Taleon Magazine - №23

9/23/10

12:21

Page 8

Событие / e vent

Al_Nevsky_42.qxd

Накануне Дня святого благоверного князя Александра Невского, 10 сентября 2010 года, в шестой раз состоялось награждение лауреатов Всероссийской историко-литературной премии «Александр Невский». Торжественная церемония прошла в «Талион Империал Отеле». Роскошные интерьеры старинного особняка придали событию оттенок особой значимости, как явлению, призванному внести серьезный вклад в культуру страны.

9

8

«Отечеству на благое просвещение» Фотографии Дмитрия КОЩЕЕВА / Photographs by Dmitry KOSCHEEV

В этом году в конкурсе, учрежденном Союзом писателей России и ОАО «Талион», участвовало 229 литературных исторических произведений и 87 музейных проектов. «Премия „Александр Невский“ — это плодотворная нива, на которой взращиваются зрелые и содержательные плоды, — отметил в своем выступлении председатель Союза писателей России Валерий Ганичев. — На конкурс была представлена широкая палитра исторических произведений — как художественных, так и публицистических. Они охватывают всю многовековую историю государства, духовную жизнь нашего общества». Лауреатом первой премии в конкурсе литературных произведений стал известный историк, директор Российского государственного исторического архива Александр Соколов. Его книга «Романовы. На благо России» — сборник исторических очерков о членах царской семьи Романовых, посвященных императрице Марии Федоровне, принцу Петру Георгиевичу Ольденбургскому, великому князю Константину Николаевичу и великой княгине Елене Павловне. Через частные Слева. «Я благодарен организаторам и учредителям Всероссийской историко-литературной премии «Александр Невский» за ту огромную работу, которую они проделали, — сказал председатель Законодательного собрания Санкт-Петербурга Вадим Тюльпанов, открывая торжественную церемонию награждения лауреатов. — По преданию, Александр Невский говорил, что „не в силе Бог, а в правде“. А правда такова, что без знания исторических корней нет настоящего и будущего ни у нас, ни у России».

истории и характеры автор приводит читателя к целостному пониманию значения династии Романовых для России. «В своей книге я пытался показать царскую семью с общечеловеческой точки зрения, — говорит Александр Соколов. — Долгое время, оценивая Романовых, мы бросались из крайности в крайность. В советское время они были врагами, потом стали святыми. Но мы забываем, что все они — живые люди. У них были свои трагедии, свои взлеты и падения. Романовых не надо идеализировать, но нельзя и забывать, что среди них (а дом Романовых — это более трехсот человек) было много светлых людей, которые беззаветно трудились на благо России». Вторая премия была присуждена знаменитому русскому художнику Илье Глазунову за книгу «Россия распятая». Этот труд — размышления художника о себе и своем месте в мире, о русских людях, о родной стране и ее значении для мировой истории. «Я понимаю, — пишет Илья Сергеевич на страницах своей книги, — что для многих, может быть, было бы

На пресс-конференции, посвященной вручению премии «Александр Невский», на вопросы СМИ отвечали сопредседатель конкурсной комиссии Валерий Ганичев, председатель комиссии Александр Ебралидзе и исполнительный директор Всероссийской историко-литературной премии «Александр Невский» Марина Гусева.

9/23/10

12:21

Page 10

Событие / e vent

Al_Nevsky_42.qxd

целостности. Этот труд прежде всего интересен тем, что Юрий Леонидович сам прошел долгий путь к принятию сана, будучи сначала практикующим врачом, а потом известным ученым, государственным и общественным деятелем. Первой премии в музейном конкурсе были удостоены сотрудники Хабаровского краевого музея имени Н. И. Гродекова Нина Маркова и Валентина Редчун за проект «Трудами вашими — здесь Россия!» Этот

гораздо интереснее прочесть, как, например, я писал портреты королей и кинозвезд, заглянуть в замочную скважину моей личной жизни. Но, думаю, все-таки важнее понять, как в борьбе и неустанном познании вырастала и крепла моя бесконечная любовь к России, во имя которой я живу и работаю». Лауреатом третьей премии стал священник Георгий Шевченко (в миру — Юрий Леонидович Шевченко). Его книга «Приветствует вас Святитель Лука, врач возлюбленный» посвящена великому ученому, личности глубокой духовности и

10

Слева. Председатель конкурсной комиссии, генеральный директор ОАО «Талион» Александр Ебралидзе вручает первую премию директору Российского государственного исторического архива Александру Соколову за книгу «Романовы. На благо России». Справа. «Я профессионально занимаюсь историей меценатства, — сказал в ответном слове Александр Соколов. — И я рад, что есть люди, которые возрождают то, что было потеряно за последние годы. Традиции меценатства, традиции благотворительности всегда двигали Россию вперед».

маться чем-то серьезным, а он ото всех дел государственных отодвинут — только и остается, что, сидя за письменным столом, сочинять проекты военных кампаний и мирных переговоров, совершенно непохожих на те, что осуществляются его матушкой. Но что толку? Кто их читает хотя бы? А в мозгу гвоздем засело внушенное еще Петром Ивановичем Паниным, незабвенным его воспитателем, мол, «ничего нет естественнее, чем хозяину мужского рода распоряжаться собственно самому и управлять всем тем, что защищает, подкрепляет и сохраняет целостность как его собственной особы, так и государства». <...> Он сопротивлялся как мог. Внушал себе, что терпеть — его обязанность перед Богом. Воспользовался тем, что в окрестностях Гатчины и Павловска пошаливали. Говорили, беглые крепостные. Для охраны от них и завел собственное войско. Сначала вполне игрушечное, а к началу 80-х разросшееся уже до трех батальонов. Но проекты, сочиняемые за столом, о завоевании Константинополя например, с таким войском не осуществишь. И тогда — для чего же оно? Только игрушка? Но нет, знал, что мать ревниво следит даже и за таким его войском. И значит,

Евгении Татариновой за проект «...Но жив талант, бессмертен гений». В рамках этого выставочного проекта прошли четыре книжно-иллюстративные выставки. Через книжный образ нашли отражение Сопредседатель конкурсной комиссии, председатель союза писателей России Валерий Ганичев (на фото слева) вручил вторую премию народному художнику СССР, почетному члену королевских академий художеств Мадрида и Барселоны, действительному члену Российской академии художеств, главе Российской академии живописи, ваяния и зодчества Илье Глазунову за книгу «Россия распятая». «Моя книга посвящена России, — сказал Илья Глазунов, — и все мы ждем, что после распятия неизбежно настанет воскресение. И каждый на своем месте по своим силам приближает этот момент».

11

Из книги Александра Соколова «Романовы. На благо России»

В 1784 году Павлу исполнилось 30. С этого рубежа многие мемуаристы и историки отмечают резкую перемену в его характере. «Любезность, живость, общительность великого князя, вызывавшие к нему сочувствие еще так недавно, во время заграничного путешествия, мало-помалу покидают цесаревича, и он постепенно превращается в задумчивого, угрюмого, желчно настроенного человека». Да и то сказать: мужчине на четвертом десятке надо зани-

экспозиционно-образовательный проект посвящен выдающемуся государственному деятелю России XIX века — генерал-губернатору Восточной Сибири Николаю Муравьеву-Амурскому. Авторам удалось во всей полноте раскрыть жизнь и подвиг знаменитого военачальника и дипломата, внесшего существенный вклад в дело укрепления российской государственности, развития обширных территорий Восточной Сибири и Дальнего Востока. Вторая премия была вручена сотрудникам Государственного историко-архитектурного и этнографического музея-заповедника «Кижи» Светлане Воробьевой, Валентине Кузнецовой и Ирине Набоковой за проект «Заонежские сказители». Авторы проекта обратились к песенным и былинным традициям олонецкого фольклора. Многолетнее изучение биографий и наследия народных сказителей Заонежья привело к значительным результатам. Был сформирован внушительный фольклорный архив, издана монография о заонежских сказителях, создано несколько выставочных экспозиций, открыт фольклорно-этнографический театр, который реконструирует песни, танцы и игры Олонецкого края. Третья премия была присуждена сотрудникам Российской государственной библиотеки Татьяне Новокрещеновой и

была у этого войска задача серьезная — показать, что в матушкиных войсках, пусть и одерживают они победу за победой, все неправильно, а вот у него... Его войска все должны были отличаться — формой, выучкой, строем. Вот и получалось, что он в собственной армии должен быть не полководцем, а фельдфебелем. А эта должность любезности и общительности не предполагает. Желчная должность, угрюмая. Марии Федоровне в этом отношении было все-таки легче. Младших детей у нее не отбирали, а дети, согласно собственным ее убеждениям, это самое настоящее, самое главное женское дело. А в Павловске и Гатчине к паркам и цветникам, имитировавшим незабвенный Этюп, добавилось еще одно: выстроенные ею школы и больницы для окрестных жителей. Особенно школы. Великой княгине ежемесячно представлялись рисунки и тетради всех учащихся. В декабре проходили годичные экзамены, на которых она любила присутствовать и сама иногда раздавала награды лучшим ученикам — карандаши в серебряной и золотой оправе и деньги (от 2 до 5 руб.). «Учителям внушено было обходиться с учениками кротко и человечно, не подвергая их телесным наказаниям». Павел эти занятия жены

ценил. Хотя бы потому, что они резко отличались от того, что делалось при матушкином дворе — развратном, разболтанном, отвратительном. Там благими делами никто лично не занимался — разве что деньги давали. И можно сколько угодно осуждать молодых любовников стареющей матери, но если у тебя у самого уже куча детей и безупречно добродетельная жена, а радости в жизни так мало, то как же на четвертом десятке не влюбиться в нечто жене совершенно противоположное — в веселую, легкую как перышко, миниатюрную брюнеточку, чья головка занята чем угодно, но только не размышлениями о женских добродетелях. Когда роман Павла с фрейлиной Нелидовой стал всем известной реальностью, многие при его дворе вздохнули с нескрываемым облегчением. Как и всякий, ревниво оберегающий свою мужскую самостоятельность, Павел на деле всегда находился под чьим-то влиянием, мужским или женским, неважно. Его сердце всегда было в чьей-то руке, а если так, то пусть уж это будет ласковая и веселая ручка Екатерины Нелидовой, а не лапа какой-нибудь злыдни. Последняя жизненная крепость, оберегаемая Марией Федоровной, — вер-

ность ее супруга, — рухнула легко и беззвучно, но в сердце ее осколки впились так болезненно, так выбили из колеи, что в отчаянии она даже пожаловалась матушке-императрице. Не на неверность мужа, конечно. Жаловаться на это Екатерине было бы, верно, очень смешно. Она пожаловалась на удаление от их двора г-жи Бенкендорф, которое считала плодом нелидовского влияния. И Екатерина, естественно, тут же решила вмешаться, прекрасно понимая, чем это обернется. Она призвала Павла и выразила ему свое неудовольствие. «Вне себя от гнева, он отвечал ей без должного уважения, как человек, который сознает свои права и тяготится опекой. Удалившись затем в свои апартаменты, великий князь дал почувствовать свой гнев всем, кто только приближался к нему. Он жаловался, что окружен шпионами и предателями, и несколько раз повторил, что ему готовят в будущем низвержение». Но все-таки расширить пробежавшую меж супругами трещину до гибельного развала Екатерине не удалось. Хотя, наверное, очень хотелось. В эти годы, по свидетельству современников, она почти открыто говорила о намерении лишить Павла престола: «Вижу, в какие руки попадет империя после моей

смерти! Из нас сделают провинцию, зависящую от Пруссии. Жаль, если моя смерть, подобно смерти Елизаветы, сопровождалась бы изменением всей системы русской политики». Но Марию семейный мир волновал гораздо больше политики. И, поняв, что спасения этого мира искать негде, кроме как в нем самом, она сумела смирить обиды и страсти и стала осторожно, но настойчиво искать пути сближения с Нелидовой. Что ей и удалось. А когда Екатерина однажды заговорила с ней о передаче престола Александру, то встретила тихий, но непреклонный отпор. Все-таки пожаловаться на мужа в горькую минуту — это одно, а предать его... На предательство Мария Федоровна была не способна. Даже несмотря на то что тщательно и неустанно выстраиваемый ею семейный мирок в 90-е годы окончательно рухнул: Павел никаких противоречий уже не терпел, требовал безусловного подчинения своей воле и, волнуемый политическими опасениями, повсюду искал появления республиканского образа мыслей и свободолюбия, а в каждом стороннике Марии Федоровны готов был видеть потенциального предателя и своего личного врага.

9/23/10

12:21

Page 12

Событие / e vent

Al_Nevsky_42.qxd

Вадим Тюльпанов вручает первую премию в конкурсе музейных проектов Нине Марковой из Хабаровского краевого музея имени Н. И. Гродекова за проект «Трудами вашими — здесь Россия!», посвященный выдающемуся государственному деятелю России XIX века — генерал-губернатору Восточной Сибири Николаю Муравьеву-Амурскому.

Почетный гость церемонии Никита Тарасов вручает третью премию в конкурсе музейных проектов сотруднику Российской государственной библиотеки Татьяне Новокрещеновой за проект «...Но жив талант, бессмертен гений», в рамках которого прошли книжно-иллюстративные выставки, посвященные Гоголю, Чехову, Твардовскому и канцлеру Российской империи графу Николаю Румянцеву. «Мы следовали и будем следовать завету основателя нашей библиотеки Николая Петровича Румянцева: „Отечеству на благое просвещение“», — отметила в своем выступлении Татьяна Новокрещенова.

русской армии и флота, прославившимся в сражениях за свободу и независимость Родины, чьи ратные дела стали образцом выполнения долга и примером безграничной любви к Отечеству. В этой номинации лауреатами стали коллектив Фонда памяти полководцев Победы за книгу «Имена Победы. Полководцы и военачальники Великой Отечественной войны, 1941—1945» и Виктор Кулаков за создание «Военно-исторического мемориала памяти воинов Западного и Резерв-

жизнь и творчество Николая Гоголя, Антона Чехова, Александра Твардовского, а также основателя библиотеки — канцлера Российской империи графа Николая Румянцева, государственного деятеля и книгоиздателя. Высокий уровень представленных на соискание премии литературных произведений и музейных проектов позволил в дополнение к трем главным премиям сформировать уникальные номинации, объединив в каждой из них по одному лауреату из обоих конкурсов. Номинация «Ратоборцы» вручалась за произведение или выставочный проект, посвященный лучшим представителям

12

Слева. Валерий Ганичев вручает вторую премию в конкурсе музейных проектов коллективу Государственного историко-архитектурного и этнографического музея-заповедника «Кижи» Светлане Воробьевой, Валентине Кузнецовой и Ирине Набоковой за проект «Заонежские сказители».

Вспоминая довоенное детство, оглядываясь вокруг себя сегодня, мне порой кажется, что все это было не со мной и в другом мире, в другой, еще живой, хотя и полуразрушенной России. Это было в Петербурге, который за 6 лет до моего рождения был назван Ленинградом. Какие одухотворенные, добрые, словно сошедшие со страниц журнала «Нива», лица окружали меня тогда! Таких не будет уже — они сметены навсегда войнами и красным геноцидом. Слышу цокот копыт по булыжной мостовой и звонки трамваев на Петроградской сто-

заповедника «Павловск» Николай Третьяков, Аделаида Елкина и Алексей Гузанов за проект «Памяти легендарного директора Государственного музея-заповедника „Павловск“ Анны Ивановны Зеленовой». Номинация «Духовный подвижник» вручалась за книгу или выставочный проект, посвященный духовным подвижникам, русским святым и великим духовным просветителям России. Победителями в этой номинации стали Георгий Анисимов за книгу «Уроки отца протоиерея Павла Анисимова, новомученика Российского» и сотрудник Саратовского государственного музея боевой славы

13

Из книги Ильи Глазунова «Россия распятая»

роне. Помню, как поразили меня синие волнистые линии, отмечающие уровень наводнения Невы; глядя на них снизу вверх, я думал: а ведь во времена Пушкина вода поглотила бы и нас... В памяти живет и наш петербургский двор, а неподалеку — Ботанический сад, шумящий высокими кронами деревьев, среди которых высился дуб-великан, посаженный, по преданию, самим Петром I. Его свалило наземь ураганом совсем недавно... В густой и таинственной зелени парка мерцали черные пруды, в одном из которых, как в зеркале, отражалась беседка, где любил в задумчивости сидеть Александр Блок. В Ботаническом саду я бывал до войны каждый день. Здесь, в деревянном двухэтажном доме, жила сестра матери Агнесса Константиновна Монтеверде, моя любимая тетя. А вот всплывает из глубин памяти доброе лицо первой моей учительницы, Евдокии Ильиничны. Она приказывает мне переписать для школьной стенгазеты такие бравые стихи моего одноклассника: Бросив пушки, танки, мины, Удирали белофинны. Всех быстрее удирал Белофиннский генерал. А отец мой, выдирая в который раз из радиосети штепсель «черной тарелки», говорит: «Позорно, что они никак не мо-

ного фронтов „Богородицкое поле“» под Смоленском. Номинация «Хранители» вручалась авторам за увековечение памяти и обнародование литературного наследия писателей, внесших значительный вклад в отечественную историческую литературу, а также музейным работникам за сохранение памяти о видных музейных деятелях и меценатах, посвятивших свою жизнь делу сохранения культурного и исторического наследия России. В этой номинации лауреатами стали Андрей и Лариса Черкашины за книгу «Тысячелетнее древо А. С. Пушкина: корни и крона» и сотрудники Государственного музея-

гут проложить линию Маннергейма». <...> Моя память хранит многое. Страшные годы войны предстают передо мной как огромная апокалипсическая туча, сметающая все на своем пути. Словно это было вчера: возвращаясь с летней дачи в Вырице, мой отец, мама и я успели втиснуться в переполненный вагон последнего поезда, идущего в Ленинград. Немцы шли за нами буквально по пятам. Вспоминаются разговоры взрослых: «Вот тебе и несокрушимая... Как драпают! У ополченцев желторотых одна винтовка на 12 человек, да и та „трехлинейка“ царских времен!» Кто-то, теснящийся в проходе, добавил: «Обещали — своей земли вершка не отдадим, а немец за два месяца пол-России оттяпал». Другой тихим шепотом вставил: «Говорят, немцы назначили губернатором Киева князя Мещерского; церкви открывают, колхозы распускают. Листовку сам видел: немцы собираются через неделю взять Ленинград и уже банкет в „Астории“ назначили». «А я другую видел: на ней сын Сталина с немецкими офицерами сфотографирован, — добавил бородатый мужик в косоворотке. И продолжил: — Власти нету, райкомы пустые, а магазины грабят». Все ждали воздушного налета. Но его не было. Чудом добрались мы до Ленинграда. Он был неузнаваем — город готовился к осаде.

Мне и сейчас по ночам слышатся завывание сирен и зловещее тиканье метронома по радио, глухие взрывы, от которых шатаются погасшие люстры на потолке. И в лютом морозе комнат, в неверном и тусклом свете мигающей коптилки видятся мне окоченевшие тела моего отца, родных и близких. Помню сквозь слезы лицо умирающей матери, благословившей меня на спасение медной фамильной иконкой. «Я поправлюсь, сынок», — шептала она. Но чуда не произошло... Потом — черные, рябые от ветра полыньи Дороги жизни. Ладога. Неужели все это было со мной? Мне суждено было выжить. В деревне Гребло, затерянной в бескрайних новгородских лесах, остались одни только старики, женщины, дети — как будто для того лишь, чтобы получать с фронтов похоронки. В те годы передо мной открылся мир русской деревни с ее могучей и нежной северной природой. С моими новыми деревенскими друзьями я работал на колхозном поле, ходил в школу за пять километров по снежной пустыне замерзшего озера Великого. На уроках мне приходилось иногда отвечать письменно — я стал заикаться и часто даже не мог говорить после пережитого кошмара Ленинградской блокады. Иногда говорят, что дети злые и насмешливые. Только не деревен-

ские! Они относились ко мне с пониманием и тонкой душевной деликатностью. Наконец блокада была прорвана, и я вернулся в родной город, на пустынные набережные и проспекты столь любимого мною, загадочного в дивной красоте своей Ленинграда — Санкт-Петербурга. Я словно заново открывал его, хоть он был мне до галлюцинаций памятен. Летний сад; заколоченный досками Медный всадник; раскрашенные, будто плащ-палатки, величавые дворцовые ансамбли; крики чаек и брызги волн, стекающие словно слезы по граниту набережных; былое великолепие имперских парков, вскопанных под чахлые огороды, — пустынный и ветреный город, населенный скульптурами и отраженными в величавых невских волнах творениями его великих зодчих. Помнится, как загадочно смотрели на нас, будущих художников, древние египетские сфинксы, когда мы неподалеку от них разгружали с баржи дрова, чтобы не замерзнуть в классах бывшей Академии художеств, на фасаде которой были начертаны слова, осенявшие мои годы учебы: «Свободным художествам. 1725». Помню, как к нам, воспитанникам средней художественной школы, расположенной на последнем этаже академии, заходил сам Игорь Эммануилович Грабарь. Я не мог и по-

думать тогда, что много-много лет спустя мне суждено будет создать Российскую академию живописи, ваяния и зодчества, стать ее основателем и ректором — во имя сохранения школы высокого реализма, к которой меня приобщили мои учителя и сам дух императорского Петербурга. Помню зимнее небо утром 5 марта 1953 года. Была серая мгла, сквозь которую светил багровый шар восходящего солнца. Я ехал в Москву на похороны Сталина без билета на багажной полке общего вагона. Я так и не попал в Колонный зал — на Трубной меня едва не раздавило в людском водовороте. Многие тогда рыдали, но у меня не было слез... Гипноз имени Сталина был велик — с ним связывали нашу победу 1945 года. Тогда перед ним дрожала Европа, вставая, как Черчилль, в едином порыве, когда он входил. Смерть Сталина была вехой в истории XX века. Каждая страна по-своему реагировала на уход диктатора. Возвращаясь с похорон «отца народов», я смотрел на вечереющие снега бескрайних просторов России, проносящихся за вагонным окном. Говорят, что большое видится на расстоянии. Это и правда, и неправда. Реальная жизнь часто подтверждает другое: туманы времен способны исказить и размазать историческую правду...

Событие / e vent

Al_Nevsky_42.qxd

14

9/23/10

12:21

Page 14

Ольга Гришанина за проект «Делами своими и пастырским словом», посвященный священнослужителям, чей духовный подвиг во время Великой Отечественной войны долгие годы замалчивался. Номинация «Мастера» вручалась автору или музейному работнику за произведение или выставочный проект об исторических личностях, являющихся истинными мастерами своего дела, посвятивших свою жизнь служению на благо Отечества и своим трудом и талантом способствовавших возвеличиванию России, ее преумножению и процветанию. Лауреатами в этой номинации стали Александр Ужанов за книгу «Михаил Калашников» и сотрудники Краеведческого музея города Кунгура Сергей Мушкалов и Ольга Ренева за проект «Кунгурской жизни чайная случайность», посвященный основателям чайного дела купцам А. С. Губкину и его внуку А. Г. Кузнецову, благодаря которым Кунгур приобрел титул чайной столицы. Номинация «Родословная» вручалась за лучшие произведения и выставочные проекты, хранящие память о российских династиях и фамилиях. В этой номинации лауреатами стали Мария Жукова за книгу «Маршал Жуков — мой отец» и сотрудники Гомельского дворцово-паркового ансамбля за проект «Владельцы Гомельского имения Румянцевы и Паскевичи».

Кроме того, по специальному решению жюри почетная премия была вручена члену конкурсной комиссии писателю Александру Сегеню за роман «Поп», посвященный судьбе русского священника Псковской православной миссии в годы фашистской оккупации. «Книга написана убедительно, и она по-человечески правдива, — сказал председатель Союза писателей России Валерий Ганичев. — Мы не могли обойти вни-

Номинация «Творцы» вручалась автору или музейному работнику, чье произведение или выставочный проект призван сохранить память о людях, посвятивших свою жизнь искусству — музыке, театру, живописи, скульптуре, архитектуре. Лауреатами этой номинации стали Алевтина Кузичева за книгу «Чеховы. Биография семьи» и сотрудники Мемориального дома-музея С. Т. Аксакова за проект «Тепло Аксаковского дома». Традиционная премия «Собратья» за вклад в освещение событий истории в СМИ была вручена режиссеру-постановщику телеканала «100 ТВ» Алле Чикичевой.

В начале осени 1946 г. увидело свет в Москве II издание «Очерков гнойной хирургии», автор которого уже был удостоен звания лауреата Сталинской премии за эту работу. Однако кроме текста постановления СНК СССР, опубликованного в январском номере газеты «Правда», профессор Войно-Ясенецкий еще долгое время не имел других свидетельств о принадлежности к числу лау-

реатов. Ему пришлось несколько раз обращаться из Симферополя с запросами, адресованными по этому поводу в комитет по Сталинским премиям, но долгожданного ответа из комитета все не было. Тогда архиепископ и хирург решил обратиться в этот комитет лично во время XXV всесоюзного съезда хирургов, который начинал работать в Москве 1 октября 1946 г. У него уже было приглашение на этот съезд, полученное еще в Тамбове. На съезде ожидалось его выступление с докладом по поводу поздних резекций крупных суставов при инфицированных огнестрельных ранениях. Здесь подводились итоги хирургической деятельности за время Великой Отечественной войны 1941—1945 гг., поэтому выступление лауреата Сталинской премии на ту же тему только приветствовалось. Однако в этом деле присутствовало одно «но», осложнявшее взаимодействие профессора Войно-Ясенецкого с организаторами работы хирургического съезда. Он собирался выступать на всесоюзном съезде хирургов в одеянии архиепископа и не видел причин, чтобы сменить его на светскую одежду. Дошло до того, что архиепископ Симферопольский и Крымский Лука был вынужден обратиться по этому поводу к Святейшему Патриарху Алексию I.

Церемония награждения лауреатов Всероссийской историко-литературной премии «Александр Невский» прошла в роскошных интерьерах «Талион Империал Отеля». В чествовании победителей приняли участие известные российские политики, писатели, ученые, деятели искусств и священнослужители.

По специальному решению жюри почетная премия была вручена члену конкурсной комиссии писателю Александру Сегеню (на фото справа) за роман «Поп», написанный по желанию и благословению незабвенного Патриарха Алексия II. Известный режиссер Владимир Хотиненко снял по роману одноименный фильм, удостоенный многочисленных международных наград.

Из книги Юрия Шевченко «Приветствует вас Святитель Лука, врач возлюбленный» «Он ответил мне письмом, — сообщал архиепископ Лука сыну Михаилу, — его мнение совпадает с моим: выступать в гражданской одежде и прятать волосы в собрании, в котором все знают, что я архиерей, — значит стыдиться своего священного достоинства. Если собрание считает для себя неприемлемым и даже оскорбительным присутствие архиерея, то архиерей должен считать ниже своего достоинства выступать в таком собрании... По телефону я говорил с организатором съезда, доктором Дедовым. Он взволновался и говорил, что все и нарком (в том числе) придают большое значение моему докладу и обещали поставить на ноги все начальство. Но через день он сказал, что все начальство целый день было занято этим вопросом... и как будто дело дошло до ЦК партии, но на выступление в рясе не согласились» [37, 38]. В сентябре 1946 г. Войно-Ясенецкий получил письмо от заместителя наркома здравоохранения СССР Н.Н.Приорова, в котором сообщалось, что профессор будет командирован из Симферополя в Москву для участия в работе съезда хирургов. Основанием для командировки послужит, как пояснял Приоров, отдельное распоряжение Наркомздрава СССР, которое поступит в Симферополь за несколько дней до начала съезда.

манием событие столь высокого художественного уровня и значимой темы». Подводя итоги шестой Всероссийской историко-литературной премии «Александр Невский», генеральный директор ОАО «Талион» Александр Ебралидзе сказал: «В конкурсе 2009—2010 поставлена точка. Все, что наметили, мы выполнили. Будем продолжать работать дальше, расширяя нашу деятельность».

15 Возможно, что архиепископ Симферопольский и Крымский Лука воспринял это официальное распоряжение, которое еще ожидалось, как долгожданное согласие на его участие в работе всесоюзного съезда хирургов и выступление на нем в облачении священнослужителя. В конце сентября того же года, когда Святитель Лука заранее приобрел авиабилет на московский рейс, чтобы лететь на съезд в столицу, распоряжение Наркомздрава СССР о его командировке действительно поступило в Крымский облисполком, в составе которого работал областной отдел здравоохранения. Оно было оформлено в виде правительственной телеграммы, где указывалось: «Молния. Симферополь. Облздравотдел. Командируйте профессора Войно-Ясенецкого на съезд хирургов в Москве 1 октября. Заместитель министра здравоохранения Приоров» [321, с. 211]. Однако правительственная телеграмма, поступившая 27 сентября в облисполком Крымской области, была вручена архиепископу Симферопольскому и Крымскому Луке (Войно-Ясенецкому) только 2 октября. Тогда он уже сдал свой билет на самолет до Москвы, считая, что в высших сферах не удалось достигнуть согласия по поводу

его архиерейского облачения, в котором он собирался выступать. Кому-то в Симферополе было очень нужно, чтобы строптивый архиепископ не поехал в Москву, где он собирался участвовать в работе съезда хирургов. Поэтому в ответ на его возмущение по поводу многодневной задержки с вручением правительственной телеграммы в облисполкоме легко пожурили нескольких чиновников низшего ранга, признанных виновными в том, что положили эту телеграмму «под сукно». На этом дело и кончилось. В результате профессор Войно-Ясенецкий, лауреат Сталинской премии, не только не принял участия в работе всесоюзного съезда хирургов, но и не смог выяснить, где затерялись его документы, свидетельствовавшие о присуждении высокого почетного звания за научные успехи. Они нашлись в один из последних дней ноября 1946 г., когда в Крымский облисполком наконец-то поступили диплом, удостоверение и золотой нагрудный знак лауреата Сталинской премии I степени за 1943—1944 гг., принадлежавшие Войно-Ясенецкому. Вручение этой награды было намечено на 14 часов 2 декабря, о чем архиепископ Лука был извещен лишь утром того же дня. В это время он неважно себя чувствовал, едва встав на

ноги после болезни, но, получив это известие, стал тут же собираться, готовясь к торжественному событию, которого долго ждал. Он приехал в облисполком, как обычно, в архиерейском облачении. Здесь, в кабинете председателя, и состоялось это торжество, на котором присутствовали официальные лица областного масштаба — несколько его заместителей и начальников отделов облисполкома, а также уполномоченный совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Крымской области в 1946—1955 гг. Я.И. Жданов. Сюда же был приглашен и корреспондент симферопольской газеты «Красный Крым». По свидетельству Я.И. Жданова, после вручения наградных документов и золотого нагрудного знака лауреата Сталинской премии архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) заверил присутствующих, что в Симферополе, по мере сил (их было немного, так как Святитель начал терять былую остроту зрения), он будет продолжать хирургическую и профессорскую деятельность. Ее достойным началом может стать цикл лекций по гнойной хирургии, который он готов прочитать врачамхирургам Крыма.

Событие / e vent

Al_Nevsky_42.qxd

9/23/10

12:21

Page 16

Справа. Торжественный ужин, завершивший церемонию награждения лауреатов премии «Александр Невский», прошел в зале Империал «Талион Империал Отеля».

Ниже. Торжественную церемонию награждения лауреатов историко-литературной премии «Александр Невский» вел магистр игры «Что? Где? Когда?» Александр Друзь.

Справа. Доктор филологических наук, член-корреспондент РАН Николай Скатов (на фото слева) и директор Всероссийского музея А. С. Пушкина Сергей Некрасов (на фото справа) перед стендом с книгами участников конкурса. Ниже. Лауреат литературного конкурса в номинации «Хранители» Лариса Черкашина, автор книги «Тысячелетнее древо А. С. Пушкина: корни и крона», отметила, что «на древе пушкинского рода блестит и имя святого благоверного князя Александра Невского».

Ниже. Лауреат первой литературной премии Александр Соколов (на фото в центре) и директор Государственного музеязаповедника «Павловск» Николай Третьяков (на фото справа) на торжественном ужине. Сотрудники музея стали лауреатами премии в номинации «Хранители».

Ниже. Председатель Комитета по печати и взаимодействию со СМИ Александр Коренников награждает лауреата музейного конкурса в номинации «Родословная» сотрудницу Гомельского дворцово-паркового ансамбля Анну Кузьмич.

Справа ниже. Директор ИТАР-ТАСС в Санкт-Петербурге Борис Петров и лауреаты музейного конкурса в номинации «Мастера» Сергей Мушкалов и Ольга Ренева, авторы проекта «Кунгурской жизни чайная случайность».

Справа. Лауреат литературного конкурса в номинации «Мастера» Александр Ужанов написал книгу о конструкторе Михаиле Калашникове, создателе легендарного АК-47.

17

16 Ниже. Интерьеры «Талион Империал Отеля» придали церемонии чествования лауреатов премии особенно торжественный характер.

Внизу. Настоятель Чесменской церкви во имя святого Иоанна Предтечи Алексей Крылов награждает лауреата музейного конкурса в номинации «Духовный подвижник» Ольгу Гришанину.

Справа. Создатель мемориала «Богородицкое поле» Виктор Кулаков (на фото справа) стал лауреатом в номинации «Ратоборцы». Награду вручает директор Государственного музея А. С. Пушкина Евгений Богатырев. Ниже. Книга «Имена Победы» стала лауреатом конкурса в номинации «Ратоборцы». Награду Наталье Коневой и Ивану Баграмяну (на фото справа) вручил Евгений Богатырев.

Справа. Мария Жукова, дочь легендарного «маршала Победы» Георгия Жукова, стала лауреатом номинации «Родословная» за книгу «Маршал Жуков — мой отец».

Ниже. Церемония награждения лауреатов премии «Александр Невский» завершилась концертом петербургского музыкального коллектива «Терем-квартет».

9/23/10

12:23

Page 32

brilliant DISK

Otsup.qxd

Как вспоминает Корней Чуковский в комментариях к своему знаменитому альбому «Чукоккала», «временами он исчезал из столицы, и, возвратившись, приносил из дальних краев такие драгоценности, как сушеная вобла, клюква, баранки, горох, овес, а порой — это звучало как чудо — двадцать или тридцать кусочков сахару. Не все привезенные яства он поглощал один. Кое-какие он приносил в красивых пакетиках, перевязанных ленточками, высокодаровитым, но голодным писателям, получая от них в обмен то балладу, то сонет, то элегию…» В какой-то момент Оцуп был назначен председателем хозяйственного комитета (предхозкома) издательства «Всемирная литература», получил соответствующий мандат и стал доставать для поэтов воблу и клюкву на законных основаниях. Методы у него были разные: например, он выискивал в комиссарских кабинетах графоманов, знакомых ему по прошлой, довоенной жизни, и обольщал их, выслушивая и обсуждая их творения. Добытые таким образом пайковые блага он с выгодой обменивал на иные блага на черном рынке. Сам он тоже был поэтом. Его учитель Николай Гумилев видел в «предхозкома» лирический талант и ценил его стихи. Что, в свою очередь, вызывало раздражение у старых учеников мэтра: успехи напористого выскочки они объясняли просто.

Б листательный ДИСК / t he

В 1919—1921 годах коридорами ДИСКа часто проходил энергичный молодой человек в полушубке военного образца, с объемистым желтым портфелем и неожиданно «сытым» видом, разительно отличавшим его от изможденных обитателей бывшего елисеевского дворца. Звали его Николай Авдеевич Оцуп, и он был в своем роде знаменит. Правда, пока что не стихами.

33

32

Справа. Николай Оцуп. Слева. «Во дворе Дома Искусств». С рисунка Мстислава Добужинского. Правее. Иллюстрация Г. А. В. (Георгия, Александра, Валерия) Траугот к поэме Александра Блока «Двенадцать».

The poet Nikolai Otsup.

Left. In the Courtyard of the House of the Arts. From a drawing by Mstislav Dobuzhinsky.

Far right. An illustration by G.A.V. (Georgy, Alexander, Valery) Traugott for Alexander Blok’s poem The Twelve. .

Георгий Иванов в сентябре 1920 года записал в «Чукоккале» следующие стихи: Оцуп Оцуп где ты был Я поэму сочинил Съездил в Витебск в Могилев Пусть похвалит Гумилев Так уж мной заведено То поэма то пшено То свинина то рассказ Съезжу я еще не раз Сто мильонов накоплю Бриллиантов накуплю Посмотрите как я сыт Толсторож и знаменит Удивив талантом мир Жизнь закончу как банкир Свой поглаживая пуп Уж не Оцуп, не Оцуп.

In 1919—21 a frequent sight in the corridors of the House of the Arts was an energetic young man in a military-style sheepskin jacket with a bulky yellow briefcase and an unexpectedly well-fed appearance that set him strikingly apart from the emaciated denizens of the former Yeliseyev mansion. His name was Nikolai Avdeyevich Otsup and he was a celebrity in his way.

But not as yet for his poetry. Валерий ШУБИНСКИЙ / by Valery SHUBINSKY

«Предхозкома» the “Great Provider”

Справа. Взвешивание на базаре продуктов для столовой. Петроград. Фотография Виктора Буллы.

1921 год.

Right. Weighing food at the market for a canteen.

Petrograd. Photograph by Victor Bulla. 1921.

As Kornei Chukovsky recalled in the commentaries to his famous album Chukokkala, “he would disappear from the capital from time to time and on his return brought with him such treasures as dried fish, cranberries, fancy bread, peas, oats and on occasion — this sounded like a

miracle — twenty or thirty lumps of sugar.

He did not consume all the victuals he transported himself. Some he delivered in attractive packages tied up with ribbons to highly gifted but hungry writers, receiving in exchange a ballad, or a sonnet, or perhaps an elegy…”

Б листательный ДИСК / t he

brilliant DISK

Otsup.qxd

9/23/10

12:23

Page 34

Впрочем, уже через месяц-другой Иванов, его невеста, а позднее жена Рада Генике (писавшая под псевдонимом Ирина Одоевцева) и его неразлучный друг Георгий Адамович приняли Оцупа в свою компанию — четвертым. Но многие другие петербургские литераторы по-прежнему испытывали к бойкому поэту-снабженцу сложные чувства. Самое резкое описание Оцупа принадлежит сыну Корнея Чуковского, Николаю Корнеевичу, в то время участнику одной из гумилевских поэтических студий. Особенно запомнился ему следующий эпизод: «Нам, как учащимся, дважды в неделю полагалось по дополнительной осьмушке фунта хлеба… Наша уполномоченная, Марья Сергеевна Алонкина, уехала за хлебом, а мы стояли и ждали. Мы ждали уже больше часа, когда появился Оцуп, плотный, румяный, напудренный… Под мышкой Оцуп держал что-то, завернутое в газету». Оцуп постучался к бывшей елисеевской кухарке и «развернул перед ней газету, в которой оказалась курица, зарезанная, но не ощипанная». По просьбе Оцупа кухарка ощи-

Родовое предание Оцупов утверждает, что когда-то фамилия звучала как «Лопес» и что их предки бежали от испанской инквизиции в Голландию, откуда были приглашены в Россию Петром I как искусные кораблестроители. Все это неправдоподобно и не подтверждается документами. Скорее фамилия Оцуп происходит от какого-нибудь польского топонима.

Otsup family tradition maintains that at one time their surname was Lopez and that to escape the Spanish Inquisition their ancestors fled to Holland, from where, being skilled shipbuilders, they were invited to Russia by Peter the Great. This story is highly dubious and has no documentary evidence to back it. Much more probably Otsup derives from some Polish place name.

Справа. «На улицах Петрограда». Из серии Ивана Владимирова «Революционные акварели».

1917—1918 годы.

34

Right. On the Streets of Petrograd. From Ivan Vladimirov’s Revolutionary Watercolours series.

1917—18.

Плакаты революционного времени «Продовольственный налог» и «Подвезешь, деревня, дрова столице» Владимира Лебедева (выше), «Помни голодающих» Ивана Симакова (справа). 1920—1921 годы.

Posters from the revolutionary period: Prodnalog (a tax in kind on the peasantry) and Bring Firewood to the Capital by Vladimir Lebedev (above) and Remember the Starving by Ivan Simakov (right). 1920—21.

At some point Otsup was appointed chairman of the supply committee at the World Literature publishing house, obtained the mandate that went with the post, and began to provide the poets with dried fish and cranberries on a legitimate basis. He had a variety of methods: he might, for example, seek out in the offices of the new commissars graphomaniacs that he knew from his past, pre-war life and flatter them, listening to and discussing their work. The food rations that he obtained in this way were later exchanged to advantage for other goods on the black market.

