечасно докладывать ему о результатах следствия...» Итак, дело всполошило весь Петербург — в это нельзя не поверить после перечисления особ, приехавших на место преступления! Что за важная персона был этот Аренсберг? Пишущий в какой-то степени удовлетворяет наше любопытство: «Людвиг фон Аренсберг жил на Миллионной улице в доме, принадлежавшем ранее князю Голицыну, близ Зимнего

Граф Константин Иванович Пален занимал пост министра юстиции в 1867—1878 годах, потом был членом Государственного совета. С гравюры неизвестного художника. Середина XIX века. Count Konstantin Ivanovich Pahlen held the post of Minister of Justice from 1867 to 1878 and was later a member of the State Council. From an engraving by an unknown artist. Mid-19th century.

Федор Трепов — оберполицмейстер Санкт-Петербурга в 1866—1878 годах, с 1873 года петербургский градоначальник. Фотография 1880-х годов. Fiodor Trepov — chief of police in St Petersburg from 1866 to 1878, and from 1873 the city governor. 1880s photograph.

«Ликвидация подпольной типографии». Гравюра по рисунку Г. Бролинга. Вторая половина XIX века. Police Raid on an Underground Print-Shop. Engraving after a drawing by G. Broling. Second half of the 19th century.

floor with spilt paraffin, the bed upset and the quilt on the floor, the Prince's bare legs stuck out at the top end, while his head was between the legs of the bed.” The professional turn of phrase and such hackneyed clichés as “disorder reigning” and “stopped dead in his tracks” prompt the idea that the tale of Ahrensberg's murder was the work of some glib journalist. Yet the facts seem to indicate that the author knew what he was writing about!

“Once informed of Prince von Ahrensberg's death, I hastened there without wasting a minute… Soon the prosecutor of the district court arrived at the scene of the crime, followed by a mass of senior figures… The case alarmed and excited the whole of St Petersburg. The Emperor ordered that he be informed hourly of the results of the investigation…” So, the case alarmed the whole of St Petersburg — quite believable in view of the

дворца, как раз против помещения Первого батальона Преображенского полка. Князь занимал весь нижний этаж дома окнами на улицу... Князь был человек холостой, еще не старый, лет под шестьдесят, но прекрасно сохранившийся... Вечера он проводил в яхт-клубе, возвращаясь домой лишь с рассветом...» Заглянем в биографический справочник. В современных энциклопедиях Аренсберг не упоминается; как ни странно, в дореволюционных справочниках мы тоже не находим ни слова об этом громком деле. Не выдумка ли это — убийство на Миллионной 25 апреля 1871 года? В свое время литератор Р. Л. Антропов, скрываясь под псевдонимом Роман Добрый, наплодил изрядное количество рассказов о мнимых похождениях Путилина, «гения русского сыска», и, чтобы судить об их достоверности, достаточно познакомиться

Путилин родился в 1830 году в городе Новый Оскол Курской губернии. «Из обер-офицерских детей», — написано в его формулярном списке. В 1850 году он приехал в Петербург и поступил в хозяйственный департамент Министерства внутренних дел. В1854 году подал прошение принять его в штат полиции и стал младшим помощником квартального надзирателя. Putilin was born in 1830, in the town of Novy Oskol in Kursk province. “Son of a subaltern”, his record form states. In 1850 he arrived in St Petersburg and entered the General Service Department of the Ministry of the Interior. In 1854 he applied to join the police and became a junior assistant inspector. Принц Петр Георгиевич Ольденбургский. Портрет работы Жозефа Дезире Кура. Середина XIX века. Prince Piotr Georgiyevich Oldenburgsky. Portrait by Joseph-Desiré Court. Mid-19th century.

Граф Петр Андреевич Шувалов с 1866 года был шефом жандармов и главным начальником III Отделения. Портрет работы Франца Крюгера. 1850—1851 годы. Count Piotr Andreyevich Shuvalov was chief of gendarmes and head of the Third Section (the political police) from 1866. Portrait by Franz Krüger. 1850—51.

с заголовками двух-трех творений: «Одиннадцать трупов без головы», «Ритуальное убийство девочки», «Петербургские вампиры-кровопийцы»... Сходим на Миллионную, вооружившись подробным путеводителем, в коем есть сведения о каждом здании: когда построено, кто владел, кто из знаменитостей в нем проживал или бывал... Мы

catalogue of those who visited the scene! So what made Ahrensberg such an important figure? The author satisfies our curiosity to some extent: “Ludwig von Ahrensberg lived on Millionnaya Street, in a house that had formerly belonged to Prince Golitsyn, close to the Winter Palace and just opposite the quarters of the first battalion of the Preobrazhensky Regiment. The Prince occupied the entire lower floor of the house with windows overlooking the street… The Prince was unmarried and still not elderly, getting on for sixty but very well preserved… He spent his evenings at the yacht club, returning home only at dawn…” Let's take a look in a biographical dictionary. Ahrensberg does not appear in

present-day encyclopaedias; in pre-revolutionary reference works you will not find a mention of this notable case either. Was it a fiction after all, this murder on Millionnaya on 25 April 1871? In his time the writer R.L. Antropov, hiding behind the nom-de-plume Roman Dobry, churned out a fair number of tales about the imaginary adventures of Putilin, “the genius of Russian detection”, but their authenticity is easily judged from the titles of two or three works: Eleven Headless Corpses, The Ritual Murder of a Maiden or Bloodsucking Vampires of St Petersburg. Let's visit Millionnaya Street armed with a detailed guidebook that gives information about each of the buildings: when it was constructed, who owned it, which notable persons lived there or visited. We have a hint in the text: Ahrensberg lived just opposite the barracks of the Preobrazhensky Regiment. That would seem to point to number 32, picturesquely located on the corner by the Winter Canal. But was that “the Golitsyn house”? No — Golitsyns are not mentioned in the guide as either owners or tenants there. The house next-door,

Памятник городовому — дар городу СанктПетербургу от ГУВД. Скульптор Альберт Чаркин, архитектор Владимир Попов. В 1998 году памятник был установлен на Малой Конюшенной улице.

A monument to the prerevolutionary policeman — a gift to the city of St Petersburg from the local branch of the Ministry of Internal Affairs. Sculptor: Albert Charkin; architect: Vladimir Popov. The monument was set up on Malaya Koniushennaya Street in 1998.

Ч тение под сигару / a

good cigar, a good read

Putilin.qxd

3/25/10

14:55

Page 56

имеем подсказку в тексте: Аренсберг жил как раз напротив казармы Преображенского полка. Так и хочется указать на дом под номером 32, живописно расположенный на углу с Зимней канавкой; только был ли он «голицынским»? Нет, Голицыны не упоминаются здесь ни в домовладельцах, ни в квартиросъемщиках. Соседний дом, под тридцатым номером, был куплен в начале XIX века... Кем же? Авдотьей Ивановной Голицыной, той, что принимала гостей в своем салоне на Миллионной не раньше девяти вечера; утверждали, что она не спит по ночам, ибо боится умереть во сне: вроде бы так нагадала ей в Париже девица Ленорман, известная предсказательница. Салон Авдотьи Ивановны посещали Вяземский, Карамзин... Каково: австрийского посланника убили в доме, где витает дух загадочной Голицыной, где стены помнят Пушки-

на и Жуковского! Хочется в такую романтику поверить, но ни один справочник не упоминает князя фон Аренсберга в связи с особняком княгини... В какой-то момент автор рассказа, забыв о литературных красивостях, словно зачитывает нам полицейский протокол. Осмотр квартиры показал — труп лежит ногами к изголовью, руки сложены на груди, перевязаны шнурком, оторванным от оконной шторы... Одеяло и подушки валяются на полу, который залит керосином из разбитой лампы. По словам камердинера, похищены золотые французские монеты, золотые часы, два иностранных ордена... На крышке несгораемого сундука заметны повреждения. На окне стоит маленькая пустая косушка и лежит кусочек чухонского масла, завернутый в бумагу... Нет, наверно, это все-таки Путилин писал, кто бы запомнил такие детали и

«Коллежский регистратор Иван Путилин известен как молодой человек благонравный, скромный, усердный к службе и обращающий на себя постоянно благосклонное внимание начальства», — гласит первая запись в послужном списке Путилина. “Collegiate Registrar Ivan Putilin is known as a well-behaved and modest young man, assiduous in the service and attracting the constant favourable attention of his superiors.” The first entry in Putilin's service record.

«Принцесса ночи» княгиня Авдотья (Евдокия) Голицына. Портрет работы Йозефа Грасси. Первая четверть XIX века. The “Princesse Nocturne”, Princess Avdotya (Yevdokiya) Golitsyna. Portrait by Jozef Grassi. First quarter of the 19th century.

«Вид на Новый Эрмитаж с Миллионной улицы». С картины Луиджи Премацци. 1861 год. View of the New Hermitage from Millionnaya Street. From a painting by Luigi Premazzi. 1861.

Ч тение под сигару / a

good cigar, a good read

Putilin.qxd

3/25/10

14:55

Второй участок Петербургской части полицейского управления. Полицейские участки были созданы в 1866—1867 годах вместо полицейских кварталов и делились на околотки, а околотки — на посты.

Page 58

The second district of the Petersburg section of the police administration. Police districts were created in 1866-67 in place of earlier divisions and subdivided into wards and then posts.

подробности? Они не кажутся придумкой какого-нибудь Романа Доброго, у того скорее бы отрезанная голова валялась посреди комнаты. Двух убийц нашли быстро; можно объяснить этот успех личным вмешательством императора, потребовавшего быстрых действий, но вообще-то начальник сыскной полиции Путилин и так не мешкал в своей работе… Одним из убийц оказался кухонный мужик, ранее служивший у фон Аренсберга. Поздно вечером он проник в дом, потом впустил через парадную дверь соучастника, и они попытались вскрыть денежный ящик. Это им не удалось, тогда они стали ждать хозяина квартиры, чтобы выкрасть у него ключ от ящика. Князь вернулся, лег спать; воры прятались в это время за тяжелыми шторами... Фон Аренсберг проснулся, когда мужик полез за ключом и опрокинул лампу, и воры набросились на него, не давая позвонить в колокольчик или закричать. Так пишут в путилинском сборнике. Но чем можно это подтвердить? Инспектор Жакаль в романе Александра Дюма утверждал, что для раскрытия

«Мы, русское общество, набрасываемся с какой-то лихорадочной страстью на похождения всевозможных иноземных сыщиков, нередко существовавших и существующих лишь в фантазии господ романистов. А вот свое, родное, забываем, игнорируем. А между тем это родное будет куда позанимательнее иностранных чудес», — писал литератор Роман Антропов, написавший множество книг о Путилине.

number 30, was bought in the early nineteenth century by Avdotya Ivanovna Golitsyna, but not a single reference work mentions Prince von Ahrensberg in connection with the Princess's mansion. The two killers were quickly found. This success can be attributed to the personal interference of the Emperor who demanded Выше. Городовые у входа в полицейский участок.

Above. Policemen at the entrance to a station.

Слева. Конные полицейские.

Left. Mounted policemen.

Фотографии второй половины XIX века.

Photographs from the second half of the 19th century.

urgent action, but in any case as head of the detective force Putilin did not waste time in doing his job. One of the murderers turned out to be a kitchen hand who had previously worked for Ahrensberg. Late in the evening he got into the house and then let his accomplice in through the front door. They tried to open the strongbox, but when they failed they decided to wait for the master so as to steal the key from him. The Prince came

любого преступления нужно искать женщину... В попытке разобраться в том, что случилось на Миллионной улице, нам нужно отыскать иностранца. В каком смысле? В таком, что на многие вопросы русской истории ответы обнаруживаются в дневниковых записях венецианских и английских купцов, в воспоминаниях немецких пасторов и лекарей, в донесениях австрийских дипломатов и шпионов, в мемуарах итальянских и французских авантюристов... Наши поиски заканчиваются тем, что мы извлекаем из столетнего забвения записки Хораса Рамбоулда, английского посланника, который оказался проездом в русской столице в 1870 году. Сэр Хорас вел дневник, и вот что сообщает его дневниковая запись от 7 мая: «Рано утром мой слуга принес жуткую весть, что д'Аренберга только что нашли задушенным в собственной постели. Я оделся и поспешил на его квартиру, которая поблизости на Миллионной... Бедняга оставался в том положении, в котором его обнаружили: с кляпом во рту, связанный по рукам и ногам рукавами ночной рубашки, сдернутой с него, и шнуром, который он сам оборвал, когда звонил в колокольчик, тщетно призывая на помощь. По прошествии нескольких часов убийцы были задержаны, когда пытались продать часы с его вензелем, и они сразу во всем сознались. Один из них состоял ранее у него на службе в каче-

back and got into bed, while the thieves hid behind the heavy curtains. Ahrensberg woke up when the man crept out to get the key and knocked over a lamp. The thieves pounced on him before he had time to ring the bell or call out. That is the story in the Putilin collection. But where can we find confirmation of it? Alexandre Dumas père's Commissaire Jackal claimed that to solve any case you needed to look for the woman — cherchez la femme. In order to work out what really did happen on Millionnaya Street, we need to look for a foreigner. Why? Because the answers to many questions in Russian history are to be found in the diaries of Venetian and English merchants, in the reminiscences of German pastors and physicians, in the dispatches of Austrian diplomats and spies, in the memoirs of Italian and French adventurers, and other such sources. My own search ended when I resurrected from a century of oblivion the autobiographical writings of Horace Rumbold, a British diplomat, who passed through the Russian capital in 1870. Sir Horace kept a diary and this is what we find in the entry for 7 May:

стве кухонного мужика... Произошла жестокая борьба, судя по тому, что у него был сломан кадык — с такой силой они душили его. Он был совсем один в квартире, отпустив на ночь камердинера, но окна его гостиной выходят прямо на

“We, the Russian public, hurl ourselves with some feverish passion on the adventures of foreign detectives of every sort, who often existed and exist only in the imagination of the novelists. But we forget and ignore our own, native material. Yet that native material will be far more diverting than the foreign wonders,” wrote Roman Antropov, the author of many books about Putilin.

“Early next morning my servant came in with the dreadful news that d'Arenberg had just been found strangled in his bed. I dressed and hastened to his apartment, in the Millionaia close by, where, as the police had not yet come to inquire into the circumstances of the crime, the poor fellow remained as he had been discovered, gagged and bound hand and foot with the sleeves of the night-shirt that had been torn off him, and the bell-rope he had himself pulled down in ringing in vain for help. Within a few hours his murderers were arrested, trying to sell a watch engraved

«Свидетели». С картины Владимира Маковского. 1884 год. Witnesses. From a painting by Vladimir Makovsky. 1884.

3/25/10

14:55

Page 60

good cigar, a good read

Putilin.qxd

Ч тение под сигару / a

Церковь Святой Екатерины на Невском проспекте в Петербурге. Здесь состоялось, как писали «Санкт-Петербургские ведомости», отпевание князя д'Аренберга, французского майора, служившего в австрийском представительстве. Явился весь дипломатический корпус, высшие чины — военные и гражданские; на панихиду, как тогда выражались, «изволил прибыть Его Императорское Величество Государь Император». Фотография начала XX века.

The Catholic Church of St Catherine on Nevsky Prospekt. The Sankt-Peterburgskiye Vedomosti reported that the funeral of Prince d'Arenberg, a French major serving in the Austrian legation, was held here. It was attended by the entire diplomatic corps, senior military and civil officials, and even His Imperial Majesty, the Emperor. Early 20th-century photograph.

караульное помещение Преображенских гвардейцев при Эрмитажном дворце, и становится не по себе от мысли, что его убивали с такой вот жестокостью в какихто метрах от часового на другой стороне улицы...» Остается только заглянуть в петербургские газеты, в которых не может не быть сообщения об убийстве высокопоставленного лица… Правда, Рамбоулд ставил даты по григорианскому календарю, принятому в России намного позже, так что

with his coat of arms, and they at once made a full confession. One of them had been in d'Arenberg's service as kuchni moujik, or scullion… A horrible struggle must have ensued in the dark, for they used such violence as to break the Adam's apple in throttling him. He was quite alone in the lodging, having given his valet leave to stay out that night, but the windows of his sitting-room exactly faced the Preobrajenski guard-house at the Palace of the Hermitage, and it was dreadful to think of his being killed in this shocking manner within call, as it were, of the sentry over the way.” It remains only to take a look at the St Petersburg newspapers, which must have reported the killing of such a high-ranking figure. Rumbold was using the Gregorian calendar, which Russia would not adopt until much later, so we need to look in the local press not for May, but for the end of April. And in the Sankt-Peterburgskiye Vedomosti for 26 April 1870, in the News section we find the following report: “A new dreadful crime has been committed in St Petersburg this past night, the victim of

следует смотреть русские газеты не за май, а за вторую половину апреля... Вот в «Санкт-Петербургских ведомостях» 26 апреля 1870 года в разделе «Хроника» напечатано следующее сообщение: «Прошлой ночью в Петербурге совершено новое ужасное злодеяние, жертвою которого на этот раз сделалось лицо, занимавшее видный пост в дипломатическом мире: сегодня, 25 апреля утром, в собственной квартире, по Миллионной, в доме кн. Голицына, № 32, найден задушенным в своей постели военный агент, состоящий при здешнем австрийском посольстве, князь Люи-Шарль-Мари д'Аренберг...» Людвиг фон Аренсберг оказался на самом деле французским аристократом Луи-Шарлем д'Аренбергом (именно поэтому на место происшествия прибыли посланники французский и австрийский), и было ему тридцать три года, а не под шестьдесят, как сказано в «путилинском» рассказе, и убийство произошло не в 1871 году, а годом раньше. Значит, в основе этой детективной истории лежит подлинное событие, но «Записки» Путилина, скорее всего, писал не он — ибо вряд ли сыщик мог перепутать даты, исказить имя и неверно указать возраст покойного... Кто именно писал эти «воспоминания»? Здесь можно только гадать, но вряд ли это приоткроет завесу легенд, скрывающую от нас личность знаменитого сыщика.

which was a person holding a prominent position in the diplomatic world: today, on the morning of 25 April, in his own apartment in the house of Prince Golitsyn at 32 Millionnaya, Prince Louis-Charles-Marie d'Arenberg, a military attaché with the Austrian embassy here, was found strangled in his own bed.” Ludwig von Ahrensberg turned out to be the French aristocrat Louis-Charles d'Arenberg (that was why both French and Austrian ambassadors turned up at the scene of the crime). He was just thirtythree years old, not approaching sixty, as is stated in “Putilin's” account, and the murder took place not in 1871, but the previous year. That means the story is based on a reallife event, but Putilin's Memoirs were most probably not written by the man himself — the detective is unlikely to have confused the date, garbled the name or, most tellingly, given the wrong age for the victim… So who was the author of the Memoirs? Here we can only guess: the veil of legends that hide the famous sleuth's personality from us is hardly likely to part.

В 1889 году действительный тайный советник Иван Путилин вышел в отставку. Последние несколько лет жизни он провел в своей усадьбе у реки Волхов и скончался в 1893 году. In 1889 Actual Privy Counsellor Ivan Putilin retired from public service. He spent the last few years of his life at his estate on the River Volkhov and died in 1893.

линия жизни: преобразователь/ line of fate: reformer поворот судьбы: измена/ turn of fate: treachery страна, которую мы потеряли / the country that we lost великие о великих / great minds about the greats улица, улица... / through streets broad and narrow искусство отдыхать / the art of relaxation традиции / traditions

3/25/10

14:56

Page 62

Л иния жизни: преобразователь / l ine

of fate: reformer

Ordin_Nashokin.qxd

Вся жизнь Афанасия Ордин-Нащокина была связана с городом Псковом. Здесь он делал первые шаги на государевой службе; потом, будучи воеводою, пытался реформировать местное управление и торговлю… Неподалеку от Пскова он провел и свои последние годы. Слева. «Старорусский город». С картины Аполлинария Васнецова. Начало XX века.

В феврале 1650 года заснеженный и в обычные годы по-зимнему тихий Псков неожиданно всколыхнуло. Посадские люди взволновались: из «государевых житниц», находившихся в кремле, запасы зерна вывозились в Швецию. Призрак голода (а минувшим летом в окрестных землях случился неурожай) оказался страшнее прочих напастей. Земские старосты приходили на двор воеводы Никифора Собакина, потом стали взывать к архиепископу Макарию. Но тщетно: задержать отправку хлеба в счет долгов Московского государства воевода не мог. И тогда грянул «хлебный бунт», к которому присоединился и Новгород, а потом — Гдов и Изборск.

предвестник великих перемен Игорь ГРЕЧИН / by Igor GRECHIN

a herald of great changes

The whole of Afanasy Ordin-Nashchokin's life was connected with the city of Pskov. Here he took his first steps in the service of the state, then, as voivode, he attempted to reform local administration and trade. His last years were also spent close to Pskov. Left. An Old Russian Town. From a painting by Apollinary Vasnetsov. Early 20th century.

На что надеялись? На молодого государя Алексея Михайловича, от которого хотели справедливости. На воеводу Собакина царю отправили челобитную: «Мы всем градом, как учали ему о том твоем государеве хлебе со слезами бить челом, чтоб он из города того кремского твоего государева и купного хлеба свейским немцам не выдавал…» Стрельцы, находившиеся в Пскове (целых три приказа, почти полторы тысячи человек!), присоединились к посадским. Причина банальнее некуда: жалованье служивым в последние годы выплачивалось в половинном размере (другая половина оседала в карманах тех, кто это жалованье должен был платить). Стрельцам же внушали: государева казна пуста, а недовольным грозили батогами и Сибирью. Бунтовщики разграбили обоз, направлявшийся в Швецию, потом настала очередь торговых людей, проезжавших со своими товарами через Псков, и помещичьих уездов поблизости. Образумить разбушевавшуюся толпу и защитить свое имущество попыталось местное дворянство, но, увы, одних забили до смерти, других кинули в темницу. Особливо посадские разыскивали опочецкого помещика Афанасия Ордин-Нащокина: он, как было известно, и со шведами якшался, и супротив народа выступил, хотя и слыл «слугой государевым». Но исчез Афанасий, как сквозь землю провалился! А вскоре объявился в Москве

и добился с государем встречи. О чем они говорили, история умалчивает, но вскоре для усмирения бунта из Москвы был отправлен вооруженный отряд князя Ивана Никитича Хованского, а с ним в качестве советника Ордин-Нащокин. Хованский с похвалой писал царю о своем помощнике: тот и о замирении псковских мятежников радел, и крестьян окрестных уговаривал выйти из лесов, где они укрывались, боясь грабежей. Около трех месяцев стояли ратные люди под городскими стенами, но кровопролития все-таки удалось избежать: спустя три

In February 1650 snow-covered Pskov, generally quiet at that time of year, was unexpectedly agitated. The people of the trading districts were upset: stores of grain from the royal granaries inside the kremlin were being removed to Sweden. The spectre of starvation (the crops had failed in the area the previous year) proved more terrible than other misfortunes. The elders came to the court of the voivode (military governor) Nikifor Sobakin and then they took their appeal to Archbishop Makary. Their pleas were in vain: the voivode could not delay the despatch of grain in settlement of Moscow's debts. And so a rebellion broke out that spread to Novgorod and then to Gdov and Izborsk. What were the rebels hoping for? They looked to the young Tsar Alexei Mikhailovich for justice. They sent him a petition complaining about Sobakin: “We all, the whole city, begged him … not to surrender your royal grain and the common grain to the Swedes…” The Streltsy who were garrisoned in Pskov (a full three regiments, almost 1,500 men) joined the rebels. The reason was quite banal: for several years the soldiers had only been receiving half of their wages (the other half stayed in the pockets of those who were

Выше. Единственное (из известных историкам) сохранившееся до наших дней изображение Афанасия Ордин-Нащокина работы неизвестного художника. Конец XVII века. Above. The only known surviving contemporary depiction of Afanasy Ordin-Nashchokin, painted by an unknown artist. Late 17th century.

meant to pay them). The men were given to understand that the Tsar's coffers were empty and malcontents were threatened with beatings and Siberia. The rioters plundered the wagon train heading for Sweden; then their attention turned to merchants passing through Pskov with their goods and the estates in the vicinity. The local nobility sought to reason with the mob and defend their property, but some were beaten to death and others flung into a dungeon. The Pskovians were particu-

3/25/10

14:56

Page 64

Правее. Царь Михаил Федорович Романов. Миниатюра из «Титулярника» 1672 года.

месяца ворота Пскова князю все-таки открыли. Главных зачинщиков казнили, других били кнутами и отправили на поселение в Астрахань. А усердие и дипломатический талант Ордин-Нащокина государь отметил и службой государственной не обделил.

Far right. Tsar Mikhail Fiodorovich Romanov. Miniature from the 1672 Book of Titles.

Л иния жизни: преобразователь / l ine

of fate: reformer

Ordin_Nashokin.qxd

Провинциальный дворянин Родился Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин в селении Опочка в семье небогатого помещика, одного из потомков видного служилого человека при московском дворе XVI века. О том, кто и когда обучал Афанасия грамоте, математике, латыни, немецкому и польскому языкам, остается только догадываться: столь богатым по тем временам образованием мог похвастаться редкий провинциальный дворянин. В 1620-х годах юноша начинает «полковую службу» в Пскове, потом отправляется в Москву, где находит применение своим талантам на дипломатической службе. В 1642 году он участвует в комиссии по пересмотру границы со Швецией, установленной после заключения Столбовского мира, и добивается возвращения некоторых земель, отторгнутых у России. В том же году государь Михаил Федорович отправляет его в столицу Молдавии Яссы — якобы для укрепления добрососедских отношений. Однако тайная цель миссии — прояснить намерения

64 Подтверждение царем Алексеем Михайловичем Тишайшим Столбовского мира 1617 года, подписанное 2 марта 1642 года. Tsar Alexei Mikhailovich's confirmation of the 1617 Treaty of Stolbovo, signed on 2 March 1642.

larly on the lookout for Afanasy Ordin-Nashchokin, a landowner from Opochka district: he was known to have kept company with the Swedes and to have spoken out against the common people, although he was reputed to be a loyal servant of the Tsar. But Afanasy had vanished into thin air! Soon he turned up in Moscow and managed to obtain an audience with Alexei Mikhailovich. History is silent on what they discussed, but soon Prince Ivan Nikitich Khovansky was sent from Moscow with an armed force to put down the revolt and Ordin-Nashchokin went with him as an advisor. Khovansky wrote favourably to the Tsar about his assistant: he had helped in pacifying the Pskovian rebels and persuaded the peasants of the neighbouring countryside to come out of the forests, where they had tak-

Правители России и Швеции, только что вступившие на престол, имели обыкновение лично подтверждать нерушимость прежних договоров, тогда как в остальных европейских странах того времени это было не принято: новый монарх не имел права нарушать договоренности своего предшественника. en refuge for fear of pillaging. The soldiers camped outside the city walls for some three months, but serious bloodshed was avoided: at the end of that time the gates were opened to the Prince. The ringleaders were executed; others were flogged and sent to live in Astrakhan. The Tsar noted OrdinNashchokin's diligence and diplomatic talents and resolved to use them in the service of the state.

A Provincial Noble Afanasy Lavrentyevich Ordin-Nashchokin was born in the village of Opochka into the family of a landowner of modest means who was descended from a prominent servitor at the Moscow court in the sixteenth century. We can do no more than guess when and from whom Afanasy learnt reading and writ-

Господарь Молдавского княжества Василий Лупу. В 1642—1643 годах в качестве тайного русского агента при его дворе находился Афанасий Ордин-Нащокин. Фрагмент росписи концертного зала «Румынский Атеней». 1888 год. Vasile Lupu, the hospodar (ruler) of the principality of Moldavia. In 1642—43 Afanasy Ordin-Nashchokin was attached to his court as a secret Russian agent. Detail of a mural in the Ateneul Roman in Bucharest. 1888.

Речи Посполитой и Турции в отношении России. Ордин-Нащокин добывает весьма ценную информацию, и вскоре по его совету в Стамбул отправляется посольство во главе с боярином Ильей Милославским. Мирный договор, который тому удалось заключить, предотвращал для страны угрозу со стороны южных соседей — турок и крымских татар. После смерти Михаила Федоровича в 1645 году Ордин-Нащокин неожиданно оказывается не у дел: столичные дворяне, вставшие у трона шестнадцатилетнего государя Алексея Михайловича, на провинциального выскочку смотрели косо. Афанасию пришлось вернуться в Псков, где он занялся торговым делом. Не было бы счастья, да несчастье помогло: «хлебный бунт» в Пскове едва не стоил Ордин-Нащокину жизни (горячие головы обвинили его в продаже хлеба шведам), но он же позволил ему проявить свои таланты и преданность государю. После усмирения бунта Афанасий выполняет дипломатические поручения, участвует в военных действиях. В 1654 году он становится воеводой в Друе — городке, вблизи которого смыкались границы трех держав — Московии, Ливонии и Великого княжества Литовского. Спустя два года, когда русские войска взяли ливонский город Кокенгаузен на Двине (в прежние времена русский Кукейнос, при-

ing, mathematics, Latin, German and Polish: few provincial noblemen at that time could boast such a good education. In the 1620s the young lad began his military service in Pskov and then headed for Moscow, where he found a use for his gifts in the diplomatic service. In 1642 he was part of a commission to review the border with Sweden established after the Treaty of Stolbovo and sought the return of some of the lands seized from Russia. After the death of Mikhail Fiodorovich in 1645, Ordin-Nashchokin unexpectedly found himself out of work: the Muscovite nobles who took their places behind the throne of the 16-year-old Alexei Mikhailovich looked askance at the provincial upstart. Afanasy had to return to Pskov, where he engaged in commerce. Every cloud has a silver lining: the grain revolt in Pskov nearly cost Ordin-Nashchokin his life (hotheads accused him of selling grain to the Swedes), but it also gave him the opportunity to demonstrate his talents and loyalty to his monarch. After the revolt was put down Afanasy performed diplomatic errands and took part in

Вверху. Знамя Большого полка Великого государя царя Алексея Михайловича. На знамени изображена икона «Покров Пресвятой Богородицы». 1654 год. Справа. Царь Алексей Михайлович. Портрет работы неизвестного автора. XVII век.

