44_contents
3/21/11
15:08
Page 4
этом номере... in this issue…
Как могла неграмотная деревенская девушка подчинить своей воле знатных аристократов, стать во главе деморализованной армии и одерживать победу за победой над опытным и могучим противником? How could an illiterate country girl bend exalted aristocrats to her will, take charge of a demoralized army and win victory after victory over an powerful and experienced foe?
блистательный ДИСК / the brilliant DISK
«Врагам внушая суеверный ужас…»
искусство отдыхать / the art of relaxation
“Instilling superstitious terror in the enemy...”
Профессия: смотритель маяка
…106
Profession: Lighthouse Keeper
Брат Настоятель линия жизни: упорство / line of fate: determination
The Father Superior
Сезон на Меркете длится с мая по октябрь, но в эти теплые и светлые месяцы работа идет почти круглые сутки.
Путь Освободителя Прославить Францию в далекой России гость номера / guest of the issue
To Bring Glory to France in Distant Russia
Не спорт, но искусство Not a Sport, but an Art
Усилиями Валлен-Деламота в Россию уверенно входил классицизм. Среди вельмож утверждалась «мода на француза»: он прослыл непревзойденным мастером интерьеров… Through Vallin de La Mothe’s efforts Neo-Classicism made its confident arrival in Russia. The Frenchman was soon in vogue with the noble elite: he enjoyed a reputation as a peerless interior designer.
Шахматы на высоком уровне всегда были единоборством диаметрально противоположных по темпераменту, взглядам, мировоззрению, политическим убеждениям личностей. В шахматах кипели шекспировские страсти.
…22
In the past high-level chess was always a duel between personalities diametrically opposed in terms of temperament, attitudes, world view and political convictions. There were Shakespearean passions bubbling away within chess.
Путешествие к истокам Земли A Journey to the Sources of the Earth
…38
страна, которую мы потеряли / the country that we lost
«Из всех серапионов Илья Груздев был человек самый хороший. Именно — хороший. В Груздеве не было никакой „литераторской“ позы, никакой фальши».
чтение под сигару / a good cigar, a good read
“Of all the Serapions Ilya Gruzdev was the best as a person. I mean best behaved. There was nothing of the literary poseur about Gruzdev, no hypocrisy.”
В эпоху глобализации Непал остается одним из немногих уголков Земли, где можно забыть о современном урбанистическом обществе.
меню гурмана / gourmet menu
In the age of globalization Nepal remains one of the few corners of the world where it is possible to forget about modern urbanized society
Еще утром эти моллюски нежились в теплом море, а вечером уже покоятся на льду, на широком подносе в Талион Клубе.
…51
In the morning these molluscs were still basking in a warm sea; in the evening they are resting on ice on a broad tray at the Taleon Club.
Пятницы с ароматом моря Fridays with the Scent of the Sea
…8
The season on Märket lasts from May to October; in the warm, light months there is plenty of work almost round the clock.
The Way of the Liberator
историческая прогулка / a stroll through history
…48
искусство отдыхать / the art of relaxation
«Пальма» в казахских степях A “Palm” in the Steppes of Kazakhstan
Как человек военный, генерал де Голль не мог не оценить силу и мощь нового оружия. As a military man, De Gaulle could not help appreciating the power and potential of the new weapon.
…54
…66 Боливар сдержал свою клятву — Новый Свет, открытый Колумбом и покоренный конкистадорами, перестал принадлежать Испании и обрел свободу.
Самарканд, один из древнейших городов мира, являлся столицей государства Согдиана, описанного в «Авесте», священной книге зороастризма. Samarkand is one of the oldest cities in the world. It was once the capital of the state of Sogdiana, described in the Avesta, the sacred texts of Zoroastrianism.
Bolivar had fulfilled his oath — the New World discovered by Columbus and subjugated by the conquistadors had ceased to belong to Spain and had acquired its freedom.
…110 Петербургский кондуит St Petersburg Conduct Report К концу 30-х годов XIX века в Петербурге было уже около восьмидесяти пансионов и частных школ, большинство их содержали иностранцы… By the late 1830s St Petersburg already had some eighty boarding and private day schools. The majority were kept by foreigners…
линия жизни: мастер интриги / line of fate: master intriguer
…116
«Истинный сын Макиавелли» “A true son of Machiavelli”
…82 Расчетливый Пален вряд ли мог предугадать, чем для него обернется убийство одного русского императора и возведение на престол другого. The calculating Pahlen can scarcely have foreseen what result assassinating one Russian emperor and putting another on the throne would have for him personally.
Эдем древнего Востока The Eden of the Ancient East
…96 традиции / traditions
Гость номера /g u e s t
of the issue
Tajmanov1.qxd
3/21/11
15:14
Page 8
Петербургский гроссмейстер Марк Тайманов — личность легендарная. Выиграл множество международных турниров, был чемпионом Советского Союза, а в составе сборной СССР — чемпионом Европы и Всемирной шахматной олимпиады. Как пианист Тайманов в дуэте со своей первой женой Любовью Брук записал двенадцать пластинок и несколько компакт-дисков. Кроме того, перу Тайманова принадлежит свыше двадцати книг. А шесть лет назад он снова удивил своих поклонников, став в 78-летнем возрасте отцом двух близнецов. О шахматах, музыке, детях и пошел наш разговор с Марком Евгеньевичем.
— С чего начался ваш путь в «большие шахматы»? — В шахматы меня научил играть отец, страстный поклонник этой игры. Но окончательно я погрузился в мир шахмат благодаря… кино. Да, да, не удивляйтесь! В 1937 году на экраны вышел фильм «Концерт Бетховена», где я сыграл главную роль талантливого мальчика-музыканта. Фильм имел оглушительный успех. По кассовым сборам он в то время не уступал «Чапаеву», шесть недель с аншлагом шел в Париже, был удостоен международных премий. Мне тогда было одиннадцать лет, а я уже знаменитый артист, кинозвезда. Меня пригласили в качестве гостя на торжественное открытие Дворца пионеров в
9
8
Директор журнала Taleon Геннадий Амельченко (слева) и Марк Тайманов в библиотеке «Талион Империал Отеля».
Taleon magazine director Guennadi Ameltchenko (left) and Mark Taimanov in the library of the Taleon Imperial Hotel.
не спорт, но искусство not a sport but an art
The St Petersburg grandmaster Mark Taimanov is a legendary figure. He won a large number of international chess tournaments, became champion of the Soviet Union, and, as one of the USSR team, European champion and winner of the World Chess Olympiad. As a pianist Taimanov formed a duo with his first wife, Liubov Bruk, that recorded twelve gramophone records and several compact discs. Beside that, Taimanov is the author of over twenty books. Then six years ago he again astonished his admirers by becoming the father of twins at the age of 78. Our conversation with Mark Yevgenyevich ranged over the subjects of chess, music and children. Еще на правах мэтра. Игра с семнадцатилетним Борисом Спасским, будущим чемпионом мира, в стенах Дворца пионеров. Ленинград. Фотография 1954 года. Still in the role of master. A game with the 17-yearold Boris Spassky, a future world champion, at the Palace of Pioneers in Leningrad. 1954 photograph.
Как шахматный теоретик Марк Тайманов внес большой вклад в теорию дебютов, особенно сицилианской защиты и защиты Нимцовича. As a chess theoretician Mark Taimanov made a major contribution to the theory of openings, especially the Sicilian and Nimzowitsch Defences.
Выше. Матч с шахматным учителем, Михаилом Ботвинником, за звание чемпиона СССР, 1952 год. Здесь и далее фотографии из архива Марка Евгеньевича Тайманова. Above. A match with his chess teacher, Mikhail Botvinnik, for the championship of the USSR. 1952. This photograph and those that follow come from Taimanov’s personal archive.
Ленинграде и спросили, в каком бы я хотел заниматься кружке. И внутренний голос подсказал мне — шахматный клуб. К сороковому году я уже был кандидатом в мастера, меня заметил Михаил Ботвинник и взял в ученики. Вот так, через кино, началась моя шахматная карьера. — Вам довелось играть со многими великими шахматистами, а кого бы вы назвали шахматистом всех времен и народов? — Шахматы настолько многогранны, что для каждого открываются какой-то одной, наиболее привлекательной стороной. Для меня это не спорт, или не в первую очередь спорт. И не наука, хотя элементы науки в шахматах есть. Для меня шахматы — прежде всего творчество. Я ценю в них сторону, близкую к искусству. Мне нравятся партии, где проявляется фантазия, эмоциональность шахматиста. Поэтому для меня великие шахматисты — Александр
— What started you on your way to the heights of the chess world? — I was taught to play by my father, who was a passionate fan of the game, but I really became immersed in the world of chess thanks to… the cinema. That’s right. Don’t be so surprised. In 1937 the film Beethoven’s Concert came out in which I played the role of a gifted boy-musician. The film was a tremendous success. In terms of box-office takings at that time it was up with [the legendary Civil War action movie] Chapayev. It played to packed houses for six weeks in Paris and won international prizes. I was eleven at the time and already a celebrated performer, a movie star. I was invited as a guest of honour for the formal opening of the Palace of Pioneers in Leningrad. They asked me what group I would like to join and some inner voice whispered “the chess club”. By 1940 I was already a candidate master. I was spotted by Mikhail Botvinnik, who took me as a pupil. That’s how my chess career began — through the cinema.
Гость номера /g u e s t
of the issue
Tajmanov1.qxd
10
3/21/11
15:14
Page 10
Ниже. С Василием Смысловым на Трафальгар-сквер. Фотография 1953 года. Седьмой чемпион мира по шахматам Василий Смыслов, как и Тайманов, был талантлив не только в шахматах, но и в музыке. Обладая бархатным баритоном, он прекрасно исполнял русские романсы и оперные арии. В качестве аккомпаниатора часто выступал Марк Тайманов.
Давид Бронштейн, Виктор Корчной и Марк Тайманов следят за развитием на демонстрационной доске шахматной партии конкурентов. XX чемпионат СССР по шахматам. 1952 год. David Bronstein, Victor Korchnoi and Mark Taimanov follow the progress of a game between rivals on a large display board at the 20th USSR Chess Championship. 1952.
Алехин, Михаил Таль, Гарри Каспаров. Это эмоционально насыщенные корифеи с развитым воображением, фантазией. Они создавали зрелищные, содержательные произведения искусства. — А за кого вы болели, когда за звание чемпиона мира боролись Карпов и Корчной? Ведь там была не только спортивная интрига… — Видите ли, с Корчным меня связывают многолетние дружеские отношения. Так что… Но я высоко ценю творчество и достижения Анатолия Карпова. Он стал чемпионом мира в трудной ситуации. Не завоевал его, а получил авансом, потому что Роберт Фишер отказался играть. Но своими последующими выступлениями Карпов полностью оправдал тот аванс, который был ему дан. — А если бы он тогда сыграл с Фишером? — Я думаю, что в тот момент Фишер был более опытен и могуч. Вообще это был феноменальный шахматист. В 1971 году в Ванкувере Тайманов играл четвертьфинальный матч первенства мира по шахматам с Робертом Фишером и проиграл с разгромным счетом 0:6. По возвращении на родину гроссмейстера ждали серьезные неприятности. Он был обвинен чуть ли не в преднамеренном поражении, лишен звания «Заслуженный мастер спорта СССР». На какое-то время он стал «невыездным», даже выступать с концертами ему не разрешали. (Поводом для наказания послужило то, что на таможне в багаже шахматиста обнаружили изданную за рубежом книгу Александра Солженицына «В круге первом».) Тем не менее Марк Евгеньевич вспоминает поединок с Фишером без горечи. Спортивный результат был удручающим, но за «творческую сторону» матча гроссмейстеру краснеть не пришлось. По словам самого Фишера, счет был, что называется, не по игре. Справа и выше. Фишер и Тайманов на матче в Ванкувере (16 мая — 1 июня 1971 года).
— Сегодня шахматы уже не имеют такого значения в жизни нашего общества, как было в советские времена. Почему так произошло? Может, государству стоит больше внимания уделять этому виду спорта? — Действительно, социальная эволюция шахмат пошла на спад. Тому есть несколько причин. Один из «убийц» шахмат — компьютер, который взял на себя роль главного аналитика. А ведь аналитический процесс — один из самых интересных в шахматном искусстве. В свое время мы с огромным увлечением размышляли над вариантами, например, сицилианской защиты или защиты Нимцовича. Месяцами бились, выискивая наилучшее продолжение. Сегодня достаточно нажать кнопку — и компьютер все сделает за тебя. Позиции начинают анализировать с 20–25-го хода. Подходишь к доске, где играют тринадцатилетние девочки: наисложнейшая позиция, а на часах всего 15 минут. Они пришли к ней на автомате,
Right. Taimanov and Vasily Smyslov on Trafalgar Square. 1953 photograph. Vasily Smyslov, the seventh world champion, was, like Taimanov, gifted not only as a chess-player, but also as a musician. He performed Russian art songs and operatic arias beautifully in a rich baritone. Mark Taimanov often acted as his accompanist.
В 1952 году, накануне отъезда в Ливерпуль на первый студенческий чемпионат мира, Марка Тайманова и Давида Бронштейна вызвали к первому секретарю ЦК комсомола Николаю Михайлову. Напутствие было кратким. «Я плохо играю в шахматы, но разбираюсь в них достаточно, чтобы сказать: вы должны занять только первое место, — сказал комсомольский вожак, а потом добавил: — Знаете, кто подписал вашу командировку? Сталин!» Проиграть после этого было никак невозможно. Тайманов с Бронштейном разделили 1-е и 2-е места.
— You have been fortunate enough to play against many of the biggest names in chess. Who would you call the greatest player of all time? — Chess is so many-sided that each of us can find some aspect most attractive to him or her in it. For me it is not a sport, or not
primarily a sport. And not a science, although there are elements of science in chess. For me chess is above all a creative activity. I value the aspect of it that is close to art. I like games where the imagination, the emotional side of a player show themselves. And so for me the great players are Alexander Alekhine, Mikhail Tal, Garry Kasparov. They are emotionally intense luminaries with highly developed imaginations, with fantasy. They created spectacular, interesting works of art. — Today chess no longer has the significance in our society that it did in Soviet times. What’s the reason for that? Perhaps the state should pay more attention to this kind of sport?
11
как бы механически выставили новую начальную позицию, не понимая логики ее развития. Другой момент: раньше шахматы на высоком уровне всегда были единоборством диаметрально противоположных по темпераменту, взглядам, мировоззрению, политическим убеждениям личностей. В шахматах кипели шекспировские страсти. Сегодня это исчезло. И конечно же была важна поддержка государства. Шахматы были в нашей стране популярны, потому что являлись одним из трех китов, на которых зиждилась пропаганда нашей культуры: балет, цирк и шахматы. Еще в далеком трудном 1925 году в Москве прошел первый международный шахматный турнир, на который приехали все звезды шахматного мира: чемпион мира Капабланка, экс-чемпион Ласкер… Гениальный Всеволод Пудовкин снял тогда фильм «Шахматная горячка», где Капабланка играл самого себя. Турнир выиграл
Мемориальный турнир памяти третьего чемпиона мира Хосе Рауля Капабланки проводится на Кубе с 1962 года. Ниже. За партией Белицкий—Тайманов наблюдает легендарный Че Гевара. Слева внизу. Фидель Кастро и участники турнира (слева направо) Василий Смыслов, Людек Пахман (Чехословакия), Марк Тайманов, Альберик О'Келли (Бельгия), Клаус Дарга (Германия). 1964 год. The tournament in memory of the third world champion, José Raoul Capablanca, has been held in Cuba since 1962. Below. The match between Belitsky and Taimanov was watched by the legendary Che Guevara. Bottom left. Fidel Castro and tournament participants (left to right) Vasily Smyslov, Ludek Pachman (Czechoslovakia), Mark Taimanov, Albéric O’Kelly de Galway (Belgium) and Klaus Darga (Germany). 1964.
In 1952, on the eve of their departure to Liverpool for the first student world chess championship, Mark Taimanov and David Bronstein were summoned by Nikolai Mikhailov, the First Secretary of the Young Communist League Central Committee. His parting words were succinct. “I play chess badly, but I understand the game well enough to say that you should take nothing short of first place,” the Komsomol leader told them and added, “Do you know who signed your travel papers? Stalin!” After that losing was simply not an option. Taimanov and Bronstein shared first and second places. In Vancouver in 1971 Taimonov played a quarterfinal match for the world championship against Bobby Fischer and was soundly defeated 6:0. Serious unpleasantness awaited the grandmaster on his return home. All but accused of deliberately throwing the match, he was stripped of the title of Honoured Master of Sport. For a time he was not allowed to travel abroad or even to give concerts. (The pretext for the punishment was that the customs had discovered in the chess-player’s luggage a copy of Alexander Solzhenitsyn’s First Circle printed abroad.) Nevertheless Mark Yevgenyevich’s recollections of the duel with Fischer are not bitter. The points result was dispiriting, but the grandmaster had no cause to be ashamed of the “creative aspect” of the match. Fischer himself said that the score did not reflect the play. Left. Fischer and Taimanov during the match in Vancouver (16 May — 1 June 1971).
table where two 13-year-old girls are playing: the position is tremendously complex, but there’s just 15 minutes gone on the clock. They have reached that point without thinking, as if mechanically setting up a new starting position, without understanding the logic of how it developed. Another thing: in the past high-level chess was always a duel between personalities diametrically opposed in terms of temperament,
— It’s true that the social evolution of chess has taken a downturn. There are several reasons for that. One of the things killing chess is the computer that has assumed the role of chief analyst. And, you know, the analytical process is one of the most interesting in the art of chess. In our time we pondered with great dedication over the variations of, say, the Sicilian Defence or Nimzowitsch Defence. We spent months struggling to come up with the best continuation. Today you only need to press a button and the computer does everything for you. Players only begin to analyse positions after 20-25 moves. You come up to a
Матч-турнир сборных команд Советского Союза. Первый поединок с Анатолием Карповым. 1976 год.
A tournament match of Soviet national teams. The first duel with Anatoly Karpov. 1976.
Гость номера /g u e s t
of the issue
Tajmanov1.qxd
3/21/11
15:14
Page 12
Ефим Боголюбов. И государство стало поддерживать шахматы, потому что мы смогли добиться быстрых успехов. Да, XX век был золотым временем шахмат, но он закончился. Каспаров и Карпов — последние титаны этого века. Они творили, были кумирами, за их успехами следили миллионы. — Вы не только шахматист, но и профессиональный музыкант. Как удавалось совмещать эти сферы деятельности? — Я не совмещал эти профессии, я их чередовал. Пока занимался шахматами, отдыхал от музыки, а когда концертировал, отвлекался от шахмат. Так что моя жизнь — сплошной отдых. А если серьезно, то я не уверен в том, что если бы оставил одно из своих призваний, то преуспел бы больше в другом. Но моя жизнь точно была бы гораздо менее интересной и содержательной. — Вы исполняли классическую фортепианную музыку. Как вы относитесь к другим музы-
Американский певец, актер и общественный деятель Поль Робсон. Фотография на память о совместном концерте в Нью-Йорке. 1954 год. The American singer, actor and political activist Paul Robeson. A photographic souvenir of a joint concert in New York. 1954.
Ниже. Великий американский скрипач Исаак Стерн был близким другом Марка Тайманова. Фотография на память с дарственной надписью. 1965 год. Below. The great American violinist Isaac Stern was a close friend of Mark Taimanov. An inscribed souvenir photograph. 1965.
кальным жанрам, например к джазу, который, как и шахматы, требует фантазии? — Я не различаю жанры. Я считаю, что есть хорошая музыка и плохая, поэтому с одинаковым удовольствием слушаю и классику, и хороший джаз. Я люблю настоящую музыку в любом жанре. Когда играют талантливые профессиональные исполнители, это доставляет удовольствие. А вот современную «фабрику звезд» я слушать не могу.
В конце прошлого столетия фирмы Philips и Steinway & Sons выпустили серию дисков «Великие пианисты XX века». На этих дисках записи Антона Рубинштейна, Сергея Рахманинова, Святослава Рихтера… и лишь один фортепианный дуэт: Любовь Брук и Марк Тайманов. At the end of the last century the firms Philips and Steinway & Sons produced a series of discs under the title Great Pianists of the 20th Century. The series featured recordings by Anton Rubinstein, Sergei Rakhmaninov, Sviatoslav Richter …. and only one piano duo: Liubov Bruk and Mark Taimanov.
12 attitudes, world view and political convictions. There were Shakespearean passions bubbling away within chess. Now that has gone. And of course support from the state was important. Chess was popular in the country because it was one of the three pillars on which Soviet cultural propaganda was founded: the ballet, the circus and chess. As far back as the difficult year of 1925 the first international chess tournament was held in Moscow and attended by all the stars of the chess world: the world champion Capablanca, the ex-champion Lasker… That was when the brilliant director Vsevolod Pudovkin shot the film Chess Fever in which Capablanca played himself. The tournament was won by Yefim Bogoliubov and the state began to support chess, because it was something we could achieve success in. Yes, the twentieth century was a golden age for chess, but it’s over. Kasparov and Karpov were the last titans of that era. They created; they were idols whose successes were followed by millions of people.
— You are not only a chess player, but also a professional musician. How did you manage to combine the two fields of activity? — I didn’t combine two professions, I alternated them. While I was playing chess, I took a rest from music, and when I was doing concerts I got away from chess. That’s
13
— Продолжаете ли вы концертировать? — Увы, нет. Уже несколько лет у меня профессиональное заболевание суставов. И я могу играть только своим детям. — Каким вы видите профессиональное будущее ваших детей? — Лишь бы не шахматы и музыка. —? — Я объясню почему. И сын и дочь занимаются и шахматами, и музыкой. Шахматы развивают воображение, логику, музыка — эмоциональную сферу. Поэтому я очень хочу, чтобы они этим занимались, занимались серьезно, достигали успехов, но не хочу, чтобы то или другое стало их профессией. Значение обоих искусств сегодня значительно снизилось. Новый век диктует новые приоритеты... — Вы автор многочисленных книг, посвященных шахматам, а какая книга сегодня лежит на вашем столе? — Признаюсь честно, что с тех пор, как шесть лет назад у меня родились сын и дочь, читаю мало. Очень много родительских забот. У нас нет ни няни, ни домработницы, и я стараюсь как можно больше обузы снять с плеч жены, которая вынуждена трудиться с утра до ночи. Так что едва успеваю ознакомиться в Интернете с последними известиями, просмотреть газеты... И если вдруг выпадает свободная минута, беру в руки первую попавшуюся книгу, чтобы отвлечься.
Слева. Новый год с поэтессой Беллой Ахмадулиной и прозаиком Василием Аксеновым. Москва. 1991 год. Left. Seeing in the New Year with poetess Bella Akhmadulina and prosewriter Vasily Aksenov. Moscow. 1991.
Справа. Марк Тайманов и Гарри Каспаров в гостях у братьев Аркадия и Георгия Вайнеров. Москва. 1986 год. Right. Mark Taimanov and Garry Kasparov visiting the Vainer brothers, Arkady and Georgy. Moscow. 1986.
Слева. На светском рауте в кругу друзей и родных: жена Надежда, сестра Ирина, актриса Людмила Чурсина, дирижер Юрий Темирканов. Санкт-Петербург. 1993 год. Left. At a party with friends and relatives: wife Nadezhda, sister Irina, the actress Liudmila Chursina and the conductor Yury Temirkanov. St Petersburg. 1993.
Слева. Счастливый квартет. Марк Тайманов с женой Надеждой и детьми Машей и Димой. Санкт-Петербург. 2008 год. Left. A happy quartet. Mark Taimanov, his wife Nadezhda and their children, Masha and Dima. St Petersburg. 2008.
Дружеский шарж художника И. Соколова. К этому шаржу поэт Евгений Ильин написал эпиграмму: «Играл он на рояле и в кино И в шахматах Прославился давно. Хотя итогов не пришла пора, Марк мог бы спеть: „Что наша жизнь? Игра!“» A friendly caricature by the artist I. Sokolov. The poet Yevgeny Ilyin penned an epigram for the picture: “He played on the piano and on the screen, And in chess too His fame’s not mean. The time for summing-up’s still far away, But well might Mark sing, ‘What is life but — play?’”
the story of my life — nothing but relaxation. But, to be serious, I’m not convinced that if I had given up one of my vocations, I would have had any greater success in the other. But my life would definitely have been far less interesting and rich. — Do you still give concerts? — Sadly, I don’t. For a few years now I have had a professional disease of the joints. I can only play for my children. — What do you see your children doing for a living? — Anything, so long as it’s not chess and music.
— Huh? — I’ll explain why. Both my son and my daughter study chess and music. Chess develops the imagination and logic; music develops the emotional side. For that reason I am very keen for them to do those things and do them seriously, achieving success in them, but I wouldn’t like them to make either their profession. The standing of both art forms has declined considerably nowadays. The new century dictates new priorities. — You yourself have written a large number of books about chess, but what book do you have on your own desk today? — I have to be honest and say that since my son and daughter were born six years ago I don’t do much reading. Looking after them as a parent keeps me very busy. We don’t have a nanny or a domestic help, and I try to take as much of the load as possible off my wife, who has to work from morning to night. So I barely manage to keep abreast of the latest news in the Internet and look through the papers… If I do happen to have a spare minute, I’ll pick up the first book that comes to hand in order to take my mind off things.
Palace_Hotel_44.qxd
3/21/11
15:18
Page 14
«Талион Империал Отель» — единственный в СанктПетербурге отель класса «люкс», расположенный в историческом дворце XVIII века. Уникальное местоположение «Талион Империал Отеля» — на углу набережной реки Мойки и Невского проспекта — позволяет за пять минут пешком дойти до главных достопримечательностей города — Эрмитажа и Зимнего дворца, Дворцовой площади и храма Спаса на крови. Все 89 номеров отеля соответствуют самым высоким мировым требованиям: круглосуточные услуги персонального дворецкого, кондиционирование, интерактивное телевидение и доступ в Интернет. В отеле располагаются три ресторана, где подают блюда классической европейской, русской и кавказской кухни. К услугам гостей фитнес, SPA-процедуры и бассейн. Семь роскошных залов с интерьерами эпохи царской России, бережно отреставрированными лучшими художниками Санкт-Петербурга, позволяют обеспечить проведение мероприятий любого уровня и важности — от фуршетов и свадебных банкетов до конгрессов и бизнес-конференций. Подлинная красота исторических интерьеров в сочетании с безупречным качеством обслуживания сделали «Талион Империал Отель» одной из самых престижных гостиниц мира.
«Талион Империал Отель» входит в ассоциацию «Ведущие малые отели мира» и является ассоциированным членом издания «Курорты и лучшие отели».
The Taleon Imperial Hotel is St Petersburg’s only luxury-class hotel, located in a historical eighteenthcentury palace. The hotel’s unique location on the corner of Nevsky Prospekt and the Moika Embankment puts it just five minutes’ walk from the central sights of the city — the Hermitage and Winter Palace, Palace Square and the Church on the Spilt Blood. All 89 suites and rooms meet the highest world standards: a round-the-clock personal butler, air-conditioning, interactive television and Internet access. The hotel includes three restaurants offering classic European, Russian and Caucasian cuisines. Guests can also make use of the fitness centre, spa procedures and swimming pool. Seven sumptuous halls with décor from the time of the Russian tsars caringly restored by the finest artists in St Petersburg provide a suitable venue for events of any level and importance — from buffets and wedding banquets to congresses and business conferences. The authentic beauty of the Taleon Imperial’s historical interiors coupled with the impeccable quality of the service have made it one of the most prestigious hotels in the world.
Taleon Imperial Hotel is a member of the Leading Small Hotels of the World and prestigious Resorts & Great Hotels family.
Россия, Санкт-Петербург, Невский пр., 15. Тел.: + 7 (812) 324-99-11, +7 (812) 324-99-44 e-mail: club@taleon.ru
15, Nevsky pr., St. Petersburg, Russia Tel: + 7 (812) 324-99-11, +7 (812) 324-99-44 e-mail: club@taleon.ru
Palace_Hotel_44.qxd
3/21/11
15:18
Page 16
Люкс Императора
Люкс Императрицы
Emperor Suite
Empress Suite
Люкс Императора — уникальный премиум-люкс площадью более 240 квадратных метров. Он включает в себя две спальни, просторную гостиную, обеденный зал, отдельный кабинет, позволяющий уединиться для работы, просторную гардеробную и две мраморные ванные комнаты. Из панорамных окон открывается уникальный обзорный вид на Невский проспект, набережную реки Мойки и исторические достопримечательности Санкт-Петербурга. Рядом с люксом расположен отдельный классический номер.
The Emperor Suite is a unique premium luxury apartment with a floor area of over 240 square metres (2,600 square feet). It has two bedrooms, a spacious living-room, dining-room, a separate office providing a secluded workplace, a large wardrobe and two marble bathrooms. The panoramic windows provide an exclusive wide-ranging view of Nevsky Prospekt, the Moika Embankment and the historic sights of St Petersburg. Alongside the suite is a separate Superior room.
Люкс Императрицы — двухкомнатный премиум-люкс площадью более 210 квадратных метров. Он состоит из просторной гостиной, обставленной предметами антиквариата, и уютной спальни. Реставраторы провели уникальную работу и восстановили мраморный камин и колонны, воссоздали архитектуру и интерьер XVIII столетия. Из панорамных окон открывается уникальный обзорный вид на Невский проспект, Большую Морскую улицу и исторические достопримечательности Санкт-Петербурга.
The Empress Suite is a two-room premium luxury apartment of over 210 square metres (2,260 square feet). It consists of a spacious living-room furnished with fine antiques and a cosy bedroom. The restorers carried out unique work here to recreate the eighteenth-century architecture interior and to refurbish the marble fireplace and columns. The panoramic windows provide an exclusive wide-ranging view of Nevsky Prospekt, Bolshaya Morskaya Street and the historic sights of St Petersburg.
Palace_Hotel_44.qxd
3/21/11
15:18
Page 18
Елисеевский Люкс Eliseev Suite
Люкс Executive Suite В «Талион Империал Отеле» девять апартаментов люкс площадью более 75 квадратных метров. Они отличаются планировкой и интерьерами. Каждый номер состоит из просторной гостиной и уютной спальни, в интерьере использованы предметы антиквариата и мебель лучших фабрик Европы. Из окон открывается вид на достопримечательности города.
Елисеевский Люкс — двухкомнатные апартаменты площадью 120 квадратных метров. Столетие назад здесь располагались спальня и будуар хозяйки дворца Варвары Елисеевой. Стены и потолок украшены уникальной ручной росписью; гармонично дополняют интерьер паркет из ценных пород дерева и мебель, изготовленная на лучших европейских фабриках. Просторная гостиная предоставляет возможность как для ведения деловых переговоров, так и для дружеских встреч за круглым столом.
The Taleon Imperial Hotel has nine luxury Executive Suites of over 75 square metres (800 square feet). They differ in layout and interior design. Each suite consists of a spacious living-room and a cosy bedroom; the interiors include fine antiques and furniture from some of Europe’s finest factories. The windows afford views of the city’s sights.
The Eliseev Suite is a two-room apartment with a floor area of 120 square metres (1,300 square feet). A hundred years ago this was the bedroom and boudoir of the mistress of the palace, Varvara Yeliseyeva. The walls and ceiling are decorated with unique hand-painted ornamental work. The interior is harmoniously completed by a parquet floor made of precious varieties of wood and furniture from some of Europe’s finest factories.
Люкс Студия Luxury Studio Suite
Талион Люкс Taleon Suite Талион Люкс — двухкомнатный премиум-люкс площадью 120 квадратных метров. Интерьер украшен коринфскими колоннами и предметами антиквариата, в обстановке используется мебель лучших европейских производителей. Из окон открывается вид на набережную реки Мойки и достопримечательности города.
Каждый из пяти однокомнатных апартаментов площадью более 75 квадратных метров уникален по планировке и интерьеру. В интерьере использованы предметы антиквариата и мебель лучших европейских производителей — диван, кресла, столик из оникса, кровать King-size, в ванной комнате — Jacuzzi. The Taleon Suite is a two-room premium luxury apartment with a floor area of 120 square metres (1,300 square feet). The interior features Corinthian columns and fine antiques, while the furniture comes from some of Europe’s finest factories. The windows provide a view of the Moika Embankment and some of the city’s sights.
Each of the five one-room apartments with a floor area of over 75 square metres (800 square feet) has a unique layout and interior. The suites include fine antiques and furniture from some of Europe’s finest manufacturers — a sofa, armchairs, an onyx table, a king-size bed and a Jacuzzi in the bathroom.
Palace_Hotel_44.qxd
3/21/11
15:18
Page 20
Де Люкс
Классический улучшенный номер
Deluxe Suite
Superior Room
В отеле двенадцать двухкомнатных номеров площадью более 55 квадратных метров. В оформлении интерьера каждой спальни и гостиной использованы предметы антиквариата и мебель лучших производителей Европы. Из окон открываются живописные виды на набережную реки Мойки, Невский проспект или Большую Морскую улицу. The hotel has twelve two-room suites, which measure over 55 square meters (600 square feet). Each bedroom and living-room boasts fine antiques and furniture from some of the best European factories. Each suite offers attractive views of either the Moika Embankment, Nevsky Prospekt or Bolshaya Morskaya Street.
Полулюкс Superior Suite
В сорока восьми номерах площадью более 30 квадратных метров декораторы создали максимум комфорта и уюта. Небольшие апартаменты в знаменитом историческом здании обставлены просто и элегантно. В номерах имеются кровать King-size, небольшой письменный стол с креслом (или столик из оникса с двумя креслами), ванна с гидромассажем. Можно выбрать номер с видом на исторический центр города или с окнами, выходящими в атриум отеля. In the hotel’s 48 superior rooms, each measuring over 30 square metres (320 square feet) the decorators created a maximum of cosy comfort. The compact apartments in our celebrated historical building are furnished with simple elegance. Each contains a king-size bed, a small writing desk with an armchair (or onyx table and two chairs) and a whirlpool bath. There is a choice between rooms with a view of the historic city centre and those overlooking the hotel atrium.
SPA и фитнес-центр SPA & Fitness Роскошный SPA расположен на верхнем этаже старинного дворца. Аква-зоны украшены мозаикой и мраморными панно. К услугам гостей — двадцатиметровый плавательный бассейн, соляная комната, сауны и солярий. Процедурные кабинеты по уходу за телом, массажный кабинет с первоклассными специалистами. Тренажерный зал оборудован современными тренажерами PRECOR, способствующими укреплению сердечно-сосудистой системы и улучшению общего физического состояния.
В отеле одиннадцать двухкомнатных или двухуровневых номеров площадью более 45 квадратных метров. Интерьер гостиной украшают мраморный камин и мебель лучших фабрик Европы — круглый стол со стульями, кожаные кресла и диваны. В спальне имеется кровать King-size, в ванной комнате — Jacuzzi. The Taleon Imperial has eleven of these two-room or two-level suites, which measure over 45 square meters (600 square feet). Each living-room is adorned by a marble fireplace and furniture from some of Europe’s best factories — a round table and chairs, leather armchairs and sofa. Each bedroom has a king-size bed and each bathroom a Jacuzzi.
The luxurious SPA is located on the top floor of the old palace. The Aqua-Zones are decorated with mosaic and marble panels. Guests can use a 20-metre swimming-pool, salt room, sauna and solarium. Rooms for body care treatments, a massage studio with first-class specialists. The gym is equipped with modern PRECOR exercise machines that help to strengthen the cardio-vascular system and improve general physical fitness.
Историческая прогулка /a stroll
through history
Vallen_delamot_NEW.qxd
3/21/11
15:20
Page 22
кузеном. Родственные связи, видимо, поспособствовали его приезду в Россию, но они вряд ли решили бы дело, не обладай Жан Батист исключительными способностями. Ведущий преподаватель архитектуры во Франции не стал бы рисковать своей репутацией ради протекции родственнику.
Указом Елизаветы Петровны от 4 ноября 1757 года в России была создана Академия «трех знатнейших художеств». В необходимости этого императрицу убедил граф Иван Шувалов, двумя годами ранее основавший в Москве университет. Россия хотела взращивать собственные таланты, в том числе и на поприще изобразительного искусства. Новоиспеченная академия числилась в составе Московского университета, располагалась же она в Санкт-Петербурге, первоначально — в особняке Ивана Шувалова. Традиций преподавания в таком учебном заведении , как академия художеств, на российской почве не существовало, и очень скоро встал вопрос о том, кто будет готовить юные дарования. Граф Шувалов поспешил в Париж. В те годы во французской столице будущие зодчие мечтали постигать азы архитектуры в знаменитой художественной школе Жака Франсуа Блонделя. Жак Франсуа принадлежал к прославленной династии архитекторов и скульпторов и приходился внуком самому «великому Блонделю», теоретику классицизма.
Под сенью знаменитой фамилии
Вряд ли Шувалов мог миновать встречи с Жаком Франсуа, подбирая кандидатуры для работы в России. Ему был рекомендован один из лучших выпускников школы, подающий большие надежды Жан Батист Мишель Валлен-Деламот. Своему учителю Жаку Франсуа Блонделю тридцатилетний архитектор приходился Дмитрий КОПЕЛЕВ / by Dmitry KOPELEV
22
прославить ранцию в далекой России to bring glory to France in distant Russia
23
Валлен-Деламот родился в 1729 году в Ангулеме. В его почтенной зажиточной семье творчеству предпочитали более земные и прибыльные занятия: дед торговал алмазами и рубинами, отец зарабатывал спекуляциями на бирже. Уготованное мальчику будущее определилось, когда старшая сестра отца удачно вышла замуж за королевского архитектора Жана Франсуа Блонделя, а тот приходился дядей Жаку Франсуа. Почтенный господин Блондель нередко навещал дом своего шурина на улице Сен-Дени и обратил внимание на художественные наклонности племянника. Получив архитектурное образование в школе Жака Франсуа Блонделя, двадцатитрехлетний Жан Батист на два года уезжает совершенствоваться в Рим. В те годы итальянское искусство переживало настоящую революцию: были открыты погибшие под пеплом Везувия Помпеи, и живописцы и зодчие вновь обратили взоры к миру античного величия. Как никогда ак-
туальным стало творчество Андреа Палладио и его ориентация на древнеримского архитектора Витрувия, провозгласившего известную триаду: прочность, полезность, красота. Не менее глубокое влияние оказали на Валлен-Деламота и искания художника и гравера Джованни Баттиста Пиранези. Возможно, он посещал занятия в его мастерской напротив дворца Манчини, изучал архитектурные ландшафты на гравюрах мэтра, потрясенный буйством фантазии, умением изображать неохватные глазом монументальные композиции. Вернувшись в Париж с грандиозными замыслами, Валлен-Деламот получил должность в архитектурной мастерской своего влиятельного дяди Жана Франсуа Блонделя.
Слева. «Новая Голландия». Литография Александра Мартынова. 1820 год. Проект фасадов помещений Новой Голландии стал лебединой песней Жана Батиста ВалленДеламота. В нем он воплотил лучшие черты классицизма, теоретиком которого был Никола Франсуа Блондель. Ниже. «Улица Сен-Дени». С акварели Томаса Гертина. Начало 1800-х годов. Внизу. Триумфальная арка на улице Сен-Дени — творение архитектора Никола Франсуа Блонделя. Иллюстрация из его труда «Курс архитектуры». 1698 год.
Left. New Holland. Lithograph by Alexander Martynov. 1820. The designing of the facades for the New Holland complex was to be JeanBaptiste Vallin de La Mothe’s “swan song”. It displays the best features of Neo-Classicism as preached by Nicolas François Blondel. Right. Rue Saint-Denis. From a watercolour by Thomas Girtin. Early 1800s. Bottom. The triumphal arch on the Rue Saint-Denis created by the architect Nicolas François Blondel. An illustration from his book A Course of Architecture. 1698.
The decree issued by Empress Elizabeth on 4 November 1757 created an academy “of the three most noble arts” in Russia. The monarch had been persuaded of the need for it by Count Ivan Shuvalov, who two years earlier had founded the university in Moscow. The country wanted to nurture its own talents, in the fine arts as well as in other fields. The newly-created Academy was considered part of Moscow University, but was located in St Petersburg, originally in Shuvalov’s own mansion. Russia had no tradition of teaching in such establishments as an academy of arts and very quickly the question arose, who would instruct the young talents. Count Shuvalov hastened off to Paris. At that time it was the aspiration of all would-be architects in the French capital to acquire the basics of the profession in the famous school of art run by Jacques-François Blondel. Jacques-François belonged to a celebrated dynasty of architects and sculptors and was a grandson of the “Great Blondel”, a theoretician of Neo-Classicism. Shuvalov inevitably have consulted Jacques-François in his search for candidates to work in Russia. He was recommended to approach one of the school’s best graduates, the promising Jean-Baptiste Michel Vallin de
La Mothe. The 30-year-old architect was a cousin of his professor, Jacques-François Blondel. These family ties evidently assisted his move to Russia, but they would hardly have been decisive if Jean-Baptiste had not possessed outstanding abilities of his own. France’s foremost teacher of architecture would not have risked his reputation for the sake of advancing a relative.
Under the Protection of a Famous Name Vallin de La Mothe was born in Angoulême in 1729. His wealthy and respect-
Историческая прогулка /a stroll
through history
Vallen_delamot_NEW.qxd
24
3/21/11
15:20
Page 24
В 1754 году он принял участие в конкурсе на разработку ансамбля площади Людовика XV (ныне площадь Согласия). На этот проект Жан Батист возлагал большие надежды, но успеха не добился. А в 1756 году, после смерти покровительствовавшего ему родственника, он и вовсе остался без работы. На родине у начинающего архитектора не было особых перспектив. Бесконечные
войны вконец опустошили казну королевства, градостроительные работы сворачивались, молодые таланты все чаще уезжали делать карьеру за границей или искали расположения богатых меценатов. Валлен-Деламоту повезло: его представили путешествовавшему по Европе графу Пембруку, который пригласил его в графство Уилтшир реконструировать свое фамильное поместье Уилтон-хаус.
В водовороте событий
«Вид арки Тита». Гравюра Джованни Батиста Пиранези. 1748 год. Пиранези, художник и гравер, археолог и архитектор, оказал сильнейшее влияние на последующие поколения художников романтического стиля и сюрреалистов.
Англия стала для талантливого архитектора блестящим началом. Теперь, заручившись рекомендациями, он занялся поисками новых выгодных заказов. Следующей судьбоносной вехой и явилась встреча с Шуваловым. Контракт о занятии должности архитектора в Московском университете и Академии художеств Валлен-Деламот подписал 18 июня 1759 года. Вряд ли он думал, что три года, значившиеся в контракте, определят его дальнейшую жизнь и посмертную славу. В России Валлен-Деламот попал в кипучий водоворот политических со-
View of the Arch of Titus. Engraving by Giovanni Battista Piranesi. 1748. The artist and engraver, archaeologist and architect Piranesi had a tremendous influence on later generations of artists working in the Romantic style and on the Surrealists.
Ниже. «Площадь Испании в Риме». Над серией гравюр «Виды Рима» Джованни Батиста Пиранези работал на протяжении нескольких десятилетий. Русский историк искусства Павел Муратов писал о Пиранези в своей книге «Образы Италии»: «В классическом мире его не столько привлекало величие созидания, сколько величие разрушения. Его воображение было поражено не так делами рук человеческих, как прикосновением к ним руки времени. В зрелище Рима он видел только трагическую сторону вещей, и поэтому его Рим вышел даже более грандиозным, чем он был когда-либо в действительности».
«Уилтон-хаус». Иллюстрация Александра Френсиса Лидона из книги «Живописные виды аристократических и дворянских поместий Великобритании и Ирландии», изданной в Лондоне Уильямом Макензи под редакцией преподобного Френсиса Орпена Морриса в 1870 году. «Живописные виды…» представляли собой серию изданий об истории 240 загородных поместий английской знати, публиковавшихся в 1864—1880 годах. Вид поместья графа Пембрука в Уилтшире представлено здесь после реконструкции, осуществленной Валлен-Деламотом.
бытий: смерть Елизаветы Петровны, правление Петра III, воцарение Екатерины Алексеевны. Все вокруг менялось с невероятной быстротой. Молодая императрица, поборница просвещенного правления, тонко улавливала веяния эпохи. Архитектура занимала важное место в ее размышлениях. Возможно ли, думала Екатерина, чтобы «новая порода людей» и «граждане полезного общества» «произрастали» в несообразном пространстве? Ей была близка сентенция императора Августа о том, что он «принял Рим кирпичным, а оставляет мраморным». Барочность елизаветинского Петербурга, от которой веяло Wilton House. An illustration by Alexander Francis Lydon from the book Picturesque Views of Seats of the Noblemen and Gentlemen of Great Britain and Ireland, edited by the Reverend Morris Francis Orpen and published in London in 1870 by William Mackenzie. Picturesque Views was a whole series of books giving the history of 240 British and Irish country houses that came out between 1864 and 1880. The Earl of Pembroke’s seat in Wiltshire is shown here after the reconstruction carried out by Vallin de La Mothe.
ed family pursued down-to-earth, profitable activities rather than creative endeavour: his grandfather dealt in diamonds and rubies; his father speculated on the stock exchange. The boy’s future was decided when his father’s older sister made a successful marriage with the royal architect Jean-François
Blondel, the uncle of Jacques-François. The venerable Monsieur Blondel was a fairly frequent guest at his brother-in-law’s home on the Rue Saint-Denis and noted his nephew’s artistic inclinations. After training as an architect in JacquesFrançois Blondel’s school, the 23-year-old Left. The Piazza di Spagna in Rome. Piranesi worked on his series of engraved views of Rome over a period of several decades. In his book Images of Italy the Russian art historian Pavel Muratov wrote of Piranesi: “For him the attraction of the Classical world lay not so much in the grandeur of the creations as in the grandeur of the destruction. His imagination was taken not so much by the accomplishments of human hands as by the way those were touched by the hand of time. In the spectacle that is Rome he saw only the tragic aspect of things and for that reason his Rome turned out even more majestic than it ever was in reality.”