He was also a poet himself. His mentor, Nikolai Gumilev, regarded the “great provider” as a lyrical talent and rated his verses highly. That, in turn, caused irritation among the maitre’s older pupils.

The most acerbic description of Otsup comes from Kornei Chukovsky’s son, Nikolai Korneyevich, who was at the time a member of one of Gumilev’s poetry studios. He particularly remembered the following episode: “As students we were supposed to get an extra eighth of a pound of bread twice a week…

Our representative, Maria Sergeyevna Alonk-

35

пала и сварила курицу, и «предхозкома» съел ее на глазах голодных молодых людей, ждущих своих пятидесяти граммов хлеба. «Только один раз он оторвал глаза от курицы, посмотрел на нас и сказал: — Я не могу позволить себе голодать». Но подумаем: а как мог поступить Оцуп? Разделить свою курицу между сорока молодыми людьми, совершенно ему незнакомыми? К тому же он действительно не мог позволить себе голодать: от его энергии и сытого вида зависело снабжение множества людей. Николай Чуковский утверждает, что Оцуп занимался не только продовольственными вопросами: «На нем лежала вся практическая сторона издательских затей Николая Степановича. Это он неведомыми путями добывал бумагу для всех стихотворных сборников, это он устанавливал связи с руководителями национализированных типографий…» Но прежде всего имя Оцупа ассоциировалось для всех с провизией. Злые языки и в стихах его отмечали подобного рода метафоры («…Сибирь о селеньях-ватрушках, и Урал — широчайший пирог»). Блок, впервые услышав имя Оцупа, принял его за аббревиатуру какого-то учреждения и спросил у Чуковского, как она расшифровывается. «Общество Целесообразного Употребления Пищи», — ответил Чуковский. Эта шутка получила широкое распространение…

Фамилия Оцуп и впрямь очень редкая и в России, и среди литовских евреев (а именно в Литве были корни его семьи). Кроме еврейской в жилах поэта текла татарская кровь: его бабушка, Гульмай Кеаговна, в 1850-х перешла из ислама в иудаизм, чтобы выйти замуж за Марка Оцупа, отставного солдата. Их сыновья, Авдей (1858—1907) и Адольф (Абель), стали фотографами и положили начало видной династии деятелей русской культуры. Авдей Маркович, с супругой Рахилью Соломоновной, держал фотоателье в Царском Селе, и их многочисленные сыновья «брали все медали» в Николаевской царскосельской гимназии. Той самой, где учился Гумилев, а позже — Адамович. Судьбы детей Авдея Оцупа сложились по-разному. Старший сын, Александр Авдеевич, успешный инженер и предприниматель, был директором гвоздильного завода в Екатеринославе и председателем Союза заводчиков и фабрикантов Южной России (это стало возможным, поскольку несколькими годами прежде Александр Авдеевич крестился). Он писал небесталанные рассказы и стихи под псевдонимом Сергей Горный и занимал пусть скромное, но достойное место в литературной жизни своего времени. Михаил Авдеевич, одноклассник Гумилева, пошел по стопам отца, стал фотографом и репортером (под псевдонимом

«Службист (совработник)». Открытка из серии с изображениями типов городских жителей. 1920-е годы.

Soviet Bureaucrat. A postcard from a series depicting urban types. 1920s.

«Разделывают павшую лошадь». Из серии Ивана Владимирова «Революционные акварели».

1917—1918 годы.

Butchering a Dead Horse.

From Ivan Vladimirov’s Revolutionary Watercolours series. 1917—18.

Б листательный ДИСК / t he

brilliant DISK

Otsup.qxd

36

9/23/10

12:23

«Из России нэповской будет Россия социалистическая». С плаката Густава Клуциса. Хромолитография.

1930 год. Нэп (новая экономическая политика) помог большевикам справиться с разрухой в 1920-х годах.

Page 36

From the Russia of the NEP a Socialist Russia will come.

From a poster by Gustav Klutsis. Chromolithograph. 1930.

The New Economic Policy (NEP) in the 1920s helped the Bolsheviks to overcome the country's economic collapse.

Снарский). Судьба его не лишена скандальности: он входил в ближайшее окружение Распутина, которого сопровождал (с фотоаппаратом в руках) в кабаки и бордели. Сергей Авдеевич в 1920—30-х годах, в Германии и Франции, стал преуспевающим кинопродюсером; он известен также как коллекционер икон. Павел Авдеевич, блестящий филолог, блестящий настолько, что в 1915 году его «оставили при университете для приготовления к профессорской деятельности» (то есть, говоря по-нынешнему, в аспирантуре), не потребовав крещения (исключение редчайшее!), пал жертвой красного террора: он был расстрелян в 1920 году по пустяковому обвинению (не то предоставил ночлег знакомому офицеру, не то участвовал в эсеровском собрании). Две дочери, Евгения и Надежда Авдеевны, получили медицинское образование. Судьба обеих была драматична. Евгению убили нацисты в 1942 году в Риге, Надежда же (одноклассница Нины Берберовой) встала на сторону больше-

«Нэпман». Открытка из серии с изображениями типов городских жителей.

1920-е годы.

A NEPman. A postcard from a series depicting urban types. 1920s.

ina, went off to fetch the bread and we stood around and waited. We had been waiting over an hour when Otsup turned up, thickset, ruddy-cheeked, powdered… Otsup was carrying something wrapped up in newspaper under his arm.” He knocked on the door of the Yeliseyevs’ former cook and “in front of her unwrapped the newspaper that turned out to contain a chicken, killed but not plucked.” At Otsup’s request, the cook plucked and boiled the chicken and the wheeler-dealer ate it before the watching eyes of the famished young people waiting for their fifty grammes of bread. “Only once did he tear his eyes away from the chicken, looked at us and announced, ‘I can't allow myself to starve.’”

But if you stop and think about it, how else could Otsup have acted? Should he have shared his chicken out among forty people who were complete strangers to him? And he really could not allow himself to starve — many others were dependent for their food supply on his energy and well-fed appearance.

Nikolai Chukovsky claimed that Otsup was busy with more than just questions of food:

“All the practical side of Nikolai Stepanovich’s publishing ventures lay on his shoulders. By unknown ways and means he obtained paper for all the anthologies of poetry. He was the one who established connections with the managers of the nationalized print works…” But above all everyone associated Otsup with food. Malicious tongues also noted metaphors of that sort in his poetry (Siberia with its “cheese-cake settlements” and the Urals “a great wide pie”).

When Blok first heard the name Otsup, he decided it was an acronym for some sort of organization and asked Chukovsky what it stood for. “The Organization To Seek and Use Provisions,” Chukovsky replied. This piece of ready wit was much repeated afterwards.

Otsup’s surname was indeed a very rare one — in Russia and even among the Lithuanian Jews, where his family had its roots. Besides that, he also had Tatar blood in his veins: his grandmother, Gulmai Keagovna, had converted from Islam to Judaism in the 1850s in order to marry Mark Otsup, a retired soldier.

Their sons, Avdei (1858—1907) and Adolf (Abel), became photographers and started

37

виков, одно время даже служила в ЧК, а потом — арест в 1937-м, годы лагеря и казахстанской ссылки и смерть от сердечного приступа через год с небольшим после реабилитации… И, наконец, двое младших сыновей, Николай и Георгий (псевдоним — Раевский), стали поэтами. История этой семьи достойна романа-эпопеи! (Заметим, что все три сына Адольфа Марковича — Александр, Иосиф и Петр — прожили жизнь куда более спокойную, хотя тоже небезынтересную: унаследовав отцовское ремесло, они стали респектабельными и знаменитыми фотографамипортретистами. Особенно известен Петр Адольфович, снимавший многих знаменитостей, от Чехова до Ленина.) Еще в царскосельском детстве Николай Оцуп успел познакомиться с Иннокентием Анненским. После гимназии он год проучился в Париже, где с увлечением слушал лекции знаменитого философа Анри Бергсона. С объявлением войны вернулся в Россию и поступил в Петербургский университет, на историко-филологический факультет, одновременно находясь на военной службе, «в казармах». Впрочем, вскоре солдата-студента отправили в Пятую армию. Но войны как таковой он не увидел, а в 1917 году вернулся в Петроград «с красными флагами, ошалевшими броневиками». К тому времени он уже писал стихи…

a dynasty of prominent figures in Russian culture. Avdei Markovich and his wife Rakhil Solomonovna kept a photographic studio in Tsarskoye Selo and their numerous sons were always top of the class in the town’s Nikolayevsky Gymnasium, the same school that Gumilev and later Adamovich attended.

The fates of Avdei Otsup’s children were very varied.

The eldest son, Alexander Avdeyevich, was a successful engineer and businessman, director of a factory making nails in Yekaterinoslav and chairman of the Union of Factory Owners in South Russia (made possible after he was baptised a Christian few years earlier). He wrote, not without some talent, short stories and poems under the pen-name Sergei Gorny and held a modest, but worthy place in the literary life of the day.

Mikhail Avdeyevich, a classmate of Nikolai Gumilev, followed in his father’s footsteps, becoming a photographer and reporter (under the pseudonym “Snarsky”).

A fair amount of scandal attached to him: he belonged to Rasputin’s closest circle and

В 1921 году «предхозкомовской» деятельности Оцупа приходит конец: начинается нэп. Август приносит трагические вести: почти одновременно уходят из жизни Блок и Гумилев. В следующем году, когда появляется возможность выехать за границу якобы в «командировку» по наркомпросовским делам, Оцуп, как и Георгий Иванов, пользуется этой лазейкой. Сначала они оседают в Берлине, который на короткое время стал главным прибежищем русских эмигрантов и «полуэмигрантов», центром зарубежного книгоиздания. Вскоре там оказывается и Адамович. Но уже два года спустя бурная жизнь тогдашнего

«Шпандауэр-штрассе и Ратуша в Берлине». С картины Карла Лангхаммера. 1929 год. «Берлин вспыхнул и быстро угас. Его активная эмигрантская жизнь продолжалась недолго, но ярко… К концу 20-х Берлин перестал быть столицей русского зарубежья», — писал эмигрант Роман Гуль.

Spandauerstrasse and the City Hall in Berlin. From a painting by Carl Langhammer. 1929 “Berlin flared up and went out. Its active émigré life was brief, but bright… By the late ’20s Berlin had ceased to be the capital of expatriate Russia,” the émigré Roman Gul wrote.

В 1922 году Николай Оцуп уехал в Берлин, где переиздал сборник «Град» и выпустил в 1926 году новый — «В дыму». «Разорванность и расхлябанность» его стихов критики объясняли «тяжестью недавних лет», но его самого считали «человеком весьма компанейским и жизнерадостным».

In 1922 Nikolai Otsup left for Berlin, where he republished Grad and in 1926 put out another anthology, In the Smoke. Critics attributed the “fractured instability” of his verse to “the difficulties of recent years”, but they considered the poet himself “a highly companionable and cheerful man”.

Б листательный ДИСК / t he

brilliant DISK

Otsup.qxd

9/23/10

12:23

Page 38

русского Берлина стала клониться к упадку, и поэты перебираются в Париж. Критик Александр Бахрах так описывает тогдашнего Оцупа: «С явным налетом элегантности, внешней и внутренней, был он всегда очень аккуратен, всегда чистенько выбрит, какой-то лощеный, может быть, даже преувеличенно вежливый и своей корректностью выделяющийся в литературной, склонной к богемности, среде... Если бы я теперь постарался мысленно восстановить его внешний облик, перед моими глазами встал бы молодой человек спортивного вида, в белых фланелевых брюках, с теннисной ракеткой в руке». Это были его звездные годы — в том числе и как поэта. «Град», первая его книга, вышла еще в 1921 году в Петрограде,

но осталась почти незамеченной. А между тем в ней было немало по-настоящему талантливых стихотворений. Вот строки, посвященные памяти Гумилева: Теплое сердце брата укусили свинцовые осы, Волжские нивы побиты желтым палящим дождем, В нищей корзине жизни — яблоки и папиросы, Трижды чудесна осень в бедном обличье своем… Поэзия Николая Авдеевича получила довольно высокую оценку критики уже в эмигрантский период. В 1925 году Ходасевич, помнивший Оцупа по ДИСКу, с удивлением писал из Парижа своему ленинградскому знакомому, поэту Михаилу Фроману: «Хорошие стихи пишет Н. Оцуп, что для меня очень неожиданно». Человек,

«Мост в Париже». С картины Ладо Гудиашвили.

1920 год. Париж стал центром политической жизни русской эмиграции в 1920-х годах, здесь находились сотни эмигрантских объединений и организаций, комитетов и союзов — от таких, как РОВС («Русский общевоинский союз»), до «Союза русских шоферов». Открывались специальные школы и больницы для русских.

38

Bridge in Paris. From a painting by Lado Gudiashvili. 1920.

Paris became the centre of political life for Russian émigrés in the 1920s. It was home to hundreds of expatriate associations, committees and organizations — from the Russian All-Military Union to the Union of Russian Chauffeurs. Special schools and hospitals were opened for the Russians.

(with his camera) accompanied the “holy man” to taverns and brothels.

In the 1920s and ’30s Sergei Avdeyevich became a successful film producer in Germany and France. He is also remembered as a collector of icons.

Pavel Avdeyevich was a brilliant philologist, so brilliant that in 1915 he was asked to stay on at university as a post-graduate “to prepare to work as a professor” without being obliged to convert to Christianity (an exceptionally rare occurrence). But in 1920 he was shot by the Bolsheviks.

The two daughters, Yevgenia and Nadezhda, both trained in medicine and both had a dramatic fate. Yevgenia was killed by the Nazis in Riga in 1942. Nadezhda (a classmate

of Nina Berberova) took the Bolshevik side.

At one time she even served in the Cheka.

Then came arrest in 1937, years in the Gulag and internal exile in Kazakhstan, and finally death from a heart attack a little over a year after her rehabilitation.

Finally, the two youngest sons, Nikolai and Georgy (pen-name Rayevsky), became poets. The story of this family is worthy of an epic novel.

(Let us note in passing that all three sons of Adolf Markovich — Alexander, Iosif and Piotr — lived far quieter lives, although not without interest either: inheriting their father’s trade, they became distinguished and respected portrait photographers. Piotr Adolfovich is particularly well known, hav-

Б листательный ДИСК / t he

brilliant DISK

Otsup.qxd

40

9/23/10

12:23

Page 40

в котором видели ловкого «предхозкома», оказался настоящим поэтом: знаменитая прозорливость Гумилева получила новое подтверждение. При этом именно Оцуп (из всех парижских «гумилят», как прозвали их собратья по перу) оставался

стали менее энергичны, в них появились рассудочность и дидактика. Зато его практические таланты вновь оказались востребованы. «Гумилята» занимали видное место в литературной жизни русского Парижа: в их руках оказались литератур-

Париж. Книжный магазин Елизаветы Сияльской. Фотография 1930 года. В Париж русские эмигранты попадали не всегда по своей воле. Франция оказалась единственной страной, признавшей правительство Врангеля в июле 1920 года, поэтому русские беженцы здесь были под защитой.

Групповая фотография редакции литературного журнала «Числа». Среди присутствующих: Михаил Ларионов, Борис Поплавский, Виктор Мамченко, Аркадий Руманов, Юрий Фельзен, Юрий Мандельштам, Николай Оцуп и другие. Париж. 1934 год. «Числа» стали прибежищем литературной молодежи, которой трудно было проникнуть на страницы других, более консервативных изданий. Именно здесь сформировалась, под влиянием Иванова и под опекой Адамовича, та школа, которой дано было позднее имя «парижской ноты».

ные отделы двух изданий — журнала «Звено» и «Последних новостей», самой влиятельной из эмигрантских газет. Но «Звено» в 1928 году закрылось. Два года спустя бывшие ученики Гумилева создали новый журнал — «Числа». Редактором его стал Оцуп, а спонсором (и формальным соредактором) — теософка Ирма де Манциарли. Позднее, когда помощь Манциарли прекратилась, «Числам» приходилось прибегать к разным способам финансирования, в том числе тем, что так язвительно описаны в рассказе Набокова «Уста к устам»: публиковать сочинения щедрых графоманов. И все же на какое-то

время Николаю Авдеевичу удалось почти невозможное — организовать в эмиграции чисто литературный журнал, стоящий вне политики и независимый от партийных интересов. Молодым авторам важным казалось и то, что «Числа» не были так оторваны от общеевропейского литературного процесса, как другие эмигрантские журналы: там публиковались статьи о Прусте, о Джойсе, о сюрреализме. Но к 1934 году средства иссякли, и журнал закрылся. Для Оцупа это стало тяжелым испытанием. Причиной раскола в ряду «гумилят» послужила Вторая мировая: в то время как

A group photograph of the editorial staff of the literary magazine Chisla, including Mikhail Larionov, Boris Poplavsky, Victor Mamchenko, Arkady Rumanov, Yury Felsen, Yury Mandelstam and Nikolai Otsup.

Paris. 1934.

Chisla became a refuge for the literary youth who found it hard to get onto the pages of other, more conservative publications.

It was here, under the influence of Ivanov and the guardianship of Adamovich, that the school formed which later became known as the “Parisian note”.

and “semi-émigrés”, the centre of Russian publishing abroad. Soon Adamovich arrived as well. But within a couple of years the turbulent life of Russian Berlin began to wane and the poets moved on to Paris.

These were Otsup’s finest years, as a poet as well. His first anthology, Grad [The City], came out in Petrograd back in 1921, but had gone almost unnoticed. Nikolai Avdeyevich’s poetry received a fairly high rating from the critics only after he emigrated. In 1925 Vladislav Khodasevich, who remembered Otsup from DISK, wrote from Paris with surprise to his Leningrad acquaintance, the poet Mikhail Froman: “N. Otsup writes some fine verses, which is something very unexpected for me.” The man that people had seen as an artful provider of food proved to be a real poet: Gumilev’s celebrated perspicacity was confirmed once again.

But as early as the 1930s Otsup’s poetic gift began to fade; his verses became less energetic and were marred by ratiocination and didacticism. On the other hand, his practical talents were again in demand.

Gumilev's pupils occupied a prominent place in the literary life of Russian Paris: they had control of the literary sections of two publications — the magazine Zveno and Posledniye novosti, the most influential émigré newspaper. But Zveno closed down in 1928. Two years later Gumilev’s former pupils created a new magazine — Chisla.

Otsup became its editor, with the Theosophist Irma von Manziarly as sponsor (and formally co-editor). Later, when Manziarly’s funding ceased, Chisla was forced to seek various forms of finance, including the one disparagingly described in Vladimir Nabokov’s short story Lips to Lips — publish-

Yelizaveta Siyalskaya’s bookshop in Paris. 1930 photograph.

Russian emigrants did not always end up in Paris out of choice. France was the only country to recognise Wrangel’s government in July 1920 and so Russian refugees were protected here.

верен заветам учителя, в то время как Иванову и Адамовичу с годами ближе становились лирика Блока и импрессионизм Анненского. Впрочем, уже в 1930-х годах поэтический дар Оцупа начал увядать: его стихи

Русский кафедральный собор Александра Невского на улице Дарю после воскресной литургии. Фотография около 1930 года.

The Russian Cathedral of St Alexander Nevsky on the Rue Daru after Sunday service. Photograph circa 1930.

Справа. Париж. Русские читатели в ожидании открытия Тургеневской библиотеки. Фотография 1930 года.

Right. Russian readers awaiting the opening of the Turgenev Library in Paris.

1930 photograph.

ing photographed many celebrities from Chekhov to Lenin.)

While still a boy in Tsarskoye Selo, Nikolai Otsup managed to make the acquaintance of Innokenty Annensky. After school he studied for a year in Paris, where he particularly enjoyed the lectures of the famous

41

philosopher Henri Bergson. When war broke out he returned to Russia, entering the history and philology faculty of Petrograd University, while at the same time being on military service “in barracks”. Soon the soldier-student was sent to the Fifth Army. But he never did see any fighting and in 1917 he returned to Petrograd “with the red flags, the crazed armoured cars”. By that time he was already writing poetry.

In 1921 Otsup’s activities as a provider came to an end: the New Economic Policy began. August brought tragic news: almost simultaneously Blok and Gumilev left this life. The following year, when the opportunity presented itself to go abroad supposedly on official government business, Otsup, together with Georgy Ivanov, grasped the chance.

They settled first in Berlin that became for a brief time the chief refuge of Russian émigrés

Б листательный ДИСК / t he

brilliant DISK

Otsup.qxd

42

9/23/10

12:23

Page 42

некоторые высказывания и поступки Иванова и Одоевцевой дали повод для обвинения их в коллаборационизме, Адамович и Оцуп, люди уже немолодые, надели французскую военную форму, чтобы бороться с фашизмом. Для Адамовича был открыт лишь Иностранный легион, где хватало полууголовных элементов, — тяжело там пришлось монпарнасскому эстету. Оцуп имел французское гражданство и мог служить в регулярных частях. Но в кампании 1940 года участия не принимал: еще прежде он имел неосторожность поехать в отпуск в Италию, до 1941-го формально нейтральную, — и был арестован. В тюрьме, а потом в лагере Оцуп провел два года. В автобиографической поэме «Дневник в стихах», созданной после войны, он живо описал и лагерь, и своих товарищей — евреев, итальянцев, хорватов… Со второго раза ему удалось бежать, и он успел повоевать в итальянском партизанском отряде, был награжден за храбрость. Таким образом, ему довелось в полной мере осуществить заветы своего учителя: побывать не только поэтом, но и солдатом, героем. Последние годы жизни Оцуп посвятил изданию и изучению творчества Гумилева. Он подготовил книгу его стихов и даже защитил в 1950 году диссертацию о нем в Сорбонне. Спустя восемь лет Николая Авдеевича не стало. Никто из тех, кто

знал его во вторую половину жизни, не мог бы представить этого заслуженного, респектабельного, может быть, немного скучноватого человека тем бойким, изобретательным, чуть циничным «предхозкома», каким знали его в двадцатые годы в Петрограде.

ing the works of the generous but untalented. And yet for a time Nikolai Avdeyevich managed the almost impossible — organizing in emigration a purely literary periodical that stood above politics and was independent of partisan interests.

For the young authors it was also important that Chisla was not isolated from the general European literary process, in contrast to other émigré periodicals: it published articles about Proust, Joyce and Surrealism. But in 1934 the funds ran out and the magazine closed down. For Otsup this was a heavy blow.

The Second World War caused a breach in the ranks of Gumilev’s pupils: while some of the things that Ivanov and Odoyevtseva said and did gave grounds for accusations of collaborationism, Adamovich and Otsup, although no longer young, put on French uniform so as to fight the Nazis. For Adamovich the Foreign Legion was the only option and the semi-criminal elements that abounded there made it a hard trial for the Montparnasse aesthete.

Otsup held French citizenship and could serve in the regular forces. But he was not

destined to take part in the 1940 campaign.

Before it happened he was incautious enough to travel while on leave to Italy, formally neutral until 1941, and there he was arrested.

Otsup spent two years in prison, then in a camp. In the autobiographical poem A Diary in Verse, written after the war, he vividly described the camp and his fellow inmates — Jews, Italians, Croatians… He managed to escape at his second attempt and then fought with an Italian partisan brigade, receiving an award for bravery. And so he accomplished fully the behest of his mentor, Gumilev — being not just a poet, but also a soldier and a hero.

Otsup devoted the last years of his life to the publication and study of Gumilev’s work. He prepared a book of his poems and even presented a thesis about him at the Sorbonne in 1950. Eight years later Nikolai Avdeyevich passed away. No-one who knew him in the second half of his life could have imagined that this worthy, respectable, perhaps slightly boring man as the glib, inventive, somewhat cynical fixer that Petrograd had seen in the 1920s.

В 1961 году вдова Николая Оцупа издала в Париже два тома его стихотворений под названием «Жизнь и смерть» и два сборника его критических и публицистических работ — «Современники» и «Литературные очерки».

In 1961 Nikolai Otsup’s widow published in Paris two volumes of his poetry under the title Life and Death and two anthologies of his criticism and journalistic work — Contemporaries and Literary Essays.

Оккупанты в Париже. Фотография начала 1940-х годов. Николаю Оцупу не удалось стать участником французского Сопротивления, волею судеб он оказался в Италии и боролся с фашизмом там.

The occupation in Paris.

Photograph from the early 1940s.

Nikolai Otsup was not destined to become a member of the French Resistance; fate took him to Italy and he fought against Fascism there.

встречи / encounters меню гурмана / gourmet menu искусство отдыхать / the art of relaxation чтение под сигару / a good cigar, a good read

В стречи / e n c o u n t e r s

Klichko.qxd

9/23/10

12:27

Наша встреча с Виталием Кличко состоялась в атриуме «Талион Империал Отеля». В Петербург спортсмен приехал по приглашению фирмы Montblanc — для участия в церемонии вручения премий лауреатам фестиваля «Звезды белых ночей». Мы намеренно старались не задавать вопросов о спорте, решили поговорить о жизни вообще.

В этот день атриум «Талион Империал Отеля» напоминал съемочную площадку: Виталий Кличко охотно давал интервью для прессы и телевидения. В перерыве он вышел прогуляться на набережную Мойки, впрочем, в сопровождении корреспондентов, ловивших каждое его слово.

« 44

Page 44

— Психологи утверждают, что основные свойства характера закладываются в человеке с раннего детства. Что или кто повлиял на вас больше всего?

— В первую очередь родители, конечно, семья. Потом фильмы, книги, друзья… Помните слова из песни Высоцкого для кинофильма «Стрелы Робин Гуда»: «Если в жарком бою испытал что почем, значит, нужные книги ты в детстве читал»? В раннем детстве мы, мальчишки, мечтали стать такими же смелыми и

м

мужественными, как д'Артаньян. Смотрели «Семнадцать мгновений весны» и хотели быть такими же собранными и уравновешенными, как Штирлиц. Вообще в моем детстве было много хороших фильмов про войну, которые многому нас научили. Потом пришло время серьезной литературы. «Мастера и Маргариту» до сих пор перечитываю. Меня поразила внутренняя свобода Булгакова. Эта книга стала для меня самым ярким примером того, как можно смеяться над системой.

— Когда вы начинали заниматься спортом, предполагали, что это станет делом всей вашей жизни?

— Нет, когда начинал заниматься, было просто интересно. Потом неожиданно выиграл чемпионат секции, района, города, республики… И задумался: почему бы не стать профессионалом? Тогда у всех на устах было имя Майка Тайсона. Помню, мне было лет четырнадцать, мы сидели и болтали о чем-то с друзьями, и я возьми да брякни, что, мол,

огу многое сделать для своей страны» “I can do a lot for my country” Our meeting with Vitali Klitschko took place in the atrium of the Taleon Imperial Hotel. The sportsman had come to St Petersburg at the invitation of the Montblanc company to take part in the awards ceremony for the Stars of the White Nights festival. We deliberately tried to avoid questions about sport and decided to talk about life in general.

45

еще немного потренируюсь и заберу у Тайсона пояс чемпиона. Приятели тогда надо мной посмеялись. Но я же упрямый. Прошло лет пятнадцать, и я пригласил их всех в кафе, усадил за стол и вытащил из сумки тот самый пояс, которым владел Майк Тайсон…

— Уже будучи всемирно известным боксером, вы пошли в политику. Зачем?

— Виталия Кличко как спортсмена любят все. Как политик, высказывающий определенные идеи, у некоторых я вызываю антипатию. Но я пошел в политику не для того, чтобы кому-то нравиться. Я вырос на Украине и люблю ее. Мне обидно, когда страна с огромным потенциалом буксует на месте. Мне смешно смотреть на людей, которые рассуждают об европейских стандартах в политике, но в лучшем случае знают о них из газет. Я долго жил на Западе, у меня много связей и контактов. И я уверен, что могу многое сделать для своей страны. Этим и занимаюсь.

— Мир политики жестче мира бокса?

— Если сравнить с боксом, то в политике много ударов в спину. В этом смысле политика грязнее. Кроме того, к сожалению, у нас политика стала частью бизнеса. И поставила во главу угла интересы не общества, государства, а отдельных бизнес-элит, стремящихся к личному обогащению.

— Недавно вас наградили высшей наградой Германии — орденом «За заслуги». Так в этой

That day the atrium of the Taleon Imperial Hotel looked like a film set as Vitali Klitschko happily gave interviews to the press and television. When he had a break, he went out to stroll on the Moika embankment, but still in the company of journalists, who hung on his every word.

стране оценили ваш вклад в развитие немецко-украинских отношений. Что вас связывает с этой страной? В Германии я жил очень долгое время, у меня там много друзей. Считаю, что она одна из самых развитых мировых держав. И не только по экономическим показателям. У нее насыщенная история, богатая культура. По своей ментальности немцы чем-то похожи на украинцев и русских. Нам следует многому у них поучиться, многое перенять.

— Psychologists tell us that the main elements of a person’s character are established in early childhood. Who or what influenced you most of all?

— Above all my parents, of course, the family. Then films, books, friends… Do you remember those lines from the song Vysotsky wrote for the film The Arrows of Robin Hood: “If you prove your worth in the heat of the fight, then you read the right books as a boy”? In early childhood we boys dreamt of becoming as bold and courageous as d’Artagnan. We watched Seventeen Moments of Spring and wanted to be as cool and collected as Stirlitz. In general when I was a young lad there were plenty of good films about the war that taught us a good deal. Then came the time for serious literature. I still re-read The Master and Margarita today. I was struck by Bulgakov’s inner freedom. For me that book became the most striking example of how you can poke fun at the system.

— When you first took up sport, did you imagine that it would become the centre of your life?

— No, when I started it was simply interesting. Then, unexpectedly, I became champion of my section, the district, the city, the

republic… And I began thinking, why not become a professional?

Back then everyone was talking about Mike Tyson. I remember when I was about fourteen, I was sitting and chatting with friends about something, and I upped and said, “A bit more training and I’ll take the champion’s belt off Tyson.” My mates laughed at me then. But I’ve got a stubborn streak. About fifteen years later I invited them all to a café, sat them round the table and pulled out of my bag that same belt that Mike Tyson had held.

— When you were already world famous as a boxer, you went into politics. Why? — As a sportsman everybody loves Vitali Klitschko. As a politician expressing particular ideas I give some people grounds to dislike me. But I didn’t go into politics to be liked. I grew up in Ukraine and I love the place. I feel upset when a country with great potential is making no headway. I find it funny to see people discussing European standards in politics when at best they know about them from the newspapers. I lived for a long time in the West; I have lots of ties and contacts there. I am sure I can do a lot for my country.

М еню гурмана / g ourmet

menu

Bread.qxd

9/23/10

12:29

Что определяет уровень ресторана? Элитный фарфор и белизна накрахмаленных скатертей? Мастерство шеф-повара и вкус хорошо прожаренного стейка? Все это важно. Но если у ресторана нет собственной пекарни, если гостям не предлагают свежевыпеченный хлеб с хрустящей корочкой, воздушные круассаны и нежнейшие слойки, такую кухню нельзя назвать высокой.

Часто в пекарнях приготовление хлеба ускоряют с помощью искусственных добавок. В этом случае тесто подходит быстрее, однако некоторые полезные свойства, а главное, настоящий вкус хлеба теряются. В пекарне Талион Клуба используют только натуральное сырье и никогда не прибегают к добавкам.

Commercial bakeries often use “accelerators” to speed up the production process. With them the dough rises faster, but some useful qualities and, most importantly, the true taste of bread is lost. The Taleon Club bakery uses only natural ingredients and never resorts to additives.

46

Page 46

ственные сорта хлеба, которые пекли из непросеянной муки, называли мякиной. За качеством хлеба строго следило государство. Еще в XVII веке вышел указ «О хлебном и калачном весу». Для его соблюдения были введены должности хлебных приставов, которые могли прийти на любой «хлебный торжок» и в любую из «хлебных изб», чтобы проверить, «как хозяин муку сеет», «как тесто квасит», «не мешает ли мякины в сит-

ное». Виновных облагали серьезными штрафами. При Петре I законы стали еще суровее. За продажу сырого или маловесного хлеба полагалось бить провинившегося «батогами или кошками». А за повторные нарушения грозила уже тюрьма или ссылка в Сибирь! Строгости эти, как и многие другие начинания, были взяты Петром из Европы. В XIX веке отменным хлебом славились московские булоч-

ники. Широкой известностью среди них пользовался Филиппов. Филиалы филипповских булочных в Петербурге поставляли хлеб к царскому двору. Когда у Филиппова спрашивали, отчего его хлеб настолько хорош, он отвечал: «Очень просто. Потому что хлебушко заботу любит». Действительно, испечь хороший хлеб — целая наука, требующая от пекаря не только знаний, умения, но и «филипповской» заботы. Тесто буквально чувствует руки и на-

Выпечка хлеба на Руси издавна считалась делом ответственным и почетным. Если в XVI— XVII веках простых людей на Руси называли в быту и в официальных документах уничижительно Федька, Гришка, Митрошка, то пекарей с такими именами величали уважительно: Федор, Григорий, Дмитрий, добавляя фамилию или прозвище. В богатых домах на стол подавался хлеб из хорошо обработанной пшеничной муки — крупчатый. Из просеянной через сито муки пекли ситный хлеб. Если муку просеивали через решето, такой, более грубый, хлеб называли решетным. А самые низкокаче-

Цельнозерновой хлеб, ржаной из муки грубого помола, пшеничный из муки высшего сорта составляют основу «хлебной тарелки» ресторанов Талион Клуба.

Слойка с яблоком, улитка с изюмом, треугольники со сгущенкой, сочни с творогом, булочки с маком, круассаны — в пекарне Талион Клуба готовят выпечку на любой вкус.

Apple-puffs, raisin snails, triangles with condensed milk, cottage cheese pasties, poppy-seed buns, croissants — the Taleon Club bakery has something to satisfy any taste.

Bread-baking in early Rus' was

Михаил СЕВЕРОВ / by Mikhail SEVEROV Фотографии автора / Photographs by the author

ез хлеба нет обеда the staff of life What determines the quality of a restaurant?

Fine porcelain and the whiteness of the starched table linen? The skills of the head chef and the taste of a well cooked steak? All that is important. But if a restaurant does not have its own bakery, if its guests are not offered freshly-baked bread with a crisp crust, airy croissants and delicate pastries, then there can be no mention of the words “haute cuisine”.

На Руси одаривание подданных хлебом перед началом трапезы считалось царской милостью. Так, Иван Грозный на пиршествах в Кремле посылал каждому гостю ломоть, при этом подносивший его громко произносил имя гостя и добавлял: «Иван Васильевич, царь русский и великий князь Московский, жалует тебя хлебом».

In old Russia it was considered a sign of favour for a ruler to present his subjects with bread before a meal. At banquets in the Kremlin, Ivan the Terrible, for example, sent each guest a round of bread and the servant who present-ed it pronounced the name of the recipient in a loud voice and added “Ivan Vasilyevich, Tsar of Russia and Grand Prince of Muscovy, bestows bread upon you.”

Работа в пекарне кипит с раннего утра. Ведь до того как выпеченный хлеб попадет на стол, он должен отлежаться, чтобы корочка стала более хрустящей, а мякиш приобрел нужную структуру. «У нас нет особых секретов при выпечке хлеба, — говорит старший пекарь Дмитрий Михайлов. — Все очень просто. Мы используем только высококачественное натуральное сырье и никогда не прибегаем к помощи пищевых добавок. И, конечно, вкладываем в работу душу».

Труд пекаря издавна ценился во всех странах. В уставах византийских цехов X века было оговорено: «Хлебники не подвергаются никаким государственным повинностям, чтобы они безо всяких помех могли печь хлеб». Вместе с тем в той же Византии за выпечку плохого хлеба пекаря могли остричь наголо, выпороть, привязать к позорному столбу или изгнать из города.

The profession of baker has been valued everywhere from time immemorial. The statutes of tenth-century Byzantine guilds stated: “Bakers are not subject to any state obligations, so that they might bake bread without any hindrance.” At the same time in Byzantium a craftsman who produced poor bread could have his head shaved, be flogged, put in the pillory or even banished from the city.

Wholegrain bread, rye bread made with coarseground flour and wheaten bread from the finest flour are the mainstays of the bread plate in the Taleon Club restaurants.

47

строение пекаря. Именно поэтому рестораны высокой кухни и отели премиум-класса никогда не пользуются услугами сторонних пекарен, а выпекают хлеб сами. Пекарня Талион Клуба производит до семи видов хлеба и столько же видов сладкой выпечки. Ассортимент может меняться в зависимости от меню или пожеланий шефповара. Требуются к стерляжьей ухе расстегаи, а к борщу ватрушки? Значит, будут расстегаи и ватрушки.

considered an important and honourable business. While in the sixteenth and seventeenth centuries common people were called in daily life and in official documents by such demeaning diminutives as Fedka, Grishka or Mitroshka, bakers with the same Christian names would be respectfully addressed by their full names as Fiodor, Grigory or Dmitry, with the addition of the surname or some cognomen.

The state kept a strict watch on the quality of bread. As early as the seventeenth century a decree was issued about the weight of bread and other baked goods. To ensure it was observed, special officials were introduced who had the right to visit any bakery or place where bread was sold so as to check how the owner sieved the flour, how he leavened the dough and whether he was mixing coarse

flour in with the fine. Offenders could expect to pay harsh fines.

Under Peter the Great the laws became even stricter. For selling half-baked or underweight bread the offender was to be beaten “with rods or the cat”.

A second offence might mean imprisonment or banishment to Siberia! These measures, like so many of Peter’s initiatives, were adopted from Europe.

Baking good bread is indeed a fine art requiring not only knowledge and skill, but also a caring attitude. The dough literally senses the hands and mood of the baker. That is why haute-cuisine restaurants and premiumclass hotels never outsource their bread supplies, and always bake it themselves.

The Taleon Club bakery produces up to seven kinds of bread and as many kinds of sweet baked goods. The exact range can change depending on

the menu and the wishes of the head chef. If rastegais (halfopen pies) are needed to go with the sterlet soup and curd tarts for the borsht, then rastegais and curd tarts there will be.

The bakery is a hive of activity from early morning. Because before the bread is brought to the table it needs to stand for a while so that the crust becomes crisper and the inside acquires the right structure. “We don’t have any special secrets about baking bread,” says senior baker Dmitry Mikhailov. “It’s all very simple. We use only high-quality natural ingredients and never put in any additives. And of course we put our hearts into the work.”

9/23/10

12:31

Page 52

cigar, a good read

Tesla_b2!!!!.qxd

Ч тение под сигару /a good

Вот уже много лет почти каждый день он приходит сюда, чтобы покормить голубей. Высокий, худой, в безупречном костюме, с пакетом корма в руках, в один и тот же час он появляется в Брайант-парке, расположенном у здания нью-йоркской Публичной библиотеки. Едва завидев мужчину, птицы со всех сторон слетаются к нему. Он останавливается, разводит в стороны руки и… скрывается под покровом серых и белых крыльев. Голуби остаются едва ли не единственной отрадой Николы Теслы в мире, где люди все чаще не понимают и не принимают его гениальных идей.

Американский писатель Марк Твен известен как заядлый курильщик. Несмотря на пагубную привычку, он прожил 74 года. Свое

52

долголетие Твен объяснял тем, что никогда не курил более одной сигары за раз. А в день он выкуривал их немало, причем утверждал, что выбирает наихудшие марки. Впрочем, возможно, писатель шутил… Конечно, истинный знаток сигар предпочтет качество количеству, а именно качественные сигары предлагаются гостям в «Талион Империал Отеле».

The American writer Mark Twain is known for having been an inveterate smoker. Despite his pernicious habit, he lived to the age of 74.

For many years now he has been coming here almost every day to feed the pigeons. Tall and thin, wearing an immaculate suit and carrying a bag of birdseed, he appears at the same hour in Bryant Park next to the building of the New York Public Library. As soon as they catch sight of the man, the birds fly down to him from all over. He stops, holds his arms out wide and is covered beneath a blanket of white and grey wings.

The pigeons remain almost Nikola Tesla’s only pleasure in a world where people increasingly fail to understand and accept his brilliant ideas.

...и невероятное!

Twain explained his longevity by saying that he never smoked more than one cigar at once.

Still he managed to get through quite a few each day and claimed that he chose the worst brands. Perhaps that was another

positive and negative

example of his famous humour.

Of course a true cigar connoisseur prefers quality to quantity — and only quality cigars are on offer to guests of the Taleon Imperial Hotel.

Валентин БЕРДНИК / by Valentin BERDNIK

Никола Тесла рядом с гигантским трансформатором в экспериментальной лаборатории в Колорадо-Спрингс. Фотография (двойная экспозиция) 1900 года.

Nikola Tesla with a gigantic transformer in his experimental laboratory in Colorado Springs. Photograph (double exposure) from 1900.

