Taleon Magazine №2

stroll through history

Историческая прогулка / a

Теплым сентябрьским вечером 1792 года в только что отремонтированном доме на углу Невского проспекта и набережной Мойки новые хозяева — князь Алексей Борисович Куракин с семьей устраивают первый прием. Приглашены только заметные в Российской империи лица, а знатнейший из них — друг детства хозяина дома, с которым он вместе воспитывался, великий князь Павел Петрович (будущий император Павел I). Отнюдь не последним человеком в числе гостей был тучный лысый человек с бриллиантовыми пуговицами на камзоле и с бриллиантовыми же пряжками на башмаках — Александр Андреевич Безбородко — ярчайшая политическая звезда XVIII века. Впрочем, недоброжелатели называли его «гнусным интриганом» и «изворотливым малороссом».

Князь Александр Андреевич Безбородко. Портрет работы ИоганнаБаптиста Лампи cтаршего. 1794 год.

Portrait of Count Alexander Andreyevich Bezborodko.

After the portrait in oils by Johann-Baptist Lampi the Elder, 1794.

8

9

Бриллиант императорской короны Елена БЕЛОВА /

by Yelena BELOVA

The Diamond in the Imperial Crown

On a warm September evening in 1792 in the newly redecorated mansion on the corner of Nevsky Prospekt and the Moika Embankment the new owners – Prince Alexei Kurakin and his family – welcomed their first guests. Only members of the elite of the Russian Empire were invited, and the noblest of all was the childhood friend with whom the host had been educated – the future Emperor Paul I. Far from the least among the guests was a stout bald-headed man with diamond buttons on his camisole and diamond buckles on his shoes – Alexander Bezborodko, one of the brightest stars in the eighteenth-century political firmament. Yet those who did not wish him well spoke of him as “a foul intriguer” or “the wily Little Russian [Ukrainian]”.

«Представляю вашему величеству алмаз в коре: ваш ум даст ему цену» — с этой блестящей рекомендацией от генерал-губернатора Малороссии графа Петра Александровича Румянцева-Задунайского в 1775 году был представлен Екатерине Великой 28летний уроженец «глухого» малороссийского города Глухова Александр Безбородко. Первоначально он был назначен секретарем по приему челобитных, поступающих на высочайшее имя. Но даже такая не столь ответственная должность дала молодому чиновнику возможность наглядно продемонстрировать свои незаурядные способности. Прежде всего, конечно, свою уникальную память. Однажды в его присутствии зашел разговор о назначении какогото пожилого офицера комендантом небольшой малозначительной крепости. Безбородко тут же с изумительной быстротой и точностью сообщил собеседникам подробные биографические данные упомянутого офицера, а также имена, звания и сроки пребывания в должности предыдущих комендантов крепости. Один из слушателей, заподозрив молодого чиновника в блефе, записал его слова и позже навел справки в Военной коллегии. Все сведения оказались верными. Екатерина быстро убедилась, что протеже Румянцева обладает и другими дарованиями: изощренным и тонким умом, умением доложить о труднейшем деле кратко и толково, а потом с малейшего намека точ“I present Your Majesty with an uncut diamond: your intelligence will set its price.” It was with this superb recommendation from Count Piotr RumiantsevZadunaisky, the Governor General of Little Russia [the Ukraine], that in 1775 the 28year-old Alexander Bezborodko, a native of the very provincial Ukrainian town of Glukhovo, was presented to Catherine the Great. He was initially appointed to the post of secretary receiving petitions addressed to the Empress. Once the appointment of some elderly officer as commandant of a small, unimportant fortress was being discussed in his presence. With amazing speed and accuracy Bezborodko gave the others a detailed biography of the officer in question and then rolled off the names, ranks and dates in the post of the previous commandants of the fortress. One of his audience suspected that the young civil servant was bluffing. He recorded his words and later checked them with the Collegium (Ministry) of War. All the information proved correct.

Catherine quickly realised that Rumiantsev’s protégé also possessed other gifts: a

stroll through history

Историческая прогулка / a

Английский посол писал: «Теперь лицо, пользующееся величайшим влиянием и внушающее зависть своим возвышением, — Безбородко. Подделываясь под все капризы государыни, он приобрел ее доверие и доброе мнение, а вследствие своих редких способностей и необыкновенной памяти он ей чрезвычайно полезен».

The British ambassador wrote: “Now the person with the greatest influence and terrible envy on account of his promotion is Bezborodko. Going along with all the sovereign’s whims, he gained her trust and good opinion, and due to his rare capabilities and extraordinary memory he is exceptionally useful to her.”

10

Актрисе Анне Давиа Бернуцци Безбородко выдавал 8000 золотых рублей ежемесячно, не считая дорогих подарков. Расточительность Безбородко побудила Екатерину II выслать итальянку из России. На сборы ей было дано 24 часа.

The actress Anna Davia Bernucci received 8,000 gold roubles a month from Bezborodko, apart from his expensive presents. The Count’s profligacy prompted Catherine II to banish the Italian from Russia. She was given 24 hours to leave.

This portrait by Dmitry Levitsky.

The actress Olga Karatygina gave up the stage and moved in with her “patron” Prince Bezborodko, whom she bore a daughter – Natalia Veretskaya.

Граф Петр Румянцев-Задунайский. Императрица попросила фельдмаршала Петра Румянцева рекомендовать ей нескольких человек, «способных к занятию должности секретарей».

Empress Catherine II. Portrait by JohannBaptist Lampi the Elder, 1793 The famous military commander Count Piotr Rumiantsev-Zaduniasky. The Empress asked the Field Marshal to recommend a few men “capable of occupying secretarial posts”.

рине так срочно, что на его поиски во все концы столицы разослали гонцов, наказав заглядывать даже в самые грязные притоны. Безбородко был найден мертвецки пьяным, но мгновенно оценил ситуацию и, как гласит легенда, приказал окатить себя ледяной водой, пустить кровь сразу из обеих рук, после чего мгновенно протрезвел, переоделся и отправился во дворец. Далее идет самая интригующая часть легенды. «Александр Андреич, готов ли проект указа, о котором мы говорили накануне?» — «Готов, матушка», — ответствовал тот и, достав из кармана бумагу, стал читать. «Очень хорошо, — сказала императрица, когда он закончил чтение, — оставь мне документ, я его подпишу». Безбородко побледнел, пал на колени, умоляя о пощаде. Никакого текста на «прочитанном» листе не было. Безбородко импровизировал, рассчитывая на поправки со стороны Екатерины, которые позволили бы ему выиграть время и воплотить вымышленный документ на бумаге. Монарший гром не грянул: исповедуя принцип «живи сам и давай жить другим», Екатерина прощала Александру Андреевичу слабости и поощряла карьерный рост. Безбородко был причислен к Коллегии иностранных дел, оставшись статс-секретарем императрицы. Так главным поприщем Безбородко стала внешняя политика. Он оказался незаменим при решении самых

refined and subtle mind, the ability to report on a very difficult matter briefly and intelligibly, and then to grasp, work up and express the line of thinking and intentions of his mistress. Bezborodko possessed moreover an amazing capacity for work. He was a virtuoso at composing important state papers. Consequently Alexander Andreyevich’s responsibilities were not limited to receiving petitions for long. He gradually became the sole person to report to the Russian Empress and was entrusted with particularly difficult affairs of various kinds.

Bezborodko combined the duties of the Empress’s secretary with a number of other important posts. By the early 1780s almost all matters being submitted for the approval or resolution of the Crown, in other words the affairs of all the institutions making up the apparatus of state, passed through his office. The Empress understood Bezborodko’s importance full well and was prepared to forgive him much.

Once Catherine needed him so urgently that messengers were dispatched to all parts of the city with orders to look even in the

foulest dives. Bezborodko was found dead drunk, but instantly appreciated the situation. According to the story, he asked to have icy water poured over him and to be bled from both arms at once, after which he immediately sobered up, changed his clothes and set off for the palace.

Then comes the most fascinating part of the tale. “Alexander, is the draft of the decree we were talking about yesterday ready?” — “It is, Ma’am,” he replied, took a piece of paper out of his pocket and began to read. “Very good,” said the Empress, when he had finished. “Leave me the document and I shall sign it.” Bezborodko turned pale and fell to his knees, begging for mercy. There was nothing written on the piece of paper he had “read”. Bezborodko had been improvising, counting upon Catherine to make amendments and so give him time to set the text he had thought up down on paper. He escaped the Empress’s displeasure. Catherine preached a principle of “live and let live”; she forgave Alexander his weakness and furthered his career.

Bezborodko was attached to the Collegium of Foreign Affairs and so his chief

11 Актриса Ольга Каратыгина, оставив сцену, переселилась к своему «покровителю» князю Безбородко и родила от него дочь – Наталию Верецкую.

Императрица Екатерина II. Портрет работы И.-Б. Лампи cтаршего. 1793 год.

но понять, развить и выразить направление мысли и намерений повелительницы. При этом Безбородко обладал поразительной работоспособностью. Важные государственные бумаги он сочинял виртуозно. Поэтому обязанности Александра Андреевича недолго ограничивались приемом прошений. Постепенно он стал единственным докладчиком российской императрицы. Официально Безбородко ведал челобитными на высочайшее имя, но в действительности ему поручались особо трудные дела разного свойства. Он обладал редким даром находить средства для благополучного исхода самых щекотливых ситуаций. С должностью секретаря императрицы Безбородко совмещал ряд других важных постов. В частности, он много сделал для развития почтовой службы в Российской империи, для приведения в порядок финансовой системы страны. К началу 1780-х годов в канцелярии Безбородко сосредоточились почти все дела, восходившие на утверждение или решение императорской власти, то есть дела всех учреждений, составлявших государственный механизм. Екатерина много работала над новыми законами, и Безбородко активно помогал ей. Все манифесты с 1776 по 1792 год составлены им, его же рукой писано 387 именных указов. Прекрасно понимая значимость Безбородко, императрица прощала ему многое. Однажды он потребовался Екате-

stroll through history

Историческая прогулка / a

невероятных и запутанных межгосударственных коллизий, был подлинным виртуозом за столом переговоров. Победить его в тонкой «застольной игре» не мог никто — так великолепно он знал национальные особенности и тонкости психологии людей, сидевших перед ним, обладал необыкновенным даром убеждать оппонентов. Именно Безбородко заключил c турками выгодный для России Ясский мир 1791 года. Зная характеры и нравы турецких дипломатов, он ловко сыграл свою партию, сочетая льстивую восточную мягкость с грубыми угрозами вновь начать войну. В итоге Турция отказалась от всяких претензий на Крым. А Безбородко кроме наград получил право носить на шляпе усыпанную бриллиантами масличную ветвь как символ заключенного мира. Ему направляли из-за границы депеши русские послы, с ним вели переговоры иностранные представители в Петербурге. Приняв деятельное участие в создании системы вооруженного нейтралитета, Безбородко подписал соответствующие конвенции с Голландией, Пруссией, Португалией и Неаполем. Лаконичную оценку своей деятельности в качестве дипломата дал сам Безбородко. В конце карьеры он говорил молодым подчиненным: «Не знаю, как будет при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела».

12 theatre of activity became foreign policy.

He proved indispensable in resolving the most incredible and entangled clashes between states and a real master at the negotiating table. Nobody could outdo him in that field, so superb was his knowledge of the national peculiarities and psychological subtleties of the people facing him, so exceptional his gift for persuading an opponent. It was Bezborodko who concluded the advantageous peace treaty with the Turks in 1791. Knowing the characters and behaviour of the Ottoman diplomats, he played his hand adroitly, combining flattering oriental softness with crude threats to recommence hostilities. As a result Turkey abandoned all claims to the Crimea.

Russian ambassadors abroad sent their dispatches to him; it was with him that foreign representatives in St Petersburg held talks. Bezborodko himself gave a laconic assessment of his activities as a diplomat. At the end of his career, he said to a young subordinate, “I don’t know how things will be in your day; but in ours not a single cannon would dare to fire in Europe without our permission.”

Подписание Ясского мира. Аллегорическая гравюра. 1792 год. Ясский мир подтвердил присоединение к России Крыма и Кубани и установил русскотурецкую границу по реке Днестр.

The signing of the Treaty of Jassy. An allegorical engraving. 1792.

The Treaty of Jassy confirmed Russia’s annexation of the Crimea and Kuban as well as establishing the Dniester as the Russo-Turkish frontier.

stroll through history

Историческая прогулка / a

Но секрет успехов Безбородко состоял не только в его ярких дарованиях государственного деятеля. Он был на удивление необыкновенно обаятелен, любим окружающими — как мужчинами, так особенно женщинами. Безбородко крутил романы почти со всеми столичными актрисами. И не только с ними. Каждым воскресным вечером, захватив с собой крупную сумму денег, любвеобильный царедворец отправлялся в увлекательное путешествие по ночному Петербургу. До пяти утра Безбородко проводил время в приятном обществе. Затем, вздремнув часа три, принимал ледяной душ и ехал с докладом во дворец, где перевоплощался в почтенного государственного мужа. Неуклюжий, небрежно одетый и тучный, он вызывал симпатию людей феерическим блеском ума, мягким юмором, щедростью, незлобивостью и отчаянным эпикурейством. Дом графа, недалеко от Почтамта, считался одним из самых роскошных в столице. Строил его Джакомо Кваренги. Безбородко обладал великолепным вкусом: особняк наполняли картины и скульптуры изумительные, как и редчайший фарфор, кресла Марии Антуанетты и другие редкости французских королей. Каждый день там накрывался стол

на сто человек. Сесть за него мог любой дворянин, независимо от того, получил он от графа предварительное приглашение на трапезу или нет. В особняк на Почтамтской улице часто наведывались приезжие из Киева, Чернигова, Полтавы. Безбородко охотно покровительствовал землякам. С именем Безбородко связана одна из загадок русской истории. Он — единственный из екатерининских вельмож, кто после смерти императрицы не был отправлен в отставку, но наоборот, даже обласкан Павлом I. Существует легенда, что в предсмертный час императрицы в ответ на немой вопрос цесаревича, взглянувшего на пакет, перевязанный голубой лентой, Безбородко кивнул головой. Таинственный пакет полетел в камин. По слухам, то было завещание императрицы о передаче короны Александру, а не Павлу. Этот секретный документ хранил граф Безбородко, в обязанность которого вменялось обнародовать завещание после кончины государыни. Однако никаких убедительных доказательств того, что завещание Екатерины действительно существовало, до сих пор не найдено. А потому загадка особой милости ее преемника к екатерининскому вельможе остается нераскрытой.

Так или иначе, но Безбородко оказался в большом фаворе у нового императора. «Этот человек для меня — дар Божий», — говорил о нем Павел I и в день своей коронации возвел Безбородко в княжеское достоинство, а спустя две недели издал указ о назначении его государственным канцлером. Удачливый вельможа достиг вершины бюрократической лестницы Российской империи. Примечательно, что сановник, обласканный двумя монархами, не считал государственные устои неколебимыми. В 1798 году Безбородко подготовил «Записку о составлении законов Российских» — план реформ для усовершенствования общественно-политического строя империи, чтобы уберечь страну от возможного повторения «французского сценария» с ужасами кровавого революционного террора. Идеалом

Портрет великого князя Павла Петровича (будущего императора Павла I). Гравюра 1754 года.

Portrait of Grand Duke Pavel Petrovich (the future Emperor Paul I).

1754 engraving.

14

15 But the secret of Bezborodko’s successes lay not only in his brilliant gifts as a statesman. He possessed a surprising extraordinary charm and was liked by those around him, both men and especially women.

Bezborodko had affairs with almost all the actresses in the capital. And not only with them. Every Sunday evening the amorous courtier would take a large sum of money and set off to enjoy the delights of nighttime St Petersburg. Bezborodko spent the time till five in the morning in pleasant company. Then, after dozing for three hours, he took an icy shower and went off to his duties at the palace, where he turned into a venerable statesman.

Clumsy, fleshy and carelessly dressed, he won people’s affection with his magically brilliant intellect, gentle sense of humour, generosity, mildness and desperately epicurean ways. The Count’s house was considered one of the most luxurious in the capital. Every day the table there was laid for a hundred people. Any nobleman could take a seat there, no matter whether or not he had a prior invitation to dine from the host.

One of the mysteries of Russian history is connected with Bezborodko. He alone among the greats of Catherine’s reign, was not given his “marching orders”, but on the contrary even favoured by Paul I. There is a legend that, as the Empress lay dying, Bezborodko nodded in response to the Tsesarevich’s silent question as he glanced at a packet of papers tied up with a blue ribbon. The mysterious packet flew into the fire. According to rumour it contained the Empress’s will, leaving the crown not to Paul, but to his son Alexander. This secret document was supposedly kept by the Count, whose duties included publishing the monarch’s will after her death. No convincing proof that Catherine’s will really did exist has yet been found, however. And so the mystery of why her successor treated this one of Catherine’s leading statesmen so well remains unsolved.

One way or another, Bezborodko was in great favour with the new emperor. On the day of his coronation Paul I elevated Bezborodko to the rank of prince, and two weeks later issued a decree on his appoint-

Мраморная статуя «Амура» работы Этьена Мориса Фальконе из коллекции Александра Безбородко.

The marble statue of Cupid

by Etienne Maurice Falconet from Alexander Bezborodko’s collection.

ment as Chancellor. The successful grandee had reached the top of the bureaucratic ladder in the Russian Empire.

It is remarkable that an official pampered by two monarchs did not consider the foundations of the state unshakeable.

In 1798 Bezborodko composed a “Memorandum on the Drafting of Russian Laws” — a plan of reforms to improve the socio-political system of the Empire, so as to spare the country a possible repetition of the “French scenario” with the horrors of bloody revolutionary terror.

Evidently Providence found such changes in the Russian state untimely and brought about the end of Alexander Andreyevich Bezborodko’s career in the most traditional way: he suffered a stroke and died in April 1799, still short of his 52nd birthday. There are no secrets to Bezborodko’s phenomenal successes in the service of the state, except one – the divine one. Thanks to it he managed to ascend to the very pinnacle and find a permanent place at Catherine II’s feet on the monument on Nevsky Prospekt.

канцлера была «истинная монархия» в виде сословного общества, где права и обязанности каждого из сословий четко определены законом. Представители всех сословий должны были заседать в Сенате, выполнявшем функции законосовещательного органа. Очевидно, Истории показались несвоевременными такие перемены в Российском государстве, и она подвела итог блистательной карьере Александра Андреевича Безбородко самым традиционным способом: его разбил инсульт и он умер в апреле 1799 года, не дожив до пятидесяти двух лет. В феноменальных служебных успехах Безбородко нет никаких тайн, кроме одной — божественной. Именно благодаря ей ему удалось взойти на самый верх, чтобы навсегда «расположиться» у подножия Екатерины II на памятнике у Невского проспекта.

Вид особняка Александра Безбородко в Петербурге. Гравюра по рисунку Джакомо Кваренги. 1821 год.

View of Alexander Bezborodko’s mansion in St Petersburg. Engraving from a drawing by Giacomo Quarenghi. 1821.

Будуар в московском доме князя Безбородко. Побывав в этом особняке, польский король Станислав Август Понятовский воскликнул: «Во всей Европе не найдется другого подобного ему в пышности и убранстве!»

The boudoir in Prince Bezborodko’s Moscow home. After visiting this mansion, the Polish King Stanislas II Augustus Poniatowski exclaimed, “In the whole of Europe you will not find the like for sumptuousness and decoration!”

of the issue

Гость номера / g u e s t

16

С архиепископом Берлинским и Германским Феофаном (Галинским) встретился наш корреспондент Геннадий Амельченко. Их беседа посвящена основному событию этого года в православном мире — возвращению в Тихвинский Богородице-Успенский монастырь чудотворной иконы Божией Матери.

— Владыка, скажите, пожалуйста, что лично для вас означает возвращение чудотворной Тихвинской иконы Божией Матери в Россию?

— Для меня это событие имеет особое значение. Я очень люблю Тихвинскую икону и в своем самосознании избрал ее как покровительницу моего монашества. А потом я узнал, что Тихвинская икона была покровительницей всего северного монашества. Мне довелось служить некоторое время в Тихвине в прекрасной церкви, на стене которой чудотворный образ также запечатлен. Как церковный человек я сформировался в Петербурге, а он тоже находится как бы под покровительством Тихвинской иконы, потому что это самая большая святыня, бывшая вблизи этого города. Кроме того, Богоматерь

Тихвинская близка мне тем, что это наш северный образ. Ее явление следует расценивать как событие, имеющее историческое значение, потому что от города Тихвина пошло очень много традиций духовных. Как в водах тихвинских озер отражается глубинная красота нашего севера, так и в этой иконе отражается его глубинная духовность. Ведь русский север был освоен в большой степени благодаря подвижничеству монахов. Они основали Кирилло-Белозерский монастырь, Соловки и другие замечательные духовные центры. Много интересного связано именно с этим духовным движением, которое шло через Тихвин как раз под покровительством Тихвинского образа.

— Я знаю, что в берлинском кафедральном Воскресенском соборе есть такой же образ.

— Да, и он является громадным утешением для всех наших русских прихожан. Мы перед ним совершаем богослужение в память Тихвинской иконы и читаем каждый месяц акафист благодарственный. Возвращение святыни в Россию является великим знамением того, что всё в итоге ста-

Мы переживаем период духовной свободы We are experiencing a period of spiritual freedom Our correspondent Guennadi Ameltchenko met the Archbishop of Berlin and Germany, Feofan (Galinsky). Their talk focussed on the main event of the year in the Orthodox world — the return to the Tikhvin Monastery of the Dormition of the Virgin of a miracle-working icon of the Mother of God.

— Your Reverence, could you say what the return of the miracle-working icon of the Virgin of Tikhvin to Russia means to you personally?

— For me this event has a special significance. I have a great love for the Tikhvin icon and in my mind I chose it as the patroness of my monkhood. Later I learnt that the Tikhvin icon was the patroness of all northern monks.

I happened to serve for a time in Tikhvin, in a beautiful church on whose wall the miracleworking image was also depicted.

I was formed as a man of the Church in St Petersburg, and it too is in a way under the patronage of the Tikhvin icon because it is the greatest holy object that was located close to the city. Besides, I feel a closeness to the Virgin of Tikhvin because it is our northern image.

Its appearance should be regarded as an event of historical significance, because a great many spiritual traditions had their origins in the town of Tikhvin. Just as the profound beauty of our North is reflected in the waters

Чудотворная Тихвинская икона Божией Матери (без оклада).

The miracle-working icon of the Virgin of Tikhvin (without its frame).

новится на свои места. Восстановление храма Христа Спасителя, вновь обретенные мощи Серафима Саровского и других святых, возрождение Тихвинского монастыря и, наконец, событие, о котором мы говорим, — все это явления одного порядка. Мы прошли очень тяжелый этап церковных испытаний, но теперь переживаем период духовной свободы.

— Период духовной свободы? Что для человека церковного значат эти слова?

— Мы имеем в виду философское понятие свободы. И поэтому сейчас есть возможность для Церкви проявить свое самосознание. Конечно, есть подвижники в каждой области деятельности, но Церковь должна брать на себя часть ответственности за целый ряд функций, которые наше государство, ослабленное пока, не может взять на себя. Мы все должны понять, что возвращенная святыня не просто еще одно украшение на церковном небосводе, а знак того, что мы действительно становимся православной Россией. Это не значит, что нет других наций или верований. Это совсем другое: ведь не может быть народ без памяти, государство без истории. Мне, к великому сожалению, не довелось быть в Санкт-Петербурге к моменту прибытия Тихвинской иконы Божией Матери. Но как только приеду туда, попрошу благословения у митрополита Владимира сразу посетить Тихвин, поклониться обра-

зу уже в монастыре и послужить иконе в месте ее водворения.

— Большое спасибо, что вы нашли время для беседы. Основная направленность журнала Талион Клуба, как вы поняли, историко-художественная. Клуб, который является учредителем издания, находится в знаменитом доме купцов Елисеевых. Надеюсь, вы, будучи в Петербурге, найдете время посетить его. А пока прошу вас, если не возражаете, сказать несколько слов непосредственно нашим читателям.

— С удовольствием. Я хочу пожелать, чтобы они пользовались хорошей, высокой прессой. Мы сейчас очень много читаем. Ведь нас долгие годы держали на большом расстоянии от свободной информации. И сейчас, наверстывая упущенное, некоторые читают всё подряд, в том числе и литературу, которая недостойна внимания. Поэтому я хотел бы, чтобы такие высокохудожественные концептуальные издания, как ваше, были популярны. Хороший, содержательный журнал, толковая статья дают возможность человеку получить определенное эстетическое наслаждение. Ведь обычно мы рассматриваем иллюстрации в художественных альбомах не с точки зрения искусствоведа — просто само по себе пребывание в мире этих картин, в мире прекрасного дает человеку очень многое. Поэтому сотрудникам вашего журнала я бы пожелал сохранять высокий уровень издания и впредь.

of the Tikhvin lakes, this icon reflects its profound spirituality. After all, the Russian North was to a large extent mastered by the selfless devotion of monks. They founded the KirilloBelozersky Monastery, Solovki and other remarkable religious centres. A lot of interesting things are connected with this spiritual movement that went through Tikhvin and under the patronage of the Tikhvin icon.

— I know that you have the same image in the Cathedral of the Resurrection in Berlin.

— Yes, and it is a tremendous consolation for all our Russian parishioners. We perform a service before it in memory of the Tikhvin icon and recite an acathistus [prayer] of thanksgiving each month.

The return of the icon to Russia is a great sign that in the end everything is coming out as it should. The recreation of the Cathedral of Christ the Saviour [in Moscow], the rediscovery of the relics of Serafim of Sarov and other saints, the rebirth of the Tikhvin Monastery and, finally, the event we are discussing are all phenomena of the one order.

We went through a very hard stage of trials for the Church, but now we are experiencing a period of spiritual freedom.

— A period of spiritual freedom? What do those words mean for a man of the Church?

— We mean the philosophical concept of freedom. And therefore the Church has the possibility to reveal its understanding of itself.

There are zealots, of course, in every sphere of activity, but the Church should take upon itself part of the responsibility for a whole number of functions that our state, weakened for the moment, cannot take upon itself. We should all understand that the return of this sacred object is not simply one more adornment in the ecclesiastical firmament, but a sign that we are truly becoming Orthodox Russia. That does not mean that there are not other nationalities or beliefs. It is something quite different: after all, you cannot have a people without a memory, a state without a history.

To my great regret I was unable to be in St Petersburg for the moment of the arrival of the icon of the Virgin of Tikhvin. But as soon as I get there I shall ask Metropolitan Vladimir’s blessing to visit Tikhvin immediately, to bow before the image already in the monastery and to serve the icon in its place of installation.

17

of the issue

Гость номера / g u e s t

18

28 июня Тихвинская икона прибыла в северную столицу. С раннего утра паломники собрались на площади Александра Невского. В восемь часов утра начался возглавляемый митрополитом СанктПетербургским и Ладожским Владимиром крестный ход духовенства и мирян. В нем приняли участие около четырех тысяч человек.

On 28 June the Tikhvin icon arrived in the northern capital. From early morning pilgrims gathered on Alexander Nevsky Square.

At eight o’clock the special vehicle arrived and a procession of clergy and laity led by Metropolitan Vladimir of St Petersburg and Ladoga began. Some 4,000 people took part in it.

«Безвестные рыбари увидели в столбе света икону, шествующую над Ладожским озером. Икона пять раз спускалась на землю и собирала множество богомольцев, а окончательным пребыванием своего образа Царица Небесная избрала место на берегу реки Тихвинки».

Так гласит одна из легенд, окружающих чудотворную икону Божией Матери Тихвинской. По преданию, эта икона была написана святым евангелистом Лукой при жизни Богоматери и находилась сначала в Антиохии (Сирия), потом в Иерусалиме, а в V веке была установлена во Влахернском соборе Константинополя, где почиталась как покровительница Византийской империи. В 1383 году, за семьдесят лет до разгрома Царьграда турками, икона необъяснимым образом исчезла — и явилась над водами Ладожского озера.

9 июля (26 июня по старому стилю) считается на Руси днем выбора иконой своего пристанища, где сначала была по-

19

4 июля Тихвинская икона покинула АлександроНевскую лавру. Общегородской крестный ход перенес чудотворный образ в Казанский кафедральный собор.

On 4 July the Tikhvin icon left the Alexander Nevsky Monastery. A procession of people from the whole city carried the miracle-working image to the Kazan Cathedral.

“Unknown fishermen saw the icon passing above Lake Ladoga in a column of light. Five times the icon descended to earth and gathered a great multitude of pilgrims, but the Queen of Heaven chose for the final halt of her image a place on the bank of the River Tikhvin.”

Those words come from one of the legends attaching to the miracle-working icon of the Virgin of Tikhvin. According to tradition, this icon was painted by St Luke the Evangelist during the Virgin’s lifetime. It is said to have been first in Antioch (Syria), then in Jerusalem, before being installed in the fifth century in the Blachernae Cathedral in Constantinople where it was venerated as protectress of the Byzantine Empire. In 1383, seventy years before the Turks took the Byzantine capital, the icon inexplicably disappeared — and appeared above the waters of Lake Ladoga.

In Russia the 9 July (26 June Old Style) is considered the day on which the icon chose its resting place. The wooden church originally built on the site was replaced in 1507–15 by a masonry cathedral, and then in 1560 the Tikhvin Monastery of the Dormition was founded.

of the issue

Гость номера / g u e s t

строена деревянная церковь, в 1507—1515 годах — каменный собор, а в 1560 году основан Тихвинский Богородице-Успенский монастырь. Идея преемственности власти на Руси также связывается с чудотворным образом Тихвинской иконы. Ей молился о рождении наследника великий князь Василий Иоаннович, а его сын Иван Грозный приезжал к «Пречистой на Тихвине» перед венчанием на царство и походом на Казань. На поклонение святыне приезжали российские самодержцы и члены их семей. При советской власти монашеская община была преобразована в сельскохозяйственную артель, потом монастырь закрыли, но главный храм продолжал действовать как приходская церковь до 1936 года. После его закрытия Тихвинскую икону и оставшееся после реквизиций 1920-х годов имущество передали краеведческому музею, открытому на территории монастыря. Осенью 1941 года Тихвин был захвачен оккупантами, которые продержались в городе лишь месяц. Однако за это время икона вместе с другими художественными ценностями была перевезена в Псков, где была передана Псковской православной миссии, а при наступлении Советской Армии была вывезена в Ригу. Во время бегства гер-

На второй день торжеств в Тихвине Патриарх сам отслужил литургию. Вместе с Алексием II службу вел и митрополит всея Америки и Канады Герман, поэтому служба звучала в стенах монастыря на двух языках.

On the second day of the celebrations the Patriarch himself conducted the Liturgy. Together with Alexy II, the service in the monastery was led by Metropolitan German of All America and Canada and for that reason it was performed in two languages.

Появление чудотворной иконы на перроне Тихвинского вокзала — самое начало торжества. Это последний ее крестный ход на пути из далекого Чикаго. Для иконы подготовлен временный постамент в центре, перед Успенским собором.

The appearance of the miracle-working icon on the platform of Tikhvin station was the very start of the celebrations. This is the last procession on its journey from distant Chicago. A temporary stand was prepared for the icon in the centre, in front of the Dormition Cathedral.

20

манских частей икона оказалась на попечении епископа Рижского Иоанна (Гарклавса), который провез ее через изнуренную войной Европу в американскую оккупационную зону. После четырех лет пребывания в эмигрантских лагерях Германии Иоанн вместе с иконой прибыл в Бостон. Некоторое время икона находилась в Нью-Йорке, а потом обрела приют в Чикаго. Здесь он служил настоятелем Свято-Троицкого собора до своей кончины в 1982 году. Тогда икона перешла на хранение к его духовному наследнику — священнику Сергию Гарклавсу, который сопровождал икону в ее странствии из Риги. Владыка Иоанн завещал вернуть чудотворную икону в Россию, «когда возродится Тихвинская обитель», и протоиерей Сергий исполнил волю покойного. Тихвинский монастырь был возрожден в 1996 году, а 20 июня 2004 года делегация Русской Православной Церкви во главе с митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским Владимиром специальным авиарейсом доставила икону из Чикаго в столицу Латвии Ригу. Через три дня она была торжественно встречена Патриархом Московским и всея Руси Алексием в московском храме Христа Спасителя. В первый день возвращения иконы в Россию ей пришли поклониться около десяти тысяч верующих.

21 The idea of royal succession in Russia is also associated with the miracle-working Tikhvin icon. Grand Prince Vasily Ioannovich prayed before it for the birth of an heir, and his son Ivan the Terrible came to see the “Immaculate Virgin on the Tikhvin” before his coronation and the campaign against the Tatars of Kazan. Other Russian autocrats and members of their families also came to venerate the holy image.

Under Soviet power the monastic community was transformed into an agricultural cooperative, then the monastery was closed, but the main cathedral continued to function as a parish church until 1936. After its closure the Tikhvin icon and other property remaining after the requisitions of the 1920s were given to the local history museum opened on the territory of the monastery.

In the autumn of 1941 Tikhvin was captured by the Nazi invaders who held onto the town for only a month. But in that brief time the icon together with other artistic valuables was removed to Pskov where it was given to the Pskov Orthodox Mission. When the Soviet Army approached it was taken to Riga. When the German units took flight, the icon was left

После Божественной литургии и торжественного молебна митрополит Владимир обратился к верующим. Он сказал: «Никогда не испытывал я такого волнения, как перед этой иконой. Когда я увидел ее, то несколько минут не мог говорить: у меня перехватило дыхание».