25 На трудах математика, инженера-фортификатора и директора Королевской академии архитектуры Никола Франсуа Блонделя («Великого») выросли многие талантливые зодчие. Many talented architects grew up on the works of “le Grand Blondel” — Nicolas François, mathematician, fortifications engineer and director of the French Royal Academy of Architecture. Jean-Baptiste set off to perfect his skills in Rome. In that period a genuine revolution was taking place in Italian art: Pompeii, the town that had perished beneath the ashes of Vesuvius, had been rediscovered and painters and architects were turning their gaze once more to the greatness of the Ancient World. There was a rekindled interest in the work of the sixteenth-century architect Andrea Palladio who had in turn found inspiration in the Ancient Roman architect Vitruvius whose three watchwords were“ strength, utility and beauty”. The searchings of the artist and engraver Gio-
vanni Battista Piranesi exerted a no less profound influence on Vallin de La Mothe. Back in his homeland the novice architect’s prospects were not especially good. Endless wars had finally exhausted the royal treasury; town-planning work was being cut back; the young and gifted were increasingly going abroad to make a career for themselves or else seeking the support of wealthy patrons. Vallin de La Mothe had a stroke of luck: he was introduced to the Earl of Pembroke, who was travelling in Europe, and invited to reconstruct his family seat.
In the Whirl of Events England gave the gifted architect a brilliant start. Now, with recommendations to present, he set about finding new, profitable commissions. The next crucial milestone on his way was the meeting with Shuvalov. Vallin de La Mothe signed a contract accepting the post of architect at Moscow Univer-
3/21/11
Историческая прогулка /a stroll
through history
Vallen_delamot_NEW.qxd
26
15:21
Page 26
Слева. Иван Бецкой, внебрачный сын князя Ивана Трубецкого, был личным секретарем Екатерины II (1762—1779), президентом Императорской Академии искусств (1763—1795) и возглавлял Комиссию по каменному строению в Санкт-Петербурге и Москве. Портрет работы Александра Рослина. 1776—1777 годы. Left. Ivan Betskoi, the illegitimate son of Prince Ivan Trubetskoi, was private secretary to Catherine II (1762—79), president of the Imperial Academy of Arts (1763—95) and head of the commission for masonry construction in St Petersburg and Moscow. Portrait by Alexander Roslin. 1776—77.
Справа. Архитектор Жан Батист Мишель ВалленДеламот. Портрет работы неизвестного художника. Вторая половина XVIII века. Справа внизу. «Вид Гостиного двора». Раскрашенная гравюра Ивана Иванова. 1815 год. Часть Гостиного двора, выходящая фасадом на Невский проспект, была завершена в 1767 году, остальные постройки — в 1785-м. Right. The architect JeanBaptiste Michel Vailln de La Mothe. Portrait by an unknown artist. Second half of the 18th century. Bottom right. A View of the Gostiny Dvor. Tinted engraving by Ivan Ivanov. 1815. The section of the trading complex that faces Nevsky Prospekt was completed in 1767, the rest in 1785.
Прежде всего надо было решать судьбу каменного Гостиного двора. Одобренный в 1757 году проект Растрелли собирались финансировать «из казны», но во время разорительной Семилетней войны переложили это бремя на купечество. Гостинодворцы тянули дело, ссылались на непомерную дороговизну растреллиевского проекта и всем «коштом» вынудили его отвергнуть. Завершение строительства Гостиного двора возложили на Валлен-Деламота.
дворцовым этикетом Людовика XIV, вызывала откровенную неприязнь Екатерины II. По ее повелению обер-архитектора императорского двора графа Франческо Бартоломео Растрелли от работ отстранили. Через полтора месяца после переворота Растрелли, некогда обласканный Елизаветой I и Петром III, ушел в отпуск «по болезни». Главой Канцелярии от строений царица, вскоре после восшествия на престол, назначила известного любителя художеств и мецената, своего личного секретаря Ивана Бецкого. Покровительство этого влиятельного просвещенного вельможи сделало Валлен-Деламота злым гением Растрелли, почти все приостановленные проекты итальянского мэтра перешли в ведение молодого француза.
sity and the Academy of Arts on 18 June 1759. He can hardly have imagined that the three years that were the term of the contract would determine the subsequent course of his life and his posthumous fame. Vallin de La Mothe arrived in Russia just as the country was plunging into a maelstrom of political events: the death of Empress Elizabeth, the brief reign of Peter III and the coup that brought Catherine II to the throne. The situation changed with incredible speed. The new young empress, an advocate of enlightened rule, was subtly attuned to the trends of the time. Architecture occupied an important place in her thoughts. Was it possible, Catherine pondered, for “a new breed of people” and “members of a useful society” to grow up in an inappropriate setting? She felt a strong affinity for Emperor Augustus’s statement that he had found a Rome built of brick and left one made of marble. The Baroque character of Elizabeth’s St Petersburg that smacked of the stifling etiquette of Louis XIV’s court aroused Catherine’s unconcealed distaste. On her orders the chief architect of the imperial court, Count Francesco Bartolomeo Rastrel-
Возможно, не такой виделась ему первая работа в имперской столице, но от этой пробы сил зависело благоволение императрицы, а значит, и его дальнейшая карьера. К тому же, если следовать завету Витрувия и связывать красоту с пользой, для архитектора интересна любая задача, независимо от назначения сооружения. Валлен-Деламот с увлечением берется за дело. Он кардинально меняет общий облик здания, придает ему строгость и рациональность, отказывается от пышности барочных композиций. Тем самым он не только значительно удешевил строительство, но и доказал, что барочная пышность не обязательно является синонимом красоты.
Придворный архитектор
li, was suspended from his post. Less than two months after the coup, Rastrelli, accustomed to the generous favour of Elizabeth and Peter III, took sick leave. Soon after taking the throne, the new monarch appointed as head of the Chancellery of Works, a well known lover and patron of the arts, her personal secretary Ivan Betskoi. The patronage of this influential and enlightened grandee made Vallin de La Mothe Rastrelli’s nemesis — almost all the Italian maestro’s unfinished projects were handed over to the young Frenchman.
Court Architect The most pressing matter was the fate of the masonry Gostiny Dvor. It had been intended that the state would finance Rastrelli’s project, approved in 1757, but during the ruinously expensive Seven Years’ war, the burden had been shifted onto those who would directly benefit — the merchants. They procrastinated, complaining about the exorbitant cost of Rastrelli’s design and forcing its abandonment. Vallin de La Mothe was given the task of completing construction of the shopping
Первый проект каменного здания Гостиного двора разработал Антонио Ринальди в конце 1740-х годов, но его не приняли. Франческо Бартоломео Растрелли стал автором второго проекта, чрезвычайно дорогостоящего по мнению купцов. 22 мая 1761 года Елизаветой Петровной был издан указ: «Гостиный Двор строить о двух этажах и таким манером, как на сочиненном архитектором Деламотом плане назначено».
27
The first design for a masonry Gostiny Dvor was produced by Antonio Rinaldi in the late 1740s, but it was not accepted. Francesco Bartolomeo Rastrelli was the author of the second project that the merchants found disastrously expensive. In 22 May 1761 Empress Elizabeth decreed that “the Gostiny Dvor is to be built with two storeys in the manner shown on the plan drawn up by the architect De La Mothe.”
Екатерине пришлись по вкусу примененные Валлен-Деламотом приемы. Предложенная им классическая стилистика римской архитектуры сочетала утонченность, величавую симметрию и строгость декора. Именно такой виделась царице ее резиденция, Зимний дворец, нескончаемое строительство которого опустошило казну. Разбирались старые постройки и флигеля, росли горы строительного мусора, рядом ютились жалкие сараи, лачуги, конюшни и землянки для рабочих. Требовался энергичный руководитель работ, который в краткие сроки доведет дело до конца. На плечи нового придворного архитектора Валлен-Деламота легла тяжелая миссия. Не зная ни одной свободной минуты, он перерабатывал первоначальные чертежи, координировал части проекта, достраивал и перепланировывал покои, отстраивал Оперный дом, возводил набережную, сооружал манеж. Француз вечно спешил, въедливо вникал во все тонкости отделки и меблировки, бесконечно согласовывал мелочи, подстраиваясь под вкусы августейшей заказчицы. Не зря он в пору ученичества с таким вниманием штудировал работу своего учителя «О проектировании имений и внутренней отделке зданий в целом». В убранстве внутренних комнат государыни использовалось очень мало позолоты и дорогих тканей, обстановка отличалась простотой. Архитектор
Историческая прогулка /a stroll
through history
Vallen_delamot_NEW.qxd
3/21/11
15:21
Page 28
никому не доверял рисунки паркетов, эскизы каминов, альков, мебель, золоченые крепления занавесок. Его воодушевление словно передалось Екатерине — она задумала полностью перестроить часть дворца, создать новый парадный комплекс с большой церковью и аудиенцкамерой с троном — помещением для приемов. Валлен-Деламот приступил к масштабной реконструкции: сносил стены, переносил дверные проемы и камины. Наблюдавший за ходом строительства Яков Штелин записывал: «Когда я однажды посетил его за работой и спросил, что хорошего он поделывает, он ответил со смехом: „Я выкидываю стены за окна“ ».
Рог изобилия Образ жизни Екатерины II соответствовал духу времени. Строгий этикет «королясолнца», участие монарха во всех дворцовых церемониях остались в прошлом. Короли приобщились к новой моде и в глубине своих огромных дворцов заводили
интимные покои, куда допускались лишь избранные гости. Здесь, в тиши уютных кабинетов и картинных галерей, они вели непринужденные беседы, читали и размышляли, развлекались игрой на бильярде, ставили спектакли. Такие уединенные покои, с парадным залом, несколькими гостиными, прилегающими к нему, оранжереей с висячим садом, Валлен-Деламот возвел для Екатерины в 1767—1769 годах, восточнее Зимнего дворца Растрелли. Построенное им изящное здание петербуржцы именовали «Ламотов павильон», Екатерина же, на французский манер, кокетливо называла его своим «эрмитажем», уединенным местом отшельницы. Строительством Малого Эрмитажа деятельность Валлен-Деламота как придворного архитектора не ограничилась. В 1770—1771 годах он благоустраивал и переделывал покои наследника Павла Петровича и его воспитателя Ники-
Слева. Проект фасада Северного павильона Эрмитажа. 1767 год. Ниже. Поперечный разрез Северного павильона. 1765 год. Чертежи Юрия Фельтена, архитектор Жан Батист ВалленДеламот. Внизу. Вид Зимнего дворца со Стрелки Васильевского острова. Фрагмент панорамы Санкт-Петербурга работы Анжело Тозелли, театрального декоратора Императорского театра. 1820 год.
Above. Design for the façade of the Northern Pavilion of the Hermitage.1767. Right. A cross-section of the Northern Pavilion. 1765. Drawings by Yury Veldten, architect Jean-Baptiste Vallin de La Mothe. Bottom. View of the Winter Palace from the Spit of Vasilyevsky Island. Detail of a panorama of St Petersburg by Angelo Toselli, scene painter at the Imperial Theatre. 1820.
pomp was not necessarily synonymous with beauty. Catherine liked Vallin de La Mothe’s approach. The classical stylistics of Roman architecture that he proposed combined refinement, stately symmetry and decorative austerity. This was precisely how the Empress envisaged her residence, the Winter Palace. A difficult mission fell to Vallin de La Mothe as new court architect. He did not have a minute to spare as he reworked the original plans, coordinated the various elements of the project, completing and replanning the rooms, finished the Opera House, constructed the embankment and constructed a riding hall. The Frenchman was constantly in a
The theatre (“Opera House”) that was once in the south-west part of the Winter Palace. Plan of the fourth tier and, below, of the first tier. Drawings by Jean-Baptiste Vallin de La Mothe and Yury Veldten. Copies of drawings by J. Seidel. 1773.
In Russia the French architect was known as Monsieur La Mot or Delamot. In 2009 when the new Spasskaya station of the Petersburg Metro was being finished there were debates about which version of his name to place beneath the bas-relief likeness of him. It was decided to stick with the traditional Russian Delamot.
Фрагмент панорамы Дворцовой площади, снятой с лесов Александровской колонны. Работа Григория Чернецова. 1834 год. Detail of a panorama of Palace Square as seen from the scaffolding of the Alexander Column.
centre. It was probably not how he envisaged his first work in the imperial capital, but this trial of his skills would determine the Empress’s attitude towards him and thus his further career. Moreover, if an architect follows Vetruvius’s call to combine beauty with utility, then any task becomes interesting, irrespective of the purpose of the building. Vallin de La Mothe took up the challenge with enthusiasm. He radically altered the general appearance of the building, investing it with an austere rationality and abandoning the ornateness of Baroque compositions. In doing so he not only significantly reduced the cost of construction, but also demonstrated that Baroque
ты Панина, а в 1773 году — апартаменты великой княгини Наталии Алексеевны. Усилиями Валлен-Деламота в Россию уверенно входил классицизм. Среди вельмож утверждалась «мода на француза»: он прослыл непревзойденным мастером интерьеров, все жаждали заполучить его для оформления своих палат и поместий.
В России этого французского архитектора по-свойски называли месье Ла Мот или Деламот. Поэтому, когда в 2009 году при открытии станции петербургского метрополитена «Спасская» развернулись споры, какую фамилию выбить под барельефом с его изображением, решили остановиться на традиционном русском варианте — Деламот.
29
28
Дворцовый театр (Оперный дом) в юго-западной части Зимнего дворца. План четвертого яруса, ниже — первого яруса. Чертежи Жана Батиста Валлен-Деламота и Юрия Фельтена. Копии чертежей И. Зейделя. 1773 год.
hurry, meticulously going into all the details of decoration and furnishings, endlessly pulling together little trifles as he adapted to the tastes of his crowned patron. Very little gilding and few expensive fabrics were used in the décor of the Empress’s inner apartments, where simplicity was the order of the day. The architect never delegated the design of the
parquet floors, fireplaces, alcoves, furniture or gilded curtain fastenings. His enthusiasm seemed to infect Catherine — she resolved to completely reconstruct part of the palace, creating a new complex of state rooms with the Great Church and an Audience Chamber containing the throne. Vallin de La Mothe embarked on this large-scale project, demol-
Историческая прогулка /a stroll
through history
Vallen_delamot_NEW.qxd
3/21/11
15:21
Page 30
Count Andrei Shuvalov. Portrait by Jean-Baptiste Greuze. 1780s.
Ниже. «Большая Морская улица». Литография Шарля Клода Башелье с акварели Иосифа Шарлеманя. 1850-е годы. Слева — дворец графа Андрея Шувалова, построенный по проекту Валлен-Деламота. Below. Bolshaya Morskaya Street. Lithograph by Charles Claude Bachelier after a watercolour by Joseph Charlemagne. 1850s. On the left is the palace that Vallin de La Mothe designed for Count Andrei Shuvalov.
цо с мягкой пластикой форм и утонченными деталями. В убранстве фасада галантный француз обыграл столь лестные для Екатерины II мотивы воительницыамазонки: женские доспехи, военные барабаны, щиты и шлемы, а медальоны, венчающие высокие окна второго этажа, изображают императрицу и ее верных рыцарей, братьев Разумовских. Валлен-Деламот приобрел невиданную известность, заказы вельмож сыпались на модного архитектора как из рога изобилия. Многие его творения украшают кварталы вокруг Мойки. Продолжались работы вблизи Полицейского моста: ВалленДеламот завершил постройку Строгановского дворца с фасадом Растрелли, напротив него, на фундаменте временного Зимнего дворца, он воздвиг дом гене-
Дворец графа Ивана Чернышева, строительство которого было завершено в 1765 году. Автор проекта Жан Батист Валлен-Деламот.
Граф Андрей Шувалов. Портрет работы Жана Батиста Греза. 1780-е годы.
The palace of Count Ivan Chernyshev that was completed in 1765 to the design of Jean-Baptiste Vallin de La Mothe.
Новой площадкой для реализации его проектов стали городские участки, прилегавшие к Большой Першпективной дороге от Адмиралтейства к Невскому монастырю. В 1730—60-х годах набережная Мойки постепенно превращалась в один из центров аристократического Петербурга. По обоим берегам этой реки возводились пышные резиденции: новый деревянный Зимний дворец для императрицы, усадьбы Лопухина, Левенвольде, Разумовского, Строганова, Мусина-Пушкина. Хозяева дворцов сменялись, здания перестраивались — постепенно складывался особый композиционный стиль усадебного строительства. Главные фасады дворцов смотрели на реку, перед ними располагался обширный двор с парадными воротами, ведущими на набережную.
30
За домом был разбит парк с беседками, оранжереями, зелеными кабинетами и садовыми павильонами. Подобные заказы раньше доставались Растрелли — он строил новый Зимний дворец для Елизаветы, дворцы Строганова и Левенвольде. Негласное соперничество с опальным итальянцем вступило в новую фазу, когда Валлен-Деламот получил заказ на проектировку дворца графа Кирилла Разумовского, младшего брата фаворита императрицы. В начале 1760-х годов Разумовский поручил директору Академии художеств Александру Кокоринову возвести новый дворец на месте обветшавшего старого, принадлежавшего Левенвольде. Заваленный административными делами, Кокоринов не укладывался в сроки, и завершать постройку выпало Валлен-Деламоту. Решив не ломать привычную архитектурную фасадную композицию со сложным цветистым декором, он придал увядающему барочному зданию черты изящного римского палацНиже. «Парадный двор и колоннада Юсуповского дворца». С картины Андрея Редковского. 1860-е годы. Строительство дворца для графа Андрея Шувалова велось в 1770-х годах, а в 1830 году его владельцами стали князья Юсуповы, и поэтому он более известен как Юсуповский дворец на Мойке.
ishing walls, moving doorways and fireplaces. Jacob Stählin who watched this process wrote: “Once when I visited him at work and asked what he was about, he replied laughing, ‘I am throwing walls out of the window.’”
A Horn of Plenty Through Vallin de La Mothe’s efforts Neo-Classicism made its confident arrival in Russia. The Frenchman was soon in vogue with the noble elite: he enjoyed a reputation as a peerless interior designer and everyone wanted to have him work in their city residence or country estate. A new field for the realization of his projects was provided by sites in the city close to the Great Perspective Road that ran from
the Admiralty to the Alexander Nevsky Monastery. Between the 1730s and 1760s the banks of the Moika had gradually developed into one of the centres of aristocratic St Petersburg. Luxurious residences sprang up on both sides of the river: the new wooden Winter Palace for Empress Elizabeth, the
Below. The Grand Courtyard and Colonnade of the Yusupov Palace. From a painting by Adrei Redkovsky. 1860s. The palace was built for Count Andrei Shuvalov in the 1770s. In 1830 it was bought by the Yusupov family and is best known today as the Yusupov Palace on the Moika.
31
«Полицейский мост». Литография Луи Жюльена Жакотте с акварели Иосифа Шарлеманя. 1850-е годы. Несколько зданий на пересечении Невского проспекта и набережной Мойки связаны с именем Жана Батиста ВалленДеламота: он руководил завершением отделки фасада Строгановского дворца (а также составил два проекта восточного корпуса дворца), проектировал дом генерал-полицеймейстера Чичерина (в стенах которого ныне находится «Талион Империал Отель») и возвел дворец графа Кирилла Разумовского. В 1770-х годах во дворце Разумовского разместился Воспитательный дом для «безродных» детей, а позднее — Николаевский сиротский институт. В настоящее время здесь размещается главный корпус Российского государственного педагогического университета имени А. И. Герцена.
рал-полицеймейстера Чичерина. Вел он строительство и возле Синего моста: создал проект особняка графа Андрея Шувалова (ныне Юсуповский дворец), возвел на Исаакиевской площади городской дворец президента Адмиралтейств-коллегии и дипломата графа Ивана Григорьевича Чернышева, который после позднейшей переделки переименовали в Мариинский. Биография Валлен-Деламота, как и жизнь любого зодчего, складывается для нас в основном из истории его творений. Сохранившиеся документы крайне скупо рассказывают о том, как сложилась его личная судьба. Известно, что в 1760 году в костеле Святой Екатерины он обвенчался с вдовой Сюзан Марискар, по-видимому француженкой. Судя по любопытному объявлению,
urban estates of Löwenwolde, Lopukhin, Razumovsky, Stroganov and Musin-Pushkin. The owners of the palaces changed, the buildings were reconstructed — gradually a general compositional style for such residences established itself. The main façades of the palaces faced the river; in front of them lay a large courtyard with grand entrance gates standing on the embankment. Behind the residence was a park with summerhouses, orangeries, arbours and garden pavilions. Commissions of this sort had previously gone to Rastrelli — he had created the new Winter Palace and the Stroganov and Löwenwolde residences. Vallin de La Mothe’s hidden rivalry with the out-of-favour Italian entered a new phase when he received a commission to design a palace for Count Kirill Razumovsky, the younger brother of Empress Elizabeth’s favourite. In the early 1760s Razumovsky invited Alexander Kokorinov, the
Police Bridge. Lithograph by Louis Julien Jacottet from a watercolour by Joseph Charlemagne. 1850s. Several buildings around the place where Nevsky Prospekt crosses the Moika have connections with Jean-Baptiste Vallin de La Mothe: he supervised the finishing work on the façade of the Stroganov Palace (and also produced two designs for its eastern wing); he designed the house of Chief of Police Chicherin and constructed the palace of Count Kirill Razumovsky. In the 1770s Razumovskys palace was used as an orphanage, later the Nicholas I Institute for Orphans. Today it houses the Herzen State Pedagogical University of Russia.
director of the Academy of Arts, to put up a new palace for him in place of Löwenwolde’s dilapidated one. Snowed under with administrative work, Kokorinov failed to meet the deadlines and the job was passed over to Vallin de La Mothe. While resolving not to destroy the customary architecture of the façade with its elaborate floral décor, he invested the moribund Baroque edifice with features of an elegant Roman palazzo, giving it soft plastic lines and exquisite details. In the decoration of the façade the gallant Frenchman employed motifs of a warlike Amazon that were particularly flattering to Catherine II: female armour, military drums, shields and helmets, while the medallions above the tall second-storey windows depict the Empress and her loyal knights, the Razumovsky brothers. Vallin de La Mothe attained unprecedented fame and commissions rained down on the fashionable architect as if from some
Историческая прогулка /a stroll
through history
Vallen_delamot_NEW.qxd
3/21/11
15:21
Page 32
помещенному архитектором в столичных газетах в 1762 году, по-русски он изъяснялся коряво. В объявлении сообщалось, что некая «вдова Мария Федорова дочь, в небытность его дома, разломав в покоях двери, а у кабинета и сундуков замки, и покрав серебряной посуды, платья и прочаго по цене на 789 рублев 80 копеек, бежала…». В 1766 году он на какоето время уезжал во Францию, потом вернулся и еще почти десять лет оставался в России. В Санкт-Петербурге Валлен-Деламот служил архитектором при шляхетском кадетском корпусе, был членом канцелярии дворов и садов Екатерины II, первым преподавателем архитектуры
Новая Голландия — единственный остров в дельте Невы, созданный людьми. Он возник после того, как для нужд кораблестроителей были прорыты два канала — Крюков и Адмиралтейский. Название острова легенда приписывает Петру I. Первым архитектором, который проектировал складские строения Новой Голландии, был Иван Коробов. Здесь хранились корабельные леса, инструменты и различные приспособления для строительства и ремонта судов. Автором проекта комплексной реконструкции острова стал Жан Батист Валлен-Деламот.
New Holland is the only island in the delta of the river that was created by human activity. It appeared after two canals — Kriukov and Admiralty — were dug out to meet the needs of shipbuilders. Tradition ascribes the name of the island to Peter the Great. The first architect to design warehouses for New Holland was Ivan Korobov. They were used to store ship timber, tools and other equipment for the construction and repair of ships. Jean-Baptiste Vallin de La Mothe produced a plan for a complex reconstruction of the island.
Академии художеств, с 1765 года — членом ее совета, с 1769 года — адъюнкт-ректором академии по архитектуре.
чала и до конца был волен воплощать свои идеалы. Суровые и выразительные в своей величавости складские корпуса неожиданно преобразились в прячущуюся от посторонних глаз изящную цитадель. Медальоны с венками, скругленные углы корпусов, колонны тосканских ордеров придали унылым крепостным сооружениям отрешенную поэтичность, окутали их таинственным флером. Мир за этими стенами полнился ароматом свежеспиленного леса, стуком топоров, визгом пил. В это с трудом верится теперь: тихая гладь безмятежного канала ведет к монументально роскошной арке из грубого кирпича, обрамляют ее гранитные тесаные колонны, они словно стражи, скрывающие неведомое. Совершенные пропорции, укрупненные формы, соответствующие всей постройке, удачное соотношение тосканского и дорического ордеров и другие оригинальные находки превратили это сооружение в один из наиболее выдающихся памятников раннего русского классицизма, в котором ВалленДеламот проявил себя как достойный ученик Пиранези.
Достойный ученик Пиранези Одной из вершин творчества ВалленДеламота стала разработка фасадов Новой Голландии, рукотворного острова, появившегося после прорытия здесь двух каналов — Адмиралтейского и Крюкова — еще при Петре I. Заказ на строительство здесь складов корабельного леса и арсеналов Валлен-Деламот получил в 1765 году. Распорядители из Адмиралтейства не ждали от архитектора полета фантазии и выразительных композиций. Им требовались добротные, но сугубо функциональные постройки. Могли ли они предполагать, что, предоставив французу свободу действий, они подарят городу едва ли не самый поэтичный шедевр петербургской архитектуры? По сути, это единственное его творение, где Валлен-Деламот от на-
Церковь Святой Екатерины Александрийской — один из старейших католических храмов в России. Разрешение на его возведение императрица Анна Иоанновна подписала в 1738 году. Первоначальный проект был разработан швейцарцем Пьетро Антонио Трезини, но в 1751 году работы были прекращены в связи с отъездом архитектора на родину. Строительство продолжал француз Валлен-Деламот, а закончено оно было итальянцем Антонио Ринальди.
Mothe’s creations in which he was from start to finish at liberty to give physical reality to his ideals. The austere and eloquently majestic warehouses unexpectedly transformed into an elegant citadel hiding from the gaze of outsiders. Medallions with wreathes, the rounded corners of the blocks and Tuscan columns gave the dismal fortified structures an otherworldly poetry, bathing them in a mysterious air. Perfect proportions, enlarged forms, corresponding to the whole structure, the successful combination of Tuscan and Doric orders and other original ideas turned the complex into one of the most outstanding works of early Russian Neo-Classicism and showed Vallin de La Mothe to be a worthy follower of Piranesi.
The Church of St Catherine of Alexandria is one of the oldest Catholic churches in Russia. Permission for its construction was granted by Empress Anna Ioannovna in 1738. The original design was drawn up by the Swiss Pietro Antonio Trezzini, but in 1751 work was suspended when that architect left for his homeland. Construction was continued by the Frenchman Vallin de La Mothe and finally completed by the Italian Antonio Rinaldi.
Последние годы в Ангулеме
33
32 horn of plenty. Many of his creations adorn the quarters around Moika. Continuing his efforts in the area of the Police Bridge, Vallin de La Mothe completed construction of the Stroganov Palace behind Rastrelli’s façade and across the river, on the foundations of the temporary Winter Palace, he put up a residence for chief of police Chicherin. He also worked by the Blue Bridge, designing a mansion for Count Andrei Shuvalov (now the Yusupov Palace) and erecting on St Isaac’s Square a city palace for the diplomat and president of the Admiralty Collegium Count Ivan Chernyshev (later incorporated into the Mariinsky Palace). For us Vallin de La Mothe’s biography, like that of any architect, is chiefly composed of the history of his buildings. Surviving documents tell us extremely little of his personal life. We do know that in 1760 he was married in St Catherine’s Catholic Church to a widow named Suzanne Mariscar, apparently a Frenchwoman. Judging by the curious announcement that the architect had published in the capital’s newspapers in 1762 his command of Russian was not good. That
гофской дороге (ныне Александрино), бывший дом Бецкого у Летнего сада, возведенный на месте снесенного в 1773 году Оперного театра (ныне здание СПбГУКИ). Бесконечная круговерть, напряженнейший ритм жизни и суровый климат подорвали и без того слабое здоровье архитектора. Проведя в русской столице пятнадцать лет, он решил окончательно вернуться на родину. В протоколе заседания совета Академии художеств от 12 февраля 1775 года записано: «Уволить господина адъюнкт-ректора Деламота из Академии по его желанию с наступающего 1 числа июня». Совет академии, учитывая
По Петербургу гулял устойчивый слух, что руководитель строительства Иоганн Конрад Герард потерял проект Валлен-Деламота и был вынужден руководствоваться собственной памятью, которая его не подвела: зодчий не высказывал недовольства ходом работ. Главная достопримечательность этого архитектурного комплекса — арка в неоклассическом стиле, соединяющая внутренний бассейн («Ковш») с Мойкой. Современные фотографии. There was a persistent rumour in St Petersburg that the construction manager Johann Conrad Gerhard somehow lost Vallin de La Mothes designs and was forced to rely on his own memory, which did not fail him: the architect had no complaints about how the work proceeded. The chief feature of the architectural complex is an arch in the Neo-Classical style that spans the link between the internal basin and the Moika. Present-day photographs.
Большинство из созданного ВалленДеламотом в Петербурге сохранилось. Это Академия художеств, Гостиный двор, костел Святой Екатерины, загородное имение графа Ивана Чернышева на Петер-
remain in Russia almost another ten years. In St Petersburg Vallin de La Mothe served as architect to the Noble Cadet Corps, was a member of the chancellery of Catherine II’s courts and gardens and the first teacher of architecture at the Academy of Arts. In 1765 he became a member of the Academy’s board and in 1769 adjunct-rector for architecture.
A Worthy Follower of Piranesi
announcement stated that a certain widow named Maria Fiodorova had in his absence from home broken open the doors of some rooms and the locks of a cabinet and chests, taken silverware, clothing and other items to the value of 789 roubles 80 kopecks, and made off with them. In 1766 he departed for France for a time and then returned to
One of the peaks of Vallin de La Mothe’s career was the design of the façades for the New Holland complex on a man-made island that appeared after the Admiralty and Kriukov Canals were excavated back in Peter the Great’s time. The architect was commissioned to construct stores for ship timber and arsenals there in 1765. The project managers from the Admiralty did not expect any flight of fantasy or striking compositions from the architect. They required good quality, but purely functional buildings and could scarcely have imagined that in granting the Frenchman freedom of action they would be presenting the city with what is arguably its most romantic architectural masterpiece. In essence it is the only one of Vallin de La
The last years in Angouleme ˆ Most of what Vallin de La Mother created in St Petersburg still survives. This includes the Academy of Arts, Gostiny Dvor, St Catherine’s Catholic Church, the suburban residence of Count Ivan Chernyshev on the Peterhof Road (now Alexandrino) and Betskoi’s former house by the Summer Garden
Историческая прогулка /a stroll
through history
Vallen_delamot_NEW.qxd
34
3/21/11
15:21
Page 34
«ревностное попечение о вверенном ему юношестве», определил Валлен-Деламоту пенсию в размере половины его профессорского оклада. Вернувшись во Францию, Валлен-Деламот какое-то время проживал в Лионе, а затем перебрался в родной Ангулем и курировал российских студентов, которых отправляли во Францию для учебы на казенный счет. Хватало ли этих денег пожилому больному архитектору, прославившему Францию в далекой России? Впро-
чем, и этот источник доходов вскоре иссяк: началась революция, архитектора разбил паралич, родной Ангулем был переименован в Монтань-Шарант, деньги из далекого Петербурга перестали поступать, а те средства, которые еще оставались, съедала инфляция. Как и многих деятелей искусства, революция повергла Валлен-Деламота в нищету. Скончался он 7 мая 1800 года в родном Ангулеме, грезя о великолепных ансамблях, оставленных далекому Петербургу.
«Фасад Императорской Академии художеств». С акварели Максима Воробьева. 1813 год. Жану Батисту ВалленДеламоту судьбою была предназначена редкая честь проектировать здание Императорской Академии художеств, где впоследствии будут учиться величайшие русские художники, скульпторы и архитекторы. Увы, окончания строительства зодчий не увидел: в это время он уже находился во Франции.
The Façade of the Imperial Academy of Arts. From a watercolour by Maxim Vorobyev. 1813. Fate reserved for JeanBaptiste Vallin de La Mothe the rare honour of designing a building for the Imperial Academy of Arts that would become the alma mater for many outstanding Russian artists, sculptors and architects. Sadly the architect never saw the building completed — by that time he had returned to France.
that was erected in 1773 in place of the demolished Opera Theatre (and is now used by the University of Culture and Arts). The constant daily whirl, intensive pace of life and harsh climate undermined the architect’s always poor health. After fifteen years in the Russian capital, he decided to
«Екатерина II утверждает план Академии художеств». С картины Петра Басина. Не ранее 1840 года. Легенда гласит, что Екатерина II потребовала, чтобы внутри здания был круглый двор «для того, чтобы все дети, которые тут учиться будут, имели бы перед собой величину купола собора Святого Петра в Риме и в своих будущих архитектурных проектах постоянно с ним соотносились». Catherine II Approving the Plan for the Academy of Arts. From a painting by Piotr Basin. Not before 1840. There is a legend that the large round inner courtyard of the building was created at Catherines instigation “so that all the children who study here might have before them the size of the dome of St Peters in Rome and constantly correlate their future architectural plans to it.”
return home. The minutes of the meeting of the Academy of Arts board held on 12 February 1775 record the decision “to discharge Adjutant-Rector De La Mothe from the Academy at his own request from the coming 1 June”. In view of Vallin de La Mothe’s “zealous care of the young people entrusted to him”, the board set his pension at half his professorial salary. On his return to France, Vallin de La Mothe lived for a time in Lyons, then moved back to his native Angoulême and supervised Russian students who had been sent to France to study at the expense of the state. Did that bring in enough for the ailing architect who had brought glory to France in distant Russia to live comfortably? Even this source of income dried up: the revolution broke out; the architect was struck down with paralysis; Angoulême was renamed Montagne-Charente; the money stopped coming from Russia and what funds he had left were eaten up by inflation. The revolution left Vallin de La Mothe destitute like many other practitioners of the arts. He died in his birthplace on 7 May 1800, dreaming of the magnificent ensembles that he left to faraway St Petersburg.
Vallen_delamot_NEW.qxd
3/21/11
15:26
Page 1
Vallen_delamot_NEW.qxd
3/21/11
15:26
Page 2
3/21/11
15:29
Page 38
brilliant DISK
Gruzdev.qxd
Б листательный ДИСК / t he
Илья Александрович Груздев слыл в кругу литературного кружка «Серапионовы братья» человеком крайне обидчивым. Стихия игры захлестывала «серапионов» — они любили поддразнивать друг друга, обменивались насмешливыми письмами, сочиняли эпиграммы и не пропускали случая довести свою жертву до состояния, когда яркий румянец заливал лицо несчастного. Чаще всего жертвой становился Груздев. Но не он один. Михаил Зощенко тоже темнел лицом от шуток, неосторожно сказанного слова. Но Зощенко побаивались и старались не задевать. А Груздев долго оставался мишенью для острословов, тем более что он всегда густо краснел от обиды… Кто бы из современников ни живописал портрет Груздева, неизменной приметой его облика оставался цвет лица. В 1922 году Корней Чуковский записал в дневнике: «Были у меня вполне прелестные люди, серапионы. Сначала Лунц… Потом пришли два Миши: Миша Зощенко и Миша Слонимский. Потом пришел
Илья Груздев — очень краснеющий, критик». С течением времени стиль дневниковых записей не менялся: «розовый Груздев», «впечатлительный, розовый, обидчивый серапионов брат, критик Груздев». Однажды Федина спросили: «Не кажется ли вам постоянное подтрунивание над Ильей просто свинством?» — и услышали
Татьяна ЛАНИНА / by Tatyana LANINA
Брат Настоятель the father superior
38
Among the Serapion Brothers literary circle Ilya Alexandrovich Gruzdev had a reputation for extreme touchiness. The Serapions were in general much given to playful raillery — they liked to tease each other, exchanged mocking letters, composed epigrams and seized upon any chance to reduce a “victim” to a state of blushing embarrassment. Gruzdev was the most frequent sufferer from such humour, but not the only one, Mikhail Zoshchenko’s countenance also grew flushed over a joke or an ill-judged word. But people were scared of Zoshchenko and tried not to offend him. Gruzdev, on the other hand, remained a target for rapier wits, especially as he could be guaranteed to turn beet red.
Перспектива Невского проспекта от Полицейского моста в сторону Адмиралтейства. Фотография 1901 года.
The view along Nevsky Prospekt from the Police Bridge towards the Admiralty. 1901 photograph.
Справа вверху. Илья Груздев. Фотография 1920-х годов.
Top right. Ilya Gruzdev. 1920s photograph.
No matter which of Gruzdev’s contemporaries painted his portrait, his high-coloured complexion was an invariable feature of the work. In 1922 Kornei Chukovsky wrote in his diary: “I had some quite delightful people call round, the Serapions. First Lunts… Then
the two Mishas came — Misha Zoshchenko and Misha Slonimsky. Then Ilya Gruzdev, a great blusher — a critic.” As time went on, the diary epithets remained consistent: “pink Gruzdev”, “the sensitive, pink, touchy Serapion Brother, Gruzdev the critic”.
3/21/11
15:29
Б листательный ДИСК / t he
brilliant DISK
Gruzdev.qxd
Писатель Евгений Шварц был близок к литературному кружку «Серапионовы братья». На встречах «серапионов» он имел почетный статус «гостя». The writer Yevgeny Shvarts was close to the Serapion Brothers literary circle. At meetings of the “brotherhood” he had the honorary status of “guest”.
40
Page 40
в ответ: «Да нет же. Илья давно привык к этому и на нас давно не обижается». На самом деле Илья Груздев «привыкнуть» так и не смог. В дневниковых записях писателя Евгения Шварца, близкого к «серапионам», читаем: «Илья Груздев, неестественно румяный, круглый, сырой, белоголовый, белоглазый, чуть заикающийся». А далее: «С течением времени я убедился, что молчаливый и смирный этот человек самолюбив и властолюбив до потери сознания». Случай открывает автору дневника одаренность Груздева, которой он прежде не замечал: «Однажды я зашел в Госиздат, где он работал, и Груздев рассказал о Самозванце, заикаясь, но вдохновенно и так ясно, что целая эпоха осветилась мне. Он был историком и в этой области чувствовал себя свободнее, он говорил как художник». Финал дневниковой записи — откровение Шварца и едва ли не признание своей вины: «Мы были некоторое время в ссоре —
Роман Гуль в Нью-Йорке. Фотография 1960-х годов. Писатель Роман Гуль, эмигрировавший из России после революции, встретился с Груздевым, когда тот приехал в Берлин в 1928 году. Несмотря на недолгое знакомство, они прониклись друг к другу взаимной симпатией. Вернувшись в советскую Россию, Груздев принял активное участие в литературной судьбе Гуля. Благодаря его стараниям в издательстве «Советский писатель» вышло две книги писателя-эмигранта: «Жизнь на Фукса» и «Белые по Черному». Правда, вскоре после выхода оба издания попали в «запрещенные фонды».
Someone once asked Fedin, “Don’t you think it’s simply beastly to be making fun of Ilya all the time?” To which he replied, “Not at all. Ilya has long since got used to it and doesn’t take offence.” Gruzdev was a native Petersburger, born in 1892. He did not like to talk about himself. When the Serapions published autobiographies written in a free and easy, ironical manner, Gruzdev restricted himself to a brief comment: “It has become fashionable to write about oneself. To remain silent about oneself will probably never become a fashion. Which would make remaining silent all the more important.” The information about his family and childhood is sparse and contradictory, but still it paints a picture of his character. The writer Roman Gul recollected: “Gruzdev came, it would seem, from a wealthy merchant-class family. In any event
Roman Gul in New York. 1960s photograph. The writer Roman Gul, who emigrated from Russia after the revolution, met Gruzdev when the latter visited Berlin in 1928. Despite their brief time together, they took a mutual liking to each other. On his return to Soviet Russia, Gruzdev took an active interest in Gul’s literary fate. Through his efforts the Soviet Writer publishing house brought out two books by the émigré writer: Life on the Fuchs and Whites on Black. Admittedly, soon after their appearance both books were removed to the “forbidden funds”.
выяснилось, что поддразнивание мое, которому я не придавал значения, он принимал так тяжко, что я просто растерялся, когда на меня пахнуло этой стороной его воспаленного, замкнутого существа. Словно клапан вышибло из котла с азотной кислотой. Затем восстанавливались отношения осторожные с обеих сторон». Петербуржец Груздев родился в 1892 году. О себе рассказывать не любил. Когда «серапионы» опубликовали автобиографии, написанные в свободной, ироничной манере, Груздев ограничился коротким ответом: «Писать о себе становится модой. Молчать о себе никогда, вероятно, модой не станет. Тем важнее было бы уметь промолчать». Сведения о семье и детстве кратки и противоречивы, но именно в них вырисовывается личность Груздева. Писатель Роман Гуль вспоминал: «Был Груздев, кажется, из состоятельной купеческой семьи. „Киндерштубе“ (манеры, привитые в раннем возрасте. — Прим. автора) во всяком случае в нем чувствовалась. Из всех серапионов Илья Груздев был человек самый хороший. Именно — хороший. В Груздеве не было никакой „литераторской“ позы, никакой фальши. Он был душевно чистый человек. Искренен, прост, с некоторым юмором». Порядочность, благородство поступков, преданность братству запомнили многие. Сложность натуры Груздева оставалась в тени. Между тем Евгений
one sensed the Kinderstube [manners instilled in early childhood] in him. Of all the Serapions Ilya Gruzdev was the best as a person. I mean best behaved. There was nothing of the literary poseur about Gruzdev, no hypocrisy. He was open-hearted and straight, sincere and simple, with a degree of humour.” His decency, noble behaviour and loyalty to the brotherhood stuck in many minds. The complexity of Gruzdev’s personality remained in the shadows. Yet Yevgeny Shvarts said, probably from what he had learnt in conversation: “Gruzdev grew up in difficult circumstances. I don’t remember now: either his father or stepmother tyrannized him beyond all measure. It was awful. To that he attributed his ailment, high blood pressure, and many aspects of his character.” Ilya Gruzdev, perhaps at his father’s insistence, enrolled as a student at the Peter I Commercial College. But after completing his studies there, he chose to continue his education in the history and philology faculty of St Petersburg University. When the First World War broke out he went to the front voluntarily as a medical orderly.
«Внешне Илья был полн, мешковат, в одежде без всякой претензии на моду, лицо румяное и очень русское», — писал Роман Гуль в книге воспоминаний «Я унес Россию». “In outward appearance Ilya was stout, rather clumsy, dressed without any pretence to fashion, his face ruddy and very Russian,” Roman Gul wrote in his book of memoirs I Took Russia Away.
41
ском училище. Но, окончив его, выбрал для дальнейшего образования историкофилологический факультет Петербургского университета. Началась Первая мировая война, и он добровольно ушел на фронт санитаром. Груздев участвовал в Брусиловском прорыве и был награжден, как и Зощенко, за храбрость двумя Георгиевскими крестами. Вернувшись в Петроград, Груздев продолжил образование, получил диплом литературоведа. Его ждали служба в театральном отделе Наркомпроса и повседневный труд критика, рецензента, фельетониста в городских изданиях. Знакомство с будущими «серапионами» произошло в открывшемся 19 ноября 1919 года Доме Искусств на занятиях литературной студии под руководством Корнея Чуковского. Груздев записался к Евгению
Шварц рассказывал, вероятно со слов собеседника: «Вырос Груздев в тяжелых условиях. Не помню уже, отец или мачеха притесняли его, и притесняли сверх всякой меры. Страшно. Он этим объяснял болезнь свою, повышенное кровяное давление, и многие стороны своего характера». Учился Илья Груздев, возможно по настоянию отца, в Петровском коммерче-
Gruzdev took part in the Brusilov offensive and, like Zoshchenko, was decorated for bravery with two St George Crosses. On his return to Petrograd, Gruzdev continued his education, obtained a diploma in philology. He was taken on in the theatrical section
of the People’s Commissariat for Education and worked day-to-day as a critic, reviewer and topical columnist in the local press. His acquaintanceship with the future Serapions began at the House of the Arts (DISK) following its opening on 19 Novem-
Слева вверху. Здание Петровского коммерческого училища купеческого общества в СанктПетербурге. Набережная Фонтанки, 62. Фотография до 1914 года. Справа вверху. Здания Императорского СанктПетербургского университета. С открытки начала XX века. Слева внизу. Проводы на фронт. Фотография Д. Карновского. 1914 год. Top left. The building of the Peter I Commercial College of the merchants’ association in St Petersburg at 62, Fontanka Embankment. Pre-1914 photograph. Above. The building of the Imperial St Petersburg University. From an early 20th-century postcard. Bottom left. Seeing men off to the front. 1914 photograph by D. Karnovsky.
