Karasev

Page 1



Вадим Карасьов

Присмерки пострадянського світу Статті, есе, інтерв’ю

Київ Видавництво «Точка» 2012


УДК 32(081) ББК 66я44 К21

Художник-оформлювач Ірина Оленіна

К21 Карасьов, В. Ю. Присмерки пострадянського світу. Статті, есе, інтерв’ю / Вадим Карасьов. — К.: Видавництво «Точка», 2012. — 352 с. ISBN 978-617-669-059-7 Книга «Присмерки постра дянського світ у» являє собою збірку статей, есе, інтерв'ю відомого політолога й політика Вадима Карасьова. Автор аналізує події в Україні крізь призму геополітичного визначення країни, яка надовго затрималася в пострадянському перехідному транзиті. Новий комплекс геополітичних викликів, що сформувався на глобальній політичній арені і, зокрема, навколо України, вимагає свого осмислення й «перезавантаження» цілей і завдань для подальшої розбудови молодої суверенної держави на карті Європи. Основна увага в книзі зосереджена на ключових політичних трендах, які були характерні для України на межі «нульових» і «десятих» років. У фокусі автора – президентські вибори 2010 року, поствиборча зміна конституційного дизайну України, ризики становлення нового політичного режиму, україно-російські відносини, особливості формування капіталізму по-українськи. Запропоноване видання зацікавить політиків, учених, журналістів, а також кожного, хто прагне жити в цивілізованому суспільстві. УДК 32(081) ББК 66я44

ISBN 978617-669-059-7

© Карасьов В. Ю., 2012 © «Точка», 2012


Вадим Карасьов — політолог, публічний філософ, політик. Автор понад ста наукових праць, стратегічних доктрин і програм, аналітичних статей, інтерв’ю, коментарів. Досконале володіння політичним дискурсом, енциклопедичний рівень знань створили унікальний стиль Карасьова, зробили його пізнаваним і відомим політологом не лише в Україні, а й за її ме­ жа­м и. Нестандартний підхід до аналізу й прогнозу політичних процесів, конструювання можливостей і рішень у польових політичних умовах — відмітні риси його професійної діяльності, що формує ваго­ мий внесок політолога в становлення української політичної науки. Здобув освіту в Харківському державному університеті за фахом «політична економія». Керував Харківською філією Національного інституту стратегічних досліджень (1996–2003), з 2003-го — засновник і керівник Інституту глобальних стратегій. У сфері політичного консалтингу реалізував себе як політичний експерт, аналітик, політтехнолог. Працював радником віце-прем’єр-міністра й прем’єр-міністра (1999–2002), глави Секретаріату Президента (2006–2010). Як політтехнолог і консультант працював у всіх виборчих кампаніях в Україні з 1994 року. Лідер партії «Єдиний Центр». У жанрі швидкісного аналізу й політології побачили світ книги «Думка зі швидкістю політики», «Думка зі швидкістю революції», «Думка зі швидкістю 2005». 5


Передмова

Протягом останніх двох десятиліть Європа кардинально змінилася. Скінчилася епоха двополюсного світу. Відбулося політичне об'єднання Європи, пішов в історію Радянський Союз. Країни Центральної та Східної Європи швидко відновили свій європейський вектор розвитку під дахом спільної інтеграційної структури — Європейського Союзу. У той же час процеси дезінтеграції геополітичної імперії XX століття — СРСР — розтягнулися на довгі роки. І хоча формально розпад великої держави відбувся за досить короткий строк, пошуки свого місця на світовій політичній карті новими молодими державами тривають і досі. Країни, що утворилися на уламках Радянського Союзу, продовжують перебувати на зламі пострадянського минулого і неясного майбутнього. Простір між Європейським Союзом і Російською Федерацією оформлюється в таку собі «проміжну Європу». Саме цей субрегіон надовго затримався в перехідному, транзитному положенні. Україна завдяки своєму географічному розташуванню стає ядром «проміжної Європи» та перетворюється на епіцентр, де розгортається безліч кризових сюжетів. За роки незалежності Україна повною мірою використовувала своє транзитне положення між двома геополітичними гравцями — Європою та Росією. Стратегія багатовекторності пострадянської Украї­ ни була довгий час вигідною та успішною, приносила економічні та політичні дивіденди. Однак за ці роки і в Європі, і в Росії сталися значні зміни. Зважаючи на велике інтеграційне розширення Європейського Союзу, відбулося геополітичне та геоекономічне зміцнення єдиної Європи. Що стосується Російської Федерації,

6

то вона також активно працювала над відновленням своїх позицій у якості регі­ онального лідера та навіть гегемона на теренах колишнього Радянського Союзу. А ось Україна надовго застрягла в диспозиції між об'єднаною Європою та пост­ радянським простором. У цій сірій зоні вона перебуває вже більше 20 років. Голов­ на стратегічна дилема країни — це неглибока дезінтеграція від пострадянського простору і неглибока інтеграція з Європою. Причина в тому, що багатовекторна стратегія продовжує бути вигідною українському бізнес-класу, економічним елітам та олігархам. Водночас для держави невирішеність інтеграційної дилеми з часом стає генератором постійної кризи зовнішньополітичної ідентичності та геополітичної дипломатії. Якщо говорити про сучасний контекст ситуації, то за останні п'ять років країни Європи й світу переживають економічні потрясіння. Світова економічна криза розпочалася 2008 року з фінансово-економічного обвалу, а зараз набула рис повільного економічного спаду. Найбільшого удару зазнали невеликі країни. Хрестоматійним прикладом стала глибока економічна криза в Греції. Однак, розглядаючи навіть найпесимістичніші сценарії розвитку ситуації — аж до відмови Греції від Євро, — країна залишиться під економічною парасолькою ЄС. Яке ж майбутнє чекає Україну, спрогнозувати важко. Держава не тільки опинилася на межі вичерпаності пострадянських ресурсів, але й залишається в рамках немодернізованої економіки, політичної системи й державності. До того ж країна продовжує «висіти» в інтеграційному вакуумі. У такій ситуації майбутнє України як проекту і держави невизначене й непередбачуване. Однак Україна завжди була викликом як для самої себе, так і для зовнішньополітичних гравців. Це дає надію, що молода держава знайде й дасть відповіді на серйозні запитання, які й досі стоять перед країною.


Частина 1.

Присмерки пострадянського світу


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

решка

орел

Конец постсоветского мира «Зеркало недели», 5 октября 2009 год

8

2009 год может войти в историю как переломный в геополитических изменениях структуры мира. Завершается двадцатилетний постреволюционный цикл в Европе, когда после падения в 1989 году Берлинской стены произошло политическое объединение Европы, кончилась эпоха железного занавеса и двухполюсного мира. Если страны Центральной и Восточной Европы закрепили свои национальные суверенитеты в рамках ЕС и НАТО, то страны, возникшие на обломках СССР, по-прежнему находятся на изломе между постсоветским прошлым и европейским будущим. Исчерпав за 20 лет свой экономический, политический, геополитичес­ кий ресурс постсоветскости, эти «беловежские государства» оказались перед проблемой легитимности. Российская Федерация, набирающая геополитический вес и стремящаяся к закреплению своей сферы влияния в постсоветских границах, ставит легитимность «беловежских государственностей» в прямую зависимость от формата их геополитического существования, внешнеполитического выбора и международной идентичности. Прошлогодние события в Грузии, ситуация в Молдове, челночный внешнеполитический бег на месте Беларуси, внутренний и внешнеполитический кризис в Украине — все это свидетельство поиска новых идентичностей. Новый комплекс геополитических кризисов, формирующийся на современной политической арене и, в частности, вокруг Украины, требует своего осмы­


Конец постсоветского мира

сления и «перезагрузки» целей и задач. В 2008–2009 годах состоялось несколько ключевых событий, заставивших вслух говорить о тектонических сдвигах на мировой политической арене. Во-первых, с 2008 года мир охватил финансово-экономический кризис. Рецессия мировой экономики, стремление больших стран обезопасить себя от экономического падения, в том числе и за счет мелких стран, способствуют развитию угрожающих тенденций. Этот кризис продемонстрировал подъем новых нелиберальных и авторитарных капитализмов крупных государств: Китая, России, Бразилии. Экономическое равновесие постепенно пришло в движение с Запада на Восток. Во-вторых, российско-грузинский военный конфликт 2008 года продемонстрировал, что на постсоветском пространстве эффективной реальной военной силой является Российская Федерация, которая готова к агрессивному навязыванию своих интересов странамсоседям. После военного конфликта в Грузии фактически началась милитаризация Черноморско-Кавказского и Каспийского регионов. В последнее время реализовывают программы военных вооружений и перевооружений в Азербайджане, Туркменистане, что способствует возникновению точек конфликтов между этими странами вокруг Каспийского моря и зон добычи нефти. Это свидетельствует о вхождении постсоветского мира в цикл милитаризации, а следовательно — и милитарно-политических вызовов. На фоне переформирования мировой арены происходят процессы, на перекрестке которых объективно находится Украина. С одной стороны, геополитика расширения, которую исповедовали Запад, Североатлантический альянс, США, ЕС, в определенной степени остановилась. Эта остановка связана со стратегической паузой, взятой сегодня США в связи со сменой американского руководства и акцентов в лидерстве Штатов. Обамов-

ская пауза нужна США, чтобы выработать новые соответствующие стратегии глобальной политики. С другой стороны, Российская Федерация начала активную реализацию доктрины расширения сфер влияния по периметру собственных границ, что означает более активное (возможно, с использованием и внедипломатических мер) сдерживание Украины в ее интеграционных намерениях. Коллизия с прибытием российского посла в Украину свидетельствует как раз о попытке создать определенную дипломатическую изоляцию на межгосударственном уровне. Если в Европе происходит переакцентирование политики США и НАТО на сворачивание присутствия и расширение дипломатии, то РФ на постсоветском пространстве демонстрирует тенденции к обратным процессам — сворачивания дипломатии и расширения присутствия. В этом контексте тревожной является тенденция к откату Европы. Если на постсоветском пространстве начинают доминировать военно-политические факторы безопасности, очевидно, что эффективность мягкой силы евросоюзовской дипломатии дает сбой, в частности, в отношении Украины. Большая Европа или Европа больших государств? «Беловежская» Восточная Европа, состоящая из государств, образовавшихся на территории бывшего Советского Союза, переживает определенный экономический и геополитический кризис. Вакуум безопасности в условиях геополитического кризиса постсоветского пространства заполняется активной политикой Российской Федерации, которая имеет несколько характерных особенностей. РФ и ее нынешнее руководство желает возродить в Европе, на фоне стратегической паузы США и кризиса дипломатии ЕС, так называемую «Европу больших государств» в геополитической стилистике ХІХ века. Российское видение современной Европы и постсоветского 9


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

пространства — это «гоббсовский» мир больших государств со своими сферами влияния и своими малыми государствами. В этом мире большие государства ведут свою мировую игру, а малые к ней приспосабливаются. Это видение Европы, управляемой своеобразной европейской G (или Euro-G). Не зря РФ постоянно апеллирует к своей победной роли во Второй мировой войне, таким образом выстраивая фундамент для нового раздела в Европе. По этой доктрине, только большие государства Европы могут выступать гарантами безопас ­ности и недопущения какихлибо угроз на континенте. И на этом фоне небольшие страны (особенно Центральной и Восточной Европы), которые объективно не способны, например, самостоятельно бороться с финансовым кризисом, должны находиться под зонтиком G-государств. В «Европу больших государств» могут попасть Франция, Италия, Германия, Россия и Польша. РФ уже провела соответствующую работу с Германией с целью ее отрыва от американского влияния на Европейском континенте. Последние попытки заигрывания с Польшей со стороны РФ направлены на то, чтобы, играя на государственно-национальных амбициях Польши, «закрыть» границы для расширения европейского и евроатлантического влияния на Восток. Тогда Украина и некоторые другие страны будут нейтрализованы в своих усилиях евроатлантической интеграции и останутся в зоне влияния РФ. В контексте этой доктрины возникает вопрос: если Россия претендует на вхождение Украины в свою сферу влияния, то каким статусом будет обладать Украи-

на, учитывая ее важное геополитическое положение? Тут доктрина РФ провозглашает то, что «беловежские государства», прежде всего Украина, легитимны, то есть имеют право на существование лишь при условии отказа от курса на евроатлантическую интеграцию и на коллективную безопасность. Они будут иметь право на государственность, по крайней мере в нынешних территориальных границах, только пребывая в сфере влияния РФ как представителя Euro-G. В отличие от этого видения, система коллективной евроатлантической европейской безопасности не имеет разделения на большие и малые государства. Поствоенная Европа строилась как раз на принципах недопущения критического разрыва в статусе государств и стимуляции к повышению этого статуса благодаря открытым дверям к членству в надгосударственных структурах. Поэтому малые европейские государства благодаря своему членству в НАТО и ЕС не ощущают разницы между большими и малыми государствами. Очевидно, если будет доминировать риторика «больших государств», в сферах влияния которых находятся малые государства, мир может сорваться в новую геополитическую силовую игру. Таким образом, современная геополитическая структура распыляется и растворяется. И на место старой геополитической эпохи приходит новая. Главный вопрос для Украины, несмотря на разные территориальные вызовы с Востока, Юго-Запада, — удастся ли Российской Федерации получить свои сферы влияния и удастся ли Западу, ЕС, НАТО заблокировать эту главную амбицию РФ.

Украинский стратегический внешнеполитический вектор — это моральная, экономическая, политическая, безопасностная география Европы

10


Конец постсоветского мира

Украина: две дискуссии на фоне интеллектуальной депрессии Сейчас в украинской прессе появилось много экспертных публикаций о внешнеполитическом кризисе, в котором находится Украина. Проанализировав проблемы безопасности, внешнеполитических рисков для Украины, предлагаются довольно серьезные выводы. Очевидно, нынешние президентские выборы, несмотря на попытки перевести их в чисто политтехнологическое русло, могут быть не просто выбором конкретной персоны, но и внешнеполитическим выбором. И именно вектор внешней политики будет олицетворять тот или иной кандидат. Исходя из мнения экспертов, в последнее время сформировалось, условно, две дискуссии. Для первой дискуссии характерны тревожные, угрожающие, катастрофические для украинского суверенитета оценки (публикации Владимира Горбулина в соавторстве с другими экспертами в еженедельнике «Зеркало недели»). Авторы пишут, что нынешняя ситуация вокруг Украины, в сфере ее безопас­ности и военной организации, ставит на грань существования украинскую государственность и независимость. Вполне справедливо отмечается, что украинское пацифистское демилитаризированное государство и пацифистский менталитет делают невозможной ставку на военно-милитарные факторы обеспечения национальной безопасности. В этом направлении в ближайшие годы что-либо искать бесперспективно. Чтобы решительно переориентироваться на военные факторы национальной безопасности, резко увеличить военный бюджет, нужны средства и время, которого у Украины остается все меньше. Поэтому возникают вопросы: где искать коллективные гарантии безопас­ности Украины и кто защитит государство? Предлагается просить гарантии безопасности у стран, которые формально дали их в соответствии с Будапештским меморандумом, или же вообще возродить ядерный статус.

Вторая дискуссия сосредоточена на предложениях экспертов развернуть украинскую внешнюю политику — вернуть ее в более или менее спокойные «золотые» 90-е годы, когда уровень угроз украинской независимости был на порядок ниже, чем сейчас. Утверждается, что сегодня нужно выстраивать внешнюю политику на вполне прагматичных тактических вещах, поскольку так складывается ситуация в мире: Европа махнула рукой на Украину, наблюдается определенный кризис ЕС, Североатлантического альянса, кризис мировой политики и экономики. Потому есть смысл вернуться в середину 90-х и балансировать между разными центрами влияния. Вторая дискуссия также навязывает мнение, что современные тенденции свидетельствуют о возвращении к миру государств — бильярдных шаров, система коллективной безопасности сегодня уже не срабатывает, и, очевидно, Украине не стоит думать о евроинтеграционной перспективе, об ориентации на ЕС, о системе коллективной безопасности, следует отказаться от Североатлантического альянса. И тех, кто не соглашается с этим тезисом на уровне актуальной прикладной дипломатии, обвиняют в «абсурде» сегодняшней внешней политики. Следует отметить, что эти две дискуссии, условно ремилитарная и ретромноговекторная, сосредоточены скорее на решении краткосрочных задач за счет долгосрочных целей. Поэтому желательно развернуть дискуссию в стратегическое измерение, не замыкать ее в тисках, скажем, беллицизма и пацифизма. Геополитичес­ кий кризис, в который втянута и Украина, дает шанс на переосмысление и обновление внешней и внутренней политики. Если говорить о современном контексте ситуации, то нужно ответить на вопрос, почему возник внешнеполитический кризис в Украине и вообще в мире. Причина — в завершении периода постсоветской псевдогосударственности. Когда еще был ресурс советской государственности, в том числе милитарный и военный, 11


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

экономический и политический, а особенно дипломатический (который сегодня Россия в одностороннем порядке пытается отобрать у Украины), стратегия многовекторности постсоветской Украины была благоприятной, прагматичной и принесла свои бонусы и дивиденды. Но это не означает возвращения в многовекторное прошлое, поскольку сегодня нет и в ближайшие годы не будет той России, которая была в 1990-е, и нет той Украины. Сего­ дня Украине приходится иметь дело с Россией, сформировавшейся в 2000-е годы во времена Путина, потом Медведева — Путина, и это совсем другая Россия, которую вряд ли будет устраивать многовекторность Украины. Внешняя политика должна всегда опираться на четкую цель. Украине нужно смотреть прагматично по всем векторам, но на основе фундаментального определения своего экзистенциального или цивилизационного выбора. Отсюда возникает организующая логика, основной организующий принцип внешней политики. Украинский стратегический внешнеполитический вектор — это моральная, экономическая, политическая, безопасностная география Европы. Украина: между постсоветской географией и европейским назначением. Проект «Демаркация» Основная стратегическая проблема Украины, которая не может не генерировать перманентный и долгодействующий кризис внешнеполитической идентичности, — это неглубокая интеграция в Европу и неглубокая дезинтеграция от Советского Союза. Украина застряла в постимперском транзите между современной объединенной Европой и экс-СССР. Отсюда и так называемый внутренний раскол в Украине, который на самом деле не региональный: это раскол между советским прошлым и европейским будущим. Иное измерение этой проблемы характеризует ситуацию, когда европейский геополитический выбор Украины не отвечает месту 12

страны в Евразийском географическом и экономическом пространстве. Поэтому, поставив своей стратегической целью присоединиться к объединенной Европе, Украина должна решить главную проблему — провести историческую, политичес­ кую, информационную, энергетическую, военную демаркацию от РФ. В 1991 году, получив независимость, Украина стала независимой от СССР, но не от постсоветских реалий и Российской Федерации, которая оформилась позднее, уже во времена Путина, благодаря восстановлению постсоветских практик власти и советского ядра государственности. Проблема демаркации не сводится исключительно к отсутствию формальной демаркации и делимитации сухопутной и морской границ между Украиной и РФ. Проблема намного шире и фундаментальнее, а именно: речь идет о критичной энергетической, военной, экономической, информационной зависимости от северного соседа. Когда-то, во времена британской имперской гегемонии, была популярной формула: британская политика — это морская торговля. Перефразировав и спроектировав ее на сегодняшнюю ситуацию, можно утверждать, что российская политика — это российский газ. Присутствие ЧФ России в Крыму свидетельствует об отсутствии полноценной военной демаркации, а доминирующее влияние российских медиа, к тому же находящихся в ручном управлении Кремля, означает отсутствие в Украине полноценного информационного пространства. Несмотря на независимость и государственный суверенитет, Украина, по крайней мере частично, находится в историческом, стратегическом, энергетическом, экономическом теле России, о чем не забывают нам напоминать российские руководители и иерархи Русской православной церкви. С точки зрения внешних угроз, размытость или отсутствие полноценных границ Украины — это всегда риск конфликтов, в том числе военных, а с точки


Конец постсоветского мира

зрения внутренних угроз, отсутствие внешних границ означает наличие внутренних границ-расколов. Именно четкие границы способствуют настоящему добрососедству между народами. Политико-стратегическая демаркация означает не демаркацию от России и российского народа, а демаркацию от постсоветского пространства, от экономической и социальной отсталости и создание новых возможностей на основе евроинтеграционного курса. Тем более что именно Россия также ищет оптимальную форму встроенности в мир и Европу. Такая ситуация еще в начале 1990-х была очерчена известным американским политологом Дж. Снайдером. Размышляя над вопросом, что становится решающим в процессе становления посткоммунистических стран Восточной Европы, Снайдер отмечал, что новые государства могут решить все внутренние проблемы становления, постимперского транзита только при условии интегрированности в либеральный международный порядок. Формализация на дипломатическом уровне границ, внутренняя стабилизация, экономическая поступь, глубокая интеграция в европейские структуры — все эти процессы взаимосвязаны. Украина может пойти разными путями: первый — авторитарный путь, обещающий порядок в обмен на изоляцию, и второй — интеграция в европейский порядок, что предусматривает стабилизацию через развитие парламентаризма, принятие европейских правил в экономике, участие в коллективной безопасности. Если посмотреть на современные вызовы, то сейчас Украина стоит перед выбором в основных сферах. По поводу энергетического выбора: или Украина остается только транзитером российского

газа в Европу (модель транзитного буфера между РФ и Европой), или становится неотъемлемой составляющей европейского оптового рынка газа и членом объединенной энергетической Европы. Именно в этом ракурсе Брюссельская декларация о модернизации украинской ГТС оказалась в фокусе эмоционально-агрессивной критики РФ. Относительно экономического выбора: в Украине формируется или национальный народный капитализм через экономическую интеграцию в Европу; или олигархический капитализм в пределах имперской экономической географии ЕЭП, ЕврАзЭС; или артикуляция национального экономического роста в рамках авторитарно-государственного капитализма (когда «государство — это он или она»); или развитие на основе либерального среднеклассового капитализма с парламентом и парламентаризмом как центральным политическим институтом. Во внешней политике: или Украина разделяет милитаризованный, силовой вектор внешней политики РФ, «разворачивает» внешний вектор в сторону «чужого» выбора и «привязывается» к силовой игре, или делает свой выбор — дипломатичес­к ий, мягкий, немилитаризованный вектор в решении любого рода геополитичес­к их кризисов. Внешняя политика имеет свой мотивирующий контекст относительно задач, которые она призвана решить. Поэтому надо рассматривать внешнюю политику как инструмент европеизации, внутренней модернизации, поиска универсальных эффективных стандартов экономики, социальной сферы, благосостояния, коллективной безопасности, жесткой безопасности, связанной с военными оборонительными аспектами, и мягкой безопасности, связанной с благосостоянием и качеством жизни, правами

Украина застряла в постимперском транзите между современной объединенной Европой и экс-СССР

13


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

людей, справедливым судопроизводством и т. д. Внешняя и внутренняя политика достаточно когерентны, друг друга усиливают или, наоборот, перечеркивают. Или Украина ориентируется на Европу и делает ставку на европейскую модель экономики и политической системы, или другая перспектива — ориентация на Евразийское экономическое пространство и ставка на другую модель капитализма — авторитарно-олигархическую, включая авторитаризацию политического режима. Дипломатическая ставка Обамы и наши шансы 17 сентября 2009 года по инициативе США состоялось изменение силовой игры на дипломатическую. Отказ от размещения ПРО в Европе и передача дипломатического паса в сторону Российской Федерации продемонстрировали, что США мобильно, технично, красиво запускает анонсированную «перезагрузку» акцентов и средств дипломатии. Вместе с тем речь не идет о резких разворотах в самой американской геополитической стратегии. Симптоматичным кажется в этом контексте недоразумение между США и РФ, когда Х. Клинтон предложила нажать кнопку со словом «reset» («перезагрузка»), а С. Лавров мгновенно отреагировал с собственной корректировкой — предстоит «перезагрузка», что по-английски выглядело бы иначе — «reload». Эти и подобные нюансы западно-восточной дипломатии Украина должна перехватывать и расшифровывать. Тем более это становится актуальным сейчас, когда началась активная динамика в геополитической игре. Для Украины важно своевременно принять интересные для нее сигналы от последнего решения руководства США по поводу неразмещения ПРО в Европе. США придерживаются своей линии глобализации внешней политики, но сосредотачивают внимание на наиболее проблемных регионах современного мира. К этим регионам относятся Афга14

нистан, Иран и Ближний Восток. В Афганистане происходит испытание возможностей нового лидерства США в мире, а также политической и военной боеспособности Североатлантического альянса. Иран — это проблема распространения ядерного оружия на Ближнем Востоке. Очевидно, что относительно стабильные страны Центральной и Восточной Европы, в том числе Украина, остаются в зоне внимания США, но более весомую роль гаранта безопасности в Европе должны сыграть Европейский Союз и НАТО как система коллективной партнерской безопасности. Важным является акцент, который делает Б. Обама, принимая решение об отказе от ПРО: он против разделения Европы на Старую и Новую, в отличие от предыдущей администрации Дж. Буша. Вместо этого на первый план выходит идея консолидации европейцев в рамках ЕС и Североатлантического альянса, делается ставка на большую сплоченность европейских государств. Это дает надежду, что объединенная Европа не будет сепаратно разделяться на многополюсную, на Европу великих государств и соответствующих центров влияния за счет малых и средних государств, на что, собственно, пытается сделать ставку Россия. Таким образом, мягкая частичная «де­ аме­риканизация» Центральной и Восточной Европы и ЕС (которую Россия уже поспешно называет «постамериканским миром») означает большое сосредоточение самих европейских стран на проблемах коллективной безопасности в рамках Североатлантического альянса и ЕС. Иначе говоря, ядро безопасной Европы находится в коллективном разуме самой Европы. Для европейской элиты уже сегодня актуальной является задача выработать единую позицию по вопросам энергетической политики и безопасности. Компромисс Б. Обамы с РФ только усиливает возможности Украины в вопросе вступления в систему коллективной безопас­ности и получения коллективных


Конец постсоветского мира

гарантий. Разумное отступление Обамы, как называет этот шаг западная пресса, дает шанс на разумный маневр и наступ­ ление Украины на внешнеполитическом направлении. Шансы на вступление в НАТО, вопреки возможному возражению РФ, не снизились, и это не означает, что они не увеличатся, если НАТО и США не будут восприниматься как враги на просторах РФ. Главное для Украины — не отказываться от стратегического интереса, состоящего в принципиальной принадлежности Украины к объединенной Европе. Больше усилий необходимо сосредоточивать на европейском направлении. Если отдаляется цель вступления в НАТО, это означает, что необходимо больше акцентов сделать на ЕС, объединенной Европе, евро­с оюзовском Брюсселе. Новая разрядка в мире может способствовать проевропейскому консенсусу украинского правящего класса, снижению рисков для внутренних расколов. Поэтому надо продолжать «без истерик» тот внешнеполитический курс, который Украина начала и уже проводит в течение последних лет, а не ставить его под фундаментальное сомнение. Украине не выгодно сидеть в нейтральной серой буферной зоне без ясного европейского будущего, наоборот — надо более четко формировать наше украинское, европейское будущее в экономическом, внутриполитическом и внешнеполитичес­ком измерении.

политику, словно навязчивую тему, которую как «несвоевременную» следует «отложить», «заморозить», «не поддерживать», чтобы «не раздражать». Это означает, что диапазон выбора, который предлагают кандидаты, состоит или в возврате к золотым временам ручного управления многовекторной внешней политикой, или в остановке и пребывании в постсоветской неопределенности. Эти пути не только возвращают в прошлое, но и делают Украину заложницей постоянного присутствия в чистилище постсоветского мира. Если Украина сейчас не откажется от позиции «отложить и заморозить», лимит времени для самостоятельного принятия решений может быть исчерпан.

*** Президентские выборы–2010 должны подвести черту под постсоветским прошлым. Какой путь и какое будущее выберет Украина — именно это является ценой вопроса грядущих президентских выборов. Ни один из кандидатов не предложил на сегодняшний день глубокого программного обоснования внешнеполитического выбора. Кандидаты, уже заявившие о своих позициях — В. Янукович, А. Яценюк, Ю. Тимошенко, С. Тигипко, — рассматривают внешнюю 15


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

Украина в контексте «Мира 2020» Выступление Вадима Карасёва на международной конференции «Мир 2020: российская и центральновосточноевропейская перспективы» Москва, ноябрь, 2009 год

16

Здесь уже был достаточно детально обсужден белорусский сюжет в контексте Мира 2020. Украинский сюжет в чем-то схож, потому что схожи проблемы. Тем не менее, несмотря на всю уникальность белорусского случая, о чем говорили предыдущие выступавшие, Украина, мне кажется, еще более уникальна, потому что Украина — это смешение множества сюжетов, и экономических, и безопасности, и геополитических. В определенной степени сейчас в Украи­­ не тестируется будущее и постсоветского пространства, новой Восточной Европы. Не говоря уже о том, что в самой Украине есть свои вызовы и сама Украина может быть вызовом и является вызовом. Украи­ на 2000-х годов, как вызов Российской Федерации, российской политике, и послевыборная Украина, поскольку в Украине в начале 2010 года будут президентские выборы, не исключено с достаточно глубокой ревизией внешнеполитического и внутриполитического курса. И это связано не только со сменой власти, со сменой элит, но с тем, как мы наблюдаем на примере Беларуси, что есть некое ощущение исчерпанности государственностей, возникших после распада СССР на его бывшей территории. Если говорить о внешнеполитическом «безопасностном» измерении, то мы увидим, что кризис политики или геополитики расширения НАТО, Европейского Союза проявился как раз в отношениях с Украиной. Расширение НАТО и Европейского Союза остановилось на грани-


Украина в контексте «Мира 2020»

це с Украиной, в то время как, с другой стороны, именно Украина находится в фокусе отработки новой, скажем так, политики Российской Федерации на постсоветском пространстве, связанной с восстановлением статуса региональной державы или региональной гегемонии. Все события вокруг Украины дают повод и возможность проанализировать не только текущие конъюнктурные моменты, но и развитие в более широком контексте, поскольку и белорусский, и украинский сюжеты свидетельствуют о том, что можно подводить итоги революционного двадцатилетия и итоги трансформации Украины, Беларуси и других постсоветских стран. 18 лет независимости Украины — если говорить об официальной внешнеполитической доктрине — это доктрина евроатлантической интеграции. Кстати, и Закон о национальной безопасности, принятый в 2003 году, поддержанный Партией регионов и Виктором Януковичем, не исключает вступления Украины в Североатлантический альянс в будущем. С другой стороны, идея евроатлантической интеграции была для украинских элит формой дистанцирования от Российской Федерации для того, чтобы обеспечить и легитимность государства, и легитимность своей власти. Евроатлантическая интеграция и курс на нее как основную цель внешней политики, как основной мотивировочный контекст внутренней и внешней политики в то же время неявно подразумевал, что Украина — независимая, суверенная, территориально целостная страна и никаких особых проблем с территориальной целостностью, с границами у нее нет. А раз нет серьезных проблем с территориальной безопасностью, территориальной идентичностью, но есть только внутренние региональные расколы, межрегиональные различия, то на первом плане стояла не безопасность территориальная в ее оборонных и военных аспектах, а безопас­ность интересов. И основной, скажем так, стержень внешней политики

Украины вращался вокруг кооптации, включения в пространство Запада, в моральную, экономическую и политическую географию Европы. Новую динамику эта стратегия получила после «оранжевой революции» и прихода к власти Виктора Ющенко, его команды. Когда советизаторская умеренная, прагматическая, холодная, реалистическая линия национализаторства, которую проводил Кравчук, а после этого в течение 10 лет Леонид Кучма, сменилась на такое идеологическое национализаторство. И хотя это, возможно, нигде четко не артикулировалось, но Ющенко фактически пытался в Украине осуществить проект nation-building, т. е. национального строительства. И таким способом или основным инструментом национального строительства, не государственного, а национального — с акцентом на это — строительства выступала идея вступления Украины в Североатлантический альянс. Я бы назвал такую политику или такое национализаторство НАТО-нализаторством. НАТО фактически была некой неформальной, неоформленной, неартикулированной формой национальной идеи для Виктора Ющенко и тех, кто его поддерживал. Это совпало и с бушевским проектом расширения пространства демократии, стабиль­нос­ ти и Запада. НАТО украинским президентом рассматривалась, прежде всего, как окончательный, безусловный гарант суверенитета и европейского призвания Украины. Ющенко неоднократно подчеркивал, что Украина пять раз теряла свой суверенитет на протяжении только новой и новейшей истории. Гарантированным показателем, критерием или якорем такой независимости и окончательного утверждения Украины как независимого суверенного государства стала бы евроатлантическая интеграция и кооптация Украины в Североатлантический альянс и через НАТО — в западный клуб наций или в Запад. Но проект такого национального строительства или такого 17


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

идеологического национализаторства натолкнулся на внутренние и внешние препятствия. В чем внутренние препятствия прежде всего? Что вообще характеризует и украинскую независимость, и Украину как независимое государство? Это неглубокая интеграция в Европу и неглубокая дезинтеграция от Российской Федерации и от постсоветского пространства. Причем эта дилемма неглубоких интеграции и дезинтеграций определенное время была выгодна украинскому бизнес-классу, экономическим элитам, олигархам. Почему? Потому что, с одной стороны, неглубокая интеграция в Европу давала им поле для маневра, не связывала обязательствами, которые, безусловно, связали бы их в случае вступления Украины в Европейский Союз, в НАТО. А с другой стороны, и такая неглубокая интеграция в Европу и неглубокая дезинтеграция от России давала возможность дистанцироваться от России, но в то же время получать и преференции от России, например, по тем же транзитным и другим совместным экономическим проектам. Вторая особенность украинской независимости заключается в том, что это такая зависимая независимость. Потому что в 1991 году Украина получила независимость от СССР, но не от России и Российской Федерации. Украина остается достаточно сильно и плотно вписанной в историческое, стратегическое тело России. Украина состоялась как административно-территориальная государственность. В ней определенно доминируют территориальные аспекты национальной идентичности, но это, скорее всего, тер-

риториальная идентичность. Все ценят территорию, территориальные границы, которые Украина получила, кстати говоря, нынешние — в рамках Советского Союза. Но это все-таки не национальная идентичность в европейском понимании и в том понимании, которое дает возможность формировать нацию как политическое сообщество, как национальное государство или государство-нацию. Вероятнее, Украина — это административнотерриториальное государство, нежели национальное государство. Независимость от России, точнее, зависимая независимость от России, или зависимость от России, проявляется во многих направлениях. Это энергетическая зависимость, информационно-культурная зависимость, поскольку популярность российских телеканалов в Украине велика, идеологическая зависимость, поскольку Москва — один из трансляторов идеологических и политических смыслов, которые имеют оборот, конвертируются в украинской политике. Черноморский флот, а это означает военную, скажем так, зависимость Украины от России. И присутствие Черноморского флота в Крыму — достаточно весомый фактор украинской внутренней и внешней политики, причем внутренней — не только в масштабах Крыма. Понятно, что такая зависимость от исторической России проявляется в зависимости от Российской Федерации как нынешней государственной формы России. И она не дает возможности сформировать идентичность, которая бы формировала Украину как политическое сообщество, государство и как агента и субъекта последовательной, продуманной,

Сейчас украинцы задаются вопросом: кто даст нам гарантии территориального суверенитета, если по отношению к Украине будут действовать так же, как по отношению к Грузии?

18


Украина в контексте «Мира 2020»

прогнозированной внутренней и внешней политики. Поэтому тот же Ющенко ставил перед собой задачу некой исторической и стратегической демаркации от России. И проблема не только в том, что между Украиной и Россией отсутствует юридически оформленная граница и не осуществлен процесс делимитации, демаркации сухопутной и морских границ. Вопрос идет об определенном размежевании, что дало бы возможность, если бы этот процесс прошел в приемлемых формах для обеих стран и для мирового сообщества, действительно создать добрососедские отношения. Потому что сейчас в России фактически неявно доминирует точка зрения, на мой взгляд, что Украина — это такой неполноценный сосед. При всей риторике дружбы и братства Украина как бы «снимает угол» на территории России, а не является, например, отдельным независимым домовладением. Поэтому часто внешняя политика России в отношении Украины — это не есть классическая внешняя политика. Это есть продолжение внутренней политики России. И часто российская внешняя политика озабочена внутренней политикой Украины. Впрочем, когда курс на вступление Украины в НАТО был поставлен в такой более-менее доктринальной форме, и обострились отношения между Российской Федерацией и Украиной, а точнее, между руководством Украины и руководством Российской Федерации. Еще раз хочу сказать, что отношения между Украиной и Россией — это отношения не между государствами. Они никогда не были классическими межгосударственными отношениями. Это были отношения постноменклатурных элит. Отсюда и популярность так называемой «безгалстучной» дипломатии на постсоветском пространстве в отношениях между Украиной и Россией. Но если все-таки выйти за рамки этого постноменклатурного квазиэлитного измерения отношений Украины и России, то отношения между Российской Федерацией и Украиной — это отношения между недоимперией —

державой, это Россия, и недогосударством со стороны Украины. Россия слишком слаба, чтобы быть империей, но слишком велика, чтобы быть классическим европейским национальным государством. Поэтому изобретена форма — держава недоимперия, региональная держава с региональным статусом, статусом регионального гегемона. Украина слишком слаба, чтобы быть державой в таком российском варианте, но слишком велика, сложна, неоднородна, чтобы быть восточно-среднеевропейским национальным государством. Отсюда и недоразумения, скажем так, системного, концептуального, геополитического характера. Это отношения недоимперии и недогосударства. Отсюда, особенно в последнее время, и все психологические, исторические и информационные войны между Украиной и Россией. Фактически российским руководством была объявлена некая информационно-психологическая война по отношению к Виктору Ющенко, о чем свидетельствует известное видеообращение российского президента. Причем, что характерно, это было обращение поверх элиты даже не столько к Виктору Ющенко, даже не столько к украинским элитам, сколько к электоральному, так называемому пророссийскому электоральному большинству. Потому что, на мой взгляд, российское руководство подозревает всю украинскую элиту и Партию регионов в том числе вместе с Виктором Януковичем в таком скрытом западничестве. Поэтому это обращение было поверх элит к электоральному большинству для того, чтобы рассматривать украинские президентские выборы 2010 года как вотум недоверия прозападной политике Ющенко и вотум доверия пророссийской политике, чтобы связать будущее украинское руководство более пророссийской политикой. Следующая проблема Украины — это проблема государственности, как дальше эту государственность оформлять. Вступление Украины в НАТО или Европейский Союз сегодня нереально. 19


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

Вообще кооптация Украины в Запад — это поиск внешних рамок, на которые должно опираться украинское государство, поскольку внутренних ресурсов, чтобы создать целостное, эффективное, конкурентоспособное государство в условиях нынешней, незрелой, в определенной степени, дегенеративной демократии, в Украине нет. Поэтому возникает выбор внешних рамок — либо это НАТО, ЕС, Запад в целом, либо Российская Федерация, ОДКБ и институты СНГ. У Беларуси есть рамка — Союзное государство. Но сегодня в кризисе и Союзное государство, и сама белорусская государственность. Есть третий вариант — это авторитарно-государственный режим, акцент нации на государство. И в общем-то в дискурсе новых кандидатов в президенты Тимошенко и Януковича (очевидно, кто-то из них будет победителем) преобладают слова «государство и государственность», «народ», «вертикаль», «порядок». Но нет слова «нация», ключевого слова, которым оперировал Виктор Ющенко и в ходе президентских выборов, и в ходе своего президентства. Здесь как раз и возникают дилеммы украинской безопасности, дилеммы украин­с кой государственности и дилеммы выбора. НАТО невозможна, в т. ч. исходя из позиции России, в т. ч. исходя из позиции НАТО и, скажем, отсутствия внутреннего консенсуса по этому поводу. ОДКБ не необходима, также нет никакого желания вступать в Ташкентский пакт. Внеблоковый нейтральный статус ничего не гарантирует, особенно учитывая новую некую квазисиловую стилистику политики России на постсоветском пространстве в данной ситуации, в ситуации милитаризации Черноморско-Каспий-

ского региона, в ситуации непростого решения о выводе Черноморского флота из Крыма к 2017 году, в ситуации в Крыму и на юге Украины. Поэтому, казалось бы, забытая тема территориальной целостности и независимости Украины начала 1990-х годов начинает реактивироваться, становится вновь ключевой. И акценты, и иерархия приоритетов безопасности Украины меняются, причем очень резко, не всегда заметно, но резко. Сегодня опять для Украины становится важным не безопасность интересов, не интеграционные формулы, не интеграционный центризм как цель и мотивировочный контекст внешней и внутренней политики, а проблемы территориальной целостности, оформление границ, гарантии суверенитета и т. д. Но кто их даст? Сейчас украинцы задаются вопросом: кто даст нам гарантии территориального суверенитета, если по отношению к Украине будут действовать так же, как по отношению к Грузии? Кто-то договаривается до того, что такие гарантии должен нам дать Китай, например. И Китаю это будет выгодно, чтобы сдержать Россию с западного фланга. Россия тоже предлагает свои гарантии суверенитета, но российский вариант предлагает сделку, которую я бы назвал так — территории в обмен на отказ от «нациостроительства», территориальная целостность в обмен на «незападность», отказ от западного вектора как от доктрины, отказ от nation building и от особой украинской идентичности. Украинская идентичность должна быть российской, русской, малороссийской, новороссийской, украинской в советском варианте. С языком, пожалуйста, со всеми этнографическими, скажем, изюминками, элементами, но не украинской проевропейской, в смысле украинской прозападной идентичностью. Потому что есть разный украинский национа-

Необходимо сейчас искать новые формы, новые подходы региональной безопасности

20


Украина в контексте «Мира 2020»

лизм, но тот вариант национализма, который пытался реализовать Ющенко, — это такой прозападный, атлантический национализм. Он хотя и связан с этническими аспектами, но, тем не менее, не является этническим. Это, скорее, гражданско-либеральный прозападный национализм. Короче, сделка России такова — территория в обмен на младшее партнерство, то есть младший партнер при управляющем партнере. Украина может быть подключена к проблеме Ирана, например, к проблеме ПРО, но вместе с Россией. Иными словами, Украину можно вывести на глобальный уровень мировой политики, потому что Россия занимается мировой политикой, но как младшего партнера при отказе от европейского призвания или прозападного выбора Украины. Иначе еще можно эту сделку назвать — территория в обмен на гегемонию, региональную гегемонию России. Украина, таким образом, должна зафиксировать статус-кво 1990-х — начала 2000-х годов, забыть «оранжевую революцию». Будто это была только политтехнология, и никаких демократических порывов, защиты прав граждан, избирательных прав не было. И возможно, даже в обмен на отказ от многовекторности, которую Украина проводила во времена Кравчука и Кучмы, поскольку, мне кажется, Россия устала и от многовекторности Лукашенко, и от многовекторности времен Кучмы, а не только прозападного курса Виктора Ющенко. В этой ситуации территориальная безопасность Украины опять выходит на первый план, военно-политические подходы становятся вновь актуальными. Актуальным становится поиск гарантий. Вступить в НАТО невозможно, в ОДКБ — не нужно. И здесь возникает момент истории, который можно назвать стабилизацией этой промежуточной Европы, пространства между Российской Федерацией и Европейским Союзом. Я бы назвал эту Европу — можно назвать ее «промежуточной Евро-

пой», называют ее и «новой Восточной Европой» — я назвал бы ее «Беловежской Европой», поскольку этот субрегион составляют страны или государственности, начало которым положил распад Советского Союза и оформление в Беловежской Пуще этого распада. Крушение СССР и советского пространства началось символически с падения Берлинской стены, возникли «берлинские государства». И «берлинские государства» ушли в Евросоюз и НАТО, а сама ФРГ из «боннской республики» стала «берлинской республикой». А ту часть Европы, которая не хочет идти или быть в сфере влияния, в сфере привилегированных интересов Российской Федерации, но и не может сегодня по разным причинам стать членом Европейского Союза, НАТО, — это пространство Европы можно назвать «Беловежской Европой». И для нее необходимо сейчас искать новые формы, новые подходы региональной безопасности. Это должно быть что-то такое вроде «Хельсинки-плюс», не «Хельсинки-2», а «Хельсинки-плюс» применительно к «Беловежской Европе», где должны быть обозначены правила игры, гарантии территориального суверенитета, совместные проекты, невмешательство во внутренние дела этих стран и т. д., тем более что это сложные страны. У каждой свои региональные проблемы. Крым у Киева, у Молдовы — Приднестровье, известные проблемы у Грузии, Азербайджана. Таким образом, это очень сложный субрегион, для которого нужно сегодня фактически заново выписывать правила игры и формировать институты особой беловежско-европейской или новой европейской системы, новой восточно-европейской системы безопасности.

21


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

Украина — Россия: несимметричное партнерство «Зеркало недели», 20 марта 2010 год

22

Визит нового президента Украины В. Януковича в Москву, как, впрочем, и в Брюссель, прошел в духе завышенных дипломатических ожиданий и обещаний. Но все же поездка в Москву для украинского президента была более значима. Поэтому визитное первенство Брюсселя им было объяснено чисто календарными факторами. Московский визит Януковича носил не только официальный президентский характер, но и персональный, как политика, который после провала на президентских выборах 2004 года и помаранчевой пятилетки смог восстановить свои позиции. Несмотря на взаимные реверансы и слишком правильные слова со стороны и украинского президента В. Януковича, и российских лидеров Д. Медведева и В. Путина, от общего контекста визита веяло прохладой. Общение без языкового барьера прошло в атмо­ сфе­ре тонких дипломатических намеков и прощупывания почвы с обеих сторон, а не взаимных партнерских объятий, на что, возможно, в душе рассчитывал В. Янукович. Москва же искала сигналы, на сколько градусов возможен разворот украинской внешней политики, и просчитывала, как это можно утилизировать в собственных интересах. А Янукович, в свою очередь, пытался понять, какой может быть цена возможных уступок. Виктор Янукович сделал акцент в украи­но-российских отношениях на селективной, выборочной ревизии: в его пакете предпочтений был пересмотр


Украина — Россия: несимметричное партнерство

газовых контрактов, получение преференций по сбыту украинских сырья, товаров и услуг на российском рынке в обмен на пересмотр украинской политики в гуманитарных вопросах, на уступки в сроках выведения ЧФ РФ, согласно проверенной формуле «газ в обмен на деидео­ логизацию». Москва со своей стороны намекала на фундаментальную ревизию российско-украинских отношений. Холодно-стальное путинское «вступайте в Таможенный союз» можно проинтерпретировать как то, что Россия сегодня активно реализует реинтеграционные проекты на постсоветском пространстве и видит отношения с Украиной уже только в рамках общего регионального суперпроекта. От нового украинского руководства Кремль ждет не рефлекторного ответа на постоянно высказываемые замечания с российской стороны, а системного решения в отношении участия в российском проекте реимпериализации. РФ сегодня — это не разгуляй-демократическая ельцинская Россия с сентиментальным отношением к младшей сестре, а злая, драйвовая, сосредоточенная на продвижении своих интересов наднациональная держава, претендующая на доминирование в пограничном региональном пространстве. Однако РФ не настолько сильна, чтобы быть сверхдержавой, но и не настолько слаба, чтобы быть просто нациейгосударством западного типа. А Украина не настолько сильна, чтобы претендовать на статус региональной державы, но и не настолько однородна и независима от российского стратегического пространства, чтобы стать нормальным восточноевропейским государством. Исходя из этих основных антиномий государственного становления двух ключевых экс-советских стран, двусторонние отношения можно охарактеризовать, как отношения недоимперии и недонационального государства. Прагматичная повестка отношений с Украиной уже неинтересна, потому что неактуальна для самой России. Для Украины это означает, что за дипло-

матическим синтаксисом необходимо улавливать новый мотивировочный контекст отношений и просекать все нюансы скрытой геополитической грамматики. Концептуальный тупик многовекторности Практически все государства, вышедшие из платоновского котлована советской империи, продолжают искать свою геополитическую проектность, постепенно определяя контуры собственного политического устройства и свою роль на европейском континенте. За время независимости у украинского государства так и не сложилось однозначной геополитической проектности. Во времена Л. Кучмы внешняя многовекторность была выгодной тактической позицией. Украина, как и Россия, находились в неустойчивом, транзитном состоянии, а стабильный ЕС казался неким недостижимым образцом. Сегодня возвращение в беспроектное, безвекторное, бесстратегическое состояние сопряжено с серьезными рисками. Если Украина после четкой проевропейской векторности в период президентства В. Ющенко вернется в многовекторность, то это означает, что у государства до сих пор не появилось собственного суверенного проекта, а есть просто рефлекторные реакции на обстоятельства и ситуативный дрейф между Россией и Европой. Украина из-за отсутствия национальной проектности оказалась зажатой между двумя цивилизационными идентичностями. С одной стороны, европейская, опирающаяся на правовые и демолиберальные основания, идентичность, а с другой, — российская идентичность, ставящая во главу угла державно-властную и гуманитарно-культурологическую общность. Именно по отношению к этим двум идентичностям строится отношение «свой–чужой», а страна оказывается расколотой по линии геополитического выбора. Неустойчивая, плавающая, гибридная идентичность (причем в первую очередь 23


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

политическая, а не культурная) привела к тому, что Украина застряла в тупике выбора, а потому начинает «бегство от выбора», приобретающее дипломатическую оболочку нейтральности. Страна, которая делает акцент на том, что она нейтральная, внеблоковая, то есть находится «не-» и «вне-» геополитического пространства, получает негативную внешнеполитическую идентичность и негативистскую внешнюю политику. Можно критиковать Ющенко за его проевропейскую и пронатовскую стратегию, которая вызвала у России агрессивное неприятие и к которой осторожно относилась Европа, потому что не хотела ссориться с Россией, но это была внешняя политика не «вне-», а «про-», не дрейф, а курс. Визит Януковича в Москву показал, что, несмотря на желаемую в Кремле смену украин­ ской власти, асиммет­ ричность отношений осталась и вряд ли будет преодолена. И причина этого не в персоне президента, а в отсутствии проактивной стратегии Украины относительно ЕС или России. И эта асимметричность становится тем больше выпуклой, чем сильнее и ярче заявляет о себе Россия, четко знающая, чего она хочет от постсоветского мира и Украины. Вектор России сегодня направлен на Украину, а Украине с ее возобновленной многовекторностью и внеблоковостью остается только играть в «имитацию нейтралитета», прикрывая ею реальный вассалитет. И Киев вынужден прибегать к тактическим, позиционным маневрам на базе тающих трофеев советского индустриального производства и в целом изменившейся после кризиса структуры экономических возможностей.

Разное позиционирование России и Украины свидетельствует о том, что золотое время многовекторности прошло. Украине будет трудно выстраивать свои векторы, потому что именно она находится под прицелами двух векторов — европейского и российского. Векторы уже направлены на Украину, а не от Украины. Еще пять лет назад Украина находилась перед возможностью выбора, а сегодня она уже стоит перед необходимостью выбора. Геополитический нейтралитет становится все более проблематичным, поскольку и Москва, и Брюссель с разной интенсивностью сдавливают Украину двумя геопроектными плитами. С одной стороны, Россия, втягивая Украину через Таможенный союз, а далее, возможно, и через ЕЭП и ОДКБ в свой проект, становится заемщиком внешнеполитического авторитета Украи­ ны. С другой стороны, ЕС также заинтересован во втягивании Украины в ЕС — НАТО, дабы не толкнуть ее в объятия России.

Украина из-за отсутствия национальной проектности оказалась зажатой между двумя цивилизационными идентич­ностями

24

Россия: гегемонистский реюнионизм На сегодняшний день у России есть четкое видение своего собственного геополитического проекта относительно стран-соседей. Под подобной проектностью понимается программирование национальных интересов в систему государственного внешнеполитического курса, который дает конкретные ориентиры в геополитическом партнерстве. В чем суть нового геополитического проекта РФ? Стратегия России направлена на формирование «своего» региона, который не будет просто посредником-мостом между Китаем и ЕС, а станет полноценным центром силы на экс-постсоветском пространстве. Проект СНГ уже не справ-


Украина — Россия: несимметричное партнерство

ляется с новыми вызовами и задачами, да и вкладывались в него изначально совсем другие цели. На протяжении 90-х годов СНГ было бракоразводным агентством при распаде Советского Союза, затем в 2000-е — институтом клубного типа для президентов. В современных условиях региональной многополярности России необходим новый союзный институт, заново формирующий российско-евразийский регион. Суть регионализма заключается в том, что это такая конфигурация международных отношений, в рамках которой основные взаимодействия протекают между различными региональными группировками, а не отдельными государствами. Отношения с региональными государствами строятся только в рамках юнионистской системы и логики, а сотрудничество с внерегиональными государствами основывается на прямых двусторонних связях и прагматичной повестке взаимного обмена интересов. Очевидно, что Россия претендует на роль гегемонистского ядра в региональном союзе, и для этого ей нужна просоюзнически настроенная Украина. Без Украины этот регион остается ампутированным, инвалидным (в социологическом смысле этого слова), то есть незначимым проектом. Региональной объединяющей идеей для России станет славянский культуро­логический и православный код. Москов­с кий патриарх Кирилл уже активно включился в работу по собиранию канонического православия на базе наднацио­н альной православной идентичности. А отсюда уже недалеко до реализации неманифестируемой, но целенаправленной установки российского правящего класса: «Украина — государство, но не нация». И понятно почему. Нация — это прежде всего демаркация. Нация отграничивает политико-институциональные и правовые практики (демократия — авторитаризм, справедливое правосудие — диктатура закона и т. д.). В этом смысле Украина

еще не демаркирована от российского политического тела, остается «вложенной» в большую российско-постсоветскую политику, которая организована с помощью иных, чем в Европе, кодов и смыслов. Российский код нулевых годов — держава и суверенная демократия, в то время как украинский код второй половины нулевых годов — нация и интеграция, так как смысл формирования европейской украинской государственности заключается именно в интеграции в евроатлантику. В связи с этим ревизионистским выглядит курс новой власти на сильную государственность, денационализацию гуманитарной сферы, на списание в архив темы nation-building. Тактика Москвы на данном этапе — вовлечь Украину в свою торговую орбиту, втянуть в таможенную юнионизацию, за которой последует предложение о присоединении к ЕЭП и ОДКБ. Взамен РФ может предложить Украине младшее партнерство в G-8 и G-20, о чем недвусмысленно намекнула Москва во время визита украинского президента. Украине предлагают дипломатию престижа, внешнюю политику пиара, направленную в том числе и на внутриполитическую легитимацию. В курсе этой дипломатии престижа Янукович уже предложил подписать договор между РФ и США по СНВ в Киеве. Но разве организующая логика и задачи внешней политики сводятся к подобного рода потемкинским деревням? Внешняя политика для такой страны, как Украина, — это прежде всего ресурс европеизации, доформирования европейской национальной государственности, европейского образа жизни, что обеспечивается интеграцией в евроатлантический клуб демократических наций. Таким образом, сегодня для России уже не столь важна позиция новых ук­р аин­с ких властей по НАТО и языку. Беспокоит другое — все возможные противоречия могут быть сняты автоматически, если Украина согласится на реинтеграционный юнионистский проект 25


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

России. В этом случае подстраиваться под новые условия и идти на бо´льшие уступки придется прежде всего Украине. Россия лишь предоставляет условия для орбитального полета государствам, расположенным по периметру российского державно-регионального ядра. Своеобразной компенсацией могут служить российские гарантии включения украинской элиты в глобальную элиту в качестве младшего партнера российской стороны. Тем более что задачу интеграции в Запад на индивидуальном уровне украинская элита уже для себя решила. Украина — Россия: «мосты» и «подмостки»

Вопрос состоит в том, что делать Украине — европеизироваться либо путинизироваться?

Первые визиты и заявления украинского президента и его команды иллюстрируют желание запустить ретромашину многовекторности, в новой формуле В. Януковича — стать мостом между Востоком и Западом. Альтернатива, предлагаемая украинской властью, сводится к снятию вопроса о вступлении в НАТО, к равноправному взаимодействию в тре­ угольнике Запад — РФ — Украина, а политика многовекторности интерпретируется как политика равноудаления и равноприближения к мировым центрам. Но возможно ли в современных условиях разыграть карту симметричной многовекторности? Поддерживая дискурс многовекторности, новая власть считает, что Украина сможет быть самостоятельным полюсом. Но как среднее государство (в терминологии С. Хангтингтона) мы неизбежно будем зависеть от гравитационных полей других полюсов. Если и возможен в этих условиях вариант многовекторности, то он будет только асимметричным. Либо асимметрия в пользу России — вхождение в Таможенный союз / ЕЭП при со26

хранении меньшей доли партнерства с ЕС, либо асимметрия в пользу Европы — вхождение в ЗСТ и получение ассоциированного членства при сохранении меньшей доли партнерства с РФ. Иными словами, вопрос состоит в том, что делать Украине — европеизироваться либо путинизироваться, включаться в европейскую глобальную систему смыслов или оставаться в общем гуманитарном российском пространстве. Принятие стратегии многовекторности, апелляция к нейтралитету, внеблоковости означает, кроме того, архаическое понимание геополитики в терминах XIX столетия, когда государства решали задачу территориальной консолидации. Перед Украиной также стоит задача консолидации, однако сегодня внешняя политика работает не на уровне территорий, а на уровне пространств — таможенных, экономических, валютных. Украина за 20 лет независимости со­ здала территорию, но не сформировала выбор пространства, платформы и, соответственно, способа национально-государственной организации. Нейтралитет как пребывание между российской и европейской платформами проблематичен. Дипломатия еще может быть многовекторной, но при наличии четкого, «платформенного» государственного курса невозможно одновременно находиться в двух одинаковых пространствах — в двух таможенных или двух экономи­ ческих союзах. Кроме того, многовекторность предполагает персонализацию, ручное управление внешней политикой, свободу рук и маневренность президента как на внутри-, так и на внешнеполитической арене. Но для того, чтобы проводить маневренную внешнюю политику, необходимо иметь резервы для маневра при по-


Украина — Россия: несимметричное партнерство

строении отношений и с Западом, и с Востоком Украины. Янукович не имеет возможности маневрировать, так как он зависим от электоральных ожиданий Востока, а потому вынужден играть только в одни, российские ворота. Заигрывание с Западом может привести к расшатыванию неустойчивого легитимного основания и потере электоральной поддержки. Если Украина не сформирует цель и вектор своей внешней политики, то останется техническим государством, с перспективой стать безнациональным и «вложенным», а значит, зависимым от российской идентичности и политики. Многовекторность для Украины де-факто будет означать пребывание в фарватере российской геополитической зоны, поскольку украинское государство до сих пор не вычленено из российского геополитического и геогуманитарного пространства. Четкий прозападный вектор, но при многосторонней дипломатии, может обеспечить Украине реальную много­векторность. Разумеется, это не та «безвекторная многовекторность», к которой намерена вернуть украинцев новая власть. Внешняя политика должна интегрировать в западную жизнь не только элиту, но и простых граждан. Стратегия поиска дипломатического престижа со стороны элит и для элит исключает многоуровневую интеграцию для людей в европейское цивилизационное пространство. Когда говорят о том, что Украина должна быть сильным государством, то это также означает, что ей следует выработать свою идеологию государственности, свой вектор внешней политики, собственное видение региональной проектности, а многовекторность может быть выборочная, прагматическая, устанавливающая связи между различными регионами.

советский, антиимперский, демократически-национальный западный проект. Но не антироссийский. И можно только сожалеть, что путинская Россия выбрала антизападный курс. Однако это их выбор, а не вина Украины, чтобы объявлять врагом предыдущую украинскую власть за выбор западного курса. Возвращение страны в лоно российской проектности, которая всегда была гегемонистской и транснациональной, а не интеграционной, может означать свое­об­разный теневой внешнеполитический переворот. Если Янукович, используя риторику прагматического разворота, станет обеими ногами на российскую платформу, а с Европой начнет играть в интеграционные кошки-мышки, то украинская государственность будет переучреждена на российских, реюнионистских основаниях.

*** Независимая Украина учредила свою государственность в 1991 году как анти27


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

Авторитаризм Януковича: между «иметь» и «быть» «Зеркало недели», 4 сентября 2010 год

Стартует новый политический сезон. Актуальной топ-темой осени станут выборы в местные органы власти. Приближение электорального забега заставило партии «встряхнуться» и перетряхнуть свои ряды, взять на вооружение новомодный «заморский» праймеризм. В то же время погружение в электоральные заботы пока что мешает и власти, и оппозиции выработать долгосрочную политическую повестку. В День независимости власть в лице президента В. Януковича и оппозиция в лице лидера БЮТ Ю. Тимошенко презентовали свое видение политической ситуации и повестки на ближайшую перспективу. Уверенно себя чувствуя, Янукович заявил о дальнейшем укреплении властной вертикали, расширении и укреп­лении полномочий президентской власти. Оппозиция же засвидетельствовала готовность к отдельным акциям протеста, продолжая оставаться в состоянии идейной деморализованности и партийной раздробленности. Коалиционно-идеологические сбои В осенний политический сезон власть входит в условия социальноэкономичес­к ой лихорадки, связанной с ростом тарифов на коммунальные услуги, общим скачком цен на товары и услуги. Коммунисты все более активно выражают свое несогласие с шоковым и неосторожным характером экономической политики, которую проводит Партия регионов. Почему разногласия

28


Авторитаризм Януковича: между «иметь» и «быть»

между Партией регионов и коммунистами проявились именно по экономическим вопросам и насколько глубокими они могут быть? Ответ на этот вопрос следует искать в специфике идеологических расколов, на которых строится украинская политика. Два идеологических раскола формируют двухмерный политический биполяризм. Первый биполяризм — геополитический. Это деление политических сил, партийного спектра по отношению к геополитическим центрам влияния — «России» и «Западу». С одной стороны, Россия как имперский центр рассматривает Украину в качестве ключевого государства в зоне своих привилегированных интересов. А с другой, Европейский Союз как политическая и экономическая интегрия втягивает Украину в либерально-демократическое пространство и выступает интеграционным торгово-экономическим магнитом. Второй биполяризм — полит­ экономический, который заключается в различении между правыми или левыми относительно экономического курса государства, в частности, социально-экономических последствий так называемых реформ. В. Янукович победил на президентских выборах, активно используя в избирательной кампании как геополитическую повестку, так и разыграв карту повышения социальных стандартов. После выборов Партия регионов создала коалицию с левыми силами против правых нацио­н ал-демократов, вытесняя их в маргинальную оппозицию, тем самым пытаясь сконструировать политический режим на антиправой, антинационалистической платформе. Таким образом, все первые шаги нового президента были направлены на закрепление «лево-регионального» гуманитарного и геополитического курса, на денационализацию политического пространства, на отказ от нации как проекта, структурирующего государственное строи­т ельство. Оперативно

были приняты поправки в закон об основах внутренней и внешней политики, которые поменяли геополитические и гуманитарные приоритеты предыдущего режима, сняли с повестки темы евроатлантической интеграции и вступления в НАТО, Голодомора, национальной памяти и др. Поэтому, с точки зрения геополитической и гуманитарной политики, Партия регионов проводит левую политическую линию. Причем специфика этой левизны в Украине заключается в том самом смысле, про который когда-то говорил Ги Молле, премьер-министр Франции, в 50-х годах прошлого столетия: «Наши левые — они не левые, они восточные», подразумевая под этим ориентацию французских коммунистов на СССР. Украинские левые ориентируются на Россию как имперский центр, на различного рода союзы «славянских», «православных» народов. Их левизна — в геополитической ортодоксальности. Во внутренней социально-эко­но­ ми­чес­кой повестке Партия регионов в большей мере придерживается правой политичес­кой линии. И потому, что защищает интересы крупного бизнеса, и потому, что, ориентируясь на внешние, в том числе МВФовские финансовые и кредитные заимствования, выбирает, по сути, правый ультралиберальный экономический курс. Именно право-либеральный курс регионалов нарывается на критику со стороны партнеров — коммунистов, которые не воспринимают экономическое реформаторство Кабмина и в первую очередь МВФовский либерализм «назначенного реформатора» С. Тигипко. В результате по отношению к экономическим реформам коммунисты занимают позицию «внутренней» идейной оппозиции. Таким образом, внутреннее идейное и структурное противоречие Партии регионов в том, что она полит­ эко­номически — «западная», либерально-реформаторская, а геополитически — «восточная», то есть пророссийская. Совпадая с коммунистами в одной части, в другой — в политэкономической 29


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

плоскости — Партия регионов существенно с ними расходится. Нарастающие внутрикоалиционные противоречия усиливают также и электоральные риски для Партии регионов. Рост социального недовольства может увеличить электоральные шансы коммунистов за счет избирателя индустриального Востока. Не менее опасным конкурентом становится и «Сильная Украина». С. Тигипко. По-видимому, власть не настолько сильна, чтобы удерживать коалицию от внутренней конкуренции, а тем более взять под политический колпак своих союзников. Новый режим достаточно быстро может оказаться на грани предела контроля, ставящего под сомнение его будущее стабильное существование. Какой выход может быть у власти из подобного рода противоречий? Простым решением могла бы быть смена партнеров по коалиции. По итогам местных и парламентских выборов можно оттеснить полуоппозиционных коммунистов и заменить более лояльными социалистами. Но и коалиция из социалистов и «народников» Литвина может оказаться не полностью лояльной, учитывая, что до сих пор остается нерешенным вопрос собственности на землю, который для этих сил является идеологическим. Если же рассмотреть введение в коалицию «Сильной Украины» как самостоятельного парламентского партнера, то может возникнуть коллизия «выросших премьеров»: Тигипко способен составить конкуренцию премьерским амбициям все более матереющих регионалов — Б. Колесникова, А. Клюева, Ю. Бойко. Ситуация с Тигипко для регионалов остается также неразрешимой дилеммой: как электорально раскрутить «Сильную Украину» в роли удобного коалиционно-

го союзника, но в то же время сдержать персональные политические амбиции ее лидера. Возможен еще один гипотетический вариант. В экстремальных условиях Партия регионов могла бы пойти на расширение коалиции за счет правых национал-демократов. В этом случае регионалы получили бы себе союзников для проведения либеральной экономической политики. Но для украинских правых не менее, чем для коммунистов, важна геополитическая и национальная гуманитарная повестка. Украинские национал-демократы — «правые» и политэкономически, и геополитически. Напомним, что именно идеология сдерживала национал-демократов и регионалов от создания коалиции в 2006–2007 годах и продолжает сдерживать сейчас. Более того, в условиях нынешней контрнационалистической риторики правящего режима такой сценарий выглядит маловероятным. Есть еще гипотетический вариант с БЮТ. Но этот вариант почти невероятен в том числе по причине идеологической специфики БЮТ. В национальной гуманитарной повестке БЮТ скорее правая сила, чем левая, а в социально-экономическом плане, наоборот, скорее левая, чем правая. Другими словами, идеологию БЮТ можно обозначить как левый национализм. Так что у БЮТ с Партией регионов по сути нет идеологических точек соприкосновения, а значит, и не может быть общей политической повестки. Возможно, это одна из причин того кризисного положения, которое переживает партия и блок после проигрыша на президентских выборах Ю. Тимошенко: бютовцы так и не смогли найти себе политических союзников ни во власти, ни в оппозиции.

Именно дефицит легитимности может заложить под режим мину замедленного действия

30


Авторитаризм Януковича: между «иметь» и «быть»

Мечты автократа — «сбываются»? Идеологические и структурные противоречия, которые испытывает власть, свидетельствуют о том, что режим не может найти твердой идейно-политической опоры и межэлитной базы, чтобы выйти на стадию демократического закрепления и укоренения. В связи с этим возникают вопросы: чего хочет Янукович и, самое главное, какой у него план? В своем выступлении ко Дню независимости Украины президент предложил свою «формулу власти». Суть ее заключается в «сильном» президенте, который контролирует всю власть в стране, «инкорпорируя» в исполнительную вертикаль и парламент, и суды, и местное самоуправление. Президент также намерен координировать экономическую политику, причем не только политически — через партию и ее партнеров в Верховной Раде, но и административно, напрямую, вручную контролируя правительство. Янукович хочет не только править, но и управлять. Для этого нужно «основательно совершенствовать Конституцию» с целью усиления личного, персоналистского мандата президентства. Из выступления становятся ясными по крайней мере две мотивации президента. Первая — охранительная — обеспечить безоблачный период властвования, снизить риски от возможного проигрыша на выборах 2012 и 2015 гг. Вторая — консервирующая — ограничение политичес­кой конкуренции, «закрытие» публичной политики, санация и секвестр партийного поля, маргинализация оппозиции и сужение влияния гражданского общества. Таким образом, цель более чем прозрачна: возвращение к полуавторитарному режиму по типу постсоветских президентур. Варианты этого плана на сегодня получили оформление в нескольких сценариях. Первый сценарий, юридический: через Конституционный Суд (который уже укомплектован необходимыми кадрами) принять решение о неконституционности внесенных поправок 2004 года

в Конституцию–1996. Опуская все возможные юридические коллизии этого варианта, важным является не столько его легализация, сколько легитимность. Именно дефицит легитимности может заложить под режим мину замедленного действия. Вопрос легитимизационного дефицита для В. Януковича является едва ли не самым основным, а отсюда и крайне болезненным. Получив относительное большинство на президентских выборах–2010 (во втором туре), оставаясь электоральным лидером меньшей части страны (10 регионов из 27), Янукович до сих пор ограничен в возможностях и идейно-политических ресурсах, чтобы стать «своим» в Центре и на Западе, как это сделал в свое время Кучма. Потому, кроме юридического, рассматривается еще и вариант легитимизационный. Чтобы выбраться из легитимизационной ловушки, Януковичу нужен референдум по доверию, который обеспечит обновленный и более сильный президентский мандат. Если Янукович на референдуме получит 60 и более процентов, то результат президентских выборов–2010 будет уже не столь важен. Но суть не только в этой электоральной арифметике, а в том, что поменяется политический смысл и логика президентства: от демократически избранного президента к постсоветской президентуре. После упомянутого выступления президента можно говорить еще об одном сценарии. Янукович настроен на два президентских срока, причем намек на усиление президентского мандата может означать и увеличение срока президентской каденции. Вариант с увеличением президентского термина до семи лет уже был озвучен оппозицией. Еще один тезис о скорейшем и «основательном усовершенствовании Конституции» можно интерпретировать как необходимость сколачивания конституционного большинства в парламенте 31


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

для быстрого принятия задуманных изменений. Видимо, модель сильной, на грани «силовой» президентской власти с опорой на конституционное большинство и является тем форматом режима, который видит президент. Эта модель больше напоминает российскую, где президент, правительство и конституционное парламентское большинство действуют в одной связке. Для реализации российской модели будут использоваться все средства, начиная с контроля над избирательным законодательством и заканчивая переписыванием конституционных норм. Путин? Лукашенко? Или Мечиар? Для авторитарного режима, помимо объективных условий, которые могут способствовать его установке и укреплению, важна также стратегия акторов. Президентский авторитарный режим возможен при условии сильной, харизматичной фигуры президента, формирования четкой идейно-политической идентификации режима и определения «иного», «врага», «другого», в различении и по отношению к которому происходит идентификация и консолидация политических и социальных сил. Если вспомнить украинские реалии 90-х годов, то для квазиавторитаризма Кучмы таким «врагом» были коммунисты, а сам режим имел антилевую идеологическую платформу. Поэтому правые и центристы, «националисты» и капиталисты составляли неформальный исторический блок против «левых», чтобы не допустить коммунистического реванша. Антилевая мобилизация элиты была важна, поскольку в 90-е годы страна находилась в объективных условиях выхода из коммунизма, а коммунизм и коммунисты представляли главную опасность для политических

систем постсоветских стран и для политических сил, которые вышли на первые роли в результате появления независимых государств и не хотели возврата в прошлое. Тактический союз между национал-демократами и олигархами основывался на том, что первые видели в выходе из коммунизма создание независимого государства, а вторые — капитализацию своей собственности. И в этом был найден общий знаменатель, своего рода «консенсус 90-х» в деятельности новых элит. Такой авторитаризм спокойно воспринимался и на Западе, поскольку для него важно было сдержать коммунизм на постсоветском пространстве, не допустить реинтеграции коммунистического блока. В современных условиях 2010-х годов угрозы коммунизма ни мирового, ни национального нет. Нет и идейного противостояния с Западом и Россией. Но есть сильная Россия, с ее жесткой, местами грубой ирредентистской повесткой в отношении Украины. В качестве угрозы сегодня уже не ресоветизация, но реимпериализация. В новых исторических условиях остается открытым вопрос — на какой идеологической платформе Янукович мог бы вернуть авторитаризм, какие могли быть идентификационные основания режима, внутриэлитные балансы, где искать геополитические подпорки режима — на Западе или Востоке (РФ) и т. д. В общем, здесь не обойтись без сложнейшего идейного, гео- и внутриполитического выбора. В настоящее время страна зависла в серой зоне между демократией и авторитаризмом, в той модели имитационной демократии, которая все более похожа на демократию зависимости. Демократия дает возможность Януковичу получить электоральное большинство на выборах за счет голосов юго-востока Украины.

Если Украина — это вторая Россия, тогда в чем смысл украинской государственности?

32


Авторитаризм Януковича: между «иметь» и «быть»

Но одновременно такая демократия генерирует электоральную зависимость нынешней власти от России. У Януковича вроде есть свой избиратель, но этот избиратель одновременно может быть «избирателем» Путина, патриарха Кирилла, зрителем кремлевских СМИ и пр. Поэтому и собрать «украинского избирателя» у Януковича не получается и вряд ли получится — даже при условии раздробленности оппозиции на правом фланге. Избиратель национал-демократов автоматически не станет избирателем Партии регионов, а вот своего избирателя в случае «украинизации» Янукович потерять может. В свою очередь, электоральная и геополитическая зависимость ограничивает президентскую независимость при такой демократии, мешает реализовать президентский мандат и быть полноправным хозяином государства. Возможно, чтобы ограничить свою зависимость от России, Янукович и нуждается в авторитаризме наподобие политического режима Л. Кучмы. Но режим Кучмы строился на антилевой и на мягкой нероссийской ориентации — «Украина — не Россия», то есть Украина вычленяла себя как «другая» по отношению к России. В то же время внутренняя жесткая вертикаль власти была относительно автономной и независимой от электорального влияния. При Кучме не было столь четкого геополитического и электорального раскола политического поля, что помогало как собирать «восточного» и «западного» избирателя, так и проводить сборку украинских элит. Подобных благоприятных условий у нынешнего президента нет. Более того, наиболее актуальным для Януковича остается вопрос идентификации режима. После Л. Кучмы В. Ющен-

ко пошел по пути западной, европейской идентификации и провозгласил: «Украина — это Запад». Сегодня Янукович не может сказать, как Кучма, что «Украина — не Россия», и тем более, как Ющенко, что «Украина — это Запад», но и сказать, что «Украина — это Россия» тоже не может. Если Украина — это, так сказать, вторая Россия, тогда в чем смысл украинской государственности? Возможен, правда, вариант авторитаризма независимости. Примером такого рода авторитаризма является режим «позднего» Лукашенко. Поначалу авторитаризм Лукашенко опирался на поддержку России при остракизме Запада, теперь ему приходится лавировать между полулояльным Западом и по сути враждебным Кремлем. Но авторитаризм Лукашенко особенный. В последнее время он эволюционирует от авторитаризма постсоциалистического к авторитаризму национальному, или авторитаризму независимости, что делает его в целом прогрессивным явлением. Может ли Янукович пойти по пути авторитаризма независимости через дистанцирование от России, выстраивание политической и идеологической идентичности режима на антилевой геополитической, то есть контрроссийской, основе? Но это означало бы политическое отступничество и потерю своего избирателя на украинском Востоке, поддержки российских элит. В отличие от Януковича, Лукашенко не зависит от механизмов выборной демократии. Соответственно Лукашенко может легко поменять пророссийскую идеологию авторитаризма на антироссийскую, то есть авторитаризм зависимости на авторитаризм независимости, не меняя формы самого режима. Янукович этого сделать не может, потому что,

Украина в настоящее время остановилась на этапе недооформившейся национальной демократии

33


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

пока сохраняется минимальный уровень выборной демократии в Украине, мандат на власть ему вручает пророссийский избиратель юго-востока Украины при поддержке кремлевской элиты. Украина в настоящее время остановилась на этапе недооформившейся национальной демократии. И президент Янукович, и в целом правящий класс не знают, что с ней делать. Пытаясь выстроить авторитаризм, он не в состоянии определить, на какой идеологической платформе автократизировать политический режим и какая у него может быть политическая идентичность. Пойти по пути демократии или авторитаризма зависимости означает войти в зону русской, православной идентичности, разрушить баланс многовекторности, выстраивать режим на хотя и мягкой, но антизападной риторике и идентичности. Но антизападническая карта в Украине проблематична, поскольку экономически и финансово страна связана с Западом (МВФ, офшоры, банковские счета и проч.). Чтобы пойти по пути авторитаризма независимости, необходимо иметь соответствующие условия, ресурсы и идеологию: четкая внутренняя идентификация режима, стратегический союз с Западом — внутриукраинским и «внешним». Подобных ресурсов сегодня у власти нет. Таким образом, кружась по идеологичес­ ким, геополитическим, идентификационным и даже психологическим лабиринтам, В. Януковичу крайне сложно найти политический выход. Выход и для Украины, и для Януковича — в демократии независимости. Для Януковича этот путь связан с риском «проиграть» выборы, но одновременно демократия независимости дает право на выбор, возможность «не проиграть Украину», условия сборки и переборки партийно-парламентских коалиций, выбора оптимального для Украины проекта государства. Создание и тем более эффективное функционирование авторитаризма по кальке Путина, Лукашенко, Кучмы 34

в Украине после 2004 года невозможно. Потому проект авторитарного режима от «зодчих» Януковича тупиковый. Янукович — пока президент без проекта, и именно с этим может быть в дальнейшем связан кризис его президентства. Янукович не будет ни Путиным, ни Лукашенко. Параллель можно провести скорее с премьер-министром Словакии конца 90-х годов В. Мечиаром, при котором страна «встала» на паузу, а затем продолжила демократический, европейский путь. Украина при Януковиче будет оставаться на паузе, с тем чтобы уже с другим президентом завершить путь становления национальной демо­к ратии. Либо этот выбор сделает сам президент.


«Сильное» государство: силовое или правовое?

«Сильное» государство: силовое или правовое? «Зеркало недели», 16 октября 2010 год

Новая правящая элита заявила о том, что намерена серьезно обновить понимание сути и смысла государственности. Критикуя, отвергая и низвергая национализаторский, демократизаторский проект последних пяти лет, власть тем не менее пока не представила идею, форму, содержание обновленного проекта государственного строительства. Стратегия, направленная на административную управляемость и экономические реформы, не может рассматриваться в качестве цели. Реформы — это лишь инструментарий для реализации более широкого замысла. Власть, делая ставку на «голые» реформы, скорее всего, настроена на решение «своих» проблем, связанных с дефицитом собственной легитимности и государственной управляемости. Государство versus режим Для Украины проблема дефицита государственности и управления остается нерешенной на протяжении всех лет независимости. Регионалы интуитивно ощущают, что необходимо решать проблему усиления государства. Но видят слабость государства прежде всего в неэффективном «говерментализме», то есть слабой, халатной, невертикальной управительности. Жестко критикуя управленческий хаос предыдущей власти, новая власть ограничивает демократию как детонатор нестабильности и противопоставляет ей тотальное управление, несущее контроль, порядок, стабильность. 35


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

Но возникает вопрос — достаточно ли сильной власти и сильного политического режима для легитимации и упорядочения государства? Для постсоветского пространства видение стабильного и эффективного государства традиционно коррелирует с опорой на сильный политический режим. Причем этот режим, как правило, персоналистский президентский, природа которого восходит к советской модели государственности — к управлению лиц, а не правлению законов. Он выстраивается вокруг и на основе полномочий конкретного должностного лица. Государство же дефакто понимается, в первую очередь, как исполнительная власть, контролирующая законодательную и судебную. Для европейского типа государства легитимность основывается на качественно иных основаниях — на суверенитете парламента, поскольку через парламент воплощается воля народа и решается репрезентационно-легитимизационная проблема государства. Само же государство понимается как ансамбль отношений независимых властей, парламентаризма, правительства, самоуправления, гражданских ассоциаций. Если европейские государства опираются на общественный договор, в основе которого демократия, правовое государство и конкурентная экономика, то постсоветские государства — на сильный политический режим и силовое принуждение общества к поддержке / лояльности. Европейцы не устают повторять о том, что для достижения эффективности государства необходимо работать с обществом. На постсоветском пространстве в это время лишь пожимают плечами, дескать, зачем, ведь у нас есть поддержка общества. Возвращение к Конституции 1996 года символично перечеркнуло европейский характер украинского государствогенеза, заменив парламентский суверенитет фигурой президента-суверена. Основная проблема такого режима не в том, что коллективная власть выборных пред36

ставителей заменяется личной властью президента, а в том, что режим личной власти нивелирует политическую систему, основанную на демократии, то есть на воле народа. Ведь при такой системе не нужна реальная многопартийность, конкурентные выборы, идеологический плюрализм. Нежелание «возиться» с недозрелыми демократическими институтами подтолкнуло к простому решению — заменить государство режимом сильного президента. Парадокс: если при президенте В. Ющенко режим был слабый из-за конфликта персон, а государство тем не менее было сильным по причине работы институтов, четкого понимания национального интереса и векторного внешне­политического курса, то при президенте В. Януковиче режим стал вроде бы сильнее, но с государством возникают проблемы. Насколько государство, основанное на вертикали исполнительной власти, может быть эффективным и стабильным? Насколько оно «сильное»? И где грань, за которой оно превращается в «силовое», а не правовое? Построе­ ние сильного режима и силового государства возможно при автономизации власти и отгораживании от общества. Выстроенная Януковичем собственная вертикаль исполнительной власти, а теперь и отмена парламентской Конституции, — не являются ли эти шаги стремлением государства подавить общество? Строить государство за счет общества означает закладывать серьезные риски в перспективы страны. Существует опасность, что политика сможет функционировать либо в режиме тихого / активного восстания граждан, либо пассивной апатии «неграждан». Оба варианта будут подтачивать и режим, и государство: пассивность «неграждан» будет зависимой от иглы бюджетного патернализма, а постоянные «локальные восстания» граждан, которые не доверяют власти и тем самым исключают себя из государства, будут делегитимизировать «новую Украину» изнутри.


«Сильное» государство: силовое или правовое?

Государство и общество: «тихая война»? В первый год новой власти есть все основания говорить, что политический режим втянулся в ритм ежедневной «тихой войны» государства и общества. Различные формы гражданского протеста сигнализируют не только о слабости партий, но и о том, что власть лишила себя посредников в коммуникации с обществом и оказалась мишенью для гражданских протестов («антитабачная кампания», «стоп цензуре», протесты против нового налогового законодательства, студенческие акции против монетизации учебного процесса и др.). Старая политическая надстрой­ка и кризис представительства создали репрезентационную проблему — политические партии перестали выполнять функции выразителей интересов и коммуникаторов различных социальных групп. Переход к президентской системе в варианте 1996 года сигнализирует о том, что политика «здесь больше не живет», поскольку политический режим опирается только на одного политика — президента. Если управляет только президент, то именно персональное, ручное администрирование главного лица заменяет политику. При этом игра интересов, политическая ответственность, выборы лишаются смысла. Хотя выборы будут проводиться, функцию избирать и сменять они утратят, потому что в условиях «омертвления» политики не будет места партийной конкуренции или плюрализму идей.

После победы на президентских выборах В. Януковича перед новой властью стоит проблема централизации страны и консолидации власти. За весь период существования государственности Украина так и не смогла отойти от генетического кода централизма советского времени, который характеризуется централизмом власти и децентрализацией общества. Централизация власти означает отсутствие реального разделения властей и сосредоточение всей власти в одном центре. Таким центром выступает либо президент, либо постсоветский парламент. В децентрализованном же обществе отсутствует коллективное кооперативное действие на базе организованных интересов, защиту которых должны брать на себя политические партии. Последние же в силу своей неполитической природы, отсутствия социального фундамента, дефицита кадровых лифтов живут в замкнутом мирке партийных офисов, состоящем из администраторов и пресс-службы. Партии склонны действовать в рамках логики власти, не выходя на уровень политических требований, и потому не в состоянии организовать и возглавить политическую борьбу. Отсутствие действенных профсоюзов, влиятельных гражданских организаций широкого социального действия — также симптомы децентрализованного и атомизованного общества. С целью движения вперед, создания эффективной экономики и политики необходимо централизованное государство сделать децентрализованным,

Насколько государство, основанное на вертикали исполнительной власти, может быть эффективным и стабильным? Насколько оно «сильное»? И где грань, за которой оно превращается в «силовое», а не правовое?

37


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

а децентрализованное общество — организованным «снизу». Децентрализованное государство, или децентрализованная власть, означает разделение властей, деконцентрацию власти, обезличивание политического режима и переход к политической системе, опирающейся на работающие институты. А централизованное общество — это общество, которое опирается на сильные посреднические структуры: партии, профсоюзы, предпринимательские союзы, ассоциации, гражданские объединения, которые фактически являются школой коллективного действия, кооперативного управления, защиты интересов и влияния / давления на власть. К началу 2010 года мы остановились на полпути к децентрализации власти и на полпути к централизации общества. Отмена политической реформы 2004 года повернула страну вспять — к консервативно-бюрократической стратегии централизации. Возвращение к старой Конституции означает отход от сильного государства и подмену его сильной властью. Сильная власть, очевидно, призвана компенсировать слабость государства. Парадокс в том, что для того, чтобы государство было сильным, власть должна быть менее сильной. Сильное государство поддерживается силой общества, а не силовым принуждением режима. Весь постсоветский период отношения государства и общества строились в логике игры с нулевой суммой. Если общество сильнее, а государство слабее, то демократия превращается в охлократию. Если государство сильнее, а общество слабее, то демократия превращается в автократию. Неспособность выйти

на оптимум между государством и обществом остается тем основным вызовом, который не смогла разрешить лишившаяся власти элита, а нынешняя власть или не видит проблемы, или не в состоянии предложить адекватное решение. Государство силы или государство права? С переходом к режиму сильной власти открытым остается вопрос, кто лучше защитит наши права. 2000-е годы продемонстрировали, что для полноценной зрелой демократии не хватает ключевого демократического атрибута — правового государства. Без правового государства консолидация режима происходит на основе неформальных тактик и стратегий клиентелизма, патернализма и партикулярности, борьбы за привилегии, а не за право. Архитекторы «новой страны», приступив к реализации проекта «сильного» государства, уловили его форму, но столк­ нулись с проблемой содержания. Остается неясным, с помощью каких ресурсов будет достигнуто новое качество украинской государственности. Если во времена Л. Кравчука было необходимо устанавливать и укреплять географические, внешние, геополитические контуры государства, государственную атрибутику, во времена Л. Кучмы — создавать и укоренять институты власти, то сейчас, как и во время демократического пятилетия, актуализируется вопрос морально-политической изношенности оставшихся постсоветскими институтов, которые блокируют реализацию украинского общенационального проекта. Соскальзывание от «сильного» к силовому государству предполагает укреп­

«Демократический хаос», по сути, является симптомом, а не причиной полити­чес­кой, гражданской и экономи­чес­кой нестабильности государства

38


«Сильное» государство: силовое или правовое?

ление институтов силового надзора и контроля над обществом. Деятельность силовых ведомств не решает задачу установления справедливости, правосудия, а сводится исключительно к реактивации власти. В этом контексте силовые органы выполняют две базовые функции: правоохранительную (охраняют право власти на установление права властвовать) и карательную (наказывают общественных агентов за оспаривание этого права у власти). Таким образом, вмонтированные в вертикаль силовые институты становятся инструментом воспроизводства защиты власти от внешнего, гражданского общественного посягательства. На первом плане — безопасность власти, а не безопас­ность граждан. В результате государство не выполняет основополагающую функцию арбитража между ключевой общественной дилеммой — свободой и безопасностью. В свое время Путин в России пришел с повесткой сильного государства. На практике сильное государство оказалось силовым и возвысилось над обществом «железным зонтиком», жестко регламентируя, контролируя и одновременно ограничивая проявления каких-либо форм социальной активности. Любое проявление общественных инициатив, а тем более гражданская активность, становятся частью государственной политики, в которой власть выполняет роль государственного цензора, корректора, лицензиатора социальных телодвижений. Общественный протест в этих условиях воспринимается властью как посягательство на восстановленную стабильность, порядок и управляемость обществом. Поэтому в случае возникновения нелицензионных, несанкционированных, оппозиционных, по ее мнению, акций протеста, применяет силу, перекрывая все каналы диалога между государством и обществом. Это означает, что базой данной версии российского государства стали силовые структуры, которые присваивают себе право на определение уровня угроз, поддержание порядка и стабильности, тогда

как общество с его зажатыми, маргинализированными, социально обесцененными институтами способно лишь на локальный протест. В Украине правовые государственные институты, в том числе и правоохранительная система, остаются нереформированными, постсоветскими. Полагая, что восстановление государства — это прежде всего моделирование собственной версии вертикали, новая власть инстинктивно пошла по пути копирования российской версии силового государства. Но такой трансфер, без учета украинских внутриполитических, электоральных, ценностно-культурных реалий, пока оказывается бесцельным и малопродуктивным. Если в России «силовое государство» было первоначально ориентировано на решение проблем безопасности, связанных с войной в Чечне и борьбой с террористической угрозой (модельное подтверждение известной формулы Чарльза Тилли о том, что «государство строится на войне, а война строит государство»), то какую сверхзадачу призван выполнять аналогичный проект Януковича? А если учесть, что в Украине продолжают существовать советские по своей природе прокуратура и МВД, то возникает вопрос, какую роль должна выполнять правоохранительная система в новой, «донецкой» транскрипции украинской государственности? Выбор однозначен: либо это система, которая призвана охранять права граждан, либо структура, наделенная, по идее главы МВД А. Могилева, привилегированными правами по определению уровня безопасности и таким образом регламентирующая политическую активность общества. В Европе полиция выполняет корректирующие, а не регламентирующие функции, а судебная система призвана защищать индивидуальные права, если они были нарушены. Реформу правоохранительной системы необходимо проводить в комплексе, модернизируя и МВД, и прокуратуру, и национальную службу безопасности, и суды — в соответствии 39


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

с единой стратегической целью. Именно так осуществлялась грузинская реформа правосудия: одним пакетом были приняты концептуально новые законы о полиции, судах, прокурорском надзоре, установлены правила ведения следственных действий, определены функциональные обязанности и границы ответственности всех правоохранительных органов. В Украине ставились совершенно иные цели и задачи, чем можно объяснить отсутствие комплексного понимания и актуальности правоохранительной реформы, а по сути — несовершенное и незавершенное создание государства и права. Так, объявленная судебная реформа была сведена к реформе судебной администрации. В итоге суды были инсталлированы в общую композицию исполнительной вертикали. Милиция как инструмент государственного наказания не претерпела никаких принципиальных изменений, — за ней попрежнему сохраняются регламентирующие, профилактические, статистические (уровень преступности, квартальные планы и отчеты) функции. А самое главное — осталась неизменной карательная природа советской милиции, восходящая к принципу Вышинского: «признание — мать доказательств». Сохранение неэффективной, коррумпированной милиции оставляет открытым вопрос о соотношении самоуправляемости и управляемости, порядка и правопорядка, силы и права, государства и общества, и в конечном счете — выбора модели государственности. Если власть нацелена на реальную реформу правоохранительной системы, то придется выбирать, какое государство стро-

ить: правовое, в котором соблюдаются и гарантируются права и свободы гражданина, или полицейское, в котором милиция / полиция призвана обеспечивать безопасность власти и контролировать «опасные» для власти проявления социальной активности, а общество, видимо, будет обречено рассматриваться в оптике «опасного». «Первые ласточки» судебного реформирования вскрывают неманифестируемую цель «реформ» Януковича — Портнова: взять под контроль все судебные инстанции, ввести практику оглашения вердиктов по указанию сверху. Необходимо уяснить, что если реформа судебной системы утверждает принципы верховенства права, демократического разделения властей, примат европейских ценностей, тогда это действительная реформа. В противном же случае это «деформа» или контр­ реформа, перечеркивающая автономность судебной системы. Суть реформ не должна сводиться только к внедрению схем контроля за деятельностью того или иного института, к «убиванию» незаконных «схем» обращения капиталов для решения проблемы бюджетного дефицита. Например, к подобному пониманию Налогового кодекса склоняется основной криэйтор донецкой команды Б. Колесников. Такого рода схематические квазиреформы представляют собой всего лишь бессистемные тактические маневры власти, следование инструкции по выживанию «здесь и сейчас». Проведение реформ, наоборот, означает конструирование новой формы развития, а форма предполагает поиск правового основания как краеугольного камня преобразований. Реформы не могут

Нужно прийти к пониманию того, что для утверждения рационального правового госу­дарства очень важно его конституционноправовое постоянство

40


«Сильное» государство: силовое или правовое?

быть реализованы с помощью лишь формальной законности, то есть неправовых законов, исходящих из одного центра принятия решений, без компромисса с обществом в лице парламентских оппозиционных сил, без учета позиции гражданского общества. Где искать ориентир? Опыт конца 2000-х свидетельствует о том, что национал-демократический проект без укоренения правовой рациональной государственности теряет свою прогрессивную направленность и демонстрирует коррупцию, управленческую неэффективность, экономическую несостоятельность. Спекулируя на этих проблемах, власть стремится вернуть утраченную в 2004 году додемократическую стабильность и, отказываясь от проектирования правовой государственности, устанавливает государство так называемого донецкого «реформатория». Фатальность ситуации в том, что прежде чем что-либо «реформировать», команде реформаторов необходимо было диагностировать в обществе и государстве дефицит права как такового, а не переизбыток «хаотичной» демократии. На самом деле «демократический хаос», по сути, является симптомом, а не первопричиной политической, гражданской и экономической нестабильности государства. 2010 год ознаменовал прохождение государством точки бифуркации с двумя возможными сценариями развития: либо демонтаж незрелой правовой государственности и возвращение к патерналистскому режиму, консервированию привилегий и всех социальных противоречий, либо дооформление, достройка представительской демократии, правового государства и новой правовой реальности с приматом европейских ценностей. Так или иначе, в результате «реформационной» суеты новой власти государство осталось замкнутым в магическом круговороте реваншей. В 2004 году общество взяло верх над го-

сударством, в 2010 году — государство над обществом. Уже сейчас возникает новый кризис гражданской государственности, подавление общественных агентов, маргинализация оппозиции. Таким образом, вновь происходит накопление негативного гражданского потенциала, который не перерабатывается конвенциональными формами участия граждан в политике (выборами, мирными акциями протеста) и впоследствии может сгенерировать нестабильность нового порядка, неподконтрольную силовым ведомствам. Нужно прийти к пониманию того, что для утверждения рационального правового государства очень важно его конституционно-правовое постоянство. Если каждые пять лет происходят изменения Конституции, то это свидетельствует лишь о нарушении правового государственного континуума, дестабилизации микрофизики государства. Так, если в 2004 году конституционная политреформа стала результатом жизненно важного компромисса элит и общества, то возвращение былой Конституции в 2010 году можно рассматривать как политдеформу со стороны президентской команды. В результате риски и угрозы для государственности будут только нарастать, а правовое и государственное непостоянство, то есть непостоянство государственности, станет постоянным со всеми его эффектами, аффектами и дефектами, дестабилизирующими экономику, социальную жизнь и место в мире.

41


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

2011: point of no return «Зеркало недели», 18 февраля 2011 год

42

Парадокс первого блицкрига — вертикаль без общества За год, прошедший со дня инаугурации В. Януковича, Украина разительно изменилась. Перемены происходят по всем азимутам и направлениям. Но наиболее существенные, так сказать, коренные изменения коснулись политической системы. Трансформация политической системы предыдущего периода в новый политический режим происходит благодаря институциональной перекройке политического режима и «статусного» переворота в элитах. Коалиционная, плюралистическая, конкурентная по своему политическому содержанию политическая система 2006–2010 заменяется режимом доминирующего игрока, роль которого берет на себя президент. Возвращение к Конституции 1996 года было необходимо для ликвидации институционального дуализма между президентом и премьер-министром, заложенного политической реформой 2004 года. Формальное изменение юридических правил открыло возможности для пересмотра и правил политической игры. В условиях обновленного юридического и институционального контекста президент как самый влиятельный игрок получил ресурсы для навязывания своих правил и собственной повестки. Изменение институциональных норм сопровождается добровольно-принудительной ротацией элит. На задний план оттесняются элиты, стоящие за проигравшей президентские выборы


2011: point of no return

Ю. Тимо­шен­ко, а также те, кто имел влияние в пре­д ыдущий коалиционно-партийный период. Лидеры политических партий и фракций, спикер парламента оказались ненужными в новых институциональных условиях. С другой стороны, выходят на первый план новые игроки: команда В. Януковича как победитель выборов, административная элита — министры, губернаторы, чиновники как новая опора-вертикаль президента, крупные бизнес-группы. В качестве аппендикса к ним примыкают и бизнес-крылья из других партий, которые стали известны как парламентские «тушки». Этот первый этап, который сам Янукович, выступая в Верховной Раде, назвал «реформой власти», по замыслу правящей команды, должен стать демоверсией будущей реформы «всей политической системы». Какова цель будущих этапов трансформации системы? Де-факто отказ от коалиционной парламентской системы и консенсусной стратегии взаимодействия элит свидетельствует об одном: цель таких изменений состоит в создании устойчивой системы правления, гарантирующей получившим власть элитам закрепление своих правящих позиций и сохранение статус-кво на длительное время. Это означает, что правящая элита намерена перевести режим конкурентной демократии в режим управляемой демократии, установить контроль над выборами и политическими акторами (оппозицией, партиями), перевести политическую систему в режим прямого президентского управления. Данный сценарий перекройки политического режима уже на современном этапе демонстрирует определенные сбои и ограничения. Достигнув административной стабильности, сколотив путем фабрикаций парламентское большинство, президент столкнулся с тем, что общество стало еще более отчужденным от власти, элит и политиков. Намного более отчужденным, нежели это было при предыдущем режиме. Гражданское общество заняло жесткую оппозицию к власти и пер-

сонально к В. Януковичу. Одновременно в парламенте вместе с политической кончиной коалиции оборвалась связь между социальным и парламентским большинством, избирателями и партиями. В этой связи парламент перестает быть представительским органом, а соответственно и разрушается система контрактных обязательств между властью и обществом. Парадокс первого блицкрига власти состоит в том, что административное усиление власти привело к ее политическому и социальному ослаблению. В результате, взяв, казалось бы, под контроль элиты, перекроив институциональные условия в благоприятный для себя формат, новая власть очутилась над пропастью между вертикалью и обществом. Широкая социальная поддержка является тем базисом, благодаря которому возможны политические режимы доминантного игрока. Если обратиться к опыту соседних России и Беларуси, то условием стабильности и эффективности режимов там выступает высокий рейтинг президента на уровне 60–70 %. Опора на социальное большинство дает возможность российскому и белорусскому лидерам не заключать контракт с элитами, поскольку элиты в таком случае сами готовы подчиняться президенту. Именно высокий личный рейтинг российского президента дает ему все рычаги для того, чтобы «строить» чиновников, олигархов, силовиков и прочих. С украинским президентом ситуация обстоит намного сложнее. У Виктора Януковича нет широкой социальной опоры: во втором туре за него проголосовало 48 % (необходимо понимать особенность второго тура, который показывает не столько персональный рейтинг политика, сколько перераспределение голосов от выбывших кандидатов в пользу прошедшего), а президентский рейтинг В. Януковича по прошествии первого года колеблется в районе 30 %, причем с тенденцией к падению, а не к росту. К тому же после президентских выборов В. Янукович теряет символический статус лидера и идеолога ЮгоВостока. В такой же ситуации инфляции 43


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

статуса представителя и защитника интересов жителей восточных и южных регионов очутилась Партия регионов. Янукович стал президентом как лидер партии, которая исполняла роль партийно-программной машины. Но в новых институциональных условиях, где нет партийного плюрализма, а есть административная вертикаль, партия превращается в партию власти для чиновников всех уровней, партию-сервис президентской администрации. Исчерпанность неисчерпаемого авторитаризма Если режим не имеет опоры на широкую социальную базу, то возникает вопрос, на каких скрытых резервах могут выживать президентские режимы, опирающиеся только на элитно-олигархический контракт. Такие режимы могут держаться на плаву только благодаря стратегии неопределенности. Неопределенность в элитах, да и в обществе в целом, поддерживается с помощью постоянных изменений правил игры и манипуляциями прав собственности. Отмена Конституции 2004 года и возвращение к Конституции 1996-го, неопределенность со сроками парламентских выборов, которая длилась почти вплоть до даты объявления кампании, продление сроков каденции ВР, которое противоречит Конституции–96, — все это манипуляции для поддержания стабильной неопределенности. Впереди еще предстоят манипуляции с избирательной системой, с перекройкой партийной системы и т. д. Кроме этого, политическую неопределенность дополняет экономическая — манипулирование правами собственности через меняющееся налоговое законодательство, негарантированность прав собственников и частной собственности, отсутствие возможности защиты своих прав в кор-

румпированных судах. Но власть, надеясь на удержание ситуации под контролем, не учла исчерпанности ресурсов для подобного режима, которая уже наступила к концу второго срока Кучмы. Для поддержания системы авторитаризма, пусть и в его софт-варианте, нет ни экономических, ни силовых, ни идеологических ресурсов. Авторитаризм политический в Украине закончился в 2004 году, в том числе символическим его завершением стал Майдан как демократическая революция против фальсификаций на выборах. Авторитаризм экономический также не складывается, поскольку политэкономический режим держится на монополизме компрадорского крупного капитала. Такой капитализм не прогрессивен, а регрессивен, олигархи, получившие сейчас в стране доступ ко всем ресурсам и стараясь монополизировать их, играют против национальной экономики и национальных интересов, а значит, против общества и государства. Если коснуться силового ресурса, то он в Украине всегда был слаб и неэффективен. Наши силовики — прокуроры и налоговики, — может, и наводят некое подобие страха, но большинство уже научилось покупать или оплачивать этот страх, приноровилось жить со страховкой на ренту спокойствия. Вопрос об идеологическом ресурсе режима становится чуть ли не риторическим. Отказываясь от идеологического наследия предыдущего режима, который делал упор на строительство национального государства, новая власть предлагает перекодировать государственность, денационализировать государство. В этой модели Янукович стремится играть роль умеренного государственника, прагматичного национализатора. На фоне радикальных националистов и не менее радикальных левых пророс-

Изменение институциональных норм сопровождается добровольнопринудительной ротацией элит

44


2011: point of no return

сийских сил Янукович будет стремиться занять нишу умеренного, постсоветского центриста. Но, опять же, без социальной базы занять такую нишу ему вряд ли удастся. В украинских условиях расколотого электорально, регионально и социально общества центристская ниша очень узка и потому провальна. Это, кстати, подтверждают попытки создания в разные времена партий власти, который имели рейтинг на уровне 10–15 %. И такая же судьба ждет ПР в результате ее деэволюции от партии интересов Юго-Востока к партии власти. Если отсутствует социальное большинство, то невозможно выстроить большинство ни электоральное, ни парламентское. Электоральное становится возможным путем поддержания фальсификаций во время выборов, а парламентское — путем фабрикации с помощью соответствующих стимуляций депутатов. Но все эти имитационные, виртуальные большинства в конце концов сработают против своих аватаров. Потому что устойчивое большинство не может появиться, если не сложились организованные интересы. А власть как раз делает все для того, чтобы дезорганизовать возможные группы интересов, особенно, если они имеют экономическую и социально-классовую подкладку. Яркая иллюстрация — удар по среднему и малому бизнесу, чтобы они не оформились в социально активную группу, а тем более не сформировали политическую повестку. Ситуация для власти во многом тупиковая. С одной стороны, элиты не хотят и не готовы сформулировать современную идеологию, включая прогрессивную повестку реформ, а с другой, — всеми силами препятствуют формированию такой повестки со стороны общества. Но и поддержание такой ситуации становится все более невыносимым, причем в первую очередь для общества, на которое и падают все затраты на поддержание стабильности в элитах. И в этом тупике кроется то самое рискованное и опасное

«накануне», игнорирование которого может привести к активной фазе революционной ситуации. Постсоветский Левиафан: забыть нельзя построить За прошедшие 20 лет изменялась политическая система и сменялись политические режимы, однако эти изменения касались отношений между элитами, но не затрагивали государство. Проблема в том, что такие институты, как прокуратура, налоговая и таможенная службы, МВД, СБУ, остались по своей сути советскими, репрессивными. Государство все еще ориентировано на защиту своих интересов, но не прав гражданина, который лишен правового инструментария для равноправного спора с государством. Государство всегда выигрывает, ведь на его стороне работает административное право, судебная администрация, бюрократия. Поэтому необходим переход от сословного, коррупционного, фрагментарного государства к принципиально новому — правовому, либеральному, демократическому. Политическая система требует правовой либерализации, суть которой заключается в построении либерально-буржуазного государства, гарантирующего права и свободы гражданина, а не защищающего интересы правящего класса. К сожалению, демократическая прививка от авторитаризма в 2004 году оказалась неудачной. Общество требовало политических прав и гражданских свобод, но советское, силовое по своему формату государство не было готово играть по новым демократическим правилам. Оказалось, что демократия не может развиваться в условиях внеэкономического принуждения и правового монополизма. Правящие элиты не были заинтересованы в институционализации новых демократических норм. Поэтому сфера применения демократии свелась только к выборам того, кому предоставляется право распоряжаться бюджетными, финансовыми, инфраструктурными 45


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

и другими ресурсами, то есть к выборам распорядителя постсоветской государственности. 2011-й может оказаться поразительно позитивным годом для будущего Ук­р аи­ ны. Активное проталкивание административной, судебной, налоговой, пенсионной реформ еще больше вскрыло противоречия, зревшие все эти годы. Сегодня стало очевидно, что основные несоответствия сконцентрированы между коррупционной моделью государственности и требованиями либерального экономического развития. Экономика и общество хотят освободиться от спрута бюрократии, налогового пресса, административной зарегулированности, но государство эту свободу не дает. В результате тлеет конфликт между моделью государственности и реальной жизнью людей, которые ежедневно сталкиваются с дряхлой, коррупционной, подавляющей любые экономические и политические свободы государственной машиной. Клановое монополистическое государство, сложившееся в 90-е годы, выступает неисчерпаемым ресурсом для процветания коррупции. Поэтому борьба с коррупцией должна означать создание либерального государства со стимулирующей налоговой системой, независимыми от судебной и государственной администрации судами и прокуратурой. Необходимо создание системы европейского правосудия, функционирующей по принципу «справедливость-для-всех». Тогда силовые структуры не будут выполнять роль политического инструмента для устрашения общества и плодить «узников режима». Однако власть становится на иной путь — сворачивания и ограничения

пространства свободы. С институциональной точки зрения, демократии в Украине стало меньше, но ментально украинцы стали ближе к демократии. Общество уже понимает, что свобода — не эфемерное понятие, в иерархии индивидуальных ценностей занимающее второстепенные позиции. И в этом заключается принципиальное значение первого года правления новой администрации: вследствие ее советско-ренессансной политики в обществе постепенно проступают контуры реальной повестки. Такая повестка формирует не политтехнологический, не манипулятивный, не симуляционный, а реальный общественный консенсус — требование от государства антикоррупционной, либеральной, правовой политики, демонополизации экономики. Реформы должны быть ориентированы на производство свободы — экономической, социальной, политической. Новая власть вроде бы и уловила общественный запрос: социальная усталость от неопределенности, конфликтов, пустого пиара и бездействия со стороны политиков. Вместо либеральной, защищающей, правовой стабильности правящая элита предлагает подавляющую, прессующую, полицейскую стабильность. Дальнейшее сохранение, а тем более «строительство» полицейского государства и полицейско-олигархической экономики невозможно, поскольку исчерпаны экономические и социальные ресурсы постсоветской государственности, а общество приблизилось к грани самовыживания. Если общество и власть не смогут договориться, если консенсус между общественными требованиями и интересами элиты не будет найден,

Такие институты, как прокуратура, налоговая и таможенная службы, МВД, СБУ, остались по своей сути советскими, репрессивными

46


2011: point of no return

то есть не будет заключен общественный договор, то, как заметил Брюс Джексон, люди будут продолжать тихо ненавидеть власть и государство. А если общество не доверяет власти, то любые реформы обречены на провал. Задекларированная властью пятилетка реформ может стать пятилеткой социальной и политической нестабильности. Перед элитами сейчас стоит задача удержать ситуацию под контролем, провести реформы сверху и не допустить революции снизу. Вместо проектирования управляемой демократии, несущей в себе потенциал нестабильности, необходима управляемая реформация, либерализация сверху. В противном случае ситуация может выйти из-под контроля, а новый Майдан уже не будет мирным, терпимым к власти и элитам. Он будет радикальным и сокрушительным для господствующих элит. Начатые властью псевдоконституционные процессы направлены лишь на закрепление властных полномочий, но не на конституирование новой модели государственности. Реальный конституционализм означает переоснование государства, установление пределов его вмешательства в частную жизнь, экономику, предпринимательскую деятельность, СМИ. Государство как часть общества должно быть ограничено правом, индивидуальными правами и свободами, независимой судебной системой. И если олигархическая реформация 1990–2000-х была в основном ориентирована на реформирование экономики, то государственная машина, несмотря на прохождение конституционных циклов 1995–1996 и 2004–2006, осталась постсоветской по форме и советской по содержанию. Конституции образца 1996-го и 2004-го были лишь конституциями власти, так как формализировали элитные договоренности, в них были прописаны механизмы страхования рисков межэлитного взаимодействия. Необходима Конституция общества, задача которой как раз и состоит в ограничении,

обуздании «всеобщего государства», гоббсовского Левиафана. В условиях кристаллизации нового общественного контракта на историческую авансцену выходят две условные партии — партия демократии, права и партия власти, привилегий. Очевидно, что роль партии демократии и права могла бы взять на себя оппозиция. Но проблема украинской оппозиции в том, что она не столько альтернатива, сколько критическое дополнение к власти. Если оппозиция сконцентрирована исключительно на критике, то она автоматически принимает правила игры и кооптируется в режим. Вместо критической оппозиции и обществу, и государству необходима альтернативная модель развития. Потому залог выживания оппозиции состоит в том, сумеют ли оппозиционные силы перевести обществен­ ный запрос в образ желаемого государства и сформировать альтернативный план институциональных реформ.

47


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

Реформы Януковича: какой капитализм строим? «Зеркало недели», 28 апреля 2011 год

48

Президент Украины В. Янукович обозначил 2011 год годом реформ и модернизации. В то же время власть пока что не может сформулировать императив реформаторского курса: какие необходимы реформы, кто субъект реформ и, наконец, самое главное — какова цель реформ. Без четкого ответа на эти вопросы все реформаторские попытки элит сводятся к тактическим маневрам по предотвращению и минимизации экономических и социальных рисков. Но основной риск состоит в том, что политический класс, стремясь к стабильности, постоянно избегает институционального наполнения реформ, а значит, без ответа остается вопрос: какой капитализм будет построен в Украине? Капитализм: политический или рыночный? Опыт выхода из постсоциалистической и постсоветской экономических систем и создания рыночных экономик в других странах свидетельствует о том, что такой выход осуществлялся тремя магистральными путями: восточно-азиатским («капитализм снизу»), центральноевропейским («капитализм извне»), постсоветским («капитализм сверху»). Примером «капитализма снизу» является Китай, где воротами в постсоциализм стало мелкое частное предпринимательство в сфере сельского хозяйства. Госсектор сохранился, но был открыт доступ для частных инвестиций, в том числе иностранных. «Капитализм извне» был характерен


Реформы Януковича: какой капитализм строим?

для центральноевропейских стран, таких как Венгрия, Чехия, страны Балтии. Эти европейские страны уже имели опыт частной инициативы и предпринимательства, потому, создав новый правовой дизайн, без особых проблем перешли к капитализму. Приоритет был сделан на привлечении иностранного капитала и передаче государственной собственности в руки иностранных инвесторов. Под управление транснациональных компаний перешел и производственный, и корпоративный менеджмент. Именно внешние инвесторы выступили активными лоббистами институциональных изменений и локомотивами рыночных реформ. Украина, как и другие постсоветские страны, пошла иным путем, выбрав «капитализм сверху» как быстрый переход от командно-административной в рыночную экономику, в основе которого лежало перераспределение государственных активов путем их быстрой приватизации. При этом данный процесс протекал в условиях отсутствия рыночных институтов, прежде всего института частной собственности и правовых механизмов ее защиты. Неименее таких инструментов защиты прав собственников означало, что судебная система будет обслуживать приватные интересы правящей элиты в режиме правового сервиса. Основным следствием «капитализма сверху» стал переход не от плана к рынку, а от плана к клану. То есть к формированию политического капитализма, когда административные и политические должнос­т и давали возможность конвертировать политическую власть в экономическое богатство и тем самым аккумулировать экономические и финансовые ресурсы в руках властных элит. В результате возник отчужденный от общества капитализм правящей верхушки, а экономика стала функциональным придатком политики. Кроме этого, в процессе образования нового слоя капиталистов сыграли свою роль факторы клановости и региональности (к началу нулевых годов сфор-

мировались донецкий, днепропетровский и другие кланы). Становление и закрепление основ политического капитализма совпадает как с периодом формирования определенной модели политического режима, так и с пребыванием конкретной персоны на посту президента. Во время первого срока президентства Л. Кучмы был дан старт быстрой приватизации государственной собственности и тем самым открыт доступ административным элитам к возможностям аккумулирования частной собственности (произошел обмен власти на собственность). В этот период начался процесс конституционализации складывающегося политического режима. Он привел к утверждению президентско-персонализированного суверенитета, подменившего и подмявшего под себя парламентско-народный суверенитет. Уже к концу первого срока сформировался новый слой сверхбогатых собственников — олигархов, завладевших самыми крупными в прошлом государственными активами. Система приобрела черты конкуренции внутри олигархического класса, где олигархи выполняли роль бенефициаров политического режима, а президенту отводилась роль верховного арбитра. Этот период становления политического капитализма можно назвать конкурентноолигархическим, поскольку конкуренция носила характер борьбы за патронат президента, в том числе, используя ресурсы парламентского лоббизма. Обратной стороной конкурентно-олигархического периода стало критическое падение доходов и уровня жизни людей, сопровождавшихся низким доверием к власти и новым крупным собственникам. Этот период заканчивается формированием кланово-олигархической модели капитализма. Ответом на нее стала резкая общес­ твенно-политическая дестабилизация, вылившаяся в оранжевую революцию как высшую стадию кризиса легитимности установившегося политэкономического режима. 49


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

В следующий период, во время пятилетки президентства В. Ющенко, была сделана ставка на демократизацию политической системы и десоветизацию общества. Но демократия, не опирающаяся на верховенство права и эффективные институты, превратилась в демоанархию, что привело к разочарованию общества в рынке и либеральной форме политической организации. В то же время олигархическая элита успешно провела тактическую перенастройку, приняла новые правила и активно участвовала в демократической игре. Олигархи уверено вошли в политику, выстраивая целые холдинги для представительства и защиты своих интересов — от партий до общественных организаций, от парламента до судов. В этот период происходит частичная либерализация экономики и общества, но олигархическая суть политэкономического режима остается прежней. И если при Кучме произошел переход от плана к клану, то ожидаемый переход от клана к рынку так и не состоялся. В результате Украина оказалась между двумя сценариями: либо экономическая монополия олигархов подомнет демократическую конкуренцию, либо последняя демонополизирует олигархическую экономику, что позволит перейти от клана к рынку. Но события, увы, пошли по первому сценарию… Основная проблема рыночно-либерального периода заключалась в том, что строи­т ельство демократии без демонтажа советской постгосударственности и возникшей на ее обломках клановой экономики, без верховенства права и свободной экономической конкуренции делает невозможным построение зрелой, работающей, либеральной политэкономической модели. Фактически в оранжевый период были подготовле-

ны условия для упрочения клановости и заложены риски для демократической модели. Именно правовая дефектность этого периода как не полной, не структурируемой, не институционализированной демократизации в итоге спровоцировала возможность отхода от уже завоеванных позиций. В отличие от прошлых лет, сопровождавшихся экономическим ростом и увеличением доходов граждан, современная экономическая ситуация характеризуется стагнацией доходов, ростом бюджетного дефицита и слабой возможностью удержания экономического положения страны хотя бы на прежнем уровне. Кризис бюджета, доходности и народного благосостояния вынуждает власть искать новые стратегии управления экономикой и перераспределения ресурсов. Если во время экономического роста проблема нереформированных институтов могла быть отодвинута на второй план, то экономическая застойность меняет ситуацию с точностью до наоборот: на повестку дня выходят вопросы демонтажа кланово-олигархической системы и создания работающих экономических и правовых институтов. Но вместо того, чтобы открыть возможности для полномасштабной экономической и политической либерализации, упрочения экономической и политичес­ кой конкуренции, для гарантии прав собственности через справедливое и независимое правосудие, новые «верхи» начали с монополизации политической и экономической власти, фискальной централизации. Если раньше ресурсно-обеспеченные группы активно занимались политикой, в настоящее время происходит отказ от «политики» в обмен на сохранение ресурсов и влияния (феномен так называ-

Для правящей элиты реформы актуальны только в той мере, в какой они не нарушают выстроенную иллюзию «стабильности»

50


Реформы Януковича: какой капитализм строим?

