ГЛАВА 8 САМЫЕ ЛЮБВЕОБИЛЬНЫЕ РОДСТВЕННИКИ НА СВЕТЕ В день, когда США вступили в Первую мировую войну, отец послал президенту Вильсону телеграмму: «Прибываю 7-30. Вашингтонский вокзал. Если вы не знаете, зачем я вам нужен, я объясню». Не знаю, помогло ли это сердечное предложение облегчить груз ответственности, лежавший на плечах президента, но, так или иначе, отца встретили на вокзале и препроводили в военкомат. Оттуда он вышел по строжайшему армейскому образцу, в военной форме и с боевым заданием: обучить солдат сборке пулемётов «Льюис» и прочего автоматического оружия по собственной уникальной методике. Едва переступив порог гостиной, отец скомандовал нам: «Смирно!» и, казалось, ожидал услышать, как мы прищёлкнем каблуками. Мама давно собиралась съездить в Калифорнию, чтобы повидаться со своими многочисленными оклендскими родственниками. Когда отец получил разнарядку в Форт Силл, что в Оклахоме, мама решила, что наступил как нельзя более удачный момент, и принялась за сборы. Мамины родственники – Моллеры – были милейшими и весьма состоятельными людьми. Мама была старшей из девяти детей. Только двое из её братьев и сестёр обзавелись семьями и упорхнули из гнезда. Остальные по-прежнему жили в Окленде, в просторном доме на 29-й улице. Дом стоял посреди прекрасного сада. Тут и там были разбросаны небольшие постройки, в которых Моллеры предавались своим бесчисленным хобби: разводили диковинные цветы и морских свинок редкой породы, держали голубей, играли в бильярд и занимались радиолюбительством. У Моллеров было три «Паккарда», французский шофёр, китайский повар, старшая горничная, младшая горничная и садовник. Невзирая на окружающую роскошь, уклад их жизни был весьма прост. Это были спокойные, консервативные люди. Они никогда не повышали голоса и называли друг друга «дорогой» и «дорогая». «Дорогая Элинор, дорогая Мейбел, дорогая Гертруда». Мама была «дорогая Лилли». Из всей семьи мама была единственной, кто жил за пределами Золотого штата. После свадьбы она, такая же спокойная и консервативная, как и её родные (да вдобавок к этому застенчивая и мечтательная), покинула отчий дом, перебравшись на Восточное побережье. Десять лет спустя у неё было семеро детей, и она разъезжала с лекциями по всей стране. Она сделала карьеру, имя её то и дело мелькало в газетах. Откровенно говоря,
Моллеры не вполне одобряли столь эксцентричный образ жизни, но они очень любили «дорогую Лилли» и держали свои сомнения при себе. Мама часто рассказывала о своём детстве, поэтому задолго до нашей поездки в Калифорнию мы были в курсе домашнего уклада наших оклендских родственников до мельчайших деталей. Мы знали расположение комнат и мебели в них вплоть до местонахождения
огромного
зеркала
в
передней,
которое
юные
сёстры
мамы
поворачивали под нужным углом, и усаживались смотреть кинофильм под названием «Свидание нашей Лилли». Слушая рассказы о папином сватовстве, мы всегда задавались вопросом, каким показался наш будущий отец родителям мамы в день своего первого визита. Мама познакомилась с отцом в Бостоне годом раньше. Вместе с несколькими оклендскими барышнями и сопровождающей дамой она приехала в Бостон, чтобы через несколько дней сесть на пароход в Европу. Подобные путешествия были традицией для девушек её возраста и круга. Сопровождающая дама, по счастливому совпадению, оказалась кузиной нашего отца. Она представила своего бостонского родственника девушкам, и Фрэнк сразу же положил на маму глаз. На следующий день отец пригласил маму прокатиться в его первом автомобиле, далёком предке «Полоумной повозки». Когда они, одетые, по дорожной моде тех лет – в плащи-пыльники и защитные очки, – проносились по улицам Бостона, прохожие, покатываясь от хохота, кричали им вслед: «Купи лошадь!» Поначалу отец огрызался в ответ, но, поразмыслив хорошенько, стал вести себя более сдержанно. Он уже был влюблён и очень хотел произвести на маму положительное впечатление. Да и мамина застенчивость вкупе с манерами истинной леди действовала на отца успокаивающе. Внезапно снова послышалось: «Эй ты, купи лошадь да катись отсюда!». Это было уже слишком, и когда кто-то крикнул: «Эй, Ной, что за колымага у тебя вместо ковчега?» – терпение отца лопнуло. Он замедлил ход, воинственно заломил клетчатую кепку и заорал что есть мочи: – Собираю по грешной земле зверюшек, как велел мне отец наш. Как раз ищу осла. Запрыгивай! После этой эскапады отец решил, что вполне может быть самим собой. Его лёгкий и весёлый характер быстро заставил маму позабыть об условностях, и скоро она, не смущаясь, смеялась над отцовскими шутками почти так же громко, как и он сам. По традиции, свойственной всем транспортным средствам, к которым прикасался отец, автомобиль заглох посреди дороги. Тут же сбежались все окрестные ребятишки –