[часть 2]

[part 2] Первую часть статьи читайте в предыдущем выпуске журнала Taleon.

You can read the first part of this article in the previous issue of Taleon magazine.

Ч тение под сигару / a

good cigar, a good read

Tesla_b2!!!!.qxd

9/23/10

12:31

Page 54

Прародитель радио После Ниагарского триумфа Никола Тесла создает устройство, производящее высокое напряжение высокой частоты, известное сегодня как резонансный трансформатор, или катушка Теслы. С его помощью изобретатель исследует действие переменного электрического тока в разных средах при разных частотах и напряжениях.

Во время одного из экспериментов с мощным излучателем неожиданно содрогнулись стены лаборатории, затряслась мебель, с потолка посыпалась штукатурка. Раздался странный гул, зазвенели стекла в окнах, и где-то вдалеке послышались мощные хлопки. Это лопались газовые и отопительные трубы. Весь город ощущал подземные толчки. В тот день в Нью-Йорке произошло землетрясение силой в три балла! Был ли природный катаклизм спровоцирован опытами Теслы, или это стало простым совпадением — неизвестно, но потом долго ходили слухи, что, не отключи экспериментатор свой прибор, город лежал бы в руинах. В результате многочисленных экспериментов Тесла выдвигает смелое предположение о возможности передачи электроэнергии без проводов и в доказательство заставляет светиться как обычные лампы накаливания, так и специально им созданные лампы без нитей, внося их в переменное электромагнитное поле высокой частоты.

В начале 1895 года Тесла заявляет о готовности передать первый радиосигнал, однако 13 марта в его лаборатории вспыхивает пожар, уничтоживший результаты многолетних трудов, в том числе и все последние разработки. Прибывшим на место пожара газетчикам ученый заявляет, что сможет восстановить все по памяти. Однако время было потеряно. В 1896 году в Англии итальянец Гульельмо МаркоТесла у себя в лаборатории в Нью-Йорке. После Ниагарского триумфа его заинтересовала возможность практического использования открытой Максвеллом и Герцем электромагнитной природы света. Если свет это электромагнитные колебания с определенной длиной волны, нельзя ли искусственно получить его путем создания таких колебаний?

Слева вверху. Никола Тесла с книгой Руджера Бошковича «Теория натуральной философии…» на фоне катушки высокочастотного трансформатора в нью-йоркской лаборатории. Фотография около 1898 года.

Tesla at his New York laboratory. After his success at Niagara Falls he became interested in the possible practical applications of Maxwell and Hertz’s discovery of the electromagnetic nature of light. If light is electromagnetic vibration of a particular wavelength, is it not possible to produce it artificially by creating such vibrations?

Слева. Газовая трубка с покрытой фосфором внутренней поверхностью светится в руках Теслы без контакта с проводником. Тесла демонстрировал этот опыт за пятьдесят лет до начала широкого применения флуоресцентных ламп.

54 The Progenitor of Radio After his triumph at Niagara, Nikola Tesla made a device that produced high voltage at high frequency, what is known today as a resonant transformer, or Tesla coil. With the help of it the inventor studied the effect of alternating electric current in different media at different frequencies and voltages.

During one of the experiments with the powerful emitter the walls of the laboratory suddenly shuddered, the furniture shook Лабораторию Теслы на Пятой авеню посещали многие знаменитости, но одним из самых желанных гостей был писатель Марк Твен. Именно Твен назвал великого изобретателя (он на заднем плане) «повелителем молний». Фотография 1895 года, Many celebrities visited Tesla’s lab on Fifth Avenue, but one of the most welcome guests was the writer Mark Twain. It was Twain who dubbed the great inventor (seen here in the background) the “Master of Lightning”.

1895 photograph.

Top left. Tesla with the book Theoria Philosophiae Naturalis by the eighteenthcentury mathematician and pioneer of geodesy Ruggero Giuseppe Boscovich’s in front of the coil of a highfrequency transformer in his New York laboratory. Photograph circa 1898.

Left. A gas tube coated inside with phosphorus glows in Tesla’s hands without being connected to a conductor. Tesla demonstrated this phenomenon 50 years before fluores-cent lamps came into common use.

and plaster came off the ceiling. There was a strange rumble, the glass rang in the windows and somewhere in the distance powerful pops could be heard. That was gas and water pipes bursting. The whole city felt the ground tremors. That day New York experienced a magnitude-3 earthquake!

Was this elemental force provoked by Tesla’s experiments of was it merely a coincidence?

The answer is not clear, but there were rumours going around for a long time afterwards that if the scientist had not turned his device off, the city would have been reduced to ruins.

ни получает патент на беспроводную передачу электрического сигнала. Тогда Маркони смог передать сигнал лишь на три километра. Чтобы добиться большего и передать сигнал через Ла-Манш, ему пришлось использовать осциллятор Теслы, к тому времени подавшего ряд патентных заявок на беспроводную передачу радиосигналов в США. Все это послужило поводом для не утихающих и по

55 В вышедшем в 1901 году романе Герберта Уэллса «Первые люди на Луне» есть упоминание о «знаменитом американском электрике», получившем послание с Марса, и об открытых им электромагнитных волнах, доходящих до Земли «из какого-то неизвестного источника».

In his 1901 novel The First Men in the Moon, H.G. Wells mentions “Tesla, the American electrical celebrity” having received a message from Mars and his discovery of electromagnetic waves reaching Earth from some unknown source.

After numerous experiments Tesla advanced the bold proposition that it was possible to transmit electrical energy without wires and to prove it he got both ordinary incandescent bulbs and special ones without filaments that he had made to light up by bringing them into a high-frequency alternating electromagnetic field.

Early in 1895 Tesla announced he was ready to transmit the first radio signal, but on 13 March a fire broke out in his laboratory destroying the results of long years of labour, including all his latest creations. The scientist announced to the reporters who

rushed to the scene that he would be able to recreate everything from memory.

But the moment had been lost. In 1896 the Italian Guglielmo Marconi obtained a patent in Britain for the wireless transmission of an electrical signal. At that time Marconi was only able to send the signal over a distance of three kilometers. In order to do better and transmit a signal across the Channel he had to use Tesla’s oscillator, while Tesla himself had by that time submitted a number of patent applications for wireless transmission of signals in the USA. All this contributed to the debates about who actually first invented radio that still continue today.

In this same period the inventor constructed a number of radio-controlled selfpropelled mechanisms he called “teleautomata”, and in 1898, at an electro-technical exhibition in Madison Square Garden, he demonstrated to the astonished public the world’s first radio-controlled device. Obeying radio signals, a little boat moved around a pool flashing different colour lamps at the crowd… People thought it was magic.

9/23/10

Ч тение под сигару / a

good cigar, a good read

Tesla_b2!!!!.qxd

Гульельмо Маркони — итальянский радиотехник и предприниматель, один из изобретателей радио; лауреат Нобелевской премии по физике за 1909 год. В 1943 году, через несколько месяцев после смерти Николы Теслы, Верховный суд США подтвердил патент сербского ученого за номером 645576, тем самым признав его первенство в изобретении радио.

12:31

Page 56

сей день спорах о первенстве в изобретении радио. В те же годы изобретатель сконструировал ряд радиоуправляемых самоходных механизмов — «телеавтоматов», а в 1898 году на электротехнической выставке в Мэдисон-cквер-гарден он продемонстрировал изумленной публике первый в мире радиоуправляемый аппарат. Повинуясь радиосигналам, небольшой кораблик плавал по бассейну, подмигивая собравшимся разноцветными лампочками… Люди сочли это колдовством.

Повелитель молний К концу 1890-х годов Тесла приходит к заключению, что можно передавать элек-

трический ток без проводов, приняв во внимание изменение свойств газов по мере их разрежения. По мнению изобретателя, земной шар представляет собой гигантский конденсатор, и у него рождается идея использовать это свойство для передачи энергии на дальние расстояния без проводов через землю с помощью явления резонанса. Тесла пытается проверить свою догадку на практике. В апреле 1899 года он получает письмо от друга и юриста по патентному праву Ленарда Куртиса. Тот предлагает Тесле приехать в Колорадо-Спрингс, небольшой городок в Скалистых горах, где обещает обеспечить его земельным участком для лаборатории и энергией от ближайшей

Lord of the Lightning By the late 1890s Tesla had come to the conclusion that it was possible to transmit electric current without wires, taking into consideration the changing properties of gases as their pressure diminishes. The inventor saw the globe as a gigantic capacitor and he came up with the idea of using that property to send energy over long distances without wires, through the earth, by using the phenomenon of resonance. Tesla tried to test his conjecture in practice.

In April 1899 he received a letter from his friend and patent lawyer Leonard E. Curtis, who suggested that Tesla move to Colorado Springs, a small town in the Rockies, where he promised to provide him with a plot of land for a laboratory and energy from a nearby power station. Tesla enthusiastically accepted the proposal and moved west with a few assistants.

The laboratory complex was constructed on a broad deserted plateau at a height of 1,800 metres at the foot of Pikes Peak. Warning signs were placed around the entire perimeter, while the actual entrance to the laboratory was adorned by the famous line

Ниже. Экспериментальная лаборатория Теслы в Колорадо-Спрингс, построенная летом 1899 года, находилась вдали от любопытных глаз. По соседству располагалась лишь школа-интернат для глухонемых и слепых детей, а окрестные земли использовались как пастбища для домашнего скота.

Below. Tesla’s experimental laboratory built in Colorado Springs in the summer of 1899 was located far from prying eyes. Its only neighbour was a boarding school for deaf, dumb and blind children and the land around was used as pasture for cattle.

Никола Тесла во время одной из демонстрационных лекций объясняет принципы беспроводной передачи энергии (радиосвязи). Рисунок 1891 года.

Guglielmo Marconi, the Italian radio technician and entrepreneur, one of the inventors of radio and the winner of the Nobel Prize for physics in 1909.

In 1943, a few months after Nikola Tesla’s death, the US Supreme Court confirmed the Serbian scientist’s patent number 645576, thus recognizing his priority in the invention of radio.

56

электростанции. Вдохновленный этим предложением, Тесла вместе с несколькими ассистентами приезжает в КолорадоСпрингс. Лабораторный комплекс разместился на широком пустынном плато у подножия горы Пайкс-Пик на высоте 1800 метров. По всему его периметру были развешаны предупредительные знаки; вход же непосредственно в лабораторию украшала фраза из «Божественной комедии» Данте: «Оставь надежду всяк сюда входящий». В ее стенах Тесла, вооруженный огромными трансформаторами и сорокаметровой передающей мачтой, экспериментировал с поистине гигантскими электрическими потоками, раз за разом посылая

Tesla explaining the principles of the wireless transfer of energy (radio communications) during one of his demonstration lectures. 1891 drawing.

Деньги на строительство лаборатории в Скалистых горах (тридцать тысяч долларов) Тесла получил от близкого друга Джона Джейкоба Астора IV, миллионера и владельца отеля «Уолдорф-Астория», в котором ученый жил много лет.

Ниже. В марте 1896 года в нью-йоркской газете «The Electrical Review» были опубликованы первые рентгеновские снимки человека, сделанные Николой Теслой. Чуть ранее об открытии Х-лучей объявил Вильгельм Рентген.

57

Tesla obtained the funding to build the laboratory in the Rockies (30,000 dollars) from his good friend John Jacob Astor IV, the millionaire owner of the Waldorf Astoria Hotel where the inventor lived for many years. from Dante’s Divine Comedy: “Abandon Hope All Ye Who Enter Here”. Within its walls Tesla, armed with huge transformers and a forty-metre transmission mast, experimented with truly enormous electric currents, sending one bolt of artificial lighting after another into the dry mountain air. He was trying to find an answer to the question: is the Earth an electrically charged body?

And he found it. His observation of standing waves provoked by the lightning clearly pointed to the existence of the Earth’s own electrical charge and to the possibility of artificially inducing standing waves in it.

One day Tesla turned on his equipment at full power in an attempt to achieve this, but

искусственные молнии в сухой горный воздух. Он пытался получить ответ на вопрос, является ли Земля электрически заряженным телом. И он его получил. Наблюдение им явления стоячих волн, провоцируемых молниями, ясно указывало и на наличие электрического заряда Земли, и на возможность вызывать в ней стоячие волны искусственно. В один из дней Тесла, запустив оборудование на полную мощность, попытался добиться этого, но во время эксперимента сгорел генератор на местной электростанции, и опыт пришлось прекратить. Удалось ли ему передать энергию, так и осталось для всех загадкой. Зато известно, что во время одного из экспериментов он смог зажечь несколько десятков лампочек, помещенных в землю в сорока километрах от лаборатории, передав электрический заряд без проводов через землю. Вскоре становится ясно, что мир не понимает его идей. Вернувшись в Нью-Йорк, Тесла публикует в июньском номере журнала «Сенчюри мэгэзин» за 1900 год сенсационную статью, в которой рассказывает о вещах, совершенно невообразимых: о возможности влиять на погоду с помощью электрической энергии, о перспективах создания обладающих мозгом «самодействующих» машин, об оружии, которое остановит войны, о передаче

Смельчаки, осмелившиеся подойти близко к лаборатории, рассказывали о потрескивающей под ногами земле, об искрах, летящих из-под копыт испуганных лошадей, и тридцатиметровых молниях, испускаемых гигантской мачтой.

Brave souls who ventured close to the laboratory spoke of the ground crackling under their feet, sparks flying from beneath the hoofs of startled horses and 100-foot bolts of lightning shooting from a huge mast.

during the experiment the generator at the local power station burnt out and the test had to be abandoned. It remained a mystery to everyone whether he did manage to transmit energy. On the other hand, we do know that during one of his experiments he managed to light up dozens of bulbs placed in the ground forty kilometres from the laboratory by transmitting an electric charge without wires through the Earth.

Soon it became clear that the world did not understand his ideas. Returning to New York, Tesla published in the June 1900 issue

Below. In March 1896 the New York newspaper The Electrical Review published the first X-ray pictures of a human being taken by Nikola Tesla. Wilhelm Roentgen had announced his discovery of X-rays just a little earlier.

Ч тение под сигару / a

good cigar, a good read

Tesla_b2!!!!.qxd

58

9/23/10

12:31

Page 58

электроэнергии без проводов и о возможности межпланетных сообщений. Последнее заявление несколько подорвало репутацию Теслы в научном мире. Он утверждал, что получал сигналы из космоса, скорее всего с Марса или Венеры. Послания из космоса и беспроводная передача энергии… Тогда такое невозможно было даже представить — Тесла высказал свои идеи еще до появления в мире жанра научной фантастики. Неудивительно, что пошла молва о внеземном происхождении изобретателя! Однако публикация привлекла внимание одного из влиятельнейших людей того времени — банкира Джона Пирпонта Моргана. Его заинтересовал предложенный Теслой проект «всемирной системы беспроводной коммуникации», посредством которой можно будет «передавать послания через океан; транслировать новости, музыку, биржевые сводки, частные послания, военные донесения и даже картинки в любую точку земли». Суть этого проекта была изложена Теслой в двенадцати пунктах, которые предвосхищали принципы современной сети телекоммуникаций. Морган предложил изобретателю 150 тысяч долларов на строительство первой передающей башни «всемирной системы». И хотя денег для этого требовалось в несколько раз больше, тот немедленно приступил к работе. Но отнюдь не коммуникационная сеть интересовала

Джон Пирпонт Морган I — американский предприниматель и банкир. Вопреки людской молве Тесла утверждал, что Морган выполнил перед ним все свои обязательства.

John Pierpont Morgan I, the American businessman and financier. Contrary to the general gossip, Tesla insisted that Morgan had fulfilled all his obligations towards him.

Теслу — все его мысли занимала идея беспроводной передачи энергии.

Башня мечты В 1901 году в сотне километров от Манхэттена, на участке Лонг-Айленда площадью 80 гектаров, Тесла начинает строительство лабораторного комплекса «Варденклифф», который должен был стать первым звеном во всемирной системе беспроводной передачи энергии. Подобные

Никола Тесла, обнаруживший сигналы из космоса, может считаться первым радиоастрономом, хотя сам он был уверен, что это послания инопланетян.

Tesla discovered signals coming from space and so can be considered the first radio-astronomer, although he believed they were messages from extraterrestrials. of The Century Magazine a sensational article in which he wrote about entirely unimaginable things: the possibility of influencing the weather using electrical energy, the prospects of creating automatic machines with intelligence, a weapon capable of putting an end to war, the wireless transmission of electrical energy and the possibility of inter-planetary communications.

This last pronouncement somewhat undermined Tesla’s reputation in the scientific world. He claimed that he had received signals from space, probably from Mars or Venus. Messages from space and the wireless transmission of energy… At that time it was impossible even to conceive of such things — Tesla put forward his ideas before science fiction had really appeared as a genre. It is not surprising, then, that there was talk about the inventor himself being of extraterrestrial origin!

Порой, желая развлечь своих гостей, «повелитель молний» Никола Тесла искусственно создавал шаровые молнии и жонглировал ими.

Occasionally to amuse his guests Nikola Tesla, the Master of Lightning, produced artificial ball-lighting and juggled with it.

Ч тение под сигару / a

good cigar, a good read

Tesla_b2!!!!.qxd

60

9/23/10

12:31

Page 60

сооружения предполагалось также возвести в Европе, Китае, на Северном и Южном полюсах. Замысел Теслы поражал воображение. С помощью пяти башен-резонаторов он задумал превратить земной шар вместе с ионосферой Земли в единую резонансную систему, способную передавать электромагнитные колебания на любые расстояния. Главным сооружением комплекса была башня-лаборатория — каркасная пирамида высотой 57 метров, увенчанная слегка приплюснутой гигантской медной сферой. В землю под башню на глубину 37 метров уходил металлический штырь, и еще глубже — 16 железных труб, заполненных маслом, которые должны были «обеспечивать надежное сцепление с землей, так, чтобы весь земной шар содрогнулся». Однако строительство башни продвигалось медленнее, чем планировалось, расходы на проект возрастали, и Морган начал сомневаться в его целесообразности. К тому же 12 декабря 1901 года мир облетела весть о том, что Маркони послал первый трансатлантический радиосигнал, передав букву S азбуки Морзе, из английского Корнуолла в Ньюфаундленд. Тесла попытался объяснить инвестору, что итальянец, чтобы добиться этого, использовал семнадцать (!) его патентов, но Морган не желал ничего слушать. Система связи Маркони показалась ему более перспективной, и он прекра-

Главное сооружение комплекса «Варденклифф» — башня-лаборатория, возведенная по проекту известного архитектора и друга Теслы Стэнфорда Вайта в 1901—1905 годах. Обеспечивать комплекс электроэнергией должна была Ниагарская гидроэлектростанция.

The main structure of the Wardenclyffe complex was a tower-laboratory constructed in 1901—05 to the design of the prominent architect Stanford White, a friend of Tesla. The Niagara Falls hydroelectric power station was supposed to supply the complex with electricity.

тил финансирование «Варденклиффа». Ситуацию ухудшил и разразившийся биржевой кризис, из-за которого резко подскочили цены на строительные материалы. Работа практически встала. Однако пробный пуск башни все же состоялся и произвел настоящий фурор. Ровно в полночь 15 июля 1903 года жители Нью-Йорка могли наблюдать зрелище, которого мир не видел ни до ни после, — ослепительно сверкающее пламя десятков гигантских молний соединило сферический купол башни с небом. Вышедшие на следующий день газеты писали, что

private messages, secure military communications, and even pictures to any part of the world.” Tesla set forth the essence of this project in twelve points that anticipated the principles of modern-day communications networks. Morgan offered the inventor 150,000 dollars for the construction of the first transmitting tower of the “world system”. And although several times that amount was actually required, Tesla immediately set to work. But it was not a communications network that interested Tesla — all his thoughts were on the idea of the wireless transmission of energy.

The Dream Tower

But the publication attracted the attention of one of the most influential people of the day — the banker John Pierpont Morgan. He became interested in Tesla’s proposal for “a ‘ world system’ of wireless communication to relay telephone messages across the ocean; to broadcast news, music, stock market reports,

После одного из своих экспериментов Тесла заявил, что вскоре с помощью электричества можно будет влиять на климат планеты.

After one of his experiments Tesla announced that it would soon be possible to influence the planet's climate with the aid of electricity.

In 1901, on an 80-hectare plot of land on Long Island, some 100 kilometres from Manhattan, Tesla began construction of the Wardenclyffe laboratory complex that was supposed to become the first element in a worldwide system of wireless energy transmission. Similar installations were planned for Europe and China, for the North and South Poles. Tesla’s concept staggered the imagination. With the aid of five resonator towers he intended to turn the globe togeth-

61

Тесла зажег небо над океаном на сотни миль. Сам Тесла отказался от каких-либо комментариев, заметив лишь, что «когданибудь, но не сейчас» он расскажет об открытии того, «чего он и сам не мог себе представить». Это был триумф, но денег он не принес, и в 1905 году комплекс «Варденклифф» перестал функционировать. Газеты назвали крах Теслы «глупостью ценою в миллион». Его начали осаждать кредиторы, напуганные слухами об отказе Моргана от проекта, и думать о продолжении работ уже не приходилось. В надежде хоть как-то расплатиться с долгами Тесла посылает в один из популярных американских журналов документ, в котором предлагает всем заинтересованным лицам себя в качестве консультанта-электрика и инженера в обмен на коммерческое участие в его проектах. На обороте документа — перечень 93 наиболее важных патентов, полученных им в США, России, Германии, Англии, Японии и Китае. Тщетно. В 1915 году права на комплекс «Варденклифф» за долги переходят к миллионеру Джорджу Болдту, владельцу того самого отеля «УолдорфАстория», что приютил Теслу. А в сентябре 1917 года, во время Первой мировой войны, башня была взорвана по приказу американского правительства из опасения, что она может служить ориентиром для немецких субмарин.

er with the Earth’s ionosphere into a single resonant system capable of carrying electromagnetic oscillations over any distance.

The main element of the complex was the tower laboratory — a wireframe pyramid 57 metres high crowned by a slightly flattened copper sphere. Beneath the tower a metal rod went down 37 metres into the ground, while 16 iron pipes filled with oil went even deeper “to have a grip on the Earth so the whole of this globe can quiver.”

But construction of the tower proceeded more slowly than was planned, the expenses

Вверху. Так выглядела бы «Башня мечты», если бы ее удалось достроить. Ниже. Мечта всей жизни Николы Теслы так и не осуществилась — в 1917 году башня была взорвана. Во время уничтожения «Варденклиффа» Теслы в Нью-Йорке не было.

Top. This is what the “Tower of Dreams” would have looked like if it had been completed.

Below. The dream of Tesla’s entire life was never realized — in 1917 the tower was blown up.

of the project began to grow and Morgan began to doubt its practicability. Moreover, on 12 December 1901, the news flew around the world that Marconi had sent the first radio signal across the Atlantic, transmitting the letter S in Morse code between Cornwall in England and Newfoundland.

Tesla tried to explain to his sponsor that in order to do so the Italian had used seventeen (!) of his, Tesla’s, patents, but Morgan was in no mood to listen. Marconi’s communications system seemed to him more promising and he stopped financing Wardenclyffe. The situation was made worse by the onset of a stock market crisis that sharply increased the cost of building materials. Work practically came to a standstill.

But a trial activation of the tower nevertheless did take place and caused an absolute furore. Precisely at midnight on the 15 July 1903, the inhabitants of New York were able to witness a spectacle that the world has never seen before or since — a blindingly bright flame of dozens of gigantic bolts of lightning linked the spherical dome to the heavens. The next day’s news-

Ч тение под сигару / a

good cigar, a good read

Tesla_b2!!!!.qxd

9/23/10

Никола Тесла во время инспекционной поездки на одну из станций RCA («Американской радиопромышленной корпорации») среди выдающихся ученых того времени. Тесла — седьмой слева, рядом с Альбертом Эйнштейном и Чарльзом Штейнмецем. Фотография 1921 года.

Tesla among outstanding scientists of the day during an inspection visit to one of the stations belonging to RCA (the Radio Corporation of America). Tesla is seventh from the left, next to Albert Einstein and Charles Steinmetz.

1921 photograph.

12:31

Page 62

Чудомобиль Тесла тяжело переживал случившееся. «Слепой, трусливый и вечно сомневающийся мир» опять не понял его. Однако буйное воображение заставляло изобретателя двигаться дальше. В 1928 году Никола Тесла запатентовал летательный аппарат с вертикальным взлетом, удивительно напоминающий привычный ныне вертолет. А в 1931 году уже пожилой, но неугомонный изобретатель явил миру новое чудо. С обыкновенного автомобиля сняли бензиновый двигатель и установили электромотор. Потом Тесла на глазах у публики поместил под переднее сиденье

коробку, из которой торчали два стержня. Выдвинув их, он сказал: «Так, теперь у нас есть энергия», после чего сел за руль, нажал на педаль, и машина поехала! Автомобиль развивал скорость до 150 километров в час и не требовал подзарядки. По крайней мере, в течение недели, что его испытывали. На вопрос, откуда же берется энергия, Тесла невозмутимо отвечал: «Из эфира, который нас окружает». По окончании испытаний он снял с машины коробку и унес в лабораторию. Тайна устройства не разгадана и по сей день. В том же году журнал «Тайм» выпускает номер, посвященный семидесятипятилетию со дня рождения гения, с его портретом на обложке. О Тесле не забывают. У него остаются влиятельные друзья и верные поклонники. Он получает письма со всех концов света от ведущих ученых и богатейших людей того времени. Но идут годы, и затворник-нелюдим Тесла в массовом сознании (при активном участии средств массовой информации) все больше превращается в карикатурного героя — безумного гения, Великого Изобретателя… Иногда он даже подписывается: «GI» (the Great Inventor).

Оружие против войны

62

В 1934 году Тесла переезжает в недавно построенный отель «Нью-Йоркер», где и проживет оставшиеся годы наедине со своими идеями и голубями. На двери его

papers wrote that Tesla set the sky on fire above the ocean for hundreds of miles. Tesla himself refused to make any sort of comment, saying simply, “Some day, but not at this time, I shall make an announcement of something that I never once dreamed of!”

This was a triumph, but it brought no money and in 1905 the Wardenclyffe complex ceased to operate. The press called Tesla’s failure “a million dollar folly”. Creditors began to pursue him, scared by rumours of Morgan’s withdrawal from the project, and continuing the project was simply no longer feasible. In the hope of at least settling his debts, Tesla sent one of America’s popular magazines a document in which he offered himself to any interested party as a consultant electrician and engineer in exchange for financial participation in his projects. The other side of the paper listed the 93 most important patents that he had obtained in the USA, Russia, Germany, Britain, Japan and China. It did not help. In 1915 the rights to the Wardenclyffe complex passed in settlement of debts to the millionaire George Boldt, the owner of the Wal-

В 1931 году Тесла на одной из пресс-конференций заявил, что находится на пороге открытия совершенно нового источника энергии. Отвечая на вопрос о природе этой энергии, Тесла сказал, что идея потрясла его самого и что это совершенно новый и неожиданный источник.

In 1931 Tesla announced at a press conference that he was on the threshold of discovering a completely new source of energy.

When asked about the nature of this energy, Tesla replied that he himself had been amazed by the idea and that it was a wholly new and unexpected source. dorf-Astoria Hotel that had given Tesla refuge. Then in September 1917, after America had entered the First World War, the tower was blown up on government orders due to concern that it might serve as a landmark for German submarines.

A Weapon to End War In 1934 Tesla moved to the recently built Hotel New Yorker where he would live out the rest of his days alone with his ideas and the pigeons. On his door a sign hung permanently: “Please Do Not Disturb The Occu-

63

номера постоянно висит табличка «Просьба не беспокоить». Именно тогда Тесла решил, что пришло время поведать миру о величайшем изобретении — оружии, которое должно предотвратить войну. Газета «Нью-Йорк таймс» 11 июля 1934 года вышла с кричащим заголовком на первой полосе: «78-летний Тесла изобрел лучи смерти». В статье говорилось, что оружие Теслы «способно посылать направленные потоки частиц такой ошеломительной мощности, что они могут уничтожить 10 000 самолетов на расстоянии 250 миль». Тесла утверждал, что его лучи сделают войну невозможной, поскольку любое государство, взявшее их на вооружение, станет неуязвимым для врага: лучи возведут «невидимую китайскую стену», только в миллионы раз более надежную. Идею, хоть она и вызвала бурю толков и пересудов, всерьез никто не воспринял. Тесла попытался получить деньги на ее воплощение у Моргана, но потерпел неудачу. В 1937 году, когда неизбежность войны стала очевидной, Тесла рассылает письма с подробным описанием своего изобретения правительствам США, Канады, Англии, Франции, Югославии и СССР. Интерес проявил лишь Советский Союз. В том же году Тесла передал технические подробности своего изобретения «Амторг трайдинг корпорэйшн» (первая советская внешнеторговая организация в США), а два

Всю жизнь великого ученого отличала безупречность в мыслях и одежде. Никола Тесла в вестибюле отеля «Нью-Йоркер» в день своего 78-летия. Фотография 1934 года.

года спустя, когда в СССР успешно прошли испытания начальной стадии проекта, получил чек на сумму 25 000 долларов. Эксперты и по сей день считают, что идея Теслы была нежизнеспособна, хотя… «пучковое оружие», о создании которого так часто говорят в последнее время, очень похоже на «мирные» лучи Николы Теслы. Последние годы жизни ученого окутаны тайной. Известно, что он занимался секретными проектами под кодовым названием «N. Terbo» (фамилия его матери в девичестве) в корпорации RCA. Вспоминают Теслу и в связи с проектом «Радуга», в рамках

Throughout his life the great scientist was noted for his impeccable thinking and clothing. Nikola Tesla in the vestibule of the New Yorker hotel on his 78th birthday. 1934 photograph.

Выше. Отель «Нью-Йоркер». Тесла поселился здесь в 1934 году и, одержимый цифрой 3, занял номер 3327 на 33-м этаже здания. Он редко покидал отель, лишь время от времени выходил кормить голубей. Здесь ученый провел последние девять лет своей жизни. Фотография 1938 года.

Above. The New Yorker hotel. Tesla moved here in 1934 and, due to his obsession with the number 3, occupied room 3327 on the 33rd floor of the building. He rarely left the hotel, only going out from time to time to feed the pigeons.

The inventor spent the last nine years of his life here.

1938 photograph.

pant Of This Room”. It was at this moment that Tesla decided the time had come to inform the world of his greatest invention — a weapon that would prevent war. On 11 July 1934 The New York Times appeared with the screaming front-page headline “TESLA, AT 78, BARES NEW DEATH-BEAM”. The article claimed that this weapon would “send concentrated beams of particles through the free air, of such tremendous energy that they will bring down a fleet of 10,000 enemy airplanes at a distance of 250 miles”. Tesla asserted that his rays would make war impossible, because any state that possessed them would become invulnerable to enemy attack: they would erect “an invisible Chinese wall”, only a million times more reliable.

Although it roused a storm of talk and debate, nobody took the idea seriously.

9/23/10

12:31

Page 64

good cigar, a good read

Tesla_b2!!!!.qxd

Встреча пожилого ученого с молодым сербским королем Петром II Карагеоргиевичем в НьюЙорке. Фотография 1942 года.

Ч тение под сигару / a

которого состоялся пресловутый Филадельфийский эксперимент, когда якобы исчез, а затем мгновенно переместился в пространстве на несколько сотен километров американский эсминец «Элдридж».

Посмертные загадки

Все оставшиеся после смерти лабораторные записи, письма, дипломы Николы Теслы перешли по наследству к его племяннику Саве Косановичу, при активном участии которого в 1952 году в Белграде был открыт музей Николы Теслы.

64

The meeting in New York between the elderly scientist and the young King Peter II of Yugoslavia.

1942 photograph.

All Tesla’s laboratory notes, letters and diplomas were inherited by his nephew Sava Kosanovic, who played an important part in the creation of the museum to Nikola Tesla that opened in Belgrade in 1952.

Tesla tried to obtain money from Morgan to make it a reality, but got nowhere. Experts still consider that the idea was not viable, although… the “beam weapons” the creation of which has been much discussed recently are very like Nikola Tesla’s “peacebringing” rays.

The scientist’s last years are shrouded in mystery. He is known to have worked on secret projects for the RCA corporation.

Tesla is also recalled in connection with Project Rainbow, part of which was the muchtalked-about Philadelphia Experiment, in the course of which the USS Eldridge supposedly disappeared and then moved instantaneously several hundred kilometres.

Posthumous Puzzles Nikola Tesla died of heart failure on the night of 7 January 1943 in his hotel room.

The scientist’s body was found by a chambermaid only two days later. He was cremated. In 1957 the urn containing his ashes was moved to the Nikola Tesla museum in Belgrade. That is how the life of perhaps the most mysterious of the world’s greatest scientists came to an end.

Умер Никола Тесла от сердечной недостаточности в ночь с 7 на 8 января 1943 года в своем гостиничном номере. Тело ученого было обнаружено горничной лишь спустя два дня после смерти. Его кремировали. В 1957 году урна с его прахом была перевезена в Белград, в музей Николы Теслы. Так закончилась жизнь едва ли не самого загадочного из величайших ученых мира. Многие свои открытия Никола Тесла не патентовал, а большая часть его дневников и рукописей исчезла при невыясненных обстоятельствах. О многих его изобретениях до наших дней дошли лишь отрывочные сведения. И сотни легенд. Горячие головы приписывают Тесле даже тунгусскую катастрофу 1908 года. Сам же он уверял, что все свои идеи получал из единого информационного поля Земли, правда, так и не поведав миру, как это ему удавалось.

Nikola Tesla left a lot of his inventions unpatented and the bulk of his diaries and writings disappeared under unexplained circumstances. Only fragmentary information has come down to us today about many of his discoveries. As well as hundreds of legends. Some fanatics even attribute the Tunguska event of 1908 to Tesla. He himself claimed that he obtained all his ideas from the Earth’s common information field, without, admittedly ever letting the world know how he managed it.

К 150-летию со дня рождения ученого в центре Загреба, на улице, носящей его имя, Тесле был установлен памятник работы хорватского скульптора Ивана Мештровича.

To mark the 150th anniversary of the inventor’s birth, a monument to Tesla by the Croatian sculptor Ivan ˘ ˘ was unveiled on Mestrovic the central street in Zagreb that bears his name.

линия жизни: вице-король Юга / line of fate: viceroy of the south линия жизни: приспособленец / line of fate: time-server страна, которую мы потеряли / the country that we lost великие о великих / great minds about the greats улица, улица... / through streets broad and narrow искусство отдыхать / the art of relaxation традиции / traditions

Л иния жизни: вице-король Юга / l ine

of fate: viceroy of the south

Potemkin.qxd

9/23/10

12:44

Page 66

Дмитрий КОПЕЛЕВ / by Dmitry KOPELEV

Летом 1787 года всемогущий повелитель Тавриды светлейший князь Григорий Александрович Потемкин давал торжественный обед в Инкерманском дворце. Главной его гостьей была императрица Екатерина II, которая в сопровождении австрийского императора Иосифа II, своего союзника в будущей войне с Турцией, инспектировала недавно присоединенные к России крымские земли. Внезапно закрывавшие балкон драпировки раздвинулись, и взорам вельмож открылась Севастопольская гавань, где в обрамлении из мощных крепостных сооружений выстроились в стройные кильватерные колонны корабли Черноморского флота.

возвысить славу оссии

«Екатерина II в окружении придворных на балконе над Комендантским подъездом Зимнего дворца в день дворцового переворота 28 июня 1762 года». С картины неизвестного художника. Конец XVIII века.

Catherine II surrounded by courtiers on the balcony above the Commandant's Entrance to the Winter Palace on the day of the palace coup, 28 June 1762.

From a painting by an unknown artist. Late 18th century. Внизу справа. Григорий Потемкин. Статуя работы Ивана Мартоса.

1794—1795 годы.

67

66

to increase Russia's glory

Bottom right. Grigory Potemkin. Statue by Ivan Martos. 1794—95.

Торжественные залпы салюта сменились восхищенными возгласами гостей. У них за спиной лежала Европа и безбрежная Татария, империя московитов, а на другом берегу, совсем рядом, простирался сказочный Восток. Собравшимися овладело чувство сопричастности великому — как будто вернулись времена победоносного императора Августа, владевшего Азией и Европой. Уж не античные ли боги благоволят этому одноглазому русскому герою? Здесь, на крымских берегах, над руинами древнего Херсонеса еще витали их тени. Могущественная Россия, словно по волшебству поднявшаяся из глубин Азии, возложила на свои плечи священную миссию — возродить новый

Рим и навсегда изгнать из Европы нечестивых турок.

«Виват Екатерина!» Начало же этим великим деяниям было положено в Петербурге июльским днем 1762 года. После свержения с престола императора Петра III народ ликовал. Рекой лились пиво и вино для солдат, грабивших дома приближенных императора. С криками «Виват Екатерина!» вояки сдирали с себя сшитые на прусский манер ненавистные мундиры, врывались в кабаки, грозя перебить всех инородцев, подбрасывали к потолку ненужные теперь солдатские шапки. Их предводительница, красавица Екатерина II, привлекала к

In the summer of 1787 the all-powerful ruler of the Taurida (Crimea), His Serene Highness Prince Grigory Alexandrovich Potemkin, hosted a banquet at the palace in Inkerman. His most important guest was Empress Catherine II, who in the company of the Holy Roman Emperor Joseph II, her ally in the coming war with Turkey, was inspecting the Crimea and other lands recently annexed to Russia.

Suddenly the drapes concealing the balcony were swept aside and the exalted diners had a view of Sebastopol harbour, where, surrounded by mighty fortifications, the ships of the Black Sea fleet were formed up in neat formation.

The resounding salvoes of the salute gave way to the delighted exclamations of the guests. Behind their backs lay Europe and boundless Tatary, the empire of the Muscovites, and on the other shore, no distance away at all, the fabulous East began. The company were taken with a sense of being involved in something great — as if the times of the victorious Emperor Augustus, master of Asia and Europe, had returned. Could it be the ancient gods who so favoured this oneeyed Russian hero? Here, on the shores of the Crimea, above the ruins of ancient Chersone-

sus, their shades still lingered. Mighty Russia, having risen as if by magic from the depths of Asia, had taken upon its shoulders a sacred mission — to revive the new Rome and to drive the ungodly Turks from Europe for ever.

“Vivat Catharina!”

The start of these great events was made in St Petersburg, one July day in 1762. After the dethronement of Emperor Peter III, the populace was exultant. Beer and wine flowed like water for the soldiers who plundered the homes of the Emperor’s close associates.

Л иния жизни: вице-король Юга / l ine

of fate: viceroy of the south

Potemkin.qxd

68

9/23/10

12:44

Page 68

себе все взоры. Облаченная в зеленый мундир преображенцев, императрица держалась в седле не хуже амазонок. Верхом на белом породистом рысаке Екатерина возглавила войска, двинувшиеся в Ораниенбаум, чтобы арестовать ее свергнутого супруга. Она выхватила саблю из ножен, но оказалось, что на ней нет темляка. Императрица замешкалась — но тут перед ней возник двадцатидвухлетний великан-гвардеец: сорвав свой темляк, он протянул его всаднице. Знал ли никому тогда не известный Григорий Потемкин, что это мгновение изменит всю его жизнь? Как бы то ни было, но его конь так и не захотел возвращаться в строй… «Ну что же, молодой человек, — улыбнулась Екатерина, — едемте вместе, судьба, видно, вашему жеребцу скакать рядом с моей кобылой». Возможно, все именно так и было. В скором времени, награждая офицеров, отличившихся в перевороте, Екатерина особо выделила Потемкина, который всем дирижировал «рассудительно, храбро и расторопно». Бравый гвардеец получил четыреста душ, десять тысяч рублей и был пожалован подпоручиком и камер-юнкеПетр Иванович Потемкин (1617—1700), предок Григория Александровича, был русским воеводой и дипломатом. Возглавлял походы в Речь Посполитую, взял в 1655 году польский город Люблин, а в 1656-м — шведский Ниеншанц. Позже возглавлял посольства в Испанию и во Францию, был послом в Англии и Дании. Портрет работы Хуана Каррено де Миранда.

1681—1682 годы.

ром двора. Такой дождь наград пролился явно не случайно. Тем более что историей с темляком участие молодого конногвардейца в свержении Петра III не ограничилось, хотя среди главных действующих лиц имя Потемкина не значилось. До поры до времени этот персонаж скрывался за занавесом. Молодой Гриц, как называли Потемкина дома, происходил из мелкопоместного смоленского шляхетства и гордился своим происхождением. В семье сохранилось сказание об основателе их рода — вожде самнитов Понциусе Телезине. Он будто бы сражался против Суллы, а в I веке до н. э. потомки этого италийского вождя переселились к берегам Балтийского моря на литовские земли. При великом князе Василии III Потемкины выехали на московскую службу и были пожалованы вотчинами под Смоленском. Они верой и правдой служили московским государям, хотя и не занимали важных государственных постов, а к столичной жизни так и не привыкли. Городской суете они предпочитали свое поместье Чижово, где в 1739 году родился Григорий.