Б листательный ДИСК / t he
brilliant DISK
Gruzdev.qxd
42
3/21/11
15:29
Page 42
Замятину, который читал курс «Техника художественной прозы». Замятин вспоминал: «Длинная с колоннами комната в Доме искусств: студия. И тут они вокруг зеленого стола. <…> В зимние бестрамвайные вечера я приходил сюда с Карповки, чтобы говорить с ними о языке, о сюжете, о ритме, об инструментовке…» Современники запомнили, что Груздев и Лунц «хвостом» ходили и за Виктором Шкловским. Через год с небольшим слушатели Замятина соберутся 1 февраля 1921 года в Доме Искусств, чтобы объявить о создании общества «Серапионовы братья». О характере объединения позже расскажет Михаил Слонимский: «Решили собираться вольно, без устава, новых членов принимать, руководствуясь только интуицией. Все, что писали, читалось на собраниях… Пуще всего боялись потерять независимость, чтобы не оказалось вдруг „Общество Серапионовых братьев при Наркомпросе“». Груздев присутствовал на первом собрании и был принят. Дали ему прозвище «Брат Настоятель» (глава мужского монастыря), хотя лидером он, конечно, не был, а в «монастыре» появилась единственная «серапионка», поэтесса Елизавета Полонская. Вскоре он получил дарственную надпись на книге одного из жителей ДИСКа, которая гласила: «Назвался Груздевым — хвали Серапионов!»
В первом же альманахе «Серапионовы братья» (1922 год) Груздев печатает статью «Лицо и маска», в которой выносит на обсуждение волнующий «серапионов» вопрос о роли рассказчика в современной литературе. Он считает, что в подлинном художественном произведении присутствует не личность писателя, а его маска. В дальнейшем он разрабатывает эту гипотезу на материале рассказов, прочитанных «серапионами» в Доме Искусств. Особенно его привлекает маска рассказчика в произведениях Зощенко («Вечера Серапионо-
Группа литераторов «Серапионовы братья». Слева направо: Константин Федин, Михаил Слонимский, Николай Тихонов, Елена Полонская, Михаил Зощенко, Николай Никитин, Илья Груздев, Вениамин Каверин. Фотография 1921 года.
Poster for the literary studio at the House of the Arts. An important role in the formation of the Serapion Brothers was played by the writer and literary scholar Victor Shklovsky. Many of the Serapions attended his lectures at the House of the Arts literary studio. Shklovsky was an active participant in the meetings of the brotherhood and although he was not formally a member, he nevertheless was given the nickname “Brother Troublemaker”. Shklovsky wrote the first article about the Serapions and it was thanks to his efforts that the anthology The Serapion Brothers. A First Almanac came out in 1922.
The Serapion Brothers literary grouping. Left to right: Konstantin Fedin, Mikhail Slonimsky, Nikolai Tikhonov, Yelena Polonskya, Mikhail Zoshchenko, Nikolai Nikitin, Ilya Gruzdev and Veniamin Kaverin. 1921 photograph.
ber 1919 — at sessions of the literary studio run by Kornei Chukovsky. Gruzdev signed up for a course being given by Yevgeny Zamiatin on “The Technique of Prose Fiction”. Zamiatin recalled: “A long room with columns in the House of the Arts: the studio. And there they were around the green table. … On the tram-less winter evenings I walked there from the River Karpovka to talk with them about language and plot, rhythm and instrumentation…” Contempo-
вых братьев»). Груздев участвует в широкой литературоведческой дискуссии о природе сказа в современной литературе. Редкий случай — ранние критические статьи Груздева о Зощенко и сегодня оцениваются исследователями как глубокие и тонкие по наблюдениям. «Серапионы» пристрастно наблюдали за критической работой Груздева. Каверин писал Лунцу: «Илья написал прекрасную статью, вдруг выпустив когти… и обругал целую кучу писателей. Называется „Утилитаризм и самоцель“». К первой годовщине «серапионов» в 1922 году ему посвятили такие строки: Вот критик и зоил, Одной литературой дышит, Он „тайну мудрости“ открыл. Печатает, хотя не пишет. В конце 1922 года собрания в ДИСКе запретили, но еще год здание оставалось
Афиша литературной студии при Доме Искусств. Важную роль в становлении группы «Серапионовы братья» сыграл писатель и литературовед Виктор Шкловский. Многие из «серапионов» были слушателями его лекций в литературной студии Дома Искусств. Шкловский был активным участником собраний «братьев», и хотя формально он не являлся членом группы, тем не менее получил прозвище «Брат Скандалист». Шкловский стал автором первой статьи о «серапионах», а благодаря его стараниям в 1922 году увидел свет сборник «Серапионовы братья. Альманах первый».
raries recalled that Gruzdev and Lunts also “tailed” Victor Shklovsky around. Just over a year later Zamiatin’s students gathered at the House of the Arts on 1 February 1921 so as to announce the creation of the Serapion Brothers association. The character of the grouping was later described by Mikhail Slonimsky: “We decided to come together loosely, without any charter, to accept new members, to be guided by intuition alone. Everything we wrote was
Первый сборник-альманах молодых писателей и поэтов «Серапионовы братья», изданный в 1922 году в Петрограде. The young writers’ and poets’ first almanacanthology, The Serapion Brothers, published in Petrograd in 1922.
В конце двадцатых годов «серапионы» живут на два города — в Ленинграде и Москве. Выезжают за границу — в Берлин и Париж. Связи не обрываются, но празднование серапионовских годовщин все чаще становится формальным. Груздев самокритично относится к литературной «солидности» братьев.
43
In the late 1920s there were Serapions in both cities, Leningrad and Moscow. Some also went abroad, to Berlin and Paris. They did not lose contact with each other, but the celebration of the anniversary of the group’s foundation increasingly became a formality. Gruzdev took a critical view of the brothers’ literary gravitas. read out at the meetings… Most of all we feared losing our independence, suddenly finding ourselves ‘the Serapion Brothers association under the auspices of the People’s Commissariat for Education’.” Gruzdev attended the first meeting and was accepted as a member. They gave him the nickname Brother Abbot or Father Superior, although he was no leader, of course, and the only ‘Serapion Sister’, the poetess Yelizaveta Polonskaya, appeared in his ‘monastery’. In the first almanac The Serapion Brothers (1922) Gruzdev published an article entitled “Face and Mask” which brought forward for discussion the role of the narrator in contemporary literature, an issue that concerned the Serapions. He expressed the opinion that in a true work of fiction it is not the writer’s personality that is present, but his mask. He went on to develop this hypothesis on the basis of short stories read aloud by the Serapions at the House of the Arts. He was particularly attracted by the mask of the narrator in Zoshchenko’s works (“The Serapion Brothers’ Soirees”). Gruzdev took part in the wide-ranging philological discussion
общежитием. «Серапионы» как могли старались сохранить свое «братство». Их волновал вопрос — останутся ли они в литературе? Очень разные, индивидуальные по дарованиям, они хотели сберечь стиль взаимоотношений. После отъезда на лечение Льва Лунца все они пишут ему в Германию, а ответы передают из рук в руки. Груздев переживал отъезд Лунца особенно тяжело: «Милый Левушка. Люблю тебя бесконечно и скучаю безмерно. Очень рады, что ты поправляешься. Ты бы обхохотался, если бы увидел Слонимского в роли провинциального редактора. Я имел счастье наблюдать в Бахмуте. Милый Левка, не сердись на нас. Мы тебя помним, всегда вспоминаем. Твой Илья». «Серапионы» неизменно собираются на годовщины своего «братства». На пятилетие в 1926 году им пишет из Неаполя Горький, подписывающий свои письма «А. Пешков»: «Да, вы, серапионы, история литературы. В невероятно трудные годы, в условиях, отчаянно тяжелых, вы сумели остаться свободными художниками, именно вопреки законодателям вкусов, как вы пишете, вопреки создателям канонов или точнее кандалов для души. Это заслуга не малая. Ее не забудут. Не забывайте и вы то время, когда в голоде и холоде вас не покидала „одержимость“, когда чувство дружбы так хорошо, крепко держало вас на земле и не дало погибнуть вам.
of the nature of narration in contemporary literature. In a rare exception to the rule, Gruzdev’s early critical essays on Zoshchenko are still rated highly by scholars today for the depth and subtlety of their insights. The Serapions followed Gruzdev’s work as a critic with partiality. Kaverin, for example, wrote to Lunts: “Ilya has written a fine article, suddenly showing his claws… and berated a whole bunch of writers. It is called ‘Utilitarianism and the End in Itself’.”
Осенью 1923 года Илья Груздев отправился в Бахмут, где вместе с Михаилом Слонимским и Евгением Шварцем работал в газете «Всероссийская кочегарка» и в журнале «Забой». «Общий вид города Бахмута». С открытки до 1924 года. A General View of Bakhmut. From a pre-1924 postcard.
3/21/11
15:29
Page 44
brilliant DISK
Gruzdev.qxd
Б листательный ДИСК / t he
тературных репутациях. Ярым врагом этого был покойный Лунц, боровшийся против оседлости». Приближение к горьковской теме, ставшей главной в жизни Груздева-филолога, произошло едва ли не случайно. Михаил Слонимский одно время служил секретарем Горького и собирал материалы для его биографии. Увлеченный писательством и художественными замыслами, он посчитал, что «талантливый, но еще как-то не нашедший применения своему таланту» Илья Груздев более годится для такой работы, и отдал ему все собранные материалы. Деятельность Груздевабиографа началась с небольшого очерка «Максим Горький», опубликованного в 1925 году.
44
Дело прошлое: немало страха натерпелся я за вас, когда, наобещав вам „три короба“ всякой всячины, уехал из России и ничего не мог сделать, будучи обманут, как это со мной бывало и бывает нередко. Но вот вы все-таки побороли внешнее, выжили здоровыми и твердо идете своим путем. Путь верный». Однако Груздев оценивал происходящее в «братстве» критически. Он пишет в Сорренто Максиму Горькому: «Первого февраля серапионы праздновали у меня восьмую годовщину. Было очень весело внешне и довольно невесело по существу. Есть что-то застывшее — солидное в их ли-
At the Serapions’ first anniversary in 1922 these verses were dedicated to him: Here’s our critic, our dear Zoilos Who lives on literature alone. The “secret of wisdom” he reveals to us. He’s found in print, through writer he is none. Late in 1922 meetings at DISK were banned, but the building remained a hostel for another year. The Serapions did all they could to preserve their “fraternity”. They were concerned with whether they would be able to remain in literature. These very different, individual talents were eager to preserved their style of their interaction. After Lev Lunts went abroad for treatment they all wrote letters to him in Germany and passed the replies from hand to hand. Gruzdev took Lunts’s departure particularly hard: “Dear Levushka, I love you endlessly and miss you beyond measure. We are very glad that you are getting better. You would laugh yourself silly if you saw Slonimsky in the role of provincial editor. I had the pleasure of observing him in Bakmut [now Artemivsk in Ukraine]. Dear Lev, don’t be cross with us. We remember you and are always thinking of you. Yours, Ilya.”
Вверху. Максим Горький оказывал покровительство «Серапионовым братьям». Ниже. Фронтиспис книги Ильи Груздева «Жизнь и приключения Максима Горького». Top. Maxim Gorky gave the Serapion Brothers his patronage. Below. The frontispiece of Ilya Gruzdev’s book The Life and Adventures of Maxim Gorky.
Выше. Титульный лист первого очерка Ильи Груздева о Максиме Горьком. В предисловии к очерку Груздев не забыл сказать, что «в работе частично использованы неизданные материалы, собранные М. Л. Слонимским». Above. The title page of Ilya Gruzdev’s first essay about Maxim Gorky. Gruzdev did not forget to mention in the foreword that “the work uses in part unpublished material collected by M.L. Slonimsky.”
The Serapions invariably gathered on the birthday of their “fraternity”. On the fifth anniversary in 1926, Gorky wrote to them from Naples, signing the letter with his real name, “A. Peshkov”: “Yes, you Serapions are the history of literature. In incredibly hard years, under desperately difficult circumstances, you managed to remain free artists, specifically in defiance of the legislators of tastes, as you write, in defiance of the creators of canons, or rather shackles for the soul. That is no mean contribution. It will not be forgotten. Nor should you forget the time when, amid cold and hunger, you did not lose your ‘obsession’, when the sense of friendship kept you so well, so firmly on the earth and prevented you from perishing.
45
Тогда же началась интенсивная переписка Груздева с Горьким, в которой уточнялись хронология и факты жизни писателя. Отклик Горького на посланную ему биографию, казалось, не вдохновлял начинающего биографа: «Нередко испытываешь такое впечатление от воспоминаний о Пешкове, как будто оный Пешков — шестипалый человек, и „вспоминают“ не о нем в целом его виде, а лишь о шестом его пальце». Утешительно звучали лишь слова: «Вас это, конечно, не касается…» Тем не менее уже в 1926 году Груздев выпускает книгу для детей «Жизнь и приключения Максима Горького». В основу беллетристического повествования легли автобиографические рассказы Горького. На этот раз Груздев решил заручиться поддержкой Горького и получил от него важное уточнение авторской позиции: «Конечно — дети заслуживают всяческого внимания и уважения. Книжка эта — нечто, похожее на канонизацию героя при жизни. В святые я не пригоден, к тому же одержим стремлением ко всяческим грехам и склонен к многим ересям… Но если уж сделано, так уж сделано — и печатайте на здоровье Ваше». Груздев продолжает работу над биографией Горького с осторожностью, скрупулезно расспрашивает писателя о родственниках, уточняет даты, ищет подробности... Горький неизменно отвечает, но иногда не выдерживает дотошности своего адресата. Он пишет: «Господи, господи, —
сколько в мире твоем нерешенных вопросов! Дорогой мой Груздев, — я начинаю бояться вас, как уже окончательно устрашен доктором Голантом… Недавно во сне видел его дикобразом, ощетинился свирепо и прыгает на меня и визжит: „А — как Вы с женщинами?“ Я же голый, распростерт на горячем песке в полном изнеможении и беспомощности — ужас! Вот они, вопросыто, до чего доводят!» Груздев обиделся на сравнение себя с психиатром Голантом, о личной жизни писателя не распространялся, а больше всего интересовался самыми мелкими подробностями исторической обстановки, в которой жил Горький. С 1925 по 1936 год Груздев и Горький обмениваются более чем двумястами письмами. В 1933 году Груздев публикует краткую биографию
“A matter from the past: I endured a good deal of anxiety about you, when, after promising you ‘three crates’ of all sorts of stuff, I left Russia and was unable to do anything, having been deceived as I quite often have been and still am. But you nonetheless fought against outside circumstances, emerged healthy and are proceeding firmly along your course. The right course.” Gruzdev, however, took a critical view of what was happening in the brotherhood. He wrote to Gorky in Sorrento: “On 1 February the Serapions celebrated their eighth anniversary at my place. It was very jolly on the surface and fairly joyless in essence. There is something hard-set, solid about their literary reputations. That was something vehemently opposed by the late Lunts, who fought against the settled life.” The Gorky theme that became paramount for Gruzdev as a scholar came into his life almost by accident. Mikhail Slonimsky acted for a time as Gorky’s secretary and assembled material for a biography of him. Heavily engaged with his own writing and creative ideas, he reckoned that Ilya Gruzdev — “talented, but somehow still
not having found an application for his talent” — was better suited to such work and gave him all the material he had collected. Gruzdev’s activities as a biographer began with the short essay “Maxim Gorky” published in 1925. At that same time an intensive correspondence began between Gruzdev and Gorky in which he clarified the chronology and facts of the writer’s life. Gorky’s response to the biography when it was sent to him did not it seemed inspire the novice biographer: “Quite often one gets the impression from reminiscences about Peshkov that said Peshkov is a six-fingered man and people ‘recall’ not his appearance as a whole, but only his sixth finger.” The only comfort lay in the words “That does not, of course, apply to you…” Gruzdev continued his work on Gorky’s biography with caution, scrupulously questioning the writer about relatives, checking dates and searching out details… Between 1925 and 1936 the two exchanged over two hundred letters. In 1933 Gruzdev published a short biography entitled simply Gorky. In it he no longer wrote about the
В августе 1946 года секретарь ЦК ВКП(б) Андрей Жданов выступил в Смольном с разгромным докладом «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“». Анна Ахматова, Михаил Зощенко, а заодно все «серапионово братство», включая давно почившего Льва Лунца, были подвергнуты уничижительной критике. Зощенко он назвал «мещанином и пошляком». In August 1946 Communist Party Central Committee secretary Andrei Zhdanov verbally presented a report at Smolny “about the magazines Star and Leningrad”. Anna Akhmatova, Mikhail Zoshchenko and with them the whole of the Serapion Brotherhood, including the long-dead Lev Lunts, were subjected to scathing criticism. Zoshchenko was described as “a petty bourgeois and vulgar man”. Выше. «Серапион» Николай Никитин. Ниже. Секретарь ЦК ВКП(б) Андрей Жданов. Бывший «серапион» Николай Никитин согласился поддержать доклад Жданова от лица писательской общественности. Другой выбор сделал Илья Груздев, живший вместе с Зощенко и Слонимским в одном доме на набережной канала Грибоедова. В обстановке, когда знакомые Зощенко переходили на другую сторону улицы, Груздев настойчиво приглашал его к себе в гости, всячески демонстрируя несогласие с травлей выдающегося русского писателя. Above. The Serapion Nikolai Nikitin. Below. Communist Party Central Committee secretary Andrei Zhdanov. The former Serapion Nikolai Nikitin agreed to support Zhdanov’s report in the name of the writing community. Ilya Gruzdev, who lived in the same building as Zoshchenko and Slonimsky on the Griboyedov Canal, made a different choice. At a time when acquaintances of Zoshchenko crossed the road to avoid meeting him, Gruzdev persistently invited him to his home and demonstrated in every possible way that he did not agree with the hounding of the outstanding Russian writer.
Б листательный ДИСК / t he
brilliant DISK
Gruzdev.qxd
46
3/21/11
15:29
Page 46
«Горький». В ней он говорит уже не о мальчике Алеше Пешкове, а о юноше, который видит «слишком много мерзости и грязи», способной его затянуть, но выбирает путь борца, будущего революционера. Наиболее полная биография Горького, написанная Ильей Груздевым, вышла в основанной писателем серии «Жизнь замечательных людей» в 1958 году. В ней он пренебрег некоторыми фактами, известными ему из переписки. Даже в годы «оттепели» биограф не смог обойтись без умолчаний, а порой и дезинформации. Завершающим трудом многолетних занятий стала книга Груздева «Горький и его время», первый том которой был опубликован в 1938 году. Скорее всего, он понимал, что ни идеологическая обстановка, ни оставшиеся физические силы не позволят осуществить проект целой биографии. И он выбрал исключительный вариант — писать только о раннем периоде жизни и творчества Горького и закончить 1892 годом, когда появился в печати рассказ «Макар Чудра». Таким образом, он оставался в XIX веке и обходил все острые проблемы двадцатого. Обширный, семисотстраничный труд биографа оказался посвященным главным образом общественно-политической обстановке конца 1880-х — начала 1890-х годов. Интерес к эпохе преобладает в этом труде над личностью писателя. Вот где пригодилась переписка с Горьким, его ответы на по-
boy Aliosha Peshkov, but about the youth who sees “too much depravity and filth” capable of drawing him in, but chooses instead the way of the fighter, the future revolutionary. The fullest biography of Gorky by Ilya Gruzdev came out in 1958 in the Lives of Remarkable People series that the writer himself had founded, while the culmination of long years of work was the book Gorky and His Time, the first volume of which was published in 1938. Gruzdev most probably realized that neither the ideological climate nor his own remaining physical strength would allow him to complete a full biography. And he chose a very unusual option — to write only about the early period of Gorky’s life and work, ending in 1892, when the story Makar Chudra appeared in the press. Thus he remained in the nineteenth century and avoided the burning issues of the twentieth. The biographer’s wide-ranging 700-page opus ended up being mainly devoted to the social and political situation in the late 1880s and early 1890s. Interest in the period predominated in the work over
дробные вопросы Груздева о провинциальной жизни, экономическом положении в стране, библиотечном деле, революционном движении… Всю войну Илья Александрович Груздев прожил в блокадном Ленинграде. В 1943 году «серапионам» удалось встретиться. Не всем. Всеволод Иванов записал в дневнике: «Груздев сидел умиленный, что серапионы живы!»
Имя Горького двадцать лет охраняло Илью Груздева. Но в 1946 году Груздев, как бывший «серапион», попал под идеологическую расправу — его вывели из редакции ленинградского журнала «Звезда». Gorky’s name protected Ilya Gruzdev for twenty years. But in 1946, as a former Serapion, he became a target for ideological reprisal — he was removed from the editorial staff of the Leningrad magazine Zvezda.
47
Во время блокады Илья Груздев не покинул родной город. «Баррикада. Ленинград, 1941». Из серии Николая Быльева-Протопопова «Блокадные рисунки». 1941—1942 годы.
меню гурмана / gourmet menu
Ilya Gruzdev remained in his native city during the siege. Barricade. Leningrad, 1941. From Nikolai BylyevProtopopov’s series Siege Drawings. 1941—42.
the personality of the writer. This was where the correspondence with Gorky was so valuable — his answers to Gruzdev’s detailed questions about provincial life, the economic state of the country, librarianship, the revolutionary movement… Ilya Alexandrovich spent the whole of the war in besieged Leningrad. In 1943 the Serapions managed to get together. But not all of them. Vsevolod Ivanov wrote in his diary: “Gruzdev sat there, moved that the Serapions are still alive!”
искусство отдыхать / the art of relaxation чтение под сигару / a good cigar, a good read
В сборник «Родная земля» вошли статьи Ильи Груздева о Великой Отечественной войне. The anthology Native Land included articles by Ilya Gruzdev about the war.
М еню гурмана / g ourmet
menu
Ustritsi_NEW_NEW.qxd
3/21/11
15:31
Page 48
Первое устричное правило гласит: устрицы можно употреблять только в те месяцы, в названии которых присутствует буква «р». И хотя благодаря достижениям современной науки выведен сорт этих моллюсков, которые можно есть и летом, Талион Клуб придерживается в гастрономических правилах консервативных взглядов. Устричные пятничные вечера проходят здесь только с сентября по апрель. Михаил СЕВЕРОВ / by Mikhail SEVEROV
Еще утром эти моллюски нежились в теплом море, а вечером уже покоятся на льду, на широком подносе под взорами посетителей Талион Клуба. Какую выбрать? Фин де Клер классические или Спесиаль? А может, Белон, Спесиаль Экай Д’Аржан? Или по одной от каждого сорта? Выбор нужно сделать сегодня или ждать следующей пятницы. Потому что второе устричное правило гласит: устрицу надо съесть в тот самый день, когда она была извлечена из моря. На вторые сутки моллюск из готового продукта превращается в полуфабрикат. Наконец выбор сделан. Ловким движением ножа повар вскрывает раковину, и вокруг распространяется пьянящий аромат морской свежести. Капелька лимона — моллюск вздрагивает… И не забыть про третье устричное правило: бокал шабли и устрицы — сочетание, проверенное временем. Шампанское тоже вполне традиционный выбор. Все остальное — экзотика. Говорят, что в Бельгии принято употреблять устрицы с пивом. В апреле устричный сезон заканчивается. Устричные ножи зачехляются до сентября, когда по пятницам в Талион Клубе вновь будет разливаться аромат морской свежести.
пятницы с ароматом моря fridays with the scent of the sea
48
The first rule about oysters is that you should eat them only when there is an “r” in the month. And although the achievements of modern science include the breeding of a variety of this mollusc that can also be consumed in summer, the Taleon Club adheres to conservative views regarding gastronomic rules. Oyster Friday evenings take place here only from September to April. In the morning these molluscs were still basking in a warm sea; in the evening they are resting on ice on a broad tray beneath the gaze of visitors to the Taleon Club. Which to choose? Fin de Claire classic or Speciale? What about Belon, Speciale Ecailles d’Argent? Or maybe one of each kind? You have to make the choice today, or else wait until next Friday. Because the second rule about oysters says that they ought to be eaten the same day that they were taken from the sea. The next day the mollusc turns from a ready-made dish into an ingredient. At last the choice is made. With a deft movement of his knife the chef opens the shell and the intoxicating aroma of sea freshness fills the air. A drop of lemon — the mollusc shudders… And don’t forget the third rule about oysters: a glass of Chablis and oysters is a timehonoured combination. Champagne is another wholly traditional accompaniment. Anything else comes under the heading of exotic. In Belgium, so I am told, people eat oysters with beer. April is the close of the oyster season. The oyster knives will then be put away until September, when Fridays at the Taleon Club will once again be marked by the scent of the sea.
устричный бар в атриуме
Turizm_44.qxd
3/21/11
15:54
Page 50
Непал раскинулся на южных склонах центральной части Гималаев. Маленькому королевству, зажатому между Индией и Китаем, есть что предложить туристам: древние города, горные деревушки, дремучие леса, зеленые равнины и чистые озера... Каждый год сюда едут сотни тысяч любителей активного отдыха: покорить очередную вершину, побродить по горам с рюкзаком за плечами, промчаться на рафте по бурным горным рекам. Но Непал — это еще и духовный центр индуизма и буддизма. Именно здесь, по преданию, родился Будда.
В Непале расположены восемь из четырнадцати самых высоких вершин мира, в том
51
числе и Эверест, что делает его Меккой для альпинистов всего мира. Кроме того, около половины территории королевства занимают так называемые Внутренние Гималаи, живописные склоны которых покрыты лесами и тщательно обработанными террасами полей. Здесь, на высоте до двух тысяч метров, находятся наиболее популярные речные и пешеходные туристические маршруты. Столицу Непала часто называют Флоренцией Азии. Катманду является величайшей сокровищницей индуистского и буддистского искусства, говорят, что «здесь столько храмов, сколько домов, и столько богов, сколько людей». Катманду поистине является одним
На западе Катманду находится ступа Сваямбунат — один из древнейших буддистских храмовых комплексов. На холм, где расположено это святое для всех буддистов место, ведут 365 каменных ступеней. Городская суета остается далеко внизу, а паломников окружают тишина и покой. По легенде, именно здесь из брошенного Шивой семени лотоса возникла Земля.
путешествие
к истокам земли На северо-востоке Катманду расположен один из самых знаменитых индуистских храмов, посвященных богу Шиве — Пашупатинатх. Главный храм Пашупатинатха с крышей, покрытой золотом, считается шедевром индуистской архитектуры. Вход в храмовый комплекс разрешен только индуистам, но он хорошо виден с противоположного берега реки Багмати.
большим музеем под открытым небом, в котором история и современность тесно переплелись в одно неразрывное целое. Отдых в Непале — это не просто экзотика. Это намного больше, чем индуистские и буддистские храмы, восточные базары и колоритные деревушки. В эпоху глобализации Непал остается одним из немногих уголков Земли, где можно забыть о современном урбанистическом обществе. Путешествие в Непал — это путешествие к истокам Земли, к ее изначальной вневременной сущности.
На берегу Багмати, непосредственно у подножия храма, находятся две каменные платформы, гхаты, предназначенные для кремации членов королевской семьи и семей премьер-министров. Отдельно расположены общественные гхаты. Кремирование в Пашупатинатхе имеет для верующих особый смысл, и многие пожилые индусы специально приезжают сюда и живут в ожидании смерти в гостевых домах при храме.
М еню гурмана / g ourmet
menu
Taleon_restoran_reclama.qxd
3/21/11
Трижды признанный лучшим рестораном класса «люкс» в СанктПетербурге, «Талион», ранее работавший в клубном режиме, теперь открыт ежедневно и не требует регистрации гостей при входе. Ужин здесь может стать незабываемым событием для вас и ваших близких, друзей и деловых партнеров. Парадная обстановка, сервис высшего класса и блюда, приготовленные виртуозами кулинарного искусства под руководством шеф-повара Александра Дрегольского, — это три составляющие ресторана «Талион». И последний штрих: богатая винная карта с впечатляющим выбором редких вин, коньяков лучших марок и более тридцати наименований шампанского. Воскресный бранч в ресторане «Талион» привлекает истинных гурманов многообразием закусок, основных блюд, домашних десертов, а также специально приготовленных для каждого бранча сюрпризов от шеф-повара.
15:56
Page 52
Роскошь и изысканность — эти два слова могли бы стать девизом ресторана «Талион», расположенного на втором этаже «Талион Империал Отеля», в исторических интерьерах памятника архитектуры XVIII века, принадлежавшего в начале XX века знаменитой династии русских купцов Елисеевых. Luxury and refinement — those two words might be the motto for the Taleon restaurant, located on the first floor of the Taleon Imperial Hotel, in the historical interiors of an architectural monument from the eighteenth century that belonged in the early 1900s to the famous Yeliseyev dynasty of Russian merchants.
есторан для незабываемых встреч a restaurant for unforgettable occasions
Время работы ресторана «Талион»: понедельник — суббота с 19.00 до 23.00. Воскресный бранч: с 12.00 до 16.00, стоимость — 3100 руб. Наши телефоны: (812) 324-99-11, (812) 324-99-44
52
Тhe Taleon, recognized three
The Taleon restaurant is open every day from 7 pm to 11 pm. Sunday brunch is available from 12 noon to 4 pm at a fixed charge of 3,100 roubles. Telephone: (812) 324 9911 or 324 9944
times as the best luxury-class restaurant in St Petersburg, used to work on the club principle, but now it is open daily and no longer requires diners to register. A meal here can provide an unforgettable occasion for you and your family, for friends or business contacts. A splendid setting, first-rate service and dishes prepared by culinary virtuosos under the leadership of head chef Alexander Dregolsky are three ingredients of the Taleon restaurant's recipe. The finishing touch is provided by a rich wine-list with an impressive choice of rare wines, the finest brandies and over 30 kinds of champagne.
Sunday brunch in the Taleon restaurant attracts real gourmets with its variety of starters, main courses and home-style desserts, as well as the surprises that the head chef prepares specially for each brunch.
3/21/11
15:57
Page 54
Ч тение под сигару /a good
cigar, a good read
Bajkonur1.qxd
54
О том, что курение вредная привычка, нам твердят еще с пеленок. Но любителей табачного дыма это не останавливает. Парадоксально то, что заядлые курильщики часто встречаются среди тех, чья профессия предполагает особую заботу о здоровье. Например, среди космонавтов. А уж если «небожители» не всегда находят в себе силы отказаться от табака, что говорить о простых смертных! Те читатели нашего журнала, кто еще не поборол эту привычку, всегда могут заказать в ресторанах Талион Клуба престижную сигару и выкурить ее в Сигарной гостиной за чтением клубного журнала. The idea that smoking is a bad habit is drummed into us from the cradle. But that does not stop the aficionados of tobacco. Paradoxically heavy smokers are often found among those whose professions presuppose particular care for one's health. Cosmonauts, for example. And if those “denizens of the heavens” cannot always find the strength to give up tobacco, what can be said about mere mortals? Those readers who have not yet overcome the habit can always order a prestigious cigar in the Taleon Club restaurants and smoke it in the Cigar Salon while reading the club magazine.
За день до приезда высокопоставленных гостей в поселке Ленинский проводили «генеральную репетицию». В столовой шеф-повар Николай Смирнов колдовал над запеченным поросенком, в обрамлении гречневой каши покоившимся на овальном блюде. Чувствуя себя настоящим художником, он наносил последние штрихи на свое творение. Ловко всунул в пасть поросенка букетик петрушки и поднял блюдо на вытянутых руках, придирчиво оглядывая шедевр… Буфетчик Андрей листал разговорник, силясь запомнить хоть какие-то слова. «Тьфу, басурманский язык!» — не выдержал и швырнул брошюрку в стену. В тот же момент дверь в столовую распахнулась, и с криком «Идут!» влетел кто-то из офицеров. От неожиданности блюдо выскользнуло из рук шеф-повара, части поросячьей тушки разлетелись во все стороны. Гречневая каша усыпала пол, покатились во все стороны яблоки. И только петрушка осталась победно торчать в пасти поросенка. Она походила на миниатюрную пальму…
55
Мила КУДРЯШОВА / by Mila KUDRIASHOVA
«Пальма»
в казахских степях
a “Palm” in the steppes of Kazakhstan
Ч тение под сигару / a
good cigar, a good read
Bajkonur1.qxd
3/21/11
15:57
Page 56
Призрак звездной войны Поселок Ленинский, находившийся в казахской пустыне к востоку от Аральского моря, в те годы на географических картах не значился. И для этого были весьма веские причины… Решение о его строительстве было принято в феврале 1955 года в связи с тем, что потребовался полигон для испытаний новой межконтинентальной баллистической ракеты Р-7. Действовавший с 1947 года полигон Капустин Яр в Астраханской области был уже известен зарубежным спецслужбам, а Р-7 требовала особой секретности, потому что разрабатывалась как носитель водородной бомбы.
При выборе места для строительства руководствовались следующими критериями: обширный, малонаселенный район, земли которого мало использовались в сельском хозяйстве, наличие железнодорожной магистрали и источников пресной воды. Такое место нашлось — поселение Тюратам, вблизи одной из крупнейших рек Средней Азии Сырдарьи и железной дороги Москва–Ташкент. Строительство космодрома проходило в строжайшей тайне. Даже между собой разработчики называли этот район «Тайга», а стартовый комплекс — «Стадион». Для дезориентации вероятного противника были построены картонные сооружения
Справа. Рабочий на железнодорожной станции Тюратам, через которую поступали основные грузы на полигон. Ниже. Улица Песчаная в поселке Заря, который в 1959 году был переименован в Ленинский, в 1966-м стал городом Ленинском, а с 1995-го называется Байконур. Внизу справа. Так начиналось строительство космодрома. Всего через несколько лет отсюда стартует первый в мире искусственный спутник Земли. Фотографии 1950-х годов. Слева. Город Ленинск. Фотография до 1995 года.
Строительство монтажно-испытательного корпуса на площадке 2, где впоследствии будут проводиться сборка ракетыносителя и космического корабля «Восток», а также пристыковка ракеты к кораблю и предстартовые испытания. Фотография 1950-х годов. Construction of the assembly and testing facility on site 2, where carrier rockets and the Vostok spaceship would later be assembled, joined together and undergo pre-launch testing. 1950s photograph.
«ложного» космодрома в Карагандинской области, вблизи поселка Байконур, — от «настоящего» его отделяло порядка трехсот километров. Позже это название закрепилось и за действующим космодромом. Существует гипотеза, что Хрущев придумал освоение целины лишь для того, чтобы скрыть от глаз противника строительство гигантского военного комплекса, который несколько лет оставался «невидимкой». У него не существовало почтового адреса. Следовавшие к нему железнодорожные вагоны в официальных документах приписывались другим пунктам назначения. Военные строители покидали поезда тайно. Ниже. Ракета-носитель «Союз-У» в монтажноиспытательном комплексе. С 1973 по 2008 год было совершено 714 запусков этой ракеты, из них 695 успешных. Фотография 2007 года.
Above. A worker at the Tiuratam railway station through which the main cargoes were delivered to the base. Left. Peschnaya (Sandy) Street in the settlement of Zaria, which was renamed Leninsky in 1959, shortened to Leninsk in 1966, and since 1995 has been officially called Baikonur.
Слева внизу. Строительство стартовой площадки. Фотография 1955 года.
Below. This is how construction of the cosmodrome began. Within a few years the world’s first artificial satellite would be launched from the site. 1950s photographs. Far left. The town of Leninsk. Pre-1995 photograph.
56
A day before the exalted guests were due in the settlement of Leninsky, a “dress rehearsal” was held. In the canteen head chef Nikolai Smirnov conjured over roast suckling pig served surrounded with buckwheat on an oval platter. Feeling like a real artist, he put the finishing touches to his creation. He deftly inserted a bouquet of parsley into the piglet’s mouth and lifted the platter at arm’s length, critically inspecting his masterpiece. Andrei the barman flicked through a phrasebook, trying to memorize at least a few words. “Blast this tonguetwisting language!” His nerves gave way and he flung the brochure against the wall. At that very moment the door of the dining-hall opened and with a shout of “They’re coming!” the base’s logistics officer rushed in. The shock caused the chef to drop the platter and bits of suckling pig flew in all directions. Buckwheat covered the floor; apples rolled all over the place. Only the parsley remained firmly in its place. Sticking up from the main course’s mouth, it looked like nothing so much as a miniature palm tree.
57
ballistic missile, the R-7. The Kapustin Yar range in Astrakhan region had been operating since 1947 and was already known to foreign intelligence services, while the R-7 required particularly strong security as it was being developed as a carrier for the Soviet H-bomb. Construction of the cosmodrome took place in strictest secrecy. Even among themselves the development engineers called the area simply “the Taiga” and the launch pad
“the Stadium”. To disorientate the Cold War enemy a “decoy” launch site was created with cardboard constructions in Karaganda region, close to the settlement of Baikonur, some 300 kilometres from the real thing. Later the name of Baikonur became attached to the genuine spaceport. Railway trucks heading for the base were given other destinations in the official documentation. Military builders slipped off their trains surreptitiously. Right. The Soyuz-U carrier rocket in the assembly and testing facility. Between 1973 and 2008 there were 714 launches of this rocket type, 695 of them successful. 2007 photograph. Left. Constructing the launch pad. 1955 photograph.
The Phantom of Star Wars Leninsky, a settlement in the Kazakh desert to the east of the Aral Sea, did not appear on maps of the period. And with very good reason… The decision to build it was made in February 1955 due to the need for a new test range for the world's first intercontinental
But the launch of the world’s first artificial satellite in 1957, marking the start of the space age, lifted a little the veil of secrecy that surrounded the test range. The parameters of Sputnik I’s orbit made it possible to determine where it had been launched (also using an R-7 rocket). In 1959 the base was
Ч тение под сигару / a
good cigar, a good read
Bajkonur1.qxd
58
3/21/11
15:57
Page 58
Однако запуск в 1957 году первого в мире искусственного спутника, положивший начало космической эре, приоткрыл завесу секретности, скрывавшую полигон. Параметры орбиты спутника (для его доставки использовалась та же Р-7) позволили определить местонахождение космодрома. В 1959 году его сфотографировали с американских самолетов-шпионов. Один из них силам ПВО удалось сбить — это был U-2, пилотируемый американцем Френсисом Гарри Пауэрсом. Хрущев потребовал, чтобы президент США Дуайт Эйзенхауэр публично извинился за инцидент со шпионом и пообещал не нарушать воздушное пространство СССР. Эйзенхауэр приносить извинения отказался. Шарль де Голль пытался смягчить обстановку, но Хрущев стоял на своем: у него «партийное» представление о дипломатии. Тогда де Голль занял жесткую позицию:
Почтовый конверт, выпущенный силами членов Донецкого городского общества коллекционеров к пятилетию запуска первого космического спутника Земли: «Пять лет космической эры 1957—1962».
поведение советского лидера в ООН, которое окрестили «башмачной дипломатией»; возведение Берлинской стены; размещение советских ракет на Кубе, спровоцировавшее Карибский кризис… А в связи с появлением ядерного оружия во Франции в советской прессе против де Голля началась шумная кампания. Визит французского президента откладывался, но настал час «Х» — лето 1966 года. Легендарного генерала предстояло принять новым руководителям СССР: Хрущеву к этому времени пришлось уйти с политической сцены. На этот раз повод посетить Страну Советов был веским: Франция, возглавляемая де Голлем, заявила о выходе из военной организации блока НАТО. Вопрос о Байконуре решался в кабинете Леонида Брежнева. Глава государства высказал идею чем-нибудь поразить гостя, а председатель Совмина Алексей Косыгин
An envelope published through the efforts of the Donetsk City Collectors’ Society to mark the fifth anniversary of the launch of the world’s first artificial satellite: “Five Years of the Space Age. 1957—1962”.
«Все в этом мире занимаются шпионажем, и русские в том числе. Нечестно выдавать себя за святых, спекулировать и шантажировать мир». Спасая положение, мудрый де Голль напомнил, что в свое время советский спутник сфотографировал обратную сторону Луны, вызвав восхищение всего мира. А какие доказательства могут представить Советы, что не делали снимки территорий других стран? В 1960 году де Голль принял официальное приглашение посетить Советский Союз. Но вскоре обстановка в отношениях с западными державами обострилась, и во многом это было связано с личностью Никиты Хрущева: срыв Парижской конференции четырех держав; скандальное
Слева. Френсис Гарри Пауэрс с моделью самолета U-2. Рядом. Фотография пусковой площадки, выполненная самолетом-разведчиком U-2. Ниже. Современная фотография стартовой площадки космодрома Байконур. Самолет Пауэрса был сбит 1 мая 1960 года на высоте 20 тысяч метров. Советский суд приговорил американского летчика-шпиона к 10 годам лишения свободы. В 1962 году Пауэрса обменяли на советского разведчика Рудольфа Абеля.
За успехами советских космонавтов пристально следил весь мир. Фотографии из газет 1960-х годов. The whole world attentively followed the successes of the Soviet manned space programme. Photographs from 1960s newspapers.
Left. Francis Gary Powers with a model of the U2. Alongside. A photograph of the launch site taken by the U2 reconnaissance aircraft. Below. A present-day photograph of the launch-pad at the Baikonur cosmodrome. Powers’s plane was brought down on 1 May 1960 from a height of 20,000 metres. A Soviet court sentenced the American spy pilot to 10 years’ imprisonment. In 1962 Powers was swapped for the Soviet secret agent Rudolf Abel.
photographed by American U-2 surveillance aircraft. One of those planes, piloted by Gary Powers, was famously shot down by Soviet air defence forces. Krushchev demanded that President Eisenhower make a public apology for this act of spying and give an undertaking not to violate Soviet airspace again. Eisenhower refused to apologise. Charles de Gaulle tried to defuse the situation, but Khrushchev was unwavering: he had a “party politics” conception of diplomacy. Then De Gaulle adopted a tough position: “Everyone in the world engages in spying, including the Russians. It is dishonest to pretend to be saints, to seek to make capital and blackmail the world.” Saving the situation, the wise Frenchman recalled that a Soviet probe had recently photographed the far side of the Moon to the admiration of the whole world. But what
59
О первом полете человека в космос было заготовлено три варианта сообщения ТАСС. Одно — торжественное, «успешное». Второе — на тот случай, если корабль не выйдет на орбиту и упадет гденибудь в тайге или океане. В этом сообщении ТАСС было обращение к правительствам стран с просьбой помочь в поиске космонавта. И, наконец, третий вариант — о трагической гибели космонавта. К счастью, два последних варианта не пригодились. Председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Брежнев вручает нагрудный знак летчика-космонавта Юрию Алексеевичу Гагарину. Фотография И. Филатова. 1961 год.
предложил продемонстрировать ему величие и мощь СССР: научный центр Сибири и старты советских межконтинентальных ракет. Министр обороны маршал Родион Малиновский вопросительно посмотрел на Брежнева и спросил: «Мы что, собираемся открыть наш ракетный полигон и все показать французам?» Брежнев словно бы и не слышал вопроса Малиновского. Закурил сигарету «Новость». Улыбнулся. Сказал: «Алексей Николаевич прав — надо показать де Голлю нашу технику. А ты, Родион, вместе с Громыко и Семичастным
Soviet rockets on Cuba that provoked the Cuban Missile Crisis… When France acquired nuclear weapons, the Soviet press launched a strident campaign against De Gaulle. The French President’s visit was postponed, but eventually it did take place in the summer of 1966. The legendary general would be received
proof could the Soviets provide that they had not also taken pictures of other countries from space? In 1960 De Gaulle accepted an official invitation to visit the Soviet Union. Soon, however, relations with the Western powers deteriorated, due to a large extent to Nikita Khrushchev's personality: the breakdown of the Paris Conference between the four powers; the Soviet' leader's scandalous behaviour at the UN, dubbed “the shoe-banging incident”; the construction of the Berlin wall; the deployment of
by a new Soviet leadership, Khrushchev having been ousted from the political stage by that time. On this occasion there was a weighty reason for coming to the Soviet Union: France under De Gaulle had announced its withdrawal from NATO’s military structure.
TASS prepared ahead of time three possible announcements of the first manned space flight. The first was a triumphant declaration of success. The second covered the possibility that the ship would not reach orbit, and would come down somewhere in the taiga or the ocean. That version included a request to foreign governments to help in the search for the pioneering cosmonaut. Finally, the third reported the tragic death of a hero. Happily the last two were not needed. Above. Leonid Brezhnev, then Chairman of the Presidium of the Supreme Soviet, presenting the badge of a pilot-cosmonaut to Yury Gagarin. 1961 photograph by I. Filatov.
Ч тение под сигару / a
good cigar, a good read
Bajkonur1.qxd
3/21/11
15:57
Page 60
организуйте дело так, чтобы не было утечки информации». Секретную операцию по подготовке космодрома для приема президента Франции назвали «Пальма».