машина в те годы была большой редкостью. Чтобы ребята не мешали Фрэнку чинить автомобиль, мама увела их в сторонку и принялась рассказывать сказки. Починив машину, отец поинтересовался, как ей удалось столько времени отвлекать детей. – Я рассказывала им «Алису в стране чудес», – ответила мама. – Видите ли, у меня восемь младших братьев и сестёр. Я знаю, что любят дети. – «Алиса в стране чудес»! – воскликнул отец удивлённо. – Вы хотите сказать, что детям это правда нравится? Наверное, там, где я рос, водится какой-то другой сорт детей. – Конечно им нравится «Алиса». Они её просто обожают. Вам обязательно следует её прочесть. Это же классика! – Ну если вы настаиваете, мисс Лилли, – улыбнулся отец, твёрдо решивший к тому моменту, что леди на соседнем сиденье – не кто иная, как будущая миссис Гилбрет, – я непременно прочту. В назначенный день пароход увёз маму в Европу. Когда она вернулась в Америку, отец, верный своему решению, немедленно отправился в Окленд навестить её. Остановившись в гостинице, он набрал номер Лилли: – Привет, – начал он. – Как ты думаешь, кто на проводе? – Не имею ни малейшего понятия. – Ну попробуй догадаться. – Прошу прощения, но я не знаю. – Конечно же знаешь! – воскликнул отец, который добросовестно ознакомился с содержанием «Алисы в стране чудес». – Это Белый Бостонский Кролик. – Кто, простите? – Белый Бостонский Кролик. – Теперь ясно. Кажется, вы хотите поговорить с одной из моих дочерей. – Чёрт меня подери, – вырвалось у отца (он отучился от привычки сквернословить только после того, как женился на маме). – С кем имею честь говорить? – Это миссис Моллер. А с кем вы хотели бы поговорить? – Мисс Лилли, пожалуйста, – проговорил окончательно смутившийся отец. – Как вас представить? – Передайте, что звонит Кролик, – тихо пробурчал отец. – Белый Бостонский Кролик. Спустя несколько дней отец получил приглашение на ужин, и Лилли наконец представила его своим родителям.
В гостиной Моллеров тем временем шёл ремонт – каменщик укладывал новый камин. Отец, проходя мимо в сопровождении хозяев, остановился и стал наблюдать за работой мастера. – Занятная работка, – непринуждённо заметил отец, обращаясь к Моллерам. – Класть кирпичи, я имею в виду. Проще простого. Раз – и готово. И почему только эти ребята утверждают, что кладка кирпича требует особых профессиональных навыков? Да любой, у кого есть две руки, справится с этим делом за минуту. – Пожалуйста, проходите, мистер Гилбрет, – пригласил отца хозяин дома. – Мы будем ужинать на террасе. Но отец не спешил покидать гостиную. Растягивая слова в типичной манере уроженца Новой Англии, он продолжал: – Насколько я вижу, всё, что требуется: взять кирпич, нанести на него немного раствора и положить в нужное место. Каменщик отложил мастерок и обернулся на разглагольствующего умника с Восточного побережья. – Без обид, дружище, – произнёс отец с самой снисходительной улыбкой, на какую был способен. – Отличная работа. Каменщик побагровел: – Любой справится, говорите? Проще простого? Может, хотите попробовать, мистер? Отец, который только и ждал этого предложения, разыгрывал свою роль до конца: – Не стоит, благодарю вас, – начал отказываться он. Мама встревоженно наблюдала за этой сценой, вцепившись в рукав отцовского пиджака. – Пройдёмте на террасу, – повторил приглашение Джон Моллер. – Возьмите, – сунул каменщик отцу мастерок. – Две руки у вас, как я вижу, имеются. Извольте-ка испробовать наш «лёгкий хлеб». Отец усмехнулся и взял мастерок поудобнее. Подхватив кирпич, он ловко перевернул его, шлёпнул на него идеально выверенное количество раствора, положил кирпич на место, в мгновение ока затёр излишек раствора и потянулся за следующим кирпичом. Мастер остановил его забрал мастерок. – Довольно, шутник, – захохотал он, хлопая отца по спине. – Может, ты и денди с Востока, но дело наше хорошо знаешь. Не одну сотню кирпичей уложил ты за свою жизнь. Даже не пытайся убеждать меня в обратном. Отец изящно смахнул пыль с рук белоснежным носовым платком.
