Эл версия книга антология истоки by Сергей Прохоров

Ис то ки

Антология

Литературно-художественный и публицистический журнал

2005 - 2015 1

Основан в сентябре 2005 года

Истоки

С юб

Литературно-художественный

№24 (юбилейный) 2015 год

и публицистический журнал

и л е е м!

20 5-2015 2

ББК 84 И 1 24 ИСТОКИ Книга-антология (юбилейный выпуск литературно-художественного и публицистического журнала «Истоки») 2015 год. 404 стр. Основан журнал в сентябре 2005 года. Составитель книги-антологии основатель и главный редактор журнала «Истоки»

Прохоров Сергей Тимофеевич член Международной Федерации русскоязычных писателей.

Общественно-редакционный совет Ерёмин Николай Николаевич

- член Союза российских писателей. г. Красноярск

Корнилов Владимир Васильевич

-член Союза писателей России. г. Братск

Сдобняков Валерий Викторович

- секретарь Союза писателей России, редактор литературнохудожественного журнала «Вертикаль. ХХI век». г. Нижний Новгород. - член Союза писателей России, редактор литературного журнала «Приокские зори». г. Тула. - редактор историко-краеведческого и литературного журнала «Доля». г. Симферополь. - председатель Красноярской культурно-просветительской общественной организации «Кредо», издатель. - кандидат филологических наук. г. Красноярск. - глава Нижнеингашского района. п.Нижний Ингаш.

Яшин Алексей Афанасьевич Прилуцкая Ольга Владимировна Кочубей Лариса Анриевна Пантелеева Антонина Фёдоровна Малышкин Пётр Александрович

Редактор и составитель книги благодарит за оказанную помощь в издании антологии: Пантелееву Татьяну Викторовну, главу администрации Нижнеингашского района, Альхименко Ольгу Анатольевну главу Иланского района, Янченко Валерия Петровича, председателя городского Совета народных депутатов г. Иланский, Михейчика Петра Михайловича, учителя и художника из г. Ростова

Юбиляра поздравляют

Процветания и новых авторов

г. Мо ск в а

г. Кишинёв

г. Нижний Новгород

г. Ми нск

К любому юбилею журнала всегда хочется сказать тёплые слова в адрес редакционого коллектива. Именно его заботами, кропотливым трудом складывается летопись издания, формируется авторское братство, читательское сообщество, воспитывается подрастающее поколение, прививается мода, вкус на чтение. Но в выпуске журнала есть самая главная и, я бы даже утверждал, единственная составляющая, которая даёт литературному изданию жизнь - это личность писателя создателя этого самого журнала, личность, вокруг которой и обрастает журнал историей. Журнал “Истоки” и имя писателя Прохорова неразрывны, как неразрывны “Наш современник” и Пушкин, “Отечественные записки” и Тургенев, “Колокол” и Герцен и ещё, и ещё прославленные имена писателей и их литературных детищ. Желаю журналу “Истоки” процветания, благодарных читателей и новых авторов. Всегда с вами. Георгий Каюров, главный редактор литературного журнала «Наше поколение», член Высшего творческого совета Союза писателей России. г.Кишинев

Всё начинается с истоков

Дорогие друзья! Позвольте от имени редколлегии журнала “Новая Немига литературная” и от себя лично (я ведь тоже ваш автор) поздравить “Истоки” с первым серьезным юбилеем. Десять лет для творчества -- это не так уж и мало. За эти годы талант крепнет, а издание становится на ноги и завоевывает авторитет. Вам это удалось! Как удалось стать настоящим Мастером слова и неизменному главному редактору издания Сергею Прохорову. Желаю “Истокам” и дальше открывать все новые таланты в русской словесности -- ведь не зря говорят, что все начинается с истоков... Удачи вам и многих лет существования на литературных просторах Русского Мира. Анатолий Аврутин, главный редактор журнала “Новая Немига литературная”, член-корреспондент Российской Академии поэзии и Петровской Академии наук и искусств г.Минск.

Новых литературных открытий!

г. Кр асноя рск

ону

а-Д

в-н сто

о г. Р

г. Симферополь

Дорогие друзья, уважаемые коллеги! Редколлегия журнала «Великороссъ» сердечно поздравляет журнал «Истоки» с 10-летием! За прошедшие десять лет журнал стал стабильным и мощным фактором современной русской литературы, объединяющим на своих страницах талантливых российских писателей. Вся деятельность журнала направлена на продолжение традиций великой русской литературы, на укрепление духовного единства многонационального российского народа. Желаем журналу «Истоки» дальнейших успехов в работе и новых литературных открытий во благо России! С уважением, Светлана Замлелова Литературно-исторический журнал «ВЕЛИКОРОССЪ» г.Москва.

Друг и партнёр

Дорогой Сергей Тимофеевич и Ваше детище, журнал «Истоки», уважаемые коллеги! Примите самые горячие поздравления с юбилеем журнала!

Известно, что истоки — всему начало, а доля — судьба всякого. И в жизни они крепко связаны друг с другом, как и наши журналы. Ваш юбилей — свидетельство многолетнего творческого успеха журнала и верности избранного пути его зачинателя, главного редактора и редколлегии. Вы делаете важное дело, внося весомый вклад в развитие литературы, играя порой поистине судьбоносную роль в судьбах своих авторов и читателей. Мы гордимся тем, что многие «наши» стали и «вашими»! «Истоки» — верный друг в жизни и надёжный партнёр в работе. Спасибо за то, что вы есть! Долгих вам лет, многих успехов и творческих побед! Всегда ваша «Доля», г. Симферополь, Республика Крым Валерий Басыров, гл. редактор и Ольга Прилуцкая, редактор литературного журнала «Доля»

Плодотворных творческих лет!

Я с особым удовольствием поздравляю журнал «Истоки» с достойным юбилеем не только потому, что сам в некоторой степени стоял у истоков его создания, но главным образом потому, что пробился этот исток на родной для меня нижнеингашской земле. Никогда я не забывал своей родины, хотя долгие годы пути моих странствий по земле проходили мимо «родных берегов». Всё судьба уводила куда-то в сторону: то на Алтай, то в Томск... И потому как же я был рад, когда именно литературная тропинка, через общение с Сергеем Тимофеевичем Прохоровым, снова связала меня с родными краями. И сразу вспомнилось всё, всё увиделось и пережилось вновь: и дом наш у железнодорожного полотна на станции Решёты, и насыпь запруды, и стадион с запущенным футбольным полем, и старый клуб, куда бегали смотреть фильмы на дневные сеансы. Да, сроки наших дней на земле ограничены, и потому как важно использовать их с толком, успеть за отпущенные Богом годы сделать самое важное, главное, для чего ты был рождён на этой земле. Я помню, как Сергей Тимофеевич загорелся идеей выпускать в Нижнем Ингаше свой литературный журнал. Он смело, не боясь предстоящих трудностей, взялся за дело. Конечно, пришлось ему со своим детищем хлебнуть всякого. Наверняка, были и разочарования, и сомнения, и обиды. Но дорогу осилит идущий. Вот Прохоров и шёл, не взирая ни на трудности, ни на искушения. И дошёл до десятилетнего юбилея своих «Истоков», по дороге возвращая славные писательские имена русской литературе. Конечно, в первую очередь я имею ввиду творчество нашего земляка Николая Станиславовича Устиновича – писателя корневого, выросшего на почве великой русской литературы, впитавшего в себя от неё не только высочайшую культуру, языковую традицию, но и глубокую мировоззренческую суть сострадания и любви к ближнему, к окружающему миру. Очень хочется надеяться, что судьбой журналу «Истоки» отпущено ещё много и много плодотворных творческих лет. Да будет так! Валерий Сдобняков, секретарь Союза писателей России, председатель Нижегородской областной организации Союза писателей России, лауреат Международной премии им. М.А. Шолохова, главный редактор журнала «Вертикаль. ХХI век» Нижний Новгород. 5 февраля 2015 г.

Издавать журнал – дело трудное

От всей души поздравляю замечательного поэта и издателя Сергея Прохорова с десятилетием созданного им журнала «Истоки». В наше время издавать журнал – дело не просто трудное, а очень трудное. А издавать высокопрофессиональный журнал, каким являются «Истоки», в десятки раз сложнее. В литературной жизни России и не только издание не затерялось, а стало ярким, самобытным явлением. Прекрасный подбор авторов, тематическое разнообразие, свой незаёмный стиль, широта и глубина охвата окружающей действительности, - вот что, на мой взгляд, определило счастливую судьбу «Истоков». Верю, что Сергею Прохорову и в дальнейшем не только удастся сохранить набранную высоту, но и покорить новые вершины! С праздником! С юбилеем! Виктор Сундеев, главный редактор портла «Подлинник»

Из глубинки на широкий простор

Поздравляю с днем рождения замечательный журнал “Истоки”, родившийся в сибирской глубинке и вышедший на широкий простор океана российской литературы. Теперь он известен во всех уголках нашей родины. Многие авторы, благодаря ему, обрели известность. Желаю долгих лет жизни журналу и его главному редактору Сергею Прохорову. С любовью альманах “Рукопись” и его гл. ред. Игорь Елисеев.

С УВАЖЕНИЕМ И ПРИЗНАТЕЛЬНОСТЬЮ Нашему литературно-художественному и публицистическому журналу «Истоки» 10 лет! Много это или мало? Хорош, полезен он или нет, судить не мне, современнику, человеку заинтересованному. Оценку дадут время и люди. Добрые слова об «Истоках» уже сказали известные русские писатели и серьезные печатные издания. Автор проекта и его главный редактор - поэт Сергей Прохоров - человек мне дорогой и близкий по духу. Прост в общении, жизнелюбив, улыбчив, позитивен, скромен, искренне открыт, мудр - таким я знаю нашего Тимофеевича. Жил – жил себе Сергей Тимофеевич, не тужил, но, как заметил красноярский поэт Николой Еремин: … вдруг Стал издавать журнал. И сразу же - привет мечтам! Для песен он воскрес, И сразу вызвал тут и там К журналу интерес... Главное дело его жизни, его дитя - журнал «Истоки», несмотря на малый тираж, перешагнул границы Нижнеингашского района, Красноярского края, России. У журнала есть авторы и читатели в Казахстане, Белоруссии, на Украине, в Германии, Финляндии, США, Китае.... Уйдем мы, сотрет история наши имена, но четкой, глубокой зарубкой в летописи земли Ингашской останется имя Прохорова, равно как и имена Поздеева, Устиновича. Как сказал писатель Анатолий Чмыхало нашему редактору: «Доброе дело ты делаешь на нашей грешной земле. Молодец!» С.Т.Прохоров - член Международной Федерации русскоязычных писателей, кавалер ордена “Культурное наследие”, автор многих поэтических сборников и детской книжки «Пластилинушка», которая в знак доброго напутствия дарится выпускникам детских садов. Лауреат почетного звания «Человек года-2009», автор и редактор уникальной книги-летописи, посвященной 90-ю нашего района, идейный вдохновитель ежегодного брендового фестиваля авторской песни «Встает рассвет над Нижним Ингашом» и просто ОЧЕНЬ ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК! Достойный сын земли Ингашской! Уникальный самородок, бескорыстный трудяга. Уважаемый Сергей Тимофеевич! Ваше творчество, пробуждает в сердцах и душах читателей тепло, спокойствие, умиротворение. Доброта и лиризм соединяются с неуёмной работоспособностью и желанием реализовывать новые проекты. Успехов Вам, здоровья, творческого долголетия, энергии, радости. Пишите, творите, пойте, играйте, рисуйте, издавайте… «Свою родную пядь земли» воспевайте, как умеете.. Уверен, что выход в свет этого издания-антологии литературно-художественного журнала «Истоки» - достойной подарок истинным любителям публицистического и художественного слова в Год литературы в Российской Федерации. С уважением и признательностью, Глава Нижнеингашского района

П.А. Малышкин

Слово редактору

10 ЛЕТ И ВСЯ ЖИЗНЬ

«Подумаешь, юбилей -10 лет»,- усмехнётся скептик. -«Вот 50 – другое дело». Впрочем, и я так думал поначалу, затевая этот итоговый номер журнала. С одной стороны, действительно, срок не велик. Что значат в наше сумбурное время какие-то 10 лет? А с другой стороны… Листая страницы номеров издания, я невольно перенёсся в то время, в те события, в ту ауру, которые окружали нас, волновали. Вроде, вчера это было… Готовясь к очередной творческой встрече двух литературных объединений: «Родничок» (г.Иланский) и «Парнас» (п.Нижний Ингаш), я сверстал номер литературно-художественного журнала, озаглавив его именем одного из объединений - «Парнас». И не только сверстал, но и распечатал на домашнем принтере, переплёл, чтобы показать товар лицом. Самоиздатовский альманах переходил из рук в руки. Кто-то восторженно одобрял, кто-то предлагал чего-то добавить. Не обошлось без критики. Особенно в названии. Оказалось, что альманах «Парнас» уже есть в Москве. Кто-то посоветовал «скроить» имя альманаха из названий литобъединений «Парнас» и «Родничок». Получался «Парничок». Долго смеялись. Хотя позже я немного сожалел, что не назвали литературнохудожественный проект именно так. Был в этом слове какой-то кураж. А, главное, на тот момент не существовало такого литературно-художественного альманаха ни в бумажном, ни в электронном варианте. А тогда решили две начальные буквы названий поселений: Ингаш и Иланский объединить словом «сток» (т.е. стекаться) и получились «ИстокИ». Разумеется, в СМИ это название тоже не было открытием. Литературный журнал «Истоки», как оказалось потом, уже существовал и, причём, тоже в Сибири. Но проект был уже запущен, и разматывать шланги было поздно. К тому же никто, кроме редактора журнала, (т.е. меня) не обратил на это внимания. Вскоре и я махнул на название рукой, потому что, сверх ожиданий, потянулись творческие люди, почитатели современной литературы к вновь испечённому изданию. А когда появилась ещё и электронная версия журнала со своим сайтом в интернете, от пишущей братии не стало отбоя. В почтовый и электронный ящики журнала «Истоки» потекла корреспонденция не только из Красноярского края: из Нижнего Новгорода, Ростова-на-Дону, Москвы, СанктПетербурга, Екатеринбурга, Тулы, Томска, Хабаровска, Владивостока, ПетропавловскКамчатска, Симферополя и других больших и малых городов и поселений России. На третьем году своего существования альманах «Истоки», переросший по предсказанию поэта Николая Ерёмина в литературно-художественный и публицистический журнал, перешагнул границы федерации. Сегодня «Истоки» имеют своих авторов и читателей в Белоруссии, Финляндии, Германии, Америке, Молдове, Украине, Казахстане… Первая информация о журнале «Истоки» в федеральных СМИ (статья В.Сдобнякова «Во глубине сибирских руд») появилась в 2006 году в профессиональной газете писателей «Российский Писатель». Тепло отозвался о провинциальном сибирском издании в российской газете «Патриот» (г.Москва) известный поэт и писатель Олег Николаевич Шестинский, много лет возглавлявший Ленинградский Союз писателей и Союз писателей СССР. А в личной переписке с редактором журнала отметил:

«Ваш журнал, как бы он ни был молод и в чём-то ещё не совершенен, знаковое событие: что глубинная Россия мыслит, ищет, что она добрее и чище, чем столицы, что она принесёт Родине духовное спасение, как в смутное время 1612 года.» А вот отзывы о журнале классиков российской литературы В.Г.Распутина, А.И.Чмыхало: «…Считаю эту инициативу (издание в провинции литературно-художественного журнала) не только хорошей, но необходимой: приходить в память и возвращаться к родным истокам только таким образом и можно». Из письма В.Г.Распутина редактору журнала «Истоки» С. Прохорову. «…Успехов тебе и твоим «Истокам». Доброе дело ты делаешь на нашей грешной земле. Молодец! Твой А. Чмыхало. 9. 8. 2010 года. Красноярск.» Из письма писателя Анатолия Чмыхало редактору журнала «Истоки» Сергею Прохорову: Тепло отозвался о провинциальном журнале известный литературный критик Валентин Курбатов, оценив потенциал издания и конкретно статью кандидата филологических наук А.Ф. Пантелеевой о Викторе Астафьеве: «Нам бы вернуться к его высоте». Привлёк внимание журнал «Истоки» семью Беловых: писателя Василия Ивановича Белова и его супругу Ольгу Сергеевну. Вот письмо из Вологды: «Уважаемый Сергей Тимофеевич! Спасибо Вам за патриотический журнал «Истоки». В нём такие разнообразные, интересные и очень нужные людям публикации. Дай Бог Вам здоровья, сил и удачи в этом благородном деле! Высылаю Вам книжечку стихов Василия Ивановича. Издал её один наш любитель поэзии. Василий Иванович входил в литературу как поэт, но в последующие годы всерьёз не относился к своему поэтическому творчеству. Одолевала сила прозы. Ваш журнал он с интересом не только смотрел, но и читал (хотя читает он в связи с болезнью, с трудом). Шлёт он Вам привет и наилучшие пожелания. Будьте благополучны! Творческих Вам успехов. С уважением, Ольга Сергеевна и Василий Иванович Беловы». Среди авторов журнала лауреат Нобелевской премии, польская писательница Вислава Шимборская, поэт Михаил Андреев, автор текстов популярных песен, поэты-красноярцы: Анатолий Третьяков, Николай Ерёмин, Владимир Корнилов, Юрий Розовский из Братска и много других, не менее популярных поэтов и прозаиков. А рядом с ними творчество молодых авторов, открывающих для себя и для читателя мир литературы и искусства. Высокую оценку получил журнал «Истоки» на Международной ярмарке книжной культуры, проходившей в ноябре 2010 года в г. Красноярске. «Быть может, это самый необычный издательский проект, когда-либо появлявшийся на красноярской земле...» сообщила на следующий день после презентации «Истоков» газета «DailyКРЯКК». Подобные отзывы, репортажи о журнале были опубликованы в литературнопублицистической газете «КРЕДО», других средствах массовой информации. Прошла информация о «Истоках» в журналах: «Доля» (Симферополь), «Русский салон» (Стокгольм. Швеция), «Ренессанс» (Германия).... За 10 лет вышло в свет 24 номера журнала (включая сегодняшний), выступило свыше 300 авторов. Готовя юбилейный - 24-й номер, мы не могли не пройтись по архивным страницам издания, чтобы более полно показать десятилетнюю историю журнала. Получилась целая книга в 400 страниц. К сожалению, она не смогла вместить материалы всех авторов – потребовалось бы в 10 раз больше страниц. Но все, кто участвовал в журнальных выпусках, найдут свои имена в конце книги: «Авторы журнала «ИСТОКИ» в 2006-2015 годах.

Сергей Прохоров -

редактор журнала «Истоки»

2006-й год Вышли в свет 4 номера межрайонного литературно-художественного альманаха «Истоки» тиражом в 1500 экземпляров. Опубликовано 120 авторов

Поэзия Николай ЕРЁМИН Член Союза российских писателей. Издал дюжину книг стихов и прозы, автор популярной, ставшей народной, песни “По Николаевке цветёт черёмуха” и других, полюбившихся красноярцам, песен.

*** Груша светится на девичьей ладони В сером северном простуженном вагоне. Мчится поезд, И далёки, и близки Под ресницами лукавые зрачки. Встретим девушку. Забыв сухой закон, Раздобудем литр спирта и стакан. Сквозь снежок, прижатый к нёбу языком, Станем пить его по маленьким глоткам. А она: - Спасибо! - скажет. Спирт не тронет. Как ракушку – разомкнёт свои ладони И промолвит, увлечённа и светла: - Ешьте, парни, еле-еле довезла! КАЧЕЛИ Качели вверх, качели вниз, Качели вверх, качели вниз. И на земле твоё лицо, И в облаках твоё лицо. И лишь улыбка и глаза, Твоя улыбка и глаза. Качели вверх – глядят глаза, Качели вниз – глядят глаза. Ты мне кричишь: - Остановись! Ой, упадём, остановись! А мне не страшно ничего, А я не слышу ничего. 10

Я сверху вниз – сильней, сильней… Я снизу вверх – ещё сильней! Твоя кружится голова… Моя кружится голова… Мы позабыли обо всём, На белом свете мы одни, Мы что-то хрупкое храним, На миг забыли обо всём. Как дождь, веснушки по щекам, Бегут улыбки по щекам. Хохочешь вверх, хохочешь вниз: - Остановись! - Остановись! УТРО Я помню утренний причал, Покрышек шорох меж бортами, Волны зелёной бормотанье, Твое дыханье у плеча. Как долго длилась эта ночь! Лишь голову ко мне склонила И всё. И ты уже не в силах Была усталость превозмочь. Ты от примолкшего села До предрассветного райцентра, Воротничок подняв от ветра, Сидела рядом и спала. Ворчал под палубой движок По-стариковски тих, простужен, Тебе был я в дороге нужен, А не какой-нибудь дружок. Но оказалось - ты нужней... Вот снова утро. Скрипнут сходни, И вновь мы встретимся сегодня Счастливые - среди людей.

ТЕАТР Артистам Красноярского ТЮЗа В жизни каждый день – премьера! Скажем проще для примера: То трагедия Шекспира, то комедия Мольера. Люди каждый день играют. Вот гляжу по сторонам, постепенно понимая, что играть не нужно нам… Что – искусство? Давний спор. Над водой – пыланье натрия? Но сегодня вновь в театре я – И в душе сгорает сор. СЛЕПОЙ МУЗЫКАНТ Ганне Чубач Не прося, не жалея, Просто песня без слов... Ах, жалейка, жалейка Между зимних домов! Расступается город. Тих и неотвратим Твой простуженный голос Хлынул горлом моим! Не смеётся, не плачет, Но тревожит умы “Короленковский мальчик В королевстве зимы”! А когда замолчала, Мимо девочка шла, Что-то тихо сказала И навек обожгла... *** Ты упадешь, расскинув руки, Ты заглядишься в облака, И под тобою, словно люлька, Земля качнется вдруг слегка. Ты детство вспомнишь, улыбнешься, И вдруг растают облака, И солнце глаз твоих коснётся, Как мамы добрая рука. *** У окна мельканье ели Да мигание свечи. Пробки вновь перегорели?

- Помолчим... Так приятно пахнут книги Клеем, лесом, тишиной... Погасила вечность миги Над тобой, надо мной. Тени. Шорохи. Страницы. Время? - Не было и нет! ...Вздрогнуть. Странно отстраниться... Что такое? Вспыхнул свет. СОБАКА У собаки на шее Верёвкой натёртая кожа. И собака, рыча, Провожает случайных прохожих. Вот - стоит среди улицы, Хвост поджимая под ноги. Как собаке тоскливо И как одиноко! В каждом мимо идущем Ей чудится страшный хозяин (О, все люди жестоки, и верить нельзя им...) И поэтому хищным, холодным оскалом острых зубов Заставляет она прохожих Прятаться за забор. - Глупый пёс! Ну, нагнал же ты страху людям! Дай поглажу за ухом друзьями будем. Вот ладонь. Не враги мы с тоб... ой! Струйка крови на пальцах. Горячая боль. А в глазах собачьих Страданье, немой вопрос... - Не пугайся, глупый, хороший пёс! Я ладонью глажу Жёсткую шерсть на покатом лбу. Улыбаюсь ласково, Закусив от боли губу.

Владимир КОРНИЛОВ Член Союза писателей России, автор четырнадцати книг стихов, изданных в Москве, в Иркутске, автор журналов “Юность”, “Москва, “Наш современник” и многих других российских изданий. Живет в городе Братске, помогает юным дарованиям в развитии их творческого потенциала. Его воспитанники не раз становились лауреатами всевозможных литературных конкурсов.

ПЕРВЫЙ ПОЭТ Взъерошенный пращур в пещерном дыму, Следя за бессмертьем огня, Свои письмена высекал он кому За тысячи лет до меня?.. Тревога ли сердца пылала в крови? Пытливость ума или бред? А может быть, это о первой любви Вещал самый первый поэт?.. Была это песня, мольба или крик? В них страх иль души торжество? …И был ли понятен тот странный язык Косматым собратьям его? В ТРОИЦЕ-СЕРГИЕВОЙ ЛАВРЕ Соборов каменную вязь Не тронула столетий плесень. Здесь солнце, в куполах смеясь, Звенит, как золотая песнь. А сам язык колоколов Однажды Русь встревожил звоном… Сермяжный люд, припав к иконам, Со страхом ждал набатных слов… И грозный воин Дмитрий-князь, Пред тем, как стать ему Великим, Здесь целовал святые лики, Народу в верности клянясь. …Стонать бы Родине ещё – Платить в плену ясак татарский, Да только тот призыв бунтарский Всё повернул на новый счёт… Не раз ещё колоколам Пришлось будить народ на битвы. …И люд простой шептал молитвы Злачёным в небе куполам. ДОРОЖИТЕ РУССКИМ ЯЗЫКОМ Дорожите русским языком Новгорода, Вологды… Иркутска, Восхищаясь светлым родником Нашего российского искусства! Сохраните чистоту его От засилья западного сленга, 12

Чтоб сказаний древних волшебство Не исчезло на Руси бесследно! Наш язык исходит от славян – Крепки узы в нём святого братства. Ни хазары, ни Великий Хан Не смогли отнять его богатства. Только инородцам из Кремля Наш язык могучий стал немилый – Вот и терпит русская земля Говор чужеземный и постылый. Говорите русским языком! Берегите это чудо в мире! Наслаждаясь чистым родником, К нам дошедшим в незабвенной лире! У “ЧЕРНОГО КВАДРАТА” МАЛЕВИЧА Диалог с искусствоведом - Художник ваш родом откуда? – Из русских ли будет людей, Создавший нелепое “ чудо” Безумной палитрой своей? И это зовется искусством?! - Конечно, искусством! – А что ж? - Но в “Чёрном квадрате” - всё пусто! Здесь зримо лишь выглядит ложь! - Ну что Вы несёте такое?! Вглядитесь поглубже в штрихи! Всё в чёрном здесь горе людское, Расплата за наши грехи!.. Да Вы отойдите чуть дале, Чтоб видеть картину душой! Подобного в мире не знали – Писал её мастер большой. Здесь самые тонкие чувства Души он вложил в акварель, Теперь бы свой трон от искусства Ему уступил Рафаэль… А значить, могу подытожить – Искусство он двинет вперед. И в “Черном квадрате” он тоже Бессмертие переживет! …Шедевр хотя и продали, Но копия мастера здесь.

Она – украшение в зале, Его лебединая песнь! - Спасибо за экскурс, любезный! Но где у маэстро мечта? Ведь черным рисуется бездна, Убогой души пустота! Где красок земных многоцветье

И судеб людских круговерть? …А здесь, очерняя столетья, Обрёк он искусство на смерть? Выходит, творец ниоткуда – Один из духовных калек, Коль опус свой выдал за “чудо”! …Поймет ли его человек?

Известный иркутский писатель Ростислав Филипов, представляя детскую книжку поэта В.Корнилова, отметил: “Новая сказка о колобке”, созданная на основе любимой народной сказки, и забавна и написана с толком...” А драматический театр города братска с успехом поставил “Колобка” на сцене. детям. Предлагаем одно из стихотворений из этой замечательной книжки.

Божья коровка Божья коровка лежит кувырком* В красненькой блузке - сама босиком. В чёрную крапинку спинка у ней. С ней я дружу уже несколько дней. Летом у речки, где донник цветёт, Там она в домике светлом живёт. Утром проснётся, пройдёт по лучу, Словно артистка - и я хохочу!... Крылышки выпустит - вдаль улетит. С ней разлучаясь, мой взгляд загрустит... К вечеру снова вернётся она, Сядет мне на руку - в дружбе верна. Трогает пальцы, щекочет ладонь. Блузка на солнце горит, как огонь. ...Мир этот хрупок мы помнить должны Божьи коровки нам очень нужны! Каждая в целом - одно из чудес. Мир красоты без неё бы исчез. С виду малютка, но, может быть, в ней Суть равновесья вселенной моей? ...Летом у речки, где донник пьянит Запахом мёда. И утро звенит Солнцем в прохладной зернистой росе Я поклоняюсь ей - божьей красе. 13

Анатолий ТРЕТЬЯКОВ Анатолий Иванович Третьяков родился 8 марта 1939 года в г. Минусинске. Закончил Красноярское речное училище. Работал судовым механиком, помощником машиниста тепловоза, литературным сотрудником в газетах. Учился на сценарном факультете ВГИКа, в Литинституте им. А.М.Горького. Печатался во многих российских журналах и коллективных сборниках. С 1979 года – член Союза писателей. Лауреат Пушкинской премии по Красноярскому краю.

Лицом к родному небу НИЖНИЙ ИНГАШ. МАРТ Этот мрачный район, Где лишь птицы свободно порхают, Где на лесоповалах Конвой охлаждает азарт, Над снегами всё утро Такая заря полыхает, Что не хочется верить, Что всё ещё тянется март… Как-то слишком ленивы, Совсем не торопятся сроки. Но ведь будет весна, Если бродит туман по ночам. Тают пашни, пестрят – Словно это слетелись сороки И расселись, чтоб не было Места прилётным грачам. Март. И, словно душа нараспашку, Распахнуто небо. Март. И солнце горит... На сугробах оплавился снег. Март. И взгляд по тайге Выбегает на каменный гребень. Март. И облако белое Парусом манит в побег. …От сумы да тюрьмы Застрахованным быть невозможно. Но пока ни сума, Ни тюрьма впереди не грозят… И плацкартный вагон Обеспечен моей подорожной – Так что пули охраны В погоне меня не сразят. …Только грустно порою На этих просторах огромных. 14

Сколько леса пошло на бумагу, Чтоб пухли тома Политических дел, и доносов, И дел уголовных – Сколько лесу пошло – Вся Россия была б в теремах! В этом мрачном районе, Пропахнувшем пихтовым маслом, Где, как мёртвая память, Стоят безымянные пни, Через эти леса, через вышки Кричу я напрасно: “Как же так!”… И в ответ Ночью ветер качает огни. *** Вот и прошла пора моих дождей. В бору темно, серебряно и сыро. Утихла боль, пришёл конец вражде, И перемирье обернулось миром. Восходы гаснут на сыром ветру. И золотая тина перелеска Лежит в реке, недвижной поутру, В реке, туманом вытертой до блеска. Здесь скоро лёд надёжно зазвенит. На листья упадет холодный иней. И выйдет солнце в пасмурный зенит. И зимним взором край лесной окинет. Придёт метель – опальная княжна. И жалуясь, И гневаясь, И мучаясь. И длинная повиснет тишина. И вековой окажется дремучесть.

ОСЕННИЙ ЛЕС Я просыпаюсь ровно в восемь. И вот ведет меня тропа Туда, где, замирая, осень Прослушивает листопад. Как будто золотая туча Пришла по мановенью мага. В паучьих лапах солнца лучик Блестит, как шпага! О, Лес чудес! Ещё не скоро Я разгадаю твои тайны. Здесь каждый треск и каждый шорох Так не случайны! Ночные тени в чащу спрятаны. Там все безмолвно, безымянно. И только солнечными пятнами Лежат поляны. Здесь, очень образны и длинны, Блуждают сказки и былины. Какой же век идет в лесу? Двадцатый!.. Я его несу. И на меня из полумрака Всё смотрит творчество... Как у Бориса Пастернака, Оно таинственно и точно. АНДРЕЮ ПОЗДЕЕВУ Лишь брови - две моих черты. (Глаза мои другими стали.) Как паруса, плывут холсты Остановился полдень в зале. Несбыточное, как сон, Желание с ушедшим встретиться. Свершилось! Ярморочным колесом Подсолнух вертится. Был позже город. Навсегда С ним важно первое свидание. (Года меняют города.) Со встречей - улицы. С признанием!.. И все-таки (в который раз!) О, память, конвоир жестокий! И блеск твоих бессонных глаз Вновь отраженьем в эти строки.

*** Куда? От кого? И зачем я бегу? (Посмертные маски шагов на снегу.) И кружится ворон... Смерзаются губы. Но боль в моем сердце уходит на убыль. Над речкой замёрзшей По пояс сугробы. Сиянье исходит от вашей особы. Посмотришь - ослепнешь! Такое сиянье! Бегу, чтобы снова сказать: “До свиданья!” Бегу, чтобы снова проститься с тобой, И с летом, где речка была голубой, И с небом, где тучи ходили с дождями, И с радугой той, что сияла над нами. Радуга, пьющая воду из рек... И снег между нами. Всё падает снег...

*** Какие я травинки ни покусывал, И на каких полянах не лежал! В России небо я смотрел без устали Другого неба в жизни не желал! Какие-то подъёмы не осилил я. Опаздывал на год, на полчаса. И падал навзнич... Но меня простили, Просили встать вот эти небеса! Мне солнце облако не заслоняло, И жар земли я чувствовал спиной. Как золотые лебеди, склонялись Колосья золотые надо мной. (Что ж жизнь... Живи... и полной мерой требуй!) Но если я когда-нибудь споткнусь Когда умру Лицом к родному небу Я даже после смерти повернусь!

Владимир ПУГАЧЕВ “...Не просто рассказы о войне, а суровая солдатская судьба стоит за каждой строфой поэта-фронтовика...” Так отозвался о творчестве нашего земляка-нижнеингашца Владимира Пугачева известный красноярский поэт Зорий Яхнин. В.Пугачев - автор поэтических книг “Маки”, “Минута молчания”, составитель и автор сборников стихов “Солдатский долг”, книги “Наши отважные земляки”. В 1987 году за поэму ”В вечном строю” ему присуждена премия журнала “Наш современник”

ВОРОТА Я в юности, как многие, учиться Спешил, наметив трудный перевал. И каждой книги новую страницу Я, как ворота к знаньям, открывал. Но грянул сорок первый, Полетели, Как стаи птиц испуганных, мечты. Четыре года не снимал шинели Я на дороге смертной маеты. Какая в мире есть еще работа Труднее той, что мы зовем войной?! Недаром Бранденбургские ворота Почтительно открылись предо мной! МАКИ В тот день диск солнца жарко полыхал, Куда ни глянь – повсюду рдели маки. В четвертый раз наш батальон вставал Под ливнем пуль для штыковой атаки. С пальбой смешался орудийный гром, Земля ждала заветного покоя. И цепи алых маков под огнем, Не кланяясь фашистам, гибли стоя. Мы одолели – мертвым враг лежал. Но наши роты тоже поредели. На алых маках друг мой умирал. …А в синем небе жаворонки пели. АТАКА Не признает атака середины. С начала и до самого конца Она – как взрыв И как порыв единый – Враз зажигает яростью сердца.

Рывок. Бросок. Удар штыка, Приклада… И стоны, заглушившие “Ура!”, И тишина – Как лучшая награда, Когда придет победная пора. ОТЧИЙ ДОМ Он так привычно, так знакомо Заглядывает мне в лицо. Я подхожу к родному дому И поднимаюсь на крыльцо. А сердце бьется учащенно: Я здесь родился. Здесь я рос. Коснулась ласково погона Одна из стареньких берёз. Она, как мать, встречает сына, Теплом и лаской обдает… Все в доме тихо и пустынно – Никто давно в нем не живет. Глазам и верю и не верю: Все те же стены, потолок. Скрипят расшатанные двери, И печь свой отслужила срок. Дом никого не ждет обратно, Смирившись с участью своей. Как мне и грустно, и приятно Пройтись по следу прошлых дней. Здесь мать меня качала в зыбке, А зиму согревал очаг. Здесь на полу прогнившем гибком Я сделал первый в жизни шаг. Отсюда, с отчего порога, Открылась давним летом мне Неизмеримая дорога, Пролегшая по всей стране.

Екатерина ДАНКОВА Екатерина Сергеевна Данкова - журналист. Работала в районных, региональных СМИ. Пишет стихи, рассказы.

**** *** Когда от боли сердце захлебнется, Припомнит утомившаяся кровь, Что где-то есть далекие колодцы И травы позабытых островов. Вода в колодцах плещется живая, И травы оглушительно цветут… А счастья там - от края и до края! Но люди здесь подолгу не живут. Они привыкли жить в печальном мире, Где хлором пахнет мертвая вода, Где в тесной и прокуренной квартире Для сердца человечьего беда. Но, замерев, оно нежданно вспомнит И вкус воды, и шелест тростника… Вот только память одолеет полночь И даст воды живой из родника. РОДНИК Из-под гнета зимы Пробивается чудо Бьют себе родники Неизвестно откуда! Засыпают снега Эту светлую воду, Но струится она, Несмотря на невзгоды. Как похожа душа На родник под снегами… Засыпают ее И бедой, и деньгами, И заботами днем, И бессонницей ночью. Но живая душа Всё о жизни хлопочет. Не замерзла душа Моей Родины милой. Просто в бедах она Замерла, приостыла. Но надежду дают Родники под снегами, Что удача придет И останется с нами. Только б в час ледяной Билась сердце живое, Как вода в роднике, Что не знает покоя!

*** Сквозь дым пороховой пришпорь коня, По полю Бородинскому, как птица, Надежда Дурова, промчись и за меня – Мне слишком поздно выпало родиться. Не упади и рук не допусти До тела своего и до рассудка. “Кавалерист-девица – это шутка?” – Пусть говорят, тебе не станет жутко В скончанье одинокого пути. Свой путь единственный, Серьезный по-мужски И я ищу средь юбок и пеленок. Надежда Дурова, мечтатель и ребенок, Ты для меня оружье сохрани! *** Я думала - обычная усталость, Привычная осенняя хандра. А это тихо подступила старость И скромно намекнула, что - пора. Пора искать для сердца и для тела Последнего надежного угла, А то, что волновалось и горело, Что пело и замолкнуть не хотело, Подернула холодная зола. Лишь в самой глубине костра былого, Пылавшего до яростных небес, Живет огнем наполненное слово Последнее из всех былых чудес. СЕРГЕЮ ПРОХОРОВУ Что бы ни было, друг, Ты волнуйся не очень, Вон их сколько вокруг, Ненаписанных строчек! Вон их сколько кругом, Недолюбленных женщин, Для которых стихи – Как лекарство, не меньше. Еще сможешь напеть Пару-троечку книжек, Так что смысла стареть Я, ей - Богу, не вижу. И зачем, ты прости, Тебе стариться надо, Коль поют соловьи За твоею оградой?.. Чем бессчётнее дни, Тем они интересней. Плюнь на все - и живи Да пиши людям песни!

Владимир МАШУКОВ У бывшего полковника милиции Владимира Машукова за плечами горькая чеченская война, о которой он не любит ни вспоминать, ни, тем более, говорить, но о которой напоминают и боевые награды, и вот эти стихи.

Мы мчим куда-то по чужой земле, Вот только для чего – не знаем.

БОЕВОМУ ТОВАРИЩУ У нас чины сегодня не в цене, Нас подравняло слово главное: “Прикрою!” И, как бывает на войне, Внезапная команда – “К бою!”. Мы знаем, - не спасёт броня, И землю ищем, хоть она под боком… А в голове, как током – “Только не меня!” Но это на мгновенье только. В руке привычно дрогнул автомат, А дальше всё по схеме, без приказа: Рывок, огонь и перекат По строгим правилам спецназа. И пусть за нас получат ордена Те, для кого сегодня так необходима Ненужная чеченская война, Как пуля разрывная в спину. Зато мы ощутили хмель побед, И породнил нас котелок солдатский. Я понял, что надежней в жизни нет Законов фронтового братства. *** Раскинь-ка на удачу и теперь… Пусть карта снова доброе подскажет – И наш не подорвется БТР, И снайпер обязательно промажет. Хотя бывает всё наоборот – Когда удача карту предвещает, Береты сняв, сапёрный взвод Бойца очередного поминает. Раскинь, братан, да карту не помни. Пусть хоть душа надеждою согрета, Её, как прежде, бережно хранит Тяжёлая плита бронежилета. И снова рёв надрывный дизелей, И Грозный щедрой пылью обдавая, 18

ИДЕАЛЬНАЯ ПАРА Какая пара! – слышали мы вслед… Казалось, идеально совместимы: Характеры, походки, интеллект, И все ошибки наши поправимы. Ошибки в выборе поступков и друзей – Как в ткани жизни выцветшие нитки Так выделялись бледностью своей, К которой мы со временем привыкли. Мы продолжали обижаться, обижать, Не обращать внимания на слухи, Беды, прокравшейся в наш дом, не замечать И подавлять предчувствие разлуки. Какая пара! – слышим и теперь, Но наши разошлись дороги… И всякий раз предательски немеют ноги, Когда за мной ты закрываешь дверь. *** Ты его не простила зря, Забываются и измены. Всем предательствам втихаря Время сбрасывает цену. Жажда мести утолена, Только он уже не вернётся… Стены давят, и тишина Его голосом не взорвется… И несноснее с каждым днем Слёзы душат в пустой квартире. Где-то ты обитаешь в нем, Он в твоем задержался мире. И сработало не на вас Время, как вы его просили… Всё. Вернуть свой последний шанс Вы давно уже упустили. Слишком поздно смогли понять, Как ничтожны все ваши ссоры… И какие свернули горы Все, умеющие прощать.

Галина АРНАУДОВА Любовь, гражданственность, душа - все это не только присутствует в стихах Галины Арнаудовой, но и находит отклик в сердцах тех, кто соприкасается с ее творчеством.

Счастье виртуальное ЛЕСОПОВАЛ Что получат потомки в наследство – Я не стану рассказывать тут. …Разбивая дорогу и сердце, Лесовозы идут и идут!… То не знают лишь малые детки, Что отцы их сегодня творят. Близорукие, глупые предки Рубят сук, на котором сидят! Золотая кипит лихорадка – Лишь успеть бы в карман загрести, Лишь бы нам было сыто и сладко, После нас – хоть трава не расти! Подивятся потомки итогам, Будут клясть разрушительный труд. …А пока по российским дорогам Золотые деревья везут. СЧАСТЬЕ ВИРТУАЛЬНОЕ… Меня не переубедить, К чему все это клонится. Я не могу других любить, Нет в мыслях познакомиться. Я обижаюсь на тебя, Ах, сердце ненормальное: Живу я, призрак твой любя И счастье виртуальное… А мне с упреком говорит Пора моя осенняя: “Люби, пока еще горит Та искорка последняя. Когда же годы пролетят, На запад сердце склонится, И посмотреть не захотят – Не то, что познакомиться.

ПЕРЕД ПОРТРЕТОМ ЛЕРМОНТОВА Бывает мне необходимо это: Прочувствовать чтоб что-то до конца, Перед лицом Великого Поэта Стою, как перед образом Творца… Он холодно и сдержанно взирает – Печальный взгляд, нахмуренная бровь. Мне кажется, меня он презирает В ответ на обожанье и любовь!.. Взгляд гения величественно-строгий Мне в душу смотрит… Боже правый мой, Я чувствую себя такой убогой, Ничтожеством в сравнении с тобой. Смотрю на гордость наших поколений, В мозгу извечный вертится вопрос: “Что мог бы сотворить еще твой гений? Какую в вечность тайну ты унес?”… Завидую, о скептик невеселый!.. Я все-таки смогла это понять: Ты выронил из рук свой лук тяжелый, Давно лежит – и некому поднять…

Владимир ВАСИЛЕНКО Владимир Василенко - человек военный, командир части, полковник. Но солдафоном его не назовешь. Интеллигентный, эрудированный, с поэтической душой. В двух издательствах вышла книга его стихов “Душа моя” и стихи в коллективном сборнике “... И слово в сердце отзовется...”

СЕНОКОСНАЯ ПОРА Иван-чай поджег поля Ярким буйством цвета. Разнотравий сочных рай На вершине лета. Ароматный и с пыльцой Чай медовый, воздух… Наслаждаюсь красотой Я, забывший отдых. Едут в поле косари, Радуясь, как дети. От зари и до зари Их в селеньях нету. От утра и до утра Воздух чай дурманит. Сенокосная пора Всех в луга заманит. От зари и до зари, Устали не зная, Косят травы косари, Волны поднимая. Волнами лежит трава, Землю обнимая… Сенокосная пора – Красота земная. РЕВНОСТЬ Необузданная ревность Мучает меня. Мне вчера ещё хотелось Мести и огня. Но, остывши понемногу, Вижу мир иным… Что ж, бывает… Слава Богу, Что порок гоним. ВДАЛИ ОТ БОГЕМЫ Вдали от богемв Во всём преуспелой, Бредём по тайге мы, По скатерте белой... Таёжная пташка “Тук-тук” выбивает, Сынишка мой, Сашка, Тропу пробивает.

У МОГИЛЫ А. В.СУВОРОВА Завет нарушить не могли, Поэтому здесь нет узоров. Плита на уровне земли И надпись: “Здесь лежит Суворов”. Простым при жизни был, простым и после пожелал остаться. Солдатами всегда любим, С ним, как с отцом, мог каждый знаться. Военный гений всех времён… И потому бессмертен он. ВЕЧНАЯ СЛАВА И ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ Ветеранам Великой Отечественной войны Все дальше уходят в историю битвы, Но только не меркнет от времени слава. Наш праздник Победы - отцами добытый, Прославлена мужеством наша держава. Не славы вы ради геройски сражались, Вы крови и жизни своей не щадили. И вы легендарными стали, остались, Вы будете вечностью, гордостью, былью. Во имя свободы родного народа Сражались вы в годы больших потрясений. Добытая кровью святая свобода – Для наших и многих других поколений. В строю с каждым годом вас меньше и меньше. Все больше и больше болят ваши раны. Ты, память, я знаю, вовек не померкнешь – Великая память о вас, ветераны. Вы видели в жизни и горе, и беды, Но в праздник Победы вам хочется плакать… Святые навеки отцы наши, деды, Вам – вечная слава и вечная память.

Проза Григорий ЖЕЛУДКОВ

ЗАСТОЛЬЕ

Паук стремительно спустился с потолка и завис перед самыми глазами сидевшего на пастели старика, будто раздумывая, что делать дальше. - Ишь ты! Вещун! Ты откуда такой взялся? – проворчал незлобно старик. – Никто не придет ко мне. И вести никто не подаст. Никому уже не нужен Евдоким Бугров. Никому. Стар, больно, стал. Ослаб. А кому такие нужны? Старик перевел взгляд на часы.Старые, приобретенные еще в самом начал пятидесятых годов“ходики”, в деревянной коробке“под орех”, с бронзовым маятником, старательно тикали. Они показывали без тринадцати минут семь утра, время, когда по старой привычке старик поднимался с постели, независимо оттого,были у него какие-то срочные дела или нет. - Вот и дожил ты, Евдоким Бугров, до своего конца, - продолжал рассуждать старик вслух. – И ничего тебе уже не страшно… И ничего не жаль. Да и сердце…Не пружина у часов. Не заведешь его, чтобы приступило к работе с новой энергией. После того, как умерла его старуха, и Евдоким остался один, чтобы как-то отгонять от души тоску, он стал разговаривать сам с собой. Беседовал с котом, с собакой и даже с предметами, укоряя их за то, что они быстро пылятся, а у него мало уже сил, чтобы содержать их в надлежащей чистоте и порядке. Покашляв, покряхтев болезненно, старик поднялся, подошел к окну с не выставленной еще второй рамой и рассеянным взглядом посмотрел на улицу.Сделал это старик, скорее по сложившейся уже привычке, чем по надобности. И не глядя, он хорошо знал, что на улице – ни души. …Дом, что напротив, пустует уже третий год. После того, как бросив подворье, а разом и родную деревню, уехал в город лучший комбайнер колхоза Митька Прохоров, дом начал умирать медленной смертью чахоточника. Сначала кто-то прибрал к рукам оконные рамы. Потом сняли двери. Увезли с подворья совсем еще новую, построенную Митькой года за два перед тем летнюю кухню с

баней. А потом пошло и поехало. Прошлым летом, где-то на Спасов день, разыгрался ураган и тоже приложил свою силушку к разорению. Снес почти половину крыши. И стоит дом теперь сиротиной. Смотрит пустыми глазницами оконных проемов, безмолвный и жалкий, на этот жестокий и разом беспомощный, забытый Богом и людьми сельский мир… Все это, запечатленное памятью, в одно краткое мгновение проплывает перед взором страшным видением, и старик вздрагивает. - Сегодня такой день! А собраться некому у памятника тем, что не пришли сюда с войны. А их, горемычных, за три десятка перевалило. Старик тяжело вздыхает.срывает календарный листок за восьмое мая, еще раз окидывает взглядом пустынную улицу и направляется к умывальнику. Умывшись, он открывает шкаф и достает оттуда бутылку самогона. Бутылка припасена еще неделю назад. Старик достал ее у Ксюхи Панариной, известной на всю округу самогонщицы. Уплатил за бутылку десять рублей. А что оставалось делать? В деревне магазина нет. А как же в такой день-то без “нормы”?! Без наркомовской, какую даже во время войны давали солдату в окопах?!.. До чего дожились!.. До чего докомандовались эти пустозвоны с партийными билетами! Старик тяжело вздыхает, шлепает к столу и ставит на него бутылку. Затем он снова возвращается к шкафу, достает рюмки,споласкивает и тоже ставит на стол. Рюмок – девять штук. Так старик делает каждый год в День Победы. Сначала ставил восемь. Пока был жив Миша. Единственный его сын. А когда в пятьдесят шестом убили Мишу в Венгрии, на столе прибавилась еще одна рюмка. Называл Евдоким Бугров такое застолье – “Застольем памяти”. И никогда никого не пригла- шал. Чтобы не мешали говорить ему с родителями, с братьями, которых отняла война. Потом, позже – с сыном… А еще позже, когда остался совершенно один от некогда большой Бугровской семьи… и с женой, с которой душа в душу прожил пятьдесят пять лет. После своего семейного застолья Евдоким шел туда, где намечалось общее празднование,

где собирались в общий круг старые друзья, вспоминались бои-походы. Где поми-нали тех, кто сложил свои головы на полях сражений за счастье своей Родины, за вечный мир на земле. Пели сообща песни своего, военного времени. Звенели “колокольцами Вал-дая” награды… Катились иногда скупые солдатские слёзы, принимаемые теми, кто не знает войны, за слёзы хмельные… И шла, спешила вдаль незатейливая, нелегкая мужицкая жизнь, теперь уже в меру сытная, в меру свободная, вселяющая надежду на бесспорно лучшую во всем мире, светлую и справедливую во всех отношениях жизнь… Накрыв стол, старик ушел на вторую половину просторного пятистенного дома и вернулся к столу при полном, как принято говорить, параде. Пиджак темно-синего цвета, мешковато сидевший на его высохшей, некогда широкоплечей фигуре, был тяжёл от наград. На правой стороне груди – орден Отечественной войны и два ордена Красной Звезды. На левой – два ордена Славы и медали, медали… За взятие городов… За оборону… И юбилейные… Сверкающим панцирем покрыли они грудь старого солдата. Еще раз окинув взглядом стол – все ли ладно, все ли собрались, Евдоким открыл бутылку. Он поднес ее к рюмке, стоявшей в красном, почетном углу стола, плеснул в нее на глоток и сказал: - Это тебе, татка! И пошел по кругу. По старшинству: - Это тебе, мама!.. Это тебе, Кирюха!.. Это тебе, Ефим!.. Это тебе, Микола!.. Это тебе, Василек!.. Это тебе, Миша, сынок мой. Голос старика дрогнул. Глаза его увлажнились. - А это тебе, Клавдеюшка, женушка моя любимая!.. Свою рюмку старый наполнил последней и до верха. Отставил оставшуюся самогонку в сторону, поднял свою рюмку и сказал: - С праздником вас! С Днем Победы! И снова пошел по кругу. Теперь уже с рюмкой. С каждым чокался. Каждого называл по имени. Выпил рюмку до дна и только тогда сел на стул и приступил к еде. Закусив немного, Евдоким взял бутылку и снова прошелся по кругу. Разлив остатки самогона, он убрал бутылку со стола, поднятием рюмки предложил выпить. - Ну!.. По второй… Чтобы не хромать! Выпьем и побеседуем. Возражения не последовало. Евдоким выпил чуть больше половины и

поставил рюмку в общий круг. Закусил, вытер воспаленные губы, разгладил отбеленную до синевы окладистую бороду, помолчал с минуту и сказал: - Теперь я сообщу вам главную новость. Добился я все-таки своего. Узнал истину. Мне сообщили, что нашего татку, Гаврилу Павловича, полностью оправдали. Или, как это теперь называется, реабилитировали. А судила его “тройка”. Третьего марта. Присудили к расстрелу. И пятого марта того же тридцать восьмого расстреляли. Расстреляли в городе Канске. Вот только где лежишь ты, татка, не сообщили. Говорят, что пока еще никто не знает. Сообщили и состав преступления. Обвинили в

агитации против колхозного строя. Что отстаивал свое товарищество. Даже то, что партизанил против Колчака, не взяли в зачет. Удивляюсь: как мы с тобой, Кирюха, не загремели вместе с таткой. И вторая новость: сказывают, что нашу деревню купили. Теперь, когда голодуха охватила Россию, а деревня разрушена, разрешают такое. В аренду берут или как там у них называется. Я толком не знаю. Только думаю, что напоминает оно то же товарищество, какое создавал тогда еще ты, татка. Что выйдет, – не знаю. В деревне помощников им нету. Одни старики. Из сотни почти дворов всего одиннадцать осталось. Какой, скажем, из меня помощник, если семьдесят восемь стукнуло. Вон, зимой дело было, умер Иван Голощап, а могилу рыть некому. То будет и со мной. Чую, что скоро встретимся с

вами на вечном покое. Скоро. И к лучшему будет. Затосковал я один. Шибко затосковал. Не дай Бог как.! Немногим больше года как умерла моя Клавдеюшка, а мне он, второй год, вечностью показался. Потому один, как перст. Деток – никого. Валюшка, доченька моя, вы помните, умерла маленькой. От коклюша. Мишеньку – убили. Я же рассказывал вам. А больше не родила мне Клавдеюшка никого. Надсадилась под мешками во время войны. Вот и ослаб наш род. Умрет он разом со мной. Некому продлить его. Вы – неженатыми полегли. А ты, Василек, даже нецелованным, небось. Мальчиком загубила тебя война. Вот и не перенесла вашей гибели наша мать. Умерла, не дождавшись даже Дня Победы. Сказывают, заговариваться шибко стала. Все звала нас. На дорогу выходила, чтобы встретить. Так и умерла за околицей. Сердце, знать, не сдюжило… Старик умолк на минуту, чтобы собраться с мыслями. Вспомнить, какие новости он собирался поведать сегодня семейному застолью, и вспомнил о сестре Варваре. -И у Варвары, у няньки и сестры вашей старшой, тоже никого нет, чтобы продолжить род Бугровых. Живут они с Иваном своим в дружбе. Живы еще, хотя со здоровьем тоже не ахти. Годы. Старость. От них не отмолиться, не откупиться. Варвара-то двумя годами только младше меня. Вот и получается, конечно, срублено дерево Бугровых. Только два корча торчат еще над землей. Да и те скоро сгниют. Скоро уж теперь. Одряхлел и я , ребята…Совсем одряхлел. Тут… Почти с самого Нового года с постелью, считай, не расстаюсь. Раны шибко болят. Вот и прожита жизнь. Даже не верится, что когда-то молодым был. Давно ли, кажется, с войны вернулся. Будто вчера только. Героем себя чувствовал. Героем. Вся деревня сбежалась смотреть на мои награды. Принес я их, слава Богу… Только орденов – четыре. Не знаю, как у вас, а у меня знали, кому следует, что я сын “врага народа”. Вот и приходилось доказывать, что не держу я зла за отца. Да и на кого злиться-то? Правителей много, а Родина одна… Старик задумался… Обняв голову, он склонился на стол и застыл неподвижно, словно окаменел над своим горем, над горем народа, безропотно тянувшего непосильную лямку произвола тех, кто, строя свое личное благополучие, упорно не вглядываясь в будущее, не оглядываясь назад, вел великую

страну к страшной пропасти. И привел. И поставил на самом краю, словно приговоренного к смерти расстрелом над могилой, вырытой собственными руками.. Осталось только дать залп, только подтолкнуть чуть-чуть, выбить из под ног последнюю точку опоры… И прекратит свое самостоятельное существование страна, которая спасла весь мир от фашистского погрома…И кто ее отведет от той пропасти, кто укажет ей верный путь – сказать трудно. - Ну что мне еще рассказать вам? – сказал старик выпрямляясь. – Не могу знать, как для других, а для меня самое страшное в жизни – узнать, что семь десятков лет мы жили, постоянно одурманенные обманом. Семьдесят лет! Только подумать! Да и теперь не понять: где правда, где ложь. Крикунов всяких развелось! Все кричат. Все обвиняют. Кого угодно, только не себя. Включишь телевизор… Кино домашнее такое… И с утра до вечера только и видишь, как заседают. Как грызню между собой ведут. А жизнь все под уклоном. Байками, ясно, дело не поправишь. Нужен разум. Нужно делать так, а не лаяться по-пустому. А делать-то и не умеют. И не желают. Все на дармовщину прожить норовят. А все потому, что нету хозяина в стране. Нету его! Потому и пошли просить за границей Бога ради. Позор-то какой! А Европа напрочь прогнала строй-то тот, что позаимствован был у нас. В один год расправились. И всех вождей своих главных – напрочь. А кого и засудили. А Германия… Эта опять единой страной стала. Оно-то и верно. Один народ – и ощеренный штыками друг против друга. Это нехорошо. Да только, сдается мне, что снова она затеет бойню. А это значит, что миру конец. Только, видимо, мне до этого не дожить. Нет. Не доживу я. Не доживу. А тут, на днях, по телевизору, все к тому же, показывали…Какойто учёный, крупная, знать, шишка, толковал, что без войны скоро будет миру конец. Сильно уж отравляется воздух. Если, говорит, не остановить распыление отравы – на полвека, не больше, хватит для мира кислорода. И начнут задыхаться люди.Умирать медленной и мучительной смертью. Поняли о чем он толкует?! Да только все слушают и ничегошеньки не делают для спасения. Моря, понимаете?! Моря уже начали гибнуть! А откуда человеку сил брать?! Воздух – заразный. Пища, даже та, какая еще есть, - тоже заразная. Вот вам и конец света на подходе! Я тут говорил, что страна обнищала… Чтобы

вы поняли, до какой степени, - поясню кое что. Хлеб еще есть – не голод. Вот только в деревню к нам возить не желают. А сами печь, как было раньше, разучились. А, скорее, разленились. Сахар – по талонам. По килограмму на месяц. Иногда по два дадут. Про мясо – забывать можно. Нам, инвалидам войны, дают паек. Иногда, сказывают, ничего – бывает мяско… А зачастую такое, сказывают, что хоть сразу Шарику выбрасывай. Кости одни. Я почему так говорю, что “сказывают”. Я пайка этого нищенского не просил еще. Да и не привозят его в нашу деревню… В деревне голода не знают. Кто любит трудиться, у того все есть. И хлеб. И к хлебу. И деньги водятся. Хоть и не в большой они цене - рублик наш потерял силу, здорово потерял - но водятся. А вот город, сказывают, шибко голодает. Шибко! Зато спекулянты цветут. И никакой борьбы с ними. Так. Одна болтовня. Законы пишут, а их никто не выполняет. Оттого и голод... И спекуляция... И разбой... Да-да! Самый настоящий разбой! А с выпивкой... Запился народ. Не весь, ясно. Однако много. Даже очень много развелось алкоголиков. Придумали борьбу с ними. Наценили в три раза водку. Запретили самогон…Брагу… Сухие вина из винограда и других фруктов делать… А в итоге? В итоге виноградники повырубили. Фрукты подскочили в цене. Да и нет их почти в магазинах. А как пили, так почти и пьют. Разумеется, те, кто в алкаши переметнулся. А какие очереди за водкой! Берут и не смотрят, что дорогая. Сказывают, что в райцентре мужика в очереди задавили. Насмерть задавили. Ни выпивки… Ни курева… Страх один, что творится! И дружба между народами пропала. Резню устраивают нация с нацией. Многие требуют отделения от России. Выхода, значит, из состава Союза. А на фронте-то… Там все равны были перед бедою. Вот и встает вопрос: кто сотворил такое?! Почему не наказывают виновных за разлад?! За разруху… Почему?! Ведь они как правили страной, так и продолжают править! Только на словах вроде бы перестраиваются. Новую хитрость придумали, чтобы отвлечь внимание народа. А перестройки-то нету! Не видно!… Пять лет уже перестраиваемся, а страна все ближе и ближе к пропасти! Пять лет! Шутка ли?! Боюсь, что такой перестройкой и новую гражданскую затеют. У народа терпение на пределе. Ох, что будет тогда! Страшно и подумать.

А поправки дел ждать трудно. Не налаживают свои дела, а в долг лезут за границей! Закупают хлеб, а свои урожаи убрать не могут. Не могут сохранить убранное! Закупают фрукты, а свои сады уничтожают. А что и снимают, – гибнет на базах. В вагонах неразгруженных гниет. Вот до чего докомандовались наши правители! Чую, душой чую, что залезут сейчас в долги, чтобы поправить, да так и не пустят в хорошее дело эту помощь. Потому как не могут никак от барства отказаться. Не знают, как нужно делать, чтобы страну вывести из тупика. А власти другим, знающим, не хотят отдавать. Вот и промотают то, что дадут для спасения народа России за границей. Ну… Кажется, все, что наболело на душе. Вот поговорил с вами и как бы легче стало. Днями один. Неделями, после того, как занемог. Вы уж извините меня… Оставлю вас. Надо до Григория Панкратича сходить. Надо попроведывать однополчанина. Сказывают, совсем занемог. А ведь моложе меня годков так на восемь. Он, кажись, с тобой, Ефимка, одногодок. А сдал… Крепко сдал… Доконали раны его. Не встать, видно, больше мужику. Ну… пошел. Оставайтесь тут без меня. А стол завтра уберу. Евдоким встал, поклонился всему застолью, сделал шаг и почувствовал резкую боль в сердце. В глазах его замутилось, он пошатнулся, нащупал рукой кромку стола, спинку стула и упал навзничь, увлекая за собою стол… …Не дождавшись однополчанина, Григорий сказал жене: - Что-то Евдокима нет. Сходила бы ты, Люба, до него. Попроведовала бы. Может, плохо с ним. Иначе пришел бы.. А если сможет – пусть придет. Много ли осталось нам встречаться?! - Хорошо, Гриша. Схожу. Я быстренько… Войдя в комнату, Люба замерла от ужаса. Евдоким лежал на полу, широко раскинув некогда могучие руки. Правой он крепко сжимал спинку опрокинутого стула, в котором искал свою последнюю опору на земле. Он был мертв. А в окна, пробиваясь сквозь мутные непромытые стекла, смотрело щедрое майское солнце. Полоска его яркого света легла на грудь старого солдата и озарила высокие боевые награды, какими был он награжден за свой великий солдатский подвиг.

Литература

МАСТЕРА

В.П. АСТАФЬЕВ

Вы удивительно умеете сказать человеку о том, что им безвозвратно потеряно... Из письма критика А.Н.Макарова В.П.Астафьеву. 23 марта 1966 г. Сейчас я и не вспомню, когда впервые начал читать произведения Астафьева. Но первый осознанный опыт с попыткой разобраться, проникнуть в загадочный и удивительный мир художника связан у меня с книгой “Последний поклон”. Не буду утверждать, что эта попытка полностью удалась.Но осталось с тех времён в памяти чувство открывшегося чего-то нового. Так, я думаю, всегда происходит при соприкосновении чувства читателя с произведениями художественно и философски значимыми, в которых через художественные образы, концентрирующие в себе духовное осмысление человечеством вечных и незыблемых, определяющих наше бытие истин, передается читателю понимание самого существования этих законов. Может быть, в неудаче моей первой попытки следует винить недостаточную мою читательскую подготовленность или жару, стоявшую в том 1980 году в Бендерах, где на берегу Днестра, ближе к вечеру, устраивался я читать эту книгу. Но и тогда, пусть не совсем полно, мне открылся неведомый доселе мир, хотя смутно в чем-то и знакомый, какими-то токами ранее соединенный со мной. Ите интонации голосов, что я услышал, и те запахи, что почувствовал, и те пейзажи, что я увидел, – все это неведомыми путями уже жило во мне, заполняло некое во мне пространство, но не было как бы разбужено, не имело движения, жизни. И вдруг в какой-то момент я почувствовал, что всё это всколыхнулось, ожило, пришло в движение. Я думаю, загадка этой книги, как и любого значительного художественного произведения, никогда не будет разгадана. Никем. Даже самим автором. Недаром “Последний поклон” народил неимоверное число искренних подражателей. Но чуда больше не произошло. На то оно и чудо, чтобы не повторяться. Но почему подражатели были искренни в написании похожих на “Последний поклон” книг? (Здесь я не беру в учёт тех, кто графомански пытался перенять манеру письма и сюжетного построения книги). На мой взгляд, тут разгадка проста. Ибо у каждого за плечами остались прожитые ( и с того самые дорогие – им все можно простить, а что-то просто иначе, правильнее увидеть) годы, таящие в себе одно невероятное для повседневной будничной жизни свойство – вечного праздника. И праздник этот главным образом складывается из того, что близкие

и любимые нами люди там еще живы. Для нас, когда мы искренне, чувственно возвращаемя в свое прошлое, оживают слова, и встречи приобретают иное значение, поступки несут иной смысл. От этого понимания происходит наше духовное очищение. Вот откуда интуитивная тяга возврата в прошлое. Но и сколько разочарований, скорбей ждут нас на этом пути. Потому что перо не слушается, накопившиеся чувства, выраженные на бумаге, теряют искренность и глубину, теряется чувство покаяния и безусловной любви. И мы понимаем, что со всем этим под силу справиться только большому художнику. Кстати, возвращение памятью в прошлое может, при определенном состоянии духа, привести к совершенно неожиданным результатам. И об этом мы ещё поговорим ниже. Но “Последний поклон” была книга добрая и загадочная. А для меня ещё и книгой, открывшей, пожалуй один из самых художественнопротиворечивых миров в русской прозе последних тридцати с лишним лет уходящего столетия. Вообще, то, что особенное воздействие художественного произведения на читателя или зрителя происходит в определённый период душевного состояния последнего, - факт неоспоримый. Но ведь какими-то неведомыми путями душевная потребность и художественное произведение встречаются в нужное и точно определённое неведомое кем и когда время. Стылой зимой 1997 года в Ульяновске, в холодной чужой квартире да в промороженном насквозь стылом вагоне трамвая, по пути на работу, прочитал я “Оду русскому огороду” - произведение, близкое по духу

“Последнему поклону”, сюжетом связанное с ним - воспоминания сибирского детства, близких людей, природы. Всё та же поэзия астафьевской прозы, её высочайшая чувственность и художественность. Замечательная выстроенность фразы, плотность сюжета. Критик Александр Макаров в письме к Виктору Петровичу ещё 16 сентября 1962 года писал по поводу его прозы: “Читал я Вас с наслаждением, вдыхая запахи пряные и смолистые, любуясь людскими узловатыми характерами, энергической силой жизни, так и бьющейся русскими обжигающими родниками. Много напомнило мне мое детство и своих мужиков, знакомый быт, хотя у нас, не в Сибири, всё это не столь густо, опреснено, более акварельно, что ли”. То же чувство испытал и я, но сердце в этот раз осталось холодным, не откликнулось, хотя чтение это было желанным, ознакомиться с этим, по определению автора “лирическим монологом” мне хотелось давно, но всё как-то не давалась мне в руки эта книга. И вот эффект от прочитанного оказался не совсем ожидаемым. Хотя все достоинства книги разумом я увидел и оценил. Но совершенно иное произошло со мной, другие чувства были испытаны при первом прочтении повести “Звездопад”. В Москве, проездом, в “Книжном мире” на Калининском проспекте мне попалась в руки отдельное издание этой повести, вышедшей в издательстве “Современник” огромным тиражом в 1200000 экземпляров. Впрочем, для того, непрерывно охаиваемого времени, было это не в диковинку. Я купил книгу, не колеблясь, и тогда же, в сентябре 1984 года, на берегу Черного моря, на сочинском пляже прочитал, не отрываясь, задохнувшись от восторга, восхитившись великолепием астафьевской прозы! Это было потрясением! Хотя солнце, море никак не распологали к серьезному и вдумчивому чтению. Но ведь ничего похожего до того мне читать не приходилось. Повесть о любви – природно чистой, естественной. Но главное, чем она поразила, было иное. Поэтому опять обращаюсь к письму Макарова. “…Вы меня так настроили на благополучный или хотя бы театральный… конец, что от нашей правды выругаться захотелось. Ну, что Вам, право, стоило поженить их или разлучить, так с музыкой. А Вы вдруг взяли и написали как в жизни. И потому и хочется ругаться, и грустно, и, наверное, уже никогда не забудешь этого Вашего юношу. Все мы, наверное, носим в душе нечто несовершенное, что и есть самоето дорогое”. Отголосок этой повести долго и тревожно жил в моем сердце. Жил не сюжетно, – но чувственно. Некое волнение охватывало меня при упоминании этой книги в критических статьях или в разговорах среди литераторов. И в этом для меня непостижимая тайна. Я уже отмечал, что пишу не критическую статью, а воспоминания о книгах, оставивших в моей памяти, сердце незабываемый след. И пытаюсь

понять, осмыслить, где грань, в чём она? Что так накрепко может соединить читателя с книгой? Где то мистическое пограничье? Почему человек, написавший эту, столь не безразличную для тебя книгу, вдруг становится близким, а существование его для тебя необходимым? Примерно эти вопросы я хотел задать Астафьеву, если бы судьба наградила меня встречей с ним. И эта встреча состоялась. Я уже понимал, что открытие для меня нового художественного мира произошло. Ощущение его теперь неотрывно от моей жизни, от моего восприятия окружающей действительности. Этот мир будет влиять на мои поступки, мысли и понимания происходящего вокруг. Но ведь коль этот мир живёт, находится в движении, развитии, то и отношения к ним во временном пространстве претерпевают определённые изменения (как и среди людей) от знакомства, заинтересованности, влюблённости до ссор, непонимания, охлаждения отношений, дружбы. После “Звездопада” я невольно начал выделять произведения писателя из и общего литературного потока. Не пропускал его рассказов в периодике, статей, интервью. Некоторые его высказывания задевали своей резкостью, нетерпимостью, жёсткостью позиции (такие, как публицистические заметки “Мусор под лестницей”, опубликованные в том же 1984 году в “Литературной газете”). Но это был Астафьев, его характер, ершистость, упорность. И потому воспринималось как должное. Вряд ли кто тогда подозревал, что эта раздражительность и нетерпимость со временем перейдёт на страницы художественной прозы писателя. Так вроде бы обособлены и далеки друг от друга были эти работы в творчестве писателя. Но в 1986 году в первом номере журнала “Октябрь” вышел “перестроечный” роман Виктора Петровича “Печальный детектив”, в котором эти нотки уже вплетались в художественную ткань произведения. В том же году, в феврале, Астафьев посетил Нижний Новгород. Он приехал по приглашению на премьеру оперы Аркадия Александровича Нестерова “Современная пастораль”, написанной по повести Астафьева “Пастух и пастушка” и поставленной в нашем театре оперы и балета им. А.С.Пушкина. Тогда же в здании Горьковской писательской организации состоялась встреча с небольшим кругом литераторов города, о которой я сам совершенно случайно узнал накануне в редакции “Горьковского рабочего”. Астафьев вошёл в зал спокойно и просто, подомашнему. Улыбнувшись, пошутил: “И охота вам было сюда приходить. По такой погоде дома надо сидеть, водку пить”. Он был прав. Погода за окнами стояла противная, слякотная. На мне были насквозь промокшие сапоги, и потому шутку писателя я оценил. Хотя он, конечно же, лукавил, и думаю, что знал: о встрече с ним, чтобы избежать толчеи и суеты, был извещен очень ограниченный круг людей. Об этом меня предупредили ещё в редакции, так же предложив последовать умному совету и держать язык

за зубами. Потому на встрече присутствовало человек двадцать – не больше. Председательствовал Василий Осипов. Забегая немного вперёд, скажу, что именно “днестровский” том “Последнего поклона” подпишет мне на память Виктор Петрович в конце этого вечера. Принесли чай. Астафьев неторопливо помешивал его ложечкой и одновременно рассказывал о своей работе, вспоминал прошлое, рассуждал о воспитании молодого поколения (приводил в пример своего немецкого издателя, у которого дети, хотя семья и хорошо обеспечена, кроме учёбы в университете ещё и подрабатывают, чтобы оплатить свою учёбу и свои расходы) и экологических проблемах Урала, Сибири, Енисея. О Енисее, реке своего детства, говорил с особенной любовью. Ругал Красноярскую ГЭС, погубившую тайгу на многие десятки километров в округе. Но основной разговор касался, конечно же, дел литературных. Свой роман “Печальный детектив” оценил однозначно скромно, сказав, что шум вокруг него временный и скоро утихнет, потому что сам роман вещь довольно проходная и такого внимания не заслуживает. -Давно меня просил Ананьев что-нибудь прислать в журнал. Я и выслал эту рукопись. Когда писал, то никак не мог определиться с жанром. Оттого работа не шла. Но когда понял, что это роман,то быстро написал. Напечатали его через два месяца, как я выслал. Такого у меня раньше не было. Не знаю, как у вас. О книге “Царь-рыба.” Сначала писал отдельные очерки. (Астафьев рассказал, по какому поводу, я сейчас уже не вспомню). Затем рукопись лежала в столе, пока на ее основе не родился замысел “Царь-рыбы”. Но это полностью самостоятельная книга. Из тех очерков в неё ничего не взято, а самих очерков в природе не существует, они нигде не печатались”. Какой непростительной расто-чительностью показалось мне тогда отношение писателя к своей работе, к написанному. Потом только, с годами, я понял, что потому он и стал Астафьевым, что всегда предъявлял к своей работе самые суровые, жёсткие требования. Он сам, с Божьей помощью и своей неимоверной работоспособностью, сделал бывшего солдата и почти неквалифицированного рабочего великим русским писателем второй половины двадцатого столетия. На этой встрече я задал Виктору Петровичу вопрос по поводу его частой переработки уже написанных и опубликованных произведений. Заметил, что больше него этим в нашей отечественной литературе никто не занимается. При этом, в частности, я ссылался на повесть “Звездопад”. (В купленной мною книжке в конце текста стояло:1960-1972 гг. А приобретенная несколько позже повесть “Пастух и пастушка” датировалась и того мудренее: 1967-1971-1974 гг.) - Да, повесть переписывалась и переделывалась много раз. Но всех больше над своими произведениями трудится Леонид Леонов.

Через десять лет, когда будут напе-чатаны воспоминания о том, как готовился к публикации роман Леонова “Пирамида”, я пойму, о чём говорил Виктор Петрович. Писатель достаточно долго и подробно отвечал на мои вопросы, чем я был чрезвычайно доволен. Сейчас я корю себя за то, что не составил тогда, по свежим следам, подробную запись нашей беседы. На той встрече Астафьев рассказал, что в Европе его “Царь-рыбу” издают как книгу об экологии (издали толстый том в строгом черном переплёте), что роман о войне дается трудно, но он его пишет. (Бывает же такое. Первая и третья книги написаны, а вторая никак не получается”.) И еще много о чем шел тогда разговор. Да и вопросы задавал не я один. Но главное впечатление от встречи – это тот Астафьев, чьи книги так много значили для меня. И так с достоинством скромен, непритязателен и добродушен оказался автор полюбившейся мне прозы. Разочарования не было

В.Г. РАСПУТИН

Я стоял около стены, на которой были приклеены листы писчей бумаги с напечатанными столбиком фамилиями писателей, руководителей секций и молодых литераторов, которые в работе этих секций примут участие, и ощущал, что силы покидают меня. Ноги сделались ватными, ослабели, и мне показалось, что я с трудом удерживаюсь, чтобы не сесть опять в кресло.

Только что закончилось общее вступительное собрание, на котором Юрий Бондарев раскрыл смысл проведения Первого Всероссийского совещания молодых литераторов. В актовом зале правления Союза писателей России разом загомонило, стало обмениваться мнениями множество людей. Кто-то начал пробираться к стене с заветными листками. Мне в этом большом зале никто не был знаком. И ничего не оставалось делать, кроме как пойти и узнать, кто будет давать оценку моим рукописям. Еще до начала собрания, почти в самом конце зала, в первом ряду от прохода я увидел Распутина. Вместе с Крупиным они сидели и о чем-то непринужденно разговаривали, напоминая хулиганистых учеников на последних партах в классе. Это было впервые, когда я увидел Валентина Григорьевича, и сразу его узнал. Подумал тогда: “И он здесь!” Встреча для меня была совершенно неожиданной. Я никак не думал, что совещание окажется столь представительным, что в его работе примут участие столько замечательных русских писателей. Примерно за два месяца до этого правление нашей Нижегородской писательской организации было в очередной раз обеспокоено из Москвы: надо было кого-то найти из молодых прозаиков и послать в столицу его рукописи на конкурс, чтобы затем он, возможно, смог принять участие в совещании молодых писателей. И, значит, ко всему тому, что случилось со мной далее, вел меня не кто иной, как судьба. Стечение невероятных и удивительных обстоятельств привело меня в особняк на Комсомольском проспекте к стене с прикрепленными листками писчей бумаги. На одном из них, где руководителем числился Валентин Распутин, среди десятка участников обсуждения стояла и моя фамилия. Это было воплощением мечты, в осуществление которой я никогда по-настоящему не верил. А возможность услышать суждение Распутина о моей работе казалась мне невероятной по одной главной причине – полного ее недостоинства. Но вот всё свершилось,и я стою ошарашенный, перечитывая в десятый раз этот листок, не веря ещё до конца в реальность происходящего. Трудно в двух словах объяснить, что для нас, вступающих на творческое поприще в конце 70-х, начале 80-х годов, значили произведения В.Г Распутина. Разом ворвавшийся в русскую литературу своими рассказами, после публикации повестей “Деньги для Марии”, “Последний срок”, “Живи и помни”, “Прощание с Матёрой” писатель становится в ней непререкаемым авторитетом, прижизненным классиком. И если появление рассказов многообещающего тогда автора (шутка ли, что при проведении семинара в Чите, на котором было открыто имя Распутина, его рассказ для публикации в “Комсомольской правде” передавали в Москву по телефону) было вспышкой яркой, но впоследствии уступившей по важности последующим произведениям этого автора, то повести прочно и заслуженно утвердились в истории русской литературы. Я думаю, ещё множество критиков разных

поколений и направлений общественной мысли будут ломать голову над феноменом распутинской прозы, её проникновенностью в глубь человеческого характера, в некое запредельное бытие, куда простому смертному путь закрыт. Нужно быть либо гением, либо сподвижником духа, монахом, чтобы проникнуть в ту степень бытия, где вершатся человеческие судьбы, где при определённой последовательности мыслей, желаний, поступков всякая личность мистически выстраивает свой всежизненный путь. Сюжеты его повестей просты. Может быть, даже специально упрощены, сведены к сравнительно незначительному бытовому событию. При этом автор сразу, с первых же строк обозначает проблему, главный конфликт повествования: будь то недостача у сельского продавца (“Деньги для Марии”), умирающая старуха, дожидающаяся свою любимую дочурку (“Последний срок”), сбежавший из госпиталя солдат-дезертир (“Живи и помни”) или предстоящее затопление деревни водами будущего водохранилища (“Прощание с Матёрой”). Да, конечно, для отдельно взятой личности эти события вырастают до степени огромной, поистине судьбоносной, затягивая в себя все думы, желания, поступки героев. Но как автору удается такими незначительными событиями (что они для истории или человеческой цивилизации?) повести читателя вглубь формирования его собственной судьбы. Да, да, поступки чужие, но, проникая в них, ты понимаешь, вернее, нет – улавливаешь – нечто непостижимое, ускользаемое чувство понимания: как и из чего складывается твоя собственная судьба. Так вот, влияние этих произведений на нас, также пробовавших писать прозу, было огромным. Конечно, тогда же гремели (и заслуженно!) романы Юрия Бондарева, повести и рассказы Виктора Астафьева, Евгения Носова, Юрия Казакова… Уж чего-чего, а русская литература замечательными писателями никогда обделена не была. Но повести Валентина Распутина – это было нечто иное. Во всяком случае, для меня. Примерно в те же годы я впервые начал серьёзно задумываться о значении религии в жизни человека. И мне показалось, что повестям Распутина свойственно нечто религиозное. Об этом в произведениях не говорилось прямо. Но дух автора был устремлён в какие-то иные понятия. Так мне казалось, и я допускал, что сам писатель может об этом не догадываться. Простительная юношеская наивность. В этом своём заблуждении я был посрамлён некоторое время спустя, прочитав в только что вышедшем сборнике “Достоевский. Материалы и исследования” (Т.5. : Наука, 1982) следующую небольшую заметку Валентина Григорьевича: “Достоевский стоит в ряду самых великих имён мировой литературы, не впереди или позади кого-то, а над ними, выше их. Это писатель другого горизонта, где ему нет равных. Были и есть таланты блестящие, яркие, сильные, смелые, мудрые и добрые, но не было и нет (и не будет на мой взгляд) явления в литературе более глубокого, более центрового,

необходимого, более человеконаправленного и вечного, чем Достоевский. Человеческая мысль дошла в нём, кажется, до предела и заглянула в мир запредельный… Это было больше того, что позволено человеку; благодаря Достоевскому человек в меру и без того узнал о себе слишком многое, к чему он, судя по всему, не был готов…” А затем, после довольно продолжительного молчания, прогромыхала публикация новых его рассказов в “Нашем современнике” (№7 за 1982 год): “Век живи – век люби”, Что передать вороне?”, “Не могу-у”, “Наташа”. Я не скажу, что тот подтекст, те чувства и мысли, что вкладывал автор в написание этих произведений, были для меня открытием, чем-то совершенно новым. К тому времени я уже читал Василия Васильевича Розанова, других наших религиозных философов. Подобные же мысли витали в кулуарах Литературного института, куда я приезжал к учащемуся там товарищу, чтобы послушать некоторые лекции, пообщаться с молодыми литераторами из других городов. Но то, что это было написано Распу-тиным, придавало этой публикации в моих глазах совершенно иной, особенный смысл, потому что в соединении с потрясающей художественной образностью, литературным языком, описанием пейзажа, ночного неба и так далее, со мною говорил ещё и философ. Всё вместе это рождало в душе сладостное смятение. Я и сейчас помню то состояние, хотя прошло с тех пор семнадцать лет. Столько всего безвозвратно утеряно, позабыто, а это чувства, вернее, память о нём непостижимо живёт во мне. И думалось мне тогда: “Вот ещё как можно писать. Нет, надо писать!” Шум вокруг этих рассказов был значительным. О них писали критики, про них рассуждала читающая обывательская публика, признающая талантливость произведений писателя. Помню, примерно в то же время, отдыхая в Сочи на Мамайке, я столкнулся у киоска “Союзпечати” с одним подвыпившим гражданином, вид которого чем-то подсказывал, что он из средней технической интелигенции (после окончания техникума), который тыча пальцем в свежий номер “Роман-газеты”, где были перепечатаны рассказы Распутина, наставлял меня: “Вот что надо читать!” Мне казалоссь, что он рассчитывал услышать от меня некие возражения. Я же с удовольствием согласился. Тогда же, сразу после выходов рассказов а “Нашем современнике”, А.Адамович откликнулся в “Литературной газете” от 1 сентября 1982 г. хорошей, умной рецензией. Среди рассказов, возносящих нас к самым высям, которые в человеке можно лишь угадывать, писал Адамович, - есть один (“Не могу-у”), нет, два ( и “Век живи – век люби”), сбрасывающие нас в тёмную нишу, яму, которая тоже в самом человеке… Весь “цикл” новых рассказов Распутина прежде всего о том, что над нами, людьми. В нас, но как бы над нами. Человеку дано выбирать самого себя. Такого или такого… Реальность страстно утверждаемой художником нашей человеческой неисчерпаемости.

Привычное, ставшее расхожим утверждение: “Человек – это целая вселенная” – у Распутина как бы исследуется”. Удивительно, как разведет этих двух писателей трудное время испытаний, обрушившихся на нашу страну, о которых столь провидчески, с болью многократно предупреждал Валентин Григорьевич. И тогда моя симпатия, моя верность безоговорочно и непоколебимо, даже, напротив, с всевозрастающей благодарностью, останется на стороне Распутина. Но вернемся к рассказам. Сразу после их публикации писатель дал большое интервью “Комсомольской правде” (8 августа 1982 г.), в котором сказал: “В чём истина-то? Наверное, в том, что не может для человека и человечества оказаться злой насмешкой жизнь… Если есть в ней так много всего – добра, света, счастья… Истина, по-моему, в том, что человек вечен на земле. А человечество – не случайно…” Ещё одна удивительная черта распутинских повестей и рассказов, - это последние слова произведений. Они всегда нечто большее, чем просто подведение итога различным сюжетным перипитиям повествования. В них концентрируется значение не внешнего пафоса произведения, а нашего читательского ощущения, душевного состояния. Вот несколько примеров: “Живи и помни”: “После похорон собрались бабы у Надьки на немудрённые поминки и всплакнули: жалко было Настёну”. “Деньги для Марии”: “Сейчас ему откроют”. “Последний срок”: “Ночью старуха умерла”. “Пожар”: “…Молчит, не то встречая, не то провожая его, земля.” Проводя сквозь думы и поступки таких разных героев, он вмещает в наше читательское сердце и мистическое значение происходящего, что в итоге и концентрируется, является нам в последнем предложении. Каким бы коротким оно ни было, его ёмкость исчисляется тем, что уже произошло в читательском сердце, исчисляется огромной эмоциональной насыщенностью. Оно простое и сложное одновременно, подобно смерти человека.

Валерий Сдобняков,

член Союза писателей России, редактор литературного журнала «Вертикаль.ХХI век» г. Нижний Новгород

Поэзия Сергей ПРОХОРОВ

С ВЫСОТЫ КРЫШ Как кот, по гладким крышам Взбираюсь по утру: Хочу узнать, услышать, Что деется вокруг. Как здорово всё ж это – Однажды с высоты Увидеть суть сюжета Житейской суеты! Мир тесен из окошек, Средь мебели и стен. Я понимаю кошек, Их тягу к высоте. Обламывая ногти, Испытывая жуть, Я, как смычок по ноте, По шиферу скольжу. Узнать, открыть, услышать, О чём ветра поют И постоять на крыше, На самом на краю. ДЫМ ОТЕЧЕСТВА Жизни краше нет такой, Где царит привычка, Где до станции Тинской Ходит электричка, Где у старенькой избы Новые ворота Из немыслимой резьбы, Что плясать охота, Где у песен диалект В доску свой, – родимый… И пахнёт из детских лет Сладким отчим дымом. ПРО ЛАПШУ Враньём давно уж не грешу. Тем дорожу я, Но на ушах ещё ношу Я ложь чужую Она ласкает слух и жжёт, Она как стерва. И где никто её не ждёт, Пройдёт сквозь стены. Но я ей верить не спешу, Я нынче ушлый. С ушей своих смету “лапшу” На ваши уши.

ПОСЛАЛИ В поисках души спасателей, Путь, пройдя огромный, Я решил в Союз писателей Постучаться скромно. Я сказал им тихо шёпотом: -Я талантлив. Честно! Мне ответили: - Пошёл бы, ты! Нам самим тут тесно. ВОЙНА. ВОЙНЕ. ВОЙНОЙ. ВОЙНЫ Как это слово ни рисуйте Как ни склоняйте, ни тасуйте – Оно ведь горькое по сути И ненавистное вдвойне: ВОЙНА. ВОЙНЫ. ВОЙНОЙ. ВОЙНЕ. А мы его - одно всем миром: На поле бранном, поле минном, Штыком, гранатой, мелом, мылом И в стужу лютую и в зной: ВОЙНА. ВОЙНЕ. ВОЙНЫ. ВОЙНОЙ. Его бы, как сорняк с корнями, А мы по падежам склоняли, И низко головы склоняли Пред похоронкой на родных: ВОЙНА. ВОЙНЕ. ВОЙНОЙ. ВОЙНЫ. *** С НОВЫМ ГОДОМ! С неба льётся лунный свет Музою Богемы. Хорошо там, где нас нет, Ну а лучше – где мы. По ТВ идёт кино Голубой дорожкой. На столе стоит вино С жареной картошкой. Кто нам выпить не дает?! Не было б печали… Снова встретим Новый год, Как всю жизнь встречали.

ПРИГЛАШЕНИЕ В ЮНОСТЬ Любви твоей ко мне всегда я рад, Любви своей к тебе я не растратил. Давай с тобою встретимся вчера На юности затоптанном квадрате. Где ждёт тебя романтик-оптимист И ждать теперь уже не перестанет, Где вечно полупьяный баянист Опять меха фокстротами растянет, Где будем танцевать мы до утра, Покуда сил и молодости хватит… Давай с тобою встретимся вчера На юности затоптанном квадрате. ПЕСНЯ Я ищу её повсюду: В тихих зорях, В шумных грозах, На дорогах, у обочин, На подмостках ярких сцен; Где на счастье бьют посуду, Где на праздник дарят розы, Где надеются, и очень Жаждут лучших перемен. А она за мною следом, А она со мною рядом В грустных взглядах расставаний, В звонком смехе жданных встреч, Серым ливнем, белым снегом, Неожиданной наградой За безмолвство расстояний И тепло зажжённых свеч. Я её найду однажды Неожиданно и просто, Как знакомый номер дома, Как сединку у виска. И она глотком от жажды, А в застольях лучшим тостом Зазвучит легко, раздольно Песня с нотного листка. ВЕРА Как жадно в юности я пил Зорь родниковую прохладу, Как сказки всякие любил Про жизнь счастливую, про клады. Я в это верю и сейчас, Всё так же, жадно мир вдыхая:

Придёт мой день, пробьёт мой час И сгинет нечисть вся лихая. НЕОБЯЗАТЕЛЬНЫЕ ЛЮДИ Я знаю – мир не обсалютен, Но что поделаешь уж тут… Необязательные люди Меня безжалостно гнетут. Они везде, они повсюду: И где светло, и где “завал”. Они, в сердцах, не бьют посуду, Но убивают наповал. И вновь нас ждут, и вновь нас любят, Чтоб обмануть потом втройне… Необязательные люди В необязательной стране. БЕССМЕРТИЕ Пройдут десятилетия, века, Вновь где-то вспыхнут и погаснут войны… И будут все живущие довольны Хмельному ветру, запаху цветка. И босыми ногами по росе Всё так же будут бегать чьи-то дети… Покуда жизнь теплится на планете, Мы смертны все, и мы бессмертны все. БЛАГОСЛАВИТЕ Как благо слово вы ловите умом и сердцем. Дав посох, в путь благословите единоверцем. Пойду, ни устали не зная, ни дня покоя. И будет посох тот, как знамя на всё благое. *** Пока поэзия жива Душа теплом светиться будет. Стихи - они, как кружева На окантовке прозы будней. Январь - июль 2005года.

Сергей Прохоров - автор книг стихов и прозы: «Трын-трава», «Своя звезда», «Живу и радуюсь», Основатель и редактор сибирского литературнохудожественного и публицистического журнала «Истоки». Печатался в журналах: «Юность», (Москва), «Вертикаль» (Нижний Новгород), «Рукопись» (Ростов-на-Дону), других изданиях.

Владимир ЛЯМИН Владимир Лямин печататься начал в военных изданиях, когда служил в армии после окончания Ленинградского высшего военнополитического училища. Был членом Иланского литературного объединения “Родничок”, один из авторов первого коллективного сборника поэтов Красноярья “…И слово в сердце отзовется…”.

Лишь бы было зачем-то жить... ***

Если можешь на помощь позвать, Если есть с кем обиду унять, Если есть кому доверять – Значит, ты не один на свете. Если рядом не просто друг, И не просто второй или третий, А действительно твой, родной, За которого ты в ответе. Вот за это, друзья мои, С вами выпить готов я вместе, Чтобы рядом по жизни шли Все, поющие одну песню.

Ну, а тех, кто ушел, - мы помянем И махнем за них рюмку-другую. Сами тоже когда-нибудь станем Прахом, в землю ушедшем сырую. И расскажем друг другу о главном, Всё, что в жизни сбылось, и не очень. В общем, прожили жизнь свою славно, Скажем так это мы – между прочим. Вот и время пришло расставаться, Был союз наш и долог, и прочен. Молодыми навек оставаться Я желаю вам всем, между прочим. МАМИНЫ РУКИ

Лишь бы было кого позвать, Лишь бы было кому сказать, Лишь бы было зачем-то жить, А не просто с теченьем плыть!

Претерпел я много мук. В жизни этой всё бывало. Но твоих вот этих рук Мне так часто не хватало.

*** Грустно с вами, друзья, расставаться, Был союз наш и долог, и прочен. И когда-нибудь, может быть статься, Повстречаемся мы между прочим.

И друзья, и дети, внуки – Все пришли, все здесь сейчас. Я целую твои руки, Нет добрей тех рук для нас.

Повстречаемся – вспомним былое, Наши годы шальные, хмельные. А детей уже по двое, по трое – И такие ж, как мы, озорные.

*** Воспоминания бывают разные, Бывают чистые, бывают грязные, Бывают горькие, бывают сладкие, Бывают нежные, бывают гадкие.

Посетуем на жизни невзгоды, Вскользь затронем политику власти. Может, скажем: “А в наши-то годы В мире не было этой напасти”.

В воспоминаньях ми порой летаем, Вновь отдаваясь сладостным виденьям. Иль совесть мы свою латаем, Смиряя гордыню и умеряя самомненье.

Виктор ВОЛОВИК Давно уже звучат со сцен в городе Иланский и в сёлах района песни, написанные местными композиторами на слова Виктора Воловика. В 2001 году вышла подборка его стихов в в книге “Избранное Красноярской поэзии ХХ века”. В 2004 году вышел собственный сборник стихов В.Воловика “Сентябрь золотой”.

СЕНОКОС Июль. Начало сенокоса. Осыпав лунную росу, В руках привычно ощущаю Я остро-звонкую косу. Пройдусь легко и для порядка Назад пытливо брошу взгляд: Травы размашистая грядка Легла покорно в первый ряд. В траве кузнечик горделиво С утра задал шальную трель: Жужжа надсадно и лениво, К цветку спустился старый шмель. Коса поет мне о былинной, Волшебной, дальней старине, А я иду тропой целинной, И нипочём усталость мне. Вдыхаю жадно густо-терпкий Лугов целебный аромат. И буду я сегодня первый Встречать здесь розовый закат. *** Этот мир называется раем, Когда в доме уют и тепло. Нынче снегу за нашим сараем Неуёмной пургой намело. Сдал мороз, и уже не суровой Показалась мне наша Сибирь. За окошком на ветке сосновой Засвистел торопыга-снегирь! ОСЕНЬ Вот сентябрь наступил и багряной листвой Мои буйные тропы порошит. В этой жизни я будто и жил и не жил, Но об этом никто и не спросит…

Я о счастье мечтал, я удачи желал, За Жар-птицею я не гонялся, И когда полыхал в моем сердце пожар, Это значит я снова влюблялся. Облетает листва с тополей и берёз И на плечи мне нежно ложится, Мне не стыдно сегодня непрошеных слёз, Я пришел, чтобы с летом проститься ЗЕМЛЕПАШЕЦ Пою о земле и о хлебе, О самом насущном вовек, О синем, безоблачном небе, Пою о тебе, человек! Тебя, землепашец, я знаю, Какою походкой земной Идешь по родимому краю За сеялкой ранней весной. И полною грудью вдыхаешь Ты свежих полей аромат! Про многое в жизни ты знаешь, И каждой бороздке ты рад! И нет для тебя выше счастья – Чтоб изо дня в день и вовек Кормильцем ты мог называться, Владыка земли – Человек! СНЕГИРИ Снегири, снегири, вы куда улетели, Позабыв вдалеке свой родительский дом? Снегири, снегири, очень звонко вы пели На кудрявой рябине за синим окном. Мне сегодня без вас очень грустно, поймите, Опустел уж давно этот маленький дом. Снегири, снегири, вы мне юность верните И девчонку, что в школу пришла босиком. Пусть сегодня она без бантов и косичек И в веснушках опять её вздёрнутый нос. Очень жаль, очень жаль, что из наших мальчишек До неё так никто никогда не дорос.

2007-й год Вышли в свет 4 номера межрайонного литературно-художественного альманаха «Истоки» тиражом в 1200 экземпляров. Опубликовано 105 авторов

Школа мастерства

ПОЭЗИЯ - БОЛЕЗНЬ ИЛИ ЛЕКАРСТВО? И что по этому поводу думал В.П. Астафьев

Поэзия – игра словами На фоне игр в добро и зло… Она возникла между нами, И нам - О, Муза! – повезло, Что начали играть, как дети, И доигрались до седин… Что ты одна на целом свете, А я с тобою – не один!

Поэзия – дар Божий. Поэтом можно только родиться и, почувствовав, что ты одарён, взять на себя смелость называться поэтом. Поскольку сразу же возникает проблема: кто ты, поэт? – Творец или проводник идей и чувств Творца? Одним стихи диктует Муза, другие сами диктуют Музе стихи. Владимир Даль поясняет, что Муза – это Изящное вдохновение. Поэзия в переводе с греческого означает: делаю, творю. В отличие от прозы, поэтическая Муза говорит всегда стихами, какой бы жанр она ни выбирала. И хотя Муза женского рода, большинство женщин, пишущих стихи, хотят, чтобы их называли мужским именем Поэт. Не потому ли, что за всю историю литературы Поэты-мужчины наиболее ярко выразили себя поэтическими средствами? Мне кажется, что звание Поэт и Поэтесса должны быть равнозначны, поскольку уж так случилось, что мать-природа разделила человечество на мужчин и женщин. Мужчина должен говорить от имени мужчин, а женщина от имени женщин, раскрывая друг перед другом тайны своей души. Виктор Петрович Астафьев не зря спрашивал в одной из своих затесей: “Что есть поэзия? Вид редкого недуга, наказание иль награда от Господа?”. И далее давал понять, что она – и недуг, и награда, и наказание. Очень уж своеобразные люди – поэты и поэтессы. Нет, чтобы, как все, говорить обычным языком, так они рифмы придумали, ритмы, размеры всякие: ямбы, хореи, дактили, амфибрахии, метафоры, одну мудрёнее другой… Нет, чтобы прямо сказать, чего ты хочешь, - так задают вопросы безответные, за текстом подтекст скрывают, и себя мучают противоречиями, и окружающих… Чудаки! То ли взрослые дети, то ли мудрецы несмышлёные, то ли гении, себе на уме… Поэтов и музыкантов называл Астафьев носителями поэзии. И он был прав, потому, что в каждом стихотворении при помощи слов, без нотных знаков, зашифрована та или иная мелодия, разгадать которую помогает читателю или слушателю сам поэт или его друг музыкант. Недаром все поэты мечтали оставаться в памяти народной хотя бы одной песней, звучащей у всех на устах. И счастливы были те, кому это удавалось.

Поэзия со времени ее возникновения не случайно относилась к изящной словестности. Само по себе слово не может быть ни плохим, ни хорошим, поскольку обозначает все проявления синтеза и распада человеческой деятельности. Но почему-то поэзия всегда чуралась слов, которые мы сейчас относим к ненормативной лексике, подразумевая слова нецензурные: матерные, натуралистические. Вот почему Виктор Петрович Астафьев заметил, что “поэт и музыкант всех ближе к небу и Богу” А уж с Богом русский человек привык говорить на языке молитвы, возвышенном, сокровенном, очищенном от всякой скверны. Чем больше я живу на этом свете, тем больше убеждаюсь, что поэзия многолика, есть поэзия молодых и пожилых, бедных и богатых, грамотных и безграмотных, есть поэзия геологов, лесорубов, речников, моряков, шахтеров, железнодорожников… И суть её зависит от того, насколько Поэт сумел преодолеть навязанные ему жизнью банальности, шаблоны и стереотипы, насколько он сумел естественно и оригинально выразить самое главное, что заставляет его браться за перо – любовь или ненависть, добро или зло, стремление к жизни или стремление к смерти. “Поэзия – болезнь или лекарство?” спрашивал Астафьев. И сам не раз обращался к ней, как к противоядию, занося в записные книжки лучшие стихи Р. Киплинга, О. Мандельштама, Н. Рубцова, Н. Гумилёва, Б. Пастернака, А. Ахматовой, А. Фета, А. Пушкина .А то и сам сочинял, устав от прозы: “Ах осень, осень, зачем так рано, Зачем так скоро наступила ты?” Вот почему люди так тянутся к каждой новой поэтической книге, к каждому новому поэту, поэтессе. А вдруг они изобрели новое противоядие, сильнее предыдущего? Ведь у них дар – от Бога!

Николай Ерёмин

Апрель 2006 г.

В.П.Астафьев и Н.Н.Ерёмин 35

Проза Владимир ДЯДЕЧКИН г.Иланский

“… листая книгу Дядечкина, невольно погружаешься в тот мир, который описывает он, и к последней странице уже начинаешь понимать: людей, судьбы которых только что прошли перед твоими глазами, людей, которых тебе не довелось прежде встречать и знать вообще, ты теперь не сможешь считать чужими….” Такую оценку дала книге Владимира Дядечкина “Родная поскотина” Людмила Винская – известная журналистка, корреспондент “Красноярского рабочего”. В этом номере журнала мы начинаем знакомство с творчеством этого бесспорно интересного писателя, печатая вступительную главу раздела книги “Деревня колхозная” - “Горечь встречи”.

Воробьиная любовь

Когда в морозный январский день я смотрю на небольшую стайку красногрудых снегирей, усевшихся на заиндевевшие ветки кустарника, невольно предаюсь философским размышлениям: “Бедные пташки! Как вы в такой лютый мороз согреваетесь? Ведь ваша пуховая шубка так тонка, что трудно даже себе представить, что под ней бьётся сердце – крошка величиной с горошину. А в нём, как и у каждого живого существа, жизнь с проблемами: как в суровую сибирскую зиму прокормиться, согреться, не потерять друг друга. А воробышек - наш верный спутник. Он всегда с нами: и летом, и зимой. И, наверное, со своими радостями и печалями, встречами и расставаниями. И (кто мог подумать!) – со своею любовью. Сколько мы наслышаны о лебединой верности! Но о воробьиной любви слышать никогда не приходилось. Что мы хотим от воробья? Порой людичеловечки не могут ответить на извечный вопрос: а что такое любовь? Мы не всегда различаем, когда к нам приходит только потребность любить и когда приходит сама любовь. Чувство изумительное, светлое и в то же время щемящее, больше всего называемое даром божьим , чем естеством человеческим, от которого теряем рассудок, за что нередко расплачиваемся всю свою жизнь. Понимаю, читатель вправе сказать: что это автора начинает заносить в философские бредни? При чём здесь снегири, воробьи и любовь? До недавнего времени я м сам себе задал бы такой вопрос. Но вот быль, о которой пойдёт речь, соседка по даче Галина Евгеньевна поведала и с удивлением, и с чувством сострадания. Бесспорно, этот рассказ удивил меня и в то же время заставил по-иному посмотреть на братьев наших меньших.” Итак, рассказ в моей интерпретаци: - Весна. Ласковое солнце оживило округу. Воздух наполнился галочьими голосами. Кроны берёз забурели набухшими почками, готовыми вотвот брызнуть крохотными, липкими листочками. Опустевшие скворечники (уже который год к нам не прилетают первые вестники весны) занимают крошки-воробьи. И вот тот самый злосчастный домик, у которого разыгралась трагедия воробьиной любви. Пара сереньких пичужек после недолгих “чикчик”, “чик-чирик” стала спешно оборудовать своё гнёздышко сухими травинками прошлого лета.

Казалось, родилась новая счастливая семейка и ничто не может стать ей помехой. Иногда на крышу домика садился гость из дуплянки с соседней дачи и, прочирикав несколько фраз, улетал. Никакого внимания счастливая парочка не обращала на соседа. Но визиты непрошеного гостя повторялись. И тут хозяин домика заметил, что гость больше обычного стал задерживаться и заливаться серенадами. Он высоко поднимал грудь, делал уверенные шажки к хозяйке и переходил на минорные нежные звуки. Хозяйка, понимая, что всё это адресовано ей, виновато опускала головку и ждала, что же ответит её первый избранник. Наконецто первый, догадываясь о том, чем может закончиться ухаживание соседа, решительно подошел к нему и резким “Чик!” потребовал убраться. Сам же улетел за строительным материалом. Возвратясь, он увидел, что на крыше домика нет никого. Пуст был и домик-дуплянка. Но вот в круглом окошке его собственного дома появился сосед, а за ним хозяйка. Любовный треугольник зашёл в тупик. Наступило время развязки. Новая пара уселась теперь уже не на крышу скворечника, а на ветку над ней, подальше от хозяина. Он сидел молча, нахохлившись, медленно поворачивая свою головку по сторонам, оглядывая округу. Ему было теперь уже всё равно, как его бывшая любовь клювиком перебирала свои перышки, посматривая на домик-дуплянку. Хозяин недостроенного домика понял, что остаётся один. Он несколько раз посмотрел вниз, прошёлся по самому краешку, распростер крылышки, но почемуто тут же их сложил и камешком упал на садовую дорожку. С чувством сострадания Галина Евгеньевна закончила свой рассказ: “Когда я подняла маленькое тельце воробья, его сердечко уже не билось!” Сердечко крошки-воробья, как мало ты, но как велико в тебе чувство, определяющее смысл всего живого! Пример самопожертвования маленькой пичужки напоминает нам, людям, о том, что наше духовное должно быть выше нашего телесного. Иначе, зачем окружающий нас мир так богат лучезарным светом, многообразием красок и музыки, и божьим даром воспринимать этот изумительный мир всем своим сердцем, независимо от того, большое оно или маленькое!

Проза Николай УСТИНОВИЧ В 1945 году журнал “Октябрь”, давая отзыв на книжку Николая Устиновича “Лесная жизнь”, назвал молодого тогда писателя охотникомнатуралистом: ”Он шагает по лесным тропинкам, останавливается у берегов и скрытых зарослями озёр, гоняется за выслеженным зверем, жадно впитывает в себя новые впечатления природы, обогащается опытом своих бывалых спутников”... Охотничьи рассказы писателя и сегодня могут быть хорошей настольной книгой для тех, кто увлекается охотой, рыбалкой,… но более для постижения

Нежданная встреча

В редком сосновом лесу, невдалеке от опушки, нашли мы с отцом барсучью нору. Было это ранним утром, и следы хозяина норы ясно отпечатались на выпавшем ночью первом снегу. - Будет добыча! – сказал отец, довольно потирая руки. Здесь мы его и возьмём. Зная, что барсук до ночи из норы не вылезет, мы неторопливо пошли домой за лопатами, рассчитывая через час-другой вернуться обратно. Однако в этот день наша охота не состоялась. Дома у отца появилось срочное дело, и поход за барсуком пришлось отложить до завтра. На следующий день мы направились к норе. Выпавший перед этим снег за сутки растаял, и, дойдя до места, нам пришлось разгадывать загадку: вернулся утром барсук в эту нору или залёг в другую? Обследовали глинистый холмик, пошарили вокруг и ничего не поняли. Следов было много – входных и выходных, но всё это были старые следы. За ночь землю крепко приморозило, и заметить на ней свежие отпечатки лап стало невозможно. - Всё равно будем копать, - решил отец. – Барсук должен быть здесь.- Наступает время зимней спячки, он, может быть, нынешней ночью уже не вылезал. Сбросив телогрейки, мы взялись за работу. Нора не имела второго выхода, и мы были спокойны. Как бы глубоко ни забрался зверь, он всё равно от нас не скроется! Весело работать в лесу, когда лёгкий осенний морозец бодрит и заставляет живее двигаться, когда свежий, пахучий воздух словно вливает в тело новые силы! Мы с отцом и не заметили, как выкопали яму чуть не до пояса. Снова нора шла вниз довольно круто, затем спуск стал более пологим. -Скоро кончится, - определил отец.

Мы покопали ещё около часа, углубили яму метра на полтора, и тут нора исчезла. -Вот так история! – развёл руками отец. Выходит, до конца дошли, впустую работали… Мы постояли, потыкали в глинистое дно ямы лопатами, потом отец набросил на плечи телогрейку и стал закуривать. В это время с неровной стены ямы вдруг посыпались комочки земли. Я склонился к тому месту, прямо перед моим лицом оказался чёрный кончик чьей-то морды! Он был неподвижен, только ноздри едва заметно трепетали от порывистого дыхания… -Зверь!.. – приглушенно прошептал я. Отец бросил папироску, прыгнул в яму. В тот же миг рыхлая земля, завалившая вход в незамеченный нами отнорок, посыпалась, и оттуда стремительно вырвалась лиса-огнёвка. Шмыгнув между ног опешившего отца, она одним прыжком взлетела на край ямы, мелькнула рыжеватозолотистым хвостом и исчезла в лесу… Мы долго молчали, сконфуженно поглядывая друг на друга, потом отец, отводя глаза в сторону, неохотно буркнул: -Из рук упустили… Я сунул черенок лопаты в отнорок. Он был не более полуметра. Видимо, мы раскопали запасную нору барсука, в которой он иногда укрывался во время далёких отлучек от постоянного жилища. Сегодня, пользуясь отсутствием хозяина, эту нору заняла лисица… Из лесу мы выходили с испорченным настроением. Отец непрерывно курил и ворчал что-то под нос, я уныло брёл за ним, спотыкаясь на кочках… У опушки на сосне сидела сорока и, словно насмехаясь над нами, весело стрекотала. Я запустил в неё палкой. Птица улетела. Но легче нам от этого не стало.

Цена жизни

Три дня в тайге выла пурга. С треском ломались деревья, в воздухе вихрились тучи снега, ветер слепил глаза, валил с ног. Мы с лесником Максимычем безвыходно сидели в лесной избушке, прислушивались к таёжному гулу, и, томясь от безделья, до одури спали и играли в шашки. На четвёртый день, к обеду, погода стала меняться: притих ветер, посветлело небо. - Пойдём, - заторопился Максимыч, проверим капканы. - Проверим, - охотно согласился я, хотя знал, что в такую погоду звери тоже отсиживаются в логовищах. Мы с трудом открыли дверь – избушка до крыши была занесена снегом. Над тайгой торопливо неслись клочья туч, в их разрывах мелькало бледно-голубое небо. Изредка сыпалась сухая, колючая крупа. Глухо шумели деревья. - Будет мороз, определил Максимыч. Линия капканов начиналась сразу от избушки, пересекала две пади и оканчивалась в глухой чаще. Максимыч быстро шел по знакомому пути. Я еле поспевал за ним и с трудом узнавал местность: повсюду громоздились новые заломы, высились пухлые сугробы. Капканы наши завалило снегом; откапывать их и ставить заново не было времени: короткий день кончался. На полдороге Максимыч остановился: - Придётся ночь переждать. Поворачивай обратно! Вдруг он снял шапку и настороженно замер, глядя вперёд. Я тоже прислушался. Из-за мелких ёлочек донеслось тихое подвыванье. Можно было подумать, что скулит привязанная на цепь голодная собака. - В капкане… - чуть слышно шепнул Максимыч и, сдёрнув с плеча ружьё, заскользил меж кустов. Я поспешил за ним. Мы подошли к ёлочкам. Сквозь ветки на белизне снега мелькнуло рыжевато-бурое пятно. - Лисица! – догадался я, готовясь добить её выстрелом в голову. Внезапно бурое пятно метнулось в сторону и исчезло. - Что такое? - изумился Максимыч. Сквозь ельник мы напролом бросились

вперёд. Из железных челюстей капкана торчала окровавленная лапа; лисьи следы вели в кусты, рядом тянулась струйка крови. Максимыч намочил слюной палец, поднял вверх и буркнул: - Ясно. - Что? - не понял я. Нам надо было против ветра двигаться, разъяснил охотник, а мы по ветру шли. Лисица нас учуяла, может быть, километра за два. Ну, и отгрызла лапу, чтоб уйти… Я молчал, поражённый. Наконец, нерешительно предложил: - Попробовать догнать? Максимыч, не отвечая, повернул лыжи обратно. Всю дорогу он угрюмо сопел и только у самой избушки, отряхиваясь от снега, произнёс: - Дорого заплачено за жизнь!… - И, помолчав, укоризненно добавил: - А ты говоришь – догнать…

В ледяной ванне

После удачной охоты на зайцев мы расположились на привал. Ясный осенний день кончался. Солнце закатывалось за оголённый лес, по жнивью протянулись длинные тени. В воздухе разлилась бодрящая свежесть. У костра было тепло и уютно. Приятно ныло усталое тело. Весело трещали сухие сучья, позванивал крышкой чайник. Собаки, получив свою порцию хлеба и мяса, дремали, чутко вздрагивая при каждом шорохе. Иван Васильевич, бывалый охотник, прихлёбывая из жестяной кружки крепкий чай, рассказывал о своих многочисленных охотничьих приключениях. - Каждый зверь спасает жизнь по-разному. Мы, охотники, знаем все их хитрости. Но иной раз приходится встретить такое, что только диву даёшься… Охотился я по чернотропу на зайцев. Было уже холодно, речка у берегов покрылась льдом, со дня на день ждали первой пороши. Заливай (знатный пёс!) поднял зайца, Трубачь с Докукой подвалили – и пошло!.. Стою я, как вкопанный, слушаю: музыка да и только! Так бы вот и слушал, слушал без конца…

Сочини себе сказку Евгений ПОЗДНЯКОВ ССС (Сочини Себе Сказку) – такую рубрику мы решили открыть в своём журнале для тех, кто умеет и любит уходить от действительности в мир самим собой же придуманный, сказочный, как это делает иногда наш молодой автор, организатор литературного клуба “Лира” из посёлка Нижняя Пойма (Решёты) Евгений Поздняков.

ДОМОВЁНОК В комнате было темно и тихо. Я стоял около окна ни о чём на свете не думал. Просто стоял и тупо, ничего не ожидая, смотрел в окно. За окном лил промозглый осенний дождь. Было видно, как ветер кружил опавшие листья в каком-то грустном вальсе. С каждой минутой становилось всё темнее, всё хуже виднелся этот странный танец без музыки, ритма и конца. Улица была пустынной - ни людей, ни машин, ни собак. Казалось, что время остановилось. Ничего нету впереди, ничего нету позади. Только листья. Каждый листок своим движением создавал новый отчет времени и тут же его заканчивал, прикрывшись другим листком. Где он? Он затерялся в десятках, сотнях, тысячах, миллионах своих собратьев по улице, городу, всей Земле. Где я? Где-то есть в этой Вселенной, понять бы только где. Я там, где мои мысли, а если их нет… Если бы не было, я бы был мёртв, а если я сейчас жив, значит и они существуют. Только в неуловимом, эфирном виде. Они также неуловимы, как и какой-нибудь определённый листок в этой сумасшедшей пляске за стеклом. Надо их только поймать в лабиринтах сознания, которое необъяснимо, как весь существующий мир, как космос. Мы только порой об этом не догадываемся, а это именно так. В закоулках огромного мира могут спрятаться не только мысли, но и чувства. Кто-то не знает, как найти любовь и сострадание, кто-то не подозревает, что где-то прячется честь и совесть. Кто-то мог бы отыскать любой талант, да только не подозревает о масштабах Божьего творения. Человеческой жизни просто не хватает хотя бы на экскурсию по всем дорогам своего же разума. Сорванный листок не может облететь вокруг Земли, человек не может познать себя. - Хочешь? - раздался голос. Я вздрогнул. В комнате по-прежнему было темно и тихо. Телевизор не работал, радио

молчало. Единственным звуком, долетавшим до меня с улицы, был шорох листьев. “Показалось” промелькнуло в голове. И тут опять насмешливый детский голос прозвенел серебряным колокольчиком: - Хочешь? “Всё, поехала крыша” - подумалось, а вслух севшим от страха голосом я сумел выдавить: - Чего? - Крыша на твоём доме стоит пока прочно, я проверял, - захихикал голосок, - а моё предложение заключается в том, чтобы убедить тебя в возможности познать себя полностью. И не в экскурсионном виде, а в энциклопедическом. - Да кто ты такой? - я бешено завертел головой, пытаясь в наступившей темноте хоть что-нибудь разглядеть. Голосок ещё сильнее захихикал: - Пока не захочу, ты меня не увидишь. Но сейчас в прятки играть не хочу, - раздался зевок. - Устал немного за сегодняшний день. Подойди к книжному шкафу! Я быстрее подбежал к книгам, надеясь, что галлюцинация пройдет. Но там, в пыли, облокотившись на книжные корешки, сидело существо, похожее на домовёнка. Ростом не больше ладони, в потрепанной крестьянской

одежде, с пушистой рыжей бородой, оно с ехидным прищуром глядело на меня и улыбалось. Когда я открыл створки шкафа, существо встало, не спеша, поправило рубаху и протянуло мне руку: - Ну, здравствуй! Не узнал меня? Я смог только помотать головой из стороны в сторону. Немного справившись с удивлением, я спросил: - Домовой, что ли? Существо закатилось звонким, ни на что не похожим смехом, и забило себя по коленкам крохотными ручками. Отсмеявшись, оно проговорило: - Нет, ну вообще-то иногда меня и так называют. А знаешь, - немного подумав, сказало оно, - это имя моё любимое. Но ты так и не ответил, хочешь узнать о себе абсолютно всё или нет? Я аккуратно пересадил домовёнка на ладонь, оберегая другой рукой, чтобы он ненароком не соскользнул вниз и тихонько опустился в кресло. Дыхание перехватывало от ощущения сказочного чуда. Не зная, что ответить, я его спросил, совершенно неожиданно для себя: - Скажи, а для чего тебе это надо? Наверняка ведь что-то взамен попросишь! Домовёнок улыбнулся: - “Фауста” начитался? Можешь быть спокойным, я не Мефистофель. Мы с ним даже пару раз ругались по поводу его хулиганских привычек. Шалопай! - он чуть смущённо пожал плечами. - А я помогаю совершенно бесплатно, вот! Пусти меня! Домовёнок выкарабкался из моих рук и побежал вприпрыжку по креслу. Легко вскарабкавшись на подлокотник, он сложил руки на груди и требовательно на меня взглянул: - Так ты мне ответишь, или нет, а то у меня ещё куча дел! - Нет, нет, не исчезай, пожалуйста! - я заёрзал на кресле, боясь, что чудо исчезнет, - скажи, а если я всё буду знать… ну, как бы… для чего… дальше. - Ладно, не мямли. Я понял твой вопрос, вздохнул домовой. - Ты оказался умный парень. Все до тебя сразу безоговорочно соглашались. Суть в том, что интерес жизни в некоторой неизвестности будущего, своих возможностей, познания нового. А так… - он махнул рукой.

- Что так?! - я удивился. - Да дураки! - домовёнок проникновенно уставился на меня большими обиженными глазами. - Разве я им это даю для того, чтобы они отказались от жизни? Я же насильно никому не навязываю этот подарок. Все сами просят. - Стоп! Я ни о чём не просил. Я просто стоял у окна и ни о чём не думал. - Вот именно, не думал, - домовёнок опять просиял счастливой улыбкой. - А неосознанное стремление знать всё на свете уже сформировалось. Понимаешь, оно есть у каждого человека, но у тебя в тот момент оно было самым сильным. Вот к тебе и прилетел. - А как ты узнал? - Извини, профессиональная тайна, домовой развёл руками. - Такая моя служба! Ну, так как, отправляемся в путешествие или нет? Я поднял его и подошёл к окну. На улице уже совсем стемнело, и теперь нас с моим неожиданным гостем освещал лишь бледный свет уличного фонаря. Он с интересом глядел на меня, и его глаза были одновременно мудрыми и наивными. И я понял, глядя на это смешное существо, что жизнь потому и коротка, чтобы новизна её не исчезла никогда, какими бы насыщенными не были наши дни. Жизнь - дорога неизвестности, а мы - её пионеры. - Нет! - ответил я твёрдо. - Молодец! - улыбнулся домовёнок, и тут же засуетился. - Ну, всё, пока! Я полетел, а то мне некогда. Удачи тебе! И он исчез. Просто испарился, как струйка дыма на ветру. А я стоял у окна и радовался тому, что жизнь, интересная и неизвестная, продолжается.

Виктор ПСАРЁВ В большой семье художника Виктора Псарёва доброй сказке всегда находилось место. Сколько их было перечитано-пересказано, особенно долгими зимними вечерами. А если персонажи сказок наскучивали, то и родители, и дети сами сочиняли и новые сказки, и новых героев.

Звёздочка

своими подружками, которые остались на небе. Так прошло несколько лет. Нимб вырос. Однажды в один из чудесных вечеров, звездочка стала очень быстро увеличиваться. Достигнув размеров человеческого роста, вдруг рассыпалась на тысячи маленьких искорок. И перед Нимбом оказалась прекрасная девушка. От удивления юноша долго не мог прийти в себя. Так они стояли очень долго и смотрели друг на друга - Нимб удивленно, а девушка радостно. И вдруг девушка сказала:”Меня зовут Иффи. Я твоя половинка и пришла на Землю, чтобы пройти с тобой по жизни”. Нимб не мог поверить своему счастью, он только смотрел в сияющие глаза Иффи, которые были похожи на две зеленые звезды, и с волнением говорил:”Ты моя звездочка”. Вскоре они поженились и прожили многомного лет. Они были очень счастливы. А когда состарились, и пришло время умирать - Иффи вернулась на свое место: на небо, взяв с собой Нимба. Если мы ночью посмотрим на созвездие Большой Медведицы, то вторая звезда от конца хвоста Медведицы - это Иффи. А рядом с ней, совсем маленькая звездочка - это Нимб. Люди очень любят смотреть в звездное небо. Они ищут своих предков, которые им радостно подмигивают, но ничего не говорят, как Иффи и Нимб.

Рисунок автора

Давным-давно, много-много лет назад жил мальчик. Звали его Нимб. Это был грустный и очень странный мальчик. У него не было друзей, и его не понимали даже мама и папа. Никто и никогда не слышал его голоса. Когда Нимб начинал говорить - слов не было слышно - они были видны и переливались разными цветами, похожими на узоры и цветы. Если он говорил о зиме, то слова превращались в снежные узоры, которые мерцали разноцветными искорками. Говорил о папе и маме - слова были удивительно красивы: в виде причудливых растений с изумительными цветами, похожими на колокольчики, которые тонко и весело звенели - “тинь-тинь”. От этого перезвона цветы вспыхивали маленькими радугами, изумляя все вокруг. С каждым новым словом растения меняли цвет и форму. Когда Нимб говорил о лесе, птицах и животных, слова складывались в причудливые орнаменты из шариков, треугольников, маленьких кубиков и кружочков. Это было очень красиво. Но никто не видел этой красоты, поэтому Нимб был такой грустный. Однажды вечером он гулял по городу. Солнышко уже спряталось за горизонт, а тонкий месяц взгромоздился на свой трон в окружении своих фей - звездочек. Нимб очень любил разглядывать звездное небо, потому что оно было похоже на его слова. Вдруг одна звездочка сорвалась со своего места и, чиркнув по небу, упала к ногам Нимба. Он, изумленный, остановился и разглядывал звездочку, не зная, что делать. А она лежала у ног Нимба, переливаясь разными цветами, и дрожала так, как будто дышит после далекой и быстрой дороги. Нимб поднял звездочку. Она оказалась на удивление легкой и теплой. А ему всегда казалось, что звезды холодные. Звездочка засияла своими лучиками, как бы благодаря его. Мальчик вдруг понял, что он понимает Звездочку. С тех пор мальчик и звездочка не расставались, они все время проводили вместе: гуляли, играли, разговаривали на непонятном обычным людям, но очень красивом языке. Вечерами, когда небо было ясным и звездным, звездочка перемигивалась со

Творчество читателей Любовь ДАНКОВА

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ Который день меня будит шум дождя. Не открывая глаз, я вижу эту стихию. Мокрые деревья, серые заборы, лужи вдоль дороги – и вода, вода везде, на земле, на небе и между… Шум дождя не дает мне уснуть, вырывает из зыбкого небытия. Рывком сажусь на кровати, отдергиваю штору, но еще до того, как в комнату ворвутся лучи солнца, я уже знаю, что дождя нет, его и не было. Зелень вдоль дороги, чужой кот, лениво греющийся на заборе. Интересно, почему на моем заборе греются только чужие коты, и где в таком случае греется мой?.. Думай о котах, думай о заборах, только не думай о шуме дождя в голове. Дождь, дождь каждое утро – мой будильник, мое наказание. Его шум будит меня по утрам, но теперь я не вскакиваю и не гляжу в окно, я знаю – там у всех солнце, а у меня одной – дождь, серые заборы и деревья, скорбящие с ними за компанию. Они тоже плачут, только когда идет дождь. Гордые деревья, ведь во всеобщем потоке воды никто не заметит наших слез. Вы, как и я, не любите жалость. Нас не надо жалеть – нас надо просто согреть. Тепло. Как его мало… Мне снятся сны, цветные, красивые, но там нет главного. Может, этот дождь дан мне в наказание за то, что слезинки не скатилось по моим щекам, когда я осталась одна. А ты ждал этих слез? Ведь уходил, не оглянувшись, уверенно, гордо. Ты знал, что я буду плакать, ты слишком сильно уколол мою душу. Я и сама ждала слез, я знала, что с ними будет легче, что с потоком слез утечет обида. Но клинок остался в ране – и не было крови, была боль. В моих снах теперь нет главного – ты ушел из них навсегда. Я разучилась плакать, но научилась выть, как раненая волчица. Я разучилась верить, но научилась обижать. У меня выросла вторая кожа, спасибо тебе, милый, меня теперь никто не сможет обидеть. Но и согреть меня тоже невозможно… Сегодня я проснулась от шума дождя – это мои слезы просятся пролиться, вымочить всю подушку, умыть мое лицо. Может, тогда разгладятся жесткие складки и появится улыбка… Я лежу в кровати и не спешу вставать. Шум дождя все сильней. Господи, он преследует меня, я ведь знаю, что там, на улице – солнце. Шторы раздвинуты, за окном – дождь, серые заборы, мокрые деревья, лужи вдоль дороги. Это уже не мои слезы, а настоящий ливень! Я радуюсь неизвестно чему, странное существо, люди радуются солнцу, а я – дождю, ведь это уже не мои слезы, пусть плачут деревья. А вечером – звонок, и виноватый голос в трубке, и ласковые, до боли знакомые интонации. - Милый, как я рада, что ты позвонил, перебиваю я тебя, - позвонил именно сегодня, в этот чудесный дождь! Нет, я не сумасшедшая, просто умыто мое лицо этим летним дождем, и появилась первая улыбка. Ты для меня – друг, хороший друг, без обид и упреков. Нам будет о чем поговорить при встрече, теперь я легко вспоминаю тебя… Как крещеный младенец, омытый в купели, - у меня сегодня день рождения. Первый день рождения в жизни без тебя…

Людмила ШАЛАГИНА Людмила Шалагина (Конькова) - по профессии фитотерапевт. Всю жизнь посвятила лечению больных и изучению трав. А на досуге пишет стихи, прозу… Живет в пос. Курагино, но родиной своей считает Нижний Ингаш. “Я выросла в Ингаше, и дороже его у меня нет места на земле… - пишет о себе Людмила. - Там отчий дом, там могила мамы…”. Обрадовалась искренне, узнав, что на её малой родине стал издаваться литературно-художественный журнал и в нём напечатаны два её рассказа. Прислала в редакцию новые свои рассказы и стихи, и тёплый отзыв об издании: - Прочла оба номера журнала. Спасибо! Здорово! Смело! Может, так и надо шагать по жизни…

СВЕТ Телефонный звонок оторвал Прасковью от раздумий. Она сняла трубку. Взволнованный голос почти кричал: -Прасковья, ты знаешь, что наша церковь горела? -Нет -Иеговисты подожгли. Приезжай. Мы уже все тут. -Сейчас буду. Женщина торопливо одевается и бежит на остановку. У будущего храма собрались только те, кто собирался сюда ходить. Пожарные уже уехали. Люди разбирали кто лопаты, кто другие подручные средства и шли очищать пожарище. Работала вместе со всеми и Прасковья. Таскала обгоревшие кресла в бывшем складе, раскиданные доски и всё, что необходимо было убрать. С негодованием думала о поджигателях. Забыв о том, что каждому куда-то надо, бросив свои дела, люди работали, как муравьи. Тихонько переговаривались: -Пожарные говорили, что такого странного пожара никогда не видели. Здание деревянное, сухое. Ему по правилам, как спичке гореть, а оно ровно горело и только внутри по стенам, как бы очищая его. Видимо, так оно и есть. Это же бывший Дом культуры. Чего там только ни происходило. Вот Господь и очистил его для нас. Убираясь у колонны, которая стояла недалеко от входа в будущий главный придел, и прямо напротив алтаря, Прасковья подумала: “ Вот тут я стоять буду, когда службы будут идти.” И так у неё на душе хорошо стало. Прошло время, в церкви начались службы. Прасковья не пропускала ни одной, но почти всегда опаздывала. И как ни хотелось бы ей стоять у колонны, где она наметила себе место, там уже обязательно кто-нибудь стоял. Но однажды ей повезло, она не опоздала, и место, которое ей нравилось, ещё не было занято. Обрадовавшись, женщина встала там, где мечтала стоять. Через короткое время к ней подошла старуха и, грубо толкнув её плечом, сказала: -Уйди, здесь моё место! Прасковья отошла. От огорчения и от обиды на грубость она расстроилась и не смогла сдержать слёзы. Незаметно вытирая их, думала: “Ну, вот, Господи, и здесь мне места нет”. Уйдя в свои грустные мысли, она не слышала, что говорит священник, что поют на клиросе: она молча плакала. И вдруг она увидела Свет. Необыкновенный, неземной Свет. Он проходил, как широкая, удивительно светлая дорога, разделив храм на две части. Одна часть меньшая. Рядом с дорогой светильник и всего несколько человек, молящихся, и другая часть – большая, где основная масса людей, каждого из которых женщина видела отчётливо. Дорога проходила прямо через алтарь и уходила далеко, за горизонт. Прасковья стояла на дороге из Света одна и думала: “Мне туда надо, туда – в бесконечность.” И всё исчезло. Длилось это недолго, может быть минуту, может больше, но никто, кроме Прасковьи, этого не видел. А у неё сразу высохли слёзы, и она поняла, что это Господь сказал ей: -Стой, где хочешь. Я тебя везде вижу. И больше уже она никогда не стремилась встать у колонны или облюбовать себе какое другое место.