надлежавший полоцким князьям), ОрдинНащокин назначен воеводой на завоеванных территориях, граничащих с польскими и шведскими владениями. В его ведении — и дипломатические вопросы, и проблемы содержания русского войска, и конфликты с местным населением. Ему удается привлечь на сторону русского государства герцога курляндского Иакова и заключить с ним договор, в котором тот

Top left. The banner of the Great Polk of Tsar Alexei Mikhailovich. It bears a depiction of an icon of the Intercession of the Virgin. 1654. Top right. Tsar Alexei Mikhailovich. Portrait by an unknown artist. 17th century.

It was customary for the rulers of Russia and Sweden to personally confirm the inviolability of earlier treaties as soon as they succeeded to the throne, something that was not done in other European countries, where a new monarch had no right to break the agreements made by a predecessor. military operations. In 1654 he became voivode at Druya, a town close to the meeting-point of three states — Muscovy, Livonia and the Polish-Lithuanian commonwealth. Two years later, when Russian forces took Kokenhausen on the Dvina (formerly the Russian Kukeinos, a possession of the princes of Polotsk), Ordin-Nashchokin was appointed commander of the conquered territories bordering on Polish and Swedish possessions and began (half a century before Peter the Great!) to build a Russian fleet on the Western Dvina, which, it was his intention, would oppose the Swedish navy. But that initiative proved premature: Alexei Mikhailovich decided to conclude a peace treaty with Sweden so as to secure himself against his bellicose northern neighbour during military operations in Poland and

Л иния жизни: преобразователь / l ine

of fate: reformer

Ordin_Nashokin.qxd

3/25/10

«Милый гость издалека». С картины Оскара Фрейвирт-Лютцова. 1888 год. A Dear Guest from Far Away. From a painting by Oscar Freiwirth-Lutzow. 1888.

14:56

Page 66

признает над собой покровительство Московии. Несмотря на множество дел, Ордин-Нащокин начинает (за полвека до Петра I!) строительство русского флота на Западной Двине, который по его замыслу должен был противостоять шведскому флоту. Впрочем, это начинание оказалось преждевременным: Алексей Михайлович решил заключить со Швецией мирный договор, чтобы во время во-

енных действий в Польше и Малороссии обезопасить себя от воинственного северного соседа. Необходимость в кораблях отпала. В 1658 году Ордин-Нащокин отправляется на посольский съезд со шведскими уполномоченными в деревню Валиесар под Нарвой, где было заключено перемирие между двумя странами с сохранением за Россией всех ливонских завоеваний. Основная заслуга в этом принадлежит Ордин-Нащокину, который к этому времени был пожалован государем в думные дворяне, и этот титул уровнял «провинциального» дворянина с высшей московской аристократией. Следующие несколько лет Ордин-Нащокин занимался дипломатическими переговорами с Польшей, находившейся в состоянии войны с Московией. Он считал, что объединение этих двух стран может сплотить славянские народы, особенно те, что исповедуют православие. В союзе с Польшей он надеялся выступить против Швеции, чтобы отвоевать у нее земли, дающие выход к Балтийскому морю. В 1665 году в дипломатической карьере Ордин-Нащокина настал небольшой перерыв: он был пожалован в окольничие и назначен воеводой в Псков, но вскоре его опять призвали на посольскую службу: в Андрусове, неподалеку от Смоленска, начался новый «съезд» с польскими посланцами.

The First Servant of the Tsar

Историк Василий Ключевский писал: «Видно, что автор — говорун и бойкое перо. Недаром даже враги признавали, что Афанасий умел „слагательно“, складно писать. У него было и другое, еще более редкое качество — тонкий, цепкий и емкий ум, умевший быстро схватывать данное положение и комбинировать по-своему условия минуты. Это был мастер своеобразных и неожиданных политических построений. С ним было трудно спорить. Вдумчивый и находчивый, он иногда выводил из терпения иноземных дипломатов, с которыми вел переговоры, и они ему же пеняли за трудность иметь с ним дело. Не пропустит ни малейшего промаха, никакой непоследовательности в дипломатической диалектике, сейчас подденет и поставит в тупик оплошного или близорукого противника, отравит ему чистые намерения, самим же им внушенные, за что однажды пеняли ему польские комиссары, с ним переговаривавшиеся. Такое направление ума совмещалось у него с неугомонной совестью, с привычкой колоть глаза людям их несообразительностью. Ворчать за правду и здравый рассудок он считал своим долгом и даже находил в том большое удовольствие».

The signing of the Truce of Andrusovo was Ordin-Nashchokin's hour of triumph, but discussion of the terms dragged on for eight months — until January 1667. The diplomat obtained considerable concessions from the Poles. Although the armistice was limited to a period of thirteen years, it signified Moscow's clear dominance in northern Europe and foreshadowed the collapse of the Polish state.

The Tsar was not slow in responding with his favours. Ordin-Nashcholin was made a boyar and given charge of the Posolsky Prikaz (forerunner of the Foreign Ministry) with the title “Keeper of the great royal seals and of the great ambassadorial affairs of state”, in other words, chancellor in all but

Ukraine. The need for the ships disappeared. In 1658 Ordin-Nashchokin set off for a meeting with Swedish ambassadors in the village of Valiesari near Narva, where a truce was signed between the two countries that left Russia with all its Livonian conquests. Most of the credit for that belonged to Ordin-Nashchokin. In 1665 there was a brief gap in OrdinNashchokin's diplomatic career. He was promoted to the high rank of okolnichy and appointed voivode in Pskov, but soon he was sent on ambassadorial service again: to Andrusovo near Smolensk, where negotiations with Polish envoys had begun.

Первый слуга государя

Подписание Андрусовского перемирия стало «звездным часом» Ордин-Нащокина, но переговоры о его условиях длились восемь месяцев — до января 1667 года. Дипломат добился от поляков значительных уступок: России отходили воеводство Смоленское и Черниговское, Украина по левый берег Днепра, Киев — правда, сроком лишь на два года, а Запорожье отдавалось под покровительство обоих государств. Православным в Польше гарантировалась свобода вероисповедания, а католикам — в России. Хотя перемирие ограничивалось тринадцатью годами, оно означало явное преобладание Московии на севере Европы, а в дальнейшем предвещало распад польского государства. «Гремевшая в Европе слава тринадцатилетнего перемирия, которого желали все христианские державы, воздвигает Нащокину благороднейший памятник в сердцах потомков», — написал поляк Павел Потоцкий, долгое время живший в России. Милости государя также не замедлили последовать: Ордин-Нащокин был пожалован в бояре и получил в управление Посольский приказ вместе с титулом «Царственные большие печати и государственных великих посольских дел оберегатель» (то есть, по сути, чин канцлера). В его ведение также царь передал еще несколько приказов и ведомств, а в потомственное владение отдал Порецкую волость, боль«Прием послов в Грановитой палате Кремля». С картины неизвестного художника. Начало XVII века. В Грановитой палате на протяжении многих столетий отмечались крупные события в жизни Русского государства, она являлась парадным тронным залом. В ней принимались иностранные послы, торжественно объявляли наследников русского престола, заседали Земские соборы. Здесь же отмечались победы русских войск. The Reception of Ambassadors in the Kremlin's Chamber of Facets. From a painting by an unknown artist. Early 17th century. For many centuries the Chamber of Facets was the setting for major events in the life of the Russian state. It served as the grand throne room. It was used for the reception of foreign ambassadors, for the formal proclamation of the heirs to the Russian throne and for sessions of Assemblies of the Land. Here too the victories of Russian forces were celebrated.

Ключ к тайнописи Афанасия Ордин-Нащокина, порой использовавшего этот шифр в своих посланиях царю.

The key to Afanasy OrdinNashchokin's secret code, which he sometimes used for his dispatches to the Tsar.

шое имение возле Костромы и сделал прибавку к обычному боярскому окладу. Но Афанасий Ордин-Нащокин был не из тех людей, которые могут почить на лаврах. О его работоспособности свидетельствует то, что его внимание привлекали все стороны государственной жизни: внутреннее управление, внешние сношения, войско, финансы, торговля, даже быт — все занимало его, везде он видел необходимость

The historian Vasily Kliuchevsky wrote: “It is evident that the author was a glib talker with a ready pen. With good reason even Afanasy's enemies admitted that he was able to write with fluent competence. He also had another, even rarer quality — a subtle, tenacious and broad mind able to quickly grasp a given situation and arrange the conditions of the moment to his own ends. He was a master of original, unexpected political constructions. It was hard to argue with him. Resourceful and profound, he sometimes exasperated foreign diplomats with whom he was negotiating and they blamed him for being hard to deal with. He would not overlook the slightest blunder, any kind of inconsistency in the diplomatic argument. He would immediately bait or perplex his mistaken or shortsighted opponent, spoil the pure intentions that he himself had inspired — something Polish envoys negotiating with him once reproached him with. This turn of mind combined in him with an ever-active conscience, the habit of bringing people's slow-wittedness home to them. He considered it his duty to snarl on behalf of truth and common sense and even took great pleasure in it.”

Л иния жизни: преобразователь / l ine

of fate: reformer

Ordin_Nashokin.qxd

3/25/10

14:56

Page 68

реформ и преобразований. Сохранилось множество документов тех лет, написанных его рукой: служебные донесения, письма и доклады царю по разным вопросам. В своих письмах царю Ордин-Нащокин ропщет буквально на все: на государственные учреждения и порядки, на состояние войска и торговли, на нравы и обычаи в народе… И в то же время он напускает на себя вид смиренного слуги государя, загнанного и ненавидимого всеми, называет себя «человеченком, не имеющим, где приклонить грешную голову». При любом, даже пустячном, поводе он просит отставить его, неудобного и неумелого слугу, от службы… Горько жалуется на своих недругов: «Государево дело ненавидят ради меня, холопа твоего». Однако за всеми жалобами и самоуничижением у Ордин-Нащокина можно увидеть тонкий психологический расчет дипломата: самодержец — его единственная опора, других покровителей у него нет, а врагов и завистников среди боярской знати немало. Надо сказать, что такой «подход» к Алексею Михайловичу, не любившему надменности, был весьма действенным: тот всячески поддерживал своего «холопа», грозил опалой боярам за

вражду с ним, предоставлял значительный простор для его деятельности.

Великие замыслы Разумеется, главным государственным интересом Афанасия Ордин-Нащокина была внешняя политика — укрепление и расширение международных связей. Именно ему принадлежала идея создать постоянные дипломатические представительства

The Reception of the Swedish Envoy Count Oxenstierna on 30 March 1674 in the Chamber of Facets. From a painting by Erik Palmquist.

Ордин-Нащокин считал, что во многом надо брать пример с западноевропейских держав, но был против того, чтобы слепо копировать их обычаи и устройство. «Какое нам дело до иноземных обычаев, — говаривал он, — их платье не по нас, а наше не по них».

«Прием шведского посланника графа Оксеншерна 30 марта 1674 года в Грановитой палате Кремля». С картины Эрика Палмквиста.

Ordin-Nashchokin believed that in many things Russia should look to the countries of Western Europe for an example, but he was against blindly copying their ways and systems. “What do we care about foreign customs,” he would say. “Their clothes don't suit us, and ours don't suit them.”

name. The Tsar also put him in charge of several other government departments. Afanasy Ordin-Nashchokin was not a man to rest on his laurels. His capacity for work is demonstrated by the fact that all aspects of the life of the state interested him: domestic administration, foreign relations, the military, finance, trade and even daily life. Everything concerned him and everywhere he saw the need for change and reform. Many documents in his handwriting have survived from this period: official dispatches, letters and reports to the Tsar on different matters. In his letter to the Tsar, Ordin-Nashchokin grumbles about absolutely everything: state institutions and practices, the condition of the army and trade, the morals and customs of the common people… At the same time he assumes the guise of a humble servant of the monarch, harried and hated by all. He calls himself “a little fellow with nowhere to lay his sinful head”. Given any cause, even the most trifling, he asked to be dismissed as an incompetent and out-of-favour servant. He complains bitterly of his enemies: “They hate the Tsar's

Лавка сапожника в Китай-городе. Из книги немецкого путешественника и ученого Адама Олеария «Новое дополненное описание путешествия в Московию и Персию». Неизвестный гравер по рисунку Олеария. 1656 год. A shoemaker's shop in Moscow's Kitai-Gorod district. From a book by the German traveller and scholar Adam Olearius describing a journey to Muscovy and Persia. Unknown engraver after a drawing by Olearius. 1656.

Л иния жизни: преобразователь / l ine

of fate: reformer

Ordin_Nashokin.qxd

3/25/10

14:56

Page 70

России за рубежом. С целью оперативной поставки дипломатической информации он организовал еженедельную доставку почтовой корреспонденции и газет из Вильно и Риги. «Это великое государственное соединительное дело впредь к умножению всякого добра царству Московскому будет», — писал царю об учреждении почт Ордин-Нащокин. Чтобы Посольский приказ находился в курсе общеевропейской политики, он ввел в обиход «куранты» — рукописную газету, которая составлялась пе-

реводчиками приказа на основании иностранных газет и других документов. Сложившуюся к тому времени в Московском государстве административную систему, основанную на строжайшем подчинении нижних чинов высшим, ОрдинНащокин всячески порицал и требовал предоставления большей самостоятельности для исполнителей, что, разумеется, влекло и бóльшую ответственность для них. На важные государственные посты он старался назначать людей опытных и

«Гонцы ранним утром в Кремле. Начало XVII века». С акварели Аполлинария Васнецова. 1913 год. Messengers in the Kremlin in the Early Morning. Early Seventeenth Century. From a watercolour by Apollinary Vasnetsov. 1913.

«Расцвет Кремля. Всехсвятский мост и Кремль в конце XVII века». С картины Аполлинария Васнецова, акварель. 1922 год. Внизу. Соборное Уложение 1649 года в ковчеге. Соборное Уложение (Уложение царя Алексея Михайловича) — свод основных законов России XVII века. Состоит из 25 глав, разделенных на 967 статей. Кроме уголовного права включает право государственное и гражданское. Серебряный ковчег выполнен при Екатерине II.

Ниже. «Боярин в XVII столетии. Воевода большого полка». Из коллекции Хендрика Винкензейна «Русская военная униформа от 960 до 1900-х годов». В Московском государстве русская рать для похода и боя делилась на пять полков: передовой, большой, правой руки, левой руки и сторожевой. Каждый из этих полков имел во главе одного или несколько воевод. Кроме полковых воевод при русской рати состояли еще: 1) воевода ертаульный, начальствовавший легкими войсками; 2) воевода от снаряда, или начальник артиллерии; 3) воевода гулявый — начальник гуляй-города. Главным считался воевода большого полка. При Петре I звание воеводы было упразднено.

способных, таких, которые могли бы чинить «промысел» (так называлась самостоятельная деятельность на служебном языке того времени). «Лучше всякой силы промысел; дело в промысле, а не в том, что людей много. И много людей, да промышленника нет, так ничего не выйдет. Вот швед всех соседних государей безлюднее, а промыслом над всеми верх берет: у него никто не смеет отнять воли у промышленника; половину рати продать, да промышленника купить, и то будет выгоднее…»

Реформатор не оставил без внимания и военное дело. По его мнению, лишенные «промысла» воеводы, не имеющие права самостоятельно принимать решения, не могли должным образом руководить войсками: «Нельзя во всем дожидаться государева указа». Дворянскую конницу, которая требовала в случае войны мобилизации и была плохо обученной, он предложил заменить регулярной армией, которая пополнялась бы рекрутскими наборами.

The Heyday of the Kremlin. All Saints' Bridge and the Kremlin in the late Seventeenth Century. From a watercolour by Apollinary Vasnetsov. 1922.

cause on account of me, your humble servant.” But behind all these complaints and self-effacement we can detect the fine calculation of the diplomat: the autocrat was his sole support; he had no other protectors, while no few members of the boyar elite hated or envied him. It must be said that with

Alexei Mikhailovich, who disliked arrogance, this line was highly effective: the Tsar supported his “humble servant” in every way, threatening boyars with disfavour for hostility towards him and giving him considerable freedom of action.

Great Intentions Left. A Seventeenth-Century Boyar. Commander of the Great Polk. From Hendrik Jacobus Vinkhuijzen's collection, Russian Military Uniform from 960 to the early 1900s. In the Muscovite state the armed forces divided into five units (polki) on the march and in battle: the vanguard, rearguard, left and right wings, and the great polk. Each was commanded by one or more voivodes. Besides these, there were voivodes in charge of the light troops, the artillery and the movable fortress base known as the guliai-gorod. The voivode of the great polk was considered the most important. Peter I abolished the position of voivode and in his reign the word polk came to be used for a western-style regiment.

Of course Afanasy Ordin-Nashchokin's chief interest in the affairs of state was foreign policy — strengthening and expanding international ties. He was the one who came up with the idea of establishing permanent Russian diplomatic missions abroad. To ensure the prompt arrival of diplomatic information he organized the weekly delivery of postal correspondence and newspapers from Wilno and Riga. Ordin-Nashchokin condemned in every possible way the administrative system founded on strict subordination that had taken root in the Muscovite state and demanded that those who actually performed tasks be given greater independence, which naturally brought with it greater responsibility. He tried to appoint experienced and competent people to important posts, men

Bottom. The Sobornoye Ulozheniye of 1649 in a reliquary. The Sobornoye Ulozheniye was a code of the main laws of Russia in the seventeenth century. It consists of 25 chapters, divided into 967 articles. Besides criminal law, it also includes public and civil law. The silver reliquary was made in the reign of Catherine II.

capable of acting on their own initiative. “Initiative is better than any strength. Initiative is the thing and not having large numbers of people. If there are lots of people and no-one with initiative, nothing will come of it. Look — the Swede has fewer people than all the neighbouring countries, but gains the upper hand over them through initiative: with him no-one dares to take away freedom from a man of initiative. Sell half the army and buy a man of initiative, and the benefit will be greater…” The reformer did not overlook military affairs either. In his opinion commanders deprived of initiative, without the right to take decisions independently, could not lead their men properly: “You cannot be waiting for the Tsar's orders in all cases.” He proposed replacing the noble cavalry that was poorly trained and need to be mobilized in the event of war with a regular army that would be made up by means of levies. Ordin-Nashchokin might also be called “the grandfather of the Russian navy”: after the flotilla on the Western Dvina became a thing of the past with the loss of Livonia, it was decided to create a fleet to ensure the

«Перед Кремлем, — писал Адам Олеарий, — находится величайшая и лучшая в городе рыночная площадь, которая весь день полна торговцев, мужчин и женщин, рабов и праздношатающихся. <…> На площади и в соседних улицах каждому товару и промыслу положены особые места и лавки, так что однородные промыслы встречаются в одном месте». “In front of the Kremlin,” Adam Olearius wrote, “is the largest and finest market square in the city, that is all day full of traders, men and women, slaves and idlers. … On the square and the adjoining streets each type of ware and trade is allotted particular places and stalls, so that trades of the same sort are found in one place.” safety of shipping on the Volga and the Caspian Sea. It was constructed on the River Oka, in the village of Dedinovo, under the supervision of Ordin-Nashchokin. In May 1669 a ship named Orel (The Eagle) and three smaller vessels were launched. Sadly, the Orel was captured and burnt by Stepan Razin's mutinous Cossacks near Astrakhan the following year. The “New Commercial Regulations” adopted in 1667 were one more written monument to the reformer's activities. The introduction of these regulations can be

Л иния жизни: преобразователь / l ine

of fate: reformer

Ordin_Nashokin.qxd

3/25/10

14:56

Page 72

Ордин-Нащокина можно назвать и «дедушкой русского флота»: после того как с утратой для государства Ливонии флотилия на Западной Двине перестала существовать, для обеспечения безопасности судоходства по Волге и Каспийскому морю было решено создать флот. Его постройка велась на реке Оке в селе Дединове, а заведовал ею Ордин-Нащокин. В мае 1669 года на воду были спущены корабль «Орел» и три судна поменьше. Увы, «Орел» был захвачен и сожжен казаками Степана Разина под Астраханью год спустя.

«Новоторговый устав», принятый в 1667 году, стал еще одним письменным памятником деятельности реформатора. Принятие этого устава можно считать самым значительным событием в экономике Московского государства того времени: в нем предусматривались жесткие меры борьбы с иностранным торговым капиталом (порой из-за несогласованности русских купцов товар заграничные скупщики приобретали за бесценок); устанавливалось строгое территориальное ограничение торговли (ее иностранцы

«У Мясницких ворот Белого города в XVII веке». С акварели Аполлинария Васнецова. 1926 год. Мясницкая улица появилась в Москве в XV веке, при Иване III. Уже в XVI веке вся она была застроена лавками и домами мясников, а их слобода называлась Мясницкой полусотней. К концу XVII века мясная торговля была вытеснена к Земляному валу, а затем и сам торг был уничтожен, но название Мясницкая сохранилось. Рядом с Мясницкими воротами стояла церковь Флора и Лавра (снесена в середине 1930-х годов). By the Miasnitskiye Gate of the White City in the Seventeenth Century. From a watercolour by Apollinary Vasnetsov. 1926. Miasnitskaya Street appeared in Moscow during the fifteenth-century reign of Ivan III. By the following century it was completely lined by the shops and houses of butchers (miasniki) and they gave the name to the district. By the late 1600s the meat trade had been edged towards the outer Earthwork Rampart, and then the market itself was abolished, but the name persisted. The Church of SS Florus and Laurus that stood by the Miasnitskiye Gate was demolished in the mid-1930s.

Крыпецкий ИоанноБогословский монастырь, куда удалился ОрдинНащокин, был основан в 1485 году преподобным Саввой Крыпецким в 22 километрах от Пскова, в урочище Крыпецы («крыпа» значит «лодка, рыбачий челнок»). Место это было глухое и труднодоступное. Обитель располагалась на песчаном холме среди непролазных лесных болот, рядом с озером, богатым рыбой. Монастырь существует и в настоящее время. Современная фотография.

73 reckoned the most significant event in the economy of the Muscovite state at that time: it provided for harsh measures to counter foreign commercial capital (at times lack of coordination between Russian merchants led to foreign buyers picking up goods dirt cheap); strict geographical limitations were placed on commerce (foreigners could only «Военный 22-пушечный корабль „Орел“». С картины Владимира Голицына. 1940 год. «Орел», первый русский корабль западноевропейского образца, был построен в селе Дединове на реке Оке в 1669 году. The 22-Gun Warship Oriol. From a painting by Vladimir Golitsyn. 1940. The Oriol or Eagle was the first Russian ship of the Western European type. She was built at the village of Dedinovo on the River Oka in 1669.

carry on trade in border towns); foreigners were forbidden to engage in retail trade. Measures were taken to encourage Russian merchants (including many privileges and the provision of convenient loans). Ordin-Nashchokin showed himself to be one of the first political economists in the Muscovite state. The innovations he introduced in trade and industry were aimed at attracting foreign capital into the country and developing its own industry. He insisted, moreover, on the need to develop not just “export industries”, but also those that would satisfy the needs of the domestic market. If Alexei Mikhailovich, who was nicknamed “the Quietest Tsar” for good reason, had been more decisive Ordin-Nashchokin might have managed to implement more significant and radical reforms, the need for which was obvious to many. But “might” is not a word for the history books. The real radical reformer came to the Russian throne

Below right. The Krypetsky Monastery still exists. Present-day photograph.

могли вести только в приграничных городах), для иностранцев запрещалась розничная торговля. Были предусмотрены меры для поощрения русских купцов (в частности, множество льгот, выдача удобных кредитов). Ордин-Нащокин оказался одним из первых политэкономов Московского государства. Меры, которые он предпринимал в торговле и промышленности, были направлены на привлечение в страну зарубежных капиталов и развитие отечественной промышленности. Кроме того, он отстаивал необходимость развития не только «экспортных» отраслей, но и тех, которые должны обеспечивать потребности внутреннего рынка. Будь государь Алексей Михайлович, которого недаром прозвали Тишайший, решительнее, то, быть может, ОрдинНащокину удалось бы воплотить в жизнь более важные и кардинальные реформы, необходимость которых была очевидна для многих. Но история не знает сослагательного наклонения. Настоящий преобразователь взошел на российский трон уже после смерти Ордин-Нащокина: Петр I осуществил все его замыслы и двинулся дальше по пути создания Российской империи.

Вдали от суеты мирской Последние свои годы Ордин-Нащокин провел в Крыпецком монастыре под Псковом, приняв постриг под именем

инока Антония. Интриги при дворе и сильные расхождения во взглядах с царем Алексеем Михайловичем на внешнюю политику государства сделали свое дело: в 1671 году он, уже отставленный от управления Посольским приказом, был направлен послом в Варшаву. Однако условия для выполнения миссии ему были поставлены настолько жесткие, что ОрдинНащокину оставалось только заявить, что ему «в той посольской службе быть невозможно». Вскоре государь его «милостиво отпустил и от всея мирские суеты освободил явно», а в начале 1672 года Афанасий Лаврентьевич уехал из Москвы, захватив с собой личный архив, посольские книги, царские грамоты (возвращенные в столицу уже после его кончины). Однако, уйдя в монастырь, ОрдинНащокин отнюдь не отказался от своих идей и целей. После смерти Тишайшего инок Антоний отправил новому царю Федору Алексеевичу автобиографические записки и челобитную с изложением своих внешнеполитических взглядов. В 1679 году по приказу царя он был облачен в боярское платье и доставлен в Москву для участия в переговорах с польскими послами о продлении срока Андрусовского перемирия. Но, увы, за эти годы политическая ситуация изменилась, и его воззрения признали устаревшими. Инок Антоний вернулся в монастырь и через год скончался.

when Ordin-Nashchokin was already in his grave: Peter I carried out all his ideas and moved further towards the creation of the Russian Empire.

Far From the Vanities of the World Ordin-Nashchokin spent his last years at the Krypetsky Monastery near Pskov, taking the name Antony on becoming a monk. Court intrigues and deep differences of opinion with Alexei Mikhailovich over foreign policy had their effect: in 1671, by then no longer head of the Posolsky Prikaz, he was sent as ambassador to Warsaw. The terms for carrying out his mission were so strict, however, that Ordin-Nashchokin was left with no alternative but to declare such service to the state impossible for him. Soon the Tsar “graciously let him go and freed him of all worldly vanities.” Yet while withdrawing to a monastery Ordin-Nashchokin did not in the least renounce his ideas and aims. After the death of the Quietest Tsar, Brother Antony sent the new ruler, Fiodor Alekseevich, some autobiographical notes and an exposition of his views on foreign policy. In 1679, on the Tsar's

orders, he was dressed in a boyar's robes and brought to Moscow to take part in negotiations with Polish envoys on the continuation of the Truce of Andrusovo. But in the intervening years the political situation had changed and his views were deemed to be outdated. Brother Antony returned to his monastery where he died a year later.

The Krypetsky Monastery of St John the Divine, to which Afanasy Ordin-Nashchokin withdrew, was founded in 1485 by Saint Savva of Krypetsky, at the place of that name 22 kilometres from Pskov (krypa is a word for a boat or fishing canoe). The site was remote and hard to reach.

П оворот судьбы: измена / t urn

of fate: treachery

Joys.qxd

3/25/10

14:57

Page 74

В лесу на окраине немецкого городка Фленсбург — совсем рядом с датской границей — 28 мая 1945 года британский военный патруль остановил мужчину подозрительного вида. Тот, слегка замешкавшись, начал объяснять, что он беженец, голландец… — Погодите, погодите, мне знаком ваш голос, — перебил его, толком не дослушав, один из офицеров. — Лорд Гав-Гав, не так ли? Мужчина нервно полез в карман за паспортом ( как выяснилось позже, поддельным), но один из патрульных решил, что там оружие… Прогремел выстрел, пуля попала в бедро, и мужчина повалился на землю. «Надо было притвориться немым», — запоздало подумал он. А вскоре его уже везли под конвоем на военный аэродром.

Валентин БЕРДНИК / by Valentin BERDNIK

Left. London after the Blitz. The first targeted air raid on London was on 7 September 1940 and on 16 April 1941 the city suffered what German propaganda called “the most powerful air raid in the history of aviation”.