емых тушек). Внутриэлитные конфликты из публичной сферы перетекают в рамки воссозданной административно-командной вертикали. Функции распорядителя вертикали переходят к доминирующему политическому игроку, коим становится президент, для чего и были возвращены В. Януковичу конституционные президентские полномочия 1996 года. В этих условиях маргинализация политической роли оппозиции призвана нивелировать возможные расколы элит, нейтрализовать социальное недовольство и сопротивление неолигархического среднего и малого предпринимательства, тем самым сформировав страховой полис для безопасности правящего режима. Реформы для панов или для граждан? Базовым приоритетом модернизации власть считает достижение «устойчивого экономического роста» при сохранении политической и социальной стабильнос­ ти. При этом предлагаемые реформы рассматриваются одновременно и как управленческая технология достижения конкретного экономического результата, в частности, обеспечение стабильной работы «своего» бизнеса, и как государственно-бюджетный механизм снижения социальных издержек при их проведении, то есть как способ сохранения социальной и политической стабильности. Определенные вопросы вызывает методология проведения реформ. Ведь если провозглашается реформаторский курс, то должны быть публично поставлены конкретные цели и задачи, идеология проводимых изменений. Однако в публичном пространстве правящая элита так и не смогла четко сформировать собственную реформаторскую позицию: к какой экономической модели стремимся? С идеологической точки зрения «экономические реформы» и «социальная стабильность» не являются ориентирами одного порядка, так как любые коренные изменения всегда предполагают определенную социальную дестабилизацию. Другими словами, для правящей элиты

реформы актуальны только в той мере, в какой они не нарушают выстроенную иллюзию «стабильности». Так, молниеносное принятие Налогового кодекса, спровоцировавшее массовые протесты предпринимателей, вмиг затормозило ревизию пенсионного и трудового законодательства, да и сами новейшие нормы, регулирующие налогообложение, уже не один раз подвергались ревизии в режиме online. Что же касается «устойчивого экономического роста», то ставка на быстрый рост показателей ВВП позволила продемонстрировать приемлемые для власти статистические показатели, но при этом фактически отложить реформирование институтов. Вместо создания новых правовых и институциональных форм основное внимание уделяется внеэкономическому изъятию прибавочного продукта, поиску оптимального варианта управленческих «схем», формулы административного регулирования рынком и силового контроля над малым и средним бизнесом. Выстраиваемая таким образом модель экономики с ее ориентацией на внеэкономическую административную регуляцию общественного производства вне общих, легитимных для всех игроков «правил игры» переориентирует логику собственно экономического развития на политическую стратегию сохранения власти. Главным императивом власти становится не производство прибыли, финансового дохода, экономической стоимости, а наращивание властных дивидендов и выплата социальной ренты ради сохранения политической стабильности. Консервация и реанимация административно-командных методов приводит к созданию нео­традиционалистского административного рынка, то есть рынка, вмонтируемого в систему государственного управления как подчиненный, вспомогательный элемент, задачей которого является обеспечение воспроизводства власти. Власть печется не об экономической эффективности, а работает в режиме постсоветской безопасности — 51


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

энергетической, продовольственной, финансовой, социальной и т. д. Но обеспечение безопасности в условиях монополизации политических и экономических активов, административно-силового давления на «чужой» бизнес означает, что элиты стремятся оградить себя от социального недовольства и сохранить свое доминирующее положение. Яркой иллюстрацией командной логики политического капитализма является ситуация вокруг зернового рынка. И проблема даже не в том, что положение на этом рынке в течение года характеризуется монополизацией, внеэкономическими запретами и принуждениями, квотированием экспорта зерна и т. д. Проблема сложней и фундаментальней, а именно — в отношении высших чиновников к рынку зерна и сельскому хозяйству как месту и средству обеспечения так называемой продовольственной безопасности. Иначе говоря, чиновники оперируют не интересами экономических агентов, прибыльностью, доходностью, инвестициями и другими инструментами экономического регулирования, а политико-идеологической категорией безопасности. Неумение управлять и желание все контролировать легитимируется якобы интересами продовольственной и социальной стабильности, хотя на самом деле речь идет о безопасности имущественных и статусных позиций тех, кто держит монополию на этих рынках.

лит­экономическое пространство? Если первое, тогда понятна логика статистической гонки за показателями ВВП, приоритетность секторальных реформ в ущерб формированию рынка — национального или фрагментарного, встроенного в глобальную экономику. За последний год произошло «одонетчивание» административной и прокурорско-силовой вертикали. Принимая во внимание, что план построения вертикали власти уже реализован, сейчас внедряется политический проект вертикально-интегрированной экономики в рамках системы кронизма, — сrony-капитализма, или капитализма семьи, родственников и друзей. При отсутствии национального рынка, капитализации общественного производства и при монополизации целых отраслей промышленности, а то и отдельных секторов экономики возникает феномен административного сращивания государства и крупного бизнеса. В политическом отношении это означает, что крупный бизнес фактически получает статус голосующего большинства, а в экономическом — национальный рынок дефрагментируется на автономные сектора, контролируемые олигархами и внутривластными бюрократическими группами. Это в украинских условиях одно и то же. Второй эффект сращивания административного и коммерческого секторов заключается в получении правящей элитой мажоритарного права на перераспределение национального богатства. Что характерно: доход рассматривается как ресурс политического господства, а не как экономическая инвестиция. Ресурсы используются для административной перестройки «вспомогательных» систем — судов, прокуратуры, налоговой администрации, таможенной службы, МВД, то есть создания

Власть печется не об экономической эффективности, а работает в режиме постсоветской безопасности

Crony-капитализм по-донецки Если авторы реформ стремятся к экономической модернизации, тогда нужно ответить на вопрос: речь идет об авторитарной модернизации по сингапурскому образцу или о либерализации с перспективой вхождения в европейское по­ 52


Реформы Януковича: какой капитализм строим?

украинского варианта полицай-экономики. Логика административно-командного накопления провоцирует крупный бизнес на получение «быстрых» рент, а капитал как финансовый массив создается исключительно в банковской сфере. Поэтому реализация «вертикально-интегрированного» проекта предполагает перевод «своих» активов под формальное государственное управление, как это случилось с большинством «региональных» банков, хотя, по сути, национализации не произошло. Государственный бюджет здесь рассматривается в роли финансового механизма сохранения собственности и активов. Контроль над бюджетными потоками, а также фискальная, административная, бюджетно-распорядительная централизация фактически привязывают бизнес к распорядительным и преференциальным возможностям бюджета, который превращается в привилегированный объект государственного управления. Иначе говоря, бюджет заменяет рынок, а конкуренция за доступ к бюджету — рыночную конкуренцию. Полуавторитарные, частично капитализированные сегментарные рынки функционируют, но не работают в режиме рынка, то есть конкуренции и ценовых сигналов. Отсюда низкая норма накопления, инвестиционный кризис, хроническое недоинвестирование, низкая производительность и экономический застой. Государство не выступает ни в роли активного игрока, ни в роли регулятора и форматора рыночных отношений. Логика административного управления порождает феномен отчуждения государства от экономического производства, так как государственное управление принимает форму управления вещами, ресурсами, промышленными активами, но не управления интересами фермеров, зернотрейдеров, энергетиков, производителей, потребителей. Таким образом, взят курс на создание некапиталистической, полуфеодальной, псевдорыночной экономики — без производства, прибавочной стоимости, но с распорядительской, проедательской бюджетной миссией и государственной эксплуа-

тацией бюджетнозависимых социальных слоев. Однако проблема состоит в том, что постсоветские технологический и социальный ресурсы уже исчерпаны. Поэтому необходимо переориентировать экономику с логики бюджетных выплат, субвенций, дотаций на экономику, производящую прибавочную стоимость. Но для этого нужно создавать институциональные условия: институт частной собственности, массовый слой неолигархических собственников, независимый суд и демократическое представительство. В этом случае базовым императивом рынка будет не безопасность режима и «верхов», а легитимные «правила игры», которые создают и модерируют бизнес-интересы. *** Основная проблема торможения реформ — в пролонгации административно-командной, олигархически-монополитической, вертикально-интегрированной постсоветских практик. Без политической и экономической демонополизации реформы не смогут работать на интересы людей и общества. Либо реформы останутся репродуктивными, консервативными, направленными на обеспечение безопас­ности правящих верхов, их доходов, рент, статусов, либо это будут реформы трансформативные, реализующие задачи транзита к неолигархическому среднеклассовому капитализму. Для обеспечения трансформативного характера реформ необходимо выйти из политического капитализма, отказаться от логики политического накопления — инвестирования в силовой, административный, властный ресурс в пользу логики индивидуального накопления и инвестиционно-инновационного роста, о котором правящая элита говорит вот уже с десяток лет, но что не стало условием и результатом экономической политики.

53


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

Неоизоляционизм, или есть ли предел многовекторности? «Зеркало недели», 1–2 июля 2011 год

54

Президентская команда Виктора Януковича во внешнеполитической стратегии попыталась вернуться к золотому времени многовекторности, сосредоточившись на удержании курса активного неприсоединения. Это проявилось в смене доктрины внешней политики времен пре­д ыдущей администрации и, как следствие, отказом от вступления в политические и военные западные структуры, прежде всего НАТО. В геоэкономике вектор был перенаправлен на тесное экономическое сотрудничество с Российской Федерацией. В то же время Украина постоянно настаивает на том, что не готова к институциональному оформлению украино-российских связей. Киев продолжает быть заинтересованным в неком варианте гостевого брака, где стороны избирательно сотрудничают по взаимовыгодным позициям. Однако проблема заключается в том, что внешним игрокам в лице Москвы и Брюсселя уже не интересна такая изоляционистская и «неприсоединительская» политика Украины, и потому они принуждают ее к быстрейшему геополитическому и гео­эко­но­м и­ чес­кому самоопределению. Если западные, европейские партнеры действуют средствами soft power, то россияне — по традиционной формуле «газ плюс все средства хороши». Понимая необходимость выбора, нынешняя украинская элита в то же время боится потерять политическую и экономическую автономию и оказаться зависимой от любого нового глобального центра.


Неоизоляционизм, или есть ли предел многовекторности?

Неоизоляционизм: в чем апгрейд? Новым независимым государствам, вышедшим из лона советской империи, пришлось одновременно решать две стратегические задачи. Первая была связана с поиском национальной модели нового экономического порядка. Вторая — в какую новую геоэкономическую и геополитическую конфигурацию встраиваться. Логика геополитического отрыва от бывшей советской империи, скажем, для Балтийских стран стала императивом национальной независимости, а выбор европейской модели экономики и политики (евроинтеграция) выступил завершающим этапом оформления государственности. Украина не смогла полностью оторваться от советской геополитической платформы по причине сохранения геоэкономической связки с Россией, дополненной геоисторической и геокультурной привязкой друг к другу. Украинская экономика времен постнезависимости развивалась в основном за счет консервации общего газотранспортного пространства с Россией: у Москвы — газ, у Киева — труба. Фактически низкая цена на газ и доходы от транзита держали на ватерлинии рентабельности ключевые украинские промышленные секторы, остатки советской неконкурентной гигантоэкономики. Геотранзит оставался той священной дойной коровой, которую опекали на самом высоком президентском уровне. В этом отношении многовекторность коррелировала со сложившимся политэкономическим режимом, обслуживающим экономические интересы правящего класса. Поэтому курсирование по маршруту Россия — Запад — Россия было выгодным в условиях дешевого российского топлива. Правящий класс мог покупать у России газ по низкой цене, на его основе производить промышленное сырье и полуфабрикаты, продавать эту продукцию на западные рынки и получать сверхприбыли. Поскольку экономика складывалась вокруг контроля над транзитом, то основные выгоды получили те бенефициары, которые «сидели

на трубе». На основе этой квазиэкономики «транзитного пузыря» узкий слой приближенных к власти крупных собственников трансформировался в олигархический класс, контролирующий экономические, транзитные, политические активы. Для сохранения собственного экономического господства олигархи и сегодня заинтересованы в сохранении галса изоляционизма. Внешнеполитической доктриной, легитимизирующей и реализующей политэкономические интересы олигархов, и была пресловутая многовекторность. Собственно, весь геополитический порядок на постсоветском пространстве первые 20 лет существования экс-СССР держится на специфических олигархических отношениях собственности, а межгосударственные отношения строятся как отношения между различными географически распределенными фракциями экссоветского правящего класса (за вычетом Саакашвили и частично Украины в период 2005 — 2010 годов). Украина весь постсоветский период держится за многовекторность, которая означает постоянное балансирование в положении полуинтеграции. Подрихтовывая время от времени свой изоляционизм, придумывая всевозможные полуинтеграционные формулы типа «3+1» для Таможенного союза (ТС) или недо-ассоциации с Зоной свободной торговли (ЗСТ), власть делает все, чтобы не утратить контроль над внутренними рынками и активами, а также шаткой политической системой. Политическая элита понимает, что, присоединившись к определенному экономическому пространству, придется менять политэкономический режим, а это в свою очередь грозит потерей своего доминирующего статуса и привилегий. Принуждение к выбору: некуда бежать? В связи с изменением газотранзитной стратегии России, ставкой на диверсификацию транзитных маршрутов (строительство Северного и Южного потоков), 55


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

Украина постепенно теряет свою транзитную миссию. Многовекторность превращается в междувекторность, метания между векторами. Путаясь между российским и европейским векторами, являясь объектом этих силовых векторов, Украина уже не в состоянии настаивать на самостоятельной внешней стратегии. Выходит, что не мы определяем, а нас определяют. Нужен переход от позиционной игры между двумя векторами к идентификационной стратегии. Украине рано или поздно придется сделать выбор между российским и европейским экономическими пространствами. Украина имеет внешние таможенные границы, но не имеет полноценного внутреннего рынка. У России, наоборот, есть емкий внутренний рынок, но нет внешних таможенных границ. Поэтому Россия на повышенной передаче со­ здает Таможенный союз, поскольку для нее важно, чтобы границы внутреннего рынка совпали с внешними таможенными границами. ТС — это фактически расширение внутреннего российского рынка до внешних торговых границ. То есть Россия стремится к тому, чтобы ее экономические границы совпали с политическими границами Украины. В таких условиях Россия будет способна выстроить прямые экономические контакты с ЕС без украинского транзитного посредничества. Кроме того, нужно учесть, что Таможенный союз предлагается Россией как экономическое пространство, сформированное на базе существующих двусторонних отношений между торговыми партнерами. ТС, по сути, — это торговый союз России с каждой отдельной страной, иными словами, создается

новая экономическая империя — полит­ экономический нео-Союз, а не интеграционное объединение. Россия выступает за общее экономическое пространство, но предлагает не создание общего рынка, а расширение своего внутреннего рынка за счет рынков других государств. Не лишним будет напомнить, что объединение Германии в середине XIX века началось с введением О. Бисмарком единого таможенного тарифа, который тогда назывался имперским тарифом для всех германских земель. Это геоторговое объединение стало прологом к созданию второго германского рейха. Метания между ТС и ЗСТ вписывается в более общий контекст выбора между двумя моделями модернизации. Сама модернизация означает концентрацию и консолидацию всех имеющихся ресурсов — политических, экономических, социальных. Если говорить о возможном едином украино-российском модернизационном пространстве, то возникают вопросы: где взять технологии, кто выступит технологическим, финансовым, инновационным провайдером модернизации. Кроме того, как в России, так и в Украине, нет четких, укорененных, устоявшихся правовых гарантий частной собственности, инвестиций, правил экономической игры. А от изменений правил игры институты и правовые гарантии не появляются сами по себе. Обе страны имеют энергоемкие, ресурсозатратные, сверхиндустриальные инфраструктуры, уходящие корнями в технологии конца ХІХ — первой трети ХХ века. Очевидно, что в ХХІ веке старые индустриальные экономики нежизнеспособны на гло-

Поскольку экономика складывалась вокруг контроля над транзитом, то основные выгоды получили те бенефициары, которые «сидели на трубе»

56


Неоизоляционизм, или есть ли предел многовекторности?

бальных рынках, так как не в состоянии производить конкурентную продукцию и вынужденно замыкаются на внутреннем пространстве. Европа также принуждает Украину к выбору. Но европейское экономическое пространство означает общие правила, институты, рынок, а значит, единое и неделимое интеграционное пространство. Если Украина войдет в индустриальную цепочку в рамках ЕС, то это будет означать модернизацию через интеграцию. Европейский вектор ценен именно тем, что открывает окно возможностей для проведения структурных реформ, то есть для Украины это озна­ч ает выбор стратегии экономической модернизации. Бег по кругу между геополитическими центрами — Москвой и Брюсселем — мог бы продолжаться еще долго, не будь исчерпаны постсоветские промышленные остатки. А после мирового экономичес­ кого кризиса рентные игры вокруг государственного бюджета с целью покрытия частных убытков уже не приносят результата. В итоге перед украинской элитой стоит выбор: либо идти под крыло Таможенного союза, существовать в рамках старой транзитной политэкономической модели и восстанавливать советские индустриальные цепочки (при этом украин­с кая экономическая элита рискует превратиться в младшего партнера в политике и миноритарного акционера в экономике), либо, наоборот, интегрируясь в Европейский Союз, элита попытается преодолеть постсоветскую рентную экономику и сменить ее на рыночный капитализм. Если власть подчеркивает, что она за европейский экономический вектор, то тогда она будет вынуждена идти на европеизацию, модернизацию и либерализацию политической системы. Оставаться в рамках политической полуавторитарности и фасадной демократии и одновременно интегрироваться в Европу невозможно. Нельзя создавать свободную экономику, когда политичес­

кая система не свободна. Таким образом, Украина обязана будет пройти политичес­к ую интеграцию, понимаемую, как интеграция стандартов, ценностей, процедур. Именно поэтому Европейский Союз требует серьезной подготовительной политичес­кой работы от президента, власти, элит и общества. Если у президента Виктора Януковича есть искреннее намерение сближаться с Европой, но при этом страна с общественной и политической точки зрения движется от демократии и Европы, то это очень неустойчивый баланс. В этом случае любой незначительный фактор — внутренний или внешний — может его нарушить и, несмотря на европейские устремления, развернуть Украи­ ну в обратную сторону. Показательным в этом плане является дело Тимошенко. Недаром европейская элита видит в процессе над оппозиционеркой не столько коррупционное дело, сколько то, какую все же стратегию выберет правящая группа: либо будет продолжать балансирование между центрами, что в итоге вынужденно приведет Украину к российскому вектору, либо будет сделан решительный шаг в сторону европейской моральной и политэкономической географии. Так не бывает, чтобы политическую систему менять по российскобелорусским лекалам, а экономику — по европейским. Нужна определенность. Требуется выбор.

57


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

О ликвидации «остатков ГУЛАГа» «День», 28 июля 2011 год

58

Политолог, философ, политконсультант… Вадима Карасёва трудно классифици­ ровать. Журналисты любят его за мета­ форичные, точные, емкие, нетривиаль­ ные и порой парадоксальные суждения. И даже прощают перманентное участие в сомнительных политических авантюрах. Он всегда упорно ищет новые полити­ ческие смыслы. И всегда находит. Даже в «гнилости и абсурдности всей правоох­ ранительной системы Украины». —  Вадим Юрьевич, очевидно, что главное политическое событие этого лета — суды. На какое-то время, когда еще разрешали прямые эфиры, судебные процессы стали популярнее «мыльных опер». Для Украины это прецедент. У нас еще никогда не судили чиновников такого уровня. Власть сегодня любит ссылаться на опыт Израиля и Южной Кореи, где судили президентов, на опыт Франции, где сейчас под давлением прокуратуры находится бывший президент Ширак, на ряд других прецедентов. Как Вы считаете, уместны ли в данном случае такие сравнения? —  В принципе, Украине было бы неплохо пройти через такие судебные процессы. Это был бы неплохой прецедент, поскольку тот же опыт Южной Кореи показывает, что после судебных процессов над коррумпированным президентом страна делала существенный шаг в сторону укрепления демократических инициатив, в сторону укрепления судебной системы, которая после таких процессов вышла на новый качественный уровень, стала более справедливой.


О ликвидации «остатков ГУЛАГа»

У власти был хороший шанс доказать и показать, что в Украине есть справедливое правосудие. В Украине было много реформ, но не было основной реформы, с которой надо было начать, — это ликвидация репрессивной машины, которая досталась Украине в наследство от Советского Союза, — прокуратура, милиция, тюрьмы, СИЗО, каталажки и т. д. И, конечно же, суды, которые остаются коррумпированными, недоступными и несправедливыми. Теперь можно сказать, что власть этот шанс безвозвратно утратила. Мы видим, что справедливого суда нет. Украинское общество в прямом эфире увидело голую правду: в стране нет справедливого суда. Нет правового государства. —  Правда, с прямым эфиром уже скоропостижно разделались, и «голую правду» уже никто не видит. —  Но все равно увидели всё, что нужно. Такие судебные процессы нужны, если б их не было, их надо было бы придумать. К сожалению, тут политики выступают жертвами. Но эта жертвенность не напрасна. Главное — власть показала, что надо будет делать нынешней оппозиции, когда она придет к власти. Не придумывать себе какие-то мессиджи с помощью заезжих и автохтонных политтехнологов, а заняться вот этим — ликвидацией остаточного ГУЛАГа. Теперь тот, кто не успел и не захотел этого сделать, сам находится в позе жертвы. —  Юлия Владимировна не всегда похожа на жертву. Было очень много комментариев по поводу ее агрессивного поведения в суде. Но если Вы обратили внимание, защита изменила тактику: два новых адвоката очень уверенно, очень спокойно и профессионально

ставят судью Киреева на место. Без излишней агрессии. Правда, этого не видят телезрители. (Беседа велась до того, как Юлия Тимошенко отказалась от своих адвокатов Николая Сирого и Александра Плахотнюка. — Ред.) —  Это уже не важно. Важен тот кусок процесса, который демонстрировался в прямом эфире. Иногда, чтобы осо­ знать задачу, нужен шок, абсурд. Абсурд или шок создают иное ментальное восприятие. И создают психологические предпосылки для обнаружения явления во всей выпуклости его характеристик. Дальше уже не важно, как пойдет процесс — громко, тихо, спокойно или неспокойно. Не важно, что будет говорить Киреев и как будут защищать адвокаты Юлию Тимошенко. Важна была вот эта политическая часть судебного процесса, для того чтобы показать абсурдность ситуации. Абсурдность украинского суда и украинских судей. Показать гнилость и абсурдность всей правоохранительной системы. Со всеми их клетками. Им надо было еще Тимошенко в клетку посадить, чтобы полностью шокировать западных наблюдателей. Хотя они и так были шокированы первым днем — жара, давка, баня и т. д. Все. Этого достаточно, чтобы сдвинуть историю Украины в правильном направлении. —  А Вы уверены, что история сдвинется в правильном направлении? —  Конечно. Мы же видим, что суда нет. Страна не может жить без нормального суда. Не Тимошенко, а страна. Такого рода судебные процессы, такого рода судьи и прокуроры, с таким обвинениями в адрес Тимошенко обеспечивают колоссальный сдвиг в формировании чувства гражданского достоинства у людей.

Украинское общество в прямом эфире увидело голую правду: в стране нет справедливого суда. Нет правового государства

59


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

Это поражение нынешней власти, которая сумела так подготовить и так провес­т и судебный процесс. Еще раз повторю: если бы не было этого процесса, его надо было бы придумать. —  Вам не кажется, что власти было бы выгодно, чтобы Киреев таки взял отвод, а вместо него процесс вел более опытный, компетентный человек, который бы соответствовал масштабу этого резонансного дела. —  А вы такого еще найдите. Думаете, опытный судья пошел бы на это закланье? Играть главную роль в театре абсурда? Я не думаю. Поэтому и подбирают таких судей. —  Вернее, его выбрал очень «правильный» компьютер Печерского суда. —  Вы знаете, у советского человека особые отношения с техникой. Поэтому мы пока не Европа. У нас все регламентировано, формализовано, компьютеризировано, но все равно компьютер выдает «нужный» результат. —  Также бытует мнение, что этим процессом хотят сразу убить двух зайцев. Во-первых, снять Тимошенко с выборов, вовторых, использовать «дело Тимошенко» как аргумент для снижения цены на газ. Дескать, и на Путина это бросает тень. —  А какая может быть брошена тень на Путина? Я не вижу тут никаких теней. В чем вина Путина? Что он обеспечил выгодный контракт для Российской Федерации? По большому счету, власть сделала все, чтобы «тень» Путина ушла из этого процесса. Вместо этого создали новый политический образ Юлии Тимошенко, которая проходит еще одни муки ада, еще один этап своей личной и политической жертвенности — для того чтобы возродиться в другом политическом качестве. —  За судебными перипетиями мы как-то забыли о сути дела. Тимошенко, возможно, и заключила невыгодный договор. Но разве можно за это судить? Разве только Тимошенко заключала невыгодные договора? 60

—  За политику не судят. Даже если этот контракт не выгоден (что еще надо доказать). Даже если он ошибочный. Даже если Юлия Тимошенко подписывала этот контракт с расчетом на президентскую кампанию. Даже если она хотела стать спасительницей замерзающей Европы… Тем не менее, это политика. Это не криминал. За такие политические ошибки политик несет политическую ответственность, но не криминальную, не уголовную. И Юлия Тимошенко уже понесла ответственность. Возможно, именно за 2009 год Юлия Тимошенко не стала президентом. На самом деле данный суд обнажает ментальное хозяйство этой власти, которая на все смотрит через линзы газа и газовых контрактов. И это касается не только нынешней власти, но и всей элиты, которая в этом газе, как в дерьме, плавает уже двадцать лет. Нельзя все рассматривать через призму газа и газовых отношений. Нельзя составить сбалансированный бюджет из-за газовых проблем. Если что-то мешает, то это обязательно цена на газ. Надо уйти от того, чтобы газовый контракт с Россией был одновременно и алиби власти на случай ее экономических провалов, и индульгенцией за возможную сдачу каких-то национальных интересов. Вот этот газовый менталитет, это газовое ментальное хозяйство до сих пор характеризуют нашу элиту. «Мы стали независимыми от СССР, но мы не стали независимыми от России» —  Даже это лето проходит под знаком газа — удастся ли у России выбить «справедливую цену» или не удастся. Пока просвета не видно. И тем не менее Янукович пока выдерживает натиск России. В Таможенный союз не идет. —  Не хочет. Один собственник государства не хочет отдать собственность другому собственнику государства. Не хочет. Но это не значит, что не может. А если


О ликвидации «остатков ГУЛАГа»

придется? Вопрос в другом: нельзя быть настолько зависимым (не только в энергетике, но и в других направлениях) от одной страны. Накануне 20-летия независимос­ ти Украины я хочу высказать такую мысль: мы стали независимыми от СССР, но мы не стали независимыми от России. Поэтому 20 лет прошло, а мы до сих пор спорим, какая должна быть цена на газ. А будет еще хуже, потому что с каждым годом Россия будет нам выставлять все больше претензий. По газу, по экономике, по торговле, по военным обязательствам. Для Российской Федерации процесс дезинтеграции уже прошел, теперь наступает на постсоветском пространстве этап реинтеграции. У них нет проблем с Беларусью. Они ее уже скоро купят полностью. Лукашенко еще маневрирует, но поле для маневра у него все меньше и меньше. —  В отличие от Беларуси, у нас есть Западная Украина. — Согласен. Но при всей реакции Западной Украины на харьковские соглашения, — они прошли. В 2017 году мы могли решить проблему Черноморского флота РФ — мы ее не решили. Это вина не только Партии регионов и действующего Президента. Я думаю, такая же ситуация была бы и при выигрыше других политических сил. Это проблема нашего правящего класса, который живет духом эйфории независимости еще с 1991 года, которая во много свалилась с Москвы, как подарок, а не была завоевана в серьезной борьбе. —  Двадцатую годовщину независимости мы будем праздновать очень скромно.

Парада не будет. На Банковой говорят, что нет денег, а также ссылаются на опрос, свидетельствующий, что 70 % украинцев поддерживают отмену парада. Как Вам такая экономия? —  Нельзя политику проводить на опросах. Для этого есть элиты, которые должны учитывать настроения масс избирателей, но в тоже время должны нести ответственность за государственное строительство. За национальный прогресс. Это касается даже такой проблемы, как вступление в НАТО. Нигде вступление в НАТО особо массово не поддерживалось, ни в одной центральнои восточноевропейской стране. Но если элиты, государственный правящий класс принимает такое решение, тогда делается все, чтобы убедить людей в необходимости такого шага для государственного блага. Если проводить политику на опросах, то зачем тогда элита? Зачем тогда представительная система — парламент, президент, стратегический центр принятия решений и т. д.? —  Возможно, наш президент тоже оказался среди 70 % украинцев, которые поддерживают отмену парада? —  Значит, нет понимания того, что такое 1991 год в истории Украины. Что такое независимость? Что делать с ней дальше? Это концептуальная растерянность. 20 лет многовекторности, когда можно было маневрировать, заигрывать со многими центрами геополитической власти, проходят. Дальше надо выбирать, а наша власть не знает, что ей выбрать, потому что им хорошо и так. Они бенефициары этой неопределенности. Скорее, это была независимость для элит, чем для населения. Но теперь я отвечу

Нынешняя власть еще раз показала, что она сегрегирована не только от народа и живет в своем автоном­ ном мире, а она еще сегрегирована от государства

61


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

немного по-другому. Вы знаете, я поддерживаю это решение Виктора Федоровича Януковича. — ??? —  Это еще одно из решений в череде абсурда, которыми нас радует и балует нынешняя власть. Это еще раз доказало и показало, что эта власть не является государственнотворческой. Еще раз подчерк­ нуло, что этот клан захватил государство как инструмент властвования, как инструмент экспансии, как инструмент обмена ресурса на привилегированное место в западном клубе элит. Им Украина нужна не для того, чтобы ее отстраивать, монтировать в современный мир, поднимать государственное величие, формировать государственное национальное сознание. Им нужно банально властвовать и укреплять имущественные позиции. Все! Поэтому лучшего подарка для противников, для тех, кто не любит эту власть, чем решение отказаться от парада, и не придумаешь. Нынешняя власть еще раз показала, что она сегрегирована не только от народа и живет в своем автономном мире, а она еще сегрегирована от государства. «Осенью могут начаться перегруппировки в рядах оппозиции» —  Кстати, последние социологические исследования говорят о резком падении рейтинга Виктора Януковича и Партии регионов. Если в январе 2010 года, когда главой государства стал лидер Партии регионов Виктор Янукович, социологи зафиксировали рекордную поддержку партии власти (38 %), то сегодня ее рейтинг составляет всего 13.5 %. Фактически Янукович теряет поддержку быстрее, чем Ющенко. —  Меня эта социология радует. Это означает, что в ближайшем будущем можно ожидать кризис легитимности этой власти. Янукович где-то интуитивно, где-то сознательно пытается отстроить такую политическую модель, которую 62

в свое время формировали и вылепливали Путин, Лукашенко. Это путь политической и экономической монополии. Это путь суперпрезидентства. Но у Путина и Лукашенко уже после года их пребывания у власти рейтинг зашкаливал за 50 и 60 процентов. Все режимы, подобные путинскому и белорусскому, опирались на высокие рейтинги президента, именно на его рейтинге держалась легитимность этого режима. Когда у президента поддержка 70 %, то любая оппозиция выглядит либо маргинальной, либо лояльной. В Украине полтора года президентству Януковича — рейтинг 16 %, у Партии регионов — 13.5. У Тимошенко рейтинг еще меньше, но это другая история. Тут важно следующее — в Украине народ не воспринимает тоталитарный режим. Он не воспринимает вертикаль, не воспринимает концентрацию власти в одних руках. Он не видит в этом смысла, в отличие от россиян начала 2000-х годов либо белорусов середины 90-х. То есть в Украине нет низового запроса на сильную власть. Поэтому любое решение власти, направленное на проведение реформ, сразу наталкивается на такие факторы, как мажорство детей, кастовость нынешней правящей элиты, клановость при подборе кадров, когда выходцы из донецкого региона захватили все посты. —  Если в Украине нет «народного авторитаризма», который питал вертикализацию власти в России и Беларуси, то что может быть взамен? —  В России был контракт — лояльность в обмен на безопасность. Поэтому Путин смог долго продержаться и только сейчас начал испытывать трудности с легитимностью. А у нас так: либо должна быть поддержка президента до 70 % (и тогда популярный президент может формировать режим фасадной демократии), либо должен сохраняться демократический договор, конкурентный выбор. Это значит,


О ликвидации «остатков ГУЛАГа»

что влас­т и будет очень трудно на осень 2011 года ограничить конкурентную выборную демо­кратию, как это она бы хотела сделать, проведя новый избирательный закон. И еще один момент. Когда у власти есть высокая поддержка, тогда оппозиции надо либо уходить в маргинес, либо сдаваться. Но если у власти поддержка 13– 16 %, это значит, что осенью могут начаться серьезные перегруппировки в рядах оппозиции. Наиболее оптимальная стратегия для оппозиции при такой низкой поддержке режима — это стратегия протеста. Не стратегия лояльности, а именно стратегия протеста. А это значит, что оппозиция станет более активной, более протестующей. «Идея с пятью процентами уже ушла»

регионов стоит вопрос: а надежны ли мажоритарщики? Стоит ли игра свеч? В случае дуновения даже легкого кризисного ветра мажоритарщики будут разбегаться. Кстати, когда Путин укреп­ лял свою вертикаль, то он отказался от мажоритарки. Нынешняя Дума — это чисто списочная система. Он укреплял партию, превращал ее в партию власти. —  По поводу барьера. Если будет пяти­п роцентный барьер, то в Верховную Раду проходят только три партии — это Партия регионов, «Батьківщина» и «Фронт Змін». И у Тимошенко, и у Яценюка тогда получается большинство. Правда, сейчас уже начали говорить о четырех процентах. —  Думаю, идея с пятью процентами уже ушла. Будет четыре процента. Для чего? Для того, чтобы туда попали коммунисты. Еще нашу власть подводит Тягнибок. Был расчет, что, инвестируя в этот националистический пузырь, можно будет потеснить традиционных национал-демократов — Юлю и Яценюка. Но, как мы видим, проект с Тягнибоком не получился. «Батькивщина» — с Юлей или без нее — имеет все шансы попасть в Верховную Раду. Возможно, у Партии регионов есть тайный план не пропустить «Батькивщину», но это чревато. —  То есть Партии регионов в парламенте нужны союзники. А если пройдут Яценюк и Тимошенко, регионалы оказываются в одиночестве. —  Да, регионам это невыгодно. Комбинация, которая была запущена, с учетом социологии, с учетом тенденции, невыгодна Партии регионов. Пока я думаю, что окончательное решение

В Украине народ не воспринимает тоталитарный режим, не воспринимает вертикаль, не воспринимает концентрацию власти в одних руках

—  Вы упомянули новый избирательный закон. А разве оппозиция не может переиграть Партию регионов по мажоритарке? Ведь среди оппозиционеров несопоставимо больше узнаваемых, ярких, публичных людей, талантливых спикеров. Кстати, третий президент Виктор Ющенко тоже пойдет от округа, а не по списку. —  Мажоритарка — это ставка не на спикера, не на политические мессиджи и программные установки, а на локальные проблемы и на административный ресурс. Партия регионов рассчитывает именно на это, поэтому вводится мажоритарка. Для того чтобы с помощью судов (а мы знаем, какие они в Украине) снимать неугодных кандидатов и предлагать своих. А затем после выборов сформировать провластное большинство Партии регионов и мажоритарщиков. Но на самом деле вопрос с мажоритаркой еще не решен. Перед Партией

63


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

по мажоритарке и по закону в целом не принято. Для Партии регионов оптимальный вариант — три процента, чтобы были коммунисты, Тигипко и Тягнибок. «Свобода» — это не союзник, но политическая сила, которая выгодна Партии регионов для того, чтобы создавать на демократическом поле излишнюю конкуренцию. «Партия регионов не стала полноценной партией власти» —  Тогда возникает вопрос: почему при таком раскладе Партия регионов не откажется от рискованной мажоритарки и не перейдет на путинскую модель? —  Это уже проблема, которая касается самой Партии регионов. Дело в том, что Партия регионов не стала полноценной партией власти. Путинский режим, в отличие от белорусского, — это режим не персонального президентства, а режим, который опирался на доминантную партию. Партия регионов такой партией не стала. Но Партия регионов уже перестала быть региональной партией. Вот сейчас ПР пойдет на выборы — и скажите, с какими лозунгами она пойдет? —  НАТО и русский язык уже отпали. —  Она перестала быть электоральной партией, но не стала партией власти. Они не знают, с чем им идти. —  А успешное проведение чемпионата Евро может стать хорошим политическим багажом? —  Как один из — да. Но оно не может заменить собой все остальное и компенсировать все ошибки, а главное — отношение Партии регионов и нынешней власти к людям. Потому что людей беспокоят не зарплаты и пенсии. И если они даже повысят пенсии и зарплаты на сто гривен, как они рассчитывают, то все равно ничего не добьются. Людей унижает унижение. У Партии регионов везде риски — и мажоритарка, и партийная конкуренция, потому что у партии нет новых политичес­ 64

ких мессиджей и стоимостей. Что тогда им остается? Что можно теоретически? Закручивать гайки, сужать конкуренцию, брать под контроль СМИ. Такой сценарий вполне возможен. И, наверное, это будет делаться осенью для того, чтобы создать больше проблем для конкурентов. Для «Батькивщины» уже создаются. Тимошенко, скорее всего, не будет участвовать в выборах. Но это тоже неплохо и для «Батькивщины», и для всей партийной системы Украины, которая очень персонализирована и «заточена» под одного человека. —  А Вы уверены, что ее не посадят? —  Ее не посадят, но осадят. Скорее всего, будет приговор и амнистия к двадцатилетию независимости. Я считаю, что власть заинтересована в том, чтобы этот процесс закончился быстрее. Для них это тоже кошмар. Поэтому, по логике вещей, они должны действовать оперативно.


«В Україні закінчується пострадян­ський цикл»

«В Україні закінчується пострадян­ ський цикл» «Український журнал», №7, 2011 рік (Чехія)

З Вадимом Карасьовим, відомим політо­ логом і одним із лідерів партії «Єдиний Центр», зустрітись непросто. Кілька пер­ ших спроб виявилися невдалими, але, оскільки його думка була для нас важли­ вою, ми не здавалися. Усупереч «проб­ кам» на київських вулицях, — з якими президент Янукович пообіцяв розібратися, як зауважив Карасьов, — з невеликим запізненням нам вдалося встигнути на зу­ стріч і записати цікаву, хоча й коротку розмову. У певному сенсі офіс відомого політолога нагадує приймальню лікаря — черга зацікавлених діагнозом і порадами стосовно методів лікування достатньо велика. —  Мабуть, найактуальніше на сьогодні питання — влада і зовнішня політика. Чи здійснила українська влада цивілізаційний вибір — рухатися до Європейського Союзу чи до Росії? —  Ні, влада не робить жодного цивілізаційного вибору, оскільки вона не знає, що таке цивілізаційний вибір. У неї є одна цивілізація — там, де гроші. Причому цивілізація збагачення у радянському розумінні, не конкурентному, не творчому, не креативному. —  Чому тоді створюється враження, ніби влада рухається в бік Євросоюзу? —  Влада робить це вимушено і неохоче. Це не свідомий вибір, а вибір через обставини: якщо хочеш зберегти власність на владу і державу (оскільки вони розуміють владу саме так), потрібно тримати дистанцію від Росії. 65


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

Усі пострадянські еліти ведуть себе, як феодали абсолютної монархії, яким належить держава. У кожного своя держава, свої феодали, барони, олігархи. В Україні поки що зберігається рівновага олігархів та президента, які ведуть боротьбу хижаків-власників за державу, територію, ресурси. Тобто вони ведуть ресурсні війни за нафту, газ, метал, людей, а не боротьбу за конкуренцію інновацій. Влада — це ресурси, за їх розумінням. На пострадянському просторі виникає ситуація, коли всі пострадянські країни підуть двома шляхами реформ. Перший — це шлях європейської моделі модернізації, тобто прорив до громадянського суспільства, правової держави, конкурентної інноваційної економіки, соціальної демократії, як зробив це західний світ. Другий пов’язаний із небажанням внутрішніх реформ, адже це втрата влади. Тому другий шлях — це геополітичне накопичення, прирощення територій, тобто модернізація поросійськи. А що для цього потрібно? Відновити щось на кшталт Радянського Союзу. Усе починається з митних кордонів з єдиною митною територією, потім переходить у єдиний економічний простір, а потім це трансформується в геополітику. Не випадково Путін підкреслив, що створення Митного союзу спричинить зміну геополітичної конфігурації на просторі всього колишнього СРСР. І що це означає? Що тоді ані Лукашенко, ані Янукович не є власниками держави, бюджету, оскільки митні збори підуть у Москву, Україна буде позбавлена регулятивних митних кордонів. А це основне джерело збагачення — бюджетні потоки, і вони контролюватимуться Москвою. Росія хоче сформувати новий економічний

центр, підпорядкований Москві. Що робить Янукович? У цій ситуації геоторговельного вибору чи дилеми йому більше відповідає зона вільної торгівлі. —  Тобто їх вибір не пов’язаний з модернізацією країни? —  Ні! У їх свідомості вибір цей пов’я­ заний з можливістю корумпувати державний бюджет. У Лукашенка ситуація взагалі патова. Він ще тримається, але, вводячи нові мита та ембарго на експорт, на Лукашенка в Росії починають дивитися, як на рішення, що суперечать Митному союзу. Україна, слава Богу, не в Митному союзі, і Янукович розуміє, що весь підтекст не торговельний, а політичний. Але він не хоче до ЄС, оскільки ЄС — це також спільний ринок і спільна митна територія, не кажучи про іншу, ніж в Україні, моральну географію, які відбирають в україн­ ської влади ресурс збагачення. Проте україн­ ська влада не може поіншому, адже українські еліти прийшли з бізнесу, стратегії збагачення якого — монополія, ресурси і бюджет (наприклад, намагання ввести квотування експорту зерна). У Європі хочеш збагачуватись — конкуруй. Не хочеш конкурувати — йди в Росію васалом Путіна, але на другорядних ролях. Тому Янукович хоче заморозити геоторговельну багатовекторність. —  Це реально здійснити? —  Ні, нереально, але в цьому є шанс для України. —  А Росія, хіба вона так легко відступиться? —  Шанс України в тому, що, на відміну від Тимошенко, яка могла погодитись на умови Путіна, бо вона одна лідер, олігархічний правлячий клас України не хоче бути на другорядних ролях у Путіна. Але не хоче бути також у ЄС, оскільки

В Україні поки що зберігається рівновага олігархів та президента, які ведуть боротьбу хижаків-власників за державу, територію, ресурси

66


«В Україні закінчується пострадян­ський цикл»

це ламає схеми його бізнесу. Тому багатовекторність — це доктрина олігархів, купувати метал у росіян та продавати його за пільговими квотами в Європу. Проте Росія тисне, і українська влада намагається говорити про європейський вибір. Виникає відчуття, що українська влада робить цей вибір самостійно. Однак цілком можливо, що українські олігархи вимушені будуть піти на лібералізацію, демократизацію економіки, оскільки Європа вимагатиме, аби Украї­ на стала відкритим, конкурентним і демократичним суспільством. І тому Україна, можливо, зможе бути реально демократичною державою, де панує демократія інтересів, а не ідеалів, укорінена у свідомості еліт та народу. —  Українська влада братиме до уваги позицію ЄС? —  Так, звичайно. В Україні сьогодні завершується пострадянська бовтанка. В Україні закінчується пострадянський цикл, але тепер усе починається з чистого аркуша. Для пострадянського простору настають дуже важливі, доленосні часи. Він реорганізується по-іншому, ніж Балкани, там повоювали на базі етнічних конфліктів, а потім вступили до ЄС. Натомість Росія, Україна перебували у пострадянській комі, але ця кома також закінчується. І тому вибір буде обов’язковим: або в Європу, або в нові формати неорадянського, великоросійського існування. Це залежить від того, хто там переможе, — Путін чи Медвєдєв (оскільки Медвєдєв був прибічником все ж не геополітичної, а економічної модернізації). І тому постає запитання: чи витримає український правлячий клас цей тиск, чи захоче обміняти тиск на геополітичні дивіденди? Але складається враження, що він не хоче

стати підлеглим сильного хижака, а захоче жити в Європі, де є гарантії, зокрема, власності, адже в Росії таких гарантій ні­ хто не дасть на довгий час. —  Наступного року в Росії відбудуться президентські вибори, у зв’язку з цим активно розігруватимуть українську карту. Можливо, Україні варто спробувати самій зіграти на цьому? —  Це надто ризикована гра. Люди в Україні, можливо, не дуже розуміються на цивілізаційних процесах, проте інстинкти збереження влади у них розвинуті достатньо сильно. І люди розуміють, що хазяїном країни був, є і залишиться, швидше за все, Путін. І доведеться мати справу з ним за будьяких обставин. —  А щодо внутрішньої ситуації? В Україні немає державної ідеології, відсутня спільна об’єднавча ідея. У теперішніх умовах їх можливо випрацювати? —  Як не дивно, у Януковича є така можливість, якщо він не прийме російські умови. Ідея не виникає просто так, для цього потрібна робота історії. Візьмемо, наприклад, Польщу. Вона йшла до успіху через Пілсудського, через авторитарний режим, потім ішла через комуністів, завдяки яким отримала частину територій. Комуністи робили політику націоналізації, стримування прав меншин. У Польщі ціле ХХ століття на це було витрачене. В Україну усвідомлення цього повинно прийти не від кобзарів і поетів, а від бізнесменів. Іншого вибору немає. Цього, може, ніхто не розуміє тепер, але це потрібно, стимули потрібні. Чому в 1991 році виникла незалежна українська держава? Чому комуністи проголосували за незалежність? Вони хотіли закритися від єльцинської російської революційної демократії, боялися

У Європі хочеш збагачуватись — конкуруй. Не хочеш конкурувати — іди в Росію васалом Путіна, але на другорядних ролях

67


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

люстрацій для комуністів. А націоналісти хотіли «Геть від Москви!» Різні мотиви, але вони співпали. Проголосували — і питання зняте, є спільний стяг, мова. 2004 рік — це нове вікно можливостей. Тоді хотіли створити демократію еліт. Тепер Янукович бажає повернутися від демократії еліт до демократії окремої групи еліт. У 2004 році не вийшло створити правову демократичну державу для людей, на правах конкуренції і свобод, не вдалося! Янукович хоче повернутися в олігархічний режим, посадити опозицію. Він розгорнув на опозицію пострадянську правоохоронну машину, адже машина залишилась стара, каральна. Помаранчеві не зуміли її реформувати, не розуміли потреби в цьому, і тільки тепер вони усвідомлюють, що слід було починати з реформи каральної машини. Якщо сьогодні при всіх цих політичних гоніннях і репресіях Янукович зрозуміє, що він не виграє наступні вибори, він буде шукати гарантії. Які нові гарантії може дати нова опозиція? Тільки такі, що буде новий незалежний суд, буде нова міліція європейського зразка, прокуратура. Відкриється можливість зробити ривок із пострадянського стану до європейської демократії. Ми хочемо від наших політиків, щоб вони були Мойсеями, що ведуть євреїв по Синайському півострові. Це нереально. Хтось із них негідник, хтось напівбандит, злодюжка, але вони по-своєму сильні люди. І нам потрібний не месія, а люди, які б дали зрозуміти, що треба зачекати, постояти в тупику, вийти на бічну гілку, аби потім перейти на магістраль громадянського правового суспільства. І якщо політики усвідомлять, що країна для них — це ресурс для збагачення, вони захищатимуть країну, а якщо зрозуміють, що для захисту свого багатства потрібне буде право, вони створять правовий захист. І не шукатимуть правового захисту на Кіпрі. —  Чи не намагається влада грати весь час на «розколі» країни в політичних цілях, як це було 9 травня і як це планувалось 22 червня? 68

—  Я, власне, прогнозував, що 22 червня у Львові нічого не відбудеться, оскільки влада зрозуміла наслідки. Це, чесно кажучи, була гра не стільки влади, скільки росіян з метою дискредитувати Україну, ніби в Україні панують неонаціоналісти і неонацисти. Українська влада дала зад­ ній хід, оскільки зрозуміла, що країна повинна бути більш консолідованою, тому прозвучала команда не грати на розколі. Сьогодні вони розуміють: якщо ви хочете втримати свої митні, торговельні кордони, треба втримати і культурні, ментальні границі. Треба об’єднувати! Якщо є сили, які орієнтуються на Росію, то хто ж тоді орієнтується на Україну? Тоді внутрішньої політики взагалі немає, є продовження зовнішньої політики інших країн. Тому події 22 червня у Львові показали, що влада вміє тримати ситуацію під контролем і не піддаватися на дії провокаторів. —  Наступні парламентські вибори щось змінять в Україні? —  Розумієте, ситуацію міняють не вибори. Ситуацію міняє геостратегічний вибір, однак на неї впливають процеси, які відбуваються на пострадянському просторі. Але епоха пострадянського простору закінчується. Завершується взагалі пост­радянська доба, і Україна вступає в нову епоху. Це величезний виклик, але одночасно і шанс, це не катастрофа. І ми рухаємось до шансу європеїзації України.


«Мы ходим по кругу от национальной идеи к кучмистам и совку»

«Мы ходим по кругу от национальной идеи к кучмистам и совку» «Gazeta.Ua», 5 августа 2011 год

—  У нас много говорят о национальной идее и государстве со времен распада СССР. Что Вы понимаете под этим словосочетанием? —  Что касается национального измерения, то национальная идея заключается в том, есть ли на той или иной территории нация, которая имеет ответственное перед собой государство, или это территория, где находится власть и ее подданные. Чтобы создать нацию, требуются определенные границы — территориальные, информационные, ментальные, которые отделяют и одновременно интегрируют нацию в мире, которые позволяют получать все блага прогресса и формируют идентичность. В основе нации лежит не столько культура, сколько свобода. То есть для Украи­ны национальная идея означает состояться нам как украинцам и найти свой путь. Современный взгляд на национальную идею — это свобода права, либеральная экономика, выборная демократия, массовое участие в политике, гражданском обществе. И с этой точки зрения понятно, что за 20 лет мы не решили данные задачи. Даже в культурном плане, ведь у нас постоянно споры относительно одного или двух государственных языков. Посмотрите на наше информационное содержание — засилье российских сериалов, попсы, филиалов московских газет. И проблема не в том, что они русские по языку, а проблема в том, что они ретранслируют в Украину олигархически силовую и административную модель вертикали. У нас культура имперско-самодержавная, культура подданства, где главным является государство и власть, которая 69


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

ведет в светлое будущее путем силовых действий к консервативному обществу, противостоит европейской модели, где правовое государство и развитое гражданское общес­ тво. Мы стоим между этими двумя путями вмонтирования в современный мир. —  Каковы основные особенности украинской власти? —  Когда политико-экономическую и правовую систему переводят на ручное управление, возвращаясь к Конституции 1996 года, где чрезвычайно широкие полномочия президента Украины, где узаконено ручное управление, то это означает, что государства как института нет. Таким образом, происходит регресс к так называемому персоналистскопрезидентскому режиму, от которого мы шли все 20 лет со времен провозглашения независимости. В советской системе правили не законы, а люди, что и отличало нас от европейской системы, где правили законы. Мы снова вернулись к той ситуации. Поэтому одной из особенностей власти является ее персоналистский, а не институциональный характер. —  Почему у нас такой характер власти? —  Очень тяжелый путь от Российской империи во всех ее формах к национальному государству. Можно было пойти через войны и оккупации, но мы не были готовы к новым страданиям. Украинцы в пределах СССР выстрадали государство на уровне символов, внешних границ, признания в ООН и формального суверенитета, и мы уже не хотели страдать и воевать. Да, мы получили независимость другим способом. В чем он сложнее, а в чем проще с точки зрения истории? Провозгласив государство и имея сегодня всю атрибутику, в 1991 году мы «недоразвились» и «недонационализировались». Мы, с одной стороны, дезинтегрировались с СССР, но не настолько, чтобы интегрироваться в ЕС. То есть полудезинтеграция от СССР и полуинтеграция в ЕС. 20 лет мы потратили на то, чтобы постепенно дооформиться. Окончательного выхода из постсоветского пространства не произошло. Мы говорим, Украина — страна постсоветского пространства. Это на уровне лингвистики говорит истина, 70

а язык — это дом бытия, как говорил Хайдеггер. И эта полудезинтеграция и полуинтеграция была выгодна в первую очередь украинской элите, потому что это было выгодно, ведь она была независима от московской элиты и от стандартов и ценностей, которые генерирует европейская система и брюссельская элита. Людям в этой ситуации жить не так хорошо, как элите, которая получает выгоду от недоопределенности. — Почему? —  Потому что за жизнь люди не заработали богатств, а элита разбогатела на всех транзитных схемах во всех смыслах этого слова. Люди хотят жить лучше, как в Европе, и некоторое время можно было удерживать уровень жизни за счет российских энергоресурсов, но теперь это невозможно. В то же время сейчас необходимо создавать свободы для людей, для мелкого бизнеса, но элита не может этого сделать, потому что тогда возникает опасность ее самосохранения. Тогда будут другие требования к элите — прозрачность, некоррумпированность, а им это не выгодно. Это сложное противоречие. Элита интегрируется в Европу на индивидуальном уровне — недвижимость, финансы, медицина и образование для детей, а страну интегрировать они не хотят, потому что господствующее положение будет потеряно. Сейчас им стало неудобно, ведь имперский центр в Москве демонстрирует способность к реимпериализации. Россия дальше не может жить на советское наследие, еще 5 лет — и там каждый год будут тонуть корабли, срываться турбины. Кроме того, ЕС также открывает двери для Украины. Сейчас Украина зависла, она, как осел, который не мог выбрать между морковью и сеном. —  Украина может пойти под РФ? —  Есть такая вероятность. Украина с атрибутивной государственностью, вложенная в великорусское пространство, которое идет на смену постсоветскому пространству. Думаю, что скоро слово «постсоветский» будет изменено на слово «великорусский». —  Что может спасти ситуацию?


«Мы ходим по кругу от национальной идеи к кучмистам и совку»

—  Нужно состояться обществу. Следующие несколько лет после этого 20-летия будут решающими. Или мы продолжим путь дезинтеграции, или мы войдем в состав чего-то нового на постсоветском пространстве. Например, Таможенный союз или нечто другое. И если наши элиты смогут договориться с московской элитой, то этот вариант более вероятен, хотя он может и законсервировать развитие общества. Сейчас Москва договариваться не хочет, они хотят все, но если они отдадут свой кусок власти и собственности, то украинская олигархическая верхушка может на это согласиться. Вопрос в том, что выгоднее элите. Или обществу позволить стать европейцами, или реинтегрироваться в постсоветское пространство. Есть еще один вариант — социальное и революционное брожение снизу. В любом случае это исторический пат, мы застыли в истории. Эти 20 лет — это история без времени. Мы ходим по кругу — от национальной идеи к кучмистам и совку. Мы не пережили свои исторические травмы. У нас Голодомор, 9 мая, Вторая мировая война — темы, которые являются предметом коллективной памяти и предметом исторической науки во всем мире, все еще «переживаются» заново. Каждое 9 мая — это катастрофа с точки зрения национального единства. Сколько можно об этом снимать фильмы? Уже был Афганистан, Чечня, мы были в Ираке. Это значит, что мы не пережили эту историю, она не в системе коллективной памяти. Для нас актуально то, что было 60 лет назад. Но так не может быть, ибо это означает, что нынешнее для нас не актуально. Правильно говорят, что историю надо отдать историкам. Однако это возможно тогда, когда политики переживут эту историю, когда они скажут, что это была Вторая мировая война, 9 мая — День национального траура по погибшим, а не День Победы. В стране нет прогресса. На уровне истории мы во временном застое, а на уровне общества у нас пассивная революционная ситуация. —  А она может перерасти в активное состояние? —  Может перерасти, а может и нет. Это зависит от случайности и от многих вещей.

Как пройдет дело по Тимошенко, или какойнибудь Ландик еще чего не сделает… Но история на нашей стороне. Вопрос лишь в том, смогут ли украинцы использовать пассивную революционную ситуацию для прогресса? —  В чем заключается эта пассивная революционная ситуация? —  Пассивная революционная ситуация заключается в том, что приход к власти ПР обнажил реальные барьеры, отжившие формы, мешающие движению вперед. Пять лет назад люди думали, что проблема в честных выборах. Оказалось, что все на так просто, потому что сегодня понятно, что необходимо ликвидировать остаточный ГУЛАГ, оставшийся от СССР. Я имею в виду всю эту советскую правоохранительную силовую систему, силовую неподконтрольную государственность. Сегодня даже топовые политики увидели, какая у нас пенитенциарная система — средневековая. Все видят, какая милиция, какие суды и судьи. Я не говорю о налоговой. Средний бизнес увидел, что такое налоговая. Эта сталинская модель государства хуже советской, она не изменилась за 20 лет, только загнивает. Поэтому Партия регионов проводит очень важную историческую работу, она показывает нам все проблемы, она показывает людям, что уже нет оранжевых и бело-синих, а есть назревшие опасности в экономике, в принципах социальной динамики и отсутствия «социальных лифтов» для талантливой молодежи, в правовой системе. Партия регионов выполняет в реформирование Украи­ ны ту же роль, что и ГКЧП в распаде СССР, она обнажает все опасности. И в обществе начинают понимать, что либо продолжим жить в историческом пате, либо создадим правовое государство для всех. —  Общество на это способно? —  Сейчас общество локально подталки­ вает власть. Общество не воспринимает то, что делают оппозиционные или провластные политики. Общество переросло элиту. Если раньше все адаптировались, давали взятки и обходили, например, налоговую систему, то теперь понимают, что проблемы так уже не решаются, потому что никто никаких гарантий не дает. Вывод — изменить всю систему. 71


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

«Олигархи хотят сталинизм без Сталина» «Хвиля», 15 августа 2011 год

72

Украина подошла к революционной ситуа­ ции. Она заключается в том, что контракты между обществом и государством, на кото­ рых покоилась стабильность политического режима последние 20 лет, оказались разо­ рванными. Правящий класс пытается сохра­ нить себе все привилегии, а издержки пере­ ложить на народ. О ключевых противоречи­ ях в политической системе Украины, рисках, которые ждут страну, читайте в беседе Юрия Романенко с директором Института глобальных стратегий Вадимом Карасёвым. Юрий Романенко: Вадим Юрьевич, на Ваш взгляд, какое влияние окажет дело Тимошенко на дестабилизацию политической системы Украины? Станет ли оно Рубиконом, после перехода которого начнутся процессы, что приведут к качественно иной модели государственного устройства, созрели ли для этого предпосылки? Вадим Карасёв: Дело в том, что до судебного процесса и ареста Тимошенко кризисогенные источники и факторы были невидимы, и это создавало иллюзию, что в стране нет системных рисков и угроз для стабильности, что президентство Януковича будет беспроблемным, как первый срок Кучмы. Обратите внимание: ни одно президентство, кроме первого срока Кучмы, не было спокойным. Кравчук — кризисное президентство, он даже до конца не досидел свой срок. Примеры из недавней истории не буду приводить, поскольку там и так все ясно. Я не говорю уже о Кучме конца 90-х — начала 2000-х.


«Олигархи хотят сталинизм без Сталина»

Юрий Романенко: В первой каденции у Кучмы не было серьезных политических проблем, хотя экономические были. Вадим Карасёв: Просто тогда в Украи­ не не созрели политико-экономические силы для того, чтобы бросить вызов президентской власти. Юрий Романенко: «Сыновья и дочки Кучмы» еще только взрослели. Вадим Карасёв: Да, первый революционный цикл, связанный с распадом СССР и формированием украинской государственности, закончился досрочным уходом Кравчука и досрочными выборами парламента и президента. Первый президентский срок Кучмы пришелся на паузу истории, и только. Когда созрели новые политические игроки, а главное, внутренние и внешние условия, изменились мотивационные контексты, международная геополитика — тогда с дела Гонгадзе начался второй срок Кучмы, который закончился Майданом. В 2010 году создавалась иллюзия все­ силия. Особенно после того, как в результате блицкрига Януковичу удалось нагнуть продажные парламентские элиты и создать коалицию «тушек», а затем ему удалось склонить судей, которые через решение Конституционного Суда вернули политический режим модели 1996 года. Это дало Януковичу президентские полномочия Кучмы. Тогда казалось, что все решено, но манипуляции с конституционными документами еще не означают воссоздание той исторической, политической и главное государственной реальности, которая им соответствовала и, собственно, потребовала именно таких конституционных полномочий. Сегодня другое время. Юрий Романенко: Можно даже обозначить, что у нас сегодня «другое». Во-первых, появился класс олигархов со своими ресурсами. Изменились движущие силы, которые формировали политический режим 1996 года, и движущие силы, которые определяют его сегодня. Вадим Карасёв: А как эти силы изменились?

Юрий Романенко: В 1996 году не было олигархов. Второе, не было класса мелкой и средней буржуазии. Вадим Карасёв: Олигархи как раз были созданы президентской конституцией, потому что глава государства выступал «крышей» для них. Президент назначал тех или иных бизнесменов или просто искателей приключений в этой дыре истории, которая возникла после развала СССР и обвала экономики. 2010 год был классической победой олигархии, для которой очень дорогим оказался проект парламентско-президентской республики. Олигархи захотели не просто быть под крышей, но и создать коллективное руководство во главе с президентом. Нынешняя конструкция власти — это историческая сделка высших администраторов и политиков с олигархическими кланами. Последние обеспечили поддержку власти в обмен на дальнейшее перераспределение активов, концентрации капитала и так далее. Если посмотреть на развитие этой темы — что произошло за полтора года после президентских выборов? Доходы всех олигархов, которые вмонтированы в конструкцию власти, значительно увеличились, монополизм в украинской экономике и политике увеличился. Фирташ фактически получил под контроль монополию по производству химических удобрений. Ахметов — металлургическую, Коломойский — авиаперевозки, Иванющенко — сельскохозяйственный рынок и импорт. Поэтому в 2010 году состоялся классический захват государства несколькими олигархическими группами. Впрочем, это была высшая точка, триумф олигархии, за которым последует ее трагедия в русле жанра «триумфа и трагедии». Юрий Романенко: Объясните почему? Вадим Карасёв: Если в 90-е годы олигархи выполняли прогрессивные функции, когда был союз национал-демо­ кратов и олигархов, который под президентской крышей обеспечивал недопущение реванша левых сил или интеграции СССР на псевдокоммунистической, 73


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

компартийной основе, в нынешних условиях олигархи играют регрессивную и даже реакционную роль. Они тормозят буржуазно-экономическое развитие на всем постсоветском пространстве. Этап олигархического развития себя исчерпал, страна стоит перед необходимостью создания буржуазного государства-республики среднего класса. Если взять сегодня все ключевые темы, то это темы, которые входят в либеральную или буржуазно-национальную повестку дня. Стоит понимать, что Украина, Россия, а также ряд других постсоветских государств не перешли к демократическим капиталистическим обществам, как это сделали Польша, Чехия, Балтия в рамках ЕС, не потому, что кто-то чего-то не хотел или мешал, а потому, что страны были к этому не готовы. В них не было тех буржуазных сил, которые бы формировали исторический спрос на буржуазно-демократический этап своего развития. Даже украинская демо­ кратия 2000-х годов была олигархической демократией, а не массовой демократией. Революция низов 2004 года была узурпирована демократией верхов, где ни один из олигархических кланов не имел преимущества перед другим. Равновесие сил стимулировало демократическую конкуренцию между ними. Юрий Романенко: Только сделаем важную оговорку, что демократическая конкуренция была наверху, а внизу все очень жестко было и есть. Вадим Карасёв: Я об этом и говорю, что есть демократия верхов и популизм низов. Политики использовали патерналистские или популистские инструменты для того, чтобы управлять низами. Разница между популизмом и патернализмом размыта, но если говорить в рамках этих

категорий, то патернализм — собственность Партии регионов, а популизм — собственность БЮТа. Если мы посмотрим на темы, которые будоражат страну — мажорство, формирование наследственных феодальных практик при формировании элиты депутатского корпуса, изъятие налогов у мелкого и среднего бизнеса, демонстрационное потребление роскоши и т. д., — то все эти темы провоцировали буржуазно-демократические движения, а затем и революции. Что такое борьба за капитализм? Это борьба против привилегий и за право. Чем отличаются привилегии от права? Привилегиями пользуются индивиды, а право безлично. Привилегиями пользуются некоторые, а правом пользуются все. Если говорить в рамках этого анализа, то распад экономики СССР привел к коммерсализации административных, производственных структур, оставшихся нетронутыми в течение почти 20 лет. Коммерцианализация монополий — это и есть феодализм, а не капитализм. Когда есть газпромовская или жкховская монополия, которая коммерционализируется, — это шаг к феодализму, а не к капитализму. Капитализм отличается от феодализма тем, что и при феодализме, и при капитализме есть коммерция, но при феодализме нет конкуренции, а при капитализме есть. Капиталистический рынок — это конкурентный, а не монопольный рынок. 20 лет мы коммерционализировали экономическую, производственную структуру, которая осталась в наследство от СССР, создавая тем самым не конкурентный, а монопольный капитализм. Здесь есть противоречие в определении, потому что монопольный капитализм —

Остатки государства, как трофей, растаскивало, утилизировало все общество, только каждый на своем участке

74


«Олигархи хотят сталинизм без Сталина»

это или феодализм, или империализм в ленинском понимании. Однако стоит отметить, что эти 20 лет сохранялись остатки социализма, связанные с производством социальных благ и услуг, как правило, бесплатно. Почему возможен был такой одномоментный, с исторической точки зрения, подъем олигархов? Почему так быстро окрепла монопольная политика и появились миллиардеры? Почему расцвела безответственность элит, все эти годы делившая и перераспределявшая, фактически живя в режим захватнических войн? Все это происходило потому, что с советских времен продолжала существовать социальная сетка безопасности, которая была характерной чертой советского социализма. Вряд ли я ошибусь, когда скажу, что в постсоветское время функционировало два договора между властью и населением, и они, несмотря на кризисные моменты в экономике, позволяли сохранять политическую систему нетронутой. Менялись люди, но конструкция оставалась; менялись персоны, но классовый олигархический состав элиты сохранялся. Первое — это коррупционный договор, который заключался в следующем: мы наверху приватизируем все, что можем, а вы приватизируете все, что можете, внизу. Мы приватизируем государственные активы, а вы приватизируете государственные функции. Например, врач, учитель, милиционер, налоговый инспектор. Когда налоговик приходит и требует от торговца взятку, то он приватизирует государственную функцию. Юрий Романенко: При этом он действует не как самостоятельная фигура, не как маленький феодал-шляхтич, который безумствует на своей территории. Он действует, как субъект, вмонтированный в систему, которая все денежные потоки собирает вверху. Вадим Карасёв: Но при этом он уже не производит государственную услугу, а изымает ее. Например, ГАИ не выполняет услугу по производству безопас-

ности на дорогах, а изымает излишки, которые не смогло изъять государство через бюджетную легальную систему, при этом не доплачивая тому же инспектору легальную зарплату. Поэтому инспектор вынужден компенсировать свою зарплату в полторы тысячи гривен, стоя на морозе, тем, что изымает это неформальным путем, минуя все государственные структуры. Этот коррупционный пакт давал относительную стабильность, потому что до поры до времени это всех устраивало. Верхи устраивало, потому что позволяло несказанно обогащаться и управлять в ручном режиме различного рода коррупционными вертикалями. Низы были довольны, потому что их не трогали и дали возможность выживать, обеспечивая шанс на невмешательство в их маленькие коррупционные гешефты. Второй договор заключался в том, что продолжала существовать остаточная социальность в государстве. Дело в следующем. При всем при том, что нужно было доплачивать за медицину, образование, пожарную безопасность, состояние дворов и так далее, тем не менее, все это было бесплатно и не покушалось на основы социальной безопасности людей. Юрий Романенко: Важное уточнение, «как бы бесплатно». Вадим Карасёв: «Как бы», но все-таки человек знал, что при какой-то ситуации, когда у него не будет денег, у него есть бесплатный минимум, на который он может надеяться. Поэтому продолжал сущес­ твовать социальный договор. В общем, остатки государства, как трофей, растаскивало, утилизировало все общество, только каждый на своем участке. Наконец, есть третья составляющая, которая определяла рамки государственной системы Украины последние 20 лет и на которой вообще она держится, несмотря на то что СССР давно уже нет и несмотря на то что автор этой ключевой, осевой, фундаментальной структуры умер 5 марта 1953 года. Это сталинская государственность, 75


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

в основу которой была положена силовая, репрессивная машина — прокуратура, суды, спецслужбы, МВД. Таким образом, 20 лет сохранялась остаточная социальность, трофейное государство, позволяющее паразитировать на перераспределении активов, плюс сохранялась сталинская репрессивная машина, которую у нас называют вертикалью власти. Юрий Романенко: Но она приватизировалась постепенно, на позднем этапе произошла ее приватизация. Вадим Карасёв: Она приватизировалась кем? Она приватизировалась высшей элитой, потому что еще при Сталине силовые органы подчинялись партийному контролю. Не было гражданского контроля, но партийный контроль был всегда. Мы помним ожесточенные схватки силовиков и партийцев: Берия и Хрущев, Берия и Жуков, затем Брежнев ставил службы безопасности под партийный контроль, когда поменял Семичастного на Андропова. В чем фундаментальный социальный кризис сегодня в Украине? Власть начала борьбу с коррупцией, но не с коррупцией как с системой, а с коррупционерами, причем низового уровня. Тем самым власть пошла на разрыв коррупционного договора. Коррупция на миллиарды возможна через тендеры, откаты, через вхождение в долю крупного бизнеса, а на низовом уровне коррупцию пытаются извести. Борьба с взяточничес­ твом — это борьба с мелкой коррупцией, по сути — перевод стрелок, вместо того, чтобы бороться с ней, как с системой. Коррупция — это то, что формировало сделку и делало систему относительно стабильной. Реформы, на которые пошел Янукович и которые считает своим основным политическим товаром на внутреннем и внешних геополитических рынках, вместо того, чтобы быть основой легитимности, его как президента ударили, прежде всего, по остаткам социального государства. Они направлены на демонтаж «социали76

стической социальности». Образование — меньше госзаказов, а больше платного, медицина, пенсионная реформа — то же самое. А еще на очереди реформа ЖКХ. Юрий Романенко: То есть произошел разрыв еще одного контракта. Вадим Карасёв: Совершенно верно, но при этом разрыв таких контрактов — не трагедия, если он дополняется формированием или заключением нового контракта. Например, либерального договора о свободе. Все свободны, все подчиняются правилам, действуют только законы. Юрий Романенко: Это то, что сделал Саакашвили в Грузии, который, понимая, что государство неспособно выполнять социальный контракт, снял с него все обязательства, а в обмен дал экономические свободы, требуя жесткого выполнения законов и норм. Причем грузинский пример интересен именно факторами, которые детерминировали такую стратегию реформ — достижение уровня «нуля», когда у государства вообще не осталось ресурсов. Это очень часто забывают апологеты грузинских реформ. Вадим Карасёв: Не только Грузия, но и другие страны. Это локковский договор. Право на жизнь, свободу и собственность. Вместо государства Гоббса, гоббсовского равновесия, где страх обменивается на безопасность и защиту, приходит локковский договор о свободе. Социализма нет, начинается капитализм, нет коррупции, а конструируются прозрачные финансовые потоки, контроль за ними со стороны парламента. Именно для этого существуют парламенты, и их служебная функция — контролировать финансовые потоки, а не для того, чтобы превращать парламент в ристалище боев различных кланов и депутатских групп. Однако в Украине мы не видим договора о свободе, наоборот, мы видим усиление репрессивной составляющей или реанимацию сталинской государственности. Юрий Романенко: Но включенной в олигархическо-феодальную систему, точнее говоря, системы.


«Олигархи хотят сталинизм без Сталина»

Вадим Карасёв: Правильно, включенные в систему денег. Сталинская силовая машина была эффективной почему? Во-первых, она контролировала потреб­ ление элит, и как только они выходили за рамки дозволенного, они направлялись в ГУЛАГ. Во-вторых, сталинская репрессивная машина выполняла функции ротации элит. То, что в демократии делается с помощью выборов, у Сталина выполняли репрессивные службы, которые чистили элиты. На смену зарвавшимся элитам приходили новые. Отсюда проистекают корни ностальгии по Сталину у многих людей в Украине, а наши публицисты винят людей в этом и говорят, что у них сталинские настроения. Они не понимают одной вещи, что репрессивная машина Сталина была направлена против элит, а не против масс. Она вычищала коррупцию среди элит, и люди поддерживали это. Теперь, когда люди хотят Сталина, то они не хотят сталинизма…. Юрий Романенко: Они хотят справедливости в отношении элит. Вадим Карасёв: Совершенно верно. Они хотят справедливости в отношении элит, и это нужно понять. Здесь возникает вопрос. Почему Путин на Селигере и вся наша постсоветская элита, когда говорят о Сталине, то утверждают: да, это было великое время, но это были ужасные репрессии. Они не хотят сталинизма не потому, что Сталин великий и ужасный, что у него руки по локоть в крови, а потому, что он больше всего бил по элитам. Поэтому они хотят оставить сталинизм без Сталина. Им нужен хороший сталинизм, который дает воз-

можность держать в повиновении массы, но при этом сохранить все хорошее, что было для элиты. Плохое оставить в истории, а все хорошее от Сталина оставить для себя. Так не бывает. Теперь возвращаемся к нашей ситуации и фиксируем, что произошло за последний год. Во-первых, разорван коррупционный договор. Причем разорван неубедительно, поскольку, как я говорил выше, нужно менять конструкцию власти. Власть, которая опирается на контроль за экономическими потоками, для того чтобы манипулировать экономическими интересами, создавать ренты и дополнительные прибыли путем монополизации, не поборет коррупцию. Она будет только процветать. Взяточничество будет, потому что людям нужно выживать. Для того, чтобы люди нормально жили, нужна нормальная экономика с широкой налогооблагаемой базой, стабильным внутренним экономическим ростом, а он невозможен, потому что экономика контролируется олигархами не для того, чтобы экономический рост был постоянен, не для того, чтобы он расширялся и росло благосостояние всех, а для того, чтобы контролировать экономику, управлять политиками. Ведь в этом случае ты отсекаешь финансовых доноров от оппозиции. Получается замк­ нутый круг. Ты хочешь, чтобы люди получали деньги с бюджета, но ты управляешь бюджетом так, что мало возможностей получать постоянно растущие доходы. Ты только увеличиваешься расходы, залезаешь в долги, отсюда высокие долги перед МВФ, но долговой рост не может продолжаться бесконечно. Страна попадет

В Украине мы не видим договора о свободе, наоборот, мы видим усиление репрессивной составляющей или реанимацию сталинской государственности

77


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

в ловушку долгового роста, когда не будет хватать новых кредитов, для того чтобы погасить старые. Рано или поздно кредитор последней инстанции скажет: хватит! Или отберет у тебя все, как Россия сейчас отбирает у белорусов. Кстати, у Украины кредиторы тоже могут скоро что-то забрать. Во-вторых, разрушен социальный договор. Люди недовольны реформами. Они не хотят таких реформ, которые не дают экономических свобод, возможности реализовать себя как предприниматели. Предприниматели не в смысле бизнесмены, а в смысле предпринимательские таланты. В условиях рынка все предприниматели, поскольку обладают человечес ­к им капиталом. Это слово сейчас затерли. Капитал — это тогда, когда ты можешь получить прибыль. Когда ты обладаешь массой талантов, но этот ресурс не приносит тебе прибыли на рынке образования, медицины, — это не капитал. На этом фоне идет укрепление силовой машины, хотя нужно отказываться от сталинских механизмов государственности и менять их на другую, либеральную, буржуазно-национальную государственность. Не государственность, как инструмент в руках элит, причем государство в прокурорско-карательном смысле слова, когда ты ставишь своих прокуроров, милицию, СБУшников. Когда мы отказываемся от хорошего сталинского наследия, а карательное только усиливаем, вот это как раз и является фундаментальным источником кризиса. Страна уткнулась в тупик, и это не только Украина. Все постсоветские страны

уткнулись в тупик. Беларусь по-своему, Россия по-своему, Казахстан и Узбекистан, где правят автократы, по-своему. Сейчас они поумирают, и что там будет? В России никак не могут определиться, кто будет следующим президентом. Батька Лукашенко тоже не знает, что ему делать: продаваться с потрохами или маневрировать. Юрий Романенко: Маневрирует. Вадим Карасёв: Маневрирует, но пространство для маневра уменьшается. Весь постсоветский мир пришел к своему логическому завершению. Юрий Романенко: Не только постсоветский. Вадим Карасёв: Это другая вещь, мы сейчас ее затронем. Сегодня постсоветский мир делает расчет с двадцатым веком. Именно сейчас. Высшая точка сталинской государственности — 1945 год и 40– 50-е годы прошлого века. «Холодная» война, ядерное оружие, геополитическая империя, два блока — США и СССР. Все, что было после Сталина, — нисходящая линия, медленное умирание. Юрий Романенко: Началась утилизация сталинского проекта. Вадим Карасёв: Да. И в независимой Украине она протекала не в рамках СССР, а в рамках новых независимых государств. Юрий Романенко: Утилизировались ошметки СССР. Вадим Карасёв: Но осевая конструкция осталась старой. Только сегодня мы уткнулись в то, что нужно на основе этой конструкции лепить что-то новое. Путин предлагает Таможенный союз и Единое экономическое пространство, реанимацию индустриальных цепочек, космос, ВПК.

Когда мы отказываемся от хорошего сталинского наследия, а карательное только усиливаем, вот это как раз и является фун­дамен­тальным источником кризиса

78


«Олигархи хотят сталинизм без Сталина»

Юрий Романенко: Причем это не в реальности реанимация, а просто предлагается объединение гниющих ошметков СССР. Вадим Карасёв: Собрался консилиум врачей и предлагает отправить больного в реанимацию. Вот искусственная вентиляция легких — это Таможенный союз. Юрий Романенко: Здесь уместно сделать важное уточнение. Ведь речь идет не о том, что пришивается рука, которая дальше может работать, а просто сшиваются трупные ошметки. Разлетелся человек, они хотят всю эту мертвечину сшить. Нет базиса нового проекта. Вот в чем суть. После развала царской империи ее территории сшивались новым проектом — советским. Сейчас такого базиса нет, и именно потому лично я со скепсисом смотрю на Таможенный союз. Вадим Карасёв: Согласен. Именно потому ТС представляет собой попытку подменить внутренние модернизационные реформы геополитическим расширением. Если Украина войдет в ТС, то Россия получит полноценный выход к Черному морю или можно будет на базе Украины, Казахстана, Беларуси и России создать «зерновой ОПЕК». Внутренняя политическая экономия подменяется геополитикой. Юрий Романенко: Причем скрепленную олигархическими интересами ФПГ. Вадим Карасёв: Кстати говоря, это очень правильное замечание, потому что украинским олигархам нужно будет выбирать: или встраиваться в новый национально-буржуазный тренд — тренд создания европейской свободной экономики — и играть в рамках правил, конкурентного рынка, а не монополий, или идти на олигархический союз в рамках Таможенного союза и неоСССР. Тогда олигархи могут получить скидку на газ. Юрий Романенко: Олигархи, но не население, как показал опыт 2010 года. Вадим Карасёв: Население тоже может получить кое-что, потому что рост рентабельности предприятий увеличит бюджетные доходы. Во всяком случае, Путин же предлагает премию в 6–9 млрд долларов ежегодно за вступление в ТС. Это на-

полнит бюджет и даст возможность сохранить остаточную социальность и всю конструкцию в целом. Если социального государства не будет, то рано или поздно будет революция. Революция не в смысле Майдана и изменения персоны, а революция в смысле институтов, которая поменяет конструкцию государства, сделает ее правовой, европейской, национальной, сделает ее государством-республикой. Это будет не бесформенная демократия 2000-х годов, потому что у нее не было государственно-национальных форм, скорее, она была способом поддержания игры между олигархическими кланами. Фактически произойдет вмонтирование в европейский мир — мир буржуазных государств-наций, где доминируют права и право, а не привилегии. Конец первой части P. S. В следующей части мы поспорим о кризисе современных государств, стра­ тегиях политических акторов в Украине, о революционных мотивациях и многих других вещах, сделающих нашу жизнь бо­ лее увлекательной.

79


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

«Янукович сделал все, чтобы Тимошенко не ушла вместе с эпохой Ющенко» «Хвиля», 16 августа 2011 год

80

В чем перспектива Украины: неофеода­ лизм или постиндустриализм? Изменится ли БЮТ после ареста Тимошенко? Кто ста­ нет «горючим материалом» социального взрыва? «Хвиля» публикует заключитель­ ную часть беседы Юрия Романенко с по­ литологом Вадимом Карасёвым. Юрий Романенко: Первый контртезис: события на постсоветском пространстве происходят не в оторванной системе, а в глобальной. И в Европе, и в Штатах идет феодализация на самых различных уровнях в виде усиления корпораций, создающих феномен, называемый Колином Краучем «приватизированным кейнсианством». В тех же Штатах корпорации во многом приватизировали функцию насилия. И все же мы были пионерами в этой тенденции — приватизации государства. По всей видимости, это формирование новой парадигмы мирового уровня. Отсюда вытекает следующее: когда вы говорите о либерализации, построении национального государства, то мы опять становимся в догоняющую позу и начинаем строить то, что на Западе исчезает. Мы видим сейчас финансовый кризис Евросоюза, после которого, как минимум, произойдет распад еврозоны на северную и южную. Все серьезные предпосылки для этого имеются. Американцы сейчас «выносят» Евросоюз, который стал слишком своенравным. Они поняли, что им проще разрушить его финансовую базу, чтобы дальше держать в скрепке евроатлантический мир и противопоставлять его Китаю, который является главной угрозой для Штатов. В этой ситуа-


«Янукович сделал все, чтобы Тимошенко не ушла вместе с эпохой Ющенко»

ции мы опоздали с построением национального государства. 20 лет были потрачены на утилизацию, но не на запуск нового проекта. И вступить в ЕС в формате Польши либо Венгрии мы уже не успеваем. Вадим Карасёв: А нам и не надо. Мы — другие… Слово «нация» не должно уводить нас от сути дела. Формирование «нации» я рассматриваю не столько как культурный процесс, создание культурных границ и навязывание моноэтнизма, а в том значении, которое ему придавали французские и английские философы-просветители. Нация приходит на смену патерналистским монархиям. Нация — это сообщество, которое формирует свою власть, контролирует ее. Нация — это не столько культура, сколько собственность и среднеклассовое общество. Когда на смену патерналистским, абсолютным монархиям в Англии и, особенно, во Франции и других европейских странах приходит к власти третье сословие, — это и есть нация. То есть нация — это общества, где правит средний класс, а не олигархи, которые приписаны ко двору монархии. Хотя свои олигархи были и у Людовика XIV, династии Стюартов и Тюдоров, в германских монархиях. Когда я говорю, что мы должны сформировать буржуазную нацию или государство-республику, я имею в виду, что мы должны сформировать среднеклассовое общество. При этом тренд на формирование таких обществ является универсальным, общемировым. Юрий Романенко: Но сейчас на Западе все наоборот. Средний класс размывается и исчезает. Есть масса статистики на сей счет. Это связано с глобализацией, которая привела к переносу производств с Запада в Азию. Отсюда феномен роста долгов с начала 80-х, поскольку поддержка уровня жизни на прежнем уровне требовала компенсации от потери доходов из-за деиндустриализации. Отсюда бурное развитие потребительского кредитования. А вот в Китае и Индии происходит то, что вы описы-

ваете, — там действительно наблюдается рост среднего класса. Точнее говоря, наблюдался до кризиса. Вадим Карасёв: Правильно, Китай и Индия! Почему Китай сейчас уткнулся в кризисные моменты, когда они не знают, что делать дальше со своим экономическим ростом? Что делать с резервами, которые номинированы в американской валюте? Как переориентировать рост с экспортных рынков на внутренний? А арабские революции? Это что, не восстание среднего класса, который хочет жить, как в западном мире? Они устали от монархий, деспотий, многолетних диктатур, которые контролируют экономику и общество. Сегодня нет деления на Запад и Восток — Украине нечего выбирать. У нас нет выбора. Юрий Романенко: Я потому и говорю, что новый порядок — универсальный, неофеодальный… Вадим Карасёв: Мы к этому вернемся. Сегодня весь мир движется по пути рынка, причем по возможности конкурентного, даже Китай. Несмотря на то что там правит Компартия, она осторожно маневрирует и манипулирует протекционизмом, свободной торговлей. У сегодняшних арабского, постсоветского, китайского, индийского, азиатского моделей мира, которые хотят быть конкурентоспособными, нет другого выбора, как стать среднеклассовыми обществами и построить правовое государство. Называть это можно Европой, Америкой. Просто в Европе это впервые возникло. Юрий Романенко: Но опять-таки средний класс Европы исчезает, размывается… Вадим Карасёв: Немного не так. Весь мир движется к тому, к чему пришла Европа 100 лет назад. И у нас другого выбора нет. Да, конечно, можно говорить, что мы опять в догоняющем развитии. Но может ли отец сказать сыну, который только пошел в школу и проходит все классы один за другим, что это догоняющее развитие? Это — школа жизни, 81


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

истории, любая страна должна про­ йти ее. Единственное отличие школы от страны заключается в том, что страна может пройти 10 классов за один год, как это сделала Южная Корея или Китай, Япония и Германия — за 20 лет. Юрий Романенко: Мой контртезис заключается в том, что мы находимся не в фазе догоняющего развития, а в опережающем разрушении с 91-го года, хотя тренд обозначился намного раньше, после смерти Сталина. И полвека происходит утилизация этого большого национального проекта. В ярко выраженной форме она протекает последние 20 лет. В Штатах, Европе эта утилизация начинается только сейчас в связи с тем, что формируется новая парадигма на основе нового феодализма. Вадим Карасёв: В чем она заключается? Юрий Романенко: В приватизации государства. Вадим Карасёв: В чем это проявляется? Юрий Романенко: В том, что частные структуры начинают выполнять функции, которые раньше брало на себя государство. Вадим Карасёв: Это называется либерализация. Юрий Романенко: Но она разрушает старый субъект власти, который перетекает в множество новых. В результате активы достаются гибким корпоративным структурам, а пассивы висят на национальных государствах. Вадим Карасёв: Нет, это эволюция в рамках либеральной парадигмы. Это — предпринимательство как способ жизни. Об этом давно писали ордолибералы немецкой школы, на базе которых и сформирован такой экономический чемпион, как современная Германия. Это специ­ фический курс государства, общества и экономики. Одно дело, когда сохраняет-

ся остаточное репрессивное государство и его растаскивают. И другое дело, когда это проходит в рамках закона, логики конкурентного рынка. Неофеодализация, о которой ты говоришь, — это скорее индивидуализация, проходящая на всех уровнях. Юрий Романенко: Вадим Юрьевич, выскажу еще один контртезис. Все, о чем Вы говорите (сговоры олигархов, концентрация власти у них, приватизация государственных функций), происходит на Западе в нормативно продуманных рамках. Пример, ФРС «втихаря» допечатывает $16 трлн и раздает частным структурам, мало чем отличается от нашего рефинансирования банков НБУ. Вадим Карасёв: Эта ситуация была связана с кризисом, и государство вынуждено было вмешаться — допечатать деньги. У нас похожие вещи, но не тождественные. Они разной исторической природы, хотя внешне выглядят так же. В чем их схожесть? На Западе это происходит потому, что разрушается индустриальное общество. Юрий Романенко: То же самое происходит и у нас… Вадим Карасёв: А у нас это происходит не потому, что мы решили задачи индустриального развития и переходим к постиндустриальным. У них это называется трансформация индустриального общества в пост­и ндустриальное. Почему сегодня возник финансовый кризис в мире? В чем его основа? В том, что в Америке почти ничего не производится. Они производят только мировую валюту, геополитическую функцию, они — основной игрок, который вынужден контролировать ситуацию в «горячих» точках и проблемных зонах мира; они делают науки и инновации, банков-

Нация — это общества, где правит средний класс, а не олигархи, которые приписаны ко двору монархии

82


«Янукович сделал все, чтобы Тимошенко не ушла вместе с эпохой Ющенко»

ские услуги (мировые финансовые центры находятся в Америке). Но они ничего не производят. Юрий Романенко: И попали в ловушку… Вадим Карасёв: Так эта ловушка прогресса. Юрий Романенко: Которая приводит к смене гегемонии… Вадим Карасёв: А кто гегемон? Юрий Романенко: Раньше гегемоном были Штаты, а сейчас создаются предпосылки, чтобы стал Китай. Вадим Карасёв: Не станет. До тех пор, пока у него резервы будут в долларах, он этого не сделает. Юрий Романенко: Так он от этого избавляется. Вадим Карасёв: Мы считаем, что гегемон — это страна, у которой экономический рост 10 %. Юрий Романенко: Нет, гегемон — это тот, кто навязывает технологические, организационные и другие стандарты. Вадим Карасёв: Кто их сейчас навязывает? Юрий Романенко: До последнего момента — Штаты. Вадим Карасёв: И будут навязывать. Юрий Романенко: Я не исключаю, что Штаты выйдут из этой ситуации и смогут перезапустить систему, оставшись гегемоном. Впервые у старого гегемона остается шанс им остаться. Вадим Карасёв: А знаешь почему? Несмотря на то что у Штатов проблемы с долгом, они только 1 % ВВП тратят на обслуживание внешнего долга. Проблема долга заключается не в том, какой его размер по отношению к ВВП — 140 % или 40 %. Поверь мне, 140 % госдолга по отношению к ВВП у Японии намного легче переносится, чем 40–50 % долга в Украине. Проблема не в том, сколько у тебя долгов, а сколько ты тратишь на их обслуживание по отношению к ВВП. Почему Америка остается драйвером экономического роста и дай Бог, чтобы драйвер драйвовал дальше, потому что без него посыпется вся мировая экономика, и особенно наша,

полностью зависящая от мирового экспорта и импорта, от волатильности на всех мировых рынках. У них передовая правовая система, политическая конкуренция, возможность реализоваться человеческому капиталу. Для меня показателем передового статуса и гегемона является показатель миграции капитала и людей. Почему Америка притягивает капиталы и людей? Там можно вложиться и реализоваться. Почему из Украины и России утекает капитал? Почему средний класс из России массово переезжает жить в Европу? Потому что там условия для реализации. Почему наши олигархи деньги держат в оффшорах? Потому что там правовая защита. Потому что Америка — это передовое общество с точки зрения иммунной системы, защитной для бизнеса и человека. Там всегда можно добиться справедливости. А на постсоветском пространстве, в Китае этого нет. Китай сумел мобилизовать внутренние источники, чтобы выйти на внешние рынки. Но Китай не решил проблему внутреннего производства. Они только сейчас приступают к этой задаче — созданию внутреннего потребления, чтобы не зависеть от волатильности на внешних рынках. Кстати, это и наша задача: если мы не создадим внутренний спрос как источник экономического роста, то мы постоянно будем испытывать зависимость от нестабильных внешних рынков. Как только будут падать цены на металл, у нас тут же будет проблема с бюджетом. Когда мы говорим о гегемонии, мы мыс­л им в рамках старой геополитики. Это — территория, армия, экономические показатели роста ВВП. А сегодняшняя гегемония другая. Америка потому и гегемон, что производит передовые образцы. Показатель гегемонии сегодня заключается не в росте национальных показателей, а во вкладе страны в производство международных благ. Например, в виде доллара. Это — производство правил, юрисдикций. Это — производство стандартов бизнеса. 83


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

Когда мне говорили некоторые представители политических сил, что с долларом так плохо, Америка — сыпется, я спросил, готовы ли они свои доллары сдавать? Никто не понес. США производят доллар, безопасность, насколько это возможно в нынешней ситуации. То, что они сегодня сократили по соглашению Обамы с республиканцами расходы на вооруженные операции, — это не очень хороший знак. «Талибан» и другие экстремистские силы начнут чувствовать себя более свободно. В том числе, и вокруг нашей территории. А то, что ты говорил про крупные корпорации, замечу, что они всегда были, есть и будут. Во-вторых, сколько миллиардеров у России и США? Примерно одинаково. Но кто такие миллиардеры в России? «Сырьевики», заработавшие на сырьевой ренте. А в США — это «Майкрософт», Apple, «айфоны» и «айпеды», Баффет и Трамп. Это все — несырьевые бизнесы, не нефть и газ. Юрий Романенко: Есть старые, непроявленные семьи — Рокфеллеры, Ротшильды. Они не работают в «паблисити», так как им это не нужно, самая сильная та власть, которая не проявлена публично. Вадим Карасёв: Это — размытые, рассеянные капиталы. Они не ездят на джипах, в отличие от наших олигархов. Юрий Романенко: Правильно, они работают на более высоком уровне управления. Вадим Карасёв: В отличие от наших олигархов, которые живут, как феодалы, и потребляют так же. Отсюда, от феодального сознания вся эта роскошь. Индустриальное общество, структура, индивидуа-

лизация уходят в прошлое. Другое дело, что и у нас советское индустриальное общество уходит в прошлое. Юрий Романенко: Контртезис: апологеты постиндустриализма говорят, что индустриальный мир уходит в прошлое, что он исчез на территории Штатов или Европы. Исчез объект, который они исследовали. Но он не исчез глобально: он сконцентрировался в определенных точках, прежде всего, в Китае. То есть мир продолжает функционировать как система, где индустрия играет важнейшую роль. Вадим Карасёв: Тут ключевое слово «мир». Индустриальный центр тоже работает на потребительский рынок США. Индустриальное производство немцев работает не на внутренний рынок, а на экспорт. Они — чемпионы экспорта и производят весь технологический мировой продукт, тогда как Китай — ширпотреб. Юрий Романенко: Но тогда термин «пост­индустриальный мир» — несостоятельный, потому что индустрия остается… Вадим Карасёв: Дело в том, что формируется постиндустриальное общество. Юрий Романенко: А его нет. Вадим Карасёв: Почему? Юрий Романенко: Если Китай концентрирует в себе индустриальную мощь, там есть рабочие, которые работают на потогонках, и их все больше, то индустриальный мир никуда не делся. Просто его запрятали, как ад, куда люди не хотят попадать и стараются не думать о нем. Вадим Карасёв: Замечание правильное, но я отвечу: уже нет индустриальных и постиндустриальных стран. Как вза­и мо­ связаны Китай и США? Когда я говорю, что общество становится постиндустри-

Показатель геге­монии сегодня заключается не в росте национальных показателей, а во вкладе страны в производство международных благ

84


«Янукович сделал все, чтобы Тимошенко не ушла вместе с эпохой Ющенко»

альным, оно живет по постиндустриальным стандартам. Это не мир рабочего труда. Даже Китай… Юрий Романенко: А кто будет производить машины, автомобили? Роботов? Вадим Карасёв: Я говорю о другом. Даже там, где есть индустриальное производство, люди начинают жить по пост­ индустриальным стандартам. Это — мир потребления, кредита, ипотеки. Сегодняшний финансово-экономический кризис — это как раз кризис перехода от индустриального общества к постиндустриальному. Почему? Ипотечный кризис, с которого началась кризисная цепочка, — это показатель того, что в Америке нет производства, а потреблять надо. Отсюда растет роль кредита. Но когда я говорю о постиндустриальном обществе, то имею в виду, что люди не привязаны к станку, заводу. Они более свободны. И все передовые общества, в том числе Китай, становятся среднеклассовыми. Посмотри на статистику: несмотря на роль корпораций, влиятельных миллиардеров, и в Германии, и в Штатах 60–70 % ВВП создается мелким и средним бизнесом. Юрий Романенко: Я бы не доверял статистике Штатов, после ряда кризисов, начиная с дела «Энрона», мы видим, что манипуляции там точно такие же, как и у нас. Вадим Карасёв: Она обманывает, но все-таки там свобода слова, и журна­ лис­т ы умеют писать об этом. Какое ВВП производится в Штатах в реальном секторе? Минимум, а все остальное — сфера услуг, посредничество, рента. Финансы, банки — да, услуги, и поэтому их трудно посчитать. Цена услуги — индивидуальна, отсюда — индивидуализация. И Украина тоже должна быть такой: с постиндустриальным, буржуазным, массовым среднеклассовым обществом. Ведь в чем кризис Украины? Мы уже выходим из постсоветского длительного состояния распада, из сталинской модели, и сейчас надо делать выбор.

Мы стоим на пороге серьезной институциональной реформы. Мы находимся в пассивной революционной ситуации. А в чем историческое провидение Партии регионов? Она показала, что надо и не надо делать. Рома Ландык показал, что элита не может состоять из родственников и детей. Это застойность элиты, феодализм. Молодые, талантливые туда прорваться не могут, потому что все забили дети. Что надо делать? Менять циркуляцию, способы ротации элит. Идем дальше: дела Луценко, Тимошенко показали, что сталинская силовая машина себя исчерпала. Надо менять судебную, пенитенциарную, налоговую системы. Мы видим, что продолжать так дальше — невозможно и страна созрела для буржуазно-демократической реформации. Можно назвать ее революцией. Все понимали и ждали движущие силы. Юрий Романенко: А где движущие силы? Вадим Карасёв: Пассивная революционная ситуация была уже после выборов, так как время требует перехода Украины от олигархической модели к среднеклассовой, буржуазно-правовой, национальногосударственной. А фактически олигархи, взяв власть, пытались ситуацию законсервировать. С арестом Тимошенко ситуация расконсервировалась. Это значит, что власть нажала на спусковой крючок длительного политико-экономического кризиса, в котором страна пребывает уже 3–4 года, может, и больше — весь постсоветский период. Это не значит, что завтра начнутся забастовки, массовые акции. Майдан тоже ведь начался с дела Гонгадзе 2000-го года, акции «Украина без Кучмы», фронта национального спасения, и завершился 2004 годом. И сейчас может возникнуть такая же ситуация. Президентство Януковича будет проходить в обороне, ему нужно будет искать новых союзников. Не жить, а выживать. Хотя и так приходилось выживать экономически: попадать в зависимость от МВФ, 85


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

России, испытывать кризис доходности госбюджета, что не дает возможности обеспечивать бюджетникам ту социальную сетку безопас­ности, которую худо-бедно обес­печивали предыдущие режимы и таким образом удерживали их от социальной активности и протеста. Средний класс советского и постсоветского типа — учителя, врачи, плюс средний предпринимательский класс, у которого за последний год начали забирать излишки и заставляют делиться активами и прятаться за «крышу», назначаемую властью, — вот уже и движущие силы протеста. Хотя раньше эти социально движущие силы — бюджетники и предпринимательский класс — находились в ситуации антагонистов. Бюджетникам навязывалась мысль, что в низких зарплатах виноваты предприниматели, потому что они не платят налоги. А предпринимательский средний класс, мягко говоря, не любил бюджетников, потому что они вынуждены были платить все увеличивающиеся налоги на их содержание. Кстати, во время налоговых восстаний Азаров пытался разыграть противоречие между двумя частями среднего класса, столкнуть их. Но сегодня это уже никого не устраивает. Люди видят, что пенсионеры не дополучают пенсии, школы и больницы — финансирование не потому, что средний класс не платит налоги, а потому, что олигархи не хотят делиться. Власть обогащается, а общество становится все беднее. Так что есть политикоэкономические условия для того, чтобы кризис разрешился глубокой революцией институтов в направлении европейского правового государства, конкурентного

рынка, буржуазного государства-нации и конституционной либеральной демократии. Юрий Романенко: Я не соглашусь, что это — единственный вариант развития ситуации. Вадим Карасёв: Минуточку: в селе также намечаются протестующие слои. Если начнется дележ, перераспределение земли и такие же игры олигархов вокруг приватизации земли, как в свое время вокруг приватизации промышленных активов, то и деревня может стать «горючим материалом» для социального взрыва. Мы видим, что сегодня новые городские классы — так называемые «новые злые», «новые сердитые», «новые буржуа» — могут объединиться. В настроениях они уже изменились. Вопрос в том, кто их поведет. Юрий Романенко: Вы согласны, что старые партии не вписываются в новую схему? БЮТ например. Вадим Карасёв: Те партии, которые были три года назад, уже не вписываются. А БЮТ может вписаться. Дело в том, что это уже не та партия, которую финансировали Васадзе, Жеваго. И то, что «Батькивщине» перекрывали финансовые источники, «наезжая» на Жеваго, — это хорошо. Но не в том смысле, что это пример правового государства, а в том, что это очищало политику и партию от олигархических кошельков. Юрий Романенко: Это — иллюзия думать, что Тимошенко способна изменить политическую систему в Украине. Для этого надо изменить мировоззрение. Вадим Карасёв: А мировоззрение уже изменено. Юрий Романенко: Революционные изменения в любой стране проводились внесистем-

Мы видим, что сегодня новые городские классы, так называемые «новые злые», «новые сердитые», «новые буржуа», могут объеди­н иться

86


«Янукович сделал все, чтобы Тимошенко не ушла вместе с эпохой Ющенко»

ными силами по отношению к существующей системе. Вадим Карасёв: Почему? Английскую и французскую революцию делали силы, которым просто не хватало власти. Юрий Романенко: Правильно, они запускали перемены, когда сами становились властью. Левеллеры в Англии, третье сословие во Франции, большевики в России — все они брали власть именно потому, что старая власть не хотела перемен, которые бы забирали у нее полномочия. Потому проблемы разрешались революционным путем, путем насилия новых социальных групп в отношении консервативных элит. Вадим Карасёв: Вот средние классы и запустят, потому что старое советское государство не выполняет своих функций, не дает социальную безопасность, доходы, экономический рост, не борется с преступностью, бедностью. Она дает только возможность олигархам несказанно обогащаться. Сколько еще может рассчитывать прожить государство, если оно выполняет только одну функцию — обогатить тех, кто находится у власти? Юрий Романенко: Полтора — два года… Я согласен, что это государство — уже «труп». Но мы говорим о возможности появления другого государства, которая зависит не от «дочек» и «сыновей» Кучмы — Ющенко, Тимошенко, Януковича. Всё, они свою функцию выполнили, доведя до конечного предела утилизацию сталинского проекта на украинской территории. Поэтому начнется формирование нового проекта на той базе, о которой вы сказали, но с лидерами и политическими структурами нового типа. Вадим Карасёв: Правильно. Но это не значит, что старое мы оставим, а новое что-то возникнет. Все будет трансформировано в новое. Проблема не в том, чтобы поменять прокурора, а в том, чтобы поменять функции прокуратуры. Смена институтов — это и будет новое государство. Юрий Романенко: И людей… Вадим Карасёв: А люди придут. БЮТ — это уже не та партия, которая

была три года назад. У нее уже нет тех денег, нет тех, кто ушел сам, и тех, кто хотел зайти с кошельком, чтобы обеспечить себе привилегии. Юрий Романенко: Но это ж не новые по духу люди… Вадим Карасёв: Посмотрим, кого история назначит. Она назначила Ющенко, который был символом 2004 года. А теперь такими символами выступают Тимошенко, Кличко, Гриценко, Яценюк. Разве Кличко — это не новый политик? Юрий Романенко: Насчет Кличко и его перспектив — соглашусь. По поводу Гриценко — нет. Вадим Карасёв: Неважно, они уже символы, они — не олигархи. Юля пока еще остается, но она уже не будет единственным лидером. А это говорит о том, что нам уже не нужно президентов. Любое президентство у нас кризисное. Когда мы выстроим в линейку новых лидеров, мы фактически увидим, как будет у нас формироваться новое правительство, новая власть. Но не искусственно-созданная коалиция по модели 2006 года, а так, как это делается в Европе. Юрий Романенко: Это будет продолжаться до тех пор, пока кто-то в линейке лидеров не начнет стягивать к себе большую долю внимания и поддержки. Вадим Карасёв: Будут уже другие условия. Почему Януковичу удалось елееле выиграть, а затем легко осуществить конституционный переворот? Потому что у него оставался репрессивный инструмент, и он хорошо применяется и ощущается любым человеком, депутатом, представителем элиты, у которого забирают привилегии. Как только у представителя элиты забирают привилегии, он уходит в другую фракцию, где сохранились привилегии. А если этого инструмента не будет? Юрий Романенко: Будет другой инструмент… Вадим Карасёв: Нет, будет, как в Германии или другой европейской стране, 87


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

где нет машины, с помощью которой можно нагнуть судей, прокуроров. Янукович и Тимошенко — это лидеры прошедшей эпохи, но если бы выиграла Тимошенко, она так бы и осталась лидером прошедшей эпохи и законсервировала ситуацию, но намного эффективней. А поскольку выиграл Янукович — это не сделало его лидером новой эпохи, но он сделал все, чтобы Тимошенко не ушла вместе с эпохой, а осталась у начала, у фундамента новой эпохи. Юрий Романенко: Я даже сформулирую такой каламбурчик: Януковичу как представителю старой эпохи было страшно умирать в одиночестве, и он решил уйти вместе с Тимошенко в пучину. Вадим Карасёв: Вся эта ситуация вокруг Тимошенко проявила новый исторический контекст. Мы видим зарю несоветского мира, новой эпохи, нового украинского буржуазного государства… Юрий Романенко: И оно не обязательно будет демократическим. В условиях кризиса мне кажется более реалистичным вариант формирования авторитарного государства на других основаниях, но с авторитарным лидером. Вадим Карасёв: В Украине нет условий для формирования авторитарного режима. Он может быть эффективным только тогда, когда есть военная машина (в Украине ее нет), постоянно растущая рента с нефтяных или газовых доходов (чего тоже нет) и когда общество находится на этапе модернизации и еще не получило кайфа от потребительского общества. Украина этот путь прошла. Мы не можем двигаться по китайскому, сингапурскому пути модернизации, по российской, азербай­

джанской модели авторитаризма. А общество уже потребительское, европейское. Ты посмотри, сколько у нас с середины 2000-х годов кредитов, ипотеки. Наши люди привыкли жить, как в Европе, с точки зрения потребления. Юрий Романенко: Условия будут заставлять их отказываться от старых потребительских установок. Аналогично, мы привыкли к бесплатному советскому образованию, медицине, но реальность заставляет нас от этого отказываться. Вторая волна кризиса заставит нас отказаться от потребительских установок. Нельзя жировать, когда кушать не за что. Вадим Карасёв: И да и нет. Нас заставляют отказаться от пенсионной системы, к которой мы привыкли, образования, медицины. При этом рейтинг власти идет вниз. Мы вынуждены это делать, но власть от этого не получает бонусов. Во-вторых, мы настолько привыкли к потребительскому общест­в у, что мы не откажемся от этого. В этом и драма РФ, Украи­н ы, Беларуси, что мы уже прошли этап авторитарных обществ. Юрий Романенко: Но как мы можем поддерживать потребительское общество на высоком уровне, если нет ресурса? Вадим Карасёв: Есть один ресурс — это свобода. Ресурс экономических свобод и вмонтирование в большой мир западных государств-наций. Вот тогда мы сформулируем свободы, правовые институты, сюда придут инвесторы, деньги. Это будет привлекательный рынок. А пока все будет оставаться так, как есть, сюда никто не придет. Из Украины и России деньги выводятся. Когда мы говорим, что свобода —

Сегодня обеспечить справедливость по-сталински невозможно. Сегодня справедливость может обеспечить только закон

88


«Янукович сделал все, чтобы Тимошенко не ушла вместе с эпохой Ющенко»

это ресурс потребления, это не значит, что свобода нам все даст. Но либеральная свобода, экономическое законодательство, отсутствие коррупции, прозрачные финансовые потоки, нормально реформированная милиция, прокуратура и так далее — все эта политическая и социальная стабильность создаст привлекательные условия для инвесторов. Они сюда придут. Юрий Романенко: Инвесторы не придут одномоментно только потому, что кто-то обозначил желание построить привлекательные условия. Вадим Карасёв: Ну в Грузию же идут инвесторы… Юрий Романенко: Так в Грузии авторитарная политическая модель с неолиберальными элементами управления в экономике. Хотя на самом деле неолиберальная модель сама по себе тяготеет к авторитарной власти, так что все логично. Вадим Карасёв: Это не тот авторитаризм, который в Китае, России, арабских странах. Это — сильная президентская власть. Но закон действует в стране? Юрий Романенко: Действует, но в Китае тоже действует. Вадим Карасёв: Этого достаточно. Чтобы в Украине был авторитаризм, должен быть авторитет. Нет «неавторитетного авторитаризма». И Путин, и Лукашенко строили свои авторитарные системы, когда у них рейтинг зашкаливал за 50 даже за 70 %. Российский авторитаризм основывался на рейтинге Путина. А после 1.5 лет правления Януковича какой у него рейтинг? Юрий Романенко: А при чем тут рейтинг? Вадим Карасёв: Я просто говорю, что авторитаризм может быть только тогда, когда есть запрос у народа… Юрий Романенко: А он есть. Вадим Карасёв: Нет, запрос на закон — это одно, а на авторитаризм — другое. Юрий Романенко: Есть запрос на авторитарных лидеров, вы сами сказали, есть ностальгия по Сталину…

Вадим Карасёв: Надо объяснить людям, что сегодня обеспечить справедливость по-сталински невозможно. Сегодня справедливость может обеспечить только закон. И если после ареста произойдет глобальная передислокация политичес­ ких сил, то все оппозиционеры выступят против власти. У власти была комфортная ситуация, когда она — в центре, есть также левые и националисты. Последние в центре между собой сталкиваются, и власть разруливает конфликт. Только власть может предотвратить приход к власти националистов, а те, кто поддерживают националистов, могут поддерживать эту власть, поскольку у других политических сил нет реальных шансов на нее.

89


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

«Дивіденд незалежності узурпували олігархи» «Україна молода», 23 вересня 2011 рік

Наступного тижня у Варшаві відбудеться саміт «Східного партнерства», на якому, зокрема, говоритимуть про перспекти­ ви України у співпраці з Європейським Союзом. Українське МЗС заявило, що сподівається отримати від Європи сигнал про можливість членства у спільноті. Утім єврокомісар Ште­ фан Фюле, який нещодавно перебував в Україні, заявив, що в документах, за­ готовлених для Києва, не буде посилання на 49–ту статтю угоди ЄС… Директор Інституту глобальних стра­ тегій Вадим Карасьов вважає, що наразі Україна не може сподіватися на щось ва­ гоміше. Тим більше що перспектива лише частково інтегруватися у Брюссель задо­ вольняє українські еліти. Бо так удасть­ ся уникнути політичної відповідальності за власні дії (або бездіяльність). Карасьов будує свої відповіді, розмірковуючи про об­ ставини, які досі обтяжують вибір Украї­ ни, час і простір, які тримають Україну в СРСР… «Україна вже не балансує між векторами — вона плутається у векторах» —  Європейські політики кажуть, що в угоді з Євросоюзом, яку готується підписати офіційний Київ, не буде згадки про перспективу членства України в ЄС. Це несподіванка чи прогнозований поворот подій? —  У принципі, таке рішення було прогнозованим. Нинішній українській владі не потрібна перспектива членства в ЄС. І Євросоюз це розуміє. Він не може

90


«Дивіденд незалежності узурпували олігархи»

нав’язувати перспективу членства Україні, якщо Київ сам цього не хоче. Тим більше що сьогодні Брюссель змушений дати негативну відповідь тій же Туреччині, яка стоїть у черзі до ЄС більше 30 років… Нинішня влада опинилася перед дилемою. Бо насправді вона не хоче інтегруватися нікуди. Політика багатовекторності її влаштовує. Фактично, ця позиція — зовнішньополітичний захист олігархічного класу в Україні, який в умовах пострадянського геополітичного вакууму (і політичного, і економічного) добре влаштувався на цій багатовекторності. Отримуючи від Росії дешевий газ, експлуатуючи в Україні дешеву робочу силу, цей клас продавав свою продукцію на західні ринки. Драматизм ситуації для олігархів полягає в тому, що їм потрібна низька ціна на газ від Росії. І європейські ринки. У споживчому сенсі олігархи вже інтегрувалися в Європу. Вони переводять статки у тамтешні банки, тримають фірми в офшорних зонах, купують там нерухомість, навчають своїх дітей, лікуються… Ця еліта напівінтегрована і в Росію, і в Європу. Виникає ризик, що в нас знову триватиме криза географії, у якій сьогодні опинилася Україна. Упродовж 20 років нашій державі вдавалося використовувати своє географічне положення, власну економічну, політичну і культурну географію, балансуючи в межах так званої політики багатовекторності. Але сьогодні грати у багатовекторність уже не виходить. Ми можемо лише перебувати між векторами. Замість того, аби проводити власні вектори, наприклад між Росією, Китаєм і Європейським Союзом, ми плутаємося серед них! Етап, коли Україна могла бути незалежною від блоків, завершується. Краї­на не може жити без союзів. Я вважаю, що тут свою роль зіграє історія, вимушеність… Еліта не хоче в Європу, та, мабуть, буде змушена вибирати

цей вектор. Можливо, такою є історія, коли успіху добиваються не ті, хто хотів (наприклад, Ющенко хотів, дуже щиро прагнув!), але час не прийшов… Зараз, коли тиск з усіх боків, треба робити цей крок, — і вже не тому, що хочеш, а тому, що мусиш. Реімперіалізація чи інтеграція в ЄС? —  Тобто угода про асоційоване членство може стати таким собі «напіввходженням» у Євросоюз, яке насправді влаштує і Брюссель, і Київ? —  Європейські політики відзначають, що угода між Україною і ЄС матиме дещо ексклюзивний характер. Це не тривіальна угода про зону вільної торгівлі, яку мають із ЄС, наприклад, Чилі або Ізраїль. Ідеться про документ, що передбачає поглиблену співпрацю й інтегрує Україну в європейський економічний простір. Це ще не членство в Союзі — але місце на європейському ринку і елемент фундаменту для подальшої інтеграції. Угода про зону вільної торгівлі та політичну асоціацію легітимізувала б економічну орієнтацію еліт на Європу. І їхню асоційовану ментальність — на рівні зверхнього, аристократичного способу життя, особистих відчуттів і статусу. Еліта зацікавлена в асоціації, не більше. Бо вступ до Європейського Союзу — це вже обов’язки. Навіть «м’які» вимоги на кшталт незалежного правосуддя, котра міститься в документах про асоціацію, вводять нашу еліту у «ступор». Якби правлячий клас став учасником Євросоюзу, обов’язків було б іще більше! Але тут не все однозначно. Ми можемо втратити цей шанс. Адже ситуація з Юлією Тимошенко складається так, що країни ЄС можуть не ратифікувати майбутню угоду, тим самим залишивши Україну балансувати між ЄС і Російською Федерацією.

Багато політиків ставляться до держави, як Людовік ХІV: «Держава — це я»

91


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

—  Чи могли б Ви спрогнозувати, яким чином на діях влади позначиться тиск, що зараз чинить Росія? Це пришвидшить українську владу у виборі європейського вектора чи від­ охотить від співпраці з ЄС? —  Влада розуміє, що будь-який союз — це шлях до втрати свого суверенного статусу. Основний дивіденд від українського суверенітету за 20 років отримувала еліта. Не народ суверенний, а вони. Пересічні громадяни отримали якраз небагато, грубо кажучи, моральне задоволення. Дивіденд незалежності був узурпований елітою. Але тепер потенціал трофеїв, які залишились від Радянського Союзу, вичерпано. Україна має дати відповідь на інтеграційний виклик. Є два шляхи — реімперіалізація на теренах колишнього СРСР (це Митний союз із Росією, Білоруссю й Казахстаном, а потім Єдиний економічний простір). Інший варіант — інтеграція з Євросоюзом. Питання дедалі більше стає руба: або ми рухаємося в бік Брюсселя, або в бік Москви. Сама географія підштовхує Україну до вибору. Це важливий інтеграційний крок. Він означатиме, що ми виходимо з логіки розпаду СРСР. Бо попередні 20 років ми жили за логікою розпаду Союзу. Досі йшлося про незалежність Української Радянської Соціалістичної Республіки. Тепер час робити вибір незалежній Україні. Повертаючись до вашого питання, відзначу, що українська влада робить усе, щоб компенсувати невдоволення Москви. Київ іде на поступки в ідеології, культурі, підручниках… —  …переходить на «зимовий час». —  Так! Бо влада вважає, що це другорядні речі. Їх не цікавлять проблеми нації, культури та логіка символів. Їхня ідеологія — це економіка, ринки, знижка на газ. Я передбачаю, що гра буде такою: що не стосується економіки, буде «здаватися» Росії, аби компенсувати цим відмову вступити в Митний союз. У цьому контексті треба зазначити: ринково ми рухаємося в бік Європейського Союзу й кажемо, що ЄС — наш пріоритет. А політично прямуємо в російському 92

напрямку. Перехід до президентської республіки, відновлення вертикалі влади, де здійснюється ручне управління… Це варіант російської, а не європейської моделі влади. Тобто тут не йдеться про політичну, моральну, ціннісну інтеграцію в Європу. «Для Росії Тимошенко — це можлива альтернатива Януковичу» —  Пане Вадиме, Ви згадали про «справу Тимошенко». Поясніть парадокс: чому лідерка «Батьківщини» отримала підтримку і в Європі, і в Росії? —  Уся проблема в газі. Відмінність полягає в тому, що в Росії розкритикували суд не через сам процес, а через особу. У Європі усвідомили, що це процес над особою, але основна критика була адресована на процесуальну частину. В Україні є проблема з незалежним правосуддям. Європа ставить питання таким чином: у який спосіб ви можете інтегруватися в ЄС, якщо у вас заангажовані суди? Окрім того, у Європі розуміють, що в даному випадку йдеться про проблему політичної конкуренції. Усунення Тимошенко як політичного опонента призведе до монополії. Європа розуміє, що без конкуренції еліт в Україні не буде демократії. Бо наша демократія будується не на економіці, ідео­ логії чи громадських правах людини — громадянин усе ще залишається залежним, підданим. (До речі, у цьому була драма Ющенка. Він вважав, що країна змінилася, набула демократії. Та насправді цього не сталося.) Тобто українська демократія будується на боротьбі між конкурентами. У Росії мислять так само. У Москві не хочуть, щоб Янукович залишався тут єдиним верховним політиком, а всі інші були придатками. Росіяни вже намучилися з Лукашенком, тому дбають про альтернативу. Вони усвідомлюють, що Тимошенко — це можлива альтернатива Януковичу. До речі, українські політики мали б замислитися. З огляду на те, що її підтримали і в ЄС, і в Росії, саме Тимошенко мог­ ла б удаліше проводити багатовекторну політику, ніж Янукович.