After Divine Liturgy and a solemn service Metropolitan Vladimir addressed believers. He said, “I have never felt such excitement as I have before this icon. When I caught sight of it, I could not speak for several minutes: it took my breath away.”

На берегу монастырского пруда оперой «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» (руководитель труппы — Валерий Гергиев) завершились четырехдневные торжества. Выбор произведения не случаен: композитор Николай Римский-Корсаков был уроженцем города Тихвина, а родовой дом его семьи стоит неподалеку от монастыря.

A performance of The Tale of the Invisible City of Kitezh and the Maiden Fevronia (by a troupe led by Valery Gergiev) on the bank of the monastery pond concluded the four days of celebrations. The choice of this opera was no coincidence: its composer, Nikolai Rimsky-Korsakov was born in the town of Tikhvin and the family home still stands near the monastery.

in the care of Bishop Ioann (Garklavs) of Riga who took it across a Europe exhausted by war to the American zone of occupation. After four years spent in émigré camps in Germany Ioann reached Boston together with the icon.

The Virgin of Tikhvin spent some time in New York, and then found a refuge in Chicago.

There he served as dean of the Trinity Cathedral until his death in 1982. At that time the icon passed to the keeping of his spiritual heir – the priest Sergei Garklavs who had accompanied the icon in its wanderings from Riga. It was Archbishop Ioann’s desire that the miracle-working icon be returned to Russia “when the Tikhvin Monastery is reborn” and Archpriest Sergei carried out his will.

The Tikhvin Monastery was revived in 1996 and on 20 June 2004 a delegation from the Russian Orthodox Church headed by Metropolitan Vladimir of St Petersburg and Ladoga took the icon by a special flight from Chicago to the Latvian capital Riga. Three days later it was ceremonially welcomed by Patriarch Alexy of Moscow and All the Russias in Moscow’s Cathedral of Christ the Saviour. On the first day of the icon’s return to Russia some 10,000 believers came to venerate it.

brilliant DISK

t he /

Б листательный ДИСК

Странное чувство сытости

«В Правление Всероссийского союза писателей! Прошу освободить меня <…> от почетных обязанностей члена Правления: я болен <…>. Причина болезни — голод. Никогда еще русскому писателю не жилось так тяжело, как теперь. 7 июня я и вся моя огромная семья совсем не садилась за стол. 8 июня суп и по кусочку хлеба. 9 июня селедка без хлеба на всех. Ни масла, ни яиц мы уже давно не видали. Моя дочь, сейчас после операции, худеет с каждым днем. Сыновья плачут от голода. <…> Я обращался за помощью в Нарком-

Татьяна КУКУШКИНА /

by Tatyana KUKUSHKINA

прос (в Москве) — и не получил ничего. Будь я актер, или водопроводчик, или маникюрша, или пролетарский поэт, я считался бы полезным членом современного общества и не умирал бы на мостовой. <…> Вся моя беда в том, что я поверил, будто в России можно быть литератором и жить литературным трудом. Это было безумие. Польза писательства так неясна населению, что оно третьестепенного актера считает для себя нужнее, чем любого из наших первых поэтов. Говорят, что литераторы голодали и прежде. Но теперь это кажется ложью: ни Белинскому, ни Некрасову, ни Достоевскому — в самые черные дни — не приходилось так унизительно голодать, как голодаем теперь мы. Их жизнь кажется теперь завидно роскошной. Писателям нужно что-то сделать, чтобы добиться уважения и признания, но я по совести должен сказать, что теперь я для этого не гожусь».

26

27 To the Board of the All-Russian Union of Writers, I request to be freed …from the honourable duties of a member of the Board. I am ill… The cause of my illness is hunger. Never has life been so hard for a Russian writer as it is now. On 7 June I and my entire huge family did not sit down for a meal at all. On 8 June [we had] soup and a slice of bread each.

On 9 June herring with no bread for everyone. We have not seen either butter or eggs for a long time already. My daughter, now after the operation, is losing weight by the day. My sons are crying with hunger… I appealed to the People’s Commissariat for Education (in Moscow) for help — and got nothing. If I were an actor, or a plumber, or a manicurist, or a proletarian poet, I would be reckoned a useful member of modern-day society and wouldn’t be dying on the pavement. … All my trouble lies in the fact that I believed that in Russia it is possible to be a man of letters and live by one’s literary labours. That was madness. The use of a writer is so unclear to the population that they considers a third-rate actor more necessary to them than any of our foremost poets. It is said that writers starved in the past too. But now that seems to be a lie: neither Belinsky, nor Nekrasov, nor Dostoyevsky in their very blackest days were obliged

The Strange Feeling of a Full Stomach

to starve so humiliatingly as we do today. Their lives now seem enviably luxurious. Writers need to do something to gain respect and recognition, but in all conscience I have to say that at the moment I am not up to that.

Такое заявление написал в июне 1921 года известный писатель и критик Корней Чуковский. Он сполна разделил со своими литературными собратьями трагедию, выпавшую на их долю в Петрограде после октябрьского переворота 1917 года, когда ни один социальный слой не был унижен так, как творческая интеллигенция: «перековка» ее умонастроений приняла характер репрессий. Председатель Петросовета Г. Е. Зиновьев, разъезжавший в шикарном автомобиле с медвежьей полостью, призывал рабочих расправляться с интеллигенцией «по-своему, прямо на улицах». Он с максималистской жесткостью «подправлял» правительственные постановления декретами Северной коммуны. Весной 1918 года, когда в Петрограде уже царил настоящий голод, Зиновьев под предлогом борьбы со спекуляцией запретил населению самостоятельный ввоз продуктов и рыночную торговлю. Петросовет выдавал горожанам лишь жалкие пайки и обеспечивал обеды в государственных столовых по карточкам, которые нужно было заслужить.

That declaration was written in June 1921 by the famous writer and critic Kornei Chukovsky. He shared in full measure with his literary brethren the tragedy that became their lot after the Bolshevik coup of 1917, when no other stratum of society was so belittled as the creative intelligentsia: the “reforging” of their frame of mind took on the character of repression. Grigory Zinovyev, the chairman of the Petrograd Soviet, travelled around in a luxury car with a bear-skin rug, calling on the workers to settle scores with the intelligentsia “in your own way, right on the streets”. In the spring of 1918, when Petrograd was already in the grip of real hunger, Zinovyev, on the pretext of countering speculation, forbade the population to bring foodstuffs into the city themselves and banned market trading. The city Soviet provided citizens with no more than measly rations on conjunction with lunches in state canteens for tokens that had to be deserved.

brilliant DISK

t he /

Б листательный ДИСК

«Такая картина в Петрограде. В Москве уже совершенно иное. Хотя и дорого, но почти все есть и почти всего вдоволь. <…> Не надо и в Москву ездить: под носом у нас — в Твери и Любани живут совсем почеловечески. В лавках колбаса, сыр, масло, на рынках мясо, картошка, творог. <…> Рукой подать — Любань, а вот подите, не везут и везти не велят. <…> Петроград кругом огородили заставы и таможни: ни самому выехать, ни закупить не позволяют», — сообщал корреспондент газеты «Вечерние огни». Город захлестнули митинги и голодные погромы. Петросовет разделил население на категории по классовому принципу и принял постановление об увеличении пайка рабочим. А литераторов, художников, журналистов, как «элемент нетрудящийся» и буржуазный, уравняли с бродягами и уголовниками, отнеся к последней категории, лишенной всяких гражданских прав. Ежедневные извещения «Петроградской правды» о пайковых нормах — потрясающее свидетельство пережитых людьми бедствий. Осенью 1918 года, когда уже шла уборка урожая, по карточкам 1-й категории (рабочие) на 9 и 10 сентября выдавали четверть фунта хлеба и 3 сельди, последней категории — лишь 2 сельди, 15 и 16 сентября последняя категория горожан не получила ничего. В октябре им отказали и в прикреплении к го-

сударственным столовым, а частные с середины октября были запрещены. Правда, профсоюзным объединениям наконец разрешили закупку продуктов в провинции, но петроградские литературные союзы, в отличие от московских не признаваемые профессиональными, были лишены этого права. Тогда же с закрытием всех «буржуазных» газет, многих издательств и типографий литераторы и журналисты потеряли единственную возможность заработка. Лозунг «Кто не работает, тот не ест!» претворялся в жизнь буквально. Голод, от которого страдало все население, стал особой «привилегией» деятелей русской культуры. Лишь в декабре 1919 года Совнарком специальным декретом выделил Петрограду 25(!) так называемых литературных пайков, которые затерялись в недрах московских канцелярий. А цены на продукты «из-под полы» безудержно росли. Литературный Петроград на несколько лет был обречен на ежедневную борьбу за физическое выживание. Приходилось, по выражению Чуковского, «ловить паек» — читать лекции «в самых странных учреждениях»: пролеткультовцам, морякам Балтфлота, милиционерам Горохра (Городская охрана), «бегать по комиссарам». «Иногда мне из милости подарят селедку, коробку спичек, фунт хлеба», — записал он однажды в дневнике.

28

«Революция широко распахнула ворота свободной инициативе в развитии культуры, открытости мнений, но распахнула ненадолго, лишь на несколько лет».

Выдающийся филолог академик Алексей Шахматов в 1920 году умер от голода, в то время как посредственная поэтесса Лариса Рейснер, «устроившись» комиссаром Балтфлота, задавала приемы с красной икрой и французскими ликерами.

Валентин Каверин.

“The revolution flung wide the gates of free initiative in the development of culture and openness of opinions, but they stayed open for a brief time, only a few years.”

Ниже. Автошарж Юрия Анненкова.

1919—1920 годы.

The outstanding philologist Academician Alexei Shakhmatov died of hunger in 1920, while the mediocre poet Larisa Reisner, who had found a cosy niche as a commissar of the Baltic Fleet gave receptions with red caviar and French liqueurs.

Valentin Kaverin

Below: A self-caricature by Yury Annenkov. 1919–20.

Годы с 1917-го по 1922-й в Петрограде — это трагическая, особенно для интеллигенции, эпоха нетопленых комнат и томительных очередей за продовольственными пайками из двух селедок.

The years between 1917 and 1922 were in Petrograd, especially for the intelligentsia, a tragic time of unheated rooms and exhausting queues for food allowances consisting of two herrings.

29 “That’s the picture in Petrograd. In Moscow it is already completely different.

Although expensive, almost everything is available and almost all in plenty… You do not need to go to Moscow: under our noses — in Tver and Liuban — people are living quite decently. There is sausage, cheese and butter in the shops; meat, potatoes and curds at the markets… A stone’s throw away in Liuban, yet they don’t bring it here and there are no orders to do so. …

Petrograd has been encircled by turnpikes and customs posts: they don’t let people leave themselves or buy food in,” a correspondent on the newspaper Vecherniye ogni reported.

The city was plagued with meetings and hunger pogroms. The Petrograd Soviet divided the population into categories on a class basis and adopted a resolution to increase rations for the workers. But writers, artists and journalists, as “a non-working element” and bourgeois, were placed on a par with tramps and criminals among the lowest category stripped of any civil rights. In October they were refused registration with the state canteens, while pri-

vate canteens were outlawed in the middle of that month. Trades union organizations were, admittedly, at last given permission to buy in supplies from the province, but the Petrograd writers’ unions, in contrast to those in Moscow, were not recognized as trades unions and did not enjoy this benefit. At this same time the shutting down of all “bourgeois” newspapers and many publishing and printing houses deprived writers and journalists of their only means of earning money. The Petrograd literary world was condemned to several years of a daily struggle for physical survival. But in those harsh times some contrived a different existence for themselves. In his book Petersburg Winters Georgy Ivanov gave a vivid depiction of the mores of the “revolutionary” command of the Baltic Fleet: The sumptuous halls of the Admiralty are brightly lit and well heated. Unaccustomed to such warmth and brightness (1920, winter) the guests stand about awkwardly on the gleaming parquet, awkwardly taking aromatic tea and caviar canapés from the trays carried round by dandified Baltic Fleet sailors.

Председатель Петросовета Григорий Зиновьев выступает 22 июня 1919 года на открытии памятника «товарищу по борьбе» Моисею Володарскому. На транспарантах лозунги: «Да здравствует пролетарская печать!», «Смерть палачам революции!»

Grigory Zinoviev, the chairman of the Petrograd Soviet, speaking on 22 June 1919 at the unveiling of a monument to his “comrade in the struggle” Moisei Volodarsky. The banners carry the slogans “Long live the proletarian press!” and “Death to the executioners of the revolution!”.

brilliant DISK

t he /

Б листательный ДИСК

Однако некоторым в то же суровое время удавалось устраиваться по-другому. Георгий Иванов в книге «Петербургские зимы» фотографически зримо описал нравы революционного командования Балтфлота: «Пышные залы Адмиралтейства ярко освещены, жарко натоплены. От непривычки к такому теплу и блеску (1920 г., зима) гости неловко топчутся на сияющем паркете, неловко разбирают с разносимых щеголеватыми балтфлотцами подносов душистый чай и сандвичи с икрой. Это Лариса Рейснер дает прием своим старым богемным знакомым. Пришли многие, кто — прослышав о икре, кто — просто из любопытства. <…> Некоторых она берет под руку и ведет в небольшой темно-красный салон, где пьют уже не чай, а ликеры. Это для избранных. Удовольствие выпить рюмку бенедиктина несколько отравляется необходимостью делать это в обществе мамаши Рейснер, папаши Рейснер и красивого нагловатолюбезного молодого человека — „самого“ Раскольникова». Федор Раскольников в 1920—1921 годах командовал Балтийским флотом, а язвительно-точная характеристика его жены Ларисы Рейснер того времени дана в воспоминаниях Всеволода Рождественского: «Юная поэтесса эпохи символизма, в 1916 году член „Кружка поэтов“ —

ныне комиссар Балтфлота, „кожаная куртка“, живет в здании Адмиралтейства, занимая дворцовые апартаменты…» Многие не смогли пережить то лихолетье. В августе 1920 года умер от голода языковед, историк древнерусской литературы академик Алексей Александрович Шахматов, деливший со своей большой семьей единственный паек. Постоянное недоедание стало одной из причин гибели поэта Александра Блока. Но на страшном фоне петербургского быта полуживые российские интеллигенты непостижимо для обывательского разума продолжали сотворение Культуры: писали книги, переводили философские трактаты Платона, организовывали издательства с фантастическими замыслами выпуска всей мировой литературы, создавали творческие союзы и сообщества. Одним из центров литературной и художественной жизни Петрограда стал Дом искусств, организованный в конце 1919 года Горьким и Чуковским, неустанно пытавшимся «что-то сделать, чтобы добиться уважения и признания» людей умственного труда не «из милости», а по праву. Литературные вечера, библиотека, поэтические студии, общежитие для писателей, — всем этим ДИСК обязан энтузиазму Чуковского. А летом 1921 года вместе с художником Мстиславом Добужинским он организовал в Псковской

«Заседание в Холомках» и «Иду на Вы!». Рисунки М. Добужинского из шуточного альбома «Чукоккала» с автографами и рисунками литераторов и художников.

“Session at Kholomki” and “Beware of Me!”.

Drawings by Dobuzhinsky from the humorous album Chukokkala, containing autographs and drawings by writers and artists.

Мстислав Добужинский, русский график, театральный художник. Фотография 1910 года.

Mstislav Dobuzhinsky, a Russian graphic artist and theatrical designer.

1910 photograph.

«Дочь владельца этого имения (Софья Гагарина), с которой нам приходилось договариваться, была невысокого роста и казалась особенно миниатюрной рядом с нами. Этот контраст и подчеркнул в своем рисунке „Заседание в Холомках“ М. Добужинский», — пояснял К. Чуковский в альбоме.

“The daughter of the owner of the estate (Sophia Gagarina) with whom we had to reach agreement was not very tall and seemed especially miniature alongside us.

It was this contrast that M. Dobuzhinsky brought out in his drawing ‘Session at Kholomki’,” Chukovsky explained in the album.

30

31 This is Larisa Reisner giving a reception for her old bohemian acquaintances. Many have come.

Some because they got word of the caviar, others simply out of curiosity. … She takes a few people by the hand and leads them into a small dark red salon where they are already drinking not tea but liqueurs. That’s for the select few. The pleasure of downing a glass of Benedictine is somewhat marred by the need to do it in the company of Mama Reisner, Papa Reisner and a handsome, brashly amiable young man — Raskolnikov“himself”.

In 1920–21 Fiodor Raskolnikov was commander of the Baltic Fleet. We can find a bitingly accurate characterization of his wife, Larisa Reisner, at that time in the memoirs of Vsevolod Rozhdestvensky: “The young poetess of the Symbolist era, a member of the ‘Circle of Poets’ 1916, now commissar of the Baltic Fleet, one of the ‘leather jackets’, lives in the Admiralty building, occupying palatial apartments…”

Many could not endure such lean years.

Persistent malnourishment was one of the reasons for the death of the poet Alexander Blok. Yet in this terrible setting that was life in Petrograd, members of the Russian intel-

ligentsia while half alive continued in a way incomprehensible to the ordinary mind to create Culture: they wrote books, translated Plato’s philosophical treatises, organized publishing houses with fantastic plans to put out the whole of world literature, formed creative unions and communities.

One of the places that became a centre of literary and artistic life in Petrograd was the House of the Arts (abbreviated in Russian to DISK) organized in late 1919 by Gorky and Chukovsky, who strove tirelessly “to do something to gain respect and recognition” for workers in the intellectual field not as a favour but by right. Literary soirees, a library, poetry studios, a hostel for writers — DISK owed all these to Chukovsky’s enthusiasm. Then in the summer of 1921, together with the artist Mstislav Dobuzhinsky, he organized a colony of the House of the Arts in Pskov province — a sort of house of rest and creativity. The initiative came from Princess Maria Dmitriyevna Gagarina who was living with her family on the Kholomki estate. She had been acquainted with Dobuzhinsky for a long time — in the 1910s he had taught at the school of arts that she

Николай Радлов. Литография Г. Верейского.

1926 год.

Nikolai Radlov. Lithograph

by Vereisky. 1926.

На шарже одежда К. Чуковского покрыта оттисками печати ДИСКА. Он вспоминал: «Печать Дома искусств, украшавшая наши бумаги, производила большое впечатление на представителей местной власти».

In the caricature Chukovsky’s clothing is covered with the imprints of the DISK stamp. He recollected that “the stamp of the House of the Arts that adorned our papers made a big impression on the representatives of the local authorities.”

К. Чуковский («изнурённый пахарь») и М. Добужинский («бодрый сеятель») в Бельском Устье. Рисунок Н. Радлова из альбома «Чукоккала».

Chukovsky (“the workweary ploughman”) and Dobuzhinsky (“the fresh sower”) at Belskoye Ustye.

Drawing by Radlov from the album Chukokkala.

brilliant DISK

t he /

Б листательный ДИСК

губернии колонию Дома искусств — своеобразный дом отдыха и творчества. Инициатива исходила от жившей со своим семейством в имении Холомки княгини Марии Дмитриевны Гагариной. С Добужинским она была знакома давно — в 1910-х годах он преподавал в устроенной на ее средства художественной школе на Васильевском острове. Княгиня предложила к услугам художников и писателей, из которых она многих знала лично и почитала, не только собственное имение, но и соседнюю усадьбу своей сестры Елизаветы Дмитриевны Новосильцевой Бельское Устье. За практическое осуществление затеи взялся с присущей ему энергией Чуковский. «Я стал форменным приказчиком Колонии», — писал он в дневнике. Из Холомков он слал в Петроград письма, призывая в эти благословенные места всех знакомых петербуржцев. «Дорогой Николай Моисеевич. <…> Теперь я в Холомках, Псковской губернии, Порховского уезда. Покуда еще не устроился и в поезде порастрясся, но вижу: здесь такая благодать, что лучшего и представить нельзя, — сообщал он коллеге по правлению Союза писателей журналисту Волковыскому. — Мне хочется всех петербуржцев переселить сюда. Сейчас еще рожь не поспела и крестьяне жмутся, но через неделю уборка хлеба — и тогда ешь сколько

хочешь. Сытость неминуемая. Сейчас я за брюки добыл: 2 пуда муки и 15 фунтов хлеба, а через две недели за брюки дадут шесть пудов муки. <…> Имение — рай. Река, парк, огромный фруктовый сад, оранжереи, чудесный огород. Самая усадьба была разорена. Мебели никакой, стекла выбиты. Я нашел рабочего, который из уважения к писателям, без вознаграждения <…> отремонтировал 14 комнат в верхнем этаже. <…> Власти дают десять кроватей сию минуту. Есть паек. Вчера дали двух лошадей. Обещали коров. Отношение властей идеальное. Очень, очень, очень прошу Вас приехать лично и собрать возможно скорее эшелон писателей. Если приедут хоть двадцать человек, есть где их разместить. <…> Конечно, недурно захватить с собой ситчику, платков, ножей, напильников, вил, серпов, лент, бус, спичек, — но и без этого здесь не пропадешь. Край сытый и благодушный. <…> Я ведь не фантазирую, — у нас, у писателей, есть отныне огромное имение — и мы будем идиотами, если им не воспользуемся: как было бы чудесно, если бы приехали А. В. Ганзен, Губер, Ирецкий, Мазуркевич, Шишков, А. М. Ремизов, Шкловский, Мариэтта Шагинян, Кони и т. д. Здесь можно устроить чудесную санаторию. Хлеб, молоко, крупа, яйца, яблоки — все это не миф, а реальность».

Вверху. Холомки. Акварель М. Добужинского.

12 октября 1922 года. Справа. Бельское Устье — имение Новосильцевых. Внизу. Холомки. Фотография начала XX века.

32

33 financed on Vasilyevsky Island. The Princess offered artists and writers, many of whom she knew personally and respected, the use not only of her own estate, but also of the neighbouring estate of Belskoye Ustye that belonged to her sister Yelizaveta Dmitriyevna Novosiltseva.

Chukovsky took upon himself the practical arrangements of the matter with his inherent energy. “I became a regular salesman for the colony,” he wrote in his diary.

From Kholomki he sent out letters inviting all the Petrograders he knew to join him in that blessed spot.

Dear Nikolai Moiseyevich (he wrote to the journalist Volkovysky, a colleague on the board of the Writers’ Union), … Now I am at Kholomki, Porkhovo district, Pskov province. I haven’t settled in yet and I was a bit shaken up by the train, but I see that this place is such a paradise that I can’t imagine better. I want to resettle all the Petersburgers here.

The rye hasn’t ripened yet and the peasants are stingy, but the grain harvest is in a week’s time, and then you can eat as much as you want. A full belly is inevitable. Just now I got 2 poods of flour and 15 pounds of bread for a pair of

trousers, and in two weeks they’ll be giving six poods for a pair. … The estate is heaven. A river, park, huge orchard, orangeries, a wonderful vegetable garden. The house itself was devastated.

There’s no furniture, the windows are smashed. I found a worker who out of respect for writers repaired 14 rooms on the upper floor free of charge. The authorities are giving ten beds right this minute. There’s a food ration. Yesterday they gave two horses. They’ve promised cows. The attitude of the authorities is ideal. I really, really, really beg you to come yourself and to assemble a train full of writers as soon as possible. Even if twenty people come, there’s room to put them up…

A wonderful sanatorium could be organized here. Bread, milk, grain, eggs, apples — all of them are no myth, but reality.

Chukovsky who had himself experienced “lack of money, lack of bread, lack of health”, was insistent in his desire to share the joys of ordinary human existence with all his literary brethren. His next letter to Volkovysky was simply jubilant: “Hurrah! Total victory! Every writer who arrives has been put down for a special writer’s ration — not only him, but all his kith and kin too. Milk’s free of charge as well — as

Above. Kholomki. Watercolour

by Mstislav Dobizhinsky. 12 October 1922.

Right. Belskoye Ustye, the estate of the Novosiltsevs.

Below. Kholomki. Early 20thcentury photograph.

Иллюстрации на страницах 32—33 предоставлены А. Гагариным. Две горничные, мажордом и кухарка из Холомков. Рисунки Софьи Гагариной.

1921—1924 годы.

The illustrations on pages 32–33 were provided by Andrei Gagarin.

Two maids, the steward and cook from Kholomki. Drawings by Sophia Gagarina.

1921–24.

Сытое лето 1921 года, проведенное в простом крестьянском труде и вдохновенном творчестве, запечатлелось в памяти дисковцев как прекрасный спектакль на фоне декораций двух барских усадеб. Даже десятилетия спустя они отмечали это в своих мемуарах.

The well-fed summer of 1921, spent in simple peasant labours and inspired creative work went down in the memory of the guests from DISK as a beautiful play with two aristocratic estates as a stage set. Even decades later they remarked on that in their memoirs.

brilliant DISK

t he /

Б листательный ДИСК

Чуковскому, самому испытавшему «безденежье, бесхлебье, безздоровье», непременно хотелось разделить со всей литературной братией радость обыкновенного человеческого бытия. Его следующее письмо Н. М. Волковыскому полно ликования: «Ура! Победа полная! Каждому приезжающему писателю назначен особый писательский паек – и не только ему, всем его чадам и домочадцам. Молоко тоже бесплатно — сколько угодно. Лошади есть. Яблоки почти поспели. Каждый день я испытываю странное и неприятное чувство абсолютной сытости. Хочу, чтобы его испытывали и другие — например, Вы. Приезжайте. Возьмите Кузмина, Амфитеатровых, Гумилевых, кого хотите и марш сюда!» За этими немудреными строками о хлебе насущном, об отдыхе писателей и благодатном крае стоит целая эпоха, полная трагических событий в жизни российской интеллигенции. Благодаря Дому искусств и неустанным хлопотам Чуковского дисковцы провели на псковской земле незабываемое лето. Владислав Ходасевич, Осип Мандельштам, Владимир Пяст, Евгений Замятин, Михаил Зощенко, Михаил Слонимский, Лев Лунц, художники Юрий Анненков, Мстислав Добужинский, Владимир Милашевский, Борис Попов, Николай Радлов и многие, многие петербуржцы впервые за три голодных и мрачных года получили здесь возможность

спокойной творческой работы в кругу единомышленников, возможность отдыха и нормального питания. Евгений Замятин дописывал здесь свой знаменитый роман «Мы», в котором пророчески обрисовал модель тоталитарного общества. Через несколько лет, в переломном 1929 году, за публикацию романа за границей его исключили из Союза писателей, а в 1932-м, потеряв возможность печататься, он был вынужден покинуть страну. Поэт Георгий Иванов, вспоминая о некоторых эпизодах жизни петроградских литераторов на Псковщине, назвал их «игрой в старое время». В какой-то степени миражом старого времени был и отдых на Псковщине, еще хранившей приметы дореволюционного быта: обилие продуктов, старинное имение, его хозяева из «прежней» жизни, расположение властей и крепкий, «жизнеспособный, несокрушимый», по мнению Чуковского, тоже — прежний — русский мужик. «Революция не давала здесь никаких сдвигов», — вспоминал позднее художник Милашевский. Здесь дисковцы вновь обрели душевный покой и внутреннюю свободу, ощутили себя уважаемыми людьми. Лето 1921 года запечатлелось в памяти петербургских колонистов как прекрасный «спектакль, “месяц в деревне”, развернувшийся на фоне декораций двух барских домов».

much as you like. There are horses. The apples are almost ripe. Every day I experience the strange, unpleasant sensation of an absolutely full stomach. I want others to experience it too — you, for example.”

Behind those simple lines about daily bread, about writers resting and a rural paradise lies a whole period full of tragic events for the Russian intelligentsia.

Thanks to the House of the Arts and the untiring efforts of Chukovsky denizens of DISK spent an unforgettable summer in the Pskov countryside. Vladislav Khodasevich, Osip Mandelstam, Vladimir Piast, Yevgeny Zamiatin, Mikhail Zoshchenko, Mikhail Slonimsky, Lev Lunts, the artists Yury Annenkov, Mstislav Dobuzhinsky, Vladimir Milashevsky, Boris Popov, Nikolai Radlov and many, many Petersburgers for the first time in three hungry and gloomy years received there the opportunity for calm creative work in a circle of like-minded people, the opportunity to rest and eat properly. It was there that Yevgeny Zamiatin finished his famous novel We in which he prophetically depicted a model of a totalitarian society.

A few years later, in turning-point year of 1929, he was excluded from the Writers’ Union for publishing the novel abroad, and in 1932, deprived of the chance of getting into print, he was forced to leave the country.

Recalling certain episodes in the life that the Petrograd writers lived in the country, the poet Georgy Ivanov called them “playing at the olden days”. To some extent the holiday was itself a mirage of past times, in a Pskov province that still retained aspects of pre-revolutionary existence: an abundance of food, an old estate, its owners from the “former” life, the favourable attitude of the authorities and the strong, “vital, indestructible” (in Chukovsky’s words) Russian peasant who also belonged to that past. There the denizens of DISK recovered their spiritual calm and inner freedom, feeling themselves respected. The summer of 1921 left its mark in the memory of members of the Petrograd colony as a beautiful “play, ‘a month in the country’, acted out in the setting of two manor houses”.

34

Евгений Замятин в Холомках закончил свой пророческий роман «Мы», за который подвергся гонению.

At Kholomki Yevgeny Zamiatin finished his prophetic novel We for which he would be persecuted.

to the past

f orward В перед к прошлому

/

Таков Петербург: как только начинаешь писать о нем, сразу впадаешь в пафос — имперское подсознание так и рвется из-под сознания. С реставрацией та же оказия. Ну кто останется спокойным, видя, как на месте руин из пыли забвения снова поднимается то, что будет радовать красотой, блеском и культурно-историческим смыслом?! Вот поэтому я, оказавшись в реставрируемом особняке Шереметева на Шпалерной, 18, попала в затруднительное положение: смешение ужаса и восторга не давало сосредоточиться на том, ради чего пришла сюда. С большим трудом удалось надеть маску беспристрастного исследователя.

36

Бог сохраняет все

Анна СЕРЕБРЯНАЯ / Anna SEREBRIANAYA

Фотографии Ю. Молодковца / Photographs by Yury Molodkovets.

God preserves all

There’s something about St Petersburg: as soon as you start writing about it, your language becomes high-flown — the imperial subconscious bursting to get out. Restoration is a case in point.

Who can remain calm and sober, when you see rising in place of ruins from the dust of oblivion something that will delight with its beauty, its brilliance and its cultural and historical significance?

That is why, when I found myself in the Sheremetev mansion at 18, Shpalernaya Ulitsa that is undergoing restoration, I was in difficulties: a mixture of horror and admiration kept me from concentrating on what I had come for. With a great effort I managed to don the mask of a dispassionate investigator.

to the past

f orward /

В перед к прошлому

Сначала об истории. Представьте себе, что на этом

месте в XVII веке была крохотная финская деревушка. После основания Петербурга вдоль Невы проложили Первую Береговую линию, которую позднее переименовали в Воскресенскую улицу, а потом в Шпалерную (по названию находившейся здесь около полутора веков шпалерной, то есть обойной мануфактуры). В 1775 году гвардейский капитан Кожин купил земельный участок в районе нынешнего Литейного моста и построил дом, который затем по очереди принадлежал протоиерею Самборскому, казенной Экспедиции государственного хозяйства, лейб-гвардейскому артиллерийскому батальону, барону Фитингофу, полковнику Франку. В 1883 году особняк, значившийся также по Французской набережной, 4 (ныне — набережная Кутузова), купил по случаю женитьбы 24-летний граф Александр Шереметев — второй сын гофмейстера императорского двора, потомок фельдмаршала Б. П. Шереметева и крестник императора Александра II. Войдя в года, Александр Дмитриевич Шереметев стал одним из известнейших меценатов своего времени: неоднократно жертвовал средства на молитвенные дома, православные церкви, на учреждение именных стипендий; занимался популяризацией музыки, организовав хор и симфонический оркестр. И, как просвещенный человек, знавший толк в живописи и архитектуре, он нашел превосходных исполнителей своего замысла, которые создали интерьеры, обеспечившие особняку место в ряду прекраснейших памятников архитектуры. Злая ирония судьбы, какая-то мистика есть в том, что именно огонь сыграл роковую роль в истории Шереметевского особняка. Еще Екатерина II опасалась большого пожара на этом месте, когда здесь находились принадлежавшие Артиллерийскому ведомству склады боеприпасов. В 1769 году императрица указала убрать отсюда опасный объект. Похвальная предусмотрительность: в те времена пожары, иногда катастрофические, случались в столице очень часто. В XIX веке беспокоился о пожарной безопасности своего особняка и всего города и А. Д. Шереметев. Граф

Ажурные винтовые лестницы — истинное украшение особняка. С замирающим сердцем поднимаешься наверх по ступенькам. Тайны рождались именно здесь.

Камыш — прекрасный теплоизоляционный материал. Это информация для специалистов… А ведь сухим трубочкам, сохранявшим тепло в Шереметевском особняке, больше ста лет. И их можно подержать в руках. Вот вам и трава — символ забвения и недолговечности.

The openwork spiral staircases are a real adornment of the mansion. Your heart skips a beat as you climb their steps. This is where secrets were born.

Reeds are an excellent thermal insulator.

That’s information for the specialists. Just think — these dry tubes that kept the heat in the Sheremetev mansion are over an hundred years old and you can hold them in your hand. Yet grass is a symbol of impermanence and oblivion!

Что такое лепнина для особняка? Оправа для бриллианта. Обложка для фолианта. Финальная строчка архитектурного сонета.