вражий голос the voice of the enemy

Уильям Джойс. Фотография 1938 года. William Joyce. 1938 photograph.

Слева. Разрушенный Лондон. Первый бомбовый удар был нанесен по Лондону 7 сентября 1940 года, а 16 апреля 1941 года город перенес то, что немецкая пропаганда назвала «самым мощным воздушным налетом в истории авиации».

On 28 May 1945, in woodland on the ourskirts of the German town of Flensburg, right by the Danish border, a British military patrol stopped a suspicious man. With some hesitation the man began to explain that he was a refugee, a Dutchman… “Hang on. I know that voice,” one of the officers interrupted without hearing him out. “You're Lord Haw-Haw, aren't you?” The man nervously reached for his pocket to produce his passport (a forgery, as it tunred out later), but one of the soldiers decided he had a weapon there. A shot rang out. The bullet hit the man in the buttocks and he fell to the ground. “I should have pretended to be dumb,” he realised when it was too late. Soon he was taken under armed guard to a military aerodrome.

«Да благословит Бог Англию!» — взволнованно воскликнул он, когда самолет пересек водную гладь пролива и на горизонте показались белые скалы Дувра. Но лица конвоиров остались бесстрастно-холодны: арестанту предстояло предстать перед судом по обвинению в государственной измене. Американец по рождению Он родился в Бруклине в 1906 году. Его отец — ирландский католик, эмигрировавший в 1888 году в Америку; мать — англичанка. Спустя три года после рождения сына семья переезжает в Ирландию, в Голуэй. Юный Уильям Джойс учится в местном иезуитском колледже. Он смышлен и дерзок, и отношения с учениками и преподавателями складываются непросто. Юноша разделяет взгляды отца — ярого юниониста, сторонника вхождения Ирландии в состав Великобритании, — и когда Ирландия начинает войну за независимость, ему становится совсем неуютно в католической школе. В одной из стычек с одноклассниками ему ломают нос. Эта травма придаст его речи ту характерную особенность, благодаря которой он впоследствии и обретет свое прозвище — Лорд Гав-Гав. Юноша открыто поддерживает «чернопегих» — пробританское ополчение из бывших солдат. Ходят слухи, будто он замешан в убийстве местного священника. Ирландская республиканская армия жаж-

“God bless England!” he declared emotionally when the plane crossed the smooth waters of the Channel and the white cliffs of Dover appeared on the horizon. But the faces of his guards remained coldly dispassionate — the prisoner was to go on trial for treason. An American by Birth He was born in Brooklyn in 1906. His father was an Irish Catholic who had emigrated in 1888, his mother an Englishwoman. Three years after the boy's birth, the family moved to Galway in Ireland. Young William went to school at the local Jesuit college. He was a bright, cheeky lad and did not get on well with either the teachers or his fellow pupils. He shared the views of his father — who, most unusually for a Catholic, was an ardent Unionist, wanting Ireland to remain part of the United Kingdom — and when the war of independence broke out, he became very uncomfortable in a Catholic school. In one of the many fights with his classmates his nose was broken. That injury gave his speech the characteristic twang that would later earn him the nickname “Lord Haw-Haw”.

дет его крови, и он вынужден бежать в Англию. Там он записывается в армию, но, не прослужив и полгода, оставляет службу и поступает в лондонский Политехнический институт Бэттерси. Почти сразу его просят покинуть стены заведения: преподаватели напуганы его агрессивным поведением и радикальными взглядами. В 1923 году Джойс становится студентом Биркбекского колледжа и примыкает к «Британским фашистам» Роты ЛинторнОрман, едва ли не первой в Англии женщины, пришедшей в политику. Тогда главным образом «фашисты» занимались

The young man openly supported the Black and Tans, the pro-British militia composed of war veterans. There were rumours of his involvement in the killing of a local priest. With the Irish Republican Army after his blood, he was forced to flee to England. There he joined the army, but was discharged when his real age was discovered. He entered Battersea Polytechnic in London, but almost immediately was asked to leave as the teaching staff were disturbed by his aggressive behaviour and radical views. In 1923 Joyce became a student at Birkbeck College, part of the University of London, and became close to the British Fascists led by Rotha Lintorn-Orman, one of the first women in Britain to go into politics. At that time the “Fascists” chiefly acted as stewards, keeping order at Conservative Party meetings. During a fight at one of those gatherings, Joyce was slashed across the face with a razor. The blade sliced his right cheek open from the ear to the corner of the mouth. Joyce was in no doubt that the “Jewish Communists” were responsible. The scar on his face fuelled his hatred for them, his “enemies”, right up to his death.

Группа учеников иезуитского колледжа Святого Игнасиуса, Голуэй, Ирландия. Слева сидит юный Уильям Джойс. Фотография 1918 года. A group of pupils of the Jesuit St Ignatius College in Galway, Ireland. The young William Joyce is seated on the left. 1918 photograph.

П оворот судьбы: измена / t urn

of fate: treachery

Joys.qxd

3/25/10

14:57

Page 76

обеспечением порядка на митингах, проводимых консервативной партией. На одном из таких собраний во время драки его полоснули бритвой по лицу. Лезвие распороло правую щеку от уха до края рта. Джойс не сомневался, что это было дело рук «евреев-коммунистов». Шрам на щеке до самой смерти поддерживал в нем ненависть к ним, его «врагам». Вскоре Джойс вступает в партию консерваторов. В 1927 году он заканчивает с отличием Биркбекский колледж и становится студентом Лондонского университета, демонстрируя недюжинные способности к филологическим наукам. Ему прочат большое будущее, но… случай сводит его с сэром Освальдом Мосли, основателем БСФ — «Британского союза фашистов». Джойс буквально очарован им.

его оголтелый антисемитизм, яростная риторика и постоянная готовность к физической конфронтации начинают со временем вызывать беспокойство в БСФ. Невзирая на приказ Мосли, запрещающий во время собраний иметь при себе оружие, Джойс не расстается с кастетом и всегда готов первым пустить его в дело. Образ «еврея-коммуниста», изуродовавшего ему лицо, постоянно стоит у него перед глазами, и он жаждет мести. Именно одиозная личность Уильяма Джойса вызвала всплеск антифашистских настроений в предвоенной Англии. Количество протестующих на собраниях чернорубашечников резко возросло. Многие из антифашистов начали пикетировать собрания БСФ, вооружившись кастетами и железными прутьями. В лондонском зале «Олимпия» во время митинга, организованного фашистами 7 июня 1934 года, это противостояние вылилось в кровавую бойню, окончательно подорвавшую доверие британцев к БСФ. В случившемся не последнюю роль сыграл фанатизм Джойса. Однако это не помешало Мосли назначить его своим заместителем, а в 1937 году выдвинуть кандидатом от партии на муниципальных выборах в Лондоне.

Рота Линторн-Орман, как участница Первой мировой войны, получила несколько наград, в том числе Сербский Крест милосердия. В 1923 году на деньги матери учредила «British Fascisti Ltd» — организацию, основанную на идеях Муссолини. Умерла в марте 1935 года от алкоголизма. Фотография 1916 года. Rotha Lintorn-Orman received several decorations for her service in the ambulance corps during the First World War, including the Serbian Croix de Charité. In 1923, using her mother's money, she founded British Fascisti Ltd, an organization inspired by Mussolini's ideas. She died of alcoholism in 1935. 1916 photograph.

Нацист по мировоззрению Он выходит из партии тори и в 1932 году вступает в ряды БСФ. Быстро становится одним из его лидеров, а спустя два года возглавляет службу пропаганды. Однако

В отличие от большинства ирландцев, Джойс страстно любил Англию. Он был ее неистовым патриотом, при этом патриотизм почитал за наивысшую добродетель. Именно поэтому он так старался ассимилироваться в Англии. Как замечают многие биографы Джойса, он буквально «строил из себя» англичанина. Пытаясь стать здесь «своим», он предпринял попытку баллотироваться в английский парламент от тори, окончившуюся неудачей, и обращался в МИД Великобритании с просьбой о поступлении на дипломатическую службу. Но сведения об «ультраправых взглядах и склонности к насилию», которые были представлены в МИД, поставили крест на возможной карьере.

76 Слева. Плакат на лондонской автобусной остановке, зазывающий жителей и гостей столицы в выставочный зал «Эрлс-корт» на митинг, организуемый «Британским союзом фашистов». Left. A poster on a London bus-stop inviting people to the Earl's Court exhibition centre for a “peace rally” organized by the British Union of Fascists.

Справа. Члены БСФ во главе со своим вождем Освальдом Мосли. Крайний слева — Уильям Джойс. Тогда он считался вторым человеком в организации после Мосли. Фотография 1935 года. Right. Members of the BUF with their leader Oswald Mosley. Joyce is on the far left. At that time he was considered to be number two in the organization. 1935 photograph.

Soon Joyce joined the Conservative Party. In 1927 he graduated with a first-class degree in English and looked set for a promising academic career. However, chance brought him together with Sir Oswald Moseley, the founder of the British Union of Fascists. Joyce was literally charmed by him.

A Nazi by Ideology He left the Tory party and in 1932 joined the ranks of the BUF. He rapidly became one of its leaders and within two years was head of its propaganda section. But his unbridled anti-Semitism, frenzied rhetoric and constant readiness for physical confrontation became in time a concern for other members. Despite Moseley's orders banning the carrying of weapons during meetings, Joyce never parted with his brass knuckles and was always prepared to make first use of them. The image of the “Jewish Communist” who had disfigured his face was constantly before his eyes and he long for revenge. William Joyce's odious personality in particular evoked an upsurge of anti-Fascist

Лондон. 1925 год. Вид на собор Святого Павла с Флит-стрит. London in 1925. A view of St Paul's Cathedral from Fleet Street.

Прирожденный оратор, Джойс выступает с пламенной речью перед соратниками по БСФ. A born orator. Joyce in the midst of a fiery speech to fellow members of the BUF.

In contrast to the majority of Irish Catholics Joyce loved England passionately. He was an ardent patriot and considered patriotism to be the highest virtue. That is why he tried so hard to become assimilated in England. As many of Joyce's biographers have noted, he literally “constructed an Englishman of himself”. In an effort to become accepted, he stood for parliament as a Conservative candidate. When that failed he applied to enter the diplomatic service, but the reports of his “ultra-right-wing views and tendency to violence” that reached the Foreign Office precluded any career in that field. sentiment in Britain before the war. The number of protesters at Black-Shirt gatherings increased sharply. Many ideological opponents began to picket BUF meetings, arming themselves with brass knuckles and

iron bars. During a Fascist rally held at the Olympia complex in London on 7 June 1934, the confrontation escalated into a bloody brawl that put the BUF completely beyond the pale for most Britons. Still that did not prevent Moseley from appointing Joyce as his deputy, and in 1937 he stood as a party candidate in the London County Council elections. Joyce worshipped Mosely, repeating time and again that he knew no greater man. But soon their ways parted. Lack of electoral success, public support and funds forced Sir Oswald to slash the size of the party machine. Joyce was among those dismissed and as a result in April 1937 he quit the BUF and, together with the former Member of Parliament John Beckett, founded the National Socialist League, which openly proclaimed its anti-Jewish and anti-capitalist platform.

A Briton by his Convictions In August 1939 Joyce was included in the list of people who were to be interned on suspicion of having Nazi sympathies. But he was warned and on 26 August 1939, just a

П оворот судьбы: измена / t urn

of fate: treachery

Joys.qxd

3/25/10

14:57

Page 78

Пауль Йозеф Геббельс — рейхсминистр народного просвещения и пропаганды Германии с 1933 года, ближайший соратник Адольфа Гитлера. Автор таких знаменитых изречений, как «Ложь, сказанная сто раз, становится правдой» и «Мы добиваемся не правды, а эффекта». Joseph Goebbels — Reich Minister of Public Enlightenment and Propaganda from 1933 — was one of Hitler's closest comrades. He came out with such famous statements as “If you tell a lie big enough and keep repeating it, people will eventually come to believe it” and “It is the absolute right of the state to supervise the formation of public opinion”.

его ненависти к «международному еврейскому заговору».

Антисемитизм был официальной политикой Третьего рейха: евреев физически истребляли как народ. В результате холокоста 1939—1945 годов в Германии и в других странах Европы, занятых немецкими войсками, было уничтожено около трети всего еврейского населения. На фотографии — антисемитское объявление в витрине магазина.

Британец по убеждениям В августе 1939-го Джойс попадает в список лиц, которые должны быть интернированы по подозрению в связях с нацистами. Однако перед самым арестом он был предупрежден, и 26 августа 1939 года, за неделю до начала войны, он со своей второй женой Маргарет бежит в Германию. Британские власти более полувека хранили в строжайшем секрете обстоятельства

Джойс боготворит Мосли, не уставая повторять, что «не знает более великого человека». Однако вскоре их пути расходятся. Неудача на выборах, отсутствие поддержки у населения и нехватка денег заставили Мосли резко сократить партийный аппарат. Под сокращение попал и Джойс, в результате чего в апреле 1937 года он покинул ряды БСФ и вместе с депутатом парламента Джоном Беккетом основал «Национал-социалистическую лигу», открыто озвучив ее антиеврейскую и антикапиталистическую программу. Уже тогда Джойс не скрывал своего восхищения Адольфом Гитлером и превозносил его где только мог. Можно сказать, что он определился со своим политическим будущим задолго до начала Второй мировой войны, и оно стало результатом

Lord Haw-Haw on the steps of the new building of the Reich Chancellery in Berlin. During the war, rooms here were used for meetings of the German high command. The building also contained Hitler's private apartments. Joyce never actually met the Führer.

Центральная площадь Берлина Потсдамерплатц (Потсдамская площадь). 1931 год.

Potsdamer Platz, the central square of pre-war Berlin. 1931.

в британское посольство и попроситься обратно. Немцы ему явно не доверяют и угрожают интернировать его сами. Они подозревают его в связях с британской разведкой, и не без оснований. Британский историк и журналист Джон Кол в книге, посвященной Джойсу, упоминает об офицере секретной службы, которому незадолго до начала войны Джойс признавался, что не прочь поехать шпионом в Германию. Джойс долго не может найти работу, пока не встречается со старой знакомой по БСФ. Она устраивает ему прослушивание

Несмотря на его громогласные заявления, Джойс никогда не был посвящен ни в планы ночных бомбардировок Лондона, ни вообще в какие-либо другие военные планы германского командования. Ведущий эксперт по Джойсу Терри Чарман полагает, что «немцы никогда не стали бы сообщать какуюлибо ценную информацию человеку, к которому сами относились как к предателю».

Лорд Гав-Гав в Берлине на ступенях нового здания рейхсканцелярии. Во время Второй мировой войны помещения здесь использовались для проведения заседаний германского штаба. Здесь же находились и личные апартаменты Гитлера. С фюрером Джойс ни разу не встречался.

week before war broke out, he fled to Germany with his second wife, Margaret. The British authorities kept the circumstances of this narrow escape secret for more than half a century and only then did it finally emerge that he was tipped off by an MI5 agent. The reaction to his arrival in Berlin was dispiriting. Despite the agreement that he had reached with a Dr Bauer, Goebbels's secret agent in London, he was given such a cold reception that he was on the point of rushing in despair to the British embassy and asking to go back. Joyce was unable to find work until he came across an old acquaintance from the BUF. She got him an audition at the Ministry of Propaganda's radio station. Despite a heavy cold and a hoarse voice, he was immediately recruited for the English-language service broadcasting to Britain and the United States. On 18 September 1939

этого побега, и лишь после снятия с них грифа «секретно» выяснилось, что предупредил его один из агентов MI5 — британской службы безопасности. Видимо, MI5 какое-то время «вела» Джойса, и очевидно, что среди ее агентов могли быть люди, сочувствовавшие нацистам. Однако прием в Берлине обескураживает Джойса: здесь его не ждут. Более того, несмотря на его договоренность с тайным агентом Геббельса в Лондоне, неким доктором Бауэром, его принимают столь холодно, что он в отчаянии готов броситься

Despite his loud-mouthed assertions, Joyce was never privy to the plans for night-time air raids on London, nor indeed to any of the military schemes of the German leadership. Terry Charman, the leading expert on Joyce, believes that “the Germans would not give such sensitive information to a man they themselves saw as a renegade.”

Anti-Semitism was the official policy of the Third Reich: Jews were physically exterminated as a people. As a result of the 1939—45 Holocaust in Germany and other occupied countries of Europe around a third of the entire Jewish population was killed. The photograph shows an anti-Semitic notice in a shop window.

he took to the air for the first time as a writer and one of the presenters of the programme “Germany Calling”. His broadcasts gained a certain popularity in Britain. Joyce's manner of speaking, his imitation upper-class accent, made him stand out positively from other propagandists. There were days when Joyce had an audience of several million listeners. In his speeches he called on the British to surrender, abused Churchill and other members of the government in some highly inventive ways, alternating caustic tirades aimed at them with terrifying warnings of future raids by the Luftwaffe. Yet he was invariably civil when speaking of the royal family. Even when succouring Britain's enemy, he remained loyal to the crown.

A German by his Passport Joyce rapidly became a star of the airwaves. The Irish writer Francis Stuart, who came to Berlin in January 1940, paid him an unexpected compliment, declaring that “Lord Haw-Haw is capable of winning the war singlehanded”. Joyce had been given that nickname by a journalist working on

the Daily Express on account of his unusual diction. But the epithet was also applied to another radio presenter — the German Wolf Mittler, who spoke the language like a caricature of an English aristocrat. Later the name came to be applied to all Englishspeaking presenters on German radio. In September 1940 Joyce took German citizenship and called himself Wilhelm Frohlich. Besides his work on the radio he was actively involved in trying to recruit British POWs into the British Free Corps and also wrote a book titled Twilight over England, in which he eloquently compared a Britain “tormented by Jews” with flourishing National Socialist Germany. Joyce led a fairly wild life in Berlin. He drank heavily and was unfaithful to his wife (who responded in kind). In the course of the war they managed to divorce and then get back together. He was not on good terms with his colleagues, but the Nazi leadership acknowledged his talents and rewarded the raging “lord”. In September 1944, on Hitler's personal orders, he was awarded the War Merit Cross first-class for services to Germany.

П оворот судьбы: измена / t urn

of fate: treachery

Joys.qxd

3/25/10

14:57

Page 80

на местном радио. Несмотря на сильную простуду и осипший голос, он успешно проходит собеседование: его принимают в английскую службу радио Германии, ведущую трансляции на Великобританию и США. А 18 сентября 1939 года он впервые выходит в эфир, став автором и одним из ведущих передачи «Германский призыв». Английские тексты первых выпусков передачи, подготовленные людьми Геббельса, привели Джойса в ужас. И, игнорируя инструкцию, категорически запрещающую вносить изменения в подготовленный текст (чтобы предотвратить возможность передачи закодированного

Shortly before the end of the war, when the outcome was already obvious, Joyce moved to Hamburg, continuing to broadcast from there. Appropriately enough, Lord Haw-Haw recorded his last programme on the day of Hitler's death — 30 April 1945. It is not clear whether it was ever actually broadcast. The tape was discovered a day later by British soldiers who captured the Hamburg studio building. Joyce condemned Britain once again for its role in Germany's defeat, saying that the reason was a failure to understand the Third Reich's true aims. He lamented that he had been unable to get the truth across to the British government and warned Europe and the rest of the world of imminent threat from the Soviet Union. He ended the programme with a defiant “Heil Hitler!” This time he spoke with a strong Irish accent and was obviously drunk. By the time the Führer's death became public knowledge, Joyce was making his way to Flensburg with a false Dutch passport in the hope of escaping from collapsing Germany.

сообщения), он переписывает их. Это сходит ему с рук. Радиопередачи Джойса приобретают популярность в Великобритании. Манера речи и псевдоаристократический акцент выгодно отличают его от других пропагандистов. Бывали дни, когда аудитория Джойса исчислялась несколькими миллионами слушателей. В своих выступлениях он призывал британцев сдаваться, весьма изобретательно поносил Черчилля и других министров правительства, чередуя язвительные филиппики в их адрес с пугающими сообщениями о грядущих налетах «Люфтваффе». При этом был неизменно корректен по отношению к королевской семье. Даже будучи на стороне врага Британии, он оставался английским лоялистом. Однако, вопреки своим заявлениям, Джойс никогда не был посвящен ни в планы ночных бомбардировок Англии, ни в какие иные планы германского командования. Подобными передачами министерство просвещения и пропаганды Третьего рейха пыталось деморализовать солдат союзнических войск и посеять панику среди гражданского населения Британии. В них красочно описывались гибель самолетов и агония тонущих кораблей союзников, приводились сводки об огромных потерях их войск. И хотя ни для кого не было секретом, что все это не более чем пропагандистская ложь, передачи внимательно

слушали, потому что порой только из них и можно было хоть что-то узнать о судьбах близких и друзей, не вернувшихся с боевых заданий.

Немец по паспорту Джойс быстро становится звездой радиоэфира. Ирландский писатель Френсис Стюарт, прибывший в Берлин с лекциями в январе 1940 года, делает ему неожиданный

комплимент, заявив, что «Лорд Гав-Гав способен в одиночку выиграть войну». Так Джойса первым начал называть журналист газеты «Дейли экспресс» за его необычный голос. Впрочем, это прозвище мог получить и другой ведущий — немец Вольф Митлер, говоривший поанглийски с карикатурно-аристократическим акцентом. Позже так станут называть всех англоговорящих ведущих германского радио... В сентябре 1940 года Джойс принимает немецкое гражданство и становится Вильгельмом Фроличем. Кроме работы на радио он активно занимается вербовкой британских военнопленных в «Британский

Выше. Находясь в Германии, Уильям Джойс стал убежденным последователем Гитлера. Слева. Проверка документов на улицах Лондона во время Второй мировой войны. Фотографии начала 1940-х годов. Above. In Germany Joyce became a convinced follower of Adolf Hitler. Left. Checking documents on the streets of London during the Second World War. Early 1940s photograph.

Английская семья у радиоприемника. Фотография 1940-х годов.

Condemned by the Law

Ниже. Книга «Сумерки над Англией» увидела свет в Берлине в 1940 году при непосредственном участии министерства народного просвещения и пропаганды Германии. Обращает на себя внимание ее подзаголовок: «Дорога к демократии — это путь к забвению». В 1992 году в Лондоне вышло факсимильное издание книги.

A British family by the wireless set. 1940s photograph. Below. Joyce's book Twilight over England was published in Berlin in 1940 with the direct support of the Ministry of Propaganda. It has a telling subtitle: “The Path to Democracy is The Road to Oblivion”. A facsimile edition was published in London in 1992.

Literally one day before Joyce was returned to England, the British parliament passed amended legislation that greatly simplified judicial procedures in treason cases. Consequently the coming trial seemed to many a mere formality that could have only one result. There were three separate charges, but they all came down to the British subject William Joyce having collaborated with Nazi Germany while the two countries were at war. But during the hearings it emerged that the accused was an American citizen and it even seemed that, against all expectations, Lord Haw-Haw might escape punishment — you cannot, after all, try a man for betraying a country of which he is not a citizen! The prosecution contested this, arguing that Joyce's British passport (even though he had concealed his real nationality to obtain it) had automatically entitled him to the diplomatic protection of the British Crown, but also obliged him, while it remained valid, to be a loyal subject of the King.

Выше и справа. Улицы Лондона во время Второй мировой войны. Фотографии 1940-х годов. Above and right. London streets during the Second World War. 1940s photographs. Слева. Самолет «Люфтваффе» над английской столицей. Первый удар по Лондону немецкая авиация нанесла 24 августа 1940 года, а прекратились бомбежки английской столицы в конце марта 1945 года. За годы войны погибло около 30 тысяч горожан, было разрушено более 100 тысяч домов, треть лондонского Сити исчезла с лица земли. Left. A Luftwaffe bomber over the British capital. The first bombs fell on London on 24 August 1940. The V2 rocket attacks on the city ended in March 1945. Over the duration of the war around 30,000 civilians were killed and over 100,000 houses destroyed. A third of London's famous City was razed to the ground.

П оворот судьбы: измена / t urn

of fate: treachery

Joys.qxd

3/25/10

14:57

Page 82

свободный корпус», а также пишет книгу «Сумерки над Англией», в которой весьма красноречиво сравнивает замученную евреями Британию с процветающей национал-социалистической Германией. В Берлине Джойс ведет довольно бурный образ жизни, много пьет и изменяет жене (впрочем, она отвечает ему тем же). За время войны они успевают развестись и сойтись снова. У него непростые отношения с коллегами, но нацистская верхушка отдает должное его талантам и не забывает поощрять неистового Лорда. В сентябре 1944-го личным указом Гитлера его награждают Военным крестом первой степени за заслуги перед Германией. Незадолго до окончания войны, когда ее исход уже был ясен, Джойс переезжает в Гамбург, откуда продолжает вещание. Символично, что свою последнюю передачу Лорд Гав-Гав записал в день смерти Гитлера — 30 апреля 1945 года. Вышла она в эфир или нет, доподлинно неизвестно. Кассету с записью обнаружили днем позже британские солдаты, занявшие здание гамбургской студии. Джойс в очередной раз осудил Британию за ее роль в поражении Германии, заметив, что причина тому — непонимание истинных целей Третьего рейха. Он сетовал на то, что так и не смог донести истину до британского правительства, и предупреждал Европу и остальной мир о нависшей угрозе из Советской России. Завершил он программу вызываю-

щим «Хайль Гитлер!». Говорил с сильным ирландским акцентом и был заметно пьян. К тому времени, когда смерть фюрера стала достоянием гласности, Джойс с поддельным голландским паспортом пробирался к Фленсбургу в надежде покинуть гибнущую Германию.

Сбитый немецкий «юнкерс» перед зданием английского парламента. Фотография 1940-х годов. A downed Junkers Ju88 in front of the Houses of Parliament. Wartime photograph.

Военные историки считают, что для Гитлера готовность Великобритании продолжать войну оказалась неожиданностью. После победы над Францией он рассчитывал добиться согласия британского правительства на компромиссный мир. Military historians believe that Britain's determination to continue the war was an unexpected setback for Hitler. After victory over France he anticipated gaining the British government's consent to a compromise peace.

Разумеется, поставив свой талант на службу самого бесчеловечного в истории режима, Уильям Джойс фактически сам подписал себе приговор. Но в современном мире становится все больше людей, считающих, что, сколь ужасны ни были бы убеждения человека, они не могут стать основанием для вынесения смертного приговора. Of course, when he put his talents at the disposal of the most inhuman regime in history, William Joyce effectively condemned himself, but nowadays there is an ever-growing number of people who believe that however terrible the man's political views were, they were not sufficient grounds for a sentence of death. The only evidence that he did collaborate with the Nazis during the period in question — from 18 September 1939 to 2 July 1940 (when his British passport expired) was the testimony of a London police inspector, who had questioned Joyce before the outbreak of war (as an active member of the BUF he had been detained repeatedly). The policeman insisted that he had immediately recognized the traitor's voice when he heard it on the wireless in the first days of the war. That was enough for a British court to find William Joyce, who was born in the USA, grew up in Ireland and became a naturalized German, guilty on one of the three charges and condemn him to death. Joyce tried to contest the verdict, insisting that a British court had no right to try the citizen of another country for a crime committed Первая полоса британской газеты «Дейли миррор» от 9 мая 1945 года с заголовком «День радости Британии». На фотографии — восторженная толпа лондонцев, собравшаяся на Уайтхолл, приветствует Уинстона Черчилля.

The front page of the British Daily Mirror on 9 May 1945. The photograph shows a crowd of ecstatic Londoners gathering in Whitehall to cheer the prime minister Winston Churchill.

П оворот судьбы: измена / t urn

of fate: treachery

Joys.qxd

3/25/10

14:57

Page 84

Осужденный по закону Буквально за день до того, как Джойса доставили в Англию, британский парламент принял поправки к законодательству, сильно упрощающие судебную процедуру в случаях государственной измены. Потому предстоящий суд многим виделся пустой формальностью, а результат — очевидным. Обвинение содержало три пункта, и все они так или иначе сводились к факту сотрудничества британского подданного Уильяма Джойса с нацистской Германией во время войны между этими странами. Но во время судебных слушаний выяснилось, что обвиняемый — гражданин США, и показалось даже, вопреки прогнозам, что Лорд Гав-Гав сможет избежать наказания: ведь нельзя судить человека за измену стране, гражданином которой он не является! Однако государственный обвинитель оспорил это, заявив, что действующий паспорт Джойса (хотя тот и скрыл свое истинное гражданство при его получении) автоматически давал ему право на дипломатическую защиту со стороны Британской короны, но, в свою очередь, пока не истечет срок действия этого документа, обязывал хранить верность королю. Единственным же доказательством того, что он сотрудничал с немцами в указанное время, а именно с 18 сентября 1939-го по 2 июля 1940 года (дата оконча-

Лондон. Вид на Вэндсфордскую тюрьму с высоты птичьего полета. У ее ворот в день казни Джойса собралось около 300 человек. Его палачом стал Альберт Пьерпойнт. Связав приговоренному руки за спиной, он, словно подбадривая того, произнес: «Следуйте за мной, сэр, все будет хорошо».