Чем ближе был день «Х», тем сильнее накалялась обстановка. Главком Ракетных войск стратегического назначения маршал Николай Крылов решил лично проверить готовность полигона к операции «Пальма». Ему была поручена генеральная репетиция визита де Голля. Маршал не стал задерживаться на аэродроме, его беспокоила городская «станция» железной дороги. Для доставки высоких гостей пришлось проложить железнодорожную ветку от станции Тюратам к поселку Ленинский и построить пассажирскую платформу, названную местными остряками «Деголевкой». Стоит добавить, что французский президент «помог» навести чистоту на пути следования к космодрому. Там скопилось столько мусора, что для его уборки доброй сотне солдат пришлось несколько раз прочесать окрестности.
Специальное меню Наше руководство опасалось утечки не только технических и военных секретов, но и правды об условиях, в которых приходилось жить и работать обитателям Ленинского. К высоким гостям из Москвы здесь понемногу стали привыкать: посмотреть на запуски ракет приезжали министры, маршалы и даже Хрущев с Брежневым. Перед каждым визитом приходилось на скорую руку наводить порядок — по крайней мере, внешне, но и это отнимало у ракетчиков немало времени. Каждый раз звучал один и тот же вопрос: «А траву будем красить?»
Сергей Королев (второй слева) накануне старта беседует с экипажем космического корабля «Восход»: Владимиром Комаровым, Константином Феоктистовым и Борисом Егоровым. Эта одна из последних фотографий Королева была сделана на Байконуре в октябре 1964 года. Chief Designer Sergei Korolev (second left) talking with the crew of a Voskhod spaceship — Vladimir Komarov, Konstantin Feoktistov and Boris Yegorov — on the eve of the launch. This is one of the last photographs of the legendary Chief Designer, taken at Baikonur in October 1964.
60 Дом конструктора Сергея Королева на площадке №2 космодрома Байконур. Ныне здесь находится мемориальный музей. Современная фотография.
The house of Chief Designer Korolev at Site 2 of the Baikonur cosmodrome. Now it is a memorial museum. Present-day photograph.
The Baikonur part of the programme was decided in Leonid Brezhnev’s office. The General Secretary expressed a wish to amaze his guest in some way and Prime Minister Alexei Kosygin suggested showing him the size and might of the USSR: Siberia’s scientific centre and the launch of Soviet intercontinental missiles. Marshal Rodion Malinovsky, the Defence Minister, raised his eyebrows and asked Brezhnev, “What — are we going to throw open our test range and show everything to the French?” Brezhnev seemed not to hear the question. He lit up a cigarette, smiled and announced, “Alexei Nikolayevich is right. We should show De Gaulle our technology. You, Rodion, get together with Gromyko and Semichastny and organize things so that there are no leaks of information.” The secret operation to prepare the cosmodrome for the French President’s visit was given the code-name “Palm”.
Но приезд президента Франции означал, что о «потемкинских деревнях» надо забыть — слишком велик риск. Поселок за считанное время необходимо было превратить в преуспевающий город с развитой инфраструктурой и комфортным жильем. Все нити подготовки операции по приему высокого гостя сходились к начальнику полигона генерал-майору Александру Курушину. Неожиданно «Пальма» стала главным испытанием в жизни сорокачетырехлетнего генерала, прошедшего войну. Александр Курушин — решительный в действиях, волевой и целеустремленный, он и внешне был похож на знаменитого француза, которого предстояло принять на космодроме.
A Special Menu The Soviet leadership feared disclosure not only of technical and military secrets, but also of the truth about the conditions under which people at Leninsky were forced to live and work. The personnel had already grown
Справа. В первые годы быт строителей космодрома Байконур был суров, но в череде будней всегда находилась и минутка для отдыха. Right. In the early years life for the builders of Baikonur was tough, but even amid the heavy workload it was always possible to take a moment to relax.
Бараки, в которых жили строители космодрома Байконур. Фотография конца 1950-х годов. The barracks in which the builders of the Baikonur spaceport lived. Late 1950s photograph.
Байконур в 1960-х годах не переставал удивлять мир: запуск первого искусственного спутника Земли, полет Юрия Гагарина, а затем и первой женщины-космонавта Валентины Терешковой, выход в открытый космос Алексея Леонова — этими достижениями восхищались повсюду.
61
In the 1960s Baikonur was constantly amazing the world: the launch of Sputnik, Yury Gagarin’s flight, then the first woman in space — Valentina Tereshkova and Alexei Leonov’s pioneering spacewalk. Those achievements were admired and respected around the world. quite accustomed to high-ranking visitors from Moscow: ministers, marshals and even Khrushchev and Brezhnev had come to see launches. On each occasion everything had to be put in order — at least superficially, but even that took up a lot of the personnel’s time. Time and again the same question was asked: “Are we going to paint the grass?” But the arrival of the French President meant there could be no “Potemkin’s villages” — the risk was too great. In a brief span of time the settlement had to be turned into a flourishing town with a well-developed infrastructure and comfortable housing. All aspects of the preparations for receiving the exalted guest were under the supervision of the base commander, Major General Alexander Kurushin. Unexpectedly, Operation Palm became the most serious trial in the life of a 44-year-old officer who had gone through the war. Alexander Kurushin was a resolute man of action, strong-willed and purposeful; he also bore a physical resemblance to the famous Frenchman whose host he was destined to be. As the appointed day approached, the situation grew more and more tense. The head
Потом Крылов решил заглянуть в «президентский дом», который готовился к приезду де Голля: его заново покрасили, заменили паркет, лестницы отделали мрамором и гранитом, завезли современную мебель. Внимание маршала привлекли два столяра, возившиеся в президентском номере. «Нам приказано из двух кроватей сделать одну, чтобы на ней мог свободно отдохнуть человек ростом два метра двадцать сантиметров», — рапортовали они. Де Голль действительно был высоким человеком, и ложе на всякий случай решили делать с запасом. После осмотра жилого квартала маршал был предельно краток: «Как театр начинается с вешалки, так полигон — с общего вида. Напоминаю: балконы покрасили не для того, чтобы сушить на них белье! Буду проверять все лично». И наконец дорогой гость со свитой был приглашен на торжественный прием в честь Франции. В центре стола возлежал зажаренный в спешном порядке второй поросенок. Кто-то решил попробовать деликатес, подцепил кусок на вилку, но оказалось, что тушка разрезана не полностью, и часть кусков потянулась за первым, обдав кашей и жиром скатерть. Все ждали «грома и молнии», но Крылов тихо спросил: — Что здесь должно быть по протоколу? Начальник тыла ракетных войск генераллейтенант Михаил Пономарев доложил:
of the Strategic Rocket Forces, Marshal Nikolai Krylov, decided to check the base’s readiness in person. He was entrusted with the dress rehearsal for De Gaulle’s visit. The Marshal did not hang about at the aerodrome; he was concerned about the “municipal railway station”. To transport the delegation a new branch line had to be laid from the Tiuratam station to the Leninsky settlement with the construction there of a platform for passengers that local wits christened “De Gaulle Halt”. The French President also unwittingly helped to clean up the route to the cosmodrome. So much rubbish had accumulated that a good hundred soldiers had to scour the area several times to get rid of it all. Then Krylov decided to drop into the “presidential house” that had been prepared for the visit: it had a new coat of paint and replacement parquet floors; the staircases were faced with marble and granite; modern furniture was installed. The Marshal's attention was caught by two joiners at work in the President’s bedroom. “We were ordered to turn two beds into one so that someone two metres twenty tall could
Ч тение под сигару / a
good cigar, a good read
Bajkonur1.qxd
3/21/11
15:57
Официальная встреча президента Франции Шарля де Голля в Новосибирске. 1966 год. Первым «пунктом» программы стал новосибирский Академгородок, где на память о встрече с учеными де Голлю подарили образцы якутских алмазов. The official reception for French President Charles de Gaulle in Novosibirsk. 1966. The first point on the itinerary was the suburb of Akademgorodok, where De Gaulle was presented with samples of Yakut diamonds as a souvenir of his meeting with the resident scientists.
Page 62
— Время московское — одиннадцать ноль-ноль… Второй французский завтрак, товарищ маршал. — А мы что делали? — спросил Крылов. Вопрос повис в воздухе. Ситуацию спас буфетчик Андрей. — Вообще-то вы знаете, что такое «второй французский завтрак»? — спросил он, хитро улыбаясь. — Француз берет ломтик хлеба, как наш пятачок, кладет на него часть лягушачьей ножки. Вот и весь «второй французский завтрак». Вы не волнуйтесь, Николай Иванович, у нас для французов разработано специальное меню. Ву а ля! Ниже. Официальный визит Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева во Францию состоялся в 1971 году. В аэропорту Орли советскую делегацию встречал президент Франции Жорж Помпиду. Below. Communist Party General Secretary Leonid Brezhnev’s official visit to France took place in 1971. The Soviet delegation was met at Orly airport by De Gaulle’s successor, President Georges Pompidou.
умышленно в сторону завышения боевых возможностей ракет, чтобы произвести впечатление на гостя. Так, он заявил, что уровень готовности ракет соответствует тридцати секундам, в то время как он был равен трем минутам. Но вот открывается крыша шахтной пусковой установки. Из газоходов вырываются клубы густого дыма и языки пламени. Ракета выходит из шахты. Раздается оглушительный рев двигателей, раскатистый ракетный гром. Многотонная громадина прорезает плотную завесу облаков, устремляясь к заданной цели. По громкой связи ведется репортаж: «Прошло отделение первой ступени». — «Все в норме». — «Дви-
«Колоссаль!» Из Москвы президент Французской Республики генерал Шарль де Голль отправился в Новосибирск. Побывал в Академгородке, посетил лаборатории Института ядерной физики и геологии, геологический музей. Из Новосибирска самолет взял курс на Байконур. Встречать легендарного француза вышли практически все жители Ленинского, переименованного по случаю этого визита в «Звездоград». (Были даже изготовлены две стелы с соответствующей надписью, их установили на въездах в город со стороны аэродрома и со стороны железнодорожного вокзала.) Де Голль несколько раз останавливал правительственную «Чайку», чтобы поблагодарить за невероятно теплый прием и пожать руки создателям космической эпохи. Советскую делегацию возглавлял лично Леонид Брежнев. Он же в процессе подготовки ракет к старту давал де Голлю своеобразные пояснения. По свидетельству очевидцев, Брежнев очень ловко «обрабатывал» де Голля, со знанием дела характеризуя тактико-технические данные ракет, и если где-то «загибал», то явно
гатели второй ступени работают устойчиво». — «Есть отделение головной части…» С интервалом всего в несколько минут состоялся пуск второй ракеты. Во время пуска президент Франции восхищенно повторял: «Колоссаль! Колоссаль!» Как человек военный, генерал де Голль не мог не оценить силу и мощь нового оружия. Сдерживая волнение, он обратился к Брежневу: «Это правда, что ракеты нацелены на Париж?» Брежнев ответил: «Нацелены туда, где базируются войска наших потенциальных противников». Наконец настал и черед торжественного застолья. Среди множества деликатесов стол украсили русский поросенок
63
62 stretch out comfortably on it,” they reported. De Gaulle was indeed unusually tall and it had been decided to make the bed with room to spare just in case. After viewing the housing area, the Marshal was briefness itself: “Just like the theatre begins with the cloakroom, the range begins with the general view. I’m reminding you: the balconies have not been paint-
Подписание «Декларации о дальнейшем развитии дружбы и сотрудничества между СССР и Францией» во время официального визита в СССР президента Франции Валери Жискар д’Эстена. Москва, Кремль. 1975 год. The signing of a “Declaration on the further development of friendship and collaboration between the USSR and France” during the official visit by President Valéry Giscard d’Estaing. The Moscow Kremlin. 1975.
ed to have laundry dried on them! I will be checking everything personally!”
“Colossale!” From Moscow General Charles de Gaulle, President of the French Republic, flew to Novosibirsk. He visited Akademgorodok, visited the laboratories of the Institute of Nuclear Physics and Geology and the geological museum. From Novosibirsk his plane headed for Baikonur. Almost all the inhabitants of Leninsky, renamed Zvezdograd (Star Town) on the occasion of his visit, turned out to greet the
legendary Frenchman. There were even two stelae with appropriate inscriptions set up at the entrances to the town from the aerodrome and the railway. De Gaulle had the government Chaika limousine stop several times so that he could thank the crowd for their exceptionally warm welcome and shake hands with the creators of the space age. The Soviet delegation was led by Leonid Brezhnev in person and as the rockets were being prepared for launch he gave his counterpart a commentary of sorts. According to witnesses, Brezhnev did a good “propaganda job” on De Gaulle, reciting the perform-
ance characteristics of rockets with a competent knowledge of the subject and if he did err from the facts now and again, it was clearly deliberate exaggeration intended to impress his guest even more. He stated, for example, that the missiles could be launched in thirty seconds, while the actual time was three minutes. But then the cover of an underground launch silo opened. Clouds of dense smoke and tongues of flame burst from the ducts. The rocket climbed from the silo. The engines emitted a deafening roar and the missile produced a peal of thunder. The huge mass of many tons cut through
Космический корабль «Союз» стал преемником кораблей «Восток» и Восход». Его первый запуск на околоземную орбиту был произведен 23 апреля 1967 года. Доставка ракеты-носителя с космическим кораблем «Союз» на стартовую площадку. Космодром Байконур. 1970 год. The spaceship Soyuz was the successor to the Vostok and Voskhod craft. Its first launch into orbit took place on 23 April 1967. A carrier rocket topped by a Soyuz module being delivered to the launch-pad. Baikonur cosmodrome. 1970.
Ч тение под сигару / a
good cigar, a good read
Bajkonur1.qxd
64
3/21/11
15:57
Page 64
и французское вино. Брежнев поднял бокал за друга Советского Союза — генерала де Голля. Президент Франции выразил восхищение достижениями советских ученых и подтвердил готовность подписать долгосрочное советско-французское соглашение по изучению космического пространства. На память о посещении ракетного полигона Леонид Брежнев вручил Шарлю де Голлю нагрудный знак «Космодром Байконур». По возвращении в Париж де Голль объявил, что войска Франции выходят из подчинения НАТО, с ее территории к 1 апреля 1967 года удаляются 29 иностранных баз с 33 тысячами военнослужащих. Из Парижа была выведена и штабквартира НАТО (хотя членом Североатлантического блока страна осталась). Разумеется, шаги, предпринятые де Голлем, были не только результатом операции «Пальма», но и продолжением его политики, направленной на обеспечение независимости своего государства. После этого визита Байконур стал экскурсионной площадкой для многих зарубежных политических деятелей. Позднее там побывали президенты Франции Жорж Помпиду, Жискар д’Эстен, Франсуа Миттеран, президент Финляндии Койвисто, премьер-министр Индии Индира Ганди и другие. Рассекречивание Байконура привело к тому, что СССР срочно понадобился новый военный по-
лигон. Космическое сотрудничество, увы, еще не подразумевало падение «железного занавеса» и конца гонки вооружений. Новой военной базой стал город Плесецк в Архангельской области.
the thick cloud cover on its way to its designated target. A few minutes later a second missile followed the first. During the launch the French President kept repeating admiringly, “Colossale! Colossale!” As a military man, De Gaulle could not help appreciating the power and potential of the new weapon. Restraining his emotion, he turned to Brezhnev: “Is it true that there are missiles targeted on Paris?” Brezhnev replied: “They are targeted where the forces of our potential enemies are based.” At last the time for the banquet came. Among the many delicacies adorning the table were Russian suckling pig and French wine. Brezhnev raised his glass to a friend of the Soviet Union — General de Gaulle. The French President expressed his admiration for the achievements of Soviet scientists and confirmed his willingness to sign a longterm Franco-Soviet agreement on the study of outer space. As a souvenir of his visit to the spaceport Leonid Brezhnev presented Charles de Gaulle with a Baikonur Cosmodrome badge.
On his return to Paris De Gaulle announced that the French forces were withdrawing from the integrated NATO command system. By 1 April 1967, 29 foreign bases with 33,000 personnel were relocated from French territory. NATO headquarters were also moved from Paris (although the country did remain a member of the alliance). Of course, De Gaulle’s actions were not prompted by Operation Palm alone, but rather an extension of policies aimed at ensuring the independence of his state. After this visit, Baikonur became a destination for many foreign political figures. Later guests have included three more French presidents — Georges Pompidou, Valéry Giscard d’Estaing and François Mitterand, President Mauno Koivisto of Finland and Indian Prime Minister Indira Ghandi. The “declassification” of Baikonur created an urgent need for a new secret military testing range. Collaboration in space exploration did not, sadly, mean the fall of the Iron Curtain or an ends to the arms race. The new secret base was at Plesetsk in Arkhangelsk region.
Операция «Пальма» стала одной из самых успешных за годы «холодной войны». После ее проведения чаша весов на европейском «театре военных действий» резко качнулась в сторону стран, объединенных Варшавским договором. Operation Palm was one of the most successful in the whole of the Cold War. After it was carried out, the balance in the European “theatre of war” tipped sharply in favour of the Warsaw Pact countries.
65 Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев рассказывает об успехах СССР в освоении космоса Председателю Совета Министров Республики Куба Фиделю Кастро. Звездный городок. 1972 год. На сегодняшний день с космодрома Байконур было запущено более 1500 космических аппаратов различного назначения и более 100 межконтинентальных баллистических ракет, испытано 38 основных типов ракет, более 80 типов космических аппаратов и их модификаций. Более половины космических запусков в мире произведено с Байконура. Leonid Brezhnev telling the Cuban leader Fidel Castro about the USSR’s successes in space exploration. Zvezdny Gorodok (“Star City”). 1972. To date over 1,500 spacecrafts of various kinds and more than 100 intercontinental ballistic missiles have been launched from Baikonur. Thirty-eight main rocket types and over 80 kinds of spacecraft and modifications of them have been tested. More than half of all space shots have been made from this cosmodrome.
линия жизни: упорство / line of fate: determination линия жизни: мастер интриги/ line of fate: master intriguer страна, которую мы потеряли / the country that we lost великие о великих / great minds about the greats искусство отдыхать / the art of relaxation традиции / traditions
Л иния жизни: упорство / l ine
of fate: determination
Bolivar.qxd
3/21/11
16:00
Page 66
Слух, что Освободитель умирает, быстро распространяется по побережью. В небольшой рыбацкий поселок Санта-Марта со всех сторон стекаются его верные соратники. Круглые сутки они дежурят у дома, где прощается с жизнью их генерал. Cлабеющей рукой Освободитель поглаживает томик «Общественного договора» Руссо, с которым не расставался долгие годы и во имя которого, как много позже отметит один историк, Южная Америка пролила реки крови… Симона Боливара не станет 17 декабря 1830 года. «История знaет трех великих дурaков: Христa, Дон Кихотa и меня» — такова была одна из последних записей в его дневнике.
«Плантация сахарного тростника». С картины Уильяма Кларка. 1823 год. Отец Симона Боливара дон Хуан владел обширнейшими плантациями, на которых работали тысячи рабов. В наследство Освободитель получил не только свободолюбивые идеи, но и значительные средства для их реализации.
Клятва креола Родился будущий освободитель Южной Америки 24 июля 1783 года в поместье Сан-Матео в Каракасе. Он был четвертым, и последним, ребенком одного из самых знатных семейств колониальной Венесуэлы. Отец Боливара, дон Хуан Висенте Боливар-и-Понте, принадлежал к креольской аристократии. Он владел поместьями, золотыми приисками и сахарными заводами. Но, несмотря на богатство и знатное происхождение, Боливары считались креолами и потому находились на социальной лестнице ниже испанцев. Дон Хуан полностью зависел от баскских купцов, которым вынужден был продавать за бесценок какао и другие продукты своих плантаций, что не могло не сказаться на его политических взглядах. Еще до рождения Симона он принимал участие в подготовке восстания против испанцев. Дон Хуан умер, когда будущему герою исполнилось три года. Спустя пять лет умерла и мать Симона.
A Sugar-Cane Plantation. From a painting by William Clark. 1823. Simon Bolivar’s father, Don Juan, owned very extensive plantations on which thousands of slaves laboured. The Liberator inherited not only freedom-loving ideas, but also considerable funds with which to realize them.
Слева внизу. «Смерть Освободителя». С картины Антонио Эррера Торо. 1889 год. Есть версия, что Боливар умер не от туберкулеза, а был отравлен своими политическими противниками.
путь Освободителя
the way of the Liberator
Bottom left. The Death of the Liberator. From a painting by Antonio Herrera Toro. 1889. Some have suggested that Bolivar did not die of tuberculosis, but was poisoned by his political opponents.
Валентин БЕРДНИК / by Valentin BERDNIK
66
Word that the Liberator was dying spread quickly along the coast. His loyal comrades-in-arms poured in from all sides to the little fishing settlement of Santa Marta. Round the clock they kept watch at the house where their general was leaving this life. The Liberator’s weakening hand stroked the volume of Rousseau’s Social Contract which he had kept always with him for many years and in the name of which, as one historian later remarked, South America shed a river of blood… Simon Bolivar passed away on 17 December 1830. “History known three great fools: Christ, Don Quixote and me,” reads one of the last entries he made in his diary.
67
После ее смерти заботу о мальчике берет на себя дядя. Он нанимает ему в наставники Симона Родригеса — незаурядного человека, философа и романтика, горячего последователя Руссо и французских энциклопедистов. Родригес рассказывает ученику о французской революции 1789 года, возвестившей всему миру грядущую эру свободы, равенства и братства. Годы спустя Боливар напишет: «Ему я обязан всем... Он сформировал мое сердце для свободы, для справедливости, для великого, для прекрасного... Я безумно люблю этого человека».
The Creole’s Oath The future Liberator of South America was born on 24 July 1783 on the estate of San Mateo outside Caracas. He was the fourth and last child in one of the most distinguished families in colonial Venezuela. His father Don Juan Vicente Bolívar y Ponte belonged to the Creole aristocracy. He owned estates, gold mines and sugarmills. But despite their wealth and noble origins, the Bolivars were considered Creoles and therefore lower on the social ladder than the Spanish. Don Juan was completely dependent on the Basque merchants to whom he was obliged to sell cocoa and other produce from his plantations at rockbottom prices and that inevitably affected his political views. Even before Simon was born, he was involved in preparations for a revolt against the Spanish. Don Juan died when the future hero was just three years old. Five years later Simon’s mother also passed away. After her death an uncle took care of the boy. As a tutor for him he hired Simon Rodriguez, an exceptional man — a philosopher and romantic, an ardent follower of
В шестнадцатилетнем возрасте Симона отправляют в Испанию для завершения образования. Богатство, знатность, титулованные покровители — Боливара охотно приглашают во дворец, где ему случается поучаствовать в играх с наследным принцем, впоследствии королем Фердинандом VII, его будущим противником.
«Наказание рабов». Литографии Жана Батиста Дебре, автора книги «Художественное и историческое путешествие в Бразилию, или Бразильский дневник французского художника». 1834—1839 годы.
Rousseau and the French Encyclopaedists. Rodriguez told his pupil about the French Revolution of 1789 that announced to the world the coming era of liberty, equality and fraternity. At the age of 16 Simon was sent off to Spain to complete his education. Wealth, nobility and titled patrons — Bolivar was a welcome guest at the palace where at
Punishing Slaves. Lithographs by Jean-Baptiste Debret, the author of the three-volume book A Picturesque and Historic Voyage to Brazil, or the Sojourn of a French Artist in Brazil. 1834—39.
Л иния жизни: упорство / l ine
of fate: determination
Bolivar.qxd
68
3/21/11
16:00
Page 68
Александр фон Гумбольдт, немецкий ученый-энциклопедист, физик, метеоролог, географ, ботаник и зоолог. Портрет работы Фридриха Георга Вейтша. 1806 год. Alexander von Humboldt, a German scientific polymath: physicist, meteorologist, geographer, botanist and zoologist. Portrait by Friedrich Georg Weitsch. 1806.
Однажды Боливар попал мячом принцу в голову. Удар был сильным, и гнев наследника престола удалось унять лишь самой королеве Марии Луизе. В мае 1802 года Симон женится на юной испанской аристократке Марии Терезе Родригес, после чего с молодой женой возвращается в Каракас. Через восемь месяцев она умирает от желтой лихорадки. Убитый горем Боливар вновь уезжает в Европу и клянется никогда больше не жениться. Позже он будет неоднократно утверждать, что если бы не раннее вдовство, возможно, он никогда бы не стал «ни генералом Боливаром, ни Освободителем». Некоторое время он живет в парижском доме своей двоюродной сестры Фанни дю Виллар. В ее салоне Симон знакомится со многими знаменитостями.
В их числе немецкий географ Александр Гумбольдт и французский ботаник Эме Бонплан, недавно побывавшие в колониальной Америке. Во время одной из бесед Боливар осмеливается поинтересоваться у ученых мужей, не пора ли Америке сбросить испанское иго и провозгласить независимость. Гумбольдт соглашается с молодым креолом, однако замечает, что «там нет человека, способного возглавить движение за освобождение своей родины». Никто из собеседников тогда не мог и предположить, что такой человек находится среди них. Во время пребывания в Париже Боливар становится свидетелем пышной церемонии коронации Наполеона. Позже он скажет: «Я боготворил Наполеона как
The Coronation of Napoleon. From a painting by Pierre François Léonard Fontaine, Bonaparte’s court architect. 1804. After the coronation, Bolivar wrote of Napoleon: “That man is becoming a despot. … And people still call this the age of freedom? Can any nation really be interested in placing its fate in the hands of one man?” In time, though, Bolivar changed his view.
Симон Боливар. Фрагмент портрета работы Мартина Товар-и-Товара, создавшего серию изображений борцов за независимость Южной Америки. 1883 год. Simon Bolivar. Detail of a portrait by Martin Tovar y Tovar, who produced a series of likenesses of leaders of the South American independence struggle.
times he participated in games with the Crown Prince, later his great opponent King Ferdinand VII. Once Bolivar accidentally hit the Prince in the head with a ball. It was a painful blow and only Queen Maria Louisa herself was able to cool her son’s anger. In May 1802 Simon married a young Spanish aristocrat, Maria Teresa Rodriguez and returned with his bride to Caracas. Within eight months she was dead of yellow fever. The heartbroken Bolivar returned to Europe and swore never to marry again. In the summer of 1805 Bolivar and his mentor Simon Rodriguez visited Milan, Venice and Naples, before at last arriving in the Eternal City. The Spanish ambassador invited the young Venezuelan to visit the Pope, but during the formal reception Bolivar refused to
Фердинанд VII был провозглашен королем в 1808 году, после французской интервенции в Испанию (при жизни его отца Карла IV). Отец и сын фактически находились в плену у Наполеона вплоть до 1813 года. Когда французов вытеснили из Испании, Фердинанд VII вновь занял престол. Бюст работы Франциско Элиаса Вальехо. Вторая четверть XIX века.
«Коронация Наполеона». С картины Пьера Франсуа Леонарда Фонтена, придворного архитектора Бонапарта. 1804 год. После коронации Боливар писал о Наполеоне: «Этот человек становится деспотом.… И это еще называется эрой свободы?.. Разве какой-либо народ может быть заинтересован в том, чтобы доверить свою судьбу в руки одного человека?» Со временем Боливар изменил свою точку зрения.
мится с государственным устройством и опытом борьбы за независимость от Великобритании.
Фердинанд VII проявил себя как монарх крайне антилиберальный. Будучи до 1813 года символом освободительной борьбы против французских интервентов, он начал проводить политику, вызвавшую в Испании гражданскую войну. Выступление своих противников, требовавших соблюдения конституции, он подавил с помощью французской армии. В период его правления страна лишилась своих латиноамериканских владений.
olutely minded and pressed for a call to arms. Bolivar himself was waiting for “Napoleon to enslave Spain, as Spain has enslaved us. Then will be the time to rise.” In June 1808 Bonaparte sent his forces into Spain, intending to place his brother Joseph on the throne. Part of the country, however, remained under the control of the Central Junta that ruled in the name of Ferdinand VII, who was himself at that time detained in France. Early in 1810 the junta broke apart and a Regency Council was created in its place. News of this reached Caracas on 18 April 1810. At the insistence of the revolutionaries the municipal council hastily met and declared itself the Supreme Junta. Its members refused to acknowledge the Regency Council’s right to interfere in the affairs of the American colonies, which was tantamount to a declaration of independence, although they continued (for tactical reasons) to declare loyalty to the crown. In order to gain the support of foreign powers and to purchase the arms necessary for defence, the junta sent special agents abroad. Simon Bolivar’s brother, Juan
Ferdinand VII was proclaimed king in 1808 after the French intervention in Spain (while his father, Charles IV, was still living). Both father and son were effectively prisoners of Napoleon right up to 1813. When the French were driven from Spain, Ferdinand again occupied the throne. Bust by Francisco Elias Vallejo. Second quarter of the 19th century.
69
prostrate himself before Pius VII and kiss the cross embroidered on the papal slipper. It was in Rome, one of the cradles of civilization, that Bolivar took the decision to devote his life to liberating his homeland from the colonial yoke. On one of the days of their stay tutor and pupil climbed up Monte Sacro, the “Sacred Hill”. In Ancient Rome a fugitive who took refuge there became untouchable. The spirit of liberty itself hovers above the hill. Intoxicated by it, Bolivar fell to his knees and, turning to his teacher, solemnly proclaimed: “I swear before you and before the God of my parents, I swear by them. I swear by my honour, I swear by my homeland, that my arm and my soul shall know no rest until the chains of Spanish slavery oppressing us have been torn asunder.”
героя республики, как гения Свободы… Но с того дня, когда он провозгласил себя императором, для меня он превратился в двуличного тирана». Летом 1805 года Боливар и его наставник Симон Родригес посещают Милан, Венецию, Неаполь и, наконец, прибывают в Вечный город. Испанский посол приглашает молодого венесуэльца посетить папу римского, но во время торжественного приема Боливар отказывается пасть ниц перед Пием VII и целовать крест, вышитый на папской туфле. Именно в Риме, одной из колыбелей цивилизации, Боливар принимает решение посвятить жизнь освобождению родины от колониального гнета. В один из дней учитель и ученик поднимаются на Монте-Сакро — «Священный холм». В Древнем Риме человек, укрывшийся здесь, считался неприкосновенным. Дух самой свободы витает над холмом. Пьянея от него, Боливар опускается на колени и, обращаясь к учителю, торжественно произносит: «Клянусь перед вами и перед Богом моих родителей, клянусь ими, клянусь моей честью, клянусь Родиной, что моя рука и моя душа не будут знать устали до тех пор, пока не будут порваны угнетающие нас цепи испанского рабства». Спустя несколько месяцев Боливар возвращается на родину. Его путь лежит через Соединенные Штаты, где он знако-
Ferdinand VII proved to be an extremely anti-liberal monarch. After having been a symbol for the liberation movement against the French interventionists until 1813, he then began to pursue policies that brought Spain to civil war. He put down the protests of his opponents, who demanded that he obey the constitution, with the aid of the French army. It was during his reign that the country lost its Latin American possessions. Within a few months Bolivar was on his way home. He travelled by way of the United States, where he familiarized himself with the system of government and the experience of fighting for liberty from Britain.
First Battles, First Defeats The Bolivar family home in Caracas became the headquarters of the revolution. The young people who came there were res-
Первые битвы, первые поражения Семейный дом Боливаров в Каракасе становится штабом революции. Молодежь, которая здесь бывает, настроена решительно и призывает взяться за оружие. Сам Боливар ждет, когда «Наполеон поработит Испанию, как Испания поработила нас. Тогда можно будет выступить». В июне 1808 года Бонапарт вводит войска в Испанию, намереваясь возвести на престол своего брата Жозефа. Часть Испании остается под властью Центральной хунты, правящей от имени Фердинанда VII, который в это время находится во Франции. В начале 1810 года хунта распадается, а вместо нее создается Регентский совет. Эти известия доходят до Каракаса 18 апреля 1810 года. По требованию революционеров спешно собирается городское управление, которое объявляет себя Верховной хунтой. Члены хунты отказываются признавать право Регентского совета вмешиваться в дела американских колоний, что равносильно объявлению независимости, хотя и продолжают (в тактических целях) провозглашать верность короне. Чтобы заручиться поддержкой иностранных держав и купить необходимое
Л иния жизни: упорство / l ine
of fate: determination
Bolivar.qxd
70
3/21/11
16:00
Page 70
для защиты новой власти оружие, хунта направляет за границу специальных агентов. В Вашингтон едет брат Симона Боливара Хуан Висенте. Сам же Боливар в чине подполковника возглавляет делегацию в Англию. Однако, встретив в Лондоне дружественный внешне прием, посланнику удается добиться лишь разрешения на покупку оружия. Хунту английское правительство признавать отказывается.
Себастьян Франсиско Миранда, борец за независимость Латинской Америки. Портрет работы неизвестного художника. Около 1806 года. Ниже. «Встреча Миранды в Ла-Гуэйро». Среди встречающих — делегация Верховной хунты Каракаса, Симон Боливар и горожане. С картины Йоганна Морица Ругендаса. Вторая четверть XIX века.
Sebastian Francisco de Miranda, a fighter for the liberty of Latin America. Portrait by an unknown artist. Circa 1806. Below. The Reception of Miranda in La Guaira. Among those who greeted him were a delegation from the Supreme Junta of Caracas, including Bolivar, as well as ordinary people. From a painting by Johann Moritz Rugendas. Second quarter of the 19th century.
в правах с белыми. Но конгресс, в котором преобладают богатые землевладельцы, не решается отменить рабство. В метрополии не спешат признавать поражение. Капитан Монтеверде, прибывший во главе вооруженного отряда с острова Пуэрто-Рико, предпринимает стремительный рейд к мятежному Каракасу. Патриоты готовятся к обороне города, и вдруг 26 марта, в самую Пасху, когда церкви были заполнены молящимися, в Каракасе и его окрестностях происходит сильнейшее землетрясение. За считанные мгновения город превращается в груду камней. Более десяти тысяч человек гибнет под развалинами. Этим Первый Венесуэльский конгресс 5 июля 1811 года принимает конституцию нового государства, провозглашает федеративную республику и основные демократические свободы. Конституция запрещает работорговлю и уравнивает индейцев и метисов
Франсиско Миранда родился в Каракасе, служил в испанской армии, много путешествовал, побывал в России, в революционной Франции получил чин бригадного генерала… В США и Великобритании пытался добиться поддержки движения за освобождение Венесуэлы, но тщетно. В 1812 году стал генералиссимусом венесуэльской армии, но вскоре подписал акт о капитуляции. Симон Боливар арестовал его и передал испанцам.
Francisco de Miranda was born in Caracas. He served in the Spanish army and travelled widely, even visiting Russia. In revolutionary France he was given the rank of brigadier general. He tried in vain to obtain support for the movement to liberate Venezuela in the USA and Britain. In 1812 he became the generalissimo of the Venezuelan army, but soon afterwards signed an act of capitulation. Simon Bolivar arrested him and handed him over to the Spanish. Vicente, went to Washington. Bolivar himself, in the rank of lieutenant colonel, headed the delegation to Britain. But despite the outwardly friendly reception he was given in London, the envoy obtained nothing more than permission to purchase arms. The British government refused to recognize the junta. The first Venezuelan congress of 5 July 1811 adopted the constitution of the new state, proclaiming a federal republic and fundamental democratic freedoms. Bolivar was appointed governor of one of the most vital strongholds of the revolution, the port city of Puerto Cabello. Imprisoned royalists managed, however, to convert some of the rebels to their cause and with their aid to gain control of the fortress. Bolivar tried to put down the rising, but soon, fearing the arrival of the Spanish, he sailed away with
the remnants of his men — first to the island of Curacao, and then to New Granada (today’s Colombia) and the city of Cartagena, which was in the hands of people loyal to the republic. He remained determined to continue the fight.
«Миранда в тюрьме Ла-Каррака». Миранда был передан испанским властям в 1812 году и скончался в тюрьме в 1816-м. С картины Артуро Мичелены. 1896 год. Miranda in the La Carraca Prison. Miranda was handed over to the Spanish authorities in 1812 and died in prison in 1816. From a painting by Arturo Michelena. 1896.
3/21/11
16:00
Page 72
of fate: determination
Bolivar.qxd
Крепость Солано в Пуэрто-Кабельо, построенная в XVIII веке. Боливар со своими соратниками тщетно штурмовал эту твердыню, захваченную сторонниками испанской короны. Современная фотография.
Л иния жизни: упорство / l ine
Ниже. Симон Боливар в сражении с испанцами. Фрагмент фрески «Боливийская эпопея» работы Фернандо Лила.
72
Solano Castle in Puerto Cabello was built in the eighteenth century. Bolivar and his supporters futilely stormed this stronghold that was seized by loyalists to the Spanish crown. Present-day photograph. Below. Simon Bolivar in battle with the Spanish. Detail of the mural La Epopeya Boliviana by Fernando Leal.
спешат воспользоваться сторонники метрополии: среди руин бродят священники и уверяют обезумевших от горя людей, что землетрясение — кара небесная, ниспосланная им за то, что они отвергли «богом помазанного» короля Фердинанда VII. Стащив одного из таких «проповедников» с импровизированного постамента, Боливар восклицает: «Если природа против нас, значит, мы будем бороться против нее и заставим нам подчиниться!»
Его назначают губернатором одного из важнейших опорных пунктов революции — порта Пуэрто-Кабельо. Однако пленным роялистам удается переманить часть восставших на свою сторону и с их помощью завладеть крепостью. Боливар пытается подавить мятеж, но вскоре, опасаясь подхода испанцев, с остатками своего отряда отплывает сначала на остров Кюрасао, а потом в Новую Гранаду, в Картахену, где власть удерживают верные республике люди. Он полон решимости продолжать борьбу.
Нелегкое искусство побеждать Находясь в Картахене, Боливар обращается к гранадцам с манифестом, в котором подводит итоги деятельности первой Венесуэльской республики и осуждает нерешительность и беспечность членов ее правительства. Патриотическая хунта Новой Гранады присваивает
Франсиско Миранда не верил в то, что борьба против испанцев в Латинской Америке возможна без помощи иностранных держав. Именно это и стало причиной его «предательского» подписания акта капитуляции в тот момент, когда численность повстанцев значительно превышала те силы, которые выставила против них испанская корона. Francisco de Miranda was convinced that the struggle against the Spanish in Latin America could not be won without the help of other states. This was the reason for his “treacherous” signing of the capitulation at the moment when the insurgents considerably outnumbered the forces that the Spanish crown could muster against them.
The Difficult Art of Winning From Cartagena Bolivar addressed himself to the New Granadians through a manifesto in which he reviewed the activities of the first Venezuelan republic and condemned the indecisiveness and lack of concern shown by the members of its government. The patriotic junta of New Granada awarded him the rank of general, allowed him to recruit volunteers and supplied him with arms. In the spring of 1813 Bolivar undertook a new military campaign into Venezuela. The rebel force gained victories against the Spanish royalists at Araure, La Victoria, San Mateo and elsewhere. The Spanish retreated and on 6 August 1813 Bolivar entered Caracas. Its citizens welcomed him with jubilation and invested their hero with dictatorial powers. A congress of allied provinces proclaimed the second Venezuelan republic. As the Argentinian historian, Bartolome Mitre would later write: “Never before had such a small number of people achieved so much over such a large area and in such a short time.” But the Spanish managed to obtain a powerful ally — José Tomas Boves, the leader
of the llaneros, the cowboys of the South American plains, who was nicknamed “Attila” for his savagery. The llaneros exterminated the patriots, sparing neither women nor children. In response Bolivar issued an order to “take no prisoners”. After a few local victories, Bolivar suffered a crushing defeat in the Battle of La Puerte and, barely escaping capture, returned to Cartagena. The congress of New
Л иния жизни: упорство / l ine
of fate: determination
Bolivar.qxd
3/21/11
16:00
Page 74
ему генеральский чин, позволяет набрать волонтеров и снабжает оружием. Весной 1813 года Боливар предпринимает новый военный поход в Венесуэлу. Повстанческое войско одерживает победы над испанскими роялистами при Арауре, Ла-Виктории, Сан-Матео… Испанцы отступают, и 6 августа 1813 года Боливар вступает в Каракас. Жители города с ликованием приветствуют его, присваивают титул Освободителя и наделяют диктаторской властью. Конгресс союзных
провинций провозглашает вторую Венесуэльскую республику. Как потом напишет аргентинский историк Бартоломе Митре, «никогда еще столь малым количеством людей не было достигнуто так много на такой огромной территории и в такой короткий срок». Но испанцы обретают сильного союзника — Хосе Бовеса, вожака степных скотоводов-льянерос, прозванного за свою свирепость «Атиллой степей». Льянерос истребляют патриотов, не щадя ни жен-
Ниже. Лима, столица Перу. Сцена городской жизни. Гравюра на дереве неизвестного художника. XIX век. В Лиме 25 мая 1826 года Боливар огласил свой «Боливийский кодекс» — проект по объединению южноамериканских государств в единую республику.
Город Каракас — родина Симона Боливара, столица Венесуэлы и колыбель освободительного движения Латинской Америки. Гравюра на дереве неизвестного художника. XIX век. The city of Caracas — Bolivar’s hometown, the capital of Venezuela and cradle of the Latin American liberation movement. Wood engraving by an unknown 19th-century artist.
Below. Lima, the capital of Peru. A scene from the life of the city. Wood engraving by an unknown 19th-century artist.
щин, ни детей. В ответ Боливар также отдает приказ: «Пленных не брать». После нескольких локальных побед Боливар терпит сокрушительное поражение в битве при Ла-Пуэрте и, едва избежав плена, возвращается в Картахену. Конгресс Новой Гранады вновь предоставляет в его распоряжение небольшое войско, силами которого в марте 1815 года он атакует порт Санта-Марта. Но на помощь
Находясь в 1815 году на Ямайке, Симон Боливар написал свой знаменитый манифест, в котором предсказал те перемены, которые должны произойти в Латинской Америке: изгнание испанцев, образование республик и их объединение, строительство Панамского канала… Многим эти планы казались утопией, но только не испанцам: на жизнь «мечтателя» они не раз готовили покушения. While on Jamaica in 1815 Simon Bolivar wrote his celebrated manifesto that predicted the changes that needed to take place in Latin America: the expulsion of the Spanish, the formation of republics and their amalgamation, the construction of a canal across Panama … Many of these aims seemed utopian, but evidently not to the Spanish, who plotted several attempts on the life of this “dreamer”.
местному гарнизону поспевает прибывшая из Испании новая карательная экспедиция: десять тысяч отборных солдат во главе с известным испанским военачальником Пабло Морильо, и Боливар вынужден отступить. Он бежит сначала на Ямайку, а затем в Гаити. Президент Гаити Александр Петион радушно принимает венесуэльского изгнанника и обещает поддержку, но только при условии, что тот отменит в Венесуэле рабство. Боливар дает такое обещание. Благодаря своему организаторскому таланту он быстро набирает немногочисленный, но сплоченный отряд и формирует небольшую флотилию под командованием богатого голландского негоцианта Бриона, снабдившего его деньгами и кораблями. В марте 1816 года ему сравнительно легко удается захватить венесуэльский остров Маргарита, где он объявляет о восстановлении Венесуэльской республики и издает декрет об отмене в стране рабства. Однако в первом же сражении на континенте
Ниже. «Продавщица чичи, напитка из дробленых яблок». Из серии гравюр неизвестного художника «Типы жителей города Лима, Перу». XIX век. Below. The seller of chicha, a drink made from mashed apples. From a series of engravings by an unknown artist: Types among the Inhabitants of the City of Lima, Peru. 19th century.
75
74 «Булочник». Из серии гравюр неизвестного художника «Типы жителей города Лима, Перу». XIX век. The Baker. From a series of engravings by an unknown artist: Types among the Inhabitants of the City of Lima, Peru. 19th century.
Granada put new forces at his disposal and with them in March 1815 he attacked the port of Santa Marta. But the local garrison was bolstered by a punitive expedition freshly arrived from Spain: 10,000 crack soldiers led by the famous Spanish commander Pablo Morillo. Bolivar was obliged to retreat. He fled first to Jamaica, then to Haiti. Alexandre Sabès Pétion, the president of Haiti, gave the Venezuelan exile a cordial welcome and promised his support, albeit only on the condition that slavery would be abolished in Venezuela. Bolivar gave his word. Thanks to his organizing talents, he rapidly recruited a small, but tight-knit force and formed a small flotilla under the command of the wealthy merchant of Low Countries ancestry Pedro Luis Brión, who supplied him with money and ships. In March 1816 he managed with relative ease to take the Venezuelan island of Margarita, where he proclaimed the reinstatement of the Venezuelan republic and issued a decree abolishing slavery in the country. In his first battle on the mainland, though,
Bolivar met with defeat and was forced to return to Haiti. Convincing his fellow-fighters that “the art of winning is learnt through defeats”, in December he again landed in eastern Venezuela and began an advance into the interior. When they heard about the abolition of slavery, Negroes and mulattos came flooding into his camp. The new leader of the llaneros, José Antonio Paez, also defected to his side. Faced with the increasing strength of the insurgent army, General Morillo’s Spanish forces suffered one defeat after another. In May 1817, with Brion’s ships in support, Bolivar managed to wrest control of Angostura, a strategically important city on the River Orinoco. Angostura was proclaimed the capital of the third Venezuelan republic. A camp was created there where the rebels received basic training in warfare. At this time Bolivar made another strong move that considerably bolstered the patriots’ position: he began to recruit foreign
mercenaries, after which the main strike force of his army became the British Legion, made up of veterans of the Napoleonic Wars.