«Дивіденд незалежності узурпували олігархи»

—  Як влада буде виходити із ситуації? —  Думаю, буде ухвалено закон про декриміналізацію цих статей. Такий сценарій вигідний усім. Янукович зможе сказати, що він тут не має впливу, бо винуватий закон, за яким судять Тимошенко і який було ухвалено ще за часів існування Радянського Союзу. —  Але ж очевидно, що це будуть лише формальні «відмазки». —  Так, бо по суті формально треба зберегти обличчя й дотриматись якихось рамок порядності. Думаю, що Тимошенко випустять і вона візьме участь у виборах. Ціна ідеї з обмеженням її можливостей для участі у виборчій кампанії виявилась не співмірною з репутаційними втратами, яких зазнала влада. Загалом, ця історія може бути дуже повчальною. Сам процес над політиком, якого судять за перевищення повноважень, якби суд був підготовленим, правильним, якби він був організований за інших обставин, міг би навчити українських політиків. Бо вони часто плутають особисті інтереси з інтересами держави. Багато політиків ставляться до держави, як Людовік ХІV: «Держава — це я». —  Згадується гасло: «Вона — це Україна». —  Це стосується не тільки Тимошенко — багатьох політиків… А такий підхід означає: захотів — підписав угоду про газ, захотів — уклав «харківські угоди». Це мислення не в логіці державної політики, а корпоративних інтересів. Якби в Україні була незалежна юстиція, тоді можна було б сподіватися, що прокуратура якісно підготує справу, а суд винесе справедливе рішення. І суспільство попрощалося б із тими політиками, які плутають свою особистість із державою. Але вийшло як вийшло… «Треба було міняти систему, а не жбурляти паперами у президента» —  Іще один урок «справи Тимошенко» поки що неосмислений. Зараз я над цим розмірковую, можливо, писатиму статтю… В Україні вперше наживо, наочно побачили, що суди в нас нікчемні! Треба міняти суди,

прокуратуру — усю цю сталінську репресивну машину. Скільки режимів і конституцій було в Україні, скільки років минуло від смерті Сталіна, скільки було радянських і пострадянських вождів — а конструкція не змінилась: ментівський «бєзпрєдєл», «справедлива» прокуратура, суди! Якщо ти потрапляєш у цю машину, ти вже ніхто! Тепер зрозуміло: ті, хто мав проводити ці реформи у 2004–2005 роках, мали займатися цим, а не переманюванням олігархів на свій бік. Так, це погано [що у в’язниці сидять представники опозиції]. Я співчуваю їм як людям, але як політикам — ні! Не треба було жбурляти паперами у президента деяким політикам, які сьогодні страждають від системи, а думати про те, як реформувати цю систему. Окрім того, судовий процес показав межі можливостей для демократичного демонтажу, на який пішла сьогоднішня влада. Вони хотіли згорнути демократію зразка 2004–2010 років. Її потрібно було трансформувати, міняти — але не відміняти! Влада наштовхнулася на щось, що неможливо демонтувати, на щось міцне. Путінська модель не приживається, хоча влада намагається її встановити. Тобто в Україні, попри всі проблеми, існують підвалини для демократії й для того, щоб створити бар’єр для автократії. —  Видається, що влада не засвоює цього уроку. В Україні постійно намагаються при­д ушити громадську активність руками міліції та прокуратури. Наприкінці минулого року відбувся «податковий майдан», який міліція розігнала, а потім переслідувала учасників акції. Цього тижня відбулася акція «афганців», яку тепер теж «вивчають» правоохоронці… —  Я не мав на увазі уроки для влади. Ця влада не може самотужки засвоїти ці уроки. У школі політики немає уроків одного дня: щоб засвоїти матеріал, треба багато часу. Політики, які вважають, що силовими структурами можна стримати історичний час, відмінити закони історичної логіки або закони економіки, — цих політиків просто виженуть із цієї школи, як «двієчників»! 93


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

Если Россия не переформатирует пост­ советское пространство, стране грозит деградация. О том, какие страны и в ка­ ком качестве нужны Евразийскому союзу Владимира Путина, «Росбалту» рассказал украинский политолог Вадим Карасёв.

Анатомия Евразийского союза «Росбалт», 13 октября 2011 год

94

—  Мир катится к глобальному кризису, который может закончиться перелицовкой политической карты. С этой точки зрения можно ли воспринимать статью Владимира Путина о евразийском интеграционном объединении как лакмусовую бумажку, по реакции на которую он хочет окончательно понять — кто есть кто? —  Это возможный, но не главный контекст, в котором стоит воспринимать эту статью. Как раз в этой статье предполагается незыблемость основных экономических и геополитических центров влияния. Там говорится о том, что общий гипотетический Евразийский союз может стать одним из полюсов современного мира, а главное — стать важным центром-посредником между ЕС и Китаем. А ЕС, Китай, поднимающаяся восточная Азия и переживающий кризис, но остающийся в статусе гегемона современного мира Запад являются опорными конструкциями современного миропорядка. Несмотря на все изменения, турбулентности, кризисы и изменения в соотношении сил. А вот в роли решающего контекста, на фоне которого новая геополитическая и геоэкономическая реальность в образе Евразийского союза будет проявляться, выступают два обстоятельства. Первое —


Анатомия Евразийского союза

это необходимость новой пересборки постсоветского пространства, которое уже 20 лет находится в состоянии полуаморфности и полузастоя. У большинства стран постсоветского пространства отсутствуют однозначно определенные векторы своего политико-экономического развития. Стало быть, недооформлены национальная идентичность и государственно-политический курс. Постсоветское пространство в целом, не исключая и Россию, находится сегодня не в ситуации курса, а в ситуации дрейфа. И вот эти двадцать лет дрейфования привели к осознанию необходимости выработки какого-то курса. —  Период неопределенностей заканчивается? —  Именно. Постоянное тактическое маневрирование, ощущение буферности, которым живут страны СНГ, в том числе и Россия, приводят к тому, что постсоветские интеграционные, экономические, культурные и т. п. ресурсы исчерпываются, а отсутствие векторности в развитии не дает использовать заемный ресурс — будь-то европейский, турецкий, иранский, китайский… Поэтому ситуация колебания между различными геополитическими центрами влияния приводит к тому, что тающие советские ресурсы уже не могут обеспечить более-менее полно­ценное существование национально-государственных организмов постсоветских государств и требует выбора вектора своего развития. А учитывая, что сегодня в силу кризиса тот же Европейский Cоюз не обладает прежним привлекательным образом двадцатилетней давности для той же Украины, то в этих условиях Владимир Путин предложил свой вариант интеграционной сборки постсоветского пространства,

который с его точки зрения может стать весьма привлекательным. —  Иначе говоря, первый фактор — это нужда в определенности для всего постсоветского пространства. А второй фактор? —  Ключевая проблема российской государственности: Россия меньше, чем империя, но больше, чем национальное государство. У России один выход — либо она станет инициатором новых «сборочных» процессов на постсоветском пространстве, либо будет постоянно находиться в кризисе национально-государственной идентичности. Просто потому, что она никогда не сможет быть обычным национальным государством — как Германия, Франция или, например, Польша. Этого не позволит сделать ее этнический состав, территориальное разнообразие, ресурсная мощь, геополитические имперские — в том числе и советские — традиции. В отличие, кстати, от других стран постсоветского пространства, которые когда-нибудь могли бы оформиться в качестве национальных государств или государств-наций. Поэтому у России один путь — стать центром нового интеграционного объединения, осуществив «сборку» постсоветского пространства, либо обречь себя на углубление кризиса национально-государственной идентичности, с чем российская элита согласиться не может. Именно эти два фактора и являются тем контекстом, которые и стимулировали появление последней инициативы Владимира Путина. —  Можно ли говорить о конце многовекторности в глобальной политике для миноритарных игроков — наподобие Украины? —  Вообще весь кризис современного мира во многом вызван кризисом

У России один путь — стать центром нового интеграционного объединения, осуществив «сборку» постсоветского пространства

95


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

недоинтегрированности периферийных государств в более мощные интеграционные объединения. Самостоятельные орбитальные полеты — вне орбит более мощных и более сильных экономических и финансово-валютных магнитов — уже невозможны. Кризис ЕС подталкивает к большей интеграции, сплоченности и вовлеченности периферийных государств, например южной Европы и той же Греции, в германо-евросоюзовский экономичес­к ий рыночный финансовый магнит. Это же касается и постсоветских государств, которые комфортно обживали статус буферности на протяжении двадцати лет, играя на противоречиях между крупными игроками, манипулируя этими игроками в целях своего инерционного выживания. Но дальнейшее инерционное существование этих государств уже невозможно. Мир формируется в крупные блоки, магниты, центры, которых сегодня можно насчитать не более пяти. Структура мира становится крупноформатной, учитывая торговую географию и торговые потоки. Невозможно дальше ни балансировать, ни продолжать жить за счет наследия советских времен. —  Что должно прийти на смену этой ситуации в Украине? —  Сегодня надо искать новые рынки, интегрироваться в них, заниматься суммированием и сложением — неважно, в каком экономико-геостратегическом пространстве. Важно понять саму необходимость подобного рода исторической работы. Альтернатива этому — деградация, стагнация, деморализация элит и общества и, в конечном счете, провал национально-государственных проектов. Поэтому интеграция, векторность — это императив всего постсоветского пространства. Трансформация в новый тип государственности — в государство не остаточного, а прибавочного типа, которое бы смогло справиться с вызовами современной эпохи. Вопрос в другом — какой именно вектор должен быть выбран: евразийский 96

или европейский? Необходимо считать, просчитывать, но не просчитаться. Вот в чем судьбоносность нынешнего момента для элит и общества. На кону — судьба госпроектов, которые во многом были подарком судьбы в начале 90-х годов для постсоветских элит. И не всегда подарками судьбы распоряжаются эффективно. Наступает время серьезнейшей работы. —  По сути, речь идет об этапной смене экономических моделей? —  Экономика рент — сырьевых, политических, геополитических (а многовекторность — это именно способ получения геополитической ренты) — закончилась. Надо вступать во взрослый мир прибавочных стоимостей. Как и закончился мир простой многовекторной торговли. Необходимо искать рынки, включаться в производственные цепочки в рамках больших экономических таможенных пространств, встраиваться в цепочки со­з да­н ия добавленной стоимости. Современный финансово-экономический кризис показал, что страны, не имеющие индустриального производства и производства добавленной стоимости, наиболее уязвимы перед мировым рынком и его законами. Разумеется, кроме тех стран, которые производят современные деньги, производят финансы и являются донорами всей финансовой системы, — как США и, отчасти, ЕС. —  Кризис многовекторности в равной степени касается всех постсоветских стран? —  Как раз кризис многовекторности в большей степени наиболее полно применим к Украине, которая находится в состоянии выбора между ЕС и РФ. В меньшей степени это касается Казахстана и Узбекистана, потому что вряд ли эти страны выберут в качестве центра интеграции тот же Китай. А вот что касается Украины, то здесь ситуация наиболее полно характеризует состояние дилеммы: Европейский Союз и европейский код Украины или идея новой «сборки» постсоветского пространства.


Анатомия Евразийского союза

—  Какие варианты будущего есть у Ук­раи­ ны в Евразийском союзе и какие — при интеграции в ЕС? —  Украина нужна РФ скорее как завод, в котором могут быть восстановлены цепочки, связанные с военно-промышленным комплексом. Об этом же говорил и Владимир Путин — что именно восстановление ВПК может стать ключом стратегической модернизации. Или второй вариант — Украина может стать нужной ЕС в качестве индустриальной гавани, куда могут быть перенесены не самые высокотехнологичные и не самые передовые производства — как та же автосборка например. Украина могла бы пройти тот путь, которые прошли в свое время Чехия и Словакия. Учитывая, что стоимость рабочей силы в Китае повышается и становится сравнимой с украинскими показателями, то даже логистика подтверждает эффективность переноса производств в Украину, а не в далекий Китай. Теоретически Украина могла бы превратиться в мощную промышленную мастерскую посткризисной Европы. —  Но ведь в отношении интеграционных стремлений Украины речь идет скорее не просто об экономической, а о геоэкономической реальности? —  Понятно, что Украина нужна ЕС и РФ не только с точки зрения промышленных потенциалов. Украина — это одна из крупнейших стран Европы по размерам территории с мощнейшим по численности человеческим потенциалом. Без Украины Евразийский союз становится больше Азиатско-Европейским союзом. Это очень важно. Без Украины участие одной лишь Беларуси в Евразийском союзе будет перевешиваться странами Кавказа, Казахстаном, а в перспективе —

Таджикистаном и Киргизией. А с Украиной этот союз приобретает те проектные черты и мощности, на которые будет пытаться вывести союз российская элита. Проблема не в том, на кого Украина должна делать ставку, а в том, что Украина сама превратилась в крупнейшую геополитическую ставку, вокруг которой разворачиваются интеграционные битвы. —  Средняя Азия — какая и зачем нужна России в Евразийском союзе? —  Это такой пояс безопасности в контексте наступления неспокойных времен. Сейчас на большом востоке в политику врывается мусульманская улица с непро­ считываемыми рисками как для государств этого региона, так и для правящих режимов. В этой связи для России очень важны эти государства — в качестве свое­об­разного буфера, амортизатора всех возможных и невозможных волн мусульманской политической нестабильности, на которые обречена эта часть мира в связи с утратой контроля элит над процессами. Второй момент — это возможность контроля над ресурсами этих стран. Россия умело этим пользуется: например, фактически перекрыв все возможные обходные возможности поставок туркменского газа в ту же Украину. И теперь, обеспечив себе транзитную монополию, Россия умело разыгрывает свои газовые и газово-политические комбинации. Третий момент — миграционные потоки. России требуется рабочая сила. Дефицит массового неквалифицированного труда компенсируется среднеазиатскими трудовыми мигрантами. Для того чтобы контролировать интеграционные потоки — а трудовая миграция — это не радужная, но необходимая сторона миграционных процессов, — важно уже сегодня

Теоретически Украина могла бы превратиться в мощную промышленную мастерскую посткризисной Европы

97


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

думать о едином интеграционном пространстве. Ведь именно эти потоки изменяют этнические российские городские ландшафты, изменяют экономико-политическую структуру крупных российских городов, обостряют межэтнические отношения и ослабляют институты государственности, что видно по примерам Кондопоги и Сагры. Поэтому России и нужна среднеазиатская составляющая евразийского пространства, хотя эти регионы и не являются решающими для интеграционных усилий. Просто им и так некуда деться — не будет же Таджикистан присоединяться к Ирану. А основной предмет вожделений — это Украина, которая важна не только с точки зрения всех балансов — торговых, финансовых и экономических, но и с точки зрения сохранения оптимального этнического состава будущего Евразийского союза. Поскольку речь идет о славянской православной стране, этнически наиболее близкой к основному российскому этносу — русским. —  Последние двадцать лет любая украин­ ская политическая элита так или иначе говорила о европейском выборе Украины. При каком сценарии идея Евразийского союза вызовет у украинских элит желание в нем участвовать? —  Не стоит обращать внимание только на риторику украинской элиты. Дело в том, что украинские правящие верхи давно уже совершают незаметную интеграцию в евроатлантическое пространство — на индивидуальном уровне, покупая там недвижимость, переводя туда капитал, обучая там своих детей, выезжая на лечение и т. д. А некоторые представители украинской элиты там просто проживают, приезжая на Украину только на работу. Причем сама украинская элита не желает интеграции всей страны в ЕС, поскольку небезосновательно усматривает в европейских стандартах независимого правосудия и правоохранительной системы угрозу своим интересам. Ведь эти самые стандарты перечеркнут все возможные коррупционные практики обогащения. 98

С другой стороны, так как для украин­с кой элиты важно сохранить власть и рентную практику обогащения, то для нее нужно сохранить и существующую политическую модель. И для них ближе постсоветская модель, где правят автократы и личные диктатуры. С этой точки зрения украинская верхушка хотела бы большей интеграции в Евразийский союз. И в этом противоречии как раз и кроется «засада» для украинской элиты. Либо для получения долговременной легализации своих доходов нужно будет отказаться от сохранения власти любой ценой — и дать свет интеграции страны в ЕС, либо отказаться от членства в клубе европейской элиты, но сохранить несменяемость власти — и оказаться в пуле несменяемых президентов стран будущего Евразийского союза.


Многоточие суда как точка в многовекторности

Многоточие суда как точка в многовекторности «Зеркало недели», 14 октября 2011 год

Власть постоянно подчеркивает, что европейский вектор является фундаментальным внешнеполитическим выбором Ук­раи­ны. Однако жесткий приговор Юлии Тимошенко может не только притормозить европейскую интеграцию, но и вообще закрыть европейские двери для Украины. Правящая группа сегодня сделала и делает все необходимое, чтобы завалить экзамен на вступление в европейскую ассоциацию — блокирует политическую конкуренцию, готовит почву для безальтернативных выборов, монополизирует ресурсы в руках могучей кучки олигархов. Перед страной снова обостряется проблема геополитического вызова и выбора. Причем проблема геополитического вызова появляется не только со стороны Европы, но и России. Судя по жесткой реакции Европы на заключение лидера оппозиции, режим Януковича окажется в опале со стороны не только Запада, но и России, а возможно, и других региональных игроков. А это перечеркивает любимые элитной верхушкой многовекторные игры и замыкает Украину в геополитических тисках. Украина рискует оказаться в затяжной внешнеполитической изоляции и внутриполитическом тупике. Интеграция по-европейски или по-украински? Украина находится на завершающем этапе переговоров с Европейским Союзом о создании зоны свободной торговли и заключения Соглашения об ассоциации. Однако последние зарубежные 99


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

визиты украинского президента в Европу и США, участие в саммите «Восточного партнерства» в Польше засвидетельствовали, что прослеживаются различия в понимании целей и задач интеграции по-европейски и по-украински. В Польше президент Виктор Янукович открыто говорил о Соглашении об ассоциации между Украиной и ЕС как о свободе торговли, обмена услугами, передвижения капиталов и рабочей силы. То есть президент видит европейскую интеграцию как экономическую, но не политическую. Украинская элита заинтересована в выходе на европейские рынки, но не в интеграции в европейские правовые и политические структуры. Позднее министр иностранных дел Польши Радослав Сикорский, отмечая эти разногласия, заявил, что нельзя получить привилегии свободной торговли с ЕС, не разделяя европейских ценностей. Данное противоречие подтверждает тот факт, что украинская власть продолжает балансировать в логике многовекторности, пытаясь встроится в европейский рынок, и при этом остается ценностно и политически в постсоветском пространстве. Беря за основу европейский вектор, украинская элита готова к вхождению в ЗСТ, но не в Европейский Союз. Европейское пространство необходимо украинским элитам как по экономическим и бизнесовым соображениям, так и для вхождения в европейские элитные клубы. В экономическом плане правящий класс и олигархи уже интегрированы в Европу — там их банковские счета, недвижимость, в Европе проживает, получает образование и медицинские услуги их семейно-клановое окружение. Иначе говоря, речь идет об олигархическом, элитном варианте интеграции. А вот во-

прос об интеграции снизу, а не сверху, об интеграции народов, а не элит, власть старается обходить. Чтобы корректно оценить, в чем же заключаются цели и задачи интеграции по-украински, необходимо совершить небольшой экскурс в природу украинского суверенитета и многовекторности. Основные экономические преференции от независимости, дивиденды от государственности в течение 20 лет получает сформировавшиеся на постсоветской собственности и феодальной ренте административная правящая верхушка и олигархический класс. При этом от независимости широкие массовые слои остаются без политических прав и экономических бонусов, в результате чего народ как нация и источник суверенитета так до сих пор и не сформировался. Источником богатства и залогом удержания своего привилегированного статуса для верхов становится многовекторность. Дешевый российский газ, низкая цена рабочей силы в Украине, экспорт сырья и сбыт продукции на европейских рынках — вот схема транзитной, челночной многовекторности, до сих пор безотказно работавшая в условиях постсоветского геополитического вакуума. Все эти годы Украина держится за экономический прагматизм, предпочитая участвовать в региональных торговых привязках, избегая системных интеграций или союзов. Ведь интеграция означает не только объединение верхов в своих узких интересах, но и объединение народов экономически, политически и социально. Украина всегда была восприимчива к геоэкономической и геополитической конъюнктуре как раз по причине своего вклинивания во внешнеполитические связки. В условиях, когда, с одной сторо-

Украина рискует оказаться в затяжной внешнеполитической изоляции и внутриполитическом тупике

100


Многоточие суда как точка в многовекторности

ны, постсоветский геополитический вакуум постепенно заполняется различного рода союзными объединениями под кураторством России (ТС, ЕЭП, ЕврАзЭС, ОДКБ), а с другой, — мировой экономический кризис и европейские долговые дефолты спровоцировали процессы изменения региональных экономических пространств и рынков, поле для многовекторных маневров сужается. Кроме того, исчерпывается ресурс постсоветских трофеев, снижается прибыльность экспорт­носырьевой экономики, уходит в прошлое постсоветская украино-российская соседская скидка на газ. Все это говорит о том, что многовекторность как экономическая и политическая платформа ук­раин­с кой постсоветской государственности разваливается. Союзами едиными и священными? Сегодня уже с уверенностью можно говорить о том, что неслучайно визит президента В. Януковича совпал с рокировкой в российском тандеме, а быстро последовавший затем манифест премьерминистра РФ Владимира Путина о реинтеграции постсоветского пространства в первую очередь обращен к Украине. Идея Путина о новом союзе постсоветских республик перечеркивает затянувшуюся украинскую полуинтеграционную игру. Мессидж России очень четкий — переходный период выборочных, челночных, секторальных отношений подходит к концу. Действительно, Украина вроде бы состоит в СНГ, но не его полноправный член, хочет сотрудничать с Таможенным союзом, но при этом не входить в ТС. Сейчас уже будет невозможно экономически интегрироваться в Европу, но ценностно, политически оставаться в постсоветском пространстве. Цель геополитической модернизации по-путински заключается в превращении постсовка сначала в союзно-торговое, затем в союзно-экономическое и впоследствии — в союзно-политическое пространство. Другими словами, речь идет о вертикальной, верхушечной, элитной,

олигархической сверхинтеграции. По логике российского премьера, вначале возникнет священный союз несменяемых авторитарных президентов, потом произойдет объединение крупного постсоветского капитала, восстановление постсоветских монопольно-индустриальных цепочек, возрождение административно-вертикального дирижизма, а затем будет перезаключен новый популистский договор с массами. Следует отметить, что идея реюнионизации по плану Путина не лишена привлекательности для украинского правящего класса. Во-первых, союз авторитарных президентов может дать нынешней правящей верхушке стабильное пребывание у власти, обеспечить пролонгацию персоналистской власти путем манипулятивного перекоммутирования политических режимов. В Украине уже есть прецедент, когда избранный при парламентско-президентском режиме В. Янукович переформатировал его в президентско-парламентский. Во-вторых, проблема поиска популистского договора с массами может быть перенесена с внутриукраинского на общесоюзный уровень. Сырьевая рента задает проблему потенциальных и популистских восстаний, протестов, бунтов бюджетозависимых масс. Не будет необходимости метаться между избирателями Запада и Востока, поскольку безальтернативная общесоюзная повестка большинства заменит национальные повестки. На фоне идеально расписанной картины путинский реюнионизм все-таки означает геоэкономическую проекцию российской империи. Фактически Россия идеей ЕврАзЭс взяла курс на создание классического типа империи, когда метрополия концентрирует на себе все возможные ресурсы своих колоний. Но украинская верхушка после 20 лет «самостийной» эксплуатации трофеев независимости вряд ли готова согласиться на российское доминирование и новый передел ресурсов и стать вместо собственников управляющими 101


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

уже российской собственности на своей территории. Украинские элиты настолько вжились в экономический прагматизм, что государство для них превратилось в одну большую корпорацию. Нынешняя правящая группа, не понимающая толком, что делать с ценностной национальной государственной повесткой, отодвинула ее на нижние строчки политического меню. Вполне удобно существовать на постсоветских ценностях, тем более что их подпитка приходит без задержек из России. Президенты Украины за годы независимости так и не доросли до лидеров нации, а в период правления В. Януковича миссия президента вообще сжалась до посредника в многовекторных экономических играх между украинской элитной верхушкой и региональными мировыми центрами влияния и власти. Тем более что в нынешнем политическом режиме даже постсоветская ценностная повестка вторична. Именно поэтому план Путина, адресованный в первую очередь украинским элитам, не вызвал у них ни заинтересованности, ни даже ностальгии.

пейского вектора правящий класс пытается найти новые версии геополитического баланса с Европой. На удивление твердую европейскую позицию украинской элиты, причем той ее части, которая всегда благосклонно относилась к российскому вектору, можно объяснить тем, что РФ отказывается от полуинтеграционных союзов в пользу парадигмы единого и священного союза. Сегодня европейские структуры для правящего класса становятся своеобразным зонтиком, под которым можно спрятаться от возвращения «главного демона» постсоветского пространства — Владимира Путина. Именно этим можно объяснить последние требования Украины о формальном закреплении перспективы присоединения к ЕС. Украина уже несколько раз отгораживалась от Таможенного союза, прикрываясь формальным членством в ВТО. Хотя вопрос выгод от присоединения к ВТО для национального производителя, да и для Украины в целом, остается неоднозначным. Использование ЕС как щита от путинского евразийства понятно, но означает ли эта нацеленность на полноценную интеграцию в ЕС? Или это новая версия внешнеполитической стратегии — украин­с кая полувекторность? С одной стороны, Европа не готова принять Украи­н у, в том числе и по причине ограничения политических свобод, а с другой, — Украине также не выгодна полноценная интеграция, подразумевающая, в частности, экономическую и политическую либерализацию, а выгодно получить отдельные преференции, закрепляющие внутренние политэкономические неофеодальные привилегии господствующей элиты. Европейский союз демократий подразуме-

Европейский союз демократий подразумевает отказ от постсоветских автократизма, персонализма, дирижизма

Европейский вектор или украинский полувектор? Украинская политическая элита до октябрьского идеологического переворота Путина надеялась сохранить как свое транзитное положение между РФ и Европой, так и геополитические козыри в интеграционных играх с Москвой и Брюсселем. Но после программирующего российского блицкрига украинская многовекторность проваливается еще больше. Тем не менее даже в этих новых условиях, казалось бы, безусловного выбора евро102


Многоточие суда как точка в многовекторности

вает отказ от постсоветских автократизма, персонализма, дирижизма. Именно от элитного и верхушечного характера власти правящая элита пока что не готова отказаться. Ирония ситуации состоит в том, что в этих новых условиях полувекторности Украине достигать баланса будет помогать дело Тимошенко. Фактор Тимошенко как пока что единственной политической альтернативы правящая элита будет использовать в качестве джокера. Европейцы смотрят на дело Тимошенко с конституционно-правовой точки зрения как на ограничение прав оппозиции и несправедливого правосудия, а с институциональной позиции — как на сохранение конкурентности элит для стабильной политической системы. В этой ситуации для режима Януковича Тимошенко становится своеобразной подушкой безопасности от полномасштабной интеграции в ЕС и подобием воздушной подушки, дающей возможность и дальше скользить между Европой и Россией. Кстати, Россия в деле Тимошенко видит ограничение главного конкурента, который при возможности может добиться больших результатов, нежели Янукович. Среди этих результатов — как бо´льший электоральный рейтинг, так и, возможно, бо´льшая устойчивость сильной президентской власти. Другими словами, России не выгодна внутриукраинская конкуренция, ей нужен безальтернативный лидер, лишь в этом случае можно будет реализовать евразийский проект. Верхушечная, элитно-неофеодальная природа украинской государственности продолжает задавать формат полуинтеграции и полувекторности, блокировать полноценную встройку страны в глобальный контекст. Украинская элита получила суверенитет как трофей и использует его как трофей. А за 20 лет так и не сформировался национальный суверенитет, потому страна вынуждена постоянно проваливаться между европейской и российской геополитическими глыбами.

До тех пор, пока Украина будет занимать позицию геополитического эскапизма, присоединительная полуинтеграция, отвечающая интересам верхов, будет входить в противоречие с интересами и правами низов и, как следствие, — провоцировать внутреннее социальное и политическое перенапряжение. И в этом главный риск для режима Януковича. Выкарабкаться из этой пропасти можно двумя способами: либо верхи будут вести себя по-европейски, пойдут на договоренность с обществом и наконец-то будет завершен процесс оформления национальной государственности, либо низы поступят по-европейски, сами инициируют новый общественный договор, но уже с другими, демократически избранными лидерами.

103


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

Украина и мир в эпоху постглобализации Геополитический триптих

«Януковичу придется дважды обменять суверенитет» Часть 1 «Хвиля», 17 октября 2011 год

104

Мы записали этот разговор с директором Института глобальных стратегий Вадимом Карасёвым две недели назад. Хотели по­ говорить о текущей политической ситуа­ ции, но беседа сразу вышла на уровень высоких материй. Для того, чтобы понять, куда движется Украина, нужно понимать, куда движется мир. В ходе беседы Юрия Романенко с Вадимом Юрьевичем мы пы­ тались обозначить магистральные про­ цессы XXI века, которые будут оказывать определяющее влияние на нашу жизнь. Публикуем первую часть беседы. Юрий Романенко: Давайте начнем с актуального и потихоньку будем погружаться в повестку стратегическую. 29–30 сентября прошел саммит Восточного партнерства в Варшаве. На мой взгляд, он закончился провалом. Провалом по нескольким направлениям, поскольку две основные страны восточного партнерства — Беларусь и Украина — фактически оказались под градом критики. Януковичу задавали много вопросов, связанных с Тимошенко, Лукашенко вообще не пустили на саммит. После этого стало очевидным то, что восточная политика Евросоюза сегодня имеет определенные проблемы, точно так же, как и очень большие проблемы на южном направлении. Евросоюз не смог справиться с арабскими веснами и испытывает негативные последствия этого. На Ваш взгляд, что произошло в Варшаве, прежде всего для Украины, какие предварительные итоги можно подвести? Как будет разворачиваться политика Евросоюза в усло-


Украина и мир в эпоху постглобализации

виях кризиса, который усиливается, что требует пересмотра приоритетов в отношении внешних партнеров? Вадим Карасёв: Во-первых, я сразу не соглашусь с тональностью и интенциональностью вопроса, потому что наличие проблем еще не означает провала. Наличие проблем в политике не есть свидетельство либо отсутствия политики, либо провала политики. Как правило, проблем не бывает там, где нет политики, а где есть, — пассивное ожидание. Во-вторых, сегодня все и всё находится в кризисе. В стратегических разрывах и разломах, в перекомпоновке, переконфигурации основных стратегических линий, ключевых мировых игроков. Вся мировая система сегодня в интенсивном брожении и движении. Ощущение провала является свидетельством того, что еще не найдены адекватные стратегические ответы на вакуум новых организационных связей, в которых сегодня нуждается мир. Грубо говоря, если укрупнять и упрощать, является неоспоримым фактом, что движущим фактором современного мира является мировой рынок. В то же время мировой политической системы, мировой власти, которая смогла бы упорядочить рынок, контролировать рыночные транзакции, генерировать социальные импульсы рыночной транзакции, перенаправлять рыночные потоки к глобальному общему благу, — этого нет. Экономика (особенно финансы) оторвалась от реальной экономики, но еще больше оторвалась от политики. Мир живет сегодня в разных веках. С точки зрения финансов, он живет в XXI веке, так называемая «финансиализация экономики» — это ключевой тренд XXI столетия. В плане промышленного производства он живет на рубеже XX–XXI веков. А вот с точки зрения политических форм мирового рынка, ключевым компонентом

которых является национальное государство с его суверенитетами, мир еще продолжает жить эпохой Вестфальского договора 1648 года, который, собственно, и создавал феодальную геополитику конкуренцией сначала феодальных суверенов, затем династий, а затем еще конкуренцией буржуазных государств-наций. Сегодня оно фактически не может создать координирующие мировые центры, которые бы смогли обуздать уже суверенитет рынка. Иными словами, сейчас ключевым институтом суверенности является мировой рынок. Суверенитет рынка генерирует и определяет мировую политику и политику национальных государств, а национальные суверенитеты уже не отвечают его требованиям. Поэтому пока мы наблюдаем только робкие попытки перехода от Большой восьмерки к Большой двадцатке. Мы видим робкие попытки спасти еврозону со стороны Евросоюза путем различного рода создания фондов, новых квазиэкономических правительств, о которых говорят сегодня в Евросоюзе, но, очевидно, это дело не одного года. Подобно тому, как в начале XX века пролетарские революции в России, Германии, Европе разрушали имперский организм, довершали формирование буржуазных государств-наций, а мощные пролетарские движения, которые оформлялись либо Коминтерном, либо социал-реформистскими ответвлениями, накладывали на эти новые формы социал-демократические формы политики. И на это ушла, как мы помним, почти первая половина ХХ столетия. Так и сейчас мы вступаем в эпоху революции глобализации и революции интеграции, которая накладывается на предыдущие протоглобальные революции начала XVI–XVII веков: создание современных, или modern states.

Проблем не бывает там, где нет политики, а где есть, — пассивное ожидание

105


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

Гоббс и Локк — два ключевых теоретика, с одной стороны, создатель Левиафана, а с другой стороны, теория либеральных республик XVII столетия. Затем последовала революция создания рынка и наций, затем промышленная революция, и вот сегодня мир переживает революцию интеграции. Главное осознать, в чем суть этой революции, и дать адекватный ответ. Отсюда ощущение кризиса, хаоса — все находится в движении, в стадии гальванизации, аккумуляции и, одновременно, распада. Что-то распадается, но что-то возникает вновь. Очень неоформ­ленная социальная энергия, которая возникает на базе таких вот изломов, разрывов. Кто-то уходит в отрыв, кто-то задерживается, останавливается в своем развитии и катастрофически отстает от своего времени. И так, между прочим, было: кто-то ушел вперед, кто-то оставался на столетия в ситуации анабиоза, анемии и внутренней анархии. Китай, Испания, в свое время Германия, которая отставала, — остатки Священной Римской Империи никак не могли соединиться. Юрий Романенко: Кстати, потому что было много «перегородок»… Вадим Карасёв: Совершенно верно! Как известно, Германия начала возрождаться с 1851 года, когда ввела единый таможенный тариф для всех Германских земель. Он назывался тогда Единым Имперским тарифом, а затем на базе таможенного союза Германских земель началось возрождение Германии и превращение ее в бисмарковский второй рейх. Китай сто лет потратил. Столетний кризис, даже больше. Опиумные войны, затем восстание боксеров… Если говорить о Восточной Европе (если взять Украину, Белоруссию) — это столетний кризис, который начался в конце XIX столетия, когда начали появляться национальные идеи на новом буржуазно-промышленном витке, которые затем были блокированы этой кометой пролетарско-советской коммунистической идеи и воссозданием на базе Российской Империи глобальной пролетарской империи. 106

Юрий Романенко: Ну почему блокированы? В общем-то, произошла модернизация… Вадим Карасёв: Это уже другой вопрос… Конечно же, в каких-то формах произошла индустриальная модернизация и какие-то задачи XX столетия, а с точки зрения Европы XIX столетия — в извращенной, отчужденной форме были выполнены в рамках Советского Союза через голодоморы, через сверхэксплуатацию деревни, потому что голодоморы — это фактически сверхэксплуатация деревни в пользу города. Юрий Романенко: Ну, это, на самом деле, механизм, которые применяли все в той или иной форме. Вадим Карасёв: Но нигде не было голодомора! Нет, не было голодомора как политического, социального и антикультурного явления. Юрий Романенко: Но спор о чем? Модернизация Штатов происходила через голодомор индейцев, когда осуществлялся захват их земель, ресурсов и т. д. Британская империя развивалась за счет колониальных ресурсов, которые перераспределялись в ядро, и они в целом осуществляли практику таких же голодоморов в отношении не к собственной нации, а в отношении туземцев. Сипаи не от хорошей жизни восставали, и мы помним, как их британцы успокаивали. На самом деле практика такого экстенсивного изъятия ресурсов широко распространена в момент модернизации. Вадим Карасёв: Есть возражение. Не тотальное. Если говорить о Британии, то все-таки речь шла о внешних рынках. Британская империя поднялась на свободной торговле зерном, потому что этого требовала капитализация сельского хозяйства Британии. И, собственно, британская парламентская демократия возникла на базе британского аграрного капитализма, с его частной собствен­ностью на землю (огораживания), свободой торговли (шерсть, зерно). Стоит посмотреть выступления в британском парламенте, с которыми я знакомился, читая пятитомник Рикардо. Кстати, я недавно, когда возникла в Украине проблема с квота-


Украина и мир в эпоху постглобализации

ми на зерно, а в России год назад были такие же проблемы, я достал Рикардо, перелистал и посмотрел, как это все похоже на споры в британском парламенте в XVIII веке. Поэтому главным ресурсом Британии, британского имперского подъема была экспансия свободной торговли. Юрий Романенко: Это было выгодно, потому что она доминировала на море… Вадим Карасёв: Совершенно верно! Это правильно, но это сформировало современный капитализм. Да, мы можем говорить о манчестерском капитализме середины XIX века, особенно если прочитаем работу Энгельса «Положение рабочего класса в Англии», написанную в 1848 году. Но это не сопоставимо с голодомором, массовым, многомиллионным уморением голодом этнического ядра нынешней украинской нации. Кстати говоря, была очень распространена поговорка: «Британская империя — это свободная торговля». Я часто, когда сравниваю с нынешней политикой России на сопредельных территориях и рынках, то мне так и хочется сказать: «Российская имперская политика — это российский газ», в отличие от свободной торговли. Что касается Америки, то там речь шла о поиске. Вся Америка-то поднялась на базе не столько индустриализации, сколько на базе аграрных плантаций, затем аграрного капитализма и за счет свободных земель. Почему в Америке так никогда и не появилось закаленное социалистическое движение с перераспределительным центром? «Перераспределить национальный продукт, экспроприировать собственность!» — не было. Потому что всегда социальные проблемы Америки при определенном накоплении решались за счет фронтира, то есть за счет движения на Запад, колонизации западных земель… Земля, собственность

на землю, гарантия частной собственнос­ ти и расширение частной собственнос­ ти — вот что всегда снимало социальную конфликтность в Америке, где, еще раз повторю, социализма как движения не было и европейской «левизны» не было. Юрий Романенко: Ну, тогда это меняет вопрос, поскольку: а) это осуществлялось за счет того, что фронтир отодвигался и уперся, в конечном итоге, в индейские земли. Индейцев безжалостно изгоняли и уничтожали; б) плантационный тип хозяйствования требовал рабов, потому что был недостаток рабочих рук. Поэтому рабы и их сверхэксплуатация сыграли очень важную роль в становлении плантационной экономики юга США. Вадим Карасёв: Нет! Сверхэксплуатация всегда была. Юрий Романенко: Так я же об этом и сказал! Вадим Карасёв: И наверное, есть. Например, сверхэксплуатация природы. Как к ней относиться? Можно относиться по-марксистски. Можно относиться по-немарскистски. Но есть одно «но», которое касается наших времен. Если говорить сегодня о той же Индии, британцы, уйдя из Индии, оставили современную, хорошо отработанную англоязычную администрацию. И сегодня одно из конкурентных преимуществ Индии — английский язык, англо­ язычная культура, глобализированная культура дает индийцам возможность хорошо вписаться в глобальные тренды, в том числе на мировых рынках. Что касается Штатов, тут ситуация несколько иная, но тоже показательная. Во-первых, это было в XVII–XVIII веках… Юрий Романенко: Ну, XIX век тоже… Вадим Карасёв: Ну, хорошо, война 1862 года — это уже была война не против индейцев, это была война двух типов

Российская имперская политика — это российский газ, в отличие от свободной торговли

107


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

хозяйств: торгово-экономического севера против аграрно-плантационного запада. Что интересно, это имеет отношение и к нашей стране. Если не ошибаюсь, Хантингтон отмечает такую вещь: представим себе, что если бы Север не победил в гражданской войне 1860–1861 года, а победил Юг. Сейчас бы США были, как Мексика или как другие латиноамериканские страны. Именно победа торгово-промышленного капитализма Севера над Югом привела к тому, что вся Америка стала ценностно, культурно, экономически однородна на базе основных принципов экономического предпринимательства, экономической свободы, гарантий контрактов, гарантий экономических транзакций. В общем, это и запустило американский капитализм, а затем сделало американский капитализм гарантом, по крайней мере, вот этого золотого 30–40-летия. Начиная с конца «холодной» войны и до примерно 2008 года, когда произошел финансово-экономический кризис, это была золотая эпоха для развитых западных наций. Вот если бы Юг выиграл, то ничего не было бы, мир был бы другой. Это я к тому, что когда-то, в одной из бесед с Ющенко, я ему привел этот пассаж из Хантингтона относительно востока Украины и запада Украины. Если побеждает восток, он приносит свою политичес­ кую культуру, промышленную культуру, точнее, олигархическую культуру бизнеса. Хотя все-таки сегодня, если мы выберем европейский метод движения, капитализм, политическо-социальную модель, то мы решим задачу цивилизационной европеизации Украины. Но вот на данном этапе противоречие между Севером и Югом Америки, их последствия побед в той или иной части Америки для фор-

мирования североамериканских штатов, как тогда их называли, имеет важное значение в свете проблемы Таможенный союз или Евросоюз. Юрий Романенко: Вадим Юрьевич, я понимаю, к чему Вы клоните, но это победа произошла в ходе жесточайшей в американской истории гражданской войны. И такие ценности могут быть навязаны только таким способом, насильственным. Вадим Карасёв: Это хороший вопрос. Во-первых, она не была такая же жестокая, как Великая Отечественная война или Первая мировая война. Юрий Романенко: Ничего себе не жестокая! 600 тысяч погибших. Вадим Карасёв: Да, 600 тысяч погибших, это было в XIX веке, тогда была эпоха войн, война и мир были ключевой структурной позицией, позицией, в которой жили люди. В отличие от сегодняшнего времени. Вместо войн у нас валютные войны, протекционистские войны, конкурентные войны, торговые войны, сегодня война и мир не являются ключевой структурной позицией, которая характеризует состояние в мире. Юрий Романенко: А почему? Опять-таки, мы видим, что войны просто вынеслись из мирового ядра, скажем так, вынеслись на мировой фронтир, коим являются государства Азии, Африки. В Конго идет просто непрекращающаяся война за ресурсы, в которых участвуют все крупные ТНК. Ирак, Афганистан… Вадим Карасёв: Это войны, как говорят, низкой интенсивности, это вялотекущие конфликты. Юрий Романенко: Почему? Штаты посчитали, они потратили около 5 триллионов долларов в этих войнах… Вадим Карасёв: Это вялотекущие конфликты. Эта война вызвана тем,

Земля, собственность на землю, гарантия частной собственности — вот что всегда снимало социальную конфликтность в Америке

108


Украина и мир в эпоху постглобализации

что не могут консолидироваться национальные общности на африканском континенте, который не выработал идею нации, а идея государства была занесена извне. Есть разные риски, есть террористические акты, за которые никто не берет ответственности на себя, есть смутные тревоги, есть вообще ощущение хаоса, есть эти перманентные, годами, десятилетиями длящиеся конфликты — это свидетельство того, что нет уже основной структурной доминанты, структурной позиции «война-мир». Война, затем мир, потом опять война. Все размывается. Очень трудно вычленить войну XIX, XX века, войну в понимании Клаузевица. Юрий Романенко: Вместо этого мы наблюдаем войны в понимании ван Кревельда. Вадим Карасёв: Но это не те войны, которые с армиями, фронтами, которые перечеркивают мирную жизнь, она продолжается на фоне этих конфликтов. Юрий Романенко: Она здесь продолжается, но для человека из Бенгази, Триполи или Кабула она является неотъемлемой частью реальности. Вадим Карасёв: Есть-есть. Для товарища из Бенгази или Триполи есть возможность уехать беженцем в Европу, попасть в рай европейский. Юрий Романенко: Тоже проблематично. Вадим Карасёв: Но, в принципе, есть возможность. Во-вторых, война в Бенгази или в Триполи считайте закончилась, ее уже нет. Она была скоротечной. Юрий Романенко: Она отвечает, цитирую, «потребностям в новых организационных связях», и то, что мы видим на Ближнем Востоке сейчас, — это как раз перестройка в соответствии с потребностями в новых организационных связях. Старые светские режимы Магриба и Ближнего Востока стали не нужны в этих условиях, эти перегородки ломаются, большие массы людей, капиталов, ресурсов приходят в движение. Эта игра навязывается мировым капиталом, которому это необходимо. Вадим Карасёв: Игра и так идет, потому что, с одной стороны, для мирового капитала и его штабных структур ситуация

со светскими арабскими национализмами вполне устраивает. Ты контролируешь диктатора-автократа, автократ контролирует арабскую улицу, давит разного рода «братьев мусульман», и, в целом, удерживается стратегический баланс в ключевом для мировой экономики, с точки зрения ресурсного питания, регионе — на Ближнем Востоке. Но это оптимальная, удобная и комфортная схема, которая вызрела в условиях биполярного противостояния и затем продолжила функционировать достаточно оптимально, даже когда биполярность ушла и на ее месте образовался так называемый «униполь» — однополярный момент. «Однополярный момент» — это книга под редакцией Капстайна, выходила в 90-е годы. «Униполь» — это, если не ошибаюсь, Аэростраус, американский автор, его терминология. Почему? Потому что серия арабо-израильских войн (1967 год, 1973 год) привела к нынешней конфигурации, которая была потом за­ креп­лена серией мирных договоров между Израилем и Египтом. Но мировому капиталу в этой ситуации было, в принципе, комфортно и удобно, потому что машина выкачивания энергоресурсов из этого региона работала вполне сносно, хотя в последнее время цены и зашкаливали. После октябрьской войны произошел скачок цен на нефтяные ресурсы, что привело к тому, что арабские petro-государства накапливали излишние валютные ресурсы, которые не вкладывались во внутреннее производство и потребление, а накап­ ливались на счетах арабских шейхов, монархов, диктаторов и гуляли по мировым банкам. Капитал это тоже устраивало, потому что эти деньги шли не на арабскую улицу, а в западные банки. Юрий Романенко: На Уолл-стрит шли… Вадим Карасёв: Да, шли, и были очень важным фактором пассивов мировой банковской системы. Отсюда во многом и пошел этот тренд финансиализации, так как нужно было деньги куда-то инвестировать. Поэтому начали инвестировать в финансовые инструменты, ведь 109


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

производства не хватало, а внутреннее потребление не было заинтересовано в этом. Но проблема в том, что арабские диктаторы задержались у власти, их начала сметать арабская улица. Вы видели по реакции Обамы, Клинтона, как они меняли свою точку зрения по поводу ухода / неухода Мубарака? Только под влиянием массовых протестов решили, что с Мубараком надо прощаться. Как, собственно, и египетские военные, которые перехватили инициативу и сейчас думают переориентировать Египет на египетский вариант кемализма. Юрий Романенко: Мне кажется, еще одна причина, которую Вы не упомянули, состоит в том, что из-за постоянного роста капитала в этих государствах начала возрастать собственная субъектность этих деспотий, диктаторских режимов — называйте, как хотите… Вадим Карасёв: О! Я, как раз хотел говорить об этом! Это правильно, они начали играть свою игру, и не только финансовую, если бы только финансовую! Они начали играть свою геополитическую игру, геокультурную. Почему? Потому что к этому времени подоспела еще концептуализация столкновения цивилизаций, в результате иранская теократия и возрастание амбиций шиитской культуры тоже стали примером для подражания. Это главное, что повлияло на стратегическую переориентацию арабских диктаторов, исламский мир, Аль-Каиду и всю эту новую матрицу геополитики, связанную с конфликтом цивилизаций. Ведь именно распад биполярной системы способствовал тому, чтобы место советской системы в качестве врага и контрагента глобальной безопасности занял именно исламский терроризм. Что не могло не изменить сознание уже не диктаторов. Юрий Романенко: Плюс потребительские установки. Произошла революция по­ треб­л ения. Вадим Карасёв: Плюс демография. Плюс глобализация. Плюс социальные сети. Плюс демонстративное потребление, 110

сопоставление уровней жизни. Но главным фактором этого революционного возрождения / перерождения арабского является ситуация в арабских «низах», которую уже не могли контролировать арабские «верхи». С другой стороны, поскольку арабские диктаторы начали, используя свои финансовые возможности, играть свою игру, продолжать создавать закрытость своих экономик, своих политических систем, но при этом уже не гарантировать контроль над экономической и политической системой, это не могло удовлетворять мировой рынок. Прежде всего, западный капитал. Почему? Что было на кону? Первое — стабильность в ресурсном решающем регионе. Второе — безопасность Израиля. Третье — фактор мусульман, исламской улицы. Четвертое — стабильность энергопоставок в те или иные страны. И пятое — ситуация с финансами в мире в целом. Потому что уже не хватает рынков. Деньги есть, рынков мало. Юрий Романенко: Ещё шестой фактор — Китай. Вадим Карасёв: Да. Понятно, что ситуация связана с контролем над ресурсами. Китай, Ливия, Африка, поиск новых ресурсных кладовых. Но здесь вопрос в другом, если говорить о Китае и Америке, вокруг Ливии и вокруг Африки, то вопрос не столько в столкновении двух государств, двух систем, двух капитализмов, сколько в разном понимании капитализма. Для Китая нужно сырье, это сырьевое мышление. Для западного капитала нужны рынки, нужно втягивание в собственную орбиту мирового рынка. Юрий Романенко: Я хочу дополнить Вашу схему. На самом деле Китай является частью этой системы. Вадим Карасёв: И да и нет. Юрий Романенко: Китай связан мировыми транснациональными концернами — это раз. Во-вторых, китайскому правительству, дабы поддерживать внутреннюю стабильность, нужно сырье, чтобы загружать свою производственную площадку. Китай — это фабрика мира. И если появляется недо-


Украина и мир в эпоху постглобализации

статок сырья, площадка не работает, плюс это ещё накладывается на проблемы с внешними рынками, то легитимность начинает падать из-за роста безработицы, возникает масса внутренних проблем. Вадим Карасёв: С одной стороны, Китай ведет себя так, как будто это самостоятельное государство, которое имеет внешние экономические отношения с внешним миром. На самом деле, с точки зрения экономики, Китай — это не самостоятельное государство. Нет национальной среды, нет национальной экономики. Потому что китайский рынок — это Америка, это Европа, это бывший Советский Союз. Китай вместо того, чтобы прокачать эту ситуацию, принять ее за данность, пытается дальше наращивать индустриальный рост, дальше искать внешние рынки для экспансии, закупать сырье и так далее. Вместо того, чтобы просто интегрироваться в мировой рынок. Юрий Романенко: Он интегрирован. Он просто хочет изменить позицию, из позиции подчиненной выйти в позицию гегемона. Вадим Карасёв: Он никогда не выйдет. Гегемоном сегодня может быть или Запад, или потом никто. Ключевые страны будут гегемоном. Гегемон тот, кто определяет идею, инновацию, креатив, научно-технологический прогресс и финансы. Потому что можно иметь всё что угодно, но если ты не капитализируешь это, ты проигрываешь. Россия — это ресурсная кладовая, но она не капитализирует, не может капитализировать ресурсы, поскольку у нее такая политическая система. У нее такое государство, у нее закрытая внешняя политика и внутренняя закрытая политика — она не дает возможность адекватно капитализировать и встроиться в глобальную цепочку. Финансово-промышлен-

ную, финансово-экономическую цепочку. Мы немного разбрасываемся. Юрий Романенко: Нет, мы выстраиваем картинку. Вадим Карасёв: Проблема в чем? Проблема Каддафи, Мубарака, Китая, которому дали щелчок по носу в Северной Африке. Юрий Романенко: Ну, не только в Северной Африке. В Судане и в Восточной Африке тоже. Вадим Карасёв: Да. Это столкновение двух эпох. Эпохи суверенитета мирового рынка и суверенитета государств. Ну не может сегодня западный капитал, рынок, мировая система, мировые политические и экономические центры терпеть ситуацию, когда какой-то диктатор находится у власти сорок лет, тупо извлекает оттуда ресурсы, если это ресурсно-обеспеченная страна. Юрий Романенко: Они сами хотят извлекать оттуда ресурсы. Вадим Карасёв: Нет, потому что эти не справляются. Он не будет сам, он поставит там какоенибудь «переходное правительство», и те будут извлекать. Юрий Романенко: Это понятно. Но они хотят получать основную прибыль. Вадим Карасёв: Все хотят. Но ее должен получать не Каддафи. Юрий Романенко: Речь идет о конкуренции. Какая разница? Все равно сверхприбыль будут получать вместо Каддафи другие персонажи. Вадим Карасёв: Понимаешь, в чем дело: с точки зрения мирового правительства, неправильно, что какой-то Каддафи сидит сорок лет у власти и присваивает себе ресурсы мира. В конце концов, это случайно, что это Ливия, что это Каддафи сидит сорок лет, с какими-то сумасшедшими, сумасбродными идеями, при этом деньги

Место советской системы в качестве врага и контрагента глобальной безопасности занял именно исламский терроризм

111


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

держит в западных банках. Кидает своим местным плату в качестве лояльности. Какое он имеет право контролировать 2 % мировой добычи нефти? С позиции мирового рынка и глобального общественного блага, это неправильно. Или когда есть страна (не будем называть ее), у нее на территории вся таблица Менделеева, и хозяева этой страны, группа олигархов, силовиков и высших чиновников, капитализируют эти ресурсы в своих интересах, но не в интересах своего народа. Юрий Романенко: Вы, наверное, про Конго? Вадим Карасёв: Это страна находится севернее. Юрий Романенко: Евразийское Конго. Вадим Карасёв: Не капитализирует в интересах своего народа, который живёт в нищете (а на фоне тех сырьевых запасов это беспросветная нищета) и которому не дают использовать эти сырьевые ресурсы в качестве общественного блага. Нещадно эксплуатируют не только людей, но и ресурсы… Я думаю, со временем международное право будет по-другому относиться к так называемому территориальному суверенитету. Юрий Романенко: Оно уже так относится. Оно взламывается, не считаясь со старыми нормативными актами. Вадим Карасёв: Взламывается не суверенитет народов, а суверенитет суверенов. Суверенитет Каддафи, суверенитет Мубарака. Какая арабская улица имеет суверенитет? Разве ливийцы сегодня имеют суверенитет? В том-то и проблема, что сейчас глобальный капитал и мировой рынок — это не какая-то масонская ложа, не какая-то закрытая структура или Бильдербергский клуб. Есть еще то, что называется глобальное гражданское общество. Юрий Романенко: Кто эти святые люди?

Вадим Карасёв: Глобальное гражданское общество — это народы, которые выбирают своих правителей. Если у Ливии получится избирать своих правителей… Юрий Романенко: Вы же понимаете, что это смешно? Вадим Карасёв: Что смешного? По крайней мере, это будет честнее, прозрачнее, справедливее, чем при Каддафи. Это будет сложнее, чем при Мубараке, чем его управляемая демократия. Это честнее, это правильнее, это справедливее. Потому что люди имеют право выбирать свою власть, контролировать свою политическую систему, контролировать государство и контролировать ресурсы. Система взаимных договоров. Ты вступаешь в договор с теми, кто тобой управляет, а те, кто тобой управляет, вступают в договор с теми, кто определяет ситуацию на мировых рынках, — так и возникает система глобального гражданского общества. Все окутаны договорами и обязанностями. В этом суть конфликта сегодня Китая и Америки, Китая и Запада, России и Запада, Каддафи и Запада, Мубарака и Запада. Мировой рынок взламывает суверенитет суверенов, которые уже находятся в XXI веке с багажом XVII– XVIII веков. Юрий Романенко: Мне кажется, что дыра в Ваших рассуждениях в том, что, когда Вы говорите, что все связаны правами и обязанностями, то на самом деле упускаете из виду, что капитал как раз стремится к тому, чтобы обязанностями связать национальные государства, на них повесить все пассивы, связанные с их легитимацией перед массами, с поддержкой стабильности на той или иной территории. При этом все плюсы, все активы капитал старается вытащить на себя без каких-либо обязан­ ностей. С этим связан расцвет самых разно­ образных оффшоров, уход транснационалов в самых различных формах с западных площадок от налогообложения и вообще воз-

Взламывается не суверенитет народов, а суверенитет суверенов

112


Украина и мир в эпоху постглобализации

никшая в связи с этим полемика по поводу социальной ответственности капитала. Поскольку такие действия начали разрушать тот же самый средний класс в Штатах, в Европе и так далее. Получается парадоксальная ситуация, когда у простых людей все меньше прав, но все больше обязанностей, тогда как у крупного капитала возможностей все больше, а обязанностей все меньше. Вот в чем противоречия в мировой системе, которая трещит по швам. Вадим Карасёв: Я понял мысль. Эта «пробоина» закрывается относительно легко. Во-первых, то, о чем ты говоришь, — свидетельство того, что нет политических форм, организационных структур, сознательных стратегий, стратегических решений для того, чтобы несколько обуздать силы мировых финансов и мирового рынка. Юрий Романенко: Нужно мировое правительство. Вадим Карасёв: Об этом мы и говорим. С этого мы начинали. Оно не сразу складывается. Как можно создать мировое правительство, если остаются страны, черные дыры, и никто не знает, что там происходит. Казалось бы, там все тихо и спокойно, но вдруг взрыв. И в фигуральном, и в буквальном смысле слова, поскольку взрываются нефтяные заводы. Юрий Романенко: У Томаса Барнетта как раз есть теория «черной дыры». Что есть страны, занимающие позиции управляющие, а есть страны «черной дыры», которые в принципе не способны обеспечить стабильность на своей территории. Вадим Карасёв: Я не в этом смысле. Я про «слепые пятна» на мировой финансовой карте. Это первое. Поэтому оффшоры не актуальны. Они были нужны, чтобы найти более оптимальные политические формы контроля и координации финансовых потоков. Пока их не нашли, поэтому оффшоры — это был способ уйти от национальных юрисдикций, поскольку они пытались держать капитал, но рынок уже не мог с этим согласиться. Если

вы силой удерживаете капитал в национальных юрисдикциях, то все равно это ни к чему хорошему не приведет. Капитал все равно уйдет, или вообще его не будет — он не будет воспроизводиться, если это будет не выгодно. Тем более что в условиях открытых, прозрачных границ (а рынки – это прозрачность) удержать капитал невозможно. Или надо опять скатываться либо в фашистскую диктатуру, либо в коммунистическую, либо в феодальную диктатуру, абсолютистские монархии и так далее. Поэтому все эти проблемы есть, но они временные. Они стимулируют поиск адекватного конструирования, моделирования будущих политических форм власти мирового рынка. Потому что есть рынок власти, но нет власти над рынком. Юрий Романенко: Должен быть директор на рынке. Вадим Карасёв: Есть директор-распорядитель мирового рынка, и мы видим, как тяжело быть директором. Если директор, например, исповедует социалис­ тические идеи, то дай ему горничную — и его уже нет, одного из образов будущего финансового правительства. И вот, завершая эту тему, еще раз говорю, в чем проблема Каддафи, Мубарака, китайцев, россиян. Когда мы говорим о территориальном, государственном суверенитете, это дискурс мышления практика-политика феодальной эпохи, которая мыслила категориями династического контроля над территориями. Суверенитет — это форма контроля монарха, феодала, диктатора над своими ресурсами, ресурсами подконтрольных территорий. Вестфальскую систему мы мыслим, как капиталистическую. Однако Бенне Трешке доказал, что это не капиталистическая система, а позднефеодальная. Которая, с одной стороны, толкнула Европу к новым формам совместной жизни, появлению государств и национальных рынков, но, с другой стороны, и тогда, и тем более сегодня она является преградой на пути к адекватному политическому оформлению суверенитета мирового рынка. 113


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

Еще важный момент: мы сейчас фактически только вступаем в фазу мирового капитализма. Мы освобождаемся от остатков феодализма, которые есть пока даже в Европе (в Штатах, может быть, и нет), живут и здравствуют и даже притязают на величие гегемонии в некоторых частях мира. Например, если взять северную Евразию, взять Китай и азиатские страны, феодализм еще не ушел. Точнее, как понятие он ушел, но способ мышления и деятельности остается. В XXI веке будет окончательное прощание с этими постфеодальными формами суверенитета, постфеодальной системой государств. Как раз потому, что XXI век начался с финансового кризиса 2008 года. Закончился тот капитализм, который развивался частично в окопах постфеодальных государственных образований. Только сейчас начинается адекватный поиск того, какой должна быть мировая политическая система, каким должно быть глобальное гражданское общество, какими должны быть глобальные общественные блага и как и кто будет их производить. Все эти вопросы отрабатываются в поисках ответов на долговые проблемы со стороны МВФ, в поисках ответа на кризис монетарного союза в Европейском Союзе, в поисках ответа, что должна делать Америка в этой ситуации, в отношениях Америки и Китая. Здесь Россия со своими сырьевыми амбициями, здесь Северная Африка, где происходит формирование новых, прозрачных, вмонтированных подругому в мировую систему правительств. Отрабатываться это будет на примере новых выборов, причем здесь речь идет не только о вмонтировании в глобальную систему правительств, сколько тех правительств, которые будет выбирать арабская улица. Вот в чем вопрос. Потому что легко вмонтировать в систему Мубарака или Каддафи, с ним встретиться в шатре и попить чай, наблюдая и посмеиваясь над его причудами. А вот как вмонтировать в этот глобальный мир, в эти глобальные потоки капитала, информации, культурных артефактов, мессиджей и дру114

гих форм современной культуры арабскую улицу, или ливийских бедуинов, или китайских крестьян, или какого-нибудь сибиряка, или какого-нибудь селюка из Украины? Это проблема, которая остается на весь XXI век. Что нужно отметить с самого начала: это не прямой ответ, а круговое движение. Без этого кругового, но стратегического спрямления мы не дадим ответ на то, что я называю «кризис суверенов». Ловушка, в которой оказался Лукашенко, в которой оказался Янукович, называется «кризис суверенов». Они хотели прийти к власти и распоряжаться страной так, как они умеют, как они думают и как им подсказывает их советский и постсоветский личный опыт. Оказалось, что сегодня нельзя быть сувереном, что нужно свой суверенитет обменять, причем обменять дважды: обменять со своим народом, подписав с ним демократический договор, и обменять его с более сильной элитой. Однако надо выбрать такую элиту, которая была бы выгодна не просто с точки зрения краткосрочных результатов, а которая должна быть более сильной в стратегических позициях, нежели альтернативная элита, предлагающая такой же договор. Например, Януковичу надо обменять свой суверенитет на доступ в более сильный клуб нынешней мировой элиты. Вот и все. Или договор с Путиным, или договор с Европой. Договор с каким-то «постнеоСССР», чем, очевидно, будет заниматься Путин во втором президентском пришествии, или все-таки обменять этот договор на место стабильное, легитимное, более-менее комфортное, почетное, уважаемое в фанклубе Евросоюза или западном клубе. Тем более что, в отличие от Лукашенко, это уже проблема его личная. Это проблема вместе с ним тех, кто в ходе выборов 2010 года производил классический по­ лит­экономический захват государства.

Продолжение следует


Украина и мир в эпоху постглобализации

Украина и мир в эпоху постглобализации Геополитический триптих

«Модернизация Украины сегодня невозможна» Часть 2 «Хвиля», 18 октября 2010 год

Публикуем вторую часть беседы с Вадимом Карасёвым, в которой рассматриваем про­ блему разрыва между глобальным капита­ лом и национальными элитами, пробуждаю­ щимися низами, фрагментацией Евросоюза и перспективами модернизации Украины. Юрий Романенко: Мы начнем с того, на чем остановились вчера. В нашем разговоре мы пришли к мысли о том, что сегодняшний кризис решает проблему, связанную с со­ зданием глобального политического центра. Вадим Карасёв: Я, кстати, перебью. Это не совсем глобальный центр. Это такой центр, который означает децентрирование. Потому что нельзя сказать, что есть какой-то территориально ограниченный центр, откуда идут все импульсы мировой системы. В том-то и вызов для современного мира, что никакой центр уже невозможен. Система принципиально децентрирована. Не многополярна, когда каждый полюс притягивает к себе и конкурирует с другим полюсом за ресурсы, влияние, доминирование, гегемонию. Все принципиально децентрировано. Юрий Романенко: Но все равно должен быть субъект, который принимает решения. В данном случае субъект просто распределенный. Вадим Карасёв: Субъекта уже сегодня нет. Что такое субъект? Это то, что называется подлежащим. Этот субъект уже есть давно. Это мировой рынок. Субъектом децентрирования или глобализации является именно рынок, и вопрос 115


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

стоит только в том, чтобы возникли формы, которые могли бы этого субъекта несколько обуздать. Юрий Романенко: Вероятно, речь идет о том, что рынок сам по себе не может регулироваться, что бы там ни говорили … Вадим Карасёв: Нет, он может, потому что рынок — это масса субъектов, которые принимают решения одновременно. Смотри: фондовая площадка в Гонконге, фондовая площадка в Токио, в Лондонсити, Уолл-стрит, Франкфурт-на-Майне. В одно и то же время сейчас в мире принимаются десятки тысяч стратегических финансовых решений и миллионы бизнес-решений. Юрий Романенко: Но все дело в том, что одна из причин кризиса заключается в необузданности финансов, и это привело к тому, что они начали создавать дисбалансы, диспаритеты, которые начали разрывать существующую реальную экономику. Вадим Карасёв: Просто мировой рынок уже работал в масштабах мировой системы, без разрушительных эффектов. Но нужны ограничения. И эти ограничения сегодня может наложить не какой-то один центр: не британский, не американский, не европейский, не бразильский, не русский. Обуздать рынок может сегодня только группа, экономический авангард мира. Вот Большая двадцатка, скажем… Юрий Романенко: Но он разнородный! Есть разные группы элит и стоящие за ними ФПГ, которые навязывают ту или иную модель, потому что их интересы связаны с разными сферами. Ротшильды, например, связаны с финансовой сферой. Вадим Карасёв: Правильно! Когда ты сказал, что мир разнородный, ты тем самым вскрыл основное противоречие. Пока в этой Двадцатке будут находиться страны с разным видением будущего мира или с разным видением мировой системы (например Америка и Китай), обуздать рынок, рыночные силы, или рыночную субъектность, или мировой рынок как субъект будет некому. Почему? Америка и Китай связаны? Да. Связь 116

какая? Кстати, дисбалансы в этой связи спровоцировали мировой кризис. Где находится рынок Китая? Он находится не в Китае, а в Америке. Где находятся валютные запасы, основная долларовая масса? В Китае. Но политически, социально, ментально и интеллектуально страны находятся в разных мирах. Экономический мир у них один, они живут в одном торговом мире. А ментальные, интеллектуальные, геополитические, военные и стратегические конструкции разные. До тех пор, пока не будет выравнивания этих конструкций, до тех пор, пока не будет выравнивания Китая, Америки и других стран по другим параметрам, пространствам, рынок как субъектность, которая генерирует стихийность, неуправляемость и чревата дестабилизирующими, разрушительными эффектами, будет доминировать. Этот рынок пока никто не обуздает. Но проблема в том, что обуздать рынок можно либо сверху, либо снизу. Мы видим уже сейчас, что неспособность верхов, неспособность мировой элиты обуздать рыночные силы приводит к тому, что в движение приходят массы, причем по всему миру, причем не только бедные массы. Когда в Америке, в НьюЙорке, рядом с Уолл-стрит начинаются протесты, пикеты и так далее, которые не абсорбируются легальной политической системой, партийной демократией, практиками Конгресса в Штатах, протесты начинают выплескиваться на улицы всех городов мира, в крупнейших столицах формируются свои «майданы», палаточные городки. Это говорит о том, что, если мировая элита не станет мировой, если она не найдет ответы на коренное противоречие глобализации между мировым рынком и локальными суверенитетами, тогда массы придут в движение и начнут решать это противоречие по-своему, на более локальном уровне, на сублокальном, на уровне субсуверенитета. Есть суверенитет мирового рынка, остающиеся политические суверенитеты государств, но еще есть локальные (сублокальные) су-


Украина и мир в эпоху постглобализации

веренитеты движений, протестов, улиц: арабских, нью-йоркских, немецких, итальянских, греческих. Сверху идет волна глобалистическая, а внизу формируется новая глобальная анархическая волна. Если не будет дан ответ, то, очевидно, это и будет характеризовать первые декады XXI века. Я напомню, первые декады XX века формулировались ленинским дискурсом примерно следующим образом: «Современная эпоха — это эпоха империализма, войн и пролетарских революций», то нынешняя эпоха — глобализма, экономических войн и уличных активных революций либо элитной революции сверху. Революция в сознании, революция в элитах должна дать ответ на предотвращение или решение этого противоречия. Юрий Романенко: Мне кажется, что данная ситуация бунтов, которые идут снизу, связана со следующим. В то время, как рынок и капитал стали глобальными, а мобильность капиталов рынка просто стала невероятной, люди внизу привязаны к тем территориям, на которых они находятся, и зависимость правительств от легитимности в глазах этих людей привязывает их в значительной степени тоже к этим территориям, получилось, что капитал действует глобально, а правительства действуют все равно с оглядкой на массы (привязанные к территории). Это, в свою очередь, ограничивает их маневры, и, будучи вмонтированными в структуры глобальных финансовых элит, те или иные правительства вынуждены играть в той или иной группе интересов, поэтому вопрос разрешения кризиса связан с тем, какая группа интересов возьмет верх. Если возьмут верх финансовые элиты ротшильдовского плана, то это будет одна модель, если возьмут верх элиты, связанные больше с реальным сектором, завязанные на тот же Китай (рокфеллеровская сырье-

вая группа), то это может быть другая модель. Но между ними неизбежен конфликт. Не только неизбежен, а наблюдается в той или иной форме. По всей видимости, в этой ситуации каждой стране важно ее само­о пределение, сторона, на которой она будет играть, целеполагание в этой игре. Для Украины, видимо, сверхзадачей является не превратиться в сверхгосударство — это задача прошлого, а вмонтрироваться в новую инфраструктуру мирового порядка на достойном месте. Точно так же, как Румыния вовремя сориентировалась в начале XX века, несмотря на то, что проиграла фактически все битвы Первой мировой войны, но по Трианонскому мирному договору отхватила значительный кусок территорий и оказалась в лагере стран-победительниц, в общем-то, сформировалась в современном виде. С этой точки зрения, мне кажется, нужно определиться в этих глобальных элитах, какие есть группы, в чем их интересы и какие коалиции стран входят в ту или иную группу. Вадим Карасёв: Пока ты задавал вопрос, я насчитал пять вариантов ответа. По первому тезису. Действительно, то, что мы сегодня наблюдем на уровне локалитета, на уровне прикрепленных к территориям национальным и государственным суверенитетом слоев, то, что мы сегодня наблюдаем, — мобилизация немобильных низов. Потому что противоречие и разрыв между мобильностью элиты и немобильностью низов начинает переходить все разумные пределы. Грубо говоря, элита ушла в отрыв, оставив далеко в тылу обычные гражданские социальные массы. Но проблема не в том, что верхи не могут… Юрий Романенко: …управлять мобильными массами, они привыкли управлять статичными. Вадим Карасёв: Да. Отсюда, кстати, мы имеем то, что мы можем назвать

Нынешняя эпоха — глобализма, экономических войн и уличных активных революций либо элитной революции сверху

117


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

кризисом представительской демократии, это нормально, демократия же не вечная, современная территориальная крупномасштабная демократия — это наследие эпохи модерна, буржуазной Европы XVI–XVII веков. Как раз представительская парламентская демократия — это проблема не глобалитета, а суверенитета. Мы видим сегодня, что демократия, демократические представительские формы справляются с проблемами в рамках государств, но не справляются с глобальными проблемами. Классическим примером этого противоречия является ситуация с ЕС. Вот как может дальше развиваться ситуация в ЕС? Либо от монетарного союза идти дальше, трансформироваться в фискальный союз, но для этого надо отказываться от национальной фискальной политики. Она, в свою очередь, касается избирателя, налоги — это финансирование социальных услуг, социальных благ, и вокруг этого разгораются основные предвыборные баталии. ЕС нужно, вероятно, во­й ти в стратегическую паузу, подождать, фрагментироваться и провести экономический маневр за счет большей самостоятельности государств в ЕС в экономической и социальной политике. Евросоюз может пойти сегодня по пути дробления на несколько центров влия­ ния власти. Есть французский центр, Средиземноморское содружество. Причем эти центры имеют свои имперские основания, европейские колониальные империализмы. Но сегодня у них есть свои форматы в рамках ЕС, например, существует формат Средиземноморского содружества. Иной вариант предпочитают Германия, Польша и Швеция — Восточное партнерство. Британия формирует англосаксонский сегмент ЕС. Впрочем, очевидно, что основной движущей силой ЕС на данном этапе будет Германия как наиболее мощный эконо-

мический игрок, который экономически притягивает к себе все европейские государства в качестве составляющих немецкого экспортного рынка. Это противоречие мировой системы наиболее полно сегодня проявляется именно в кризисе ЕС, и способы разрешения этого противоречия во многом тоже будут отрабатываться, кристаллизовываться именно в поиске выхода из европейского кризиса, из кризиса евро, еврозоны, европейского монетарного союза. Что касается Украины. Задача для Украины следующая: как вмонтироваться в глобальность. Юрий Романенко: Она вмонтирована, только в определенном качестве. Вадим Карасёв: Как она вмонтирована? Юрий Романенко: Она вмонтирована как страна, которая поставляет на мировой рынок сырье, полуфабрикаты плюс немного оружия и немного машиностроения. Вадим Карасёв: На российский рынок вдобавок… Юрий Романенко: Ну, не только на российский. Прежде всего, в Азию, в Африку. Плюс живой товар. Вот, в общем-то, наша специализация. Вадим Карасёв: Первое. Украина вмонтирована в глобальный мир именно как экспортно-импортное торговое государство, торгующее сырьем: импортируем газ с одной стороны, экспортируем зерно, подсолнечник, химию, металл — все продукты с низкой добавленной стоимостью. Это значит, что стоимость создается не в Украине. А стало быть, технологические рабочие создаются не в Украине. Поэтому доходы от капитала и труда либо низкие, либо уводятся в оффшор, либо создаются не в Украине. Отсюда постоянный кризис бюджета, кризис доходов государственных финансов. Что делает любое правительство в Украине заложником любого бюджета. Собрать любой ценой доходы госбюджета, а затем выплатить под вы-

Элита ушла в отрыв, оставив далеко в тылу обычные гражданские социальные массы

118


Украина и мир в эпоху постглобализации

боры — все! К этому сводится вся политическая экономия Украины. Премьерминистр у нас — это министр бюджета, и не случайно сегодня премьер-министр у нас — специалист по фискальным сборам, поборам и внеплановым заборам. Не случайно сегодня у нас министр финансов — это министр государственного бюджета, а финансы же — это рынок акций, рынок деривативов, рынок долговых обязательств, акционерный рынок, рынок дивидендов, а не рынок «налоги в обмен на доходы». Поэтому второй момент — это не модель включения Украины в глобальный мир, это модель включенности в мир экономики УССР. Ситуация простая: вот была УССР, которая имела такую структуру экономики, которая сейчас есть. СССР распался, получилась «Украина равно УССР минус СССР». Все остальное осталось. Экономическая структура, экономические границы, взаимосвязи примерно остались теми же, которыми они были во время вхождения Украины в СССР. Мы даже не успели за эти 20 лет войти в общий оптовый рынок газа с Европой, потому что мы покупаем газ на границе с Россией, а не продаем российский газ на границе с Европой. Единственное новое, что пришло в связи с распадом СССР, — это то, что мы стали транзитной страной. Мы перевалочная база, мы склад, мы территория, по которым РФ, например, свой среднеазиатский газ транзитирует через Украину. Как и много других товаров. Итак, Украина выполняет ряд функций: 1) мы включены как транзитная территория в экономику; 2) как экспортно-импортная торговая площадка в глобальный мир; 3) как хозяйственная структура, которой характерно больше от УССР, нежели от Украины. Юрий Романенко: А в чем разница? Когда Вы говорите «нежели для Украины», это подразумевает, что существует какая-то альтернативная модель. Ведь ее нет!

Вадим Карасёв: Так об этом и надо думать! Дело в том, что это все: экспорт­ но-импортное торговое государство — это стихийное приспособление бывшего украинско-советского хозяйства к распаду СССР и наступление эпохи глобализации. Был общесоветский рынок, который перестал существовать, поэтому началась стихийная переориентация на то, что… Юрий Романенко: …что можно было продать. Вадим Карасёв: На то, что можно было использовать. Но это же не стратегия… Юрий Романенко: Ну, очевидно. Вадим Карасёв: Это приспособление, я бы сказал так: анимализация, упрощение, адаптация, подобно тому, как животное приспосабливается к окружающей среде, так и здесь: приспособление экономики к окружающим условиям. Архаизация — экономика стала архаичной. Юрий Романенко: Деградация, в конечном итоге. Вадим Карасёв: Если ваша наука не нужна мировому рынку, а нужен только металл, но если вы зависите от продаж на мировом рынке, то вы будете продавать металл любой ценой, потому что только так можно адаптироваться к требованиям того, что называется «мировой рынок», потому что он диктует суверенитет Украины. Не украинцы, не украинский президент и тем более не так называемые украинские политические силы диктуют, какой должна быть украинская экономика, а суверенитет мирового рынка. Если вы не знаете или у вас недостаточно сил ответить на вызовы суверенитета мирового рынка, то у вас только один путь: приспособление, адаптация, работа по схеме стимул — реакция (цена выросла — одна реакция, цена упала — другая). Реакция только в том, чтобы вовремя корректировать валютный курс, скупать определенное количество валюты, направлять в резервы национального банка и печатать под оставшуюся сумму национальную валюту. Вот вся наша экономическая политика. Это политика — настоящая 119


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

постсоветсткая, приспособленческая. Не экономическая политика, а экономическое приспособление, выживание, даже внеэкономическое выживание, потому что никакой тут экономики нет. Тут есть просто постоянное сдерживание рыночных сил, которые просто бомбят государственный суверенитет. Двадцать лет это было, этого больше страна не потянет. Второй вопрос — что делать? Какой дать ответ? Какой должен быть политический ответ на период анимализации, архаизации и анархизации в политичес­ кой экономии в постсоветской Украине? Анархизация — это низовое выживание людей, челноки, рыночники, на которых позарился господин Азаров, призывая их взять лопаты и, как Мао Цзэдун когда-то призывал в каждом доме строить доменную печь в русле политики большого скачка… Юрий Романенко: Но там предполагался скачок… Вадим Карасёв: А тут просто выживание. Наоборот. Если вдуматься в эти слова Азарова, то он вообще предлагает большей части украинцев выйти из зоны монетарной экономики на примитивный уровень натурального хозяйства. Юрий Романенко: Это логично в рамках той модели, которую они либо осознанно, либо неосознанно развивали. Вадим Карасёв: Это логично в русле анимализации. Окончательной анимализации. Юрий Романенко: Это такой уход к фео­дализму… Вадим Карасёв: Нет. Феодализм предполагает развитые товарно-денежные отношения, феодализм признает интенсивный товарно-денежный обмен между городом и деревней. Были торговые города, было мореплавание… Юрий Романенко: Но оно развивалось между такими же торговыми городами, такими вот субъектами… Вадим Карасёв: А здесь предлагается просто копаться в земле. Юрий Романенко: И была огромная масса крепостных, которые были как-то ло120

кализированы, которые просто копались в земле. Вадим Карасёв: Это абсолютный локализец… Юрий Романенко: Вторая половиная XVII века известна как повторное закрепощение на землях восточнее Эльбы, а сегодня мы видим попытку третьего закрепощения, потому что элиты столкнулись с проблемой невозможности управлять массами, которые приходят в движение. Поэтому они пытаются их закрепить еще больше. Потому что для них проблема движущихся масс вызывает проблему ускользающей власти, поскольку люди не хотят работать за копейки, они не могут контролировать передвигающихся людей и пытаются выстроить схему, которая могла бы прикрепить людей, путем выбивания ресурсов уменьшить потенциал к их мобильности. Вадим Карасёв: В общем, это такая наивная стратегия территориализации, которая является абсолютным противоречием тренду на детерриториализацию мира-деятельности. Сами-то они хотят новое разделение, они хотят жить в глобальном мире, они и живут в глобальном мире, потому что у них нет проблем вылететь на чартере в любую точку мира. Мыслить глобальными категориями. «Украи­ на в глобальном мире» и писать статьи «Украина и глобальные вызовы». Другие же должны сидеть на своих шести сотках. Юрий Романенко: Так это отвечает духу феодализма, когда короли передвигались, куда хотели, с ними знать, а эти сидели на местах. Вадим Карасёв: Так вот в отсталых странах это противоречие между ретерриториализацией и детерриториализацией наиболее выпукло. Словами Азарова, как и ребенка, глаголет истина. Он, может быть, даже об этом и не знает, но дело в том, что на диване у психоаналитика анализант, который рассказывает свои сексуальные фантазии, тоже думает, что он говорит о чем-то своем, но фрейдистский наблюдатель, согласно Фрейду, он как раз-то и уловит истину, потому что истина не то, что хочет сказать тот,


Украина и мир в эпоху постглобализации

кто говорит, а истина то, что является ценным для психоаналитика. Так вот Азаров — это типичный объект психоанализа, потому что он выдал потаенные желания нынешней правящей элиты Украины, чтобы все копались на своих шести сотках, получали свою бюджетную пайку, ходили голосовать по приказу, но не вмешивались в глобальные проблемы, которыми занимается доктор геологических наук. Юрий Романенко: Как раз сегодня появится статья про классовое бессознательное в Украине, Полтавец написал, там как раз идет речь о том, что у элиты комплексы доминирования. Вадим Карасёв: Вернемся на магистраль глобализации. Все-таки что сейчас важно для Украины? Ей нужно не просто вмонтироваться в глобальный мир любой ценой, а нужно вписаться в глобальные индустриальные цепочки и делать все, чтобы стоимость создавалась в Украине. То есть Ук­раи­не нужно поменять свою специализацию. Сегодня Украи­на является чугунным цехом мира. Юрий Романенко: Причем с постоянно падающей долей… Вадим Карасёв: И немножко экспортирует зерно. Нужно стать сегодня промышленной мастерской Европы, индустриальной гаванью. Тем более что Китай вынужден сегодня свои накопившиеся капиталы, резервы куда-то вкладывать. И в Америку он больше не может вкладывать. Придется вкладывать в свой внутренний рынок. Это значит, надо поднимать стоимость рабочей силы в Китае. Это значит, надо будет переориентироваться уже в своей экономической политике, изменить форму модернизации, переориентироваться от ставки на многомиллионные массы дешевого крестьян-

ского труда на растущий средний класс. Это значит, что стоимость рабочей силы будет расти. Это значит, что Китай уже не будет настолько привлекательным рынком инвестиций и индустриального производства, каким он был. Это значит, что по параметрам стоимости рабочей силы постсоветские организации могут сравняться с Китаем, но при этом наша рабочая сила более квалифицирована, более европеизирована, ментально ближе к Европе и хочет работать, хочет жить, как в Европе, потому что потребительский стандарт в Украине 20 лет при всей этой экспортно-импортной торговле оставался достаточно высоким. Здесь возникает вопрос, как реализовать схему создания новой политической экономики в Украине, направленной на формирование в Украине стоимостной экономики. Не торговой, а производящей добавленную стоимость. Есть два варианта: 1) стратегия геополитического накоп­ ления Путина; 2) стратегия интеграции. Можно сказать, стратегия модернизации или стратегия интеграции. Что такое геополитическое накопление Путина? Решить задачу вмонтирования всего постсоветского мира в глобальный мир можно двумя путями. Каждая страна ищет свой путь. Например, Казахстан использует свое преимущество, находясь между Россией и Китаем. Азербайджан видит себя в качестве нефтяной кладовой Европы. Россия ищет свой путь, Украина свой, Беларусь свой. Геополитическая доктрина Путина обозначила, что постсоветские страны никуда не интегрируются, а на базу индустриального наследия СССР вместо внутренних европеизированных реформ предлагается внешняя экспансия.

Если у вас недостаточно сил ответить на вызовы суверенитета мирового рынка, то у вас только один путь: приспособление

121


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

Россия модернизируется не потому, что у нее происходят внутренние реформы, а потому, что она формирует более обширные торговые отношения за счет геополитического расширения на Беларусь, Казахстан, Украину. Геополитическая модернизация — это то, что предлагает Путин Украине. С Беларусью вопрос почти решен, потому, что она всегда была достаточно тесно привязана к СССР. Она была сборочным цехом Советского Союза. Комбайны, трактора, машины… Юрий Романенко: Сегодня та же специализация сохранилась. Еще более успешная, чем в Украине. Вадим Карасёв: Украина была в Советском Союзе все-таки сборочным цехом ВПК. Не металлургии, не зерна, а ВПК. Но когда Украина вышла из Союза, ВПК захирел, потому что ВПК на мировом рынке может только ремонтировать танки и БТР. Однако нельзя сказать, что сегодня Украина — сборочный цех России. Скорее, сегодня Украина — это чугунный цех мира. Поэтому Путин предлагает вступление в Таможенный союз. Обрати внимание на его выступление на съезде Единой России: ставка на ВПК, который должен дать импульс развитию гражданских авиационных технологий, и таким способом на базе Таможенного союза, а затем единого экономического пространства воссоздается новый индустриальный центр мира. Грубо говоря, постсоветское пространство из третьего мира, который сегодня является сырьевым, вновь превратить во второй. Кстати, Китай, Индия, страны БРИК, другие драконы, тигры и т. д. стали вторым миром. Юрий Романенко: Ну, Южная Корея попала в первый. Вадим Карасёв: Да, но все-таки они не генерируют финансы. Первый

мир — это финансовый мир, где производят деньги, мировые финансы, кредиты, передовой банкинг, электронную торговлю, фьючерсы и т. д. Это первый мир. Из третьего мира, сырьевого, создать индустриальный мир, который был бы альтернативой китайскому, азиатскому индустриальному миру. А учитывая военно-промышленную компоненту, на которую делает ставку Путин, Россия была бы еще и первым миром с точки зрения геополитики. Есть вариант другой для Украины. Это вариант не модернизации, а интеграции в ЕС, в первый мир, сначала став сборочным цехом Европы, как это сделала Словакия, как это сделала Чехия, Польша. Понятно, что у нас будет другой путь, но придется выбирать между модернизацией и интеграцией. Ты можешь мне задать вопрос, почему надо разделять модернизацию и интеграцию. Юрий Романенко: Я как раз собирался его задать. Вадим Карасёв: Так вот, модернизационная теория. Что такое модернизация? Я мог бы ответить формально. Свою модернизацию мы уже прошли, мы говорили об этом в первой части. Юрий Романенко: Модернизацию, адекватную тем условиям. Вадим Карасёв: Да. Но модернизация должна иметь семантику научную, а имеет семантику обыденную. Если мы говорим просто об обновлении, это одно. Но у модернизационной теории есть свои семантические смыслы: урбанизация, мобилизация, мобилизационные технологии, экономика, политика, девелопменталистское государство и мобилизационное, экономический рост, главный критерий, пространство роста… Китай

Нельзя сказать, что сегодня Украина — сборочный цех России. Сегодня Украина — это чугунный цех мира

122


Украина и мир в эпоху постглобализации

сегодня — классическая модель мобилизации. Более того, почему необходима мобилизация? Для того, чтобы мобилизовать все ресурсы, которые есть: людские, культурные, социальные. Для того и авторитарный режим. Юрий Романенко: Для того, чтобы перейти в качественно новую форму. Вадим Карасёв: Мобилизационный режим — это высокая норма накопления. Юрий Романенко: Не обязательно авторитарный режим, может быть полуавторитарный, как в странах Западной Европы во время Первой и Второй мировой войны, когда тоже осуществлялась модернизация. Рузвельт также осуществлял модернизацию, причем используя насильственные методы в том числе. Вадим Карасёв: И используя войну. Если бы не было Второй мировой войны, то у Рузвельта ничего бы не получилось, потому что война дает возможность мобилизоваться. Первая мировая война мобилизовала экономику. Тогда и государственный капитализм… Ленин же брал кальку советского военного коммунизма именно с германского государственного монополистического капитализма. Почему тогда писали об империализме и о монополиях? Это Ленин повторил Розу Люксембург. Мы-то читали Ленина, но он же передрал это все у Розы Люксембург. Однако дело в том, что тогда не было потребительского общества, не было медиакультуры, не было такого демонстрационного эффекта потребительской жизни, не было финансов таких и суверенитета мирового рынка, мирового финансового рынка. Юрий Романенко: Не согласен. Суверенитет мирового рынка был, он был просто другим. Вадим Карасёв: Рынок был другим. Юрий Романенко: Рынок до 1929 года по некоторым параметрам был даже более интегрирован, чем сейчас. Вадим Карасёв: Это был рынок торговли. Есть рынок торговли, а есть рынок финансов, вторичных инструментов, акций, дивидендов, фьючерсов и так далее.

Юрий Романенко: Так я и говорю, был просто другой инструментарий и другие технические возможности… Вадим Карасёв: Но это был рынок не мировой… Юрий Романенко: Мировой! Вадим Карасёв: Это был рынок торговли, внешнеэкономических связей. Это не тот рынок, который обладает субъектностью. Тогда ею обладали государства, они воевали между собой за доли рынка, они были субъектами, modern states. Поэтому Европа раньше поднялась — она первая дала модели государственность. А сегодня это не срабатывает. Юрий Романенко: Но тогда тоже существовали ТНК. Тот же Standart Oil продавал нефть во время Второй мировой войны и тем и другим. Вадим Карасёв: Но он имел свои филиалы по всему миру? Операционные центры? Юрий Романенко: Это технологически было невозможно на том уровне. Но он оперировал, насколько это было возможно. Вадим Карасёв: Основной запас резервной валюты находился где? Юрий Романенко: Тогда был в Британии. Вадим Карасёв: Тогда был золотой стандарт. Дело в том, что когда в 1974 году были ликвидированы Бреттон-Вудские соглашения и Никсон снял золотой стандарт, с того дня суверенитетом и субъектностью обладает рынок, свободные перемещения капитала. Два фактора: арабская война 1973 года, скачок цен, отказ от золотого стандарта и Бреттон-Вуда и доллар как плавающая валюта. Да, рынок всегда был. При царях Горохах был рынок, но это другие рынки. Это рынок обмена и рынок финансов, капитала. И во времена Standart Oil был рынок обмена, и каждый работал со своей специализацией. Сегодня не рынок обмена, а рынок капитала, стратегических инвестиций. Юрий Романенко: Вадим Юрьевич, вспомним царскую Россию конца XIX — начала XX века. Капитала вложили 15 млн 123


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

золотом, получили 38 млн в виде прибыли. Тогда капитал тоже вкладывался в различные площадки, французский капитал заходил в Россию, Британский в меньшей степени, немцы тоже работали… Тот рынок капитала тоже был, просто в рамках тех технологических возможностей, когда просто не было возможности в режиме онлайн этим всем оперировать. Но в целом мир работал как одна система… Вадим Карасёв: Но ты не сказал «капитал», ты сказал «французский капитал» в России. Да, французское государство хотело для того, чтобы скрепить союзнические связи, инвестировать капитал в Россию как потенциально благоприятную площадку для роста капитала. Но не было такого, чтобы массы капитала вне происхождения бродили по миру в поисках либо оффшора, либо горячего рынка, либо спекулятивных трансакций, вот о чем идет речь. Поэтому нельзя его контролировать. Раньше нельзя было контролировать государства, после Второй мировой войны стало можно через ООН, через биполярную систему. Штаты свои контролировали, СССР свои. Все. Этой схемы нет. Теперь государства не могут контролировать рынок. Юрий Романенко: Но по ходу стала вызревать следующая схема: Штаты стали развивать модель транснациональной корпоратизации. Вадим Карасёв: Но сейчас главное — не корпорации, главное — это Уолл-стрит, Сити, фондовые площадки, Гонконг, резервы Китая, Штаты как мировой эмиссионный центр, пузыри, которые постоянно надуваются, затем лопаются. Это имеет объективную природу, потому что надувание пузыря указывает перспективную зону инвестиций. Это тоже логика. Такая сегодня мировая финансовая система. В том-то и проблема. Если раньше государства управляли миром, то сегодня

рынок управляет миром, но управляет так, что государства не могут адекватно ответить на это влияние и вынуждены искать корректирующие формы влияния, иначе государства будут просто лопаться, просто будут дефолтировать. Почему сегодня все боятся дефолтов? Потому что рынок никем не контролируется. И если ты не сможешь управлять своей политикой вовремя: девальвировать валюту, либо сокращать расходы, либо увеличивать налоги (чего была лишена Греция, будучи членом ЕС), — ты попадаешь под дефолт. Рынок тебя уничтожает как государство. Рынок уничтожает государственность. Не государство уничтожает государство, а капитал. Война капитала против государства. Юрий Романенко: Ну, это взаимное движение. Мы видим, как та же Меркель и европейские элиты пытаются противодействовать, потому что если капитал навязывает свою модель, то и национальные элиты начинают сопротивляться. Здесь, кстати, WikiLeaks может быть инструментом деактуализации национальных элит. Потому что кто в первую очередь оказался под ударом? Национальные элиты Штатов и европейские элиты, которых показывали в неприглядном свете. Вадим Карасёв: Так вот сейчас вернемся к Украине, к дилемме модернизации и интеграции. Модернизация — это мобилизация всех ресурсов относительно замкнутого общества, относительно сформированного, имеющего внутренний ресурс, государственный и общественный. Это исторические традиции, людской потенциал, демографический рост, территория — благодаря мобилизации всех этих ресурсов страна проходит этап модернизации, подстраиваясь под современный мир. Модернизация — это отказ от потребления в пользу накопления. В Китае норма накопления от 35 до 37 %, не каждая страна может себе такое позволить.

Если раньше государства управляли миром, то сегодня рынок управляет миром

124


Украина и мир в эпоху постглобализации

Почему? Как ты себе можешь позволить высокие нормы накопления при низких нормах потребления, если у тебя есть какая-то демократия? Если у тебя есть выбор и у тебя нет китайской идеологии, нет конфуцианства, нет избыточной трудовой массы крестьян, которые готовы работать любой ценой и за любую цену, у тебя модернизация невозможна. Когда мне говорят, что возможен какой-то курс национального прагматизма, модернизации в Украине, это говорят люди, которые не знают, что такое модернизационная теория. Скажи мне, могло бы сегодня ук­ раин­с кое общество согласиться на то, чтобы урезать нормы потребления? Юрий Романенко: Ему не придется соглашаться. Ситуация такая (и это уже происходит), что приходится урезать потребительские расходы, приходится отказываться от автомобилей, приходится ограничивать себя в еде. Вадим Карасёв: Мы же не говорим пока о пропорции между потреблением и накоплением. Накопление низкое все равно. Дело в том, что сегодня экономика в кризисе, в том числе и мировая тоже, в которую мы вмонтированы в ка­ чес­т ве чугунного цеха, поэтому мы не получаем дохода. Юрий Романенко: Мы эти доходы получали за счет внешнего кредитования, потому что сознательно в Украине развивался потребительский кредит, через который нас подсаживали на обязательства. Вот с этим и связан дутый рост потребления в Украине. Вадим Карасёв: Правильно. Но сегодня кредитования нет, поэтому потребление начинает падать. И если люди поймут, в какой *опе не Европа, не мир, а мы сидим со своими остатками советского газопроводного и индустриального наследия, и это при падающем потреблении, если сейчас ещё сказать «Давайте модернизироваться», то нам нужно резко увеличить норму накопления, которая у нас сейчас примерно 14–15 % (я могу ошибиться). Надо сделать, чтобы это было 35 %. Никто не согласится перейти сего­д ня с экономики супермаркета (с точки зрения потре-

бления) на экономику потребительского пайка, как это было в Китае при первоначальной модернизации. Модернизацию мы уже проехали в 40-е годы XX столетия. Неуспешно. Мы построили заводы, мы создали крупные города, мы убили деревню (и за ее счет провели урбанизацию), но мы не стали современной страной. Юрий Романенко: Почему? Вадим Карасёв: Мы не вписались в мир. Юрий Романенко: Да ну, Хантингтон в своей классической работе «Политический порядок в меняющихся обществах» 1968 года рассматривал Штаты и Советский Союз как одни из наиболее адекватных политичес­ ких систем на тот момент. Вадим Карасёв: А на сегодняшний? Юрий Романенко: В тот момент это была вполне адекватная система. Вадим Карасёв: Если бы мы прошли модернизацию, Советский Союз прошел, как Штаты, то Советский Союз никуда бы не ушел. Юрий Романенко: Так сейчас Штаты точно так же плывут, как СССР в конце 80-х. Модель, которая была эффективной в США последние 30–40 лет, тоже перестала быть адекватной. Все течет, и все меняется… Вадим Карасёв: Ну как Штаты уплывают? А почему доллар растет? Юрий Романенко: Доллар растет, потому что сейчас ФРС создало условия, чтобы капитал побежал в тихую гавань. Вадим Карасёв: А почему мы, почему Россия не может создать такие условия? Юрий Романенко: Потому что у нее нет валюты, которая была бы конвертируемой. У нас нет эмиссионного центра мирового уровня. Вадим Карасёв: Юра, валюта — это государство. Если вы вкладываете в валюту, то вы доверяете государству. Лучше Америки нет сегодня. Почему Китай держит американскую валюту у себя в резервах, хотя китайцы ненавидят американцев? Потому что Америка сильная. Потому что Америка, нравится 125


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

это кому-то или не нравится, — это гарант современного мира. Если не будет Америки, то все погибнет. Юрий Романенко: Но китайцы тоже не дураки, они диверсифицируют риски. Они потихонечку отвязывают юань, подсаживают на него юго-восточную Азию. Вадим Карасёв: Правильно, умно. И Америке это выгодно, между прочим. Потому что это тоже неправильно, Америка тоже понимает, что она не может быть единственной. Поэтому они дали добро на «евро». Юрий Романенко: Сейчас они топят евро. Вадим Карасёв: Нет, топят евро не потому, что они хотят запретить евро. Выгодно ли американцам, чтобы Европейский Союз сейчас полностью прогнулся? Нет. Юрий Романенко: Выгодно. Я вам готов доказать. Вадим Карасёв: Вакуум безопасности в Европе американцам абсолютно не выгоден. Юрий Романенко: Стоп! А вакуум безопас­н ости не возникнет. Фрагментированная Европа просто вернется под американский зонтик и перестанет показывать зубки в геополитическом плане. Вадим Карасёв: Так нельзя говорить. Америка не потянет никаких зонтиков. Ей надо с арабами разобраться. Ей нужны партнеры. Юрий Романенко: Так она и договаривается с арабами. Она потихоньку форматирует арабский мир… Вадим Карасёв: Нет, в Ливии же видно: если бы Обама решил проблему Каддафи, а Саркози и Кэмерон не смогли бы ее решить… Это ж разные вещи. Юрий Романенко: Американцы сознательно помогли сначала Европе попасться в эту ловушку, а потом спокойно помогли добить Каддафи. Вадим Карасёв: Правильно, они и хотят, чтобы так было. Чтобы в мире было несколько «ответственных центров», которые как младшие партнеры Америки управляли этим миром. Юрий Романенко: Ключевое слово в Вашей фразе «младшая». Они не дают 126

Европе возможности вырасти. Фактически, у них есть два конкурента — зона юаня и зона евро. Когда начались все эти турбулентности, капитал начал бежать в эти зоны, и, чтобы не обескровиться, американцы начали решать проблемы с этими зонами. Европейская зона более слабая. Что мы видим? Мы видим действия «Standart&Poors», «Moody’s» и остальных по снижению суверенных рейтингов, что приводит к ослаблению евро. Евро также топят через британцев, топят через спекулянтов. Вадим Карасёв: Это все событийно. Юрий Романенко: Это не событийно. Я могу обосновать, что это системная политика. Своя рубашка в такие кризисные моменты всегда ближе к телу. Вадим Карасёв: Это фактическая событийная сеть, тут все правильно. А вот с точки зрения события, как сказал бы Ален Бадью, с точки зрения мышления, адекватного событиям, Америка — это место, где можно реализовать себя, реализовать самые смелые свои проекты, где формируется креатив, инновационность и генерируются финансы как стратегический капитал, без которого невозможна сегодня никакая экономика. Но давай все-таки вернемся к Украине, где модернизация уже невозможна, остается только интеграция.

Продолжение следует


Украина и мир в эпоху постглобализации

Украина и мир в эпоху постглобализации Геополитический триптих

«Украина попадет в зону Германии, и это хорошо» Часть 3 «Хвиля», 19 октября 2010 год

В завершающей части беседы Юрия Ро­ маненко с Вадимом Карасёвым мы косну­ лись темы евроинтеграции, экономичес­к их интересов Украины в ЕС, проблемы новой индустриализации, шансов Киева поуча­ ствовать в формировании нового украин­ ского проекта. Вадим Карасёв: На мой взгляд, интеграция в Таможенный союз будет неудачной попыткой. Геополитическая модернизация всего постсоветского пространства будет неудачной. Именно на базе ВПК и каких-то советских или постсоветских, квазисоветских, геополитических, психологических, каких угодно. Остается торговая, а затем и экономическая интеграция с Европейским Союзом. Юрий Романенко: В каком качестве? Что мы можем им предложить? В чем ресурс развития? Логика Европейского Союза понятна — им нужен рынок, им нужно вынесение периферии дальше, создание буферной зоны. Вадим Карасёв: Им рынок необходим. Это императив. Для того, чтобы выжить сегодня, Европейскому Союзу нужны рынки. Экономика ЕС — это прежде всего экономика Германии. Германия в ЕС — это «европейский Китай». В том смысле, что это экспортно-ориентированная экономика. Но она экспортирует не дешевые китайские игрушки, она экспортирует высокотехнологическую продукцию. Юрий Романенко: Китай уже тоже не одни игрушки производит. 127


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

Вадим Карасёв: Это сборки на базе моделей, но начинал Китай с этого. Экспорт Германии — это высокотехнологическая продукция, начиная от автомобилей и заканчивая бытовой техникой. Но для того, чтобы германский экономический поршень работал на полную катушку, необходимы новые рынки. Потому что рынки уже насыщаются. Украина — один из таких рынков, рынок сбыта, рынок труда, рынок сборки (стоимость рабочей силы приемлема для производителей). Более того, Украина — это выход на ту же Россию, на Китай, на Кавказ, на Каспий и так далее. Учитывая геополитическое положение, политическую географию Украины, может выстроиться нормальная экономическая география Украины. Юрий Романенко: Их интерес ясен. Наш интерес в этом какой? Что мы будем продавать? Кроме рапса, подсолнечника и остального. Вадим Карасёв: Нет, мы сейчас это продаем. Наша задача здесь — провес­ ти новую индустриализацию. Юрий Романенко: А чем это отличатся от новой индустриализации Путина на базе тех ресурсов, которые здесь есть? На какой базе будет производиться новая индустриализация? Вадим Карасёв: Новая индустриализация будет происходить на базе европейского капитала. А Путин предлагает нам проводить геополитическую модернизацию на базе российских ресурсов. Юрий Романенко: Так в чем интерес европейского капитала? Что он будет модернизировать и индустриализировать? Агропромышленный сектор — я соглашусь, но с учетом опять-таки своих интересов, как мы видим на примере навязывания нам монокультур. А зачем европейцам развивать здесь авиацию или высокоразвитое машиностроение, я не понимаю. Вадим Карасёв: Он будет производить здесь стоимость. Причем любую стоимость. Первое: автосборка хороших европейских машин, которые будут продаваться на внутреннем рынке и не завозиться 128

из вне. И они будут продавать машины не такие, как эти «Таврии» или «Ланосы», а будут нормальные европейские машины, которые насытят внутренний рынок. Юрий Романенко: А Германия что будет делать? Вадим Карасёв: Она тоже будет покупать машины, которые будут производиться в Украине. Потому что в Германии их некому собирать. Там, во-первых, старые пенсионеры, а во-вторых, немцы уже не хотят этого делать. Юрий Романенко: Германия тогда повторит путь Штатов, которые вынесли производство в Азию и Латинскую Америку. Вадим Карасёв: Немцы в Словакии это сделали. Словакия сейчас держит третье место в Европе по производству автомобилей. Юрий Романенко: Правильно, а дальше начинаются проблемы, связанные с трудо­ устройством. Потому что, как оказывается, финансовый сектор и сфера услуг не могут занять всех трудоспособных людей. Вадим Карасёв: Смотри. Создается стоимость. Часть этой стоимости реализуется здесь, в Украине. Это заработные платы, это доходы, это начисления с зарплат в пенсионный фонд. Ведь проблема наполнения пенсионного фонда в том, что низкие зарплаты, вот и все. Решается проблема государственного бюджета. Главное — начинает работать производящая экономика. Дальше можно производить эти машины и продавать на другие рынки. Это первый момент. Второй момент: что мы продаем из сельскохозяйственной продукции в Европу? Мы продаем зерно — это сырье. Юрий Романенко: Даже в большей степени не зерно, а подсолнечник. Вадим Карасёв: Подсолнечник, рапс — это то, что выращивается. Стоимость маленькая. Что можно здесь делать? Кстати, по зерну: Мироновский хлебопродукт сейчас покупает завод в Германии по производству курятины. Почему он не здесь покупает? Юрий Романенко: Потому что ограниченный спрос на мясо.


Украина и мир в эпоху постглобализации

Вадим Карасёв: В том-то и дело. А почему ограниченный спрос? Низкая зарплата, низкие доходы. Поэтому у него нет внутреннего рынка. Внутренний рынок Украины очень слаб. Говорят Костюку: «Чего ты покупаешь в Германии?», он отвечает: «Мне надо расширяться, я не могу продавать курятину здесь». Завод построить в Украине слишком дорого. Он может только там построить или купить завод, туда он будет экспортировать куриное сырье и полноценный продукт будет продавать в Германии. Стоимость по производству курятины будет создаваться не в Украине, а в Германии. Хотя Украина — аграрная страна. А как может быть большим внутренний рынок, если стоимость не производится? Если все «купи-продай»? Внизу «купи-продай», а вверху откат — вот схема нашей экономики. Интеграция дает нам возможности, мы получаем зону свободной торговли. Первое — мы получаем общий рынок, мы фактически будем членами общего рынка Европы. Что такое общий рынок? Это рынок сбыта. Это даст нам возможность диверсифицировать экспорт. Потому что сейчас экспорт у нас монопрофильный, узкий. Диверсификация экспорта запускает производство: чем больше экспортного продукта мы можем сбыть на рынках, тем больше мы можем строить заводов, создавать новые отрасли и так далее. Тогда мы начинаем технологическое обновление, создание новых производств и отраслей производства. Диверсификация экспорта — вот что может нас спасти сегодня. Потому что пока мы еще не можем сделать ставку на внутренний рынок, он слабенький. Юрий Романенко: Экспорт сейчас будет постоянно уменьшаться из-за кризиса. Вадим Карасёв: Вот и надо искать рынки.

Юрий Романенко: Поэтому и возникает вопрос: зачем европейским структурам в условиях, когда капитал становится дорогим и его нужно беречь, вкладываться в рисковый рынок? Вадим Карасёв: Потому что, как учил нас Вильям Пети, основатель меркантилизма, «труд — отец богатства, а земля — его мать». Основные виды ресурсов — это земля и труд. У нас дешевый труд, дешевая земля, очень высокая производительность земли и относительно высокая производительность труда — вот почему они будут вкладывать. Они уже стоят и смотрят, когда дадут отмашку на нашу землю. Но чтобы все это провести болееменее поднадзорно и прозрачно, нужен Европейский Союз. Потому что эта власть без правовых стандартов Европейского Союза и независимой юстиции все это продаст и положит себе в карман, а не вложит в Украину. У нас же как было: в сельском хозяйстве мы продаем зерно, подсолнечник, а что мы завозим? Сервилаты, колбасы всякие. Почему завозят и пользуется спросом? Потому что наше некачественное и дорогое. Юрий Романенко: Наше, в первую очередь, некачественное. Достаточно заехать в первый магазин в Польше, чтобы понять, какую отраву здесь продают. Вадим Карасёв: А почему некачественное и дорогое? Потому что нет конкуренции, нет критериев качества. Юрий Романенко: Все монополизировано. Вадим Карасёв: Вот, поэтому стра­т егия интеграции — это то, что даст нам развиваться сегодня безболезненно, без аккумулирования и мобилизации ресурсов, без надрыва, без авторитаризма. Тем более что у нас нет коммунистической партии Китая и не будет. Из Партии регионов, мы видим (а в России — из Единой России), не получилось Коммунистической

Внизу «купи-продай», а вверху откат — вот схема нашей экономики

129


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

партии Китая. Поэтому Путин спрыгнул с этой партии и отдал ее Медведеву — это счастье. Оно ж никуда не лепится. Нет нормальной партии, нет идеологии в стране, и хорошо, что ее нет. У нас уже, слава Богу, была эта идеология. У нас идео­логия может быть только одна — интеграция в европейский рынок, в качестве члена общего рынка, имея зону свободной торговли. И конечно же, работа в тех нишах мирового рынка, где мы пока еще можем что-то иметь. Потому что придет время, когда мы свой металл уже не сможем продавать. Или нам надо будет тогда настолько модернизировать металлургическое производство, чтобы получить новые ниши на этом рынке. Но для этого надо, чтобы в этом были заинтересованы олигархи, и нужны государственные инвестиции, которые негде взять, поскольку низкий внутренний рынок не генерирует доход, с которого можно было бы взять налоги в государственный бюджет и положить это на крупномасштабные государственные инвестиционные программы. Юрий Романенко: Можно камень еще один в евроинтеграцию? Вы же сами сказали, что Евросоюз может развиваться по двум условным стратегиям или даже трем. Первая — централизация, та модель, которую навязывает сейчас Меркель и ряд других европейских акторов. Второй вариант — фрагментация на Северную зону, Южную, Западную и Восточную. На мой взгляд, более реалистично выглядит именно фрагментация. Германия выделится со своей зоной, Средиземноморье отпадет. Вопрос: в какой из Европейских Союзов мы в таком случае попадаем? Вадим Карасёв: То, что Меркель Януковичу говорила про Тимошенко, свидетельствует о том, что мы попадем в зону Германии. И это хорошо. Юрий Романенко: Когда Вы говорите «попадем», это подразумевает уже некую безвариантность. То есть Вы считаете, что мы попадем в любом случае? Вадим Карасёв: Нет, я считаю, что это неплохой вариант, потому 130

что «постполитик» немецкий всегда включал в себя Украину. Но чем отличается «постполитик» столетней давности (Скоропадский тоже был, ты же помнишь)? Юрий Романенко: Янукович по психотипу напоминает Скоропадского. Вадим Карасёв: Нет. Никогда раньше немцы не говорили Украине про ценности и независимое правосудие и так далее. И то, что мы попадаем в зону влияния не Франции и Британии, а Германии, — это хороший знак. У Франции есть своя специализация в Евросоюзе — это Северная Африка и геополитика. Ты видишь, как заявления по поводу бомбежки Ирана, внешнеполитические амбиции Саркози взывают к внешнеполитическим амбициям де Голля… Юрий Романенко: Это тоже предмет для психоанализа. Вадим Карасёв: Нам это не интересно, потому что у нас есть свой Саркози — это Путин. Мы уже наелись этой геополитики. Мы уже не можем участвовать в геополитике как форме глобализации. В Советском Союзе это было — мы участвовали. Нам нужен другой вариант глобализации, торгово-экономический, а затем экономически-индустриальный. И вот немцы, как поршень европейского рынка, открывают перед нами историчес­ кий шанс. Проблема вот в чем: я сказал о фрагментации Европейского Союза, ты повторил это. Да, лет десять будут маневры вокруг фрагментации, вокруг коррекции, в том числе и количественной, с точки зрения монетарного союза и Шенгена, споры вокруг фискального союза обеспечены. При любых этих маневрах фрагментации / дефрагментации, которые будут обязательно, прямого движения не будет. И тем не менее, что остается незыблемым? Это общий европейский рынок — раз и сильная валюта — два. Юрий Романенко: Не факт, что евро останется. Вадим Карасёв: Останется. Это выгодно всем. Юрий Романенко: Оно останется скорее для одной из зон фрагметированного ЕС.


Украина и мир в эпоху постглобализации

Вадим Карасёв: Всё равно, и для нас тоже. Третье, останется украинский рынок как часть этого рынка и как место для капитала. Плюс четвертый момент как инвестиционные, финансовые и торговые ворота Китая. Общий рынок и Германии, и Китая. Потому что Германия подбирается к китайскому рынку. Юрий Романенко: Она там работает активно… Вадим Карасёв: Они хотят больше работать, занять нишу. А Китай хочет занять Германию. И доминировать в том числе, и часть резервов направить в евро. Потому что все понимают, что юань, другой резервной валюты нет. Тем самым немножко играть на нервах Америке. И пятой остается Российская Федерация, пусть остается. Без геополитических амбиций, это ее проблема, с кем и как она будет интегрироваться — с Европейским Союзом, с Китаем (скорее всего — с Европейским Союзом). Но это ее проблема, пусть она это решит, потому что у нее есть нефть и газ. Неизвестно, что будет с нефтью. Газ пока нужен всем, а вот с нефтью есть проблемы. Волатильность на рынках большая. Но нам не нужны эти путинские предложения по нефти и газу, у нас есть свой ресурс. Это территория, рынок, земля, труд. Земля и труд могут нам дать капитал. Тогда мы получаем три основных фактора, которые обеспечивают экономическое благосостояние: труд, капитал, земля. Альтернативы интеграции нет. Модернизация не для нас. Юрий Романенко: Еще один ехидный вопрос. Не могу удержаться. Почему Германия

должна предпочесть Украину более емкому рынку России, с которой у нее к тому же более серьезные взаимозависимости по газу и всему остальному? Вадим Карасёв: Отличный вопрос. Ты меня ловишь и никак не поймаешь. Юрий Романенко: Не проще ли договориться по поводу Украины и совместно ее пилить? Вадим Карасёв: Нет, не надо. Дело в том, что Россия действительно важный партнер с точки зрения ресурсов, но для успешного бизнеса необходимы еще гарантии рыночных транзакций. Гарантии рыночных транзакций — это гарантии капитала, гарантии сделок, гарантии контрактов, которые обеспечиваются в прозрачных и подконтрольных институтах политической и экономической системы. Что означает работающий парламент, независимый суд, справедливая юстиция, гарантии частной собственности, права граждан и прежде всего бизнеса. Вот почему Меркель говорила Януковичу про Тимо­шенко. Не потому, что она любит Тимошенко, не из-за женской солидарности, а потому что… Юрий Романенко: …это создание инструмента управления ситуацией здесь. Поскольку для них демократические институты и наличие нескольких конкурирующих центров всегда упрощают вопросы, связанные с внешним управлением. Вадим Карасёв: Но дело в том, что выигрывает от этого в первую очередь простой украинец. От независимого суда, работающего парламента, конкурирующих политических партий, а не клик. Юрий Романенко: Это бесспорно, но…

Украина вне Европы — либо заповедник национализма, либо заповедник коррупции, либо заповедник коммунизма, либо заповедник российского шовинизма, либо заповедник всего этого вместе

131


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

Вадим Карасёв: В том-то и дело, что здесь совпадают интересы Меркель, немецкого капитала, украинского бизнеса и украинского гражданина. Юрий Романенко: Я не понимаю, почему Россия не подходит немцам, исходя из той логики, что Вы развертываете в отношении Украины. Вадим Карасёв: Потому что Россия не готова по ценностям интегрироваться в Европу. Юрий Романенко: Так у нас точно такая же элита, как и у них. И население такое же коррупционное насквозь. Не только элиты, а именно население. Вадим Карасёв: Нет. При всем при том, что у нас очень много подобного, у нас не получается партия власти, у нас Президент никогда не будет иметь 60 % рейтинга, у нас никогда не было силовиков. Юрий Романенко: Ющенко имел почти 60 % в апреле 2005 года. Вадим Карасёв: Проблема не в том, сколько он имел, а сколько лет он имел. У нас не лепится путинская система, они это прекрасно понимают. Поэтому это наш шанс сегодня. Юрий Романенко: Мне кажется, что европейцы нас «сольют». Как говорил один из нацистов, «Европа всегда улыбается и даже целует тебя своими холодными губами, а потом, если есть необходимость, засадит тебе в спину кинжал». Поэтому проще иметь дело с русским медведем, который прост в своих эмоциях и поэтому просчитывается. Это говорил один высокопоставленный нацист. В этих словах есть логика. Мы слишком часто ведемся на бусы. Вадим Карасёв: Я отвечу на это очень просто, коротко, и этим мы завершим. Потому что это будет хорошим окончанием. Для того, чтобы нам было легко с европейцами, чтобы мы не боялись европейцев, мы должны стать европейцами. Когда мы будем европейцами, нам все эти страшилки будут абсолютно не страшны. Более того, тогда по отношению к нам будут говорить «европейцы» (украинцы, как европейцы). Я хочу сказать одну вещь: 132

Ук­раи­на вне Европы вообще не имеет будущего. Украина вне Европы — это либо заповедник национализма, либо заповедник коррупции, либо заповедник коммунизма, либо заповедник российского шовинизма, либо заповедник всего этого вместе. Юрий Романенко: Вадим Юрьевич, Европа тоже не устойчивое понятие в нынешних условиях. Потому что мы видим проблему Брейвика и проблему Лондона — они обозначили, что Европа в том виде, в котором мы ее понимаем и самое главное стремимся туда, начинает исчезать. Вадим Карасёв: Правильно. Это значит, что у нас есть шанс встроиться. Что мы тоже можем участвовать в создании новой Европы. Не прийти туда на готовое и на их условиях, а принимать участие в новом европейском строительстве. Юрий Романенко: Где уже не будет арабов и турков. Вадим Карасёв: Нет, пусть будут, но это будут европейские граждане. Хочу закончить четко, в 2005 году вышла книга Стефана Бартолини «Реструктуризируя Европу». Европа реструктуризируется сейчас, и мы можем принять полноценное участие в ее реструктуризации. Это даже хорошо, что сегодня Европа — не просто «неопознанный геополитический объект», как когда-то писал Жак Делор, а еще и теряет какие-то более-менее стабильные очертания. Это дает нам шанс лучше познать, что такое Европа, и сделать все, чтобы эта реструктуризация Европы была более познаваемой для украинцев.