Bottom left. Piotr Ivanovich Potemkin (1617—1700), an ancestor of Grigory Alexandrovich, was a Russian military commander and diplomat. He led campaigns against the Rzeczpospolita, taking the Polish city of Liublin in 1655 and the Swedish stronghold of Nyenskans in 1656. Later he headed embassies to Spain and France and was ambassador in England and Denmark.

Portrait by Juan Carreño de Miranda. 1681—82.

В четырнадцать лет Григорий потерял отца, и мать определила сына в Смоленскую семинарию, а затем перевезла в первопрестольную, устроив в пансион профессора Лютке в Немецкой слободе и записав в лейб-гвардии конный полк в рейтары. После недолгого пребывания в недавно открытом Московском университете он перебрался в столицу.

Grigory lost his father at the age of fourteen. His mother first sent him to the seminary in Smolensk, but then moved him to Professor Lütke’s boarding school at the German Suburb outside Moscow and enrolled him as a trooper in the Life Guards Cavalry Regiment. After a brief time at the recently founded Moscow University he moved to the new Russian capital.

With cries of “Vivat Catharina!” the warriors tore off their hated uniforms cut in the Prussian manner, stormed into the taverns, threatening to kill all non-Russians and tossing their soldiers’ caps, no longer needed, to the ceiling. Their leader, the handsome Catherine II, drew all eyes. Dressed in the green uniform of the Preobrazhensky guards, the Empress sat in the saddle no worse than any Amazon. Catherine rode her white thoroughbred steed at the head of a force making for Oranienbaum to arrest her deposed husband. She drew her sabre from its sheath, but it turned out to lack the ornamental swordknot. The new Empress hesitated, but there and then a 22-year-old giant of a guardsman appeared before her, pulled off his own sword-knot and held it out. Did the then totally obscure Grigory Potemkin suspect that this moment would change his entire life? Whatever the answer to that question, his horse

В элитном конногвардейском полку Потемкин состоял ординарцем при шефе полка принце Георге Людвиге Голштинском, стороннике прусской дисциплины, дяде императора. Потемкин исполнял роль переводчика, передавая приказы не говорившего по-русски принца офицерам, не разумевшим по-немецки. Видимо, он немало способствовал переходу конногвардейцев на сторону Екатерины. Во время переворота принц Голштинский был схвачен и едва не погиб, а его полк проследовал к Казанскому собору и присягнул новой императрице. Потемкина отрядили конвоировать Петра III — он стоял на карауле возле его покоев в страшную ночь, когда император скончался от «геморроидальных колик». Ради Екатерины Потемкин был готов на всё. Тайно влюбленный в императрицу, молодой гвардеец ловил мгновения, когда мог украдкой взглянуть на нее. Он даже сочинил песню: «Жестокое небо! Зачем создало ты ее столь прекрасной? Зачем создало ты ее столь великой? Зачем желаешь, чтобы ее, одну ее мог я любить? Ее священное имя навеки у меня на устах, ее дивный образ навеки в сердце!»

refused to rejoin the squadron… “Well, young man,” Catherine said with a smile, “let us ride together. It’s evidently fate for your stallion to gallop alongside my mare.”

Perhaps that is just how it happened.

Soon after, when she came to reward the officers who had distinguished themselves during the coup, Catherine particularly singled out Potemkin, who had managed everything “sensibly, bravely and promptly”.

The dashing guardsman received 400 serfs, 10,000 roubles and promotion to second lieutenant and the court rank of gentleman of the bedchamber. This shower of rewards evidently did not come by chance. Particularly as the young horse guard’s part in the overthrow of Peter III was not limited to the episode with the sword-knot, although Potemkin did not number among the prime movers. For the moment this personage remained behind the scenes.

69

«Цесаревич Петр Федорович и великая княгиня Екатерина». Портрет работы Георга Гроота.

1745—1749 годы. «Вошедши на престол, он сохранил всю мелочность и узость мышления, детские привычки. Вместе с тем в нем пробудилась трусость, соединенная с легкомыслием и беспечностью. Он создал вокруг себя мирок из всякого международного сброда, замкнув себя в нем и отгородив себя от России», — писал историк Василий Ключевский о Петре III.

Полные обожания взгляды не остались без внимания и заставили императрицу пристальнее присмотреться к своему поклоннику.

Рыцарь и дама сердца В 1763 году на Потемкина, не отличавшегося богатырским здоровьем, неожиданно обрушилась непонятная болезнь. Он слег с сильным жаром и мигренью, однако прибегать к помощи докторов отказался. Врачевал его знахарь, который наложил ему на голову и глаза целебную

«Екатерина II возлагает на Григория Потемкина лавровый венок». Камея.

1789—1792 годы. Получив драгоценный лавровый венок за покорение Бендер, Потемкин писал императрице: «Лавровый венец, высочайший дар Божией Помазанницы, я получил с преисполненным благодарности сердцем, возложил его на алтарь Господень и принес теплые молитвы...»

Catherine II Crowning GrigoryPotemkin with a Laurel Wreath. Cameo.

1789—92.

After receiving the precious laurel wreath for the conquest of Bendery, Poetmkin wrote to the Empress: “I received the laurel wreath, the regal gift of God's Annointed One, with a heart filled with gratitude, placed it upon the altar of the Lord and pronounced ardent prayers.”

Young Grits, as Potemkin was known at home, came from a line of minor land-owning nobles in the Smolensk area and was proud of his origins. Family legend traced their origins back to the leader of the ancient Samnites, Pontius Telesinus, who fought against the Roman general Sulla. In the first century BC descendents of his supposedly moved from Italy to the Lithuanian lands on the shores of the Baltic. In the time of Grand Prince Vasily III, the Potemkins took service with the Muscovite ruler and were granted estates outside Smolensk. They served their new sovereigns loyally and faithfully, although they held no

Tsesarevich Peter Fiodorovich and Grand Duchess Catherine. Portrait by Georg Grooth. 1745—49.

“When he ascended the throne, he retained all the pettiness and narrowness of his thinking, his childish habits. At the same time cowardice awakened in him, coupled with light-mindedness and lack of concern.

He formed around him a little world from all sorts of international rabble, shut himself up in it and screened himself from Russia,” the historian Vasily Kliuchevsky wrote about Peter III.

important offices of state and did not take to life in the capital. They shunned the bustle of the city for the quiet of their Chizhovo estate, where Grigory was born in 1739.

In the elite horse guards regiment Potemkin acted as orderly to the colonel-inchief, Prince Georg Ludwig of Holstein, the uncle of Emperor Peter III and another advocate of Prussian discipline. Potemkin acted as interpreter, conveying the orders of the non-Russian-speaking Prince to the officers who did not understand German. Evidently he did quite a bit to ensure the horse guards took Catherine’s side. During the coup Prince Georg Ludwig was seized and nearly killed, while his regiment made its way to the Kazan Cathedral and swore fealty to the new Empress. Potemkin was detailed to escort Peter III after his surrender and was on guard duty outside his apartments on the terrible night when the former Emperor died of “haemorrhoidal colic”.

Potemkin would have done anything for Catherine. The young guardsman was secretly in love with the Empress and treasured the moments when he could steal a glance at her. Those adoring looks did not

Л иния жизни: вице-король Юга / l ine

of fate: viceroy of the south

Potemkin.qxd

70

9/23/10

12:44

«Сражение при Кагуле 21 июля 1770 года». Акварель Даниэля Ходовецкого. 1770-е годы. В этой битве русская армия, которой командовал Петр Румянцев, разбила превосходящие силы турок.

The Battle of Kagul on 21 July 1770. Watercolour

by Daniel Khodovetsky.

1770s.

Page 70

повязку. Потемкин вскоре ощутил сильную слабость, нестерпимый жар, сдвинул повязку, открыв левый глаз, потом сорвал ее. С ужасом он понял, что его правый глаз больше не видит. Потеряв глаз, Потемкин на несколько месяцев заперся в спальне, отрастил бороду, подумывал уйти в монастырь. Ходили, правда, слухи, что на самом деле он лишился глаза после потасовки с братья-

go unnoticed and caused the Empress to take a closer interest in her admirer.

The Knight And the Lady of His Heart In 1763 Potemkin, whose health was never particularly robust, suddenly came down with a puzzling illness. He took to his bed with a high temperature and migraine, but he still refused to consult a physician. He was treated by a folk healer who placed a medicinal dressing on his head and eyes. Potemkin soon felt terribly weak and unbearably hot. He moved the dressing, opened his left eye and then tore the bandage off. Horrified, he realized that he could no longer see anything with his right eye.

After losing his eye, Potemkin shut himself up in his bedroom for months, grew a beard and considered withdrawing to a monastery.

There were, admittedly, rumours that in reality he had lost his eye in an encounter with the Orlov brothers, who jealously guarded Catherine from other admirers and maimed him in a fight. The sufferings of her unfortunate devotee touched the Empress’s heart.

She invited him to work in the Synod and soon discovered that Potemkin was a shrewd man, able to manage people and to establish

ми Орловыми, которые ревниво оберегали Екатерину от поклонников и изувечили его в драке. Страдания несчастного влюбленного не оставили императрицу равнодушной. Она призвала его к работе в Синоде и вскоре обнаружила, что Потемкин человек проницательный, умеет управляться с людьми, заводить и поддерживать нужные связи. Он оказался «зело полезен» в работе над секуляризационной реформой и вошел в узкий круг ее доверенных людей. В 1768 году, когда началась война с Турцией, Потемкин отправился с армией на юг и за год сделал блестящую карьеру. Храбрец воевал под руководством фельдмаршала Петра Алексеевича Румянцева и геройски отличился при штурме крепости Хотин и в кровопролитных сражениях при Фокшанах, у Браилова, при Рябой Могиле и у реки Ларга. Но победы ждали его не только на полях сражений. Румянцев доверял своему любимцу и неоднократно отправлял его с поручениями в столицу. Осенью 1770 года, прибыв в Петербург, Потемкин явился во дворец и преподнес Екатерине священный крест из валашского монастыря в Радовозах, который, как уверяли местные жители, был сделан из частиц Животворящего Креста Господня. Оказывается, времена крестовых походов не канули в прошлое — есть рыцари, способные совершать подвиги ради дамы сердца.

and maintain the right contacts. He proved very useful to her project of secularizing Church property and became one of Catherine’s trusted inner circle.

In 1768 when the war with Turkey began, Potemkin went south with the army and in the space of a year made a splendid career.

The brave warrior fought under Field Marshal Piotr Rumiantsev and heroically distinguished himself at the storming of the Khotin fortress and in the bloody battles at Focsani, ¸ Braila, Riabaya Mogila and on the River Larga. But it was not only on the battlefield that victories awaited him. Rumiantsev trusted him as a particular favourite and sent him on several missions back to the capital.

In the autumn of 1770 Potemkin arrived in St Petersburg, came to the palace and presented Catherine with a sacred cross from the Wallachian monastery in Radovozy that, the local inhabitants claimed, was made from particles of the True Cross. It seems that the time of Crusades was still not over and there were still knights ready to accomplish great deeds for the lady of their heart.

Unbeknown to the Orlovs, Catherine allowed the young Major General to write

Генерал-фельдмаршал Петр Румянцев-Задунайский, по признанию Григория Потемкина, стал его «наставником» в военных делах. Но фаворит императрицы оттеснил своего прежнего начальника от руководства армией. Портрет работы неизвестного художника. Конец XVIII века.

Field Marshal Piotr Rumiantsev-Zadunaisky became, as Potemkin admitted, his “tutor” in military affairs. But the Empress’s favourite eventually ousted his former commander from leadership of the army.

Portrait by an unknown artist. Late 18th century.

Втайне от Орловых Екатерина позволила молодому генерал-майору писать ей письма, которые по прочтении сжигала. В декабре 1773 года она писала ему: «Я весьма желаю ревностных, храбрых, умных и искусных людей сохранить, то вас прошу по-пустому не вдаваться в опасности. Вы, читав сие письмо, может статься, сделаете вопрос: к чему оно писано? На сие вам имею ответствовать: к тому, чтобы вы имели подтверждение моего образа мыслей об вас, ибо я всегда к вам весьма доброжелательна». Потемкин понял, что его ждут, и устремился в Петербург. Он приехал вовремя. Екатерина только что порвала с Орловыми и лишилась их поддержки в момент обострения придворных интриг. Не желая делить власть с сыном-цесаревичем Павлом, имевшим сильную поддержку при дворе, императрица боялась лишиться престола. Потемкину она доверительно объяснила, что ей нужны не просто преданные люди, а близкий человек. Но тот потребовал от всесильной императрицы… «чистосердечной исповеди», недвусмысленно дав понять, что не собирается быть простой игрушкой в ее руках. «Екатерина II с текстом „Наказа“ в руках». Роспись эмалью по меди. Миниатюра неизвестного художника. Около 1770 года.

71

Catherine II holding the text of the Instructions.

Painted enamel on copper.

Miniature by an unknown artist.

Circa 1770.

her letters, which she burnt after reading. In December 1773 she wrote to him: “I very much desire to hold on to zealous, daring, intelligent and skilled people so I ask you not to put yourself in danger to no purpose.

After reading this letter, you might find yourself asking to what end it was written. I can answer you: in order that you might have confirmation of the way I think about you, because I am always full of goodwill towards you.” Potemkin understood that he was awaited and hastened to St Petersburg.

He arrived in time. Catherine had just broken with the Orlovs and lost their support at a moment when court intrigues were growing intense. Unwilling to share power with her son, Tsesarevich Paul, who had strong support at court, the Empress feared to lose the throne altogether. She explained to Potemkin in confidence that she needed not just loyal people, but a kindred spirit. For his part, though, Potemkin demanded from the all-powerful Empress a “sincere confession”, clearly letting her know that he did not intend to be a mere pawn in her hands.

Their romance proved long-lived, Catherine and Grigory behaved like young lovers

Их роман оказался продолжительным. Екатерина и Потемкин вели себя словно юные влюбленные, опасающиеся родительского гнева. Виделись они украдкой, в тайных местах, соблюдая предельную осторожность: поднимались раньше лакеев и истопников, крадучись покидали свои апартаменты и пробирались темными коридорами. Любая оплошность могла скомпрометировать императрицу и вызвать нежелательные пересуды. «Я пришла к вам, но, увидав

Влюбленная сорокапятилетняя императрица с трудом находила слова, которые могли бы передать ее нежные чувства к «голубчику» Гришеньке: «Я его не люблю, а есть нечто чрезвычайное, для чего слов еще не сыскано. Алфавит короток и литер мало». «Какие счастливые дни я с тобой провожу. А скуки на уме нет, и всегда расстаюсь чрез силы и нехотя. Голубчик мой дорогой, я вас чрезвычайно люблю… Я отроду так счастлива не была, как с тобою…»

The 45-year-old Empress was so captivated that she could barely find the words to convey her tender feelings for her darling Grishenka: “I do not love him, but there is something extraordinary for which words have not yet been found. The alphabet is short and there are too few letters.”

“How happy are the days I spend with you. There is no boredom and I always have to force myself unwillingly to part. My dearest, I love you immensely… I have never been so happy in my life as I am with you…”

В 1766 году Екатерина II объявила созыв депутатов для работы в Уложенной комиссии для разработки нового свода законов, который должен был заменить множество различных и порой противоречащих друг другу указов, уставов и манифестов. Для депутатов императрица написала «Наказ», в котором изложила прогрессивные для того времени взгляды на политику и правовую систему.

In 1766 Catherine announced that she was summoning deputies for a commission to draft a new law code that was supposed to replace the mass of separate and at times contradictory decrees, regulations and manifestos. For the guidance of the deputies the Empress wrote “Instructions” in which she expressed views on politics and the legal system that were progressive for the time.

9/23/10

12:44

Page 72

Л иния жизни: вице-король Юга / l ine

of fate: viceroy of the south

Potemkin.qxd

72

«Народный праздник на Ходынке 19 июля 1775 года». Акварель неизвестного художника. Праздник в честь заключения Кучук-Кайнарджийского мира был оформлен в «турецком» стиле. Эту работу императрица поручила Василию Баженову. На поле воспроизвели Черное море, насыпав его контуры из песка, и в определенных местах расставили турецкие крепости. Краевед Сергей Любецкий писал: «Ходынское поле представляло великолепную панораму: на нем сооружена была целая громада построек, составлявшая целый временный город. Каждое здание, отличавшееся своим цветом, в турецком вкусе, с минаретами, киосками, каланчами имело вид крепости, острова, орды и корабля. Они назывались Азовом, Таганрогом, Керчью, Еникале и так далее…»

Popular Festivities on Khodynka Field, 19 July 1775.

Watercolour by an unknown artist.

The celebrations marking the conclusion of the Treaty of Kuchuk Kainarji were styled in a “Turkish” manner. The Empress entrusted this task to Vasily Bazhenov. The Black Sea was reproduced on the field my marking out its shape with sand and Turkish fortresses were placed at certain points.

The local historian Sergei Ljubetsky worte: “Khodynka Field presented a splendid sight: a whole host of structures were built upon it, forming an entire temporary town. Every building had a different colour, in the Turkish taste, with minarets, kiosks and watchtowers, and looked like a fortress, an island, a horde or a ship. They were named Azov, Taganrog, Kerch, Yenikale and so on.”

в дверь спину секретаря или унтер-офицера, убежала со всех ног», — писала Екатерина своему «cher époux» («милому супругу»). Ее сердце ни часа не могло «быть без любви».

Ключи от Европы и Азии Проходили годы. Потемкин, в отличие от фаворитов «на час», сосредоточил в своих руках огромную власть и фактически превратился в первое лицо в государстве, в царя без титула и короны. Осведомленные люди поговаривали, что всемогущего князя связывают с императрицей «святейшие узы» тайного брака, заключенного 8 июля 1774 года в храме Святого Сампсония на Выборгской стороне в Пе-

тербурге. Как часто бывает между близкими людьми, в отношениях Потемкина с императрицей были приливы и отливы. В век Просвещения ветреность вовсе не считалась пороком, и самодержица не скрывала своих увлечений от Потемкина: «Беда та, что сердце мое не хочет быть ни на час охотно без любви». Вокруг Екатерины всегда было много мужчин. Сменяли друг друга красавцы фавориты: Завадовский, Корсаков, Ланской, ДмитриевМамонов. Отводила ли им императрица самостоятельные партии, или они были только послушными исполнителями ее воли и капризов, зачастую с подачи Потемкина? С ними Екатерине было уютно, забавно, как с малыми детьми: они могли дуться, плакать, выпрашивать богатые подарки. А вот без Гришеньки и его «золотой головы» Екатерина оказывалась «как без рук». Императрица души не чаяла в своем «милом супруге» и собиралась возложить на него корону Курляндии или Польши, однако Григорий Александрович не желал быть марионеткой в чужих руках. Самолюбивый гордец считал, что Северная Европа не представляет геополитического интереса — подлинная политика вершится в Новороссии, на юге страны. С этой задачей не справился и сам император Петр Великий. По плечу ли она будет Циклопу, «Вид города Бахчисарая». С картины Федора Алексеева. Конец 1790-х годов. Бахчисарай являлся столицей Крымского ханства, присоединенного к России в 1783 году. В центре картины — городская площадь; слева — стена гарема, над которой возвышается Соколиная башня; справа — мечеть с двумя минаретами.

A View of the City of Bakhchiserai. From a painting by Fiodor Alexeyev.

Late 1790s.

Bakhchiserai was the capital of the Khanate of the Crimea annexed by Russia in 1783. In the center of the picture is the main square, to the left the harem, above which the Falcon Tower rises. On the right is a mosque with two minarets.

fearful of their parents’ anger. They met surreptitiously, in secret places, observing extreme caution: they got up before the servants and stokers, stealthily left each other’s apartments and picked their way along dark corridors. Any false step could have compromised the Empress and caused undesirable gossip. “I came to you, but, seeing the back of a secretary or NCO in the doorway, I fled as fast as my legs would carry me,” Catherine wrote to her “cher époux” (“dear

husband”). Her heart could not “be without love” for even an hour.

The Keys to Europe and Asia The years went by and Potemkin, in contrast to the favourites “of the hour”, gathered tremendous power in his hands and practically made himself the leading figure in the empire, a tsar without title or crown. Wellinformed people said that the mighty Prince and the Empress were joined by the “sacred

Генерал-фельдмаршал князь Г. А. Потемкин-Таврический. Портрет работы неизвестного художника. 1847 год. Ниже. Елизавета Темкина, дочь Григория Потемкина и Екатерины II. Портрет работы Владимира Боровиковского.

1798 год. Елизавета Темкина родилась в Москве во время празднования Кучук-Кайнарджийского мира, заключенного после победы в русско-турецкой войне. Она с детства знала тайну своего происхождения, а впоследствии получила обширные поместья в Херсонской губернии и счастливо вышла замуж за секундмайора Ивана Калагеорги.

Field Marshal Prince Grigory Potemkin-Tavrichesky. Portrait by an unknown artist. 1847.

Right. Yelizaveta Temkina, the daughter of Grigory Potemkin and Catherine II. Portrait by Vladimir Borovikovsky. 1798.

Yelizaveta Temkina was born in Moscow during the celebrations of the Treaty of Kuchuk Kainarji concluded after the victory in the RussoTurkish War. She knew the secret of her birth from an early age and later became mistress of extensive estates in Kherson province and made a happy marriage to an officer named Ivan Kalageorgi.

73

как прозвали этого неудержимого богатыря с львиной гривой и лицом лешего? «Вы обязаны возвысить славу России. Посмотрите, кому оспорили, кто что приобрел: Франция взяла Корсику, Цесарцы без войны у турков в Молдавии взяли больше, нежели мы. Нет державы в

bonds” of a clandestine marriage concluded on 8 July 1774 in the Church of St Sampson in the Vyborg Side district of St Petersburg. As is often the case between people who are close, Potemkin’s relationship with the Empress had its pattern of ebb and flow. In the Age of Enlightenment fickleness was not regarded at all as a flaw and the autocrat did not conceal her infatuations from Potemkin. “The trouble is my heart does not want to be without love for a single hour.” There were always many men around Catherine. Handsome favourites came one after another: Zavadovsky, Korsakov, Lanskoi, Dmitriyev-Mamonov. Did the Empress allow them an independent role, or were they merely obedient executors of her will and whims, often with Potemkin’s approval? With them Catherine felt comfortable and amused, as if with little children: they might sulk, weep, solicit expensive gifts. But without Grishenka and his “golden head” Catherine found herself floundering.

The Empress doted upon her cher époux and intended to make him a monarch, of Courland or Poland, but Grigory Alexandrovich had no wish to be a puppet in the hands of others. Proud and ambitious, he

Европе, чтобы не поделили между собой Азии, Африки, Америки. Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить Вас не может, а только покой доставит. Удар сильный — да кому? Туркам. Сие Вас еще больше обязывает. Поверьте, что Вы сим приобретением бессмертную славу получите и такую, какой ни один Государь в России еще не имел», — наказывал он Екатерине. Потемкин все чаще говорил ей о необходимости убрать с дороги Османскую империю, этот живой труп, чье смердящее дыхание угрожает европейскому спокойствию. Он уже воочию видел, как Россия, освободив Египет, Архипелаг, Грецию, выходит на берега древней Тавриды и восстанавливает огромную Греческую империю со столицей в Царьграде, на престоле которого воссядет внук императрицы Константин. Тогда в руках Российской империи окажутся ключи от Европы и Азии, и она станет величайшей державой в мире. В строжайшей тайне был разработан план захвата Крыма. Готовясь к его осуществлению, Потемкин уничтожил казачью

Потемкин не походил ни на одного из деятелей екатерининской эпохи. Блистательный вельможа, сибарит и сердцеед, светлейший не придавал значения условностям и часто принимал посетителей, раскинувшись на турецком диване в халате и «шарварах». Своим привычкам он не изменял даже в сильные морозы: набросит на плечи шубу, повяжет голову розовым платком и в туфлях на босу ногу явится без доклада в комнаты государыни. Вкусы у него были самые простые, унаследованные из родного Чижова, — поднимаясь по парадным лестницам, он грыз то яблоки, то чеснок, французским яствам предпочитал русские пироги.

Potemkin was unlike any other figure of Catherine’s time.

A brilliant grandee, sybarite and lady-killer, the Prince set no store by convention and often received guests sprawling on a Turkish divan in a dressing-gown and loosed trousers. He did not change his habits even in the coldest weather: he might throw a fur coat over his shoulders. wrap his head in a pink kerchief and pulling shoes on his bare feet appear with no official business in Her Majesty’s rooms. His tastes were very simple, retained from his native Chizhov — he would climb fancy staircases chewing on an apple or even garlic and preferred Russian pies to fine French dishes. had come to the conclusion that northern Europe was of no geopolitical interest — the future would really be decided in New Russia, in the south of the country. This was a task that had defeated even Peter the Great.

Would the Cyclops — as this irrepressible hero with a mane of hair and a satyr’s face was nicknamed — fare any better?

Л иния жизни: вице-король Юга / l ine

of fate: viceroy of the south

Potemkin.qxd

74

9/23/10

12:44

Page 74

вольницу Запорожской Сечи, тем самым расчистив подступы к вожделенным землям. Умело плетя интриги, он в ходе бессчетных переговоров убеждал крымского хана отказаться от престола. В обмен светлейший сулил Шагин-Гирею двести тысяч рублей ежегодного пенсиона и трон Персии. Поверив щедрым обещаниям, кото-

Ниже. «Вид на Севастополь и русскую эскадру». Гравюра Кристиана Готлиба Генриха Гейслера.

1794 год.

Below. View of Sebastopol and the Russian Squadron. Engraving by Christian Gottfried Heinrich Geissler. 1794.

«Пристанище людям, из всех стран текущим» В феврале 1784 года Потемкин получил чин фельдмаршала, возглавил Военную коллегию и стал генерал-губернатором присоединенных к России южных земель. Он понимал, что новой войны с Турцией не избежать, и начал энергично готовиться к будущему столкновению.

Справа. Памятная бронзовая медаль «На учреждение Черноморского флота». Работа Пуда Бобровщикова. 1785 год.

Right. A commemorative bronze medal for the establishment of the Black Sea fleet.

Made by Pud Bobrovshchikov. 1785.

рые никогда не будут исполнены, хан согласился подписать отречение, и в 1783 году в Крым вошли русские войска. «Какой государь составил столь блестящую эпоху, как Вы? — вопрошал Потемкин Екатерину. — Не один тут блеск. Польза еще большая. Земли, которые Александр и Помпей, так сказать, лишь поглядели, те Вы привязали к скипетру Российскому».

«Генерал-фельдмаршал князь Потемкин на набережной Невы». Левая часть диптиха работы Михаила Иванова.

1798 год.

Севастопольская бухта могла бы вместить и укрыть от бурь все европейские флоты — размерами она не уступала ни испанскому Кадису, ни британскому Магону, ни французскому Тулону, великим военно-морским базам Средиземного моря.

Sebastopol Bay could accommodate and shelter from the storms all the navies of Europe — in size it was not inferior to Spain’s Cadiz, Britain’s Port Mahon, or the French Toulon, the great naval bases of the Mediterranean.

Field Marshal Prince Potemkin on the Neva Embankment. Left-hand part of a diptych by Mikhail Ivanov. 1798.

“You are obliged to increase Russia’s glory.

Look, who has contended, who has acquired what: France has taken Corsica, [the Austrians] without fighting have taken from the Turks in Moldavia more than us. There is not a state in Europe that is not engaged in dividing Asia, Africa and America amongst themselves. The taking of the Crimea can neither strengthen nor enrich you, but only bring peace. A powerful blow — and against whom?

The Turks. This obliges you even more.

Believe that with this acquisition you will obtain undying glory, such as not a single ruler in Russia has ever had,” he exhorted Catherine. Potemkin spoke to her ever more frequently of the need to sweep away the Ottoman Empire, that living corpse whose stinking breath threatened the peace of Europe. He could already clearly picture Russia liberating Egypt, the Aegean and mainland Greece, reaching the shores of the Bosporus and re-establishing a huge Greek empire with Constantinople as its capital and the Empress’s grandson Konstantin on its throne. Then the Russian Empire would hold the keys to Europe and Asia; it would become the greatest power in the world.

75

В низовьях Дона, Днепра и Буга закипела работа по возведению мощных крепостей, был отдан приказ укрепить в кратчайшие сроки Азов, Таганрог, Керчь, Астраханскую оборонительную линию, отстраивать Херсонес. По вновь проложенным трактам на юг двинулись регулярные войска, строились корабли для Черноморского флота. Поднятые по команде эскадроны казаков и татар «спешили из глубин Азии» покорять пустынные степи Новороссии и Крыма. Российская империя с титанической энергией осваивала загадочный мир древних скифских просторов. Неожиданный источник людских ресурсов для колонизации этого необъятного края обнаружился сразу — в заповедные земли со всех концов империи устремились толпы беглого люда. Потемкин не церемонился и моментально возродил древний казачий принцип: «с Дону выдачи нет!». С 1775 года действовал указ, запрещавший помещикам разыскивать крепостных, укрывшихся в Тавриде. На все запросы следовал один ответ: все они «вступили по высочайшей воле в военное правление и общество, то и не может ни один из оных возвращен быть». Приезжавшим в Тавриду бесплатно раздавались стада выехавших за границу татар, по сходной цене распродавались табуны, принадлежавшие когда-то крымскому хану. Потемкин прекрасно понимал, что без

«Вид Херсона». С картины Федора Алексеева. Конец 1790-х годов. На картине изображена центральная площадь Херсонской крепости, слева — вход в Екатерининский (Спасский) собор, где в 1791 году был похоронен князь Потемкин.

View of Kherson. From a watercolour by Fiodor Alexeyev. Late 1790s.

The painting shows the central square of the Kherson fortress. On the left is the entrance to the St Catherine’s (Saviour) Cathedral, where Prince Potemkin was buried in 1791.

государственной поддержки все частные начинания будут обречены на неудачу. Поэтому на территориях Тавриды и Новороссии он отменил внутренние пошлины, ввел в портах режимы беспошлинной торговли. По его указаниям высаживали виноградники и сады, разрабатывали соляные копи, открывали мануфактуры. Всюду вырастали города — Екатеринослав, Херсон, Феодосия, Никополь, Новый Кайдак, Николаев, Севастополь мало походили на пресловутые «потемкинские деревни» и стали настоящим украшением новых земель.

Khan agreed to sign his abdication and in 1783 Russian troops entered the Crimea.

“A Haven for People Flooding From all Countries”

«Феодосия (Каффа)». С акварели Михаила Иванова. 1794 год. Во время своего путешествия Екатерина II посетила и город Каффу, которому в 1804 году вернули греческое имя Феодосия.

Feodosia (Kaffa). From a watercolour by Mikhail Ivanov. 1794.

During her famous journey Catherine also visited the town of Kaffa that in 1804 was given back its Greek name — Theodosia.

A plan for the capture of the Crimea was drawn up in the strictest secrecy. In preparing to carry it out, Potemkin did away with the free territory of the Zaporozhian Cossacks, thus clearing the path to his goal.

Intriguing with great skill, in the course of countless negotiations he sought to persuade the Crimean Khan to give up his throne. In exchange the Prince promised Shagin Girei an annual pension of 200,000 roubles and the throne of Persia. Believing these generous pledges that would never be kept, the

In February 1784 Potemkin was given the rank of field marshal, made head of the Collegium of War and governor general of the southern lands annexed to Russia. He realized that a further war with Turkey was inevitable and began actively preparing for the coming trial of strength. In the lower reaches of the Don, Dnieper and Bug work proceeded apace to erect strong fortresses; orders were issued to reinforce Azov, Taganrog, Kerch and the Astrakhan defensive line in the shortest possible time and to finish building Chersonesus. Regular troops moved along the newly laid out highways to the south; ships were built for the Black Sea fleet. Squadrons of Cossacks and Tatars were mobilized and “hastened from the depths of Asia” to establish control over the deserted steppes of New Russia and the Crimea. With titanic energy the Russian Empire assimilated the mysterious world of the ancient Scythian expanses.

9/23/10

12:44

Page 76

of fate: viceroy of the south

Potemkin.qxd

Ниже. Екатеринослав. С открытки начала XX века. Разработать градостроительный план Екатеринослава Потемкин поручил архитектору Ивану Старову. «Екатеринослав на горе» представлял собой вытянутый вдоль Днепра город с «судилищем наподобие древних базилик», лавками «полукружьем, наподобие Пропилей или преддверия Афинского, с биржею и театром посредине». Город опоясывали зеленые бульвары, широкие улицы и проспекты сходились к открывавшейся на Днепр площади, разбитой перед дворцом Потемкина. Палаццо в венецианском стиле скрывалось в саду с виноградными лозами, яблоневыми, вишневыми и грушевыми оранжереями, подземные лабиринты соединяли дворец с Преображенским собором и берегом Днепра.

Л иния жизни: вице-король Юга / l ine

76

бора заложила собственноручно императрица, второй — австрийский император, третий — князь Потемкин. Екатеринослав задумывался в качестве третьей, южной, столицы империи, как своего рода идеальный город, символизировавший преображение «обиталища зверей в благоприятное пристанище людям из всех стран текущим».

«Екатерина II, путешествующая в своем государстве». Рисунок Фердинанда де Мейса. 1787—1788 годы.

Памятный знак в виде «екатерининской мили». Установлен на трассе Симферополь–Феодосия на повороте в село Отважное. «Екатерининские мили» — знаки из известняка, установленные по приказу Потемкина через каждые 10 верст по пути следования императрицы.

A memorial in the form of a Catherine milestone, set up on the Simferopol-Feodosia highway by the turn to the village of Otvazhnoye. Markers like these, carved from limestone, were set up on Potemkin's orders every ten versts along the Empress's route.

Центром Новороссии Потемкин видел Екатеринослав, выросший против острова Монастырский и древней запорожской слободы Половицы. Основание нового города на величественной горе в излучине Днепра состоялось 9 мая 1787 года, во время путешествия Екатерины по югу России. Первый камень будущего Преображенского со-

An unexpected source of human resources for the colonization of this immense territory immediately revealed itself — crowds of runaway serfs rushed to the protected lands from all ends of the empire.

Potemkin saw the benefit and immediately resurrected the old Cossack principle that “No-one is handed back from the Don!” From 1775 a decree was in operation that forbade landowners from seeking serfs who had taken refuge in the Taurida. All inquiries met with the same standard reply: they had all “enlisted at the Empress’s will into the military administration and society, so that not one of them can be returned.” Those arriving in the Crimea were given free of charge the herds of the Tatars leaving for abroad, while the horses that had belonged to the Crimean Khan were sold off at reasonable prices. Potemkin understood full well that without the support of the state all private undertakings would be doomed to failure.

For that reason he annulled internal tariffs in the Taurida and New Russia and introduced a system of duty-free trade in the ports. On his orders vineyards and gardens were planted, salt mines were worked and factories

Left. Catherine II Travelling in Her Realm. Drawing by Ferdinand de Meys.

1787—88.

77 opened. Towns sprang up all over the area — Yekaterinoslav, Kherson, Feodosia, Nikopol, Novy Kaidak, Sebastopol. They bore little resemblance to the proverbial “Potemkin’s villages” and grew into real adornments of the new lands.

Potemkin envisaged New Russia having as its centre Yekaterinoslav that arose opposite Monastyrsky Island and the age-old Zaporozhye Cossack settlement of Polovitsy.

The new city was founded on a majestic eminence in a loop of the Dnieper on 9 May 1787, during Catherine’s journey to the south of Russia. The first stone of the future Transfiguration Cathedral was laid personally by the Empress, the second by the Austrian Emperor, the third by Prince Potemkin.

Yekaterinoslav was conceived as a third, southern, capital for the empire, as a sort of ideal city, symbolizing the transformation of “the abode of beasts into a congenial haven for people flooding from all countries”.

Below left. Yekaterinoslav.

From an early 20th-century postcard.

Potemkin entrusted the architect Ivan Starov with devising a town-plan for Yekaterinoslav.

“Yekaterinslav on the Hill” was a town stretched out along the Dnieper with “a great courthouse like ancient basilicas”, shops arranged “in a half-circle like the Propylaeum or vestibule in Athens, with an exchange and a theatre in the middle”. The city was girded by green boulevards; its broad streets and avenues converged on a square open to the Dnieper laid out in front of Potemkin’s palace. The palazzo in the Venetian style was hidden in a garden with grapevines, hothouses with apple, cherry and pear trees. Underground labyrinths connected the palace to the Transfiguration Cathedral and the bank of the Dnieper.

Разрушить, чтобы победить Размах строительных работ не мешал Потемкину неукоснительно продолжать подготовку к войне с Османской империей. При нем выросла целая плеяда талантливых полководцев и флотоводцев. Всячески поддерживая наиболее блестящих из них, таких как Суворов и Ушаков, главный фактор будущих побед Потемкин видел в солдате. «Деньги — сор, а люди — всё», — любил приговаривать несметно богатый князь и не жалея направлял собственные средства на государственные нужды. Он провел в армии широчайшие реформы, намереваясь в первую очередь избавиться от педантизма в управлении, разрушить «священные» устои, которые мешают солдатам воевать. Какая глупость, рассуждал он, считать, что «регулярство состоит в косах, шляпах, клапанах, обшлагах, ружейных приемах». Занимая себя «таковою дрянью», забывают о построениях, марше, исправности оружия, не умеют стрелять. «Одежда войск наших и амуниция таковы, что придумать

почти нельзя лучше к угнетению солдата, тем паче что он, взят будучи из крестьян, в тридцать почти лет возраста, узнает узкие сапоги, множество подвязок, тесное нижнее платье и пропасть вещей, век сокращающих». Потемкин не стеснялся писать императрице о том, что, казалось бы, мало подходит для обсуждения с женщиной. Он доказывал, например, что просторные сапоги удобнее узких, а портянки практичнее чулок: «Когда ноги намокнут или вспотеют, можно при первом удобном времени тотчас их скинуть, вытереть портянкой ноги и, обтерев их опять сухим уже оной концом, в скорости обуться». Здоровьем и пользой руководствовался он, выступая против буклей, косиц и пудры, ибо неизмеримо «полезнее голову мыть и чесать, нежели отягощать пудрою, салом, мукою, шпильками, косами». Благодаря заботам Потемкина в армии были

Одним из центров Екатеринослава выступал «университет купно с академией музыкальной», дирижером которой согласился было стать Вольфганг Амадей Моцарт. Однако приболевший виртуоз приехать не смог, и директором был назначен знаменитый итальянский композитор Джузеппе Сарти.

One of the centres of Yekaterinoslav was the “university together with a musical academy”, where Wolfgang Amadeus Mozart almost agreed to be its head. But the genius was unable to travel due to illness and the eminent Italian composer Giuseppe Sarti became director. Справа. «Памятник Потемкину-Таврическому в Херсоне». Гравюра на дереве Лаврентия Серякова. Опубликована в приложении к журналу «Русская старина» в 1886 году.

Right. The Monument to Potemkin in Kherson. Wood engraving by Lavrenty Seriakov. Published in a supplement to the periodical Russkaya Starina in 1886.

The Bad Reputation of a Favourite In early October 1791, the mortally ill Viceroy of the South, Serene Prince Potemkin of the Taurida, directed the peace negotiations with the Turks at Jassy. “I lack the strength to bear my torments any longer,” he wrote to Catherine in his last letter. “The only salvation remains to leave this town and I have ordered that I be brought to Nikolayev. I do not know what will come of me…” The following day, 5 October, he died on the dusty road in the Bessarabian steppe, having travelled just six versts from Jassy.

The news of Potemkin’s death shook Catherine deeply. The Empress fainted. Her courtiers thought she had had a stroke and sent for the doctor who bled her. “How can I replace Potemkin… Everything will be wrong,” the great Empress wailed when she came round.

But the reputation of having been a mere favourite was already dogging the Prince’s name. The brilliant Suvorov who owed his victories in no small part to Potemkin remained true to his laconic self when he heard of his death. He only said: “This man is the image of worldly vanities; run from

Л иния жизни: вице-король Юга / l ine

of fate: viceroy of the south

Potemkin.qxd

9/23/10

12:44

Page 78

«Лагерь Г. А. Потемкина под Очаковом». Копия неизвестного художника с акварели Михаила Иванова, профессора батальной живописи, служившего в штабе Г. А. Потемкина. Светлейший князь изображен с фельдмаршальским жезлом в руке, вдали — стены осажденного Очакова.