ния действия его британского паспорта), оказалось свидетельство инспектора лондонской полиции, который допрашивал Джойса еще до войны (будучи активным членом БСФ, тот неоднократно попадал в участок). Полицейский утверждал, что узнал голос изменника сразу, когда услышал его в эфире в первые дни войны.

Below left. A bird's-eye view of London's Wandsworth Prison. Some 300 people gathered at the gates on the day of Joyce's death. His executioner was Albert Pierrepoint, who, as he pinioned the condemned man's arms behind his back, said reassuringly: “Follow me, sir. It'll be all right.”

Лорд Гав-Гав вскоре после ареста британскими солдатами. Геббельс высоко ценил Джойса и не хотел, чтобы тот попал в руки союзников. В конце войны был даже разработан план по переброске четы Джойсов на борту подводной лодки в Ирландию, но морское командование Германии отклонило его, сочтя слишком опасным. Lord Haw-Haw soon after his arrest by British soldiers. Goebbels rated Joyce highly and did not want him to fall into allied hands. At the end of the war a plan was even drafted to deliver Joyce and his wife to Ireland aboard a U-boat, but the German naval command rejected it as too dangerous.

Уильям Джойс умер, но Лорд Гав-Гав продолжает жить. Под именем «Лорд Ужас» он появился (и еще как!) на страницах вышедшего в 1989 году одноименного романа британского писателя Дэвида Бритона. И эта книга на сегодняшний день является последним официально запрещенным литературным произведением в Великобритании. Ее автор был приговорен к четырем месяцам тюрьмы, хотя в его защиту выступили многие английские писатели.

on the territory of a third state. The court of appeal did not accept his arguments, declaring that the state can take such measures “in the interests of its own security”. The highest court in Britain, the House of Lords, also left the original verdict unaltered. When the appeal procedure had run its course, there followed many appeals for

clemency, particularly from the Duke of Bedford who stated that Joyce's execution would be an illegitimate act of savage vengeance. According to Terry Charman, the chief historian of the Imperial War Museum in London, Joyce was hanged because for most people in Britain he represented Nazi Germany to a greater extent than even Hitler or Goebbels. Many in the UK would admit that Joyce's trial was a farce and that the British establishment simply “got even” with him. And although from a moral point of view William Joyce was undoubtedly guilty, doubts about the legality of the sentence passed on him remained. The sentence was carried out at Wandsworth Prison on 3 January 1946, making Joyce the last person to be executed for treason in the United Kingdom. He remained true to his convictions and did not abandon them even in the face of death. The terrible truth about the Nazi concentration camps, which had by then become common knowledge, did not seem to move him at all. While awaiting execution he

Это и стало причиной того, что родившийся в США, выросший в Ирландии и принявший немецкое гражданство Уильям Джойс был признан судом Британии виновным по одному из трех пунктов обвинения и приговорен к смерти. Джойс пытался оспорить это решение, настаивая на том, что британский суд неправомочен судить гражданина другой страны за преступление, совершенное им на территории третьей страны. Апелляционный суд не согласился с его доводами, заявив, что государство может пойти на такой шаг в «интересах собственной безопасности». Высшая судебная инстанция британского правосудия Палата лордов также оставила решение суда без изменения. Когда обе апелляции были отклонены, последовали многочисленные прошения о помиловании. В частности, герцог Бедфордский заявил, что казнь Джойса «станет актом совершенно незаконной дикой мести». По мнению главного историка лондонского Имперского военного музея Терри Чармана, Джойса повесили, потому что для большинства британцев он «олицетворял нацистскую Германию даже больше, чем Гитлер или Геббельс». А английский историк Алан Джон Тейлор подметил, что фактически Джойса казнили за то, за что обычно выписывают штраф в размере двух фунтов, — предоставление ложных сведений при получении паспорта. 3 января 1946 года. Лондонцы читают вывешенное на воротах Вэндсфордской тюрьмы объявление о том, что британский фашист и предатель Уильям Джойс казнен этим утром.

Многие в Британии признают, что суд над Джойсом был фарсом и британский истеблишмент попросту «посчитался» с ним. И хотя с моральной точки зрения Уильям Джойс был, безусловно, виновен, сомнения в законности вынесенного ему приговора остались. Приговор привели в исполнение в Вэндсфордской тюрьме утром 3 января 1946 года, и он стал последним казненным в Соединенном Королевстве за государственную измену. Своим убеждениям Джойс остался верен и даже перед смертью не отрекся от них. Открывшаяся к тому моменту страшная правда о нацистских концлагерях, казалось, совершенно не тронула его. В ожидании казни он нацарапал на стене камеры свастику, а в своем последнем слове, переданном впоследствии по Би-Би-Си, в очередной раз проклял евреев и коммунистов, обвинив их во всех бедах, и заявил, что горд умереть за свои идеалы. По словам очевидцев, когда тело Джойса повисло на веревке, шрам на его лице лопнул от напряжения.

3 January 1946. Londoners reading the notice on the gates of Wandsworth Prison announcing that the British Fascist and traitor William Joyce was hanged that morning.

William Joyce died, but Lord Haw-Haw lives on. In the guise of “Lord Horror” he became a central character in British author David Britton's scandalous 1989 novel of the same name. The book is the last work of literature to date to be officially banned in Britain. The author was sentenced to four months in prison although many British writers spoke out in his defence. 20 августа 1976 года, через тридцать лет после смерти, при активнейшем участии одной из его дочерей тело Уильяма Джойса было перезахоронено на городском кладбище Голуэя. On 20 August 1976, thirty years after his death, the body of William Joyce was reburied with the active participation of Heather Piercey, one of his daughters, at Bohermore (New) Cemetery in Galway.

scratched a swastika on the wall of his cell and in his last words, later reported by the BBC, he once again decried the Jews and Communists, who were supposedly the root of all evils, and declared that he was proud to die for his ideals. Witnesses said that when Joyce's body dangled on the rope the scar on his face burst open from the strain.

3/25/10

14:58

Page 88

Тревожным выдалось утро 23 июля 1812 года в деревне Салтановке, что в нескольких верстах от города Могилева. Накануне здесь расположился авангард французского корпуса маршала Даву, получившего приказ Бонапарта воспрепятствовать соединению Второй армии Петра Багратиона с основными силами русских. Багратион выдвинул к Салтановке пехотный корпус генерал-лейтенанта Николая Раевского, которому предстояло провести разведку боем и по возможности взять Могилев. Ситуация осложнялась тем, что Багратион не имел точных сведений о численности и расположении французских войск. Впрочем, его противник был в такой же ситуации… Полководцам предстояла схватка «вслепую».

Игорь РЖАНИЦЫН / by Igor RZHANITSYN

Страна, которую мы потеряли / t he

country that we lost

Mogilev.qxd

Город могучего льва the city of the mighty lion

«Подвиг солдат генерала Н. Н. Раевского под Салтановкой 11 июля 1812 года». С картины Николая Самокиша. 1912 год. «Русский солдат, в самом деле, превосходно выдерживает огонь, и легче уничтожить его, чем заставить отступить», — писал участник боя под Салтановкой француз Жиро. The Great Exploit of General Rayevsky's Men at Saltanovka on 11 July 1812. From a painting by Nikolai Samokish. 1912. “The Russian soldier does indeed stand up to fire superbly well and it is easier to destroy him than to make him retreat,” wrote Giraud, who was on the French side in the battle..

The morning of 23 July 1812 was an anxious time in the village of Saltanovka, a few versts outside the city of Mogilev. The evening before, the vanguard of Davout's corps had occupied the place. The Marshal had orders from Bonaparte to prevent Piotr Bagration's Second Army from joining up with the main Russian forces. Bagration advanced Lieutenant General Nikolai Rayevsky's infantry corps towards Saltanovka to conduct reconnaissance in force and if possible recapture Mogilev. The situation was made more difficult by the fact that Bagration had no precise intelligence about the size and location of the French forces. But his opponent was no better off… The commanders were going to lock horns “blind”.

Страна, которую мы потеряли / t he

country that we lost

Mogilev.qxd

3/25/10

14:58

Page 90

Французы успели укрепить свои позиции и установить артиллерию в наиболее выгодных местах. Русским войскам пришлось перебираться через овраги и форсировать речку с топкими берегами. Единственным местом, где войска могли пройти беспрепятственно, оказалась плотина через речку у самой деревни. Но именно здесь французы сосредоточили свои основные силы. Очевидец тех событий французский офицер барон Жиро писал: «…мы вдруг увидали выходящими из лесу, и сразу в нескольких местах, весьма близких друг от друга, головы колонн, идущих сомкнутыми рядами, и казалось, что они решились перейти овраг, чтобы добраться до нас. Они были встречены таким сильным артиллерийским огнем и такой пальбой из ружей, что должны были остановиться и дать себя таким образом громить картечью и расстреливать, не двигаясь с места, в продолжение нескольких минут. В этом случае в первый раз пришлось нам признать, что русские действительно были, как говорили про них, стены, которые нужно было разрушить». Русская пехота несколько раз за день атаковала французов, бой выдался жаркий. «… Я сам свидетель, как многие штаб-, обери унтер-офицеры, получа по две раны, перевязав оные, возвращались в сражение, как на пир… в сей день все были герои», — отмечал в донесении Багратиону Николай Раевский, возглавивший наступление на Салтановку и чудом избежавший ранения. The French had time to consolidate their positions and place artillery in the most advantageous positions. The Russian soldiers had to pick their way through ravines and force a stream with marshy banks. The only place where the men could cross without difficulty turned out to be a weir right by the village. But that was the very place where the French concentrated their main forces. Baron Giraud, who witnessed the events as a French officer, wrote: “We suddenly saw coming out of the forest, and in several places at once, very close to each other, the heads of columns advancing in close order and it seemed they had decided to cross the ravine to get at us. They were met with such artillery fire and such a salvo from the muskets that they should have stopped and so allow themselves to be smashed with grapeshot and shot to pieces without moving from the spot in a matter of minutes. On this occasion we had to recognize for the first time that the Russians really were, as was said of them, walls that had to be demolished.” The Russian infantry attacked the French several times in the course of the day. The fight was a hard one. “I myself witnessed many staff,

Поэт Василий Жуковский писал о нем: Раевский, слава наших дней, Хвала! перед рядами Он первый грудь против мечей С отважными сынами. Действительно, вместе с пехотным корпусом Раевского находились и двое сыновей генерала, правда, они не ходили в атаку вместе с отцом, ибо были слишком юны для этого. Однако патриотически настроенные журналисты того времени создали красивую легенду о герое, который «пожертвовал своими сынами ради Отечества». «Меня пожаловали римлянином», — шутил сам Раевский с некоторой горечью: как и всякий военный, он понимал, что награды и слава не всегда находят того, кто действительно их достоин. В бою под Салтановкой победителя не оказалось: обе стороны понесли серьез-

ные потери, и к вечеру русские отступили, а французы не решились их преследовать. Очевидец тех событий, комендант Могилева Г. С. Окунев, писал: «…весь город был завален ранеными по улицам, все присутственные места и лучшие домы были наполнены ранеными французами; жители, кои имели способы, все бежали, но бóльшая часть была захвачена и возвращена в город…» Впрочем, «разведка боем» принесла свои плоды: убедившись в значительных силах корпуса Даву, Багратион изменил путь следования своей армии и переправился через Днепр у деревни Новое Быхово. Через десять дней он соединился у Смоленска с силами Барклая-де-Толли. Наполеону не удалось уничтожить русскую армию по частям.

«Могила льва»

Наполеон Бонапарт, вторгшийся на белорусскую землю, считал себя освободителем этого края от российской оккупации. По его приказу было создано Временное правительство Великого княжества Литовского, которое начало мобилизацию. В результате под знамена наполеоновской армии встало около 24 тысяч белорусов-жолнеров. В российской армии белорусов насчитывалось более 150 тысяч. When he invaded Belorussia, Napoleon considered himself to be liberating the territory from Russian occupation. On his orders a provisional government of the Grand Duchy of Lithuania was created and it began a mobilization. As a result some 24,000 Belorussian infantrymen marched beneath the banners of Bonaparte's army. In the Russian army there were over 150,000 Belorussians.

Мемориальная каплица (часовня) у Бобруйского шоссе, ведущего из Могилева. На стене каплицы надпись: «Памяти героев. 11 июля 1812 года по всей позиции Фатово — Солтановка произошел бой русского войска императора Александра І 7-го корпуса генералалейтенанта Раевского с французскими войсками императора Наполеона І под командованием маршала Даву».

commissioned and non-commissioned officers who were wounded twice, had their wounds dressed and returned to the battle, as if to a feast… on that day all were heroes,” we read in the report sent to Bagration by Rayevsky who led the attack on Saltanovka and miraculously avoided being wounded himself. Neither side emerged victorious at Saltanovka: both suffered heavy casualties.

The memorial chapel by the Bobruisk highway leading out of Mogilev. Its wall carries this inscription: “To the memory of heroes. On 11 July 1812 across all the position FatovoSaltoanovka there was a battle between the Russian forces of Emperor Alexander I, Lieutenant General Rayevsky's 7th corps, and the French forces of Emperor Napoleon I under the command of Marshal Davout.”

Окрестности Могилева не раз служили ареной кровавых битв, прославивших русское оружие. Впервые в письменных источниках этот город упоминается в XIV веке, однако Киевской Руси эти земли принадлежали и ранее. Но первые поселенцы появились здесь задолго до славян… На окраине города археологами была обнаружена стоянка людей эпохи мезолита (5-е тысячелетие до н. э.). В VI веке до н. э. здесь возникло городище, названное «Пелагеевским». На месте раскопок были обнаружены несколько культурных

Towards evening the Russians withdrew, but the French did not venture to pursue them. But this “reconnaissance in force” did produce benefits: convinced of the considerable strength of Davout's force, Bagration changed his line of march and took his army across the Dnieper near the village of Novoye Bykhovo. Ten days later he linked up with Barclay de Tolly's forces at Smolensk. Napoleon had not succeeded in destroying the Russian army piecemeal.

“The Lion's Grave” The area around Mogilev has been the arena for many a bloody battle that brought Russia martial glory. Written sources first mention the city in the fourteenth century, although the lands where it stands belonged to Kievan Rus' even earlier. The first settler appeared here long before the Slavs, though. On the outskirts of the city archaeologists have uncovered a site of human habitation dating back to the Mesolithic era (5th millennium BC). In the sixth century BC a settlement appeared here that has been given the name Pelageyevskoye. Excavations

слоев, последний из которых датируется XIII веком. Существует несколько легенд о происхождении названия города. Согласно одной из них, оно произошло от имени галицкого князя Льва Даниловича Могия, якобы воздвигшего здесь замок или церковь в 1267 году. Согласно другой, имя городу дал полоцкий князь Лев Владимирович, по прозванию Могучий Лев. Третья легенда, весьма популярная в народе, повествует о Машеке — разбойничьем атамане, человеке необычайной силы, вырывавшем с корнем деревья. Машека погиб, пытаясь вернуть свою невесту, которую взял в жены знатный боярин. Над могилой атамана насыпали курган, названный «Могила льва». Белорусский поэт Янка Купала облек эту романтическую историю в поэму, которая заканчивается такими строками: …И ту высокую могилу, Где лес угрюмо распевал, За мощь Машеки и за силу «Могилой льва» народ прозвал. Над нею — скоро иль не скоро — Упали тысячи дерев, И у могилы вырос город, Носящий имя Могилев. В XIV веке город отошел Великому княжеству Литовскому, и одно время им владела Ядвига, королева Польши и жена великого князя Литовского Владислава II Ягайло. О ее свадьбе с Ягайло есть исторический анекдот.

revealed several cultural layers, the latest of which dates from the thirteenth century. There are several legends about the origin of the city's name. According to one, it came from the Galician Prince Lev Danilovich Mogy, who supposedly constructed a castle or church here in 1267. According to another, the name was given to the city by Prince Lev Vladimirovich of Polotsk, nicknamed Moguchy Lev (“Mighty Lion”). A third legend, very popular with the people of Mogilev, tells of Masheka, the leader of a band of robbers who was exceptionally strong and could tear trees out by the roots. Masheka is said to have died trying to recover his sweetheart from a boyar who had married her. A mound was raised over the robber's burial place and became known as “Mogila Lev” (“the Lion's Grave”). In the fourteenth century the town passed to the Grand Duchy of Lithuania and at one time it was owned by Jadwiga, the Queen of Poland and wife of Grand Duke Vladislav II Jagailo of Lithuania. In 1503 Mogilev was granted as a lifetime fief to Yelena, the daughter of Grand Prince Ivan III of Moscow and wife of Alexander Jagiellon, Grand Duke of Lithuania and King of Poland.

Страна, которую мы потеряли / t he

country that we lost

Mogilev.qxd

3/25/10

14:58

Page 92

Злые языки нашептали тринадцатилетней Ядвиге, что тело Ягайло все иссечено шрамами, полученными в битвах, и эти раны лишили его возможности стать отцом. Тогда польская королева отправила к Ягайло посланника с тайной миссией проверить эти слухи. Литовский князь догадался о цели визита и пригласил посланника в баню, чтобы тот лично удостоверился в полноценности жениха. Однако с продолжением королевского рода действительно вышла заминка: лишь на тринадцатом году брака Ядвига разрешилась от бремени дочерью, и в течение месяца мать и ребенок скончались. Наследники у Ягайло, основателя династии Ягеллонов, родились уже в другом браке. В 1503 году Могилев был пожалован в пожизненное владение Елене Иоанновне, дочери великого князя Московского Иоанна III Васильевича и супруге Алек-

сандра Ягеллона, великого князя Литовского и короля Польши. Начиная с XVI века город рос и богател. В летописи говорится: «Лета 1526 болший замок зароблен и принято много горы Могилы, на которой теперя замок Могилев стоит». Действительно, при впадении реки Дубровенки в Днепр на месте древнего кладбища был воздвигнут деревянный замок с семью башнями и трехъярусными стенами. Горожане покрыли его известкой и регулярно красили в белый цвет: издалека строение казалось камен-

Так выглядел Могилевский замок, построенный в 1526 году. Макет Максима Букина. Ров и крутые склоны горы служили надежной защитой от неприятеля.

Jadwiga and Jagiello. Mid19th-century sculpture by Oskar Tomasz Sosnowski. The group symbolizes the union of Poland and Lithuania.

Right. The Town Hall in Mogilev. Drawing by an unknown artist. Mid-19th century. The first town halls in Mogilev were made of wood and repeatedly consumed by fire. Construction of the first masonry town hall was completed in the late seventeenth century. The spire atop the tower rose to a height of 46 metres. The tower burnt down in September 1708, but was quickly rebuilt.

A model reconstruction by Maxim Bukin of the Mogilev Castle, built in 1526.

В XVII веке вокруг Могилева начали сооружать земляные насыпные валы с бастионами по типу западноевропейских. В тех местах, где валы пересекались с подъездными дорогами, строились ворота — брамы. К 1630-м годам были сформированы мощные линии обороны, полукольцом окружавшие город и составлявшие так называемые три оборонительных пояса города: первый — Замковый вал, второй — Ближний вал, третий — Полевой, или Дальний, или Круговой, вал. Планировочная структура Могилева с тремя линиями укреплений напоминала планировочную структуру Пскова, что обусловлено общими древнерусскими принципами строительства. «Ядвига и Ягайло». Скульптура Оскара Томаша Сосновского. Середина XIX века. Группа символизирует литовскопольскую унию.

Справа. «Ратуша в Могилеве». Рисунок неизвестного художника. Середина XIX века. Первые ратуши в Могилеве возводились из дерева и не раз сгорали дотла. Строительство первой каменной ратуши было окончено в конце XVII века. Высота башни со шпилем составляла 46 метров. В сентябре 1708 года башня сгорела, но была быстро восстановлена.

In the sixteenth century the town began to expand and grow rich. The chronicle tells us: “In the year 1526 a large castle was constructed and much of Mogila's hill enclosed, on which Mogilev castle now stands.” It is quite correct that on the site of an old cemetery where the River Dubrovenka joins the Dnieper a wooden castle was built with seven towers and three-tier walls. The townspeople covered it with lime plaster and regularly painted it white, so that from a distance the stronghold appeared to be made of stone and passing travellers always admired it. By the early seventeenth century Mogilev could boast over 2,000 households and more than 15,000 inhabitants. It had become one of the largest centres of crafts and trade in Belorussia and the Grand Duchy of Lithuania. This was favoured by its advantageous geographical position: the town was on the junction of trade routes leading from Russia to Western Europe, the Baltic lands and the Ukraine.

With Fire, the Sword and the Cross In 1577 Mogilev was granted self-administration (Magdeburg rights). Its citizens were

ным, и проезжавшие мимо путешественники всегда им восхищались. К началу XVII века в Могилеве насчитывалось более двух тысяч домов и свыше пятнадцати тысяч жителей. Он стал одним из крупнейших ремесленно-торговых центров Белоруссии и Великого княжества Литовского. Этому способствовало выгодное географическое положение: город оказался на пересечении торговых путей, ведущих из России в Западную Европу, Прибалтику и на Украину.

Огнем, мечом и крестом… В 1577 году Могилев получил право на самоуправление (магдебургское право). Жители города освобождались от повинностей и власти воевод, а управление осуществлялось выборным органом — магистратом. Могилеву был пожалован герб (каменная башня на голубом фоне), и началось строительство ратуши. В городском фольклоре есть история о том, что первая ратуша в Могилеве рухнула едва ли не в день окончания строительства, а вторая оказалась кривой, и ее пришлось разобрать. Лишь при строительстве

In the early seventeenth century earthwork ramparts were raised around Mogilev with bastions of the Western European sort. Great gates were constructed where the roads out of the city crossed the ramparts. By the 1630s mighty defensive lines had been created that formed a half-circle around the city. They were known as the three defensive belts: the first was the Castle Rampart, the second the Near Rampart and the third the Field, Distant or Circular Rampart. The triple structure of the fortifications at Mogilev resembled the defences of Pskov. This was due to the common principles governing such construction in early Russia. freed from feudal obligations and the power of voivodes, while its internal affairs were run by an elected council. Mogilev received a coat of arms (a stone tower on an azure field) and work began on the town hall that would become the city's symbol and its pride. Stefan Bathory, the King of Poland and Grand Duke of Lithuania, accorded the city these privileges out of strategic considerations: Tsar Ivan the Terrible was then waging the Livonian War in an effort to gain access to the Baltic for the Muscovite state. Bathory demanded that the city allot part of its income to constructing fortifications and maintaining soldiers. But autonomy could not protect the city from the Russian army. The Barkulabovo Chronicle laments that in 1580 Prince Vasily Serebriany “with a considerable army burnt the renowned city of Mogilev”. Among those who fought at Mogilev was Yermak, the

Справа и ниже. Интерьер и современный вид ратуши. Здание городской ратуши было восстановлено в 2008 году. Внутренняя отделка помещений соответствует стилю XVII века, башню украшают уникальные часы. Ныне в здании находится Музей истории Могилева. В XIX веке ратуша использовалась как пожарная вышка, а во время Первой мировой войны здесь располагалась мощная военная радиостанция.

Right and below. The interior and present-day appearance of the town hall. The building was reconstructed in 2008. Inside the rooms are finished in seventeenth-century style, while a unique clock adorns the tower. The building now houses the Museum of the History of Mogilev. In the nineteenth century the tower was used for fire-spotting and during the First World War it contained a powerful radio station.

Страна, которую мы потеряли / t he

country that we lost

Mogilev.qxd

3/25/10

14:58

Page 94

третьей магистратом был издан специальный указ, запрещавший строителям употреблять спиртное и подходить к кабакам и корчмам на пушечный выстрел. Так или иначе, но ратуша стала гордостью и символом Могилева. Польский король и великий князь Литовский Стефан Баторий предоставил горожанам магдебургское право исходя из стратегических соображений: в те годы шла Ливонская война, которую вел русский царь Иоанн Грозный за выход Московского государства к Балтийскому морю. Баторий потребовал, чтобы часть доходов город выделял на строительство укреплений и содержание солдат. Впрочем, город от русских войск самоуправление не смогло защитить: в 1580 году князь Василий Серебряный, говорится в Баркулабовской летописи, «с немалым войском место славное Могилев выжег». Среди воинов, сражавшихся под Могилевом, был и предводитель отряда волжских казаков Ермак — будущий покоритель Сибири. А в 1595 году город захватили и при отступлении сожгли украинские казаки под предводительством Северина Наливайко. Впоследствии город был окончательно разорен войском литовского гетмана Миколая Буйвида, одержавшего победу над казаками Наливайко в битве на Буйницком (Буйничском) поле под Могилевом. После этих событий Могилев отстраивался долго, но зато к 1618 году вокруг

Старого города воздвигли крепостную стену и начали строительство укреплений для защиты предместья — Нового города. Однако в 1626 году случился пожар, от которого, гласит летопись, «весь острог выгорел с большим ущербом мещанам и торговцам места Могилева». В 1596 году была принята Брестская церковная уния, согласно которой на территории Речи Посполитой православная церковь признавала главенствующую роль церкви католической. Среди исповедовавших православие нашлось много противников унии, а своеобразной формой религиозной борьбы стали православные братства. Могилев оказался центром борьбы с униатством: в городе возникло несколько братств, при которых существовали православные школы и даже типография. В 1632 году была основана Могилевская православная епархия. Борьба религиозная тесно переплелась с освободительной войной Богдана Хмельницкого против польско-литовского владычества. В ней участвовали многие уроженцы Могилева и его окрестностей. В 1654 году началась война между Речью Посполитой и Московским государством. Могилев был осажден русскими войсками под началом старого воеводы Андрея Матвеевича Воейкова, который пообещал за добровольную сдачу сохранить городу магдебургское право и слово свое

Карта Ливонии 1573—1578 годов. Ливонией называли земли ливов, где ныне находятся Латвия и Эстония. Ливония сначала была под властью Речи Посполитой, позже — Швеции, а с 1721 года вошла в состав Российской империи. A map of Livonia in 1573-78. The name Livonia comes from an ethnic group called the Livs; it came to refer to most of present-day Latvia and Estonia. Livonia came under the control of the Rzeczpospolita and later of Sweden. In 1721 it became part of the Russian Empire.

«Чтение маршалом папской буллы на строительство монастырей в Могилеве». Фрагмент фрески на стене костела Святого Станислава (кармелитов) в Могилеве. Работа Антона Гловацкого и Пауло Петровского. Вторая половина XVIII века. The Marshal Proclaiming the Papal Bull on the Building of Monasteries in Mogilev. Detail of a fresco on the wall of the Carmelite Church of St Stanislas in Mogilev. Painted by Anton Globatsky and Paulo Petrovsky in the second half of the 18th century.

Северин Наливайко с юных лет занимался «казацким ремеслом»: ходил в Молдавию и Венгрию, нападал на польских панов и духовных лиц, враждебных православию. Восставшие под его началом взяли город Луцк, потом из Волыни двинулись в Белоруссию, где захватили Могилев. Однако его войско, которое было окружено поляками близ города Лубны, выдало своего предводителя польской шляхте. Наливайко был четвертован в Варшаве. С портрета работы неизвестного художника XIX века. Severin Nalivaiko followed the “Cossack trade” from an early age: he made incursions into Moldavia and Hungary attacking Polish nobles and clergymen hostile to the Orthodox faith. Rebels under his leadership took the town of Lutsk and then advanced from Volhynia into Belorussia, where they captured Mogilev. But when his forces were surrounded by the Poles near the town of Lubny they handed their leader over. Nalivaiko was quartered in Warsaw. From a portrait by an unknown 19th-century artist.

leader of a force of Volga Cossacks and future conqueror of Siberia. Then, in 1595, the city was taken by Ukrainian Cossacks led by Severin Nalivaiko and set on fire when they withdrew. Subsequently the destruction of the city was completed by the forces of Lithuanian hetman Mikolai Buivid, who defeated Nalivaiko's Cossacks in a battle on Buinichi Field outside Mogilev. After those events it took a long time to rebuild Mogilev, but by 1618 a fortress wall had been raised around the Old Town and work began on fortifications to protect the suburb known as the New Town. In 1626, however, fire broke out and, as the chronicle reports, “the whole stockaded town burnt with great losses to the burghers and tradesmen of the city of Mogilev”. In 1596 the ecclesiastic Union of Brest took place, under which the Orthodox Church within the territory of the Rzeczpospolita recognized the supreme authority of the Pope of Rome. This step was opposed by many Orthodox believers and religious brotherhoods sprang up as a form of protest. Mogilev became a centre for the struggle against Uniatism. Several brother-

The Mogilev nobleman Konstantin Poklonsky went over to the Russian side with his men during the Russo-Polish War of 1654—67 and was rewarded by Tsar with the rank of colonel. During the siege of Mogilev by Janusz Radziwill, Poklonsky conspired with the local gentry and let the enemy inside the outer rampart.