The end


«Столетний украинский кризис заканчивается»

«Столетний украинский кризис заканчивается» «День», 2 ноября 2011 год

Мировой финансовый кризис, арабские революции, подъем Китая и другие гло­ бальные тенденции свидетельствуют о том, что мир находится на этапе фор­ мирования новых правил игры. Именно они будут определять мировую политику в следующие несколько десятилетий. По­ этому от того, как поведет себя Украина в нынешних условиях, будет зависеть уровень ее включенности в обновленную систему координат. Пока наша власть старается успеть и на Западе, и на Вос­ токе, проводя политику внеблоковости, но без особых результатов. А на внутрен­ нем фронте — под критику обществен­ ности проводит судебные процессы в от­ ношении своих основных политических оппонентов. О стоящих перед Украиной проблемах и способах их разрешения говорим с политологом, директором Ин­ ститута глобальных стратегий Вадимом Карасёвым. «Украинская власть напоминает канатоходца» —  Вадим, резолюция Европарламента по Украине имеет двоякий характер: с одной стороны, Европа критикует состояния прав и свобод граждан в Украине, в частности, речь идет о делах Тимошенко, Луценко; с другой, — признается право Украины претендовать на членство в ЕС, а также рекомендуется провести встречу с Януковичем. Какова Ваша оценка? —  Данная двоякость отражает неоднозначность и амбивалентность ситуации 133


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

на нынешнем этапе отношений между Евросоюзом и Украиной, как и ситуацию в самой Украине. Почему? Потому что двойственна сама экономико-политическая и цивилизационная география Украины, а следовательно, и положение Януковича в стране. Причем оно не просто двойственно — оно постоянно находится в челночном движении стыковки и расстыковки намерений украинской власти. Ситуация уникальна. Нам нужно войти в Евросоюз так, чтобы не настроить против себя Россию, учитывая также то, что, как минимум, одна треть Украины географически пророссийская, а соответственно — ментально, информационно, психологически. Во-вторых, нужно легитимизировать свою собственность. Ведь к власти пришел крупный олигархичес­ кий бизнес, возникший на волне реформ 1990-х годов. Перед ними сегодня стоит задача — сохранить, преумножить и легализовать свой бизнес, как на внешних, так и на внутренних легитимационных рынках. В-третьих, обеспечить себе правовую и политическую безопасность в случае перемены власти. Они могут легко оперировать словами: давайте жить по демократическим правилам. А если в условиях социальной нестабильности масс на вполне конкурентных выборах выиграет какой-то другой популистский лидер? Стало быть, возникнут проблемы с внутренней легитимацией собственности, а также политической и правовой безопасностью нынешних элит. В-четвертых, как обеспечить социальную стабильность в обществе с учетом тающих бюджетных ресурсов? Ведь относительная социальная стабильность советских и постсоветских времен имела универсальный ключ. Всё — государство,

вся политико-экономическая организация постсоветских обществ — строилось на бюджетной стабильности. Это позволяло удерживать массы и элиты в условиях хотя и не устойчивого, но популистского консенсуса. Сейчас этого нет: «закрома родины» исчерпаны, а привлекать дешевые заемные деньги нет возможности. Таким образом, сегодня украинская власть напоминает канатоходца. Она хочет в Европу, потому что это путь к легализации власти, собственности, статусных позиций, это, в конце концов, иммунитет истории. Ведь в противном случае нет гарантий, что Россия, которая смотрит на Украину не как Европа, или более крупные и мощные восточные элиты не совершат рейдерский захват украинских элит со всеми их богатствами. Также нет гарантий, что не начнутся популистские восстания бюджетозависимых масс: чернобыльцев, афганцев, учителей, врачей, которых не может удовлетворить социально тающий бюджет. То есть европейский путь — это объективная необходимость, которую обойти невозможно. Но хочется. Наша власть хочет быть в Европе на своих условиях, или, по крайней мере, чтобы их понимали и принимали такими, какими они есть, но не такими, какими должны быть. Украинская оппозиция, к сожалению, пока не выступает контрэлитой, которая могла бы, в случае чего, принять на себя власть и привести страну в Европу. Наша оппозиция должна пройти стадию творческого разрушения (по Шумпетеру). То есть она должна разрушиться — творчески стать другой. А она у нас или разрушается — не творчески, или просто стоит на месте. Сегодня у оппозиции нет инноваций, поэтому она способна только на эхо прошлых идей, намерений,

То, что мы видим сейчас во взаимоотношениях ЕС и Украины, — это внешние признаки европейской драмы Украины

134


«Столетний украинский кризис заканчивается»

действий. С другой стороны, Янукович держит Тимошенко в тюрьме, потому что понимает: выход ее из тюрьмы означает воссоздание альтернативного полюса, к которому — как к магниту — будут притягиваться недовольные элиты и бюд­ жето­зависимые массы. Кроме того, нужно учитывать фактор России. В Кремле не доверяют до конца Януковичу, а в его лице и всему украин­ скому правящему классу. Поскольку они сами не против осуществить захват ее активов, а главное — снять Украину с европейского забега. Россия всегда будет использовать любые возможности, чтобы ограничить стремление нынешнего правящего класса Украины на пути к неохотной, но европеизации. Двигаться в сторону России Украине опасно. Это раскалывает нашу элиту, причем не только по линии «Янукович — Тимошенко», а ту элиту, которая находится сейчас при власти. А это уже путь к реальной оппозиции — не той, которая продолжает существовать как наследие времен 2004–2010 годов, а к новой, более мощной оппозиции с ресурсами и идеями. Европа требует освободить Тимошенко в обмен на подписание ЗСТ и ассоциации. Для них судебный процесс над Тимошенко — это тест на современность, вопрос о правовом, а не силовом государстве. Его мы пока не прошли, потому что то, каким образом происходил этот судебный процесс, — признак недоевропейскости Украины. Для Януковича обмен, предлагаемый Европой, неприемлем. Ведь в таком случае ставится под угрозу хрупкая, условная стабильность, которую Президент рассматривает как предварительное условие для постепенного продвижения в Европу. На самом деле Европа понимает озабоченность Януковича. То, что мы видим сейчас во взаимоотношениях ЕС и Украи­ ны, — это внешние признаки европейской драмы Украины. Но есть подводные течения, о которых все прекрасно знают и по которым идут переговоры и пояснения. Просто их нельзя озвучить в прямом

эфире, так как это нарушит каноны политики. Украинскому руководству нужно в ближайшее время разрешить эти задачи и выйти на подписание и ратификацию соглашения. Причем это нужно сделать так, чтобы потом не возникло вопросов на низшем уровне в Европе, например, в парламенте Словении или Бельгии, где не понимают всех подводных течений подтекстов и контекста украинской политики. В целом данная резолюция оставляет Украине шанс на евроинтеграцию. Нам дали подумать и аккуратно выйти из ситуации. «С политической точки зрения, мы живем в xviii веке» —  В чем Вы все-таки видите глубинную причину ситуации с Тимошенко? —  Как бы там ни было, Тимошенко, в отличие от всех остальных оппозиционеров, — это классический представитель контрэлит. Вот только при всех ее харизматических качествах и вкладе в украинскую политику она — персонаж из 1990-х годов с белыми пятнами в своей политической истории и с темными штрихами в бизнесовой биографии. На них сегодня и ставит власть и, соответственно, давит на Тимошенко. —  У Тимошенко есть политическое будущее? —  Как политика — да, как президента — нет. Нам президенты вообще не нужны. Ни один президент у нас не был успешным. Нам надо формировать другую политическую систему и не зацикливаться на этой должности. Может, миссия Януковича как раз и состоит в том, чтобы стать последним президентом и уступить дорогу более коллективной форме политической системы. Если представить себе, что к власти сего­ дня возвратится Тимошенко, это возврат к бесцельному варианту украинской политики, который мы наблюдали в последние годы перед президентскими выборами. Это бег по кругу, зацикленность политики вокруг двух — трех персон и сведение 135


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

ее к личным отношениям в треугольнике: «Янукович — Тимошенко — Ющенко», а не решение задач экзистенциальных, цивилизационных и геополитических выборов Украины. —  Разве сейчас конфликт по линии «Янукович — Тимошенко» не на этом уровне находится? —  По сути дела, тут опять-таки стоит вопрос: кто кого. Сегодняшняя ситуация — это свидетельство окончания эпохи конкурентных персонализмов, когда в случае победы кого-то одного все остальные должны сойти с дистанции. Вообще современная украинская политика — это сплошное эхо прошлого. Доигрывается старая игра, арьергардные, так сказать, бои. На любом ток-шоу ведутся разговоры: а что ты делал в 2005-м или 2006-м? Это озна­чает, что у украинской элиты ретроспективное мышление. Позиция — стоять спиной к будущему. Суд над премьер-министром мог бы стать закатом персонализма в украинской политике. Но в результате — это скорее попытка ликвидировать конкурентный плюрализм и создать личную политмонополию. Возврат Конституции 1996 года, ручное управление, потеря политическими институтами своего значения в результате их порчи — все выстраивается вокруг одной персоны. С политической точки зрения и характера общественных отношений, мы живем в XVIII веке. Мы еще не сделали скачок в XXI век. Нам только предстоит это сделать. Причина в том, что украинская элита относится к своему государству, как к своей вотчине, собственности, как «король-солнце» Людовик ХIV: «государство — это я». Принимаются решения, которые не подвержены экономической логике, выходят за рамки должностного регламента и не базируются на национальных интересах. Я не говорю о предательстве национальных интересов, потому что наши политики не знают, что такое национальный интерес. В лучшем случае, они знают, что такое государственный и собственный интерес. Исходя 136

из этого, они занимаются геополитикой. Тимошенко подарила россиянам хороший газовый контракт, Янукович — Черноморский флот на длительное время. Поэтому за судом над Тимошенко стоит не только личная месть, тут еще есть так называемая «работа истории». Хочу заметить, что если бы президентские выборы выиграла Тимошенко, то она бы делала то же самое с Януковичем. Следовательно, мы должны подписать соглашение с Европой еще и для того, чтобы отойти от постсоветского и неофеодального отношения к государству, то есть как к собственности верхов. —  Способна ли на это нынешняя власть? —  Политики всегда хотят жить, как фео­далы. Даже постоянные скандалы в Европе тому подтверждение. Просто там общество не позволяет этого делать: пресса, телевидение, интеллектуалы, авторитеты. Любое нарушение становится достоянием общественности. Если ты списал диссертацию, то, несмотря на то что ты восходящая звезда партии, — все, твоя карьера закончена. Все политики одинаковы, просто условия, в которых они живут, разные. Захотел Саркози устроить сына в государственную корпорацию — и что? Какой был скандал! А у нас дети — это святое, устраивают их на любые «жирные» должности для получения статусных рент. Наша система власти — архаичная, отсюда и такое распределение бюджета, неофеодализированные элиты с их потреблением, мажорством, перекрытием дорог, потому что на работу едет монарх. Чтобы отказаться от этого персонализма, мы не должны надеяться на украинских политиков. Чем отличается феодализм от капитализма? Феодализм — это коммерция, капиталы, деньги, но без демократии, гражданского общества, свободы СМИ и, главное, без права. Вместо права — привилегии избранным. При капитализме же все это присутствует. На Западе государство — это собственность нации, а у нас — собственность правя-


«Столетний украинский кризис заканчивается»

щего класса. У нас доминирует культура захвата, поэтому никто не гарантирован от разорения. Рейдерство — это современные феодальные войны. Раньше воевали за крепостных, сегодня воюют за активы. Вот только деньги свои украинская элита переводит в страны ЕС, чтобы обезопасить себя. Где судятся наши олигархи? В Лондонском королевском суде. То есть они хотят зарабатывать деньги без правил, а сохранять по правилам. Это касается и нашего общества, потому что оно недалеко ушло от нынешней элиты. Простые люди тоже должны научиться играть по правилам. Разве у нас водители соблюдают дорожные правила? А круговая порука? Низовой запрос на коррупцию тоже ограничивает движение в Европу. Удобнее дать взятку гаишнику, чем поехать в суд. Причина в том, что в советское время были созданы условия, когда массы стали бюджетозависимыми. У нас нет экономики конкурентного рынка, у нас есть экономика бюджетного типа. Наше правительство — это правительство бюджета, а не правительство развития. Нужно делать ставку не на бюджетоориентированные массы, а на рыночные классы. Они от бюджета не зависят, более того, платят налоги, которые можно направить на развитие инфраструктуры страны.

привилегией, которую дала им история. Мы их не научим. Мы должны сами все осмыслить, но не делаем этого. Ведь власть таким образом думает, что выигрывает время. Наоборот, мы проигрываем время — будущее. Сейчас наступил новый серьезный этап для работы. Предыдущий, сформированный в 1990-е, окончен. Тогда фактически были созданы все концепты, которые двигали Украину в коридоре исторических и политических возможностей. Например, евроатлантическая интеграция, Евросоюз, либеральные реформы… Сейчас вопрос НАТО уже не такой актуальный. Вступать туда, конечно, надо, но это не первоначальная задача. Сегодня мир меняется — закладываются новые основы на 30–50 лет вперед. Причем все страны находятся в движении, прогрессе (Латинская Америка, Китай, арабские государства), а мы стоим на месте. Наш постсоветский мир застыл, он находится в стагнации. Поэтому нам нужно заново нарабатывать интеллектуальную структуру нового этапа развития Украины. —  Как Вы думаете, насколько силен аналитический сектор у нынешней власти? Есть ли у Януковича и команды люди, способные, исходя из современных вызовов, давать правильные советы Президенту? —  Это проблема Украины. Да и России тоже. Советников много, но на каком уровне их советы? На Западе интеллектуалы — это часть политического класса. Там любой политик, прежде чем заниматься политикой, проходит соответствующее обучение. Даже в советское время были Высшие партийные школы, Академия общественных наук. В нынешних условиях это все утеряно. Речь не идет о возврате советской номенклатуры. Но надо хотя бы не создавать условия, как это делается сегодня, когда сужается

На Западе госу­дарство — это собственность нации, а у нас — собственность правящего класса

«Многовекторность — путь в изоляцию» —  Готовы ли нынешние элиты эволюционировать, учиться? —  Во-первых, они работают в рутинном управлении. Во-вторых, они пришли из практики советского времени и большого скачка 1990-х годов. Они привыкли так жить. Эти люди пришли на трофеи советской экономики и в силу тех или иных условий смогли распорядиться этой

137


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

поле для интеллектуальной конкуренции. Потому что все это сказывается на интеллектуальном тонусе государства. Формировать и обновлять элиту — это функция партии. Если в Партии регионов нет конкуренции, при этом она со­ зда­ет монополию на высказывания в СМИ, то понятно, что нет необходимости для качественного обновления самой ПР. Партия должна генерировать идеи, задавать новые смыслы. Если мы сегодня посмотрим на ПР, да и на другие партии, это же антропологическая катастрофа. Вы посмотрите на их спикеров. На какой интеллект в таких условиях может опираться Президент? В окружении Президента, конечно, присутствует интеллект некоторых советников, администраторов. Правда, здесь в почете больше специфический ум — хитрость, которую Гегель определял, как «ум животных». А это уже не политика, это политиканство, кстати, которое так не любит Янукович. Вот еще почему нам надо в Европу. Самостоятельно мы пока не можем выйти на параметры западных интеллектуалов. У нас практически отсутствует политичес­ кая философия. Есть отдельные философы, самой же философии как социальной институции уже нет. Отсюда — смысло­ дефицит, а без производства смыслов нет политики. За 20 лет мы не прогрессировали в этом отношении, наоборот — скорее деградировали. Мысль превращается в инструмент маркетинга, а не формирует смысловое производство. —  Все-таки, с Вашей точки зрения, соглашения с Европой будут подписаны или нет? —  Если мы разрешаем ситуацию с Тимошенко, то в декабре выходим на парафирование соглашений с Европой. А дальше, в 2012 году, — на ратификацию, на Евро– 2012 и более или менее (без искривлений) парламентские выборы. В данном случае совпадают интересы всех: наших правящих групп, Европы, самой Тимошенко и Украины в целом. Если же ситуация будет развиваться не по этому сценарию, тогда возможно следующее. Не подписав соглашение с ЕС, мы лишаем себя возмож138

ности, как минимум, балансировать. Следовательно, Россия сможет нас поглощать, втягивать, интегрировать и т. д. Я, конечно, сомневаюсь, что украин­ский правящий класс согласится на это. Но если допустить этот вариант, то таким образом ослабляются противоречия в украинском обществе — бюджетозависимые массы будут и дальше дотироваться из бюджета за счет, возможно, дешевого газа из России. Но не снимаются противоречия в отношениях с Европой. Это сразу почувствуется по визовой политике, движению капиталов и пр. В таком случае неуверенность элит, нелояльность масс, европейское нисхождение к Украине плюс активность России сразу формирует в Украине коктейль возмущений, недовольств, выступлений. Поэтому, не подписав соглашение по ЗСТ и ассоциации с Европой, украинская власть подписывает себе приговор (с отсрочкой). Тогда в Ук­раи­не будут две Бастилии: одна — в селе Петровцы, другая — там, где будет сидеть Тимошенко. —  Вся эта ситуация напоминает времена многовекторной политики Леонида Кучмы. Каков ее результат — все помнят. —  Многовекторная политика времен Кучмы еще имела хоть какие-то результаты. Сегодня это реликт ушедшей эпохи, вымерший мамонт. Проводить многовекторную политику в современных условиях — абсолютно близоруко и безрезультатно. Многовекторность часто напоминает действия спойлера, международного хулигана, иногда изгоя, а иногда страны, которая просто путается под ногами. Такие страны хотят с мирового порядка взять все, но не нести никаких обязательств. Их сегодня насчитывается все меньше и меньше. Диктаторы уходят. Государства становятся более прозрачными. Запад, как бы там ни было, ныне по-прежнему задает стандарты, создает интеллектуальную, идеологическую моду и тренды. Если мы не будем вмонтированы в этот мир, а дальше будем пытаться играть в какую-то свою особую многовекторную игру, например, как это было с Каддафи, то всё — завтра мы потеряем все контрак-


«Столетний украинский кризис заканчивается»

ты. Нужно делать ставку не на диктаторов, а на прозрачность, предсказуемость. Нам сегодня говорят: мы ни с кем, значит, мы — субъект. Наоборот, субъект — это когда вы добиваетесь результата. Когда вы вмонтированы в глобальный мир, то участвуете в коллективном принятии решений. Поэтому какая-то маленькая Сло­вения или Эстония может быть бо´льшим субъектом, чем Россия, а тем более Украи­ на. Потому что они, в том числе, принимают решения в ЕС и НАТО. А если вы «между», с вами никто не будет разговаривать. Многовекторность — это путь в изоляцию. Это расчет хитрого холопа, а не современного политика. Если вы хотите быть современными, тогда — включайтесь, интегрируйтесь, становитесь ответственным игроком глобального мира.

ти, одно из требований Европы — это независимая юстиция. Провести открытый судебный процесс и поставить точку в деле Гонгадзе должно быть требованием общества. Я уже не говорю, что это требование времени. Не надо делать судебные процессы избирательными: показывать в клетке Луценко и не показывать Пукача или вообще вывести его из информационного фона и лишь изредка дарить нам его показания. Вот почему главный мой тезис: Европа в Украи­не и Украина в Европе — это ключ к разрешению всех проблем (внутриполити­ ческих, внешнеполитических). Если мы возьмем этот барьер, многие проблемы начнут постепенно разрешаться, в том числе и дело Гонгадзе. —  В отношениях с Россией, по заверениям власти, опять прогресс — подписан договор о зоне свободной торговли в рамках СНГ, хотя по пересмотру газовых соглашений пока нет компромисса. Как Вы думаете, что мы сегодня строим в отношениях с Россией? —  Пока ничего. Здесь мы более-менее предсказуемы. Украина зависит от России по газу. —  Азаров анонсировал подписание очередного пакета. —  Это, скорее, пакет по ГТС. Газотранспортную систему можно рассматривать как государственную собственность, но не давать ей возможности капитализироваться тоже не правильно. Если это будет бизнес-проект, где не будет политики, тогда можно владеть ею с Россией на паритетных основах. Что касается дилеммы ЕС versus ТС, я не думаю, что у нашего руководства есть четкая установка на Таможенный или Евразийский союзы. Почему? Потому что если мы вступаем в ТС, это значит, что Украина автоматически становится частью внутренней таможенной территорией РФ. С Россией же нам сейчас нужна продуктивная пауза.

Нам нужно заново нарабатывать интеллектуальную структуру нового этапа развития Украины

«Медведев» как проект преемст­вен­ ности власти в России не удался» —  Дело Тимошенко — это недавно возникший индикатор. Но у Украинского государства есть другая, более давняя болевая точка — это дело Гонгадзе. С возбуждением уголовного дела против Кучмы появилась определенная надежда. Но сейчас ситуация серьезно меняется: возобновлено уголовное дело в отношении главного свидетеля Мельниченко, его вынужденный отъезд из страны, решение Конституционного Суда. Как Вы думаете, удастся ли нам пройти этот тест? —  Это опять-таки вопрос нашей судебной системы, не правового, а силового государства неофеодального устройства. Действительно, когда возникло дело в отношении Кучмы, была некая надежда, я сказал бы, иллюзия, что президент сможет довести дело до конца. Но, таким образом, мы вольно или невольно подпитываем персонифицированность украинской политики. Это дело не может и не должно зависеть от президента. Кста-

139


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

Не надо обострять и не надо форсировать отношения. Сама Россия сегодня находится в достаточно серьезном кризисе. Кризис политической системы, лидерства. Возврат Путина свидетельствует о том, что проект «Медведев» как проект преемственности власти не удался. —  Возможно, он и был рассчитан на один срок? —  Нет, он был рассчитан на то, чтобы Путин отошел от дел и чтобы задать более институционализированную (не персоналистскую) динамику власти в стране. Любой персональный лидер, монарх всегда хочет, чтобы власть была не монархической, потому что он боится попасть под монарший гнев своего преемника. Путин это понимает как никто другой. Но его возврат — это худшее решение, которое можно было придумать. —  На 12 лет? —  Нет. Интеллектуальная элита уже отторгает такой кульбит Путина. Это говорит о том, что его легитимация усыхает. После первой и второй чеченской войны он получил их поддержку, плюс экономическая ситуация дала возможность подкрепить социальную лояльность масс. Сегодня уже нет ни того ни другого. А модернизировать Россию Путину придется, несмотря на всякие «флиртики» с Китаем, в сторону Европы. Нынешняя Россия и другие постсоветские страны с их несменяемыми президентами и диктатурами становятся пространством реакции и регресса. Даже на фоне арабского мира, охваченного революционнодемократической волной. Сегодня Россия практически вернулась к началу XX века. Со временем это пространство забурлит. Через год–два или из Украины, или из России начнутся серьезные социальные подвижки. Причина — кризис социальных структур. Что в России, что в Украине, что в Беларуси уже сформирован средний класс, которому нужны свободы. Постсоветское пространство находится на пороге буржуазных революций — на пороге перехода из XVIII и XIX веков в XXI век. В свое время мы сделали скачок 140

в социализм сталинского типа, но теперь надо опять вернуться на дорогу. Сталинский айсберг мы уничтожили, а все практики, институции (стоит посмотреть на наши тюрьмы) в ослабленно-остаточном виде остались. Сегодня нам надо закончить с эпохой неофеодализма, сталинским социализмом и завершить, наконец, этот переход. Вопрос лишь в том: будет ли это мирно? Соглашения с Европой — это мирная революция сверху. Выход людей на улицу — это революция снизу. «Украинские массы» уже вышли на улицу, только она пока виртуальная» —  Недавно в комментарии «Дню» известный экономист украинского происхождения Богдан Гаврилишин сказал: «Изменились мои взгляды на состояние мира. Капитализм себя изжил. Искаженный капитализм, где десятки мультимиллиардеров и сотни миллионов бедных. Это система, в которой человек ничего не стоит. Человек есть только ресурсом, когда он становится ненужным, его выбрасывают на помойку. Демократы как такие (не только в Украине) — в серьезном кризисе». Вы согласны? —  С моей точки зрения, сегодня речь идет о серьезной коррекции свободного капитализма конкуренции. Это говорит о том, что у капитализма, учитывая нынешний кризис и то, как он проходит, колоссальные возможности выживания. Он себя перенастраивает, самокорректирует. То, что люди выходят на улицы, — это хорошо, это говорит о том, что легальная политическая система способна абсорбировать недовольства и направить их на принятие политических решений. Нынешний кризис — это все-таки кризис финансового капитализма, когда финансы оторвались от производства. Не согласен с теми, кто говорит, что это кризис глобализма. Это как раз кризис недоглобализма. Почему? Потому что США производят деньги (эмиссия резервной валюты), которые накапливаются в резервах Китая, Ливии, Египта, причем они не идут на развитие среднего класса


«Столетний украинский кризис заканчивается»

этих стран, а тем более — на развитие рынка мирового среднего класса. Нельзя в условиях глобализма, чтобы часть мира была открыта (Запад), а часть закрыта (Китай, Египет, Ливия, Россия и т. д.). Китай должен раскрыться, а для этого необходимо развитие среднего класса, следовательно, гражданские и политические свободы. Этот кризис — не конец капитализма, а результат отставания демократии и участия масс в контроле над капитализмом. Производственные отношения отстают от производительных сил. Финансы оторвались, и контролировать их никто не может: ни Обама, ни Саркози, ни Меркель, ни парламенты, ни ЕС, ни ФРС. Нужно искать новые формы деятельности масс в политике. Тут уже классическая представительная демократия не срабатывает, тем более — с появлением сетевых форм: Facebook, Twitter и т. д. Люди вошли в виртуал, они уже фактически участники в массовой интернетглобализации, но это еще не уровень института. Мы сейчас находимся на этапе, когда люди из социальных сетей начнут выходить в реальный мир для того, чтобы больше контролировать капитализм. И они уже выходят: Нью-Йорк, Мадрид, Тунис, Египет, Ливия… Поэтому, если мы думаем, что замкнемся в своем пространстве, это ошибка. «Украинские массы» уже вышли на улицу, только пока виртуально. Рано или поздно это произойдет в реальности. Следовательно, наша задача — сделать так, чтобы политическая система могла принять эту «огнедышащую лаву». Для всего мира сегодня важно создавать политические и социальные форматы, чтобы уметь развивать и мобилизовать новые соци-

альные сети мира. Мир становится другим. Энергия людей становится другой. Это то, что нуждается в капитализации, формализации и институализации… —  Вадим, Вы являетесь одним из лидеров политической силы «Единый Центр». Глава вашей партии Виктор Балога возглавляет Министерство чрезвычайных ситуаций Украи­ны. Соответственно, ваша политическая сила, в том числе, несет ответственность за все, что происходит в стране. Вы разделяете эту ответственность? —  Думаю, что, независимо от того, где мы находимся — во власти, в оппозиции или простые граждане, — мы должны чувствовать ответственность за то, что происходит в стране. Сейчас как раз время для того, чтобы «запустить» мозги в стране, «интеллектульный start up» — сформировать новую интеллектуальную атмо­сферу, новые смысловые рамки. —  Являясь частью нынешней власти в том числе? —  Но не частью Партии регионов. На самом деле вопрос стоит шире: как сделать так, чтобы страна развивалась, демонстрировала прогресс, становилась европейской. Прежде чем стать Европой, нужно быть Европой. Мы сегодня находимся в исторической паузе, и это хорошее время для интеллектуальной перенастройки. Главное — быть в оппозиции не к власти или к оппозиции, а к тому, что мешает двигаться вперед… Не стоять спиной к истории. И еще хуже — на коленях перед властью. Оппозиционность сегодня — это работа мысли, смысловые инновации вместо «смысловых галлюцинаций». Гражданское общество, интеллектуальные круги, авторитеты должны давить и подпирать власть, чтобы она действовала в рамках ими же заданного коридора.

Соглашения с Европой — это мирная революция сверху. Выход людей на улицу — это революция снизу

141


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

О закате. И рассвете… «День», 29 декабря 2011 год

142

Главный итог года — обнажение неоспоримого факта. Медленно, но верно постсоветская эпоха завершается. Пришли в негодность все постсоветские инструменты, механизмы и практики, начиная с постсоветской карательной машины и заканчивая элитами, которые были сформированы в постсоветское время. Повинуясь логике распада, они, как стервятники, уселись на трофеи советского наследия… В 1991 году советской партийно-государственной машине не был вынесен приговор, была только усечена и ликвидирована партийно-идеологическая составляющая. Тогда еще не были уничтожены глубинные, фундаментальные источники и причины самого существования сталинско-советской социальности. Она продолжала распадаться, разлагаться и блокировать механизмы новых социальных интеграций. Расстрел нефтяников в Казахстане, российская Болотная площадь, полнос­ тью обанкротившаяся Беларусь… Все то, что происходило в этом году, только акцентировало, подчеркивало, рифмовало этот основополагающий факт. Постсоветское пространство и остатки советской социальности уходят окончательно из современной цивилизованной жизни. Судебный процесс над Юлией Тимошенко, независимо от того, чем и кем он был вызван, показал, что главное направление реформаторского удара и европейского возрождения Украины — это новая, независимая юстиция. Справедливость правосудия, другая


О закате. И рассвете…

судебная система вместо остаточносоветской прокуратуры, остаточносоветской милиции, остаточносоветских специальных служб и т. д. Сам судебный процесс выявил, чего мы не сделали вовремя, а могли бы сделать, — это правоохранительная реформа, это уничтожение остатков сталинско-советской государственности. Процесс над Тимошенко продемонстрировал, что происходят неуловимые изменения в нынешнем правящем классе в пользу украинского варианта силовиков, прокуроров, налоговиков, которые вытесняют из политического класса старых парламентских выборных политиков, старую партийно-парламентскую номенклатуру. В том числе и в самой Партии регионов. Но это лишь временное явление, это лишь временный запоздавший тренд. Сегодня мы видим, что в России силовой правящий класс терпит поражение. А что касается дела Тимошенко, то тут главное не то, что она лишена на данном этапе возможности участвовать в политике, не то, что нынешняя власть лишилась сильного конкурента и смогла разгромить оппозицию, а именно то, что силовой государственности вынесен приговор. Может, не сегодняшним поколением, не сегодняшним днем, но будущим, завтрашним днем. Вместо силовой государственности должна быть правовая государственность. Это основополагающий итог, вывод, резюме 2011 года. Что касается других событий, связанных с внешнеполитическими маневрами украинской власти, которые оказались бесплодными и безрезультатными, то тут главный итог такой: время многовекторности, которая при Кучме имела хоть какой-то смысл, закончилось. Украи­

на больше не может развиваться, как буферное государство. Буферность сегодня приносит не бонусы, а отрицательное сальдо. Получив «метку недоверия» со стороны ЕС, украинское руководство так и не дождалось желаемой скидки на газ со стороны РФ. Многовекторность сегодня — это тупик. Сейчас есть только один вектор — это современный мир. Современное государство — конкурентоспособное, правовое, гражданское, человеческое, гуманистически ориентированное, нацеленное на успешность человека, на креативность людей и общества. Сегодня понятно, что в Украины нет выбора между Евразийским союзом и Европой. (Кстати, еще неизвестно, что будет с этим Евразийским союзом в связи с тем, что происходит в России.) А есть только один выбор — вновь вернуться на европейский вектор. И, подписав соглашение о политической ассоциации и зоне свободной торговли с Европой, начинать реальное, прикладное, практическое оевропеивание страны. Европеизацию государственности. Создание другого государства — не государства элит, а государства общества. Третий итог этого года. И этот итог касается не только Украины, а в большей степени России. Это то, что появляется новое общество. Новое протестное движение, которое охватило сегодня весь мир, но имеет разную специфику в разных странах, в разных геополитических регионах. Это означает одно — гибель авторитарных правящих режимов по всему миру. А главное — неизбежную гибель всех авторитарных правящих режимов на всем постсоветском пространстве. Более того, не только правящих режимов, но и модели

Вместо силовой государствен­ности должна быть правовая государственность. Это основополагающий итог, вывод, резюме 2011 года

143


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

государственных элит, которые создали гибрид коммерческого и силового государства. Сегодня государство формируется «снизу». Со стороны обществ, со стороны сетей… Постсоветское пространство фактически начинает движение по тому пути, по которому в свое время 20 лет назад пошли центральноевропейские и ряд других восточноевропейских государств, строящих свои государства «снизу». Польская «Солидарность», начиная с 80-х годов, готовила новую польскую государственность не «сверху», а «снизу». И то, что первым президентом независимой Польши был лидер «Солидарности» Валенса, красно­речивое тому подтверждение. Возьмите Чехию. Бархатная революция в Чехии — это была революция против государственной номенклатуры. Государство тоже строили «снизу», со стороны общественных гражданских движений. И лидеры пришли «снизу»: моральные авторитеты, профсоюзные лидеры, другие представители гражданских горизонталей. У них не было никаких вертикалей, поскольку общество — это не вертикаль. И сегодня именно этот тренд пробивает себе дорогу в России и в Украине. Новое общество, новые лидеры, новые протесты, новые гражданские объединения — это то, что придет на смену нынешним политикам, независимо от того, во власти они или в оппозиции. Потому что оппозиция так же оторвана от общес­ тва, как и власть. Они так же созданы «сверху», на деньги олигархов. Неважно, власть или оппозиция, — все это дети гнезда олигархового. И вот только сейчас начинается движение «снизу», которое и положит начало формированию новой системы партийного представительства. 2011 год показал, что постсоветским государствам не нужны вертикальные президенты и сильные руки. Не нужна ситуация, при которой тот или иной президент может сказать: «Государство — это я». Сегодня общество отвечает: «Нет! Государство — это мы». Но это новое государство, очищенное от всех этих 144

мерзостей советского наследия. Сейчас 2011 год закладывает фундамент именно гражданским общественным трендам на все 2010-е годы, которые и станут утверждением на постсоветском пространстве государств республиканско-гражданского типа. И главное — это понять, что именно сейчас, в эти времена, начинается возвратный тренд к этизации и морализации политики. Что в России, что в Украине есть запрос на моральных авторитетов. Поэтому спасти наше пространство, наше историческое наследие могут новые политики, которые придут не из бизнеса, а придут из гуманитарной сферы: журналисты, писатели, ученые.


«Свобода Тимошенко не потрібна ні владі, ні опозиції»

«Свобода Тимошенко не потрібна ні владі, ні опозиції» «Газета по-українськи», 6 січня 2012 рік

—  Янукович зробив дуже важливу річ — перевів країну зі стану затухаючої революції в контрреволюційний. Він давить і репресує суспільство, і через це виникає запит на нову революцію. Вона буде стовідсотково. Протестна хвиля вже запу­ щена, — каже директор Інституту глобаль­ них стратегій 55-річний Вадим Карасьов. У київському ресторані «О’Панас» він п’є каву та читає на екрані портатив­ ного комп’ютера інтернет-новини. На столі стос роздруківок, газетних вирізок, кни­ жок. Вибрані фрагменти текстів Карасьов попідкреслював ручкою і зверху подопису­ вав свої коментарі. Замовляє чайник зеле­ ного чаю. —  Усередині правлячого класу йдуть зміни, — продовжує Вадим Юрійович. — На базі процесу над Тимошенко виникла нова група — українські силовики. Після помаранчевої революції ще не було наочно зрозуміло, що треба починати з реформи судів, каральної машини. Вони лишалися старими, але при Ющенку та Тимо­ шенко пішли в підпілля. Хоча з точки зору корупції жили непогано. Тоді вони були на підтанцьовках у влади, олігархів. Зараз багато в чому вони самі влада. Але чим більше поліції, тим буде більший супротив. Усі ці щити «беркутівців», паркани, кортежі, елітні містечка, вертольоти — це кастові перегородки, що прикривають кричущу соціальну нерівність між народом і новою шляхтою, феодалами, ландіками-мажорами. Ми знали, 145


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

що в Ющенка є міні-феодальне помістя в Безрадичах. Але ж у Януковича — величезне «Межигір’я»! З погляду механізму, характеру, типу суспільних відносин в Україні, зараз — ХVIII століття. Кортеж президента, заради якого перекривають усі вулиці, — це колісниця якогось барона чи монарха, який мчиться, розганяючи всіх на світі. Вони демонструють: так, ми живемо при феодалізмі, ми — феодали, нам на вас наплювати, ми вас уриємо. Торішні бунти голодних — чорнобильців, афганців — і протести ситих — підприємців є передвісником того, що 2012 року вони можуть перерости в сильний рух. Революція неминуча. Питання тільки, як вона проходитиме. —  Що об’єднає людей для нової революції? —  Приниження. Коли ті, хто знизу, зрозуміють, що їм ніколи не прорватися нагору через перегородку. Що таке нинішній виборчий закон? Це повернення до закритості політичної системи часів Кучми. Закриті партійні списки й мажоритарні округи — це вибори для еліти, що створила для себе комфортні умови. Вони пройдуть на користь тих, хто зараз при владі. —  Якою буде виборча риторика влади? —  Янукович і його команда одразу сказали, що їхня головна мета не вступ у Євросоюз, не реформи, а влада на 10 років. Реформи слугують лише прикриттям права на владу. І ці реформи будуть нескінченні, бо чим довше вони триватимуть, тим довше можна буде триматися влади і казати, що їх треба доробити. —  Як міг би діяти президент? —  Робити все, щоб утихомирити революційні моменти. Для цього потрібна легальніша політика, утягування опозиціонерів у владу — щоб коаліція залишалася, дати посаду прем’єра і відповідальність за провали в економіці, наприклад, Яценюку. Можливо, якби Тимошенко не по-

трапила під прес, то залишилася б одним з опозиціонерів, який поступово скочувався б зі своєю «Батьківщиною», старішав. Зараз Тимошенко відроджується, перетворюючись на в’язня совісті, й це переводить її в нову якість. Януковичу треба було просто продовжувати те, що робила минула влада. Вступ у Світову організацію торгівлі — не реформа? Ще й яка! Те, що робив Вакарчук із незалежним оцінюванням, — теж реформа вищої школи, завдяки якій випускники із простих сімей отримали можливість учитися в елітних столичних закладах без хабарів. Головний реформаторський двигун — Угода про асоціацію з Євросоюзом. Підпишіть її — і країна одразу почне реформуватися. Але все це було згорнуто. Ми отримали пустопорожні «надзвичайні заходи» в усіх напрямах. —  Чи буде об’єднання опозиції? —  Об’єднання не варто очікувати, бо опозиціонери не розуміють неминучість революції, що їх змете. Наші еліти — це типаж, що відходить. Вони не усвідомлють, що перебувають на перехресті епох, що зараз інша погода, політичний клімат, атмосфера, вітрила, герої. З’являються вільні люди, яким потрібна влада не для того, щоб кидати понти або збагачуватися, а щоб робити щось для суспільства, реалізувати себе як громадські діячі. —  Янукович здатен наказати стріляти? —  І що потім? Слава Богу, вони були свідками падіння диктаторів, які думали, що прийшли на віки — Мубарака, Каддафі. Є ще Європа, де їхні банківські рахунки. Куди потім сховатися? —  Торік на протести виходили представники певних соціальних груп — чорнобильці, афганці, учителі, студенти. Їх можливо об’єднати? —  Будуть явні ознаки фальсифікації виборів, тоді ці люди вийдуть на вулиці.

Революція неминуча. Питання тільки, як вона проходитиме

146


«Свобода Тимошенко не потрібна ні владі, ні опозиції»

Тому що є почуття власної гідності. Коли лікар чи вчитель бере хабар, думаєте, йому це приємно? Ні. Хіба медики погано живуть у світі? А наших довели до рівня жебраків. —  Що чекати після революції? —  З України пострадянської треба зробити європейську і запровадити в ній конституціоналізм. Опозиції слід сказати людям, що наступний парламент буде тимчасовим. Туди мають пройти літератори, журналісти, юристи, чесні люди, щоб вони склали корпус нової Конституційної ради. Треба підготувати нову Конституцію, де прописати, що Верховна Рада має бути іншою й називатися Національними Зборами, повноваження президента мають бути європейські, фінансування партій зробити прозорим, суд — незалежним. Потім призначити вибори в новий парламент за новою Конституцією. Можливо, і президента. Тоді ми отримаємо нове поле політичної конкуренції, нові партії. —  Янукович може повернути собі довіру? —  Навіть якщо він віддасть «Межигір’я», що з цього? Хіба він буде винаймати квартиру в центрі столиці, як це робить Меркель? Для цього треба бути Меркель чи Баррозу. Наші хочуть їздити до Європи зі своїми грошима, пограти в казино в Монако і повернутися в Україну феодалами. Вони розуміють, якщо ми будемо в Європі, то треба буде грати за її правилами, а отже, вибори проводити демократично. Тобто віддати владу. 2012 року завдання влади таке: як фальсифікувати вибори, щоб вони не здавалися сфальшованими. Опозиції — Яценюку, Турчинову — щось пообіцяли. Вони клюнули. Але обіцяти — не означає одружитися. Тим паче, з вуст «донецьких». Але народ не обдуриш. Він бачить, що всі з одного й того самого тіста. —  Тимошенко закликає опозицію сформувати єдиний список на чолі з моральним авторитетом національного масштабу. Чому цю ідею навіть не обговорюють? —  Опозиціонери не підтримують цю ідею, бо хочуть зайти в Раду як лідери партій і гравці, що приймають рішення,

з якими домовляються. Вони зраджують суспільство і діють у своїх інтересах. Розуміють, що в єдиному списку, складеному суспільством, їм може не знайтися місця. Вони розуміють, що більше потрібні владі, ніж суспільству. —  Що буде з Тимошенко цього року? —  Сидітиме. Якщо її зараз випустити, вона зламає всю гру, бо ніколи не піде на угоду з владою. Буде об’єднувати політиків, залучати нових. Де гарантія, що список, складений Турчиновим та Кожем’якіним, залишиться без змін? А там, певне, уже все сплачено. Необов’язково грошима, а якимись побажаннями, родинними зв’язками. Вона має вийти поновленою, розлюченою, але, судячи з її пропозицій, з якимось етичним поглядом. Така свобода Тимошенко не потрібна ні владі, ні опозиції. Але суспільству потрібна. «Хочу впливати на суспільну думку» Вадим Карасьов до 1996 року викладав політологію в Харківському держуніверситеті. Брав участь у виборчих кампаніях як політтехнолог та аналітик. Улітку 2010-го несподівано ввійшов до скла­ ду колегії лідерів партії «Єдиний Центр». —  «Єдиний Центр» мені потрібен для того, щоб мати доступ до політики, — пояснює. — Я сьогодні почуваюся не­ комфортно в експертному середовищі. Хочу бути не політологом-коментатором, а політологом, який впливає на суспільну думку. Мені не потрібні гроші, кортежі, «Межигір’я». Я потребую самореалізації, інвестування себе у велику справу. Одружений. Має дорослу доньку. 50 щоденників Вадим Карасьов напи­ сав за 10 років. Розпочав під час роботи викладачем. На взірець узяв академіка Олександра Любищева, який робив записи до щоденника щогодини.

147


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

«Европа не перестает быть магнитом» «День», 2 февраля 2012 год

148

Мир вступает в полосу больших историчес­к их перемен. И об этом все чаще и чаще говорят эксперты. Как изменится мировая политика? Украи­ на в новой системе координат? Каковы перспективы интеграционных намерений? Вызовы и шансы во внутренней политике? Что следует ожидать от будущих парла­ ментских выборов? Новые политики — действительно ли новые? На вопросы отвечают гости «Дня» — украинский и не­ мецкий политологи Вадим Карасёв и Ан­ дреас Умланд. «Мы должны интегрироваться уже не в ту Европу, которая была, а в ту, которая будет» —  В последнее время ЕС все больше становится объектом критики мировых СМИ, которые публикуют статьи о закате Европы. Многие видели в ЕС образец для подражания. Что же сейчас происходит в Европе? Андреас Умланд: История Европейского Союза — это история кризисов. Начнем с того, что проект создания Европейского оборонительного сообщества в 1950-х годах завершился неудачей. Затем в 1960-х годах был так называемый кризис «пустого стула», когда Франция не принимала участия во многих европейских делах и блокировала вступление Великобритании в Евросоюз. Потом в 1970-х годах был так называемый «евро­ склероз» — застой в развитии Европейского Союза. И так далее. Сейчас много говорят об очередном кризисе, но я уве-


«Европа не перестает быть магнитом»

рен, он разрешится тем, что интеграция лишь окрепнет. Будут приняты новые интеграционные меры — больше политического единства, ведь это форма существования Евросоюза. —  Некоторые эксперты говорят о цивилизационном кризисе. А. У.: Действительно, привлекательность Евросоюза сейчас снижается. Но Хорватия только что проголосовала на референдуме за вступление в ЕС. Возможно, Евросоюз уже не будет таким, как сейчас, — Великобритания еще больше отстранится от европейского проекта, но в результате Союз станет более сплоченным и, в конечном итоге, преодолеет кризис. —  Насколько кризис в Европе используется «евроскептиками»? А. У.: Мне кажется, это свидетельствует о непонимании европейского процесса, потому что с самого начала он предполагал маленькими шагами прийти к политическому единению. Кризисы обычно оборачиваются в катастрофу, когда их не видят или поздно замечают. В Европе сейчас этот кризис не является незамеченным, о нем много пишут в СМИ, его обсуждают специалисты, поэтому краха европейского проекта не будет. Так называемые евроскептики смотрят на ближайшую перспективу, а не на среднюю и т. д. Вадим Карасёв: У нас нет евроскептиков в том понимании, в котором они были и есть, например, в Польше или в других странах ЕС. Это скорее не евро­с кептики, а социальные силы, настроения, которые либо страшатся перехода на европейские стандарты, либо не желают этого. Они хотят законсервировать нынешнее постсоветское статус-кво, бенефициарами которого и являются, или сделать обратный ход в какие-то другие псевдоинтеграционные проекты, например, на постсоветском пространстве.

С другой стороны, существует понимание, что Европа для украинского правящего класса будет означать уничтожение его в том смысле, в каком он возник 20 лет назад, освоив как «исторический мародер» все советское и постсоветское наследие. Более того, несмотря на то, что общество хочет жить по-европейски, оно еще не готово к этому. Конечно, постсоветское статус-кво затянулось, фундаментальный разрыв с прошлым все время откладывается. И все это подпитывается кризисом в Европе, соответственно, относительным падением привлекательности европейского проекта. Но что может быть взамен? Какой другой проект? Вот это проблема. То, что снизилась привлекательность ЕС, — это даже хорошо, потому что ушел некий романтизм, будто Европа — это Эдем, остров-утопия, куда советскому человеку нужно как можно быстрее пробраться, не приложив соответствующих усилий. Но войти в Европу без серьезной исторической работы невозможно. Европа становится менее привлекательной, но от этого она не перестает быть магнитом, к которому притягиваются постсоветские общества. —  А что же происходит c Европой? В. К.: Сегодня ЕС учреждается заново как союз. Это возврат к истокам. Поэтому перед политиками и лидерами Евросоюза, перед европейской философской и политологической мыслью стоит ряд очень сложных и серьезных проблем. Следовательно, находясь сегодня в стороне, мы должны интегрироваться уже не в ту Европу, которая была до 2010 года, а в ту, которая будет. Или хотя бы взаимодействовать с той Европой, которая сегодня формируется на институциональных руинах послевоенной Европы (формировалась на идеалах Шумана, Моне и других).

То, что снизилась привлекатель­ ность ЕС, — это даже хорошо, ушел некий романтизм

149


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

Предыдущая интеграционная парадигма, на основе которой возникал и складывался Евросоюз, — это был проект элит, верхов, бюрократии. Ведь не случайно возникло такое явление, как брюссельская бюрократия. ЕС был наднацио­ нальным образованием. Греки, немцы, португальцы продолжают существовать как отдельные суверенные народы. А отсюда возникает проблема солидарности, потому что нет общего европейского демоса. Модель солидарного отношения друг к другу не срабатывает. А. У.: Действительно, это сложный момент. Как со стороны немцев, так и со стороны греков наблюдается такое новое явление, как изоляционизм. И те и другие недовольны. Не думаю, что выходом из ситуации будет фискальный союз. Возможно, проблему решило бы разделение нынешней европейской валюты на северное и южное евро, т. е. создание мягкого и твердого евро. Безусловно, проблема солидарности остается. Вопрос — возможно ли создать в обозримом будущем европейский демос, пока открытый. Конечно, хотелось бы иметь европейскую политическую нацию… «По культуре — мы европейцы, но общественные отношения у нас остаются азиатскими» —  Чего все-таки в Европе ожидают от Украины? А. У.: На сегодняшний день вопрос о присоединении Украины к ЕС пока не стоит. Еще два года назад казалось, что Украина движется в демократическом направлении, но сегодня опять возник вопрос: стоит ли вообще подписывать с Украиной соглашение об ассоциации? Только после того, как это решение будет подписано, встанет вопрос — а что дальше? Что Украина может привнести в Европейский Союз? Думаю, что главный интерес Европы состоит в том, чтобы Украина стала стабилизирующим фактором. Если же говорить о прямой выгоде, то расширится рынок, появится больше рабочей силы, увеличится торговля и т. д. Также 150

есть геополитический компонент — это включение «Малой России». Я преднамеренно употребил это словосочетание (так думают в Европейском Союзе). Это может повлиять на Беларусь и Россию. К тому же сблизит ЕС и Россию, в частности, решит вопрос о системе безопасности после конца «холодной» войны. Вступление Украины в ЕС повлияет на весь постсоветский регион. В. К.: Нынешняя Украина будет бременем для ЕС. А вот другая Украина может стать активом и дивидендом для новой Европы. Не надо заниматься мифотворчеством. Россия и Украина всегда были европейскими государствами. Это не просто банальный лозунг, когда говорят: «Мы всегда находились в Европе!» Дело в том, что и России, и Украине присущи двойственность, шизоидность. По культуре, по духовным и моральным признакам мы всегда были европейцами — посмотрите на нашу литературу, культуру, философию, язык… Однако общественные отношения у нас всегда были азиатскими — это отношения не договорные, а командные, не демократические, а деспотические. Культура еще жива, но потихоньку умирает. Виной всему криминально-коррупционные практики. Поэтому нам нужно думать не о том, как нам подцепиться к интеграционному поезду, а как поспособствовать разрешению этих внутренних противоречий. Если говорить о будущем Европы в виде разных валютных зон и скоростей — это тоже неплохо. Ничего страшного здесь нет, если будет зона евро, а дальше другая Европа — без евро, но входящая в Европейский Союз. Последняя будет стремиться к тому, чтобы достичь лучших стандартов, которые позволят ей вступить в зону евро. Это как раз путь к Соединенным Штатам Европы (СШЕ). Ведь сначала в США входило всего 13 штатов, а сегодня — это федеративная, но в тоже время единая страна. Наверное, Европа пойдет таким же путем. Украина также может стать штатом


«Европа не перестает быть магнитом»

будущих Соединенных Штатов Европы. Но для этого мы должны решать свои европейские проблемы, снять внутренние фундаментальные противоречия, чтобы со временем быть готовыми подать заявку на вступление в СШЕ, уже будучи европейской страной. «Период симулякра советского постмодернизма на закате» —  В период трансформаций всегда есть опасность выбрать неправильное направление. В данном случае насколько российский фактор может оказаться опасным в период реформирования Европы? В. К.: Газ, газ и еще раз газ. В XIX веке была такая поговорка: «Британская империя — это свободная торговля». Это было оружием британцев на пути к своей гегемонии. Перефразируя эту поговорку, я бы сказал: «Российская империя — это российский газ». Пока есть газ в российских недрах и спрос на него, есть возможность влиять на энергетическую карту Европы. Газ всегда будет козырной картой Путина и российских верхов в игре с Европой. Но отзыв премии «Квадрига», которую должны были вручить Путину, — это звоночек о закате Российской империи и Путина. Это означает вотум недоверия ему как лидеру со стороны западных партнеров. Коррупционные практики, которые навязывались Путиным некоторым европейским лидерам, — это уходящая игра. Вопрос в другом. Сегодня российский фактор может приобрести позитивное значение для Украины. Так как без демо­ кратической России Украине стать демократической и европейской страной будет очень трудно. —  Недавно у нас в гостях был легендарный человек — Юрий Афанасьев. Он, в частности, говорил о трех мифах, которые уже потерпели поражение в России, — это имперский миф, коммунистический (красный) миф и совсем

недавний миф — «мы будем жить, как в Европе!» Что, с Вашей точки зрения, сегодня представляет собой Россия, которая стоит на пороге создания нового мифа? В. К.: Уже очевидно, что в России, с точки зрения уличной политики, учитывая недавние протесты, есть колоссальное недоверие к штатным политикам, лидерам, которые погрязли в коррупции. Период симулякра советского постмодернизма сегодня на закате. Фактически ему российские обыватели выражают вотум недоверия. Более того, появился колоссальный спрос на новых лидеров, которые должны прийти из общества, а не из элит. Как и в Украине, они должны вырасти из гражданских организаций, а не из олигархических партий, которые сидят на подсосе у тех, кто имеет финансовый и коррупционный ресурсы. Это значит, что мы — после 20 лет постсоветского транзита — по своей модели транзита начинаем приближаться к центрально- и восточноевропейской модели перехода от коммунизма к демократии, рынку и национальному государству. Только сейчас наступает реванш общества в России. Политикам не доверяют. Кто стоит во главе этих процессов? Новые горожане, средний класс без олигархических ценностей, а с ценностями добропорядочного труда, уплаты налогов и т. д. Поэтому сейчас в России начинается этап формирования общества, которое строит свое государство. Такая Россия нам нужна. —  Очень важен вопрос цены. В. К.: Это процесс не на один год. После парламентских выборов в России было два митинга, сейчас посмотрим на третий… Это означает, что началась революционная «движуха», пошел драйв революционности. Это целый процесс переучреждения, переоснования. Революция идет в Европейс­ком Союзе. Ее делают греки на площадях, а Саркози и Меркель — в кулуарах.

Украина также может стать штатом будущих Соединенных Штатов Европы

151


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

—  Насколько в России возможен арабский сценарий? В. К.: В России не может быть арабского сценария, потому что в России нет арабов. Там нет такой массы молодых людей, которые могли бы создать коктейль уличных революций. Там нет «братьевмусульман», своих Каддафи, ведь Путин — не Мубарак и не Бен Али. В этом смысле мы вступаем в новую полосу больших исторических перемен — нас ждут колоссальные события. Посмотрите, что пишут философы в России: страна недоучреждена. Украина также не была доучреждена в 1990-м, в 2004-м хотя бы потому, что на лингвистическом уровне Верховная Рада так и называется Верховной Радой, а не Национальными Сборами, как она должна была называться. Это очень показательно.

—  А как в Германии видятся все эти процессы? А. У.: Честно говоря, я не ожидал этих протестов. Кстати, я не думаю, что оранжевая революция оказала большое влияние на российские протесты. На Рыжкова, Немцова — конечно, но не на десятки тысяч россиян. Как ни странно, они до сих пор рассматривают оранжевую революцию, как «оранжевую чуму», как что-то антироссийское, националистическое. Мне кажется, основные недовольства вызваны внутренними проблемами. Также не думаю, что арабская весна сыграла здесь большую роль. Главный фактор — Путин не выполнил негласного общественного договора. Он обещал искоренить коррупцию, покончить с олигархами, одним словом, сделать жизнь более справедливой, а получилось все наоборот. Конечно, мне хотелось бы, чтобы недовольства переросли в демократическую революцию, но в Кремле сидят ребята, которые все хорошо понимают и думают о том, как отвлечь внимание, например, разыграть какой-нибудь конфликт с Украиной или другими странами. К слову, такие люди, как Навальный, играют большую роль в международных средствах массовой информации. Однако в самой России у него же практически нулевой рейтинг. —  Но тот же Навальный говорит о том, что десталинизация — это «вопрос истори­ чес­к ой науки, а не текущей политики». К тому же он замечен в совместных маршах с националистами. В. К.: А как может быть Россия без националистов? Они тоже думают о том, как построить в России национальнодемократическое государство. Нация — это рамка. Почему Украина могла себе

Россия сегодня слишком слаба, чтобы быть империей, но и слишком велика, чтобы быть национальным государством

«Украинцы в 2004 году дали драйв россиянам, а теперь они могут дать драйв нам» —  Вы заметили, что демократические процессы в Украине зависят от демократических процессов в России, хотя еще недавно многие говорили, что наоборот. В. К.: Все взаимосвязано. Мы в 2004 году дали драйв им, а теперь они могут дать драйв нам. Эти вещи накапливаются в глубинах исторической памяти, в головах активистов. А разве Facebook и Twitter — новые социальные медиа — не повлияли на это? В этом смысле мы глобальные — мы все находимся в резонансе один к другому. Мы пошли на спад, они — на подъем. Теперь мы будем смотреть, почему они могут выйти на Болотную площадь, а мы не можем. Однако новая российская власть уже не будет той российской властью, которая «занимается» Украиной. Они будут заняты своим проектом, российскими процессами. 152


«Европа не перестает быть магнитом»

позволить идею национальной демократии, а Россия не может? Им нужно выходить из империи, они остаются сегодня страной «недоимперии». Моя формула такая: «Россия сегодня слишком слаба, чтобы быть империей, но и слишком велика, чтобы быть национальным государством». В этом ее драма, она никак не может выстроить гражданское общество. Как, например, сегодня России решить проблему кавказских окраин, которые выбрали стратегию внутреннего проникновения в российское ядро власти и в российские регионы, где они устанавливают свои клановые порядки и становятся в какой-то степени обузой для коренной России? В то же время коренная Россия траншами «кормит» Кавказ, эти деньги идут на развитие кавказского бизнеса, который затем «гнобит» российскую провинцию. Об этом свидетельствуют конфликты в Сагре (на Урале), Кондопоге (в Карелии), станице Кущевская (в Краснодарском крае). Происходит своеобразная кадыровизация России. Приведу пример. После завоевания маврами Испании там была Реконкиста. Если бы не было Реконкисты, Испания не вернулась бы в Европу. Сегодня она была бы на уровне Марокко, Алжира и так далее… Слава Богу, у них произошла Реконкиста, и они ушли от этой восточноклановой модели общества. А Россия… особенно при Сталине, помимо идео­ логии, репрессий, — это же была клановая система (кавказский клан) с точки зрения практик власти. Причем эта клановая система пустила корни в КПСС, а в национальных окраинах это даже было узаконено. Когда, например, в Таджикистане от кулябского клана выбирали премьер-министра, а от ленинабадского — генсека и так далее. Современная Украина разве не клановая структура? У нас во многом еще продолжается и усиливается советская провинциальная клановая структура при использовании демократических процедур выборности. Почему? Потому

что и для Украины, и для России необходима своя реконкиста. Перед Россией сегодня стоит вопрос: как стать нацией? Перед Украиной — все-таки как завершить проблему формирования европейской нации, как выстроить modus vivendi с Россией, потому что мы до сих пор этого не сделали. Нельзя же все время делать расчет на то, что президенты договорятся без галстука, или в бане, или за бутылочкой. Должны быть межгосударственные отношения, а не отношения элит, автократов. И как только у нас появился намек на государство при Ющенко, мы сразу стали легкой добычей, потому что между Украи­ной и Россией не было и нет межгосударственных отношений. Путину не было комфортно с Ющенко, зато ему было комфортно с Тимошенко, но из-за этой комфортности она сейчас пребывает в некомфортных условиях — вне политики. «Власть сжимается, общество — расширяется» —  Герхард Гнаук в своей статье («Die Welt»), в частности, пишет: «Давление России все сильнее, помощи от ЕС не приходит. Президент (Украины. — Ред.) ухитрился на всех фронтах довести себя до позиции просителя, то есть до тупика. Вопрос в том, знает ли он об этом, честно ли с ним разговаривают его советники?» Знает ли украинский Президент, что он в тупике? А. У.: Хочется верить, что знает, но, к сожалению, создается впечатление, что нет. Возможно, советники не те? Сегодня украинское руководство проводит неразумную политику, которая толкает Украину в изоляцию. Идея многовекторности, какой-то самостоятельной геополитической роли Украины — это все миф. Для этого необходимы большие ресурсы, которых у Украины нет. В. К.: Я, например, даже рад, что мы в тупике. Иногда для того, чтобы найти выход, нужно зайти в тупик. Бывая, например, в России, я часто слышу: вот у нас стабильность, а у вас ее нет. 153


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

Да, у нас ее нет, но мы движемся неправильными шагами в правильном направлении, а Россия — правильными шагами в неправильном направлении. Движение Украины — это траектории краба, как писал в своем романе Гюнтер Грасс. Наш тупик показывает, что никаких многовекторностей в современном мире нет, как и нет никаких полюсов, есть только один полюс — современной, производительной, экономической и социальной жизни. Современный мир пытается стать Западом. Тот же Китай, несмотря на всю свою закрытость, тоже хочет стать Западом, арабские революционные массы тоже хотят быть Западом. Почему идет миграция в Соединенные Штаты, Европу? Потому что там сытая, достойная, свободная, комфортная жизнь. Исторически так сложилось, что она появилась на Западе. Затем этот Запад стал расширяться. Сначала это была Британия, США, после Французской революции — Франция, затем Германия, Япония, Южная Корея… Скоро мы тоже станем Западом. Пока у украинской власти есть иллюзия, что можно закрыться и превратить страну во внешнеполитическое Межигорье. Кремль всегда был моделью для российского государства — с царями, генсеками, президентами. У нас такой моделью становится Межигорье, как символ видения развития страны — закрытой, вотчинной, собственнической, которой можно манипулировать. Это не ноу-хау нынешней власти. Лукашенко так управляет Беларусью и довел ее до цугундера, как говорил Горбатый из «Место встречи изменить нельзя», пытаясь создать суверенное царство в центре Европы в ХХІ столетии. В результате же он уничтожил себя как суверен и куплен с потрохами Россией. Слава Богу, Украина — не Беларусь, поэтому мы еще можем поиграть в изоляционизм. Но длиться долго это не может. Происходит постепенное сжимание нынешней власти от широкого политического класса к группе элит, затем к донецкому клану и, наконец, к Семье. 154

Я во всем этом вижу колоссальную историческую работу. Власть теряет остатки связи с обществом. Она огораживается, как когда-то британские лендлорды огораживали свои земли от крестьян. Огородили Верховную Раду, огораживают свои имения. Общество все это видит, соответственно, меняется его сознание. Власть сжимается, общество — расширяется. —  Когда общество окончательно расширится? В. К.: Нынешний парламент избран в 2007 году, а принятый закон о выборах фактически консервирует его до 2017 года. Вы думаете, до того времени кто-то будет терпеть этот парламент? Я так не думаю. Либо его распустят, либо он сам распуститься, либо он будет настолько распущен, что превратится в «будинок політичної розпусти». А. У.: То есть вы думаете, что нынешнее положение дел сохранится и после 2012-го? В. К.: Совершенно верно, Тимошенко — в тюрьме, а все остальные — за другим забором. А. У.: Я в этом не уверен. Тогда им придется фальсифицировать выборы… В. К.: Я фальсификацию отношу на второй план. В целом состав парламента значительно не изменится. Ключевые фигуры, которые определяют сегодняшнюю деградационную политику, останутся. Мы видим, что общество и политики живут в параллельных мирах. А. У.: Думаю, состав парламента всетаки должен измениться. В. К.: Он не изменится, потому что закон о выборах не позволяет этого сделать. Следовательно, нужно довести ситуацию до абсурда, когда общество окончательно убедится в несостоятельности нынешних политиков, в их вип-политике что во власти, что в оппозиции. Люди уже не могут терпеть эту отстраненность, гламурность, имитационность во всем, они хотят настоящего. Поэтому все это закончится революционной ситуацией. Выборы в парламент — это промежуточный этап, который позволит окончательно убедиться:


«Европа не перестает быть магнитом»

старая система власти уходит в прошлое. После этого мы возвратимся к новому учредительному моменту, когда надо будет написать новую Конституцию, новые правила выборов, новые экономические правила, то есть надо будет фактически переосновать государство на европейских началах. «Фальсификации на выборах могут обернуться новым майданом» —  Если все-таки более подробно говорить о перспективах оппозиции, учитывая намерения объединиться. Думаете, удастся? В. К.: Это не та оппозиция, которая корнями вырастает из общества, это оппозиция из верхов — элитная оппозиция. Отношения власти и оппозиции — это отношения внутри элит, но они не касаются общества. У нас главный конфликт — не горизонтальный, по линии «оппозиция — власть», а вертикальный, по линии «общество — власть». Общество в этом конфликте почти никто не представляет. Поэтому возникают налоговый майдан, митинги чернобыльцев, афганцев, недовольства учителей, врачей. Оппозиция борется за себя, за свое место в политике, привилегии в элитах. Если ты депутат — ты в элите, ты знаменитый: поездки, ток-шоу… Это феодальные привилегии, а не служение обществу, как в Европе. —  Есть ли предпосылки в обществе для формирования альтернативы? В. К.: Безусловно, есть, но формирование предпосылок происходит не так просто. —  В чем вы их видите? В. К.: В том, что общество не считает политиков своими — ни власть, ни оппозицию. —  А какие должны быть политики?

В. К.: Они должны уходить в отставку, если их обвинили в плагиате. Они не должны жить в культуре крутизны, цинизма и денег. Общество ищет таких политиков, но пока не находит. —  Откуда может сформироваться этот запрос на альтернативу, если СМИ, например, диктуют абсолютно другие модели? В. К.: Модель должна быть модной. Тогда она заработает. Например, в чем особенность российских протестных событий? В том, что модные персонажи ринулись в революцию. Это плохо для Путина, так как революция становится модной. —  Вы говорите «общество дойдет до понимания», но пока это произойдет, страна может попросту пройти точку невозврата. В. К.: Крот истории, как любил говорить Маркс, роет. Да, медленно, но мы все-таки движемся в правильном историческом направлении. Пусть люди увидят, как в интересах граждан восточной Украины правит нынешняя власть. Ведь в противном случае по-прежнему все можно было списывать на «оранжевых». Может, это хорошо, что Тимошенко проиграла (я не хотел бы, чтобы она сидела там, где она сидит сейчас), потому что у нее лучше бы получился авторитаризм — более эффективный, гламурный, модерный. А у этих ничего не получается, сплошные тупики. Разве это плохо? —  Господин Умланд, Вы работаете со студентами — Вы видите среди молодежи здоровые силы, которые могли бы быть альтернативой или сформировать ее? А. У.: Я бы не был таким оптимистом в отношении того, что нужно все обнулить и начать с чистого листа строить государство. Я думаю, Украина все-таки останется в рамках существующих институтов, Конституции…

Мы движемся неправильными шагами в правильном направлении, а Россия — правильными шагами в неправильном направлении

155


Частина 1. Присмерки пострадянського світу

А вот в отношении будущих выборов я более оптимистичен. Думаю, власти будет трудно сманипулировать результаты волеизъявления, тем более, если оппозиция договорится о единых кандидатах на мажоритарных округах. К тому же, история с «тушками» — это уже пройденный этап. Мне кажется, в Верховной Раде будет новый расклад сил. Поэтому даже в этой суперпрезидентской республике ПР будет трудно проводить свою политику. Фальсификации на выборах могут обернуться новым майданом. Это как раз может быть тем тупиком, о котором шла речь. Произойдет он намного раньше. Что касается новых лидеров. С неким оптимизмом смотрю на Виталия Кличко. Свои деньги он заработал сам — честным путем. Более того, он не относится к поколению Кучмы. Конечно, многое зависит от того, какие у него будут советники, как он будет вести себя. Да, у него мало опыта, но, вероятно, это даже к лучшему. Ведь какой может быть опыт от такой политики? Возможно, к нему власть придет сама — другие будут настолько дискредитированы, ее просто надо будет подобрать. —  Вадим, что Вы думает по поводу Кличко? В. К.: На самом деле проблемы есть. Кто из тех, кто стоял на сцене на День Соборности, может качественно заполнить коридоры власти? Насколько профессиональны эти люди? У оппозиции нет весомых кандидатур, гравитационных центров. Нет магнита, вокруг которого формировалась бы оппозиционная надежда. Я не вижу драйва. Почему люди сегодня не поддерживают оппозицию? Потому что они не верят в ее победу. Не верят, что она может стать альтернативой.

«Дело Гонгадзе фиксирует, что мы пока не дозрели до гражданственности» — Своеобразным тестом для общества и политиков вот уже более десяти лет является дело Гонгадзе. Сегодня в деле Кучмы, которое было возбуждено в прошлом году, наблюдается откат. Его практически закрыли. Как вы оцениваете ситуацию? В. К.: Дело Гонгадзе создало новую политическую эпоху в Украине. Оно стало детонатором событий 2000-х годов. Я бы назвал те события великой электоральной эпохой (пять выборов). На всех выборах побеждала оппозиция. Но до сих пор есть много заинтересованных сторон, которые хотят закрыть эпоху демократической Украины и похоронить дело Гонгадзе. Без расследования всех белых пятен этой темной истории мы никогда не сможем распрощаться с советским прошлым, которое связано с практиками постсоветской силовой олигархии. В этом деле замешаны силовики, которые были инструментом в руках олигархических кланов. Вот почему такое сопротивление идет. Дело Гонгадзе используется как инструмент в войне олигархических группировок — старых и новых. Поэтому это дело то закрывают, то открывают, чтобы указать людям кучмовского периода их подлинное место в новых раскладах. Смерть Гонгадзе — это покушение на жизнь общества. Тогда оно смогло преодолеть этот синдром, смогло защититься от социального киллерства. Но до тех пор, пока это дело недорасследовано, общество не сможет освободиться, стать самостоятельным субъектом, а значит, не сможет стать тем, на ком ос-

Это хорошо, что Тимошенко проиграла, потому что у нее лучше бы получился авторитаризм — более эффективный, гламурный, модерный

156


«Европа не перестает быть магнитом»

нованы европейские, гражданские государства. Дело Гонгадзе еще не стало делом всего общества. Оно интересует некоторых журналистов, адвокатов, потерпевшего Подольского, друзей, жену, мать Гонгадзе, но не все общество. Когда общество начнет требовать прозрачного расследования этого дела, возможно, тогда начнется подлинная история украинского общества. Гражданская общность возникает не только на выборах, протестах, она возникает на таких тестовых делах, которые важны на пути становления гражданского самосознания. Дело Гонгадзе фиксирует, что мы пока не дозрели до понимания, состояния гражданственности. А если мы не созрели, значит, власть имеет свободу для маневра в своих интересах. А. У.: Специалисты в Европе знают о деле Гонгадзе, но они не понимают значения этого убийства, не знают, что такое «Украинская правда», не знают, как менялась политика в 2000-х. Это выражение общего незнания украинских дел и, к сожалению, недостаточного интереса к украинской внутренней политике. О деле Тимошенко знают больше, за нее заступаются, а тема Гонгадзе для них слишком сложная. В. К.: Хотя дело Гонгадзе для общества намного важнее, чем дело Тимошенко. Понятно, что позорно и то и другое, но для революции общественного сознания дело Гонгадзе более значимо. —  В Берлине, например, проходили общественные слушания по делу Ходорковского при участии министра юстиции Германии. А. У.: Конечно, о деле Ходорковского знают намного больше. Вообще, России как-то больше внимания уделяется. В этом плане дело Тимошенко чем-то похоже на дело Ходорковского — ее больше знают в Европе. Но в целом к Украи­не есть большой недоинтерес, недопонимание. —  На какие шаги готова пойти Европа в отстаивании справедливости в деле Тимошенко? Возможны ли санкции?

А. У.: Если по этому делу применять санкции, тогда по многим другим делам в России, Беларуси также нужно выставлять санкции… В. К.: Практически это выставлять кордон… Здесь дело не в санкциях Запада. Проблема в том, что санкции к нынешней власти должен применять народ. Этих санкций не было. Почему Европа должна делать работу за нас? Извините, они же не могут постоянно менять нам подгузники. Это говорит о том, что мы детский сад. Мы от них требуем буквально все, начиная с финансовой помощи и заканчивая всякими санкциями. Европа понимает, что это приводит к инфантилизму. Почему, например, сегодня никто в Украине не может оформить список судей, прокуроров, чтобы объявить им хотя бы общественный бойкот?

157



Частина 2.

Україна на межі «нульових» і «десятих»


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

«В период реформирования полити­ ческая система требует тщательного тюнинга…» «Бизнес», 10 июня 2006 год

160

О мажоритарном принципе Сегодня ведется много разговоров о необходимости скорейшего становления в Украине главного института парламентско-президентской республики — мажоритарного принципа управления или «принципа большинства». При этом почему-то никто из политиков не спешит информировать избирателей о том, что этот принцип действует далеко не во всех развитых демократических государствах. И даже там, где он действует, он не всегда является эффективным. Например, демократическая практика скандинавских стран показывает, что центристские правительства, созданные на основе меньшинства, могут достаточно эффективно осуществлять властные полномочия. Для проведения «своих» законо­ проектов они прибегают к формированию большинства, заключая тактические союзы либо с левыми, либо с правыми партиями. В некоторых странах эффективно работает так называемый сетевой принцип государственного управления. Впервые он был сконструирован отцамиоснователями американской конституции и поныне успешно работает в США. Там нет необходимости в формировании постоянно действующего большинства, на которое бы опиралась исполнительная власть. Исполнительная власть управляет страной, исходя из логики ситуационного большинства, которое формируется под конкретный законопроект. Политическая реформа, вступившая в силу в Украине с 1 января 2006 г., однозначно


«В период реформирования полити­ческая система требует тщательного тюнинга…»

ориентируется на принцип большинства, как принцип европейской демократической модели, политической модели. В политическом смысле такой шаг навстречу ЕС, безусловно, оправдан. Однако европейская демократия не стоит на месте. Европа начинает формировать новую политическую модель, основанную на сетевом принципе, а не на принципе партийного большинство. По сути, это является следствием создания Евросоюза как наднацио­ нального образования, в котором национальные суверенитеты и политические системы, в т. ч. системы демократий большинства, начинают размываться. В основе это процесса — новые вызовы глобализации и экономической конкуренции. Поэтому, делая шаг вперед к парламентско-президентской республике, не нужно понимать, что этот шаг не может быть последним для государства, претендующего на место в единой европейской семье. Ко времени реального вступления Украины в ЕС последний может олицетворять собой демократию нового типа, далекую от мажоритарного постулата.

в условиях достаточно однородного общества. Но там, где общество, экономика и власть неоднородны, любое большинство всегда будет недобольшинством. Во многом оно будет искусственным, натянутым, притянутым за уши, сверхкомпромиссным, неспособным проводить эффективную политику и сделать политиков реально подотчетными определенным группам электората. Затянувшиеся родовые потуги, призванные явить общественности какую-либо дееспособную и, главное, признанную оставшимися вне большинства политическими силами, коалицию, мне кажется, заставляют задуматься, а так ли нужен Украине прямолинейный мажоритаризм?! Не лучше ли лидерам политических сил начать совместно искать новые, консенсусные формы демо­ кратии, которые могли бы учесть интересы самых разнообразных сил. Парламентский мажоритаризм хотя и усиливает политическую конкуренцию, вместе с тем подавляет конкуренцию сил, не попавших в парламент. Не получится ли так, что, стабилизируя, цементируя большинство, запаковывая его в мрамор регламента и мрамор должностей, мы можем забыть об интересах отдельных экономических, социальных, этнических групп, которые могут не получить своих каналов влияния на власть. Такая забывчивость может со временем принять формы острых гражданских протестов. Чтобы достичь внутриполитической стабильности в Украине, власть и оппозиция должны выбрать консенсусный стиль отношений. Европейский опыт дает нам свидетельство эффективности такой демократии. Например, в Бельгии немецкая, валлонская и фламандская общины фактически формируют своего рода пропорциональное правительство, где каждая

Чтобы достичь внутриполитичес­ кой стабильности в Украине, власть и оппозиция должны выбрать консенсусный стиль отношений

О компромиссной демократии На мой взгляд, сегодня, учитывая нарастающую политическую напряженность, сложную политическую и электоральную географию, отсутствие доминирующих регионов и политических сил, способных сформировать стабильно большинство в парламенте и взять на себя ответственность за более-менее однородный политический и экономический курс, Украине следует искать более гибкие формы управления политическими процессами. Принцип четкого разделения на большинство и меньшинство, власть и оппозицию характерен для британской политической системы, которая возникла

161


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

община имеет свою квоту. Похожая форма демократии, правда, в рамках более масштабного государства, существует в Индии. Формы консенсусного управления государством и экономикой доказали свою эффективность в Японии. То же самое относится к Германии, несмотря на то, что там действует мажоритарный принцип формирования правительства. Тем не менее, в Германии при принятии стратегически важных решений учитывается роль региональных правительств и второй палаты, бундесрата. Исключительно важный пример — применение согласительных процедур в Северной Ирландии. Примирить раздираемую религиозной враждой страну стало возможным лишь благодаря поиску нестандартных, гибких форм политического диалога. О политическом тюнинге В период реформирования политическая система требует тщательного тюнинга. При этом особое внимание следует уделить тонкой настройке политических институтов. Только после этого в государстве могут сформироваться благоприятные условия для развития национальной экономики и прихода в нее иностранных инвесторов. В институциональном дизайне нет мелочей, уберите один элемент или введите в конституцию не достаточно продуманный элемент — и политичес­ кая конструкция начнет распадаться. Возникает рискованная среда для политики и политиков, для бизнеса и бизнесменов, для потребителей и государства в целом. Сегодня мы живем в ситуации так называемых «разобранных» политических институтов. Что-то уже не действует, отжило и вообще не используется, что-то уже не подает признаков жизни, где-то, наоборот, активизируются новые формы властного и институционального устройства. По сути, сегодня формируются прецеденты решения политических конфликтов. Немаловажно, какую окончательную форму приобретут эти прецеденты. Если они будут негибкими, это может быть опасным для будущего украинской 162

демократии. Неизбежно, что когда-нибудь власть и оппозиция поменяются местами, и тогда застывшие рамки полномочий могут спровоцировать очередной политический конфликт. Более безопасный вариант — «пластилиновая демократия». В ее рамках политическую систему можно лепить «вручную», настраивать на необходимую общественную тональность. Не следует бояться «лепить» новые демократические стандарты вслепую. «Пелена неведения», т. е. когда политики не знают, где они будут завтра, — во власти или в оппозиции, — это необходимый методологический инструмент построе­ ния сбалансированной системы политических интересов в Украине. Очень важно, чтобы в конечном итоге в коалиционной эпопеи не было проигравших. Как когда-то сказали американцы, преступая к реформированию послевоенной императорской Японии, «нам необходимо создать хороших проигравших». Проигравший должен быть хорошим, не блокиратором, не реваншистом, не антагонистом, а он должен быть хорошим в том смысле, что он должен участвовать в политической игре, получить доступ к рычагам законодательства. Именно так можно отстроить эффективную политическую систему, менять и изменяться самой, не изменяя демократическим принципам.


«Конституция — это политическое тело государства, и оно должно иметь свои органы»

«Конституция — это политическое тело государства, и оно должно иметь свои органы» «Диалог», 3 июля 2006 год

—  В последнее время все чаще ведутся разговоры о том, что нынешняя Конституция Украины 1996 года устарела и ее надо менять. Так ли это? —  Бесспорно, она устарела. Если бы она не устарела, не было бы ни предложений по ее изменению, ни конституционной реформы, ни контрнамерения отменить эту реформу или откорректировать. Таким образом, Конституция как основной закон и как документ, устанавливающий правила игры, постоянно находится в процессе желаемых либо реальных изменений. И это не должно удивлять, поскольку наша Конституция — это Конституция страны, которая, во-первых, находится в перманентном переходном состоянии. Во-вторых, в поиске национальной идентичности, оптимального политического институционального дизайна, и политические элиты рассматривают Конституцию не как конституционный строй, не как конституированное политическое тело, на базе которого может строиться государственная политическая структура, административная система, механизмы принятия решений, но как система больших политических перераспределительных игр. Основной родовой признак Конституции Украины — это то, что ее постоянно пытаются использовать в качестве инструмента легитимации интересов больших политических групп. Кто-то рассматривает ее как инструмент перераспределения власти в свою пользу, 163


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

кто-то — как инструмент стабилизации и укрепления своей власти, придания ей «бетонного легального статуса», за рамками которого можно было бы спокойно проводить свою политику. Отношение к Конституции не как к фундаментальному, но как инструментальному документу и делает ее постоянным объектом атаки хищнических элит. Собственно, сама эволюция Конституции происходила по такому инструментальному сценарию. Конституция 1996 года — это не какое-то новое политическое тело, за основу была взята Конституция Украинской ССР. Внесенные изменения были существенными, но вряд ли можно сказать, что новая Конституция стала фундаментально новым документом, учреждающим не просто новое государство, но фундаментально новый политико-экономический строй. Поэтому новая Конституция неизбежно носила характер актуального компромисса между президентом и парламентом. Скорее, это был даже не документ, учреждающий новый строй, сколько пакт элит, которые были доминантными в середине 90-х годов и группировались под институциональными «крышами» президента и парламента. Как показала практика, тот набор элит и их инструментов сейчас исчерпан и стал абсолютно неактуален. После помаранчевой революции, выборов 2006 года пролонгирование многих элементов Конституции как пакта элит середины 90-х годов являет собой неприкрытый политический анахронизм. Не случайно эксперименты с изменением Конституции ведутся уже с 2002 года, затем это вылилось в политическую реформу, которая была смоделирована кучмистскими элитами. Сейчас элиты оказались в новой эпохе — «оранжевой» — и одновременно заложниками той конституционной конъ-

юнктуры, которая определяла украинскую политику в 2002–2004 годах. В новых условиях, в посторанжевой политической системе, коалиционной практике формирования правительства, в условиях перехода к выборной модели формирования исполнительной власти многие изъяны предыдущей конституционной конъюнктуры начинают определять новый раунд политической игры и текущую политику. Все это, при многих положительных моментах, будет вызывать у нынешнего политического класса Украины недовольство либо осознание того, что Конституция требует модернизации и внесения изменений, адекватных современной как внутренней, так и геополитической конъюнктуре. Если же сместить фокус анализа не на пакт элит, а на более фундаментальные вещи, то также можно прийти к выводу, что либо Конституцию нужно менять, либо создавать новый конституционный текст, уже без латок, штопанья, хотя они сегодня и в моде. Нужно будет учесть, что рано или поздно Украина будет в НАТО — и это должно быть отражено в Конституции. В ней должны быть более четко прописаны базовые ценности, определяющие политическую идентичность не только режима, но и украинскую национальную идентичность. Без этого может быть Конституция, но не может быть конституционного строя. Конституция — это политическое тело, и это тело должно иметь самосознание, свое лицо, свою идентичность, однако в Украине этот вопрос пока не решен. Наша Конституция есть и до сих пор используется, как набор правил политической игры, но не как документ, определяющий конституционный строй, который объединяет общество на некой базовой ценностной платформе, общем понимании государственной жизни.

Наша Конституция есть и используется, как набор правил политичес­ кой игры

164


«Конституция — это политическое тело государства, и оно должно иметь свои органы»

Нам еще предстоит решить проблему трансформации Конституции в конституционный строй, Конституции — в тело государства, которое определило бы здоровый, функциональный и эффективный организм государства, реализацию прав человека и работу социальной сферы, к чему наша Конституция пока имеет косвенное отношение. —  Как вы считаете, Конституцию будут и дальше латать, меняя отдельные положения, или будут менять целиком? —  Все зависит от расклада политических сил. Парадокс и алогичность ситуации заключается в том, что конституция определяет политику, отношения политических сил, правила политической игры, средне- и долгосрочную политическую конъюнктуру, но в то же время политики определяют условия, при которых работает та или иная конституция. В конечном счете, политики принимают решения, какой должна быть та или иная конституция. Однако конституция определяет, какие политики, в каком качестве и в каком статусе будут определять жизнь государства. Какой будет сделан выбор — либо со­ здан принципиально новый конституционный текст страны, которая сделала трансатлантический выбор, либо что-то иное, — тогда нужен будет новый текст. Скорее, политическая конъюнктура будет определять будущие конституционные изменения, нежели наоборот. Тем не менее, вызревает определенный политический консенсус о том, что Конституция 1996 года, просуществовав 10 лет, оптимизировала траекторию переходного периода Украины. Постсоветская эпоха заканчивается. Наступает и новая геополитическая эпоха, новая эпоха международных отношений. Соответственно, и конституция как политическое тело государства должна меняться, тело государства должна быть функциональным, способным решать те задачи, которые ставятся как внутри него, так и вовне. И это тело должно иметь соответствующие органы, чтобы решать такие задачи. Если же Конституция останется прежней, то она лишь законсервирует переход-

ный статус государства и работать не будет. Политика будет сама по себе, а Конституция сама по себе. Однако политики будут создавать прецеденты, будут заниматься формотворчеством, мы уже видим, как это происходит в процессе создания коалиции, когда возникают определенные «реперные точки», которые затем могут превратиться в политическую традицию или политический институт. —  А что население может получить от новой Конституции? —  Население от нее ничего не получает. Для простого человека важно, чтобы она определяла и защищала его права, гражданские и политические, тройственную формулу прав и свобод гражданина, известную еще со времен Локка: право на жизнь, свободу и собственность. Конституция должна защитить человека от внешней опасности, от военных конфликтов, от внутренней гражданской войны. Вообще от любого рода войн, начиная от вооруженных конфликтов и заканчивая информационными и психологическими, а также от посягательств на личную жизнь, право на неприкосновенность жилища, в целом, право на неприкосновенность и политические свободы — право избирать и быть избранным, и, конечно, право на собственность — то есть право людей быть самостоятельными. Это проблема конституционного строя, потому что конституционный строй — это не только Конституция, это судебная система, Конституционный Суд и так далее. Нужен фундаментальный сдвиг и в умах элит, и в умах граждан, потому что Конституция у нас рассматривается пока лишь очень ограничено, а не органично. Но конституционный дизайн шире институциональных правил игры, он включает в себя фундаментальные права и свободы, а также инструменты обеспечения их защиты. Поэтому когда нет Конституционного Суда, обычные суды коррумпированы или неработоспособны, это значит, что есть тело, но нет органов, нет адекватного политического инструментария. 165


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

Развод по-украински «Политический журнал», июль, 2006 год

Последние события в Киеве из Москвы представляются неким хаосом. Может быть, потому, что в России их некому пока адекватно описывать. Даже по недавно вы­ сказанному мнению высокопоставленного чиновника администрации президента Рос­ сии Модеста Колерова, в Москве нет насто­ ящих специалистов по современной поли­ тике стран СНГ. Похоже, что почти прерва­ лись связи между политиками и интеллек­ туалами двух очень близких до недавнего времени народов. О современных отноше­ ниях между двумя странами мы поговорили с одним из самых известных украинских политологов Вадимом Карасёвым. —  Вадим Юрьевич, на каком уровне, по Вашему мнению, находятся сейчас межгосударственные отношения между Украиной и Россией? —  Они находятся скорее не на этапе интеграции, а на этапе дезинтеграции. Процесс дезинтеграции между Украиной и Россией вписан в более широкие рамки дезинтеграции, распада и эрозии постсоветского пространства. В 1991 году произошел территориальный распад СССР. Сегодня продолжается этот распад, но уже не в рамках распада территории, возникновения новых суверенных государств, а в рамках распада общих пространств, прежде всего экономического и энергетического. Украинская экономика была вписана в российское энергетичес­ кое пространство, имела привилегированный доступ к российским нефти и газу. А после того, как Россия стала перехо-

166


Развод по-украински

дить в расчетах с бывшими советскими республиками на мировые цены на газ, то это фактически вывело Украину из общего энергетического и даже экономического пространства. Еще один немало­ важный момент, а может быть, самый важный, — это украинские президентские выборы 2004 года и парламентские выборы 2006 года, которые фактически подтвердили и закрепили результаты 2004-го. До 2004 года, до президентских выборов, отношения Украины и России строились, как отношения элит. До серии «цветных» революций в рамках постсоветского пространства были не совсем самостоятельные государства, хотя они и назывались государствами независимыми. Это были союзы господств постсоветских элит, которые имели общее происхождение. Вот, например, модель преемника, которая опробована на российском электоральном и политическом материале. Была такая попытка опробовать эту модель в других странах — в Украине, в Азербайджане, Казахстане. Где-то реализация такой модели обновления власти получалась. Но в Украине она дала сбой. И это значит, что распалась связь не только времен советских и постсоветских, а распалась связь элит, и в Украину пришла другая элита. Она западно ориентирована, евро ориентирована, это не советская и даже не пост­ советская элита. У Высоцкого, помните, была такая песня: «Жил в гостинице «Советской» не советский человек — мистер Джон Лан­кастер Пек». Так вот люди, которые пришли к власти сегодня в Украи­не, прежде всего Виктор Ющенко, — это абсолютно «не советский человек». —  Что значит «не советский»? —  Знаете, есть такие понятия у Мишеля Фуко — капилляры власти, микрофизика власти. Это совместные обеды, бани, охота — это то, что советские эли-

ты любят на досуге. Вот эти досуговые практики во многом были и политичес­ кими, потому что в таких застольях, встречах с галстуками и без галстуков обговаривались какие-то важные вещи, которые затем предлагались дипломатам, и они уже окончательно оформляли какие-то внешнеполитические решения в акции. Вот эти охоты, бани, сауны и прочие парные и непарные варианты досуга абсолютно чужды сегодняшнему украинскому президенту и людям, которые составляют украинскую власть. —  Вы в этом уверены? Может, все это еще происходит? —  Нет. Это чувствуется, чувствуется по стилистике жизни. Ющенко ведет совершенно другую жизнь, она открытая, семейная. Он подчеркивает, что у него большая семья. Может быть, в чем-то это напоминает барские формы, но тем не менее это так. И вот что важно: раньше отношения между Украи­ной и Россией формировались именно как отношения элит. Отношения элит держались вот на таких совместных формах проведения досуга в Моск­ве, Киеве, Подмосковье или в Крыму, это зависело от времени года. Сейчас таких практик нет. Это значит, что элиты не дружат, отношения между государствами, как отношения между элитами, распались. Но отношения между Украиной и Россией как государствами еще не сформировались. Механизма отношений между Украиной и Россией еще нет. Собственно, и отношений нет. Есть различные акции, есть реакции, есть давления, есть демарши, но отношений, которые бы имели долговременную основу, отработанные механизмы, нет, кроме большого договора 1997 года. Однако Украина уже ставит вопрос о досрочном прекращении аренды Севастополя в качестве базы Черноморского флота России. Мы видим,

У нынешней украинской элиты есть такое выражение: «Россия — наш вечный сосед»

167


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

что Россия переходит на иные формы отношений с постсоветскими государствами: это уже не имперские, не империалистические формы, это то, что называется «ресурсом национализма», Россия сегодня больше говорит о суверенности, в том числе суверенной демократии, нежели о каких-то больших интеграционных проектах, которые смогли бы покрыть пространства бывшего СССР. —  Итак, специфические советские и постсоветские элиты на Украине больше не определяют политику. А возникла ли в Украине другая элита? И что она собой представляет? —  Если говорить об элитных сортах, то вряд ли Украина и Россия могут похвастаться качественным отбором элит. И тем не менее, если посмотреть на список победителей парламентских выборов на Украине: Партия регионов, «Блок Юлии Тимошенко», партия «Наша Украина», — вы там не увидите почти постсоветских номенклатурных политиков. Даже Партия регионов при всей ее условной пророссийскости привела в Раду совершенно новое поколение людей, прежде всего поколение бизнеса, которое в начале 1990-х годов, пройдя все этапы первоначального капиталистического накопления и политического становления, сегодня вышло на политическую авансцену Украины. Там почти нет «совка», там есть хищники, новые бизнесмены-политики — жесткие, прагматичные, знающие, что такое лучшие бутики Лондона, Парижа, что такое курорты Ниццы, Монако, что такое оффшоры и прочие прелести буржуазного образа жизни. И это касается партии, которая является партией восточного региона Украины, близкого к России. А если говорить о других политических силах — «Блок Юлии Тимошенко», «Наша Украина», — это абсолютно не совет-

ские люди. Для них Советский Союз — это что-то далекое, где они были бедны и куда они не хотят возвращаться, потому что они сумели «подняться» именно в несоветское время. И для которых сегодняшняя Россия — тоже нечто такое далекое, что-то такое в снегу, в непогоде и в каких-то внутренних проблемах: кавказских, дальневосточных и т. д. Независимо от правых или левых ориентаций, пророссийских или прозападных, вся украинская элита лицом сегодня повернута в Европу. А Россия — это страна, с которой надо считаться. Но знаете, у нынешней украинской элиты есть такое выражение: «Россия — наш вечный сосед». Часто так говорят. И чем больше говорят, тем больше под этим угадывается другой смысл: это наша вечная проблема. Так это звучит. Поэтому говорить о том, что украин­с кая элита сформирована, пока еще рано, но то, что нынешний правящий класс Украи­ ны сменил постноменклатурную, постсоветскую обойму, — это безусловно. Уже сегодня в элите вы почти не увидите красных директоров, генералов и пр. Если и остались, то это какие-то одиночные реликты, которые призваны символизировать связь времен. —  Многие представители российской власти обвиняют новых политиков Украи­ ны в национализме. Вы же утверждаете, что власть эта абсолютно космополитична? Получается, что националистический период на Ук­раи­н е уже прошел, а в России продолжают смотреть на происходящее здесь, как на взрыв национализма? —  Парадокс в том, что президент Ющенко не националист, как это принято считать в России. Он транснационалист, или мультинационалист, или глобалист, — называйте, как угодно. Ющенко — наднационалист в эко-

У востока Украины нет своей интеллектуальной идеи, нет своего проекта

168


Развод по-украински

номике и субнационалист в культуре. Как банкир, он оперирует финансовыми потоками в глобальных масштабах. А как либералу — ему не важно, какая корпорация, какого происхождения работает в Украине, главное, чтобы она платила налоги, давала рабочие места. В этом смысле он транснационалист. Более того, он принципиальный сторонник постепенной интеграции Украины в Европу, открытого рынка. А субнационалист — поскольку он сторонник сельских, консервативных ценностей. Транснационалист и либерал в экономике и субнационалист и консерватор в культуре. Вот такой интересный синтез. Кстати, это и помогло ему выиграть президентские выборы. Потому что он пользуется поддержкой бизнеса и среднего класса и в то же время сельского населения, которое на Украине живет бедно и испытывает все «прелести» того, что Маркс называл «идиотизм деревенской жизни». Еще один парадокс в том, что «донецкие» (Ренат Ахметов, Виктор Янукович), не будучи транснацио­ налистами и субнационалистами, являются экономическими националистами. Сегодня основным полигоном противоречий, на котором будет формироваться украинская политика, станет конфликт глобального и национального. Борьба между национальными олигархами, которые постепенно трансформируются в национальных индустриальных капиталистов с глобалистскими тенденциями нынешней власти и с глобальными транснациональными корпорациями. Эта борьба будет формировать основные зоны, основные конфликтогенные факторы украинской политики. Вокруг этих факторов будет разворачиваться политическая борьба. Более того, на базе этого нового полигона противоречий могут образовываться самые парадоксальные союзы. Например, культурные идеологические националисты запада Украины выступают против глобальных транснациональных

корпораций. И вот здесь они могут быть союзниками «донецких». Это такая «фишка» украинской политики на будущие 10 лет, которая не всегда, глядя из Лондона или из Москвы, правильно оценивается. Все очень упрощенно там: национализм и интернационализм, правые и левые. А в Украине настолько парадоксальная и интригующая ситуация, что никакой однозначный аналитический фокус либо из Кремля, либо из Брюсселя, либо из Вашингтона не сможет дать правильного диагноза, не говоря уже о рецептах влияния на украинскую политику. —  Многие российские политики кулуарно говорят, что Россия, которая очень активно влияла на предвыборную ситуацию во время выборов в Верховную Раду, в итоге все-таки проиграла. Какие есть основания так говорить? —  Несмотря на то, что партия Ющенко заняла в общем зачете лишь третье место, в совокупности «померанчевые», «оранжевые» политические силы набрали больше всего голосов. Это значит, что, несмотря на провалы власти, большинство избирателей — это избиратели, которые поддержали Ющенко и «оранжевую» революцию в 2004 году. А то, что эта революция во многом была реакцией на навязывание Россией своих политических моделей развития и смены власти, очевидно, и не требует доказательств. «Прооранжевые» политические силы ориентированы на Европу. Так что парламентские выборы 2006 года фактически продублировали метаполитический результат «оранжевой» революции. Кроме этого, украинский парламент получился не настолько фрагментированным, чтобы можно было выстраивать различные мозаики. Все-таки это парламент крупных партий. В нем всего пять партий. При том, что коммунисты елееле преодолели трехпроцентный барьер и фактически будут аппендиксом парламента, мешать не будет — резать не будут. Будут мешать — значит вырежут этот аппендицит. Фактически четыре партии 169


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

будут определять парламентскую политику. Такая ситуация не дает простора для внешней игры, внешних манипуляций. После президентских выборов Россия была заинтересована в том, чтобы иметь много ключей ко многим замкам, ко многим дверям украинской политики. Потому что после Леонида Кучмы работать на уровне президент — президент трудно. Поэтому чем больше дверей, ключей, замков, тем лучше. Конечно, есть еще возможность для манипуляций по «связке» Тимошенко — Ющенко, однако пусть не обольщаются стратеги, тут вряд ли удастся получить какие-то серьезные геополитические бонусы. Если и можно поиграть на этих противоречиях, то придется за это платить: либо газом, либо лесом, либо чем-нибудь еще, русская земля богата, так что есть что дарить. Но самое важное, самый, быть может, главный проигрыш в том, что ни одна из партий, которая открыто в ходе предвыборной кампании демонстрировала пророссийскую направленность, не получила представительства в парламенте. Коалиция «Не так!» Леонида Кравчука проиграла с треском, чуть меньше одного процента набрали. «Блок Натальи Витренко» был у пограничной черты, чуть не добрал. Это были «однотемные» политические партии: против НАТО, за союз России с Беларусью. И их проигрыш означает, что пророссийские темы и партии, которые идут с пророссийскими темами, не имеют будущего. Более того, конечно, Партия регионов использовала пророссийские темы в предвыборной борьбе, но работать на этом поле она не будет. Вот если бы «Блок Натальи Витренко» и «Не так!» прошли бы в Верховную Раду, ситуация была бы иной. Я называю эти партии «партиями-хвостами». Это хвосты, которые начинают вилять собакой. Окажись в Раде, эти хвосты делали бы все, чтобы Партии регионов вовлекалась в их риторику. А в политике 170

слово — на первом месте: сначала идут формулы словесные, лексика, дискурс, а потом уже идет решение. Но теперь очевидно, что Партия регионов «соскочит» с этой темы российской. Они, может быть, будут говорить о Едином экономическом пространстве, будут повторять Кучму, — это в лучшем случае. А что, Кучма так много дал чего-то России? Он лавировал, манипулировал российскими ожиданиями. Проблема, правда, в том, что у востока Украины нет своей интеллектуальной идеи, нет своего проекта. Интеллектуальную гегемонию на Украине осуществляет Западная Украина, киевско-галицкая элита. Ничего серьезного в интеллектуальном отношении, чтобы добавить интеллектуальную гегемонию к своей экономической гегемонии, восток Украи­н ы не сделал.


«Картель на троих»

«Картель на троих» «Версии», 11 января 2007 год

Прогнозы — это, как известно, вещь не­ благодарная. Но необходимая. Чтобы хоть как-то ориентироваться в происходящем. А если прогнозы опираются на анализ событий, то они еще и помогают избе­ гать ошибок. Как отдельным политикам, так и стране в целом. Особенно с учетом того, что президент, премьер и спикер Рады вроде бы договорились дальше жить мирно. Получится ли? Об этом и разговор с известным украинским политологом Ва­ димом Карасёвым. —  Вадим Юрьевич, станет ли Совет нацбезопасности и обороны Украины в 2007 году главным «президентским инструментом»? Судя по тому, какое внимание в последнее время уделяется организации и укреплению СНБО, эта структура должна получить максимум полномочий, в том числе, и по контролю за деятельностью правительства. С какой целью? —  Думаю, что все-таки главным в системе президентской власти будет Секретариат. Там находится генератор инициатив, генератор обороны Виктора Ющенко в ситуациях обострения противоречий между президентом и премьером. В ходе не совсем мирного политического наступ­ ления Кабмина и антикризисной коалиции на президента и его Секретариат Совбез, скорее, орган, позволяющий главе государства легализовать те политические инициативы и решения, которые рождаются в Секретариате. То есть Секретариат — это неформальный эпицентр 171


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

президентской политики: он не обладает конституционным статусом. И для того, чтобы легитимизировать политику Ющенко — как оборонительную, так и наступательную, — будет использоваться площадка Совета нацбезопасности и обороны. К тому же СНБО позволит выровнять баланс отношений между Секретариатом и Кабмином, поскольку в его состав входят не только члены правительства, но и другие высокопоставленные политики: глава Верховной Рады, руководители СБУ и Генпрокуратуры, силовые министры. И у президента появляется возможность влиять на эти фигуры не только во время увольнения — назначения, но и во время текущего выполнения ими своих политических обязанностей. Опять же, Совбез — единственная конституционная площадка, где можно собрать всю элиту, сделать своеобразный микст, попытавшись потянуть время и протянуть нужные решения. И еще немаловажный момент: председательствует на заседаниях СНБО президент. А, учитывая опыт советской и постсоветской элиты, «рассадка» дает избирателям возможность увидеть не только картинки, но и судить о том, кто и как сидит возле президента — кто ближе к нему, а кто дистанцирован. —  На своей итоговой предновогодней конференции Виктор Янукович сказал, что уже живет в новой стране, в которой ничего не зависит от воли одного человека. Может ли премьер повторить свои слова и в конце 2007 года? Другими словами, укрепится ли в новом году парламентско-президентская республика или возможен «откат»? Тем более что Секретариат так активно генерирует идеи денонсации политреформы… —  Полицентричная политическая система, к которой мы движемся через разрушение монопольного центра власти, означает не наличие нескольких центров

власти, претендующих на монополию, пытаясь навязать свои правила игры. И не разбалансированное многовластие, когда в силу исторических причин никто единолично не может одержать победу, но стремится к ней, стремится к выигрышу с нулевой суммы. Классический же поли­центризм, характерный для парламентской республики, означает, что существует много точек генерации политических решений, политической активности. Прежде всего, это политические партии, где рождаются идеи, проводится мобилизация избирателей для той или иной поли­т ической кампании (например, по обсуждению вопросов повышения тарифов). Кроме того, это местные органы власти, гражданские ассоциации и, безусловно, парламент. Это также Кабмин и отдельные министерства, особенно, если взять их верхний, политический слой, судебная власть, президентская власть… И из этих различных точек импульсов политической активности складывается равнодействующая политики. Кстати, когда говорят о парламентскопрезидентской республике, необходимо учитывать, что часто ее «номинации» являются лингвистичес­ ким и оптическим обманом. Потому что, когда говорят, что в парламентско-президентской республике ключевую роль должен играть парламент, то это не совсем правильно. Главную роль при такой модели власти играют политические партии, которые составляют политическую среду, как в парламенте, так и вне его, а не сам парламент как институт. Иной подход больше характерен для понимания советского парламентаризма либо для президентских республик, где парламент — это не столько партийно структурированная площадка, сколько площадка депутатской корпоративности. И в президентских республиках, заметьте, парламент играет более значимую роль,

Секретариат — это неформальный эпицентр президентской политики

172


«Картель на троих»

поскольку он принимает законы, а исполнительная власть обязана их выполнять. А вот в парламентских республиках правительство «производит» законы: и парламент за них голосует, поскольку правительство имеет там свое большинство. У нас система смешанная, гибридная, и это означает, что определенную роль будут играть политические партии и президент. Причем не только как руководитель, у которого конституционный пост выше, но и как политик, опирающийся на свою политическую силу. И по нынешней ситуации мы видим, что отсутствие у Виктора Ющенко мощной фракции и партии является препятствием для полноценной политической игры президента по отношению к Кабмину и парламенту. —  Иными словами, укрепление парламентско-президентской модели или «отмена» конституционной реформы будут зависеть от перспектив и рейтинга проющенковской партии? —  В 2007-м возможны два сценария: либо «затвердеет» та элитная и властная конфигурация, которая сформировалась после парламентских выборов, либо она будет разрушена через досрочные выборы и радикализацию политической ситуации. Я не думаю, что этот год даст нам прорыв с точки зрения дооформления парламентско-президентской республики по европейской модели. В чем промежуточность нынешней ситуации с позиции соотношения ВР, президента и правительства? Первое: парламентская республика означает законодательное доминирование Кабинета Министров, притом что кабинет формирует парламентское большинство. У нас же сегодня Кабмин, с точки зрения конституционных полномочий, возможности доминировать не имеет, не имеет рычагов влияния на большинство, если, допустим, правительственные законы не устраивают членов большинства. Вот почему отсутствие конституционных полномочий у КМ по доминированию на оси «правительство — парламент», компенсируется попытками правитель-

ства доминировать при помощи административных рычагов. То есть отсутствие легальных полномочий по управлению парламентским большинством нынешний премьер и его Кабинет пытаются компенсировать админресурсом — например, расставлять кадры так, чтобы влиять не только на министров, но и на их замов. И эта компенсаторика должна стать предметом анализа для тех, кто сегодня готовит дополнения и изменения в Конституцию. Второе: отсутствие конституционных полномочий у КМ для влияния на парламентское большинство усиливает Верховную Раду и, прежде всего, фигуру председателя парламента. Это не просто технический спикер. У главы ВР достаточно серьезные полномочия по формированию политической повестки парламента, и это показало принятие закона о голодоморе. Глава ВР является третьей, а может, и второй по значимости персоной в современных политических раскладах. Наша модель похожа на французскую, но спикер Национального собрания Франции не имеет столько полномочий, как Александр Мороз. И это делает нынешнюю властную комбинацию тройственной. А это уже дает возможность для интриги между высшими политиками. Если есть два политических конкурента, то они всегда заинтересованы в третьем — чтобы попеременно привлекать его на свою сторону. Мороз, как мастер парламентской интриги, это хорошо чувствует и активно участвует в этой игре «двое играют третьего». Иначе говоря, парламент сильный, КМ — слабый, но он компенсирует это административным влиянием. —  А что же президент? Он — слабый? —  Не нужно петь мантру об ослаб­ ленном президенте в парламентско-президентской республике. Например, президент Франции считается сильным, но у него нет права вето, которым обладает украинский лидер. Кроме того, у президента есть право роспуска парламента, и это довольно мощная «дубина», которая 173


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

была использована летом 2006-го, при формировании коалиции. И президент тогда попил кровь у своих политических соперников… Другими словами, у главы государства есть и конституционные, и административные полномочия. Так, он подает кандидатуру премьера, кандидатуру главы СБУ и двух силовых министров. А есть и другой уровень полномочий президента — законодательный, его право вето. И Ющенко им пользуется вовсю — достаточно вспомнить ситуацию с бюджетом–2007. Да, за этим стоял определенный блеф, инструментальный подход, но политика — это инструментальность, это игра, а не застывшая материя. И есть еще одна сфера полномочий президента, не зафиксированная в Конституции, но де-факто присутствующая в политическом процессе — партийно-политические полномочия: когда президент влияет на ситуацию через свою партию. Согласитесь, если бы результат парламентских выборов был в пользу «Нашей Украины», если бы коалиция была сформирована на базе ПР и «НУ», если бы «оранжевые» получили своего премьера, ситуация в стране была бы принципиально иной. И в этом случае не возникало бы нынешних конфликтов, право вето стало бы «спящим». Вывод? У президента сего­ дня не хватает именно партийно-политических полномочий, и это важнейший момент. И когда говорят, что нам нужна новая, до мелочей отрегулированная Конституция, это правовая утопия. Такого не бывает, это правовой догматизм, он всех нас заведет в тупик: жизнь богаче, чем любая политическая норма. Основной Закон да и вся политическая система не строятся лишь на конституционных полномочиях, у Конституции всегда должна быть «политическая подкладка» — партийный процесс, он живее, динамичнее. И чтобы максимально использовать конституционные полномочия, должен появиться политический «воздух». В пробирку конституционных полномочий нам необходимо впустить возможности, которые даются политикой, тот самый «воздух». 174

И у президента сегодня основная задача — трансформировать, модернизировать «Нашу Украину», сделав ее инструментом своих же конституционных полномочий. —  Отсюда вытекают попытки Виктора Ющенко превратить «НУ» в департамент Секретариата, назначив на руководящие партийные должности и Виктора Балогу, и других проверенных людей, ему же подчиненных? —  Виктор Андреевич понимает, что без полноценной пропрезидентской партии он не сможет реализовывать свои конституционные полномочия. Их всегда будет мало, особенно в нынешних условиях, когда каждый политический топигрок имеет партию, используя ее как инструмент для распределения должностных и финансовых ресурсов. У Мороза есть партия, у Януковича, Тимошенко — тоже. И только у президента есть проблемы с таким «оружием». А это то, что дает возможность присутствовать в политике не по воле какого-то человека, не по назначению, а по призванию. Потому что через партию ты выходишь на избирателя, через партию ты организуешь политику. Да, для стабильной демократии такой Секретариат, как у нас, не нужен, потому что центр генерации решений (в том числе и президентских) находится в партии. Но у нас партии только формируются, и даже Виктор Янукович укомплектовал правительство не на базе сильной, на первый взгляд, Партии регионов, а на базе доверенных людей, так сказать, свой личный кабинет, а не правительство ПР. Однако сегодня эффективная политика не может осуществляться без организованных партийных интересов, формируемых партией, поэтому и встал вопрос о необходимости укрепления «НУ». Тем более, когда стало понятно, что «Наша Украина» формата «любых друзив» ориентируется не столько на президента, сколько на себя и свои перспективы 2011 года. Их уход в оппозицию — это вызов президенту, поскольку он разрушал ту элитную, властную комбинацию, которую Ющенко хотел выстроить на базе Универсала нац­ единства. И тогда встал вопрос: или окон-


«Картель на троих»

чательно терять партию и рубить шашкой воздух, или модернизировать «НУ». Если это удастся, то вся президентская система власти получает мощный источник питания, ту «батарею», от которой идет властная энергетика. И если эту батарею не удастся трансформировать, то, в лучшем случае, «Наша Украина» будет напоминать батарею отопления. Это очень важно, ведь вся политика строится на организованных интересах. А организовать интересы могут неполитические корпорации (профсоюзы), экономические корпорации («ИСД», «СКМ») или политические партии и силовые структуры. В Украине при отсутствии традиций государства был заблокирован процесс формирования организованных интересов на базе силовых структур, государст­ венной бюрократии, как это происходит в России. У нас так: или партийные корпорации, или экономические корпорации. Смотрите, все большие партии — это микст корпоративности и партийности. Нишевые, идеологические партии, вроде КПУ или СПУ, не претендуют более чем на 3–4 %. А вот БЮТ и Партия регионов строятся на корпоративной основе. —  А «Наша Украина» — это идеология или корпорация? —  Сейчас будет попытка создать партию президента частично на базе классической партийности, но с помощью квазиадминистративного ресурса, сохраняющегося у Ющенко в виде Секретариата. —  Может ли президент быть членом партии? Зачем же этот фиговый листочек в виде Секретариата? И почему Ющенко остается почетным председателем НСНУ, а не ее реальным лидером? Пусть делает свою партию сам, тогда и будет четкое понимание того, что «Наша Украина» не может быть в оппозиции… —  Такой подход нерационален с политической точки зрения. Если президент

является работающим лидером партии, то его партийность сразу ограничит поле для маневра как главы государства. Он станет нишевым президентом. Учитывая размытость границ наших партий, Ющенко сам себя загонит в угол, из которого трудно будет выходить, учитывая разновекторность украинской политичес­ кой игры. Зайти в партию для президента — значит, искусственно ограничить реализацию собственных полномочий. Но даже и не это главное. Проблема «Нашей Украины» в том, что это партия президентского типа: она выдвигала кандидата в президенты и была сформирована под президентскую республику. А после выборов система эволюционировала в парламентско-президентскую республику. У президента был выбор: участвовать в парламентских выборах как лидер «НУ» или возложить все на свою партию, которая «на марше» вынуждена была перестраиваться, приспосабливаться к условиям парламентскопрезидентской республики. Януковичу легко это было сделать: он — не президент, а свой кандидатско-президентский опыт использовал во время выборов в ВР. Было легко вписаться и Юлии Тимошенко: она оставалась действующим политиком, с премьерским опытом и бэкграундом. А «Наша Украина» оказалась вроде бы с головой, но без головы — «всадник без головы». Ющенко был главой государства, а в этом статусе очень трудно быть и главой партии. Отсюда и кризис «НУ». «Люби друзи» — это уже следствие, а не причина… —  Каким в 2007 году будет внешнеполитический курс Украины? Кто будет его «выразителем» — президент, парламент? —  Если кратко, то это будет не курс, а дрейф, поскольку сегодня определить курс, а тем более, его навязать, — удовольствие слишком дорогое. Как только мы начинаем чертить курс, сразу

У президента есть право рос­п уска парламента, и это довольно мощная «дубина»

175


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

же возникает напряжение в политическом поле, оно «искрит». Поэтому иногда лучше иметь не прямой курсив, а пунктир. Это должно быть не желание идти из пункта «А» (Украина) в пункт «Б» (НАТО, ЕС или ЕЭП), а просто выйти из пункта «А». Ориентироваться не на конечный пункт, а по местности, используя мелкомасштабную карту. Главное — не видеть перед собой путеводную звезду, вроде вступления в ЕС или НАТО, а иметь при себе дорожную карту — чтобы не заблудиться. Не надо пытаться в один прыжок, с помощью сверхусилий, напрягая всех, втискивать общество в узкий формат какой-то интеграции. И вот почему. Если взять нынешнюю специфику России, то она слишком слаба, чтобы быть империей, но слишком велика, чтобы быть просто нацией-государством. Если эту формулу применить к Украине, то она сегодня слишком сильна, чтобы быть просто членом какого-то объединения, но пока еще слаба для того, чтобы «самостийно» сформировать государствонацию. И эта особенность определяет все колебания в нашей внешней политике. Были бы мы какой-то Чехией или даже Польшей — нет проблем! Мы могли бы на базе западного проекта объединить всю нацию и куда-то вступать. Но Украина-то больше, чем любая среднеевропейская страна. И не только по территории или промышленному потенциалу. Мы больше как сложносоставное общество, и поэтому не втискиваемся в формат простого перехода из советского пункта в пункт европейский. Но мы пока слабы, чтобы создать полноценную нацию на пространстве европейского Востока и на равных конкурировать с той же Россией или ЕС. Нам нужно интегрироваться по-особому: нащупать собственный интеграционный «сайз», размер. Если вы берете чужой размер, то выглядите нелепо.