– Я же говорил – элементарно, – улыбнулся он. – Бывай, старик. За ужином отец вёл себя подобающе, но в последующие визиты он иногда позволял себе экстравагантные выходки. Он мог встать посреди разговора, подойти к мисс Лилли и, взяв её на руки, усадить на комод. – Прошу прощения, – объяснял он своим будущим родственникам, – но мне показалось, что мисс Лилли будет смотреться здесь гораздо живописнее. Сидя на комоде, мама не смела шелохнуться. Она держала спину подчёркнуто прямо не только потому, что была истинная леди, но и потому, что попросту боялась свалиться. Отец же возвращался на место и, как ни в чем не бывало, продолжал непринуждённую светскую беседу. Другой забавный случай, произошедший в мамином доме, был таким. Отца пригласили провести в оклендском поместье выходные. Зайдя в свою комнату, он со вздохом удовлетворения плюхнулся на кровать. Так как уже в те годы он был весьма солидной комплекции, кровать под его весом сложилась пополам, словно вафельница. – Выражения, которые доносились из комнаты, в которой дядя Фред освобождал вашего отца из ловушки, вогнали в краску всех, до чьих ушей они докатились. Какое счастье, что в конце концов он избавился от этой ужасной привычки. – А что думали твои родители об отце? – спросили мы. – Если по-честному. – Если по-честному, то я не знаю, – ответила мама, поглядывая на отца с хитрецой. – Они утверждали, что в восторге от него. Говорили, что когда Фрэнк появился в нашем доме впервые, он был словно дуновение свежего ветра. А вспоминая историю с каменщиком, мой папа говорил: «То был не просто повод покрасоваться. Фрэнк хотел сказать нам, что своим успехом он обязан своим собственным рукам». – Ты это хотел сказать, пап? – спросили мы его, но отец почему-то рассердился. – Ничего я не хотел им сказать, – буркнул он. – Любому, кто знает хоть что-нибудь о Новой Англии, прекрасно известно, что Банкеры и Гилбреты ведут свой род от губернатора Брэдфорда, того самого, что прибыл в Америку на «Мейфлауэре». Поэтому мне не нужно никому ничего доказывать. – А зачем ты тогда демонстрировал им, как ты кладёшь кирпич? – не отставали мы. – Знаете, одни люди, входя в гостиную, садятся за рояль и производят впечатление на хозяев виртуозным исполнением Баха. Когда я вхожу в гостиную, я кладу кирпич. Вот и всё. В тот год, когда мы отправились в Калифорнию, в семье было семеро детей. Фред был грудничком и беспрестанно срыгивал. Лилл, которой едва исполнилось два, прямо
перед поездкой сломала ногу. Мама была на седьмом месяце беременности и временами тоже чувствовала себя неважно. Возможность привезти детей в родительский дом значила для мамы больше, чем мы тогда могли себе представить. Она хотела показать нас с самой хорошей стороны, хотела, чтобы мы произвели наилучшее впечатление. – Вы же будете тихо себя вести, правда? И делать всё, о чем вас попросят дедушка с бабушкой, тёти и дяди? – спрашивала мама. – Я уже говорила вам, что они очень милые, просто немного отвыкли от детского шума. Они вас обязательно полюбят, но им может быть нелегко, когда в доме появится такое количество детей. Мама потратила целое состояние на то, чтобы купить нам новую одежду, так как старая могла не гарантировать нам «наилучшего впечатления». Чтобы дыра в семейном бюджете не превратилась в дырищу, мама решила сэкономить на билетах, – мы ехали по двое на полке, – а также на походах в вагон-ресторан. Чтобы прокормить нашу ораву, мама взяла с собой портативную плитку и два чемодана с едой: в основном, разные крупы и галеты. Обедали мы прямо в купе. Мама брала нас в вагон-ресторан