сдержал. Однако спустя полгода к Могилеву подошли войска литовского гетмана Януша Радзивилла. Благодаря предательству могилевского шляхтича Константина Поклонского, находившегося на русской службе, им удалось проникнуть за внешний вал укреплений и овладеть территорией Нового города. Однако Старый город выстоял, и через три месяца Радзивиллу пришлось отступить. Летом 1660 года к Могилеву подошли войска гетмана Павла Яна Сапеги, и в городе возник заговор: часть жителей решила вернуться под власть Речи Посполитой.

hoods formed in the city and they had their own Orthodox schools and even a print shop. In 1632 the Orthodox bishopric of Mogilev was established. The religious struggle became closely intertwined with Bohdan Khmelnytsky's war

of liberation against Polish-Lithuanian domination. Many natives of Mogilev and its hinterland took part. In 1654 war broke out between the Rzeczpospolita and the Muscovite state. Mogilev was besieged by Russian forces led by the old

Могилевский шляхтич Константин Поклонский во время русско-польской войны 1654—1667 годов вместе со своим отрядом перешел на сторону русского царя, от которого получил в награду чин полковника. Во время осады Могилева Янушем Радзивиллом Поклонский сговорился с городской шляхтой и впустил врага за внешний вал.

«Белорусские мастера XVII века». Работа по дереву Александра Ботвинёнка. 1991 год. В Могилеве большую часть населения составляли мещане: купцы, ростовщики, торговцы, цеховые мастера и ремесленники. Немало было и бедноты: подмастерьев, мелких торговцев, слуг, поденщиков… В 1561 году король Сигизмунд II Август, уступив просьбам горожан, ввел в Могилеве отдельное от волости городское управление — войтовство. Seventeenth-century Belorussian Craftmen. Woodcarving by Alexander Botvinionok. 1991. In Mogilev most of the population belonged to the lower middle class: merchants, money-lenders, tradesmen, guildsmen and craftsmen. There was a sizeable proportion of poor people too: apprentices, pedlars, servants, hired labourers… In 1561 King Sigismund II Augustus acceded to the requests of the citizens and granted Mogilev a municipal administration separate from the surrounding district.

3/25/10

14:58

Страна, которую мы потеряли / t he

country that we lost

Mogilev.qxd

Page 96

Возглавляемые местной шляхтой, они перебили большую часть русского гарнизона и открыли гетману ворота. В награду за это польский король Ян Казимир даровал Могилеву новый герб с изображением трех крепостных башен на синем фоне, и в открытых воротах средней башни — рыцарь с поднятым мечом. Ныне гербом Могилева официально утвержден герб, дарованный городу в 1661 году Яном Казимиром. Рыцарь с мечом в открытых воротах означает, что город открыт для всех добрых людей, но может себя защитить. Mogeilev's present-day official coat-of-arms is that granted to the city by John II Casimir in 1661. The knight with a sword in the open gateway indicates that the city is open to all people of goodwill, but able to defend itself.

Тяжкое бремя Северной войны Огненные вихри Северной войны, начавшейся в 1706 году, оказались разорительными для Могилева и всей восточной Белоруссии. Именно эти территории стали главным театром военных действий, развернувшихся между русской и шведской армиями. Летом 1706 года в Могилеве побывали Петр I и его военачальники — Меншиков, Брюс, Боур, Репнин… Говорят, останавливалась здесь и Марта Скавронская, бывшая служанка мариенбургСлева. «Полководец Александр Меншиков». Гравюра Питера Пикарта. 1707 год. Left. As a military commander Alexander Menshikov displayed both perspicacity and impetuousness in the field. Engraving by Pieter Pickaert. 1707.

ского пастора, впоследствии ставшая женой Петра I. Русские войска находились в городе до июля 1708 года, а потом он был занят шведами, которые конфисковали у жителей все запасы продовольствия, разграбили церкви и окрестные монастыри, вывезли из города больше девяти пудов серебра. Юрий Трубницкий, автор Могилевской хроники, писал: «1708 год ободрал с Могилева его львиную шкуру, облачив в грубый черный мешок. С этого времени и на будущие времена город не может называться могучим львом, а только могилой своих обывателей». После ухода войска Карла XII на Украину некие «доброжелатели» донесли Петру I, что горожане чересчур радушно приняли шведов. Страшен был гнев российского императора. По его указу калмыцкая и татарская конница взяла город в кольцо, а замок подожгли. Огонь перекинулся на ближайшие дома, и жителям пришлось бежать из города. Неподалеку от Могилева 28 сентября 1708 года произошла и знаменитая битва при деревне Лесной, ставшая, по словам Петра, «матерью Полтавской баталии».

96 voivode Andrei Voyeikov, who promised to preserve the city's Magdeburg rights if it surrendered voluntarily and kept his word. Some six months later, however, the forces of the Lithuanian hetman Janusz Radziwill approached the city. Treachery on the part of Konstantin Poklonsky, a minor nobleman of Mogilev in Russian service, enabled them to penetrate the outer line of fortifications and take the New Town, The Old Town held out, though, and after three months Radziwill had to withdraw. In the summer of 1660 the army of hetman Pawel Jan Sapieha descended on Mogilev and a conspiracy arose in the city with some of the inhabitants resolving to return to the rule of the Rzeczpospolita. Led by the local nobility, they slaughtered the bulk of the Russian garrison and opened the gates to the hetman. As a reward King John II Casimir granted Mogilev a new coat of arms showing three fortress towers on a blue field, a knight with

sword raised in the open gateway of the central tower.

The Hard Burden of the Northern War The fiery whirlwind of the Northern War, which began in 1700, had a devastating effect on Mogilev and the whole of eastern Belorussia. The area became the main theatre of military operations in the clash between Russian and Swedish armies. In the

«Сражение при Лесной 28 сентября 1708 года». Раскрашенная гравюра Никола Лармессена с оригинала Пьера Дени Мартена-младшего. Начало XIX века. The Battle of Lesnaya on 28 September 1708. Tinted engraving by Nicolas Larmessin after an original by Pierre Denis Martin the Younger. Early 19th century.

Корпус графа Адама Людвига Левенгаупта, сопровождавший обоз с продовольствием и боеприпасами, шел из Риги на соединение с армией Карла XII. Чтобы преградить им путь, Петр I послал корволант («летучий отряд») Александра Меншикова, с которым отправился и сам. У реки Леснянка, через которую переправлялись шведы, корволант настиг врага. Для обороны Левенгаупт занял выгодную позицию на возвышенности, защищенную с тыла рекой, а с флангов — заболоченным лесом. Из обозных подвод шведы составили вагенбург. Сражение началось ранним утром и продолжалось до наступления темноты. Силы были приблизительно равны, и яростные атаки русских полков перемежались отчаянными контратаками шведов. Ружья настолько накалялись от стрельбы, что солдаты не могли удерживать их в руках. Разыгралась не на шутку стихия: на небе сгустились тучи, и неожиданно хлынул дождь с мокрым снегом. Когда наступили сумерки, шведы укрылись за повозками вагенбурга, и сражение прекратилось. На рассвете следующего дня русские войска возобновили наступление, но отпора не встретили: за ночь вражеский лагерь опустел. Левенгаупт приказал для отвода глаз всю ночь жечь костры, а сам с остатками корпуса под покровом тьмы отступил к городу Пропойску, оставив обоз и артиллерию.

«В память сражения при Лесной — матери Полтавской победы», — гласит надпись на памятнике. «Сия у нас победа может первая назватца, понеже над регулярным войском никогда такой не бывало, к тому ж гораздо меншим числом будучи пред неприятелем», — писал Петр I. “In memory of the Battle of Lesnaya, the mother of the victory at Poltava,” the inscription on the monument reads. Peter I wrote: “This victory of ours can be called the first; until now we have not achieved such over regular forces, moreover we were far fewer in number than the enemy.”

О многих исторических событиях в Могилеве можно узнать из «Баркулабовской хроники», написанной на старобелорусском языке. В XVII—XVIII веках Трофимом Суртой, а потом Юрием Трубницким создавалась «Могилевская хроника» — на польском, а их преемниками — на русском языке. Many of Mogilev's historical events were recorded in the Barkulabovo Chronicle, written in old Belorussian. In the seventeenth and eighteenth centuries Trofim Surta and then Yury Trubnitsky created the Mogilev Chronicle in Polish, which was continued by others in Russian.

summer of 1706 Peter the Great visited Mogilev with his leading commanders — Menshikov, Bruce, Bauer, Repnin and others. It is said that Martha Skavronskya, the former serving maid of a Marienburg pastor who later became Peter's wife, was also here. The Russian forces remained in the city until July 1708. It was then taken by the Swedes who seized all the inhabitants' stocks of food and looted the churches and surrounding monasteries, taking over 150 kilos of silver from the city. Yury Trubnitsky, the author of the Mogilev chronicle, wrote: “the year 1708 stripped Mogilev of its lion's skin, leaving it dressed in coarse black sacking. Henceforth the city can no longer call itself the mighty lion, but only the grave [mogila] of its own citizens.” After Charles XII's army had moved on to the Ukraine, certain “well-wishers” informed Peter I that the citizens had received the Swedes rather too readily. The Russian Emperor's wrath was terrible. On his orders Kalmyk and Tatar cavalry encircled the city and set fire to the castle. The flames spread to the nearest houses and the inhabitants had to flee.

Not far from Mogilev, on 28 September 1708, the village of Lesnaya became the site of the famous battle that Peter later called “the mother of victory at Poltava”. The Swedish corps of Count Adam Ludwig Lewenhaupt was escorting the baggage train from Riga to a rendezvous with Charles XII's army. Peter detailed a corps volant under Alexander Menshikov to bar their way and joined this “flying detachment” himself. The Russians caught up with the enemy as the Swedes were crossing the River Lesnianka. Lewenhaupt took up a good defensive position — on high ground with the river protecting his rear and waterlogged forest on either flank — and had the carts of the baggage train formed into a “wagon fort” or corral. The battle began early in the morning and lasted until darkness fell. The sides were roughly equal in strength and the Russians' furious attacks alternated with desperate counter-attacks by the Swedes. The soldiers' muskets became so hot from firing that they were unable to keep hold of them. The elements too began to rage: black clouds gathered in the sky and there was a sudden downpour of rain mixed with sleet.

Страна, которую мы потеряли / t he

country that we lost

Mogilev.qxd

3/25/10

14:58

Page 98

Петр I писал: «Сия у нас победа может первою назваться, понеже над регулярным войском никогда такой не бывало…» В честь двухсотлетия этой победы у деревни Лесной был воздвигнут памятник: бронзовый орел на гранитной скале, рвущий поверженное вражеское знамя.

Под российским крылом В состав Российской империи Могилев вошел в 1772 году, во время первого раздела Речи Посполитой. В 1780 году город посетила Екатерина II, которая осматривала новые российские губернии. Здесь она вела переговоры с австрийским императором Иосифом II о втором разделе польско-литовских земель. Дважды через Могилев проезжал Александр Пушкин, правда, вопреки распространенной легенде, с декабристами он там не встречался. Слух этот появился потому, что в 1815—1830 годах в городе находилась главная квартира Первой русской армии, при которой служили несколько офицеров, ставших членами тайных обществ. В январе 1826 года в Могилев привезли арестованных участников бунта в Черни-

говском пехотном полку и была учреждена комиссия «для суждения виновных офицеров, участвовавших в мятеже или к оному прикосновенных». Приговоры, которые комиссия вынесла, были впоследствии смягчены императором Николаем I. В XIX веке город рос завидными темпами: если в начале XIX века его население насчитывало десять тысяч человек, то к концу оно превысило пятьдесят. В начале XX века в Могилеве работало более двухсот предприятий: кирпичные заводы,

Виды города Могилева были запечатлены на картинах Наполеона Орды, белорусского художника и композитора XIX века. Орда много путешествовал по Европе, был близко знаком с выдающимися деятелями культуры того времени. Его наследие представляет более тысячи пейзажей с видами Белоруссии, Украины, Литвы, Польши.

«Постоянный театр составляет насущную потребность каждого благоустроенного города. Он изощряет вкусы, облагораживает привычки темной массы населения, а для людей интеллигентных служит местом отдыха от забот обыденной жизни», — писала газета «Могилевские губернские ведомости» в мае 1888 года, после открытия Могилевского городского театра. Здание Могилевского драматического театра. Современная фотография.

маслобойни, пивоварни, лесопилки… Здесь действовали пять гимназий, семь начальных школ, духовная семинария, коммерческое и фельдшерское училища. В 1833 году появилась первая публичная библиотека, в 1838 году — газета «Могилевские губернские ведомости», в 1888 году — городской театр. С 1905 года в городе заработал телефон, с 1910 года — первая городская электростанция. Отрицательно сказалось на развитии города отсутствие железнодорожного сообщения, но в 1902 году через Могилев

прошла ветка Витебск–Жлобин — часть магистрали, ведущей из Петербурга на юг страны. Во время Первой мировой войны с августа 1915 года в городе находилась Ставка верховного главнокомандующего русской армии, которым до февраля 1917 года являлся император Николай II. После его отречения от престола Временное правительство четыре раза меняло людей, занимавших этот пост. Один из них, генерал Лавр Корнилов, возмущенный действиями правительства, ведущими к распаду армии, попытался установить в стране военную диктатуру, но потерпел неудачу: большевистские агитаторы сумели распропагандировать солдат. После Октябрьского переворота временно исполнявший обязанности верховного главнокомандующего генерал Николай Духонин отказался подчиняться ленинскому приказу о заключении перемирия с противником и освободил Корнилова и его сторонников из заключения. Возмездие большевиков не заставило себя ждать: Духонин был растерзан толпой революционных матросов на перроне Могилевского вокзала — с молчаливого согласия нового главковерха, прапорщика Николая Крыленко. В марте 1918 года город оккупировали части польского корпуса генерала Юзефа Довбор-Мусницкого. В мае 1918 года их сменили германские войска. В октябре

“A permanent theatre is a vital need of any well organized city. It cultivates tastes and improves the habits of the dark mass of the populace, while for the cultured people it serves as a place of relaxation from the concerns of daily life,” the Mogilev Provincial Gazette wrote in May 1888, after the opening of the municipal theatre.

quarters of the First Russian Army, some of whose officers became members of the secret societies. In January 1826 arrested mutineers from the Chernigov Infantry Regiment were brought to Mogilev and a commission was set up “to judge the guilty officers who took part in the mutiny or were involved in it.” The sentences that this body passed were later mitigated by Emperor Nicholas I. In the nineteenth century the city grew at an enviable pace: at the start of the century its population numbered 10,000 people; by the end there were over 50,000. In the early 1900s more than 200 enterprises operated in Mogilev: brickworks, dairies, breweries, sawmills… Seven primary schools and five gymnasia operated here,

as well as a seminary, commercial and firstaid colleges. In 1833 the first public library appeared in the city, followed in 1838 by the Mogilev Provincial Gazette newspaper and a municipal theatre in 1888. In 1905 telephones came to the city and in 1910 it acquired its first electric power station. During the First World War, from August 1915, the city was the location of Stavka — the headquarters of the Supreme Commander-in-Chief of the Russian army, who until February 1917 was Nicholas II himself. After his abdication the Provisional Government appointed four different men in succession to the post. Indignant at the actions of the government that were causing the disintegration of the army, one of them, General Lavr Kornilov, attempted to establish a military dictatorship in the country, but with no success: Bolshevik agitators managed to deprive him of the soldiers' support. After the Bolshevik seizure of power, the acting Supreme Commander-in-Chief, General Nikolai Dukhonin, refused to obey Lenin's orders on concluding an armistice with the enemy and released

Views of the city of Mogilev were recorded in the paintings of Napoleon Orda, a nineteenth-century Belorussian artist and composer. Orda travelled widely in Europe and was closely acquainted with many outstanding cultural figures of his day. He left over a thousand landscape views of Belorussia, Ukraine, Lithuania and Poland.

98 Beneath Russia's Wing Mogilev became part of the Russian Empire in 1772, at the time of the First Partition of the Rzeczpospolita. In 1780 Catherine II visited the city during an inspection tour of the new Russian provinces. Here she conducted negotiations with Emperor Joseph II about a second division of the Polish and Lithuanian lands. When dusk fell, the Swedes took cover inside the wagon fort and the fighting ceased. At dawn the next day the Russian forces resumed their onslaught, but met with no resistance: the enemy camp had emptied overnight. Lewenhaupt ordered that fires be kept burning all night as a diversion while he and the remnants of his corps withdrew under cover of darkness to the town of Propoisk, abandoning the carts and the artillery. Peter wrote: “This victory of ours can be called the first; until now we have not achieved such over regular forces.” To mark the 200th anniversary of this breakthrough a monument was erected by the village of Lesnaya: a bronze eagle on a granite rock tearing at a thrown down enemy banner.

В январе 1863 года на территориях бывшей Речи Посполитой вспыхнуло антироссийское вооруженное восстание. В Могилевской губернии было создано несколько повстанческих отрядов, численность каждого исчислялась десятками человек. Восстание было подавлено. In January 1863 an armed uprising against Russia erupted in the lands of the former Rzeczpospolita. Several rebel units, each numbering dozens of men, were formed in Mogilev province. The revolt was put down by the end of the following year. Alexander Pushkin passed through Mogilev twice, although contrary to a widespread legend he did not meet the Decembrists here. This rumour arose because from 1815 to 1830 the city acted as head-

Слева. «Дама с собачкой». Скульптура у входа в здание театра. Современная фотография. Above. The building of the Mogilev Drama Theatre. Left. Lady with a Dog. A sculpture by the entrance to the theatre. Present-day photograph.

3/25/10

14:58

Page 100

country that we lost

Mogilev.qxd

Страна, которую мы потеряли / t he Император Николай II проводит смотр подразделения свиты Его Императорского Величества перед поездкой на фронт. Могилев. Май 1916 года. Emperor Nicholas II inspecting a detachment of his escort before a visit to the front. May 1916.

100

стал полковник С. Ф. Кутепов, погибший во время боев за Могилев. Мемориальный комплекс, посвященный обороне города, находится на шестом километре шоссе Могилев–Бобруйск — там, где начинается Буйничское поле. Здесь же лежит памятный камень со словами о Константине Симонове: «…Всю жизнь он помнил это поле боя 1941 года и завещал развеять здесь свой прах».

Битва на Буйничском поле

1918 года в Могилев вошли части Красной Армии и была восстановлена советская власть. За годы первых пятилеток город стал одним из крупнейших промышленных центров Белорусской ССР. Здесь были построены первое в республике предприятие химической промышленности (фабрика искусственного шелка) и первый авторемонтный завод. К началу 1940-х годов в городе находилось более двухсот промышленных предприятий, а число жителей составляло сто двадцать тысяч.

Kornilov and his supporters from imprisonment. The Bolsheviks' vengeance was swift: Dukhonin was torn to pieces by a mob of revolutionary sailors on the platform of Mogilev railway station — with the tacit approval of the new C-in-C, Warrant Officer Nikolai Krylenko. In March 1918 the city was occupied by units of General Jozef Dowbor-Musnicki's Polish corps. In May they were replaced by German troops. In October 1918 units of the Red Army entered Mogilev and Soviet power was reestablished here. In the period of the early Five-Year Plans, the city became one of the leading industrial centres of the Belorussian SSR. The republic's first chemical plant was built here (a factory making artificial silk) and the first vehicle repair works. By the early 1940s the city had over 200 industrial enterprises, and 120,000 inhabitants.

The Battle on Buinichi Field In the first days after the Nazi invasion Mogilev was the location of the headquarters of the Western Front. Two defensive lines were created around the city, mobiliza-

В первые дни Великой Отечественной войны в Могилеве находился штаб Западного фронта. Вокруг города были созданы две линии оборонительных рубежей, объявлена мобилизация и сформировано народное ополчение. В начале июля 1941 года город подвергся многочисленным бомбардировкам. Жестокие бои развернулись на подступах к городу, у деревни Буйничи, где противотанковые рвы смыкались с оврагами и упирались в Днепр. Здесь, на Буйничском поле, сражение с врагом длилось десять дней. За это время советские солдаты отразили 27 атак, подбили 179 танков, уничтожили около 4 тысяч солдат противника. Под Могилевом было задержано наступление группы армий «Центр», рвавшихся к сердцу России — Москве. Полученный в этом сражении опыт был использован позже — при Сталинградской обороне, а Могилев нередко называли «отцом Сталинграда». Писатель Константин Симонов побывал здесь вместе с другими представителями прессы. «Я не был солдатом, был всего только корреспондентом, — писал он, — однако у меня есть кусочек земли, который мне век не забыть, поле под Могилевом». Битву на Буйничском поле Симонов описал в дневнике «Разные дни войны» и в романе «Живые и мертвые». Прообразом главного героя романа Серпилина

tion was announced and a people's volunteer corps formed. In early July 1941 Mogilev was bombed repeatedly. Fierce fighting took place on the approaches to the city, by the village of Buinichi, where the anti-tank ditches joined into the ravines and ended at the Dnieper. There, on Buinichi Field, the bitter struggle with the foe lasted ten days. In that time the Soviet forces repulsed 27 attacks, put

Выступление председателя ВЦИК Михаила Калинина перед торжественным заседанием уездного и городского Советов в помещении Могилевского драмтеатра 14 июня 1919 года. Mikhail Kalinin, chairman of the All-Russian Central Executive Committee, addressing a formal session of the district and city soviets in the Mogilev Drama Theatre on 14 June 1919.

Слева. Советские танки на улицах Могилева. Город был освобожден от фашистских оккупантов 28 июня 1944 года. Left. Soviet tanks on the streets of Mogilev. The city was liberated on 28 June 1944.

В годы немецкой оккупации в Могилеве возникла разветвленная сеть организаций подпольщиков, а в окрестных лесах действовали многочисленные партизанские отряды. Упорная борьба с захватчиками развернулась на железной дороге: шли под откос составы, гремели взрывы, горели цистерны с горючим. Враг отвечал террором: за это время в городе и ближайших районах в лагерях для военнопленных погибло более 70 тысяч людей, около 30 тысяч было вывезено на работы в Германию. During the German occupation an extensive network of underground resistance organizations formed in Mogilev and many units of partisans were active in the surrounding forests. An unremitting struggle against the invaders was waged on the railway: trains were derailed, equipment blown up and tank-cars set on fire. The Nazis responded with terror: inside the city and in the adjoining districts over 70,000 people perished in prisoner-of-war camps, while around 30,000 were deported to work in Germany.

101

179 tanks out of action and annihilated around 4,000 enemy soldiers. This action held up the German Army Group Centre in its dash for the heart of Russia — Moscow. The poet and author Konstantin Simonov witnessed these events along with other members of the press. “I was not a soldier, just a correspondent,” he wrote, “but there is a patch of land that I shall never forget — a field outside Mogilev.” The memorial complex devoted to the defence of the city is located six kilometres along the Mogilev-Bobruisk highway, at the start of Buinichi Field. This is also the location of the stone commemorating Konstantin Simonov. The inscription on it reads: “All his life he remembered this battlefield from 1941 and asked that his ashes be scattered here.”

Ныне город Могилев находится на территории Республики Беларусь. Today the city of Mogilev belongs to the Republic of Belarus.

Боец белорусского партизанского отряда. Фотография 1944 года. A member of a Belorussian partisan unit. 1944 photograph.

В июне 1944 года советские войска начали в Белоруссии наступательную операцию, носившую кодовое название «Багратион». Одним из ее этапов стало освобождение Могилева. Враг превратил город в неприступную крепость, окружив его тремя рубежами обороны, но 26 июня части 2-го Белорусского фронта замкнули кольцо вокруг Могилева. Еще два дня на его улицах шли ожесточенные бои, и наконец немецкие войска сдались. Ниже. Мемориальный комплекс «Буйничское поле» на месте боев Красной Армии с немецкими захватчиками в 1941 году. Современная фотография. In June 1944 the Soviet forces launched the offensive code-named “Bagration” in Belorussia. One phase of this operation was the liberation of Mogilev. The enemy had turned the city into an impregnable fortress, surrounding it with three lines of defence, but on 26 June units of the Second Belorussian Front completed the encirclement of Mogilev. For two more days there was desperate fighting in the streets before finally the German forces surrendered. Below. The Buinichi Field memorial complex on the site of battles between the Red Army and German invaders in 1941. Present-day photograph.

Chicheronnn.qxd

3/25/10

14:59

Page 102

ВЕЛИКИЕ О ВЕЛИКИХ

ПЛУТАРХ О ЦИЦЕРОНЕ

«Слишком Цицерон был полон лучших упований, и только один не совсем благоприятный оракул несколько умерил его пыл. Он спрашивал Дельфийского бога, как ему достичь великой славы, и пифия в ответ повелела ему руководиться в жизни собственною природой, а не славою у толпы. Вернувшись в Рим, Цицерон первое время держал себя очень осторожно и не спешил домогаться должностей, а потому не пользовался никаким влиянием и часто слышал за спиною: «Грек!», «Ученый!» — самые обычные и распространенные среди римской черни бранные слова. Но так как по натуре он был честолюбив, а отец и друзья еще разжигали в нем это свойство, он стал выступать защитником в суде и достиг первенства не постепенно, но сразу, стяжавши громкую известность и затмив всех, кто ни подвизался на форуме. <…> Он насмехался над ораторами, которые громко кричат, и говорил, что они по своей немощи не в состоянии обойтись без крика, как хромые без лошади. Насмешки и шутки подобного рода казались изящными и вполне

После убийства Цезаря он, надеясь на возрождение республики, принял сторону молодого Октавиана и выступил с речами (которые называл «филиппиками») против Марка Антония. Тот, обретя власть в союзе с Октавианом, внес имя Цицерона в проскрипционные списки как «врага народа». При попытке к бегству оратор был казнен. «…Большинство присутствовавших отвернулось, когда палач подбежал к носилкам. Цицерон сам вытянул шею навстречу мечу, и Геренний перерезал ему горло», — писал историк Плутарх в своем труде «Сравнительные жизнеописания», избранные места из которого, посвященные Марку Туллию Цицерону, мы предлагаем вниманию наших читателей.

Родился Цицерон на третий день после новогодних календ — теперь в этот день власти молятся и приносят жертвы за благополучие главы государства. Говорят, что мать произвела его на свет легко и без страданий. Кормилице его явился призрак и возвестил, что она выкормит великое благо для всех римлян. Все считали это вздором, сонным видением, но Цицерон быстро доказал, что пророчество было неложным: едва войдя в школьный возраст, он так ярко заблистал своим природным даром и приобрел такую славу среди товарищей, что даже их отцы приходили на занятия, желая собственными глазами увидеть Цицерона и убедиться в его без конца восхваляемой понятливости и способностях к учению…

102

«О времена, о нравы! Сенат отлично все знает, консул видит, а он все еще жив! Жив? Мало того, он является в сенат, желает быть участником в обсуждении государственных дел; он взором своим намечает и предназначает к смерти из нас то одного, то другого…» Эти знаменитые слова Марка Туллия Цицерона, древнеримского оратора и писателя, были сказаны в обвинительной речи против Луция Сергия Катилины — заговорщика, пытавшегося захватить в Риме власть. Дар красноречия и образованность помогли Цицерону добиться высших государственных должностей. Впрочем, они его не спасли от изгнания: он был обвинен народным трибуном Клодием в умерщвлении римских граждан без суда. Гней Помпей добился возвращения оратора из ссылки и привлек его на свою сторону во время гражданской войны со сторонниками Цезаря. Прощенный Цезарем после битвы при Фарсале, Цицерон удалился с политической арены, не в силах примириться с диктатурой.

Мраморный бюст Марка Туллия Цицерона. I век н.э. Музей Капитолия. Рим.

В Афинах Цицерон слушал Антиоха из Аскалона, восхищаясь плавностью и благозвучием его слога, но перемен, произведенных им в основах учения, не одобрял. <…> Цицерона больше привлекали воззрения противников Антиоха, он учился с огромным усердием, намереваясь, в случае если все надежды выступить на государственном поприще будут потеряны, переселиться в Афины, забыть о форуме и о делах государства и проводить жизнь в покое, целиком отдавшись философии. Но когда он получил известие о смерти Суллы, — а к этому времени и тело его, закаленное упражнениями, окрепло и поздоровело, и голос, приобретя отделанность, стал приятным для слуха, мощным и, главное, соразмерным телесному его сложению, — а друзья из Рима принялись засыпать его письмами, убеждая вернуться, и сам Антиох настоятельно советовал посвятить себя государственным делам, Цицерон снова взялся за красноречие, оттачивая его, словно оружие, и пробуждая в себе способности, необходимые в управлении государством. Он старательно работал и сам, и посещал знаменитых ораторов, предприняв ради этого путешествие в Азию и на Родос. <…> Рассказывают, что Аполлоний, не знавший языка римлян, попросил Цицерона произнести речь по-гречески. Тот охотно согласился, считая, что так Аполлоний сможет лучше указать ему его изъяны. Когда он умолк, все присутствующие были поражены и наперебой восхваляли оратора, лишь Аполлоний и, слушая, ничем не выразил удовольствия, и после окончания речи долго сидел, погруженный в какие-то тревожные думы. Наконец, заметив, что Цицерон опечален, он промолвил: «Тебя, Цицерон, я хвалю и твоим искусством восхищаюсь, но мне больно за Грецию, когда я вижу, как единичные наши преимущества и последняя гордость — образованность и красноречие — по твоей вине тоже уходят к римлянам».