Поэтому мы не можем выбрать «размерность» России или Словакии: один будет Украине чересчур велик, второй — узок. Главное для Украины в 2007-м — не гнать лошадей, не бежать впереди паровоза. А для этого необходимо деполитизировать внешнюю политику, вывести ее из эмоционального регистра, смягчить «пост­ оранжевую» тональность, поскольку в ней было слишком много трепа, «треша» и неоправданной мажорности. Внешняя политика должна быть переведена в прагматичный регистр. Это новая внешнеполитическая философия, хотя и на короткий период. Наша внешняя политика должна выйти на этап нормализации отношений со всеми странами, Украи­ на должна работать по всем азимутам, ища свой размер. И не только в Европе. Нам нужно сконцентрироваться на экономике, оставив в стороне излишнее морализаторство, характерное для первого этапа «оранжевой» внешней политики. Такое может позволить себе лишь сильная страна, у которой есть ресурсы, чтобы продвигать и мораль, и национальные интересы. Основной вызов для внешней политики в 2007 году, в связи со вступлением в ВТО, — научить бизнес и общество жить в условиях глобального клуба либеральных экономик. Научимся — выстоим, выиграем. —  Что будет с новом году с оппозицией? Она выкристаллизуется, объединится или вообще сойдет на нет? —  Каждая подсистема общества имеет свой операционный код. В экономике это эффективность / неэффективность, в науке — истина / ложь, в политике — власть / оппозиция и т. д. Что может быть проще? Операции происходят в борьбе за власть: каждая оппозиция стремится

Украина пока еще слаба для того, чтобы «самостийно» сформировать государствонацию

176


«Картель на троих»

стать властью, а власть может оказаться в оппозиции. Но когда мы смещаем фокус анализа на украинскую действительность, то видим, что нет четкого деления на власть и оппозицию — у нас это все «размыто». Хотя политреформа сделала много для того, чтобы эти понятия выкристаллизовались, сегодня это еще не кристаллы, а скорее, политические туманности. Но, тем не менее, система «власть — оппозиция» уже начинает проделывать операции, которые составляют содержание украинского политического процесса. Однако и оппозиция у нас размыта. И не потому, что состоит из двух частей («НУ» и БЮТ), а потому, что не решен окончательно воп­р ос: «Наша Украина» — все-таки в оппозиции или во власти? И даже когда представители «Нашей Украины» покинули правительство, привязка этой силы к президенту не может ее сделать крайне оппозиционной. Тогда это будет означать «втягивание» в оппозицию и президента. А это нелогично, поскольку глава госу­д арства может овладевать оппозиционной стилистикой, через вето оппонировать правительственным законам, но просто быть оппозиционером президент не может — он гарант стабильности и глава государства. Поэтому у нас сейчас не оппозиция, а оппозиционный пул с квазиоппозиционными партиями. И внутри идет борьба за то, кто оппозиционнее. Это важно с точки зрения будущего позиционирования, с точки зрения выборов. Если мы в оппозиции, то не несем ответственности за происходящее. Мы — и во власти, и в оппозиции, значит, действуем по конъюнктивной логике. Но даже если мы признаем, что самой оппозиционной политической силой является БЮТ, а Тимошенко в оппозиции нет равных, то в самом блоке Юлии Владимировны есть разные группы по интересам, которые по-разному видят свою оппозиционность, а часто просто не хотят быть оппозиционными, потому что не умеют и не могут. А другие наоборот — могут жить и работать толь-

ко в оппозиционных условиях и никогда не будут во власти. Была бы в Украине уже сформированная игра очередностей (власть — оппозиция), не было бы проблем, все бы понимали: мы тут, в оп­ позиции, временно и через какое-то время обязательно придем к власти, поскольку больше некому. Но в Украине мы не уверены, что игра очередности будет работать. Отсюда и сомнения: а чего это мы тут, в оппозиции, сидеть будем? За что мы платили деньги — чтобы быть в оппозиции? Мы платили деньги за то, чтобы быть не просто при власти, а при бюджетной власти. В Украине ведь до сих пор действует ресурсная политика: власть как доступ к ресурсам. Отсюда и реприватизация, и бюджетное «перекраивание». Если же говорить о практике, то сразу возникает вопрос о законе об оппозиции. Причем все понимают, что это закон об оппозиции «имени Юлии Тимошенко» для других не нужен. В мире практически нет специальных законов об оппозиции, потому что работают Конституция, законодательство, основные законы политики. Но поскольку у нас они не срабатывают в полной мере, то требуются дополнительные гарантии. Во-первых, такой закон об оппозиции — это тоже ресурс, только антиадминистративный: дескать, мы ж не были у власти, мы не виноваты в экономичес­ ком падении и т. д. Поэтому оппозиция, благодаря такой позиции, получает фору в конкуренции на будущих выборах. Вовторых, наш закон об оппозиции выписан так, что, будь он принят, оппозиция не просто контролировала бы власть, а во власть входила, имела свои каналы к медийным, бюджетным, приватизационным ресурсам. Как говорил Ленин, по форме все правильно, а по сути — издевательство. И все это знают и понимают, что оппозиция из блока Тимошенко просит отдать ей «кусок хлеба», она сигнализирует: в БЮТ тоже есть люди, которые шли на выборы не для того, чтобы сидеть в оппозиции, а чтобы получить доступ к ресурсам. Поэтому большинство 177


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

не хочет принимать этот закон или же попытается его выхолостить так, чтобы он потерял смысл для блока Тимошенко. А зачем нужен закон, не позволяющий части тимошенковцев припасть к власти? —  Закон об оппозиции уже пытались обменять на преодоление бюджетного вето президента. Не вышло… На какой из важных для правительства и коалиции законов Юлия Тимошенко попытается обменять свой план оппозиционный жизни в новом году? —  Думаю, на закон о Кабинете Министров. Правительственный вариант этого документа не утраивает Виктора Ющенко, поскольку он фактически легализует доминирующую роль КМ. Если он будет принят, то произойдет сдвиг от парламентско-президентской формы правления к премьерской модели. Однако в любом случае для БЮТ и самой Юлии Тимошенко поле маневра все равно довольно узкое: ей могут предложить обмен законами, но все равно она вряд ли получит желаемый оппозиционный статус, тот, который выписан в ее законе. А потом это очень рискованная игра, потому что сделка БЮТ с антикризисной коалицией может быть проигрышной в репутационном плане. Она понесет имиджевые издержки, эту тему с удовольствием подхватит «НУ», у которой идет борьба с блоком Тимошенко за то, чья сила оппозиционнее. Поэтому, я считаю, что будет либо принят закон ради закона — бессмысленный (но не беспощадный), либо же борьба за закон об оппозиции будет главной «фишкой» БЮТ и позволит ей оставаться в статусе политически обиженных. А таких избиратель, как известно, любит. У политиков всегда есть возможность превратить нужду в добродетель… —  А антикризисная коалиция не распадется? —  Наша нынешняя система — это система «двойной коалиционности». Потому что есть парламентская коалиция, а есть большая коалиция, точнее, «картель элит», а если еще точнее, картель президента, премьера и, возможно, спикера. Она оформилась в конце 2006-го и, навер178

ное, в таком виде «зацементируется» в новом году. Это альянс «на троих»: премьер, президент, глава Верховной Рады. Это временный альянс, но он формирует режим мирного политического сосуществования, когда приходится друг с другом считаться, поскольку уже все понимают, что кто-то один не может стать победителем и навязать всем собственные правила игры. И если оценивать работу новой президентской команды, то можно сказать, что Секретариат Балоги смог добиться политического паритета и правительство это поняло. Поэтому система «мирного сожительства» хоть и предполагает «свернутую» конфликтность, локальные конфликты, войну нервов и слов, но не дает разгореться войне на полное уничтожение. Потому что ни одна политическая сила, ни один политический институт сегодня не могут «переварить» страну — Украина слишком большая для того, чтобы одна политическая группа могла выиграть все и навсегда.


Конституционный цикл: продолжение следует

Конституционный цикл: продолжение следует1 «День», 10 февраля 2007 год

1

В соавторстве с Ульяной Кириенко.

Конфликт между ветвями власти, продолжающийся уже почти полгода, привел к закономерному итогу — сегодня заговорили уже о новой Конституции, поскольку действующая Конституция не только не устраивает политические элиты, но и не дает механизмов для мирного сосуществования политических институтов. Не утихают дискуссии и о том, какую модель власти мы строим, произошла ли смена президентстко-парламентской республики на парламентско-президентскую, почему все еще сильный президент уступает только набирающему силу премьеру, почему любые мирные инициативы, тот же Универсал, не реализуемы на практике. Ниже попробуем ответить на эти вопросы. Суть смешанных режимов: двойная ответственность правительства Для начала обозначим, в чем сущность так называемых смешанных политичес­ ких режимов, на какой базе они формируются и что является их движущей силой. Чтобы отличить президентскую и парламентскую модель, в политологии принято опираться на следующие критерии: двойная легитимность, подразумевающая раздельные выборы парламента и президента; ответственность правительства перед парламентом или президентом. Если есть раздельные выборы президента и парламента и правительство ответственно перед президентом, то говорят о чистом президенциализме. В случае же отсутствия раздельных выборов и ответственности 179


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

правительства перед парламентом, речь идет о чистом парламентаризме. Смешивание режимов в основном происходит в сфере ответственности правительства. Появление смешанных режимов связано с расщеплением ответственности правительства между законодательной властью, с одной стороны, и президентской, — с другой. Следствием этого расщепления является возникновение широкого спектра моделей отношений между государственными органами. Эти отношения определяют, конструируют и корректируют следующие «детали»: представление кандидатур, вето — власть, право роспуска, вотум недоверия, отставки министров и пр. Все это способствует гибкости режима, что делает центр контроля и влияния (по сути, ядро власти или принятия решений) зависимым от веса парламентской или президентской составляющей. Другими словами, если вес парламента довольно сильный, то центр власти будет смещен в парламентское поле, если наоборот — слабый, то центр будет подконтролен президенту. Изменения в Конституцию Украины, вступившие в силу 1 января 2006 года, существенно скорректировали политический режим по линии взаимоотношений между законодательной и исполнительной ветвями власти. Главным конституционным нововведением стал переход полномочий по формированию Кабинета Министров от Президента к парламенту. В части влияния ВР и Президента на Кабинет Министров существенно увеличилась роль парламента. Несмотря на то, что в ст. 87 по­я вилось нововведение, суть которого в том, что не только 150 депутатов парламента, но и Президент может внести предложение рассмотреть

вопрос об ответственности правительства, однако довести до реализации отставку КМ Президент вряд ли сможет. В свою очередь, Президент может предотвратить неугодный Кабмин, но не уволить его. Это он может сделать путем роспуска парламента только в течение первого месяца каденции ВР из-за отсутствия коалиции или в течение двух месяцев каденции из-за несформированности персонального состава правительства. Иначе говоря, все рычаги влияния на правительство оказываются сосредоточенными в парламенте. Основной признак смешанного режима — ответственность правительства — получил довольно сложную формулировку, и отсюда возможность различных толкований. Отныне Кабинет Министров является высшим органом в системе органов исполнительной власти, ответственен перед Президентом и Верховной Радой, подконтрольный и подотчетный парламенту — Верховной Раде в пределах, предус­мотренных Конституцией (ст. 113). В старой редакции КМ был ответственен только перед Президентом. Таким образом, Кабмин получил двойную ответственность и перед парламентом, и перед Президентом, что дает право говорить о появлении новой формы смешанного режима. Однако появились две трактовки нового политического режима. Юристы настаивают на том, что смены формы правления не произошло, поскольку с юридичес­ кой точки зрения полномочия Президента достаточно сильны и он может влиять на деятельность правительства. Политологи же склонны утверждать, что смена режима состоялась, поскольку Кабмин стал определять политическую повестку дня и взял на себя политические функции

Кабмин стал определять политическую повестку дня и взял на себя политические функции большинства

180


Конституционный цикл: продолжение следует

большинства. А с принятием и введением в действие закона о Кабинете Министров правительство взяло на себя и право распределить полномочия в сфере исполнительной власти между КМ и Президентом. Суть же в том, что двойная ответственность правительства закладывает маршрут режима в дальнейшей структуризации исполнительной власти. Кабмин: «в законе» и «вне Конституции» Принятие закона о Кабинете Министров можно считать логичным шагом на пути юридического оформления полномочий правительства, которые стали другими после политреформы. Однако главное, что этот закон и подобные ему важен в плане констелляции всего комплекса власти: административной — кадровые назначения, политической — власть — оппозиция, государственной — формы реализации власти. Подавляющее большинство новаций закона о Кабмине посвящено отладке управленческих механизмов внутри исполнительной власти. Именно административная вертикаль и горизонталь закрепляются как действующий инструмент политики. Другими словами, можно говорить о технологиях эффективного использования так называемого административного ресурса. Коснувшись сферы административной власти, коалиция сильно ограничила полномочия Президента и усилила свой административный ресурс. Борьба за административный ресурс, который включает в себя весь комплекс бюрократических отношений: назначений / увольнений, отчетности / ответственности и т. д., — не могла не затронуть и системных механизмов политического режима. Речь идет о том, что в законе о Кабинете Министров не предусмотрено нормы об отставке правительства в связи с развалом коалиции или отставкой определенного числа министров. Это влечет за собой ситуацию сохранения за премьер-министром поста даже в случае формирования другой

коалиции и изменения кадрового состава правительства. Это следствие, вопервых, лишает смысла главный посыл политреформы, а именно: связку парламентское большинство — коалиционное правительство, поскольку формат коалиции полностью оказывается зависимым от главы правительства и его партии. Во-вторых, полностью ограничивает влияние Президента на деятельность правительства, поскольку у Президента нет механизмов уволить премьер-министра. Более того, премьер-министр становится неуязвимым, уволить премьера можно только одним способом — путем роспуска парламента и новыми выборами. Но распустить парламент Президент может только в процессе поствыборного формирования большинства и правительства. Таким образом, по итогам формирования коалиции премьер-министр имеет все механизмы исполнять свои обязан­ ности весь срок каденции ВР, то есть 5 лет. О чем собственно часто напоминают сами коалиционеры: правительство пришло всерьез и надолго. Последствия: двухпартийщина и президент «на бумаге»? Закон о КМ может стать залогом выстраивания политических механизмов сдерживания по линии коалиция — оппозиция и причем на парламентской площадке, оставив за Президентом лишь фасадные политические функции. А сосредоточение всех механизмов исполнительной власти на уровне правительства и стабильное положение премьер-министра окажет давление на вес парламентской коалиции, что в итоге может спровоцировать перекос в сторону некоего нового гибрида политического режима — премьерско-парламентской республики, или, обозначив ее функционально, административного парламентаризма. Следствием формирования подобного развития событий может стать следующее: во-первых, после появления ситуативного большинства между ПР и БЮТ стали говорить о вероятности 181


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

формирования двухпартийной системы; во-вторых, сосредоточение всех механизмов исполнительной власти на уровне коалиция — правительство с неизбежностью поставит вопрос о лишении Президента его прямой легитимности, иными словами, изменение формы избрания президента с прямой на непрямую, то есть в парламенте. Тезис о возможности образования двухпартийщины, учитывая украинские условия, выглядит не только преждевременным, но самое главное — кризисным. Несмотря на то что действительно крупные партии стремятся перераспределить власть между собой, для формирования подобной системы необходимо множество условий, которых на сегодняшний день просто нет. Известно, что оптимальным политическим условием для двухпартийщины может стать мажоритарная избирательная система, поскольку существующая пропорциональная система стимулирует все партии — крупные, небольшие, мелкие — к партийной конкуренции. Роль небольших партий при формировании коалиции может быть решающей, как это продемонстрировала СПУ, разбив одну коалицию и создав другую. Хотя и бытует мнение о том, что после президентских выборов 2004 года элитный и гражданский раскол закрепились между Лево- и Правобережной Украиной, возможность политического цементирования этого раскола спорна. Если элитам и удастся заключить двухпартийную сделку, осуществить двухпартийный электоральный сценарий будет весьма сложно. Навряд ли можно говорить о том, что уже сложились или в ближайшее время оформятся две электоральные субкультуры. Те противоречия, которые

есть на сегодняшний день, в большей степени темпоральны, то есть и вопросы языка, и вопросы НАТО, и пр. — вопросы ситуативной политической повестки дня, нежели ментально-социальной природы. Для каждых новых выборов партиям придется придумывать все новые и новые расколы, чтобы подпитывать политичес­ кие противоречия. Кроме того, не стоит сбрасывать со счетов тот факт, что удержать две партии в большом формате — также задача не из легких. Если обратиться к конкретным партиям — ПР и БЮТ, то их неоднородность никогда не вызывала сомнения. Внутрипартийность и внутрифракционность больших партийных сил не дают оснований для создания однородных и с сильной организационной структурой партий. Несмотря на то что происходит реальное переформатирование механизмов баланса и соотношения полномочий, списывать Президента как институционального игрока еще рано. У Президента было два пути. Первый, юридический, заключался в обращении в КС с целью толкования отношений в треугольнике «Президент, правительство, парламент», опираясь при этом на статьи из старой Конституции 1996 года. Конкретного пояснения требует большая часть полномочий Президента, которые в Конституции просто обозначены, но не выписаны. К примеру, толкования требуют следующие статьи: Президент — гарант соблюдения Конституции, ст. 102; Президент осуществляет руководство в сферах национальной безопасности и обороны государства, ст. 106; СНБО является органом государственной власти (а не совещательным органом), координирует и контролирует деятельность органов исполнительной власти в сфере

Для каждых новых выборов партиям придется при­д умывать все новые расколы, чтобы подпитывать политические противоречия

182


Конституционный цикл: продолжение следует

национальной безопасности и обороны, ст. 107. Второй, политический, подразумевал обращение в КС в отношении только закона о КМ. Однако подобный ответ может, наоборот, закрепить существующее положение вещей, поскольку Президент опирается в своем иске на положения действующей Конституции, и это будет означать окончательную легитимацию политреформы. Президент выбрал второй путь, свидетельствующий о том, что смена политического режима состоялась. Однако конституционный цикл будет продолжаться в сторону распределения и законодательного закрепления полномочий и компетенций в сфере исполнительной власти. Продолжение следует?.. Украина, с точки зрения конституционного процесса, развивается циклами. Первый был в 1990–1996 годах и завершился принятием Конституции 1996 года. Второй цикл стартовал примерно в 2002 году, когда экс-президент Л. Кучма предложил идею конституционной реформы. Современный этап конституционного цикла проходит в сложных политических условиях. На констелляцию политического режима оказали большое влияние факторы политические. Во-первых, современный институциональный конфликт между президентом и премьером несет на себе и оттенок президентской конкуренции–2004. Инерция персонального противостояния двух кандидатов в президенты — В. Януковича и В. Ющенко — продолжает давать о себе знать до сих пор. Во-вторых, идейно-программный конфликт между двумя политическими силами — Партией регионов и «Нашей Украиной — является достаточно глубоким, чтобы французское определение подобной ситуации, как cohabitation — «сожительство» — могло точно описать украинские реалии. Две политические силы расходятся в своих взглядах не только по электоральным расколам (язык, НАТО и др.),

но и в моделях экономической и внешней политики. В-третьих, есть социологическое измерение конфликта. Суть его в том, что зачастую парламентское большинство, то есть набор партий, номинирующих себя в качестве политического большинства, не прямо пропорционально электоральному большинству — сумме голосов, отданных избирателями за партии близкой политической направленности. На парламентских выборах 2006 года условно «оранжевые» партии набрали в сумме 36.2 % (НУ+БЮТ), а их оппоненты (ПР+КПУ) — 35.8 %. В результате челночной позиции СПУ судьба политического большинства была решена в пользу регионалов. В силу этого борьба идет на взаимное ослабление, институциональное и политическое, в результате чего победитель должен быть один и получить все. В связи с этим терпят фиаско любые намерения (подписанный Универсал национального единства, круглые столы), направленные на установку мирного сосуществования. Формат будущего развития и политического режима по-прежнему зависит от возможных системных ходов трех ключевых игроков — В. Януковича, Ю. Тимошенко и В. Ющенко.

183


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

Украинский кризис: генезис, динамика, итоги1

1

Авторский вариант статьи; сокращенный вариант опубликован в журнале «Политический класс». — Сентябрь, №9, 2007 год (Россия).

184

Осенью 2004 года Украина готовилась к без преувеличения эпохальным для своей короткой истории президентским выборам. Завершалось десятилетие правления президента Кучмы, фактически подходила к концу целая «эпоха Кучмы». Основными претендентами на его место стали «кандидат надежды» — Виктор Ющенко, прозападный и либеральный лидер антикучмовской оппозиции, и «кандидат стабильности» — пророссийский и консервативный прокучмовский премьер-министр Виктор Янукович. Достаточно быстро их противостояние превратилось в противостояние проевропейского Запада и Центра Украины и пророссийского Востока. Виктор Ющенко был воплощением колоссального общественного запроса на кардинальные перемены в стране, накопившийся за десятилетие правления полуавторитарного Кучмы, и его шансы на победу были весомыми, даже несмотря на то, что власть была в то время фактически всесильной и не гнушалась никакими «запрещенными приемами». Янукович олицетворял собой чаяния и надежды индустриальных и во многом еще «советских» регионов страны. Все ресурсы власти на тот момент были направлены на недопущение прихода к власти Ющенко. Располагая практичес­ ки неограниченным влиянием на массмедиа, администрация Кучмы формировала в обществе (с расчетом в первую очередь на Восток Украины) фобии относительно проамериканского и пронатовско-


Украинский кризис: генезис, динамика, итоги

го Ющенко, «Ющенко-фашиста», «Ющенко — националиста» и т. д. К моменту голосования Ющенко вызывал на Востоке устойчивую антипатию как «антироссийский экстремист». Виктор Янукович, несмотря на масштабную технологическую накачку российских политтехнологов, имел очень существенный изъян — криминальное прошлое. И в других условиях был бы априори неприемлемым кандидатом. Однако на момент выборов большинство избирателей Востока голосовали уже не столько за Януковича с его стабильностью, сколько против «националиста Ющенко». Именно эти два кандидата победили в первом туре выборов, второй тур состоялся 21 ноября, и уже к утру 22 числа стало очевидным, что власть проводит тотальные фальсификации подсчета голосов. Искусственно затягивался подсчет голосов в регионах, с избирательных участков все чаще стала поступать информация о сознательной задержке передачи данных о подсчете в Центральную избирательную комиссию. Стало известно о практике массовых вбросов бюллетеней за провластного кандидата в избирательные урны и голосования одних и тех же людей по нескольку раз на разных участках. Уже в сам день выборов стало очевидным, что Украина столкнулась не с частными случаями фальсификаций, а с тщательно спланированной и скоординированной на самом высшем уровне технологией искажения народного волеизъявления. Общественная реакция была неожиданной в первую очередь для власти. Люди начали массово выходить на центральные площади городов. В Киеве уже 22 ноября на центральную площадь города — Майдан Незалежности — вышло более 30 ты-

сяч человек. С каждым часом их количество росло в геометрической прогрессии. Через пару дней столица (и центральные города многих регионов) были заполнены протестующим народом. Так начались самые массовые за новейшую историю Украины акции протеста, получившие название «оранжевая революция». На пике противостояния, в разгар массовых акций, Верховным Судом второй тур выборов был признан сфальсифицированным. Решением предполагалось, что выйти из ситуации нужно путем переголосования второго тура. В непростой ситуации между кучмистскими и «оранжевыми» элитами был достигнут компромисс — изменения в Конституцию, ограничивающие полномочия президента были «разменяны» на изменения состава Центральной избирательной комиссии, которые дали бы возможность провести честный подсчет голосов. В результате переголосования победил Виктор Ющенко. Однако уже самим способом выхода из кризиса были заложены мины замедленного действия под основы политической системы. Президент, который был безусловным лидером народного доверия и фактически пришел к власти на волне народного протеста против старой власти, был изначально ограничен в своих полномочиях и возможностях. Уже в первые месяцы правления нового президента стали очевидными проблемы, мешающие проводить курс эффективных и масштабных реформ. Парламент оставался на 2/3 кучмистским и блокировал любые реформистские инициативы Ющенко и премьера Юлии Тимошенко. Несмотря на призывы к проведению досрочных парламентских выборов, Ющенко не решился на этот шаг и сделал

Начались самые массовые за новейшую историю Украины акции протеста, получившие название «оранжевая революция»

185


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

ставку на парламентские выборы по графику — в марте 2006 года. Последние парламентские выборы в Украине фактически прошли в парадигме президентских выборов 2004 года. Сверхактуальной оставалась тема «двух Украин», а политическое противостояние выстраивалось по логике тех же электоральных пулов, что и в 2004 году, когда один кандидат в президенты был воплощением условной «юго-восточной идентичности» (в основе своей пророссийской и русскокультурной), а другой — «западно-центральной» (прозападной и украинокультурной). Такая логика была вполне ожидаемой, однако знаковость этих парла­ментс­ ких выборов состоит в том, что именно они стали точкой отсчета новой политической системы в Украи­ не. Первого января 2006 года в силу вступили конституционные изменения, которые существенно ограничивали влияние президента на исполнительную власть. Формирование правительства (за исключением министра обороны и министра иностранных дел) становилось прерогативой парламента, вернее, парламентской коалиции, сформированной на базе партийных фракций, избранных на пропорциональной основе. В полной мере изменения вступили в силу с приходом новой Верховной Рады, то есть после выборов. Проведя парламентские выборы, Украина получила не только новый парламент, но и фактически новую республику. По своему духу новая республика была также смешанной, но теперь уже с существенными акцентами в пользу парламента — то есть парламентско-президентской. Президент терял влияние на социально-экономический блок правительства, и сферы его ответственности формально ограничивались внешней политикой и национальной безопасностью.

Участие президента в работе исполнительной власти де-факто сводилось к символической функции подачи в парламент кандидатуры премьер-министра, предложенной парламентской коалицией. Основные подвижки состояли в подотчетности и процедуре формирования правительства — теперь оно формировалось коалицией, соответственно коалицией и увольнялось (хотя за президентом оставалось формальное право инициировать парламентский вотум недоверия Кабинету Министров — КМ). Правительство должно теперь слагать свои полномочия не перед новоизбранным президентом, а перед новоизбранной Верховной Радой. Тем не менее, у президента оставался достаточный набор оперативного блокирующего инструментария (право вето и право приостановки постановлений правительства с последующим обращением в Конституционный Суд). Также глава государства обладал достаточным объемом инструментария стратегического — то есть продвижения, например, реформистских законов посредством законодательных инициатив. Кроме того, за президентом оставался Совет национальной безопасности и обороны (СНБО), который формально позволяет координировать работу органов власти. Сразу же отметим, что инсталляция новой системы происходила в условиях достаточно острого политического противостояния. Специфика поствыборной ситуации и раскладка сил в новом парламенте изначально указывали на то, что в случае формирования пропрезидентского или лояльного к президенту большинства Украина фактически оставалась президентско-парламентской республикой, если же коалиция антипрезидентская, то практически очевидными становились подвижки в сторону республики парламентско-президентской или даже парламентской.

Проведя парламентские выборы, Украина получила фактически новую республику

186


Украинский кризис: генезис, динамика, итоги

Напомним, что полгода Украина прожила в условиях реформы, имея пропрезидентский Кабинет, и изменения политической системы оставались практически незаметными, за исключением незначительных процедурных моментов. Однако после выборов, когда была сформирована антипрезидентская коалиция, перед страной с первых же месяцев полноценного действия конституционных изменений остро стала проблема выработки оптимальной формулы «коабитации», то есть сосуществования разновекторных президента и премьер-министра. Такая формула была найдена в Универсале национального единства, который должен был заложить основы стратегичес­ кого видения перспектив Украины, интегрирующих действия всех ветвей власти. К сожалению, Универсал не стал надежным базисом сотрудничества оппонентов, и уже через месяц после его подписания президентско-премьерский конфликт вспыхнул с новой силой. После-выборная, после-коалиционная и «после-универсальная» борьба за власть перешла в другую сферу — законодательную и процессуальную. Обширное законотворчество было направлено на закреп­ ление правил функционирования властных институтов, прежде всего, в административной сфере. Наибольший резонанс получил новый проект закона о Кабинете Министров. Однако заслуга этого резонанса не только в положениях закона, но и в процедуре его принятия. Законопроект о КМ был поддержан антикризисной коалицией и проголосован простым большинством. После того, как президент использовал свое право вето и отклонил закон, его вето было преодолено возникшем ситуативным большинством. Собрать необходимые 300 голосов для преодоления вето коалиция смогла, пойдя на сделку с самой большой оппозиционной фракцией — БЮТ. Результатом сделки стало голосование по нескольким законопроектам, по которым были достигнуты договоренности. Пакет законопроектов выглядел следующим образом: преодоле-

ние вето на закон о КМ, принятие закона об императивном мандате для депутатов местных органов власти и принятие в первом чтении закона об оппозиции. В чем была логика таких сепаратных голосований оппозиции, которые открыли коалиции и собственно Януковичу дорогу к фактической узурпации власти? Сразу же отметим, что после утверждения последнего премьером все шаги и все усилия БЮТ и его лидера были направлены на создание ситуации досрочных парламентских выборов. Юлия Тимошенко постоянно говорила о том, что «Янукович — это ненадолго». Ставка делалась на то, что после повышения правительством коммунальных тарифов в несколько раз к зиме социальное недовольство будет настолько критическим, что Кабинет Януковича и коалиция просто не удержатся. То есть уже в сентябре — октябре 2006 года отстранение Януковича от власти через досрочные выборы было одним из основных тезисов БЮТ. Расчет делался на весенний блицкриг оппозиции, когда недовольство политикой правительства достигнет «точки кипения». Однако развертывание сценария досрочных выборов было бы невозможным без включения в эту игру президента, который еще в марте публично выступал как противник роспуска парламента. Преодоление президентского вето на Закон о Кабмине при помощи БЮТ еще зимой сформировало основу для эскалации и без того острого президентско-премьерского конфликта. Благодаря этому Юлии Тимошенко удалось постепенно втянуть президента в рамки своего сценария. Сначала — путем создания объединенной оппозиции. Позже Тимошенко удалось стимулировать Ющенко к роспус­ ку парламента. И в этом смысле ее роль в кардинальной смене политической повестки дня в стране трудно переоценить. Закон о правительстве: коалиция наступает Принятие закона о Кабинете Минист­ ров можно было считать логичным 187


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

шагом на пути юридического оформления полномочий правительства, которые стали другими после политреформы. Однако это было очередным гвоздем в здание политического режима, который все еще формируется. Роль президента по всем направлениям, даже в сферах внешней политики, законотворчества и формирования низших звеньев исполнительной власти, существенно ограничивалась новым законом. Большинство норм закона отвечают Конституции, в соответствии с положениями которой ключевую роль играет коалиция партий. Однако есть и нововведения, которые решают в пользу правительства и коалиции важные вопросы, ставшие предметом политических споров. КМ обозначен как высший орган в системе исполнительной власти, что принижает статус президента как важной составляющей исполнительной власти. Изменился порядок назначения премьерминистра. Законом предусмотрена возможность — в случае отказа президента в 15-дневной срок внести на рассмотрение парламента предложенную коалицией кандидатуру — самостоятельного внесения коалицией в парламент кандидатуры на должность премьер-министра. Для этого достаточно решения коалиции, скрепленного подписями руководителей партий, которые ее сформировали. Это противоречит ч. 4 ст. 114 Конституции, которая указывает, что кандидатуру для назначения на должность премьерминистра вносит президент по предложению коалиции депутатских фракций в Верховной Раде. Закон о КМ противоречит Конституции и в части назначения министров иностранных дел и обороны. Согласно Конституции, эти кандидатуры вносит президент, а по новому закону о Кабмине это может сделать и парламентская коалиция, если президент не внесет кандидатов в 15-дневной срок. Другими словами, это может означать, что коалиция за внесенные президентом кандидатуры может и не проголосовать, выдвинув приемле188

мые для себя кандидатуры. Таким образом, весь процесс формирования КМ контролируется коалицией с минимальным влиянием президента. Теперь коалиция имела возможность посадить в министерское кресло приемлемую для нее кандидатуру. Для этого нужно только решение коалиции. В свое время началось соревнование за влияние на низшие звенья исполнительной ветви власти. Закон о КМ решил, в чью пользу отдать возможность влияния на упомянутое звено госаппарата. КМ назначает и освобождает от должностей по представлению премьер-министра руководителей центральных органов исполнительной власти, членов коллегиальных органов исполнительной власти, которые не входят в состав КМ, а также первых заместителей и заместителей руководителей центральных органов исполнительной власти. Главы местных государственных администраций ответственны перед КМ. Данное положение противоречит ч. 4 ст. 118, согласно которой главы местных государственных администраций назначаются на должность и освобождаются из должности президентом по представлению Кабинета Министров. Ограничив влияние президента на процесс формирования правительства, коалиция данным законом то же самое сделала и с полномочиями в сфере зако­но­т ворчества и судопроизводства. Право президента издавать указы лишено смысла, поскольку проекты указов теперь должны готовить профильные министры. Затем правительство отправляет их на подпись президенту. После этого указы визирует премьер-министр и профильные министры, а затем они обнародуются. В этом процессе президент, если он не согласен с указом, может его не подписать, но это не играет роли — в таком случае правительство может принудить сделать это президента через суд. Эта норма подменяет ч. 3 ст. 113 Конституции, поскольку ею предусмотрено, что КМ в своей деятельности руководствуется, в частности, актами президента.


Украинский кризис: генезис, динамика, итоги

Наконец, ключевым эффектом закона можно считать вмешательство в системные механизмы политического режима. Речь идет о том, что в законе не предусмотрены нормы об отставке правительства в связи с развалом коалиции или отставкой определенного числа министров. Это влечет за собой ситуацию сохранения за премьер-министром поста, даже в случае формирования другой коалиции и изменения кадрового состава правительства. Такое следствие, во-первых, лишает смысла связку парламентское большинство — коалиционное правительство, поскольку формат коалиции полностью оказывается зависимым от главы правительства и его партии. Во-вторых, полностью ограничивает влияние президента на формирование правительства, поскольку у президента нет механизмов уволить премьер-министра. Более того, премьерминистр становится неуязвимым, уволить премьера можно только одним способом — путем роспуска парламента и новыми выборами. Но распустить парламент президент может только в процессе поствыборного формирования большинства и правительства. Таким образом, по итогам формирования коалиции премьер-министр имеет все механизмы исполнять свои обязанности весь срок каденции ВР, то есть 5 лет. Именно принятие Закона о Кабмине (причем путем преодоления президентского вето при участии тогдашней оппозиции — БЮТ) дало существенный толчок к радикализации президентства и обостре­ нию противостояния между президентом, с одной стороны, и правительством и парламентской коалицией, с другой. Наступление на президентские полномочия сопровождалось демонстрацией намерений коалиции любым путем

расширить свои ряды до 300 депутатов за счет оппозиционных фракций. Так, всего за несколько месяцев формат «сосуществования и конкуренции» между ветвями власти сменился форматом острой политической борьбы. Хрупкий баланс сил «коалиция — оппозиция — президент» очутился под угрозой. Оппозиция vs «проект 300» В марте БЮТ и пропрезидентская «Наша Украина» заключили соглашение о совместной деятельности и тем самым вышли на полный объединенный формат. Соглашение о совместной деятельности на местном уровне было важно в плане избегания распорошенности региональных оппозиционных сил, не отличающихся большой консолидацией. Что касается центрального уровня, то фракции БЮТ и НУ также начали работу для укреп­ления внутрифракционных рядов. Хотя тезисы о конституционном большинстве в то время стали все чаще звучать со стороны коалициантов, говорить о близкой перспективе появления у них 300 депутатов особых оснований не было. После укрепления внутренних рядов следующим шагом объединенной оппозиции стало привлечение к своим инициативам президента. Включение президента в оппозиционный формат было выгодно прежде всего БЮТ, поскольку давало оппозиции мощный институциональный рычаг. В то же время такой формат и соответствующая ему риторика определенным образом ограничивала поле маневров для президента. Президент старался, чтобы его заявления звучали максимально умеренно — символично прозвучало предложение Ющенко 9 марта о необходимости объединения разных политических сил на базе нацио­нальных приоритетов. При этом традиционное

Хрупкий баланс сил «коалиция — оппозиция — президент» очутился под угрозой

189


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

в этот день возложение цветов к памятнику великому украинскому поэту Тарасу Шевченко в два приема: Янукович — Мороз, Ющенко — Тимошенко четко расставило акценты — оформились два лагеря. В то же время еще одним сдерживающим заявлением о том, что нет юридических оснований для досрочных выборов, Ющенко дал понять, что он намерен четко выполнять Конституцию, и это та граница, которую он не переступит. Реакция антикризисной коалиции на активные действия оппозиции носила выжидательный характер. Тем не менее, в этом ряду достаточно громкой стала реплика Януковича о том, что в ближайшее время будут приняты меры, которые сделают невозможным «осложнение работы парламента и правительства» президентом. Кроме этого, Янукович допустил возможность проведения досрочных выборов. По сути, это был открытый ответ премьер-министра оппозиции и в первую очередь президенту о том, что он готов перейти на новый, более жесткий уровень игры. Таким образом, за месяц до указа о роспуске парламента произошло завершение подготовительного организационного этапа для оппозиции. После этого оппозиция была настроена на наступательные действия. Тимошенко заявила о бесперспективности любых переговоров с коалицией, в том числе в формате «круглых столов» и «универсалов». В свою очередь, коалиция четко дала понять, что собирается держать удар, причем даже если возникнут критические для нее условия досрочных выборов. Следующим знаковым для развития ситуации событием стал конфликт вокруг назначения министра иностранных дел. Кандидатура Владимира Огрызко стала парадоксальным образом причиной как новых договоренностей между боль-

шой тройкой — Ющенко, Януковичем, Морозом, — так и причиной краха этих договоренностей. Намечавшийся диалог в рамках заседания СНБО, на которое могли быть приглашены руководители депутатских фракций парламента, был отложен в пользу встречи в формате трех. Именно этот формат продемонстрировал отсутствие общего видения и общей позиции между президентом и оппозицией, а именно Ю. Тимошенко, замкнувшей на себя действия оппозиции. В этой ситуации позиция лидера БЮТ заключалась в том, что только принятые оппозицией требования к коалиции должны быть предметом переговоров. Президент же отдал предпочтение другой тактике, которая выражалась в соблюдении определенной дистанции с оппозицией: Ющенко, формально поддерживая все требования оппозиции, тем не менее отдал предпочтение поступательному диалогу с коалицией. Этот поступательный формат был выгоден и коалициантам, так как давал время для ориентировки и оптимизации торга. Ситуация с не утверждением Огрызко имела и внутрикоалиционные причины. Здесь спрятались не только противоречия в рядах членов коалиции, прежде всего, между КПУ и ПР, но и отчасти в самой ПР. КПУ выбрала удачный момент для того, чтобы напомнить о себе. И дело здесь не столько в самом В. Огрызко, сколько в том, что коммунисты всегда стремятся использовать подобные ситуации в свою пользу. В таких ситуациях «комми», являющиеся миноритарными коалиционными партнерами Партии регионов, чаще всего прибегают к кадровому шантажу своих коллег. В свою очередь СПУ выбрала тактику шантажа оппозиционных фракций в виде угрозы увеличения размера простого парламентского большинства до конституционного. В этом отношении симптома-

Коалиция во главе с Януковичем официально объявила о наступлении на оппозицию

190


Украинский кризис: генезис, динамика, итоги

тичным стало образование депутатского объединения «Независимая Украина» в количестве 10 человек. Очевидно, что подобное буферное объединения для бывших членов оппозиции было санкционировано с ведома спикера. Именно Мороз сделал несколько заявлений о необходимости поиска недостающих до 300 депутатов. К концу марта коалиция во главе с Януковичем официально объявила о наступлении на оппозицию, что проявилось в количественном расширении парламентского большинства за счет оппозиционных депутатов. Начало было положено резким выступлением В. Януковича в эфире канала «Интер» 18 марта, во время которого премьер-министр заявил о необходимости «поставить на место» оппозицию. Стратегия «регионалов» была направлена на перехват и закрепление инициативы, оттеснение оппозиции на обочину и снятия угрозы досрочных выборов. Для этого регионалы начали работу по вербовке колеблющихся депутатов в коалиционные ряды. Симптоматичным и показательным стало предложение лидеру Партии промышленников и предпринимателей Анатолию Кинаху (оппозиционный блок «Наша Украина») войти в коалицию и получить пост министра в правительстве Виктора Януковича. Группа Кинаха была призвана стать той дорожкой, которая открыла бы коалиции путь к расширению большинства до 270– 275 депутатов. Получив такой результат, «регионалы» смогли бы реализовать сразу несколько целей. Во-первых, укрепить и закрепить свое влияние в самой коалиции, поскольку численный прирост большинства способствовал бы тому, что контрольный, а фактически блокирующий пакет акций мог перейти к фракции ПР с группой примкнувших в индивидуальном порядке к коалиции депутатов. В этом случае снижалось бы влияние коммунистов и социалистов. Во-вторых, это играло бы на ослабление и дезорганизацию оппозиционных

БЮТ и НУ. Борьба против перебежчиков грозила переключить все внимание оппозиционеров на внутрифракционную работу. Уже после исхода нескольких депутатов из оппозиции коалиция начала информационную работу, обвиняя фракции БЮТ и НУ в том, что они сами стали причиной оттока депутатов. В-третьих, ослабление оппозиции прямо влияло и на ослабление Президента. По сути, это было открытым объявлением войны президенту и оппозиции, так как «проект 300» нивелировал инструмент президентского вето и фактически делал президента номинальной фигурой в стране, поскольку лишал его хотя бы относительно стабильной поддержки в парламенте и блокирующего пакета в виде голосов оппозиции. Всю последнюю неделю марта шли дискуссии о том, можно ли распустить парламент и на каком основании. В середине недели в интернете даже появилась копия Указа Президента о роспуске, который стал так сказать виртуальной репетицией. Итогом событий недели стало заявление президента Ющенко о том, что в понедельник состоятся консультации с депутатами ВРУ. Данный шаг согласно Конституции является преддверием Указа Президента о роспуске парламента. «Резкие движения» Поворотным в политической повестке дня стало начало апреля — президент после консультаций с руководителями фракций подписал Указ о роспуске парламента. Последовавшие за этим заседания парламента и правительства лишь подтвердили неготовность коалиции к такому ходу событий. Непризнание Указа президента не остановило его. Наиболее действенным ответом коалиции стало обращение в Конституционный Суд на предмет конституционности Указа. Возможность оспорить решение в суде перевела политический конфликт в плоскость юридических войн. Спустя неделю-полторы после Указа президента о досрочном прекращении 191


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

полномочий парламента стало очевидным, что коалиционные силы настроены в лучшем случае полностью заблокировать тему досрочных выборов, в худшем — на максимальное затягивание и отсрочивание выборов. Для коалиции жизненно важным было выиграть время, для президента — наоборот: максимально ускорить процесс. Так появился второй Указ президента о роспуске парламента от 26 апреля 2007 года. Президент при помощи второго Указа решил сразу несколько тактических задач. Во-первых, он ощутимо укрепил аргументационно-правовую базу роспуска парламента (частично были нивелированы правовые изъяны Указа от 2 апреля). Во-вторых, он сломал игру коалиции вокруг Конституционного Суда — коалиция готовилась к его решению в свою пользу, теперь же по процедуре КС должен был прекратить рассмотрение первого Указа (действие которого Ющенко прекратил вторым Указом) и начинать заново рассмотрение президентского Указа от 26 апреля. В-третьих, президент своим Указом одновременно продемонстрировал и готовность к определенным компромиссам — дата выборов отодвигалась на месяц, что в определенной степени играло на оппонентов президента. В-четвертых, второй Указ деморализовал коалицию, сломал их сценарий затягивания и блокирования выборов и заставил перестраиваться «на марше» — то есть в кратчайшие сроки вырабатывать новый консолидированный алгоритм ответных действий. Позиции внутри самой коалиции начали понемногу раскалываться. Если Партия регионов была в принципе готовой к тому, чтобы согласиться на досрочные выборы, то их коллеги по коалиции — социалисты и коммунисты — заняли позицию непринятия указа президента. Уже на протяжении первых дней после 26 апреля стало понятным, кто именно блокирует достижение компромисса между Януковичем и Ющенко. Это глава парламента Александр Мороз. Он в конъюнктуре 192

кризиса стал наиболее последовательным и радикальным противником сценария досрочных выборов, он же по большому счету занимал самую непримиримую позицию по отношению к президенту. Его мотивации были очевидными. Во-первых, это фактор низкой электоральной поддержки СПУ, возглавляемой Морозом. После перехода социалистов в «бело-голубую» коалицию (благодаря которому эта коалиция и стала возможной) рейтинг СПУ упал более чем вдвое, и на сегодня есть серьезные сомнения в том, что партия Мороза в состоянии преодолеть трехпроцентный барьер. Единственным спасением для социалис­ тов является блок с Партией регионов, существенная часть которой не в восторге от самой идеи такого слияния. Во-вторых, даже если допустить, что СПУ все-таки попадет в парламент, никто не гарантирует Морозу кресла спикера, а именно оно и было основной ставкой социалистов в момент коалиционного «предательства» оранжевых. Скорее, напротив — спикер рисковал стать «персоной нон грата» для большинства политических элит, как очень сложный и зачастую не в меру требовательный союзник. И если ставка президентской стороны делалась на то, чтобы любой ценой «вытолкнуть» из переговорного процесса «третьего лишнего» и искать договоренности напрямую с премьер-министром, то интерес самого Мороза естественно состоял в том, чтобы максимально оставаться в игре в роли более или менее самостоятельной «третьей стороны». Поэтому неудивительно, что достигнутые в формате «двойки» Янукович — Ющенко договоренности от 4 мая о том, что досрочные выборы должны состояться, спровоцировали резкую реакцию спикера — он не признал их в качестве основы для выборов и включил сценарий политического и правового шантажа премьера. Стоит отметить, что это происходило при прямой поддержке давних антагонистов СПУ — коммунистов, предвыборным и политиче-


Украинский кризис: генезис, динамика, итоги

ским интересам которых также отвечала радикальная антипрезидентская позиция. Параллельно Мороз начал сознательную игру на радикализацию сценария, выступив с инициативой внесения новых поправок в Конституцию, которые фактически нивелировали институт президентства в Украине. Если Морозу никто не гарантировал кресло спикера, то Януковичу, несмотря на то, что ПР является бесспорным электоральным лидером в стране, никто не может гарантировать кресло премьер-министра после досрочных парламентских выборов. Во-первых, несмотря на очевидную победу ПР, неясными остаются коалиционные перспективы партии. В условиях, когда СПУ рискует не попасть в парламент, ПР может выиграть выборы, при этом проиграв коалицию. Вовторых, в самой Партии регионов далеко не все в восторге от политики, проводимой Януковичем на протяжении последних девяти месяцев, которая привела к полномасштабной войне с президентом Ющенко. В Партии регионов имеет место достаточно мощная «партия мира», заинтересованная в достижении полномасштабных и хотя бы среднесрочных договоренностей с Ющенко, которые бы обеспечили стабильность ее бизнесу и планомерное продвижение своих бизнес-интересов на Запад. Очевидно, что эти и другие аргументы и обусловили появление консолидированного интереса у спикера и премьера. Морозу постепенно удается втянуть Януковича в свою игру. Премьер достаточно быстро денонсирует достигнутые с Ющенко договоренности и фактически становится на одну позицию со спикером, которая состояла в обязательности решения Конституционного Суда (что в нынешних кризисных условиях означало де-

факто ставку на затягивание и блокирование избирательного процесса, поскольку Суд уже неоднократно демонстрировал или заангажированность, или недееспособность), необходимости принятия дополнительных законов для проведения досрочных выборов, подготовке нового реестра избирателей и так далее. К третьей декаде мая стало очевидным, что премьер и спикер попытаются нивелировать избирательный контекст и попытаются навязать обществу и оппонентам новый — конституционные изменения, еще в большей степени урезающие полномочия президента. Форсированное их принятие «полураспущенной» Верховной Радой (идею которого педалировал Мороз) не стало бы серьезным препятствием для президента, поскольку для того, чтобы изменения вступили в силу, они должны были, во-первых, пройти экспертизу Конституционного Суда, во-вторых, одобрены на следующей сессии парламента, причем уже 2/3 парламента, то есть конституционным большинством. (Что не возможно даже арифметически без включения в антипрезидентскую игру оппозиционного БЮТ.) Кроме того, в условиях сомнительной легитимности самого парламента и в условиях кризиса идея очередных конституционных правок была деструктивной. В итоге, игра «в конституционные изменения» так и осталась игрой лишь Януковича и Мороза.

Спикер рисковал стать «персоной нон грата» для большинства политических элит

Переговоры через «силовой сценарий» 24 мая стало очевидным, что деятельность Конституционного Суда окончательно заблокирована, причем «усилиями» двух сторон конфликта. Его и без того сомнительная легитимность (существенно подорванная серией коррупционных 193


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

скандалов вокруг нескольких судей) окончательно исчерпалась. Переговорный процесс зашел в тупик, и основным стратегическим направлением стала Генеральная прокуратура Украины (ГПУ) — ключевое силовое учреждение страны. Важность ГПУ состояла в том, что лишь она в условиях кризиса легитимности практически всех институтов власти и судебной системы могла формально легитимировать радикальные шаги одной из сторон против оппонентов, придать им определенную законность и обоснованность. Генеральный прокурор Станислав Пискун, восстановленный в должности указом президента вследствие решения суда, по задумке президентской стороны, очевидно, и должен был выполнить эту миссию, что открыло бы дорогу к масштабному наступлению Ющенко на оппонентов. Однако Партии регионов удалось вовремя «перехватить» генпрокурора и мотивировать его к действиям на своей стороне. В частности, Пискун принял решение о незаконности увольнения президентом нескольких судей КС (уличенных в коррупции). Это, по сути, и стало отправной точкой к развитию «силового сценария» в Украи­не. Президент принимает решение об увольнении Пискуна по формальной причине совмещения последним прокурорской должности с депутатским мандатом и назначает исполняющим обязанности генпрокурора своего ставленника Шемчука. Оппоненты, естественно, не признали этого решения, что спровоцировало столкновения представителей силовых структур (Государственной службы охраны, лояльной к президенту, и спецподразделений МВД, лояльного правительству) в здании ГПУ. В этом смысле показательным является тот факт, что на протяжении нескольких

недель все действия коалиционно-правительственных сил носили сознательно провокативный характер — необходимо было, чтобы именно президент сделал первый силовой шаг. Это дало бы им достаточно оснований для ряда ударов в ответ, апелляций к международному сообществу и своему электорату. Президент же последовательно демонстрировал готовность к квазисиловому варианту развития событий. Об этом свидетельствуют кадровые и управленчес­к ие решения, которые принимал Виктор Ющенко в силовой сфере. Речь идет о назначении представителя оппозиции Турчинова заместителем секретаря РНБО, увольнении Генерального прокурора Пискуна, введении в состав РНБО председателей областных госадминистраций, переподчинении внутренних войск МВД президенту, приказе о передислокации к столице около 3.5 тысяч бойцов внутренних войск и т. п. При этом Ющенко неоднократно давал понять, что имеет для успеха силового сценария как политическую волю, так и надлежащий силовой потенциал. Кроме того, президент практически на протяжении всего кризиса держал в рукаве козырный туз, использовать который имел возможность в любой момент — имеется в виду заседание РНБО, сама возможность проведения которого постоянно держала в напряжении правящую коалицию. Однако президент не дал спровоцировать себя на радикальные шаги, и весь арсенал задействовался в большей степени, как фактор психологического давления на оппонентов. В то же время, именно проправительственное МВД первым применило действия, которые могут трактоваться, как силовые. В этой ситуации каждая из сторон имела «свои» силовые ресурсы (правительство — МВД, президент — Службу безопас­ности Украины, регулярную армию), которые фактически «уравнове-

Сегодня рано говорить о том, что кризис исчерпан, однако его пик миновал

194


Украинский кризис: генезис, динамика, итоги

шивали» друг друга. И без ресурса Генеральной прокуратуры ни одна из сторон не могла рассчитывать хотя бы на тактические преимущества. Когда же этот легитимационный ресурс оказался фактически ничейным (так как сторона президента ни при каких обстоятельствах все равно не признала бы решений Пискуна, как легитимного прокурора), настал момент решительных шагов, которые имели уже чисто силовую (без любой правовой базы) основу. Поэтому актуальной стала борьба уже за собственно силовые инструменты влияния. На пике кризиса президент своим указом выводит из управления МВД и переподчиняет себе внутренние войска. Все это происходит на фоне нагнетания правительством и коалицией информационной шумихи вокруг темы «силового сценария, который развертывается Ющенко», в СМИ появляется информация о том, что в столицу массово подтягиваются подразделения внутренних войск. Это был пик противостояния, результатом которого стали продолжительные переговоры уже в формате тройки (Ющенко — Янукович — Мороз) и масштабные договоренности, которые включали, в частности, дату досрочных выборов (30 сентября), законодательные пакеты, необходимые для их проведения, пакет экономических законов (необходимых для вступления в СОТ и оптимизации социально-экономической системы). Кто победил? Таковой в целом была динамика украинского кризиса. Сегодня рано говорить о том, что кризис исчерпан, однако его пик миновал. Развязка, по идее, должна наступить после сентябрьских досрочных выборов и формирования коалиции, хотя именно эти моменты и могут спровоцировать новый виток кризиса. Однако уже сегодня можно подвести первые (пока что промежуточные) итоги противостояния. Динамика «силового сценария» продемонстрировала, что ни одна из сторон не имела ни контрольного пакета влияния

на силовые структуры, ни достаточной решительности для реализации шагов, которые были не просто нелегитимными, но и тянули бы за собой серьезные правовые и политические последствия. И к таким шагам ни одна из сторон не была готова. Если фактор «перехвата Пискуна» и его защиты подразделениями МВД сыграл ключевую роль в определенном ослаблении позиций президента, то фактор «внутренних войск» сыграл основную роль в том, что силовой сценарий очень быстро превратился в сценарий переговорный. Кроме того, на сегодня есть достаточно оснований утверждать, что «силовой» сценарий в большей мере преследовал цель принудить оппонента к переговорам (желательно — на своих условиях). То есть целью обострения и демонстрации «силовых мускулов» были именно переговоры, но уже на других договорных позициях. В таком случае достижение масштабных политических договоренностей перевело кризис из «квазисиловой» в политико-юридическую плоскость. Это также изменило тонус социальных ожиданий. Если до этого существенная часть общества жила в ожидании конфликтов, то теперь — в ожидании выборов. После нынешних договоренностей сломать контекст досрочных выборов уже почти невозможно. Ключевой момент — дата выборов, она согласована тремя сторонами конфликта. Такая ситуация оставляет небольшой люфт для затягивания и маневрирование, но — не для дезавуирования избирательного сценария. Тем более что и США, и Европа, и Россия уже приветствовали и поддержали политические договоренности, достигнутые украинскими лидерами. Победителем (хотя и с определенными оговорками) в нынешней ситуации стал президент — ему удалось почти в полной мере навязать контр-элитам свое видение преодоления кризисов в частности и свое видение функционирования демократичес­к их механизмов в целом. Однако сам технологический формат и логистика выхода из кризиса может быть 195


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

названа скорее «полупрезидентской», так как формально сценарий роспуска через сложение мандатов зависит от шагов оппозиции и желания коалиции. И в этом смысле договоренности от 27 мая с точки зрения интересов главы государства можно оценивать, как тактический компромисс и, вместе с тем, стратегическую победу. Ющенко пошел на несколько тактичес­ ких уступок — «допустил» на главную переговорную площадку О. Мороза, согласился на «осеннюю» дату выборов, дал согласие на смену правового основания проведения внеочередных выборов в ВР. Последнее, кстати, представляется наиболее сомнительным компромиссом со стороны президента, который может иметь далеко идущие политические и правовые последствия. Самое очевидное из которых в том, что правящей коалиции удалось избежать прецедента, согласно которому Верховная Рада может быть распущена главой государства по любому поводу, который формально может трактоваться как нарушение Конституциии или «угроза национальным интересам». За исключением невозможности роспуска высшего законодательного органа в последние полгода полномочий президента и парламента и невозможности на протяжении года распустить ВР, избранную на внеочередных выборах. Впрочем, создается и другой опасный прецедент, согласно которому любая группа, насчитывающая 151 народного депутата, будет иметь возможность, фактически, распустить Верховную Раду. Однако формально Рада будет распущена все же Указом президента. Кроме того, в пользу Банковой21играет включение в пакет договоренностей вопроса СОТ и ряда социально-экономических инициатив президента. Дата выборов в сегодняшних условиях пусть и не оптимальна, но приемлема и некритична для президентской стороны. Если же оценивать стратегические следствия настоящих договоренностей, 2

Улица в центре Киева, на которой расположено здание Секретариата Президента Украины.

196

то очевидно, что президент вышел из политического кризиса заметно более сильным, чем он был на протяжении последних полутора лет. Во-первых, Виктор Ющенко одержал значительную психологическую победу, разрушив миф о «слабом Ющенко» и продемонстрировав во время кризиса жесткость и политическую волю. Отныне с Ющенко будут считаться, его будут опасаться. Во-вторых, президент значительно повысил собственный рейтинг, выйдя, фактически, на второе место после Януковича, чем уже сейчас сделал весомый вклад в свою президентскую кампанию 2009 года. В-третьих, Ющенко практически гарантировал себе право вето до конца своего первого срока полномочий независимо от итогов выборов. В-четвертых, глава государства положил начало конституционному процессу, подготовив основу для частичного перераспределения полномочий в свою пользу и более четкого размежевания компетенции институтов власти. Ведь именно кризис существенно дискредитировал послереформенную политическую систему, в которой доминирует парламент и формируемое им правительство. В общем и целом, Ющенко сформировал достаточную базу для того, чтобы оставаться ключевым политическим игроком в стране до конца первой каденции президентства и выстраивать платформу для второго президентского срока. Президент также выходит на позиции основного инициатора реформ и модератора всех политических процессов в стране. Спикер-социалист Александр Мороз в ходе кризиса достиг целого ряда тактичес­к их, а учитывая его сомнительные электоральные и политические перспективы, и стратегических побед. Он смог навязать Януковичу свою радикальную игру, втянул премьера в свой сценарий радикализации и решительного сопротивления действиям Банковой. Несмотря на перманентное «выталкивание» СПУ из переговорного процесса, он смог


Украинский кризис: генезис, динамика, итоги

именно Януковича сделать главным лоббистом своего участия в переговорах. Таким образом, Мороз выиграл переговорный формат — «институциональная тройка» вместо «большой партийной тройки» — ПР — НУ — БЮТ. Формат партийной тройки навязывался президентской стороной. Спикер сделал процесс роспуска ВР полностью зависимым от ВР и непосредственно спикера. Кроме того, усилиями Януковича Мороз был снова введен в большую политическую игру, реанимирован в качестве влиятельного игрока, а фактически — «третьей стороны» в кризисе, переговорах и национальной политике, что даст ему возможность сохранять существенное влияние на политическую динамику по крайней мере до дня выборов. Кроме того, формат и суть договоренностей сделали невозможными любые договоренности относительно выборов «в обход» Мороза. О бонусах премьера Виктора Януковича пока говорить сложно — ведь он фактически играл в рамках навязываемых ему сценариев и не смог сформировать свою игру в ходе кризиса. Однако конфликт в целом позитивно сыграл на премьерскую партию — ее рейтинг подрос, несмотря на неоднозначные шаги правительства Януковича в социально-экономической сфере. В сложной ситуации оказалась лидер БЮТ Юлия Тимошенко. С одной стороны, досрочные выборы — то есть то, чего она добивалась на протяжении последних девяти месяцев и что многим казалось лишь ее фантазией, состоятся. И в этом смысле она может считать себя победителем. Хотя есть целый ряд «ложек дегтя», которые портят «бочку меда» Юлии Тимошенко. Во-первых, весенний блицкриг БЮТ провалился — выборы не удалось провести по итогам «тарифной войны»,

когда рейтинг Тимошенко был действительно на подъеме. Во-вторых, именно Виктор Ющенко после активного вступления в игру стал набирать основные баллы на кризисе. Радикализация Банковой однозначно пошла на пользу Ющенко, рейтинг которого существенно вырос за последние 2 месяца. Тимошенко же на протяжении кризиса, который и был ею инициирован, оставалась игроком второго плана, а зачастую — и вообще была в тени. Президент же на протяжении всего времени кризиса был на острие противостояния и конфликта. В-третьих, уже сегодня нельзя гарантировать того, что «запоздалые» досрочные выборы дадут Юлии Тимошенко добиться той цели, ради которой затевалась игра с досрочными выборами — а именно поста премьера. Сейчас уже далеко не факт, что БЮТ гарантировано получает второе место на выборах и первое — среди помаранчевых партий, что автоматически давало бы возможность претендовать на должность главы правительства. Сценарий противостояния существенно усилил потенциальные возможности «друзей-конкурентов» БЮТ — «Нашей Украины». То есть в данном случае ситуация для Тимошенко складывается примерно так, что «не всегда хорошо, когда получается то, чего хотелось». Выборы не будут проблемой для БЮТ, однако и не принесут ожидаемых бонусов. В то время, как еще полгода назад «слабый Ющенко» сейчас уверенно занимает второе место по президентским рейтингам после Януковича. Говоря о перипетиях украинского политического кризиса, нельзя не уделить внимания роли в этом процессе отечественного большого бизнеса. Его влияние в постсоветской политике вообще

На пике кризиса президент своим указом выводит из управления МВД и переподчиняет себе внутренние войска

197


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

и в украинской в частности весьма ощутимо, но своеобразно. Крупнейшие олигархические образования вмешиваются в политику и влияют на деятельность государственных и политических институтов прямо и более бесцеремонно, чем в развитых демократических странах. Но, получая контроль над государственными властными структурами как залог успешного функционирования и сверхприбыльности, крупный бизнес и сам попадает в зависимость от высшего государственного чиновничества. В Украине к ведущим олигархическим группам можно причислить СКМ (Систем капитал менедж­ мент) богатейшего человека страны Рината Ахметова, депутата парламента от Партии регионов и ее фактического негласного лидера; ИСД (Индустриальный союз Донбасса) Михаила Таруты и Виталия Гайдука, последний был назначен президентом на пост секретаря СНБО, но через некоторое время подал в отставку; группу «Приват» (ее лидер Игорь Коломойский не занимает государственных и политических постов, но считается близким к Юлии Тимошенко и в какой-то мере к президенту) и корпорацию «Интерпайп» Виктора Пинчука (зять экс-президента Леонида Кучмы, в настоящее время дистанцируется от публичной политики и пытается диверсифицировать как свое политическое влияние, так и риски). Во время последнего политического кризиса крупный бизнес, в отличие от политиков, продемонстрировал стремление избегать крайностей. Так, именно с позицией Ахметова наблюдатели связывают согласие Януковича и Партии регионов с идеей досрочных выборов, а уход в от-

ставку Гайдука мотивируют нежеланием участвовать в радикальном сценарии президентской команды. *** Ключевой вопрос сегодняшнего дня «а будут ли договоренности выполняться?», безусловно, остается открытым. И здесь стоит принимать во внимание то, что ни одна из сторон не вышла из кризиса, ничего не потеряв, что в целом не вполне соответствует украинской политической традиции, где проигравший теряет, а победитель получает все. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов и фактор колоссального недоверия в элитах в целом и между сторонами переговоров в частности. В добавок, нынешние договоренности, несмотря на весь позитив, имеют целый пакет рисков и неясностей. Во-первых, неясно было, каким будет статус Рады после запланированных компромиссных голосований. Он неясен и сейчас, после нового президентского Указа от 5 июня. На сегодня приняты все необходимые для выборов законы. Правящей коалиции удалось настоять также на своем варианте Закона о выборах. Одной из поправок к нему было, например, установление порога явки избирателей в 50 %. Теперь в случае, если больше половины избирателей не принимают участия в досрочных парламентских выборах, такие выборы объявляются недействительными, а новое голосование проводится еще через два месяца. И так до результативного голосования или до очередных выборов, на которых порог явки законодательством не пре ­д усмотрен.

Крупнейшие олигархические образования вмешиваются в политику и влияют на деятельность государственных и политических институтов прямо и бесцеремонно

198


Украинский кризис: генезис, динамика, итоги

За поправкой, принятой по инициативе правящей коалиции, стояла многоуровневая политическая игра. Сразу пошли разговоры о возможном бойкоте выборов коалиционерами, но прокомментировать их игру хотелось бы следующим образом: бойкот, да не тот. Дело в том, что работа на понижение явки даже для достаточно мощной политичес­кой силы технологически не менее сложна, чем иные избирательные стратегии. Но при этом сопряжена с еще большим риском. Ведь в случае, если не удастся снизить явку до желаемой величины, партия остается у разбитого корыта, ибо невозможно одновременно эффективно работать на снижение явки и на результат. Особенно если учитывать тот факт, что часть электората партий коалиции могла бы в таком случае перетечь к более маргинальным, но идеологически сходным партиям, которые поддержали идею досрочных выборов. Например, к прогрессивным социалистам Наталии Витренко. Скорее, шантаж срывом голосования с помощью введения порога явки и бойкота выборов был лишь дополнительным «козырем» коалиции в торгах за дату выборов и элементом подстраховки на случай, если президентская сторона сможет настоять на проведении выборов в неудобные для соперника летние месяцы. Когда удалось в результате совместных договоренностей назначить голосование на 30 сентября, угроза потеряла актуальность. А украин­с кое электоральное законодательство обогатилось еще одним нововведением довольно спорного характера. Даже после достижения договоренностей о дате выборов противостояние не прекратилось. Сегодня основная борьба разразилась за правовой статус распущенного парламента до выборов, а главную линию обороны в этом смысле держит спикер ВРУ Александр Мороз. Президенту же потребовалось издать еще один Указ о роспуске Рады (от 5 июня) теперь уже на основании сложения полномочий фракциями БЮТ и «Нашей Украины», после чего парламент, не насчитывающий

2/3 депутатов, становится неправомочным. Спикер же всеми доступными юридическими и аппаратными способами затягивает процедуру сдачи оппозиционных мандатов, чем всячески продлевает время работы парламента в легитимном статусе. Однако — это уже нюансы сценария. Очевидным является осознание всеми игроками неизбежности выборов 30 сентября и начало активной подготовки к ним как правящей коалицией, так и оппозицией. Во-вторых, уже сейчас формируется опасный «прецедент 151», что дает любой группе, оказавшейся в оппозиции и имеющей 151 голос, сделать парламент нелегитимным путем отказа от депутатских мандатов. И как следствие — требовать новых парламентских выборов. Если же ситуация будет развиваться в «штатном» формате (то есть более или менее в соответствии с договореннос­ тями), то ключевыми становятся следующие направления, которые активно будут развиваться уже после выборов. Вопрос «новой Конституции» (преимущественно, «по Ющенко») или же «изменений в старую Конституцию» («по Морозу и Януковичу») в нынешней ситуации приобретает принципиальное значение. Конституционная тема уже сегодня становится новым полем конкуренции, и от того, кто в ней победит, будет зависеть выход на четкие параметры будущей республиканской модели Украины (президентскопарламентской, парламентско-президентской либо же чисто парламентской). Нынешний кризис показал, что в ситуации «полуреформы» политической системы Украина как государственный проект обречена на перманентное воспроизводство внутреннего конфликта. Второй и не менее важный момент — вопрос новой коалиции. Ее формат («региональный» или «широкий») определит, будет ли украинская политика развиваться по конфронтационному сценарию, либо же у страны появится шанс проводить более или менее согласованную внутреннюю и внешнюю политику. 199


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

Кроме того, перед Украиной еще острее стала проблема доопределения геополитических приоритетов страны, без чего невозможным представляется построение целостной и консолидированной внутренней политики. Также нынешний кризис поднял на поверхность проблему недееспособности судебной системы. Очевидным стал глубочайший кризис общественной легитимности судебной власти — люди абсолютно не доверяют судам и судьям. И теперь судебная реформа станет одним из ключевых приоритетов любой правительственной команды — независимо от итогов досрочных выборов и формата коалиции.

(Приложение) Срез общественного мнения (и социальных ожиданий) по вопросу досрочных выборов и рейтинги основных политических сил 1. На сегодняшний день 63 % опрошенных, которые определились в своем отношении к согласованному решению Президента, премьер-министра и главы парламента, одобряют его. Не одобряют 37 %. 81 % респондентов заявляют о своем намерении голосовать на выборах, если они состоятся 30 сентября. Лишь 14 % не намерены голосовать, еще 5 % не определились. 52 % опрошенных верят, что досрочные выборы в парламент состоятся 30 сентября, только 15 % в это не верят. 4 % это не интересует, 29 % не смогли ответить на вопрос. Верят в проведение выборов 30 сентября 70 % сторонников «Нашей Украины», 66 % — Блока Юлии Тимошенко, 48 % — Партии регионов, 36 % — Коммунистической партии31. 3

Опрос проведен 2–7 июня 2007 года Киевским международным институтом социологии (КМИС). Методом интервью опрошены 2039 респондентов, живущих во всех областях Украины, в Крыму и Киеве, по стохастической выборке, репрезентативной для населения Украины старше 18 лет. Статистическая погрешность (с вероятностью 0.95 и при дизайн-эффекте 1.5) не превышает 3.5 % для показателей, близких к 50 %, 3 % для показателей, близких к 25 %, 2 % — для показателей, близких к 10 %. www.kііs.com.ua

200

2. По мнению 36.2 % респондентов, ситуация в Украине после проведения досрочных парламентских выборов улучшится. 14.7 % считают, что она ухудшится. 35.9 % уверены, что она не изменится, 13.1 % не смогли ответить на этот вопрос42. 3. Соотношение рейтингов основных политических сил в нынешний момент выглядит следующим образом: • 35.6 % опрошенных высказали свою готовность проголосовать за Партию регионов (лидер — Виктор Янукович). • 16.8 % — за Блок Юлии Тимошенко (лидер — Юлия Тимошенко). • 13.6 % — за блок НУ в составе партий (лидеры — Юрий Луценко, Вячеслав Кириленко). • 4.6 % — за КПУ (лидер — Петр Симоненко). • 2.8 % — за СПУ (лидер — Александр Мороз). • 1.8 % — за Прогрессивную социалистическую партию (лидер — Наталия Витренко). • 1.7 % — за Народную партию (лидер — Владимир Литвин). • 1 % — за другую партию. • 4.6 % — не поддержали бы ни одну из партий или проголосовали бы против всех. • 7.1 % — не смогли ответить на поставленный вопрос. 8.2 % — совсем не принимали бы участия в выборах53.

4

5

Опрос проведен 25–29 мая 2007 года Киевским международным институтом социологии (КМИС). Методом интервью опрошены 2039 респондентов, живущих во всех областях Украины, в Крыму и Киеве, по стохастической выборке, репрезентативной для населения Украины старше 18 лет. Статистическая погрешность (с вероятностью 0.95 и при дизайн-эффекте 1.5) не превышает 3.5 % для показателей, близких к 50 %, 3 % для показателей, ‑близких к 25 %, 2 % – для показателей, близких к 10 %. www.kііs.com.ua Опрос был проведен Центром «София» с 12 по 20 мая во всех регионах страны, было опрошено 2015 респондентов старше 18 лет. Статистическая погрешность выборки не превышает 2.2 %. www.sofia.com.ua


«Консервативно-либеральный синтез — это то, что предлагает в качестве идеологичес­кой платформы…»

«Консервативно-либеральный синтез — это то, что предлагает в качестве идеологичес­ кой платформы сегодняшняя власть» igls.com.ua, 19 ноября 2007 год

В агентстве РИА «Новости» 16 ноября состоялась пресс-конференция на тему «Государственная власть и идеология: проблемы постсоциалистического транзи­ та». Ведущими политическими эксперта­ ми и политиками обсуждались проблемы становления национальной идеологии в Украине, а также идеологическая со­ ставляющая программ и стратегий основ­ ных акторов украинского политического поля. Предлагаем вниманию посетителей сайта выступление на пресс-конференции известного политолога и политтехнолога, директора Института глобальных страте­ гий Вадима Карасёва. С самого начала нужно поставить под сомнение невозможность проектирования будущего из прошлого. Из чего проектировать это будущее? Где эти куски строительного материала? Как его придумать? Очевидно одно, что прошлое — это сырье для выстраивания будущего. Отсюда возникает поиск такого материала, возникает «политика прошлого». Поэтому в том, что сегодня в украинское информационное пространство вбрасываются темы крайне неоднозначные, но исторически значимые, никакой случайности нет. Поскольку ответы на прошлое и сформулируют варианты будущего. Актуальность темы вызвана тем, что существует триада «нация — государство — демократия». И фактически states (штаты, государства) предваряют формирование нации, а затем — 201


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

и формирование демократии. Например, сначала сформировалось французское государство, сформировалась модель нации на основе завоеваний Французской революции, республиканско-якобинская модель (она сегодня в основе французской нации), а затем уже формировалась демократия, демократическая процедура как способ нахождения элит у власти. Распад Советского Союза способствовал развитию несколько иной логики формирования государства. Сначала была демократия. Произошла историческая инверсия. Начинали не с государства и нации, а начинали с демократии. Хотя прибалты одумались и вовремя сделали ее этнической, или цензовой, демократией. Но проблема этничности до сих пор тревожит Прибалтийские страны с точки зрения общности. Вроде бы государство есть. Вроде бы нация есть. Но куда деть русскоязычное население этих стран? Украи­на, Россия и другие постсоветские страны, несмотря на свою недемократичность или квазидемократичность, пошли другим путем. Не начали урезать массовую избирательную демократию. Не начали лишать избирательных прав каких-либо найденных неграждан. Хотя это затормозило процесс нациостроения и государствостроения. Возможно, потому мы сегодня «зависли» между демократией, демократической процедурой и нациостроением, а становление государственности куда-то откладывается и переходит на потом. В условиях, когда в Украине завершается процесс утверждения процедурной электоральной демократии, а демократия становится способом разрешения конфликтов на уровне массы — элиты и на уровне элит, неизбежно встает во-

прос: какую нацию и какое государство Украина будет строить дальше? Может, вообще обойтись без нации или без государства? Нужно поискать, прощупать, на чем может базироваться сегодня украин­с кая нация. Это отсылает нас к поиску национальной идеи или идеи, на которой можно строить что-либо более долговременное, чем операциональная процедурная демократия и которая сама по себе безидеологична. Потому что демократия может приходить во власть силы с какой угодно идеологией. Прежде нужно ответить на вопрос: в каком цивилизационном пространстве Украина? Никогда не было, чтобы государство возникало само по себе. Оно всегда возникало в каком-то историко-географическом контексте. Европейские государства возникали в рамках европейского цивилизационного материала, затем европейского концепта наций. Другие государства возникают в другом контексте. Азиатские. Африканские например. Итак, вначале пространство, затем территория, то есть национально-территориальное государство. Поэтому, когда мы говорим об Украине, мы должны ответить на вопрос, в каком пространстве происходит формирование украинской государственности: европейском, восточно-европейском, постсоветском или в каком-то новом, например «русском», пространстве? Не случайно этот вопрос заложен во всех наших политических битвах, во всех программах наших политических партий. Мы будем спорить о том, кто является председателем рабочей группы, но на самом деле этот вопрос основополагающий. Мы не ответили, в каком мы пространстве, однако нужно будет отвечать, если государство на что-то рассчитывает.

Мы сегодня «зависли» между демократией и нациостроением, а становление государственности откладывается на потом

202


«Консервативно-либеральный синтез — это то, что предлагает в качестве идеологичес­кой платформы…»

В мире идет подъем национальных государств, развертываются процессы ренационализации. Возникает мода на державные государства и нации. Это связано с подъемом Китая, Индии, с сегодняшним конъюнктурным подъемом России и т. д. И здесь опять-таки возникает вопрос, в каком мы тренде. Либо мы в европейско-интеграционном тренде или в особом восточно-европейском тренде, либо мы будем как-то подключаться к новому азиатскому тренду, связанному с подъемом азиатских экономик, и тренду авторитарных великих держав. Это тоже вопрос: где наше место в мире? Где бросить якорь? Потому что якорь придется либо где-то бросать, либо дрейфовать, как при шторме, в бурных водах нынешней геополитики и геоэкономики. На эти вопросы пока никто не отвечал. И даже боятся отвечать, потому что придется чем-то жертвовать. Если мы говорим о модели государства, то здесь такой выбор: «державное государство», как в России, Китае, или восточноевропейская модель «торгового государства». Но ведь за этим варианты экономики. От этого зависит, какая экономика, структура внутреннего валового продукта, межотраслевые комплексы. Если мы делаем ставку на подключение к модели державной нации постсоветского про­странства, значит мы должны думать об экономике больших пространств, об экономическом росте любой ценой, о нео­индустриализме с соответственными продолжениями в промышленной, в частности, политике, например, что делать с металлургическим комплексом и т. д. и т. п. Но если мы выбираем европейско-интеграционный вектор, то у нас и экономика должна быть экономикой потребления, направленной на качество жизни. Гедонизм, потребление, среднеклассовая нация и экология. Но тогда это другая экономика. Надо вводить ограничения на промышленные выбросы, закрывать производства, загаживающие наш воздух… Все это вопросы, связанные с выбором идеологии государства. Это не про-

сто абстракции. Это то, что будет через 20 лет. Какая будет экономика, структура работающего населения, и какая будет в конечном счете социальная и политическая структура страны. Потому-то перед Украиной стоит дилемма: державное или торговое государство. Еще один интересный момент. Различают три вида государства: государство как единица войны, государство как единица социального благосостояния и государство как единица безопасности. И великие государства, такие как Россия и Китай, делают ставку на секьюритарную модель государства. Это модель безопас­ ности, в том числе и военной. Может ли Украина отказаться от модели государства социального благосостояния и выбирать секьюритарную модель государства? Хватит ли у нас сил? Есть ли у нас вообще силовая элита, которая могла бы реализовать такую модель государственности? За 15–16 лет об этом никто не думал. Читая книгу Леонида Кучмы «После Майдана», я понял, что для него государство — это техническая, а не онтологическая категория, управленческая категория. Но вот сегодня подошел момент, когда нужно думать о государстве как об онтологической категории, то есть «бытийной», а не виртуальной реальности. За 16 лет у нас сформировалась стихийно модель либерального, открытого государства. Это открытая экономика. Мы очень открытые. Не случайно у нас импорт превышает экспорт. Не случайно у нас модель не национальной, но и не интернациональной экономики. Это по факту так случилось. Международный валютный фонд, Вашингтонский консенсус, Всемирный банк. Это привело к тому, что без всякой идеологизации у нас была неолиберальная модель государства. Теперь о конкретных идеологических носителях, находящихся на Олимпе украин­с кой политики. Первое. У нас, если взять топ-политиков, есть три человека — Ющенко, Янукович и Тимошенко. И их партии. Вот это три идеологические 203


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

силы. Я не буду говорить о маленьких партиях, потому что это, скорее, фон, чем генераторы идеологического развития. Что касается этой тройки, безусловно, наиболее идеологичен среди них Виктор Ющенко. И его уникальная позиция, в смысле идеологии, заключается в том, что он является консерватором в культуре (отсюда его любовь ко всяким историчес­ ким реликвиям, реликтам, традициям и т. д.), а с другой стороны, — либералом в экономике. Поэтому Ющенко как нынешний верховный носитель власти — это носитель либерально-консервативной модели государства. Открытость в экономике (не случаен его «пас» Митталу с «Криворожсталью») и некая культурная закрытость. Некий культурный консерватизм как дополнение. Между прочим, Россия идет тем же путем. Только у России другие задачи. Путин разве не консерватор? Консерватор. Дозированный либерал. Но в целом это консервативный культурный вариант развития России. Он воссоздает свою державу из обломков советского и имперского прошлого. Вот такой вот неодержавный микс. В Украи­не свой консервативный тренд, свои консервативные ценности. Так вот, консервативно-либеральный синтез — это то, что предлагает в качестве идеологической платформы сего­ дняшний президент, сегодняшняя власть. Что касается Партии регионов, то ее лидер не является носителем идеологии. Он скорее хозяйственник. Такой типаж. Конечно, если взять идеологическую составляющую программы Партии регионов, там есть свои хорошие положения, но в целом эта партия — носитель нео­ советского индустриализма. Это промышленный рост, модель экономик роста по азиатскому примеру. Проводником такой политики является Азаров. И с точки зрения идеологии индустриализма,

возможно, он прав. Индустриализм может стать основой экономического национализма. И тут либерализм Ющенко, либерализм Ахметова и Колесникова и экономический национализм других групп Партии регионов могут составить некое дополнение такого прагматичного, технического национализма к идейному либерал-консерватизму. В целом, к этому все идет. Хотя бы потому, что горно-металлургический комплекс — это тяжелый актив, его трудно переносить с места на место, он привязан к территории, поэтому, по факту, Партия регионов вынуждена работать в поле экономического национализма. У Юлии Тимошенко идеологический вектор не столь очевиден. Он пока зашифрован. Но если говорить о той программе, которая есть, то это, вероятно, сочетание лево-национальных и популистских идей. Хотя популизм здесь — это не ругательное слово. Это идео­логия, которая опирается на «новое народничество». Чаяния народа, эмоции и т. п. Ведь в Украине, кроме бизнеса, еще нет устоявшихся интересов. Поэтому можно работать на поле разных идеологических тенденций, собирая богатый электоральный урожай. И теперь на основе сказанного — несколько слов о том, почему идет битва за историю. Ющенко понимает, мнения по исторической теме очень неоднозначны. Например голодомор. Очень неоднозначные оценки даются. Но скажите, какой выход и какой выбор? Ведь иначе у нас вообще истории не будет. Мы тогда будем привязаны к российско-советской истории. Но и Россия уже придумывает свою историю. А мы будем оставаться со старой советской историей. Либо другой вариант. Нужно писать свою историю, в том числе, и переозначивать ее неоднозначных героев.

В Украине свой консервативный тренд, свои консервативные ценности

204


«Демократия в Украине есть, а вот государство пока слабое»

«Демократия в Украине есть, а вот государство пока слабое» «Евразийский дом», 11 марта 2009 год

Смена общественных и политических настроений, которая наблюдается в Украи­ не, — нормальное явление. В условиях кризиса это признак здоровой политической системы, тем более такой, которая находится в развитии и движется при этом в правильном направлении. Было бы странно, если бы демократические формы не учитывали кризисный контекст существования людей. Протестные настроения наблюдаются во всем мире. Вопрос в том, какой выход находит протест. В некоторых странах происходит смена правительства, распад старых коалиций и формирование новых. Так было в Исландии и Латвии. В некоторых странах проходят досрочные выборы. Например в Израиле, хотя здесь выборы связаны не только с экономическим кризисом, но и непростой ситуацией в сфере безопасности государства. В Украине происходят те же самые процессы. Общественная реакция на кризис находит естественные формы проявления. Люди не замыкаются в себе, нет внутренней миграции, характерной для авторитарных политических режимов. Идет нормальная общественная реакция, которая приводит к политическим изменениям. Действительно, сейчас можно наблюдать падение доверия к власти. Падает рейтинг премьера Юлии Тимошенко, не так динамично, но снижается и популярность традиционной оппозиции. Зато растут рейтинги у новых политиков, которые представляют второй и третий эшелон элит. Украинское общество ищет альтернативу и находит ее, связывая свои надежды с новыми политиками. В условиях 205


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

досрочных парламентских выборов и календарных президентских они могут укрепиться во власти и предложить обществу антикризисную программу. Другое дело, что досрочные парламентские и даже президентские выборы возможны при серьезном ухудшении социально-экономической ситуации в стране. Здесь вероятна смена власти, но политическая система останется той же. Выборы подчеркнут, что украинская политичес­ кая система демократическая и очень гибкая по отношению к внешним изменениям, лабильная по отношению к среде. В этой связи в политике сейчас наблюдается несколько новых трендов. Первый — это разочарование в старых политиках и «сброс» надежд на новые. Второй — в определенной степени можно говорить о том, что элиты начинают поиск механизмов выхода из сложной политичес­кой ситуации. Есть вариант изменения Конституции. Есть вариант досрочных выборов, чтобы по итогам иметь определенные стартовые позиции для участия в президентской гонке. Президентская кампания стартует примерно через полгода, тогда, когда об этом объявит президент. Сейчас нет президентской кампании, поскольку в Украине выборы стали моделью государственного управления. Поэтому кто-то уже совершил фальстарт, например Юлия Тимошенко, начав кампанию еще в 2008 году. Теперь можно даже говорить о попытках рестарта этой кампании. И остается вопрос, с какими позициями топовые кандидаты вступят в выборы. Будет Ю. Тимошенко премьером или уйдет в оппозицию? Какие позиции займет лидер Партии регионов Виктор Янукович? Есть еще вопрос о внешней политике Украины, отношениях с Россией. Главная особенность — весь мир находится в состоянии стратегической паузы. Это связано и с кризисом, и с приходом к власти в США Барака Обамы. Новая администрация США вырабатывает новые идеи и новые доктрины. Идет размывание прежних мировых альянсов и коалиций, которые ранее формировались применительно к США вокруг иракского вопроса. Идет 206

формирование новых — вокруг новых приоритетов, таких как Афганистан, восточные торговые пути. При этом старые альянсы продолжают существовать. Многое зависит от размерности и длительности кризиса, от того, в каком состоянии выйдут экономики ведущих стран, в том числе наряду с США и странами ЕС экономики Китая, Бразилии, ЮАР. Именно от этого и будут определяться приоритеты и система мировой политики. Сейчас мировая политика не работает на основе стратегических доктрин. Она развивается по принципам кораблевождения, все ситуативно, господствует тактика. Формируется эмпирический опыт, на основе которого после кризиса будут понятны мировые константы, а исходя из этого — и приоритеты, в том числе и для постсоветских государств и прежде всего для Украины. Я думаю, что в области безопасности приоритетом будет оставаться НАТО. На отношения Украины с Россией будет влиять кризис. Если бы картина была черно-белая (в России нет кризиса, а в Украине есть), маятник симпатий качнулся бы в сторону Москвы. Но этого нет. В России тоже кризис, и в некоторых сферах он проявляется гораздо серьезнее, чем в Украине. Просто российская политическая система не дает выхода на публичную поверхность. Так что говорить об устойчивом росте симпатий украинцев к России нельзя. Есть топовые политики Украины, которые понимают значимость фактора Москвы. Они пытаются заручиться поддержкой на президентских выборах и получить какие-то преференции по газу. Но не более того. Я думаю, что после президентских выборов, которые будут совпадать с процессом выхода из кризиса, у Украины будут более четкие и понятные приоритеты во внешней политики. Не будет маятника между Западом и Россией. Скорее всего, будет сосредоточение на собственных вопросах. Главный — привести баланс между демократией и государством. Демократия в Украине есть, а вот государство пока слабое. Необходим паритет между выборными формами власти и административными.


Российский вызов украинским выборам

Российский вызов украинским выборам «Зеркало недели», 5 сентября 2009 год

Вопрос формата и политико-идейной повестки будущих президентских выборов в Украине до последнего времени остается неопределенным. Круг претендентов на президентское кандидатство наглядно иллюстрирует, что выборы скорее всего состоятся по сценарию избирательного кастинга лидеров, которые должны продемонстрировать свои менеджерские способности в борьбе с кризисом. Ключевыми претендентами на менеджерское лидерство выступают нынешний и бывший премьер-министры Ю. Тимошенко и В. Янукович. А. Яценюк, В. Литвин, С. Тигипко и другие попытаются обменять свои ресурсы на выгодные послевыборные альянсы, предусматривающие весомые кадровые дивиденды. Вопросы стратегического выбора Украины, которые обычно коррелируют с президентскими выборами, откладываются на неопределенное время. По сути, отказ от четкого формулирования целей дальнейшего развития нашего государства со стороны украинской политической элиты дал повод российской власти предложить, а точнее, заложить «российскую» повестку под украинские президентские выборы–2010. Суть инфляции украинской повестки выборов Смысл выборов в демократической стране состоит не только в определении народных избранников, но и в том, что народ, общество имеет возможность выбрать определенный путь развития 207


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

государства. Традиционно такой путь предлагается элитой и поддерживается / корректируется обществом. Если же общество не приемлет предложения элит или элите нечего предложить, возможен революционный способ ломки хода событий. Первым украинским общественным договором элиты и общества можно назвать договор о независимом Украинском государстве, который и был одобрен народом в 90-е годы прошлого столетия. На протяжении более чем десятилетнего периода независимости у общества накопились к элите претензии, которые в виде четких требований были сформулированы на Майдане в 2004 году. Основным толчком к революционным событиям стали две основные претензии: отсутствие честных выборов (контроль властью выборов вплоть до использования средств фальсификации при голосовании) и притеснения несогласных (будь то оппозиция, журналисты, политические партии или движения). Майдан–2004 фактически разрешил эти две фундаментальные проблемы — президентом был избран кандидат, который реально пользовался доверием большинства общества, а оппозиция получила комфортное место в политической системе. Таким образом, можно было говорить о реальном установлении выборной демократии в Украине. Но у народа был еще ряд претензий, которые в силу специфики выборов оказались второстепенными. Общество требовало реформ для создания справедливых демо­ кратических институтов — политичес­ ких, экономических, правовых и других. Не случайно период президентства Л. Кучмы получил определение «кучмизм» — его составляющими были олигархизация экономики, затягивание реформ, тактическая многовекторность (де-факто безвекторность), что в сумме постоянно откладывало завершение экзистенциального выбора Украины. Главный упор послемайданных событий был сделан на расширение выборной демократии в ущерб строительству эффективных институтов, что привело 208

к перекосам в других составляющих политической системы. Эти перекосы были подкреплены политической реформой, которая провоцировала разрушение политических институтов нечистыми на руку политиками. Расширение участия партий в государственном управлении привело к установлению партийной клановости и коррупции, снижению, а то и нивеляции порядочности элит и институтов. Весь период после Майдана с двумя парламентскими выборами, созданием и разрушением коалиций, перманентными юридическими войнами — все это проявления борьбы за власть в государстве, где институты перестали быть регуляторами общественно-политических отношений. Современные политики заинтересованы в гуттаперчевых институтах, чтобы их можно было подстраивать под ту или иную партийную конфигурацию. Именно это является главной причиной невозможности после неудачной, по общему мнению, политреформы найти новый компромисс относительно модели политической системы и Конституции. Отсутствие единого видения политичес­ кой структуры государства у нынешней политической элиты накануне президентских выборов провоцирует и кризис украинского выбора как такового. Украи­ на не знает, с какими полномочиями она будет выбирать президента и даже какой президент ей нужен, не знает, какие обновленные цели необходимо заложить в развитие страны. Поэтому актуален вопрос о новой украинской повестке дня и о ее субъекте. К сожалению, вся когорта «реальнопроходных» кандидатов оказалась далека от такого видения развития страны, который бы соответствовал национальному лидерству. Этим не могла не воспользоваться российская власть. Российская повестка: релегитимация имперской географии В чем замысел и суть российской повестки, можно понять, реконструируя российские наработки последних лет, ка-


Российский вызов украинским выборам

сающиеся переосмысления независимого «украинского проекта». Конспект «новорусского» украинского проекта изложен в видеоблоге Медведева, а позднее расширен и уточнен российским экспертным сообществом. Главный методологический принцип — противопоставление государства и братского украинского народа, что означает расчленение понятия «Украи­ на» на несколько составляющих. С одной стороны, украинская элита и весь украинский политический класс, который выступал автором и режиссером украинского суверенитета. С другой стороны, украинский народ, которому элита навязала суверенитет, ставший в сочетании с коррумпированностью украинской власти тяжелым бременем для граждан. Отчуждение украин­ ской власти от своих граждан российская власть планирует использовать как отправную точку. Украинская политическая элита оказывается вычеркнутой из украинского проекта. По словам К. Затулина, «в конце концов, украинский народ и Российская Федерация разберутся, кто есть кто и кто есть who» (из интервью Затулина «ФинамФМ», Россия, 21.08.2009). В силу этого алгоритм российской стороны может выглядеть следующим образом. Задача-минимум на период избирательной кампании — дискредитация проукраинского, а в российской транскрипции — прозападного революционного выбора 2004 года. Мишенью становится весь украинский политический класс, при этом в качестве конкретной цели обозначен президент Украины В. Ющенко. Цветные революции должны быть представлены не как гражданские движения протеста, а как нечистая борьба за власть

элит, которые не оправдали ожидания граждан. Ультимативное послание Медведева означает, что при любом исходе президентских выборов будет жесткое давление на фигуру президента Украины. Если это будет В. Янукович, то он окажется в ловушке «принуждения к российскому вектору». С одной стороны, электоральное давление пророссийски настроенного избирателя, которому из всех кандидатов ближе лидер регионалов, а с другой, — российской элиты, которая будет контролировать выполнение именно этой — заданной повестки. Но главная ловушка для Януковича будет заключаться в отношениях с представителями крупного капитала в своей партии, которые ориентированы в большей степени на западные рынки и политико-экономическую дистантность от российской модели государственно-авторитарного капитализма. В случае президентства Ю. Тимошенко она может оказаться растянутой в политико-электоральном шпагате. С одной стороны, прозападно настроенный украинский избиратель, без которого у нее не будет достаточно голосов для победы, а с другой, — принуждение к выполнению ультимативных требований Москвы. Данный вариант будет провоцировать постоянное лавирование и метания между Западом и Москвой. Не имея стратегических ориентиров во внешней политике, Тимошенко вынуждена будет пойти на ту же многовекторность, своеобразный внешнеполитический и внутриполитический «юлизм», то есть ей придется «юлить» и «юлировать» по тактическим позициям.

Современные политики заинтересованы в гуттаперчевых институтах, чтобы их можно было подстраивать под ту или иную партийную конфигурацию

209


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

И в первом, и во втором случае в ближайшие 10 лет следует ожидать замедления и остановки движения Украины в западном векторе интеграции. А для России ближайшие 10–15 лет — это передышка для работы с украинским обществом с целью его переориентации на интеграцию в российское геополитическое, геоэкономическое и геокультурное пространство, что фактически означает принуждение Украины к участию в антизападном («русском», «славянском», «православном») проекте, который без Украины вряд ли возможен. Россия предлагает новорусский проект «на Украине», но не «с Украи­ ной», ведь расширение имперской географии не подразумевает ни полисубъектность, ни полицентричность. Задачей-максимум должна стать подготовка реально пророссийской по духу и мировоззрению элиты в Украине. Вполне возможно, что это повлечет за собой ужесточение политического режима с целью удержания целостности Украины, особенно тех регионов, которые настроены прозападно. Для России Украина должна будет стать опорным государством для построения новой политической и экономической имперской географии в пределах бывшего постсоветского пространства.

регионов и БЮТ смогут законодательно обеспечить себе пребывание у власти на ближайшие 10 лет, то Украина снова окажется в узком горлышке многовекторности, застопорится процесс обновления элит, любые глубинные реформы будут переключены на нейтральную скорость. Элиты ПР и БЮТ, которые на сегодня уже стали «старыми», поскольку побывали у власти несколько раз, будут преследовать тактику косметических реформ и удерживать «прибютовский» эквилибриум. Вряд ли этому тандему смогут составить конкуренцию А. Яценюк или С. Тигипко, не имеющие ни достаточных ресурсов, ни — самое главное — стратегического лидерского мышления действительно президентского масштаба. Украинцам на самом деле не приходится рассчитывать на нынешнюю элиту, обнулившуюся и нулевую, придется принять вызов России, начав борьбу за Украи­н у и украинцев. Субъектом нового общественного договора в современных реалиях может выступить интеллектуальная элита и гражданское общество, те, кто является носителем патриотических ценностей, понимает цивилизационный европейский выбор Украины, занимает активную политическую позицию. Именно интеллектуалы и активные граждане смогут сформулировать новый общественный договор, объяснить четкие цели дальнейшего становления государства. Ставка на эти группы должна выгодно отличаться от ставки России на воспитание пророссийски настроенной элиты. Россия, по сути, пытается поставить проукраинскую элиту в неконкурентные условия, дав преференции

Новый этап становления Украинского государства — это переход от независи­мости как оформления государства к реальной государственной независимости

Контуры нового украинского общественного договора: проект «Независимость II» Главным и опасным послесловием президентских выборов–2010 может стать отсутствие свободного выбора и навязывание спланированного выбора одним или несколькими игроками. Если Партия 210


Российский вызов украинским выборам

компрадорски настроенной части интеллектуалов. Новый этап становления Украинского государства — это переход от независимости как оформления государства к реальной государственной независимости. Первый этап украинской независимости был связан с процессом «развода» с бывшим СССР, который до конца еще не завершен. Но в современных реалиях завершить этот процесс необходимо уже с каждым отдельным государством, все еще имеющем свои интересы в Украине. В силу исторических связей основной клубок нерешенных проблем у Украины остается с Россией. Потому новый этап независимости — Независимость II — это прагматичное разрешение всех украи­ но-российских проблем на партнерских принципах. Не стоит путать реальную независимость от России с изоляцией. Независимость — это прежде всего отстроен­ ная с учетом национальных интересов взаимозависимость, а не односторонняя выгода. Реальная независимость также предполагает новый общественный договор между элитой и обществом. Контуры нового общественного договора можно обрисовать по следующим направлениям. Во-первых, создание эффективной демократии как более строгого стандарта, нежели просто выборная демократия. Необходимы новый конституционный процесс и реформа политических институтов, направленные на установление и закрепление такого порядка, который бы опирался на правовые институты и правовую справедливость. Эффективная демократия возможна не только при условии модернизации политической системы, но и при условии развитой экономической инфраструктуры. Потому, во-вторых, главной целью экономических реформ должен быть приоритет интересов человека, создание социальных стандартов жизни и условий для самореализации каждого члена общества. В конечном счете современная политическая система должна рассматриваться в качестве

накопителя и генератора энергии народа во всем ее многообразии. В-третьих, срочно необходимо переосмысление и перемоделирование роли Украины на геополитической карте Европы и мировой сцене, которая начнет активно перестраиваться. Если будут упущены инициативы по региональному лидерству и партнерству, то Украина окажется пешкой в геополитической игре более сильных игроков. Выше пунктирно обозначены лишь несколько направлений. Задача состоит в написании стратегии развития Украины, контуре и векторе, курсе и ресурсе будущего десятилетия. Вопросы выбора Украины и лидера Украины четко коррелируют. Только при условии, что Украина будет иметь ориентиры развития государства, запрос общества на лидера, который необходим стране на очередных президентских выборах, получит адекватный электоральный ответ.

211


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

Україна після виборів: горе переможеним? «Українська правда», 5 листопада 2009 рік

212

Президентська кампанія відкриває супервиборний 2010 рік. 17 січня і 7 лютого 2010 року відбудеться голосування в першому та другому турі президентських виборів. 30 травня 2010 року, згідно з рішенням Верховної Ради, пройдуть вибори до місцевих рад і органів місцевого самоврядування. Не виключено, що в травні або восени 2010 року буде призначено позачергові парламентські вибори. Тобто 2010 рік може стати роком виборів до всіх рівнів влади. 2002–2010 роки вже стали для Украї­ ни великою електоральною епохою. За цей період відбулося п’ять виборів — у 2002, 2004, 2006, 2007 роках, триває передвиборча кампанія–2010. Українське електоральне десятиліття слід розглядати як результат демократичного розвитку, а помаранчеву епоху — як таку, що відкрила опозиції доступ до влади. За умови збереження допомаранчевої недо-демократії опозицію могли б просто розгромити, але наразі, в умовах пост-помаранчевої демократії, вона змогла переструктуруватися, згуртуватися та переорієнтуватися відповідно до нових електорально-політичних викликів. Зараз лідер опозиції Янукович реально претендує на посаду президента. Чи стане 2010 рік роком закінчення помаранчевої епохи і демократії, де вибори є раціональною процедурою виходу із патових політичних криз? Якщо б вибори–2010 проходили на громадському підйомі, з високими


Україна після виборів: горе переможеним?

суспільними надіями та очікуваннями, тоді можна було б говорити про завершення одної політичної епохи й початок іншої. Тоді інавгурація нового президента означала би інавгурацію нової фази політичного розвитку України. Але оскільки вибори проходять в ситуації економічної кризи і психологічної рецесії, то це означає, що ніякого завершення епохи безпосередньо після президентських виборів не буде. У чому особливість цієї президентської виборчої кампанії? Насамперед у тому, що вибори є, але виборчої інтриги немає. На президентських виборах немає підйому, драйву, ідейних ударів, як це було на минулих виборах у 2004 році. Вибори йдуть у понурій, безкрилій, безцільній повістці. Є всім відомі кандидати-фаворити — це Віктор Янукович і Юлія Тимошенко. Темами виборів стають другорядні питання: як відбувається висування кандидатів, які відсот­ ки дають соціологи фаворитам, чи зможе Янукович виграти вибори на цей раз, чи зможе Тимошенко на цей раз продемонструвати свій фірмовий електоральний стиль — рейтинговий ривок на фініші кампанії… Єдина міні-інтрига — кого підтримає Ющенко і чи зможе президент змішати карти фаворитам. Тому за наявності ситуації, коли інтригою є відсутність інтриги, реальна інтрига переноситься з до-електорального в пост-виборчий період, тобто з 2009 на 2010 рік. Сучасна виборча кампанія не ідеологізована, тому що нав’язувати ідеологічну повістку виборів для основних гравців немає сенсу. Сьогодні вибори важко сконструювати, адже це не вибори стосовно

публічних, прозорих, ідеологічних питань. Якщо виборець не готовий голосувати із суто політичних міркувань, то він буде голосувати з партикулярних міркувань (так зване девіантне голосування) — «за свого», «проти чужого», за соціальні виплати. Попри це, є прихована, досить серйозна глибина цих виборів — перерозподіл власності, геополітичні розвороти, зміна візій / ревізія державного курсу. Оскільки не існує захоплюючих тем, які тримали б суспільство в тонусі, гравці ламають голови над тим, як створити таку обстановку, що сама б захоплювала людей. Якщо виборець поза процесом, це означає, що потрібно його захопити — інформаційно, медійно, тематично, у підсумку — виключно політтехнологічно. Президентська кампанія формується такими суперударними медіа-хвилями, які покликані змішати карти. Пукач, «Лозинський«, «Кислинський«, «Артек«, справа «АтТакфір валь-Хіджри», свинячий грип — це все топові шокові, приголомшливі, пандемічні теми, медіа-удари, які всі обговорюють і які зараз характеризують електоральномобілізаційну складову кампанії. Утім залишається питання, якою буде Україна після виборів, як залежатиме її розвиток від перемоги того чи іншого кандидата. Ймовірне переформатування політичного курсу може відбуватися за різними сценаріями. Відразу виключимо сценарії дуалізму, коли Янукович стає президентом, а Тимошенко залишається прем’єрміністром або навпаки. Україна за останні п’ять років утомилася від трьох вершників, і, як той Болівар, уже не витримає навіть двох.

Якщо виборець поза процесом, це означає, що потрібно його захопити — інформаційно, медійно, тематично

213


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

Тому розглянемо найбільш вірогідні сценарії, виходячи зі стратегій головних фаворитів — Януковича та Тимошенко. Сценарій перший — «Вона без Неї» («Вона — це Україна») у разі перемоги Януковича на президентських виборах Янукович заявив, що після обрання президента потрібно провести дочасні парламентські вибори, а потім ввести мораторій на всі вибори на п’ять років. Що означають ці слова «Лідера»? Можливо, те, що ПР не націлена на проведення будь-яких переговорів з Тимошенко як прем’єр-міністром, тим більше на створення будь-якого варіанту коаліції типу «ПРіБЮТ». Януковичу потрібні парламентські вибори не для того, щоб змінити коаліцію, а для того, щоб вирішити «проблему БЮТ і Тимошенко», а також взагалі проблему сильної опозиції. Мораторій на вибори також може означати, що Партія регіонів вважає за доцільне перейти від парламентсько-президентської республіки до президентської, оскільки саме в умовах президентської респуб­ ліки тільки президентські і парламентські вибори відбуваються один раз на п’ять років, і водночас не існує дочасних виборів до парламенту. Крім цього, політичний фундамент для Януковича — це однопартійна більшість у парламенті та лояльна опозиція. Іншими словами, за владою в парламенті стоїть одна велика фракція-магніт з меншими фракціями-сателітами, а за опозицією — невеликі, лояльні фракції. Узагалі ані Януковичу, ані Тимошенко сильна опозиція не потрібна. Право на існування має лише хороша, дружня, «конструктивна» опозиція.

Якщо Янукович виграє президентську кампанію, то він буде формувати «під себе» нову парламентську більшість, діючий Кабмін піде у відставку, буде створено новий тимчасовий уряд на період до оголошення результатів дочасних парламентських виборів, після яких буде сформовано новий уряд з лояльним до президента прем’єром. Основна мета президентсько-парламентських перегонів за цим сценарієм — позбавлення Тимошенко політичного імунітету, утрата недоторканності після складання прем’єрських обов’язків, та парламентської фракції, відновлення з боку «дружньої» новому президенту прокуратури справ Лозинського, «Артеку», можливо, висування інших звинувачень. Тобто мова йде про зачистку бютівської еліти та розчистку «політичної поляни». Бютівські бізнесмени, яким потрібно буде рятувати власні капітали, самі перейдуть у стан переможців. Тимошенко, яка не зможе їх захистити, їм не потрібна. Питання буде вирішено на 10 років.

Лише той кандидат, який стане президентом у результаті електоральної гри, може бути переможцем і отримати все

214

Сценарій другий — «Україна без Лідера» у разі перемоги Тимошенко Якщо переможе лідерка БЮТ, то вона укріплюватиме коаліцію, поставить свого «технічного» прем’єра. Парламентські вибори Тимошенко буде вигідно провести не відразу, можливо, восени, а тим часом вичекати, поки поч­не розсипатися фракція Партії регіонів, а їх бізнес стане більш поступливим. Для Тимошенко дуже важливим є завдання розписати свій кар’єрний план на найближчі 10–15 років. Головною дилемою для Тимошенко-кандидата стане вибір між владою президента та владою прем’єр-міністра.


Україна після виборів: горе переможеним?

У принципі вона розуміє, що парламентська система дає можливість не бути обмеженим у строках перебування у владі. Наприклад, Консервативна партія Великої Британії перемагала на виборах три терміни підряд і знаходилася при владі 18 років, 11 із яких прем’єрміністром була Тетчер і сім Мейджор; лідер німецької ХДС Коль був федеральним канцлером 16 років. Водночас Тимошенко не може не розу­м і­т и й інше: президент, особливо в україн­с ьких умовах, — це зажди більше, ніж прем’єр-міністр. Лише той кандидат, який стане президентом у результаті електоральної гри, може бути переможцем і отримати все. І відповідно лише така перемога може дати політику всі необхідні інструменти, щоб сформувати вигідну й комфортну політичну систему. Можливі різні варіанти Варіант перший. Тимошенко йде на зміну Конституції за сценарієм «у країні має бути лише один головний керівник», тобто перехід до суто президентської або парламентської республіки, де голова виконавчої влади — або президент, або прем’єр-міністр. Якщо відбувається перехід до президентської моделі, то Тимошенко може бути сильним президентом, але лише другий свій термін. Навряд чи вона піде на «третій термін», оскільки це означатиме певні іміджеві втрати. У випадку переходу до парламентської системи лідер БЮТ отримає безстрокову владу, що спирається на однопартійну більшість, розчищене елітне поле і невеличку й невагому опозицію. Тобто Тимо­шенко буде стояти на стійкій інституціональній платформі влади, яка убезпечить від усіх політичних землетрусів. Варіант другий. Тимошенко стає президентом, але питання змін до Конституції заморожується. Завдяки певній гнучкості парламентсько-президентській моделі та лояльному прем’єру Тимошенко кон-

солідує владу навколо президентської посади. Після двох термінів президентства вона може реалізувати так званий «путінський сценарій», тобто піти на посаду прем’єр-міністра, при цьому «розбудивши» старі повноваження прем’єр-міністра, і таким чином знов консолідувати політичний клас уже навколо постаті голови уряду. Таким чином, після виборів переможець буде намагатися законсервувати свою перемогу. Тоді що, горе переможеному? Якщо брати до уваги рівносильність 7–8 кандидатів другого ешелону, які разом із другим фіналістом президентських виборів навряд чи погодяться на те, щоб переможець «підверстав» політичну систему «під себе», тоді вони, можливо, стануть на перешкоді задумам переможця. Президентські вибори–2010 проходять з багатьма кандидатами та невідомими, з різними позиціями кандидатів, які мають свої індивідуальні претензії на пост­ виборчий період, тому можливі й бажані альтернативні сценарії…

215


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

Завершуються 2000-ні роки, ми вступаємо в роки 2010-ті. Якою буде Україна через 10 років? Про це поговоримо з директором Інституту глобальних стратегій Вадимом Карасьовим.

«Україна може вижити тільки як правова європейська демократична країна» igls.com.ua, 4 січня 2010 рік

216

— 2010-ті роки в Україні починаються президентськими виборами. Вони більш скандально-виставкові. У підтексті цих виборів — досить високі історичні ставки і шанси України, — каже політолог. — 1990-ті роки були епохою одночасного відходу від Радянського Союзу і заснування нової держави. 2000-ні були не тільки роками розлучення з СРСР і з радянської спадщиною. У цьому сенсі вони були складними, бо легко оголосити суверенітет і територіальну цілісність, зовні відокремитися від Радянського Союзу. Набагато складніше відмовитися від радянщини всередині країни, її інституцій, соціального, політичного й економічного життя, усередині кожного індивіда. Бо, незалежно від того, чи кожна людина є проросійським або проукраїнським виборцем, радянське минуле сидить у психо­логії кожного громадянина в тій чи іншій мірі. Однак 2000-ні — це роки формування українців. Завдання не стільки інформаційне чи політичне, скільки екзистенційне. У політиці це була велика електоральна епоха. За ці роки ми пройшли п’ять виборчих кампаній. Непростих, але змістовних і загартовних. Вони формували українство, українську політичну сцену, інтегрували різні політичні, соціальні


«Україна може вижити тільки як правова європейська демократична країна»

й економічні фрагменти з колишнього СРСР у якусь єдину, добре функціонуючу політичну систему. У 2002 році відбулися доленосні парламентські вибори. Вони підготували ґрунт для перемоги українства у 2004-му на президентських. Далі — дві парламентські кампанії 2006 і 2007 років, і ось тепер — президентська. До речі, на всіх виборах перемагала опозиція. А це — одна із ознак демократії. —  Що буде в третьому десятилітті української незалежності? —  Якщо врахувати і зовнішній, і внутрішній політичний контекст, мені здається, що в України є всі шанси не просто стати демократичною державою і продовжити існування в рамках пострадянської псевдодержавності, а створити сучасну, модернову, європеїзовану в адміністративному, менеджерському, регуляційному, інструментальному сенсі країну й україн­ ську націю як національну спільноту, особливістю якої є солідарність усіх громадян. Коли говорять, що в Україні наслідком демократії є розпад державності, то це — псевдополітичний «плач Ярославни». Це був розпад саме цієї пострадянської псевдодержавності з її корумпованістю, неефективністю, некомпетентністю. Сьогодні будь-які закиди на адресу Віктора Ющенка або демократів з приводу того, що не працюють ефективно державні інституції, правоохоронні органи, суди, несправедливі. Як казав Йосип Сталін: «Других писателей у меня для вас нет». Так і в нас: інших чиновників і правоохоронців поки що не має. Звісно, можна було їх «почистити» у ході революційних подій, але де гарантії, що ці чистки не перетворилися б на якусь диктатуру? Демократія — це дуже складний шлях. Тут потрібні терпіння й мудрість. Це самоповчальна система. І виборець учиться на своїх помилках, кого, коли і навіщо обирати і переобирати. Наступні вибори будуть результатом цього демократичного навчання.

Тому можна бути філантропом і песимістом і видавати песимістичні сценарії. Але все-таки Україна буде рухатися в Європу і наближати Європу до себе. Процеси демократизації доповняться процесами європеїзації. Це дасть нам справж­ ню ефективну й легітимну модель державності без будь-якої сильної влади. Європеї­зація — це й шлях до націо­ творення. Бо українська нація зможе відбутися і вижити тільки в європейській родині націй, будучи членом європейської моральної спільноти, невід’ємною складовою політичної й економічної географії Європи. Отже, 1990-ті роки — це створення української держави за рахунок зовнішніх ознак — визнання у світі. 2000-ні — усталеність, ствердження демократичної системи, політичної конкуренції. 2010-ті роки стануть епохою творення нації. Це завершить процес зовнішнього і внутрішнього формування України як країни. Повинна бути тріада: демократія — нація — держава. Причому держава не в російському розумінні, коли є сильний вождь, сувора вертикаль влади, порядок замість хаосу. Держава — це сукупність інститутів, які захищають людей і гарантують їм економічний добро­бут і фінансову безпеку, стандарти життя, нормальні європейські дороги, воду, теп­ ло, комунальні послуги. Сила держави в тому, щоб гарантувати виробництво публічних благ для людини. Це — захист, безпека, комфорт, нормальне, я б навіть сказав, міщанське, у доброму розумінні життя, що робить людей повноцінними громадянами, які стають тоді лояльнішими до своєї країни. Коли так твориться сильне суспільство, яке захищає держава і служить йому, тоді й може бути сильний президент. А не навпаки: сильний президент — сильна держава. Ми бачимо це на прикладі Росії. Є сильні керівники і силовики, але більше ані безпеки, ані економічного добробуту, ані комфорту там немає. Щодо політичної складової, то, прямуючи до Європи, про одних політиків 217


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

забудуть, як забули політиків 1990-х. Дійсно, Ющенко, Тимошенко й інші вийшли з цих років. Але тоді вони були у другому — третьому ешелонах. 2000-ні роки були епохою Ющенка. Він її розпочав на посаді прем’єра в кінці 1999 року. І фактично все це десятиліття був плеймейкером політичної державної гри. Або як ініціатор, або як об’єкт реагування, причому не завжди адекватного. Багато кажуть про його нерішучість чи слабкість. Але місія президента — не «решать вопросы», не сидіти на фінансових потоках, а формувати сенс, смисл, стратегію, глобальний порядок денний країни, а не провінційний, містечковий, локальний, тимчасовий. Ющенко втягнув і Партію регіонів, і БЮТ, й інші політичні сили, усіх політиків і країну в цілому в національні дебати щодо євро­ атлантичної інтеграції, необхідності вступу до НАТО, пошуку свого місця на новій енергетичній мапі світу, проблеми економічної й політичної інтеграції з ЄС. Він узагалі сформував смислове поле дебатів про Україну на 2010-ті роки. Саме за цю ідейну силу його ненавидять багато наших політиків. Він утягнув у цю полеміку й Путіна та Медвєдєва, для яких ці питання історії й голодомору, ідеологічної легітимації України були завжди неважливими. Чи не означає це, що він сильний президент? До тих пір, поки не вирішимо ці питання, залишатимемося пострадянською країною. І будемо залежати від Росії. Так, СРСР немає, цей роман завершився. Але ми багато в чому ще залежимо від Росії в духовному і доктринальному плані. І багато смислів для України формується в Москві — через російське телебачення, серіали, книги, через московську кліпову свідомість і дискурс. Якщо ми не вирішимо питання власної доктринальної легітимності, то будемо знаходитися або в сірій зоні між Європою і Росією, або в зоні Росії.