38

39 First some history. After the foundation of St Peters-

burg a street began to appear parallel to the left bank of the Neva. In 1775 a Guards captain named Kozhin bought a plot of land there in the vicinity of Liteiny (Foundry) Bridge and built a house that later had a succession of owners. In 1883 the mansion was bought, on the occasion of his marriage, by the 24-year-old Count Alexander Sheremetev, the second son of the chamberlain of the imperial court, a godson of Alexander II and a descendant of Field Marshal Boris Sheremetev, one of Peter the Great’s stalwarts.

With the years, Alexander Dmitriyevich Sheremetev became one of the best known art patrons of his time: he more than once donated money for prayer-houses or Orthodox churches and for the establishment of scholarships; he sought to popularize music, organizing a choir and a symphony orchestra. And, as an enlightened man, knowledgeable about painting and architecture, he found superb craftsmen to realize his conception and create interiors that gained his mansion a place among the city’s most beautiful architectural monuments.

By a wicked irony of fate, some mystic force decreed that fire should play a deadly role in the history of the Sheremetev mansion. Catherine II had already feared a serious conflagration on this spot when it was used by the Artillery Department to store ammunition. In 1769 the Empress gave orders for the dangerous establishment to be moved elsewhere. This was laudable prudence: in those days fires, sometimes catastrophic, were a frequent occurrence in the capital. In the nineteenth century Alexander Sheremetev worried about fire safety for his mansion and the city as a whole. The Count concerned himself with the matter very seriously,

Трудно было поверить в то, что растерявшиеся ангелочки снова станут украшением Белого зала. Однако реставраторы знают свое дело.

It is hard to believe that the lost little angels will once again adorn the White Hall. But the restorers know their job.

What is moulding for a mansion? The setting for a jewel. The cover of a folio volume. The final line in an architectural sonnet.

занимался этим очень серьезно и, можно сказать, профессионально как председатель Совета пожарных дружин. Он разработал Пожарный устав России, создал и финансировал две пожарные команды, которые не раз спасали Петербург от «красного петуха». Но, как ни обидно, в XX веке особняк, в котором с 1932 года располагался Дом ленинградских писателей, пострадал именно от огня. Пожар 1993 года, казалось, навсегда уничтожил архитектурный шедевр. Огонь явился символом неспокойного времени. Оставаясь по сути бесхозным в течение долгих семи лет, здание неумолимо ветшало и разрушалось от сырости, морозов и вандализма. Особняк А. Д. Шереметева входит в «Перечень объектов недвижимости — памятников истории, культуры, архитектуры и градостроительства, требующих проведения реставрации, ремонта и реконструкции» и восстанавливается в былом великолепии благодаря инвестициям холдинга «Центр гуманитарного и делового сотрудничества». За несколько лет закопченные руины будут превращены в элитный бизнес-центр, частью которого станут гостиничные номера класса «люкс», рестораны, бары, офисы. Встроенный на место двора многоуровневый зал-атриум со стеклянным куполом свяжет все помещения в одно целое. Удивительно, но особняк стоит на фундаменте, заложенном при строительстве дома в XVIII веке. «Наши предки знали толк в строительстве: деревянные лежни укладывались ниже уровня воды, ведь дерево без доступа кислорода не гниет и может выполнять свою роль столетиями», — объяснил руководитель строителей Михаил Семенов. Традиционно считается, что реставрация — это такой неспешный процесс, когда всем всё заранее известно по чертежам, эскизам, многочисленным фотографиям и воспоминаниям современников. Но оказалось, что в данном случае таких источников осталось крайне мало. Необходимые для реставрации сведения пришлось собирать буквально по крупицам в различных архивах. И так же по кусочкам реставраторы выбирали из груд обрушившейся отделки обломки и даже осколки подлинного декора. Ведь рухнуло почти всё: статуи, барельефы, плафо-

we might even say professionally, as chairman of the Council of Fire-Fighting Squads. He drew up Russia’s Fire-Fighting Regulations, created and financed two squads of firemen who saved St Petersburg from the flames on more than one occasion.

How sad, then, that in the twentieth century the mansion that from 1932 acted as the House of Leningrad Writers should fall prey to fire. A blaze in 1993 destroyed this architectural masterpiece, seemingly for ever. The fire was a symbol of a troubled period. Left effectively derelict for seven long years, the building grew inexorably more dilapidated as damp, frost and vandalism wrought their worst.

Alexander Sheremetev’s mansion is being restored to its former splendour thanks to the investment of the holding company The Centre for Humanitarian and Business Collaboration. In a few years the charred ruins will be turned into an elite business centre that will incorporate luxury hotel suites, restaurants, bars and offices. The multilevel atrium hall with a glass dome to be constructed in place of the courtyard will link all the premises into a single whole.

The traditional view of restoration is an unhurried process where everyone knows everything in advance from blueprints, sketches, numerous photographs and the recollections of witnesses. In this case, however, there were hardly any sources of that kind at all. The information required for a restoration had to be gleaned from the archives literally a fraction at a time.

In addition the restorers picked from the heap of stuff that had come tumbling down broken pieces and even splinters of the authentic décor. Almost everything had collapsed: statues, bas-reliefs, ceilings, fireplaces, the unique doors, parquets, the spiral staircases, murals and much else besides. Twelve pairs of putti (figures of

to the past

f orward /

В перед к прошлому

40

ны, камины, уникальные двери, паркет, винтовые лестницы, росписи и много другое. Например, 12 пар фигурок ангелочков (путти) разбились вдребезги. Словно мозаику, реставраторы собирают их на специальном столе, а недостающие части лепят из специального мягкого материала, чтобы потом отлить их заново. Причем выяснилось, что двух одинаковых парочек не было! Вот такой сюрприз. Большинство помещений с исторически ценными интерьерами располагались на втором этаже: Белый зал, Серебряная гостиная, Неоготический зал, Помпейская комната, Картинная галерея, Мавританская гостиная. Проходя сегодня по анфиладе комнат, можно увидеть кропотливый процесс восстановления лепнины: то строгой, внушительных размеров, как в Белом зале, то изящной, почти невесомой, как в Картинной галерее. Изумительны когда-то были в особняке паркеты: затейливые узоры из палисандра, красного дерева, дуба, березы вызывали восхищение. Теперь их придется по существу создавать заново. И камины, являвшиеся произведениями искусства, стали жертвами переходного исторического периода. Те из них, что уцелели при обрушении перекрытий, были в безвременье варварски выломаны. Мне посчастливилось увидеть процесс реставрации дверей. Ведь уже казалось, что легче сделать новую — настолько далеко зашел процесс разрушения, но мастера по кусочкам восстанавливают резьбу. И двери снова приобретают царственный вид. Случаются и удивительные находки. Одна из них — стенная роспись в Мавританской гостиной. Здесь есть ниша, которую во времена Шереметева, по предположениям реставраторов, украшала статуя мавра. Статуя давно пропала, а нишу с 30-х годов неоднократно «подновляли» масляной краской. Теперь нужно с помощью особой технологии снять около 10 слоев краски, чтобы сделанная старыми мастерами изящная роспись снова увидела свет. Я долго бродила среди строительных лесов и увидела много удивительных вещей, но самая главная из них заключалась в том, что реставрация Шереметевского особняка — это и есть еще один шаг к возрождению Петербурга. Не удержалась все-таки от пафоса. Но… таков Петербург!

chubby little angels), for instance, were smashed to smithereens. The restorers piece them together again like a jigsaw on a special table and mould the missing parts from a special soft material, so as later to cast them anew. In the process it has emerged that no two pairs were the same! There’s a surprise.

The majority of rooms with interiors of historical value were located in the second storey: the White Hall, Silver Drawing-Room, Neo-Gothic Hall, Pompeian Room, Picture Gallery and Moresque Drawing-Room. Walking through this suite of rooms today you can observe the painstaking process of recreating the moulded décor that is austere and of impressive size in some places, like the White Hall, exquisite and almost weightless in others, like the Picture Gallery.

The mansion once had stupendous parquet floors whose fanciful designs worked in palisander, mahogany, oak and birch wood delighted the eye. Now they will have effectively to be made once more.

Amazing discoveries also occur. One of them is the wall painting in the Moresque Drawing-Room. That room contains a niche that the restorers suggest was adorned by a statue of a moor in Sheremetev’s time.

The statue has long since been lost, and the niche itself was repeatedly “spruced up” with gloss paint from the 1930s onwards. Now they need to use special technology to remove about ten layers of paint so as to return the exquisite murals made by the old craftsmen to the light of day.

I wandered for a long time between the scaffolding and saw a lot of amazing things, but the most important thing is that the restoration of the Sheremetev mansion is once more step towards the renaissance of the city.

There, I couldn’t resist a bit of high-flown language, but that’s St Petersburg!

Рукописи не горят, а мавританская живопись не исчезает.

Девиз дворянского рода Шереметевых — «Бог сохраняет все». Именно поэтому знаменитая библиотека Шереметевского особняка скоро станет такой же уютной и притягательной для раздумий, каковой она и была.

Manuscripts, according to the Russian saying, do not burn, and Moorish painting does not disappear.

The motto of the Sheremetev family is “God preserves all.” That is why the celebrated library in the Sheremetev mansion will soon become as cosy and inviting a place for contemplation as it once was.

Отремонтированные фасады радуют взор уже год. Внутри же здания продолжается трудный процесс возрождения былого великолепия.

Судьба каминов Шереметевского особняка: об их красоте ходят легенды, об их исчезновении рассказывают страшные истории, об их возрождении пишут в прессе.

The fireplaces of the Sheremetev palace: legends are told about their beauty, horror stories about their disappearance, while now the press writes about their rebirth.

41

The repaired facades have been delighting the eye for a year now. Inside the building the difficult process of bringing back its past splendour still continues.

В стречи / m e e t i n g s

В дни празднования основания Санкт-Петербурга в Талион Клубе отметили знаменательную для клуба дату — первую годовщину со дня открытия Елисеев Палас Отеля.

During the celebrations of the anniversary of St Petersburg’s foundation, another anniversary was marked in the Taleon Club — one year since the opening of the Eliseev Palace Hotel.

44

45

«Как жаль: не вечен май...»

How sad that May does not last forever…

Генеральный директор холдинга «Центр гуманитарного и делового сотрудничества» А. И. Ебралидзе радушно приветствует гостей.

Alexander Ebralidze, Managing Director of the Centre for Humanitarian and Business Collaboration holding company, cordially welcoming the guests.

Такое совпадение дней рождения конечно не случайно.

— Честно говоря, я, как и многие мои коллеги-строители, не верил, что такой проект можно осуществить за два с половиной года, — рассказывает президент Союза строительных компаний Владимир Михайлович Гольман.

— Это стало возможно только благодаря титанической энергии и твердому характеру Александра Иосифовича Ебралидзе. Он хотел приурочить появление первой в России пятизвездной гостиницы клубного типа к 300-летию Петербурга и добивался этого жестко. Но надо отдать ему должное, он умеет сделать правильный выбор из предлагаемых решений и берет тяжелую ношу ответственности на себя. В частности, я рад, что принята моя концепция обратить гостиничные номера «лицом к Мойке». Первоначально была другая идея. В общем, за столь короткий срок работа сделана громадная. В данном случае о реставрации уникального декора и отделке можно даже не говорить. Главная сложность была в другом: нужно было надежно укрепить унаследованный с Елизаветинского времени фундамент, усилить обветшавшие стены и встроить в тесное каре флигелей атриум на мощных сваях. Мне приятно, что я участвовал с самого начала в этом проекте. И еще раз скажу — Елисеев Палас Отель получился на славу благодаря Ебралидзе. Он заслуживает самой высокой похвалы! Это мнение неоднократно поддержали в своих тостах гости, приглашенные

на праздничный ужин — известные артисты, бизнесмены, политики из Петербурга и Москвы, главы дипломатических представительств Индии, Швейцарии и Японии в Санкт-Петербурге. Как нельзя лучше выразила атмосферу этого торжества строка любимой песни Тамары Гвердцители, исполненная ею в праздничном концерте: «Как жаль: не вечен май, не вечен гром, аплодисментов гром».

This linking of dates is more than mere coincidence.

To be honest like many of my fellow builders I did not believe that such a project could be accomplished in two and a half years, said Vladimir Mikhailovich Golman, the president of the Union of Construction Companies.

It was made possible only through the titanic energy and firm character of Alexander Iosifovich Yebralidze . He wanted to time the appearance of Russia’s first club-type five-star hotel to coincide with the St Petersburg tercentennial and pursued that goal with dogged determination. But to give him his due, he has the ability to make the right choice for the solutions on offer and takes the heavy burden of responsibility upon himself. In particular, I am glad that my conception with the hotel suites turned “face to the Moika” was accepted. Overall, the amount of work accomplished in such a short time was tremendous. In this instance there no need even to speak of restoration of the unique décor and finishing. The main difficulty lay elsewhere: the need to reliably reinforce foundations inherited from the mid-eighteenth century, to strengthen dilapidated walls and to insert into the tight square between the wings of the building an atrium on

mighty piles. I am glad that I was involved in the project from the very start. And let me say it again, the Eliseev Palace Hotel turned out so splendidly thanks to Yebralidze. He deserves the very highest praise.

This opinion was repeatedly seconded in the toasts raised by guests invited to the celebratory dinner – famous performers, businessmen, politicians from St Petersburg and Moscow, and the heads of the Indian, Swiss and Japanese diplomatic missions in St Petersburg.

Владимир Михайлович Гольман как заправский пушкарь дает сигнальный выстрел к началу шоу фонтанов у клуба «Талион».

Vladimir Golman acting like a regular cannoneer to give the signal for the start of a fountain show by the Taleon Club.

Подготовленная французской фирмой «Акварель» красочная водяная феерия в честь Елисеев Палас Отеля скрасила публике дождливый вечер.

The colourful watery spectacle organized by the French company Aquarelle in honour of the Eliseev Palace Hotel brightened a rainy evening.

У влечения / p a s t i m e s

Е

46

Лариса ЗОРИНА /

by Larisa ZORINA

Великолепная четверка

The Magnificent Four

Если вам хоть однажды доведется увидеть игру в покер, то в памяти обязательно останутся загадочное, с привкусом иноземного деликатеса слово «флэш-рояль», склоненные над игорными столами фигуры, ароматные завесы табачного дыма, умелые руки массажиста, разглаживающие усталую спину игрока, и искры азарта, изредка мелькающие на лицах изпод профессиональных масок pocer face. Это английское выражение переводится как «бесстрастное, ничего не выражающее лицо». Основы игры покоятся на трех китах: торге — главной экономической составляющей, блефе как высшем проявлении психологизма и, конечно, на удаче. Первые упоминания о покере в американских источниках начала XIX века свидетельствуют о существовании в те времена трех его разновидностей: виски-покер, джин-покер, ром-покер. Алкогольная спецификация, видимо, была вызвана самой атмосферой дешевых салунов, где соперничали канкан и карточные баталии. Существует множество предположений о происхождении самой игры и ее названия. Некоторые полагают, что покер начинался со старинной немецкой игры «похшпиль», которая включала в себя процедуру торговли, когда пасующий игрок бросал карты с возгласом: «Ich poche» (я пасую).

47

Кто не верит в удачу, садясь за карточный стол?

Who does not believe in success as they sit down at the card table?

I

If you ever see a game of poker then you will definitely be left with memories of figures bent over the card table, heady clouds of tobacco smoke, the skilled hands of a masseur soothing a player’s tired back and sparks of passion occasionally flitting across faces that for the rest of the time wear the professional mask that has become known as the poker face.

The game is founded on three main elements: bidding — the main economic component, bluff as the highest manifestation of interpersonal psychology and, of course, luck.

The first mentions of poker in early-nineteenth-century American sources indicate that at that time there were three different varieties of the game: whiskey poker, gin poker and rum poker.

There are many theories about the origins of the game itself and of its name. Some believe that poker evolved from an old German game that included a bidding procedure in which a player who passed would thrown in his hand with the words “Ich poche” — “I pass”.

Supporters of a French origin for poker assert that its ancestor was an eighteenth-century game called poque. Others are of the opin-

Сторонники теории французского рождения покера утверждают, что ему предшествовала игра XVIII века «поку». Есть мнение, что покер придумали американские карманники, а название дали по сленговому понятию «poke» (вытащить кошелек). Наверняка в настоящее время покер является самой популярной игрой в мире. Новичков он может привлечь внешней простотой правил, а также большим разнообразием карточных комбинаций и всевозможных игровых ситуаций. Более искушенных игра подкупает своим психологизмом вкупе с возможностью использовать к своей выгоде теорию вероятностей. А любая теория, как известно, проверяется практикой. На VI Международный покерный турнир Taleon Masters собралось более 40 участников из России, Англии, Новой Зеландии, Франции, Финляндии и Украины. В последний день турнира за финальным столом сражались девять человек, но в итоге сильнейшими игроками оказались четверо покерных стратегов из Санкт-Петербурга. К слову сказать, даже самый искусный стратег может потерпеть поражение в схватке с Фортуной. Кто не верит в удачу, садясь за карточный стол? А иначе не стоит и рассуждать о покере — игре по вдохновению и любви!

ion that poker was invented by American pickpockets and got its name from a slang use of “poke” meaning to pull out a purse.

Nowadays poker is probably the most popular card game in the world. It can attract newcomers with outwardly simple rules as well as a large variety of combinations of hands and all sorts of playing situations. For the more experienced the draw of the game lies in its psychological aspect combined with the opportunity to use probability theory to one’s advantage. And any theory, as you know, is tested in practice.

The sixth Taleon Masters International Poker Tournament brought together over 40 competitors from Russia, Britain, New Zealand, France, Finland and the Ukraine.

On the last day of the tournament, nine players sat around the table, but in the end the strongest proved to be four poker strategists from St Petersburg.

Incidentally, though, even the most sophisticated strategist can suffer defeat at the hands of Fortuna. Who does not believe in success as they sit down at the card table? Otherwise it is not even worth discussing poker, a game of inspiration and love.

menu

М еню гурмана

/

g ourmet

Итак, свершилось. Известная светская дама № 1 мадемуазель Фин де Клер в окружении свиты прибыла в Россию. Еще утром она нежилась в теплых водах Средиземного моря близ Олерона, а вечером ее встречают в известнейшем петербургском Талион Клубе.

Мечта

Любовь и бедность

Хорошо быть устрицей! Живешь себе где-нибудь в теплом море в районе Аркашона и наслаждаешься курортным климатом… Правда, перед смертью можно услышать на чистейшем французском чтото вроде: «Милый, ну как ты открываешь раковину! Ты же обрызгал весь галстук соком бедной малютки!»

Разумеется, устрицы не сразу стали дорогим деликатесом. Чем же питаться бедному рыбаку кроме того, что дает ему море! Но далеко не все любители моллюсков знают секрет древних греков, которые отличались комплексным подходом к жизни. Они не только съедали мясо устриц, но и принимали перламутр, истолченный в порошок. Афродизиак все-таки, или, понашему, любовное снадобье.

Бабушка и символ Ручаюсь, что ваша бабушка в вашем детстве ни разу не крикнула вам из окна, вытирая руки о цветастый передник: «Внучек! Иди покушай устричек с пылу, с жару! Только из печки! Горяченькие! Кушай, кушай! Маслицем полей». Потому что для русских это не еда. Это символ. Произнесите слово «устрица». И каждый, кто услышит его, вспомнит или вообразит уютный ресторанчик на Лазурном берегу, легкие платья дам, серебряный смех, свечи, Шабли и розовое шампанское.

А появились устрицы 180 миллионов лет назад. Их окаменелые останки, найденные в различных геологических пластах, тому подтверждение. И как только настало время неолита, только-только появившиеся люди с азартом начали употреблять их в пищу.

Древнеримские аристократы знали толк в деликатесах: их знаменитые пиры не обходились без устриц, которых привозили из Бретани в огромных чанах, наполненных морской водой. Естественно, древние римляне не любили зависеть от улова и просто мечтали научиться самостоятельно разводить устриц. Но то ли устрицы не желали потакать капризам патрициев, то ли патриции делали что-то не так, факт остается фактом — моллюски не желали плодиться в неволе. Такое желание у них появилось только в 1858 году: француз месье Де Бон придумал систему по выращиванию устриц. И теперь благодаря ему устричные фермы стали обычным явлением. Поэтому рестораны всего мира могут не дожи-

A dream

The history of oysters

It’s nice to be an oyster. You live your life in the warm sea somewhere near Arcachon, splashing about and enjoying the splendid climate… Admittedly, just before you die, you might hear some remark in the purest French along the lines of “Darling, do be careful how you open the shells! You’ve just squirted juice from that poor fellow all over your tie!”

Oysters appeared 180 million years ago. Fossilized remains found in various geological strata confirm that. And just as soon as the Neolithic era began, human beings who had only just made their appearance began to include them in their diet with passionate keenness.

Устричная история

50

Воля или неволя?

51 Наталья АЛЕКСЕЕВА /

by Natalya ALEXEYEVA

Фотографии Ю. Молодковца / Photographs by Yury Molodkovets

Шерше ля Фин де Клер Cherchez la Fine de Claire So, it’s happened.

That famous society lady No 1, Mademoiselle Fine de Claire and her party have arrived in Russia.

Only this morning they were basking in the waters of the Bay of Biscay and this evening they are being welcomed in St Petersburg’s celebrated Taleon Club.

Love and poverty Grandma and the symbol I’ll take a bet that when you were little your grandmother never shouted out of the window as she wiped her hands on her flowery apron, “Come in and eat your oysters while they’re still hot! I’ve just taken them out of the oven! They’re nice and warm! Eat up — pour some butter over them!” That’s because for Russians the oyster is not a foodstuff but a symbol.

You have only to say the word oyster and anyone who hears it will remember, or imagine, a cosy little restaurant on the Riviera, ladies in light summer dresses, the tinkle of laughter, candles, Chablis and pink champagne.

Of course, oysters did not immediately become an expensive delicacy. What should a poor fisherman feed himself with but what the sea provides! But far from all the lovers of the molluscs know the secret of the Ancient Greeks who distinguished themselves by a many-sided approach to life. They not only ate the meat of oysters, but also consumed mother-of-pearl ground down into a powder.

Freedom or captivity?

The Ancient Roman aristocrats knew their delicacies: their celebrated banquets

Мадемуазель Фин де Клер настолько привлекательна и свежа, что каждый рад с ней сфотографироваться. Шеф-повар Александр Дрегольский встречает дорогую гостью.

Mademoiselle Fine de Claire is so attractive and fresh that everyone is happy to have their picture taken with her. Head chef Alexander Dregolsky welcomes the cherished guest.

menu

g ourmet /

М еню гурмана

даться сезона ловли (сезон устричной ловли — все месяцы, в названиях которых есть буква «р»): устричные фермы Франции, США и Японии снабжают желающих устрицами круглый год.

Он + Она, или Заметки зоолога Как любое уважающее себя животное, устрица наделена ртом, сердцем, двумя почками и круговым кровообращением. Заметьте: кровь у устриц — бесцветная. (Вот оно – зарождение символа — голубая аристократическая кровь.) Двустворчатый моллюск-фильтровщик (или устрица) получает кислород и принимает пищу — микроскопические водоросли и простейших животных — с помощью постоянного тока воды. А охотятся на несчастное создание все кому не лень: сороки, дорады, морские звезды и гурманы. И если сорока охотится на устрицу при помощи своего клюва, то гурман вооружен специальным ножом для открывания раковин. А вот удивительный факт: оказывается, устрица — это последовательный гермафродит. Рождаясь особой женского пола, она ежесезонно меняет пол.

недостатка железа, магния, меди, кальция, фосфата натрия, фтора, йода, а также витаминов А, В1, В2, В6, С, В12. Наполеон Бонапарт наверняка об этом знал: перед каждым ответственным мероприятием он съедал дюжину устриц. И любой, кто заботится о фигуре, будет благодарен устрицам за то, что в

дюжине моллюсков калорий меньше, чем в одном-единственном кусочке пончика.

С чем ее едят… Мадемуазель Фин де Клер прибыла в сопровождении гастрономической элиты: граф Лобстер, графиня Дорада и другие именитые особы.

Истинные гурманы ни на что не променяют натуральный вкус устриц. Но к устрицам прекрасно подходит лимонный сок: соком дольки лимона поливают устрицу, после чего деликатес отправляют в рот. Еще подают соевый соус или соус из винного уксуса с кусочками лимона. Надо заметить, что устрицу можно есть не только в сыром виде: ее можно запекать с сыром, а можно без сыра.

…И где ищут Ресторан Талион Клуба — то место, где стоит начать или продолжить свое знакомство с устрицами. Восхитительные устрицы «Фин де Клер № 1» (№1 — означает, что это наиболее крупная устрица) выращены в Олероне (Франция). Важный ритуал — подготовка к светскому выходу. Руки мастеров сделают все, чтобы очаровательная гостья стала еще более привлекательной и желанной.

An important ritual — preparing for a social outing. Skilled hands do everything to make the distinguished guest even more attractive and desirable.

Ешь меня, я тебе пригожусь… О пользе устриц ходят легенды. Гурманы знают, что если не лениться и все время есть устрицы, то в организме не будет

52

53 would always include oysters that were brought from Brittany in huge vats filled with sea water. Naturally, the Ancient Romans disliked being dependent on the catch and quite simply dreamt of learning how to breed oysters for themselves. Either the oysters were unwilling to submit to the whims of the patricians, or the patricians themselves did something wrong, but the fact remains that the molluscs refused to reproduce in captivity.

They only changed their minds in 1858 when a Frenchman named de Bon invented a system for growing oysters. And nowadays thanks to him oyster farms have become something normal. So restaurants around the world no longer have to wait for the oyster-catching season (all the months with an “r” in them): oyster farms in France, the USA and Japan provide customers with the delicacy the whole year round.

He + She, or Notes of a Zoologist Like any self-respecting animal, the oyster is equipped with a mouth, a heart, two kidneys and circulating blood. Kindly note that oyster blood is colourless. (There we

have it, the origin of a symbol — blue aristocratic blood.) The bivalve mollusc filter feeder (or oyster) obtains oxygen and acquires its food — microscopic water plants and protozoa — with the aid of a constantly flow of water. Meanwhile the unfortunate creature is the prey of just about anything with the energy to go after it: magpies, dorados, starfish and gourmets. And while magpies use their beaks to get at their lunch, gourmets are armed with special knives for opening the shells.

Here’s an astonishing fact for you: it turns out that the oyster is a serial hermaphrodite. Born a female, it changes sex with every season.

Eat me, I’ll be of use to you…

Legends are told about the benefits of eating oysters. Gourmets know that if you make the effort and eat oysters all the time, you won’t suffer from a lack of iron, magnesium, copper, calcium, sodium phosphate, fluorine, iodine, or vitamins А, В1, В2, В6, С, В12 and C. Napoleon probably knew about that: before any important occasion he would consume a dozen oysters.

And anyone worried about their waistline will be grateful to oysters for the fact that a dozen of the molluscs contain fewer calories than a single portion of doughnut.

What to eat them with

Mademoiselle Fine de Claire arrived in the company of the gastronomic elite: Count Lobster, Countess Dorado and other distinguished figures.

Real gourmets will not abandon the natural taste of oysters for anything. But lemon juice does make a splendid accompaniment for oysters: you dribble juice from a wedge of lemon onto the oyster and then slide it into your mouth. They are also served with soy sauce or a sauce made from wine vinegar with pieces of lemon in it.

Incidentally, oysters are not only eaten raw: they can be baked in the oven with cheese, and without cheese too.

Where to find them The Taleon Club restaurant is the place to begin or continue your acquaintance with oysters. The delightful Fines de Claire No 1 (No 1 indicates that these are the largest oysters) were grown off the French island of Oléron. They are the subject of our photo report.

Появление мадемуазель Фин де Клер в зале ресторана Талион Клуба — это всегда событие: ее здесь всегда ждут. И здесь, в Петербурге, мадемуазель Фин де Клер вспоминает о своей родине, об острове Олерон, что у Атлантического побережья Франции. О закатах на Атлантике, в маленьких рыбацких деревушках, о виноградниках, о нежной мимозе, цветущей в конце января, о маленьких ресторанчиках с их фирменным блюдом — мидиями, поджаренными на сосновых иголках… Но… долой грусть. Главное, что она здесь и ее ждали.

The appearance of Mademoiselle Fine de Claire in the dining-room of the Taleon Club restaurant is always an event: she is always awaited here.

And here, in St Petersburg, Mademoiselle Fine de Claire recalls her homeland, the island of Oléron off the French Atlantic coast, the sun setting in the sea, the little fishing villages, the vineyards, the tender mimosa flowering at the end of January, the little restaurants with their speciality — mussels roasted on pine needles…

But enough sad sentiment. The main thing is that she is here and that she was expected.

of rest

И скусство отдыхать / a r t Максим ДЫННИКОВ / Maxim Dynnikov Фотографии А. Мальцева / Photographs by Anatoly Maltsev

БМВ не может

В Петербурге прошел первый в России слет любителей машин марки БМВ. В День независимости нашей страны около 130 «бумеров» в сопровождении машин ГИБДД с ревом и музыкой прокатились по Невскому проспекту, а после парадного смотра на Дворцовой площади колонна рванула в Репино. Зрители были в восторге, владельцы машин других марок явно завидовали такой организованности. И это при том, что «БМВ Клуб СанктПетербург» еще младенец — ему едва исполнилось полгода.

В Петербурге сейчас насчитывается около 80 тысяч зарегистрированных машин марки БМВ.

In St Petersburg today there are about 80,000 BMW cars registered.

быть вторым!

56

a BMW cannot be second!

St Petersburg was the setting for Russia’s first rally of lovers of BMW cars.

On Russia’s national holiday some 130 BMWs accompanied by police cars, the roar of engines and the sound of music drove along Nevsky Prospekt and after an inspection parade on Palace Square the column made off out of town to Repino. The onlookers were delighted.

Owners of other makes of car clearly envied such a display of organization. And that despite the fact that the St Petersburg BMW Club is still in its infancy — barely six months old.

57

На Дворцовой площади состоялся смотр достижений немецкого автомобильного концерна и мастерства отечественных автолюбителей. За рулем спортивной машины с порядковым номером «ЗЗ» были профессиональные гонщики Денис Стасенко и Михаил Архипов. После несколько резких, но выверенных разворотов спортсмены уступили место другим автомобилям.

On Palace Square there was a display of the achievements of the German motor manufacturer and the skills of Russia’s car lovers.

At the wheel of the sports car with the number 33 were the professional racing-drivers Denis Stasenko and Mikhail Arkhipov. After a few sharp, but carefully judged U-turns the sportsmen gave way to other vehicles.

— Такого масштабного праздника от нас не ожидал никто,— рассказывает президент клуба Дмитрий Сидоров.— Прокат по Невскому вызвал отклики не только из других городов России, а даже за рубежом. Ведь летом Петербург привлекает гостей со всего света. Сейчас в клубе 250 участников, включая владельцев БМВ и тех, кто только собирается им стать. Он зарегистрирован в сообществе «БМВ Клуб Европа», которое объединяет несколько сотен клубов со всего мира. Мы хотим создать общероссийский клуб со штаб-квартирой в Петербурге. Сейчас уже существуют письменные договоренности об этом с клубами любителей БМВ в Воронеже и Самаре. На слете мы подписали меморандум об объединении усилий. До этого подобная деятельность в России не велась вообще. А в Европе каждый год проводятся крупные мероприятия под эгидой БМВ. В этом году такой слет состоялся в Венгрии. По местной традиции, был устроен настоящий рыцарский турнир. Очень зрелищно! Мы надеемся и в Санкт-Петербурге проводить что-то подобное. Уверен, от этого город только выиграет. Уже 21—22 августа мы планируем провести еще одну крупномасштабную акцию — «BMW Open Party» под девизом «За рулем — с удовольствием!». Всю интригу раскрывать не стану. Упомяну лишь о некоторых деталях предстоящего праздника. Парад машин пройдет не по Невскому проспекту, а по Московскому. Стартуем от аэропорта «Пулково» — все-таки первоначально под маркой БМВ производились авиационные двигатели. По словам Дмитрия Сидорова, о своем участии в этом фестивале БМВ уже заявили более 30 автомобилистов из Москвы и столько же из Финляндии. Привлечение официальных дилеров БМВ в Санкт-Петербурге логично, учитывая, что главный ло-

Nobody expected an event on such a scale from us, says club president Dmitry Sidorov.

The drive along Nevsky brought responses not only from other cities in Russia, but even from abroad. After all, in the summer St Petersburg draws in visitors from around the world. At the moment the club has 250 members: BMW owners and people who still only intend to become owners. It is registered with the BMW Club Europa association that unites a few hundred clubs around the world.

We want to form a nationwide Russian club with its headquarters in St Petersburg. We already have written agreements on this with BMW lovers’ clubs in Voronezh and Samara. At the rally we signed a memorandum about uniting forces. Before that this kind of thing hadn’t been done in Russia at all. In Europe, though, major events are held each year under the BMW aegis. This year that sort of rally took place in Hungary. In keeping with local tradition a real knightly tournament was organized.

It was really spectacular! We hope to arrange something similar in St Petersburg too. I am sure that the city will only benefit from it.

As early as 21—22 August we are planning to hold another large-scale event — the BMW Open Party with the slogan “Behind the wheel with pleasure!” I won’t let the cat out of the bag completely. I’ll just mention a few elements of the coming event. The parade of vehicles will drive not along Nevsky, but along Moskovsky Prospekt. We’ll start from Pulkovo Airport — which is fitting as the first things to be produced under the BMW brand name were aircraft engines.

of rest

И скусство отдыхать / a r t

Заслуженные аплодисменты сорвала и самая старшая участница парада — черная БМВ 1939 года выпуска. Несмотря на возраст, выглядела она прекрасно. Ее хозяин совершил целых два почетных круга перед восхищенной публикой.