103 уместными в суде, но Цицерон злоупотреблял ими, и многим это не нравилось, так что он прослыл человеком недоброго нрава. Цицерон был избран квестором как раз в ту пору, когда в Риме не хватало хлеба, и, получив по жребию Сицилию, сперва пришелся не по душе сицилийцам, которых заставлял посылать продовольствие в столицу; затем, однако, они узнали его ревностное отношение к службе, его справедливость и мягкость и оказали ему такие почести, каких никогда не оказывали ни одному из правителей. А когда много знатных молодых римлян, служивших в войске, предстали перед судом сицилийского претора — их обвиняли в неповиновении начальникам и недостойном поведении, — Цицерон блестящей защитительной речью спас обвиняемых. Гордый всеми своими успехами, Цицерон возвращался в Рим, и по пути, как он рассказывает, с ним произошел забавный случай. В Кампании ему встретился один видный римлянин, которого он считал своим другом, и Цицерон, в уверенности, что Рим полон славою его имени и деяний, спросил, как судят граждане об его поступках. «Погоди-ка, Цицерон, а где же ты был в последнее время?» — услыхал он в ответ и сразу же совершенно пал духом, ибо понял, что молва о нем потерялась в городе, словно канула в безбрежное море, так ничего и не прибавив к прежней его известности. Но затем, поразмысливши и напомнив себе, что борется он за славу, а слава бесконечна и досягаемых пределов не ведает, — он сильно умерил свои честолюбивые притязания. Тем не менее страсть к похвалам и слишком горячая жажда славы были присущи ему до конца и нередко расстраивали лучшие его замыслы.

горячая жажда славы»

С жаром приступая к делам управления, он считал недопустимым, что ремесленники, пользующиеся бездушными орудиями и снастями, твердо знают их название, употребление и надлежащее место, а государственный муж, которому для успешного исполнения своего долга необходимы помощь и служба живых людей, иной раз легкомысленно пренебрегает знакомством с согражданами. Сам он взял за правило не только запоминать имена, но и старался выяснить, где кто живет, где владеет землею, какими окружен друзьями и соседями. Поэтому, проезжая по любой из областей Италии, Цицерон без труда мог назвать и показать имения своих друзей. Состояние Цицерона было довольно скромным, — хотя и целиком покрывало его нужды и расходы, — и все же ни платы, ни подарков за свои выступления в суде он не брал, вызывая восхищение, которое стало всеобщим после дела Верреса. Веррес прежде был наместником Сицилии и запятнал себя множеством бесчестных поступков, а затем сицилийцы привлекли его к ответственности, и победу над ним Цицерон одержал не речью, но скорее тем, что воздержался от речи. Преторы, покровительствуя Верресу, бесчисленными отсрочками и переносами оттянули разбирательство до последнего дня, а так как было ясно, что дневного срока для речей не хватит и, стало быть, суд завершиться не сможет, Цицерон поднялся, объявил, что в речах нет нужды, а затем, представив и допросив свидетелей, просил судей голосовать.

Слева. «Юный Цицерон с книгой». С картины Винченцо Фоппа. Около 1464 года.

Ниже. «Триумф Цицерона». С фрески работы Франчабиджо (Франческо ди Кристофано Биджи). Вилла Медичи в Поджо-аКайяно. Около 1520 года.

В еликие о великих

g reat

minds about the greats

Chicheronnn.qxd

104

3/25/10

14:59

Page 104

«Цицерон обличает Катилину». С картины Чезаре Маччари. 1888 год. В 63 году до н. э. Цицерона избрали на должность консула. Его избранию способствовало то, что его соперник, Луций Сергий Катилина, открыто говорил о своих намерениях начать революционные преобразования, если получит этот пост. Это сильно обеспокоило римлян, и предпочтение было в итоге отдано Цицерону. После поражения на выборах Катилина начал готовить заговор с целью захвата власти, который Цицерону удалось раскрыть. Четырьмя сенатскими речами против Катилины, считающимися образцами ораторского искусства, Цицерон вынудил Катилину бежать из Рима в Этрурию.

изнесет клятву с отречением от власти и тут же спустится вниз. Цицерон обещал выполнить их требование, но, когда народ затих, произнес не старинную и привычную, а собственную, совершенно новую клятву в том, что спас отечество и сберег Риму господство над миром. И весь народ повторил за ним эти слова. Ожесточенные пуще прежнего, Цезарь и оба трибуна ковали против Цицерона всевозможные козни, и в том числе внесли предложение вызвать Помпея с войском, чтобы положить конец своевластию Цицерона. Но тут важную услугу Цицерону и всему государству оказал Катон, который тоже был народным трибуном и воспротивился замыслу своих товарищей по должности, пользуясь равною с ними властью и гораздо большею славой. Он не только без труда расстроил все их планы, но, в речи к народу, так превозносил консульство Цицерона, что победителю Катилины были назначены невиданные прежде почести и присвоено звание «отца отечества». Мне кажется, Цицерон был первым среди римлян, кто получил этот титул, с которым к нему обратился в Собрании Катон.

У него было хорошее поместье близ Арпина и два небольших имения, одно подле Неаполя, другое около Помпей. Кроме того, в приданое за своей супругой Теренцией он взял сто двадцать тысяч драхм и еще девяносто тысяч получил от кого-то по завещанию. На эти средства он жил и широко, и вместе с тем воздержно, окружив себя учеными греками и римлянами, и редко когда ложился к столу до захода солнца — не столько за недосугом, сколько по нездоровью, опасаясь за свой желудок. Он и вообще необычайно строго следил за собою и ни в растираниях, ни в прогулках никогда не преступал назначенной врачом меры. Таким образом он укреплял свое тело, делая его невосприимчивым к болезням и способным выдерживать многочисленные труды и ожесточенную борьбу. Отцовский дом он уступил брату, а сам поселился у Палатина, чтобы не обременять далекими хождениями тех, кто желал засвидетельствовать ему свою преданность, ибо к дверям его что ни день являлось не меньше народу, чем к Крассу или Помпею, которых тогда чтили как никого в Риме, первого — за богатство, второго за огромное влияние в войске. Да и сам Помпей оказывал Цицерону знаки уважения, и деятельность Цицерона во многом способствовала росту его славы и могущества.

Скульптурное изображение Цицерона в Царском Селе.

В ту пору сила и влияние Цицерона достигли предела, однако же именно тогда многие прониклись к нему неприязнью и даже ненавистью — не за какой-нибудь дурной поступок, но лишь потому, что он без конца восхвалял самого себя. Ни сенату, ни народу, ни судьям не удавалось собраться и разойтись, не выслушав еще раз старой песни про Катилину и Лентула. Затем он наводнил похвальбами свои книги и сочинения, а его речи, всегда такие благозвучные и чарующие, сделались мукою для слушателей — несносная привычка въелась в него точно злая язва. При всем том, несмотря на чрезмерное честолюбие, Цицерон не знал, что такое зависть, и, сколько можно заключить из его сочинений, очень часто с восторгом отзывался о своих предшественниках и современниках.

После бегства из Рима Катилины Цицерон, руководивший сенатом, потребовал арестовать и казнить без суда тех заговорщиков, которые остались в Риме, так как они представляли собой слишком большую угрозу государству, и обычные в таких случаях меры — домашний арест или ссылка — были бы недостаточно эффективны. Юлий Цезарь, присутствовавший на заседании, выступил против казни. Слава и влияние Цицерона на народ в тот момент достигли апогея. Марк Порций Катон, к примеру, назвал его «отцом отечества». Должности претора Цицерон искал вместе со многими значительными людьми и все же был избран первым. По общему мнению, он был безукоризненным и очень умелым судьею. Среди прочих, как сообщают, он разбирал дело Лициния Макра, обвинявшегося в казнокрадстве. Лициний, и сам по себе далеко не последний в Риме человек, и к тому же пользовавшийся поддержкою Красса, твердо полагался на собственную силу и усердие друзей, а потому, когда судьи еще только подавали голоса, отправился домой, поспешно постригся, надел, словно бы уже оправданный, белую тогу и пошел было обратно на форум, но у дверей дома его встретил Красс и сообщил, что он осужден единогласно. Лициний вернулся к себе, лег в постель и умер. Этот случай принес новую славу Цицерону, выполнившему свой долг с таким усердием и строгостью. Цицерон, как никто другой, показал римлянам, сколько сладости сообщает красноречие прекрасному, научил их, что справедливое неодолимо, если выражено верными и точными словами, и что разумному государственному мужу в поступках своих надлежит неизменно предпочитать прекрасное утешительному, но в речах — внушать полезные мысли, не причиняя боли. Находились, однако, люди, готовые отомстить Цицерону и словом и делом, и вождями их были избранные на следующий год должностные лица — претор Цезарь и народные трибуны Метелл и Бестия. Вступив в должность незадолго до истечения консульских полномочий Цицерона, они не давали ему говорить перед народом — перенесли свои скамьи на возвышение для ораторов и зорко следили, чтобы консул не нарушил их запрета, соглашаясь отменить его лишь при одном непременном условии: если Цицерон про-

В 60 году до н. э. Юлий Цезарь, Помпей и Красс объединили силы с целью захвата власти, образовав Первый триумвират. Признавая таланты и популярность Цицерона, они сделали несколько попыток привлечь его на свою сторону. Но знаменитый оратор, поколебавшись, отказался: он предпочел остаться верным сенату и идеалам республики. Однако это оставило его открытым для нападок оппонентов, в числе которых был трибун Клодий, добившийся принятия закона, осуждавшего Цицерона на изгнание, как человека, казнившего римских граждан без суда и следствия. Цицерон обратился за поддержкой к Помпею и другим влиятельным лицам, однако не получил ее и был вынужден уйти в добровольное изгнание. В его отсутствие закон был принят, его имущество конфисковано, а дома сожжены.

105

Виною этому честолюбие, и то же самое честолюбие нередко заставляло Цицерона, упивавшегося силою собственного слова, нарушать все приличия. Рассказывают, что как-то раз он защищал Мунатия, а тот, благополучно избежав наказания, привлек к суду Сабина, одного из друзей своего защитника, и Цицерон, вне себя от гнева, воскликнул: «Ты, видно, воображаешь, Мунатий, будто выиграл в тот раз собственными силами? Ну-ка, вспомни, как я в суде навел тень на ясный день!» Он хвалил Марка Красса, и эта речь имела большой успех, а несколько дней спустя, снова выступая перед народом, порицал Красса, и когда тот заметил ему: «Не с этого ли самого места ты восхвалял меня чуть ли не вчера?» — Цицерон возразил: «Я просто-напросто упражнялся в искусстве говорить о низких предметах». Метеллу Непоту, который корил его тем, что, выступая свидетелем, он погубил больше народу, чем спас в качестве защитника, Цицерон возразил: «Готов признать, что честности во мне больше, чем красноречия». Один юнец, которого обвиняли в том, что он поднес отцу яд в лепешке, грозился осыпать Цицерона бранью. «Я охотнее приму от тебя брань, чем лепешку», — заметил тот.

Едкие насмешки над врагами и противниками в суде можно признать правом оратора, но Цицерон обижал всех подряд, походя, ради одной лишь забавы, и этим стяжал жестокую ненависть к себе. В дальнейшем, видя, что демократическое правление сменилось единовластием, Цицерон удалился от общественных дел и свой досуг отдавал молодым людям, желавшим изучать философию; все это были юноши из самых знатных и влиятельных домов, так что дружба с ними вновь укрепила положение Цицерона в Риме. Главным занятием его было теперь сочинение и перевод философских диалогов. Каждому из понятий диалектики и физики он подыскивал соответствующее выражение в латинском языке: говорят, что он первым ввел или же утвердил у римлян такие

«Дамоклов меч». С картины Ричарда Уэстолла. 1812 год. Дамоклов меч — выражение из древнегреческого предания о сиракузском тиране Дионисии Старшем, рассказанного Цицероном в сочинении «Тускуланские беседы»: желая проучить льстеца Дамокла, называвшего его счастливейшим из людей, Дионисий приказал во время пира посадить его на свое место, предварительно прикрепив к потолку над этим местом меч, висевший на конском волосе. Дамоклов меч стал символом постоянных опасностей, угрожающих властителю.

Внизу. «Фульвия с головой Цицерона». С картины Павла Сведомского. Вторая половина XIX века. Когда Антоний привез тело Цицерона в Рим и выставил его голову и руки на рострах римского форума, Фульвия, мстя Цицерону за его речи против Пульхра и Антония, проткнула его язык золотой шпилькой.

Цицерон выступил с четырнадцатью пламенными речами против Марка Антония, который стремился к диктаторской власти. За это имя Цицерона включили в список людей, которых Антоний и двое его соратников, образовавших триумвират, намеревались физически устранить. Фульвия была женой Марка Антония и безумно его любила. К Цицерону, который старался помешать восхождению Марка Антония на высшую ступень власти, она испытывала лютую ненависть. Кроме того, оратор был политическим противником ее первого мужа — Клодия Публия Пульхра. понятия, как «представление», «приятие», «воздержание от суждения», «постижение», а также «простое», «неделимое», «пустота» и многие другие, и, с помощью метафоры и некоторых иных приемов, сделал их ясными, доступными и общеупотребительными. А поэзия была для него лишь забавой, и говорят, что всякий раз, как ему припадало желание позабавиться подобным образом, он писал по пятисот стихов в ночь. В заговоре против Цезаря Цицерон не участвовал, хотя входил в число ближайших друзей Брута и, повидимому, как никто, тяготился сложившимся положением дел и тосковал о прошлом. Но заговорщики относились с недоверием и к его натуре, всегда бедной отвагою, и к годам, в которые даже самые сильные натуры лишаются прежней храбрости. Перевод С. П. Маркиша

Улица, улица... / t hrough streets broad and narrow

Buenos_Aieros.qxd

3/25/10

15:00

Page 106

Своим появлением на карте мира этот город был обязан страстью к наживе. Основанный в XVI веке конкистадором Педро Мендосой на берегу залива Ла-Плата, Буэнос-Айрес стал одним из опорных пунктов для продвижения завоевателей вглубь Южной Америки. Кровь и смерть сопутствовали этому: поселение не раз подвергалось набегам индейцев, а сами испанцы страдали от голода и болезней. Время шло, сожженная и заново построенная крепость и порт, находившийся рядом, соединились в единое целое под названием «Город Пресвятой Троицы и порт Богоматери Святой Марии добрых ветров», а потом от этого по-испански пышного названия остались только «Добрые ветра» — Buenos Aires. This city owes its appearance on the map of the world to the pursuit of lucre. Founded in the sixteenth century by the conquistador Pedro de Mendoza on the estuary of the River Plate, Buenos Aires became one of the main bases for the conquerors' advance into the South American interior. Bloodshed and death accompanied this process: the settlement was repeatedly attacked by the natives, while the Spanish themselves suffered from hunger and disease. As time went on the burnt and reconstructed fortress and adjoining port combined into a single entity under the name “The City of the Most Holy Trinity and the Port of Our Lady Saint Mary of the Fair Winds”, which was then pared down to the last two words, which are in Spanish Buenos Aires.

106

Планировка Буэнос-Айреса незатейлива: его улицы образуют аккуратную сеть кварталов — будто расчерченную на миллиметровке. В центре города, как оси координат, сходятся Авенида-де-Майо и Авенида 9 Июля. Обелиск в честь четырехсотлетия столицы Аргентины, сооруженный на пересечении Авениды 9 Июля и Авениды Корриентес, тоже служит своеобразной точкой отсчета. Здесь, на площади Республики, проходят различные общественные и культурные мероприятия. The layout of Buenos Aires is quite simple: its streets form a neat grid of blocks, as if drawn on graph-paper. In the city centre the Avenida de Mayo and Avenida 9 de Julio cross like the axes. The obelisk commemorating the 400th anniversary of the Argentine capital, set up at the junction of Avenida 9 de Julio and Avenida Corrientes also serves as a sort of reference point. The surrounding Plaza de la Republica is the setting for various public and cultural events.

Б уэнос-Айрес в XVIII веке стал столицей вице-королевства Рио-де-ла-Плата, но 9 июля 1816 года депутаты южноамериканских колоний, входивших в его состав, провозгласили независимость от Испании. Эта дата впоследствии была увековечена в названии главной улицы города — Авенида 9 Июля.

Сердце столицы Впрочем, в Буэнос-Айресе на звание главной претендуют еще несколько улиц: Авенида Корриентес, где сосредоточена вся ночная жизнь столицы, Авенида-де-Майо (Майская), известная разнообразием архитектурных стилей, и Ривадавия, одна из самых длинных улиц в мире. Впрочем, если центральных артерий в городе несколько, то сердце, пожалуй, одно — это Пласа-деМайо (Майская площадь), названная так в честь революции, начавшейся 25 мая 1810 года и положившей начало войне за независимость провинций Рио-де-ла-Платы. Когда-то на месте Майской площади находились старый форт и таможня, потом почта и здание Кабильдо — городского муниципалитета колониальных времен. Позже были построены Дом правительства, который в Аргентине называют «Розовым домом» за его расцветку, и главный собор города, где находится мраморный мавзолей генерала Хосе де Сан-Мартина, национального героя Южной Америки. От Пласа-де-Майо к Авениде 9 Июля можно пройти по Авенида-де-Майо или Ривадавии — эти улицы идут параллельно. На Авенида-де-Майо есть место, которое никак нельзя пропустить. Это — старейшее в городе богемное кафе «Тортони», где бывали писатель Хорхе Луис Борхес, поэт Федерико Гарсия Лорка и философ Хосе Ортега-и-Гассет, певец Карлос Гардель и физик Альберт Эйнштейн… Название для кафе его первый владелец, иммигрант из Франции, позаимствовал у знаменитого парижского заведения на Итальянском бульваре. Несмотря на то что аргентинскому «Тортони» исполнилось уже полтора века, цены в этом заведении вполне демократичные. По вечерам здесь звучит джаз, танцуют танго, а поэты читают стихи.

улица дня независимости

Наталья ПОПОВА / by Natalya POPOVA

Independence Day street

Педро Мендоса организовал и возглавил экспедицию из 11 кораблей к берегам Южной Америки. Он основал на континенте колонию, а умер, возвращаясь в Испанию. Памятник конкистадору в Буэнос-Айресе.

Pedro de Mendoza organized and led an expedition of eleven ships to the shores of South America. He founded a colony on the continent and died on the return voyage to Spain. The monument to the conquistador in Buenos Aires.

Улица, улица... / t hrough streets broad and narrow

Buenos_Aieros.qxd

3/25/10

Ниже. «Тортони», старейшее артистическое кафе в Буэнос-Айресе, — место вполне демократичное. Кроме туристов и пожилых завсегдатаев, растягивающих порцию кофе на часок-другой, здесь собираются богемная молодежь и исполнители танго, в обеденное время сюда заглядывают служащие, работающие поблизости. Было время, когда кафе служило местом встречи аргентинских политиков. Below. The Tortoni is one of the oldest artistic cafés in Buenos Aires — a very democratic place. Besides tourists and elderly regulars making a portion of coffee last an hour or two, the Bohemian youth and tango dancers gather here. At lunch time office workers from the surrounding area drop in. There was a time when the café was a meeting place for Argentine politicians.

15:00

Page 108

Авенида 9 Июля современными небоскребами похвастаться не может, и здесь, в отличие от соседних улиц, нет такого дикого смешения архитектурных стилей, которое уже давно стало визитной карточкой Буэнос-Айреса. Одним из символов аргентинской столицы стал обелиск в честь четырехсотлетия основания города, воздвигнутый на площади Республики, которая находится на пересечении Авениды 9 Июля и Корриентес. Создатель проекта этого монумента — известный аргентинский архитектор Альберто Пребиш, он же разработал и общий вид площади Республики. Обелиск высотой 67 метров построили в 1936 году, причем в рекордно короткие сроки — всего за месяц. Площадка вокруг него стала традиционным местом встреч болельщиков после футбольных матчей. Здесь также проходят различные культурные и политические мероприятия. В 1970-х годах, когда у власти находилась Мария Эстела Мартинес де Перон, супруга скончавшегося аргентинского президента Хуана Перона, на площади Республики появились таблички с надписью: «Тишина — это здоровье». Хотя фраза эта предназначалась исключительно автомобилистам, жители столицы увидели в ней политический подтекст. Во время правления супруги Перона в Аргентине погибло и

Вокзал и подземка Названия большинства улиц и площадей в центре Буэнос-Айреса напоминают о политических событиях, происходивших в стране. Поэтому неудивительно, что Авенида 9 Июля начинается с площади Конституции и, продолжаясь на север, минует площадь Республики и заканчивается в районе Ретиро, границей которому служит Авенида-дель-Либертадор — улица Освободителя. На площади Конституции в середине XIX века находился рынок, а в 1864 году английская компания «Буэнос-Айрес Грейт Сазерн Рейлвей» начала отсюда прокладку железнодорожного полотна, а через год здесь появилась небольшая станция. В 1880-х станционное здание перестроили и расширили, оно просуществовало еще полвека, а в сентябре 1925 года состоялась закладка нового терминала, объединившего под общей крышей четырнадцать платформ. С тех пор вид фасада основного здания не менялся, правда, впоследствии под вокзалом была оборудована станция метро. Жители Буэнос-Айреса гордятся своей «подземкой» — первой в странах Латинской Америки (да и всего Южного полушария). Строительство метро началось в декабре 1913 года, а ныне на его схеме более семидесяти станций, шесть линий (и еще три строятся). Метро Буэнос-Айреса — часть культурного наследия столицы, своеобразный музей: интерьеры многих станций украшены росписью и другими произведениями искусства. Впрочем, жителей города, где целые кварталы разукрашены граффити, искусством не удивишь. Граффити служит своеобразным элементом оформления домов даже в центральных районах столицы.

Выше. Авенида-де-Майо — это и разнообразие архитектурных стилей, и многочисленные отели, бары, рестораны.

Above. The Avenida de Mayo presents a variety of architectural styles and numerous hotels, bars and restaurants.

Обелиск Авенида 9 Июля — одна из самых широких в мире улиц (140 метров), а датой ее рождения можно считать 1888 год, когда она была внесена в план городской застройки. Однако возведение зданий здесь началось в 1930-х годах, а окончательный облик улицы сформировался в 1960-х.

108

In the eighteenth century Buenos Aires became the capital of the Viceroyalty of Rio de la Plata, but on 9 July 1816 deputies from the South American colonies belonging to it declared independence from Spain. That date was later permanently commemorated in the name of the city's main street — the Avenida 9 de Julio.

The Heart of the Capital There are, however, a few other streets that lay claim to the title of the main thoroughfare of Buenos Aires: the

Справа. Восковые куклы знаменитостей, посещавших кафе «Тортони». Слева направо: писатель Хорхе Луис Борхес, «голос» аргентинского танго Карлос Гардель и поэтесса Альфонсина Сторни. Right. Wax figures of celebrities who have visited the Café Tortoni. Left to right: the author Jorge Luis Borges, the “voice” of the Argentine tango Carlos Gardel and the poetess Alfonsina Storni.

В Буэнос-Айрес двухлетнего Карлоса Гарделя привезла мать. В юности он уже прославился как исполнитель народных песен, но настоящая слава пришла к нему позже, когда его голос зазвучал в ритмах танго. Певец погиб в авиакатастрофе в 1935 году. Carlos Gardel was brought to Buenos Aires as a two-year-old by his mother. In his youth he was already celebrated as a performer of folk songs, but real fame came later when his voice sounded in the rhythms of tango. The singer died in an air crash in 1935.

109

Выше. «Розовый дом» — президентский дворец на Пласа-де-Майо. Перед дворцом находится памятник Мануэлю Бельграно, национальному герою Аргентины.

Above. The Casa Rosada (Pink House) is the presidential palace on the Plaza de Mayo. In front of the palace is a monument to Manuel Belgrano, Argentina's national hero.

Современный вид Пласаде-Майо. Справа — «Розовый дом», с балкона которого когда-то выступал Хуан Перон, а потом и другие президенты и политики Аргентины. В центре площади (на фото слева) — памятник Мануэлю Бельграно, адвокату, политику и полководцу. В 1810 году Бельграно принимал участие в Майской революции и входил в состав первого правительства Объединенных провинций Южной Америки, возглавлял правительственную армию, которая нанесла поражение испанским королевским войскам в решающей битве под Сальтой. Для войск аргентинского освободительного движения Бельграно предложил бело-голубой флаг, который в настоящее время является государственным флагом Аргентины.

Avenida Corrientes, the focus of the capital's nightlife, the Avenida de Mayo, known for its variety of architectural styles, and the Avenida Rivadavia, one of the longest streets in the world. But, if the city has several main arteries, it almost certainly has a single heart — the Plaza de Mayo, named in celebration of the revolution that broke out on 25 May 1810 and marked the start of the war for the self-determination of the Rio de la Plata provinces. Avenida 9 de Julio can be reached from Plaza de Mayo by either of two parallel streets — the Avenida de Mayo and Rivadavia. There is one place on the Avenida de Mayo that absolutely should not be missed. It is the Café Tortoni, the city's oldest bohemian café, frequented at various times by the writer Jorge Luis Borges, the poet Federico Garcia Lorca, the philosopher José Ortega y Gasset, the singer Carlos Gardel and the physicist Albert Einstein… The café's first owner, an immigrant from France, borrowed the name from the famous Parisian establishment on the Boulevard des Italiens. Despite a history of over a century and a half, the Argentine Tortoni still has reasonable prices. In the evening jazz is played here, couples dance the tango and poets recite their verses.

Railway Station and Underground The names of most of Buenos Aires' central streets and squares are reminders of events in the country's political history. Thus it is not surprising that the Avenida 9 de Julio starts at Plaza Constitución (Constitution Square) and as it runs northwards passes Plaza de la Republica and ends in the Retiro district, the boundary of which is the Avenida del Liberator — Liberator's Avenue. In the mid-nineteenth century Plaza Constitución was the site of a market before in 1864 the British Buenos Aires Great Southern Railway company began to lay a railway from here and a year later a small station appeared. In the 1880s the station building was reconstructed and enlarged. It stood for another half century, but then in September 1925 work began on a new terminal that linked fourteen platforms beneath one roof. Since then the façade of the main building has remained unchanged, but an underground railway station was constructed below it. The citizens of Buenos Aires are proud of their Subte — the first underground railway in Latin America, indeed in the whole southern hemisphere. Its construction began

Above. A present-day view of the Plaza de Mayo. On the right, the Casa Rosada, from whose balcony Juan Peron gave speeches, followed by other Argentine presidents and politicians. In the centre of the square (on the left in the photograph) is the monument to Manuel Belgrano, a lawyer, politician and military leader. In 1810 Belgrano took part in the May Revolution and joined the first government of the United Provinces of South America and took charge of its army that inflicted a defeat on the Spanish royalist forces in the decisive battle at Salta. Belgrano proposed a white and pale blue flag for the forces of the Argentine liberation movement and it is now the national flag of Argentina.

Улица, улица... / t hrough streets broad and narrow

Buenos_Aieros.qxd

110

3/25/10

15:00

Page 110

пропало без вести более тысячи человек, оппозиционно настроенных к ее власти. Своеобразно отметили жители Буэнос-Айреса Всемирный день борьбы со СПИДом 1 декабря 2005 года: обелиск облекли в гигантский розовый презерватив.

Слева. Многие станции метро в Буэнос-Айресе представляют собой настоящие произведения искусства. Стены выложены изразцами с причудливым орнаментом.

Театр «Колон»

Справа. Табличка над станцией метро «9 Июля».

Среди зданий постройки середины XX века на Авениде 9 Июля выделяется здание оперного театра «Колон» («Колумб» — в переводе с испанского). История «Колона» богата событиями и громкими имена-

Обелиск на площади Республики, где пересекаются несколько центральных улиц Буэнос-Айреса. Ежегодно 11 декабря (день рождения Карлоса Гарделя) рядом с обелиском устанавливается экран, на который проецируются документальные кадры выступлений лучших за всю историю танго танцоров и музыкантов. The obelisk on the Plaza de Republica, where several of Buenos Aires' central streets cross. Each year on 11 December (Carlos Gardel's birthday) a screen is set up next to the obelisk and films of performances by the best dancers and musicians in the whole history of the tango are projected onto it.

Left. Many Buenos Aires Metro stations are real works of art. The walls are lined with tiles bearing fanciful designs. Right. A sign at the 9 de Julio Metro station.

тое предшественниками, внеся «французские» мотивы в отделку здания. Первой оперой, прозвучавшей в этих стенах, стала «Аида» Верди. Театр «Колон», благодаря необычайно хорошей акустике, стал одной из самых прославленных оперных сцен мира, соперником «Ла Скала» и «Метрополитен Опера». Здесь дирижировали Артуро Тосканини и Игорь Стравинский, звучали голоса Энрико Карузо, Федора Шаляпина, Марии Каллас, Лучано Паваротти, Пласидо Доминго и Монсеррат Кабалье; выступали Анна Павлова, Вацлав Нижинский, Рудольф Нуреев, Михаил Барышников и Майя Плисецкая… Сейчас здание театра находится на капитальном ремонте, который должен завершиться в этом году.