The Triumph of the Commander-in-Chief After obtaining the support of the National Congress that was summoned in Angostura early in 1819 and appointed him commander-in-chief, Bolivar resolved to return to the offensive and planned one of the boldest military operations in human history. He intended to wait for the rainy season to start, then take a small army over the supposedly impassable snow-covered Andes, descend into New Granada, deliver it from the Spanish and then, with the help of the New Granadians, return to Venezuela and drive out Murillo.
It took all his powers of eloquence to persuade his generals that this was a realistic idea, but in May 1819 Bolivar’s army of some 1,300 men and 800 horses made its way through over 1,000 kilometres of virgin tropical forest and began the ascent of the Andes. The weather was clearly not in their favour. The rain poured down constantly and the men waded waist-deep in icy water. The wild mountain rivers were rife with caimans, electric eels and piranhas. The extremely difficult campaign ended in complete triumph — in August 1819 Bolivar inflicted a crushing defeat on the Spanish troops trying to bar the patriots’ way to Bogotá, the capital of New Granada. Three days later, without any further resistance, the insurgent army entered the
Л иния жизни: упорство / l ine
of fate: determination
Bolivar.qxd
76
3/21/11
16:00
Page 76
Боливар терпит поражение и вынужден вернуться на Гаити. Убеждая своих сподвижников, что «искусству побеждать учатся на поражениях», в декабре он вновь высаживается в восточной Венесуэле, откуда начинает продвижение вглубь страны. Узнав об отмене рабства, негры и мулаты толпами стекаются в его лагерь. Переходит на сторону Боливара и новый вождь льянерос — Хосе Антонио Паэс. Под ударами набирающей силу повстанческой армии испанские войска генерала Морильо терпят одно поражение за другим. В мае 1817 года при поддержке кораблей Бриона Боливару удается овладеть Ангостурой, стратегически важным городом на берегу реки Ориноко. Ангостура провозглашается столицей третьей Венесуэльской республики. Здесь создается военная база, где повстанцы постигают азы военного дела. Тогда же Боливар делает еще один сильный шаг, значительно укрепивший позиции патриотов: он начинает вербовку иностранных наемников, после чего главной ударной силой армии Боливара становится Британский легион, состоящий из ветеранов наполеоновских войн.
Заручившись поддержкой созванного в начале 1819 года в Ангостуре Национального конгресса, избравшего его главнокомандующим, Боливар решает вновь перейти к активным действиям и готовит одну из самых дерзких в истории человечества военных операций. Он намерен, дождавшись начала сезона дождей, перейти с небольшой армией покрытые снегом неприступные Анды, спуститься в Новую Гранаду, освободить ее от испанцев, а затем при поддержке гранадцев вернуться в Венесуэлу и изгнать из нее Морильо. Чтобы убедить своих генералов в реальности задуманного, ему приходится пустить в ход все свое красноречие, и вот в мае 1819 года армия Боливара, насчитывающая около 1300 человек и 800 лошадей, пройдя по девственным тропическим лесам более тысячи километров, начинает штурм Андских вершин… Погода явно не благоприятствует замыслу полководца. Непрерывно льет дождь, солдаты идут по пояс в ледяной воде. Бурные горные реки буквально кишат кайманами, электрическими угрями и пи-
После труднейшего перехода через Анды армия Боливара двинулась к Боготе, столице Новой Гранады. Вблизи города Тунха они были атакованы силами роялистов под командованием полковника Хосе Мария Баррейро. Авангардом повстанцев командовал Франсиско де Паула Сантандер, произведенный Боливаром в бригадные генералы во время перехода. В битве при Бояке, длившейся не более двух часов, сторонники испанской короны были разбиты, более полутора тысяч из них, включая самого Баррейро, сдались в плен. «Битва при Бояке». С картины Мартина Товар-и-Товара. Конец XIX века.
After the arduous crossing of the Andes, Bolivar’s army advanced on Bogotá, the capital of New Granada. Near the city of Tunja they were attacked by royalist forces commanded by José Maria Barreiro. The rebel vanguard was commanded by Francisco de Paula Santander, whom Bolivar had promoted to brigadier general during the crossing. In the Battle of Boyacá that lasted no more than two hours the supporters of the Spanish crown were crushed. Over 1,500 of them were taken prisoner, including Barreiro himself. The Battle of Boyacá. From a painting by Martin Tovar y Tovar. Late 19th century.
city. The Congress of Patriotic Forces, summoned in Angostura in December that same year, proclaimed the creation of the republic of Gran Colombia, uniting Venezuela and New Granada, and elected Bolivar its president. It took two more years to completely liberate the territory of Venezuela from Spanish troops. That took place after the patriots’ victory in the Battle of Carabobo. The
раньями. К тому же, стремясь избежать встречи с испанскими отрядами, охраняющими наиболее доступные перевалы, Боливар избирает самый трудный путь. И судьба благоволит ему — после сорокадневного марша его значительно поредевшая армия преодолевает перевал и начинает спуск. Труднейший поход завершается полным триумфом — в августе 1819 года Боливар наносит сокрушительное поражение испанским войскам, попытавшимся преградить патриотам путь к Боготе, столице Новой Гранады. Спустя три дня повстанческая армия, не встречая сопротивления, входит в город. Созванный в Ангостуре в декабре того же года Конгресс патриотических сил провозглашает создание республики Великая Колумбия, куда входят Венесуэла и Новая Гранада, и избирает Боливара ее президентом. Потребуется еще два года, чтобы окончательно освободить территорию Вене-
Триумф полководца
77
После обретения свободы странами Латинской Америки лагерь победителей раскололся на два течения: унитариев, сторонников объединения и сильной централизованной власти, и федералистов, требовавших широкой автономии провинций. Боливар был унитарием, а его бывшие сподвижники Сантандер и Паес — федералистами. Федералистов поддерживали Великобритания и США: образование сильного государства в Южной Америке не отвечало внешнеполитическим интересам этих держав. Унитарии были обречены.
После битвы при Бояке Боливар предложил Конгрессу в Ангостуре объединить Венесуэлу и Новую Гранаду в одно государство — Великую Колумбию. «Наша сила в единстве, — заявил он Конгрессу. — Вместе мы непобедимы, разъединенные — вновь станем легкой жертвой испанцев». Портрет работы Артуро Мичелены. 1888 год. After the Battle of Boyacá Bolivar proposed at the Congress of Angostura joining Venezuela and New Granada in a single state — Gran Colombia. “Our strength lies in unity,” he told the congress. “Together we are invincible; disunited we will again become easy prey for the Spanish.” A portrait by Arturo Michelena’s. 1888.
After the countries of Latin America had won their liberty, the victors’ camp split into two tendencies: the Unitarians, who favoured amalgamation and a strong centralized authority, and the Federalists, who demanded extensive autonomy for the provinces. Bolivar was a Unitarian, his former comrades Santander and Paez were Federalists. The Federalists had the support of Britain and the USA: the formation of a single powerful state in South America did not accord with the foreign-policy interests of those powers. The Unitarians were doomed.
суэлы от испанских войск. Это случится после победы патриотов в битве при Карабобо. А еще годом позже Боливар со своим верным соратником, генералом Антонио Хосе де Сукре, освободят от испанцев провинцию Кито, которая присоединится к Великой Колумбии. Последним оплотом испанской власти в Южной Америке останется вице-королевство Перу. В то время как Боливар освобождал север материка, аргентинский генерал Хосе де Сан-Мартин воевал с испанцами на
following year Bolivar and his loyal comrade-in-arms, General Antonio José de Sucre, liberated the province of Quito, which joined Gran Colombia. The last stronghold of Spanish power left in South America was the Viceroyalty of Peru. While Bolivar had set north of the continent free, the Argentinian general José de San Martin had been fighting against the Spanish in the south. He routed them in Chile and was successfully advancing on the Peruvian capital, Lima. It remained to be decided which of the two leaders — Bolivar or San Martin — would deal the coup de grace to the enemy. The pair met in the Ecuadorian city of Guayaquil in July 1822. As a result of two days of negotiations San Martin withdrew his forces from Peru, leaving to Bolivar the honourable mission of completing the war for the independence of South America. Bolivar’s and Sucre’s armies invaded Peru and in bloody battles at Junin and Ayacucho they smashed the last Spanish forces on the American continent. A year later Sucre completed the rout of the Spaniards in Upper Peru. Bolivar became head of an independ-
ent republic created on the liberated territory and named Bolivia in his honour. This victory ended the Spanish colonies war for liberty. Bolivar had fulfilled his oath — the New World discovered by Columbus and subjugated by the conquistadors had ceased to belong to Spain and had acquired its freedom.
«Битва при Карабобо». Фрагмент картины Мартина Товар-и-Товара. 1887 год. Это сражение поставило точку в войне за независимость Венесуэлы. The Battle of Carabobo. Detail of a painting by Martin Tovar y Tovar. 1887
3/21/11
16:00
Page 78
of fate: determination
Bolivar.qxd
Л иния жизни: упорство / l ine
«Провозглашение независимости Чили 12 февраля 1818 года». С картины Педро Суберкасиукса Эрразуриса. 1945 год. Колония Чили обрела независимость после победы, одержанной генералом Хосе де СанМартином при Чакабуко. В своем донесении в Аргентину Сан-Мартин был краток: «…пересекли самую высокую горную цепь в мире; свергли тиранию и дали свободу Чили».
78
Армии Боливара и Сукре вторгаются в Перу и в кровопролитных битвах при Хунине и Аякучо разбивают последние испанские силы на Американском континенте. Годом позже Сукре довершает разгром испанцев в Верхнем Перу. Боливар встает во главе созданной на освобожденной территории независимой республики, названной в его честь Боливией. Этой победой заканчивается война испанских колоний за независимость. Боливар сдержал свою клятву — Новый Свет, открытый Колумбом и покоренный конкистадорами, перестал принадлежать Испании и обрел свободу.
The Proclamation of Chile’s Independence on 12 February 1818. From a painting by Pedro Subercaseaux Errázuriz. 1945. The colony of Chile gained independence after the victory won by General José de San Martin at Chacabuco. San Martin’s report back to Argentina was brief: “we have crossed the highest mountain chain in the world, overthrown tyranny and given Chile its liberty.”
юге. Он разбил их в Чили и успешно продвигался к столице Перу Лиме. Предстояло решить, кто из двух вождей, Боливар или Сан-Мартин, нанесет врагу окончательный удар. Они встретятся в городе Гуаякиль в Эквадоре в июле 1822 года. В результате двухдневных переговоров Сан-Мартин выведет свои войска из Перу, предоставив Боливару почетную миссию завершить войну за независимость Южной Америки.
На закате сгущаются тучи… Но Боливар не только мечтaет об изгнании испaнцев, но и грезит новым политическим устройством континентa. Стремясь к объединению испано-американских государств, он задумывает грандиозный проект Южных Соединенных Штатов — единой республики, в которую вошли бы все страны Южной Америки. Однако на Панамском конгрессе 1826 года это предложение Боливара не находит поддержки. В бывших колониях усиливаются сепаратистские настроения, под-
Хосе де Сан-Мартин встал во главе Северной армии аргентинских патриотов в 1814 году, а после провозглашения независимости Объединенных провинций Ла-Платы (Аргентины) возглавил армию, совершившую переход через Анды и освободившую Чили. Во время похода в Перу встретился с Боливаром, которому уступил почетное право закончить войну. José de San Martin became head of the Northern Army of Argentine patriots in 1814, and after the proclamation of the independence of the United Provinces of the Plate (Argentina) he took command of the army that crossed the Andes and liberated Chile. During the campaign in Peru he met Bolivar and accorded him the honour of finishing the war.
79
держиваемые США и Великобританией, не желающими видеть в Латинской Америке сильное независимое государство. Более того, вчерашние друзья и соратники обвиняют Боливара в намерении провозгласить себя императором. Великую Колумбию начинают раздирать межпартийные склоки. Боливар возвращается в Боготу и в сентябре 1828 года объявляет о проведении выборов в учредительное собрание республики. Стремление Боливара утвердить поправки к конституции для укрепления и централизации власти наталкивается на ожесточенное сопротивление вице-президента Колумбии Франсиско де Сантандера. «Подписание капитуляции после битвы при Аякучо». С картины Даниэля Эрнандеса. Конец XIX века. Победа при Аякучо стала решающей в борьбе южноамериканских колоний за независимость.
Gathering Clouds at the End of the Day But Bolivar dreamt not only of the ousting of the Spanish, but also of a new political system for the continent. Seeking to unite the Hispano-American territories, he conceived a grand project for a United States of the South — a single republic incorporating all the countries of South America. At the congress held in Panama in 1826, however, Bolivar’s proposal failed to find support. In the former colonies separatist attitudes were growing, supported by the USA and Britain, who did not want to see a strong independent state in South America. Furthermore, yesterday’s friends and comrades-in-arms accused Bolivar of intending to proclaim himself emperor. Gran Colombia began to be torn apart by factional squabbles. Bolivar returned to Bogotá and in September 1828 announced elections to a constituent assembly for the republic. Bolivar’s efforts to ratify constitutional amendments to strengthen and centralize power met with bitter resistance from the vice-president of Colombia, Francisco da Santandera. Convinced that it was impossible to achieve his desired goal by legiti-
Выше. «Битва при Аякучо». С картины Мартина Товар-иТовара. Конец XIX века. При Аякучо войска под командованием Боливара и Сукре разбили армию вице-короля Хосе де ла Серна. Above. The Battle of Ayacucho. From a painting by Martin Tovar y Tovar. Late 19th century. At Ayacucho the forces commanded by Bolivar and Sucre routed the army of Viceroy José de La Serna.
The Signing of the Capitulation after the Battle of Ayacucho. From a painting by Daniel Hernández. Late 19th century. The victory at Ayacucho was the decisive event of the Peruvian War of Independence.
mate means, Bolivar carried out a coup d’état and declared himself dictator. Santandera’s supporters did their utmost to depict Bolivar as a bloodthirsty usurper and in Masonic lodges there was increasing talk of the need to put the “tyrant” to death. On the night of 24 September 1829 a group of conspirators burst into the presidential palace with the intention of killing Bolivar. He managed to escape only thanks to the
«Хосе де Сан-Мартин провозглашает независимость Перу 28 июля 1821 года». С картины Хуана Лепиани. 1904 год. José de San Martin Proclaiming the Independence of Peru on 28 July 1821. From a painting by Juan Lepiani. 1904.
quick thinking of his devoted helpmate Manuela Saenz. Loyal forces put down the uprising. Santandera, the head of the conspiracy, was at first sentenced to death, but then banished from the country. But the break-up of Gran Colombia was already unstoppable. The congress of Venezuela dissolved the union with New Granada and proclaimed the country’s independence. Bolivar, forced to look on as his life’s cause collapsed, gradually lost all influence. Unwilling to plunge the country into the abyss of a bloody civil war, in April 1830 he resigned and refused to play any further part in politics.
Downcast and sick with tuberculosis, Bolivar headed for Cartagena, so as to emigrate from there to Jamaica or Europe. On the way he received the news of the slaying of his loyal friend and comrade General Sucre, and in Cartagena he learnt that the Venezuelan congress had declared him “chiefly responsible for all the misfortunes of the republic” and was demanding that the New Granadian authorities immediately banish him from the country. Lacking both the strength and the will to resist, the gravely ill Liberator submitted to fate and set off on his last journey — down the River Magdalena to the Atlantic coast…
Статуя Симона Боливара в университете Каракаса, носящем его имя. Работа Хоакино Рока Рея. Вторая половина XX века. The statue of Simon Bolivar at the university in Caracas that bears his name. Sculptor: Joaquin Roca Rey. Second half of the 20th century.
Л иния жизни: упорство / l ine
of fate: determination
Bolivar.qxd
80
3/21/11
16:00
Page 80
Убедившись в невозможности достижения желанной цели законным путем, Боливар совершает государственный переворот и объявляет себя диктатором. Сторонники Сантандера, не жалея красок, рисуют Боливара кровожадным узурпатором, и в масонских ложах все чаще слышны разговоры о необходимости преСоратник Боливара Франсиско де Паула Сантандер, ставший вицепрезидентом Великой Колумбии, возглавил заговор против Боливара. Портрет работы Хосе Мария Эспиноса Прието. 1840 год. Bolivar’s comrade-in-arms Francisco de Paula Santander became vicepresident of Gran Colombia and led the plot against Bolivar. Portrait by José Maria Espinosa Prieto. 1840.
дать смерти «тирана». В ночь на 25 сентября 1829 года группа заговорщиков врывается в президентский дворец с намерением убить Боливара. Ему удается спастись лишь благодаря находчивости своей верной спутницы Мануэлы Саэнс. Преданные ему войска подавляют мятеж. Главу заговорщиков Сантандера вначале приговаривают к смертной казни, а затем высылают из страны.
Но распад Великой Колумбии уже не остановить. Конгресс Венесуэлы расторгает союз с Новой Гранадой и провозглашает самостоятельность страны. Боливар, на глазах которого рушится дело всей его жизни, постепенно теряет всякое влияние. Не желая ввергнуть страну в пучину кровавой гражданской войны, в апреле 1830 года он подает в отставку и отказывается от дальнейшей политической деятельности. Подавленный и больной туберкулезом, Боливар направляется в Картахену, чтобы эмигрировать оттуда на Ямайку или в Европу. В дороге его настигает весть об убийстве верного друга и сподвижника генерала Сукре, а в Картахене он узнает, что Венесуэльский конгресс объявил его «главным виновником всех несчастий республики» и требует от властей Новой Гранады немедленной высылки его из страны. Не имея ни сил, ни воли к сопротивлению, тяжелобольной Боливар покоряется судьбе и отправляется в свое последнее путешествие — по реке Магдалене к Атлантическому побережью… Похоронят его в соборе города СaнтaМaрта. В 1842 году по решению Венесуэльского конгресса останки будут перенесены в Каракас и с большими почестями перезахоронены в кафедральном соборе. Так закончится земной путь человека, которому народы Латинской Америки обязаны своей свободой.
Мануэла Саэнс, последняя любовь Симона Боливара, спасла Освободителя, отвлекая заговорщиков разговором через закрытую дверь спальни. Это дало ему время обратиться за помощью к своим сторонникам. Портрет работы неизвестного художника. Около 1830 года. Manuela Sáenz, Simon Bolivar’s last love, saved the Liberator by keeping the conspirators talking through the closed bedroom door, which gave him time to seek help from his supporters. Portrait by an unknown artist. Circa 1830.
Великая Колумбия возникла в результате объединения Венесуэлы и Новой Гранады в 1819 году. Впоследствии Эквадор и Венесуэла отделились, Новая Гранада в 1858 году стала называться Гранадской конфедерацией, а с 1863 года — Соединенные Штаты Колумбии, с 1886 года — республика Колумбия. Карта республики Великая Колумбия 1824 года из издания «Физический и политический атлас республики Венесуэла» 1840 года. Работа картографа Джиованни Батиста Августина Кодацци. Gran Colombia (as it is now known) was formed by the amalgamation of Venezuela and New Granada in 1819. Later Ecuador and Venezuela seceded. In 1858 New Granada was renamed the Granadine Confederation, then in 1863 the United States of Colombia. From 1886 it has been the Republic of Colombia. A map of the republic of Gran Colombia in 1824 from the 1840 Physical and Political Atlas of the Republic of Venezuela. Drawn up by the cartographer Giovanni Battista Agostino Codazzi.
He was buried in the cathedral of the city of Santa Marta. In 1842, following a resolution by the Venezuelan congress, his remains were removed to Caracas and rein-
terred with great honours in the capital’s cathedral. Thus ended the earthly existence of the man to whom the nations of South America owe their freedom.
Л иния жизни: мастер интриги / l ine
of fate: master intriguer
Palen.qxd
82
3/21/11
16:03
Page 82
Хлопотная выдалась весна 1799 года в доме на углу Невского и Мойки, который памятливые петербуржцы продолжали называть по имени его первого владельца, генерал-полицеймейстера Николая Чичерина. Дело в том, что князь Алексей Куракин, купивший дом у наследников Чичерина и перестроивший его на свой вкус, попал в опалу и лишился должности генерал-прокурора. Разумно рассудив, что лучше держаться подальше от вспыльчивого государя, Куракин решил перебраться в Москву, а дом продать. Нашелся и покупатель — откупщик Абрам Перетц. Сделку оформили в марте, а уже в апреле парадные покои, окна которых выходили на Невский и Большую Морскую, обрели новых жильцов. Это была отнюдь не семья нового домовладельца (Перетцы скромно поместились во флигеле на Мойке) — апартаменты занял военный генерал-губернатор Санкт-Петербурга Петр Алексеевич Пален, получивший месяцем ранее графский титул от чрезвычайно благоволившего к нему Павла I.
«Вид Мойки и Полицейского моста». Офорт Мишеля Франсуа ДамамДемартре. 1812 год. Деревянный мост через Мойку, за которым с 1730-х годов закрепилось название Зеленый, в конце 1760-х получил имя Полицейский. Причиной этого было находившееся рядом управление городской полиции. В 1806 году вместо деревянного подъемного моста по проекту архитектора Василия (Вильяма) Гесте был построен первый в Санкт-Петербурге чугунный мост. В проекте принимал участие военный инженер Франц де Воллан (Деволан).
исынстинный макиавелли»
«
“A true son of Machiavelli”
Игорь ГРЕЧИН, Игорь ЧУБАХА / by Igor GRECHIN, Igor CHUBAKHA
View of the Moika and Police Bridge. Etching by Michel François DamameDemartrais. 1812. The wooden bridge across the Moika that in the 1730s became known as the Green Bridge, was renamed Police Bridge in the late 1760s on account of the nearby headquarters of the city police. In 1806 the wooden drawbridge was replaced by St Petersburg’s first castiron bridge, designed by Scottish-born William Hastie. The military engineer François Sainte de Wollant was also involved in the project.
Л иния жизни: мастер интриги / l ine
of fate: master intriguer
Palen.qxd
84
3/21/11
16:03
Page 84
The spring of 1799 was a time of great agitation in the house on the corner of Nevsky Prospekt and Moika Embankment that Petersburgers with long memories continued to call by the name of its first owner, Chief of Police Nikolai Chicherin. Prince Alexei Kurakin, who had bought the house from Chicherin's heirs and refurbished it to his own tastes, had fallen into disfavour with Paul I and lost the post of procurator general. Sensibly deciding that it was better to keep a safe distance from the quick-tempered Emperor, Kurakin decided to move to Moscow and to sell this house. He had found a buyer — the taxfarmer Abram Peretz. The transaction was formalized in March, and in April the grand apartments with windows overlooking Nevsky and Bolshaya Morskaya Street already had new occupants. They were not, however, the family of the new owner (the Peretzes had installed themselves modestly in the wing on the Moika): the apartments were taken by the military governor general of Saint Petersburg, Piotr Alexeyevich von der Pahlen, who only the month before had been elevated to the rank of count by Paul I, who was extremely well disposed towards him.
«Пален слыл всегда за самого тонкого и хитрого человека, обладавшего удивительной способностью выворачиваться из положений самых затруднительных, — свидетельствует княгиня Дария Ливен. — На родине Палена местное дворянство, хорошо его знавшее, говорило о нем так: „хитрый, ловкий, пронырливый человек, который всегда мистифицирует других, а сам никогда не остается в дураках“». Гравированный портрет с оригинала Джеймса Валькера. Конец XVIII века.
Однако и года не прошло, как новоиспеченному графу и его супруге Юлиане Ивановне, урожденной баронессе фон Шеппинг, пришлось оставить роскошную анфиладу комнат и покинуть столицу Российской империи. Помещение долго пустовало, а петербуржцы перешептывались, поглядывая на темные окна в доме Перетца… Ходили слухи, что там появляется призрак покойного государя в надежде найти и покарать предателя, чужими руками совершившего гнуснейшее злодеяние…
“Pahlen always had a reputation as the most subtle and devious man with the ability to wriggle his way out of even the most difficult situations,” Princess Dorothea Lieven testified. “In Pahlen’s homeland the local nobility, who knew him well, spoke of him as ‘a cunning, artful, pushy fellow, who constantly hoodwinks others but never lets himself be duped’.” Engraved portrait after an original by James Walker. Late 18th century.
В дыму сражений Душная сентябрьская ночь опустилась над Бендерами, но чуткое ухо могло уловить приглушенный шум, доносившийся
85
But less than a year passed before the freshly-made Count and his wife, Juliana Ivanovna (née Baroness von Schepping) were obliged to leave this luxurious residence and quit the Russian capital. The rooms stood empty for a long time and Petersburgers whispered to each other as they «Сдача турецкой крепости Бендеры русской армии». Гравюра Карла Шутца. 1790 год. Во время штурма Бендер в 1770 году Петр Пален героически сражался в первых рядах и получил тяжелое ранение. The Surrender of the Turkish Fortress of Bendery to the Russian Army. Engraving by Karl Schutz. 1790. During the storm of Bendery in 1770 Piotr Pahlen fought heroically in the front ranks and was seriously wounded.
едва ли не отовсюду: это русские войска выдвигались на боевые позиции. О начале штурма возвестил оглушительный взрыв — четыреста пудов пороху заложили инженеры под крепостную стену. Гулкое молчание вскоре сменилось воплями янычар, защищавших крепость, а потом заговорили и русские орудия… Гренадеры устремились к стенам молча, не стреляя — берегли заряды для ближнего боя. Несли фашины, чтобы забрасывать рвы, и приставные лестницы. В полночь на стенах началась рукопашная, а с рассветом бой, кровавый и беспощадный, продолжался — но уже на городских улицах. Когда гарнизон Бендер наконец капитулировал, генерал-аншеф Петр Панин приказал подсчитать потери. Победа обошлась чересчур дорого: более шести тысяч убитыми, одна пятая его армии! Среди героев этой битвы было немало будущих российских военачальников. «За отличное мужество при штурмовании Бендерской крепости и храбрость, с которою, предводительствуя, отнимал у неприятеля бастионы, батареи и улицы», получил орден Святого Георгия IV степени и ротмистр Петр Пален. Петер Людвиг фон дер Пален происходил из дворянского рода остзейских немцев, в 1679 году возведенных шведским королем Карлом XI в баронское достоинство. Сын барона Арендта Дитриха фон дер Палена и «Замковая площадь перед Рижским замком в Риге». Литография К. Ф. Хаусвальда. 1829 год.
баронессы Елизаветы фон дер Фельден, Петр с юности находился на русской службе, был рейтаром в конной гвардии в годы Семилетней войны; при Екатерине II участвовал в турецких войнах и польских походах, прославился, был несколько раз ранен. В 1770 году после кровавой бойни под Бендерами ему грозила ампутация ноги, но врачи сделали все возможное, и осталась только легкая хромота. В 1778 году он был произведен в полковники, в 1787-м — в генерал-майоры. В годы второй русско-турецкой войны сражался в Екатеринославской армии под командованием князя Григория Потемкина. Отличился при штурме Очакова, получил орден Святого Георгия III степени. Видимо, не только ратными делами снискал Пален расположение екатерининских сановников: в 1792 году его ждало назначение правителем Рижского наместничества, а находясь в этой должности, он — ни много ни мало! — вел переговоры о вхождении в состав Российской
Орден Святого Георгия IV степени (аверс и реверс). Орден Святого Георгия, имевший четыре степени отличия, был учрежден императрицей Екатериной II в 1769 году как высшая военная награда Российской империи. The Order of St George 4th class (obverse and reverse). The Order of St George was instituted by Empress Catherine II in 1769 as the highest military decoration of the Russian Empire. It had four degrees or classes.
The Castle Square in Riga. Lithograph printed by Karl Friedrich Hauswald. 1829.
glanced at the dark windows of Peretz’s house… There were rumours that the spectre of the late Emperor had been seen there trying to find and punish the traitor who had performed a heinous crime with the hands of others…
In the Smoke of Battle A close September night had descended on Bendery, but a keen ear could detect muffled sounds coming from almost all directions: the Russian forces were taking up their fighting positions. The start of the storm was announced by a deafening explosion — the sappers had packed four poods, well over a hundredweight, of gunpowder beneath the fortress wall. The ringing silence was soon replaced by the howls of the Janissary defenders, and then the Russian guns opened fire. At midnight hand-to-hand fighting began on the walls. By dawn the bloody merci-
less struggle was still continuing, but now in the streets of the city. When the garrison of Bendery finally surrendered, General-en-Chef Piotr Panin ordered an assessment of the losses. The victory had been exceptionally costly: over 6,000 dead, one fifth of his entire army! Among the heroes of this battle there were no few future Russian military commanders. They included Cavalry Captain Piotr Pahlen, awarded the Order of St George 4th class “for outstanding valour during the storming of the Bendery fortress and the courage with which, taking a leading role, he captured bastions, batteries and streets from the enemy.” Peter Ludwig von der Pahlen came from a noble family of Baltic Germans who in 1679 had been elevated to the baronage by King Charles XI of Sweden. The son of Baron Arendt Dietrich von der Pahlen and Baroness Elisabeth von der Felden, Peter or
Л иния жизни: мастер интриги / l ine
of fate: master intriguer
Palen.qxd
86
3/21/11
16:03
Page 86
империи герцогства Курляндского. А после присоединения Курляндии его назначили генерал-губернатором этих земель — протекцию оказал князь Платон Зубов, после смерти Потемкина ставший фаворитом императрицы. Наградами Палена тоже не обделили: чин генерал-поручика, орден Святого Александра Невского и обширное поместье у Гросс-Эккау (ныне Иецава) в той же Курляндии.
На пике карьеры Со смертью Екатерины II век, который впоследствии назвали «золотым» (он и в буквальном смысле был золотым — для дворянства), подошел к концу. В первые месяцы правления Павла российскую государственную машину стало потряхивать от перестановок. Первыми пострадавшими от нового государя оказались вельможи, близкие к Екатерине, и среди них — Платон Зубов, который лишился огромных имений, подаренных ему императрицей, и был выслан за границу. В Риге опального Зубова с небывалыми почестями встретил Пален, дал торжественный обед в честь своего благодетеля и даже сопроводил его до Митавы. Предполагал ли Пален, чем обернется его гостеприимство? Можно только гадать… Реакция Павла не замедлила последовать. В рескрипте от 26 февраля 1797 года читаем: «С удивлением уведомился я обо всех подлостях, вами оказанных в проезд
князя Зубова через Ригу; из сего я и делаю сродное о свойстве вашем заключение, по коему и поведение Мое против вас соразмерено будет». Пален в тот же день был «выключен из службы за почести и встречи, делаемые партикулярным людям, както при проезде князя Зубова, и за отлучку Князь Платон Зубов, фаворит императрицы Екатерины II. Свои последние годы провел в имении в Виленской губернии. Гравюра Джеймса Валькера. Конец XVIII века.
Prince Platon Zubov, Catherine II’s last favourite, spent his declining years on his estates in the Baltic provinces. Engraving by James Walker. Late 18th century.
Генеральная карта Курляндской губернии из «Географического атласа Российской империи, Царства Польского и Великого княжества Финляндского». Картограф Василий Пядышев. Издание Военно-картографического депо. 1821 год. Слева. Одно из имений, принадлежавших графу Петру Палену. Современная фотография.
Piotr was in Russian service from his youth. He was a heavy cavalryman in the Horse Guards during the Seven Years’ War. Under Catherine II he participated in the Turkish wars and the Polish campaigns. He covered himself with glory and was wounded several times. In 1778 he was promoted to colonel, in 1787 to major general. During the Second
Russo-Turkish War he fought in the Yekaterinoslav army under the command of Prince Grigory Potemkin. He distinguished himself during the storm of Ochakov and was awarded the Order of St George 3rd class. Evidently it was not only Pahlen’s military prowess that earned him the favour of Catherine’s high officials: in 1792 he was
A general map of the province of Courland from A Geographic Atlas of the Russian Empire, Kingdom of Poland and Grand Duchy of Finland. Cartographer: Vasily Piadyshev. Published by the Military Cartographic Depot. 1821. Left. One of the estates that belonged to Count Piotr Pahlen. Present-day photograph.
П оворот судьбы: организатор цареубийства / l ine
of fate: master intriguer
Palen.qxd
88
3/21/11
16:03
Page 88
без увольнения в Митаву для провожания его же». Однако Павел вспыхивал как порох, но быстро угасал и мог осыпать милостями обиженного им человека. Поэтому через полгода Пален появился в столице — благодаря заступничеству Ивана Кутайсова, бывшего брадобрея и гардеробмейстера при великом князе, которого тот после смерти своей матери назначил обер-шталмейстером двора, возвел в баронское (а позже и в графское) достоинство.
В сентябре 1797 года Пален удостоился личной аудиенции у Павла, который сменил гнев на милость — назначил Палена командиром лейб-гвардии Конного полка и инспектором по кавалерии. Царедворцем он оказался искусным: сумел расположить к себе и супругу императора Марию Федоровну, и его фаворитку Екатерину Нелидову. Взлет по карьерной лестнице не замедлил последовать: в следующем году Пален получил чин генерала от кавалерии, орден Святого Апостола Андрея
Первозванного и несколько высоких должностей. «Он имел в своем заведывании иностранные дела, финансы, почту, высшую полицию и состоял в то же время военным губернатором столицы, что предоставляло ему начальство над гвардиею. Отсюда уже видно, какую власть император передал в его руки», — писала княгиня Дария Ливен, урожденная Бенкендорф. Дальновидный Пален не мог не понимать, что любых властных полномочий можно лишиться в одночасье — достаточно
«Выход императора Павла I в Павловском дворце». С картины Густава Шварца. 1848 год. С 1796 года Павловск стал императорской резиденцией, здесь проходили пышные приемы и торжества, среди которых особой церемониальностью отличались праздники Святого Иоанна Иерусалимского, которые устраивал Павел I, став магистром Мальтийского ордена. An Entrée of Paul I in the Pavlovsk Palace. From a painting by Gustav Schwarz. 1848. In 1796 Pavlovsk became an imperial residence and the setting for sumptuous receptions and celebrations among which the rites for the feast days of St John of Jerusalem, organized after Paul I became Grand Master of the Knights of Malta (Order of Saint John), were particularly splendid.
Нельзя отрицать разумность многих действий Павла I. Он сократил расходы императорского двора и жалованье офицеров; увеличил денежное содержание рядовых солдат в армии; принял решение уничтожать бумажные деньги, напечатанные Екатериной II; издал указ, запрещавший крепостному работать на помещика более трех дней в неделю.
Ниже. Личная печать императора Павла I с вензелем, отделанная янтарем, сталью и золотом.
The rational character of many of Paul I’s actions is undeniable. He reduced the expenditure of the imperial court and officers’ salaries, while increasing the pay of ordinary soldiers; he decided to get rid of the paper money printed by Catherine II and issued a decree that forbade a landowner to demand more than three days’ work a week from his serfs.
Below. The personal seal of Paul I featuring his monogram, embellished with amber, steel and gold.
appointed administrator of the Riga general-governorship and while in that post he conducted negotiations — no more, no less — about the entry of the Duchy of Courland into the Russian Empire. Later, after the annexation, he became governor general of that territory. He enjoyed the protection of Prince Platon Zubov, who since Potemkin’s death had become the Empress’s favourite. Pahlen did not go short of awards and decorations either: the rank of lieutenant general, the Order of St Alexander Nevsky and an extensive estate at Gross Eckau (now Iecava) in Courland.
At the Peak of his Career With the death of Catherine II, the period that was later called the Golden Age (and quite literally was for the nobility) drew to a close. In the first months of Paul I’s rule, the machinery of the Russian state began to shudder from dismissals and new appointments. The first “casualties” of the new reign were the grandees who had been close to Catherine, including Platon Zubov, who was stripped of the huge estates that the Empress had given him and banished abroad.
«Траурная процессия 2 декабря 1796 года: перенос праха Петра III из Александро-Невской лавры в Зимний дворец». Фрагмент панорамной картины неизвестного художника. Петр III, в отличие от остальных членов царской фамилии, был захоронен в лавре, а не в Петропавловском соборе. Поэтому Павел I решил восстановить справедливость. Но сначала прах перенесли в Зимний дворец.
In Riga Pahlen met the disgraced Zubov with unprecedented honours. He gave a banquet in honour of his benefactor and even accompanied him as far as Mitava. Did Pahlen understand what this hospitality would mean? We can only guess. Paul’s reaction was rapid. In the rescript dated 26 February 1797 we read “I learnt with astonishment of all the low acts that you performed during Prince Zubov’s passage through Riga from which I draw the
Графиня Варвара Головина в своих мемуарах писала: «В течение нескольких месяцев Пален преследовал и мучил великого князя Александра, чтобы добиться от него согласия на низложение его отца. Наконец, он стал угрожать великому князю революцией и резней, уверяя, что только отрешение от престола Павла I может спасти государство и самого Александра. Он добился от вели-
89
The Funeral Procession of 2 December 1796 Transferring the Remains of Peter III from the Alexander Nevsky Monastery to the Winter Palace. Detail of a panoramic picture by an unknown artist. In contrast to other members of the imperial family, Peter III was buried in the monastery rather than the SS Peter and Paul Cathedral. Paul was determined to right this injustice, but first he had his father’s remains brought to the Winter Palace to lie in state with his mother’s.
proper conclusion about your character and My behaviour towards you shall be appropriate.” That same day Pahlen was “excluded from service for the honours and reception accorded to private individuals during the passage of Prince Zubov and for taking absence without leave to accompany the same to Mitava.” Paul was, however, a man who flared up like gunpowder, but quickly cooled down and was a capable of heaping favours on someone he had offended. It is no great surprise, therefore, that some six months later Pahlen appeared in the capital — thanks to the intercession of Ivan Kutaisov, Paul’s former barber and wardrobe master, whom the new Tsar appointed Master of the Horse immediately after his mother’s death and raised to the rank of baron (and later count). In September 1797 Pahlen was granted a personal audience with Paul, who was in the mood to temper justice with mercy. He appointed Pahlen commander of the Life Guards Horse regiment and Inspector of Cavalry. He proved a skilful courtier, managing to gain the favour of both the Emperor’s wife, Maria Fiodorovna, and his mis-
кого князя согласия навести справки, каким образом подобные отречения производились в других странах». Справа. Граф Петр Пален. Портрет работы неизвестного художника конца XVIII века. Ниже. Император Павел I в парадном одеянии гроссмейстера Мальтийского ордена. Портрет работы Владимира Боровиковского. 1800 год.
In her memoirs Countess Varvara Golovina wrote: “For several months Pahlen pursued and harried Grand Duke Alexander so as to obtain his consent to the deposing of his father. Finally he began threatening the Grand Duke with a revolution and bloodbath, asserting that only Paul I’s abdication could save the state and Alexander himself. He secured agreement from the Grand Duke to investigate how similar abdications had been managed in other countries.” Above. Count Piotr Pahlen. Portrait by an unknown artist of the late 18th century. Left. Emperor Paul I in the robes of the Grand Master of the Maltese Order. Portrait by Vladimir Borovikovsky. 1800.
tress, Yekaterina Nelidova. His rise up the career ladder was almost instantaneous: the following year he was appointed to the (highest) rank of general of cavalry, the Order of St Andrew the First-Called and several high offices of state. “He had in his charge foreign affairs, finance, the post and the senior police, while at the same time being military governor of the capital which gave him command over the Guards. This alone makes it clear what power the Emperor placed in his hands,” the formidable society lioness Princess Dorothea Lieven wrote. The clear-sighted Pahlen inevitably understood that whatever powers he might posses could be taken away at any moment by a wave of the Emperor’s hand. In his efforts to get the administration of the state working properly, Paul was constantly reshuffling his senior officials, punishing both the guilty and the innocent, issuing nonsensical laws (interspersed with the occasional highly rational one). He tried to grasp every last detail, but failed to see the glaringly obvious. In short, he behaved like a child that has been given a longed-for, technically complicated toy but not been
П оворот судьбы: организатор цареубийства / l ine
of fate: master intriguer
Palen.qxd
90
3/21/11
16:03
«Граф Панин и граф Пален, инициаторы заговора, были, несомненно, в то время две самые сильные головы империи, правительства и двора. Их взор видел яснее и дальше всех остальных членов совета Павла, в состав которого они оба входили…» — писал Адам Чарторыйский. Граф Никита Петрович Панин. Портрет работы Жана Луи Вуаля. 1792 год.
Page 90
лишь мановения царственной руки. Пытаясь наладить работу по управлению государством, Павел постоянно занимался перестановками, карал правых и виноватых, издавал немыслимые (а порой и чрезвычайно разумные) законы, пытался вникать во все мелочи и в то же время не замечал очевидного. Словом, вел себя как ребенок, получивший вожделенную и технически сложную игрушку, с которой его не научили обращаться. Он пытался настроить ее единственным доступным ему способом — методом проб и ошибок. Но должным для этого терпением и мудростью не обладал. Неудивительно, что высшая знать и чиновничество жили в постоянном страхе, немало было недовольных и среди близких ко двору офицеров. Для заговора требовались только люди, способные его организовать и возглавить.
Во главе заговора “Count Panin and Count Pahlen, the initiators of the conspiracy, were undoubtedly at that time the two most powerful minds in the empire, the government and the court. Their eyes saw more clearly and further than all other members of Paul’s council, to which they both belonged…” Adam Czartoriski wrote. Count Nikita Petrovich Panin. Portrait by JeanLouis Voille. 1792.
Кто именно стоял у истоков заговора? Определенного ответа на этот вопрос у историков, как ни странно, нет. Называют имя графа Никиты Панина, сына полководца, штурмовавшего Бендеры в 1770 году. Никита Панин с восшествием на престол Павла оставил военную службу и перешел на дипломатическое поприще, а осенью 1799 года он вернулся в Петербург и стал вице-канцлером. Однако, сухой и высокомерный, он, по отзывам современников, вызывал антипатию у окружающих. Из-
Великий князь Александр Павлович. Портрет работы Жана Луи Вуаля, придворного художника Павла I. 1792 год. Grand Duke Alexander Pavlovich. Portrait by JeanLouis Voille, court artist to Paul I. 1792.
Великая княгиня Елизавета Алексеевна. Портрет работы Элизабет Виже-Лебрен. 1795—1801 годы.
Чарльз Уитворт исполнял обязанности чрезвычайного и полномочного посланника в России в 1788—1800 годах. В 1800 году он был послан британским правительством в Копенгаген, чтобы предотвратить союз Дании с Павлом I.
Grand Duchess Yelizaveta Alexeyevna, Alexander’s wife. Portrait by Elisabeth Vigée-Lebrun. 1795—1801.
вестно, что Панин первым пытался получить согласие великого князя Александра Павловича на свержение Павла — и не смог добиться нужного ответа. Но не мог же осторожный Панин отважиться на столь беспрецедентный поступок, не имея серьезной поддержки за спиной? Такая поддержка у него, судя по всему, была, но не среди императорской семьи или российских сановников, а... в другом государстве. Этим государством была Великобритания в лице своего посланника лорда Чарльза Уитворта, помогавшего заговор«Парад при Павле I в Гатчине». С картины Густава Шварца. 1847 год. Павел был убежден, что именно армия должна стать в государстве образцом неколебимого порядка, безукоризненной дисциплины и безоговорочного повиновения. Император уделял главное внимание внешнему виду солдат и шагистике. A Parade at Gatchina in Paul I’s Time. From a painting by Gustav Schwarz. 1847. Paul was convinced that specifically the army should serve the state as an example of steadfast order, impeccable discipline and unhesitating obedience. The Emperor devoted most attention to the outward appearance of his soldiers and drill.
О графе Никите Петровиче Панине Адам Чарторыйский писал: «Это был человек высокого роста, холодный, владевший в совершенстве французским языком: мне не раз приходилось читать его донесения, которые всегда отличались глубиной мысли и блестящим слогом. В России он пользовался репутацией чрезвычайно даровитого человека, энергичного и с большим здравым смыслом, но характер его был сухой, властный и непокладливый».
taught what to do with it. He tried to make it work by the only means available to him — the method of trial and error. He lacked, however, the patience and wisdom necessary for that to succeed. It is not surprising that the senior nobility and high officials lived in constant fear. There
Charles Whitworth served as ambassador extraordinary and plenipotentiary in Russia from 1788 to 1800. In 1800 the British government sent him to Copenhagen in order to forestall an alliance between Denmark and Paul I.
91
щикам не только советами, но и, возможно, значительными деньгами. Причины для этого имелись более чем очевидные: во внешней политике Павел взял курс на сближение с Наполеоном, заклятым врагом англичан. Союз Франции и России представлял для Британской империи серьезную угрозу, особое беспокойство вызывали в Лондоне планы похода русского войска на Индию — «жемчужину» английской короны. Правда, весной 1800 года Павел потребовал, чтобы Уитворт покинул Россию, и тому пришлось отправиться в Данию, но связи с заговорщиками он не терял. В этом ему помогала его любовница Ольга Жеребцова, сестра опальных братьев Зубовых. Одним из первых, кто примкнул к заговору, был адмирал Осип (Хосе) де Рибас, герой Измаила и основатель Одессы. Поначалу Павел, по своему обыкновению, был расположен к нему, но в марте 1800 года отстранил от всех должностей. Впрочем, через полгода не только восста-
Describing Nikita Panin, Adam Czartoryski wrote: “He was a tall man, cold, with a perfect mastery of the French language: I had occasion several times to read his reports that were always notable for their depth of thought and brilliant style. In Russia he had a reputation as an exceptionally gifted man, energetic and with great common sense, but his character was dry, masterful and unbending.”