зунг и дилеров, и любителей марки един: «БМВ не может быть вторым!» Члены питерского клуба БМВ собираются по четвергам на берегу залива за гостиницей «Прибалтийская», обмениваются новостями, кучкуются дружественными компаниями — и «по коням»: в казино, в бильярд, боулинг, страйкбол. Как говорится, коллектив собрался хороший — открытый и дружелюбный. В нем люди разных профессий и достатка, однако здесь все равны. Но некоторые дышат друг к другу явно неровно: Алину и Макса клубные встречи привели к венцу. День свадьбы уже назначен. Можно себе представить, каким шикарным будет свадебный кортеж!

Deserved applause also greeted the oldest participant in the parade, a black BMW made in 1939. Despite its age it looked splendid. Its owner performed two full laps of honour in front of the delighted crowd.

На окраине Мюнхена в 1913 году изобретатели Карл Рапп и Густав Отто (сын изобретателя двигателя внутреннего сгорания Николауса Августа Отто) создали две маленькие авиамоторные фирмы. А 20 июля 1917 года там же, в Мюнхене, возник завод авиационных двигателей, который был зарегистрирован под именем «Bayerische Motoren Werke» («Баварские моторные заводы»), или просто BMW. Эту дату и принято считать годом основания компании. Автомобильному отделению концерна в этом году исполнилось 75 лет.

58

In 1913 the inventors Karl Rapp and Gustav Otto (son of Nikolaus August Otto, inventor of the internal combustion engine) created two small aeroengine firms on the outskirts of Munich. The Otto works was soon taken over by the Bavarian Aircraft Works, founded on 7 March 1916 (the date from which today’s large BMW Group reckons its history). On 21 July 1917, the Rapp works changed its name to Bayerische Motoren Werke (Bavarian Motor Works) or BMW for short. In 1922 BMW also took over the Bavarian Aircraft (formerly Otto) works. The concern’s automotive division celebrates its 75th anniversary this year.

According to Dmitry Sidorov over 30 drivers from Moscow and the same number from Finland have already announced their participation in this festival. The involvement of official BMW dealers from St Petersburg is only logical, considering that the main slogan of both dealers and lovers of the make is the same: “A BMW cannot be second!”

Members of the St Petersburg BMW club gather on Thursdays on the shore of the Gulf of Finland behind the Hotel Pribaltiyskaya, swap news, split into friendly groups and head off: to the casino, the billiard hall, the bowling alley, to play strikeball. They’re a pleasant group of people — open and friendly. They belong to different professions and income brackets, but here everyone is equal.

Still some have become closer than others.

Meetings of the club led Alina and Max to the altar. The date has already been set. Just imagine what a fine wedding cortege they’ll have!

Зрители порадовались встрече с машиной Джеймса Бонда — знаменитым двухместным родстером «BMW Z3». Этой выполненной в стиле спортивных автомобилей 50-х годов машиной с бондовским номером «007» управляла милая барышня.

The spectators were stuck by an encounter with the James Bond car — the celebrated BMW Z3 two-seater roadster. This work of art in the style of 1950s sports cars with the Bond number 007 was driven by an attractive young lady.

good cigar, a good read

Ч тение под сигару / a

Один из самых завораживающих и зловещих морских мифов — легенда о блуждающем по волнам корабле-призраке. Дальний его предшественник — библейский Ноев ковчег. Правда, ковчег в Библии — это островок жизни посреди разъяренной стихии. Патриарх Ной, укрыв от смертоносных волн «от всякой плоти по паре», создал своего рода микрокосм, прообраз будущей возрожденной земли. Корабльпризрак в таком аллегорическом смысле — явный антипод Ноева ковчега, ибо во всех своих ипостасях он выступает символом и прибежищем смерти.

60

Длина сигары — это длительность вашего наслаждения, а толщина сигары определяет ее качество. Дым тонких сигар горячее и острее на вкус. В толстых сигарах смешивают несколько типов табаков, поэтому они дают более ароматное курение, а благодаря толщине — более прохладное.

The length of the cigar is the duration of your pleasure, while the thickness of the cigar determines its quality. The smoke from thin cigars is hotter and more acrid in taste. Fat cigars contain a mix of several types of tobacco therefore they give a more aromatic smoke, and, thanks to their thickness, a cooler one.

Дмитрий КОПЕЛЕВ / Dmitry Kopelev

дьявольские корабли diabolic ships

61 Among the most fascinating and sinister myths of the seas are the tales of ghost ships wandering the oceans. Their remote forerunner was perhaps Noah’s Ark in the Bible. The biblical ark was, however, a little island of life among the raging elements. The Old Testament patriarch Noah who saved pairs of animals of all kinds from the devastating flood created a sort of microcosm, a prototype of the renewed Earth to come. Ghost ships in this allegorical sense are the direct opposite of Noah’s Ark since in all their manifestations they are a symbol and refuge of death.

Корабль дураков. Иероним Босх.

The Ship of Fools by Hieronymus Bosch.

В скандинавских мифах корабль мертвецов «Нагльфар», несущий гибель богам, сделан из ногтей покойников, а управляет им вышедший из Царства мертвых исполин Локи. Но, наверное, наиболее яркое и романтичное воплощение вечного морского скитальца в европейской культуре — знаменитый «Летучий Голландец». Легенда повествует о голландском сумасброде Ван Страатене: будто бы этот мореход на спор поклялся обогнуть страшный и шквалистый мыс Горн. Воды эти издревле считались заколдованными. Недаром название мыса происходит от слова «рог» (horn — рог, англ.). Не счесть кораблей, которые он таранил этим рогом и топил в пучине. Раз за разом приходилось отступать перед неодолимой стихией и Ван Страатену. Совсем было отчаявшись, он в порыве ярости поклялся во что бы то ни стало одолеть окаянное место — пусть даже его схватка со штормом продлится до Страшного суда. Не успел он произнести эти роковые слова, как корабль его опрокинулся и пошел на дно, став добычей сатаны. Никто не знает, много ли, мало ли прошло времени, — только восстал сгинувший корабль из мрака преисподней. Теперь он стал вестником беды для тех, кто встречался с ним в море. Капитан его подходил на шлюпке к борту оказавшегося на пути корабля и передавал матросам In Scandinavian mythology, for example, Naglfar, the ship of the dead that brings the destruction of the gods, is made of the nails of dead men and steered by Loki, the evil giant who emerges from the Kingdom of the Dead. But probably the most vivid and romantic embodiment of the idea of a perpetual wanderer of the seas in European culture is the famous Flying Dutchman.

Legend tells of a Dutch madman named Van Straaten who as a bet swore to take his ship round the terrible Cape Horn. The waters there had long since been considered bewitched. Countless vessels had been rammed by that “Horn” and gone to the bottom. Time after time Van Straaten too had to turn back in the face of the elements. On the point of despair, in his fury he swore out loud that he would overcome the accursed place even if his struggle against wind and storm lasted until Doomsday. Barely were the words out of his mouth when his ship capsized and sank, having fallen prey to the Devil.

Nobody knows how much time passed before the lost ship rose up from the gloom of Hell. Now it became a harbinger of misfortune for those who encountered it upon the

good cigar, a good read

Ч тение под сигару / a

письма, адресованные давно умершим людям. Послания на тот свет матросы нераспечатанными прибивали к грот-мачте. А чтобы навсегда избавиться от проклятия и спасти душу, они читали строки из Священного Писания. Если же кто осмеливался заглянуть в дьявольские письмена, его ждала неминуемая гибель. В одном из вариантов легенды раз в семь лет сатана разрешал капитану сходить на берег и обзаводиться женой. И если бы жена сохранила ему верность, пока он бороздил море на корабле-мираже, сатана дал бы ему «вольную». Однако сбыться этому было не суждено. Мотив неверной жены Рихард Вагнер сделал сюжетной канвой своей прославленной оперы «Летучий Голландец». Трудно судить, был ли у Ван Страатена исторический прототип. По одной из версий, им мог быть португальский мореплаватель Бартоломеу Диаш, хотя в его одиссее фигурирует другой мыс Атлантики. В 1488 году, когда Бартоломеу Диаш решился воплотить в жизнь свой дерзкий замысел, его команда пришла в ужас и взбунтовалась. Отважному капитану удалось обуздать своих матросов, и он сумел-таки первым обойти мыс Доброй Надежды, которому дал имя Кабо Торментозо — «мыс Бурь». Спустя два года неуемный первопроходец вновь вышел в море, на сей

раз с экспедицией Педру Алвариша Кабрала, и пропал без вести как раз в этих широтах. Известно также предание о голландце Фалькенбуре. Из ревности он убил своего родного брата и его невесту и за это преступление был обречен вечно скитаться по морям. Еще один претендент в прототипы — британец Бернард Фокк. Молва приписывает ему некое усовершенствование конструкции мачт и рей, благодаря которому время перехода под парусами из Англии в Индию намного сократилось. За это якобы он и был проклят дьявольскими силами, ибо не дано смертному обретать такое могущество над стихией. Среди голландцев называют и безбожника Ван дер Декена. Он был одержим мыслью повторить путь Ван

В своей символике легенды разных народов мира о Великом потопе совпадают: потоп уничтожает человеческие грехи и дает возможность создания нового, более совершенного общества.

Страатена и швырял за борт всякого, кто пытался помешать ему пройти дьявольский мыс. Но это уже, конечно, не прототип легендарного персонажа, а скорее его последователь. Легенды о блуждающем корабле неоднократно становились сюжетами литературных произведений. Творческая фантазия порождала самые невероятные описания морского скитальца, повергавшего людей в смятение. В рассказе Эдгара По «Рукопись, найденная в бутылке» есть описание гигантского тускло-черного трухлявого корабля, построенного из неведомого материала и бороздящего волны в неподвластном человеку измерении. Его матросы — древние седые старцы, «призраки погребенных столетий», скользящие взад и вперед среди давно за-

On a metaphorical level the legends of different peoples about a great flood coincide: the waters destroy human sins and provide a chance to create a new and better society.

бытых морских карт, диковинных фолиантов и покрытых патиной астролябий и компасов. Человек, сталкиваясь с этой фантасмагорией, переживал ни на что не похожее ощущение первозданного ужаса. Все земное отступало перед непостижимой разумом чудовищной грезой, и люди, затерянные в океанских просторах, как к последней надежде обращали взоры к Всевышнему. В корабле-призраке начинали видеть предупреждение: грядет спасительный пожар, который очистит мир от всякого зла и скверны. Отражение подобных настроений — сатирическая поэма «Корабль дураков», написанная С. Брантом на исходе XV века. В те времена по Рейну ходил странный корабль, перевозивший не обычных пассажиров, а полоумных и помешанных. Брант описал, как многолюдная толпа обряженных в высоченные шутовские колпаки дураков плывет в страну глупости. Все они олицетворяют разные людские пороки, а командует ими непроходимый тупица, выдающий себя за эрудита. Бессмысленно это путешествие, тщетны надежды на то, что когда-нибудь в мире воцарится справедливость. Аллегория Бранта предрекает приближение эры антихриста и наступление апокалипсиса. Кисть Иеронима Босха, другого великого провидца,

62 seas. Its captain took the ship’s boat to come alongside ships that crossed her path and handed the sailors letters addressed to people long dead. The crew would nail the messages for the next world unread to the main mast and in order to deliver themselves permanently from the curse and save their souls, they began reading from the Scriptures. If anyone was bold enough to take a peep inside the diabolic letters, however, his fate was sealed. In one of the variants of the legend every seven years Satan allowed the captain to go ashore and take a wife; and if that wife remained faithful to him while he ploughed the waves on his spectral ship, the Devil would release him. That, however, was never destined to happen. The motif of the unfaithful wife provided the plot for Richard Wagner’s celebrated opera Der Fliegende Holländer or The Flying Dutchman.

It is hard to say whether there was a reallife historical prototype for Van Straaten.

According to one version it may have been the Portuguese navigator Bartholemeu Dias, although his odyssey involved the cape on the other side of the Atlantic. In 1488, when Dias decided to attempt a bold,

unprecedented venture, his crew were horrified and mutinied. The daring captain managed to regain control of his men and become the first to take a ship around the Cape of Good Hope that he named Cabo Tormentozo — the “Cape of Storms”. Two year later, the indefatigable pioneer put to see again, this time with Pedro Alvarez Cabral’s expedition, only to be lost without trace in those same latitudes.

There also exists a tale of a certain Dutchman who killed his own brother and his bride out of jealousy and was condemned to wander the seas in perpetuity for his crime.

One more claimant for the role of prototype is a Briton who supposedly came up with a fantastic improvement to his ship’s rigging that greatly reduced the time it required to

Фрагмент фрески Микеланджело «Всемирный потоп» на потолке Сикстинской капеллы в Ватикане.

Detail of Michelangelo’s fresco of The Flood on the ceiling of the Sistine Chapel in the Vatican.

sail from England to India. As a direct consequence he was damned by diabolic forces as no mortal should enjoy such power over the elements. Among Dutchmen, people also name one Van der Decken who was determined to follow Van Straaten’s course and threw overboard anyone who tried to prevent him conquering the fateful cape.

Legends of wandering ships repeatedly provided plots for works of literature. Edgar Allan Poe’s tale Manuscript found in a Bottle contains a depiction of a vessel built of an unknown material that sails the waves in a dimension beyond man’s control.

Those who encountered this phantasm experienced a primaeval terror worse than anything they knew and turned to the Almighty as a last source of hope. People

began to see the ghost ship as a warning: the saving fire is coming that will cleanse the world of evil and filth. A reflection of such moods can be found in the satirical poem Das Narrenschiff — The Ship of Fools written

by Sebastian Brandt at the end of the fifteenth century. At that time there was a strange ship on the Rhine that instead of ordinary passengers carried halfwits and the mentally disturbed. Brandt described a large crowd of fool’s wearing tall pointed dunce’s caps sailing to the land of stupidity.

Each is an embodiment of a different human failing and they are commanded by an utter numskull who masquerades as a learned man. Their journey is senseless and the hope that someday justice will triumph in this world is a vain one. Brandt’s allegory foretells the approaching age of the Antichrist and the coming apocalypse.

Hieronymus Bosch, another great visionary, depicted this legend in paints. His Ship of Fools is the same sort of bacchanalia of human stupidity. Where in the great expanse of ocean will they find their salvation and deliverance from fear? Will they indeed find it at all?

good cigar, a good read

Ч тение под сигару / a

воплотила эту легенду в живописи. Его «Корабль дураков» — такая же вакханалия людской глупости. В каких океанских просторах отыщут они свое спасение и избавление от страха, да и отыщут ли? Как возмездие греховному человечеству воспринимался и образ гибнущего корабля. Не волны пожирали его — нечестивцев карал сам Всевышний. Уже на заре XX века в гибели «Титаника», одной из самых знаковых морских катастроф, современники без тени сомнения усмотрели руку Провидения. С течением времени, в свете последовавших исторических событий, «Титаник» превратился в некую символическую метафору. В нем стали видеть предзнаменование, «пир во время чумы» в преддверии Страшного суда. Незримое присутствие потустороннего постоянно ощущалось людьми, выходившими в море и селившимися на его берегах. Византийский историк Прокопий Кесарийский повествует о рыбаках северных областей кельтской Галлии. Ночью их иногда будил странный стук в дверь. Словно в сомнамбулическом сне рыбаки поднимались и медленно шли на берег, где видели необычные лодки. Лодки были пусты, но едва возвышались над водой, как если бы были перегружены. Казалось, они вот-вот затонут. Между тем

Тема смерти, всегда волновавшая человека, особенно характерна для искусства Средневековья и Возрождения. Ханс Гольбейн младший создал серию «Образы смерти» из сорока одной гравюры по дереву для оформления средневековых книг.

двигались они легко и быстро и за какойто час достигали далеких островов мертвых, где, по северным поверьям, обретали покой души умерших. Освободившись там от своей невидимой глазом ноши, лодки бесследно исчезали — до следующего рейса. Страх смерти был неразлучным спутником мореплавателей. В моряцких анналах XVII века рассказывается, как однажды на неком корабле неизвестно откуда появилась вдруг черная кошка: в ней тут же увидели посланца сатаны. Самого же дьявола на море воплощал легендарный Капитан Смерть. Его зловещая тень нависала над экипажем каждого корабля, он являлся морякам в самых разных личинах. До поры до времени он мог затаиться в корабельном сундуке, мог внезапно обернуться огнями Святого Эльма. Как маленькие светящиеся звездочки, эти язычки пламени загорались на реях и стеньгах, и чаще всего их истолковывали как сатанинские знаки. Перед Фрэнсисом Роджерсом, моряком, совершавшим в 1705 году плавание на корабле «Уильям Галлей», Капитан Смерть предстал, обернувшись шлюпкой. Посреди открытого моря таинственная лодчонка откуда-то неожиданно возникла по правому борту судна. Не один час она шла параллельным курсом, то исчезая в тумане, то подходя так близко, что можно было разгля-

The theme of death, one of humanity’s constant obsessions, is particularly characteristic of the art of the Middle Ages and Renaissance. Hans Holbein the Younger produced a series called The Dance of Death – forty-one wood engravings to be used as book illustrations.

64

деть гребцов. В ту же ночь на борту корабля скончался один из членов экипажа, и все решили, что появление лодки-призрака предвещало его смерть. Суеверные моряки боялись даже представить, как могут разворачиваться события в дальнейшем. Ведь они свято верили, что за каждым судном тянется по морскому дну скорбная процессия: это встают зашитые в саваны покойники и безмолвно сопровождают прошедшие над ними корабли, возвещая им скорую гибель. Столь фантастическое видение воспроизведено в культовом кинофильме Гора Вербински «Пираты Карибского моря: проклятие „Черной жемчужины“»: процессия скелетов «идет вброд» по океанскому дну, готовясь штурмовать британский корабль. Авторы сценария не случайно сделали центром сюжетной линии судьбу корабля «Черная жемчужина» с капитаном-мертвецом и проклятой богами командой, которых изрыгнула сама преисподняя. С появления в тумане дьявольского корабля фильм начинается — в финале же под командованием избавившегося от заклятия Капитана Воробья «Черная жемчужина» уходит на новый разбойный промысел. Вечен океан, неодолима тяга человека к его просторам, его сокровищам и его тайнам, многие из которых так и останутся неразгаданными.

65 The image of the sinking ship was also perceived as punishment for sinful humanity. It was not the waves that swallowed it — the wicked were getting their just deserts from God himself. As late as the twentieth century, contemporaries had no hesitation in seeing the Hand of Providence in the loss of the Titanic, one of the most telling maritime disasters. In time, in the light of subsequent historical events, the Titanic turned into a sort of symbolic metaphor. People began to look upon it as an omen, a “feast in the time of plague” on the threshold of the Last Judgement.

The invisible presence of the supernatural has always been sensed by people who went out to sea and those who settled on its shores. The Byzantine historian Procopius of Caesarea left a story of the fishermen in the northern parts of Celtic Gaul. At night the fishermen rose as if sleepwalking and slowly went down to the shore where they saw unusual ships. The ships were empty, yet lay very low in the water, as if overladen. Still they moved easily and rapidly, taking an hour or so to reach the distant isles of the dead where, according to northern beliefs,

Корабль, терпящий бедствие. Рисунок для бронзового рельефа в базилике Святого Антония в Падуе.

1484 год.

A Ship in Distress.

Sketch for a bronze relief in the Basilica of St Antony, Padua.

1484.

Кораблекрушение. Ханс Гольбейн младший. Ксилография 1523—1526 годов.

Shipwreck. Hans Holbein the Younger. Xylograph.

1523–26.

the souls of the departed found rest. After discharging their invisible cargo the ships disappeared without trace — until their next voyage.

Fear of death was the sailor’s constant companion. The Devil himself was embodied at sea by the legendary Captain Death.

He could bide his time hiding in a ship’s chest, them suddenly reveal himself as flames of St Elmo’s Fire. These little tongues of electrical discharge, flaring up like tiny glowing stars on the yardarms and mastheads, were more often than not interpreted as diabolic signs. Captain Death presented himself to Francis Rogers, a sailor aboard the William Galley in 1705, in the guise of a ship’s boat. In the middle of the open sea the mysterious boat suddenly appeared out of nowhere on the starboard side of the ship. For several hours it maintained a parallel course, sometimes disappearing in the mist, sometimes coming so close that he could see the oarsmen. That night one of the crew died aboard ship and everyone decided that the appearance of the ghost ship had foretold his death.

Superstitious sailors were firmly convinced that every ship trailed behind it a dismal procession of dead men sewn into shrouds who silently accompanied the vessels that passed over them, heralding their imminent loss. This fantastic vision was recreated by Gore Verbinski in his film Pirates of the Caribbean: The Curse of the Black Pearl where a procession of skeletons “wade” across the ocean floor to attack a British ship. In the finale of the film the Black Pearl under the command of Captain Sparrow who has rid himself of the curse heads off to commit new acts of piracy.

The ocean is everlasting and the power is irresistible that draws people to its expanses, its treasures and its mysteries, many of which will forever remain unsolved.

скотный двор над тронным залом / barnyard above the Throne Room

Пожар Зимнего дворца 1837 года. Рисунок Б. Грина.

The 1837 Fire in the Winter Palace.

Drawing by Grin.

66

On the evening of 17 December 1837, when Nicholas I and the Empress were at the theatre, a terrible fire broke out in the Winter Palace. By the following evening only the charred shell of the building remained.

Nicholas was informed of the fire, but by the time he reached the palace the flames were spreading inexorably from hall to hall, consuming decorations and furnishings. Soldiers of the Guards regiments carried furniture, crates of tableware and vases out of the residence and stacked them by the Alexander Column on the square. In one room a soldier was trying to extract a huge mirror from a wall frame. The mirror refused to budge, while the heat from the inferno was drawing ever nearer.

«Leave it! Come away!» shouted Nicholas, who witnessed the scene.

«Just a moment, Your Majesty, perhaps I’ll manage,» the soldier grunted, without turning round.

The heat grew unbearable.

«Come away, I say!»

Still the soldier stayed. The back of his uniform was already smoking.

The Emperor had a pair of opera glasses in his hand. He took them and hurled them at the mirror. The shattered glass tumbled down in shards that reflected the flames.

«I told you it couldn’t be saved,» Nicholas shouted, shielding himself with his arm from the heat.

No less fascinating is another aspect of palace life that came to light thanks to the fire. In Nicholas I’s reign no less than 3,000 people of highly diverse status and occupations lived in the Winter Palace. An enormous quantity of leftovers remained after their meals each day. As time went on, the servants grew tired of carrying this unwanted food out of the palace and they began taking it ... up to the attics.

On Rastrelli’s instructions the enormous floor area of the Winter Palace attics had been covered with a thick carpet of felt for insulation. Plank walkways were laid over the top of the carpet and, over the years, small branches appeared, as if spontaneously, running off these walkways towards the eaves and ending in little stalls, pens, cages or lockers. Living in these, while being fattened for the table, were geese, turkeys, sheep and even pigs!

So, some fifty feet above the heads of the imperial family, there was something that can only be described as little short of a barnyard. This amazing fact emerged only during the fire. Witnesses recalled that the cries of the unfortunate creatures could sometimes be heard above the roar of the fire.

How live lambs and piglets were taken up to be reared and fattened a hundred feet above the ground and who was responsible remained unexplained.

Вечером 17 декабря 1837 года, когда Николай I и императрица были в театре, в Зимнем дворце начался грандиозный пожар, через сутки оставивший от дворца лишь обугленные стены. Николай, оповещенный о пожаре, прибыл во дворец уже тогда, когда пламя неостановимо двигалось от зала к залу, пожирая обстановку и убранство. Солдаты гвардейских полков вытаскивали из дворца и складывали на площади около колонны мебель, ящики посуды, вазы. В одном из покоев солдат пытался вынуть из настенной рамы огромное зеркало. Зеркало не поддавалось, а жар от пламени уже подступал.

— Бросай! Уходи! — приказал ставший свидетелем этой сцены Николай.

— Да погодь, ваше величество, может, успею… — не поворачиваясь, прокряхтел солдат. Жар становился невыносимым.

— Уходи, тебе говорят! Но солдат не уходил. Мундир на его спине уже дымился. У императора в руке был театральный бинокль. Этим биноклем он с силой запустил в зеркало. Косыми клиньями, в которых отражался огонь, зеркало повалилось вниз.

— Сказал же тебе, что его не спасти, — закрываясь рукой от жара, крикнул Николай. Не менее любопытен и другой факт, ставший известным благодаря пожару. В Зимнем дворце в царствование Николая I жило не менее трех тысяч человек самых различных рангов и занятий, и от их стола ежедневно оставалось огромное количество пищевых остатков и отходов. И со временем Портрет императора Николая I в форме прусского кирасирского полка.

1842.

Portrait of Emperor Nicholas I in the uniform of the Prussian Cuirassiers Regiment. 1842

стало так, что эти отходы прислуге выносить надоело. Объедки начали носить… на чердак. По плану Растрелли чердачное помещение Зимнего дворца, все его огромное пространство, было покрыто для утепления потолка толстым войлочным ковром, а поверх ковра были проложены дощатые мостки или дорожки. И от этих мостков в стороны, к откосам крыши, со временем как бы сами собой возникали такие же дощатые ответвления, заканчивавшиеся небольшими стойлами, загородками, клетками, чуланами. И в них жили, откармливаясь, гуси, индюки, овцы и даже свиньи… Таким образом, в полутора десятках метров над головами императорской семьи возник скотный двор. Ну, если и не форменный, то, во всяком случае, нечто подобное. Это удивительное обстоятельство стало известно лишь во время пожара. Очевидцы свидетельствовали, что вой этих несчастных животных иногда прорывался сквозь рев огня. Кто и каким образом доставлял на тридцатиметровую высоту живых поросят и ягнят, из которых вырастали потом взрослые животные, осталось непроясненным. За важностью других послепожарных расследований устанавливать это впоследствии, видимо, никто и не стремился. Никакого контроля, по существу, особенно на черных лестницах, во дворце тогда не было. И не только тогда, а даже много позже, когда народовольцы уже действовали вовсю… Как бы иначе Халтурину удалось натаскать во дворец столько динамита? Михаил Глинка / Mikhail GLINKA

of fate: the hero

Л иния жизни: герой / l i n e

«…Пестель был слабее и истомленнее прочих, он едва переступал по земле. Когда он, МуравьевАпостол, Бестужев и Рылеев были выведены на казнь, уже не в мундирных сюртуках, а в рубашках, они расцеловались друг с другом как братья; но когда последним вышел Каховский, ему никто не протянул руки».

“Pestel was weaker and wearier than the others; he could barely move his legs. When he, Muravyev-Apostol, Bestuzhev and Ryleyev were brought out for execution, not in uniform coats, but in their shirts already, they kissed each other like brothers, but when Kakhovsky came out last no-one offered him his hand.”

Из воспоминаний В.И. Беркопфа

From the memoirs of Vasily Berkopf

русский Баярд

Начальник кронверка Петропавловской крепости Василий Иванович Беркопф стал свидетелем казни пяти декабристов — основных вдохновителей и зачинщиков мятежа 14 декабря 1825 года. Он смог и ответить на вопрос: почему же отставному поручику Петру Каховскому было отказано даже в предсмертном рукопожатии его недавними друзьями и единомышленниками. Ведь перед событием на Сенатской площади он жил на их содержании. Каховский, по свидетельству декабриста Ивана Якушкина, «проигравшись и разорившись в пух и прах, приехал в Петербург в надежде жениться на богатой невесте». Дело с женитьбой расстроилось: Софью Салтыкову испугал этот импульсивный, неуравновешенный, эгоистичный человек. «В его поступках столько противоречий, что я не знаю, что сделать, чтобы угодить ему», — написала девушка в письме подруге. Незадачливого жениха в буквальном смысле подобрали на улице руководители Северного тайного общества. Отчаявшийся Каховский был готов на все, утверждая, как записано в протоколах допросов, что «священных особ царствующего дома надобно истребить всех вдруг, чтобы менее было замешательств». Однако Каховский убил не будущего императора Николая I, а петербургского генерал-губернатора М. А. Милорадовича. Этого, по словам Беркопфа, «никто из преступников не мог простить ему и перед смертью».

С. С. Шульц-мл./

by S.S. Shults Jr.

a russian Bayard

68

69 Вверху. Граф Михаил Милорадович. Гравюра Болингера. Слева. Восстание 14 декабря 1825 года на Сенатской площади. Акварель Кольмана.

Above. Count Mikhail Miloradovich.

Engraving by Bolinger Left. The Uprising of 14 December 1825 on Senate Square.

Watercolour

by Karl Collmann.

Those lines are taken from the memoirs of Vasily Berkopf who witnessed the hanging of the five Decembrists, the main instigators and leaders of the mutiny of 14 December 1825. Why did Piotr Kahkovsky’s erstwhile friends and confederates refuse to even shake his hand before death? After all, before the mutiny they had supported him financially. According to another of the Decembrists, Ivan Yakushkin, “having gambled his money away and ruined himself completely [Kakhovsky] came to St Petersburg in the hope of marrying a rich bride.”

His matrimonial plans did not come off.

The leaders of the future uprising accepted the ill-starred bridegroom into their secret society. The desperate Kakhovsky was prepared for anything, asserting, so the interrogation records show, that “the sacred members of the ruling house should all be exterminated suddenly, so that there would be less confusion”. Yet it was not the future Emperor Nicholas I that Kakhovsky killed, but the Governor General of St Petersburg, Mikhail Miloradovich. And that, according to Berkopf, “none of the criminals could forgive him even in the face of death.”

of fate: the hero

Л иния жизни: герой / l i n e

Если составить списки героев и предателей, убедишься, что многие люди — в том числе и некоторые наиболее знаменитые в XIX и XX веках, — совершившие немало героических поступков, в трудные, критические минуты жизни вынуждены были идти на низкие компромиссы, граничившие с предательством, а иногда и прислуживать деспотам, которые правили странами, где они жили. Невозможно однозначно осуждать или всецело оправдывать таких людей. Однако сохранились в памяти современников и потомков и несомненные герои. Один из них — граф Михаил Андреевич Милорадович, которого современники недаром называли «русским Баярдом», рыцарем без страха и упрека. Слава Милорадовича пережила самого героя и долго будоражила русские умы. Личность генерала была не только овеяна боевой славой, но и породила множество анекдотов, которые были изданы внушительным томом в 1894 году. Увы, после революции 1917 года о нем было принято вспоминать лишь как о человеке, который выступил против декабристов. Получается, пуля Каховского поразила не только самого героя, но и память о нем. Пожалуй, пора вернуть на небосклон русской истории одну из самых ярких звезд — Михаила Андреевича Милорадовича.

Появление его предков в России напрямую связано с именем Петра I. В 1711 году братья Михаил, Гавриил и Александр Милорадовичи, происходившие из старинного сербского рода, поступили на тайную службу к Петру I и согласились призывать православных сербов к восстанию против турок. Однако вскоре они вынуждены были бежать в Россию. Петр I в 1715 году назначил Михаила Милорадовича полковником. Его внук Петр Степанович Милорадович (1723—1799) некоторое время жил в Петербурге и служил при дворе императрицы Екатерины II, потом был полковником в Чернигове. Он женился на Софье Семеновне Полуботок, внучке украинского гетмана Павла Полуботка, и получил в приданое огромное имение Полуботков (Петр Степанович Милорадович — пра-пра-пра-прадед автора этого очерка. — Прим. ред.). Младший брат Петра, Андрей Степанович Милорадович (1727—1798), участвовал в Семилетней войне с Пруссией, а затем в войне с Турцией. Вместе с Суворовым он командовал русскими войсками в битве при Козлуджи, где турки потерпели сокрушительное поражение. В 1779 году Андрей Степанович был произведен в генерал-поручики, а вскоре назначен черниговским наместником.

10 октября 1771 года у него родился сын Михаил.

70

Андрей Степанович Милорадович, отец прославленного генерала.

Получив графское достоинство, М. А. Милорадович сам избрал девиз для своего графского герба: «Ma droiture me soutient» («Моя прямота меня поддерживает») -— и всегда был верен этому девизу.

В центре. Граф Михаил Андреевич Милорадович. Гравюра Энднера.

Andrei Stepanovich Miloradovich, the father of the celebrated general.

In the centre. Count Mikhail Andreyevich Miloradovich.

Engraving by Endner.

When he became a count, Mikhail Miloradovich himself chose the motto for his coat of arms: Ma droiture me soutient — “My rectitude supports me”. He was always faithful to that motto.

Император Павел I. Портрет работы С. Щукина.

1796 год.

71 From earliest times, from the very moment when human beings began singling out and remembering events in their history, they started to appraise the deeds of others.

The words “hero” and “traitor” or their equivalents are among the most ancient in the majority of the world’s languages. They appear in the very first lines of Homer’s Iliad. They are key concepts in Herodotus’ History. Dante placed the three greatest traitors in history — Judas Iscariot, Brutus and Cassius — in the very heart of Hell, where Lucifer crushes them in three of his monstrous jaws.

Yet many people who had performed no few heroic deeds were obliged at critical moments in their lives to accept unworthy compromises bordering on betrayal, and sometimes to attend upon the despots who ruled the countries where they lived. It is impossible to utterly condemn or wholly excuse such people. Human memory has, however, retained some undoubted heroes.

One of them is Count Mikhail Miloradovich, whom contemporaries called “a Russian Bayard” — a knight without fear and without reproach.

Miloradovich’s fame outlived the hero himself and stirred Russian minds for many more years. Sadly, after the 1917 revolution it became permissible to refer to him only as a man who had taken sides against the Decembrists. The time is probably ripe to return to the firmament of Russian history one of its brightest stars — Mikhail Miloradovich.