только несколько раз и то после того, как мы начинали жаловаться, что рацион, состоящий исключительно из каши и крекеров, сведёт нас могилу. Большую часть времени мама тратила на то, чтобы облегчить страдания Лилл и раздобыть молоко, которое задержалось бы в желудке Фредди хотя бы на полчаса. На остальных у неё уже не оставалось времени, и мы свободно бродили по поезду, заглядывали в соседние купе, где нас угощали разными лакомствами, и делали сальто в проходах между сиденьями. На каждой остановке мама оставляла Энни за старшую и спешила к зданию станции, чтобы купить молока, свежей еды и новых банок «Стерно». Мы же выходили из вагона размяться и, если повезёт, посмотреть, как прицепляют новый локомотив. Перед отправлением поезда мама всегда проводила перекличку. Проведя четыре дня в поезде, где невозможно было толком помыться, мы въехали в Калифорнию не в самом лучшем виде. Согласно плану мамы, по прибытии поезда в Окленд, мы должны были сиять как начищенные пуговицы, и хотя времени оставалось в обрез, она не теряла надежды оттереть хотя бы немного грязи с наших лиц. Желая сделать маме приятное, её брат дядя Фред сел в наш поезд в Сакраменто. Когда он зашёл в вагон, мы обедали. Распахнутые чемоданы лежали на полу, в углу высилась гора подгузников. Фредди, в очередной раз срыгнув всё молоко, что дала ему мама, плакал у неё на руках. Лилл хныкала. Билл кувыркался. На столе стояли
недоеденные тарелки каши и валялись надкусанные галеты. В купе стоял характерный запах сухого спирта и кое-чего похуже. Дядя Фред шутил потом, что картина, которая предстала его глазам, напомнила ему зоопарк. Но тогда он ничем не выдал изумления и бодро приветствовал любимую сестру: – Лилли, дорогая, как я рад видеть тебя! Выглядишь восхитительно! Такая же красотка, как и раньше. Передав маленького Фредди Энни и вытерев украдкой глаза, мама бросилась в объятия брата: – О, Фред, дорогой! – всхлипывала она. – Глупо плакать, но я так рада видеть тебя. Мама стала торопливо прибираться в купе, а дядя Фред задал риторический вопрос: – Намучились поди? – Мне вряд ли захочется в скором времени повторить эту поездку, – призналась мама, – Но сейчас всё позади и ты здесь. С тобой я чувствую себя почти как дома. Дядя Фред повернулся к нам: – Добро пожаловать в Калифорнию! – объявил он. – Пожалуйста, ни слова! Я сам угадаю ваши имена. Вот этот малыш, что уже минут десять поёт жалобную песню, – мой тёзка Фред. А вот эта красавица со сломанной ногой – Лилл. А это Билли. – Вы именно такой, каким мы Вас себе и представляли, – выдохнула Марта, повиснув на дядином рукаве. – А мы такие, какими вы нас себе представляли? – До последней веснушки! – засмеялся дядя Фред. – И все-таки я надеюсь, что ты представлял наше семейство в несколько лучшем виде, – возразила мама уже гораздо более весёлым голосом. – Ну ничего. Через несколько минут ты не узнаешь их. Пойди с мальчиками в другой вагон, а я попробую отмыть девочек. Конечно, идеальной чистоты в таких условиях не добиться – но всё же это лучше, чем ничего. Наконец мы были готовы к встрече с оклендскими родственниками. Когда поезд прибыл на станцию, нас уже ждали три лимузина с роднёй. Все они высыпали на перрон и оказали нам самый сердечный приём. После того, как закончилась церемония обмена поцелуями, мы были уверены, что они – самые любвеобильные родственники на свете. – Они что, думают, что мы неженки какие-то? – прошипел Билл, которому исполнилось пять и который уже начал стесняться поцелуев. Он позволял целовать себя только маме и то, только когда этого никто не видел.