Литературная оценка

СЕРДЦУ СВЕТЛОГО ПРАЗДНИКА ХОЧЕТСЯ

О творчестве Владимира Корнилова, уральца по рождению, сибиряка по жизни, россиянина по душе написано немало добрых слов и именитыми мастерами отечественной поэзии, и литературными критиками, и просто товарищами по поэтическому ремеслу. Его стихов, наполненных светом добра и любви к русскому человеку, не заметить просто нельзя. И главное, что выделяет его в огромном, нескончаемом потоке сегодняшней поэзии – пронизывающая, как нерв, не отпускающая и неподдающаяся никаким лекарствам боль за сегодняшнюю, мечущуюся в поисках себя, неустроенную Россию. И это не русофильство, а настоящая сыновья любовь и верность, гордость и преданность родной земле. Такой не обманет, не продаст, и, тем более, не предаст. Передо мной новая, двенадцатая по счёту авторская книга братчанина Владимира Корнилова, вышедшая в августе этого года в издательстве “Иркутский писатель”. И название её – “Верю, боль моя в храмы войдёт” говорит само за себя. И каждое стихотворение заглавной темы в книге начинается этой болью: Мои российские деревни Пообветшали под дождём... Обобрали Русь да распродали На бесславных торгах с заграницею… Мечтают видеть все мессии На папертях своих церквей Убогой нищенкой Россию. Она же - царственных кровей. Но поэт верит ещё в былое могущество своей державы и утверждает эту веру в своих стихах: …Слава Богу, Русь ещё крепка Постоять за честь свою сумеет. Ведь недаром долгие века От неё былинной силой веет. И, как бы вновь и вновь усиливая эту веру, проводит красную черту заглавной темы своей книги: …Верю, боль моя в храмы войдет – И ударит в державный набат, Чтобы снова наш русский народ Стал духовно могуч и богат. Основа переживаний поэта – характерные жизненные ситуации, которые испытал на себе не только автор. Их могли и, я более чем уверен, прочувствовали и пережили многие и не только близкие ему по своему духовному строю люди. И потому стихи первой главы книги “Верю, боль моя в храмы войдёт” будут восприняты ими, как свои собственные мысли, думы и чаянья. Следующую главу книги – “Берег детства” я бы назвал стержнем всего творчества Владимира

Корнилова, его первоосновой и золотой серединой. Здесь все стихи читаются на одном дыхании. Они как бы сотканы из тончайших оттенков мысли и чувства и в то же время просты и понятны, как хлеб на столе, как занявшееся за окном утро, как всё, что окружает нас. Вот, к примеру, стихотворение о весне: ВЕСЕННИЕ КОЛОКОЛА Я у весны весёлым звонарём Устроился на время половодья, Чтоб хмурый день, разбуженный зарёй, Наполнить вешней музыкой сегодня. Я нынче встал ещё до петухов От взмаха крыльев деревянных ставен, Апрельский ветер в колокол стихов Ударил первой перелётной стаей. И вздрогнул звук, но на ветру окреп. Как вызов был он петухам-горланам. …И я подумал: “Скоро сеять хлеб. А в эту пору нелегко крестьянам…” В этом коротком в 12 строк стихотворении ненавязчиво видится лирический образ самого поэта, звонящего вместе с апрельским ветром в колокола своей души, своих стихов, напоминая людям о том, что пришла весна и пора сеять хлеб. Зримы, понятны и симпатичны с первых строк портреты дорогих автору людей:

МАМЕ Ты идёшь, а я любуюсь вслед: Видно возраст над тобой не властен. Даже в трудной сутолоке лет Не согнулись плечи от ненастий… Голову ты держишь высоко. От кого досталась эта сила? Не в тебе ль от сумрачных веков Сохранила женственность Россия? А образ деда у поэта – не мудрый, степенный аксакал с трубкой, а живой, стремительный, неугомонный человек: На все руки дед у нас: В одночасье кадку сладил, Баньку сам срубил в ограде, В погребке затеял квас… Сруб сложил – венец к венцу. Конопатил крепким словом. Вышла банька – хоть танцуй, Пар в ней с запахом смолёвым… Брызнешь, – камни зашипят Рукавицы дед наденет. Веник пробуя на деле, Проберёт до самых пят… Кряжист дед ещё в плечах, Хоть в груди осколок чует. …Банькой дед войну врачует, Вот и выжил, – не зачах. И совсем противоположный деду образ любимой бабушки Ефросинии Петровны нежный, ласковый, с тихой грустинкой в душе: Сколько лиц мне видеть доводилось?! Сколько глаз?! – И только у неё Васильки в глазах, как божья милость, Празднуют земное бытиё. Сегодняшний горожанин Владимир Корнилов хорошо, не понаслышке, знает и ценит деревенскую жизнь и, потому в его сельской лирике нет фальши. Зато есть образное восприятие действительности: ДЕРЕВЕНСКИЙ РАССВЕТ Ещё звёзды не все погасли. Зори тихо за лесом спят. Дремлет сумрак над старым пряслом И над играми жеребят. Спят натруженные дороги. Спит деревня, устав от забот. Полуночница-выпь в тревоге Хрипло вскрикнет и обомрёт …Пахнет клевером, спелой вишней. Тишь рассветная хороша. В час такой на озёрах слышно – Карпы плещутся в камышах. …А петух и сквозь дрёму слышит – Подступает зари огонь.

Встрепенётся, взлетит на крышу И – растянет свою гармонь Интересны по содержанию, по образу поэтического мышления и другие главы книги: “Я в Сибирь навек командирован”, “Не живут здесь без веры”, “Сердцу светлого праздника хочется”,“Душа в согласии с природой”, “С юмором по жизни”. Язык, лексический строй стиха, простота и в то же время свежесть образа, скрупулёзность мастера в работе над словом, строкой роднит Владимира Корнилова с лучшими мастерами российской поэзии – Сергеем Есениным, Николаем Рубцовым, Степаном Щипачёвым, Николаем Тихоновым и другими истинно русскими поэтами. Но особенно подкупает в творчестве Владимира Корнилова то, что, несмотря на всю неустроенность нынешнего времени, он не разучился удивляться окружающему миру. Я ВСЕГДА УДИВЛЯТЬСЯ БУДУ Я всегда удивляться буду Светлячкам, как ночному чуду, Щебетанью детей и птиц. Дерзким замыслам нашим всюду, Реактивному в небе гуду, Тихим звонам степных зарниц… Да! Загадочен мир великий! Зреет атом, цветут гвоздики, Бродит в чанах огнём вино, Жаждет тризны стервятник дикий, Смерть и свадьбы, рожденье в крике, В равновесии всё дано… Как постигну я тайны эти? Разгадаю мерцанье звёзд, Что горели в другом столетье?.. Всё мне чудно на белом свете: Дождь и радуга, снег и ветер, И кометы горящей хвост… Удивляться я вечно буду Миллионному в праздник гуду, Утверждающим жизнь росткам. …И всегда поклоняться буду Русской женщине, словно чуду, Материнским её рукам. Третья часть книги – рассказы, штрихи автора к портретам именитых земляков-иркутян. Эта часть творчества Владимира Корнилова не менее интересна. Жаль, что тираж издания невелик. Ну да это сегодня судьба почти всех талантливых, но нищих литераторов. Зато, став обладателем уникальной в каком–то смысле книги, вы не забросите её после прочтения, как остросюжетный роман на книжную полку пылиться, и нет-нет да раскроете её, чтобы отыскать лёгшее на душу стихотворение. Сергей ПРОХОРОВ, член международной Федерации русскоязычных писателей

Поэзия

Ольга ТАРАКАНОВА

Вместе с Богом создают здесь красоту и вечность гор СТУДЕНЧЕСКИЙ ЛЕНИНГРАД На Мойке, Неве и Фонтанке Плывут наших встреч острова. В заснеженном Павловском парке Застыли признаний слова. Была я однажды счастливой, Не думала, что же потом. Но сессии ритм торопливый Отсчитывал наш метроном. Ты был самой лучшей порою, Студенческий мой Ленинград! Лишь только глаза я закрою, Встает на пути Летний сад. Царь Петр навстречу нам мчится, Пришпорив лихого коня... Ладони — озябшие птицы, Сомкнулись, друг друга храня... Сам Зимний стоит в изумленье От наших сияющих лиц!.. Дни сессии, словно мгновенья, Над вольной Невой пронеслись... Притихли дворцовые залы, Чтоб вслушаться в наш разговор, И золотом солнце обняло Исакия гордый собор. Мне б в этой зиме раствориться, Остаться бы в ней навсегда! Ладони — озябшие птицы, Я чувствую вас, как тогда. В САЯНАХ На орлином перевале «газик» рвет натужно жилы, Значит, будет остановка возле ветки в лоскутках. «Духам гор перед подъемом, — нам сказали старожилы, — Помолитесь. Снедь простую разложите на камнях.

Не дарите духам денег и не зажигайте свечи, Но серьезно обещайте справедливым, добрым быть. Повяжите к ветке ленту в подтвержденье вашей речи. Можете еще при этом камни водкой окропить». Вроде прост обряд шаманский, как игра он в жизни новой. Но послушай, современник, назиданье, не укор. Век за веком сами люди светлой мыслью,верным словом Вместе с Богом создают здесь красоту и вечность гор. В ХАКАССКОЙ СТЕПИ Не одно столетье проплывает солнце Над хакасской степью между острых скал. Но над чем-то злобно до сих пор смеется Ведьминой пещеры каменный оскал. Как седые волны в бесконечном море, Средь песка и камня всюду ковы ли. И трава степная — перекати-поле, Вырванная ветром, мечется в пыли. Из скалы-орлицы вырывая перья, Ветер, злой бродяга, вечность не щадит. Как шаман сердитый, следуя поверью, Бьет истошно в бубен, пляшет и вопит. Древнее надгробье набок наклонилось, Чьих-то глаз раскосых вспоминая взгляд. И у камня стоя, я перекрестилась. Усмиренье духов - ведь не мой обряд. Всюду эти камни. Каждый как учебник. Степь их содержанье открывает мне. Ветер тут хозяин, — вековой кочевник, Без следа на резвом мчится скакуне.

Ольга Семеновна Тараканова родилась и выросла в г. Минусинске. С отличием закончила училище культуры по специальности режиссер. Высшее образование получила в Санкт-Петербурге, окончив в 1987 г. Ленинградскую Высшую профсоюзную школу культуры. Долгое время работала в клубной системе. В 1994 г. вернулась в родное училище, где работает в настоящее время. Подборки стихотворений печатались в литературно-художественном журнале «Абакан литературный», в сборниках минусинских поэтов «Живая строка», «Откровения». Были публикации стихов в газетах Минусинска, Абакана, Кызыла, Богучан, Ленинграда.

Поэт о поэте

Овеянная романтикой О творчестве поэта Николая Никонова

С Николаем Никоновым мы познакомились весной 1968 года. Я тогда – молодой сотрудник районной газеты, он молодой директор школы. У меня за плечами морская служба, у него целинные ветры, студенческая жизнь. Николай принёс стихи в газету, а накануне вышел номер с первой публикацией моих стихов. Разговорились о поэзии. Ощутили обоюдную симпатию друг к другу. А вскоре у нас при редакции организовалось литературное объединение сочинителей и любителей словесности, в котором Николай Никонов был активнейшим автором. А потом он уехал из района. Слышал только от когото из писательской братвы, что где-то на западе России промелькнуло его имя. Прошло почти 40 лет. И вот в этом году в начале июня мне пришло заказное письмо. Глянув на адрес отправителя, я был приятно удивлён: Никонов Н.Н. г. Гуково, Ростовская область. Удивлён, но не ошарашен. Вроде как бы ждал весточки от «блудного» друга юности. Ведь ещё когда задумывал я издавать свой литературнохудожественный журнал, первым делом мечтал отыскать и собрать в него своих талантливых друзей. Николай Никонов выслал мне три книги

стихов: «Целинные ветры», «Во славу казачьей вольницы» и «На ветру высоты». Всего у него издано 15 авторских сборников. Он член Союза писателей Дона, лауреат многих поэтических конкурсов, дипломант ЮФО России. Приятно. Хочется воскликнуть: «Знай наших!» Выбираю самую тоненькую: «Целинные ветры». Стихи. Из студенческой тетради. Издание второе, исправленное. И строки рецензий на первое издание: «Все стихи юношески откровенны, романтичны, жизнерадостны, написаны образным, живописным языком, с авторскими метафорами, эпитетами, олицетворениями, семантизмами, с высокой степенью эстетичности». (И.А.Федосов, доктор филологических наук, профессор РГСУ). «…За каждой строкой - ощущение беспредельности молодых сил, юного задора, а, главное, веры в то, что мир разумен, добр и в целом предсказуем… Да, поколение поэтовшестидесятников старалось жить «яростно и песенно», не боясь крутых поворотов в судьбе, дальних нехоженых троп, тяжёлой физической работы. Целина, Братская ГЭС, позднее БАМ… Нынче об этом вспоминаем с улыбкой. А тогда: /Позади у нас скрежет сессии,/ /Впереди – целины размах./ / В сногсшибательном равновесии/ / Междометия: «УХ!» и «АХ!»/… Так жили поэты. И не только они… (Михаил Щедрин). 60 страничек. 90 стихотворений – мгновений творческого всплеска, томления души. Они далеко в прошлом, за длинным караваном лет, и в то же время они рядом, осязаемо близки. И чем ближе поэт к своему финишу, тем острее и тоньше он ощущает полузабытое состояние юной души: По старой доброй традиции, Чуть припухшая ото сна, Ясноглазая, круглолицая, К нам влетела вчера Весна. Где-то лёд громыхнул на Волге, На Дону проскрипел паром. Обступили Весну филологи – И расспросы со всех сторон. Обступили Весну филологи, Оживлённости не тая: Мол, здоровье как? И надолго ли К нам, в студенческие края? А она: - Не о том давайте, -

И, косыночку теребя: -Вы мне зубы не заговаривайте, Мне – показывайте себя… Вот такой поэтический образ студенческой весны. Необычени в то же время до наивности прост и понятен. А вот поэт неожиданно берёт себе образцом стойкости, стремления, мужества обычный желудь: Пласт земли и тяжёл и плотен, К солнцу вырваться не давал. Сто седьмым обливаясь потом, Желудь все-таки прорастал!.. …Я бы тоже хотел, как желудь. Труд тяжёлый. Хватит ли сил? Видимо, хватило, о чём свидетельствуют следующие строки: О, целинные ветры, Пропылённая степь! О твоих километрах Невозможно не петь. О дорогах и тропах, О ночах в сапогах, О рассветах - в робах, И о кострах. Были ветры, как паруса И как вода, От которых падали провода. От которых каркасы давали крен, Но ни разу, ни разу Не падал день. Но ни разу, ни разу Мы не ушли Побеждёнными С той земли. Молодой задор, вера в свои силы, в свою цель и ни строки разочарования в жизни, кои сплошь прочтешь у нынешних молодых поэтов, проходит как стержень через всю книжку, через всю его юность: У нас девчата были бравые, И парни - что богатыри. Мы шли с ладонями шершавыми, И отступали пустыри. Листаю дальше, перелистываю. Знакомый поэтический приём, почерк, поиск в обыденном чего-то необыкновенного, возвышенного, даже порой сюрреалистического видения образа, (все мы в начале творческого пути искали свою, непохожую на другие, золотую жилу). Но в целом, в главном всё написанное им несло, да и сейчас несёт свою полезность, потому как в каждое слово,

в каждую строку вложен поэтом позыв на добро: Народная мудрость гласит неспроста: Я рад, что ты рядом со мной идёшь, У дружбы особая стоимость. Шагая по жизни упруго. Мне в людях нравится простота, Когда ты руку мне подаёшь, Мне в людях нравится скромность Я чувствую руку друга! В книжке я как старых друзей встретил много знакомых строк. Да, они были написаны, когда Николай Никонов работал в одной из школ посёлка Тинского. Вот одно стихотворение об этом времени: Давит морозец на сорок с лишним, Идешь на работу, идёшь ли с работы, Снег, поскрипывая, горит. Шагаешь на лыжах, бредёшь из кино Ощущаем - не только слышим Сибирского улья морозные соты Холодов притаёжный ритм. К зубам прилипают, как эскимо... Мне ещё тогда нравилась образность стихотворного мышления Николая. Зори у него «многолики и многогранны... зреют на берегу», реки «с непокрытой головой», дождь « по улице скачет чёртиком, оседлав августовский жар», песня «покачиваясь, молчит», снега «озорные», осень «загорелая и окрепшая, как невестушка, хороша!» Дочитана последняя страничка. На книжной полке меня дожидается большая книга уже зрелого поэта. Я бегло её пролистал, отметил профессиональный рост, мастерство умудрённого жизнью литератора. Но пока на чашах моих душевных весов маленькая книжка перевешивает своей еще не омрачённой открытостью, своей молодостью, овеянной романтикой, своей ребячьей непосредственностью и поиском самого себя в огромном поэтическом мире. И предлагаю читателю небольшую подборку из этой книжки.

Сергей Прохоров

Сергей Прохоров редактор журнала «Истоки»

Поэзия Николай НИКОНОВ

А молодость - это песня БЕССОННИЦА Распаленные, раскаленные, Разухабистые ветра Увели в чудеса бездонные И не дали спать до утра. Там, где речки Вливаются в речки И ручьи беспокойно журчат, От усталости нечеловечьей Горы, вздрагивая, молчат. РОДИНА Бредит обновленными началами Воздух сине-сине-голубой. Берега с зовущими причалами, Реки с непокрытой головой. Берега, Тенистые, ветвистые, Утонувшие в разбеге дня, Вы давно, Шершавые, плечистые, Вы давно не видели меня. ...Я тогда Взрослеющим мальчишкой В горькой спешке выехал на юг. Не дочитаны валялись книжки, И стоял Растерянный Июль. А пичуги, серые пичуги, Неумолчно, будто сговорясь, Что-то дребезжали на досуге, Вспоминая высохшую грязь. ...Родина! С грибами и малиною, С дымкой голубою над рекой, Трудовая И незаменимая, Преклоняюсь я перед тобой! Я к тебе вернусь, и непременно. А пока — грущу под стук колес. Искренна, надежна И священна Тяга к уголку, в котором рос. В САМОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ Студенчество — это молодость. А молодость — это песня. До блеска серебристого Надраены снега.

Высотами орлиными Раскинулась тайга. Состав по рельсам катится, Поезд мчит, А песня покачивается И молчит. Песне взгрустнулось, У песни беда: Песня юная В юность влюблена. Говорят, пора бы Серьезной быть; Мол, там, где прорабы, Суровый быт. А песне не хочется Серьезной быть. У песни «несерьезной» Серьезный быт... Поезд катится, Поезд мчит, А песня покачивается И молчит. Вымытые звезды На небе горят. Солнечные россыпи, Солнечный взгляд. Под лунным Небом Лунный Снег. Как звонкий невод Девичий смех. Как солнечные россыпи Девичий взгляд. Вымытые звезды На небе горят! ЯБЛОНЬКИ Моим сокурсницам Вас, Не очень сильных, С шейкой тоненькой, В свой С годами выгоревший сад Выведет садовник из питомника, Высадит под чуткий листопад. Знаю: вам придется встретить-вынести

Столько испытаний, столько гроз! Все ли приживетесь, Все ли приметесь, Все ли, яблоньки, Пойдете в рост? ЛИРИЧЕСКИЙ ПЕРЕПЛЯС Ах ты, песня моя чумазая, Сыпани-ка на этот раз Не оказию, не фантазию, А лирический перепляс. Топни так, чтобы половицами Заходили рифмы в стихе И восторженными ресницами Припадала строка к строке. Ветры сходятся и расходятся, Белой дымкой вдали пыля... То захочется, То расхочется, То вдруг можно, а то нельзя: Мчаться по небу, Бегать по ночи, Воздух резать и звезды пить, И смеяться жгуче и солнечно, И кого-то сильно любить. Удивительно жизнь устроена: Время катит, борт накреня, С переливами, с переборами, С золотыми огнями дня. Ах ты, песня моя чумазая, Самодельный мой ватерпас! Не оказия, не фантазия, А лирический Перепляс. Не смотри на меня взъерошенно И не думай, что я нахал. Я хотел с тобой по-хорошему, Да, как видимо, Перебрал. Прости! *** Неподкупная, самобытная, Нежность сердца и плеч овал... Я сказал, что могу забыть тебя? Ты не верь. Я тогда солгал. Небо-машет кудрями синими, Серебрится речная гладь. Так и хочется твоим именем Здешних девушек называть. Ты стоишь предо мной мадонною, Голос твой задушевно прост. Так и хочется прыгнуть до неба За букетом зеленых звёзд. Неподкупная, самобытная,

Нежность сердца и плеч овал... Я сказал, что могу забыть тебя? Ты не верь, Я тогда соврал. *** День посветит, побудет и кончится, В ночь уйдет, тишину трубя. Как мне хочется, Как мне хочется Очутиться Возле тебя! Заглянуть в глаза твои карие И, щекою прильнув к щеке, Нежно-нежно поразговаривать О неслыханно злой тоске. БОРОДА Лешка сбривает бороду. Ну ее, говорит, к дьяволу. Хватит того, что дедом Прозвали из-за нее. А звезды в небе, как яблоки. Ребром серебристым светятся И, заливаясь смехом, Заглядывают в окно. Ах, звезды! Белые звезды — Мудрые полуночники! Вы, как свою ладошку, Видите все вокруг. Не надо, милые звезды, Не надо, слышите, звезды! Не надо смеяться, звезды, Сразу на все лады. То, что для вас не ново, Для нас — полоса романтики. То, что для вас обычно, Для нас — необычность судьбы. Пусть останется все-таки, Хотя бы на фотографии, Место для романтичной Лешкиной бороды!

Татьяна ГЛУШКОВА п. Нижний Ингаш

ВО МНЕ ПРОСЫПАЕТСЯ МУДРОСТЬ *** Я помню все, что не со мной... Я помню ясно. Звезда из бледно-голубой Вдруг стала красной. Ее горячие лучи Вошли мне в тело... Как боль прожгла, Не поняла я. Не успела. Провал... Глухая чернота. И только искры Невидимого мне костра Жгли грудь неистово. И где-то там, где-то внутри, Рвало, хрипело, И сотни тысяч острых игл Впивались в тело. Металась в этой черноте, От боли воя. Я в эти дни была не я, была тобою. ВНЕ БЫТИЯ Повсюду серый цвет. Разбиты зеркала. Бумажки от конфет... Забытое вчера... И колокольный звон. И плач седых старух. И тот кошмарный сон Моих химерных мук. Повсюду миражи Сусального добра. И острые ножи В ночи из-за угла. Предательство и ложь Психоз заблудших душ. И рук похмельных дрожь Среди химерных мук. Повсюду серый цвет. Разбиты зеркала. А суета сует все та же суета. *** Ухожу и снова возвращаюсь К строкам... Тем, что были не написаны, Что еще лишь бродят в моих мыслях. В сердце входят поступью неслышной,

Очищаясь в нем от дряни лишней, Как птенец от тухлой скорлупы. Я хочу, чтобы слова те были Чисты, и просты, и не глупы... *** Проходит день, Осенний стылый день. Как равнодушно время убегает! И лишь метель. Ноябрьская метель С рябиновыми гроздьями играет. Как хочется ей крикнуть: - Подожди! Дай осени багрянцем насладиться! Но все длиннее ночь. Короче дни... Сегодняшний же день зимы граница. Приходит вечер. Несколько часов Нас от зимы холодной отделяют. Хохочет ветер, Рвется в мою дверь, В окно мое горстями снег швыряет. *** Вверх карабкалась и срывалась. Камнем падая, не разбивалась. А топили по дну шла к берегу, Затаив дыхание, верила: Что ни делается - к лучшему. Но готова была и к случаю: К горю горькому, беде-каверзе, Где рассвет был кровавым заревом. Все преграды брала упорно я, Но считала жизнь ночью чёрною. А как выпало счастье негаданно,

Небо вспыхнуло яркой радугой. Смех звенел мой льдинками стылыми. Где ты, счастье мое, раньше было-то? *** Во мне просыпается мудрость, Проклевываясь росточком Из генов далёких предков, Из глубины веков. Во мне просыпается мудрость Раскрывшейся чуткой почкой... И я понимаю сердцем Загадочность моих снов. Росточек ещё так хрупок... Его золотые ладошки Взрываются постепенно, Высвечиваясь изнутри. Во мне просыпается мудрость Из опыта жизней прошлых. Мне больно, и странно, и трудно... Минуты - длиною в дни. ........................................... Мгновения бесконечны, И нервы обнажены. *** Мне в этой жизни все не ново: Дожди, рассветы, и трава, И синий свод небес, И зимний холод. Мне кажется, что я уже жила. Я видела все это много раньше: И солнца свет мне бил в глаза, И пил росу июньский одуванчик, И белой кипенью черемуха цвела, И снежный ветер заметал дорожки, И волчьи плакали в лесу глаза. Ия с оплывшею свечою у порога... Кто я? Что я? Я знаю точно: уже жила. Вот только звезды были чуть другими, И чуточку крупней была луна, И тяжелее облака... Как жаль, что я не помню свое имя.

Проза Олег ШЕСТИНСКИЙ

БОЦМАН ВАСЯ Шестинский Олег Николаевич родился 28 января 1929 года. Большая часть его жизни связана с Ленинградом: там он школьником пережил 900 дней блокады города, окончил университет по специальности филолога — болгариста, издал первую книгу стихов и в 1956 году вступил в СП СССР. Выпустил за годы жизни несколько десятков книг поэзии, прозы, переводов. Его стихи и проза переведены на многие языки. За свою литературнообщественную деятельность удостоен звания Лауреата Международных премий: им. святых, равноапостольных Кирилла и Мефодия; им. Николы Вапцарова (Болгария); им. Андрея Платонова. Лауреат премии им. Ленинского комсомола.За переводы на русский болгарской поэзии удостоен Золотого Знака Союза писателей Болгарии. Кавалер ордена Кирилла и Мефодия 1 степени (Болгария), а также ряда высших отечественных орденов. О.Н.Шестинский благосклонно оценил первые шаги журнала “Истоки”, всей душой одобряет его духовное начало: «...ощущаю в нём (журнале. прим. редактора) духовно-родолюбивый свет. Это отрадно! Единственный мой совет: старайтесь повышать художественную планку публикаций. Тогда ведь и свет ваш будет озарять всё новые и новые пространства, проникая в сердца. В творческих отношениях не должно быть дружеской снисходительности, а лишь принципы эстетики и верности русскому миропониманию.» Из письма редактору журнала «Истоки» С. Прохорову. 52

После войны в Ленинграде да, собственно, по всей стране, то, как молнии, то, как туманные наплывы, прорезывали окружающий мир сложные женские настроения. Многие молодые мужчины или были убиты, или трагически покалечены войной, и вернулись победителями слишком немногие для огромного женского населения страны, в том числе, и для подрастающего. Одни женщины — в основном зрелого возраста — нередко проявляли себя, как хищницы, стараясь правдой или неправдой урвать для себя мужчину, хотя бы ценою развала чужой семьи. Другие, преданные до определенного срока памяти друга, словно выжидали, что вот скрипнет дверь и на пороге возникнет любимый. «Похоронкам» они не верили. И проступал третий слой женщин, у которых искалеченные и неустроенные инвалиды вызывали чувство почти материнской заботы, хотя, конечно, эти заботы не исключали вожделенной тоски по мужчине. И все равно этих третьих я бы назвал почти святыми. Период этот длился недолго — года три, четыре,— дальше он пошел на убыль: слишком быстро уходили с белого света убогие раненые. Сначала они как бы заполняли город визгом подставок на шарикоподшипниках вместо ног. Обездоленные матерились и табунились возле пивных, где фирменным напитком было пиво, разведенное водкой. Гвалт и шум от них носились повсеместно. Но прохожие, не придираясь, как-то застенчиво обходили их, пострадавших за Родину и не знающих, что делать с собой. Я вспоминаю боцмана Васю с Петроградской стороны. С утра, лишь буфетчики распахивали оконца своих халуп, трещал он на колесиках по асфальтовому проезду и, выпивая и клянча монету на пропой у прохожих, всех материл за неудавшуюся жизнь. Это был обрубок человека: ноги ему ампутировали почти подчистую. Слава Богу, не обкарнали рук. И все же он выделялся среди собутыльников своей нервной и дикой красотой. В неизменной безкозырке, тельняшке и бушлате, он подчеркивал, что он моряк. Черные, всегда возбужденные глаза сияли неведомо отчего; но главное: холеные, пшеничные, закрученные залихватски усы придавали ему картинность и забубенность. Говаривали, что жена, повздыхав, не взяла его домой; тлеть где-нибудь на острове Валаам в приюте он

отказался. «Мне манную кашу да пилюли только в задницу вмажут»,— хорохорился он. И оказался бездомным, теперь бы назвали «бомжем». Ночевал, где придется: в подвале у теплых батарей; иногда летом засыпал прямо возле пивных на разломанных ящиках; а в жаркую пору в кустах или, подскочив, на садовой скамейке. Он тарахтел, профинтив деньги с дружками, на подставочке, положив перед собой безкозырку, и ему кидали, кто что мог. Я встречал его каждый раз, выходя из дома, и мы даже стали здороваться: — Привет, шкет! — Привет, боцман! Сколько б ему так протянуть? Думаю, совсем немного. Он сжигал себя и словно гордился этим, не давая себе никакой временной пощады. И как-то раз, разморившийся от пьянки, с набрякшими от пива усами, спал он, сунув под голову безкозырку возле пустых пивных ящиков, вздрагивая во сне, что-то выстанывая, порываясь в сновидении куда-то бежать. К нему в те минуты подобралась женщина, лет 27-ми, ткачиха с фабрики «Красное знамя», одинокая и ладная, хотя красивой ее никто бы не назвал. Просто русская девушка, которыми полнится свет и которые умиротворенностью доброго лица придают русскому типу женщин неповторимое обаяние. Она дернула Васю за рукав бушлата. Он отворил один глаз, рыжевато-красный от отблеска заката, и забурчал: — Чего тебе? Меня аж милиция не трогает. Свой. — Да нет, Вася,— оборвала женщина.— Я похорошему. Пойдем ко мне. Я одна. Будешь у меня жить. Вася открыл второй глаз. Полное недоумение выявлял его взгляд. — Да зачем? Я, кажется, с похмелья обоссался. Женщина никак не отнеслась к его признанию, а потянула его за собой, и он волей-неволей, грязный и запаршивевший за день скитаний, поволокся за нею, дребезжа и продолжая икать: — Да куда ты? Этак и дружков растеряю, коли нас растаскивать будут... — Тут недалеко,— только и молвила она. Он вырвал рукав бушлата у нее, но поскакал рядом с ней по булыжникам. — Ну, королева Марго, что ты удумала? Мне баб не надо. Куда меня такого на бабу?

Около подъезда женщина отстегнула его подставку, подхватила его налитой обрубок сильной рукой, ткнула дверь перед собой. Так они добрались до третьего этажа. Женщина спустила Васю на подставку и через порог вкатила в темную переднюю. — Сейчас свет зажгу... И они удивленно уставились друг на друга под тусклой электрической лампой. — Валя,— протянула она ему руку. — Боцман Вася,— важно ответил он. — Итак, боцман, раздевайся с моей помощью — ив ванную. Я воду уже нагрела. И Вася, бурча и не сопротивляясь, по первости снял безкозырку и ошеломил Валю каштановыми прядями своих непотасканных волос. — Ну, еще бушлат сниму ,— добавил он. Но Валя ловко, без слов, стянула с него тельняшку, едко пропахшую потом ; в мгновение ока с мастерством медсестры выпростала его из укороченных штанов; совсем небрезгливо рванула на себя провонявшие трусы, и, подхватив голого с мускулистой грудью, окунула в ванную, и принялась нежною губкою, намыленной дефицитным мылом, всего его обмывать, обтирать, стараясь не причинить случайной боли. Вася кряхтел, все еще не вызнав, что за жребий выпал ему. А Валя промывала слипшиеся пряди, перепутанные со стружкой и опилками, когда он спал у пивного ларька. — Там-то уж сам помой,— намекнула Валя,— я сейчас мазь принесу культи твои смягчим... Она, едва касаясь натруженных, покрасневших культей, мягко обволокла их пахучей мазью и стала втирать, участливо вопрошая: — Не больно? — Знаешь, Валентина, и поверить не могу, что все это со мной происходит. Только гребень принеси мой: усы у меня - теперь самая главная персона. А потом она обернула, как дитя, Васю с расчесанными усами в белую простыню и уложила в кровать, развернула головой к стене и шепнула:— Проспись, а потом и поговорим. И поужинаем. Она, преодолевая чувство гадливости, все его барахло, кроме безкозырки и бушлата, швырнула в мыльную воду и принялась стирать в семи водах, пока вода не почернела от нечистот и уличной заброшенности. И, любуясь своей работой, развесила на балконце, чтобы на ветру быстрее

просушить белье. Вася проснулся часа через два, протрезвевший, посвежевший и долго обводил комнату взором, соображая, куда же его занесла судьба. — Ну, вот и молодец, проснулся,— весело услышал он и увидел Валю. — Все-таки, что это такое? — подивился Вася. И она пояснила легко и не стеснительно. — Живи со мной вместе. У меня муж убит в начале ... Изошлась я горечью, а теперь хочу к жизни прилепиться. Ты, Вася, красивый. Мне нравишься. И по-мужски — я взглянула — ничего у тебя не нарушено. Полюбим мы друг друга — чует мое сердце. Только ты слушай меня, Вася. И так отрадно на душе было Васе в этом тихом пристанище, что он хрипло пробасил, поребячьи: — Я буду слушаться. Только, как я нынче жить буду? В кровати, что ли, весь день валяться? Не по мне с дружками не видеться. Предательство. На улице не показываться?. Привык я к свободе. — Все преодолеем,— вдохновенно воскликнула Валя,— тебе сколько лет? — Мне-то 24. — Вот видишь: я как мать тебе. Мне уже 27 стукнуло. Начнем с того, что я тебе пить запрещу. Согласен? — Ну, хоть по праздникам? — По праздникам и я с тобой вместе. Дружки? Присмотрела я в твоей ватажке одноногого капитана в погонах, на костыле. Его пригласим. А и других — не пропойц. — Это Барковский-то? Хороший мужик. С тральщика. — Ну, а шваль на что тебе? Только деньги канючить вынуждает и обпивает тебя. — Это так. А я боцман,— горделиво согласился Вася. — А что до улицы, так я неплохо зарабатываю. Возьму такси и отвезу тебя в парк для развлечения и бесед. А потом заберу. Мы с тобой на две головы утехи приищем. Летом в отпуск махнем ко мне в деревню, река, рыбалка, лодка... Заживем, Вася! — Эка ты мне жизнь колесом заколесила! Первые три ночи Валя спала на раскладушке. Ворочалась. Иногда перемолвливались по ночам они. И утром Валя, невыспавшаяся, шла на фабрику. На четвертую ночь расположились они, как обычно. А за полночь Валя, в полотняной белой рубахе, босая, прошлепала по полу и усмехнулась в темноте.

— Можно? Вася сдвинулся, уделяя ей место. И Валя стала гладить его мохнатую грудь, мощные, натренированные руки, поцеловала в губы, возбуждаемая шелковистыми усами. И вдрут Вася заплакал злыми, мужицкими, невидимыми слезами. — Не могу я. Столько времени женщин не имел. Забыл уже. Отвык по пьянке. И Валя, не смущаясь его излияниями, выдохнула: — А теперь все будет по-иному. Ты же еще молодой орел! — и ее ладони, смазанные на ночь чем-то сладко-пахучим, принялись ласкать его, движась все ниже и ниже по статному торсу, словно напоминая ему что-то, надоумивая, внушая, что ничего в любви не забывается напрочь, а только замирает на мгновение, чтобы пробудиться с новой силой. И Вася прижался к ее рубашке, и обнажил из-под вырезного полотна ее истосковавшиеся груди, и сжал их по-боцмански так, что она даже вскрикнула. И вдруг ощутил себя не недомерком, а тем пламенным воином Васей, от голоса которого трепетали подчиненные матросы, когда он отдавал приказ. И он, воображая себя не калекой, а усатым молодцом, по которому сохли на деревне девахи, повернул Валю к себе напрягшимися руками и... как будто ушел на дно моря, взбаламученного, яростного, но ушел здоровым, неутомимым, залихватски-счастливым. И только, когда он вынырнул на поверхность, сквозь тьму различил поглупевшие и заволоченные радостью зрачки Вали. И он своим недоверчивым рассудком сообразил, что эта женщина никогда не вырвется из его цепких, заскорузлых пальцев, а догнать — он ее всюду догонит на своих смазанных машинным маслом шарикоподшипниках. Решили отпраздновать свадьбу не свадьбу, а что-то близкое к тому. Явились Валины подруги-ткачихи, одноногий капитан Гриша и еще из непропившихся однорукий бухгалтер, тоже выкарабкивающийся из грязи. Гриша хлопнул донцем бутылки по столу. — Не пью, Гриша. Может, чуть красненького,— скосил глаза Вася на Валю. — Кому как,— не настаивал Гриша,— мы с девчатами уломаем. Ведь так? — Так,— перебивали друг друга девушки, засматриваясь в тонкие черты лица капитана, с горькими морщинками у губ. Капитан рубил напрямик, что думал, и вдруг

выяснил, что подробностей Васиного ранения никто не знает. — Что ж так? Даже родной женщине! — Да так. Чего вспоминать? — Нет, ты вспомни. Пусть знают, что мы Родине отдали, а она нас в пасынках держит. Вы представляете, я каждые полгода должен ходить на медкомиссию: выросла нога у меня или нет? А то и пенсии не дадут. Давай, давай. Васек! — А чего «давай»,— помедлил Вася. — Когда наш флот отступал из Таллина, зашел стервятник сбока и крушить бомбами. В мой корабль по левому борту шарахнуло. Я командую. «На правый борт!» А сам за матросами последний, как полагается. И тут-то стальная перекладина рухнула мне по ногам. Отсекла ноги. Ребята успели жгут наложить — и в шлюпку. Набилось в шлюпку раненых и штабных пройдох. А вокруг вода от бомб бурлит, и раненые — кто с покалеченной рукой, ктоногой, кто осколками изрешеченный, воют нам из кипящей от бомб воды уже не по-человечески: «Братцы! Не бросайте! Возьмите!» А шлюп полон, волны до краев доходят. Возьмем еще одного — все на дно пойдем. Запомнил мальчонку — сигнальщика, лицо в крови, месиво, а кричит по-деревенски с оканьем: «Дяденьки, захлебываюсь! Дяденьки...» Мы сами чуть живые в шлюпе, а раздирающие вопли товарищей, что в шлюп не попали, не меньше ран терзают. Некоторые окровавленными руками хватаются за корму, а их веслом по рукам: мол, утопишь... И вдруг наш интендант — ранение-то с горошинку, в задницу — сложил руки рупором да как заорет на весь водный простор: - Приказываю раненным, на плаву которые, идти на дно!... Страшный приказ. Не человеческий. Его потом трибуналом судили. Несколько человек, совсем обессиленных, этот приказ подтолкнул, скрылись под водой — бескозырки покачиваются. Вот так, гости дорогие... Нависло тяжелое молчание. — Налейте по стопке беленькой за их память,— сказала Валя и Васе налила. Летом они уехали в деревню и вдвоем рыбачили. И ничего не было Васе утешительней, как на пустынном островке, выползя на берег и подвалившись к Вале, начинать щекотать ее усами, обхватить своими боцманскими клещами и дождаться того желанного мига, когда у нее увлажнятся глаза, и она сливалась с ним плотью среди замшелых валунов, криков чаек, жужжания пчел и всплесков рыбы.

Он однажды усмехнулся: — — Ты во мне пробудила мужчину. А я уж думал: без ног — все тебе! — А ты во мне женщину,— задумалась Валя,— я-то ведь загадала, что по-матерински тебя выхаживать стану. А вышло вот как! — Как? — хитро спросил Вася. — А так и сяк... Я, живя на Петроградской стороне, отчетливо отмечал, что глуше звучат подставки с шарикоподшипниками, редеет толпа инвалидов у пивных... А те, кто опомнился, приступают к учебе. Они вымирали от буйной пьяной жизни, от сердечных недугов, от застоя крови, от болезней, которые липли к ним, как мокрые листья к асфальту. Но Васю-то обласкивала Валя. И вдруг приметила: как скучнеют его глаза, как чаще отодвигает он чашку с молоком, как все реже и реже подкатывается по ночам к ней. — Что с тобой, Вася? — А чего-то кровь густеет... никуда не двигается... Ноги-то мои по Балтике плавают. — Брось ты,— взбадривала Валя, и покупала ему на рынке парную печенку, и заставляла есть почти сырую. И как-то он высказался: — Это все ерунда. Главное, что ты у меня была, хоть и ненадолго. А умру — бескозырку в голову, бушлат сверху, Потом воры слямзят, но пусть, хоть чуть-чуть, полежат на мне. — Что ты чепуху несешь, Вася, — вздрагивала Валя. А потом на Петроградской совсем перестали греметь шарикоподшипники, а лет-то прошло всего-ничего: два-три-четыре... Но этим никто не интересовался. Страна победителей строила социализм и старалась обогнать Америку. Его похоронили на Серафимовском, на морском участке. Рядом с адмиралом. Валя добилась. А сама она стала стареть, и уже из ее поколения нынче женщин наперечет с таким материнским сердцем.

Литературная оценка

ДУМА ПРОВИНЦИАЛА

Обозревая густой лес, шуршащий на ветру ветвями,оцениваешь его не по чахлым осинкам, приникшим к болотцам, не по колючему кустарнику, не по плакучим ивам, бессильно склоненным над тенистым озерцом,а по слепящей белизне берез,по мохнатой, орлино - раскидистой хвое могучих елей, по застенчивой и нежной прелести рябин. Думаю, что и поэтические книги следует оценять не под прицелом мелочных упреков, не в равнодушном выискивании просчетов, но в мучительно - искреннем обнаружении того чистого и светлого, того потаенного и ненавязчивого, того желанного, что тебе близко и дорого самому. И если ты открываешь эти качества в книге, открываешь бесспорно и утвердительно, то понимаешь, что в книге заложена нравственность, на которой только и может зиждиться искусство. Вот такой неожиданный ход размышлений преследовал меня, когда я знакомился с поэтической книгой Сергея Прохорова « Земое притяжение». Есть у С.Прохорова ключевое, принципиальное стихотворение - « Дума провинциала» . Провинциал! Не редко вышмякивалось высокомерное суждение нашими столичными «высоколобыми»: мол, провинциальное суть нечто недоразвитое, малосмысленное. Укореняли такое понятие пустобрехи, рассчитывающие на признание своего превосходства над коренной, провинциальной Россией лишь по случайному своему местожительству. И, может быть, как никогда мы прозреваем, что сегодня именно провинция, в силу своей святой консервативности бытия, менее, граздо менее, чем городская среда, подвержена растлению всевластного распутства и безмерной наживой, гнилостному дурману казино и вертепов - борделей, оглушительной трескотне лукавых митингов прозападных либералов, заказным убийствам на улицах... Да, именно провинция, страдающая своими хворями провинция, все решительней становится надеждой России . Провинция проявляет себя моральней, устойчивей, она рвется из порочного круга озлобленности, она исторически более основополагающе привержена российской государственности и православию, как важнейшей скрепе национальных ценностей. Да разве, в частности, не показательно, что

провинция свою концентрирующуюся духовность выявляет в таких, к примеру, журналах, как « Вертикаль» в Нижнем Новгороде, « Русская эхо» в Самаре, « Странник» в Саранске... Ингашские «Истоки» в том же ряду - детище првинциальных энтузиастов - словестников. Как в смутное время Росии, провинция, благодаря своей незримой, не растраченной мощи, превратится в стартовую площадку возрождения России. Память о Минине и Пожарском, об Иване Сусанине и П.Ляпунове осеняет нас своими знаменами. Глубинно трактую С.Прохорова : « А в провинции у нас все так же тихо, И дожди у нас все те же и снега.» Правильно - «тихо». В этом слове затаена искомая стабильность души, в которой вырастают направляющие идеи и свершения. Провинция не спешит, она осмотрительна, потому и тверда в своих устоях. Но « тихо» не значит бездейственно. С. Прохоров признает: И кому-то до сих пор хватает лиха, И кому-то до сих пор течет деньга. Только я им не завидую нисколько, Только я им всем сочувствую сполна. И судьбу свою вершу я не с наскока, И стихи свои пишу я не спьяна. Провинциал С.Прохоров вызревает, как. гражданин и художник. Паспортный возраст не ограничитель у писателя. Писатель, если он несет в себе Божий дар, всегда вызревает к чему-то новому. С этой позиции благословенной провинциальности С.Прохоров высекает свою максиму : «Тем-то жизнь и страшна, Когда брат против брата, Хоть всего-то нужна Нам одна только правда.» Действительно, только правда! Его, прохоровская правда, дает поэту способность всмотреться в русский мир не издали, а в широко раскинувшиеся перед ним просторы. Не декларативен выплеск эмоций: Ты только дай мне Веру, дай мне Правду. Дай силу мне, моя святая Русь ! От выстраданной поэтом правды и рождаются стихи о родной земле, как нечто неотделимое от его живой плоти: « Хороша ты, Русь моя, в пору сенокосную, Когда звёздным вечером, от трудов устав, Бродит ветер по лугу свежими прокосами, У костра пьет крепкий чай мятного листа.

С.Прохоров стремится слить воедино Слово и Красоту земли, на которой живет: И постигаю добрые И мудрые слова. Медовым пахнет донником Зеленая трава. Стихами, как молитвами, Хранит меня Господь, И крепкий чай с малиною Мне согревает плоть.» Немало в книге стихов, расцвечивающих красками родолюбивую взволнованность поэта. К ним, по моему мнению, относятся: « В зимний вечер», «Белый парус», «Романс полуночника», « Сенокосная пора», «Какие нынче выпали снега!», «Сверстнику», «Земляк», «На покосе» и иные, иные... С. Прохоров прочувствовал « нежность есенинских строчек», и его поэзия из другого

временного пространства тянется к неувядающему гению. Я остановился перед обязывающими строками С.Прохорова: ...И смотрят иконы с тоской на меня. В неловком порыве я лоб свой крещу, Я в храме впервые, я веры ищу». От всего сердца желаю, чтобы он протоптал свою тропу к Храму, ибо православие окормляет Россию издревле и укрупняет личность. Сергей Прохоров сосредоточен: « Я веры ищу». Ищущий да обрящет !

Олег Шестинский,-

поэт, лауреат Международных премий,почетный профессор Московского государственного гуманитрного университета им. М.А.Шолохова.

Сентябрь 2007г.

ГРАНИ ЛЮБВИ Полна земля русская талантами, как леса осенними плодами, как озёра серебристой рыбой, как сокровищами недра. И среди всего этого богатства нелегко порой разглядеть по-настоящему ценное. Зато, единожды прикоснувшись к нему, почувствовав его тепло, переполняешься радостью открытия и восторгом причастности. Да, именно такие чувства испытал и я, перелистывая страницы нового поэтического сборника сибирского поэта Сергея Прохорова «Земное притяжение». Крохотная в космической бесконечности голубоглазая наша планета, вращаясь среди планет-соседей, более крупных и менее, в окружении свиты спутников или горделиво одиноких, по-матерински бережно притягивает к себе нас – детей своих, оберегая от космических неприятностей, не забывая кормить нас, поить и убаюкивать. А мы, как и все дети, бываем и непослушны, и безответственны, и порой неоправданно жестоки. Но надеется она, как все матери, но верит она – как все матери. И ждёт, и не отталкивает. Притяжение земное – любовь материнская, дающая жизнь. Стихи Сергея Прохорова полны любовью во всех её проявлениях и, так же, как притяжение земное, не отпускают от себя очарованного читателя. В них и любовь к женщине: Любви твоей ко мне всегда я рад, Любви своей к тебе я не растратил. Давай с тобою встретимся вчера На юности затоптанном квадрате. или: Как хочется вдруг влюбиться Отчаянно, ошалело.

но:

Легко, как вина напиться, Ничуть о том не жалея. .............................................. Глоток за глотком смакую Напиток любви я бражный. Потом протрезветь смогу ли? Но это потом неважно. и уже совсем задорно, по-юношески безогляд-

Не хочется и думать о другом: Что там творится или не творится. Такие ходят женщины кругом, Что в пору по сто раз на дню влюбиться. Но есть в сборнике стихи и о другой любви, не менее сильной и безграничной. Любовь эта в душе поэта. От чувства этого сердце его и рвётся на части, и замирает от восторга, и саднит от боли. Земля родная, Русь-матушка, селение родительское, леса сибирские и реки рождают удивительные по красоте и образности поэтические строки: Родная моя родина В рябиновом кольце… Как бабушкина родинка С грустинкой на лице. Деревенские корни, прорастая сквозь плоть Сергея Прохорова, расцветают яркими словами: Хороша ты, Русь моя, в пору сенокосную! На земле такой поры краше есть едва ль. Когда зорькой раннею, когда зорькой росною Шелестит под косами клевера листва. Или вот ещё: Распускаются деревья,

Звонкой зеленью маня. Ой, ты, милая деревня! Ой, ты, родина моя! Каждая строка, каждое слово поэта напоены его чувствами и текут вместе с его кровью прямо через сердце. Это ли не любовь? Прохоров не только родился в России, не только живёт в ней – он ею дышит, вдыхает её ароматы, как пылкий любовник запахи волос любимой, её кожи, губ. Но невозможно любить и не переживать о возлюбленной, не замечать её горестей, с равнодушным молчанием избегать лишних проблем. Гражданская лирика канвой проходит через всё творчество поэта, отдаваясь болью и в сердцах читателей: Я русский от рожденья до кончины И этим, может быть, всю жизнь горжусь. И нет на свете горестней кручины, Чем видеть, как мельчает наша Русь. Будучи истинным гражданином своей Родины, поэт не только чувствует боль её, но и находит причины этой боли и, не боясь, говорит об этом: Пахарь ждёт урожая, Скульптор хочет ваять… Только власть им чужая, Хоть кому-то своя. От кувшина осколки – На помойку, в нужник… Мы постольку поскольку Новой власти нужны. Видит автор и другие причины, более глубокие и касающиеся каждого: Я знаю: мир не абсолютен, Но что поделаешь уж тут… Необязательные люди Меня безжалостно гнетут. ............................................................ Они нас ждут, они нас «любят», Чтоб обмануть потом втройне… Необязательные люди В необязательной стране. Поэзией своей Сергей Прохоров пытается достучаться до современников, докричаться до их душ, сердец, умов. Только сбросив со своих глаз морок иллюзорного благоденствия, сгустившийся стараниями псевдодемократической нечисти, сможем мы вновь возродить истинно русское на просторах собственной, наполовину уже американизированной и распроданной Родины. И Сергей, не теряя веры в это, вселяет её и в умы читателей: «Придёт мой день, пробьёт мой час. / И сгинет нечисть вся лихая» Может быть, именно этой своей уверенностью поэт ограняет ещё одну сторону любви – любви к жизни: «Лет сто бы взял ещё взаймы / у жизни я годов», или: «Как хочется пожить чуть-чуть подольше, / ну, хоть бы на версту»/. И вновь уверенность, рождённая жизнеутверждающей мечтой, звучит в стихах: …И босыми ногами по росе Всё так же будут бегать чьи-то дети. Покуда жизнь теплится на планете, Мы смертны все, и мы бессмертны все.

подвластны его лирическому перу. И всякое, даже совсем ординарное событие или явление, легко может приобрести иную значимость, слетев словами на чистый лист: Тело сладко стонет: Хорошо в лесу. Эхо на ладони Яблоком несу. Уроню, поймаю, Надкушу вприкус. Эхо только в мае Сочное на вкус. Светлая фантазия поэта позволяет ему даже из зимних материй кроить себе одежду: Из воздуха морозного зимы Сошью себе и шапку, и пимы, И варежки с роскошною дохой Скрою я из позёмкиных мехов. Всё бархатом пурги оторочу… Ещё много можно говорить о творчестве замечательного поэта, открывать новые и новые черты его характера, разглядывать его стихи, лёгкую жизненную прозу рассказов, разгадывать грани его любящей души. Можно, но об этом скажут его произведения, написанные давно, или пока ещё не родившиеся. Мне же хочется сказать ещё об одном, о самой, на мой взгляд, яркой стороне любви Сергея Прохорова – любви к людям. И каждого, живущего с ним на одной планете, зовёт он ласково и по-доброму – земляк. ...Одна на всех нас вертится Земля, И потому, наверно, все мы схожи. И ты земляк, и я земляк, и он земляк. Земляк – всяк в мир шагающий прохожий.

Сергей Прохоров, как бы сухо не звучало это слово, универсален в своей поэзии. Любые темы

член Союза писателей России. г. Братск

Но не только словами доказывает он свою любовь. Ни сил, ни времени, ни средств не жалея, создаёт он каждый номер литературного журнала «Истоки», журнала, рождённого и выстраданного им для земляков своих, для связи их с истинно русским искусством, во главу которого ставит Прохоров поэзию и прозу. На страницах журнала, главным редактором коего является Сергей, наряду с настоящими мастерами литературы, такими, как Валентин, Распутин, Виктор Астафьев и многие другие, печатаются и местные авторы. И пусть не всё в сочинённом ими совершенно – мастерство ещё придёт, но любовь к творчеству будет жить в них всегда. А это уже многого стоит. И, видимо, не просто так «Истоки» включены пособием в работе школьных преподавателей литературы. Вот и всё, что хотелось мне сказать о творчестве Нижнеингашского поэта и прозаика Сергея Тимофеевича Прохорова, русского литератора и хорошего человека. Пусть Господь продлит дни его, гений острит его перо и Земля прижимает к груди своей. И будет планета наша вращаться в окружении соседей своих вселенских, ухмыляясь и гордясь детьми своими. И притяжение её не ослабнет, как и любовь к нам.

Юрий Розовский,

Поэзия Сергей ПРОХОРОВ

«Мне всё чаще снится детство»

Творческий путь, как и путь Господень, видимо, неисповедим. Ещё вчера ты шёл одной дорогой, и казалось, что уже почти пришёл к Храму. А наутро, проснувшись, ощутишь вдруг себя ещё в самом начале избранного пути. Разочарование, усталость, сомнение в самом себе. Как их преодолеть? И нужно ли? Ведь без сомнений и усталости от поиска разве испытаешь истинное наслаждение, когда вдруг, нежданно-негаданно приходит удача. Пусть незначительная, крохотная, но твоя, в сомнениях и трудах добытая. Я испытал такое наслаждение и потому каждый день начинаю с сомнений в своих силах, но в надежде трудом, терпением и русским упорством преодолеть хотя бы часть намеченного. Сергей Прохоров.

*** Удивительное действо Вдруг в нас входит, как кино… Мне всё чаще снится детство – Всё, что так давным-давно: Домик старый, палисадник, Пёс ворчливый, но не злой, А за пряслом чёрный всадник – Тень от пугала с метлой. Речка, кони… Хлещет плётка Эхом звонким дальних лет. Скачут кадры, рвётся плёнка, В зале вспыхивает свет. КИНО ДЕТСТВА Смотрели в сотый раз «Чапаева», Кипя и плавясь от отваги, Под барабаны шаг чеканили И брали новые Рейхстаги, В речном костре сарогу жарили В плену далёкого и близкого, И шли опять на Мишу Жарова, И «умирали» от Ильинского. НОВЫЕ БОТИНКИ Облака осенние по Тинке, Хлебный дух растопленных печей… Мне купили новые ботинки, Я несу их гордо на плече. День сегодня выдался погожий В самый первый мой учебный год… Ласково поблескивает кожа Знаменитой марки “Скороход”. Босиком прохладнее, но легче, Новые ботинки берегу. Перед школой посижу на речке, На любимом сердцу берегу. СТРЕКОЗА Детство. Я маленький На подоконник влезаю. Мир, словно маятник, Маячит перед глазами.

То влево, то вправо Вожу с удивленьем глаза: В зелёной оправе Парит над окном стрекоза. Большая - с мою ладошку... Бьёт крылышками по окошку. КОЛОСОК Слова: и «Честь» и «Совесть» мне близки, Я с ними рос, взрослел и выживал, Но собирал я в детстве колоски И вот один нечаянно сжевал… Вкус этих зёрен помню до сих пор, Они мне словно Совести укор. ЗРЕЕТ ПЛОД Мне не отречься от своей юдоли, Не сбросить с плеч её земных одежд. Я состою весь из вчерашней боли И завтрашних немыслимых надежд. И свято преклоняюсь перед тем, чем Живу, дышу и радуюсь взахлёб, И для меня Россия – не предтеча Моей мечте - она мой Бог и хлеб. И пусть мне говорят: “Довольно – пожил!” И пусть меня зовут, где пир горой. Я чувствую сознанием и кожей: Во мне ещё не вызрел мой герой. Невспаханное дремлет где-то поле, И кораблём мечтает взвиться плот… Я состою весь из вчерашней боли, В которой зреет благодатный плод. ВСЕ МЫ ИГРОКИ Человек, когда не умирает, Как-нибудь на чём-нибудь играет, Пальчиками так перебирает На гитаре или на трубе. А когда потом «сыграет»… в ящик Реквием безрадостно звучащий, Скажут: “Был игрок он настоящий!” Даже если в том ни мэ, ни бэ. НЕ ЗРЯ Весенней хмурой ранью Здоровью дав пинок, Лежу, диван тираню Больною я спиной.

Куда девалась резвость И юношеский пыл?.. Садил с утра деревья. Не зря, видать, садил. *** То веточка хрустнет, То шипа уколет… Брожу потакая Родимым местам. Немножечко грустно Что лето уходит, Но, Боже, какая Вокруг красота! Я краешком дня В этом чуде коротком Иду, как спросонок, Чтоб мир обрести. У старого пня Золотым самородком Весёлый опёнок На солнце блестит.

СОЛНЦЕВОСХОД В окошки, в двери, в щель войдя, Ввалилась солнца масса… Владимир Маяковский От рам оконных, от стола Незримо на пол тень легла, По половицам вширь и вкось Прошлась торопкая, как гость, Коснулась сонного лица И, дотянувшись до крыльца, Задев дверной косяк плечом, Вдруг ярким вспыхнула лучом.

Анатолий ПАФНУТЬЕВ

Анатолий ПАФНУТЬЕВ *** Посмотри в поля России И свое увидишь сердце, Подивись небесной шири И свое узнаешь счастье. Счастье-жизнь! В мои напевы Ты свои ветра вплетаешь... Как поймаешь колос спелый — Так и жизнь свою поймаешь!

Анатолий Пафнутьев родился в Минске. Окончил юридический факультет МГУ им. Ломоносова. Кандидат юридических наук, доцент Волго-Вятской академии государственной службы. Автор нескольких сборников стихов, вышедших небольшими тиражами в Нижнем Новгороде: «Здесь все замешано на солнце», «Жена», «Печаль разума»... Произведения Анатолия Пафнутъева уже знакомы читателям «Вертикали» по прежним публикациям в журнале. Последний сборник составлен из коротких, почти афористических, стихов. Но в них автору удается главное сконцентрировать внимание на «болевых точках» человеческого бытия. Видимо, многое передумано поэтом, испытано и понято в жизни, коль написал он в окончании одного из стихотворений: Все больше к окончанью жизни Приходит с мудростью отцов И тяготение к Отчизне, И осознание грехов. Сборник очень напоминает дневник. Столь живо и исгинно запечатлены к нем чувства, ощущения ускользающего времени. Думаю, читателям «Истоков» будет небезынтересно познакомиться с его творчеством. Валерий Сдобняков, редактор журнала «Вертикаль»

НА ВОЛГЕ Упавшее на землю небо Зовется Волгой на Руси. Смешались здесь и быль, и небыль, Здесь все сомнения круши! Вот вечер, и закат уж тает. Из теплых и прозрачных вод Сама русалка выплывает, С улыбкой платьице берет. На все прекрасное в природе . Похожа женщина — и вроде Не зная, как ее зовут, Произношу я внятно: «Волга!» В ответ русалка: «Ты подолгу, — Смеется, - пропадаешь тут». *** Нарисуй мне, друг, Россию В виде внученьки моей, А над ней—платочек синий, Птицу-горлицу над ней. Нарисуй поля, дорогу И двух путников на ней Как посильную подмогу Свету солнечных лучей. Нарисуй подъем отлогий, Уходящий в небо-высь, По которому мы строго По пути России - Бога Я и внучка поднялись. СОЛОВЕЙ Хорошее раннее утро. Уютно и чисто вокруг. Поёт соловей—и как будто Близ солнца рождается звук. Я слушал. Я шел. И замер. В двух метрах всего от себя Увидел своими глазами Трепещущего соловья! Казалось, все силы у птицы Прекрасная песня берёт; И сам богатырь не скупится, Всего ей себя отдаёт.

Виктор МАГОНЯ

«…в тайне от всех сочинял стихотворения, иногда публиковал их в газете «Красноярский комсомолец»… и никогда не называл себя поэтом, как бы стесняясь этого высокого призвания…», напишет в послесловии к сборнику стихов Виктора Магони «Мысли вслух» член союза российских писателей Николай Ерёмин. Стихи негромкие, но душевные, доверительные… И в них неподдельная любовь к родным истокам, к своей малой родине: Тороплюсь, как на встречу с мамой, И как будто боюсь не успеть На свидание с родиной малой – Деревенькой моей Тиличеть. Отсюда, из д. Тиличеть Нижнеингашского района Красноярского края, окончив среднюю школу, уехал однажды Виктор в столицу края – Красноярск, где и живёт по сей день. Но родину малую не забывает и задушевно в стихах беседует с ней.

ЗВЕЗДА Упала звезда. Упала звезда в ночи. Что ей, звезде, Взяла да и упала... Над самой головою Сверкнула почти И словно бы ее И не бывало... Упала, пылающая, Мне на беду. . . Подумаешь, диво Событье это... Ты, глянув грустно На упавшую звезду, Сказала: - Нехорошая примета! С тех пор, как мне помнится, В жизни нашей Было с добрый десяток Хороших примет. . . Но он будто преследовать Нас начал, Той странной звезды Угасающий свет... Ей бы гореть и гореть бы Нашей звезде. С чего это ей вдруг Вздумалось падать? Этот отблеск ее, Он со мною везде, Так и врезался напрочь В мою память... Ну, и что теперь толку? Кричи не кричи, А ты куда-то Совсем запропала... Упала звезда. Упала звезда в ночи. Зачем-то, глупая, упала... НОСТАЛЬГИЯ До сих пор отчетливо помню, Словно было это вчера, Речку нашу тихую Пойму, Едкий дым ночного костра… Теплый ветер. Луна. Рыбалка. Я с налимом в руке бегу. Ты точь-в-точь как будто русалка Сладко дремлешь на берегу. Лают псы у чьей-то усадьбы, Разливается лунный свет… И до нашей с тобою свадьбы Ещё целых пятнадцать лет. В.С. А мне вчера приснилась ты... С чего-то вдруг, скажи на милость, Ты через годы пустоты Вот так внезапно объявилась? Луна таинственно висит Во всей своей полночной стати, Он так некстати, твой визит,

Ох, видит Бог, как он некстати... О, эти милые черты! И ничего-то не забылось. Зачем вчера приснилась ты? А ведь который год не снилась. *** Необозримый простор... Листвою играется ветер. Быстро спускается с гор Прекрасный таинственный вечер. Шорохи из тальника... Так славно в рыбачьей избушке! Слышится издалека Пророческий голос кукушки. РЫБАЛКА Не вступая с вами в перепалку, Но из самых наилучших чувств Я скажу вам, братцы, что рыбалка - Настоящее из всех искусств! Прихватив необходимое и снасти, Помню: я и лучший мой дружок С ночевой рванули, эко счастье, На крутой заветный бережок... По традиции давнишней, верной, С расстановкой, с чувством, не спеша Выпили, как водится, по первой, В смысле, что за первого ерша... Удочка дрожит в руках усталых... Дальше, как обычно, точно в срок Тостовали за больших, за малых, Прочих стерлядей, ельцов, сорог... В обстановке, в общем, непредвзятой (Тут друг друга так легко понять) В аккурат, по стопке по десятой Довелось при памяти принять... Разомлели и душа и тело, Холодок струится по реке... В самый раз ушица подоспела В повидавшем виды котелке... Пряча в ус довольную улыбку, Говорил я другу:”Э-хе-хе, Не сварить бы золотую рыбку В этой разнаваристой ухе!” УТРО Вот и кончилась вдруг Тихая лунная ночь. Все проснулось вокруг, Спать уже больше невмочь. Деревенский народ Засуетился чуть свет. От ворот до ворот Робко крадется рассвет. Кукарекнул петух, Солнце над полем взошло, Щелкнул кнутом пастух... Доброе утро, село!

Аскольд СОРОКИН По кондовым сибирским дорогам, а больше по бездорожью Аскольд Сорокин со своей супругой Анной отправились в романтическое путешествие на автомобиле из Алдана до Азовского взморья, любуясь дорожными красотами и преодолевая путевые препятствия и трудности За рулём Анна. Аскольд, чтобы супруга не задремала в дороге, поёт ей свои прекрасные песни. Он актёр драмтеатра , певец, композитор (закончил Иркутское театральное училище и музыкальное училище им. Мусоргского в Санкт-Петербурге по вокалу). Лауреат Всероссийского конкурса в г. Саратове (1-я премия как автора-исполнителя) и Международного конкурса «Славянский базар». Концертная деятельность в Европе: Рим, Париж, Лиссабон... В Нижнем Ингаше небольшая передышка. Талантливые люди не могли остаться без внимания и не встретить новых друзей и почитателей в пути. У Аскольда прекрасный артистический голос, необычная манера исполнения, нежно-взрывная. И стихи у него, как вольный ветер, полны свободного, неподвластного никаким канонам восприятия окружающего мира. Сергей Прохоров *** Земля болот, великих расстояний И уронивших белый свет берез Мне видится в бреду моих терзаний Без злобы и уже почти без слез. Она, любви касаясь незаметно Уверенным дыханьем естества, Вверяет жаждой жизни беззаветно Наследие обета и поста. Земля богатств для нищих попрошаек, Могучей славы в немощи калек, Я с гордой скорбью всей душой вкушаю Бездолье судеб на раздолье рек. И там, где даль туманных понизовий Травою прорастает сквозь былье, Земля отцов с судьбою горько-вдовьей, Я верю в воскресение твое. *** Мы восходим ступенями света, Мы стремленьем возносимся к небу, Обретая покой первозданный В неизбежном познании слова. И немое раздумье волненья Под ненастьями этого мира Не заденет нас мраком изгнанья И наполнит нам сердце любовью.

*** На ладони у снежного лета Ты напомнила светлую тайну, И увидел я берег далекий У течения юных дорог. Замирало песчаное солнце Над зеленым затопленным лугом, И на острове без очертаний Зажигались большие костры. У подножья своих откровений Сочинял дерзновенный мальчишка И бросал загорелые плечи В ледяное объятье реки. Ах, безумное детство индейца, Сластлив тем я, что счастливо вспомнить.. Ты открыла мне светлую тайну У истока великих начал. Я иска л твою звезду. Ты однажды мне сказала: «У любви есть два начала.» Буду ждать тепла зари, Вспоминать слова твои У далекого причала И янтарную смолу Собирать на берету По крупицам, Словно маленький ребенок, Засмеюсь, потом заплачу... Разве это что-то значит?

*** Убаюкай меня, мама, И поведай мне опять, Как за плечи великана Сокрывалось солнце спать. И за глянцевые плиты Плыли теплые ветра, Звезды тускло восходили Из глубин небытия. И в потерянном далеко Той замшелой стороны Ключ прохлады потаенной Полнит заросли травы. Мне приснится не случайно: Родника я воду пью... Убаюкай меня, мама, И верни любовь мою. *** Горсть белого света Упала в ладони, Крик раненых крыльев Сорвался над морем, Забытую пристань Последнего солнца Я вдаль провожаю, И мне остается Горсть белого света. *** Зимы Вашей души и темны, и несчастны, Затаенных обид неприкаянный час. Где напрасных надежд велико постоянство, Все бессилие зла Бог прощает за нас. Ни смиренье, ни гнев не вернут откровенья, Не окликнут любви ни прощенье, ни стыд, Нам принять суждено пустоту сожаленья, Недосказанность слов и ошибки обид. Но прощанье мое пусть вам зла не оставит, Я родное тепло вспомню сердцем не раз. Зимы вашей души непременно растают, А ошибки обид Бог прощает за нас. *** Когда я вижу телефон, Мне хочется звонить Кому-нибудь, куда-нибудь, О чем-то говорить. Когда я вижу самолет, Мне хочется лететь Куда-нибудь, зачем-нибудь,

На что-нибудь смотреть. Когда я вижу облака, Мне хочется мечтать, Мечтать о том, чтоб навсегда Твоей мечтою стать. Когда я вижу облик твой, Мне хочется любить, Любить тебя, и быть с тобой, И просто, просто жить. *** Заканчивался день, Обычный и ненужный, И вместе с ним зима Покинула зенит. Я отличу теперь Тепло от белой стужи, Мгновения песок И времени гранит. *** Тихой ночью снегопад Осыпает зимний сад, Сквозь стекло увидишь ты Белоснежные цветы. Над тобой и надо мной, Над рекою ледяной Все застыло в долгом сне, И вздыхает о весне. *** Я вспоминал, я думал о тебе, В холодном ветре спорили деревья, Весна играла на моем окне, И таял снег на скошенных ступенях. Полуденное солнце в облаках И дым печнойнад деревянным домом Оставят память в полудетских снах И в сердце остановятся покоем. Мгновения невенчаной любви... Какое счастье быть с тобою рядом, Где талые снега с земли сошли И где другой мне радости не надо.

Проза Григорий ЖЕЛУДКОВ

РЫЖАЯ ПЛУТОВКА

Как-то ранней весной ехал я верхом лесной дорогой. Я не спешил: и лошадке воля, и мне есть возможность лишний раз полюбоваться на природу. Красиво в лесу в пору её весеннего пробуждения! Дорога старая, давно заброшенная. Вспоминали о ней только в пору сенокоса. На полянах, прилегающих к ней, росли буйные травы: пырей широколистый, душица, заячий горошек, местами прокидывался клевер дикий, и жители близлежащего лесного посёлка ежегодно готовили здесь сено. Летом на машине попасть сюда практически невозможно: мешают заболоченные низины. Потому высушенное сено мечут в стога и зимой, когда морозы прочно сковывают землю, его вывозят тракторами. Пользовался этой дорогой и я. Круглый год. Зимой – в лёгкой кошёвке, а летом - в седле. По ней и добирался к лесозаготовителям, в самый отдаленный обход своего лесничества. Проезжая мимо старого остожья*, я увидел лису. Она спокойно рылась в брошенном гнилом сене, мышковала, и настолько увлеклась охотой, что, к моему большому удивлению, совершенно не заметила появления человека. «Должно быть, есть добыча»,- подумал я, наблюдая за старательной работой рыжей плутовки… Решил приблизиться к ней, насколько позволит её осторожность. Тихонько трогаю лошадь и еду, придерживаясь кустов, скрывающих меня от глаз увлёкшейся делом охотницы. Лиса – зверёк довольно лукавый. Не зря в сказках приписывают ей всякие хитрые выходки. Не раз и мне случалось в этом убедиться. А однажды… Навязала мне игру, лукавая. Подъехал я к ней, вот так же неожиданно. Но лиса, увидев меня, не бросилась прочь. Решила поиграть со мной. Сначала, кривлялась, скаля зубы, как бы в насмешку над моей доверчивостью, и, подпустив на расстояние пяти шагов, делала прыжок в сторону, и пряталась на стволе сваленной

бурей сосны. Лиса рыжая, и ствол рыжий, попробуй, определи: она это или сучок. Но вот рыжая плутовка подпустила меня почти вплотную. И никакого движения – только глазами шарит, осматривая меня. Глаза большие, лукавые, словно два уголёчка мечутся на рыжей наглой мордашке. «Ну, - думаю, - погоди ж!» А лиса вдруг как прыгнет перед самой мордой лошади. Та на дыбы и в сторону. Я чудом удержался в седле. На этот раз я был более предусмотрительным. Лиса заметила меня только тогда, когда я был от неё всего в десяти шагах. Она повернула рыжую мордашку в мою сторону, показала, словно в весёлой улыбке, зубы и тотчас сделала несколько красивых пружинистых прыжков в сторону. Как и та моя старая знакомая, она не бросилась наутёк и почти копировала уже описанную мной игру. Глаза рыжей горели. Помахивая пушистым хвостом, она то и дело показывала мне зубы, будто посмеиваясь над моей беспомощностью. -Ну, рыжая! Давай поиграем, если тебе так хочется! Держа надёжно поводья, я направил лошадь в сторону лисы. И игра началась. Лиса, всё так же поигрывая глазками и помахивая хвостом, не двинулась с места, пока я не подъехал к ней вплотную. Оказавшись у самых ног лошади, она сделала такой же сильный пружинистый прыжок, затем второй, третий… И снова уселась, издевательски скаля на меня зубы. Игра, казалось, увлекла нас обоих. Я наступал, рыжая отступала. И так до тех пор, пока не оказались мы у самой кромки леса, на краю поляны. Лес был негустой. Небольшими куртинками кучерявились приземистые, закронистые сосны, белели гладкими стволами молодые берёзки, уже опушённые листвой. Но опушка, куда привела меня лиса, стояла густой, непролазной стеной. И здесь рыжая вдруг изменила тактику игры. Сделав несколько насмешливых ужимок, она повторила свой излюбленный прыжок, нырнула сквозь щетину опушки и, теперь уже не останавливаясь, как прежде, а красивым намётом, регулируя хвостом крутые повороты, устремилась вдоль кромки леса, держа направление в сторону остожья. И ни разу даже не оглянулась. При всей своей хитрости и смекалке рыжая не могла знать, что мне, сидя высоко в седле, хорошо было видно, куда она держит путь. Повернув коня и сделав ладный круг, я снова подъехал к тому месту, где встретил рыжую. Она уже была там. Снова занятая своим делом, не заметила моего появления. Работала старательно, тщательно проверяя каждую кучку, каждую норку. Наконец ей повезло – из под кучки выскочила мышь. Рыжая вмиг сцапала её, потискала зубами и положила в сторонку. Присмотревшись, я заметил небольшой бугорок, на котором лежало уже штук

пять тушек полевых зверьков. Рыжая снова орудовала в отбросах сена. Наблюдая за её работой, я понял: где-то недалеко её ждут лисята. Ждут с хорошей добычей. Потому-то и старается так она. И человека не испугалась, смело уводя его от своей добычи, а может, и от убежища.

«Удачной тебе охоты, рыжая», - мысленно пожелал я лисе и осторожно, чтобы не потревожить её снова, поехал в своём направлении.

ГАЛКИ-ВЫСОТНИЦЫ В сотне километров от конторы лесхоза, в железобетонной опоре ЛЭП, поселились галки. Как они приспособили в ней гнездо, не знаю. Должно быть, болт крепления изоляторов перегородил пустотелость опоры и послужил надёжным основанием для гнезда. Новоселье галок первым заметил Иосифович, - старенький дедок, дежуривший в лесхозе в пожарный сезон на телефоне. -Ты видел, Кириллыч, такое чудо? – встретил он меня рано утром. -Что за чудо? -Во-он, посмотри. Галки в опоре поселились. На опоре рядышком сидели две галки. -Может, просто посидеть решили, - сказал я. -Да нет. Гнездо сегодня строили, сам видел. Скажи, ловко придумали!

Вскоре у галок появились птенцы. Работы у них прибавилось. Трудились родители без отдыха. Однажды, когда утром пришёл я на работу, Иосифович с грустью сообщил: -А наши-то - улетели! - Кто наши? И куда улетели? – спросил я в недоумении. -Галки. Сегодня на зорьке улетели. Однако, штук шесть было. -И каким образом? – поинтересовался я -Не все разом. По одному из гнезда. Посидит птенец на опоре рядом с родителями, сделает вместе с ними облёт - и снова на опору. Когда все выбрались, семьёй облёт сделали. Да не раз. Видно, крылья пробовали на прочность. А потом снялись и улетели во-о-он туда, к лесу. Скучно будет без них.

ТЕТЕРЕВЯТА Работал я вздымщиком. Живицу добывал - смолу сосновую, из которой потом скипидар, канифоль и прочий продукт вырабатывают. Однажды, когда я направился от одной сосны к другой, почти из-под самых ног у меня вылетела тетёрка. Она не улетела далеко, как обычно делают спугнутые птицы, а, припадая на крыло, как подранок, поднималась не больше метра над землёй и снова падала, стараясь увести меня в сторону. -Ах ты, милая хитрушка! От детей уводишь,сказал я и попытался отыскат тетеревят. Тщательно осмотрев то место, откуда взлетела тетёрка, я ничего не обнаружил. Ступая с особой осторожностью, чтобы случайно не наступить на затаившегося гдето птенца, я расширил круг поиска. «Тетёрка могла сначала пробежать по земле, а потом сделать взлёт», - решил я.

Так и вышло. Чем ближе подходил я к месту, где затаились тетеревята, тем больше тревожилась их мать. Она возвращалась ко мне, кружила, припадая к земле в двух шагах от меня, и звала, звала меня в сторону, рискуя собственной жизнью. И вдруг!... какой-то комочек – пушистый серенький шарик под широким листом медуницы. -Ага, вот ты где!. Ну-ну, посмотрим, какой ты, какова у тебя выдержка, - наклонился я к тетеревёнку. Протянул руку, коснувшись легонько листа, но тетеревёнок даже не шелохнулся. -Силён! – сказал я. Молодчина! Железная выдержка! Ну-ну, большой расти! И чтобы успокоить мать-тетёрку, я зашагал в сторону, куда звала она меня

В краеведческом отделе Нижнеингашской центральной районной библиотеки хранится солидная стопка папок с машинописными рукописями местного писателя Григория Желудкова. Он всю жизнь проработал лесничим, но по своему душевному призванию был писателем. При жизни у него вышла всего одна книжка, но осталось огромное наследство его мыслей, повествований о жизни, о человеческих судьбах, о природе в повестях, романах, рассказах, бережно хранящихся в архиве библиотеки. С этого номера наш журнал будет знакомить с этим наследием его земляков-нижнеингашцев и всех своих читателей.

Поэзия Михаил АНДРЕЕВ

Земной срок

«Земной срок» - это тоненькая книжка стихов поэта из Томска Михаила Андреева ,вышедшая в серии библиотеки журнала ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» в 1985-м году. Автор подарил мне её во время нашего двухдневного общения на днях «Литературной России» в Красноярске в 1989-м году. Я изредка её перечитываю и каждый раз испытываю необъяснимое наслаждение. Наслаждение от встречи с хорошей поэзией, с настоящей деревенской, таёжной лирикой, которую может создать, озвучить в душах читателей не только талантливый, но и тонко чувствующий окружающий его мир человек. «Такими были первые поэты на Земле, не созерцатели, а звероловы, охотники, всадники, активные философы природы с глазами на макушке, с острым слухом и чутьём, сметливые, осторожные, на всякий случай всегда всё примечающие: где солнце, где зарубка, затёкшая смолой...» - пишет в предисловии к книжке поэт Игорь Шкляревский. Я только добавлю, что, читая стихи, каждый сможет открыть в них чтото для себя, вспомнить момент из своей жизни, из своего детства. Лично я ещё тогда, в далёком 89-м году, увидел в нём будущего большого мастера поэтического слова. Сергей Прохоров

Здесь месяц над полем высок, Рассветы туманные кротки. Уткнувшись в дремучий песок, Скрипят на цепях мотолодки. Здесь жизни зверей коротки. Ручьи через травы струятся. И ночью на бабьи платки Летучие мыши садятся. А то, что случится за ночь, Собака лишь чуткая знает. И дробь Лесникова дочь На плитах полвека катает. И долго израненный лось Стоит у глубокого брода. ... И душу пронзает насквозь Разорванный дым парохода. ПРОВЕРОЧНОЕ СЛОВО Диктант. Дурная голова. Чернилку кто-то опрокинет. Мне друг записку в парту кинет, Как правильно писать слова. Ищу проверочное слово, А за окошком дождь идет. Вдали кудрявая корова Ботву картофеля жует... Живу в деревне. День встречая, С бригадой на лугах кошу. Пырей, ромашку с молочаем Домой в карманах приношу... Дождь смоет пыль. И солнце снова Густой траве прибавит сил. ...Ищу проверочное слово. Проверить — правильно ли жил. *** Вечерние тусклые блики. Устало сверкает звезда. Бидоны полны голубики. Заступишь за кочку — вода. Но вот на тропинку свороток. И знак на сухой бересте. Торопимся. Отдых короток. Успеть бы домой к темноте. Все тихие тайны природы Сокрыты. И лишь в вышине Деревья бушуют, как воды Во властной шумят глубине...

ОХОТНИК Ртом с ладони попробуешь снег. И проверишь патроны в двустволке. Ты один здесь живешь, Человек, Остальные — лишь лоси да волки. Ночью встанешь, собак позовешь. Сухарей им в кастрюле размочишь. И опять себе честно соврешь, Что нисколечко к людям не хочешь. *** Костер у старого причала Всю ночь под звездами горит. И кажется, что здесь — начало Всему, что мчится и звенит. Взлетают искры ввысь, мигая. Туда, где страшно и темно. Туда, Во тьму, Где мысль нагая С холодным небом заодно... В ЛЕСУ Вздрогнет пламя глухого костра. Станет день на минуту короче. Угольки разожглись докрасна, Будто леших поганые очи. Пронесется младенческий крик: То сова прокричит в буераке. Тронет руку шершавый язык Всемогущей и верной собаки. Лес вершинами вдруг прошумит. Мой напарник во сне отзовется... Тень Земли по губам проскользит И с неведомым миром сольется. ЧУЛЫМ Поля бездушны и угрюмы. Во вьюгах —ярость и мольба... Снега по берегам как думы У человеческого лба. Мертво все. Ледяные глыбы Хранят, как стражники, покой. Лишь в прорубях играют рыбы В пятнашки с желтою луной. Туман низиною ползет. Нас катер медленно везет В такой невообразимой рани. Ты руку вытянешь вперед — И до локтя Рука в тумане. Нальешь себе воды в стакан, В котором до краев туман... И поклянешься мне навеки, Что ненавидишь океан,

В который заползают реки. В ведре раздуешь дымокур. Над дымом рукава просушишь. И будешь дурою из дур, Когда ту клятву не нарушишь. Плывет наш катер налегке В объятьях утреннего рая, Туман напополам в реке Тугою мачтой разрезая. Плывем с тобой на Усть-Юму. Там жизнь трудней и сосны тоньше. Твой лоб в тумане и дыму, И нет пока что счастья больше. ЛЕСНАЯ РЕКА Облака с голубым перехлестом На отливах качает река. И давно ей уже не по росту Перекошенные берега. Всплески весел и рыбы случайны. И круги монотонно тихи. Но запрятаны властные тайны В глубине этой черной реки. ...Только в омуте, на заворотке, Где колючий кустарник растет, Крутит речка рыбацкие лодки И себя до конца выдает. *** Устали, Плывем по-собачьи. Толкаем с одеждой бревно. В зубах держим снасти рыбачьи. Не скоро холодное дно... Не скоро забудем про это, Завидуя вольной волне. Не скоро окончится лето На этой, на той стороне. А ветер гудит, убегая. Качает случайный баркас. И волны шумят, обгоняя И ветер, и вечность, и нас... ПАСТУШЬЯ СУМКА Мы любили тайны и подвалы. Залезали в клуб через окно, И гремели наши самопалы Посредине взрослого кино. Вечерами слушали трехрядку. И под эту музыку росли. И всегда по строгому порядку Стадо деревенское пасли. Щелкали, как взрослые, бичами, Важность понимая той пастьбы. И несли в котомке за плечами Ношу одинаковой судьбы..

*** Закончен день. Протяжно воду пьем. С литовками через плечо босые Дорогой пыльною домой идем, Туда, откуда жгут лучи косые. За горкой — крыши нашего села. По телу растекается истома. И самая веселая пчела До самого нас провожает дома.

Пырей, осока — все мои, И на фуражке муравьи, Саранка вкусная к обеду, Два ниппеля к велосипеду. Еще есть небо у меня, Поля, рассветы на планете. ...И кажется, что все — родня: Леса, озера, птицы, дети.

*** С восьмеркою на колесе Туда, где птицы неба выше. Где мир не заслоняют крыши, Где в фиолетовом овсе Пищат испуганные мыши. Туда, где истина проста, Где сосны молоды и строги И дым пастушьего костра Стоит в ложбинах у дороги...

*** Приятен свист удара резкого. Коварна подо льдом волна. Играем в Александра Невского На хрупких лужах дотемна. Мы бьемся. Ходят тучи грозные. Во льду играют пузыри... Стоят вдали стога колхозные, Как на конях — Богатыри. Тревожит высь, и манит Арктика... Трещит под валенками лед. Пока у нас простая тактика: Идти до выдоха вперед.

*** Широкоспинные заливы. И тонущие берега. Склоненные на воду ивы, А дальше все стога, стога... Природа спит светло и тихо. Сквозь тишину течет река. И волны бьют легко и лихо И переходят в облака. Сквозь кроны тонкие оконца Туман младенческий течет... Чтоб раньше всех увидеть солнце, Трава на цыпочки встает!

ПЕРЕПРАВА Померк закат большой и алый. Звезда угрюмая горит. А в лодке перевозчик старый О тайнах жизни говорит. Он говорит. Считает весны. И, разбивая тишину, Свои потресканные весла Макает мерно в глубину. ...А тьма в глуби, у лодки, бродит, Со светом яростно борясь, И петли тайные выводит, Переворачиваясь, Язь.

*** Старательно картошку мы копали. И то и дело бегали к костру. По радио тепло передавали, А руки наши мерзли на ветру. За огородом дали наши были. Границей детства ведала река... И, как дома бревенчатые, плыли Над нами золотые облака... *** Широк над озером рассвет. И велика туманов сила... Сломался мой велосипед: Штанину цепью закрутило. Лежу в поломанной траве, В песке холодном руки грею, Перебираю в голове Все, что на свете я имею.

Экология души Анатолий ЕРОХИН

ДВА ДНЯ СЧАСТЬЯ НА ОЛЬХОНЕ Для того, кто никогда не бывал в самом удивительном уголке нашей планеты - на «славном море- священном Байкале», будет небезынтересен фото-рассказ нашего постоянного автора журнала, доктора Анатолия Ерохина о его очередной экскурсии в эти места. По его словам, в отзыве об этой жемчужине природы, он уже стал неизлечимым байкаломаном и уверен, что всякий другой, побывав в благодатном уголке нашей необъятной России, «заболеет» этой, в хорошем смысле слова, болезнью, получив на долгое время заряд душевного и телесного здоровья. Читайте, заряжайтесь и непременно побывайте там,- говорит доктор - не пожалеете!

Наша родная сибирская природа обладает несравненной красотой, строгостью, величием. Река Енисей, Саянские горы, озеро Байкал притягивают к себе своей магической силой людей, не только живущих рядом, но и из других уголков России, иностранных туристов. Лично для меня ежегодная поездка на Байкал стала уже традицией. В этом году мы с братом Николаем решили познакомиться с изюминкой озера – островом Ольхон. Для справки: остров расположен в центральной части озера. По форме напоминает очертание Байкала. Длинна -72 км., ширина- -15 км. Между островом и материком – Малое море, вода которого летом прогревается до 25 градусов, что тоже привлекает туристов. И основной пик туристического наплыва выпадает на июль-август. Купив в туристическом агентстве двухдневную путёвку на турбазу «Ветер странствий», утром следующего дня, отправились на микроавтобусе по живописным дорогам Усть-Ордынского национального округа. Преодолев 250 км., мы прибыли на место. Турбаза расположена на высоком холме на берегу Малого моря, откуда открывается вид на остров Ольхон и пролив «Ольхонские ворота». Светило яркое солнце, на небе ни облачка, на термометре – 30! Слегка влажноватый морской воздух омывал приятным теплом наши тела. Окунулись, приняли морскую ванну, позагорали на песчаном берегу. Блаженство неописуемое! Вечером, вернувшись на турбазу, отведали замечательного байкальского омуля. Поместили нас в уютном двухместном деревянном домике. Утром, сытно позавтракав, отправились в сопровождении гида на остров. 15 минут на пароме - и мы уже мчим по накатанной гравийной дороге острова. Западный его берег напоминает хакасскую степь. Почва песчано-каменистая с участками нагромождения крупных камней. Возвышаясь над уровнем о. Байкал, и являясь ветвью приморского горного хребта, остров Ольхон впечатляет разнообразием природного

ландшафта. Берег изрезан бухтами Малого моря. В южной акватории малого моря виден небольшой островок Огой. На самом высоком месте острова стоит белый памятник-обелиск. Этот остров считается священным. Паломники стараются попасть на него, чтобы прикоснуться к его священным камням. В глубь острова дорога поднимается вверх, и с высоты открывается захватывающая панорама Малого моря и гор самого острова. Проехав ещё 22 километра вглубь, увидели озеро Ханкой, огороженное от залива песчаной полосой. Вода в этом озере очень тёплая, и мы с братом с удовольствием искупались. Восточный берег Ольхона, в отличие от западного, покрыт лесом: сосной, лиственницей. Продолжая подниматься вверх, добрались до небольшой впадины, в центре которой расположено озеро Шара-Нур. Сделали очередной привал. Вода в этом озере солоноватая, на солнце прогревается быстро. Но главная особенность озера- – лечебная сероводородная грязь. Приняв грязевую ванну и искупавшись в целебном озере, мы весь остаток дня чувствовали себя превосходно и потому с невероятным аппетитом вечером вновь отведали

малосольного омуля. Второй день был посвящён путешествию в бухты залива Мухур. Это самый южный участок Малого моря. Глядя на красоты этих живописных мест, чувствуешь своё слияние с природой. Тепло от моря, свежий воздух и яркое солнце – всё, казалось, создано для отдыха и души и тела. И никакие западные курорты не сравнятся с этой, можно смело сказать, жемчужиной планеты.

Рисуют дети

Родина. Владик Гильд. 10 лет

Зимняя дорога. Артамонова Галина 14 лет

Сказочная страна. Вышивала Тимофеева Лида

Ночная охота. Волуева Полина, 10 лет

Хитрая белка.Клокова Кристина, 14 лет

На детской выставке, посвящённой 95-летию писателя Николая Устиновича

Цена жизни. Мамедова Элина, 14 лет

След человека.Зайцева Даша, 14 лет

2008-й год Вышли в свет 4 номера межрегионального литературнохудожественного журнала «Истоки» тиражом в 1200 экземпляров. Опубликовано 125 авторов

Высокий наставник журнала

ВОЗВРАЩАТЬСЯ К РОДНЫМ ИСТОКАМ (Из письма патриарха российской литературы писателя В.Г. Распутина редактору журнала «Истоки» С. Т. Прохорову) Дорогой Сергей Тимофеевич! У меня такая неразбериха с почтой, что я не мог даже отыскать, когда, в каком месяце получил Ваше письмо с предложением участвовать в «Истоках», вашем новорождённом журнале. Считаю эту инициативу (издание в провинции литературно-художественного журнала) не только хорошей, но необходимой: приходить в память и возвращаться к родным истокам только таким образом и можно... ... Желаю успехов. Если что-то захотите у меня взять из старого (небольшое) – ради Бога. Но лучше всего журналу пробивать новые пути-дороги. Удачи Вам! С самыми добрыми пожеланиями Валентин Распутин. Ноябрь 2007 г. Иркутск.

Планета Валентин РАСПУТИН

БАЙКАЛ, БАЙКАЛ... Один из первых восхищенных отзывов о Байкале из русских людей оставил протопоп Аввакум. При возвращении из даурской ссылки «неистовому» протопопу пришлось летом 1662 года переправляться с восточного берега моряозера на западный, и он пишет о Байкале: «...Около ево горы высокие, утесы каменные и зело высоки, — двадцеть тысящ верст и больши волочился, а не видал таких нигде. Наверху их полатки и повалуши, врата и столпы, ограда каменная и дворы, — все богоделанно. Лук на них ростет и чеснок, — больши романовского луковицы, и сладок зело. Там же ростут и конопли богорасленныя, а во дворах травы красныя— и цветны и благовонны гораздо. Птиц зело много, гусей и лебедей по морю, яко снег, плавают. Рыбы в нём — осетры и таймени, стерледи, и омули, и сиги, и прочих родов много. Вода пресная, а нерпы и зайцы великия в нем, во окиане-море большом, живучи на Мезени, таких не видал. А рыбы зело густо в нем: осетры и таймени жирни гораздо, — нельзя жарить на сковороде: жир все будет. А все то у Христа тово-света наделано для человеков, чтоб, успокояся, хвалу богу воздавал». «Святое море», «святое озеро», «святая вода» — так называли Байкал с незапамятных времен и коренные жители, и русские, пришедшие на его берега уже в XVII веке, и путешествующие иноземцы, преклоняясь пред его величественной, неземной тайной и красотой. Это поклонение Байкалу и диких людей, и людей для своего времени просвещенных было одинаково полным, захватывающим, несмотря на то, что у одних прежде всего затрагивало мистические чувства, а у других — эстетические и научные. Человека всякий раз брала оторопь при виде Байкала, потому что он не вмещался ни в духовные, ни в материалистические представления человека: Байкал лежал не там, где что-то подобное могло бы находиться, был не тем, что могло бы в этом и любом другом месте быть, и действовал на душу не так, как действует обычно «равнодушная» природа. Это было нечто особое, необыкновенное и «богоделанное». Со временем Байкал обмерили

и изучили, применив для этого в последние годы даже и глубоководные аппараты. Он обрел определенные размеры и по ним стал сравним: его сравнивают то с Каспием, то с Танганьикой. Вычислили, что он вмещает в себя пятую часть всей пресной воды на нашей планете, объяснили его происхождение, предположили, как могли зародиться в нем нигде больше не существующие виды животных, рыб и растений и как сумели попасть в него виды, существующие за многие тысячи километров в других частях света. Не все эти объяснения и предположения согласуются даже и между собой. Байкал не столь прост, чтобы так легко можно было лишить его таинственности и загадочности, но тем не менее, как это и должно быть, по своим физическим данным он поставлен на соответствующее ему место в ряду величин описанных и открытых. И он стоит в этом ряду... потому лишь, что самто он, живой, величественный и нерукотворный, ни с чем не сравнимый и ни в чем нигде не повторимый, знает свое собственное извечное место и свою собственную жизнь. Как и с чем действительно можно сравнить его красоту? Не станем уверять, что прекраснее Байкала нет ничего на свете: каждому из нас люба и мила своя сторона, и для эскимоса или алеута, как известно, его тундра и ледяная пустыня есть венец природного совершенства и богатства. Мы с рождения впитываем в себя воздух, соли и картины своей родины, они влияют на наш характер и в немалой степени организуют наш жизненный состав. Поэтому недостаточно сказать, что они дороги нам, мы — часть их, та часть, которая составлена естественной средой; в нас обязан говорить и говорит ее древний и вечный голос. Бессмысленно сравнивать, отдавая чемулибо предпочтение, льды Гренландии с песками Сахары, сибирскую тайгу со среднерусской степью, даже Каспий с Байкалом, можно лишь передать о них свои впечатления. Все это прекрасно своей красотой и удивительно своей жизнью. Чаще всего попытки сравнения в таких случаях происходят от нашего нежелания или

неумения увидеть и почувствовать единственность и неслучайность картины, трепетного и тревожного ее существования. И все-таки у Природы, как целого, как единого творца, есть свои любимцы, в которые она при строительстве вкладывает особенное старание, отделывает с особенным тщанием и наделяет особенной властью. Таков, вне всякого сомнения, и Байкал. Не зря его называют жемчужиной Сибири. Не будем сейчас говорить о его богатствах, это отдельный разговор. Байкал славен и свят другим: своей чудесной животворной силой, духом не былого, не прошедшего, как многое ныне, а настоящего, не подвластного времени и преобразованиям, исконного величия и заповедного могущества, духом самородной воли и притягательных испытаний. Вспоминаю, как мы с товарищем моим, приехавшим ко мне в гости, долго шли и далеко ушли по берегу нашего моря по старой Кругобайкальской дороге, одному из самых красивых и ярких мест южного Байкала. Был август — лучшее, благодатное время на Байкале, когда нагревается вода и бушуют разноцветьем сопки, когда, кажется, даже камень цветет, полыхая красками; когда солнце до блеска высвечивает вновь выпавший снег на дальних гольцах в Саянах, которые представляются глазу во много раз ближе, чем они есть в действительности; когда уже и впрок запасся Байкал водой из тающих ледников и лежит сыто, часто спокойно, набираясь сил для осенних штормов; когда щедро играет подле берега под крики чаек рыба и когда на каждом шагу по дороге встречается то одна ягода, то другая: то малина, то смородина, красная и черная, то жимолость... А тут еще и день выдался редкостный: солнце, безветрие, тепло, воздух звенит, Байкал чист и застывше тих, далеко в воде взблескивают и переливаются красками камни, на дорогу то пахнет нагретым и горчащим от поспевающего разнотравья воздухом с горы, то неосторожно донесет прохладным и резким дыханием с моря. Товарищ мой уже часа через два был подавлен обрушившейся на него со всех сторон дикой и буйной, творящей пиршественное летнее торжество красотой, дотоле им не только не виданной, но даже и не представляемой. Повторяю, что она была в самом расцвете и самом разгаре. Прибавьте к нарисованной картине еще горные речки, с шумом (так и хочется сказать: с хрустальной торжественной музыкой) сбегающие в Байкал, к которым мы раз за разом спускались испробовать водицы и посмотреть, с каким таинством и с какой самоотверженностью вливаются они в общую материнскую воду и затихают в вечности; прибавьте сюда еще частые тоннели, аккуратные и со вкусом отделанные, кажущиеся естественными, которых здесь ненамного меньше, чем километров по этой дороге, и над которыми то торжественно и строго, то причудливо, словно с только что окончившей игру вольностью, высятся скалы. Все, что отпущено человеку для впечатлений, в товарище моем было очень скоро переполнено, и он, не в состоянии уже больше удивляться и восхищаться, замолчал. Я продолжал говорить. Я рассказывал, как, впервые попав в студенческие

годы на Байкал, был обманут прозрачностью воды и пытался рукой достать с лодки камешек, до которого затем при замере оказалось больше четырех метров. Товарищ принял этот случай безучастно. Несколько уязвленный, я сообщил, что в Байкале удается видеть и за сорок метров — и, кажется, прибавил, но он и этого не заметил, точно в Москве-реке, мимо которой он ездит в машине, такое возможно сплошь и рядом. Только тогда я догадался, что с ним: скажи ему, что мы за двести-триста метров в глубину на двухкопеечной монете читаем в Байкале год чеканки, — больше, чем удивлен, он уже не удивится. Он был полон, как говорится, с крышкой. Помню, его доконала в тот день нерпа. Она редко подплывает близко к берегу, а тут, как по заказу, нежилась на воде совсем недалеко, и, когда я, заметив, показал на нее, у товарища вырвался громкий и дикий вскрик, и он вдруг принялся подсвистывать и подманивать, словно собачонку, нерпу руками. Она, разумеется, тотчас ушла под воду, а товарищ мой в последнем изумлении от нерпы и от себя опять умолк, и на этот раз надолго. Я даю это ничего не значащее само по себе воспоминание для того лишь, чтобы иметь возможность процитировать несколько слов из большого и восторженного письма моего товарища, которое он послал мне вскоре после возвращения домой с Байкала. «Силы прибавились — это ладно, это бывало, — писал он. — Но я теперь духом поднялся, который оттуда, с Байкала.IЯ теперь чувствую, что могу немало сделать, и, кажется, различаю, что нужно делать и чего не нужно. Как хорошо, что у нас есть Байкал! Я поднимаюсь утром и, поклонясь в вашу сторону, где батюшкаБайкал, начинаю горы ворочать...» Я понимаю его... А ведь он, товарищ мой, видел только маленький краешек Байкала и видел его в чудесный летний день, когда все вокруг благодарствует покою и солнцу. Он не знает, как в такой же точно день, когда светит солнце и недвижен почти воздух, Байкал может бушевать, казалось бы, ни с чего — словно взбученный изнутри. Смотришь и не веришь своим глазам: тишь, безветрие и грохот воды — это за многие и многие километры дошел сюда из района шторма вал. Он, товарищ мой, не попадал ни под сарму, ни под култук, ни под баргузин. Так называются ветры, которые мгновенно, с сумасшедшей силой налетают из речных долин и способны натворить на Байкале немалые беды, поднимая порой волну до четырех и шести метров. Байкальский рыбак не станет, как поется в песне, просить: «Эй, баргузин, пошевеливай вал...» Он не видел северного Байкала во всей его суровой и первозданной красоте, среди которой теряешь и ощущение времени, и меру дел человеческих, — так щедро и царственно властвует здесь над чистой водой древности сияющая вечность. В последние годы, впрочем, человек и тут торопится наверстать свое, укорачивая на привычный ему манер и царственность, и вечность, и покой, и красоту. Он не бывал в бухте Песчаной, где солнечных

дней в году гораздо больше, чем на прославленных южных курортах, и не купался в Чивыркуйском заливе, где вода летом нагревается ничуть не меньше, чем в Черном море. Он не знает зимнего Байкала, когда вычищенный ветрами прозрачный лед представляется настолько тонким, что под ним, как под увеличительным стеклом, живет и шевелится вода, на него боязно ступить, а между тем под ногами может быть и метр и больше толщины; не слышал он, товарищ мой, с каким гулом и треском разрывает Байкал, пошевеливаясь, под весну этот лед широкими бездонными трещинами, через которые ни пройти ни проехать, а затем, снова сойдясь, возводит над ними великолепные громады голубых торосов. Он не попадал в волшебную сказку: то мчится навстречу тебе с распущенным белоснежным полотнищем парусник; то повиснет в воздухе, плавно снижаясь и как бы приноравливаясь, где лучше сесть, средневековый красавец замок; то широкой полосой плывут с высоко и гордо поднятыми головами и совсем близко наплывают на тебя лебеди... Это миражи на Байкале, обычное здесь явление, с которыми связано немало прекрасных легенд и поверий. Он, товарищ мой, много чего не видел, не слышал, не испытал, а лучше сказать, не увидел, не услышал и не испытал почти ничего. И мы, живущие подле Байкала, не можем похвалиться, что знаем его хорошо, потому что узнать и понять его до конца невозможно — на то он и Байкал. Он постоянно разный и никогда не повторяет себя, каждое мгновение он меняется в красках и оттенках, в погоде, движениях и духе. О, дух Байкала — это нечто особенное, существующее, заставляющее верить в старые легенды и с мистической опаской задумываться, насколько волен человек в иных местах делать все, что ему заблагорассудится. И все-таки, побывав очень недолго и увидев ничтожно мало, товарищ мой имел возможность если не понять, то почувствовать Байкал. Чувство в таких случаях зависит от нас, от нашей способности или неспособности принять в себя духовное зерно. Байкал, казалось бы, должен подавлять человека своим величием и размерами — в нем все крупно, все широко, привольно и загадочно — он же, напротив, возвышает его. Редкое чувство приподнятости и одухотворенности испытываешь на Байкале, словно в виду вечности и совершенства и тебя коснулась тайная печать этих волшебных понятий, и тебя обдало близким дыханием всесильного присутствия, и в тебя вошла доля магического секрета всего сущего. Ты уже тем, кажется, отмечен и выделен, что стоишь на этом берегу, дышишь этим воздухом и пьешь эту воду. Нигде больше не будет у тебя ощущения столь полной и столь желанной слитности с природой и проникновения в нее: тебя одурманит этим воздухом, закружит и унесет над этой водой так скоро, что ты не успеешь и опомниться; ты побываешь в таких заповедных угодьях, которые и не снились нам; и вернешься ты с удесятеренной надеждой: там, впереди, обетованная жизнь... А очищающее, а вдохновляющее, а

взбадривающее и душу нашу, и помыслы действие Байкала!.. Ни учесть, ни пометить его нельзя, его опять-таки можно только почувствовать в себе, но с нас достаточно и того, что оно существует. Вернувшись однажды с прогулки, Л. Н. Толстой записал: «Неужели может среди этой обаятельной природы удержаться в человеке чувство злобы, мщения или страсти истребления себе подобных? Все недоброе в сердце человека должно бы, кажется, исчезнуть в прикосновении с природой — этим непосредственным выражением красоты и добра». Старое, извечное несоответствие наше той земле, на которой мы живем, и ее благодати, старая наша беда. Природа сама по себе всегда нравственна, безнравственной ее может сделать лишь человек. И как знать, не она, не природа ли, и удерживает в немалой степени нас в тех более или менее разумных пока еще рамках, которыми определяется наше моральное состояние, не ею ли и крепится наше благоразумие и благодеяние?! Это она с мольбой, надеждой и предостережением денно и нощно глядит в наши глаза душами умерших и неродившихся, тех, кто был до нас и будет после нас. И разве все мы не слышим этот зов? Когдато эвенк на берегу Байкала, перед тем как срубить для надобности березку, долго каялся и просил прощения у березки за то, что вынужден ее погубить. Теперь мы стали иными. И все-таки не оттого ли и в состоянии мы удержать занесенную уже не под березкой, как двести и триста лет назад, а над самим батюшкой Байкалом равнодушную руку, что возвращаем ему сторицей вложенное в нас природой, в том числе и им?! За добро добром, за милость милостью — по извечному кругу нравственного бытия... Байкал создан, как венец и тайна природы, не для производственных потребностей, а для того, чтобы мы могли пить из него вволю воду, главное и бесценное его богатство, любоваться его державной красотой и дышать его заповедным воздухом. Он никогда не отказывался помогать человеку, но только в той мере, чтобы вода оставалась чистой, красота непогубленной, воздух незасоренным, а жизнь в нем и вокруг него — неиспорченной. Это прежде всего необходимо нам. Байкал, Байкал... Он давно уже стал символом наших отношений с природой, и оттого, быть или не быть в чистоте и сохранности Байкалу, зависит ныне слишком многое. Это явилось бы не еще одним пройденным и покоренным рубежом, а рубежом последним: за Байкалом нет ничего, что могло бы неразумно рьяного в своей преобразовательной деятельности человека остановить. Трудно удержаться, чтобы не повторить вслед за моим товарищем: как хорошо, что у нас есть Байкал! Могучий, богатый, величественный, красивый многими и многими красотами, царственный и неоткрытый, непокоренный — как хорошо, что он у нас есть!

Юные литераторы Тема стихов школьника Димы Рябцева - малая родина, природа. Юный, порой наивный, но свой, самостоятельный взгляд на мир, на явления, происходящие в жизни. Он уже написал и отпечатал на компьютере свою первую книжку, из которой мы предлагаем два стихотворения. Извечную тему любви к матери раскрывает в своём стихотворении ученица 10 класса Наташа Ярмош. ДЕРЕВНЯ Пером писать здесь уж не в моде, Дома же прежние стоят, Как копны сена в огороде, Да бабки так же вслед глядят. Здесь, как и раньше, конь — кормилец, Здесь сеют хлеб и скот пасут, Но не видать крылатых мельниц, Постройки старые гниют. И на заборах сохнет утварь, И сплетни зреют у плетня, И так же громко этим утром Петух разбудит и меня. Смотрю я сонными глазами, Куда ушла моя мамань. Из-за колитки выползает Соседей пьянствующих брань. Здесь, на краю деревни малой, Мне нету незнакомых мест, И только ветер запоздалый В округе гнет зеленый лес. ФОТОГРАФИЯ Ты, фото,- вечный мемуар: Где я, и с кем, когда бывал, Запечатлишь, да и не раз, Чтобы порадовать нам глаз. Как зимним утром падал снег, Запечатлишь тот миг навек. Запечатлишь, как дым ленивый Вверх поднимался к облакам, Горел костёр, и пламень милый, В ночи тянулся к мотылькам. Ты, фото,- мира объясненье, Который и жесток, и мил, Одним, всего одним мгновеньем Фотограф взял, остановил. Дима Рябцев г. Иланский

НАШИ МАМЫ И горы стареют, и старятся ели. Всё меньше и меньше старинных друзей О, как мы жалели, что мы не жалели, Что мало любили своих матерей Мы их обижали, как часто бывает, Мы их обижали без всяких причин.. Любовь материнская меры не знает, Она постояннее всех величин. Она нам прощает бессонные ночи, И боль расставаний, и горечь обид, Она только высушит милые очи И верностью нежною не удивит. И если вы в горе, и если вы в силе, И боль постучится у ваших дверей, То вспомните мать и родную Россию. Не забывайте своих матерей. И горы стареют, и валятся ели, Всё меньше и меньше хороших друзей. Живите же так, чтобы вы не жалели, Что мало любили своих матерей. Наталия Ярмош ученица 10 б класса НЦО Нижний Ингаш

Поэзия

Поэт ЗЭКа Принято считать, что все познается в сравнении. А как быть с человеческими страданиями? Поднимется ли у кого-нибудь рука высчитать чужую муку, бросить ее на весы сравнения и вынести хладнокровное суждение а адрес чужой боли? Есть, однако же, такое словосочетание: «несравнимые муки». И если оно есть, то оно — о судьбе поэта Валентина Соколова. Тридцать пять лет тюрем, лагерей, психбольниц — может ли вообразить себе такое человек со сравнительно благополучной биографией?! По всей необъятной нашей стране собраны его стихи. Они сохранились на мятых и грязных листках лагерных писем, они сохранились в памяти сотен людей, когда-либо знавших Валентина Соколова. Наверное, они сохранились и в архивах палачей, но к этим архивам пока нет доступа... Его будут читать, О нем будут писать. Ему воздадут должное. Его судьба — судьба поэта-мученика, выброшенного за ненадобностью в социальную яму, но сохранившего в этой яме чистое и светлое отношение к миру. Валентин Зэка — таков был его псевдоним, вовсе не им придуманный, но именно под этим именем его знали тысячи людей на бесконечных островах архипелага зла. Валентин Петрович Соколов родился в 1927 году. Впервые арестован двадцати лет от роду, статья обычная (58—10) — «антисоветчик», срок типовой — 10 лет. В лагере начал писать стихи. Был освобожден после девяти лет, досрочно... Однако милосердие властей не оценил и был арестован в 1958 году по той же статье и на тот же десятилетний срок. В 1968 году был освобожден, однако в 1970 году арестован в третий раз. Личность колоритная, одна из ярчайших на лагерном небосклоне. Валентин Соколов, по общему признанию, — талантливейший лагерный поэт. «Лагерный» — потому что всю жизнь сидел, потому что основной его слушатель-читатель — «бушлатный народ», потому что все его стихи — о лагерях, даже когда вроде бы не о них, все равно — о них. Мне не повезло встретиться с ним лично, но с его именем, с его стихами я встречался в каждой точке ГУЛАГа, куда забрасывала судьба, и оттого было впечатление, что он — Валентин Соколов, Валентин Зэка пребывает везде, где горизонты порваны колючей проволокой, пребывает и поныне, хотя его уже давно нет в живых.

Наш автор из города Гуково Ростовской области, писатель Николай Никонов, прислал в журнал «Истоки» вырезку из газеты «Культура Дона» с материалом о донском поэте Валентине Соколове. У этого талантливого, без сомнения, человека жестокая, если говорить мягко, судьба. Из 55ти лет жизни 35 он провел за тюремными стенами, не утратив при этом человечности, душевной чистоты и силы духа. Сегодня его произведения издают и в России и за рубежом. Предлагаем слово о нём известного российского писателя Леонида Бородина, подборку стихов поэта

Леонид БОРОДИН, г. Москва 79

Валентин СОКОЛОВ

ВЫСОТА КРЕСТА *** Так с лицом белее снега, По которому бежал он, Продолжал он нить побега Тихо, яростно, без жалоб. Знал, что где-то в недалеком — Лагерь, хипеж, крики, слежка. Сумасшедшим жаждал оком Угадать, орел иль решка. И когда тот выстрел грянул И хлестнула кровь живая, Топором в эабвенье канул От солдат и злого лая. И от злых собак ушел он В ту страну, где сон и нега. До конца надеждой полон, Продолжал он нить побега... И сбежавшимся солдатам На минуту показалось, Что, навстречу автоматам, На снегу лицо смеялось... 1940г. *** Номер — черное проклятье, Как прожорливая птица, Черный номер сел на платье, На кусок простого ситца. И, облапив стан девичий, Как орел высокогорный, Завладел своей добычей Черный номер, номер черный. 1952г. *** Все, что написано, — проба, Проба подняться из гроба, Проба поднять тебя, небо. Вставшим с далекой тропы. Трудно ногами уставшими Вырвать себя из толпы. Трудно, шагая по краю Дня, наклоненного вспять, Спать. А вокруг тебя сонных лиц лес вырос. И ты Влит в это пустое скольжение лет. Все, что написано, — проба, И лишь с Высоты креста Можно понять тебя, небо, Хлебом насущным у рта.

*** Я на воле, вольным стал. Мысли словно волны в сталь, И от этого «на воле» Только глубже море боли Лиц мелькают острова И слова, слова, слова... Я на воле вольным стал И меж пыльных стен Проношу свой полный стан Окнам сдаться в плен. Между тысяч есть одно — Прорубью на дно Мне стволами пушечными Эти окна явлены. В грязных стеклах мутный блеск И кричит зеленый лес, На камнях раздавленный, И срываясь с пьедесталов, В небо статуи плывут, Люди липкие, хвостатые В тихий прячутся уют. Да, от этого «на воле» Только глубже море боли 1961 г. *** Я не хочу исследовать Тайну ваших изъянов глубже: Я арестован — мне следовать Туда, где крики пытаемых глуше. В лесах мордовских Есть синий текучий слой Над кручей, У профиля вечности стой На часах. Я стою у зеленого знамени В мордовских лесах Меня, в свое сердце влюбленного, Знали вы, Приходили ко мне покурить, пошептаться... И остаться В круглом зеркале сердца . Навеки... 1965 г.

Владимир МАШУКОВ

Поэзия

ПОЕЗД № 6О6 Я хожу встречать поезда, Продолжаю считать вагоны И надеюсь угадать, Где окажешься ты на перроне. Прибывает шестьсот шестойСердце дрогнуло от волненья... Что стою, ведь уже не твой, Да уже и ничей, наверно? Взглядом только тебя найду, Выходящую из вагона, И один неспешно пойду По холодному перрону. Знаю: больше не позовешь, Даже если в толпе увидишь... Потому, что уже не ждёшь. Только любишь и ненавидишь.

УХОЖУ Ухожу, пусть виновен я, И бывает ужасно больно Лишь от мысли: была семья, Неплохая семья довольно. Только что-то мешало нам, Отдавало ненужным, лишним, Шло без устали по пятам И манило к себе под крышу. И тянуло тебя туда, Где поддержка и всё родное И где я был чужим всегда И ненужным, как всё чужое.

Вот и лопнула с треском нить, Что связала нас так непрочно... Меня стоило оскорбить, Зная все болевые точки. В спину врезалась взгляда плеть... Ностальгия не жжёт, не душит... Надо ж было так плюнуть в душу, Просто плюнуть и растереть. ОДНА Опять от одиночества бежишь, Боясь в пустую заходитьквартиру. Потом часами у окна стоишь, Разглядывая мрачную картину. Всё серое: и люди, и дома, Осенний дождь «размазал клумбы мякоть». Того не замечаешь ты сама, Как тихо начинаешь плакать. Невыносимо думать ни о чём. Всё — просто жизнь не получилась. Всё также, только не вдвоём , И, вроде, не беда случилась. Не оттого ли места не найти. Что не хватает ласкового слова, Что не услышишь от него: «Прости», Хоть и простить, как никогда, готова.

Виктор ВОЛОВИК

Времена года

*** Приходит осень осторожно, Стучит дождинками в окно. И отчего-то мне тревожно, И не пьянит уже вино. Я осень сердцем принимаю, . Ловлю лучей закатный миг... И журавлиной серой стаи Под облаками слышу крик. Уносит осень безвозвратно Последний теплый бабий день... Вернусь в деревню я обратно, На всё смотреть через плетень!

СЕНТЯБРЬ Лисицей осень приближалась. Намокли дальние поля, Травы копёнка в землю вжалась, Поникли грустно тополя... Багряный лист, сорвавшись с ветки, К земле неспешно полетел. А на желтеющей ранетке Снегирь о чём-то засвистел. Пора грибная наступила. Кладу в корзину первый груздь! Есть в сентябре такая сила, Что укорачивает грусть! Приемлю осени цветенье: Души пркрасная пора! Уходят смутные сомненья, И не нужны нам доктора! ОКТЯБРЬ Вторые сутки дождь плясал Под барабанный бой по крыше, Он от отца вчера сбежал, Который вихрем нёсся выше! Не уставал шалить шалун, Открыто в форточки врывался И отражал десяток лун, Когда вдруг ночью

прекращался. Земля напоена сполна! Она принять готова зиму, А осень красками сильна И в вошебстве не отразима!

НОЯБРЬ Пришел ноябрь. Застыли лужи, Блестит на солнышке ледок, Мне день такой сегодня нужен! Со мною рядом пёс Дружок. Идём, болтаем меж собою, А впереди сосновый лес. Опушка чашей золотою Пьёт синь таинственных небес! А за опушкой косогоры, И воздух там пьяней вина! И завораживает взоры, Крутых оврагов глубина. Мой пёс дурашливо резвится: Он догоняет свою тень И лает громко, будто злится. Идет к концу погожий день. Мы тайны новые познали За огородами в лесу. А позовут коль снова дали, Мы вновь пойдём искать красу! *** В Господа искренне верую! Дай нам твою благодать! Грех отпусти полной мерою И научи не роптать! Звон колокольный и песенный Рвётся в небесную высь! Русь православная! Тесно ей: Горе и радость сплелись! Буду молиться и каяться, Буду прощенья просить... Сколько душа будет маяться, Столько судьей Ему быть!

Проза Сергей ШЕСТАК г. Нижний Новгород

ПЬЯНЫЙ ВЕЧЕР Серьезная официантка, в строгом платье, белом переднике, с зачесанными назад волосами, записала мой заказ в блокнот: салат из капусты, щи, пельмени. - Водку, вино? – спросила она. - Чаю. - Что? – она не расслышала: ее оглушила музыка. - Чаю с лимоном! – повторил я. За столиками сидели по двое, по трое. Шубы, пальто, шапки лежали на стульях. Гардероб не работал. Я сидел за столом один. Молодые люди танцевали у сцены, на которой находилась проигрывающая аппаратура. Среди этих танцующих я вдруг обратил внимание на парня в валенках. Он был высокий, с усами, в свитере и валенках – натуральных, в галошах, с подвернутыми голенищами! Время от времени из коридора выглядывал милиционер. Официантка посадила за мой стол двоих молодых мужчин. Они были уже выпившие. Один, с горбатым носом, коротко стриженный, с большим запасом энергии, был, как на шарнирах, держался вызывающе, самоуверенно. Ему было скучно сидеть просто так. Другой мужчина, с вытянутым, как стручок, лицом, постоянно улыбался. Он пребывал в состоянии алкогольной эйфории. Свою верхнюю одежду они сложили на стул поверх моей шубы и шапки. Официантка принесла им выпить и закусить. - А ты почему не пьешь? – бесцеремонно, ни с того ни с сего, по одной ему известной причине спросил меня Горбатый нос. - А почему я должен пить? - Больной, что ли?! Они засмеялись и пошли танцевать. У меня была мысль заказать еще пельменей: ароматные, нежные, с превосходной сметаной, казалось, их можно было съесть в неограниченном количестве. После общения с моими соседями я решил, что заказывать вторую порцию пельменей не стоит. Не успели они вернуться за столик, как к ним подошел молодой человек в клетчатом пиджаке, с внушительной комплекцией, настроенный воинствующе:

- Значит так, быстро отсюда! Пребывающий в состоянии эйфории сразу протрезвел и начал одеваться. - Стой, - горбатый нос ухватил его за плечо, осадил на стул. - Быстро, сказал! - парень надвинулся на них угрожающе. - Ну, когда это прекратится?! – вдруг нервно, истерично закричала официантка и обратилась к милиционеру, который опять выглянул из коридора. – Выведи его отсюда! Милиционер растерялся: он не понял, кого надо вывести. - Этого! – она указала на парня в клетчатом пиджаке. Тот вышел сам, без скандала. - Миша! – сказала официантка. – Положи вилку на стол! Горбатый нос вынул вилку из кармана пиджака и положил ее на стол. - Ты должен быть мужиком, - минутой позже он вразумлял своего приятеля. – Он сказал тебе уволиться, и ты сразу за шубу. - Я не хочу скандала. Я могу сказать Вене, и он его закопает! - Ты назвал одну фамилию. А за меня весь Низ станет! 2. После сытого ужина, жаркого помещения ресторана мороз совершенно не чувствовался. Темная заснеженная дорога, тротуар, сугробы, черные деревья слабо желтели от света уличных фонарей. Дремотно светились окна домов. Блеклую раскраску города разживляли красные, желтые, зеленые огоньки светофоров. Внешний облик гостиницы, в которой я жил, отличался от облика соседних пятиэтажных жилых домов единственной деталью - большим парадным подъездом с железобетонным козырьком. Вестибюль был заполнен командировочным народом. Люди сидели на стульях, диванах, стояли в очереди к администратору – женщине средних лет, утомленной работой, поздним временем, – которая сидела за стеклянной перегородкой. - Вот военный билет и диплом, - сильно оттопыривая губы, пьяный мужик в пальто и съехавшей набекрень шапке подал администраторше документы. – Я из Шатков. Меня там все знают.

А паспорт я потерял. Я техникум закончил. Ты посмотри! Подумав немного, женщина взяла его документы. - Я же агрономом работаю, - он оживился от мысли, что военный билет и диплом удостоверят его личность и его поселят в гостиницу. - Василий Семеныч я. Может быть, слышала? Из Шатков. На операцию в больницу Семашко еду. Ну? - Ты не только паспорт потерял. У тебя военный билет-дубликат! – она вернула документы. – Все потерял! Следующий! Агроном заворчал невнятно, вынул из внутреннего кармана еще какие-то бумаги. - И чем она недовольна? – тихо пробормотал он. В вестибюле появились двое – бородатый мужчина и милиционер. Мужчина был в наручниках, в расстегнутой, порванной рубашке, трико, тапочках на босую ногу. Милиционер, настроенный агрессивно, вел мужчину за локоть. - Не хотел по-хорошему! – сказал милиционер мстительно. - Давай, давай, - усмехнулся мужчина. - Ага. Они вошли в служебное помещение. - Да ты чего?! – вдруг громко, с полной уверенностью в своей правоте, сказал агроном и подал женщине справку с фотографией, выданную взамен паспорта. – Посмотри! - Ты хотя бы не орал, - опасливо посоветовал мужчина в дубленке из очереди. – Видишь, милиция. - Не жалко, - сказал другой. – Пускай забирают! За спиной администраторши была дверь. Эта дверь вдруг открылась – вошел давешний милиционер с решительным выражением на лице. Подняв трубку телефона, он набрал номер: - Дежурный? Пришли машину к гостинице…. Это я. Задержал одного…. Чего, чего. Буянил, свинарник в номере устроил. Пьяный! - Ты это мне, что ли, не пойму? – агроном посмотрел на милиционера тупо. Мужики захохотали. Я показал администраторше карточку гостя,

попросил ключ и пошел в свой номер. 3 … Я уже засыпал, когда в дверь постучали. Номер был двухместный. Я жил один. Поэтому я понял, что поселили еще одного человека. Открыл дверь. Вошли двое! У одного из них, с круглым лицом, приплюснутым носом, узкими глазками, - казаха, по всей видимости, - была раскладушка, которую он получил у горничной. - Саша, – сказал он. - Алексей, - сказал я. Владимир, представился другой, рыжеволосый. - Нам сказали, что ты завтра уедешь. - Да, – я уезжал завтра. - Мы тоже хотели бы уехать завтра! – Оказалось, что они приехали из Казахстана за машиной. Им пообещали дать ее на следующей неделе. Я опять лег. Они разложили на столе закуску: хлеб, лук, чеснок, какие-то консервы, колбасу, сало. Открыли бутылку водки. «Сейчас предложат выпить», – подумал я. - Чего лежишь? - сказал Саша. – Присоединяйся! - Спасибо, я не пью. - Давай, давай. Я надел трико, рубашку; сел к ним за стол. - Будем пить по-немецки, - предложил Володя. – Жаль, нет наперстков. А то, чтобы по-немецки. На всю ночь! Закусывали колбасой, салом. - Моему отцу восемьдесят лет, - сказал Саша, - он бы выпорол меня, если бы узнал, что я ем сало. Религия не позволяет. А закон, как дышло: куда повернул, туда и вышло! В законе как сказано? Свинину есть нельзя, но если нет ничего другого – можно! Не умирать же с голода. Правильно? - Интересно, все-таки, мусульман хоронят, сказал Володя. – Покойника заворачивают в саван, а затем – в ковер. Я тогда случайно оказался на кладбище – видел. Покойника кладут в нишу, боковое

Сергей Шестак. 52 года. Живет в Нижнем Новгороде. Пишет рассказы.

Григорий ЖЕЛУДКОВ

АНДРЕЙКИН КАРАСЬ Андрейка - рыбак со стажем. Рыбачит с того времени, как помнит себя, а теперь ему десять стукнуло. Сначала со старшим братом, Игорем, ходил на озеро-запруду, а потом и один, самостоятельно. Рыбачить с удочкой одному, сподручнее. Нашёл место, где клёв хороший, и сиди, следи за поплавком. Никто не мешает, не отвлекает от дела. Рыбалка так увлекла Андрейку, что он и дня не мог пропустить, чтобы не побыть на озере. Накопает червей, накатает хлебных шариков величиною чуть крупнее дробины, да с маслом растительным для запаха, да с ворсом из ваты, чтобы лучше держались на крючке, и на озеро. Да пораньше, на заре. Карась любит пировать перед заходом солнца и на закате его. Хорошо, что запруда рядом. Прошёл свой огород и закидывай. Народ постоянно ходит, потому и не возражает мать, охотно отпускает Андрейку порыбачить. А озеро большое. На нём разместиться может больше десятка таких площадей, как перед зданием, где заседает всё начальство района. Это здание почему-то называют все белым домом, хотя, сколько ни смотрел Андрейка, ничего белого в нём не обнаружил. Только красные, потрескавшиеся местами кирпичи. Было у Андрейки и своё излюбленное место: крохотный заливчик у поросшего камышом полуострова. И карась брался, и гольяна навалом, просто отбоя от него нет. Как-то Андрейка проспал малость. Пришёл на озеро, а на его месте старик сидит. Высокий и худой… И весь белый. И волосы, выбивающиеся из-под потёртой замшевой шляпы. И усы, с острыми стрелами, и маленькая, аккуратно подстриженная бородка. Посмотрел старик на Андрейку сквозь очки, спросил: - Что, твоё место занял? - Угу, - ответил Андрейка, не зная, что делать дальше. - А ты садись рядом, места хватит. Вот только уда у тебя уж больно короткая. У меня вишь какие! Далеко достают… Ты чей будешь?

- Я – Андрейка.. .Каплёв. Мой папа шофером работает на автобусе. По деревням ездит… - Ну-ну. Знаю такого. Значит, внук Каплёва Петра? - Угу… - А я – Иван Алексеевич. В прошлом – сельский учитель. Да ты садись! Где ты любил сидеть? - Вот тут, - Андрейка кивнул головой в сторону куста. - Вот и садись сюда. - А вы? - А я чуть-чуть правее. Иван Алексеевич передвинулся правее, и Андрейка сел на то место, где всегда сидел. Разве чуть потеснился: ведь рядом старый учитель. - Длинное удилище надо, сказал Иван Алексеевич. - Не! Мне не осилить, - сказал Андрейка. - Что не осилить? - Удилище. Оно тяжёлое. - А ты лёгкое заимей. Скажем, бамбуковое… У берега, ясно, рыба тоже гуляет… А вот крупный карась больше глубокие места предпочитает. Да чтобы с травкой были они. Да и гольяна на глубине меньше. А то ведь покоя не даёт. - А где взять бамбуковое? - И то верно. Нет их в магазине. Нету… Да не беда, что-нибудь придумаем. Приходика ты завтра утром сюда. В это утро Андрейка не проспал. Пришёл он на озеро раньше старого учителя. Куда раньше. Даже успел выудить двух карасиков до того, как появился на берегу Иван Алексеевич. В руках у него было не две, как вчера, а три удочки. - Ну, здравствуй, рыбак! – поприветствовал Андрейку старый учитель. Получай обещанное. Иван Алексеевич протянул Андрейке удочку с леской, с поплавком и даже с двумя крючками. - Ты вот что… Старую удочку не губи, – сказал учитель. - Пригодится. Учись на две ловить. Одну – подальше, другую – у берега под кусты. И у берега иногда гуляет крупная рыба. Особенно в непогоду. Удилище удочки, какую подарил Андрейке старый учитель, было составное. На гладко выстроганный прут нарощено короткое бамбуковое

удилище. Оно куда длиннее было Андрейкиного. И лёгкое. Совсем почти неощутимое по тяжести. - Ну, удачи тебе, рыбак! – сказал старый учитель и собрался уходить. - А вы куда, Иван Алексеевич? - Дальше пройду. Место тут одно есть. Я там карася как-то хорошего выудил. А сегодня хороший будет клёв. Видишь, какая тишь? И рыбка заиграла… Ну, удачи! Старый учитель ушёл, не спеша, покашливая. И Андрейка впервые закинул в воду две удочки с приманкой. И на каждой по червю и по шарику из хлеба. На что клюнет. Андрейка собрался было уже уходить домой, когда снова появился учитель. - Ну, как удача? – спросил он. - Хорошая, - радостно ответил Андрейка. У него в целлофановом мешочке, наполненном до половины водой, барахталось не менее десятка карасей, не считая гольянов. - И у меня неплохо. А ну, подойди! Андрейка заглянул в кошелку старого учителя и глазам своим не поверил. Там был такой карась, что ему и во сне никогда не снился. - Ух, ты! – воскликнул восхищённо Андрейка. -Здорово? – спросил Иван Алексеевич. - Здорово! Вот мне такого бы! - В таком случае… возьми его себе, если так понравился. Глаза Андрейки разгорелись. Такой карасище перед ним, и его отдают. Андрейка протянул руку, подержал, ощущая тяжесть карася, и оставил его в кошёлке. - Ну, что? – сказал старый учитель. – Бери! - Не, - отрезал решительно Андрейка. - Почему? - Он не мой. Я, Иван Алексеевич, своего такого хочу. - Вот это верно! – согласился старый учитель. Свой всегда лучше чужого, интереснее. И он будет у тебя, обязательно будет! Всё делал Андрейка, чтобы поймать такого карася, а он всё не попадался. Были хорошие. Даже Игорь восхищался ими. А чтоб такого – никак. Где только ни пробовал закидывать удочки: и в глубокое улово, что около лодочной станции, и в заводи, поросшие высоким камышом… Все озёро обошёл, а такой карась не попадался. А он всё больше и больше грезился ему. Даже во сне. Старый учитель советовал ему попробовать счастье перед грозой. «Любит, - сказал он, - карась попировать перед грозой.» И это не помогло.

Не одну грозу встретил Андрейка на берегу озера, и всё бессмысленно. «А если во время грозы? – подумал Андрейка. – Вымочит, ну и что? Высохну. Зато проверю, узнаю его, карася, тайну». И такое вскоре случилось. Гроза застала Андрейку на озере. Все убежали от неё по домам. И те парни, что рыбачили с лодки. Он видел, как поспешно они убегали. А он остался. Сверкали молнии, гремел гром, будто горы рушились рядом. Хлестал ливень. А Андрейка не сводил взгляда с поплавков: и с того, что вдали, и с того, что почти у самого берега, в небольшом улове, прикрытом камышом. И вдруг. Поплавок той удочки, какая была у берега, шевельнулся тихонько и пошёл, не спеша, к зарослям тростника. Андрейка подсёк и потянул удочку к себе. Леска натянулась, как струна. Андрейка осторожно, как учил его Иван Алексеевич действовать, когда на крючке окажется большая рыбина, потянул леску на себя.. В это время сверкнула вдруг ослепительная молния. Громыхнул раскатисто гром. Ливень ударил с новой силой. Только Андрейка не выпустил из рук лески. Он потянул её ещё решительнее, и огромный карась, ничуть не меньше того, если даже не больше, которого поймал старый учитель, отчаянно затрепыхался на берегу, у самых ног Андрейки.