The appearance of his ancestors in Russia was due to Peter the Great. In 1711 the brothers Mikhail, Gavriil and Alexander Miloradovich, members of an old Serbian family, entered the secret service of Tsar Peter and agreed to call upon the Orthodox Serbs to revolt against the Turks. Soon, however, they were forced to flee to Russia.

In 1715 Peter appointed Mikhail Miloradovich a colonel. His grandson, Piotr Miloradovich (1723—1799) served at the court of Empress Catherine II. [The author of this article is Piotr Miloradovich’s greatgreat-great-great-grandson — Editors.]

Piotr’s younger brother, Andrei Miloradovich (1727–1798), took part in the Seven Years’ War against Prussia and then in a war with Turkey. On 10 October 1771 his son Mikhail was born.

Полковник Михаил Ильич Милорадович, поступивший на службу к Петру I. Colonel Mikhail Ilyich Miloradovich who took service with Peter the Great.

Подтянутый, молодцеватый и исполнительный офицер благополучно пережил плац-парадные испытания и муштру в царствование Павла I и в 1798 году стал генерал-майором и командиром Апшеронского мушкетерского полка.

The smart, dashing and efficient officer successfully rode out Paul I’s reign with its emphasis on parade-ground show and “square-bashing”. In 1798 he was made a major general and commander of the Apsheronsky Muskateer Regiment.

Emperor Paul I. Portrait by Stepan Shchukin.

1796.

of fate: the hero

Л иния жизни: герой / l i n e

«Миша, ты будешь славный генерал» Отец прославленного генерала, Андрей Степанович Милорадович, просил Екатерину II вместо пожалованного ему ордена Святого Александра Невского записать его малолетнего сына в лейбгвардии Измайловский полк. Дело по тем временам обычное, но в отличие от других вельможных отцов, заботившихся только о чинах для своих недорослей, Милорадович стремился дать сыну разностороннее образование. Он отправил Михаила в Кенигсбергский и Геттингенский университеты, а для усовершенствования в военных науках — в Мец и Страсбург. По возвращении домой Михаил произведен в 1787 году в прапорщики Измайловского полка и в 19 лет уже участвовал в Шведском походе. Его ум и храбрость обратили на себя внимание императора Павла I. Он произвел Милорадовича в 1797 году в полковники, а в следующем году — в генерал-майоры и назначил шефом Апшеронского мушкетерского полка, который вскоре был направлен к Суворову для участия в Итальянском походе. При представлении генералов главнокомандующему Суворов сказал Милорадовичу: «Я едал у друга моего, вашего отца Андрея, славные пироги, о, да какие вкусные, и вас помню. Миша, ты будешь славный генерал». Милорадович

оправдал эти слова. Участвуя в сражениях при Лекко, Кассано, Требии, Нови и Вердерио, где он взял в плен генерала Серюрье, Милорадович проявил удивительную храбрость и находчивость. Итальянскую кампанию он завершил блестяще командуя арьергардом русских войск при переходе в Мутенталь, за что был награжден орденом Святого Александра Невского. В Швейцарском походе Милорадович приобрел дружбу и особое расположение великого князя Константина Павловича, от которого получил в подарок шпагу с надписью: «Другу моему Милорадовичу». В Аустерлицком сражении против Наполеона в декабре 1805 года Милорадович в сложнейших обстоятельствах «вел себя с обычным мужеством»: с колонной в 4000 человек он удерживал атаку 10 000 французов, а затем с князем Багратионом прикрывал отступление армии. В начале последовавшей за этим войны с турками Милорадович победой при Букаресте (ныне — Бухарест) спас Валахию от разорения. Благодарные жители города преподнесли ему шпагу с надписью: «Спасителю Букареста». В апреле 1810 года Милорадович был назначен Киевским военным губернатором. Киевляне долго вспоминали как золотой век время его управления.

72 “Misha, you will be a glorious general” The celebrated general’s father requested Catherine II that instead of the Order of St Alexander Nevsky that he had been awarded his young son be enrolled in the Life Guards Izmailovsky Regiment. But the father did not only concern himself with his son’s career, he also sought to give him a broad education. Mikhail was sent to the universities of Königsberg and Göttingen, as well as Metz and Strasbourg to perfect his knowledge of military science. On his return home the 19-year-old Mikhail took part in the Swedish campaign. His intelligence and courage caught the attention of Emperor Paul I. In 1797 he promoted Miloradovich to colonel. The following year he made him a major general and sent him to the commander-inchief Suvorov to join in the Italian campaign.

When they met, Suvorov told Miloradovich, “I ate some splendid pies at the home of my friend, your father Andrei. How tasty they were. And I remember you. Misha, you will be a glo-

rious general.” Miloradovich justified that assertion. He participated in many battles, displaying amazing courage and resourcefulness. He finished the Italian campaign superbly, for which he was awarded the Order of Saint Alexander Nevsky. In the Swiss campaign that followed Miloradovich gained the friendship and particular favour of Paul I’s second son, Grand Duke Konstantin who presented him with a sword inscribed “To my friend Miloradovich”.

At the battle against Napoleon at Austerlitz, in extremely difficult conditions Miloradovich with a column of 4,000 held off the onslaught of 10,000 Frenchmen. At the beginning of the war with the Turks that broke out afterwards Miloradovich won a victory at Bucharest that saved Wallachia from devastation.

The grateful citizens of the city presented him with a sword inscribed “To the Saviour of Bucharest”. In April 1810 Miloradovich was appointed military governor of Kiev. The Kievans long remembered his time in office as a golden age.

Вверху. Утро Аустерлицкого сражения. Гравюра Шарона с картины Нодье. Справа. Александр Суворов. Гравюра на стали Шмидта.

Above. The Morning of the Battle of Austerlitz.

Engraving by Charonne from the painting

by Nodier.

Right. Alexander Suvorov. Steel engraving by Schmidt.

Во время Итальянского похода А. В. Суворов приблизил М. Милорадовича к себе, сделал своим дежурным генералом. Милорадович оказался достойным учеником великого полководца: он усвоил суворовскую удаль, предприимчивость и доброе отношение к солдату.

During the Italian Campaign Alexander Suvorov brought Mikhail Miloradovich into his close circle, making him his orderly general. Miloradovich proved a worthy pupil of the great commander: he emulated his daring and enterprise, and also his warm attitude to his men.

of fate: the hero

Л иния жизни: герой / l i n e

Герой на кровавом пиру Особенно прославился Милорадович, как умом, так и беззаветной храбростью, в Бородинской битве. Ее участник Федор Глинка так описал своего генерала: «Вот он на прекрасной, прыгающей лошади сидит свободно и весело. Лошадь оседлана богато: чепрак залит золотом, украшен орденскими звездами. Он сам одет щегольски, в блестящем генеральском мундире, на шее кресты, на груди звезды, на эфесе шпаги горит крупный алмаз. <…> Высокий султан волновался на высокой шляпе. Он, казалось, оделся на званый пир… Он разъезжал по полю смерти, как в своем домашнем парке: заставлял лошадь делать лансады, спокойно набивал себе трубку и дружески разговаривал с солдатами: “Стой, ребята, не шевелись! Дерись, где стоишь! Я далеко уезжал назад: нет приюта, нет спасения! Везде долетают ядра, везде бьет! В этом сражении трусу нет места”». При отступлении к Москве Милорадович командовал арьергардом, сдерживая врага. Убедившись, что выезды из города забиты обозами, Милорадович послал адъютанта к маршалу Мюрату сказать, что если французы хотят занять Москву невредимой, то они должны дать русским войскам и жителям спокойно выйти из Москвы, а иначе Милорадович будет сражаться перед городом и в

улицах до последнего человека и оставит одни развалины. Мюрат знал Милорадовича как достойного противника и принял его условия.

Отец солдатам По окончании Отечественной войны Александр I в Вильно собственноручно вручил Милорадовичу орден Святого Георгия 2-й степени и Святого Владимира 1-й степени.

27 января 1813 года русская армия под командованием М. А. Милорадовича вступила в Варшаву, ключи от которой были переданы Милорадовичу накануне тем мэром Варшавы, который подносил их и Суворову. Милорадович потребовал от своих солдат полного уважения к варшавянам и жестоко карал тех, кто был замечен в мародерстве. Жители Варшавы навсегда сохранили к нему глубокую признательность и уважение. За кампанию 1813 года Александр I пожаловал Милорадовичу высшую награду Российской империи — орден Святого Андрея Первозванного, украшенную лаврами золотую шпагу с надписью: «За храбрость», 50 000 рублей и графский титул. По возвращении из походов Милорадович был назначен командиром Гвардейского корпуса; он пользовался огромной популярностью, солдаты боготворили его.

74

75 A hero at a bloody banquet Miloradovich particularly distinguished himself through both intelligence and selfless courage at the Battle of Borodino. Fiodor Glinka, who fought under him, gave us this depiction of the general: “His horse is richly caparisoned, its saddle-cloth shot with gold and adorned with the badges of orders. He himself is got up like a dandy, in a resplendent general’s uniform. Crosses at the neck, stars on the breast, a large diamond gleaming on the hilt of his sword. … A tall plume waved above his tall hat.

He seemed to have dressed for a banquet… He rode around the field of death as if it were the park on his estate, making his mount perform lancades [half-rears], calmly filling his pipe and chatting in a friendly way with the soldiers.

‘Stand firm, lads, don’t flinch! Hold where you are! I’ve ridden far to the back – there’s no refuge, no safety! The cannonballs reach everywhere; men are being killed all over. There’s no place for a coward in this battle!’”

During the withdrawal towards Moscow, Miloradovich commanded the rearguard, holding off the enemy. He sent an adjutant to Marshal Murat to inform him that if the French wanted to take Moscow undamaged they should

let the Russian forces and inhabitants leave the city unmolested, otherwise Miloradovich would give battle before the city and in the streets fighting to the last man and leave nothing but ruins.

Murat knew Miloradovich as a worthy opponent and accepted his conditions.

A father to his soldiers After Napoleon had been driven from Russia, Alexander I personally invested Miloradovich at Wilno with the Order of Saint George Second Class and the Order of Saint Vladimir First Class.

On 27 January 1813 a Russian army commanded by Miloradovich entered Warsaw.

Miloradovich demanded complete respect for the inhabitants from his troops and severely punished those who were caught looting.

For the 1813 campaign Alexander I awarded Miloradovich the Russian Empire’s highest decoration — the Order of Saint Andrew the First-Called, a gold sword decorated with laurels and inscribed “For valour”, 50,000 roubles and the title of count.

On his return from the wars Miloradovich was appointed commander of the Corps of Guards. He was immensely popular and the soldiers idolized him.

Сражение под Москвой 7 сентября 1812 года. Литография из альбома «Feldzug 1812 in Russland».

The Battle outside Moscow on 7 September 1812.

Lithograph from the album Feldzug 1812 in Russland.

В сражении при Нови войска под командованием М. Милорадовича и П. Багратиона внесли решающий вклад в победу, разгромив французские части, оборонявшиеся в центре позиции. В Бородинском сражении князь Багратион был смертельно ранен.

In the battle at Novi during the Italian Campaign , the troops commanded by Miloradovich and Piotr Bagration made a decisive contribution to the victory by routing the French units holding the centre of the enemy position. Prince Bagration was fatally wounded at Borodino.

Князь П. Багратион. Гравюра И. Ческого.

Prince Piotr Bagration.

Engraving by Ivan Chesky.

of fate: the hero

Л иния жизни: герой / l i n e

Беспорядок с утонченным вкусом Летом 1818 года Милорадович сопровождал Александра I в Крым и окончательно приобрел дружеское расположение императора. В том же году он был назначен Петербургским военным генерал-губернатором. Квартира Милорадовича в доме Калержи на Невском проспекте, 12, по словам историка А. И. Михайловского-Данилевского, походила на «магазины мебели или изящных художеств по великому множеству разнообразных предметов и вещей, в них находившихся; я не видел нигде подобного убранства: это был совершенно беспорядок, соединенный с утонченнейшим вкусом. Например, тут стояли картины Тициана, Вернета, Сальватора Розы, Гвидо Рени, а подле них книги, планы, птицы, трубки, янтарные мундштуки и два фортепиано. Почти каждая горница имела свое собственное освещение; в одной свет происходил от восковых свечей, в другой — от алебастровых ламп, в третьей свечи были приспособлены таким образом, чтобы их не было видно, и они освещали одни картины. Одна комната была вся зеркальная: не только стены, но и потолок состоял из зеркал; другая комната убрана была диванами на турецкий манер, и в ней повешены были самые сладострастные картины. Посреди библиотеки был птичник; прекрасные мраморные статуи находились повсюду. „Где же ваша спальня?“ — спросил я его. „У меня нет спальни, — отвечал он, — я провожу ночь, где мне вздумается“».

76 Disorder with exquisite taste In 1818 Miloradovich was appointed military Governor General of St Petersburg. In the words of the historian Alexander Mikhailovsky-Danilevsky, his apartment at 12, Nevsky Prospekt resembled a “furniture shop or fine art dealer’s for the great quantity of diverse objects and items it contained. I never saw such furnishings anywhere: it was complete disorder coupled with the most exquisite taste. …

Almost every room had its own kind of lighting: in one light was provided by wax candles, in another by alabaster lamps; in a third the candles were placed in such a manner that you could not see them and they lit the paintings alone. One room was fully lined with mirrors: not just the walls, but the ceiling too was made of mirrors.

Another room was furnished with divans in the Turkish manner and the most salacious paintings hung there. In the middle of the library there was an aviary. Beautiful marble statues were everywhere. ‘Where is your bedroom,’ I asked him. ‘I don’t have a bedroom,’ he replied. ‘I spend the night where I feel like.’”

Конец Бородинского сражения. С картины В. Верещагина.

The End of the Battle of Borodino.

From the painting by Vasily Vereshchagin.

Великий князь Константин Павлович. Раскрашенная гравюра с рисунка Киля. 1810-е годы.

Grand Duke Konstantin Pavlovich. Tinted engraving from a drawing by Kiel. 1810s.

of fate: the hero

Л иния жизни: герой / l i n e

«Пушкин пленил меня…» При Милорадовиче состоял в качестве чиновника по особым поручениям поэт и будущий декабрист Федор Глинка. В своих воспоминаниях он описывает, как однажды, когда он явился к своему начальнику, Милорадович, «лежавший на своем зеленом диване, закутанный в дорогие шали, закричал навстречу: „Знаешь, душа моя! У меня сейчас был Пушкин. Мне ведь велено взять его и забрать все его бумаги; но я счел более деликатным пригласить его к себе и уж от него самого вытребовать бумаги. Вот он и явился очень спокоен, с светлым лицом, и когда я спросил о бумагах, он отвечал: "Граф! Все мои стихи сожжены: у меня ничего не найдете в квартире, но, если вам угодно, все найдется здесь (он указал пальцем на свой лоб). Прикажите подать бумаги, я напишу все, что когда-либо написано мною (разумеется, кроме печатного), с отметкой, что мое и что разошлось под моим именем". Подали бумаги, Пушкин сел и писал, писал… и написал целую тетрадь. Вот она (граф указал на стол у окна), полюбуйтесь. Завтра я отвезу ее Государю. А знаешь ли, Пушкин пленил меня своим благородным тоном и манерою обхождения“. На другой день я пришел к Милорадовичу поранее. Он возвратился от Государя, и первым словом его было: „Ну вот, дело Пушкина и решено!“ И про-

должал: „Я подал Государю тетрадь и сказал: "Здесь все, что разбрелось в публике, но Вам, Государь, лучше этого не читать". Потом я рассказал подробно, как у нас дело было. Государь слушал внимательно и, наконец, спросил: "А что же ты сделал с автором?" — "Я? Я объявил ему от имени Вашего Величества прощение!" Тут мне показалось, что Государь слегка нахмурился. Помолчав немного, он с живостью сказал: "Не рано ли?" Потом, еще подумав, прибавил: "Ну, коли уж так, то мы распорядимся иначе: снарядить Пушкина в дорогу, выдать ему прогоны и, с соблюдением возможной благовидности, отправить его на службу на юг". Вот как было дело“».

Благодаря заступничеству Михаила Милорадовича Александр Пушкин был не сослан, а переведен на чиновничью должность в Екатеринослав.

Есть упоение в бою В начале осени 1822 года Милорадович переехал в предоставленные ему казенные апартаменты на Большой Морской улице. Привыкший к трудностям и опасностям армейской жизни, он в мирное время откровенно скучал: мог часами валяться на диване, покуривая трубку и с тоской повторяя: «Войны нет!» На посту генерал-губернатора он с энтузиазмом брался за очередное дело и быстро остывал, но в экстремальных ситуациях ему не было равных. Милорадович организовывал тушение пожаров, во время наводнения 1824 года лично участвовал в спасении попавших в беду петербуржцев. А вот бумаги зачастую подписывал не читая… Женат он не был, возможно потому, что «имел слабость к женщинам и боялся, что будет расстраивать свою жену, если женится». Его расточительность и щедрость не знали границ; уже в юные годы он огорчал этим своего отца, который журил его за легкомыслие; но таким он остался до самой смерти. Милорадович тратил на женщин огромные деньги; после смерти его имения едва хватило на покрытие всех долгов.

Thanks to Mikhail Miloradovich’s intercession, the poet Pushkin was not banished, but transferred to a civil service post in Yekaterinoslav (now Dnepropetrovsk in the Ukraine).

Адъютант М. Милорадовича декабрист Ф. Глинка посвятил генералу множество стихотворений. Гравюра Афанасьева.

Mikhail Miloradovich’s adjutant, the Decembrist Fiodor Glinka, dedicated many of his poems to the general.

Engraving by Afanasyev.

78 “Pushkin charmed me…”

The poet and future Decembrist Fiodor Glinka was attached to Miloradovich as officer for special assignments. In his memoirs he described how once when he presented himself to his superior, Miloradovich, “lying on his green divan, shouted when he saw me, ‘Know what, old chap? I’ve just had Pushkin here. I was ordered to seize him and take away all his papers, but I considered it more tactful to invite him here and to demand the papers from him personally. So, he presented himself, quite calm and cheerful looking, and when I asked him about the papers he replied, “Count, all my verses have been burnt. You will not find anything in my apartment, but if you like, everything’s up here (pointing to his forehead). Have some paper brought and I will write out everything I have ever written (apart from what has been printed, of course), marked what is mine and what’s been put about under my name.” Paper was brought. Pushkin sat and wrote and wrote … a whole notebook full. There it is (the Count pointed to the table by the win-

The thrill of battle dow), feast your eyes. Tomorrow I’ll take it to the Emperor. But, you know what?

Pushkin charmed me with his noble tone and manner.’ The next day I came to Miloradovich somewhat earlier. He arrived back from the Emperor and the first thing he said was, ‘That’s it then, the Pushkin business is settled.’ Then he went on, ‘I gave the Emperor the notebook and said, “Here is everything that has been doing the rounds of people, but it would be better of you didn’t read it, Sire.” Then I told him in detail what happened between us.

The Emperor listened carefully and at the end asked, “But what did you do with the author?” — “Do? I granted him forgiveness on Your Majesty’s behalf!” At that point the Emperor seemed to me to frown slightly. After keeping silent for a while, he said animatedly, “Wasn’t that premature?” Then, after thinking some more, he added “Well, since that’s the way of it, we’ll do things differently: have Pushkin fitted out for a journey and, keeping it as plausible as possible, send him to serve in the south.” That’s how it was.’”

Александр Пушкин. Гравюра на стали.

Alexander Pushkin.

Steel engraving.

Император Александр I. Портрет из альбома «Александр I и война 1812 года».

Emperor Alexander I. Portrait from the album Alexander I and the War of 1812.

Early in the autumn of 1822 Miloradovich moved to the apartments provided to him by the state on Bolshaya Morskaya Ulitsa. Accustomed as he was to the difficulties and dangers of army life, he openly displayed his boredom in peacetime. He might lounge on his divan for hours, smoking his pipe and sadly repeating, “No war!”

As Governor General he enthusiastically took up matters as they came along then rapidly cooled, but in a crisis no-one could match him. Miloradovich organized the fighting of fires and during the great flood of 1824 he personally took part in the rescue of Petersburgers in distress. On the other hand, he frequently signed papers without reading them.

He never married, perhaps because he “had a weakness for women and was afraid he would upset his wife if he married.” His extravagance and generosity knew no bounds. Miloradovich spent vast amounts on women. After his death the sale of his estates barely covered all his debts.

of fate: the hero

Л иния жизни: герой / l i n e

«Я надеялся на него, а он губит Россию» При получении известия о смерти Александра I, который любил Милорадовича и всегда ему покровительствовал, Милорадович выказал необыкновенную твердость характера, которая, если бы он остался жив, могла ему стоить дальнейшей карьеры. Когда великий князь Николай Павлович сообщил ему, что уже несколько лет назад император уведомил его об отказе великого князя Константина от права на престол и о том, что в случае кончины императора Александра I присягу придется приносить ему, Николаю, Милорадович отвечал наотрез, «что отречение Константина не явное и осталось не обнародованным… что ни народ, ни войско не поймут отречения и припишут всё измене… что, наконец, гвардия решительно откажется принести Николаю присягу в таких обстоятельствах и неминуемое затем последствие будет возмущение». Категоричная позиция Милорадовича привела к тому, что Николай Павлович, Государственный совет и Сенат 27 ноября 1825 года присягнули на верность Константину Павловичу. И лишь когда было получено официальное отречение Константина, присягу на верность императору Николаю назначили на 14 декабря 1825 года. Это промедление в принятии присяги Николаю было «смерти подобно», имен-

но оно спровоцировало декабрьский мятеж и стоило жизни не только графу Милорадовичу. Милорадович, как и Николай, знал о готовившемся заговоре и все же не арестовал ни Рылеева, ни Бестужева, никого из известных ему заговорщиков. Почему? Быть может, это была беспечность отважного воина, привыкшего находиться на переднем крае? Возможно, Милорадович предполагал, что решительный отказ гвардии присягнуть Николаю — это единственный способ заставить Константина Павловича, которого Милорадович высоко ценил и с которым был дружен, принять корону. «Я надеялся на него, а он губит Россию», — сказал он о Константине.

Великий князь Константин Павлович. Ниже — текст присяги, которая была принята 27 ноября.

Grand Duke Konstantin Pavlovich. Below is the text of the oath taken on 27 November 1825.

80 “I put my hope in him, and he is ruining Russia.”

After receiving the news of Alexander I’s death, Miloradovich displayed exceptional firmness of character that, had he lived, may well have cost him his further career. When Grand Duke Nicholas Pavlovich (the third of the brothers) informed him that, several years before, the Emperor had told him of Grand Duke Konstantin’s decision to give up his rights to the throne and that in the event of Alexander I’s death fealty was to be sworn to him, Nicholas, Miloradovich replied that “Konstantin’s abdication was not overt and has remained unannounced… so neither the people, nor the army will understand the abdication and put everything down to treason… that, finally, the Guards will decisively refuse to swear fealty to Nicholas under such circumstances and the inevitable consequence of that will be insurrection.” Miloradovich’s categorical stance led to Nicholas, the State Council and the Senate taking an oath of fealty to Konstantin (who was living in Warsaw) on 27 November 1825. And only then, when Konstantin’s official abdication had been received, was the swearing of fealty to

Emperor Nicholas fixed for 14 December.

This delay in swearing fealty to Nicholas provoked the Decembrist uprising and cost the lives of not only Count Miloradovich, but of many others too.

Miloradovich, like Nicholas, was aware of the conspiracy that was brewing, yet he arrested neither Pyleyev, nor Bestuzhev, nor any of the conspirators known to him. Why? Perhaps it was the unconcern of a valiant soldier accustomed to being in the front line? Perhaps Miloradovich reckoned that a decisive refusal by the Guards to swear fealty to Nicholas was the only way to force Konstantin, whom Miloradovich esteemed highly and who was his friend, to accept the crown. “I put my hope in him, and he is ruining Russia,” he said of Konstantin.

Император Николай I. Гравюра на стали.

Emperor Nicholas I. Steel engraving.

of fate: the hero

Л иния жизни: герой / l i n e

Подлая пуля Когда Московский полк и Гвардейский экипаж утром 14 декабря выстроились на Сенатской площади, Милорадович понял, что его нерешительность и не принятые вовремя меры дали возможность организовать это вооруженное выступление. Он считал, что обязан сам исправить свою ошибку, и решил вступить в переговоры с восставшими полками. Многие предупреждали его о смертельной опасности. Знаменателен ответ Милорадовича командиру Конногвардейского полка Орлову:«Que serait-ce donc un Gouverneur-General, qui ne saurait repandre son sang, quand le sang doit couler?» («Что же это за генерал-губернатор, если он боится пролить свою кровь, когда кровопролитие неизбежно?»). Жаждавший крови фанатик и смельчак, готовый ее пролить, не могли не столкнуться в этот день на Сенатской площади. Переодетый простолюдином Каховский подобрался к генералу со спины и выстрелил из пистолета в упор. Адъютант едва успел подхватить падающего с коня Милорадовича, который, превозмогая боль и не издав ни единого стона, боролся со смертью четырнадцать часов. Когда медики извлекли пулю, граф попросил осмотреть ее и произнес: «Слава Богу! Эта пуля не солдатская. Теперь я совершенно счастлив…» Пуля оказалась со специальной насечкой; она разрывала при

прохождении ткани больше, чем обычная. Умирающий Милорадович, собравшись с силами, пошутил: мол, жаль, что после сытного завтрака не смог переварить такого ничтожного катышка. Перед самой смертью он продиктовал свою последнюю волю. Среди прочего там значилось: «Прошу Государя Императора, если то возможно, отпустить на волю всех моих людей и крестьян». А ведь ни один из декабристов не сделал ничего подобного до реформы 1861 года! Михаила Андреевича Милорадовича похоронили в церкви Святого Духа Александро-Невской лавры при огромном стечении народа, пришедшего с ним проститься. В 1937 году, когда церковь Святого Духа в Александро-Невской лавре была разрушена, прах и надгробная плита над могилой М. А. Милорадовича были перенесены в обращенную в музей Благовещенскую церковь Александро-Невской лавры, где сейчас они и находятся. Декабрист Петр Каховский, убийца графа Милорадовича.

The Decembrist Piotr Kakhovsky who shot Count Miloradovich.

82

83 A dastardly bullet When the Moskovsky Regiment and the Naval Guards drew up on Senate Square on the morning of 14 December, Miloradovich grasped that failure to take timely measures had provided the opportunity to organize this armed demonstration. He felt himself obliged to personally correct his mistake and decided to start negotiations with the mutineers. Many warned him of the deadly danger. Miloradovich gave a remarkable reply to Orlov, the commander of the Horse Guards Regiment: “Que serait-ce donc un Gouverneur-General, qui ne saurait repandre son sang, quand le sang doit couler?” — “What kind of a Governor General would it be who feared to shed his blood when blood has to be shed?”

The fanatic thirsty for blood and the daredevil prepared to shed it were bound to encounter each other that day on Senate Square. Kakhovsky, dressed as one of the common people, made his way up to the General from behind and fired his pistol at pointblank range. The adjutant barely managed to catch Miloradovich as he slipped from his horse. His battle with death lasted fourteen hours.

When the physicians extracted the bullet, the Count asked to see it and said, “Thank God! It’s not a soldier’s bullet. Now I am completely happy…” The bullet turned out to be specially notched so that it caused more damage to the tissues as it passed through. The dying Miloradovich gathered his strength and joked, saying it was a pity that after a substantial breakfast he was unable to digest such a trifling pellet.

Right before his death he dictated his will.

Among other things it stated, “I request the Emperor, if it be possible, to grant freedom to all my men and peasants.” Not one of the Decembrists did anything similar before the reforms of 1861!

Mikhail Miloradovich was buried in the Church of the Holy Spirit in the Alexander Nevsky Monastery amid an immense crowd of people who came to bid him farewell. In 1937 when the Church of the Holy Spirit was demolished his remains and tombstone were moved to the Church of the Annunciation in the same monastery where they remain to this day.

Нанесение смертельной раны графу Милорадовичу. Гравюра с рисунка Шарлеманя.

The Fatal Wounding of Count Miloradovich. Engraving from a drawing by Charlemagne.

Справа. Прибавление к «СанктПетербургским ведомостям», в котором сообщается о событиях 14 декабря и о смертельном ранении Милорадовича.

Right: The supplement to the newspaper Sankt-Peterburgskiye Vedomosti reporting on the events of 14 December and the fatal wounding of Miloradovich.

«Пуля по этому направлению снизу вверх, от спины к груди перервала диафрагму, пробила все части, осунув их вниз, и остановилась под правым соском. Рана неслыханно ужасная». Из воспоминаний адъютанта Башуцкого

“The bullet travelling up from below, from the back to the chest, tore the diaphragm, broke through all the parts and stopped beneath the right nipple. An incredibly awful wound.”

From the memoirs of Adjutant Bashutsky

of fate: the agent provocateur

l ine /

Л иния жизни: провокатор

«Когда я подбежал к месту взрыва, дым уже рассеялся. Пахло гарью. Прямо передо мной, шагах в четырех от тротуара, на запыленной мостовой я увидел Сазонова. Он полулежал на земле, опираясь левой рукой о камни и склонив голову на правый бок. Фуражка слетела у него с головы, и его темно-каштановые кудри упали на лоб. Лицо было бледно, кое-где по лбу и щекам текли струйки крови. Глаза были мутны и полузакрыты. Ниже у живота начиналось темное кровавое пятно, которое, расползаясь, образовало большую багряную лужу у его ног».

Евно Азеф:

вершина ужаса и позора С. С. Шульц-мл./

by S.S. Shults Jr.

Yevno Azef: the peak of horror and infamy

Внизу. Бомбой террориста 15 июля 1904 года на Измайловском проспекте убит министр внутренних дел Вячеслав Плеве. Справа. Главный организатор покушения Азеф.

Below. On 15 July 1904 a terrorist bomb killed the Minister of the Interior Viacheslav Plehve on Izmailovsky Prospekt in St Petersburg.

Right. The chief organizer of the attack – Azef.

84

85

“When I ran up to the site of the explosion the smoke had already dispersed. There was a smell of burning.

Right in front of me, some four steps from the pavement, on the dusty roadway I saw Sazonov. He was half-lying on the ground, his left hand leaning on a stone and his head bent towards his right side. The peaked cap had flown off his head and his dark chestnut curls had fallen onto his forehead. His face was pale. Here and there blood was trickling over his forehead and cheeks. His eyes were clouded and half-closed. Lower down, by the belly a dark stain of blood began that spread to form a large crimson puddle by his legs.”

Так описал последствия террористического акта один из его участников — Борис Савинков в книге «Воспоминания террориста». Жертвой стал министр внутренних дел России В. К. Плеве. Савинков и его напарник Егор Сазонов, бросивший бомбу, входили в «Боевую организацию» партии социалистов-революционеров (эсеров), которая сделала террор одной из основных форм борьбы с царским правительством. Убийство Плеве было не первым и не последним в череде актов террора, сотрясавших предреволюционную Россию. Одним из основателей, а впоследствии и главой «Боевой организации» был Евно Азеф, один из самых знаменитых провокаторов в истории человечества, имя которого запятнано предательством настолько изощренным, что личность этого человека остается загадкой до сих пор. Евно Фишелевич (Евгений Филиппович) Азеф родился в местечке Лысково Гродненской губернии в 1869 году. После окончания ростовской гимназии он занялся торговлей. Возможно, Азеф уже тогда состоял в революционном кружке вместе со своими гимназическими товарищами: когда в 1892 году власти Ростова начали дознание о распространении в городе прокламаций, Азеф исчез, сумев присвоить крупную сумму денег одного из мариупольских купцов. Он объявился в немецком городе Карлсруэ, где поступил в Политехникум.

That description of the aftermath of a terrorist act was written by one of the participants, Boris Savinkov, in his book Memoirs of a Terrorist. The victim was Russia’s Minister of Internal Affairs Viacheslav Plehve.

Savinkov and his partner Yegor Sazonov, who threw the bomb, belonged to the “Fighting Organization” of the Socialist Revolutionary Party (the SRs) that made terror one of the chief forms of struggle against the tsarist regime. The slaying of Plehve was neither the first nor the last in a series of acts of terror that shook pre-revolutionary Russia.

One of the founders, and later the head of the “Fighting Organization” was Yevno Azef, one of the most infamous agents provocateurs in human history, a man whose name is besmirched by treachery so sophisticated that his psychology remains a mystery to this day.