– Лилли, дорогая, как же мы рады видеть тебя и твоих чудесных детей, – повторяли мамины братья и сёстры. Они были нашими крёстными и принялись разбираться, кто чей крестник. – Эрни-крошка, ты пойдёшь со мной, – сказала тётя Эрнестина. – Идём, Марта, дорогая, – произнесла тётя Гертруда, беря за руку свою подопечную. – Давай руку, Фредди, дорогой, – пропела тётя Элинор. – Что б я провалился, – презрительно пробурчал Билли. – А куда подевался дорогой Билли? – забеспокоилась тётя Мейбел. – Да тут я, дорогая тётя! – съёрничал Билли. Но, как и у всех нас, у Билли было тепло на душе и легко на сердце от такого доброго приёма. Разбившись на пары, мы прошагали к лимузинам под пристальным взглядом ожидавшего нас шофёра Анри. За руль второй и третьей машины сели дядя Фрэнк и дядя Билл. В лимузинах были самые настоящие стеклянные окна – новинка того времени, и выглядели они торжественно и роскошно. Невзирая на шум, которым немедленно наполнилась машина, Анри ни разу не отвлёкся от дороги и даже не взглянул в нашу сторону. Мы поразились его выдержке и подумали, что бы сказал о нём отец. Наверняка, он заметил бы, что чрезмерное внимание к дорожной ситуации – не самый эффективный способ управления транспортным средством. И добавил бы, что прямая спина Анри – верный путь к утомлению, если не к изнеможению. Хотя, по правде говоря, в манере Анри вести автомобиль ощущался большой профессионализм. По старой привычке, Фрэнк и Билл открыли окна, и приготовились высунуть руки, чтобы сигнализировать о поворотах, но Энни и Эрни выразительно замотали головами в знак протеста. – Тот из вас, кто первым заорёт «нарушитель», получит в нос, – угрожающим шёпотом предупредила Эрни. Мамины родители – Гросси́ и Папá, как мы их называли, – ждали нас на крыльце. Они выглядели так, словно сошли со страниц волшебных сказок. Папá был высокий, сухопарый, с аристократической внешностью. У него были белые, мягкие усы и галстук-ленточка. Гросси́ была миниатюрная, нежная, с забранными в пучок седыми волосами. Её карие глаза всегда улыбались. Гросси́ перецеловала нас и обратилась к каждому «дорогой» и «дорогая». Папá поздоровался со всеми за руку и пообещал, что каждый день будет брать нас в магазин игрушек.
– Вот это да, – обрадовалась Энни. – Неужели всё это мне не снится? Ведь только во сне добрые феи обещают выполнить все твои желания. Услышав это, Гросси́ улыбнулась и сказала: – Как же может быть иначе? Ведь вы дети нашей дорогой Лилли! Перейдём к первому желанию. Скажите, какое оно, а я попробую его исполнить. Желание у всех было одно. После того, как мы четыре дня питались всухомятку, нам больше всего на свете хотелось поесть свежей домашней еды. – Неловко говорить об этом, ведь мама всю дорогу трудилась, как рабыня, чтобы получше накормить нас, но, по правде говоря, мы просто умираем с голоду, – выпалила Эрни. – А давайте сперва исполним моё желание, – быстро перебила мама, чтобы перевести разговор на другую тему. – Желаю, чтобы вы все немедленно пошли отмокать в горячей ванне. Гросси́ сказала, что праздничный обед будет через полтора часа и ей не хотелось бы испортить нам аппетит. – Но вот молоко с галетами вы можете получить прямо сейчас. Я знаю, как дети любят галеты, а меня как раз припасено несколько пачек. Услышав о галетах, которые уже стояли у нас поперёк горла, мы ответили, что готовы подождать до обеда и хотим немедленно принять ванну. – Какие примерные у меня внуки, – обрадовалась Гросси́, заключив нас в объятия. – Они хотят, чтобы сначала исполнилось желание их дорогой мамы.