Ольга Жеребцова (в девичестве Зубова) осуществляла связь английского посланника Уитворта с заговорщиками. Портрет работы Жана Луи Вуаля. 1780—1790-е годы. Olga Zherebtsova (née Zubova) acted as liaison between the British envoy and the conspirators. Portrait by Jean-Louis Voille. 1780—90.
новил его на службе, но и сделал исполняющим обязанности президента Адмиралтейств-коллегии. Удивительно, но вскоре после своего очередного карьерного взлета пятидесятилетний де Рибас внезапно заболел и скоропостижно скончался. У постели больного неотлучно дежурил Петр Пален, чтобы тот в бреду не выдал имена заговорщиков. Возможно, он и был ими отравлен — из опасения, что очередные милости от Павла заставят его выдать императору их планы. Когда и как к заговору примкнул Пален, доподлинно не известно, но уже к осени 1800 года он фактически его возглавлял. А в декабре в результате интриг графа Федора Ростопчина, руководившего Коллегией иностранных дел, Никита Панин был уволен Павлом со всех должностей и выслан в свое имение под Смоленском. Впрочем, к этому моменту ряды заговорщиков пополнили вернувшиеся
was a strong degree of discontent among the military officers close to the court as well. All that was needed for a conspiracy was the men capable of organizing and leading it.
Chief Conspirator Who was the initiator of the conspiracy? Strangely enough, historians can give us no definite answer. Many name Count Nikita Panin, the son of the man who led the storm of Bendery in 1770. Following Paul’s accession, Nikita Panin left the military and entered the diplomatic service. Then in autumn 1799 he returned to St Petersburg and became vice-chancellor. Contemporaries, however, recalled that he was a cold, arrogant man who evoked antipathy in those around him. Panin is known to have been the first to try to obtain Grand Duke Alexander’s consent to his father’s dethronement — but he failed to obtain the desired response. The cautious Panin simply could not have ventured such an unprecedented move without the assurance of serious backing. To all appearances he did have such support — not among the imperial family or Russian officialdom, though, but in another state.
That state was Great Britain, which in the person of its ambassador, Lord Charles Whitworth, who aided the conspirators not only with advice, but also, perhaps, with considerable sums of money. The grounds for this were patently obvious — Paul’s foreign policy was shifting towards a rap-
«Вид на Михайловский замок и площадь Коннетабля». С картины Федора Алексеева. 1800 год. View of St Michael’s Castle and Constable’s Square. From a painting by Fiodor Alexeyev. 1800.
П оворот судьбы: организатор цареубийства / l ine
of fate: master intriguer
Palen.qxd
92
3/21/11
16:03
Page 92
Граф Федор Ростопчин назвал Петра Палена «настоящим демоном интриги и истинным сыном Макиавелли». Портрет работы Сальватора Тончи. Около 1812 года. Count Fiodor Rostopchin called Piotr Pahlen “a real demon of intrigue and a true son of Machiavelli”. Portrait by Salvator Tonci. Circa 1812.
в Петербург братья Зубовы — Николай, Платон и Валериан. Павел простил прегрешения нерадивых братьев, за которых ходатайствовали Пален и Кутайсов (последний, говорят, небезвозмездно). Последним препятствием для заговорщиков был сторонник Павла Федор Ростопчин, но Пален сумел очернить его перед императором, и в феврале 1801 года графу Ростопчину пришлось покинуть столицу. Перед отъездом тот пытался получить аудиенцию у Павла, но принят не был. Тогда он написал отчаянное письмо Виктору Кочубею в надежде, что тот передаст его великому князю Александру Павловичу. В нем он писал: «Составилось общество великих интриганов во главе Палена, которые желают прежде всего разделить мои должности, как ризы Христовы, и имеют в виду остаться в огромных барышах, устроив английские дела. Они видят во мне помеху».
prochement with Napoleon, Britain’s sworn enemy. An alliance between France and Russia represented a serious threat to the British Empire. London was particularly disturbed by plans for a Russian military campaign against India, the “jewel in the crown” of the British monarch. Admittedly in the spring of 1800 Paul demanded that Whitworth leave Russia and he had to move to Denmark, but he kept contact with the conspirators. He was assisted in doing so by his mistress, Olga Zherebtsova, the sister of the disgraced Zubov brothers. One of the first to join the conspiracy was Admiral Osip (José) de Ribas, the hero of Izmail and founder of Odessa. At first Paul had, according to his habit, been well disposed towards him, but in March 1800 he removed him from all his posts. Before the year was out, however, he not only reinstated him in Russian service, but even made him acting president of the Admiralty Collegium, Surprisingly shortly after this last jump in his career, De Ribas suddenly fell ill and died unexpectedly. Piotr Pahlen remained constantly by the sick man’s bedside, lest in his delirium he betray his fellow
Но к тому времени Александр в разговоре с Паленом дал согласие занять трон, но при условии, что его отцу сохранят жизнь. Негласная поддержка наследника трона развязала заговорщикам руки.
В ночь убийства Пользуясь своим положением, Пален умело сеял взаимную ненависть и раздор в императорской семье. Сыновья Павла полностью уверились в том, что их, скорее всего, ждет заточение или ссылка, а престолонаследником сумасбродный отец намерен сделать принца Евгения Вюртембергского, племянника императрицы Марии Федоровны.
«Великий князь Павел Петрович и великая княгиня Мария Федоровна с детьми». С рисунка Иоганна Фридриха Антинга. 1785 год. «Смерть Павла отравила всю жизнь Александра: тень отца, в смерти которого он был невиновен, преследовала его повсюду. Малейший намек на нее выводил его из себя… Ни труды государственные, ни военные подвиги, ни самая блистательная слава не могли изгладить в памяти Александра воспоминаний о 12 марта 1801 года», — писал литератор Николай Греч.
Узнав об убийстве Павла I, Наполеон Бонапарт сказал: «Они промахнулись по мне третьего нивоза, но попали в меня в Петербурге». Он был уверен, что и взрыв адской машины на улице Сен-Никез, и заговор против русского императора подготовили англичане. Действительно, смерть Павла явилась спасением для Англии, которая в случае союза Франции и России могла оказаться в состоянии войны со всей Европой. conspirators. He may even have been poisoned by them from a concern that further favours from Paul might cause him to reveal their plans to the Emperor. When and how Pahlen became part of the conspiracy is not known for certain, but by the autumn of 1800 he was already effectively its head. In December, as a result of the intrigues of Count Fiodor Rostopchin, the head of the Collegium of Foreign Affairs, Paul dismissed Nikita Panin from all his posts and banished him to his estate outside Smolensk. By that time, however, the ranks of the conspirators had been swelled by the Zubov brothers, Nikolai, Platon and Valerian, following their return to
Above. Grand Duke Paul and Grand Duchess Maria Fiodorovna with Their Children. From a drawing by Johann Friedrich Anting. 1785. “Paul’s death poisoned the whole of Alexander’s life. The shade of his father, of whose death he was innocent, pursued him everywhere. The least allusion to it drove him to distraction… Neither the work of state, nor military feats, nor the most resplendent glory could expunge from Alexander’s memory the recollections of 12 March 1801,” the littérateur Nikolai Gretsch wrote.
В Павле же Пален сумел искусно разжечь подозрения, что против него злоумышляют сыновья и супруга. (Именно Пален незадолго до рокового дня убедил Павла в необходимости забить дверь, ведущую из его спальни в покои императрицы. Таким образом, этот путь к спасению оказался перекрыт.) В истории заговора есть один чрезвычайно любопытный эпизод, связанный с участием Палена. По крайней мере, он известен только со слов самого генералгубернатора, который с несвойственной ему откровенностью описал его современникам, а те не замедлили запечатлеть услышанное в своих записках и мемуарах. Княгиня Дария Ливен пересказала его от лица Палена: «Накануне кончины император Павел неожиданно меня спросил, не отводя пристального взгляда от моих глаз, знаю ли я, что против него замышлен заговор, весьма разветвленный и участниками которого, между прочим, являются лица, очень близкие царю. Взгляд государя был пронизывающий, подозрительный и настолько навел на меня страх, что я похолодел. Я чувствовал, как у меня во рту пересыхает, и я, пожалуй, не смогу даже слова промолвить. Но я не потерялся и, желая оправиться, расхохотался. „Государь, ведь если заговор этот проявляет деятельность, то потому, что сам же я им и руковожу. Я с такою ловкостью
Граф Николай Зубов отличался неимоверной физической силой, но умом не блистал. Возможно, именно он нанес императору удар табакеркой в висок, послуживший сигналом для расправы остальным заговорщикам, находившимся в спальне Павла I. Правее. Граф Леонтий Беннигсен, один из активных участников заговора. Портреты работы неизвестных художников. Right. Count Nikolai Zubov stood out for his incredible physical strength, but he was no great thinker. He may have been the conspirator who struck the Emperor the blow with the snuffbox that served as a signal for the others in Paul’s bedroom to resort to violence. Far right. Count Leonty Bennigsen, one of the active participants in the conspiracy. Portrait by unknown artists
сосредоточил все нити заговора в собственных руках, что помимо меня ничего не делается. Будьте совершенно покойны, ваше величество. Никакие злоумышления рук моих не минуют, я в том отвечаю вам собственною головою“. Государь ласково взял меня за руку и сказал: „Я вам верю“. Тут только вздохнул я свободно». Разумеется, о заговоре знали многие, и известие, что кто-то донес о нем Павлу,
When he learnt of Paul’s assassination, Napoleon Bonaparte said: “They missed me on the 3rd of Nivôse, but hit me in St Petersburg.” He was convinced that the British were behind both the bomb blast on the Rue Saint-Nicaise and the conspiracy against the Russian Emperor. Paul’s death was indeed a salvation for Britain that in the event of an alliance between France and Russia might have found itself at war with the whole of Europe. St Petersburg. Paul forgave the offences of the indolent brothers, for whom Pahlen and Kutaisov had interceded (the latter, it was said, for a consideration). The last obstacle in the conspirators’ way was Paul’s bulwark — Fiodor Rostopchin, but Pahlen managed to blacken his reputation with the Emperor and in February 1801 Count Rostopchin had to leave the capital. Before his departure he sought an audience with Paul, but that was refused. Then he wrote a desperate letter to Victor Kochubei in the hope that it would be passed on to Grand Duke Alexander. In it he wrote; “A company of great intriguers has formed, led by Pahlen, who desire above all to divide up my offices, like Christ’s robe, and intend to obtain great profits by furthering English affairs. They see me as a hindrance.”
«Смерть Павла I». Гравюра на стали Жана Жака Утвайта по рисунку Филиппото. Фантазия художника придала пышность императорскому покою, в действительности по-солдатски аскетичному.
The Death of Paul I. Steel engraving by John Outhwaite after a drawing by Philippoteaux. The artist imagined the imperial bedchamber as a luxurious place, while in actual fact it was soldierly and Spartan.
П оворот судьбы: организатор цареубийства / l ine
of fate: master intriguer
Palen.qxd
94
3/21/11
16:03
Page 94
ни у кого не вызвало удивления. Самое странное в этой истории — поведение самого Павла, в характере которого детская доверчивость самым противоречивым образом соединялась с маниакальной подозрительностью. Мог ли он, всегда пытавшийся вникнуть во все тонкости государственного управления, быть таким доверчивым, когда речь шла о его власти и даже жизни? Почему он тут же не потребовал ареста заговорщиков? Почему не усилил собственную охрану? Почему никому из приближенных и словом не обмолвился? Ответом на эти вопросы может быть только одно: Пален… просто выдумал свой диалог с императором. Зачем? Чтобы подхлестнуть других заговорщиков, которые, возможно, не отличались решительностью. Видимо, он понимал, что время не ждет… Не исключено, что его торопили: ведь «английские дела» с каждым днем царствования Павла становились хуже и хуже. В ночь на 12 марта 1801 года заговорщики проникли в Михайловский замок, где находились император и его семья. Пален мудро разделил сообщников на две группы, в первую («смертный отряд») включив самых решительных — Леонтия Беннигсена, Платона и Николая Зубовых, Владимира Яшвиля и других… Вторую группу Пален возглавил сам — ей предстояла «охранная» функция у парадного входа на тот случай, если неожиданно
By that time, however, Alexander had in a conversation with Pahlen agreed to take the throne, on condition that his father’s life would be spared. The tacit consent of the heir to the throne untied the conspirators’ hands.
On the Night of the Assassination Exploiting his position, Pahlen sowed discord and mutual hatred in the imperial family. Paul’s sons became absolutely convinced that they would most probably be imprisoned or exiled, while their unpredictable father intended to make Prince Eugene of Württemberg, a nephew of Empress Maria Fiodorovna, his heir. Pahlen meanwhile managed to instil in Paul the suspicion that his sons and his wife were plotting against him. (It was the Count who shortly before the fateful night convinced Paul that he should block the door leading from his bedroom to the Empress’s apartments, thus closing off his possible route of escape.) On the night of 11 March 1801 the conspirators entered St Michael’s Castle, where the Emperor and his family were living. Pahlen cleverly divided the party into two
ных сторонников покойного императора и отправился повидать великого князя Александра Павловича. Говорят, что, застав того в слезах, Пален произнес свои знаменитые слова: «C’est accez de faire l’enfant! Allez régner!» («Довольно ребячиться. Ступайте царствовать, государь!»)
Планы заговорщика Павла Пестеля относительно будущего России были радикальны: полное уничтожение царской семьи, реформа церкви, создание республики, власть в которой поддерживается жесткими полицейскими мерами. Портрет работы М. М. Успенского по рисунку матери декабриста Елизаветы Пестель 1813 года. 1929 год.
вмешаются сторонники Павла. Таким образом, Пален обезопасил себя: если первая группа потерпела бы неудачу, он мог, как генерал-губернатор, арестовать тех, кто пытался покушаться на императора… Но заговорщики достигли своей цели: ворвались в спальню императора, а когда тот отказался подписать отречение, убили его. Убедившись, что все кончено, военный генерал-губернатор Санкт-Петербурга распорядился арестовать самых вер-
Частные уроки курляндского затворника
The Decembrist Pavel Pestel had radical plans for the future of Russia: complete annihilation of the imperial family, reform of the Church and the creation of a republic in which power would be maintained by strict police measures. Portrait by M.M. Uspensky after a drawing made by the Decembrist’s mother, Yelizaveta Pestel, in 1813. 1929.
Расчетливый Пален вряд ли мог предугадать, чем для него обернется убийство одного русского императора и возведение на престол другого. Александр I не простил ему убийство отца и 1 апреля 1801 года уволил его со всех должностей. Палену пришлось удалиться в свое курляндское имение, где он и провел оставшиеся годы. Заговорщик скончался в апреле 1826 года, пережив — правда, всего
«Павел на смертном одре». Гравюра неизвестного художника. 1801 год. «Пользуясь замешательством и всеобщей растерянностью правительства в первые дни после катастрофы, генерал от кавалерии граф Пален возымел мысль захватить в свои руки ослабленные бразды правления… — писал Адам Чарторыйский. — Ничто не должно было делаться без его согласия: он принял роль покровителя юного государя и делал ему сцены, когда он не давал немедленного согласия на его представления, или, вернее, на то, что он навязывал Александру. Уже поговаривали, что Пален претендует на роль „палатного мэра“».
на несколько месяцев — императора, возведенного на российский престол его стараниями. Однако Петру Палену все же удалось вписать свое имя в политическую историю России еще раз: в 1817 году он познакомился с находившимся в Митаве будущим декабристом Павлом Пестелем. Известно, что они неоднократно встречались. Декабрист Иван Горбачевский много лет спустя напишет: «Пестель был ученик графа Палена, ни более ни менее». Однако ученику, строившему планы убийства всей императорской семьи, не удалось превзойти учителя: декабрьское выступление 1825 года было подавлено, а Пестель, один из его организаторов и идейных вдохновителей, арестован и казнен. На этот раз обагрить кровью российский престол заговорщикам не удалось. Paul on His Deathbed. Engraving by an unknown artist. 1801. “Exploiting the administration’s confusion and general disarray in the first days following the catastrophe, General of Cavalry Count Pahlen thought to take the weakened reins of government into his own hands,” Adam Czartoryski wrote. “Nothing was supposed to be done without his consent: he assumed the role of mentor to the young sovereign and threw a tantrum whenever Alexander did not give his immediate consent to his proposals, or rather, to what he was trying to impose on him. People were already saying that Pahlen was laying claim to the role of ‘major domo’.”
«Полковник Пестель имел умысел на цареубийство. Изыскивал к тому средства, избирал и назначал лица к совершению оного. Умышлял на истребление Императорской Фамилии, и с хладнокровием исчислял всех ее членов на жертву обреченных, и возбуждал к тому других», — писал граф Михаил Сперанский. «Пестель человек опасный для России и для видов общества», — утверждал Кондратий Рылеев. Сергей Трубецкой отозвался так: «Человек вредный и что не должно допускать его усилиться, но стараться всевозможно его ослабить». groups. The first “death squad” included the most determined — Leonty Bennigsen, Platon and Nikolai Zubov, Vladimir Yashvil and others. Pahlen himself took charge of the second group that was to perform a “covering role” at the main entrance, in case Paul’s supporters unexpectedly tried to intervene. In this way Pahlen made himself safe: if the first group failed in their mission, he could as Governor General arrest the wouldbe assassins. But the conspirators achieved their aim: they burst into the Emperor’s bedroom and when he refused to sign his abdication, they killed him. After convincing himself that it was all over, the military Governor General of St Petersburg gave orders for the arrest of the late Emperor’s most devoted supporters and set off to inform the Tsesarevich. It is said that when he found Alexander in tears Pahlen came out with the famous words: “C'est assez de faire l’enfant! Allez regner!” — “That’s enough childishness! Go and rule!”
The Private Lessons of the Hermit of Courland The calculating Pahlen can scarcely have foreseen what result assassinating
one Russian emperor and putting another on the throne would have for him personally. Alexander could not forgive him for the death of his father and on 1 April 1801 he was dismissed from all his posts. Pahlen had to withdraw to his estate in Courland, where he remained for the rest of his life. The arch-conspirator died in April 1826, outliving, if only by a few months, the emperor whom his efforts had brought to the throne. But Piotr Pahlen did manage to write his name in the political history of Russia one more time: in 1817 he made the acquaintance of the future Decembrist Pavel Pestel, who was then in Mitava. The pair are known to have had several meetings. Another Decembrist, Ivan Gorbachevsky, would write many years later: “Pestel was a pupil of
“Colonel Pestel intended regicide. He sought the means to accomplish it, selected and appointed persons to carry it out. He intended to exterminate the imperial family, cold-bloodedly enumerated all its members doomed to be sacrificed and encouraged others to do the same,” Count Mikhail Speransky wrote. “Pestel is a dangerous man for Russia and for the future of society,” Kondraty Ryleyev asserted. Sergei Trubetskoi said of him: “A malignant man that we should not allow to gain strength, but rather try to weaken by all possible means.” Count Pahlen, no more, no less.” But the pupil, who forged plans to kill the whole imperial family, was unable to outdo his teacher: the uprising in December 1825 was put down and Pestel, one of its organizers and ideological masterminds, was arrested and executed. On that occasion the conspirators did not manage to stain the Russian throne with blood.
Страна, которую мы потеряли / t he
country that we lost
Samarkand1.qxd
3/21/11
16:05
Page 96
Апрель 1869 года в Самарканде выдался тревожным. Вести о том, что русские включили в состав своей империи земли, лежащие к северу от Бухары, и ведут переговоры с соседями-кокандцами, будоражили умы приближенных бухарского эмира Музаффара. Купечество и ремесленники выступали за союз с Российской империей, духовенство и знать требовали «священной войны» против неверных. Воинственно настроенная знать оказалась могущественнее, после издания фетвы (указа) о газавате эмиру пришлось собрать и возглавить многотысячное войско, которое выступило в сторону Ташкента. У реки Заревшан его остановил отряд Константина Кауфмана, командующего войсками Туркестанского военного округа. Три с половиной тысячи солдат и казаков преградили путь армии численностью едва ли не в десять раз больше.
дем
April 1869 was a troubled time in Samarkand. The news that the Russians had incorporated into their empire lands lying to the north of Bukhara and were negotiating with the neighbouring Kokandians alarmed those around Emir Muzaffar. Merchants and craftsmen favoured an alliance with the Russian Empire; the clergy and aristocracy demanded a “holy war” against the infidels. The belligerent elite proved more powerful: after the issuing of a fatwa proclaiming a jihad, he Emir was obliged to muster and lead an army of many thousands that set off towards Tashkent. It was stopped at the River Zarevshan by a force led by Konstantin von Kaufman, the commander of the Turkistan Military District. Three and a half thousand soldiers and Cossacks stood in the way of an army almost ten times more numerous.
«Главная улица в Самарканде с высоты цитадели ранним утром». С картины Василия Верещагина. 1869—1870 годы. В 1867 году Верещагин по приглашению командующего войсками Туркестанского военного округа Константина Кауфмана поехал в Среднюю Азию и участвовал во многих сражениях. За оборону цитадели в городе Самарканде был награжден орденом Святого Георгия IV степени.
Игорь РЖАНИЦЫН / by Igor RZHANITSYN
древнего Востока 96
the Eden of the Ancient East
97
The Main Street in Samarkand Seen from the Height of the Citadel in the Early Morning. From a painting by Vasily Vereshchagin. 1869—70. In 1867, at the invitation of Konstantin von Kaufman, the commander of the Turkistan Military District, Vereshchagin travelled to Central Asia and took part in many battles. For his part in the defence of the citadel in Samarkand he was awarded the Order of St George, fourth class.
Утром 1 мая посол, прибывший от эмира, просил Кауфмана не начинать боевых действий, а около трех часов дня бухарцы открыли огонь из пушек. Им ответили русские орудия, под их прикрытием пехота начала переправу. «Никто не хотел воевать» Вода в реке была по грудь, винтовки держали над головой. Потом пришлось преодолевать топкие берега Заревшана. Атаковали одновременно — во фронт и с обоих флангов. Один из русских офицеров вспоминал: «Неприятель не ждал наших штыков и прежде, чем мы сблизились на сто шагов, оставил 21 орудие и бежал, бросая по дороге не только оружие и
On the morning of 1 May an envoy from the Emir asked Kaufman not to commence hostilities, but around three in the afternoon the Bukharans themselves opened fire with their cannon. The Russian guns replied and under their cover the infantry began crossing the river. “No-one wanted to fight” The water was chest-high and the men held their rifles above their heads. The boggy bank on the far side of the Zarevshan was a further obstacle. The Russians attacked simultaneously head on and on both flanks. One of the officers recalled: “The enemy were not expecting our bayonets and before we got within 100 paces of them, they abandoned 21 guns and fled, discarding on their way not only their weapons and ammunition belts, but even clothing and boots that made it hard to run.” This shameful flight was also written about by the Bukharan philosopher and man of letters Akhmadi Donish: “The combatants found it necessary to run: each fled as best he could; they fled blindly, abandoning all their property and equipment. Some fled towards the Russians and they, realizing their situa-
Страна, которую мы потеряли / t he
country that we lost
Samarkand1.qxd
3/21/11
16:05
Page 98
патронные сумы, но даже одежду и сапоги, в которых бежать трудно». Об этом позорном бегстве писал и бухарский философ и литератор Ахмади Дониш: «Сражавшиеся нашли необходимым бежать: каждый бежал так, как мог бежать, бежали куда глаза глядят, бросали все имущество, снаряжение. Некоторые бежали в сторону русских, и последние, узнав их положение, накормив и напоив, отпускали их. Эмир, загрязнив штаны, тоже убежал. Никто не хотел воевать». Результат сражения был впечатляющий: русские потеряли убитыми всего двух человек! Остатки армии эмира отступили к Самарканду, но горожане закрыли перед ними ворота. Но зато распахнули их перед отрядом Кауфмана. Однако борьба с бухарским эмиром только начиналась… У города Ургута, находившегося в тридцати километрах от Самарканда, небольшой отряд полковника Александра Абрамова был атакован значительными силами бухарцев, но, перейдя в наступление, рассеял их, а город взял приступом.
Решающее сражение между силами Музаффара и Кауфмана произошло 2 июня 1868 года на подступах к Бухаре, армия эмира опять потерпела поражение, но русским пришлось спешно возвращаться в Самарканд, где остался гарнизон из шестисот человек, подвергшийся нападению двадцатипятитысячной армии под командованием Баба-бека, пришедшей из города Шахрисабза. У Самарканда силы Баба-бека удвоились: к нему примкнули пятнадцать тысяч киргизов и столько же жителей Самарканда. Русским пришлось отступить в цитадель… «Когда мы затворили за собой ворота, — писал о тех событиях штабс-капитан Черкасов, — неприятель ворвался в город... Под звук зурн, бой барабанов, сливавшийся с дикими криками, неприятель быстро распространился по улицам города. Не прошло и часа времени, как уже все улицы были наполнены им и развевающиеся значки стали ясно видны для нас». Стены цитадели достигали двенадцати метров в толщину, но двое ворот — Бухар-
Ниже. «Торжествуют». С картины Василия Верещагина. 1872 год. Отрубленные головы русских солдат, выставленные на главной площади Самарканда, — одна из варварских сцен, которые художник наблюдал воочию. Below. They Exult. From a painting by Vasily Vereshchagin. 1872. The decapitated heads of Russian soldiers put on display on Samarkand’s main square — one of the barbaric scenes that the artist personally witnessed.
Начальник Зеравшанского округа генерал-майор Александр Абрамов. Портрет работы Михаила Терентьева, опубликованный в «Туркестанском альбоме». Ташкент, 1872 год. Major General Alexander Abramov, the head of the Zeravshan district. A portrait by Mikhail Terentyev published in the Turkistan Album. Tashkent, 1872.
99
98
tion, gave them food and drink before letting them go. The Emir, having soiled his pants, also fled. No-one wanted to fight.” The results of the battle were remarkable: on the Russian side only two men had been killed! The remnants of the Emir’s army retreated to Samarkand, but the citizens closed the gates against them. Only to fling them open when Kaufman’s force arrived. Yet the struggle with the Emir of Bukhara was only beginning… The decisive encounter between Muzaffar’s forces and Kaufman’s took place on 2 June 1868 on the approaches to Bukhara: the
ские и Самаркандские — представляли собой наиболее уязвимые места. Нападавшие пытались и выломать их, и поджечь. Многие стремились прорваться в цитадель, взобравшись по крепостной стене с помощью железных крючьев, привязанных к рукам и ногам. Но тщетно: меткий огонь русских солдат косил неприятельские ряды… Вечером, когда бой прекратился, подполковник Николай Назаров, возглавивший оборону Бухарских ворот, приказал поставить рядом с ними свою походную кровать: он не собирался уходить со своей позиции даже ночью.
Emir’s army again suffered defeat, but the Russians had to return hastily to Samarkand since the garrison of 600 men left there had been attacked by a 25,000-strong army that came from the city of Shakhrisabz under the command of Baba-Bek. At Samarkand BabaBek’s force doubled in size as he was joined by 15,000 Kirghiz and an equal number of inhabitants of Samarkand. The Russians had to withdraw into the citadel. The walls of this fortress were up to twelve metres thick, but it did have two vulnerable spots — the Bukhara and Samarkand Gates. The attackers sought to smash
Слева. «Вступление русских войск в Самарканд 8 июня 1868 года». С картины Николая Каразина. 1888 год. Писатель, журналист и художник Николай Каразин принимал участие в среднеазиатских походах 1867—1870 годов, в сражениях проявил себя героем, удостоился многих наград. Слева внизу. «Смертельно раненный». Фрагмент картины Василия Верещагина. 1873 год. Верещагин был свидетелем, как солдат «выпустил из рук ружье, схватился за грудь и побежал по площадке вкруговую, крича: „Ой, братцы, убили, ой, убили! Ой, смерть моя пришла!“» Left. The Entry of the Russian Forces into Samarkand on 8 June 1868. From a painting by Nikolai Karazin. 1888. Bottom left. Mortally Wounded. Detail of a painting by Vasily Vereshchagin. 1873. Vereshchagin himself saw a soldier “drop his rifle, clutch his chest and run in circles round the square, shouting, ‘O, lads, they’ve killed me, killed me! O, my death has come!’”
them and set them on fire. Many men tried to get into the citadel by clambering up the walls using iron hooks attached to their hands and feet. But none succeeded — the Russian soldiers’ sharpshooting decimated the enemy ranks. In the evening, when the fighting had died down, Lieutenant Colonel Nikolai Nazarov, who had taken charge of the defence of the Bukhara Gate, ordered a camp bed to be placed alongside the gate: he did not intend to quit his post even at night. The attacks and bombardment of the citadel went on for eight days before Kaufman’s force reached Samarkand and put the Shakhrisabzans and Kirghiz to flight. The defenders of the citadel also included the artist Vasily Vereshchagin who later depicted episodes of the siege in his paintings.
The Pearl of Tamerlane’s Empire Samarkand is one of the oldest cities in the world. It was once the capital of the state of Sogdiana, described in the Avesta, the sacred texts of Zoroastrianism. In the sixth century BC it was captured by Cyrus the Great, founder of the Persian Empire.
Генерал-адъютант Константин фон Кауфман, главнокомандующий Хивинской экспедицией и генерал-губернатор Туркестана. Гравюра Лаврентия Серякова по рисунку Карла Брожа. Около 1880 года. Adjutant General Konstantin von Kaufman, commander-in-chief of the Khiva expedition and Governor General of Turkistan. Engraving by Lavrenty Seriakov after a drawing by Karl Brozh. Circa 1880.
Атаки и обстрел цитадели продолжались восемь дней, пока в Самарканд не пришел отряд Кауфмана, обративший в бегство шахрисабзцев и киргизов. Среди защитников цитадели оказался и художник Василий Верещагин, впоследствии изобразивший сцены из этого сражения на своих картинах. А в июне к Кауфману прибыл посол эмира Мусса-бек, и между Россией и Бухарой был заключен мирный договор, согласно которому Самарканд подлежал временной оккупации русскими войсками — до выплаты эмиром контрибуции. А впоследствии русские солдаты выступали на стороне Музаффара: его сын Абдул-Малик бежал в город Карши, где провозгласил себя ханом. Когда отряд Абрамова, произведенного к тому времени в генерал-майоры, направился под Карши, Абдул-Малик бежал в Индию, под защиту английской короны.
In the works of the Greek and Roman historians who wrote of Alexander the Great’s campaigns, the city is mentioned under the name Marakand. Even then it was a heavily populated place with developed crafts, trade and culture. Its external defensive wall extended for ten and a half kilometres. Alexander conquered the states of Sogdiana and Bactria and united them into one satrapy that later became the Greco-Bactrian Kingdom, the furthest outpost of the Hellenistic world until it fell to the Scythians in the third century BC. A stormy, dramatic fate lay ahead for Samarkand. In the first centuries of the Christian era it came under the control of the Kushan Empire that extended from China through Central Asia into central India. At this time the main trade routes linking Syria, Persia India and China ran through Samarkand. Later the area was seized by the Hephthalites (or White Huns), who were then ousted by nomadic Turkic tribes, before in the early eight century the Arabs arrived. The inhabitants of Samarkand put up heroic resistance to the forces of Qutayba
Страна, которую мы потеряли / t he
country that we lost
Samarkand1.qxd
100
3/21/11
16:05
В 329 году до н. э. войско Александра Македонского, совершив труднейший переход из Северной Индии, захватило Мараканд. Скульптурный портрет полководца работы неизвестного художника. In 329 BC Alexander the Great’s army accomplished the extremely difficult passage from northern India to take Marakand. A sculptural portrait of Alexander the Great by an unknown artist.
Page 100
Жемчужина империи Тамерлана Самарканд, один из древнейших городов мира, являлся столицей государства Согдиана, описанного в «Авесте», священной книге зороастризма. В VI веке до н. э. был захвачен персидским царем из династии Ахеменидов — Киром II Великим. В сочинениях греческих и римских историков, писавших о походах Александра Македонского, этот город упоминается под названием Мараканд. Уже тогда он был многолюдным поселением с развитыми ремеслами, торговлей, культурой. А длина внешней оборонительной стены достигала десяти с половиной километров. Александр Македонский объединил завоеванные им государства Согдиану и Бактрию в одну область — сатрапию, которая позже стала Греко-бактрийским царством и просуществовала до нашествия скифов в III веке до н. э. Бурная и драматическая история ждала Самарканд в дальнейшем. В первые века нашей эры он попадает под власть китайской династии Гуйшуан, создавшей в Средней Азии Кушанское царство. В то время через Самарканд проходили главные торговые пути, связывавшие Сирию, Персию, Индию и Китай. Позже эти земли захватывают эфталиты (белые гунны), потом их сменяют кочевые тюркские племена, а в начале VIII века приходят арабы. Жители Самарканда оказали героическое сопротивление войску Кутейбы ибн
Свободолюбивые согдийцы оказали войску Александра Македонского сильнейшее сопротивление, а когда оно двинулось дальше, в Ферганскую долину, восстали. Центром восстания стал Мараканд. Справа. Фрагмент стелы с изображением согдийцев. VI век. The freedom-loving Sogdians offered the fiercest resistance to Alexander’s army, and when it moved on to the Ferghana valley, they rose in revolt. The centre of the uprising was Marakand. Right. Detail of a stela with a depiction of Sogdians. 6th century.
ibn Muslim, who besieged the city for a month. When the siege engines had destroyed the walls, they fought for every building, every inch of ground. The conquerors destroyed cultural treasures and written documents so that we can reconstruct Samarkand’s history before the Arab conquest only from archaeological finds and texts that survived elsewhere.
Муслима, в течение месяца осаждавшему город. А когда метательные орудия разрушили стены, они бились за каждый дом, за каждую пядь земли. Завоеватели уничтожили предметы культуры и письменные документы, поэтому о существовании Самарканда до арабского завоевания можно судить только по археологическим находкам и текстам, сохранившимся в других государствах. Не раз горожане, доведенные до отчаяния поборами, поднимали восстания и изгоняли завоевателей, но арабские халифы каждый раз возвращались с новым войском… Правда, в 809 году халифат всетаки вернул власть местной знати, обязав ее собирать дань. В последующие века Самарканд вновь испытывает подъем: здесь процветают ремесло и торговля, наука и искусство. Сюда приезжают знаменитые мыслители и поэты — Рудаки, Омар Хайям… Город утопает в зелени, сады орошают живительные струи фонтанов… А тем временем на востоке сгущаются тучи, предвещающие грозовой XII век. Монгольские племена объединяются под властью Темучина, известного как Чингисхан (Денгиз-хан — Властитель Океана). Монголы вступают в Самарканд 17 марта 1220 года. Жители готовы к долгой осаде, но трусливая знать предательски распахивает ворота перед завоевателями. Многие платят за это жизнью и свободой;
More than once the citizens, driven to despair by extortionate taxes, revolted and drove the conquerors out, but each time the Arab caliphs returned with fresh forces… In 809, though, the Caliphate returned power to the local nobility on condition that they still deliver the tribute. In the centuries that followed Samarkand again prospered: crafts and trade, science and art flourished. It was visited by great thinkers and poets, among them Rudaki and Omar Khayyam. The city was buried in greenery; its gardens irrigated by the life-giving jets of fountains. Meanwhile in the East the dark clouds were gathering, heralding the storms of the
Возглавил согдийцев, восставших против власти Александра Великого, военачальник Спитамен, ставший впоследствии национальным героем. Существует несколько версий его гибели. Согласно одной, он был убит вождями кочевых племен, которых пытался привлечь на свою сторону для борьбы с македонцами. Согласно второй, более романтической версии, спящего Спитамена обезглавила жена, не желавшая разделять с мужем тяготы и опасности походной жизни.
тех, кто хорошо знает ремесло, угоняют в Монголию… После смерти своего основателя империя будет агонизировать еще полтора века, пока не появится Тимур, более известный европейцам как Тамерлан. Он создает свою империю — от Кашмира до Средиземного моря, и с севера на юг — от Аральского моря до Персидского залива. Справа. Бюст Тамерлана работы профессора Михаила Герасимова, автора метода антропологической реконструкции (восстановления внешнего облика человека по его черепу). 1941—1942 годы. Right. The bust of Tamerlane created by Professor Mikhail Gerasimov, the inventor of the method of anthropological reconstruction (recreating a person’s appearance from the skull). 1941—42.
101
А в 1370 году ее столицей становится Самарканд, красота которого заворожила завоевателя. Именно сюда он отовсюду направляет лучших мастеров — оружейников, строителей, ткачей, ювелиров, инженеров… Именно здесь строятся величественные храмы, дворцы, мавзолеи… Возрождаются забытые было торговые пути из Китая на Ближний Восток. Правитель Золотой Орды Тохтамыш пытается в 1388 году взять город приступом,
The warlord Spitamenes who took command of the Sogdians in revolt against Alexander the Great’s rule would become a national hero. There are several versions of how he died. According to one he was killed by the chiefs of nomadic tribes that he was trying to enlist in the fight against the Macedonians. According to another, more romantic, version, the sleeping Spitamenes was beheaded by his wife who did not want to share the hardships and dangers of a life on campaign. twelfth century. The Mongol tribes united under the power of Temüjin, better known as Genghis Khan. The Mongols entered Samarkand on 17 March 1220. The inhabitants were prepared for a prolonged siege, but the cowardly nobility treacherously threw open the gates to the conquerors. Many paid for this with their lives or their freedom. Those who were skilled in some craft were taken away to Mongolia. After the death of its founder, the Mongol empire would enter death throes that lasted another century and a half, before Timur, better known to Europeans as Tamerlane, came on the scene. He created his own empire stretching from Kashmir to
Самарканд XIX века представлен на многих полотнах Василия Верещагина. Слева вверху. «Мавзолей Гур-Эмир». 1869—1870 годы. Гур-Эмир, гробница Тамерлана и наследников его империи, была воздвигнута в 1404 году. Справа. «Двери хана Тамерлана». 1872 год. Nineteenth-century Samarkand can be seen on many of Vasily Vereshchagin’s canvases. Top left. The Mausoleum of Gur-Emir. 1869—70. Gur-Emir, the burial place of Temerlane and the heirs to his empire, was constructed in 1404. Right. The Doors of Tamerlane. 1872.
the Mediterranean and from the Aral Sea in the north to the Persian Gulf in the south. In 1370 he made Samarkand his capital as the city’s beauty had enchanted him. From across his great realm he had the best armourers, builders, weavers, jewellers, engineers and other master craftsmen gathered in this one place. It was here that
3/21/11
16:05
Страна, которую мы потеряли / t he
country that we lost
Samarkand1.qxd
воспользовавшись тем, что Тамерлана с войском нет в городе, но безуспешно. Через несколько лет Золотая Орда падет под натиском армии Тамерлана. После смерти великого завоевателя страной начнет править его пятнадцатилетний внук Мирзо Улугбек, который посвятит свою жизнь не походам и завоеваниям, а науке. При Улугбеке в Самарканде строятся университет и обсерватория. Сам Улугбек прославится как выдающийся ученый и будет убит по приказу Улугбек, наследник империи Тамерлана, математик и астроном, под руководством которого в 1437 году группой ученых был составлен каталог звездного неба, включающий 1018 звезд. Гравюра на металле М. Сильяновой по рисунку А. Старилова. 1987 год. Ulugh Beg, one of Tamerlane’s heirs, was a mathematician and astronomer under whose direction in 1437 a group of scholars compiled a catalogue of the night sky that listed 1,018 stars. Engraving by Marina Silyanova after a drawing by A. Starilov. 1987.
102
Page 102
Ниже. Внутренний двор медресе, построенного по указу Улугбека в Самарканде на площади Регистан. Во двор выходят ниши, ведущие в кельи студентов. Below. The inner courtyard of a madrasah built on Ulugh Beg’s orders on Registan square in Samarkand. The niches are connected to the students’ cells.
собственного сына на сороковом году правления. Империя, созданная Тамерланом, постепенно тает: одна династия сменяет другую, турки-османы подчиняют себе Ближний Восток и порты в Средиземном море, а Великий шелковый путь, проходящий через Самарканд, теряет свое значение. Торговля и ремесло приходят в упадок. В 1499 году Самарканд попадает под власть династии Шейбанидов, уничтоживших правящую верхушку Тимуридов.
Мечеть Биби-Ханым (в переводе «Старшая жена»; по одной из легенд, она строилась под присмотром старшей жены Тамерлана) называлась также пятничной мечетью Самарканда, куда приходили тысячи мужчинмусульман. В конце XX века мечеть была воссоздана из развалин, запечатленных фотокамерой Сергея Проскудина-Горского в 1907 году. The Bibi-Khanym mosque (Bibi-Khanym means “senior wife” — according to legend it was built under the supervision of Tamerlane’s senior wife) is also known as the Friday Mosque of Samarkand, a place of worship for many thousands of Muslims over the centuries. In the late twentieth century the mosque was reconstructed from the ruins recorded by the photographic pioneer Sergei Proskudin-Gorsky in 1907.
Справа. Обсерватория Улугбека, построенная в 1424—1428 годах. Ниже. Угломер в подземном этаже обсерватории. Right. Ulugh Beg’s observatory, built in 1424—28. Below. An instrument to measure angles in the underground storey of the observatory.
В здании обсерватории Улугбека находился гигантский угломер (секстант или квадрант) для измерения высоты небесных светил над горизонтом. Подземная его часть хорошо сохранилась. Ulugh Beg’s observatory included a gigantic instrument (a sextant or quadrant) to measure the height of heavenly bodies above the horizon. The underground part of it has survived well. great places of worship, palaces and mausoleums were built. The near-forgotten trade routes from China to the Middle East revived. In 1388 Tokhtamysh, the ruler of the Golden Horde, tried to take Samarkand by storm, seeking to exploit the absence of Tamerlane and his army, but the attempt ended in failure. A few years later the Golden Horde itself collapsed beneath the onslaught of Tamerlane’s forces. After the great conqueror’s death, government of the empire passed to his 15year-old grandson, Ulugh Beg, who devoted his life not to campaigns and conquests, but to science. Under this new ruler Samarkand acquired a university and an observatory. Ulugh Beg himself was famed as an outstanding scholar, but he was killed on the orders of his own son in the fortieth year of his reign.
Своей резиденцией новые правители выбирают Бухару, в XVIII веке их сменяет династия Мангытов, правившая Бухарским эмиратом вплоть до революционного XX века.
Первые шаги к цивилизации После присоединения Бухарского эмирата к Российской империи в Самарканде стараниями военного губернатора Александра Абрамова появился «европейский» район, где находились укрепленная цитадель, казармы для солдат и около пятисот частных и казенных домов. К 1892 году в этой части Самарканда проживало более десяти тысяч жителей самых разных вероисповеданий, а отделялась она от остального города бульваром шириной в шесть-
103
десят сажень. Он состоял из трех аллей, где росли клены, тополя, карагачи, айланты и акации. Для полива деревьев были устроены арыки. Строительство Закаспийской железной дороги, которой предстояло связать Самарканд с Красноводском, началось в 1880 году. Руководил работами генерал Михаил Анненков, изыскания проводил инженер Павел Лессар. Полотно вели по безводной песчаной пустыне, часто подвергаясь нападениям разбойничьих шаек. Впервые при строительстве этой дороги использовали технологию механизированной укладки железнодорожного пути, разработанную русским инженером Иосифом Лифчаком. Летом 1888 года в Самарканд пошли первые поезда, а с Ташкентом город связала отдельная ветка. Первая электрическая лампочка в Самарканде загорелась на мельнице русского предпринимателя Алексея Мирошниченко, который первым в Туркестане применил вальцовый мучной помол, производил дешевые и качественные макаронные изделия и использовал электрическое освещение. В 1893 году Мирошниченко построил на реке Сиаб водяное железное колесо, которое приводило в действие динамо-машину. Пятиэтажная мельница Алексея Мирошниченко, выполненная по последнему слову науки, демонстрировалась на нескольких выставках и заняла Медресе Тиля-Кари («Отделанное золотом») было построено в середине XVII века, но в начале XIX века было разрушено землетрясением. Фотография Сергея Проскудина-Горского. 1911 год.
The empire that Tamerlane created gradually melted away: one dynasty succeeded another, the Ottoman Turks gained control of the Middle East and the Mediterranean ports, while the Great Silk Road through Samarkand lost its importance. Trade and crafts fell into decline. In 1499 Samarkand came under the power of the Shaybanid dynasty, who destroyed the former Timurid elite. The new rulers chose Bukhara as their residence. In the eighteenth century they were replaced by the Manghit dynasty that ruled the Emirate of Bukhara right up to the revolutionary twentieth century.
The First Steps Towards Civilization After most of the Emirate of Bukhara was annexed by Russia, the military governor, Alexander Abramov, saw to it that a “Euro-
The Tilia-Kari (“Gold-Decorated”) madrasah was built in the mid-seventeenth century, but destroyed by an earthquake in the early 1800s. Photograph by Sergei Proskudin-Gorsky. 1911.