Yevno Azef was born in a little place called Lyskovo in Grodno province (present-day Belarus). After finishing school he engaged in commerce. Azef may even then have been a member of a revolutionary circle together with his school friends: when

of fate: the agent provocateur

l ine /

Л иния жизни: провокатор

В 1893 году Азеф отправил в Петербург в Департамент полиции письмо, в котором предлагал свои услуги в качестве осведомителя о деятельности эмигрантских революционных кружков за ежемесячное вознаграждение не менее 50 рублей. Получив согласие, он сблизился с эмигрантским Союзом русских социалистов-революционеров, а после окончания учебы в 1899 году вернулся в Россию с женой и ребенком и получил место специалистаэлектрика во «Всеобщей Компании Электрического Освещения». Однако тихая семейная жизнь молодого инженера была лишь ширмой, которая прикрывала совсем другой род деятельности. В Москве он сблизился с руководителями Союза социалистов-революционеров Г. А. Гершуни и М. Р. Гоцем. Вскоре Союз был преобразован в партию, а Азеф стал правой рукой Г. А. Гершуни — членом «Боевой организации» партии эсеров, а вскоре после смерти последнего и ее главой. Он участвовал в подготовке террористических актов, но одновременно информировал о действиях партии Особое отделение Департамента полиции. Конечно, Евно Азеф был не единичной и не случайной фигурой такого сорта в революционном движении. Многие революционеры, как в России, так и за рубежом, вербовались полицией и регулярно передавали сведения о своих товарищах в

полицейские учреждения. Но только Азеф с необыкновенной ловкостью совмещал деятельность по подготовке страшнейших террористических актов, о которых полиции не сообщал, с выдачей виднейших революционеров, которые полностью ему доверяли. Метод действия Азефа был приблизительно таков. Он подготавливал несколько террористических актов одновременно, из которых часть велась в глубокой тайне от полиции и непременно удавалась. Только в 1904—1906 годах он подготовил 25 убийств, в том числе убийство министра внутренних дел В. К. Плеве, дяди императора Николая II московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича и уфимского губернатора Н. М. Богдановича. Под его руководством было устроено три покушения на императора Николая II, великих князей Владимира Александровича и Николая Николаевича, на премьер-министра П. А. Столыпина, на адмиралов Ф. В. Дубасова и Г. П. Чухнина, на преемника Плеве министра внутренних дел П. Н. Дурново и петербургского генерал-губернатора Д. Ф. Трепова. Этому списку сопутствует другой, более длинный — список революционеров, выданных Азефом полиции. Их насчитывается более сотни; многие из них были казнены.

Теракт на даче П. Столыпина погубил 35 человек. Премьер не пострадал, но его дочь и сын были тяжело ранены.

The terrorist attack on Stolypin’s dacha killed 35 people. The prime-minister was not hurt, but his daughter and son were seriously wounded.

Великий князь Владимир Александрович.

Grand Duke Vladimir Alexandrovich.

Федор Васильевич Дубасов.

Fiodor Dubasov.

86

87 the authorities in Rostov began an investigation into the distribution of leaflets in the city, Azef disappeared. He reappeared in Karlsruhe in Germany where he enrolled in the Polytechnic.

In 1893 Azef sent a letter to the Department of Police in St Petersburg offering his services as a paid informer. Having been accepted, he took up with the émigré Union of Russian Socialist Revolutionaries.

When he finished his studies in 1899 he returned to Russia with a wife and child and obtained a post as a specialist electrician.

But the quiet family life the young engineer led was no more than a front that concealed activities of a totally different kind.

In Moscow he got to know the leaders of the Union of Socialist Revolutionaries, Grigory Gershuni and Mikhail Gotz. Soon the Union was transformed into a party, and Azef became Gershuni’s right-hand man — a member of the SR party’s Fighting Organization and soon, after Gershuni’s death, its leader. He was involved in preparing terrorist acts, yet at the same time informed on the party’s activities to the Special Section of the Department of Police.

Of course, Yevno Azef was not the only figure of this kind in the revolutionary movement and not a chance phenomenon.

Many revolutionaries, both in Russia and abroad, were recruited by the police and regularly provided information about their comrades to the authorities. Still, Azef alone combined with exceptional cunning work on preparing the most dreadful terrorist acts that he did not inform the police about, with the betrayal of highly prominent revolutionaries who trusted him completely.

Azef’s modus operandi was roughly the following. He planned several terrorist acts simultaneously, some of which were kept well hidden from the police and invariably succeeded. In the years In the years 1904—06 alone he prepared 25 murders, including the killing of Interior Minister Plehve, Grand Duke Sergei Alexandrovich, Nicholas II’s uncle and Governor General of Moscow, and Nikolai Bogdanovich, governor of Ufa. Under his guidance three attempts were organized on the life of Nicholas II, as well as others on Grand Dukes Vladimir Alexandrovich and Nikolai

На обороте памятной медали выбито знаменитое изречение П. Столыпина о радикалах: «Имъ нужны великiя потрясенiя. Намъ нужна великая Россiя». Ниже. Карикатура того времени на премьера.

The reverse of the commemorative medal nears Stolypin’s famous statement about the radicals: “They need great commotions. We need a great Russia.” Below: A contemporary caricature of the prime-minister.

Петр Николаевич Дурново.

Piotr Durnovo.

П. Столыпин осуществил ряд прогрессивных преобразований в общественном устройстве и экономике России. В то же время он жестоко подавлял проявления протеста. Бунтующих от голода крестьян усмиряли карательными отрядами. В Киеве 1 сентября 1911 года П. Столыпина выстрелом из револьвера смертельно ранил эсер Дмитрий Богров, которого, как и Азефа, подозревали в связях с полицией.

Дмитрий Федорович Трепов.

Dmitry Trepov.

Stolypin carried out a number of progressive reforms to Russia’s social system and economy. At the same time he savagely suppressed expressions of protest. Peasants driven to revolt by hunger were pacified by punitive detachments. On 1 September 1911 Stolypin was shot and fatally wounded in Kiev by the SR Dmitry Bogrov, who, like Azef, was suspected of links with the police.

of fate: the agent provocateur

l ine /

Л иния жизни: провокатор

Подлинная роль Азефа была в течение долгого времени тайной и для революционеров, и для деятелей полиции. Каждая сторона была убеждена, что он ей предан всей душой. Любопытно, что многие руководители и члены эсеровской партии безгранично доверяли Азефу, хотя сведения о том, что он является провокатором, время от времени доходили до них. На первом съезде партии в январе 1906 года Азеф был избран в центральный комитет. Поскольку число провалов в «Боевой организации» непрерывно возрастало, Азеф счел более безопасным для себя уехать за границу — под предлогом создания воздушных кораблей для террористических актов. В разоблачении Азефа основную роль сыграл известный журналист В. Л. Бурцев, издававший в Петербурге знаменитый журнал «Былое». Бурцев знал, что Азеф — глава «Боевой организации», самый грозный террорист в России, поскольку присутствовал на нескольких заседаниях ЦК эсеров. Они полностью доверяли Бурцеву, известному своими революционными убеждениями. Однажды в Петербурге летом 1906 года, когда вся полиция была брошена на поиски террористов, Бурцев встретил Азефа, который, не таясь, ехал на извозчике по Английской набережной. Журналиста поразила отчаянная смелость террориста, нарушающего все правила

88 Nikolayevich, prime-minister Piotr Stolypin, Admirals Fiodor Dubasov and Grigory Chukhnin, Plehve’s successor as Interior Minister Piotr Durnovo and Governor General of St Petersburg Dmitry Trepov. Alongside this list there was another even longer — the list of revolutionaries that Azef betrayed to the police. They numbered more than a hundred, many of whom were executed.

It is a curious fact that many leaders and members of the SR party retained a boundless trust in Azef, although information that he was a police agent did reach them from time to time. As the number of the Fighting Organization’s failures kept growing, Azef found it prudent for his personal safety to go abroad.

The main role in unmasking Azef was played by a journalist named Vladimir Burtsev who published the periodical Byloye [Olden Days] in St Petersburg. Burtsev knew that Azef was the head of the Fighting Organization, the most formidable terrorist in Russia, since he had attended several meetings of the SR Central Committee.

They completely trusted Burtsev, who was

«Крестный отец» Азефа — глава Боевой организации эсеров Григорий Гершуни. Фотография из полицейского досье.

У Никольских ворот Кремля 4 февраля 1905 года был убит дядя царя великий князь Сергей Александрович.

On 4 February 1905 the Tsar’s uncle Grand Duke Sergei Alexandrovich was killed by the St Nicholas Gate of the Kremlin.

Azef’s “godfather” – Grigory Gershuni, the head of the SR Fighting Organization.

Photograph from his police file.

Разоблачитель Азефа журналист Владимир Бурцев. Ниже. Стенд в сыскном отделении Департамента полиции.

The journalist Vladimir Burtsev who unmasked Azef. Below: A stand in the investigative department of the police force.

Из описания Азефа, данного А. Лопухиным: толстый, сутуловатый, выше среднего роста, шея короткая. Лицо круглое, одутловатое, желтосмуглое. Волосы прямые, жесткие, темный шатен. Лоб низкий, брови темные, глаза карие, слегка навыкате, нос приплюснутый, скулы выдаются, губы очень толстые...

From a description of Azef given

by Alexei Lopukhin: fat, roundshouldered, taller than average, with a short neck. A round face, puffy, swarthy yellow. Straight hair, bristly, dark chestnut. Low forehead, dark eyebrows, brown eyes, slightly pop-eyed, a pugnose, prominent cheekbones, very thick lips…

89 Иван Каляев метал бомбу с четырех шагов, но был только оглушен.

Ivan Kalayev hurled the bomb from only four paces away, but was only stunned by the blast.

Великая княгиня Елизавета Федоровна принесла убийце мужа в тюрьму иконку и подала ее со словами: «Я пришла дать вам прощение великого князя, так как он не успел дать его вам». Потрясенный Каляев ответил: «Мне очень больно, что я причинил вам горе, но я исполнил свой долг, и я исполню его до конца и вынесу все, что мне предстоит». Вот отличие борца за идею от гнусного провокатора… Суд приговорил Каляева к повешению.

Grand Duchess Elizabeth Fiodorovna brought an icon to her husband’s killer in prison and handed it to him saying, “I have come to give you the Grand Duke’s forgiveness, as he did not have time to give it to you.” The shaken Kalayev replied, “It pains me very much that I have caused you sorrow, but I performed my duty and will perform it to the end, bearing all that lies ahead for me.” The court sentenced Kalayev to be hanged. There is the difference between a man fighting for an idea and a vile agent provocateur.

of fate: the agent provocateur

l ine /

Л иния жизни: провокатор

90

конспирации. Ведь приметы Азефа наверняка были известны полиции. В те же дни один студент сообщил Бурцеву, что в партии эсеров есть чрезвычайно важный осведомитель, известный в Департаменте полиции под кличкой «Раскин». «Ведь Азеф и есть этот Раскин», — неожиданно подумал Бурцев. Он постепенно стал собирать доказательства этого. Их оказалось необычайно много. Но когда Бурцев сообщил обо всех обнаруженных им фактах руководству партии эсеров, ему никто не поверил. Создали третейский суд для рассмотрения улик Бурцева, в состав которого вошли виднейшие революционеры — князь П. А. Кропоткин, В. Н. Фигнер, Г. А. Лопатин. Суд признал Азефа невиновным, хотя рассмотрение дела заняло целых 18 заседаний. Вера Фигнер, выходя, сказала Бурцеву: «Вы ужасный человек, вы оклеветали героя, вам остается только застрелиться!» Бурцев ответил: «Я и застрелюсь, если окажется, что Азеф не провокатор». Бурцев решился на совершенно необычный поступок. Узнав, что бывший директор Департамента полиции А. А. Лопухин едет отдыхать в Германию, он сел в этот же поезд, пришел в купе Лопухина и стал в подробностях, задыхаясь от волнения, рассказывать об истинной роли Раскина—Азефа и обо

known for his revolutionary convictions.

Once in St Petersburg, in the summer of 1906 when the whole police force had been thrown into the search for terrorists, Burtsev met Azef on one of the central streets. The journalist was stunned by the terrorist’s reckless daring, breaking all the rules of undercover work.

After all, Azef’s appearance was almost certainly known to the police. At that same time some student informed Burtsev that within the SR party there was an exceptionally important informer, known in the Department of Police by the codename “Raskin”. It suddenly struck Burtsev that Raskin was none other than Azef. Gradually he began to assemble proof of his idea. There turned out to be a great deal. Yet when Burtsev reported all the facts he had discovered to the SR leadership, nobody believed him. A tribunal was formed to examine Burtsev’s evidence. It included some very prominent revolutionaries — Prince Piotr Kropotkin, Vera Figner and German Lopatin. The tribunal found Azef not guilty, although it took eighteen sessions to examine the case. As she left

Географ и геолог, автор трудов по этике, социологии и истории Французской революции, крупнейший теоретик анархизма князь Петр Кропоткин с женой. Фотография 1917 года.

Prince Piotr Kropotkin – a geographer and geologist, the author of works on ethics, sociology and the history of the French Revolution, and one of the greatest anarchist theoreticians – with his wife.

1917 photograph.

Вверху. Вера Фигнер участвовала в подготовке покушения на Александра II. В 1884 году приговорена к вечной каторге. Слева. Руководитель партии «Народная воля», первый переводчик «Капитала» К. Маркса на русский язык Герман Лопатин в 1887 году приговорен к вечной каторге.

Above: Vera Figner took part in preparing an attempt on the life of Alexander II. In 1884 she was sentence to penal servitude in perpetuity.

Left: German Lopatin, the leader of the People’s Will party and the first person to translate Marx’s Capital into Russian, was sentenced to penal servitude in perpetuity in 1887.

of fate: the agent provocateur

l ine /

Л иния жизни: провокатор

В полиции его подлинную фамилию знали считанные единицы. Но ни эсеровское подполье, ни крупные полицейские чины не догадывались о сути этого человека. А он плевал на политические теории, на «левых» и «правых». Он умудрился не один год дурачить полицию, спланировал убийство своего шефа — Плеве, отправлял не моргнув глазом на эшафот своих близких друзей по партии.

In the police his real name was known to just a handful of people. But neither the SR underground nor the senior police officers guessed at the essence of this man. While he cared not a damn about political theory, left-wingers and right-wingers. He managed to fool the police for years, planned the murder of his own boss – Plehve and sent his closest party friends to the gallows without blinking an eye. На таких карточках жандармерия фиксировала передвижение по стране «неблагонадежных элементов»: на красных — эсеров, на голубых — социал-демократов, на зеленых — анархистов, на желтых — студентов.

On such cards the Gendarmerie recorded the movement of “suspect elements” around the country: reds ones for SRs, blue for Social Democrats, green for anarchists, yellow for students.

Вверху. Петр Столыпин с группой полицейских офицеров и городовых. Слева. Департамент полиции. Съезд начальников сыскных отделений. Фотография 1913 года.

Above. Piotr Stolypin with a group of police officers and constables.

Left. The Department of Police. A conference of heads of criminal investigation departments. 1913 photograph.

92

всех подготовленных им террористических актах. Монолог Бурцева оказался успешным: уже перед самым Берлином Лопухин сказал Бурцеву, что инженер Азеф, он же Раскин, — тайный агент Департамента полиции. Выдав революционерам главного осведомителя за всю предреволюционную историю России, Лопухин перечеркнул свою карьеру государственного служащего. Его арестовали и по приговору суда сослали в Сибирь. Узнав, что Лопухин назвал его имя Бурцеву, Азеф тайно поехал в Петербург, явился к Лопухину и стал убеждать его отказаться от своих слов. Когда выяснилось, что Азеф действительно ездил в Петербург (что он пытался отрицать), это привело к его окончательному разоблачению в конце декабря 1908 года. Эсеры Чернов и Савинков предложили Азефу покончить с собой, но он бежал, некоторое время скрывался, а потом под фамилией А. Неймайер жил в Берлине. Азеф купил большую квартиру на Люитпольдштрассе (Luitpoldstrasse, 21), с роскошью ее обставил, потратив на это колоссальные по тем временам деньги — около 100 тысяч марок. Он стал удачливым биржевым дельцом и вполне мог себе позволить оставлять немалые суммы в игорных домах, отдыхать на курортах и играть роль хлебосольного хозяина для своих новых друзей — зажиточных немцев.

93

«Говорили мне, что этот человек — переходная ступень к удаву — очень любил музыку, музыку кабаков и кафе-концертов: слушал будто бы с умилением и восторгом. Может быть, немного и дурел, как змея от флейты?» М. А. Алданов “I was told that this man – a transitional stage on the way to the boa constrictor – was very fond of music, the music of taverns and café-concerts. He supposedly listened with tender rapture. Perhaps it lulled him into a bit of a stupor too, as a pipe will a snake?” Mark Aldanov

Figner told Burtsev, “You are a dreadful man. You have slandered a hero. All you can do now is shoot yourself!” Burtsev replied, “I will shoot myself, if it turns out that Azef is not a police agent.”

Burtsev resolved to take an absolutely extraordinary course of action. He found out that Alexei Lopukhin, the former head of the Department of Police, was to travel to Germany on holiday and took the same train. He entered Lopukhin’s compartment and, panting with agitation, launched into a detailed account of Azef-Raskin’s true role and of all the terrorist acts he had planned.

Burtsev’s monologue had the desired effect: just before they reached Berlin, Lopukhin admitted to Burtsev that the engineer Azef, also known as Raskin, was a secret agent of the police. By revealing to the revolutionaries the chief informer of the entire pre-revolutionary period in Russia, Lopukhin put an end to his own career in the service of the state. He was arrested and subsequently dispatched to Siberia.

When he learnt that Lopukhin had named him to Burtsev, Azef secretly went to St Petersburg, visited Lopukhin and tried

of fate: the agent provocateur

l ine /

Л иния жизни: провокатор

Об источнике денег, которыми распоряжался Азеф, можно только догадываться. Разумеется, он зарабатывал, будучи осведомителем охранки, внушительные суммы: его жалованье было не меньше, чем у министра царского правительства. Он также единолично распоряжался немалыми деньгами, которые выделялись партией эсеров на террористическую деятельность, и скорее всего, часть из них присвоил. На запрос депутатов Государственной Думы о деятельности Азефа отвечал премьер-министр П. А. Столыпин. Он признал, что Евно Азеф был полицейским осведомителем, и заявил, что правительство не видит в его действиях ничего противозаконного. Остается загадкой, почему бывшие соратники Азефа по террору не расправились с ним, как с провокаторами менее опасными — Татаровым и другими. Азеф даже не побоялся встретиться со своим разоблачителем — Бурцевым. Это произошло во Франкфурте в 1912 году. Он снова отрицал свою вину и требовал партийного суда. Он обещал покончить с собой, если суд докажет его вину. Однако это была лишь поза. Когда началась Первая мировая война, Азеф потерял большую часть своего состояния. Его деньги были вложены в русские ценные бумаги, которые в Германии обесценились. Его вторая жена, бывшая певи-

ца кабаре (первая была социалисткой и после разразившегося скандала порвала с ним), открыла корсетную мастерскую, на доходы от которой они и жили. Летом 1915 года Азеф был арестован берлинской полицией как опасный русский анархист и более двух лет провел в тюрьме. Историк Б. И. Николаевский впоследствии опубликовал многие из тюремных писем Азефа. В одном из них Азеф восхищается русской революцией и приветствует разрешение германского правительства на проезд в Россию «группы социал-демократов пацифистского направления» во главе с Лениным. Впрочем, в искренность этого человека вряд ли можно верить. Кстати сказать, Азеф был уверен, что содержание его писем становится известно берлинской полиции, и писал их именно с таким расчетом. После октябрьского переворота 1917 года Азеф был выпущен на свободу и даже (!) зачислен на службу в Министерство иностранных дел. В качестве кого германское правительство собиралось его использовать, остается только гадать, потому что Азеф серьезно заболел — врачи предполагали болезнь почек. В апреле 1918 года он попал в больницу и через несколько дней умер. Вдова похоронила его на Вильмерсдорфском кладбище в Берлине, однако побоялась сделать надпись на могильной плите.

to persuade him to take back what he had said. When it came out that Azef had indeed made a journey to St Petersburg (despite his denials), it led to his irrevocable exposure in late December 1908. The SRs Chernov and Savinkov suggested to Azef that he commit suicide, but he fled. He remained in hiding for a while, and then lived in Berlin under the name Neumeier. He became a successful stock exchange speculator, well able to afford to leave quite large sums in gambling houses, to visit fashionable resorts and play the role of hospitable host for his new-found friends — wealthy Germans.

We can only guess at the sources of the money Azef was using. Of course he earned impressive amounts as a police informer: his remuneration was as much as the salary of a minister in the Tsar’s government. He also had exclusive control of the considerable sums that the SR party allocated for its terrorist activities and, most probably, pocketed part of them. It remains a mystery why Azef’s former comrades-in-arms did not make short work of him as they did with less dangerous traitors to the cause.

Azef was not even afraid of a meeting with Burtsev, the man who had unmasked him. It took place in Frankfurt in 1912. He again denied his guilt and demanded a party court.

He promised to kill himself if the court proved his guilt. But that was no more than a pose.

When the First World War broke out, Azef lost the greater part of his fortune. His money had been invested in Russian securities whose value plummeted in Germany. His second wife, a former cabaret singer, (the first was a Socialist and left him after the scandal broke) opened a corsetry workshop on the income from which they lived.

In the summer of 1915 Azef was arrested by the Berlin police as a dangerous Russian anarchist and spent over two years in prison. After the Bolshevik coup in 1917 Azef was released and even taken on by the Ministry of Foreign Affairs! We can only speculate as to how the Kaiser’s government intended to make use of him, because Azef fell seriously ill. The doctors suggested it was a kidney disorder. In April 1918 he was taken into hospital where he died a few days later. His widow was afraid to have an inscription put on his gravestone.

94

Что за чудовище был этот человек? Кто же его породил?

What kind of monster was the man? Who was it gave birth to him?

«Было, значит, что-то такое в нем, что выделило его из ряда Иуд, не менее подлых, но еще более ничтожных. Более уверенная в себе тупость, большая хитрость, более высокое общественное звание (дипломированный за границей инженер) — все это необходимо было Азефу, чтобы зубцам террористического и полицейского колес было за что зацепиться в этой человеческой фигуре и поднять ее на такую высоту ужаса и позора. Но разгадка этой поразительной судьбы — не в самой фигуре, а в строении зубчатых колес и в их сцеплении», — писал Лев Троцкий в газете «Киевская мысль» в 1911 году.

“There was, it means, something in him that set him apart from the ranks of Judases no less vile, but even more paltry.

A more self-assured stupidity, a greater cunning, a higher social status (a foreign-trained engineer) – Azef needed all that for the teeth of the terrorist and police wheels to take hold of this human figure and raise it up to such a height of horror and infamy. But the key to this astonishing fate lied not in that figure itself, but in the structure of the cogwheels and the way they connected,” Trotsky wrote in 1911.

Похороны убитого террористами министра внутренних дел Вячеслава Плеве.

The funeral of Interior Minister Viacheslav Plehve, a victim of terrorists.

С обытие / e v e n t

Буддизм — древнейшая из трех мировых религий — был официально признан Россией в 1741 году благодаря императрице Елизавете Петровне. А в начале XX века в Петербурге, в Старой Деревне, был заложен буддийский храм — дацан «Гунзэчойнэй», что в переводе с тибетского означает «Источник Святого Учения Будды, сострадающего всем». 14 июня здесь была торжественно открыта мемориальная доска основателю и первому настоятелю храма Агвану Доржиеву. В связи с этим событием, знаковым для всех буддистов мира, наш корреспондент взял интервью у нынешнего настоятеля — ламы Джампа Доньеда Буды Бадмаева и Роберта Турмана — американского тибетолога и писателя, заведующего кафедрой религии Колумбийского университета, первого американца, ставшего тибетским монахом. Начало буддийского ритуала построения мандалы — маленькой модели Вселенной.

96

97

Максим ДЫННИКОВ/ by Maxim DYNNIKOV

искусство

быть счастливым The Art of Happiness

The beginning of the Buddhist ritual of constructing a mandala — a miniature representation of the cosmos.

Buddhism — the oldest of the three world religions — was recognized in Russia in 1741 thanks to Empress Elizabeth. Then in the early twentieth century in the St Petersburg district called Staraya Derevnya (Old Village) a Buddhist temple was established — the Gunzechoinei datsan, which in translation from the Tibetan means “The Source of the Holy Teaching of the Buddha who has compassion for all”. On 14 June a memorial plaque was formally unveiled at the temple to its founder and first abbot, Agwan Dorzhiev. In connection with this event which made news across the Buddhist world, our correspondent interviewed the present abbot — Lama Jampa Donyed Buda Badmayev and Robert Thurman, the American Tibetologist and writer who is head of the Department of Religion at Columbia University and the first American to become a Tibetan monk.

Агван Доржиев сыграл, без сомнения, основную роль в истории буддийской церкви в России. Калмык, родившийся в Бурятии в 1853 году, он получил блестящее богословское образование в Тибете и Монголии, стал одним из учителей Далайламы XIII и его доверенным лицом. Именно Доржиев был инициатором сближения Тибета с Россией, а потом и со всей Европой. Он побывал с дипломатическими миссиями в Индии, на Цейлоне, в Японии, Германии, Италии, Великобритании. Во французском Музее восточных культур «Гиме» Доржиев провел первое во Франции буддийское богослужение, которому Иннокентий Анненский посвятил стихи, вошедшие в цикл «Кипарисовый ларец». Благодаря усилиям Агвана Доржиева император Николай II дал согласие на строительство буддийского храма в Старой Деревне. Первая служба в дацане, построенном по проекту архитектора Барановского в соответствии с канонами тибетского буддизма, состоялась в 1913 году в ознаменование 300-летия Дома Романовых. Этот уникальный храм пережил многое: смену власти, войну, разорения. В 1919 году дацан подвергся разграблению: пропали сотни бронзовых, позолоченных и серебряных предметов культа, мебель, драпировки из китайской парчи, личные вещи лам, была разбита статуя Будды, сожжена уникальная библиотека тибетских манускриптов. Агвана Доржиева постигла судьба тысяч российских священнослужителей всех конфессий — в 1938 году он скончался в тюремной больнице Улан-Удэ. Только в 1990 году дацан «Гунзэчойнэй» был возвращен верующим.

Agwan Dorzhiev unarguably played a key role in the history of the Buddhist religion in Russia. A Kalmuck born in Buryatia (the land east of Lake Baikal) in 1853, he obtained a superb theological education in Tibet and Mongolia, becoming one of the teachers of the thirteenth Dalai Lama and his envoy. It was Dorzhiev who was the initiator of closer relations between Tibet and Russia, and then between Tibet and the whole of Europe.

Thanks to Dorzhiev’s efforts Emperor Nicholas II gave his consent to the construction of a Buddhist temple at Staraya Derevnya. The datsan was built to a design by the architect Baranovsky in keeping with the traditions of Tibetan Buddhism and the first service was held there in 1913 to mark the 300th anniversary of the House of Romanov.

This unique place of worship has survived a great deal: the change of power, war, devastation. In 1919 the datsan was plundered: hundreds of bronze, silver and gilded religious objects were lost as well as furniture, Chinese brocade drapes and the personal belongings of the lamas. A statue of the Buddha was smashed and the unique library of Tibetan manuscripts burnt.

Agwan Dorzhiev suffered the fate of thousands of Russian priests of all confessions — in 1938 he passed away in a prison hospital at Ulan-Ude. Only in 1990 was the Gunzechoinei datsan returned to believers.

С обытие / e v e n t

Буда Бадмаев: «Дочь считает меня самым лучшим папой»

Жизнь в «Гунзэчойнэй», если можно так выразиться, кипит. Двенадцать монахов проходят обучение, читают молитвы, встречают гостей. В храм приезжают буддисты из разных стран. К настоятелю Буде Бальжиевичу выстраиваются очереди прихожан. Он принимает всех, со всеми беседует.

Проведение буддийского ритуала настоятелем храма Будой Бадмаевым. Колокольчик помогает человеку входить в резонанс с гармонией, обретать физическое и духовное здоровье.

The abbot of the temple, Buda Badmayev, performing a Buddhist ritual.

The bell helps the human being to achieve resonance with the harmony of the Cosmos, to attain physical and spiritual health.

— Буда Бальжиевич, веротерпимость, наверное, наиболее подходящий термин, определяющий отношение буддистов к другим религиям?

— Мы не употребляем термин «веротерпимость». Он неправильный, так как говорит о том, что есть некий враг и что его надо терпеть. Правильней будет сказать «вероуважение». Буддизм говорит: мы уважаем всех, уважаем ваши традиции, мы нисколько не выделяемся, не пытаемся учить кого-то, а хотим действительно глубоко познать чужие традиции, более того, взять от них самое лучшее и воспитывать в наших прихожанах. Ведь задача буддизма — воспитание добрых и мягких людей. Потому что есть карма, перерождение.

98

Если в настоящем ты будешь делать добро, то в будущем к тебе это добро вернется.

— Кто ваши прихожане?

— Традиционный буддизм в России — многонационален. Чаще верующие буддисты -- это калмыки, тувинцы, буряты, алтайцы. И есть очень много детей от смешанных браков.

— Как обычный верующий становится монахом?

— Для воспитания хорошего монаха нужно время, чтобы человек стал истинно верующим. У нас есть разные формы близости к храму. Кроме монахов есть послушники. Когда человек принимает обеты послушника, он тем

самым принимает и все обеты монашества, но при этом не обязан постоянно находиться в храме. У него есть возможность на какое-то время уйти в мир, чтобы еще раз оценить свои силы и решить, сможет ли он справиться со всеми монашескими обетами. Мы ведь всетаки находимся в центре мегаполиса, а не где-нибудь в лесу, где успокоение быстрей найдешь.

— А у вас какой монашеский стаж?

— Я монах с 1993 года. До этого был в миру, получил высшие мирские образования. Пришел сюда работать, потом стал верующим, монахом, старшим монахом, теперь я настоятель.

— Можно узнать, что вас на это подвигло?

— Речь идет об определенном духовном росте. Буддизм говорит о сострадании ко всем живым существам. Когда человек духовно вырос и говорит, что все живые существа — есть мои матери, он начинает понимать, что для него нет разницы между кровно родным человеком и чужим человеком. Чужих просто не остается, все они становятся родными. Тогда человек должен отказаться от семьи, потому что помогать надо всем. У меня в миру была семья: жена — русская — и дочь Ника. Ей уже больше двадцати лет. Она меня очень любит, часто приходит в храм и говорит, что лучшего папы, чем я, и быть не может.

teach anyone, while we truly want to gain a profound understanding of the traditions of others and moreover to take the best from them to impart to our parishioners.

For the aim of Buddhism is to nurture kind, gentle people. That is why there is karma, reincarnation. If you do good in the present, in the future that good will return to you.

— Who are your parishioners?

— Traditional Buddhism in Russia is practiced by many ethnic groups. Most often Buddhist believers are Kalmucks, Tuvinians, Buryats and Alataians. And there are a great many children of mixed marriages.

— How does an ordinary believer become a monk?

— To train a good monk requires time, for the person to become a true believer. We have various forms of attachment to the temple. Besides the monks there are also novices. When a person takes the vows of a novice, in doing so he takes all the vows of monkhood, but is not obliged to remain constantly in the temple. He has the opportunity to go out into the world for a time, to re-assess his strength and decide whether he

can cope with all the vows of a monk. We are, after all, in the centre of a megalopolis and not somewhere out in the woods, where calm is quicker to be found.

— And how long have you yourself been a monk?

— I’ve been a monk since 1993. Before that I was in the world. I received secular higher education. I came here to work, then I became a believer, a monk, senior monk and now I am the abbot.

— Can I ask what motivated you?

— We are talking about a certain spiritual growth. Buddhism speaks of compassion for all living things. When a person has grown up spiritually and says that all living things are his mothers, he begins to grasp that for him there is no difference between a blood relative and stranger. There are simply no strangers left; they all become relatives.

Then a person has to give up his family, because he has to help everyone. In the world I had a family — a Russian wife and a daughter Nika. She is over twenty now. She loves me very much. She often comes to the temple and says that there can’t be a better father than me.

Знаменитый фотомастер Карл Булла запечатлел Агвана Доржиева в 1913 году.

The famous pre-revolutionary photographer Karl Bulla took Agwan Dorzhiev’s picture in 1913.

99 Buda Badmayev: “My daughter reckons I’m the best father.”

The Gunzechoinei is a hive of activity, if I can put it that way. The twelve monks undergo instruction, recite prayers and meet visitors. Buddhists from countries around the world visit the temple. A queue forms of parishioners wanting to see the abbot Buda Badmayev. He receives them all and talks to everyone.

— Buda Balzhiyevich, would tolerance be the most suitable term to define Buddhists’ attitude towards other religions?

— We do not use the expression “religious tolerance”. It is incorrect as it implies that there is some sort of enemy that needs to be tolerated. It is more correct to say “religious respect”. Buddhism teaches that we respect all, respect your traditions; we do not set ourselves apart in any way, do not try to

С обытие / e v e n t

Группа лиц буддийского вероисповедания и гостей у помещения храма, украшенного государственными флагами. В центре — Агван Доржиев. К. Булла. 1914 год. Внизу. Интерьер буддийского храма в Старой Деревне. Фотография Я. Штейнберга 1914—1915 годов.

A group of Buddhist believers and guests by the temple which is decorated with national flags. In the centre is Agwan Dorzhiev.

1914 photograph by Karl Bulla.

Роберт Турман: «В Тибете я обрел дом»

Журнал «Таймс» назвал Турмана одним из двадцати пяти человек, оказавших наиболее сильное влияние на духовное развитие американцев. Он основал всемирно известный культурный центр «Тибетский Дом». Его дочь, голливудская кинозвезда Ума Турман, является членом попечительского совета этой организации.

Below. The interior of the Buddhist temple in Staraya Derevnya. 1914–15 photograph

by Steinberg

— Господин Турман, почему вы предприняли такое далекое путешествие?

— Агвана Доржиева я считаю своим духовным «дедушкой», потому что он был учителем моего учителя — Гебши Вангьяла. Кроме того, я большой поклонник искусства российского скульптора Даши Намдакова, который создал барельеф Доржиева на мемориальной доске. Недавно в Нью-Йорке, в «Тибетском Доме», с успехом прошла выставка работ Даши. Я очень рад, что в Петербурге восстановлен буддийский храм. Он произвел на меня сильное впечатление. В Америке таких храмов нет и никогда не было. Вообще удивительно, что ваш дацан строился при поддержке русского царя. Поддержка государства — это важно.

— Когда вы сами стали постигать учение Будды?