Литературные встречи

ПОДРУЖИЛ ВСЕХ ТОЙВО РЯННЕЛЬ Всех их вместе собрал замечетельный сибирский, российский художник и поэт Тойво Ряннель. Вернее, его удивительная живопись и не менее талантливая поэзия. Рассматривая его картины, слушая его стихи, все чувствовали незримое присутствие художника. Выступали его друзья, все, кто знал этого человека, соприкасался с его творчеством. Звучали его стихи, стихи его друзей-поэтов. Открытие выставки незаметно перешло в творческий вечер поэтов и бардов. Чтение стихов сменялось пением песен, и, казалось, им не будет конца, потому что у каждого поэта имелось что прочесть, спеть, а у любителей поэзии было неиссякаемое желание слушать, и слушать, и слушать. На этой встрече незримый Тойво Ряннель, сам того не ведая, кого-то подружил, комуто открыл новые, ранее неведомые струны поэтической души. Сергей Тинский

Юрий РОЗОВСКИЙ

БОЖЕНЬКА - Шевелись, контра! Ехать давно пора. Солнце встаёт. Раскиснет дорога, не проедем. Под суд пойдёшь! – горланил уполномоченный из района. Малорослый мужик, в задрипанной одёже, суетился у телеги, возясь с упряжью и ворча под нос разухабистые маты, адресованные то норовистой кобыле, то нетерпеливому начальству, то вообще невесть кому. Солнце едва взъерошило сосновые вихры и косыми взглядами отражалось в тонких наледях осенних луж. Одёрнув портупею, уполномоченный скривился. Голова после вчерашнего стонала от боли. Предательская дрожь в пальцах мешала скрутить клочок от старой агитки, густо посыпанный деревенским самосадом. Наконец, сунув самокрутку в щербатый рот, чиркнул спичкой и блаженно затянулся тёплой струёй. Выдохнув дым и пар дыхания в прохладу утра, он направился к телеге. - Ну что, контра, долго ещё саботаж устраивать будешь? Зло плюнув недокуренной самокруткой под телегу, уполномоченный начал расстёгивать кобуру. Мужик побледнел и торопливо затараторил: - Ты чё, паря? Ты чё? Ты чё удумал это? Щас тронем. Прыгнув на передок телеги и схватив вожжи, громко добавил: - Вишь, паря, всё и сладилось уже. Садись и ехай. Ты думашь, Михей не понимат, что тебе к спеху? Михей всё понимат. Уполномоченный вскочил на телегу и скомандовал: - Езжай, контра! - Но, убогая! – дёрнул мужик вожжи, охаживая кобыльи бока. Телега задним колесом вдавила в землю брошенную самокрутку и затряслась на дорожных выбоинах… * * * Она очень устала. Она устала идти, надеяться, жить. Даже бояться она устала. И всё-таки боялась. Кровью окрасило землю. Сатана восстал и железными ордами, ломая святость русскую, круша заповеди божьи, вершил власть свою. Сколько душ православных сгубил Антихрист, счесть невозможно. Сколько счастья человеческого землёю погребено? Той землёю, что матерью была, что кормила и растила, родила и покоила… Семья Пелагеи большой была и крепкою: пятеро

дочерей да отец с матерью. Ладили. Хозяйством справным держались, трудом тяжким кормились. И любили. Любили Бога, землю родную и друг друга. Семёна своего Пелагея в поле встретила. Всей семьёй хлебушко убирали. Связав очередной пшеничный сноп, распрямившись и отерев, рукою, пот с лица, девушка замерла, прищурившись. В трёх саженях от неё стоял и улыбался молодой парень. Под огненно-рыжим чубом светились небесно-голубые глаза. Будто солнышко улыбнулось ей. Про него девчата на посиделках так и пели: «Сёмушка ты, Сёмушка! Рыжее ты солнышко!» На Сёму многие тогда подружки заглядывались. А он, как встретил её в поле, только в одну сторону и посматривал. Подруги завидовали поначалу, а кто и злился. Потом успокоились, видя никчемность своих переживаний. Как свадьбу сыграли, весёлую, шумную, свёкор сына, почитай, сразу и отделил самостоятельным хозяйством. Пелагее было не впервой за тяжёлой работой время коротать. У отца с матерью их было пятеро дочерей. Так что приходилось и бабью, и мужицкую лямку тянуть. С отцом девчонки сызмальства и в поле, и на реке, и в лесу. А чуть выдастся время свободное, с мамкой по хозяйству хлопочут. Жена Семёну справная да быстроногая досталась. И сам он ко всем делам охоч и дюж был. Зажили в достатке. А уж как любили друг дружку! Первенца Семёном назвали. Опосля, грибками после дождя, мальчишки появляться стали: Проша, Ванечка, Егор, Акимка. По праздникам, бывало, в церковь выйдут. Впереди Семён с Пелагеей вышагивают, за ними сыновья вьются. Соседи, кто с доброй завистью, кто со смешком, вслед гутарили: - Ишь, войско како Боровиковы справили. Теперь ни селу нашему, ни царю-батюшке враги не страшны. Токо где ж на таку ораву невест набрать? Как в воду глянули. Только старший жену в дом привёл, внучку подарив матери. Пелагея в ней души не чаяла. Светлоголовая, голубоглазая – вылитая бабка. Полечкой прозвали. Теперь в доме три жёнки стало. И хозяйство веселей велось. Мужикам только радуйся. Да некому стало. Войны царские, смуты российские забрали и Семёна, и мальчиков. Всех. На мужа похоронное извещение в германскую пришло. А о сынах ни весточки. С невесткой ладили, делить-то было некого. А горе и страх сблизили их. Дочерью,

которой Пелагее бог не дал, стала сынова жена. Да и она её мамкой звала. Так и жили втроём. Ужас в село на конях влетел. От околицы до околицы под флагом, будто кровью крашенным, пролетели всадники. А потом на телегах, скрипя разбитыми колёсами, въехала новая, Советская власть. - Селяне! – перекрикивая гвалт собравшейся толпы, встала на телеге молодая женщина в кумачовой косынке. - Теперь вы свободны. Восстала земля русская, сбросила ярмо со своей шеи натруженной. Пелагея тогда мало что смогла понять. Но женщина в кумачовой косынке почему-то глянулась ей. Может, жалко стало. Худенькая, с воспалёнными от недосыпу глазами, вот – вот ветром пригнёт. Вечером того же дня выбили красных из села военные. Худенькую Пелагея на своём огороде нашла. С невесткой дотащили её до амбара и укрыли. За околицей с десяток её дружков расстреляли. А её саму они выходили. Неделю бредила, решить не могла, куда ей пристать – к живым или к упокоенным. Благо, Пелагея в травах мудрёная была. Отпоили. Потом дней десять за мешками с зерном отлёживалась. Когда красные снова в село вошли, теперь, как оказалось, навсегда, худенькая ушла, не попрощавшись. - Бог ей судья. Может, и свидимся ещё, – рассудила Пелагея. Свиделись. Двадцатые годы, перемолов в революционных жерновах тела и души людские, святость и любовь, завершали своё кружение. Колхозы, окончательно разорив крестьянина, уравняв радивых и нерадивых, выдавливали с плодородных земель редкие наделы единоличников. Пелагея в колхоз не пошла. Сыновьям, рассуждала она, всё должно остаться. Негоже отдавать чужим людям то, что сынам принадлежит по праву. Ни разу за много лет Пелагея не усомнилась, что мальчики её вернутся. Так с невесткой и тянулись из последних силушек. Маленькая Полюшка выросла ладной помощницей. Бабка на неё нарадоваться не могла. И в огороде труженица, и по дому хозяюшка, и с живностью мастерица. Аккурат Пелагея блины стряпала, Полюшке умение передавала, как в село Карп – председатель колхозный, баламут и балагур, со станции возвращался. В колхозе Карпу ладно было. Времена бандитские, унесшие жизни трёх его предшественников, позади. Лет пять уже, как атаман, в округе лютовавший, на пуле чоновской замер. Карп, на германской глаз потеряв, воевать перехотел и смерть не выискивал, вперёд не высовывался. Хозяйство у него было хилое, бобылёвское. Окромя рук, ничего и не было. В колхоз такие шли первыми. На последних выборах в председатели его и выбрали, как самого «повидавшего».

Да вот только и колхоз оказался немногим богаче бобыля. Оно и понятно: без охоты дело не дело, без сноровки - вовсе безделие. А крепкие да умелые крестьяне в колхоз вступать не спешили. Уж и уговаривал их Карп, и стращал, а всё безрезультатно. Чахло коллективное хозяйство. Усыхали корни власти Советской, чего та допустить никак не могла. Двадцать пять тысяч коммунистов партия бросила в прорыв на аграрном фронте. На станцию председатель ездил одного из них встречать. Двадцатипятитысячницей оказалась малорослая худая дамочка, в кожанке и с папиросой в узких губах. Вместе с ней из вагона вышли два красноармейца. Всю дорогу до села молчали. Карп опасался сболтнуть лишнего, женщина пристально смотрела на дорогу, красноармейцы прикрыли глаза и крепко сжали винтовочные ремни. Вечером в правлении долго не гасили свет. Выдохнув очередной клуб дыма, худенькая двадцатипятитысячница разогнала его энергичными движениями ладони. - Колхозы, – заговорила она, – являются на сегодняшний день важнейшим звеном в цепи социалистического строительства. И мы, коммунисты, не дадим – худенькая строго посмотрела на Карпа – никому не дадим рвать эту цепь. Почему, товарищ председатель, ваш колхоз в таком, я бы сказала, плачевном состоянии? Почему амбары пусты, почему скотина ревмя ревёт от бескормицы, где сельхозинвентарь? Если вы не способны дать партии ответы, партия спросит по-другому! – взглянув на красноармейцев, она выжидающе замолчала. Карп даже испарину со лба стереть побоялся: - Товарищ двадцатипятитысячница! – почти закричал он, – Вы же не знаете, с кем работать приходится. В колхозе–то беднота одна. Они же все с пустыми руками пришли. Откуда ж взять чего? А позажиточней кто, обиняком держится. И уговаривал я их, и ругал, стращал даже.Плюют ироды на значимость момента и на призыв партии. А я-то все, что имел, в колхоз снёс. Я значимость момента нутром чувствую. Я за родную власть всё, что хошь… - Карп умолк и осмелился отереть со лба пот. - Власть Советская крестьянину - мать, – вновь заговорила худенькая. – Но выродков терпеть не станет. Она на миг замолчала. Даже сквозь пелену повисшего в воздухе табачного дыма Карп увидел блеск сабельной стали в её серых глазах. - Вы, товарищ, – обратилась она к нему, – составьте список отказавшихся. Будем разбираться. Ночью в окно Пелагеевой избы постучали. - Кого там посреди ночи принесло? – прошептала она, скидывая ноги с лежанки. Свечу жечь не стала, осторожно прильнула к стеклу. В лунном свете угадывался силуэт человеческого лица.

- Кто? Чего надо? – приглушённо спросила Пелагея. - Открывай, тётка. Я это. В прошлый раз не прощались, здороваться не будем. - Худенькая! – ахнула Пелагея и заспешила к двери. - Ты, тётка, спасла меня. Я, хоть и ушла, не попрощавшись, но добро твоё не забыла. И поэтому сейчас здесь, – говорила двадцатипятитысячница вполголоса. Лампу не зажигали. На столе, приняв форму занавешенного окна, мерцал лунный свет. - Тётка, ты пойми, колхозное движение уже не задушить. Мы не дадим, я не дам, партия не позволит. И не вступившие в колхоз - враги Советской нашей родине. И твоей, тётка, родине тоже. Списки составлены вражески настроенных к коллективизации крестьян. Все ответ держать будут. Ты тоже в списках. Но я могу рекомендовать тебя. Завтра же колхозницей, а не врагом будешь. Худенькая выжидающе замолчала. - А и не враг я никакой, – как-то спокойно и распевно заговорила Пелагея. – Я вон уж сколько на землице русской живу, потом своим пою её, трудом кормлю. Не враг я ей. И себе не враг. Глянь, что в колхозах деется:нищета и бардак. А почему? Потому что земля там не русская, советская. Обчая земля, а значит, ничья. И работать на ничьей земле не станет никто. Да и работники-то - лодыри. А земля ленивых не любит. Без любви и не родит. Так что не я враг-то. Спорили долго. Ближе к утру худенькая встала. – Всё, тётка, рассвет скоро. Не наша ты. Жаль, но я с тобой рассчиталась. Прощай. – и, оглянувшись в дверях, добавила: – Прости. - Мамка, – в проём комнаты выглянула невестка ,– был кто? А то сквозь сон бу-бу-бу, да бу-бу-бу. - Спи. Приблазнилось тебе. Полюшку разбудишь. Спи. Пелагея уже не ложилась. А через пару дней во двор вошли чекисты. Выйдя из-за их спин, к двери направился председатель. - Пелагея! – прокричал он. – Выдь-ка во двор. Я тебе от власти нашей, Советской, официальную бумагу принёс. Не отмолчишься теп ерь. Встав на пороге, Пелагея поднесла ладонь ко лбу: - А, это ты, пустобрёх. Какой нечистый тебе тропку сюда протоптал? - Ты партию грязью не ляпай, единоличница зажравшаяся! Партия меня прислала. Хватит с вами по добру-то говорить. Собирай монатки в дорогу и кати в Сибирь. Там будешь брюхо набивать. И девок своих с собой бери ,– побагровев от натуги, орал Карп. Он нарочно внёс Пелагею в список подлежащих раскулачиванию, уж слишком рьяно она подрывала его авторитет среди селян, обличая принародно. «Пусть теперь

медведей критикует», - ликовал он. Во двор вошла двадцатипятитысячница и, глядя на Пелагеевы руки, сказала, как на митинге: - Решением местной партячейки, являющейся законным представителем советской власти в вашем селе, Боровикова Пелагея Антиповна вместе с семьёй, включающей жену старшего сына и прижитую с ним в браке дочь, как ярая представительница антинародной прослойки крестьянства, метко названной кулачеством, надлежит немедленной высылке из села с последующей отправкой вышеназванных в плохообжитые районы Сибири. Всё имущество раскулачиваемых подлежит экспроприации в пользу колхоза. Из села они выезжали на одной подводе с Григорием Журавлём, его молодой жёнкой и их пятилетней дочерью Дарьей. Дашутка всю дорогу до вокзала пела какую-то песенку и иногда, вскарабкиваясь на мамины коленки, заглядывала ей в лицо. Она проводила ладошкой по заплаканным щекам женщины: - Мамка, ты цему плацес? – удивлённо пищала Дашутка. Та, вытирая слёзы, отворачивалась. Девочка пожимала плечами, слазила на сено, клоками покрывавшее дно телеги, и снова запевала какую-то детскую песенку. Григория сняли с поезда за Свердловском. Сгорел он за неделю. Так и не сумев понять своей вины, смотрел мёртвыми глазами в потолок вагона, будто видя там ответы на все свои вопросы. Хоронить мужа Анне запретили: поезд ждать её не станет. Поседев от горя, она стала чудить. Сидя неподвижно в углу, подолгу молчала. А если и говорила, то только с Гришей, будто тот рядом был: - Гришенька, говорила ведь, не нужна нам втора тёлка. Пошто продать не разрешил? А? – и, помолчав, будто слушая ответ, начинала подвывать слова песни: - Ах, ты, неслух, жеребёо-нок, не скакать тебе поля-а-ми, не играть тебе луга-а-ми, утонул в реке глыбо-о-кай. Приходя в себя. Анна искала глазами дочь, прижимала к себе и, гладя её льняные волосики, говорила: «Сиротинка ты моя! Одни мы с тобой теперь. И защитить нас некому, и обогреть некому. Помрём мы». Дашутка не успевала даже заплакать, Анна забивалась в угол и замолкала. Пелагея с невесткой тянули девочку к себе, кормили тем немногим, что удавалось раздобыть, поили кипятком, укладывали спать. Дашутка, обнимая Полю за шею, слушала очередную сказку и засыпала, почему-то всегда улыбаясь. Ночью Анна ушла. Пелагея, проснувшись от ледяного дыхания сквозящего ветра, увидела её силуэт в дверном проёме. Прокричав имя мужа, Анна бросилась в летящую черноту ночи. - Что случилось, мама? – спросила невестка захлопывающую дверь Пелагею. - Тише, девочек не разбуди, – зашептала та. – Анна сбросилась на ходу.

Невестка, в ужасе, прикрыла рот рукой. Потом прошептала: - Как же теперь? – и посмотрела на спящую Дашу - А, как и прежде, – ответила Пелагея. – Наша она теперь. Наша. Лениво переваливаясь с боку на бок, состав подошёл к деревянному перрону станции. Спрыгнув на дощатый настил, Пелагея развернулась и приняла на руки Дашутку. За ними сошли невестка с Полинкой. Невдалеке, под обвисшим красным полотнищем, на привокзальной площади, пеньком на опушке врос в землю всеми четырьмя завалинками одноэтажный дом. Под деревянным навесом крыльца Пелагея прочитала: «Милиция». Проводив взглядом уходящий поезд, обе женщины направились к дому. Перекинув через плечо узел с нехитрым скарбом, оставшимся у них после многодневных скитаний, Пелагея подошла к дверям и потянула за ручку. Недовольно скрипнув, те открылись. Паутина, свисающая с потолка, создавала ощущение заброшенности. Заглянув в комнату, Пелагея увидела два стула, непокрытый стол и портрет над ним. С портрета на неё пристально и строго глядел угловатый мужчина. Даже бородка у него была уголком, не мужицкая. - Кто такие? – разорвал тишину голос. Будто портрет заговорил. Пелагея вздрогнула и машинально перекрестилась. Из-за стола появилась взлохмаченная голова. Затем на столешницу легла ладонь со смуглыми пальцами. - Кто такие, я спрашиваю? – снова заговорил, усевшись на стул, узкоглазый хозяин дома. Его скуластое лицо было заспанным и казалось расплющенным. - Сосланные мы, – одновременно сказали женщины. - Сосаные, – пискнула Дашутка и заулыбалась. Полюшка дёрнула её за руку: «Не болтай!» Та, посмотрев удивлённо, сунула пальчик в рот и замолчала. - Враги народа, значит, – подытожил милиционер и холодно посмотрел на вошедших. - Мы народу не враги, – не выдержала Пелагея. – Враги народ в кандалы заковали, да в ссылку погнали. Враги кровь народную пьют и флаги свои ею красят. Враги… - но вдруг осеклась, увидев, как бледнеет смуглое лицо хозяина дома. Рванув на себя ящик стола, он выдернул из него револьвер и направил его на Пелагею. - Ах, ты ж, отродье кулацкое! Ты на кого, гадина, рот щеришь?! - Молчите, мама, молчите! – запричитала невестка и заслонила Пелагею, повернувшись спиной к наведённому револьверу. - Дяденька! – закричала Полинка. – Не надо! – и двумя руками ухватилась за вороненый ствол. Выстрела никто не услышал. – Ну не надо, – тихо попросила девочка мертвеющими губами. Опустившись на грязные половицы, Полинка

обхватила острые коленки худенькими руками и прошептала: – Ну, пожалуйста. Судмедэксперт увёз её в мертвецкую местной больницы. Пелагею, невестку и Дашутку под конвоем отправили на Ангару, в острожный Братск. На третий день подошли к небольшой реке. Конвоиры разрешили им помыться: вшей боялись. Что такое тиф, знали все. За всю дорогу невестка не обронила ни слова. И сейчас она молча подошла к берегу и остановилась у воды. Пока Пелагея купала Дашутку и обмывалась сама холодной речной водой, женщина стояла. - Эй, контрики! Хорош плескаться! – крикнул конвоир. Невестка, не раздеваясь, прыгнула в реку и поплыла. Но утонуть не успела. Взмахнув руками от свинцового толчка догнавшей её пули, она ушла к дочери… А через сутки Пелагею свалил жар. Купание в холодной речке и зябкие осенние ночи сотрясли тело дрожью и затуманили разум горячечным бредом. Конвоиры стрелять не стали: то ли её пожалели, то ли пули. Старую «кулачку» бросили в тайге, отнеся её с дороги в лес. Ни воды, ни еды не оставляли, чего добром бросаться-то? А кроху, вцепившуюся в руку бредившей, вроде, никто и не увидел: забот меньше. Пелагея пришла в себя от ночной стыни. Такой холод, идущий изнутри, называют могильным. И только в правом боку пульсировал кусочек тепла. Сознание медленно наполняло собою голову. Дашутка! Где Дашутка?! Вопрос взорвался в голове болью и заставил Пелагею застонать. - Бабуска, – пискнуло тепло в правом боку. – Ты не спис узе? Бабуска, ты не спи. Я тебя лазбудить не мозу, а мне одной стласно. Темно и дысыт кто-то всё влемя. – Дашутка, прижавшись к Пелагее, укрыла себя её рукой: – И есцё холодно оцень. И… - девочка подняла головку, боясь, что бабушка опять уснула: – и есцё кусать хоцеца. - Ничего, доча, я не сплю уже. – простонала Пелагея – А где все? Мы где? - Ты кода уснула, бабуска, тебя сюда плинесли. Потом усли все, а я осталась. Ты зе как одна-то? Пелагея, охнув, начала подниматься. Дашутка, помогая, держала её за руку. - Пойдём, доча. Нельзя нам оставаться тут, околеем. Достав откуда-то маленький сухарь – последнюю их пищу, женщина протянула его девочке: - Кушай, милая. Ты только пососи его, не глотай сразу. В лунном свете сухарь на протянутой ладони был почти невидим и казался совсем крохотным. Дашутка бережно взяла его пальчиками и положила в рот. Но тут же, вытащив обратно, будто испугавшись чего, спросила: - А ты? – - Кушай, милая, я не хочу, – прошептала Пелагея сухими губами. Дашутка, снова сунув сухарь в рот,

замолчала и крепко ухватилась за бабушкину руку. Так и пошли в темноту, не разъединяя рук. Первые утренние всполохи осветили двух спутниц, вышедших из леса к таёжной дороге. В разодранных лохмотьях, с избитыми в кровь лицами и телами, они еле держались на ногах. Каждый шаг, каждое движение отдавались болью у Пелагеи в голове. Она больше не могла. Она устала, она очень устала.Устала идти, надеяться, жить. И только маленький человечек, ещё не понимающий, что отдал свою жизнь ей, не позволял упасть на землю и забыться. Но не было сил. И Пелагея, опустившись на ледяной придорожный валун, закрыла лицо ладонями. Закрыла, чтобы Даша не видела её смертных слёз. А та уткнулась носиком в бабушкину ногу и молчала. Потом посмотрела на спрятавшееся Пелагеево лицо и, будто сразу всё поняла. - Бабуска, – сказала она тихо, – мы помлём? – Вздохнула и крепко прижалась к холодной ноге. Пелагея отняла ладони от лица и судорожно сдёрнула с шеи крестик. Надев его на Дашутку, выдохнула: - Нет! Ты не умрёшь! Боженька спасёт тебя. Ты только обязательно дождись его. Слышишь?! Обязательно дожди-ись!! – Эхо, как тяжёлый вздох, пронеслось над таёжными кронами… * * * Телега, мягко перебирая лапами покрытых грязью колёс, кралась по раскисающей дороге. Разрезая ободами подтаявшую землю, она плыла между сопками и соснами. Семён Боровиков, районный уполномоченный, возвращался из поездки по району. Привкус сивухи во рту и шум в голове портили настроение, и без того уже мерзкое. «Как долго ещё суждено ему колесить по Сибири? Когда он решится вернуться домой? Никогда», – понимал он. «Как он посмотрит в глаза матери, что скажет ей? Как объяснит, что собственной рукой расстрелял белогвардейцев Боровиковых: Прохора, Егора и Акима? Не мог не расстрелять, не имел права. Они были врагами. Только мать всё равно не поймёт. Не простит мать. Отец погиб в Германскую. Одна она совсем. Где-то Иван ещё, последний сын её, ходит. Только кто знает где?» - А я умер, мать, хоть и дышу ещё, – неожиданно вслух, заговорил Семён. Михей обернулся: – Чё гришь-то, паря? – и натянул вожжи.

- Езжай, давай! К вечеру не приедем, под трибунал пойдёшь, – прорычал он и откинулся на солому. Уставившись глазами в небо, на котором солнце выныривало из-за туч и исчезало снова, будто утопающий в речных бурунах, уполномоченный Семён Боровиков продолжил истязать себя бессмысленными поисками ответов на свои вопросы. Телега остановилась на подъёме. Подняв голову, Семён увидел Михея, вытянувшего руку куда-то в сторону леса. Там, на камне, сидела абсолютно седая старуха. Глаза были закрыты, будто сон сомкнул их, не дождавшись, когда она ляжет. Обхватив ногу спящей, на них смотрела маленькая девочка. Но она тоже не двигалась. - Поехали. Что смотреть? Мёртвые они. – закричал Семён – Поехали, говорю! - Как поехали, паря? У дитя-то глаза живые, не стылые! Как поехали? Михей слез с телеги и пошёл к камню. - Назад! Пристрелю, сволочь! – холодно и оттого более страшно повторил уполномоченный, доставая наган. Щёлкнула сталь. Михей застыл и снова пошёл вперёд. Выстрела не было. Взяв кроху на руки, Михей вернулся назад. А Дашутка, запустив ладошку в его окладистую бороду, щурилась от удовольствия. - Бозенька! Ты плисо – о - ол?! – выдохнула она. – Бабуска, я доздалась!.. – и заулыбалась. Солнце, выныривая из - за туч, ещё долго смотрело вниз, на телегу, ползущую по таёжному тракту.

Юрий Витальевич Розовский - член Союза писателей России, автор многих сборников стихов и прозы. Лауреат литературной премии журнала «Сибирь» за 2012 год, а так же лауреат Национальной литературной премии «Золотое перо Руси» 92

Геннадий ЛУГОВОЙ

ПРИ СВЕТЕ ЯСНОЙ ЛУНЫ Ехал я однажды на поезде в Свердловск, в институт поступать. А сидевшая рядом женщина и говорит: «Вашей беде, можно помочь». Она имела в виду юношеские прыщи на лице. И даёт мне адресок знахарки, проживавшей в том же городе. Воспитанный в духе материализма, я тогда не верил в целителей, считал их шарлатанами. Но бумажку взял - на всякий случай. Вспомнил о ней лишь после сдачи экзаменов и решил: «Схожу. Чем черт не шутит» Нужный мне домик нашел на окраине города уже вечером. Постучался. - Заходи, касатик, не заперто, - послышался из-за двери старушечий голос. В избушке было сумеречно. Я начал объяснять маячившей в глубине комнаты бабушке о цели визита, как она перебила. - Знаю про твою порчу, голубчик, и давно поджидаю. Эти слова меня слегка озадачили, но тут же я нашел оправдание: ее успела предупредить соседка по купе. (Вообще-то она ехала дальше Свердловска). Хозяйка, между тем, зажгла керосиновую лампу, что тоже показалось странным: даже в нашей Малиновке уже было электричество, а тут все-таки областной центр. Когда она повернулась, я увидел настоящую Бабу Ягу с крючковатым носом и клыками вместо зубов, растрепанными волосами и большим горбом. Даже лицо черное, будто в саже. Я невольно попятился к выходу. - Что, испужался, молодец? Хе-хе! - хохотнула старушка. - Садись, ничего худого не сделаю. Устыдившись секундной слабости, я примостился на краешке стула и начал с любопытством рассматривать комнату. Половину ее занимала печь с широким чревом и камином, где на тлеющих углях булькал чугунок. Стены были завешаны пучками сухой травы, источающей приятный луговой запах. Подоконник единственного оконца заставлен горшками и крынками. В углу - кадушка с водой. Вот и вся утварь жилища. Ах, да. В другом углу я разглядел еще всевозможные ухваты - рогачи, большую кочергу и даже... метлу. «Полный набор летательных ведьминых аппаратов», - мысленно пошутил я.

Баба Яга, хлопотавшая у камина, как-то озорно поглядела в мою сторону и вновь хохотнула: - Хе-хе, потерпи, милок, уже скоро... Отчего-то стали одолевать тревожные мысли: может, пока не поздно, бежать? Но тут же себя устыдил: на орбите летают искусственные спутники, Белка и Стрелка уже побывали в космосе, а ты о какой-то чертовщине думаешь. Наступил момент, когда старушенция подала мне ковшик с отваром. Зелье оказалось приятным на вкус. - Вот и хорошо, вот и ладненько, - приговаривала знахарка. По телу разливалось приятное тепло. Слегка закружилась голова. И в ту же минуту в избушке застрекотали кузнечики, замяукала невесть откуда появившаяся кошка. В окно заглянула круглоликая луна. Она вдруг подмигнула глазом и рассмеялась. А дальше вообще началось невообразимое. Я увидел, что лечу по сияющему от ночного светила небу, подо мной проплывали леса и реки. Тщетно пытался определить, что способствует движению? Не метла ли? Её не было. Не обнаружил по соседству и ведьмы. Да и причем здесь она? Я вспомнил, как однажды открыл простую истину, о которой почемуто не могут догадаться собратья по разуму. Необходимо лишь сконцентрировать мысль на желание подняться в воздух, и земное притяжение станет преодолимым. Попробовал на практике получилось. И я начал летать исключительно по ночам. Днем бы мог увидеть кто-то из земляков. И обязательно бы донес родителям, что их сын связался с нечистой силой. Мама бы в это не поверила, она знала про оберег-молитву «Отче наш», которой научила меня в детстве. Но попробуй переубедить односельчан. Как это было уже однажды. В войну. Одна из соседок распустила слух, что видела прилетавшего на наш амбар Змея, который приносит зерно. И в подтверждение правдивости слов даже божилась! Сделала она это из зависти: ведь у Акулины трое детей, и не голодают. В отличие, например, от ее семьи. Услышав про сплетню, набожная мама крестилась и говорила старухам: «Как вы могли поверить

Геннадий Тихонович Луговой род.в 1939 г. в д Малиновка Нижнеингашского района Красноярского края. Журналист, писатель. Окончил отделение журналистики Иркутского госуниверситета в 1977 году. Работал корреспондентом в Нижнеингашской районной газете «Победа», редактором многотиражной «Красноярский алюминий», проходил службу в Дальневосточном военном пограничном округе корреспондентом в газете «Дальневосточный пограничник». С 1968 года продолжил журналистскую деятельность на Красноярской краевой студии телевидения старшим редактором, с 1994 г. телерепортером - комментатором телекомпании «ТВК-6 канал» до ухода на пенсию в 1999г. Автор пяти книг документальной прозы об истории края Награждён знаком «Отличник радио и телевидения», медалью «Ветеран труда РФ». Лауреат краевого конкурса журналистских работ в номинации «За творческое долголетие»

Поэзия Людмила МУРИНА

«Не сотвори себе кумира» ЭКОНОМКА Ворона вздумала опилки продавать: Ведь надобно ж учиться торговать! Беднягу нищета заела – что там блохи! Куда ни глянь – везде делишки плохи. Все проворонив, стала экономить. Соседям как опять не позлословить?! Опилки у Вороны со снежком. Решила мерять их мешком, Не думая о качестве товара, Но так легко остаться без навара: Ведь покупатель тоже не дурак, Не хочет он платить за просто так! И как ни крутится Ворона, как ни бьется, А экономика ей так и не дается. От бедности все кажется ей мало… ………………................. Жаднее нищих я и не встречала. НЕ СОТВОРИ СЕБЕ КУМИРА Бульдог без власти жить не мог. Из кресла в кресло скок да скок. Забрался он так высоко, Откуда падать – ого-го! Достиг вершины. Крепко сел. Народ подвластный песни пел: Как он велик, красив, могуч… И не заметил темных туч. Они сгустились как-то разом. События затмили разум. Он думал вечно петь хвалу Все будут одному ему. Он столько лет кумиром был… И вдруг хвалебный пыл остыл. Вдруг стали все его ругать И требовать престол отдать… Бульдог в смятенье: как тут быть?! Как маску чести сохранить? В смятенье и его народ. Все видят: их кумир – урод. Глаза открылись поздновато:

Наверно, время виновато. ……......................................... «Не сотвори себе кумира» Не удивишь сей фразой мира. И все ж, как часто слепнешь ты В сиянье мнимой красоты… БРАКОВАННЫЙ БРАК Судьба, иль случай подстерег, Но в жены Львицу взял Хорек. Завидовать едва ли Вы б этой паре стали. Хорек всем хвастал про нее: «Смотрите сколько! Все мое!». Она же думала порой: «Судьба. Иль что-то с головой…» Однако жили до седин. У них красавец вырос сын. Семьи же не было. А брак? Бракованным был брак.

Вот так!

ГИППОПОТАМ Гиппопотам стал танцам обучать И этикету при дворце. При этом ноги так топтал Партнеры корчились в лице, Однако же, несли Улыбку и немой поклон. А что прикажете сказать? Вдруг обучать возьмется Слон? ……………................................ Вот так и люди иногда, Себя считая образцом, Под видом света и добра Всех норовят ткнуть в грязь лицом.

Людмила Ивановна Мурина по образованию - учитель, по жизни оптимист. Умеет замечать в людях негатив, который служит ей материалом для сочинения басен. 94

Владимир ТРУХИН п. Нижний Ингаш

ОТГОЛОСКИ НОГОТОК Обычный ноготь, не особый, Давил им, помню, в детстве вшей... Его травмируя, дул, чтобы Боль не достала до ушей. Теперь мы оба ветераны. Я поседел, он с просинью. И у обоих ноют раны, Особенно по осени. Я. в сапогах, а он в верхонке. Пока мы не «идем ко дну», А поживаем потихоньку Вдвоем на пенсию одну. Напасть какая, если с тылу, С нее я не спускаю глаз. А ноготь? Он скребет затылок. Всё разграничено у нас. ЛАСТОЧКА Под крышей ласточка гнездилась. Какой её встревожил бес? То в небеса привольно взвилась, То камнем падала с небес. Коль высоко она летает, То солнечной погоды жди. А над землею, люди знают; Вот-вот должны пойти дожди. Но для меня, зачем таиться, Весна не там, где солнце ближе, А там, где с радостью я вижу: Под крышей ласточка гнездится. СХОЖЕСТЬ За тайгу, за Саяны Ветер выгнал туманы, И теперь всю округу видать. А в медовом заречье Вновь сбылась наша встреча, Оттого на душе благодать. Где из гнёзд вылетая И под солнцем купаясь, Птицы воздух горячий стригут, Нетерпеньем сгорая, Для тебя, дорогая, Васильки соберу на лугу. Обрати свои взоры: В бирюзовых просторах Облака словно клин лебедей, И не только в заботе, Даже в дивном полете Что-то схожее есть у людей.

ОТГОЛОСКИ Когда закат горит огнем Багрово-ярких красок сочных, Мы след увидим только днем, Чудес, происходящих ночью. В покрове ночи небеса К воде спускаются умыться; А утром в лёгких белесах Тумана речка серебрится. Рисует ночь, её мазки Чернильные, поэтому Кедровых шишек лепестки С оттенком фиолетовым. Когда Луна войдет в зенит, На землю звёзды сыпят блёстки И поутру роса звенит, Как чудной песни отголоски. *** На электролинии Осень белым инеем И солома на жнивье Золотом блестят. У деревни брошенной Речка в звёздном крошеве, И сосновый короед Где-то шебуршит. Грустью напряженные, Полуобнаженные Мне как будто из берез Каждая сестра. В кучу молча сгрудились, Ну, а мне почудилось, Как березки, я в мороз Грею у костра. *** Высь в лазурном дыхании, Там купаются птицы. Наливным колыханием Зреет поле пшеницы. Свежесть ветра в просторе, Воздух тёплый, парной. На алеющих зорях Настоялось зерно. Золотою короной К себе нива манит. Положу на ладони, И она зазвенит.

Проза Олег ШЕСТИНСКИЙ

СЛУЧАЙ В ВЕНСКОМ АЭРОПОРТУ

Лет десять назад мы с Валентином Распутиным прилетели в Австрию. До тех пор я знал его поверхностно, хотя книги его ценил, как глубокие, национально-русские. Он был сдержанным, немногословным, сосредоточенным. Распутин подкупал меня в Вене в любом своём житейском проявлении: и в том, как на леденящем ветру щеголял без шапки, помолодому вскинув голову; и в том, как в Венском музее задумывался перед полотнами любимого мною Брейгеля; и в том, как он трогательноразборчиво выбирал в лавочке очки для жены; и даже в том, как он деликатно чурался спиртного на приёмах. По традиции нас, литераторов, пргласили к себе на беседу австрийские прогрессисты, где Распутин резко бичевал московскую власть, и по традиции же прогрессисты донесли о нём в наше посольство. Посольские молодцы, уже овеянные ветром гласности, поведали нам о бдительных австрийцах и похихикивали, как бы выставляя себя широко думающими демократами. Распутин не принял их чиновничьей игры, своим замкнутым видом давая понять: чья-либо реакция на его поведение его не интересует. Местные писатели знали и уважали его. На творческих вечерах литературоведы скрупулёзно сравнивали переводы его прозы из разных немецких изданий. … Утром в день отъезда машина просигналила под окнами гостиницы. Пресс-атташе посольства по какой-то заковывке припозднился, и мы тронулись в аэропорт, не дожидаясь соотечественника Возле аэропорта удивила толпа полиции и солдат. Когда-то я изучал немецкий язык в школе и мог с грехом пополам объясниться. Итак, я с трудом выудил у нашего шофера, что в аэропорте совершён теракт, и нашу машину загоняют в рабочий двор аэропорта. Мы очутились в узком пространстве, где сгрудились фургоны, автопогрузчики…. -Пойду позвоню, - заспешил я на поиск телефона. Обнаружил его в некой комнате,и меня соединили с представителем «Аэрофлота», Тот любезно сказал?: -Двигайтесь по переходу, Я вас жду у касс. Я обрадовал Распутина,что мы не брошены на произвол судьбы , и, расплатившись с шофером, мы нацелились на переход в аэровокзал. В зале ожидания заполошно метались пассажиры. Часть зала отгораживалась цепочкой солдат. Угадали представителя «Аэрофлота» у кассы. Был он спокоен и приветлив,словно каждый день оказывался свидетелем терактов. -Боевики взорвали бомбу у стойки... Хотите взглянуть на жертвы?- со странной любезностью обратился он к нам. Мы отказались. --Ну, что же! Тогда на посадку.. - И он воткнул нас во взбудораженную толпу, ломящуюся в самолет, как на остров спасения. Полицейские,обалдевшие от натиска людей, от обвального гама,бесцеремонно отжимали толпу,

пропуская за барьеры лишь партиями, чтобы неистовая волна пассажиров не учинила хаос на подступах к самолету и в нём. Людям мерещились какие-то новые напасти. Женщины выпихивали перед собой детей, и полицейские норовили их протолкнуть первыми, но некие разгорячённые господа тоже нахально лезли за перегородку, и полицейские грубо отпихивали их. Людской поток рассёк нас с Распутиным, выплеснул меня за перегородку к самолету. Я увидел Распутина в водовороте бушующей толпы, огибающей его, как скалу, и устремленной к проходу, к полицейским.Распутин никуда не прорывался и почти не смещался. Я вознамерился растолковать полицейским, что еду с этим господином, что один в самолёт не пойду, прошу вытянуть его из горластого месива и воссоединить со мной. Вряд ли бы полицейские затеяли со мной беседу, но тут, кроме прочего, я с ужасом отметил, что, видимо, из-за перевозбуждения напрочь забыл и те крохи немецкого, которые знал. Единственное слово «gerr» (господин) вертелось у меня на языке. -Пропустите «gerra»! - закричал я. Полицейский зыркнул на меня и, поскольку я уже болтался в предсамолётном чистилище, резко махнул мне: мол, ныряй во чрево самолёта. - Мы вместе с «gerrom»!- втолковывал я полицейскому.- Я без него не полечу! Я твердил беспрестанно «gerr». Это застрявшее в моей гортани немецкое слово воплощало мою надежду. Тем временем Распутин медленно, не прилагая никаких усилий, а подчиняясь лишь общему напору, подгребал к полицейским. - Давай! Давай! - орал я ему. Он же, с притиснутыми к туловищу руками, поводил глазами на женщин с детьми: дескать, куда же я в обход их. В этой буче страстей у меня всё же успела мелькнуть мысль: а ведь Распутин, пожалуй, единственный настоящий мужчина и, что называется, джентельмен в этой эгоистической свистопляске, где каждый сам за себя. Наконец я вцепился в его рукав, и мы втиснулись. Уселись. Отдышались. Распутин раздумчиво сказал: - Ты слишком часто употреблял «gerr»... И вдруг я почувствовал, что дар немецкой речи вернулся ко мне. Это было удивительно, но это было так. Чтобы убедиться в чудодейственном возврате языка, я бросил пробегающей между рядами стюардессе: -Butte geben sie mir zwei gbassen wasser!( Дайте мне, пожалуйста, два стакана воды!) Стюардесса поняла, на миг задержалась, ответила мне по-русски: -Обождите, ещё бутылки не откупоривали... Пахнуло Родиной. Сердце угомонилось. Пить расхотелось.

Юбилей

65-летие Николая Ерёмина Творческий вечер в честь юбилея поэта Николая Ерёмина в Нижнеингашской библиотеке им. Николая Устиновича 26 июля 2008 года. Здесь поэта давно считают земляком. В 1968 году Николай Ерёмин начинал свою трудовую деятельность врачом-психиатором в Нижнеингашском районе - в Тинской краевой психоневрологической больнице. Сотрудничал в районной газете «Победа», был инициатором создания при газете литературного объединения “Родник”. Отсюда поступил в литературный институт им. Горького. Здесь, на этой земле написал и подготовил к изданию. свою первую книгу стихов. И первым поддержал проект литературнохудожественного журнала “Истоки”, став бессменным членом его редколлегии.

Поэзия Николай ЕРЁМИН *** Снегопад во мне качается, Сводит голову с ума… Слава Богу, что кончается Черно-белая зима… Солнце к сердцу прикасается – И тепло дрожит во мне… Я люблю весну-красавицу, И она меня вполне. Над рекой плывут и вдаль, и ввысь Облака – из-под руки… Слава Богу, что мы встретились И вокруг цветут жарки! *** Забытые стихотворения Не умерли – и в этом суть: Отвергнутые озарения Мне освещают новый путь. Похожие на сновидения… Как много было в них тоски! Я воскрешаю вдохновение И рву забытые листки… *** Прошёл я год за годом, по пятам, И понял, что по Божьему веленью Родился не тогда и жил не там, Где нужно было… Понял, к сожаленью, И прошептал я: «Боже, как же так? Зачем позволил этому случиться?» И Он ответил: «Радуйся, чудак! Другим вообще не удалось родиться…» *** С психобольными мужиками Поэт, от голода дрожа, С тарелки рыбу брал руками И ел без вилки и ножа… В ночном окне считая звёзды, Увы, в палате №6, Он чувствовал Христа, и звёзды, В ладони вбитые, и Крест.

И, окружён больничной мглою, Звал санитара и врача… И сном спасался, Под иглою Стихов молитвы бормоча… СТАРЕЮЩИЙ ПОЭТ Как говорится, исписался, Увы, стареющий поэт. А не стареть он так старался! – Не замечал ни зим, ни лет… В стихах – знакомые мотивы, Повторы с некоторых пор. А он не видит перспективы И игнорирует простор… Сам по себе, один, бедняга, Живёт – прославлен и забыт. Не по плечу – задор, отвага, Не по плечу – обычный быт… Живёт, не требуя вниманья И не желая суеты, Храня в душе воспоминанья, Невоплощённые мечты… *** Я научился быть отважным, Как клоун в цирке Шапито. Я – вот он. И совсем неважно, Кто скажет обо мне и что. Недаром весел я, и зол, И о себе так много знаю, Что всех, кто в цирк ко мне пришёл, Привычной шуткой принимаю.

Проза Анатолий БУЙЛОВ Русский писатель Анатолий Ларионович Буйлов, автор ставших бестселлерами романов: «Большое кочевье» и «Тигроловы» хорошо знаком нашим читателям. Его герои — сильные и отважные люди, живущие в гармонии с природой..

ТИХИЙ ЧЕЛОВЕК Захар Прохоров — завхоз экспедиции, низкорослый, тщедушный, с оттопыренными ушами, большим носом и маленькими добрыми глазами — слыл среди рабочих человеком справедливым, но имел, по их словам, один маленький недостаток: был слишком уж тихим и доверчивым. Этим некоторые пользовались, за что начальство неоднократно взыскивало с Захара. Имел Захар еще одну слабость: был страстным, неизлечимым корневщиком. Корневал он всегда в одиночку. Едва дождавшись очередного отпуска, отправлялся в тайгу на поиски женьшеня. Иногда ему везло, и он приносил в экспедицию с десяток небольших корней, но чаще приходил оборванный, заросший, с двумя-тремя корешками и при этом был чрезвычайно рад, довольно потирая руки, говорил: — Эх, братцы, место я нашел! Само корневать да корневать бы, да беда —- поздно я его нашел: все сухари приел и отпуск вышел, а то бы... ах, что там говорить. На следующий год непременно туда махну. И, подойдя к кому-нибудь, доверчиво сообщал: — Слышь, брат! Отменное место. Все признаки на корень. А главное: ни одной тебе свежей заломки нет. Понимаешь, истлевшие заломки есть, а новых нет. Значит, корень, брат, крупный должен быть. — А что ж ты не копал его, если крупный? Захар всегда при этом замечании бессильно разводил руками и сокрушенно вздыхал: — Всходы ноне плохие. А может, и мышва стебли поела. И такое бывает. Трудно сказать. Корень, он, брат, не каждый год на глаза покажется. Но приходил следующий год, а результаты были хуже или чуточку лучше. Над Захаром беззлобно подтрунивали, и о нем, как о человеке чудном, сложилось в коллективе прочное мнение. Как-то в экспедицию прибыла новая партия рабочих, среди которых особенно выделялся громадный парень. В первое же утро, умываясь у ручья, он привлек к себе внимание редкостно мускулистой фигурой, испещренной рисунками...

На груди и спине его буйно кучерявились темные волосы. Он напоминал гориллу: такая же массивная челюсть, но лицо чистое, глаза голубые и наглые, какие бывают у людей, злоупотребляющих своей силой. Шурфовщик Крюков бесцеремонно разглядывал рабочего, качая головой, сказал: -Ты, Хмырев, прямо как папуас, всю свою автобиографию расписал на теле. Хмырев усмехнулся: — А ты, батя, стопарик мне поднеси, я за стопарик и тебя разрисую. И, надев рубаху, многозначительно добавил: —— А если хорошенько попросишь, могу и твою визитную карточку разрисовать, тоже будешь на папуаса смахивать. Ясно? И все стало ясно, что Хмырев — это не Прохоров. Впоследствии он это убедительно доказывал на примерах, снискал себе славу выпивохи, драчуна и непревзойденного силача, которого все осуждали, но ссориться с ним боялись. Прошел душный комариный сезон. Наступил август. Захар Прохоров, забыв зимнюю клятву — уехать к Черному морю, торопливо засобирался в тайгу. Полмешка сухарей, сорок пачек концентратов, клеенчатый тент, два котелка, топор, ружье, кое-что по мелочи — вот и все сборы. Однако мешок получился увесистым. Захар с трудом поднял его на плечи, примерил, ладно ли все, не давит ли спину. Наблюдая за сборами Захара, Хмырев неожиданно попросил: —- Слушай, старик, возьми меня в напарники. Ну, дней хоть на пять. В жизни не видал, как

женьшень растет. Возьми, а? Буду мешок твой таскать, а ты знай веди. — Но ты же работать должен, — удивился Захар необычной просьбе. — Да я отпрошусь сейчас у Борисыча, — встрепенулся Хмырев, порываясь немедленно идти к начальнику. — Погоди, брат, — остановил его Захар. — Ты, вижу я, обогатиться хочешь, а корень не каждый год показывается, можно и колесо с собой принести. — И, видя недоумение Хмырева, пояснил: — Колесо, по-нашенски, нуль значит. А здесь в день по червонцу верняком наработаешь. Так что смотри, мне не жаль, я возьму, готовь котомку, как у меня, а свою я и сам нести способен. Рано утром они ушли. Рабочие посмеивались: — Ну и пара! Слон и Моська. — Уж они покорнюют теперь. — Изведет он нашего Захара, братцы. Вот посмотрите, изведет... Минуло три дня. На пути корневщиков встало небольшое село лесорубов. Близились сумерки. — Тут и ночуем, — предложил Захар. — А завтра чуть свет на Кислый ключ пойдем, там я в прошлый год ха-а-роший корень взял. Постучали в крайний дом. Хозяева — белобородый, кряжистый старик и низенькая, согнутая старушка — встретили незнакомцев приветливо. — Чай, корневщики? — подслеповато щуря светло-серые глаза, спросила старуха и, не дожидаясь ответа, пригласила гостей в чистую, пахнущую щами комнату. — Старик-от мой - тоже корневщик, — продолжала она, — ноне вот приболел. Осьмой десяток уж... Сиди, говорю, старый, полно лаяться, внуки пущай ходють. А он, старик-от, пойду да пойду. Ну, куды пойдешь-от, куды? Портки рвать? Силу выматывать? На што тебе?.. Меду кажен год на две тыщи сдаем, слава господи! От пчелы вот польза, а женьшень — игра карточная, напасть лихоимная... — Хватит тебе, старая, зубы людям заговаривать.— добродушно прервал старик, поглаживая бороду. — Лучше вот снедь выкладывай, шибче разворачивайся. Едва забрезжил рассвет, Захар и Хмырев, тихонько ступая по широким крашеным половицам, стараясь не разбудить хозяев, вышли на веранду и, увязав мешки, направились к лесу. Село еще не проснулось, кое-где хрипло кричали петухи, над темной тайгой медленно разгоралась заря. Алмазные капли утренней росы сверкали на листьях, на лепестках, на сочных зеленых травах. Воздух чист и прохладен, освежает тело. — Красота какая! — восхищается Захар. — Так бы и дышал без , устали. Чуешь? Вздохни-ка, слышь — до самых пяток по нутру идет. Чуешь? Хмырев неопределенно мычит сзади, жалуется:

100

— Проклятая роса, по пояс уже мокрый. — Это, брат, обычно в нашем деле, это ничего. Значит, день будет хороший. Солнце выглянет — высохнешь. Нам бы вот к обеду до дубовой сопки дойти. К обеду пришли к намеченной цели. Дубовая сопка, похожая на колокол, одним своим склоном круто обрывалась к речке. Речка, сильно обмелевшая, с галечными берегами и желтыми песчаными косами, казалась застывшей хрустальной лентой. — Тут и обедать будем, — объявил Захар, сбрасывая на гальку мешок. — Тут и комаров поменьше и водица рядом. Ты, Серега, костер соображай, чай вари, а я черемши пойду нарву. Тут недалеко — и ушел по хрустящим голышам в лопуховые заросли. Вернулся он с охапкой перезревшей черемши. Чай уже вскипел. Хмырев сидел на рюкзаке и, блаженно улыбаясь, зашнуровывал новые рабочие ботинки, старые валялись далеко от костра. — Где ты это ботинки взял? — подозрительно спросил Захар, присаживаясь у костра на корточки. — Где взял, там уж нету, — ответил Хмырев, не переставая улыбаться и разглядывать обновку. Захар отчетливо вспомнил, что эти ботинки, подбитые медными гвоздями, он сегодня утром видел на веранде у деда. Захар вдруг остро ощутил холодок под лопаткой, в том месте, где единственная и последняя, майская уже, пуля оставила светлое пятнышко. Несколько секунд Захар сидел молча, точно прислушиваясь к вскипавшей в нем ярости. — Снимай, — наконец тихо сказал он, не двигаясь, не поднимая глаз, словно боясь не ко времени взорваться. — Что? — Снимай, говорю, — еще тише, уже мелко вздрагивая, повторил Захар. Хмырев, рассеянно взглянув на Захара, нагло хохотнул: — Брось чудить, старик, я ж тебя, как муху... Вон под тот корч затолкаю, и нет тебя, шитокрыто, скажу: «Заблудился». — Снимай, говорю, гнида!!! — крикнул Захар, багровея, и, вскочив на ноги, сорвал с плеча двухстволку. — Снимай, гад! Хмырев побледнел, испуганно вытаращил глаза: — Ты што, Захар... Захар Иваныч, я же пошу... пошутил... — Снимай, тебе говорят! Снимай!! Хмырев, низко склонившись, стал послушно развязывать шнурки. Сняв ботинок, он положил его за мешок и тут же обманным движением попытался схватить малокалиберную винтовку. Захар, почти не целясь, выстрелил, заряд хлестко стеганул по камню рядом с винтовкой. Хмырев, точно ошпаренный, отдернул руку и упал на бок.

— Убью, гад, — спокойно, но твердо сказал Захар, направляя черные дырочки стволов в лицо Хмыреву. И Хмырев понял, что убьет. Он покорно встал, как приказал ему Захар, отошел к своим старым ботинкам и начал переобуваться. Захар повесил малокалиберку себе за спину и, отойдя шагов на пять от костра, переменил стреляную гильзу на патрон, заряженный волчьей картечью: — Ты думаешь, я с тобой, гадом, в бабки играть буду? Захар уже не дрожал и говорил спокойно, но в этом спокойствии была железная решимость, заставившая огромного сильного Хмырева покорно надеть на плечи вещмешок, а на шею повесить ботинки и идти торопливым шагом перед маленьким щуплым человеком назад в село. Захар оставил свой вещмешок на галечном берегу, думая вернуться сюда, но в горячке забыл укрыть его тентом и теперь, шагая вслед за Хмыревым, не сводя с него настороженных глаз, мысленно ругал себя за эту оплошность: «Как бы дождь не пошел к завтрему — пропадут сухари...» В село пришли на закате солнца. Захар, повесив ружье на плечо, но держа дистанцию, приказал Хмыреву идти к дедовой хате. — Не пойду я туда, — заартачился Хмырев, остановившись посреди улицы. — Пойдешь, — спокойно возразил Захар и снял ружье. — Ты побоишься... Тут свидетели... — Пойдешь, пойдешь, — Захар медленно взвел курки, они сухо щелкнули. Захар не шутил. Ему было не до шуток. Все плохое и гнусное, что воспринимал он всю жизнь покорно, теперь раздражающе уродливо было воплощено в одном человеке, стоящем перед ним... И они пошли, провожаемые недоуменными взглядами сельчан. У калитки Захар остановил Хмырева. — Слушай сюда, Хмырев. Внимательно слушай. Подойдешь к старику, скажи, что ботинки случайно положил в мешок, дескать, у меня точно такие же есть в мешке, а я думал, что мой напарник их выложил на веранду, ну, и положил, дескать, по ошибке вторую пару. Извинись. Дальше слушай. Придешь в экспедицию, сразу на расчет подавай. Я десять лет в экспедиции завхозом работаю и скажу тебе прямо: житья тебе не будет в этой партии. Стало быть, рассчитывайся и мотай отсюда. Тайга воров не терпит, накажет по-своему, без философии. Ну, иди! Потом сядешь на лесовоз, доедешь до Горного, а там знаешь путь. Да не забудь извиниться перед стариком! Хмырев, не снимая мешка, открыл калитку и пошел к дому.

ЛЕТЯТ ГУСИ Над седоватой от инея тундрой высоко в небе все плывут и плывут вереницы гусей. Солнце еще не взошло, но там, вверху, багровые лучи его уже трепещут искрами на кончиках птичьих крыльев. Гуси непрерывно и звонко кричат, и крик их в предрассветной тишине осеннего утра звучит торжественно— прощальной музыкой, словно играют где-то грустные музыканты на кларнетах и свирелях, тихонько пощипывая серебряные струны арф. От такой музыки на душе и грустно и торжественно, и то хочется высоко взлететь над землей и лететь вместе с птицами в неведомые теплые края, то становится нестерпимо жаль сиротливо увядшую тундру, и себя в ней, и этих птиц, покидающих родину. Мы с моим другом Геннадием, славным русоволосым парнем, стоим за кустом вечнозеленого стланика. Перед нами в десяти шагах в червонно-пурпурном окладе карликовых берез темнеет небольшое продолговатое озеро. В руках у нас ружья, но мы забыли о них, очарованно слушая звонкий гусиный переклик. Над озером и березками прозрачно-голубой косынкой недвижно повис туман, сквозь туман расплывчато видны зеленовато-бурые и желтоватые лоскутья моховищ, за моховищами узкой гребенкой выгнулся лес, над лесом все шире и ярче алеет заря. Темно-зеленые иглы стланика слегка припудрены тускло мерцающим инеем — иней всюду: и на черных головках наших сапог, и на бурых мхах, и на рыжих пожухлых травах. А гуси все летят и летят, и не смолкает над сонной еще тундрой грустный свирельный наигрыш: «Люв-лкж! Лив-ли! Лив-ли! Люв-люк! Лив-ли! Лив-ли!» Но вот слева от нас, на соседнем озере, гулко ухнул выстрел. Мы вздрогнули. Второй выстрел! Третий! Четвертый! Это, наверное, стреляют те двое охотников, которые вчера вечером, к великому нашему неудовольствию, поставили свою палатку невдалеке от нашей. Всю ночь они громко спорили о чем-то и то и дело включали на полную мощь тразисторный радиоприемник. Угомонились они лишь перед самым рассветом. На рассвете, осторожно проходя мимо их палатки, мы увидели рядом с еще не потухшим костром разбросанные клочки газет, объедки хлеба, пустые консервные банки, бутылки из-под вина и разный мусор. — Тоже мне охотники... — брезгливо морщась, возмущенно сказал Геннадий. — Пьянчуги! Кабак здесь устроили. Моду взяли, на природе гадить! По шее бы! — он сказал это громко, ничуть не заботясь, что его услышат. Но его не услышали.

101

Раздражение Геннадия я вполне понимал: коренной житель этих мест, он недолюбливал приезжих городских охотников, которые все в большем количестве забирались в самые отдаленные уголки тундры. Я был для него исключением. Завозили горожан в тундру сами же местные жители. Это больше всего возмущало Геннадия. Иногда городских охотников доставляли в тундру вертолеты — этих мой друг ненавидел особенно, ненавидел за то. что, улетая в свои города, они оставляли возле черных кострищ бутылки, кучи мусора, а в тундре у больших и малых озер сотни и тысячи стреляных гильз. Лишь сюда, в самые верховья реки Перевалочной, ни городские, ни местные охотники все еще никак не могли добраться ни лодкой, из-за множества мелких перекатов, через которые нужно было перетаскивать лодку на руках, ни пешком, из-за далекого расстояния и топкой болотистой местности. Третью осень мы с Геннадием проводим здесь свои отпуска. Стреляем мы редко, тратя на всю охоту по двадцать — тридцать патронов. Третью осень нам никто бы не мешал... Еще выстрел! Второй... Четвертый! Да это стреляет рыжеусый, у которого пятизарядное ружье-автомат. Это он стреляет! — Ну вот, проснулись, — недовольно пробурчал Геннадий. — Да, проснулись, — упавшим голосом подтверждаю я. — Теперь они начнут... — Еще бы! Автомат у него исправный. Опять выстрел! Уже совсем рядом, за кустом, в низинке. Туман над озером рассеялся. Ярче заискрился иней. Заря над лесом, как малиновый сок, разлилась в полнеба. А гуси продолжали кричать, улетая в зарю, но крик их уже не казался нам ни грустным, ни торжественным. В руках у нас ружья. Мы ревниво считаем чужие выстрелы, завистливо смотрим в ту сторону, откуда они раздаются. Прямо на наше озеро низко над землей летел треугольник. Мы едва успели пригнуться. Гуси тоже заметили нас, но сворачивать им было уже слишком поздно — они лишь слегка надломили свой строй да чаще замахали крыльями. Впереди треугольника летел большой светлогрудый вожак . Он тревожно гоготал и, вытянув шею, беспокойно крутил головой... Мы вскинули ружья. Два оглушительных выстрела одновременно хлопнули в тишине. Вожак, словно ударившись о стену, шлепнулся в озеро. И в то же мгновение слева от нас одиноко прозвучал еще один выстрел. Мы не придали этому значения. Мы молча смотрели на убитого гуся, он лежал на отмели и казался кусочком грязи на чистом зеркале. — Ты в какого стрелял? — спросил Геннадий. — В переднего, — признался я. — И я в него, — сказал Геннадий. Каждому из нас неловко было подойти к добыче первым, мы стояли на месте и вопросительно поглядывали друг на друга. Кто же убил гуся? Оба мы отлично стреляли и не могли промахнуться в

102

этого гуся с такого близкого расстояния. Скорей всего, наши выстрелы одновременно достигли цели. В душе я уже уступил гуся Геннадию, но он невозмутимо перезаряжал ружье. Слева от нас раздался шорох шагов, раздвинулись кусты — и перед нами вырос рыжеусый, круглолицый охотник с ружьем-автоматом. В знак приветствия он притронулся двумя пальцами к измятой фетровой шляпе, чуть помедлив, кивнул и, решив, что этого достаточно, молча прошел мимо, шаркая просторными штанинами из грубого брезента. Озираясь, он что-то высматривал на земле. Потом он быстро повернулся к нам и резко, громко спросил: — Где он? — Кто он? — в один голос недоуменно переспросили мы. — Ну, кто-кто?! Вы што?.. Гусь мой где упал? — возмущенно крикнул охотник, отступив на шаг и подозрительно ощупывая нас своими серыми, чуть навыкате, глазами. Это было так неожиданно и так нелепо, что мы, не успев ничего толком сообразить, торопливо, как по команде, указали на озеро: — Да вот же он! На отмели лежит! Увидев гуся, охотник встрепенулся. Он торопливо спустился к озеру, подняв голенища сапог, забрел в воду, взял птицу за крыло и, довольно улыбаясь, поволок ее к кустам. — Эй! Слышь? Э-эй! — неуверенно окликнул его Геннадий. Дойдя до кустов, охотник нехотя повернулся, цепко придерживая одной рукой уже подвязанного к поясу гуся, недружелюбно и подозрительно, готовый защищать свою добычу, спросил: — Ну, чего еще? — Да ничего! — махнул рукой Геннадий. — Просто я хотел сказать, что стреляешь ты ловко. — А-а! Это точно, — облегченно протянул охотник и вдруг с бахвальством сказал: — Сто десять шагов насчитал, а срезал — как не было! Видели? Учитесь! И ушел. Мы продолжали стоять, изумленно переглядываясь, еще не зная, шнмушап.ся нам или смеяться. Тем временем на кромку леса как-то незаметно и очень естественно плавно выкатилось огромное малиновое солнце. На бурой тундре там и сям тихими кострами зажглись кусты берез, и озеро в пламенном кольце березовой листвы, казалось, тоже излучало бледно-розовый атласный свет. У самых наших ног, на хрустящих подмерзших мхах, ярко краснеют, будто подсвеченные изнутри, рубиновые капли уже обтаявшей клюквы. Мы зачарованно оглядываем тундру Красота-то вокруг какая! Разве мало нам этого? Разве мало нам этого?! А гуси все летят и летят в далекие неведомые страны, и крик их печальный все острее и глубже проникает в наши души... 1966 г.

Сочини себе сказку Виктор ПСАРЁВ

ПРИНЦЕССА С ХОЛОДНЫМИ РУКАМИ В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. И была у него дочь-принцесса. Красоты неописуемой, ума небывалого, а главное – с хорошим приданым. Но была у принцессы одна особенность – холодные руки. И до того они у неё мерзли, что она днями напролёт плакала. Что только царь ни делал: и докторов заморских

вызывал, и сам лично доченьке руки растирал, и даже дышал на них, но ничего не помогало. Только сядет принцесса супчику горохового поесть, только опустит ложечку в тарелку, а супчик уже и застыл. Только возьмёт яблочко наливное, только ко рту поднесёт, а оно уже ледяное. И приходилось царю самому, из своих царских рук, доченьку кормить. Из других она не желала. А вдруг отравят? Ведь она уже порядком всем надоела со своими холодными руками. А честно сказать, так даже и самому батюшке. Ведь всех своих докторов уморил. А у самого уже годы подходящие. Случится какой-нибудь пустячок, навроде запора, так прямо хоть штопор ищи. А пока эти заморские доктора приедут… И вот как-то по этому царству шла нищенка. Сама – дрань-дранью, а на пальце перстень красоты чудной. И вот этим-то перстнем она и привлекла внимание стражников. Они её – цап. - Откуда, сволочь такая, перстень у тебя? Где ты его украла? А она им говорит: -Вот ты меня сволочишь, а сам у царя по ночам зерно воруешь из амбара,- и второму стражнику: - А у тебя сын сидит в остроге под Красноярском за то ,что, по глупости своей, царю в тапочки наплевал. Скоро и ты сам отправишься в острог. Оторопели стражники, ведь всё - правда. И давай уже вежливо нищенку расспрашивать. Ну, она им тоже вежливо отвечает, что она обо всём на свете знает. Что была она у заморского царя Халдея.

Много ему добра сделала, и за это он подарил ей этот перстень. Очень уж он не хотел её отпускать из своего царства, даже плакал, когда она от него уходила. Но нищенка его успокоила, сказала, что вокруг земли обойдёт и снова вернётся к Халдею. А денег или дорогих одежд ей не надо, ими она просто брезговала. Тогда стражники сообщили ей, ЧТО за горе у царя. И, низко кланяясь, попросили пойти с ними во дворец. Царь, как увидел нищенку, так поначалу даже распсиховался. Тут от дочки голова кругом идёт, а стражники какую-то оборванку привели. Но когда узнал, в чём дело, то даже очень ласково принял нищенку. Может, хоть она это ярмо с него снимет. Нищенка попросила показать ей принцессу. Потрогала её руки и говорит: -Есть на свете волшебное золотое яйцо, находится оно далеко. Нужно его доставить в царство. Как только принцесса подержит в руках это яйцо, то руки у неё сразу станут тёплыми. Поклонилась и ушла. Все просто оторопели. Что за яйцо, где оно, кто его доставит? Но нищенки уж и след простыл. Царь сразу дал команду своим ювелирам немедленно изготовить золотое яйцо. Золота ведь у царя - завались. Принялись ювелиры за дело. Но какого размера делать – не знают. Тогда решили сделать двенадцать яиц: от маленького до большого. Изготовили – загляденье. Сияют яйца, как солнышки, так и хочется их погладить! Принесли их на бархатной подушке принцессе. Она их по очереди подержала в руках. Но только руки от этого ещё холоднее стали. Ещё громче она стала плакать. Бедный царь даже вспотел. Ну что ты будешь делать? Тогда кликнул он клич по царству: кто достанет ему волшебное яйцо, тому ( как и полагается в сказках) полцарства и здоровую принцессу в жены. Ведь из-за этой напасти на ней никто и жениться не хотел. Хотя ей уже пора было замуж, не то перезреет. Разошелся клич по всем весям царства. Заволновались мужики: каждому хотелось овладеть такой красавицей, но только чтоб здоровой. А то и заморозить может насмерть в первую же брачную ночь. А жить ведь любой скотинке хочется. Захотелось-то, захотелось. А куда идти, в какую сторону – не знают. Ходят кругами, друг на друга злыми глазами поглядывают. И жил в этом царстве, на самой окраине, Иван - дурак. Хотя он дураком и не был. Так, себе

103

на уме. Но звали его почему-то «Иван-дурак» (наверно, из сказки досталось). Так вот: когда до него дошла весть о царском указе, а он в это время валенки подшивал, к зиме готовился, то Ваня прикинул свои шансы: не женат (хоть годы жениховские), скучать о нём некому, хата дырявая, и вообще терять ему нечего. И решил он сходить к одной женщине, по имени Дуля, у которой была волшебная книга. Он как-то этой женщине дрова привозил и пожаловался, что лошадь захромала. Тогда Дуля достала из сундука книгу, раскрыла, а там страницы чистые - никаких тебе картинок, никаких букв. Взяла она фломастер и написала на чистом листе « Ванина лошадь». И вдруг на чистом листе стала проявляться картинка, прямо как на фотобумаге. Видит Ваня свою лошадь, а у лошади возле хвоста огромная заноза торчит, видать, когда грузил дрова, поленом задел. Удивился Иван этой книге, рот открыл. Ну и по русской натуре ему сразу захотелось эту книгу украсть. Но Дуля, увидев его алчные глазки, успокоила: сказала, что эта книга подвластна только лишь ей одной. И, чтобы Ваня ей поверил, дала ему фломастер и сказала: «Если не веришь, напиши слово сам и убедись». Ваня тут же написал матерное слово женского рода, (видать ему, и впрямь пора было жениться), но ничего не проявилось. Ваня вздохнул, вышел на улицу, выдернул у лошади из задницы занозу и уехал домой… И вот сейчас он вспомнил об этой женщине, по имени Дуля. Собрал два десятка яиц, круг колбасы, каравай хлеба. Всё положил в лукошко и пошел к Дуле, у которой была волшебная книга. Постучал. Женщина открыла дверь. Ваня низко полонился, вручил лукошко и рассказал о своём намерении в отношении царской дочки. Дуля пригласила Ваню в дом, достала книгу, раскрыла, фломастером написала: «Волшебное яйцо». Картинка стала проявляться. Да не картинка, а целый видеоролик. Видит Ваня дорогу, уходящую на север - сквозь леса, поля, горы. Видит снег, оленей, белых медведей и какую-то ярангу . И картинка исчезла. Поблагодарил Ваня женщину и пошел собираться в путь. Собрав всё необходимое для дальней дороги, взял компас, карту и двинулся на

104

север. Дорога до поры до времени была без приключений, и чтобы не скучать, Ваня орал во всю головушку песню: Я Иван - дурак, Я люблю конфетки. Я ещё холостяк, Меня любят девки. На одном из горных перевалов вдруг почувствовал наш герой, что кто-то смотрит ему в спину, да так, что даже мурашки по телу побежали. Оглянулся – а там снежный барс. Глаза горят зелёным огнём, хвост трубой и мелко дрожит. Вот-вот кинется. Но нашего Ваню так просто не возьмешь. Вытащил он из-за голенища ножик, направил его на барса, да как заорёт благим матом: «А вот это ты хочешь, шкура!» Рявкнул так, что даже сам напугался. Барс, оставив приличную кучу, мгновенно исчез. А Ваня на ватных ногах продолжил путь, напевая всё ту же песню: Я Иван - дурак, Я люблю конфетки. Я ещё холостяк, Меня любят девки. Много было ещё приключений у Ивана. Но он всё - таки дошел до Северной страны и отыскал ту ярангу, которую видел в волшебной книге. Робея, он откинул полог и вошёл во внутрь. В яранге, прямо в центре, на огромном прозрачном, как горный хрусталь, подиуме изо льда сидела девушка. Перед ней горел огонь. Девушка была очень красива. Белая атласная кожа, огромные голубые глаза, и, что очень поразило Ваню, у неё были золотые волосы. Яранга изнутри была просто огромной, целый дворец. А снаружи – всего лишь обыкновенное жилище оленевода. Иван, пораженный красотой девушки и тем великолепием, которое было вокруг, не мог вымолвить и одного слова. Он долго стоял, открыв рот, пока у него не пересохло во рту. Наконец, вымолвил: «Кто ты?». Девушка ответила: «Я Хозяйка Севера. И знаю, зачем ты пришёл сюда. Многие пытались до меня дойти, но везёт только дуракам. Вот тебе и повезло. Держи яйцо, - и она протянула Ване маленькое яичко, размером с голубиное. Яйцо действительно было золотым и очень горячим. Ваня завернул его в чистый носовой платок и положил в карман штанов. А девушка продолжала: «Выйдешь на улицу, там тебя будет ждать упряжка оленей. Садись и поезжай. Только не вздумай подгонять и бить оленей». Ваня низко поклонился Хозяйке Севера и вышел наружу. Действительно, снаружи стояли запряженные олени. Они были белые-белые, только рога фиолетового цвета. Иван прыгнул на нарты и свистнул. Олени быстро побежали. Он достал компас и сверил путь. Нарты мчались ровно на юг. Через некоторое время Ване показалось, что олени замедлили бег. Он присвистнул на них, но олени продолжали ровно бежать. А, прыгая

на нарты, он заметил, что там лежит небольшой хлыст. Иван снова крикнул на оленей, но они продолжали ровный бег. Тогда он взял хлыст и легонько ударил оленей. Они рванули с утроенной скоростью. Через некоторое время Ване и этой скорости было мало. Он уже вовсю мечтал о принцессе. И мечты эти были очень смелые, даже слишком. Он ещё раз ударил оленей. И они ещё утроили скорость. Но Ване- дураку и этого было мало. Нетерпение душила его. И он в третий раз ударил оленей. Олени немного приостановились и вдруг рванули с такой скоростью, что Ванька, как мешок, слетел с нарт. А когда поднялся, то оленей уже и на горизонте не было. Ваня проверил: на месте ли яйцо. Его не было! Он стал лихорадочно шарить по карманам – нету! Свои на месте, а волшебного нету. Поискал в снегу – нету. Перерыл полгектара тундры, весь взопрел – нету! Где-то обронил! И вспомнил Ваня, как бабушка в его раннем детстве говорила: «Вот дай дураку яичко, так ведь он его сразу разобьёт!» И Ваня горько заплакал… 2. Но плачь - не плачь - слезами горю не поможешь. Всхлипнул Ваня ещё раз, высморкался на снег и снова повернул к Хозяйке Севера. Шёл он очень грустный, ну прямо, как побитая собака. Настроение опустилось - ниже некуда, а тут ещё метель поднялась. Треплет ветер Ване соломенные волосы, бросает горстями снег в красную морду. Но Ваня только ругает себя : «Так мне и надо, козлу кривоногому. Ведь говорила Хозяйка Севера: « Не гони оленей, не гони!». Нет, надо быстрее! Невтерпеж! Да ведь и не о принцессе думал, о себе! Размечтался, как уже ходит по царским покоям, пьет дорогие вина, спит в царских подушках, уткнувшись носом в принцессину подмышку. Ээх!» Но эти думы и терзания только помогали Ивану. Время до яранги прошло незаметно. Подошёл. Остановился. Боится войти. Но, стой-не стой, а входить надо, иначе для чего шёл-то назад? Откинул полог, вошёл. В яранге всё так же, только девушка как будто постарела, и волосы стали серебряные. Иван – бух на колени: «Прости меня, Хозяйка Севера, дал я волю своим чувствам. Ну что мне теперь делать, горемыке? Ведь столько натерпелся в дороге, а главное - принцессу жалко. Сколько ей можно страдать из-за холодных рук!» А Хозяйка Севера отвечает: - Всё знаю о мыслях и чувствах твоих. Хоть ты и дурак, но всё же совесть у тебя есть. Скажу тебе, где ты обронил волшебное яйцо. Пойдешь обратно и на обратном пути, среди снежной равнины, увидишь маленькое зелёное деревце. Под тем деревцем и лежит волшебное яйцо».

Ещё раз поклонился Иван, поблагодарил Хозяйку Севера и вышел. Двинулся он в обратный путь, и через некоторое время – что за чудо! Среди снежной равнины – деревце зелёное. Как будто лето на дворе! И травка зелёная под деревцем. А на этой травке яйцо золотое, волшебное. Яйцо это даже зимнюю тундру растопило. Поднял его Иван, оторвал от своей рубахи рукав и бережно завернул заветное яйцо. Снова положил в карман штанов и двинулся в своё царство-государство. Шел-шел, вдруг припекать стало, да так, что возникла опасность прийти домой с яичницей. А тогда уж и принцесса ни к чему. Вытащил Ваня свою ношу, положил на землю (тундра уже осталась позади), не знает, что и делать. А яйцо вдруг само покатилось по земле, только поспевай за ним. Где прокатится, там жизнь новая начинается: деревья зеленеют, старые молодеют, больные выздоравливают. А уж когда Ваня пришёл в своё царство – государство, да зашёл в царский дворец, да прямо в руки принцессе вручил волшебное яйцо, то жизнь у него словно перевернулась. У принцессы руки стали тёплые-тёплые, как две оладушки. Обняла она этими оладушками Ваню, поцеловала и сказала, что ни за что его от себя не отпустит, что он сделал её самой счастливой принцессой. А царь на радостях так плясал, что чуть ноги не переломал. Насилу его остановили. Свадьбу не откладывали, закатили сразу. Всё царство гудело два месяца. Пьяных не было, были только весёлые. Вскоре принцесса нарожала Ване целую ораву ребятишек. Царь с ними целыми днями играл, на себе катал, а вечерами, перед сном, сказки рассказывал. И одна из сказок была эта, которую я вам рассказал.

105

Замолвить слово

Поэт из Братска Анатолий Лисица родился в 1935 году на Украине. Голодное военное и трудное послевоенное детство прошло на Кубани и Северном Кавказе. В 1959 году окончил историко-филологический факультет Томского государственного университета. С 1960 года живёт в г. Братске, участвовал в строительстве Братской ГЭС. Мастер спорта СССР, он одним из первых возглавил городской комитет по физкультуре и спорту. Работал электролизником на БрАЗе, учителем в школах города. Автор поэтических сборников: «Полынь», «Осень», «Река любви», «Прикосновение», «Душа в заветной лире» и др. Печатался в коллективных сборниках: «И пальцы просятся к перу», «Вальс души», «БратскПушкину» и др. В 2005 году в Москве вышла его книга «Опять звонят колокола». Подборка его стихов в московском альманахе «Истоки» - «Я на десять лет Победы старше» - была номинирована издательством на соискание премии поэтафронтовика Николая Старшинова. Стихи А.Лисицы посвящены замечательным людям, собратьям по перу, друзьям, сибирской природе, отражают славную историю Братска: Я помню, как палатки парусили Испанскою армадой боевой. Как мы, сойдясь из разных мест России, Здесь начинали строить город свой. Над Падуном неярко плыли зори, Порог, как пьяный бушевал и пел. А мы в бригадах делали историю, От замыслов больших оторопев. Глаза боялись…Что же здесь такого? От века так устроен человек: Глаза боятся, руки гнут подковы, А разум свой опережает век. Порою не выдерживали краны, И стыло масло у стальных машин. А в облаках морозного тумана Как были крановщицы хороши!... Много стихов о сибирской природе, вот строчки из некоторых: А снег и мягок, и пушист 106

Лежит, как взбитые подушки, И лёгкий ветер для души Качает льдинок погремушки… «Снег» **** Загуляли ветры в поле, Как в деревне мужики, Рвутся буйные на волю, Будто души от тоски… « Зима» **** Колосилась в поле рожь густая, Словно бы сошедшая с холста. Плыл туман, как будто чаек стая, И росинки сыпались с куста. У берёз, стоящих у обочин, Ветер кудри растрепал, вспылив. Летний дождь оставил многоточьеМысль свою какую-то в пыли. « В поле» **** Словно горем убитые, Вдруг осели снега…… Разомлел на пригорке берёзовый пень, Скинул шубу, ветрами дублённую, Сдвинул шапку-ушанку свою набекрень, Смотрит в синь, замирая, бездонную… «Апрель» Анатолий Лисица - автор нескольких песен о Братске и сборников стихов для детей: «Качели», «Лукошко», «Зимняя радуга», «Во дворе», «Сказ про БрАЗ». Отдельные его стихи печатались в областном детском журнале «Сибирячок». Повести: «Опалённые войной», «Мама Аня, Ниночка, Котька и другие», рассказ «Букварь» - рассказывают о детях, живших в условиях оккупации, в страшные военные и в тяжёлые послевоенные годы, о матерях- труженицах, которые в те годы взвалили на свои хрупкие плечи непосильный труд и, невзирая на все беды и горе, с нежностью и любовью растили детей.

Владимир КОРНИЛОВ, член Союза писателей.

2009-й год Вышли в свет 2 номера межрегионального литературнохудожественного журнала «Истоки» тиражом в 600 экземпляров. Опубликовано 112 авторов

107

Школа мастерства Вислава ШАМБОРСКАЯ В 1996 году удостоена Нобелевской премии по литературе «за поэзию, которая с предельной точностью описывает исторические и биологические явления в контексте человеческой реальности».

Поэт и мир Нобелевская лекция

Самой трудной, когда произносишь речь, считается первая фраза. У меня это, стало быть, уже позади... Но я чувствую, что и следующие за ней фразы будут непростыми - третья, шестая, десятая... Вплоть до последней. Ведь я собираюсь говорить о поэзии. На эту тему я говорю редко, очень редко. И всегда мне кажется, что я делаю это не наилучшим образом. Потому моя речь не будет чересчур длинной. Всякое несовершенство легче стерпеть, если оно преподносится в небольших дозах. Сегодняшний поэт скептичен и подозрителен даже. Может быть, прежде всего по отношению к самому себе. Он неохотно вслух называет себя поэтом: словно бы немножечко этого стыдится. В нашу крикливую эпоху куда легче признать собственные недостатки - конечно, если они эффектно выглядят, - чем достоинства, которые глубже спрятаны и в которых мы сами не до конца уверены... В различных анкетах или в беседах со случайными попутчиками, когда поэт вынужден обозначить род своих занятий, он обходится неопределенным «литератор» или называет свою дополнительную специальность. Сообщение о том, что перед ними поэт, чиновники или пассажиры автобуса принимают с легким недоверием и опаской. Думаю, с подобной реакцией сталкивается и философ. Однако философ все-таки в лучшем положении: он сплошь и рядом имеет возможность украсить свою профессию каким-нибудь ученым званием. Доктор философии - это звучит уже гораздо солидней. А вот докторов поэзии нет. Будь оно так, профессия «поэт» требовала бы специального образования, регулярной сдачи экзаменов, наличия теоретических трудов, подкрепленных библиографией и сносками, наконец, торжественно вручаемых дипломов. А это, в свою очередь, означало бы, что недостаточно исписанного - пускай прекраснейшими стихами - листка бумаги, чтобы считаться поэтом. Нужна - и это обязательное условие - некая бумажка с

108

печатью. Вспомним, что именно из-за отсутствия таковой был отправлен в ссылку будущий лауреат Нобелевской премии, гордость российской поэзии, Иосиф Бродский. Его сочли тунеядцем, поскольку он не имел официального документа, дозволяющего ему быть поэтом... Несколько лет назад я имела честь и удовольствие познакомиться с ним лично. Я заметила, что из всех известных мне стихотворцев он один любил говорить о себе «поэт», произнося это слово без внутреннего сопротивления, даже с какой-то вызывающей свободой. Думаю, потому, что не забыл жестоких унижений, которые претерпел в молодости. В более счастливых странах, где не так легко попирается человеческое достоинство, поэты, разумеется, мечтают, чтобы их печатали, читали, понимали, но уже не делают ничего или почти ничего для того, чтобы в повседневной жизни выделяться среди своего окружения. А ведь еще так недавно, в первые десятилетия нашего века, поэты любили шокировать публику затейливыми нарядами, эксцентрическим поведением. Однако это всегда было зрелищем на потребу общественного мнения. Рано или поздно наступал момент, когда поэт закрывал за собой дверь, сбрасывал все эти пелерины, блестящие украшения и прочие поэтические аксессуары и оказывался в тишине, в ожидании самого себя, наедине с еще пустым листом бумаги. Потому что, по сути дела, это главное. Характерное явление. Снимается много биографических фильмов о великих ученых и великих художниках. Честолюбивые режиссеры ставят перед собой задачу достоверно изобразить творческий процесс, в результате которого были сделаны важные научные открытия или созданы знаменитые произведения искусства. Можно весьма успешно показать работу ученого: лаборатория, разнообразные приборы, действующие механизмы способны на некоторое время приковать внимание зрителей. Кроме того,

на экране удается очень драматично представить минуты неуверенности, напряженного ожидания: получится ли повторяемый уже в тысячный раз, только с мелкими изменениями, эксперимент? Зрелищными могут быть и фильмы о художниках - нетрудно воспроизвести все стадии создания картины, от первого штриха до последнего прикосновения кисти к холсту. Фильмы о композиторах наполнены музыкой - с первых тактов, которые творец слышит в себе, до окончательно созревшего, инструментованного произведения. Все это не более чем наивно и ничего не говорит о том странном состоянии духа, которое принято называть вдохновением, однако зрителю хотя бы есть на что посмотреть и что послушать. Гораздо хуже обстоит дело с поэтами. Их работа безнадежно нефотогенична. Человек сидит за столом или лежит на диване, уперев неподвижный взгляд в стену или в потолок, время от времени напишет семь строк, одну из которых через четверть часа зачеркнет, и потом еще целый час ничего не происходит... Какой зритель выдержит подобное? Я упомянула о вдохновении. На вопрос «что это?» - если это существует, - современные поэты дают уклончивые ответы. Не потому, что никогда не ощутили благодати этого внутреннего импульса. Причина иная. Нелегко объяснить комулибо нечто, непонятное самому. И я, когда меня иногда об этом спрашивают, тоже далеко стороной обхожу суть дела. Я отвечаю так: вдохновение вовсе не исключительная привилегия поэтов или вообще художников. Есть, была и всегда будет определенная категория людей, которых посещает вдохновение. Это все те, кто сознательно выбирает себе занятие и трудится с любовью и с фантазией. Бывают такие врачи, бывают такие учителя, бывают такие садовники; можно перечислить еще сотню других профессий. Для этих людей работа может стать неизменно увлекательным приключением, если только они не оставят без внимания ни один брошенный ею вызов. Несмотря на трудности, на поражения, их любопытство не иссякает. Каждая решенная проблема влечет за собой целый рой новых вопросов. Вдохновение, чем бы оно ни было, рождается из постоянного «не знаю». Таких людей не слишком много. Большинство обитателей этой земли работают, чтобы обеспечить себе средства к существованию, работают, потому что должны работать. Не они по велению сердца выбирают работу, за них делают выбор жизненные обстоятельства. Работа нелюбимая, работа скучная, работа, которую ценишь только потому, что даже в такой форме она не всем доступна, - горькая недоля, одна из самых тяжких, какие выпадают человеку. И не похоже, чтобы в ближайшие столетия произошла какая-нибудь

счастливая перемена. Тем не менее, прошу обратить внимание, что я, хотя и отнимаю у поэтов монополию на вдохновение, все же помещаю их в немногочисленную группу баловней судьбы. Но тут у слушателей могут возникнуть сомнения. Всевозможные палачи, диктаторы, фанатики, демагоги, борющиеся за власть с помощью нескольких - главное, чтобы погромче! - лозунгов, тоже любят свою работу и тоже выполняют ее рьяно и изобретательно. Да, но они «знают». Они знают, и того, что знают, им абсолютно достаточно. Ничто, сверх уже известного, их не интересует, ибо может поколебать их убежденность в собственной правоте. А всякое знание, которое не порождает очередных вопросов, очень быстро умирает, утрачивает необходимый для жизни накал. В самых крайних случаях - чему есть примеры и в древней, и в новейшей истории - оно даже может стать смертельно опасным для общества. Поэтому я так высоко ценю два коротких слова: «не знаю». Маленьких, но всемогущих. Открывающих для нас пространства, которые спрятаны в нас самих, и пространства, в которых затеряна наша крошечная Земля. Если бы Исаак Ньютон не сказал себе «не знаю», яблоки в его саду могли бы сыпаться градом у него на глазах, а он бы в лучшем случае подбирал их и с аппетитом съедал. Если бы моя соотечественница Мария Склодовская-Кюри не сказала себе «не знаю», она бы, вероятно, преподавала химию в пансионе для благородных девиц, и в этой - вполне достойной - работе прошла бы вся ее жизнь. Но она сказала «не знаю», и именно эти слова привели ее, притом дважды, в Стокгольм, где людям с неспокойной и вечно ищущей душой вручают Нобелевскую премию. И поэт, если он настоящий поэт, должен неустанно повторять про себя: «не знаю». Каждым своим стихотворением он пытается что-то объяснить, но едва ставит точку, как его начинают одолевать сомнения, он начинает понимать, что объяснение это недолговечное и не исчерпывающее. И тогда он делает еще одну попытку и еще одну, а потом все эти доказательства его недовольства собой историки литературы скрепят огромной скрепкой и назовут «творческим багажом». Иногда мне представляются совершенно нереальные ситуации. Например, я имею дерзость вообразить, будто у меня появилась возможность побеседовать с Екклесиастом, автором необычайно волнующего плача о тщете любых человеческих начинаний. Я бы низко ему поклонилась, ведь он один из самых важных - по крайней мере, для меня -поэтов. Но потом схватила бы его за руку. «Нет ничего нового под солнцем», - сказано тобою, Екклесиаст. Но ты же сам родился новым под солнцем. А поэма, которая сочинена тобой, тоже

109

новая под солнцем, потому что до тебя ее никто не написал. И новые под солнцем все твои читатели, ибо до тебя они не могли ее прочесть. И кипарис, в тени которого ты присел, не растет здесь от сотворения мира. Ему дал начало какой-то другой кипарис, подобный твоему, но не в точности такой же. А кроме того, позволь спросить у тебя, Екклесиаст, что нового под солнцем тебе хочется еще написать. Нечто такое, что дополнило бы твои рассуждения, или же тебя искушает желание коекакие из них опровергнуть? В уже написанной поэме ты в числе прочего заметил и радость - пусть преходящую, ну и что с того? Так, может быть, о ней будет твоя новая под солнцем поэма? Есть уже у тебя какие-нибудь заметки, предварительные наброски? Не скажешь же ты, надеюсь: «Я всё написал, мне нечего больше добавить». Такого не может сказать ни один поэт на свете, а уж тем паче такой великий, как ты. Мир, что бы мы о нем ни подумали, напуганные его необъятностью и собственным перед ним бессилием, обиженные его равнодушием к страданиям отдельных существ - людей, зверей, а может быть, и растений, ибо откуда эта уверенность, что растения избавлены от страданий; что бы мы ни подумали о его пространствах, пронизанных излучением звезд, звезд, вокруг которых малопомалу открывают какие-то планеты - уже мертвые? ещемертвые? - неизвестно; что бы мы ни сказали о том вселенском театре, куда у нас, правда, есть билет, но действителен он до смешного короткое время, ограниченное двумя заданными датами; что бы мы ни подумали об этом мире - он удивителен. Но в определении «удивительный» скрывается некая логическая ловушка. Ведь обычно нас удивляет то, что отступает от известной и общепризнанной нормы, не укладывается в некую очевидность, к которой мы привыкли. Так вот, такого очевидного мира просто нет. Наше удивление возникает самопроизвольно. Оно не вытекает из сравнений с чем бы то ни было. В бытовой речи, не заставляющей нас задумываться над каждым словом, мы широко пользуемся определениями: «обычная жизнь», «обычный мир», «обычный порядок вещей»... Однако в поэзии, где взвешивается каждое слово, ничто не является обычным и нормальным. Ни один холм и ни одно облако над ним. Ни один день и ни одна наступающая за ним ночь. И главное ничье существование на этом свете. Похоже, что у поэтов всегда будет много работы. Стокгольм. 1996 год.

110

Награда

Валерий Викторович Сдобняков – один из десяти писателей России был удостоен в 2008-м году Международной премии имени М.А.Шолохова. Такую высокую оценку получила его книга «Сопротивление нелюбви». «Под обложкой книги автор собрал свои статьи, заметки, рецензии, опубликованные в СМИ в последние годы. И сложился вполне связный, порусски доверчивый рассказ неистовой его души и могучего духа, и в то же время рассказ о любовном томлении, которое испытывает автор, сталкиваясь с постоянным проявлением нелюбви…» Журнал «Слово». Редакция журнала «Истоки» искренне гордится своим автором, советчиком, членом общественной редколлегии и земляком. Нижегородец В.Сдобняков родом из Сибири. Родился в п. Нижняя Пойма Нижнеингашского района. На снимке: Ю.В.Бондарев вручает Валерию Сдобнякову диплом лауреата Международной премии имени М.А. Шолохова.

Поэзия

Нина ГУРЬЕВА г. Железногорск

СУДАРЫНЯ ПРОВИНЦИЯ

*** Старушка милая, деревня, С тоскливой грустью тишины. Здесь всё казалось мне столь древним, И я из древней старины. Здесь всё казалось мне столь вечным, Из печки вытащенный хлеб, Но почему-то полновесной В руках у мамы силы нет... Здесь всё казалось мне столь верным, И песня тихая без слов, Но приезжаю - полдеревни Уже не видно стариков... Старушка милая, деревня, Печаль твоя мне тяжела, Но как хочу я знать и верить, Что ты меня пережила... *** Забывая на месяц дела, Каждый год к тебе, мама, спешила. За полгода подарки брала, На дорогу тихонько копила. Ты не знаешь теперь о мирском. Я теперь не спешу, не гадаю. Ты в порядке содержишь там дом В это верю я, чувствую, знаю. Я к тебе непременно приду, Подойду незаметно к калитке И слова дорогие найду, Их уже накопилось в избытке. Ты всплакнёшь, как всегда, и в слезах Поведёшь к самовару и булкам. Буду я о земных новостях Говорить тебе долго и гулко. Я к тебе непременно приду, Подожди, лишь придёт моё время, Путь отмеренный мне отведу, Дорешаю пустые проблемы. К нам соседи на чай подойдут. Встрече будут, конечно, все рады.

Жаль, с гостинцами к вам не берут, И копить на дорогу не надо... *** Подминая травушку, Я через дубравушку На могилку к матушке Тороплюсь опять. Высока же травушка, Заросла дубравушка, Не выходит матушка Доченьку встречать. Льются горьки слёзоньки. Старые берёзоньки Опустили косоньки На плечо моё. Вам поклон, берёзоньки, Дал бы силы Боженька На земной дороженьке Выполнить своё. Жарко светит солнышко, Каркает воронушка. Мне в чужу сторонушку Время уезжать. Высока же травушка, Заросла дубравушка, Не выходит матушка Дочку провожать...

*** Отжила, отмаялась, будто бы мираж. На губах растаяло тихо: «Отче наш...» Не из лёгких было вдовье бытиё. Господи, помилуй и прими её... *** Не ценим доброго начала, Чтоб вдуматься в него полней. Людей по жизни не встречала Мудрее матери моей.

111

*** ()т тучи к туче гром перекатился, Как будто крик из детства моего, Что от испуга дом перекрестился, И тишина, и снова ничего. Лишь камыши тревожно всполошились, Пугая уток шелестом сухим. И гуси как-то враз загоношились, Пронзая воздух выкриком тугим. А солнце жжёт упругими лучами, Ещё мгновенье, как последний раз! Рванулась рябь над мелкими волнами, И на дороге пыль приподнялась. И лёгкий шарф по полю покатился, Мне хорошо, и мне не до него! От тучи к туче гром перекатился, Как будто крик из детства моего... ЛЕТО Играет солнце в речке тихостойной, Где гладь воды ерошит ветерок. Коровье стадо с миссией достойной В обед пастух пригнал на бережок. Трава от зноя выглядит пожухлой. Пастух устал с рассвета загорать. Зайдут коровы с берега по брюхо И будут жвачку долгую жевать... ПРОВИНЦИЯ Беру твои гостинцы я, Тебя, как мать, любя. Сударыня провинция, Кормилица моя! Великая защитница, Душой сама вольна, Священная провинция Мне Господом дана! Живу с тобой по принципу «Мне друг и брат ~ любой! Родимая провинция, Горжусь всегда тобой! Не рвусь давно в столицу, Мне тесно там, друзья. Да здравствует провинция Сибирская моя!

МИХАЙЛОВ ДЕНЬ Михайлов день, Михайлов день, Воскресный день в Железногорске! У храма, в храме суетень, И тьма людей на перекрёстке! И от земли, и над землёй Здесь добрый свет кругом струится. За десять лет, как бы впервой, Вокруг сияющие лица. Я за душой спешу своей, Творца отрадно мне восславить! За всех родных, за всех друзей Свечу заздравную поставить. Михайлов день, Михайлов день, Престольный праздник над Кантатом! И вся нарядная толпень Идёт ко Храму, не куда-то! Слезы восторга не стыжусь, Смотрю на серебро и злато. Как ты, униженная Русь, Пережила свой век двадцатый?! Я верю в разума добро, Я верю в Веру человека. Пусть не тускнеет серебро От униженья в новом веке! С утра архангелова тень Над храмом будто бы распята. Михаилов день, Михайлов день, Престольный праздник над Кантатом! НА ДАЧЕ Я на даче душу прячу, Чтоб побыть наедине С небом ярким, солнцем жарким, Руки выстирать в земле. И водою с перегноем Сладку ягоду полить. Острой тяпкой да вприсядку Землю-матушку взрыхлить. На природе, в огороде, Отдыхается полней И от стрессов, и от прессы, Просто даже от людей.

Нина Гурьева – автор семи авторских сборников стихов. Публиковалась в газетах Литвы, Тюменской области, Железногорска, Красноярска, в альманахах, коллективных сборниках…. На многие её стихи написаны песни, романсы.

112

Игорь ЕЛИСЕЕВ г. Ростов-на-Дону

Игорь Елисеев – главный редактор литературно-художественного альманаха «Рукопись», заместитель председателя правления Ростовского отделения Союза писателей России, Председатель ревизионной комиссии ростовского отделения Литфонда России, Генеральный директор издательства «Релиз-Дон». Переводчик, поэт. Лауреат Всероссийского конкурса «Неизвестные поэты России». В редакцию «Истоков» прислал свою книгу стихов «Мыс рока» и свежий номер своего альманаха, который выходит с 2002 года и распространяется во многих регионах России, а так же в Америке, Европе, Азии.

Ты песню жизни спой *** Вам чувства свои выразить хочу... Вы мне напоминаете свечу, Затепленную в сумерках ненастья Среди глухих раскатов грозовых... А впрочем, нет, уют - не ваше счастье, Скорее, вам приличествует вихрь, Когда, врываясь, он вздымает шторы, Распахивает двери до конца... Вы нравитесь мне, как в тумане горы, Как свет листвы осенней у крыльца. Мы ничего друг другу не пророчим. Но вы - попутный ветер кораблю. Вы нравитесь мне, нравитесь... а впрочем, Наверно, я не прав - я вас любпю. *** Россия, ты простила им? А я не помнить их пытаюсь. Стыдом, как голодом томим, Надеждою одной питаюсь: Что через несколько веков Начнут слагать о нас былины, О том, что был колосс из глины Разбит на несколько кусков. Но твой нетленный дух и впредь Пребудет в жизни, злом томимой, Чтоб купиной неопалимой Над бездной хаоса гореть. *** Творитъ, оставаясь свободным, Иного не надо поэтам. Синь Цицзи Когда и руки свяжут за спиной, И цепь прикрутят к обручу на шее, Добудь свободу, и любой ценой. А что дороже воли и дешевле?

Когда придется жить тебе одной, И пусто станет в сердце ли, в душе ли. Добудь любовь свою любой ценой. А что любви дороже... и дешевле? И если голос - лопнувшей струной. И горлом - кровь, как у певцов издревле, Ты песню жизни спой любой ценой. А что дороже жизни... и дешевле? *** Любительницу острых ощущений, Тебя опять куда-то занесло. Гуляет ночь - и нет ее священней Адептам, исповедующим зло. Тебе хвалы несут в стихах и прозе, И, трезвые в неистовой гульбе, Тебе целуют руки мафиози Из бывших зэков или ФСБ. Какие здесь опивки, сливки, пенки! Отдайся смачно пище и питью. Но, светских львиц хватая за коленки, Пижоны видят только блажь твою. Любому ресторанному повесе Знакома эта древняя игра, Продолженная в мягком «Мерседесе» До полночи, а может, до утра. Но, полуобернувшись и на дверцу Открытую слегка облокотясь, Ответишь: «Нет!», приложишь руку к сердцу, Где до поры твоя хранится страсть, Поскольку там, в такой же тьме безлунной, Всем прожитым изменам вопреки, Мечтает о тебе поэт безумный, Коснувшийся вчера твоей руки.

113

*** Наших мертвых помянем. Это сделать мы вправе и в силе. Просто вспомним о них Неуместен здесь праведный суд. Потому что о нас тоже скажут когда-нибудь: «Жили!», Да, о нас, О которых сегодня бубнят все: «Живут...» От сумы и тюрьмы Мы скрываемся в логовах комнат, Но пропащую душу В мирах не упрятать иных, Потому что и нас наши мертвые Все еще помнят, Да и сами мы живы, покуда мы помним о них. Бог предел положил Между этим и будущим светом, Но когда-нибудь всем предстоит Перейти Рубикон. Аvе, Саеsаr! Зачем нам стремиться К далеким планетам, Если здесь, рядом с нами, Судейский твой высится трон? Брат, напрасно ты думал, Что мертвые сраму не имут. Пусть мы здесь не сумели Ни чище, ни праведней стать, Наши мертвые всех нас когда-то В объятия примут И к Отцу отведут. Остающимся здесь - исполать! *** Мы по жизни идем, задевая того и другого, Произносим, напыжась, пустые и смутные речи, Когда надо сказать то единственно верное слово, От которого вспыхнут глаза или вздрогнут в рыданиях плечи. Мы боимся увидеть нутро свое в истинном свете, Свою суть опасаемся выставить всем для обзора. Почему же один я - другой, словно яростный ветер Все одежды на мне разорвал -

114

не избегнешь позора. И до смертного часа играя ненужные роли, В оптимизм бутафорский мы кутаем страх и бессилье. И душа по ночам, в своем логове корчась от боли, Все не может понять, почему ей обрезали крылья. . НОЧНОЙ РАЗГОВОР Любимая, что тебе снилось? В каких побывала краях? Враждебность людскую и милость С души отряхнула, как прах? Ты видела сосны Алтая, Глотала афганскую пыль, О благости Божьей мечтая, Где сказкой становится быль? По улочкам узким Толедо Шла росписи Гойи смотреть? И в образе атомной Леды, Увидела гения смерть? В грохочущей снежной лавине Суть мира сумела понять? А может быть, на половине Пути повернула ты вспять? Чужие тоска и бескрылость В тебе порождают лишь злость. Любимая, что тебе снилось? - Любимый, мне вновь не спалось.. ПАМЯТИ ЮРИЯ КУЗНЕЦОВА Ушел он, русский человек, великий патриот. Его отправил новый век на этот свет и тот. Былые тяготы пути хлебнул он через край. Но не сказала Русь: «Прости», Лишь прошептав: «Прощай». Лишь дым отечества над ним Стоял вдали столбом. И он вдыхал горчащий дым Застывшим в крике ртом. И, поглядев ему вослед, Слезами обольюсь О том, что в мире больше нет Так выстрадавших Русь.

Валерий ТАИРОВ г. Санкт-Петербург

ПРО ГОГОЛЯ, ПУШКИНА И ВЫСОЦКОГО « …И рассказать бы Гоголю Про нашу жизнь убогую – Ей-богу, этот Гоголь бы Нам не поверил бы!..» Из песни Владимира Высоцкого Собрались как-то на троих Высоцкий, Пушкин, Гоголь Не на халяву – на свои: Так, посидеть немного… Такого быть и не могло! Фантазия, конечно, В мозги влетело НЛО Весьма библиотечно: Летая мимо полок книг, Поэтов время сжало И к нам закинуло на миг, Шторм временной – 7 баллов! …Высоцкий пел про наше дно, Как выезжал по визе, А Пушкин, глядя на вино, Спросил: «Что, братцы, - «кризис»? За волю бились мы не зря: Всё выметено чисто, Свобода. Братство. Нет царя. На воле ль декабристы!?

Не заросла ко мне тропа: Песочек подметают, Меж пирамидами – труба, И Черномырд летает! Скажите, только без вранья, О чём тут пишет пресса: Покинул зря Одессу я? Как с газом у Дантеса? Встают пииты на ножи: Пришла Эпоха Лоха!? Зато как интересно ЖИТЬ, Стихи писать - неплохо!...» …Что приоткрыло им вино? Нет точного итога… Известно только лишь одно: НАМ НЕ ПОВЕРИЛ ГОГОЛЬ!

Валерий Таиров – член международной ассоциации писателей баталистов и маринистов, лауреат Всероссийского конкурса творческих работ «Мой Рубцов», автор работ, включенных в народный сборник «Владимиру Высоцкому – 70», друг и автор журнала «Истоки

115

Проза Фёдор ДАУТОВ г. Гуково

САНТЕХНИКА ВЫЗЫВАЛИ?

Когда позвонили в дверь, Светочка уже была в своём розовом халатике. Пробегая мимо зеркала в прихожей, машинально поправила причёску и окинула себя оценивающим взглядом. Всё было прекрасно. Она открыла дверь. - Здравствуйте! - Здравствуйте, здравствуйте! - Сантехника вызывали? - Вызывали, вызывали! - Ну, рассказывайте, что у вас там стряслось? - Стряслось, стряслось! - запричитала Светочка. - Просто, не знаю, что делать. Только на вас и надеюсь. Больше не на кого: муж ушёл на охоту. - Сейчас разберёмся, - успокоил он Светочку и быстро прошёл мимо неё. - Ага, всё ясно, донёсся его голос из кухни. - Ничего страшного не произошло. Из-за такого пустяка не стоило беспокоить сантехника. - А вы зайдите, пожалуйста, в ванную комнату: душ не работает, краны протекают. Не знаю, что и делать, - опять запричитала Светочка. - Не беспокойтесь. Сейчас всё исправим. Если, конечно, есть желание помочь. Вы ж сами понимаете: работы предстоит много. Всё будет зависеть от вашей помощи. Вернее, от её количества. — И он недвусмысленно дал понять, что нуждается не столько в благодарности, сколько в шелесте зелёных купюр. Светочка, не смотря на свою привлекательность, никогда не была дурой и прекрасно понимала, что означает его красноречивый жест насчёт баксов, но, тем не менее, продолжала причитать: - Не знаю, что делать. Просто, руки опускаются. Муж ушёл на охоту. Вся надежда только на вас. - Да... - тяжело вздохнув, многозначительно произнёс сантехник. - Вы меня тоже постарайтесь понять: зарплата у меня маленькая, дома дети плачут, жена больная, а вы стоите передо мной такая нарядная. Да тут работы - непочатый край. И всё это требует больших физии-ческих и материальных затрат. Светочка вся напряглась, готовая расплакаться в любую удобную для неё минуту. Неожиданно раздался звонок в дверь. Оба

116

молча переглянулись. - Вы кого-то ждёте? - Нет, - неуверенно ответила Светочка. - Это... наверное... муж вернулся...с охоты... Больше некому... - Всё понятно. - А что - понятно? - Да, любому дураку понятно, что ни один уважающий себя охотник не вернётся домой в такую рань. Я в этом уверен. - А вот у меня такой уверенности нет, возразила Светочка и заметалась по квартире. Ой, что сейчас будет, что сейчас будет! Я, прямо, не знаю, что и делать. - Да, что случилось-то? - Ничего не случилось. Вы даже не представляете, какой у меня муж ревнивый. А я тут в ночном халатике, да ещё - наедине с мужчиной. Ой, что сейчас будет! - Но ведь я же сантехник. У меня вон и инструменты с собой. - Он ни за что не поверит. - Поверит, куда он денется. - Дай-то Бог, дай-то Бог, - согласилась Светочка и бросилась открывать дверь. В квартиру вошёл крупный мужчина в полном охотничьем снаряжении. - Это кто? - сразу спросил он, выставляя вперёд ружьё. - Это? Это - сантехник, - начала оправдываться Светочка. - Гм...~ передёрнув ружейный затвор, выдохнул охотник. - Сантехник?.. А что он в такую рань делает в моей квартире? - Ремонтом занимаюсь. Вот смотрите: у вас краны текут, душ не работает. Светочка с нескрываемым восхищением смотрела, как ловко и красиво работал сантехник. Заменив старые краны, он начал быстро собирать инструменты. - А в кухне? - требовательно спросила Светочка. - Там тоже надо краны заменить. - Сейчас. Всё будет сделано. И с отличным качеством. Вы будете довольны. На мою работу ещё никто не жаловался. - И мы, надеюсь, не будем, — успокоил его охотник, не выпуская из рук оружия. И только после того, как за сантехником закрылась дверь, он грузно опустился в кресло и прислонил ружьё к стене. Светочка села напротив. Они дружно рассмеялись. - С сантехником всё ясно. Надеюсь, проблем не будет. - Не будет, не будет! - заверила Светочка. - А что тебя ещё беспокоит? - Что меня может беспокоить! Стиральная машина поломалась. - А вот с этим может быть гораздо сложнее, чем с сантехником. - Может быть, может быть, - согласилась Светочка.

Поэзия Виктор ТЕПЛИЦКИЙ Виктор Теплицкий родился в 1970 году в Красноярске. Служит в старинном Свято-Никольском храме, руководит епархиальным молодежным отделом. В его биографии можно встретить черты, характерные для многих, пришедших в священство - духовный поиск. … И всегда: стихи, творческий поиск «лучших слов в лучшем порядке». * ** Благословенный взлет руки, И в церковь снова входит осень. И ангелы опять уносят Молитвы чистой лепестки. Над позолотой куполов Величественно даль святая Зовет к себе. И злоба тает От дуновения ветров. ОСЕННИЕ ЭТЮДЫ Плывет. Куда ж нам плыть? А.С. Пушкин « Осень» Небо звездами поперхнулось. Месяц. Кашель. Сухая желчь Черных листьев. Душа проснулась Письма осени будет жечь. Ветер воет бездомной сукой. Память флюгером на оси Расскрипелась. Ночь смотрит букой. Сердце, хватит! Не голоси! Сердце просит того, что мило. Да откуда ж мне это взять? Флюгер тонкий ночь раскрутила. Не унять его. Не унять. Бросить ли за окошко крошки? Птахам мокрым ли дать поесть? Отступила бы тьма немножко, да не мучил бы ветер жесть. Небо звездами поперхнулось. Месяц. Кашель. Такая прыть Черных листьев. Душа проснулась – Тупо смотрит. Куда ж нам плыть? 2 Сезон дождей уже прошел, Но прятать зонтик неохота, И осень, убирая стол, Себе под нос бормочет что-то И я, рассматривая, как Сметает тряпкой ловко крошки, Чаёк хлебаю натощак, Прильнув к немытому окошку. Окончен пир, и тяжело Громады туч плетутся к югу, Забрав последнее тепло, Грядущую пророча вьюгу. И стол садовый станет чист И ровен, как река зимою, И, как озябший пианист, Тетрадь, как клавиши, закрою. 3 Я сослан в осень навсегда. Пусть бесконечно длится ссылка!

Куда приходит иногда Весны веселая посылка. Куда приходят корабли Не в меру душного июля. Здесь, на окраине земли, Их появленье потерплю я. Здесь, на окраине земли, В сырых глубинах листопада, Густые тени пролегли – Мои предвестницы распада Того, что мной обретено, Того, что собрано по крохам... Что пылью стать обречено, Уйдет со мной последним вздохом. Я в этой осени умру. Я в этой осени воскресну. И путь продолжу поутру К не мной назначенному месту. ТРЕУГОЛЬНИК Листья падают на ладони, Капли крупные на лицо. Он один. Ты в пустом вагоне Распечатала письмецо. Он стоит. А ты плавно едешь И покачиваешься в такт Колыбели вагонной, бредишь: «Все не так. Совсем все не так». Кто придумал, что время лечит? Это все прогнившая ложь. Не забыть,: как кромсает свечи Треугольный тяжелый нож. Листья будут всегда кружиться И покачиваться вагон, Только будут другие лица Молча плакать и расходиться Уфигуры из трех сторон. *** Я - просто маленький усталый человек. Я - рыба на песке, Бездумный, грузный бег, Закладка в книге, выпавшей из рук. Я - муха на цветке, Незавершенный круг Пустых мечтаний, рваные края. Во мраке абрис - я, Бесплодная земля. Я - спичка в коробке, Когда-то вспыхну я.

117

Виктор ПСАРЁВ п. Нижний Ингаш

Виктор Степанович Псарёв - профессиональный художник. Основатель детской изостудии в Нижнем Ингаше. О его творчестве сняты два документальных фильма. Пишет стихи, песни, прозу. Издавался в коллективных сборниках красноярских поэтов «Момент истины», «Сны чёрно-белые», «Портретная галерея» и других. ВСТРЕЧА С МОНАХОМ По России шествовал странник... Кто такой, куда и зачем? Может, в жизни он был изгнанник? Иль избранник... Не понят никем... ............................................................ Обжигая дорогой ноги, Шёл монах за верстою версту. Ему кланялись на пороге И в суму подавали еду. От дождя укрывали деревья, А от зноя – лишь облака. Путь лежал, где много неверья, Грязи, подлости, воровства. Он молился за всех убогих, За несчастных, за сирых, вдов. Отмолил он у Бога многих, Кто заложник был тяжких оков... В пути часто ему встречались Оголтелые, трусы, скоты, Что частенько над ним насмехались И надменно трясли животы. А монах лишь смотрел, прощая, И молитву свою читал. Вдруг подлец умолкал, затихая: Он такого ещё не видал. Он привык, что “за око – око”, “Зуб - за зуб” и за деньги – власть. Хоть богатым быть одиноко, Но зато куражишься всласть. А монах как будто одежды Вольной сытости разом сорвал. Словно рухнули жизни надежды На Суде, словно Богу соврал... А Святой, совершая Молитвы, Терпеливо шагал по Руси. Он был ВОИН невидимой Битвы И пришел, чтоб Россию спасти! ПЕРВЫЙ ЗАМОРОЗОК Ранним утром полоска зари, Чуть дрожа, горизонта коснулась. Тихо льют свой свет фонари, И деревня ещё не проснулась.

118

В этот час зажглись купола... За церквушкою – берег синий. Там в Ингашке застыла вода. На ресницах прибрежных иней. Как младенец, тонкий ледок Робко тронул купельную воду Разгораясь, алел восток. Приготовилась ночь к уходу. ................................................. Я стою – очарован красой: Так мила мне деревня родная! И гляжу, как морозец босой По земле пробежал, ковыляя. ЛОВЦЫ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ДУШ По белому свету от моря до суш Бродят ловцы человеческих душ. Сладко поющие, много сулящие, За пазухой сети и клетки держащие. Вам они рады, сулят вам награды, В пути устранить обещают преграды. Лишь только продайте, расстаньтесь, спеша. Нужна позарез им живая душа. Набив чемоданы, баулы, котомки, Они сортируют, как тряпки, душонки, Затем либо сушат, а нет – так засолят. Так просто пропасть душе не позволят. Взамен разрешают быть злее, подлее, Чины получать, хоть других ты тупее... Кто слабже – примять,укусить, оттолкнуть... Так легок ловцами указанный путь. Честь не в чести, и совесть в дерьме, Зато ощущаешь себя на коне. Хочу и ворую, хочу и подлю, Навру, если нужно, и деньги люблю. Сердце не ноет, душа не болит, Тем более, скоро я буду зарыт. Гуляй, наслаждайся, катайся и пой, А если захочешь, то можно в запой. Одно лишь тревожит: а как там душа? Ведь рай обещали... а вдруг – ни шиша? Но ты не хозяин уж бывшей души. Оставлено тело – ешь, пей и дыши.

Надежда КРАВЧЕНКО

г. Минусинск. Надежда Афанасьевна Кравченко родом из Кемеровской области. Жила в Туве, окончила Кызыльский пединститут. С 1986 года — в Минусинске. Работает в Центре реабилитации несовершеннолетних «Лучик». Стихи дают возможность к самовыражению. Публиковалась в журналах «Абакан», «День и Ночь», в газете «Зелёная лампа». Член литобъединения «Зелёная лампа» при газете «Власть труда». *** Засыпан полдень солнечными бликами, Весна синеет в лужице у ног... Старушки - душки с пепельными ликами Годам, как зимам, подведут итог: Они перечисляют хвори, муки И крестятся на маковки церквей... Деревья, как протянутые руки, Мережат небо пальцами ветвей... Вспорхнула девочка плечо под коромыслом, Как меж крылами, гнется и звенит, И полнится ведро водой, как смыслом Жизнь новая, летящая в зенит. ПЕРЕДАЙТЕ ТУВЕ МОЙ ПРИВЕТ! Мне никто не дарил пышных роз, Я любила ковыль в каплях рос, Я любила ковыльную седь, Солнца яркую, алую медь, Желтый росчерк тувинских степей, Топот гулкий степных лошадей. И в мечтах на лихом скакуне Мчалась яВетер рвался в грудь мне. Это было как будто во сне. Небо синее пологом мне. Ветер вольный, Горячий, Степной, Окружал меня плотной стеной. Мне ковры заменяла трава, Опаленная солнцем канва. Принесите мне нежных мимоз, Я сдержать не смогу своих слез. Обовью их седым ковылемЭтим звездным И лунным дождем. С ними встречу я ранний рассвет: Передайте Туве мой привет! ПРИХОДИТЕ В ГОСТИ Распахну пошире двери, Окна растворю. Ветер с речки с нашей, С мели Прямо в дверь мою. Покружится по скатерке,

Покосится на стекло, Наша кукла « Вася Теркин» Улыбнется мне светло. Тополя, мне листья сбросьте, Я их в вазу соберу... Приходите ко мне гости, Только рано, поутру ... *** Ливень, ты сильней меня и выше, Мне перед тобой не устоять. И с тобою вместе катимся по крыше. Так быстрей до дома добежать. Я с разбегу брызну в светлое оконце, Ждут еще родные непоседу-дочь? И сверкает в струях золотое солнце. И строгает солнце на лучины ночь. Ночью мать под дождик приготовит бочки, До утра я в окна бьюся и струюсь. Мать поутру глянет в бочку, (не заметит дочки) Как в воде я пенюсь, брызгаю, смеюсь.. В ДЕРЕВНЕ Мимо окон, мимо дома Не железный, а живой, Звонко цокая подковой, Ходит транспорт гужевой. А мужик вожжою правит, Сдвинув кепку пятерней, Себя в шутку называет «Лошадиной шоферней». Маяту в глазах скрывая, Усмехается: «Привет! Вот, судьба, как говорится, Нас забросила в кювет! Гул машины, дух бензина Снятся мне из ночи в ночь... Шевелися, животина, Иль тебе кнутом помочь?!» Нагрузил злодей телегу, Словно кузов самосвала... Черный след по белу снегу... Крикнул : Но! Забуксовала!..»

119

Литературные встречи

А на том берегу незабудки цветут... Рецензия на летопись «Река жизни Виктора Астафьева» (составитель - В.Г. Швецова, научный редактор - А.Ф. Пантелеева)

Когда течет река, течение ее непременно стерегут берега. В согласии с рекою, то отступая, то наступая. Что же виднеется на берегах жизни астафьевской? Я вглядываюсь в них и вижу незабудки. Ох, как их много! Да его берега все в цветах! Ни у одного русского писателя нет их столько, сколько у Астафьева. На встречах с читателями Виктор Петрович любил повторять свою собственную притчу о том, что, когда Господь засевал землю цветами, утомился, когда уже был над Сибирью, взял да и высыпал всё цветущее семя на эту землю. Оттого так дивно расцветает она в недлинное сибирское лето. Вот таким изобильно цветущим было и слово писателя Астафьева, равного которому не было и не будет, ибо Богом сеянное и дарованное никому не дано повторить. Он был дарован нашей русской земле в эпоху оскудения русского слова, русской православной веры, когда убивали русскую душу. Дарован как бы напоследок, как даруется иногда кусок заповедной земли, в память о том, какой она была до того, как понаехали машины и люди и изнахратили ее. И все меньше и меньше на русской земле таких заповедных кусочков. «Что за бедствие, что за напасть на нашу землю?» -со слезами вопрошал писатель в своей знаменитой

120

статье «Вечно живи, речка Виви!» Эта напасть продолжается и сейчас, когда Астафьева нет. Но есть река и заповедные берега его жизни, цветущие в неповторимом цветении. Откройте эту астафьевскую летопись, и вы потрясенно замрёте от живого неубитого русского слова и живого неубитого мира русской души. Господь подарил России огромный кусок заповедной астафьевской земли для того, чтобы все люди, чьи души протестуют против того, чтобы их калечили, могли припасть к этому воскрешающему душу, животворящему источнику. Никогда уже не будет у русского народа такого богодарованного писателя, как Астафьев. «Но, — как писал Виктор Петрович в своей небольшом очерке об Александре Сергеевиче Пушкине «Награда и мука», «за мертвым гением остается яркий след, и время и пространство пронизаны тем светом и теплом вспыхнувшей жизни, которая воистину бесконечна оттого, что открытия и откровения, им сделанные, оставшись с нами и в нас, делают человека лучше и чище. И лик его высвечивают, и разум просветляют, и любовью к ближнему награждают». Вот почему, когда пускаешься в путешествие по «Реке жизни Виктора Астафьева», так тянет к ее цветущим берегам. Как сетовал Виктор Петрович на неблагодарный род людской, к которому причислял и себя: «Всё-то нас тянет на обочину, в темный лес, в лешачьи болота...» Но астафьевская река чиста, хотя временами бурлива, иногда даже кажется, что она вот-вот тебя опрокинет

с твоей лодчонки, так начинает трясти, как на знаменитых Казачинских порогах, которые он с такою силою описал. Тогда, доверяясь детскому опыту писателя, надо просто лечь на дно своей лодчонки и переждать это устрашающее трясение разбушевавшегося в своем справедливом гневе гения. Трудно читать правду писателя-фронтовика, который не в окопах сидел, а был там, где убивают, и вынужден был сам убивать. Трудно после советского военного литературного глянца читать о солдатах, вживую намотанных на гусеницы танков, о раненых, кричащих от нечеловеческой боли, заживо съедаемых копошащимися под гипсом червями. Книгу «Прокляты и убиты» или любую иную можно закрыть. Но не выбросишь эти военные и послевоенные «казачинские пороги» реки жизни Виктора Астафьева. Летопись этого не даст. Да, больно смотреть на берега, искореженные войной, это вам не фильм, с которого можно переключиться на юмористическую передачу, это — жизнь писателя Астафьева, которая, как у всякого гения, была для него «наградой и мукой». И как же это дивно, что нас, пустившихся в плавание по реке его жизни, ведет сам писатель. Не экскурсовод, пусть самый замечательный и красноречивый, повествует о ней, а сам Астафьев. Его голос звучит в летописи, доминирует, охватывая массу событий и людей, поднимаясь на такие же завораживающие высоты, как голос Ефима Копеляна в знаменитых «Семнадцати мгновениях весны». Как бы посмеялся Виктор Петрович над этим моим сравнением! И смех этот

был бы искренним, а комментарий остроумным, как это было всегда у писателя. Как искренни создатели этой удивительной, непохожей на другие книги-летописи, родившейся в родимой его Овсянке, продиктованной истинной любовью к писателю. Впрочем, мир еще не понял, что это за звезда просияла, чей свет неистребимо сиятелен и сейчас на литературном

небосклоне России - России, растерзанной от безверия, России, ввергнутой в очередной хаос и в очередное гражданское противостояние. Как оно разрывало сердце писателя на последнем повороте реки! Какие силы ненависти обрушились на него, устремляющегося к заветному Божьму океану, «идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная». Сколько раз эти молитвенные слова слышала я из уст Марии Семеновны — верной спутницы жизни, высмотренной будущим писателем в потоке девушек в военной форме на фронтовой дороге. «А выходила-то я замуж не за писателя, а за

121

кривого на один глаз солдатика!» - говорит Мария Семеновна. Одним глазом да рассмотрел дважды ранненый солдатик будущую жену. И он тоже никак не мог полагать, что встретил не только жену, но и будущую писательницу со своим негромким, тихим, но таким же искренним голосом, как у него. Ах, эти тяжкие последние крутые последние повороты реки его жизни! Сколько раз Астафьеву приходилось кричать от боли за одураченный народ, за Отечество, которое, как легкую добычу, рвали на куски «хозяева жизни». И в этом противостоянии не мог писатель с его искренностью, совестливостью, обострённым чувством справедливости сидеть и отмалчиваться. В «уличные» политические драки втянуть его было нетрудно, с отчаянием качинского хулиганистого подростка ввязывался он в них, как только видел какую-то вопиющую несправедливость, чем и пользовались умники, умело используя Астафьева с его мировым именем в своих целях. Да, драться он не боялся. А река Кача с деревянными окраинными домишками Красноярска не зря мною сейчас вспомнилась, помнит она Витьку-драчуна! «Много запальчивости, много лишнего, много вздорного наговорил я за эти быстротекущие годы, особенно в интервью и разного рода беседах с корреспондентами разных газет, журналов и изданий», — не без горечи признавался писатель, чуток охолонув от политических баталий. Но как же пользовались этим те, кто ненавидел писателя, как хотелось им подбежать сзади из вылизанных «подворотен» своих и больно укусить Астафьева! Ведь один укус знаменитого писателя с мировым именем делал и их имя знаменитым!

122

С этими рваными ранами, не успев залечить их, так и доплыл рядовой Астафьев до заветного океана. И влилась астафьевская река жизни и все, что было высокое, все что было одарено цветением и озарено светом, в небесный мировой океан, вернулась душа к Богу, но до сих пор омывает она нас своими чистыми водами. Особенно, когда читаешь такую летопись. Бог им судья, его ненавистникам. «Смерд, чернь не любит того, кто выше него поднимается, сдёргивает его с высоты наземь, светоносного посланника небес, пытается сделать себе подобным, уложить его в землю рядом с собою, хотя бы мертвого, и таким образом, сравняться с ним», -писал Астафьев в своем эссе о трагической судьбе любимого его Александра Пушкина. Как видите, все повторяется в мире, где идет постоянная охота за небесными посланцами, так ненавистен силам тьмы их свет. Будто утешая нас на будущее, писатель сказал: «Но за мертвым гением остается яркий след, и время, и пространство пронизаны тем светом и теплом вспыхнувшей жизни, которая воистину бесконечна оттого, что открытия и откровения, им сделанные, оставшись с нами и в нас, делают человека лучше и чище. И лик его высвечивают, и разум просветляют, и любовью к ближнему награждают». Вот почему покрыты берега астафьевской реки жизни незабудками, а еще сотнями и сотнями удивительных цветов, которых так много только в Сибири.

Валентина МАЙСТРЕНКО, член Союза журналистов России, главный редактор издательства «Енисейский благовест». Автор снимков -

Поэзия Мария КОЗЛОВА д. Сулёмка

Мария Николаевна Козлова - автор и исполнитель песен, член Союза композиторов-песенников.

УЧУСЬ У ЛЮБВИ РАЗНОТРАВЬЕ Разнотравье воздух напитало Ароматом мёда и любви. Мне ромашка тихо прошептала: - Полюбуйся, но меня не рви. Подорожник нежно прикоснулся, По тропинке следуя за мной, Иван-чай лукаво улыбнулся, Разливаясь розовой волной. На траве рассыпалась душница, Всё вокруг туманом затопив. А уже навстречу бурно мчится Незабудок голубой прилив. Разнотравье, как большое чудо, Напитает душу красотой. Долго я зимою помнить буду Его нежный, сладостный настой. КОНИ А что же осталось, Что есть у меня? Ни много, ни малоСвет нового дня. Ему на ладони Легко упаду, И мчат меня кони На полном ходу. Струится свет чистый, Не зная преград… Не надо так быстро Туда, на закат… МОТЫЛЁК Душе моей покоя нет Осталась во вчерашнем дне… Как мотылёк, лечу на свет, И там сгорю в его огне. Но как прекрасен этот миг, Тот самый миг, пока лечу! А дальше…Дальше будет крик, Когда от боли закричу…

УЧУСЬ У ЛЮБВИ Люблю, люблю до слёз, Люблю, люблю до боли Стволы раскидистых берёз, И ветер, что шумит на воле. И ночь мила, и день мне мил, И ароматный спелый ветер, Что сладкой нежностью поил И страстно обнимал за плечи. И пенье раннего птенца, И звёзд таинственных мерцанье – Всё создано рукой Творца Земное наше мирозданье. Она со мной, во мне она, Как шар земной, любовь большая Мне Богом определена. И о другой я не мечтаю. У жизни, у своей любви, Учусь быть проще и мудрее. С друзьями радость разделив, Стать сердцем и душой добрее. *** Одинокая женщина, Нелюбимая женщина – Один шаг до беды. Одинокая женщина, Как цветок у воды. Одинокая, бывшая… Как же жить ей теперь? Боль по каплям испившая, Ищешь к счастью ты дверь. Словно птица бескрылая, Сердце – рана в груди. Неродная, немилая… Что там ждёт впереди? Жизнь – река быстротечная. Верь, придёт и весна. Ведь любовь твоя вечная – Ею ты и сильна!

123

Надежда СТЕПАНОВА г. Канск

АЛЛЕГОРИЯ ЖИЗНИ НА ВСЁМ ПЕЧАТЬ Луга и реки, перелески Довольно старая картина. У запылённой занавески Давно не убрана квартира. Стоит рояль немецкой фирмы. На крышке чьи-то партитуры, А у японской тканой ширмы Привалена пастель с натуры. Трусливо луч сквозь тюль крадётся По ободу древесной рамы, А на стене портрет смеётся Какой-то очень пышной дамы. Графин, наполненный водою, Уже закис, утратив время. На всём печать лежит с тоскою, Как - будто ощущает бремя Нестёртой пыли, ожиданья... Как отзвук в глубине эфира. На полках графики изданъя И томик Вильяма Шекспира. И всё ж нетленное искусство , Смешав «жульен» в одной квартире, Мне так напоминает детство Давно утраченного мира. ДЕВУШКА ИГРАЛА НА ГИТАРЕ Девушка играла на гитаре Старый, незатейливый мотив О любви, о том, что очи карие, Над гитарой голову склонив. И кружил в аллеях парка ветер, Заметая прошлого следы. Лист срывая, ей бросал на свитер, Отражаясь в зеркале воды. Мимо проходили спешно люди. Было им совсем не до игры. И ложились на озерном блюде Ветром унесенные листы. Музыка плыла неспешно в небо, Уносилась к звёздной тишине. Девушка ушла. Осталось эхо, Откликом звучащее во мне. *** Тихонько сяду у огня, Возьму блокнот и ручку И напишу про якоря, Про море и про тучку. Про брамсель, рею и про шкот,

124

Про самый сильный ветер. Про то, что белый пароход Дороже всех на свете. Когда-то папа песню пел: «Сошёл моряк на берег...» И синь волны, и белый мел В тельняшке сине-белой. И брюки клёш, и лент волна Тревожат чью-то душу. И принимают леера Волны солёной тушу. Скрипит бизань и парус рвёт, Взлетают брызги к небу. Он только морем и живёт. И где он только не был. «Моряк вразвалочку сошёл...» Куда сошёл, и где он? Да, видно, в море вновь ушёл, Где шторма дикий демон.... А я сижу всё у огня, Рисую на бумаге И вспоминаю моряка, Дивлюсь его отваге. Жюль Верн писал, Хемингуэй И Айвазовский тоже. Но у меня-то опыт чей Носить морскую кожу? АЛЛЕГОРИЯ ЖИЗНИ Дом - скамья. Старик - ребёнок. Поле - трактор. Бык — телёнок. Коромысло - вёдра. Мать. Хлеб - сметана. Сон - кровать. Время - деньги. Мир - творенье. Сладость - горечь. Мёд - варенье. Небо - звёзды. Миг -мечта. Крик -рожденье. Доброта. Боль -утрата. Вечность -миг. Дом - скамья. Дитя - старик.

Искусство

Возвращение в детство человека и человечества в творчестве художника Андрея Поздеева

В истории мировой художественной культуры встречаются явления, которые имеют определения: «детское мышление», «подростковое сознание», «культ юности», «счастливое детство» и т. д. Исследователи творчества художников относят их к художественным процессам переходного периода на рубеже эпох, когда в изобразительном искусстве отдельных художников появляются такие черты, которые свойственны детскому возрасту человека и человечества. Произведения таких авторов очень близки рисункам детей или первобытных художников. При встрече с творчеством Андрея Поздеева отдельные наивные зрители высказывают мнение, что его картины настолько просты и примитивны, что каждый может так написать. Это глубоко ошибочный взгляд на творчество художника, в котором за кажущейся простотой скрывается глубокое философское содержание о сущности жизни человека и сущности мира. Подобное явление в художественном творчестве — закономерный процесс развития культуры, когда новое, рождающееся искусство с его ценностями вступает в противоречие с теми идеалами и

ценностями, которые господствовали в прежний период. Противостояние и противодействие — удел выдающейся личности. Поздеев относится именно к такому типу художников. Его детство проходило в труднейший период в истории Советской страны, когда Молох эпохи заглатывал в свое чрево миллионы людей, никогда не насыщаясь своими жертвами. Молох или молхол у древних евреев — царь-идол, которому приносили в жертву детей, страшась этого идола. Бессилие и страх перед этим идолом следует понимать как страх перед мерзостями человеческими, которым не могли противостоять люди. Мерзости бывают разные, но самая страшная из них — мерзость разорения, мерзость запустения. Если следовать духовной традиции, то это понятие содержит смысл попрания святы ни; говоря более понятным языком — утрата мира, равновесия, гармонии души человеком и обществом. Тридцатые годы были для мальчика Андрея Поздеева временем беспокойным и неустойчивым. Даже любящие родители не могли совла дать с сыном, кроме которого в семье были еще мальчик и две девочки. Отец работал почтовым служащим, человек был мастеровой, детей воспитывал в строгости. Андрей был неисправим. Он вспоминал: «Я бегал из дому один из четы рех детей в семье, бегал беспричинно и неостановимо. Пока не добежал до красок». Когда началась Великая Отечественная война, Андрею было 15 лет. Отец и сестра ушли на фронт. Он вынужден был пойти работать, но как-то все не складно получалось. На всю жизнь он запомнил цвет стружек, когда учился токарному делу на комбайновом заводе, и чужую, не полюбившуюся ему работу. Его отправили учиться в ремесленное училище, которое расположено было в Красноярске на станции Енисей, но и здесь подрос ток балансировал между добродетелью и мерзостью, встревая в разные происшествия. Он, вспоминая о своем прошлом, говорил о том, что Бог, показывая ему смерть, не давал умереть. Еще пятилетним ребенком он уто нул в реке, но был вытащен баграми. Семнадцатилетним юношей он оказался на Восточном фронте, а не на Западном, где таких, как он, пацанов, по его словам, стреляли, как куропаток, а он остался жив. Уже на фронте он заболел туберкулезом и был комиссован. Ослабленный и худой, вернулся он в Туру, где жила семья. Лечение медвежьим и собачьим жиром остановило необратимый процесс на пять десятилетий. Он должен был исполнить

125

свое предназначение: рассказать о том, что есть Красота, Любовь, Жизнь с помощью красок. Поздеев обрел смысл жизни, ему предстояло открыть смысл творчества. Каким должно быть искусство художника, чтобы поведать о самом главном для человека? Путь к этому был длиною не в одно десятилетие. Художник вел интенсивный поиск своего языка, которым он будет говорить со зрителем. Он прошел через увлечение европейс ким искусством конца XIX — нач. XX вв., но пытался, как он говорил, изобрести «свой велосипед», на котором он опять, как в детстве, хо тел бежать от того тоталитарного режима, в котором жила советская культура. В этом он не был новатором. Увлечение творчеством детей пережили художникиэкспрессионисты, русские художники начала XX века. Он возвратился в мир детства с его непосредственностью и любо вью к красоте природы, в которой он больше всего ценил цветы с их буйством красок. В восприятии жизни он хотел оставаться ребенком с присущим детскому возрасту изображением окружающего мира в простых и незамысловатых формах, с его тягой к особой фантазии, к игре формой, как очевидному признаку детства, игре-театру в свой собственный мир-дом, в котором все не так, как на самом деле, а так, как мыслит автор. За кажущейся простотой изображения человека — долгий путь поиска его знакового эквивалента. Сам автор отмечал: «Понятие сути человеческого характера складывается из привычек, отношения к окружающему миру. Как человек играет, как защищается, маску какую надевает — безвинную или жестокую, какое платье у него, как он руки держит, как ходит, как говорит. И вот из всех этих вещей возникает целое, и начинаешь чувствовать, из чего этот человек состоит. И отдача иногда очень любопытной бывает. Все равно человек будет похож, даже не внешне — внутренне, и те, кто его знают, будут узнавать. Не обязательно точно написать глаза, овал лица. Можно выразить это какой-то маской, и будет удивительно похож человек. Вот в чем дело. То есть, здесь обнажается очень много, и человек иногда пугается. Пугается того, что увидел художник. Если я не почувствую человека, я не буду писать». Поздеев не хотел оставаться просто художником. Он считал, что художник «обязан еще иметь голову, думать, как философ. Философы мысли — невероятная вещь. Они говорят об одном и том же, но каждый со стороны своей индивидуальности. А я еще обязан цветом передать». Как отойти от многословности философа к лаконизму и простоте художника-философа, размышляющего с помощью цвета, линии? Как сказать о насущном и Сущем

126

просто и красиво языком живописи? Он постиг язык древнего первобытного художника с присущим ему изображением мира знаками-символами, где квадрат обозначает модель мира, круг — идея бесконечности и законченности, высшего совершенства, круг, разделенный на двое — день и ночь и т. д. Андрей Поздеев в своих композициях абстрагирует цвет до состояния знака. Об этих знаках-символах художника известный современный искусствовед А. Кантор писал: «[...] При этом поздеевские знаки — это полнокровные художественные создания, живущие напряженной и радостной жизнью линии и цвета. Голубые, желтые, красные, зеленые пятна создают увлекательное зрелище, в ковровых же узорах таится беспокойная и мрачная драма бытия [...] в них не только философское размышление о противоречиях жизни и смутных чаяниях людей, но и чувство непосредственного прикосновения к болевым точкам и незаживающим кровоточащим ранам...». Из сказок мы знаем, когда наступает полночь, когда маленькая и большая стрелка часов совпадают — происходят всякие чудеса. В истории культуры тоже наступают моменты, когда новое время с его поиском новаций для отражения сути встречается с прошлым, с архаичным сознанием, с мифологией детства человека и человечества, чтобы поведать о самом главном, волнующем художника в жизни и творчестве. Как правило, такое происходит в переходную эпоху с выдающимися творческими личностями, чье искусство пронизано поиском вечного смысла Бытия. Таким предстает перед современником жизнь и творчество красноярского художника Андрея Поздеева.