Страна, которую мы потеряли / t he
country that we lost
Samarkand1.qxd
3/21/11
16:05
Page 104
в Париже в 1900 году первое место. Мирошниченко получил тогда Гран-при и золотую медаль. В январе 1898 года в городе появился международный телеграф. Этнограф Владимир Наливкин писал о местных жителях, которые, «несмотря на свою большую расчетливость, в первое время открытия в крае телеграфных контор, торопились посылать нужные и ненужные телеграммы, дабы лично, воочию убедиться в правоте доходивших до них слухов о той невероятной быстроте, с которой русские передают всевозможные сведения по своим проволокам». Поражало их и то, «что деньги и посылки, доверчиво сдаваемые ими совершенно неизвестному лицу, мелкому и бедному почтовому чиновнику, не только никогда не пропадают, но всегда в целости доходят по назначению и в короткий срок».
В конце XIX века в Самарканде существовали два русских училища — Мариинское четырехклассное и городское трехклассное, а также интернат для иногородних воспитанников. Были построены госпиталь, городская больница и специальная амбулатория для женщин и детей, ясли, которые предназначались в помощь работающим матерям, ночлежный приют. В Самарканде работали филиалы общественных организаций — Красного Креста, Благотворительного общества, Общества покровителей животных. В городе было четырнадцать библиотек. Для «увеселения» публики открыли театр, организовали хор и общество любителей драматического искусства, которое ставило спектакли на сценах Общественного и Военного собраний. После распада СССР в 1990-х годах горожане шути-
Железнодорожная станция Фараб на фотографии Сергея Проскудина-Горского. 1911 год. Город Фараб находится на ветке Транскаспийской (Среднеазиатской) железной дороги, построенной в конце XIX века. The Farab railway station on a photograph by Sergei Proskudin-Gorsky. 1911. The town of Farab is on a branch of the Transcaspian (Central Asian) Railway built in the late nineteenth century.
Справа и ниже. Фотографии Сергея Проскудина-Горского. 1905—1915 годы. Городовой в Самарканде. Женщина в парандже. Нищие в Самарканде. Проскудин-Горский известен как изобретатель, ученый, издатель, педагог и общественный деятель, создатель фотокамеры и кинокамеры для цветной съемки, а также проекционных аппаратов. В 1920-х годах сотрудничал с братьями Люмьер.
ли: русские ушли, оставив после себя больницы, аптеки, театры, библиотеки, музеи. В начале XX века «призрак коммунизма» появился и в Самарканде. Революционеры начали распространять подпольную литературу, появились нелегальные кружки и общества, призывы к свержению императора звучали все громче и громче… Одним из самых активных пропагандистов в Самарканде был Михаил Морозов, который на деньги социал-демократической партии основал библиотеку-читальню, служившую местом тайных собраний. Кроме того, он стал редактором газеты «Самарканд», где печатались не только острые критические статьи, но и прямые призывы к свержению власти. Газета просуществовала несколько лет, хотя периодически закрывалась властями. В 1905 году под руководством Морозова заработала подпольная типография. Советская власть утвердилась в Самарканде 28 ноября 1917 года, позже город вошел в состав Туркестанской АССР, а в 1924—1930 годах являлся столицей Узбекской ССР. К концу XX века он занимал второе (после Ташкента) в республике место по промышленному развитию и населенности.
Ныне Самарканд является третьим по величине городом в Республике Узбекистан.
choir and an amateur dramatics society that gave performances on stages of the Public and Military Assemblies. In the early twentieth century the “spectre of Communism” appeared in Samarkand too. Revolutionaries began distributing clandestine literature, illegal circles and societies formed and there were ever louder calls for the Emperor to be dethroned. Soviet power was established in Samarkand on 28 November 1917. Later the city became part of the Turkistan Autonomous Soviet Socialist Republic, then from 1924 to 1930 the capital of the Uzbek SSR. By the end of the century it was second only to Tashkent in the republic for industrial development and the size of its population.
Inhabitants of Samarkand in national dress, recorded by Sergei ProskudinGorsky. 1905—15.
Today Samarkand is the third largest city in the Republic of Uzbekistan.
Жители Самарканда в национальной одежде, запечатленные Проскудиным-Горским. 1905—1915 годы. Слева. Торговец тканями. Среди его товара — шелковые, хлопковые и шерстяные изделия. Ниже. Торговец дынями на базаре.
105
104 pean” quarter was created in Samarkand, containing the reinforced citadel, barracks for the soldiers and some 500 private and state-owned houses. Construction of the Transcaspian Railway that was to link Samarkand with Krasnovodsk began in 1880. The work was overseen by General Mikhail Annenkov, while the engineer Pavel Lessar did the surveying. The route lay across a waterless sandy desert, where attacks by brigands were frequent. This project saw the first use of the mechanical rail-laying technology developed by the Russian engineer Iosif Lifchak. The first trains reached Samarkand in the summer of 1888 and a separate branch connected the city to Tashkent. The first electric light in Samarkand illuminated the mill of the Russian entrepreneur Alexei Miroshnichenko, who was the first in Turkistan to use the roller method of making flour; to produce cheap, good quality pasta and to install electric lighting. In 1893 Miroshnichenko constructed an iron waterwheel on the River Siab that drove a dynamo. His five-storey mill was a
Left and above. Photographs by Sergei ProskudinGorsky. 1905—15. A policeman in Samarkand. Woman wearing the paranja. Beggars in Samarkand. Proskudin-Gorsky is famous as an inventor, scientist, educator and public figure, the creator of cameras that took still and moving pictures in colour and also film projectors. In the 1920s he collaborated with the Lumière brothers.
state-of-the-art facility and was demonstrated at a number of exhibitions. At the world’s fair in Paris in 1900 it took first place; Miroshnichenko was awarded the Grand Prix and a gold medal. In January 1898 the city was linked to the international telegraph network. The ethnographer Vladimir Nalivkin wrote that the locals “despite their great frugality immediately after the opening of telegraph offices in the region hastened to send telegrams, whether needed or not, in order
to convince themselves personally of the incredible speed with which the Russians send all sorts of information along their wires.” They were also amazed that “the money and parcels that they trustingly handed over to a complete stranger, the poor minor postal clerk, not only never went missing, but always arrived intact at their destination and in a brief amount of time.” In the late nineteenth century there were two Russian colleges in Samarkand — the Mariinskoye giving a four-year course and the municipal three-year college, as well as a boarding school for pupils from elsewhere. Military and municipal hospitals were built, as well as a special out-patient clinic for women and children, a day nursery intended to aid working mothers and a dosshouse. There were branches in Samarkand of such non-governmental organizations as the Red Cross, the Charitable Society and the Society of Protectors of Animals. The city had fourteen libraries. For the amusement of the public there was a theatre, a
Left. A cloth-seller. His wares include silk, cotton and wool articles. Below. A melon-seller at the bazaar.
Janna_d'Arc.qxd
3/21/11
16:07
Page 106
ВЕЛИКИЕ О ВЕЛИКИХ
Имя Жанны д’Арк окружено сонмом легенд и сомнений. Как могла неграмотная деревенская девушка подчинить своей воле знатных аристократов, стать во главе деморализованной армии и одерживать победу за победой над опытным и могучим противником? Кто научил ее сидеть в седле и владеть оружием, командовать людьми и принимать важные стратегические решения? Сама Жанна объясняла это просто — «голосами» святых, оказывавших ей помощь. Люди склонны верить в чудеса, но склонны в них и сомневаться… Ведь не смогли же святые уберечь Орлеанскую девственницу от плена и жестокой казни на костре. Может, не святые ею руководили? По сей день эти загадки будоражат пытливые умы,
106
выдвигающие разные гипотезы о происхождении Жанны… Несомненно только одно: она совершила невозможный, неслыханный дотоле подвиг — объединила и повела за собою разоренную страну, и страна эта вышла победителем из неравной схватки. Ныне Орлеанская девственница нашла воплощение в творениях художников и скульпторов, писателей и поэтов. В этом номере журнала мы предлагаем вниманию читателей избранные отрывки из сочинения русского писателя Дмитрия Мережковского, посвящен-
ДМИТРИЙ МЕРЕЖКОВСКИЙ О ЖАННЕ Д’АРК
« — Век мой будет короток, — говорила Жанна, — не больше года: надо спешить, чтобы воспользоваться мной как следует! Однажды, постучавшись в дверь королевской палаты, — может быть, одной из тех опочивален, где спал дофин, «покоясь на ложе между Безумием и Разумом», — вошла она, стала на колени и, обняв ноги его, сказала: — Благородный дофин, не собирайте стольких долгих советов, а ступайте прямо в Реймс на венчание! Ласково выслушал ее дофин, но ничего не ответил. — Это ваш Совет вам говорит? — с усмешкой спросил один из сановников. — Да, мой Совет, и очень меня торопит! — ответила Жанна. Всякое промедление в походе на Реймс ее возмущало или приводило в отчаяние. И в этом следовал за нею весь народ: множество ратных людей и бедных рыцарей, иногда почти безоружных, оборванных, на жалких клячах или даже пеших, собралось к ней со всех концов Франции, чтобы идти в Крестовый поход на Реймс, как бы вся Земля вставала на зов воплощенного в Деве Духа Земли. Но голос человеческого разума не заглушался в Жанне Голосами Божественными. «Я не хочу искушать Господа, — отвечала она судьям своим, испытателям в Пуатье, когда они требовали от нее «знамения». — Дайте мне ратных людей: они будут сражаться, а Господь им дарует победу. Делайте, и сделает Бог!» Так и теперь, в общем безумном порыве слушается она человеческого разума: прежде чем идти на Реймс, решает очистить Луару. Этот поход почти так же краток и, может быть, более чудесен, чем освобождение Орлеана. «Простенькой маленькой девочкой была Жанна во всем, кроме военного дела: она умела не только отлично сражаться, но и располагать войска и готовить их к бою, особенно артиллерию. Старый капитан с 20–30-летним военным опытом не мог бы лучше сделать». «Жанна ездит верхом и бьется копьем, как лучший из рыцарей; этому все ратные люди удивляются», — говорит о ней простой народ… Видя, что весь народ поклоняется ей, как святой, люди Церкви остерегают ее: — Вы нехорошо делаете, Жанна, принимая такое недолжное вам поклонение; берегитесь, вы вводите людей в идолопоклонство. — Ваша правда, — отвечает она смиренно. — Я не могла бы уберечься от этого, если бы не хранил меня Господь. Истинное чудо Девы в том, что она убережется от этих мнимых «чудес», сохраняя в себе до конца равновесие между человеческими и божественными силами. Узел, которого не могут развязать умнейшие политики, Жанна разрубает, объявив народу от лица Божия, что Карл VII — единственный законный наследник престола, и рассеяв в самом короле все сомнения. Быстрым походом на Реймс опередив англичан, обеспечивает она королю все выгоды царского помазания…
ного Жанне д’Арк. Жанна д’Арк. Скульптура в соборе Святого Стефана в городе Мец на северо-востоке Франции.
рагам внушая суеверный ужас... »
«Семи лет не пройдет, как англичане оставят нам больший залог, чем в Орлеане, и потеряют все во Франции, благодаря великой победе, которую Бог пошлет французам... Я это знаю... так же несомненно, как то, что вижу вас перед собой!» — скажет она судьям своим в Руане, и как скажет, так и будет: семи лет не пройдет от 1431 года, когда она это скажет, до 1437 года, когда французский король Карл VII вступит в освобожденный Париж.
107
«Я ничего не боюсь, кроме измены», — говаривала Дева, не называя короля, но, может быть, о нем уже думая задолго до того, как он ей изменил. «Мне вас жалко: вы очень устали, отдохните!» — говорит ей король после Патейской битвы. Жанна только молча плачет, чувствуя в ласке его равнодушие и недоверие; понимая, что «вы очень устали, отдохните» — значит: «я от вас очень устал, дайте мне отдохнуть!» Знает она, что снова заснет он таким же сном смертным, каким спал до нее, и что она уже не разбудит его ничем, никогда. Карл устал от Жанны, и снова захотелось ему в «почивальные кельи и каморы». Так же ненавидит он ее, как спящий — того, кто будит его от сладкого первого сна. После Патейской битвы Дева была на вершине власти и святости в глазах простого народа, но не первых людей Франции, ближайших королевских советников или наушников. Сир де Ла Тремойль, королевский ростовщик, «ненасытное чрево», «бездонная прорва», пожирающая всю казну, ненавидит Жанну и боится ее. «Жанна никому не верила и делала все по-своему; за это Бог ее наказывает», — объявил во всеуслышание о Деве архиепископ Реймский, государственный канцлер Реньо де Шартр. Жанну все еще выставляют люди Церкви и политики напоказ англичанам, как пугало, но сами втайне уже боятся ее или сомневаются в ней: «Что это за существо под видом женщины, Бог знает... А что, если и вправду ведьма? Какой позор — дьяволом восстановлены святые Лилии Франции!» — так, может быть, искренне думают почти все ближайшие сановники Карла и он сам иногда больше всех. «Мир мы добудем не иначе, как на конце копья», — думает Жанна вместе с маленькой кучкой последних верных друзей своих — «войском Девы» — герцогами Аленсонским, Бурбонским, Барским и графом Вандомом — все очень молодыми людьми, почти мальчиками. Все остальные этого не думают, и хуже всего то, что вернейшие слуги короля, лучшие люди Франции, жаждут «изменнического мира» с Англией. Все говорят королю о безмерных народных бедствиях и о «преступном безумии войны». Хуже всего было то, что лучшие люди Франции если еще не говорили, то уже думали: «полно воевать, пора заключить мир; Бог велит прощать врагам... Жанна отныне только смутительница мира, обманщица народа: кончено ее призвание». «Знайте, меня уже предали и скоро убьют, — говорила Дева простому народу, верному ей до конца. — Молитесь за меня; я уже не буду в силах служить королю и благородному королевству Франции!» Зимние месяцы 1429—1430 года Жанна проводит в убийственной для нее праздности при дворе короля, в замках Луары или в ничтожных и большей частью неудачных, потому что с недостаточными силами, походах-вылазках.
При осаде городка Сен-Пьер-ле-Мутье, занятого бургундцами, Жак д’Олон, оруженосец Девы, видя ее при отступлении покинутую всеми, спрашивает: — Что вы тут делаете одна? Отчего не уходите, как все? — Я не одна, — отвечает Жанна. — Пятьдесят тысяч ратных людей моих со мною, и я не уйду, пока не возьму город! Эти «пятьдесят тысяч» — легионы Ангелов. «Призраков я не боюсь!» — скажет о них герцог Бургундский. Раннею весною Жанна потихоньку уходит от короля, убегает с «мальчиками» своими и горстью ратных людей — в том числе, за недостатком французов, чужеземцами-наемниками, чтобы возобновить осаду Парижа. 16 апреля 1430 года, в Пасхальные дни, над Мелонскими высотами Дева слышит Голос: «В плен будешь взята до Иванова дня!» «Если так, пусть тотчас же, без долгих мучений умру!» — молится она, но Голос только тихо повторяет свое: «В плен, в плен, в плен будешь взята!» И тише еще, ближе, внятнее, ласковее: «Будь покойна, не бойся, радуйся: Бог тебе поможет!» Голос это повторяет упорно, неотступно, почти каждый день, но ни места, ни часа не называет. 23 мая Жанна идет из Парижа в осажденный англичанами и бургундцами город Компьень и в пять часов пополудни того же дня, как входит в город, делает вылазку с тремя-четырьмястами ратных людей на бургундский лагерь у Мариньи, где французы, захватив врасплох бургундцев, безоружных и рассеянных, избивают их жестоко и грабят лагерь. Но английский отряд, потихоньку подкравшись вдоль реки Уазы, ударяет в тыл французам. Медленно отступают они, отягченные награбленной добычей, и вдруг увидев, что будут отрезаны, бегут-кричат: «Спасайтесь, кто может!» Кони англичан уже упираются наглавниками в спины бегущих, так что пушки с Компьенских стен не могут стрелять по врагам, не попадая и в своих. Следуя за ними по пятам до подъемного моста у ворот Компьеня, англичане могли бы войти в город. Видя эту опасность, комендант Компьеня сир Гильом де Флави велит запереть ворота, поднять мост и опустить решетку. Дева с горстью ратных людей, покрывая отступление, продолжает биться с бургундцами, все еще надеясь победить. — В город, Жанна, в город, или мы все погибли! — кричат ей, но она не слушает и все повторяет:
Выше. Бюст Карла VII в аббатстве Сен-Дени — некрополе королей Франции. Ниже. «Встреча Жанны д’Арк и Карла VII». Миниатюра из «Вигилий на смерть короля Карла VII». Конец XV века. Первая встреча Жанны д’Арк с Карлом VII, состоявшаяся 4 марта 1429 года, породила множество слухов и легенд. Рассказывают, что дофин решил устроить Жанне проверку и, посадив на трон другого человека, затесался в толпе придворных. Но Жанна узнала короля. Она объявила ему, что послана Небом для освобождения страны от английского господства, и попросила войска для того, чтобы снять осаду Орлеана. По свидетельству Жана д’Олона, ставшего позднее оруженосцем Девы, после разговора с Жанной король вышел к придворным с «сияющим лицом». И вскоре назначил ее главнокомандующим французскими войсками.
3/21/11
16:07
Page 108
В еликие о великих
/
g reat
minds about the greats
Janna_d'Arc.qxd
108
— Нет, победим, победим! Жак д’Олон, взяв лошадь ее под уздцы, хочет повернуть ее силой, но поздно: англичане уже отрезали ведущую к мосту по низкому болотистому лугу насыпную дорогу. Жанна вместе со своими людьми загнана в угол между окопами и дорожною насыпью, где бургундцы, оттеснив последних защитников Девы, настигают ее. Юный Пикардский стрелок Лионель, схватив ее за край золотой епанчи, стаскивает с лошади, и все окружают ее в бешеной свалке. — На слово сдавайтесь, Жанна, клянитесь! — кричит ей Батард Вандомский, боясь, что ее не возьмут живою. — Я клялась не вам, а Другому, и сдержу мою клятву! — отвечает Жанна. Но ее, наконец, схватывают, и она сдается. Лионель «счастливее, чем если бы взял в плен самого короля Франции».
Слева. Портреты Жана де Дюнуа и Жанны д’Арк. Фаянс конца XIX века. Жан де Дюнуа был побочным, но признанным сыном Людовика I, герцога Орлеанского (родного дяди Карла VII), и Мариетты д’Ангиен. Дюнуа возглавлял оборону Орлеана до прибытия войск под командованием Жанны д’Арк. Был одним из немногих дворян, ставших верными сподвижниками Орлеанской Девы. Победный переход в Реймс, а также битва при Пате были осуществлены при его участии. Дюнуа имел репутацию беспристрастного, бескорыстного и храброго рыцаря и был любим своими солдатами, королевским двором и дамами. На процессе по признанию Жанны невиновной Дюнуа произнес страстную речь, полную восхищения Девой и ее подвигами. Справа. «Битва при Пате». Миниатюра из «Вигилий на смерть короля Карла VII». Конец XV века.
Надо было англичанам осудить и казнить Жанну «во имя Господне», чтобы доказать, что с ними Бог, а не с французами. Если король Франции с Жанной — от дьявола, то король Англии — от Бога, и наоборот. Франции душа бессмертная — Дева Жанна — в цепях у англичан; но ошибка их в том, что эту бессмертную душу могут они умертвить. «Если меня англичане убьют, — говорила Жанна, — то я после смерти буду вредить им больше, чем при жизни, и сколько бы меня ни убивали, все, для чего я пришла, — исполнится!»
Слева. «Осада Орлеана». Миниатюра из «Вигилий на смерть короля Карла VII». Конец XV века. Жанна д’Арк с небольшим отрядом прибыла в осажденный Орлеан 29 апреля 1429 года. Несколько удачных вылазок — и весь гарнизон готов был идти за ней в огонь и в воду. Осада была снята 8 мая. На решение задачи, которую французские военачальники считали невыполнимой, у Жанны ушло чуть больше недели.
Деву обезоруживают и отводят в Марнийский лагерь. Только что распространилась весть, что «ведьма» взята в плен, весь лагерь наполнился победными криками. Герцог Бургундский пожелал видеть Жанну, и когда она подошла к нему, кое-кто из рыцарей и духовных лиц похвалил его за благочестие и храбрость, удивляясь, что «могущественный герцог не испугался этого исчадия адова». Очень умно решили англичане судить Жанну не военным и не гражданским, а церковным судом за «ересь» и «колдовство». «Если, — думали они, — Церковь
Ниже справа. «Изгнание Жанной „дочерей полка“». Миниатюра из «Вигилий на смерть короля Карла VII». Конец XV века. «Дочерями полка» называли армейских проституток. По воспоминаниям пажа Орлеанской Девы Луи де Кута, «она не хотела, чтобы в армии находились женщины, и однажды около Шато-Тьерри, увидев девицу, прогнала ее, пригрозив мечом, но она не ударила ее, ограничившись тем, что мягко и сдержанно посоветовала ей не появляться больше среди воинов».
том Мартином и главным тюремным приставом Массие на телегу и под охраной восьмидесяти английских ратных людей повезли на площадь Старого рынка у церкви Христа Спасителя, где приготовлены были три высоких деревянных помоста: первый — для последнего «увещания милосердного»; второй — для судей, и третий, выше всех, покрытый гипсом, с правильно сложенной поленницей дров — для костра. Тут же, на третьем помосте, был столб с приби-
Очень боялись англичане, чтобы французы не освободили Жанну внезапным нападением или хитростью, но, может быть, еще больше боялись, что «ведьма» знает освобождающее от цепей волшебное «слово», «заговор». Жанна в цепях была им так же страшна
В битве при Пате войска Жанны д’Арк разгромили английскую армию, возглавляемую Тальботом и Фастолфом. Грозный Тальбот попал в плен, а Фастолф бежал с поля боя. Исход сражения вызвал небывалый патриотический подъем и вселил во французов надежду на скорый конец английского могущества. Англичане и их союзники были настолько напуганы, что в последовавшем за сражением «бескровном походе» на Реймс сдавали французам город за городом без единого выстрела.
совершенные «ведьмой» или Святой чудеса, побоялся это сделать, так что Жанне предстояло не задохнуться в дыму, а сгореть в огне. — Иисус! — воскликнула она, видя, как вспыхнул огонь. И когда пламя уже охватило ее, возопила снова громким голосом: — Иисус! Иисус! — так, как будто уже видела Иисуса Грядущего, Освободителя.
«Французы входят в Шалон». Миниатюра из «Вигилий на смерть короля Карла VII». Конец XV века. Карл VII велел изготовить для Жанны специальные доспехи. Экипировали ее, как благородного рыцаря. Сто турских ливров, которые, по словам королевского казначея, были заплачены оружейных дел мастеру за латы, составляли в то время солидную сумму.
признает, что вела войска и венчала в Реймсе Карла Валуа в короли Франции одержимая бесами ведьма — какой будет для него и для всей Франции позор!»
Ниже. Штурм Парижа. Миниатюра из «Вигилий на смерть короля Карла VII». Конец XV века. Карл VII не решился на длительную осаду Парижа и после первого штурма, вопреки призывам Орлеанской Девы, приказал отвести войска к Луаре.
Было около девяти часов утра, когда Жанну вывели из тюрьмы, посадили вместе с духовником ее, бра-
16 июня 1456 года совершилось торжественное «Оправдание» Жанны, Rehabilitatio: приговор 1431 года, объявленный «несправедливым и неосновательным, подлежащим отмене и уничтожению», был на мелкие клочки разорван. Но вместе с жертвой и судьи-палачи оправданы. Там, где был костер Жанны, в Руане, на площади Старого рынка, поставлен большой каменный крест. Но, может быть, только тогда, когда этот крест каменный снова сделается Огненным, совершится истинное оправдание св. Жанны — Святой Души Франции.
«Дева взяла в руки свое знамя и среди первых вошла в ров со стороны Свиного рынка, — пишет об осаде Парижа Персиваль де Кани, хронист герцога Алансонского. — После захода солнца Дева была ранена стрелой из арбалета в бедро. Она изо всех сил кричала, чтобы каждый приблизился к стенам и что город будет взят; но сир де Гокур и другие пришли за Девой и против ее воли вынесли ее из рва, и так закончился штурм».
109 или даже страшнее, чем на полях сражений. Вот почему посадили ее, как хищного зверя, в железную клетку, такую низкую, что в ней нельзя было стоять, и еще приковали к ней цепями за шею, за руки и за ноги. И потом, когда уже выпустили из клетки — днем надевали ей на пояс, а ночью на ноги двойную, прикрепленную к стене тюрьмы железную цепь. И глаз не спускали с нее пять тюремщиков из тех английских ратных людей, настоящих разбойников, которых французы называли «кошелерезами», спавших в той же тюремной келье, где Жанна. Английские вельможи и рыцари обращались с нею не лучше, а может быть, и хуже этих разбойников.
Английские власти разослали письма на латинском и французском языке во все концы мира всем сановникам Церкви и всем христианским государям — королям, герцогам, графам, владетельным князьям и всем городам Франции, — извещая их, что английский король Генрих VI и советники его, «весьма жалея Деву, все же казнили ее по усердию к вере Божией и ко благу всего христианского мира».
той к нему доской, а на доске — надпись: «Жанна, рекомая Дева, лгунья злоковарная, пагубная обманщица, колдунья, кощунница, в Иисуса Христа не верующая, идолопоклонница, служительница дьяволов, отступница, еретица и раскольница». — Крест, дайте мне крест! — просит Жанна. Кто-то из англичан, вынув два сучка из приготовленного для растопки хвороста и сложив их в виде креста, подал ей, и, благоговейно поцеловав их, она положила их себе под одежду на грудь. Брат Изамбер побежал и принес ей из церкви настоящий крест. Жадно схватив его и прижав к груди, она не выпускала его из рук, пока руки были свободны, а когда привязали их к столбу, просила держать крест перед нею так, чтобы она могла видеть его до конца. Брат Изамбер и брат Мартин взошли с ней на костер и стояли на нем до той минуты, когда в подожженном хворосте затрещало пламя. — Что же вы стоите? — крикнула им Жанна, думая и в эту последнюю минуту не о себе, а о других. — Сходите же, сходите скорей! Крест только держите, чтобы мне видеть его до конца! Братья сошли, но стали тут же, у самого костра, и брат Изамбер поднял крест так высоко, что Жанна могла его видеть. — Нет, Голоса не обманули меня! Бог меня послал! — воскликнула она, глядя сквозь дым и пламя на крест. Чтобы сократить и облегчить муки сжигаемых, палач обыкновенно подбавлял к сухим дровам зеленых веток или соломы так, чтобы жертва задохнулась в густом дыму прежде, чем сгореть в огне. Но Жаннин палач этого сделать не мог, потому что костер был слишком высок, а может быть и потому, что, помня
Слева. «Пленение Жанны у Компьена». Миниатюра из «Вигилий на смерть короля Карла VII». Конец XV века. За несколько дней до плена, выходя после мессы, Жанна произнесла: «Я должна сказать вам, что я была продана и предана, и скоро погибну. Я прошу вас молиться за меня; скоро я больше не буду иметь никакой возможности служить королю и королевству».
Справа. Сожжение Жанны. Миниатюра из «Вигилий на смерть короля Карла VII». Конец XV века. Легенда гласит, что английскому солдату, стоявшему у костра и глумившемуся над Орлеанской Девой, привиделась вылетевшая из костра белая голубка. Старому вояке неожиданно стало дурно, а впоследствии он всю жизнь каялся, что измывался над святой.
И скусство отдыхать / t he
art of relaxation
Merket.qxd
3/21/11
16:09
Page 110
Катер с двенадцатью добровольцами болтается на волнах, пока упорные гребцы из предыдущей смены перевозят груз на берег. Раньше парусные лодки и даже суда посолиднее могли спокойно зайти в гавань, которую здесь называют Старым портом. Но за столетие уровень воды снизился почти на метр, и теперь попасть на берег можно только на лодке. Расстояние всего-то метров тридцать, но из-за поднявшихся волн преодолеть его весьма непросто. Одна из лодок переворачивается, и двое гребцов оказываются в воде. К счастью, здесь совсем мелко, и до берега они добираются пешком.
Вновь прибывшие готовы и не к таким испытаниям: мрачной репутацией это местечко славилось издавна. Немало кораблей и лодок нашли здесь свой скорбный последний причал, прежде чем в 1885 году на острове появился маяк. Говорят, за время его строительства шторм не раз уносил привезенные материалы и части готовой конструкции, а рабочим приходилось пережидать ненастье в спасательной шлюпке. «Металлический столб на берегу — именно то, к чему они привязывали шлюпку. Бывало, что болтаться в ней посреди бушующего моря им приходилось сутками», — рассказывает Пекка Мякинен, который шесть лет назад затеял восстановление маяка Меркет.
Ночевка в музее Когда через пару часов высадка завершена и наш внушительный груз — сварочный аппарат, цемент, гвозди, запас воды и провизии на неделю — оказывается на берегу, у нас появляется минутка, чтобы оглядеться. Красно-белый маяк посреди плоского, как блин, каменистого островка станет нашим домом на неделю.
profession: lighthouse keeper
профессия:
смотритель маяка Лариса ПЕЛЛЕ / by Larisa PELLE
110
Фотографии Апаара ТУЛИ, Ларисы ПЕЛЛЕ / Photographs by Apaar Tuli, Larisa PELLE
The launch carrying the twelve volunteers is buffeted by the waves as the determined oarsmen from the previous shift transfer their cargo to shore. In days gone by sailing boats and even slightly larger vessels could easily get into the harbour that is known here as the Old Port. But in the past century the water level has dropped by almost a metre and now a rowing boat is the only way of getting ashore. The distance is only thirty metres or so, but due to the heavy waves it is not easily overcome. One of the boats overturns and two rowers end up in the water. Fortunately it is very shallow and they manage to wade to land. На скалах остались следы, напоминающие об истории Меркета. Компас был выбит в камне еще во время строительства маяка. The rocks bear their own reminders of the history of Märket. This compass was cut into the stone back at the time when the lighthouse was constructed.
T he new arrivals are prepared for harsher trials than T this — their destination has long held a sinister reputation. It was the last resting-place of many a ship and mariner before the lighthouse was built on the island in 1885. They say that during construction storms repeatedly washed away building materials and existing parts of the structure, and the workers had to sit out the bad weather in a lifeboat. “The metal post on the shore is what they tied their boat to. Sometimes they bounced around in it amid a raging sea for days on end,” says Pekka Mäkinen who six years ago initiated the restoration of the Märket lighthouse.
A Night in the Museum When, after a couple of hours, the landing was finished and our bulky cargo — welding gear, cement, nails and a week’s supply of water and food — was safe on shore, we had a moment to look around. The red and white lighthouse rising from a pancake-flat rocky island was to be our home for a week. We climb the narrow metal steps to the entrance door four metres up. Beyond it is a spiral staircase and then the “apartments” — a spacious kitchen, two well preserved museum rooms and four bedrooms. The basement, now used to store food, once served as a sauna. When a storm blew up seven-metre waves battered the ground-floor windows with such force that the keepers had to jam them shut with heavy wooden beams to prevent the water coming inside. Tuberculosis and other diseases were such common occurrences that the Piloting Authority ordered that the commander of the patrol vessel should visit Märket once a week and inquire
Посреди Балтийского моря, на западе Аландского архипелага, находится самое штормовое место в Финляндии. Здесь среди бушующих волн стоит маяк Меркет, 125 лет указывающий путь морякам. Маяк, бывший когда-то самой западной точкой Российской империи, сегодня манит как случайных туристов, так и более просвещенную публику. The western extreme of the Åland archipelago out in the midst of the Baltic Sea is the stormiest place in Finland. Here amid the raging waves stands the Märket lighthouse that for 125 years has shown seafarers the way. The lighthouse that was once the westernmost point of the Russian Empire now attracts both chance tourists and more wellinformed visitors.
И скусство отдыхать / t he
art of relaxation
Merket.qxd
3/21/11
16:09
Пересмена смотрителей — событие, требующее хладнокровия и выдержки. Высадка на скалистые берега острова трудна даже в небольшую волну. Главное при этом — слаженные действия всей команды. The handover of shifts demands cool heads and great powers of endurance. Landing on the island’s rocky shores is difficult in even a slight swell. The main thing is well coordinated teamwork.
Page 112
По узкой металлической лестнице взбираемся на четыре метра вверх — к входной двери. За нею винтовая лестница, а дальше «апартаменты» — просторная кухня, две отлично сохранившиеся музейные комнаты и четыре спальни. Подвал, ныне ставший кладовкой для продуктов, когда-то служил сауной… Когда поднимался шторм, семиметровые волны били в окна первого этажа с такой силой, что смотрителям приходилось подпирать окна тяжелыми бревнами, чтобы вода не попадала внутрь. Туберкулез и другие болезни были настолько частыми гостями, что Лоцманское ведомство распорядилось начальнику патрульного судна бывать на Меркете раз в неделю и справляться о самочувствии смотрителей. Здесь шла нешуточная борьба за жизнь! Сейчас бороться приходится главным образом с сыростью. После того как в 1976 году на маяке
установили автоматическую систему и последний смотритель покинул его, сооружение простояло без людей тридцать лет, пока не появились любители-энтузиасты. — Когда я впервые сюда попал, окна были в таком плачевном состоянии, что вода лилась по стенам внутрь, — сокрушается Пекка, председатель общества «Маяки Финляндии». — По сравнению с тем временем сейчас здесь просто шикарно! Насчет «шикарно» Пекка слегка преувеличивает (по проекту реконструкция будет длиться еще шесть лет, и ее целью отнюдь не является сделать из маяка пятизвездочный отель). Но уютно — это точно! Кухня похожа на чью-то дачу, куда из городской квартиры свезли все нужное и не очень: чашки от разных сервизов, стулья из разных гарнитуров, на стенах — детские рисунки, на подоконнике — горшки с пряными травами…
лоса — за завтраком идет распределение обязанностей. Сезон здесь длится с мая по октябрь, в теплые и светлые месяцы работа кипит почти круглые сутки. За предыдущие годы маяк заметно преобразился — восстановлены внешние стены, окна, приведены в порядок рабочие помещения и обжиты все комнаты. Нашей смене предстоит укрепить мощную каменную стену, защищающую маяк от волн: цемент, использованный семьдесят лет назад, оказался недолговеч-
Среди смотрителей Меркета не принято делить работу на мужскую и женскую. Здесь хрупкие девушки орудуют отбойным молотком наравне со строителями-мужчинами.
Западная часть острова Меркет принадлежит Швеции, восточная — является самой западной точкой Финляндии. Меркет — один из самых маленьких по площади островов в мире, который поделили между собой две страны.
It is not the custom among the keepers of Märket to divide the work up by sex. Here frail girls can be seen wielding pneumatic drills on a par with the male builders.
The western part of the island belongs to Sweden, the eastern part is the westernmost point of Finland. Märket is one of the smallest islands in the world to be divided between two countries.
112
Справа. Прошли те времена, когда на маяк не допускали женщин, даже жен смотрителей. Сейчас на кухне властвуют девушки. Им приходится не только готовить, но и колоть дрова для печи, носить на кухню воду.
Ниже. В обязанности смотрителей входит и проведение экскурсии для неожиданных гостей. В минуты отдыха всегда можно почитать об истории острова.
Below. The keepers’ duties include giving guided tours to unexpected visitors. In spare moments you can always read up about the history of the island.
В печах и каминах мы разжигаем огонь, чтобы хорошенько протопить комнаты. Кто-то устраивается на ночлег в музейных помещениях, а смельчаки предпочитают маяку здание бывшей котельной, где грохот волн слышен лучше всего и, случись шторм, ничто не защитит спящего. Я выбираю комнату старшего смотрителя на самом верху.
Рабочее место с видом на море День на Меркете начинается в семь утра. Солнце светит так сильно, что небольшая комната к этому времени буквально раскаляется. Из кухни уже доносятся го-
Что ни день, то над волнами разносится запах свежеиспеченных булочек — так смотрители готовятся к появлению на острове туристов.
113
Every day the aroma of freshly-baked buns wafts across the waves — the keepers are preparing for new visitors.
ным. Кое-кому надо взяться за отбойные молотки. «Хм, не совсем женская работа», — решаю про себя я и вдруг вижу хрупких финских девчонок, уже вовсю орудующих тяжелыми инструментами. — Здесь нет женской и мужской работы, все делают всё! — объявляет Пекка. Боясь прослыть белоручкой, отправляюсь на кухню. К счастью, здесь тоже хватает работы — всю команду нужно накормить обедом, а порой и случайных яхтсменов, заходящих на Меркет из любопытства. Неожиданным гостям принято предлагать кофе со свежеиспеченными булочками. Вечером, когда стихает шум стройки и на острове воцаряется тишина, я чуть задерживаюсь у лестницы и вижу, как из моря поднимается большая розовая луна. Чувствуется усталость в мышцах, по всему телу разливается приятная ломота. Все мои тревоги насчет того, не будет ли скучно на каменном островке
Right. The times have passed when women, even the keepers’ wives, were not allowed inside the lighthouse. Now girls hold sway in the kitchen. They not only have to do the cooking, but also chop wood for the stove and carry water to the kitchen.
Слева. Новая смена начинает работу с генеральной уборки. Left. A new shift begins work with a thorough clean.
after the keepers’ health. Life here was a constant struggle for survival! Nowadays the main enemy is damp. After the installation of an automated light system in 1976 and the departure of the last keeper, the structure stood uninhabited for thirty years before being adopted by amateur enthusiasts. “When I first came here the windows were in such poor condition that water was running down the walls inside,” Pekka, the chairman of the Finland Lighthouse Society, recalls. “In comparison with that time things are simply grand here now.”
“Grand” is a slight exaggeration (according to the plan reconstruction will continue for another six years and the goal is far from turning the lighthouse into a fivestar hotel). But it is cosy enough. The kitchen looks like someone’s dacha, with all the necessities and a good bit more brought from their apartment in the city: cups belonging to different services, chairs from different
sets, children’s drawings on the walls, potherbs growing on the windowsill.
A Workplace with a Sea View On Märket the day begins at 7 a.m. The sun shines so hard that by that time the little room is literally baking. Voices can be heard from the kitchen — duties are be-
Во время белых ночей огонь в маяке загорается редко, только когда тучи заволакивают небо. During the White Nights the lighthouse lamp is rarely lit, only when dark clouds cover the sky.
И скусство отдыхать / t he
art of relaxation
Merket.qxd
3/21/11
16:09
Page 114
посреди моря, улетучиваются без следа. Оказывается, физический труд вдали от городской жизни, простая еда и свежий воздух — отличные слагаемые идеального отдыха.
СПА под открытым небом Даже на неделю финны не могут отказаться от традиционной сауны. На Меркете каждый день — банный! Пока новая современная сауна еще только в планах, смотрители-добровольцы каждый год возводят на плоской скале походную баню… в палатке. На прочный каркас из бревен натянут большой тент, внутри — печка и полки. На растопку уходит несколько часов, но
За завтраком обсуждаем наших странных гостей. Говорят ли они когда-либо на «человеческом» языке? Могут ли прямо сейчас связаться с исследовательской станцией на Южном полюсе? Правда ли, что у них есть система очков, получаемых за каждый осуществленный контакт? Бывают ли женщинырадиолюбители? И самое главное: что за интерес им высаживаться на одиноком камне посреди моря, привезя с собой тысячекилограммовое оборудование? Спустя два дня Сеппо, радиолюбитель постарше, выходит наконец из добровольного заточения. Дело, ради которого он приехал, сделано: установлено две тысячи контактов. — Утром были на связи с Венесуэлой, Чили и ПуэртоРико, — хвастается Сеппо. У Меркета в мире радиолюбителей статус отдельной страны, и когда отсюда идут сигналы, радиолюбители со всего мира стараются выйти на связь с экзотическим местом. — Будь я дома, в Тампере, я мог бы поболтать с кемто из них подольше. Но здесь очередь желающих настолько велика, что успеваешь только отправить свои позывные, — поясняет Сеппо. Это место занимает верхние строчки радиолюбительских рейтингов. Круче, чем Меркет, считаются разве что Северная Корея или Бирма.
Финские смотрители остаются верными себе: пока помещение для сауны еще не построено, они устраивают ее в палатке, которую каждую осень шторма уносят в море. The Finnish keepers remain true to type: until a proper room has been built for a sauna, they organize one in a tent, which the autumn storms then carry away each year.
грело за последние жаркие дни. Дно его покрывают мягкие зеленые водоросли, по которым ступаешь, как по ковру. «Как в шикарных азиатских СПА, только еще и обзор на все триста шестьдесят градусов», — думаю я. Пока мы нежились в «бассейне», на маяке зажегся огонь. Светлыми летними ночами он зажигается далеко не всегда, а только когда здесь чересчур темно.
Клуб странных увлечений
114
как только печь накалилась, угли больше не нужны — теперь сауна сохранит тепло не один час. — Женская смена! — зовет Пекка. Палатка оправдывает ожидания — внутри клубится пар, а нас ждет еще одно удовольствие: прямо оттуда можно прыгать в образовавшееся рядом озерцо с морской водой, которую солнце хорошенько про-
ing shared out over breakfast. The season here lasts from May to October; in the warm, light months there is plenty of work almost round the clock. Over the past few years the lighthouse has changed noticeably — the outer walls and windows have been restored, the working premises put in order and all the rooms made habitable. Our shift’s task is to reinforce the massive stone bulwark that protects the lighthouse from the waves: the cement they used 70 years ago has not stood the test of time. Somebody will need to work with the pneumatic drills. “Hm, not really a job for a woman,” I think to myself and then I see frail Finnish girls already energetically wielding the heavy tools. “There’s no male and female work here; everyone does everything!” Pekka announces. Fearing to earn myself a reputation as a shirker, I head for the kitchen. Luckily there is plenty to be done there too — the whole team has to be provided with lunch, plus perhaps some passing yachtsmen, who put in to Märket now and again out of curiosity. It’s nice to be able to offer unexpected guests coffee and freshly-baked buns. In the evening, when the sounds of construction cease and silence reigns on the island, I linger for a moment by the steps and watch a big pink moon rising out of the sea. I feel a tiredness in my muscles and a pleasant ache spreads through my whole body. All my worries that it might be boring on a rocky island in the middle of the sea vanish without a trace. It turns out that physical work far from the bustle of the city, simple fare and fresh air are excellent components for an ideal holiday.
The Strange Hobbies Club The volunteer keepers look out to sea from time to time in expectation of guests. Towards the end of the shift, on the fifth day, a boat appears on the horizon clearly headed for our island.
Закаты и рассветы — то самое время, когда можно запечатлеть маяк во всей красе. Dawn and dusk are the times to photograph the lighthouse in all its splendour.
Смотрители-добровольцы изредка поглядывают на море в ожидании гостей. К концу смены, на пятый день, на горизонте возникает лодка, которая явно направляется к нашему острову. Кроме охочих до новых мест туристов на берег сходят два профи — радиолюбители Сеппо и Маркус. Они не намерены терять ни минуты, и одна из музейных комнат тут же заполняется кабелями, компьютерами и приборами, о назначении которых у меня нет ни малейшего представления. С этой минуты из-за приоткрытой двери день и ночь доносится приглушенная речь — только вот понять ее могут лишь посвященные: — Ocean, Japan, Zero, America. Oscar, Juliet, Zero, Alpha... С этими звуками мы засыпаем и просыпаемся, а радиолюбители, похоже, вовсе не ложатся спать.
Оказаться на Меркете — заветная мечта многих радиолюбителей. Появившись здесь, они не отрываются от своей аппаратуры ни днем, ни ночью. A stay on Märket is the cherished dream of many radio hams. Once they get here, they remain glued to their equipment day and night.
Besides tourists eager to see somewhere new, two experts — the radio hams Seppo and Markus come ashore. They are determined not to lose a minute and one of the museum rooms is immediately filled with cables, computers and gadgets whose purpose is totally beyond me. From that point on day and night muffled words come from behind the door that remains slightly ajar — words that mean nothing except to the initiated: Ocean, Japan, Zero, America. Oscar, Juliet, Zero, Alpha... We go to sleep and wake up to these sounds, and the hams themselves never seem to go to bed at all. We discuss our strange guests over breakfast. Do they ever speak a “human” language? Can they establish a direct link with the research station at the South Pole? Is it right that they have a system of points awarded for each contact that they make? Are there female radio hams? And most intriguing: what sense does it make for them to land on a lonely rock in the middle of the sea bringing a ton of equipment with them? After two days Seppo, the older ham, finally emerges from their voluntary incarceration. The goal with which
Ниже. Почтовый ящик маяка. У Меркета есть свой почтовый штемпель, отпечатки которого ценятся у коллекционеров. Below. The lighthouse’s post-box. Märket has its own postmark which is valued by collectors.
Конец робинзонады Оживление на только что построенной террасе: на парусной яхте приплыла семья из Швеции. Пока им приносят кофе в неуместно хрупких фарфоровых чашках, гости рассказывают, как попали сюда: — На ближайшем острове, Экерё, мы спросили, где можно увидеть тюленей, и нам посоветовали отправиться сюда. Никто даже не сказал, что здесь маяк,
115
не говоря уже о гостеприимных смотрителях! Гости летом — обычное дело. Чаще всего — семьи с детьми, школьные экскурсии, русские дайверы. У многих интерес филателистический. Оказывается, у острова-маяка кроме собственных марок есть особый штемпель как напоминание о Большом почтовом пути, проходившем через остров и соединявшем Стокгольм с Петербургом. Отдыхающие в белых шортах, весело галдя, покупают в музейном магазине
Исследуя помещения маяка, ощущаешь себя путешественником во времени. За каждой дверцей обнаруживаются любопытные вещицы: старинная утварь, диковинные инструменты, масляные лампы, пыльные книги и даже пара ботинок последнего смотрителя.