—  Що буде з партіями? Які залишаться, а які зникнуть? —  Якщо країна стане «сірою», то чимало й політичних сил, що перебувають при владі, можуть продовжити своє існування. Якщо європеїзуємося — при цьому має бути подвійна інтеграція — у Європу і з європейським способом життя, — то тоді більшість цих сил відійдуть в історію або будуть вимушені внутрішньо модернізуватися. Тоді треба буде забути про всі політичні блоки, які створюються нашвидкуруч, у ручному режимі напередодні виборів, і формувати повноцінні масові народні громадянські партії, які спиратимуться на ідеологічні платформи. Узагалі, партія тоді має сенс існування і може бути успішною й ефективною, коли в неї є ідеологія, лідерство і певний політичний ресурс, як-то місця в парламенті, урядові посади. Але будь-яка партія не може існувати без мрії, без образу майбутнього, без політичної уяви. Це — образотворча функція партії. Такі партії мають з’явитися. Вони й зараз є, хоча їх мало, і вони не настільки популярні. Партія регіонів і БЮТ нині — це не партії, а мега-проекти крупного бізнесу або окремих політиків. Це команди, які збираються під лідера. Якщо Янукович програє вибори, то партія в цьому вигляді існувати не буде. Вона розсиплеться на партійні осколки. КПУ — це не партія майбутнього, бо в неї ідеологія минулого. Її інструментарій — ностальгія. Це почуття присутнє в будь-які епохи і користується попитом. Гадаю, комуністів ще чекає історична оцінка їхньої діяльності та ідеології. Їм потрібно реформувати партію. Такий приклад показала Польща, де комуністи змогли реформуватися в європейську соціал-демократію. Україна потерпає від відсутності ук­раїн­с ького лівого проекту. В умовах дикого корупційного капіталізму для балансу конче необхідна ліва партія,

2010-ті роки стануть епохою творення нації

218


«Україна може вижити тільки як правова європейська демократична країна»

яка б спиралася на профспілки, на людей найманої праці, яких надексплуатують наші нинішні олігархи. Нема такої партії — буде популізм. Тому відсутність цивілізованої лівої альтернативи зумовлює популістські викиди партій великого бізнесу. Вони правою рукою нещадно експлуатують людей, а лівою рукою дають невеличкі подачки. По парних числах обдирають народ, а по непарних — люблять. Тому потрібно реформувати КПУ або створити нову партію. На лівому фланзі більше нікого. Соціалістична, Соціал-демократична і подіб­ ні — це маргінальні партії. І Мороз, і Симоненко, і Янукович відійдуть — це політики вчорашнього і позавчорашнього дня. Кожен з них по-своєму несе радянське минуле — секретаря райкому, директора автобази чи члена за часів комерційного комсомолу. На найвищі посади в країні й досі претендують «комсомолята 1980-х». З правих сил Рух вичерпав себе. Його завданням було домогтися незалежності України від СРСР. Це вже зроблено. Нам потрібно сьогодні не оформляти розлучення, а створювати нову сім’ю. Наша родина — європейська. Потрібна європейська національно-демократична партія. Найближчою до цього конструктиву є «Наша Україна» Віктора Ющенка. За будь-яких результатів президентських виборів він залишиться в політиці. І «Наша Україна» продовжить своє політичне існування. Якщо вона перейде в опозицію, то це тільки збільшуватиме попит на неї. Бо нам потрібні не просто національно-патріотичні сили, вони можуть нести в собі і негативний заряд — ізоляціонізму, національного популізму, як це ми спостерігаємо у «Свободи» Олега Тягнибока і деяких інших правих сил. Це ознаки української великодержавності, які нічим не кращі за російські або сербські. У Сербії Милошевич практично спричинив крах у своїй країні націоналізмом і ідеєю великої Сербії. Місце України — в європейській сім’ї. І це мають бути ліберальні, громадянські націоналісти. Бо нація склада-

ється з двох чинників — співвітчизники і громадяни. Причому громадян не в сенсі території проживання, а в сенсі володіння правами людини і громадянина. Поки що з цієї точки зору партії як створювалися, так будуть і руйнуватися. Їх готували для розв’язання конкретних електоральних завдань. Це партії тактики, а не стратегії, коротких дистанцій, а не довгого шляху. Вони відразу не зникнуть, ще будуть жевріти. Але піде нова хвиля політиків, партійного будівництва саме в напрямку європейської національної української ідеї. Можуть виникнути європейські космополітичні партії, які не акцентуватимуть увагу на національних ознаках. Європейська партія Катеринчука — це партія із заявкою на український космополітизм. Можливо, на Сході з’явиться нова цивілізована політична сила, яка зрозуміє, що вирішення питання Сходу України не в якійсь особливій позиції, не в апелюванні до російського «старшого брата», а в зовнішній і внутрішній європейській інтеграції України. —  Чи вирішиться питання вступу до ЄС і НАТО? —  Такі питання не вирішуються самі собою. Усе залежатиме від внутрішньої ситуації в Україні. Якщо усвідомимо, що наше місце там, і порозуміємося в цьому, то будемо і в ЄС, і в НАТО. Чим далі, тим більше з’ясовуватиметься, що наше місце — у системі колективної безпеки. Нині жодна країна не убезпечить себе самостійно від загроз — військових чи екологічних. Не вистачить ресурсів. Тому може бути ОДКБ (Ташкентський пакт), НАТО чи якась нова система безпеки. З цих систем Альянс як постблокова конструкція, глобальна організація з надання послуг колективної безпеки є найоптимальнішим варіантом для України. Піти в Ташкентський пакт означає бути з Росією, тоді стосовно незалежності можуть виникнути запитання. Бо навіть не палкі прихильники інтеграції до НАТО розуміють, що дистанціювання від Росії — це мінімум для існування 219


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

України, а відповідно, й української влади. Проблема відносин з Росією — це завжди проблема нашої незалежності. Ворогувати не потрібно, але треба мати це на увазі. —  Чорноморський флот залишиться? —  Чорноморський флот — геополітика. Боротьба за те, щоб він тут залишився чи ні, триватиме. На наступних президентських виборах 2015 року це питання стане одним з ключових. А можливо, й ні, якщо у січні оберемо проєвропейського президента. Узагалі, 2017-й — не тільки рік виводу ЧФ, а й рік столітнього ювілею Великої жовтневої революції. А також столітній ювілей хвилі української незалежності, яка була зірвана зовнішніми і внутрішніми чинниками. Тобто символіка цього року дуже показова. Буде жорстка ідеологічна боротьба за те, щоб остаточно підвести риску під пострадянською епохою. Це буде прощання з минулим, остаточне розлучення. Мало просто сказати, що ми прощаємося, якщо й далі наші вулиці носитимуть імена Леніна, інших комуністичних вождів і пролетарських письменників. 2017 рік може стати роком остаточного розлучення з Росією. Ми повинні стати дружніми державами. Доки не розведемося — будуть постійні конфлікти у відносинах. Бо якщо нема кордонів, то виникає запитання: «Чиє це?», що й провокує можливість зворотності кордонів. Коли відсутні зовнішні кордони, з’являються внутрішні — за Росію чи проти, нема впевненості в існуванні цієї країни. Треба провести чітку демаркацію — позначення на місцевості — сухопутних і водних кордонів. Але ще важливіше, щоб відбулася історична, ментальна демаркація між нашими народами. До того часу ми не будемо нормальними сусідами. Адже якщо Україна почне говорити на тему виводу

ЧФ, росіяни дестабілізуватимуть ситуацію в Криму. Між нами завжди стоятиме питання кордонів, розлучення, ревнощі, психологічні й історичні травми. Як тільки Німеччина й Франція вирішили подібні запитання, кому належать Ельзас і Лотарингія, у них почалося добросусідство. Проблема не в тому, що Україна хоче просто відокремитися від Росії, а в тому, що Росія — авторитарна держава. Якщо вона була б демократичною, то поводила б себе зовсім по-іншому. Хотілося б, щоб Росія теж стала європейською — тоді б усі питання між нами були вирішені. Якщо ж ми будуємо європейську націю, а сусід — великодержавну, то між нами завжди буде конфлікт. На 2010-ті роки питання стоятиме так: або Україна дрейфує в оцій великодержавницькій політиці і буде підсилювати російський зовнішній націоналізм з тиском на Європу, або Росія європеїзовуватиметься і не даватиме у відносинах з Україною проявлятися цим родовим травмам після розпаду СРСР. Саме з цим пов’язано ставлення російської еліти до Віктора Ющенка. —  Чи перетвориться Україна за 10 років з олігархічної на демократичну? —  Бізнес ніколи не відійде від влади. Він може бути зрощений з владою і політикою. 2010 рік у цьому плані — рубіжний. Хоча не завжди погано, коли існує олігархічна республіка. Була Річ Посполита польської шляхти. З неї визріла національна ідея, і Польща, хоч і в історичних муках, через розчленування, постала як одна з потужних країн Європи. Проблема в тому, що нині наші олігархи — це група бізнесменів, які створили свої статки за рахунок трофейної, радянської власності. Українська металургія — ще радянська. Більшість олігархів тільки працюють в Україні, а не живуть Україною. Так,

У нас вибір між авторитарним популізмом і правовою демократією

220


«Україна може вижити тільки як правова європейська демократична країна»

вони є депутатами ВР, у них українські паспорти, але їхні родини живуть за кордоном — у Росії, Лондоні, Монако, Ніцці. Податки платять не в Україні, бо виводять капітали в офшори. Тут у них тільки робочі місця. І вони ставляться до цієї країни, як до колонії. Як до Сибіру, їздять вахтовим методом нафтовики: попрацювали, «грошенят заробили» — і додому. Це дуже заважає створенню національної спільноти — солідарності бідних і багатих. І багаті мають платити податки, щоб бідні не бідували. Це, у свою чергу, легітимізує їхню власність. Потрібно, щоб вони українізувалися. Ющенко багато зробив для цього, утягнувши їх у внутрішньо­ українські проекти. На початку ХХ століття в Угорщині були німецькі і єврейські олігархи. Тільки шість відсотків з них знали угорську мову. Але вже наприкінці 1930-х вони були угорською елітою. Треба, щоб і наші олігархи стали ук­раїн­с ькою елітою і ототожнювали себе з країною, а не тільки з футбольними клубами, своїми підприємствами і парламентом. Для них це просто легальний майданчик для вирішення питань. Економічна криза і ці вибори продемонстрували, що олігархи здалися. Вони повісили всі свої борги на державу. Уряд допомагає їм вийти із кризи. Рекапіталізували банки — тобто всі борги націоналізували, але власність їм залишили. Якщо б олігархи були за конкурентну демократію, чесні вибори… Але сьогодні вони вже вважають, що вибори — це дорого. Бо треба витратитися, а грошей нема, урятувати може тільки держава. А якщо нема виборів і допомагає держава — це вже авторитаризм. Сьогодні олігархи від демократії дрейфують в авторитаризм. У 2010-ті роки може ствердитися популістський авторитаризм, і це в інтересах олігархів, щоб задурити народ, кинути якогось пряника і одночасно дати батога. Може бути ліберальний авторитаризм, коли якийсь освічений автократ лібералізуватиме економіку, створюватиме умови для малого й середнього бізнесу, за-

хищатиме права власності, боротиметься проти рейдерства, бо суди й прокурори продажні — не захищають власність, а відбирають. Є інший шлях — європейсь­ кої правової конституційної демократії, яка захищає людей від свавілля влади, постійного перерозподілу власності, від того, щоб забирали у людей і передавали все «обраним». У Китаї й Сингапурі був авторитаризм розвитку — там знайшлися реформатори, які створили економічне диво. А в Росії бачимо авторитарний популізм, який тільки збагачує купку олігархів і не дає людям нічого. Тож у нас вибір між авторитарним популізмом і правовою демократією. Ось доленосна українська ставка 2010 року. Україна може вижити тільки як правова європейська демократична країна. Якщо оберемо щось інше — немає сенсу говорити про 2020 рік. Країна залишиться незалежною, але вже не буде українською і європейською державою, про яку мріє абсолютна більшість українців.

221


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

Дилеми перемоги Януковича і парадокси поразки Тимошенко «Українська правда», 10 лютого 2010 рік

222

За попередніми результатами другого туру президентських виборів, Янукович отримав 48.95 % голосів виборців, а Тимо­ шенко — 45.47 % голосів. Достатньо невеликий розрив у результатах виборів, регіональна перевага Тимошенко над Януковичем (15 областей Заходу та Центру проти 10 Сходу та Півдня), неподолання лідером Партії регіонів планки в 50 % голосів виборців свідчить про те, що президентський мандат Януковича не є електорально і політично переконливим. Для укорінення своєї перемоги новому президенту знадобиться інституціонально конвертувати електоральну перемогу в коаліційну і парламентську. Головний результат цих виборів у тому, що Янукович виграв, але не переміг, а Тимошенко навпаки — програла, але залишилася непереможеною. Перемога Януковича не стала тріумфальною, і тому вона обмежує йому простір для політичного маневру і свободу у проведені власної президентської політики, а також автоматичного формування пропрезидентської коаліції в парламенті і нового складу уряду. Януковичу ще потрібно буде не тільки символічно, але й інституціонально, на рівні політичного режиму закріпити свою перемогу. Тому саме на парламентському полі новому президенту доведеться провести внутрішньопарламентські й міжкоаліційні битви, аби отримати перемогу у складному внутрішньопарламентському торзі.


Дилеми перемоги Януковича і парадокси поразки Тимошенко

Найбільш сприятливим сценарієм для Януковича буде відставка Тимошенко та нинішнього складу уряду, формування нової коаліції за участю фракцій Блоку Литвина і частини НУ-НС, де фракція ПР візьме на себе роль форматера коаліції. Блок Литвина потрібен для формалізації статусу коаліції, оскільки підписи під коаліційною угодою мають поставити мінімум 226 депутатів. Вочевидь, навіть легітимне рішення фракції НУ-НС у вигляді 37 голосів може бути не підтверджене підписами депутатів від тих груп у фракції, що залишаються лояльними до Тимошенко. До того ж серйозні переговори потрібно провести з Литвином, який піде на таку коаліцію, лише маючи тверді гарантії спікерства і того, що Верховна Рада не буде розпущена. Ціна подібної переінсталяції коаліції та інституціонально-парламентського закріплення перемоги нового президента полягає в серйозних кадрових домовленостях на базі нової коаліції. Ціною питання, окрім спікерства Литвина, може бути також і фігура нового прем’єрміністра. Або регіоналам вдасться наполягти на своїй кандидатурі, або партнери по коаліції будуть вимагати більш нейтрального прем’єрміністра. Усе це в підсумку не зможе абсолютно задовольнити український правлячий клас і команду Януковича, які розраховують на виключно нове, ефективне, діє­з датне президентство. Якщо ще під час президентської кампанії Янукович говорив про можливість дострокових парламентських виборів, то, ураховуючи результат Тимошенко, йти зараз на парламентські перевибори невигідно, оскільки в суперника достатньо серйозні електоральні ресурси і мобілізаційні резерви.

Тому зараз регіонали насамперед зосереджені на реалізації сценарію нової коаліції і відтискування БЮТ до одиночної опозиції-ізоляції. До того ж Тимошенко, яка не є народним депутатом, опиняється без імунітету, і їй доведеться керувати опозицією з партійної штабквартири. У таких умовах БЮТ до чергових парламентських виборів 2012 року може понести невідновні втрати, що розчистить ПР партійно-електоральне поле для свого наступу. Тимошенко, незважаючи на свою президентську поразку, поки що остаточно не переможена. Якщо ПР вдасться відправити лідера БЮТ у відставку, то її достатньо серйозні результати у другому турі, а це ривок з 25 до 45 %, свідчать про колосальні резерви цього політика в електоральних та політичних кампаніях. Крім цього, на фоні слабкого електорального мандата Януковича Тимошенко, яка є вольовим, харизматичним, цілеспрямованим на перемогу політиком, має всі шанси та можливості зберегти свою політичну силу і персональний ресурс, перетворити їх на фактор незамінного полюсу й зробити магнітом української політики. Головне для Тимошенко зараз — не втратити свої партійні активи, закріпитися на «своїх» електоральних полях, а далі як опозиція почати експансію на електоральні ресурси Януковича. Мінімальний розрив Тимошенко дає можливість однопартійцям і прихильникам розглядати її як серйозного політика-опозиціонера, а БЮТ — як реальну силу, що може показати переможний результат на майбутніх календарних парламентських виборах 2012 року. І на тлі неефективної і непривабливої політики Партії регіонів це може зіграти на користь Тимошенко як реального переможця

Тимошенко, незважаючи на свою президентську поразку, поки що остаточно не переможена

223


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

вже на наступних президентських виборах у 2015 році. Окрім підсумків електоральної й кандидатської боротьби, є в цих виборів ще один вимір — чи відбудеться повернення до допомаранчевої епохи та відкат політичної системи? Саме тому важливо, користуючись електоральною арифметикою, поглянути й на підсумки п’ятирічки Ющенка та в цілому епохи помаранчевих сил, яку вже дехто поспішає обнулити. По-перше, за результатами виборів закріпилася електоральна географія розподілу 2004 року і відповідно різна регіональна електорально-ціннісна візія моделі державності України. По-друге, попри нищівну критику помаранчевих сил з боку опонентів, постійні конфлікти між помаранчевими лідерами Ющенком і Тимошенко, неефективну економічну політику двох урядів під керівництвом Тимошенко, а головне — незважаючи на п’ятирічну опозиційну діяльність Януковича, лідер ПР так і не зміг стати президентом більшості, залишившись президентом меншості. Окрім того, голосування за Тимошенко було також «голосуванням проти» небажаного кандидата, тобто це якісний показник неприйняття Януковича і його команди, що залишається на високому рівні в більшості регіонів. Таким чином, вибір народу складається не тільки з персональних політичних симпатій та антипатій, а й є більш глибоким, аніж це розуміють політики. Українці все ж таки віддають перевагу певному цивілізаційному, інституціональному, демократичному вибору, який, до речі, був зроблений саме на Майдані, про який багато хто сьогодні соромиться говорити.

Усе це можна розглядати як серйозний політико-ідеологічний запобіжник від повернення в допомаранчеву епоху з усіма її атрибутами адміністративного управління, атрофії демократичних інститутів, некрозу політичних свобод та неврозу неідентифікованої багатовекторності. Проблема можливого відкату політичної системи полягає в тому, у який бік може бути повернута або розвернута політична реформа, якщо команда Януковича за результатами виборів відформатує політичний режим під себе. Янукович і ПР вважає, що першим кроком після перемоги має бути відставка уряду і розвал існуючої коаліції у Верхов­ ній Раді. Але в інституціональних умовах парламентсько-президентської республіки вибори президента напряму не пов’язані з відставкою прем’єр-міністра й уряду. Це порядок, що притаманний суто президентській республіці та деяким змішаним її формам. Іншими словами, якщо розглядати це питання у прикладному аспекті, то після перемоги на виборах президента від політичної сили, яка не входить до парламентської коаліції, можуть бути два традиційні і один нетрадиційний варіанти розвитку подій. Перший варіант — класичний — коабітація двох політичних сил до календарних виборів парламенту, за результатами яких може бути змінений формат коаліції і фігура прем’єр-міністра. Другий варіант — компромісний — розширення коаліції з урахуванням політичної сили новообраного президента для запобігання конфліктів, що несе коабітація. І третій, так би мовити, нетрадиційний, але можливий варіант, — від-

Реваншистський розрахунок Партії регіонів може одночасно стати прорахунком Януковича як президента з точки зору подальшої своєї перспективи

224


Дилеми перемоги Януковича і парадокси поразки Тимошенко

форматування політичного режиму під президента — переінсталяція прем’єрської коаліції в президентську. Цей варіант є логічним в умовах переконливої перемоги президента з великим відривом від найближчого суперника. Водночас цей сценарій може бути першим кроком до відкату політичної системи 2004 року. І коли Кучма говорить, що «повертається моя команда, мої люди. Усе обнулилося. Я задоволений, що все повертається», він має на увазі насамперед повернення до системи, де прем’єр-міністр залежить від президента, а не від парламентської більшості. Янукович стає президентом, маючи достатньо важливий бекграунд — він працював в опозиції 5 років, причому в комфортних демократичних умовах. Перед Януковичем та його командою стоїть дилема вибору. Що обрати: шлях до продавлення жорсткої системи управління на чолі з однією політичною силою (Янукович — президент, прем’єрміністр від ПР, коаліція в парламенті підминає під себе максимум депутатів, що логічно призведе до повернення сильного президента в політичну систему) чи шлях реального коаліційного уряду й прем’єр-міністра від партії-учасника коаліції, що таким чином продовжить інституціональний розвиток парламентсько-президентської республіки. Перший варіант є бажаним як з боку тих багатьох членів команди Януковича, які прагнуть політичного реваншу, так і з боку українських олігархів, які зацікавлені у відході від демократично-хаотичного управління та переходу до більш стабільно-керованого. Реваншистський розрахунок Партії регіонів може одночасно стати прорахунком Януковича як президента з точки зору подальшої своєї перспективи. Адже, можливо, саме в цьому полягає парадокс поразки Тимошенко, яка бачила й прагнула побудувати модель персоналістської влади, вивівши за її рамки всіх своїх можливих коаліційних партнерів — починаючи від ключового партнера президента

Ющенка до можливих партнерів — Сергія Тігіпка та Арсенія Яценюка, які крок назустріч Тимошенко так і не зробили. А це могло забезпечити Тимошенко беззаперечну перемогу у другому турі президентських виборів. Ще більший парадокс полягає в тому, що БЮТ може побудувати свою сильну опозицію, зокрема щодо недопущення відкату політичної системи і реваншу «кучмістської команди». Але чи зможе це зробити Тимошенко та БЮТ? Адже вони теж знаходяться поза коаліційної логікою парламентської системи. Таким чином, після цих виборів маємо один висновок — демократичні інститути є похідною коаліційної форми політики. І якщо це не розумітиме команда Януковича, то на наступних виборах вони ризикують повторити нинішню поразку Тимошенко.

225


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

Імажинаріум президента Януковича «Українська правда», 26 лютого 2010 рік

226

Коаліційні муки Віктора Януковича На цьому тижні відбулася інавгурація новообраного президента Януковича. Однак, вигравши електоральне змагання та пройшовши процедуру формального вступу на посаду, лідер ПР поки що не отримав повної й остаточної перемоги. Після судового розгляду у ВАСУ за позовом Тимошенко, який завершився до оголошення вердикту, новому президенту потрібно виграти ще принаймні три битви: битву проти старої коаліції і прем’єр-міністра, битву за нову коаліцію і прем’єр-міністра, битву за інституціональний контент свого президентства. За три тижні після другого туру стало зрозуміло, що питання розпаду старої коаліції напряму не пов’язане зі створенням нової. Адже певні інституціональні та політичні перепони можуть стати на заваді коаліційним домовленостям та привести до дострокових парламентських виборів. Тому вирішальною для Януковича стає битва за нового прем’єр-міністра і нову коаліцію. Після виборів Партія регіонів розраховувала на «біло-синій бліцкриг» — швидке та безперешкодне отримання всієї виконавчої влади завдяки встановленню контролю над парламентською більшістю й урядом. До речі, симптоматичними виглядають слова Віктора Федоровича одразу після другого туру про створення «правлячої більшості», що нагадує риторику часів


Імажинаріум президента Януковича

Кучми, трохи вже позабуту в постпомаранчеву епоху коаліційної парламентської більшості. Якщо Януковичу та регіоналам вдасться реалізувати подібний сценарій, то, мабуть, питання стабільності як перманентної консервації політичного режиму буде вирішено: недопущені будь-які інституційні й політичні коабітації між президентом та прем’єр-міністром, згладжені та врівноважені внутрішньопартійні протиріччя за принципами жорсткого адміністрування, тимчасово нівельована політична конкуренція за лідерство в партії. Більш того, якщо Янукович зможе консолідувати еліту та зорієн­ тувати її на себе, це спри ­я ­т име посиленню його суспільної легітимації як президента, якої йому не вистачає за межа­м и тих регіонів, у яких він переміг. На сьогоднішній день стало очевидним, що бажаного інституціо­нального і політичного бліцкригу не відбулося: стара коаліція ще існує, Вона працює, а нова коаліція поки що має багато ескізів та кошторисів. ПР намагається діяти за правилами мажоритарної логіки, де переможець має «отримати все». Тобто в новій коаліції ПР виконує роль форматера та головного акціонера, а президент Янукович та прем’єр-міністр Азаров разом працюють у соціально-економічній повістці. Утім, цей сценарій з кожним днем стає все більше малоймовірним внаслідок того, що регіонали відчули коаліційну логіку парламентсько-президентського режиму. За цих умов проблема переформатування коаліції та обрання прем’єр-міністра пере-

ходить у площину міжелітних кулуарних перемовин і торгів на парламентському майданчику. Янукович опинився перед необхідністю вирішення дилеми коабітації, тобто інституціонального і політичного спів­ існування з прем’єрміністром як ставлеником коаліції. Перед новим президентом фактично постав вибір між двома формулами коабітації. Перша формула — коаліція ПР+БЛ+НУ-НС (-НУ) = прем’єр-міністр Тігіпко. Саме фігура прем’єрміністра в коабітаційній формулі може стати тим важливим чинником, якого так бракує можливій коаліції. Кандидатура Тігіпко, ймовірно, вигідна з декількох позицій: * по-перше, політично нейтральна по відношенню до партійного складу коаліції і фракційної структури парламенту фігура Тігіпка є компромісною та прийнятною для більшості еліт; * по-друге, відсутність економічних розбіжностей і конфлікту економічних інтере­с ів між ним і можливими коаліціантами дає Тігіпку можливість стати модератором серед еліт, і до того ж підвищує договіроздатність між «складними» партнерами ПР та НУ-НС; * по-третє, невиразність політичної повістки Тігіпка робить його ідеальним технічним прем’єром, що відповідає запитам коаліції. До негативних складових, насамперед для Януковича, можна віднести ймовірне інституційне і політичне посилення Тігіпка. Це політичне змужніння Тігіпка може відбуватися або на базі самостійного партійного проекту —

Проблема переформатування коаліції та обрання прем’єр-міністра переходить у площину міжелітних кулуарних перемовин і торгів на парламентському майданчику

227


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

«Сильної України», або в Партії регіонів, якщо її стейкхолдери шукатимуть альтернативного лідера для партії з прицілом на майбутню електоральну перспективу. Друга формула — коаліція ПР+БЛ+НУ-НС (±НУ) = прем’єр-міністр Яценюк. Ця коаліція може складатися зі своєрідної елітної унії між пропрезидентською Партією регіонів і постпомаранчевою частиною старої коаліції. Саме така формула коабітації здатна зміцнити легітимний статус президента Януковича, оскільки він в особі прем’єра Яценюка отримає зрозумілого союзника, який має електоральний ресурс на Західній Україні. Тож, ця формула є взаємовигідною для обох партнерів-коаліціантів — ПР як партія залишається консолідованою парламентською силою, а Яценюк збирає нову власну партію, у тому числі за рахунок партійних уламків блоку «НУ-НС». Яценюк таким чином зможе розмагнітити постпомаранчевий партійний полюс від Ющенка та Тимо­ шенко і зменшити їх політичну вагу. Ця формула забезпечуватиме певний елітний пакт до наступ­ них електоральних змагань. Окрім коаліційних проблем, для Януковича як нового президента актуальним стоїть питання, як він бачить сенс свого президентства. Показово, що він балотувався на виборах з прем’єрською соціально-економічною повісткою, фактично розглядаючи президента як політичного керівника виконавчої влади, своєрідного генерального директора технічного уряду з підзвітним прем’єром. Але виявилося,

що фігура прем’єр-міністра є коаліційною та має інституційний і політичний суверенітет. Тоді для Януковича постає ключове питання стосовно пошуку свого президентського місця в політичній системі. Існуючі Конституційні рамки заганяють нового президента у вузьку інституціональну нішу: зовнішня політика і безпека, загально­національне лідерство, гарантування Конституції та модерування еліт. На зовнішньополітичному напрямку Януковичу доведеться вирішити кілька проблем. По-перше, питання про європейське визнання Януковича ризикує перерости в особистісний синдром пошуку президентом «зовнішньополітичного схвалення», зокрема, у контексті посилення власної легітимності всередині країни. По-друге, як засвідчили перші заяви Януковича, він намагатиметься повернутися до багатовекторності, що в сучасних умовах можливе лише в межах так званої прагматичної повістки, у вигляді окремих проектів економічного співробітництва. Як тільки на порядку денному постане питання про митний союз або зону вільної торгівлі, то Януковичу та коаліції доведеться визначатися концептуально та ідеологічно з пріоритетним напрямком. Іншими словами, питання зовнішньополітичного позиціонування не знято з політичного порядку денного, від якого власне намагається втекти президент, а переходить на рівень коаліції, президента та прем’єра. Це питання стає предметом колективного вибору еліт і буде вирішуватися в парламенті. Загальнонаціональне лідерство Януковича є обмеженим з причин його регіо-

Для Януковича постане проблема: чи зможе він як президент представляти інтереси всіх українців? За рахунок яких пропозицій можливе об’єднання країни?

228


Імажинаріум президента Януковича

нальної ідентичності та прив’язки до певного електорального ареалу, що, у свою чергу, звужує його політико-інституціональну маневрованість. Для Януковича постане проблема: чи зможе він як президент представляти інтереси всіх українців? За рахунок яких пропозицій можливе об’єднання країни? Він може робити спроби човникового бігу між Заходом та Сходом, але навряд чи це можна вважати ефективним інтеграційним проектом, оскільки Януковичу буде важко сформувати загальнонаціональну об’єднувальну платформу. Головна проблема полягає в тому, що цю платформу потрібно шукати не стільки серед виборців, скільки серед еліт, які мають її сформувати та запропонувати громадянам. Більше того, інституціонально президент не здатен запропоновувати об’єднавчу ідею, оскільки є електорально залежним, а може зробити це лише разом з парламентом, у якому сконцентровано представництво різних інтересів. Якщо Янукович стане модератором і об’єднувачем еліт, то він зможе вибудувати інституціональну платформу для своєї ролі як президента держави Україна і відмовитися від бігу за примарою президента всіх українців.

ція до прем’єр-міністра, якщо останній, використовуючи свої інституційні переваги у сфері виконавчої влади, проводить самостійну соціально-економічну політику. Перший варіант можливий за прем’єрства Тігіпка або Азарова, другий — у разі прем’єрства Яценюка. Головним опозиціонером за президентства Януковича буде Тимошенко та БЮТ. В умовах жорсткої опозиції до президента та прем’єра фракція БЮТ у парламенті стає опозицією-ізгоєм і таким чином буде вимушена відступати в ідео­логічну, націоналістичну, радикальну нішу. Крім того, усі постпомаранчеві лідери — Тимошенко, Ющенко, Яценюк — залишаються поза парламентом. Опозиція у Верховній Раді ймовірно буде представлена фракцію БЮТ та депутатами НУ-НС, які не ввійдуть до коаліції. Перед опонентами президента постане питання лідерства і координації дій, структурного перегрупування та ідео­логічного позиціонування. Оскільки основні сили й ресурси опозиції, окрім БЮТ, будуть сконцентровані за межами парламенту, то головним пріоритетом стає консолідована робота в регіонах з місцевими елітами на рівні рад і адміністрацій, підготовка до місцевих виборів, зокрема, з точки зору недопущення відновлення адміністративного ресурсу і контролю за проведенням виборів з боку нової влади. Вочевидь, що відміна місцевих виборів парламентом насамперед була пов’язана з прийдешніми змінами голів обласних та районних державних адміністрацій, які призначатиме новий президент. У разі жорсткої опозиції до президента та м’якої опозиції до прем’єра БЮТ може

На порядку денному в Україні стоїть питання вектора економічної інтеграції і відповідної моделі реформ

Опозиційні лабіринти Тимошенко Структура майбутньої опозиції залежатиме від фігури прем’єр-міністра та інституційної ролі, яку він на себе візьме. Можуть бути два варіанти опозиції: жорстка опозиція до виконавчої влади в умовах, коли президент та прем’єрміністр є представниками однієї партії і проводять єдину політику, жорстка опозиція до президента та м’яка опози-

229


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

забезпечити собі маневр на парламентському майданчику, але питання позиціонування залишається відкритим. Якщо Яценюка оберуть головою уряду, то на порядку денному постане питання партійного лідерства в постпомаранчевому таборі, наслідком чого виникне конкуренція між Тимошенко та Яценюком. Яценюк як прем’єр-міністр знаходитиметься у сприятливіших умовах, оскільки на елітному полі матиме більше можливостей для ресурсної консолідації — партійної, кадрової, адміністративної та ін. Водночас становище Тимошенко як лідера опозиції, позбавленого парламентського майданчику, обмежує її ресурси і потенціал. Парадокс опозиційності БЮТ, вірогідно, полягає в тому, що парламентська фракція може опинитися в стані поза­с истемної опозиції, незважаючи на парламентське представництво. Утім, головною проблемою опозиції залишається не стільки лідерство і позиціонування, скільки ідеологічне наповнення стратегії опозиційної боротьби. Пасткою для опозиції може стати відхід у вузьку культурну-мовну нішу замість розробки чіткої та зрозумілої альтернативної моделі економічного розвитку й реформ. У будь-якому разі новообрана влада — і президент, і коаліція — будуть вимушені розпочинати економічні зміни. До речі, певним внеском у програш кандидата Тимошенко можна вважати відсутність стратегічної економічної програми, хоча б на рівні чергового економічного прориву. І навпаки, президентський успіх Тігіпко став можливим завдяки новому баченню принципів економічної стратегії. Тому відправною точкою для опозиції має стати: переведення питання мови з «дискусійного» в розряд вирішених, адже воно є таким за Конституцією. Якщо це питання є дискусійним у російськоукраїнських відносинах, то воно може вирішуватися на прагматичній повістці спільних культурно-мовних обмінів 230

чи проектів, але це питання не може бути предметом змін української Конституції або політичної системи. На порядку денному в Україні стоїть питання вектора економічної інтеграції і відповідної моделі реформ. Саме на цьому полі опозиція має формувати своє чітке бачення економічного проекту. І вже на його базі будувати критику новоствореної влади. Звичайно, залишається невирішеним питання системи колективної безпеки, що також потребуватиме від опозиції консолідованого бачення та чіткого його роз’яснення. Наступні парламентські вибори мають пройти вже не у формі конкуренції електорально мовних ареалів умовних Заходу та Сходу, а зважаючи на представництво економічних інтересів різних соціальних класів — малого та середнього бізнесу, бюджетників, олігархів. А політичні партії з подібною платформою матимуть шанси отримати електоральну лояльність на парламентських виборах у 2012 році.


Конституция. Коалиция. Янукович

Конституция. Коалиция. Янукович «Украинская правда», 10 марта 2010 год

Верховная Рада приняла во втором чтении закон о внесении изменений в «Закон о регламенте ВР», согласно которым коалиция формируется не только на основе парламентских фракций, но и с участием отдельных депутатов. Задача формирования арифметической коалиции кажется уже решенной, но решена ли она политически? Конституция. Коалиция Коалиция в парламенте — это политическое объединение парламентских партий, за которые голосовали избиратели на выборах. Партии участвуют в выборах со своими списками и программами, затем в парламенте фракции путем объединения в коалицию формируют правительство. Другими словами, коалиция является интегральным элементом целостной цепочки парламентской логики формирования власти: выборы, избиратель, парламент, коалиция, премьер-министр, правительство. В свою очередь, президент может влиять на коалицию только через свою фракцию в парламенте. Президентская фракция, а не сам президент, выполняет роль переговорщика при формировании коалиции. Далее функции президента чисто номинальные: он должен внести на голосование кандидатуру премьера, которую предложила коалиция. Так, за период своего президенства Ющенко по этим правилам два раза вносил на голосование в ВР кандидатуры 231


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

премьер-министра, которые предлагала коалиция: в одном случае это был Янукович, а в другом — Тимошенко. Конституция гласит, что коалиция и премьер-министр неразделимы и невозможны друг без друга. Премьер-министр представляет коалицию. Но премьер может представлять и президента, если они договорились на конституционных основаниях. Либо партия президента входит в состав коалиции, либо президент договаривается работать с коалицией и ее премьером на коабитационных началах. Если таких договоренностей не достигнуто, то парламент идет на выборы. Однако Янукович уже сейчас отказывается от конституционных правил игры и пытается навязать свою молниеносную игру. Иначе говоря, если сам Янукович хорошо играет в теннис, а парламентские фракции играют в футбол, то это не озна­ чает, что депутаты должны бросить футбол и начинать играть в теннис. Помимо парламентского, у коалиции есть еще и конституционный смысл. Сегодня многие ведут разговоры о том, что проблема коалиции чисто вопрос регламента, а не Конституции. Но это было бы так, если бы в Украине уже состоялся парламентский режим. Пока что закреп­ление коалиции в качестве конституционной нормы (ст. 83 Конституции) создает форму для конституционного принуждения к режиму группового управления элит. За коалицией по определению стоят несколько игроков, а не один игрок — президент, потому и был осуществлен переход к компромиссной консолидации

различных элитных групп при формировании правительства. Конституционное закрепление коалиции — это полупринудительный вариант парламентской демократии в Украине. Коалиция обеспечивает плюралистичность политической системы в таком сложном государстве, как Украина, то есть выступает гарантом от монополизации власти со стороны одной элитной группы и одного игрока. Нет и не может быть никаких гарантий того, что монополизированная президентская власть будет более эффективна, нежели групповая. У американцев на этот счет есть поговорка: если король управляет эффективно, то это не в пользу монархии. Главная опасность изменений принципов формирования коалиции в «переписанном» регламенте заключается в том, что парламентская логика формирования власти окажется сломанной, а политический курс власти теперь не будет зависеть от результатов парламентских выборов. Фабрикаци я большинства в результате смешивани я отдельны х фракций и деп утатски х «т у шек» в ко нечном счете приведет к полити ческой дева львации коа лиции и вы холащиванию полити чески х, электора льны х, инстит у циона льны х оснований для межэлитного равновеси я. Пыта ясь подменить ст. 83 Констит у ции «сфабрикованной» регламент ной нормой, региона лы и примкн у вшие деп у таты нару шают эволюцию полити ческого режима. Вопрос не в арифметическом суммировании коалиции, а в том, какое

Новый президент с переменным успехом победил только в девяти областях. Потому он не может претендовать на роль интегратора и скоросшивателя страны

232


Конституция. Коалиция. Янукович

направление развития получит политическая система. Либо будет продолжена логика парламенстко-президенсткого режима с ее атрибутами коалиционного принуждения к элитному компромиссу, либо будет возврат к концентрации президентской власти, когда президент находится над коалицией и подменяет собой элиты. Коалиция. Янукович

ении Бандере и Шухевичу звания Героя Украины закрывает его в узкой идеологической нише. Янукович не сможет ликвидировать политико-идеологическое размежевание на оранжевый Запад и бело-голубой Восток и Юг. Это размежевание, возникшее в 2004 году, стало уже структуро­ образующим фактором украинской политики. В 90-е годы подобного политико-идеологического раскола не было, он был больше географическим и гуманитарным. Персоналистский ресурс президентской власти Кучмы сдерживал проникновение этого базового украинского, культурного раскола в сферу политики. Сможет ли с этим справится человек, победивший в девяти регионах? Янукович претендует на то, чтобы объединить элиту, но не на базе колиционности, а на качественно других основаниях. Политическая прибавочная стоимость коалиции состояла в том, что она была точкой сборки элит, и в этом смысле собирала и объединяла страну. Если новая власть отказывается от коалиционного основания в пользу административного, то оно все равно должно на чем-то крепиться. Таким «креплением» может быть доми­ нирующая партия власти, как в России («ЕдРо»), однако ПР вряд ли сможет играть такую роль, оставаясь региональной партийной силой. После 2004 года Президент уже не мог надежно выполнять функцию гаранта межэлитных взаимоотношений. Еще до событий оранжевой революции

Президенту Януковичу не следует поддаваться искушению навести порядок быстрым и топорным способом, а закатить рукава и начинать договариваться с элитами

Чего же хочет Янукович? Вроде бы того же, что и все, — стабильности и порядка. Но каким образом? Президент предлагает заменить коалиционную консолидацию административным и персоналистским фактором, перейти к административно-бюрократическому режиму и через ре-монтаж административной вертикали консолидировать элиту. Но как Янукович сможет реализовать задуманное? Реализовать персоналисткий режим можно тогда, когда лидер опирается на несколько видов ресурсов: электоральный, административный и ресурс доминирующей партии. Новый президент с переменным успехом победил только в 9 областях, и ему еще предстоит удержать этот результат. Потому он не может претендовать на роль интегратора и скоросшивателя страны. Янукович по определению останется партийным президентом, даже если он дистанцируется от Партии регионов, поскольку им продолжает вилять идеологический хвост. И как бы Президент не открещивался от своей партийности, но обещание отменить указы о присво-

233


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

стало очевидным, что фактор персоны оказывал колоссальное дестабилизирующее воздействие на систему поиска компромиссов и балансов интересов кланов, партий, бизнеса. Потому в результате политреформы гарантом компромисса и стабильности становится не президент, а коалиция, способная консолидировать через парламент групповой режим элит и одновременно выполнять представительскую функцию. Если будет запущен очередной цикл реперсонализации власти и рецентрализации политических и фискальных ресурсов, то это лишь вызовет перенапряжение в элитах и усилит региональный раскол. Решение тактической задачи быстрого создания коалиции и формирования правительства стратегически будет означать сужение политической и электоральной конкуренции. Если Банковая возьмет курс на монополизацию, то это может перечеркнуть режим группового управления элит. Де-факто произойдет коренная смена конституционного строя. Такой курс для Януковича и Партии регионов может привести к самоизоляции от основных элитных игроков — Тимошенко, Яценюка, Ющенко. Для нового президента уже возникает риск, что уже к парламентским выборам 2012 года элиты способны объединиться против президента и его партии. Януковичу необходимо сейчас консолидировать элиты вокруг себя, чтобы в будущем нейтрализовать главного оппонента — Тимошенко. А он наоборот отталкивает элиты, тем самым расчищая путь для Тимошенко и других, рискуя оказаться в элитной и электоральной изоляции. Сегодня вопрос парламентской коалиции лакмусовый и тестовый, так как от его решения зависит не только фабрикация политического режима, но и домодернизация политической систе­м ы. 234

Другими словами, Украина стоит перед выбором модели политических институтов и государственности. Если Янукович откажется от уникальной возможности создать коалицию на компромиссных началах, то страна пойдет путем административно-персоналистской государственности, опирающейся на одного президента со слабой легитимностью и шатким административным ресурсом. Или он выберет другую модель: домодернизация демократически-договорной государственности с целью укоренения европейской парламентской системы. Поэтому Президенту Януковичу не следует поддаваться искушению навести порядок быстрым и топорным способом, а закатить рукава и начинать договариваться с элитами, сохраняя коалиционную компромиссность основания украинского государства.


Небезпечний «ремонт»

Небезпечний «ремонт» «День», №48, 19 березня 2010 рік

Виборче «похмілля» переможців виборів-2010 минуло, розпочалися робочі будні. Відсутність бюджету, держборг, що досягає майже 100 % ВВП, загроза повені… На жаль, низку існуючих і вірогідних майбутніх проблем можна продовжувати безмежно довго. У таких умовах потрібно не просто діяти — діяти в наддинамічному режимі. Окремі члени Кабміну говорять про необхідність про­ ведення реформ «тут і зараз», але рефор­ ми — справа корисна, проте досить болісна в електоральному аспекті. Чи зважаться?.. Про економічне й політичне майбутнє України «День» розмовляє з політологом, директором Інституту глобальних стратегій Вадимом Карасьовим. —  Вадиме Юрійовичу, підсумок нинішніх виборів певною мірою символічний: не за горами 20 років проголошення незалежності, а Кучма відкрито говорить про «обнуління». Що це — фатум? —  Швидше, труднощі нетривіального, історичного транзиту. Йдеться про як мінімум чотири види переходу від поперед­ нього стану до майбутнього. Цей перехід, пов’язаний зі створенням держави, формуванням нації, — постімперський, демо­ кратичний транзит, результат сучасної ринкової економіки. Усі ці види транзиту (переходу) спресовані в одну історичну мить. Фактично вони скомпоновані в один контент і контекст: західноєвропейські країни здійснювали процес модернізації послідовно. Спочатку відбувалося становлення державності, потім — ринку, 235


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

пізніше — нації, демократії, соціальної ринкової держави. І, що важливо, один процес не блокував інший, інший — наступний тощо. Якщо взяти східноєвропейські країни, то вони проблему транзиту вирішували не так, як західноєвропейські країни, але в них уже був проект, дизайн і держави, і нації. А головне — був консенсус еліт щодо національного державного формування. Тому до 2004 року в них було вирішене питання демократичного, національного, державного постімперського транзиту, тобто був здійснений процес пост­комуністичної трансформації. Якщо казати про Україну, то в нас досі немає розуміння, якою має бути державність, геополітичне позиціювання, у яку систе­ му союзів ми повинні входити. Адже несоюзна держава сьогодні — це нонсенс. Це може бути тактичним маневром, геополітичною паузою, але не стратегічним вибором і тим більше — стратегічним вектором. В Україні так і не вирішено питання про те, якою має бути нація, у чому полягає дизайн країни як національного співтовариства. Нинішній Президент неодноразово говорив про Україну, як про багатонаціональну державу. Але ж це не національна держава! Це напівімперське, «крихке» утворення. Етнічних груп може бути багато, але нація — одна. Тобто може бути мультиетнічна державність, але однонаціональна держава. —  А стосовно демократизації, чи справді це для нас перегорнута сторінка чи..? —  На перший погляд, так, питання демо­кратизації вирішене. Помаранчева революція дала нам певний історичний аванс. Однак демократія поза національним співтовариством, поза (перш за все) геополітичним дизайном державності починала набувати дегенеративних рис, ослаблюючи державу, націю, що формується. І демократія фактично привела до влади безнаціональні політичні сили, які вустами своїх «гуманітарних вождів»

і спікерів перекреслюють процеси націо­ нальнотворчого становлення України. Якщо говорити про ринкову економіку, то начебто так, створена капіталістична економіка, але ж це капітал компрадорський, офшорний, не національний. Податки не платяться в країні, прибуток виводиться в офшори. А якщо капітал орієнтований виключно на зовнішні ринки, то й національного ринку немає. І це, на жаль, так, оскільки українська економіка живе за рахунок зовнішніх ринків. Тобто якщо казати про транзит в економічно-ринковому вимірі, то ми перейшли не від клану до ринку, а від клану до клану. Що маємо? Кланову економіку і, як наслідок, — кланову політику. Це підриває тренд України, що національно формується, і перекреслює процес трансформації. Чому? Бо від половинчастих реформ (перш за все в економіці), від переходу не від клану до ринку, а від клану до клану, виграли окремі групи, спритні, хитрі хижаки-ділки, які використовують радянську індустріальну спадщину для власного збагачення. І, вигравши від половинчастих економічних реформ, вони виграли і владу. Вони цей виграш конвертували в українську первинну демократію. Використовуючи демократичні електоральні інструменти, отримали владу. Їхнє завдання — зовсім не проведення реформ. Їхнє завдання — законсервувати ситуацію, примножити свою власність, підсилити власницькі інстинкти і статус. І нинішній склад уряду — це саме свідчення того, що до влади прийшли переможці від половинчастих, часткових, хижацьких реформ, а точніше, — псевдореформ. А тепер їхнє завдання полягає в недопущенні справжніх ринкових реформ на користь середніх верств. —  Тобто в кращому разі стоятимемо на місці? —  Усе залежить від еліт. Якщо польська еліта (причому не має значення, правоцентристи чи лівоцентристи,

Що маємо? Кланову економіку і, як наслідок, — кланову політику

236


Небезпечний «ремонт»

консерватори чи ліберали) вирішила, що шлях Польщі — західний альянс, було зроблено все, аби переконати суспільство, що цей шлях на користь Польщі як держави і поляків як членів національного співтовариства. 1991 року, коли розпадався Радянський Союз, відкрилося вік­ но можливостей. Слабшала центральна влада, у Москві відбулася демократична, єльцинська революція. І тут збіглися інте­ ре­с и українських націоналістів, які мріяли про власну державність, та українських комуністів, які хотіли закритися від демо­кратичної зарази, що йшла з Моск­ви. Останні хотіли законсервувати радянський стан за допомогою державного суверенітету. Іншими словами, вони думали про незалежність від демократичної Москви. Була проголошена Декларація про незалежність, потім референдум, і таким чином з’явилася Україна як незалежна суверенна держава. Було знято багато протиріч. Наприклад щодо прапора. Адже багато хто спочатку був проти синьо-жовтого прапора, звинувачуючи в петлюрівщині тощо. Але саме атрибути держави стали консенсусостворюючим чинником. А уявіть собі, якби й досі в нас відбувалися суперечки про те, яким має бути прапор України? Щодо НАТО, ЄС, російської мови як другої державної суперечки тривають. Що це означає? Це означає, що країна не збудована, немає консенсусу еліт стосовно того, куди і як рухатися далі. Дехто хоче до Росії, дехто — на захід, інші, будучи бенефіціарами нинішнього стану, нікуди не хочуть іти: ні під Путіна, ні до Європи. А навіщо? Їм і так комфортно. 2004 року був шанс зробити ривок на захід, відкривалося вікно колосальних можливостей. Але демократія у варіанті політреформи блокувала цей шлях. Бенефіціари олігархічної моделі капіталізму, маючи ресурсний вплив на політику, доклали неабияких зусиль, аби заблокувати європейський вибір. У свою чергу, європеїзовані політичні сили не зробили всього, аби цей вибір протиснути. І сьогодні вікно можливостей для різкого прориву

у формуванні України як європейської держави зачинене. Чому? Бо європейська національна ідея не є консенсусостворюючим чинником. Після приватизаційного етапу основною ідеєю еліт була ідея корупції. У політику йшли для того, щоб заробляти гроші, робити бізнес тощо. Наша еліта — це корумповані, жадібні хижаки. Дискутувати можна хіба що про розмір жадібності та апетити. У цілому ж україн­ ська еліта корумпована й продажна. Мотивом же її діяльності служила і служить не національна, а корупційна ідея. Бути багатим, вельможним, недосяжним для простих людей — ось для них завдання № 1. Навіщо сьогодні українській еліті потрібний європейський, євроатлантичний вибір? Та не потрібно їм це, бо вони вже давно в НАТО, у Євросоюзі. Там вони навчають своїх дітей, відпочивають, лікуються, живуть. У них там по кілька квартир і будинків. Вони приїжджають до Києва «на дозвілля» — щоб або виконати депутатську роботу, або проінспектувати свої підприємства. Тобто їхнє ставлення до України — як до колонії. Це колоніальна еліта, яка давно інтегрована до Європи і яка не бажає вести за собою Україну, народ. 1991 року в еліт була мета — створити незалежну державу. А сьогодні, об’єктивно, лише пересічні громадяни зацікавлені в європейському виборі, оскільки це інші стандарти життя, лікування, освіти. Словом, гідне життя. Проте еліта заблокувала європейський шлях України. Якщо завтра, не дай Боже, станеться який-небудь воєнний конфлікт, передові загони української еліти швидко сядуть на свої приватні літаки і відлетять — перечікувати під парасолькою НАТО. Ось у чому проблема! Сьогодні еліти не зацікавлені в тому, аби вести Україну до Європи. Вони зацікавлені в тому, аби Україна топталася на місці, бо свою індивідуальну програму європейської інтеграції вони виконали. Ось така безрадісна картина. А коли відкриється вікно можливостей, поки що сказати важко. Потрібно чекати, адже історичні вікна можливостей 237


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

не відкриваються часто. Вони відкриваються раз на 10–15, а то й на 20 років. Через об’єктивні та суб’єктивні причини ми вичерпали ресурси для справжньої деімперіалізації та справжньої європеїзації. —  Отже, реформ не буде, буде імітація? —  Можливо, в економічному секторі й будуть якісь реформи. Але давайте відверто: наш уряд — це уряд багатих людей, як я вже казав, це бенефіціари половинчастих реформ. Кабмін — консервативний, оскільки їхнє завдання не створювати щось нове, не здійснювати проривів, а зібрати й зберегти те, що є, провести інвентаризацію. Це не означає, що люди не мають бажання щось зробити, змінити країну на краще. Але ж бажання — це не політичний факт і тим більше не політичний акт. Мало бажати, мало бути просто хорошою людиною. У політиці немає хороших і поганих. У політиці є люди, які мають ідею, мету, місію, платформу, стратегію, і є такі, які цього «багажу» не мають. Якщо це уряд власників, то про що, цікаво, думатиме власник? Про те, як не втратити свою власність, як її примножити, як створити додаткові види бізнесу, аби провести експансію своїй бізнес-імперії. До влади прийшли прагматики, матеріалісти, які розуміють лише логіку бізнесових проектів, економічної користі та вигоди. І навіть у політику вони переносять свої бізнес-практики. А як робився бізнес в Україні, особливо в 90-ті роки? Шляхом обходження закону. Реалії такі: якщо ти робиш бізнес згідно із законом, ти ніколи не станеш успішним бізнесменом. Так і в парламенті. Потрібно було сідати й домовлятися, але навіщо, якщо можна взяти й обійти регламент. Політична логіка підмінюється бізнеслогікою. Уряд багатих не може за визначенням бути радикальним, він може бути лише консервативним. На реформи вони можуть піти лише від, скажімо так, нехорошого життя, від безвиході, адже пост-

кризова структура економічних можливостей в Україні сьогодні не така, що була на зорі незалежності й на зорі першої хвилі ринкових трансформацій. Так, бюджет порожній, і хоч-не-хоч, повинен щось робити. Так, в економіці вичерпані ресурси, тож потрібно шукати нові ресурси для формування бюджетостворюючих секторів. Але це, ще раз підкреслюю, від нужди, а не від стратегії. —  Відкочування назад… —  Не зовсім. Стилістика нинішньої влади відрізнятиметься від попередньої, оскільки нинішня влада націлена на будь-який результат будь-якою ціною (такий собі результат заради результату). Окрім того, сьогодні фактично вводиться ручне керування країною, економікою. Але як би цим ручним керуванням, показною ефектністю не занапастити паростки інститутів, що еволюційно створюються, — інститутів ринкової економіки, судового, банківського секторів, політичної системи тощо. Незважаючи на всю відразу до «коаліційщини», деградацію парламентських еліт, потрібно визнати, що саме тут визрівали зерна майбутніх, еволюційно стабільних інститутів демократії. Визрівали демократичні правила гри для політиків, виборців, які через вибори вчилися відрізняти демагогів від щирих політиків, нездар від професіоналів, політиканів від політиків-стратегів. Протриматися б нам ще кілька років — і ці інститути могли б визріти — еволюційно, об’єктивно. Але зараз «асфальтоукладач» влади може пройтися цими паростками реальної, хоча й незрілої демократії. Може пройтися скандальною, порожньою, але все-таки свободою слова, яка мала всі шанси стати свободою зрілого слова. А скоро, може, й марнослів’я не бути, та й виборів як таких теж… З одного боку, ручне управління ефективне і може дати результат. Це як ліки — дати відчуття полегшення на певний період. Певне

Нинішня влада націлена на будьякий результат будь-якою ціною

238


Небезпечний «ремонт»

болезаспокійливе. Але так не лікують! Пострадянські патології потрібно пережити, дати можливість здоровому організму перебороти ось цей політичний грип. А реставраційні та контрреформаторські плани, які вже сьогодні ми спостерігаємо (поки що, слава Богу, лише на словах), можуть перекреслити завоювання останніх п’яти років. Завоювання часто непрості, небезперечні, неідеальні й не лише світлі. Проте з погляду європейських перетворень, європейської мрії України, ці завоювання були найсвітлішими за останні 20 років. І, напевно, тому вони найбільше розчарували. Чому? Бо коли порівнюєш можливості цієї п’ятирічки з результатом, не може не виникати відчуття розчарування, а інколи виникають травматичні симптоми і синдроми, політико-психо­ логічні травми. Усю цю симптоматику можна спостерігати, аналізуючи оцінки політиків, експертів, журналістів останніх п’яти років української політичної історії. —  Як зупинити реставрацію і консервацію? Чи в змозі нинішня опозиція виконати цю місію? —  Слово «опозиція» — хороше і правильне. Але питання в тому, якою буде позиція опозиції і хто буде в цій опозиції. Чи готові? Сьогодні мало бути просто опозицією до цієї влади. Адже не потрібно великого розуму, щоб бути в опозиції до уряду Азарова. Потрібно бути в опозиції до того, що заважає зараз і заважало всі попередні 20 років розвитку України. Потрібно збудувати опозицію до того, що блокує шлях України в моральну, політичну та економічну географію Європи. Для цього необхідні колосальні інтелектуальні зусилля, стратегічне прогнозування, бачення країни на 10–15 років уперед. До речі, це десятиліття буде символічним з погляду дат. Адже 2017-й — це не лише рік виведення Чорноморського флоту, це ще й сто років Великої жовтневої революції. А Україна ще частково перебуває в тому просторі часу, який було закладено 1917 року. Потрібно повернути мислячих людей у креативно мислячий клас. Інтелектуальний та політичний стан — ідея

України, що приведе нас до європейської мрії. Необхідно провести аудит чинників, які не дали нам повторити шлях центрально- і східноєвропейських країн або навіть Балкан. Необхідно протестувати ті чинники, що вберегли б нас від нової хвилі юніонізації на пострадянському просторі. Маю на увазі митні, а потім і політичні союзи під російською гегемонією. Необхідно знайти страховку від реімперіалізації, тренди якої сьогодні є видимими на всьому пострадянському просторі. Ось у цьому полягає завдання опозиції, а не лише в критиці Азарова та членів його Кабінету. Тут, повторюю, великого розуму не потрібно. А ось стати інтелектуальною альтернативою, висунути проект розвитку країни, мобілізувати попутників, рекрутувати прибічників, організувати рух — набагато складніше. Але потрібно ж колись починати? Досить займатися інтриганством, досить ділити портфелі й косити бабло! Час думати про країну, а не про себе, коханих. Час служити людям, а не лише своїм «бізнесам» і своїм босам. Досить лобіювати дрібні й крупні бізнес-проекти, потрібно служити на користь суспільного блага і справі. Тоді й люди повірять і не розглядатимуть вибори, як видовище, як гру — покарання недбалих або невподобаних політиків. Люди ставитимуться до виборів відповідальніше, інвестиційніше, а не поспоживацькому. Те, що я бачу сьогодні, — це не опозиція. Це спойлери, які просто «кусатимуть» владу, можливо, кепкуватимуть над її проколами, помилками. Але для країни це не важливо й не потрібно. Досить! Адже останні п’ять років лише й робили, що глумилися один над одним. А в результаті виявилось, що глумилися насправді над паростками демократії.

239


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

«Человека можно купить только свободой» «Комсомольская правда в Украине», 17 апреля 2010 год

Известный эксперт рассказал «Комсомол­ ке» о том, почему Партия регионов в оди­ ночку не справится с реформами, какие угрозы таит стабильность власти и почему 10 лет назад Януковичу было бы гораздо легче управлять страной. Виктор Янукович — не просто новый пре­ зидент Украины, сделавший ряд успешных шагов в начале своего руководства стра­ ной — от молниеносного формирования коалиции и назначения правительства до консолидации власти и успехов на меж­ дународной арене. Еще мало кто заметил, что с победой Януковича в стране устано­ вился новый политический порядок. Из­ менив закон о регламенте, депутаты Рады по сути осуществили тихую революцию, ос­ вященную затем Конституционным Судом. Какими будут последствия парламентской революции? Чего ждать Украине от но­ вой власти в отдаленной перспективе? Об этом «КП» беседовала с Вадимом Ка­ расёвым, директором Института глобаль­ ных стратегий. Тихая парламентская революция — Вадим Юрьевич, даже после выборов многие политики были уверены, что приход к власти Виктора Януковича ничего не изменит. Не удастся сформировать коалицию без принципиальных для ПР компромиссов. Соответственно, и правительство будет коалиционным, и шанс стать премьером есть чуть ли не у Ющенко. Но все вышло иначе, регионалы решили ни с кем не договариваться…

240


«Человека можно купить только свободой»

— Да, они отказались договариваться. Потому что договариваться с нынешним парламентом сложно. Много сторон, достаточно завышенные ставки и риски, которые невозможно оценить. Партия регионов на все это посмотрела — на толпы переговорщиков, желающих попасть в правительство, — и приняла принципиально новое решение. Она вернула политическую систему к той форме, которая существовала в конце 90-х годов. — Вы преувеличиваете? Полномочий у президента не прибавилось… — Изменение порядка формирования коалиции привело к тому, что основной политической единицей в парламенте стала не фракция, а отдельный депутат. Как и в конце 90-х, Верховная Рада структурировалась не на основе коалиции власти и противостоящей ей оппозиции, а представляла собой некую корпорацию депутатов. И сейчас она, я бы сказал, откатилась от модели европейского политического представительства к Верховному Совету полусоветского типа. И второе: основным в стране стал институт президентства, он подавил институт партий. Премьер-министр больше не политическая фигура, президент имеет полное влияние на исполнительную вертикаль, и в парламенте у президента тоже большинство.

— В перспективе это может привести к восстановлению Партии регионов как партии власти. Она, рассчитывая на депутатов-перебежчиков, уже не будет нуждаться в постоянной поддержке других фракций. Тех же коммунистов или Блока Литвина, которые часто завышали свои требования при формировании нового правительства. Что для них важнее всего сейчас — это чтобы — не дай бог — Тимошенко не превратилась во второй полюс политической системы, который, как магнит, манил бы к себе разочарованных. Поэтому делается все, чтобы распорошить силы, группирующиеся вокруг Тимошенко. В идеале модель для ПР следующая: сама Партия регионов — крупная мажоритарная фракция в парламенте и обществе, а вокруг — «миноритарные акцио­ неры» — небольшие партийки, с которыми можно ситуативно договариваться, не зависеть на самом деле ни от кого… — Хорошо это или плохо? — Это политически целесообразно — быстро сформировать власть, восстановить президентскую вертикаль и управляемость государства. Потому что страна не выдержит новых парламентских выборов, не может ждать по полгода формирования коалиции и назначения правительства, равно как и выполнения предвыборной программы президента.

Власть, которая уже взяла на себя всю ответственность за решение вопросов, на фоне предстоящих проблем может попасть в ловушку стабильности. Власть будет стабильна, а общество — нет!

Тимошенко как второй полюс — То есть даже без прежних полномочий президент сосредоточил в руках все рычаги управления страной? К чему это приведет в перспективе, как Вы считаете?

Власть может попасть в ловушку стабильности — То есть все в порядке, никаких проблем не предвидится? 241


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

— Нет, все в порядке лишь в краткосрочном периоде. А если посмотреть на ситуацию шире? У нас экономические сложности — проблемы с налогами, бюджетом, региональной политикой. Плюс настроения в общест­в е — у одних регионов завышены ожидания, у других, наоборот, полное разочарование. Прибавьте сюда перспективу непопулярных реформ, которые неизбежны и заденут социальную сферу. Получается, что власть, которая уже взяла на себя всю ответственность за решение вопросов, на фоне предстоящих проблем может попасть в ловушку стабильности. Власть будет стабильна, а общество — нет! — А разве это хуже ситуации времен Ющенко? Ведь общество тоже было нестабильно. Вдобавок, была нестабильной и власть… — Видите ли, тогда было коалиционное правительство, была дискуссия. Свобода слова давала возможность существующему недовольству выйти наружу, возникал эффект обсуждения, который гасил аффект страстей, недовольства и т. д. Даже когда правительство было недружественным президенту, как в 2006 и 2007 годах, во времена премьерства Януковича и Тимошенко, конфликты были между президентом и премьером, внутри парламента и даже внутри правительства. И это выражало общественные настроения. Конфликт в обществе передавался на плоскость власти, и каждое решение принималось после дискуссии — как компромисс. Политика, особенно в такой специфической стране, как Украина, наверное, не может быть иной. Когда власть пытается подчинить все своему курсу и своим программным установкам, получает-

ся, что внутри власти никаких противоречий нет, но они же есть в обществе! А это опаснее, потому что это может вылиться в неконвенциональный, «немирный» конфликт. Можно, конечно, сузить сферу свободы слова, но общественные конфликты от этого никуда не денутся. Только теперь эти конфликты не будут обсуждать, как раньше, в виде спора политиков на токшоу. Это будет спор одного региона Украины и другого. В одном регионе будут ставить памятники Сталину, а в другом — памятники Бандере. И это намного хуже. Стабильность в обществе не может быть обеспечена одной только дисциплинарной машиной власти.

Стабильность в обществе не может быть обеспечена одной только дисциплинарной машиной власти

242

10 лет назад Януковичу было бы гораздо легче — Иными словами, как и раньше, требуется поиск компромиссов. Вы считаете, что нынешняя власть этого не понимает? — Нынешняя власть неоднородна. Есть группы интересов, группы олигархов, у которых разные цели. Например, так называемая газовая группа («Фирташ и Ко») нацелена на то, чтобы получить сниженную цену на российский газ, восстановив рентабельность своих предприятий. Это, скажем так, экономически консервативная группа, и дешевый газ — все равно не прорыв для страны. Снизить цену на газ Россия может лишь в обмен на комплексные уступки. А это неизбежно ударит по интересам других влиятельных групп — как в окружении президента, так и в целом в стране. Но есть и прогрессивные группы во власти, которые понимают, что без либеральных и экономических свобод не будет экономического роста.


«Человека можно купить только свободой»

Ахметов, например, сказал: «Демократия входит в стоимость государства». Но сейчас, очевидно, когда решаются конкретные конъюнктурные задачи, на первый план вышла группа газовиков, потому что эти задачи упираются в вопрос цены на газ. Януковичу сейчас важно любой ценой запустить мотор экономического роста, а не ждать, когда экономические реформы, например либерализация среднего и малого бизнеса, дадут отдачу (это произойдет в лучшем случае через год–два). — Как, по-Вашему, нужно действовать Партии регионов, чтобы закрепить успех и избежать всех прогнозируемых Вами проблем? — Успех у ПР будет в том случае, если стабильность во власти приведет к успехам в экономике. И нестабильность в обществе компенсируют успехами в социальной политике — ростом благосостояния, эффективной пенсионной системой, медициной… Грубо говоря, с успехом в реформах можно будет купить лояльность людей, если они даже в чем-то не согласны в идео­логическом смысле. — А если реформы не принесут быстрого успеха? — Тогда человека можно купить только свободой! Она ничего не стоит; сейчас говорят: мы создадим миллион рабочих мест… Не надо их создавать, дайте свободу — и люди сами создадут себе рабочие места. Они сгенерируют идею, найдут инвестора, организуют предприятие, правда, при этом люди станут экономи­ чес­к и независимыми, и влиять на них политикам будет сложнее. И функция власти в таком случае будет определяться контрактом с людьми, которые не ждут 200 гривен под выборы, а ждут разумной политики. Если бы команда Януковича пришла к власти 10 лет назад, ей было бы намного легче реализовать свои планы. А сегодня истощение советского индустриального ресурса помноженное на экономический кризис приводит к тому, что уже не будет

такого притока капитала, не будет низких цен на энергоносители и спроса такого на продукцию металлургического экспорта не будет. А это ворох проблем, который одна команда не сможет потянуть ни интеллектуально, ни морально, ни политически… Политикам надо понять, что постсоветский мир с передавшейся по наследству от СССР рентной экономикой заканчивается. Нужно переходить к миру прибавочной стоимости, производить настоящий продукт, а не торговать сырьем. А для того, чтобы создать реальную добавленную стоимость, нужно дать экономическую свободу людям. Чтобы они сами производили, включив мозги, чтобы креативный предпринимательский класс запустил мотор экономического роста. Это как раз и есть вопрос свободы — в данном случае, экономической.

243


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

«Можно получить стабильную власть, но нестабильное общество» «slon.ru», 27 апреля 2010 год

244

Соглашение по формуле «газ в обмен на флот» подарило украинской оппозиции шанс на объединение и на оседлание новой волны протеста снизу. До харьковского соглашения оппозиция находилась в разброде, депрессии и в ситуации полной деморализации. Соглашение взбодрило оппозицию и реанимировало протестные настроения у значительной части украинского общества. Все это дало шанс выстроить объединенную оппозицию нынешней власти. Теперь, фактически, соглашение и затем его ратификация, возможно, станут началом нового протестного цикла, новых протестов снизу и новой волны политического кризиса, а затем и гражданского конфликта. Силовая, с точки зрения парламентской процедуры и парламентских методов, ратификация соглашения в Верховной Раде Украины свидетельствует о том, что политики не желают разрешать конфликт конвенциональными методами. А в таком случае политика не выполняет своей функции по переработке общественных конфликтов. В свою очередь, неспособность социального конфликта конвертироваться в политическое согласие провоцирует гражданский конфликт в стране. При этом стоит отметить, что парламентская ратификация соглашения вовсе не означает общественную ратификацию, поскольку здесь отражается мнение только части общества. В частности, западная часть страны, в отличие от восточных областей, рассматривает харьковские соглашения как сдачу национальных


«Можно получить стабильную власть, но нестабильное общество»

интересов Украины и как сдачу территории. Поэтому можно продавить решения и ратификацию и, несмотря на несогласие оппозиции и гражданские протесты, додавить своих оппонентов, но конфликты в обществе от этого никуда не денутся. Можно сформировать стабильную власть, но за счет стабильности в обществе. Можно получить стабильную власть, но нестабильное общество. Например, в предыдущий «оранжевый период» была нестабильная власть, но общество не было так расколото, как сейчас. Страна не находилась на грани раскола. При новой власти все меняется местами: мы получили стабильную вертикаль власти, но нестабильные общество и страну. И сегодняшняя ратификация соглашения в Верховной Раде Украины ставит больше вопросов, нежели дает ответов. Главный вопрос — что будет с Украиной? Не будут ли углуб­л яться трещины в государственном здании Украины? Не положит ли это начало новой волне революции снизу? И если власть будет действовать жестко, на грани силового давления, не получит ли Украина серьезный территориально-политический гражданский раскол? Сейчас Украина находится на грани новых конфликтов, даже если и будет демонстрироваться внешнее спокойствие. Если это и будет затишье, то, очевидно, только перед бурей. Современная политика вышла из легального поля и переместилась из парламента на улицы. Власть не захотела найти компромисс с оппозицией в стенах парламента и в рамках политико-правового поля. Поэтому политика и политики вышли к людям, а это более опасно, чем конфликты в парламенте, чем конфликты между президентом и премьером, между президентом и парламентом. Раз политика уже вышла на улицы, за грани легальных парламентских процедур, значит, надо ждать очень жесткой раз-

вязки. Теперь уже ситуация «или — или». Или власть подавит протест силовым путем, несмотря ни на что, или уже улица возьмет верх над нынешней властью. Это вопрос лишь времени. Ситуация начинает развиваться по плохому сценарию. Вся проблема состоит в том, что улучшение отношений и установление стабильных добрососедских отношений с Россией любой ценой приводит к тому, что Украина теряет стабильность и начинает раскалываться. Преодоление раскола в отношениях украинской и российской элиты тем способом, каким это делает нынешняя власть, и приводит к таким негативным последствиям, к расколу внутри Украины и украинской элиты. Вот в чем проблема. В том, что ни российская, ни украинская элита не хотят найти более оптимальный вариант улучшения отношений между Россией и Украи­ ной. Партнерство любой ценой приводит к тому, что эта цена становится слишком дорогой для Украины. Сейчас все это уже пойдет в регионы, в Киев. Западная Украина не будет воспринимать эту власть. И эта власть уже показала, что она не будет прислушиваться к мнению западной части Украины. У нынешней украинской власти, в отличие от России, нет такого ресурса, чтобы подчинить себе всю страну. А у оппозиции сегодня нет возможности, чтобы сбросить эту власть. Такая «холодная» война оппозиции и власти, западной и восточной Украины на грани горячих форм проявления этой войны — вот что нас ждет в ближайшем будущем. Украина вступает в новый политический кризис, который может привести к очень серьезному гражданскому конфликту.

Сейчас Украина находится на грани новых конфликтов

245


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

«Дай Боже, щоб вони пішли хоч би через десять років» УНІАН, 7 травня 2010 рік

246

Нещодавно ми побачилися з Вадимом Карасьовим на мітингу в день ратифікації харківських угод. Він не був членом чий­ огось оточення, він був його рядовим учасником. Я спостерігала сцену, коли з цього мітингу екс-президента Віктора Ющенка і його вірну помічницю Віру Ульянченко якісь пенсіонерки проводжали звинувачувальними вигуками. Що й ка­ зати, екс-президент був не дуже бажа­ ним гостем ні серед опозиції, ні серед влади, яка в цей час ратифікувала здачу Севастополя. Що відчував у цей момент експерт, який останні роки консультував президента Ющенка? Що він узагалі думає про ситуацію в країні — в інтерв’ю УНІАН. Гигикнула Тимошенко на пресконференції — і втратила ті самі чотири відсотки —  Вадиме Юрійовичу, сьогодні, коли Партія регіонів реалізує свою політику блискавичної, повної і беззастережної кооперації з Росією, давайте зізнаємося, ми припускали перемогу нинішнього президента, бо думали: Янукович дав якісь гарантії Ющенку, що не демонтуватиме державу. Хочу поставити запитання, на яке сама шукаю відповідь: Янукович давав Ющенкові гарантії, що збереже країну з її зовнішнім курсом, чи ні? —  Не факт, що ті 4 %, яких забракло для перемоги Тимошенко, — це «заслуга» Ющенка. Може, ця «заслуга» жіночої безпосередності?! «Ги-ги» під час спільної прес-конференції з російським прем’єром, коли Путін відповідав на запитання


«Дай Боже, щоб вони пішли хоч би через десять років»

про зустріч без краваток Саакашвілі і Ющенка… Можливо, ці «ги-ги» і є ці 4 %? Можливо, через це була «прогигикана» ця перемога?.. Чому виявилось, що електоральний виграш Януковича і формування влади стали якимось шоком для країни? Тут головне в тому, що люди недооцінили зовнішній чинник. Коли розписували розклади, припускали, що є українське політичне поле, і вага двох бід визначається магнітами чи важками, які розташовані всередині. А виявилось, що це не так, що сильним є зовнішній вектор. І з кожним днем геополітичний чинник стає дедалі негативнішим для України. Чому? По-перше, Росія — у дипломатичному, енергетичному і геополітичному наступі. Це наступ не тільки на Україну, а й на Європу. Послабшав і далі слабшатиме американський чинник впливу на Європу і Україну. Падає політична ціна цього регіону, зокрема, геополітична ціна України. Україна могла розв’язати свої завдання в період 2004–2008 років, коли було відкрите вікно можливостей, якби вона вирішила свої внутрішні проблеми, проблеми консолідації політичного класу. Україна в 2000-х роках повторила шлях Польщі XVIII–XIX століть, коли польська шляхта воювала між собою, а її рвали на частини Пруссія, Саксонія, Австрія і, звісно, російський слов’янський «брат». Повертаючись до України, пік геополітичної ціни України і пік її можливостей, коли вона могла прорватися в західний пул країн і вирішити завдання модернізації суспільства, був у квітні 2008 року. Тоді проходив Бухарестський саміт НАТО. Потім, починаючи з серпня 2008 року, пішов нисхідний тренд, і геополітика сьогодні не на боці України. —  То Ющенко одержував гарантії, що Янукович збереже країну?

—  Проблема не в тому, чи одержував Ющенко письмові гарантії від Януковича. В Україні всі один з одним пов’язані. Бе­ зумовно, контакти були і через посередників, і, напевно, безпосередньо. Президент має право набрати по мобільному телефону лідера опозиції. Напевно, зондувалося щось, якось, десь на предмет того, що далі. Адже Ющенко чудово розумів, що він програє вибори. Як обчислювалася післявиборна динаміка? Припускаю, Ющенко бачив два сценарії. Виграє Юлія Тимошенко: їй не треба ні з ким домовлятися, їй не потрібно ні з ким вступати в переговори-договори, контакти і політичні контракти, тому що в неї є свій готовий прем’єр, своя готова коаліція, вона тільки чекає перебіжчиків, полонених та інших зрадників до лав БЮТ і своєї коаліції. Бо програш Януковича розколе Партію регіонів, тоді поле стає одновимірним, і велика частина національнодемо­кратичних сил «Нашої України» теж буде поглинена БЮТом. Тим паче, що Юлія Тимошенко виграла б і за рахунок Заходу, і за рахунок Центру України. А ось з Януковичем ситуація була б іншою. За логікою політичного процесу, який в Україні розвивається з 2006 року, за логікою коаліційної торгівлі, Янукович перемагає у вісьмох — десятьох областях південного сходу. Для того, щоб йому формувати уряд, він потребуватиме підтримки Заходу і частково Центру України. І тут Янукович, за задумом, ставав більш коаліційно містким, у тому сенсі, що йому потрібна підтримка «Нашої України», підтримка Яценюка, Тігіпка, інших політсил, які представляють західно-центральний регіон у парламенті. У цьому випадку Янукович потребував би націонал-демократів як своїх партнерів, без цього він би не зробив коаліцію. Юля в разі перемоги нічого б не потребувала. У неї є націонал-демократи,

Чому виявилось, що електоральний виграш Януковича і формування влади стали якимось шоком для країни?

247


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

їй не потрібна була б Партія регіонів, вона б і так частинами перейшла до неї. Їй не потрібні були б Яценюк і Тігіпко. Вони їй були б потрібні тільки між першим і другим туром. А ви подумайте, чому Яценюк і Тігіпко не підтримали Тимо­шенко між першим і другим туром? —  Може, з недомислу?.. —  Ну, це окрема тема. Вони просто розраховували, що Янукович буде слабкішим, ніж Тимошенко. А якщо він буде слабкішим, то він потребуватиме їх підтримки. І справді, Янукович виявився слабкішим, але він перевернув усю логіку формування влади. Чому? Він свою слабкість компенсував підтримкою Росії. Він узяв цю підтримку в позику, в оренду, напрокат або у вічне користування — силу нинішньої путінсько-медвєдєвської Росії. Тому всю логіку політичного процесу, усі розрахунки, партнерства, договори, контакти і контракти Партія регіонів спустила в унітаз. Вони порахували, що дорого домовлятися. Дорого не в тому сенсі, що шкода хлібних посад. Дорого тому, що немає гарантії того, що вдасться створити владу донецьк-стайл. Янукович і представники донецького регіону звикли домовлятися з кимось, коли вони на нижчих позиціях. А коли в них переговорна позиція вища і сильніша, вони не звикли домовлятися. Справжні герої йдуть в обхід. Ви хочете, щоб бізнесмени донецького регіону, сформовані в 90-ті роки, діяли згідно із законом? Увесь їх досвід приватизації, запуску підприємств, ходіння в бізнес і в політику свідчить, що якщо діяти згідно із законом, ти — лох і ти програєш. А твій шлях до перемоги і до успіху можливий лише тоді, коли ти оминеш закон. Ось вони й пішли в обхід закону і Конституції, сформували владу, напевно, вони

ні з ким не збиралися домовлятися. Вони показали, що їм не потрібний Ющенко, хоча їм потрібний на деякий час Яценюк. Так, на деякий час, для того, щоб пограти в опозицію. Їм на деякий час потрібний Тігіпко, для того, щоб показати «реформаторське» обличчя нової влади. І їм потрібні інші політики дрібнішого масштабу, щоб ізолювати Юлію Тимошенко в опозиції, а потім вичавити, зачистити політичну галявину. Тому вони просто поміняли логіку політичного процесу. Якщо спробувати реконструювати логіку Ющенка… Що він думав? Виграє Янукович вибори — демократичний процес незворотній. Починається новий раунд перегрупування політичних сил. Раптом у Януковича не виходить сформувати уряд, будуть дострокові вибори, на які йде «Наша Україна» на чолі з Ющенком. Він потрапляє до парламенту, починається напівширока коаліція, і під прапором ліберальних економічних реформ країна йде на новий парламентський цикл, який буде через п’ять років або під президентські вибори 2015 року. Або взагалі немає дострокових парламентських виборів, але сформована коаліція, але парламентські вибори будуть у 2012 році. Тут логіка політичного процесу, що дія­ ла з 2006 по 2009 рік і до якої звикли, продовжується. А Янукович подумав, а в Москві підказали: а де гарантія, що у 2012 році Регіони виграють вибори за такої-то економічній ситуації? А ще подумали: а чи є гарантія, що з такою політичною логікою Янукович виграє вибори у 2015 році? А з такою логікою він би не виграв. Адже в пам’яті свіжі аналогії «Нашої України» з її Ватерлоо у 2006– 2007 роках і Ющенком у 2010-му. Ющенко міг собі дозволити бути президентом

Усю логіку політичного процесу, усі розрахунки, партнерства, договори, контакти і контракти Партія регіонів спустила в унітаз

248


«Дай Боже, щоб вони пішли хоч би через десять років»

тільки на п’ять років. Він знав, для чого йому це потрібно, усвідомлював, що головне — запустити машину демократії і національної розбудови, щоб вона починала, хоч і зі скрипом, рухатися. А Янукович не може жити так, він може тільки володарювати. Для нього бути президентом — володарювати, карати і милувати, нікого не боятися, бути в повній політичній безпеці. А що робити — не знає. Ну, добре, підвищили пенсії, зарплати, а далі що? Що робити? А питання вибору: стратегічного позиціонування, ідейної платформи державності, історичного маршруту, НАТО, зони вільної торгівлі… — це все питання не для цих людей. Вони до цього не готові, вони цього не знають, вони навіть не розуміють, для чого їм це треба знати. Є люди, які прийшли на п’ять років і розуміють, що вони за цей час повин­ ні зробити для країни. Себе при цьому не забувають, але щось для країни роб­ лять. Є логіка президентства. Та в нас немає стаціонарної країни. Якась чорна дірка, колишня радянська Євразія заважає нам вийти на стаціонарну орбіту. Неважливо, як називаються країни, які в цій дірці знаходяться і утримують нас на цій неорбітальній стаціонарності, ковбасить нас і все. І що при цьому залишається Януковичу і його угрупованню? У Януковича чудово розуміють: людина приходить усього на п’ять років. Покласти стільки енергії, часу, пережити стільки образ, травм і посттравматичних комплексів, ненависті… і лише на п’ять років? Щоб потім прийшли, як він їх називає, «політикани», які постійно з нього знущалися? І щоб вони знову висміювали його ахметовсько-ахматовські обмовки? Він усе це мусив терпіти, коли вимушено був в опозиції. Але тепер, коли він одержав сатисфакцію за 2004 рік, він уже собі це дозволити не може. Коли ти прийшов і чітко знаєш, що треба робити, тобі все одно, що говорять, голов­ не, що караван твій іде вперед. А коли ти прийшов і не знаєш, куди йде твій

караван, і ти прийшов, щоб задовольнити пихатість і вилікувати родові й психологічні травми (а його образи дитинства і непростої юності плюс політичні травми 2004 року), то ти повинен зробити так, щоб тобі ніхто не заважав, щоб ніхто не пискнув. Щоб ці «політичні тварини» заткнулися, на периферії, у маргінальних катакомбах щось там згадували. А тому Партія регіонів знала, що вона прийшла на десять років. І дай Бог, щоб вони пішли хоч би через десять років. Створює ж Путін на цій частині суші «Священний союз» незмінних президентів і незмінної влади. У Кремлі вивчили біографію Азарова, і вона їм сподобалася —  Зараз останнім шансом для демократії залишаються парламентські вибори. Гадаєте, вони відбудуться до того, як нова влада змінить законодавство? —  Місцеві вибори будуть за мажоритаркою. А до 2012 року вони зроблять усе, щоб ввести систему 50 на 50. Партія регіонів — сильна партія, вони захочуть виграти за списками та, зміцнивши адмінресурс, допомогти кандидатам у депутати від округів і таким чином фабрикувати більшість. Це буде мажоритарка, не пов’язана із списком, а варіант до 2004 року. Тоді «Наша Україна» виграла за списком, а більшість було сформовано без «Нашої України». Для Партії регіонів зараз важливі вибори до місцевих органів влади в Західній Україні, вони захочуть узяти більшість, провести своїх мерів, своїх голів райрад, і тоді вони беруть під контроль політичну систему Західної України, яка поки не під їх контролем. Тому головна адміністративно-політична битва за Західну Україну — це весна 2011 року. Тому вони перенесли вибори. —  А Ви помітили, як Азаров змінився? Раніше тихо займався бюджетом. А нині поводиться, як прем’єр у парламентській республіці… —  Так. Янукович свого часу правильно розраховував, коли брав Азарова на пост прем’єра. Ніби як приходить тимчасовий уряд камікадзе, термінаторів, які себе 249


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

спалюють на посаді реформаторів, але ліберальні реформи запускаються. Якась Акімова готує щось. Принаймні, так думають ті, хто використовує її бренд. І потім приходить новий уряд у білих рукавичках, який користується плодами реформ. Тож залучають Тігіпка, якому обіцяли, що йому треба побути два роки віце-прем’єром, а там станеш прем’єром. Іншим (Яценюку) також кажуть: побудь опозиціонером десять років, а потім станеш президентом. Ну і відбувся конт­ ракт. Але цей контракт був би можливим, якби люди знаходилися в інерції, якби не було зовнішніх політичних чинників… Тим паче, що це ж не геронтократія часів Брєжнєва, це молода і зла країна. Отже, повертаючись до Азарова… Він для Януковича — ідеальний вибір. Сто відсотків лояльності президентові. Ніби без амбіції. Який з нього політик? Він же вмить програє лідерові будьякої партії будь-яких захисників будь-чого. До того ж контроль у партії збиралася встановити ліберально-прогресивна група. — …Ахметова-Колеснікова? —  Так. На тлі інших це справді прогресивна група. Колесніков давав зрозуміти, що він не проти модернізувати партію, зробити з неї «партію нового типу». Давав зрозуміти, що він не проти очолити уряд реформаторів. Але Янукович вирішив, що простіше домовитися з Азаровим, який проведе реформи і піде. А я вас питаю: хто вам сказав, що він піде? Він що, ідіот — прийти попрацювати два роки на когось, узявши на себе бруд, і зникнути?! І потім, я думаю, що Кремль вивчив його досьє, і їх, безумовно, потішив той факт, що він до 1984 року жив у Калузі. І він абсолютно навіть

не російська людина, він — радянський. Це ще крутіше. «Радянські» — це ж для багатьох бренд. Та й біографія, даруйте, у нього інша, академічна, він доктор наук, у НДІ працював, мабуть, читав братів Стругацьких. І головне, він не обирається, а влада хоче. Віктор Федорович думав, що це він буде єдиним посередником між Москвою і новою командою, що він один контролюватиме процеси і потоки. Але в Москві встановився інший тандем. Медвєдєв з Януковичем собі працюють, але запускається й інший тандем, Азаров і Путін. І де гарантія, що коли 2012 року Віктор Федорович скаже: «Миколо Яновичу, дякую, ви зробили свою роботу камікадзе, ось вам меч для харакірі», то Путін не скаже: «Ой, а ми з Миколою Яновичем так подружилися, тут у нас таке партнерство на ґрунті Нафтогазу, Енергоатому, космосу» (а ще ж є україн­с ька земля). Азаров потрібний Росії як стримувальний чинник, щоб Янукович не перетворився на Лукашенка чи якогось Вороніна. Тому що, коли він обрався, у Москві циркулювала інформація, що він перетвориться на Лукашенка чи Вороніна, вихляючи тудисюди. Азаров — найбільш небезпечна людина для Януковича, тим більше що й партію йому Янукович теж віддав. Боязко йому було віддавати молодому мобільному Колеснікову. Віддав Азарову і Кабмін, і партію. А вона відіграє велику роль. Лукашенку партія не потрібна, він сам собі партія, він контролює всю країну до капілярів. Янукович не контролює. Азаров очолив партію, він нарощуватиме політичний капітал, йому активно допомагатиме Російська Федерація, яка гратиме на сварках прем’єра — президента.

Наші політичні тварини звикли жити добре. Це опозиція мерседесів, яка приходить на мітинги в білих сорочках і костюмах від Бріоні

250


«Дай Боже, щоб вони пішли хоч би через десять років»

Качинський — Туск, чим це закінчилося для Польщі, коментувати не варто. Ющенко — Тимошенко, чим це закінчилося для України? —  Поки що обранням Януковича і приходом донецьких до влади. —  А далі що? Янукович — Азаров. А якщо Азаров не піде, Янукович навряд чи зможе грати свою гру. Він може сказати: «Да пашли вы…» От і все. До того ж, якщо вибори будуть ставати більш керованими, то шанси Азарова обратися зростатимуть. Пенсіонерам він даватиме по сто гривень. І залишиться надія на молодь. На те, що вона здійме генераційну революцію проти пенсіонерів, які за сто гривень хочуть закласти на сорок–п’ятдесят років у це пострадянське болото, приректи на існування поряд або всередині радянського трупа, що розкладається. Революція здійснюється не на Майдані, вона здійснюється в думках —  Що потрібно робити опозиції? Чи потрібно визнати лідером Тимошенко? —  Чому обов’язково Тимошенко? —  А кого? —  А є питання, чи визнає її лідером народ. Адже рейтинг падає. —  Їй же практично закритий доступ на телеканали. —  А що це за лідер, який перестає таким бути при закритому доступі на телеканали?! Легко бути лідером, коли вам дають ефір і підставляють опонентів, коли ви виконували соло наодинці, коли звучали підготовлені запитання. А скажіть, у яке море впадає Волга? У Каспійське. Може, я перебільшую, але було десь так. Настає важкий час для людей небайдужих, котрі якось люблять країну і не хочуть, щоб її паплюжили. День Перемоги — це знущання над країною, це фальшиві привітання, ці фальшиві добавки до пенсій, це нове російське кіно. Та візьміть радянську військову прозу про війну — Астаф’єв, Симонов, Василь Биков… А нині суцільна жуйка…

Так от, Юлія Тимошенко за багатьма параметрами не підходить на посаду лідера, вона двічі була у владі. Можливо, у тій інерційній логіці, якби її партія пройшла до парламенту, вона б провела коаліційну комбінацію і стала прем’єром. При цьому вона добре працює, не робить помилок, але цієї логіки вже не буде. Зараз працює революційна логіка. І ця революція здійснюється не на Майдані, вона здійснюється в думках. Країна поставлена на межу виживання, вона на розколі, на роздраї. Вона або війде в депресію, у внутрішню еміграцію (кожен йтиме туди по-своєму: хтось через склянку, хтось через кухню, хтось писатиме в стіл), або прийде нова експресія. Але для експресії теж потрібний час, повинна бути створена інфраструктура. Нинішня опозиція працює в інерційній логіці. Логіка телевізорів, ток-шоу, виступів, мітингів… Хоча таке відчуття, що завдяки Януковичу прокинулося українське громадянське суспільство, співтовариство небайдужих, чесних і порядних людей, усередині яких починає акумулюватися енергія протесту проти цієї влади. Декабристи розбудили Герцена. —  Вони об’їздили регіони, вони збирають багатотисячні мітинги, що вони ще можуть зараз зробити? —  Хай їдуть і питають. Але вони по­ вин­н і розуміти: їх чіпатимуть. І буде напруження: хто — кого. Їм треба буде відмовитися від бонусів, дивідендів, політичного існування. Наші політичні тварини звикли жити добре. Це опозиція мерседесів, яка приходить на мітинги в білих сорочках і костюмах від Бріоні. —  Як Віктор Андрійович? —  Та ну, не про те. Багато хто приїжджає з охоронцями в мерседесах, засмаглі, явно не із солярієвою засмагою, а з якоюсь мальдівсько-багамсько-канарською. —  Розумієтеся на засмагах… —  Селянську від багамської відрізню. Але в них драйву немає. І ось, коли постане запитання, бути чи не бути, втратити чи не втратити всі ці блага, то виникне інше запитання: а навіщо це втрачати? 251


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

Вони ж можуть зважити: а навіщо втрачати?.. Я вже ніби і прем’єром був, а хтось віце-прем’єром. А хтось вже президентом був. А там бізнес, а там брат, а там сват, а там кум… І тоді вони можуть запитати: а навіщо нам це треба? І якщо влада буде хитрішою, вона впорається з такою опозицією. Це така опозиція зараз потрібна, без неї взагалі було б погано. Але великих надій покладати на неї не можна. Я не пов’язую з нею можливості порятунку країни. Далі. Одноосібна опозиція сьогодні не потрібна. Тимошенко не може претендувати на роль одноосібної опозиції. Влада її пресуватиме, дискредитуватиме, вона робитиме все, щоб Тимошенко виїхала. Але врятувати її може Янукович. Бо якщо Тимошенко мутитиме воду, то Янукович буде потрібний владі. Якщо ж опозиційне поле буде зачищене, то Янукович залишається наодинці з Азаровим. Сталіну колись пропонували створити групу і вбити Гітлера, але він на це не пішов. Сталін потрібний був Гітлеру, Гітлер потрібний був Сталіну, щоб підтримувати навколо себе, як на шампурі, різних соратників і угруповання. Я не порівнюю, хто Гітлер, хто Сталін. Я кажу, що вони, Тимошенко і Янукович, один одному потрібні. Тимошенко вигідна і Росії. Про всяк випадок, щоб тримати цих хлопців під якимось пресом. Щоб вони не почувалися вільними в маневрах. І ще момент. Опозиції необхідна єдність. Координація всіх сил в певних акціях, проектах, діях. По­вин­на бути багатоголова опозиція — не гетьманство. Якщо Тимошенко претендуватиме на лідерство, завжди будуть скривджені: чому вона, а не я. І тоді почнуться внутрішні партизанські війни всередині опозиції. Ці поділи зараз не потрібні — поділитеся один з одним цією славою. У рівноправній опозиції (незалежно від відсотків рейтингу) можуть бути Тимошенко, Ющенко, Гриценко, Балога, Мартиненко, Тягнибок, Яценюк. Які б не виникали побоювання у звинуваченнях в коричневості (поряд з Тягнибо252

ком). Є тактика. На певному етапі потрібно об’єднувати зусилля. Ну, були ж етапи, коли націоналісти об’єднувалися з комуністами проти Кучми. —  Пам’ятаю, як 1999 року покійна Слава Стецько говорила, що проти Кучми вона готова йти і разом з Симоненком… —  І саме тому режим був повалений. Вони повинні зрозуміти, що їх сила не в них самих, а в їх партнерстві. Це вже один клас. Одна група. Вони повинні зрозуміти, що розбірки, хто майбутній президент, не потрібні. Нам не потрібний президент. Посада президента в тому вигляді, у якій була, не потрібна. Чи приймає президента, обраного на Заході, Схід країни? Ні. А що коїть президент, обраний Сходом? Здає Україну. Посада президента не є об’єднавчою. Вона роз’єднує. Хтось із волі, хтось мимоволі. Не треба нам президентства. Нам потрібно йти на канцлерську модель, де канцлер, віце-канцлер, міністр закордонних справ — від коаліції. Опозиція повинна робити щоденну чорнову роботу. Невидиму для всіх роботу не на сцені, без швидкоплинних оплесків, не тільки із Савіком, — але в підпільних цехах, у неопалюваних зимових клубах. Глядачі потім оцінять.


«Росія — це зла, молода, драйвова імперія»

«Росія — це зла, молода, драйвова імперія» «Україна молода», 21 травня 2010 рік

Термін «рашизм», вигаданий одним із київських блогерів, означає традиційну «імперську політику» нашої північної сусідки, а «імперська політика» Росії означає, у свою чергу, ідеологічний штамп, який виник після розпаду СРСР. Однак усе еволюціонує, і навіть рашизм нині не такий, як раніше. Цю думку в розмові з «УМ» розвиває директор Інституту гло­ бальних стратегій Вадим Карасьов, який донедавна співпрацював із Секретаріатом Президента Ющенка. На переконання Карасьова, ніхто в Кремлі вже й не мріє зібрати Радянський Союз у вигляді, на­ ближеному до колишнього. «Раша» не накачала досить м’язів, аби втілювати в життя утопії, вона програла у грі під на­ звою «союзна держава» (мається на увазі єднання Росії та Білорусі) і, зрештою, по­ чала ставити зовсім інші цілі. Слід віддати їй належне: зараз Росія чітко знає, чого вона хоче, і вперто простує до своєї мети. А українська влада активно їй у цьому допомагає, виймаючи з власної коло­ ди і передаючи візаві козир за козирем. Приїзд російського президента Дмитра Медвєдєва (хоч назвати цей візит доле­ носним і не випадає) тільки проілюстрував таку тенденцію. Але «УМ» у першу чергу цікавить те, що лишилося за кадром. «Хохли» Росії не потрібні. Потрібна лише спільна енергосистема для власного центру впливу —  Пане Вадиме, чи можливе таке, що на додачу до анонсованих Клюєвим угод 253


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

Янукович із Медвєдєвим підписали ще такий собі пакт «Молотова — Ріббентропа» — таємні документи, зміст яких стане відомий згодом, а наслідки проявляться ще пізніше? —  «Староросійська» і «новоукраїнська» дипломатії не гребують таємними методами формування угод. Харківські домовленості готувались у режимі спец­ операції, за димовою завісою фальшивих повідомлень… Тож підозра така справді виникає. Тим паче що угоди, які підписані офіційно, не є ключовими. А ті, які можуть бути ключовими (наприклад угода про демаркацію сухопутного кордону), готувались ще попереднім керівництвом України. Поза увагою візиту Медвєдєва опинилися два важливих для нинішньої Російської Федерації проекти — це об’єднання «Нафтогазу» і «Газпрому» та об’єднання ядерної енергетики. Росіяни, очевидно, вважають, що українська влада ще не дозріла до таких угод, тому цей плід поки не впав до їхніх рук. Нинішня україно-російська дипломатія стосується не стільки міждержавних відносин, скільки геоекономічних комбінацій, які сьогодні Росія вибудовує на колишньому радянському просторі. Бо «Нафтогаз» і «Газпром» — це частини колись єдиної газотранспортної, газовидобувної системи, яка створювалась у Радянському Союзі. Тому їх об’єднання — це не просто злиття корпоративних суб’єктів, це відновлення газотранспортного простору, який нагадує радянську енергетичну систему. Це і є імперська газова географія. І покликана вона створити потужний центр впливу, який конкурував би з Європейським Союзом, Атлантичним центром, Китаєм, іншими країнами… І просувати свою геоекономічну комбінаторику Росія може за рахунок злиття енергетичних активів, тому якщо класична дипломатія передбачає відкритість, то в нашому випадку дійсно можна говорити і про таємні угоди, і про усні домовленості. —  Окрім імітації чи повного відтворення радянської газотранспортної системи, чи має на меті Росія злиття з колишніми рес254

публіками СРСР, зокрема з Україною, на інших рівнях? —  А навіщо? Відновити єдину державу — означає відновити і відповідальність за територію. А Росія на сьогодні не може справитися з власними територіальними і соціальними проблемами — візьміть хоча б Північний Кавказ. Або візьміть трагедію на шахті «Распадська» — Росія не може дати собі раду з власними техногенними катастрофами. А брати чужу територію як додатковий тягар жодна сильна країна не хоче. Навіщо нести відповідальність за проблеми праці, за соціальні конфлікти в Україні? Хай цим займається «аборигенна» влада. Ще одна відмінність із Радянським Союзом: тамтешня правляча еліта не була моноетнічною, недарма колись жартували, що були часи допетровські, петровські і дніпропетровські… Нині ж Росією керує саме російська — «русская» — еліта, яка ніколи не допустить до влади ніяких «хохлів» або ж грузинів — ви ж розумієте, яке до них ставлення після «революції троянд»? І якщо хтось мріє, що, відновивши Радянський Союз, ми «житимемо так, як при Брєжнєві», то він глибоко помиляється. Україна при Росії може бути тільки молодшим партнером, бо всі ресурси будуть викачуватися на користь РФ. Росія сьогодні — це не герантократія часів Брєжнєва, це зла, молода, драйвова імперія, і ніяких сантиментів до «ненькиУкраїни» вона не має. Там узагалі багато хто вважає, що «проект Україна» спрямований проти Росії, тож хай ніхто з нинішньої влади не будує собі ілюзій — рівною Росії вона не буде. Януковичу бракує «університетів», а також розуміння того, чим є Україна. Хоча це об’єднує його з Тимошенко… —  А навіщо «злій, драйвовій імперії» знадобилась незрозуміла «союзна держава» з Білоруссю? Яка з неї була користь? І ще питання. Тепер, коли через Бакієва з Лукашенком Росія побила горщики, чи можна вважати, що цей проект поховано?


«Росія — це зла, молода, драйвова імперія»

—  Так, він у минулому. Це був експеримент Лукашенка і Єльцина, який, очевидно, переживав свого роду психо­ логічну травму через розпад Радянського Союзу і через те, що він доклав до цього руку… Це проект середини 90-х років — для Лукашенка він був суто прагматичним кроком, щоб отримувати фінансові та енергетичні преференції від РФ. А сама Росія була тоді в «розібраному стані» — вона була посередині між імперією та краї­ною ліберального прозахідного штибу. Усе це закінчилось у 2000 році, коли союзна держава перетворилась для Путіна і Лукашенка на валізу без ручки. —  Повертаючись до нашої влади. Ви казали, що Росія за жодних умов не допустить рівності між своєю і «хохляцькою» елітою. Нехай Янукович цього не розуміє, але та частина його оточення, яка «танцює» свого лідера, мала б це усвідомлювати… —  Ну, якась мінімальна інтелектуальна складова в оточенні Януковича таки є. Але проблема в тому, що не тільки влада, а й узагалі багато хто з політиків просто не розуміє, що таке «проект Україна» і яким він має бути. Це стосується і Тимошенко також. Політичний клас у цілому передоручив цей проект одній людині чи групі людей. А зараз існує дві України — європейська та російська. Попередня влада робила ставку на європейську Україну, головною ідеєю якої була українська нація. Але вона не насаджувала цю ідею насильницьким чином, розуміючи, що дві частини України слід об’єднувати. А об’єднуючим чинником була виборча демократія, яка давала можливість існувати при Президентові Ющенку опозиції, на той час це була Партія регіонів. Нинішня ж влада, наступаючи на демократію та свободу слова, прагне залишити лише одну Україну.

—  Мені здається, що не тільки Ющенко об’єднував Україну, але певною мірою це робив і Кучма. Принаймні розмов про федералізацію, про розкол держави при ньому не було. Що ж до «класичної дипломатії», то всі ми пригадуємо, як він вдало вийшов із непростої ситуації 2003 року, розв’язавши питання цвинтаря «Польських орлят» у Львові… Водночас Кучму та Януковича споріднює наступ на демократію, про який Ви кажете, але все-таки другий програє першому з низки позицій. Чому так? —  Ну, хто гірший із них, а хто кращий, хай вирішує історія. Янукович, безумовно, інший. Чому? Кучма був вихідцем радянської школи, закінчував Дніпропетровський університет, працював у космічній галузі. А які університети в нинішньої влади? Кучма прийняв Україну як цінність, бо розпадався Радянський Союз, світ диверсифікувався, він спостерігав розгубленість Горбачова, ГКЧП, тотальну невизначеність… Плюс була ейфорія від того, що незалежність багато що змінить, принесе права і свободи, а не просто створить рай для еліти…

Багато хто з політиків просто не розуміє, що таке «проект Україна» і яким він має бути

Ющенко був не суддею, не прокурором і не президентом лише Західної України —  Гаразд, давайте поговоримо про «освіту» нашої опозиції. Чому Тимошенко стала така нецікава? Де її «драйв»? Чому так прісно і пісно виглядає Комітет національного порятунку? —  Бо опозиція наша прийшла в опозицію з владного раю. Там працювали на себе — на кишеню, на гаманець, на партійну касу. Що може на сьогодні запропонувати Тимошенко? Можливо, вона й розуміється на тому, що таке українська газотранспортна система, але як її вписати в європейську співдружність? Хіба вона розуміє, у чому полягає національний інтерес і як позбавити Україну 255


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

від газового прокляття, яке тримає державу на шворці? Що ж стосується Комітету порятунку України, то це навіть не Форум національного спасіння (структура часів акції «Україна без Кучми». — Авт.). Опозиція має працювати концептуально, а не з позицій голослівних оцінок — «це — погано», «це — здача національних інтересів». Треба владі довести (можливо, вона цього справді не розуміє), що здача «труби» їй самій і зашкодить. А «вулицю» сьогодні складно капіталізувати, галас під виглядом опозиції зараз нікому не потрібен. —  Можливо, таких проблем взагалі не було б, якби Ющенко отримав другу каденцію. У 2004-му не було сумнівів, що він іде на два терміни. Тож, чи не несе відповідальність екс-президент за ситуацію, яка склалася? Він свого часу щось недотиснув, недосаджав «бандитів у тюрми»… —  Президент — не прокурор і не суддя. Було б дуже погано, якби він у ручному режимі керував Фемідою, якби дотиснув суд, і Колеснікова посадили б надовго… Потрібно, щоб бандити сиділи в тюрмах, але вирок виносять не виборці. Наша помаранчева революція повинна була мати європейські наслідки. Це не провина Ющенка, що частина можновладців не зуміла конвертувати активність демоса в повноцінну ринкову демократію. Що, треба було у 2005 році розігнати парламент, установити авторитарний режим, нав’язати всім українську мову, Голодомор та НАТО?! Східна Україна не була до цього готова, тож мирна революція перетворилась би на справжню громадянську війну. Треба розуміти: якщо Україна буде і нацією, і державою, вона буде сильною; якщо тільки державою — на неї будуть «наїжджати» і тиснути, і російські гості будуть дозволяти собі хамство, як днями — Медвєдєв, який сказав, що попередня влада була «ненормальною»… —  Ще два питання стосуються Верховної Ради. Будемо виходити з того, що до 2012 року дострокових виборів у ВР не буде. Отже, чи доросте коаліція до 300 «тушок» і чи вдаватиметься вона до конституційної реформи? 256

—  Не доросте. Це нікому не потрібно. Януковичу влади й так вистачає. А з 300 голосами можна наразитися на закиди російських партнерів: «А де друга державна мова? У вас же є конституційна більшість…» Це був би перегин. І на Заході це теж би не схвалили… Наша влада хоч і не розуміє, що таке Україна, але вона є хитрою. Ще Гегель колись казав, що «хитрість — це сила тварин». Тому наші «політичні тварини» відчувають, які великі апетити в Росії. Росія хоче продовження медового місяця, а влада вже втомилась від цього «шлюбу» — надто вже настирливим виявився її партнер… Парламент буде тихим, це — мета нинішньої влади, яка прагне зробити і Верховну Раду, і опозицію тихими. Нехай собі депутати їздять в ПАРЄ і засвідчують, що конституційної більшості в Януковича немає, що є опозиція… А Верховна Рада буде тим часом виконувати функцію такої собі ратифікаційної палати, яка ухвалюватиме все, що потрібно владі…


Вперед, у минуле?..

Вперед, у минуле?.. «День», 4 червня 2010 рік

Безперечно, сто днів у контексті управління багатомільйонною державою — це вкрай короткий період, за який, навіть якщо вла­ да працюватиме цілодобово, навряд чи бу­ дуть відчутно помітні зміни в різних сферах суспільного життя. Але й цей невеликий проміжок часу залишає владі можливість окреслити контури «дорожньої карти» держави, а експертам — спрогнозувати, куди прийде країна, рухаючись за марш­ рутом, що його визначило керівництво. Про це та про роль суспільства в політичних, економічних, інтеграційних процесах «День» розмовляє з відомим політологом, директором Інституту гло­ бальних стратегій Вадимом Карасьовим. —  Вадиме Юрійовичу, зрозуміло, що для оцінки президентської діяльності сто днів — це вкрай короткий термін. Та хоч би як там було, контури «дорожньої карти» вже окреслені. Отже, ключові позитиви й негативи. —  Знаєте, зважувати на вагах об’єктивності, аналітичної нейтральності та політичної незаангажованості ці плюси й мінуси перших 100 днів президента дуже складно. Тут не спрацьовує бухгалтерський, арифметичний підхід. Чому? Бо щось для одних може видаватися позитивом, а для інших — навпаки, негативом. Ситуація складається саме так, оскільки йдеться не про діяльність президента в умовах стабільно сформованого державного, суспільного і політичного тіла, де рішення вищої влади розглядаються у функціональних категоріях. Ідеться 257


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

про інше, а саме про те, що за ці 100 днів зробила Партія регіонів і нова влада. Вони вирили котлован. Для чого? Для того, щоб за десять років (а на менше вони, схоже, не претендують) закласти на цьому котловані нову державність у своєму розумінні. Знаєте, фільм такий є «Викрасти за 60 секунд» із Ніколасом Кейджем? Так от, у нашому ж випадку за 100 днів влада встигла вирити котлован для того, аби споруджувати нову будівлю України по-донецькому. Це — з одного боку. З іншого, — робляться спроби скинути в цей котлован те, що було напрацьовано трьома попередніми президентами у сферах зовнішньої та внутрішньої політики. Отже, влада замахнулася на ревізію всього державного курсу, збудованого за 18 років. Фактично влада проводить політику часткової реставрації того, що було в 90-ті роки, частково впроваджує щось з особистого досвіду проживання, побутування, первинних капіталізацій по-донецькому. Запитуєте, чому саме така тактика? Бо плану подальших єврореформ у нинішньої влади немає. А тепер про плюси й мінуси, про позитив і негатив. Якщо казати про політичну валюту Януковича за перші 100 днів, то його прибічники вкажуть на кілька істотних, важливих досягнень. Перше і, мабуть, ключове. Відновлено вертикаль влади. У державі настала стабільність. Люди, які втомилися від скандально-гротескової політики, можуть це сприймати як досягнення нової влади. Тим паче, що в більшості населення домінує не політичне мислення, а патерналістсько-бюрократичне. За таких підходів подібність квазістабільності набуває політичної цінності. І тут не важливо, що можна отримати за цю стабільність, не так важливо, які цілі досягаються. Важливим є те, що вертикаль відновлено. І ця вертикально-адміністративна свідомість, що за радянських часів на-

саджувалася роками, продовжує жити в розумах людей. Уважається, що політика — це ефективність виконання команд, а не боротьба, полеміка, суперечка, у тому числі на публічній сцені. Чому парламент ніколи не мав високих показників довіри? Бо естетично не сприймається полеміка, гра та війна слів як політичний процес. Адже панує думка, що політика — це функціонально-інженерна система, де діє принцип: сказав і зробив. —  Ви знаєте, цієї «живої» полеміки у владі вже не вистачає. А атмосфера «одобрямсу» в парламенті, коли голосуються закони, з якими депутати взагалі не знайомі, м’яко кажучи, насторожує… —  І це логічно, бо насправді політика — це зіткнення аргументів, концепцій, ідей. Із цього зіткнення виникає іскра нових підходів і нових рішень. Саме так має робитися політика, а не в закритих бюрократичних клубах, курилках чи кабінетах. Але ми як суспільство, як сукупність людей перебуваємо в переході, у стані транзиту від радянського і пострадянського способу мислення до демократичного. І тут слід зауважити, що попередня влада мало зробила в просвітницькому плані. Зокрема в питанні про те, що таке політика (економіка) і як вона має функціонувати. Ми не пройшли етапу політичного навчання. Ми відразу були вкинуті у води пострадянської первинної демократії. І це, до речі, стосується не лише суспільства, а й еліт. Так, електоральна свідомість є — люди активно ходять на вибори. Але ж проблема в тому, що якраз вибирати вони ще не навчилися. І вибори–2010 продемонстрували, що вибір було зроблено явно не за політичними критеріями. Але повернімося до вертикалі. Стабільність видається сьогодні основною валютою влади, яка, вочевидь, надалі буде конвертована і в електоральну

Влада замахнулася на ревізію всього державного курсу, збудованого за 18 років

258


Вперед, у минуле?..

(на місцевих, парламентських виборах тощо). Але при цьому ніхто не каже про те, якою ціною цю вертикаль було відновлено. В обхід Конституції, шляхом депарламентаризації Верховної Ради, яка поступово перетворюється на порожню депутатську корпорацію. Таким чином, ВР втрачає представницькі функції. По суті, це перетворення нашої молодої, буйної, скандальної, гормональної (адже в молодих завжди грають гормони) демократії на прісну, кислу, донецьку постдемократію. Тут важливі не демократичні процеси, а іміджі, рейтинги. Нинішні держави не будуються на вертикалі. Нинішні, складні, гнучкі суспільства для того, щоб легко адаптуватися до численних глобальних викликів та криз, мають бути сучасними, мережевими, горизонтальними. Ніхто сьогодні не вибудовує державу за лінією: цар — піддані. Держава, яка будується на вертикалі, не може ефективно відповідати на щоденні виклики, що генерує сучасна епоха глобального перезавантаження. До того ж стабільність у владі не означає стабільності в суспільстві. Навпаки, монолітна, замурована влада може генерувати дестабілізаційні суспільні процеси. І, до речі, за ці 100 днів ми бачили спалахи активності громадянського суспільства, яке в Україні почало прокидатися. Це і є відповіддю на спроби вертикалізувати не лише владу, а й суспільство. Студентські протести проти Табачника. Незрозуміла гра влади у сфері свободи слова призвела до того, що інтелектуальна частина суспільства не вірить владі, не вважає її своєю. Як наслідок, — отримали рух «Стоп, цензура!» Далі. Грубі, вертикальні дії влади, спрямовані на проштовхування сумнівних рішень, призводять до того, що то в одному місці, то в іншому вибухають фугаси громадянської активності. У Харкові — екологія, у багатьох містах — молодіжні акції з приводу трагічної загибелі студента у відділенні міліції. —  Тож виходить, що влада, сама того, напевно, не бажаючи, стимулює розвиток громадянського суспільства.

—  Виходить, що так. До речі, є ще один важливий нюанс. Новий Президент вибудовував владну вертикаль тільки з числа своїх прибічників. У сучасній політології це називається держава-клан, держава своїх і для своїх. Таким чином влада відмовилася від підтримки майже половини України і половини Верховної Ради. Це велика помилка. На превеликий жаль, ми не можемо сьогодні говорити про політичне й партійне структуротворення в Україні з позиції класового аналізу, бо в нашій країні немає класів. А те, що ми говоримо про середній клас… Це ми намагаємося європейську кальку застосувати до України. Соціальний пейзаж в Україні дуже простий. Країна ділиться на тих, хто живе, і тих, хто виживає. Ось чому останні не хочуть думати політично, вони мислять у регістрі виживання. Ось чому вони дуже сприйнятливі до квазіполітичного дискурсу вертикалі, керованості, гасел, що головне — економіка, а не політика тощо. Хоч будь-яка економіка — це результат економічної політики. А нинішня влада каже, мовляв, політика — це суцільне політиканство, а демократія — постійні скандали, шоу. За 100 днів влада продемонструвала, що не має політичного мислення. Це мислення бюрократичне, адміністративне, у кращому разі — управлінське, лінійне. Воно абсолютно не відповідає імперативам XXI століття. —  Із вертикаллю розібралися. Хотілося б почути Вашу думку щодо запропонованого пакета реформ. —  Минуло 100 днів президентства. Починається звіт наступних 100 днів. На цьому рубежі Янукович кладе на свій президентський депозит нову політичну валюту — реформи. Про них багато говоритимуть. Хтось їх піаритиме, хтось — критикуватиме. Але в чому полягає проблема? Не може бути реформ заради реформ. Має бути мета. Якщо ми повинні стати невід’ємним елементом об’єднаної Європи, Заходу, процвітаючих держав, — це один тип реформ. Якщо ми хочемо створити державу, яка гратиме 259


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

в багатовекторність, — це будуть недореформи, оскільки мета тут розмита. І будьте певні: високого, європейського стандарту в останньому разі не буде досягнуто. Замість того, аби удосконалити, модернізувати те, що не вдалося зробити попередній владі, нинішня влада робить розворот. І, до речі, розворот — це улюблене слово цієї влади. —  Але головне, що круті розвороти (той же «газово-флотський» договір, той же закон про зовнішню та внутрішню політику) робляться без участі суспільства. Суспільство повідомляють за фактом прийнятого рішення. Це непокоїть… —  А чому вони не ставлять до відома суспільство? Бо суспільства немає, воно лише формується. Суспільство в Украї­ ні — це невеликий прошарок людей. Решта — це депутати й населення. Депутата, як ми знаємо, можна купити, змусити мовчати, а населенню дати 100 гривень і слово «стабільність» у навантаження. Без етики немає політики й немає реформ. Ще Кант нас учив, що без моралі немає права. Право обґрунтовується мораллю. Якщо в суспільстві немає етичних імперативів професійної діяльності, таке суспільство ніколи не зможе створити справедливий суд. До чого я веду? До того, що, навіть вигадавши найкращу судову реформу, ми все одно отримаємо масу проблем. Реформуючи країну, потрібно думати й про ціннісні категорії, такі як мораль. Ось, скажімо, нова влада заявляє, що європейська інтеграція є їхнім головним пріоритетом. Тобто влада розуміє, що навіть нашому бідному населенню слово «Європа» приємно пестить слух. Чому? А тому, що Європа — це для багатьох віддалений рай, віддалена точка, до якої потрібно прагнути. А Європа для української влади певною мірою є ідейною валютою. Причому це стосується всієї влади неза-

лежної України. І це добре, що європейська ідея в Україні користується такою популярністю, оскільки вона не дає домінувати російсько-інтеграційній ідеї. Ми вистраждали свободу, бо були під ярмом сталінізму, що створював штучні голодомори! А нова влада за цих 100 днів розгорнула гуманітарну політику в тому напрямку, що не наближає, а навпаки — віддаляє нас від свободи, від європейських цінностей, від Європи загалом. Влада наближає нас до радянсько-сталінської культури пам’яті. Замість того, аби йти вперед, ми з багатьох напрямів, треків історичного транзиту (кінцевою станцією якого завжди була Європа) повертаємося назад, робимо круті віражі. І при цьому влада заявляє, що стратегічним пріоритетом залишається євроінтеграція. —  Як Ви оцінюєте нинішні відносини Києва та Москви? —  Фактично, україн­ ська влада у відносинах із Російською Федерацією оголосила політику, побудовану за формулою: нуль проблем. Але чи справді проблем немає? Узяти так званий харківський пакт. Що ми отримали? Неоднозначну реакцію в Україні (особливо на заході). Ми тепер маємо проблему, що обтяжуватиме Украї­н у впродовж наступних десятиріч, навіть якщо Україна та РФ перебуватимуть на одному векторі свого історичного руху. Ми отримали нестабільне бізнес-сере­довище: рейдерські захоплення, переділ металургійного ринку. Я вже не говоритиму про малий і середній бізнес, який стогне від податкових новацій (а точніше, репресій). Це — окрема тема. Я кажу про великий бізнес, який привів цю владу до влади і тепер не знає, що робити далі. Зрештою, ми отримали нестабільність у суспільстві. Що виходить? Виходить, що політика «нуль проблем» із Росією генерує

Сильну, конкурентоспроможну державу формують культура, мораль, право, ментальність, самі люди

260


Вперед, у минуле?..

серйозні внутрішні проблеми всередині України. Чим більше ми зближуємося з РФ, тим більше ми розколюємося всередині України. Тож очевидним є факт: чим менше в нас у дипломатії проблем із Росією, тим більше проблем усередині України — політичних, економічних, суспільних. Політика «нуль проблем» із РФ ослаблює українську державність. За Ющенка такого не було б, запевняю вас! А що нинішня влада? Від неї чекають дружби, партнерства, а вони хочуть то кинутися в обійми РФ, то ухилитися від них. А так не виходить — адже тримають мертвою хваткою. Європа та світ не очікували, що нинішня влада в Україні гратиме таку коротку гру. Усі ці напрацювання про нейтральний статус і тому подібне фактично перетворюють Україну на буферну периферію Росії. Світ гадав, що українська влада розумніша. Що, як мінімум, інтереси бізнесу змушуватимуть владу діяти в регістрі захисного націоналізму. Але цього немає, і всі шоковані цими розворотами, поворотами, стратегічною і навіть тактичною недалекоглядністю. З іншого боку, існує розчарованість і українською опозицією, яка теж веде коротку гру. На кого ж тут робити ставку? Мало на сьогодні в Україні резидентів, з якими можна працювати і яких можна серйозно розглядати як альтернативу нинішній владі. Треба чекати. Чекати, доки громадянське суспільство прокидатиметься, формуватиметься, самоорганізовуватиметься. Тоді є шанс приходу нового політичного покоління, яке вийде не з бізнесу, а з активного неприйняття дурощів, підлості, помилок, промахів влади, її невміння бути на рівні історичного запиту. А якщо влада піде на якісь жорсткі експерименти, когось «поглине», а суспільст­ во це мовчки проковтне, тоді зрозуміло, що майбутнє української демократії дуже сумне… —  Який загальний «діагноз»? —  Загальний «діагноз» полягає в тому, що Янукович не став Президентом Украї­ ни. Гуманітарна політика в країні дуже

й дуже небезпечна. Фактично підривається лінгвістична стандартизація, що проводилася впродовж 18 років, без якої немає держави з її мовними, культурними, ментальними кордонами. Сильна держава — це не сильна влада, це сильне суспільство, сильна країна з консолідованими культурними, ментальними, лінгвістичними, психологічними кордонами. Сильну, конкурентоспроможну державу формують культура, мораль, право, ментальність, самі люди. Зробивши крутий розворот за ці 100 днів, влада вткнулася в безвихідь. Як зробити сильною державу, коли сильніша сусідня держава вважає, що Україна має бути асоційованою державністю щодо неї? Не знаю, чи усвідомлюють нинішні керівники держави, чи ні той факт, що в них невдовзі почнеться криза влади. У якому сенсі? Вони не потягнуть цю державу, бо їх мало, бо в них немає плану, немає довготривалої концепції, доктрини, вектора, що створювало б можливості впоратися з масштабом державних завдань та історичних запитів. Не впораються вони. Не можна побудувати країну на основі половини країни. Так само не можна побудувати сильну владу на основі половини еліт. Тому перед владою виникне дилема: або ділитися владою і вступати в коаліцію з Росією, або ділитися владою і вступати в коаліцію з іншою частиною країни, з іншими елітами — націонал-патріотичними силами. Незважаючи на всю консолідацію влади, Янукович (після угоди з ЧФ РФ) не отримав у політичну власність ідею державності. Це залишилося в політичній власності опозиції. Ментально представники російської влади, а не українські націонал-демократи ближчі Януковичу. Націонал-демократів він не розуміє і називає не інакше, як політиканами. При цьому Янукович не може не розуміти, що Росія сильніша, тому ділитися владою з РФ доведеться на умовах Кремля. Тоді як у відносинах із націоналдемократами Янукович та ПР можуть виступати старшим партнером. 261


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

Один из идеологов концепции «строи­ тельства нации» Вадим Карасёв считает, что мы еще не готовы интегрироваться в Европу. Потому что нет нации. А когда она появится? Вот в чем вопрос.