Ниже. Восемнадцать лет продолжалось строительство здания театра «Колон» — одного из архитектурных шедевров в стиле ренессанс. Всемирно известный оперный дом стал одним из символов Буэнос-Айреса.

Below. Modest old houses in the Retiro district are giving way to modern skyscrapers.

Below. The Columbus Theatre — one of the architectural masterpieces in the Renaissance style — took eighteen years to build.

ми. Первое здание театра, построенное на Пласа-деМайо, открылось в апреле 1857 года исполнением «Травиаты» Верди. Более тридцати лет на его сцене ставились оперы: в то время они пользовались бешеным успехом у жителей Буэнос-Айреса. Нынешнее здание «Колона» было заложено в 1889 году, а его возведением руководили итальянский архитектор Франческо Тамбурини и его ученик Витторио Меано. Однако зодчих будто преследовал злой рок: Тамбурини умер, а Меано погиб до завершения строительства. Умер и итальянец Анжело Феррари, финансировавший проект. Лишь в 1908 году бельгийский архитектор Жюль Дормаль завершил нача-

Врата к счастью

111

in December 1913, and today the system includes over seventy stations on six lines, with three more under construction. The Buenos Aires Metro is part of the Argentine capital's cultural heritage, a museum of sorts: many stations are decorated with murals and other works of art.

The Obelisk The Avenida de 9 Julio is one of the broadest streets in the world (140 metres wide). It officially dates back to 1888, when it was included in the plan for urban development. But buildings began to go up here only in the 1930s and the avenue acquired its final appearance in the 1960s. The avenue does not boast modern skyscrapers, and here, in contrast to neighbouring streets there is not that riotous mix of architectural styles for which Buenos Aires has become famous.

Ниже. Невзрачные старые дома в районе Ретиро сдают свои позиции перед строем современных небоскребов.

Слева. По своим интерьерам и акустике «Колон» не уступает миланскому и нью-йоркскому оперным театрам. Зрительный зал вмещает более двух с половиной тысяч человек. В здании находятся также театральные мастерские, а под сценой расположены помещения для репетиций. Left. For the splendour of its interiors and its acoustics the Columbus Theatre is not inferior to the opera houses of Milan and New York. The auditorium can hold 2,500 people. The building also contains theatrical workshops and, beneath the stage, rehearsal rooms.

One of the symbols of the Argentine capital is the Obelisk commemorating the 400th anniversary of the founding of the city. It stands on the Plaza de la Republica, which is at the intersection of the Avenidas de 9 Julio and Corrientes. The monument was designed by the famous Argentine architect Alberto Prebisch, who was also responsible for the general appearance of the square. The 67-metre Obelisk was constructed in 1936, in the record time of just one month. In the 1970s, when the presidency was held by Isabel Martinez de Peron, the widow of Juan Peron, a ringshaped sign was hung on the Obelisk proclaiming that “Silence is health”. Although the message was supposedly intended to discourage noisy motorists, people took it as a heavy political hint. During Isabel's brief time in power more than a thousand of her opponents were killed or disappeared without trace.

The Columbus Theatre Outstanding among the mid-twentieth-century buildings on the Avenida de 9 Julio is that of the city's opera

С северной стороны Авениду 9 Июля окружает Ретиро (в переводе с испанского — уединение, убежище). Это район Буэнос-Айреса, где пристальный взгляд туриста отыщет «контрасты» южноамериканского мегаполиса. Ближе к центру города располагаются пятизвездочные отели, бутики и модные рестораны, но дальше, в сторону окраины, начинаются трущобы. Неподалеку — железнодорожный вокзал «Ретиро» и центральная автобусная станция. Именно здесь находятся «врата», через которые в БуэносАйрес попадают те, кто надеется найти здесь удачу и счастье, — иммигранты из соседних стран и жители отдаленных районов Аргентины.

«Улицы с тонким и сладким привкусом воспоминаний, улицы, где бродит память о будущем по имени надежда, неразлучные, неизгладимые улицы моей любви», — писал Хорхе Луис Борхес о своем любимом Буэнос-Айресе. “Streets with the delicate, sweet taste of recollections, streets wandered by the memory of the future named hope, the inseparable, indelible streets of my love,” Jorge Luis Borges wrote of his beloved Buenos Aires.

house, the Teatro Colón or Columbus Theatre. It has a history rich in events and famous names. The theatre's first building, constructed on the Plaza de Mayo, opened in April 1857 with Verdi's La Traviata. For more than thirty years it staged operas that were greatly appreciated by the people of Buenos Aires. The present building of the Teatro Colón was begun in 1889. Its construction was directed by the Italian architect Francesco Tamburini and his pupil Vittorio Meano. But ill fate dogged the project: Tamburini died and Meano was murdered before the theatre was finished. The Italian Angelo Ferrari, who was providing the finance, also passed away. It was only in 1908 that the Belgian architect Julio Dormal completed the building, decorating it in a French style. Thanks to its exceptional acoustics the Teatro Colón became one of the most celebrated opera houses in the world, rivalling La Scala and the Metropolitan Opera. Arturo Toscanini and Igor Stravinsky conducted here, Enrico Caruso, Fiodor Chaliapin, Maria Callas, Luciano Pavarotti, Placido Domingo and Montserrat Caballé have also sung here and Anna Pavlova, Vaslav Nijinsky, Rudolf Nureyev, Mikhail Baryshnikov and Maya Plisetskaya danced here.

The Gateway to Happiness On the north side the Avenida de 9 Julio is bounded by the Retiro district, with a name meaning “seclusion, refuge”. This is a part of Buenos Aires where the eagleeyed tourist will spot the “contrasts” of a South American megalopolis. Closer to the city centre there are 5star hotels, boutiques and fashionable restaurants, but further out the slums begin. Nearby are the Retiro railway station and the central bus station. These are the gateway to Buenos Aires for those who come seeking happiness and prosperity — immigrants from neighbouring countries and people from the remote regions of Argentina.

Слева. Железнодорожный вокзал «Ретиро» — здесь сходятся и железнодорожные пути, и маршруты автобусов дальнего следования. Left. The Retiro railway station, a terminus for both rail and long-distance bus routes.

И скусство отдыхать / t he

art of relaxation

Palay.qxd

3/25/10

15:01

Page 112

В Палау стоит приехать специально

Архипелаг Палау является частью Каролинских островов. Благодаря разнообразию морских обитателей острова очень популярны среди любителей дайвинга. Каждое погружение в воду — это фантастический калейдоскоп кораллов, рыб и другой живности тропического пояса.

для того, чтобы узнать, какими бывают тропические острова. Здесь они очень разные. Наскучат нетронутые песчаные пляжи с кокосовыми пальмами —

The Palau archipelago is part of the Caroline Islands. The variety of marine fauna makes the islands very popular with scuba-divers. Each dive is a fantastic kaleidoscope of corals, fish and other denizens of the tropical seas.

можно отправиться туда, где скалистые отвесные берега, высадиться на коралловом атолле или побродить по потухшему вулкану, заросшему джунглями.

«Впервые мы приплыли сюда на яхте в 1986 году. Уже тогда нам с мужем стало ясно, что мы обязательно побываем здесь еще, — улыбается израильтянка Това. — Так и вышло. Через несколько лет мы вернулись с двумя детьми. Просто идиллия: мы стали владельцами дайвцентра там, где, по мнению многих, лучшее в мире место для дайвинга». Това, стоящая на палубе шикарной дайв-яхты Ocean Hunter III, воплощает мечту множества людей о жизни на райском острове. Выслушав меня, она качает головой: одна неделя — это слишком мало для Палау. «Страна крохотная, и за день успеешь побывать на самых крайних точках архипелага. Но благодаря богатству морской фауны дайвингом здесь можно заниматься всю жизнь», — говорит моя новая знакомая. Ее энтузиазм заразителен: вместо того чтобы пуститься в путешествие по островам, я решаю начать с подводных красот. Едва оказавшись под водой, понимаешь, что имела в виду хозяйка дайвцентра! Поначалу становится неуютно: рядом, на расстоянии вытянутой руки, проплывают серые рифовые акулы, оценивающе изучая тебя маленькими зловещими глазками. Однако к акулам быстро привыкаешь: без них не обходится ни одно погружение, хищниц же куда больше интересует рыбная мелюзга. Потом внимание привлекают черепахи, что-то ищущие в кораллах, огромные косяки рыб на глубине и яркие морские улитки, едва за-

метные глазу среди этой пестрой мозаики. Здесь нельзя дважды нырнуть в одно и то же место. Все так меняется — невозможно поверить, что ты здесь уже побывал: то гигантские скаты манта устроят танцевальное шоу, то акулы станут гонять косяк рыбы прямо перед носом, то откуда ни возьмись на знакомом месте возникнет такое течение, что только держись. Впрочем, чтобы удержаться за риф, предусмотрен специальный рифовый крюк. Зацепился — можно расслабиться и наблюдать за проносящимися мимо морскими обитателями, как будто

It's worth visiting Palau specially to find out what tropical islands are like. Here they are very varied. If you get bored with the untouched Морские черепахи здесь встречаются часто, но в отличие от рифовых акул их встречаешь не каждый раз.

sandy beaches with coconut palms, you can head off to shores with rocky cliffs, land on a coral atoll

112

or stroll over an extinct volcano overgrown with jungle.

палау

Лариса ПЕЛЛЕ / by Larisa PELLE

Фотографии Апаара ТУЛИ, Fish ’n Fins / Photographs by Apaar TULI, Fish ’n Fins

: волшебные миры Palau: magical worlds

113

Turtles are a common sight here, but unlike the reef sharks you do not meet them on every dive.

“We first arrived here on a yacht in 1986. Even then it was clear to my husband and me that we would definitely come back again,” says Tova from Israel with a smile. “And so it turned out. A few years later we came back with our two children. It's simply idyllic. We became the owners of a diving centre in a place that many reckon to be the best place in the world to dive.” Standing on the deck of the first-rate diving-yacht Ocean Hunter III, Tova is the embodiment of many people's dream of life on an island paradise. After listening to me she shakes her head: one week is not enough for Palau. “The country is tiny and in a day you can visit the extreme points of the archipelago, but the wealth of marine fauna means you can spend your whole life diving here,” my new acquaintance tells me. Her enthusiasm is infectious. Instead of going island-hopping, I decided to start with the beauties beneath the water. Almost as soon as I get down below, I understand what the owner of the diving centre meant! At first you feel uncomfortable: next to you, close enough to reach out and touch, grey reef sharks swim, weighing you up with their sinister little eyes. But you soon get used to the sharks: these predators are an invariable element of any dive and far more interested in small fry than in you. Then your attention is caught by the turtles looking for something in the corals, the huge schools of fish in the depths and the bright sea snails that are barely noticeable among this multicoloured mosaic. After hours spent admiring the denizens of the sea, pausing only to visit uninhabited islands, each more amazing than the last, you begin to think that the underwater attractions alone are more than enough… But at one point Daley, my ever-smiling guide, invited me to take a look at a lake in the heart of one of the islands. From the shore it looks completely unremarkable, apart from the fact that it contains salt water. Daley heads for

на экране телевизора. А иногда дайвмастер балует своих клиентов погружениями на затонувшие во время войны корабли и самолеты. Часами любуясь морскими обитателями и лишь в перерывах выбираясь на необитаемые острова — один другого удивительнее, начинаешь склоняться к мысли, что, кроме подводных красот, ничего больше не нужно… Однако Дейли, мой улыбчивый гид, вдруг приглашает взглянуть на озеро в глубине одного из островов. С берега оно выглядит совершенно обычно, только вода в озере соленая. Дейли устремляется на середину — туда, где оранжевые лучи солнца, кажется, доходят до самого дна. Подплыв ближе, я едва не вскрикиваю: оранжевые отблески — вовсе не лучи солнца, а скопище медуз. Дейли смеется:

Когда самолет заходит на посадку, в иллюминаторе появляются необитаемые острова Рока. Сверху они похожи на разбросанные по морской глади мохнатые зеленые грибы. Однако среди скалистых берегов скрываются и уютные песчаные пляжи.

As the plane comes into land, the uninhabited Rock Islands appear in the window. From above they look like shaggy green mushrooms scattered across the surface of the sea. But there are sandy beaches nestling among the rocky shores.

3/25/10

15:01

И скусство отдыхать / t he

art of relaxation

Palay.qxd

114

Page 114

Надземных красот в Палау тоже предостаточно: джунгли скрывают тихие лагуны и сказочной красоты водопады.

Справа. Крошечная рыбка-мандаринка не сразу заметна среди пестрой палауанской мозаики. Right. A mandarin dragonet. You do not notice the fish immediately among Palau's bright mosaic.

Выше. Встреча с гигантским скатом манта для большинства дайверов — заветная мечта, а в Палау этим никого не удивишь.

Даже ныряя в одном месте снова и снова, никогда нельзя предугадать, каких подводных обитателей увидишь в этот раз.

Above. An encounter with a gigantic manta ray is and unfulfilled dream for most divers, but in Palau it is a commonplace occurrence.

Левее. Встреча с моллюском наутилусом.

Правее и ниже. Острова Рока с их потайными лагунами просто созданы для того, чтобы отправиться исследовать их на каяке. Far right and below. The Rock Islands with their hidden lagoons were simply made to be explored by canoe.

ляется в середину озера, но не вплавь, а намертво схватившись за большой пенопластовый круг. За круг держатся всего несколько человек, остальные же ухватились за ноги товарищей, сформировав второй и третий «ряды». Дейли спешит с объяснением: «Это японские туристы, они побаиваются дикой природы. Прилетают сюда в четырехдневный короткий отпуск, поэтому для них разработаны особые экспресс-программы». Оказывается, архипелаг у японцев очень популярен, а не видно их здесь только потому, что они всегда чем-то заняты… Быть занятым с утра до ночи на Палау совсем не сложно — утром, пока солнце не палит изо всей силы, я с местным гидом Джонатаном отправляюсь на каяке к ближайшим островам Рока. Отлив оголил основания каменных островов, и теперь они выглядят нелепыми грибами на каменных ножках. Процесс стачивания камня приливами и отливами длился не одно тысячелетие, некоторые острова стоят на таком тонком основании, что кажется, вот-вот плюхнутся в воду. На первый взгляд неприступные скалистые утесы оказываются вполне пригодными для швартовки, и мы, ловко цепляясь за корни,

Even diving repeatedly in the same place, you can never guess what creatures you will see below. Far left. An encounter with a nautilus.

«Их не стоит бояться, они почти утратили способность жалить. Если почувствуешь что-то на губах — это поцелуй медузы. Но очень нежный!» Оказывается, медузы, попав в изоляцию посреди острова, превратились из охотников, жалящих свою жертву, в «фермеров»: теперь медузы проводят дни на солнечной стороне озера, питаясь планктоном и скрываясь от настоящих хищников — актиниймедузоедов. Актиний, как ни старайся, здесь не увидишь — насколько хватает глаз, впереди медленно проплывают тысячи оранжевых медуз. «Только в этом озере их три миллиона, а таких озер у нас несколько», — хвастается Дейли, а я замечаю странную картину. Большая группа туристов, галдя, устрем-

Palau has plenty of splendid sights on land as well: the jungles conceal quiet lagoons and fabulously beautiful waterfalls.

Неприступные острова и риф — хрупкая экосистема. Глобальное потепление климата уже сейчас принесло новые изменения: например, разница в уровне приливов и отливов заметно увеличилась. The inaccessible islands and reefs are a delicate ecosystem. Global climate change is already having effects: the range between high and low tide has increased noticeably, for example.

115

the middle, where the orange rays of the sun seem to penetrate right to the bottom. Swimming closer, I almost shout out — the orange reflections are not sunlight at all, but great masses of jellyfish. Daley laughs: “There's no need to be afraid. They have almost lost the ability to sting. If you feel something on your lips, that's a jellyfish kiss. But a very gentle one!” It turns out that after becoming isolated in the middle of the island, the jellyfish turned from hunters stinging

their prey into “farmers”. Now they spend their days on the sunny side of the lake, feeding on plankton and hiding from the real predators — jellyfish-eating sea anemones. But look as hard as you might, you will not spot the sea anemones here — as far as the eye can see there are thousands of slow-swimming orange jellyfish. “In this lake alone there are three million of them, and we have several lakes like this,” Daley boasts. In the morning, before the sun really starts to beat down, I head off with a local guide named Jonathan in a canoe to the nearby Rock Islands. The receding tide has laid bare the base of the islands and now they look like absurd mushrooms on stone stalks. The process of tidal erosion has been going on for thousands of years and some of the islands now stand on such a narrow stem that they look ready to flop into the water at any

Опытные местные проводники знают здесь каждое дерево. Гид Джонатан достает из дупла бутылку из-под сакэ, хранящуюся там со времен Второй мировой. На многих островах остались японские доты, а под водой — затонувшие корабли и самолеты. Experienced local guides know every tree. Jonathan extracts from a hollow trunk a bottle of sake that has lain there since the Second World War. Japanese pillboxes remain on many islands, and beneath the waters there are sunken ships and planes.

moment. The seemingly inaccessible rocky cliffs turn out to be not at all difficult for mooring and, neatly attaching our boat to the root, we climb onto the “cap” of the island. Jonathan shows the entrances to the pill-boxes used by Japanese soldiers during the war. On the walls you can read their farewell messages written with coal. It all looks very recent. There are lots of empty sake bottles that the soldiers brought with them scattered around. “Rice vodka and oysters — that's all they lived on for months on end,” my companion says knowledgably. But besides tales of the distant war, he has other secrets in store. He points out a rock hanging over the water and when I paddle closer I can see light coming from somewhere down below… I lie down in the canoe and, pushing gently off from the rock, emerge into a hidden lagoon with turquoise water and a little waterfall. “I discovered it when I used to do underwater hunting,” Jonathan admits. “It's my secret.” A new day brings new acquaintances — I have a succession of new guides and each shows me something special. With Loreen, a stern-looking Palauan woman with Japanese roots, I go to look at a bai — a house for negotiations and decision-making that looks more like a decorated carpenter's workshop. And that's right — originally important matters were discussed while canoes were being built in the bai. It is still today

3/25/10

15:01

Page 116

art of relaxation

Palay.qxd

И скусство отдыхать / t he

Бай — традиционный «дом мужчин». Здесь до сих пор собираются представители общины для обсуждения текущих дел и принятия важных решений. У каждой коммуны есть свой бай.

116

A bai — a traditional “men's house”. Members of the community still gather here to discuss current affairs and take important decisions. Every commune has its own bai.

по толстой пачке американских долларов. Заслышав песню своего клана, пышнотелые островитянки выходят танцевать, подзадоривая друг друга на откровенные движения, размахивая зажатыми между пальцами мелкими купюрами и смеясь в голос. Через пару часов танцы уже можно смело назвать стриптизом, но мужчин в кругу по-прежнему не видно. Они сидят поодаль и спокойно беседуют. Лорин как будто читает мои мысли: «Не думай, что мужчины здесь как-то ущемлены. Этому укладу уже не одно столетие; система кланов и матриархат — проверенный способ сделать так, чтобы все работало как надо». Что же, недовольных жизнью людей — ни мужчин, ни женщин — я за всю неделю не встретила. Видимо, такой образ жизни островитян вполне устраивает…

секреты. Он показывает мне на скалу, нависшую над водой, и когда я подплываю ближе, то вижу свет, исходящий откуда-то снизу… Ложусь в каяк и, легко оттолкнувшись от скалы, вплываю в потайную лагуну с бирюзовой водой и небольшим водопадом. «Я обнаружил ее, когда увлекался подводной охотой, — признается Джонатан. — Это моя тайна». Новый день дарит новые знакомства — мои проводники сменяют друг друга, и каждый показывает мне что-то особенное. С Лорин, сурового вида палауанкой с японскими корнями, мы едем смотреть бай — дом для переговоров и принятия решений, больше похожий на разукрашенную столярную мастерскую. Так и есть — изначально в бае строили каноэ, обсуждая важные дела. Он и сейчас называется «домом мужчин», а изображение женщины с раздвинутыми ногами над входом придает названию пикантности. «Да, здесь же молодым юношам предстояло впервые заняться любовью — с женщиной постарше, — поясняет девушка и тут же добавляет: — Вообще-то мужская доля здесь незавидная». Оказывается, в Палау вовсю царит матриархат! Наследство и прочие фамильные ценности передаются

поднимаемся на верхушку острова. Джонатан показывает входы в доты, где скрывались японские солдаты во время войны, а на стенах можно прочитать их прощальные письма, написанные углем. Как будто это было совсем недавно! Вокруг полно пустых бутылок из-под сакэ, привезенных когда-то солдатами. «Рисовая водка и устрицы — вот все, чем они питались на протяжении целых месяцев», — со знанием дела рассказывает мой спутник. Но кроме историй о далекой войне у него в запасе есть и другие

Справа. Женщина трет на терке корень кассавы, чтобы потом приготовить из нее тапиоку — традиционное для архипелага кушанье. Тапиока — крупа из измельченного клубневидного корня маниоки (кассавы). В сыром виде корни маниоки содержат яд, который при сушке и варке разрушается. Слева. Мастер резьбы по дереву за работой. Right. A woman grating cassava so as to boil it into tapioca, a traditional part of the archipelagic diet. Left. A woodcarver at work.

Изготовление сторибордов, деревянных досок с замысловатыми сюжетами, -- популярный местный промысел, но отнюдь не традиционный для жителей Палау. Это ремесло они переняли от японского мастера, побывавшего на островах почти век назад. known as “the house of men” and the depiction of a woman with legs apart above the entrance gives a certain piquancy to the name. “Yes, here the young men made love for the first time, with a woman a little older,” the girl explains and immediately adds, “A man's lot is generally not an enviable one here.” It turns out that Palau is a matriarchal society. Inheritance and other family valuables are passed on in the female line. Land is also owned by the women and they are the heads of the family. And only public councils are made up of men, because being a “deputy” is considered hard work in Palau. “They are also chosen by the women. It's not likely that someone would voluntarily agree to take such a post,” Loreen says.

The next day I manage to see the matriarchal system first hand. Lorren invites me to a family celebration — the ceremony marking the birth of a first child, the biggest event in the life of a Palauan woman. Two clans have gathered in the large clearing in front of the house and ceremoniously sat down separately. The women are wearing bright necklaces made from pieces of coral. Loreen explains right away: “That is the local money. In the old days it was the only way of paying. They are passed down from mother to daughter and no deal is made without them even today. If you are buying an apartment or taking a loan from a bank Palauan money is vital to seal the agreement.” Judging by the necklaces some clans are very wealthy indeed. But the

117

по материнской линии, землей также владеют женщины, они же руководят в семье. И только общественные советы состоят из мужчин, так как быть «депутатом» в Палау считается тяжелой работой. «Их тоже выбирают женщины, вряд ли кто-нибудь добровольно согласится на такую должность», — говорит Лорин. На следующий день мне удается увидеть матриархат в жизни. Лорин приглашает меня на семейный праздник — церемонию «оменгат» (первого деторождения), самое большое событие в жизни палауанки. На большой поляне перед домом собрались два клана и чинно расселись по отдельности. У женщин на шее — яркие ожерелья из кусочков коралла. Лорин тут же объясняет: «Это местные деньги. Раньше только ими и платили. Они передаются от матери к дочери, и без них даже сегодня не совершается никаких сделок. Покупаешь ли квартиру или берешь кредит в банке — палауанские деньги важны для закрепления договора». Судя по ожерельям, многие кланы очень и очень обеспеченны… Но в центре внимания отнюдь не гости и даже не младенец, а Кеола — новоиспеченная мать. Скромно одетый отец болтает с гостями, пока его жена, с головы до пят облитая ароматными маслами с пряными травами (древний рецепт возвращения в форму), в традиционной юбке и бюстье из скорлупок кокоса, собирает подарки. Но не бытовую технику и детские принадлежности принесли в подарок родственники — у каждого в руках

Слева. Во время церемонии «оменгат» мужу и ребенку отводится весьма скромная роль, в центре внимания — молодая мать. Left. During the omengat ceremony the husband and new-born child are allotted a very modest role. The first-time mother is the centre of attention.

Прежде чем предстать перед гостями, молодая мать проводит целые дни за изнурительными процедурами: традиционные травяные бани и натирание маслами должны помочь ей очиститься после рождения ребенка и восстановить здоровье. На церемонии «оменгат» родственники собирают внушительные суммы в подарок новой семье. Before showing herself to the guests, the new mother spends days undergoing exhausting procedures: traditional herbal baths and oil rubs are supposed to help here cleanse herself and restore her health after the birth. At the omengat ceremony relatives donate impressive sums of money to the new family.

Making “storyboards” — wooden panels bearing elaborate depictions — is a popular local craft, but not traditional for the Palauans. They adopted the practice from Japanese craftsman who visited the islands almost a century ago.

focus of attention is not the guests, or even the baby, but Keola — the new mother. The modestly dressed father chats with the guests, while his wife, covered from head to foot in aromatic oils mixed with spicy herbs (an ancient recipe for recovering your shape) and wearing a traditional skirt and coconut-shell bra, receives the presents. No, the relatives did not bring household appliances or baby things — each of them is grasping a thick wad of American dollars. At the sound of their clan song, the buxom island women get up to dance, egging each other on to more risqué moves, while waving small-denomination notes between their fingers and laughing out loud. After a couple of hours, the dances could easily be described as a striptease, but there is still no sign of men in the circle. They are sitting some way off and chatting quietly. Loreen reads my thoughts: “Don't imagine that the men here are oppressed somehow. This way of life goes back centuries. The system of clans and the matriarchate are a tried and tested way of ensuring that everything works as it should.” Well, I did not see anybody — man or woman — dissatisfied with life throughout the entire week. Evidently this way of life suits the islanders perfectly…

Улыбчивые девушки развлекают гостей полинезийскими танцами на лучшем курорте Микронезии — Palau Pacific Resort.

Smiling girls entertain guests with Polynesian dances at Micronesia's best tourist facility — the Palau Pacific Resort.

Традиции / t raditions

ball.qxd

3/25/10

15:02

Page 118

В петербургском особняке графов Бутурлиных давали бал, и граф, уступив настойчивым просьбам своего тринадцатилетнего сына, позволил ему остаться в зале «до мазурки». «Великосветский дебют» юноши описал граф Владимир Соллогуб в своих воспоминаниях: «Он, разумеется, не танцевал, а сновал между танцующими. В тот вечер я танцевал с Пушкиной мазурку и, как только оркестр сыграл ритурнель, отправился отыскивать свою даму: она сидела у амбразуры окна и, поднеся к губам сложенный веер, чуть-чуть улыбалась; позади ее, в самой глубине амбразуры, сидел Петинька Бутурлин и, краснея и заикаясь, что-то говорил ей с большим жаром… „Да, Наталья Николаевна, выслушайте меня, не оскорбляйтесь, но я должен был вам сказать, что я люблю вас, — говорил ей между тем Петинька, который до того потерялся, что даже не заметил, что я подошел и сел подле, — да, я должен был это вам сказать, — продолжал он, — потому что, видите ли, теперь двенадцать часов, и меня сейчас уведут спать!“ Я чуть удержался, чтобы не расхохотаться, да и Пушкина кусала себе губы, видимо, силясь не смеяться; Петиньку, действительно, безжалостно увели спать через несколько минут».

Елена КЕЛЛЕР, Любовь СТОЛЬБЕРГ / by Yelena KELLER, Lubov STOLBERG

119

118

какая радость: будет бал! “On with the dance, let the joy be unconfined…”

The Buturlins were giving a ball in their St Petersburg mansion and the Count gave in to his13-year-old son's insistent demands to be allowed to stay “until the mazurka”. The young man's “society debut” was described by Count Vladimir Sollogub in his memoirs: “He did not dance, of course, but bustled around between the dancers. That evening I was to dance the mazurka with Madame Pushkina and as soon as the orchestra struck up the tune I set off to find my partner. She was sitting in the window recess and raised her closed fan to her lips with a slight smile. Behind her, in the depths of the recess, sat little Piotr Buturlin. Between blushes and stutters, he was speaking to her with great ardour… “ 'Natalia Nikolayevna, hear me out. Do not be offended, but I must tell you that I love you,' Petinka was telling her. He was so caught up that he did not even notice me come up and sit alongside. 'I just had to tell you,' he continued, 'because, you see, it's already twelve o'clock and I'll be put to bed at any moment.' I could barely keep from laughing out loud, and Pushkina too was biting her lip, evidently trying not to snigger. Petinka was indeed taken off mercilessly to his bed a few minutes later.”

«Мы все учились понемногу…» Большой свет отличался умением танцевать. Музыкальность, пластика, владение своим телом во многом определяли и поддерживали чувство собственного достоинства у светского человека. Неловкость движений и грубость жестов сразу же выдавали воспитание иного круга. Хороший танцор считался хорошо воспитанным человеком. Со школьной скамьи мы помним, что Евгения Онегина, легко танцевавшего мазурку, признавали не только милым, но и умным человеком. Все учебные заведения как обязательную дисциплину включали в программу занятия салонными танцами. Профессия танцмейстера — истинного носителя бальных традиций и этикета — пользовалась уважением и была престижной. «Танцевание» точно так же, как математика, физика, география или любая другая дисциплина, имело свои фундаментальные учебные пособия для гимназий, институтов благородных девиц, лицея, кадетских корпусов.