— Я родился в Нью-Йорке. Лет в семнадцать стал пытаться самостоятельно по-

100

стичь природу мира, не имея возможности согласиться с тем, что проповедовали представители разных религий. Они утверждали, что человек не способен достичь понимания Вселенной, объясняли, что мой долг — слепо верить, что истинная вера абсолютна, и нет смысла искать смысл в том, во что веруешь. Но, знаете, стоит поверить в такое — и тебе уже не остановиться. Поиски истины привели меня в Индию. Индийцы называли меня «факиром» — ведь я приехал без всяких средств к существованию, они хорошо ко мне относились, кормили. Было начало 60-х годов, когда еще не началось движение «хиппи». В Индии я познакомился с тибетскими монахами и понял, что обрел дом. Меня покорило наличие здравого смысла во всем, начиная с заглавной буквы тибетского алфавита. Я настолько проникся этим, что решил стать монахом.

Robert Thurman: “In Tibet I found a home.”

Time magazine listed Thurman among the twenty-five people who have had the most influence on Americans’ spiritual development. He founded the world famous Tibetan House cultural centre. His daughter, the Hollywood film-star Uma Thurman, is a member of the centre’s board of trustees.

— Mr Thurman, why have you made such a long trip?

— I consider Agwan Dorzhiev my spiritual “grandfather” because he was the teacher of my teacher Gebshi Wangyal. Besides which, I am a great admirer of the work of the Russian sculptor Dashi Namdakov who produced the bas-relief of Dorzhiev for the memorial plaque. The Tibetan House in New York staged a successful exhibition of Dashi’s work not long ago.

I am very glad that the Buddhist temple has been restored in St Petersburg. It made a very strong impression on me. There are no temples like that in America and never were.

Altogether it’s amazing that your datsan was built with the support of the Russian Tsar.

Support from the state is important.

— When did you personally begin to grasp the teachings of the Buddha?

— I was born in New York. Around the age of seventeen, I began trying to understand

the nature of the world independently as I wasn’t able to agree with what the representatives of various religions preached. They claimed that a human being was unable to achieve understanding of the Universe and explained that it was my duty to believe blindly, that true faith is absolute and there is no point in seeking sense in what you believe. But, you know, you start believing that and you can’t stop. The search for truth took me to India. The Indians called me a fakir — after all, I arrived without any means of subsistence. They treated me well, gave me food. That was in the early 1960s, before the hippy movement started. In India I became acquainted with Tibetan monks and understood I had found a home. I was won over by the common sense present in everything, beginning with the letters of the Tibetan alphabet. I became so involved with it that I decided to become a monk.

С обытие / e v e n t

— Но не навсегда…

— Я был им около пяти лет, но однажды мой учитель сказал, что мне не нужно быть монахом, потому как мне это совершенно не подходит. И он, видимо, был прав. Я сложил монашеский сан, вернулся в Колумбийский университет, закончил его и стал профессором. Это тоже своего рода монашество.

— Что же такое, по-вашему, для современного западного человека буддизм?

— Большинство людей в Америке думают, что буддизм — это учение некоего человека, который объявил всем, что в жизни нет ничего хорошего, что она полна страданий, поэтому люди якобы должны достичь нирваны, и как можно скорее. Недавно Папа Римский написал книгу «Колыбель надежды», в которой есть такие слова: «Я не понимаю, как кто-то может быть буддистом. Это же так депрессивно». Поясню на простом примере. Если вы смотрели фильм «Матрица», то помните, что основной вопрос в нем: «Кто же избранный?» Так вот, мой учитель за тридцать лет до выхода «Матрицы» говорил мне: «Каждый в глубине души считает, что именно он — избранный». А это, согласитесь, делает всех людей довольно нервными. Думая, что он избранный, человек вступает в конфликт со вселенной и… проигрывает. Даже если он — прези-

дент Соединенных Штатов. Буддийские же институты учат пониманию того, что человечество — это набор взаимосвязанных единиц. Они учат быть менее эгоистичными. Последний Далай-лама написал книгу, ставшую бестселлером в США. Ее название — «Искусство быть счастливым» — очень хорошо отражает суть буддизма.

— Божественное имя, которое вы при рождении дали своей дочери, в переводе с санскрита означает «Дарующая блаженство». Скажите, Ума, как и вы, исповедует буддизм?

— Это лучше у нее спросить. Для меня буддист — это человек, который принимает свои решения, старается думать «незамутненно» и стремится стать лучше, чем он есть. В этом смысле я могу сказать, что Ума — буддистка.

— А что вы ей расскажете о Петербурге?

— Скажу, чтобы она обязательно к вам приехала. Тем более что она большой поклонник творчества Анны Ахматовой, прочитала много ее стихов и меня к этому приобщила.

— But not for ever…

— I was one for about five years, but at one point my teacher said that I shouldn’t be a monk because it did not suit me at all. And he was evidently right. I gave up monastic orders, went back to Columbia University and became a professor. That’s also monkhood of a kind.

— What in your opinion is Buddhism for a modern Westerner?

— The majority of people in America think that Buddhism is the teaching of some man who announced to everyone that there is nothing good in life, that it is full of suffering and so people should supposedly reach nirvana and as quickly as possible. The Pope wrote a book called Crossing the Threshold of Hope, in which he says: “I cannot understand how anyone can be a Buddhist. It is so depressing.”

I’ll explain with a simple example. If you saw the movie The Matrix, you’ll recall that the main question in it is “Who’s the Chosen One?” Well, thirty years before The Matrix came out, my teacher told me: “Everybody believes in the depths of their heart that they’re the chosen one.” And

that, you must agree, makes everybody fairly nervy. Believing he’s the chosen one, a person enters into conflict with the universe… and loses. Even if he’s the President of the United States. Buddhist institutions, on the other hand, teach an understanding that humanity is a set of interconnected individuals. They teach people to be less egotistical.

The latest Dalai Lama wrote a book that became a bestseller in the States. Its title — The Art of Happiness — reflects the essence of Buddhism very well.

— The divine name that you gave your daughter at birth means in translation from Sanskrit “Giving bliss”. Does Uma profess Buddhism like you?

— You’d better ask her. For me a Buddhist is a person who takes his decisions, tries to think in an “unclouded” way and strives to become better than he is. In that sense I can say that Uma is a Buddhist.

— And what will you tell her about St Petersburg?

— I shall say that she simply must come and see you. The more so as she’s a great admirer of Anna Akhmatova, has read many of her poems and got me into her too.

102

Скульптор Даши Намдаков на церемонии традиционного разрушения мандалы, подчеркивающего непостоянство и мимолетность бытия и направляющего людей на поиски истинного знания.

The sculptor Dashi Namdakov at the traditional mandaladestroying ceremony that stresses the impermanence of existence and points people in search of true knowledge.

xtremum

This is a man who has been called an adventurer all his life. But if Sir Edmund Hillary did not have a taste for risk and for challenging new experiences, he would not have become one of the most famous travellers of the twentieth century: the first man to climb Mount Everest in 1953, less than five years later he was the leader of only the third group ever to reach the South Pole, while in the early 1960s he undertook an unprecedented expedition to the Himalayas in search of the “Abominable Snowman”. Without people like him life would seem dull and cheerless.

In July I met 85-year-old Edmund Hillary in St Petersburg. We spent nearly the whole day together and he confessed that “When I set off on this cruise, people again came out with a phrase that I have got so tired of hearing — at my age to go off from New Zealand to the other end of the world is quite an adventure.” I looked enviously at this very tall, still powerful man, calmly resting on his smart expensive walking stick hands now a little yellowed with age that were once used to wielding a heavy ice-axe and could not refrain from asking a naïve question: how has he managed to keep himself in such good form.

Sir Edmund looked at me with a smile. I thought he was just going to laugh the question off, but he gave me a polite answer: “In this life you must never stop. You have to keep moving all the time. And not be afraid to take a risk. There’ll be a chance to rest in the next world.”

The wise Chinese say, “It’s better to die hale and hearty, only you should to try to do it as late as possible.” Sir Edmund is obviously trying. Probably that is why he heads off for the other end of the world and asks Stuart Prior, New Zealand’s ambassador to Russia who vol-

Э кстремум

/

e

Этого человека всю жизнь называли авантюристом. Но если бы в сэре Эдмунде Хиллари не было авантюризма, жажды к риску и к приключениям, ему и не суждено было бы стать одним из самых знаменитых путешественников ХХ века. Он первым в мире поднялся в 1953 году на Эверест, а спустя четыре с небольшим года стал третьим в истории человеком, достигшим Южного полюса, и в начале шестидесятых годов предпринял беспрецедентную экспедицию в Гималаи на поиски «снежного человека». Без таких людей жизнь казалась бы скучной и унылой.

В июле мы встретились с 85-летним сэром Эдмундом Хиллари в Петербурге, общались чуть ли не весь день, и он признался: «Когда я отправлялся в этот круиз, мне опять говорили так надоевшую мне фразу, что в моем возрасте отправиться из Новой Зеландии на другой край света — просто авантюра». Я с завистью смотрел на этого высоченного, все еще мощного человека, спокойно положившего на дорогую изысканную трость чуть пожелтевшие от времени, когда-то привыкшие держать тяжелый ледоруб руки, и конечно не удержался от наивного вопроса: как ему удалось сохранить такую бодрость. Сэр Эдмунд Хиллари взглянул на меня с улыбкой. Я думал, он просто отшутится, но услышал учтивый ответ: «В жизни никогда нельзя останавливаться. Надо все время быть в движении. И не бояться рисковать. Передохнуть еще будет шанс на том свете». Мудрые китайцы говорят: «Лучше умереть бодрым и здоровым, надо лишь попытаться сделать это как можно позже». Сэр Эдмунд Хиллари явно пытается. И, наверное, ради этого отправляется на другой конец света и просит посла Новой Зеландии в России Стюарта Прайора, вызвавшегося сопровождать национального героя своей страны в Санкт-Петербург, составить программу так, чтобы за два дня увидеть как можно больше.

Вверху. Схема западного пути на Эверест. Примерно в 300 метрах от вершины альпинисты должны преодолеть опасный ледяной карниз, в названии которого — «ступень Хиллари» — увековечено имя первовосходителя. Слева. Вулкан Эребус вблизи новозеландской антарктической станции.

Above. A diagram of the western ascent of Everest. Roughly 300 metres below the top mountaineers have to overcome a dangerous ice cornice, the name of which – Hillary’s Step – honours the man who first conquered the mountain.

Left. The volcano Erebus close to the New Zealand Antarctic station.

104

Владимир СТРУГАЦКИЙ /Vladimir STRUGATSKY

сэр Эдмунд Хиллари: Не рискуя, не выиграешь sir Edmund Hillary: Nothing Venture, Nothing Win

xtremum

e /

Э кстремум

Автобиографию, изданную лет тридцать назад, Эдмунд Хиллари назвал фразой, ставшей его девизом: «Ничем не рискуя, ничего не выиграешь». Он рисковал всегда не только своей жизнью, но и своей репутацией. Он самовольно ринулся к Южному полюсу, пренебрегая приказом начальника Трансантарктической экспедиции Вивиана Фукса, чтобы стать третьим в истории после Амундсена и Скотта, кому удалось ступить на такую притягательную точку Земного шара, где сходятся все меридианы. Это должна была сделать команда Фукса, идущего с другого берега Антарктиды, от моря Уэдделла. А Хиллари отводилась вспомогательная роль — создать между морем Росса и полюсом промежуточную базу для Фукса. Но как он мог выполнить приказ, если позади уже больше тысячи километров, а до Южного полюса всего-то чуть больше трехсот верст! После первых же походов в глубь континента, накануне своей первой зимовки, Хиллари записал в дневнике: «Хотя Антарктика — грозный противник, но она покорится, если ее атаковать с энтузиазмом и воображением». Этого ему было не занимать. Они шли в почти сорокаградусный мороз, иногда за день лишь несколько миль, «борясь за каждый дюйм продвижения». В зонах трещин и бездонных пропастей

Хиллари сам шел вперед по хрупкой снежной корке, простукивая наст рукояткой топорика, находя обходные пути для машин, которые на высоте больше 3000 метров теряли львиную долю своих 26 лошадиных сил. Он дошел до полюса, за четыре месяца оставив позади 1250 миль самой трудной на земле дороги, и вернулся на склад «700», чтобы пополнить запасы горючего для Фукса. Высокая фигура покорителя Эвереста внушала людям такую уверенность, что каждый из них потом вспоминал: «Я был готов идти за ним хоть на край света». В первые дни нового 1958 года, когда до полюса оставалось всего несколько десятков миль, тракторы стали увязать в снегу. Их то и дело приходилось откапывать. Тогда, как вспоминает Дуглас Макензи, «повторился Эверест, когда перед окончательным штурмом вершины прямо в открытом пламени примуса сушили единственные оставшиеся сапоги. Для завоевания желанной победы Хиллари прибег к своим излюбленным „крайним мерам“: выбросил почти все грузы, оставив самое необходимое. Число саней с четырех сократилось до двух. Он двинулся дальше без всяких резервов». В 75 милях до цели оставалось четыре бочки горючего. Конечно, такой рывок на остатках горючего к полюсу был авантюрой. Но успешной, а потому блестящей!

Хиллари ступил на Южный полюс 4 января 1958 года — всего на 16 дней раньше Фукса, который планировал добраться туда еще в Рождество. Многие утверждают: Хиллари был не прав — им руководил лишь эгоистический спортивный интерес. Возможно, это и так. Я спросил у сэра Эдмунда, как он относится к этим обвинениям. Он снисходительно улыбнулся и сказал: — Я сделал то, что считал нужным сделать. И о своем поступке никогда не сожалел. Не сожалею и сегодня. А к славе и успеху всегда надо относиться философски и с долей юмора. Сегодня ты кумир миллионов, а завтра — всеми забытый старик. Это нормально. Это жизнь. Мне везло — я почти всю жизнь был на коне. А это и сегодня дает возможность делать что-то хорошее людям, с которыми я был связан в своей жизни и которым до сих пор признателен за то, что они помогли мне в моих высокогорных экспедициях. Мне удалось создать Международный фонд помощи шерпам, живущим в Гималаях. На деньги этого фонда мы открыли в горном Непале десятки школ, госпитали. Я сам долгие годы жил в Катманду, но сейчас деятельностью этого фонда управляю из Новой Зеландии. На родине мне уютнее, у нас природа мягче и дружелюбней, а в мои годы это немаловажно. К тому же и Джун больше нравится жить у себя, в Новой Зеландии.

На американской базе Мак-Мердо флаги государств, работающих в Антарктиде, и памятник американскому исследователю Ричарду Бэрду.

At the American McMurdo Base you can see the flags of the nations working in Antarctica and a monument to the American explorer Richard Byrd.

106

107 unteered to accompany his country’s national hero around St Petersburg, to draw up a programme to see the maximum possible in two days.

The title that Edmund Hillary gave to the autobiography he published some thirty years ago is Nothing Venture, Nothing Win — a phrase that had become his motto. He was used to risking — not only his life, but also his reputation. He made an unauthorized dash for the South Pole, ignoring the orders of the British Commonwealth Trans-Antarctic Expedition’s leader Vivian Fuchs, so as to become the third man in history after Amundsen and Scott to take a team to that fascinating point on the globe where all the meridians meet. That honour was supposed to go to Fuchs and his team, coming from the Weddell Sea on the opposite coast of Antarctica, while Hillary was allotted the supporting role of creating an intermediary base for Fuchs between the Ross Sea and the pole. But how could he have stuck to his orders when he had a thousand kilometres plus behind him, and only a little over 300 left to the South Pole?

They travelled in almost forty degrees of frost, sometimes only managing a few miles in

a day “fighting for every inch of forward movement”. In regions of fissures and bottomless crevasses Hillary himself walked ahead on the fragile crust of snow, testing it with the handle of his axe to find a way through for the vehicles. The tall figure of the conqueror of Everest inspired such confidence in his men that each of them later recalled being ready to follow him to the ends of the Earth.

Four barrels of fuel remained when they were still 75 miles from their goal. Of course, a dash to the pole with so little in reserve was a gamble. But a brilliant one, since it came off!

Hillary stood at the South Pole on 4 January 1958, only 16 days ahead of Fuchs, who had planned to be there at Christmas. Many have said that Hillary was in the wrong, that he was guided by egotistical sporting interest alone.

Perhaps so. I asked Sir Edmund what he thinks of such accusations. He gave a condescending smile and said, “I did what I considered necessary. And I have never regretted my action. I still do not regret it today. And I always looked upon fame and success philosophically and with a touch of humour. Today you’re the idol of millions, tomorrow an old man that everyone’s forgotten. That’s normal.

Первый покоритель высочайшей вершины мира, патриарх гималайского альпинизма и исследователь Антарктиды, возведенный в рыцарское достоинство королевой Великобритании и Новой Зеландии, сэр Эдмунд Персиваль Хиллари в июле посетил Санкт-Петербург.

The first man to conquer the world’s highest peak, the acknowledged patriarch of Himalayan mountaineering and Antarctic explorer knighted by the Queen of Great Britain (and New Zealand), Sir Edmund Hillary, visited St Petersburg in July.

That’s life. I have been lucky — I was crowned with success almost all my life. Still today that gives me the chance to do some good for the people with whom I was connected in my life and to whom I remain grateful for helping me in my mountaineering expeditions. I managed to create an international foundation to help the Sherpas living in the Himalayas.

Using the foundation’s money we have opened dozens of schools and hospitals in mountainous Nepal. I myself lived for many years in Kathmandu. I have a house there, but now I manage the foundation’s activities from New Zealand. I’m more comfortable in my homeland. Nature with us is milder and kinder, and at my age that’s quite important.

On top of that June prefers to live at home, in New Zealand.

June — Hillary’s second wife — accompanies him on all his trips. They married some twenty years ago after they had coped with the sorrow that befell each of them. In 1975 Edmund Hillary was waiting for his first wife, Louise, and youngest child, Belinda, to join him when the plane carrying them crashed in the hills of Nepal. A few years later, his son, also a mountaineer, was nearly killed. During

xtremum

e /

Э кстремум

Джун — вторая жена Хиллари -- сопровождает его во всех поездках. Поженились они лет двадцать назад после того, как справились с тем горем, которое на каждого из них обрушилось. В 1975 году в горах чуть ли не на глазах у Эдмунда Хиллари разбился самолет, на котором летели его жена и дочь. А спустя несколько лет чуть не погиб и его сын, тоже альпинист. Во время восхождения на пик Амадаблам новозеландская группа попала под ледовый обвал. Погиб напарник Питера по связке, а он отделался переломом рук и ног. У Джун муж погиб в Антарктиде. Но это ее не заставило отказаться от гор и путешествий, от поездок в Гималаи.

— Она все эти годы была мне и другом, и помощником, -- говорит Эдмунд Хиллари. — Благодаря ее поддержке удалось осуществить многие проекты в Гималаях, помочь многим моим друзьям шерпам.

— Всю жизнь, с юности, я старался брать все новые и новые вершины. Первое восхождение совершил еще мальчишкой, у себя в Новой Зеландии. Потом были Альпы, Гималаи, Антарктида. Кстати, это самый высокий на земле континент. Свою базу на Земле Росса мы расположили у подножия вулкана Эребус, который очень привлекает альпинистов.

Я слушал Хиллари и вспоминал о том, как порой трагически складывались «гонки к полюсу». Руал Амундсен выпросил у Фритьофа Нансена пароход «Фрам» якобы для прохода вдоль побережья Европы и Азии, а сам ринулся к берегам Антарктиды. Он знал, что Роберт Скотт поставил все на карту ради достижения цели своей жизни — Южного полюса, встретил британскую экспедицию у берегов шестого континента и прекрасно представлял ее планы, но ни словом не обмолвился о своих целях. И первым ступил на Южный полюс 14 декабря 1911 года. Скотт опоздал на месяц и был просто убит, найдя там следы экспедиции Амундсена. И я думаю, что Скотт и несколько его спутников погибли на обратном пути не только из-за морозов и лишений, а еще и потому, что мечта всей их жизни рухнула. Отчаяние страшнее голода, морозов и ледовых трещин… Там, где Эдмунд Хиллари когда-то разбил на берегу залива Мак-Мердо свой лагерь, теперь стоит новозеландская антарктическая станция. Когда я в 2002 году ехал мимо нее на вездеходе с аэродрома, устроенного на громадном шельфовом леднике в море Росса, на главную базу американской экспедиции — станцию Мак-Мердо, меня поразили ярко-зеленые домики новозеландцев. Этот цвет в Антарктиде кажется абсолютно чужим. Но новозеландцы выкрасили свое антарктическое жилье в цвет

Антарктида сегодня — довольно населенный континент.

Antarctica today has a fair-sized population.

Крест в память о всех погибших исследователях Антарктиды.

A cross erected in memory of those who have died exploring the Antarctic.

На таких вездеходах почти полвека назад экспедиция Фукса— Хиллари впервые в истории пересекла Антарктиду.

Using such crawler tractors almost half a century ago the Fuchs-Hillary expedition crossed Antarctica for the first time in history.

108

109 the ascent of Amadablam the group of climbers from New Zealand was caught by an ice fall. The man Peter was roped to died, but he escaped with broken limbs. June’s husband died in Antarctica, also in the mountains. Yet that did not make her give up the mountains and the travelling, the trips to the Himalayas.

“She was a friend and a helper to me all those years,” says Hillary. “Thanks to her support I managed to realize a lot of projects in the Himalayas, to help many of my Sherpa friends.”

I listened to Hillary and remembered how tragic the “race for the pole” had been at times. Roald Amundsen begged the steamer Fram from Fridtjof Nansen, supposedly to travel along the coast of Europe and Asia, but then headed off for Antarctica. He knew that Robert Scott had staked everything in pursuit of his life’s goal — the South Pole. He met the British expedition on the shores of the sixth continent and gained a clear picture of their plans, while saying not a word about his own intentions. Then he became the first man to reach the South Pole on 14 December 1911.

Scott arrived only a month later and was

absolutely devastated to find traces of Amundsen’s expedition there. It seems to me that Scott and his companions perished on the return journey not only from the cold and privations, but also because their long-cherished dream had been shattered. Despair is worse than hunger, frost and crevasses.

The spot on the coast of McMurdo Sound where Hillary once set up camp is now the site of New Zealand’s Antarctic station. When I passed it in 2002 while travelling by special vehicle from the aerodrome constructed on the massive ice-shelf in the Ross Sea to the main base of the American expedition — McMurdo Station, I was struck by the bright green huts of the New Zealanders. That colour seems absolutely alien in Antarctica.

But the New Zealanders painted their Antarctic dwellings the colour of their beloved country, the colour you most miss in this realm of white silence. They have created a kind of “oasis”.

Yes, Edmund Hillary has often been accused of being a madman and an adventure-seeker, rather than a scientist. But then he never claimed that science was his passion.

Still he it was, after the Commonwealth Trans-

Вице-спикер Госдумы, Герой Советского Союза, доктор географических наук и президент Ассоциации российских полярников Артур Чилингаров специально прилетел в Петербург, чтобы встретить сэра Эдмунда Хиллари и показать ему свой родной город. На побережье моря Росса до сих пор сохранилась хижина Роберта Скотта, из которой он отправился в свое последнее путешествие.

Still surviving on the shore of the Ross Sea is Robert Scott’s hut from which he set off on his last journey.

Artur Chilingarov, Vice-Speaker of the State Duma, Hero of the Soviet Union, Doctor of Geographical Sciences and President of the Association of Russian Polar Explorers, flew specially to St Petersburg in order to meet Sir Edmund and show him his native city.

Фотографии из Антарктиды и Новой Зеландии предоставлены В. Стругацким.

The photographs of the Antarctic and New Zealand were supplied by Vladimir Strugatsky.

xtremum

e /

Э кстремум

своей любимой страны, по которому больше всего скучаешь в этом царстве белого безмолвия. Создали вот такой «оазис». Да, Эдмунда Хиллари часто обвиняли в том, что он безумец и искатель приключений, а не ученый. Так ведь он никогда и не говорил, что наука — его страсть. Но именно он после Трансантарктической экспедиции Содружества упорно пробивал идею создания на месте временной базы постоянно действующей научной станции Новой Зеландии. Аэродром города Крайстчерч на самом юге Новой Зеландии уже много лет используется как прекрасный трамплин для полетов на шестой континент. А когда новозеландцы узнали, что Хиллари достиг Южного полюса, зазвонили чуть ли не все церковные колокола Новой Зеландии. А в Британии многие считали его поход непростительной авантюрой. Но я думаю, абсолютно прав Артур Чилингаров, когда говорит: — Без доли авантюризма, я уверен, ни одна полярная экспедиция так и не достигла бы своей цели. Ну что делать, если прав Сент-Экзюпери и «некоторым людям недостаточно подрезать по вечерам розы». Чилингарова тоже многократно обвиняли в авантюризме. Ну разве не безумием было зимой 1985 года, в полярную ночь, когда никто к берегам Антарктиды подхо-

дить не отваживается, отправиться на ледоколе «Владивосток» к затертому льдами в море Росса флагману советской антарктической экспедиции «Михаил Сомов»? Начальник спасательной экспедиции рисковал всем: креслом заместителя министра, в конце концов, жизнью. Но он прекрасно представлял, каково полярникам на атакованном ледовыми полями судне, когда заканчиваются запасы топлива и еды. Чилингаров убежден: если люди в беде, надо идти на помощь. У ледокола были все шансы разделить участь «Сомова». Чилингаров сутками не уходил с мостика, часами кружил на вертолете, отыскивая лазейку в ледовых лабиринтах. «Владивосток» пробился к дрейфующему пятый месяц «Сомову». Такая операция в Антарктике — впервые в истории… Наблюдая за двумя полярными исследователями из разных стран и разных эпох, я думал о том, как много все же общего у тех, кто рискует работать в полярных широтах, у макушек нашей планеты, и кто чаще всего не думает о том, назовут ли другие его безумцем, авантюристом или героем. Тем более что грань между этими понятиями порой едва уловима. Когда мы расставались с сэром Эдмундом, я спросил, есть ли место на земле, где он сейчас мечтал бы снова побывать.

— Есть, — тут же ответил он. — Антарктида. Она очень трудно отпускает человека.

110

Он рисковал всю жизнь — поднимаясь на Джомолунгму, продвигаясь к Южному полюсу, отыскивая следы «снежного человека» в Гималаях.

He spent his whole life risking — climbing Everest, making for the South Pole, seeking traces of the Yeti in the Himalayas.

Город Крайстчерч называют антарктической столицей Новой Зеландии. Здесь находится богатейший в мире Антарктический музей. Одна из самых интересных экспозиций — об экспедиции Фукса—Хиллари.

The city of Christchurch is known as the Antarctic capital of New Zealand. It is home to the world’s richest Antarctic museum. One of its most interesting displays is about the FuchsHillary expedition.

111 Antarctic Expedition, who stubbornly pressed the idea of New Zealand creating a permanently-functioning scientific station in place of the temporary base.

For many years now the airport at Christchurch in the very south of New Zealand has been acting as an excellent launching-pad for flights to the sixth continent. And when the New Zealanders learnt that Hillary had reached the South Pole, nearly all the church bells in the country rang, while many in Britain regarded his trip as an unforgivable risky venture. Still I think Artur Chilingarov is absolutely correct in maintaining that “without a share of adventurism, I am certain that not a single polar expedition would ever have reached its goal. But what can you do if Saint-Exupéry’s right and ‘it’s not enough for some people to prune the roses of an evening’?”

Chilingarov has also repeatedly been accused of adventurism. Wasn’t it crazy in the winter of 1985, during the polar night when no-one dares to approach the shores of Antarctica, to set off on the ice-breaker Vladivostok to try to reach the Mikhail Somov, the flagship of the Soviet Antarctic expedition

ice-bound in the Ross Sea? The leader of the rescue expedition risked everything: his post as a deputy minister, ultimately his life as well.

He could well imagine, though, what would happen to those aboard the ship hemmed in by the ice-fields when their stocks of fuel and food ran out. Chilingarov is convinced that if people are in trouble they should be helped.

The Vladivostok broke through to the Somov that had been drifting for over four months.

It was the first operation of its kind in the history of the Antarctic.

Watching the two polar explorers from different countries and different eras, I thought how much there is in common between those who risk working at polar latitudes, at the extreme “ends” of our planet and who more often than not do not think about others calling them madmen, irresponsible adventurers or heroes. All the more so, as the boundary between the three is barely detectable at times.

When I was saying goodbye to Sir Edmund, I asked if there was anywhere on Earth that he dreamed of revisiting now.

“Yes,” he answered immediately, “Antarctica. It gets a strong hold on you.”

После обеда в Талион Клубе, устроенном в его честь послом Новой Зеландии в России Стюартом Прайором, сэр Хиллари вышел на веранду ресторана «Виктория» посмотреть с высоты шестого этажа, как сверкает на солнце купол Казанского собора, как прекрасен Невский проспект.

After a lunch at the Taleon Club given in his honour by Stuart Prior, New Zealand’s ambassador to Russia, Sir Edmund Hillary went out onto the veranda of the Victoria Restaurant to view the sun sparkling on the dome of the Kazan Cathedral and the attractions of Nevsky Prospekt from sixth-storey level.

p astimes У влечения

/

Александр СЕНИН / Alexander SENIN Фотографии А. Мальцева / Photographs by Anatoly Maltsev

Фото- и видеосъемка была запрещена, поэтому в ход пошли мобильные телефоны: восторженные меломаны поднимали их над головами, чтобы друзья и родные смогли услышать или увидеть концерт.

Get Back,

или Возвращайся, Пол Come back, Paul

112

Photography and filming were banned, so mobile phones came into their own: delighted fans held them above their heads to give friends and family a chance to hear or see the concert.

113

Всего было исполнено тридцать три песни — из репертуара «Битлз», «Уингз» и «сольного» Маккартни.

In all, the group performed thirty-three songs from the repertoire of The Beatles, Wings and McCartney solo.

Get Back — название песни из альбома Let it Be, считающегося заключительной вехой творчества the Beatles: попробуй вернуться туда, куда зовет тебя сердце, как бы трудно это ни было порой. У нашей страны, как известно, всегда была судьба особая — Beatles мечтали вернуться еще в СССР, Пол Маккартни вернулся в Россию. Вероятно, поэтому противоречивые чувства испытывал ваш покорный слуга на Дворцовой площади Санкт-Петербурга 20 июня 2004 года, где сэр Пол трехтысячным концертом отметил свой шестьдесят второй день рождения. Хронология праздника. Шесть вечера — время заявленного старта, 60 тысяч зрителей наготове. В половине седьмого пролился традиционный для этого лета петербургский ливень. Дворцовая стала одним большим зонтиком, но дезертиров замечено не было. Около семи дождь, не без помощи устроителей, завершился, ждать стало спокойнее. В начале восьмого на сцене появился ди-джей в красном — мы все-таки в городе трех революций! На сцене тем временем акробатки и танцоры готовили зрителей к появлению Артиста №1. Наконец в половине восьмого голос «за кадром» произнес: «Три — два — один», и на сцене со словами: «Привьет, Питер!» и песней Jets («Реактивные самолеты») из альбома Band on the Run, жесткий ритм которой сразу «разогрел» сто“Get Back” is the title of a song on the album Let It Be that is considered the final milestone in The Beatles’ work: try to return to where your heart calls you, however difficult that may be at times. Our country, as we know, always had a special destiny — The Beatles in their time dreamt of being “Back in the USSR”. Paul McCartney came back to Russia. That is probably the reason for the mixed emotions that I felt on Palace Square in St Petersburg on 20 June 2004 when Sir Paul celebrated his sixty-second birthday with his 3000th concert.

The chronology of the evening. Six pm — the scheduled starting time: 60,000 fans wait expectantly. At 6.30 one of those St Petersburg downpours that have been a firm feature of this summer broke. The square became a solid mass of umbrellas, but no deserters were spotted. Around seven the rain finished, not without the aid of the organizers, and waiting became easier. Soon after a DJ appeared dressed in red – we are in the city of three revolutions, after all!

Meanwhile acrobats and dancers on the stage warmed up the audience for the main attraction.

У влечения / p a s t i m e s

явших на площади, появился Пол Маккартни. А с ним — молчаливый гитариствиртуоз, поющий и весьма эмоциональный барабанщик и клавишник-синтезаторщик. Четыре человека на сцене. К горлу подкатывается предательский комочек. Оглядевшись по сторонам, понимаешь, что окружающие выдают аналогичную реакцию. И так продолжается все два с половиной часа: песня за песней, мощнейший звук заставляет двигаться, чудесным образом тексты тридцати из тридцати трех исполненных песен мгновенно всплывают в памяти. На Дворцовой в тот вечер звучали и первые песни Beatles, и последние песни Маккартни, и специально написанная для этого концерта песня о Петербурге, и достопамятные со школьных лет хиты с маленьких дисков фирмы «Мелодия». В СССР такая пластинка называлась «миньон» — максимум четыре песни на скорости тридцать три и одна треть оборотов в минуту. Кстати, «33 и одна треть» — название одного из альбомов покойного Джорджа Харрисона. Его Маккартни вспомнил первым, затем — Джона. Каждому по песне. И если остались еще люди, которые винят Пола в распаде Beatles, то после концерта я окончательно понял — я не с ними. Я с тем, кто один за всю ливерпульскую четверку на Дворцовой. Я с теми, кто преодолел финансовый, гео-

графический и какие там еще бывают барьеры, чтобы увидеть его здесь. 60 тысяч пар счастливых глаз — можете представить? Я теперь могу, хотя никогда себя битломаном не считал. Концерт на Дворцовой заставил понять — музыка Beatles значит для меня много больше, чем представлялось. И когда Маккартни говорит: «Я люблю вас!» — он не лукавит. Поэтому расходились все счастливыми и немного грустными. Get Back, Пол. Петербург тебя тоже любит.