Любовь Шаповалова,

искусствовед. Красноярск.

Творчество читателей

ЦВЕТОК НА СНЕГУ

«Пророка нет в отечестве своем», - как часто эти евангельские слова мы вспоминаем, когда необыкновенного человека, который жил с нами, уже нет на этом свете. А когда был жив, в лучшем случае - не замечали, в худшем - посмеивались. Вот и я о монахе Иове, который провел последние годы жизни в Камале и умер здесь в 1988 году, узнала от попутчицы в поезде. Она рассказала о том, как с сестрой из Челябинска они приезжали к старцу, чтобы спросить совета в том сокровенном, о чем всуе не говорят. Только после этого я начала по крохам собирать информацию о местночтимом святом Иове. Родился он в Барнауле. От рождения был калекой, всю жизнь прикован к постели. Но физическая немощь восполнялась той, Божественной Мудростью, что делала его духовно сильным и счастливым. Те, кто с ним беседовал, удивлялись его глубоким познаниям Святого Писания, прозорливости, умению видеть в приходящих к нему самую суть. После смерти его матери за ним ухаживала монахиня матушка Агния. Верующие в советские атеистические годы подвергались гонениям. Переезд из Барнаула в Красноярск, а затем и в Камалу был связан именно с этим. Тогда, в начале 80-х, вместе с Иовом на станцию приехало несколько монахов в миру. Многие запомнили высокую, в строгом одеянии, в кирзовых сапогах, всегда с покрытой головой, молодую женщину Катю. У нее было высшее техническое образование, и она устроилась инженером на работающий тогда цех по перемотке электромоторов. Позже, после смерти Иовы, она уехала в Красноярск, восстанавливала Благовещенский монастырь, несла там послушание, а еще позже уехала в Каратузский район, чтобы из руин с такими же сестрами-подвижницами возродить ещё один женский монастырь. Так вот именно Катя и ещё несколько монахинь очень часто приезжали на могилу к страстотерпцу Иову, чтобы совершить молебны поминовения. Эта могила стала местом, куда приезжают люди со всех сторон света, чтобы помолиться, попросить заступничества. Из далекой Белоруссии периодически приезжает священник, ставит палатку рядом с могилой, зажигает свечи и молится в уединении. Те, кто бывает здесь, не любят огласки и шума. Поэтому собрать о них информацию непросто. Как-то я попыталась поговорить с Алексеем (он один теперь живет в доме, где когда-то жил старец Иов). Он мне ответил: «Зачем про Иова писать? Ему не надо земной славы, он прославился у Бога». Ну а нам, грешным, все-таки нужны факты. А что? А кто? А как? Да и кроме того, чтобы местночтимый святой был канонизирован

Церковью, необходимы свидетельства очевидцев Чуда. Рассказывала мне одна очень уважаемая в нашем селе женщина: «Был период в.моей жизни очень тяжелый. Беда случалась за бедой. Вот и решилась я пойти к Иову. Иду, плачу. Боюсь: не примет меня. Слышала, что не всех принимает. Подошла к дому, прошла в сенцы, спрашиваю матушку Агнию, можно ли мне к старцу, а из горницы его голос: «Проходи, Люба, я видел, как ты шла и плакала». Потом еще не раз ходила я к нему. Очень мудрый был человек, Институтов не заканчивал, а все понимал. А как мог утешить! То, что он мне предсказал, все сбылось. Гонения, конечно, были и от власти, и от простых людей. Соседи, когда видели, что к нему шла, чуть не у виска крутили, смеялись: «Вот ещё к богомолам пошла». А вот ещё один рассказ прихожанки храма Иоанна Богослова в г. Заозерном: «Заболела я тяжко, поехала по святым местам, и вот в одном монастыре на Урале мне посоветовали: «Поезжайте в Красноярский край. Там, на станции Камала, есть могила святого Иова. Ахнула: я же почти оттуда! Приехала домой, попросила родных отвезти меня на кладбище в Камалу. Была ранняя весна. День выдался холодный, шел мокрый снег, а машина в крутую гору словно на крыльях взлетела. Подошла я к могиле, упала на колени, вдруг почувствовала такой непередаваемый приятный аромат и увидела у креста маленький цветок. Потом у сестры спросила: «Ты видела?». Она ответила: «Да». Такую радость я там почувствовала!». В этом году летом приезжал из города Канска благочинный отец Василий со священниками, с православной журналисткой. Посетили дом, где жил и умер Иов, сестринский приют, где сейчас живет матушка Агния с дочерью, отслужили панихиду на месте погребения страстотерпца. Отец Василий признался: «Благодать здесь такая, как в ПсковоПечерской лавре». К слову сказать, на нашем, не очень обихоженном кладбище, за просторной деревянной оградой могила Иова всегда в прибранном, достойном виде. На березе, что напротив, фотография Иова и бумажные иконы. У основания - бутыль с водой, у креста - свечи. По весне, как и везде сейчас, часто на кладбище бушует огонь. Удивительно, но, дойдя до деревянной оградки, огонь останавливается. Кругом обгорелые головешки, а здесь все первозданно, целомудренно и спокойно. Как бы нам, камалинцам, всем миром, как это делалось в старину нашими предками, у этого дивного места поставить часовенку. Может, это помогло бы нам хоть немного осмысленнее сделать нашу суетную и часто такую бестолковую жизнь. Чаще смотреть на небо, думать о вечном... Ведь не хлебом единым жив человек.

Надежда Добровольская с. Новокамала.

127

Поэзия Варвара ЯКУШЕВА г. Иланский

Варвара Якушева – автор сборника стихов “Осенние росы” и соавтор двух коллективных : “Избранное Красноярской поэзии ХХ века” и “Поэтессы Енисея”. ОДИНОЧЕСТВО Не выдав шороха шагов, Оно придёт привычно... То мерным тиканьем часов В вечернее затишье. То каплями дождя стучит В окно порой осенней. То прошлое разворошит Без спроса, без стесненья. То вьюжным вечером зимой Со мной присядет к печке, Своей невидимой рукой Мои ласкает плечи. А то бессонницей придёт. Навалится тоскою И до утра уж не даёт Желанного покоя. О! Сколь намерило годков, Со мной не расставаясь, Его невидимых оков Уж сбросить не пытаюсь. О! Одиночество моё! Обуза мне иль лекарь? Мне до конца уж суждено Быть под твоей опекой. БОЛЬЮ ЧУЖОЮ Звезды холодные в небе мерцают. Что о страданьях людских они знают? Зимняя ночь, навалясь на стекло, Тупо в больничное смотрит окно. А за окном на казенных кроватях Боль прописалась навечно в палатах. С нею незримо на равных правах Вера, тревога, надежда и страх. Мечется кто-то в бреду и горячке, Кто-то без сна в коридоре маячит. Стонет старушка, ребенок ревет, Кто-то сестричку на помощь зовет. Сколько ж на трёх этажах в этом доме Вместе слилося страданий и боли?! Тоже не спится: заснуть мне невмочь, Болью чужою болею всю ночь. *** Ничто так щедро не даётся, Как мир вокруг себя любить. Любовь сама, как речка льётся... Её нельзя до дна испить. И надобно на свет родиться, Чтоб это благо пережить!

128

Но сколько же душе трудиться, Чтоб речку ту не замутить? МЕЛОЧИ УТРА Я радуюсь тому, что солнце встало. Что небосвод по-утреннему чист, И как идёт, не торопясь, устало После ночной поездки машинист. Не колыхнутся на деревьях листья, Не до конца очнувшись ото сна... Вы слышали, как звонко и как чисто Звучат поутру птичьи голоса! Ещё лучи светила не успели Серебряные капельки росы С травы собрать, а в парке по аллеям Любители пробежек и ходьбы. А я люблю идти неторопливо И слушать мне знакомые до слёз Привычные гудки локомотивов, Ритмичный говорок стальных колёс. Жизнь так скупа на радости большие, Но нет, не разуверилась душа! И в наши дни, такие непростые, Меня волнуют мелочи утра. А ПОРОЮ МНЕ КАЖЕТСЯ... Ах, ты, молодость, молодость! Как ты быстро прошла! А порою мне кажется: Я ещё не жила... Что не всё ещё познано, Что хотелось узнать; И ещё не досказано То, что надо сказать... И не всё отлюбилося Есть ещё что любить. И не всё отболело ся Надо с болью той жить. И не всем всё простилося, Что хотелось простить... А ещё не успела я Все грехи отмолить. Ах, ты жизнь торопливая! Всё спешишь и спешишь... Научи ты теперь меня Каждым днём дорожить. Что не сбылось - не сбудется. Уже сроки прошли... Но порою мне кажется: Всё ещё впереди.

Александр ФЕДЬКИН г. Братск

Мелодии моих меридианов ПОЧИТАТЕЛЯМ Я слезы вылил между строк -И легче стало. На людях плакать я не мог, Но вот прорвало. Искал я рифму, как алмаз Поэт-старатель, И многоцветье строк сейчас Дарю, читатель! Что есть хорошего в стихах Отдам задаром. Три главных слова на устах Влюбленным парам: Пускай закончится война В горах Кавказа, Господь простит их всех сполна В часы намаза. Не для войны детей родят. В том горе наше. Пускай они спокойно спят, Нет счастья краше. АКСИОМА ПРИРОДЫ Дебаты о неравенстве полов Способны довести до исступленья. Ты дочерей своих, своих сынов Спаси, Господь, им подарив смиренье. Ведь споры эти - козни сатаны, Что души искушают век за веком. И все мы перед Господом равны: В способности остаться человеком. К севе иду нелёгкою дорогой Я с мненьем сородичей спорить не буду Нас с братом крестили Христос на груди. Но мысли разумные Кришны иль Будды Запомнить пытался в духовном пути... Я в храм не ходил и молился не часто: Дорогу свою всё пытался найти, И храм воздвигал я в душе не напрасно: Чтоб Бога внутри у себя обрести.

РАВНИННЫЙ ПОЛЁТ Взмыло в синь серебристое тело. Легкокрыло парит самолет. Солнце песню восхода пропело И росу с наслаждением пьёт. На душе сверхвысокая нота: Созерцаю равнинный полёт. И лечу чуть быстрей самолёта, Но не дальше двух метров вперёд. Всё ненужное в этом полёте Я оставил в мирском багаже. С телом мирно расстался на взлёте И о нём не тоскую уже. В ДОЛИНЕ СКРИПОЧКА ИГРАЛА В долине скрипочка играла, По струнам душ водя смычок, Она смеялась и рыдала, Уткнувшись мастеру в плечо. И плыли звуки вдоль дороги, До самых гор стремясь дойти. И веселей шагали ноги Всех, кто замешкался в пути. И мне в тот день была дорога Пряма, легка и коротка. И я готов отдать был много За танец скрипки и смычка. ВСТРЕЧА В ЗУН-МУРИНО Любовались суровые скалы, Как играла в изгибах река. Ей простора меж скал не хватало И неслась она с гулом в века. ...Два часа - ни малейшей поклёвки, Будто рыбы здесь нет отродясь, Хоть кидал я блесну свою ловко, Всем богам на удачу молясь. И, увлекшись, не сразу услышал, Как из мари на каменный плёс С удилищем рыбак ко мне вышел И, кивнув на блесну, произнёс: «Ты родился, наверно, мордвином, Коли в омут бросаешь блесну.

129

Ну а я - бурундук с Зун-Мурино Не одну здесь рыбачу весну». Подал руку, отбросив пожитки, По-мужицки ладонь мне пожал, И, сверкнув белозубой улыбкой, Он о чём-то своём продолжал: «Нынче паводок всех нас умаял: Одолеть его не было сил. До конца наступившего мая Берега все окрест затопил. Вот с рыбалкой поэтому худо Из-за этой стихии самой. Потому, не надеясь на чудо, Вновь иду без улова домой. Но зато посидел я у речки, Покормил комаров от души... Не валяться же с бабой не печке. Ведь места у нас здесь хороши!» ...И замолк, наслаждаясь закатом, Восхищённо на реку смотря, Где среди золотых перекатов На воде догорала заря. ТАНЕЦ НА САГАН-ДАЛЕ Дождь танцевал вторые сутки, Лил водопадом над скалой. С Саянских гор спускался путник, Монах, с седою бородой. Туман на старческой ладони Собрался в капельки росы. Казалось, что вот-вот уронит Улыбку в длинные усы Бурятский лама. Вдруг: «О, чудо!» Монах издал восторга стон. Ему навстречу вышел Будда, Спустившись с облака на склон. Согнув приподнятую ногу, Ладони пухлые сложил И понемногу, понемногу С монахом в танце закружил.

Вращались пропасти и пики, Земля бурятская плыла. Монах и Будда и, на стыке Земли и неба их тела, Летящей птицею большою Неслись. А тени на земле Двух тел с одной большой душою Плясали на саган-дале. ДЫХАНЬЕ САЯН Не печальтесь: ведь я не скиталец, Не умчусь, не уйду в никуда. Моей радости огненный танец Пусть звучит в Вашем сердце всегда.. Я исчезну всего на мгновенье, Чтобы сердца полуденный зной Остудить от хмельного томленья В серебристой прохладе речной. Чтоб любви золотую эпоху Никогда нам не застил обман, В каждой капельке нежного вздоха Привезу Вам дыханье Саян.

Александр Федькин - поэт из Братска. Свою первую книгу стихов издал в Пекине.. Горячо любит Сибирь, чтит историю своих предков, щедр душою. Один из авторов сборника лирической переклички поэтов России «Эхо», вышедшей в Красноярске в 2008 году по инициативе журнала «Истоки»

130

Людмила ЛУЦЕНКО

Все заново, по кругу *** День морозный, снежный, звонкий! И деревню не узнать. Краснощекая девчонка Вышла утром погулять. Подойти к березке каждой Надо ей, кружась, успеть... И на саночках отважно Лихо с горочки слететь. А погода разгулялась. Ясен звонкий небосвод. Но вот мама показалась И домой уже зовет. *** Над речкой склонилась береза, О чем-то там шепчется с ней. Ну, как удержать бы мне слёзы, Скажи, мой родной Енисей? К тебе я пришла за советом. Как милого снова позвать? К тебе я пришла за ответом. Как долго любимого ждать? Кончается жаркое лето. Сгорает над синей волной, Но нет мне совета-ответа, А осень уже за спиной. Склонилась над речкой береза, Закат заалел над водой. Проходят обиды, как грозы, Но горько, тоскливо одной. СЕРЁЖЕ... Ты песней в жизнь мою влетел давно, Я ей окно навстречу растворила... Хотела, не хотела - все равно Та песня мое сердце покорила. С тех пор лишь в одного я влюблена. Но нос не задирай, что всех ты круче. Могу любую песню спеть одна, Ну, а с тобой, дуэтом, все же лучше. *** Опять горит огнем рябина, Опять душе моей страдать: Того, кого я так любила, Теперь уж не смогу обнять. Иду одна лесной тропинкой, Ищу следы я вновь и вновь, За каждой росною травинкой Ищу, где спряталась любовь.

*** Никому ничего не сказала, По тропинке лесной я ушла. А черемуха томно дышала, А черемуха буйно цвела. Мое сердце не знает покоя. Как мне встретиться снова с тобой? А пока только счастье такое Цвет черемухи горькой со мной... *** Вчера лишь было «бабье» лето. Сегодня - осень у виска... Не сплю всю ночь я до рассвета, И на душе тоска, тоска... Бесследно растворилась осень, Крылами обняла зима. И волосы снежком заносит, В сугробы кутает дома. Не скоро заново проснется Метелью запорошен сад. И молодость уж не вернется, И не вернуть любовь назад. *** Такая жизнь! Все заново, по кругу. Забыть, забыться и мечтать. Любовь, вниманье к дорогому другу Все до конца, до капельки отдать. О, милый друг! Тебе я благодарна За ясный взгляд, за теплоту души. Бывает жизнь печальна и коварна... Ты навсегда исчезнуть не спеши. *** Может, где-то с песней повстречаюсь, С той, что в жизни не успела спеть, С летом навсегда я распрощаюсь. Вот и осень! Не о чем жалеть... И теперь все чаще воет - плачет Вьюга снежная, как лиходей в трубе, Песня-плач, она так много значит В моей женской песенной судьбе... П .П. Форису – , лучшему настоящему сибиряку..

пчеловоду,

Все травы в июне на мед изошли. Настала пора золотая. И соком целебным несет от земли, У пчелок страда боевая…

131

2 А над Пашиной усадьбой Будто звездочка зажглась! А у пчелок свадьбы, свадьбы, И у них особый пляс… Ох, веселье на лужайке! То не в сказке описать. Взял Павлуша балалайку И давай на ней играть! Балалаечка бренчит, Песня по двору летит! А как песня надоела, Снова взялся Он за дело: Деревянный ковш берет, Разливает нежный мед. 3 А в каждой капле, Да по солнышку… И горят они, Как подсолнушки… От этих солнышек Да и в сердце жар! И пора на стол Ставить самовар! *** Я в музыке живу, Как в хоре многозвучном. И слышу наяву Чистейшее трезвучие… И предо мной встает Весь мир в любви, мученьях. Страдание мое, Обиды и лишенья. Сомнение уйдет, Утихнут все печали, Ведь музыка зовет В космические дали… Дождь с утра умыл всю рощу, Синь разлив над головой. И сейчас еще полощет, Хоть весенний, но крутой! Ветер прилетел смышленый И дождинки разогнал. Красотою удивленный, Аж на цыпочки привстал… Над черемухой зеленой Разом вспыхнули цветы,

И кружит он, изумленный, От волшебной красоты. *** То береза, то осинка В блике солнечных лучей. Заросла травой тропинка, Где течет родной ручей. Все укрылось белым снегом, Не добраться до ручья… Лес аукает со смехом: -Ты моя иль не моя?! Вновь пришла за откровеньем, Пусть поведает ручей, Ну, какое тут сомненье? Только мой он и ничей. Я его приворожила Чистым голосом ручья. Песни я о нем сложила, Он давно – судьба моя! *** Весна пришла. За поворотом Расцвел сиреневый цветок. Птенец слепой и желторотый Запел. Под ним журчал поток. И резво бился по камням. Мерцали травы бирюзою. И не хотелось вовсе спать… И первой майскою грозою (Омытое ) уже встречать Свое ромашковое лето… **** Разговор – заговор, баня новая. Разгорелись дрова, дверь сосновая. Из трубы уж течет дымок синенький. Со мной в баню идет муж мой миленький… Возьму веник с собой из крапивенки. Разговор – заговор, рядом миленький. Разговор по душам в бане новенькой. Жару – пару поддам! Муж готовенький… Разговор – заговор, баня новая. Разгорелись дрова, дверь сосновая. Отхожу мужа ( грех) жарким веничком. Позабудет навек тропку к девочкам!

Людмила Луценко – золотой голос России. Заслуженная артистка России и республики Тува. Много песен в её репертуаре написаны самой певицей на стихи любимых поэтов и на свои собственные.

132

Владимир ПУГАЧЁВ

В ВЕЧНОМ СТРОЮ Сввтлой памяти сына Юрия Победный гром той яростной весны В моих ушах грохочет и поныне, Огни и трубы медные войны, И смертный путь немереной длины, Прошли мы, завершив его в Берлине.

Владимир Николаевич Пугачёв – родом из Нижнего Ингаша – родины журнала «Истоки». Поэт-летописец фронтового времени. По профессии –военный. Прошёл всю войну. В своей рецензии на рукопись Пугачёва известный красноярский поэт Зорий Яхнин писал: «…Стихи Пугачёва важны и нужны нам, как документ Великой Отечественной, как сухой порох…». Его нет сегодня с нами, но его книги «Маки» и «Минута молчания», изданные в Красноярске и Москве, сборники стихов «Солдатский долг», книга «Наши отважные земляки», составленные когдато им, живут. В 1987-м году за поэму «В вечном строю» Владимиру Пугачёву была присуждена премия журнала «Наш современник». Сегодня редакция журнала предлагает отрывки из поэмы своего замечательного земляка и стихи о родине.

...Прошли десятилетия с тех пор. Ранений прежних боль утихла злая И не о том вести бы разговор, Но я бросаю в прошлое свой взор: Мне вновь нужна поддержка фронтовая. Их много было в жизни, зим и лет, Ночей и дней, закатов и рассветов. Немало было радостей, но бед— Таких, чтоб разом помутился свет,— Не довелось мне испытать до этой. Стоял декабрь. мы с Матерью вестей От сына днями и ночами ждали. Но не было ни писем, ни гостей, Как будто в дом наш и м дорог-путей Сыскать ветра и вьюги не давали. ...Уже совсем был близок Новый год Хвоей смолистой веяло в подъездах. Гадала мать:— Раз письмеца не шлет, Так, может быть, дорога сына ждет, И он сейчас готовится к отъезду. Письмо нашло в наш дом дорогу все ж (Уж лучше бы вовек не приходило!) ...Вонзились строки в сердце, словно нож, Когда удара ты совсем не ждешь. «Ваш сын погиб», — известие гласило. Утрат познал я много на войне. Глядела смерть не раз в глаза солдата, Но привелось живым остаться мне, Неужто для того, чтобы вдвойне Была больнее тяжкая утрата? Видавшему войну фронтовику И то непросто удержать рыданья. Но где сыскать то слово, ту строку, Чтоб передать безмерную тоску, Всю меру материнского страданья?.. ...7 Вставал рассвет над горною грядой, От ближней речки веяло туманом. А рядом с этой сонной тишиной Уже шестые сутки длился бой С неисчислимой бандою душманов. Он был не первым для тебя, мой сын, И фронтовой судьбы моей наследник. Омыл я кровью путь свой на Берлин, Но никогда не думал, что седин

133

Добавит столько мне твой бой последний. О том, как было псё, расскажут мне Твои друзья, служившие с тобою В Афганистане - дальней стороне, Да, на войне всё так, как на войне, Где и затишья час берётся с бою. ...Вблизи реки объявлен был привал. Взвились дымки над бойкими кострами. Кто умывался. Кто разогревал Еду и чай... Тебя ж связной сыскал: — Вас ждет комбат. Бегом послал за вами. Немногословен, краток был комбат. Сказал, нахмурясь, обращаясь к сыну: — Сейчас в поход отправится отряд, Возьми с собой надежных двух ребят, Разведай с ними впереди долину. Пылал на небе огненный костер: Вставало солнце где-то в отдаленье. В лучах румянились вершины гор, И ты возглавил головной дозор, Пошел навстречу мрачному селенью. ...Тропа к дувалу старому вела, Вблизи него вдруг круто повернула — И в тот же миг в упор, из-за угла, Как все вершатся подлые дела, Струя свинца внезапно полоснула. Солдат сразили пули наповал. Тебе прошило очередью ноги. Но, истекая кровью, ты стрелял, Не о своем спасенье помышлял: Ты жизнь спасал идущим сзади многим. Курился в дымке горный перевал. В свои права уже вступало утро. О чем ты думал, сын? Что вспоминал, Когда патрон последний досылал, В тревожный час, в смертельную минуту? Что в жизни многого ты не достиг, Хоть и прошел суровые невзгоды. А может быть, в короткий этот миг Перед тобою отчий дом возник И вспомнил ты мальчишеские годы, Отца и мать в сибирской стороне, Могучий Енисей в безбрежной сини, Друзей, шагавших рядом по войне. Иль думал ты о любушке-жене, О черноглазом мальчугане—сыне?.. А помощь шла.Спешил за взводом взвод, Чтобы сломить скорей заслон душманов. Горел все ярче солнечный восход. Но недвижим лежал ты... Небосвод Навек в глазах твоих померк багряный 8 Мне смерть не раз грозила на войне, Но я живым пришел из-под Берлина. Как с горькой думой той смириться мне, Что через сорок лет я лишь во сне Могу обнять единственного сына. Солдату слезы не запрещены,

134

О них молчат Присяга и Уставы. А слезы старой матери?.. Жены?.. Они, сынок, ведь так же солоны — Не сушит их огонь посмертной славы... РЕЧКА ДЕТСТВА Голубая паутинка Говорлива и шустра. Льется — вьется речка Тинка — Детства милого сестра. Звонкоструйчатые воды С серебристою волной, Золотые дни и годы Набегают чередой... Мост, как радуга, над речкой. Рядом, ниже — быстрина. А за ней одно местечко — Ух! Какая глубина. Летом солнечными днями В милой сердцу стороне Я с мальчишками-друзьями Плавал в светлой глубине. Здесь, у этого местечка, Поднабравшись свежих сил, Без боязни через речку В первый раз я переплыл. И потом, где я бы ни был, Помнил первый свой заплыв, Синь безоблачного неба, Голубой реки разлив. Я прошел по многим странам, Переплыл немало рек, Но лишь этот был желанным Берег, памятный навек. И когда ни проезжаю По скрипучему мосту, Взгляд влюбленный я бросаю На святую красоту. На раскидистые ивы Возле берега того, Где я праздновал счастливо Праздник детства своего. Так и хочется порою, Под собой не чуя ног, Окунуться с головою В животворный тот поток. Насладиться речкой вволю, Порезвиться на песке, По зеленому раздолью Побродить невдалеке. Очарованному дымкой, Яркой прелестью утра, Громко крикнуть: -Здравствуй, Тинка! Золотой поры сестра.

Экология души

«ВОЛШЕБНЫЕ МЕСТА, ГДЕ Я ЖИВУ ДУШОЙ…» Многие из тех, кто любит поэзию Александра Сергеевича Пушкина, несомненно, мечтают посетить псковскую землю – Михайловское и Святогорский монастырь, где Великий поэт нашел свое пристанище. В 2004 году, будучи участником VI Всероссийского фестиваля «Мой Пушкин», мне посчастливилось осуществить свою давнюю мечту – побывать на Псковщине, в Пушкиногорье: ибо они, по словам Семёна Степановича Гейченко, директора музея-заповедника «Михайловское», «живут в нашем сознании неотъемлемо, как родной дом, родная земля, родная история». Из прочитанных мной произведений А.С.Пушкина, периода его ссылки в эти места, я вижу, насколько глубоко органично сочетается природа с душой поэта. Кажется, что и до наших дней она сохранила те живописные уголки, которые описывал нам Александр Сергеевич. … И снова воспоминания уносят меня в те заповедные края, на малую родину поэта, где перед глазами предстает, во сей своей красе и мощи, величественный дуб, так красочно описываемый Пушкиным в одной из его сказок. Чуть поодаль – светлеет вереница белоствольных берез, среди которых, петляя, вьётся маленький родник, постепенно на расстоянии превращаясь в шумный говорливый ручей, впадающий в небольшой глубоководный пруд. Посреди Михайловского, «под сенью ив густых», через перешеек пруда, в узком его месте, перекинут дугообразный деревянный мостик, доски которого слегка поскрипывают под ногами посетителей, издавая звуки, сплетающиеся с шепотом листьев и разноголосицей птиц, напоминая нам таинственные осенние мелодии. На островке, в осушенной его части, неподалеку от пруда, стоит заветная скамья поэта, сидя на которой Александр Сергеевич любил размышлять о героях своих будущих произведений, вспоминать друзей, с которыми разлучила его ссылка, а также воскрешать в памяти и переосмысливать задушевные разговоры с няней Ариной Родионовной о закрепощенном, но

135

духовно не сломленном народе. Необыкновенная деревенская простота и, в тоже время, архитектурная оригинальность домика Арины Родионовны, наполненного ароматом сушеных трав и предметами деревенского обихода, поразили мое воображение. Неповторимые теплота и уют, исходящие от незатейливой крестьянской обстановки, напомнили мне детство и дом моей старенькой бабушки. В прихожей комнате домика няни, возле стены, стоит русская печка с широким закопченным зевом, выпекающая запашистые хлеба и духмяные пироги, которые, наверное, очень любил Александр Сергеевич. Центр комнаты занимает просторный деревянный стол с отшлифованными дубовыми плахами столешницы. К нему, по обе стороны, приставлены такие же прочные деревянные скамьи. На столе, по-хозяйски важно, расположился пузатый медный самовар. От него, кажется, и сейчас исходит тот неповторимый аромат чая, рецепт которого из всей дворовой прислуги знала только Арина Родионовна. Возле окна стоит прялка. Рядом, на подоконнике, лежат клубок шерстяных ниток и спицы. Отшлифованные пальцами Арины Родионовны, за долгие зимние вечера, во время кропотливой работы с шерстью, они и сейчас поблескивают в лучах солнечного света. Очарование деревенского труда, которым в усадьбе занималась Арина Родионовна, мысленно сближало поэта с крестьянами, наполняло его творчество новыми образами из народа, питало самобытным говором исконно русской речи. Так, позднее, у него родились произведения: «… Вновь я посетил», «Зимний вечер», «Барышня крестьянка» и многие другие… Заканчивая свои воспоминания о днях, проведенных мною в Пушкиногорье, я не могу не рассказать о волнительных минутах во время посещения самого святого места, могилы

136

Александра Сергеевича Пушкина в Святогорском монастыре. Из слов экскурсовода, мы узнали, что в последний путь поэта провожали всего несколько человек, среди которых были: его старый друг, Александр Иванович Тургенев, и дядька, Никита Козлов. … Стоя у могилы поэта, я наблюдал за лицами людей, которых в эти минуты сроднила одна общая скорбь. И даже природа в эти мгновения, подобно людям, оплакивала своего сына. Небо было плотно окутано темными грозовыми тучами, которые осыпали нас холодным осенним дождем. Казалось, вот-вот сверкнет молния, и небо разразится громом. Но, несмотря на это, никто даже не пытался сдвинуться с места и укрыться от ненастья под сводами монастыря. Вот и меня в эти минуты связывали н е в и д и м ы е узы с Великим человеком, ради которого я проделал столь долгий путь – из Восточной Сибири до этого заповедного места. Недаром в моем сердце и по сей день живы слова Пущина, друга поэта, обращенные к потомкам: «Поэт не умирает и … Пушкин мой всегда жив для тех, кто, как я, любил его, и для всех, умеющих отыскивать его живого в бессмертных его произведениях».

Николай Полехин

11 марта 2009 г.

И ЛЕЧАТ, И ПИШУТ СТИХИ Вот опять я день-деньской Вспоминаю о Тинской, О Тинской психобольнице, Где печалясь и ворча, Всем приходится томиться, И трудиться, и лечиться – От больного до врача… напишет в воспоминаниях о месте начала своего трудового пути врач-психиатр, а ныне известный красноярский поэт Николай Ерёмин.

Здесь, в небольшом таёжном посёлке Краевой психоневрологической больницы ПоймоТины, начинали свою трудовую и творческую деятельность и поэты Эдуард Русаков и Александр Щербаков. Их поэтический дух витает в этом Богом данном лесном уголке до сих пор и потому люди, живущие и работающие сегодня здесь, поособенному любят поэзию и … сами пишут на досуге стихи. .

Ольга Полудницына

Вы, скалы, не давите на меня, Ты, ветер, не срывай листочки жизни. В себе любовь несу я, бережно храня, Раздаривая всем родным и близким. Стремительно идут за днями дни, Я стыну, находясь с тобой в разлуке, Любимый мой, прошу тебя, верни, Верни мне губы, голос твой и руки. Ты поднимись скорее на скалу, Согрей меня, прижми к себе, лаская, Скажи, где был, и я тебя пойму, В твоих объятьх расцвету, оттаяв.

*** Что мне отдать за мир души? Свой голос ли ,что тих и зыбок, Свои глаза, что хороши Порой от слез, не от улыбок? Свою казну, свое добро, Досель хранимое со страхом, Ночных видений серебро, Что днем оказывалось прахом? Под кожей алую ли кровь, Стихов согласное ли братство, Или тебя, моя любовь, Мое последнее богатство? *** Один неверный звук, Но и его довольно, С пути собьюсь я вдруг Нечаянно, невольно. И вот пошла плутать Сквозь взгляды и зароки, Искать, и звать, и ждать, И знать, что вышли сроки. Пожалуй, лишь одно Беспамятное слово И вдруг темным-темно, И не было былого, А только черный стыд Да оклик без ответа, И ночь не говорит О радости рассвета.

Нина Рыжих МОЛЬБА Я словно дерево, приросшее к скале, Держусь корнями за холодный камень И всё терплю, хоть очень больно мне, Цепляясь ветками-руками.

Людмила Гореликова СОКРОВЕННОЕ Я свежести хочу и зелени, А надо мною листья старые, Я так хочу любви и нежности, А тут глаза твои усталые. А тут твое ворчанье нудное, Опять уборка несуразная, И мысль свербит одна, подспудная: «Ну что за жизнь однообразная!» Собраться враз и улетучиться Куда-нибудь на веки вечные, Чтоб у тебя в плену не мучиться И там решать дела сердечные. Но вот беда, когда уносится Мой поезд на свободу ложную, Душа к тебе обратно просится, Не в силах гнать тоску дорожную. И все, что было, милым кажется, Разлука противопоказана, Она и ты - никак не вяжется И это сотню раз доказано.

137

2010-й год Вышли в свет 2 номера межрегионального литературнохудожественного журнала «Истоки» тиражом в 600 экземпляров. Опубликовано 122 автора

138

Писатель о главном

БЕЗ ДЕРЕВНИ-КОРМИЛИЦЫ НАМ НИКАК НЕЛЬЗЯ Так уж у нас повелось, что почему-тo ещё со времён расцвета «деревенской прозы» 60-70-х годов прошлого века проблемы человечности, нравственности, доброго отношения к людям лучше всего удаются современным писателям на примере провинции, глубинки.

Интервью с Валентином Распутиным - Валентин Григорьевич, почему же на городской основе не получается у писателей нравственные проблемы так глубоко раскрывать? - Город всё-таки живёт больше другими проблемами и живёт в другом ритме. А ритм, когда он, как говорится, выше среднего, мешает людям задуматься о самом главном, необходимом, духовном в том числе. Я не имею в виду обращение многих наших современников к религии. Это-то как раз для нас спасение и в городе, и в деревне. Но в сравнении с деревней, где сама природа заставляет человека быть нравственным, город проигрывает. Это, конечно, не значит, что в деревне все люди нравственные, все духовно благополучные. Вовсе нет. Много людей искалеченных совершенно. Но ведь искалеченных только потому, что их оторвали от земли. Вот я могу судить по своей родной деревне, по Аталанке, что в Иркутской области. Я всё-таки нередко бываю там и вижу, что происходит сейчас, когда людям нечего делать. Одни как раз бросили, что называется, баловство с водкой, а другие уткнулись совершенно, уже окончательно. А те, кто тоже был как бы не прочь, уже понимают, что сейчас им - или жить, или погибать. А погибать таким образом - это всё-таки стыдно. Но стыдно не стыдно, а в безволии гибнут и физически, и морально. Слышишь, что один «сошёл с круга» от пьянки, от водки, что другой застрелился, а кто-то попал в страшный переплёт, - и сам чувствуешь себя виноватым за эту жизнь. - Но ведь в городе - те же проблемы. И, пожалуй, проявляются они не менее, а зачастую более остро! Соседи, до которых не достучаться. А если в доме нет лифта, то годами немощные старики сидят в замкнутом пространстве, как под арестом. - Город, разумеется, есть город. Город всегда был ближе к тому, чтобы подвергнуть человека всяческим искушениям, чтобы человек перестал быть настоящим. Да, проблемы везде одни, но атмосфера в городе более соблазнительная и более болезненная. Тут даже и уличная обстановка развращает: бесстыдная реклама, до которой почему-то ответственным людям нет дела, так называемые культурные заведения, старые и новые, от которых несёт неприятным душком... - Сколько времени прошло, а всё вспоминаем

Достоевского, как пронзительно описал он пагубность городских «каменных мешков». Недаром сегодня даже из городских новостроек вполне благополучные горожане стараются убежать - кто на скромные шестьсоток, кто в престижные загородные дома. Возникают целые модные посёлки. Правда, туда сразу перекочёвывают городские нравы. Чего стоит хотя бы нашумевшая Рублёвка. - Но есть и другие примеры, они подтверждают вашу мысль о благотворном влиянии на человека природы, труда на земле. Земля - кормилица, но она же и наставница, в ней издавна существуют воспитательные родительские начала. Вот недавно президент Медведев сказал, что примерно 60-70 процентов населения должны заниматься бизнесом. Не много ли это? Прежде, когда люди в колхозах и совхозах трудились, экономисты с сожалением твердили о том, как много требуется рабочей силы, чтобы производить совсем немного продуктов. Но дело ведь в том, что эти люди были заняты полезной деятельностью. Когда-нибудь мир придёт к тому, чтобы технику, которая всё делает быстро, но и уродует землю, всё-таки немножко унять. Нужно, чтобы человек тоже работал, чтобы он шевелил мозгами, руками и общался с землёй. Ведь нравственное воспитание, мне кажется, в деревне происходит благодаря близости к земле, работе в поле, в огороде. - Получается, что нравственность неотделима от экологии труда. В развитых западных странах Европы: Франции, Испании, Италии, Великобритании - существует довольно много мелких фермерских хозяйств, более того, они-то и дают сегодня основную часть сельскохозяйственной продукции, причём, в большинстве случаев - экологически чистую. - Одно дело - работает та же доярка в хлеву, где вообще нечем дышать, и коровы, как в концлагере, стоят. И совсем другое дело, когда человек на лугах ухаживает не за безликим стадом, а наблюдает за определённым числом животных, узнаёт их повадки, природное поведение. Не хотелось бы представлять сельскохозяйственный труд как пасторальную идиллию, но можно вспомнить и о том, что именно общение человека и животного в естественной природной среде было основой жизни фольклора. - До таких ли высоких материй, как фольклор,

139

экология, тем, кто сейчас уже действительно старается просто уничтожить деревню... - Ради чего? В Сибири-то, например, вообще просторы необъятные, осваивай... - Но ведь легче взять, что плохо лежит. Сначала разорят, забросят, а потом будут продавать. А земля сегодня - на вес золота. Там же у нас китайцы, которым нужна земля. И не только китайцы. Если вести такую политику, это всё, в конце концов, приберётся к чужим рукам. Но дело-то в другом. Россия без деревни - это не Россия. Она уже и сейчас не похожа на себя, большая часть деревень опустошена, пашни заброшены, а зерно в Россию везут из Канады или Америки. - Деревня почему-то мешает сегодня. Мешала она и в 80-х годах минувшего столетия, когда десятки, сотни тысяч деревень исчезали с лица земли. Хлеба это не прибавило - напротив, вот тогда-то Россия и пошла на поклон к хлебным державам. Окончательный удар по деревне был нанесён при Ельцине. Никто не возражает: пусть существуют отруба, фермерство, но зачем же было разгонять общину, колхозы, если люди в них сработались и не надрывали землю, когда не мешали им, и урожай получали богатый. Столыпинская реформа при разных мнениях, тогда существовавших относительно общины и отрубов, позволяла то и другое. И мудро поступала. Она давала свободу переселенцу: зачинай новую деревню, или соседствуй с сибиряком в старой, или ищи свободы на отрубах. И эта политика дала поразительные результаты. Начиная с 1906 года, при Столыпине население Сибири увеличивалось на полмиллиона человек в год. Валовой сбор зерна поднялся со 174 миллионов пудов в год до 287 миллионов. Чтобы ограничить хлебный вал из Сибири, пришлось в Челябинске вводить таможенный барьер. В огромных количествах пошло за границу сибирское масло. Вот ведь какие творились чудеса. И при этом не было никаких надзирателей, никаких уполномоченных. Не было бойких учёных, администраторов, которые добивались бы покончить со старой деревней как с пережитками прошлого. Не было никого, кто природный календарь сельхозработ подменял бы административным. - Но ведь чтобы сегодня так развернуться, нужны работоспособные люди. А молодёжь остаётся ли сейчас в деревне, в глубинке, или всё-таки соблазны города многим милее? - Остаётся, но всё-таки немного. Молодые рвутся в город, чтобы стать предпринимателями. Сейчас это модно. Им кажется, что это легко. Но это ведь совсем непросто. Опыта нет никакого, да и совесть требуется не та. Может быть, молодой деревенский житель уже несколько и извратился, но всё равно у него - совесть... Она не позволяет ему вот так сразу нырнуть во всё это дело, а это ведь действительно отчаянный поступок - уехать из деревни и заняться предпринимательством. Но всётаки есть и хорошие примеры: если деревенский житель и разбогател, у него многое от прежнего сознания сохранилось. Знаете, ведь я собирал деньги на строительство православного храма на

140

родине и очень скоро разобрался, к кому идти - не в банки, не куда-то ещё, а к таким вот совестливым людям. Стал обращаться к ним, и дело пошло. - Всё-таки может быть общность в отношении к миру и жизни у тех, кто трудится на земле и у городских предпринимателей. А могут ли быть общие основания для создания полнокровной гармоничной жизни и в городе, и в деревне? - Общей гармонии для жизни в городе и деревне, мне кажется, быть не может. Гармонию сельского жителя, прежде всего, составляет природа красота окружающего его Божьего мира, леса и реки с их обитателями и дарами, сезонные работы на земле, радость от урожая, жизнь не столько по часам, сколько по солнышку, подчинение забот и хлопот годовому циклу, братство с животным миром, молитвенное замирание перед заходящим солнышком. В деревне человек самостоятельней и чувствительней, мастеровитей и полновесней. И сам он приходит здесь в этот мир точно из родной земли, и дальнейшее отцовство его и материнство - от них же, от земли и неба. Здесь он может быть дома в вековечности. Но для этого надо, чтобы рядом с ним не убивалась природа, не загрязнялись реки, не затмевалось солнце. Чтобы власть через каждые двадцатьтридцать лет не набрасывалась на деревню, как на дармоедку, то обрекая её на повальную коллективизацию, то сгоняя в сельхозгорода, то обрекая на верную смерть. И чего добились?! На былых пашнях - бурьяны, и бурьяны в душах людей. Гармония города - это безопасная в условиях многолюдья и нравственной свободы жизнь, значительный перевес порядка над анархией и добра над злом и, конечно же, культура. Культура градостроительства, охрана памятников былых времен, культура быта и поведения и художественная культура (в музыке, архитектуре, кино и во всех иных искусствах). Надо ли говорить, что в мегаполисах, да ещё в современных условиях этой гармонии достичь невозможно. -И всё-таки с чего-то надо начинать. Как вы думаете, кому в первую очередь нужна помощь? -Сейчас, в пору мирового кризиса, прежде всего крестьянину помогать надо. Много без чего можно обойтись - но без хлеба, молока, всего остального, что производит деревня (а она веками отбирала, что полезно человеку и что действительно ему необходимо), - без этого не обойдёмся. Без родной деревни-кормилицы нам никак нельзя. И, кажется, было достаточно времени, чтобы в этом убедиться.

Беседу вела Тамара Приходько

В архивах российской истории Антонина ПАНТЕЛЕЕВА

ТОЛЬКО БОГ ДА ГОСУДАРИ

оистину за Россию заступались только высшие силы, и то большенство из нас этого не знает. Ещё в 1770 году в Петербурге на французском языке без указания имени автора была опубликована книга «Антидот». На русском языке она появилась только в 1869 году у издателя «Русского архива» Петра Бартенёва, который считал, что «предпринятая сто лет тому назад самою государынею оборона русского народа от наветов иностранцев должна быть известна в России». Но в моде давно уже «обличители» России как свои, так и чужие, повторяющие часто друг друга. Чего стоит только постоянное переиздание громадными тиражами книги маркиза де`Кюстина «Николаевская Россия». Такое впечатление, что наша публика аплодирует тому, кто её ненавидит. К счастью, всё же есть и противоположная традиция в русской культуре – отпора «клеветникам России» И «Антидот» как бы у истоков этой традиции. Но книги этой не только в продаже нет – она доступна лишь специалистам. Хорошо хоть можно прочитать размышления об этой книге кандидата филологических наук, специалиста по русской и американской литературе Татьяны Морозовой в журнале «Москва» (декабрьский номер за 2001 г.) Исследовательница, изучив всё, что связано с книгой «Антидот», сообщает нам: «все, собравшиеся к изучению этой книги, пришли к единому мнению по поводу авторства её. Автором считают императрицу Екатерину. На русский язык название переведено, как «Противоядие». В предисловии к своему труду Екатерина констатирует факт: «Нет народа, о котором было бы выдумано столько лжи, нелепостей и клеветы, как народ русский». Причину этому она усматривает в неспособности европейцев по достоинству оценить мир, на них непохожий. В русском языке от слова «другой» образовалось слово «друг» (Ю.И.Сохряков). На западе же знаменит афоризм Жан-Поля Сартра: «Ад – это другие» Разнонаправленность умов Запада и других цивилизаций. Хотя императрица считает, что русским не худо было бы позаимствовать у европейцев склонность к саморекламе: «Если бы у нас были

столь же тщеславны, как в известных странах, если бы у нас так же хвастались всем, то, быть может, не было бы страны, которая представляла бы более примеров патриотического усердия и великих деяний, чем наша» Однако со времён Екатерины, замечает Татьяна Морозова, ситуация не изменилась: в противоположность шумным и крикливым патриотам иных стран русский человек мог сказать, перефразируя Шекспира: «Я не хочу хвалить страну мою – я никому её не продаю» (У Шекспира слово «любовь» вместо слова «страна». По мнению Екатерины, «многие басни о России получили веру только потому, что у нас над ними смеялись и что писак презирали до того, что никто не хотел им возражать». Хорошо зная Европу и европейскую культуру, империатрица имеет возможность сравнивать их с допетровской Россией, и эти сравнения в её интерпретации чаще всего оказываются в пользу последней. Нравы старой Руси вызывают у неё восхищение: «Что лучше всего изображает нравы этого времени – это оговорка, которую вставляли во все договора. Вот эта оговорка от слова до слова: «если же мне случится отказаться от моего слова или не сдержать его, то да будет мне стыдно». Итак, стыд был тогда наисильнейшей сдержкой, которую налагали на себя. Полагаю, что нет страны, которая могла бы представить в пользу своих нравов свидетельство столь же красноречивое, как эта формула». «Антидот» предназначался той же аудитории, что и «Путешествие в Сибирь» аббата Шаппа д`Отроша, доехавшего в 1768 году до Тобольска с целью проведения в этих краях астрономических наблюдений, изучения звёздного неба над Иртышом. В книге много антирусских стереотипов и мифов, призванных создать негативный образ России в общественном мнении Запада и оправдать тем самым его парманентную агрессивность по отношению к России. К русскому читателю обращено заключение книги «Антидот»: «Будем по-прежнему покрывать себя славою и посмеёмся над теми, кого это бесит»

Антонина Фёдоровна Пантелеева - кандидат филологических наук. Автор литературоведческих статей в научных сборниках, составитель сборника православной лирики А.С.Пушкина, С.А Есенина.. Научный консультант книги-фотоальбома о В.П.Астафьеве «Затесь» на сердце», книги-летописи «Река жизни Виктора Астафьева»

141

Поэзия Анатолий ЕВСЕЕНКО г. Суздаль

«Учите русский, господа, язык Победы» РОССИЯ Тебя окружили, зажали, И продыху нету тебе. И пишутся кровью скрижали О нашей священной борьбе. Россия, святая Россия, Не счесть нам утрат и разлук, И водка нам - анестезия От сверхчеловеческих мук. И запад, живущий по плоти, Духовность твою не поймёт: Он в материальном болоте Блаженствует, как бегемот. Россия, ты выше и шире Расчётов и выгод земных, Удел Богородицы в мире, Последняя крепость святых. И мир, устраняющий Бога, Тебя устраняет, как свет. А ты, претерпевшая много, Лишь ярче сияешь в ответ. Россия, в походах и войнах Ты билась за дело Христа, Поэтому ты и достойна Во славе Христовой восстать! ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ ПОЭТЫ Провинциальные поэты, Вы,вроде, есть и,вроде, нет ... И только местные газеты Выводят вас порой на свет. Раз в год столичные журналы О вас обронят пару слов: Мол, пашут, пашут, но в анналы Не заносить же мужиков. Соседи, родственники, жёны Считают чокнутыми вас За поиск слова напряжённый, Понять бы им, что в слове “Спас”. Иной с досады выпивает, Бывает, что чудит иной, Но в мире света пребывает И нежности к земле родной. Провинциальные поэты , Кольцов,Рубцов, Фатьянов,Фет... В лирическом венке планеты Не вянет ваш небесный цвет.

142

ВНУЧКА Набежит печали тучка, Заклубится мрак забот, Но в глаза мне глянет внучкаСразу солнышко взойдёт. Мой венец в сплошных колючках, За грехи язвит вина, Но чело погладит внучка Тает боль и седина. Жизнь - текучка и толкучка. В сердце - темень, мерзлота. Но прижмётся к сердцу внучкаТеплота и лепота! Почемучит почемучка. Отвечаю не шутя: - Жизни цвет и свет мой, внучка, Я и сам с тобой дитя. РУССКИЙ ЯЗЫК Язык молитвы и труда, Язык межзвёздный, Учите русский, господа, Ещё не поздно. Язык общения святых Стал фимиамом, Благоухает русский стих По Божьим храмам. Крепит нас благовест его Небесной статью, И чистотою снеговой, И благодатью. О, колокольность! О, набат Славянской речи! В Путивле ангелы трубят К последней сечи. И преподобный Серафим Воскрес в Сарово, Царь-колокол идёт за ним, Гудит сурово. Он к покаянию людей На русском будит: Смиритесь, эллин, иудей… По Божьи будет. Присущи русскому всегда Любви обеты. Учите русский, господа, – Язык Победы.

Владислав ШУБИН Владислав Шубин - музыкант, автор многих песен, прославивших заводоуковскую землю на тюменьских просторах, руководитель творческого коллектива “Талисман”, под аккомпонемент которого пел нестареющий кумир миллионов Лев Лещенко. С редактором журнала “Истоки” Владислава Шубина свёл господин случай. Ансамблю “Талисман” поступил заказ на новую песню о журналистах. Срочно потребовался текст. Владислав, воспользовавшись интернетом, наткнулся на книгу Сергея Прохорова “Живу и радуюсь” и там нашёл то, что искал. И родилась совместная песня “Человек с блокнотом” Сам Владислав владеет поэтическим пером, написал тексты к большинству своих песен.

Никому не подражая

МОЯ ВЕСНА Надену улыбку До самых ушей, Хоть всё очень зыбко Зима на душе. Скажу людям: «Здрастье!», Вдруг станет теплей И выглянет счастье Сквозь сумрачность дней! На дырку потуже Ремень затяну. Не брит и простужен, Шагну вновь в весну. Скворцам улыбаясь, По лужам спеша, Летит моя завязь Живая душа!

СВОБОДА! Вернулся в себя я, похоже. Присел на родимый порог. Как будто, сто жизней я прожил, Как будто, прошёл сто дорог. Вернулся домой я, и что же? Здесь горница также светла... Как будто сто жизней я прожил Чужих, а своя так мала! Вернулся домой я.Усталый И злой, до костей весь продрог. Своей не нашёл даже малой, Чужих истоптал сто дорог. Да, Бог с ним, прошло и забудем, Как сумрак иронии злой. Вон в горнице счастье на блюде, Ведь я возвратился домой! *** На земле моей хозяин новый: Лживый, жадный, хитрый, но «дубовый» На земле моей во все пределы Наступило время передела.

Стонет лес, скорбят поля и пашни: Умирать всегда, наверно, страшно. Вся в слезах и стоя на коленях, Доживает век моя деревня. Бедный мой народ - больной и слабый: Как в войну, лишь старики да бабы. Мужиков неведомая сила Всех в хмельном угаре подкосила. В душах нищета, разруха Да тоска. Да ходит смерть-старуха... Где-то в дальней роще, на опушке Дни считает робкая кукушка... Что же ты, сверхсытая Россия, Так жестоко, гнусно, некрасиво, Глупо и, увы, бесчеловечно Губишь то, чем люди жили вечно? Страх, покорность воле феодала Вот и всё, чем ты сегодня стала, Родина моя, земля родная, Встань с колен! Тебя я заклинаю! НИКОМУ НЕ ПОДРАЖАЯ Никому не подражая, Трудно нынче в мире жить. Очень многих уважая, «Я» родное сохранить. И в поэзии, и в песне, И в работе – да во всём Есть кумир. И тут, хоть тресни, Дань свою ему несём. Стиль, манеры и замашки – Всё по нитке с миру нам. И блестяшки, и какашки Потихоньку по годам. В кураже, смирясь, теряя Крохи собственного «я», Многих удовлетворяем. Многих, только не себя!

143

Творчество читателей

Рождественский подарок

Это было в далёком 1977 году. Накануне Рождества, 6 января, почтальон нашей маленькой деревни Рудовка под роспись принёс мне, семнадцатилетней девчонке, письмо из Москвы. До сих пор помню этот конверт: маленький, жёлтенький, вместо обратного адреса - штамп института сердечнососудистой хирургии. Это был вызов в институт сердечно-сосудистой хирургии имени. Бакулева. Мать, увидев это письмо, заплакала и сказала: «Есть Бог на свете, если в Рождество происходят чудеса! Не бойся дочка, всё будет хорошо». А теперь немного предыстории. Я тогда училась в 10 классе в Нижнеингашской школе № 1. В один из медосмотров в школе у меня обнаружили давление, несовместимое с жизнью: АД достигало 300/180 и выше. О давлении до этого я не знала, потому что никогда не измеряла. Жила обычной школьной жизнью, участвовала во всех спортивных соревнованиях. Кроме головных болей, ничего не беспокоило. Естественно, после медосмотра меня сразу увезли на «скорой» в районную больницу, затем отправили в краевую больницу. На моё счастье, лечащий врач краевой больницы Лариса Ханенко..(к сожалению, уже не помню отчества) была, как говорят, «врач от Бога». Это она сделала всё возможное и невозможное, чтобы пришёл этот вызов, это она не отходила от меня сутками, это она приносила мне сладости и фрукты каждый день, так как мои родители не могли часто приезжать ко мне, это она помогала оформлять поездки в Москву, оплачиваемые краевым отделом здравоохранения. Спустя годы, как бы мне хотелось преклонить колени перед этим врачом, сделавшей так много для меня!.. Собирали нас с отцом в Москву всей деревней. Семья наша была, как и все в те годы деревенские семьи, многодетная. Отец работал механизатором в колхозе, а мать была домохозяйка. Поэтому и несли люди кто денег, а кто продукты на дорогу. Односельчанка Ада Андреевна Палащенко дала адрес своей тётки, жившей в Москве. Встретила нас тётя Шура приветливо, как своих, хотя мы её видели первый раз. Приехали в институт Бакулева, нас приняли без очереди. Сразу же меня проводили в палату, и уже на следующий день была назначена операция по замене почечных артерий Операция была сложнейшая, в институте такая операция всего третья по счёту. Этим и объяснялась такая спешка: нужно было показывать германцам, присутствовавшим на этой операции. Оперировал меня врач Бураковский, впоследствии он станет очень знаменитым профессором. Не знаю, сколько прошло времени, но когда пришла в себя в реанимации, увидела возле себя много врачей, и среди них мой врач, сказавший мне: «Ну что, сибирячка, долго жить будешь: кто перенёс клиническую смерть, долго живёт».

144

В палате нас лежало четверо: грузинка, москвичка, индианка с четырёхлетним мальчиком и я, сибирячка (так звал нас медперсонал). Это были советские годы, годы интернационализма. Дружба между народами не на словах, а на деле. До сих вспоминаю с теплотой этих женщин. Санитарок было мало, поэтому ухаживали за «послеоперационниками» родственники или больные по палате. Мои соседки по палате помогали мне как могли Вспоминается такой случай: несколько дней спустя после операции я пошла в ванную, которая находилась в конце коридора, чтобы постирать своё бельё. Сопровождала меня индианка. Дойти до ванной мне было не суждено, потеряла сознание. Очнулась у себя в палате на кровати. И первое, что я увидела, это постиранное моё бельё на спинке кровати и мило улыбающуюся индианку Когда кому-нибудь из нас было плохо, мальчик Мусса без слов становился на стул и начинал петь и танцевать до тех пор, пока мы не начнём смеяться. И мы от души смеялись так, что боялись, чтобы швы не разошлись. А потом всех обходил нас и целовал. Ему я давала свои первые уроки грамоты и русского языка. А ученик он был очень способный, учился быстрее матери. После операции институт отправил меня в первоклассный санаторий в Прибалтике на целых два сезона. И повсюду, где бы я ни была, мне попадались только хорошие люди. Потом в течение пяти лет я наблюдалась в институте. Это были поездки через каждые полгода. Каждый раз я останавливалась у тети Шуры, которая полюбила меня, как дочь. Своих детей у неё не было, и в каждый мой приезд она уговаривала меня остаться в Москве На что я ей отвечала: «Никакая Москва не может сравниться с моей Рудовкой!» И начинала расхваливать, какая у нас природа, какие красивые леса, речка. А уж сколько грибов, ягод! Разве я могла променять свою деревню на Москву?! Жизнь моих дедов, прадедов и родителей тесно связана с историей этой деревушки. Все они жили и трудились на этой земле. Полвека на этой земле живу и я. Я люблю свою родную деревеньку, люблю её дикую красоту, природу, до боли люблю свою работу. Вот так, благодаря такому Рождественскому подарку свыше, я осталась жива и смогла осуществить свою мечту детства. А мечта у меня была одна: стать учителем и работать в своей родной деревне. И вот почти 30 лет я работаю в своей родной школе. Счастлива тем, что могу всю эту любовь к родному краю привить детям. И кто знает, может, они так же будут любить эту землю, чтоб возродить жизнь в наших умирающих и пустующих деревнях

Валентина Емелькина д. Рудовка.

Самородки

ХУДОЖНИК ИЗ РУДОВКИ

Самобытный художник - Василий Иванович Ряузов родился в деревне Рудовка Нижнеингашского района в 1937 году. В 1941 году семья Ряузовых получила похоронку на отца. Мать Василия, Пелагея Михайловна осталась одна с тремя малолетними сынами на руках. Смерть мужа не сломили женщину. Она, как и все в эти годы, от зари до зари трудилась в колхозе. Всегда ходила в передовиках, за что имела медаль «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны». А в свободное от работы время рисовала, вязала удивительные кружева, вышивала необычайной красоты рушники. Никто её этому не учил - природный талант. Пелагея Михайловна была набожным человеком, поэтому и рисовала с удовольствием рисунки на библейские темы, срисовывала лики святых. На деревянных дощечках масляными красками рисовала иконы. Дарила эти иконы всем нуждающимся в окрестности. Одна из таких икон сохранилась и у меня, Мне дорога эта иконка тем, что Пелагея Михайловна подарила её в трудное для меня время, с напутственными словами и молитвой о здравии на долгие годы. Баба Паша, как звали её все в деревне, была безобидным и очень добрым человеком. В деревне вряд ли, найдётся человек, который вспомнил бы о ней плохо. Пелагея Михайловна лечила травами, правила вывихи. В лесу была как дома. Вот отсюда, наверное, и любовь к природе и у Василия. Рисовать он начал со школьной скамьи. В краеведческом уголке Рудовской школы сохранился его первый рисунок красивая роза, срисованная с открытки. Образование получил только начальное. В армии отслужил три года, в городе Новосибирске. После службы вернулся домой в родную деревню. Работал в колхозе пастухом. Поездки по стране и картины родных мест стали основой его сюжетов. Рисовал везде: в лесу на бересте ножом и углём. На ферме, в тракторном гараже - на стенах углём и мелом. По просьбе людей рисовал поздравительные открытки. Почти в каждом доме были и некоторые сохранились до сих пор его рисунки и картины. Есть его картины и в краеведческом уголке Рудовской школы. Наверное, так и остался бы его талант ни кем незамеченный, если бы не его величество случай. Я проживала по соседству с этой семьёй. Часто навещала и по возможности ухаживала за бабой Пашей. Василий увлекался спиртным и чтобы вывести его из очередного запоя, по совету бабы Паши, предложила ему нарисовать мне в краеведческий уголок хутор - заимку пана Рудовского, а также пейзажи наших мест. Принесла ему акварельные краски, гуашь и бумагу, которая имелась в школе. Каково же было моё удивление, когда я зайдя с работы, увидела художника, рисующего ногами. Кисть была зажата между пальцами ног и нога так чётко и быстро выводила на моих глазах удивительную картину моего покоса. Видя моё изумление Василий пояснил мне: «Руки трясутся, а так быстрей будет». Вот так мы с ним и работали: я ему по мере возможности краски и бумагу, а он мне картины и этюды. Некоторые картины мною были переданы в районный музей, оставшиеся хранятся в школе. Ещё при жизни художника в районном музее была организована персональная выставка художника. Помню, как ликовал тогда он: « Мне бы хорошие краски!». В деревне до сих помнят Василия, как художника и даже говорят детям: «Ну ты рисуешь, как Вася Ряузов!» Думаю, что его светлые и красочные картины никого не оставят равнодушным. Как наш знаменитый писатель земляк Николай Станиславович Устинович воспел красоту наших мест пером и словом, так и Василий Ряузов кистью и красками сумел передать то, что нам всем так близко и дорого. Это нашу малую Родину во всей её красоте. Валентина Емелькина учитель Рудовской НОШ

Весенняя пахота. Гуашь

Речка Коха. Гуашь

Век уходящий. Гуашь

В лесу. Гуашь

145

Астафьевские встречи

ВСПОМИНАЯ ДОРОГУЮ ВСТРЕЧУ

23 августа 2003 года, где-то в девятом часу вечера, предварительно позвонив, я пошла поздравить Марию Семеновну АстафьевуКарякину с днем рождения. Ей тогда исполнилось 83 года, Восхитилась: насколько полна жизни и интересов эта живая душа! Кроме материального подарка (ягод черники, конфет), я принесла Марии Семеновне экзотический букет цветов, состоящий из веточек брусники с ягодками, веточки цветущего комнатного розана, веточки розы садовой с двумя бутонами и обвивающих веточек аспарагуса Спренгери. В красивой керамической вазочке букет являл собой подарок лета уходящего. Еще я подарила сборник своих стихов и посвящение:Малые осколки лета в знак сердечного вниманья, Состраданья, пониманья Капелька тепла и света! Не взыщите! Знаю, скромно. Но от всей души - примите! Вам за стойкость, силу, веру Низкий мой поклон отныне! Стала нам живым примером, Сохраняющим святыни! Мария Семеновна была искренне рада моему визиту и повела меня в «святая-святых» - кабинет Виктора Петровича. Как много значило это все для моего сердца! Как много дорогого прикоснулось к моей душе и вызвало трепет! ... А память как-то невольно перенесла меня в март 1997года. Я пришла к Виктору Петровичу 7марта за ходатайством: Аида Петровна - известная красноярская поэтесса - попросила подписать письмо председателя Союза писателей Николая

146

Волокитина. Банк «Металлэкс» незадолго до этого спонсировал издание моего поэтического сборника «Золотые приливы души». Подпись Виктора Петровича на письме нужна была для солидности этого ходатайства. Мария Семеновна получила от меня на этот раз хороший предпраздничный букет, но тут же, поблагодарив за него, велела передать Аиде Петровне недоумение её поступку, так как Аида Петровна была лично знакома с ними и за подписью могла явиться сама, а не просить ходатаев. Чтобы прекратить ворчание Марии Семеновны, Виктор Петрович увел меня в зал, где мы задушевно поговорили о здоровье его и моем; вспомнила я письмо Виктора Петровича, написанное им в 1990году в ответ на мои стихи, сердечно поблагодарила его и попросила оставить свой автограф на «Последнем поклоне». Виктор Петрович охотно подписал письмо-ходатайство, а на книге оставил не только благодарственную подпись, но и поздравил с наступающим днём Весны, нарисовав на титульном листе свой любимый цветок - стародуб - в качестве подарка... Но вернёмся снова к встрече с Марией Семеновной. Конечно, я разволновалась, тем более, что Мария Семеновна в знак благодарности подарила мне свою книгу «Сколько лет, сколько зим» со словами Валентина Курбатова в ее адрес на 766 странице «…свеча, зажженная с двух сторон!»; книгу великого издателя Сапронова «Крест бесконечный» - переписка Виктора Петровича и Валентина Курбатова - письма из глубины России; и самую трогательную папку с последними статьями, молитвой за русский народ и эпитафией Виктора Петровича, конечно же, их копиями. Вот они дословно: Эпитафия: « Я пришел в мир добрый, родной и любил его безмерно. Ухожу из мира чужого, злобного, порочного. Мне нечего сказать вам на прощание. Виктор Астафьев» Как жаль, что наше неблагодарное время так больно ранило ум и душу Виктора Петровича, вызвав такую бурю смятения, такую боль. Как и чем мы можем загладить свою вину перед ним?

Марина Маликова

Творчество читателей Людмила ШАЛАГИНА с.Курагино

Карька В семье Прониных был конь. Звали его Карька. Все окрестные мальчишки и девчонки завидовали Светке. Вон она ещё совсем маленькая, всего-то шесть лет, а у неё свой конь. Ишь, отец-то про неё как говорит: Это Светланкин Карька. У них любовь. И правда, Светке ещё и четырех лет не было, а она уже на коне ездила, и он тихонько ходил по двору, а Светка, задрав головёнку и уцепившись за гриву ,смеялась от удовольствия. Очень казалось всем странным, когда конь становился на колени, чтобы Светка могла слезть с него. Она кормила его хлебом. Карька осторожно брал корочку, съедал её, а потом тихонько ржал, как бы в благодарность, или шумно дышал и полегоньку толкал Светку головой. И Светка опять смеялась и гладила коня по морде своими нежными ладошками. На это было приятно смотреть. Конь даже как бы менялся при виде своей маленькой хозяйки. Он тянулся к ней и, кажется, умей он улыбаться, обязательно бы улыбался. Так и росли Карька и Светка. Карька был ещё молодой, но понятливый, работящий. А Тимофей был заботливым хозяином, не перегружал коня, не заставлял его работать сверх силы. Сейчас они возвращались с поля. Тимофей хоть и устал, но был доволен прошедшим днём. Знойное июльское солнце катилось к закату, но день ещё не собирался уходить. Тимофей, добравшись до дома, расседлал коня, но заводить его в конюшню не стал, а решил отвести за деревню, попастись. Взяв коня за уздечку, повел за ограду. -Папа, возьми меня с собой,- попросила Светланка. Да я быстро, дочушка, туда и обратно. Видя огорченное личико дочери, согласился. -Ну, ладно, пошли. Светланка, схватив прутик, побежала за отцом. Сначала степенно шла рядом с ним, а потом, как резвый козлёнок, начала бегать, скакать, гоняться с прутиком за бабочками. Звонким колокольчиком рассыпался её смех. Отец улыбался, а Карька, помахивая хвостом, ласково косился на малышку. Пыльная деревенская дорога уже подходила к концу, и Карьку должны были отпустить. Светланка решила поиграть с ним, зайдя сзади, она легонько пощекотала коню прутиком ноги. Конь, досадлив отмахнулся хвостом, но щекотание не прекратилось. Карька махал хвостом, пытаясь сбить надоедливое насекомое, но оно мешало, и тогда Карька с силой лягнул ногой, видимо, решив,

что так скинет муху. Удар пришёлся Светланке в живот. Тихонько вскрикнув, она упала в траву.Отец, обернувшись, увидел неестественно упавшую дочь, кинулся к ней, схватил на руки, прутик дрожал в её руке. Девочка,. обвиснув на руках отца, не подавала признаков жизни. Поняв, что случилось, отец в ужасе закричал: -Что ты наделал, Карька? Карька стоял, опустив голову. Кругом суетились люди, подъехала машина, девочку с отцом повезли в больницу, но как ни торопился шофёр, Светланка, не приходя в сознание, умерла на руках у отца. Хоронить девочку собралась вся деревня. Застывшие от горя родители, родственники, соседи собрались у гроба. Почерневшая от горя мать гладила золотистые волосы дочери. “Доченька моя, доченька”, - шептал убитый горем отец. В этой горькой тишине раздался резкий звук. В раскрытое окно Карька просунул голову. Он смотрел на девочку, лежащую в гробу, и по его морде текли слёзы. Карька плакал. Люди, сначала испуганные его внезапным появлением, шарахнулись от гроба, а потом, поняв, в чем дело, заплакали все. После похорон Карьку решили продать. Конь перестал есть, похудел и как только оставался без пригляда, уходил на кладбище. Сначала ложился у могилки, а потом, когда поставили оградку, ложился у оградки. Его гнали домой, он послушно шёл, но, выбрав момент, опять уходил на кладбище. Наконец нашёлся покупатель, забрал его в другую деревню, но через неделю пришёл к Тимофею: - Тимофей, Карька не приходил? Нет, не был,- но сразу догадавшись, где может быть конь, предложил новому хозяину: Пойдем на кладбище, он там, наверное. Так и оказалось. Карька стоял у оградки, понуро свесив голову. Его забрали, а через два дня всё повторилось и на этот раз новый хозяин сказал: Больше он сюда не придет. Куда он дел коня никто не знал, но больше Карька к могилке не приходил.

147

Литература

«Куда я шел из той деревни, что на зеленом берегу»

Размышления о жизни и творчестве Василия Макаровича Шукшина О творчестве великого русского писателя, режиссера, актера Василия Макаровича Шукшина написано и известно очень много. Но меня заинтересовало одно событие, которое взбудоражило мою душу накрепко. В 2001 году в “Роман-газете” опубликовали воспоминания о Шукшине широко известного русского писателя Василия Ивановича Белова под названием «Тяжесть креста». Этот журнал по праву называется народным. По тем временам тираж составлял всего1500 экземпляров - и это было лишь малой толикой, отражающей одну из ярчайших граней русской духовности. Мне показалось интересным то, что один из лучших друзей Василия Макаровича написал свои воспоминания сравнительно недавно. Поблагодарив судьбу за такую редкостную литературную радость, а также члена Союза писателей России - поэта Владимира Васильевича Корнилова за поддержку в этом смелом для меня начинании, перекрестившись, пока еще перед чистым листом бумаги, начинаю свою робкую попытку поразмышлять обо всем этом. И, конечно же, опираясь на воспоминания Василия Ивановича Белова. Вновь и вновь осмысливая воистину великий путь в стольный град Москву на первый взгляд простого деревенского парня Васи Шукшина, начинаешь понимать, что только Господь, да понастоящему многовековая любовь русского человека к родной земле, родным, близким, желание помочь матери и сестренке позвало парня в дальнюю дорогу. Известно, что такая попытка покинуть отчий край была не одна, а зная «шукшинский» характер, доподлинно понимаешь и чувствуешь, как болело у этого золотого человека России в груди за всех нас. Проучившись полтора года, он бросил учебу в техникуме, пошел работать. Работал сперва в колхозе, потом с 1947 года трудился на стройках. Такелажник на строительстве трубопровода в Калуге, слесарь на тракторном заводе Владимира, слесарь на ремонтно-строительном поезде «Щербинка». И с каждой получки денежные переводы в Сибирь матери Марии Сергеевне и сестре Тане. Постоянная

148

тревога за дорогих родных, безудержный характер. Да только он, пожалуй, и выручал деревенского парня с Алтая. И, конечно, святые материны молитвы о сыне. В дальнейшем действительная служба - военноморской флот, город-герой Ленинград. Новые впечатления, красивая матросская форма, новые друзья, совершенно другой мир. Должность старший матрос-радист. И по-прежнему хоть и небольшие денежные переводы родным людям. У старшего матроса Василия Шукшина уже тогда зарождались первые записи, а незавершенная десятилетка сильно бередила душу молодого неугомонного человека. Но такая тревожная жизнь зачастую дает сбои. Постоянно болел желудок, и в январе 1953 года военно-медецинская комиссия, из-за язвенной болезни желудка, списала старшего матроса Шукшина с корабля. Так описывает возвращение Шукшина домой Василий Иванович Белов. «Вот и знакомый заборчик с родимой калиткой. Радостным визгом встретил Василия пес Борзя, в слезах выбежала из дома Мария Сергеевна и подросшая сестра Таля, прибежали соседи. Что тут началось! Не мог и сам удержать счастливых слез.... При первой возможности после застолья, когда угомонились родственные восторги, накинул шинель, вышел к реке. Взглянул в сторону гор, окинул поспешным взглядом заснеженную тополиную рощу на Поповом острове. Тихо. Только в камнях глухо шумит незамерзшая часть родной реки. Скорей на Пикет! И когда вышел на громадный крутолобый и широкий увал, добрался до того места, где резко и круто, почти под ногами обрывается он, захватило дух от простора, от бескрайности отцовской земли, заплакал чуть ли не в голос. Оглянулся, никого вокруг не было... Чуть не бегом спустился с Пикета. Пришел в себя около сестры и матери, слегка успокоился и только после этого начал ходить по родне, кого не успел встретить на чаепитии. Хотелось обнять каждого, даже незнакомого встречного». После такого описания у меня лично дух перехватывало на раз, а душа напитывала в себя исконно-русское литературное наследие, окаймленное таким богатством, что тут уж дай бы, Господь, осмыслить все это. И вот по возвращении из армии, весь больной, но не сломленный духом Шукшин, обложившись учебниками, нагоняет упущенное время семимильными шагами. Пока учился, в 1953 году успел поработать вторым секретарем Сростскинского РК ВЛКСМ. В учебе помогали ему все: и учителя, и работники библиотеки. А дорогая мамочка лечила незаживающую язву народными средствами. Гастроскопия снова и снова подтверждала диагноз язвенной болезни. В

таких условиях и сдает он последний экзамен. Но заветный аттестат зрелости получен, и это победа для Шукшина была той радостью, каких в его жизни было далеко не много. Папка с рукописями и заветная мечта поступить в институт. Вот этим и жил Шукшин в то время. А к осени 1954 года, бросив все, Шукшин осуществляет вторую попытку покорить литературную Москву. По прибытии в столицу Василий Шукшин с великой надеждой в сердце понес свои рукописи в редакцию журнала «Знамя», но там даже не удосужились прочитать первые литературные опыты деревенского парня. Такова была участь многих талантливых русских прозаиков и поэтов. Так Василий Иванович Белов описывает далее события, происходившие в жизни своего друга, уже к тому времени поступившего во ВГИК: «Осенью 1954 года насмешники тиражировали анекдоты про алтайского парня, вознамерившегося проникнуть в ту среду, где, по их мнению, никому, кроме них, быть не положено, взобраться на тот Олимп, где нечего делать вчерашним колхозникам. Отчуждение было полным, опасным, непредсказуемым. Приходилось Макарычу туго. Часто, очень часто он рисковал без оглядки, ступал в непредсказуемые дебри.... Прочитайте хотя бы юбилейную статью Юрия Богомолова в “Известиях” от 30 июля 1999 года, вы убедитесь, что шельмование Шукшинского наследия за четверть века отнюдь не прекратилось». Довольно долгое время Василию Шукшину негде было жить. Ночевки под мостом, а попросту - на улице, были не редки. Неожиданная встреча с всемирно известным кинорежиссером Иваном Пырьевым тоже была очень значительна для Шукшина. А слова Пырьева: «Как трудно русскому проникнуть в кино»,- думается, перевернули в душе Василия Макаровича многое. О Боже, как же это все было значимо для дерзнувшего покорить Москву деревенского парня! Недаром Василий Иванович Белов посвятил свое стихотворение исконно русским литераторам: Василию Шукшину, Игорю Тихонову, Валерию Гаврилину, Николаю Рубцову, Владимиру Ширикову, Александру Романову - и я не мог не вставить его в этот очерк: Нет, я не падал на колени И не сгибался я в дугу, Но я ушел из той деревни, Что на зеленом берегу. Через березовые склоны, Через ольховые кусты, Через еврейские заслоны И комиссарские посты. Мостил я летом и зимою Лесную гибельную гать.... Они рванулись вслед за мною, Но не могли уже догнать. Они гнались, гнались недаром, Чтобы вернуть под сельский кров. .... Я уходил на дым пожаров, На высыхающую кровь! Под дикий свист вселенской злости. Вперед!... Еще немного вспять,

Где ноют праведные кости И слезы детские кипят. Пускай одни земные кремни Расскажут другу и врагу, Куда я шел из той деревни, Что на зеленом берегу. Сколько же зависти, желчной злости пришлось пережить деревенским, воистину великим русским талантам Матушки-Руси, знает один Господь Бог. Но эти строки плачут и говорят о трудно постижимой доле русского творческого пути. Уже много позднее, когда множество издательств вовсю печатали литературные труды Василия Макаровича Шукшина, когда вышли в широкий прокат фильмы: «Живет такой парень», « Печки Лавочки», «Калина красная», и когда Шукшин стал воистину народным актером и режиссером, несмотря на величайшую занятость, он всегда находил время для своих друзей и, как мог, помогал им. «Облапошили пираты», - негодовал и сокрушался Шукшин, когда Ленфильм за экранизацию повести В. И. Белова «Привычное дело» почти ничего не заплатил автору. Боль за русскую деревню глубокой, широченной полосой проходит через все творчество Василия Макаровича - и поэтому вполне объяснимо желание помочь своему, ставшему для его души и сердца, дорогому другу. И опять приводятся слова Шукшина: «Про нас с тобой говорят, что у нас это эпизод, что мы взлетели на волне, а дальше у нас не хватит культуры, что мы так и останемся свидетелями, в рамках прожитой нами жизни, не больше. Неужели так? Неужели они правы? Нет, надо их как-то опружить....» Как непостижимо трудно было выживать уже широко известным Шукшину и Белову в холодной безжалостной Москве! И только непоколебимая вера в нашу русскую истину и давала им силы, чтобы бороться и отвоевывать наше исконно русское наследие, - с чем мы родились и проживаем всю жизнь до самой смерти. Или вот еще эпизод, описанный другом: «Вдруг в бабьем кругу появилась мужская фигура. Я обомлел: Шукшин! Он плясал с моими землячками так старательно и так вдохновенно, что я растерялся, на время сбился с ритма. Но сразу выправился и от радости заиграл чаще. Не зная бабьих частушек, Макарыч ухал и подскакивал в пляске чуть не до потолка.... Плясал же он правильно, так же, как и наши бабы». Какая же все-таки яркая, а главное, искренняя картина деревенского быта описана автором! А мне все время вспоминаются слова, которые получили название «Местечковые». Ведь по всем деревням России есть свои какие-то особенные диалектные слова. А это, несомненно, говорит о богатстве русского языка. Встреча с Михаилом Александровичем Шолоховым была величайшим событием для Василия Макаровича. Зная о клевете на Шолохова по поводу авторства «Тихого дона», Шукшин находился в ярости и всеми имеющимися силами защищал великого расского писателя: «Вот в ком истина! Спокоен, велик! Знает как надо жить. Не

149

обращает внимания ни на какие собачьи тявканья». Другой современник Шукшина, болгарский журналист Спас Попов, студент литинститута, в один из перерывов между съемками фильма «Они сражались за родину», взял у В. М. Шукшина последнее интервью. Последние слова писателя были записаны на хуторе «Мелоголовском» во вторник 16 июля 1974 года в 9 часов утра. Это интервью, по признанию В. И. Белова, до сих пор не в чести в нашей хваленой демократической прессе. Шукшина спросили о Шолохове. С гордостью за сынов нашей отчизны привожу этот величайший ответ: «От этих писателей я научился жить суетой. Шолохов вывернул меня наизнанку. Шолохов мне внушил не словами, а присутствием своим в Вешенской и в литературе, что нельзя тропиться, гоняться за рекордами в искусстве, что нужно искать тишину и спокойствие, где можно осмыслить глубоко народную судьбу. Ежедневная суета поймать и отразить в творчестве все второстепенное опутала меня. А он предстал передо мной реальным, земным светом правды». В конце интервью Шукшин говорит такие слова: «В кино я проиграл лет пятнадцать, лет пять гонялся за московской пропиской. Почему? Зачем? Неустроенная жизнь мешала мне творить, я метался то туда, то сюда. Потратил много сил на ненужные вещи. И теперь мне уже надо беречь свои силы. Создал три - четыре книжечки и два фильма. Все остальное сделано ради существования. И поэтому решаю: конец кино! Конец всему, что мешает мне писать!» Читая эти строки, нельзя не восхититься величайшей скромностью писателя. Это как раз то, чего сейчас катастрофически не хватает на телевидении и радио. Ведь на телевидении, на мой взгляд, сейчас всего три передачи, которые истинно народные. Это «Жди меня»- с участием дочери писателя, Марии Шукшиной, и главного редактора этой всенародно любимой передачи, Игоря Владимировича Кваши, «Играй гармонь» Геннадия Заволокина, продолжателями которой являются его дети, Настя и Захар, а также передача «Слово пастыря», которую ведет Митрополит Всея Руси Кирилл. Мне почему-то думается, что Василий Макарович одобрил бы мой выбор. Очень трепетно, душевно пишет друг Шукшина Анатолий Заболоцкий в книге «Шукшин в жизни и на экране», в “Роман - газете” №10, 1999 года. Там отражена правда о нашем любимом писателе...Низкий поклон Анатолию Заболоцкому за его книгу. Юрий Владимирович Никулин в книге о своей жизни так вспоминает о Шукшине: «Когда снимали фильм «Они сражались за Родину», артисты жили на корабле, спали в каютах. Рыбаки со всей окрестности приплывали и приглашали Василия Макаровича на уху». Вот она, та волнующая и всегда удивляющая понастоящему народная любовь. В то время достать билеты в московский цирк было очень сложно, и Шукшин попросил у Никулина два билета для своих дочерей. Много позже Юрий Владимирович Никулин, всемирно известный клоун, великий

150

русский артист, актер от Бога, вспомнил просьбу Шукшина и пригласил на одно из своих цирковых представлений девочек Василия Макаровича. Девчушки завороженно любовались ярким представлением, хотя их отца уже не было в живых. Недоброжелатели Шукшина так и не дали ему снять фильм «Степан Разин», о народном крестьянском восстании. Это так и осталось неосуществленной мечтой великого русского режиссера. Последние годы своей жизни он жил этим. В разговорах с друзьями говорил: «Вот сниму Разина и брошу кино. Целиком посвящу себя литературе». Хоть самому было тягостно и горько в киношном мире завистников, по-прежнему не забывал друзей, переживал за всех, помогал им таким всегда нужным советом. Вот как в письме В. И. Белову Шукшин просил передать следующее: «Вите Астафьеву - привет. Скажи ему мой совет: пусть несколько обозлится. Так за него обидно с этой премией-то. Пусть обозлится - будут внимательней. А то привыкли, что - ручные. А ублажают тех, кого побаиваются». И это всего один из моментов того, как туго приходилось русским писателям, режиссерам, актерам. И совсем не напрасно всенородно любимый алтайский самородок, артист от Бога Михаил Евдокимов спел: Ну, а я забываясь На чужой стороне. В угол свой забиваюсь, Все рыдаю во сне. Вновь крылом журавлиным Встрепенется душа. Все мне снится калина Красная Шукшина. В своем коротком очерке я попытался отобразить незаезженные повествования о жизни великого русского писателя. И низкий поклон до самой земли матушки величайшему русскому писателю Василию Ивановичу Белову за потрясшие меня воспоминания о Шукшине. Ведь это, дай Бог, неисчерпаемая кладезь для каждого, кто влюблен в Россию понастоящему, непоколебимо. И в очередной раз, беря в руки рассказы В. М. Шукшина, знаю, что непременно буду плакать, потому как доля русского человека зачастую трагична. И вместе с тем буду радоваться тому, что Шукшин пробил-таки эту стену, состоящую из зависти и непонимания. И радоваться еще и тому, что, вопреки злопыхателям, хватило культуры простому деревенскому парню, который создал такие дорогие нашему сердцу книги и художественные фильмы. Анатолий КАЗАКОВ, г. Братск, Анатолий Казаков не просто читатель. . Вдумчивый читатель, умеющий философски размышлять над каждым словом, образом, , каждой строкой. Любит деревенскую прозу и её гениальных авторов.

Поэзия Вячеслав РУДНЕВ г. Красноярск

«Я сотый раз поклоны класть готов» Всё, что с прошлым связано, В нынешнем не жалко, Просто, что-то вспомнится По случаю, и только... Но мысль о нём назойливой, Незваной приживалкой Живёт, ничем не сводится , Как давняя наколка. И тропы всё тесней, И всё скверней дороги, В предчувствиях всё меньше Хороших совпадений, И в очередь сбиваются Не нужные тревоги, И за спиной крадутся Непуганые тени. И ветер за окошком Под утро - пёсьим лаем, И сны С неутешительным прогнозом: То половодье, То стою над пропастью у края, То слишком рано, То пришёл Непоправимо поздно. *** Я сотый раз поклоны класть готов За жизнью мне подаренную радость, Участвовать в движенье облаков И музыке беззвучной снегопадов. И за присутствие в бездумном плеске волн, За погруженье в сон, очередное пробужденье, За то, что я когда-то в мир пришёл Пусть и на временное поселенье. Уже ушло из рук, обращено в неблизость, Что делал, что хотел И что изжил в сомненьях. В зарницах прошлого навечно растворились Следы не грешные моих грехопадений. *** Ощущенье издали складывалось в образ, Тот, который кем - то тайно был отснят, И протекал назойливо неотступный голос, Может, про кого-то, может, про меня...

Первый снег поторопился и пришёл досрочно, По притихшим улицам, озябшим крышам, по полю, Сквозняков подсказками напрочь замороченный, Припоздавшим странником лист дрожал на тополе. С четырёх сторон на землю опускалось небо, И леса врасплох наутро оказались редкими, Ни листвы, ни разнотравьясловно как и не было, Перекрестившись наскоро, в них задремали ветки. *** Сегодня с утра не заладилось. Грустно... Себя потерял в беспредметности дел. На время захватит и снова отпустит Короткая мысль, что так мало успел. И с настоящим уже не родство, лишь соседство Почти безучастно мотая отпущенный срок, Я чаще и чаще заглядывать стал в то далёкое детство, Где я не казаться собой, А собою, каким народиться, Быть мог. Где с раннего утра до самого позднего вечера, Пока от деревьев не скроется в сумерках тень, В неповторимой с годами счастливой беспечности Капельницей детства неспешно прокапывал день. С годами всё шло с переменным успехом; Запутавшись в смыслах, теряли гражданство слова, И шестерёнки в часах засыпали, измучены бегом, Со своим назначеньем прямым управляясь едва...

Профессор неврологии, доктор медицинских наук, академик СО МАН ВШ и Нью-Йорской академии наук.

151

Марина МОРОЗОВА ИДИТЕ В ХРАМ Я подхожу к святой церквушке И отдаю земной поклон, А рядом бедные старушки: Со всех сторон, со всех сторон И дав им каждой по монетке, Я ухожу в сященный храм. От боли не нужны таблетки – Я припадаю к образам, Смотрю на лик отца святого, Иисуса нашего Христа, И я молюсь. А что такого? – Тропа к спасенью так проста. Я разговариваю с Богом, И слёзы капают из глаз: -Дай мне покоя хоть немного, Помилуй, Господи, и нас! За здравие я ставлю свечку, И, в благодарности молясь, Как успокоится сердечко Пойду домой перекрестясь. Не забывайте, люди, Бога Идите в Храм. Стесненье прочь! Да, Бог один, а нас так много, Но он нам всем готов помочь.

ПЛЮС И МИНУС Ты любишь тьму, А я, напротив, свет, Ты вниз глядишь, Я вверх смотреть стараюсь, Ты ждёшь закат, А я всегда рассвет, Ты смерть зовёшь, А я и не пытаюсь. Твой мир: покой, молчанье, тишина, От всех людей Прикрыться одеялом. Я ж не люблю Так долго быть одна, И пустота Всегда меня пугала. Тебе к душе глубокие снега, 152

Да чтоб зима подолгу не кончалась, А мне милее речки берега, То место, где у нас всё начиналось. Мы разные с тобою, спору нет: Я вижу цель, а ты бежишь по кругу… Так почему же (кто мне даст ответ?), Мы, как магниты, Тянемся друг к другу?

ПО ДРУГОМУ НИКАК «Через тернии к звёздам» Не нами придумано. А казалось, так просто Будет всё, что задумано. Мы хотим, не согнувшись, Снять с земли урожай. О преграды наткнувшись, Мы кричим: «А-я-яй!». Просим жизни чудесной, Потому, что хотим. Ждём мы манны небесной, На диване лежим. И бунтует сознанье: -Я хочу просто так!.. Через муки к познанью! – По-другому никак.

Творчество читателей

ОБЩЕЖИТИЕ

И в какой стороне я ни буду, По какой ни пройду я траве, Друга я никогда не забуду, Если с ним повстречался в Москве. Виктор Гусев Август 1960 года…Окончены приёмные экзамены, и мы зачислены на филологический факультет МГУ им. Ломоносова. Мы – это девушки с косичками и бантиками со всех концов нашей необъятной Советской страны. Ах, «как молоды мы были, как верили в себя!». Наш первый курс огромный- 200 человек на всех отделениях филфака да человек 50 иностранцев из разных стран мира. На первом курсе мы живём в общежитии на ул. Стромынке, в старинном здании эпохи Петра I-го., в котором раньше были петровские казармы. А рядом – Преображенская площадь. Комнаты большие, на 6-7 человек. В нашей 3 девушки из России, 2 - с Украины и 2 миниатюрные девочки из Вьетнама: Нью Тхи Тху Кам и Нгуен Туй Ханг, в народе Камушка и Ханушка. Они сразу же постарались обуютить нашу комнату, разукрасив занавески невообразимыми розочками. Как же трудно приходилось нашим иностранцам: подготовительного факультета до середины 60-х годов не было. За 3-4 месяца им давали основы русского языка – и вперёд на лекции и семинары. Часто, приходя с лекции, они говорили: «Утка с громом!» Значит, опять ничего не поняли. И мы помогали им, как могли. Случались смешные истории. Однажды сестра-хозяйка общежития, которую все побаивались за её строгость к чистоте и порядку, выходит из соседней комнаты и громко смеётся: -Ой, девочки, ой, не могу! – рассказывает нам. – Захожу – в комнате один китаец, больше никого. Я всё осмотрела, спрашиваю: -Клопы есть? - А он мне: - Нетю! Все усили в унивельситеть. Китайцы вообще интересный народ Как-то я, как член студенческого совета, составляла списки участников по плаванию. Прихожу к китайцам: - От вашего землячества один человек должен

участвовать в соревнованиях. Кого записать?. - Можно, мы завтра скажем?. Приходит на соревнование китаец в белой рубашке. Мы ему: - Скорей раздевайся, сейчас старт! А он: - Нет, я так.. Ну, думаем, может, у них форма такая. Дают старт Все прыгают, китаец тоже. Все приплыли, китайца нет. Нырнули за ним, вытащили, откачали: --Плавать умеешь? - Нет. - Тогда зачем нырял? Оказалось, у них никто не умел плавать, но сказали: «Должен!» Бросили жребий и вытянувший, надев белую рубашку, пришёл… на смерть: «Должен!». Удивительный китайский менталитет. Жизнь в ту пору была весёлой и насыщенной. С огромным удовольствием вспоминаю я первый снег во дворе общежития. Во двор высыпали все. Что делали ребята из Вьетнама, Ирака, Индии, видевшие снег впервые в жизни! Они валялись, катались в снегу, лепили снежки и совали друг другу под пальто. Принесли целый сугроб в комнату и растерянно смотрели, как у них на глазах белый снег превратился в мутную лужицу. На Стромынке у нас был неплохой клуб, где не только показывали кино, но и проводили интересные встречи. В гостях часто бывали молодые поэты: Евгений Евтушенко, Андрей . Вознесенский, Роберт Рождественский и Белла Ахмадулина. Несколько раз были встречи с молодым композитором Александрой Пахмутовой, которую любили все студенты. Со второго курса и до конца учёбы мы жили уже в общежитии МГУ на Ленинских горах, в знаменитом высотном здании. Построенное в конце 50-х годов в 1961-м оно было ещё совсем новое. Шикарное, тёплое и со всеми удобствами. Здесь были уже мужские и женские секторы. Прежде всего, нас всех удивил, а родителей наших потряс наш новый адрес: «Зона В», блок 660. «Господи, - сокрушалась мама, - куда попал наш ребёнок?» А нам нравилось здесь всё: скоростные лифты, удобные блоки-квартиры из двух комнат с душем и туалетом, три кухни на этаже, много столовых, несколько магазинов, да каких! В голодные 60-е, когда в городах магазины пустовали, у нас было всё: несколько видов колбасы, рыбы, икра чёрная и красная и т. д. Пусть, дескать, знают иностранные студенты всего мира, какое у нас изобилие. Мыто, русские студенты, не очень шиковали на свою скромную в 35-40 рублей стипендию. Но когда к нам приезжали родители, мы блаженствовали… Родители по неделе жили с нами и кормили нас

153

( я жила с Валей Мартыновой из Челябинска и Лииной Шибановой из Ижевска) и наших друзей. Не забуду радость моего папы, когда по его просьбе ко мне пришли друзья из Франции. В комнату набилось человек 15. Папа сидел во главе стола и неоднократно повторял стихи В.В. Маяковского: «Я хотел бы умереть в Париже, если б не было такой земли – Москва!». На Ленинских горах были отличные студенческие клубы. Кого только ни приглашали на встречи с нами: известные оркестры, музыканты, солисты. Были незабываемые концерты Галины Вишневской и Мстислава Растроповича, Эмиля Гилельса и Давида Ойстроха. Однажды, после великолепного выступления Льва Свердлина, нам объявили: «Сегодня у нас в гостях Яков Павлов!». Тот, самый знаменитый Яков Павлов, который воевал в Сталинграде? Во всех учебниках истории упоминается «Дом Павлова». На сцену вышел невысокий рыжеватый человек и скромно сказал: - Что вы мне так хлопаете? Ведь я не артист, я солдат. И зал встал в едином порыве. Этот человек был тогда для нас героем священной битвы, а мы были дети войны, воспитанные на глубоком уважении к героям. В студенческих клубах проводились и вечера, организованные собственными силами. Тогда неизменными ведущими были первая красавица нашего курса Лия Нестерская и весёлый негр из Самали. Он хвалился: -Я получил к празднику необыкновенный подарок- моя учительница русского языка записала все мои ошибки и подарила мне записную книжку. Читать?. - Читай,- радостно откликался зал. И негр читал, веселя зал нелепыми, смешными ошибками. Да, иностранцам нелегко давался русский язык. Подходит австриец к окошку коменданта: - Я маленько мерзавец. - Ну, и что – спрашивает комендант. - Ну, я же мерзавец. - И что тут такого? - Ну, дайте же мне, пожалюйста, второе одеяло! Я чуть-чуть мерзавец,- говорил вместо слова «мерзляк» австриец. Мы спорили с англичанкой Лейлой. Я ей: -Ну, у вас и предлоги – никаких правил, всё надо учить наизусть. Она мне: - А ваши предлоги? Как я должна знать «На минутку», «За минутку», в «Минутку»! А ваше выражение: «Ничего себе!». Что ли вы вы всё всем отдаёте, а себе ничего не оставляете?». Почему русские так часто говорят: «Ничего себе?». Во время учебы в университете мне посчастливилось побывать на родине известных писателей: в Михайловском и Тригорском, в Болдино, в Спасском-Лутовиново, в Ясной Поляне, в Воронеже и Острогожске, в Тарханах, в Нежине и

154

на хуторе близ Диканьки. Незабываемые поездки. В Святогорском монастыре, на могиле А.С.Пушкина, мы были глубокой ночью. Полная луна освещала могилу и высокие ели вокруг. Каждый в свете луны читал своё любимое стихотворение Пушкина.. Не забыть мне соловьиные трели в Спасском-Лутовиново и знаменитый Бежин луг, скромную могилу Льва Толстого, покрытую красными кленовыми листьями, дом бабушки и могилу Лермонтова в Тарханах, места Кольцова и Никитина в Воронеже и Острогожске. Но, несомненно, вершиной поездки было пятидневное путешествие по местам Н.В.Гоголя. Сначала всех очаровал Киев с его Крещатиком и Владимирской горкой, древними церквями, потом уютный и тихий Нежин, Большие Сорочинцы , и самое памятное – ночь на хуторе близ Диканьки. Огромной высоты костёр, вокруг которого все расположились, а аспирант Володя Катаев

(ныне доктор филологических наук, профессор, зав.кафедрой литературы филфака МГУ, Катаев Владимир Борисович) всю ночь страшным голосом читал нам «Страшную месть». Во время этого путешествия каждый прикидывал на себя образы героев Н.В.Гоголя. По мнению всех, я была Солохой. И Володя Катаев сочинил обо мне стихи: Перекладач, смехач, Солоха, Мы говорим тебе любя: - Любовь, как было бы нам плохо, Когда бы не было тебя! Это он о моих организаторских способностях во время путешествия. …Общежитие, общежитие 60-х! Как много заложено в этом слове! Как много интересного оно оставило в памяти, в нас на всю жизнь. И друзья со всего мира. Француженки ещё 25 лет после окончания писали мне в Красноярск. Это и встречи с бывшими студентами - ныне известными: переводчиком В.В.Роговым, и песни Сергея Никитина (в то время он учился на физическом факультете и мы тайком пробирались в мужскую зону «Б», чтобы послушать его песни)… Общежитие МГУ. Это юность многих из нас. И Москва, которая в далёкие 60-е подружила разных по нации, но близких по душе людей.

Любовь Шейко,

Красноярск.

Наша история

НА РОДИНЕ СИБИРСКОГО ПИКАССО «…провинция свою концентрирующуюся духовность выявляет в таких, к примеру, журналах, как «Вертикаль» в Нижнем Новгороде, «Русское эхо» в Самаре, «Странник» в Саранске… Ингашские «Истоки» в том же ряду – детище провинциальных энтузиастов-словесников». О.Н. Шестинский. Газета «Патриот», г. Москва. Что же всё-таки представляет собой Нижний Ингаш, о котором, как о регионе духовного возрождения России, упоминает известный русский поэт, писатель, лауреат многих международных премий Олег Николаевич Шестинский, и где уже 5-й год, вопреки пересудам, материальным проблемам, делается литературнохудожественный журнал, ставший сегодня ещё одной вехой в летописи таёжного сибирского района? Сегодня мы начинаем публикацию материалов об этом уголке России информационной корреспонденцией Артёма Яковлева в газете «Красноярский железнодорожник».

В этих краях родился «сибирский Пикассо», жили трудолюбивые бульбари и, возможно, находился единственный на Транссибе золотой верстовой столб. ШЕСТЬ ФАКТОВ ОБ ИНГАШЕ 1. Ингаш в переводе с эвенкийского означает «песчаный берег». 2. Самый известный уроженец Ингаша был в определённой степени железнодорожником. Художник Андрей Поздеев родился здесь в семье почтового служащего в1926 году. В 1942-м он поступил в железнодорожное училище в Красноярске, однако задержался там ненадолго. Известность и неофициальный статус сибирского Пикассо Поздеев приобрёл гораздо позже. 3. Во Всемирной энциклопедии автостопа Нижнеингашский район отмечен особо. Считается, что здесь находится худший по качеству участок автотрассы М-53 «Байкал», соединяющий Дальний Восток с российской «метрополией». В иные сезоны средняя скорость движения снижается здесь до 15 и менее километров в час. А совсем недавно здесь произошёл обвал дорожного полотна, приведший к образованию многодневной автомобильной пробки и прозвучавший на всю страну. 4. В этом году Нижнеингашский район отметил 85-летний юбилей. 5. В окрестностях Ингаша был найден один из крупнейших в истории края кладов – полтора пуда золота. Его припрятали золотоискатели, промышлявшие на местных реках в конце XIX века. 6.Самое старое здание Нижнего Ингаша водонапорная башня. Ей уже 102 года. Несмотря на солидный возраст, башня всё ещё на трудовом

посту - она является государственным геодезическим объектом. Отсюда ведётся отсчёт всех координат станции. НЕСПОКОЙНОЕ МЕСТО Район будущей станции вошёл в состав царства Российского ещё в XVII столетии, о чём, правда, его жители долгое время не знали. На этой территории в те годы происходили ожесточённые, как сказали бы сейчас, межнациональные конфликты - кочевые племена активно выясняли, кто из них более достоин пасти своих баранов и лошадей в здешних долинах. А уж каким цветом долины покрасят в дальнейшем на политической карте, их совершенно не волновало. Неудивительно, что русские в этих местах селились с опаской. И позднее, когда здесь пролёг Московский тракт, среди путешественников участок КанскНижнеудинск считался совершенно бандитским местом. Даже в цивилизованную эпоху декабристов, когда в столице уже вовсю рассуждали о социализме и магнетизме и осваивали непривычное слово «паровоз», по здешним дорогам ездили с оглядкой, держа под рукой заряженное ружьё. В таких неспокойных условиях на небольшой речке Ингашка возникло одноимённое село. Ничем оно особо примечательно не было, пока в 1896 году рядом не начали прокладыватьТранссиб. Тогдато биография Нижнего Ингаша и сделала крутой поворот.

155

ЗОЛОТАЯ ТЫСЯЧА Оказалось, что рядом с посёлком расположена особая точка новой Средне-Сибирской дороги тысячная верста. Именно таким было расстояние от Кривощёково, на тот момент пограничной станции Транссиба. Конечно же, Ингаш немедленно выбрали своеобразным рубежным местом, установив плановое задание закончить строительство на этом участке за 1898 год. По первоначальному проекту тысячная верста ничем не отличалась от остальных и проходила по пустынной, заболоченной территории. Для пущей важности трассу подправили - приписали небольшой изгиб, якобы для того, чтобы обойти болото. Этот изгиб можно заметить и на современной карте. С заданием строители справились. К 1 января 1899 года на участке было открыто временное движение. Местные нувориши решили блеснуть и выступили с инициативой поставить вместо обычного деревянного верстового столба особый - позолоченный. Был ли такой столб установлен на самом деле, неизвестно. Но простоял он в любом случае недолго. Ингашские железнодорожники караулить его были не очень расположены. НАПЛЫВ ГАСТАРБАЙТЕРОВ С открытием железной дороги в Ингаш начали стекаться переселенцы с запада империи. Особенно много среди новосёлов было белорусов - «бульбарей». К началу Первой мировой чуть ли не половина посёлка стала белорусской. Работы на всех не хватало, и даже закончились свободные земельные участки. Для России тех лет это был небывалый прецедент - чтобы в Сибири и вдруг земли не хватило! Поэтому несколько лет переселенцы вынуждены были кормиться только наёмной подённой работой. Здесь был самый высокий в империи процент «гастарбайтеров» - каждый третий житель (почти всё трудоспособное население) уходил на заработки в Канск, Красноярск или Нижнеудинск. ПАССАЖИРЫ «ПОЕЗДА СМЕРТИ» С Нижним Ингашом связан весьма трагический эпизод истории Транссиба. В мае 1919 года сюда прибыл состав с красными военнопленными. Название его говорило само за себя: «эшелон смерти». Белые и не скрывали, что везут своих пленников на казнь. В Ингашской во время стоянки двенадцать пассажиров-смертников попытались бежать. Однако казакам-охранникам легко удалось настичь безоружных красноармейцев. Прямо на перроне пойманных и расстреляли. Лишь после отхода поезда жители Ингаша смогли похоронить павших. Памятник жертвам «эшелона смерти» был установлен над братской могилой чуть более полувека назад. Он находится в сотне метров от нынешнего ингашского вокзала.

Артём Яковлев Красноярск

156

Пустячок, но приятно

НАШИ ПОЭТЫ В ЖУРНАЛЕ «ВЕРТИКАЛЬ» Николай Ерёмин

Красноярск

Литература

Губернские страницы «Вертикаль. XXI век»: Литературнохудожественный журнал, выпуск 28. – Нижний Новгород: АНО «ЛХЖ «Вертикаль. XXI век», 2010. Вместе с журналом порадуемся, что в его общественно-редакционный совет вошёл классик русской советской литературы, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии, Государственных премий СССР и Государственной премии РСФСР, Международной премии им. М.А. Шолохова Юрий Бондарев. Главный редактор «Вертикали» Валерий Сдобняков ведёт репортаж с заседания Московского интеллектуальноделового клуба (клуба Н.И. Рыжкова) «Национальная традиция и духовная глобализация», а также вспоминает писателя Валентина Николаева. Основная часть журнала отдана публикации окончания романа Владимира Чугунова «Молодые» – тема заключена в заглавии. В гостях у журнала москвичи Надежда Горлова с рассказами и Анатолий Парпара с воспоминаниями «Суровый счёт ведите всем утратам»; поэты Сибири Сергей Прохоров, Николай Ерёмин, Владимир Корнилов и Юрий Розовский. Из Вологды «заглянула» поэт Нина Груздева, в беседе с которой Дмитрий Ермаков выяснил, что для поэта перво-наперво надо «От всяких правил убежать»... Александр Яковлев «Литературная Газета» №8. 3 марта 2010 года Имена сибирских поэтов в нижегородском журнале «Вертикаль» не редкость. И не только потому, что сам редактор Валерий Сдобняков сибиряк по рождению. Волжане любят суровую нежность и непокорную азиатскую вольность характера и образа сибирской российской поэзии.

ГОРОДСКОЙ ПЕЙЗАЖ -Нет выхода в отечестве моём! Куда б ни повернул - везде запреты... Толкуют за бутылкою втроём Бичи, или бомжи, или поэты... Из века в век набунтовались всласть За равенство, за счастье, за свободу. И, вновь разделены, народ и власть То едут, то бредут, не зная броду... «Нет входа» и «Нет выхода» - таков Итог. Охрана - у порогов. А за рулём - всё больше дураков, И всё опасней пробки на дорогах... Что толковать? Увы, от сих до сих Известны и вопросы, и ответы... И всё ж «соображают на троих» Бомжи, или бичи, или поэты...

ВЕСНОЮ А воздух весенний так пахнет цветами, Березовым соком, сиренью, дождями, И мёдом душистым, и хвойным настоем, Землёй, разомлевшей под солнечным зноем. Улыбками красен, нарядами женщин... Весь воздух весною любовью просвечен... Он звонок от смеха и разноголосья В нём зреют веселого счастья колосья.

Сергей Прохоров

Нижний Ингаш

Владимир Корнилов Братск

НЕОБЯЗАТЕЛЬНЫЕ ЛЮДИ Я знаю: мир не абсолютен, Но что поделаешь уж тут... Необязательные люди Меня безжалостно гнетут. Они везде, они повсюду: И где светло, и где «завал». Они в сердцах не бьют посуду, Но «убивают» наповал. И вновь нас ждут, и вновь нас любят, Чтоб обмануть потом втройнеНеобязательные люди В необязательной стране.

МЛАДЕНЧЕСТВО Дубравы брызгами росили, Заря пожаром занялась, Когда поэзия России Из душ славянских родилась. Две повитухи - быль и небыль, Взяв в поле ленточку реки, Запеленали кроху в небо И положили в васильки. Она росла средь ветров пряных, У приозёрной сини вод, Где в домотканых сарафанах Водили девки хоровод. Где в шелест кутались берёзы, Где в иле спали караси, Там, под присмотром няньки-прозы, Росла поэзия Руси.

Юрий Розовский

Братск

157

Поэзия Юрий РОЗОВСКИЙ РУСЬ ПРАВОСЛАВНАЯ В яру черемуха цвела, Цветы дыханье освежали. Церковных храмов купола Златое небо отражали. А среди птичьей суеты, В успокоении смиренном, Средь неба высились кресты, Напоминая о нетленном. Как в рясе, пряталась душа В материальных складках тела. И с замираньем, чуть дыша, Крестились люди неумело. В церквях собрались старики И с ними мудрые печали. Свечей горящих лепестки Свет Православья излучали. Горящим ладаном в руке Планида чья-то освящалась. Земля в небесном клобуке С молитвой к Богу обращалась ПЕРЕД ДОЖДЕМ Браня покой, горластый гром По крышам скачет. Погода куксится дождём, Вот-вот заплачет. В порыве ветреном земля И жаждет ласки. Дрожат листвою тополя, Поблекли краски. Ещё немного, и польёт, Разверзнув хляби. И небо в голос заревёт, Совсем по-бабьи. ОСЕНЬ Листва порыжела, как мордочка лисья, И в воздухе пахнет дождем. И падают с веток пожухлые листья. И мы потепленья не ждем. Последние листья, последние травы, Раскаты осенней грозы. Последняя радуга в рамке оправы Ветвей виноградной лозы. По небу плывут журавлиные крики, Как вестники чьей-то судьбы. Лесок рассыпает росистые блики И тщательно прячет грибы. Еще по-осеннему томно и жарко, Но как-то особенно жаль И бабьего лета свечного огарка, И летних рассветов вуаль. Последняя радость, финальная точка – И снова придут холода. И даже стихов недопетая строчка В душе не оставит следа.

158

И лето не скоро придет на свиданье: Таков уж порядок игры. Но все же я очень люблю увяданье Дождливой осенней поры. *** От сна растрепанная ива Склонилась к зеркалу пруда. Прохладой веяла вода, И стайки рыб неторопливо Сновали в ней туда-сюда. Камыш стоял, как на часах, Лягушек кваканье как стоны. Кувшинок белые бутоны Цвели в намокших волосах. И отражались в небесах Аквамарины глаз бездонных. И слились с облаком черты Сидящих в лодочке влюбленных, Плывущих в небо, окрыленных Подъемной силой красоты. И мерный скрип уключин ржавых Не заглушала тишина. В воде трава была видна, И пара щучек моложавых Плыла у илистого дна. Стекала каплями с весла Тумана утренняя свежесть. И, распыляя в воздух нежность, Душа тобою расцвела. МУЗЫКА РАССВЕТА Земля открыла глаз озёра, Зевнула лёгким ветерком. И в тень от солнечного взора Туманы спрятались ползком. Цветы, раскрывшись, задрожали, Боясь за солнцем не успеть. Шмели над ними зажужжали, И вся округа стала петь. И август – провожатый лета, Осенней близостью томим, Играет музыку рассвета, Аранжированную им. ГРАФИНЯ Мороз застыл на балюстраде, Метель по улицам мела. В седом блокадном Ленинграде Дворянка старая жила. Осьмушку хлеба половиня, В буржуйку бросив горсть трухи, Полузамерзшая графиня Листала Байрона стихи. В окно стучались взрывов звуки, Метались блики по стене. Но ей не страшно. Что там, внуки Уже погибли на войне, Их смерть не пережили дети, А ей вот бог отмерил дней. Она одна на этом свете,

Лишь Байрон что-то шепчет ей. Слова его - бальзам для слуха. Без них - господь не приведи! И томик маленький старуха Рукою жмет к своей груди. На шали, словно на корсаже, Биеньем сердце ожило. Сейчас она ему расскажет, Как ей ужасно тяжело, Как часто обращалась к небу: “Возьми старуху, не томи”. Как слезы катятся по хлебу Хлеб вкусен с солью , mon ami, Как будто ешь тоску и муку, А здесь ее никто не ждет. И Байрон, взяв худую руку, С собой графиню уведет. А утром, у буржуйки сидя, Надев из инея тулуп, Держа стихи и строк не видя, Блокаду встретит новый труп. ВОССИЯНИЕ Под натиском ворожьих сил стеная, Держала мир на согбенных плечах Берёзовая Русь - берестяная, Сияющая в солнечных лучах. От шелома* её крепчала выя.* Со всех концов “Война! Война! Война!”. То Пиченеги, то орда Батыя, То дерзкие варяжьи племена. От бед таких любая б сила пала И более б подняться не могла. Россия ж скорбным ликом воссияла И дух свой выше боли вознесла! И недруги от страха голосили: “О, Господи, помилуй и спаси!” Великое сияние России – Неведомое таинство Руси. МНЕ НРАВИТСЯ Мне нравится поэзия чужая. Цветы соседа - всё равно цветы. Чужой талант, меня не унижая, Обогащает чувство красоты. А вкусы друг от друга отличаться И могут, и, наверное, должны. Но не должна поэзия кончаться, Чтоб не было излишней тишины. Любая ревность может у поэта Отнять его таланта волшебство. А он ведь гений, В переводе это Какое никакое божество. И что богам на значимость делиться? *шелом – (стар.) шлем

Она из равных делает врагов. Пускай очарование продлится Совместными усильями богов. ЗАЧАРОВАННАЯ Я накину тебе на плечи, Покрывало ночных утех. В небе звёзды горят, как свечи. Травы ластятся, словно мех, Что постелен весной на ложе Специально лишь нам двоим. Мир застыл на девичьей коже, Стон блаженства взлетел над ним. И метнулся ночною птицей Воздух пьяный, крылом кроя. Стань сегодня моей блудницей, Зачарованная моя. ХОРОШО-ТО КАК! Хорошо-то мне как, Господи! Разбегусь и, как в мир иной, Полечу по крутой осыпи, Снег вихря. И на лёд речной, Хохоча, на санях вылечу. И, снежинку смахнув с глаз, Я ногами протал вытопчу, От восторга пустясь в пляс. Паром душу в мороз выстелю. Боже мой, как же свет мил! И снежком в облака выстрелю – Получай от меня, мир! Вновь зима на волос проседи Нанесла ледяной лак. Хорошо-то мне как, Господи! Боже мой, хорошо как! СВЯТКИ Луна и звезды в дебрях туч Играют в прятки. Январь по-зимнему колюч. И снова святки Гаданьем, прямо из горстей, На землю дуют. Детишки рядятся в чертей И колядуют. В церквях в сочельник славил клир Рожденье Сына. Устал, уснул подлунный мир, Ночь так пустынна. Лишь сказка вновь от Рождества И до Крещенья Творит красивые слова Из восхищенья.

*выя – (стар.) шея

Юрий Витальевич Розовский - член Союза писателей России, автор сборников стихов «Медовый ветер», «Совсем немного до рассвета»... , уже полюбившихся братчанам и всем, кто прикоснулся к волнительным строкам поэта из г. Братска.

159

Читатель даёт оценку

Кто он - прохоровский герой?

«Размышления учителя о книге нашего земляка Сергея Прохорова «Живу и радуюсь» В 2004 году в красноярском книжном издательстве вышла в свет книга Сергея Прохорова «Живу и радуюсь». Эта книга, по справедливому высказыванию Владимира Корнилова, члена Союза писателей России из города Братска, содержит «много... поэтических исканий и раздумий о жизни», «язык его стихотворений» «образен и напоён поэзией». Сергей Прохоров - автор шести книг, изданных в краевых издательствах: «Трын-трава»(1998год), «Своя звезда» (2002год),»Живу и радуюсь»(2004 год), «Земное притяжение» (2006 год}, «Се ля ви» (2008 год), и «Мой посох»(2009 год). Его стихи публиковались в краевых поэтических сборниках, в московском журнале «Юность», в литературнохудожественном журнале «Вертикаль» (Нижний Новгород), в писательской газете «Российский писатель» (Москва) и других издательствах. С 2006 года Сергей Прохоров - основатель и главный редактор межрайонного литературнохудожественного журнала «Истоки». Тяжелое и хлопотное это дело, но он понимает, что необходимо нести культуру Красноярского края людям, его землякам. Благодаря журналу «Истоки», нам становится более близким творчество сибирских писателей, наших современников. Журнал открывает нам новые имена наших замечательных земляков, кто талантлив, кто умеет видеть, слышать, думать, кто любит русское родное слово. К таким относится и сам Сергей Прохоров. Его стихи полны любви к жизни в её многообразии. Он умеет видеть всё в необычном свете. Может, поэтому так удивляют читателя его метафоры и эпитеты, сравнения и олицетворения: Сизой мордашкою тычется прямо в окошко И зазывает меня высоко-высоко Небо весёлое с лёгким лазурным лукошком, Полным пушистых, как белых щенков, облаков. «Март» «Сергей Прохоров начал печататься ещё в 60-х годах в армейских, районных, краевых газетах. Стихи его сразу привлекли читателей «поэтической мощью и юношеским романтизмом». «Какой незаёмный, самобытный язык!» -восхищается поэт Владимир Корнилов. Писатели Сибири всегда стояли и стоят в особом ряду литераторов. Может быть, потому, что и природа наша особая, и люди здесь неповторимые, с сильными, гордыми характерами, яркие и самобытные. В последнее время интерес к писателям Сибири стал очень высоким. Почему? О чём и о ком они пишут? Что хотят сказать нам и потомкам нашим? Постараемся ответить на этот вопрос, рассмотрев некоторые темы, отражённые

160

в книге Сергея Прохорова «Живу и радуюсь». Сергей Прохоров пишет о любви, о поэзии, о жизни и своём кредо в ней. Много стихов он посвящает теме малой родины. Есть в этой книге стихи и песни о море, о матери, о войне. Много юмористических миниатюр-размышлений и наблюдений. Всё, что читаем мы в книге «Живу и радуюсь, несомненно, написано талантливым человеком с живым и вечно юным взглядом на жизнь, с непосредственностью и оптимизмом, с чутким сердцем и образным мышлением. Поэт любит русское слово, ценит его и прививает нам вкус к родной речи: Там-сям, Так-сяк. Такой-сякой...Какое милое наречье Неповторимой русской речи. Звучит мажорно-высоко, И всем понятно и легко. «Родное наречие» Сергей Прохоров даёт всем людям, живущим на земле, один немудрёный, но такой жизненно важный совет: ... Делайте, люди, людям добро! Камень на камень - толку не будет, Кроме искры. Милые люди, славные люди, Будьте добры! «Будьте добры» Тема жизни человека на земле неисчерпаема. Она звучит и самостоятельно, и сливается с другими темами стихов Сергея Прохорова Стихи Прохорова необычайно музыкальны. На них отзывается вся наша душа, так как там близкое, родное, важное. Не случайно сам поэт многие свои стихи исполняет под звуки неразлучной гитары. Песни у Прохорова -это «необузданный голос души», это «комочек взорвавшихся чувств».

Он пишет, «вобрав в себя все запахи земли», «как будто на последнем издыхании», и надеется, что разбросанное им «прорастёт». Пусть сбудутся эти надежды поэта-песенника и в душах его читателей прорастут добрые семена его стихов. Книга «Живу и радуюсь» желанна и очень нужна современным читателям. Многое в ней покажется близким, многое будет открытием. Мы гордимся, что рядом с нами живёт такой человек, поэт и бард, как Сергей Прохоров. И конечно, мы понимаем, что познавший земное счастье не может не мечтать вновь когдато родиться на этой земле. Я ухожу, но я ещё вернусь, Пускай в другом, совсем ином обличье: Ручьём весенним или звоном птичьим Я в вашу жизнь однажды постучусь. Я к вам приду сквозь радость и сквозь боль Дождём, листом осенним, добрым словом, А может быть, всей жизни нашей соль Уйти однажды, чтобы вернуться снова. «Элегия» Большое значение в книге Сергея Прохорова «Живу и радуюсь» имеет тема жизни. Для него жизнь - это прежде всего миг вдохновения: Из голубого мрамора пространства Я высек утро завтрашнего дня И радостно воскликнул утру: -Здравствуй! Встречай меня! «Миг вдохновенья» Сергей Прохоров бывает слишком открыт в своих признаниях: Прости меня, моё великодушье, Казни меня, моё непостоянство. Сегодня я врачую чьи-то души, А завтра ухожу в разврат и пьянство. «Непостоянство» Как хорошо бы взять и улететь От всех мирских забот, от всех потерь Поближе к Богу от земных икон. Чтоб телу и душе легко-легко. «Мечта о заоблачной жизни» Я нынче озадачен. Одно сверлит в мозгу: «Я слишком много начал, А много ли смогу?» «Предел возможности» Жизненное кредо у героя Прохорова ясно и понятно: Не надо мелочиться И у себя же красть, Вот если б научиться На скрипочке играть. Не надо забываться И долго помнить зла, Но надо вечно драться

Во имя ремесла «Кредо» Мой дом, мой сад, моя ограда, И всё окрест Земля моя, моя отрада, И боль, и крест... «Где отыскать воду живую?» Так в чём же он, смысл нашей жизни? Каждый решает сам. А герой книги «Живу и радуюсь», кажется, нашёл ответ: Как много я в жизни бродяжил по свету, А где, не припомню порой. Но точно я знаю: дороже мне нету, Чем с детства родимый порог... ............................................................... ...Есть счастье без денег, и в это я верю, Как многим другим чудесам. Иные, чем деньги. есть ценности жизни, А многим и нету цены. Костру, например, при погоде капризной, Букету в преддверье весны. Как дорог мне воздух, что детством настоян, Закатов сиреневый дым. А сколько, скажите, по вашему стоит Глоток родниковой воды? Монет я в карманах чужих не считаю, Свои не держу в гомонке. Но самым счастливым себя я считаю На банном духмяном полке. А ну-ка, бездельник - берёзовый веник, Пройдись по тому, кто продрог. Есть счастье без денег. Кто в это не верит Влезайте ко мне на полок. «Банное счастье» Вот, оказывается, что надо ценить больше всего в жизни! И недаром поёт Прохоров в своей песне «Кони, кони, кони»: Я по этой жизни, словно по войне, Проскачу, как ветер, на лихом коне. Будет путь мой светел, как в костре огонь... На моём рассвете мой гарцует конь. Тревожные нотки то и дело врываются в прохоровский апофеоз жизни. И немудрено. Ведь жизнь бывает и горькой, и несправедливой, и грешной: Такая жизнь - не разберёшь, Где день, где ночь, времён где смена. Меня всегда пугала ложь, Как выстрел в спину, как измена. «Такая жизнь - не разберёшь...» Проснувшись, я однажды вдруг пойму, Что выбрал для житья не ту страну. Не ту заботу и не ту весну, Не ту работу и не ту жену... ...А на закате дня, идя ко сну, Я обниму усталую жену, И вспомню о далёкой той весне, И пожелаю добрых снов стране.

161

«Но мы живём» За все дни рожденья налью я штрафную, Хотя я от жизни и так уже пьян. Но выпить хочу за себя и страну я, В которой не все вышли из обезьян... «Размышление в день рождения» Сергей Прохоров часто задумывается в своих стихах о том, что такое жизнь, для чего она дана нам. Он не отвечает на эти вечные вопросы, а просто делится с читателями своими наблюдениямиоткровениями: Что такое жизнь? Озари. Может, это день от зари, Или туча-зонт от дождя, Или бомжа сон и вождя. Или песня та, что поём, Свет в окне твоём и моём, Брат родимый, нежданный гость, Дом родильный, старый погост? «Что такое жизнь?» Характер лирического героя поэзии Прохорова неуёмный, отзывчивый к чужим бедам настолько, что он предчувствует: ... А так однажды от чужого горя Вдруг надорвусь. Нечаянно плечо своё подставлю Под груз не по плечу И сам себе, усопшему, поставлю Последнюю свечу. «Я не был ни любимцем...» Так многим содействовать, так многим помогать... Что же заставляет тогда его чувствовать себя одиноким?: От избы до избы две минуты ходьбы, От звезды до звезды - больше века. Я всю жизнь прошагал, Я всю жизнь искал, Я родного ищу человека. Я его не терял И ко всем матерям Посылаю попутчиков праздных. Для меня он как свет. И родней его нет, Даже если кровей Мы с ним разных. . «Я родного ищу человека» Каков же он, этот «родной» лирическому герою Прохорова человек? Может быть, тот, кто, как и он, не «нянчится» с покоем, кто умеет взвалить «себе зори на плечи», кто «без устали» обходит «русскую землю», кто выходит на «свою орбиту», «как шара земного спутник», кто готов открыть «новые земли на открытой уже земле»? Герой Сергея Прохорова - сильный человек. Он умеет перебороть все сомнения, обиды, горечь жизни, тяжесть прожитых лет и, «как рюкзак, рассвет закинув за спину», вновь идёт в заботы дня. Он признаётся в любви к земле, к людям, к жизни. Валентина МИНЕЕВА, учитель Ельниковской СОШ №12, Иланский район

162

Литературный Анекдот *** Кто-то заметил при Суворове про одного русского вельможу, что он не умеет писать по-русски. - Стыдно, - сказал Суворов, - но пусть он пишет по-французски, лишь бы думал по-русски. *** Молоденькая и хорошенькая собою дама на бале у генерала Бирона сказала во время разговора о дамских нарядах: - Нынче всё стало так дорого, что скоро нам придётся ходить нагими. - Ах, сударыня! – подхватил смазливый гусар, - это было бы самым лучшим нарядом. *** Девица, обращаясь к молодому симпатичному гусару, восклицает: - Кажется, я вас где-то видела! - Как же, сударыня, - отвечает гусар, - я там весьма часто бываю. *** Об одном живописце: - Он пишет прекрасные портреты, а дети у него очень непригожи. - Что тут удивительного: портреты он делает днём, а детей ночью. *** Умирая, на смертном одре А.Л.Нарышкин сказал: - В первый раз я отдаю долг природе. *** Когда Гоголю подали котлету, жаренную на прованском масле и совершенно холодную, Гоголь выразил неудовольствие. Лакей преспокойно пощупал её грязной рукой и сказал: - Нет, она тёпленькая: пощупайте её! *** Однажды в приятельской беседе один знакомый Пушкину офицер, некий Кандыба, спросил его: - Скажи, Пушкин, рифму на рак и рыба. -Дурак Кандыба,- отвечал поэт. - Нет, не то, - сконфузился офицер. – Ну, а рыба и рак? -Кандыба дурак! - подтвердил под общий смех Пушкин.

Литературные встречи

О ПОЭЗИИ, О ПЕСНЕ, О ВОЙНЕ

11 марта 2010 года в районной библиотеке имени писателя Николая Устиновича состоялась презентация новой книги Сергея Прохорова “Мой Посох”. На встречу с поэтом, редактором литературного журнала “Истоки” пришли краеведы, учащиеся МСО, почитатели творчества поэта, работники библиотеки. Автор начав с иронического замечания, что скоро своих местных авторов будут знать лучше чем российских классиков, рассказал о том, как и зачем он “делал” эту книгу, о её плюсах и минусах. Читал свои любимые стихи из книги и по просьбе слушателей. И в этом ему активно помогала ведущая встречи Марина Соколова. Познакомил Сергей Прохоров собравшихся и с новыми, ещё нигде не публикованными стихами. И, конечно же,не обошлось без песен. Весёлых и грустных, занимающих свою определённую и не менее важную нишу в творчестве поэта. А когда прозвучала песня о ветеранах войны “Эхо войны”, разговор сам по себе перешёл на воспоминание о далёкой войне. Эту тему было кому поддержать. Ветеран войны Владимир Трифонович Комович, частый участник таких творческих встреч, вспомнил несколько фронтовых историй, тоже, как песни весёлых и грустных. Сергей Тинский

163

Мастера

ГАРМОНЬ ВАСИЛИЯ БЕЛОВА Вскоре, после выхода очередного (15-го) номера журнала «Истоки», мне позвонил Николай Ерёмин – поэт, член общественной редколлегии журнала: - Серёжа, у меня идея. Василий Белов поступал в литинститут как поэт. Давай опубликуй в «Истоках» его поэтическое творчество. Думаю, читателям это будет очень интересно. Напиши ему или его жене Ольге Сергеевне и попроси, чтобы выслали что-нибудь из его стихов. Мысль об этом скользнула у меня ещё тогда, когда я ставил в номер «Размышления о жизни и творчестве Василия Макаровича Шукшина», писателя из Братска Анатолия Казакова. Упомянутое в статье стихотворение Василия Белова, посвящённое истинно русским писателям, поразило меня силой духа поэта, смело идущего «Через еврейские заслоны и комиссарские посты»». Именно последние строки этого стихотворения и стали лейтмотивом заголовка статьи «Куда я шёл из той деревни, что на зелёном берегу». Номер журнала «Истоки» с этим материалом Анатолия Казакова, дополненным перепиской его с Вологодской писательской организацией и письмом к нему супруги писателя Ольги Сергеевны Беловой, я отправил в Вологду на домашний адрес писателя, вложив в пакет с журналом и свою просьбу. Ответ пришёл недели через полторы. А в конверте вместе с письмом была миниатюрная книжка стихов Василия Белова «Гармонь» – личный экземпляр Беловой Ольги Сергеевны. Я тут же углубился в чтение. И прочёл, как говорят, в один присест. Стихи волновали чем-то очень близким, когда-то и мной испытанным и пережитым, особенно поэмы «Гармонь» и «Комсомольское лето». Молодым любителям поэзии, поэтам (особенно шибко звезданутым) этого не понять и тем более не прочувствовать: они живут по другим «понятиям». Время меняет и вкусы, и нравы, и кумиров. И поэт Василий Белов это понимал и предчувствовал, когда писал свою «Гармонь»: …Я беру гармошку осторожно, Зажимаю клавиши в ладонь. …Застучали кнопки под руками, Как стучали много лет назад. Удивлённо, радостно, лукаво На меня доярочки глядят. …Только этим новеньким девчатам Вдруг моя игра не подошла, И гармошка сразу виновато На моих коленях замерла.

164

Я совсем на это не в обиде, Что остался с нею не у дел… Почему-то мне подумалось, что однажды поэт Василий Белов (хороший, между прочим, поэт) вдруг решил, что его поэзия, как и игра на гармони, уже не волнует нового читателя и перешёл на прозу. И стал классиком, лауреатом Государственной премии и прочие и прочие… Но эти первые сборнички стихов, первые книжки-брошюрки, нет-нет, да и напомнят иногда, особенно на финише жизни, о первых строчках стихов, как о первых аккордах гармони, которая переживёт и время, и моду, и будет будить в неравнодушных душах великое чувство музыки, поэзии, красоты. Сергей Прохоров, редактор журнала “Истоки”

Уважаемый Сергей Тимофеевич! Спасибо Вам за патриотический журнал «Истоки». В нём такие разнообразные, интересные и очень нужные людям публикации. Дай Бог Вам здоровья, сил и удачи в этом благородном деле! Высылаю Вам книжечку стихов Василия Ивановича. Издал её один наш любитель поэзии. Василий Иванович входил в литературу как поэт, но в последующие годы всерьёз не относился к своему поэтическому творчеству. Одолевала сила прозы. Ваш журнал он с интересом не только смотрел, но и читал (хотя читает с трудом). Шлёт он Вам привет и наилучшие пожелания. Будьте благополучны! Творческих Вам успехов. С уважением, Ольга Сергеевна Белова.