“…one of the first refinements of polished societies” The beau monde was distinguished by its ability to dance. To a large extent it was musicality, gracefulness and control of one's body that determined and bolstered the self-respect of a member of that exalted milieu. Clumsy movements and rough gestures instantly betrayed a different kind of upbringing. A good dancer was automatically considered to be well-bred. Russians will recall from their schooldays that Eu-

Слева. «Подготовка к балу». С картины Джеймса Хейлера. XIX век.

Left. Preparing for the Ball. From a painting by James Hayllar. 19th century

3/25/10

15:02

Page 120

Традиции / t raditions

ball.qxd

вался «танцевание». На уроках учили грациозно двигаться, правильно делать реверансы, следить за осанкой и походкой, а если в конце урока оставалось несколько минут, девочки могли потанцевать друг с другом. Та, которая танцевала за кавалера, загибала угол фартука. Смольный институт благородных девиц — самое известное женское учебное заведение и самых строгих правил, не случайно одна из смолянок в своем дневнике назвала своих сокурсниц «бедными пленницами Смольного монастыря». Однако даже там «танцевание» считалось предметом очень

Слева. Приемный зал Смольного института. Среди посетителей — воспитанники военных учебных заведений Санкт-Петербурга. 1913 год. Ниже. Урок танцев в Смольном институте. 1905 год. Фотографии Карла Буллы. Смольный институт благородных девиц — первое в России женское учебное заведение, положившее начало женскому образованию. Основан по инициативе Ивана Бецкого в соответствии с указом Екатерины II в 1764 году.

«Желание мое, как учителя танцев, состоит в том, чтобы танцевальное искусство посредством основательных правил получило свойственное ему эстетическое достоинство и сделалось полезным для молодых людей, чувствительных к прелести веселья и споспешествующих удовольствию общества», — высказал свое кредо учитель танцевания Людовик Перовский в своих «Правилах для благородных общественных танцев» (1825 год). “My wish as a dancing master is that the art of dance might through sound rules attain its proper aesthetic dignity and be useful to young people sensitive to the charm of merriment and furthering the pleasure of society.” The creed of Ludovic Perovsky as formulated in his Rules for Noble Social Dances (1825).

Left. The reception room of the Smolny Institute. The visitors include pupils of St Petersburg's military training establishments. 1913.

Слева. Фигуры контраданса — французского народного танца типа кадрили. Иллюстрация из альбома гравюр «Изящный стиль» художника Жоржа Жака Гатина. 1805 год.

Below. A dancing lesson at the Smolny Institute. 1905. Photograph by Karl Bulla. The Smolny Institute for the Daughters of the Nobility was the first school for girls in Russia, marking the start of female education. It was founded on the initiative of Ivan Betskoi by a decree of Catherine II in 1764.

120

Обучение в России XIX века было раздельным: мальчики учились в мужских гимназиях, девочки — в женских, но нередко у них был один и тот же танцмейстер. В гимназиях барышням внушали, что их обучают вовсе не танцам. Танцы — это развлечение на балу. Предмет назы-

Ниже. Бальное платье начала XIX века. Гравюра Жоржа Жака Гатина. 1823 год.

121

gene Onegin, who could dance the mazurka with ease, was considered not merely pleasant, but clever as well. All educational establishments included a course in ballroom dancing as a compulsory part of the curriculum. Professional dancing-masters — the true guardians of ballroom traditions and etiquette — enjoyed respect and prestige. Dancing, just like mathematics, physics, geography or any other subject had its own standard textbooks for gymnasia,

institutes for the daughters of the nobility, lyceum and cadet corps. The Smolny Institute, the most famous educational establishment for girls, had the strictest rules. Not without justification, one of the pupils referred to her classmates as “the poor prisoners of the Smolny Convent”. But even there dancing was considered a very important subject and the attention devoted to it sometimes caused the girls to protest. The writer Yelizaveta Vodovozova (née Tsevlovskaya) recollected: “Twice a year, at Christmas and Easter, we had balls. Sadly these were attended by all the institute's authority figu-

Слева. Урок танцев в Сиротском институте императора Николая I на набережной Мойки, дом 48. Фотография Карла Буллы. 1912—1914 годы. Сиротский институт (до 1837 года — Воспитательный дом) располагался в бывшем дворце графа Кирилла Разумовского. A dancing lesson at the Emperor Nicholas I Orphans' Institute at 48, Moika Embankment. 1912—14. The institute (Foundling Hospital until 1837) was housed in the former palace of Count Kirill Razumovsky.

res, while no-one from outside was invited. The girls danced only with each other, one taking the man's part. Throughout the evening they were under the strict gaze of the class teachers, female inspector and headmistress, who sat on chairs placed in a long row against the wall. Laughing, joking, or performing any sort of funny dance or game was strictly forbidden at these balls. Many pupils would have gladly not have gone, but the institute's authorities insisted on full attendance without any exceptions. The only consolation of these utterly tedious balls was that after the dances we were each given two veal sandwiches, a few fruit jellies and one fancy cake.”

“To be fond of dancing was a certain step towards falling in love.” Balls at the Catherine Institute for Girls in Moscow were a completely different matter — cadets were invited to them. The writer Alexander Kuprin described these events in great detail. In front of two tall mirrors that ran the width of the wall in the institute's vestibule the future officers adjusted the folds of

their uniforms and used pocket combs or brushes to correct their parting or sweep their hair upwards in a French crop. The particularly successful curled their barelyemergent moustaches, while the less fortunate plucked their still non-existent ones. Upstairs, on the broad landing of the grand staircase, the cadets were met by the two monitresses from the senior class. They wore identical long lightweight dresses of a dark cherry colour with short white sleeves. The cut left their necks and upper bosom bare. Kid gloves halfway to the elbow and a fan were the only ballroom accessories permitted — no other adornments, neither jewellery nor lace. The young misses curtseyed slightly to the cadets in unison and led the guests into the assembly hall. Then the boys remembered what their dancing-master had taught them: to bow court-style to the headmistress and guests of honour, after which they had to withdraw backwards or sideways, but never turning their backs. “Seated beneath the balcony at the other end of the hall the guests of honour sat in red velvet gilded armchairs, with the headmistress

Above left. Figures in the Contradanse, a French variation of the quadrille. An illustration from an album of engravings by the artist Georges Jacques Gatine entitled Le Bon Genre. 1805. Above right. An early nineteenth-century ball gown. Engraving by Georges Jacques Gatine. 1823.

Традиции / t raditions

ball.qxd

3/25/10

15:02

Page 122

важным, и пристальное внимание к нему порой вызывало у воспитанниц протест. Писательница Елизавета Водовозова, урожденная Цевловская, вспоминала: «Два раза в год, на Рождество и Пасху, у нас бывали балы. К несчастью, на балах присутствовало все наше начальство, а посторонних не приглашали. Институтки танцевали только друг с другом, то есть „шерочка с машерочкой“. Во весь вечер с них не спускали глаз классные дамы, инспектриса и начальница, сидевшие на стульях, поставленных у стены в длинный ряд. Посмеяться, пошутить, затеять какой-нибудь смешной танец или игру на таком балу строго запрещалось. Многие институтки охотно бы не являлись на бал, но наше начальство требовало, чтобы на балу были все без исключения. Эти балы, с их непроходимой скукой, утешали нас только тем, что

после танцев мы получали по два бутерброда с телятиной, несколько мармеладин и по одному пирожному».

«Люблю я бешеную младость…»

Умение хорошо танцевать было жизненной необходимостью в дворянском обществе. Танцам начинали учить с самого раннего детства. Неправильная походка и грубость жестов сразу же выдавали воспитание иного круга. Осанка, поступь, координация телодвижений — все это свидетельствовало о многочасовых занятиях танцами.

122

«Бал в Концертном зале Зимнего дворца во время официального визита шаха Насир-ад-Дина (Насреддин-шаха Каджара) в мае 1873 года». С картины Михая Зичи. 1874 год. Из серии «Посещение персидским шахом Насир-ад-Дином Санкт-Петербурга в 1873 году».

Совсем иначе выглядели балы в Екатерининском женском институте в Москве, на которые приглашали юнкеров. Писатель Александр Куприн в мельчайших подробностях описал, как это происходило. В вестибюле института перед двумя высокими, во всю стену, зеркалами будущие офицеры поправляли складки мундиров, причесывались, приглаживали карманными расческами и щетками проборы или «вздыбливали вверх прически бобриком». Особенно «удачливые» подкручивали едва появившиеся усики, а менее «счастливые» пощипывали еще несуществующие. Вверху на просторной площадке парадной лестницы юнкеров встречали две дежурные воспитанницы старшего класса. Они были в одинаковых длинных легких платьях темно-вишневого цвета с короткими белыми рукавами. Декольте оставляло открытыми шею и верхнюю часть груди. Лайковые перчатки до половины локтя и веер были единственно разрешенными бальными аксессуарами, больше никаких украшений — ни драгоценностей, ни кружев.

Барышни одновременно делали юнкерам легкий реверанс и провожали гостей в актовый зал, и тогда юнкера вспоминали, чему их обучал танцмейстер: отдать директрисе и почетным гостям придворный поклон, после которого следовало отступить назад или отойти боком, но не поворачиваясь спиной. «На другом конце залы, под хорами, в бархатных красных золоченых креслах сидели почетные гости, а посредине их сама директриса, величественная седовласая дама в шелковом серо-жемчужном

платье. Гости были пожилые и очень важные, в золотом шитье, с красными и голубыми лентами через плечо, с орденами, с золотыми лампасами на белых панталонах. Рядом с начальницей стоял генерал в черном мундире с серебряными шнурами, в красно-коричневых рейтузах. Это был почетный опекун московских институтов, граф Олсуфьев. Позади и по бокам этой начальственной подковы группами и поодиночке, в зале и по галерее, все в одинаковых темно-красных платьях, все одинаково декольтированные, все издали

The cadets walked sedately around the rooms, talking, joking and glancing nervously at the large windows and doors in expectation of the guests. At last the lights of the carriages came into view and the young hosts greeted their parents, sisters and cousins. To the strains of a brass band the guests of honour and head of the college led the pairs in a grand polonaise, after which they took their seats around the centre of the hall. That was the focus of the evening's events — one dance followed another; the cadets demonstrated their skills, capably matched by the guests.

[Grand Duke Mikhail] and I studied together. Our dance teacher was Mister Troitsky, an artistic spirit and very pompous. He had white side-whiskers and an officer's bearing. He constantly wore white gloves and insisted that a vase of fresh flowers should always stand on his accompanist's grand piano. “Before beginning the pas de patineur, waltz or polka, which I couldn't stand, Misha and I had to bow and curtsey to each other. We both felt such fools and so selfconscious that we wanted the earth to swallow us up, the more so as we knew that, despite our protests, the Cossacks on duty by the ballroom were spying on us through the keyholes. After the lessons they always greeted us with broad smiles, which increased our embarrassment still further.” Children were subjected to long hours of ballroom drill from the age of five or six.

123

The ability to dance well was a necessity of life among the nobility. They began learning in early childhood. Clumsy movements and rough gestures instantly betrayed a different kind of upbringing. Posture, step and coordination all testified to long hours spent in dancing lessons. «Приготовление к балу». С картины Франца Ксавьера Зима. Конец XIX века. Светский человек следовал неписаному кодексу, согласно которому дамы должны быть грациозны и изящны, а кавалеры — элегантны. Неловкость в движениях считалась дурным тоном. Preparing for the Ball. From a painting by Franz Xaver Simm. Late 19th century. There was an unwritten code that said that a society lady should be refined and graceful and a gentleman elegant. Awkward movements were considered bad form.

herself among them, a majestic grey-haired lady in a pearly-grey silk dress. The guests were elderly and very grand, decked with gold embroidery, with red and blue sashes across their shoulders, orders and gold stripes down the sides of their trousers. Next to the headmistress stood a general in a black uniform with silver braid and reddish-brown breeches. This was Count Olsufyev, the honorary trustee of the Moscow institutes. Behind and to the sides of this horseshoe of authority, in groups and singly, in the hall and along the gallery, all in identical dark red dresses, all with identical décolletages, all resembling each other from a distance, and all enigmatically beautiful, stood the institute's pupils.” At the balls the class teachers watched carefully to ensure that a girl did not take the floor repeatedly with the same partner. Two consecutive dances already looked like

preference, mutual affection or even courtship. Utterly impermissible! Such behaviour would immediately bring a strict rebuke and a warning about impropriety. In St Petersburg's military colleges the rules were stricter than in Moscow. Balls were held less often, only on major feast days. At the College of Navigation, a grand ball was held on 6 December, the feast of St Nicholas, to mark the name-day of Emperor Nicholas I. All the elite of Kronstadt and the cadets' relatives were invited. The cadets prepared for the ball very seriously: cleaned themselves, washed and splashed themselves with scent. Some rehearsed the quadrilles and waltzes in their dormitories to the very last moment, before they were finally summoned to the ball. In the hall candles were already burning in the huge chandeliers and the brackets on the walls.

A Ball in the Concert Hall of the Winter Palace during the Official Visit of Nasir al-Din Shah in May 1873. From a painting by Mihaly Zichy. 1874. From a series devoted to the state visit of the Persian ruler.

“…the manners of a dancing-master…” Grand Duchess Olga Alexandrovna, the sister of the last emperor, wrote in her memoirs: “The tsar's children were taught dancing, Russian and drawing… Dances were one of the most important 'subjects' that Misha

Традиции / t raditions

ball.qxd

124

3/25/10

15:02

Page 124

похожие друг на дружку и все загадочно прекрасные, стояли воспитанницы». На балах классные дамы строго следили, чтобы воспитанницы не танцевали с одним и тем же кавалером несколько раз подряд. Два танца один за другим — это уж похоже на предпочтение, на взаимную симпатию или даже на ухаживание. Совершенно недопустимо! Немедленно следовало самое суровое замечание и предупреждение о неприличии подобного поведения. В петербургских военных училищах правила были более строгими, чем в Москве, балы устраивали реже и только в дни больших праздников. В Штурманском корпусе 6 декабря, в Николин день, торжественным балом отмечали тезоименитство императора Николая Павловича, на который приглашались вся кронштадтская знать и родственники кадетов. К балу готовились не на шутку: чистились, мылись, опрыскивали себя духами. Некоторые до последней минуты репетировали кадрили и вальсы в спальнях, пока наконец не следовало приглашение на бал. В зале уже горели свечи в огромных люстрах и в светильниках по стенам. Кадеты чинно ходили по залам, болтали, шутили и с волнением поглядывали на большие окна и двери в ожидании гостей. Наконец появлялись огни карет, и хозяева встречали родителей, сестер, кузин. Под звуки духового оркестра почетные

гости и директор корпуса в первых парах шли в торжественном полонезе, после которого они рассаживались вокруг центра зала. Именно там и происходило самое главное — один танец следовал за другим, кадеты демонстрировали свое искусство, им не уступали и гости. Во время праздника молодежь угощалась оршадом, лимонадом, конфетами и фруктами, которые быстро улетучивались, несмотря на их изобилие. Кадеты гордились балами в родном корпусе, и особенно тем, что они длились, как настоящие «взрослые» — с девяти часов вечера до двух часов ночи.

«Музыка уж греметь устала…» Последняя великая княгиня Ольга Александровна писала в своих воспоминаниях: «Царских детей обучали танцам, русскому языку и рисованию… Танцы были одним из важных „предметов“, которым мы занимались вместе с Мишей. Учителем танцев у нас был господин Троиц-

кий, натура артистическая, очень важный, у него были белые бакенбарды и офицерская осанка. Он всегда ходил в белых перчатках и требовал, чтобы на рояле его аккомпаниатора всегда стояла ваза со свежими цветами. Прежде чем начать па-де-патине, вальс или польку, которую терпеть не могла, мы с Мишей должны были сделать друг другу реверанс и поклониться. Мы оба чувствовали себя такими дураками и готовы были провалиться сквозь землю от смущения, тем более что знали: вопреки нашим протестам, казаки, дежурившие возле бальной комнаты, подсматривают за нами в замочные скважины. После уроков они всегда встречали нас широкими улыбками, что еще больше увеличивало наше смущение».

«Костюмированный бал в Зимнем дворце при Николае I». С картины Богдана (Готфрида) Виллевальде. Середина XIX века. A Costume Ball in the Winter Palace at the Time of Nicholas I. From a painting by Bogdan (Gottfried) Willewalde. Mid-19th century.

Дети из августейших и аристократических семей обучались танцам дома. Учителями были танцмейстеры, которые занимались с детьми салонными танцами и в то же время преподавали в хореографическом училище, готовя артистов императорского балета. Ежегодно император с семьей посещал училище, где давали концерт, а по окончании в самом большом репетиционном зале бывали танцы. Руководил этими танцами распорядитель вечера и преподаватель училища Николай Гавликовский, он же давал уроки августейшим детям.

Многочасовой танцевальной муштре детей подвергали с пяти-шестилетнего возраста. Совсем маленький ребенок уже должен был иметь соответствующую осанку, уметь делать разные поклоны, знать основные па. Граф Николай Егорович Комаровский рассказывал о своем детстве: «Моим учителем танцев еще в те времена, когда я был допущен лет 8-ми до упражнения в них вместе со старшими, был известный тогда артист Петербургской балетной труппы Александр Иванович Шелихов. Он обучал меня, тогда еще по молодости не способного постигнуть все тонкости хореографического искусства, исключительно отвешивать поклоны при входе в гостиные, причем полагалось, притупляя взор, устремлять его на носки сапогов, что в свою очередь придавало мне напускной вид смирения и покорности судьбе. Сестру мою Лизу, всего на год старшую меня, Шелихов учил делать плавный реверанс,

Великие княжны Ольга Николаевна и Александра Николаевна в маскарадных костюмах. Портрет работы Петра Федоровича Соколова. 1830-е годы. Grand Duchesses Olga Nikolayevna and Alexandra Nikolayevna in masquerade constumes. Portrait by Piotr Fiodorovich Sokolov. 1830s.

Children from the imperial and aristocratic families were taught dancing at home. Their instructors were dancing masters who taught ballroom dances to children and at the same time taught in the choreographic college that prepared performers for the imperial ballet. The Emperor and his family visited the college once a year for a demonstration performance followed by dances in the largest rehearsal hall. The master of ceremonies was Nikolai Gavlikovsky, a teacher at the college who also gave dancing lessons to the imperial children.

125

Even at a very young age a child was supposed to have the proper posture, to be able to perform different kinds of bows and to know the basic dance steps. Dancing-masters followed a strict programme in their lessons — the youngest pupils were first taught typical dances. Under Shelikhov's guidance Komarovsky “studied the gavotte and the minuet, by turns excelling in dexterity an almost military man or else imitating the arrogant, nonchalant bearing of a French marquis from the pre-revolutionary days of the late eighteenth century. The inability of my legs to cope with the higher demands of art meant I was not allowed to perform the light dances at that time. I could only look on when my older brothers and the lightfooted Shelikhov himself flew around the hall in a dizzying waltz or stamped out the

«Дети в костюмах». Литография «Дюпуи и сыновья». 1881 год. В XIX веке популярным развлечением молодежи на балах были «Живые картины». Для представления, которое готовилось заранее, выбирали широко известный сюжет, распределяли роли, шили костюмы, готовили реквизит и декорации. Участники «картин» под музыку выходили на сцену, располагались группой, соответствующей сюжету, и замирали. Потом по команде меняли позы для следующей по сюжету сцены — и так далее. Children in Costumes. Lithograph by Th. Dupuy et fils. 1881 In the nineteenth century tableaux vivants were a popular amusement for young people at balls. A widely known subject was chosen in advance; roles were allotted, costumes sewn, props and scenery prepared. The participants in the tableaux came onto the stage to music, arranged themselves in a living picture and froze. Then on command they changed poses to depict the next scene in the series, and so on.

complicated steps of the mazurka on the parquet with frantic zeal.” In society it was customary for youngsters at the age of ten to twelve to be taken to children's parties, and for dance evenings and children's balls to be arranged for them. The young Alexander Pushkin began to learn dancing as early as 1808, at the age of nine, and until the summer of 1811 he and his sister attended dance evenings at the Trubetskois, Buturlins and Sushkovs, and on Thursdays children's balls in the home of the Moscow dancing-master Jogel. These balls were recorded by Tolstoy in War and Peace: “Jogel gave the merriest balls in Moscow… What set them apart from others was the absence of a host or hostess and the presence of the good-natured Jogel, flying about like a feather and bowing in accordance with the rules of the art as he collected the slips for lessons from all his visitors. There was also the fact that the balls were only attended by those who wished to dance and amuse themselves as girls of thirteen and fourteen do when putting on long dresses for the first time.”

Традиции / t raditions

ball.qxd

126

3/25/10

15:02

Page 126

придерживаясь пальцами обеих рук за платье и стыдливо опуская глаза, как бы под гнетом неведомых ее проступков». Танцмейстеры проводили занятия строго по программе — самых маленьких вначале обучали характерным танцам. Под руководством Шелихова Комаровский «изучал гавот и менуэт, попеременно изощряясь в ловкости почти военного человека или изображая из себя высокомерную и небрежную осанку французского маркиза времен, предшествующих революции конца 18-го века. До легких танцев, за неспособностью моих ног к восприятию высших требований искусства, я еще в ту пору не допускался. Мне приходилось лишь любоваться, когда старшие братья и сам легковесный Шелихов носились по зале в головокружительном вальсе или с ожесточением отчеканивали на паркете замысловатые па мазурки». В светском обществе было принято детей в возрасте десяти–двенадцати лет вывозить на детские праздники, устраивать для них танцевальные вечера и детские балы. Юный Александр Пушкин начал учиться танцам уже в 1808 году, и до лета 1811 года он с сестрой посещал танцевальные вечера у Трубецких, Бутурлиных и Сушковых, а по четвергам — детские балы у московского танцмейстера Иогеля. Эти балы запечатлел Лев Николаевич Толстой в «Войне и мире»: «У Иогеля были самые веселые балы в Москве. <…> Особен-

«Бал в Москве в 1820-х годах». С картины Дмитрия Кардовского. 1911 год.

ного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцевать и веселиться, как хотят этого тринадцати- и четырнадцатилетние девочки, в первый раз надевающие длинные платья». В Петербурге детские балы начинались в четыре часа. Как и на «взрослых» балах, там соблюдались все бальные ритуалы и правила, но, конечно, не столь строго. Участники праздника представляли собой разновозрастное общество — от десяти до двадцати лет — и, танцуя, усваивали правила поведения в свете. Нередко на такие балы приглашали молодых офицеров. Своим присутствием они вносили в атмосферу праздника некоторую серьезность и определенный шарм. Офицеры

“…those move easiest who have learnt to dance…” Children's balls followed the rhythm of the social calendar and if a family hosted such an event for youngsters, it was always followed by a ball for adults. The children arrived with their tutors and governesses, who made sure that their charges did not breach the strict rules of behaviour. A children's ball was not just a joy-

любили детские балы, на которых можно было не только повеселиться, но и присмотреть будущую невесту.

«Там будет бал, там детский праздник…» «У матери Печорина Татьяны Петровны бывали детские вечера для маленькой дочери: на эти вечера съезжались и взрослые барышни и переспелые девы, жадные до всяких возможных вечеров. Дети ложились спать в 10-ть часов, их сменяли на паркете большие…» — писал Михаил Лермонтов в романе «Княгиня Лиговская». Детские балы подчинялись календарному ритму светской жизни, и если семья устраивала праздник для детей, то за ним всегда следовал «взрослый» бал.

Дети приезжали со своими гувернерами и гувернантками, которые следили, чтобы их подопечные не нарушали строгих правил поведения. Детский бал был не только радостным событием, но и серьезным экзаменом. Когда графиня Протасова устраивала для своих детей бал, то «в 7 часов вечера вся обширная зала в доме графини блистала огнями, и детвора обоего пола съезжалась в сопровождении своей педагогии, представляющей большинство стран Европы, за исключением России. Моих сестер, — как вспоминал граф Николай Комаровский, — сопровождала живущая у нас лет двадцать чистокровная англичанка, обучавшая меня английскому языку, за каковой подвиг,

127

A Ball in Moscow in the 1820s. From a painting by Dmitry Kardovsky. 1911.

In St Petersburg children's balls began at four o'clock. All the ballroom rituals and rules were observed as at “grown-up” events, but less strictly of course. The participants were a mixed group aged between ten and twenty, and as they danced they learnt the rules of behaviour in society. Quite often young officers were invited to such balls. Their presence contributed a certain seriousness and particular charm to the festive atmosphere.

«Детский бал в Дворянском собрании». С картины Дмитрия Кардовского. Начало XX века. В середине XIX века большое распространение получили общедоступные балы для различных слоев населения, где можно было встретить студентов, художников, мелких чиновников… Даже приказчики, портнихи и домашняя прислуга могли бывать на этих мероприятиях. Описание такого праздника есть в романе Николая ГаринаМихайловского «Студенты». Стали модными и танцевальные вечера, которые не требовали ни пышных нарядов, ни больших затрат.

Во второй половине XIX века мода на великосветские балы стала угасать. Александр II к танцам был равнодушен, а Александр III не любил танцевать и считал балы, как и любые светские развлечения, пустой тратой времени. In the second half of the nineteenth century the fashion for high society balls began to fade. Alexander II was indifferent to dances, while Alexander III disliked them and considered balls, indeed any society entertainments, as a waste of time. ful event, but also a serious test. When Countess Protasova held a ball for her children, “at seven in the evening the entire large hall in the Countess's house gleamed with lights and children of both sexes assembled there in the company of their ped-

agogues, who represented most countries of Europe, with the exception of Russia. My sisters,” Count Nikolai Komarovsky recalled, “were escorted by the pure-blooded Englishwoman who had lived with us some twenty years and tried to teach me English, for which heroic feat she undoubtedly received a martyr's crown. Volodya Venevitinov and I came separately, somewhat later, in order to demonstrate the certain degree of independence afforded to us. The master of ceremonies at these events was the hostess's nephew, the Cavalier Guard Count Protasov-Bakhmetev, who was then at the General Staff Academy… Returning to Countess Protasova's children's ball, I

A Children's Ball at the Noble Assembly. From a painting by Dmitry Kardovsky. Early 20th century. In the mid-1800s there were a large number of public balls for different sections of the populace, where you might find students, artists, minor civil servants and so on. Even shop assistants, seamstresses and domestic servants might attend such events. A description of such an occasion can be found in Nikolai GarinMikhailovsky's novel Students. Dance soirees that did not require fancy clothes or big expenses also became popular.

Традиции / t raditions

ball.qxd

128

3/25/10

15:02

Page 128

несомненно, приявшая венец мученический. Мы с Володей Веневитиновым приезжали отдельно, несколько позже, дабы этим указать на известную степень нашей независимости. Дирижером этих балов являлся племянник хозяйки дома, кавалергард граф Протасов-Бахметев, находившийся в то время в Академии Генерального Штаба… Возвращаясь к детскому балу графини Протасовой, с сожалением отмечу, что часовая стрелка уже подвигается к 11-ти часам вечера. Тапер смолкает. Педагогия вступает в свои права и усаживает разгорячившихся детей, чтобы они остыли перед тем, чтобы их полусонных развозить по домам. Большие уже съезжаются, и за отбытием детей загремит уже настоящий бал в гостеприимных хоромах графини Натальи Дмитриевны Протасовой». Детские балы являлись не только своеобразной школой, там складывалось будущее общество, формировались традиции, укреплялись связи между великосветскими фамилиями. Это были «репетиции» перед выходом в большой свет.

«Костюмированные гости на празднике». С картины Николая Дмитриева-Оренбургского. Вторая половина XIX века.

Costumes Guests at a Party. From a painting by Nikolai Dmitriyev-Orenburgsky. Second half of the 19th century.

В начале XX века в российском обществе вернулся интерес к маскарадам. В те годы начали ценить историческую достоверность костюмов, и балы сделались тематическими: античность, рококо, времена Директории во Франции, Древняя Русь… In the early 1900s Russian high society regained its interest in masquerades. In this period historically authentic costumes began to be valued and balls became thematic: antiquity, the Rococo, the French Directory period, Old Russia and so on.

note with regret that the hand of the clock is already approaching eleven in the evening. The pianist has fallen silent. The pedagogues have taken charge and are making the overheated children sit and cool down before being driven halfasleep to their homes. The grown-ups are already arriving and after the children's departure a real ball strikes up in Countess Natalia Dmitriyevna Protasova's hospitable residence.” Children's balls were not only a school of sorts. At them the future social elite came together, traditions were established and links between upper-class families were strengthened. They were “rehearsals” for the participants' ultimate entry into society.

В XX веке великосветские балы стали историей, но для детей продолжали устраивать костюмированные праздники. Фотография 1933 года.

In the twentieth century society balls became a thing of the past, but fancy-dress parties for children continued. 1933 photograph.