«Иногда авто­ ритаризм пред­ почтительнее­ незрелой, ­гормональной ­демократии. Но это не о нас…» «Кiевскiй телеграфъ», 11 июня 2010 год

262

—  Вадим, в последнее время много говорят об авторитаризме новой власти, сворачивании демократии, наступлении на свободу слова и так далее. Однако, как известно из истории, только сильная власть способна эффективно проводить реформы. Может быть, именно на этом стоит сделать акцент? —  Опыт проведения успешных модернизаций в Японии, Китае, Южной Корее свидетельствует о том, что иногда в конкретных экономических, ментальных и культурных условиях некая доза авторитаризма действительно приносит пользу. Но вопрос заключается в том, о каком типе авторитарного правления идет речь? Ведь есть «авторитаризм развития» и «авторитаризм неразвития». Уже упомянутые страны действительно являются примером исторически оправданной и легитимной реализации авторитарных тенденций. Например, на чем держится легитимность китайской власти? Не просто на стабильности, а на десятилетиях экономического роста, на хорошей идейной базе политического режима, которая представляет собой прогрессивную обработку маоизма и конфуцианства. И, конечно же, на ротации элит. Авторитаризм не отменяет ротацию элит. В Китае, Японии и Южной Корее власть постоянно обновлялась, что давало возможность


«Иногда авто­ритаризм пред­почтительнее­незрелой, ­гормональной ­демократии. Но это не о нас…»

провести качественный отбор государственных служащих, управленцев, заставляло их работать на государство. Когда начинают говорить о том, что власть при президенте Викторе Януковиче становится авторитарной, то это не совсем точное определение. Скорее, речь идет о фасадной, имитационной демократии. Другими словами, выборы не отменяются. Правда, сроки их проведения могут переносить. Создается видимость демократии. Классический авторитаризм не предполагает выборности органов власти. Хотя ротация элит может осуществляться, но в иной форме. Например, китайские элиты достигли консенсуса относительно того, что в интересах страны необходимо раз в десять лет менять руководство. Проблема же нашей демо­кратии заключается в том, что, несмотря на политичес­к ий плюрализм, конкуренцию, ротации элит не происходило. Была ротация власти и оппозиции. Однако в этом кастинге участвовали одни и те же команды. Необходимо думать, как исправить данные дефекты. —  А в чем заключается «авторитаризм неразвития»? —  Возьмем в качестве примера Россию. В этой стране авторитаризм не привел к бурному экономическому росту, технологической модернизации. Да, есть политическая стабильность. Но она трансформируется не в развитие, а в застой. Вот в чем проблема! Знаете, последнюю нашу политическую пятилетку я называю периодом позитивного неразвития. Почему позитивного? Потому что мы все-таки старались придерживаться каких-то демократических рамок, стандартов. Но не развивались. Сегодня есть мнение, что, ограничивая демократию, мы получим стабильность.

Но у меня возникает вопрос: а приведет ли эта стабильность к экономическому прогрессу? Не получится ли в итоге так, как в России, где стабильность превратилась в застой? Тем более что ротации элит в Украине не произошло. Виктор Янукович всего лишь возвратил во власть своих сторонников. Причем сделано это было на базе одной политической силы. Тенденция к персонализации власти, когда главную роль играют не политические институты — парламент, партии, общественные движения, а личность, может привести к появлению феномена «авторитаризма неразвития». В результате у нас будет пятилетка стагнации. Конечно, не следует все чрезмерно упрощать. Дескать, демократия — это хорошо, а авторитаризм — плохо. Иногда даже нужно пройти фазу авторитаризма развития, предполагающего ротацию элит вместо периода незрелой, гротескной, гормональной (незрелой, когда гормоны играют) демократии. Но, к сожалению, как свидетельствует опыт той же России, в Украине период стабилизации, предполагающий имитацию демократии, может закончиться стагнацией и застоем. И тогда мы попадем в ловушку. Нельзя же говорить перед Европой, что у нас авторитарный режим. Китай может себе это позволить, поскольку китайцам не надо заигрывать с западными элитами. У них своя модель. А мы и к подлинной демократии не готовы, и авторитаризма стыдимся. В конечном счете занимаем какую-то промежуточную позицию: по четным дням пытаемся взять под контроль средства массовой информации, а по нечетным начинаем

Тенденция к персонализации власти может привести к появлению феномена «авторитаризма неразвития»

263


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

говорить о свободе слова. Это деструктивный путь, который приведет к тому, что мы зависнем между стабилизацией и развитием. Для Украины это настоящая драма. Предыдущая власть хотя бы четко говорила: мы хотим в Европу, хотим в НАТО. А нынешняя власть занимает позицию, которая характеризуется отсутствием позиции. Говорить об объединении с Россией как-то не модно. В Европу мы не хотим. В НАТО тоже. Это не четкий политический курс, а галс (отклонение). Вот в чем заключается основной вызов для Виктора Януковича. —  Чем Вам не нравится логика действий новой власти? Сначала создали механизм для проведения реформ, восстановив систему управления страной. Бывшие «вожди» пять лет выясняли, кто у них главный… —  Создана система, которая управляет чиновниками, а не общественными и экономическими процессами. Вот, к примеру, в армии управляют людьми. На этом все построено. Но армия — специфичес­ кая структура. Тебя призвали на определенный срок, ты принес присягу и живешь в казарме. А общество не может жить в казарме! Надо признать — в Украине слабая государственность. Государство неустойчиво, территориальный формат очень сложен, отсутствует нация. Точнее, она еще недосформирована. Возникает проблема найти государствообразующую группу. В странах со слабой государственностью это были, как правило, военные (Латинская Америка, Южная Корея). Для центральноевропейских стран в 90-х годах прошлого века НАТО и Европейский Союз играли роль внешней рамки для государственности. А у Украины какая рамка?! Россия? Нет. Даже нынешняя власть, которая говорит и думает по-русски, не хочет идти на полноценный союз с Россией по экономическим причинам. И половина страны не хочет. Не хочет власть идти и в НАТО. Мы — слабое государственное образование без внешней рамки. Скажите, разве НАТО и Евро264

союз не сделали все возможное, чтобы Польша стала современным и сильным государством? —  Но со странами Прибалтики у них ничего не получилось. —  Это маленькие страны, у них нет опыта государственности. А у Польши такой опыт есть. У них католическая церковь, национальная идентичность и так далее. В России государствообразующей группой являются олигархи и чекисты. А кто в Украине является государствообразующей группой? Военных нет, спецслужб нет, милиции нет. Пожалуй, только олигархи действительно могут претендовать на эту роль. Они, кстати, потому и выиграли президентские выборы, что являются единственной системной группой, обладающей квази­ идейными, финансовыми, парламентскими и региональными ресурсами. Однако украинская олигархия слабее российской. Хотя бы потому, что российская властная система представляет собой альянс силовиков, бюрократов и олигархов. Своего рода триада. В Украине нет подобной триады. На мой взгляд, слабую украинскую государственность спасет только внешняя рамка, внешние гаранты нашей независимости. —  Россия как раз демонстрирует готовность стать такой, как Вы говорите, рамкой. Например, она снижает цены на газ для украинских предприятий… —  Для того чтобы стать внешней рамкой, мало дать скидку на газ. В данном случае можно полностью уйти в другую государственность. А зачем тогда Виктор Янукович завоевывал власть? Чтобы отдать ее другому государству? Это первое. Во-вторых, необходимо посмотреть, сможем ли мы слепить что-то самостоятельно. Будет трудно. Вариант «Украина — вторая Россия» не подходит. Изоляционистской, интровертной модели Украины тоже не получится. Значит, необходимо опять пройти некий исторический этап, в конце которого станет понятно, что, может быть, действительно стоит идти в Европейский Союз.


«Иногда авто­ритаризм пред­почтительнее­незрелой, ­гормональной ­демократии. Но это не о нас…»

Элиты выработают консенсус. Ни Польша, ни Словакия не попали бы в НАТО и ЕС без консенсуса элит. Например, поляки с 1989 по 1992 год дискутировали на тему: что лучше — внеблоковость, национально-суверенное государство либо ориентация на Запад, вступление в Альянс и Европейский Союз? В результате был достигнут консенсус по поводу доктрины «возвращения в Европу». Когда Украина решит этот вопрос для себя, то, возможно, ЕС даст четкий ответ. Скажем, предложит стать в очередь. Как Турции. —  Сорок лет стоять в очереди? —  В отличие от Турции, Украина — географически европейская страна. И, что немаловажно, не мусульманская. Но главное в другом: сегодня Европа вообще не готова рассматривать украинский вопрос. ЕС находится в кризисной ситуации, решает свои внутренние проблемы, связанные с евро, еврозоной, бюджетной дисциплиной и так далее. Еще неизвестно, чем все закончится. Не исключено, что на первый план выйдут великие континентальные державы — Франция, Германия. Пока же Евросоюз находится на распутье. А вот Россия четко определилась. Там понимают, что именно сегодня наступило удобное время для того, чтобы привязать Украину к себе. В этих условиях для новой власти есть всего два варианта действий: либо создать широкую внепарламентскую коалицию, которую даже можно назвать исторической, либо вступать в жесткий альянс с РФ со всеми вытекающими последствиями. Самостоятельно Партия регионов не справится с кризисом слабой государственности. Необходимо объединяться с политическими силами, представляющими другую часть страны. —  Да с кем там объединяться?! С Тимошенко и Тягныбоком?

—  Надо искать. Я же не говорю, что это обязательно должна быть Юлия Тимошенко. Есть, к примеру, Юрий Ехануров, Арсений Яценюк. Даже тот же Ющенко. Другими словами, с национал-демократами необходимо искать взаимопонимание, иначе власть окажется в вакууме. Либо же половина страны не будет воспринимать действия президента. Обратите внимание на следующий факт: первые 100 дней президентства Януковича были вроде бы успешными, однако его рейтинг остается на уровне электоральной отметки начала года — 46 %. Нет динамики роста. Мы также должны учитывать то обстоятельство, что дизайн молодых, незрелых, слабых государств во многом определялся внешними факторами. Например, когда Запад был на подъеме, а Россия в кризисе, то дизайн нашей государственности основывался на евроатлантической интеграции. Как только Запад стал терять свои ведущие позиции в связи с кризисом, а Россия начала подниматься на базе конъюнктурных дипломатических, экономических и энергетических факторов, украинский дизайн стал строиться с учетом интересов РФ. Что означает внеблоковый статус? Это невступление в НАТО. А российская военная база останется в Крыму. СБУ налаживает отношения не с российской, а с американской разведкой. А это сектор безопасности (внутренней и внешней), это, в свою очередь, фундамент государственности. Изменилась и образовательная система. —  После «оранжевых», которые пытались имплантировать чужую историческую память, это было просто необходимо сделать. —  Нет! Это делается не потому, что были «оранжевые», а потому, что изменился курс. Прежняя система давала нам возможность двигаться на Запад.

Нынешняя власть занимает позицию, которая характеризуется отсутствием позиции

265


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

Сегодня пересмотр гуманитарной политики свидетельствует о том, что дизайн системы образования будет строиться под влиянием другой страны. Да, сегодня действительно достигнута стабильность во власти. Однако общество нестабильно, нестабильны элиты, бизнес-среда. Рейдерские захваты предприятий — это индикатор нестабильности большого бизнеса. Я уже не говорю о малом. Мы отказались от одного проекта государственности, который назвали ошибочным. Бросились разрабатывать новый проект. Причем работа над ним идет не в Киеве, а в столице другой страны. Российские спикеры говорят, что у нас должно быть два языка, федеративная форма государственного устройства. То есть они нам предлагают свой дизайн Украины! —  Так ведь прежний проект полностью обанкротился. Концепция строительства нации с последующей интеграцией в НАТО и ЕС провалилась. Разве это не так? —  Данный проект мог быть реализован, если бы элиты действительно сделали свой выбор в пользу НАТО и Евросоюза. Мы этот путь отвергли, поскольку наша элита не согласилась на условия ЕС. Они индивидуально интегрировались в Европу. Приобрели там недвижимость, проходят лечение в европейских клиниках, обучают там своих детей. Но для страны они не хотели этого делать. Россия сегодня нам предлагает свои условия, но элита тоже не хочет их принимать. Мы не настолько слабы, как, к примеру, Лукашенко, чтобы согласиться на создание подобия союзного государства. После прихода к власти Ющенко мы пошли путем национального строительства. Сегодня власть отказывается от этого. Она считает, что национализм — это обязательно Бандера и Тягныбок.

—  Да все, в конечном счете, у них именно к этому и сводится. Все к этому сводилось… —  Нет. Национализм может быть проевропейским. Разве Тягныбок когда-нибудь заявлял о том, что стремится в Евросоюз? Нет. Это изоляционистский национализм типа Ле Пена, Хайдера, Фортайна. А есть еще национализм европейский, который ведет в евросообщество. И потом: разве наши олигархи не националисты в глубине души? Националисты. У них наивный, стихийный, не манифестируемый национализм защитного характера. Когда речь заходит о сохранности их активов, они становятся националистами. Думаю, нам сегодня необходимо разработать доктрину государственного строительства на основе экономического, а не расового, этнического, культурного национализма. И затем необходимо формировать широкую демократическую коалицию. Не парламентскую, а в более глобальном смысле. Когда все ответственные политические силы начнут объединяться вокруг национальной государственной идеи. Иначе страну можно потерять. Виктору Януковичу необходимо делиться властью внутри страны. Надо формировать другое правительство. План реформ есть, а правительства реформ нет. Гуманитарную политику в области образования нужно проводить по-другому, поскольку ее нынешний вариант разрушает государствообразующую доктрину. Как и заявления о том, что русский язык должен стать вторым государственным. —  А почему русский язык не может иметь государственный статус? Он что, государство разрушает? —  Если бы Россия была где-то далеко, в другом полушарии, то ничего страшного не было бы. Но ведь она рядом. Географически и экономически.

С националдемократами необходимо искать взаимопонимание, иначе власть окажется в вакууме

266


«Иногда авто­ритаризм пред­почтительнее­незрелой, ­гормональной ­демократии. Но это не о нас…»

И нет настоящих границ с РФ. Размыты и информационные, культурные, лингвистические границы. Если государство не контролирует границы, оно по определению является слабым. Очень трудно управлять людьми, которые говорят на русском языке на востоке страны. В подобной ситуации Россия всегда будет иметь большее влияние на Украину, чем сама украинская власть. —  Почему понятия «нация» и «нациострои­ тельство» нельзя заменить на «государство» и «прагматизм»? Ведь эпоха национальных государств закончилась в XIX веке. —  Эпоха закончилась, но нации и сегодня прекрасно живут. И мы отлично видим, что, несмотря на разговоры о глобализации и космополитизации, во время финансового кризиса национальный эгоизм возвращается. Затем необходимо разобраться, о каком национализме идет речь. Ведь Германия была националистической страной, в которой национализм превратился в нацизм. Но немцы сделали выводы из случившегося. Они построили свое государство, однако на основе не национальной, а европейской идеи. Как вы знаете, в Германии после Второй мировой войны запрещено слово «нация». Сама идея нации возникла в Великобритании. Разве в Англии много говорят о национализме? Нет. Затем она «перекочевала» во Францию. Нация приходит на смену сословному делению общества. С одной стороны, вопрос нации в Украине состоит в том, что действительно есть проблемы языка, ментальных границ, культуры. Но, на мой взгляд, главное другое. Мы, украинцы, пока не сформировались как общность управляемых и управляющих. Демократия пока не со­ здала этот механизм прямых и обратных связей. Выборы есть, а ротации элит нет. Кроме того, необходимо, чтобы и олигархи почувствовали свою принадлежность к украинской нации. Они должны жить здесь, а не в Монако, должны вкладывать деньги в украинскую экономику, а не выводить свои прибыли в оффшоры. Для них здесь должна быть территория

жизни, а не бизнеса. Вот в этом и заключается идея нации. Когда верят в сильную общность людей. —  Выходит, проблема в десяти олигархах, которых надо перевоспитать в национа­ листов. —  Подобные исторические прецеденты были. После Первой мировой войны вся венгерская буржуазия была немецкоязычной. И не только буржуазия. Но уже к началу Второй мировой большинство венгерской элиты говорили на мадьярском языке. Да и в других европейских странах активно шли процессы национализации культуры и образования, развития национального языка. Мы, к сожалению, не прошли процесс национализации государства. У нас буржуазия компрадорская, а не национальная. Мы ментально, идеологически оказались не готовыми к тому, чтобы строить нацио­ нальное государство.

267


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

«Есть американская­ мечта, но нет латиноамери­ канской, и российской тоже нет» УНИАН, 2 июля 2010 год

268

Мог ли Путин еще пять лет назад приехать на байке и показывать фейк? Или Ки­ рилл — с такими предъявами и заявами?.. Россия выполняет задание по возвраще­ нию Украины в лоно России… «Хай живе байк!» — с такого при­ ветствия начал наш разговор политолог и член партии «Единый Центр» Вадим Ка­ расёв. (Напомню, что этой фразой попри­ ветствовал недавно украинских байкеров в Ялте российский премьер-министр Вла­ димир Путин.) —  Имитируете кремлевские политиче­ ские технологии? — спросили мы. —  Скорее, пытаюсь постигнуть fake (с английского — хитрость, мошенниче­ ство. — Авт.) гуманитарных визитов рос­ сийских религиозных и светских властей в Украину, — объяснил новообращенный политик. Недавно Вадим Карасёв на прессконференции в УНИАН объявил о своем вступлении в ряды партии «Единый Центр». Мы не отказали себе в удоволь­ ствии высказать Карасёву свое к этому отношение и заодно поинтересовались тем, куда он поведет эту партию в роли ее идеолога. —  Первый вопрос по поводу смены Вами профессионального профиля. Был такой востребованный и интересный аналитик Вадим Карасёв. Но перебрался он в политическую партию. И выбрал скромное обаяние лоббизма плюс нескромное содержание. Появился еще один политик и лишил нас своего интересного и где-то объективного анализа…


«Есть американская­мечта, но нет латиноамери­канской, и российской тоже нет»

—  Да, я выбираю нескромное, как вы выразились, содержание. Только не то, о котором вы думаете, а содержание в смысле содержательности. Содержательности нашей политики… Вот было сказано, что политолог выбирает путь лоббизма, но, может быть, он и делает выбор политика для того, чтобы поменять модель, смысл и суть украинской политики, которая формируется на абсолютной лоббистской схеме и стратегиях. Если в политику бизнесмены привносят бизнес-логику, свой бизнес-опыт, свои бизнесинтересы, то она будет лоббистской. А если в политику приходят люди, которые привносят в нее знания, идею, идеологию, тогда и политика может подняться над этим своим лоббистским либидо. Я иду в политику не для того, чтобы лоббировать, у меня нет бизнеса. У меня другой интерес, причем очень «нескромный». Скорее, даже не интерес, а что-то другое — интенция, выходящая за пределы банальной эксплуатации своего политического статуса. Для меня это новая ступень роста, способ самореализации, и в том числе возможности изменить политику, вычистить оттуда тех, кто там засиделся, кто не нужен. Тех, кого в любой нормальной стране и близко бы не подпускали к политическому рулю. Вот такие нескромные притязания, особенно нескромные на фоне той непритязательности, которую вы имеете в виду. Так как, войдя в ЕЦ, я вышел из многих коммерчески-аналитических проектов. Как вы думаете, политолог, который является наиболее цитируемым в украин­

ских медиа и который по опросам нескольких социологических кампаний занимает ведущие позиции в рейтинге влиятельности, может испытывать материальные трудности и по первому зову бежать на содержание? Так что не о моем содержании, а о содержании политики идет речь. Сработало политическое либидо — стремление инвестировать себя целиком в реальный политический процесс и командную партийную игру. —  Вы — мечтатель с Подола. Кажется, там находится партийный офис «Единого Центра»… —  Все начинается с мечты. У publicфилософов есть такая поговорка: «Есть американская мечта, но нет ла­ тино­а мериканской мечты». И поэтому объяснимо то, как живут в Америке и как живут в Латинской Америке. Потому что все зависит от того, есть ли мечта или нет мечты. —  А российская мечта есть? —  Нет. Есть «русская идея». Но это несколько другое. Мечта — это dream… «Калифорния — dream», — пели когда-то Beach boys — «американские битлы»… Но, возвращаясь к мечте, и о новых политиках… На постсоветском пространстве можно наблюдать два типа политики и политиков. Тип политики в авторитарных режимах: борьба за внимание главного лица в государстве: получая доступ к президенту, ты получаешь доступ к государственному ресурсу. Украина ушла от этой модели политики в начале 2000-х годов. Тогда произошел раскол правящего класса на ресурсную власть и ресурсную оппозицию. Появились вынужденные оппозиционеры, которых

Если в политику приходят люди, которые привносят в нее знания, идею, идеологию, тогда и политика поднимется над этим своим лоббистским либидо

269


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

лишили доступа к государственному ресурсу. В тот период Кучма как глава патронажной и административной вертикали уже не мог заниматься арбитражем между лоббистскими группами за доступ к госресурсу. И многие ушли в оппозицию, просто сделав ставку на нового президента, который им обеспечит уже доступ к госресурсам за счет удаления и уничтожения тех, кто проиграет в ходе президентских выборов. А получилось не так, потому что Ющенко или отказался, или не смог заниматься ресурсно-патронажным арбитражем: кому-то обеспечить больший доступ к ресурсам, кому отдать то или иное министерство, жирный госкомитет и т. п. Политика пошла по другому пути — парламентско-перераспределительному. Возникла публичная конкуренция лоббистских групп и партийных крыш. Партия регионов ушла в оппозицию. Но это была новая ресурсная оппозиция. А старая ресурсная оппозиция времен Кучмы стала властью. Но поскольку власть не смогла обеспечить патронажно-клиентский арбитраж, то она начала рассыпаться. Отсюда «поехали крыши» у некоторых соратников Ющенко, так как президент перестал быть общей и единственной крышей бизнеса, эту функцию подхватила Тимошенко. То есть и власть, и оппозиция — это ресурсные, патронажные игроки, для которых политика — это конкуренция за доступ к ресурсу, лоббирование интересов и т. п. При этом сама политическая борьба по форме была конкурентная, состязательная, массовая, живая. Она ушла от логики борьбы за внимание главного лица, но не вышла за рамки конкуренции бизнес-лоббистских групп. Она не вышла на модель и правила европейского политического процесса, где состязаются не бизнес-интересы и их фракции в парламенте, а идеологические платформы, политические взгляды, партийные программы. Где главное — не логика лоббизма, а логика движения общества по тому или иному пути, где идет 270

борьба не за доступ к ресурсу, а борьба за то, чтобы создать равные правила игры, чтобы государство предоставляло свои услуги, чтобы экономика развивалась в прозрачных условиях, а не теневых схемах. Логика бизнес-лоббизма исчерпывает себя, ее не воспринимают уже ни население, ни общество. Вовторых, скоро уже нечего будет делить. Структура экономических возможностей после кризиса другая. Бюджет пустой. Дефицит большой. Как не хотелось бы закупить новые суперавто для министерств, а нет денег… Хотя и на велосипед не пересядешь, далеко от Кончи-Заспы до Грушевского. К тому же те, кто сегодня у власти, взяли под надежный контроль финансовые, бизнесовые, взяточные потоки и сделают все, чтобы не допустить появление ресурсной оппозиции. Тут развилочка. Либо мы возвратимся к политике как к борьбе за расположение главы государства, что открывает доступ к ресурсам, либо движемся к европейскому пониманию политики, где работают люди, не имеющие другого дохода, кроме политического. В ту политику, в которой живут по закону Вебера: политик живет с политики и для политики. Если нет необходимости и потребности заниматься лоббизмом, то политик будет заниматься тем, чем должен заниматься. А не думать, как сесть на бюджет, выбить преференции, пролонгировать льготы и пр. Поэтому нужно достойно ответит на новый тренд, не стесняться. И то, что некоторые политологи начинают подтягиваться в политику, говорит о том, что есть понимание у тех, кто конструирует политику, что пришло время для другого политического типажа. Что в политике должны заправлять не бизнес-интересы, а те, кто оперирует идеями, образами, политическими интересами, электоральными преференциями. Короче, идеи, смыслы имеют значение. Как не допустить демонтажа социального государства и эрозию социального


«Есть американская­мечта, но нет латиноамери­канской, и российской тоже нет»

гражданства? Как не допустить падение эффективности государственных публичных служб, коммерциализацию государственных медицинских, образовательных и в целом социальных услуг, что заложено в новом Бюджетном Кодексе, принятом Верховной Радой? Не все дороги должны быть частными, не все школы должны быть частными, не все госуслуги должны быть платными, не вся земля должна быть в частной собственности. Как вывести страну из кризиса? Прежде всего, концептуального… Что делать с внешней политикой? Опять многовекторность? Опять заимствуем схемы, которые работали в 90-х? Если да, то в политике нет новых взглядов, она не способна справиться с вызовами. Было три волны политиков. В 90-е годы в политику шли юристы, на это был запрос и спрос. После того, как государство встало на ноги и провело приватизацию общенародной собственности (этот первородный грех раннекапиталистической Украины), пошли бизнесмены. А сейчас пошла некая новая волна — заход по­ литологов.

поймет, что это неправда. Настоящий политик поймет, что стоит за этими играми с байкерами и байкерскими съездами и заездами на территории определенной страны. Ты, как золотодобытчик, просеиваешь и понимаешь, что на выходе намытого золота намного меньше. Так и в политике… «Из тысячи тон словесной руды» (Маяковский) политик должен «накопать» одно– два приемлемых решения. Страна пребывает на грани failed state (провалившего госпроекта. — Авт.). Нет людей состоявшихся и состоятельных, которые могли бы сделать Украину состоятельной во всех смыслах этого слова в Европе и на мировой сцене. В мировой истории многие вещи, связанные с необходимостью трансформирования из тоталитарного в экономически процветающее государства, брали на себя внешние акторы. По отношению к Германии это были США с планом Маршалла, Европейский Союз, Североатлантический альянс. Немцы «поймали» свою идею. У них четкая идентификация с европейской идеей, так как немцы могут быть экономически развитой процветающей нацией. Экономическое процветание — это и есть идея Германии. Бесспорно, был важен фактор лидерства, Конрад Аденауэр, первый канцлер поствоенной Германии, сумел вдохнуть в поверженную, оккупированную и деморализованную нацию новую жизнь. Япония с 1948 по 1954 год сделала колоссальный рывок. Потому что элите было стыдно за страну. Была критическая масса элиты, которая сказала, что стыдно так жить, нужно все менять и меняться. И они провели демонополизацию экономики. Сейчас это назвали бы структурными реформами. А у нас скорее стыдно

Страна пребывает на грани failed state (провалившего госпроекта)

Вместо того, чтобы возвращаться в Европу, идем в Россию —  Думаю, что эксперты способны продемонстрировать такое качество, как умение слушать людей, слышать жизнь и, как бы пафосно это не звучало, гул и зов истории. У нас есть президенты, премьеры, министры и вице-премьеры, депутаты… А политики с европейским подходом, способные приближать европейское будущее в режиме рутинной политической работы, есть? Они должны понимать, что стоит за словами, что стоит за делами. Сказал иерарх, что его визит литургический. А настоящий политик

271


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

тогда, когда бывает стыдно. Стало стыдно стыдиться за то, что так стыдно жить. —  Мы непростительно долго зависли в периоде трансформации, и неизвестно, когда выйдем из него… —  Наш политический режим несет родовые травмы, родимые пятна, остаточные явления тоталитаризма. Живем в токсичном политическом пространстве… Россия в начале 90-х годов выбрала путь прозападного демократического развития. Но в конце 90-х в силу разных причин и обстоятельств победил проект возвращения России как великой державы на мировую сцену. Украина на время вошла в диссонанс с этими планами. В нулевые годы Запад боролся за Россию, чтобы привязать и интегрировать ее к мировому сообществу. Не вышло… А Россия боролась за Украину, за тот вариант нашего развития, который она считала для себя удобным. Сама же Украина тогда боролась внутри себя. В 2010 году все сравнялось. Мог бы Путин еще пять лет назад приехать на байке и показывать фейк? Или мог бы приехать патриарх Кирилл с такими предъявами и заявами в 2007–2009 годах? Россия выполняет задание по возвращению Украины в лоно России. Мы вместо того, чтобы реализовать проект возвращения в Европу, возвращаемся в (или под) Россию. Наши западные соседи закончили демократический европейский транзит. Это особенно явно на примере Польши. Есть проблемы у балтов, есть проблемы в Румынии. Но, знаете, нам бы до их проблем. Меня на интернет-форумах разные «доброжелатели» как бы «мочат»: а Румыния это «тоже Запад, хи-хи». Да, это Запад,

Европа. Конечно, не такая, как Скандинавия или Франция, но идентифицирует себя с европейскими стандартами жизни и либерального правления. —  Но они не болели великодержавием… —  Болели. И еще испытывают остаточные боли, например, заигрывают с идеей «Великой Румынии». Но есть шанс переболеть, выздороветь, вылечиться в ЕС, как пацифистском, постмодернистском полисе. Россия возвращается на мировую сцену, а мы возвращаемся к ней как некий миноритарный партнер. Какая риторика власти? Мы не идем в НАТО. Мы идем в ЕС, но ЕС будет когда-то там. Главный наш приоритет — стремление к интеграции. Интеграция — это одно, а все время стремиться — стремиться к стремлению. Сегодня независимость — очень условное понятие. Вопрос в том, от кого зависеть. Можно зависеть от России с ее проблемами, начиная от Кавказа и заканчивая яхтами Абрамовича. Или зависеть от правил игры, стандартов ЕС. Государственная независимость — это правильно отформатированная в интересах независимости зависимость. Вот так. Странам, поверженным Германии и Японии, было достаточно 20 лет, чтобы продемонстрировать миру экономическое чудо. Берем двадцать лет России и Украины: где чудо? Где прогресс? —  Команда Януковича хоть и сворачивает политические свободы, но заявила реформы. Сказали, что собираются снять мораторий с продажи земли, приняли Бюджетный кодекс, вроде как начинают пенсионную реформу. Возможны ли экономические

Реализовать проект европеизации Украины можно лишь через гражданский, демократический контроль, модернизацию политической системы

272


«Есть американская­мечта, но нет латиноамери­канской, и российской тоже нет»

реформы в политически несвободном государстве? —  Нет. Для того, чтобы провести реформы в условиях авторитарного правления, этот авторитаризм должен быть просвещенным, интеллектуально продвинутым, и иногда он может снять давление, как я ее называю, дегенеративной демократии. Той демократии, которая приводит к загниванию элит, закупориванию каналов представительства, блокированию вертикальных лифтов, т. е. изменений и обновлений. Достижениями демократии такого рода являются расцвет коррупции и отсутствие ротации. У нас, увы, сформировался такой вид демократии. Люди одни и те же. Скатываемся к тому, что борьба будет снова происходить между Януковичем, Тимошенко плюс Тигипко, который объявился впервые после 90-х и стал как бы «новым и сильным». У нас авторитаризм просвещенным не будет. У него нет идейной основы, как в Китае, где есть идеология и ротация элит. Хотя со временем и им придется решать вопрос перехода от авторитарного правления к демократии. Потому что когда решены задачи индустриальной модернизации на базе привлечения аграрного перенаселения в экономику, тогда встает вопрос, а что дальше. Без конкурентного капитализма и политической плюральности дальнейшего движения не будет. Без конкуренции в политике нельзя провести ротацию элит. Китайскую модель модернизации мы прошли еще в 30-е годы. Неудачно, с репрессиями, террором, голодоморами. Сейчас, по сути, нужно начинать еще одну модернизацию. Украина нуждается в модернизации

как европеизации. Должна быть демократия собственников, а не подданных, которые ожидают подачек перед очередными выборами. Реализовать проект европеизации Украины можно лишь через гражданский, демократический контроль, модернизацию политической системы. Не де-демократизацией, но до-демократизацией. Нужно думать, как изменить нашу дегенеративную демократию на демократию, которая бы генерировала современные и успешные решения. Логика власти: сейчас сожмем расходы, зажмем свободы, чтобы провести реформы, — «не идет». Не для нас это. Да, МВФ выступает в роли нашего антикризисного управляющего. И наши не готовы делать то, что предлагает МВФ. И дай волю: наш правящий класса влез бы в долги и увеличивал бы расходы. Наш правящий класс не умеет со­з дать экономику, которая бы сформировала добавленную стоимость, новые техно­л огические рабочие места, приносила доходы. Зато умеет расходовать, чтобы скупать лояльность и голоса избирателей. Чем больше расходов, тем больше лояльности населения и консервации застойности. Конечно, больше социальной стабильности — этой «священной коровы» фетиша нынешней власти. Но МВФ следит, чтобы был минимальный дефицит. С другой стороны, правда в том, что мы нужны МВФ не столько как процветающая страна с демократической формой правления, а как надежный заемщик, чтобы вовремя расплатиться по кредитам. МВФ действует, как кредитор. Для этого нужно меньше государства, меньше

Вместо сильного социального и правового государства в партийной публичной риторике гуляют вирусы и версии «сильного» государства, «сильных Украин»

273


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

социальности, меньше демократии, но больше капитализма. И вот здесь совпадение интересов МВФ и Партии регионов: больше капитализма в его неолиберальной версии, меньше демократии, меньше социальности, в смысле социального государства. Вместо сильного социального и правового государства в партийной публичной риторике гуляют вирусы и версии «сильного» государства, «сильных Украин». Неспособность обеспечить качественные публичные услуги, социальное благосостояние, не допустить демонтажа социального государства компенсируется словесным мусором «сильных Украин», «сильных» политиков и прочих «рекламно-телевизионных силовиков». —  Симпатичные есть люди в нашем нацио­н ал-демократическом лагере. Можно голосовать за Анатолия Гриценко, Вячеслава Кириленко, даже за Балогу можно голосовать в лицах Вадима Карасёва и Леси Оробец. Но если бы зашла речь о некоем условном объединении, все они переругались бы на уровне первого номера партийного списка… Вон Анатолий Гриценко, то был готов работать с «Единым Центром», то отказался. —  Партия регионов сама подталкивает к объединению. Приняли последний закон, которым стимулируют партию как коллективную организацию. Знаете, есть логика централизации и концентрации капитала. Напомню, что, согласно классической политэкономии, есть три стадии капитализма: кооперативная, мануфактурная, заводская. У нас пока стадия индивидуальной предпринимательской деятельности в политике. И эти предприниматели набирают рейтинг за счет телевизора. Они набирали рейтинг в условиях, когда люди не сталкивались с проблемами, которые на них навалятся через три – четыре месяца. Бюджет пустой, экономических возможностей мало, умения создавать новую экономику еще меньше. А реальная политика по решению реальных проблем и масштабных задач — она за274

требует объединений. В одиночку никто не справится. Нужно будет группироваться. Тут логика одна: либо объединяемся, либо нас нет. Нужно искать компромиссы, точки соединения, сшивания, подсоединений, формирования альянса новых, настроенных на работу людей. Я абсолютно не пессимист. Просто знаю, что тот, кто пропустит этот шанс, кто не «внюхает» этот запрос жизни, тот пролетит мимо политики. Одиннадцать игроков играют лучше, чем одна звезда. Гриценко отказался пока от конкретного предложения, но не значит, что он отказался от всего. Он будет думать, взвешивать. Но то, что такой разговор был и была предварительная договоренность, уже хорошо. Уже сигнал к тому, что все понимают: нужно объединять усилия и соединять потенциалы. —  Вы говорите как человек, уверенный, что Балога не приведет «Единый Центр» в Партию регионов… А что там делать? Место ЕЦ не в ПР и БЮТ, а в центре, по центру. В футболе иногда необходимо играть по краю, но голов больше забивают по центру и с центра. Выдвинутый вперед центр — это то, что нужно нашему партийному полю.


Лабіринти Януковича

Лабіринти Януковича «Українська правда», 16 серпня 2010 рік

Гаряче, спекотне літо 2010 року, здається, зупинило політичну динаміку в Україні. Ключові владні фігури перебували в довго­т ривалій відпустці, опозиція опинилися в кадровому та концептуальному нокаутах, засоби масової інформації залишилися без новин, суспільство затамувало подих. Утім на тлі публічного політичного штилю, примарного спокою у сформованій вертикалі актуальною, трендовою топ-темою серед політично-небайдужого авангарду суспільства стало питання: яка мета в архітекторів вертикалі влади? Який політичний, економічний курс проводитиме влада? Навколо якого інституту або персони відбуватиметься елітна та електоральна консолідація? Лабіринт вертикалі Достатньо легко президент Янукович відформатував більшість у парламенті, повернув адміністративні важелі управління, наповнив адміністративно-бюрократичну систему лояльними кадрами. Але для влади залишається проблемою, яким чином вишколити під чітку вертикаль ЗМІ, що вже працюють як само­достатні бізнес-корпорації, як розмов­л яти з громадянським суспіль­ ством, яке в жодному разі не готове змиритися з наступом на засади україн­ ської ідентичності, як будувати діалог з експертним та інтелектуальним сере­довищем, яке знаходиться на боці су­с пільства, а не еліт. 275


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

На ці питання президентські конструктори поки що не мають відповіді. Щоб оцінити, чи можлива дієздатна вертикаль в Україні, потрібно відповісти на питання, за яких умов можлива вертикаль, яка група може бути опорою ефективної вертикалі. Вертикаль має сенс, коли вона доходить до суспільства, перетворює соціальні зв’язки на патерналістські зразки. До того ж вертикаль може бути ефективною тільки тоді, коли сформувався опор­ ний клас, який підтримує та утримує систему, бере на себе функції суб’єкта політичного режиму. Окрім цього, опор­ ний клас — це економічний клас, що стає опорою президентської влади. Наприклад, таким класом у Росії стали силовики. Це було пов’язано з певними загрозами національній безпеці та державним курсом політичного класу на збереження цілісності країни. У Білорусі з її індустріально-промисловою однорідністю таким класом виступає промислово-менед­ жерська еліта. В Україні так склалося, що прошарок силовиків не став упливовим, оскільки після набуття незалежності не було серйозних викликів національній безпеці, та взагалі Україна, відмовившись від ядерної зброї, розвивається, як пацифістська країна. На відміну від Білорусі, в Україні промисловий, індустріальний капітал сконцентрований на Сході, банківськофінансовий — у Києві, а в Центрі та Заході переважає економіка середнього бізнесу. Україна настільки розпилена та розпорошена країна, що знайти спільний знаменник достатньо складно. Мабуть, кожен український президент намагався це зро-

бити, зважаючи на наявні можливості та ресурси. Однак проблема Януковича полягає в тому, що українське суспільство, хоча й має запит на «сильну руку», все ж таки налаштоване на демократичний розвиток і в цілому не сприймає наміри правлячого класу обмежити демократію, конкурентні вибори, свободу слова. Крім цього, на відміну від Білорусі з її структурованим промисловим потенціалом та Росії з її енергетичним, вуглеводним ресурсом, Україна не має достатнього економічного джерела соціального благополуччя. Саме загальнонаціональний розвиток промисловості Білорусі та наднаціональний характер російського «Газпрому» економічно та соціально цементують відповідно білоруську та російську націю. А в Україні ідея «Донбас годує всіх» тільки посилює розкол між Сходом та Заходом. Іншими словами, для того, щоб «закрутити гайки», владі не вистачає ані відповідної громадської підтримки, ані ідеологічного ресурсу, ані значних фінансово-економічних ресурсів для підтримки високих соціальних стандартів. А дешевого авторитаризму, як кажуть у народі, не буває. Більше того, сучасна структура економічних можливостей відрізняється від початку 2000-х років, коли була сприятлива зовнішньоекономічна кон’юнктура, а видатки бюджету йшли на соціальні виплати. Із середині 2000-х активно розвивалося споживче кредитування, ринок банківських послуг, формувався середній клас. Сучасні економічні умови, коли бюджет

Парадокс ситуації полягає в тому, що проводити реформи без політичного курсу неможливо. А саме політичного, державного курсу влада не здатна сформулювати

276


Лабіринти Януковича

пустий, а дефіцит великий, роблять Україну більш залежною від зовнішніх кредиторів. Останній кредит МВФ, який отримав уряд, примушує владу проводити ультраліберальну економічну політику. А саме ліберальні реформи викликають у суспільстві найбільшу недовіру, оскільки носять шоковий характер. Звідси можливості для розширення авторитарної влади Януковича стають ще більш обмеженими.

на пошук додаткових адміністративних, інституціональних, плебісцитарних підпірок. Янукович робить ставку на розбудову «вертикалі влади», підмінюючи стратегічне управління державою технічною керованістю адміністративно-бюрократичної системи. Звідси — намагання упорядкувати, звести до єдиного джерела управління всі інститути — уряд, парламент, губернаторів, мерів, органи місцевого самоврядування, поступово вмонтовуючи їх у систему виконавчої влади. Для Януковича держава ототожнюється з владою. Але президент — не глава виконавчої влади, а глава держави. Президент таким чином сам до кінця не розуміє, для чого йому потрібна владна вертикаль і яку роль він має виконувати. Слабка легітимність президента примушує його шукати «законні» технології посилення власної легітимності. Таким є бажання провести конституційний референдум, який фактично буде означати референдум довіри до Януковича. Отримавши на референдумі, у тому числі завдяки адміністративному ресурсу, 60-70 % підтримки, можна буде забути про результати другого туру президентських виборів, та й про вибори як вибір взагалі. Янукович отримає мандат і легітимність пострадянського типу. Янукович також намагається компенсувати дефіцит легітимності за рахунок перебудови політичного, культурно-історичного та ментального ландшафту україн­с ької державності, спираючись на електоральні настрої Півдня та Сходу. У цьому відношенні стає зрозумілою ставка Януковича на розширення

Саме модель президентської влади, місія президентства стане визначальною для моделі української державності на найближчі 10 років

Лабіринт легітимності Президент Янукович оголосив, що влада налаштована на проведення економічних реформ. На який клас або гегемон може спиратися Янукович як архітектор реформ? Поки що роль квазігегемона доводиться виконувати його виборцю, який за своїми соціально-економічними інтересами не є однорідним. Парадокс полягає в тому, що його електоральна база мобілізована стосовно гуманітарних питань, але в соціальноекономічному розрізі не має однорідних інтересів. З одного боку, багаті, власники, олігархи, а з іншого, — бідні, наймані працівники, бюджетники. Економічна політика уряду не може одночасно задовольнити і одних, і інших. Якщо олігархи отримали 30 % знижку на газ, то бюджетники навпаки — 50 % підвищення ціни на газ. Тому, як тільки влада почне проводити так звані «непопулярні реформи», тобто реформи, головний тягар яких буде покладений на пересічного виборця, великий рейтинг очікування Януковича досить швидко стане рейтингом розчарування. Відсутність консолідованої соціально-економічної опори політичного режиму штовхають зодчих президента

277


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

право­с лавної ідентичності (президентська підтримка візитів Патріарха Кирила), що має сприяти перетворенню української національної ідентичності на православну наднаціональну. Але це ніщо інше, як прив’язання Украї­ ни до великоросійської ментальної географії. *** Фактично цим спекотним літом визначиться політична повістка на 2010– 2012 роки. Парадокс ситуації полягає в тому, що проводити реформи без політичного курсу неможливо. А саме політичного, державного курсу влада не здатна сформулювати. Яка місія, номінація у президента Януковича? У першого президента Кравчука була номінація «президент — становлення України», наступний за ним президент Кучма був президентом економічного відновлення, створення економічних засад держави. Президент Ющенко був архітектором націобудівництва. У Януковича власного проекту немає. І це багато в чому не його особиста проблема, це проблема країни, яка й досі не визначилася • з власною ідентичністю: або українці обирають ментальний європейський простір, або пострадянський, російський, православний; • з політичною моделлю: або потрібно навчитися конструювати і працювати в коаліціях, або «сильною рукою» будувати вертикаль влади; • з економічною моделлю: або ліберальна економіка середніх власників, або монополізований капіталізм олігархів з державним патерналізмом. Більше того, для кожного з цих курсів потрібно мати вагому суспільну підтримку, що на фоні тотального суспільного розчарування в елітах виглядає достатньо проблематичним. Якщо за ці роки буде відформатована вертикаль, вибори перетворяться на референдум довіри до влади, буде обрано 278

шлях напівавторитарного президентства, то Україна стане на шлях пострадянських президентур. Це означає, що Україна може ввійти та стати частиною нового великоросійського геополітичного простору. Якщо будуть збережені демократичні вибори, створені політичні інститути, то Україна піде східноєвропейським шляхом, й це означатиме інституціонально сильного президента, що спирається на партійно-коаліційну елітну платформу, де президент та прем’єр ділять владу між собою. Іншими словами, саме модель президентської влади, місія президентства стане визначальною для моделі української державності на найближчі 10 років.


Перекрестки Януковича

Перекрестки Януковича igls.com.ua, 29 сентября 2010 год

Инициируя рассмотрение Конституционным Судом «дела о легитимности» закона № 2222, коалиция мотивирует свои действия тем, что закон был принят с нарушением регламента Верховной Рады. Если Конституционный Суд установит факт нарушения процедуры, то власть получит формальный юридический повод для изменения конституционно-правового статуса государственных институтов, в первую очередь президента, Верховной Рады и Кабинета Министров. По логике подателей, если закон был принят с нарушением процедуры, иными словами, нелегально, то есть основания сомневаться в его легитимности и, как следствие, — в легитимности Конституции, по которой Украина живет с 2006 года. Таким образом, становясь на путь формального юридического пересмотра политической реформы, президент Янукович стремится обновить собственную легитимность за счет изменения конституционного статуса президента. То есть дефицит легитимности он пытается компенсировать обновленной легальностью. Если вспомнить политический контекст принятия политреформы в 2004 году, то говорить о легальности процедуры в условиях революции бессмысленно. Революции возникают тогда, когда старые законы перестают выполнять свою правовую функцию. В революционных условиях законы либо могут быть уничтожены в ходе всенародного бунта, революции, восстания 279


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

(что, кстати, может обеспечить их легитимность), либо под гражданским напором правящие классы вынуждены заменить старые законы новыми. Для политических элит выгодней пожертвовать устаревшей легальностью, чтобы не потерять легитимность, а значит, и сохранить политическое господство. Поднимая вопрос о процедурных нарушениях, власть попадает в своеобразную политическую ловушку. Если отменить политреформу, то выходит, что легитимность Януковича основывается не на свободных, демократических выборах 2010 года, а на сфальсифицированных президентских выборах 2004 года, о чем есть легальное решение Верховного Суда. Очевидно, что за юридическим перфомансом в КС кроется поиск сценария того, как пересмотреть политические, электоральные и идеологические итоги революции, политреформы и в целом «оранжевой пятилетки». Создается впечатление, что Янукович вместе со своим окружением до конца не понимает, зачем необходима такая юридическая ревизия. Понятно, что речь идет не о банальном возвращении полномочий Кучмы, а о том, каким правовым образом, каким конституционным путем поменять систему власти. И здесь возникает вопрос о реальном соотношении легальности и легитимности в политической системе. Можно легализировать выгодный политический режим, но будет ли в этом случае легитимной политичес­ кая система? Настоящая проблема легитимности состоит в том, что Янукович как лидер Партии регионов и оппозиции избирался в одной системе власти, но президентом хочет быть в другой. С формально-юридической точки зрения, процедуру президентского пре-

ображения можно легально обставить, но сама новая форма президентства будет нелегитимной. Получается, что президент на словах подтверждает свою приверженность демократии и честным выборам, а на практике речь идет о том, как изменить систему власти при помощи юридических манипуляций, ручного Конституционного Суда и на фоне социальной апатии в обществе. Президентская власть в случае римейка Конституции–96 будет уже иметь совершенно иную политико-правовую природу. Янукович избирался под одни полномочия Банковой, а теперь он может быть наделен совершенно другими полномочиями, на которые у него нет электорального мандата. Если президент получит право на увольнение премьера, назначение и увольнение Генерального прокурора и другие полномочия при наличии фронтального контроля над силовиками, то изменится политикоинституциональное основание власти, откроется путь для перехода к персоналистскому полуавторитарному режиму. В случае продавливания такого конституционного сценария меняется и характер государственности: Украина вместо парламентской республики становится президентской, логика формирования правительства изменяется с парламентской на президентскую. Меняется роль Верховной Рады в политической системе, так как она теряет право на формирование большинства, а правительство перестает быть коалиционным. Несформировавшаяся партийная система загоняется на штрафплощадку — политические партии, которые были вмонтированы в систему исполнительной и законодательной власти, быстро потеряют свою политическое и институциональное значение и вернутся в состояние «дискуссионных клубов».

Ресурса для силовой государственности у Януковича нет

280


Перекрестки Януковича

Таким образом, Янукович, пытаясь сменить модель политического режима, намеревается переутвердить президентскую власть. Можно вспомнить, что у всех постсоветских президентов был этап укрепления, утверждения, затвердения президентской власти, после которого устанавливалась президентская монократия, президентский монархизм. В 1993 году Ельцин силовыми средствами пришел к власти, Путин использовал войну в Чечне, заключение Ходорковского для укрепления собственного президентства, в Белоруссии Лукашенко фактически ликвидировал парламент как самостоятельный политический институт. Опыт постсоветских режимов показывает, что для трансформации выборного президентства в постсоветскую президентуру нужна силовая, авторитарная ситуация или ситуация контрреволюции. Особенность же Украины в том, что Янукович вынужден действовать формальными юридическими процедурами, то есть идти по пути догматического юридизма. Формально-юридический путь не решит для президента проблему утверждения персональной власти. Для того, чтобы президент стал верховным политическим игроком, независимым от партий и электоральных предпочтений, ему необходимо опереться на фактор силы государства и страха перед властью, слабость депутатов и государственных институтов. Но в Украине нет касты силовиков, Верховная Рада всегда стремилась к институциональной автономности, а выстроенные в период «нелегитимной Конституции–2006» политические институты еще необходимо до-демократизировать и до-монополизировать. Кроме этого, Янукович хочет полностью реструктурировать, реорганизовать политический класс, рекрутировать новых солдат власти и, в конечном счете, поменять элиту–2000 на новую элиту–2010. Но последние пять лет элиту формировала публичная сфера, электоральная

и партийная конкуренция, гражданское общество. Сможет ли Янукович монополизировать медиа, закрыть партийное поле, установить контроль над выборами? Партии должны понимать, что их институциональное влияние снизится, а парламент может превратиться в ратификационную палату при Администрации Президента. Власть, используя демократические инструменты, пытается не до-демо­кра­ти­ зи­ровать, а де-демократизировать политическую систему. Но квазидемократическим, имитационно-демократическим путем демонтировать демократию вряд ли получится. Для того чтобы де-демократизировать и / или демонтировать демократию, нужен недемократический инструментарий — силовой ресурс, сопровождающийся демонстрационным эффектом, наподобие обстрела парламента в России, усмирения и ареста белорусской оппозиции. Украинский парламент сложно поставить под контроль как из-за внутренней коалиционной неоднородности, так и вследствие институциональной автономности и остающегося эффективным фактора «верховенства спикера». Ресурса для силовой государственности у Януковича нет, и потому дедемократизация делается в квазилегальной, квазиюридической, квазидемократической форме. Демократические процедуры не позволят Януковичу полностью переформатировать политический режим, а дефицит силового ресурса не позволит перейти к персоналистскому режиму. В результате возникнет дефектная политическая система, которая будет уже недемократическая, но еще не персоналистки авторитарная. А Украина до следующих президентских выборов может зависнуть в «серой области» между неэффективной демократией и неэффективным авторитаризмом.

281


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

«Нас повернули в посткому­ ністичний монархізм» «День», 6 жовтня 2010 рік

282

Із поверненням чинності Конституції 1996 року Віктор Янукович одержав оста­ точний реванш за 2004 рік. Та чи варто радіти? Усі ми пам’ятаємо, що 1994 року Леонід Кучма теж починав із посилен­ ня своїх повноважень, а через десять років це закінчилося Майданом. Шкода лише, що, маючи величезний репутацій­ ний ефект та народний потенціал, влада так і не скористалася всіма перевага­ ми помаранчевої революції. Як показав час, а «День» про це писав ще восени 2004 року, лідерами народного піднесення виявилися не ті люди. Як наслідок, демо­ кратичну ідею дискредитовано, до влади прийшла Партія регіонів. Та чи мають сьогодні можновладці можливості наповнити якістю нинішню політику? Знову-таки, усі ми пам’ятаємо, що за політреформу 2004 року голосува­ ла і Партія регіонів, а Володимир Литвин узагалі отримав Героя України. Сього­ дні ж ситуація інша: Президентові та його команді вже не вигідні повноваження Віктора Ющенка, які, до речі, були йому «підсунуті» в грудні 2004 року, щоб уник­ нути можливих кардинальних змін у краї­ ні. Тому приймається рішення про повер­ нення повноважень Кучми Януковичу. По­ казовим є й те, що не опираються новостарим змінам і у Верховній Раді на чолі зі спікером, Героєм України Володимиром Литвином, не кажучи вже про Кабінет Міністрів. Говорити про істотний вплив та ефективність опозиції тут, певна річ, не доводиться, вона, як і раніше, залиша­ ється деморалізованою, не здатною мис­


«Нас повернули в посткому­ністичний монархізм»

лити й діяти категоріями національного рівня. На Європу також не варто сподіватися: хто нам допоможе, коли ми самі собі допо­ могти не можемо. До того ж, як зазначив представник ПАРЄ Сергій Головатий, у Єв­ ропі небагато хто розуміє, яку саме ухва­ лу виніс Конституційний Суд 30 вересня 2010 року. Так, внесення змін до Основно­ го Закону 2004 року відбулося з порушен­ ням процедури. Ми про це неодноразово писали, як і про те, що сама реформа мала поспішний і неоптимальний характер й це сповна відбилося в подальші роки на політичній системі України. Гілки влади пе­ ретворилися на центри взаємного протистоян­ ня. У такій ситуації світ не розумів, із ким можна говорити в нашій кра­ їні. Усе це нагадувало якийсь політичний хаос. Але хай там як, єдине джерело влади — це на­ род. А з ним у цьому випадку навіть не порадилися, а просто поставили перед фактом — країна тепер житиме в умовах президентсько-парла­ ментської республіки (за Конституцією 1996 року). Окрім цього, не треба забува­ ти, що є спеціальна процедура, за якою вносяться зміни в Основний Закон. Як 2004 року, так 2010-го вона була пору­ шена. Виходячи з цієї ситуації, виникає одвічне питання — хто нестиме відповідальність за всі ці сумнівні рішення? У нас їх прийня­ то називати реформами, хоча це далеко не так, бо це всього лише зміни, які вигідні владі в тій або іншій політичній ситуації. До того ж, рішення про повернення до Кон­ ституції 1996 року вкотре продемонстру­ вало непослідовність української влади. Укотре Україна постає перед світовою спільнотою як непередбачуваний партнер. Світ не знає, чого чекати від влади завтра. Власне, як і громадськість України. Політолог Вадим Карасьов про зміну політичної системи в Україні, особливості

місцевих виборів, боротьбу за демокра­ тію — в інтерв’ю «Дню». —  Вадиме Юрійовичу, відомо, що 2004 року зміни в Основний Закон вносилися з порушенням регламенту, але який сенс сьогодні владі повертатися до Конституції 1996 року? Президент і так контролює всю вертикаль влади. —  Зміни до Конституції ухвалювалися, щонайменше, в умовах революційної ситуації. Можна, звичайно, сперечатися про те, чи була це класична революція, чи напівреволюція, але в політології такі ситуації в умовах електоральної кризи називають «революція та вибори», або «революція та реформа». Тому конституційна реформа, що набрала чинності 2006 року, — це частина революційних подій 2004 року. А яка революція здійснюється за процедурою? Революції саме й здійснюються всупереч усім процедурам, бо попередні закони стали нелегальними, несправедливими, тобто стали гальмом історичного та політичного розвитку. Тому говорити сьогодні про те, що зміни проходили не за процедурою, означає повністю вихолостити історичний контекст конституційних змін. Це або свідома тактика, або нерозуміння дилеми легальності та легітимності в умовах революційних ситуацій. Конституційний Суд ухвалив рішення про те, що була порушена процедура, а вона справді була порушена, і повернув Конституцію 1996 року. Але це не проблема КС, це проблема політиків, які втягнули суд у перегляд результатів історичних подій. КС не вповноважений переглядати історичні події, але фактично він це зробив. Усі чудово це розуміли: і ті, хто виступав за скасування політреформи, і ті, хто виступав на її захист. Але ніхто про це не говорить або не хоче говорити. Усі сором’язливо обходять Майдан

Усі сором’язливо обходять Майдан і реформу 2004 року, неначе їх і не було

283


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

і реформу 2004 року, неначе їх і не було. Сьогодні ми повернулися до політичного режиму варіанту 1996 року, характерного для початкової фази посткомунізму. Тим самим ми опинилися в ситуації первинної незалежності, первинного накопичення капіталу тощо. Адже тоді не було держави, а була лише зовнішня атрибутика державності, національна спільність підмінялася режимом особистої влади президента. Для чого це потрібно президентській команді? По-перше, у діючої влади не було гарантій, що нинішня ситуація буде довго­т ривалою, тобто до 2015 року. Не було гарантій, що при збереженні режиму політичної конкуренції можна виграти парламентські вибори 2012 року. Звичайно ж, можна було за допомогою керованих виборів, різноманітних адміністративних, юридичних та інших маніпуляцій сфабрикувати лояльну парламентську більшість. Проте, на думку діючої влади, для того, щоб вести переговори і досягати компромісів, необхідні високі трансакційні витрати. А на це влада йде вкрай неохоче, прагнучи продавлювати питання суто вольовим шляхом, в обхід законів, процедур та регламентів. Тому краще застрахуватися новою-старою Конституцією, де у Президента з’являється «свобода рук» при призначенні прем’єра, уряду без будьяких компромісів. Замість парламентської державності ми отримали президентську державність. Фактично це означає приватизацію держави однією людиною, однією командою. Така ситуація змінює всю логіку політичного розвитку останніх років, оскільки наша державність була парламентською: уряд мав коаліційну логіку формування, нинішній президент обирався в ході парламентської стратегії. Тобто формування

влади відбувалося на основі поліцентричної стратегії. Зараз же нас повернули в час посткомуністичного монархізму. І тут проблема не в тому, що колективна влада еліт заміняється особистою владою президента, а в тому, що режим особистої влади нівелює всю політичну систему демократичного, європейського зразка. Бо за такої системи не потрібні партії, конкуренція, вибори. А мажоритарні депутати, яких сьогодні ввели, просто стануть шукачами внутрішньопарламентської торгівлі, лобістами округів. Повернення до режиму особистої влади президента фактично означає відмову від усієї політичної системи, від партійнопарламентської системи, за якою Україна прожила, погано чи добре, упродовж останніх десяти років. У цьому випадку Партія регіонів потрібна буде президентові лише як партія влади. І варто зауважити, перші ознаки перетворення ПР із правлячої партії у партію влади вже є. Під час місцевих виборів відпрацьовується модель ПР як партії влади, куди заганяються авторитетні чиновники, бізнесмени, яким не дають обиратися вільно до місцевих органів влади в рамках інших політичних сил та партій. Як результат — до кінця року ми можемо чекати, що Партія регіонів перестане існувати як електоральна партія, а стане адміністративною. Я можу знайти лише одне виправдання концентрації повноважень у руках діючої влади. Можливо, резоном такої політики та антиполітики є можливість для президента позбутися електоральної залежності, відійти від свого виборця на сході та півдні України. Оскільки в нинішніх конституційних умовах Партія регіонів та президент стають заручниками електоральної, ідейної, гуманітарної, соціальної ситуації в цих регіонах,

Там, де робиться ставка на збереження і примноження капіталу, там демократія не потрібна

284


«Нас повернули в посткому­ністичний монархізм»

а також залежними від російської Soft power, тобто «м’якої влади». Швидше, команда Віктора Януковича пішла на перегляд політичної системи для того, щоб проводити вільну політику, у тому числі й щодо російських ініціатив. Відхід від українського варіанту парламентської демократії й перехід до напівавторитарного режиму необхідні Януковичу для формування авторитаризму незалежності. —  Після рішення КС в Україні вже діє Конституція 1996 року, але як зараз виходити із ситуації, якщо всі органи нинішньої влади формувалися при внесених змінах до Основного Закону від 2004 року, тобто обиралася абсолютно під інші повноваження? —  Із цього прецеденту може бути два виходи: авторитарний і демократичний. Якщо виходити з авторитарної ситуації (прийняти як остаточне рішення суду), то влада за допомогою своїх важелів може використовувати різні фасадні або маніпулятивні технології. Наприклад, створити Конституційну комісію у Верхов­н ій Раді або Конституційну асамблею поза парламентом із виходом на референдум щодо Основного Закону. Проте виникає запитання — що змінить наявність комісії в парламенті або асамблеї поза парламентом? Адже в Раді президент має значну парламентську підтримку, яка при ухваленні рішень виходитиме з політичної волі президентської команди щодо збереження повноважень, які Віктор Янукович отримав у результаті конституційного перемотування. В іншому випадку, якщо буде скликана Конституційна асамблея, хто і як формуватиме її склад? Чи не скликатиметься ця асамблея пре-

зидентським указом із відповідним підбором «конституціоналістів», тим більше ми знаємо, що нинішня влада зловживає такими словами, як «громадські організації» або «громадські ради», які служать лише суспільною димовою завісою для адміністративних рішень? Навіть можливий референдум після вердикту комісії або асамблеї носитиме характер авторитарної технології, що швидше ратифікує рішення, нав’язані після останніх змін виконавчою владою. Але є й демократичний шлях. Для того, щоб вийти з кризи конституційно-правової реальності після рішення КС, необхідні перевибори всіх органів влади, повноваження і каденція яких не відповідають або прямо суперечать Конституції 1996 року. Адже обиралися не стільки люди, особи, скільки функції, інститути. Якщо повноваження змінені, мають бути переобрані і президент, і парламент — аби конституційні зміни були не лише легальними (законними), а й легітимними (суспільно законними, правовими, справедливими). Нагадаю, що право — це не стільки право суддів, скільки право народу. І якщо судді беруть на себе тягар відповідальних рішень, то й народ має право або відкинути, або прийняти ці рішення. Тож для того, щоб не був зірваний процес формування держави, демо­кратизації країни, верховенства закону в рамках конституційно-правової ситуації, що склалася, необхідна демократична процедура виборів. Це б урятувало ситуацію з погляду демократичного прогресу України, у якому вона перебувала останні сім – вісім років. У іншому випадку можна буде говорити про ситуацію

Люди на місцевих виборах не обиратимуть Януковича, Азарова, Тимошенко, Тігіпка, Яценюка… Вони обиратимуть те меню, що їм запропонують у тому чи іншому регіоні країни

285


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

конституційного і демократичного регресу формування правової державності в Україні. —  Не таємниця, що у владній команді Партії регіонів дедалі очевиднішим є проти­ стояння між двома основними групами: перша зосереджена довкола Ріната Ахметова, друга — довкола Дмитра Фірташа. Як Ви вважаєте, чого слід чекати від цього протистояння? Чи будуть якісь відставки у владній команді після місцевих виборів? —  Неможливість одного субклану в Партії регіонів переграти інший субклан провокує певну рівновагу сил, що не дає реалізуватися сценарію захоплення держави з боку одного з них. Але це все з логіки попередньої епохи. Зараз дві основні групи одного мегаклану влади зацікавлені саме в тому, аби країна рухалася в авторитарному режимі. Це не лише «чорні» думки керівництва Партії регіонів, це ще й віяння епохи — підйому авторитарних капіталізмів, нова роль держави в антикризовій політиці. Якщо ми сьогодні подивимося на Росію, Китай та інші приклади підйому авторитарних держав, ми побачимо, що всі вони рятують олігархічний капітал. Не конкуренція економік, партій, а доступ до державного ресурсу врятує великий бізнес. Тому сьогодні не випадково у світі все більше підозр до демократії як форми успішного розвитку держав, що розвиваються в умовах глобальної економіки. Можливо, це підходить Росії, Китаю, але не Україні. Хоча великий бізнес, що стоїть за Партією регіонів, не розмірковує в таких категоріях, йому потрібна вся держава і не потрібна конкуренція. Отже, робитиметься все, аби переграти інший клан і «виграти» президента. Але, з іншого боку, президент теж може ке-

рувати кланами, використовуючи авторитарні механізми влади, — призначати прем’єра, міністрів тощо. Також він може тримати їх у рівновазі, не давши поглинути один одного, або зробити ставку на один із них і зняти питання раз і назавжди. Олігархічний бізнес навряд чи сьогодні думатиме про розвиток демократії. Той період, коли бізнес був прогресивним, тобто був зацікавленим у демократичних правилах гри задля свого виживання, закінчився. Сьгоднішній бізнес думає лише про те, аби захопити державу, монополізувати доступ до державного бюджету, ресурсу. Оскільки лише так можна вижити в умовах глобальної конкуренції, кризи на пострадянському просторі. Скандали — це певний драйв україн­ ської політики. Але сьогоднішні підкилимні розбори — це не конфлікти. Конфлікти — це коли відбувається публічна боротьба під тими чи іншими прапорами. Такого немає і навряд чи буде. Ми бачимо, що інтриги всередині Партії регіонів не тягнуть на конфлікти, бо про них говорять лише у вузьких експертних колах. Кадрові зміни будуть — після місцевих виборів. Але справжні кадрові зміни відбудуться після того, як президент отримає «свою» Конституцію і стане розпоряджатися державою, як своїм маєтком. І я вас запевняю, те, що сьогодні робить Янукович, робила б і Тимошенко. —  Який, на Вашу думку, із субкланів сьогодні більше зацікавлений у побудові авторитарного режиму в державі? —  На пострадянському просторі переважає два види влади: влада грошей і влада насильства. Звичайно ж, група «Ахметова — Колеснікова» ближча до влади грошей. Але зверніть увагу,

Потрібно заново перезапустити владу, тож опозиція теж повинна ввійти в режим перезапуску

286


«Нас повернули в посткому­ністичний монархізм»

це влада багатих, а не влада народу. На позиції влади насильства, адміністративної влади, відповідно, стоїть група «Фірташа — Бойка». Ні в першому, ні в другому варіанті про демократію і йтися не може. У версії Колеснікова, що озвучується ним останнім часом, йдеться про ліберальну економічну політику, але при посиленні політичної влади. За формулою: менше демократії, більше капіталізму, однак капіталізму не в підприємницькому, а в олігархічному варіанті. Звичайно ж, група «Фірташа — Бойка» — це сировинна група. Тут влада і гроші концентруються довкола сировинної монополії: газ, нафта, транзит тощо. У цієї групи є великі зв’язки із російською сировинною елітою. Їхня формула — це менше капіталізму ліберального, більше капіталізму монополістичного. А отже, і більше насильства задля того, щоб зберегти капіталістичну монополію. В обох випадках йдеться про капіталоцентричний підхід, тобто сильну державу, що могла б захистити капітал і багатство тих груп, які виграли в результаті половинчастих несправедливих посткомуністичних реформ. Тому державі інколи навіть доводиться захищати неефективних, реакційних, але не дрібних ефективних капіталістів. Ми це бачимо за судовою реформою, Податковим кодексом тощо. Тож надалі слід чекати обмеження виборчої демократії, свободи слова в Україні. Оскільки там, де робиться ставка на збереження і примноження капіталу, там демократія не потрібна. —  Соціологічні опитування показують, що рівень підтримки президента, прем’єр-

міністра істотно впав за останній час. Як Ви вважаєте, чи відіб’ється це на місцевих виборах? —  Істотно підтримка влади не впаде. Результати будуть кращими, ніж це показують соціологічні виміри. Чому? Бо люди на місцевих виборах не обиратимуть Януковича, Азарова, Тимошенко, Тігіпка, Яценюка… Вони обиратимуть те меню, що їм запропонують у тому чи іншому регіоні країни. А хто сьогодні формує меню на політичній кухні України? І так усе зрозуміло. Тому в Партії регіонів не буде серйозної конкуренції на місцевих виборах. За допомогою адмінресурсу вона сформувала таке меню, що не дозволить їй програти ці вибори. Але в чому тут парадокс? Коли ми говоримо про соціологічні опитування, ми міряємо температуру суспільства стосовно тих або інших топових політиків. Адже в соціологічному дослідженні пропущена найважливіша, ключова частина політики — посередницька система, що в політології називається «партійна система». Головне питання, що сьогодні стоїть: чи збереже партійна система, яка була сформована на початку 2000-х років, свою стійкість? Чи зможуть партії агрегувати, а потім і каналізувати соціальну невдоволеність, нові інтереси на вищий рівень — рівень політики? Адже якщо не буде партій, перекриються канали для свободи слова, тоді все буде тихо. Невдоволеність владою стане фактом окремої людини. Але на політиці це не відіб’ється, бо медіа-інсценування будуть позитивніші, про невдоволеність у новинах розповідатиметься мало.

Змінився час, і змінюється епоха. Потрібно дати відповідь на запитання: чому не спрацював проект «національного будівництва», українська версія демократії 2000-х років?

287


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

Така ситуація була при Кучмі, потім бабахнуло — і ми отримали 2004 рік. Влада, на жаль, забуває, що Майдан — це реакція на квазівиборний монархізм 1990-х — початку 2000-х років з усією красою закритості і еліт, і влади в цілому, з наслідками для демократичних прав і свобод. Сьогодні влада ризикує знову потрапити в пастку початку 2000-х років. Чиновників, Конституцію можна взяти під контроль, а ось усю країну? Тут або – або. Або люди заспокояться і голосуватимуть «ногами», при цьому виїжджатимуть за кордон у пошуках україн­ ської мрії в далеких і не дуже далеких країнах, або владі все-таки не вдасться обмежити виборну демократію. Хоча може бути й такий варіант, коли влада сподівається на те, що, деполітизувавши суспільство, обмеживши права і свободи, вона зможе пред’явити економічні успіхи, дати соціальні поліпшення і тим самим погасити вогнища соціальної і політичної невдоволеності. —  Що має статися, аби з’явилася дієва опозиція, аби суспільство могло протистояти тій наростаючій системі авторитаризму, про яку Ви говорите? —  Це складне питання. Для цього потрібні нові лідери, нові політики, які могли б сказати, що робити? На мою думку, потрібно думати. Робити — це означає думати. Потрібно проаналізувати дії влади, а потім запропонувати новий креатив і нормативи для політичної боротьби. Тобто потрібно заново перезапустити владу, тож опозиція теж повинна ввійти в режим перезапуску. Бо опозиція, яка реагує на дію влади, стає не менш ретроградною і реакційною, ніж сама влада. Опозиція сьогодні перебуває у хвості подій, вона критикує лише те, що робить влада, замість того, щоб задавати інші смисли. Адже ніхто сьогодні серед опозиції не сказав, а який бажаний образ майбутнього України? Треба зрозуміти, що змінився час і змінюється епоха. Потрібно дати відповідь на запитання: чому не спрацював проект «національного будівництва», україн­ 288

ська версія демократії 2000-х років? Адже Партія регіонів прийшла до влади не тому, що вони запропонували привабливіший образ країни, а тому, що програли політичні сили, які асоціювалися з «помаранчевою» політикою і національною демократією. У тому, що сьогодні відбувається в Україні, у першу чергу винна вся опозиція. Потрібно шукати позитивну альтернативу тому, що відбувається в Україні. Головним гаслом усієї опозиції, яка не хоче повернення в ранній посткомунізм, має бути боротьба за демократію, незалежно від особистих і партійних інтере­ сів. Бо якщо не буде демократії, не буде і партій, залишиться лише влада. Якщо не буде демократії, не буде України. Тому боротьба за демократію — це боротьба за Україну, а боротьба за Україну означає боротьбу за демократію.


Проблема атрибуции

Проблема атрибуции «Корреспондент», 20 октября 2010 год

Радикальные экономические реформы 90-х годов в России были связаны с демократами — Гайдаром, Чубайсом, Немцовым. После неудачи реформ их провал стал четко ассоциироваться с демократами и демократией. Причем с режимом демократии в ее прозападном идеологическом варианте, а демократами — как западниками, ненастоящими патриотами. Когда на парламентских выборах в 1993 году победили ЛДПР В. Жириновского и коммунисты, в экономичес­ кие реформы общество уже не верило. В дальнейшем в России реформаторский курс больше не был связан с демократией. Наоборот, тема непопулярных реформ стала клеймом для российских демократов, а «гайдары», «чубайсы», «немцовы» превратились в страшилку для избирателя. В Украине в условиях авторитарного политического режима Кучмы проводилась политика реформ, а не система реформ — тихих, спокойных, без PR. В авторитарных режимах лидер вынужден проводить такую политику, потому что работает не система, а режим, выстроенный под него. Если же речь идет о системе реформ, то нет необходимости кого-то объявлять реформатором. Реформы осуществляет политическая система, и люди идут во власть для реализации реформ. Другими словами, система реформ означает, что не какой-то волевой лидер авторитарного толка захотел проводить реформы, а именно сама система вызрела и требует реформ, идет трансформационный процесс, демократический транзит. 289


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

На начальном этапе у реформ могут быть свои Бальцеровичи и Гайдары, но далее их продолжает система. И самое главное в условиях демократии — выборы не приводят к паузе, остановке, откату реформ. А в условиях авторитаризма после демократии, то есть когда в результате выборов одна эпоха сменяется другой, реформы могут переродиться в контрреформы. Реформы в период авторитаризма Кучмы носили половинчатый характер и не были народными. От реформ 90-х в Украине выиграли инсайдеры, олигархи, а не общество, которое было лишено подлинных экономических и политических свобод. Непопулярность реформ в Украине 90-х была обусловлена как раз тем, что общество не только не воспринимало несправедливый характер экономических реформ, но и не поддерживало авторитарный политический режим и его творца — Кучму. В 2004 году произошла демократическая, антиавторитарная, антиолигархическая революция. В последовавший пятилетний демократический период Украина проводила реформы с четким ориентиром на европейскую интеграцию (вступление в ВТО, постепенное вхождение в Болонский процесс, независимое тестирование, реформа банковской системы и другие). Проблема в том, что демократы не смогли свои результаты преподнести в выгодном свете, объяснить достоинства проводимых реформ. Но в этом как раз отличие системных реформ в европейском стиле от политики реформ при авторитаризме с его традиционным саундтреком — пропагандой. В итоге в Украине, в отличие от России, непопулярные реформы не ассоциируются с демократами. С приходом к власти команды В. Януковича вновь возникает тема «радикальных», «системных», «глубоких» реформ. Чем больше власть пытается использовать эпитетов для обозначения реформ, тем больше возникает непонимания сути реформ внутри самой власти. В результате многословие свидетельствует о том, что у реформ нет сущности или очень слабое содержание. 290

Реформы, которые предлагает нынешняя власть, будут непопулярными, поскольку они снова не для людей, а для правящего класса. К власти сейчас пришли бенефициары, выгодополучатели половинчатых, искривленных, ненародных реформ 90-х годов, которые получили ресурсы, захватили государство. Делать «реформы для людей» для них будет означать потерю ресурсов, то есть подрыв своего благосостояния, положения, статуса, власти. Почему новый правящий класс не хочет в НАТО, в ЕС? Потому что его представители уже в Европе и они не хотят утратить свои привилегии. Почему правящий класс не хочет правового государства? Потому что правовое государство подорвет его привилегированное положение. Право — это отсутствие привилегий. Власть имущие могут лишиться всех своих привилегий, начиная от бюджетных и заканчивая социальными и бизнесовыми. Что сделал Виктор Федорович Янукович и Партия регионов? Он ассоциировал тему «реформ» с авторитарным правлением в Украине, то есть связал непопулярные реформы с откатом демократии. В России неудачные, непопулярные реформы связаны с демократами, в Украине — с автократией по-донецки. И здесь: Украина не Россия. Для Украины это уже неплохо, так как люди будут ассоциировать авторитаризм с плохими реформами. Плохие реформы = авторитаризм. В этом шанс на возрождение демократии в Украине. А перед «региональной» властью встала проблема атрибуции: возрастающее недоверие общества к властной вертикали означает возрастающее недоверие и к реформам, атрибутированным режимом. Неискушенный в политике избиратель и так понимает, что лозунг избирательной кампании В. Януковича «Украина для людей» не что иное, как метонимия или, как говорят, «видавати бажане за дійсне». Проблема атрибуции уже сегодня создает повестку для будущих выборов, а для политического режима и самого Януковича подкладывает будущий делигимитационный мандат.


«Не маючи можливості г­ олосувати руками, люди голосуватимуть ногами — виїдуть усі, хто зможе»

«Не маючи можливості ­голосувати руками, люди голосуватимуть ногами — виїдуть усі, хто зможе» УНІАН, 29 жовтня 2010 рік

Я вірю директорові Інституту глобальних стратегій Вадиму Карасьову, коли він каже, що затребуваний різними ук­раїн­ сь­к ими політиками. Він хоч і ставить найсуворіші діагнози політичному класу, але при цьому випромінює оптимізм, вар­ ганить чергові політичні афоризми (він на­ зиває це «конструюванням сенсів») і но­ сить теку корисних порад для всіх без ви­ ключення інститутів влади і груп опозиції. Хто в наш час відмовиться від такого собі сеансу політичного психотерапії? У цей свій прихід в УНІАН, почувши наші скарги на найнуднішу виборчу кам­ панію, він, погодившись, одразу ж почав шукати плюси нинішньої ситуації. Більшу частину нашої розмови пропонуємо чита­ чам. Ніщо так не стимулює, як вкладені «мані»… —  Ви їздите країною, Вам цікаво спостерігати за настільки наперед вирішеною кампанією? —  Є речі, які не вирішені заздалегідь, хоча, за великим рахунком, усе вже вирішено. За нас, політиків, і за виборців. Інтрига зберігається саме в цьому зазорі — між невирішеністю і вирішеністю. З цієї точки зору кампанія цікава. Зрозуміло, що конфігурація місцевої влади зумовлена, оскільки вибори як такі від самого початку не задалися. Але не в цьому головна мета кампанії. Інтрига в тому, наскільки вона впишеться в загальний транзит влади. Точка відліку цього транзиту випадає 291


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

на другий тур та інавгурацію президента — на початок 2010 року. І якийсь відрізок буде пройдений до листопада — грудня, коли будуть сформовані нові місцеві ради і оформиться нова конфігурація влади в цілому по країні. Вибори мерів і місцевих рад могли б стати поштовхом обговорення низки проблем місцевого само­врядування, комунальних, інфраструктурних, житлових. Але не стали… Вони виявилися заручниками глобальніших тенденцій, які стосуються нинішнього політичного режиму. На виборах не вирішується питання конкретних прізвищ, політичних складів місцевих органів влади. Вирішується питання, наскільки сильний адмінресурс і чи можна його відновити і перезапустити в тому режимі, у якому він працював до 2004 року. —  Чому ж не можна? Уже зрозуміло, що можна… —  Тенденція до цього є чітко вираженою. Але міру не визначено, як і не визначено опірність адмінресурсу з боку регіональних, місцевих і загалом опозиційних еліт, рівень пригніченості / опірності суспільства. З політикофілософської класики (М. Фуко) відомо, що опірність є конститутивним елементом влади. Тобто характер, тип влади визначається опірністю. Наскільки і в яких формах суспільство чинитиме опір? Пасивно? Активно? Глухе ремствування і внутрішнє невдоволення чи незадоволеність і колективна дія всіх опозиційних та протестних сил? Чи винаходитимуться нові форми суспільного і громадянського опору і протесту? Наскільки опозиція зможе скористатися появою нових осередків і чинників невдоволення місцевих еліт і виборців? Наскільки вона зможе освоїти і переробити імпульси невдоволення на адресу Партії регіонів? Особливо це стосується Півдня, Сходу, Центру України, які підтримували Партію регіонів і Віктора Януковича

в його сходженні до президентства. Після цих виборів стане зрозуміло, чи залишаться в нас хоча б рештки реального самоврядування, чи збережеться хоча б відносна автономія регіональних еліт, чи можна попрощатися з регіональними елітами як якимось політичним явищем. Партія регіонів майже виграла місцеву владу. Замість самоврядування, можливо, буде «Сам-урядування». —  Представники регіональних еліт на виборах позаносили грошей різним партіям, а потім бах — і опинилися поза прохідною частиною списку, підозрюючи, що ті двоє-троє людей, які опинилися в прохідній частині, не допоможуть вирішити їх проблеми. —  Регіональні еліти занесли, як ви кажете, гроші тим політсилам, у яких є більш ніж 3-процентний рейтинг на майбутніх виборах до парламенту. Тому якщо говорити про прізвища, то тим, у кого в кишені місце в майбутній Раді, й кладуть до кишені грошовий внесок. І хай несуть, кладуть, везуть, присилають, хоча це скоро може втратити сенс. Але раз уже занесли, то є надія, що вони спробують ці гроші захистити. І в цьому сенсі на якусь групу опору, якийсь «монетарний бар’єр» електоральному авторитаризму можна чекати. Тому що ніщо так не скріп­ ляє, не мотивує, не стимулює, як вкладені «мані». А ось коли у виборців віднімають право обирати тих, кого вони вважають за потрібне обрати, тоді це вже замах на політичні і громадянські права. Мої останні кримські враження. У Криму Партію регіонів не сприймають уже як свою. Вона, зайшовши до Криму, одразу почала ділити, віднімати, перерозподіляти. Не давати, віддавати — віднімати. І, незважаючи на те, що вибори вона «зробила», тепер може так побудувати країну, що втратить громадянську

Можна бути партією влади, але при цьому бути чемпіоном громадської недовіри

292


«Не маючи можливості г­ олосувати руками, люди голосуватимуть ногами — виїдуть усі, хто зможе»

і електоральну довіру. Можна бути партією влади, можна бути домінантною політичною силою, але при цьому бути чемпіоном громадської недовіри. Раніше Партія регіонів номінувалася як представик законних інтересів Півдня і Сходу України. Припустімо, помаранчеві вважали своїм Захід України, а «ми, регіонали, представники Півдня і Сходу, боремося за російську мову, проти НАТО, захищаємо вас від помаранчевих». Так от, судячи з настроїв в Одесі, Криму, Дніпропетровську, Регіони уже не розглядають як представника інтересів цієї частини України. Багато хто розглядає цю політсилу як чужу і навіть «окупаційну». Це означає, що влада буде легальною, але нелегітимною в суспільній свідомості. Це безвихідь для виборців, для Партії регіонів і для України в цілому. Це нонсенс. Не просто театр абсурду, але доволі небезпечна для політики річ. Влада має всі важелі, вона — домінантна сила, але при цьому їй не довіряють, нею скривджені, вона перетворюється на загальний алерген. От чому ці вибори — це всеукраїнський сканер, за допомогою якого тестується: чи вдався транзит влади до фасадної демократії або до напівавторитарного режиму і наскільки є незворотніми / зворотніми демократичні завоювання останніх років. І що — ще раз Тимошенко? Хоча, напевно, вона б не переписувала підручників історії… —  Чомусь вийшло, що в опозиції є всього одна-дві політсили і решта — хортенята Межигір’я. —  У такому разі цікаво, що або хто, повашому, є опозиція? —  Крім усього іншого, — ті, хто дають іноді різкі власні, особисті оцінки. Ті, хто не годується з Банкової, ті, хто не укладає альянсів в обхід і проти виборців. А крім Тимошенко і Гриценка, не бачу більше нікого, хто задовольняє цим вимогам… —  А Тягнибок? Він якраз і гучніший, і різкіший, і радикальніший… Не лише

до звуку («Звуків Му»), до саунду зводиться опозиційність. А по-друге, особисті оцінки стосуються особистостей, а політичні взаємини — це не особисті стосунки політиків. А по-третє, якщо влада тисне на вас, це ще не означає, що ви — опозиція. Так, владу треба критикувати, виводити на чисту воду, указувати на її промахи і ганебні вчинки. І якби Тимошенко не було, то було б гірше. І те, що вона робить, — це правильно. Опозиція може і повинна бути гучною. Але зводити її до мовної події теж не вірно. Можна ж про це говорити тихо, але при цьому вагомо. Важливо не голосити, але робити правильні «наголоси». Але нинішня гра влади з опозицією імені Юлії Тимошенко або гра опозиції з владою — це ар’єргардні бої, догравання програного. БЮТ — це не стільки нова опозиція, скільки колишня влада, а Партія регіонів — не стільки нова влада, скільки колишня опозиція. І спільний знаменник тут — минуле і аж ніяк не майбутнє, дійсно нове, інноваційне. Так, у Юлі є представництво в парламенті. Вона — незручний конкурент. Але мені не подобається, що наше політичне життя рухається в логіці «поганої» (у гегелівському сенсі) циклічності: 2002, 2004 — Янукович, 2005–2006 — Тимо­ шенко, 2006–2007 — Янукович, 2007– 2010 — Тимо­шенко. 2010 — Янукович. Це — замкнутість. Це — ненормально, що вся українська політика жила в такому циклі. Що, ще раз Тимошенко? Ще раз? І що, економічна політика так би відрізнялася? Хоча, напевно, вона б не переписувала підручників історії. Ситуація погана тим, що ми в цій закільцьованості. Така квазідвопартійність ненормальна. У Британії змінюються партії, але там і лідери змінюються, і самі партії змінюються. Вони міняються всередині, працюють над своєю платформою, програмою, переглядають склад. Йде постійне перетікання між суспільством і партіями. І нові віяння в суспільстві підхоплюються партіями і транслюються на рівень великої політики. 293


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

Так, важливо бути в опозиції. Там можна оборонятися, огризатися, покусуючи владу, коли на вас наступають. Тимошенко це робить. Але що далі? Завтра перестануть тиснути. У парламенті залишиться все менше бійців. І все більше втоми від старої естетики політичної боротьби, естетики скандалу і харизми. Тимошенко — в авангарді опозиції, але сама опозиційність носить ознаки ар’єргардності. Якби опозиція в цілому в країні була на підйомі, відчувала віяння і настрої, то місцеві вибори пішли б за іншим сценарієм. Не за сценарієм Регіонів, а за сценарієм, який прописаний законом. Закінчилася одна політична епоха, починається інша. Перетворювати політику на суцільні матчі-реванші — це ознаки старої гри. Не треба перетворювати політику на мильну оперу взаємин Януковича і Тимошенко. Для того, щоб починати серйозну опозиційну роботу, треба перевинайти призначення і сенс опозиційної стратегії в нинішніх умовах. Потрібна не просто опозиція, потрібна політична альтернатива, і не просто владі, а її курсу, її доктрині. Потрібно знати, що ми маємо покласти суспільству на стіл бачення, яке б відрізнялося від того, що робить Партія регіонів. Це має бути проект — довготривалий, концептуальний і одночасно прикладний. Не обов’язково тут потрібен академізм. Опозиції потрібно навчитися діяти так, щоб через неї говорила, висловлювалася, наступала, діяла та опозиційність, яка накопичується в глибині суспільства, у регіональній глибинці, на речових і продуктових ринках, у громадському транспорті тощо. Так само, як є різниця між чути і слухати, дивитися і бачити, — є відмінність між опозиційністю і опонуванням. Нинішня різноманітна різношерста опозиція — поки не реальний опонент влади. Має відбутися ще перевинайдення опо-

зиції в нових напівавторитарних історичних умовах, потрібно відновити кошти і ресурси, так би мовити, опозиційного виробництва і споживання. —  У Тимошенко є «Україна третього тисячоліття»… —  Я вас прошу, це вже було… Але справа в іншому. Справжній політик не повинен свою роботу перекладати на плечі простого громадянина. Простий громадянин вкалує на роботі, йому ніколи займатися інтелектуальними нюансами того, якою повинна бути Україна, тим більше «третього тисячоліття» — «там за горизонтом». Політик пише стратегію, програму, здатну мобілізувати прихильників. Це його поле, його рілля. Політик повинен сам сидіти, збирати експертів, інтелектуалів, політологів. Тих, хто вміє думати, демонструвати креатив. А це потрібно включати мізки, збирати творчі колективи. Яка альтернатива? Розуміючи, що безкоштовної медицини може і не бути, як зробити так, щоб запобігти примітивній комерціалізації медицини або освіти. Це ненормально, коли гроші передаються з рук у руки лікареві чи вчителеві. Це ненормально, коли заліки або іспити здаються за гроші, як легально, так і нелегально. Але ненормально, коли посередній студент вчиться безкоштовно, ще й отримує стипендію, а медицина в цілому, лікарні, вузи і школи не одержують необхідного фінансування. Соціалізму вже не буде. Але який капіталізм наступає на пострадянському просторі? Соціал-демократичний? Ліберальний? Авторитарний? У пострадянський період ми вступили на початку 90-х. Тепер на порозі — постсоціалістичний. Що це за час («після соціалізму»)? Тобто після соціальної держави, тобто безкоштовної медицини, освіти, низьких тарифів і цін? Скоріше, це мерзенний, жорсткий і жорстокий, голий капіталізм.

Перетворювати політику на суцільні матчі-реванші — це ознаки старої гри

294


«Не маючи можливості г­ олосувати руками, люди голосуватимуть ногами — виїдуть усі, хто зможе»

Як у ньому жити, точніше, виживати? Ось тут потрібно «копати», оскільки в «соціальній рамці» розгортатиметься, виписуватиметься реальна політика, і, отже, з’являється позиція для заявки на нову опозицію. Хоча, безумовно, це тільки частина того, що повинна буде зробити нова опозиція з урахуванням того, кого і як «будуватиме» ПР. Є тільки інтуїтивне розуміння, що соціальне невдоволення зростатиме. Що народ бунтуватиме. Тому укріплюють владу, вертикаль, укріп­ люють суди, обмежують право на масовий протест. Сьогодні суспільство є більш опозиційним, ніж політики. Воно все більше накопичує потенціал опозиційності. Опозиційність на рівні еліт набагато менша, ніж на рівні населення, регіонів, які розчаровані владою і які розуміють, що «Покращення життя вже сьогодні», — це фантомна мета й ідео­логічний фантазм. Тому потрібно йти до людей, у суспільство, до інтелектуалів, інакше опозиційна діяльність буде метушливою і безглуздою.

отримувачі», а не «створювачі вартості». Вони не винаходили свій бізнес, як Білл Гейц, Стів Джобс або навіть той же Дональд Трамп. Якщо вартість не створюється, її не прибуває. А ділити треба. Вартість не створюється. Заробляють на різних податкових пільгах. Там, де багатства стає менше, а велика частина йде на сторону, то виникає структура доходів, у якій багаті робляться ще багатшими, а бідні — ще біднішими, і розділяються не за принципом «наймана праця – капітал», а за принципом «на тих, хто живе, і тих, хто виживає». Якщо брати суспільство, економічну історію останніх 20 років, то промислове виробництво все більше звужується, стискається, і експлуатується не стільки праця, скільки споживання населення. Які високі ціни, які непрямі податки в продуктах харчування, споживання! Це і є нещадна експлуатація споживання. Так, у середині 90-х років олігархи грали позитивну роль. Але часто одна й та сама політична група чи клас у тих або інших історичних умовах міняє свої знаки значення. У 90-ті роки піднімалося питання про вичленення з радянського економічного тіла української економіки. І головною небезпекою був реванш лівих сил. Союз «націоналістів і капіталістів», національних демократів і частини олігархів діяв проти лівого реваншу. І в жодній з країн колишнього Союзу лівого реваншу так і не відбулося. Сьогодні ситуація змінилася. Олігархи почали грати ретроградну, реакційну роль. Уже 2008 року, коли вдарила світова криза, вийшов нагору родовий гріх олігархії, той, з чого вона починала в 90-х. Це — прагнення до націоналізації збитків і приватизації прибутків. Олігархи почали шукати захисту в держави. Наприклад, держава врятувала банки, корпорації,

Трудові мігранти — це дисиденти по відношенню до того економічного режиму, у якому можна тільки виживати, але не жити

Олігархи почали грати ретроградну, реакційну роль —  Чому великий бізнес так і не став замовником реформ? Так і не захотів підвищити вартість держави, а, дориваючись до влади, став щільно займатися дотаціями, субвенціями та іншими пільгами? —  Хто такі наші олігархи? На чому вони заробили? Що вони винайшли? I-Pad, Windows, чи вміло грають на фондових ринках, як Ворен Баффет? На чому вони зробили бізнес? Вони — не творці інноваційних цінностей. Вони отримують ренту. Їх допустили до трофеїв радянської економіки, радянської сталевої індустріалізації, хімії, виробництва азотних добрив і т. д. Вони, так би мовити, «ренто-

295


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

деякі були націоналізовані за рахунок держбюджету, а зараз їх знову збираються приватизовувати. У 2010-му олігархи взяли владу, щоб захистити свій бізнес. І це головна функція держави на нинішньому етапі. Чим більше держави, яка захищатиме великий бізнес, тим менше держави, яка регулюватиме і створюватиме умови для середнього і дрібного бізнесу. Варіанти такі: або держава йде з цієї схеми і створює умови, щоб запрацювала вся економіка, весь середній і дрібний бізнес, масове промислове виробництво, або держава захищає власність великих капіталістів, які вийшли з приватизації 90-х років. Ось у чому політекономічна дилема сьогоднішнього режиму. Це результат половинчастих реформ. Якби наші реформи були довершені і завершені, олігархів, принаймні, у їх радянському варіанті, не було б. Вони не зацікавлені в тому, щоб міняти систему, у якій вони є бенефіціарами. Вони — вигодоємці системи, яка встановилася в 90-х роках і яка продовжувала діяти, незважаючи на «розгул» української демократії в 2000-ні роки. Хто наші олігархи? У чому їх бізнес? Металургія, азот, хімія — і все — на дешевому російському газі. Прихильність до дешевого газу робить країну прив’язаною до Росії. У 2010 році вчорашні власники капіталу стали власниками влади. І з’єднали намертво, «екстатично» капітал і владу. Чи зацікавлені вони в модернізації? Частково. Чи зацікавлені вони в тому, щоб країна мала іншу структуру економіки? Май Україна іншу структуру економіки, яка не пов’язувала б своє зростання з металургією і хімією, нам не потрібен був би дешевий газ за всяку ціну заради низької ціни. Тоді був би маневр для відносин з РФ. А сьогодні такого маневру немає. Продовжується політика націоналізації збитків і приватизації прибутків. Непублічне надзавдання режиму — продовжити цю тупикову парадигму. —  Мої колеги з різних видань відзначили 70-річчя публікацій роботи Ортеги-і-Гассета «Повстання мас». Перечитала цю роботу, суто віддаючи дань студентським рокам. 296

Він написав її, коли до влади вже прийшли Сталін і Муссоліні. Але все, що він писав тоді, сьогодні звучить застереженням. «Більшовизмом і фашизмом управляють, як завжди, люди посередні, несучасні, з короткою пам’яттю, без історичного чуття, які від самого початку поводяться так, наче вже стали минулим». Усе, що філософ пише про тиранію інтелектуальної вульгарності, про торжество посередності, викликає тривожні аналогії з Україною. Це на тлі того, що з цієї країни прагне виїхати вся англомовна, хоч трохи спроможна молодь. —  Будь-яка аналогія шкутильгає. Але ситуація зараз краща, ніж 70 років тому. Тоді існували закриті авторитарні режими — Іспанія, Італія, СРСР. Але глобалізацію ніхто не відміняє. Кордони закрити неможливо. Не було 70 років тому масових міграцій, прозорих кордонів, можливостей обміну праці, капіталу, культурних товарів. Тому якщо говорити про сьогоднішню ситуацію, коли обме­ж у­ ють права і свободи, то так і є: не маючи можливості голосувати руками, люди голосуватимуть ногами. Виїдуть усі, хто зможе. Трудові мігранти — це диси­денти по відношенню до того економічного режиму, у якому можна тільки виживати, але не жити. Виїжджають за кордон у пошуках української мрії. Українську мрію шукають поза Україною. Але якщо влада хоче правити далі, вона повинна створити умови, за яких можна реалізувати україн­ ську мрію в Україні. А якщо в цьому не буде сенсу, то скажіть, у чому тоді сенс української державності?


Надрыв Регионов, прорыв «Свободы» и нарыв «Бать­кив­щины»

Надрыв Регионов, прорыв «Свободы» и нарыв «Бать­кив­ щины» «Украинская правда», 2 ноября 2010 год

В Украине полным ходом идет подсчет голосов. Карта результатов местных выборов еще не полна, но, тем не менее, позволяет очертить основные тенденции. Очевидно, что избиратели, за некоторым исключением, голосовали «созвучно» своему голосованию на президентских выборах. Те, кто был недоволен выигрышем Януковича, выразил о нем свое мнение, поддерживая оппозиционные политичес­ кие силы и оппозиционных кандидатов. Те же, кто был «за» Януковича, оценив его политику, либо вручил ему очередной карт-бланш, либо, разочаровавшись, выразил свое им неудовольствие. Прорыв без блицкрига. Лидером предвыборной гонки в большинстве областей стала Партия регионов. Расчет на блицкриг после президентских выборов не оправдался. Хотя регионалы и сделали прорыв в Центре, но потеряли в своих «опорных» областях на Востоке и Юге (речь идет о Харькове и Запорожье). Причем теснят ПР не только оппозицио­неры в лице «Батькивщины» и «Фронта змин», но и партнеры по коалиции — КПУ и Народная партия, равно как и ближайшие партнеры — «Сильная Украина». Регионалы сделали ставку на себя как на «партию власти» и отказались от партнерских соглашений. Но отказ блокироваться на выборах сыграл против ПР, которая самостоятельно не смогла взять планку абсолютного победителя. Стойкий солдат без лидера. Главный оппозиционер — партия «Батькивщина» — понес серьезные потери, 297


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

но все же устоял. На фоне потерь в Центре и особенно на Западе (во Львове партия не смогла защитить свое право на участие в выборах и сошла с дистанции без сопротивления) точечные прорывы на Востоке позволяют «Батькивщине» зайти и обосноваться в тылу регионалов. Сработали внутренние резервы — реваншистские настроения части избирателей партии Тимошенко, а также эффективная работа отдельных региональных партийных организаций и лидеров. Головокружение от успехов. Главная сенсация выборов — ИО «Свобода». На Западе и в Центре свободовцы значительно улучшили свой результат, получив в общем зачете 5.1 % (на выборах в областные рады, по данным экзит-пола GFK). «Свобода» оказалась «в хорошей форме», да еще и «поймала свою волну». Говоря языком политиков, партии удалось уловить и отразить интенции идейных избирателей, разочаровавшихся в «Нашей Украине» и «Батькивщине». По сути, «Свобода» оказалась единственной политической силой, стоящей на правом фланге, с внятной позицией, с публичным и «говорящим» лидером, с неразорванной, нерасхлябанной и неразмытой партийной структурой. Голос избирателя за свободовцев — это протест против бульдозерной политичес­ кой активности регионалов и ассиметричной неподвижности национал-демократов. Интересно, что прорыв свободовцев в Галичине вряд ли может быть использован их оппонентами как довод об обост­ рении национализма в Западной Украине — ведь партия улучшила в разы свой результат в Центре и даже на Востоке (пока без Донбасса и Крыма). Симптоматично, что Харьков, ставший символом новой политики власти — «газ в обмен на флот», — дал «Свободе» почти 3 %. Правда, подобное «головокружение от успехов» — это и знак дальнейшего

политического продвижения, и предвестник жесткого сопротивления. Впрочем, правый популизм — благодатная ниша даже для Европы. Вопрос состоит в том, смогут ли свободовцы удержаться в популистской нише или разного рода коалиции по типу Антифа сделают из них националистических монстров. «Сильная Украина» теряет силы. Большие электоральные потери понесла «Сильная Украина» Тигипко. Ни модный заморский праймеризм, ни свежие лица на билбордах, ни либеральный реформизм Тигипко не смогли пробить ряды сторонников регионалов. В сильной Украине Януковича и ПР не нашлось места другим «Сильным Украинам». Кроме того, виртуальный Тигипко и его «билбордная» партия в формате местных выборов, где избиратель голосует за партию по ее делам, оказались неэффективными. Левый и либеральный стабилизаторы. Прогнозируемые и стабильные результаты продемонстрировали КПУ и «Фронт змин» с ожидаемыми региональными перевесами — «Фронт змин» на Западе и коммунисты на Востоке Украины. Эти две политические силы, трезво и резво откусывая куски от «Батькивщины» и ПР соответственно, показали себя как настоящие политические хищники. Первые итоги пропорционального голосования говорят о дроблении и распылении партийного поля и доминировании на этом фоне Партии регионов. Правда, без полной электоральной раскладки — не зная результатов выборов в мажоритарных округах и мэров городов — рано делать окончательные выводы. Однако это хорошая карта для таргетирования в фокусе возможного изменения избирательной системы выборов в Верховную Раду и результатов следующих парламентских выборов. Именно сегодня закладывается тактика и стратегия политической борьбы на завтра.

Именно сегодня закладывается тактика и стратегия политической борьбы на завтра

298


Спасти рядового украинца

Спасти рядового украинца «Украинская правда», 23 ноября 2010 год

22 ноября 2010 года станет еще одним реальным поворотом в украинской политике. Сегодняшние события — это очень важные исторические дни. На весах истории эти дни значат больше, чем президентские выборы и прочие внутриэлитные игры, в которую заигралась украинская элита. Еще один Майдан — это не обычная хронологическая событийность, а Событие историческое по своей сути и возможным последствиям. Протест предпринимателей, среднего класса против нового Налогового кодекса, который может достичь революционных масштабов, революционного накала и революционных результатов, свидетельствует о том, революционный процесс 2004 года продолжается. Революция — это не столько переворот или смена власти, сколько качественное, глубокое, системное изменение общест­ венного уклада жизни. Только сегодня революция приняла иную качественную форму. Если в 2004 году средний класс вышел на Майдан, чтобы защитить свои политические права и свободы на волне электоральных процессов и желания власти ограничить электоральный выбор, то сегодня на первом плане стоят буржуазные свободы: свобода прозрачно платить налоги и право на справедливое правосудие. Другими словами, акции протеста украинских предпринимателей, так сказать, вставшей на ноги новой украинской буржуазии свидетельствуют о переходе в фазу буржуазно-демократической революции. 299


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

Первоочередное требование — принятие такого Налогового кодекса, который стимулирует развитие малого и среднего предпринимательства, а не будет служить административным инструментом для взимания всевозможных податей. Новый Майдан спровоцирован дефицитом государственных финансов. Но проблема государственных финансов — это проблема государства: если в стране нет денег в бюджете, значит, такое государство неплатежеспособно, а такая власть некредитоспособна. Иначе говоря, какие государственные финансы, такое и государство, и политическая система. Ведь налоги — не просто технические инструменты власти, с по­мощью которых она управляет экономикой. Налоги выступают неотъемлемым элементом политической системы. В современных условиях налоги становятся политической категорией. Абсолютно не случайно при анализе современной ситуации речь идет именно об изменениях в политической экономии. Кроме измененного Налогового кодекса, на повестке дня стоят правки к Трудовому, Гражданскому, Жилищному и Земельному кодексам. Подобная реформация жизненно важных для каждого украинца кодексов говорит о том, что грядут фундаментальные изменения в политэкономической конфигурации государства. Суть современного общественно-политического момента заключается в том, что 20 постсоветских лет закончились. Завершилась эпоха политического транзита, и растворяются остатки социалистической политэкономии. Наступает совершенно новая эпоха посттранзита, постсоциализма, в которой формируются возможности для создания протокапитализма, где есть место наемному труду, частной собственности и капиталу, где могут быть капитализированы человеческие способности. Именно в этом суть современного исторического поворота. 300

Революция в налогах означает, что налоговая система должна быть справедливой, прозрачной, когда люди сознательно платят налоги, а не осознанно уходят от налогов. Революция должна ликвидировать как непрозрачные схемы уплаты налогов, так и в целом несправедливую систему налогообложения, когда бедные платят больше, чем богатые. Если, к примеру, повышаются коммунальные тарифы, то, в первую очередь, страдают бедные. Предложенный Налоговый кодекс, который не исправляет ни регрессивное налогообложение, ни социальную несправедливость, ни теневые налоговые схемы, становится зажженным бикфордовым шнуром под мнимой стабильностью. Судя по тому, что власть проявила незавидную близорукость, теперь инициатива по налоговой революции перешла в руки предпринимателей — работающих двигателей реальной экономики. И власть будет вынуждена пойти на переговоры и уступки. Сегодня главные реформаторы от власти вменяют малому и среднему бизнесу, что они не хотят платить налоги. Но это не совсем точно. Во-первых, если бизнес знает, что оплаченные налоги пойдут на финансирование государственных публичных благ, пенсий, здравоохранения, образования, то у него нет причин их не платить. В существующих реалиях люди просто не уверены, что налоги пойдут именно туда, куда их обещают направить, а не в карман чиновников или олигархов. А во-вторых, речь должна идти действительно о налогах в экономическом значении. Когда у бизнеса изымают доходы и он не знает, на что идут государственные расходы, тогда это уже не налог, а оброк, дань, рента. Налог — это легальный процент с дохода, контролируемый плательщиком, который идет на финансирование государственных публичных благ. Задача, стоящая перед казной, состоит не в том, чтобы просто тратить изъятый налог,


Спасти рядового украинца

а в том, чтобы направить бюджетные поступление на производство и воспроизводство публичных благ. В этом случае государство, располагая налоговой системой, работает, как машина по производству общественного блага и общественного служения. В этом социальная сущность налога. Нынешний же вариант Налогового кодекса — это кодекс изъятия феодальной дани и оброка. Когда реальная политика начинает строиться вокруг дискуссии о налогах и налоговой системе, это свидетельствует о сформировавшемся общественном запросе на реальных, а не бутафорногламурных политиков, на действующие, социально активные, а не диванно-виртуальные партии. А в экономическом плане — это запрос на новую, национальную экономическую политику, а не на консервацию коррупционных привилегий для сверхбогатой олигархии. Основная проблема текущего исторического момента — сумеют ли партии уловить политическую повестку дня? Украинская элита должна понять, что время для игр в кабинетные, диванные и паркетные партии заканчивается, как и время для «выходов в народ» и манипуляций голосами избирателей на выборах. Это значит, что заканчивается эпоха партий элит, не имеющих собственной социальной базы, общественной опоры, идеологического фундамента. Сейчас появился шанс для создания партий, основанных на формирующейся новой социальной структуре общества, выражающей реальные социально-экономические и политические интересы новых слоев. Политика как раз заключается в том, чтобы не просто оформить требования отставки обанкротившихся политиков, а предать социальным интересам форму политических требований, партийной программы с целью действовать политическими, легитимными методами. Позитив Майдана предпринимателей состоит и в том, что политики активно не принимают в нем участия.

С одной стороны, это показатель гражданского недоверия всей политической системе. Бизнес не хочет быть связанным одной цепью с кем-либо из партий или политиков. Но, с другой стороны, необходимо, чтобы протест не перерос в слепой, стихийный, необузданный бунт, который удержать политическими инструментами будет очень трудно. Поэтому для того, чтобы это был действительно цивилизованный демократический протест, его необходимо политизировать, ему нужно придать политическую форму, что может сделать только абсолютно новая партия, организованная снизу. Только такой тип партии сможет сформулировать требования и идеологию движения, предложить идеологию новой налоговой системы. Но создание подобной партии — вопрос ближайшего будущего. Пока же вопрос состоит в том, чью сторону займет власть: среднего класса или олигархов, простого украинца или зажравшегося чиновника? Будет ли власть продолжать строить буржуазное общество или законсервирует олигархический порядок? Будут ли реализованы основные буржуазные права и свободы: на жизнь, свободу, собственность? Или эти права останутся «собственностью» олигархов? Это вопрос о том, какую модель экономики выберет Украина: европейскую, буржуазно-экономическую, со справедливым правосудием, легитимной налоговой системой, равенством возможностей, или модель авторитарного, монополистического, чиновничьего капитализма с привилегиями для олигархов, «приватизированными» судами, оброчной налоговой системой и ограниченными возможностями. Власть сейчас будет сомневаться и тянуть время. Но ответ прост: спасти рядового украинца — это спасти Украину, спасти олигарха — это спасти олигарха. Каков Ваш ответ, господин президент?

301


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

«Янукович сделал то, что и должен был сделать» «Версии», 10 декабря 2010 год

302

Идея нации в период экономического кризиса отошла на второй план. Теперь, по мнению политолога Вадима Карасё­ ва, надо о государстве думать. Олигархи должны перестать жадничать, а населе­ нию придется подумать о подписании но­ вого «контракта» с властью. —  Вадим, каково сегодня позиционирование партии «Единый Центр» в связи с назначением Виктора Балоги «чрезвычайным» министром? Она уже интегрирована во власть или находится в конструктивной оппозиции? —  Политический словарь, который мы используем при классификации тех или иных политических субъектов, делении их на власть и оппозицию, несколько устарел после того, как Украина вернулась к конституционной системе образца 1996 года. Сегодня легальный политический процесс выходит за рамки категорий «коалиция» и «оппозиция». К примеру, Кабинет Министров формируется уже не на политической, а на профессиональной, если хотите, менеджерской основе. На мой взгляд, эксперимент с политико-партийной конфигурацией правительства себя не оправдал. И не только потому, что Украина не дозрела до европейско-континентальных коалиционных и партийных практик. Из-за финансовоэкономического кризиса (глобального и внутреннего) необходимо усиление роли государства и государственного регулирования, поскольку рынок не справляется с новыми вызовами. Именно


«Янукович сделал то, что и должен был сделать»

поэтому необходима трансформация Кабмина в оперативный орган по менеджированию структурных реформ. В его состав должны войти лучшие профессионалы Украины. Когда стоит вопрос о выживании страны или, скажем, о национальной безопас­ности, должны действовать не разделяющие, а объединяющие практики, в том числе и партийные. В качестве примера можно взять США. Если появляются какиелибо вызовы национальной безопасности страны, то вся политическая элита объединяется и объединяет нацию. И это единство является ответом на новые вызовы. Из-за сложной экономической ситуации в Украине необходимо, чтобы все политические расколы отошли на второй план, а на авансцену вышли объединяющие моменты. Ведь, повторю, речь идет о выживании страны. Речь ведь не идет о том, вступать в НАТО или не вступать, дружить с Россией или не дружить. Вопрос заключается в следующем: сохранится это государство или нет? Решив его, нарастив потенциал государствообразования, можно уже думать о том, как «пристегивать» к политическому процессу партийную политику с ее разделительными практиками. Виктор Балога вошел во власть не столько как лидер партии «Единый Центр», сколько как человек, который зарекомендовал себя эффективным менеджером государственного уровня. И он востребован не как партийный лидер, а как представитель хорошей административной школы, имеющий крепкую деловую хватку. —  А какую политическую нишу занимает парламентская часть «Единого Центра», состоящая из семи депутатов? —  Принято считать, что если ты поддерживаешь власть, то являешься оппортунистом, если выступаешь против, то оппози-

ционером. Это не совсем точно. К примеру, если в США у власти находятся демократы, то республиканцы голосуют так, как им велит партийная совесть. Однако по вопросам внешней политики существует двухпартийный консенсус. Так должно быть и у нас. Вопросы, касающиеся укрепления экономического фундамента страны, выхода из глубокого кризиса государственных финансов, должны поддерживаться всеми здравомыслящими и ответственными политическими силами. Эти проблемы должны не разделять, а объединять. Уверен, что неразрешимых вопросов нет. Нужно уйти от специфичес­ки манихейского восприятия политики: есть абсолютное добро и абсолютное зло. Для кого-то абсолютное добро — это оппозиция, а власть — абсолютное зло. Или же наоборот. Но так не бывает! Необходим более гибкий, диалектический подход. —  В каком направлении, по мнению Виктора Балоги и партии «Единый Центр», необходимо развивать конституционную реформу? —  С точки зрения демократической ортодоксии, возвращение к конституционным реалиям 1996 года — это шаг назад. Мы последние годы шли по пути партизации политичес­кой системы, а теперь как бы осуществляем регресс в прошлое, восстанавливая административную модель управления. Однако необходимо учитывать, что мировой кризис — это кризис не только экономик, но и государственности. Государства потеряли контроль над финансами и дали возможность вырваться экономическим силам за пределы государственной досягаемости. А мирового регулирования пока никто не придумал. Так вот, если подходить к проблеме в контексте кризиса государственности, то возвращение к Конституции 1996 года — это тактичес­ кий маневр в развитии политической

Возвращение к конституционным реалиям 1996 года — это шаг назад

303


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

системы. Если хотите — пауза. Мы видим, что парламентско-президентские системы развитых стран, даже американская президентская система, все больше и больше нуждаются в управлении через администрирование. Сегодня невозможно решать сложные оперативные вопросы с помощью затяжных политических дебатов, поиска консенсуса и так далее. На первый план выходят личности. Когда мы говорим о спасении евро, то кого, прежде всего, имеем в виду? Меркель и Саркози. Другими словами, речь идет о лидерах государств, которые вынуждены управлять в условиях мировой политико-экономической турбулентности. Скорее всего, именно таким образом необходимо действовать и в Украине. Возвращение в 90-е годы прошлого века — это предоставление слабому, неокрепшему государству возможности «ночь простоять да день продержаться». Затем, перегруппировав политические и партийные силы, можно будет выйти на другую, более конкурентную модель политической системы. Если бы у нас была идеально работающая эффективная партийно-политическая конструкция, которая способствовала бы воспроизводству и ротации качественной элиты, то поворот в сторону суперпрезидентской власти выглядел бы сомнительным. Но если все это делается в условиях неэффективной партийной модели, которая не выполняла свою основную функцию — подготовку и смену элит, то подобный шаг назад вполне обос­ нован. —  Ну, так можно договориться и до необходимости появления украинского Пиночета. Выходит, что авторитаризм — это сегодня доминирующий тренд? —  Есть определенный тренд персонализции политики. Но она (политика) может быть демократической. В Америке были периоды правления сильных президентов. Рузвельт и Рейган — это прежде всего личности, которые в определенной мере перенастраивали под себя и под новые задачи политическую систему. Рузвельт реализовал «новый курс», Рональд 304

Рейган запустил неолиберальную экономическую модель — «рейганомику». Мы зачастую рассматриваем политсистему как некий автомат, параметры работы которого задают сигналы, идущие из социальных и экономических сфер. Это не так. Роль личности в политике никуда не делась. Но в странах, где нет устойчивых демократических традиций, подобный запрос на лидеров может формировать запрос на авторитаризм. Правда, для полноценного авторитарного режима необходимо, в частности, существование организационных структур как государствообразующих групп. Латиноамериканский вариант середины ХХ века — военные. В нынешней РФ — «силовики». В Китае авторитарный режим имеет другую специфику. Он опирается на коммунистическую партию с ее организационными структурами плюс конфуцианство и социалистичес­ кую традицию, которая не дает китайцам выходить за пределы умеренного либерализма. И что интересно — подобный авторитаризм выполняет некоторые демократические функции лучше, чем сама демократия. В Китае ротация элит и борьба с коррупцией проводятся гораздо эффективнее, чем в демократической Украине. Извините, но последние пятнадцать лет мы видим одни и те же лица! Это что, ротация элит? Уже почти год прошел после президентских выборов, а мы все говорим — Тимошенко, Янукович и так далее. Происходит ротация одних и тех же политических персон. К сожалению, мы обречены на слабый авторитаризм. А это хуже, чем слабая демократия и сильный авторитарный режим. Сильный авторитаризм действительно может запустить экономику, бороться с коррупцией, предотвратить демонтаж социальной государственности, которая худо-бедно, но существовала в Украине последние двадцать лет. Я имею в виду формально бесплатную медицину, образование, относительно дешевые социальные услуги, общественный транспорт


«Янукович сделал то, что и должен был сделать»

и т. д. Слабый авторитаризм — это неуверенная в себе власть, которая, ограничивая демократические права, будет пытаться чем-то откупиться от общества. Поэтому она не решится на реформы, ведь любая реформа — это локальное, а затем, возможно, и общенациональное социальное возмущение. Украинская дилемма: либо строить эффективную демократию, либо болтаться между слабой коррумпированной демократией и таким же слабым авторитаризмом. —  Вот мы и пришли к Майдану-2… —  Совершенно верно! Майдан-2 — это кризис слабого авторитарного режима. Да и откуда ему взяться? В Украине нет государствообразующих групп. Силовики в России дали возможность Путину, который пришел к власти при помощи олигархов, отделить олигархические группы от государства. Проект умеренно сильного авторитарного режима удалось реализовать благодаря тому, что Владимир Путин, во-первых, смог стать арбитром между бедными и богатыми. Во-вторых, он смог гарантировать олигархам безопасность от народных возмущений, а народным низам гарантировать минимальный социальный пакет, а также защиту от беспредела со стороны олигархов. Хотя путинский вариант авторитарного режима следует описывать не в терминах перехода от демократических 90-х годов к авторитарным 2000-м. Это, скорее, переход от слабого, раздробленного полуфеодального государства к абсолютному. В свое время вся Европа прошла путь от феодальных раздробленных государств к абсолютным бюрократическим монархиям. Это дало возможность восстано-

вить дееспособность государственности. Что такое дееспособность? Это когда решения, принимаемые наверху, реализуются внизу. Для подобных целей и формируют вертикаль власти. В России это путинская вертикаль. Сегодня мы наблюдаем в Украине попытку перейти от раздробленного государства, которое рвут на части современные магнаты, шляхта, старшины и гетманы, к абсолютистскому. Дееспособность государственности мы в определенной мере восстановили. Все-таки если сегодня президент отдает распоряжение, то есть шанс, что его выполнят внизу. Однако нет автономности государства от групп интересов. Не удается удалить олигархов на определенную дистанцию от государственной власти, бюджета, дотаций и субсидий. В России эту проблему решили при помощи государствообразующей группы — силовиков. В Украине же проблема заключается в том, что олигархи и есть государствообразующая группа. Поэтому Виктор Янукович и не может реализовать свою президентскую миссию: защитить народ от беспредела со стороны большого бизнеса. А с другой стороны, — защитить бизнес от народных волнений и социальных потрясений. Он пока идет на ощупь в данном направлении. В частности, попытался сыграть роль арбитра на Майдане-2. И, между прочим, у него частично получилось. Но это всего лишь проба пера. Как оно дальше пойдет — неизвестно. Ведь если начнутся пенсионные, бюджетные, трудовые, жилищные и другие майданы, то большие бизнесбоссы спросят: а где же обещанная

Нет автономности государства от групп интересов. Не удается удалить олигархов на определенную дистанцию от государственной власти, бюджета, дотаций и субсидий

305


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

стабильность? Они станут выражать недовольство тем, как президент выполняет функцию гаранта защиты их собственности от возможных популистских беспределов и переделов низов. А низы будут недовольны президентом, поскольку он не защищает их от олигархов, стремящихся переложить бремя реформ на их плечи. —  И что делать в подобной патовой ситуации? —  Украинская история — это смуты, войны, бунты, майданы и внешнее давление со стороны Запада и Востока. Сегодня на кону стоит — быть или не быть государству. Если рассматривать происходящее в Украине с этой точки зрения, то приходится признать: некоторые вещи Янукович делает правильно. Надо быть объективными. Президент вернулся к старой редакции Конституции, поскольку это дает ему возможность маневрировать и не быть постоянно зависимым от электоральных, политических и ситуативных настроений как низов, так и верхов. Виктор Янукович сделал то, что он и должен был сделать: в какой-то степени отладил инструмент президентской власти. Да, это старомодная вертикаль управления. Но она дает президенту возможность хоть как-то инструментизировать свою политику. Что ему необходимо делать дальше? Реформировать правительство. Должен быть прогрессивный, компактный, профессиональный Кабмин. Я не говорю о том, что премьер должен уйти в отставку. Как некое административное прикрытие для этого правительства он вполне подходит. Необходим консерватор, который сдерживал бы чересчур буйные реформаторские фантазии. Но Кабмин должен быть другим. Думаю, президент будет менять дизайн правительства на реформаторский в контексте административной реформы. Далее — борьба с коррупцией

и принятие антикоррупционного законодательства. Ну как мы можем говорить о какой-то свободе для бизнеса, если будет коррупция? Свобода коррупции — это не свобода бизнеса. —  А как быть с олигархами? —  Олигархам, прежде всего, необходимо перестать быть жадными. Они должны начать инвестировать в страну. Инвестировать не только в свои производства или заграничную недвижимость, но и в экономику в целом. Сейчас скажу «крамолу»: возможно, им следует перестать столько вкладывать в свои футбольные клубы. Ведь можно потерять государство, и неизвестно, в каком чемпионате эти клубы будут принимать участие. Когда-то Клинтон сказал хорошую фразу: необходимо инвестировать в народ. Надо делиться, а не пытаться переложить социальные издержки реформ на низы. Иначе низы взбунтуются. Они и так сегодня находятся в предреволюционной стойке. И достаточно небольшого фитилька, чтобы сдетонировало так, что олигархам мало не покажется. Следует также учитывать то обстоятельство, что олигархи приватизировали собственность в условиях ее первоначального перераспределения. И чем больше они будут инвестировать в свои бизнесимперии, тем больше будет разрыв между олигархами и большинством населения. Это, прямо скажем, нехорошая социальная комбинация. В таком случае социально-классовый конфликт будет нарастать. Сегодня и так понятно, что базовый конфликт идет по поводу социально-экономических, а не национальных проблем. В предыдущие годы рамкой для развития политики была нация, ее культурное, идеологическое и геополитическое позиционирование. А теперь рамка другая. На Майдан-2 люди вышли спорить не по поводу языка, деления на «оран-

Сегодня на кону стоит — быть или не быть государству

306


«Янукович сделал то, что и должен был сделать»

жевых» и «голубых». Спорили по поводу того, кто должен платить. —  Высказывалось предположение, что идея не платить налоги может консолидировать украинское общество. Это так? —  На самом деле эта идея жила и здравствовала все предыдущие годы, поскольку социальный контракт 90-х годов был достаточно простым. Одни приватизируют и перераспределяют лучшие куски государственной собственности, делят наследие советской империи. Другие, а их абсолютное большинство, не вмешиваются в этот процесс. Как вы поняли, речь идет об олигархах и народе. Олигархи же не вмешиваются в то, как живет народ. Он может пользоваться наследием социалистического государства до тех пор, пока это будет возможным. Этот консенсус невмешательства во внутренние дела двух основных сегментов — верхов и низов, — вопервых, уберег от гражданской национальной и социальной войны, от балканского варианта, от этнических чисток и социальных конфликтов. Запас прочности постсоветского социального капитализма был достаточно велик для того, чтобы можно было на таком социальном договоре продержаться 20 лет. А когда закрома родины стали таять на глазах, вдруг одна сторона контракта, которая представлена властью, сказала: дальше так продолжаться не может, вы должны платить. Народ вышел и сказал: нельзя разрывать контракт в одно­с тороннем порядке. Кстати, я не согласен с тем, что в революционной ситуации народ не может жить по-старому. Как раз народ не хочет жить по-новому. Потому что все уже удобно пристроились. Государству в целом это невыгодно, но всем остальным — выгодно. Олигархам и простому народу. А государству невыгодно с точки зрения длительной перспективы развития. Ведь никто не думает о будущих поколениях. Ну выгодно еще раз взять кредит МВФ, потратить. А дальше что? Сегодня уже нельзя продолжать практику консенсуса

невмешательства. Нужно осуществлять реформы. И это не озарение нашего правящего класса. Это кризис и МВФ подсказали. Подлость ситуации для Партии регионов заключается в том, что она долго шла к власти, а когда пришла, оказалось, что закрома родины опустели. Их приходится заполнять. А как это сделать? В одно­с тороннем порядке богатые решили разорвать социальный контракт и переложить бремя реформ на низы. А низы сказали: либо мы живем по-старому, либо давайте все жить по-новому. Это когда мы платим, но взамен должны контролировать расходы. Вы должны немножко умерить свой аппетит и ездить на «ситроене» или на «пежо», а не на «мерседесах» S-класса. И дальше по списку. Фишка заключается в том, что в стране нужна такая политическая система, которая зацикливается не на том, сколько у президента полномочий, а на том, как налоги обменять на права. В стране вызрели условия для формирования полноценного налогового государства, для заключения полноценной либеральной налоговой сделки. Мы платим налоги, но взамен получаем права контроля над властью. До последнего времени наше государство не было налоговым. Страна жила и живет не за счет внутреннего производства и налогоплательщика, а за счет экспортно-импортных операций таможни и внешних займов. И я вижу проблеск надежды в том, что люди все-таки вышли и заявили о своей готовности платить, но в обмен на контроль над расходами государства. Майдан-2 — это запрос на государственность снизу, на государство не элит, а общества. Возможно, в этом залог будущей гражданской государствен­ ности, без которой Украина никогда не станет европейской.