Василий БЕЛОВ

О чем поет гармонь Лирическая поэма

Издалека, сердцу наказанье, Отголоском детства моего, Я пронес одно воспоминанье В первозданной свежести его. В год, когда отца бесповоротно Увела судьба в шальной огонь, За полпуда ржи сыромолотной Мать купила старую гармонь. И дивились бабы: «Ой, Анфиска, Ум-то, видно, с горя прожила, В женихи не скоро ребятишкам, А она гармонью завела». Я старался горе пересилить, Утирал под носом рукавом. Голосили бабы, голосили: «Пятерых оставил, на кого? Ни здоровым больше, ни калекой Не откроет двери, не придет...» Но несчастье с радостью от века Под одною крышею живет. Доставал гармонь я из комода, Уносил ее на косогор И в густой траве, у огорода, Подбирал упрямо перебор. Той поры суровое наследство Осмысляя, память вороша, Все больней с годами рану детства Все сильнее чувствует душа. Все сильней и резче... А тогда я Ничего вокруг не замечал. Трипыхала ноша дорогая На ремне у детского плеча. Отдувалась рваными мехами, Но не зря осипшие лады От надсады жалостно вздыхали В ту годину горя и беды. Гармонисту без году неделя, На печи ему бы загорать, А его девчата канителят, Донимают, просят поиграть. Сколько раз на камне под окошком Терпеливо чуть не до зари Повторяла старая гармошка. «Отвори да снова затвори». Комаров черемуховой веткой Отгоняла девичья рука, И краснел мальчишка-малолетка От ее ночного холодка. И кидало в пот его и в холод От касанья легкого рукой... Как был мал, тогда я, мал и молод Для девичьей нежности такой! На лугу скрипели коростели,

Комары кружились у крыльца, А девчата пели, пели, пели, Изливаясь в песнях до конца: «Санитарочки родные, Белые косыночки, Потихонечку кладите Дролю на носилочки». Только вскоре к песням незнакомым, Не простившись с музыкой своей, Я ушел извилистым прогоном От моих девчат на много дней. И тогда совсем не горевал я, Уходя из дому налегке, Что минует юность заревая От лесной деревни вдалеке. Лишь потом сильнее год от года Призывал к себе отцовский край. ...Вновь беру гармошку из комода, Как легка ты стала, поиграй! Поиграй, как раньше-то играла У того зеленого мальца, Как девчат когда-то собирала, Собери их снова у крыльца! И лады нехитрым перебором Для меня опять отозвались, Но мои певуньи на пригорок В этот раз уже не собрались. Пусть земля вам будет мягким пухом, А людская память - на века, Но не надо сниться вековухам, Для чего на старость намекать? Без того на жарких изголовьях От бездетной стужи ледяной Не девичьи косы и не вдовьи Прихватило первой сединой. Вековух не тянет на пригорки В хоровод, где словно напоказ, Выбегают новые девчонки, Синевою брызгая из глаз. «Завела политучебу, Стала комсомолочка, Буду каждую неделюшку Видать милёночка». Пусть пока в деревне маловато Ясноглазых, новых, молодых, Но и с этой сменой небогатой Счастлив я сегодня за двоих. Не затихли песни-коротушки.

165

Оттого и радуюсь, что вновь По ржаным тропинкам и горушкам, Как и раньше, странствует любовь. Молодая, вечная, большая, Без которой беден белый свет, Ей ничто вовек не помешает, И конца ей не было и нет. Но любовь без песни невозможна, А для песни спутница — гармонь. Я беру гармошку осторожно, Зажимаю клавиши в ладонь. Застучали кнопки под руками, Как стучали много лет назад. Удивленно, радостно, лукаво На меня доярочки глядят. Не от пудры вовсе белолицы, Не бездельем выношена стать. Я бы мог им в ноги поклониться, А не то что просто поиграть. Только этим новеньким девчатам Вдруг моя игра не подошла, Их девичьи сроки миновали, И тоскует сердце об одном: Ни одна из них не целовалась За веселым свадебным столом. Отцвела коротенькая юность, Не польстясь на мелкие грехи. Отчего вы к девкам не вернулись, Ягодинки, дроли, женихи? Много весен стонут коростели, И молчат гармони много лет, Много песен девки перепели, Только вас, ребята, нет и нет. Пожелтели карточки на стенках В самодельных рамах без прикрас, И в сосновых ваших деревеньках Поредели улицы без вас. Знаю: ваша молодость и сила Навсегда украдена войной. Вас война с землею поженила, С этой самой верною женой. И гармошка сразу виновато На моих коленях замерла. Я совсем на это не в обиде, Что остался с нею не у дел, Значит, что-то в жизни не увидел, Значит, что-то я не доглядел. Я пойду над речкой каменистой На пастуший голос, на огонь, А в руках у новых гармонистов Пусть играет старая гармонь. Пусть играет целыми ночами Для моей ольховой стороны, Пусть играет, только без печали, Без девичьей боли, без войны.

166

Проба пера

ШЁЛ ЖУРАВЛЬ ПОБОЛОТУ… Шел журавль по болоту, Сбился он совсем со счету, Стал лягушек он считать, Но не знает цифру «5», Говорит тут Черепаха: «Надо в школу вас отдать…, В школе вас читать научат И считать научат там Сколько будет дважды девять, Сколько будет два плюс пять, А журавль ей ответил: «Черепаха, помолчи, Знаю я про все на свете, Ты меня тут не учи!» А на следующее утро… В камышах случилось чудо! Наш Журавль изменился, С Черепахой помирился, И теперь он ходит в школу Наш Журавль, наш дружок, Я на этом ставлю точку, И закончу свой стишок. Полина Волошина, 7 лет.. Г. Таганрог, Ростовской обл..

Наши зарубежные авторы Елена Николаева

ФЛЭШКИ

Флэшки, в моем вольном переводе, это вспышки памяти. Флэшка длится не больше секунды, и трюк заключается в том, чтобы успеть ее записать. Хронология во флэшках отсутствует начисто. Вид при этом совершенно дурацкий: сидишь на крылечке под нежарким октябрьским солнышком. Что бы, думаешь, такого хорошего вспомнить, чтобы обо всем забыть? И вдруг как начнут эти флэшки на тебя сыпаться, словно листья бабьим летом, только успевай иероглифы на бумажке выводить. Расшифрованные стенокаракули подтвердили давно возникшее подозрение: жизнь моя – один сплошной прикол. Елена Николаева

ХРУСТАЛЬНАЯ УБОРНАЯ С пользой потратив первые три года своей жизни на чтение уличных вывесок и надписей на заборах, я вскоре переключилась на сказки и мемуары. Долго, помню, удивлялась странному желанию средней дочери из “Аленького цветочка”: “Привези ты мне, батюшка, туалет хрустальный”. “Холодно ж на нём сидетьто, господи!” - переживала я за купеческую дочь. А когда дошла до мемуаров, то стала сокрушаться по поводу человеческой бестактности: после спектакля бедным актрисам даже в уборной нет покоя, все, кому не лень, заходят, да ещё с цветами! ПОДОДЕЯЛЬНИКИ

В Москве как-то не принято развешивать постельное бельё на улице. Но мы жили в новом районе, на Речном, куда ещё и метро не подвели, и телефонов не было, а соответственно, и цивилизация пришла позже. Поэтому некоторые домохозяйки из наших пятиэтажных небоскрёбов, построенных незабвенным Никитой Сергеевичем, вывешивали простыни да пододеяльники на самодельных виселицах для белья, не оскверняя при этом взгляда гостей столицы. Поздно вечером наша мама, объявив семье, что завтра мы впервые в жизни будем спать под белоснежными, пахнущими морозом пододеяльниками и что жить нам от этого станет намного веселее, отправилась с тазиком к виселице. А поутру, не позднее 6 часов, пошла снимать обещанное нам чудо. Сияющие чистотой, хрусткие в утренней свежести пододеяльники висели на том же месте, однако, еще вчера одинаково скучно-белые, теперь они разительно отличались не только от себя прежних, но и друг от друга. На одном огромными буквами масляной коричневой краской было написано известное каждому русскому слово из трёх букв, а на другом - не менее распространённое из пяти...

Все мамины усилия по уничтожению произведения искусства неизвестного художника ни к чему не привели - буквы, конечно, побледнели немного от участившихся с того утра стирок, но были вполне различимы. Денег на покупку нового постельного белья не было. Зато наша с сестрой жизнь действительно стала намного веселее. - Юлька! - грозно кричала я, когда мы укладывались спать, - ты опять моё одеяло взяла, не видишь, там х... написано. - Да забери на здоровье, а мне мою б... отдай!- не отставала младшая сестрёнка. Я могу только догадываться, как хохотали, слушая вечерние беседы своих детей, наши родители. Пожалуй, это был единственный случай узаконенного существования двух матерящихся девочек из благополучной московской семьи. ИНТЕРВЬЮ

В анкете мы честно указали, что муж состоял. Обсуждение этой темы вызвало живейший интерес у сотрудников американского посольства, пригласивших нас на интервью. -Расскажите,- говорят,по какому случаю в партию вступили? -Коммуналка,- начала я в оправдание ошибок молодости,- это такая квартира с соседями (румейты по-вашему). В одной комнате мы с мужем и двумя детьми, в другой - ещё одна семья с ребёнком, в третьей - Вовка с постоянно меняющимися подругами. Как умещались вчетвером в одной комнате? Запросто: три кровати, телевизор на санках (зимой потому что покупали), фанерка квадратная на табуретке, сверху скатёрка для красоты - это столик журнальный. На кухне девятиметровой (не знаю я пока ваших скверофутов) - три холодильника, три стола с табуретками и плита газовая, одна на всех, зато у каждого своя конфорка, а четвёртая, слава богу, не работала. Особенно весело по утрам бывало: на работу и в ясли-садики все примерно в одно время собирались. По счетам? Конечно, платили, а как же - на троих делили. Только по поводу телефона мы постоянно спорили: соседи считали, что раз нас четверо, то и платить мы должны больше, а мы доказывали, что грудной ребёнок не может долго по телефону разговаривать. Нет, клининг-сервиса не было, у нас клининг-расписание в коридоре висело, и Вовка, сосед, вечно числа подделывал. Наша коммуналка единственная в этом девятиэтажном доме на Октябрьском Поле оставалась, никак разъехаться не могли. Те, что с ребёнком, шесть лет подряд первыми стояли в очереди на квартиру. Почему не шла - шла очередь: другим, кто за ними, давали, и соседи наши каждый раз первыми оказывались! Вовке вообще ничего не светило, а на покупку кооперативного жилья денег не было ни у него, ни у нас. Нет, помощи от государства нам не полагалось: у нас лишние 80

167

сантиметров были: по закону положено иметь не больше пяти метров на человека, а наши хоромы насчитывали 15 м 80 см. Вот только когда второй ребёнок родился, стало считаться, что мы имеем право называть себя очередниками. И так считалось еще четыре года, пока муж не сдался и в партию не вступил. Как зачем? Ведь квартиры распределялись только среди руководящих работников, а кто ж тебя назначит, если ты не член? И двух лет не прошло, как нам от его работы квартиру выделили. Дети к тому времени в школу пошли. Мы как переехали, так на следующий день из дружных рядов и вышли. Теперь понимаете? Американцы согласно кивнули и выписали нам билет в страну великих возможностей. Мне даже не пришлось давить на их нежное американское воображение рассказами о Камчатке, а то бы они мне, пожалуй, место Кондолизы Райc предложили - наша спокойная московская коммуналка, по сравнению с камчатской, представилась бы им оазисом в пустыне: 18 камчатских румейтов с маленькими детишками на одну кухню и один туалет без ванны и без горячей воды. Длиннющий коридор, по которому наша трёхлетняя дочь несётся на всех парах из кухни, влетает в роскошную восьмиметровую комнату и, глядя на меня, мать свою, кричит радостно: - Тётя Лена! Тётя Лена! У вас кипит!

международный договор. Толпа расступилась - это потом я поняла, что его телохранители расчищали ему дорогу, а тогда мне казалось, что сама судьба толкала нас друг к другу. Он улыбался мне издалека своей изумительной американской улыбкой и шёл навстречу, лишь из вежливости пожимая руки всем, кто попадался на его пути. Когда он приблизился, я уже не дышала. - Систер, систер, - охрипшим от волнения голосом откровенничала я со своим будущим президентом, май систер ливс ин Чикаго. Энд хау дую ду. Билл держал мою руку в своей гораздо дольше, чем это допускалось дипломатическим этикетом. Монике Левинской и не снилась такая благосклонность нашего с ней президента на глазах у сотен свидетелей. Именно в тот момент я поняла, что поеду за ним на его край света, чего бы мне это ни стоило. Больше мы не виделись. Жаль, потому что меня до сих пор мучает один вопрос: что его потянуло в тот маленький рыбный магазинчик, куда мы, выскакивая в обед за продуктами, без противогаза старались не заходить? ГЕНЕРАЛЬСКАЯ ВНУЧКА

МОЙ ПРЕЗИДЕНТ

Каждый ехал в Америку за чемнибудь или от чегонибудь уезжал. Лично я пересекала океан по зову сердца. С Билли мы познакомились в холодный январский день 1994. В Москве стояли рождественские морозы, поэтому от работы до метро я неслась короткими перебежками, заскакивая в маленькие магазинчики, чтобы согреться. У метро Лубянка оставалось только купить ребятам обещанные мандарины - и тут я увидела толпу. Никогда, ни при каких обстоятельствах не участвовала я в массовых зрелищах зевак, но буквально накануне горел неподалёку базар”, и я подошла узнать, не пожар ли опять. “Нет, - дружелюбно просветили меня. Американский президент приехал. Вон он, самый высокий, в шапке”. Не узнать Билла Клинтона было невозможно. Он возвышался над толпой на целую голову, увенчанную серого цвета кроличьей шапкой-ушанкой. Он выходил из маленького рыбного магазинчика на Никольской так, будто только что подписал там важный

дочери, добавляю: - А другой ваш прапрапрадед был царским генералом. Он был хорош собой, храбр и благороден, - и показываю портрет нашего родоначальника, Оскара Оттовича Крюгера, генерала русской армии, немца по происхождению, в безукоризненном мундире со сверкающими на плечах эполетами и в брюках с широкими лампасами. Лицо моего пятилетнего сноба просветлело, и, гордо закинув голову, она сказала: - Ну что ж. Теперь всё понятно. Значит, я - внучка царского генерала. Я подтвердила правильность её логики, добавив лишь, что не только она, но и её родной брат когданибудь будет гордиться своей родословной. Лялька бросила взгляд на ничего не подозревающего полуторагодовалого брата и с поистине царским холодным презрением изрекла: - Женя?? Женя - внук почтальона.

Елена Николаева по рождению москвичка, по профессии педагог. В конце прошлого столетия уехала в Америку. Живёт в Чикаго. У неё своя школа, где она и директор, и учитель. А её сетевой журнал “Лексикон”, котоый Елена создала для умных русскоязычных читателей, писателей, художников, сегодня одно из самых популярных международных интернетовских изданий, в котором напечататься весьма престижно. Двоим авторам нашего журнала “Истоки”: Владимиру Корнилову и Сергею Прохорову повезло: их творчество было представлено в последних выпусках “Лексикона”. Сама Елена Николаева любезно согласилась на творческое содружество с журналом “Истоки”, и сегодня мы предлагаем неболшую подборку из её книги “Красный кабриолет”.

168

- Ваш прапрадед по бабушкиной линии был простым деревенским почтальоном, раскрываю я своим детям секреты их происхождения. У в и д е в несчастное лицо

Поэзия Борис ЛУКИН с. Архангельское

И я учился по книгам старым ПОНЯТИЕ О ПРЯМОМ ПУТИ Ещё не знаю тебя, Россия, ещё не знаю. Я сытым видел и колос спелый, и соль на хлебе. Я помню, в детстве была такая страна лесная, Где твердь отвесна, где вяжут тело земные хляби. Как всё знакомо. В тебе, Россия, извечный трепет Осенней стаи, что вдруг вернётся, а снег не стает. Зима заронит страну лесную в карман, как гребень. Я это знаю. И я учился по книгам старым. Светает. Листья повсюду. Ветер проворен,шумен. Вот мчит. Вот шагом. В России всякий ворон считает. Сугубо русский - порой блаженен,порой разумен. Уютней дали, покуда осень, как глаз навыкат. Однажды выбрав, не замечаю заметных выгод. Но я не знаю тебя, Россия, как знают стаи. . ЛЮБОВЬ Уходит время в память, в холода, Как дальняя гроза, теряя силы. Наверное, не всех, но навсегда Нас выбирает по сердцу Россия. И хорошо. Мы всё переживём. Столь разные два берега так рядом, Случайно... Коль не вспомнят о живом, То и живому этого не надо. Ночь перестала... Как тебе спалось? А всё-таки природа не бессильна. Откуда же, скажи, душе далось Предчувствие рождения и ливня? Откуда же уверенность, что дождь Напоит корни и поднимет травы, И Бог так любит бережно, что всё ж Зло сгинет, не найдя на нас управы?.. ...И словно в детстве унимаем дрожь.

*** В декабре по-утру сани Снаряжает детвора, За долами и лесами Есть высокая гора. С той горы до неба можно Сгоряча достать рукой, Оттолкнуться и, о Боже, Удержать себя другой; Заглядевшись, как по небу Тучки медленно плывут И срываются, окрепнув, Снегом вниз под гору, в тьму! В тьму... где звёзды зажигают И с любовью смотрят вслед, Потому что твёрдо знают, Что на свете смерти нет. РОДИТЕЛЬСКОЕ Бабочка в окно влетела Сквозь стекло, на нём же села. Мама как-то между делом Посмотрела. Это мне сегодня снилось. Папа. Мама. Все мы вместе. Лето. Утро. Время сбилось Или просто стало местным. Бабочка в окно влетела. На стекле остановилась. Папа встал, два шага сделал, А во мне сердечко билось... Это время незаметно Возвращало землю, небо... Только вас давно здесь нету... Как вы? Что вы? Где вы? С кем вы?. 1997 г.

Лукин Борис Иванович – поэт, эссеист, переводчик, критик. В годы обучения в МВТУ им. Э. Баумана занимался в литературной студии поэта Полины Константиновны Рожновой, любимой ученицы Павла Григорьевича Антокольского. По завершении учёбы поступил в Литературный институт им. Горького (семинар поэзии Евгения Михайловича Винокурова). Работал в Бюро пропаганды художественной литературы СП СССР, заместителем главного редактора газеты Союза писателей России «Российский писатель», редактором «Литературной газеты». Сопредседатель Комиссии по Творческому наследию поэта Николая Дмитриева.

169

Николай ДУШИН с.Дзержинское

Николай Душин - журналист. Стихи - и хобби, и отдушина ,и лекарство его души.

Счастье по капле черпаю *** По деревне топят печи, Дым над избами – столбом, Мы теперь живем далече, Мы в Рождественском живем.

Он от природы переполнен Великим даром – сострадать… Что в сутки раз ему напомнит, Цепной собаке дать пожрать…

За окошком минус сорок, Нас теперь нигде не ждут, Я сюда приехал строить То, что старостью зовут…

(М.Н.) Ковровую дорожку Сотку из нежных строчек, Любовью оверложу Ее со всех сторон.

*** Родной мой, близкий человек, У нас опять невинная беседа, Я без труда нашел тебя по следу, Как хорошо, что выпал первый снег.

Иди по ней смелее, Мой ласковый дружочек, Таких, как ты, на свете – одна на миллион.

Хочу начать все с чистого листа, Так все вокруг бело и непорочно, Как простыня до первой брачной ночи, И мы чисты, и в мире чистота... Как хорошо, что выпал первый снег, И все вокруг бело и непорочно, Как жаль, что это так непрочно, Как Ваших башмачков рифленый след. *** Приходите и плюньте на могилу мою, Вас не так уж и мало в этом глупом строю. Вас поди миллионы, просто целая рать, Вы пол-жизни готовы виноватых искать… За детей неуклюжих, за мужей – простаков, Замышляли вот этак – получилось не вдруг… Мир вообще оказался далеко не таков… Плюньте, я разрешаю, я и враг ваш, и друг. СУДЬБА САБАЧЬЯ Ошейник, цепь - судьба собачья… Есть закуток в соломе спать, В снег миска, вмерзшая впридачу, И радость, что дадут пожрать… Выть на луну морозной ночью, На злобу исходить весь век, Тебя к забору приторочил Твой старший братец – человек…

170

Сотку платок пуховый Из доброты и ласки, Укутайся, не мерзни На жизненном пути, Снегурочка любимая Из новогодней сказки, Таких, как ты, душа моя, На свете не найти… *** Заброшенный дом на окраине, Огромный сугроб у ворот, Калитка всю ночь по хозяевам Скрипучую песню поет… Палкой собак отгоняя, Мимо дворов обжитых Женщина шла молодая, С горстью грошей дармовых. В юности мне нагадала, Помню, за два пятака… «Будешь ты счастлив», сказала И оказалась права… С грустью о том вспоминаю, В дни и побед, и невзгод, Счастье ж по капле черпаю На старенький гривенник тот.

Сергей ЧЕПРОВ

До смерти — в песне и в работе …Всегда радуюсь, когда является такая здоровая естественная муза, которая слыхом не слыхала о том, что «теперь так не пишут», потому что живёт не книгой, а землёй и работой, простым порядком мира, где слова и заботы не торопятся меняться, и потому поэты этого круга редкостно похожи друг на друга, но никто никому не мешает. Будто Господь равномерно распределяет их по России, чтобы всякой земле хватило здоровой простоты и человеческой памяти. Тут и читаешь, как по земле идёшь, где ничто не хвалится своей единственностью, а только идёт перед тобой с любовью и радостью, как Господня улыбка.» Валентин Курбатов. *** Жизнь то пригреет, приласкает, То вдруг востребует долги. Порою, руки опуская, Я лишь сжимаю кулаки. Необозримые просторы Не одного с ума свели. И вновь не затихают стоны Моей истерзанной Земли. И обижаясь, и прощая, В смятении добра и зла, Я снова взор свой обращаю На золотые купола. Ношу, отбросив все химеры, И негодуя, и любя, Три непоколебимых Веры: В Россию! В Бога! И в себя! ДЕНЬ ПОБЕДЫ И не важно, где бы я ни был, Обязательно с утреца С майским праздником - Днём Победы Я спешу поздравить отца. Он стоит у окна, сутулясь: -Не отпустит сердце никак. Первый раз провисит на стуле С орденами его пиджак. Первый раз он “Ура!” не крикнет. И наркомовские сто грамм Первый раз сегодня не примет: Не советуют доктора. Светлый день немного печален, Cердце тронет чуть холодком: С каждым годом всё реже встречаем На параде фронтовиков.

*** Домишко дюжит лишь молитвой. И редкий гость зайдёт сюда. Над покосившейся калиткой Давно поблекшая звезда. Былой войны стратег и тактик Не смог жилья отвоевать. Умел он отбивать атаки, А не пороги обивать. Из-под очков сверкнув”нулями”, Чиновник проворчал в ответ: -Ты, дед, своими костылями Попортил новенький паркет” И понял дед, что в сече правой Одна и правда, и беда. А хитрость кабинетных правил Он не постигнет никогда. В бою под пулей не склонялся, И жизнь, и совесть сохраня. Но бить поклоны- извиняйте! Вы не научите меня! Давно молчат часы с кукушкой. Забор в обнимку с клёном сник. Вот так в избушке-завалюшке Век доживает фронтовик. ОСЕНЬ НА ТРОИХ Откуковала и умолкла. И понял я: напрасно ждём. И снова лес осенний мокнет Под нудным затяжным дождём. И так тревожно сердцу стало, Когда последний «кук» затих. Ты мало нам накуковала, Ведь мы считали на троих. *** Где по делу, где и всуе – Говорить мы ох как можем! Но беседа насухую – Словно свадьба без гармошки. Для любого разговора Нужен нам напиток горький. Чай – беседа. Кофе – споры. Пиво – трёп. А спирт – разборки.

171

*** В этот мир корысти и цинизма Я, вползая, прихватил с собой Лозунги времён социализма: «Трезвость – норма жизни. Пьянству – бой!». Я тогда на них глядел с усмешкой, Пропуская стопочку тайком. Кем я был? Да так, всего лишь пешкой, Что могла «ходить» и под хмельком. Там со мной и за меня сражались Профсоюз, партком и вся родня. И стыдили. И в «трезвяк» сажали. И на «доску» вешали меня. Только здесь, за рыночной завесой, Где и трезвых, как тростинку, гнут, Хоть совсем залейся, хоть запейся – Ты не будешь нужен никому. Вот и стали нынче смыслом жизни, Ну, а может, даже и судьбой Лозунги времён социализма: «Трезвость – норма жизни! Пьянству – бой!» МОЯ ЗЕМЛЯ Иного смысла не приемлю, Пусть мне простят излишний пыл, Я врос, как колос, в эту землю, Где дед когда-то втоптан был. Землей дышу. Землей живу я. Одну — пою. Одну — люблю. Глотаю влагу дождевую И первый солнца луч ловлю. И весь: просоленный от пота От ноготка до волоска, До смерти в песне и в работе С землей срастаюсь на века. ДАЛЬНОБОЙЩИК В такую непогоду — не до фарта. Давно метелью скрыта колея. И грузовик, засевший в снег по фары, И на сто верст — ни дыма, ни жилья. Весь в куржаке водила, словно леший, Похоже, жив, дрожаньем синих губ, Дыханьем греет пальцы побелевшие, Кляня в сердцах и трассу, и судьбу. И голос мамы, запоздалый колокол, По сердцу резанул в промозглой мгле: -Учился бы, сынок, на гинеколога — Деньга в кармане, и рука в тепле. СНЕЖНАЯ БАБА По морозцу в ноябре Столько снега свежего. Вот и лепят во дворе Люди бабу снежную.

172

Издалече всем видна Баба та бедовая. Только вот совсем одна. Холостая ль? Вдовая? Мужика б ей от тоски. Экая нелепица: Снежные-то мужики Ну никак не лепятся. Супротив мужская стать Этой процедуре. Видно, зиму вековать Ей одной, как дуре. И одной встречать метель, Коли закружится. И в холодную постель Все одной ложиться... *** Песнь моя — о прозе бытия, О его недугах и болезнях. Я не встану в бронзовость литья На столах любителей поэзии. Я не лягу в сердце милых дам Ни тоской любовною, ни негой. Боль моя — на бездорожье, там, Где забытый крест присыпан снегом. КОГДА БОЛИТ Когда заходит разговор о вкусах, Упрёк я принимаю, как урок. Поэзия - тончайшее искусство И здесь необходим высокий слог. И я порой невольно восторгаюсь Теченьем поэтической строки: Серебрянные лебеди кругами Над изумрудным зеркалом реки... Но я не научился петь красиво. Корявыми ростками промеж плит Слова скребутся ксвету, что есть силы, И не до красоты, когда болит! *** Тоска по быту деревенскому, По подоконникам с геранями, По белоснежным занавескам, Развешанным с таким старанием, По баррикадам из подушечек, По печке, по воде колодезной... А может, по неравнодушию? По искренности? По безлобности?

Школа мастерства

Живёт в стихах неведомая сила Алексей Максимович Горький, послушав однажды выступление Есенина на одном из литературных вечеров в Берлине, написал потом: «Даже не верилось, что этот маленький человек обладает такой огромной силой чувств, такой совершенной выразительностью. Взволновал он меня до спазмы в горле, рыдать хотелось. После этих стихов невольно подумалось, что Сергей Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой «печали полей, любви ко всему живому в мире и милосердия, которое более всего иного заслужено человеком». Александр Серафимович писал о Есенине, что он художник «с огромной интуицией», обладал «чудовищной» способностью изображения тончайших переживаний, «самых интимных», что оставленное им наследство -«чудесно». А вот что пишет в своих воспоминаниях о Есенине В. И. Качалов: «До ранней весны 1925 года я никогда не встречался с Есениным, не видал его лица. Не видал даже его портретов. Почему-то представлялся он мне рослым, широкоплечим, широконосым, скуластым, басистым. И слыхал о нем, об его личности очень немного, почти не имел общих знакомых. Но стихи его люблю давно. Сразу полюбил, как только наткнулся на них, кажется, в 1917 году в каком-то журнале. И потом во время моих скитаний по Европе и Америке всегда возил с собой сборник его стихов. Такое у меня было чувство, как будто я возил с собой - в американском чемодане - горсточку родной земли. Так явственно сладко и горько пахло от них родной землей». Любовь читателей к Есенину, его популярность невозможно сравнить с популярностью любого другого поэта. Сегодня немыслимо вообразить человека, которому было бы неведомо его имя, а иные стихотворные строки поэта сызмальства помнятся каждым. И строки эти озаряют душу человека какимто особым, тайным и тихим светом. В стихах Есенина, в его воздействии на читателя, пользуясь словами Гоголя, живет «неведомая сила, свидетель истинно растроганного внутреннего состояния. Сила С.Есенин. Уголёк, фанера. Худ. С Прохоров эта сообщится всем и произведет чудо: потрясутся и те, которые не потрясались никогда от звуков поэзии». Тайна воздействия на человеческие сердца поэтическим словом нашла в Есенине нового, исключительного по силе и умению владеть этим свойством мастера. «Вот уж чьи стихи ни в кого насильно не впихивали, как рыбий жир в касторку. Он словно был не для школы, не для учителей литературы. Простой, как чудо, он не требовал ни пристального изучения, ни скрупулёзных комментариев и без всякой литературоведческой помощи был удостоен всенародной любви. Его знают наизусть и дети, и старики. Может быть, более искушённые читатели предпочитали ему Пастернака или Мандельштама, но никто из поэтов ХХ века не был так популярен», - писал Владимир Корнилов. Уже ранние стихи Есенина в петроградских журналах, первая книга «Радуница», опубликованная в

1916 году, стали литературным событием. Читатели как бы впервые увидели, «скирды солнца в водах лонных», узнали, «как льется по равнинам березовое молоко», услышали шепот сосняка, почувствовали «запах меда от невинных рук». Природа у него в первозданной свежести, трепещущая, с неповторимыми красками, звуками, запахами. Она неотделима от переживаний поэта, бережно вплетена в прозрачную ткань его лирики. Каждое живое существо, деревья, травы, цветы - с ним в родстве, поверяют ему свои тайны, а он им - свои. Однако долгое время над поэзией Есенина нависало хмурое облако «изморози и мглы. Были годы, когда близорукие, а то и просто бесчестные литературные критики пытались очернить его имя. Они изображали его в личине певца кондовой патриархальщины и безнадежного упадничества. По их «мудрым» прикидкам, Есенину выпала самая что ни на есть недобрая карта. Один из них утверждал в 1933 году: «Чем большие успехи будут делать наши колхозы, тем быстрее будет уходить Есенин вдаль. Сплошная коллективизация как органический процесс и индивидуалистическая песнь Есенина - антиподы». Как же посмеялось время над незадачливым «прорицателем»! Сменилось не одно поколение, прошедшие десятилетия во многом изменили и перестроили облик его читателей, а стихи Есенина ни на грань не утратили в их глазах своего обаяния. Истоки непреходящей любви к поэзии Есенина в его собственной и необычайной любви ко всему живому: цветку, человеку, зверю. Животные в его стихах думают, видят сны, страдают и плачут, как люди: Спит медведиха, и чудится ей: Колет охотник острогой детей,

173

(“Пo лесу леший кричит на сову”) А когда чуть плелась обратно, Слизывая пот с боков, Оказался ей месяц над хатой Одним из ее щенков. И глухо, как от подачки, Когда бросят ей камень в смех. Покатились глаза собачьи Золотистыми звездами в снег. (“Песня о собаке”) Мировосприятие Есенина с самых ранних лет в тесном общении с природой. Сквозь нее молодой стихотворец постигал и сложность бытия, и превратности человеческих судеб, и жизнь собственной души. Уже первое опубликованное Есениным стихотворение обнаружило замечательную способность его поэтического зрения. Растущее под окном дерево он увидел в торжественном наряде, в благоговейной тишине и, главное, в признаках неторопливой, но вечной, нетленной, беспрерывно обогащающей себя жизни: Белая берёза Под моим окном Принакрылась снегом, Точно серебром, На пушистых ветках Снежною каймой Распустились кисти Белой бахромой. И стоит береза В сонной тишине, И горят снежинки В золотом огне. A заря, лениво Обходя кругом, Обсыпает ветки Новым серебром. (“Береза”) Или ещё более ранние стихи. Помните: Там, где капустные грядки Красной водой наливает восход, Клененочек маленькой матке Зеленое вымя сосет. А вот как образно юный поэт описал зиму: Пoёт зима - аукает, Мохнатый лес баюкает Стозвоном сосняка. Кругом с тоской глубокою Плывут в страну далекую Седые облака. А no двору метелица Ковром шелковым стелется, Но больно холодна. Воробушки игривые, Как дети сиротливые, Прижались у окна. А кто не помнит самое знаменитое из юношеских стихотворений Есенина, написанное им в 14 лет: Выткался на озере алый свет зари. На бору со звонами плачут глухари, Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло, Только мне не плачется, на душе светло. Знаю, выйдешь к вечеру на кольцо дорог. Сядем в копны свежие под соседний стог. Зацелую допьяна, изомну, как цвет, Хмельному от радости пересуду нет.

174

Ты сама под ласками сбросишь шёлк фаты, Унесу я пьяную до утра в кусты. И пускай со звонами плачут глухари, Есть тоска веселая в алостях зари. Последующие стихи молодого поэта явили собой целый каскад художественных открытий. Природа в стихах юноши зазвенела голосами птиц, шёпотом листьев, говором ручьёв, шумом дождей, заиграла цветами бесчисленных радуг. Это были поэтические находки, поражавшие своей свежестью, самобытностью, скромным изяществом и простотой: Вяжут кружево над лесом В жёлтой пене облака. В тихой дреме под навесом Слышу шепот сосняка. («Я пастух - мои палаты”...:) Или: Сохнет стаявшая глина, На сугорьях гниль опенок. Пляшет ветер по равнинам, Рыжий ласковый осленок. («Сохнет стаявшая глина») Есенин не только наблюдал, но и глубоко переживал явления природы, умом и чувством он стремился проникнуть в глубокие тайны ее. Он говорил: Понятен мне земли глагол, Нo не стряхну я муку эту, Как отразивший в водах дол Вдруг в небе ставшую комету... Так кони не стряхнут хвостами В хребты их пьющую луну... О, если б прорасти глазами, Как эти листья, в глубину. ( “Душа грустит о небесах”) Но особенно близки и понятны нам стихи Есенина о любви к России, к родному краю, к деревенскому укладу жизни: Край ты мой заброшенный, Край ты мой, пустырь. Сенокос не скошенный, Лес да монастырь... О Русь - малиновое поле И синь, упавшая в реку, Люблю до радости и боли Твою озерную тоску. Спит ковыль. Равнина дорогая И свинцовой свежести полынь. Никакая родина другая Не вольет мне в грудь мою теплынь. Знать, у всех у нас такая участь, И, пожалуй, всякого спроси Радуясь, свирепствуя и мучась, Хорошо живется на Руси. Имя Сергея Есенина будет всегда почитаемо и любимо народом. Стихи его зовут к добру и свету, воспитывают чувство красоты, любовь к родине, искренность и правдивость. Они являются для нас не только источником душевной радости, предметом эстетического наслаждения. В их основе большая нравственная сила, высокая человечность. Подготовил материал Сергей ПРОХОРОВ Портрет С.Есенина рисовал автор.

Проза Николай ЕРЁМИН

ВРЕМЯ ЗАБИРАТЬ КАМНИ

В шкатулке должны были быть бриллианты, изумруды, рубины и сапфиры. А шкатулка должна была находиться в подвале семейного особняка, построенного моим дедом, Николаем Николаевичем Верещагиным, купцом первой гильдии, золотопромышленником и владельцем Енисейского речного пароходства, потомственным Почётным жителем прекрасного сибирского города Абаканска. Из-за этой шкатулки, собственно, мой дед и пострадал. Когда в начале прошлого века в России совершилась буржуазная революция, а потом большевистский переворот, деду пришлось расстаться и с пароходством, и с золотоносными приисками – всё было отнято и разграблено большевиками. Но этого им показалось мало. Ктото донёс на деда насчёт шкатулки с драгоценными камнями, и его, 75-летнего старика, пытали, требуя указать место расположения клада. Но дед молчал, как воды в рот набрал, и, в конце концов, был расстрелян в подвале своего особняка. Особняк, построенный в виде шестиконечной звезды, указывающей на принадлежность хозяина к масонам, пережил всё двадцатое столетие и прекрасно сохранился, потому что в его залах, то есть комнатах, размещался художественный музей, директор которого, Александр Петрович Комаровский, знаток и ценитель живописи, пригласил меня, художника Семёна Ивановича Верещагина, устроить здесь мою персональную выставку. И я согласился. Александр Петрович предложил назвать её символически, известной строкой из Библии – «Время собирать камни», в метафорическом, конечно же, смысле, как бы не подозревая, что камни действительно есть. А клад с камнями был, да ещё какой! Чертёжик с описанием и планом расположения его обнаружил я, когда просматривал альбом с фотографиями моего деда, и одна из пожелтевших фотографий отделилась от картонного паспарту, и между ними оказался полуистлевший листок бумаги с едва заметным рисунком подвальных помещений особняка и подземного перехода к речной пристани. Этим переходом пользовались, когда приплывал пароход с товаром. Фортуна неожиданно повернулась ко мне своим изумительным лицом! Всю свою жизнь я прожил в Ленинграде, ныне Санкт-Петербурге, в лишениях, в коммунальной квартире на Васильевском острове, недалеко от лютеранского храма и кладбища. Родственники взяли меня на воспитание, когда моего отца в 1937м году безвинно осудили по 58-й статье как «Члена семьи врага народа» и сослали на Соловки. Соловецкий монастырь, благополучно простоявший пятьсот лет, был мгновенно разорён большевиками, монахи расстреляны, под лозунгом «Религия – опиум для народа!», а кельи превращены

в тюремные камеры, в одной из которых долгие годы томился мой отец, пока не окончил дни свои. Никакой связи с внешним миром у него не было. На Соловках гнездилось огромное количество чаек. Так, чтобы кто-нибудь из узников не привязал к одной из них записку накануне перелёта, поступил приказ - расстрелять всех чаек! И их в один день уничтожили. Полностью. Это сейчас уже, во времена гласности, стало известно, что Соловки были в буквальном смысле фабрикой смерти по уничтожению народов со всех уголков России. Оклеветанные и осуждённые поступали и поступали, монашеских келий, переполненных, уже не хватало, тогда построили бараки. А когда и бараки переполнялись, заключённых расстреливали, как чаек, и сбрасывали в глубокий бездонный монастырский колодец, в котором, по всей вероятности, оказался и мой отец, царствие ему Небесное! Меня же судьба сберегла. У меня обнаружились способности к рисованию, и я стал посещать сначала художественную школу, потом художественное училище, потом институт. Все художники меня знали и относились ко мне подоброму. Долог путь художника к призванию! Это поэту хорошо: обучался ты или нет искусству писать стихи, взял карандаш, листок бумаги и записал, что Муза надиктует, потому что поэтическое дарование, как говорят, от Бога. Вот почему на Руси каждый второй пишет стихи, вот почему сейчас так много графоманов, не умеющих даже расставить знаки препинания в предложении. Пишут – а от Бога или нет – пусть разбирается читатель! И совсем всё не так у художников. Нужно знать законы композиции и перспективы, и законы сочетания цветов и обучиться способам выразительности, приёмам ремесла, мастерства. Важно не только, как, но и что! Кроме того, нужно созреть духовно, чтобы раскрыть свой неповторимый внутренний мир, показать его при помощи образов, воплощённых на холсте, картоне или бумаге. Слава Богу, у меня всё получалось, и я из ремесленника, подмастерья превратился в мастера, которого своевременно признали и приняли в Союз художников. Правда, когда составили список членов Союза, которым нужно предоставить мастерскую для творчества, какая-то административная холера вычеркнула меня из списка, и мастерскую я не получил. Но это дело прошлое. Сейчас у меня всё в порядке. Я, как свидетельствуют искусствоведы, художник с мировым именем. Мои полотна находятся во многих странах и частных коллекциях. У меня есть, где жить и где рисовать.

175

И на самолёт до Абаканска деньги нашлись без проблем и для меня, и для жены, и для дочери. Я, видите ли, в финансовых вопросах стал ужасно щепетилен и не хочу ни от кого зависеть, даже от пригласившей меня стороны. А пригласившая сторона встретила нас, можно сказать, по высшему разряду. К носовому трапу самолёта подкатил шикарный лимузин безразмерной длины, какие нынче заказывают крутым молодожёнам, и мы отправились в нём на экскурсию по городу. Александр Петрович Комаровский оказался прекрасным краеведом и экскурсоводом, знатоком моей родословной. - Вот здание, построенное вашим дедом, когда он стал купцом, здесь теперь кинотеатр. Вот здание, возведённое им, когда он стал золотопромышленником, здесь теперь универмаг «Детский мир». А вот здание речного вокзала, построенное им, когда он возглавил речное пароходство. Проект здания, кстати, получил первую премию на международной выставке в Брюсселе. И всё это богатство по новым демократическим законам может вернуться в вашу собственность, если вы захотите! - Да ничего мне не нужно! – слабо возражал я, ведь мне тоже, как моему деду, уже скоро исполнится 75 лет! Жизнь прожита. А прошлого не вернёшь. На открытие выставки «Время собирать камни» пришли не только ценители живописи. Корреспонденты газет, журналов, радио, телевидения провели пресс-конференцию. В вестибюле играл камерный оркестр, создавая праздничное настроение. Затем с яркой приветственной речью выступил вицемэр Абаканска, который, в частности, сказал: - Дорогой Семён Иванович! Вся общественность нашего прекрасного сибирского города Абаканска рада приветствовать вас, потомка коренных почётных жителей династии Верещагиных. Мы рады, что в этом замечательном особняке, вашем родовом гнезде, сверкающем сохранившейся позолотой, открывается ваша персональная выставка, на которой представлено 150 истинных шедевров! И, хотя на полотнах в основном изображены одухотворённые нежностью пейзажи средней полосы России, чувствую я, как при помощи вашего генетического кода просвечиваются в них и краски суровой сибирской природы, земли, наделившей вас несгибаемым сибирским характером, позволившим преодолеть все жизненные невзгоды, социальные катаклизмы и стать, я не побоюсь этого слова, замечательным художником, обогатившим нас, простых смертных, ощущениями вечного и сиюминутного, прекрасного и неповторимого. Позвольте мне вручить вам диплом потомственного Почётного жителя Абаканска! Все дружно захлопали в ладоши. Историческая справедливость была восстановлена. И директор музея Александр Петрович Комаровский предложил почтенной публике перейти в соседний зал, где были накрыты фуршетные столики. Нужно отметить, что директор оказался не только большим знатоком живописи и истории моего рода, но и большим ценителем вин. - Как вам выступление вице-мэра? – спросил я.

176

- Вице-мэр – лицемер! – в рифму скаламбурил мгновенно захмелевший Александр Петрович. Стало весело. Продолжал играть камерный оркестр. Певица музыкального театра вдохновенно пела «Заздравную чашу до края нальём!». Гости долго не хотели расходиться, кучковались вокруг моих работ, обсуждая их… Но когда фуршетный зал наконец-то опустел, а жена моя и дочь отправились в гостиницу отдохнуть, «Время забирать камни!» - подумал я и предложил Александру Петровичу совершить небольшую экскурсию по запасникам музея. - С большим удовольствием! – воскликнул Александр Петрович, - Всё вам покажу, ничего не утаю, весь подвал, все свои сокровища! - И подземный переход к причалу? - Всё в лучшем виде! Ключи всегда со мной! – улыбался он, наполняя хрустальный бокал «Советским Шампанским» И взяли мы два электрических фонарика, и спустились по винтовой лестнице под старинные своды подземелья, и открыли, хоть и с большим трудом, пыльный кованый замок, сняли его с угрожающе заскрипевшей заплесневелой двери и вошли в тёмный тоннель. Тишина. Сырость. Холод. Я сделал десять шагов, остановился и сказал: - Здесь! - Что здесь? – шёпотом спросил Александр Петрович. - Клад, - сказал я.- Шкатулка с драгоценными камнями. И осветил я кирпичную стену справа, и отсчитал от пола десятый кирпич, отмеченный крестиком на плане моего дедушки, и изо всей силы надавил на него обеими руками. Кирпич провалился внутрь, и мы увидели деревянную шкатулку, обитую чёрными металлическими полосками. Крышка легко откинулась – и перед нашими восторженными взорами возникли и ярко засверкали во всей своей красе изумруды, бриллианты, рубины и сапфиры… - Вот это да! – шепнул Александр Петрович.Так это из-за них расстреляли вашего дедушку большевики? - Да. Из-за них, - шёпотом ответил я. В тот же момент со стороны входа в тоннель внезапно вспыхнули два ослепительно-мощных фонаря, и громкий голос из темноты произнёс: - Спокойно, Семён Иванович! Мы не большевики и расстреливать вас не будем. Более того, мы даже поделимся с вами. По закону о кладах – двадцать процентов ваши. Здесь сто камней. Отсчитайте себе двадцать. И отсчитал я дрожащими руками двадцать драгоценных камней, и положил в нагрудный карман пиджака, ощущая всем сердцем их смертельный холод. А незнакомцы захлопнули крышку шкатулки и, приказав нам оставаться в течение пяти минут на местах, развернулись, и, потушив свет, так же внезапно покинули тоннель подземного перехода, ведущего в абсолютном мраке из настоящего как в прошлое, так и в будущее. г. Красноярск

Поэзия Надежда МИСЮРОВА

Я СЛОВНО БАБОЧКА В РУКЕ... Но после разольются родники У пыльной и засушливой дороги, Где не хватает чистых, нужных слов, И Кто-то постучится на пороге С охапкою невиданных даров.

*** Когда устав от суеты веков, Душа стремится к Небу прикоснуться, И снять свой груз накопленных грехов, И от сна неверия проснуться, В тот час спадает пелена из глаз И виден Свет, таинственный и чистый, Светильник жизни воссиял для нас, Господь пришел - такой простой и близкий. Я в дверь свою Его скорей впущу, И душу загрубевшую раскрою, И просто рядом тихо помолчу, И сердце на Любовь своё настрою. Росою слёзы побегут из глаз, И раны зарубцуются былые, Ведь Он пришел, чтобы утешить нас И даровать богатства неземные. Сокровищ тех не потревожит тлен, Где Вера и Любовь - дорога легче. Теперь я знаю: боль не насовсем, Я стану от неё сильней и крепче. И буду петь про этот Дивный Свет, Сияющий, как ясный луч во мраке. И ангелы вострубят мне в ответ, Всё будет наяву, не на бумаге. ВЕСЕННИЕ ДАРЫ На улицах размытой акварелью Весна рисует бледную листву, И небо лазуритовой пастелью, И чище и прозрачней синеву. Погонщик облаков, упрямый ветер, Доносит марево и всполохи грозы, И небо вдруг заплачет на рассвете Прозрачным храмом дождевой воды, И упадут расплывчатые капли Мне на ладонь протянутой руки Скупыми зернами небесной манны,

СВЕТ Сегодня день и свеж и светел, И по-весеннему тепло, Лучами солнечными встретил Он сквозь прозрачное стекло. Моей души слегка коснулся Так ненароком, невзначай, И светом солнца улыбнулся, И я забыла про печаль, Которая в углу, как кошка, Свои все точит коготки, То лишь отпустит на немножко, То вновь поймает как в тиски. Я про нее забыть старалась С восходом солнечного дня, Когда тихонько улыбалась, На небо ясное глядя. Я СЛОВНО БАБОЧКА В РУКЕ... Я словно бабочка в руке Твоей дрожу, не улетая, Мы строим замок на песке, И ты, и я об этом знаем, Прикосновенье нежных рук И пламя свечек затанцует, Ты вдруг коснешься моих губ, И я отвечу поцелуем. Не буду думать ни о чем, Я все на свете позабыла, Сегодня будем лишь вдвоем, Тобой хочу я быть любима. Я заплачу за все сполна Тоской, бессонными ночами, Когда останусь я одна И будет пропасть между нами. Меня с собой не позовешь, И я удерживать не стану, Но может быть, ты всё поймешь, А я любить не перестану. За всё, что было и что нет, Благодарю молитвой Бога, Как солнца ясного рассвет, Пусть будет здесь твоя дорога!

...Надежда Мисюрова живет в Курагино с мамой и папой. Судьба, на первый взгляд, круто обошлась с девочкой. Серьезно занимаясь спортом - художественной гимнастикой, Надя неожиданно заболела. Но та же судьба подарила ей, теперь уже молодой девушке, чистое сердце, ясный ум и интуитивное понимание мудрости жизни, особого предназначения каждого из нас. Возможно, если человек ограничен в движении, он в каждой капельке росы и каждом оброненном слове увидит и почувствует неизмеримо больше, чем кто-нибудь другой. Надя любит музыку, живопись, литературу, художественную и научную; любит людей и прекрасную сибирскую природу.

177

Творчество читателей Александр ХРУЛЬКОВ

Моя фортуна ЖАВОРОНКИ ПРИЛЕТЕЛИ Многие люди забыли про радостный праздник Жаворонки. А для Пети этот праздник радостен вдвойне: в этот день, в день прилета жаворонков, 22 марта, как рассказывала мама, в 6 часов утра, родился он, Петя Большаков. Сразу же после этого события бабушка затопила печку и стала печь из теста жаворонки. Пекла и пела: Жаворонки, прилетите, Красну весну принесите, Нам зима-то надоела, Весь-то хлеб у нас поела. Пел и папа: Жаворонки прилетели, Сына Петю принесли! И поют они про Петю Над проталиной земли. И вот, 22 марта с испеченным бабушкой жаворонком Петя бежит в поле и видит: прямо перед ним с проталины взлетели два жаворонка и с песней поднимаются в небо. Поет и Петя, высоко подняв испеченного жаворонка: День сегодня - самый жаркий, Самый солнечный в году: Тает сахаром снег в парке, Тает в поле и в саду, И трезвонят жаворонки, И бегут ручьи, звеня, Вот в такой денечек звонкий День рожденья у меня! ПЕРВАЯ ПРОТАЛИНА Много в лесу муравейников, и все они еще спят. А вот этот муравейник проснулся и чернеет проталиной на ослепительно белом мартовском снегу. Поэтому он и приглянулся Пете. И он стал чаще бывать в лесу. Снег растаял. Наступила весна. Издали, в соснах, на месте муравейника-проталины, Петя заметил дымок. Почему-то вздрогнуло сердце. Когда подбежал, дымился костер, и дымился его, Петин, муравейник. Петя выхватил из дымящегося муравейника головешку и отбросил ее в сторону. Пожар до конца не затух. Тогда Петя стащил с левой ноги резиновый сапог - и давай черпать из канавы воду и носить на пожар! От большого муравейника осталась одна яма. По краям еле ползали оставшиеся муравьи. Петя не плакал, но ему было очень больно... Он не знал, чем еще помочь погорельцам в беде. ШАРИК Вчера вечером Петя долго не спал и слышал, как настороженно лаял Шарик. Потом он вдруг жалобно взвизгнул и затих. «Волки!» - подумал Петя. Выйти на крыльцо побоялся. Утром Шарика не было. От крыльца на зады тянулся волчий след. Петя пошел по нему. Вдруг след оборвался. - Шарик! Шарик! - стал звать Петя. Шарик не отзывался.

178

Пете вспомнилось лето, речка. Наскучило ему плескаться у берега, и он побрел на середину речки, чтобы по-настоящему научиться плавать. Как взрослые мальчишки, и ухнул в яму... А Шарик сидел на берегу и смотрел на воду. - Тону-у! - крикнул Петя. И в это время Шарик с визгом бросился к тонущему и помог ему выбраться на берег. Не долго шел Петя по новому следу. Остановили его яркие пятна крови, Ночь. Пете не спится. Перед глазами стоит Шарик и спрашивает: - Что, Петя, испугался меня спасти? БАБУШКИНА РАДУГА Рано утром проснулся Петя. В одной рубашонке, босиком он вышел из дома, глянул вокруг и увидел радугу! Не в небе, а за своим домом. На огороде.’ Петя так обрадовался, что захлопал в ладошки! И побежал к бабушке, что шла по пашне навстречу росному солнышку и сеяла вику с овсом на корм для своих милых козочек - Маньки и Дуськи. Замирая от восхищения, Петя шел за бабушкой, а бабушка, не замечая внука, делала свое дело: опускала руку в ведро, захватывала в горсть зерна и рассеивала его перед собой веером. Этот веер, как дождинки на солнце, горел радугой. Сеяльщица остановилась - и радуга погасла. - Бабушка, а где твоя радуга? - Она в землю ушла, внучек, чтобы вырасти викой с овсом! БАБУШКИН ВРАЧ Беда с этим хлебом! Он печется и продается в селе Ремезенки, а бабушка и Петя живут в заброшенном селе Красногорье. Каково старому и малому по скольжине и кочкам в ноябре, когда не зима и не осень, спускаться с горы туда - две версты и обратно подниматься в гору - две версты! -Вставай, Петя,с бабушкой пойдешь в Ремезенки за хлебом? - Слышу! - откликнулся Петя и слез с печки. Вечером от тяжелой сумки с продуктами, ходьбы и простуды у бабушки отнялась поясница, по спине забегали мурашки-хододипки, заломило в ногах. - Печка не топлена, больничку в селе - и ту закрыли, и некому теперь полечить меня, - жалуется бабушка. - Бабушка, я тоже врач! - вдруг заявил Петя. - Конечно, ты врач, но пока еще маленький. - Нет, я уже большой, мне четыре года, а завтра будет три! -Раз большой, тогда доставай из печурки горчичники, наливай воды из чайника и лечи бабушку. И Петя начал лечить: обмакнет в теплой воде горчичник и наложит ей на спину, разгладит по краям и, чтобы он крепче держался и жарче грел, пристукнет его кулачками, как молоточками! -Так-так, внучек, посильней постукивай! Ты лучше тети-врачихи, - улыбается бабушка. - Немного полегчало, не столько от горчичников, сколько от твоих кулачков!

ПЛЕННАЯ Все мужики и лошади ушли на фронт. И почти все погибли, а Дашка, вороная кобылка, нет! Приковыляла домой одна, без поводыря. Ее, истощенную и с выжженным клеймом, на селе прозвали Пленной. В летние каникулы я со сверстниками был послан в Маресевский лес за дровами и попался леснику! Все мои товарищи раньше меня управились с возами и поглядывали на дорогу, а я ищу, не нашел подходящую валежину для закручивания веревок и срубил молодой кленок. Если бы не Пленная, платить бы матери за него непомерный штраф! А в доме ни хлеба, ни денег, ни дров. Одни не уплаченные государству налоги... и сталинцы сборщики налогов: партийный секретарь, председатель сельсовета, финансовый агент, уполномоченный и милиционер. Поймите, - плакала мама, - у меня их семь малых ртов, себя и бабушку не считаю. Им по стакану - семь стаканов молока надо, по яичку - семь яичек... За неуплату налогов заберем корову! единогласно решили слуги вождя - сталинцы. И вот еще мой лесной штраф. Я взмолился, но грозный лесник, не слушая, приказал мне под ружьем следовать на кордон составлять акт на порубку кленка. Я повиновался, а Пленная Дашка нет! Она рванулась вперед... Я не стал удерживать ее. Раздался выстрел!.. Но мы были уже далеко. Одна строка из моей трудовой книжки колхозника: Поездка в лес. Один воз. 1,25 (один трудодень двадцать пять сотых) 18 июня 1950 года. СОПКА ЛЮБВИ Первое марта. На сопке Любви - весна. Домой, в зеленый вагончик, идти не хочется, но иду. По дороге мне вспомнилась милая женщина из родного села, которая когда-то горячо говорила про меня своей подруге: «Если бы я была помоложе, то обязательно бы дружила с этим парнем! А вот сейчас смотри на него из-под ладони, как на красное солнышко...» На престольный праздник Рождество Богородицы в сентябре, в лунный и теплый вечер, завязалась на улице драка. На мне порвали последний пиджак и последнюю рубаху, морской пряжкой рассекли правое ухо! Кто меня успокоит и пожалеет? Конечно же, она, милая женщина! -Какой ты горячий! - целуй меня, шептала она. -Я после драки! - целуя ее, шептал я. - А ты еще горячей! -Ты после драки, а я после восьмилетней борьбы с моим одиночеством! И, кажется, в эту праздничную ночь я вместе с тобой его победила! Мы больше с тобой

никогда не встретимся, потому что у тебя еще детский ум, как у моей восьмилетней дочки, которая, может быть, еще будет твоей невестой. Бреду домой... навстречу мне - девчонка. «Не дочка ли моей милой женщины?» - мелькнуло в голове. Ей в то время было восемь лет, мне восемнадцать, а милой маме ее - двадцать шесть лет. -Дочка, здравствуй! Куда ты бежишь мимо одинокого дяди, который совсем не хочет идти домой! -Дядя, и я не хочу домой! -А не подняться ли нам на самую вершину сопки Любви, где, может быть, уже расцвел багульник? -Дядя, а если мы там навсегда расстанемся? -Расстанемся, говоришь? Когда-то один влюбленный юноша (я) получил от милой женщины письмо с расставанием, то он (я) побелел, потом весь позеленел... и с тоски уехал в Сибирь, чтобы встретиться с тобой на БАМе (Байкало-Амурская магистраль) в поселке Звездном, на сопке Любви, первого марта. МОЯ ФОРТУНА Речка выбрала дорогу, Речка, видно, с головой: В непогоду и в погоду Вдаль бежит, как я домой! «Речка Сухая» Наш дом в селе стоит на хорошем месте: не в порядке улицы, а саженей на двадцать отодвинут в глубь огорода, поэтому наш дом называют домом на задах, поэтому у нас перед окнами на закат не пыльная дорога, а просторный зеленый проулок и красивый дедушкин ясень, а с южной стороны - мамин сад, поэтому так и тянет домой, хотя и нет никого в доме. Мама - в Воркуте, у дочери. ... В ночную осеннюю слякоть бегу с поезда не по дальней тропинке вдоль железной дороги, не по мосту, бегу домой напрямик, поближе, через речку Сухую, через Огаревскую гору и вижу в нашем окошке свет! Радуюсь: мама дома! Громко стукаю сердцем... -Кто там? -Это я... -Сынок, как я тебя ждала!.. На столе лежит письмо от меня из Братска: «Здравствуй, мама! Пишу тебе не в Воркуту, а домой. Вот почему. Вчера мне приснился Федор Легостин. Вооруженный шашкой и луком со стрелой, он едет в трамвае и при всем народе пытает меня вопросами: «Все гоняешься по белу свету за фортуной? Все пишешь какие-то стишки? А где мать? - не знаешь». -Знаю, - говорю. - Дома, в Красногорье! И я теперь дома, на задах. Это и есть моя фортуна.

Я - автор десяти изданных книг для детей и для взрослых.Высылаю несколько маленьких рассказов. Ваш журнал читаю и читаю. Он мне очень нравится! И не только мне. Он интересный, талантливый и весь родной в сравнении с толстыми и тяжёлыми новосибирскими творениями. С благодарностью и уважением А.Хрульков. Поселок Обьгэс Новосибирской области.

179

Проза Светлана ЗАМЛЕЛОВА Родилась в Алма-Ате. Окончила Российский государственный гуманитарный университет (Москва). Член Союза писателей России. Член-корреспондент Петровской Академии Наук и Искусств. Главный редактор сетевого литературного журнала «КАМЕРТОН».

Лугин и бесы

Спиритов было пятеро. За медиума выступала хозяйка дома Катерина Николаевна. Был ещё Волков и две какие-то дамы, которых Лугин прежде не видел. Дамы опоздали, и в ожидании Лугин успел выпить две чашки крепкого чёрного кофе. У Катерины Николаевны Лугин бывал впервые. Аскетическая мебель, бывшая в моде в семидесятые годы, расставлена была вдоль стен. На полках фотографии каких-то индусов в белых одеждах соседствовали с фигурками вислоухих и многоруких божков. Свежие цветы наполняли комнату ароматом. Катерина Николаевна и Волков принесли из другой комнаты круглый ореховый столик, все расселись, и Катерина Николаевна окурила комнату индийскими благовониями. Потом достала оплывший огарок на яшмовом подсвечнике, чистый лист бумаги и длинный, недавно вновь очинённый простой карандаш. Все молча наблюдали за приготовлениями. Катерина Николаевна зажгла свечу, потушила электрический свет и подсела к гостям. Лугин оказался между Катериной Николаевной и Волковым. – Ду-у-ух! – простонала Катерина Николаевна. – Ду-ух! Лугин вздрогнул. – А-а-а! – снова простонала Катерина Николаевна, передёрнулась, и Лугин увидел, что она быстро пишет карандашом на листе бумаги. «Я здесь», – прочёл Лугин, когда она отвела руку. Все молчали. Лугин украдкой взглянул на Волкова: не смеётся ли тот. Но Волков был мрачен и сосредоточен. – Дух! – громко и торжественно прерывающимся голосом воззвала Катерина Николаевна. – Скажи нам! Исповедуешь ли ты Бога Живого? «Исповедую», – прочёл Лугин на листе бумаги. Катерина Николаевна вздохнула и закивала гостям. Гости зашевелились. – Дух! Как имя тебе? И Лугин прочёл: «Нас много». – Кто вы? «Григорий Отрепьев, Емельян Пугачёв, граф Толстой, Маша Лугина». У Лугина заколотилось сердце. – Что ты хочешь сказать своему мужу? – с напускной лаской спросила Катерина Николаевна.

прочёл Лугин. Катерина Николаевна улыбнулась ему понимающе. Но Лугин вдруг вскочил и бросился вон из комнаты. ***

Лугин был женат четыре года. Женился он поздно, тридцати восьми лет. И был счастлив в позднем своём браке. Маша была много моложе Лугина. Она казалась ему то прелестной обольстительницей, то простодушным ребёнком. Пылкость и нежность к ней соперничали в его сердце. Однажды в воскресенье за обедом Маша вдруг вскрикнула и неловко упала набок. Лугин бросился к ней – она была без сознания. Лугин вызвал «Скорую». Приехавший врач констатировал смерть от сердечного приступа. На кладбище к Лугину подошёл Волков. – Сегодня, знаешь, в порфире, а завтра в могиле,– сказал он. Лугин слушал и не понимал, о чём он говорит. Проводить Машу пришли многие. На кладбище было холодно и тихо. Кое-кто плакал бесшумно. Свежий снег саваном укрывал могилы, холмиками лежал на ветках и перекладинах крестов. Галки резкими, отрывистыми криками нарушали торжественную тишину. Не снимая чёрной кожаной перчатки, Лугин поднял отрезанный лопатой ком мёрзлой, похожей на кусок торта земли и бросил его в страшную яму. Все смотрели на него с сожалением и любопытством. Когда на девятый день собрались помянуть Машу у Лугина, Волков сказал: – Что, знаешь, гусь без воды, то мужик без жены. Ты веришь ли, что она не умерла? Веришь, что душа её пребывает в астральном теле? Лугин пожал плечами. На сороковой день снова собрались помянуть усопшую. Пришли родные Маши, Волков и сестра Лугина. Женщины, озабоченные угощением, суетились на кухне. Мужчины тихо переговаривались в гостиной. Когда, отобедав, стали расходиться, Волков сказал: – Завтра собираемся у Катерины Николаевны. Она, знаешь, чудеса творит... Уверяет, что может и Машу… Лугин поморщился. – Да ведь ты ничего не теряешь! – стал оправдываться Волков. – А вдруг правда!.. «Пусть ждёт меня дома. Пусть сам пишет», – Надеючись, знаешь, и кобыла в дровни лягает.

180

Приезжай завтра к девяти. Оставшись один, Лугин стал думать о Маше, о приглашении Волкова, о спиритизме и о Катерине Николаевне. *** Волков был старинным приятелем Лугина. Когда-то он увлекался восточной философией и писал в журналы разгромные статьи о религии. Потом необходимость в этом отпала, и Волков стал писать о новейших духовных учениях. Те же журналы с удовольствием печатали его. Наукообразие новейших учений убеждало Волкова в их истинности. Слова, позаимствованные у восточной философии, облегчали понимание. Обратившись к практике, Волков пережил необычайные состояния. Как-то раз за медитацией показалось ему, что душа его покинула тело. Он увидел сверху себя и голую соседку, принимающую в своей квартире ванну. Случай этот повлиял на Волкова чрезвычайно. Подобно многим, не имеющим веры в потусторонний мир, но однажды вдруг лично ощутившим его существование, Волков попытался проникнуть в этот мир инде. Отвергавший ещё недавно религию, Волков предался оккультизму. Они сошлись с Катериной Николаевной. В юности Катерина Николаевна переписывала стихи в тетрадку. А когда влюбилась в актёра Столярова, стала сочинять сама. В старших классах Катерина Николаевна полюбила театр и мечтала стать артисткой. Но артисткой не стала, потому что поступила на физико-технический факультет. Про физиков снимали кино, и Катерине Николаевне хотелось писать формулы, спорить с коллегами и получать премии. В институте Катерина Николаевна увлеклась авторской песней и переложила несколько своих стихотворений на незамысловатые аккорды. Однажды на работе Катерина Николаевна услышала об эре Водолея. Катерина Николаевна заинтересовалась, и на другой день сотрудница принесла ей книгу, отпечатанную и переплетённую кем-то вручную. Катерина Николаевна читала всю ночь, а наутро твёрдо знала, что нашла именно то, чего не доставало ей. Вскоре явились новые книги, образовался круг знакомств – жизнь Катерины Николаевны переменилась. Красивая музыка, благоуханные цветы, белые одежды… Катерина Николаевна занялась медитацией, и в грёзах своих побывала на дне морском. На спиритических сеансах духи отвечали ей и подавали советы. Скопив денег, она поехала в Индию. И Учитель подарил ей золотое колечко, материализовав его из своего дыхания. На колечке стояла проба, но Катерину Николаевну это не смутило. Вернувшись из Индии, Катерина Николаевна поняла, что у неё открылись макушечные

чакры. Она стала видеть свечение кристаллов, заключённых внутри камней, ощущать предметы частью себя. Когда Волков рассказал ей о смерти Маши Лугиной, Катерина Николаевна, не знавшая покойницы лично, пережила удивительное состояние. Во сне явилась к ней Маша. «Мне всё видно, – шептала она, – спрашивай…» Катерина Николаевна хотела спросить о чём-то, но вдруг сама оказалась там, откуда взывала к ней покойница. Время и пространство стёрлись, Катерина Николаевна поняла, что ей известно прошедшее и открыто будущее. Пробудившись и тотчас позабыв все откровения, Катерина Николаевна решила, что во сне ей был знак: она обязана установить контакт Лугина с Машей. Лугин не любил Катерины Николаевны. Необыкновенные способности её он почитал за шарлатанство. Разнообразие интересов – за пустоту и суетность. В чудеса и загробный мир Лугин не верил. Но после смерти жены ему мечталось когданибудь снова встретиться с нею. К предложению Волкова Лугин отнёсся безразлично, но в тот же вечер со стены в спальне упал фотографический портрет Маши. Лугину стало не по себе. На другой день позвонил Волков и стал настаивать. – Не знаю… – замялся Лугин. – Подумаю… – А ты не думай! – подначил Волков. – Кто, знаешь, думает три дня, тот выберет злыдня. Уставший от своего горя, Лугин решил сходить. Никогда прежде не бывал он на спиритических сеансах и, не зная, как вести себя, был сдержан и осторожен. Но когда Катерина Николаевна стала поигрывать именем его жены, Лугин счёл это циничным и вышел из себя. Ни от Волкова, ни от Катерины Николаевны не ждал он бессердечия. Дня три или четыре после спиритического сеанса Лугин проходил мимо книжной лавки, и в глаза ему бросилось название: «Жизнь после жизни». Лугин не остановился. Потом вернулся и купил книгу. Воскресным утром Лугин расположился с новой книгой на кухне. Кофе в медной турке закипал на плите. Лугин поднял глаза и вдруг увидел, что сито, лежавшее поверх кофейника, шевельнулось. Ручка сита, как кошкин хвост, дрогнула и медленно стала опускаться. Лугин остолбенел. Но кофе закипел и стал уходить, и Лугин пришёл в себя.

181

Творчество читателей Наталия ЕРЫШЕВА

ЯБЛОКИ МОЕГО ДЕТСТВА Это сейчас обо всем написано. Это сейчас мы знаем, кто был Он. А тогда, на заре христианства, люди нем верили, что Иисус Христос - Бог наш. Даже ученики Его сомневались, не понимали. Да, творит чудеса. Да, пророк. Но если Он - Сын Божий, то почему же себя-то спасти не может? И тогда произошло событие, которое называют Преображением Господним. На горе Фавор Господь явил свою Славу и Силу. Много есть икон Преображения. И хотя суть одна, и пишутся они по единым правилам, канонам, но все они разные по исполнению. Наверное, повезло нашему городу, что покровительницей и хранительницей его является такая икона. Да еще и старинная, и чудотворная. И недаром перед днем рождения города несут ее с пением молитв Крестным ходом в главный наш храм, Покровский, чтобы могли горожане поклониться Святому Образу, затеплить свечку, попросить Господа о своем, сокровенном. Крестным ходом идут и молодые люди, и старенькие бабушки, кто с палочкой, а кто бодренько, неся перед собой маленькие иконки. И детей несут. Им еще предстоит узнать, что это за праздник такой Преображение Господне. А в народе зовут этот день яблочным Спасом. Выйдешь утром в сад - ах, хорошо! Самая большая, раскидистая яблоня ломится от плодов. Дедушка уж подпорки поставил под ветки. Яблоки на ней пока зеленые, это сорт зимний, антоновка. Урожай снимают осенью. В зале, в углу, на мешковину складывают яблоки горкой. И тогда по всему дому идет дух - сладкий, свежий, тонкий. Они сохраняются зимой, хороши моченые. Наш Козьмодемьянск славился яблоками, их возили на Макарьевскую ярмарку, купцы закупали урожай прямо на корню, туристы с пароходов брали ведрами на базарчике у пристани. Яблоками пахло всюду. И каких только сортов ни было! Анис, медовые, скороспелка, белый налив, апорт, грушовка, боровинка... Сочные,

сладкие, душистые яблоки моего детства. Теплые от солнца, овеянные волжским ветром, выращенные без нитратов, взлелеянные добрыми хозяйскими руками. А когда я уехала в Сибирь, мне присылали из дома посылки с яблоками. Каждое любовно обернуто мягкой бумагой и пересыпано дольками сушеных. За городом благоухали колхозные сады. Белая кипень цветения - весной. В августе среди листвы, как мячики, прятались большие и маленькие, красные и полосатые, желтые и с розовым бочком плоды. Мы подбирали в траве падалицу. Конечно, мальчишки лазали в сад, конечно, сторожа их гоняли. У всех были свои сады, да ведь в чужом вкуснее! Но не безобразничали: не ломали сучья, не рубили деревья, не обрывали зеленые, чтобы потом бросить. Наверное, тогда еще у людей была совесть. Сады росли на склоне горы. Когда построили Чебоксарскую ГЭС, их частично затопило. А потом... Ни садов, ни ярмарки, даже пароходы по Волге почти не ходят. Но по-прежнему утопает городок в зелени, по-прежнему славится своими яблоками. В день Преображения я иду в церковь с плетеной корзиночкой, привезенной еще из Козьмодемьянска. В ней яблоки, виноград (с базара, своего сада у нас нет). В церкви столы ломятся от фруктов и овощей. Здесь и яблоки, виноград, даже арбуз, кабачки, огурцы, зелень. Дары Господни! С удовольствием смотрю на это разнообразие, с радостью слушаю молитву «про плоды и винограды», она такая поэтичная. Вот батюшка кропит святой водой все (и мою корзиночку тоже). Сейчас пойду угощать соседок освященным яблочком. Как написано у Шмелева: «И будут есть уже совсем другие, не покупные, а церковные яблоки, святые. Это и есть Преображение» («Лето Господне»). Так и идем по жизни от праздника к празднику. Еще бы не просто идти, а задумываться, расти духовно, подниматься по ступенькам к вершинам духа, совершенствоваться. Помоги нам, Господи!

ПОРТРЕТ В зале висело много портретов. Это были старинные настоящие произведения искусства, и рамы у них были тоже старинные, тяжелые, в завитках. Изображения бабушки и дедушки в молодости, в зрелости, в старости, их детей в младенчестве и в юности. Но один портрет висел особо. Он был в простой деревянной раме, писан маслом. На нем изображен слепой старик с огромным умным лбом и седыми кудрями. Это мой дедушка. Я называла его ласково: “Деда”. Он был очень красив, и женщины «сходили с ума» от его кудрей. Он же был верен всю жизнь только одной: своей Манечке. Интересно они познакомились. «Раз в крещенский вечерок» 20летняя Манечка гадала на зеркалах. И вот увиделся ей длинный коридор с множеством дверей, как на пароходе, и идет по этому коридору к ней красавец в речной форме. Утром пошла с подружкой в церковь, оглянулась: он стоит. Все из головы вылетело! «Лена, он стоит, сзади, вправо смотри.» - «Да это брат,

182

Лелька, на каникулы приехал. Хочешь, познакомлю?» Родители были против этого брака: она - любимая купеческая дочка, он - сын многодетного евреякантониста, торговавшего на базаре фартуками. Они прожили вместе 61 год. Всю жизнь они называли друг друга «Манечка» и «Лелечка». В день рождения бабушки дедушка рано-рано шел к цветочнице. И когда бабушка просыпалась и выходила из своей комнаты в залу, на круглом преддиванном столике стоял огромный букет ее любимых флоксов. Бабушка прекрасно пела. У дедушки не было ни голоса, ни слуха. Тем удивительнее было их прощание. Бабушка умирала. Ее парализовало, отнялась речь. Дедушка держал ее за руку и ... пел! Пел те романсы, которые она пела ему в молодости: «Гайда, тройка», «Гори, гори, моя звезда», «Глядя на луч пурпурного заката» - самый любимый. Хоронили бабушку студеным январским днем. Слепого и больного дедушку везли за гробом на детских саночках, закутанного, как

ребенка, в одеяло. Кроме Манечки и детей, дедушка любил Волгу. Он прошел путь от матроса до капитана. И вдруг резко изменил свою жизнь. Закончил строительный техникум, увез семью из Казани, крупного столичного города, в маленьким тихий Козьмодемьянск, купил дом, насадил сад, а перед домом - 2 куста сирени. Козьмодемьянск стоял на горе над Волгой, утопал в садах, из зелени которых выглядывали золоченые главки церквей. Из окон дедушкиного дома открывался вид на Волгу и заволжские луга. В этом доме родилась я, внучка, и три правнучки. Это наш Дом, большой, добрый и теплый. Здесь прошли наше детство и юность. Сюда мы приезжали на каникулы и в отпуск. И как в детстве, нас кормили земляникой с топленым молоком, и как в детстве, целовал деда, щекоча колючими усами. В те годы, о которых я пишу, когда и солнце светило ярче, и птицы пели громче, и ягоды были слаще, в годы моего детства, дедушка работал землеустроителем в горсовете. Рано утром за ним приезжала лошадка, запряженная в тарантас, и увозила его в луга. Мы с нетерпением ждали его возвращения. В 5 часов взрослые накрывали на стол к обеду, а мы с бабушкой выходили на крылечко встречать. И вот под горой показывалась знакомая фигура в пыльнике и полотняной фуражке. Пугачеву гору оглашал вопль: «Деда идет!» - и мы горохом сыпались с горы. Кто взбирался на плечи, кто на руки, кому доставалось держать за карман плаща. Соседи улыбались: «Алексей Гаврилович с работы идет». У дедушки всегда находилось для нас время. Отдохнув после обеда, он играл с нами в Бармалея, в Верлиоку. Мы визжали от страха и восторга, прятались под кровати. Самая робкая, голубоглазая Танюшка, забиралась к нему на руки и пищала оттуда: «А я Бармалеева дочка». А уложив нас спать, дедушка садился писать сметы: дополнительная работа, дополнительные деньги к жалованью. Семью кормить надо. Семья была большая - 10 человек. Долгими зимними вечерами дедушка читал нам вслух. Пушкин, Гоголь, Тургенев, Крылов - мы знали их еще до школы. Играли в лото, учили стихи к елке, клеили елочные игрушки. На домашних елках дедушка неизменно был Дедом Морозом. Не забыть мне летние вечера. Все вместе поливаем огород, цветы в саду. А потом собираемся на крылечке. Воздух теплый, прогретый солнцем, сирень благоухает, у соседних домов на крылечках и бревнах тоже отдыхают и стар и млад, кто-нибудь подходит и к нашему крыльцу. Мы жмемся к дедушке, он обнимает нас. И так спокойно, так тихо на душе! Дедушка был для нас непререкаемым авторитетом. Мы боялись его, он не бил, не ругал, но нам было стыдно за свои проступки. Зато каким счастьем мы светились, когда он хвалил и целовал нас! Как мы старались заслужить этот поцелуй! У дедушки были

добрые большие руки. Он умел все! Кроме одного - заплетать нам косички. Недавно мы с племянницей вспоминали детство. Я была старшая. И хотя игрушки нам всем покупали одинаковые, только у меня была кукла с закрывающимися глазами, редкая по тем временам. Малышки завидовали, тихо подбирались к ней, но я даже подержать не давала. И вот Милочка (так звали племянницу) заболела. Она была всеобщая любимица, все сильно встревожились. Бабушка плакала и молилась, дедушка все вечера просиживал у больной. В один из вечеров он принес и положил рядом с ней большую нарядную коробку. Открыли. Из коробки улыбалась кукла, настоящая, с закрывающимися глазами, «такая, как у Натальки”. Спустя полвека, племянница, сама уже бабушка, помнит ее. Я любила ходить с дедой на базар. Прохладное утро, мы держимся за руки, широкие, поросшие травой улицы, деревянные дома с цветами в палисадниках. Дорога долгая, все вопросы, на которые ответ знает только деда, успеешь задать, все задачи разрешишь. А на базаре чего только нет! Горы яблок, творог на любой вкус, даже соленый, молоко в кринках, роскошные куски мяса. Мне нравилось разглядывать разнообразные корзинки, санки, лопаты, грабельки. Я ничего не просила купить, у нас это было не принято. Да и какая покупка могла сравниться с сознанием, что вот я, как большая, иду рядом с дедушкой, разговариваю с ним... Шли годы. Мы взрослели, взрослые старились, дедушка ослеп. Пришло время отдавать долги. Теперь мы по очереди читали ему, водили гулять. В городке многие знали его и уважали. То и дело слышалось: «Здравствуйте, Алексей Гаврилович», то и дело подходили люди, останавливались потолковать. К дедушке приходили друзья: доктор Смирнов (мама говорила, что он дважды спас меня от смерти), художник Пландин (это он написал дедушкин портрет), рабочие с электростанции, шкипер с пристани. Они сидели в зале у открытого на Волгу окна и неторопливо беседовали, а я из уголка наблюдала за ними. Красивая была у них старость! Покой и достоинство, ум и сила даже и сейчас сквозили в их словах и движениях. А еще были у дедушки друзья - соседские дети. Для них дедушка просил покупать конфеты и всегда носил в карманах. Стоило ему выйти на крыльцо, как дети появлялись тут же, как воробушки жались к нему, а он гладил их по головам, угощал конфетами и о чемто спрашивал. Я начала воспоминания о дедушке рассказом о его портрете, им и закончу. Портрет этот дедушка завещал мне. Я увезла его с собой в Сибирь, и теперь он висит над моим диваном. Все, приходящие к нам, непременно спрашивают: кто это? И я рассказываю...

Я музыкант. Приехала в Сибирь “за романтикой” с Волги. Работала в Енисейске, Подтёсово, Красноярске. Сейчас пенсионерка. Православное издательство “Енисейский благовест” в 2007 году выпустило мою книгу “Добрая фея”. Печаталась во многих коллективных сборниках, краевых и городских газетах. Член литобъединений: “Былина” и “Особый возраст”

183

Литературные встречи

В ГОСТЯХ У ПИСАТЕЛЯ АНАТОЛИЯ ЧМЫХАЛО

“За вклад в наследие народов России” (2002).

Сегодня нашей, уже не самой читающей в мире аудитории напомнить об известном в литературном мире писателе будет не излишне. Поэтому, не мудрствуя особо, я решил, прежде чем рассказать о встрече со старейшим сибирским писателем Анатолием Ивановичем Чмыхало, дать о нём краткую биографическую справку, которую мне тут же без промедления услужливо выдал Интернет: Чмыхало Анатолий Иванович. Родился 24 декабря 1924 г. в с.Вострово Алтайского края. Школу окончил в г. Алма-Ата. Воевал на Южном фронте. В 1943г. - демобилизовался после ранения.1943-1944 гг.- артист республиканского театра в г. Алма-Ата; 1944 г.- режиссер Ачинского драматического театра; 1945г.- ушел с 4-го курса Московского юридического института; 1946-1947гг.- корреспондент газеты “Красноярский рабочий”. Пишет с 1947 г. Первая книга стихов “Земляки” вышла в 1951 г. в г.Абакане, где Чмыхало работал собкором краевой газеты. 1955 г. - вышел второй сборник “Страда”. Романы “Половодье”, “Нужно верить”,”Три весны”, “Дикая кровь”, “Отложенный выстрел” и др. 1963 г.– член Союза писателей России; 1964 г.- окончательно переехал в Красноярск, где возглавил Красноярскую писательскую организацию. 1962-1976гг.- редактировал альманах “Енисей”(г. Красноярск). 1974 г.- получил звание заслуженного работника культуры РСФСР. С 1994 г.- почетный гражданин Красноярска. Награжден правительственными наградами: орденами Великой Отечественной войны I и II степени(1951,1985), орденом “Знак Почета” (1971), орденом Дружбы народов (2000), знаком отличия “За заслуги перед г. Красноярском” (2000), золотой медалью

184

Нам повезло. Из множества желающих встретиться с писателем Чмыхало в июле Анатолий Иванович выбрал нас - представителей культуры из города Иланский и Нижнего Ингаша или, если быть точнее, членов редакционного совета межрегионального литературно-художественного журнала “Истоки”: Николая Николаевича Иващенко, Татьяну Фёдоровну Лысикову и меня, редактора журнала. Это нас радовало и в то же время было немного волнительно: как бы не ударить в грязь лицом за доверие, оказанное нам не ординарным человеком, а писателем с большой буквы. Всю дорогу до Красноярска говорили, спорили, делились своими знаниями жизни, творчества старейшего сибирского писателя. Что-то из книг его читали давно уже, и это непременно были роман “Половодье” или “Дикая Кровь”. Что-то почерпнули из газет, информации в Интернете, где сегодня об Анатолии Чмыхало пишут много, как бы пытаясь заполнить пробел, когда вольнодумный писатель был в опале и нелюбви у высочайшего партийного руководства бывшего СССР во главе с дорогим Леонидом Ильичем Брежневым. Анатолий Чмыхало - единственный из российских писателей, чей литературный труд (книга “Три весны”) был предан партийными чиновниками сожжению на костре. Проспект Мира 100. Старое ещё хрущёвских времён строение. Въезжаем во двор, к подъезду №2. Смотрим на время - назначено на 14 дня. Из распахнутого окна на третьем этаже нас окликает молодая женщина, как потом оказалось, помощница писателя Надя: -Заходите! Анатолий Иванович вас ждёт. Поднимаемся на третий этаж. Квартира 12. Табличка на двери: Чмыхало Анатолий Иванович. Посреди широкой прихожей стоит, улыбаясь нам, огромный человечище - под метр девяносто, не менее, крутая сажень в плечах, большая голова с серебряным отливом редеющих волос, сильные, добрые руки, которые он гостеприимно протягивает каждому из нас, приглашая в свой рабочий кабинет. В настежь открытое окно кабинета вместе с освежающим потоком воздуха врываются звуки и запахи городского лета. Сидим и с нескрываемым интересом слушаем рассказ Анатолия Ивановича о его писательской и жизненной стезе длиною в 85 лет. Слушаем и не замечаем времени. Анатолий Иванович - умелый рассказчик. Не зря же природа наградила его ещё и даром актёра. Вернувшись с фронта, играл роли в Ачинском и Алма-атинском театрах. Организовывал театральный коллектив в городе Иланский, где работал собкором газеты “Красноярский рабочий. С особым теплом вспоминает Анатолий Иванович своих деда с бабкой: -Дед у меня был образованным, закончил Ки-

евский университет, юридический факультет. Работал мировым судьёй Свалгородского уезда на Алтае. Писал стихи, пел, хорошо играл на гормони. Любил общаться с молодежью, и та тянулась к нему. Бабка тоже имела высшее образование, владела французским и польским языками. Отец с матерью образования не получили. Отец Иван отважно воевал против Колчака, был командиром роты. С него я написал образ Романа Новгороднего в романе “Половодье”. Долго и много рассказывал Анатолий Иванович о времени, когда работал собкором газеты “Красноярский рабочий” по Иланскому и Нижнеингашскому районам. Вспоминал имена людей, с кем приходилось встречаться, названия колхозов, артелей, предприятий, улицы, переулки. Глаза его то оживали радостным светом, когда вспоминал что-то доброе, то вдруг навёртывалась непрошеная слеза, когда на ум ему приходили грустные эпизоды. Много хороших слов услышали мы об иланском литераторе Павле Мостовском и о писателе из Нижнего Ингаша Николае Устиновиче: -Коля был глубоко несчастный человек, который хотел, но не мог приспособиться к тогдашней суровой жизни, ни за что отсидел срок. И неприятности преследовали его всю жизнь. В своём двухтомном романе “В царстве свободы” (дилогии в стихах и прозе), в книге “Ночь без сна” есть рассказ “Паря”, посвящённыё Николаю Устиновичу. Приведу лишь один абзац: ...Город готовился ко сну, город потягивался в постелях, а мы, завзятые полуночники, всё бродили по его тихим и грязным улочкам среди последних робких огоньков, которые постепенно редели и исчезали на наших глазах. Затем, я проводил Колю до тесовых шалагинских ворот. Во дворе у пчеловода рвались с цепи грозные волкодавы. И под рычанье и вой собак мы поклялись с ним в своей вечной дружбе, которую бережно несли до самой Колиной кончины... Интересный Анатолий Иванович человек, и писатель, каких нынче поискать. В своё время, до брежневской опалы, когда ещё возглавлял Красноярскую писательскую организацию, был аккумулятором литературной жизни в Красноярском крае. Это он придумал и организовал проект «Литературные встречи на Енисее», преследуя главную цель – сблизить писателей не только друг с другом, а с народом. В те дни в его рабочем кабинете, где мы теперь беседовали, кто только из литераторов ни бывал: Евгений Евтушенко и Андрей Вознесенский, Павел Нилин и Максим Танк, Иван Драч и Мусса Гали, Игорь Бородулин… Здесь, за бутылочкой русской, до хрипоты спорил он с Виктором Астафьевым, как надо и не надо писать о войне. Здесь бывали его друзья: писатели Борис Полевой и Юлия Друнина, Лев Ошанин и Андрей Некрасов… Интересные штрихи судьбы писателя – встреча его с гражданской женой А.В.Колчака Анной Васильевной Книпер-Тимиревой. Произошла эта встреча в городе Рыбинске, где Анатолий Чмыхало исследовал документы о Гражданской войне в Сибири. А. В. Книпер-Тимирева работала в то время художником в городском театре. - Анна Васильевна на 180 градусов повернула

моё тогдашнее отношение к историческому процессу становления Советской власти в Сибири. Она, как солнышко, озарила мой путь в создании образов и мотивов романов: «Половодье», «Дикая кровь», «Опальная земля», «Отложенный выстрел»… А доверительные беседы писателя с дочкой вождя народов Светланой только укрепили в нем противоречивое отношение его к существующему тогда партийному руководству страны. Мы остались довольны встречей с этим могучим и душой, и телом человеком. Ему 86, но он ещё полон творческих планов. И выглядел ещё бодро. Ноги только подводят. Но встречаат гостей стоя. Щедро одарил нас своими книгами, более десятка томов, и пригласил к столу выпить русской водки на посошок. Сергей Прохоров, редактор литературнохудожественного журнала “Истоки” Июнь. 2010 год..

185

Анатолий ЧМЫХАЛО Кому и сколько суждено. Не ставьте памятник Бандере, Поставьте Нестору Махно. УШКИ А ушки на макушке нам Даны самой судьбой: Всю жизнь хотел быть Пушкиным И стал самим собой. СТАРОСТЬ Поэту силы придает Не шумная поддержка нации, А скромный Пенсионный фонд Российской Федерации. В НАИНБУРГЕ Музейные искусники Страну повергли ниц: Показывали трусики Сегодняшних цариц. ДЯДИ От долгих и гулких оваций Кремлевские дяди устали, А им предстоит разбираться, Кто Ленин из них, а кто - Сталин. Писатель Анатолий Чмыхало редактору журнала «Истоки» Сергею Прохорову: Здравствуй, Серёжа! Посылаю тебе самые последние “Россыпи”. Мне кажется, они не хуже тех, что в Царстве свободы». Впрочем смотри сам. Успехов тебе и твоим «Истокам». Доброе дело ты делаешь на нашей грешной земле. Молодец! Твой А. Чмыхало. 9. 8. 2010 года. Красноярск.

РОССЫПИ ПЕРЕМЕНЫ Со своей судьбой уже не спорю, Только так сложилось на веку, Что вчера меня тянуло к морю, А сегодня тянет к ручейку. ПУСТЬ Пусть ветер развеет мой прах, Пусть имя мое умрет, Я не был звеном в цепях, Опутавших мой народ.. ФЕДОТ, ДА НЕ ТОТ Россия не очень-то любит поэтов, За них невысокую цену дает. Весь мир восклицает: он именно этот! А мы возражаем: Федот да не тот. И ОПЯТЬ И опять с одним вопросом Обращаюсь к Вере я: - Не оставит Вера с носом Моего доверия? СОВЕТ И до сих пор хохлы не верят,

186

БОМОНД Один единовластью рад, Другой безмерно любит славу. И оба очень жить хотят – Не просто жить, а на халяву. ВОТ ТАК Нет, наши предки не поверят, Что кончилась столетняя игра И у руля России подмастерья. А прежде были мастера. ПЕЧАЛЬ Бывают в жизни трудные моменты, Когда тебе общенье суждено, И вдруг не отвечают абоненты, А адресаты вымерли давно. ТАКОЙ Дурака и шалопая Я с собой не ставлю в ряд, Матерком не отвечая, Если вдруг обматерят. ПРОСЬБА Судить меня не надо строго: Народ купается в вине, И даже бляди выше Бога, Мне стыдно жить в такой стране. СВЯЗИ Ах, эти связи на верху! Для них закона не бывает И судьи верно охраняют Все эти связи на верху! ПРОГУЛКА Ходит денежка по кругу. Ищет денежка подругу, Чтоб на праведном пути На бутылку наскрести.

ТАРИФ У «звезды» Высокие расценки: Все с нее Снимают пенки. ЗЛОДЕИ Анаша и героин – Это враг номер один. Есть еще немало зол: Спид, попса и рокн-ролл. ПОРОДА И уже ни для кого не диво, Что скудеет русская порода: Девочка мечтает жить красиво И выходит замуж за урода. ЧЕКИСТ Он не был героем и не был святым, И не было в нем ничего от юрода. Он просто расстреливал лишние рты, А значит, трудился на благо народа. МАЙСЯ Хреново идут дела. Так майся, Россия, майся За то, что сама подлегла Под Ельцина и Чубайса. ПОМИНКИ Рыдала родная Советская власть, Что мало добра повидала: В бандитских разборках она родилась И умерла на руках криминала. ПОДРУГИ Часто бывало: По бездорожью Правда шагала Под руку с ложью. РАЗДОР Если рвутся узы брака, Не спасет супругов драка, Не спасет их ни закон, Ни пожарный телефон. . МАРАФОН В спорте жизнь прошла моя. От беды и от невзгоды В марафонском беге я Устанавливал рекорды . НЕВОЛЯ Так сложилась сама Людская порода: Губит людей тюрьма, А исправляет - свобода. ЛИТОГ Решила большие задачи Великая наша страна: Богатство тому, кто богаче, А нищим оно на хрена? КТО С КЕМ С теми Бог, которые без дури Ношу бед выносят на плечах. Ну, а с теми, кто гламурит? С теми Бес и Ксения Собчак

ЗАВИСТЬ Когда у тебя неприятностей нет, Счастливчик, ты яростней свистни-ка И тут же услышишь себе в ответ Измученный голос завистника. РАСКЛАДКА России не в честь, А только во вред: Явлинские есть, Столыпиных нет. ШОУ-ЗВЁЗДЫ Смотрю я «звезду» за «звездой» И делаю вывод простой: Красавицы вышли из моды, А в моду приходят уроды. ОППОЗИЦИЯ У оппозиции строгие лица. Чем меньше она, тем строже. Я тоже всю жизнь в оппозиции, Но только с весёлой рожей. ЮЩЕНКО В огороде бузина А в Киеве дядька. Украинцам на хрена Этот самый батька. СУДЬБА Жил тревожно, в тоске и печали Непростая досталась судьба! Так в меня коммунисты стреляли, Что убили во мне раба. НА ТУСОВКУ На тусовку неторопко Шла одна питекантропка, А за ней вприпрыжку мальчики Все, как есть, неандертальчики. САМОРОДКИ Если много выпью водки, То дела мои лихи: Сочиняю «Самородки» Нецензурные стихи. РУССКИЙ ДОМ Медалями горда Олимпиада, А нам медалей, вроде, и не надо. И то для нас большая честь, Что Русский дом в Канаде есть. ПУТИН Он наш учитель И спаситель, Борец, и поп, И даже наш «хип-хоп». АНТИПОДЫ У культуры сложен путь, Бескультурье проще. Бескультурье – наша суть, А культура – мощи. МЕТАМОРФОЗЫ Конец серебряного века, Он был закатом человека. От человека век устал, И человек скотиной стал.

187

2011-й год Вышли в свет 2 номера литературнохудожественного и публицистического журнала «Истоки» тиражом в 600 экземпляров. Опубликовано 117 авторов

188

Ярмарка книжной культуры

Дух малой родины и большой литературы

Ровно год назад мне удалось впервые побывать на Красноярской Ярмарке Книжной Культуры (КРЯКК). Впечатления от пресс-конференции учредителей Фонда поддержки культурных инициатив Михаила и Ирины Прохоровых, от церемонии открытия Ярмарки, которую Фонд проводит совместно с Правительством Красноярского края, администрацией города Красноярска, в партнёрстве с Международным Выставочно-деловым центром «Сибирь», от обилия стендов с самой разнообразной литературой, от многоликой реки посетителей выставок, встреч с деятелями культуры, несмотря на то, что мы провели в выставочном центре всего несколько часов, остались незабываемые. Пожалуй, главное из них - атмосфера торжества книжной культуры, творчества, «хлеба духовного». И, как от всякого заряженного доброй энергетикой явления, рождается продолжение, возникла идея обратиться в Фонд Михаила Прохорова, одним из важнейших направлений деятельности которого является пропаганда книги и чтения как культурного досуга, представление лучших российских издателей, стимулирование распространения качественной книги в Сибири и повышение статуса письменной культуры, с предложением о поддержке нашего межрайонного литературнохудожественного журнала «Истоки», издаваемого Сергеем Прохоровым. На наше обращение нам очень доброжелательно ответила пиар-менеджер Фонда Татьяна Панченко, в течение года делясь с нашей редакцией интересной информацией о событиях и мероприятиях по линии Фонда в Красноярске, а в октябре 2010 года раздался телефонный звонок от неё с сообщением, что организаторы Четвёртой Красноярской Ярмарки Книжной Культуры включают в её программу презентацию журнала «Истоки». Надо реально представлять себе масштаб и уровень Ярмарки, программа которой с 3 по 7 ноября насчитывала более сотни мероприятий, включая не только проводимые в залах выставочного центра «Сибирь», но и в Красноярской филармонии, Красноярском драматическом театре им. А.С.Пушкина, Красноярском музейном центре…, а среди участников встреч с читателями в рамках литературной программы были писатели Джеймс Мик из Великобритании, Керстин Хольм из Германии, Яцек Хуго-Бадер из Польши, российские Лев Рубинштейн и Владимр Шаров…, чтобы в полной мере осознать, что приглашение на презентацию журнала «Истоки» - это не покровительственный жест «богатого дядюшки» в отношении «бедного родственника», а признание качества литературно- художественного продукта, рождённого около пяти лет тому назад содружеством иланских и нижнеингашских творческих объединений «Родничок» и «Парнас»

и выведенного редактором-издателем журнала Сергеем Прохоровым на достойный уровень. Вот что представлял собой на Ярмарке день 4 ноября (беру только до 14 часов, за неимением возможности перечислить всё). В 11.00 в «КРЯКК-клубе» началась встреча с Джеймсом Миком, британским писателем и журналистом. На детской площадке в это время - развивающие игры. На сцене-2 - презентация нашего журнала «Истоки». В холлах – конкурс медиаработ, арт-акция «Сибирь-Европа. Открытая дверь в мир» и мастер-классы по различным видам анимации. В 12.00 на этих площадках уже другие встречи: презентация книги немецкой журналистки Херстин Хольм «Рубенс в Сибири»; встреча с Владимиром Топилиным и издательством «Буква С»; мастер-классы для детей, которым художник Дмитрий Цветков показывает, как художник делает книгу. В 13.00 – снова смена событий: презентация ИД «Самокат» - знакомство детей с лучшими авторами и иллюстраторами детских книг; творческая встреча с выдающимся артистом Евгением Мироновым, презентация книги Александра Астраханцева «Антимужчина» и показ лучших конкурсных программ фестивалей видеопоэзии… И всё это время идёт собственно Ярмарка – выставки книг и иллюстраций, инсталляции, продажа и покупка книг и другой продукции, незапланированные встречи, обмен мнениями за столиками кафе, куда хоть на несколько минут приходится присесть, чтобы дать

189

отдых уставшим ногам… Соучредитель и председатель Экспертного Совета Фонда Михаила Прохорова Ирина Прохорова на пресс-конференции, предшествующей открытию КРЯКК, рассказала: - В этом году мы сформулировали магистральную тему нашего четвертого КРЯККа как «Образ Сибири в европейском сознании», потому что очень много интересных книг выпускается о Сибири, которые написаны людьми другой культуры. Это писатели, живущие в разных странах, которые не имеют русских корней. Они не привязаны к реальной истории страны, но при этом пишут о Сибири и жизни в России. Нам показалось это очень интересным и симптоматичным – оказывается, что Сибирь как метафора России привлекает творческих людей, становится источником вдохновения. Для нас очень важно посмотреть и обсудить, какой же представляется людям другой культуры та земля, на которой мы живём. Поэтому очень много перфомансов и выставок в этот раз посвящено Сибири, её идентичности. Отметив, что уже в четвертый раз в Красноярске в рамках Ярмарки собираются издатели со всей России (в этом году свои книги представили 214 издателей), и таким образом постепенно КРЯКК становится традицией, Ирина Прохорова подчеркнула: «Это означает, что Сибирь и Красноярск прежде всего – очень важные центры книжной культуры». Красноярская Ярмарка была представлена как «генеральная репетиция» фестиваля современного российского искусства «Неизвестная Сибирь», который пройдёт 15-21 ноября в Лионе (Франция). Туда сразу после КРЯКК отправились многие партнёры ярмарки: в частности спектакль «Шукшинские рассказы» с участием Евгения Миронова и Чулпан Хаматовой. (Фестиваль проходит в рамках Года России и Франции, старт которому был дан на Третьей Красноярской Ярмарке в прошлом году). Поэтому на прессконференции были и французские журналисты, которые задали Ирине Прохоровой ставший ритуальным вопрос о судьбе книги в современном мультимедийном пространстве: - Во всём мире отмечают, что люди перестают читать книги. Удалось ли вам переломить эту тенденцию в России и в частности в Красноярском крае? - Я не уверена, - ответила Ирина Прохорова, - что люди перестают читать. Если привозим хорошую качественную литературу, покупают и читают. То, что меньше читают – это не проблема людей, а проблема книжной индустрии. Качество книжной культуры даёт всплеск читательского интереса. И наша задача общая задача - его поддерживать. О значимости Ярмарки Книжной Культуры для Красноярского края говорил на прессконференции министр культуры края Геннадий Рукша. Сопутствующие выставке события,

190

привлечение в Красноярск выдающихся деятелей искусства, завязывание межкультурных связей, престиж столицы края как «культурной столицы» - всё это очень важно. Особо благодарен министр за значительную поддержку библиотекам края, которую оказывает Фонд Михаила Прохорова, ежегодно выделяя грант на закупку книг у издательств, представленных на Ярмарке. В нынешнем году выделено на эти цели 12 миллионов рублей. (Надо сказать, что получателями гранта в разные годы становятся и библиотеки нашего района). Говоря о новых форматах культурной программы на Ярмарке, Геннадий Рукша с признательностью отметил продвижение и пропаганду красноярских авторов и издательств, причём, не только города Красноярска, но и территорий края. Министр вполне мог иметь в виду конкретно журнал «Истоки»: с этим изданием и его редактором Сергеем Прохоровым он знаком и высказывал своё одобрение. Идея Ярмарки – не только демонстрация всей лучшей книжной продукции, но и показ книги, вовлечённой во все области культуры, реализуется в обширной культурной программе, которая началась даже раньше, чем открылась Ярмарка. 2 ноября в Красноярской краевой филармонии выступал польский пианист, лауреат международных фортепианных конкурсов, участник создания фильма Романа Полански «Пианист» Ян Кшиштоф Бройя. Книга и театр, книга и кино, книга и живопись, музыка, телевидение, Интернет, дизайн, мода, скульптура, фотография, инсталляции, исторические документы, образование – всё, что даёт представление о книге как самостоятельном виде искусства, и о книге – как импульсе к другим видам творчества, и о книге – как способе объединения всех видов творчества, а значит и культур разных народов и создания мирового культурного пространства, - всё было представлено на Ярмарке. Вопреки политическим разногласиям на уровне правительств, поляки и румыны, немцы и англичане, прибалты и французы, сибиряки и москвичи складывали на Ярмарке красочную мозаику современного мира, в котором искусство – это «территория любви». И фильм Красноярского режиссёра Александра Кузнецова с этим знакомым нам названием с большим успехом был представлен на премьерном показе в Доме кино, в рамках Красноярской Ярмарки Книжной Культуры. (В Нижнеингашском районе презентация этой документальной картины о жителях Тинского психоинтерната, созданной при поддержке Фонда Михаила Прохорова, состоялась, как знают наши читатели, раньше). Представляя на пресс-конференции культурную программу Ярмарки, куратор Евгения Шерменева подчеркнула, что огромное место в ней занимают мероприятия, связанные с активным творчеством детей. В том числе, под руководством художников красноярские девочки и мальчики сами создавали книги и кукол для французских ребят, пытались делать фильмы, играя, постигали секреты творчества. Забегая вперёд, скажу, что и на презентации нашего журнала «Истоки»

была группа красноярских школьников, очень внимательных и заинтересованных. А вообще детские весёлые лица мелькали повсюду: и у стендов с детскими книгами, и в мастер-классах, и перед техническими средствами… Продолжая тему объединяющей роли книги, участник пресс-конференции Джеймс Мик, британский писатель и журналист, рассказал (кстати, на очень хорошем русском) о своём интересе к России и к Сибири. В 90-е годы он работал корреспондентом газеты «Гардиан» в России и на Украине, позже – в Ираке и на Кубе. За работу в Ираке получил престижную профессиональную премию. Удостоен премии «Книга года» Шотландского совета по делам искусств на Эдинбургском книжном фестивале в 2006 году за роман о гражданской войне в России «Любовь человеческая» («Декрет о народной любви»). Писатель рассказал, что уже бывал в Красноярске, сопровождал Александра Лебедя в предвыборной (тогда губернаторов ещё избирали всенародно) поездке по Красноярскому краю. Характер Лебедя, масштаб его планов, его бесстрашие и близость к народу, по впечатлению Мика, очень соответствовали именно Сибири. Вместе с генералом Джеймс Мик побывал на Столбах, ночевал в охотничьем зимовье, восхищался Енисеем. Возможно, эти впечатления станут основой для новой книги писателя. -Россия и Великобритания, - отметил англичанин,похожи своим отношением к культуре – обе читающих страны. Живя в России, я видел, что в каждой квартире есть книги. Но идея книжной культуры сейчас под угрозой. Усиливается соперничество со стороны других средств информации. Надеюсь, что мы научим наших детей читать, и писать, и сохранять книгу как неотъемлемый атрибут человеческой цивилизации. В богатстве и многообразии мира книжной культуры Сибирь занимает своё уникальное место, что соответствует и особому месту территории Сибири в России. В представлении о Сибири (не только жителей зарубежья, но и европейской части России) много мифов. В первую очередь, Сибирь ассоциируется с суровым климатом, бескрайней тайгой и тяжёлой неволей – местом каторги, лагерей и ссылок. А также Сибирь – это вольница, на бескрайних просторах которой находилось место для тех, кто искал здесь свободу религиозных и мистических исканий, кто находил здесь землю и промысел, а в советское время – романтику созидания новых городов, крупнейших строек, осуществления своих идей в науке и искусстве. «Неизвестная Сибирь» фестиваль, организованный Фондом Михаила Прохорова в рамках года России и Франции, в эти дни показывает во французском городе Лионе богатство современного искусства, значительным центром которого является Сибирь. И в этом представлении одним из центральных событий

станет спектакль «Рассказы Шукшина», который 3 ноября был поставлен в Красноярском драмтеатре им. А.С. Пушкина. На пресс-конференции, посвящённой открытию КРЯКК, эмоциональное выступление

руководителя «Театра Наций» Евгения Миронова вызвало особый интерес: - Красноярский край очень шукшинский. К сожалению к творчеству Шукшина наши театры сейчас обращаются крайне редко. Наш спектакль родился по предложению латвийского режиссёра Алвиса Херманиса и поставлен при поддержке Фонда Михаила Прохорова. Идея поставить спектакль именно по рассказам Василия Шукшина была неожиданной. Неожиданной была и идея режиссёра, чтобы творческая группа поехала на родину Шукшина – на Алтай, в Сростки. Красота немыслимая и люди ошеломили нас. Поначалу мы были восприняты местным населением в штыки, людям надоели назойливые расспросы журналистов «жёлтых» СМИ про «жареные» факты из жизни Шукшина. Но постепенно, увидев нашу искреннюю заинтересованность, односельчане писателя и герои его рассказов стали нам доверять, впускать нас в свой мир. Художник-фотограф Моника Пормале очень много снимала в Сростках за те восемь дней, что мы прожили там. В той удивительной атмосфере я вспомнил своё детство. Я, слава Богу, родом не из Москвы, где приходится «держать лицо», приспосабливаться. А здесь дух такой открытости и непритворства! В последний день перед нашим отъездом на берегу Катуни местные жители выстроили столы и всей деревней вместе с нашей творческой группой гуляли, пели старинные песни, любимые Василием Шукшиным, и частушки. Сначала частушки были скромные, а когда мы попросили что-нибудь поострее, то земляки Шукшина такое выдали, от чего наши женщины не знали, куда деться! Жаль, но, конечно, в спектакль такие частушки не вошли. Впечатления от сросткинцев, их незаурядных характеров было настолько сильное, что режиссёру пришлось потом настаивать, чтобы мы, актёры, в спектакле не играли этих людей, а играли всё-таки образы героев рассказов. И вместе с тем, осталось щемящее чувство, что всё это, этот мир, эти характеры уходят и никогда уже не будут… Премьеру спектакля мы

191

играли в Бийске, из Сростков привезли жителей на автобусе. На сцене, по замыслу режиссёра, во время действия «играют» огромные фотографии жителей Сростков. И никогда ещё в нашей актёрской жизни не было таких аплодисментов, как когда люди видели и узнавали себя и своих односельчан! Впрочем, где бы мы ни показывали спектакль «Рассказы Шукшина», одинаково горячо и непосредственно реагируют на него представители разных социальных слоёв и разных национальностей и в разных странах. Потому что это рассказы про настоящее: про простоту и доброту. Режиссёр Алвис Херманис говорит нам: «Шукшин – это ваша валюта». Профессиональную программу Ярмарки Ирина Прохорова отметила особо. С самой первой ярмарки в её рамках проводятся мероприятия для библиотекарей. Библиотеки Ирина Прохорова называет становым хребтом книжной культуры. Книге важна инфраструктура продвижения к читателю. В этом году помимо традиционного двухдневного семинара для библиотечного сообщества (тема семинара была «Библиотеки и современная концепция образования») вошли мастер-классы и тренинги по английскому языку, книжному дизайну и журналистике. Ведущая семинара Ольга Синицына, заместитель генерального директора Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы им. М.И. Рудомино, отдала должное подвигу, преданности библиотекарей, отметила важность этого инфраструктурного звена не только культуры, но и образования. - Несмотря на невысокий социальный статус библиотекарей в нашей стране, - сказала она, – это очень творческие люди. Разговор о роли библиотек в современном образовании шёл очень серьёзный. Размышляли над тем, почему модернизация, заявленная на высшем уровне в качестве национального стратегического приоритета, пробуксовывает на практике? Почему вообще благие намерения властей по совершенствованию образования терпят фиаско? И почему важно, чтобы при всех модных электронных новациях дети и детям читали книги? В ходе семинара сделан анализ реализованных проектов конкурса «Новая роль библиотек в образовании» на грант Фонда Михаила Прохорова и объявлены условия нового конкурса. - Мы и не думали, что в Нижнеингашском районе издаётся полновесный литературнохудожественный журнал, - призналась исполнительный директор Фонда Михаила Прохорова Оксана Дайнеко. - Для нас это было приятным открытием. Презентация журнала «Истоки» включена в программу Ярмарки, и журнал достоин этого своим авторским составом и своим содержанием. Тщеславие – нехорошая черта, но, сознаюсь: услышав эти слова на пресс-конференции, я почувствовала гордость. И радость. За всех, причастных к «Истокам». Потому что была свидетелем рождения замысла литературнохудожественного альманаха, (впоследствии

192

ставшего журналом), обсуждения идеи, создания содружества иланских и нижнеингашских творческих личностей; поддержки со стороны администраций Нижнеингашского, Иланского района и города Иланского, материальной помощи канских и нижнеингашских предпринимателей. И самозабвенной деятельности по осуществлению этого замысла со стороны Сергея Прохорова, ставшего автором, редактором, художником, техническим «отделом», менеджером, издателем, «отделом писем», создателем электронной версии журнала «Истоки», собирателем средств, распространителем тиражей, и прочее, и прочее… Конечно, признание «Истоков» на столь высоком уровне, как Красноярская Ярмарка Книжной Культуры, - это этап долгой и упорной работы многих людей, сплотившихся вокруг журнала, и прежде всего, авторов из Иланского и Нижнеингашского районов. Но он так и остался бы одним из великого множества издаваемых в крае сборников любителей литературного творчества, благо, что издаться сейчас не представляет проблемы – были бы деньги. Заслуга Сергея Прохорова в том, что он сразу поднял планку публикаций до авторства Николая Устиновича и Виктора Астафьева, Валентина Распутина и Андрея Поздеева, Николая Ерёмина и Владимира Корнилова… Понятие «творчество местных авторов» редактор «Истоков» расширил, включив в него сначала, кроме любителей, и профессиональных литераторов, которые есть или были родом из наших районов, затем, привлекая к сотрудничеству известных красноярских и российских поэтов и писателей, критиков и публицистов, и наконец – через Интернетверсию журнала - творческие силы из зарубежья. И при этом, сохраняя самобытность издания, его приверженность «родной пяди земли», её нравственному духу и патриотической верности двум самым восточным районам Красноярского края. Соединение этих двух качеств – духа малой родины и большой литературы - и выделили как основную тему презентации журнала «Истоки» на Ярмарке её организаторы от Фонда Михаила Прохорова и великолепная ведущая директор издательства «Кредо» Лариса Кочубей, сразу задавшая тон: Литературнохудожественный журнал «Истоки» родился в глубинке. Но в нём нет ничего провинциального, кроме того, что он издаётся в провинции. Прекрасный ингашский художник Виктор Псарёв и иланский поэт Виктор Воловик органично соседствуют на страницах журнала с такими корифеями искусства, как писатель Анатолий Чмыхало и художник Тойво Ряннель, исследователь творчества Виктора Астафьева кандидат филологических наук Антонина Фёдоровна Пантелеева, журналист и поэт Людмила Винская, которая открыла читателям «Истоков»

польскую писательницу Виславу Шимборскую, красноярские поэты Анатолий Третьяков, Николай Ерёмин и Марина Маликова. Редактор «Истоков», представляя журнал, был краток… - Я не умею красиво говорить, но стараюсь красиво делать журнал. Наверное, это получается. Журнал «обрастает» друзьями из самых разных областей России. Начинаем дружить и обмениваться «творческими портфелями» с другими изданиями, российскими литературными журналами. Главное для «Истоков» – его авторы и интерес читателей. А поэт Николай Ерёмин шутливоторжественен: - Хочу произнести хвалу Сергею Прохорову. Вы только посмотрите: в соседнем зале встречу проводит писатель из Англии, а здесь – из Нижнего Ингаша! Случайностей не бывает, и сегодняшнее совпадение фамилий: Михаил Прохоров и Сергей Прохоров – это повод провести изыскания и выявить, какая тут связь. Я, может быть, даже написал бы такой рассказ. А с Сергеем Прохоровым мы знакомы много лет. Когда-то я, выпускник медицинского института, приехал работать в психиатрическую больницу в Нижнеингашский район. Принёс свои стихи в редакцию газеты «Победа», где познакомился с Сергеем Прохоровым, который работал в газете и тоже писал стихи. В редакции мы создали литературное объединение «Родник», и однажды я отправил подборку моих стихов, напечатанных в «Победе», в Литературный институт. И был принят на курс Роберта Рождественского. Теперь я профессиональный литератор, а Сергей издаёт журнал, в котором я с удовольствием печатаюсь, и эти публикации в «Истоках» и ссылка на то, что «меня знает Сергей Прохоров», иногда даже становятся рекомендацией для того, чтобы мне опубликоваться в других изданиях. Благодаря Интернет-версии журнала, я стал «молдавским и китайским» поэтом. Только за один день мою страничку посетило 25 тысяч читателей. Вот это аудитория! Антонина Пантелеева, человек сдержанный и не разбрасывающийся похвалами, однажды увидела журнал «Истоки» и удивилась: - Он основательный, уютный, домашний, чего не хватает современным изданиям. Потому что это основа основ – дом, совесть, мораль. Это то, что было важным в творчестве Виктора Петровича Астафьева. Я отправила в «Истоки» статью об Астафьеве, которую нигде не соглашались печатать. А Сергей Тимофеевич напечатал, не побоялся. И после этого как будто что-то

сдвинулось, пошла работа над книгой «Река жизни», и сегодня книга о Викторе Петровиче Астафьеве готова, напечатана. Я дарю её редактору «Истоков» с пожеланиями держать планку журнала и не терять этих качеств. Марина Маликова, поэт, однажды побывав на встрече с творческим активом «Истоков» в Иланске, стала автором и другом журнала: - Когда я познакомилась с этими людьми, у меня будто прибавилось сил. Я увидела, что есть мир добрый, любознательный и чистый. Мир поэзии, которая нашу душу делает высокой. Людмила Николаевна Титова, тележурналист, дала свою расшифровку названию журнала: «Истоки – ищу справедливости, творчества, одобрения, критики, истины». После того, как ей в руки попал журнал «Истоки», она захотела больше узнать о Нижнем Ингаше, его прошлом, настоящем. Многие годы проработавшая в краевых СМИ, она знает цену слову, особенно слову, которое распространяется в пространстве и времени. И ей захотелось послать в «Истоки» свои рассказы. - Если хоть один автор, считает Титова, - внесёт свою верную нотку в публикации, то это и будет голос нашего времени. Артюхов Иван Павлович не литератор. Он ректор Красноярской медицинской академии, профессор, но на презентацию «Истоков» приглашён Ларисой Кочубей не случайно. (Его признательность Ларисе Анриевне за это приглашение и вообще за её деятельность по объединению мощных творческих сил вокруг «Истоков» мы в полной мере разделяем). Уроженец деревни Романовка Нижнеингашского района, он увлёкся изучением своей родословной, то есть решил узнать свои истоки. Выяснил, что предки его прибыли в Романовку из Могилёвской губернии, числом 31 человек, из них 22 - мужского пола. Прадеду было 62 года, имел он шестерых детей, из них младшей дочери было 5 лет. Изучая родословную, Иван Павлович решил собрать всех найденных им Артюховых в белорусской деревне, откуда переселилась мощная сибирская ветвь. От старожилок деревни узнал, что и в США живёт Артюхов Леонид Платонович, чей отец, Платон, был водителем служебной машины прокурора СССР Вышинского, который был обвинителем со стороны СССР на Нюрнбергском процессе, судившем главарей фашистской Германии. На сегодня Артюхов изучил 13 поколений(!) своей родословной. И это изучение подвигает его ещё теснее поддерживать связи с малой родиной, с ингашской землей, где родился, с иланской, где заканчивал среднюю школу. Он активный член землячеств обоих районов в городе Красноярске и

193

выразил готовность всемерно помогать в издании журнала. Наверное, это символично, что выступление Артюхова Ивана, помнящего родство, оказалось последним из тех, что успели прозвучать за один короткий час (уже объявлялось о следующем мероприятии на этой площадке) презентации журнала «Истоки». Многим хотелось сказать ещё многое. И слушателям не хотелось расходиться. И выстроилась очередь за автографами к Сергею Прохорову и другим участникам презентации. И ушли по рукам все журналы, книги Прохорова … Но продолжалась Четвёртая Красноярская Ярмарка Книжной Культуры, шумела, переливалась красками, звучала многоголосием. И в этом чудном хоре, уверена, не затерялся чистый скромный голос из творческих родников иланской и нижнеингашской земли. Получив такую мощную поддержку, такие добрые напутствия, приобретя новых друзей, «Истоки» потекут светлой рекой – рекой жизни, соединяющей прошлое, настоящее и будущее, берега и людей. Ведь если прав Николай Ерёмин и нет в жизни ничего случайного, то неслучайна и дата проведения презентации «Истоков» на Ярмарке – 4 ноября – в День народного Единства, праздника, когда, как сказал на открытии Ярмарки губернатор Лев Кузнецов: «Должно особенно осознаваться, в чём наше единство. Оно в том, чтобы, мысля поразному, стремиться сделать счастливее людей и себя». Лилия ЕНЦОВА, Член Союза журналистов. Фото У. Захаровой, Л. Енцовой, С.Прохорова

194

“Быть может, это самый необычный издательский проект, когда-либо появлявшийся на Красноярской земле”. Так оценила презентацию межрегионального литературного-художественного журнала “Истоки” на Красноярской ярмарке книжной культуры ежедневная газета Фонда Михаила Прохорова “DailyКРЯКК”. Своими впечатлениями о презентации журнала, о ярмарке книжной культуры делятся Елена Дубенская и Людмила Титова на страницах общественнополитической и литературной газеты “КРЕДО”.

И ПОКАЗАЛОСЬ СОБРАЛОСЬ ЗЕМЛЯЧЕСТВО

Подъехали мы к международному центру “Сибирь” за час до открытия, который, как говорит его хозяин, создавался при моем участии. Идею я привезла из Америки и “ездила ей по ушам” в своих доблестных рассказах после поездки Саркизу Мурадяну, маленькому армянину, который довел свой бизнес до высокого полета и выстроил, кроме рынков, домов жилых, дорог, этот современный центр. Выходим из автомобиля, он собственной персоной встречает на крыльце.Встретились, обнялись Он для мужчины удивительно мал ростом, но на лице его живописно и по-доброму блестят глаза . Меж тем, мы были приглашены на прессконференцию журнала “Истоки”. На страницах журнала, его уже 16-го номера, была публикация Людмилы Николаевны Титовой о легендарном Киренском, директоре - в советское время и рыночное тоже - института физики, о ком она знала не понаслышке. Как физик по образованию, журналист по жизни после уже, Людмила Николаевна была в институтских стенах при получении высшего образова ния его ученицей. В рамках книжной ярмарки таких событий, как встреча с издателями и авторами публикаций, проводится великое множество. Эта встреча стоит на особинку. Журнал родился и стал процветать к глубинке, в недрах Нижнеингашского района. Собирались на книжную ярмарку мы своим кругом. Журналистка Любовь Примачек из Австралии, возжелавшая с нами в обществе прокатиться на ярмарку (там с хорошими русскими изданиями есть проблемы, как она говорит “сильное напряжение”) и другая подруга, закадычная теперь, мудрая Людмила Николаевна Титова. Получилось иначе, прыть австралийки превзошла нашу, она съездила днем раньше, не выдержав ожиданий. Вот ее мнение: “Книг хороших очень много, красивых, умных. Полиграфия отменная, как и цена. Книга, на которой взгляд остановился, по цене равна пенсии”. Побывала она там без нас и, прикупив кое-что, вернулась Народа на ярмарке много. Но не как в былые годы, когда

мы за книгами в очередь стояли, теперь они за нами выстроились. Только выбирай. Я, как знаток “книжной площадки” в центре “Сибирь”, повела знакомых журналисток в другой конец зала. Почти музейная тишина, картины, полиэкран, на котором в режиме генеральной репетиции пролистывали» портреты дам рубенсовской эпохи. Мы сидели на диванчиках, на

которых по-домашнему разлеглись цветные подушки, на сцене тоже диванчики и кокетливый столик. Все извещало о том, что это площадка благотворительного фонда олигарха Прохорова. Мы и пришли на Прохорова, но, почувствовав “подставу”, соскочили с мест, когда публике был представлен английский писатель и полилась английская речь. Нам - к другому Прохорову, Сергею, издателю из Нижнего Ингаша. Почувствовав носом “подставу”, мы двинулись в другой конец павильона. Мы просто рванули меж книжных прилавков ярмарки. Заприметила новые

195

книжки Андрея Битова...есть томика четыре...-люблю его ассоциации, как пишет, что чувствует и понимает... журнал “День и ночь” выставился отдельно, наше красноярское издание, польские книги, призабыла издательство, много художественной литературы от современников до классики.-..говорят у нас наоборот... от классиков русской литературы до современников... Издания красивы, изданы элегантно. Много христианской литературы. Словом, все, чем богаты духовные прилавки миллионного сибирского города. Наконец нашли - то, что искали. Подушечек с диванчиками уже не было, но зал был набит читателями журнала “Истоки”, свободных мест не было, все уже началось. Выступали те, кто имеет отношение к “Истокам”. Открыла встречу директор издательства “Кредо” Лариса Кочубей, которая хорошо знает цену таким изданиям и такому подвижничеству литературной провинции. Там было все, на этой пресс-конференции, как по нотам расписано... Издатель венчал трибуну... Сергей Прохоров...не олигарх, не заносчив, трогательно улыбчив...седые волосы, как у Эйнштейна, костюм светлых тонов, между бирюзой и сталью. Рядом с издателем знакомый мне поэт Николай Еремин. Приглашен не потому, что друг и известный поэт, а скорее личность для Нижнеингашского района легендарная. Он три года “отрабатывал” после медицинского института в психиатрической лечебнице станции Тинская, имеет жену - психиатра и дочь, тоже медика, а теперь оставил свою психиатрию, пишет стихи, принес с собой новое издание своей книги “Русский папа”. Поэт активно сотрудничает с “Истоками”, знакомит читателей со своими новыми стихами и рассказами. Интересным, каким-то по-отечески теплым было выступление ректора медицинской академии Ивана Артюхова. Озаботившись историей своей белорусской родословной, ректор восстановил 10 поколений рода Артюховых и решил собрать их всех вместе. В Нижнем Ингаше предки рода появились во время Столыпинской реформы в 1898 году. Ректор внес конкретное предложение по изданию, предложив помощь и участие в издании очередного номера журнала. Выступили и другие авторы журнала: А.Пантелеева, Н.Абросимова, М.Маликова. Главная мысль, которая как бы витала в воздухе, была красноречивой, “у Сергея Прохорова можно печатать то, что дорого, что не напечатаешь нигде, только у него!” Мне показалось, что собралось землячество ингашское, разговоры были доверительны и теплы. Такой нам запомнилась четвертая книжная ярмарка, ее культурное мероприятие.

Елена Дубенская

196

ЖИВИТЕЛЬНЫЙ ГЛОТОК

И Иланск, и Нижний Ингаш своим появлением обязаны строительству Транссиба и Московского тракта. В Нижнем Ингаше первые поселенцы появились в 1775 году, 235 лет назад. Это были беглые, ссыльные, а позднее насильственно переселенные. Тайга, лес, необозримые просторы - Богом забытый край, только в 1865 году здесь построили церковь и лишь в 1906 году первая школа при церкви. Но Россия сильна глубинкой. Со временем здесь были построены предприятия лесодобывающей, лесоперерабатывающей, химической промышленности. Окреп и возмужал сибирский характер... В Великую Отечественную войну только Нижнеингашская земля дала стране 5 Героев Советского Союза. Это П.М.Бахарев, В.В.Женченко, П.А.Рубанов, А.К.Корнеев, В.П.Лаптев. Это история - истоки успеха. Общеизвестно, что для того, чтобы свершилось доброе дело, нужна личность, чувствующая время, поддерживающая таланты и, безусловно, сама талантливая, коммуникабельная. И время определило Сергея Прохорова. Создан журнал, который под силу иному городу. Мы с Ларисой Анриевной Кочубей участвовали в проекте, посвященном В.П.Астафьеву, и вот она, директор издательского дома “Кредо”, будучи членом редколлегии журнала, от имени Сергея Прохорова предложила мне опубликовать свой материал. И я с волнением увидела в нем свою публикацию, хотя за спиной уже более двух десятков лет работы на ТВ в живом эфире, публикации в периодике. “Истоки” - это И - история С - стойкость Т- талант О - оптимизм К - коммуникабельность И - истина, Так для себя расшифровала я суть журнала, прочитав его. Периодической печати в Красноярском крае, тогда Енисейской губернии, чуть боле ста лет. На протяжении десятилетий она была единственным источником информации. Сейчас таких источников несметное число, но у толстого журнала свои задачи. Убеждена, что “Истоки” - живительный глоток, способствующий духовному развитию.

Людмила Титова

Поэзия Ольга ШАНГИНА

Симфония природы ЛУЧ Ищу глазами яркий свет, Но солнца в небе снова нет. Зову его, тянусь рукой, Но луч смеётся надо мной. И вдруг гроза, и снова гром Наверно, я забылась сном. Никто не сможет мне помочь: Вселенским эхом встретит ночь. ЗОЛОТАЯ НОЧЬ Золотая ночь под небесами, Дуновенье ветра из-под крыл. Всё кругом усыпано цветами, Город мне загадочен и мил. В поцелуе сладкого забвенья Я забуду нынче обо всём… Лишь душа от юного волненья Рвется ввысь, за вешний окоём. ОСЕНЬЮ Посмотри, как над землёю Листья жёлтые кружат, Как они на тонких ветках От дыхания дрожат. Посмотри, как всё танцует, Хороводит и поёт, Как над нашей головою Небо медленно плывёт. Ты посмотришь и мне скажешь, Что за осень всё отдашь, Что чудесен и прекрасен Её солнечный пейзаж! *** Если всё в твоей жизни не так, Даже солнце не светит в окошко, Ты прими это всё за пустяк, Хоть душе твоей горько и тошно. Если кто-то клянёт за спиной, Не ответь ему местью такой же. Его крик утоли тишиной, Не дари ему фразу: “ Постой же!” Никогда не смотри ему вслед, Пусть идёт. Оглянулся? И ладно.

Удержи своё гордое: “ Нет”, Чтобы не было сердцу досадно. ДЕМОН Демон над землёй взметнулся, Пыль и листья ввысь поднял. Он рукой цветка коснулся – И цветок в тот час увял. Сатана взмахнул рукою, Посмотрел на небеса – Там с упрёком и мольбою Смотрят Божии глаза. СИМФОНИЯ ПРИРОДЫ Не сладкий сон И не виденье. Таёжный склон, Дождя паденье. Багровый лес, Блеск изумруда, И солнца луч Из ниоткуда. СМЕРТЬ ВОЛКА У подножья, где скалы, Волк лежал на снегу. Рана кровью сверкала В его левом боку. Боль пронзила всё тело, Зверь почти не дышал. Злая вьюга свистела, Месяц в небе дрожал. Подступила воочью Смерть к сигнальным флажкам. Этой вьюжною ночью Нет пощады волкам! *** Мне так близка златая осень И листья жёлтые во мгле, Когда ветрами их разносит По грязной, скомканной земле… Ее мотив сродни печали, Что в сердце слышен всякий раз. Но дни осенние умчались, И хлад зимы дохнул на нас.

Ольга Шангина – член литературного клуба «Братские роднички» (г.Братск).Стихи публиковались в журналах: «Сибирячок»(Иркутск), «Детское творчество» (Москва), «Детская роман-газета»(Москва), в коллективном сборнике «Самое главное» (Москва), опубликованном по итогам III Всероссийского фестиваля «Я вхожу в мир искусства», в альманахе «Синильга» (Новосибирск) – по итогам «Сибирского литературного конкурса», посвящённого писателю Г.Ф. Карпунину, в журнале «Северо-Муйские огни» (Бурятия, г. Северо-Муйск).

197

Олег КОРНИЕНКО г. Сызрань

ВОЕННЫЕ СТИХИ УЧЕБНАЯ ТРЕВОГА Мы ждали вылета. Курили. В планшетах карты. Бой, так бой. Но вдруг обрадованы были Ракетой красною. Отбой! Мы возвратились на рассвете В дома, окутанные сном. И город даже не заметил, Что мы отсутствовали в нём. В ТИРЕ Шеренга замерших мишеней. Наш перекур короткий у двери. Сегодня стрельбы: лёгкое волненье, И так привычна тяжесть кобуры. Прицелюсь быстро, точно, как обычно. Рука не дрогнет, пули лягут в цель. - Десятка, девять, девять. - Есть «отлично»! Почувствую улыбку на лице. И долго звон в ушах не затихает, С небесным спорит пистолетный гром. А, кажется, жестянщик жесть ровняет, Стуча неравномерно молотком. *** Ждём взлета. Дождь стучится в блистре. Стекают капли влаги на капот. Хлопок ракеты – еле слышен выстрел. Сейчас у нас прибавится хлопот. Ещё мгновенье – загудят турбины, И повторит команду шлемофон. Нас понесёт стремительно машина Туда, где притаился полигон. ПЕРВАЯ МЕДАЛЬ Я в детстве думал: на войне За каждый бой дают медали. Не раз мерещились во сне Мне всплески взрывов, скрежет стали. И, что естественно вполне, Мне снились подвиги и слава… Но вот на днях вручили мне Кружок сверкающего сплава. Я ликовал в душе, рукой Медаль к мундиру прижимая. Не мог понять во мне другой: За что же почесть мне такая? Друзья смеялись: «Что с тобой? Ты вспомни ад в кабине летом И наш незримый с небом бой,

Когда взлетали мы с рассветом. Такой медали каждый рад. В её литом кружке горящем Нам виден отблеск всех наград, Добытых в битвах настоящих». ВЗЛЁТ Здесь ветра шквал, и свист, и грохот. Трава седеет на глазах. И отражением эпохи Играет солнце на винтах. А ветер бьёт в лицо, толкает. От гари морщусь – не озон. И за спиною оживает, как парус, Мой комбинезон. Я наблюдал за вертолётом, Пока не стих буран в траве. Блеснувши зеркалом капота, Он растворился в синеве. И я за ним душой рвался, Но техник - это не пилот. Чтоб он как летчик состоялся, Готовлю я его в полёт. ОСЕНЬ Голос у ветра простужен. Утро – стакан молока. Солнце проснётся и тут же Прячется за облака. Дух ожиданья витает. Клин журавлиный проплыл. Силу раздав, отцветает Щедрость земли, девясил. Слышится гул над полями: Пашут всю ночь трактора. Больше не пахнет хлебами. Осень, ваш выход! Пора. НЕЛЕТНАЯ ПОГОДА Инженер вошёл и хлопнул дверью, Снег оббив, промолвил: -- Всё! Туман. Я к окну с надеждой – не поверил: Города не видно. Не обман. И затихла жизнь аэродрома, Взлётная погасла полоса. Чей-то голос: «Что там делать дома? Полетать ещё бы с полчаса».