открытки и марки. Разглядывая нарядных туристов, чувствуешь себя робинзоном, живущим на острове уже целую вечность. За обедом две девушки из нашей смены объявляют, что остаются на Меркете еще как минимум на неделю. Никому и в голову не приходит спрашивать почему: все мы, хотя и совершенно разные люди, буквально влюбились в это место. И можем теперь понять тех, кто каждое лето возвращается сюда.
Exploring the rooms inside the lighthouse makes you feel like a time-traveller. Behind every door there are curiosities: old utensils, peculiar instruments, oil lamps, dusty books and even a pair of boots left by the last professional keeper.
Палитра летних ночей на Меркете богаче некуда — солнце едва успевает сесть за горизонт, как уже начинает светать. Романтики предпочитают спать на свежем воздухе, чтобы и ночью любоваться морем. The palette of summer nights on Märket is as rich as can be. The sun barely drops below the horizon before it begins to rise. Romantics prefer to sleep outside so as to admire the sea by night as well.
При постройке маяка точной карты острова не было, и так получилось, что его возвели на территории Швеции. Пришлось менять границу, чтобы маяк оказался на территории Финляндии, а площадь каждой из стран не изменилась. When the lighthouse was built there were no accurate maps of the island and it was later found to have been erected on the Swedish part. The border had to be adjusted to put it on Finnish territory, while keeping the land and sea areas belonging to each country the same. he came has been accomplished: 2,000 separate contacts. “In the morning we were in touch with Venezuela, Chile and Puerto Rico,” Seppo boasts. Märket counts as a separate country among radio hams and when the island goes on the air then enthusiasts from all over the world try to get in touch with this exotic spot. “If I had been back home in Tampere I could have chatted with some of them for longer. But here the queue of those wanting to get through is so big that there is only time to exchange call signs,” Seppo goes on to explain. This place is way up at the top of the radio-ham ratings. The only thing to trump it would be North Korea or Burma.
The End of the Castaway Existence Things get lively on the newly-built terrace — a Swedish family has arrived on a sailing yacht. While coffee is being brought in inappropriately fragile porcelain cups, they tell us how they came to be here. “On the next island, Eckerö, we asked where we could see seals, and they advised us to head here. Nobody even said that there was a lighthouse here, not to mention hospitable keepers!” Guests are nothing unusual in summer. Most often they are families with children, school parties and Russian divers. For many the interest is philatelic. It turns out that besides its own stamps the lighthouse island has a special postmark as a reminder of Märket’s position on the Great Post Route that linked Stockholm to St Petersburg. Holidaymakers in white shorts, chattering merrily, buy stamps and postcards in the museum shop. Looking at the smartly dressed tourists, you feel like some Robinson Crusoe who has been living on the island for years. Over lunch two girls from our shift announce that they are go to stay at least another week on Märket. It simply doesn’t occur to anyone to ask why — although we are very different people, we have all of us fallen in love with this spot. And now we can understand those who come back here every summer.
Традиции / t raditions
Obrazovan_2.qxd
3/21/11
16:10
Page 116
«Сегодня Николай Павлович посетил нашу Первую гимназию и выразил неудовольствие. Вот причина. Дети учились. Он вошел в пятый класс, где преподавал историю учитель Турчанинов. Во время урока один из воспитанников, впрочем лучший и по поведению и по успехам, с вниманием слушал учителя, но только облокотясь. В этом увидели нарушение дисциплины... Повелено попечителю отставить от должности учителя Турчанинова». 10 апреля 1833 года. Из дневника Александра Никитенко
Существует устойчивое представление о том, что в дореволюционных гимназиях замечательно учили, а выпускники были исключительно образованны, благородны и интеллектуальны. Однако современники нередко считали иначе, и воспоминания о классической гимназии чаще были не самыми приятными. «Зубрежка грамматики является наиболее темным пятном на всем образовании и кладет на него какой-то мрачный оттенок бессмысленного препровождения времени, — вспоминал один из выпускников Третьей петербургской гимназии профессор медицины Владимир Оппель, — уроки латыни и греческого были источником вечных страданий и ежедневного страха».
Вид библиотеки Академии наук. С гравюры Христиана Вортмана. Середина XVIII века. Эта библиотека, одна из крупнейших в мире, была основана указом Петра I в сентябре 1714 года.
“Today Nikolai Pavlovich [Nicholas I] visited our First Gymnasium and expressed his dissatisfaction. Here is the reason. The children were at their lessons. He entered the first classroom where Turchaninov was teaching history. During the lesson one of the pupils, the best, incidentally, for both behaviour and results, was listening attentively to the teacher, but leaning on his elbow. This was seen as a breach of discipline… The trustee has been instructed to dismiss the teacher Turchaninov from his post.” 10 April 1833. From the diary of Alexander Nikitenko
116
Елена КЕЛЛЕР / by Yelena KELLER
етербургский кондуит
St Petersburg сonduct report
People today are firmly convinced that pre-revolutionary gymnasia provided fine schooling and their former pupils were exceptionally well educated, noble-minded and intellectual. But contemporaries were quite often of a different opinion and memories of classical gymnasia were more frequently less than pleasant. “Rote-learning of grammar is the darkest stain on the whole of education and casts upon it a gloomy shade of senseless time-wasting.” Vladimir Oppel, a professor of medicine who had attended the Third Gymnasium in St Petersburg, recalled. “The Latin and Greek lessons were a cause of perpetual suffering and daily terror.” These “sufferings”, like everything else in St Petersburg, began with Peter the Great and the first gymnasium founded by him. After the Tsar’s death, a resolution of the Synod in 1726 placed the educational establishment under the auspices of the Academy of Sciences and became known as the Academic Gymnasium. In Catherine II’s reign Princess Yekaterina Dashkova became president of the Academy and also head of the gymnasium. The pupils were not
Начались эти «страдания», как и все в Петербурге, с Петра I и с первой основанной им гимназии. После смерти государя решением Синода в 1726 году это учебное заведение было передано в ведение Академии наук и получило название Академической гимназии. В царствие Екатерины II президентом академии стала княгиня Екатерина Дашкова, она же руководила и гимназией. Гимназисты были не только из дворян, принимали способных детей и «от родителей низкого состояния рожденных». По ряду предметов гимназистам в большой аудитории гимназии на Стрелке Васильевского острова читали лекции профессора Академического университета, занятия по химии проходили в лаборатории на углу 2-й линии и Среднего проспекта, а базу для учебных практик составляли академические учреждения: «ботанический огород», анатомический театр, физическая и химическая лаборатории, библиотека. Гимназия эта существовала до 1805 года и закрылась в связи с реформированием Академии наук.
only of noble origin; capable children “born to parents of the lower estate” were also accepted. As well as this state-run institution, from the mid-eighteenth century private boarding schools began to open in St Petersburg. Some of these establishments had both male and female pupils, in which case the owners took the strictest measures to keep the two sexes apart. Joseph Joli, who ran one of the best boarding schools, particularly stressed that “the girls’ rooms have no communication with those of the boys… and the «Занятия в школе, открытой иностранцем в Петербурге». С русской гравюры конца XVIII века. Lessons at a School Opened by a Foreigner in St Petersburg. From a late 18th-century Russian engraving.
View of the Academy of Sciences library. From a mid-18th-century engraving by Christian Wortmann. This library, one of the largest in the world, was founded by decree of Peter I in September 1714.
Слева. «Училище». С русской гравюры XVIII века. Открытие первых светских государственных школ стало одним из крупнейших событий культурной жизни России XVIII века. Left. A college. From an 18th-century Russian engraving. The opening of the first secular state-run schools was one of the major events of Russian cultural life in the eighteenth century.
Традиции / t raditions
Obrazovan_2.qxd
3/21/11
16:10
Page 118
Наряду с этим «казенным», то есть государственным, учебным заведением с середины XVIII века в Петербурге начали открываться частные пансионы. Одно из первых объявлений в 1749 году в газете «Санкт-Петербургские ведомости» поместила некая госпожа Штуллауен, жившая «неподалеку от Морских триумфальных ворот в доме вдовы Зегелинши». Она сообщала о том, что «намерена обучать французскому и английскому языкам, а также шитью». В другом объявлении указывалось, что в школе господина Сосерота «обучают истории, географии, начальным основаниям в латинском, немецком и французском языках, письму, арифметике, штилю в письмах, употреблению глобуса, мифологии и геральдике». Знание двух последних предметов было обязательным для образованного человека XVIII века.
В некоторых пансионах обучались и мальчики, и девочки, и тогда владельцы этих заведений принимали самые строгие меры для разделения учащихся по половому признаку. Содержатель одного из лучших пансионов Иосиф Жоли особенно подчеркивал, что «покои девиц никакого сообщения не имеют с покоями молодцов… и что девицы только за столом и в дни танцевания бывают вместе с мальчиками, и то в присутствии господина Жоли и его жены». Как сообщал историк Павел Столпянский, «этот самый Иосиф Жоли был даже своего рода новатором, хотя заведенное им новшество состояло лишь в том, что он первый из содержателей пансионов вывесил вывеску, о которой говорил: „Имя его золотыми буквами написано на доске, привешенной у балкона его покоя“». К концу 30-х годов XIX века в Петербурге было уже около восьмидесяти пансионов
В 1758 году Академическую гимназию возглавил Михаил Ломоносов. Он определил для нее общие правила работы и составил учебный план. Ломоносов был сторонником бессословной системы образования, а также разграничения науки и религии. «Императрица Екатерина II у М. В. Ломоносова». С картины Ивана Федорова. 1884 год. In 1758 Mikhail Lomonosov became head of the Academic Gymnasium. He defined the general rules for its operation and devised a curriculum. Lomonosov was a supporter of a classless system of education and of the separation of learning and religion. Empress Catherine II Visiting Lomonosov. From a painting by Ivan Fiodorov. 1884.
Учебные программы женских пансионов были составлены по образцу институтов благородных девиц. Плата за обучение в женском пансионе была выше, чем в мужском. Жизнь в пансионах подчинялась строгим правилам, которые воспитанники во все времена считали своим долгом нарушать. «Пансионерки. Первая папироска». С картины Михаила Петрова. 1872 год.
Второй по времени русской гимназией стала Университетская гимназия, основанная в 1755 году при Московском университете. Ее задача заключалась в подготовке к слушанию университетских курсов. По составу учащихся гимназия делилась на два отделения — для разночинцев и для дворян.
118
The second oldest Russian gymnasium was that founded in 1755 under the auspices of Moscow University. The school’s task was to prepare pupils to take university courses. The University Gymnasium’s pupils were divided into two sections — for nobles and others. Екатерина Дашкова стала первой женщиной в мире, возглавившей Академию наук. Соответственно, в ее подчинении оказалась и академическая гимназия. При княгине Дашковой для гимназии был куплен отдельный дом и улучшено содержание воспитанников. «Портрет княгини Е. Р. Дашковой». С миниатюры Озайаса Хамфри. 1770-е годы. Yekaterina Dashkova became the first woman in the world to preside over an Academy of Sciences. Accordingly she was also in charge of the Academic Gymnasium. Under Princess Dashkova a separate building was bought for the school and the upkeep of the pupils was improved. Portrait of Princess Yekaterina Dashkova. From a miniature by Ozias Humphrey. 1770s
girls are only ever together with the boys at the table and on dancing days and then in the presence of Monsieur Joli and his wife.” By the late 1830s St Petersburg already had some eighty boarding and private day schools. The majority were kept by foreigners, mainly Germans, and only 25 by Russians. For that reason the pupils’ knowledge of their native language was not extensive despite the decree issued as far back as 1811 making the teaching of Russian compulsory in all private boarding schools. “I knew a host of Princes Trubetskoi, Dolgoruky, Obolensky, Khavansky, Volkonsky, Meshchersky [and more] who could not write two lines in Russian,” the historian Alexander Turgenev declared in the periodical Russkaya Starina. Private day and boarding schools were rated in three categories. The first had the same kind of curriculum as gymnasia; the second corresponded to colleges in district centres, while third-rate schools taught only the three Rs and perhaps a foreign language. The fees for first-rate schools were high: for teaching and board of pupils permanently resident in the establishment they came to between 500 and 2,000 roubles,
while day pupils paid from 150 to 500. In second-rate boarding schools that took the children of merchants, industrialists and wealthy civil servants as well as nobles, fees were considerably lower, but there was a custom of topping them up with “payments in kind”. Often at Easter and Christmas parents from the merchant class brought the school sugar loaves, tea, coffee, table wine, sweets and even home-made jam, not to mention the expensive presents made on the name-day of the head of the school. One of the best places of education in St Petersburg was the Jesuit boarding school attached to St Catherine’s Church on Nevsky Prospekt. One former pupil, Nikolai Komarovsky, recalled that “first place in the curriculum was taken by the teaching of languages, which was not done by ‘bludgeoning’, but thoughtfully with an element of creativity.” Another old boy of this school was the eminent poet Prince Piotr Viazemsky, who recalled his teachers with great respect: “Those Jesuits, from the rector, Father Chizh, down, were, at least in my, or our, time, enlightened, attentive and conscientious mentors. Their standard of
119
и частных школ, большинство их содержали иностранцы, главным образом немцы, и только двадцать пять — русские, поэтому познания учащихся в родном языке были невелики, несмотря на то что еще в 1811 году вышел указ об обязательном преподавании русского языка во всех частных пансионах. «Я знал толпу князей Трубецких, Долгоруких, Оболенских, Хаванских, Волконских, Мещерских… которые не могли написать на русском языке и двух строк», — писал историк Александр Тургенев в журнале «Русская старина». Частные школы и пансионы делились на три разряда. Первый разряд соответствовал по своим программам гимназиям, второй — уездным училищам, а в пансионах третьего разряда обучали только русской грамоте и арифметике, и иногда какому-нибудь иностранному языку. Оплата в пансионах первого разряда была высокой: за обучение и содержание воспитанников,
The curriculum at girls’ boarding schools was based upon those of institutes for the daughters of the nobility. The fees were higher than in the equivalent boys’ schools. Life in these institutions was governed by strict rules that the pupils down through the ages considered it their duty to break. Boarding-School Girls. The First Cigarette. From a painting by Mikhail Petrov. 1872.
teaching was high. Those who wished to learn well and thoroughly had every opportunity to do so and were well educated.” In the early nineteenth century several new state gymnasia were established and by the 1830s they had been allotted ordinal numbers. The honourable title of “First Gymnasium” was awarded to the one that had been founded third, since it accepted only boys from noble families. Its history was, however, shorter than the Second Gymnasium on Kazan Street and the Third on Gagarinskaya. In Nicholas I’s time all gymnasium pupils were boarders; they were allowed home to their parents only on holidays. The tutors were foreigners who strictly oversaw the daily routine and rules of behaviour. On four days a week pupils spoke only French, on two others German. There was certainly no mollycoddling. At the time allotted for taking the air, boys were permitted to run in the yard and play the traditional Russian game of gorodki, but even in winter they were not allowed to put coats over their uniforms. Tutors were on duty in the dormitories at night. Pupils had to sleep on their
В 1820-х годах был создан Комитет по устройству учебных заведений, определявший учебные дисциплины и учебники. Устав гимназий 1864 года предоставлял преподавателям полную свободу в выборе учебников. П. Виноградов. Учебник по всеобщей истории. Средние века. Москва, 1911. Латинская грамматика по Штегману. Москва, 1913.
right sides. If a boy turned over he was woken and made to resume the correct position. Once a week two boys who had particularly distinguished themselves in their work and studies were accorded the great honour of being taken to the Winter Palace to play with the heir to the throne. Several times a year the Emperor visited the gymnasium and dropped in on lessons. In
In the 1820s a Committee for the Organization of Educational Establishments was set up to determine subjects taught and textbooks. The 1864 regulations for gymnasia left the choice of textbooks entirely up to teachers. P. Vinogradov. A Textbook of General History. The Middle Ages. Moscow, 1911. Latin Grammar according to Stegmann. Moscow, 1913
Традиции / t raditions
Obrazovan_2.qxd
3/21/11
16:11
Page 120
постоянно находящихся в учебном заведении, она составляла от 500 до 2000 рублей, а для приходящих — от 150 до 500 рублей в год. В пансионах второго разряда, где кроме дворянских детей обучались дети купцов, фабрикантов и состоятельных чиновников, оплата была значительно ниже, но практиковалась доплата «натурой». Часто купцы-родители к Пасхе и Рождеству привозили в пансион головы сахара, чай, кофе, столовое вино, сладости и даже домашнее варенье, не считая дорогих подарков к именинам начальника или начальницы пансиона. Одним из лучших в Петербурге был иезуитский пансион при церкви Святой
Преподавание в иезуитском пансионе при церкви Святой Екатерины не было сопряжено с обращением воспитанников в католическую веру. По словам Петра Вяземского, здесь никогда не допускалась «попытка внушить, что Римская церковь выше и душеспасительнее православной». Ниже. Церковь Святой Екатерины. Фрагмент «Панорамы Невского проспекта» работы Василия Садовникова. 1830—1835 годы.
Екатерины на Невском проспекте. Его воспитанник Николай Комаровский вспоминал, что «первое место в системе образования занимало изучение языков, но не „вдолбяшку“, а вдумчивое, с долей творчества». В этом же пансионе учился Петр Вяземский, и он к своим наставникам относился с большим почтением: «Эти иезуиты, начиная от ректора, патера Чижа, были, по крайней мере, в мое, или наше, время, просвещенные, внимательные и добросовестные наставники. Уровень преподавания их был возвышен. Желавшие учиться хорошо и основательно имели все способы к тому и хорошо обучились». По иронии судьбы будущие декабристы Сергей
Волконский и Михаил Орлов учились там вместе с будущим шефом жандармов Александром Бенкендорфом. После закрытия Академической гимназии открылось несколько новых государственных гимназий, и к 1830-м годам они получили порядковые номера. Почетный первый номер был присвоен третьему по времени основания учебному заведению, поскольку туда принимали исключительно мальчиков из благородных дворянских семей, а до того были основаны Вторая гимназия на Казанской улице и Третья — на Гагаринской. Первая гимназия была преобразована из Благородного пансиона, существовавшего с 1817 года при университете; ее открытие состоялось в январе 1831 года в специально построенном доме на углу Кабинетской и Ивановской. Это было двухэтажное здание, возведенное по проекту архитектора Николая Бенуа, с церковью Преображения Господня, двумя лазаретами, гимнастическим залом, спальными комнатами, квартирами инспектора и трех гувернеров. В 1915 году во дворе гимназии был построен гимнастический зал с первым в Петербурге крытым плавательным бассейном.
Процессом образования и воспитания будущего императора Александра II руководил поэт Василий Жуковский, составивший для него особый учебный план. «Виды залов Зимнего дворца. Детская сыновей Николая I, или Корабельная». С картины Иосифа Шарлеманя. 1820-е годы.
121
120 his memoirs the writer and educator Ivan Mozhaisky recalled that on those occasions “during the break the younger classes would be all lined up across the whole recreation room. The Emperor came into the hall, stood in front of this formation and shouted, “Little ones, come to me!” They ran forward to him — one snatched at a leg, another at an arm; some tried to clamber onto his back. He stands unshakeable with a smile on his lips, takes the two smallest in his arms and they kiss the sleeves of his coat, his epaulets and collar. “Well, that’s enough, children.” he announces and goes off to tour the school, while we run and shout hurrah. In the entrance hall he says “I am satisfied, satisfied with you” and tells the administration, “Give the boys three days off.” We bring his greatcoat and galoshes, pull feathers out of his hat plume as souvenirs and accompany him to the door and the carriage.” The dramatist Piotr Gnedich reported an incident that occurred in the late 1840s, after which parade drill was introduced at the gymnasium. “In spring pupils of our gymnasium went to the Summer Garden with a
Teaching in the Jesuit boarding school attached to St Catherine’s Church was not accompanied by any attempt to convert the children to Catholicism. In the words of Piotr Viazemsky no attempt was ever made “to instil the idea that the Church of Rome was superior or more salvatory than the Orthodox one”. Above. St Catherine’s Church. Detail of Vasily Sadovnikov’s Panorama of Nevsky Prospekt. 1830—35.
tutor. There was a rehearsal for the May parade going on and the Emperor himself was there. The boys stopped, Nicholas rode by, pointed out one pupil and called out to his adjutant, “Bring him!” The adjutant tossed the boy over his saddle and galloped away. The tutor came back to the school and said what had happened. They wrote a report to the minister. After long consideration they decided to put that ‘such-and-such a pupil was arrested for removing his cap out of
Во времена Николая I все гимназисты были пансионерами, домой к родителям их отпускали на выходные дни. Гувернерами служили иностранцы, они строго следили за соблюдением распорядка и правил поведения. Четыре дня в неделю гимназисты говорили только по-французски, два дня — по-немецки. О баловстве и речи не могло быть. В отведенное для прогулки время разрешалось побегать во дворе и поиграть в городки, но даже в зимнее время в одном мундире: шинели надевать не разрешалось. Ночью в спальнях дежурили гувернеры. Спать нужно было на правом боку, а если ученик переворачивался, его будили и заставляли принять правильную позу. Раз в неделю два гимназиста, особо отличившиеся хорошим поведением и успехами в учебе, удостаивались высокой чести отправиться в Зимний дворец поиграть с наследником престола. Несколько раз в год гимназию посещал император, бывал на занятиях. В своих воспоминаниях писатель и педагог Иван Можайский рассказывал, что в такие дни «во время перемены младшие классы выстраивались вдоль всего рекреационного зала во фронт. Государь выходит в зал, становясь
The process of bringing up and educating the future Emperor Alexander II was directed by the poet Vasily Zhukovsky, who drew up a special syllabus for him. Views of the Halls of the Winter Palace: The Nursery of Nicholas I’s Sons, or Ship Room. From a painting by Joseph Charlemagne. 1820s.
Двуязычность была нормой для русского культурного человека начала XIX века. «Азбука российского чистого письма с присовокуплением французских прописей». Издание 1803 года. Bilingualism was the norm for cultured Russians in the early nineteenth century. The Russian Alphabet in Clear Script with the addition of samples of French writing. Published in 1803.
turn.’ Nicholas added in his own hand, ‘not for his cap, but because he was standing like a barge hauler.’ After that marching practice was introduced and the corridors of the gymnasia rang to the beat of drums.” Emperor Nicholas I was in general a man who liked to go into the details. And matters of upbringing and educations were no exception. One illustration of this is something that happened with a certain future architect. In the 1840s there was a College of Construction attached to the Interior Ministry in St Petersburg that trained students of archi-
Великий князь Александр Николаевич (будущий император Александр II) к девятнадцати годам знал пять языков и преуспел в изучении математики, физики, истории, политической экономии и правоведения. Портрет работы Франца Крюгера. 1830-е годы. By the age of 19 Grand Duke Alexander Nikolayevich (the future Alexander II) knew five languages and had successfully studied mathematics, physics, history, political economy and jurisprudence. Portrait by Franz Krüger. 1830s.
Традиции / t raditions
Obrazovan_2.qxd
122
3/21/11
16:11
Page 122
перед фронтом, кричит: „Маленькие, ко мне!“ Выбегают вперед и к нему — кто хватает за ноги, кто за руки, некоторые стараются лезть на спину. Он стоит непоколебимо с улыбкой на устах, берет двух самых маленьких к себе на руки, и они целуют ему рукава сюртука, эполеты и воротник. „Ну довольно, дети“ — и пойдет обходить заведение, а мы бежим и кричим „Ура!“ В сенях: „Я доволен, доволен вами“ и к начальству: „Распустить воспитанников на три дня“. Мы подаем шинель, калоши, вырываем на память из султана перышки и провожаем его до подъезда, к коляске». Драматург Петр Гнедич рассказывал об одном случае, произошедшем в конце 1840-х годов, после которого в гимназии была введена строевая подготовка. «Весною пошли воспитанники нашей гимназии в Летний сад с гувернером. Была репетиция майского парада, на Марсовом поле был сам государь, остановились мальчуганы, скачет мимо Николай, показал на одного гимназиста и крикнул адъютанту: „Взять его!“ Тот перекинул мальчишку через седло и умчался. Гувернер приходит в гимназию, говорит „так и так“. Пишут рапорт министру. После долгих соображений написали: „такой-то ученик арестован за несвоевременное снятие фуражки“. Николай надписал собственноручно: „не за фуражку, а за то, что стоял как бурлак“. После этого и введена была маршировка и затрещали в коридорах гимназий барабаны».
Император Николай Павлович вообще любил вникать в детали. Вопросы образования и воспитания не были исключением. Иллюстрацией может послужить история, приключившаяся с одним будущим архитектором. В 1840-х годах в Санкт-Петербурге при Министерстве внутренних дел находилось Строительное училище, в котором готовили архитекторов. Училище имело характер военного заведения. В программу входили маршировка, оружейные приемы, а классы делились на роты. Принимались дети с десятилетнего возраста. Учились там, кроме русских, поляки, немцы, казаки. Один немецкий мальчик поступил в училище с очень скромным знанием русского языка, а как лютеранин совсем плохо знал православные праздники. В день храмового праздника в училище его воспитан-
ники, освобожденные от классных занятий, отправились кто к знакомым и родным, кто — погулять по Невскому. Каждый курсант получил билет за подписью ротного командира с обязательством вернуться вечером к указанному сроку. Этот кратковременный паспорт должен был находиться на видном месте между второй и третьей пуговицей мундира, с тем чтобы начальство, встретив гуляющего ученика, могло убедиться, что он не прогуливает занятия. Маленький немец спокойно шел по Невскому, разглядывая витрины и ловко отдавая честь встречным офицерам. Вдруг он услышал громкий голос: — Стой! Мальчик обернулся и, увидев перед собой высокого генерала, вытянулся в струнку. — Ты из Строительного училища? — Та, тошно так, — отвечал мальчик с явным немецким акцентом. — Я встретил многих твоих товарищей.
Начиная с 1730-х годов для дворянских детей создаются особые военные школы — кадетские корпуса, в которых их готовят к военной службе. Первый из них — Сухопутный шляхетский корпус — был открыт в 1731 году в Петербурге. «Двор военного училища в Санкт-Петербурге». С картины Адольфа Ладюрнера. 1850 год. From the 1730s onwards special military schools were created for the sons of the nobility — the cadet corps that trained them for service in the armed forces. The first, the Land Forces Noble Corps, was inaugurated in St Petersburg in 1731. The Courtyard of a Military College in St Petersburg. From a painting by Adolf Ladurner. 1850.
Ниже. Императорское училище правоведения было основано в 1835 году принцем Петром Ольденбургским, племянником императора Николая I. «Зал Училища правоведения с группой учителей и воспитанников». С картины Сергея Зарянко. 1840 год.
The College of Jurisprudence occupied a building on the bank of the Fontanka across from the Summer Garden. Alumni included the composer Piotr Tchaikovsky, the poet Alexei Apukhtin and the critic Vladimir Stasov. The future lawyers wore a distinctive uniform: yellow and green coats and reindeer-fawn-skin caps. This combination led Guards officers to give them the rhyming nickname “Chizhik-Pyzhik” — “Siskin-Reindeer Fawn”.
Below. The Imperial College of Jurisprudence was founded in 1835 by Prince Peter of Oldenburg, a nephew of Emperor Nicholas I. The Hall of the College of Jurisprudence with a Group of Teachers and Students. From a painting by Sergei Zarianko. 1840.
Училище правоведения располагалось в здании на берегу Фонтанки напротив Летнего сада. Здесь учились композитор Петр Чайковский, поэт Алексей Апухтин, критик Владимир Стасов. Будущие правоведы носили особую форму: мундиры желтозеленого цвета и пыжиковые шапки. За это гвардейские офицеры прозвали их «чижиками-пыжиками».
tecture. The college was a quasi-military establishment: the curriculum included marching and rifle drill, while the classes were divided into companies. Pupils entered from the age of ten and besides Russians they included Poles, Germans and Cossacks. One German boy came to the college with a very modest command of the Russian language and, as a Lutheran, had very little idea of the Orthodox Church calendar. On the day of the college’s church festival the students were excused lessons and allowed out — some to visit friends or relatives, others to stroll along Nevsky Prospekt. Every student received a pass signed by the company commander and was obliged to return to the college in the evening by the time indicated on it. This pass was supposed to be constantly on display between the second and third buttons of his uniform, so that any member of staff who met a student outside could easily check that he was not playing truant. The little German was calmly walking along Nevsky, looking in the shop windows and smartly saluting any officers he met, when suddenly he heard a loud voice. “Halt!”
123
«Торжество в Царскосельском лицее». С картины неизвестного художника первой половины XIX века. Царскосельский лицей был основан по распоряжению императора Александра I в 1810 году и предназначался для обучения дворянских детей. Учебный план лицея неоднократно менялся, но при этом сохранялась гуманитарно-юридическая направленность. В 1843 году он был переведен в Санкт-Петербург, в здание Александровского сиротского дома. A Celebration at the Tsarskoye Selo Lyceum. From a painting by an unknown artist of the first half of the 19th century. The Tsarskoye Selo Lyceum was founded in 1810 by order of Emperor Alexander I for the education of sons of the nobility. The syllabus changed repeatedly but always retained its emphasis on law and the humanities. In 1843 the Lyceum was relocated to St Petersburg, occupying the former building of the Alexander I Orphanage.
Что у вас за гулянье сегодня? Верно, праздник? Какой? — Пох имянинник, — ответил наивно мальчуган. — Что? Что такое? Бог именинник? — Тошно так, имянинник, потому нас и отпустили… — Ты немец, лютеранин? — спросил генерал. Получив утвердительный ответ, потребовал отпускной билет. Прочитав его, генерал положил билет в свой карман и ласково сказал: — Ну, слушай и пойми, что я скажу тебе. Ты можешь гулять до указанного в билете времени. Билет останется у меня, и если тебя спросят, куда ты девал его, отвечай: «Отдал государю». Понял? — Понял! — спокойно ответил мальчик, удостоившийся беседы с самим императором. Вернувшись в училище, на вопрос, где билет, он отрапортовал, что билет у государя императора. Произошел страшный переполох. На следующий день в училище пришла бумага с высочайшим требованием ознакомить воспитанников-лютеран со значением главнейших праздников православной церкви, а билет был возвращен с личной печатью императора. Те, кто заканчивал Первую гимназию с похвальным аттестатом, получали классный чин и могли поступать в университет без экзаменов, а трое лучших учеников средних классов за казенный счет зачислялись в лицей.
3/21/11
Традиции / t raditions
Obrazovan_2.qxd
16:11
Page 124
Аттестаты, выданные старейшей в стране Второй петербургской гимназией, при производстве в высшие чины приравнивались к университетским, а ее воспитанники, окончившие курс с отличием, утверждались в 14-м классе табели о рангах. Это учебное заведение было основано в 1805 году по указу императора Александра I. Там в
1828 году прошло первое в России заседание педагогического совета, а в 1840 году — первая предметная олимпиада. В честь столетнего юбилея гимназии ей присвоили имя императора Александра I. Со второй половины XIX века программы гимназий были рассчитаны на восемь лет обучения, программа седьмого (выпускСлева. Гимназический класс. Фотография начала XX века.
Карл Май. Фотография второй половины XIX века. В школе Мая учились целые поколения Рерихов, Римских-Корсаковых, Семеновых-Тян-Шанских и Бенуа. Более тридцати ее выпускников были избраны действительными членами или членами-корреспондентами Академии наук или Академии художеств.
Ниже. Школьные принадлежности гимназиста: пенал и ученические тетради. 1910-е годы. Left. A gymnasium class. Early 20th-century photograph. Below. Items used by a gymnasium pupil: a pencil case and exercise book. 1910s.
Выше. Гимназистка в форме. Фотография начала XX века. Форма у гимназисток была повседневная и парадная — для торжественных случаев.
Karl May. Photograph from the second half of the 19th century. Whole generations of Roerichs, Rimsky-Korsakovs, Semionov-Tian-Shanskys and Benois passed through May’s school. Over thirty former pupils were elected full or corresponding members of either the Academy of Sciences or Academy of Arts.
Above. A female gymnasium pupil in uniform. Early 20th-century photograph. Слева. Кабинет физики в гимназии. Ниже. Учительская. Фотографии начала XX века.
ного) класса занимала два года. Неуспевающих гимназистов оставляли на второй год, случалось и по несколько раз. Во Второй гимназии был случай, когда один гимназист в первом классе проучился шесть лет и, перейдя наконец во второй, оставил гимназию и поступил в юнкера. Любое нарушение правил влекло за собой наказание. Самым распространенным и безобидным было оставление после уроков без обеда, на два, три, четыре часа. Более строгим наказанием был карцер. В Третьей петербургской гимназии их было восемь — четыре темных и четыре светлых. В карцер запирали обычно на весь день, а вместо обеда давали хлеб и воду. Иная атмосфера царила в частных гимназиях, наибольшей популярностью среди которых пользовалась гимназия Мая, расположенная на Васильевском острове, сначала во дворовом флигеле дома на 1-й линии, потом в специально выстроенном по проекту архитектора Германа Гримма здании на 14-й линии, вблизи Среднего проспекта. Эту гимназию
Left. The physics room in a gymnasium.
Здание гимназии Карла Мая украшал барельеф над дверью: майский жук на листке — символ гимназии. Для ребенка, взволнованного вступлением в новый для него мир, это был добрый знак.
Below. The staff room. Early 20th-century photographs.
125 The boy turned round and found himself looking at a tall general standing stiffly at attention. “Are you from the College of Construction?” “Yes, sir,” the lad replied with a strong German accent. “I’ve seen many of you fellows today. What are you celebrating? It must be some festival, eh?”
“Gott’s name-day,” the naïve youngster replied. “What? What was that? God’s name-day?” “Zat’s right. Name-day, so ve haff leave…”
Наказания розгами в российских школах просуществовали до середины XIX века. Особенно процветали они в семинариях, где применялось восемь способов порки. Однако уже в проекте устава гимназий 1862 года розги признаются самым дурным средством воспитания и затем вовсе исчезают из уставов учебных заведений. Birching as a punishment continued in Russian schools until the mid-1800s. It was especially common in seminaries, where eight different methods of flogging were employed. However, in draft regulations for gymnasia from 1862 the birch is acknowledged to be the worst childrearing practice and later it disappears from the regulations of educational establishments.
“Are you a German? A Lutheran?” the general asked. When his deduction was confirmed, he demanded the boy’s pass. After reading it, the general put it in his pocket and said kindly: “Well, listen and take note of what I tell you. You can stay out until the time shown on the pass. I will keep the pass and if anyone asks what happened to it, say ‘I gave it to the sovereign’. Understood?” “Understood!” was the calm reply from the boy, who had been accorded the honour of talking with the Tsar himself. When he came back to the college and was asked for his pass, he reported that the Emperor had it. This created a terrible commotion. The next day a memorandum arrived conveying His Majesty’s requirement that Lutheran students be made fa-
Выше. Библиотека в школе Карла Мая. Фотография конца XIX века. Above. The library in Karl May's school. Late 19thcentury photograph. Above right. The building of Karl May’s gymnasium was decorated with a basrelief above the door showing a May-bug on a leaf — the emblem of the school. For an anxious child about to enter this unknown world it was a reassuring sight.
miliar with the main festivals of the Orthodox Church and the pass was returned bearing the Emperor’s personal seal. Boys who left the First Gymnasium with a good testimonial were granted official rank and the right to enter university without examination, while the three best intermediate pupils were transferred to the Lyceum at the expense of the state. The leaving certificates issued by the Second St Petersburg Gymnasium (the oldest since the Academic Gymnasium was closed down) were counted as equivalent to university diplomas for purposes of promotion to high office and graduates who obtained excellent marks were confirmed in the 14th class of the table of ranks. This educational establishment was founded in 1805 on the order of Alexander I. In 1828 it was the set-
Юбилейный нагрудный знак выпускников 1906 и 1916 годов в гимназии Карла Мая, основанной в 1856 году как начальная школа, а в 1861-м получившей название «Реальное училище на степени гимназии».
The jubilee badge for 1906 and 1916 graduates from the gymnasium that was founded by Karl May in 1856 as a primary school and in 1861 given the title of “Non-Classical College of Gymnasium Level”.
Традиции / t raditions
Obrazovan_2.qxd
3/21/11
16:11
Page 126
основал и работал в ней почти до самой смерти замечательный педагог Карл Май. Он любил цитировать слова чешского гуманиста Яна Коменского: «Сначала любить — потом учить». Выпускник этой гимназии Александр Бенуа писал: «...я нашел в ней нечто очень ценное: я нашел известный уют, я нашел особенно полюбившуюся мне атмосферу, в которой дышалось легко и в которой имелось все то, чего не было в казенном учреждении: умеренная свобода, известная теплота в общении педагогов с учениками и какое-то несомненное уважение к моей личности». Величественный швейцар Степан вежливо приветствовал каждого входящего. Перила широкой лестницы украшали шарики из латуни, их веселый блеск предупреждал: «Скатываться вниз по перилам запрещается!» Директор стоял на лестничной площадке и здоровался за руку с каждым учеником, даже с малышами-приготовишками. Точно так же он прощался со своими воспитанниками после уроков. Карл Иванович придерживался самых демократических и прогрессивных взглядов. Наказания бывали
Справа. Урок рукоделия. Ученики смешанной гимназии мастерят вещи для нужд фронта. Фотография 1915—1917 годов.
Вверху. Учащиеся гимназии имени Петра Великого со своим учителем. Большой проспект Петроградской стороны. Фотография 1900 года. Справа. «Товарищ». Календари для учащихся на 1911/12 и 1914/15 годы. Right. The Schoolmate. Calendars for school pupils for 1911/12 and 1914/15.
Top. Pupils of the Peter the Great Gymnasium with their teacher. Bolshoi Prospekt on the Petrograd Side. 1900 photograph.
127
126
крайне редкими; если виновный не признавался, наказывали весь класс. К доносам относились с презрением — виновный должен был сознаться сам. «Неприкасаемых» у Мая не было: когда Дмитрий Семенов-Тян-Шанский, сын известнейшего этнографа и путешественника, позволил себе получать двойки по географии, директор пристыдил его так, что тот уже никогда не получал по этому предмету меньше чем четыре с плюсом, но продолжал оставаться отчаянным шалуном. Как-то Дмитрий вышел к доске на уроке геометрии на руках и на восклицание учителя: «Ты с ума сошел!» — возразил: «Нет! Сумасшедший едва ли правильно ответит» — и доказал теорему. За это в другой гимназии его исключили бы немедленно. В гимназию Мая принимали не только детей аристократов, художников, архитекторов, врачей, но и так называемых «кухаркиных детей». Чтобы не задевать чувства детей из семей скромного достатка, подъезжать прямо к школе в каретах и автомобилях было запрещено — обычно они останавливались за углом, на Среднем, у кинематографа «Рояль стар». Князьями и
«Приготовление к экзамену». С картины Ильи Репина. 1864 год. Preparing for an Examination. From a painting by Ilya Repin. 1864.
Воспитанницы женской Мариинской гимназии за завтраком во время большой перемены. Царское Село. Фотография начала 1900-х годов. Pupils of a girls’ gymnasium in Tsarskoye Selo taking lunch during the midday break. Early 1900s photograph.
ting for the first meeting of a teachers’ board to decide educational and administrative matters and in 1840 for the first contest (Olympiad) in a specific subject. On its 100th anniversary the gymnasium was renamed in honour of Alexander I. In the second half of the nineteenth century the gymnasium curriculum was planned for eight years of study, with the seventh, graduation, course being spread over two years. Pupils who failed to produce satisfac-
tory results were made to repeat a year, sometimes several times. In the Second Gymnasium there was a case when one boy spent six years in the first class and when he was finally promoted to the second, he left the school and became an officer cadet. Any breach of the rules led to punishment. The most common and least harsh was detention — being kept behind after lessons, without dinner, for two, three or four hours. A more serious offence meant the punishment
Right. Needlework lessons. Pupils of a coeducational gymnasium sewing articles for the men at the front. 1915—17 photograph.
В Российской империи раздельное обучение практиковалось почти во всех средних учебных заведениях. Редкое исключение составляли отдельные коммерческие училища и частные школы. Обязательное совместное обучение мальчиков и девочек было введено в мае 1918 года. In the Russian Empire practically all secondary schools were single-sex establishments. The rare exceptions were certain commercial colleges and privately-run schools. Compulsory coeducation was introduced in May 1918.
cell. The Third Gymnasium had eight of these — four dark and four with light. Wrongdoers were usually locked up there for the whole day with nothing but bread and water. A different atmosphere prevailed in private gymnasia, the most popular of which was located on Vasilyevsky Island. That gymnasium was founded and run almost until
his death by the remarkable educator Karl May, who was fond of quoting the Czech humanist John Amos Comenius: “Love first, then teach.” Alexander Benois, one of the school’s alumni, wrote: “I found in it something very valuable: I found a certain cosiness; I found an atmosphere of which I became particularly fond, in which it was easy to breathe and in which there was everything that was missing in a state institution: moderate freedom, a certain warmth in dealings between teachers and pupils and some undoubted respect for my personality.” The imposing doorkeeper Stepan politely greeted all who entered. The banisters of the broad staircase were embellished with brass knobs, their merry glow a warning that sliding down was not allowed. The head stood on the landing and greeted each pupil with a handshake, even the youngsters in the preparatory class. He said goodbye to them in exactly the same way at the end of the school day. Karl Ivanovich was a man of highly democratic and progressive views. Punishments were extremely rare; if the guilty party did not own up, the whole class was punished. Tale-telling was regarded with
3/21/11
16:11
Page 128
Традиции / t raditions
Obrazovan_2.qxd
128
В начале XX века учебный год в российских гимназиях продолжался с 16 августа по 1 июня и длился около 240 учебных дней. Прием учеников в первый класс производился в мае, а во все прочие — в августе. In the early twentieth century the school year in Russian gymnasia lasted from 16 August to 1 June and contained around 240 actual school days. First-year pupils were enrolled in May, all others in August. баронами учителя никого не называли, и когда однажды ученик из рода князей Гагариных потребовал, чтобы его титуловали, он был выгнан из класса. Май всегда оставался верен своим принципам, и когда за серьезную провинность исключил ученика, то не посчитался с тем, что тот приходился родственником министру народного просвещения Ивану Толстому. Форму в гимназии Мая никогда не носили — все приходили в обычной одежде. В гимназии царил особый, «майский», дух дружелюбия и жизнерадостности. После Октябрьской революции классические гимназии были закрыты, и начался период самых разных педагогических экспериментов. Почти все они закончились неудачно, и со временем стало очевидно, что вовсе не все из прошлого опыта следует безоговорочно отвергать. Сейчас для
большинства школьников, возможно, не слишком интересны древние языки, с которыми так мучились когда-то гимназисты, но для чего нужно владеть английским, немецким, французским или финским, современные гимназисты прекрасно себе представляют. А вообще говоря, что можно возразить против латыни? Ведь это так красиво!
contempt — the offender was expected to confess himself. No-one enjoyed immunity with May: when Dmitry Semionov-TianShansky, the son of the famous ethnographer and explorer, got an unsatisfactory mark in geography, the headmaster put him to shame so much that he never again got anything less than “very good” in the subject, although he remained a terrible mischiefmaker. When Dmitry walked to the board on his hands during a geometry lesson, the teacher exclaimed that he must have gone mad, but he retorted, “No — a madman would scarcely be capable of giving the right answer”, and went on to demonstrate the proof of the theorem. Such behaviour would have seen him immediately expelled from another gymnasium. May’s establishment accepted not only the offspring of aristocrats, artists, architects and doctors, but also children from the lower classes. In order to spare the feelings of pupils from families with modest incomes, it was forbidden to drive right up to the school in carriages or cars — they usually stopped around the corner, by the Royal Star cinema. The teachers never called the
boys “baron” or “prince” and when one member of the Gagarin family demanded that his title be used, he was sent out of the class. May was always true to his principles and when he did expel a pupil for serious misconduct, he did not concern himself that the boy was related to Ivan Tolstoi, the minister of public education. May’s gymnasium never had a uniform — the boys all wore ordinary clothing. In the school a special “May” spirit of cheerful friendliness reigned. After the October Revolution the classical gymnasia were closed and a period of very diverse educational experiments began. They almost all ended in failure and with time it became clear that not all the accumulated experience of the past should be rejected out of hand. The dead languages that caused the pupils of the past such agonies are probably of little interest to the majority of schoolchildren now, but today’s gymnasiasts have a clear idea of the use of knowing English, German, French or Finnish. Then again, what’s so wrong with learning Latin? It is a very beautiful language!
Выше. «Петришуле» — одно из старейших учебных заведений России, основанное в 1709 году при лютеранском приходе Святых Апостолов Петра и Павла. Фотография здания школы на Невском проспекте, 22/24. 1910 год.
Выше. Очередь желающих записать детей в школу. Фотография 1913 года. В престижное учебное заведение было не просто попасть во все времена. Above. A queue of people wanting to enrol their children in school. 1913 photograph. It has never been easy to get into a prestigious educational establishment. Above left. Petrischule, one of the oldest educational establishments in Russia, was founded in 1709 by the Lutheran parish of the Holy Apostles Peter and Paul. A photograph of the school building at 22/24, Nevsky Prospekt. 1910.