Poetmkin’s Camp outside Ochakov. Copy by an unknown artist from a watercolour by Mikhail Ivanov, a professor of battle painting attached to Potemkin’s staff. The Serene Prince is depicted holding a field marshal’s baton with the walls of the besieged Ochakov in the distance.

введены шаровары, суконные куртки, мягкие сапоги, холщовое нижнее белье и каска вместо шляпы. Его титанические усилия стоят за блестящими победами русских войск под Кинбурном и Рымником, Фидониси, Очаковом, Измаилом.

Дурная слава временщика

78

В первые дни октября 1791 года смертельно больной вице-король Юга светлейший князь Потемкин-Таврический руководил в Яссах мирными переговорами с турками. «Нет сил более переносить

«Изображение покойного господина генерал-фельдмаршала князя Г. А. Потемкина-Таврического». Гравюра пунктиром Гаврилы Харитонова по рисунку Михаила Иванова. После 1791 года.

Солдаты запомнили, каким был Потемкин под Очаковом: «Стоял трескучий мороз, днепровский лиман сковали льды. Вдруг раздалось: „Князь Григорий Александрович молится на батарее и плачет: ему жаль нас, солдатушек“ . Загремело: „Ура! С нами!“ Мы полетели на валы — и крепости как будто не было».

The soldiers remembered how Potemkin behaved at Ochakov. The frost was so hard that the Dnieper estuary was ice-bound. “Suddenly the word went around: ‘Prince Grigory Alexandrovich is praying on the battery and crying: he feels sorry for us common soldiers.’ With a mighty hurrah we hurled ourselves against the ramparts and the fortress was no more.” Карта турецких крепостей на Дунае, посвященная сражению при Мачине 28 июня 1791 года. Гравюра неизвестного австрийского художника.

1790-е годы. Последнее крупное сражение русско-турецкой войны 1787—1791 годов произошло 28 июня вблизи города Мачин на правом берегу Дуная. Русская армия под командованием Николая Репнина разгромила турецкие войска.

A map of Turkish fortresses on the Danube devoted to the Battle of Matchin on 28 June 1791. Engraving by an unknown Austrian artist. 1790s.

The last major clash of the Russo-Turkish War of 1787—91 took place near the town of Matchin on the right bank of the Danube.

The Russian army commanded by Nikolai Repnin routed the Turkish forces.

мои мучения, — писал он Екатерине в своем последнем письме. — Одно спасение остается оставить сей город, и я велел себя везти в Николаев. Не знаю, что будет со мною...» На следующий день, 5 октября, он скончался на пыльной дороге в бессарабской степи, успев отъехать от Ясс на шесть верст. Не нашлось даже серебряных монет, чтобы положить на глаза покойному, и старый солдат протянул свите два медных пятака. Печальный кортеж повернул обратно к Яссам, и только тут вспомнили, что надо отметить место, чтобы потом поставить памятник. Камней не нашли, и тогда атаман Антон Головатый, знавший Потемкина тридцать лет, вернулся на холм и воткнул в землю запорожскую пику. Известие о кончине Потемкина потрясло Екатерину II. Императрица упала в обморок — придворные подумали, что с ней случился удар, послали за доктором, тот пустил ей кровь. «Как можно мне Потемкина заменить... Все будет не то», — гореA depiction of the late Field Marshal Prince PotemkinTavrichesky. Stipple engraving by Gavrila Kharitonov after a drawing

by Mikhail Ivanov.

After 1791.

79

вала всесильная императрица, придя в себя. От этого несчастья она так и не оправилась. В январе 1792 года доверенный человек привез в Петербург и передал императрице главное сокровище Потемкина — письма Екатерины, связанные в пачки. Императрица отослала всех, заперла дверь и долго плакала. Однако дурная слава временщика уже шла по пятам светлейшего. Гениальный Суворов, своими победами в немалой степени обязанный Потемкину, узнав о его смерти, остался верен своему лаконичному стилю. Только и сказал: «Се человек — образ мирских сует, беги от них мудрый!» О светлейшем князе будут вспоминать как о «мрачном желчном сатрапе», подлом сластолюбце, присваивавшем чужие победы и посягнувшем на царскую власть. Павел I из ненависти к Потемкину прикажет вернуть Тавриде прежнее название Крым, Севастополь переименуют в Ахтияр, Керчь — в Еникале. Склеп с останками князя подвергнется осквернению и будет засыпан землей. Не устоит и памятник покорителю Крыма в Херсоне. Пожалуй, сбудутся грустные строки державинского «Водопада»: Чей одр — земля; кров — воздух синь; Чертоги — вкруг пустынны виды? Не ты ли счастья, славы сын, Великолепный князь Тавриды? Не ты ли с высоты честей Незапно пал среди степей?

rowful lines of Derzhavin’s poem The Waterfall ring very true.

Whose bed is the earth? Whose roof the azure sky?

Whose halls an empty wilderness?

Is it not you, o child of fortune and of fame, Magnificent Prince of Tauris?

Was it not you who from the heights of honour Fell suddenly amid the steppes?

them if you are wise!” People would recall the Serene Prince as “a gloomy irritable satrap”, a base voluptuary who appropriated the victories of others and encroached upon tsarist power. Out of hatred for Potemkin Paul I ordered that the Taurida be given back its former name of Crimea, Sebastopol was renamed Akhtiyar for a time and Kerch Yenikale. The Prince’s burial vault would be desecrated and filled with earth. The monument to the conqueror of the Crimea in Kherson would not endure either. The sor-

«Смерть Потемкина». Офорт Андрея Березникова. После 1791 года. Скоропостижная смерть князя потрясла Россию и вызвала массу откликов в мировой прессе.

The Death of Potemkin.

Etching by Andrei Bereznikov. After 1791.

The Prince’s sudden demise shook Russia and caused a lot of comment in the world’s press.

Л иния жизни: приспособленец / l ine

of fate: time-server

Lubchenko1.qxd

80

9/23/10

12:45

Page 80

В 1999 году на прилавках книжных магазинов Украины появилась книга под скромным названием «Щоденник» («Дневник») Аркадия Любченко — писателя, имя которого было предано в стране забвению полвека назад. В Доме писателей Украины был проведен торжественный вечер по случаю столетнего юбилея автора, а о его творчестве начали говорить как о «мощном» явлении в украинской литературе. Впрочем, поговорили-поговорили, но вскоре стыдливо замолчали… Текст «Дневника» даже для «помаранчево» настроенных читателей оказался чересчур вызывающим. Аркадий Любченко позволил себе написать немало лишнего, прославляя фашистскую Германию, якобы несущую освобождение его родной Украине… Не предполагал он, что Советская Россия не только выстоит в борьбе с захватчиками, но и победит… Немецкие войска в разрушенном Харькове, 11 ноября 1941 года. Удивительный факт: уже в ноябре 1941 года в городе оккупационные власти открыли кинотеатр — исключительно в пропагандистских целях. А многих харьковчан ждала голодная зима в неотапливаемых домах.

German troops in the ruins of Kharkov. 11 November 1941.

Astonishingly within the month the occupying authorities reopened a cinema in the city — exclusively for propaganda purposes.

For many of the locals a hungry winter in unheated houses lay ahead.

In 1999 a volume appeared on the shelves of Ukrainian bookshops with the modest title The Diary of Arkady Liubchenko, a writer whose name had been consigned to oblivion half a century before. A celebratory evening was held in the House of Writers in Kiev to mark the 100th anniversary of the writer's birth and people began to speak about his work and a “major phenomenon” in Ukrainian literature. People talked and talked, but soon they fell into an embarrassed silence… The text of the Diary proved too provocative even for readers of an “Orange” persuasion. Arkady Liubchenko permitted himself to write a good deal too much, glorifying Nazi Germany that supposedly was bringing liberation to his native Ukraine… He did not anticipate that the Soviet Union would not only stand up to the invaders, but defeat them completely… Ниже. Немецкий солдат бреется на площади Дзержинского в Харькове (во время оккупации переименованной в площадь Вермахта). Слева — сооружение для заправки техники водой. Июнь 1942 года.

Below. A German soldier shaving on Kharkov's Dzerzhinsky Square (renamed Wehrmacht Square during the occupation). The installation on the left is for refilling vehicles and equipment with water. June 1942.

мимикрия и крах «патриота» Игорь ГРЕЧИН, Игорь ЧУБАХА /

by Igor GRECHIN, Igor CHUBAKHA перевод цитат с украинского Игоря ЧУБАХИ / quotations translated from the Ukrainian by Igor CHUBAKHA

the last refuge of a scoundrel

81

«Вот улицами Харькова шагают части победоносной Немецкой армии. Повсюду виднеются сине-зеленые мундиры и шинели немецких солдат, сынов самого передового в мире народа, который является лучшим в мире другом украинского народа. Это они скинули с Украины ярмо жидомосковской оккупации, и за это им — наша глубокая признательность». Эти слова за подписью Любченко появились в харьковской газете «Нова Украина» в октябре 1941 года. Стоит отметить, что вскоре большая часть еврейского населения Харькова (видимо, то самое «ярмо», о котором писалось в газете) была расстреляна в Дробицком яру на окраине города. Любченко был отнюдь не одинок в проявлении верноподданнических чувств к завоевателям: некоторые художники объединились в артель и стали изготовлять и тиражировать портреты Гитлера, Мазепы, Петлюры… Начался процесс насильственной украинизации и борьбы с русским языком. Любченко оказался одним из тех, кто с радостью поддержал его. «Разделяй и властвуй» — это правило старо как мир. Расчленить единую страну — первый шаг к ее завоеванию. Об этом были хорошо осведомлены руководители Третьего рейха, и именно поэтому они поначалу благосклонно взирали на украинских «патриотов», которым ненависть к России застила глаза настолько, что они были готовы петь осанну немецким оккупантам.

Первые рассказы писателя Любченко были насыщены революционной романтикой и посвящены Гражданской войне. Критики отмечали сильное влияние импрессионизма на его творчество. В 1927 году Любченко опубликовал книгу «Буремна путь», в которой идеализировал героя-интеллигента. Второй сборник его произведений «Вона» (1929 год) подвергся критике, и Любченко пообещал «перестроиться» в духе партийных требований того времени. Ниже. Торжественная встреча немецких оккупантов на Западной Украине. Лето 1941 года.

Откуда эта ненависть? Впитал ли ее Аркадий Любченко с материнским молоком или попал под влияние революционных пропагандистов, разваливавших Российскую империю? О его детстве и юности мало что известно… Родился он в селе Старый Животов в 1899 году, учился в школе, потом в гимназии. В Гражданскую войну встал под знамена Симона Петлюры (за что был арестован впоследствии ГПУ, но вскоре — чудеса, да и только! — выпущен на свободу). Писать Любченко начал в 1923 году, вступил в союз пролетарских писателей Украины «Гарт» («Закалка»), потом стал секретарем ВАПЛИТЕ (Вольной академии пролетарской литературы).

The first short stories that Liubchenko wrote were devoted to the Civil War and full of revolutionary romance. Critics noted a strong influence of Impressionism on his work. In 1927 he published The Tempestuous Road, a novel that idealized its intellectual hero. A second anthology of his works, She (1929), was slated and Liubchenko swore to “reconstruct” himself in the spirit of the party’s demands at the time.

Below. The German invaders receive a formal welcome in the Western Ukraine. Summer 1941.

Л иния жизни: приспособленец / l ine

of fate: time-server

Lubchenko1.qxd

82

9/23/10

12:45

Page 82

Огромное влияние на Аркадия Любченко оказала дружба с Николаем Фитилевым, взявшим себе литературный псевдоним Микола Хвылёвый. Именно Хвылёвый выдвинул в 1920-х годах лозунг «Прочь от Москвы!» и предложил «Ориентацию на психологическую Европу». «Перед нами стоит такой вопрос: на какую из мировых литератур взять курс? — писал Хвылёвый. — Во всяком случае, не на русскую. От русской литературы, от ее стихии украин-

ская поэзия должна бежать как можно быстрее. Дело в том, что русская литература тяготеет за нами веками как хозяин положения, приучивший психику к рабскому подражанию». Иллюстрацией к программе Хвылёвого может служить его рассказ 1924 года под названием «Я (Романтика)», герой которого — руководитель местного ЧК — приговаривает свою мать к расстрелу во имя идеалов революции. Впрочем, Хвылёвый сразу отрекся от своих взглядов, когда выяснилось, что их не разделяет Иосиф Сталин, и советская критика развернула борьбу с «хвылевизмом». Аркадий Любченко последовал примеру друга: ошибки свои признал и пообещал «исправиться». В 1930-х годах он работает корреспондентом, пишет хвалебные статьи о коллективизации и успехах социалистического строительства на Украине, ездит по стране, руководит рабочими литкружками. В 1934 году участвует в Первом съезде советских писателей, становится видным литературным

Николай Фитилев (псевдоним Хвылёвый) родился в семье русского рабочего, занимался революционной пропагандой, в 1919 году стал членом РКП(б), возглавлял ЧК Богодуховского района. В 1933 году покончил жизнь самоубийством.

Nikolai Fitilev (pen-name Mikola Khvyliovy) was born into a Russian working-class family. He engaged in revolutionary propaganda and in 1919 became a member of the Bolshevik party, becoming head of the Cheka in the Bogodukhov district of the Ukraine. He committed suicide in 1933.

Иосиф Сталин в письме «Тов. Кагановичу и другим членам ПБ ЦК КП(б)У» (от 26 апреля 1926 года) расценил позицию Миколы Хвылёвого как борьбу «против „Москвы“ вообще, против русских вообще, против русской культуры и ее высшего достижения — ленинизма». После этого Хвылёвый не раз публично отрекался от своих взглядов, продолжал писать и публиковать свои произведения, а 13 мая 1933 года собрал своих друзей-писателей и, выйдя в соседнюю комнату, застрелился. Борцы за «свободную» Украину всегда обращались за помощью к другим государствам. Не исключением стал и Симон Петлюра (справа), сфотографированный во время беседы с польским генералом Антонием Листовским перед походом на Киев. Апрель 1920 года.

Those fighting for a “free” Ukraine always appealed to other countries for help.

Symon Petliura (right) was no exception. He is shown here talking with the Polish General Antoni Listowski before his campaign against Kiev. April 1920.

“Now units of the victorious German army are marching in the streets of Kharkov.

Everywhere you can see the blue-green uniforms and greatcoats of the German soldiers, the sons of the most advanced nation in the world and the best friend in the world to the Ukrainian people. They are the ones who have thrown off from the Ukraine the yoke of Yid-Muscovite occupation, for which they have our profound thanks.”

Those words appeared above Liubchenko’s signature in the Kharkov newspaper Nova Ukraina in October 1941. It should be noted that soon the majority of Kharkov’s Jewish population (evidently the “yoke” mentioned in the newspaper) were shot at the Drobytsky Yar ravine outside the city.

In a letter to Kaganovich and other members of the Ukraine’s Politburo dated 26 April 1926 Joseph Stalin interpreted Mikola Khvyliovy’s stance as opposition “to ‘Moscow’altogether, to the Russians in general, to Russian culture and to its highest achievement — Leninism”. After that Khvyliovy publically renounced his views on several occasions, while continuing to write and publish his works. Then on 13 May 1933 he gathered his writer friends together, went into the next room, and shot himself.

Максим Горький выступает на I Всесоюзном съезде советских писателей. Фотография 1934 года. Из 582 делегатов, участвовавших в работе съезда, Аркадий Любченко оказался единственным, кто впоследствии перешел на сторону оккупантов. Ниже. Постановление ЦК ВКП(б) «О перестройке литературнохудожественных организаций», опубликованное в газете «Правда» 23 апреля 1932 года.

Maxim Gorky speaking at the 1st All-Union Congress of Soviet Writers. 1934 photograph.

Of the 582 delegated to the congress, Arkady Liubchenko proved to be the only one who later defected to the side of the Nazi invaders.

Below. The Central Committee resolution “On the reconstruction of literary and artistic organizations”, published in Pravda on 23 April 1932, that led to monopoly “creative unions”.

Liubchenko was far from alone in displaying loyal sentiments towards the occupying forces: some artists formed a collective and began to create and have printed in large numbers portraits of Hitler, Mazeppa, Petliura and others. A campaign of forcible Ukrainization and suppression of the Russian language began. Liubchenko was among those who happily supported it.

“Divide and conquer” is a maxim almost as old as the world. Splitting up a united country is the first step to taking control of it. The leaders of the Third Reich were well aware of this and that is why they looked so favourably at first on the Ukrainian “patriots” whose hatred for Russia blinded them to such an extent that they were ready to sing hymns of praise to the German invaders.

Where did that hatred come from? Did Arkady Liubchenko drink it in with his mother’s milk or was he influenced by the propagandists who broke apart the Russian Empire? We know little of his childhood and youth… He was born in the village of Stary Zhivotov in 1899, went to school, then a gymnasium. In the Civil War he rallied to the flag of Simon Petliura (for which he was later

функционером, усвоившим дух и букву партийных постановлений. В «Дневнике», правда, он напишет о том, что разочаровался в коллективизации, что ему приходилось мимикрировать, маскироваться, терпеть идеологические взбучки от своих коллег, «на жидовскую гибкость отвечать также гибкостью»…

Ниже. Торжественное собрание колхозников перед выходом в поле. Период коллективизации. Фотография 1930-х годов.

83

Below. A formal meeting of collective farm workers before going out into the fields.

Photograph from the period of collectivization in the 1930s.

Автор «Дневника» намеренно драматизирует пережитые им при большевиках «страдания», но умалчивает о том, что неоднократно публично каялся, когда его обвиняли в дружбе с Хвылёвым, в «буржуазно-националистических» настроениях и идейных ошибках… Свое «советское» прошлое он оправдывает перед оккупантами так: «Да, писал, потому что мне приказано было писать. Как и остальные подсоветские писатели, я считался мобилизованным и получал приказы, которые должен был выполнять. А если бы меня приставили к миномету и приказали стрелять в немцев — что я должен был бы делать? Стрелять». Но в 1941 году Аркадия Любченко никто не приставил к миномету: его, как и остальных литераторов-функционеров, должны были эвакуировать в тыл. Но он

Л иния жизни: приспособленец / l ine

of fate: time-server

Lubchenko1.qxd

84

9/23/10

12:45

Page 84

Немецкие танки на площади Розы Люксембург в Харькове. Октябрь 1941 года. Очевидец тех событий профессор Борис Булгаков писал: «Каждое утро в подворотнях лежали трупы умерших от голода или застреленных немцами во время комендантского часа».

In one of his conversations with his closest entourage Hitler shared his plans for the Ukrainian people: “We were the ones who in 1918 created the Baltic states and the Ukraine. It would be a mistake to again give them any sort of organization. I am opposed to a university in Kiev. Better not to teach them to read.

They will not love us for the pains of learning… We shall provide the Ukrainians with scarves, beads and all the things that colonial peoples are so fond of.”

Ниже. «Солдаты Гитлера — это друзья народа». Агитационный плакат. 1942 год.

German tanks on Rosa Luxemburg Square in Kharkov. October 1941.

Below. “Hitler’s soldiers are the friends of the people”.

Propaganda poster from 1942.

В одной из бесед со своим ближайшим окружением Адольф Гитлер поделился планами относительно украинского народа: «Именно мы в 1918 году создали балтийские государства и Украину. Было бы ошибкой дать им снова какую-либо форму организации. Я против университета в Киеве. Лучше не учить их читать. Они не полюбят нас за муки обучения... Мы снабдим украинцев шарфами, стеклянными бусами и всем тем, что так любят колониальные народы». arrested by the GPU, but soon — wonders never cease! — released). Liubchenko began writing in 1923. He joined the union of proletarian writers of the Ukraine, known as Hart (Hardening), then became secretary of the Free Academy of Proletarian Literature.

Arkady Liubchenko was greatly influenced by his friendship with Nikolai Fitilev, who had taken the pen-name Mikola Khvyliovy. It was Khvyliovy who in the 1920s advanced the slogan “Away from Moscow!” and proposed an “orientation on psychological Europe”. “We are faced with the question by which part of world literature to set our course,” Khvyliovy wrote. “In any case not by Russia. From Russian literature, from its element, Ukrainian poetry should flee as fast as possible. The fact is that Russian literature has hung upon us for centuries as the master of the situation, training our psyche to slavish imitation.” An illustration of Khvyliovy’s programme can be found in his 1924 short story entitled I (a Romantic), whose hero — the head of a local Cheka — condemns his own mother to death in the name of revolutionary ideals. But Khvyliovy immediately abandoned his views when it

«Слава Гитлеру! Слава Бандере! Да здравствует независимая Украинская Соборная Держава!» Такими лозунгами встречали на Украине немецких оккупантов члены Организации украинских националистов, возглавляемой Степаном Бандерой (ОУН-Б). Члены ОУН во Львове даже провозгласили создание Украинского государства, но руководители Германии не поддержали их, а Бандеру поместили в особый концлагерь для политических деятелей.

“Glory to Hitler! Glory to Bandera! Long live the independent Ukrainian United State!” Such were the slogans with which the German invaders were greeted by members of the Organization of Ukrainian Nationalists faction led

by Stepan Bandera. OUN members in Lvov even proclaimed the creation of a Ukrainian state, but the Nazi leadership did not support the move and Bandera was sent to a special concentration camp for political figures.

85

остался и встретил тех, кого считал «освободителями», в Харькове. В «Дневнике» он пишет: «Украина воскресает. Средь военной разрухи и пожаров возрождается как феникс из пепла… Сколько пережито за последний месяц! А сколько еще впереди — и голод, и холод, и лишения, и кровь… Но мой народ, пройдя это страшное горнило, познает новую прекрасную жизнь…» Оказалось, однако, что народ этих надежд не разделяет. Любченко с досадой отмечает: «Но партизаны и разные прочие большевистские агенты деятельности не прекращают. Население не выдает их, боится, ждет. Раз так — пусть само население погибает от голода, от холода, черт с ним! Таких граждан и „компатриотов“ нам, конечно, не нужно». Своих соотечественников Любченко призывает учиться у немцев: «Поражаюсь одаренной умеренности, обстоятельному охвату комбинированными ударами та-

Немецкие солдаты в столице Украины. 19 сентября 1941 года.

German soldiers in the capital of the Ukraine. 19 September 1941.

кого колоссального фронта — так могут только немцы. Надо учиться, учиться у них, хотя многие из моих земляков, медлительных и заносчивых, не хотят этого понять». Любченко горячо поддерживает все начинания немецкой власти, и в частности реформу украинского языка — переход на латинскую азбуку. Он считает, что так — хотя бы формально! — его страна приблизится к Европе. Кириллицу он считает виновной во многих бедах, которые испытал украинский народ. С ненавистью он пишет о тех своих соотечественниках, которые продолжают разговаривать по-русски…

Плакат немецкой администрации области Галиция с призывом вступать в дивизию СС «Галичина».

1943 год. Дивизия СС «Галичина» предназначалась для карательных операций, но летом 1944 года в районе города Броды ее использовали против регулярных частей Красной Армии. В этом бою она была фактически уничтожена, но ее вскоре пополнили и переименовали в Украинскую №1.

A poster from the German administration of the Galicia region calling on volunteers to join the SS Galizien division. 1943.

The SS Galizien Division was intended for punitive operations, but in the summer of 1944 in the area of the town of Brody it was put up against regular units of the Red Army. It was almost annihilated in the battle, but soon remanned and renamed the 1st Ukrainian Division.

emerged that they were not shared by Joseph Stalin and the Soviet critics unleashed a campaign against “Khvyliovism”. Arkady Liubshenko followed his friend’s example: he acknowledged his mistakes and promised to “improve”. In the 1930s he worked as a reporter, writing articles praising collectivization and the suc-

cesses of Socialist construction in the Ukraine, as well as travelling around the country and guiding workers’ literary circles. In 1934 he took part in the first congress of Soviet writers and became a prominent literary functionary, having mastered the spirit and the letter of party resolutions.

He excused his “Soviet” past to the occupiers with these words: “Yes, I wrote, because I was ordered to write. Like all other writers under the Soviets I considered myself mobilized and received orders that I had to carry out. And if they assigned me to a mortar and ordered me to fire at the Germans, what would I have to do? Fire.”

Л иния жизни: приспособленец / l ine

of fate: time-server

Lubchenko1.qxd

86

9/23/10

12:45

Page 86

Однако восхищение захватчиками в 1943 году сменяется некоторой растерянностью: после разгрома под Сталинградом они начинают терпеть одно поражение за другим. Любченко пишет: «Положение весьма опасное. И все же в моем сознании не укладывается: отчего это советы стали такими могучими и непобедимыми, а немцы, признанные во всем

Украинские партизаны. В октябре 1941 года на украинских землях было сформировано более семисот партизанских отрядов, численностью более 25 тысяч человек.

Ukrainian partisans. In October 1941 more than 700 partisan units were formed across the Ukraine, with more than 25,000 members altogether.

тоже не в силах осознать: «Был в селе Бикивцы, за рекой Сан, где сразу же за мостом огромный лагерь военнопленных большевиков, а выше на горе — кладбище для них же. Над могилами кое-где сохранились написанные фамилии и обозначение нац. принадлежности. В каждой могиле по 5–8 человек — украинцы, русские, грузины, азербайджанцы… „Интернационал“ того света. Вот и довоевались хлопцы — за что? Украинцы, абхазцы, татары, таджики, грузины — за что? За Россию. Лежат вот, гниют… Но за что, за что погибли? За Сталина? За Москву „родимую“? Вот черт! Какое идиотство!.. Какое неимоверное идиотство!» Близится разгром Третьего рейха, и предателем овладевает страх, а ночами ему снится, как он попадает в плен к ненавистным большевикам. В «Дневнике» 24 января 1945 года он фиксирует неутешительные вести: «...наступление Советов. Ураганное наступление! Оставлены Варшава, Лодзь, Ченстохова, Краков. И это за каких-то пять дней! Уже отдан и Оппель под Бреслау. Если и дальше немцы будут так

мире воины, такими будто бы бессильными, бездарными, способными лишь на безоглядное бегство? Нет, тут кроется какая-то тайна, какая-то хитрость». Ему чужды такие понятия, как героизм, готовность пойти на смерть ради Родины. Братство народов СССР Любченко

But in 1941 nobody assigned Arkady Liubchenko to a mortar: he was due to be evacuated far from the fighting like all the other literary functionaries. Instead he chose to stay and greet those he regarded as “liberators” in Kharkov. In the Diary he wrote: “The Ukraine is resurrecting. Amid the ruins of war and fires it is rising again like the Phoenix from the ashes… How much I have lived through this past month!

And how much still lies ahead — hunger and cold, privations and blood. But my people, after going through this terrible crucible, will come to know a new, beautiful life.”

It turned out, however, that his people did not share those hopes. Liubchenko noted with vexation: “The partisans and various other Bolshevik agents continue their activities. The populace does not hand them over; they are scared and are waiting. Since that is the case, let the populace themselves die of hunger and cold. To hell with them! We have no need of such citizens and ‘compatriots’ of course.”

Liubchenko called on his countrymen to learn from the Germans: “I am amazed by the gifted moderation, the comprehensive grasp kept by a combination of blows on

Киев, наполовину разрушенный немецкими бомбардировками. Во время обороны Киева советскими войсками город подвергался усиленным авианалетам противника.

87

such a colossal front — only Germans can do that. We need to learn, learn from them, although many of my countrymen, slow and arrogant, don’t want to understand that.”

But then admiration for the invaders gave way in 1943 to a certain perplexity: after the debacle at Stalingrad they began to suffer one defeat after another. Liubchenko wrote: “The situation is highly dangerous. Yet I still cannot get it into my mind: how have these Soviets become so powerful and invincible, and the Germans, warriors acknowledged by the whole world, so apparently feeble and untalented, capable only of headlong flight? No. There is some secret here, some trick.”

The rout of the Third Reich was fast approaching and the traitor was gripped by fear. He had nightmares about finding himself a prisoner of the hated Bolsheviks. In the

Беженцы. Зима 1941 года. Массовый геноцид еврейского населения на Украине стал причиной огромного числа беженцев, пытавшихся избежать смерти.

Refugees. Winter 1941.

The mass genocide of the Jewish population in the Ukraine caused a huge tide of refugees desperate to escape from death.

Справа. Центральный вокзал в Киеве: отправка украинской молодежи на работу в Германию.

Right. The central station in Kiev: young Ukrainians being sent off to work in Germany.

Увидев в Харькове транспарант «Великая слава и благодарность немецкому фюреру Адольфу Гитлеру, освободившему украинский народ от жидовско-московского ига», Любченко отметил: «Постепенно Украина, по крайней мере внешне, украинизируется».

Diary on 24 January 1945 he recorded some unfavourable news: “A Soviet advance. At hurricane force! Warsaw, Lodz, Czenstochowa, Krakow have been abandoned. And that in a matter of five days! Oppel outside Breslau has already been surrender too. If the Germans continue to fall back like this, then in a week or two panic might grip Berlin itself. And the whole thing could really end in catastrophe. Although I don’t believe that.

On their own territory the Germans should still stand up to this onslaught.”

Then comes the entry for 30 January 1945.

“The most unpleasant reports are reaching us from the eastern front. Colossal trophies have been seized by the Bolsheviks, because the Germans barely managed to get anything away on time. At Radom, so they say, even the Germans themselves, the whole administrative body with all its stocks, fell into enemy hands. And not only in Radom… It’s awful! I don’t understand how all this could happen.

Where is the intelligence corps? Where is the much-vaunted German foresight (they themselves were sounding off about an expected attack from the East) and painstaking organization? Stalin will end like Hitler began.

Kiev during an air-raid.

While the Soviet forces still defended the city, it was pounded by the enemy from the air.

откатываться, то за неделю-другую в самом Берлине может произойти паника. И вообще все может действительно закончиться катастрофой. Хоть я и не верю. Верно на своей уже земле немцы должны этот напор еще сдержать». Далее — запись от 30 января 1945 года: «С восточного фронта доходят наинеприятнейшие известия. Колоссальные трофеи захватили большевики, потому что немцы почти ничего не успели вывезти. В Радоме, говорят, даже сами немцы, весь административно-хозяйственный аппарат со всем добром попал во вражеские руки. Да и не только в Радоме… Ужас! Не понимаю, отчего это все могло случиться? Где же разведка? Где же немецкая хваленая предусмотрительность (сами же трубили про ожидаемое наступление с востока) и педантичная организованность? Сталин заканчивает так, как Гитлер начинал. Вот диалектика! Или это исключительная бездарность командования на этом фронте? Или, может, заурядная измена? Так почему-то выглядит. Подразумевать иное — это подразумевать поистине чрезвычайную мощь, непобедимость большевистской

When he saw a banner in Kharkov proclaiming “Great praise and thanks to the German Führer Adolf Hitler who has liberated the Ukrainian people from the Yid-Muscovite yoke”, Liubchenko remarked: “Gradually the Ukraine is becoming Ukrainianized, at least outwardly.”

Л иния жизни: приспособленец / l ine

of fate: time-server

Lubchenko1.qxd

88

9/23/10

12:45

Page 88

силы. Тогда — конец». Это признание ценно тем, что написано непримиримым врагом — и советской власти, и России. Плачевна судьба предателя, сначала из трусости служившего одной тоталитарной системе, потом — уже из наивности — другой, более жесткой и чуждой. Любченко описывает свои мытарства на оккупированной немцами территории, перемежая их описаниями своих сексуальных похождений — реальных или вымышленных, бог весть. Война, царящая повсюду смерть — все это необычайно обостряет его половые инстинкты. Отступая вместе с оккупантами, он попадает во Львов и там оказывается в гестаповской тюрьме, ибо фашисты начинают террор против украинской интеллигенции, большая часть которой не поддержала их власть. Прежние «заслуги» Любченко перед германскими захватчиками забыты: как «патриот», он теперь представляет для них опасность. Но все-таки ему удается выйти из застенков, но уже тяжелобольным — обострение язвы желудка. Потом следует бегство — в переполненных немцами и такими же предателями, как он, железнодорожных поездах… Смерть настигает его в немецком городе Бад-Киссинген 25 февраля 1945 года. Казалось бы, приговор истории неумолим, и имя Аркадия Любченко, запятнавшего себя сотрудничеством с самым кровавым режимом эпохи, навсегда станет символом предательства, но… Его днев-

There’s dialectics for you! Or is it just down to the lack of talent on the part of those commanding that front? Or perhaps common treachery? That’s what it looks like for some reason. To imagine anything else is to imagine the truly extraordinary might and invincibility of the Bolshevik forces. In that case it is the end.” This admission is all the more valuable having been written by an irreconcilable enemy of Soviet power and of Russia.

The fate of the traitor who first served one totalitarian regime out of cowardice, and then — out of naivety — served another, more brutal and alien. Liubchenko described his ordeals on German-occupied territory, interspersing them with descriptions of his amorous adventures, whether real or imagined, God only knows. The war and death reigning supreme served to greatly heighten his sexual instincts. Retreating together with the invaders, he found himself in Lvov where he was thrown into a Gestapo prison — the Nazis were beginning to use terror against the Ukrainian intelligentsia, the greater part of which had not supported their rule.

Liubchenko’s previous “services” to the Ger-

ник, оказавшийся в Канаде, был подготовлен к печати и издан. На волне антироссийских настроений на Украине Любченко объявляют едва ли не классиком украинской литературы, борцом за свободу и даже готовы простить его «слабости» (трусость, фашизм, антисемитизм) — лишь бы пополнить скудный пантеон деятелей, провозглашавших Россию главным врагом Украины. Почему врагом? Потому что раскол братских народов ведет к их ослаблению, потому что принцип все тот же: «Разделяй и властвуй». Церковь Святого преподобного Сергия Радонежского в германском городе Бад-Киссинген существует более ста лет. Современная фотография. «На это вам скажу, что сам не знаю, какая у меня душа, хохлацкая или русская... Обе природы слишком щедро одарены Богом, и как нарочно каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой, — явный знак, что должны пополнить одна другую» — эти слова Николая Гоголя как нельзя лучше служат ответом тем, кто пытается разделить русский и украинский народы.

The Orthodox Church of St Sergius of Radonezh has adorned the German town of Bad Kissingen for over a century. Present-day photograph.

man occupiers were forgotten: as a “patriot” he was now a danger to them. He nonetheless managed to get out of prison, but was already seriously ill with an aggravated stomach ulcer. Then came flight westwards in railway carriages jammed full of Germans and other traitors like himself… Death finally caught up with him in the German spa town of Bad Kissingen on 25 February 1945.

It might seem that the verdict of history was beyond appeal and the name of Arkady Liubchenko, besmirched by collaboration with the bloodiest regime in modern times, would remain for ever a symbol of treachery, but… His diary, which ended up in Canada, was prepared for print and published. On a wave of anti-Russian sentiment in Ukraine, Liubchenko was declared little short of a classic figure of Ukrainian literature, a freedomfighter, and people were even prepared to overlook his peccadilloes (cowardice, Fascism, anti-Semitism) just to fill out the sparse pantheon of figures who have proclaimed Russia the chief enemy of Ukraine. Why an enemy? Because division between fraternal peoples leaves them weaker. The principle remains the same: “Divide and conquer.”

“To that I shall tell you that I do not know myself what soul I have, Ukrainian or Russian…God has given me both natures too generously, and as if on purpose each of them separately contains what the other does not — a clear sign that the one should enrich the other.” Those words from Nikolai Gogol provide a perfect answer to those who would try to divide the Russian and Ukrainian peoples.

Страна, которую мы потеряли / t he

country that we lost

Bishkek.qxd

9/23/10

12:50

Page 90

С древних времен через Чуйскую долину пролегала восточная ветвь Великого шелкового пути, по которому шли торговые караваны из Китая в Европу. Здесь, в долине, она встречалась с другой ветвью, ведущей через Центральный Тянь-Шань, мимо озера Иссык-Куль. Неудивительно, что вблизи этого перекрестка возникали селения и города и велась оживленная торговля. Впрочем, именно поэтому эти места привлекали тех, кто хотел поживиться чужим добром.

Легенда гласит, что во время одного из набегов местные жители были вынуждены уйти в горы со своим скарбом и одна беременная женщина в спешке не могла найти бишкек — так называется по-киргизски мутовка для приготовления кумыса. От волнения женщина преждевременно разрешилась от бремени, а ее крики «Бишкек!» дали имя новорожденному, который впоследствии прославился многими подвигами и благочестивыми деяниями. После смерти его похоронили на берегу реки Аламедин.

From ancient times the Chu valley was part of the eastern branch of the Great Silk Road along which trade caravans travelled from China to Europe. Here in the valley it met with another branch that led over the Central Tian Shan mountains and passed the great lake of Issyk-Kul. It is not surprising that settlements and towns sprang up near that junction and that trade there was lively. But that very aspect of the area attracted those who wanted to profit at the expense of others.

Перекресток цивилизаций

91

90

город-сад у отрогов Тянь-Шаня Игорь РЖАНИЦЫН / by Igor RZHANITSYN

the garden city among the spurs of the Tian Shan

Междуречье Аламедин и Ала-Арча во многих средневековых документах называется святым местом, известным благодаря источникам целебной воды. Люди здесь селились с эпохи неолита: каменные орудия труда, найденные археологами, датируются 5–4-м тысячелетиями до н. э. В эпоху бронзы здесь жили земледельцы и скотоводы, а с началом железного века — кочевые племена, объединявшиеся в союзы. Курганные могильники в окрестностях Бишкека остались с тех времен. Великий шелковый путь вдохнул новую жизнь в Чуйскую долину: один за другим здесь стали возникать города, а в записках некоего средневекового путешественника было отмечено: «...цепь городов такая плотная, что кошка может пройти по всей долине, ни разу не спустившись с крыш домов». Справа. «Монгольский всадник с пленными». Иранская миниатюра. Первая четверть XIV века. После нашествия монголов в XIII веке города в Чуйской долине пришли в упадок.

Left. Battle in the Chu Valley. Illustration by Theodor Herzen for the Kirghiz folk epic Manas. 1970s.

The epic about the exploits of the champion Manas was preserved by the Kirghiz people in oral form.

It contains more than half a million lines of verse, making it the longest epic in the world. The first written mentions of the poem date from the sixteenth century.

В арабских рукописях того времени упоминаются города, находившиеся в районе нынешнего Бишкека: Джуль, Пакап, Тарсакент. Города были многоконфессиональными: мусульмане и христиане, зороастрийцы и буддисты мирно существовали в одних стенах, а степные кочевники верили в духов, с которыми общались их шаманы. В XIII веке татаро-монгольское нашествие положило конец процветанию городов: те, что не разрушили завоеватели, постепенно приходили в упадок. Обезлюдел и Шелковый путь, нарушилась связь между двумя цивилизациями — восточной и западной. Потом наступили времена междоусобных войн и эпидемий: некогда цветущая Чуйская долина превратилась в выжженную солнцем пустыню. Лишь изредка курился дымок над киргизскими и казахскими кочевьями. В начале XIX века, воспользовавшись разобщенностью киргизских племен, Чуйскую долину захватило Кокандское ханство. Для того чтобы утвердиться в

Слева. «Битва в Чуйской долине». Иллюстрация Теодора Герцена к народному киргизскому эпосу «Манас». 1970-е годы. Эпос о подвигах богатыря Манаса сохранялся киргизским народом в устной форме. Он насчитывает более полумиллиона стихотворных строк и является самым длинным эпосом в мире. Первые упоминания об эпосе относятся к XVI веку.

Right. A Mongol Horseman with Prisoners. Iranian miniature. First quarter of the 14th century.

After the Mongol invasion in the thirteenth century the towns in the Chu valley fell into decline.

The legend goes that during one raid the local inhabitants were forced to retreat into the mountains with all their household goods.

In the rush one pregnant woman was unable to find her bishkek — the Kyrgyz word for a beater used to make koumiss from mare’s milk. The upset caused the woman to go into labour prematurely, and her cries of “Bishkek!” gave a name to her youngster, who grew up and became famous for many great exploits and pious deeds. After his death he was buried on the bank of the River Alamedin.

A Crossroads of Civilizations The area between the Alamedin and Ala Archa rivers is referred to in many mediaeval manuscripts as a holy place famous for its medicinal springs. People first settled here in the Neolithic era: the stone tools found by archaeologists date from the fifth and fourth

millennia BC. In the Bronze Age farmers and herders lived here, and from the start of the Iron Age nomadic tribes who came together in alliances. Burial mounds on the outskirts of Bishkek remain from that time.

The Great Silk Road breathed new life into the Chu valley: towns sprang up here one after another, and one mediaeval traveller wrote that “the chain of towns is so dense that a cat might pass the whole length of the valley without ever coming down from the roofs of the houses.”