Олег Корниенко - майор запаса. Участвовал в афганской войне. Награждён медалью «За боевые заслуги». Печатался в центральных журналах: «Аврора», «Смена», «Советский воин», еженедельнике «Литературная Россия», альманахе «Новый Енисейский литератор», коллективных сборниках издательств Киева, Москвы, Самары. Член правления Самарской областной писательской организации. Лауреат литературных премий «Город» (1999) и «Признание» (2006). Член Союза писателей России.

198

Анастасия ЕНЦОВА

У каждого своя звезда *** Скрежет зубовный. Носом к носу с собой. Лбом в стекло. Глаза к переносице. На пол холодный стопою босой. По предплечьям мурашки проносятся. На зависть другим. Всё в порядке. Всё ровно. Без волнений. Без взлетов-падений. Бесполезно. Бессмысленно. Как-то бескровно. Нет меня. Нет моей даже тени. *** Бьет по морде судьба, забавляется. Пальцем тычет в больное с усмешкою. И глумится: «Что, детка, не нравится?» Да в веревку вьет душеньку грешную… *** Я с тобой - не с тобой... Я одна - не одна... То ли было уж все, то ли будет еще... То ль богата, а то ли тобой я бедна... И по коже мороз... И в груди горячо... *** Я - ребенок лихого времени В распасы иду с перепасом, Выскребая удачу из темени Пред марьяжным иконостасом... *** Мелодию души играют Ваши пальцы... Дыханье затая, я каждый звук ловлю... Гляжу на Вас... И я не в силах оторваться... Ах, Господин Скрипач!.. Я Вас почти люблю!.. *** В те далекие времена, Что не вспомнит уже и старый, Шел себе по Руси Иван. Шел, как водится, он за Марьей. Долго ль, коротко ль шел – не суть. Но однажды (к беде иль к счастью) В бездорожье нашел он путь, Что Ивана привел к Настасье. Вот и весь, ребятишки, сказ. Бабы так и живут в Расее: Марья Ваню не дождалась, Настя бросила Елисея. *** Он локтями дорогу себе проложил. И, став первым, он очень был рад. А потом, словно баба, истошно блажил, Когда понял, что очередь – в ад.

*** Много чудных и странных людей мы видали с тобой. Знали пару желавших рукой дотянуться до солнца. Давай выпьем за всех, кто ушел навсегда за мечтой, И за тех, кто еще не ушёл, но уже не вернется. *** Честнее честности была, правдивей правды. Собою жертвовать хотела, как дышать. Не понимала, почему ей все не рады?.. А просто надо бы хоть иногда молчать. *** Сама себе была и друг, и враг. Сама себе (и в радости, и в горе Сама с собой) жить не хотела боле. Сама же свой швырнула в небо прах. *** Нет, не случилось быстрого романа... И не тебя я обниму, проснувшись... И все-таки все вышло как-то странно... Расстались руки, не соприкоснувшись... *** Смельчал мужик и ростом, и умом, И шириною плеч, и красотою слова. Ах, черт возьми! Ну,, где б найти такого, Чтоб был он среди воробьев орлом? *** Столько соблазнов вокруг: Боже мой! Округлые груди, тонкие талии... Может думать почаще все ж головой, А не гениталиями?.. *** Да, братцы, все ж неумолимо время... И с каждым годом все серьезней лица. И некогда лихое наше племя Рассыпалось по городам-столицам. Как будто Золотой Орды тумены, Мы с гиканьем ворвались в мир открытый, Да осадить пришлось... Дела, проблемы... Вот кто-то у разбитого корыта... Но как ни расходились бы дороги (У каждого из нас своя звезда), Мы до сих пор похожи все немного: Ведь выпали из одного гнезда.

Анастасия Енцова - юрист. А стихи - для души. Вернее, для её философского осмысления и озвучивания. Ведь душа - барометр жизни.

199

Михаил МЕЛЬНИЧЕНКО г. Железногорск.

Вся жизнь моя есть песнь о трех рублях *** Меня, а также полстраны, Учили жить по трафарету, А уши, ветви головы, Тянулись к солнечному... звуку. Любитель чая и халвы, Прошел я муку и науку. Глаза, колодцы головы, Тянулись к солнечному... свету.: И вырастала голова В глубины глаз и высь ушей, Но изымалися права, И голова катилась с шеи... Вновь поднималась голова И вновь карабкалась на шею: Имею полные права На то, что голову имею! БОТАНИЧЕСКИЕ РАЗДУМИЯ Природа не сдает свои права, Природа растворилась в человечестве. И если есть на свете трын-трава, То трын-трава растет в моем отечестве. Но в огород нельзя пускать козла, Козлы не огородят нас от нечисти. И если есть на свете корень зла, То этот корень зла в моем отечестве. Но корень зла — всего лишь корнеплод, Землей сокрыты корнеплодов лики. Не корень — плод украсит огород — Цветут, как прежде, красные гвоздики! *** Мы рыбы — мелкие гупешки, И наш аквариум зацвел. Другие крупные рыбешки Творят над нами произвол. Вот, жадно воду ртом хлебая, Плетется рыбка золотая, А рядом с ней, расправив хвост,. Ее дружок — вуалехвост. Большие важные гурами С большими длинными усами Живут и бровью не ведут, Для них никто не страшен тут. А ниже, над лохматым дном, Там таракатум — толстый сом. Ему, а также тем гурами, Застой не страшен, как нам с вами,. Им только на руку сей финт, Они имеют лабиринт. Сей орган очень знаменит: Он заменяет дефицит, А в дефиците кислород,

200

По нем соскучился народ. Мы рыбы и мечтой живем: Построить новый водоем! МИМО ДЕНЕГ (фантазия) А сто рублей валялись на дороге, И мимо проходили люди, люди... Иные даже, вроде, нагибались, Поднять желая, (но — чужие взгляды!..) И люди молча проходили мимо. А сто рублей валялись на дороге! На них порою даже наступали И, обернувшись, проходили м и м о: (Что нагибаться? Вот сдадим бутылки — И как-нибудь дотянем до получки.) А сто рублей валялись на дороге! Другие гордо шествовали м и м о, Не удостоив ста рублей вниманьем. Им пели скрипки: «Курица — не птица!» Им пели флейты: «Сто рублей — не деньги!» А сто рублей валялись на дороге! И мимо денег вдаль вилась дорога, Тех ста рублей совсем не замечая. Мне друг писал в письме из Таганрога: «Такие деньги на дороге не валяются!» А сто рублей валялись на дороге... ЭПИТАФИЯ Прожил жизнь я опупенную И любил свою Вселенную. Потому, что та Вселенная Тоже баба опупенная. *** Другу метеоритчику Мне не хватает графоманства, Как свинства диким кабанам. Околоземное пространство Друзья разносят по домам. А дома есть утюг и сито, Торшер, будильник и рюкзак... Теперь кусок метеорита Дополнит этот кавардак. Мы все накрылись атмосферой, Под колпаком у ней живем, Из биосферы в ноосферу Идем неведомым путем... И только по небу болид... Он нам несет привет оттуда!.. О, жизнь, какое это чудо, Что он из космоса летит! Кусочком жизни внеземной, Простою, вроде, железякой...

Он может связан с сатаной? В созвездьи Пса он был собакой., А дома есть рюкзак и сито, И телевизор не цветной, И есть кусок метеорита, Кусок галактики иной... Мне не хватает графоманства, Как свинства диким кабанам. А вольнодумство и шаманство Ломают строчки пополам. *** Какая дверь, скажите, не скрипит? Какая баба мужа не ругает? Какая ведьма ночью не летает? Какая фея днем не спит? Какой поэт спокойно засыпает И головы над строчкой не ломает? А если вдруг забудется, заснет— Куда его, беднягу, занесет? Всегда, наверно, так бывает, Иначе и не может быть: Какая баба мужа не ругает? Какая дверь, скажите, не скрипит? ПИСЬМО Я был измученный и квелый, Домой с работы я пришел И в ящик заглянул почтовый, А в ящике письмо нашел... Друзья из Африки писали: «В Аддис-Абебе все путем!» На месяц в гости приглашали — Нормально в джунглях отдохнем! Мне сразу сделалося жарко И даже захотелось пить. Письмо в руке моей дрожало... Я думал: быть или не быть? Друзья из Индии писали: У них, в Калькутте, все путем! Прислать просили цинандали, Хурму, аджику и боржом. В желудке сразу стало пусто, И дико захотелось есть!.. А в ресторане есть капуста И мясо жареное есть!.. Друзья из Англии писали, Что в Ливерпуле все путем! Билеты на корабль взяли... И на Таити мотанем! Мечты, мечты... мы все мечтали. Я, наконец, письмо открыл!.. В письме из ЖЭКа мне писали, Чтобы задолжность погасил...

*** Как вы прекрасно сшиты, Руки моей любимой. Как ты отлично вырезан, Мне самый близкий лоб! Как вы прекрасно вылеплены, Губы моей любимой! Как ты несносно склеен, Характер моей жены!.. *** Мой друг - простой советский кибернетик С огромною крестьянскою душой — Утал от математик-арифметик И захотел податься на покой. Уехать в Путоракы-горы И год, как Торо, провести в лесу. Увидеть севера просторы, Увидеть дикую красу. Он так хотел, но, боже правый! — Он никуда не улетал. Стояли здания направо, Налево — тоже дом стоял. «Нас выкрал город у природы», — Так думал он из года в год. Стояли тихие погоды, На Путоранах таял лед. Мой друг, мой бедный кибернетик, Он не уехал никуда. Ведь он не практик — теоретик. И в этом вся его беда. *** Вся жизнь моя есть песнь о трех рублях. Крупнее сумму я не видел сроду. Я наблюдал суровую природу, Живя на енисейских берегах. Вся жизнь моя есть песнь о трех рублях. Как хорошо, когда они в кармане! В Саянах, на «Столбах» или на Мане. Вся жизнь моя есть песнь о трех рублях.. Мне приходилось ночевать в кустах. Неважно, по трезвянке иль по пьянке. Закройте все счета в швейцарском банке. Вся жизнь моя есть песнь о трех рублях.. Не щеголял ни в звездах, ни в крестах И никогда не видел инвалюты. В объятиях Анюты и Марфуты Вся жизнь моя есть песнь о трех рублях. Но думаю, что прожил жизнь не зря. Мой путь неизворотлив и неловок. Хочу вагон советских трехрублевок: Продолжить жизнь и песнь про три рубля.

Михаил Мельниченко - член Союза российских писателей.

201

Проза Людмила ТИТОВА Людмила Титова - тележурналист. Была у истоков становления Красноярского краевого телевидения, которому посвятила всю свою творческую энергию. Активным журналистом осталась и уйдя на заслуженный отдых.

Блеф Руководство к действию Предпраздничная суета окружающих и собственное нездоровье раздражали, и Вера Николаевна, желая обрести равновесие, решила позвонить Ирине, услышать родной, всегда целительный голос подруги, которая сама давненько не звонила. - Ирина, привет, разлюбила что ли или не любила вовсе? «Привет», - раздалось в ответ, и Ирина замолчала. На вопрос: «Где были, что видели?»- Ирина ответила: «Да так, ничего особенного». Разговора не получалось, и Вера Николаевна положила трубку. Дружны они были много лет, с полуслова понимали друг друга, могли часами говорить о книгах, о театре, об архитектуре: Ирина по профессии была архитектором. Разница в возрасте, почти 20 лет, никак не сказывалась на общении – оно всегда было насыщенным, эмоциональным и с годами стало просто необходимым. Они были посвящены и в прошлые любовные романы друг друга, но, правда, последнее время как-то это не вспоминалось. Прежняя работа Ирины и журналистская профессия Веры Николаевны давно определили и круг знакомых. У Ирины уже вырос сын, которого она воспитала одна и который уже пятый год работал в Канаде в русскоканадской фирме консультантом по экономическим вопросам. Вера Николаевна ещё работала по контракту для одной фирмы: она делала специальный журнал. Так случилось, что в праздники Вера Николаевна работала, не успела все материалы подготовить для верстки, и теперь у нее была запарка. Где-то среди недели позвонила Ирина: «Привет! Ты меня не теряй, мне тут задачку подкинули, надо решить, освобожусь – позвоню». И раньше бывало, что Ирине предлагали работу, она любила своё ремесло и считалась хорошим архитектором-дизайнером. Вера Николаевна приняла звонок к сведению. 10 дней пролетели быстро, журнал был сдан, прошли первые встречи в типографии, наступил Откат Маятника, можно было расслабиться.

202

Звонок Ирины оказался кстати. - Здравствуй, Вера! Ты не очень занята? Можно, я сейчас приеду? - Конечно, что ты спрашиваешь. Минут через 20 раздался звонок в дверь. Вера Николаевна открыла и приготовилась уже сказать: «Наконец-то», - но не сказала ничего. В комнату вошла загорелая женщина лет 30 с безукоризненным макияжем, в палевом костюме с окантовкой, на высоченных каблуках, с роскошной красной сумкой и подарочным пакетом. Замереть было от чего. За последние 10 лет Ирину такой безудержно-ликующей Вера Николаевна не видела. «Привет, подруга, это тебе подарки из Австралии». И Ирина начала рассказывать: помнишь, ты мне позвонила и спросила: «Ты меня разлюбила или не любила вовсе?». А я пристыла. И разговор у нас не получился. Так вот, именно в канун майских праздников, 20 лет назад, я точно такой же вопрос, слово в слово, задала своему, в то время «любимому мужчине», который, будучи охочим до приключений, был увлечен очередной дамой и не звонил мне. Тогда мне был преподан урок… Мужчина был моим шефом, был женат. Любовником был отменным, но уже тогда, стараясь держать себя в тонусе, переключался на юных. Теперь я думаю, что связь наша его уже тяготила. Мы были вместе уже 5 лет, и он тогда сказал: «Вопрос: ты меня разлюбил или не любил вовсе? - можно задавать только тогда, когда уверена – не разлюбил, или, когда, желая положить конец отношениям, готова сказать: а я вот тебя разлюбила». Сказав это, он помолчал и добавил: «Ты мне помогла. Наверное, пора расстаться». И положил трубку. Я заревела, а через несколько минут он вызвал меня к себе в кабинет по какому-то пустячному вопросу. Думаю, втайне он обрадовался, увидев мои вмиг опухшие от слез глаза: «У вас что-то случилось? Может быть, вы пойдете домой?». Я ждала. Почему-то мне казалось, что он сейчас улыбнется и скажет: «Правда, Ирина, иди домой, я через час приду». Но эта фраза не прозвучала… Я тяжело переживала разрыв, мы, правда, встречались

еще раза два, но отношения прекратились. В июне я пошла на пенсию, ушла с работы, были какие-то встречи, заботы, сын заканчивал институт. Время от времени я узнавала о новых пассиях Виталия Сергеевича, узнала я, что его жена даже приходила на работу к одной из его «подруг», и самое последнее: он ушел от жены к женщине, моложе его на 30 лет. И вот твой звонок, Вера Николаевна, всё всколыхнул, и я вдруг лихорадочно стала искать телефон Алымова, пришлось позвонить в несколько мест. Через 25 лет, день в день, я, получившая уже много жизненных уроков, но с так и не исчезнувшей с годами авантюрностью, набрала номер. Голос сибарита прозвучал привычно: «Говорите, я вас внимательно слушаю». - Виталий Сергеевич, с праздником! - Ирина, ты что ли? (Приятно было, что мой голос он узнал сразу). - Ну, спасибо, как живёшь? На пенсии? Какая пенсия? У меня 115 тысяч. - А у меня своё дело, так что каждый месяц около двухсот. - Да ты что? Хорошая ученица из тебя вышла. - Да, верно, не жалуюсь. - А где дело-то? (И меня, веришь, понесло. Ну, чисто актёрка.) - Да в Австрии. Фирма по реставрации замков. - Это интересно. Может быть, встретимся? Ты где живёшь? - Адрес вам известен. Вообще, не возражаю. - Знаешь, давай завтра. А код какой, 357? - Да, и это не изменилось. - Может, вообще ничего не изменилось, Ирина? Я в 18 завтра буду. Надо было видеть, как вошёл это павиан. Весь седой, в дорогом костюме, неизменной водолазке, с пакетом, перевязанным бечевкой. Там были мои любимые розы и всё, чтобы накрыть стол. Мне было приятно и интересно, что будет дальше. Виталию хотелось узнать про фирму в Австрии, и я, как могла, темнила. Ты помнишь, после Японии я совершенно изменила интерьер в квартире. Убрала всё совдеповское и из больших зелёных цветов сделала сад. Виталий прошёл к окну: «Да, у тебя всё стало подругому. А эти фотографии откуда?» «Да с Лазурного берега, мы там реставрировали один замок», - и я показала ему все фото, что делала ты. Замки были из Интернета, ты с помощью фотошопа поместила меня на Лазурный берег, ну помнишь, у входа в замок, у фонтана. Виталий с интересом по нескольку раз рассматривал фотографии… Ужин удался. Виталий, как павлин, распушивший

хвост, вертел головой и говорил, что его российскоюгославский Торговый дом процветает и он, наконец, ни от кого не зависит. Я порадовалась за него и, как когда-то, слегка обняла его за плечи. Глаза Виталия Сергеевича заблестели. - А что, Ирина, вспомним былое. Давай махнём в Австралию. Там, говорят, острова с коттеджами продаются. Мы теперь люди состоятельные, купим на двоих островок. И будем летать туда на уик-энд, правда, полёт в одну сторону 21 час. Но ничего. А? «Вообще, это было бы интересно и, думаю, выгодно, - сказала я, как заправский бизнесмен, - но у меня нет визы» (и на книжке всего 12 тысяч рублей – но это я не произнесла вслух). - Это я беру на себя, и о расходах не думай. - Так летим? - Как скажете, Виталий Сергеевич. И, видимо, задействовав все свои связи, через 2 дня Виталий стоял на пороге с документами. Я была в шоке и от своей дерзости, и от осознания того, что Виталий, будучи жмотом по определению, так раскошелился. Не буду тебя утомлять подробностями перелёта. Жили мы в «Сиднее» в разных номерах. В Виталии проснулась «любовь», но секс был никудышный, или я подросла и стала очень избалованной в этом плане. Но факт есть факт. В один из дней мы пошли в фирму, что занималась продажей островов. Там надо было заполнить анкету по-английски. Виталий был в затруднении, а я заправски переводила ему вопросы анкеты и заполняла ее. Думаю, он опять удивился. А когда я ему между делом сказала, что мой сын работает в Канаде и имеет там дом, записанный на меня, произошло нечто. Смотреть острова мы не ездили, ограничились проспектами. Были на море, в этом шикарном Оперном театре у воды. Самая главная фраза Виталия в эти дни была: «не может быть». Много раз я была на грани разоблачения и провала, но всё выдержала до конца. Под конец мне вообще стало как-то легко и весело. Путешествие было занятным ещё и потому, что на обратном пути в самолёте я встретила Владимира, того, помнишь, молодого поклонника, он летел домой в Москву и звал меня с собой, но я отказалась, хотя, может, и зря. Вообще, я давно поняла, надо морочить голову мужчине по полной программе. Умная женщина может позволить себе всё. Только всё должно быть играючи и не грустно. У Ирины зазвучал мобильный: «Да, Володя. Конечно, приеду. Я позвоню».

203

Георгий КАЮРОВ г. Кишинёв

Георгий Каюров – член Союза журналистов Украины, член Союза писателей России, главный редактор журнала «Наше поколение».

Машка-неуч

В небольшом селе, затерявшемся в молдавских Кодрах, в семье зажиточного бондаря Степана Лунгу воспитывалась внучка. Родила внучку на радость старикам-родителям единственная непутевая дочка. Долго ждали собственных детей Степан с женой и много вынесли с появлением позднего ребенка. Растили и воспитывали свою ненаглядную Родику, как могли. Лихие годы перемен в стране захватили семью Степана, когда Родика ходила в старшие классы. Едва дотянули до десятого и вздохнули. Готовя дочь к выпускному балу, думали теперь – помощь матери будет. Ан нет. Подалась дочь в столицу искать своего счастья. Как ни отговаривали, сколько слез ни пролила мать, а все одно слышали от дочери: – Все едут, – отмахивалась от родителей Родика.– Устарели вы, предки. Времена другие. Поначалу наезжала по выходным. Затем раз в месяц, а потом и вовсе позванивала или заскакивала, чтобы денег взять. Как-то позвонила Родика домой и сообщила, что работает в Италии. Говорила быстро, а то дорого за разговор платить. От услышанного Степан опустился на свежесделанную бочку и заплакал. Жена прижалась к косяку спиной, так и сползла обессиленно. Что тут поделаешь? Где та Италия? Зачем ехать в Италию, чтобы домой дорого звонить? После того звонка прошел год. Уже более полугода от дочери не было ни слуху, ни духу. Старики-родители ловили каждое слово диктора из всех новостных передач. А в этих новостях только и передавали: там выдворили нелегалов, там погибли граждане уже называемой по-новому их страны, Молдовы, то в другом государстве нашли молдавских девушек, насильно проданных в проститутки. Мать послушает, тихо заплачет и идет на кухню хоть чемто заняться, чтобы невеселые мысли спутать. Осенью Родика неожиданно нагрянула. Мать взглянула на дочь и вместо радости сжамкала платье на грудках и едва не задохнулась от волнения. Дочь стояла в дверях с огромным животом. – Вот, мама, – тихо произнесла она вместо приветствия. – Приехала домой. Родить – дело не хитрое. Но для родителей это был новый удар. Повитуха приняла дитё и прошептала: – Родилась девочка чернявая, не молдавских и не европейских мастей. Старуха-мать смотрела на иссиня-чернявый комочек и задыхалась от слез. Дитячья лысенькая башечка вся была подернута, словно катышками,

204

курчавыми волосенками. Старуха-мать не снесла этого удара и рухнула наземь тут же у кровати на которой лежала разродившаяся дочь. Соседкаповитуха приняла роды и спешила в село. Болтлива была, страсть. Едва живым взглядом провожала старуха соседку, вымаливая сжалиться и не позорить, но природная натура повитухи оказалась сильнее даже ее самой. Зло зыркал на повитуху Степан, нервно сжимая древко топора. Жена только отвела взгляд в стенку и закрыла глаза с желанием – никогда не открыть. Испугался Степан, подбежал к жене, это, наверное, и спасло повитуху. Всю ночь горел свет в мастерской, и долго Степан рубил в щепки все сделанные бочки. Месяца не прошло, как Родика разродилась, а уже засобиралась по каким-то делам в столицу. Степан взялся за вожжи, да хватило, пока не ушел в мастерскую. Дочь дворами оббежала и в чем была, вскочила в первую подвернувшуюся маршрутку. Мать едва успела обернуться по двору, как услышала с улицы хлопнувшую дверь маршрутки. Сейчас же кинулась в дом, схватила дите, да так обессиленно и села на кровать. Ребенок проснулся, закряхтел и заплакал. Старуха-мать хотела покачать его на ручках, но сил не оставалось, и она, уткнувшись в запеленатое дитя, зарыдала. Позванивала Родика еще реже. Спросит про дитя, голос в трубке дрогнет и закончится короткими гудками. Куда родителям звонить? К кому идти? Позору-то не оберешься. Внучку, как положено, крестили и назвали Машей. Уж больно Степану нравилось, как она ручками машет. Старики старели медленнее, чем взрослела внучка. Степан был славным бондарем – золотые руки. Бочки у него заказывали со всей республики. Жили не богато, но и не нуждались. Свой двор, хозяйство. В Кишинев ездили за покупками и за обновками для внучки. Росла Маша крепкой девочкой, тощей и сильно высокой. Взрослея, Маша немного побелела, цвет ее кожи принял ровный светло-коричневый оттенок. – На вроде крепко загоревшая на току, – пробубнит в бороду Степан и, вздохнув, уходит в мастерскую. Пришло время собирать внучку в школу. Маша смешно смотрелась в сельской школе, будучи на голову выше своих одноклассников, и выделяясь цветом кожи. В школе Маша училась плохо. Елееле научилась писать и сносно считать. Дед с бабкой уроков не проверяли, а на жалобы учителей реагировали, понурив головы. Степан возьмет за руку внучку, а в другую руку портфель, и, уткнув

взгляд в землю, идут они вдвоём домой. Дома Степан повертит в руках внучкины тетради, прочитает, все понятно написано. Пожмет плечами, что им, этим учителям, еще надо? И идет к себе в мастерскую, на этом нравоучения заканчивались. Намучались с этой школой! Школе наступил конец, когда Степан вдруг увидел, что внучка выросла. А было это так. Возвращался Степан из столицы на маршрутке. Уже по селу ехали, как водитель возьми да пошути: – Степан, внучка твоя уже на выданье. Степан глянул в окно и обомлел. Его Машка стояла у легковушки со столичными номерами и разговаривала с каким-то парнем, при этом вертела задом и тыкала коленями в машину. – Останови здесь! – рявкнул на водителя Степан. – Еще же не доехали?! – удивился водитель. – Мне здесь надо, – зло огрызнулся Степан. – Оставь, Степан, дело молодое, – попытался успокоить Степана водитель. – Какое молодое!? Четырнадцать лет! Я ей сейчас покажу «молодое», – рвался из маршрутки Степан. – Останови, кому говорю! Увидев дедушку, Маша звонко распрощалась с молодым человеком и скоро пошла навстречу деду. – Это кто такие? – тут же начал допрос Степан. – Ты чего, дед? – удивилась нервному состоянию дедушки Маша. – Я спрашиваю, кто это такие! – сам себя не узнавая, взревел Степан. – Это друзья приехали к Мишке. – Кто такой Мишка!? – продолжал кричать Степан. – Одноклассник мой, – тихо ответила Маша. – Марш домой. Я тебе покажу – одноклассник. На этом школа закончилась. Стала Маша помогать бабушке по хозяйству. Как не уговаривали Степана учителя, даже директор школы приходил домой, но Степан был непреклонен. – Все, чему могла выучиться, вы уже ее выучили,– разрезая ладонью воздух, чеканил Степан на все уговоры директора. – Как ни приду, все жалуетесь, жалуетесь: плохо учится, плохо учится. Раз плохо, чего пришел? Махнул рукой и директор школы, а селяне прозвали Машу – Машка-неуч. Росла Маша и расцветала, набирала сок. Взрослея, все больше чертами лица на Степана походила, особенно когда улыбалась – во всю ширь своих белых арабских зубов. Маша расцветала, а Степан старел. Рука уже не такой крепкой была, глаз подводил, да и время уносило в прошлое труд бондаря. Новые технологии захватывали мир. Бедственное положение пришло в дом Степана куда быстрее, чем накапливалось добро. Как всегда, неожиданно явилась Родика. Приехала она на машине в компании с двумя приятелями. Машка уже в рост с матерью была, а то и выше, да добротнее. Увидела Родика дочь и ахнула: – Вот это кофе с молоком! – заржала Родика на весь дом. – Гляди, Виталька, какая у меня дочь. А злющая-то, злющая. Родикин приятель, которого назвали Виталькой,

прицокнул языком. Второй тоже не сводил любопытного взгляда с молодой мулатки. – Сколько тебе лет? – как ни в чем ни бывало, спросила Родика. – Шестнадцать, – огрызнулась дочь. А чего Машке быть не злющей? Мать она видела последний раз пять лет назад. Куролесила Родика по всему дому, заглядывая во все уголки, и все охала: – Надо же, здесь прошло все мое детство. И этот столик помню. Батя сделал. Дубовый! Делала за ним уроки. Машка, а ты где уроки делаешь? – За ним же, – тихо отозвалась Маша. – Отделалась, – огрызнулся Степан. – Ты чего приехала? – Не понравились взгляды Родикиных приятелей Степану. – Боже! Уже шестнадцать лет! – Родика, словно и не расслышала отца, металась по комнатам, все трогала, переставляла. Следом ходила мать и поправляла, возвращала на привычное место. Вдруг Родика сказала: – Мы погостим пару дней. Виталик, неси вещи из машины, – широко раскрывшим глаза приятелям она хитро подмигнула, и те сразу о чем-то догадались, заулыбались. Тихо переговариваясь, пошли за вещами. Из принесенных сумок посыпались на Машу подарки – это были все мамины вещи – ношеные, но приличные, Родика не поскупилась даже на флакон духов, которыми, видно было, и сама редко пользовалась. Много ли любви надо брошенной матерью дитяти? Просчастливилось Машино личико, посветлело. Она живо скинула свои обноски и принялась примерять обновы. Родика следила за дочерью и восхищалась ее точеной фигуркой. – Эх, большое у тебя будущее, – с сожалением в голосе сказала Родика. – Ты теперь меня держись, дочь, я тебе все устрою. Поедем со мной в город, там жизнь так жизнь! – Я тебе поеду! – ворвался в комнату Степан, едва услышав слова дочери. – Свою жизнь испаскудила и дочери сломать судьбу хочешь. – Скажешь тоже, папа, – обиделась Родика. – Чем это я испаскудила? Живу как люди… – и от строго взгляда отца тут же осеклась, но не надолго: – А что она тут в селе увидит? – Не лезь! Все, что надо, то и увидит! – взревел Степан. – Ехала мимо, вот и проезжай! Хватит! Погостила и честь знай! Собирай свои вещички, этих… своих… и уматывай. – Ну, ты даешь папа, – усмирительно проговорила Родика. – Я все-таки домой приехала. Что же ты меня на ночь глядя из дому выгоняешь? – Утром чтобы и дух твой и твоих приятелей простыл, – дрогнуло Степанова сердце, но гнев колотился в груди. Ужинали все вместе: и хозяева, и гости. Родика щедро усыпала стол столичными деликатесами. Старики присмирели: нужда уже закралась в их дом, а тут и колбаса копченая, и сыр, и даже макароны. И хоть Степан больше уважал картошку, которую и выставил на стол, обильно политую подсолнечным маслом, но по макаронам соскучился. Родика суетилась,

205

помогая матери, и все подмигивала дочери. Машка, выряженная в подаренные вещи, наблюдала за всем с восторгом. Вездесущий Виталик, шныряющий в машину и обратно, выставил на стол большую бутылку водки, и Степан крякнул от удовольствия. Виталик тоже, как мама, подмигивал Маше, и Машу это забавляло. Она стала присматриваться к Виталику, когда тот как-то долго задержал свою руку на маминой талии и крепко сжал. Мама повернулась к нему, игриво замахнулась кулачком и с не меньшей игривостью завиляла бедрами. «Наверно, мамин муж», – решила Маша, и ее отношение к Виталику потеплело. Она как-то сразу его приняла и уже с открытым сердцем отзывалась на все его шутки и ухаживания. Ужинали шумно и много пили. Выпили водку, а затем приступили к Степанову вину и к картошке, которая успела остыть, но и холодная была вкусной. Досталась рюмка водки и Машке. Теперь она сидела хмельная и улыбалась всему, что происходило за столом. Когда изрядно напившийся Виталик обнял их вместе с мамой, то Маша прижалась к нему, как к родному. Она чувствовала, как крепко держит ее Виталик, но в это время он обнимал маму, и они целовались. Маша отвернулась, чтобы не быть свидетельницей их тайны, но и горела от восторга, что это ее семья,о которой она мечтала всю свою жизнь. Маше очень захотелось уехать с мамой в Кишинев. Она даже зло зыркнула исподлобья на деда. Дед же, хоть и насытился столичными деликатесами, поддобрил душу водочкой, но с лица его не сходила тревога. От выпитой маленькой рюмки водки, которую выпросила у отца Родика, Машино сознание засыпало, как в калейдоскопе. Проснулась Маша оттого, что мама гладила ее по плечам, голове, шее и что-то шептала. В комнате стояла кромешная тьма. Вокруг кто-то двигался, но Маша никак не могла разобрать, что происходит, и только мамин голос, совсем рядом, у самого уха что-то шептал. Что именно, Маша тоже никак не могла разобрать. Она попыталась привстать, но не получилось. Мать крепко сжала ей руку и сильнее прижалась к ее голове, не давая подняться. Теперь Маша почувствовала, как кто-то лег на нее, и мгновением резануло по бедру от сорванных трусов. В истерике Маша рванулась, но мать продолжала крепко сжимать ее голову и руку. Вторую руку все тот же кто-то крепко сдавил в своей клешне. – Мама, – только и смогла сквозь слезы выкрикнуть Маша, но Родика быстро накрыла ее рот своей щекой, и Маша отчетливо услышала, что говорила мама: – Не кричи. Дедушка услышит, всех порубает… – Не успеет, – пробасили над их головами. – Пристрелю… Маша узнала голос маминого приятеля Виталика, но тот не договорил. Его прервала Родика. – Тихо ты. И тут же продолжила шептать, успокаивая Машу. – Виталик хороший. У него денег много. Он

206

платит хорошо. Будешь жить, как у бога… Маша извивалась всем телом, пыталась вырваться или хотя бы лягнуть того, кто крепко лежал на ней. Последней фразы Маша не разобрала, потому, что резануло в паху. Она даже услышала этот странный, ни на что не похожий хруст. Слезы лились ручьями. Хотелось крикнуть, но Маша боялась дедушки, который услышит и обязательно порубает их всех. Только теперь и сознание, и тело расслабились. Расслабились от равнодушия. Она повзрослела с помощью мамы и ее приятеля Виталика. Она прекратила вырываться, и мама тут же ее похвалила: – Вот и молодец. Вот и умница, – мама продолжала ласково гладить ее по голове, по шее, по плечам, ее любимая и единственная мама, которую она любила и ждала, а Виталик делал свое дело. – Душмане! – прогремело на всю комнату, включился свет и с топором в руке вбежал Степан. Из Машиных глаз хлынули слезы. Захлебываясь удушьем, ей все-таки удалось выкрикнуть: – Дед!!! Виталик рванулся с кровати. Подскочила и Родика. Всего мгновение - и оказавшийся рядом со Степаном друг Виталик сильным ударом сшиб деда. Степан рухнул на пол и, падая, забил топор в половую доску. Все разом кончилось. – Тьфу ты, – переводя дыхание, опустился на кровать Виталик. – Ты понял? Он чуть нас не порубал, – потирая ушибленную руку, изумлялся друг Виталика. На шум в комнату вбежала жена Степана. Все, на что ее хватило, - это развести руками и немым ртом попытаться что-то сказать, но ее обуял ужас. Она не знала, к кому первому кидаться: к мужу или внучке, которая так и лежала на кровати распластанная и обливаясь слезами. От бессилия, от охватившего ужаса, от нахлынувшего страдания жена Степана теряла силы. Ноги ее превращались в ватные, и она так и села на пороге комнаты. Все, на что хватило ей сил, -это вытянуть руки и, сколько могла дотянуться до мужа, рухнуть рядом с ним. – Сваливаем, – быстро скомандовал Виталик, натягивая штаны и на ходу хватая рубашку. Оба приятеля Родики, перескакивая через Степана и его жену, выскочили на улицу. Во дворе заурчал двигатель машины. Родика сидела, оглядывая комнату. Ее взгляд бегал, как шальной, по всем предметам. Она боялась даже посмотреть, что же происходит с родителями, где ее дочь. – Родика! – раздалось со двора, но она не пошевелилась. У Родики не было сил поднять руки. В комнату вбежал Виталик. Он схватил свою подругу и потащил на улицу. – Расселась! Сматываемся, – шипел он всеми легкими. Словно чумная, Родика перешагнула через тела родителей и, увлекаемая Виталиком, вышла во двор. Только на улице ее рот схватил прохладного воздуха и ее стошнило.

Людмила КАЛИНОВСКАЯ г. Петропавловск-Камчатский

Родилась в Приморском крае в 1950 году. Окончила техникум бытового обслуживания., Московский индустриальный университет Работала наа Камчатске в строительной фирме финансовым директором. Писать начала с 2000 года. Выпустила книгу стихов “Осенний листопад” и детскую книжку “Непоседа”. Член Межрегионального Союза Писателей г. Санкт-Петербурга

«Крещенское» купание Крещенские праздники и моя болезнь наводили на меня тоску. Люди все, как люди, а у меня температура, сильный кашель и страшная головная боль. Смельчаки лезут купаться в ледяную воду, прямо в океанскую бухту, а я боюсь на улицу выглянуть. Пребывая в таком болезненном состоянии, я вспоминала разные эпизоды из своей не такой уж и короткой жизни. Видимо, в противовес зимним холодным дням мне вспоминались жаркие летние дни на материке, когда я была молодая и здоровенькая девчонка. Сибирское лето было жарким, и хотелось искупаться в реке или в озере. К сожалению, там, где я жила, приличного водоема не было, а была небольшая запруда в центре нашего небольшого городка, где купались, в основном, ребятишки. Взрослое население, имеющее в те далекие годы хоть какой-то транспорт, к примеру, мотоцикл или отечественные «Жигули», уезжали на речку, которая была от городка в 15 километрах. Но особенно славилось у нас озеро, которое было ближе и находилось в семи километрах. Оно было небольшое, но глубокое с чистой и прохладной водой, обрамленной по краям камышом. На дне озера били ключи, и само оно называлось Ключинским. Вокруг озера был березовый лес, который поднимался от него по небольшому склону, и березы, отражаясь в воде, делали её изумрудной и веселой, особенно когда небо было голубым и безоблачным. Трава вокруг озера была мягкая и шелковистая, она так и манила к себе. Дорога к озеру спускалась сверху, как в неглубокую чашу, и нельзя было оторвать взгляд от этой красоты. Не всякий попадал на это озеро: идти пешком семь километров как-то не очень хотелось. Так вот дело было как раз на праздник Ивана и Купалы, когда все кинулись к озеру в его хрустальную прохладу. Кстати, богиня Купала в древние времена отвечала за воду, за её силу и лечебные свойства. Ей подчинялись реки, моря, океаны (со всеми их богатствами), дожди, ливни и все виды осадков с

их благостными последствиями. От её имени произошли такие слова, как “купаться”, “купель”, “купец” и др. По этой же причине произошла традиция обмывания новых вещей, с использованием потом этой воды с целебными и другими целями. В наше время эта традиция поменяла воду на более крепкие напитки, и все мы знаем поговорку: “Надо новую вещь обмыть, а то не будет носиться”. Праздник этой богини, отмечавшийся в народе 24 июня, приходится на водный месяц. Официальное церковное его название – праздник Иоанна Предтечи. Объединение в одном имени древней богини и христианского святого произошло в силу совпадения водного крещения – «купания» с божественным именем Купала, в результате такого совпадения произошло слияние двух имен – Иоанн и Купала в одно – Ивана Купалы. Многие даже не подозревают, что эти имена принадлежат двум сущностям. Воду в праздник Ивана и Купалы тоже набирают, и она считается живой водой. Вода, которая берется 19 января на Крещение, считается мертвой водой, но вместе они обладают волшебными свойствами и творят чудеса. Вспомните русские народные сказки, где говорится о том, что полил мертвой водой, и раны затянулись, потом полил живой водой и пробудился от вечного сна, и встал, как ни в чем не бывало. Так вот на этот самый праздник Ивана и Купалы ко мне пришла моя подружка Валюшка и сказала, что было бы совсем неплохо попасть на озеро, так как там сегодня отмечают праздник. Туда даже буфет нашей центральной столовой отправили. Она-то знала то, о чем говорила: она в этой столовой работала на главной кассе кассиром. Место очень людное, и она там сидела, как розочка на клумбе, всегда красивая и нарядная. Я, конечно, согласилась, а поскольку нам было по семнадцать лет, то мы, недолго думая, собрались и пошли по дороге в сторону озера. Надо было пройти около километра по нашему городку, потом около трех километров через старую

207

деревню, примкнувшую к городку, только потом отсчитывать те злосчастные семь километров. Мы уже прошли по пыльной дороге нашего провинциального городка, как вдруг возле нас остановилась грузовая машина. Молодой парень за рулем, увидел Валюшку, узнал её и решил спросить, куда это мы идем. Оказалось, что он вез продукцию столовой на озеро, где был праздник. Мы обрадовались и быстренько влезли в кабину. Радостные, мы ехали на озеро. Я спросила водителя, которого все звали Колькой, как же мы будем обратно добираться, но он заверил нас с подругой, что обязательно заберет и привезет домой. Так мы ехали, шутили, смеялись до самого озера. И вот оно – прекрасная изумрудная чаша с голубой серединой, великолепие цвета в золотистых лучах солнца, пронизывающих весь березовый лес и высвечивающих белые стволы, с опущенными зелеными косами. Я была потрясена всем великолепием этой красоты. Всюду виднелись люди, играла музыка, и было необыкновенно празднично. Наш водитель высадил нас на берегу, а сам поехал разгружаться. Мы нашли место, переоделись и пошли купаться. В то время я не то, что плавать не умела, я боялась отойти от берега дальше трех метров. В моей жизни был случай, когда я тонула, и с тех пор я в воде плескалась всегда у берега. Вода была теплая, ласковая и прозрачная. Рядом торчали камыши. Мы дурачились в воде, смотрели на других и хохотали с подружкой, как два больших ребенка. Да, мы и были еще такими. В то время семнадцатилетние девочки были целомудренны и невинны. Мы с подружкой были очень симпатичными и без крашеных ресниц – она блондинка, а я брюнетка. Когда мы кинулись найти Кольку, то его и след простыл, он уехал, забыв про обещание забрать нас с озера. На берегу нас увидел мой бывший учитель труда Сан Саныч, который приехал на своем мотоцикле. Узнав, что мы без транспорта, он предложил свой мотоцикл, но место было одно. Подружка походила по берегу озера, и нашла, с кем ей можно было доехать. Наше купание продолжилось. Сан Саныч не знал, что я не умею плавать, и стал меня потихоньку толкать от берега. Глубина увеличивалась, и мне становилось страшно. Я несколько раз крикнула ему, что я не умею плавать, но он не поверил, подумал, что это простые девичьи шутки. Когда в следующий раз он толкнул меня, я не ощутила дна, и страх сковал меня по рукам и

208

ногам. Я барахталась в воде и отчаянно кричала: “Помогите!”, а Сан Саныч смеялся. Я уже глотала воду, которая никак не кончалась, моя подружка, испугавшись, закричала, чтобы меня спасали. Сан Саныч не ожидал такого поворота событий и, схватив меня, потащил к берегу. Я была синяя, с перепугу меня сильно колотило, и мне было холодно. Меня растерли полотенцем, потом я переоделась и не стала ни с кем разговаривать, а только тихонько плакала. Взрослый человек, учитель, а таким оказался беспечным, я этого не ожидала. Беспечность осталась с ним навсегда и, в конце концов, привела его к гибели. Сан Саныч чувствовал себя крайне неловко, а потому посадил меня на мотоцикл и повез домой. Московский тракт в то время не был асфальтирован, это была хорошо укатанная грунтовая дорога. Платье мое все запылилось и выглядело непривлекательно, а мой унылый вид не вызывал восхищения. Мокрые волосы покрылись тоже пылью, потом они высохли и растрепались, и это было завершением моего портрета. Сан Саныч подвез меня к дому, я буркнула ему «до свидания» и вошла в наш чистенький дворик. С тех пор при встрече с Сан Санычем я сухо отвечала на его приветствие и никогда ни о чем с ним не разговаривала. Я давно забыла про этот случай, и никогда он не всплывал из моей памяти, но в эти крещенские дни почему-то вспомнился со всеми деталями. Если бы не моя простуда, возможно, и не вспомнился бы. А поскольку пришлось лежать и делать нечего, как только думать, вот и всплыл тот купальный денек на фоне крещенских праздников, когда тоже купаются в целях излечения от всяких болячек.

Читатель размышляет это только мелькает и уносится? Но в этом есть младенческая обнажённость души, и она сама по себе потрясает, как таинство (родившегося таланта?). Впрочем, что я вам пересказываю, что в ваших книгах можно найти… Но вот об этих современных страхах. В рассказах их нет. А в интервью, которые можно найти в Интернете, вы говорите о том, что есть тревога за Россию и даже впечатление, что запущен механизм разрушения. Когда вам это стало видно: уже оттуда, из тайги, или ещё до того, как вы «покинули цивилизацию»? Но ведь «уход» не может быть решением…

На пространстве меж двух океанов Почтовый романс

О писателе Михаиле ТАРКОВСКОМ я узнала года два назад; что он давно уехал из Москвы, живёт у нас на Севере, в тайге. Совсем недавно встретилась информация, что он награждён какой-то литературной премией. И вот прихожу на Красноярскую книжную ярмарку в ноябре и первое, что вижу — его трёхтомник. На пробу купила одну книжку (вдруг это не мой писатель), первую — «Замороженное время». Писатель оказался «мой». Читала его с наслаждением, хвалилась каждому своим «открытием», как будто здесь моя заслуга — что в этом то ли охотнике, то ли поэте вдруг зазвучал и Бунин, и Шукшин, и немного Астафьев, и с ними вся тысячелетняя русская культура. А потом филолог Владимир Кириллович ВАСИЛЬЕВ, преподаватель русской литературы в СФУ, дал мне адрес Тарковского, с которым оказался знаком. И вот я пишу ему первое письмо. Письмо первое …Сильнее всего меня поразило в ваших историях полное отсутствие тревоги и страха. Человек одинок перед этой великой тайгой, великой рекой — но нисколько не теряется, это его система координат. И нет никаких катастроф, на ожидание которых так заряжено наше сознание. Если кто-то стреляет из ружья, моё испорченное воображение уже рисует каких-нибудь сбежавших зэков, а ваш герой мчится навстречу, радостно гадая: кто бы это мог быть... Второе — непривычные, глубокие описания природы (которых я вообще-то не люблю). Это небо поздней осенью, которое наконец накрывает покоем и благодатью. Эта земля, беспрерывно гонящая, выталкивающая жизненные соки. И человек, простой человек, который так остро чувствует и эту глубину смыслов, и невыносимую красоту. Она складывается и из многих мелких штрихов, деталей, которые мелькают, как путевые заметки, не разрастаясь ни в какой рассказ, и кажется даже — зачем это всё подмечать и запоминать, если

И ещё мне почему-то кажется, что тех людей, которых вы описали, и той жизни, которую они ведут, уже практически нет, это как «уходящая натура». Скажу даже крамольную вещь: то, что вы на них «посмотрели», вписали их в традицию и культуру, как будто подвело черту под их существованием. Этой жизни в бесконечной борьбе за выживание стало достаточно — современному человеку её уже не вынести... В общем, вопрос в том, что может давать основание надеяться, что это устоит? И что Россия устоит?.. Михаил Тарковский: Дорогая Валентина! То, о чём вы пишете, касается моей первой книги рассказов и повестей, написанной в девяностых годах человеком, абсолютно опьянённым тайгой, образом жизни промысловиков и находящимся внутри этого мира. Могу сказать, что сейчас у меня совершенно другое ощущение жизни. Это ощущение беды — и планетарной, и нашей русской — есть в книге «Тойота-Креста». И об этом, я надеюсь, будет и третья часть этой книги, над которой начал работать. Видна эта «беда» стала из тайги, но после того, как мне тайги сделалось маловато, и влилась накрепко в душу вся огромная наша Большая Сибирь (термин не мой, я его подглядел у хабаровчан). Я побывал во многих местах Красноярья и на Дальнем Востоке, в частности, на самой оконечности Курильских островов. Помаленьку, понемногу — и через непостижимую нашу природу, и через с виду несерьёзные вещи, вроде праворуких японских машин — стала помимо меня вырастать-подниматься огромная социальная тема нашей страны. Её настоящего и будущего в условиях тотального непонимания центром своего народа и особенно жителей глуши и окраин. Самое неожиданное, что всё это побудило меня вернуться к стихам, которыми, как ни странно, оказалось подручней говорить о некоторых огромных проблемах —

209

проблемах русской земли и боли за неё. Стихи эти, подобно «песням из кинофильма такого-то», стали едва ни самой дорогой частью прозы последних лет. Вопрос о прогнозах и судьбе России — не ко мне, потому что я не пророк и не мудрец, не социолог и так далее. Есть люди поумней, и хотя мне самому почти и не интересно ничего, кроме заданных вами этих роковых вопросов, несмотря на это, я чувствую, что ответы лежат в некоей области, ну, скажем… скажем, связанной с ответами на них нашего русского православного батюшки. Тут мало констатировать всем известные разрушительные тенденции, то есть, сокращение славянского населения, отток народа с Востока и близость Китая с огромным населением, и то, что главная беда — отсутствие государственной воли строить Отечество, и что люди власти, судя по всему, своё будущее не связывают с этой землёй (об этом говорит Захар Прилепин). Всё это нужно знать, и понимать, и иллюзий не питать. Но есть некие непостижимые, что ли, материи, где мы как щенки. Мы и вправду не знаем, какова воля Божья по отношению к России, поэтому единственный выход — не впадать в грех уныния и делать своё дело, благо, есть примеры потрясающего подвижничества у нас здесь в Сибири, да и по всей России. Остаётся брать пример, не роптать и конкретным, пусть и с виду малым, делом противостоять тому, что происходит, то есть разрушению Отечества. А самое главное — меньше произносить слов, меньше пить водки и больше созидать. Интересно, что на замечательном литературном фестивале «Белое пятно», недавно прошедшем в Новосибирске, мы много говорили об этих вещах, а после я слышал отзывы молодёжи, студентов. Сказанные на выступлениях подобные слова некоторые молодые люди характеризовали как «официоз». Мне было досадно и удивительно услышать такой отзыв. Как так? С моей точки зрения, официоз — это всё то, что узаконено через телевизор, идеология потребления и прочее, а никак не наши почти подпольные старания написать правду о России или построить музей. Однако в этом юношеском отзыве есть что-то такое, что поможет нам в нас самих что-то объяснить. Как вы считаете? Письмо второе …Меня как раз не удивляет, что молодёжь воспринимает это так. Ведь «патриотизм» любят ставить в обязанность, которая означает — принимать ту жизнь, которая уже мало кому нравится. Призывы к самобытности почвенников и народников воспринимаются как перспектива отсталости, отрезанности от всего мира — чего тоже уже никто не хочет, да и невозможно это. А когда о «патриотизме» говорит государство, которое при этом, как вы сами пишете, делает что-то совсем другое (например, это называют «менеджментом в интересах транснациональных корпораций»), то его призывы — ширма либо пустые слова.

210

А вот то, о чём вы говорите: надо поменьше пить — меня как раз задело в вашей книжке. Все ваши герои пьют. При этом вы пишете, что на севере даже бомжи сохраняют своё достоинство и приличный вид. Но ведь это иллюзия, деградация здесь неизбежна и необратима. (Может, ещё и поэтому показалось, что этот мир, стало быть, уходит). Тут вроде бы даже и говорить не о чем, но эти вещи не могут так же естественно вплетаться в жизнь, как труд, содержание семьи, возведение собственного дома. Они с этим в глубоком противоречии! Михаил Тарковский: С одной стороны, водки в тех рассказах примерно столько же, сколько было в окружающей жизни. Единственное, мне по молодости казалось, что весёлые таёжные застолья — часть этой крепкой и бодрой жизни, ну вроде: смотрите, какие мы мужики! И поработать можем, и погулять! В книге «Енисей, отпусти!», как мне кажется, я попытался разобраться с этой темой в повести «Бабушкин спирт». По поводу пропащих же мужиков, пьющих и сохраняющих достоинство, я в свою очередь написал в очерках, находящихся в конце третьего тома. Как раз именно о том, о чём вы говорите. А вообще, о пьянке писать надо, но без упоения и сочувствия, а как о великой беде и болезни. Вообще, русские люди не могут просто так жить, безо всякой идеи, цели. Цель: быть сытым и аккуратно одетым — никак не может никого ни на что подвигнуть, кроме разве как приворовывать что-нибудь. Должна быть идея национальной ответственности за нашу землю. За то, что на ней происходит, желание сделать эту землю самой лучшей. И здесь, по-моему, православная вера — тот фундамент и подмога, система мира, без которой человек показательным образом теряется, разрушается, тонет в мире противоречий и искушений. Для нас, живущих на русском пространстве между двух океанов, это и ключ к родной земле, к её истории, и к нашей культуре: литературе, живописи, музыке. И к окружающим людям. Это и прививка, и защита. А защищаться, поверьте, есть от чего. Письмо третье … Есть такой обсуждаемый сюжет, отголоски которого я увидела и в ваших рассказах, о том, что многие из нас самих, а уж тем более наши дети, выращены исключительно женщинами. Полная семья сегодня — скорее исключение. А в книгах ваш герой понимает тех женщин, которые не поехали вслед за ним, и в конце концов даже благодарен им за это, иначе бы его не настиг этот ветер свободы, эта его судьба… Мне кажется, что матрица «естественности» одинокой женщины, которая с младенчества укладывается в сознании наших детей, и девочек, и мальчиков, — одна из главных причин распада межличностных связей и запрограммированного несчастья современного человека. А безответственность мужской «самости», которая следует только логике своих интересов, просто поражает. А мы «прекрасно понимаем» и ту,

и другую сторону. Но ведь это же вырождение? Михаил Тарковский: Эти все проблемы: самость мужчин и женщин, неумение служить чему-то общему и друг другу, разрушение семьи — это всё, с моей точки зрения, — звенья одной цепи, отражение того, что происходит в мире. Тут всё и просто, и сложно. Помоему, главная-то беда — что как раз никто никого понимать не хочет. А герой понимает женщину, которая не поехала за ним в тайгу, как раз потому, что считает себя виноватым и неспособным сделать её счастливой, потому что она из другого мира. Это проблема этого человека, а не женщины. Глобально её (проблему эту, а не женщину) я попытался поднять в «Тойоте-Кресте». А вообще вопросов много. Как жениться? Как выходить замуж? Кто прав: тот, кто женится только по любви, по влюблённости и ждёт-привередничает этой любви, или по расчёту, по разуму, по желанию просто создать семью ради будущих детей, для «нормальной жизни»? Опять же — это вопрос скорее к батюшке. У меня у самого ещё куча вопросов и противоречий, которые предстоит решить. И главный вопрос, до которого я пока ещё не дорос, а он мучит меня уже лет десять: это как раз — как жить? Спасая себя или спасая мир? Как можно прощать врагов своих? И как отличить врагов твоих от врагов Божиих? А ответ один: эти противоречия только в тебе, а у Бога нет противоречий. Значит, ещё идти и идти… Бежать от своего незнания… Тут, с одной стороны, масса философских и богословских вопросов, а с другой — острейшее, обжигающее и животворнейшее соприкосновение с жизнью, поиск правды и истины вот прямо тут, за окном, на заснеженной мостовой со следамиёлочками от подмёток. Письмо четвёртое ...Читаю вашу «Тойоту». Очень сложная для меня линия любви, кажется — любовь ли это? Но периодами настигает её романтика, красота восприятия другого человека, и становится ясно, что в нашей жизни и такая-то любовь (пусть в споре, в набегах) — большая редкость. Но хочу вас спросить о другом. Вы были знакомы с Астафьевым. Этот автор — знаковый для Красноярска. Был ли он вам созвучен? Помог что-то понять? И как вы расцениваете его значение в современной литературе? Мне разобраться с этим важно, потому что Астафьев — наш местный бренд, а на самом деле не многие его знают, любят и читают. Михаил Тарковский: С Виктором Петровичем у меня было несколько встреч, которые я описал в очерке «Пешком по лестнице». Человек этот был мне чрезвычайно нужен, и его появление в моей жизни — очень важным… Я тогда написал рассказ или повесть, кто её разберёт, «Стройка Иваныча». И почемуто, когда писал, представлял героя, этого Иваныча

самого, с обликом Виктора Петровича. Это, конечно, было не случайно, потому что Астафьев был для меня эталоном русского крестьянского духа. И уж, конечно же, енисейского… Повесть он получил, и последовал очень хороший отзыв (что это как «глоток свежего воздуха»). А главное, Виктор Петрович тут же отправил повесть в журнал, где её до этого не взяли. А уже взяли в другом журнале, который не кочевряжился, а оценил повесть, да ещё и премию дал. Я узнаю и холодею, что так подвёл Виктора Петровича, не зная тогда ещё его отзывчивой деятельной натуры... А Астафьев моё название исправил на «Стройку бани». Так и осталось. В раннем детстве я много читал Астафьева, слушал радиоспектакли по его рассказам, и многое залегло в душу, хотя имя автора я не запомнил. Позже уже переоткрыл эти произведения, и они стали именными, астафьевскими, и всё поражало насколько крепко в нас сидит прочитанное в раннем детстве. Оно уже стало моим, и даже было странно, как же так — ведь это моё, а тут ещё откудато автор выискался. Чудно… Ранние рассказы Астафьева особенно советую читать молодым людям, книгу «Последний поклон», «Царь-рыбу». Это для меня из тех книг, которые почти боишься перечитывать из-за их пронзительности, будто боишься себя лишний раз тревожить. Потому что это требует радикальной подстройки души, отказа от привычной жизни накатанной.

Валентина ЕФАНОВА … В головах Саянские отроги, Енисей вливается в висок, Руки, как огромные дороги, Пролегли на запад и восток. В каждой я держу по океану, Не испить, не слить, не уронить, Как же мне, разъятому орлану, Самого с собой соединить? (Из книги «Тойота-Креста») «Андрей в который раз стоял посреди Енисея, глядя в небо, выложенное розовыми, как лососевая мякоть, облаками, и, измученный этой роскошью, всё спрашивал, почему же нет из неё никакого выхода, а есть лишь томление сердца и неодолимое притяжение неизвестного. Потом наступала ночь, через далёкое отверстие в туче светила невидимая луна, и на Енисее под этим местом в версте от берега лежал огромный мерцающий круг. С утра еле различались лодки на берегу, но вскоре туман рассеивался, и открывалась даль, но уже не томящая душу, а по-осеннему отчётливая и тихая, словно за ночь растворилась перепонка между небом и землёй, и пролились вниз с неба покой и тишина. Тихо было на свете». (Из рассказа «Лес»)

211

Николай ДЕНИСОВ

«Там о заре прихлынут волны.. » СОН-ТРАВА Моей юности светлые сны. Я цветы те с брильянтами рос Однокласснице в праздник принёс, И во сне, будто чудо, возник Удивленья сияющий лик 1958 г. УЛЕЧУ Я, в тебе разуверясь, Не разгневаюсь зверем, В дом, где мне изменила, Не плесну я чернила. А со звоном гитарным Улечу за полярный, Улечу, чтоб забыться, Улечу остудиться. Среди льдов окунуться И к тебе не вернуться. Там по птичьим базарам Всю тоску разбазарю. Смою боль, как проклятье, В море Лаптевых братьев. И со звоном гитарным Под звездою Полярной Буду петь северянке, Якутянке-смуглянке. 1960г. ТАМ О ЗАРЕ Я был ещё за партой школьной Слов очарован красотой: ,,Там о заре прихлынут волны На берег песчаный и пустой”. Мне грезились морские дали, Фонтаны брызг средь горных скал. И в путь неведомый позвали Мечта дорог, любви тоска. И вечер был, и утро было У океана на виду. И дева юная любила Меня в заоблачном саду.

212

Сиял торжественно Путь Млечный, Лучом касался наших лиц. Казалось, счастье будет вечным И жизнь без срока, без границ. Но всё мелькнуло строчкой молний. Жизнь пронеслась не там, не с той... ,,Там о заре прихлынут волны На брег песчаный и пустой.” 1965г. НОЧЬ Мне эта ночь запомнится навек, На весь мой путь, что мне дано пройти: Был встречи час, был звёздный фейерверк И несколько шагов по Млечному пути. 1967г ОСЕНЬ Жёлтая осинаСтынущая дрожь, Под горою синей Мёртвых листьев дождь. Тучка побежала По тропе небес, Помрачнели скалы, Взволновался лес. Трескотня сороки Приумолкла враз. Знать, из недалёка Глянул зимний глаз. 1970г. ОХОТНИКУ Природу любишь, говоришь? Сам на неё в прицел глядишь. Ведёшь огонь на пораженье. И братьев наших меньших кровь Тебя пьянит... Ну и любовь! 1975г.

НОВОГОДНЯЯ НОЧЬ Новогодняя ночь, отбесившись, Разбежалась под тёплые крыши. Лишь отвергнутый или заблудший Бродит волком у окон уснувших. Сотрясается пьяная тьма: -Фатима! Фатима! Фатима! Вспыхнул свет где-то над головою, И окуталось всё тишиною. К руке женской припала щека... Злобный волк превратился в щенка. ГДЕ ТЫ? Степная речка, солнце, камыши, И мы с тобой. Уже не малыши, Но и не взрослые. Лежим к плечу плечом, Смеёмся весело, болтаем ни о чём. На жарком пляже плеск, и шум, и гам. Но никого не нужно больше нам. От чувств неведомых растаяв, Хотелось вместе быть, о времени не зная. И звуком грома показались нам Всего два слова: ,,Дети, по домам!” Я с той поры познал немало стран. У ног моих плескался океан. А сколько речек, рек, озёр, морей! Но не нашёл я речки той милей. И вот, прорвавших сквозь седины лет, Я снова здесь. Привет тебе, привет, Степная речка! Солнце, камыши... Где ты, подружка? Рядом ни души. 2009г. ИЩУ ОТРАДНОЕ Всю жизнь учусь, учусь я жить. Мгновеньем каждым дорожить. Прочь, злоба, зависть и тоска! Дала Всевышнего рука Мне щедрым жестом чудеса: Простор земли и небеса, Весны цветенья волшебство, Восхода солнца торжество, Полёт фантазии искусства, Любви счастливое безумство. И пусть не каждый рядом друг Ищу отрадное вокруг. 2010г.

Искусство

ХУДОЖНИК ИЗ ТАРАЗА

ДЕНИСОВ Николай Алексеевич уверенно заявил о себе своими самыми первыми произведениями о казахстанской земле, когда он после окончания Владивостокского художественного училища приехал” в Караганду. Он - один из тех, кто посвятил своё творчество поискам индивидуальности в жанровой станковой картине. И надо сказать, значительно преуспел в этом. Его картины представляют собой, как правило, многофигурные композиции, где показана жизнь современников, где очень убедительно и с большой долей симпатии передан накал человеческих эмоций, непритязательная красота, степной природы и жизнь городских площадей Свои произведения он тщательно выстраивает, часто разворачивая действия на плоскости картины так, будто художник (а с ним и зритель) охватывает его как бы сверху, сразу всё целиком. При этом автор насыщает свои работы всевозможными деталями, что придает особую повествовательность изображаемым сюжетам ;.. Картины Николая Денисова отличаются «сделанностью», у него всегда крепкий рисунок и ясное понимание того, что хочет сказать художник. В этом его приверженность классическим формам изобразительного искусства. С другой стороны, творчество Николая Денисова вполне современно, так как он нашел свою ЖИВОПИСНУЮ манеру, которая помогает ему глубже раскрывать образные характеристики действующих лиц и придает особую декоративность красочной поверхности его картин. Некоторые его произведения (как, например, «Праздник в Джамбуле») слегка напоминают лубок своим тёплым отношением к изображаемым с тонким юмором отдельным мизансценам общего действа. Произведения Николая Алексеевича Денисова имеются в фондах Государственного музея искусств имени 213

А. Кастеева в Алматы, Дирекции выставок и аукционов Республики Казахстан, многих областных художественных и исторических музеев в Казахстане, а также в музее города-порта Тикси (Россия). Его работы неоднократно репродуцировались в различных альбомах и сборниках, посвященных изобразительному искусству. Его творчество освещалось на страницах специальной периодической печати, как в Казахстане, так во Всесоюзных журналах: «Искусство» и «Творчество». За творческие успехи ему одному из первых было присвоено звание лауреата Ленинского комсомола Казахстана. Последние десятилетия художник живёт в Таразе.,

Надежда Полонская.

Искусствовед, директор галереи «Ретро»

НОСТАЛЬГИЯ ПО ТИКСИ Сестра Юля. Бумага, уголь, гризайль

Н.А.Денисов был единственным представителем от Казахской ССР на Всесоюзном фестивале «Художники флоту Севера». Вот что об этом вспоминает художник: -Это одно из самых приятных, запоминающихся на всю жизнь событий. Делегаты со всех республик участвовали в творческой работе по созданию картинной галереи в порте Тикси – самой северной точке СССР. Плавали от Якутска до Ледовитого океана по реке Лена. Меня поразила красота сурового края. В то время этот небольшой городок напоминал больше посёлок и был отмечен на всех картах как важный стратегический пункт. На открытии экспозиции художники выставили в основном этюды. Я же, скорее всего с испуга, что окажусь слабее всех, умудрился написать пять картин. Это не осталось незамеченным. По рекомендации члена-корреспондента Академии художеств СССР Афанасия Осипова меня принимают в Союз художников СССР. Мужской портрет. Бумага, уголь

214

Наш фотовернисаж

АНДРЕЙ ПОЗДЕЕВ НА МАЛОЙ РОДИНЕ

В конце 2010 года в районном музее п. Нижний Ингаш, родине Андрея Геннадьевича Поздеева, прошла выставка фоторабот друга художника Владимира Ваганова о жизни и творчестве известного художника ХХ века. Предлагаем небольшую серию этих фоторабот .

215

Поэзия Александр ЕЛТЫШЕВ Александр Ёлтышев родился в 1950 году в Красноярске, где и проживает. Окончил филологический факультет педагогического института. Работал учителем в школе, корреспондентом, ответственным секретарем, редактором различных газет и журналов. Сейчас, как говорится, журналист свободного полёта. Автор палиндрома “Шагни в Ингаш”, Александр Елтышев в этом году стал победителем конкурса имени Игнатия Рождественского. (М.Мельниченко) МАРТ Когда внезапно созревают строки И к жизни появляется азарт, Царапается в душу тот далёкий По памяти рассыпавшийся март... Любовь весь мир рванула кверху дном (Как до сих пор жилось – недоуменье!), И в эту ночь устроил астроном Над нашим лесом лунное затменье. Закутавшись в лесную тишину, Шальною страстью раненая пара, Смотрели мы, как медленно луну От глаз скрывает тень земного шара. Ночной театр в тревожной тишине, Как откровенье истины нетленной, И наша тень скользнула на луне И устремилась в вечность по Вселенной... А нынче мы раскиданы судьбой, Но наши стены не прочней картона – Все так же вместе мчимся мы с тобой Куда-то вдаль со скоростью фотона. Есть в скорости блаженство и покой, Когда не чуешь финиша и старта... И в памяти ласкающей тоской – Осколки разлетевшегося марта. ОДНОПУТКА Зашел состав на однопутку, И стало холодно и жутко. Дорога мчится лишь “туда”, И вдруг становится понятно, Что, как ни бейся, никогда Ты не воротишься обратно. И все, что выпало оставить, Не переделать, не исправить – Бескомпромиссна, как змея, Единственная колея... А поезд в гору прёт упрямо Прерывисто, как телеграмма, В тоннельный ствол врезаясь плотно Гремящей лентой пулемётной, Пронзая ночь полоской света От Абакана до Тайшета. СОЛДАТ На какой-то станции, зажатой Посреди напуганной страны, Скорый поезд подобрал солдата, Шедшего с дурацкой той войны...

216

Помолчали километров восемь, Моментально перешли на «ты», Озадачил он меня вопросом: Сколько стоят водка и цветы? Я к ответу не совсем готов: Я не шибко в области цветов. Что до водки – сведенье подам Лет за тридцать четко по годам. Коль отбросить всякую подробность, Я тебе нисколько не совру: Ей цена – тупая безысходность, Пустота и слёзы поутру... Ты глядишь, едва ли не смеясь, Для тебя, конечно, это мелко – Вмятый в государственную грязь, Чудом уцелевший в перестрелках... Выживай и дальше в этой бренной, Выдержи от жёсткой правды шок И не спейся от переоценок, Что сотрут всю душу в порошок. Меж святыней истинной и лживой Долго будешь разрываться ты... И сошел на станции служивый Узнавать про цену на цветы. ТАТАРКА Из платья, словно из шатра, И не бывает слаще мига, Когда сдаюсь я до утра В твое пленительное иго. И ненасытна, и чиста Грудь, не познавшая креста. Как выдержать твои глаза? Молчат столетия об этом... Знать, до сих пор Темир-мурза Летит на гибель с Пересветом. ЗАПАСНОЙ АЭРОДРОМ Вновь невтерпёж дурным заботам Пробиться в душу напролом – Меня несет автопилотом На запасной аэродром. Кровать и шкаф к стене прижаты, Без суеты и липких фраз На двух незанятых квадратах Мне расстилается матрас...

Я спал в шикарных будуарах, К утру изнеженно устав, И в вытрезвителе на нарах, И, «положивши на Устав», Студёной ночью на Камчатке, Прижав “калашников” к груди, И в сырью съеденной палатке, И... Бог врагу не приведи! Но если сыплются удары И на пределе голова, Меня влекут не будуары, Не пост почетный номер два... В той комнатушке неприметной Судьба утеху мне нашла – Оазис в два квадратных метра Великодушно поднесла. И опускаю я в бессилье, В спасенье веруя с трудом, Несуществующие крылья На запасной аэродром. *** Морской залив я гладил мерным брассом, Ленивый вал созвездия качал – Тогда я компас называл компасом И километры в мили обращал. Удобно под одной стандартной схемой – На клеточки расчерчена земля, Но не в ладу с метрической системой Овраги, перелески и поля. Мы так легко всё лишнее забыли, Но держит память, видно неспроста, Чему равны взволнованная миля И рваная российская верста.

ПРОЩЕНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ В прозрачном воздухе застыл февраль, Был светлый день всеобщего прощенья, Напоминала снежная эмаль Нечаянные проблески прозренья. Твердили нам, что истина в борьбе, А не в любви? Мы были так послушны... И за измену самому себе Я сам себя простил великодушно.

Юный журналист Я - Шамшурина Ксения. 16 лет. Ученица 11 класса. Мечтаю стать журналистом и опубликоваться в вашем журнале.

ОДНА ТАЙНА НА ДВОИХ Когда-то она была такой красивой: с глазами изумрудного цвета, легким румянцем на щеках и с ярко - розовой помадой на губах. Когда-то ее любили. Теперь же она - никому не нужная, забытая кукла. Еще недавно она вызывала звонкий смех у детей и веселые искры в глазах, а сейчас стоит вся в пыли на шкафу. Каждый день она надеется, что чьинибудь маленькие ручки снова заплетут аккуратную косичку из растрёпанных волос, или же снимут эту грязную тряпочку и опять оденут в любимое нежно-розовое платье. А как ей хочется услышать свое красивое имя, которая дала хозяйка при первой их встрече. Анита. Кукла Анита. Если бы только она могла плакать, тогда бы ее слезы лились, не переставая. Сколько лет она была лучшей подружкой своей хозяйки, сколько счастливых моментов было в ее жизни! Но время идет, и дети вырастают, а значит, и любимая хозяйка попрощалась с детством. Изменились интересы, и играть, видимо, больше не хотелось. Вскоре детство остается в прошлом, и все ненужное выбрасывают либо забывают. Вот и эта кукла забылась со временем. Только знала бы эта девочка, что кукла Анита, которую она забыла, на самом деле знает все ее тайны и хранит секреты, которые не знает никто. А главное, что всю жизнь никогда и никому их не расскажет. Поэтому любите свои игрушки, ведь они не просто звери или куклы, а лучшие друзья, которым можно доверить больше даже, чем самому близкому человеку… Ксения Шамшурина

217

Гость журнала Великое дело - Интернет. Он не только бескрайнее поле всякой информации. Интернет обьединяет людей по интересам, по профессиям, по творчеству и т.д. С российским учёным, известным тульским писателем Алексеем Афанасьевичем Яшиным нас познакомил тот же Интернет. Я совершенно случайно наткнулся на сайт журнала “Приокские зори”. Журнал мне понравился. Написал его редактору, предложил творческое содружество. Алексей Афанасьевич неожиданно для меня сразу откликнулся и охотно согласился обмениваться редакционными портфелями. (Редактор)

УЧЕНЫЙ, ПИСАТЕЛЬ, РЕДАКТОР Алексей Афанасьевич Яшин родом из Заполярья (Мурманская область). С 1966 года живёт в г. Тула. Получил образование в Тульском политехническом институте по радиотехнике, в Ленинградском государственном университете по матиматике и в Литературном институте им. А.М.Горького СП СССР (семинар прозы Б.М.Зубавина). Член Союза писателей России (СССР) с 1988 года. Автор 16 книг художественной прозы (романы, повести, рассказы, эссе), публицистики и литературоведения и более 200 публикаций в периодике Тулы, Москвы, Воронежа и других городов. Главный редактор межрегионального литературно-художественного журнала “Приокские зори”, член редколлегий газет: “Тульский литератор” и “Тульская правда”, составитель и член редсовета ряда литературных сборников. Член творческого клуба “Московский Парнас”, член редсовета альманаха “Московский Парнас”. Лауреат литературных премий им. Л.Н.Толстого (2005 г.), им. Валентина Пикуля с вручением Золотой медали (2007 г.), им. Александра Фадеева с вручением Золотой медали (2008 г.), лауреат Литературного агенства “Московский Парнас” (2005 г.) Награждён памятными медалями: “100 лет со дня рождения М.А. Шолохова”, “100 лет со дня рождения Мусы Джалиля” Работает первым заместителем (зам. по науке) директора Государственного НИИ новых медицинских технологий и профессором кафедр: “Медико-биологические дисциплины” и “Электронные вычислительные машины (ЭВМ)” Тульского госуниверситета. Заслуженный деятель науки РФ, Почетный радист России, доктор технических наук, доктор биологических наук, профессор по кафедре “ЭВМ” и по специальности “Медицинские приборы и системы”, академик ряда российских, зарубежных и международных академий, удостоен почетных наград. Автор свыше 700 научных работ, в том числе 30 монографий и учебных пособий, 35 изобретений. Основатель и руководитель Тульской научной школы биофизики полей и излучений и биоинформатики, в рамках работы которой А.А.Яшиным подготовлено 7 докторов и 13 кандидатов технических, биологических и медицинских наук. Заместитель главного редактора и член редколлегий ряда центральных научных журналов (Москва, Тула, Самара, Львов). Лауреат премий Тульского комсомола (1977 г.) и им. Н.И.Пирогова (2008 г.). Академик ряда российских, иностранных и международных академий. Почётный член Международного биографического центра (Англия.Кембридж). Удостоен ряда почётных наград, в том числе медалей им. А.Нобеля, Н.И.Вавилова, С.П.Боткина и И.М.Сеченова. Автобиография А.А.Яшина опубликована в 10 энциклопедических и биографических словарях (Москва, Тула, США, Англия)

218

Проза Алексей ЯШИН

ГРУСТНО-ВЕСЁЛАЯ ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ (Из книги ”ЛЮБОВЬ НОВОЮРСКОГО ПЕРИОДА”)

Что-то давно не слышали мы от СМИ призывов о всеобщем покаянии: условные «красные должны покаяться перед виртуальными «белыми», воры-олигархи перед бомжами, да и у обитателей помоек есть поводы бухнуться на колени перед владельцами яхткрейсеров, зарубежных бейсбольных клубов и всего прочего. Понятно, что и вся эта слезоточивая кампания была обезьянничеством с паранойи, обуявшей в 90-е годы западный мир; там всех перещеголял папский престол: Ватикан от имени всех католиков мира (наверное, исключая гонористых панов из Варшавы и Кракова?) покаялся перед всеми, кто мог услышать: и за крестовые походы, и за средневековые гетто в Европе... только вот перед Россией за тысячелетнюю ненависть к ней, за тевтонские нашествия псоврьщарей запамятовал. Правда, здесь Александр Невский в сороковых годах XIII века восстановил status quo. Вот американцы - молодцы: не каются, а только «томагавками» направо и налево, знай, лупят. Вроде как что-то сквозь зубы «извини, приятель» в адрес негров своих скороговоркой произнесли. Даже ты, Брут! Весь мир кается, как дервиши в означенные дни месяца рамадан: христиане и мусульмане, буддисты и язычники, правоверные иудеи (как говорят) и веселые кришнаиты; просят снисхождения к своим грехам богачи и бедняки, правые и левые, святые и святотатцы. А покаются — и дальше вероломствуют, взрывают, бомбят, воруют, прелюбодействуют. То есть в итоге-то следуют известному догмату: не согрешишь — не покаешься. Сейчас, на закате второй пятилетки нового века, только начинаешь понимать: а ведь какое веселое это было время — 90-е годы «без руля и без ветрил»! Плохо, конечно, жили, но ведь с голода не помирали? Обувались-одевались в китайскую картонажнопластмассовую дрянь, но ведь у большинства для холодных дней еще сохранялись от советских времен добротные, неизносимые габардиновые пальто «гроб с каракулем» и столь же прочные «скороходовские» ботинки. А на что еще малые деньги тратить тогда было? Ведь идиотизма приобретательства, тусовочной круговой поруки мобильников и иномарок еще не существовало. Выжили — и слава богу! Зато какой энергией все вокруг кипело? В понедельник утром включишь радио — Борис Николаевич снова правительство все сменил. На улицу выйдешь за

хлебом или бутылочкой «очищенной» — там везде митингуют: налево — под красными знаменами, направо — с трехцветными стягами, а посредине — литераторы Омшанников с Сухариковым гуляючи ходят, интересуются впечатлениями для будущих поэм, стансов и эпопей. Красота! А сколько газет тогда выходило — читай не хочу. А народ еще грамоте не забыл и читал: по строкам и между строк, по диагонали и сзади наперед — это как на арабском и иврите пишут-читают. Читает и все правду ищет человек 90-х годов. А вот она и пришла, правда-то. Правда реальной жизни; тоже недурно живетсяможется, но уже скучновато, как в эпоху позднего Брежнева. Что же, нефть течет, газ струится, китайцы одежонку шьют. Лет на двадцать хватит, а там, может, и рукава засучить придется. Провинциальный сочинитель Кулачный, не умея ничего делать, кроме как писать книги о любви и трудовых буднях, в новейшие времена потерял источник дохода и бедствовал на мизерную пенсию. Хорошо, дети выросли и определились, а супруга мужественно переносила тяготы быта. Махнув рукой на моральные предрассудки, решил он продать бессмертную душу дьяволу. Сказано — сделано, тотчас прибыл Мефистофель, подписали они кровью договор об уступке авторских прав, сделал обитатель преисподней магический жест над головой Кулачного - и был таков. На другое утро сочинитель позвонил по указанному в договоре номеру телефона, узнал адрес и вышел из дома. Денег на транспорт не имелось, потому дорога оказалась дальней, располагающей к тягостным размышлениям. «Да-а, вот и ты, Брут, продался дьяволу, будешь, наверное, писарем у сатаны, когда он прилетает в командировку в наш город... А может, заставят доносы на честнейших и милейших людей сочинять? Нет, лучше уж предвыборные листовки и газетки-однодневки для партии темных сил тискать. Интересно все же, почему в договоре конкретная работа не прописана? Эх, дал я маху! Вот и нужная улица, ба, да это в самом центре. И номер дома чтото слишком знакомый...» И остолбенел, подойдя к нему, вывеска гласила: «Редакция газеты «Га-нимед» (орган союза сексуальных меньшинств). Мифологический и эсхатологический символ быстротекущего времени — ангел с косой, сидящий на шаре. Образность такого представления самоочевидна. Подошел к Символу профессор философии Артемидов, сложил по-наполеоновски руки на груди, запахнулся

219

в академическую мантию, сделал умный вид... все же профессор! Не выдержал Символ: —Почто уставился, муж высокоученый из города Тамбова? — Да вот я о тебе, то есть о сущности времени, недавно книгу издал. Толстую, под тысячу страниц, почти как Библия... или Коран, или Тора — кому как нравится. —Никому, док, ни сравнение арифметическое, ни сама книга не понравятся. Даже жене твоей, поскольку гонорара тебе не заплатили; сейчас ведь и за науку, и за псевдонауку не платят. Иначе все бросятся в сочинители. —Но почему? Я ведь все по диалектике Гегеля Георга Вильгельмовича выверял. Про Платона и Канта не забывал... —А как можно время описать, даже на тысяче страниц? Оно ведь пришло из бесконечности, промелькнуло и устремилось вновь в бесконечность, но только в будущую. И ухватить его, как тебя за твою новомодную косичку — молодишься что ли? — невозможно. Тем более, описать. Так что, док, не пиши более трактатов обо мне, а используй отведенный тебе отрезок времени с большей пользой, например, сделай ремонт в квартире, сколько моего времени жена просит? Народ все Госдуму ругает (ибо другие власти ругать уже запрещено, чай, не 90е годы на дворе). Особенно поминают оппозиционные фракции: КПРФ, ЛДПР и еще какие-то партии-односезонки, названия которых в памяти не закрепляются. А зря ругают не подумавши, не разобравшись. Действительно, при нынешнем укреплении вертикали власти надежд у них на реальную законодательную власть ровным счетом никаких. Класс-гегемон победил окончательно, быть может, и навсегда. Постепенно широкие народные массы начинают даже как-то забывать об их существовании: на телеэкран уже не пускают, количество выборов, где можно о себе напомнить, резко сократилось. Даже правительство их пожалело и назначило официальное денежное содержание. Оклад жалования, так сказать. И опять же партиям этим мелкопоместным конституционно оставлены легальные методы борьбы за свое влияние. А как прикажете влиять? Супротив партии власти выступать нельзя, а то совсем неприлично будет: ведь власть-то и дает деньги на поддержание реноме! И вот от скуки думских заседаний, где их малочисленные голоса ничего не решают, начинают они вполне легально брыкать друг друга — это как в телепередаче «К барьеру». Порой настолько увлекаются, что начинают путать слово легальный с лягалъным. Принес аспирант кафедры философии Платонов своему научному руководителю, профессору СократовуЗадунайскому на согласование окончательный вариант

220

диссертации. Через пару недель тот вызвал Платонова к себе в кабинет, сесть не предложил и устроил форменный разнос: -Молодой человек! Вы словно застряли по времени где-то между ГКЧП и пальбой на Краснопресненской, забыли видно, что уже вторая пятилетка нового века заканчивается. Это все равно, как если бы ты, допустим, в годы сталинских пятилеток писал оды и гимны Бердяеву, Розанову и всем тем, кого Троцкий с Лениным выслали с «философским пароходом». Ладно, Сережа, расслабься. Это я по-стариковски разворчался. Ну-у, меня не хочешь слушать, так хотя бы с отцом советуйся. Мы ведь, как ты знаешь, с Евгением Григорьевичем за одной партой в ленинградской ВПШ сидели, а два года назад чуть не в один день вступили в нашу новую правящую партию... —Да некогда ему, Аристарх Теофилович, все в делах и заботах, вот новый супермаркет заладил строить. —Вот-вот, а ты все в диссере про обновление социализма пишешь. Надо гибче быть, нос по вектору времени быстротекущему держать. —Скучно все это, Аристарх Теофилович: партии, супермаркеты... —Согласен, но ведь это и есть философия жизни! В недавние былые времена, когда литераторы жили хорошо, опекаемые Литфондом Союза писателей СССР и приписанные к издательствам, труд их был регламентирован и очерчен определенными рамками. Так, столичным писателям и «продвинутым» провинциалам, отмеченным высокими премиями, дозволялось сочинять на темы философскиотвлеченные, общечеловеческие — понятно, в рамках гуманизма, интернационализма; рекомендовалось попутно добрым словом отзываться о руководящей роли... и лично! Но от наиболее знаменитых и известных «за бугром» здесь требовался джентльменский минимум: прямо не восхвалять, но «пусть будет плохо тому, кто дурно об этом подумает». Провинции же, периферии потогдашнему, оставалась конкретика: воспевание людей труда и агитация за Советскую власть. Здесь о партии и правительстве полагалось петь гимны, но в персонификации партайгеноссе не выше областного масштаба. Сейчас социальный заказ остался только для запиарен-ных столичных сочинителей детективов, фантастик и глянцевых порнороманов. Провинциалам же, бывшим периферийщикам то есть, осталось только развлечение в виде пускания литературных мыльных пузырей тиражом в 100 экземпляров — своих кровных, или если полного дурака-благодетеля найдут. Вот соберутся они в крохотной комнатушке местного отделения писательского союза (их сейчас несколько) и пускают пузыри: — О-хо-хо, были же времена хлебные? — 0-о-х, то ли еще впереди...

Выдающиеся деятели России

Иван, помнящий родство

С Иваном Павловичем Артюховым мы встретились впервые на Ярмарке книжной культуры в Международном выставочно-деловом центре «Сибирь». Он пришёл на презентацию нашего журнала скорее не как почитатель литературных тусовок, а как земляк издания, уроженец земли нижнеингашской. Я с затаённым интересом всматривался в лицо этого человека, вслушивался в его речь. Для профессора, ректора она была удивительно простой, где-то даже немного сбивчивой и, как мне показалось, волнительной. Оно и понятно: говорил, рассказывал он о самом дорогом: о своих корнях, о малой Родине. И в конце выступления подарил нашему журналу свою книгу «Архитектор своей судьбы». Я с интересом прочёл эту книгу. У неё небольшой тираж, 500 экземпляров. И мне захотелось, чтобы об этом замечательном человеке – одном из выдающихся деятелей России, о пути к своей цели деревенского паренька из провинции узнало побольше людей. Узнали наши читатели и, главное, его земляки из Романовки Нижнеингашского района, которые помнят его, и любят, и гордятся своим знаменитым земляком. Сергей Прохоров, редактор журнала “Истоки”

АРХИТЕКТОР СВОЕЙ СУДЬБЫ Иван Павлович Артюхов родился 20 января 1959 года в с. Романовка Нижнеингашского района Красноярского края. Вся его профессиональная деятельность неразрывно связана с Красноярской государственной медицинской академией. В19761982 гг. И. П. Артюхов - студент педиатрического факультета, руководитель студенческого совета вуза. В 1982 году закончил с отличием Красноярский медицинский институт по специальности врачпедиатр, специализа¬ция - детская хирургия. Затем в течение двух лет обучался в клинической ординатуре кафедры социальной гигиены и организации здравоохранения, после окончания которой был избран ассистентом этой же кафедры. В1987 году И. П. Артюхов защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата медицинских наук по теме «Медико-демографические процессы в Восточной Сибири» (по материалам Красноярского края) и два года спустя был избран на должность доцента кафедры социальной гигиены и организации здравоохранения, успешно работая при этом заместителем декана лечебного факультета. В 1991году емУ присвоено ученое звание доцента. В 1994 году И. П. Артюхов был переведен на вновь созданную кафедру медицинского страхования, менеджмента и маркетинга. Именно в эти годы проявился и развился его талант педагога и наставника, а также сформировалась область научных интересов, определившая его дальнейшую профессиональную деятельность. В начале 90-х годов И. П. Артюхов впервые в России начал разрабатывать новое направление научных исследований: здоровье социально значимых, ранее не регистрируемых в стране групп населения - беженцев, вынужденных переселенцев, безработных, и в 1996 году защитил по этой проблематике докторскую диссертацию. После чего по контракту был переведен на должность профессора кафедры медицинского страхования, менеджмента и маркетинга. В1998 году И. П. Артюхову было присвоено ученое звание профессора. В период с 1999 по 2002 год, наряду с работой в должности профессора кафедры медицинского страхования, менеджмента и маркетинга, И. П. Артюхов возглавлял учебно-научнолечебный центр Красноярской государственной медицинской академии (на правах проректора), занимаясь организационной и координирующей де¬ятельностью в сфере внедрения новых образовательных, лечебных и научных технологий. С 2002 по 2OO4 г. И. П. Артюхов - проректор по эко¬номическому развитию КрасГМА, успешно обеспечивающий внебюджетную деятельность академии.

221

В 2OO2 году он стал инициатором создания, организатором, а затем возглавил новую в академии кафедру - экономики здравоохранения и медицинского права (в 2007 году она была реорганизована в кафедру экономики, управления здравоохранения и фармации путем присоединения кафедры медицинского страхования). Создание мощного коллектива кафедры, объединяющего шесть докторов наук и около десяти кандидатов наук, стало важным этапом в формировании концепции преподавания дисциплин медикоэкономического профиля и медицинского права в Красноярске и России. 24 декабря 2004 года на конференции обучающихся и трудового коллектива И. П. Артюхов был избран ректором ГОУ ВПО КрасГМА Росздрава, и с этого же времени он является председателем ученого совета КрасГМА. Четыре последующих года профессиональной деятельности И. П. Артюхова явились доказательством правильности выбранного им и руководимым им коллективом пути стратегического развития, основные составляющие которого были сформулированы в предвыборной программе. Благодаря интенсивной организационной работе ректора, его видению перспектив развития, а также деятельности всего коллектива и организованному мониторингу эффективности управленческих решений в КрасГМА, достигнут качественно новый уровень организации образовательного, научного и лечебного процессов. И, как результат этой деятельности, Красноярская государственная медицинская академия всего за два года переместилась в рейтинге медицинских вузов страны (по оценке Минобрнауки РФ) с 17 на 10 позицию, а в 2005 году была признана победителем в Международном конкурсе «Профессия-жизнь» в номинации «Медицинское учебное заведение» как самый динамично развивающийся вуз. По итогам работы в 2006 году И. П. Артюхов был признан победителем российского конкурса «Менеджер года» в номинации «Образование». И. П. Артюхов лично курирует мероприятия по возрождению исторического наследия вуза: в 2007 году Красноярской государственной медицинской академии было присвоено имя профессора В. Ф.Войно-Ясенецкого. Профессиональные обязанности ректора И.П.Артюхов сочетает с активной преподавательской деятельностью: читает курс лекций для студентов и курсантов Института последипломного образования по проблемам организации и управления здравоохранением, медицинского страхования. Отличительной особенностью И. П. Артюхова является его стремление к получению новых знаний, обеспечивающих успех в разработке методологии и принятии управленческих решений. Так, в 2OO6 году И.П.Артюхов прошел повышение квалификации по программе «Система менеджмента качества. Внутренний аудит», а затем прошел обучение и получил диплом второго высшего образования по специальности «Педагог высшей школы». Он неоднократно участвовал в различных форумах федерального и международного уровней, организованных Министерством здравоохранения и социального развития, Министерством образования и науки, Академией медицинских наук, общественными организациями.

222

Является членом Российского союза ректоров, Лиги здоровья наций, Российского общества организаторов здравоохранения, регионального отделения Российской медицинской ассоциации. Сегодня И. П. Артюхов - известный в РФ и за рубежом ученый, работающий в области общественного здоровья, организации здравоохранения и медицинского страхования. Основная тематика его научных трудов - общественное здоровье, организация и управление здравоохранением, проблемы высшего и последипломного медицинского образования, правовое обеспечение деятельности системы здравоохранения. Результаты научных исследований И. П. Артюхова и его учеников внедрены в ряд нормативных актов, в т. ч. «Закон РФ о вынужденных переселенцах», «Концепция реформы здравоохранения РФ», «Программа государственных гарантий медицинской помощи» и другие. И. П. Артюхов участвовал в разработке федерального закона «Об обязательном медицинском страховании» и изменений к нему. И. П. Артюхов - автор более 220 научных трудов, в том числе более 20 статей в изданиях перечня ВАК РФ, более 10 монографий, более 10 учебнометодических пособий с грифом УМО МЗСР РФ. Он являлся руководителем пяти докторских и 18 кандидатских диссертаций (в том числе двух диссертаций на соискание ученой степени кандидата экономических наук), в настоящее время под его руководством выполняются исследования по проблемам здоровья семьи и человеческого капитала, организации медицинской помощи, медицинского страхования, экономики здравоохранения, юридической ответственности медицинских работников. Исследования проводятся в сотрудничестве с ведущими российскими и зарубежными научными центрами (Япония, США). И. П. Артюхов - действительный член Российской академии естественных наук. Он член Совета ректоров вузов Красноярского края, член Совета директоров Красноярска и Профессорского собрания. В течение восьми лет он являлся экспертом Государственной думы по вопросам здоровья и здравоохранения. Его отличают личная скромность, неприятие популизма и непрофессионализма. И. П. Артюхов - активный пропагандист и сторонник здорового образа жизни. Иван Павлович Артюхов награжден серебряной медалью РАЕН «За развитие медицины и здравоохранения» (2000), орденом «За честь, доблесть, созидание, милосердие» Международной премии «Профессия - жизнь» (2006), Почетным знаком «Менеджер года» (гооб), Почетной грамотой администрации Красноярского края (2007), Почетной грамотой Законодательного собрания Красноярского края (2007), благодарственным письмом главы города Красноярска (гооб), медалью города Красноярска «За служение на благо города» (2008), он почетный гражданин России (2008). За профессиональное признание и личный вклад в науку, медицину и здравоохранение он занесен в книгу «Выдающиеся деятели России» (2006) (том 1-й, стр.13) и в «Золотую книгу Красноярского края» (2007 г.). (Из автобиографической справки И.П.Артюхова)

Культура и духовность

ОТ ИСТОКОВ ПРОСВЕЩЕНИЯ

Господь связывает судьбы на небесах. А Лариса Анриевна Кочубей соединяет людей на земле. Такой у неё талант - собирать, знакомить между собой, вовлекать в общее дело, заражать общей радостью тех, кто, живя в разных городах и сёлах нашего края и не только края, а то и в разных странах, занимаются, каждый в своей сфере, творчеством. Среди них есть очень известные, есть вполне самодостаточные, благополучные и хорошо обеспеченные люди, а есть богатые внутренне, но весьма скромные по материальному достатку, которым необходима поддержка для продвижения их «творческого продукта». Профессиональная деятельность Ларисы Анриевны - руководство книжным издательством «Кредо» - идеально совпадает с её человеческими качествами. Такое её кредо - всемирно известных писателя Виктора Астафьева и художника Тойво Ряннеля, нижнеингашского издателя литературного журнала «Истоки» Сергея Прохорова и художника Виктора Псарёва, красноярского поэта Николая Ерёмина, дивногорского - Николая Гайдука и иланского Виктора Воловика, увлечённого историей своего рода ректора Медицинской академии Ивана Артюхова, и красноярского мастера фотографии Сергея Матерухина, и ещё многих многих другихпризнать в их творческой неповторимости, принять и ввести в круг общения и в культурное пространство, создавая территорию духовного братства. Такие объединения создаются не по директиве «сверху» и не по административному распоряжению, а именно по интересу друг к другу. И не претендуя на особый статус, они тем не менее становятся неким эталоном культурного вкуса. Размышляя о феномене собирательского таланта Ларисы Анриевны, суммируя мнения об этом других собравшихся под её крылом людей, я определила её деятельность как Хозяйки Литературного и музыкального салона. Такие салоны в девятнадцатом - начале двадцатого века были заметным и влиятельным культурным явлением в России (в Европе они возникли ещё двумя веками раньше). Литературные и музыкальные салоны оказали большое влияние на развитие русской культуры. В них создавались кружки, объединения, впервые читались вслух произведения, которые при существовании царской цензуры появлялись на бумаге много позже (например, «Горе от ума» А. Грибоедова или «Послание в Сибирь» А. Пушкина ), исполнялись музыкальные произведения. Посетители салонов, как правило, были единомышленниками в отношении к истории России, её судьбам, политике и проблемам развития культуры. Впрочем, почему «были»? В Интернете уже несколько лет действует сайт общества «Русский Салон». Случайно открыв его для себя, теперь стараюсь узнать о его деятельности больше. Это старейшая русская зарубежная организация, созданная ещё российской

эмиграцией «первой волны», людьми, кстати говоря, не только русскими, но и российскими подданными немецкого, прибалтийского, французского, шведского происхождения, волею судеб оказавшимися после революции, Гражданской, потом Великой Отечественной войн и вследствие других политических событий, в Швеции. Первоначально это были просто встречи соотечественников, объединённых любовью к русской культуре, которые старались на чужбине сохранить русский язык, русские традиции, укрепить православную церковь в протестантской Швеции. А впоследствии сформировалось общественное объединение со своим Уставом. Общество изначально позиционировало себя как независимое объединение, чтобы иметь большую свободу деятельности. Таковым оно остаётся и по сей день. Сейчас среди членов «Русского Салона» представители самых разных сфер: учёные, переводчики, врачи, историки, художники, журналисты, режиссёры, программисты, предприниматели... Возглавляет его вот уже 37 лет Людмила Александровна Турне, урождённая княжна Демидова-Лопухина. Как и в прежние годы, деятельность «Русского Салона» связана с проблемами и темами, имеющими непосредственное отношение к России, к русским традициям, русскому языку, литературе и искусству. Особое внимание уделяется вопросам воспитания детей в русском духе, преподаванию родного языка. Давняя традиция «Русского Салона» защита слабых: под персональной опекой членов общества престарелые, инвалиды, одинокие люди, нуждающиеся в поддержке. Благотворительная деятельность, конференции как в Швеции, так и в России, учёба, культурные встречи, благотворительные базары, работа по построению собственного храма Русской Православной Церкви в Стокгольме, содействие новоприезжим в Швецию - это и многое другое входит в программу общества «Русский Салон». Большая часть его членов - прихожане православного прихода во имя преподобного Сергия Радонежского. Общество имеет свою символику, устав, прессслужбу и сайт, который обновляется каждую неделю, а такие разделы, как новости «Русская провинция» и блок знаменательных дат «Русский календарь», - каждый день». Вот как раз в новостях я и прочитала такое сообщение за 6 мая 2011 года: «КРАСНОЯРСК. Пресс-служба “Русского Салона”. Спец. корр. “RS” Тая Филиппенко. В фотостудии «Меридиан» Красноярска прошёл вернисаж работ Сергея Матерухина «Хроника строительства храма Рождества Христова». Едва увидев свет, снимки уже стали историческими. На снимках первого ряда: владыка Антоний и Сергей Матерухин; главред журнала “Истоки” Сергей Прохоров преподнес

223

Спасителя, выполненную фотографическим способом. Обращаясь с приветственным словом к присутствующим на открытии выставки, владыка Антоний подчеркнул историческую значимость фотографий мастера и благословил Сергея Матерухина на дальнейшую деятельность, пожелав творческих успехов. Кроме того, в рамках выставки, которую

очередной номер архиепископу; на снимках второго ряда - Лариса Кочубей (третья слева); грамота архитектору Владимиру Ульянову; на вернисаже нашлось место балалайке и русским песням. На вернисаже присутствовали архиепископ Красноярский и Енисейский Антоний (на тот момент, ещё не Ачинский - Л.Е.), представители администрации Красноярска и правительства Красноярского края, меценаты строительства храма Рождества Христова, настоятель храма протоиерей Иоанн Боев. Гости увидели в студии и полноразмерную копию двухметровой иконы Спаса Нерукотворного из столичного храма Христа

224

организовала директор красноярского издательства “Кредо” Лариса Анриевна Кочубей, прошла презентация очередного номера российского журнала “Истоки”, издающегося трудами его главного редактора Сергея Прохорова с 2005 года в Нижнем Ингаше. Для тех, кто не знает, Нижний Ингаш - это так называемая сибирская глубинка, посёлок городского типа, находящийся достаточно далеко даже от Красноярска. Но творческому человеку удаленность от столиц - не помеха. Потому что он homo творческий! Уникальный. А потому и журнал его уникальный. И хотя издание позиционирует себя как межрегиональное, оно уже давно обрело всероссийский статус и даже шагнуло за российские рубежи: ведь именно в “Истоках” были опубликованы стихи нобелевского лауреата Виславы Шимборской (Польша). И не только её… Вот такая она, Сибирь. А некоторые думают, там по улицам медведи гуляют… Ну, что тут скажешь?! Порадуешься за Сергея Прохорова, детище которого - журнал «Истоки» стал для зарубежья одним из знаковых показателей российской культуры и «цивилизованности» Сибири. И проникнешься ещё более глубокой признательностью к Ларисе Анриевне Кочубей, которая пригласила Сергея

Прохорова, а также нас, журналистов «Победы», на очередную встречу «духовного братства». Это была презентация фотовыставки красноярского фотохудожника Сергея Матерухина, посвящённая этапам строительства на правом берегу Красноярска, на Рождественской площади, грандиозного храма Рождества Христова и целого комплекса храмовых построек. И вторая презентация - выхода 17-го номера журнала «Истоки», выпущенного при участии издательства «Кредо» типографией Красноярской медицинской Академии, по благотворительности её ректора и одного из авторов журнала Ивана Артюхова. Кстати, авторов издающегося в Нижнем Ингаше журнала на этой встрече были добрых две трети присутствовавших красноярцев: профессора, журналисты, литераторы, издатели собственных альманахов, архитекторы, барды. Счастливым талантом Ларисы Анриевны оказалось возможным сочетать два таких культурных явления, да ещё и привести их под благословение Архиепископа Красноярского и Ачинского Владыки Антония. Даря своё благословение Сергею Матерухину на его фотолетопись возведения храма в Красноярске и Сергею Прохорову, по выражению Владыки, - «человеку светлому и делающему благое дело в Нижнем Ингаше», Архиепископ Антоний неразрывно связал строительство храма и строительство каждым «храма своей души». ”Светлые люди, - говорил Владыка, - это те, кто в любых испытаниях времени безверия не дают себе и окружающим очернеть душой, затемнить её ложью, злобой, нелюбовью, бездуховностью. Пробуждающаяся, просвещённая душа выражается в светлой деятельности, освящённой любовью: в семье, в человеческих отношениях, в профессиональной деятельности и в благотворительности, в творчестве и в восстановлении православных храмов из руин, из устроенных в них в советское время складов, мастерских, приютов и тюрем; а также - в строительстве новых.” В подтверждение речи Архиепископа Антония мы видим и у нас в районе свидетельства рассеивания духовной темноты. К действующим храму Св. Архистратига Михаила в Нижнем Ингаше, церкви Покрова Пресвятой Богородицы в Нижней Пойме, часовне Св. Михаила Архангела в Стретенке добавился храм Рождества Пресвятой Богородицы в Тинском, отведён участок под строительство храма в Канифольном. Именно в храме Св. Архистратига Михаила получил Сергей Прохоров первое благословение на издание журнала «Истоки» от тогдашнего настоятеля батюшки Георгия, как когда-то отеческое напутствие на литературное творчество от Виктора Астафьева. Представляя новый номер «Истоков», Лариса Анриевна Кочубей особенно подчеркнула, что «делается журнал с открытостью и добром к людям. И

люди идут к нему с добром, сотрудничают, делятся творчеством, помогают в издании, становятся друзьями нижнеингашского журнала, поднимая его на новый уровень». Образная линия сравнения строительства храма Рождества Христова и других церквей в крае и строительства собственной души через творчество была продолжена в выступлениях участников встречи. В стихах и песнях дивногорского барда Николая Гайдука: «Но русский дух не исчезает, и храмы прорастают сквозь века…». «На колокольню путь мой очень крут, зато мне видно всё на свете белом». В стихах красноярского поэта Марины Маликовой, которая напомнила всем Молитву Виктора Петровича Астафьева о русском народе. В беседах, обмене мнениями о современном образовании и о том, как оно сегодня отступает от просвещения, когда Образование и Просвещение изначально и по сути должны служить одной цели - уменьшению тьмы в душе и сознании человека и приближению его к Божественной природе - «быть по образу и подобию Божиему». Таким-то образованием и просвещением занимаются многие деятели культуры, а также многие люди, независимо от места их работы. В любом деле, на любой должности можно либо приближаться, либо удаляться от этой цели - просвещения и образования человека. И в конечном итоге всегда оказывается: те, кто, по житейским представлениям, «крепко стоит на земле», теряют порой самое главное - смысл своей жизни. А те, кто «не от мира сего» - оставляют после себя самое незыблемое - культуру, которая соединяет Земное с Небесным. «Увидеть средь дождя просвет, Дождаться солнца. И, ликуя, От радуги принять привет, Благословляя жизнь земную». Это из книжки «Свет из глубины России», которую подарила мне на той встрече её автор - удивительная женщина Наталия Ерышева - одна из тех, кто, благодаря таланту Ларисы Анриевны Кочубей собирать людей, оказываются включенными в богатую палитру яркой культуры Красноярья, в которой, как в радуге, созидательное творчество каждого светит своим особым, неповторимым светом. И нам светло, и через границы пробиваются эти лучи, высвечивая миру истинный образ нашей России. Заметьте, не модернизация, не гигантские проекты Сибири поразили искушённых европейцев, а литературно-художественный журнал «Истоки», издаваемый в таёжном посёлке. Вот так-то.

Лилия Енцова

225

100-летию Н.С.Устиновича

ВОСПОМИНАНИЕ О ПИСАТЕЛЕ

в праздничные дни. Я, как и все мальчишки того времени, здоровался со взрослыми, со старшими. Таков был неписаный закон у моих сверстников - приветствовать старших. Высокий, худощавый Николай Станиславович во многом был похож на брата, Павла Станиславовича, трудовая жизнь которого прошла в Нижнем Ингаше, за рулем лесовозных машин Нижнеингашского леспромхоза. В этом человеке никто из моих родственников не подозревал, что он писатель и журналист, работает со словом, является представителем творческой профессии. Не знали и старшеклассники-соседи. Не знали этого мои родители, тем более, моя мать, Мария Фоминична, хотя она работала много лет с женой Павла Станиславовича, но у них, видимо, не было разговора о Николае, что он писатель. Об этом стыдно писать сегодня, но приходится.

ОТКРЫТИЕ УСТИНОВИЧА

ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ

Вместе с Юрием Ниденталем и Галиной Каргополовой мы были завсегдателями районной библиотеки. Она размещалась в пятистенном деревянном здании, почти напротив через дорогу от сегодняшней библиотеки райцентра. В ней было необычно по сравнению с детской и школьными библиотеками поселка. На полу были красивые дорожки, у стен стояли диваны, было много различных тематических выставок, почти свободный допуск к многочисленным полкам книг и журналам. Тишину и уют создавали цветы и приятное неброское оформление. Приходилось читать рассказы и повести некого Н.С. Устиновича. Далекого и неведомого Устиновича. Мы, пацаны, думали, что все писатели живут в Москве. А он, оказывается, был рядом. Мало того - он наш земляк, его детские годы прошли на нашей ингашской земле, в Горелом Борке, что находится от райцентра в двух десятках километров. Он был рядом. Даже лично и неоднократно видел его в Нижнем Ингаше в семье Павла Устиновича, в доме напротив здания КБО. Видимо, Николай Станиславович бывал у своего родного брата в гостях в период отпуска и

226

Приоткрыла мне глаза на всю эту историю Ольга Гавриловна Пелымская, когда зашел к ней, как председатель совета общежития №1 по улице Лассаля в Красноярске (ныне: это улица Брянская, и там на месте того общежития теперь находится кожвендиспансер). Она ведала вопросами лекционной пропаганды в нашем пединституте и предложила тематику лекций, которые читали и преподаватели вуза в студенческих общежитиях. Из разговоре она узнала, что я житель Нижнего Ингаша. Спросила про Горелый Борок, какая там природа, чем знаменит. Рассказал я про ягодные и грибные места, о Пойме и лесах, окружающих село. От нее узнал о творчестве Н.С. Устиновича, о том, что готовится к печати двухтомник, а ей поручено написать предисловие к нему. Двухтомник должен был выйти к 50-летию Николая Станиславовича. И было мне у проректора О.Г. Пелымской жарко и стыдно, но интересно. Осенний день 1960 года стал для меня, благодаря ей, открытием Н.С. Устиновича и первой встречей с творчеством писателя-земляка. Мудрым и интересным собеседником оказалась для меня О.Г. Пелымская, проректор по научной работе КГПИ. Вторым человеком, который приоткрыл

мне глаза на годы репрессий в отношении Н.С. Устиновича, был ректор КГПИ Виктор Петрович Сафронов -доктор исторических наук, автор монографии “Октябрь в Сибири”, который после работы зашел к нам в общежитие для встречи со студентами, проживающими в нем, для решения ряда студенческих проблем. Эта встреча шла где-то часа полтора, а потом мы, несколько студентов, проводили его до проспекта Мира. По дороге зашел разговор о Н.С. Устиновиче, о репрессиях в отношении его. Вот так два преподавателя-педагога, в то время достаточно известные люди в научных кругах Красноярска, открыли мне глаза и ввели в мир творчества широко известного тогда в стране и за рубежом красноярского писателя, моего земляка Николая Станиславовича Устиновича, за что им благодарен.

ДАВАЙ, УЧИСЬ!

Ольга Ивановна Пелымская однажды пригласила меня на читательскую конференцию, проводимую краевой библиотекой, о творчестве Н.С. Устиновича. Николай Станиславович присутствовал на этой встрече, был мало разговорчив, на лице проступала бледноватость. Чувствовалось, что человек недомогает. Шел он, прихрамывая, с тросточкой. Губы были крепко сжаты. Запомнился нос с горбинкой, характерной для рода Устиновичей. В ходе конференции он оживился. После конференции О.И. Пелымская познакомила нас. Разговор состоялся несколько минут, касаясь его малой родины, Нижнего Ингаша и семьи Павла Устиновича, его родного брата. Не знал я, что буду учить его племянницу Олю математике и черчению в Нижнеингашской средней школе №1. Ольга Павловна всегда училась на отлично, была любознательной и старательной школьницей, а затем студенткой. Из разговора запомнился его вопрос:

- Ну, что написал? - Да, я студент, закончил два курса физмата КГПИ», - ответил я ему. Ольга Ивановна добавила, что у меня все впереди. И он, посмотрев на меня, рассмеялся, а затем, улыбаясь, сказал: - Давай учись, математик. Эта встреча была 20 октября 1960 года, когда я уже учился на третьем курсе. А далее были мимолетные встречи и краткие разговоры. Заметил, что в нем много оптимизма и настойчивости. В беседе ни разу не жаловался на жизнь. А то, что он прожил нелегкую жизнь, годы незаконного ареста, был обморожен в годы заключения, что и у него были в писательском деле неудачи, узнавал от его друзей, моих знакомых по городскому клубу библиофилов-краеведов К. В. Богдановича и И.М. Кузнецова, крупнейших и известных библиофилов и краеведовКрасноярска и Сибири. Много узнал при прочтении альманаха «Енисей» о творчестве и биографии Николая Станиславовича. Житейские невзгоды не могли убить в нем человечность и даровитость натуры. Помню его рукопожатие. Теплая рука, и нежное пожатие моей ладони. Эти встречи были потому, что я жил в студенческом общежитии на Робеспьера, и путь в институт пролегал мимо его дома, редакции и типографии «Красноярский рабочий», что были невдалеке от КГПИ и на одной стороне улицы, проспекта Мира. Возможно, вторая встреча и сыграла важную роль в моей биографии. Ибо и у меня из-под пера вышло несколько книг по краеведению Красноярска, Нижнего Ингаша и более 250 статей по истории и краеведению малой родины, в том числе и о Н.С. Устиновиче.

Александр ДЕМИДОВИЧ, Красноярск.

Александр Петрович Демидович, краевед по призванию души, бескорыстный энтузиаст. Более сорока лет работает в архивах, музеях, библиотеках Красноярска, Канска, Иланска, Нижнего Ингаша, Новосибирска, Иркутска, Москвы. Круг его интересов постоянно ширится: история, энтография, народное творчество....

227

Поэзия Алексей ИВАНОВ

Восхождение к смыслу Здравствуйте, уважаемая редакция журнала «Истоки»! К Вам обращается поэт из Зауралья - Иванов Алексей Николаевич. Познакомившись с тематикой вашего журнала, решил предложить вам свои философские стихи из последней книги «Восхождение к

*** На дне вещей нет тонких очертаний, Паук небес еще не падал ниц Пред силой человеческих страданий, Пред немощью исписанных страниц. На дне вещей пока еще едины Добро и зло, Голгофа и Синай, Но жизнь уже наполнила кувшины, И время уже льется через край.

*** Минувшее не исчезает. Туманом сад заволокло. Вода в колодце замерзает И превращается в стекло. Минувшее не исчезает. Согрей душой осколки льда! смыслу». С Бездонностью соединяет Несколько слов о себе. Родился в 1971 году в селе Жизнь пролетевшие года. Глядянском Притобольного района Курганской *** области. Со школьной скамьи был влюблен в русскую литературу, особенно нравились мне Лермонтов Прокручивая ход времен назад, Мы медленно сжимаем мир до точки. и Толстой. В 1988 поступил на философский В ней жизнь и смерть, бездомность, звездопад, факультет Уральского государственного Стихов и судеб хрупкие цепочки. университета в городе Екатеринбурге. В В ней версты и мытарства, Я и Ты, университете увлекся русской религиозной мыслью, Сон Чжуан-цзы, бессонница Сократа, изучал системы Лосского, Бердяева и Франка в их Сомненья, страхи, грезы и мечты, Роса и снег, восходы и закаты. оппозиции к основным европейским философемам: В ней бесконечность творческих идей, феноменологии, экзистенциализму, психоанализу. «Упанишады», «Тора», «Илиада», В университете начал писать стихи и Надрывный крик печальных журавлей, печататься в университетских газетах и журналах. Осенний блеск покинутого сада. Завершив обучение, для того, чтобы свободно *** заниматься творчеством, уехал в деревню, где Ты знаешь сам себя наполовину, работаю учителем истории уже 18 лет. В 2000 Не видя суть с обратной стороны. году стал лауреатом областного конкурса стихов, Поверхность – это мертвый взгляд личины, посвященного А.С. Пушкину. В 2003 году получил Лицо – живой свидетель глубины. знак «Почетный работник общего образования». Сумеют ли они объединиться, Как жизнь и смерть, как истина и ложь, Много читаю и перечитываю, прежде всего, Как вспыхнувшая над рекой зарница таких поэтов, как Омар Хайям, Ли Бо, Басе, И тополей молитвенная дрожь? Исса, Бодлер, Верлен, Рильке, И. Анненский, Ф. *** Сологуб, В. Ходасевич, А. Тарковский; таких писателей, как Пруст, Кафка, Джойс, Набоков, Я не паромщик, не ямщик, Не клеветник, не временщик, Пастернак, Гессе, Борхес, Кортасар, Маркес, Я не охотник, не ловец, Белль. Параллельно продолжаю заниматься Не проходимец, не мудрец, философией, особенно византийской: Григорий Я не художник, не звонарь, Нисский, Дионисий Ареопагит, Иоанн Дамаскин. Не воин, не монах, не царь, Однако поэзия всегда оставалась главным делом Я не преступник, не палач, Не раб, не нищий, не богач, моей жизни. За восемнадцать лет творчества Я не скиталец, не пророк, мной были написаны десять поэтических Не милосерден, не жесток, сборников: «Колодец с тишиной», «Зеркало Я не волшебник и не маг, тьмы», «Лабиринт безмолвия», «Terra incognita», Не шут, не собиратель саг, «Ладони небесные», «Река Стикс», «Возвращение Не день, не ночь, не дождь, не снег, Не бог, не зверь, не человек… в безвозвратность», «В свете молний», «Россыпь Я тот, кто вне ролей и лиц, росы», «Апокатастасис». Многие стихи были Я жизнь, я блеск ее зарниц! опубликованы в альманахе «Тобол». Стихи из *** сборника «Ладони небесные» напечатали журналы Вещественности нет - есть дуновенье, «Знамя» и «Урал». Есть тонкая прозрачность глубины.

228

Все то, что вызывает ощущенья, Исполнено страданья и вины. Нам кажется от недостатка света, Что истина и смысл – игра теней, Что бытие разбито на предметы И равнодушно к участи своей. *** Ты знаешь больше, чем ты знаешь, И потому в душе своей Иные сферы открываешь Прозрений, истин, грез, страстей. Ты знаешь больше, чем ты знаешь, И потому сквозь муть кругов Бездонность неба понимаешь До самых дальних берегов. Ты знаешь больше, чем ты знаешь, И потому, взирая в ночь, Всему на свете сострадаешь И каждому спешишь помочь. *** Дай мне прикоснуться к твоей скуке Осторожно, бережно, любя! Я целую нежно твои руки, Я ищу в твоих глазах себя. Дай мне умереть и вновь родиться! Этот мир не стоит наших грез. Дай мне твоей грустью насладиться В золоте задумчивых берез! *** Не тень ко мне, но я привязан к ней. Постичь тоску возможно лишь, страдая. Зачем дан этот мир душе моей, Коль с каждым днем она его теряет? Фатально забывая в суете О том, как постареть успели лица, Что с каждым часом мы уже не те, Что прожитое вновь не повторится. Так время расщепляет в зеркалах Твою судьбу. На каждом перекрестке Встречаешь ты давно забытый страх, Минувшего осколки, искры, блестки. *** Важно все: и ночь, и тишина, И вино, и запахи сирени, Льющая холодный свет луна И в любовь играющие тени. Важно все: и времени кристалл, И твое ко мне расположенье, В почерневшей глубине зеркал Нежности и страсти отраженье. *** Собрать куски истерзанной России, Соединить их с верой во Христа, Чтобы сияли капли дождевые На золоте осеннего листа. Собрать в одном ковре узоры судеб Святых, поэтов, воинов, царей. Страдающее сердце не осудит Тех, кто был проклят Родиной своей. *** Девочка попала под машину, Содрогнулись звездные глубины. Так решил, наверное, Господь: На траве раздавленная плоть. На асфальте бусинки, как слезы, Лист расстался с матерью-березой, Боль и ужас искаженных лиц,

Пелена на лепестках ресниц. Ночью темной, задыхаясь пылью, Ангел Божий срезал свои крылья. Заблудившись в отблесках зеркал, Он не долетел, не добежал. *** Смысл бытия найти в дождинке, В ведущей к роднику тропинке, В печальном шелесте травы, В осеннем золоте листвы. Смысл бытия найти в пылинке, В дрожащей белой паутинке, В луче, согревшем муравья, В том, что все это видел Я. *** Из самого себя дороги нет, Я вижу мир сквозь узкое оконце. Через его решетки льется свет, Идущий от невидимого Солнца. Пещера не снаружи, а внутри, Цепями слов прикован узник к тени. На грязных стенах отблески зари Развертывают карнавал видений. *** Понять не то, как мир устроен И из чего он состоит. Понять не то, за что спокоен, Что неподвижно, как гранит. А то, зачем я появился И почему мне важен миг, Что в звездной глади отразился, Не замутив живой родник. *** Все обратится в память, в дождь, в разлуку, Все станет сном, сомненьем, синевой. Вселенная обожествила муку, И вот теперь мы молимся с тобой. Все обратится в грусть, в неотвратимость, В назойливое тиканье часов, Все обратится в мнительность и мнимость, В дуэль с собой, в запаздыванье слов. *** Ты всю жизнь просидел в инвалидной коляске, Ты прощал нам простую возможность ходить. Мы прозрачные лица меняли на маски, Не желая себе этот мир объяснить. Ты всю жизнь просидел в инвалидной коляске, Не подумав Всевышнего в том упрекнуть. Мы, смеясь, на глаза надевали повязки, Чтоб слепыми пройти предначертанный путь. Вспоминая сейчас наши редкие встречи, Я терзаюсь, что был к тебе черств и жесток. Крылья истинной веры повесив на плечи, Я не в силах понять, как ты был одинок. *** Господь рассыпал пыль во тьме ночной. Зажги свечу, и бездна содрогнется. Жизнь – зеркало воды над глубиной, Смерть – пепельная муть на дне колодца. Напрасно с отраженьем спорит лист: Дно и поверхность связаны навеки. Священный заключили компромисс Две пропасти, столкнувшись в человеке.

229

Варвара ЮШМАНОВА Варвара Юшманова (1987 г.р.) – поэт, журналист. Родилась в Братске. Окончила Ульяновский государственный университет по специальности «журналистика». Студентка 3 курса Литературного института им. А.М. Горького. Публиковалась в сборниках «Братск - Пушкину», «Я люблю тебя, мой город Братск», «Жизнь творчества», газете «Вестник» (г.Ульяновск), журнале «Волга. XXI век» (г.Саратов), журнале «День и ночь» (г.Красноярск). С недавнего времени живу в Красноярске.

ДИОНИС Пьянит дорога, как анис, Несясь с тобой по карте. Однажды юный Дионис Явился мне в плацкарте. Он улыбался, словно бес, Маняще пах ирисом И с верхней полки, как с небес, Назвал себя Денисом. Смеясь над спектром скоростей, Не зная худших судеб, Он не умел стелить постель, Но тихо спал, как люди. Мне карты, нарды и вино Избрать давал лукаво И на мое: «исключено» Топил в пустом стакане дно, А взгляд петлял удавом. Резную доску доставал, Учил меня впустую, И побеждал, и блефовал, Смеясь и торжествуя. С ним вереница смуглых дев, Лихих друзей цепочка И виноградных лоз напев В стеклянной оболочке. Верша мистический обряд, Как волк в полночной чаще, Его охотящийся взгляд Блуждал в вагоне спящем. А утром… Утром был вокзал. Огни меня встречали, И мой попутчик мне сказал: «Зови меня в печали». И вот, когда в душе темно, Я бой даю тревогам И пью игристое вино С веселым праздным богом. ПЬЮ ЧАЙ Пью чай. Без ничего. Без никого. Без хлеба даже и без сожаленья О глупости, о скупости всего, О зыбкой простоте стихотворенья. Пью чай. Без хвастовства. Без коньяка. Без кислоты лимона. Без улыбки. Без обжиганья губ и языка.

230

Без права на ожоги, на ошибки. Пью чай. Без бергамота. Без души. Без мяты. Без спокойствия. Без меры. Без памяти. Без музыки. В тиши. Без блюдца. Без опоры и без веры. Пью чай. Без выражения лица. Без суеты. Без времени. Неспешно. Без страсти. И без смысла. Без конца. Без сахара. И без любви, конечно. *** Битая я, битая, Медом не политая, Солнцем недогретая, Вешняя, Сонная, бездомная, Взглядами зеленая, Безнадежно скована Стержнями. В пленке злого города, Жесткого без повода, Я свечусь как золото Вкрадчиво. Я шмелем укушена, Верная я, мужняя, Мне подошвы лучшие Стачивать. Одуваны пенятся, Мысли как поленница, Я – немая пленница В мареве Цвета злого ирбиса, Молодого ириса, Мне дороги сыпятся Гравием. И не жаль, что битая, Просто я открытая, Вижу – все под липами Парами. И на них с воронами, Не греша обгонами, Я смотрю зелеными Фарами.

*** Впору многоцветие сменить На простую темную одежду. Мне сегодня ночью хоронить Девочку по имени «Надежда». Я ее, как чудо, берегла, Трепетно в себе ее носила, А она взяла и умерла, И спасенья даже не спросила. Был ли свет в стеклянной лампе дня? Был ли жаркий дикий вкус малины? После этой ночи для меня Станет все убого и едино. Я скажу ей: «Милая, ложись В свой последний храм, тебя пленивший!» И пойду в свою пустую жизнь, Будто бы себя похоронивши. ЧТО СНИТСЯ СОБАКЕ? Песок и сухие травы, Мелькание мотыльков И банка из-под отравы, Наверное, для жуков. Огромная дура-муха, Жестокие клумбы роз, Печальной коровы брюхо И едкий ее навоз. И узкая щель в заборе, Ведущая в мир, где днем Большое горячее море Зовет к себе мягким дном. Пронзительный запах соли, Ракушки и рыбий дух, Следы грациозной колли, Ведущих ее старух. И глупые толстые птицы, Кричащие в воздух зло. В коробке остатки пиццы, Сегодняшней – повезло! И круг, в синеве цветущий, Слепящий горячий свет. И в лодке домой плывущий Хозяина силуэт. ОНА Она смеется осенней шляпой, Невозмутимо бросает взгляд. Ее исторические ляпы Часы заставляют идти назад. Она естественна и уязвима, Не смотрит шоу, не пьет коньяк. Она никогда не проходит мимо, Когда в этом мире что-то не так. Идет невеличка мостам вдогонку, Играя величественно мишурой. И если кого-то тронет легонько, То сразу почувствует: это свой.

В руках любое – куски пластилина! Послушает: небо капает – пьет! Она – душистый цветок жасмина, Но кто-то все же не любит ее. ЛАДЬЯ Ладья из черного дерева Черпнула воды морей. Она немного растеряна Пред палубами кораблей. Изгибов изящных контуры Пленяют кротостью штиль. И весла пускай не собраны, Она – кудесница миль. Домчит в одночасье к берегу Далеких и сладких дынь И в море уносит бережно Из душных песков пустынь. Откроет дорогу ладную Туда, куда нет путей, В ночь звездную и обманную, Не в небе, а на воде. Былое давно утеряно, Грядущее в недрах тин. Ладья из черного дерева, О, как мне тебя найти?! *** Я не знаю неба нежнее апрельского. Я не знаю смеха счастливее детского. Я не знаю чувства сильнее безмерного. Я не знаю друга надежнее верного. Я не знаю сердца красивее близкого. Я не знаю края теплее сибирского. УТРО Сквозь складки шторы кралось утро, И нежным бархатом зарницы Ласкало кожу, и как будто Пыталось приподнять ресницы, Ступало мягко, теплым ветром Катало по полу пылинки И, в зеркалах светясь рассветом, Смущалось собственной улыбки. Просилось внутрь, сойдя на шепот, Но после не было ответа. Не знало утро: хорошо бы Отдаться сну, а не рассвету.

231

Проза Владимир ЗАМЯТИН Герои В. Замятина постоянно обращаются к Богу за поддержкой, за советом. Это верующие люди, которые выполняют религиозные обряды, молятся, свято чтут религиозные символы: крест, икону и т.д. Подтверждение сказанному мы можем найти в каждом произведении Замятина. Например, в сказке «Сморщенная горошина» главный герой стремится спасти живую душу, он помогает раненому голубю, называя его «пичушкой Божией». После этого, как пишет автор, «по воле Божей» сняли с Юшки навет. Когда Юшка попадает после многодневного перехода в незнакомые места и не может найти верную дорогу, он многократно крестится, и к нему прилетает голубка, Юшка думает: «Голубка та и не птица была вовсе, а душа родительская в птицу Божию превращенная. Спасать она его прилетала»

Сморщенная горошина Казачья сказка

Бывальщину эту поведал мне мой дед, а тому – его дед. И когда вершились те дела, одному Богу известно. В одной зажиточной семье у отца-вдовца вместе с братьями и сестрами рос мальчик. Звали его Юрием, а по-простому – Юшкой. По всему казалось, особенно со стороны, что легко и ладно жизнь его сложится. Наверное, и сам Юшка так мыслил. Только посягнули на их мирную жизнь злые вороги. В памяти дедов не сохранилось: то ли турки это были, то ли немчины, то ли шведы. Враги все на одно лицо: бесстыжее и алчное. Однако волею судьбы так получилось, что посчитали соседистаничники отца его на стороне неприятеля. Якобы, потому и пришлось тому вовсе покинуть родные места, бросив свое подворье. Причина того понятна: никто не жаловал тех, кто неприятелю помогал. Во всяком случае, люди так сказывали. Чуть не в одночасье все переменилось в жизни мальца. Те, кто ранее угодливы были, уважая отцово богатство и положение, стали сторониться их дома. А то и вовсе насмешки строить, обзывая Юшку сыном предателя — переметной сумы да пальцем в него тыча. Переполнилась душа отрока обидой горькою. Матери он не помнил, а теперь и отца не стало. Иногда его охватывало отчаяние. Да такое, что хотелось ему убежать, куда глаза глядят, а то и вовсе броситься в реку. Часами бродил Юшка по окрестным лесам, думу 232

крепкую думал: как же быть-то? Братья с сестрами хозяйством были заняты, и никому до него дела, казалось, не было. Наконец надумал он бежать за Урал-камень да найти землицу, где люди живут по чести и совести, в согласии и по справедливости. А чтобы там не прознали, какого он роду да племени, решил отказаться от родовы своей и назваться Васькой Ропотом. Вскоре возле старого погоста повстречал Юшка седого казака, что в походы еще с отцом хаживал. А разговор меж ними сладился, - серьезнее некуда. Не верил казак, что отец Юшкин предал своих сородичей, тех людей, с которыми корни его связывают. Пусть и норовом крут, да сердцем честен был. И пожалел старый лыцарь юношу, да и подарил ему на прощание сморщенную горошину. И наказал на дорогу, что счастье найдет Юшка тогда, когда спасет живую душу и вспомнит имя отца своего. Невелик подарок и непригляден, вот коли саблю дал бы – другое дело! Не поверил Васька доброму слову, забросил горошину в заросли и, ни с кем не попрощавшись, исчез из родной станицы. Через некоторое время стал он служивым казачьего войска, на которое царской рукой Сибирские земли объясачить возложено было. Не одно лето сменило зиму, не одни сапоги сношены были. Терпел Васька лишенья скитальческие да военные, пот и кровь проливал. Уважали его братья-казаки за

светлый ум и зоркий глаз. Да и он по чести с ними обходился. Токмо не все от человека зависит! Иногда судьба-злодейка так все повывернет, жилы надорвешь, а не под силу будет одолеть негаданные невзгоды. Вот и Ваську Ропота уже в атаманы должны были на кругу избирать. Плох тот казак, который атаманом стать не хочет. А что, характер у него подходящий был! Только чья-то лютая зависть взыграла да навет на него измыслен был, будто утаил он часть ясака да продал его промысловым людям. Так Васька Ропот под следственный розыск попал и в темницу был водворен. День проходит, месяц, другой, а вызволения все не видать, как ясна солнышка в непогодь. Ослаб совсем Ропот и телом, и духом. Старуха с косой мерещиться стала. Открывает он как-то глаза поутру, а рядышком на соломке лежит голубь, почти бездыханный, кровушкой перепачканный. Жалко Ваське птицу стало. Пошарил он по карманам - и, о чудо, нашел ту самую горошину! Размочил слюной, скормил пичужке Божией. Через пару минут, глядь, встрепенулась птица, выпорхнула скрозь решетку. Села она на ветку березоньки, загулила. А Ваське тотчас и жить вновь захотелось: видно, добро содеянное назад вернулось. Стал он поправляться, и по воле Божьей, али по какой другой причине, сняли навет с него и сызнова приняли в войско казачье. Не одно лето господне минуло. Отряд атамана Ропота после многодневного перехода не мог найти верную дорогу. Можа, Леший осерчал да плутать заставил, а можа, землица заговоренная случилась. Кричи - не кричи, подмоги ждать неоткуда. Лошади пали, припасы закончились, воронье слетаться начало. Тут перекрестился атаман и вспомнил к случаю старого казака, будто совета спросить хотел. И надо же - вдруг посередь ясного неба появился знакомый уже голубь. Сел на пенек, изронил из клювика волшебную горошину. Покатилась та меж колодин да и вывела казаков к реке по узкой обрывистой тропке. Васька вновь перекрестился и впервые за многие годы вспомнил отца. Может статься,

потому поход и удался. Замшелый валун с души упал - ум стал яснее. Через три весны вернулся атаман в город на большой сибирской реке, ставший теперь ему родным. Нашел подругу добрую да верную, еще загодя примеченную. И порешил больше не искать неведомых земель, нет своей сторонки милее. Раны залечивать стал да семью растить, потому как смекал, что рано на лаврах почивать. Настало время, и благословил он в поход сына: воины пока еще нужны от ворогов родину стеречь. Сам же внуков стал нянчить. А сколько годков ему отпущено -- не ведал. То Богу одному известно. По этой ли причине, али по какой другой, затосковал однажды Василий Ропот. День, другой, третий кручинится. Наконец понял, что зазря от отца отрекся. Молодо - зелено, злого оговора не распознал. Не предавал своих земляков отец, в бою погиб. Наговорили на него людишки, видно, со злого умысла. Зависть точила их, добро отцовское, трудом нажитое, спокойно жить не давало. А голубка та и не птица была вовсе, а душа родительская в птицу Божию превращенная. Спасать она его прилетала. Когда Юшка правду осознал, тоска-то и прошла, как и не бывало. Всяко случается меж людей. Жизнь прожить – не поле перейти. Понял атаман истину простую да тем и золотую. Внукам наказывать стал: “Помните и чтите родителей своих, они того заслуживают. А еще слушайте старых воинов. Кто смерти в очи смотрел да не дрогнул, жизнь поособенному понимает, а потому недоброму не научит.”