307


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

Администра­ тивные Х-файлы: замыслы и реальность igls.com.ua, 17 декабря 2010 год

308

На прошедшей неделе Президент Украины Виктор Янукович волевым решением дал старт административной реформе в Украине. После административной встряски Кабинета Министров президент призвал секвестрировать чиновничий аппарат на местах. Пока что речь идет о кадровом изменении административного фасада, однако хотелось бы проанализировать глубинную суть запланированных перемен (большая часть которых остается секретными) и смоделировать последствия реформы для государства. Административная монархия: узнаваемые черты Особенностью стартовавшей админреформы стала новая жизнь «центральных органов власти» — правового эвфемизма из Конституции 1996/2010 года, которое в настоящее время призвано «помочь» президенту стать архитектором, инженером и управляющим административной вертикали. Если президент самолично назначает фактически всех руководителей центральных органов власти, то это означает, во-первых, что президент превращается в административного монарха, который владеет, распоряжается и управляет гиперадминистративной вертикалью. Такая модель управления напоминает модели централизованных бюрократических монархий, которые формировались в континентальной Европе во время перехода от раздробленных государств к абсолютистским. Французский абсолютизм — это типичная административная,


Администра­тивные Х-файлы: замыслы и реальность

бюрократизированная государственность, в которой не было выборов (Генеральные штаты не собирались 175 лет), а государством правил монарх посредством сословных представителей и назначенцев. В Украине становится возможным сценарий, согласно которому государство сможет контролировать общество с помощью административной вертикали. Такая конструкция напоминает советскую модель государственности и частично имеет сходство с Французской абсолютистской монархией XVII–XVIII веков. Это модель, где тот, кто является сувереном (суверен — монарх, суверен — партия, суверен — президент), рассчитывает управлять через свою бюрократию, свой административно-бюрократический аппарат на основе аппаратной логики и с помощью институтов административной государственности. Возможно, президент хотел бы превращения дискретного, фрагментированного государства, которое рвут на части современные магнаты, шляхта, бароны, старшины, гетманы, в дееспособную административную государственность. Восстановление административной вертикали по версии Конституции 1996/2010 позволило несколько восстановить дееспособность государства, но остаются проблемы с автономией государства от групп корпоративных и коррупционных интересов. Президентская команда видит решение этой задачи именно в административном моноцентризме, моно-архии (архе — по греч. власть). Вместо того, чтобы решить эту проблему путем политической реформы и постановкой олигархов и магнатов под политический, электоральный, гражданский и общественный контроль. Наверное, такая методология высвобождения государственного интереса от «колони-

альной зависимости» олигархов считается невозможной и утопичной, а реалистичным и прагматичным рассматривается концентрация административных функций в полномочиях гиперадминистративного президента, президента-суверена. Для решения этой цели президент со­ здает персональную бюрократию, новую административную элиту — президентский административный аппарат из числа лояльных назначенцев. План президента может состоять в том, что для управления ему нужна полностью своя административная гвардия, принимающая его правила игры и готовая реализовывать его волю. Такая гвардия уже не будет связана ни с Партией регионов, ни с другими парламентским партиями (министры, который пришли в Кабмин еще по коалиционным правилам, были сокращены), ни с представителями старой административной школы, которая формировалась при Кучме (такие министры тоже попали под сокращение). Наконец, не будет министров, ставленников олигархов, поскольку президент намерен быть автономным от олигархов, свободным от издержек «олигарховой поли-архии 2000-х» и системы разделения властей. Речь идет о трансформации политической системы в систему административную, со слабой политической конкуренцией, отсутствием партийных дебатов, с подконтрольным экономическим и парламентским лоббизмом, с дистрофичными демократическими институтами. Что касается изменений в самом бюрократическом аппарате, то, без сомнения, перемены назрели. Но это должны быть качественные перемены, создание новой модерновой бюрократии на основании проведенных кадровых конкурсов

Президент созда­ет персональную бюрократию, новую админист­ ративную элиту — президентский административный аппарат из числа лояльных назначенцев

309


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

и отбора лучших. Там, где процветает непотизм (как у нас), нет бюрократии. Есть «посадовці», которые случайно или не случайно попадают на хлебные места, управляют в интересах семьи, клана и собственного кармана, но не в интересах общества. Государство — это Я (Янукович) Если допустить, что админреформа — это реформа исполнительной власти, то в украинском варианте это уже не совсем так. Согласно замыслам архитекторов возрожденного административного государства, исполнительной власти в системе разделения властей больше нет, поскольку сама система уничтожена римейком Конституции. В условиях традиционного разделения властей исполнительная власть, и в ее составе президент и правительство, выполняют законы, разработанные законодательной властью и одобренные законодательной легислатурой, выбранной на свободных выборах. В новых административных реалиях президентская власть становится супервластью, «властью над» (другими властями), в том числе над парламентом и правительством. Кабинет министров становится вспомогательным, техническим кабинетом, исполняющим волю президента, а Верховная Рада превращается во «без-вины-согласный» орган, регистрирующий и одобряющий законопроекты, которые готовятся в Администрации Президента. Следует ожидать отката от публично-партийного политического режима (2006–2010 гг.) со слабой административной составляющей, слабым государственным аппаратом к другой крайности — административно-бюрократический режим с сильным государственным аппаратом, который «колонизирует» и подавляет всю публично-партийную сферу, партии, СМИ, общественный сектор.

Еще один важный вопрос, связанный с админреформой, касается силовых органов. Пока что реформа МВД и других силовых ведомств в планах реформаторов не значится. И это отнюдь не случайно. Дело в том, что силовые органы, в первую очередь милиция, находятся как раз в нужной кондиции для поддержания системы «административной монархии» и защиты «монарха». Можно напомнить, что первоначально в царской России милицией назывались нерегулярные законные вооруженные формирования добровольцев, которые использовались для поддержания общественного порядка во время массовых выступлений против власти. Логика реформаторов состоит в том, что административным государством можно управлять только через подчиненную бюрократию и подконтрольную милицию. Потому МВД и другие силовые органы вряд ли будут реформированы, тем более по европейскому образцу.

Административным государством можно управлять только через подчиненную бюрократию и подконтрольную милицию

310

Легитимизационная проблема Административная монархия, как когда-то европейские бюрократические, абсолютистские монархии, а также диктаторские и авторитарные режимы, не могут существовать без легитимности. Если бюрократический монарх во Франции имел божественную легитимность, советское государство имело идеологическую легитимность, то в чем может состоять легитимность административной монархии президента-суверена В. Януковича? Каким образом обеспечить легитимность, чтобы морально обосновать и оправдать концентрацию власти? Каким может быть контракт с обществом, чтобы обеспечить гражданскую лояльность к власти и государству? Мифическая стабильность как архиценность нынешней власти не может быть основанием общественной легитимности.


Администра­тивные Х-файлы: замыслы и реальность

В условиях гиперадминистративного недогосударства построение легитимности возможно лишь на базе экономики социального патернализма (белорусский вариант с сильным бацьком и добротными дорогами), но не на базе современного капитализма в шумпетерском варианте, поскольку капитализм легитимен сам по себе на базе свободы, политического гражданства, всеобщего избирательного права. Это будет автономный феодализм для элит (если Януковичу удастся выстроить автономию от олигархов-глобалистов) и дикий, манчестерский капитализм для народа. Вряд ли через год-два люди почувствуют улучшение своего экономического положения, а элита продемонстрирует образцы скромного образа жизни. К сожаленью, это не украинская реальность. Реальность как раз в отсутствии социальной справедливости, судебной защиты своих прав, в стихийной коммерциализации медицины, образования, культуры, в налоговом прессе и сужении гражданских, экономических и социальных прав и свобод. Гиперкризис в экономической и социальной сферах создает коллапс легитимности. Власть предержащие забывают, что строить государственное правление только на основе административной вертикали невозможно. Добиваться этой задачи можно либо на базе метаполитических, трансцендентных утопий, божественной легитимности, на эстетике харизмы (додемократические и долиберальные общества), либо на базе свободного рынка и свободных выборов (либерально-демократический тип правления). В современном модерновом мире для того, чтобы выстроить эффективную систему управления, система должна управлять людьми через интересы и через свободы, т. е. управлять ими как гражданами, а не как подданными административно-распорядительной вертикали. В условиях, когда экономическая ситуация требует от власти изменений в регулировании пенсионной, жилищной, коммунальной, образовательной, медицинской сферах, сужение политических свобод и социальных прав должно быть

чем-то компенсировано. Рецепт — расширять сферу экономических свобод. Люди должны иметь возможность выбора той или иной модели пенсионной системы, медицинского страхования, индивидуально решать соотношение пропорций текущих доходов и пенсионного дохода в будущем. Если люди будут иметь больше экономической независимости, возможность выбора трудовых источников дохода и гарантированную защиту прав в независимых судах, то они смогут оплачивать все более капиталоемкие сферы ЖКХ, медицины, образования. На шее административной вертикали беднеющего и не справляющегося со своими социальными задачами государства уже нет места для новых иждивенцев. Людям необходимо дать больше свободы — свободы выбора, возможностей, маневра, чтобы пережить кризис без банкротства, обеднения и обнищания. *** В современных условиях, когда государства вынуждены ориентироваться на широкие геополитические пространства — таможенное, валютное, торговое, секьюритарное и другие, модель политического режима и административного управления государства является схожей или приемлемой для пространства, которое формирует та или иная группа государств. Европейский Союз — это демократическое, экономическое и гуманитарное пространство, которое работает с демократичными политрежимами, децентрализованным административным управлением и рыночной экономикой. Постсоветское пространство — это тоже экономическое и гуманитарное пространство, для которого присущи определенные политрежимные предпочтения, модели админуправления и даже персональные симпатии / антипатии к лидерам государств. Можно сколько угодно говорить, что Украина стремится в Европу, но реформы свидетельствует об удалении от Европы. Украи­ на вроде бы и не стремится в де-факто российское пространство, но, судя по реформаторской картине, сближение происходит без нашего желания. 311


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

Перший рік Януковича: між вер­ тикаллю та суспільством «Українська правда», 7 лютого 2011 рік

312

Верховна Рада ухвалила рішення про проведення парламентських виборів у 2012 році і тим самим подовжила власну каденцію ще на півтора роки. У своєму виступі в парламенті президент Янукович наголосив, що розпочата новою адміністрацією «реформа влади» має завершитися реформою «усієї політичної системи». Що саме розуміється під капітальним ремонтом «політичної системи», президент не пояснив. Утім, виходячи з контурів «реформи влади», можна окреслити й стратегічний напрямок глобальних задумів Віктора Януковича. Він бажає стати домінантним гравцем в інституціональному та політичному плані. І немає сумнівів, що політичне реформування буде спрямоване в цьому напрямку. Щоб побудувати політичний режим домінантного гравця, потрібно розуміти, яким чином цей режим працює і на чому ґрунтується його ефективність. Умовою побудови такого режиму є опора на соціальну більшість, на рейтинг президента на рівні 60–70 % (Путін, Лукашенко). Формула стабільності — соціальний контракт із суспільством. Якщо у президента є соціальний конт­ ракт, як у Путіна або Лукашенка, тоді йому не потрібно шукати контракту з елітами, а еліти вже інтегровані в соціальний контракт і підкорюються президенту. Наприклад, високий рейтинг Путіна дає йому всі важелі для того, щоб вишикувати чиновників або олігархів. Якщо президент не спирається на соціальну


Перший рік Януковича: між вер­тикаллю та суспільством

більшість, у нього немає рейтингу а-ля Путін, то така модель є непрацюючою та нефункціональною. У кращому разі подібний режим гарантує формальну стабільність для еліт, але не забезпечує соціальної стабільності в суспільстві. Що вже зробила нова адміністрація президента і який політичний режим зараз сформувався в Україні? Ще рік тому, коли Янукович переміг на президентських виборах, перед ним та його командою стояла проблема: як реформувати крихкий, слабкий, неефективний режим, зайняти домінуючі позиції в середовищі еліт, а також мінімізувати ризики небезпечної політичної конкуренції. Повернення до Конституції 1996 року ліквідувало інституційний конфлікт між президентом та прем’єром, що був спричинений недосконалістю Конституційної реформи 2004 року. Але юридичні зміни стали лише формальною передумовою для змін правил політичної гри. В оновленому юридичному та політичному контексті глава держави отримав певні ресурси для реалізації власної політичної та економічної повістки. Януковичу також вдалося змінити логіку політичної боротьби з парламентської конкуренції на адміністративну і в рамках побудованої вертикалі влади консолідувати еліти. Таким чином, у владної команди склалася впевненість, що в неї є всі необхідні інституційні та політичні ресурси для того, щоб змінити політичну систему конфлікту на політичний режим домінантного інституціонального гравця — президента. Але ця впевненість хибна, оскільки президент, уклавши елітний контракт та отримавши підтримку з боку олігархів, водночас не має головної опори для свого режиму — соціального контракту.

На цей час у президента відсутні резерви для зростання соціальної підтримки та нарощування рейтингу. Після президентських виборів він поступово втрачає символічний статус лідера та ідеолога Сходу та Півдня. У подібній ситуації інфляції статусу представника та захисника інтересів Південного Сходу опинилася й Партія регіонів. З одного боку, Янукович став президентом як лідер партії, що виконувала роль партійно-програмної машини. А з іншого, — за нових умов, партія стає йому не потрібною. Ще більше зіграло на пониження політичних котирувань партії повернення до Конституції 1996 року. З ідеологічної програмної партії вона перетворилася на партію влади, партію-інструмент та партію-сервіс президентської адміністрації. ПР вже не ідеолог, не опора політичного лідерства Януковича. І тому партія вже не може бути ані промоутером соціального контракту, ані посередником між президентом та суспільством. Перший рік Януковича продемонстрував, що президент опинився у своєрідній пастці між вертикаллю та суспільством. Досягнувши адміністративної стабільності в межах владної вертикалі, отримавши маніпуляціями законодавчу більшість, він зіткнувся з тим, що суспільство стало ще більш відчуженим від еліт та політиків. Громадянське суспільство зайняло жорстку опозицію до влади і особисто Януковича. В інших соціальних прошарках су­ спільства, як кажуть, «протестують усі». Одночасно в парламенті, після смерті коаліції, партії — уже не партії, а лише фракційні оболонки. Зруйновано зв’язок виборця та депутатів, суспільства та політиків. Так парламент перестає бути представницьким інститутом і починає жити лише своїм корпоративним інтересом —

У парламенті, після смерті коаліції, партії — уже не партії, а лише фракційні оболонки

313


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

депутати переймаються продовженням своєї каденції. Знищення представницької політики позначило смерть системи політичного представництва соціальних інтересів, а відповідно — й системи контрактних зобов’язань між владою та суспільством. Тому основне завдання другого року президентства Януковича — це боротьба за суспільство та соціальний контракт. Для боротьби за суспільство важливим є вирішення проблеми небезпечної опозиції. Небезпечну опозицію сьогодні уособлює Тимошенко та «Батьківщина». Збереження Тимошенко як впливового опозиційного гравця, який все ще має широку підтримку, перешкоджає Януковичу сформувати президентську соціальну більшість. До того ж олігархи не зацікавлені в пов­ ному видаленні небезпечної Тимошенко з політичного поля. Адже відсутність політичного конфлікту з головною опозиціонеркою означатиме ймовірне перетворення самих олігархів на ворогів режиму. Тому Тимошенко вигідна олігархам у ролі критика, жертви, гнаної. У такому разі бізнес-кола отримують гарантії, що режим не трансформується в моноцентричний, тобто президент не зможе диктувати їм свої умови, а навпаки, саме вони можуть грати роль форматерів політико-економічної державної повістки. Головний конфлікт влади з опозиційною Тимошенко полягає в тому, що вона не дає можливості провести підготовку до 2012 року в логіці керованих виборів. Тому з боку режиму вже розпочата структурна біфуркація опозиції і персональна фрустрація Тимошенко. Відповідно до задуму, замість небезпечної опозиції в Україні формується більш лояльна, респектабельна, зручна опозиція, дії якої можна скеровувати в потрібному напрямку. Об’єднання політичних сил навколо Яценюка, зростання рейтингів націоналістичної «Свободи» Тягнибока засвідчують реалізацію сценарію промоушена підручних опозиційних сил. 314

Реальна трансформація політичної системи в політичний режим домінантного гравця може відбутися після «вичавлення» з політичного поля Тимошенко і заведення на її місце нового типу опозиції. Крім цього, для влади важливо контролювати соціально активні групи суспільства. Підприємці, студенти, інтелігенція, україн­ ська церква вдаються до активних форм протесту, не сприймаючи прискорених реформ уряду з непрорахованими наслідками. Поява нових соціальних та громадських рухів, а тим більше створення на їх базі нових політичних партій несе певні ризики для влади, оскільки нові партії зможуть претендувати на роль провайдерів нового типу соціального контракту, який запропонує суспільство, а не еліти. Тоді вже суспільство, найбільш активні соціальні верстви стануть стейкхолдерами нової політичної системи. На сучасному етапі ситуація виглядає таким чином: без соціального контракту не буде ані витіснення політичного конфлікту на периферію, ані обмеження небезпечної опозиції, ані лояльності громадянського суспільства, ані керованих виборів, ані стабільного режиму домінантного гравця. Варіанти того, куди може похитнутися режим нестабільної стабільності, можуть бути різними, але ключовий наслідок один — протистояння між політичної системою та су­ спільством, державою та суспільством. Тому в України немає іншого виходу, ніж повернення до конкурентної демократії. І команді Януковича, у тому числі, задля свого виживання, доведеться забути про мрію унікальної, керованої демократії та готуватися до жорсткої — а в політиці іншої і не може бути — конкуренції на майбутніх парламентських та президентських виборах.


2011 политический: решающий?

2011 политический: решающий? «Украина и мир 2011. Глобальная повестка», 1 марта 2011 год

В Украине начался новый 2011 политический год. После того, как новый президент В. Янукович полностью перепрограммировал политическую повестку в стране, наступивший год может оказаться решающим с точки зрения закрепления новаций власти, закладывания основ украинской политики и глобального контура политической системы на следующие пять и более лет. Кроме этого, наступивший год определит, когда и как пройдут парламентские выборы, и отсюда — кто выйдет сильным игроком к президентским выборам 2015 года. Главной же проблемой наступившего 2011 года станут структурные реформы. Особенность реформ — в их вынужденной, вызревшей, выстраданной необходимости и одновременно в высоких социальных издержках. Поэтому для властных элит критически важно сохранить контроль над социальными рисками, не допустить политического хаоса, которым могла бы воспользоваться оппозиция и новые протестные движения. Именно этой логике будет подчинена вся деятельность власти, и в этой же логике нужно рассматривать трансформацию демократической политической системы в политический режим «мягкого авторитаризма». Начало этому процессу было положено в 2010 году с возвратом к Конституции 1996 года. Однако «новая-старая» Конституция — это лишь необходимое, но не решающее условие. По сути, это лишь конституционная юридическая оболочка, 315


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

формализирующая взаимоотношения внутри правящей группы. Но остается нерешенным ключевой вопрос: создание такого политического режима, который бы представлял оптимум между авторитаризмом и демократией с целью контроля над политическим процессом и недопущения новых майданов как особо дискомфортной формы политики для нынешней власти. Поэтому все силы будут брошены для достройки такого политического режима, который бы снимал все политические и социальные риски экономических реформ для В. Януковича и правящей группы. С учетом этих целей власти на 2011 год следует рассматривать и ситуацию вокруг оппозиции, ее первых «узников» и Ю. Тимошенко. Для того, чтобы взять под контроль политический процесс, правящей элите необходимо контролировать оппозицию и решить «проблему Тимошенко». Если Ю. Тимошенко остается в политической игре, то сохраняются возможности для «реальной», «опасной» оппозиции, а значит, и актуализируются риски для канализации социального недовольства в радикальную оппозицию под флагами БЮТ. В этом случае политическая система по большому счету не меняется, даже несмотря на конституционное юридическое переоформление с парламентско-президентской на президентско-парламентскую. Ведь сохраняется конфликтно-конкурентная основа политической системы, подкрепленная противостоянием враждебного тандема В. Януковича и Ю. Тимошенко. А непредсказуемость ситуации с социальным не-

довольством ближе к 2012 году может изменить соотношение политических сил, причем в пользу реальной, жесткой, «опасной» оппозиции. Поэтому для президентской команды остается актуальной задача дооформления политического режима через деморализацию, маргинализацию, вытеснение политически опасной оппозиции и конструирование новой «управляемой», «лояльной» оппозиции, кооптируемой в новый политический режим. Миссия новой оппозиции будет состоять в переключении социального недовольства, переработки протестных импульсов в неопасные для власти формы. Потому план состоит в создании нескольких оппозиционных колонн и ослаблении Тимошенко, лишении ее статуса сильного оппозиционного игрока, возможного победителя, магнита для всех недовольных режимом. Если власти удастся реализовать этот план, то политическая система конфликта, характерная для 2000-х годов, будет заменена политическим режимом консенсуса, навязанного президентом как доминантным политиком. Таким образом, 2011 год будет определяющим для политической системы, для всех политических игроков. Иначе говоря: судьба Ю. Тимошенко в руках Януковича и прокуроров, а судьба В. Януковича как президента на 2015 год в руках Ю. Тимошенко. Если в центре политической системы сохранится конфликт, то двухполюсность политики будет блокировать скатывание политической системы по белорусскому и российскому сценарию.

Для властных элит критически важно сохранить контроль над социальными рисками, не допустить политического хаоса, которым могла бы воспользоваться оппозиция и новые протестные движения

316


2011 политический: решающий?

В ином случае — если конфликт удастся законсервировать, а оппозицию кооптировать в режим и придать ей лояльные, неопасные формы, то В. Янукович становится доминантным, монопольным игроком, а режим завершит свое дооформление в сторону мягкого авторитаризма и управляемой демократии. От всех этих факторов зависит решение президентской команды, когда выгодно пойти на парламентские выборы, поскольку результаты выборов покажут, удалось или нет трансформировать политическую систему 10-х годов в политический режим суперпрезидентского типа. С другой стороны, важно установить такой электоральный календарь, который принесет правящей группе желаемый результат. Именно поэтому и власть, и оппозиция посторанжевых сил сегодня активно включилась в борьбу за дату и формат выборов. Для всех политических игроков очень важно оттаймировать, когда лучше провести выборы — в 2011-м или 2012-м? Для власти на исход выборов будет влиять несколько существенных факторов. Во-первых, это пределы внешнего давления (Европа, США) и минимального потенциала необратимости демократических завоеваний. Внимание Запада к выборам и возможным конституционным изменениям увеличится. Во-вторых, критическим будет вопрос, как долго Янукович как монопольный лидер удержится на пике выстроенной им вертикали. В-третьих, для власти неопределенность с выборами и оппозицией чревата оттягиванием реформ, а значит, потерей доверия, в том числе, со стороны своего избирателя. В-четвертых, проведение реформ, несущих большие социальные издержки, наоборот, будет работать на оппозицию и против власти. Пока президентская команда склоняется к 2012 году, но не исключен и 2011-й. Оппозиции и, прежде всего, Ю. Тимошенко также важно рассчитать благоприятный момент для выборов. Для лидера БЮТ прохождение через горнило политических преследований дает шанс на об-

новление и усиление. Если обновленная Ю. Тимошенко сумеет привлечь в свои ряды разрозненные группы национал-демократов (а «Нашей Украине» надо будет сделать однозначный выбор — реальная оппозиция или кооптация в режим на правах лояльной оппозиции), то лидер БЮТ может стать безальтернативным полюсом оппозиции. В этом случае премьерлига оппозиционеров — «Фронт змин» А. Яценюка и «Свобода» О. Тягнибока — также вынуждены будут искать свое место в реальном оппозиционном полюсе. Потому 2011 год станет во всех смы­ слах решающим, так как определит во многом не только результаты выборов 2012 и 2015 годов, но и контур грядущего политического десятилетия. Наступивший год даст ответ на принципиально важные для Украины вопросы: сохранится ли демократическая конкурентная политическая система или политический режим мягкого авторитаризма, какими будут реформы и какой будет цена реформ для элит и общества.

317


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

Год правительства: реформы или реванш олигархии? «Зеркало недели», 19 марта 2011 год

318

Годовщина деятельности Кабинета Министров Н. Азарова была отмечена под аккомпанемент общественной критики и прогнозов о сроках возможной отставки премьер-министра. Основные претензии к главе Кабмина состоят в том, что объем затраченных усилий не соответствует полученному на выходе результату. Действия правительства, направленные на наполнение бюджета, повышение исполнительской дисциплины и настройка бюрократичес­ кой системы, как оказалось, не играют решающей роли для запуска экономических реформ, а самое главное — пребывают в параллельной плоскости по отношению к ухудшающемуся социальноэкономическому положению граждан. Причина этого, возможно, не только и не столько в консерватизме самого премьер-министра, сколько в консервации политической системы. Без проведения политической модернизации деятельность правительства a priori не может быть реформаторской. Разработка стратегических программ, а тем более реализация реальной модернизационной экономической повестки, разрешение социально-экономических противоречий в обществе в подобных условиях становятся в принципе невозможны. Поэтому правительство, по сути, работает в узкой нише реагирования на чрезвычайные ситуации на секторальных и локальных рынках, занимается в основном перераспределением финансовых потоков и бюджетных доходов.


Год правительства: реформы или реванш олигархии?

Политика любого правительства в немодернизированной политической системе сосредоточена на сервисном обслуживании доминирующих позиций элит и правящего класса. Откат политической реформы, проведенный в пожарном порядке командой президента В. Януковича, погасил конфликт между президентом и премьером, но одновременно нивелировал политическую конкуренцию. Возобновленная административная вертикаль, теперь уже кооптированная с олигархически-клановым экономичес­ ким режимом, привела к схлопыванию политсистемы. Политическая конкуренция, идейная, визийная, проектная, трансформировалась в конкуренцию административную, клановую, финансовую. Убрав с политического поля оппозицию, власть затолкнула конкуренцию в рамки вертикали, сведя элитные конфликты к борьбе за перераспределение бюджетных денег и получение налоговых привилегий. Поэтому и присоединение к властному большинству происходит лишь на основе бизнесовых, финансовых, клановых, но не политических мотиваций. В силу этого для правительства, выполняющего функции проводника экономичес­ кой политики, возврат в дореформенное состояние стал не только шлагбаумом для реализации ожидаемых реформ, но и закрыл возможности для реформ в целом. Отказ от проведения политической модернизации, отсрочка конституционного переучреждения государства, замораживание постсоветской социальной структуры общества (два класса — выигравших и проигравших от реформ) в целом блокируют возможности реализации целевых экономических реформ. Ведь остается размытой и неопределенной модель реального, а не декларируемого государства — социальное, либеральное, правовое, не определен субъект и движу-

щая сила экономических реформ — массовый средний собственник или могучая кучка олигархов? Невозможно провести современные реформы на устаревшей политической и социально-классовой платформе — это все равно что пытаться инсталлировать новый софт на устаревший хард. Но и продолжение проведения политической реформы будет входит в противоречие с экономическими интересами правящих групп в посткризисной конъюнктуре. В силу этого и деятельность правительства следует корректно рассматривать не в реформаторском ключе, а лишь в контексте поддержания экономики в работоспособном состоянии и способности оперативно ликвидировать все более участившиеся социально-экономические аварии. Кабмин административный после политического С первого дня своей работы деятельность Кабмина Н. Азарова была подчинена основной цели — вернуть управляемость экономики, которая вылилась в установление административного контроля над экономикой и экономическими игроками. Все свои усилия правительство сконцентрировало на налогово-фискальном администрировании, направленном на пополнение бюджета. Но если в первые месяцы работы такой подход выглядит оправданным, то по прошествии года работы Кабмин постепенно превратился в расширенную версию налоговой администрации. Функцией правительства стало обеспечение жесткого фискального взимания ренты со всех экономических игроков при одновременно лояльном налоговом режиме для приближенного к власти бизнеса. Другими словами, для «друзей» — льготы, для «врагов» — налоги. Для проведения реформ правительству необходимо опираться на определенный

Для «друзей» — льготы, для «врагов» — налоги

319


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

кадровый резерв на национальном и региональном уровнях. Но после отката Конституции премьер-министр лишился возможности проводить собственную кадровую политику, оказавшись полностью зависимым от президента и его администрации. К тому же правительство, лишенное парламентского мандата на проведение самостоятельной экономической политики, вынужденно замыкается в нише фискального администрирования. Парадокс ситуации состоит в том, что президент Янукович, провозгласив реформы и одновременно деполитизировав и десуверенизировав правительство, лишил Кабмин основных функций провайдера реформ. Кабмин Н. Азарова начал проводить административную реформу, заявив о 30-процентном сокращении числа госслужащих, работающих в центральных органах власти и соподчиненным им территориальных структурах. Заявка на реформирование госаппарата засвидетельствовала свою декларативность, поскольку задача состояла в секвестировании расходов на содержание госаппарата, а не в качественном улучшении работы госструктур. Во-первых, идея о разросшемся государственном аппарате становится несостоятельной, если обратиться к реальным цифрам. По оценкам Главного управления государственной службы Украины, в марте 2010 года насчитывалось 283 тыс. госслужащих. То есть в сфере госуправления работало 0.7 % от численности населения Украины. Если сравнить с другими странами, то этот показатель составляет у новых членов ЕС: Польши — 0.6 %, Словакии — 2.2 %; у старых членов: Германии — 3 %, Франции — почти 5 %. Но интересны в этой связи другие цифры. К примеру, в структуре госаппарата

приблизительно 22 % чиновников приходится на опорную для политического режима службу — Государственную налоговую администрацию. Или имеющие место перекосы в соотношении руководящего аппарата и простых чиновников. Во-вторых, сокращение госслужащих на фоне увеличения административных барьеров несет риски еще большего увеличения зависимости предпринимателей и простых граждан от коррумпированных чиновников. Теперь задача будет усложняться тем, что чиновника придется «подмазать» в квадрате, чтобы сначала попасть к нему на прием, а затем решить вопрос. Выходит, что коррупция будет не только не снижаться, а наоборот, возрастать в арифметической прогрессии. Такая админреформа явно не ориентирована на повышение качества оказываемых государством услуг. В результате государство как сбрасывало с себя ответственность перед людьми, так и будет действовать дальше. Дефицит бюджета и Пенсионного фонда, увеличение отрицательного сальдо торгового баланса свидетельствуют о необходимости пересмотра модели экономической политики, переопределения в целом приоритетов развития, что подразумевает переформатирование неэффективного постсоветского политэкономического режима. Но задача правительства по обеспечению роста ВВП говорит об обратном — о сохранении старой экспортно-ориентированной экономики. Однако для этого необходимо иметь в своем распоряжении достаточный ресурс для макроэкономического рывка. Украина таким ресурсом не обладает. Цены на металлургию, химические полуфабрикаты и другой экономический продукт прошлого века зависят от внешнеэкономической конъюнктуры, их потребность на рынках

Экономика Украины сопряжена с советской практикой манипуляции со статистическими показателями

320


Год правительства: реформы или реванш олигархии?

ограничена. Такая экономика сопряжена с советской практикой манипуляции со статистическими показателями, когда на первом месте стоит показатель ВВП, в то время как индикаторы социальноэкономического благополучия граждан выносятся за скобки. В современных условиях такие макропоказатели символизируют экономическую успешность правящих элит, но не выступают маркерами роста доходов людей и реального национального богатства. Экономика: свободный рынок или crony-капитализм? Правящая элита за прошедший год получила в свое полное распоряжение все необходимые для быстрого реформирования ресурсы — политические, административные и финансовые, а после удачных для себя местных выборов — еще и ресурс местной власти. Казалось бы, располагая такими инструментами, можно быстро и качественно провести болезненные реформы в интересах об­ щества. Однако за прошедший год стало очевидным, что реформы не получились: принятие Налогового кодекса вызвало протесты в среде малого и среднего бизнеса, новые проекты Пенсионного и Трудового кодексов зависли в бюрократическом пространстве между Кабмином и Администрацией Президента. Реформа же государственной администрации коснулась лишь вопросов оптимизации бюрократических резервов, обернувшись перераспределением сфер влияния между представителями наиболее близкого к главе государства окружения. Принятие новой версии Налогового кодекса не привело, собственно говоря, к реформе налогообложения, а реформы судопроизводства, государственного управления прошли в режиме тихого косметического ремонта. Скорее всего, аналогичная картина будет наблюдаться и в отношении реформы пенсионной сферы и сферы трудовых отношений. Фактически реформированию подверглись только тексты законов, но не сферы со-

ответствующих экономических, социальных или политических отношений, тогда как буква и дух «дореформенных» законов остаются незыблемыми и морально устаревшими. Правительство боится начать структурные преобразования, полагаясь исключительно на конъюнктурные экономические и политические обстоятельства. Но тогда возникает вопрос: идет ли речь о реформах вообще? Целью реформ является перемоделирование экономики и политики, создание правового основания для свободного и конкурентного рынка. Однако правительственные инициативы направляются лишь на ограничение рынков сбыта (например, введение квот на рынке зерна), избирательный подход к инвестированию отраслей, усиление административного контроля над ценами. Такая правительственная активность озна­чает усиление административной роли государства в экономике за счет снижения рыночной конкуренции. Парадокс в том, что за последний год государства в экономике стало больше, а рынка и конкуренции меньше. Поэтому базовый тренд первого года работы правительства — вмешательство государства в экономику за счет перераспределения промышленных активов и создание на их базе монополий, поддерживаемых государством. Наиболее показательные примеры — передача энергетического, аграрного, нефтегазового, химического секторов в руки ограниченного круга бизнесменов. И если основной задачей приватизации 1990-х считалась передача крупнейших предприятий в руки приближенных олигархов, то с начала 2010-х монополизация приняла формы перераспределения целых секторов экономики в пользу приближенного к президентскому окружению крупного бизнеса, который превращается в касту мегаолигархов. Так, Д. Фирташу вернули украинский газовый и азотный рынок. Р. Ахметов расширяет свою бизнес-империю за счет металлургических, финансовых и фармацевтических активов. 321


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

И. Коломойский, помимо скупки авиа- и медиа-активов, намеревается законодательно закрепить монополию «Привата» на рынках ферросплавов и марганцевой руды, что позволит ему полностью контролировать металлургическую отрасль. Инициированная Минтопэнерго продажа облэнерго фактически закрепляет монополию Д. Фирташа, Р. Ахметова и российских бизнесменов А. Бабакова и К. Григоришина на украинском энергорынке. Таким образом, политика правительства сводится к созданию наиболее благоприятных условий для приближенного к власти крупного бизнеса, а вместо формирования рыночной инфраструктуры — опутыванию государства сетью частных монополий. При этом кастинг среди олигархов проводится в пользу наиболее дружественных и лояльных бизнесменов, тем самым складываются условия для возникновения так называемого crony-капитализма, то есть капитализма для «своих», «друзей», близкого круга лиц. Следствием такой политики можно считать обозначившиеся тенденции к «закрытости» внутренних рынков, ограничению числа игроков, налоговой тенизации бизнес-активности мегаолигархов. Как иллюстрация — продажа стратегического предприятия «Укртелеком» посредничес­ кой офшорной компании без публичной презентации реального покупателя. А государство, используя такие инструменты, как теневая доля на предприятиях, ручное управление инфляцией и провоцирование товарного дефицита, выступает гарантом монополистической экономики. Сохранение административных и бюро­кратических рычагов управления экономики не позволяет провести настоящие реформы, заложить основу для запуска механизма свободной рыночной конкуренции, другими словами, — капитализировать экономику. Как следствие — остается не сформированным национальный рынок, а наращивание государственного администрирования экономических отношений приводит к росту 322

государственной бюрократии (прежде всего, налоговой службы), ограничению свободы ведения бизнеса. И как результат — ориентацию на мегамонополистическую модель экономики. Если олигархи в обмен на лояльность получили абсолютную свободу действий, выраженную в первую очередь в возможности государственного лоббирования корпоративных интересов, то малый и средний бизнес оказался в двойной зависимости от крупного капитала и от государства. *** Подводя итог первого года работы правительства, необходимо определиться, что, собственно, оценивается: профессионализм работы Кабмина или неоправдавшиеся надежды на реформы. Если исходить из целей правительства по удержанию экономической ситуации под контролем, то Кабмин со своими задачами справляется. Другое дело, что у общества другие запросы и иные требования к повестке экономических реформ. В конце концов, можно быть успешным в построении монопольно-государственного, мегаолигархического капитализма. Но это не тот успех, которого ждут украин­ц ы и в котором нуждается Украина.


Прогресс избирательного закона, который регрессирует

Прогресс избирательного закона, который регрессирует «Украинская правда», 7 мая 2011 год

Дискуссия о том, удастся ли президентской команде изменить правила предвыборной игры и пересмотреть принципы формирования парламента, набирает ожесточенных публичных оборотов. Принятие нового избирательного закона, по крайней мере, в том варианте, который был предложен Министерством юстиции, станет определяющим фактором для выстраивания геометрии будущего политического режима. Вопрос стоит не только о правовой адаптации избирательного законодательства под новые политические условия, как это не раз происходило накануне предыдущих выборов. Речь идет о переформатировании партийного режима и электорального дизайна, который сложился в 2004–2010 годах, а отсюда уже — о намерении перестроить работу парламента в соответствии с политико-административными требованиями президентской вертикали власти. За период последних парламентских выборов (2006, 2007 гг.) в Украине обозначилась конфигурация партийной системы, начали формироваться стабильные электоральные кластеры, а логика голосования «за хорошего человека» постепенно сменилась логикой выбора «своей» партии. У избирателей уже сложились контурные электоральные предпочтения и политические симпатии. Кроме того, появился опыт выбора не просто между схожими партиями, а выбор политического и экономического курса, который этими субъектами избирательного процесса 323


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

предлагаются. А потому возвращение «мажоритарки» вряд ли будет означать отказ от практики партийного голосования. Но от того, по какому сценарию про­ йдут выборы 2012 года, будет зависеть модель будущего политического режима и, соответственно, предвыборная повестка власти на 2015 год. Каковы же ключевые новации избирательного закона и стратегия власти? Во-первых, власть настраивает, что смешанная система поможет преодолеть феномен лидерских партий и тем самым «приблизить» депутатов к избирателям. Однако при этом сохраняются закрытые списки, а мажоритарщикам предлагается добровольно-принудительный выбор между ресурсами партий (медийными, агитационными, финансовыми, административными) и персональными возможностями (перечень тот же). Понятно, что в условиях, когда власть сильна, а общество слабо, независимых кандидатов не будет, а партии в ключевых для себя регионах будут делать ставку на известных персоналий, которым по тем или иным причинам не хватило места в парламентских списках. Таким образом, мажоритарное голосование ограничится соревнованием по поводу того, чей политико-административный ресурс сильнее. Понятно, что такое голосование к выбору избирателей никакого отношения не имеет. Во-вторых, замена пропорциональной системы старым новым вариантом смешанной модели выборов должна, по замыслу авторов, фрагментировать парламент, размыть партийное представительство, тем самым создав предпосылки для фабрикации пропрезидентского большинства. Причем это большинство должно формироваться на основе доминирующей

партии — Партии регионов, к которой будут прислоняться мажоритарщики на персональной или партийной основе. Формирование подобного рыхлого, но стационарного большинства призвано, с одной стороны, обеспечить полное послушание парламента, а с другой, — уйти от необходимости заключать коалиционные соглашения с какими бы то ни было партнерами. В любом случае ПР будет моделировать выборы таким образом, чтобы по итогам избирательной кампании сформировать однопартийное большинство. Поэтому нынешние коалиционные партнеры окажутся вытесненными в мягкую лояльную оппозицию, тогда как радикалам придется довольствоваться ролью слабых, маловлиятельных, уличных и внесистемных движений, которых вследствие их разрозненности можно будет спокойно контролировать. Видимо, власть хочет повторить российский опыт 2003 года, когда «Единая Россия» с 37.6 % голосов за партийный список и 23.5 % голосов в округах получила две трети мест. Если 300 голосов в украин­ ских условиях пока еще виртуальная реальность, то 250–260 мест вполне осязаемая цель. В-третьих, повышение избирательного барьера до 5 % означает, что власть делает ставку на консервацию партийной системы. Данный барьер можно считать высоким, поскольку в двух последних каденциях парламент даже с порогом в 3 % не имел сильной партийной фрагментации — в ВРУ проходило пять партий. В условиях неустоявшейся партийной системы повышение избирательного барьера вкупе с отказом от пропорциональных выборов приводят к оформлению двух фронтов — власти и оппозиции. Но, поскольку власть консолидирует своих сторонников в рамках од-

В условиях, когда власть сильна, а общество слабо, независимых кандидатов не будет

324


Прогресс избирательного закона, который регрессирует

ной политической силы, а оппозицию фрагментирует на контролируемую и неконтролируемую, то конечной целью избирательных манипуляций является установление партийного режима с одной доминирующей партией. В-четвертых, запрет на участие блоков в избирательной кампании можно назвать нонсенсом для многопартийной системы, тем более несформированной. Блоки — этот демократический механизм становления и взросления партий, формирования устойчивой партийной системы. Отмена блоков — это отказ от политических и возвращение к административным, навязываемым инструментам контроля над депутатским ресурсом и системой представительства. Вместе с тем, если посмотреть на эту проблему шире, то юридический запрет на партийные блоки означает отмену и блоков парламентских. Другими словами, создаются легальные препятствия для консолидации оппозиционных демократических сил в партийном и парламентском поле. В-пятых, ликвидация нормы «против всех» в условиях роста дефицита социальной лояльности к партиям и политикам способствует снижению явки избирателей. Учитывая, что партия власти располагает институционализированными механизмами административного давления, принуждение к голосованию будет способствовать росту электоральной лояльности ПР как по пропорциональным, так и по мажоритарным спискам. Этому способствует и сохранившаяся модель относительного большинства, когда в мажоритарном округе условно-виртуальный кандидат «против всех» мог бы занять первое место. Поэтому выдвижение кандидатов будет согласовываться с вертикалью. На местном уровне, как известно, больше возможностей отсеять неугодных кандидатов, тем более что при минимальной явке, как показывает опыт, больше шансов получает провластный, нежели оппозиционный кандидат.

Принимая решение о ремиссии смешанной избирательной системы, власть не учитывает, что экономическая, да и политическая ситуация по сравнению с 90-ми годами в корне изменилась. Мажоритарная система работала тогда, когда были слабы политические партии, которые подчас не имели своего представительства даже в местных советах, когда не была проведена приватизация, а предприятия полностью зависели от государственного и местного бюджетов. Поэтому основная часть избирателей находилась в прямой зависимости от ресурсных возможностей местных «царьков» или того же государственного бюджета, что, естественно, способствовало укреплению мажоритарной системы и региональных позиций местной элиты, которая посредством парламентских выборов получала шанс трансформироваться в элиту национальную. Но сейчас финансовые отношения между избирателями, точнее, гражданами и государством изменились. Уже сформировался, пусть слабый и неуверенный в своих интересах, собственник, который в обмен на уплачиваемые налоги намерен получить инструменты влияния на принятие политических решений. Но власть вместо того, чтобы и дальше развивать партийную систему, посредством налогового и административного давления заставляет гражданина / избирателя связывать себя с государством новыми клиентскими обязательствами и тем самым отказывает в праве на политическое представительство своих интересов. А химический экстракт избирательной системы, который готовит власть, может оказаться взрывоопасным для самой вертикали и выстроенного ею режима. Ведь реальные интересы, в том числе экономические, окажутся вне политичес­ кого представительства и вынуждены будут себя защищать себя внепарламентскими формами политической борьбы.

325


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

«Донбас хоче в Європу. Він уже побачив, що таке Росія» «Країна», 22 липня 2011 рік

326

—  Чи потрібен країні рух до якогось із політичних чи економічних блоків? —  Іншого шляху, ніж велике інтеграційне об’єднання, сьогодні не існує. Така країна, як наша, не має можливості модернізуватися за допомогою тільки внутрішніх ресурсів. У світі тепер взагалі немає таких країн — хіба що Китай. Але й він модернізується за рахунок експорту, відкритої економіки та залучення іноземних капіталів. До того ж має гігантський внутрішній ринок і політичну систему авторитарного типу. Перед нами два шляхи: або поступово інтегруватися до Європи, або нас інтегрують до Росії. А наша влада каже, що Україна приречена на модернізацію національного типу. Коли чую: «Україні треба повернути суверенітет і повну незалежність, бо в Америці — криза», хочеться запитати: «А в якій валюті ви тримаєте заощадження?» Навряд чи у гривнях. Цим усе сказано — ми орієнтуємося на суверенітет долара. Наш внутрішній ринок сприйняти продукцію вітчизняних компаній не може. З індустріального боку, ми вже не можемо розраховувати на роль високотехнологічної держави. Ідеться про те, щоб хоча б мати свій сегмент у світовій економіці. Він може бути комп’­ ю­т ерний, машинобудівний. Але не металургія. Вона не має високої доданої вартості, псує довкілля. Та й що це за країна, яка постійно залежить від коливань попиту на метал на зовнішніх ринках? —  Російська економіка теж залежить від коливань попиту на нафту й газ.


«Донбас хоче в Європу. Він уже побачив, що таке Росія»

—  Тому Росія й почала рух до створення Єдиного економічного простору. Щоб за рахунок розширення на інші території — Казахстан, Білорусь, Україну — реіндустріалізуватися й позбутися залежності від сировини. Замість підвищувати продуктивність праці, розвивати новітні технології й покращувати людський капітал. —  Що дасть Україні членство в Митному союзі? —  На деякий час — певні послаблення за рахунок зниження ціни на газ. Ми вирішимо поточні бюджетні проблеми, але законсервуємо економіку. Замість того, щоб змінювати політичну та економічну системи, робити ставку на креативні ресурси власного підприємницького прошарку. Влада каже: у нас є космос, машинобудування, літаки. Але ж нам доведеться об’єднуватися в цих галузях із росіянами. Так, на світовому ринку атомної енергетики вони посідають третє місце. Але це — за рахунок контрактів із країнами третього світу. Продуктивність праці в цьому секторі в Росії в шість разів нижча за світову. Тому можемо надувати щоки, ставати монополістами в цій галузі разом із «великим сусідом», але маємо розуміти: це зовсім інша атомна енергетика, ніж у США чи Франції. Європейський вектор передбачає інший сценарій економічного розвитку. Доведеться робити ставку не на великі монополістичні корпорації, а на дрібний та середній бізнес. Розосередити економічну владу — щоб уряд не втручався в ринки. Такий шлях дає більше свобод і прав муніципалітетам, місцевому самоврядуванню, людині. Держава не має єдиного центру в президентському кабінеті. Іншими центрами стають суди, політичні партії, незалежні медіа. Своєрідний федералізм. —  А як федералізм розуміють в Україні? —  Як суто адміністративний підхід. Бо Росія — теж федерація, але реального

федералізму не має. Це центропериферична, імперська структура. І якщо українські еліти раптом домовляться між собою про федерацію, то такі ж невеликі центропериферичні системи утворяться в регіонах. По-перше, федералізм може принести успіх, коли є дві держави й один народ — як у випадку з Південною й Північною Кореєю, Східною й Західною Німеччиною, Китаєм і Тайванем. Або ж коли територія захищена океанами й морями — як у США. Є ще один приклад — Югославія. У 1980-х роках на хвилі економічної лібералізації соціалізму набрала кредитів. Борги зростали, виробництво — ні. І, щоб уникнути дефолту, країна розвалилася. Україна ж досі «вкладена» у пострадянський простір — щодо військових кордонів, газотранспортної системи, гуманітарної та інформаційної політик. Подруге, у нас нема одного народу, на жаль, — стосовно єдиної ідентичності, єдиного бачення розвитку країни. Його в нас ніколи й не було, якщо брати Україну з нинішніми кордонами. Тому, коли утворити федерацію, східні області підуть під Росію. Бо це — потужний геополітичний магніт, імперія, яка завжди втягувала в себе прикордонні території. Західна ж частина, теоретично, може вступити в НАТО, в ЄС. —  А центральна Україна, Київ? —  Тут незрозуміло. Узагалі, складно провести межу. Цей розкол був продуктивний лише там, де було дві держави на один народ. Для США було важливо довести, що Південна Корея — прогресивніша за Північну, Західна Німеччина — краща за НДР, а Тайвань — за Китай. Це вдалося. Не тільки тому, що так захотіла Америка, а й тому, що підприємницький вільноринковий капіталізм прогресивніший за соціалізм радянського

Україна й досі «вкладена» у пострадянський простір

327


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

чи китайського зразка. І народ сам побачив, де краще жити. Німці тікали зі сходу на захід. Китай почав реформуватися, бо побачив, як розвивається Тайвань. Зрозумів, що ті ж китайці можуть робити економічні дива. Ментальність на Сході України — радянськоіндустріальна. Не випадково саме там виникли староіндустріальний олігархічний бізнес і постпролетарська електоральна маса. Там немає того, що є на Заході, — гегемонії середнього класу. Її причина не в кількості, а, приміром, у звичці львів’ян ходити на каву й спілкуватись за нею. Це — середньокласовий, буржуазний спосіб життя. На Cході ж розвинена не культура спокійного, обивательського життя, а культура «крутизни», напівкриміналу, хуліганства. «Круті хлопці не танцюють» — за назвою роману Нормана Мейлера. Якщо підемо шляхом федералізації, отримаємо дві різні країни. Проблема розв’яжеться тільки тоді, коли Схід України втягнеться в середньокласову, європейську культуру. —  А якщо він не хоче втягуватися? —  Він уже це робить. Східняки були основною рушійною силою «податкових майданів». Там починає формуватися міський середній клас. Треба тільки дати підприємницькі свободи — і вони перевернуть гори, принесуть доходи в бюджет. А головне — вони втомилися від культури «крутизни». Бо, по суті, вона є культурою експлуатації більшості кількома. Наша проблема — не в пошуку моделі: федеративної, унітарної, децентралізованої. Вона — у виборі моделі розвит­к у — економіки, політичної системи. І ми всі будемо в Європі. Донбас теж хоче туди. Він уже побачив, що таке Росія. Тому що проблема не в самій Росії, а в тому, що там правлять олігархи. І їм на Росію начхати.

—  Які загрози нас чекають на шляху до Євросоюзу? —  Вступ до ЄС — питання довгострокової перспективи. Польща зробила це за 14 років. Утім, у них уже була приватна власність на землю, національна ідентичність, а по закінченні Другої світової й більш-менш автентичні кордони. Коли там після війни утискали українців, наше комуністичне керівництво їздило до польських колег вирішувати це питання. І їм сказали: «Ми будуємо не державу національностей, а державу нації». А ми все говоримо про те, що Україна — мультиетнічна держава, що мови грека, єврея, росіянина й українця мають бути на одному рівні. Усе це — брехня, і робиться для того, щоб через чорний вхід запровадити російську мову як другу державну. —  Навіщо це робиться? —  Бо ті, хто це лобіюють, не вважають себе українцями. Україна може бути й «руською» нацією. Німецьких націй багато ж є — Данія, Авст­ рія. А модель «руської» україн­с ької нації за СРСР уже існувала. Ми, як і Білорусь, мали свою столицю, політичні кордони, міліцію й навіть власну еліту. Українською розмовляли, вишиванки носили. Але країна була вмонтована в російський світ. Для певних політиків вивчити мову — питання не ліні, а того, що українська нація має створюватися на їхніх умовах — на умовах Донбасу, скажімо. А хтось хоче будувати націю на умовах Львова. Але на сьогодні це все неконструктивно, тому що маємо створювати націю на умовах світу. На умовах європейських цінностей, які є універсальними. Проблема не в тому, що обираємо між Росією чи Європою, між Китаєм чи Європою. Такого вибору немає. У Єгипті люди виходять на демонстрації, бо хочуть зароб­

Люди тепер ставитимуться до політики не як до видовища, а як до життя. Де вони не глядачі, а діячі

328


«Донбас хоче в Європу. Він уже побачив, що таке Росія»

ляти гроші, мандрувати, жити без корупції, відкривати власну справу. Вони воліють жити без насильства, без прірви між багатими й бідними — коли правлячі сім’ї по 30–40 років грабують власний народ. Уявіть, якби ми досі сперечалися, який у нас має бути державний прапор. Із погляду історії це абсурд, а з погляду політичної стратегії — я розумію, чому зараз вкидають цю тему. Бо усвідомлюють, що країна стоїть на порозі фундаментального вибору. Ми повинні завершити розлучення з Радянським Союзом. —  Коли відкриється нове вікно можливостей? —  В Україні на сьогодні все є — капіталізм у феодальному варіанті, звичка до демо­кратичної процедури, напівнезалежна преса. Чого немає? Гарантій — прав власності, свободи слова, економіки, демократії. Потрібна правова держава. —  Як її будувати? —  Нинішня влада запустила процес кримінального переслідування опозиції. Має два варіанти: або розтерти опозицію в порошок і зацементувати ситуацію ще на п’ять років (хоч проблеми в економіці такі, що за цей час все одно виникне нова опозиція), або ж нинішні опозиціонери вистоять і, коли матимуть шанс прийти до влади, опиняться перед спокусою повторити сценарій судових процесів із теперішньою командою. Щоб цього не сталося, останні будуть зацікавлені в гарантіях. І тоді виникне пропозиція: давайте робити правову державу. Так само, як 2004-го домовилися про політичну реформу — що було прогресивним кроком. От і тепер у них буде привід сісти й провести масштабну правову й політичну реформи. Зараз у нас Конституція є, а конституціоналізму немає. У Великій Британії немає Конституції — але це конституційна держава, тому що там права людей поважають. Там суд головний. І сьогодні ми, завдяки процесу над Тимошенко, ідемо до того, що судова влада буде головною.

—  Але в цьому випадку зміни зачеплять насамперед верхні верстви населення. —  Так. І це нормально. Так було у Великій Британії, у Сполучених Штатах: спочатку еліти домовлялися між собою, а потім зміни входили в життя й простих людей. Але в нас уже й люди готові до того, щоб жити в правовій державі. Вони дивляться по телевізору процес над Тимошенко — і починають розуміти, що таке суд. —  Які події в Україні можуть бути каталізаторами змін? —  Перша точка — завершення суду над Тимошенко. А друга — парламентські вибори. Зараз багато хто не протестує, тому що сподівається висловити свій протест через голосування. Вони ще мають надію. Якщо ж виборів не буде, люди робитимуть висновок: або виживати й доживати, або виходити і протестувати. І 2006-го, і 2007-го, і 2010-го вибір враховувався владою. Від 2002-го в Україні було п’ять виборчих кампаній, і на всіх перемагала опозиція. Українці звикли до цього. Якщо влада спробує підтасувати результати, народ обуриться. —  Що робити людям, доки еліти дозріють до змін? —  Боротися за це. Суспільству треба розуміти: немає верхів і низів. Усе, закінчилась політтехнологія! Починається жива політика з реальними запитами людей, тому що в них визріли справж­ ні інтереси. І люди тепер ставитимуться до політики не як до видовища, а як до життя. Де вони не глядачі, а діячі. У цьому, певно, і є історична місія Тимо­ шенко і Януковича.

329


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

«Евгений Кушнарёв сейчас нужен даже больше, чем в свое время» «Вечерний Харьков», 29 января 2012 год

330

29 января Евгению Кушнарёву исполнил­ ся бы 61 год. Пять лет его с нами нет, но удивительное дело — о нем по-прежнему продолжают помнить, при­ чем не только и не столько политики, но и простые украинцы. При жизни он притягивал к себе внима­ ние, и смерть не смогла этому помешать. Редкий в политике случай, когда мнение даже его оппонентов однозначно: слишком рано ушел он из жизни. Кем был Евгений Кушнарёв для людей и кем стал для го­ сударства, с «Вечерним Харьковом» по­ делился известный украин­с кий политолог, директор Института глобальных стратегий Вадим Карасёв. В обществе не хватает сильных политиков —  Вадим Юрьевич, как Вы считаете, почему даже спустя пять лет после того, как не стало Евгения Кушнарёва, о нем помнят, и не только харьковчане? В чем уникальность этого человека? —  Прежде чем ответить, я хотел бы рассказать один эпизод из романа Ирины Грековой «Кафедра», когда герой после бурного обсуждения кафедральных дел вдруг совершает неожиданный для себя и всех поступок. Честный, прямой, справедливый, принципиальный поступок. И характерна окончательная ремарка, эпилог романа. Автор пишет: «Чем дальше он удалялся от меня, тем он становился ближе, величественней после этого поступка».


«Евгений Кушнарёв сейчас нужен даже больше, чем в свое время»

То же происходит в украинской политической истории с Евгением Кушнарёвым. Чем больше времени проходит со дня его трагической гибели, тем более он интересен. В СМИ уже мало обсуждают сам факт гибели и обстоятельства, к этому приведшие, а как раз акцентируют внимание на Кушнарёве как фигуре, которая занимала ключевое место на украинской политической сцене более 15 лет. Евгений Кушнарёв — один из немногих, кто сумел внести в украинскую политику собственно политическую составляющую. Он ведь не просто соответствовал духу времени и отвечал требованиям простых людей. Говорят, настоящий политик тот, кто опережает свое время. Евгений Кушнарёв был как раз таким политиком, и с каждым годом это проявляется все отчетливее. Сейчас необходимость в нем даже больше, чем в его время. В обществе ощущается колоссальный запрос на ярких, сильных, публичных политиков, Украина ждет новых героев. Но для того, чтобы принять их, нужны критерии, образцы, примеры, на кого стоило бы равняться. —  В адрес Евгения Кушнарёва нередко можно услышать достаточно пафосные эпитеты, к примеру, «достояние новейшей истории Украины». А в чем, на Ваш взгляд, его главная заслуга? —  Его главная заслуга в том, что это был политик смысла. Очень мало политиков, которые умеют думать и действовать одновременно. Часто они бывают хорошими ораторами, но не людьми практического действия. А есть политики-прагматики, но без высоких идей, без анализа и стратегиче-

ского видения. Кушнарёв научил людей видеть смысл в политике, а не просто ходить голосовать. Сейчас часто вспоминают действия Евгения Кушнарёва только на последнем этапе — как члена Партии регионов, руководителя избирательной кампании «регионалов». Но ведь Кушнарёв — это еще и лидер демократического крыла КПСС времен перестройки. Молодой партаппаратчик, но прогрессивно мыслящий. Понимающий, что страна находится на изломе и нуждается в демократичес­к их преобразованиях, но — мирных. Затем Кушнарёв — первый демократически избранный мэр Харькова. Все сего­ дняшние достижения, да и многие недостатки закладывались тогда, в начале 90-х. Демократия, рынок, реформы — Харьков был одним из полигонов. И то, что к Харькову до сих пор прислушиваются в центре и во всей Украине, во многом было заложено именно в начале 90-х. Затем Кушнарёв — один из лидеров организации «Новая Украина», которая активно тогда продвигалась на политической сцене. Венцом этой части политической биографии Евгения Петровича является руководство Администрацией Президента в 1996–1998 гг. Общедемократические изменения вмонтировались в новую национальную суверенную украинскую государственность во многом благодаря Харькову — точнее, харьковскому общедемократическому движению и лично Евгению Кушнарёву. Без этого прогрессивного компонента украинская государственность могла быть искривлена в сторону автократизма, как это было характерно для стран Балтии, например.

В обществе ощущается колоссальный запрос на ярких, сильных, публичных политиков. Украина ждет новых героев

331


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

В политику уже не идут юристы, учителя, врачи —  В последнее время появилось мнение, что Харьков, как выразился политолог Дмитрий Выдрин, «просел» в украинской политической жизни. Почему? —  Действительно, просадка есть. Я объясняю это тоже тем, что уже пять лет нет Евгения Кушнарёва. Харьков был носителем общегражданских политических ценностей во многом благодаря его деятельности. Но тут нужно вспомнить не только Кушнарёва, но и многих ныне здравствующих политиков и общественных деятелей, которые входили в так называемую харьковскую группу и занимали ключевые позиции в Украине: Владимир Гринев, Владимир Семиноженко, Виктор Мусияка, Олег Дёмин. Это был внушительный десант харьковчан в тело столичной политики. И, что характерно, все эти люди были представителями интеллектуальных кругов. Вопрос: почему этого не происходит сегодня? А потому что в стране нет запроса на то, чтобы политиками становились юристы, врачи, учителя, которые могли бы своим интеллектом, своим умением производить идеи и давать новый толчок украинской политике. —  Может быть, запрос все-таки есть. Нет предложений? —  Есть общественное желание. Но политический класс к нему не чувствителен. Потому что структура политического класса сегодня изменилась: стало больше бизнесменов и выходцев из так называемых ресурсных регионов. Это связано с эволюцией украинской экономики, которая стала более примитивной, более сырьевой. Эта экономика чугуна и газа не требует больших интеллектуальных ресурсов. Она требует простых исполни-

телей. А если нет запроса на интеллект, то у регионов, специфика которых состоит именно в научно-интеллектуальном наполнении, меньше возможностей на представительство в верхах. «Кушнарёв был строителем нации» —  Евгений Кушнарёв ассоциируется с образом пророссийского политика, и, конечно, этому во многом способствовало его выступление на Северодонецком съезде. Как Вы это оцениваете? —  Ну, что значит пророссийский политик? Евгений Кушнарёв выступил в защиту граждан востока Украины. Тогда, собственно, Партия регионов была трансформирована из партии донецких в партию граждан востока Украины, которые по-своему инвестируют себя в строительство общедемократической украин­ ской нации. Кушнарёв — строитель нации, но не в этническом ее преломлении, а именно в общегражданском. Так что он был програжданским политиком, а не пророссийским. Очевидно, такой штамп появился потому, что основной язык общения востока Украины — русский. Революция — явление обоюдоострое. С одной стороны, за пару дней решаются вопросы, которые не решались десятилетиями, но с другой, — раскрепощается энергия масс. И это может привести к стихии, которую остановит далеко не каждая плотина. Политикам нужно мужество, чтобы попытаться стать этой плотиной. Выступление на Северодонецком съезде и на так называемом «харьковском майдане» носило отрезвляющий характер для Киева. Перефразируя слова Ленина: «Каждая революция только тогда чего-нибудь стоит, когда она умеет вовремя остановиться». И благодаря

Кушнарёв — строитель нации, но не в этническом ее преломлении, а именно в обще­граж­данском

332


«Евгений Кушнарёв сейчас нужен даже больше, чем в свое время»

в том числе ярким и эмоциональным выступлениям Евгения Кушнарёва, его последовательной позиции голос граждан востока Украины был услышан. В результате революционные страсти все-таки улеглись. —  Евгений Кушнарёв был сторонником федерализации, или, как он говорил, европейского регионализма. Сейчас среди «регионалов» сторонники этой идеи в меньшинстве. Тема устарела или появился другой путь разрешения противоречий между востоком и западом Украины? —  Тема федерализации была очень популярной в 90-е годы, причем характерно, что точку зрения запада на федерализацию формировал Вячеслав Чорновил, а востока — Евгений Кушнарёв. Сегодня эти идеи не совсем востребованы. И, может быть, на то есть основания. Сейчас главная проблема Украины — не в противоречии востока и запада, а в том, что власть оторвана от общества. Власть обосновалась в своем измерении, кайфует, питается гламурными ценностями, а общество живет своей жизнью — зачастую чувствуя полную безнадегу. Нужно засыпать ров между обществом и властью — это главная задача для нового поколения политиков. Вот тогда можно будет думать о федерализме и новом устройстве страны. 20 лет прошло, а у нас административнотерриториальная начинка — еще со времен СССР. Как можно дальше двигаться? Возможно, нужно укрупнять территориальные единицы, чтобы улучшить бюджетные и налоговые отношения, поднять качество услуг на местах, здраво­ охранение и прочее. Но к этому вопросу мы сможем приступить не раньше, чем через пять лет.

—  Его трагизм в том, что он рано ушел. Но это не трагизм его как политика. Политика, который оставил весомый след в становлении украинского государства. Это если и трагедия, то оптимистическая. Учитывая память нынешнего поколения, интерес к нему простых людей, можно сказать, что политическая жизнь Евгения Кушнарёва была успешной и не напрасной. Если твои заслуги ценят потомки, ценит страна, это значит, что, несмотря на трагический уход из жизни как конкретного физического лица, его жизнь как политика продолжается. Как сказал один философ, смерть — это начало бессмертия.

«Это если и трагедия, то оптимисти­ ческая» —  В последнее время в СМИ нередко можно встретить размышления на тему трагизма личности Евгения Кушнарёва. Вы согласны с таким видением? 333


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

Монополия — путь к загниванию «Бизнес», №15, 9 апреля 2012 год

Ключевой вектор внутренней политики нынешнего руководства Украины — централизация. В первую очередь, это идет от идеологической платформы Партии регионов — именно она представляет интересы крупного, олигархического капитала, который сформировался благодаря централизации промышленных и сырьевых активов. В то же время централизация власти выглядит закономерной реакцией руководства страны на предыдущий период с его политической фрагментацией. С учетом этого можно сказать, что в какой-то степени нынешняя централизация оправдана. Ведь в сегодняшнем конкурентном мире выживают государства, в которых органы власти действуют скоординировано. Главный чиновник и патрон Но согласованность действий отнюдь не подразумевает, что все ветви власти следует подчинить воле президента. Ведь сейчас во многих государствах наряду с процессами централизации наблюдается тенденция к децентрализации власти. Например, в странах ЕС часть своих полномочий государства передают на наднациональный уровень. Вместе с тем, там же расширяются полномочия местных органов власти, городских муниципалитетов. Тем не менее эти процессы не подрывают единую сущность государства. Поэтому для власти крайне важно найти

334


Монополия — путь к загниванию

правильные пропорции централизации и помнить, какова ее цель. К сожалению, два последних года в Украине происходит безоглядная централизация власти. В результате политический, финансовый и административный ресурс сконцентрировался в Администрации Президента. Действия Президента Украины Виктора Януковича и его команды в части построения так называемой «вертикали власти» направлены на концентрацию власти и расширение полномочий для максимального контроля над ресурсами всей страны. Похоже, сам термин «государство» нынешнее руководство страны понимает как особого рода ресурс, полученный в собственность, но не как общность людей, объединенных общей историей, территорией, интересами и общим будущим. Руководствуясь своей философией, президент сформировал вертикаль чиновников, игнорируя принцип разделения власти на законодательную, исполнительную и судебную. Сердцевиной этой системы стала Администрация Президента, которая контролирует исполнительную власть, при этом правительство выступает не коллегиальным органом, а исключительно проводником воли главы государства. По сути, в такой модели государственного устройства президент является главным чиновником страны — он главный администратор, главный кадровик, без его одобрения невозможно принятие любого мало-мальски важного решения.

Но централизация власти — отнюдь не самоцель для руководства страны. Это способ установить тотальный контроль над экономическими ресурсами. Жесткий контроль над бюджетом, валютными резервами и движением денег в стране, контроль над коммерческими банками — основной инстинкт нынешней власти. Особо следует отметить отношение к государственной казне, фактическим распорядителем которой выступает президент. Расстановка преданных лично главе государства людей на постах министра финансов, главы ГНСУ и ряда других ведомств позволила сформировать систему, которую можно охарактеризовать, как «патронажное президентство». Такая модель государственного устройства характерна для большинства стран постсоветского пространства, и в первую очередь, для России. Ее суть заключается в том, что легитимность власти держится прежде всего на ее способности производить и распределять так называемые патронажные блага, т. е. обеспечивать минимальный комфорт слоям населения, которые зависят от государственного бюджета, — пенсионерам, сотрудникам бюджетных организаций и предприятий. В исследованиях постсоветской политики для характеристики этих категорий граждан принято использовать термин «бюджетный социум». По сути, сейчас украинская экономика бюджетоцентрична — замкнута на государственный бюджет. Поэтому, кроме упомянутых

Сам термин «государство» нынешнее руководство страны понимает как особого рода ресурс, полученный в собственность, но не как общность людей, объединенных общей историей, территорией, интересами и общим будущим

335


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

категорий граждан, от государственного бюджета зависит также множество предпринимателей и чиновников, которые занимаются его «освоением». Власть контролирует этот процесс, распределяет деньги в виде различных выплат между различными группами граждан. Также контроль над бюджетом позволяет проводить централизацию власти на местном уровне. Власть распределяет дотации и субвенции, исходя из лояльности руководителей городов. Это вынуждает мэров менять партийную «прописку» и быть покорными центральным органам власти. Концентрация бизнеса Помимо установления контроля над финансовыми потоками, власть проводит политику централизации в секторе реальной экономики, которая выражается в создании монополий в важнейших отраслях, приносящих основные экспортные доходы, — в горно-металлургическом комплексе, энергетике, химической промышленности и частично в аграрном секторе. Создание монополий осуществляется путем продажи государственных предприятий заранее определенным покупателям на фоне пассивной позиции Анти ­монопольного комитета Украины. Монополии выгодны государству, поскольку их проще контролировать. К тому же сейчас предприятия реального сектора экономики не защищены от произвола исполнительной власти независимыми судами. В таких условиях понятие частной собственности становится относительным, ведь она зависит от расположения власти к владельцам предприятий. За два последних года только некоторые бизнесмены, в частности Ринат

Ахметов и Дмитрий Фирташ, получили карт-бланш властей на укрупнение своих бизнес-империй. Между руководством страны и избранными олигархами установлено некое подобие государственно-частного партнерства. Остальным крупным предпринимателям приходится заботиться о сохранении своих активов, а не о покупке новых. Избранные олигархи помогают руководству страны обеспечить приток валютной выручки. В свою очередь, государство позволяет им концентрировать ресурсы и обеспечивает преференции, которые должны предоставить им возможность усилить позиции на мировых рынках. Такая политика обусловлена существующим давлением со стороны еще более олигархичной российской экономики. Выстроив эту модель экономики, власти Украины забыли, что монополия всегда ведет к стагнации, к загниванию. Ведь монополизм подразумевает отсутствие конкуренции, а финансовая централизация — увеличение налогового давления на предпринимателей. Так, уже через год после принятия Налогового кодекса власти заявляют о необходимости введения новых налогов. В таких условиях у граждан отсутствуют стимулы к экономической активности. Последствием этого будут уменьшение количества предпринимателей и сокращение поступлений в бюджет. Ведь монополисты смогут продолжать пользоваться различными льготами. Вместе с тем, расходы государства будут увеличиваться. В условиях экономического застоя аккумуляция финансовых ресурсов с помощью централизации продолжится, а контроль над фискальным ресурсом будет усиливаться.

Не стоит рассчитывать на то, что украинские власти самостоятельно займутся децент­рализацией экономики

336


Монополия — путь к загниванию

Трест, который лопнул Нынешняя ситуация в Украине во многом напоминает ситуацию, которая сложилась в США в начале XX в. Тогда в американской экономике также было засилье монополий. Они доминировали в экономике страны, а их деятельность сопровождалась ценовым диктатом и стимулировала коррупцию в государственных органах. Это вызвало недовольство в обществе, которое нашло свое отражение в так называемом прогрессистском движении. Под давлением общественности власти вынуждены были принять антитрестовский закон Шермана — Тафли. Впоследствии были приняты и другие законы, которые усилии роль Антимонопольного комитета и привели к демонополизации американской экономики. Схожая ситуация была и в Японии после Второй мировой войны. Но в этой стране борьбой с монополиями занималась американская оккупационная администрация. История показывает, что иного пути к прогрессу, кроме децентрализации государственных финансов и демонополизации рынков, у Украины нет. Вопрос только в том, каким образом это произойдет. Возможны несколько сценариев. Похоже, не стоит рассчитывать на то, что украин­с кие власти самостоятельно займутся децентрализацией экономики. Но, к счастью, украинская экономика не изолирована от мира. Весьма вероятно, что если вступит в силу договор о создании зоны свободной торговли с ЕС, руководство страны будет вынуждено принять меры по дерегуляции экономики. Подобное мы уже проходили в начале 2000-х годов. Тогда властям пришлось провести частичную либерализацию экономики под давлением международных кредиторов. Если произойдут похожие события, то возможна ситуация, когда ЕС и МВФ потребуют от властей принятия жесткого антимонопольного законодательства.

Есть другой сценарий, реализация которого займет гораздо больше времени, — изменения под давлением украинского общества, но для этого придется ждать, пока сформируется гражданское движение против тотального монополизма. Следует учитывать и тот факт, что отечественные монополисты владеют предприятиями, построенными еще во времена СССР, и их ресурс практически исчерпан. Для модернизации таких предприятий и обновления основных фондов потребуется иностранный капитал, который придет только при определенных условиях. Если будут западные инвестиции, есть шанс на либерализацию, если же российские, — централизация продолжится.

337


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

«Выборы пройдут под аранжировку силовиков»

Жить в Украине с каждым днем стано­ вится все «веселее и веселее». К судам и арестам оппозиционеров, к непрекраща­ ющимся протестам и митингам против ны­ нешней власти народ уже привык. Однако последние события — избиение Юлии Ти­ мошенко при перевозке из колонии в боль­ ницу, обнародованные фотографии ее си­ няков, взрывы в Днепропетровске, приня­ тие присяги новым омбудсменом на фоне этой человеческой трагедии, а также призывы европейских лидеров бойкотиро­ вать Евро-2012 — свидетельствуют о том, что Украина покатилась «вниз по наклон­ ной» с очень большой скоростью. Если такое творится в якобы демократической стране уже сейчас, то что будет уже со­ всем в недалеком будущем? О том, куда «двигают» Украину ее пра­ вители и чего этим продвижением до­ бьются, мы побеседовали с директором Института глобальных стратегий Вадимом Карасёвым.

«Главком», 4 мая 2012 год

«Теперь фактически будет чрезвычайное положение» —  Начнем с последних событий. Взрывы в Днепропетровске и подход к разрешению этой ситуации с терактами в очередной раз показали беспомощность власти. —  Наоборот, это показатель того, что власть продумывает, как использовать технические последствия технологии укрепления политической составляющей государства и режима. Это технологии, которые использовались и используются 338


«Выборы пройдут под аранжировку силовиков»

в России, особенно в начале формирования режима Владимира Путина. Правда, там это все по-другому воспринималось — власть могла себе позволить играть в реальный терроризм с жертвами, а не только ограничиваться его лайт-версией. А в Украине, понятно, что запроса на тоталитаризм нет, угрозы чеченского или другого кавказского сепаратизма нет. Но есть угроза потери власти, угроза разрастания политических и гражданских протестов. Вот власть и пробует эти версии лайттерроризма, которые включают в себя создание вот таких шоковых технологий периферировать и инициировать хаос, неуверенность, психологическую растерянность, не доводя дело до реальных жертв. —  «Макеевские террористы» и взрывы в 2011 году — это тоже одна из технологий? —  С макеевским терроризмом не получилось просто. Но тогда не было особой потребности, поскольку ситуация с Тимошенко и оппозицией не доходила до редлайна — до красной линии. А вот сегодня такой редлайн наступил. Власть должна была либо ожидать, пока массовый протест начнет разрастаться, и давление снизу — со стороны общества, и давление сверху — со стороны оппозиционных лиц, перерастет в общенациональный серьезный протест, либо нужно было перебить весь этот восходящий оппозиционно-протестный трюк какой-то постсоветской спецоперационной технологией. —  Информация о скупке оружия и подготовке покушения на президента, распространяемая в прошлом году, получается, из этой же серии? —  Да, для того чтобы легитимировать перед внутренним и внешним показателем, оправдать перед внутренними и внешними игроками большое количество охраны первого лица, чего не было ни у Кучмы, ни, тем более, у Кравчука или Ющенко. —  В связи с событиями в Днепропетровске личный состав киевской милиции переводится на усиленный вариант несения службы. Что это, по сути, может означать?

Тотальный контроль всех сфер жизни населения? —  Теперь фактически будет чрезвычайное положение, происходит укрепление силовой составляющей режима. И не исключено, что и выборы пройдут не под аккомпанемент протестующих и ангажемент оппозиции, а под аранжировку силовиков. «Как только Тимошенко выходит, понятное дело, пойдет обратный отсчет» —  Как Европа отреагирует на события в Днепропетровске? Основательно возьмется за Украину или «махнет» с высокой горки — мол, по сравнению с тем же Ираком, ситуация еще не настолько патовая? —  Возникнет чувство разочарования и, наверное, окончательное уяснение, что Украина уходит из-под влияния Европы. Придет понимание того, что европейских дипломатических или экономических возможностей повлиять на Януковича нет. Раз они в более благоприятной ситуации не смогли повлиять на дело Тимошенко, то как можно на что-то повлиять, если украинская сторона теперь будет апеллировать к тому что у нас, наконец-то, после двадцати лет независимости, появились свои террористы. Как? Хоть все прекрасно и понимают, о чем речь, никто же не будет строить — ни европейское руководство, ни европейские, западные дипломаты — разные конспирологичес­ кие версии. Суть проблемы в том, что подобного рода спецтехнологии укрепления власти не имеют четкой доказательной базы, только версии. Политика — детективный жанр, и возможности зацепиться, получить точку опоры для того, чтобы кого-то разоблачить, что-то доказать, нет. В этом же и хитрость борьбы с террором, которая была придумана не в Киеве, не в Украине, а, скорее, в ЦРУ, а затем и в России, в ФСБ. —  После обнародования доказательств избиения Тимошенко — фотографий ее синяков, из уст европейских лидеров 339


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

(и канцлер ФРГ Ангела Меркель была первой) прозвучали призывы бойкотировать Евро2012. Каковы шансы, что из словесных угроз этот бойкот все-таки перерастет в реальные действия? —  Евро и так фактически бойкотировано. Но просто взять и отменить чемпионат сегодня уже никто не сможет. Вот туристов приедет мало, а европейских лидеров не будет. Только что такое Евро для нынешней власти? Для них сегодня важна Тимошенко, выборы 2012 года и собственная власть. А Евро уже давно загублено. Евро–2012 уже давно перестало быть фактором нового национального успеха. Теперь, скорее, это фактор национального неуспеха. Поэтому чем меньше внимания к чемпионату, тем даже лучше — меньше будет внимания к сугубо внутренним политическим специфическим проблемам. 2012 год для нынешней власти — это редлайн. Дальше она или укрепляется и двигается по тому же маршруту, который она себе наметила, или начинает рассыпаться, идет перехватка инициатив не только морального, но и политического характера оппозицией. Тут уже война. Как только Тимошенко выходит, понятное дело, пойдет обратный отсчет. И уже другие, наверное, будут подсудимые, другие судьи и другие тюрьмы. —  А угроза изоляции Украины от Европы есть? —  Какая изоляция? Думаете, поставят пограничника? Все будет проще: не бу-

дут ездить, не будут принимать. А что, для нынешней власти это так важно? Для них важна не столько своя изоляция от Европы, сколько изоляция Тимошенко от влияния на украинскую политику. Выбирают свою изоляцию от Европы ради того, чтобы и Тимошенко продолжала быть в изоляции от украинской политики. —  Суд Харькова отложил рассмотрение дела ЮВТ по деятельности корпорации ЕЭСУ до 21 мая — с учетом ходатайства адвокатов приостановить заседания до выздоровления Юлии Владимировны. Это можно засчитать как смягчение отношения властей? Может, не так и нужна даже Януковичу Тимошенко в изоляции? —  Это же только игра. На Тимошенко не нужно постоянно давить. Давить можно тоньше, но сильнее. Рассмотрение дела перенесли для того, чтобы не со­з давать возможности распространения каких-то плохих новостей из Украины. А еще, может, потому, что оппозиция пока еще сильна, может, через две недели она будет растеряна и перебита — в политическом смысле этого слова. И тогда провести суд будет гораздо легче. Пока власть не готова к тому, чтобы провести суд спокойно, без шума и пыли, в закрытом режиме, и без проблем отстранить Тимошенко от влияния на оппозицию, на политику. —  На днях четыре часа в прокуратуре провел экс-министр Минуглепрома в правительстве Тимошенко Виктор Полтавец. Его вызывали в качестве свидетеля по делу

Власть пробует версии лайттерроризма, которые включают в себя создание шоковых технологий периферировать и инициировать хаос, неуверенность, психологическую растерянность, не доводя дело до реальных жертв

340


«Выборы пройдут под аранжировку силовиков»

Лазаренко, но, кроме ЕЭСУ, задавали вопросы еще и по делу убийства Щербаня. Поиск новых свидетелей и доказательств вины? —  Есть четкое намерение — удалить Тимошенко как политика. Поэтому если мало 2009 года, будут 2000-е годы, мало 2000-х — будут 90-е. Есть такой фильм со Шварцнегером — «Вспомнить все». Вот это — вспомнить все. Тимошенко все вспомнят. «Раньше были казаки-разбойники, сейчас — большевики-разбойники» —  Почему бывший омбудсмен Нина Карпачева «развела» активность, по сути, только после выборов нового омбудсмена? Только тогда, когда было уже четко понятно, что ей очередной срок на этом посту не светит (а светит Валерии Лутковской), она распространила среди европейских лидеров фотографии синяков Тимошенко и сделала заявление, что в Украине таки есть политзаключенные. Хлопнула дверью перед уходом? —  Может, ее как-то пробило, что надо выполнять роль омбудсмена. Может, активность Карпачевой связана с тем, что другим омбудсменом стала кандидатка от Партии регионов, и на прощание хотелось уйти на такой пафосной ноте, чтобы в памяти осталась именно вот это знаковое во всех смыслах и для всей украинской политики дело Тимошенко. Но как Лутковская будет защищать права граждан страны? —  И как? —  С точки зрения украинского государства, украинского правительства. Можно так защищать или нет? Вот такой будет у нас новый омбудсмен, такое будет наше ноу-хау в области, связанной с деятельностью европейской институции омбудсменов — защищать граждан, но с точки зрения государства. —  Присягу Лутковская приняла на заседании, созванном в срочном порядке после днепропетровской трагедии, несмотря на протесты оппозиции, блокирующей три-

буну, и в «уголке» зала. Такого рода «камерное» заседание — тоже наше ноу-хау? И можно ли считать его легитимным? —  А кого эта процедура волнует в этой стране? Ее что, выдвигали по процедуре? Если нужен результат — этот результат будет. Это принцип действия этой власти. Процедуру в сторону, если она мешает добиться нужного результата. Цель оправдывает все. Цель — поставить конкретного человека на конкретный пост, конкретного кандидата Х на конкретный пост Y. Все. Цель поставлена? Поставлена. И нет таких крепостей, которые бы не брали большевики-разбойники нашего времени. Раньше были казаки-разбойники, сейчас большевикиразбойники. —  По поводу процедуры. Оппозиция, не выставляя своего кандидата, тоже ведь не особо ее соблюдала… —  Это проблема не только власти, это проблема страны. Никто не живет по процедуре: начиная с водителя, который может наехать на пешехода, идущего по зебре на зеленый цвет, заканчивая высшими должностными лицами, которые тоже хотели плевать на такую процедуру. Какая власть — такой народ, какой народ — такая власть. Страна не привыкла жить по закону, по праву, по процедуре, по регламенту. Все плюют на регламент — от рабочего до министра. Потому и Европа не знает, что делать с этим «счастьем» под название Украина. С одной стороны, ее кинуть нельзя, но с другой, — а куда ее тянуть, если она сама упирается рогом? Никто не хочет жить по-европейски, хотя все говорят, что они хотят жить по-европейски, и все думают, что они европейцы. Это европейский костюм, но под этим костюмом варварская душа. «Объединение ради объединения — нужно ли оно?» —  Юлия Тимошенко не раз акцентировала внимание: оппозиции победит на выборах, 341


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

только если объединится. И «слияние» двух тяжеловесов — «Батькивщины» и «Фронта змин» — не было ее конечной целью. Пока оппозиция не станет объединенной полностью, начиная от «Свободы» Тягнибока и заканчивая «УДАРом» Кличко, есть угроза, что мелкие партии, рейтинги которых на фоне тотального недоверия народа к уже известным политикам возрастают, перетянут себе значительную часть голосов избирателей и у власти, и у оппозиции. Кто-то из «мелких» политсил, оценивая свои шансы на преодоление пятипроцентного барьера, просто не хочет объединяться, но ведь кого-то даже не приглашали… —  Зачем объединяться для победы на выборах? Для победы на выборах надо делать так, чтобы оппозиции стало больше в парламенте, чтоб у оппозиции было больше депутатских мандатов, чтобы она выиграла больше парламентских мест. И если для этой цели надо разъединиться, то тогда надо разъединяться. А объединение ради объединения — нужно ли оно? Другое дело, что во время выборов нужно координировать свою стратегию, иметь общую платформу, делать так, чтобы разные оппозиционные колонны не соперничали друг с другом. Если представитель оппозиции не приносит максимальную пользу с точки зрения мандатов, то тогда объединение не является первоочередной задачей. Объединяться оппозиции надо для того, чтобы обеспечить честные правила игры, контроль над комиссией, объединяться нужно, если власть нарушает права не только политиков, но и отдельных граждан, пребывающих за решеткой. Но это другая задача. Поэтому, если Тимошенко говорит о том, что ради победы на выборах

нужно объединиться, это неправильно. Ради свержения власти в ходе какой-то большой революции — да. Для того, чтобы свергнуть не правовыми, не электоральными, а революционно-повстанческими методами, нужно объединять всю оппозицию. Но выборы тогда тут ни при чем. Только дело еще и в том, что другие оппозиционные силы не хотят пока свергать власть с помощью такого всеохватывающего тотального объединения, они хотят выиграть выборы, а вот уже дальше действовать по обстоятельствам. —  Тогда почему, понимая «ненужность» тотального объединения, отвергая Тягнибока и ту же Королевскую, Турчинов и Яценюк так упорно ведут борьбу за Кличко? Готовы поддерживать его на мэрских выборах и продолжают «приглашать» войти в ряды Объединенной оппозиции… —  Дело в том, что, во-первых, голоса разочаровавшихся и во власти, и в оппозиции могут перейти к Кличко, или к той же Королевской, или к Анатолию Гриценко. Во-вторых, есть опасения, что с перетеканием голосов к новым оппозиционерам старые оппозиционеры не получат внушительного подавляющего электорального перераспределения оппозиционных сил. В-третьих, наблюдая за ростом рейтинга Кличко, им хочется привлечь перспективного политика на свою сторону, заставить играть в своей команде и, что главное, по своим правилам. Но с точки зрения той задачи, которую ставила Тимошенко, то есть полу-

Для нынешней власти важна не столько своя изоляция от Европы, сколько изоляция Тимошенко от влияния на украинскую политику

342


«Выборы пройдут под аранжировку силовиков»

чить большинство в Верховной Раде, это не совсем правильно. Хотя бы потому, что возникает маленький вопрос: а кто будет номером один в этом списке: Яценюк или Кличко? Захочет ли Яценюк стать вторым номером у Кличко в этом списке? На таких мелочах оппозиция делает прокол. Такие мелочи в политике могут стать предвестником будущих серьезных проблем с оппозицией, причем не тактических проблем, связанных непосредственно с подготовкой к избирательной кампании, а со стратегическими проблемами: как далее взаимодействовать. —  Яценюк, уступающий первенство Кличко, понятно, фантазия. Но с чего Вы взяли, что Кличко вообще пойдет в Раду? Он для начала намеревается выиграть мэрские выборы. Тем более что с разрушениями зданий на Андреевском спуске и возможным разрушением Гостиного двора немалая часть приверженцев Попова перейдут на сторону политика-спортсмена. —  Кличко тоже эти процессы по разрушению не выгодны. Дело в том, что, ввязываясь в эти киевские проблемы, он затягивается логикой обстоятельств в мэрскую кампанию. А Кличко, помоему, не решил, стоит ли ему идти в мэры Киева, ограничивая цели и возможности в общенациональном политическом забеге. Получается, что чем больше в Киеве будет подобных специфических проблем, тем больше Кличко вынужден будет на них реагировать и тем больше он будет восприниматься уже как человек, политик, который сделал ставку на мэрство, но от чего он пока открещивается. Уже сейчас понятно, что и Кличко, и Яценюк думают не только о 2012 годе, но и о 2015-м. И уже сейчас, на данном этапе, возникает определенная конкуренция Яценюка и Кличко по поводу того, кто из них будет основным номинантом от оппозиции на президентских выборах 2015 года. Не в последнюю очередь именно это и стимулировало

Яценюка войти в альянс с «Батькивщиной» — чтобы получить более серьезный трендовый ресурс, опередить Кличко в этой номинации на сегодняшнем этапе. Надо учитывать, что сегодня Кличко и Яценюк — это не просто участники выборной кампании 2012 года, не просто лидеры оппозиционных сил, это уже два конкурирующих фигуранта — спортсмена, которые стоят на низком старте и ждут финального выстрела для того, чтобы начать президентский марафон.

343


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

«Еще немного — и Тимошенко будут сравнивать с академиком Сахаровым» «Gazeta.Ua», 9 мая 2012 год

344

Защитники Юлии Тимошенко утверждают, что она получила синяки вследствие из­ биения. Показали миру соответствующие фото. Прокуратура наоборот убеждает, что экспертиза была сфальсифицирована и предполагает, что экс-премьер сама мог­ ла нанести себе травмы. —  Синяки — это проблема не меди­ цинских доказательств, а проблема поли­ тическая. Ведь Тимошенко — политик, — считает политолог и директор Института глобальных стратегий Вадим Карасёв. —  Кому следует верить в скандале с предполагаемым избиением Юлии Тимошенко — прокуратуре или Нине Карпачевой? —  Истина в политике — это не то, что доказано как свершившийся факт, а то, о чем говорят, во что верят. Поэтому в политике ключевые слова — это доверие и легитимность, а не истина и доказательства. Экспертиза может повлиять на недоверие к синякам того или иного политика. Но если нет прозрачности, если неопределена позиция власти, которую обвиняют в том, что синяки нанесли охранники в тюрьме, если власть ведет себя непонятно, то, несмотря на любые доказательства, возникает подозрение, что что-то не так. Если вы хотите в политике выигрывать, если считаете себя чистыми, то нужно только открываться. Любая закрытость и недосказанность сразу создают подозрение. —  То есть простые граждане и западный мир уже не поверят прокурорам, даже если избиения не было?


«Еще немного — и Тимошенко будут сравнивать с академиком Сахаровым»

—  Никакие 100-процентные доказательства с пресс-конференциями экспертов после формирования общественного мнения как внутри страны, так и в Европе уже не смогут перечеркнуть первое впечатление. В политике фактом является не сам факт, а его восприятие, интерпретация, его медиазация. Политика оперирует не фактами, а впечатлениями, мыслями. Если ты опоздал, то ты либо недалекий и не понимаешь ничего в политике, или не чувствуешь до конца свою правоту. У психологов есть такая аксиома — первое впечатление, первая реакция наиболее правильные. Если вы считаете, что Тимошенко симулянтка, то надо играть на опережение: допустить иностранных врачей, оппозиционеров, незаангажированных людей. Когда идет речь о медицинских фактах, касающихся политика и политики, то доминирует не медицинский контент, а политический контекст и подтекст. Медицинский факт полностью колонизируется политическими интерпретациями. Поэтому работают законы политического жанра, а не анатомии или физиологии. —  Какая сторона проигрывает в информационном плане? —  Конечно, власть. Во-первых, Европа и Россия предложили Тимошенко лечиться у них. Это значит, что не доверяют украинской власти, которая не может обеспечить незаангажированное, объективное, квалифицированное, неполитизированное лечение Тимошенко. За этим стремлением вылечить Тимошенко стоит подтверждение того, что ни в Москве, ни в Берлине не верят, что власть не вмешивается в лечение экс-премьера, а политизированная медицина сможет обеспечить действенное эффективное лечение. Во-вторых, на Западе Тимошенко воспринимают как второго Нельсона

Манделу, как диссидента, еще немного — и будут сравнивать с академиком Сахаровым. Оттягивание ее лечения привело к морально-политической реабилитации Тимошенко в Европе, частично в Украине и политической реабилитации в Москве. А Евро-2012, а саммит в Ялте? Это сплошной проигрыш. Один человек, находясь в тюремной камере, на долю которого упали не только моральные, но и физические муки, смог полностью переиграть всю бестолковую и неискреннюю государственно-политическую машину в лице нынешней власти и только усилила кризис власти. Когда ее сажали, то думали, что удастся стабилизировать политическую ситуацию. Однако, нет. Возможно, оппозиция ослабла, но и власть стала еще слабее. —  Тимошенко из тюрьмы продолжает руководить политической ситуацией? —  Она не просто руководит политическим процессом. Ситуация с Тимошенко приводит к тому, что проигрывает страна, ее репутация, ее реноме. Однако виновата не Тимошенко, а те, кто создал ситуацию вокруг нее. Как с точки зрения заключения, так и абсолютно непрофессиональной позиции в отношении пребывания в тюрьме. Если беретесь за такое дело, то надо все просчитывать. Надо уметь работать с современными инструментами политики и понимать, что, с одной стороны, политика — это медийный спектакль, а с другой стороны, моральные ценности и стандарты имеют значение. У нас думают, что политика — это только бизнес и зарабатывание денег, хищничес­ кая борьба за власть, кто круче. А Европа показывает, что политика без морали и без компетентных медиа-представлений неэффективна. Без морали нечего делать в этом мире. Без отношения к оппонентам как к партнерам нечего делать

В политике фактом является не сам факт, а его восприятие, интерпретация, его медиазация

345


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

в политике. Например, Саркози и Олланд. Первый четко признал поражение и на второй день вдвоем уже возлагали цветы к памятнику. —  Это же обычная европейская традиция. —  Правильно, если хотите быть европейцами, то делайте согласно европейским ценностям и традициям. Если вы варвары, то нечего делать в этом мире, вы персоны нон грата. Сначала не будут подавать руки, а потом не будут впускать. —  Как власти все уладить? —  Уже начинают это делать — с боем допустили немецкого врача. Разве нельзя было это сделать раньше? Почему нам немцы говорят, как лечить Тимошенко, а поляки подсказывают, что делать с ней, как снять напряжение между ЕС и Украиной? Что, не знают сами, как обращаться? При этом говорят, что мы крутые, суверенные. А что делать с этой закрытостью? Или в изоляцию, или прислушаться к советам. —  Какая судьба теперь может постигнуть Нину Карпачеву? —  Это неважно, она сделала свое дело. Еще надо доказать, что была фальсификация. Во-вторых, вряд ли она была. Что-то было, если есть ссадины. —  Но экспертизу делали по фото, а не непосредственно по телесным повреждениям. Это не очень правильно. —  А власть обеспечила экспертизу по телу? Поэтому в этой ситуации только фото является доказательством. Власть не понимает, что в мире заканчивается технологическая революция. На мобильный телефон можно все снять, и это станет фактом публичной политики. Это же не Средневековье, когда в замке Иф сидел граф Монте-Кристо, когда ничего не было видно и не было известно. Можно посадить в камеру, но отобрать камеру не смогут. Такие девайсы полностью

нейтрализуют камеру, в которой заключают человека. Можно забрать свободу у человека, но нельзя отнять свободу у информации. —  Почему Нина Карпачева взялась за это дело? Она ищет какую-то выгоду для себя? —  Возможно, личную выгоду с точки зрения профессионального исполнения своих обязанностей. Возможно, это женская солидарность, возможно, просто возмутилась. Так тупо и цинично все делают, это и могло вызвать у нее внутренний индивидуальный бунт. А возможно, в обществе что-то меняется, и она не хотела быть пешкой в этой игре. Разумеется, что через некоторое время, когда общест­во проснется и наступит нравственное очищение, то спросят: «А где был омбудсмен?» Мы же не Северная Корея, не Сирия, даже не Беларусь, не Россия. Что-то меняется, европеизация проникает в общество. Начинаем понимать, что мораль имеет значение. Однако этот процесс еще не завершился, иначе бы не было вопроса о какой-то выгоде. Это свидетельствует, что наше сознание с пато­логиями. В Европе таких вопросов бы не возникало, потому что если омбудсмен, то защищаешь права человека — и все. Если ты судья КС, то руководствуешься правом, а не указаниями из Администрации Президента. Если ты политик, то руководствуешься установками избирателей. Такие вещи важны с точки зрения исторической эволюции страны. Например, как дело Дрейфуса. Это поучительно. Когда все закончится, мы будем другой страной.

Возможно, оппозиция ослабла, но и власть стала еще слабее

346


Конститу­ційна асамблея: рух від квазімонархії

Конститу­ ційна асамблея: рух від квазімонархії За матеріалами УНІАН, 21 червня 2012 рік

Конституційну асамблею створено ука­ зом Президента України як спеціальний допоміжний орган при главі держави, який до 2014 року покликаний сформувати новий текст Основного Закону. До її скла­ ду увійшло дев’яносто три експерти та політики. Опозиція брати в ній участь відмовилася. Учора відбулося перше засідання Конституційної асамблеї. Його учасників ми запитали про те, яких змін, на їхню думку, потребує Конституція? Консти­ туція якої країни є кращим прикладом для нас? І чи позначиться на якості ро­ боти асамблеї відмова опозиції брати в ній участь?

Вадим Карасьов, директор Інституту глобальних стратегій Варто позбутися імітації конституційності Головне, чого потребує Конституція України, — вона повинна стати реальною. Це не повинен бути документ-декларація та просто папір. Це повинен бути працюючий Основний Закон країни. Тому від нашої імітаційної конституційності варто перейти в режим реальної конституційності. Необхідно, щоб Конституція стала Основним Законом, за яким живе влада, котра служить фундаментом роз­вит­к у, як для суспільства, так і для держави. Якщо говорити 347


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

конкретніше, то головне, що повинна забезпечити Конституція, — усунути всі елементи президентського «само­ державства», які містить пострадянська Конституція. Це коли президентська влада стоїть над усіма іншими гілками влади. Нова Конституція повинна покласти край квазімонархічному, самодержавному статусу президентської влади в країні. Це коли президент є не просто головою влади, він є господарем, власником влади. І фактично, сувереном, бо суверенітет належить не народу, як це декларувалося Конституцією, а належить президенту. Він є президентом-сувереном, у його руках зосереджена вся влада, починаючи від виконавчої і завершуючи судовою та законодавчою, яку під себе підбирає перша особа за допомогою підзаконних актів та всіляких неконституційних кроків (як-то, наприклад, закон «Про центральні адміністративні органи влади», за яким президент контролює не лише міністрів, а й заступників, міністерські апарати). Необхідно, щоб Конституція забезпечувала реальну незалежність парламенту та реальну незалежну судову владу. Не буде незалежного суду — не буде ніякого конституціоналізму. І тоді Конституція просто стане модним гаджетом, який необхідно мати кожній державі. Чи зможе Конституційна асамблея збільшити обсяг прав та свобод грома-

дян? Зможе. Але лише за однієї умови. Якщо буде тиск знизу, бо конституціоналізм згори ніколи не призводив до реального конституціоналізму. Для чого потрібні конституційні зміни? Чому влада на це пішла? Гадаю, що у влади було багато неконституційних резонів, коли вона ініціювала Конституційну асамблею. Але головне — це гра на випередження конституціоналізму знизу, котрий сьогодні все більше відчувається в державах, які переживають агонію свого пострадянського стану. Уже не лише всередині високочолих еліт, а в масі людей, які страждають від беззаконня тих самих еліт та правоохоронних органів, несправедливого корумпованого суду, з’явився попит на закон та справедливість. І цей попит став ключовим, у тому числі і в Україні. Забезпечення закону та справедливості і є основною функцією Конституції. Тому, ймовірно, була б конституційна революція знизу (вона йде, утім, не дуже помітно, вона проявляється у боротьбі проти мажорів та у випадках беззаконня, як у справі Оксани Макар). У щоденній боротьбі людей за свої права визріває оця низова конституційна революція та формується нове конституційне покоління, яке вимагає не просто нової Конституції, а й реального конституційного порядку. Влада ніколи не піде на обмеження своєї влади, ніколи не піде на обмеження

У щоденній боротьбі людей за свої права визріває низова конституційна революція та формується нове конституційне покоління, яке вимагає не просто нової Конституції, а й реального конституційного порядку

348


Конститу­ційна асамблея: рух від квазімонархії

свого права карати та прощати. А реальна Конституція все-таки обмежує владу. Але якщо буде зростати хвиля конституційної революції знизу, то Конституційна асамблея може задовольнити запит на порядок та справедливість і намагатися новим шляхом, не доводячи до майданів, революцій чи масових виступів, внести реальні зміни до Конституції та реально обмежити владу, створити реальний конституційний порядок. Ситуація залишається неоднозначною, та багато що буде вирішуватися і залежати від конкретної політичної ситуації в країні та контексту, який починає проглядатися на всьому пострадянському просторі. Що стосується прийняття Конституції на референдумі, давайте згадаємо події в Росії. Провели там референдум. І що сталося? Що, це забезпечило владу народу? Чи, може, референдум, який проводять у Києві, здатен забезпечити владу киян? Референдум дії залежить від того, у якій політично-правовій культурі та якій країні він проводиться. У наших умовах ані референдум, ані парламент, особливо такий, що формується при закритих списках та непрозорому фінансуванні політичних партій та кандидатів, не забезпечать прийняття Конституції. Не треба й асамблей. Необхідно провести парламентські вибори за відкритими списками, за новим законодавством про фінансування виборів та кампаній із реальною конкуренцією та європейськими стандартами. І тоді новий, конкурентно обраний парламент, якому люди довіряють, депутати якого відрізняються від багатьох відомих персонажів, зможе прийняти Конституцію в інтере­ сах країни. Конституція якої країни підходить нам? Польщі та Франції. Там є президент, але не з такими серйозними повнова-

женнями, які мають президенти в пострадянських президентурах (у Росії, Україні, Білорусі, Казахастані). У Польщі президент «за сценою», він є символом, гарантом. Він визначає політику, але виконавчої та судової влади у президента нема. Він важливий ключовий гравець, але він за сценою.

349


Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих»

Мовний закон є умовою зниження ціни на російський газ «Газета по-українськи», 6 липня 2012 рік

350

Верховна Рада у другому читанні про­ голосувала за законопроект «Про засади державної мовної політики» регіоналів Вадима Колесніченка та Сергія Ківалова. Тепер документ мають підписати голова Верховної Ради і президент. Закон став складовою передвиборної гри всереди­ ні країни та тиску на українську владу з боку Росії, — так вважає директор Ін­ ституту глобальних стратегій Вадим Ка­ расьов. —  Російське керівництво прийняло «мовну» подачу від «регіоналів» і почало на всі лади нахвалювати цей закон і розглядати це як шанс «нагнути» українське керівництво, щоб закон таки прийняти. Не випадково напередодні в Україні був голова президентської адміністрації РФ Сергій Іванов. Не випадково перед прийняттям цього закону парламентську більшість приїхав умовляти прем’єр Азаров. Не випадково була скасована доповідь президента перед парламентом. Бо розуміли: закон потрібно прийняти саме сього­ дні. Цей документ українська та російська влада вважають передумовою зниження Росією ціни на газ. Банальна угода — мова в обмін на газ. Ціна української мови для влади менш значима, ніж газ. Особливо, якщо враховувати боргові фінансові проблеми країни, які прості громадяни поки що не відчувають. Владі потрібні гроші, щоб віддати борги Міжнародному валютному фонду. Потрібні гроші на виборчу кампанію і для того, щоб купувати лояльність


Мовний закон є умовою зниження ціни на російський газ

виборців. Пом’якшити ефект підняття комунальних тарифів — цього вимагає МВФ в обмін на новий кредит. Тому восени могло б бути пізно приймати цей закон. —  Яка ймовірність, що президент ветує законопроект? —  Якщо накладе вето, стане ворогом Кремля. І Кремль зробить усе, щоб Янукович став ворогом для російськомовних українців. А бути ворогом для україномовних — не так небезпечно, як не отримати знижку на газ. У владі не розуміють, що таке мова, національна ідентичність. Для них головне — влада, бізнес, ціна. Вони ні перед чим не зупиняться. Можливо, Януковичу сьогодні не до того, щоб його любили україно­мовні. Уже не говорять про інтеграцію в Європейський Союз. Можливо, ми спостерігаємо розворот у геополітичному курсі. І це тільки початок. Не думаю, що Янукович упевнений, ніби Партія регіонів може чесно виграти парламентські вибори і розраховувати на схвалення європейських інституцій. Навпаки, Янукович ризикує втратити невелику, але знакову підтримку інтелігенції, яка пасеться при гуманітарній раді. Але, очевидно, справи серйозні — як економічні, так і геополітичні. І логіка політичного режиму затягує Януковича у вирву безвихідних ситуацій. —  Чому опозиція так мляво захищала прийняття мовного законопроекту? —  Регіони використали різні інструменти відволікання уваги, запустили в інформаційний простір заяви, що законопроект приймуть на позачерговій сесії Ради влітку. Литвин заявив, що закон на цьому тижні не має перспектив й автоматично переноситься на осінь. Це при-

спало увагу опозиції. Вона знову виявилася неготовою. Опозиція може виграти від ухвалення мовного закону, бо чітко вибудовується фронт українського проти неукраїнського. Як кажуть, «маски сброшены, господа!» І в Донецьку, і в Харкові зрозуміли, що Україна — європейська країна (після проведення Євро–2012. — «ГПУ»). Але влада — не європейська. Тому опозиція має шанс мобілізувати громадські рухи, спертися на суспільство. І не лише, щоб захистити мову, а й усю Україну та її громадян. Це може додати драйву опозиції. —  Які плюси й мінуси отримали регіонали від прийняття мовного законопроекту? —  Електорально Регіони в мінусі. Але від сьогодні ми починаємося рухатися від Європи. Єврочемпіонат — це була вища точка нашого єврокурсу: провели, відзвітували — і все. А далі Європа ставить питання руба — або відпускайте Тимошенко і проводьте чесні вибори, або вибори вважатимемо сфальшованими. І тоді Україна рухається в напрямку Росії, де так само фальшують вибори, а голоси людей нічого не значать. Усе — тільки влада і гроші. У рамках такої напівдемократії влада не втрачається. Усе залежатиме від того, як відреагує опозиція. Вона повинна шукати методи боротьби за виборця. Зараз виходити на акції протесту — то як махати кулаками після бою. Потрібна нова стратегія реагування. На наступних виборах буде жорстка боротьба.

У владі не розуміють, що таке мова, національна ідентичність. Для них головне — влада, бізнес, ціна. Вони ні перед чим не зупиняться

351


ЗМІСТ Про автора . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  3 Передмова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  4

Частина 1. Присмерки пострадянського світу Конец постсоветского мира . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  6 Украина в контексте «Мира 2020» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  14 Украина — Россия: несимметричное партнерство . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  20 Авторитаризм Януковича: между «иметь» и «быть» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  26 «Сильное» государство: силовое или правовое? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  33 2011: point of no return . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  40 Реформы Януковича: какой­капитализм строим? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  46 Неоизоляционизм, или есть ли предел многовекторности? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  52 О ликвидации «остатков ГУЛАГа» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  56 «В Україні закінчується пострадян­с ький цикл» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  63 «Мы ходим по кругу от национальной идеи к кучмистам и совку» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  67 «Олигархи хотят сталинизм без Сталина» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  70 «Янукович сделал все, чтобы Тимошенко не ушла вместе с эпохой Ющенко» . . . . . . . . . . . . . . . .  78 «Дивіденд незалежності узурпували олігархи» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  88 Анатомия Евразийского союза . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  92 Многоточие суда как точка в многовекторности . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  97 Украина и мир в эпоху постглобализации. Геополитический триптих «Януковичу придется дважды обменять суверенитет». Часть 1 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  102 «Модернизация Украины сегодня невозможна». Часть 2 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  113 «Украина попадет в зону Германии, и это хорошо». Часть 3 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  125 «Столетний украинский кризис заканчивается» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  131 О закате. И рассвете… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  140 «Свобода Тимошенко не потрібна ні владі, ні опозиції» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  143 «Европа не перестает быть магнитом» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  146

Частина 2. Україна на межі «нульових» і «десятих» «В период реформирования полити­ческая система требует тщательного тюнинга…» . . . . . . .  158 «Конституция — это политическое тело государства, и оно должно иметь свои органы» . . . .  161 Развод по-украински . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  164 «Картель на троих» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  169 Конституционный цикл: продолжение следует . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  177 Украинский кризис: генезис, динамика, итоги . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  182


«Консервативно-либеральный синтез — это то, что предлагает в качестве идеологичес­кой платформы сегодняшняя власть» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  199 «Демократия в Украине есть, а вот государство пока слабое» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  203 Российский вызов украинским выборам . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  205 Україна після виборів: горе переможеним? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  210 «Україна може вижити тільки як правова європейська демократична країна» . . . . . . . . . . . . . .  214 Дилеми перемоги Януковича і парадокси поразки Тимошенко . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  220 Імажинаріум президента Януковича . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  224 Конституция. Коалиция. Янукович . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  229 Небезпечний «ремонт» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  233 «Человека можно купить только свободой» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  238 «Можно получить стабильную власть, но нестабильное общество» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  242 «Дай Боже, щоб вони пішли хоч би через десять років» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  244 «Росія — це зла, молода, драйвова імперія» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  251 Вперед, у минуле?.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  255 «Иногда авто­ритаризм пред­почтительнее незрелой, гормональной демократии. Но это не о нас…» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  260 «Есть американская мечта, но нет латиноамери­канской, и российской тоже нет» . . . . . . . . . . .  266 Лабіринти Януковича . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  273 Перекрестки Януковича . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  277 «Нас повернули в посткому­н істичний монархізм» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  280 Проблема атрибуции . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  287 «Не маючи можливості голосувати руками, люди голосуватимуть ногами — виїдуть усі, хто зможе» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  289 Надрыв Регионов, прорыв «Свободы» и нарыв «Бать­к ив­щ ины» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  295 Спасти рядового украинца . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  297 «Янукович сделал то, что и должен был сделать» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  300 Администра­т ивные Х-файлы: замыслы и реальность . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  306 Перший рік Януковича: між вер­т икаллю та суспільством . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  310 2011 политический: решающий? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  313 Год правительства: реформы или реванш олигархии? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  316 Прогресс избирательного закона, который регрессирует . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  321 «Донбас хоче в Європу. Він уже побачив, що таке Росія» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  324 «Евгений Кушнарёв сейчас нужен даже больше, чем в свое время» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  328 Монополия — путь к загниванию . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  332 «Выборы пройдут под аран­ж ировку силовиков» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  336 «Еще немного — и Тимошенко будут сравнивать с академиком Сахаровым» . . . . . . . . . . . . . . . .  342 Конститу­ц ійна асамблея: рух від квазімонархії . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  345 Мовний закон є умовою зниження ціни на російський газ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  348


Науково-публіцистичне видання

Карасьов Вадим Юрійович Присмерки пострадянського світу Статті, есе, інтерв’ю Друкується в авторській редакції Технічний редактор Л. П. Гобельовська Відповідальна за випуск Н. В. Іванова Художник-оформлювач І. В. Оленіна Формат 84х108/16. Папір офсетний. Гарнітура Swift. Друк офсетний. Ум. друк. арк. 36,96 Обл.-вид. арк. 34,38 Тираж 1000 прим. Видавництво «Точка» М. Харків, вул. Ольмінського, 11, тел. 756 -53-25 Свідотство про внесення суб єкта видавничої справи до державного реєстру видавців, виготівників і росповсюджувачів видавничої продукції. Серія ДК № 1790 від 19 травня 2004 року Віддруковано Типографія «А4 плюс» А/я 10165




Turn static files into dynamic content formats.

Create a flipbook
Issuu converts static files into: digital portfolios, online yearbooks, online catalogs, digital photo albums and more. Sign up and create your flipbook.