Arab sources of the period mention towns that were situated in the area of present-day Bishkek: Djul, Pakap, Tarsakent. These settlements had a multitude of religions: Muslims and Christians, Zoroastrians and Buddhists coexisted peacefully within their walls, while the nomads of the steppes believed in spirits with which their shamans communicated.

Страна, которую мы потеряли / t he

country that we lost

Bishkek.qxd

92

9/23/10

12:50

Page 92

этом районе, кокандцы начали строительство цепи военных укреплений, одно из них, возведенное в 1825 году на берегу реки Аламедин, назвали крепостью Пишпек. Наружный крепостной вал высотой пять и толщиной до десяти метров был окружен рвом, а за ним возвышались внутренние стены и башни с бойницами. Вокруг укрепления начали появляться жилые дома, ремесленные мастерские, караван-сараи, кузницы... К середине XIX века в Пишпеке насчитывалось около тысячи дворов. Расположение крепости было выбрано в самом узле путей, по которым кочевые племена следовали с летних пастбищ на зимние. Здесь же проходила дорога, ведущая к озеру Иссык-Куль и Семиречью, и кокандцы собирали дань со всех торговых караванов. Кроме того, в крепости находились заложники из киргизской знати — так кокандцы надеялись обеспечить свою безопасность. Но племя солто, кочевавшее по Чуйской долине, считалось самым воинственным из киргизских племен. Не раз киргизы восставали против кокандцев, и не раз из Ташкента отправлялись карательные отряды для усмирения повстанцев. В 1857 году вспыхнуло одно из самых кровопролитных восстаний киргизов, не желавших терпеть произвол и насилие наместника кокандского хана в Чуйской

In the thirteenth century the Tatar-Mongol invasion ended the prosperity of the towns: those that were not ruined by the conquerors gradually fell into decay. The Silk Road too became deserted; the link «Всадник-киргиз». С акварели Александра Орловского. 1810-е годы. Александр Орловский в 1815—1819 годах путешествовал по Кавказу и Средней Азии.

долине Мирзы-Ахмета. «По своей жестокости и алчности, — писал Владимир Наливкин, один из первых историковисследователей Кокандского ханства, — Мирза-Ахмет оказался слугою вполне достойным своего господина. Так, например, собирая с киргизов недоимки, он продавал их малолетних детей в рабство сартам. Киргизы сначала взвыли, а потом восстали». Из Ташкента выступил сам МирзаАхмет с трехтысячным отрядом и около крепости Аулие-Ата разбил восставших. Киргизы отступили к Пишпеку, где вскоре произошло сражение, в котором отряды Мирзы-Ахмета были разгромлены, а сам наместник оказался в осажденном Аулие-Ата. Впрочем, с наступлением зимы восстание пошло на убыль, а весной 1858 года вспыхнуло с новой силой. Поводом послужило увеличение налогов. Повстанцы окружили кокандские укрепления, но овладеть ими не смогли. Киргизам был необходим сильный союзник в борьбе с угнетателями. Им мог стать только их северный сосед — Российская империя, на территорию которой постоянно вторгались военные отряды кокандцев.

Иллюстрации из «Туркестанского альбома», изданного по распоряжению туркестанского генерал-губернатора Константина фон Кауфмана. 1871—1872 годы. Выше. Цитадель города Токмака. Ниже. Цитадель города Пишпека.

Illustration from the Turkistan Album published on the orders of Konstantin von Kaufman, the Governor General of Turkistan. 1871—72.

Above. The citadel of the town of Tokmak. Below. The citadel of the town of Pishpek.

Циммермана осадил ее в конце августа 1860 года. Кокандцам было объявлено, что если в течение двух часов они не сдадутся, то будет открыт огонь. После артиллерийского обстрела к Циммерману явился комендант Токмака Ханкула с объявлением о капитуляции, но просил оставить его в отряде, так как боялся, что будет обезглавлен за свой поступок. Токмак был взят и разрушен. А 30 августа отряд Циммермана подошел к Пишпеку со стороны реки Ала-Арча. В «Путеводителе по Туркестану за 1912 год» писали: «Во время этой кратковременной осады был сделан замечательный выстрел из

«Киргизский султан». «Киргизская султанша». Гравюры Егора Скотникова по рисункам Емельяна Корнеева. 1809 год. В начале XIX века, до захвата Чуйской долины Кокандским ханством, у киргизов существовал родоплеменной строй. Нация делилась на племена, во главе которых были свои правители, а племена делились на роды. Численность племени солто в то время составляла около 12 тысяч юрт.

«Разбойничье гнездо»

«…это был не город, а большой базар, обросший со всех сторон белыми, серыми и голубыми мазанками… Протяжно стонали верблюды, блеяли связанные овцы, кричал на разноплеменных языках торговый люд, и над мазанками, над дунганскими чайханами, над постоялыми дворами шумела пыльная зелень пирамидальных тополей», — так описывал Пишпек начала XX века литератор Виктор Виткович.

“It was not a town, but a great bazaar, encrusted on all sides with white, grey and pale blue hovels… The camels groaned monotonously, the bound sheep bleated, the traders shouted in a variety of languages and above the hovels, above the Dungan tearooms, above the travellers’ inns the dusty foliage of the pyramidal poplars rustled.” That is how the writer Victor Vitkovich described Pishpek in the early twentieth century.

Kirghiz Horseman. From a watercolour by Alexander Orlovsky. 1810s.

In 1815—19 Orlovsky travelled around the Caucasus and Central Asia.

between two civilizations — East and West — was broken. Then came the times of internecine wars and epidemics: the once flourishing Chu valley turned into a sunbaked desert. Only here and there smoke rose from Kyrgyz and Kazach nomad camps.

In the early nineteenth century, exploiting the disunity of the Kyrgyz tribes, the Uzbek Khanate of Kokand seized the Chu valley. In order to consolidate their hold on the area the Kokandians began construction of a chain of strongholds. One of them,

93

Крепость Токмак в Чуйской долине первая испытала на себе мощь русского оружия. Отряд полковника Аполлона

A Kirghiz Sultan and A Kirghiz Sultana. Engravings

by Yegor Skotnikov after drawings by Yemelyan Korneyev. 1809.

In the early 1800, before the Chu Valley was taken by the Khanate of Kokand, the Kirghiz had a tribeand clan-based social system. The nation was divided into tribes, each with their own rulers, and the tribes were divided into clans. At that time the Solto tribe numbered around 12,000 yurts.

erected on the bank of the Alamedin in 1825 was called the Pishpek fortress.

The site chosen for this stronghold was right at the intersection of the routes used by the nomadic tribes on their way between summer and winter pastures. Here too was the road leading to Issyk-Kul and the Semirechye (Zhertysu) region, and the Kokandians collected tribute from all trading caravans. Besides that, the fortress housed hostages taken from among the Kyrgyz nobility as a way of ensuring the Kokandians’ safety. But the Solto, whose home was the Chu valley, were considered the most warlike of the Kyrgyz tribes. Time and again they rose up against the Kokandians and punitive forces were sent from Tashkent to deal with the rebels. The Kyrgyz needed a strong ally in their struggle with their oppressors. The only one available was their northern neighbour — the Russian Empire, against whose territory Kokand’s military forces were constantly mounting incursions.

“A den of thieves” The Tokmak fortress in the Chu valley was the first to feel the might of Russian guns.

Colonel Apollon Zimmermann’s detachment laid siege to it in late August 1860. The Kokandians were informed that if they did not surrender within two hours, the Russians would open fire. After an artillery bombardment Khankul, the commandant of Tokmak, rode out to Zimmermann to make a declaration of capitulation, but request to remain with the Russian force as he feared he would be beheaded for this act. Tokmak was captured and disarmed. On 30 August Zimmermann’s men approached Pishkek from the side of the Ala Archa river.

Here too the Russian gunners proved equal to the occasion: after a few days of bombardment the commanders of the Kokandian garrison sent Zimmermann a letter that said: “For some five days we justified the salt given out by our Khan and fought, but we have become convinced that we shall be beaten and so, unable to resist, we shall clear our fortress and surrender it to you.” The Russian losses in this battle, incidentally, were very minor — one killed and six wounded, while the Kokandians counted twenty dead and around fifty wounded. Explosives were

9/23/10

12:50

Страна, которую мы потеряли / t he

country that we lost

Bishkek.qxd

94

Военный губернатор Семиреченской области Герасим Колпаковский не имел специального военного образования и дослужился до чина полного генерала, начиная с рядового.

Gerasim Kolpakovsky, the military governor of Semirechye, had not special military education and rose through the ranks from private to full general.

Page 94

орудий, действовавших с брешь-батареи под начальством штабс-капитана Обуха. Неприятельские орудия, расположенные на одной из пишпекских башен, были сбиты, причем одно ядро попало в самый канал пятифунтового кокандского орудия и плотно засело в нем». Русские артиллеристы и здесь проявили себя на высоте: после нескольких дней обстрела командование кокандского гарнизона отправило Циммерману письмо, в котором говорилось: «Около пяти дней мы оправдывали соль, выданную нашим ханом, и дрались, но убедились, что нас победят, а потому, не имея возможности сопротивляться, мы очистим и сдадим вам крепость». Надо отметить, что потери русских в этом сражении оказались невелики — один убитый и шесть раненых, убитых кокандцев насчитали двадцать, а раненых около пятидесяти. Под крепостные стены заложили взрывчатку и снесли их.

О киргизских племенах писал граф Александр Бенкендорф, побывавший в Средней Азии: «Летом они приближаются к нашим границам, чтобы искать здесь корм для своего многочисленного скота, который составляет все их богатство, а зимой орды уходят, чтобы обеспечить для скота более теплый климат. Киргизские вожди зовутся султанами, они не могут иметь какой-либо власти над народом, не имеющим определенного местожительства и кочующим по обширным, лишенным растительности и воды равнинам». laid beneath the fortress walls and they were demolished.

After the Russians had left, however, the Kokandians rebuilt the Pishpek fortress within a year and the Russian Minister of war, Nikolai Sukhozanet, ordered that a new expedition be fitted out to capture Pishpek — “a real den of thieves from where the Kokandians attack our borders”.

The pretext for the deployment of Russian forces on this occasion was a dispute between Baitik Kanayev, an influential leader of the Kyrgyz Solto tribe, and Rakhmatullah, the new commandant of Pishpek. Kyrgyz warriors fatally wounded Rakhmatullah and Baitik, fearing the Kokandians’ vengeance, sent a messenger for help to the town of Verny, where there was a Russian garrison.

Baitik also asked that the Salto tribe become subjects of the Russian Tsar.

Colonel Gerasim Kolpakovsky, who had been reconnoitring with his unit beyond the River Chu advanced on Pishpek. Kol-

Впрочем, после ухода русских войск кокандцы за год отстроили крепость Пишпек, и российский военный министр Николай Сухозанет приказал снарядить новую экспедицию для взятия Пишпека — «настоящего разбойничьего гнезда, из которого кокандцы нападают на наши границы». Поводом для выступления русских войск на этот раз послужила ссора влиятельного манапа киргизского племени солто Байтика Канаева с Рахматуллой, новым комендантом Пишпека. Киргизские батыры нанесли Рахматулле смертельную рану, и Байтик, опасаясь мести кокандцев, послал гонца с просьбой о помощи в город Верный, где находился русский гарнизон. Байтик также просил принять солтинцев в подданство России. К Пишпеку выступил отряд полковника Герасима Колпаковского, производившего со своим отрядом рекогносцировку местности за рекой Чу. Имя Колпаковского было хорошо известно кокандцам: он принимал участие в походе Циммермана на Токмак и Пишпек, а при укреплении Кастек, командуя тысячью казаками, разбил двадцатитысячное кокандское войско, вторгшееся в Заилийский край. На этот раз осада Пишпека длилась десять дней, в течение которых крепость обстреливалась и подготавливались штурмовые подкопы. Гарнизон оборонялся упорно, ночами восстанавливая разрушенные артиллерией стены, но 24 октября

Count Alexander Benckendorff wrote about the Kirghiz tribes after visiting Central Asia: “In summer they approach our borders so as to seek forage here for their numerous animals that comprise all they wealth, and in winter the hordes withdraw to provide a warmer climate for the animals. The Kirghiz chieftains call themselves sultans. They cannot have any sort of power over the people, not having a fixed place of abode and roaming about the vast plains that lack vegetation and water.”

1862 года, когда под крепость уже закладывали минный заряд, кокандцы сдались.

Деревня, ставшая столицей У развалин крепости поначалу ютилось лишь несколько семей, потом на этом месте появились русский военный пост и конно-почтовая станция. Жизнь постепенно начала возрождаться. В 1868 году поблизости возникли крестьянские села — Аламедин и Лебединовка, а спустя десять лет Пишпек получил статус уездного города Семиреченской области Туркестанского генерал-губернаторства, а военными топографами был разработан «План проектного расположения города

«Интерьер киргизской хижины». С акварели Емельяна Корнеева.

1802 год. Словарь Брокгауза и Ефрона так описывает жизнь киргизских племен: «Три зимних месяца киргизы проводят на одном каком-нибудь месте, в глиняных землянках, а наиболее зажиточные — в деревянных избах. Лишь только снег начинает стаивать, они начинают свой обычный ежегодный переход. Эти перекочевки обуславливаются многовековой традицией, а не поисками лучших пастбищ... Каждый род или аул из года в год следует по одному и тому же пути, останавливаясь у тех же ключей и колодцев, у которых останавливались его предки сотни лет тому назад…»

95

The Interior of a Kirghiz Hut. From a watercolour by Yemelyan Korneyev. 1802.

The Brockhaus and Yefron encyclopaedia describes the life of the Kirghiz tribes in this way: “The Kirghiz spend the three winter months in some one place, in earthen dugouts, the most wealthy in log cottages. Just as soon as the snow begins to melt, they commence their usual annual migrations. These wanderings are dictated by many centuries of tradition and not the search for new pastures… Each clan or aul [≈village] follows the same route year after year, stopping at the same springs and wells by which their ancestors camped hundreds of years before.”

pakovsky’s name was well known to the Kokandians: he had taken part in Zimmermann’s campaign against Tokmak and Pishpek, and at the Kastek fortification, where he commanded a thousand Cossacks, he shattered a 20,000-strong Kokandian force that broke through to the Trans-Ili territory.

This time the siege of Pishpek lasted ten days, in the course of which the fortress was bombarded and sapping work carried out in preparation for a storm. The garrison resisted stubbornly, rebuilding the shattered walls by night, but on 24 October 1862, when a charge was already being placed in a mine beneath the fortress, the Kokandians surrendered.

The Village that Became a Capital «Два киргиза». С рисунка сангиной Александра Орловского. 1821 год.

Two Kirghiz. From a sanguine drawing by Alexander Orlovsky. 1821.

Пишпека». Именно тогда сюда из Токмака переехал военный фельдшер Василий Фрунзе, в будущем отец прославленного полководца. В начале 1880-х годов население города сильно возросло за счет дунган — беженцев из Китая, исповедовавших мусульманство. Все они были приняты в российское подданство. В 1893 году в Пишпеке насчитывалось 660 домов и 4857 жителей, 5 заводов и фабрик, а также школа садоводства, открытая петербургским ботаником Алексеем Фетисовым. Появились сыроварни, кожевенные мастерские, водяные мельницы, пасеки, лесопилки… В 1914 году в

At first only a few families found shelter by the ruins of the fortress, then a Russian

military outpost appeared on the site and a horse-post station. Life gradually began to revive. In 1868 peasant villages sprang up in the vicinity — Alamedin and Lebedinovka.

Ten years later Pishkek was given the status of a district centre in the Semirechye region of the governor-generalship of Turkistan. It was at that moment that the military medical aide Vasily Frunze, the future father of the celebrated military commander, moved here from Tokmak.

In the early 1880s the town’s population grew considerably thanks to the Dungan, Muslim refugees from China. They were all accepted as Russian subjects.

In 1893 Pishpek could boast 660 houses and 4,857 inhabitants, five works and factories, and also a school of horticulture created by the St Petersburg botanist Alexei Fetisov. Cheese dairies, tanneries, watermills,

9/23/10

12:50

Страна, которую мы потеряли / t he

country that we lost

Bishkek.qxd

Page 96

частной типографии купца Ходаева начали печатать газету «Пишпекский листок». В том же году в городе открылся кинотеатр «Эдисон». В 1912 году на улицах Пишпека появился первый автомобиль, а первым водителем-таксистом стал некий Иоганн Рейнвальд, купивший это техническое чудо. А первый самолет, выполнявший рейс Ташкент–Пишпек–Верный, приземлился здесь в 1919 году. Советский полководец Михаил Фрунзе родился в городе Пишпеке в 1885 году. Под его руководством были успешно осуществлены наступательные операции Красной Армии против Колчака, Врангеля, Махно. Справа. Дом, в котором родился Михаил Фрунзе, ныне — один из музеев, посвященных жизни полководца. Фотография 1929 года.

The Soviet military commander Mikhail Frunze was born in Pishpek in 1885. Under his leadership the Red Army waged successful offences against Kolchak, Wrangel and Makhno.

Right. The house in which Frunze was born. Today it is a museum devoted to the life of the military commander. 1929 photograph.

Революционные вихри не обошли город стороной: в декабре 1917 года по всей территории Семиречья начались выступления казаков, погромы и базарные бунты. Большевики рвались к власти, пытаясь противостоять бывшим своим соратникам — меньшевикам и эсерам, и зимой 1918 года добились своего. Председателем Пишпекского совета был избран большевик Григорий Швец-Базарный (ходили слухи, что этому способствовала группа вооруженных коммунистов, участвовавших в «пересчете» голосов избирателей). Вскоре жизнь тихого уездного города стала меняться: здесь оседали беженцы из других районов бывшей империи, охваченной братоубийственной Гражданской войной. Они искали спасения от голода и разрухи. На скорую руку строились землянки и хижины из подручного материала, которые назывались «нахаловки», а новые районы гордо именовались «Шанхай», «Лондон», «Париж».

В тесных двориках устанавливались юрты. Как ни странно, но даже из далекой Чехословакии прибыли полторы тысячи рабочих с семьями. Они привезли с собой инструменты, промышленное оборудование. В октябре 1924 года Пишпек стал центром Кара-Киргизской автономной области, в 1926 году — столицей Киргизской АССР и вскоре получил имя революционного полководца Михаила Фрунзе. С декабря 1936 года Фрунзе — столица Киргизской ССР.

Под сенью «зеленого листа» Отец Михаила Фрунзе был родом из Молдавии, а его фамилия в переводе с молдавского означает «зеленый лист».

Уже в начале XX века Пишпек называли городом садов, а ведь не более тридцати лет прошло с тех пор, как военный врач Федор Поярков писал в своих путевых заметках: «Город… только что зарождался, в нем было всего несколько разбросанных там и сям домишек, и кое-где их окружали небольшие садики из тополей и молодого карагача… а далее за ними на далекое пространство расстилалась голая, бесплодная, мертвая степь с раскаленными песками и камнями». Начало озеленению Пишпека положили городские власти, обязав каждого домовладельца высадить не менее двадцати пяти деревьев, а приезжих купцов заставляли выделять деньги на посадки от доходов с торговли. Петербургский

После смерти Михаила Фрунзе в 1925 году власти Пишпека организовали траурный митинг, на котором приняли резолюцию переименовать город во Фрунзеград. Однако спустя несколько месяцев из Москвы пришло распоряжение: назвать город просто Фрунзе.

After Mikhail Frunze’s death in 1925 the authorities in Pishpek organized a memorial meeting at which a resolution was passed to rename the city Frunzegrad. But a few months later directions came from Moscow that the city should be called simply Frunze.

96

Михаил Фрунзе выступает на митинге красноармейцев. Ниже. Воззвание Пишпекского уездного общекиргизского демократического союза «Фухара» и газета «Советская Киргизия», в которой опубликована Декларация об образовании Киргизской АССР.

Слева. Отряд красноармейцев в походе.

In December 1918 an anti-Bolshevik rising began in the Chu valley, centred on the village of Belovodskoye. It was led

by Left Socialist Revolutionaries and triggered by the actions of the village’s Bolshevik soviet — appropriation of surplus produce, mobilization of horses for the front and a ban on the private sale of grain.

The rebels’ attempts to take Pishpek failed and Red Army units soon arrived and put down the revolt.

Left. A detachment of the Red Army on campaign.

97

Left far. Mikhail Frunze addressing a meeting of Red Army soldiers.

Left. An appeal from the Pishpek District All-Kirghiz Democratic Union “Fukhara” and the newspaper Soviet Kirghizia containing the Declaration on the formation of the Kirghizian Autonomous Soviet Socialist Republic.

apiaries and sawmills and more appeared.

In 1914 the merchant Khodayev’s private print-shop began printing the Pishkeksky listok newspaper. That same year the Edison cinema opened in the town.

Two years earlier, in 1912, the first car had appeared on the streets of Pishkek; the first taxi driver was one Johann Rheinwald, who had bought this technical marvel. The first aeroplane, flying the route Tashkent-Pishpek-Verny was seen above the town in 1919.

В декабре 1918 года в Чуйской долине началось антибольшевистское выступление, центром которого было село Беловодское. Возглавили его левые эсеры, а причиной послужили действия большевистского Совета села — продразверстка, мобилизация лошадей для фронта, запрет частной торговли хлебом. Попытка мятежников захватить Пишпек успехом не увенчалась, а прибывшие вскоре части Красной Армии подавили выступление.

The revolutionary upheavals did not pass the town by: in December 1917 Cossack actions, pogroms and bazaar riots began all across the Semirechye region. The Bolsheviks eager to take power, sought to outmanoeuvre their former comrades — the Mensheviks and Socialist Revolutionaries, and in the winter of 1918 they succeeded. The Bolshevik Grigory Shvets-Bazarny was elected chairman of the Pishpek soviet (helped, it was rumoured, by a group of armed Communists who assisted with a “recount” of the votes).

Soon life in the quiet district town began to change: refugees began to arrive from other parts of the former empire that were in the grip of the fratricidal Civil War. They were looking for relief from starvation and destruction. Dugout dwellings and shacks were quickly thrown up. Yurts were pitched in the cramped courtyards. Strangely enough there were even 1,500 workers and

their families who came from distant Czechoslovakia, bringing with them tools and industrial equipment.

In October 1924 Pishpek became the centre of the Kara-Kyrgyz Autonomous Region and in 1926 capital of the Kirghizian ASSR. Soon it was given the name of the revolutionary commander Mikhail Frunze and from December 1936 Frunze was the capital of one of the union republics of the USSR.

In the Shade of a “green leaf” Mikhail Frunze’s father came from Moldavia, and the family name means “green leaf” in Moldavian. Already in the early twentieth century Pishpek was being called a city of gardens, yet no more than thirty years had passed since the army doctor Fiodor Poyarkov wrote in his travel notes: “The town … was just being born. There were only a few little houses in it scattered

Страна, которую мы потеряли / t he

country that we lost

Bishkek.qxd

9/23/10

12:50

Page 98

ботаник Алексей Фетисов, отправившийся с экспедицией Санкт-Петербургского географического общества в Среднюю Азию, принял предложение администрации города Верного и остался для работы в Семиреченской области. Весной 1879 года он заложил в окрестностях Пишпека плодовый питомник, семена, саженцы и черенки для которого он не только получал из всех уголков Российской империи, но и выписывал за границей. Энергичному Фетисову удалось убедить местные власти в том, что расходы на питомник и древонасаждения хорошо окупятся в будущем и станут доходной для города статьей. Одновременно создавалась и ирригационная система города. Дело Фетисова продолжил первый выборный городской староста Илья Теренть-

ев. Сначала он на своей плантации выращивал хмель (удостоенный премии на Всемирной Парижской выставке 1900 года), а потом — саженцы, которые бесплатно передавал для озеленения Пишпека. Архитектурный облик города отличался своеобразием: частые землетрясения в этом районе послужили причиной того, что дореволюционный Пишпек был в основном одноэтажным. Лишь в 1920-х годах Советская власть начала возведение зданий в два и более этажей. Некоторые из них спроектировал архитектор Андрей Зенков, разработавший специальные методы строительства в сейсмоопасных районах. Юрий Домбровский, автор романа «Хранитель древностей», писал, что каждое здание Зенкова «узнается по резным оконным рамам, по ажурному железу, по дверям,

по крыше, по крыльцу, а главное — по свободному сочетанию всего этого». Но стиль Зенкова, сочетавший в себе традиции восточной и древнерусской архитектуры, остался лишь красивой виньеткой в истории Пишпека, получившего имя Фрунзе. Грандиозное строительство, раз-

Слева. Железнодорожный вокзал Бишкека. Современная фотография. Первый поезд в Киргизии проехал по участку Луговая–Пишпек 8 августа 1924 года. Этот день считается днем рождения железнодорожного транспорта в республике.

вернувшееся в 1930-х годах и продолжившееся уже в 1950-х, изменило облик города до неузнаваемости, придав ему налет европейской холодности и безликости. Но времена меняются, и город постепенно возвращает себе национальный колорит.

Left. Bishkek railway station. Present-day photograph.

The first train in Kirghizia travelled on the track from Lugovaya to Pishpek on 8 August 1924. That date is considered the birthday of rail transport in the republic.

Выше. Луковицы собора Воскресения Христова в Бишкеке. Здание собора было построено по проекту архитектора Василия Верюжского в 1947 году.

Above. The onion-domes of the Resurrection Cathedral in Bishkek. The cathedral was built to the design of the architect Vasily Veriuzhsky in 1947.

Слева и ниже. Виды современного Бишкека — административного, экономического, культурного и научного центра Киргизской республики. Архитектурный облик столицы за последние десятилетия заметно преобразился: появилось много новых многоэтажных зданий, туристов здесь ждут комфортабельные гостиницы, театры, музеи и множество скульптур, украшающих парки и аллеи этого города-сада у отрогов Тянь-Шаня.

Город Пишпек, более полувека носивший имя полководца Фрунзе, в 1991 году был переименован в Бишкек. Ныне он является столицей Киргизской республики.

The city of Pishpek bore the name of Frunze for over half a century before it was renamed Bishkek in 1991. Today it is the capital of the Kyrgyz Republic.

98

here and there, and some were surrounded by small gardens of poplars and young elms… but farther off, beyond them, the bare, infertile, dead steppe with scorching sand and stones extended for a great distance.”

99 Справа. Один из немногих сохранившихся в Бишкеке домов дореволюционной постройки. Слева. Этот дом был возведен уже при советской власти. До начала XX века сейсмологические условия района не позволяли строить многоэтажные здания. Андрей Зенков стал одним из первых архитекторов, начавших возводить сейсмостойкие дома в Семиречье и Чуйской долине.

The greening of Pishpek was begun by the municipal authorities that obliged each house-owner to plant no fewer than 25 trees, while visiting merchants were made to fund planting work by contributions from their income from trade, The St Petersburg botanist Alexei Fetisov sent on an expedition to Central Asia by the Russian Geographic Society accepted an invitation from the administration of the town of Verny and stayed on to work in the Semirechye area. In the spring of 1879 he established a nursery on the outskirts of Pishpek with seeds, saplings and cuttings that he not

Above. One of the few surviving houses in Bishkek that date back to before the revolution.

Left. This building was erected in Soviet times.

Until the early twentieth century seismological conditions in the area prevented construction with several storeys. Andrei Zenkov was one of the first architects who began constructing earthquake-resistant buildings in Semirechye and the Chu valley.

only obtained from all corners of the Russian Empire, but also ordered from abroad. The energetic Fetisov managed to convince the local authorities that the costs of the nursery and of planting trees would be well compensated in the future and would provide a source of income for the town. At the same time an irrigation system was being created.

Fetisov’s cause was continued by the first elected head of the town, Ilya Terentyev. At first he grew hops on his own plantation (winning a prize for them at the World Exhibition in Paris in 1900), and then saplings that he gave away free of charge for planting around Pishkek.

The architectural appearance of the city was distinctive: frequent earthquakes in this region meant that pre-revolutionary Pishkek was mainly single-storey. Only in the 1920s did the Soviet government begin to erect buildings with two floors and more.

Some of them were designed by the architect Andrei Zenkov, who developed special methods of construction for seismically active areas. But Zenkov’s style, which combined the traditions of Eastern and Early Russian architecture, remained just an

attractive vignette in the architectural history of Pishkek-Frunze. The tremendous construction work initiated in the 1930s and continued in the 1950s changed the city to the point of unrecognisability, giving it an overlay of European coldness and facelessness. But times are changing and the city is gradually regaining some national colour.

Left and below. Presentday views of Bishkek — the administrative, economic, cultural and scientific centre of the Kirghiz republic.

In recent years the architectural appearance of the capital has changed considerably: many new multistorey buildings have appeared; tourists can look forward to comfortable hotels, theatres, museums and a host of sculpture that adorns the parks and avenues of this garden city among the spurs of the Tian Shan.

Katon.qxd

9/23/10

12:49

Page 100

ВЕЛИКИЕ О ВЕЛИКИХ

ПЛУТАРХ О МАРКЕ КАТОНЕ СТАРШЕМ

«Пример

неслыханной бережливости»

Марк Катон, как сообщают, был родом из Тускула, а воспитывался в земле сабинян, в отцовских поместьях, где он провел молодые годы, до того как поступил на военную службу и начал принимать участие в государственных делах. Его предки, повидимому, ничем себя не прославили, хотя сам Катон с похвалою вспоминает и отца своего Марка, честного человека и храброго воина, и прадеда Катона, который, по словам правнука, не раз получал награды за отвагу и потерял в сражениях пять боевых коней, но государство, по справедливости оценив его мужество, вернуло ему их стоимость. Людей, которые не могут похвастаться знаменитыми предками и достигли известности благодаря собственным заслугам, римляне обыкновенно называют «новыми людьми» — так звали и Катона; зато сам он считал, что внове ему лишь высокие должности и громкая слава, но если говорить о подвигах и нравственных достоинствах предков, он принадлежит к очень древнему роду.

100

Марк Порций Катон, римский военачальник, общественный деятель и писатель, прославился в веках фразой: «Карфаген должен быть разрушен». Впрочем, Катон был лишь инициатором Третьей Пунической войны и умер до ее окончания, будучи уверенным в том, что она закончится победой Рима. А среди своих современников он более всего был известен как непревзойденный оратор и общественный деятель, непрестанно пекущийся о благе государства. Катону Старшему историк Плутарх посвятил главу своего сочинения «Сравнительные жизнеописания», избранные отрывки из которой мы предлагаем вниманию читателей.

Фрагмент мраморной скульптуры, созданной в I веке до н. э. Историки так и не смогли найти подтверждения распространенному мнению, что это статуя Марка Порция Катона Старшего. До наших дней прижизненные изображения великого политика не дошли.

Постоянный труд, умеренный образ жизни и военные походы, в которых он вырос, налили его тело силою и здоровьем. Видя в искусстве речи как бы второе тело, орудие незаменимое для мужа, который не намерен прозябать в ничтожестве и безделии, он приобрел и изощрил это искусство, выступая перед судом в соседних селах и городах в защиту всякого, кто нуждался в его помощи, и сначала прослыл усердным адвокатом, а потом — и умелым оратором. С течением времени тем, кому приходилось с ним сталкиваться, все больше стали в нем открываться сила и возвышенность духа, ожидающие применения в великих деяниях и у кормила государственного правления. Дело не только в том, что он, повидимому, ни разу не замарал рук платой за выступления по искам и тяжбам, гораздо важнее, что он не слишком высоко ценил славу, принесенную ему этими выступлениями, ставя несравненно выше добытую в битвах с врагами славу и желая снискать уважение прежде всего воинскими подвигами — в такой мере, что еще мальчишкой весь был разукрашен ранами, меж которыми не было ни единой, нанесенной в спину. Он сам рассказывает, что первый свой поход проделал в возрасте семнадцати лет, когда Ганнибал, сопровождаемый удачей, опустошал Италию огнем. В боях он отличался силою удара, непоколебимою стойкостью и гордым выражением лица; угрозами и свирепым криком он вселял ужас в неприятеля, справедливо полагая и внушая другим, что нередко крик разит лучше, нежели меч. Во время переходов он нес свое оружие сам, а за ним шел один-единственный слуга со съестными припасами; и рассказывают, что Катон никогда не сердился и не кричал на него, когда тот подавал завтрак или обед, но, напротив, сам помогал ему очень во многом и, освободившись от воинских трудов, вместе с ним готовил пищу. В походах он пил обыкновенно одну воду, разве что иногда, страдая жгучею жаждой, просил уксуса или, изнемогая от усталости, позволял себе глоток вина. Катон сам говорит, что никогда не носил платья дороже ста денариев, пил и во время своей претуры и во время консульства такое же вино, как его работники, припасов к обеду покупалось на рынке всего на тридцать ассов, да и то лишь ради государства, чтобы сохранить силы для службы в войске. Получив однажды по наследству вавилонский узорчатый ковер, он тут же его продал, ни один из

его деревенских домов не был оштукатурен, ни разу не приобрел он раба дороже, чем за тысячу пятьсот денариев, потому что, как он говорит, ему нужны были не изнеженные красавчики, а люди работящие и крепкие — конюхи и волопасы. Да и тех, когда они стареют, следует, по его мнению, продавать, чтобы даром не кормить. Вообще он полагал, что лишнее всегда дорого и что если за вещь, которая не нужна, просят хотя бы один асс, то и это слишком большая цена. Он предпочитал покупать такие участки земли, на которых можно сеять хлеб или пасти скот, а не те, которые придется подметать и поливать.

Когда он получил в управление провинцию Сардинию, где до него преторы на общественный счет нанимали жилища, покупали ложа и тоги, содержали многочисленных слуг и друзей и обременяли население расходами на съестные припасы и приготовление изысканных блюд, — он явил пример неслыханной бережливости. Он ни разу не потребовал от сардинцев никаких затрат и обходил города пешком, не пользуясь даже повозкой, в сопровождении одногоединственного служителя, который нес его платье и чашу для возлияния богам. Он был до такой степени скромен и невзыскателен, а с другой стороны, обнаружил столько сурового достоинства, неумолимо верша суд и зорко следя за строжайшим выполнением своих приказаний, что никогда власть римлян не была для подданных ни страшнее, ни любезнее.

101

Однажды, когда римский народ несвоевременно домогался раздачи хлеба, Катон, желая отвратить сограждан от их намерения, начал свою речь так: «Тяжелая задача, квириты, говорить с желудком, у которого нет ушей». Обвиняя римлян в расточительности, он сказал, что трудно уберечься от гибели городу, в котором за рыбу платят дороже, чем за быка. В другой раз он сравнил римлян с овцами, которые порознь не желают повиноваться, зато все вместе покорно следуют за пастухами. «Вот так же и вы, — заключил Катон. — Тем самым людям, советом которых каждый из вас в отдельности и не подумал бы воспользоваться, вы смело доверяетесь, собравшись воедино». По поводу владычества женщин он заметил: «Во всем мире мужья повелевают женами, всем миром повелеваем мы, а нами повелевают наши жены».

Душа влюбленного, говорил он, живет в чужом теле. За всю жизнь он лишь трижды раскаивался в своих поступках: в первый раз — доверив жене тайну, во второй — отправившись морем в такое место, куда можно добраться посуху, и в третий — на день пропустив срок составления завещания. Избранный консулом вместе со своим близким другом Валерием Флакком, он получил по жребию провинцию, которую римляне называют Внутренней Испанией. В то время как он покорял тамошние племена или привлекал их на свою сторону силою убеждения, на него неожиданно напало большое войско варваров. Появилась опасность позорного отступления за пределы страны, и потому Катон призвал на подмогу живших по соседству кельтиберов. Те потребовали в уплату за услугу двести талантов, и, в то время как все прочие сочли неприемлемым для римлян обещать варварам плату за помощь, Катон заявил, что не видит в этом ничего страшного. «Если мы победим, — сказал он, — то рассчитаемся не своими деньгами, а деньгами врагов, а если потерпим поражение, некому будет ни предъявлять требования, ни отвечать на них». В последовавшей за этим битве он одержал решительную победу, да и в дальнейшем ему сопутствовала удача.

Он говорил, что враги ненавидят его за то, что каждый день он поднимается чуть свет и, отложив в сторону собственные дела, берется за государственные. Он говорил, что предпочитает не получить награды за добрый поступок, лишь бы не остаться без наказания за дурной; и что готов простить ошибку каждому, кроме самого себя. Он говорил, что умным больше пользы от дураков, чем дуракам от умных: первые стараются не повторять ошибок вторых, а вторые не подражают доброму примеру первых. Среди юношей, замечал он, ему милее краснеющие, чем бледнеющие, ему не нужны солдаты, которые при переходах не дают покоя рукам, а в битве — ногам, у которых храп громче, нежели боевой клич. Порицая одного толстяка, он сказал: «Какую пользу государству может принести тело, в котором все, от горла до промежности, — одно лишь брюхо?» Некий любитель наслаждений пожелал стать его другом, но Катон в дружбе отказал, объявив, что не может жить рядом с человеком, у которого нёбо чуткостью превосходит сердце.

Своим солдатам, и без того изрядно нажившимся во время похода, он роздал вдобавок по фунту серебра, сказав, что пусть лучше многие римляне привезут домой серебро, чем немногие — золото, самому же ему, по его словам, не досталось из добычи ничего, не считая лишь выпитого и съеденного. «Я не порицаю, — замечает Катон, — тех, кто старается обратить войну в средство наживы, но предпочитаю соревноваться с доблестными в доблестях, чем с богатыми в богатствах или же с корыстолюбивыми в корыстолюбии». Что же касается государственной деятельности, то, по-видимому, весьма важной ее частью он считал

Развалины амфитеатра Тускула — города, ныне почти исчезнувшего с лица земли. Эти края считаются родиной Марка Порция Катона. Фотография 1890-х годов.

В еликие о великих

/

g reat

minds about the greats

Katon.qxd

102

9/23/10

12:49

На карте изображены владения Рима и Карфагена перед началом II Пунической войны. «Катон решил… — пишет Плутарх, — что если римляне не захватят город, исстари им враждебный, а теперь озлобленный и невероятно усилившийся, они снова окажутся перед лицом такой же точно опасности, как прежде. Без всякого промедления вернувшись, он стал внушать сенату, что прошлые поражения и беды, по-видимому, не столько убавили карфагенянам силы, сколько безрассудства, сделали их не беспомощнее, но опытнее в военном искусстве, что нападением на нумидийцев они начинают борьбу против римлян и, выжидая удобного случая, под видом исправного выполнения условий мирного договора, готовятся к войне. Говорят, что, закончив свою речь, Катон умышленно распахнул тогу, и на пол курии посыпались африканские фиги. Сенаторы подивились их размерам и красоте, и тогда Катон сказал, что земля, рождающая эти плоды, лежит в трех днях плавания от Рима. Впрочем, он призывал к насилию и более открыто; высказывая свое суждение по какому бы то ни было вопросу, он всякий раз присовокуплял: «Кажется мне, что Карфаген не должен существовать».

Page 102

привлечение к ответу и изобличение преступников. Он и сам не раз выступал с обвинениями в суде и поддерживал других обвинителей, а иных и подстрекал к таким выступлениям… Рассказывают, что, встретив как-то на форуме некоего молодого человека, возвращавшегося из суда, где этот юноша унизил и опозорил врага своего покойного отца, Катон приветствовал его и заметил: «Да, вот что нужно приносить в жертву умершим родителям — не овец и козлят, но слезы осужденных врагов». Впрочем, и сам он не был избавлен от подобных тревог и опасностей: при всяком удобном случае враги возбуждали против него обвинения. Говорят, что он был под судом чуть ли не пятьдесят раз, причем в последний раз — на восемьдесят седьмом году. Тогда-то он и произнес свои знаменитые слова: «Тяжело, если жизнь прожита с одними, а оправдываться приходится перед другими».