233

Шутить изволите? Илья КРИШТУЛ

Иронические рассказы ПРО БОРИСА ЕВГЕНЬЕВИЧА

Путин побывал на Байкале, пометил рыбку, посетил оптико-электронный колледж, съездил в музей археологии и в обсерваторию, поговорил со студентами, встретился с тренером по дзюдо и с космонавтами, но кризис не закончился. Тогда он поздравил работников ЖКХ с их праздником, вручил кому-то ордена, проверил олимпийские стройки, покатался на ракетном крейсере, сфотографировался со школьниками, пообщался с учителями и врачами, пообещал увеличить им зарплату… Не помогло, а ведь он и Патриарху по телефону звонил, и Саркози, и Назарбаеву. Ну уж когда он детский дом посетил, кино посмотрел, денег голодающим Африки выделил и на выставку сходил, все решили, что всё, конец кризису. Но стало ещё хуже, и за дело взялся Медведев. Он слетал в Данию, вернулся, пообщался по интернету с народом, посетил хлебобулочный комбинат, поговорил с Берлускони, поругался с Лукашенко, провёл двухстороннюю встречу с Обамой, погулял по Киеву и встретился с лидерами думских фракций. Кризис не прошёл, и Медведев решил помирить корейцев с корейцами, а евреев с арабами, потом опять с Берлускони поговорил и с Меркель на всякий случай, слетал на Селигер, сходил на футбол, дал ещё денег голодающим Африки и поздравил с днём рождения какого-то артиста. Безрезультатно, и над страной нависла угроза голода. Тогда Медведев пошёл на крайние меры: пересчитал призывников, побывал в детском оздоровительном лагере, покушал там, похвалил поваров, обсудил ценообразование, слетал в Ереван, даже милицию в полицию переименовал, но… Страна медленно сползала в финансовую пропасть. Пришлось звать Бориса Евгеньевича. Борис Евгеньевич приехал на

234

метро, но с мигалкой, кому-то чего-то вставил, на кого-то наорал, артиста этого, именинника, наконец выгнал, Обаму обозвал нехорошо, праздник работников ЖКХ отменил, деньги у голодающих Африки отобрал и голодающим России раздал, двух чиновников, которых на взятке поймали, велел расстрелять прямо у «Детского мира», с Берлускони разговаривать не стал и работать начал. И экономистов с банкирами из телевизора вытащил и тоже работать заставил. А самых работящих людей страны, депутатов, послал в Брянскую область дорогу строить. Пришлось, правда, им немного бюджетных денег дать, но когда они там, в брянских лесах, эти деньги пилить начнут, может, не все и вернутся. Всё облегчение для России. Кризис ещё пару дней пошатался по стране да и свалил куда-то, чуть ли не в Сомали, его там всё равно не заметят. Тут и Медведев откуда-то вернулся, и Путин с дня рождения какого-то мирового лидера, поблагодарили Бориса Евгеньевича и домой отправили. Опять на метро, но уже без мигалки. И вот едет Борис Евгеньевич кудато в сторону Зеленограда, думает, как его жена встретит, он же её не предупредил, что уехал на три дня Россию спасать, но тут поезд прямо в туннеле затормозил, двери открылись и люди в штатском из темноты в вагон зашли. Борис Евгеньевич всё понял и навстречу им поднялся. Обступили люди в штатском Бориса Евгеньевича, запричитали: “Так, мол, и так, слёзно просим вас вернуться, страна горит, всё в дыму, ничего не видно, даже коррупции”. Рассказали, что Путин уже и офис Газпрома посетил, и с байкерами покатался, и Шевчука не узнал, но всё, что горело, ещё больше

разгорелось. Медведев тоже работает: поддержал высшее образование, потребовал оздоровить экономику и социальную сферу, представителей регионов выслушал, гречку в магазине купил… Всё равно горит. И не только страна – депутаты в Брянской области задыхаться начали! А они ведь даже к строительству дороги не приступили! Делать нечего, вернулся Борис Евгеньевич в Кремль, пожарных вызвал, МЧС, лесников разбудил, кто не в отпуске, и тушить потихоньку начали. Кто водичкой, кто песочком, а там и дождики пошли. Неожиданно и Путин из Якутии вернулся, и Медведев со встречи с лидерами религиозных объединений, опять поблагодарили Бориса Евгеньевича, руку пожали и отпустили. Намекнули, правда, что в 2018 году надо чемпионат мира по футболу выиграть, а до этого ещё Олимпиада в Сочи, а майя с ацтеками что-то про конец света говорят, и Лукашенко тут ещё, в общем, дел много. Кивнул Борис Евгеньевич и поехал опять в сторону Зеленограда, к жене своей. Но обещал вернуться, если совсем тяжко будет. Вот такой человек Борис Евгеньевич.

ПРО ЮРКУ И ЛЕОНИДА

Юрка жил далеко на Севере в покосившейся избе, которая отапливалась дровами. Дрова Юрка брал прямо там же, в избе, отчего она постоянно уменьшалась. Электричества у него не было, зато был телевизор, который Юрка любил смотреть долгими зимними вечерами. Телевизор был похож на трёхлитровую банку и показывал солёные огурцы, ну и по праздникам помидоры. Странно, что передача про помидоры обычно заканчивалась очень быстро и с песнями, а про огурцы шла постоянно, но без звука. Скотины у Юрки не было, даже жены, была раньше собака по кличке Собака,

но ушла от такой жизни в тайгу, где и сгинула на болотах. Юрка ходил туда, искал её, звал, но нашёл только два гриба и много ягод, которые продал на станции проезжающим поездам. Вырученные деньги Юрка потратил с толком: купил водки, сигарет, ну и там по мелочи, ещё водки и сигарет. Потом, спрятав покупки под кровать, Юрка налил себе стакан, закурил и вышел на крыльцо. Мимо прошло стадо коров, лето, потом соседка баба Таня и осень. Надо было идти растапливать печку, но Юрка всё не уходил с крыльца. Что-то в его жизни неправильно, думал Юрка, но что? Может, она, его жизнь, уже прошла мимо, как это стадо коров? И после неё тоже остались следы в форме лепёшек? Или, может, всё ещё можно изменить? Мысли уносились в холодное небо, сталкивались там с падающими звёздами и исчезали, Юрка замёрз, зашёл в избу и сел смотреть телевизор с огурцами. А потом он лёг спать. Леонид жил в Москве, в Лондоне и по выходным в Ницце. Работал он хозяином нефти какого-то большого края, названия которого так и не научился выговаривать. Хозяином нефти Леонид стал случайно: пошёл в баню с одним большим человеком, а тому прямо туда позвонили, так, мол, и так, нефть нашли, а чья она, непонятно. Кому отдавать? А в парилке, кроме Леонида, никого. И в предбаннике никого. В комнате отдыха, правда, две массажистки дежурили, но им и так хорошо заплатили, к тому же они иностранки были, из Украины. Большой человек посмотрел на Леонида, выпил и отдал ему эту нефть. Только попросил делиться иногда, ну и денег на всякие нужды государственные давать. Леонид исправно делился, и его за это никто не трогал, даже очень серьёзные люди «нескажу-откуда». А сейчас Леонид лежал на палубе своей яхты, пил дорогое вино, смотрел на звёзды и, если звезда падала, загадывал желание. Мимо прошли «Мисс Мира» и «Мисс Вселенная», острова Французской Полинезии и 15 лет жизни. Леонид допил вино, загадал последнее желание и уснул. Проснулся Леонид далеко на Севере в покосившейся Юркиной избе. А Юрка проснулся на яхте Леонида, в окружении 235

пустых бутылок из-под дорогого вина. Леониду сначала всё очень понравилось: природа, тишина, никаких «Мисс», только холодновато и соседка баба Таня вечно похмелиться просит, говорит, что под кроватью есть. Он даже в сельмаг как-то сходил, хотел купить ей дорогого вина, но вернулся расстроенный. Ну а Юрке тем более всё понравилось, хоть он и не понял ничего. Он в бар с палубы спустился и зажил там вместе с барменом. Жаль только, что бармен по-русски не очень говорил и телевизор у него не огурцы показывал, а какие-то двигающиеся картинки. А огурцов вообще не было, про помидоры Юрка и не спрашивал.

а пока он падал в океан, расцарапала лицо «Мисс Вселенной» и стала звонить какому-то Руслану, что б он забрал её отсюда. Зато далеко на Севере баба Таня не ругалась и денег ни у кого не требовала. Она просто топор взяла и Леонида по голове легонько тюкнула. Потом под кровать залезла и всё оттуда выпила, даже какой-то стеклоочиститель. Очнулся Леонид на своей яхте, недалеко от Марселя. Голова, конечно, немного болела, но Леонид не стал обращать на это внимания. Он расплатился с «Мисс Мира» и «Мисс Вселенной», отправил их в Париж, выучил название своего нефтяного края, отослал бабе Тане на Север ящик французского коньяка и велел капитану яхты поворачивать в сторону Прошло время. Леонид давно стоял на России. А Юрка проснулся далеко на Севере, крыльце Юркиной избы и смотрел на небо. в своей избе. Он вышел во двор, улыбнулся Он ждал падающую звезду, но на Севере – впервые за много лет! – и пошёл к бабе Тане, звёзды падают реже, чем на Юге: боятся делать ей официальное предложение. Баба упасть в болото, передавить клюкву и Таня была с похмелья, поэтому согласилась утонуть, не принеся никому счастья. А Юрка и вовремя подоспевший ящик французского тоже давно стоял на палубе яхты Леонида коньяка был выпит всей деревней за двадцать и смотрел в никуда. Он ничего не ждал, он минут под лучок, песни и варёные яйца. А просто испугался, что баба Таня нашла его после свадьбы Юрка ушёл в тайгу искать сокровище, спрятанное под кроватью, и нефть. И нашёл. похмелилась им. Вокруг был океан, Юрка не очень понимал, где его изба, как он очутился Прошло много лет. Леонид жил в нефтяном на этой яхте и как ему добраться домой. А крае в простом доме и работал простым потом к нему подошли «Мисс Мира» и «Мисс нефтяником. Яхту он давно продал, нефтяной Вселенная», стали ругаться, требовать каких- свой край отдал обратно государству, а дома в то денег за три месяца и отвезти их в Париж. Ницце и в Лондоне у него купил разбогатевший Юрка с женщинами был суров и послал их, но Юрка. Юрка, кстати, и нефтяной край себе не в Париж, а намного ближе. Он с женщинами забрал: государству, видно, не пригодилось. всегда так разговаривал, без этого на Севере На звёздное небо ни Леонид, ни Юрка не не проживёшь, там бабы непонятливые, сразу засматривались: всё выпьют. Но «Мисс Мира» оказалась ещё непонятливее и залепила Юрке в ухо,

Здравствуйте, Сергей! Спасибо за ответ! О себе: Криштул Илья Борисович, родился в Москве, где и живу с середины прошлого века. Учился в Педагогическом институте, работал учителем, бизнесменом, режиссёром, сейчас – домохозяин. Воспитываю жену и двоих детей. Пишу юмористические рассказики, которые изредка публикуют различные издания, в России и за рубежом. Лауреат нескольких небольших литературных премий. (Из письма И.Криштула редактору журнала “Истоки” С.Прохорову)

236

Наши зарубежные авторы Сергей ГОРА

Linthicum Heights. США

Мне Россия дала беспокойное сердце ПАНИКУЙ... Хватит волю бесстрастно ковать, Ведь и так уже сердце в оковах. Может, стоит по паниковать От нежданных признаний рисковых. На любом человечьем веку Больше пресности, нежели перца. Паникуй, паникуй, паникуй, Просыпайся, уснувшее сердце. Снять запоры с ворот не даёт Лени сторож - его я уволю. Безмятежный душевный комфорт Отпущу на мятежную волю. И, проснувшись, за ней побегу, Не успев даже толком одеться. Паникуй, паникуй, паникуй, Отзывайся иголками, сердце. Журавлём в небеса заплыви: Не прельщайся ручною синицей. Пусть взлетают слова о любви Без разбега взлетающей птицей. Ангел в небе у звёзд - начеку. И над трапом - открытая дверца. Паникуй, паникуй, паникуй, Вспоминай позабытое, сердце. РОЖДАЕТСЯ ЖИЗНЬ К небесным секретам - ни лифтов, ни лестниц. Всему своё время - божись-не божись. В такие-то лета в назначенный месяц По воле Господней рождается жизнь. Верховный Святитель раскроет скрижали И, вычислив срок, разрешит от оков. Чтоб где-то кого-то и с кем-то рожали, Как в семьдесят пять предыдущих веков. О, дивное чудо земного рожденья! Недаром, как ангел, младенец любой. ...Беременность – пеня в кредит размноженья, А муки при родах как взнос за любовь. Пусть этот пример отдаёт «банкоматом», Едва в животе заурчит новосёл, Ему пожелают родиться ...богатым. А всё остальное приложится, мол. Но что и когда будет впредь прилагаться, Ответа никто не найдёт, между тем. Господь под мечту не даёт облигаций На выплату счастья с отсрочкой проблем. Не стоит вдаваться в прогноз долголетья, Дома покупая, не мерят гроши. Ведь всё, что случится на временном свете -

Глубокоуважаемый Г-н редактор, От Ваших коллег, которые публиковали мои стихи (Ренессанс, Место и Время, Южная Звзда, Ступени и.т.д.) я узнал о существовании Вашего интересного и очень нужного всем русскоязычным людям журнала. Биографическая справка: Сергей Гора. Родился и учился в г. Ленинграде. Окончил ЛГУ. Филологлингвист. Имеет учёную степень из СПбГУ, а также ряд научных публикаций в США, куда переехал как приглашённый специалист. Постоянный прихожанин русских православных церквей. Известен как один из первых и наиболее удачливых пост-советских менеджеров потребительского рынка СНГ, а также как один из первых русских ведущих телевизионных ток-шоу. Стихи пишет с юности, хотя никогда не ставил перед собой задачи их коммерческой публикации. Многочисленные читатели и слушатели его стихов называли его поэзию летописью конца ХХ-го, начала ХХI века, написанную истинно русским человеком, уникально оставшимся незаангажированным какими-либо властными или корпоративными структурами.

237

Одна миллиардная жизни Души. А дальше... не буду «творить философий» О сущности рока, точнее, рожна. Не чашка бодрит, а насыщенный кофе. И главное то, что душа рождена! МНЕ РОССИЯ ДАЛА БЕСПОКОЙНОЕ СЕРДЦЕ Мне Россия дала беспокойное сердце: Не хватает в душе равновесия мне. Размышляю порой: “Мол, родился б норвежцем, И катил бы спокойно по ровной лыжне”... Но коварная жизнь неуёмным искусом Норовит утопить в сладострастных волнах. Мне порой так охота быть мудрым индусом, Чтоб под деревом в дудочку петь о слонах. Ощущаю в России себя иностранцем, Но родимая кровь, не стихая, бурлит: Англичанам, французам и даже ирландцам Не созвучен мой русско-взъерошенный вид... Я могу быть лощёным, степенным, как барин, На посольских приёмах я - их «на все сто», Но в глазах неизменное: «Шёл бы ты на хрен(!)» Выдаёт, где случилось мое рождество... Я привык-пригорел к иноземным порядкам: Как они, я танцую, «кручусь» и шучу. Я бы, может, в Бразилию двинул к мулаткам, Только нищим бразильцем я быть не хочу. Уставая в погоне за западным солнцем, Начинаю занудно, отчаянно ныть. Но не стать мне вовек безразличным эстонцем, И нейтральным швейцарцем мне тоже не быть! НЕ УДЕРЖАТЬ ЭМОЦИЙ В БЕРЕГАХ... Не удержать эмоций в берегах, Когда вино в вину идёт зачётом: Мол, если пьётся, значит, на рогах Греха клеймо, начертанное чёртом. Пусть непреложной истины руно Рога сомненья скроет златом ткани: Ведь, пил Сын Божий чистое вино Благословеньем Галилейской Кане. К потерям страсть - беда архивных мхов, Где каждый том - из вех недостающих. Господь не раз отведал из мехов, Но был при том трезвее всех непьющих. Нет гладких правд - не стоит правду стричь. В соцветье тем Всевышнего Пророка Стал виноград святым героем притч И, как известно всем, не ради сока. Вздохнёт с тоской сегодняшний алкаш О древней правде в образе непьяном, Когда вино рекой лилось из чаш Не скуки ради и не по стаканам. Неотвратим борьбы с грехом накал. Хоть «стаканы», хоть «честь мехов из кожи». Так освятим судьбы сухой бокал, ...Чтоб быть хоть в чём-то на Христа похожим!

238

Дебют

Николай Зиновьев Красноярск

СТАРАЯ ВДОВА А по утрам в глазах темно, На хате крыша уж сопрела. И страшно вспомнить, как давно Душа души перегорела. А на лице от жизни той Остался след – он нестираем, Как отблеск бедности святой На миске с выщербленным краем. СТАРУХА Кожа рук темней ковриги. В нитку стёртое кольцо. Как страница старой книги Пожелтевшее лицо. -Есть ли дети, внуки? -Что вы! – Потемнели складки лба. -Я из девок да во вдовы – Вот и вся моя судьба. *** А поэты – те же люди Только больше в них Христа. Сколько в души им ни плюйте, Всё равно она чиста. РОССИЯ Один о ней романы пишет, Другой о ней с трибун кричит. И только тот, кто ею дышит, Пока молчит.

Новое издание

С РОЖДЕНИЕМ, «ВЕЛИКОРОССЪ»!!! В июле 2011 года вышел в свет первый номер литературноисторического журнала «Великороссъ». Интернет-портал «Правкнига.Ру» попросил представить новое издание его шефредактора, члена Союза писателей и Союза журналистов России, членкорреспондента. Петровской Академии наук и искусств, психолога, музееведа и публициста Светлану Замлелову. Идея создания литературно-исторического журнала «Великороссъ» появилась несколько лет назад. Тогда же вышел одноименный литературный альманах, а следом за ним – сетевой литературноисторический журнал под тем же названием. И вот, наконец, мы подошли к осуществлению нашего первоначального замысла – выпуску периодического издания. Нас нередко спрашивали, почему мы выбрали такое название. Не раз мы с удивлением и горечью замечали, что русские люди точно побаиваются собственного имени, связывая с названием журнала подозрения в его приверженности к крайним националистическим взглядам. Но ведь когда-то великороссам суждено было сплотить вокруг себя народы в Великую Россию. Цель нашего издания – стать площадкой для русских писателей, разбросанных по всему миру, чтобы русское слово, прозвучавшее в Аргентине или Австралии, было услышано и в России, и в других странах. Объединить пишущих и думающих по-русски, отобразить литературный процесс, протекающий в разных уголках русскоязычного мира – вот задачи, которые ставит перед собой редакция журнала «Великороссъ». В первом номере мы знакомим читателя с творчеством писателей России, Украины, Беларуси, Молдовы и Армении. Центральными материалами номера стали повесть известного русского писателя Владимира Крупина, а также отрывок из книги «последнего первого секретаря» МГК КПСС, члена Политбюро КПСС Юрия Прокофьева «Как убивали партию».

Такие разные по форме и жанру оба материала посвящены размышлениям о судьбе русского народа, переосмыслению последних двадцати лет его истории, поискам выхода из тупика, в котором оказалась на сегодняшний день наша страна. Приближается годовщина уничтожения СССР. Именно о трагических событиях 1991 г., об их причинах и следствиях рассказывает Юрий Анатольевич Прокофьев, знающий обо всём не понаслышке. Другой годовщине – годовщине начала Великой Отечественной войны – посвящена статья Николая Стародымова «Июнь-41», повествующая о последних днях и даже часах нашей страны перед самой страшной трагедией в её истории. Военной же теме посвящён материал Евгении Ершовой «Годы войны. Незабываемое». Доктор педагогических наук, профессор факультета русской филологии Туркменского государственного университета имени Махтумкули, Евгения Николаевна Ершова вспоминает о том, как встретил Ашхабад известие о начале войны. Иного рода воспоминания представляют Борис Леонов и Сергей Прохоров. В статье «Раскрепощенье красоты» известный русский писатель, доктор филологических наук, Заслуженный работник культуры Российской Федерации, профессор Литературного института имени А.М. Горького Борис Леонов рассказывает читателю о нелёгкой судьбе, о творческом пути прекрасной русской поэтессы Людмилы Татьяничевой. О знакомстве с писателем Виктором Астафьевым, о двух незабываемых встречах с классиком советской литературы рассказывает в статье «Две встречи в Овсянке» основатель и главный редактор сибирского межрегионального литературно-художественного журнала «Истоки» Сергей Прохоров. Творчеству поэта Юрия Кузнецова, для которого 2011 год также стал юбилейным, посвящена статья литературного критика, ответственного секретаря журнала «Подъём» Вячеслава Лютого. Поэзия и проза заявляют о себе со страниц журнала как набором прославленных имён, так и именами тех, кто ещё только входит в большую литературу, но, несомненно, обладает возможностями для того, чтобы занять в ней

239

достойное место. Следует подчеркнуть, что журнал планирует обращаться не только к произведениям увенчанных авторов. Напротив, одна из наших задач – знакомить читателя с творчеством неизвестных пока или просто начинающих литераторов. Особо хочется отметить литературное мастерство и высокий творческий уровень гостей журнала – писателей ближнего зарубежья. Это Георгий Каюров (Молдова), Владимир Глазков (Украина), Гурген Баренц (Армения), Юрий Сапожков и Алесь Карлюкевич (Беларусь). В рубрике «Публицистика» журнал представляет статью «Западнизм и вестернизация». Автор статьи – кандидат исторических наук, сотрудник факультета истории России Воронежского государственного университета Станислав Хатунцев, – размышляя о путях человеческой цивилизации, предлагает оригинальное видение «проблем, которые испытывает постсоветский мир в целом и Российская Федерация в частности». Венчает номер подборка классика болгарской поэзии Димчо Дебелянова в переводе на русский язык Ивана Голубничего. Очередной номер литературноисторического журнала «Великороссъ» должен появиться в конце текущего года – в планах редакции выпускать журнал ежеквартально. Следующий номер пока только формируется, но творческий коллектив журнала намеривается и в дальнейшем придерживаться уже заявленного принципа тематического разнообразия и высокого уровня, предъявляемого к материалам. По слову главного редактора журнала – Заслуженного работника культуры Российской Федерации, действительного члена Петровской Академии наук и искусств Ивана Голубничего – «сегодня наше Отечество стоит перед многими проблемами, заслуживающими осмысления и широкого обсуждения». Именно для обсуждения этих проблем, «а также для талантливых стихов и прозы, написанных в рамках русской литературной традиции», открывает свои страницы журнал «Великороссъ».

Место встречи - Овсянка

Письмо В.Я.Курбатова А.Ф. Пантелеевой - автору воспоминаний о Викторе Астафьеве “Во зелёном садочке канарейка пела”, напечатанном в прошлом номере нашего журнала. Дорогая,родная Антонина Фёдоровна! Какие славные воспоминания написали Вы об Анне Константиновне. Какая она вышла живая, родная! И особенно печально, что мы с ней так и не посидели на завалинке и не попели, как следует. А уж и я, оказывается, прожил в Овсянке целую жизнь и мы с Кольчей младшим ещё в бане парились и рюмочку выпивали. И с Тишкой даже и на карточке есть. И печаль Анны Константиновны по Коленьке я хорошо помню – как она его портрет лицом вниз клала, потому что очень звал, а она не могла отозваться, не в её было власти. Будто и не читал, а за ее стряпнёй и разговорами сидел под лиотаровской шоколадницей, которая, видно, тем и была дорога Анне Константиновне, что была такая же аккуратница и заботница. Псков 32 декабря 1010 года.

А. К.Потылицина с В. П. Астафьевым

Светлана Замлелова

г. Сергиев Посад

В. Я. Курбатов с А.К.Потылициной 240

Проза Владимир Соколов-Ширшов г. Петропавловск-Камчатский

Море шумит...

Иногда идешь по морскому берегу после шторма, и невольно становится грустно оттого, что вдоль полосы прибоя разбросано всякого хлама, как на какой-нибудь мусорной свалке. Чего только нет вперемежку с водорослями. Раньше такого не было. Может, и за борт с кораблей меньше бросали. А сейчас бутылки, упаковки, и целлофановые мешки, и прочая, прочая не сгнаиваемая продукция цивилизации, скорее, даже не цивилизации, а анти - цивилизации, если это слово понимать в том значении, каково оно изначально по смыслу. Да, конечно, и раньше море выбрасывало на берег не только естественное природное, но сделанное человеческими руками, выбрасывало, но не в такой мере… Помню, как мальчишками мы любили пробежаться вдоль грохочущих по отливу волн. И часто наперегонки, кто вперед добежит до замеченного на песчаном отливе светлого или темного пятна. И, добежав, с интересом рассматривали, например, буек, оторванный в шторм от невода, или поплавок от снасти, или спасательный круг, с надписями по-английски, или иероглифами. А случалось, находили фарфоровые вазы с драконами или фуражку с кокардой. Тото было спору, кто первый увидел и кто первый добежал. Но, впрочем, компания была дружной и веселой, и всем хватало находок для игры. Ну, а морская живность была естественной, начиная от маленьких крабиков до королевских крабов и всяких раковин и ракушек. Но в целом берег был

по природному естеству чистым, с голубым под солнцем отливом и звенящей галькой. А сейчас даже и раковину редко увидишь, мидии и то одна мелкота, побитая волной среди валунов. Но все равно, я люблю именно после шторма выходить на берег, чтобы пристроиться, где-нибудь у скал с этюдником или планшетом для рисования. Шторм прошел, ветерок слабый, так чуть-чуть, а вот волна, волна после шторма еще долго не успокоена в океане и летит на берег высокими накатами, гулко разбиваясь среди скал и валунов. Или белым пенным веером расходится по глянцу отлива. Одним словом, красота! Живописная красота. И работается, и никто не мешает. Но однажды мое творческое пребывание в уединении было нарушено. День после шторма выдался солнечный. И если бы не легкий, в бриз ветерок, так и вообще было бы тепло. И как раз, в час, когда я пристроился с этюдником у скалы и положил первые мазки на холст, на берегу, чуть в отдалении, показались два мальчугана, один постарше, а другой еще совсем малыш, лет четырех не более. Малыш шел с молодой женщиной, а мальчуган, обогнав их, несся вприпрыжку по мокрому еще не просохшему песку отлива. Не добежав до меня метров пятнадцать, он остановился и, подняв с песка обкатанное морской волной стеклышко, побежал в обратную сторону. Дальше наблюдать за ними мне было некогда, тем более, что я стоял с этюдником, развернувшись

241

к противоположным скалам и по этому, когда обернулся, их уже не было. Этюд был почти дописан, и вскоре я и сам отправился в обратный путь, к дороге, где проходил автобус. А на другой день, работая там же, у скал, я снова увидел эту женщину и ее мальчишек. Она то ходила вдоль прибоя, то сидела на валуне, просохшем на солнце, а ее мальчишки возились на песке, то выбирали камешки, которые приглянулись, то что-то там строили из песка. Словом, занимались своим мальчишеским делом. Может, им и было любопытно узнать, что я тут делаю, но они не решались подойти ближе, как и молодая женщина, что иногда поглядывала в мою сторону. Я это видел, поскольку в этот раз писал в их направлении, и на моем этюде отразился и этот момент жизни с их фигурками, вписанными в морской пейзаж с уходящим вдаль берегом. И я вдел, как перед тем, как им уйти, мальчуган постарше сначала пробежал в одну сторону, а потом в другую, ближе ко мне. И нетрудно было догадаться, что он пробежал в поисках чего-нибудь интересного на его мальчишеский взгляд. Но что можно было найти интересного, и необычного на захламленном «цивилизацией» берегу!? Пластмассовые бутылки!? Целлофановые мешки!? Так их и так кругом хватает. - Мальчик! – окликнул я его, когда он оказался метрах в десяти от меня.- Ты что-то ищешь!? - Ага…- отозвался он, остановившись,хочу раковину, какую-нибудь найти. Большуюпребольшую. - Это, какую же большую? - А такую …- набравшись смелости, мальчуган подошел ближе.- Я в кино видел, есть такие раковины, которые приложишь к уху, и там море шумит. - Море!? - Ага…скоро мы улетим на самолете. Домой. А у нас моря нет. - Это где!? - В Бийске. - Так вы оттуда? - Ага. Мы здесь у второй бабушки гостим. - Понятно. - А вы, дядя, художник? - Вроде… - А можно, мы с мамой посмотрим, что нарисовали? - Можно. - Мама! – тут же закричал мальчуган и побежал в сторону женщины – Мама! Дядя художник разрешил посмотреть! - Минут через пять ко мне подошла молодая мама в сопровождении своих мальчишек. Поздоровавшись, она немного смутилась, как бы извиняясь за старшего, напросившегося на смотрины того, что я написал.

242

- Ой! И даже мы тут,- еще больше засмущалась она при взгляде на этюд. - Ур - ра! И мы! – подхватил тут же старший мальчик. - И я, вот, там я! – засмеялся следом малыш,- и мама на камуске! - Невольно рассмеялся и я, да и как тут было не рассмеяться, глядя на малыша, тут же ухватившего с этюдника большую кисть. - А мозно, я подрисую? - Павлик! Положи кисть! – строго произнесла женщина. - Да пусть подрисует, – разрешил я. - Испортит же!? - Да нет. Павлик, ты вот здесь можешь подрисовать,- показал я на не записанное еще место внизу холста. - Малыш сосредоточился и, подхватив с палитры самую красивую, по его разумению, краску, встал сбоку от этюдника, чтобы дотянуться до холста кистью. Мазок был впечатляюще ярко оранжевым. - Ну, молодец! – похвалил я его, - как раз в нужное место. - А я умею, – не замедлил утвердить себя в статусе художника малыш. - Да, мама!? - Умеешь. Умеешь, – согласилась мама, забирая кисть – вы уж извините. - Да ничего…А вы завтра снова здесь будете с малышами? - Завтра да. Еще денек погуляем. А послезавтра уже сборы. - Я знаю, - улыбнулся я, – вот, старшой сказал, что вы гостите у бабушки. На следующий день я пришел намного раньше. Погода с утра была туманной. И прибой в этом тумане казался сонным. Волна лениво набегала на берег. Ветра не было. Но отлив был уже достаточно большим, и кое-где на мокром песке лежали, «глянцево» отсвечивая темнобурые ленты морской капусты. Молодая женщина и мальчуганы появились на берегу часа через полтора, когда я уже ставил на этюдник картон для следующего этюда. В этот раз, увидев меня еще издали, они направились в мою сторону. - Здравствуйте, дядя худозник! – выпалил первым малыш и, вырвав ладошку из маминой руки, важно последовал к написанному на картоне этюду, пристроенному к ножке этюдника. - Здорово, коллега! - Здравствуйте…вы уж извините, – молвила женщина, – это вот они «идем, да идем к художнику». А вы-то уже вот картину нарисовали. Красиво…вода у вас, как живая… - А там вон рыбка плавает – сообщил Павлик, почти ткнув пальчиком в холст.

- Павлик! Отойди! – одернула его женщина, боясь, что он размажет серебристый мазок, принятый им в его фантазии за рыбку. - Да ничего. Пусть смотрит. - Дядь, а можно я тоже чуть-чуть покрашу? – вдруг спросил старший, немного застеснявшись. - Вот еще! Все, Коля, пойдемте не будем мешать,– заторопилась женщина, ухватив младшего за руку. - Да пусть попробует, – разрешил я, – вон те скалы с отмелью видишь. - Ага. Я и хотел так. - Ну, братцы, вам в амбиции не откажешь, рассмеялся я,- давай пиши. - И я тоже хочу, – заканючил младший. - Ну, тогда вдвоем и пишите, – предложил я, предвидя возможный спор. - А так что… разве можно!? – решив не спорить с младшим, удивился Коля. - Еще как можно, потом и я с вами… Так и вышло. Коля принялся рисовать кистью скалы, а младший следом тут же принялся вносить коррективы, размазывая по низу картона яркие пятна. Выше, как он ни пыжился прилепить мазок кистью, он не доставал. Понимая, что моих советов в пылу их вдохновения пока не требуется, я отошел в сторонку, сказав, что хочу пройти за скалы посмотреть еще один вид для этюда. Прогулявшись минут десять туда и обратно, я застал картину у картины. Коля стоял, размазывая по щекам слезы, а маленького осерчавшего Павлика оттирала платком мама. - Ну, что, художники, уже написали?! – бодро спросил я, желая переменить ситуацию в мажорное состояние, а сам подумал: «А хорошо, что я сегодня не масло взял, а темперу» - Ага…написали, – прохныкал Коля - Павлик не дал берег написать… - А что берег? – взглянул я на картон – И берег хорош, и море со скалами, ну, может, чуть подправить. Ты не против, Коля? И ты, Павлик? Если я чуточку трону!? - Нет, не против! – оживились мальчуганы на мою похвалу. Подправив самую малость «камушки» Павлика и добавив всплеск волны, я отставил чуть подальше этюдник.

- Ну, как теперь ваше соавторство вас устраивает!? - Да…- протянул Коля. - А камуски мои, вон какие! – рассмеялся Павлик. - А вам как, нравится? – спросил я молодую женщину. - Очень!.. - Ну, тогда…- снял я с этюдника картон, – берите, как-никак первая картина начинающих художников. Мальчуганы были в полном восторге от такого поворота событий в их творчестве, но более, наверное, мама. - А вы сейчас пойдете работать за скалы? – спросила она. - Да. Как раз осталась еще одна картонка. - А нам можно с вами, посмотреть, как там? - Конечно! Я вот Коле хотел как раз сказать. Там и ракушки всякие, и камешки поинтереснее... - Ну, уж камней они натаскали, – улыбнулась женщина, – придется ревизию делать. Работая над этюдом, я то и дело поглядывал в сторону Коли, перебегавшего с места на место в поисках интересных приобретений. И вот он, чтото заметив, понесся ближе к противоположной скале. - Ура! – закричал он вскоре, подняв над головой большую раковину – Мама! Мама! Я нашел…Ура!– еще громче воскликнул он, и от его восторженного крика всполошились чайки, сидевшие в отдалении. И я видел, как компания, собравшись вместе, поочередно подносила раковину к уху послушать, есть ли там шум моря. И мне было радостно и совсем не жалко раковину, что я принес из мастерской и положил там на песке. Ведь на какое-то время я вернулся в свое детство. А у этих мальчуганов на всю жизнь останется необычное воспоминание этого дня. Дня их детства в этом скоротечном времени, даже если и не сохранится раковина, в которой шумит море… И море на их первой картине. Август 2007 год.

Владимир Соколов-Ширшов - камчатский прозаик и художник, членкорреспондент Академии русской словесности и изящных искусств. 243

2012-й год Вышли в свет 2 номера литературнохудожественного и публицистического журнала «Истоки» тиражом в 600 экземпляров. Опубликовано 104 автора

244

Культура

Золотое русское слово Ехать или не ехать в Красноярск на встречу клуба почитателей творчества Виктора Астафьева? Туда да обратно шестьсот километров пути?..

А ведь не поехали бы - не замирать бы мне сейчас над страницами альманаха в обложке цветом «под траву», с дивной фотографией, коллажем - Белые стволы берёз, обёрнутые берестой с поперечными, как чёрным карандашом прочерченными, линиями, уходят вверх, где из букв тёплого цвета, как из дерева вытесанных, складывается слово «З А Т Е С Ь». Региональный литературно-художественный альманах». Среди рабочего дня, среди вороха бумаг, среди интернетовской «скороговорки», одинаково поверхностно равнодушной к светской ли сплетне, к стихийной ли трагедии, к человеческой ли драме, открываю: «…Прощайте, люди! Умолкаю, слившись с природой. Я слышу новое зачатие жизни: дыхание

жаркое, шепот влюблённых…И не хочу печалить их собою, дарю им яркий листик древа моего. И мысль последнюю, и вздох, и тайную надежду, что зачатая ими жизнь найдёт мир краше, современней. И вспомнит, может быть, да и помянет добрым словом… меня над озарённым Енисеем, и в зеркале его мой лик струёю светлой отразится. И песнь, мной недопетая, там зазвучит…» И отвечаю ему, распахнувшему улыбку с фотографии, что на странице рядом с его пронзительными словами, мысленно: «Виктор Петрович, мы помним, мы поминаем». Глубокая затесь на нашей памяти и вот эта фотография. Впервые она была напечатана в нашей «Победе». Сергей Прохоров в октябре 1989 года, когда судьба подарила нам, «по-

бедовцам», встречи с Виктором Петровичем Астафьевым не только на вечере Литературной России в Большом концертном зале в Красноярске, но и в его доме в Овсянке, и на даче Анатолия Буйлова на Мане, - много снимал писателя на свой советский «Зоркий». Та плёнка пролежала почти четверть века, и уже давно цифровые фотоаппараты оттеснили «оптику», а вот как оно получилось - сегодня эти фотографии особенно ценны, потому что редкие, и таким Астафьева никто не видел… А тогда среди десятков маститых российских литераторов Виктор Петрович Астафьев, который на правах хозяина принимал их на берегах Енисея, заметил нашего Сергея, выделил его стихи и благословил на творчество. Счастливо благословил. Рассказ Прохорова об этом чистом истоке, который вынес поэта из Нижнего Ингаша на фарватер профессиональной литературы и широкой известности, и его тридцатилетней дав ности, теперь бесценные снимки вошли в альманах «Затесь», наряду с другими великолепными, честными, осенёнными любовью к «золотому русскому слову» материалами, собранными «под сводами» альманаха. Так же, - напомнила его составитель и главный редактор, председатель Красноярского клуба почитателей В. П. Астафьева «ЗАТЕСЬ» Валентина Майстренко, - когда-то собирал Виктор Петрович Астафьев со всей страны в Овсянку на «Литературные встречи в русской провинции» своих собратьев. Настоящее творчество вызывает сотворчество, вдохновляет, пробуждает, зарождает новые идеи, «Свет имени» - так названа одна из рубрик альманаха - высвечивает и известные, и новые имена тех, кого писатель по духовному родству называл «родные мои». Свет имени «Астафьев» призвал Валентину Майстренко на вахту памяти Виктора Петровича, чтобы, как написал, приветствуя издание «Затеси», писатель Валентин Курбатов, «держать родное слово в достоинстве и наследованной чистоте». «… Ищу ключ к будущей книге и наконец ясно вижу, как всё выстроить: надо пойти по следам его тетрадок из «Затесей»! Что такое затесь, долго описывать не надо - это зарубка топором на дереве, чтобы видно было, какой дорогой выходить из дремучей тайги. Так, идя по астафьевским затесям, «прорубали» мы свои… И вот 26 марта 2011 года в стенах краевой научной библиотеки, где не

245

раз писатель читывал свои произведения, состоялось первое заседание клуба почитателей Виктора Петровича Астафьева «Затесь». Решили не просто собираться, предаваясь воспоминаниям, а отыскивать факты народного почитания писателя, собирать их. А они есть! Есть и музеи его имени! И вузы его имени! Много чего есть. И много чего делается. Разумеется, интересные материалы должны быть опубликованы, но где? Так родилась идея издания астафьевского альманаха «Затесь»…»(Валентина Майстренко). Издан альманах на личные средства Петра Михайловича Гаврилова, генерального директора ФГУП «Горно-химического комбината, полученные им за премию «Росатома». Объединены под зелёной с белыми свечами берёз обложкой много славных имён, рассказов, воспоминаний, стихов, музыки, любимых песен, фотографий, иллюстраций к астафьевским произведениям, детских сочинений. И, несмотря на посвящение альманаха скорбной дате десятилетия со дня ухода Виктора Петровича «…туда, откуда я пришёл. Куда пойду уж безвозвратно, простившись с вами, люди, навсегда», - чтение его наполняет душу таким светом, такой силой, такой гордостью! «Читаешь альманах страницу за страницей, и по прочтении видишь: не согнулось под жестокими ударами нашего неласкового времени старшее поколение, да и меньшее держит удар» (Валентина Майстренко, в колонке редактора). Это впечатление сложилось ещё до чтения, на встрече, посвящённой десятилетию кончины В.П. Астафьева и выходу в свет первого номера альманаха «Затесь». Уже заполнен был заказанный небольшой зал научной библиотеки до отказа, а люди всё шли и шли, и каким-то образом все устраивались, и так тепло, так единодушно слушали. Откликались сердцем и на детское солнечное стихотворение Даши Гусаровой, и на классическое исполнение романса на стихи Астафьева «Ах, осень, осень» молодыми оперными солистами , и на «девушку из маленькой таверны» под гитару Галины Шелудченко. С благодарным восторгом принимали песни Сергея Прохорова, которого ведущая представила с огромным уважением к издаваемому им журналу «Истоки» и к его «серебряному голосу», и рассказ тележурналистки Лидии Рождественской, вспомнившей стихи Игнатия Рождественского, известного красноярского поэта, её отца и учителя Вити Астафьева в Игарской школе. Погружались в трагическую глубину астафьевской военной прозы через драматическое искусство создателя и исполнительницы моноспектакля «Мягче пуха – твёрже камня», поставленного по военным рассказам Астафьева, Заслуженной артистки России, актрисы драмтеатра имени А.С. Пушкина Светланы Сорокиной. Сопереживали рассказу Заслуженного работника культуры, ветерана Великой Отечественной войны Ильи Лазаревича Клеймица о том, как он привёз в больницу, где тогда лечился писатель, запись первого исполнения романса композитора Пороцкого на стихи Астафьева «Ах, осень, осень» (В.Я. Пороцкий известен многими выдающимися произведениями, среди которых музыка

246

к балету «Царь-рыба», по мотивам знаменитого произведения). Посмеялись воспоминанию И.Л. Клемица, как на официальном торжестве в Большом концертном зале по случаю юбилея Астафьева юбиляр без церемоний отправил «баб» - жену свою Марию Семёновну и жену Горбачёва Раису Максимовну из-за кулис в зал… И было столько искреннего желания у всех участников поделиться своей любовью к Астафьеву и друг к другу: воспоминаниями, мыслями, своими произведениями, книгами, альбомами. Фальши не было. Авторы альманаха «Затесь» - родные люди Виктору Петровичу Астафьеву, даже если он никогда их не знал. И, будто по наследству переданные им, стали многие из них родными людьми Сергею Прохорову, авторами журнала «Истоки», сотрудничеством своим выражая нижнеингашскому журналу и одобрение, и доверие. Через Астафьева пришла в «Истоки» высочайшей нравственной строгости и объективности литературовед Антонина Фёдоровна Пантелеева. И - ведь как жизнь монтирует - у нас, в «Истоках», была впервые напечатана вступительная статья к её грандиозному труду- книге «Река жизни Виктора Астафьева». А в «Затеси» читаю, не могу оторваться: вот её «Солнечная родня. Записки из Овсянки». Это тоже об Астафьеве, - через его родных людей, через Анну Константиновну Потылицыну, жену Кольчи-младшего, через песни, которые люди пели, спасаясь ими в самое «надсадное» время, как молитвой. О том, чем держится русская душа жертвенностью, терпением, состраданием чужой боли, любовью, верой. В одной из главок «Такие шаньги на столе!» Антонина Фёдоровна рассказывает, как пели они однажды вечером с Виктором Петровичем и Валентином Курбатовым «до изнеможения» на берегу Енисея, сидя на «толстенном бревне», и как потом Валентин Яковлевич провожал её к Анне Константиновне, а она «слушала его дивные рассказы и его дивную речь». Так же читаются её дивные записки, её дивный русский язык. А ещё и в «Затеси», и в «Истоках» родные люди: Марина Маликова, Анатолий Третьяков, сама Валентина Майстренко, Сергей Кузичкин, Сергей Ставер, Валентин Курбатов и директор издательства «Кредо», неутомимая объединительница талантов Лариса Кочубей, и много других астафьевского духа людей. Он же воин был. «Вся жизнь его была сраженьем - великим сраженьем за души человеческие и за русский народ. Сражение продолжается, - написала Валентина Майстренко. - Читайте!»

Лилия Енцова

Поэзия Сергей ПРОХОРОВ

ДЫМ ОТЕЧЕСТВА ПРОЛОГ Где меня бы ни спросили, И хоть каждого спроси. Уголочек есть в России Самый лучший на Руси, Где прогорклый запах дыма Слаще мёда по весне, Где мы были молодыми На родимой стороне. Распускаются деревья, Звонкой зеленью маня, Ой, ты, милая деревня! Ой, ты, родина моя! Над бревенчатой избою Синий стелется дымок. Здесь завещан мне судьбою Мой заветный уголок, Где картофельные грядки Расцветают там и тут, Где веселые двухрядки Мне покоя не дают. Над рекою тихо дремлет Звезд небесная семья. Ой, ты, милая деревня, Ой, ты, родина моя! ЕСТЬ СЕЛО С НАЗВАНЬЕМ ТИНЫ Жизни дни необратимы: Вот ты мальчик, вот – старик… Есть село с названьем Тины, На пригорочке стоит. Века два стоит уж с гаком, Всё припомнишь ли - едва... Пироги пекли здесь с маком В дни Христова Рождества. Воду в саночках возили Родниковую с реки. И на праздниках бузили С перепою мужики. Хлеб растили, лес рубили, Гуртом строили дома. Богу, власти не грубили От излишества ума. Понемногу всё умели: Обжигать горшки, рожать И по-своему жалели Мимо шедших каторжан. Хоть не шибко, но читали Пресса шла издалека, И Россею почетали От прихода Ермака. И гордились, что дорога Из Москвы через село, По которой, ой, как много! Проскакало и прошло. Лиха всякого здесь было И от зла, и от добра. Что осталось, что уплыло И о чём забыть пора,

Как в гражданскую рубились Не на жизнь, а на смерть. И остались только были, Всё, что выпало иметь. В том селе и я родился. Солнце грело дотемна, Зрела грядками редиска, А в России шла война. У ИСТОКОВ Со скворечен лились трели В сотни герц ля-камертон. Я в семье родился третьим, Третьим лишним в доме ртом. То ли бабка-повитуха, То ли сельский экс-мудрец Моей матушке на ухо Прошептали: «Не жилец». А я выжил всем на диво, Сто хвороб переборов. Было голодно и вшиво, Но хранил родной порог. Тот порог, через который Мне уж не перешагнуть. Время, время! Как ты скоро! Как короток жизни путь! Но сегодня я к истокам Подхожу, как к алтарю, И вверяю этим строкам Всё, что вновь не повторю. ПОСЛЕВОЕННОЕ ДЕТСТВО Ночью волки выли в ставни, Я со страху навалил. А наутро вождь наш Сталин О Победе говорил. После в радио хрипели Звуки разных фоносфер, И торжественно пропели Гимн во славу СССР. В жизнь иную окунулся Люд без думы о войне. И в село отец вернулся, К дому, к детям и к жене. Мы ж, мальчишки, дружно, скопом, (Лучшей не было игры) Рыли, строили окопы, И дворы шли на дворы. В той, неписаной скрижали Тех послевоенных лет Мы взрослели и мужали В синяках своих побед.

247

УМЕР СТАЛИН Жить, казалось, лучше стали, Оклемались от войны, Но нежданно умер Сталин – Вождь и Кормчий всей страны. Будто пулею навылет Прострелила многих боль, Снова ночью волки выли, Выла матушка-юдоль. Испугались в самом деле Все, от старца до юнца, Что мы враз осиротели, Словно дети без отца. Боль пройдёт, поскольку вскоре Все прозреют: вождь – тиран. А в тот день над нашей школой Всё кружил аэроплан. Будто б из самой престольной, Из далёкого Кремля, И разбрасывал листовки, Весть печальную нам шля. Ветер марта драил щеки Щёткой снежной жгучею. Отменили все уроки По такому случаю. Мы смотрели жадно в небо, Слали лётчику привет И бежали вслед по снегу Самолёта крыльям вслед. СТРОЕМ ВЕСЕЛО ХОДИТЬ Знал любой из нас с пелёнок, Нашим внукам не в пример: Что такое «Октябрёнок», Что такое «Пионер». До сих пор мне, как ни странно, Напрягает память, слух, Как под грохот барабана Шли мы классом по селу. Я не чаял сбиться с такта С барабаном на груди. По Московскому-то тракту Строем весело ходить. ПОЖАР Старый, крепкий дом тесовый Был срединою села. В нём Гудкова тётя Соня С дочкой Шурочкой жила, Незаметно жили, скромно, Не блажа и не брюзжа, Но объял вдруг как-то кровлю Голубой в ночи пожар. Дом тушили всей деревней, Сруб изрядно обгорел, И огонь тот страшный, гневный Долго в памяти горел. Говорили: « Это кара, Сверху кара-то, небось», Что виной того пожара Бабы Сони к Богу злость. Кто-то видел, слышал кабы, Словом молвить не пером: Будто бы икону баба Порубила топором. В Божью кару мы всем классом Не поверили в упор. Так учили нас. Но вкралось В нас сомненье с этих пор.

248

«ОВОД» КЛАССНОЕ КИНО В школе днём ещё сказали: «Овод» - классное кино!» Свет погас. В притихшем зале Словно все предречено… За спиной кинопроектор Вспышкой высветил экран: Южный берег. Море. Лето. Страсть влюбленных …и обман, Кровь сраженья за свободу, В христианской вере клин, И расстрельному крик взводу, Крик Героя взводу: «Пли!» На экране скачут кадры: Жизнь и боль другой страны И истошный вопль падре: «Где ты, Бог!». Конец уныл. Обсуждали две недели Мы всей школой то кино, И ругали Монтанелли, И жалели заодно. Ну, а Роберта и Дженни Полюбили всей душой, И актёр Олег Стриженов Стал нам, как бы, в доску свой. ЛЕДОХОД НА РЕКЕ Тинка – речка небольшая У подножия села Огороды орошая, Воды весело несла Через детство, через юность, Освежая в зной не раз. Переплыть её - раз плюнуть Было каждому из нас. Но весной, когда вскрывалась Динамитом ото льда, Нам казалось, что взрывалась Вся вселенская вода. Наплывая друг на друга, Льдины дыбились, дробясь, И дымилась белой шугой Голубая речки вязь. Солнце мая льдины грело, Дружно плавило снега, И река, росла, ширела, Затопляла берега. Вот в такое половодье Да в погожие деньки Мы любили хороводить С пацанами у реки. ЭПИЛОГ Жизни краше нет такой, Где царит привычка, Где до станции Тинской Ходит электричка, Где у старенькой избы Новые ворота Из немыслимой резьбы, Что плясать охота, Где у песен диалект В доску свой, родимый, И пахнёт из детских лет Сладким отчим дымом. декабрь 2011 г. Нижний Ингаш

Николай ЕРЁМИН

Каждому мера - звонкая лира ПРОЦЕНТЫ С КАПИТАЛА Пора счастливая настала: Под звон презренного металла Мне Муза дарит всё щедрей Стихи – проценты с капитала Души растраченной моей, Полна желаньями благими, И говорит: «Делись с другими!» ХАРИЗМА Такая у меня харизма. Я - пережиток реализма, Кубизма, абстракционизма, Капитализма, коммунизма, Безбожия и сволочизма, Абсурда и идиотизма, Всё думаю: - Как дальше быть? Ещё Чего бы пережить? НАДЕЖДА Почему Сегодня снова Греет сердце человека Поэтическое слово Девятнадцатого века? Потому, что в слове том Есть надежда на П О Т О М… ПАМЯТИ ВОЗНЕСЕНСКОГО Вознесенский был душевный Пастырь, добрый острослов. В людях видел он, волшебник, И верблюдов, и ослов… И, пока хватало сил, Всех стихами он кормил И поил – на посошок: - Будь здоров, пиши, дружок! ПО МОСКВЕ Как славно мы бродили по Москве, Прислушиваясь к листьям и к молве, К молчанью зданий, к рокоту авто… Бродили там, где не бродил никто, Не знающий, что значит Божий дар… И выходили на Тверской бульвар, Где ждал нас Герцен, под хмельком опять, В старинном доме № 25. *** Музыка Требует выхода… Снова От вдоха до выдоха, Боже,

Как трудно дышать! Только Не надо мешать… СТАРАЯ ПОЭТЕССА Она осталась в прошлом веке Своей любовью и стихами… Как мало плоти в человеке! – Скелет да кожа с потрохами. Но светом солнца и луны Глаза безмолвные полны… *** Милый друг, живи, надейся, Над безумием не смейся И слова: «Уйди, дурак!» Принимай как добрый знак. ПРОЩЁНОЕ ВОСКРЕСЕНИЕ Быть может, я достоин снисхождения За то, что, понимая, что к чему, Я всем простил земные прегрешения, Перебирая всех, по одному… Но, Боже, прегрешения ценя, Способен только Ты простить меня! *** И включился обратный отсчёт – И к нулю моё время течёт… И не ведаю я, как мне быть, Счётчик таймера остановить. Равнодушна, увы, и упряма Генетическая программа… ЦВЕТЫ О розы грядущей мечты, Гвоздики минувших времён! За всё отвечают цветы С рождения до похорон… СЕРДЦЕ Для чего снежком в лицо пахнуло? Чтоб от страсти сердце отдохнуло, Чтобы снова стало биться в такт, Соблюдая с вечностью контракт… И, покуда властвует зима, Набиралось от неё ума… КОРАБЛИ

М.М.. Помнишь? Море, зимний сад, Над волной – игра дельфинов… Острый хвойный аромат Новогодних апельсинов…

249

Помнишь? Пенье соловья: - О, Аджария моя!И плывущие вдали Друг за другом корабли… ТУПИКОВАЯ СИТУАЦИЯ Пустует ящик мой почтовый. А я всё жду, король крестовый, Всё жду письма от дамы пик… Почтовый ящик – мой тупик. И выйти из него – Эх, ма!Я не способен без письма… *** Догорает строчка, точно спичка… Точно свечка, догорает день… И твоё серебряное личико Золотая покрывает тень… Над стихами пепельно-сожжёнными Возникает в небе ад и рай… А между тобой и мной, влюблёнными, Да и Нет, - что хочешь, выбирай. *** Солонка. Сахарница. Хлебница. И стол, где можно есть и пить. Колодец. Двор. И дров поленница. И дом, где можно жизнь прожить, Любить жену, детей рожать И никуда не уезжать. ГОРОД Суета городская. Час пик. Никуда не пускает толпа. Горизонт превратился в тупик: Площадь, улица и тропа. Указатели – на пути, Никуда от них не уйти. ПОЛОСАТАЯ ЖИЗНЬ Полоса меняла полосу… Век не виделись! И вдруг Он узнал меня по голосу – Позабытый школьный друг, Полосатый старичок – На тельняшке пиджачок. *** Тень облака Скользнула по земле И на моём лице остановилась… И я подумал О добре и зле, В которых Божий гнев и Божья милость, И понял, Провожая ночь и день, Что я – не я, а только Божья тень…

250

*** Я себе не отдавал отчёта: Обвиняя Бога, славил Чёрта, То есть делал всё наоборот… Кажется, одумался, и вот, Как фанатик, громко и упёрто Славлю Бога, проклиная Чёрта… То есть всё, Пока в душе отрада, Делаю, мне кажется, как надо. *** Вдруг нахлынет такая тоска, И такая печаль без ответа Зазвенит от виска до виска, Что захочешь бежать на край света… И, пока не почудится тишь, От себя и бежишь, и летишь… ПРИШЕДШИЕ НА СМЕНУ Ломают старые порталы… Возводят новые кварталы, На радость юных пап и мам… Умерших в церкви отпевают И в крематории сжигают, И урны ставят по местам Пришедшие на смену нам… *** Нет, не в обиде я Ни на Орфея, Ни на Овидия, Ни на Морфея, Ни на Гомера, Ни на Шекспира… Каждому мера Звонкая лира. Вечность завидев, Музу любя, Вновь я в обиде Лишь на себя. Октябрь-ноябрь 2011 г.

Аркадий КУТИЛОВ В отечественной литературе, пожалуй, еще не было значительной личности со столь необычной творческой и жизненной судьбой: семнадцать лет непризнания, гонений, абсолютной бездомности в конце концов сделали свое дело... Но эти же тяжелые годы сформировали в лице Аркадия Кутилова поистине уникальное явление современной русской поэзии. Уникальное - до невероятности. До светлой зависти к тем ценителям стихов, которым еще предстоит радость открытия этого имени. Геннадий Великосельский. *** Без слез, без речей, без салюта-огня, Без рюмок, шипящих парадно,Поздравьте Россию с приходом меня! Поздравьте, ей будет приятно.

Сквозь пальцы у Христа. *** Ты должна мне, мой мил-дружок, Я держу тебя сотней рук. Вдруг уйдешь – и пропал должок! Я встряхнусь, как пустой мешок, И пристроюсь на пыльный крюк...

*** Сидят в луну влюбленные собаки, Молчат пока, вбирают голоса... А мимо - шапки, рыжие, как маки, А мимо - звезды, окна и глаза. Спешат в мороз одетые подружки. Бредет куда-то сам собой тулуп... Смешные, чуть усталые избушки, И вместе с дымом музыка из труб…

*** Смешная, бескорыстная, Без лишних позолот, Преступная и быстрая, Горячая, как лед, Удушливая, летняя, Сухая, как зола, Любовь моя последняя, Спасибо, что была!

*** Без картинных агоний, В тон земной простоте, Поклоняются кони Лишь траве и воде. *** Красная на черном палая листва, По листве рассыпаны алмазы... Старая листва – прошлые слова, Бывшие березовые фразы... К вечеру снежок спешно повалил, Утешитель, врач, добренький обманщик... Старую листву я похоронил. Новую – удастся ли понянчить? *** Сквозь страх и неизбежность, Сквозь слезы, боль и кровь Размашисто и нежно Идет моя любовь. Христос замрет нелепо, Шепнет: “Вот это да!» И звезды льются с неба

ОБЫВАТЕЛЬ – 72 (отрывок) Душа - гадюка подколодная – Ни дать любви, ни взять огня... Уйду - и комната холодная Теплее станет без меня. Друзья мои в богатом праве Меня с опаской обходить... Лишь черных слов я им оставил, Чтоб чем-то гроб обколотить... Сточились когти, мыслей клочья, И крыльев срезаны углы, И не клекочут, не клекочут! – Поют отходную орлы... Но встать! Но выйти! Но ударить!.. Кого-нибудь, за что-нибудь... Когда ж успел я прогитарить, Убить, проспать, Пропить свой путь?. . ЖИЗНЬ Сапоги мои – вдрызг, Дырявые сапоги: Ни одна из брызг Не минует ноги...

251

Можно вплавь и вброд... Гей, водичка-поилица!.. Не дивись, народ, Выльется! Все излюблено, Все уж встречено, Искалечено, искорежено... И чинить уже нечего, А носить еще можно! Я ОПЯТЬ В ПЛЕНУ У СВОИХ Край подушки слезами захлюстан, В злобе тягостной щерится рот, На душе по-осеннему пусто, Только сивер танцует фокстрот... -Но! - слезятся барачные стены!.. -Но! - сугробы страдают от ран!.. Ручейки, будто вскрытые вены Голубых чистокровных дворян. -Но! - свистит на заборе пичужка!.. -Но! - сосульки звенят допоздна!.. У конвойного - морда в веснушках... Значит, там, на свободе, весна! *** Отрицаю себя, отметаю… Что я значу в просторах веков?.. Я, один, превратившийся в стаю Суетливых, бездомных стихов… (Моё псевдоимя») *** Безверье веры – солнце всех эпох, Врагу и мне оно бесстрашно светит. Кричу я в небо: “Есть ли в мире бог?!” А сам боюсь,что небо вдруг ответит: - Конечно, есть... ХРИСТОС ...И будет день, и в блеске дня Отпустит крест остатки плоти... Народ ромашками меня К земному шару приколотит... МИР ХАНЖАМИ ТАК ЗАСТИРАН… - Женщина, конечно, хороша, Мне бы в дом такую же иконку, Так шептал растроганный ханжа, Ковыряя пальчиком Джоконду. - Я ханжа, но не был бы ханжой, Если б всюду - этакие крали... Ишь ты, тварь с таинственной душой!.. Чтоб тебя еще сто раз украли!

252

*** Стихи мои, грехи мои святые, Плодливые, как гибельный микроб. Учуяв смерти признаки простые, Я для грехов собью особый гроб . И сей сундук учтиво и галантно Потомок мой достанет из земли… И вдруг сквозь жесть и холод эсперанто Потомку в сердце грянут журавли! И дрогнет мир от этой чистой песни, И дрогну я в своем покойном сне… Моя задача выполнена с честью: Потомок плачет. Может, обо мне… РОССИЯ, ГОД 37 - Яма хорошая.Только на дно Набежала лужина... - Товарищ майор, Но ведь это не наша вина — Апрелева!.. -Ну, хорошо...Давайте ужинать, Да надо людей расстреливать... АВТОПОРТРЕТ Коварный, вздорный, непослушный, Один, как ёлочка в бору... И нет опасности насущной, Что я от скромности умру. За кем-то смерть летит в конверте, За кем-то долг бежит босой... За мной гоняется бессмертье С тупой заржавленной косой. Я винный след в тайге оставлю, Закуской белок подкормлю. Я пьянством родину прославлю, Свою Россию - во хмелю. Я сам с собой устрою встречу, Надев на голову ведро... По соловью шарахну речью, И цаплю цапну за бедро... Пусть ваш Пегас стыдливо прячет Свой голубой невинный глаз... С тоскливым плачем жеребячьим Кобылу любит мой Пегас! Пройдут в народе чудо-слыхи, Что я таков, а не таков... Мои уродливые стихи Нужнее правильных стихов.

Владимир ДАВЫДЕНКО Давыденко Владимир Александрович проживает в пос. Шайковка Кировского района Калужской области. Кадровый военный. офицер ВДВ,Пишет стихи и прозу.

ЗА ДЕРЖАВУ... Могуч, красив наш Питер-град, Его ограды завитые, Дождём умыты мостовые И золота дворцов фасад.

Бабулю вряд ли позовёт, Таксист в шикарную машину, Носильщик мимо прошмыгнёт, Взглянув на сгорбленную спину.

Брега, омытые Невою, Хранят следы былых оков, Кронштадт как символ непокою, И Петергоф как дар богов.

А было время, как она Чуть свет на поле собиралась, Кормилась с рук её страна, Она ж, чем Бог послал, питалась.

Твореньем гениев надменных В гранитном камне воплощён Трудом рабов, Петром презренных, Оставшихся в болоте том.

Детей растила, как могла, Но сыновей её и мужа Война с собою унесла, Оставив пустоту и стужу.

Костьми людскими, кровью, потом, И гнев, и боль свою уняв, Царь строил город, вместе с флотом Россию-матушку подняв.

С зажатой сотней в кулаке Стоит бабулька в магазине, В её пластмассовом кульке Кг перловки. А в витрине

Застывши в бронзе, Пётр внемлет, Он ждёт грядущих перемен, Когда достойнейший преемник, Стряхнёт с России вечный тлен. Но нынче кто, наместник царский? «Роллс-ройс» карету заменил. Народ, забытый государством, В болоте жизни чуть не сгнил. Кто так бездарно правил нами, Страна – урезанный кастрат, Москва с бандитскими деньгами, И не указ ей Петроград?

Сыры, колбасы и вино Манят и запахом, и видом, Но нету пенсии давно, Остался «стольник» неликвидом. А нужно ещё месяц жить. Калоши взять на непогоду... И по-предательски дрожит Старушки сельской подбородок.

Ужель забыты все уроки, Наказы мудрого Петра? По камням царского двора Гуляет вор. Держи вора…! В СУПЕРМАРКЕТЕ Зимы разгул, метут снега, Пальтишко образца тридцатых, Промёрзла в валенке нога, Не держат холода заплаты. 253

Лариса ШАЛИМОВА Родилась и живу в городе Партизанске. Член литературного объединения “Родник” г. Партизанска Публиковалась в газетах: «Вести», «Время перемен», «Лукоморье». в журналах: «Работница» (2008г.), «Самиздат – Дальний Восток» (2010г.), «Русский писатель» (2010г.), в коллективных сборниках: «Живое облако» (1996г., 2010г.), «В поисках истины» (1999г.), «Такая разноликая истина» (2004г.), «Вслед за солнцем» (2008г.). «Судьбы связующая нить» (2009г.).

ПОРЫВ Не останавливай порыв Сказать и сделать что-то, А, может, впереди обрыв… Пусть подождёт работа. Как часто в суете мирской О ближнем забываем И жизнь его своей искрой Продлить не успеваем! ТОСКА Дождь осенний, как прелюдия тоски, Душу располосовал на лоскутки! И теперь не соберу и не сошью, Всем друзьям кусочки неба раздаю... С той надеждой, что вернутся, отдадут, Что не быть в плену тянувшихся минут. ОСЕНЬ Осень манящим Листвы круженьем Путника вдруг пленила. В танце летящем Мечты крушенье – Краски зачем сменила? Кажется, рыжий Щенок резвится В парке у строгих сосен? Белый на крыши Снежок ложится, Маркий в позднюю осень. 2 Я иду, стихи слагая, Не спеша... Осень грустная, нагая, Как душа. Показала откровенно Все дары И притихла, но, наверно, До поры. До поры, когда одарит, Не скупясь, Когда вновь украсит дали Златовязь...

254

ЖИЗНЬ Жизнь... Она состоит из потерь, Обретая, всегда теряем. Только ты не захлопывай дверь, Чтобы жизнь не казалась краем! Только ты оцени всё вокруг Новым взглядом и мудрым сердцем. Жизнь подскажет, где враг, а где друг И в какие метнуться дверцы… Не грусти, небеса так чисты, Для тебя это солнце светит! Пока жив, не сжигай все мосты. Кто-нибудь на твой крик ответит. Жизнь... Она состоит из потерь, Делишь всё в ней на «до» и «теперь». БАБОЧКИ Бабочки порхают в поле, Крылья, как цветы, ожили! Им по нраву миг на воле, В путь за сказкой - против были Полетят и озадачат: Что достигнуть сможем боле? Как нам, смертным, жить иначе? Мы не бабочки во поле... Но когда мы их увидим, Что-то в сердце протестует: Все привычки ненавидим, И душа поёт, тоскует! Может, были мы когда-то Тоже, как они, крылаты?.. В ЛЕСУ Ах, вот оно счастье - горсть маленьких ягод С ладони! И рвал он их лишь для тебя. И вдруг понимаешь, что нет больше тягот, Глаза озорные глядят так любя... Ах, вот оно счастье - его рассмешила: “Девчонка, и нос твой, и щёки в соку!” А просто природа сегодня решила, Что хватит грустить на коротком веку. И миг, очарованный щебетом птичьим, Вдруг замер в звенящей своей тишине... Слились в поцелуе два вечных величья, И ветви деревьев сплелись в вышине. Два космоса, два мирозданья вселенной! Любовь! И история стала нетленной...

Проза Николай ДЕНИСОВ

Ночевало солнце на терриконе

Так рано Юрка не просыпался ещё никогда. Причина - тапочки, их ему вчера вечером купила бабушка у сапожника. Тапочки так приятно пахли резиной, брезентом и дратвой! Теперь Юрка может сколько угодно лазать со своими друзьями по крутым и горячим склонам террикона. Юрке не терпелось показаться перед всеми в обнове. Обувшись, он выскочил во двор и замер от увиденного. Непонятно почему, из вершины дальнего террикона выходило большое оранжевое солнце. Юрка знал, что солнце ночует не там, а на терриконе, который стоит против окна его дома. Он видел, как в конце дня солнце садилось на эту гору из угольной породы и долго, долго угасало. А когда оно засыпало, становилось темно. Замекала коза Белка. Она со своим козленком Борькой жила в сенях под одной крышей с бабушкой и Юркой. Борька подрос, и у него уже появились рожки. Когда он был маленьким, бабушка приносила его в жилую комнату и разрешала внуку поиграть с козленком. Юрка становился на четвереньки и, подражая голосом Борьке, подставлял ему свой лоб. Игриво подпрыгивая, козлёнок бодался, и оба были очень довольны. На улице сыро, прохладно и безлюдно. Видно, всё ещё спят. Юрка вернулся домой. Из сеней появилась бабушка с кувшином парного молока. «Чёй-то ты так рано встал, милок, аль захворал?» - Тапочки мерил. - Ну-ну, да ты поспи ещё, поспи. Засыпая, Юрка почувствовал на своей голове тёплую бабушкину ладонь. -Питусоки, питусоки! - кричал тощий старый кореец. Он толкал перед собой тележку на двух колёсах и созывал к себе людей. За деньги и лом цветного металла он предлагал всякую нужную в хозяйстве мелочь, а также сверкающие красным огнём сладкие петушки из жжёного сахара. К корейцу бежали женщины и дети. Время было послевоенное, и встретить мужчину было редкостью. Среди бежавших был мордвин Сашка. Юрке шесть лет, а Сашке двенадцать, но это не мешало быть им хорошими друзьями. (Бабушка часто общалась с его родителями).

За большой отрезок свинцово-медного кабеля Сашка получил аж четыре петушка! Два из них он тут же вручил Юрке. Сияя от удовольствия, Юрка помчался к бабушке показать своё богатство. -Бабуля, смотри, что мне Сашка дал. Один тебе, один мне! -Бабуль, а что ты плачешь? - Да так, милок, вспомнилось немножко. Уж больно ты похож на свою маму. -А где она, бабуль? Бабушка утерла слёзы, задумалась. -Ты, милок, – тихо заговорила она, – не ходи больше с Сашкой на шахту. Эта шахта забрала твою маму. - Как это забрала? - Мама твоя шахтеркой была, уголь копала. А там, в шахте-то, взрыв случился, и не стало в живых моей дочки и многих других людей. - А когда мой папа вернётся с войны? - Отец твой на фронте погиб. Бумажка такая была. Юрка прижался к плоской фигурке бабушки. - Ты, бабуля, не плачь, мне с тобой хорошо, а когда я вырасту большим, буду тебя кормить яблоками и катать на паровозе. Юрка помнит эти красивые сладкие яблоки. Невесть откуда принесла бабушка их своему внуку на Рождество. А к паровозу у Юрки самое восторженное отношение. Едва заслышав издали его призывной рёв, он со всей пацанвой из ближних домов бежал к насыпи железной дороги, что находилась совсем рядом, и ждал появления этой огромной машины. Подходя к шахте, паровоз сильно тормозил, медленно проходя мимо домов. Он как живой черный великан, пыхтел, сопел и приветствовал всех короткими гудками. Высоко над землей из его окна высовывался чумазый машинист, махая рукой, сверкая белыми зубами. Мальчишки кричали, что было сил: «Пару, пару!» И из недр паровоза вырывалось ослепительно белое облако. Доходя до ребят, оно уже не было горячим и детвора, ликуя от радости, растворялась в его объятиях. Поев хлеба с молоком, Юрка сел за букварь. Ему очень нравилась эта книжка. Бабушка научила его читать по слогам, и он громко и увлеченно почти пел «Во-ро-бей». Пришла Катька, соседка и подружка Юрки. Она была ровесницей, и дети часто играли во дворе вместе. Катьке нравились только картинки, к буквам она была равнодушна. -Пошли канавки рыть, - предложила Катька. -Да у меня ладошки ещё болят. Месяц назад приезжал на трамвае Юркин двоюродный брат Колька с тётей Аней. Они жили в новом городе в десяти километрах от шахт. С Колькой было всегда интересно. Он уже перешел в третий класс школы и был большой выдумщик всяких шалостей. Вот и на этот раз он позвал

255

Юрку поиграть в трамвай. Взяв бабушкину кочергу, мальчишки залезли на крышу дома. Залезть было довольно просто. Дом, вернее сказать саманная полуземлянка, на треть был врыт в землю. Глиняная крыша была почти плоская. Показав на низко висящие электропровода, Колька дал в руки Юрке кочергу. «Цепляй за провод и беги!» В один миг всё обратилось в страшный кошмар. Юрку всего трясло, руки свело дикой судорогой, и мальчик не мог оторваться от кочерги. На его отчаянный крик прибежала тётя Аня и палкой сбила кочергу с провода. Колька от страха куда-то сбежал и появился только вечером. Катька канючила: «Мы будем рыть осторожно». Юрка достал из-под кровати два старых железнодорожных костыля, и дети вышли на улицу. Там после хорошего ночного дождя было много лужиц. Выбрав каждый себе по луже, они принялись ковырять землю навстречу друг к другу. Наступил торжественный момент, когда лужи соединились. Устав от такой работы, дети во главе с Сашкой отправились за линию железной дороги на лесной склад. Сложенные штабелями огромные брёвна источали неизъяснимо приятный запах. Отодрав верхнюю грубую кору, можно было добраться до свежей зеленой кожицы и даже пожевать её. Едва дойдя до склада, ребята услышали гдето в его лабиринтах женский стон. Выйдя за угол одного из штабелей, они увидели лежащих на земле мужчину и женщину. -Зачем он её душит? - шёпотом спросил Юрка. Сашка взял детей за руки и тихо повёл назад. -Пойдём милиционеру расскажем,– предложила Катька. Сашка засмеялся: -Это взрослые так играют, а тётка плачет от того, что ей хорошо. Мои родители иногда ночью играют, думают, что я сплю. На Юрку всё это произвело сильное впечатление. Вернувшись домой и не обнаружив там бабушки, Юрка предложил Катьке поиграть во взрослые игры. Отказ последовал без колебаний: «Не хочу плакать». Во второй половине дня Юрка с Сашкой, прихватив тряпочные сумки с лямками, взобрались на террикон по линии, где изредка вверх-вниз ходит вагонетка, сбрасывая на вершине породу, среди которой попадаются куски угля и обломки старых деревянных креплений шахты. В который раз Юрка с Сашкой стояли на этом месте! Где-то изнутри горы самовозгоревшаяся порода нагревает всю массу террикона, и он слегка чадит дурманящим дымом. Зато какой отсюда открывается простор! Каждый раз Юрку охватывал трепет восхищения. Он стоит выше всего и выше всех! Сюда не долетают даже вездесущие воробьи. Внизу простирается бескрайняя степь вперемежку с посёлками, шахтными постройками, и как величественные монументы,

то ближе, то дальше возвышаются мрачноватые терриконы. Юрка не мог знать, что стоит на этой горе последний раз. Вскоре его жизнь круто изменится, и не будет уже вокруг него этого привычного пейзажа, и никогда не играть ему с верной Катькой и надёжным Сашкой. А пока мальчишки, прособирав то немногое ценное для топки печки, спустились вниз поискать отработанные пластины аккумуляторов. Из них они выплавляли на костре свинец и получали за это корейские петушки. Подойдя к ламповой мастерской, ребята заглянули в её открытое оконце. В помещении не видно было никого. На пыльном подоконнике лежал самодельный ножичек. Юрка запустил руку в окно и тут же был схвачен кем-то изнутри. От испуга Юрка закричал. Сашка с силой вырвал своего друга из руки незнакомца, и мальчишки, побросав свои сумки, во весь дух умчались по домам. Прибежав в свою комнату, Юрка выглянул в окно. Погони не было. Через минуту-две он снова посмотрел в окно. Его охватил жуткий страх. Прямо к дому шёл высокий дядька в форме и с чёрным чемоданом. Юрка шмыгнул под свою кровать. Его худенькое тело било ознобом. Вспомнились бабушкины беседы не брать чужого и не ходить на шахту. Видно, Боженька хочет наказать его за непослушание. В дверь постучали. Творилось чтото непонятное. Бабушка вдруг заголосила, заплакала и всё повторяла: «Вернулся, сынок мой родной! Господи, слава тебе!» Дядька тоже что-то говорил, обнимая бабушку. Вспомнили и о Юрке. «Да вот только что был дома. Куда он мог подеваться?» Дядька оглянул убогое жилище. Глаза его остановились на Юркиной кровати, из которой торчали чёрные от угля детские ноги. Ну, а потом был такой праздник, который запомнился Юрке на всю его жизнь. Дядька бережно взял его на свои руки, прижал в сверкающей медалями груди. -Ну, племяш, чего ты так испугался? Открыв свой чемодан, солдат достал невиданные вещи. В руках у Юрки оказались игрушечный заводной трехколесный немецкий мотоцикл и блестящая губная гармошка, тоже немецкая. Дядя привёз их ему из самого Берлина! Долго сидели в счастливом возбуждении трое таких разных и таких родных людей за столом, украшенным армейскими консервами, душистой колбасой и сладкими конфетами. Полный необыкновенных встреч, страхов и неописуемого счастья день заканчивался. Юрка вспомнил о солнце, которое поднялось утром не там, где должно было подняться, выглянул в окно. Солнце медленно усаживалось на вершину Юркиного террикона. Всё в порядке!

Николай Денисов – художник. Закончил Владивостокское художественное училище. С 1969 года живёт в Казахстане. Одним из первых в республике был удостоен среди художников звания лауреата Ленинского комсомола. Член Союза художников Казахстана. Произведения Николая Алексеевича Денисова имеются во многих областных художественных и исторических музеях в Казахстане, а также в музее города-порта Тикси (Россия).Последние десятилетия живёт на юге республики в г. Таразе. Пишет стихи и прозу.

256

Юрий КАЛИНИН Юрий Алексеевич Калинин родился в 1929 г. в Донецкой области. Из семьи казаков. С малых лет воспитывался в детских домах. Участник Великой Отечественной войны, был воспитанником – сыном полка. Участвовал в освобождении Украины, Белоруссии, Литвы. Был тяжело ранен. Награждён орденом Славы и медалями. Ю.А. Калинин – самобытный художник, участник и дипломант Всероссийских фестивалей народного творчества. Автор шести книг, участник коллективных сборников и альманахов. Член Союза писателей Дона. Лауреат Южно-Российского литературнохудожественного конкурса «Великий вёшенец», награждён дипломом и золотой медалью М.А. Шолохова. Международным Союзом славянских журналистов награждён дипломом и медалью «Верные сыны России». Лауреат литературной премии В.С. Пикуля. С 2006 г. живёт в Москве.

Защищая рубежи Отечества

Это было осенью 1944 года. Войска нашего Первого Прибалтийского фронта уверенно наступали, ломая упорное сопротивление противника. Уже освобождены города: Шауляй, Рига, Лиепая, немец зажат в Курляндии. Но фашист, как раненый зверь, еще злее и сильнее. Он не хочет сдавать свои позиции добровольно, и, к нашей горечи, потери не уменьшаются. В самом центре литовского города Шауляй в двухэтажном здании, где раньше располагалась школа, теперь устроены палаты для раненых. Здесь расположился военный госпиталь. Как-то в последних числах ноября в нашу двенадцатую палату принесли на носилках тяжелораненого бойца. Осторожно положили на свободную кровать, по соседству с моей. Вся голова и тело его были забинтованы, свободными оставались только места у носа и рта. Все в палате притихли, у каждого своя боль, свои думки. Кто ходил с костылем, уселись на свои кровати. В палате погрустнело. Санитары ушли. Тот, в бинтах, лежит тихо, а время идёт, кто знает – к жизни или к смерти, попробуй, угадай? Через определённое время пришла сестра со шприцем, нагнулась и уколола. Ни звука, мы молчим, а что говорить? Всё понятно без слов. Так прошло несколько дней. Время течёт своим чередом. Тяжелораненому уже дают есть, что-то жидкое, ложечкой. Сестрёнка держит его голову и подает в отверстие между бинтами ложку, чуть приговаривая: «Ну, ещё чуть глотни, мой хороший». А у самой слёзы на глазах. Мы только вздыхаем. …Бах! Это контуженный пожилой боец на костылях не выдержал напряжения, упал в припадке, гипс на ноге сломался. Бьется головой

об пол, из гипса потекла кровь, сукровица. Сестра бросает кормить: «Ой, родненький, погоди!» И бросается к эпилептику. Подняла шум, прибежали на помощь сестры из других палат. Госпитальная жизнь длится не день, не два, а неделями и месяцами! Пока организм начнёт справляться с нанесёнными ему травмами, пока раны начнут затягиваться. Но хуже всех тому, кто находится между жизнью и смертью, чей организм до крайности истощён борьбой с ранениями, несовместимыми с жизнью, но ещё продолжает бороться из последних сил. Таким оказался мой сосед по палате. Со слов медсестёр я узнал, что рядом со мной лежит обгоревший танкист Николай Фролов. Настал день, когда я узнал побольше об этом человеке. К этому времени его повязки обновили, теперь был виден нос, глаза и рот, обгоревшие пальцы рук без ногтей. Он слабым голосом просил, чтоб его умертвили: сделали бы укол, и всё. Страшные боли одолевали его каждую секунду, каждый час, каждый день. Он не мог спать, стонать, только тихо что-то шептал. Мы иногда пытались разговаривать, как-то общаться. Из обрывков фраз мне удалось узнать, что танкист родом с Дона, казак. Я сам из этих мест, поэтому, наверное, и запомнился мне сбивчивый рассказ умиравшего бойца. У батьки-казака их было три сына. Старший – Михаил, средний вот он – Николай. А ещё младший – Иван. В годы смуты, когда на Дону и у белых, и у красных была своя выстраданная судьбой правда, Алексея Фролова призвали в Красную армию. Он, участник первой мировой, имел офицерский чин есаула. В конной армии Миронова он громил белогвардейцев, сражался с войсками генерала

257

Деникина. Отчаянно рубились и красные, и белые. И все, вроде, за Россию. Когда Миронова по указу Троцкого расстреляли, пропал и есаул Алексей Фролов. Сгинул в огне гражданской войны, не вернулся в родную станицу. Но дети его выросли достойными отца. После разорения гражданской войной жили бедно, засуха в Поволжье сказывалась и на Дону, тяжело проходила и коллективизация. К концу двадцатых подрос Михаил и ушёл служить в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию. Судьба его хранила от репрессий. дослужился он до командира эскадрона. Только вот погиб в бою на Халхин-Голе. Николай же освоил мирную профессию – был лучшим в районе трактористом. Но вот настала война, и его мирная профессия стала самой что ни на есть военной. Отучивщись в 1941-м в танковом училище, Николай Фролов начал войну командиром тяжёлого танка КВ-1. За время боёв он сменил четыре бронированные машины. Последний танк – Т-34-85 был подбит и сгорел с экипажем в бою в районе литовского города Паневежес. Его одного успели оттащить от горящего танка другие танкисты. Николай еле разговаривал, любое движение причиняло ему невыносимую боль. О третьем брате поведать он не успел: сердце не выдержало. Умер тихо, без стонов. История жизни его ушла

вместе с ним, и всё ушло, чем жил и как, всё закончилось. На Дон отправили «похоронку» – ещё одну из тысяч и тысяч.

258

В памяти тех, кто остался жить, многие эпизоды войны застряли навсегда, как осколки в теле. Вот и я вспомнил этого танкиста через много лет, когда встретил его родного брата. И случилось это в 1978 году. На одной из встреч с ветеранами дивизии я услышал вдруг фамилию Фролов. «Не может быть. – говорю однополчанам. – Командир танка Фролов умер в госпитале у меня на глазах». Ситуацией заинтересовался бывший начальник контрразведывательного отдела «Смерш» дивизии Дашутин: бывали случаи, когда какой-то проходимец пользовался документами погибшего солдата. Но здесь обошлось. Выяснилось, что Иван Фролов действительно ветеран нашей дивизии. И история его войны тоже хранит много драматических страниц. В 1941-м Ивану исполнилось 25 лет. У него была бронь, но всё же он добровольцем ушёл на фронт. В июне 42-го Иван был тяжело ранен в боях подо Ржевом. Командиры посчитали, что Фролов Иван Алексеевич погиб. Послали матери «похоронку», да она не дошла: Ростовская область была в оккупации. Его спасли жители одной из деревень. Собирая трупы для захоронения, колхозницы спрятали раненого солдата от немцев, выходили. И когда наши войска в 1943 году освободили Ржев и прилегающие сёла, он и попал в 977-й стрелковый полк нашей 270-й дивизии. Эх, не знал Иван, что больше года воевал он рядом со своим братом! С боями он прошёл Прибалтику, награждён орденом Славы и медалями. После войны окончил вуз, работал на ответственных должностях по линии минюста. Воспитал, как и его отец, троих сыновей, все они вышли в люди, стали достойными гражданами страны. А один из них – Сергей Фролов в настоящее время имеет казачий чин есаула в одном из полков Всевели¬кого Войска Донского. Такая вот история семьи донских казаков Фроловых. Семья прошла через горе Гражданской войны, лишилась кормильца, но выжила – и во время расказачивания, и в голод. И жить бы братьям Фроловым счастливо в новой, Советской России, да не судьба. Велика Россия, потому и врагов у неё немало. Старший с честью выполнил свой воинский долг и погиб, защищая восточные рубежи Родины. Геройски сложил голову в бою на западных рубежах средний брат. А вот младшему, как в сказках, повезло больше: он выжил. Чтобы от него продолжилось потомство родовых казаков Фроловых во славу нашего тихого Дона. Видно, так и должно было быть. Так на роду казакам написано – защищать рубежи Отечества.

Поэзия Валентина ДЕНИСОВИЧ Валентина Денисович (Мутовина) родилась и выросла в селе со значимым и красивым названием Богучаны (Красноярский край), что раскинулось на берегу живописной реки Ангара. Ей посчастливилось расти в полной настоящей сибирской семье, где из поколения в поколение передавались строгие старинные семейные устои, самобытность сибиряков и напевный, своеобразный говор, сохранившийся от предков, осваивавших эти первозданные места. После окончания школы уехала учиться и покорять город Красноярск. Большую часть своей профессиональной деятельности обучала студентов в Красноярском аграрном университете по экономическим специальностям.

НАД СЕЛОМ ПОЛЫХАЮТ ЗАРНИЦЫ Над селом полыхают зарницы, Отражаясь в воде Ангары. Божьей Матери край плащаницы Укрывает Господни дары. Богучаны... Легендой воспеты: Богу ставили предки чаны... С той поры Вы любовью согреты, Славным именем наречены. На крутом берегу разметалось Поселенье - деревня - село, На века в наших душах осталось Светлым домом, хранящим тепло. Память здесь и покой пребывают Испокон до теперешних дней. Внуки Родиной Вас величают, Что же может быть выше, родней? Богучаны, просторы, раздолье Преклоняю главу, что б сказать: “За любовь, красоту и приволье Пусть нисходит на Вас Благодать.” 2011 год КРАСНОЯРСКИЕ СТОЛБЫ “Канатка” подняла... Я наверху... Соприкасаюсь снова с чудом Света .. И слышу голоса, веков ответы На суетных вопросов шелуху... Храните вечность Вы и тишину, Причудливые скалы-великаны, В отрогах седовласого Саяна Покой нам возвращая, старину.

Открыты небесами... всем мирам, Столбистам, красноярцам и туристам, Уставшим путникам - родная пристань, Сибирский сад камней, таежный храм! НОЧЬ НА ИВАНА КУПАЛА В темную ночь на Ивана Купала Водная гладь ожила, засияла: Юные девы сплетают венки И хороводят у тихой реки. Шепчут слова в ожидании встречи, В центре венков зажигаются свечи, Чтобы влюбленному сердцу помочь, Дарят воде колдовской в эту ночь. В полночь начнется веселье да пляски, Парочки в лес побегут, без опаски, Если отыщут щитовник* - цветок, Леший укажет дорогу в чертог... Клады подземные, золото мира, Дар властелина над темною силой, Им покорятся и тайны земли, И безграничные чары любви. Сила язычества скрыта в обрядах. Пламя костров и травинки в наряды Полночь вплетает - немой режиссер... Утро погасит купальский костер. 2011 год

щитовник – папоротник

259

Планета

Сибирский посол дружбы из которых была заметным событием в жизни города. Выставки о Сибири, в Швейцарии и Марокко. Выступления на швейцарском телевидении и радио с интервью и фоторепортажами о Сибири. И всегда Пьер с восторгом говорил о сибиряках, неизменно объясняя, что Сибирь и Москва - далеко не одно и тоже. А в 1998 году он решил снять портреты красноярцев, оборудовав для этой сложной работы студию в КИЦе, и в течение трех недель совершенно бесплатно фотографировал всех желающих в одинаковых условиях, предложив своим моделям сделать автопортрет с его помощью. И результат был неожиданным и оригинальным! Каждый участник проекта, а их было 167, получил свой портрет в подарок, а весь архив был оставлен в коллекции музея и с успехом экспонировался через несколько лет еще раз. Накануне Нового года Пьер вернулся с острова Гаити, где был с благотворительной миссией, организованной международной организацией “Врачи мира”. Он с удовольствием ответил по “скайпу” на вопросы нашего корреспондента.

Швейцарский фотограф Пьер-Вильям Анри хорошо знаком красноярским любителям фотографии и не только. У себя на родине его называют сибирским послом дружбы за многочисленные культурные акции, связывающие Сибирь и Швейцарию. Впервые Пьер приехал в Красноярск в 1992 году в составе небольшой делегации во главе с дирижером Валентеном Реймоном по приглашению маэстро Ивана Шпиллера. Тогда, пробыв три недели в холодной, декабрьской Сибири, он сделал репортаж для своей страны о сотрудничестве швейцарского и красноярского дирижеров, о Красноярском симфоническом оркестре, а также о сибирском гостеприимстве. Это послужило поводом для приглашения нашего оркестра и фольклорной группы “Красноярье” на гастроли в его родной город Нешатель. Затем была большая работа для издательств “КРЕДО” и “LEP” по фотоальбому “Сибирь. На посошок”, изданному двадцатитысячным тиражом на русском, английском и французском языках в соавторстве с Виктором Астафьевым. Несколько оригинальных фотовыставок в Красноярском КИЦе и Союзе художников, каждая 260

- Пьер, вы ведь не впервые на Гаити? Чем вас привлекает эта бедная страна? -Да, я трижды побывал в этой несчастной стране и до сих пор не могу отойти от того, что там опять увидел, но я сознательно использую каждую возможность посетить горячие точки нашей планеты для того, чтобы внести свой маленький вклад в улучшение жизни этих настрадавшихся людей. Представьте себе такую картину: прилетаем на остров, затем едем на джипе в течение трех часов по труднодоступной дороге с разбросанными после землетрясения булыжниками, постоянно преграждающими путь, потом четыре часа поднимаемся в горы пешком. И, наконец, входим в небольшую горную деревушку, цель нашего путешествия. И вдруг детский голос: “Бонжур, Пьерро!” У меня пробежали мурашки по спине... Это невероятно! Я дарю вам взгляд этой девочки. Она великолепна, очаровательна! Как здорово, что моя профессия дает возможность участвовать в таких событиях! И не просто фотографировать, но собирать деньги на строительство госпиталя, как в этом случае. Разве это не счастье? Или вот симпатичная беременная жен-

щина с младенцем на руках, ну чем не ангел? Луч солнца, полный оптимизма. Они на пороге своего дома. В стране, которая собрала на себя все мыслимые и немыслимые беды: нищету, голод, холеру, землетрясение, ливни, циклоны, болезни. Какая несправедливость! Но эти люди восхитительны! - Расскажите, пожалуйста, об организации “Врачи мира”. - Международная организация “Врачи мира” была создана в 1980 году во Франции в результате отделения от другой известной международной организации “Врачи без границ” для оказания помощи в любой точке земного шара. Но не только экстремальные случаи зовут “Врачей мира” в дорогу, они также проводят большую просветительскую работу: консультируют специалистов лечебных учреждений по различным вопросам, оказывают гуманитарную помощь.

разделяет все, что я делаю: работу, друзей, увлечения. Поэтому я считаю себя абсолютно счастливым человеком, у меня полная свобода выбора. Мои дети уже взрослые, у меня двое внуков, которые, надеюсь, тоже будут свободными. - Пьер, и все-таки, побывав в 80 странах мира, вы любите возвращаться не только домой, но и в Сибирь. Сколько раз вы бывали в Красноярске? - Кажется, 20. Сбился со счету. Нужно сказать, что 2012 год - юбилейный в этом отношении: ровно 20 лет назад я впервые приехал в Красноярск и с тех пор “болею” Сибирью. - Мне кажется, такой юбилей следует достойно отметить, например, юбилейной авторской фотовыставкой. Как вы на это смотрите, Пьер-Вильям Анри?

- Очень позитивно! И тема уже крутится в голове: “Горячие точки мира” или что-то в - А каким образом вам удается сотруд- этом роде. Хотелось бы привлечь внимание ко всем несчастным людям, которым не повезло ничать с ней? родиться, как мне, в Швейцарии, но которые - У этой организации есть отделения в 12 хотят тоже быть счастливыми и умеют радостранах, в том числе, и в Швейцарии со штаб- ваться каждой малости. Давайте-же поможем им в этом! квартирой в моем родном городе Нешатель. Какой вы молодец, Пьер! Я уверена, - Вас приглашают в качестве фотогра- что многочисленные поклонники вашего фа? таланта и все красноярские друзья будут рады присоединиться к вам. С Новым, - Да, я делаю репортажи после каждой по- юбилейным для вас, 2012 годом! ездки, и иногда мы устраиваем фотовыставки в Нешатель и других швейцарских городах, Лариса Кочубей, цель которых - сбор денег в помощь данной специально для журнала «Истоки» стране. Вот именно такие деньги были собраны на строительство госпиталя для Гаити. Я счастлив от того, что моя работа позволяет мне участвовать в этом. - Я знаю, что такая работа не оплачивается. Вы можете себе позволить несколько раз в год участвовать в миссионерской деятельности?

- Да, это очень важная часть моей жизни. Между поездками я вынужден очень напряженно работать, чтобы сделать задел на время моего отсутствия: оплатить аренду студии, налоги и, разумеется, все страховки, а они - большая часть нашего бюджета. Но, как говорят в России, не хлебом единым жив человек... - Видимо, ваша семья разделяет ваш альтруизм? - Да, мне очень повезло с женой. Маргрит 261

Экология души В «Матёре» мы, кажется, последний раз были русскими людьми, какими нас задумал Бог, почему так прощально и старались наглядеться на свою правду и надуматься о ней. В.Я.Курбатов Два вечера подряд по каналу «Культура» показывали фильм Сергея Мирошниченко «Река жизни» о Валентине Григорьевиче Распутине. Смотрел и невольно вспоминал ранние работы этого замечательного режиссера о великом русском писателе Викторе Петровиче Астафьеве и всенародно любимом артисте Георгии Жженове. Кстати, Жженов, как я позже узнал, писал добротную прозу, основанную на реалиях собственной много ст рада льной жизни. Первое знакомство с Жженовым у меня случилось именно благодаря фильму Мирошниченко «Русский крест». Разве мог я предположить, что этот с виду благополучный человек много лет сидел в сталинских лагерях и испытал столько, что хватило бы не на одну жизнь. После фильма почему-то вспомнились слова В.П. Астафьева: «Вставать рано, много трудиться и не врать». Именно этими словами, видно, и руководствовался Мирошниченко, потому как по-другому и не получаются такие фильмы. Ни в одном кадре, ни в одном слове не чувствуется фальши. Ловлю себя на мысли, что с нетерпением жду новых его работ. Но вернусь к «Реке жизни». Уже в начале фильма Распутин говорит: «И без слов ясно, мы едем прощаться с Ангарой» - и это, наверное, главная мысль картины, но она, эта мысль, настолько сложна и многогранна, что, кажется, в рамках одного «турне» её и не понять. Сюжет фильма, казалось бы, донельзя прост: известный писатель едет по Ангаре или по тому, что с нею случилось, - по Братскому и Усть-Илимскому водохранилищу, комментирует то, что видит, вспоминает, общается с местными жителями. «Плач по реке жизни» это было бы, наверное, более точное название для фильма Мирошниченко. Но удивительное дело: несмотря на заупокойные мотивы, в фильме нет ни сентиментальности, ни похоронной приторности, ни рабских вздохов. И объяснить это можно только присутствием

в фильме личностей. Само собой разумеется, Распутина, Мирошниченко, Курбатова. Но и те люди, которые встречаются на их пути, настолько нравственно и духовно сильны, что всё мелкое и случайное уходит на второй план. «Мы едем прощаться с Ангарой». Что означают эти слова? После Богучан, как утверждают специалисты, от Ангары останется лишь сто двадцать километров между Иркутском и Свирском, все остальное - моря: Братское, Усть-Илимское, Богучанское. Может быть, это имел в виду Валентин Распутин? Ну и, конечно, личное прощание. Доведется ли еще побывать на Ангаре? Богучанская ГЭС. Опять затопление плодородных земель, нетронутых реликтовых лесов, миграция зверя и его гибель. Уход под воду деревень с их многовековым укладом жизни, затопление погостов. Готовится очередное «Прощание с Матёрой». Об этом, конечно, тоже говорится в короткой реплике Распутина. Через всё его творчество проходит ярко выраженная боль за своих земляков, наших предков, кости которых покоятся на дне этих совсем не природных морей. Писатель говорит, что тем, кто здесь не живёт, не понять этой боли. И, тем не менее, москвичу Мирошниченко это удалось. Как и многие братчане, сижу у телевизора и едва сдерживаю волнение. Мы-то здесь живем, мы-то понимаем. Но взгляд через экран, как сквозь увеличитель ное стекло, все делает более значимым и нервным. Я все понимаю, дорогой Валентин Григорьевич. Утонет не Ангара, а устоявшаяся в веках нравственность и культура русской деревни. Рассеется её прах над тремя морями. Вот вы и ратуете: не нужна нам Богучанская ГЭС! Вся прибыль от неё уйдёт в тугие московские кошельки, а простые люди ничего, кроме загубленных природы и здоровья, не получат. Как в Братском и Усть-Илимском водохранилищах, в Богучанах также исчезнут ценные породы рыб (таймень, осетр, пелядь, омуль, хариус), а в затхлых водах теперешней Ангары будет главенствовать любящий застойную воду карась. Юдоль этой поездки вместе с Распутиным и Валентином Курбатовым разделил иркутский издатель Геннадий Сапронов. В фильме он говорит, что у него убили сына. Просто шла

Прощание с Ангарой

262

пьяная компания, не понравился нормальный парень – вот и нет у отца сына. Спустя сорок дней после похорон на кладбище рядом с могилкой сына появилось ещё более сорока могил. Издатель горестно вздыхает: «Какая война». Лишь изданием книг Виктора Астафьева, Валентина Распутина, Валентина Курбатова и ещё многих других замечательных писателей жил этот человек в последние годы. Вскоре после съемок фильма Геннадия Сапронова не стало. Вот так от горечи, от непонимания, что происходит с родной землёй, не стало хорошего человека. Но остались изданные им книги. Всерьёз и до боли затронули слова этого замечательного человека, для которого «хождение за три моря» стало последним событием жизни: «Оставлять родные могилы и знать, что это будет затоплено, я не понимаю». В унисон ему в течение всего фильма звучат горестные слова местных жителей : «Варвары... Это ж такую красавицу губите, она, родная, течёт, у неё всё естественное. Зачем строить ГЭС, когда Усть-Илимская не на полную мощь работает?» Особенно трогает сцена прощания с Кежмой, которой вот-вот предстоит уйти под воду. Местная жительница, чуть ли не причитая, говорит: «Более трехсот лет кормила нас Кежемская земля, родилось на ней сто тысяч человек, веками здесь возделывали землю, но пришла беда, здесь решили построить ГЭС. И страшно подумать, что никогда наши дети и внуки не придут на могилки своих предков» И снова: «Как они не могут понять, насколько божественна природа, могилы, рождение человека? Когда здесь всё затопят, я поставлю памятник в виде глобуса, а на нём напишу: «Здесь затоплено человечество». Вновь и вновь звучат слова Валентина Яковлевича Курбатова: «Пока жива память, когда мы приезжаем на могилы, мы имеем право называть себя людьми. Нужно перестать предавать историю, а за звездой-то наши отцы лежат, когда-нибудь вернёмся и заплачем, матушка моя, что же мы делаем, хочется заплакать от всей этой народной жизни». Во время поездки Валентин Григорьевич Распутин показал Валентину Курбатову словарь местной речи, и известный всей стране критик горестно сокрушался, что не знает многих слов, и о том, что мы теряем не только деревни, но и национальную память, доставшуюся нам из глубин веков. В сцене встречи Распутина и Курбатова с директором Братской ГЭС есть один показательный момент. Валентин Курбатов спрашивает, почему на родине великого писателя в Аталанке до сих пор нет света. Директор отвечает, что это политика. И это не так-то просто понять. А может, действительно, ни Распутин, ни Курбатов, ни многочисленные жители ан-

гарских деревень не понимают тех масштабных замыслов, которые в очередной раз будут претворены на Ангаре? Ну, неужели они, простые люди и выразители их дум, мудрее тех, кто все это задумал? Нет, тут что-то другое, и понять это «другое» зрителю предстоит самому. Еще раз послушаем героев Мирошниченко. Старая-старая бабушка, речь сбивчива, но понять ее можно даже без слов: - Всё развалилось... Что у нас своя картошка, что ли, не родится? А Россия-то безработная. всё дорого, нашего отечественного-то ничего не осталось. Мы люди – все родня. Только судьбы у нас разные... Четыре класса кончила, ничего не заработала, кроме болезней. Живём мы с дедушкой Колей, да рыбаки приезжают. Я тут свободна сама для себя... Пенсия моя тысяч шесть, а сын у меня всего четыре тысячи получает. Четверо детей, попробуй проживи. С этой мыслью встаю, с этой мыслью ложусь. Тяжёлая, очень тяжёлая жизнь. Слышите, надо хорошего руководителя взять из простого крестьянина, кто работал, кто всего этого повидал. И зачем нас подтоплять-то? Всё уже и так затопили. Энергия-то не нам пойдёт, а китайцам... Раньше-то не запирали двери. Начинаю прясть с утра. Пока ночь, я не отступлюсь, пряду, пряду. Руки устали, сажусь опять вязать, дранки драть. Целый день в работе, а без работы скукота давит... Зачем ехать в Канары, вокруг глянешь, какая красота! Я люблю жизнь! Сама жизнь по себе красивая... Раньше у нас тут было много заключённых, поэтому много грустных песен.... После этой сбивчивой, невнятной речи бабушка вместе с Валентином Курбатовым поют народные песни. И когда нежданная делегация, тепло прощаясь, садится в катер, бабушка говорит: «Простите меня, если что не так». И машет по старинке своим стареньким платком. Да разве после этого не встрепенется душа? И не хочется верить, что еще есть какая-то правда, кроме этой. По словам Распутина, еще в 90-х годах прошлого века было уничтожено крестьянство. Но, видно, что-то осталось от него. И не всем еще правят деньги. Но все меньше и меньше остается истинных ценностей. И неужели они когда-нибудь иссякнут совсем? Закончилась передача. Вновь и вновь достаю запись фильма, слушаю голоса людей, глухие, надрывные, будто из-под воды, и не могу понять, почему всё это случилось с ними. Приходит мама и говорит: «Значит, так и надо, сынок». Но надо ли, мама? Анатолий КАЗАКОВ г. Братск

263

Поэзия Ульяна ЯВОРСКАЯ г. Красноярск

Ульяна Яворская - современная красноярская поэтесса, член Международного Союза писателей «Новый современник», автор нескольких поэтических сборников, лауреат всероссийских литературных конкурсов.

СЕКРЕТ А детство - шкатулочка с важным секретом, Который под дерево мы закопали. Ты помнишь, как тайну хранили мы эту В стране, где короткими были печали? Кусочек цветного стекла и травинки Надежно скрывали сокровище-чудо: Довольно нам было обертки-картинки В бутылочном ясном глазке изумрудном. И думалось маленьким Колям и Лизам, Что жизнь, будто детство тогда, бесконечна, Как космос с далекими звездами вечный, Как башни паденье на площади Пизы. Мечталось о редких в то время бананах, Влюбленный солдатик был стойкости верхом, До моря, в пустыню, в волшебные страны Широкой и настежь распахнутой дверкой Был мир, открывающий дальние дали, Мечты на восток, а быть может, на запад По лентам летящих живых магистралей, А рядом – здоровые мама и папа, Так было когда-то... И хочется плакать... Я ЧИТАЮ ЛЕТО Я короткое лето Читала, водила ладонью По нагретому камню Из старенькой кладки стены Одиноко стоящего Ветхого дачного дома, Где поныне гуляют Забытые детские сны. Я подушечкой пальца Макала тихонько в варенье, Бороздя по фарфоровой, Вязнущей в сладком мели. Я читала с рассветом Ожившие птичьи движенья И стопами ловила Росу у прохладной земли.

264

Щекотала тропинка, Спускаясь к воде, иван-чаем. И мохнатая тина Вязала ажурно венки У отесанных бревен Заросшего илом причала Обмелевшей, с кувшинками, Льнущими к краю, реки. Я закрою глаза Мне по памяти видится проще, Отодвину кипение Непеределанных дел. Прочитаю я лето, Как будто незряча, на ощупь, В сентябре, как опавшие листья Пойдут по воде. ЗАВАРИЛ ОСТАТКИ ЛЕТА АВГУСТ Заварил остатки лета август, Мелким ситом сцеживая дождь. Настоялись троп таежных травы С чем-то терпким, с чем - не разберешь. И парит туманом, будто чайник, Сторона заросших пихтой скал. Теплый август вдаль бежит ручьями, Где закат варенье расплескал. Пахнет вечер кислицей багряной, Енисея красит берега. Опускает небо веки пьяно, Затихает затемно тайга. Зацепила ель колючей веткой Высоко медовую луну, Остужает ночь остатки лета, С головой в прохладу окунув. Загадает тайное желанье Одинокий бакен на реке, И мешает сахар-звезды плавно Небо, ковш сжимая в кулаке, А потом раскроет утро ставни, Даже Млечный за ночь растворив,

Разольет остатки лета август, Настояв с заката до зари. Ночь сахаринками звезд Сыплет в заваренный чай, Поезд беззвучных колес Едет сентябрь встречать. СОЛНЦЕПАД ДЕТСТВА Смотрю на уползающий закат — Как будто одеяло снизу тянут. Вишнёвое варенье чаем пряным Прихлёбываю — детства солнцепад. Я помню, как срывала камыши И делала из них себе игрушки, Бродила в одиночестве. Не скучно Для мишек самодельных суп крошить. Тарелки — из кувшинок-лепестков, За ложечку сойдёт цветочный пестик. Хлеб — уткам любопытным. Интересно: Их хвостики как перья поплавков. Дразня мальчишек, местных рыбаков, Покусывали корм, играя, рыбки. Стрекозы перескакивали прытко. Моторки рокотали далеко. Выписывало трепетную вязь По плёсу солнце — спеющая вишня. В высоком небе ягода повисла, Над скатертью травы теплом струясь. А к вечеру в варенье сорвалась. РАКОВИНЫ Сегодня в холодной воде Енисея Увидела раковин шёлковый блеск я. Как будто бы ангел летел с поднебесья И что-то своё, неземное, посеял.

Стояла задумчиво и улыбаясь, Смотря на моллюска речное наследство — Раскрытые створки далёкого детства. И пахла прохладою даль голубая. Я ЗНАЮ - ПОРА Просто так начинается осень: мечтой о весне, О зеленой траве из подтаявших трещин асфальта, О веселых пичугах, прилет оглашающих гвалтом, О признании мелом на красной кирпичной стене. Просто так начинается осень: на шее кашне Да щемящая грусть, разбросавшая злато монеток Для старухи-зимы, как залог возвращения в лето, И дождливые строки на блеклом намокшем окне. Просто так начинается осень: светильник с утра И в потемках промозглых янтарность горячего чая Как в фаянсовой люльке, его я в ладонях качаю. Просто так начинается осень. Я знаю - пора... ОСЕННИЕ ЛУЖИ ГЛЯДЯТ В ПОДНЕБЕСЬЕ Осенние лужи глядят в поднебесье, Гадает на звездных раскладах асфальт, И ветер поет колыбельную песню Суровой реке, что уносится вдаль. Качают головками, будто цветами, Дразнящие окна в домах фонари. Мы утром проснемся - и луж оригами* Из льдинок нестойких наш дворник-старик Подцепит ногой и натужно нагнется, Увидев на корке хрустящей звезду. И что-то припомнив, в усы улыбнется, На звездный кусочек в ладони подув.

А может быть, это осталось от рыбы, Огромной, горящей огнём-перламутром: Она проплывала здесь в раннее утро И шаркнула боком гранитную глыбу. Чешуйки остались лежать и, сверкая, Меня наводить на волшебные мысли. Смотрите: жемчужные лодки по выси — Ракушки на облачной глади зеркальной.

* В переводе с японского «оригами» означает «сложенная бумага»

265

Литература

Традиции русской поэзии в творчестве иеромонаха Романа Поэтов ныне целая орда. Кто словеса, кто рифмы заостряет. Труды похвальны, но одна беда: Немногие Небесному внимают. В 2004 году Александру Матюшину, ныне иеромонаху Роману, исполнилось пятьдесят. Никакого отзвука в средствах массовой информации. Отцу Роману перепадает с обеих сторон. Грешный мир жаждет хлеба и зрелищ и не желает, чтобы его будили и тревожили. А в духовной среде немало тех, кто считает: дело монашеское – молиться. Слава Богу, в том и другом кругу есть люди, которым творчество отца Романа дорого. Я уже давно работаю над сборником, который составляю на основе всех его книг, и чем более вникаю в его лирику, тем более крепнет убеждение: высочайшая поэзия. Учился Александр в университете, сын сельской учительницы, впоследствии монахини Зосимы; сам работал в школе, в 1983 году принял монашеский постриг, в 1985 году рукоположен в иеромонахи, служил в одном из приходов Псковской области, живёт в скиту Ветрово, недалеко от Пскова, пишет иконы для местной церкви. Строки и мелодии песен о. Романа поражают подлинностью чувств и проникновенностью исполнения, ибо говорит, поёт, плачет живая обнажённая душа, постоянно стремящаяся постичь Истину. Путь к ней труден и требует большого мужества. В поэтическом мире о. Романа чёткая иерархия ценностей, дорогая сердцу каждого, кто хочет направить свои стопы ко спасению души. Его поэзия Богоцентрична, Христоцентрична; она помогает человеку определиться в разделённом Голгофой мире «на тех, кто слева от Креста», и «на тех, кто справа», помогает сделать выбор, ибо: Без Бога нация – толпа, Объединённая пороком, Или слепа, или глупа, Иль что ещё страшней, жестока! И пусть на трон взойдёт любой, Глаголющий высоким слогом. Толпа останется толпой, Пока не обратится к Богу. Сквозная тема – боль, как у самых высоких поэтов русских: Россия, Русь, но только у о. Ро-

266

мана так чётко даны её составляющие: Русь поруганная, осквернённая обманом, и Русь Святая, неуничтожимая никем и ничем. Русь, где «отдают детей обучать уму,// обучают их жить без Господа», где «князья одну думку думают,// как без Бога им миром правити». Сторона моя, лик ужасен твой, Припади к Христу с плачем, грешница, Чужеземец я на земле родной И рыдаю я, не утешиться. В 20-е годы вот так же рыдал С. Есенин: «В своей стране я словно иностранец». В этой Руси, пьяной, лживой, продажной, Руси лицедеев, сытых христоборцев-христопродавцев «вся тварь стенает и мучается доныне». В святой Руси – белые церкви, родники, поля, дороги, соловьиные песни, тишина пустынных мест. Это страна подвижников, пророков и исповедников, мучеников наших дней – воинов Христовых, униженного, но не потерявшего душу живую народа. Соединяет эти два образа – звериную личину и лик ангельский – образ Руси-Голгофы, Руси распятой: И всюду – Лик Распятого Христа, И всюду – продолжение Голгофы. Я назвал бы Россию Голгофой, Но Голгофа одна на земле. Но, в конечном счёте, судьба России в поэтическом мире о. Романа имеет евангельское измерение – за Голгофой будет Воскресение: Россия – Русь! Куда бы ни неслась Оборванной, поруганной, убогой, Ты не погибнешь! Ты уже спаслась, Имея столько праведных у Бога. Более того, путь страдания «даже до смерти» понимается поэтом как добровольное избрание, которое и делает Русь «богоизбранным народом», даёт ей имя Святой Руси. В родной земле вся её природа пронизана благодатью, вся молитвенно обращена ко Господу: Ну, вот и дождались тепла. И на душе повеселело. Трава на Божий свет пошла. Чуток земля зазеленела. В высшей степени о. Роману присуще мало кем ныне сохранённое чувство умиления: то птичий акафист его умиляет, то пичуга, рискнувшая подать свой голосок в промозгло-сырой день, то зимний лес такой красоты, что в душе вызывает благодарение первому Поэту, всё сотворившему, и летний дождь, и роса, сверкающая на травах, то звёзды. А если и нападёт бесовская тоска, такая, что заставляет сказать: «каюсь, что родился», «а меня, хоть я живой,//вьюга отпевает», то по Божией милости ему известен путь избавления от сего бесовского наваждения – покаяние: «не назвать тоску мою//вовсе беспричинной», и выход: «суету оставив позади, // Господу молитву пролию»: Всё внимает Богу, не дыша,

Господи, дела Твои святы. Что ж ты плачешь, глупая душа, Иль и ты коснулась чистоты? Это выкарабкивание из тоски особенно выразительно в одном из самых удивительных по ритму стихотворений, даже неизвестно, как его читать, может быть, только петь…. Имею в виду стихотворение «Наполняется скорбью душа, как вода темнотою полночною…». Церковь же в поэзии о. Романа воистину сияет, она «нечто более чем мы, // не выразить её надмирной сути. // Она – источник, неподвластный мути, // она – Надежда посреди чумы, // единая святая Церковь – Мать». О. Роман – певец и звонарь Святой Руси, Православного Царства, которое искало и ищет путь к общему и личному спасению, не прельщаясь чужими идеалами и идолами. Знающие родную историю понимают: как только, бывало, рассыпался на части наш целостный организм, сразу вороньё набрасывалось на поживу, пока не находился объединитель Руси – монах или князь, слово которого услышано воинством, народом, и спасалась Русская земля. Если б нам суметь среди нынешних пагубных соблазнов услышать слово горькой правды, с болью и любовью сказанное иеромонахом Романом, который огромное значение придавал молитве и покаянию: всё молитва превозможет, и только покаянье устоит. Многие его стихи суть молитвы. Именно через молитву в Руси поруганной раскрывается лик Руси святой. Родина-мать, Святая Русь, Вечная Россия уже спаслась, а наша задача – соединиться с этой Небесной Россией. Иногда слова о. Романа довольно резки, но никогда в них нет злобы, только боль: «Святая боль не судит и не бьёт, // страдая, на больное указует». О чём бы ни писал о. Роман, всё у него одухотворено, всё как пастырское слово. Недаром он русский язык прославляет, как язык Божественный: Родная Речь – Отечеству основа, Не замути Божественный родник, Храни себя: душа рождает слово – Великий святорусский наш язык! Постоянно в поэзии о. Романа возникает образ и тема матери, которая полнее всего выразилась в стихотворении «Матушке-Зосиме»: «По гроб должник! Чем за твоё воздашь? // ты Бога мне дала, святая мать». Здесь явно евангельский принцип родства: «…Матерь Моя и братья Мои суть слушающие слово Божие и исполняющие его» (Лк. 8, 12). Не чужда лире о. Романа и тема земной любви. Она осознаётся им как величайшее из чувств. Предварю эту тему напоминанием поэтичнейшей мысли В. П. Астафьева о том, что на земле лучшая песня – недопетая, лучшая любовь - недолюбленная. И о. Роман знает это мучительно-блаженное на земле чувство. Вероятно, в ином, совершенном мире оно будет очищено от мук, а здесь… Поэт виртуозно владеет словом, мысль его часто выражена афористически: « О доброте бессмысленны слова, // коль дальше слов не двинулся ни разу»; «кто пышет злобой – пожинает брань»; «строим рай, а вертимся в аду»; «плоть ликует, дух уничижен, // суета перечеркнула Вечность»; «Надменный разум к истине стремится, // но без смиренья он – самоубийца»; «кто после правды продолжает поиск, // тот ищет лжи»; «духовное с греховным //

по жизни рядышком идёт». ( У М. Лермонтова: « Лишь в человеке встретиться могло священное с порочным»). Ещё несколько афористических строк о. Романа: «Коль нету Духа Божьего в душе, // талант и труд – простые головёшки»; «Всезнайство говорит о мелководье»; «Бог судит не по знанью – по смиренью»; «Господь взыскует нашего горенья, // а не потуг холодного ума»; «экуменизм – постылая блудница, // она о чадах сердцем не болит»; «Лучшая поэзия – молчанье, // лучшее молчание – моление». Самое сокровенное, горькое, потаённое, возвышенное высказывается в таинстве моления. Грань между стихом и молитвой у о. Романа очень тонка. Уединение, благоговейное отношение к слову, молитва позволили ему верно определить своё поэтическое служение. Творчество рассматривается как дар Божий: «Писал не ради красного словца. // И, не хвалясь,- // что не своим хвалиться? // скажу ещё, по милости Творца, // с молитвой песне удалось сродниться». Именно так: ведь мелодия русских народных песен часто приближается к мелодиям церковного пения. «Талант без Бога у себя в плену,- настоящее открытие о. Романа,- с ним хорошо нырять, идти ко дну, // ну а взлететь - взлететь, увы, не можно». В русской поэзии поэт-пророк – не глашатай, а прежде всего обличитель народной неправды. Таков устойчивый образ у А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.А. Некрасова, А. Блока. Пророк у них ощущал себя таким вестником Божиим, гонимым людьми. У о. Романа очень много строк, перекликающихся с другими поэтами, иногда даже ритм тот же. Особенно много совпадений-созвучий с А. Пушкиным, Ю. Лермонтовым, А. Григорьевым, С. Есениным, Я. Смеляковым, Н. Рубцовым. Думается, что в этом выражается не только знание родной поэзии (хотя, конечно же, и это!), но также общая логика мысли православных людей, соборный голос народа, объединённого духовным родственным чувством. У о. Романа поэзия – судьба, жизненное делание. Он берёт на себя боль народную, идёт на жертву, не бежит от ужаса действительности, всматривается во всё происходящее, тяжкое и молит Бога о спасении посреди этого ада на земле. Обращаясь к Божией Матери, он говорит: Даруй благо наивысшее: Жить, как Сын Твой заповедовал, Боль людскую за свою считать. Характерны его обращения к читателям: «дорогие мои», «брат», «друг», «люди»! Чаще всего о. Роман ведёт диалог, а не монолог. Вопросы о. Романа читателям: «Жив ли в Вас Господь, живы ли душой? // Как мы молимся, как мы каемся?» В кратком слове своём к книге «Камни святых алтарей» о. Роман пишет: «…Возьми эту книгу, уединись, побудь с самим собой. И да упокоится душа твоя, которая дороже всего мира. И если Господь коснется тебя, помолись обо мне, чтобы призывающему к покаянию не умереть без покаяния. Да не будет сего и с тобою». Антонина ПАНТЕЛЕЕВА, кандидат филологических наук

267

Искусство

Юные волшебники

В Нижнем Ингаше в мастерской Виктора Степановича Псарёва открылась детская художественная студия «Юные волшебники» имени знаменитого земляка-нижнеингашца - народного художника А.Г. Поздеева. Виктор Степанович набрал ребят, имеющих хорошие способности и желающих стать профессиональными художниками. Они изучают основы изобразительного искусства. Работают с натуры, ходят на пленэр, изучают на практике новые техники. Ведь чтобы стать худжником, нужно много знать и уметь. В студии хороший гипсовый натурный фонд, что необходимо при первых шагах в мир изобразительного искусства. Надеемся, что читатели журнала «Истоки» будут иметь возможность познакомиться с творчеством этих ребят.

268

Литература Ольга ПРИЛУЦКАЯ г.Аксай. Ростовская область

ДЛЯ ДЕТЕЙ ПИСАТЬ ПЛОХО — ГРЕШНО Писатель из Севастополя Тамара Гордиенко издала недавно великолепную книгу для детей. Это повестьсказка. Она не первая у нее. Мне хочется, чтобы побольше людей узнали о ней, поскольку не так уж много хорошего сейчас издается для ребятишек. Я написала о книге статью. Отправляю ее Вам. Сочтете возможным, разместите, пожалуйста, в своем журнале.

Не так давно я стала невольной свидетельницей разговора академиков Крымской литературной академии о детской татарской книге. Ее старейшина Нузет Абибулаевич Умеров, считающий своим первым учителем и наставником в большой литературе Самуила Яковлевича Маршака, сетовал на то, что нет достойных современных произведений для детей, способных помочь им выучить крымско-татарский язык. Слишком уж невысокий уровень у них, практически не отличающийся от уровня того, что предлагалось детям в 1913 году, с которым мы привыкли сравнивать все наши достижения: словарный запас небогат, основные герои — кошки и мышки. Одним словом, все та же пресловутая «мама мыла раму»… И вспомнились мне однажды прочитанные в начале нынешнего века слова российского писателя Александра Торопцева: «Для детей и о детях писать хорошо гораздо сложнее, а писать плохо грешно». Я внесла скромное предложение: коль нет своих авторов, то пусть бы знатоки языка переводили интересные детские книги иноязычных писателей и поэтов. Как раз в это время я читала детскую повесть-сказку Тамары Гордиенко «Тайна фиолентовского грота». Ее героями были семилетние мальчик с девочкой. Я, и в детстве-то любившая «взрослые» книги, читая Гордиенко, с удовольствием следила за приключениями ребятишек. Потому что написано интересно, без этакого снисходительного высокомерия к маленькому читателю. Дети мгновенно улавливают малейшую фальшь. Мое читательское чутье, у которого огромный стаж, не подвело меня. Эта книга уже много лет входит в пятерку самых востребованных детских книг г.Севастополя, где живет и работает автор. Совсем недавно я вновь вспомнила академика Умерова, который в том же разговоре восхищался пятилетним внуком одного из своих коллег — мол, малыш у него на глазах набирал на компьютере текст одной татарской книги. Как ни странно, вспомнила

об этом снова в связи с Тамарой Гордиенко. Я держала в руках ее новую книгу «Побег из империи Питона». Потому что героями этой повести-сказки были современные ребятишки, как все нынче, донельзя компьютеризированные. Но у них — умные мамы и папы, из тех, кто с детства обожал книгу, читал, держа ее на коленях под крышкой парты во время скучных уроков, подсвечивал фонариком под одеялом, когда родители давали «отбой», выключая свет в детской. У одиннадцатилетних героев Тамары Гордиенко оказались замечательные старшие друзья — библиотекари, забившие тревогу, оттого что дети стали терять интерес к книге, которая призвана развивать в человеке способность понимать, любить, сопереживать, искать пути к познанию, думать, фантазировать и изобретать. Взрослые люди отнюдь не против компьютеров. Их просто волнует неправильное использование этого современного чуда в качестве игрушки. Добротная, красивая книга в 188 страниц Севастопольского издательства «Рибэст» с замечательными рисованными иллюстрациями художника Марины Богач напомнила мне мои любимые книги детства Сергея Михалкова, Николая Носова, Виктора Драгунского, Валентины Осеевой. И подумала я о тех, кто ворчит, обвиняя нынешнее молодое читательское поколение в их приверженности к литературе с большим количеством картинок, несущих информацию, легкую для восприятия, которая развлекает, а не учит. Ведь и мы любили книги с яркими картинками. Кто же мешает нам преподносить детям картинки с умным, грамотным повествовательным содержанием? Как сделали это создатели «Побега из империи Питона». Да, это сказка. Как ей и полагается, развитие сюжета в ней начинается с того, что герои теряют… Шесть ребятишек — без пяти минут пятиклассники Илона, Вовка, Стасик, Митя, староста их класса Лена и первоклашка Павлик — принимают участие в городском литературном конкурсе. Заведующая библиотекой, в которую записаны школьники, решив помочь им выбрать темы творческой работы, дарит шкатулку с секретом. Шкатулку не смогут открыть ленивые, трусишки и лгунишки. И вот тут, как и велят законы жанра, вмешиваются злые силы в образах Великого Властелина Компьютерной Империи Питона Первого и его 269

свиты из вирусов, вирусят и червей. Объявлена операция «Троянский Конь». Безбашенный Смерч вырывает из рук героев книги шкатулку, унеся ее далеко-далеко… А мальчишки и девчонки, разбитые на пары, оказываются в разных странах и веках… Каждому из них приходится пережить немало приключений, проявить невероятную смекалку, знания, чувство товарищеского локтя, чтобы победить добром зло. И читатель побывает с героями книги в сказочном Королевстве Замухрышии. Узнает, как Замухрышам удалось однажды обвести вокруг пальца доверчивых Мудреев, побывает вместе с Илоной и Павликом в темнице, освободив ее узников. Выпутаться из сложной ситуации поможет сообразительность и знание загадок Илоны, участницы школьных КВНов. Вместе с близнецами Митей и Стасиком, оказавшись в 1681 году на необитаемом острове, на котором из людей был лишь негодяй-пират Хуан, читатель будет спасать от него новорожденных детенышей морской черепахи Гримеллы. Вот где пригодятся знания, почерпнутые из книг! С Вовкой и Леной смерчем занесет читателя в Америку 1846 года на реку Миссисипи, в город Сант-Питсбург, где они подружатся со своим ровесником Джоном Смиттом. Там им удастся найти заветную шкатулку… Но пережить придется столько приключений, что я вдруг поймаю себя на одном поступке, который, кажется, не совершала целую вечность: в самый разгар событий быстренько сбегала на кухню, налила большую чашку чая и нервно, не замечая ничего, выпила его, дочитывая «Побег из империи Питона» Тамары Гордиенко. Так я любила делать много лет назад, когда девчонкой зачитывалась любимыми книгами. Всего три часа отсутствовали в своем родном городе дети. Но за это время они «ночевали в хижине с пиратом Хуаном, двое суток блуждали в темной холодной пещере, провели ночь в темнице, целый день искали ключевой вопрос, чтобы вырваться из Города Врунов…» Но главное, они поняли, что делает дружба — дружба людей между собой, дружба с книгой. Они по-новому увидели старосту своего класса Лену Смирнову, которую считали «правильной» занудой. Потому что повзрос-

лели за эти три часа на многие годы вперед. Именно этим отличается читающий человек от своих ленивых на чтение ровесников. Потому что тот, кто дружит с книгой, проживает гораздо больше жизней, чем ему определено собственной судьбой. Он становится эмоционально богаче, интеллектуальнее, добрее, терпимее к окружающим, мудрее. Книга позволяет ребенку научиться принимать взвешенные, правильные решения в различных ситуациях, готовит его к взрослой жизни. Читатель «Побега из империи Питона» верит в то, что эта сказка — повесть. Потому что очень уж правдиво в ней все. Мы любуемся замечательным городом Севастополем, в котором живут герои книги, не однажды воспетым автором в своих стихах. Понимаем и разделяем озабоченность взрослых о тех, для кого компьютер — лишь возможность поиграть в «стрелялки, догонялки, убивалки», в игры, с неимоверной быстротой разрушающие психику ребенка, отрицательно сказывающиеся на становлении его личности. Думаю, даже детям это станет ясно, как стало понятно это юным героям «Побега из империи Питона». Потому что написана книга человеком, обладающим огромным культурным запасом и крупным масштабом личности, Тамарой Митрофановной Гордиенко — писателем, переводчиком, поэтом, членом Национального союза писателей Украины, национального Союза журналистов Украины, членом Международного Сообщества писательских Союзов, членом Международной Ассоциации писателей-баталистов, маринистов, Заслуженным журналистом Украины, лауреатом множества литературных премий, в том числе, и международных, верным другом детворы. Книга написана прекрасным современным русским языком с использованием компьютерной терминологии. В то же время писатель ни разу не сбилась на подростковый слэнг. Думаю, прочтя повесть-сказку Тамары Гордиенко «Побег из империи Питона», вряд ли кто-то из юных читателей скажет: «Жесть!» Потому что в их голове долго будет звучать красивая речь автора и его героев. Это великолепное издание станет их любимой книгой, и будут они вспоминать ее, дожив до преклонного возраста, как мы книги своего детства.

Ольга Прилуцкая - член-корреспондент Крымской литературной академии, член Европейского конгресса литераторов, лауреат премии им.Ю.Г.Каплана и трех международных фестивалей литературы и культуры “Славянские традиции” (номинации: “Малая проза”, “Драматургия”, “Поэтический перевод”).