18 июня на берегу Финского залива у поселка Тарховка питерские битломаны, по традиции, отмечали день рождения Пола.

On 18 June Petersburg Beatlemaniacs kept their tradition of celebrating Paul’s birthday on the shore of the Gulf of Finland

by Tarkhovka village.

Wildlife party — вино, шашлыки и «живая» музыка рядом с изображением кумира. Сам именинник прибыть на торжество не успел.

A “wildlife party” — wine, shashlyki and live music next to a picture of their idol. Sir Paul himself could not make it to the party.

114 At last, at 7.30 a “voice off” announced “Three — two — one!” and with the words “Privet, Piter!” and the song “Jet” from the Wings album Band on the Run, the hard rhythm of which instantly put life into those standing in the square, Paul McCartney appeared. He was accompanied by a tightlipped virtuoso guitarist, a singing, highly emotional drummer and a keyboards-synthesizer player.

Four people on stage. A treacherous lump comes to the throat. Looking around, you realize that others in the audience have a similar reaction. And that’s how it goes on for the whole two and a half hours: song after song, the extremely powerful sound forces you to move, the words of thirty of the thirty-three songs performed miraculously spring instantly to mind. On Palace Square that evening we heard The Beatles’ first songs and McCartney’s latest as well as one about St Petersburg written specially for the concert and the memorable hits of my schooldays that came on those EPs from the firm Melodia. In the USSR such discs were called “mignons” — a maximum of four songs at a speed of 33 1/3 RPM. Thirty-

Three and 1/3 incidentally, was the title of one of the late George Harrison’s albums.

McCartney remembered George first, then John. A song for each of them. And if there are still people who blame Paul for the break-up of The Beatles, after this concert I understood once and for all that I am not with them. I am with the man who stood alone for all the Fab Four on Palace Square.

I am with those who overcame financial, geographical and whatever else hurdles in order to see him here. Sixty thousand pairs of happy eyes — can you imagine it? I can now, although I was never a Beatlemaniac.

The concert on Palace Square made me realize that The Beatles’ music means more to me than I imagined. And when McCartney says “I love you!”, he’s not just saying it. So everyone went home happy and just a little sad. Get Back here, Paul. Petersburg loves you too.

Перед битломанами выступили даже…

Beatles. Правда, в виде кукол-марионеток Even The Beatles performed for these dedicated fans – admittedly only as marionettes.

У влечения / p a s t i m e s

Насыщенность событиями отличает столичную культурную жизнь от провинциальной, где появление заезжей знаменитости или гастроли известного театра воспринимаются как подарок судьбы. А в Петербурге за лето происходит до дюжины событий джазовой жизни, которые для любителей этой музыки станут незабываемыми. Георгий ВАСЮТОЧКИН / Georgy Vasiutochkin

в зените джазового лета 116

117

Давид Семенович Голощекин — мультиинструменталист и руководитель Санкт-Петербургской филармонии джазовой музыки.

David Goloschokin — a “multi-instrumentalist” and head of the St Petersburg Jazz Philharmonia.

At the Height of the Jazz Summer

Джаз в США. Основные факты, стили, исполнители

The abundance of events is what distinguishes the cultural life of a capital from that of the provinces where the appearance of a visiting celebrity or a tour by a well known theatre is looked on as a gift of fate. In St Petersburg this summer up to a dozen jazz events are taking place that promise to be unforgettable for fans of this type of music.

Среди них — выход в свет и презентация биографического справочника Владимира Фейертага «Джаз в Петербурге. Who is who?», и выступление Джона Маклафлина — знаменитого гитариста и бенд-лидера, и NU Jazz Festival 04 на клубной сцене в Александровском парке. К особо значимым событиям следует отнести празднование шестидесятилетия народного артиста России Давида Голощекина, двухдневный международный Петропавловский джазовый фестиваль и очередной вечер программы ансамбля Ars Nova, cоздающего своеобразную джазовую параллель «Четырем временам года» Вивальди. А заключительным аккордом первой половины лета стал фестиваль «Свинг Белой ночи». Однако обо всем по порядку… В самом начале нынешнего лета руководитель Филармонии джазовой музыки сделал сразу два подарка искушенной публике: представил свой новый диск — «Давид Голощекин. Избранное», включающий двенадцать композиций, и выступил с концертной программой из лучших номеров, исполнявшихся здесь за пятнадцать лет существования Филармонии. На диске представлена и бесспорная джазовая классика таких авторов, как Хуан Тизол и Хоуги Кармайкл, Джонни Грин и Виктор Янг, и пять собственных композиций Голощекина, среди которых «Сиреневый час», «На солнечной стороне Невского» и «У меня все по-старому», ставших отечественными «стандартами». На концерте Давид Семенович играл и на скрипке, и на флюгельгорне, и на вибрафоThey include the publication and presentation of Vladimir Feiertag’s biographical reference work Jazz in Petersburg: a Who’s Who?, a performance by the famous guitarist and bandleader John McLaughlin, and the NU Jazz Festival 04 on the club stage in the Alexandrovsky Park. Particularly important “dates for the diary” are the sixtieth birthday celebration for People’s Artist of Russia David Goloschokin, the two-day international Petropavlovsky Jazz Festival and the latest evening in the programme of the Ars Nova ensemble who are creating a sort of jazz parallel to Vivaldi’s Four Seasons. The final chord of the first half of the summer was the White Night Swing festival.

But let’s deal with things in turn…

At the very start of this summer the head of the St Petersburg Jazz Philharmonia gave the sophisticated public two gifts at once: he released a new album — David Goloschokin. Selected Works, featuring twelve compositions, and presented a concert programme of the best numbers performed at the Philharmonia in its fifteen years of existence. The album contains both unarguable jazz classics by such composers as Juan Tizol and Hoagy Carmichael, Johnny Green and Victor Young, and also five of Goloschokin’s own com-

У влечения / p a s t i m e s

не, аккомпанировал вокалистке Эльвире Трафовой на ударных, кульминацией же программы стало его фортепианное соло в популярнейшем стандарте «Когда рыдает цыганская скрипка», породнившее американский джазовый мотив со смятенными петербургскими блужданиями Александра Блока. Джаз «высшей пробы» звучал в голубой гостиной Шуваловского дворца на Фонтанке, 21. Ансамбль Ars Nova, возглавляемый пианистом Петром Корневым и тенор-саксофонистом Михаилом Костюшкиным, продолжил серию вечеров «Джаз, живопись и вино», на которых под музыку происходит презентация (и дегустация) тонких вин и экспонируются новые работы молодых петербургских живописцев. В сентябре ожидается программа «Осенние листья». В Петропавловском джазовом фестивале на стрелке Заячьего острова приняли участие шестнадцать зарубежных джазменов и десятки музыкантов Петербурга и Москвы. Имена титульных исполнителей — Давида Голощекина, Ричи Коула (альт-саксофон), Майка Мэйниери (вибрафон) — не нуждаются в комментариях. Вокалистка Дениз Перье также известна любителям джаза. Однако и Коул, которому пятьдесят шесть, и Мэйниери, заявивший о себе еще в конце пятидесятых, лишь подтвердили свой устойчивый

«Разнообразие выбора» — таким, пожалуй, мог бы стать девиз этого лета у любителей джаза.

“Variety of choice” could well be the motto of this summer for jazz fans.

В голубой гостиной Шуваловского дворца ансамбль Ars Nova с программой «Джаз, живопись и вино» и его гости.

The Ars Nova ensemble entertaining guests with the “Jazz, Art and Wine” programme in the Blue Drawing-Room of the Shuvalov Palace.

рейтинг. А приятным открытием фестиваля стали на этот раз два петербургских оркестра — биг-бенд Сергея Гусятинского и оркестр Вячеслава Гайворонского. Первый состав укомплектован группами труб, тромбонов и саксофонов, однако это не ретро-свинговый оркестр: музыканты успешно справляются и с современными аранжировками. Ряд саксофонов — это питомцы Геннадия Гольштейна; первая труба — Николай Александров, еще в семидесятых работавший в оркестре Иосифа Вайнштейна. Есть и музыканты из оркестра Ленинградского военного округа. Но главное — мощь и драйв исходили от приглашенного драммера,

Закрытие фестиваля его участники отметили большим гала-концертом на площади Искусств.

The participants marked the closing of the festival with a large gala concert on the Square of Arts.

118

воспитанника ленинградского джаза Александра Машина, работающего ныне за рубежом. Оркестр Гайворонского выглядит как антитеза знаменитым «Саксофонам Санкт-Петербурга» Геннадия Гольштейна. В нем нет ни одного саксофона, а только медные духовые. Аранжировки сложны, но вслушивание в саунд оркестра вознаграждается: это не авангард, рассчитанный на мгновенную реакцию слушателей. Правда, сыгранность оркестрантов пока «хромает», но после многолетних выступлений Гайворонского в чисто авангардном дуэте с Владимиром Волковым эта его инициатива достойна всяческих похвал. В зените нынешнего джазового лета, разумеется, находится XI международный фестиваль «Свинг Белой ночи». В списке его гостей оказались многие легендарные имена отечественного джаза: кларнетист Александр Рябов, пианист Игорь Бриль (ныне профессор, возглавляющий кафедру Российской Академии музыки имени Гнесиных), саксофонист мирового уровня Игорь Бутман, композитор и дирижер Георгий Гаранян, пианист и композитор Анатолий Кролл. Из зарубежных гостей на фестивале выступили: трио Камерона Брауна, звезда американского джаза Шейла Джордан, а также трио Лейфа Сименсена из Норвегии.

119 positions, including Lilac Hour, On the Sunny Side of Nevsky and Things are still the same with me that have become “standards” in this country. At the concert David played the violin, the flugelhorn and the vibraphone.

He accompanied the vocalist Ella Trafova on percussion, but the culminating moment of the programme was his piano solo in the highly popular standard When the Gypsy Violin Cries that marries an American jazz motif with the jumbled St Petersburg wanderings of Alexander Blok.

Real 24-carat jazz could be heard in the Blue Drawing-Room of the Shuvalov Palace on the Fontanka. The Ars Nova ensemble, led by pianist Petr Kornev and tenor saxophonist Michael Kostiushkin, continued their series of “Jazz, Art and Wine” evenings at which music accompanies the presentation (and tasting) of fine wines, while new works by young St Petersburg painters are on display. Their “Autumn Leaves” programme is due in September.

Sixteen foreign jazzmen and dozens of musicians from St Petersburg and Moscow took part in the Petropavlovsky Jazz Festival alongside the fortress on the tip of Hare

Петропавловский джазовый фестиваль. Вокалистка Лера Гехнер с ансамблем.

The Petropavlovsky Jazz Festival. Vocalist Lera Gekhner and band.

Клавишник Алексей Самарин.

Keyboards-player Alexei Samarin.

Island. The names of the bill-topping performers — David Goloschokin, Richie Cole (alto sax) and Mike Mainieri (vibraphone) — require no comment. The vocalist Denise Perrier is also well known among jazz-lovers. But both Cole, who is fifty-six, and Mainieri, who made his name as far back as the late ’50s, only confirmed their stable rating. A pleasant discovery at this year’s festival was two St Petersburg ensembles — Sergey Gusiatinsky’s St Petersburg Big Band and Vyacheslav Gaivoronsky’s orchestra. The former is made up of groups of trumpets, trombones and saxophones, but it is not a retro swing band: the musicians cope successfully with modern arrangements too. The row of saxophones are pupils of Guennadi Golstain; the first trumpet, Nikolai Alexandrov, worked in Iosif Vainshtein’s band back in the ’70s.

There are also musicians in it from the Military District jazz band. Most significant, though, was the power and drive that came from the guest drummer, the Leningrad jazz alumnus Alexander Mashin, who now works abroad. Gaivoronsky’s orchestra looks like the antithesis of Guennadi Gol-

stain’s celebrated Saxophones of St Petersburg. There is not a single sax in the ensemble, only brass instruments. The arrangements are complex, but taking time to listen and get into the orchestra’s sound is rewarding: it’s not avant-garde aimed at getting an instant reaction from the audience.

The members’ team-work, admittedly, is not quite up to scratch yet, but after Gaivoronsky’s many years of playing in a purely avant-garde duet with Vladimir Volkov this initiative of his deserves every praise.

At the height of this year’s jazz summer there is, of course, the 11th international White Night Swing festival. The guest list included many legendary names in Russian jazz: the clarinettist Alexander Ryabov, the pianist Igor Brill (now a professor and head of department at the Russian Gnessins Musical Academy), the world-rank saxophonist Igor Butman, the composer and conductor George Garanian and the pianist and composer Anatoly Kroll. Foreign performers at the festival were the Cameron Brown trio, the American jazz star Sheila Jordan and the Leif Simensen trio from Norway.

У влечения / p a s t i m e s

В последние годы в России много говорят о роскоши. Обычно речь идет о мехах, бриллиантах, автомобилях, виллах. А настоящая роскошь — это сад. Утром, когда на листьях лежит роса, вечером, когда все благоухает и белые лепестки словно светятся в сумерках… Есть, правда, проблемы. В наших краях мало что само растет. Нужны гигантские усилия. Даже землю приходится привозить издалека, чтобы превратить песок и камни в то, что называется почвой. Почва. Корни. Важные слова в русском языке. И знаковые символы в русской культуре. Вспомним хотя бы вишневый сад, который с легкой руки Чехова уже больше ста лет служит символом утраты основ российской жизни.

с картошкой даже на тех участках, владельцам которых до финансового благополучия еще далеко. Красота не кормит, но она успокаивает нервы и греет душу. Цветоводство становится модным. Это, в конце концов, благородное, солидное занятие. Даже британская королева выходит в сад с корзинкой и садовыми ножницами. Есть люди, предпочитающие нанимать специалистов, которые определяют стиль сада и поддерживают его. Большинство управляется своими силами и зачастую о стиле не думает: что выросло, то выросло. Оба метода ведения садового хозяйства доставляют людям удовольствие, а это, безусловно, главное. Для стандартного сада в торговых заведениях сегодня есть все. Но для проявлений творческой индивидуальности чего-то обязательно не хватает. А поскольку дело практически возрождается из руин и пе-

«Пошли мне сад...» Александра АНДРЕЕВА / Alexandra ANDREYEVA

“Send me a garden…”

Постепенно, в течение XX века, понятие сада в России сменилось понятием огорода. Пресловутые шесть соток кормили семьи. Конечно, «вышли мы все из народа», поэтому многие любят копаться в земле. Зов предков. Однако увлечением

огородничество, как правило, не казалось. Оно долгое время было суровой необходимостью. Теперь ситуация меняется. Увлечение садом распространяется быстро: цветы и декоративные растения сменяют грядки

Этот северный оазис, заложенный пять лет назад, выглядит необычно. Он состоит из десятков изящных уголков, гармонирующих друг с другом.

120

121 In recent years much has been said in

Russia about luxury. Usually the reference is to furs, diamonds, cars and villas. But real luxury is a garden. In the morning when the dew is still on the leaves; in the evening when everything smells sweet and the white petals seem to glow in the dusk…

There are admittedly problems. In our region few things grow of their own accord.

It requires enormous efforts. Even earth has to be brought from far away to turn the sand and stones into something you can call soil.

Soil and roots are important words in the Russian language and powerful symbols in Russian culture. We need only recall the cherry orchard that with Chekhov’s gifted help has served for more than a hundred years now as a symbol for the loss of the foundations of Russian life.

Gradually, over the course of the twentieth century the idea of the garden — sad — became replaced in Russia by that of the vegetable plot — ogorod. The (in)famous 600 square metre “standard-issue” plot in the country fed the family. Of course “we all came from the common people” and so many of us enjoy tilling the soil. It’s in the

blood. But vegetable gardening was not, as a rule, looked upon as a hobby. For a long time it was a sheer necessity.

Now the situation is changing. Interest in gardening is growing rapidly: flowers and decorative plants are replacing rows of potatoes even on plots whose owners are far from well-off financially. Beauty can’t feed you, but it does calm the nerves and warm the heart. Flower-growing has become fashionable. It is, when all’s said and done, a noble, respectable activity. Even the Queen of England goes out into the garden with a basket and shears.

There are people who prefer to hire specialists who will establish a style for their garden and maintain it. The majority manage with their own efforts and quite often give no thought to style: what comes up comes up. Both ways of gardening bring people pleasure, and that is unarguably the most important thing. You can buy everything you need for a standard garden nowadays. For expressions of creative individuality, however, something will inevitably be lacking.

And, since the practice of gardening is virtually being reborn from the ashes and ruins

This northern oasis, begun five years ago, has an unusual look. It consists of dozens of dainty little corners that harmonize with each other.

that are the recollections of the dachas and country houses of early last century, you need to have patience.

Astonishing flourishing islands have already appeared. Often they are the result of self-sacrifice on the part of people for whom a garden is more than a hobby. On the Karelian Isthmus, for example, there is a remarkable spot that has been transformed

by Natalia Koriakina. There on only 1,700 square metres she has found room for roughly 2,500 different plants, ranging from ordinary camomiles and bellflowers to orchids in a greenhouse and water-lilies in the pond.

Nothing here is the product of chance, neither the choice of plants, nor the shape of the stack of firewood, nor the architecture of the pergola, nor the interior of the veranda. That’s not surprising: Natalia Koriakina is a professional biologist and a noted florist, the founder and owner of a floral design salon. But the garden is not an extension of the business. It is a way of life.

Her daughter Xenia, who is preparing for her finals in landscape design at the Forestry

пла воспоминаний о дачах и усадьбах начала прошлого века, нужно набраться терпения. Удивительные цветущие островки уже возникли. Зачастую это результат подвижничества людей, для которых сад больше чем увлечение. На Карельском перешейке, например, есть замечательное место, преображенное Наталией Корякиной. Здесь всего на 17 сотках размещается примерно 2,5 тысячи разнообразных растений, начиная с обычных ромашек с колокольчиками и заканчивая орхидеями в оранжерее и нимфеями в пруду. Ничто здесь не случайно: ни выбор растений, ни форма поленницы, ни архитектура беседки или интерьер веранды. Ничего удивительного: Наталия Корякина — профессиональный биолог, известный флорист, основатель и владелец салона флористического дизайна. Однако сад — не продолжение бизнеса. Это образ жизни. А вот дочь Ксения, которая готовится защищать в Лесотехнической академии диплом по ландшафтному дизайну, безумно любит лошадей. И недавно озадачила родителей во время поездки в Англию: едва взглянув на выставку цветов в Челси, она сбежала в ближайшую конюшню. Но говорят, что увлечение садом приходит с годами. Вот и ваше время, возможно, придет.

Academy, is crazy about horses. She stunned her parents during a recent visit to England: after barely a glance at the Chelsea Flower Show, Xenia made a beeline for the nearest stables. Still, they say an interest in gardening is something that comes with age. So maybe your time will come too.

Настоящий дизайн: переливы цвета, сочетание фактур и объемов, изобретательность в деталях.

There’s real design: the play of colours, combinations of textures and volumes, invention in the details.

«За этот ад, за этот бред пошли мне сад на старость лет…» Марина Цветаева

“This hell, this drivel to assuage, send me a garden in my old age…”

Marina Tsvetayeva

У влечения / p a s t i m e s

Божья птичка, что и говорить! Не диво, что и дух-то Божий во образе голубя явился, чистая, незлобливая птичина, что младенец незлоблива. Даниил Мордовцев. «Сидение раскольников в Соловках».

God’s bird, what’s there to be said!

It is no wonder that God’s spirit too appeared in the form of a dove, a pure gentle bird, as gentle as an infant.

Daniil Mordovtsev A Session of the Old Believers at Solovki

Евгений Михайлович Замосковский может говорить о голубях часами.

Yevgeny Mikhailovich Zamoskovsky can talk about pigeons for hours.

122

Пребывание на этой крыше оказалось делом чрезвычайно увлекательным. Под мирное, по-домашнему уютное воркование голубей постепенно отступал страх высоты, петербургский дворик с высоты птичьего полета казался особенно опрятным и зеленым и рассказчика, к которому привела меня журналистская судьба, вовсе не хотелось называть словом «голубевод». Что-то слышится в нем бюрократически-бездушное. А голуби в жизни Евгения Михайловича Замосковского не только безумное увлечение «для души», длящееся почти пятьдесят лет, это и собственные научные изыскания (в прошлом Евгений Михайлович — доцент кафедры зоологии ЛГПИ им. А. И. Герцена), это свой круг интересов, воспоминаний и близких друзей. Это реальные «голубиные» истории, которые так интересно слушать, провожая взглядом взметнувшихся в поднебесье птиц.

— Вот вы абсолютно правильно заметили: с чем у простого человека ассоциируется сегодня обычный городской, так называемый сизый голубь? С раздражением, потому что он вечно путается под ногами. Или с картиной Пикассо «Голубь мира», но это, так сказать, уже другой — поэтический аспект. А по моему четкому убеждению, голуби в жизни человека существовали всегда и никто их, в отличие от лошадей и собак, никогда не «одомашнивал». Они просто селились в поис-

ках пищи рядом с человеком. Правда, их быстрое и многочисленное распространение в отдельные периоды представляло для любого поселения или города неудобства и даже некоторую санитарную опасность. Еще лет двадцать назад, когда ленинградские власти были озабочены проблемой отлова и «ущемления прав» голубей, которых тогда развелось достаточно много, вопрос решился сам собой. Природа, как всегда, оказалась намного решительней и мудрей. Резкое сокращение численности обычных сизых голубей в нашем городе было вызвано тем, что они оказались подходящей пищей для ворон, в силу многих причин также оккупировавших город. Скажем так: восторжествовало природное равновесие. Хотя если вспомнить послевоенное время, то первые появления голубей на улицах Ленинграда после снятия блокады воспринимались как чудо, как настоящий символ мирной жизни. Люди плакали, когда видели прогуливающихся голубей, и шептали: «Как до войны, Господи, как до войны...» Евгений Михайлович вдруг прерывает свой рассказ и, приговаривая: «Ну, засиделись, родные, полетайте еще...», выходит на середину крыши. Я ловлю себя на мысли, что где-то я уже это видела, будто бы кладовая моей генной памяти хранит этот драгоценный образ: человек на крыше, молодецкий посвист, легкий треск лоскута, привязанного к концу обычной суковатой палки, шум расправленных

My visit to the roof proved exceptionally interesting. With peaceful, cosy cooing of the pigeons in my ears my fear of heights gradually eased and from a bird’s eye perspective the St Petersburg courtyard seemed particularly green and tidy. For Yevgeny Zamoskovsky pigeons mean not only an absorbing hobby that has lasted almost fifty years, but also his own scientific researches (he is a former senior lecturer in the Zoology Department of the Pedagogical Institute), a whole set of interests, memories and close friends. He has a string of really interesting tales to tell as you watch the birds soaring up into the sky.

— You were quite right when you said what an ordinary person today thinks of when pigeons are mentioned – irritation because they are always getting under your feet. Or else Picasso’s Peace Dove, if they take a different, more poetic, view, so to speak. Still I am firmly convinced that pigeons have always been a part of human existence and that, in contrast to horses and dogs, nobody domesticated them. They simply settled close to human beings in search of food. Admittedly, when they have multiplied rapidly and in large numbers at certain times they have proved an inconvenience for any settlement or city, and even a certain danger to health. Some twenty years back, when the

Leningrad authorities became concerned with the question of thinning out the pigeon population that had then got quite large, the problem solved itself.

Nature, as always, proved wiser and more decisive.

The sharp drop in the numbers of pigeons in our city was due to the fact that they proved suitable food for the crows that for many reasons also invaded the city.

Put it this way: the natural balance was restored.

Yevgeny Zamoskovsky suddenly interrupted himself and, with the words “Well, you’ve sat long enough, my dears, fly a bit more,” went out to the middle of the roof.

People often ask “How do pigeons deliver “pigeon post”? How do they know who to bring it to?” Of course, they don’t know anything of the sort. It’s just that pigeons always return home.

There is probably no creature in the world more devoted to its own place of origin than the carrier pigeon. It still remains a mystery how exactly they navigate their way. Some people believe that “homers” can detect variations in the Earth’s magnetic field; others try to show that the birds have the ability to orient by a source of light. Whatever the case, “pigeon post” has existed since time immemorial: as far back as the Babylonian kingdom there were pigeons that carried letters and special towers were built for them.

123

Лариса ЗОРИНА / by Larisa ZORINA Фотографии Ю. Молодковца и Ф. Молодковца / Photographs by Yury Molodkovets, Filipp Molodkovets.

чудо в перьях a winged wonder

“

У влечения / p a s t i m e s

крыльев и — небо. А потом возвращение домой, на родное облюбованное место, которое притягивает голубей как магнит.

— Часто спрашивают: «А как голуби доставляют голубиную почту“, откуда они знают, кому ее передать?» Конечно, они ничего этого не знают. Просто голуби всегда возвращаются домой. Пожалуй, более преданного по отношению к родному месту существа, чем почтовый голубь, в природе не существует. Каким образом они ориентируются в пространстве, до сих пор остается загадкой. Кто-то считает, что «почтари» воспринимают колебания магнитного поля Земли, кто-то доказывает, что у этих птиц есть способность ориентироваться по источнику света. Но во всяком случае, «голубиная почта» существует с незапамятных времен: уже в Вавилонском царстве для голубей, переносящих письма, строились специальные башни. Любопытна история обогащения родоначальника знаменитой династии Ротшильдов, связанная с «голубиной почтой». Во время наполеоновской стодневной эпопеи Натан Ротшильд, владевший небольшим капиталом, находился в Лондоне. В связи с войной британские государственные ценные бумаги котировались на бирже совсем невысоко. Ротшильд, имевший в действующей армии собственных агентов, узнал о победе британцев с помощью «голубиной почты» на три дня раньше официальных известий и успел купить облигации по дешевке. Так что

битва при Ватерлоо, от которой зависел исход войны с французами, вошла не только в учебники по военному делу, но и в историю финансовых операций. Между прочим, и сейчас зарубежные голубеводы подчас готовы выложить за элитного почтового голубя сумму, равную стоимости хорошего автомобиля. Этих птиц разводят не на показ. Их ценят за быстролетность и живость ума, и я абсолютно уверен в том, что среди голубей есть птицы с характером и настоящие личности. Покружив над домом, голуби вновь опустились на крышу. «А вон, видите стаю? Это голуби моего соседа», — и Евгений Михайлович с юношеским задором начинает рассказ о сообществе людей, которых объединяет одна страсть — голуби.

— В России голубей разводили с незапамятных времен. Раньше это занятие называли голубиной охотой, а разводчиков голубей — голубиными охотниками. До сих пор есть голубиные «воры», охотящиеся за наиболее ценными птицами. Вот выпустишь голубей и ждешь, волнуешься — все ли вернутся домой. Бывает, что кого-то и недосчитаешься. Один еще молод – немного заблудился, другого чужая голубка могла соблазнить и оставить на своей голубятне, а тут, глядишь, и свой где-то чужака подобрал. Вот, например, в честь Дня Победы мы с товарищами выпустили над Дворцовой пло-

124 There is a fascinating tale of how one of the founders of the famous Rothschild dynasty made a fortune using carrier pigeons. At the time of Napoleon’s Hundred Days, Nathan Rothschild was in London with a fairly small amount of capital at his disposal.

Due to the renewed hostilities, British government bonds were selling at very low prices on the exchange.

Rothschild, who had his own agents with the army in the field, learned about the British victory with the aid of “pigeon post” three days before the official news broke and managed to buy bonds on the cheap. So the Battle of Waterloo that decided the outcome of the war with the French went down not only in textbooks of warfare, but also in the history of financial operations. Incidentally, still today pigeon-fanciers abroad will sometimes pay considerable sums for an outstanding homing pigeon. Those birds are not bred for show. They are valued for speed of flight and a lively mind, and I am absolutely convinced that among pigeons there are birds with character and genuine personalities.

After circling above the building, the birds settle back on the roof. “See that flock over there? Those are my neighbour’s pigeons.”

And with youthful ardour Yevgeny Zamoskovsky begins to talk about the community of people who are linked by a single passion – pigeons.

Pigeons have been bred in Russia since time immemorial. Still today there are pigeon thieves who go hunting after the most valuable birds. You release your pigeons and then you wait anxiously to see if they all come home. Sometimes one or two go missing. One might be still too young and get a bit lost; another might be seduced by someone else’s female and end up in her loft; then again you look and yours have picked up some stranger.

For example, to mark Victory Day some other pigeon-fanciers and I released 59 pigeons over Palace Square. It was a very beautiful sight and everyone enjoyed it. Then we started ringing each other to check that everyone’s birds had got back safely. Mine all did, but some people lost one or two. There’s nothing to do but wait… There’s the excitement for you, and anxiety like a father or mentor feels.

Carefully going down the steps, we enter any pigeon-fancier’s “holy of holies” – the loft itself.

Neat, kept clean and tidy with an evenly arranged row of feed-trays and water containers, it bears no resemblance to the metal “pigeon shelters” you see attached to the corners of buildings.

Well, some have more luck than others, Yevgeny Mikhailovich guesses what I am about to ask.

Nowadays, of course, fitting out any pigeon loft is

Для настоящих голубеводов часто бывает неважным количество голубей. Намного важнее их породность. Поэтому истинный знаток всегда оценит кружастых голубей, которые издревле славятся оригинальностью полета и изяществом форм.

For real pigeon-fanciers the number of their birds is often unimportant.

Their pedigree is much more important. For that reason a true connoisseur always appreciates “circling pigeons” that have long been famous since ancient times for their original way of flying (hence the name) and elegant shape.

125

У влечения / p a s t i m e s

щадью 59 голубей. Очень красиво получилось, всем понравилось. А потом созванивались: у всех ли голуби вернулись на место. У меня — все, а некоторые одного-двух недосчитались. Что ж, надо ждать... Как на настоящей охоте — тут тебе и азарт, и переживания, как у отца-воспитателя. Осторожно ступая по ступенькам, мы спускаемся в «святая святых» любого ценителя голубей — саму голубятню. Аккуратная, чисто убранная, с ровно расположенным рядом кормушек и поилок, она совсем не похожа на металлические «голубиные приюты», которые крепятся к углам домов.

— Ну, это кому как повезет, — угадывает мой вопрос Евгений Михайлович. — Сейчас, конечно, оборудовать любую голубятню — удовольствие не из дешевых. Да и законодательно не все просто... Кстати, у этого занятия имеются и географические особенности. Звонили мне, помнится, не так давно из одной съемочной группы. Собирались снимать фильм о Брежневе. А про его страсть к голубям в нашем кругу до сих пор легенды ходят. Спросили, не могу ли я помочь им — «сдать в аренду» для съемок своих го-

лубей. Отвечаю, что речь идет об особой разновидности голубей, живущих именно на Украине, — николаевских тучерезах. За этими высоколетными голубями, которые стоят так высоко в небе, что превращаются в мерцающие точки, можно наблюдать только глядя в большой таз с водой — с запрокинутой головой несколько часов не простоишь. Есть голуби, которых ценят за особенный голос, напоминающий военный оркестр с трубами и барабанами, их так и зовут — трубачибарабанщики. Есть так называемые бойные голуби, которые, переворачиваясь в полете, сильно «бьют» крыльями. Есть статные, кружастые, курчавые... А вот это мои турманы. Мой «голубиный» рассказчик бережно берет в руки короткоклювого аристократа, его большие глаза в широком ободке следят за мной совсем по-человечески. Я покидаю этот безмятежный, наполненный любовью и сладким воркованием мир с белоснежным перышком в руке и четким осознанием библейского напутствия: «...Итак, будьте мудры, как змии, и кротки, как голуби». Я выхожу на улицу и медленно поднимаю голову вверх.

126

В голубятне Евгения Замосковского есть настоящий «детский сад» для птенцов. Первое время родители кормят своих питомцев специальным голубиным молочком. А для птенцов-турманов подбирают кормильцев из пород попроще, так как короткий клюв этих искусственно выведенных птиц не предназначен для кормления.

В этом яйце зародилась новая жизнь. Трудно представить, какую нежность можно почувствовать, ощутив на руке беззащитность голубиного птенца!

Yevgeny Zamoskovsky’s loft contains a real “nursery” for the young birds.

At first the parents feed their young with special pigeon milk (secreted from the crop). Young tumblers need to be found “wet nurses” from a less fancy breed as the short bills of these highly bred birds are not suitable for feeding.

A new life is contained within this egg. It is hard to believe the tenderness you feel holding a defenceless chick in your hand.

127

an expensive business. Incidentally, there is a geographical side to this hobby too. I remember not so long ago I got a phone call from a film crew. They were going to make a picture about Leonid Brezhnev. Well, legends are told among people like me about his passion for pigeons. They asked whether I would help them by hiring out my pigeons for the filming. I told them that in his case it was a special breed of pigeons that lives specifically in the Ukraine. They only way to watch those birds that soar so high into the sky that they become shimmering dots is by looking into a large bowl of water – you can’t stand with your head back for hours on end.

There are also pigeons that are valued for their distinctive voice that sounds like a military band with trumpets and drums. There are those that turn over in flight, they beat their wings so strongly… Here, these are my tumblers.

Yevgeny Zamoskovsky carefully picks up a short-billed aristocrat; his large eyes with broad rings around them watch me in a very human manner. I leave this untroubled world, full of love and gentle cooing, with a snow-white feather in my hand and a better understanding of the biblical advice: “Be wise as serpents, innocent as doves.” I get out into the street and slowly raise my eyes to the sky.