…Народ, по-видимому, был доволен цензорством Катона, проявляя в этом удивительное единодушие. Поставив ему статую в храме богини Здоровья, римляне не упомянули ни о его походах, ни о триумфе, но вот какую сделали надпись (привожу ее в переводе): «За то, что, став цензором, он здравыми советами, разумными наставлениями и поучениями снова вывел на правильный путь уже клонившееся к упадку Римское государство». Впрочем, прежде он сам всегда насме-

103 хался над любителями изображений: те, говорил он, кто кичится творениями медников и живописцев, не замечают, что самые прекрасные изображения Катона граждане носят повсюду в своих душах. Когда иные изумлялись тому, что многим — недостойным этой почести — воздвигнуты статуи, ему же — нет, он отвечал: «Мне больше по душе вопрос „Почему нигде не стоят твои статуи?”, нежели „Почему они стоят?”». Вообще он полагал, что долг хорошего гражданина — пресекать похвалы по своему адресу — разве что похвалы эти служат общественному благу. При этом вряд ли сыщется человек, который бы чаще восхвалял самого себя: он гордился и тем, что люди, совер-

Но больше всего врагов ему доставила борьба с роскошью; покончить с нею открыто не представлялось возможным, поскольку слишком многие были уже заражены и развращены ею, и потому он решил действовать окольными путями и настоял на том, чтобы одежда, повозки, женские украшения и домашняя утварь, стоившие более полутора тысяч денариев, оценивались в десять раз выше своей настоящей стоимости, имея в виду, что с больших сумм будут взыскиваться и большие подати. Кроме того, он увеличил сбор до трех ассов с каждой тысячи, чтобы римляне, тяготясь уплатой налога и видя, как люди скромные и неприхотливые платят с такого же имущества меньшие налоги, сами расстались с роскошью. И он был ненавистен как тем, кому из-за роскоши приходилось терпеть тяжелые подати, так равно и тем, кто из-за тяжелых податей отказался от

шившие какой-нибудь проступок, а затем уличенные в нем, говорят своим обвинителям: «Понапрасну вы нас корите — мы ведь не Катоны»; и тем, что иных, безуспешно пытающихся подражать его поступкам, называют «неудачливыми Катонами»; и тем, что в грозный час все взоры в сенате всегда обращаются к нему, словно на корабле — к кормчему, и часто, если его не было в курии, особо важные вопросы откладывались. Его собственные слова подтверждаются и чужими свидетельствами: благодаря безупречной жизни, преклонному возрасту и красноречию он пользовался в Риме огромным влиянием.

роскоши. Ведь невозможность похвастаться богатством люди полагают равносильной его потере, а хвастаются всегда вещами излишними, а не необходимыми. Именно этому, говорят, и дивился более всего философ Аристон: он никак не мог понять, почему счастливыми считаются скорее владеющие излишним, нежели не терпящие недостатка в необходимом и полезном.

Ниже. Мозаичное изображение древнеримской триремы, созданное карфагенянами, ныне украшает музей Бардо в Тунисе.

Он был прекрасным отцом, хорошим супругом, рачительным хозяином и никогда не считал заботы о доме маловажными или незначительными. А потому, мне кажется, будет не лишним рассказать и об этом. Он взял жену скорее хорошего рода, чем богатую, полагая, правда, что и родовитости и богатству одинаково свойственны достоинство и некоторая гордыня, но надеясь, что женщина знатного происхождения, страшась всего низкого и позорного, окажется особенно чуткой к добрым правилам, которые внушает ей муж. Тот, кто бьет жену или ребенка, говорил он, поднимает руку на самую высокую святыню. Он считал более почетной славу хорошего мужа, чем великого сенатора, и в Сократе, знаменитом мудреце древности, его восхищало лишь то, как неизменно снисходителен и ласков был он со своей сварливой женой и тупыми детьми. У Катона родился сын, и не было дела настолько важного (не считая лишь государственных), которое бы он не отложил, чтобы постоять рядом с женой, когда она мыла или пеленала новорожденного. Она сама выкармливала младенца, а нередко подносила к своей груди и детишек рабов, желая такого рода общим воспитанием внушить им преданность и любовь к сыну. Когда мальчик начал приходить в возраст, Катон сам стал учить его грамоте, хотя имел раба по имени Хилон — опытного наставника, у которого было много учеников. «Не подобает рабу, — говорил он, — бранить моего сына или драть его за уши, если он не сразу усвоит урок, не подобает и сыну быть обязанным рабу благодарностью за первые в жизни познания». И он сам обучил мальчика и грамоте, и законам, и гимнастическим упражнениям, обучил его не только метать копье, сражаться в тяжелых доспехах и скакать на коне, но и биться на кулаках, терпеть зной и стужу и вплавь перебираться через реку, изобилующую водоворотами и стремнинами. Далее он рассказывает, что сочинил и собственноручно, крупными буквами, написал историю Рима, чтобы сын от молодых ногтей узнавал, с пользою для себя, нравы и деяния предков. <…> Катон воспитывал сына, стараясь возможно ближе подвести его к образцу добродетели; это был прекрасный замысел, но, видя, что мальчик, отличаясь безупречным усердием и врожденным послушанием, недостаточно крепок телом и с трудом переносит тяготы и лишения, отец несколько смягчил слишком суровый и скудный образ жизни, предписанный им сыну. <…> Позже молодой Катон даже женился на дочери Павла Терции, сестре Сципиона; он был принят в столь знатный род как за свои собственные досто-

инства, так и ради славы отца. Вот как заботы Катона о сыне получили достойное завершение. Усердно хлопоча о приумножении своего имущества, он пришел к мысли, что земледелие — скорее приятное времяпрепровождение, нежели источник дохода, и потому стал помещать деньги надежно и основательно: он приобретал водоемы, горячие источники, участки, пригодные для устройства валяльной мастерской, плодородные земли с пастбищами и лесами (ни те ни другие не требуют забот), и все это приносило ему много денег, меж тем как, по словам самого Катона, даже Юпитер не в силах был причинить ущерб его собственности. Занимался он и ростовщичеством… ссужал в долг и собственным рабам; те покупали мальчиков, а потом, через год, как следует выучив и вымуштровав их на средства Катона, продавали. Многих оставлял себе Катон — за ту цену, которую мог бы дать самый щедрый покупатель. Стараясь и сыну внушить интерес к подобным занятиям, он говорил, что не мужчине, но лишь слабой вдове приличествует уменьшать свое состояние. Еще резче высказался он, не поколебавшись назвать божественным и достойным восхищения мужем всякого, чьи счета после его смерти покажут, что за свою жизнь он приобрел больше, чем получил в наследство.

«Римляне восхищались Катоном, видя, что иных надломили тяготы, иных изнежили наслаждения и одного лишь его ни те ни другие не смогли одолеть — не только в ту пору, когда он был еще молод и честолюбив, но и в глубокой старости, когда и консульство и триумф уже были позади; так привыкший побеждать атлет не прекращает обычных упражнений и остается все тем же до самой смерти», — писал Плутарх. Он писал сочинения различного содержания, между прочим — и исторические. Земледелию он в молодые годы посвящал себя по необходимости (он говорит, что в ту пору у него было только два источника дохода — земледелие и бережливость), а позже сельские работы доставляли ему приятное времяпрепровождение, равно как и пищу для размышлений. Он написал книгу о земледелии, где упомянул даже о том, как печь лепешки и хранить плоды, стремясь в любом занятии быть самобытным и превосходить других. В деревне стол его был обильнее, чем в городе: он всякий день звал к себе друзей из ближних поместий и весело проводил с ними время, он был приятным и желанным собеседником не только для своих сверстников, но и для молодежи, потому что многому научился на собственном опыте и много любопытного читал и слышал. По его мнению, мало что так сближает людей, как совместная трапеза, и за обедом часто раздавались похвалы достойным и честным гражданам, но никто ни единым словом не вспоминал дурных и порочных: ни порицанию, ни похвале по адресу таких людей Катон не давал доступа на свои пиры.

Выше. Руины города Карфагена — памятник былому могуществу Римской империи. Ныне это место на территории Туниса привлекает туристов со всего мира. Современная фотография. Внизу. Фрагмент мраморного фриза одного из культовых древнеримских сооружений, на котором слева изображена сцена переписи населения, а справа представлено принесение быка, барана и свиньи в жертву богу Марсу. Установка этого монумента приписывается консулу Домитию Ахенобарбусу. Конец II века до н. э.

9/23/10

12:52

Page 104

t rough streets broad and narrow

Unter_den_Linden.qxd

Охотничья дорога курфюрста

Улица, улица...

/

«В самом деле, не знаю более величественного вида, чем тот, который открывается с моста в сторону „лип“; одно роскошное здание теснит здесь другое», — писал Генрих Гейне об Унтерден-Линден. Самый известный бульвар Берлина начинается от Бранденбургских ворот и Парижской площади и заканчивается у Дворцового моста через Шпрее. Эта столичная магистраль сильно пострадала во время Второй мировой войны и была отстроена практически заново, но это отнюдь не мешает, прогуливаясь по бульвару сегодня, ощущать дыхание истории.

104

Геннадий АМЕЛЬЧЕНКО/

by Guennadi AMELTCHENKO

п

од сенью лип beneath the limes

Справа. Так выглядела «Липовая аллея» (в будущем бульвар Унтер-денЛинден) спустя полвека после посадки первых деревьев. Акварель с гравюры Иоганна Стридбека Младшего.

1691 год.

Right. Early view of Lindenallee, later Unter den Linden, half a century after the first trees were planted. Watercolour after an engraving by Johann Stridbeck the Younger.

1691.

“I really do not know a more majestic view than the one that opens up from the bridge towards the ‘limes’, one splendid building jostles another here,” wrote Heinrich Heine about Under den Linden. Berlin's best known boulevard begins at the Brandenburg Gate and the Pariser Platz square and ends at the Schlossbrücke (Palace Bridge) across the Spree.

This famous street suffered badly during the Second World War and was practically rebuilt afterwards, but that does not prevent those who stroll along it today from feeling the presence of history.

«Под липами» — а именно так переводится название бульвара с немецкого — одна из немногих улиц Берлина, чья дата рождения хорошо известна историкам. Некогда здесь проходила обычная проселочная дорога, по которой Фридрих Вильгельм, великий курфюрст Бранденбургский, заложивший основы прусского абсолютизма, ездил верхом из королевского дворца в свои охотничьи угодья Тиргартен. Видимо, однажды ему надоели прогулки под палящим солнцем, и в 1647 году он приказал высадить вдоль тракта тысячу лип и тысячу ореховых деревьев, которые образовывали аллею в шесть рядов. В 1770 году Фридрих II решил застроить аллею парадными зданиями, для чего были снесены 44 дома, не отвечавшие архитектурным представлениям курфюрста. На их месте построили 33 особняка для высшей германской знати и просторные дома для зажиточных горожан. Пыльная дорога превратилась в элегантную улицу, ставшую символом прусской столицы. Свою помпезность и пышность — смешение архитектурных стилей барокко, рококо и классицизма — Унтер-ден-Линден приобрела в XVII и XVIII веках, когда стала активно застраиваться жилыми и административными зданиями. Среди этих роскошных декораций не раз разыгрывались настоящие исторические драмы.

Камень для короля-либерала В 1848 году прусский король Фридрих Вильгельм IV, в начале своего правления настроенный весьма либерально, чуть не поплатился жизнью, заигрывая с революционно настроенными массами Берлина. Теплым мартовским днем он велел заложить коляску и, нацепив на себя черно-красно-золотую ленту, символ революции 1848—1849 годов (ныне это цвета государственного флага Германии), отправился по Унтер-ден-Линден к зданию Берлинского университета, где должен был выступить перед студентами. С пафосом вершителя судеб страны Фридрих Вильгельм объявил, что готов стать во главе конституционного государства, где Пруссия растворится в Германии.

The Elector’s Hunting Road “Under the lime (or linden) trees”, which is what the name of the boulevard means in German, is one of the few streets in Berlin whose age is known precisely to historians. Once upon a time there was an ordinary country road here along which Frederick William, the Great Elector of Brandenburg who laid the foundations for Prussian absolutism, was accustomed to ride from the royal palace to his hunting grounds — the Tiergarten. Evidently one summer he grew tired of the journey across open land under the baking sun and in 1647 he gave orders for a thousand lime trees to be

9/23/10

12:52

Page 106

Памятник королю Фридриху Великому (ниже) находится на Унтер-ден-Линден напротив здания старейшего университета Берлина, который сейчас носит имя ученых Вильгельма и Александра Гумбольдтов.

Кровь монарха Гравюра Альберта Генри Пейна. 1850 год.

Спустя двадцать лет на Унтер-ден-Линден монаршая кровь все же пролилась. На жизнь Вильгельма I, брата Фридриха Вильгельма IV, было совершено два покушения подряд. Первое — 11 мая 1878 года, когда император Германии, любивший проявления верноподданности народа, проезжал по бульвару в открытой коляске вместе с дочерью великого герцога Баденского. Они ехали мимо русского посольства, кайзер улыбался, отвечая на приветствия окружающих. Казалось, ничто не могло омрачить прекрасный весенний день, как вдруг от деревьев отделился человек и, выхватив револьвер, несколько раз выстрелил в императора. Это был мечтавший прославиться жестянщик Эмиль Хайнрих Макс Гедель, анархист, сочувствовавший социалистам. К счастью для Вильгельма, стрелком он оказался никудышным: пули просвистели мимо. Анархиста мгновенно скрутила толпа.

An engraving by Albert Henry Payne. 1850.

The monument to King Frederick the Great (below) stands on Unter den Linden, opposite the building of Berlin’s oldest university that now bears the name of the scholars Wilhelm and Alexander Humboldt.

Улица, улица...

/

t rough streets broad and narrow

Unter_den_Linden.qxd

Он призывал народ к единению и терпению! Однако вместо благодарственных аплодисментов и криков «ура» послышались возбужденные недовольные голоса. Слишком хорошо помнили студенты его недавние слова о том, «что никакой земной власти не удастся принудить его к тому, чтобы обратить естественное, в Пруссии особенно здоровое, основанное на внутренней правде, отношение между правителем и народом в условное, конституционное; он не позволит, чтобы между ним и народом вторгся лист бумаги». Толпа угрожающе придвинулась к королю, кто-то бросил камень, потом еще один. Фридрих Вильгельм, не ожидавший такого поворота событий, растерялся, и быть бы беде, если б не сопровождавший его полицейский чиновник Вильгельм Штибер, буквально затолкавший короля в двери одного из ближайших домов.

106

Right. The unusual monument entitled Modern Book Printing is on Bebelplatz opposite the Opera Theatre (on the left in the photograph). The 25-metre sculpture weighing 35 tonnes is made up of 17 classic works of German literature.

Ниже. Строительство Цейхгауза (Арсенала) было начато в 1695 году по приказу прусского короля Фридриха I и длилось 35 лет. Ныне здесь проводятся выставки Немецкого исторического музея.

Не прошло и месяца, как на Вильгельма I было совершено второе покушение: ведь король не изменил своей привычке разъезжать по Берлину в открытой коляске. Это произошло 2 июня, когда он ехал по Унтер-ден-Линден в парк Тиргартен. Едва коляска поравнялась с домом №18, раздались выстрелы. Из окна второго этажа дробью стрелял доктор философии Карл Эдуард Нобилинг, также придерживавшийся анархических взглядов. Раненный в шею, руку и грудь, император, обливаясь кровью, упал на дно коляски. К счастью, раны его оказались не смертельными. Нобилинг, желая избежать наказания, попытался покончить с собой и выстрелил себе в грудь. Воспользовавшись этими покушениями, канцлер Германии Отто фон Бисмарк провел через рейхстаг

Below. Construction of the Zeughaus (Arsenal) began in 1695 on the orders of Elector Fredrick III (soon to be King Fredrick I) and lasted 35 years. Today it houses the German Historical Museum.

Слева. Строительство здания Немецкой государственной оперы было завершено в 1743 году, но первое представление здесь состоялось за год до этого.

107

planted along the route together with a thousand walnut trees, forming an alley six rows wide.

In 1770 Frederick II decided to erect grand edifices along the alley, to which end 44 existing houses that did not meet the King’s architectural expectations were demolished. They were replaced by 33 mansions for the senior Prussian nobility and spacious houses for wealthy burghers. The dusty road turned into an elegant street that became a symbol of the Prussian capital.

Unter den Linden acquired its pomp and elegance — a mix of architectural styles, Baroque, Rococo and NeoClassicism — in the seventeenth and eighteenth centuries, when it began to be actively built up with Ниже. Внутренний двор Цейхгауза защищен стеклянным куполом. Здание дважды восстанавливалось из руин.

Справа. Необычный памятник с названием «Современное книгоиздание» находится на площади Бебеля, напротив Оперного театра (на фото слева). Двадцатиметровая скульптура весом 35 тонн состоит из 17 книг немецких классиков.

Left. The building of the Court Opera (now the Berlin State Opera) was completed in 1743, but the first performance here took place the year before.

Справа. Здание НойеВахе («Новая караульня») было построено в 1816—1818 годах как помещение для королевской охраны и одновременно как памятник павшим в войнах с Наполеоном. Ныне здесь находится мемориал жертвам войны и тирании.

Right. The Neue Wache was constructed in 1816—18 to house the royal guard and at the same time as a memorial to the dead of the Napoleonic Wars. Now it functions as a memorial to the victims of war and tyranny.

Below. The inner courtyard of the Zeughaus is covered by a glazed dome.

The building has twice been rebuilt from ruins.

Здание Цейхгауза украшено множеством аллегорических фигур, а фасад над главным входом — изображением Фридриха I и двух богинь Победы, несущих его герб. Здесь запечатлены также слова монарха о применении оружия для справедливых целей: «…На страх врагам, во имя охраны своего народа и союзников». Перед зданием на высоких постаментах — четыре женские фигуры, символизирующие науки: пиротехнику, арифметику, геометрию и механику.

The exterior of the Zeughaus is embellished with many allegorical figures, while the façade above the main entrance bears a depiction of Frederick I and two goddesses of victory carrying his coatof-arms. It carries the monarch’s words about the use of arms for just purposes “… for enemies to fear, for the protection of my peoples and allies…” In front of the building are four female figures on tall pedestals, symbolizing the sciences of pyrotechnics, arithmetic, geometry and mechanics.

В Нойе-Вахе установлена копия скульптуры Кете Кольвиц «Мать с погибшим сыном» («Пьета») The Neue Wache contains a copy of Käthe Kollwitz’s sculpture Mother with her Dead Son (Pièta).

9/23/10

12:52

Page 108

t rough streets broad and narrow

Unter_den_Linden.qxd

Улица, улица...

/

За Цейхгаузом Унтерден-Линден упирается в Дворцовый мост, ведущий на Музейный остров. Кроме музеев на острове находится Берлинский кафедральный собор (слева), возведенный в годы правления германского императора Вильгельма II. Несмотря на то что собор протестантский, роскошь его убранства может соперничать с католическими храмами. Справа. Здание посольства Российской Федерации (раньше здесь размещалось посольство СССР) было построено в начале 1950-х годов. Интерьеры этого здания поражают своим великолепием.

так называемый «закон о социалистах». На его основании вскоре было закрыто множество газет и обществ, даже весьма далеких от социализма. Нобилинг вскоре скончался от ран, а Геделя судили и 16 августа того же года отправили на эшафот. Кстати говоря, возможно, как раз эта гильотина находится сейчас в качестве экспоната в Музее немецкой истории на Унтер-ден-Линден.

Улица книжного пепла

108

В летописи Унтер-ден-Линден была еще черная страница. Придя в Германии к власти в 1933 году, фашисты начали с того, что решили одним разом уничтожить культурное наследие других народов, объявив

Beyond the Zeughaus Unter den Linden ends at Palace Bridge that leads to Museum Island. Besides the museums, the island is the location of Berlin Cathedral (left) that was constructed in the reign of Kaiser Wilhelm II. Although this is a Protestant cathedral, its luxuriously decorated interiors rival those of Catholic churches.

чуждыми арийскому духу книги авторов, которые не принадлежат германской нации. Из Берлинского университета через Унтер-ден-Линден на противоположную сторону улицы, к Опернплац, 10 мая 1933 года направилась колонна студентов. Все они были одеты в коричневую форму, в руках несли зажженные факелы. На площади их ждали сложенные в штабели книги, предназначенные к сожжению. Двадцать тысяч томов, изъятых из библиотек университета и других общественных заведений Берлина. Сжигались произведения писателей, неугодных режиму, и среди них книги Льва Толстого, Генриха Гейне, Лиона Фейхтвангера, Томаса и Генриха Маннов, Бертольда Брехта, Эриха Марии Ремарка, Франца Кафки, Стефана Цвейга и многие, многие другие. Выступивший перед студентами министр народного просвещения и пропаганды Йозеф Геббельс кричал: «Царство еврейского интеллектуализма закончено! Мы провозглашаем царство нового человека! Этому человеку не известны страх смерти и химера морали!» Многотысячная толпа радостно отзывалась криками «Зиг хайль!», бросая горящие факелы в книги… Теперь на бывшей Оперной площади, носящей сегодня имя Августа Бебеля, расположен мемориал — под ногами у прохожих находится квадратный стеклянный проем. Заглянув в него, как в прошлое, можно увидеть лишь пустые полки без книг.

Липы мирного времени С падением нацистского режима центральная улица Берлина избежала печальной участи полного уничтожения и забвения. Адольф Гитлер планировал превратить Унтер-ден-Линден в триумфальную ось, в парадную трассу, соединяющую восточную и западную части города. Никаких лип на ней не осталось бы и в помине. Собственно, начало этому было положено весной 1945 года, когда Гитлер приказал вырубить все деревья — они мешали передвижению военного транспорта. Улицу даже использовали как взлетно-посадочную полосу. Новые липы на Унтер-денЛинден высадили уже в послевоенное время. Сегодня на Унтер-ден-Линден никто не живет. В роскошных магазинах и конторах, а также на самом бульваре больше туристов, чем горожан. Но все же встречаются и они. Прежде всего это велорикши: крепкие веселые ребята, как правило, студенты, стихийные бунтари, убежденные сторонники партии зеленых, любители быстрой езды и, конечно, знатоки истории Унтер-ден-Линден.

Выше. Бранденбургские ворота, находящиеся на Парижской площади, венчают бульвар Унтер-денЛинден. Они возведены в 1789—1791 годах и поначалу назывались «Ворота мира». Образцом для них послужили Пропилеи Акрополя в Афинах.

Right. The building of the embassy of the Russian Federation (formerly the Soviet embassy) was constructed in the early 1950s. The interiors are strikingly magnificent.

Внутренний двор Берлинской государственной библиотеки на Унтер-денЛинден.

dwellings and administrative buildings. In this sumptuous stage setting real-life historical dramas were played out on several occasions.

The inner courtyard of the State Library on Unter den Linden.

A Stone for the Liberal King In 1848 King Frederick William IV of Prussia, whose attitudes were very liberal at the start of his reign, nearly paid with his life for flirting with the revolutionary-minded masses of Berlin. One warm March day he ordered his carriage and, donning a black, red and gold sash, the symbol of the revolution of 1848—49 (today they are the colours of the German national flag), set off for Unter den Linden and the building of the university, where he intended to make a speech to the students.

With bombast befitting the master of the nation’s destiny, the King declared that he was prepared to become the head of a constitutional state where Prussia would be absorbed in a greater Germany. He called on the people for unity and patience! But instead of grateful applause and shouts of hurrah, his speech was met with murmurs of agitated discontent.

The crowd surged threateningly towards their monarch; someone threw a stone, then another. Unprepared for such a turn of events, Frederick William went completely to pieces and disaster might well have ensued if the police official accompanying him, one Wilhelm Stieber, had not literally pushed the King through the doorway of one of the nearest houses.

Royal Blood Twenty years later a monarch’s blood was nevertheless shed on Unter den Linden. Two attempts in close succession were made on the life of Frederick William’s brother, William (or Wilhelm) I. The first took place on 11 May 1878, when the German Emperor, who loved

109

Слева. На панораме, выставленной в июне 2005 года на Парижской площади в Берлине, запечатлены руины города после Второй мировой войны.

with views very remote from Socialism.

Nobiling soon succumbed to his wound, but Hödel was put on trial, convicted and beheaded on 16 August that same year. He may, incidentally, have been executed by the very guillotine that is now on display in the Museum of German History on Unter den Linden.

The Street of Book Ashes demonstrations of loyalty from his people, drove along the boulevard in an open carriage. It seemed that nothing could mar such a fine spring day, but suddenly a man came out of the trees, raised a revolver and fired twice at the Kaiser. The would-be assassin was a tinsmith named Emil Max Hödel, an anarchist with socialist sympathies. Fortunately for Wilhelm he proved a very poor shot: both bullets whistled past their target. The anarchist was immediately overpowered by the crowd.

Less than a month later a second attempt was made on Wilhelm’s life: the Emperor had not changed his habit of driving around Berlin in an open carriage. It was 2 June and he was making his way along Unter den Linden to the Tiergarten park. Just as the carriage drew level with number 18 shots rang out. A shotgun was fired from the second storey by a doctor of philosophy, Karl Eduard Nobiling, who also held anarchistic views. The Emperor was wounded in the neck, arm and chest; drenched in blood he fell to the floor of the carriage. Fortunately his wounds were not fatal. Nobiling wanted to avoid capture and tried to commit suicide by shooting himself in the chest.

The German Chancellor Otto von Bismarck seized upon these incidents in order to get his “Anti-Socialist Laws” through the Reichstag. That legislation led to the closure of many newspapers and societies, even some

The chronicle of Unter den Linden contains another dark chapter. The Nazis who came to power in Germany in 1933 began by deciding to do away at a single stroke with the cultural heritage of other peoples, declaring that books by authors who did not belong to the German Volk were alien to the Aryan spirit. On the night of 10 May 1933 a column of students processed from the university across Unter den Linden to Opernplatz on the other side. They were all dressed in brown uniform and carrying burning torches. On the square the books singled out for burning were piled up in stacks. Twenty thousand volumes taken from the university’s libraries and other public institutions in Berlin. The works of authors out of favour with the new regime were ceremoniously committed to the flames.

Today the former Opernplatz bears the name of the pioneering German Social Democrat August Bebel and contains a memorial — beneath the pedestrians’ feet there is a glazed square space. Look into it and you will see empty shelves stripped of their books.

The Limes of Peacetime The fall of the Nazi regime meant that Berlin’s central street avoided the sad fate of complete destruction and oblivion. Adolf Hitler had planned to turn Unter den Linden into a triumphal axis, part of a grand parade route linking the eastern and western parts of the city. There

would certainly have been no place for lime trees on that. A start of sorts was made in the spring of 1945, when the Führer ordered that all the trees be cut down as they hampered the movement of military transport.

New limes were planted on Unter den Linden in the peaceful post-war years.

Today Unter den Linden sees more tourists than locals.

But you can find Berliners there. Prominent among them are the drivers of the pedicabs: strong, cheerful fellows, mainly students, rebellious spirits, convinced adherents of the Green Party, fond of riding fast and, of course, well versed in the history of Unter den Linden.

Парк Большой Тиргартен находится в самом центре Берлина. Со стороны Унтер-ден-Линден попасть в него можно через Бранденбургские ворота (в центре фотографии).

Above. The Brandenburg Gate on Pariser Platz crowns the boulevard of Unter den Linden. It was erected in 1789-91 and originally known as the Gate of Peace. It was based on the Propylaeum of the Acropolis in Athens.

Left. The panorama exhibited on Berlin’s Pariser Platz in June 2005 recorded the city in ruins after the Second World War.

The Grosser Tiergarten park lies in the very centre of Berlin. From Unter den Linden it is reached through the Brandenburg Gate (in the centre of the photograph).

И скусство отдыхать / t he

art of relaxation

Titicaca.qxd

9/23/10

12:56

Page 110

Катер с пассажирами и пестрым скарбом отважно борется с высокими волнами, гуляющими по озеру Титикака. Суденышко держит курс на плавучие острова Урос, которые индейцы уже не один век строят из камыша. В строительном материале недостатка нет: камышовые заросли столь плотны, что остается только удивляться, как капитану удается находить в них узкие каналы, ведущие к островам.

Камыш всему голова Когда впереди появляются первые острова, гид воодушевленно объясняет, что нам повезло застать традиционный уклад индейского племени уро, обреченного в конце концов проиграть битву с цивилизацией. Правда, нынешние обитатели здешних мест — потомки от браков племен уро и аймара. О том, что послед-

110

ний чистокровный индеец-уро умер больше полувека назад, говорить не принято. Эти тонкости туристам знать ни к чему: они проводят на островах несколько часов, фотографируют всё и вся и, оживленно галдя, отправляются обратно. Я остаюсь до завтрашнего дня. Найти «начальника» на острове величиной с футбольное поле — дело несложное, но вот передвигаться по мягкому ковру из камышей получается не сразу. Поверхность пружинит под ногами, кое-где проступает вода. «Начальника» зовут Хуан, он провожает меня в хлипкую хибарку, где мне предстоит провести ночь. «Ночью может подняться шторм. Если ветер будет сильным, держись за стену», — предупреждает он и привычными жестами знакомит меня с местными правилами безопасности. Потом забирается на «смотровую башню», возвышающуюся в центре острова, проверить, нет ли поблизости катеров с туристами. День на исходе, и на сегодня

В камышовом царстве Лариса ПЕЛЛЕ / by Larisa PELLE

111

прием гостей закончен — хозяева могут расслабиться. На «моем» острове живет пять семей. Когда я спрашиваю, есть ли между семьями кровное родство, хозяин смеется: из двух тысяч оставшихся на островах индейцев, скорее всего, все приходятся родственниками друг другу. Детей у Хуана шестеро. Пока туристы прогуливались по острову, я успела познакомиться с наряженной в пестрый национальный костюм семилетней Глорией. Когда остров опустел, Глория скрывается в хижине и через минуту возвращается уже в джинсах и пуловере. Она гордо показывает мне свои тетради с домашним заданием: благодаря евангелистам, организовавшим на соседнем острове школу, большинство детей в округе оканчивает первые шесть классов. Хуан объясняет, что если кому-то хочется продолжать учебу, то надо отправляться в ближайший городок Пуно. Однако большинство предпочитает остаться на островах. В Пуно, как и в других городах Перу, индейцев обычно поджидают безработица и бедность. На островах жизнь хоть и не легка, но есть уверенность в завтрашнем дне: пока приезжают туристы и на озере растет камыш, индейцы менять свою жизнь не собираются. Хуан говорит, что строительство острова никогда не заканчивается: нижние слои камыша в воде быстро сгни-

The launch with its passengers and their motley belongings struggles against the high waves ruffling Lake Titicaca. The vessel is heading for the floating islands of the Uros that the natives have been building for centuries. There is no shortage of building material: the reed beds are so dense that it is a wonder that the captain can manage to find the narrow channels through them leading to the islands. Слева. Можно высадиться на любом из островов — здесь всегда есть где переночевать, а уж поделиться с гостем скромной пищей их обитатели готовы всегда.

Left. You can get out on any of the islands. There is always somewhere to stay the night and the inhabitants are always ready to share their modest fare with a guest.

in the kingdom of reeds

вают, поэтому сверху остров постоянно нужно «надстраивать». К вечеру мимо острова начинают проплывать лодки, груженные высокими стогами камыша. Даже если остров не требует немедленной «починки», спрос на камыш велик: плотные верхушки используются для строительства лодок, а мягкие стебли употребляют в пищу. За ужином выдается шанс попробовать их — мучнистые и сладковатые, почти безвкусные, они вряд ли станут моим любимым блюдом. Дети послушно жуют: ведь выбора нет, и капризничать не приходится. После ужина они чистят зубы камышовыми стеблями, как будто это зубные

Reeds for All Needs When the first islands heave into view, the guide fervently explains that we are lucky to still catch the traditional way of life of the Indian Uro tribe, which is doomed to lose the fight with civilization in the end. In reality, the present local inhabitants are the descendants of marriages between the Uro and the Aymara. The fact that the last pureblooded Uro died a good fifty years ago is not usually mentioned. There is no call to worry tourists’ heads with such niceties: they spend a few hours on the islands, photo-

Под крылом самолета — южная часть озера Титикака. Здесь озеро разделено полуостровами Копакабана и Уата на два плеса: Большой и Малый. Их соединяет короткий пролив шириной несколько сотен метров.

Beneath the wing of the plane is the southern part of Lake Titicaca. The lake is divided by two peninsulas, Copacabana and Huata, into two subbasins, large and small, the Lago Grande and Lago Pequeño. They are linked by a short strait just a few hundred metres wide.

graphing everything and everybody, and noisily embark for the return journey.

I am staying on until the next day. It’s not difficult to find the head man on an island the size of a football pitch, but walking around on the soft carpet of reeds takes some getting used to. The surface bounces beneath your feet and here and there water comes through.

The boss is called Juan, he sees me to a flimsy shanty where I am to spend the night.

“A storm might blow up in the night. If there is a strong wind, hold onto the wall,” he warns and with well practised gestures acquaints me with the local safety instructions. Then he clambers up the “watchtower” that rises from the centre of the island to see if there are any tourist launches nearby.

The day is drawing to a close and visiting hours are over: the hosts can relax.

Five families live on “my” island. When I ask if they are blood relatives the head man laughs: with just two thousand Indians left on the islands, they are probably all related to one degree or another.

Juan has six children. While the tourists were doing the rounds of the island, I man-

9/23/10

12:56

Page 112

щетки. Старшие моются в озере. Я отваживаюсь прыгнуть в темную воду, которая днем была довольно теплой, но на закате кажется ледяной. Ногой нащупываю в воде веревку. Хуан говорит, что острова крепятся ко дну: «Ночью поднимается такой ветер, что, если не привязывать, проснешься утром на боливийской стороне». Уж не поэтому ли даже у гидов нет карты островов — они же меняют размеры и расположение несколько раз в месяц!

раз копается на своем: старательно соскребает с камышовых стеблей кусочки земли и кладет их на грядку. Там растет картошка, которой, по моим подсчетам, едва ли хватит семье на неделю. Хуан говорит, что у его семьи, как и у других островитян, есть огород рядом с Пуно. «Но если его не караулить каждый день, соседи или бедняки могут собрать урожай», — усмехается он. Когда мужчины племени заняты рыбалкой или охотой,

Огород размером с рот Утром Хуан собирается на охоту, а я напрашиваюсь сопровождать его. Индеец, вооруженный старым ржавым ружьем, надеется подстрелить утку. Я немного разочарована тем, что в путь мы отправляемся на алюминиевой лодке. «Лодки из камыша — для туристов, здесь ими уже никто не пользуется», — объясняет Хуан. Мы петляем в камышовых зарослях час, два, но птиц не видно. Наконец индеец издает радостный возглас и показывает на утиное гнездо с тремя крупными яйцами. Сегодня камышовую диету можно будет разнообразить. На плавучих островах вопрос питания самый насущный. В озере водится рыба, но добыча остальной еды требует немалых усилий. Рядом с некоторыми хижинами есть крошечные огороды — два-три квадратных метра. Жена Хуана, Лус, как

112 Сегодня почти все жители островов относятся к племени аймара: в течение последних веков смешанные браки привели к исчезновению чистокровных уро. «Даже в домах сейчас говорят на языке аймара, никто больше не знает языка уро», — вздыхает Хуан, но тут же добавляет, что, как и все выросшие на островах, он считает себя уро.

женщины отправляются на берег в маленьких лодках. Дорога в Пуно занимает час или два, но если на озере поднимается ветер, о поездке можно забыть. К берегу подплывает лодка с соседнего острова. Народ высыпает из хижин, а когда толпа рассеивается, я вижу женщин, лежащих на камышах и лижущих разноцветные шарики, — оказывается, соседи привезли мороженое! Через распахнутую дверь видна единственная комната в доме: на камышовом «полу» стоит телевизор. Традиционных игрушек, которые женщины так энергично предлагают туристам, не видно, зато полно китайских машинок, вспыхивающих яркими огоньками, и дешевых клонов Барби. Неужели на эти радости уходит скудный заработок индейцев?! Хуан говорит, что дороже всего обходятся моторные лодки и бензин. После того как в 1990-х на островах появились солнечные батареи и дизельные генераторы, индейцы открыли для себя телевидение. Примерно тогда же появились первые туристы, и преграды для наступающей цивилизации рухнули.

В сезон дождей, когда обновлять камыш нужно два раза в неделю, все население острова занято на строительных работах. Работа эта непростая — нужно сдвинуть с места все дома, вещи и даже смотровую башню.

In the rainy season, when the reeds have to be replenished twice a week, the whole population of the island is busy with construction work. It is no easy task as all the houses, things and even the watchtower have to be moved around. Слева внизу. При взгляде на лодки из тростника европеец тут же вспомнит Тура Хейердала и его тростниковые корабли, кстати изготовленные с учетом опыта умельцев из Перу…

Bottom left. Looking at the reed boats, Europeans immediately recall Thor Heyerdahl and his reed ships, which were incidentally drawing on the experience of the skilled craftsmen of Peru.

aged to make friends with 7-year-old Gloria who was decked out in smart national dress.

When the island emptied, Gloria disappears into a hut and a minute later comes back wearing jeans and a sweater. She proudly shows me her exercise books with her homework: thanks to the evangelists who have organized a school on the neighbouring island the majority of children in the area manage to get six years of schooling. Juan explains that if anyone wants to learn more, they have to go to the nearest town — Puno. But most prefer to stay on the islands. In Puno, as in the other towns and cities of Peru, it is usually unemployment and poverty that await the Indians.

On the islands, although life is not easy, there is at least some security: while the tourists keep coming and the reeds keep growing, the Indians have no plans to change their way of life.

Juan says that the construction of an island never finishes: the lower layers of reeds actually in the water quickly rot, so the island has to be constantly “resurfaced”.

Towards evening boats loaded with reeds begin to pass by. Even if the island is not in

на музеи под открытым небом. Веков восемь назад уро, спасаясь от воинственных инков, построили первые плавучие острова. Тогда индейцы нуждались в защите озера, а ныне полностью зависят от внешнего мира. Даже за женами и мужьями они все чаще отправляются в соседние районы. Хуан в свое время нашел невесту в городе, после чего женщине было разрешено переехать на остров: чужаки могут поселиться здесь только после заключения брака. Я беру маленькую лодку из камыша и отправляюсь на соседний остров. Вместо весла длинный шест. Плыть быстро не получается, но спешить некуда. Пришельцу,

Рыбная ловля — занятие, в котором островитяне не знают себе равных, а рыба всегда есть в меню, предлагаемом туристам.

Fishing is an activity in which the islanders are unequalled, and there is always fish on the menu offered to tourists.

Плавучие музеи

113

«Лус, а вы бы жили здесь, если б не было туристов?» — спрашиваю я у жены Хуана. Та говорит, что не может представить себе этого. В сезон туристов здесь столько, что острова становятся похожи

Today almost all the inhabitants of the islands belong to the Aymara tribe. Over the past few centuries mixed marriages have led to the disappearance of pure-blood Uro. “Even at home people speak the Aymara language; nobody knows the Uro language any more,” Juan sighs, but immediately adds that like all those who have grown up on the islands, he considers himself an Uro. Огород на острове, вся площадь которого составляет шесть соток, вызывает слезы умиления. И все-таки он служит некоторым подспорьем в хозяйстве, добавляет разнообразия в скудный рацион индейцев. Вот только каждый комок земли здесь едва ли не на вес золота…

The vegetable plot on an island that is altogether the size of a small Russian dacha plot is almost enough to make you weep.

Yet it does add some variety to the Indians’ humble fare. Every clump of soil here is worth its weight in gold.

need of urgent repairs, the demand for reeds is always high: the dense tops are used to build boats, and the soft stems are part of the diet. At dinner I get a chance to try them: mealy and slightly sweet, almost tasteless, they are unlikely to become my favourite food. The children chew obediently: there is no other choice and no point in acting up.

Subsistence Horticulture лариса пелле

И скусство отдыхать / t he

art of relaxation

Titicaca.qxd

In the morning Juan intends to go hunting and I ask to accompany him.

Armed with an old rusty gun, the Indian hopes to bag a duck. I am a little disappointed when we board an aluminium boat.

“The reed boats are for the tourists. Here no-one uses them anymore,” Juan explains.

We zigzag through the reed beds for an hour, then another, but there are no birds to be seen. At last the Indian gives a cry of delight and points to a duck’s nest containing three large eggs. Today there is a chance to introduce a little variety to the diet of reeds.

On the floating islands food is the most pressing question. There are fish in the lake,

9/23/10

12:56

Page 114

art of relaxation

Titicaca.qxd

И скусство отдыхать / t he

лариса пелле

Слева. На плавучих островах есть не только хижины из камыша, нет-нет да и попадаются дома, сделанные на европейский манер.

Top left. The “watchtowers” here are not very high, but from them you can always take a look around to find out if a tourist boat is approaching. The Indians greet guests warmly: the tourist business is the main source of income in these parts.

Left. On the floating islands there are not only reed huts. Once in a while you come across houses of the European sort.

Слева. Еще один форпост цивилизации — телефонная будка, откуда, если есть желание, можно позвонить родственникам в Россию. Среди островитян современные средства связи еще не распространены, но, судя по всему, недалек тот день, когда и они станут пользоваться мобильными телефонами и Интернетом…

На местном «базаре» торгуют в основном сувенирами и тканями. Здесь можно впрок запастись миниатюрными тростниковыми лодочками (для подарков родственникам), керамическими сосудами и ковриками с причудливым орнаментом — эти образцы народного промысла пользуются неизменным успехом у женщин.

115

The local “bazaar” deals mainly in souvenirs and fabrics. Here you can stock up on miniature reed boats (as gifts for relatives), ceramic vessels and mats with fanciful patterns — these articles of folk craft are invariably popular with female visitors.

neighbours or poor people might collect the harvest,” he says with a rueful grin. While the men of the tribe are busy hunting or fishing, the women go ashore in little boats. The journey to Puno takes an hour or two, but if the wind picks up then it becomes impossible.

Floating Museums “Luz, would you live here, if there were no tourists?” I ask Juan’s wife. She says that she cannot imagine it. In the tourist season

километра над уровнем моря игроки из других команд быстро теряют силы!

Дань богам Когда я возращаюсь, Лус накрывает стол: сегодня на обед труча, знаменитая форель из Титикаки. Раньше эта рыба была едва ли не единственной пищей уро, но сейчас у индейцев появились соперники — промысловые рыболовецкие суда. Улова на всех не хватает. Да и добыча

Lake Titicaca meets tourists with unbearable heat that can change in no time to piercing cold. That’s not surprising: here, at a height of four kilometres, you quickly grasp what a “harsh climate” means. Warm clothing is a necessity to have with you.

One more advance-post of civilization — a phone box from where you can call home to Russia if you want. The islanders still do not have modern communications, but to all appearances the day is not far off when they will start using mobile phones and the Internet.

but getting all other kinds of food is quite an effort. Next to some of the huts are tiny vegetable plots, just two or three square metres.

Juan’s wife, Luz, is busy with hers just now: she is carefully scraping clumps of earth from the stems of reeds and putting them on the bed. The potatoes that are growing there will, by my reckoning, barely last the family a week. Juan says that like the other islanders his family has a vegetable plot near Puno.

“But if you don’t guard it every day, the

Right. If you look closely, here and there you can spot solar batteries among the huts. They do, admittedly, slightly spoil the impression of an age-old traditional way of life.

Если есть «достопримечательности», можно повысить плату, поэтому жители активно создают зоологические музеи (экспонатами служат чучела местных птиц), строят высокие смотровые башни. Но самое интересное попадается на глаза, когда этого меньше всего ждешь: на одном из островов я наблюдала… тренировку футбольной команды. Оказывается, местные футболисты всегда выигрывают районные матчи, когда они проводятся в Пуно. Ведь на высоте четыре

Слева вверху. «Смотровые» вышки здесь невысоки, но с них всегда можно бросить взгляд окрест, чтобы выяснить, не приближается ли катер с туристами. Индейцы приветливо встречают гостей: туристический бизнес — основная статья дохода в этих местах.

оставшемуся на ночлег, индейцы уже не предлагают сувениров и едва ли вообще обращают на него внимание. А вот сходящие с катеров туристы платят на каждом острове за «вход» 1–3 доллара, в зависимости от его «раскрученности».

114

Справа. Если приглядеться, то кое-где среди хижин можно увидеть солнечные батареи, правда, они слегка портят впечатление от патриархального уклада индейцев.

На озере Титикака туристов ждет нестерпимая жара, которая может в одночасье смениться пронзительным холодом. Это неудивительно: здесь, на высоте четырех километров над уровнем моря, быстро понимаешь, что значит «суровый климат». Теплые вещи брать с собой обязательно!

there are so many that the islands begin to resemble open-air museums. Some eight centuries ago the Uro, seeking refuge from the bellicose Incas, constructed the first floating islands. At that time the Indians needed the protection of the lake; today they are completely dependent on the outside world. Even for wives and husbands they increasingly look to the neighbouring areas. Juan in his time found a bride in the town, after which the woman was allowed to move to the island — outsiders can only settle here after marriage.

I take a little reed boat and head off to the neighbouring island. Instead of paddles there is a long pole. You cannot get up any speed, but there is no hurry anyway. If visitors stay the night, the Indians don’t offer them souvenirs and barely take any notice of them at all. But the tourists that come off

the launches pay an “entrance charge” on each island of between one and three dollars, depending on how much the place has been “hyped”.

If there are “sights”, the price goes up, so the islanders like to create zoological museums (with stuffed local birds as exhibits) and build tall viewing towers. But you see the most interesting things when you least expect them: on one of the islands I watched… a football team training. It turns out that the local footballers always win the district-level matches when they are held in Puno. Not surprising — at a height of four kilometres above sea level the visiting players quickly run out of wind!

Tribute to the Gods When I come back, Luz is laying the table: today there is fish for lunch — the

12:56

Page 116

Нехитрая кухонная утварь — керамические горшки и плита, в которой разводят огонь. Следует помнить, что сухой камыш огнеопасен, поэтому с огнем здесь нужно быть чрезвычайно осторожным.

мельчает. Лус обжаривает рыбешку на сковородке над костром, разведенным прямо посреди острова, поливая водой из пластиковой бутылки искры, разлетающиеся вокруг. Еду запиваем чичей, местной брагой. Я глотаю сладковатую чичу из пластиковой кружки и краем глаза вижу, как Хуан выплескивает несколько капель себе под ноги. «Подарок Пачамаме», — объясняет он. Здесь, как и везде в Андах, Пачамаму, Мать-Землю, уважают больше всего. На

Слева. Дети здесь охотно учатся — ведь более интересного занятия на островах не найти.

Left. The children like learning — after all there is nothing more interesting for them to do on the islands.

116

Справа. Островитянки занимаются рукоделием в любую свободную минуту, демонстрируя туристам, что их изделия, выставленные на продажу, аутентичны. Ниже. Песни и танцы тоже входят в программу…

Right. The islanders practise their crafts whenever they have a spare minute, demonstrating to the tourists that the articles they offer for sale are authentic.

Below. Songs and dances are also part of the programme.

Simple kitchen utensils — ceramic pots and a stove in which you light a fire.

Dry reeds are very flammable, of course, so the islanders need to be very careful with fire.

лариса пелле

9/23/10

лариса пелле

И скусство отдыхать / t he

art of relaxation

Titicaca.qxd

застольях Пачамаме отдают первый глоток напитка, а если кто-то из членов семьи заболел, в жертву приносят кое-что посерьезнее: цветы, листья коки и даже животных. Впрочем, на одном из островов есть и адвентистская церковь, в которую ходят по воскресеньям. «Без веры нам не выжить», — говорит Хуан и отпивает чичу под одобрительные кивки жены.

famous Lake Titicaca trout. In earlier times this was almost the Uro’s only food, but now the Indians have competition from commercial fishing vessels. There is not enough to go around. And the fish themselves are getting smaller. Luz cooks the fish in a frying-pan over a fire burning directly in the middle of the island, putting out the sparks that fly off with water from a plastic bottle.

We wash the meal down with chicha, the local brew. I take a taste of the fairly sweet drink from a plastic mug and notice Juan out of the corner of my eye pouring a few drops beneath his feet. “A gift to Pachamama,” he tells me. Here, as everywhere else in the Andes, Pachamama, Mother Earth, is venerated more than anything else. At feasts the first drops of a drink are poured out for her, and if one of the family falls ill something more substantial is given as an offering: flowers, coca leaves or even animals. Yet on one of the islands there is an Adventist church that people visit on Sundays. “Without faith we cannot survive,” Juan says and sips his chicha to an approving nod from his wife.

9/23/10

12:57

Page 118

Традиции / t raditions

Air_NEW.qxd

О том, чтобы подобно птице подняться в воздух, человек мечтал с глубокой древности. Путь к этому был долог и тернист: опасность таилась не только в силе притяжения Земли, но и в отношении к воздухоплаванию со стороны религии и особ царствующих. Известно, что в XVI веке боярский холоп Никитка на глазах царя Иоанна Грозного и при большом скоплении люда с помощью крылатого аппарата сумел совершить полет с колокольни. Умелец поплатился за свой успех жизнью: царь приказал отрубить ему голову, а изобретение сжечь — «ибо от нечистого это».

Однако человеческую мысль остановить невозможно: век за веком люди искали дорогу в небо. Первыми на нее ступили французы — братья Монгольфье, которые 5 июня 1783 года запустили в воздух свой тепловой аэростат, а спустя несколько месяцев на «монгольфьере» впервые поднялись и благополучно приземлились двое смельчаков — ученый Пилатр де Розье и светский лев маркиз д'Арланд. Весть об этих событиях быстро достигла Петербурга, страницы газет запестрели сообщениями о полетах. Однако Екатерина II, несмотря на все свои заслуги перед отечественной наукой, отнеслась к воздухоплаванию более чем равнодушно: «Здесь отнюдь не занимаются сею и другою подобно аэроманиею, да и всякие опыты о кой яко бесплодные и ненужные да и совершенно затруднены».

Sic itur ad astra Елена КЕЛЛЕР, Любовь СТОЛЬБЕРГ /

by Yelena KELLER, Lubov STOLBERG

путь к звездам

118

119

From earliest times people dreamed of rising into the air and flying like the birds. The path to realizing the dream was long and thorny: there was danger not only in the force of gravity, but also in the attitude taken to human flight by religion and those in power. We know that back in the sixteenth century in the sight of Tsar Ivan the Terrible and a large crowd of people a boyar's serf called Nikitka managed to use a set of wings to fly down from a bell-tower. The artificer paid for his success with his life: the Tsar ordered that he be beheaded and his invention burnt as “the work of the devil”. «Первый свободный полет на воздушном шаре Пилатра де Розье и д'Арланда 21 ноября 1783 года». Гравюра издательства «Романе и К°». Париж, 1890-е годы.

The First Aerial Voyage of Pilatre de Rozier and d'Arlandes. 21 November 1783. Engraving published

by Romanet & cie, Paris.

1890s.

But you cannot stop people thinking: century after century they kept looking for the way into the heavens. The first to set foot on it were the French Montgolfier brothers, who launched their hot-air balloon on 5 June 1783. A few months later two bold spirits — the scientist Pilatre de Rozier and the socialite Marquis d’Arlandes — first took to the air and landed safely.

Традиции / t raditions

Air_NEW.qxd

120

9/23/10

12:58

Page 120

Тем ни менее в день тезоименитства императрицы, 24 ноября 1783 года, с ее высочайшего разрешения петербуржцы стали свидетелями первого подъема воздушного шара с невских берегов. Со двора Эрмитажа поднялся в небо маленький аэростат — около 60 сантиметров в диаметре. А через двадцать лет, июньским утром 1803 года, в присутствии императора Александра I и великих князей, на глазах огромной толпы горожан Андре Жак Гарнерен и его супруга Женевьева поднялись в воздух с Васильевского острова, из сада Первого кадетского корпуса. Набрав высоту 1500–2000 метров, шар проплыл над столицей и опустился недалеко от Малой Охты. Через месяц Гарнерен повторил свое путешествие в небе столицы, но уже с пассажиром — генералом Сергеем Львовым, с которого он взял «за удовольствие» две тысячи рублей серебром — внушительная сумма по тем временам! Перед началом полета произошла небольшая поэтическая перепалка. Известный в то время поэт граф Александр Хвостов позволил себе довольно злой экспромт: Генерал Львов летит до облаков Просить богов о заплате долгов. Львов из гондолы немедленно ответил: Хвосты есть у лисиц, Хвосты есть у волков, Хвосты есть у кнутов, Берегись, Хвостов!

Справа. «Андре Жак Гарнерен покидает воздушный шар и спускается с помощью парашюта.

1797 год». Гравюра издательства «Романе и К°». Париж, 1890-е годы. Ниже. Схематическая иллюстрация парашюта, использованного 22 октября 1797 года Андре Жаком Гарнереном над парком Монсо в Париже. Гарнерен впервые в мире совершил прыжок с парашютом, который был сшит из белого шелка в виде зонтика диаметром семь метров. Впоследствии аэронавт побывал в разных европейских странах, демонстрируя полеты и прыжки с парашютом. Порой он выступал вместе с женой Женевьевой.

Top. Andé-Jacques Garnerin releases the balloon and descends with the help of a parachute, 1797.

Engraving published by Romanet & cie, Paris.

1890s.

«Скорее приготовь побольше шелковой материи, веревок, и ты увидишь одну из удивительнейших в мире вещей» — такую записку получил в 1782 году Этьенн Монгольфье, владелец бумажной мануфактуры, от своего старшего брата Жозефа. Речь шла о первом устройстве для подъема в воздух.

“Quickly get hold of plenty of silk material and rope and you will see one of the most amazing things in the world!” That was the note that Etienne Montgolfier, the owner of a paper factory, received from his elder brother Joseph in 1782. He was referring, of course, to the first means of achieving flight.

The news of these events quickly reached St Petersburg. The newspapers were full of accounts of the flights. But for all her services to Russian science, Catherine II proved more than indifferent to the idea of flight: “Here people do not at all busy themselves with this and the other such as aeromania, and all sorts of experiments that are unproductive, unnecessary and utterly complicated.”

Nevertheless, on the Empress’s name-day, 24 November 1783, with her munificent permission Petersburgers witnessed the first ascent of a balloon from the banks of the Neva. A small aerostat, around 60 centime-

Left. A diagram showing the construction of the parachute used on 22 October 1797 above the Parc Monceau in Paris.

Garnerin became the first person in the world to descend by parachute. His was sewn from white silk in the form of an umbrella seven metres in diameter.

The intrepid aeronaut later visited other European countries demonstrating balloon flights and parachute jumps. Sometimes he was accompanied by his wife, Genevieve.

Слева. Воздухоплавание в XIX веке стало повальным увлечением, что не могло не отразиться в мире моды: форму воздушного шара придавали не только женскому, но и мужскому платью.

Left. Aeronautics became a form of mass amusement in the nineteenth century and inevitably had an influence on fashion: not only women’s costumes, but men’s as well were made in the shape of a balloon.

121

Вскоре аэронавтика настолько вошла в моду, что уже к началу 1850-х годов число полетов в петербургском небе исчислялось тысячами. На новое увлечение быстро отреагировали художники, и газеты начали публиковать карикатуры, в которых дамские юбки представлялись в виде огромного шара. И действительно вскоре модницы стали появляться в шарообразных юбках! Однажды на набережных, площадях, улицах и даже на крышах домов Васильевского острова собрались толпы горожан в ожидании необыкновенного зрелища. В этот день, 31 августа 1847 года, из сада Первого кадетского корпуса был назначен полет петербургского воздухоплавателя Александра Леде, в прошлом артиста балета. Огромных размеров воздушный шар был прикреплен к двум столбам. Леде театрально появился перед публикой со шляпой в руке и раскланялся перед тем, как пуститься в подоблачный путь. Шар взвился в небо и, унесенный ветром в сторону Ладожского озера, бесследно исчез. В истории отечественного воздухоплавания это был первый трагический случай. К модному увлечению не замедлили проявить интерес и военные. Во время Крымской войны отставной штабс-ротмистр Иван Мацнев предложил применить воздушные шары в осажденном Севастополе для наблюдения за противником (ему же

Изображения первых конструкций воздушных шаров: воздухоплавательное устройство Франческо Лана (1670 год); шар братьев Монгольфье; шар Бланшара; Гарнерен, поднимающийся и спускающийся на парашюте; шар Чарльза и Робертса в процессе накачивания; формы крыльев конструкции Лунарди и Бланшара. Гравюра Реста Феннера. 1818 год.

Pictures of early balloon designs: Francesco Lana’s “aeronautic machine” (1670), the Montgolfier brothers’ balloon, Blanchard’s balloon, Garnerin ascending and descending with his parachute, the Charles & Roberts’s balloon being inflated, the shapes of the wings employed by Lunardi and Blanchard. Engraving by Rest Fenner. 1818.

tres in diameter, took off from the courtyard of the Hermitage.

Then, twenty years later, one June morning in 1803, in the presence of Emperor Alexander I and his brothers and in view of a huge crowd of citizens, André Jacques Garnerin and his wife Genevieve took to the air from the garden of the First Cadet Corps on Vasilyevsky Island. After reaching a height of 1,500–2,000 metres the balloon floated above the city and landed close to Malaya Okhta.

A month later Garnerin repeated his journey in the capital’s skies, but this time with a passenger — General Sergei Lvov, whom he charged “for the pleasure” 2,000 silver roubles — a more than considerable sum for the time!

Aerial thrills soon became cheaper and more fashionable so that by the early 1850s «Поднятие воздушного шара при 10° мороза 13 января 1880 года на плацу Константиновского училища». Рисунок И. Беера для журнала «Всемирная иллюстрация». 1880 год.

The Ascent of a Balloon in 10° of Frost on 13 January 1880 on the Parade Ground of the Konstantinovskoye Military College.

Drawing by I. Beyer for the magazine Vsemirnaya Illiustratsiya.

Традиции / t raditions

Air_NEW.qxd

122

9/23/10

12:58

Page 122

приписывают идею использовать аэростаты для бомбометания с воздуха). Докладная записка Мацнева и заключение департамента Генерального штаба были представлены Николаю I, который предложил решить вопрос о применении воздушных шаров главнокомандующему Южной армией, военно-сухопутными и морскими силами в Крыму князю Михаилу Горчакову. Однако князь счел, что это «подало бы неприятелю мысль употребить тот же способ для рассмотрения Севастопольских верков, что и предоставило бы неприятелю значительный перевес…» К тому же кто-то пустил слух, что император будто бы отозвался о воздухоплавании как о «не рыцарском способе ведения войны». От предложения Мацнева отказались, хотя и по сей день жители Севастополя уверены, что воздухоплавание в военных целях впервые использовалось при обороне их города.

Выше. На воздушном шаре «Сокол», приобретенном во Франции в 1885 году, поднимался в воздух военный министр Петр Ванновский с целью оценить возможность применения аэростатов для воздушной разведки. Оболочки шаров наполнялись водородом с помощью специального газодобывающего аппарата.

Above. Minister of War Piotr Vannovsky made an ascent in the Falcon balloon purchased from France in 1885 in order to assess the possibility of using aerostats for aerial reconnaissance. The envelope of the balloons was filled with hydrogen using a special gas-producing apparatus.

Первый выпуск русских офицеров-воздухоплавателей, в центре фотографии — командир Учебного воздухоплавательного парка Александр Кованько. 1888—1889 годы.

The first graduates of the course for Russian officer aeronauts. In the centre of the photograph is Alexander Kovanko, the commander of the Aeronautic Training Park. 1888—89.

thousands of flights were crossing the St Petersburg firmament. Artists were quick to react to this new craze and the newspapers started publishing cartoons in which ladies’ dresses were shown in the shape of huge balloons. And it was not long before life imitated art and women of fashion began appearing in balloon-shaped skirts!

On one occasion the embankments, squares, streets and even the roofs of houses on Vasilyevsky Island were packed with people eagerly awaiting an unusual sight. On that day, 31 August 1847, the St Petersburg aeronaut Alexandre Ledet, a former ballet dancer, was due to make a flight. A balloon of immense size was fastened to two poles.

Ledet made a theatrical appearance before his public with his hat in hand and bowed to all and sundry before setting off on his journey into the heavens. The balloon soared upwards, was caught by winds heading in

the direction of Lake Ladoga and disappeared without trace. This was the first disaster in the history of aeronautics in Russia.

The military also took an interest in this new-fangled amusement. During the Crimean War retired cavalry captain Ivan Matsnev suggested using balloons in the besieged Sebastopol to observe the movements of the enemy. (He is also said to have come up with the idea of using aerostats to drop bombs.) Matsnev’s memorandum and the opinion of the General Staff Department were presented to Nicholas I, who suggested that the question of the use of balloons be decided by the Commander-inChief of the Southern Army, the land and naval forces in the Crimea — Prince Mikhail Gorchakov. But the Prince concluded that “this would give the enemy the idea of using the same means to view Sebastopol’s fortifications, which would give them a significant advantage…” Moreover someone put about the rumour that the Emperor had supposedly expressed the opinion that aeronautics was “an unchivalrous way of waging war”.

Matsnev’s proposal was rejected, although still today the inhabitants of Sebastopol are

123 «Воздухоплаватель» — первый отечественный журнал, посвященный аэронавтике. Издавался в 1880—1883 годах в Санкт-Петербурге. Выпуск 2. Январь 1880 года.

Vozdukhoplavatel [Aeronaut], the first Russian periodical devoted to flight.

It came out in St Petersburg between 1880 and 1883. Issue 2. January 1880.

Вновь к идее создания воздушного флота в России обратились в декабре 1869 года, когда решением военного министра Дмитрия Милютина была образована специальная комиссия под председательством генерала Эдуарда Тотлебена. На опыты ассигновали двенадцать тысяч рублей. Работы развернулись на территории Зоологического сада, где находился сарай, «весьма удобный для одевания сети и предварительной пробы оболочки шара». К лету 1870 года опытный образец был готов. Оболочку шара объемом 1500 кубических метров изготовили на отечественных заводах из шелковой ткани, изнутри покрытой тонким слоем резины. К веревочной сетке шара была подвешена плетеная гондола, в которой находился телеграфный аппарат. Для перевозки и запуска соорудили две специальные повозки. Шар наполнялся водородом; этот газ в те времена добывался самым примитивным способом — воздействием слабого раствора серной кислоты на железную стружку. Впоследствии эксперименты по военному использованию аэростатов производились в Красном Селе под Петербургом. На маневрах в августе 1885 года пехотный полковник Артур Келлер поднялся в воздух. Сведения, сообщенные им с помощью сигналов общевойсковым командирам, позволили оперативно реагировать на обстановку и корректировать огонь артиллерии. Начинание было признано

Большой аэростат Анри Жиффара, на котором Дмитрий Менделеев поднимался над Парижем в 1887 году.

Henri Giffard’s large aerostat on which Mendeleyev ascended above Paris in 1887.

удачным, и с этого времени воздухоплаватели участвовали во многих армейских маневрах. В 1887 году в «кадровой» команде было уже 6 офицеров и 51 солдат. Столичные газеты и журналы подробно описывали не только полеты, но и жизнь военных аэронавтов. В программу обучения команды входили гимнастика, телеграфная азбука, фотография, телефония, устройство воздушных шаров, наполнение их газом, изготовление сигнальных шаров, подъем на аэростатах, ведение с них наблюдений и многое другое. В день солнечного затмения 7 августа 1887 года на воздушном шаре «Русский» в небо поднялся знаменитый ученый Дмитрий Менделеев. Среди многочисленных

convinced that aerial navigation for military purposes was first used in the defence of their city.

Russia returned to the idea of creating an aerial fleet in December 1869, when the Minister of War Dmitry Miliutin formed a special commission on the matter chaired

by General Totleben. Twelve thousand roubles were allotted for experiments. The

Воздушный шар «Русский», на котором Дмитрий Менделеев совершил полет для наблюдения полного солнечного затмения 7 августа 1887 года.

The balloon Russky on which Dmitry Mendeleyev made a flight to observe the total solar eclipse on 7 August 1887.

work was carried out on the territory of the Zoological Garden, where there was a barn “most convenient for putting on the net and the preliminary testing of the envelope of the balloon.” By the summer of 1870 a prototype was ready.

Later experiments on the military use of balloons were carried out at Krasnoye Selo outside of St Petersburg. During the manoeuvres in August 1885 the infantry colonel Arthur Keller took to the air. The information that he sent by signals to the general staff enabled them to react promptly to the changing situation and to correct their artillery fire. The venture was pronounced a success and from then onwards aeronauts took part in many army manoeuvres. By 1887 the special detachment numbered six officers and 51 men. The capital’s newspapers described in detail not just the flights, but also the life of the military fliers.

The unit’s training included gymnastics, the telegraph alphabet, photography, telephony, the construction of balloons, filling them with gas, the making of signal balloons, ascent in aerostats, aerial reconnaissance, and much more.

Традиции / t raditions

Air_NEW.qxd

9/23/10

12:58

Page 124

зрителей при старте присутствовал известный писатель Владимир Гиляровский, который описал это событие: «В 6 часов 25 минут к корзине подошел встреченный аплодисментами высокий, немного сутулый, с лежащими на плечах волосами с проседью и длинной бородой профессор Д. И. Менделеев. Менделеев и Кованько (поручик Александр Кованько был специально командирован для организации полета. — Примеч. авт.) сели в корзину, но намокнувший шар не поднимается. <…> Кованько уступает просьбам Менделеева и читает ему лекцию об управлении шаром, показывая, что и как делать. Затем Кованько выскакивает из корзины и командует солдатам: „Отдавай!“ Шар рванулся кверху и при криках „Ура!“ исчез в темноте…» Газеты сообщали, что известный ученый достиг высоты 3500 метров и пролетел более 90 километров. За проявленное

124

мужество при научном эксперименте французская Академия метеорологического воздухоплавания присудила Менделееву диплом, украшенный девизом братьев Монгольфье: «Sic itur ad astra» («Так идут к звездам»). Покровителем аэронавтов считался святой Илья-пророк. В 1899 году на Волковом поле возвели церковь Святого пророка Божия Илии, где воздухоплаватели венчались, крестили своих детей, приходили на исповедь к отцу Александру. В церкви находились черные мраморные доски, на которых можно было прочесть даты воздушных катастроф и имена погибших. Ильин день (20 июля по старому стилю) аэронавты начинали с литургии, в полдень шли на строевой плац, где совершался коленопреклоненный водосвятный молебен. Отец Александр, благословляя, обходил строй стоящих на одном колене воздухоплавателей, а они прикладывались к кресту. Волково поле в Ильин день выглядело неузнаваемо нарядным: при входе — обитая материей арка, повсюду флаги и множество цветов. Сюда стекались жители окрестных улиц, да и не только они: подъезжали богатые экипажи и извозчики. Играл оркестр, устраивались традиционные гулянья, танцы, гостей поднимали на привязном аэростате. В январе 1908 года в Петербурге открылся Императорский Всероссийский The Russian army in the late nineteenth century.

The Aeronautic Park: a subaltern in dress uniform, privates in shirtsleeves, dress and ordinary uniform. 1890.

In all, 163 officer aeronauts were trained for the Russian army between 1888 and 1904 and 2,085 soldiers of the aeronautic service between 1894 and 1904.

Русская армия конца XIX века. Воздухоплавательный парк: обер-офицер в парадной форме, рядовые — в рубахе, в парадной и в обыкновенной форме. 1890 год. Всего для русской армии в 1888—1904 годах было подготовлено 163 офицера-воздухоплавателя и в 1894—1904 годах 2085 солдат воздухоплавательной службы.

On 7 August 1887, the day of a solar eclipse, the famous scientist Dmitry Mendeleyev made an ascent in the balloon Russky. The newspapers reported that the great chemist reached a height of 3,500 metres and flew more than 90 kilometres.

For the courage shown during the scientific experiment the French Academy of Meteorological Aeronautics awarded Mendeleyev a diploma embellished with the Montgolfier brothers’ motto: Sic itur ad astra (“Thus one goes to the stars”).

In January 1908 the Imperial All-Russian Aero-Club was founded in St Petersburg. Its statutes stated that “the goal of the club is

Русское общество воздухоплавания было создано 3 декабря 1870 года (по другим данным — в 1880 году). В 1875 году Дмитрий Менделеев на заседании Русского физико-химического общества предложил свой проект аэростата с герметически закрывающейся гондолой для высотных полетов. В 1880 году по его инициативе при Русском техническом обществе был создан воздухоплавательный отдел.

Слева. Шеренги солдат и толпа зрителей у эллинга с дирижаблем на Волковом поле в Санкт-Петербурге. Фотография Карла Буллы. 1909 год.

Left. Ranks of soldiers and a crowd of spectators by a dirigible hangar on Volkovo Field in St Petersburg.

Photograph by Karl Bulla.

1909.

Ниже. Дирижабль «Ястреб» в эллинге воздухоплавательного парка. Фотография Карла Буллы. Начало 1900-х годов.

Below. The dirigible Hawk in a hangar at the aeronautical park. Photograph

by Karl Bulla. Early 1900s.

Ниже. Воздушный шар, изготовленный на заводе «Треугольник», перед полетом во время Всероссийского праздника воздухоплавания в СанктПетербурге 8 сентября 1910 года. Фотография Карла Буллы.

Below. A balloon made at the Treugolnik works before its flight during the All-Russian Aeronautics Festival on 8 September 1910. Photograph by Karl Bulla.

The Russian Aeronautics Society was formed on 3 December 1870 (or 1880, according to other sources). In 1875 Dmitry Mendeleyev presented his project for an aerostat with a hermetically sealed gondola for high-altitude flights at a meeting of the Russian Physical and Chemical Society. In 1880 the Russian Technical Society created an aeronautical section on his initiative.

to assist the development of aeronautics in Russia in all its forms and applications, primarily scientific and technical, military and sporting.” Within the year it had 400 members that included famous aviators, prominent scientists, sportsmen and inventors.

In the spring of 1910 the Aero-Club organized the first international aviation week. The press hailed the event with great enthusiasm. The coverage stated that “the week completely transformed the life of the city of two million, causing the populace to gather en masse at the Kolomiagi hippodrome for all eight days. There were days when the stands held up to 40,000 with another 80,000 by them…” The magazine Niva wrote that “the Russian aviator N.Ye. Popov amazed everyone with his exceptionally beautiful and daring flights high above on an awkward and dangerous Wright… He rose into the air and to the sounds of the national anthem performed several aerial loops.”

Nikolai Popov was awarded first prize for the longest non-stop distance: he stayed aloft for over two hours at the then unheard-

Справа. Изготовление аэростата в одном из цехов завода «Треугольник». Фотография Карла Буллы.

1900-е годы. Внизу. Группа членов Императорского Всероссийского аэроклуба. Фотография Карла Буллы. Петербург.

1914 год.

Right. An aerostat being made in one of the shops of the Treugolnik works. Photograph

by Karl Bulla. Early 1900s.

125

Bottom. A group of members of the Imperial All-Russian Aero-Club. Photograph by Karl Bulla. St Petersburg. 1914.

В знаменитом словаре Брокгауза и Ефрона воздухоплаванию посвящены такие строчки: «Свободный полет на воздушном шаре может быть характеризован так: подъем легок, полет труден, а спуск — опасен».

The famous Brockhaus and Efron encyclopaedia has this to say about aeronautics: “Free flight in a balloon can be described in this way: take-off is easy, flight difficult and landing dangerous.”

Традиции / t raditions

Air_NEW.qxd

9/23/10

12:58

Page 126

аэроклуб, в уставе которого отмечалось, что «клуб имеет своей целью содействовать развитию воздухоплавания в России во всех его формах и применениях, преимущественно научно-технических, военных и спортивных». Через год число членов уже достигло 400 человек, среди которых были известные воздухоплаватели, видные ученые, спортсмены, изобретатели. Весной 1910 года аэроклуб организовал Первую международную авиационную неделю. Пресса бурно реагировала на это событие. В репортажах отмечалось, что «неделя совершенно перевернула жизнь двухмиллионного города, заставив население в течение восьми дней массой стекаться к Коломяжскому ипподрому. Были дни, когда на трибунах находилось до 40 тысяч, а по соседству — до 80 тысяч народу…» Журнал «Нива» писал, что «русский авиатор Н. Е. Попов поразил всех своими редкими по красоте и смелости полетами ввысь на неудобном и опасном Райте… Он поднялся в воздух и под звуки нацио-

126

Первая авиационная неделя: в воздухе одновременно четыре крылатые машины (два «Фармана4», «Блерио-11» и «Райт»). Публика в восторге!

Выше. Моноплан пролетает мимо трибун Коломяжского ипподрома. СанктПетербург. Фотография Карла Буллы. 1910 год.

A monoplane flying past the stands at the Kolomiagi hippodrome. Photograph

by Karl Bulla. 1910.

Молебен перед началом авиаперелета Петербург–Москва. Фотография Карла Буллы, опубликованная в журнале «Искры» в июле 1911 года. Авиаперелет был организован Императорским Всероссийским аэроклубом, и в нем приняли участие только гражданские авиаторы. Победителем стал Александр Васильев (остальные машины из-за поломок не смогли одолеть расстояние между двумя столицами).

Prayers before the start of the flying race from St Petersburg to Moscow.

Photograph by Karl Bulla published in the magazine Iskry in July 1911.

The race was organized by the Imperial All-Russian AeroClub and only civilian pilots took part. It was won by Alexander Vasilyev (the other planes failed to cover the distance between the two capitals due to breakdowns).

который проходил в Новой Деревне на Комендантском поле. Высокопоставленная публика в составе генералов, начальников российских воздухоплавательных школ, ученых, артистов императорских театров и других почетных гостей была приглашена для осмотра аэропланов. Полеты открыл «Фарман» летчика Михаила Ефимова. «При громких приветствиях публики Ефимов совершает подъем в небо. Первый его подъем приводит публику 20-копеечных мест в такой раж, что заборы рушатся в щепки. Толпу сдерживает полиция», — писала столичная пресса. Затем в небо поднялись Евгений Руднев, Георгий Горшков, Александр Кузминский и Лев Мациевич. «Успех был полный, — отметила

нального гимна описал несколько кругов по воздуху». Николай Попов получил первый приз за наибольшую дистанцию без остановки: он продержался в воздухе более двух часов на неслыханной по тем временам высоте — 450 метров! После официального окончания полетов, на следующий день на ипподроме состоялись показательные полеты авиаторов в присутствии императора Николая II. От государя все участники состязаний получили дорогие памятные подарки. Вдохновленные успешно проведенной авиационной неделей, члены аэроклуба в сентябре 1910 года устроили первый всероссийский праздник воздухоплавания,

Слева. Русский летчик Николай Попов летал на аэроплане «Райт», который по легкости управления и красоте полета намного превосходил неповоротливые французские «Фарманы».

Left. The Russian aviator Nikolai Popov flew a Wright aeroplane that for ease of control and beauty in flight greatly outstripped the clumsy French Farmans.

The first aviation week: four planes in the air at once (two Farman 4s, a Blériot 11 and a Wright).

The public were in raptures.

Новые научные изобретения прокладывали себе дорогу, нередко преодолевая многочисленные сомнения скептиков. Об одном курьезном случае, произошедшем в США, писали в газетах. Епископ, произнося проповедь, сказал, что в настоящее время ходят разговоры о создании летающих машин, но Бог не дал человеку крылья, и потому летать ему не дано. Возможно, единственным средством для полетов была бы упряжка из множества орлов. Но обучить потребное число этих тварей для согласного махания крыльями невозможно. Так что можно с уверенностью утверждать, что человек не поднимется в небо никогда. Комичность ситуации заключалась в том, что эту проповедь произнес епископ Райт, отец американских изобретателей братьев Райт, и произнес ее за день до того, как его сыновья выкатили на пляж свой аэроплан.

127

New scientific inventions were entering into daily life, quite often overcoming high levels of scepticism. One curious incident that took place in the USA was reported in the newspapers. A bishop said in a sermon that there was much talk at present about the construction of flying machines, but God had not given man wings and so he was not meant to fly.

Perhaps the only means of flying would be to harness a great many eagles together. But then it would be impossible to teach the required number of birds to beat their wings in harmony. So he could safely say that man would never soar into the skies. The funny thing was that the bishop’s name was Milton Wright, and he preached this sermon the day before his sons pushed their Flyer out onto the beach at Kittyhawk.

Великий князь Александр Михайлович (справа) во время Первой авиационной недели. Вскоре ему предстоит стать шефом военной авиации. Фотография 1910 года.

Grand Duke Alexander Mikhailovich (right) during the first aviation week.

Soon he would become the Patron of Military Aviation.

1910 photograph.

of altitude of 450 metres! The day after the official end of the event the hippodrome was the setting for demonstration flights in the presence of Emperor Nicholas II. All the participants in the competitions received expensive gifts from the Tsar.

Inspired by the success of the aviation week, in September 1910 members of the Aero-Club organized the first All-Russian aeronautics festival that took place on the Commandant’s Field at Novaya Derevnia.

The high-ranking public, made up of generals, heads of Russian flying schools, scientists, members of the companies of the Imperial Theatres and other guests of honour were invited to inspect the aeroplanes.

The flights began with Mikhail Yefimov piloting a Farman. “To the loud approval of the crowd, Yefimov makes his take-off. His first ascent drives the spectators in the 20-

kopeck places into such a passion that the fences are reduced to matchwood. The police hold back the crowd.” Then Yevgeny Rudnev, Georgy Gorshkov, Alexander Kuzminsky and Lev Matsiyevich soared into the skies. “It was an absolute triumph,” one newspaper reported. “The flight of four aeroplanes at once was worthy of an artist’s brush.” Another paper summed up: “Yesterday at the aerodrome and surrounding plots of land there were no less than 175–180,000 spectators. The permanent and hired teams, automobiles and cabmen numbered over 12,000. The Coastal Railway carried over 20,000 passengers in each direction.”

The reporter for the specialist magazine Aerodrom wrote delightedly: “A stunning, gripping spectacle… Loud hurrahs and bravos sound from all sides. Yefimov is amazing; his daring defies all description,

Традиции / t raditions

Air_NEW.qxd

9/23/10

12:58

Page 128

одна из газет. — Одновременный полет четырех аэропланов достоин был кисти художника». Другая газета подвела итог: «Вчера на аэродроме и на окружающих его участках земли было не менее 175–180 тысяч зрителей. Собственных и наемных экипажей, автомобилей, извозчиков — свыше 12 тысяч. Приморская железная дорога в оба конца перевезла свыше 20 тысяч пассажиров». Репортер специального журнала «Аэродром» восторженно писал: «Картина поразительная, захватывающая… Громкое „ура“ и „браво“ раздаются со всех сторон. Ефимов поразителен; смелость его не поддается никакому описанию, его повороты до того круты, что можно смело сказать, что он поворачивается на месте, на каблуках — сказали бы мы, если бы дело не происходило в сотнях метров от земли». Затем на русском биплане «Россия» в небо взвились Сергей Уточкин и Генрих Сегно. Журнал «Нива» отмечал: «Совсем улетел в небо поручик Руднев. Он сначала описывал плавные круги над аэродромом, а затем вдруг вылетел за его

пределы и скрылся в вечернем, темнеющем небе. Он пролетел над Петербургом, пронесся птицей над Стрелкой, островами, улицами и, долетев до Исаакиевского собора, описал на глазах изумленных прохожих два круга над собором. Это был первый и единственный в своем роде полет аэроплана над Петербургом». Так праздник с Комендантского аэродрома «шагнул» в центр столицы. Зрители как зачарованные смотрели в небо: это было не просто зрелище, это была воплощенная в реальность многовековая мечта человечества.

Рекламный плакат авиашоу, организованного в Санкт-Петербурге. Хромолитография с рисунка неизвестного художника.

1910-е годы.

Poster advertising an airshow organized in St Petersburg. Chromolithograph from a drawing by an unknown artist. 1910s.

128 «На полеты первых русских авиаторов — Уточкина, Нестерова и других — ходили, как на зрелище, за плату, на Семеновский плац у Царскосельского вокзала… Летали на машинах типа „Фарман“ и „Блерио“. Француз-конструктор Блерио приезжал в Петербург и сам демонстрировал свои самолеты в воздухе», — писал брат поэта Евгений Мандельштам в своих воспоминаниях.

“People went to see the flights of the first Russian aviators — Utochkin, Nesterov and the others — as if to a show, paying for it, to the Semionovsky parade-ground by the Tsarskoye Selo Railway Station… They flew Farman and Blériot machines. The French constructor Blériot came to St Petersburg and himself demonstrated his planes in the air,” the poet’s brother Yevgeny Mandelstam wrote in his memoirs. Рекламный плакат «Бал технологов „Икар — XX век“ 28 ноября 1909 года», свидетельствующий о том, что авиашоу в России, возможно, проводились и до 1910 года. Хромолитография В. Миловидова.

This poster announcing a “Technologists’ Ball ‘20th century Icarus’” on 28 November 1909 is evidence that air-shows may have been held in Russia even earlier than 1910.

Chromolithograph by V. Milovidov.

his turns are so tight that one might easily say he turns on the spot, ‘on his heels’, we would say, if it was not taking place hundreds of metres from the ground.” Later in the programme Sergei Utochkin and Henryk Segno took to the skies in the Russian biplane Rossiya.

The Niva magazine recorded “Lieutenant Rudnev flew way up into the air. He first performed smooth circuits above the aerodrome, and then suddenly left its bounds and disappeared into the darkening

evening sky. He flew above St Petersburg, shot like a bird over the Spit, the islands and streets, and, on reaching St Isaac’s Cathedral, flew two circuits over it before the eyes of the astonished passers-by. This was the first and only flight of its kind by an aeroplane over St Petersburg.” And so the festival stretched out from the Commandant’s Aerodrome into the heart of the capital.

Witnesses watched the skies bewitched: it was not just a striking spectacle, it was an age-old human dream come true.