270

Конкурс

СИБИРЬ + КРЫМ = ЛЮБОВЬ

«За вклад в укрепление творческих и дружеских связей между литераторами Крыма и Сибири грамотой Крымской литературной академии награждается Прохоров Сергей Тимофеевич (Россия, журнал «Истоки»)» — эти слова прозвучали со сцены ДК «Арабат» в небольшом курортном городке Щёлкино на берегу Азовского моря в Украине. Такие же грамоты получили Николай Николаевич Ерёмин из Красноярска и Владимир Васильевич Корнилов из Братска. У этих писателей много общего. Но для меня, человека, у которого истоки остались в Сибири, а литературная доля взяла свое начало в Крыму, важно то, что они связали узами дружбы две, казалось бы, таких далеких друг от друга точки Земли. Для любви и дружбы не существует границ и расстояний. И потому нижнеингашский журнал «Истоки», преодолев почти шесть тысяч километров и две таможенные границы, представлялся 26 августа 2012 года на международном фестивале литературы и культуры «Славянские традиции» в Крыму. Ольга Прилуцкая 271

Культура

«Много Устиновича» у нас быть не может

В Красноярске чиновник, имеющий отношение к средствам массовой информации в крае, перелистывая газету «Победу», спросил: «Слушайте, а кто это такой Устинович, что у вас упоминается чуть ли не в каждом номере?» Тут кстати было бы посетовать, вот, дескать, докатились, уже и люди, которые по должности обязаны знать о личностях, составляющих гордость культуры края… и прочее, и прочее… Не будем мы сетовать. А порадуемся тому, что можем рассказать тем, кто не знает, и напоминать тем, кто подзабыл, о писателе, заслужившем имя «сибирского Пришвина» и «певца сибирской природы». О литераторе, который стоял у истоков Красноярской краевой организации союзов писателей СССР и России и немало способствовал изданию произведений и популяризации творчества сибиряков-красноярцев в стране. А для нас это ещё и писатель земляк, жизнь и творчество которого стали для Нижнеингашского района своего рода духовным и нравственным камертоном, звучание которого предостерегает нас от неверных действий по отношению к природе и малой родине. А людей, которые занимаются художественным творчеством, - от самовлюблённости и фальши. Так что «много Устиновича» у нас быть не может. Тем более, в год юбилейной даты – столетия со дня его рождения. В Нижнеингашском районе

272

оно было отмечено с подобающим масштабом, подняв волну патриотического и творческого воодушевления. Нет смысла перечислять все мероприятия. Достаточно сказать, что в них оказалось вовлечённым всё население района. Взаимодействием учреждений культуры и образования района организованы от младшего школьного возраста до взрослого населения чтение произведений Н.С. Устиновича, конкурсы сочинений и рисунков по его произведениям, конкурсы чтецов произведений о природе, в том числе, и местных авторов; выставки народных ремёсел и декоративно-прикладного мастерства, экскурсионнохудожественный маршрут «Тропой Устиновича». Завершились юбилейные празднования 19 мая 2012 года литературным фестивалем «Устиновические дни на Нижнеингашской земле». Краевая научно-практическая конференция «Николай Станиславович Устинович и его время» состоялась в Межпоселенческой библиотеке, которая носит имя писателя. В районном краеведческом музее экспозиция и экскурсия «Н.С. Устинович - штрихи жизни» органично дополнялась выставкой пейзажей художника и поэта земли ингашской Виктора Псарёва. Большая концертная программа в районном Доме культуры мастерством режиссёра, исполнителей, оформителей и всех участников, включая официальных лиц полномочного Представителя Губернатора Красноярского края

в Восточном территориальном округе Павла Корчашкина и главы района Петра Малышкина, - поистине являла собой «Поклон родному писателю», который и сегодня так просто и так накрепко учит нас «по-сыновьи…любить тот «крошечный уголок земли» - свою малую родину. А за стенами Дома культуры на площади развернулись подворья от всех поселений района, каждое со своим самобытным «лицом», выставками изделий мастеров и рукодельниц, хлебосольными сибирскими застольями и народными песнями, которые так любил и так самозабвенно пел наш

замечательный земляк Николай Станиславович Устинович. Поскольку не надо даже и пытаться «объять необъятное», сосредоточусь на событии социально-культурной важности, каковым стала краевая научно-практическая конференция «Н.С. Устинович и его время». Программа конференции, её участники, докладчики и выступающие, реплики и предложения в ходе обсуждения сделали серьёзную заявку на то, чтобы сделать этот

«первый блин» «не комом», а началом постоянной литературно-критической исследовательской работы, связанной с творческим наследием Н.С. Устиновича в современном социально-культурном контексте. Сергей Прохоров, главный редактор и издатель литературно-художественного

и публицистического журнала «Истоки», сформулировал это так: «Николай Станиславович Устинович должен присутствовать с нами постоянно и своими произведениями, как барометром, измерять сегодняшнее состояние человеческих душ в отношении себя, людей, природы, всего живого мира, в восприятии, оценке и использовании благ, что даёт нам наша матушка земля». В процессе этой работы должны выкристаллизоваться, осмыслиться и приобрести реальное практическое действие выводы, которые побудят власти предержащие осознать глубочайшую пагубность пренебрежения к этим «крошечным пятачкам земли» - родным деревням и сёлам с их маленькими начальными школами, библиотеками, клубами, больничками, с их сельскими трудами и жизнью сообразно природным ритмам. Это пренебрежение за последние двадцать лет сформировало целое поколение «Иванов, не помнящих родства». Привело к выхолащиванию понятий народности, патриотизма, любви и к малой родине, и к своей стране, своему государству, а значит и к неготовности беззаветно трудиться на их благо, защищать их , жертвовать личным во имя общественного. Среди вопросов, обсуждавшихся на конференции, художественнолитературоведческие аспекты переходили в практические, социальные. Как воспринимается творчество Николая Устиновича сегодня в разновозрастной читательской аудитории? Что нужно делать, чтобы привлечь наших земляков к творчеству Устиновича, усилить внимание к культурному наследию своего района, края? Как добиться, чтобы жители, власти, общественность, сознавая значимость, переживали за судьбу своей малой родины, как за собственную судьбу? Что нужно сделать, чтобы не исчезали малонаселённые деревни? Как сохранить уникальные Ивановский сосновый бор, родники и другие природные богатства? ЦЕЛОМУДРИЕ как характерная черта личности, образа жизни, и творчества Николая Станиславовича стало своего рода кодовым словом на конференции в разных по содержанию выступлениях. Будь это воспоминание его дочери Надежды Николаевны о трагической истории почти десятилетнего отбывания Устиновичем срока за решёткой, по доносу о мнимом «антисоветском» заговоре, участие писателя в котором якобы подтверждало его лирическое произведение «Листопад». Или её же свидетельства о семейном укладе в доме Устиновичей, о его отношении к людям, к друзьям, к героям его очерков, к близким и, конечно же, к природе: «Он умел удивительным образом разговаривать на равных с самыми разными людьми. С любым человеком: будь кто на большой должности или с самым простым. Часто те, с кем он встречался в командировках, герои

273

его статей, очерков, становились его друзьями, приезжая в Красноярск, останавливались у нас. Очень много у нас в доме бывало писателей, художников, журналистов…. Очень помогал молодым литераторам, когда был руководителем Красноярской организации союза писателей СССР…» Будь это исследовательские работы школьников, участников творческих конкурсов: «Проба пера», краеведческого «Уголок России». Вот, к примеру, отрывок из такой работы старшеклассницы Марии Такмаковой «След человека»: «Прочитав впервые рассказы Николая Устиновича в начальной школе, я подумала: как это несовременно, неактуально. И только спустя несколько лет, размышляя о ситуации в нашем обществе, об отношениях людей, о несправедливости, вспомнила о рассказах Устиновича, о его повестях… И в его рассказах, когда-то показавшихся мне отголосками прошлого века, я вдруг увидела НАСТОЯЩИХ ЛЮДЕЙ. Не пафосных, отравленных пошлым гламуром, от которого порой сводит скулы, как от лимона. Не надменных нуворишей, смотрящих свысока на простой народ и не замечающих его. Да и простой народ нынче стал более агрессивным, недоверчивым, озлобленным. Редко кто в наше время без оглядки протянет руку помощи не то что постороннему человеку, но и своему близкому. Жаль, что моё поколение не читает его произведений. Может быть, ушла бы жестокость из наших сердец, вспомнили бы мы, что носим гордое звание «сибиряк». А ведь испокон века сибирякам более всего были присущи мужество, стойкость, развитое чувство товарищества и собственного достоинства. Вот и герои произведений Устиновича молчаливые, неразговорчивые, но всегда готовые прийти на помощь, выручить; им можно доверять, на них можно положиться. Как в рассказе «След человека», где одному мужественному герою – гидрографу, преодолевающему почти невыносимые обстоятельства в тайге, помогает идущий по его следу и понимающий, что с оставившим этот след произошла беда, - другой герой. И сама природа, которая, казалось, испытывала людей на прочность, становится другом, и «знакомые пустынные места … вдруг озарились теплом человеческих сердец»…. «Перешагнуть через невидимый рубеж» это очень важно для самого Устиновича…И его герои, сталкиваясь с трудностями, побеждая их, нравственно растут, духовно обогащаются»…., делает вывод юная исследовательница творчества писателя, анализируя несколько его рассказов. И завершает: «Очень хотелось бы, чтобы о нашем земляке, удивительном человеке, об его творчестве вспоминали не только накануне юбилеев. Нужно, чтобы его произведения читали школьники на классных часах. Чтобы дети знали не только его рассказы о природе и животных, но и другие

274

глубоко нравственные произведения… Тонкие наблюдения за жизнью растительного и животного царства помогают воспитанию патриотов Сибири, будущих охотников и разведчиков, любящих и оберегающих природу, способных мужественно преодолевать трудности» Новые грани личности, новые открытия в его творческом наследии, в его уроках нравственности раскрыли выступления Николая Ерёмина, поэта, члена Союза писателей России, известного краеведа Александра Демидовича, Сергея Прохорова, поэта Марины Маликовой. Николай Ерёмин показал, какими неожиданными путями связывает судьба людей, определяя их жизненный и творческий выбор. Ныне известный поэт, Ерёмин в шестидесятые годы, работая врачом, публиковал свои стихи в районной газете «Победа», где за тридцать лет до того сотрудничал и откуда был арестован Николай Устиновч. После освобождения Устинович работал в «Красноярском рабочем» и в краевой писательской организации, а тогда ещё школьник Коля Ерёмин делал первые творческие шаги в литературном объединении 21-й красноярской школы. И журнал, в котором он был автором и редактором, получил творческое напутствие известного писателя. «Таким образом наши литературные судьбы оказались связанными. И он впрямую повлиял своей поддержкой на моё занятие творчеством сначала как любительским, а впоследствии профессиональным через краевую писательскую организацию, которая со времени его руководства была нацелена на поддержку начинающих писателей… Писатель пострадал от репрессии, был ограничен его творческий полёт… И как ему приходилось потом жить и писать, когда невозможно было самостоятельно издавать свои призведения и любая публикация проходила через цензуру… Я рад, что время у нас другое. Писатель может издаваться, в том числе через участие в грантовых программах. Считаю

грустного человека среди них. Я тогда не знал, что это был Николай Устинович. Его рассказы читал и любил с детства…В моей библиотеке и сегодня стоят старые потрёпанные книжки его рассказов. Я подошёл, потрогал их, и как-то сразу написались такие стихи: ЧИТАЕТ МАЛЬЧИШКА ТАЁЖНУЮ БЫЛЬ С обложки смахнув залежалую пыль, Раскроет мальчишка потрёпанный томик Таёжных рассказов таёжную быль Про лес, про зверей, про охотничий домик. необходимым переиздать собрание сочинений Николая Устиновича, организатором чего должна стать краевая писательская организация». Александр Демидович считает себя в краеведении последователем Николая Устиновича. Сколько чудесных открытий оставил нам писатель, внимательнейшим образом наблюдавший за жизнью в природе. Многие годы он вёл дневник фенологических наблюдений, в который заносил дату рождения первого подснежника, прилёта и осеннего перелёта птиц, первой песни жаворонка… В его рассказах за внешней простотой формы и содержания – такие же тончайшие наблюдения за природой человека. Александр Демидович, много сделавший для популяризации творчества Николая Устиновича в районе и в крае, и в литературе считает себя учеником писателя. Его так же, как и Устиновича, привлекают внешне неброские, но такие глубоко поучительные судьбы земляков, людей, живущих рядом. Когда-то, будучи студентом, он услышал при случайной встрече с Николаем Станиславовичем в свой адрес пророческие слова: «Ещё напишешь». И пишет… очерки, статьи, книги, неустанно раскрывая возможности природы и людей земли ингашской. Радуется, что живая память о писателе-земляке поддерживается в районе, в школах, библиотеках, музеях, в поддержке литературного творчества молодых. «На фундаменте творчества Николая Устиновича стоит журнал «Истоки», - признался Сергей Прохоров, главный редактор, составитель и автор этого начинавшегося как местный и за пять лет приобретшего международное признание издания. «Призрачно помню с юности: 1961 год. Городской парк имени Горького. Там проходит встреча с поэтом Константином Симоновым, стихи которого я очень любил, с красноярскими поэтами и писателями. И помню высокого, худого,

Пахнёт ароматом от хвойных ветвей, Призывно качнутся грибные туманы. Следы на снегу, следы на траве Зовут за собою в таёжные тайны. С потёртых, зело пожелтевших страниц, Где каждая строчка из самого сердца, С таёжных глубин, что без дна и границ, В таёжные дали откроется дверца. В те дали когда-то и он уходил. Сколь троп им исхожено трудных без лени! И Слово, как клад, он в тайге находил, Учась языку у зверей и растений. Прикроет мальчишка страничку, вздохнув, Как дверь в мир таёжный тихонько прикроет. На время прикроет, страничку загнув, Чтоб снова вернуться к таёжным героям. Я начинал свой журнал, опираясь на творчество нашего земляка. Благодатная почва нашей малой родины не оскудела. Много талантливых людей живут здесь. Я стараюсь печатать их произведения. Но сегодня в журнал приходят всё больше и больше авторов из других районов края, других краёв, областей, из-за границы… К юбилейным торжествам откликнулся реактор нижегородского литературнохудожественного журнала «Вертикаль», тоже писатель, наш земляк родом из Нижней Поймы: «Замечательно, что в Нижнем Ингаше будут отмечать столетие Н,С. Устиновича. Это писатель истинный, корневой, выросший на почве великой русской литературы. Он впитал в себя от неё не только высочайшую культуру, языковую традицию, но и глубокую мировоззренческую суть сострадания и любви к ближнему, к окружающему миру, живому и неживому. Я думаю, что нижнеингашцы по праву гордятся своим земляком. Творчество его не преходяще. Я убеждён – оно будет востребовано ещё многими поколениями сибиряков, теми, кто искренне любит русскую культуру и русскую литературу…»

275

Поэт из Красноярска Марина Маликова открыла для себя Николая Устиновича через знакомство с Сергеем Прохоровым и журнал «Истоки». Её « поразила задушевность его рассказов, любовь ко всему живому в природе». И она тоже выразила свои ощущения в стихотворных строках: Жизнь, как пружина сжатая, Вместила столько добра! Короткой была, жаркою. Нельзя про неё «была». Она ещё продолжается В детях его, во внуках. Жизнь его стала наукой – Добро против зла сражается. Хлебнул полной чашей горя: Так 37-й хлестнул, Что бед разлилось море, Но Духа его не согнул. В помощниках - братья меньшие. Природа сил придала. Всё выразил словом метким: В нём столько было тепла! Всё преодолел. Долг сына Исполнен им до конца. А Слово его стало силой, Вполне достойной венца. А жизнь его продолжается, И свет его миру светит. И правда с неправдой сражается. И книги читают дети. Работа конференции – а это была действительно творческая работа – завершилась принятием предложений, которые, как надеются участники, станут основой для создания районной целевой программы «Историкокультурное наследие как ресурс социокультурного развития Нижнеингашского района». Необходимо использовать природные, географические,

276

исторические условия, культурный потенциал и обстоятельства места рождения и творческое наследие известного писателя Николая Станиславовича Устиновича как возможность для района иметь «своё лицо». Изучение, сохранение и развитие культурноисторического наследия района – это важное условие формирования у населения сознания общности как представителей своей малой родины, значимости её в судьбе каждого. Принято предложение ежегодно проводить Устиновические дни на Нижнеингашской земле, приуроченные к дню рождения писателя – 18 мая. Мероприятия будут включать «неделю Устиновича» в школах, творческие конкурсы, фестивали, презентации новых книг местных авторов, встречи с писателями, художниками, музыкантами. Постоянным должен стать туристический маршрут «Тропой Устиновича», включающий природные памятники в окрестностях деревень Горелый Борок и Ивановка, сосновый бор, родники, Стасев хутор. Конференция предложила создать оргкомитет и рабочую группу по созданию музея Николая Станиславовича Устиновича в Горелом Борке. А органам местного самоуправления поселений и района предложено начать работу по организации и законодательному закреплению статуса ряда природных заповедных зон на территории района. Нам кажется, это было бы самым лучшим памятником и выражением признательности писателю, который отдал своё сердце своей малой родине – Нижнеингашской земле. И прославил её. Возможно, тогда очередной чиновник от культуры постесняется не знать, «кто такой Устинович?».

Лилия Енцова

Нижний Ингаш Фото Ирины Рупп Снимок: на память с Надеждой Устинович (в первом ряду справа)

Поэзия Валерий КАЗАЧКОВ Валерий Казачков родился в г. Казань. Закончил факультет журналистики Казанского университета. Был редактором газеты «Лес – Родине» г. Йошкароола, корреспондентом республиканских газет: «Молодой коммунист» г.Чебоксары, «Тувинская правда», редактором отдела новостей тувинского телевидения г. Кизыл. Более двадцати лет проработал в органах МВД. Служил в городе Кодинск, где публиковал стихи и рассказы в городской газете «Советское Приангарье», в г. Барнауле, где печатался в журналах «Встреча» и «Барнаул». Последнее время живет в г. Канск. ВОЛГА Эх, ты Волга, моя Волга, Сказка долгая моя, Те походные недолги, Вновь открытые края. Будоражит Волга память, Сердце бьётся в берега. А Есенинскую замять Сберегла ты, сберегла. Волга - песня, Волга - сказка, Волга - новь моей судьбы. Летних волн косая ласка Звуки слышала стрельбы. Волновалась и бурлила... Вновь расстреляна была, Но опять, как в сказке, сила В тебе сызнова жила. *** Очень дорог волжанам Терпкий запах реки. Предрассветное утро, Пароходов гудки, Смоляные причалы И обрыв берегов, И душистые травы На разливах лугов. Сосны ветви простёрли Над обрывами круч. Пробивается солнце Сквозь извилины туч. И волна, поднимаясь, Словно девичья грудь, Словно милого друга Просит лечь, отдохнуть. Дышит Волга покоем, А порою дерзка: Рвёт канаты и цепи, Обрывает троса. Ценит Волга свободу, Как большая Любовь,

Помогает народу Строить светлую новь! *** Прохладой томной напоён вечерний лес, И мгла сгущается, ложась на сердце раной. Не уезжать бы, так привык я здесь К берёзам милым приходить нежданно. К тропинке той, что вывела меня На грань любви, на грань сердечной муки. Не уезжать бы, только без меня Родные клёны высохнут от скуки. Привык к тебе, счастливец-соловей. Вновь твои трели согревают душу. Я увезу их в памяти своей, Чтоб в час любви опять тебя услышать! *** Ты для меня - создание из неги, Ты для меня - создание из грёз. Я вот тебя такую же увидел Среди понурых северных берёз. Тебя я видел в синеве Кавказа, Тебя я видел в окруженье роз, А вот не целовал ещё ни разу Я темных глаз и теплоту волос. ПАРОХОД Я помню чавканье колёс По глади голубой. И пахла палуба водой. А над рекой туман седой Вставал. Я рядом был с тобой. Ещё дремал поутру плёс, А пароходик вёз да вёз... И пахла палуба водой, А над рекой туман седой Вставал из глади голубой. ‘Гот пароход исчез, как сон. Я ж по сей день в тебя влюблен.

277

Наши зарубежные авторы

Борис ЮДИН

А иначе зачем живое слово? НАРЕЧЕНИЕ Строка ложится и легко и зримо, Как на страницы улиц первый снег. Потребность имя дать неукротимо Лососевым безумством в устьях рек. Но как назвать дождей сердцебиенье, Круженье птиц, проткнувших небосвод, И миг, когда дитя отображенье Своё в плену зеркальном узнаёт? А звёзд падучих стереофония Колышет сосны, тучи теребя. Окнооткрытье – это аутопсия, Когда ты по живому - сам себя. И жить не ново так же, как не ново Любить, грешить, замаливать грехи. А иначе зачем живое слово? А иначе зачем писать стихи? 38 ГРАДУСОВ В ТЕНИ Маревно, но даль легка. Жухнут и ржавеют листья. Перьевые облака Как мазки малярной кисти. Нескончаемые дни. Полдень. Середина лета. Бог устал : сидит в тени В треуголке из газеты. Полбатона и кефир, Спички, сигареты “Прима”. Вязь дорог, столбов пунктир. Шелест крыльев Серафима. *** О чем это лето - стрижом И зайчиком на гардине? О том, что мешают бикини И лучше ходить нагишом. О чём это лето навзрыд? О молниях в радужной ткани,

И что на балконах герани В грозу неприглядны на вид. А полночь - ничком на кровать, И жить от вопросов не легче, И август – монеткой за плечи, Чтоб выдалось лето опять. Но стукнул в окно Дед Мороз, Подгнил мандариновый ломтик, И выдал угрюмый синоптик Опять нереальный прогноз. БОТАНИЧЕСКОЕ Бездонны дни. Порочно дышат ночи. Свежа новорождённая листва, И таинства своих цветочных почек Бесстыдно распахнули дерева. Понятна тяга жениха к невесте И всё же непонятно ничего. А что там ощущает влажный пестик, Когда пыльца ложится на него? И для чего осенняя морока, След на снегу, приметы на пургу, Когда они уже познали Бога? А я, как ни стараюсь, не могу. *** Под осень эфемерны Заблудшие ветра. Я не хочу посмертно : Мне надобно вчера. Чтоб было чётко видно В далёком далеке Тату доски гранитной У дома на руке. Там, сидючи на шпиле, Петух клюёт звезду… Ах, как меня любили В неведомом году!

Борис Юдин - поэт и прозаик. Родился в Латвии. Учился на филфаке Даугавпилсского пединститута. С 1995 года живёт в США. Стихи и проза публиковались в журналах и альманахах : “Крещатик”, “Зарубежные записки”, “Стетоскоп”, “Побережье”, “Слово/Word”, “Встречи”, “LiteraruS”, “Футурум арт”, “Дети Ра”, «Зинзивер», «Иные берега», «Barkov`s magazine», «Время и место» и др. Автор восьми книг. Отмечен Премией журнала “Дети Ра”. Из письма Б.Юдина редактору журнала “Истоки” С. Прохорову: “Здравствуйте, Сергей Тимофеевич! Спасибо за письмо. Мне Ваше творчество,ваша поэтика близка, поэтому и участие в вашем журнале радостно.

278

Мария КОЗЛОВА Мария Козлова - член Союза композиторов края. Пишет, песни. Неоднократный победитель районных, краевых, областных конкурсов песенного творчества. Живет в д. Сулёмка Красноярского края.

Всё можно повторить ОДНА Я одна разгребу Эту грязь, эту боль. А тебя, как всегда, Не окажется рядом. И одна выпью Полный бокал за любовь. Вот такая судьба – И, наверно, так надо. И опять поплывут На восток облака, Будто годы мои – Их ни мало, ни много. Как ты, женская доля Моя, нелегка! Нелегка и долга К счастью жизни дорога. Я одна прогоню И тоску, и печаль. От бокала вина Сердце радости просит. То, что было вчера, Скроет ночи вуаль, И надежды мои Белым снегом заносит. Я одна разберусь – Что, когда и почём. А тебя нет и нет… Почему – не припомню… Только ты оглянись, Я подставлю плечо… И расколется боль, Всё собою заполнив… РАЗДУМЬЕ. А жизнь идёт У каждого своя. И что в конце, Никто, увы, не знает. Но молча Календарный лист срывает День новогодний января. Удержишь ли того, Кто был с тобой? Иль одиночество Пройдёт по сердцу болью… … Но, слава Богу, С верой и с любовью Душа стремится Путь пройти земной.

НЕ СЕГОДНЯ Пускай не сегодня Нам выпадет счастье. Пускай не сегодня, Но будет оно! На всё воля Божья, Мы все в его власти, И на небесах Уже всё решено. Пускай не сегодня, Но сердце поверит. Пускай не сегодня Проснётся весна. Надежда откроет Небесные двери, И чаша любви Будет света полна! Пускай не сегодня, Но счастье нагрянет! Пускай не сегодня День светлый придёт! А завтра Прекрасное утро настанет, Воскреснет душа И опять запоёт! ПО КРУГУ. На вираже крутых дорог Мы не заметили друг друга. Куда-то мчались со всех ног По заколдованному кругу. И всё быстрее кружит он, Уже не в кайф его вращенье. Не остановишь тот разгон, Поскольку жизнь – Это движенье. И вдруг – провал… Лишь бъётся мысль: - Не выпасть только бы из круга. Как получилось так, Что мы В нём не заметили Друг друга?..

Вот ветерок пахнул прохладой И шёпот листьев всколыхнул. … Внезапно огненной громадой Восток зарёю полыхнул! О, Боже! Что за красотища! В восторге глаз не отвести. И ничего душа не ищет, Ей просто некуда идти. ЕЩЁ НЕ ПОЗДНО Ещё не поздно. Сияет лик зари, Бледнеют звёзды. Всё можно повторить, Ещё не поздно. Есть белый свет берёз, Его сиянье. Есть радость чистых слёз В часы свиданья. Есть неба глубина, Реки теченье. Есть глаз голубизна И их свеченье. А если сердце вновь Беда расколет, Пусть защитит любовь Его от боли. Мир звёздной полосой По всей Вселенной Умоется росой Любви нетленной. И, нет, не говори, Что гаснут звёзды. Всё можно повторить, Ещё не поздно.

УТРО Ну, вот и утро, Слава Богу! Как ночь мучительно долга! Светлеет небо понемногу, И, словно парус, облака. Кругом стоит ещё затишье, Ни шороха, ни звука нет. Шагами тихими, чуть слышно, Ступает господин Рассвет.

279

Галина ЗЕЛЕНКИНА Зеленкина Галина Николаевна родилась 11 июля 1947 года в городе Бресте Беларусь. С 1960 года проживает в Сибири (до 1984 года в городе Братске Иркутской области, а с 1984 года и поныне в городе Кодинске Красноярского края ). Окончила энергетический факультет Иркутского политехнического института в 1971 году. Специальность – инженер-электрик. Работала проектировщиком в Группе Рабочего Проектирования на строительстве Братской, Усть-Илимской и Богучанской ГЭС. С 1997 года занимается писательским трудом. Автор романов: «Убийца неподсуден» (изд-во «Кларетианум» г. Красноярск) и «Звездочет» ( изд-во «Буква» г.Красноярск), а также нескольких книг стихотворений. Член Крымского клуба фантастов(г.Симферополь), член творческого клуба «Новый Енисейский литератор», член редакционного совета детского альманаха «Енисейка», член Союза писателей России. Печаталась в Украине, Чехии, Бурятии и России. НА ПЕРЕКРЁСТКЕ ДВУХ ЭПОХ Я не поверила словам, Я не поверила глазам, Я не поверила рукам ― И рядом нет Тебя… Чужая мысль по головам, Чужая тень по тормозам, Чужая рифма по строкам ― И больше нет Меня … Все прегрешенья прежних лет Любви сбежавшей прячут след На перекрестке двух эпох, Где жили Ты и Я… Там нас уже в помине нет, И время жизни гасит свет, Создав на миг переполох На свалке бытия… ЛЮБИМОМУ ПОЭТУ Мы с тобою, между прочим, Хорошо живём вдвоём ― Ты меня воруешь ночью, Я тебя ворую днём. Я ― твоя ночная Муза, Ты ― талантливый поэт. Крепче нашего союза Ничего на свете нет. ОБЕСПЕЧЕН «КВАРТИРОЙ» СОЛДАТ Обещали квартиры дедам к юбилею Победы, Но какой-то чиновник, родившийся после войны, Посчитал, что неважно, где мрут от невзгод чьи-то деды, И вписал себя в список защитников бывшей страны. Получил он квартирку, а дед, ветеран одноногий, Жить остался в хибаре, где нет санузла и воды,

280

А вальяжный чиновник, душою и сердцем убогий, Строил счастье своё на фундаменте чьей-то беды. Страшно жить в государстве, где совесть и честь вне закона, На войне было легче, там знаешь, кто друг, а кто враг. Дед надел ордена, и слезу уронила икона, Над которой висел полинявший от времени флаг. Пробежал солнца луч по лицу и рукам измождённым, Дед взглянул на икону, на ту, что купил с отпускных: -Ты прости меня, мать, не хочу уходить побеждённым, - И пошел на войну с равнодушием лиц должностных. Не осилил старик путь к чиновничьему кабинету, Где на троне сидел местный царь, отожравшийся всласть. Дед на землю упал, обнимая руками планету, На войне не погиб, так убила бездушная власть. Надрывались от жалости медные трубы оркестра, Был отрыт ветерану войны на кладбище окоп. А чиновник назавтра черкнул против строчки реестра: «Обеспечен квартирой солдат». Не тревожили чтоб.

Стихи детям

Тамара ГОРДИЕНКО Тамара Гордиенко – поэт, прозаик, публицист, переводчик. Член Национального союза журналистов Украины. Заслуженный журналист Украины. Произведения Тамары Гордиенко публикуются в периодических изданиях Украины, России, Болгарии, Германии, США. Пишет на русском и украинском языках. Переводит с чешского и украинского. Тамара Гордиенко автор 11 книг стихов, прозы и публицистики, книг для детей. Среди них: «Офицерские жёны» (Москва, «Воениздат», 1989), «Тайна фиолентовского грота» (Севастополь, «Библекс», 2007), «Времена жизни» (Севастополь, «Дельта», 2008), «Невипадкова зустріч» (Львов, «Полипресс», 2008), «Побег из империи Питона» (Севастополь, «Рибэст», 2012) и другие. Член Национального союза писателей Украины с 1994 года. НА ГРАФСКОЙ ПРИСТАНИ На Графскую пристань Ходили мы с папой. Там каменный лев Мне протягивал лапу. Я вежливо Львиную лапу пожала И: «Будем знакомы!» – Ему я сказала. Потом я ко льву Повернулась другому И тоже промолвила: - Будем знакомы! – Теперь я на Графскую Часто хожу. Теперь я со львами На Графской дружу. ДВА АДМИРАЛА Идут два адмирала Походкою матросской. У них – мужская дружба, Они вдвоём всегда. Они идут по Графской, Заходят на Приморский. Они – морские волки И не разлей вода. Красивы их тужурки, Их кортики отменны. И золотом сияют Награды на груди. Они любимый город Прославят непременно. Их битвы и победы, Конечно, впереди. Два друга-адмирала По городу шагают. И с доброю улыбкой Глядят им люди вслед. Два друга-адмирала О будущем мечтают. Ведь этим адмиралам Всего по восемь лет. В ЦИРКЕ ШАПИТО Разгораются глаза: Ах, какие чудеса! Обезьянка на манеже Скачет, словно егоза. Рыжий клоун – вот чудак:

Сядет этак, сядет так!.. Падает с велосипеда, Не везёт ему никак. Акробаты и батут. Зебры, лошади, верблюд… Всё летит, шумит, мелькает, Всё сверкает там и тут. У жонглёра – булава. А у клоуна – халва. Громко музыка играет, Так, что – кругом голова!.. Недовольным здесь зато Не останется никто. Ведь не зря к нам цирк приехал Под названьем «Шапито». В ДЕТСКОМ ПАРКЕ В детском парке паровозик Малышей охотно возит. Их приходит очень много На железную дорогу. Прибежала быстро Ирка – Будет первой пассажиркой. А за ней явился Лёшка, Опоздал опять немножко. Третьим был, конечно, Петя! Он всегда приходит третьим. Вмиг проверила билеты У ребят кондуктор Света. Тут же дал гудок Антон: Машинист сегодня он. И отправились друзья Вместе в дальние края. СОЛНЫШКО ПРОСНУЛОСЬ Солнышко проснулось, Потянулось. Солнышко умылось, Улыбнулось. И к чему оно Ни прикасалось, Всё на свете Весело смеялось. Золотой подсолнух В огороде Хохотал При всём честном народе. Чёрная смородина – Девчонка-егоза – Щурила от смеха

Бусины-глаза. А малина прыснула – Ярким соком брызнула. ПЫЛЕСОС Отрастил наш пылесос Длинный-длинный хобот-нос. Всюду он его суёт: Под диван и за комод. Карандаш, бумажку, мел – Что увидел, то и съел. Всё убрал до вечера. Больше делать нечего. И тогда он от тоски Съел Алёшины носки. Закричал Алёша: -SOS! Отключите пылесос!.. НАСТОЯЩИЙ МОРЯК Шурке купили Кожаный мяч. Прыгучий и звонкий, Красивый – хоть плачь! Я дуться, я злиться, Я плакать не стану. Я папину форму Из шкафа достану. Я в брюки нырну, Застегну я рубашку, Чуть-чуть набекрень Я надену фуражку. И солнце блеснёт В золотых якорях. Все скажут, что я – Настоящий моряк. Одёрну, как папа, тужурку, И лопнет от зависти Шурка!

281

Читатель размышляет

Татьяна АКУЛОВСКАЯ

КТО ЗАПРЕТИТ МНЕ ЧИТАТЬ «ОЛЕСЮ» КУПРИНА?.. В тринадцать-четырнадцать своих лет я полюбила читать А.Куприна. Недетские рассказы о любви. Один из них - “Олеся”. Много-много раз читала, перечитывала возвышенные строки о чувственной любви лесной дикарки и молодого барина. Мне нравились эксперименты героини: когда она взглядом “роняла” идущего впереди друга или когда, чиркнув ножом по запястью, останавливала заговором капавшую его кровь. Это было мне знакомо и понятно, потому что моя бабушка тоже умела лечить детей от испуга, например. Я, бывало, слышала от соседок, что бабушка Груня то заикание вылечила человеку, то “рожу” заговорила (рожистое воспаление). Когда стала постарше и в моих соседях оказалась другая бабушка, Мария, тоже колдунья, я ходила к ней, просила поворожить на картах и записала за ней в тонкую тетрадку заговоры, под её диктовку. Нехристь я тогда была. И вот сегодня, в мои пятьдесят пять свершившихся, после безбожных и “Божественных” (в которые нагрешила ещё больше от незнания и непонимания духовной жизни, по неофитству своему) лет возник у меня с одним человеком спор-недоумение: должна ли я, православная, воцерковлённая согласиться с размещением в журнале, в котором работаю, оккультного плана рассказ, такое же стихотворение. Довод, приведённый спорящей со мной стороной, был такой: “Что ж, теперь и “Олесю” Куприна запретить?”. И мне захотелось взглянуть на «Олесю» православным взглядом: ведь в старости я ещё не перечитывала эту незабываемую повесть. Она ведь классическая, так неужели ж, действительно, запретить? Но, сколько помню себя, эта повесть не принесла мне вреда, читала её с огромным удовольствием: она про любовь! Которой выше ничего нет! Открыла, боясь разочарования, с трепетом.... Разговор барина со слугой. Из него сразу ясно отношение к колдуньям, которых местные хлопцы прогнали жить в лес: народ их не терпит, и Ярмола встаёт против того, чтоб барин к ведьмам пошёл: грех де это - к ведьмакам ходить. И слуга, и всё население посёлка знает, что за чародейство положена каторга. Что ж? Вещи названы своими именами. Барин, невзирая на суеверный ужас слуги своего, всё-таки отправляется в лес. Кого ж он там находит? “Да ведь это - Мануйлиха, ириновская ведьма”, - мелькнуло у меня в голове, едва я только повнимательнее вгляделся в старуху. Все черты бабы-яги, как её изображает народный эпос, были налицо: худые щёки, втянутые внутрь, переходили внизу в острый, длинный дряблый подбородок, почти соприкасавшийся с висящим вниз носом; провалившийся беззубый рот беспрестанно двигался, точно пережёвывая что-то; выцветшие, когда-то голубые глаза, холодные, круглые, выпуклые, с очень короткими красными веками, глядели, точно глаза невиданной зловещей птицы. - Здравствуй, бабка! - сказал я как можно приветливее. - Тебя уж не Мануйлихой ли зовут? В ответ что-то заклокотало и захрипело в груди у старухи; потом из её беззубого, шамкающего рта вырвались странные звуки, то похожие на задыхающееся карканье старой вороны, то вдруг переходившие в сиплую обрывающуюся фистулу: - Прежде, может, и Мануйлихой звали добрые люди.... А теперь зовут зовуткой, а величают уткой. Тебе что надо-то? - спросила она недружелюбно и не

282

прекращая своего однообразного занятия». Вот так. У А.Куприна мне всё ясно, обмана никакого. Не только сама Мануйлиха, но и её прекрасная внучка осознанно служат бесам. «Нет, голубчик.... Может быть, вам и не понравится, что я скажу, а у нас в роду никто не венчался: и мать, и бабка без этого прожили.... Нам в церковь и заходить-то нельзя.... - Всё из-за колдовства вашего? - Да, из-за нашего колдовства, - со спокойной серьёзностью ответила Олеся. - Как же я посмею в церковь показаться, если уже от самого рождения моя душа продана ему. - Олеся.... Милая.... Поверь мне, что ты сама себя обманываешь.... Ведь это дико, это смешно, что ты говоришь. На лице Олеси опять показалось уже замеченное мною однажды странное выражение убеждённой и мрачной покорности своему таинственному предназначению. - Нет, нет.... Вы этого не можете понять, а я это чувствую.... Вот здесь, - она крепко притиснула руку к груди, - в душе чувствую. Весь наш род проклят во веки веков. Да вы посудите сами: кто же нам помогает, как не он? Разве может простой человек сделать то, что я могу? Вся наша сила от него идёт.» Вот так у А.Куприна. Честно. Правда жизни. Две обманутые нечистой силой, несчастные женщины молодая и старуха. Что ж мы имеем в нашем рассказе, из-за которого весь сыр-бор? А там всюду ложь. Там тихая, милая, уютно-молчаливая, добрая бабушка, от которой никто плохого слова за всю жизнь не слыхал. В это можно поверить. Только у старушки разнообразные видения. Одно из них - девки-Алёны. Которая потом вдруг обнаружилась в лике иконы Божией Матери. И добрая наша бабушка всегда хотела людей лечить, ожидала этот дар в себе обрести. Без труда. Магически. И, по словам автора рассказа, он ей, этот ожидаемый дар, давался. Общеизвестно, что святым Божьим угодникам Бог давал дар исцелений, от которого они, многие, отказаться старались, умолить Господа, чтоб его назад забрал: так заботились о спасении своей души. Но у нас в контексте звучат слова: дар давался. Тогда спрашиваю: «Кем? Кто дал?» Мне так хочется вернуться к любимому Куприну, потому что рассказ его правдив: там нет маскировки, зло не рядится под добро. Болезнь героя со страшными сновидениями, бред тёмный, жуткая и угнетающая грозная жизнь в его снах.... И после всех событий Свет любви сияет и побеждает: « - Ты боишься церкви, Олеся? - повторил я. Она молча наклонила голову. - Ты думаешь, что Бог не примет тебя? - продолжал я с возрастающей горячностью. - Что у него не хватит для тебя милосердия? У Того, Который, повелевая миллионами ангелов, сошёл, однако, на землю и принял ужасную, позорную смерть для избавления всех людей? У того, кто не погнушался раскаянием самой последней женщины и обещал разбойнику-убийце, что он сегодня же будет с ним в раю?». «Но женщина... женщина должна быть набожна без рассуждений. В той простой и нежной доверчивости, с которой она отдаёт себя под защиту Бога, я всегда чувствую что-то трогательное, женственное и прекрасное». Кто ж это сможет запретить мне читать «Олесю» Куприна?..

Юбилей В марте, мае и июле 2012 года отметили свой юбилей: писатель Николай Станиславович Устинович, поэт и прозаик, редактор журнала “Истоки” Сергей Тимофеевич Прохоров, художник и поэт Виктор Степанович Псарёв.

Нижнеингашские юбиляры у своих «ИСТОКОВ»

100

Николай Устинович

Сергей Прохоров

Виктор Псарёв 283

ТЕЛЕГРАМА

Дорогой Сергей Тимофеевич! Решением Президиума Международной Федерации русскоязычных писателей №64 от 12 июля 2012 года за верность традициям, высокий профессионализм, вдохновенный труд, яркие произведения, весомый вклад в русскую словесность, национальную культуру и в связи с 70летним юбилеем Вы награждены орденом «Культурное наследие» Мы от души поздравляем Вас, дорогой Сергей Тимофеевич, и желаем Вам новых творческих вершин, благополучия, радости, здоровья – настоящего счастья! С уважением Олег Евгеньевич Воловик – Президент Международной Федерации русскоязычных писателей. Михаил Вадимович Болдырев – Председатель Совета литературного наследия. Виктория Вячеславовна Бондар – Отв. Секретарь МФРП. Будапешт-Лондон-Москва.

РЕЗЮМЕ Неожиданно, но приятно! Приятно, что где-то в далёком Будапеште - в стране, где я никогда не бывал и где находится резиденция Президента Международной Федерации русскоязычных писателей, вспомнили о скромном труженнике литературы из далёкой провинциальной глубинки необьятной Сибири и удостоили его столь высокой награды.. А Виктор Степанович Псарёв - талантливый художник и мой земляк и друг наваял в честь этого мой портрет. Сергей Прохоров. 284

Худ В.Псарёв

Стихи детям

Сергей Прохоров

КОРОВА ПЛАСТИЛИНУШКА СТИХИ ДЛЯ ДЕТЕЙ

КОРОВА ПЛАСТИЛИНУШКА Сергеевой Насте Взял я в руки пластилин И… корову смастерил: Рогатую скотинушку Корову Пластилинушку. Прилепил ей к брюху вымя И пастись к лужайке вывел. А лужайка длинная, Тоже пластилиновая. Попасётся пусть, пока Не накопит молока. Чтобы в том порядок был, Пастушка еще слепил, Пластилиновый рожок, И сказал: - “Играй, дружок!” Чтоб коровушка моя, Травку сочную жуя, Вымя – полные края Сладким, вкусным молочком, И сырком, и творожком… Аппетит свой не тая, На лужайку выйду я, Во весь голос закричу: - Молочка попить хочу! И коровка со всех ног От лужайки на порог. Вымя прямо мне на стол Не ведро, а литров сто! Топнет радостно ногой, Промычит: - Пей, хозяин дорогой,

Не кричи! Я ж обратно на лужок, Попасусь. А пастух трубит в рожок Шибче пусть. Я, под музыку жуя, Сверхактивная… Ах, коровушка моя Пластилиновая! КУЗНЕЧИК-МЕЛОМАН На зелёненькой лужайке, Между двух весёлых речек, Что текли, наверно, в море, А, быть может, в океан, На трёхструнной балалайке Всё наигрывал кузнечик То ли танец очень модный, То ли уточкам канкан. Или просто трали-вали, Или даже гопака, Только утки танцевали, И лягушки танцевали, И рыбёшки танцевали, Не устал играть пока Развесёленький кузнечик,

Средь козявок меломан, На лужайке между речек Двух текущих в море речек, А, быть может, в океан. ДРУЖНАЯ КОМПАНИЯ Три щенка-щенёночка, Три зверька-зверёночка Жили дружно-весело, Жили, не дрались. И поймать котёночка, Вредного котёночка,

Хитрого котёночка Вместе поклялись. Но на то и хитренький, И совсем невредненький, А, напротив, добренький Тот котёнок был. Он им сказку-сказочку, Вкусную заквасочку Про мяско, колбасочку Взял и сочинил. Ах, с каким хотением, С вкусным настроением, С жадным нетерпением Сказки внемля той, Верили котёночку 285

Дружных три щенёночка, И теперь компанию Не разлить водой. КОТ ВАСИЛИЙ Вот уже который год В нашем доме кот живёт, Рыжий кот Василий, Умный, смелый, сильный. Ловит он мышей и крыс. Все зовут его: “ Кис-кис!” По утрам мурлычит он, Как в прихожей телефон: - Мур-р-р, мур-р-р, мур-р-р! Азартно Всех зовёт на завтрак. Кушать хочется ему. Шепчут все ему: “Мур-р, мур-р!” Но однажды, вот дела! Кот колбаску со стола, Вроде, как бы невзначай И пролил, вдобавок, чай. И, в душе к коту добры, Все кричат ему: “Брысьбрысь!”

НАСТУПИЛ НА УХО Ох, тяжёл медведь – не муха, Наступил себе на ухо И теперь не может петь, Только горестно реветь. Не берут его с тех пор Ни на спевки и ни в хор. Потому, что он фальшивит,

По всем нотам перебор. И рычит всему в укор.

МУРАВЕЙ ПОСТРОИЛ ДОМ Эта сказочка о том, Как однажды Муравей построил дом Двухэтажный. И причиною тому, Скажем честно, В муравейнике ему Стало тесно. И, вдобавок ко всему, Он влюбился. И куда вести жену, Долго бился. А потом взял мастерок И лопату. И теперь есть свой порог, И палаты, И красавица жена Муравлинка, И прелестна, и стройна, Как картинка. Мы об этом потому Рассказали, Что живут они в дому Всем на зависть.

УТЁНОК-ТАНЦОР Было дело как-то раз: Наш утёнок выдал пляс: Вертит клювом, крутит задом, Ласты жёлтые вразлёт, На лужаечке за садом 286

Представление даёт. Го-го-ток на всё село. И поехало-пошло... Наш утёнок под задор Лучший на селе танцор.

НАШИ ДЕДЫ – ЧУДАКИ У Серёжиного деда, Когда маленьким тот был, Не было велосипеда, Он в детсад пешком ходил. И мечтал о рыжем пони, О крылатом Горбунке, (Тогда в моде были кони), Чтобы мчаться налегке Над морями и лесами С ветерком вперегонки. Вы прочтите сказку сами: Наши деды – чудаки.

БАБУШКИН ЗОНТИК Однажды внучка Сонечка Гуляло в дождик с Солнышком И оба были счастливы, притом. Дождинки сверху капали, А им совсем ни капельки Под бабушкиным стареньким зонтом.

ПАУЧОК И КРЮЧОК Жил на свете Паучок – Добродушный толстячок. Он имел клубочек ниток И вязальный к ним крючок. А крючок тот не простой, В своём деле – золотой: Так искусно плёл он сети Между веток и кустов. Кто в сетях тех побывал, С Паучком чаи пивал. Очень уж гостеприимным Паучок тогда бывал.

ТРАВИНКА И КОСАРЬ Росла в лесу травинка – Зелёная кровинка. Дружила с муравьями И утренней росой. И радовалась солнцу, Как доброму знакомцу, Не знала, что однажды Придёт мужик с косой. Мужик не злой - хороший Он поплевал в ладоши: «Кормить коровку надо Чтоб не упал надой». И потекла с травинки Зелёная кровинка, Чтоб снова народиться Травою-муравой. ДОБРЫЙ ДРУГ ГИППОПОТАМ Взяли звери нынче моду: Ходят в гости к Бегемоту. В дни рожденья, просто так. Бегемот, ведь, - простота.

Он и встретит, и приветит, Сладким чаем угостит, На вопросы все ответит И обиды все простит. Потому, что он большой, И с такою же душой, И всем нужен: здесь и там, Добрый друг Гиппопотам.

ДОЖДИК БЕЗ КАЛОШ Дядя Дождик был хороший, С тучки падать не хотел И забыл надеть калоши, Весь промок и заболел. И лежит теперь он в луже, Никому уже не нужен. Солнце, выгляни скорей, В луже дождика согрей, Протяни ему ты ручку, Забери опять на тучку. Хоть в жару он и хорош, Пусть не ходит без калош

БЕЗ НОЖА И ЛОЖЕК Сел в лесу обедать Ёжик, Стол свой начал накрывать. Нету вилок, нету ложек. Чем, скажите, суп хлебать? Как мне яблоко очистить, Если нету и ножа. А взамен салфеток листья? Надо тут соображать. И, подумав, ёжик выпил Суп из чашки через край, Яблочко листочком вытер И... наелся до утра.

МЫШКИНА ЛЮБОВЬ Ах, что было! Ох, что было! Не поверишь никогда: Мышка страстно полюбила (Всех мышей от страха било) Отгадай кого?

Кота! ЛЕСНОЕ ЧУДО Раз в лесу собрались звери И глазам своим не верят: На траве в ночной тиши, Освещая ярким светом Словно солнце жарким летом Чудо чудное лежит. Смотрят звери под и над На сверхдивное зерцало: Толи это чудо-клад, Толи Солнышко упало?

ШАРИК-КИСА МЯУ-ГАВ Стать художником решил Маленький Сережа. Он нашёл карандаши, Лист бумаги тоже. 287

Так и манят, будто клад... Ах, какая красота! Набери её в лукошко, Посоли, пожарь немножко То-то будет вкуснота!

Усадил на стул Щенка: - Попозируй мне пока! Но не в силах усидеть Шарику на стуле: Так и манит посмотреть, Как там друг рисует? И к тому ж к Сереже льнёт, Спинкой трясь, подлиза-кот. С нетерпенья (Вот дела!) Шарик скачет, как юла... От усердия взопрев, Дописал шедевр Серёжа. Смотрит Шарик на портрет, На кого же он похожий? И Сережа не поймёт, Где тут хвост и чей тут рот? Как щенку взамен хвоста Он пририсовал кота? И, глазами поморгав, Подписал шедевр Сережа: «Шарик-киса Мяу-Гав, На моих друзей похожий».

ОЧЕНЬ ВКУСНЫЕ ГРИБЫ Вы не видели, ребята, Как в лесу растут маслята? Очень вкусные грибы! Только травку разгреби: Друг за дружкою подряд Шляпки золотом горят.

288

ЗЛОЙ КОМАР И ДОБРЫЙ СЛОН На Слона пустив слюну, Говорит Комар Слону: - Ты большой, а я голодный, Добрый ты, а я вот злой. Твоей крови благородной Дай напиться мне с лихвой. А не то, скажу я всем:

С потрохами тебя съем. Испугавшись, Слон вздохнул, Хоботком слегка махнул, И куда Комар девался, До сих пор не догадался. ЖИЛА-БЫЛА ВОРОНА Жила-была на свете Обычная Ворона, Которой всё хотелось Чего-то, как и всем. Сидела на диете. Любила сыр варёный И целый день вертелась, Как белка в колесе. Чуть свет - уж в огороде Иль в роще за грибами. Детишек в доме куча Попробуй прокорми. А хочется по моде: С помадными губами, А, может, и покруче Предстать перед людьми. И шила, и вязала На деток и на мужа,

Порою не до песен, Но хочется завыть. А денег в доме мало, И муж - лентяй к тому же. Тут бейся иль не бейся – Достатку не прибыть. И мыкалась бедняжка, Веретеном вращаясь, То в поле, то на рынке Верша свои дела. И вот она однажды, Из лесу возвращаясь, Случайно на тропинке Вдруг денежку нашла. Какое счастье было! Нежданной была радость. Враз справила покупку, Подаркам нет числа. Всего понакупила: Себе, детишкам сладость, И муженьку родному Обновку принесла.

Публикация в журнале подборки стихов для детей “Корова-Пластилинушка” была в скором времени издана отдельной книжкой в цветном варианте по инициативе администрации Нижнеингашского района.

2013-й год Вышли в свет 2 номера литературнохудожественного и публицистического журнала «Истоки» тиражом в 600 экземпляров. Опубликовано 122 автора

289

Культура

Астафьевская затесь в Нижнем Ингаше

…26 марта 2011 года в стенах Красноярской краевой научной библиотеки, где не раз писатель читывал свои произведения, состоялось первое заседание клуба почитателей Виктора Петровича Астафьева «Затесь». Решили не просто собирать, предаваясь воспоминаниям, а отыскивать факты народного почитания писателя, собирать их. В.Майстренко.

И этих фактов, нашлось столько, что их не смог вместить на своих страницах вышедший вскоре Межрегиональный литературнохудожественный альманах «ЗАТЕСЬ». Уже готов и второй номер. Всё дело в финансировании издания. А каков альманах! И в руки взять приятно (оформлен красочно, с выдумкой и мастерством), и почитать есть что. Не просто почитать, а побывать в добром, по-семейному окружении писателя, глубже понять и вновь открыть для себя Виктора Петровича: его боль, его радость о простом, о земном, о человеческом через Слово, им сказанное, его друзьями, знакомыми. Такого не отыщешь ни в одном библиографическом справочнике. Клуб почитателей Астафьева не только регулярно собирается в краевой научной библиотеке. Они идут в народ. 6 ноября представителей клуба посибирски гостеприимно встретил Нижний Ингаш – самый отдаленный - в 300 километров - таежный поселок края. Собирались было в Енисейск (он ближе), да перетянуло на весах выбора то, что в Нижнем Ингаше особая творческая аура. Здесь родина писателя Николая Устиновича, художника Андрея Поздеева, чьи имена с мировой известностью. И здесь уже 6 лет издается литературнохудожественный и публицистический журнал 290

Предваряя книгу знаменитых своих «Затесей», Виктор Астафьев поясняет: «Затесь – сама по себе вещь древняя и всем ведомая– это стёс, сделанный в памяти людской на дереве топором или другим каким острым предметом. Делали его первопроходцы и таёжники для того, чтобы белеющая на стволе дерева мета была видна издалека, и ходили по тайге от меты к мете, часто здесь получалась тропа, затем и дорога, и где-то в конце её возникало зимовье, заимка, затем село или город».

«ИСТОКИ», отмеченный на международной книжной ярмарке в Красноярске в 2010 году как самый необычный издательский проект, когда-либо появлявшийся на красноярской земле и который тоже имеет сегодня, можно сказать, мировую известность: журнал читают в Белоруссии, Украине, Казахстане, Финляндии, Германии, Швеции, Америке. А два номера: 17-й и 19-й находятся в европейском отделе самой крупной мировой библиотеки «КОНГРЕСС» в Вашингтоне. Вот и решили ехать в Нижний Ингаш. Да к тому же это был и ответный визит. На первую презентацию «ЗАТЕСИ» нижнеингашцев не очень-то ожидали из-за дальности пути, а они взяли да и прибыли первыми, так как любят и помнят Астафьева. - Для меня Нижний Ингаш раскрылся и засиял разными красками, благодаря Сергею Тимофеевичу Прохорову и его единомышленникам, которые предприняли вдали от столиц невиданное дело: издание толстого литературно-художественного и публицистического журнала,- поделилась своими впечатлениями на встрече Валентина Андреевна Майстренко: - Когда берешь в руки журнал «Истоки», невольно вспоминаются слова Александра Исаевича Солженицына, сказанные им после поездки по России, что возрождение пойдет

из самой её глубинки. Почти 3 часа в читальном зале библиотеки имени Устиновича царил и властвовал, радовал и наводил на грустные размышления дух Виктора Петровича. Он как бы присутствовал в зале, сойдя с кадров авторского фильма Кристины Пырх «У астафьевских родников». - Об этом фильме вы сможете прочитать в нашем альманахе,- сказала Валентина Майстренко, указывая на солидную стопку книжек и журналов. - Мы привезли в подарок нижнеингашцам книгу воспоминаний «Затесь на сердце, которую оставил Астафьев» и межрегиональный литературнохудожественный альманах «Затесь». Понятно, почему мы назвали его так. По знаменитым астафьевским «затесям». Помните, как выбирался он парнишкой из темного леса и встретил спасительные затесочки на деревьях: «Но затеси... искрящиеся медовыми капельками... вели и вели меня вперед...» И когда мы создавали при краевой универсальной научной библиотеке при отделе литературы по искусству наш клуб почитателей Виктора Петровича Астафьева «Затесь», и когда предприняли издание альманаха «Затесь», мы ставили одну цель: пойти по астафьевским зарубкам вслед за писателем, объединить литераторов, близких ему по духу, чтобы одаряло светом людей золотое русское слово и вело их вперед вопреки всякой тьме. Интересным было выступление кандидата филологических наук, научного консультанта книги-фотоальбома «Затесь на сердце. Астафьев в памяти людской», книги-

летописи «Река жизни Виктора Астафьева» и других изданий, составителя сборников православной лирики А.С. Пушкина, С.А. Есенина Антонины Федоровны Пантелеевой. Антонина Федоровна подарила библиотеке целую связку книг современных авторов и классиков. И ни один из присутствующих не остался без книжки. Дорогие гости из столицы края щедро одарили и библиотеку, и почитателей Астафьева альманахом «Затесь», книгой «Затесь на сердце, которую оставил Астафьев». У редактора альманаха и автора книги «Затесь на сердце» аж рука занемела от автографов. А редактор журнала «Истоки» Сергей Прохоров прочел новое только что написанное им стихотворение «Домик у дороги», спел песни “К истокам” и “Зов Царь-рыбы” посвященные Виктору Петровичу. Сергей ТИНСКИЙ Фото Анатолия Ерохина

291

Наши зарубежные авторы

Анатолий Аврутин

Анатолий Юрьевич Аврутин -- поэт, переводчик, критик, публицист. Родился в 1948 г. в Минске, окончил Белгосуниверситет. Автор двадцати поэтических книг, изданных в России, Беларуси и Германии. Главный редактор журнала «Новая Немига литературная», в 2005--2008гг. -- первый секретарь Правления Союза писателей Беларуси. Член-корреспондент Академии поэзии и Петровской академии наук и искусств. Лауреат международных литературных премий им. Симеона Полоцкого, им. Сергея Есенина «О Русь, взмахни крылами…», российских премий им. А.Чехова, им. Б.Корнилова, им. Н.Минского, «Русь единая», украинской премии имени «Молодой Гвардии», премий журналов: «Аврора», «Молодая Гвардия» и др. Название «Поэт Анатолий Аврутин» в 2011г. присвоено звезде в созвездии Рака. Живет в Минске.

292

*** Не брести, а скакать по холмам помертвелой Отчизны, На мгновенье споткнуться, ругнуть поржавелую гать, Закричать: «Ого-го-о…», зарыдать о растраченной жизни… Подхватиться и снова куда-то скакать и скакать. Только стайка ворон да вожак ее странно-хохлатый Будут видеть, как мчишься, как воздух колеблет вихры… Да забытый ветряк, будто воин, закованный в латы, Тихо скрипнет крылом… И опять замолчит до поры. Только черная рожь да какая-то женщина в белом, Что остались одни одиноко под небом стоять, Могут встретить коня вот с таким седоком неумелым: Он кричит против ветра, но мчится опять и опять. Завтра солнце взойдет, из-за тучи восторженно брызнет. И никто не припомнит, ловя озорные лучи, Как нелепый седок среди ночи скакал по Отчизне, И рыдал… И метался… И сгинул в беззвездной ночи. *** Что не по-русски -- всё реченья, Лишь в русском слове слышу речь, Когда в небесном облаченье Оно спешит предостеречь От небреженья суесловий, Где, за предел сходя, поймешь, Что языки, как группы крови, Их чуть смешаешь -- и умрешь. *** И люблю… И боюсь… И смеюсь… И рыдаю над теми, Кто, страдая, не выжил средь этих унылых широт. Просто в омут нырнул… Просто канул в промозглую темень… Просто, веря, что умер, на этих просторах живет. И когда в полумгле всё скрипит полувысохший тополь, Легкокрылую сойку единственной веткой держа, Слышу гуннов забытых тяжелый и мертвенный топот, И всё жду,

что ордынец вдруг вынырнет из камыша. И начнут они жечь, что еще на Руси не сгорело, И руины соборов в руины руин превращать… Будут плети свистать, и плененное женское тело, Ту любовь ненавидя, начнет им любовь отдавать… Что-то ухнет в ночи… Пропоют о своем половицы… И, как будто с похмелья, я в черной ночи подхвачусь. И понять не смогу, если всё это только мне снится, Почему так печальна пресветлая девица-Русь? Почему же и днем Путь-дороженьку шарю на ощупь, В обмелевшей запруде давно зацветает вода?.. Только сизая хмарь… Новых гуннов тяжелая поступь… Да раскисший проселок, который ведет в никуда… *** Судьба -- родиться Гончаровой: Мечтой… Шалуньей… Натали. Кокеткою высокобровой… Заставить Пушкина молить, Отдать ему любовь и руку… И в браке Пушкиною стать, Уже предчувствуя разлуку И смерти раннюю печать, Что брошена на лик поэта… И овдоветь… И стать Ланской… Но, главное, -- пройти сквозь это По злобной памяти людской, Такой безжалостно-суровой, Перед которой прах -- не прах. И все ж остаться Гончаровой. Одной… Единственной… В веках… *** Четвертый час… Неясная тоска… А женщина так близко от виска, Что расстояньем кажется дыханье. И так уже бессчетно зим и лет -Она проснется, и проснется свет, Сверкнет очами -- явится сиянье. И между нами нет иных преград, Лишь только этот сумеречный взгляд, Где в двух зрачках испуганное небо. А дальше неба некуда идти: На небеса ведут нас все пути… На тех путях всё истинно и немо.

Погасла лампа… Полная луна Ее телесным отсветом полна, Ее плечо парит над мирозданьем. И я вот этим худеньким плечом От боли и наветов защищен, Навеки защищен ее дыханьем. Струятся с неба звездные пучки, А нагота сжигает мне зрачки, И нет уже ни полночи, ни взгляда. Есть только эта шаткая кровать: На ней любить, на ней и умирать, И между этим паузы не надо…

ПАМЯТИ ОТЦА 1 Родина… Родители… Рожденье… Рожь… Россия… Розвальни… Росток… Роковое слов кровосмешенье, Роковое чтенье между строк. Сызмалу я нет, приучен не был Трепетать от трелей соловья… Грозовая утренняя небыль, Роковая Родина моя. Но уже тогда я чуял кожей С родником и рощицею связь, С драною кошелкой из рогожи, Где ромашка робко привилась. Жизнь вносила росчерком неровным Правки в мельтешенье лет и зим. Не бывает кровное бескровным, Не бывает отчее чужим! Папы нет… Никто не молвит: «Сынку, Знай свой род и помни про него!..» Поздняя слезинка как росинка… Робкий свет… И больше никого… 2 Кто во гробе?.. -- Папа мой лежит, А вокруг -- гвоздики да мимозы… Мама бы заплакала навзрыд, Но давно уж выплаканы слезы. Пусть Всевышний так провозгласил -Папа вскрикнул… Сбросил одеяло… Мама б молча рухнула без сил, Но давно уж силы растеряла. Стылой прелью тянет от земли… Что же ты наделал, святый Боже? Маму б в черном под руки вели, Но она давно ходить не может. Лишь бессильно смотрит и молчит… Снег на веках папиных не тает… И невольно плачется навзрыд, И под горло вечность подступает…

293

Поэзия

Валерий Басыров г. Симферополь

Увидел звезды среди рос ВЕЩЕЕ СОМНЕНИЕ Хрипит закат, в крови утопленный, И пепел сеется у звезд… Через столетья слышу вопли я Горящих киевских берез. И вижу лица я надменные Моих прапрадедов — татар, А рядом пленники согбенные: И стар и млад, и млад и стар… Над церковью над Десятинною Давно завис вороний грай. Конец. Безудержной лавиною Растоптан Ярослава край. Но почему такой усталостью Подернут властный взгляд Бату: Его мечта не знала жалости, Мечом он подгонял мечту. Глаза спокойным безразличием, Как сном, напоены его. В погоне вечной за величием Все получил — и ничего. К ногам владыки сносят воины Иконы, ризы и кресты… Грабеж у сильных узаконенный — Часть исполнения мечты. Но как понять их, нераскаянных (упрям здесь каждый урусит, как совесть раненой Руси), Сраженных насмерть, заарканенных? Быть может, в первый раз сомнение Коснулось ханского чела, Он понял, может, на мгновение: Русь станет крепче, чем была.

294

*** Я помню, как томительно, бывало, Тянулись неприветливые дни, Когда читать ты сказки уставала И на лучинах таяли огни. И мы молчали в тайном ожиданье, Что тихо в переплеты узких рам, Пускай случайно или с опозданьем, Волшебник добрый постучится к нам. И так поверил я однажды в чудо, Что мне привиделось в тиши ночной: Озябший и неведомо откуда Отец вернулся непутевый мой. На краешке единственной кровати Сидел он равнодушно, как чужой, А на рассвете в побледневшей хате Опять остались мы одни с тобой… Волшебникам давно уже не верю, Но столько грусти на твоем лице, Что по ночам не запираю двери И о забытом думаю отце. ХЛЕБ Холодное солнце и низкое небо Осели на тонкие ветви берез… Я помню: буханку промерзшего хлеба Однажды солдат незнакомый принес. Кивнув на прощание мне головою, Он дверь за собою поспешно прикрыл. Был Север. Маячил мороз за стеною, И ветер голодный за окнами выл. На Севере хлеба тогда не хватало. Казался мне праздником мамин паек. Но только тех праздников было так мало В коротком и северном детстве моем!

ЗАСУХА Стрижи подстригли дождь напрасно: Спасения нигде от зноя нет. Осыпался малинник красный, И обронил сережки бересклет. Роса погасла — потемнело, Горит и оплывает полусвет. Ни ветерка. Все онемело. Так неожиданно безгласно Густое лето постарело. Надменный зной и неподвластный Оставил под Славутой жесткий след. Стрижи подстригли дождь напрасно… *** Прохладно в лесу, одиноко и мглисто. Лишь листья дрожат, прижимаясь к земле, Да ветер пугает пронзительным свистом И топчется нагло в остывшей золе. Я снова в дороге, и нет мне покоя, Как будто бы знаю, что новый привал Подарит однажды мне нечто такое, О чем никогда я еще не мечтал. Пусть тянется долго лесная дорога. Сквозь осень тревожную видятся мне: Высокое небо и берег пологий, И едет навстречу отец на коне. *** Я иду очень тихо: Ничего б не спугнуть. Осень дикой лосихой Отправляется в путь. Низко стелются травы, Как под ноги — шелка… Молодая дубрава Гонит прочь облака. А они наседают… Задождил небосклон. Бьет ольха, увядая, Обветшалым крылом. Тяжела ветра поступь. Но в лесу так светло! Все обычно и просто: Умирает тепло.

*** Отзвенела звезда, отпылала, Задохнулась во мгле… Сколько мне еще в жизни осталось Быть на этой земле? Может, много, а может, и мало… Только я не о том: Лишь бы песня моя не смолкала Ни сейчас, ни потом. *** Не ночь уже, еще — не утро. Спокойно в сонной полумгле. И головою белокудрой Слепой туман прильнул к земле. Шептал о чем-то он, вздыхая… Потом я видел наяву, Как на рассвете, умирая, Ронял он слезы на траву. И вдруг над дремлющим затоном, Среди насупленных берез, На берегу давно знакомом, Увидел звезды среди рос. И этой раннею порою, В сиянье трепетного дня, Над невеселой стороною Запели птицы для меня… И если сердце вдруг устанет И слезы упадут в траву — Пусть новый день для всех настанет: Тогда я буду жить… Живу! *** Снова осень тиха на исходе И совсем не осталось тепла: Отшумело листвы половодье, Одинокая плачет ветла Неприглядна пора увяданья В этот поздний безрадостный час. День в тревожном прошел ожиданье, Легкой грустью коснулся и нас.

Басыров Валерий Магафурович - поэт, прозаик, переводчик, книгоиздатель, член союзов журналистов и писателей Украины, Союза писателей Крыма, учредитель и директор издательства «Доля», окончил Литинститут им. А. М. Горького. Лауреат литературной премии им. Т.Г. Шевченко, Президент Крымской литературной академии.

295

Владимир Бухаров Владимир Бухаров родился в небольшом сибирском городке Иланский, Красноярского края в 1938 году, 12 июня. Школу рабочей молодежи закончил в 1957 году и уехал в Красноярск, где и поступил в Сибирский технологический институт. Позже работал сменным мастером на судоремонтном заводе города Улан-Удэ. Начал публиковать свои стихи в республиканской газете «Правда Бурятии». В 1963 году был приглашен работать корреспондентом в республиканскую газету «Молодежь Бурятии». В 1965 году переехал на Кубань, в город Г/лькевичи, где стал работать в газете «Прикубанская искра». На Кубани публиковал свои стихи в краевых газетах: «Советская Кубань», «Нива Кубани», «Кубань сегодня», «Человек труда», «Казачьи вести», в альманахе «Кубань» и журнале «Сельские зори». Стихи и басни Владимира Бухарова неоднократно звучали по краевому и всесоюзному радио в литературных передачах. У ХРАМА СВЯТОГО ОНУФРИЯ Пространство прозрачно до самого купола неба. И птицы не кружат над девственной зеленью крон. А в храме святого Онуфрия служат молебен. Отрадой вливается в душу малиновый звон. И хочется каяться. Каждый из нас в чём-то грешен. Кто больше, кто меньше. Но знаю, что ангелов нет. Пусть даже ты в чём-то на самую малость замешан, Готовься держать перед Господом нашим ответ. В его благодетельство верю и верую тоже. Ведь Бог лишь один по заслугам и может воздать. У храма святого христосуюсь с каждым прохожим, И верю: на грешную землю сойдёт благодать. РОДИНА По стране мною пройдено Много разных дорог. А понять слово «Родина» До сих пор я не смог. Есть любовь безответная, Нет ничьей в том вины. Так и слова заветного Не понять глубины. Те дороги, что пройдены, И места, где живу, Величаю я Родиной И Россией зову. Мне давно стали близкими Узелки всех дорог: Деревенька сибирская И степной хуторок. Хоронили хлебороба Без оркестра, очень просто Хоронили Кузьмича. Аж до самого погоста Гроб тащили на плечах. Провожали всей деревней

296

Хлебороба на покой. С пьедестала В.И. Ленин Путь указывал рукой. По бокам столбы да хаты, Сверху стонут провода. Стать мечтал Кузьмич богатым. Уж не станет никогда. Был он пахарем, что надо, В каждом деле впереди. А богатства - лишь награда – Яркий орден на груди. Не жалея, гнул он спину, Всё кормить хотел страну. Заработал два аршина, Три лопаты в ширину. Похоронен честь по чести, Бабы плакали навзрыд. Он на самом видном месте В землю-матушку зарыт. Всем хватило самогона, Помянули Кузьмича. Пьяным был на похоронах Предколхоза «Ильича». Моя земля Вишнёвый садик на пригорке, Куда ни глянешь - степь кругом. Меня полынный запах горький Опять позвал в отцовский дом. Сидит, как сторож, красный кочет На покосившемся плетне. Сказать пришельцу будто хочет: «А ну, покаж документ мне!» Как всё здесь дорого и мило. Речушка, тропы за селом. Над речкой плачущая ива Напоминает о былом. Мне с детских лет здесь всё знакомо:

Соседский дом, зелёный сад... И дед на лавочке у дома Всё также курит самосад. Здесь и его земля родная. Сродни, выходит, он и мне. О чём дед думает, не знаю, Но знаю, что не о войне. Ведь не родня мы с ним по крови, Хоть и живём в одном селе. Мы с одинаковой любовью К своей относимся земле. ЗИМНЕЕ НАСТРОЕНИЕ Зима. Кубанские просторы Ушли в незыблемый покой. Лес обнажился. Дремлют горы. Спит дуб корявый над рекой. Холодный воздух над полями Сковал гектары зеленей. Они своими хрусталями Души не радуют моей. Я сам себе кажусь оглохшим, Совсем бесчувственным стою, Как между будущим и прошлым, Один, у поля на краю. Ужель проснётся вновь природа, И в рост ударят зеленя? Ужель замёрзнувшие всходы Ещё порадуют меня? Очнись высокое сознанье! Прочь летаргическую грусть. Пусть на дорогу созиданья Выходит обновлённой Русь! СЛЕПАЯ Будто к нам она с иконы Божьей Матерью сошла, По своей земле исконной Нищей по миру пошла. Пробирается на ощупь, Всё вперёд идёт, вперёд. На судьбу свою не ропщет, Да и милости не ждёт. Опирается на посох, Из груди и хрип, и свист. Силуэт, как знак вопроса, Над дорогою повис. Что ещё там дальше будет? Где найдёт она ночлег? Но идёт на ощупь к людям Старый божий человек. Очень медленно ступая,

Выражая боль и грусть, Ходит женщина слепая По твоим дорогам, Русь. РЯБИНА КРАСНАЯ Как кровь, рябина красная. Боюсь в безумство впасть. Какая-то неясная В ней горечь есть и сласть. Налью в бокал рубиновый, Я этот цвет люблю, Настоечки рябиновой На радость пригублю. Ночь окна занавесила. Мерцает лунный свет. Да только вот невесело Мне на закате лет. И горечи,и сладости За жизнь испил до дна. Но мало было радости, А горести - сполна. Как кровь, рябина красная. В безумство впасть боюсь. Какая-то неясная В ней радость есть и грусть. УПАСИ ТЕБЯ БОГ Упаси тебя Бог от любого недуга, От коварства души, от услуг сатаны, От измены друзьям, от предательства друга, От гордыни своей, от неверной жены. Упаси тебя Бог от брезгливого взгляда, От соблазнов дурных, от нежданной беды, От несчастной любви, от смертельного яда. Упаси тебя Бог от огня и воды. Если есть у тебя своё верное кредо, Ты по миру его, как свой крест, пронеси. Упаси тебя Бог самого себя предать. Нищих духом хватало всегда на Руси.

297

Валерий Жукин Валерий Жукин родился 1 января 1953 году в посёлке Саракташ Саракташского района Оренбургской области. Кадровый военный. Выпускник 1973 года Краснодарского Высшего Военного училища имени генерала армии Штеменко. В 1992 году окончил военную академию имени Ф.Э. Дзержинского. Участник контртеррористической операции на территории Северного Кавказа в 1995 году. В настоящее время – полковник запаса. Проживает в г. Шатура Московской области. Член Союза писателей России. НА ВОКЗАЛЕ, ИСКОРЁЖЕННОМ ВОЙНОЙ На вокзале, искорёженном войной, Две усталых женщины сидели. Застелив под хлеб платок цветной, Из одной кастрюли молча ели. Поделив горбушку пополам, Разделив беду на половинки, Подносили бережно к губам Суп солдатский с хлебом по-старинке. Уступала каждая черёд Зачерпнуть горячего погуще. То одна слезу рукой смахнет, То другая. Дома было б лучше… Только нет пути-дорог назад. Ищут сыновей на бойне страшной. А сыны, смешав с молитвой мат, Под Аргуном были в рукопашной. Два врага сплелись в один клубок. Встретились они на тропке узкой. Им обоим в грудь вошёл клинок. Кровь чеченская смешалась с русской. Выпало им рядышком лежать Полным злости и кровавой мести. Долго будут сыновей искать Русская с чеченской мамой вместе. СТАРЫЙ ПЕНЬ Усталый день забрался в омут, Сбежав от местных петухов. Печалью куст жасмина тронут Средь запылённых лопухов. В избе распахнуты окошки. Дрожит лампадки тусклый свет. Там жизнь ведут две старых кошки

298

И с ними их ворчливый дед. Дымит он свойским самосадом. У ног хвостатая родня. Вздохнёт, покроет старость матом, Так каждый раз, день ото дн Скребёт он памятью по ране… Да всё никак в толк не возьмёт, За что же сгинул внук в Афгане, А он вот, старый пень, живёт?

ВЫСОТА Мне командир, ткнув в карту, приказал Взять высоту во что бы то ни стало. “А не возьмешь – отдам под трибунал ”,Взглянув в мои глаза, сказал устало. “Вся грудь в крестах, иль голова в кустах”. Не раз уже такое мне случалось. Но в командирских слышалось устах: “Ступай, сынок, не много нас осталось”. И мы пошли открыто, в полный рост. Захлёбывались наши глотки кровью. На клочья рвался неба грязный холст, Чтоб завернуть в тряпицу долю вдовью. Мы, скрежеща зубами, шли вперёд. За каждый метр земли мой взвод цеплялся. И знаю я, что тот, конечно, врёт, Кто говорит, что смерти не боялся. Проклятую мы взяли высоту. Быть по-другому не могло иначе. Увидел я сквозь дыма черноту, Как наш железный ротный скупо плачет.

Филипп Пираев

А красота есть форма притяженья *** …и тьмою моросящей Навеянный мотив. Ну что ж – пора! Давно не путешествовал мой плащ По пьяным от безлюдья мостовым, Где время измеряется упорством И чёткостью всплывающих видений, А расстояния – числом «прости». Где в лиловатой грусти фонарей Размыты догмы, звуки, и желанья, И пахнет днём творения, и можно, Скользя по амальгаме двух стихий, Почти всерьёз гадать: кто долговечней: Остывший город, или тёплый дождь? И хоть гнусавит опыт, что ей-ей, Не след бы ставить против фаворита, Юннатствует сознание: а вдруг Уступит в этот раз он и стечёт Всей массой зданий и начинкой снов В предательски услужливые люки? Ещё – занятно спрашивать у губ, Смакуя тоник вызревшего лета, Названья улиц, имена друзей; Приятно, в грудь вобрав побольше ночи, Всем пожелать прозрения любви. А встретив перепуганные фары В химерах заплутавшего ковчега, Добавить: и везения! И долго Шагать потом на зов теней и тайн, Угадывая вещею душой Над немотой скульптур и чёрной хляби Диакритические знаки звёзд. Чтоб заключить, вернувшись поутру В намоленную рифмами клетушку, Что бытие есть жажда высоты, А красота есть форма притяженья. И, виновато глянув на часы, Не раздеваясь, провалиться в счастье. *** Пригласи меня на восход луны В сад камней, кареокая Йоко, Где, сложив ладони, застыли сны И в пруду шелестит осока. Мне не нужно длинных изящных фраз И поклонов учтивых не надо – Лишь бы в сердце мудрой струёй лилась Тихострунных веков прохлада. И чтоб в миг, когда долгожданный приз Понесёт себя над облаками, Наши души в звёздных мирах сплелись В серебристое оригами.

ВТОБУС Не протирай окно, не суетись! Не всё ль равно, куда бежит автобус? Закрой глаза и выцветшую высь Окрась мечтой, поэту уподобясь. От сирых дач, от снежной слепоты Хотя б на час рискни отгородиться Блаженной убеждённостью, что ты – Иных миров случайная частица. Оставь другим тоску и сплетни дня, Гадание по знакам поворотов... Пусть, высоту молчания храня, Не рвётся песня твоего полёта! Представь, что где-то сквозь лесную глушь Неясной тенью в сумраке рассветном Иду к тебе я, близость наших душ Почувствовав сердечным интернетом; Что мчит Земля, меняя ночь на день С покорностью кантуемого груза, Чтоб, нас сведя однажды в пункте Эн, Оформилась судеб гипотенуза. А коль и разминёмся – не грусти И не сдавай билет, как рубль рваный: Нежданные превратности пути Надёжнее привратных ожиданий. И есть в мудросплетениях дорог, В слияньи горизонта с небесами Намёк на то, что сроки ставит рок, Но Рим себе мы выбираем сами. Давай… не знать, что кроется во мгле, За ширмою витиеватых линий. Не гасло б солнце в лобовом окне – И пусть на боковых камлает иней! *** Бьёт закат прямой наводкой По озёрным зеркалам, Тополям и дачным соткам, Прилепившимся к холмам. Грезят птицы южным раем, И вдыхает тишина, Хмель костров, слезу стирая С дальнозоркого окна. Словно в поисках ответа, Бродят руки вдоль ладов. Может, к лучшему, что лето Не вернуло нам любовь? И ворчит метеосводка, Погружая до весны Парусиновые лодки В многопарусные сны.

Филипп Пираев родился в 1965г. в Тбилиси. С 1992 года живёт в Казани. Публиковался в журналах «Казанский альманах», «Идель», «Казань» и других изданиях.

299

Юрий Савченко

Майор Закруткин

СОКРОВЕННОЕ Гей ты, полюшко, поле русское! Колос свесился тяжело, Что ведешь меня, тропка узкая, Зорькой раннею за село? Сердце жаркое к песне просится, А над полем звенит, звенит Серебристая разноголосица, Реет жаворонок в зенит. Счастьем полнится существо мое: Ширь бескрайняя, Дон у ног. На земле родной всюду дома я. И звучит донской говорок. Велика Земля - не объять рукой, Где-то есть места заповедные, Но вся жизнь моя - поле щедрое, И не надо мне красоты другой. Гей ты, полюшко, поле русское, Колос свесился тяжело… Не с того ль ведешь, тропка узкая, Зорькой раннею за село?

МАЙОР ЗАКРУТКИН В гимнастерке, выжженной в походах, В кирзовых тяжелых сапогах Шел корреспондент четыре года, Жизни не щадя, отринув страх. Меж боями, на ночных привалах Доставал заветную тетрадь Шаг за шагом помечал, бывало, Как рвалась к победе наша рать. Защищал кавказские предгорья, Гнал врага до западных границ. Ликовало сердце, словно море. Ликовало! -Драпал подлый фриц. А в Берлине в штурмовой атаке Журналист возглавил батальон. За победу в этой дерзкой драке Орденом достойно награжден. Сколько чувств душой своей измерил, Сколько дум и жизней пережил... Тяжелы немыслимо потери, Но тверды Победы рубежи!

ПРОДОЛЖЕНИЕ МЕЧТЫ Земля освобождается из плена. Восторги вьюг отпели в бурный срок. Весна встречает радость во Вселенной. Залит багрянцем утренний восток. Еще чуть-чуть - и выстрелит подснежник. Как на дрожжах, набух, воспрянул Дон. Водою вешней корни ивы нежит. Со стрех разлит мелодии трезвон. Его впитал влюбленно ухом чутким, С улыбкой мудрою и прищуром в глазах Виталий Александрович Закруткин, Вдыхая степи солнечный размах.. Следя душевным потаённым взором За нерасцветшим шелестом садов… Он видел наши Семикаракоры Ну, скажем, матерью придонских городов. Тот взгляд мне ныне ближе и дороже, А через годы возрастет в цене. Пусть сын Донщины до мечты не дожил, Ей жизнь вдохнуть судилось, видно, мне. Жаль, что весна в проснувшемся раздолье Его не встретит в этот звонкий час, Все ж не тоскуйте, ветры, в чистом поле, Он навсегда живой в сердцах у нас. ЗИМНЕЕ Подметают небо щетки сосен, В воздухе снежинки распылив. Здесь еще вчера бродила осень По уступам выцветшей земли. А сегодня, грусть из сердца выжав, На лыжне меж сосен и берез Не сдержу стремительные лыжи Пусть несут! Я с ними в скорость врос. У обрыва при слезящем спуске Вздыблю снег поллыж взбешенный шип… В жизни это трудное искусство… Тормозить, когда летишь с вершин. Я не раз ломал в паденье лыжи, Не впервой крутые спуски мне. От падений и ушибов выжив, Вновь лечу по самой крутизне.

Савченко Юрий Викторович, член Союза журналистов России, автор четырех книг стихов и прозы.,

300

Памяти Высоцкого

Как жил, так и пел Не часто актовый зал Иланского музея собирает сразу столько людей. В этот день 25 января пришлось приносить стулья из других кабинетов. Вечер памяти Владимира Высоцкого собрал и давних почитателей его творчества, и молодежь. Сила поэтического слова истинного звёздного поэта России не знает возрастов. Виталий Назоренко своей неразлучной семистрункой и хрипловатым тембром голоса пытался создать ощущение присутствия в зале Владимира Высоцкого. И это у него порой получалось. Учащиеся школ города: Илья Ващилов и Юля Королёва -- по-своему озвучили стихи поэта. Добрым словом вспомнили творчество великого барда поэты г. Иланский: Виктор Воловик и Владимир Машуков, полковник из воинской части Владимир Василенко, редактор литературно-художественного журнала “Истоки” Сергей Прохоров, учительница Людмила Саверченко, и другие. Прозвучали песни в исполнении известного солиста знаменитого

армейского ансамбля прошлого столетия “Голубые крылья” Владимира Силантьева. Встреча памяти прошла под девизом “Как жил, так и пел”. Татьяна Лысикова, директор музея г. Иланский

301

Детское творчество

«Пробе пера» -15 лет! 15 лет назад на родине сибирского писателя Николая Устиновича в Нижнем Ингаше был проведен первый конкурс юных литераторов “Проба пера”. Первый блин не оказался комом, сразу выявив среди школьников талантливых ребят. Конкурс не только понравился ученикам, но и прочно закрепился, найдя свою нишу в культурной

302

жизни района. Итогом этого стал выход первой книги юных литераторов “Семь цветов радуги», вышедшей в Красноярске в конце прошлого года. В феврале этого года юные авторы собрались в молодёжном центре ”Галактика”, чтобы отметить юбилей, поделиться творческими планами. Фоторепортаж Анатолия Ерохина

Поэзия

Анатолий Назаренко Анатолий Назаренко. Родился в Чертково Ростовской области в 1938 г. Окончил горный техникум и госуниверситет в Ростове-на-Дону. Работал на шахтах комбината «Ростовуголь». После службы в армии 50 лет посвятил педагогической работе, учитель, директор. Первые стихи опубликовал в районной газете и в «Пионерской правде». Затем на протяжении многих лет публиковался в различных изданиях на Дону, в Москве, на Украине, в Сибири. Изданы книги: «Поле жизни», «Земные зори». Член Союза писателей Дона, лауреат международного конкурса «России верные сыны» (Союз славянских журналистов (Москва). БАБА ПОЛЬКА У бабы Польки в самом огороде, Чуть ниже, средь пригорков меловых, Звучали песнопением природы Земные родники. Их звон был тих. И в тишине томительно-медвяной Таилось что-то… Среди сельских дел Все называли бабку ту Крейдяной, Поскольку «крейда» по-хохлацки – мел… Криничную прохладу карауля, Мы, пацаны, для смеха, не со зла, В ее окно показывали дули: В деревне бабка ведьмою слыла. Она как будто чувствовала это. И со двора, нарушив свой покой, Опять же не со зла – для этикета Помахивала нам своей клюкой…

Посмотришь — ничего ему не надо: Обвислый хвост, и взгляд совсем потух, Нo тёплая волна с мясного ряда, Его касаясь, будоражит нюх. Я подошел к нему, слегка погладил, Не знаю — почему. Душевный всплеск. Он вздрогнул весь, и в виноватом взгляде Затеплился едва заметный блеск. Нагнулся мордой и подачку поднял. Ну что еще я мог? Всегда в делах... Прости меня, собака, не Господь я. Как и тебе, мне не осилить зла. Оно живет в обнимку с равнодушьем В тех, кто завел тебя, еще щенка. Вот и стоишь ты, никому не нужный, Без конуры, без клички, без куска...

Давно той бабки нет. Промчались годы. А мне вдруг всколыхнется среди сна То ощущенье таинства природы, Которое хранила нам она. И на коленях на дернине колкой У родников в далекий детства край Хочу сказать: “Прости нас, Баба Полька, И на том свете злом не поминай”. БРОДЯЧИЙ ПЁС Бродячий пес в немом недоуменье Застыл в углу на рынке меж рядов, Как будто осиян крылом забвенья, Как будто умирать уже готов.

303

Екатерина Сергеева Екатерина Сергеева, доктор биологических наук, профессор кафедры патологической физиологии Красноярского государственного медицинского университета, руководитель студенческого поэтического клуба КрасГМУ «Alter Ego». Стихи пишет с ранней юности. Почему? Возможно, потому, что творчество позволяет на какое-то время уйти в тонкий, удивительный мир поэзии, так отличающийся от прозаичного и сурового мира медицины.

*** Но как же так? Деревья остывали. И даже в мае – холодно и зло. Наверное, кому-то не сказали Тех слов, которые зовут тепло. *** Раздариваю ноты, как цветы. И вот ушла мелодия, что ты Нашел в каком-то стареньком кино. Мне… Очень больно? Нет. Мне – всё равно. *** Пусть память просит – Сделай шаг назад, Шагну вперед. Я не хочу остаться Там, где безумный синий листопад, Где дым, кафе и дождь, сентябрьский джаз… Где были мы. Нет, не было где нас. *** Ты – ей… А я? Я тоже ей Отдам пустую эту осень. И дождь ночной. И ровно в восемь Быть на пороге ноября. Я всё отдам. Наверно, зря? *** …а на картине – виноград. Я не хотела быть лисой. Ты вежлив. Но совсем не рад. Глаза смеялись надо мной. Её глаза… В них – Рим и смерть, В них – Крым и смех… Мне Никогда такого не зажечь огня! …лисёнок в сердце у меня. *** Когда в апреле первый тонкий лист Пробьет то ледяное равнодушье, Не вспоминай меня. А лучше слушай Прозрачный, легкий звон.

304

Он тих и чист. И боль уйдет, как надоевший гость. И ты забудешь всё, что не сбылось. *** Мир Евы странен, тонок и жесток. Берет он души жадно, без остатка… Смеется зло, Тихонько и украдкой, Бывает щедр, Бывает так далек… Так искренне порой он предает, Касается так мягко, осторожно… Уйти совсем, конечно, невозможно, Но я уйду. Когда настанет срок. *** Жарким соком горя, Горсть малины в июле Будет ждать тебя там, Где не встретишь меня. Я останусь в зиме. Завитками заснули На стекле два дыханья… Нет, не надо огня… *** И чем ты ближе, тем больней внутри, И ветошью под пальцами свобода, И на душе сменилось время года, И на меня ты больше не смотри… Тебе, я знаю, имя – никогда. Бегу, теряя силы, в никуда… *** Обманчивый праздник, меняются маски, Венеция. Помню Италии сказки, Но так далеко, что почти нереально, А маска Пьеро безнадежно печальна, Вдруг сбросил - под нею лицо Арлекина. ...наивная дурочка ты, Коломбина…

Надежда Омелко Надежда Омелко – красноярская поэтесса, участник краевого литературного объединения «Диалог», основанного Аидой Фёдоровой. Известна, как автор стихов для детей (издано несколько книг, в том числе по инициативе парка флоры и фауны «Роев ручей»), и как редактор-составитель альманаха «Часовенка». Кроме того, ею подготовлено более двадцати книг друзей-поэтов, в том числе книга «Горланят над Россией петухи» – о художнике, поэте, археологе, исследователе В.Ф. Капелько.

Я воду пила из колодца *** Всё прозрачнее взгляд, Всё сутулей спина. То скажу невпопад, То замру у окна – Засмотрюсь на синиц. Вся в делах день-деньской. Кто-то с дальних божниц Наблюдает за мной. Не затем, чтоб сберечь, Оградить и помочь. Не обещано встреч. Смотрит день, смотрит ночь. И неважно ему Всё, чем я дорожу. Это сердцем пойму И устало скажу, Что неважно и мне, Кто Он? Смотрит зачем? Не решит Он извне Ни одной из проблем. Не зажжёт очага, Не поддержит огонь. С Ним, что жизнь нелегка, Лучше тему не тронь. Что Ему этот вздох Из окраин Руси?.. Ни о чём тебя, Бог, Я не стану просить. Всё на плечи свои, Зубы стиснув, принять И сквозь жизнь пронести Может мать. Только мать. СЫН Трещит по швам, что смётано непрочно. Зияют дыры, пожирая дни. Обманно всё, безумно и порочно, Пора давно признать, как не тяни. Ещё пытаюсь, отхлебнув водицы, Наивно не заметить, что вокруг Уже легла незримая граница. В общении – прозрение, испуг. Сложилось так, что, становясь чужими, Я всё вязала нити в узелки, Ещё надеясь дорогое имя

Не упустить, не разжимать руки. Движением ума, многотерпеньем Беды не превозмочь, не погасить. И даже если встану на колени, Уже не знаю, Бог, о чём просить… Потерян сын. Чужой и равнодушный. Давно нет сил прощать и понимать. А в море слёз уж не осталось суши, Куда б могла поставить ногу мать… Настал предел. Невыносима ноша. Водой в песок уходит доброта. А был сынок, сыночек мой хороший… Взамен уныло смотрит пустота. *** Никто не вернулся доселе оттуда, Хоть каждому хочется этого чуда. Отмаявшись век, нахлебавшись досыта, Нам всё-таки жаль этой жизни разбитой. Мечтаем вернуться… Чтоб мучиться снова? Сюда, где судьба обошлась так сурово? Бедой испытала, болезнью, потерей И наглухо запертой сказочной дверью. Тут деньги звенели лишь медью в карманах. Зачем? Приумножить душевные раны? Здесь в щели забилась печаль, да поглубже. А ты никому, кроме мамы, не нужен… Но, мама ведь там. И увидеться с нею На тёплой Земле я уже не сумею – Под ласковым Солнцем, что светит беспечно, Где дети не знают понятия «вечность», Где ветер гуляет по кронам зелёным, Где птиц голоса и церковные звоны… Двоякие мысли бессонно тревожат. А может, и лучше там? Может быть… Может. Не спросят согласия. Холодом в спину. И я этот мир обречённо покину. Вот только надежда с упрямою верой Сыновней любви жаждут полную меру. … Когда подойдёт он к такому порогу И встретит усталого мудрого Бога, Пусть спросит его, ожидая упрямо: - А можно с моей мне увидеться мамой?..

305

*** Я молодость растратила не всю, Хотя уже не столь абстрактна старость. Но молодость во мне ещё осталась, И на крючок нескоро карасю! Рационально жить не по нутру. Звоню по пустякам в такие дали!.. Ещё иду туда, куда не звали. Не с вечера мудра, лишь поутру. Ошибки делать кто мне запретит? Мол, ни к чему высказываться резко, Хитрее надо быть, мудрее. Дескать, Наивности мир этот не простит. А я в мороз рисую на окне Холодного, дрожащего трамвая, Снегурочкой девчонку называю, И вслед она украдкой машет мне. РОДИТЕЛЬСКИЙ ДОМ Дороги свежая щебёнка. Ворота в землю – насыпь выше. Отцом сработаны. Девчонкой Была я ростом их пониже. И вот стою, глотая слёзы, Гляжу поверх на двор заросший, На чистотел, на пень берёзы… И не могу взглянуть попроще На дома ставни голубые, На дверь, уложенную косо, Где папа с мамой молодые, Где есть на почте знак вопроса. Под крышей дверца на вертушке, А там, за нею, детство наше. Как жаль, что уж никто: «Надюша, Как ты живёшь?» - здесь мне не скажет. Снести бы, брат… Сажать картошку, Чтоб сердце так вот не болело. Пора уйти. Ещё немножко. Душа моя здесь поседела… САД КАМНЕЙ Мудро всё в саду камней: Вечность жизни, краткость дней… Здесь от суеты в сторонке – Слёз печаль и смех ребёнка… ЧЕРЕМША В Красноярске пахнет черемшой! И колбой несёт за Мариинском! Впрочем, нет тут разницы большой, Ведь тайга и там, и здесь так близко. С рюкзаками прёт бывалый люд В антиклещевой экипировке. Черемшу среди весенних блюд Я люблю отведать со сноровкой! К ней всего-то нужно: хлеб да соль, Можно без стола и без комфорта. Отступает с ней зубная боль И другие беды, знаю твёрдо. Дай мне, Бог, не пожалеть рубля,

306

Коль услышу снова этот запах. Пахнет черемшой Сибирь моя И колбой, коль чуточку на Запад! О, МАНА! Если б по Мане, да с мощным магнитом – Многое люди смогли бы найти там: Тысячу восемь ножей, триста ложек, Семьдесят девять стальных поварёшек. Сто тридцать два топора, три ножовки С манского дна вы достанете ловко! Вёдер штук сорок, сто пять котелков, Гвозди и скобы – особый улов! Двести фонариков, три самовара, Струны одной семиструнной гитары, «ФЭДов» – семнадцать, «Зенитов» – четыре, Сто девяносто ключей от квартиры, Десять транзисторов, кружек сто двадцать, Пару часов и уключин тринадцать! Банку тушёнки, две банки сгущёнки, Шпильки-заколки какой-то девчонки! Мисок четыреста, сорок пять вилок… Лишь не достать вам стеклянных бутылок! Их там лежит миллион восемнадцать! В этом не стоит, друзья, сомневаться. Знаю я точно! А тот, кто не верит, Пусть по реке проплывёт и проверит! *** Вы позвонили ночью… За что такая честь?! «Срок годности» просрочен, И комплексов не счесть. Все кошки ночью серы, Все мысли в неглиже… Но не осталось веры В скептической душе... Ведь Вы ко мне… за словом? Да, я смогу помочь. Ну, что ж, звоните снова. И ничего, что ночь… *** Я воду пила из колодца – В ней плавало лёгкое солнце, За губы меня задевая, Кристаллики пота смывая. Я ела лесную малину И видела клин журавлиный. По радио космос ловила, Пусть горько, но всё же любила. Умела придумывать сказки. Мне жить удавалось без маски. Я часто смеялась и пела. Исчезло всё это. Сгорело… Живу, как в доспехах железных, Стучаться ко мне бесполезно. Лишь солнце не верит в запреты, Но щурюсь от яркого света…

Виктор Бархатов Виктор Бархатов родился в 1954 г. в Златоусте Челябинской области. Учился и жил с родителями в Восточном Казахстане. В 1972 году ушел в Армию да там и остался. Закончил Томское высшее военное командное училище связи в 1977 году. Служил в ГСВГ, Казахстане, Ливии. Уволился из рядов Вооруженных Сил в 1993 году в звании подполковника. Переехал с семьей в г. Томск. Занимался общественной деятельностью, работал в нефте-газовой отрасли. В настоящее времядиректор преставительства одной из Санкт-Петербургских фирм в Томске . Женат, имеет 2-х взрослых дочерей, внука Максимку 10 лет и внучку Полинку 5 лет. Пишет стихи, песни. Сам их исполняет.

Вы любите, пока вам дышится Я НА ВОЙНЕ Я снова на войне... И что с того? Кому-то надо воевать - я это знаю. Я воин. Не виню, не осуждаю И не боюсь давно уж ничего. Нет, вру. Боюсь. Боюсь других потерь... От них схожу с ума и волком вою. Убьют меня? И ладно, черт со мною! Я по-другому чувствую теперь. Я на войне... Я вечно на войне... Ору в кошмаре. Все давно уснули... Опять взорвало голову от пули! И снова, снова другу, а не мне! Я туп до омерзения, порой И не могу понять несправедливость... Ну, почему они, - скажи на милость,Забыты, как всегда, своей страной ?! Я на войне всю жизнь...И что с того? Не смог прикрыть я друга своего. ВЫ ЛЮБИТЕ, ПОКА ВАМ ДЫШИТСЯ Полюбите её немыслимо, Очумейте, в любви сгораючи, Станьте самым на свете искренним, Звёзды ссыпьте к ногам играючи, Разбудите громов раскатами, Подарите луга ей с росами, Разожгите рассвет с закатами, Заплетите зарницы косами, Увлеките её в безвременье, Колдовством овладейте истинным, Восхитите её мгновением, Осветите цветными искрами. Коль полюбите очень сильно вы, То любовь не напрасной станется:

Бесконечною её силою Будет милая раскрасавицей. Вы не бойтесь, друзья, влюбляйтеся, Пусть в душе вашей песни слышатся. Жизнь обратно не возвращается, Вы любите, пока вам дышится. Я ГЛАВНУЮ ИГРАЮ РОЛЬ Я главную играю роль… Я в этой драме хлеб и соль, Я сценарист и режиссер, Я чтец, певец, поэт, танцор, Младенец, сорванец, юнец, Любовник страстный и храбрец, Я сын, я брат, я муж, отец, Я друг, кутила, трус, подлец, Я под конем, я на коне… Какая роль досталась мне! Вот я лечу и хохочу, Вот я с лихвой за все плачу, Вот я в снегах, в лесах, пустыне, Вот покаянье у святыни, Вот в лабиринте, вот в огне… Какая роль досталась мне! Без каскадера, дубль один, От колыбели до седин Люблю, страдаю, умираю… Я гениально роль играю! С ДНЕМ ПОБЕДЫ ТЕБЯ, МОЙ ДЕД! С Днем Победы тебя, мой дед! С Днем Великой твоей Победы! Ты уже шестьдесят пять лет В камень с бронзой стоишь одетый. Тишина, метрономный стук, Головные уборы сняты...

307

Двадцать девять, село Матюг Твой последний рубеж солдата. Мы живем... Снова май, хорошо... Лишь недавно по интернету Я тебя, наконец, нашел!!! Ах, как долго! Прости за это! ПИСЬМО ДЕДУ Вот опять День Победы. Здравствуй! Как ты там? Как все наши? Поклон Передай им. Наверное, празднуешь... Стол, Русланова, патефо А у нас вон всё фильмы, фильмы Про тебя уж который день. Ты весёлый, лихой и сильный, И пилоточка набекрень. Я умом не пойму, как можно?! Когда без вести... В том бою... Так цинично и так безбожно Всю семью обрекли твою. Что ты знал о своей Отчизне? Лишь деревню да скромный быт. А я прожил твоих две жизни. Что же сердце –то так болит? МЫ НЕ ЗНАЛИ ТЕБЯ, ВОЙНА Мы не знали тебя, война, Миновала нас эта чаша. Без тебя было детство наше И без выстрелов тишина. Мы не знали тебя, война, Вскрикнув «мама!», не умирали И в блокаду не голодали, Не стояли к спине спина. Мы не знали тебя, война, Это наши отцы и деды, Не дожившие до победы, Всю испили тебя до дна. Мы не знали тебя, война, Ты оставила в обелисках, Бесконечных гранитных списках Их обычные имена. День Победы, опять весна! И опять полноводны реки, Мы не знали тебя, война, И не знать бы тебя вовеки.

308

Награда

Почётная грамота РФ

Красноярский поэт Николай Ерёмин награждён Почётной грамотой Министерства культуры Российской Федерации, подписанной В.Р. Мединским, «за большой вклад в развитие отечественной литературы и многолетнюю плодотворную работу». “Литературная газета №52, декабрь 2012 г. Коллектив редакции журнала “Истоки” от всей души поздравляет своего постоянного автора, члена общественной редколлегии издания и прекрасного, талантливого поэта и прозаика Николая Николаевича Ерёмина и желает ему новых творческих побед и новых книг. Кстати, очередная книга поэта уже готова к печати. Предлагаем подборку из неё.

Оксана Слободчикова Слободчикова Оксана Сергеевна родилась 8 марта 1970 года в городе Канск. Закончила 10 классов в школе 20. После школы сразу пошла работать. Стихи пишет с 2007 года, за это время выпустила 3 сборника: «Попытка номер – бесконечность», «Мой рок», «Откровение души», печаталась в сборнике канских поэтов «Мой край, моя Сибирь», в газете «Канские ведомости», в литературной газете «Эдельвейс», есть публикации в альманахе «Истоки», «Новый Енисейский литератор», «Поэзия на Енисее», газете «Литературный Красноярск». Член литературного объединения «Эдельвейс» г. Канска.

ГОРЬКИЙ КОКТЕЙЛЬ Пью горький коктейль из печали мирской, В болезненных спазмах взрывается сердце, Иллюзия давит незримой рукой, И мне от неё уже некуда деться. Кричать что есть мочи в оглохшей степи? Меня не услышат в пространстве дурмана, Но я продолжаю лелеять стихи, А в них сокровенную силу вулкана. И стоит затронуть заветную вязь, Застонет, заплачет вселенская песня О мире, который в болоте погряз, О чуждых законах в живом поднебесье. И этот мотив ураганом пройдёт По душам ослепшим, прольётся зарница, И солнце над сумраком смерти взойдёт, Счастливой судьбы открывая страницу. Пью горький коктейль из печали… Мне снится?... О нет, моё сердце любовью ярится. ИГРА БЕЗ ПРАВИЛ Настоящим своим изменения вносим в судьбу, Словно в карты играем по крупному вдруг повезёт. Но ослепшему в суетных буднях не видно тропу, А слуга Асмодея краплёные карты сдаёт. Порождая иллюзию выиграть у короля И не ведая правил не писаных, страшной игры, Унижаешь бездумным азартом духовное Я, И в злачёных одеждах стоишь у порога беды. Шулер прячет в своём рукаве козырные тузы, И в оглохшем пространстве взываешь: - За что не везёт?! Но никто не ответит, здесь царствие сна сатаны, Он по правилам чести играть никому не даёт. ВЕКОВАЯ ПЕЧАЛЬ По просторам России гуляет бредовый туман, Привнесённый когда-то дыханьем крещёного змия, И разрушили чёрные птицы Божественный храм, Чтобы смог поселиться здесь лобный слуга Асмодея. Демон страсти с собою привёл золотого Тельца И развратную жадность, поющую, словно Сирена, А под песни обмана забыли народы Отца

И священную Матерь, творящую жизнь во вселенной. А в табачном плену сторожит наши души беда, В алкогольных объятиях плачет разумие тела, Вековая печаль въелась в сердце Великого РА, И куражится смерть в иллюзорной стране беспредела. Но воспряла любовь, словно Феникс над дольней судьбой, Наполняя своим эликсиром духовные нивы, Просыпается память обители нашей земной, Воссиянным мгновением дарствуя истину: “Живы!” МИР БОГОВ Тебе дарован этот мир Богов, А для чего? – ещё не понимаешь, В незнании болезненном страдаешь, Выискивая призрачных врагов. Казалось, счастье где-то впереди, Но ты уже судьбу переиначил, Когда свиданье хитрости назначил В желании весь мир приобрести. Отверг любовь, и горько стало вдруг, Обида указала путь – дорогу, Уже и злость шагает рядом, в ногу, Обманом заполняя всё вокруг. А душу жжёт неведомый недуг, Укрыться невозможно, всюду враже, Беда – подруга зла, стоит на страже, Всё оттого, что сердцу ты не друг. Всё оттого, что в мире бытия Отдал себя азарту золотому, И ты бредёшь по прииску пустому, А в стороне заветная стезя, Дарованная жизнью и судьбою, Где счастье, и любовь всегда с тобою, И вера в исполнение мечты. Открой глаза, увидишь мир безбрежный, Разумный, добрый, искренний и нежный, Где настоящим сможешь быть и ТЫ.

309

2014-й год Вышли в свет 2 номера литературнохудожественного и публицистического журнала «Истоки» тиражом в 600 экземпляров. Опубликовано 122 автора

310

Культура

На своей, на малой родине...

3 августа. Суббота. Лето ещё в разгаре. А день на редкость (всё дожди и дожди) выдался в столице края солнечным. Самое время поработать, да и отдохнуть на даче. У организаторов мероприятия вкралось сомнение: соберутся ли астафьевцы: день-то какой, не до стихов и песен. Готовясь к очередной встрече в клубе почитателей В.П.Астафьева «Затесь», которые проходят в Красноярской краевой научной библиотеке уже который год, председатель клуба Валентина Андреевна Майстренко в этот раз долго не размышляла над программой творческого вечера. Строка поэта Сергея Прохорова «На своей, на малой родине» из песни «К истокам», посвященной В.П.Астафьеву, подсказала тему встречи. Тем более, что героем этой встречи был сам автор песни. Первым к зданию краевой библиотеки подошел поэт Николай Ерёмин. Давний друг Сергея Прохорова (с 1969 года) просто не мог не прийти. Подтянулись другие: красноярская поэтесса Марина Маликова, писатель Александр

Матвеичев, кандидат наук, друг Астафьева Антонина Пантелеева, редактор альманаха «Новый Енисейский литератор» писатель Сергей Кузичкин, супруги Лариса и Виктор Кочубей все неравнодушные к творческой деятельности С. Прохорова. Большинство из них - авторы литературного журнала «Истоки», основатель и редактор которого - герой встречи. И творческий диалог с собравшимися Сергей начал с воспоминаний о встрече с Виктором Петровичем Астафьевым. А старую кассету с плёнкой, на которой запечатлён великий писатель и которая, как сказал её обладатель С.Прохоров, ещё пахнет астафьевской Овсянкой октября 1989 года, готов был понюхать каждый из присутствующих в небольшом зале искусств.

311

На экране монитора мелькают кадры фотозарисовки первой Всесоюзной встречи литераторов в Красноярске, организованной В.П.Астафьевым. Звучат песни Сергея Прохорова о великом писателе: …На реке на Мане Синяя вода. Что же всех нас манит Именно сюда – В этот неприметный Домик у реки, В закуток заветный, Храм души и скит. Здесь когда-то мастер Жил, дышал, творил, Здесь когда-то «Здрасте!» Всем нам говорил… Сергей Прохоров, вдохновлённый теплой встречей, много пел, читал стихов. Светлая аура в зале располагала к этому. Николай Ерёмин, слушая друга, тоже вдохновился и весь вечер встречи писал экспромтом добрые, слегка ироничные пародии на стихи и песни Прохорова.

312

Посвятила стихи герою вечера поэтесса Марина Маликова. А композитор-песенник Лариса Мерзлякова спела песню, написанную ею на стихи Сергея Прохорова “А я бессонницей по городу”, которую сегодня поют и другие солисты: Александр Гасуха (г. Красноярск), Виктор Бархатов (г.Томск). Писатель Александр Матвеичев одарил Сергея Прохорова целой библиотечкой своих книг с тонким намёком, что что-то из его творчества увидит свет

и в журнале “Истоки”. Лариса Кочубей подарила “Серебряному голосу России”, как полушутя окрестила Сергея на презентации журнала “Затесь” его редактор и председатель астафьевского клуба Валентина Майстренко, новую книгу о Дмитрии Хворостовском. А председатель клуба от имени Краевой научной библиотеки и клуба почитателей В.П.Астафьева вручила “Благодарственное письмо” и художественно-биографический альбом “Наш Астафьев”. Но самым кульминационным моментом на встрече стали “Многие лета”, которые собравшиеся астафьевцы и гости стоя спели во здравие Сергея Прохорова. Щедрым был и сам виновник творческой встречи на раздачу книг со своим автографом и только всё с сожалением вздыхал, что мало взял с собой литературы и авторских дисков со своими песнями. Тепло и радость встречи ещё долго держали участников в добром

настроении. И горожан, и гостей из провинции. И только водитель “Волги” был безразличен (он не был на встрече) и немного грустен: ему предстояло крутить свою баранку ещё более 300 километров до конечного пункта назначения - Нижнего Ингаша., где живёт и творит поэт, редактор журнала “Истоки”

Ульяна Захарова

313

ФОРУМ ЮНЫХ КРАЕВЕДОВ Когда историей родных мест: города, занимаются села, распавшихся деревень краеведы взрослые, профессиональные умудрённые жизненным опытом дяденьки и тётеньки, это не вызывает особого удивления. Тем более, что родословная, истоки человеческого жития всегда занимали, да и сейчас занимают умы потомков. Но когда историей, истоками нашими занимаются дети, это располагает к уважению и уверенности, что пусть не всё, но самое ценное в делах и судьбах наших дедов и отцов, нас сегодняшних современников сохранится ещё на

314

долгие годы. 18 апреля краеведы школ подтвердили это. Собравшись в центральной межпоселенческой районной библиотеке имени писателя Николая Устиновича, они поделились делами и успехами в своей исследовательской работе, открыли новые имена героев своих краеведческих изысканий. В форуме юных краеведов приняли участие журналист Лилия Енцова и писатель Сергей Прохоров. Сергей Тинский

Встреча удалась

19 апреля 2014 года в актовом зале центра социального обеспечения населения г.Иланский состоялось открытие «Клуба встреч с интересными людьми». И первым на эту встречу был приглашен член Международной Федерации русскоязычных писателей, кавалер ордена «Культурное наследие», основатель и главный редактор литературнохудожественного журнала «Истоки» Сергей Прохоров. Три часа общения пролетели, как три минуты: настолько интересным было то, что звучало на встрече: и стихи, и песни в исполнении автора, вопросы и ответы на них. А что особенно импонировало собравшимся в зале, Сергей Прохоров, как и большинство из них, тоже инвалид. И всё, что он сегодня имеет: уважение, известность, награды - достигнуто им после ухода его с журналистской работы на инвалидность. Вспомнил свое увлечение поэзией в молодости, стал писать и издавать книги, основал литературно-художественный журнал «Истоки», который из глубокой сибирской провинции вышел за пределы края, России и сегодня прописался в международной библиотеке Конгресса в Вашингтоне. Многие на этой встрече, а были в основном молодые, задумались о своей собственной судьбе. Встреча удалась ещё и потому, что ведущие, Николай Иващенко и Анна Кричкивская, смогли настроить общение писателя с публикой так, что о времени забыли обе стороны и долго ещё не хотели расставаться. Татьяна Лысикова – руководитель литературного объединения «Родничок» г. Иланский

315

Поэзия

Сергей Прохоров НА ТРАССЕ ИНГАШ – КРАСНОЯРСК Морозы под сорок. Снега ж – С утра для лопаты работа… На краешке края Ингаш – В край дивный сибирский ворОта. Посёлок в две мили длиной, А щедрость его не измерить. Вас встретит здесь дух смоляной, И песня откроет вам двери. Кто здесь побывал хоть бы раз Припомнит звучание музы… По трассе Ингаш – Красноярск Снуют без конца большегрузы. ОТ «А» ДО «Я» Тетрадь исписанных листов: Любви, творенья, дел. От «А» до «Я» путь непростой, Не каждого удел. От «А» до «Я» так много слов Нам суждено открыть, Своё, латая, мастерство, Другим мечту дарить. От «А» до «Я» немало лет И терний на пути. Как мне себя преодолеть, Чтоб «Я» своё найти? КОЕ-ЧТО О ЗВЁЗДАХ Как по краешку неба, по жизни шагаю, И судьбе предлагаю пари, И погасшую в небе звезду зажигаю, А она, хоть умри, не горит. Сколько тлеющих звёзд на российских просторах, На обочинах жизненных тризн… Горевать о несбывшемся - дело пустое, Несерьёзный минутный каприз. А звезда, что упала и тут же сгорела, – Это просто Вселенский маневр. И, порой, не до звёзд, если делаешь дело. Если день обнажён, словно нерв. Как по краешку неба, по жизни шагаю Восхищён, укрощён, обречён, И погасшую в небе звезду зажигаю, И сгораю под звездным лучом. ПРО СНЕГИ И ПРО СТЕНЬКУ Когда припрёт подумать о душе, то Припомнятся, как гимн издалека, Слова из песни Жени Евтушенко Про «снеги» и про Стеньку казака. Прочтенье книг, как бы прочтенье жизни Чужой, своей с началом и концом… Всё, что приходит к нам – приходит извне, Чтоб утвердиться в нас душой, лицом. Душа всегда бессмертия хотела В небесной Богу ведомой дали… А голова у Стеньки отлетела, И снеги идут в небо от земли. *** Путник, ты ногами пошевеливай И не жди у времени попуток На пути, где запах можжевелевый Сладко тонет в раннем крике уток.

316

Хорошо шагать, когда шагается По лесной тропинке, в роще, по лугу… Ну, а мне опять с ногами маяться И втирать в них всё, что только под руку. Ну, а мне бы в дождь лицом под тучкою, Ну, а мне б в объятья ветра пьяного… Путник, ты возьми меня в попутчики, Оторви от кресла окаянного! В ЛУННУЮ НОЧЬ Не спится мне что-то – Не до сна И давит на сердце. Одёрнул штору: В окне луна, Пышная, Как соседка. Чуть подмигнула, К себе позвала На звёздную пляску… Жена зевнула, От сна тепла И ласковая. Задёрнул штору, Под нос сопя: -Это всё нервы! В такую пору Нормальные спят, А маются пенсионеры. ПОКУДА НИТЬ ЖИВА Пора бы, кажется, и в гроб, А я вот всё живу И методом ошибок, проб Плету судьбы канву. Уж сверстники по одному Уходят в мир иной, А я никак всё не пойму Узор судьбы земной. Плету и этак я, и так Земные кружева. Петля к петле плету лета, Покуда нить жива. УЕЗЖАТЬ? А СТОИТ ЛИ? А.Ерохину Заболею севером, Улечу в Норильск, Стану там бестселлером На свой страх и риск. С золочёным венчиком Лавров из вчера Этаким пингвинчиком На семи ветрах. Заболею западом: Волгой, Костромой – Сочных яблок запахом Летом и зимой. Тополиной радостью Аистовых гнёзд, Грозовою радугой От земли до звёзд. Замордован вьюгами Вьюжных февралей, Заболею югом я, Теплотой морей,

Где в волнах плескается Мой приятель-друг И живёт – не кается, Что удрал на юг. Гляну на все стороны: Где же мой причал? Уезжать? А стоит ли Вдруг рубить с плеча? Может, и не нужно мне Обживать всю Русь? Может, в крае вьюжном я Больше пригожусь?

И ничего, хотя, порой, зашкалит, Живём среди людей, где каждый хитр: Кто врёт, а кто торгует пирожками, А я, вот, в свой журнал пишу стихи. А век, как век, (чего пенять на время) Промчится, как и прошлый, как и все. И хорошо в сырую землю семя, И будешь с хлебом, если по росе. Кто как начал, так, видно, и кончает. Неважно где, когда, в каком краю. А мой сосед сапог уж не тачает, А я журнал пока что издаю.

ПОЭЗИЯ – НИЧЕЙНАЯ ВДОВА То колющая в рубище дрова, То пьющая вино у стойки бара: Поэзия – печальная вдова, Поэзия – весёлая вдова, Поэзия – не мужняя вдова Незримого божественного дара. Хотел бы с ней случайно «тет-а-тет», А, если что, и в паспорте отметку, Чтоб все другие взяли на заметку: Я ейный муж, а, значит, я поэт. Поэзия – ничейная вдова, Дай напоследок мне твоё прозренье! Тебе ведь всё равно, кому давать… Свои и восхищенье, и презренье.

ПОЛЮБИ МЕНЯ, НЕЛЮБИМАЯ В небе месяц опять качается, Новолуние студит кровь… Почему в жизни так случается, Что кончается вдруг любовь. А на месте её лишь трещина Пустоту свою обнажит, И чужою вдруг станет женщина, Та, что рядом с тобой лежит. Почему в жизни так случается, Что кончается вдруг любовь? В небе месяц опять качается, Наломает он нынче дров. Ему души пристанет прожечь до дна До того, как день задрожит. И любимой вновь станет женщина, Та, что рядом с тобой лежит.

И ЖИЗНЬ, КАК ПАРАБОЛА Была пора. Пора была, Любовь любви искала, И жизнь, как парабола, Нас всех пересекала. Мы точками на плоскости Себе самим казались, И хорошо ли, плохо ли, Друг друга мы касались. И было в том сближении Простое чудо радости, Как струй дождя скольжение По самой первой радуге. И радость встреч, и боль разлук Остались в прошлом, в сущности, И времени разорван круг На мелкие окружности. КАК ЖАЛКО, ЧТО Я НЕ … Рождённый в капусте средь лирики сельской, Под нудный мотив комариных хоров, Жалею, что я не Андрей Вознесенский, А только всего лишь Сергей Прохоров. Хотя мне чужая не надобна слава Ни на год, ни на день, ни даже на миг. Но жалко, что я не Булат Окуджава. Хотелось бы петь мне, как пел мой кумир Почти не заметил, как жизнь прошагала Крутую дорогу, свернув к небесам… Как жаль, что не стал я и Марком Шагалом... Какой бы я автопортрет написал! А ВЕК, КАК ВЕК В наш 21-й век, слегка абсурдный, Где будущего не видать ни зги, Я издаю журнал литературный, А мой сосед тачает сапоги.

ПОБЕГ В НИКУДА Как узник из плена, Рискнув на побег, Бежит из Вселенной Осужденный век. О ветви созвездий Кровавя бока, Бежит от возмездий На солнца закат, Где в пляске агоний Планет хоровод. Бежит от погони Себя самого Туда, где наградой И пепел, и тьма, Туда, где Торнадо Взрывает дома. К пылающей кузне В блеск кованых стрел… Бежит век, как узник, Бежит на расстрел. ПАМЯТЬ Любя и не любя, Скобля и штукатуря, В надежде Отыщу и ограню, Переберу себя, Как старую шкатулку, Где по привычке Прошлое храню: То, что однажды я Нечаянно утратил В толпе друг друга Обгонявших лет. Переберу себя, Как старые тетради С пометками

317

Моих учителей. В коробке жестяной Судьбы неоднозначной, Где средь вещей На взгляд И на прощуп Вдруг отыщу Нежданно, Как удачу, Потерянную память Отыщу. «АХ!» Плыл облаком И радостно звенел На потолке, На окнах, На стене И на щеках любимой, На губах Такой воздушно-хрупкий, Нежный «Ах!». Плыл и звенел, Как чёканый фужер В квартире На четвёртом этаже. Плыл и звенел, И зеленел, И пах. И, как котёнок, Тёрся в ухо: «Ах!» ЗАМКИ НА ЗАМКИ Дом, изгородь, скамья – Усадебка не в барстве, Хоть так её, хоть эдак раскрои. Невыдуманный я В невыдуманном царстве Выдумываю сказочки свои. Другой бы уж закис, От скуки адской запил, А я сварганил сказочный верстак И ржавые замки На каменные замки Переклепал, не глядя, просто так. НЕ В СЧАСТЬЕ СЧАСТЬЕ Голодно ли, сытно, Зябко ли, тепло. Мы живём не стыдно, Мы живём светло. Славим и хороним, Штопаем носки… Пусть не все в хоромах, Всё же по-людски. А грустим отчасти – Без того нельзя. И не в счастье счастье, А в душе, в друзьях. Починю я кровлю, Пыль смету со стен, Круглый стол накрою Для любых гостей. Жданных и случайных, Тех, кто постучит, Ждёт на плитке чайник, Весело урчит.

318

И ХОРОШО... Порой мне хочется найти Свои обратные пути И размотать всю жизнь назад, Чтоб о сегодня рассказать, Хотя бы вкратце доложить, Тем, кто не смог дойти, дожить, Кого прошла жизнь стороной Что сталось с нами и страной. Но как ты время ни крути, К возврату нет у нас пути. И хорошо, что те, кто там, Не позавидуют уж нам. *** Туман утрами щедро влагу На травы спелые кладёт. И август жадно, словно брагу, Ту влагу утреннюю пьёт. В ней аромат созревших ягод, Колосьев нивы хлебный вкус. Напьётся вдоволь, сытно, на год, За каждый листик, каждый куст. *** В жизни каждый и трагик, и шут, И чуть-чуть недотёпа, и лирик. Вот и я всё капусту крошу Из мимоз, гиацинтов и лилий. А какой мог бы вызреть букет Под сияньем созвездий медведиц. И блестит белой розой в руке Бесшабашный ночной полумесяц. *** Кто в чести у нас, кто не в чести? И какой это мерится мерой: Болью, подлостью, честностью, верой? Всё равно нам всё это нести. *** Принесли сегодня пенсию – Я чуть-чуть разбогател. Сочинил на радость песенку И жене своей пропел. А потом мы вместе сбегали И в сбербанк, и в продсельмаг Доказать, что мы не бедные, Показать всем свой дензнак. КАЛЕВАЛА По мотивам скандинавских сказок Студёность ветра навевала Мотивы северных морей, И холодила калевала Суровостью богатырей, И согревала калевала Великой мудростью добра. И снова сказка оживала, И лиры тешила игра. ЗИМА ЛИ, ОСЕНЬ… Причудливость природы не унять, Не писаны ей строгие законы. Гляжу я с удивленьем в мир оконный: Зима ли, осень, право, не понять. Вчера был снег, а нынче снова грязь, И дождь по стёклам весело стучится. И если снова к нам весна случится,

К чему тогда весь смысл календаря? Ругать прогноз нам – время тратить зря, Бранить природу – зря терять дар речи… Вторая половина ноября. В Сибири в эту пору топят печи. ПО СКОЛЬЗЯЩЕМУ ГРАФИКУ За бегущую грань фигур: И людей, и машин По скользящему графику Я по жизни спешил. И терялся во времени, Обгонял, отставал. Не за денежной премией Раньше утра вставал. Преломлялись в сознании Города и мечты, И слов первых признания, И восторг высоты. В этом беге и поиске От утра до утра, Как транзит в вечном поезде От побед до утрат. ПРИГОВОРЁН К ЛЮБВИ Перешагнув лимитный срок прожитых лет И подсчитав свои долги, долги чужие, К своей башке я не приставлю пистолет, А просто вдруг задумаюсь о жизни. Ведь с нею (жизнью) я, увы, ещё не квит И не готов для ритуального обряда… Приговорён я высшей мерою к любви, Расстрелян ею насмерть и оправдан. *** А возвращаться в прошлое нам глупо И не дано. Уже давно не крутят в сельских клубах Вчерашнее кино, Хотя какие это были фильмы?! И жизнь была. Но не живут здесь Марьи и Ефимы, И нет села.

Где примята гением трава. Он вернётся. Он найдёт слова. *** Когда со скукой сладу Не ждать и не видать, Вдохни снегов прохладу И горизонта даль, Припомни перевалы Ночных костров тепло – Всё, что уже бывало, И что ещё могло. ЗАВЕЩАНИЕ Не могу я собрать всё никак Воедино всей жизни картинки. Затерялись в моих тайниках Недоделанных дел, Недосказанных слов, Недописанных строк Сиротинки. Возвращаюсь к истокам своим И однажды всего на мгновенье Вдруг услышу утерянный гимн Недоделанных дел, Недосказанных слов, Недописанных строк Откровенье. И теряем, и ищем в себе, И кричим от тоски на прощанье… И останется в каждой судьбе Недоделанных дел, Недосказанных слов, Недописанных строк Завещанье. Май- ноябрь 2014 г.

*** Когда покоя сердцу нет: Саднит оно от каждой мысли… И выхода не видим мы с ним, И ждём спасения извне От недуга – варяга злого, Внутри рождается вдруг Слово Необъяснимое, как Бог. И гасит боль, И гаснет боль. НЕПОХОЖИЙ А поэт вдруг потеряет Слово, А прохожий на него наступит, И поднимет. Бровь свою насупит И нежданно что-то сочинит. Но не будет это плагиатом, Как не будет и шедевром новым, И поэт не разразится матом, Только взбучку рифме учинит. И опять вдруг потеряет снова: То ли строчку, то ли просто слово. Он поэт-растеря, непохожий… Обходи его следы, прохожий,

319

Василий Скробот Василий Александрович Скробот - член Союза писателей, член Союза журналистов России. г. Иркутск.

ДВОРНИК Ушанка набок,залихватски Торчит заиндевелый чуб. Но дворнику и холод адский, Как говорится, по плечу. И будто к этому неделю Идет, надоедает снег, Ночами буйствуют метели, Тревожа дворника во сне. И потому-то грубовато, Чуть свет, начав свои дела, У дворника скрипит лопата И богохульствует метла. *** Опять к утру мороз крепчает, В окне скукожилось стекло. Я с вечера напился чаю, Чтоб сохранить в душе тепло. Деревья за окном тоскливо, От снега к дому наклонясь, Шуршат по стеклам терпеливо, Чтобы погреться у меня. Сегодня мне и сны не снятся, Опять не спится до утра, Наверно буду просыпаться, Да и чаевничать пора. И я, чтоб не было укоров, Что сон нарушен невзначай, Тихонько раздвигая шторы, Иду, завариваю чай. Плывет по дому запах чайный, Рассвет прищурился в окне – Я полагаю, не случайно Сегодня так приятно мне. С НОВЫМ ГОДОМ! С Новым годом, мой город, Ты слышишь меня в этот вечер? Или голос мой слаб так, Что тонет средь тысяч других? Я сегодня один – я с тобой Новый год этот встречу И в подарок прочту Мой недавно написанный стих.

320

Видишь, даже мороз Вопреки всем прогнозам не злится, Что ж, должно так и быть – Пусть к нам в гости заходит луна. Пусть сегодня видны Будут только счастливые лица, И суровой зимой Пусть по улицам бродит весна. С новым годом, мой город, Сибирский заснеженный город, Далеко разлетелись В морозную ночь огоньки. С Новым годом, братчане Родные, друзья, земляки! Я желаю вам счастья На долгие, долгие годы. *** Дорога снегом запорошена, Метет поземка по утрам, Скажи мне что-нибудь хорошее, Чтоб потеплело снегирям. Чтоб льдинки в сердце все растаяли, Чтоб подобрели люди вдруг, Чтоб снегири собрались стаями И хороводили вокруг. Ведут воспоминанья в прошлое, И я противиться не стал… Скажи мне что-нибудь хорошее, Чтоб ветер злиться перестал. *** Крещенские морозы обложили, Как будто мы попали в западню. Сегодня вспомнил всю свою родню, С кем не в ладах, И с кем всегда дружили. Мне говорят, мол, в жизни повезло, Но сердце разрывается на части. Болею, если близким тяжело, И радуюсь, когда с родными – счастье.

Поэзия художника Капелько

Наследие В.Ф. Капелько неисчерпаемо богато и разнообразно. Как исследователь, он внёс вклад в разные области научного знания. Как художник, он создал несколько тысяч живописных и графических работ, выполненных в самых разных стилях. Как народный умелец, он оставил после себя разнообразные художественные изделия из бересты, кости, камня, дерева, металла. А ещё Владимир Капелько оставил нам свои стихи! Не секрет, что они, написанные в основном в 60-70-е годы XX века, не всем близки и понятны, многим они казались тогда слишком уж нестандартными и неординарными, «несерьёзными», дерзкими, но настоящие знатоки СЛОВА отмечают в произведениях озорство, иронию и безоглядный лиризм. Надежда Омелко

Полевые цветы

Грот Проскурякова

Радуга 321

Владимир Капелько

Горланят над Россией петухи НАГОВОРНОЕ Я до капли выжму желчь земли, Да смешаю ядом от змеи, Да добавлю соку из берёз К песне от несмазанных колёс. А для сердца капельку тепла С угольком дымучим из костра. Всё перемешаю в чумане. На ночь схороню в трухлявом пне. Пусть над ним качает ночь сосной, Пусть сова бормочет сатаной, Пусть над ним толпятся комары, Те, что днём томятся от жары. А когда заря проткнёт восток, Зелья этого глотну один глоток. Чтобы по-земному подобреть, Чтобы хоть немного помудреть, Чтобы, как берёза, побелеть, Побелеть да малость поумнеть… СВАДЕБНОЕ Как валенки хрустят по снегу звонко, Хрустят огурчики у сватов на зубах. Брусника, грузди, водка, самогонка... Родни, соседей - полная изба. В сенях хрустят промёрзло сапогами, И под окном хрустят - у нас сегодня свадьба!.. Пьют... Пропивают брата моего – Брат женится. Брат взял соседку Катю. Она сидит в нарядном белом платье. Вся новая. Какая-то другая. А брат в стаканы водку наливает. Пьют и поют, Роняют хлеб в рассол. Пьют и горланят: - Горько! - Горько! - Горько! А мать в углу сморкается в подол... Я за братана тоже выпил рюмку –

322

Горько. ГОРЛАНЯТ НАД РОССИЕЙ ПЕТУХИ По горлу петушиная заря Дерёт кроваво, Он орёт горласто! Вдоль улиц сыпят пухом тополя, Роса на травах, На грибах губастых... Горланят по России петухи – На полотенцах, на рубахах и на прялках. Девахи, позабыв вчерашние грехи, Парней целуют в копнах в губы жарко. Горланят над Россией петухи... По-петушиному горит горласто мак. По-петушиному клюют в глаза частушки. Разинулись, как клювы, рты зевак. Краснее гребня раскраснелись уши, А губы у девах красней рубах. Горланят над Россией петухи... В июле месяце в деревне притаёжной Кнутами, как из пушек, пастухи Стреляют по коровам осторожно. А на плетнях горланят петухи, Встречая рёвом солнце из-за леса, А я пишу про петухов стихи. Люблю Россию, Петухов люблю И лето... Горланят над Россией петухи.

Марина Маликова ПАМЯТЬ – ХРАНИТЕЛЬ ДАРОВ

Краснобровкиной Галине Николаевне – хранительнице дома В.П.Астафьева в Овсянке

На перекрестках дорог, Перед поющим закатом, Грезится отчий порог, Шорох листвы у ворот, Псового лая раскаты. Где тот закат, тот рассвет? Кто приоткроет завесу Временно скрывшихся лет, Но излучающих свет Теплых аккордов словесных? Память - хранитель даров Прошлого след беспечальный. На перекрёстках дорог, Отчий взыскуя порог, Путь пролагает ночами. ДРУГОЕ ПРОСТРАНСТВО Марии Росс Пахнуло свежестью ракит, И юностью, и чистотой. Неужто это дар реки, Такой возвышенно - простой?! С душой так органична связь: Ни петель нет, ни узелков. И солнечных капелей вязь Видна в рисунке всех стихов. Будет слышно: буксир-старик Забубнит иззябшими плицами, И высокий сорвётся крик Захлебнувшейся небом птицы. *** В моём окне прорезалась звезда И вместо стёкол – бронзовые латы, И где-то проверяют поезда Устойчивость земли покатой. Пронзительна заслуженная тишь, Здесь шелест звёзд в густом тумане тонет И два откоса островерхих крыш, Как две больших натруженных ладони. *** Глядишь в меня, как смотрят в водоём – Тебе забавна эта процедура, – И древен, как шумерская культура, Я в представленье нынешнем твоём. Ты видишь стрелы в кожаном колчане, Распознаёшь гортанный дикий клич, Как письменность, пытаешься постичь Моё непостижимое молчанье. А я и впрямь в веках.Ты не поймёшь, Что заново, впервые изобрёл я. Слова во мне, как в узкой речке брёвна,: И ни вперёд, ни взад не протолкнёшь.

Тяну я к ветру жаркое лицо, Во мне трепещут молнии прозрений, И я молчу, как безымянный гений, Что изобрёл когда-то колесо… ТЕ ДАВНИЕ ЗИМЫ... Замыкаясь в кольцо, Годы шли, как идут карусели. В твоём доме тепло, Как доценты, ковры облысели. А над крышей хрипят Трубы, будто бормочут шаманы. Тихо в сумраке спят Зеркала, словно пепел, туманны... И так пусто кругом, Так пустынно, необъяснимо, И качают твой дом Извлеченья из пианино. Гаммы косо бегут, Как усталые вёсла вдоль лодки, Как олени в снегу, Между клавиш горячие локти. Совершенно в другом Мире музыка эта кончается. И качается дом. По инерции, видно, качается... *** Витийствуют заснеженные сны, Ночные ёлки – добрые медведи, Что может сниться? Просека, соседи Иль лунная конструкция сосны? Ребёнок спит – веков не различить: В пинг-понг играют русые поляне, И смотрят скифы в очи Модильяни, И в телевизор смотрят кривичи. …А ночь летит. Сверкучая звезда Дрожит на льдинах, будто бы на нарах, И где-то в синеве у Нарьян-Мара Стучат в снегах ночные поезда. УЛЫБКА Её нашли. От пыли и от глины Очистили. И вынесли на свет. В каких глухих жила она глубинах? И сколько тысяч пролежала лет? Ты, видно, чист был, древний человек: Пережила раз в этом мраке зыбком Гробницы фараонов, русла рек Твоя тысячелетняя улыбка. Мы иногда невежды…Ты прости… Теперь мы знаем, как любилось, пелось, И нам земля сумела донести Чистосердечную твою окаменелость. Как омрачаем мы порой рассвет. Давайте жить открыто, не лукавя, Чтоб после нас на сотни тысяч лет Вот так же щедро улыбались камни.

В конце прошлого года в Красноярском издательстве «КЛАСС ПЛЮС» вышел сборник стихов красноярской поэтессы Марины Маликовой «ПОЛЕ ПАМЯТИ». В нём собран большой букет творческих личностей Красноярья, с кем поэтесса общалась и кому посвятила строки своих стихов.

323

Эдуард Учаров РУЧЕЙ МОЛОТКА Попроси молоток достучаться до сердца чужого – Сгоряча разобьёт себе лоб и до ручки дойдёт, Что скрипит на подмокшем листе в рукавицах ежовых, Кровоточа чернильной капелью на тысячу нот. Вот и кончен февраль. Он подсчитан моим молоточком, За небесной рекой вместе с месяцем в бездну забит, Он разобран по дням и растащен по медленным ночкам, Уничтожен в четверг, до секунды прожит и забыт. Это мне ли тебе объяснять, что не надо иного, Что не раз и не два февралём себя день наречёт, Но вот здесь и сейчас всё мне видится снова и снова, Как из раны холма вытекает на снег ручеёк. КОМПЬЮТЕРНЫЙ ВИРУС Когда у Ангела иссякнет Волшебный звук – мышиный клик – И сисадмин, и хакер всякий Одарят пятками угли. Тогда сойдутся в небе куцем Комет бесчисленных круги, И антивирусом сотрутся И аватарка, и логин. Пароль искать уже не нужно – За дело взялся программист, Но путь его, как сервер вьюжный, На мониторе судеб мглист. Гугли же крепкие носилки, Когда зависнет сердце вдруг – Мы все пройдём по Божьей ссылке, Пути земного сделав крюк. МОЙ АНГЕЛ И шум и свет, и день мой нараспах, И зеркала усмешка обезьянья, И голова, так жаждущая плах Беспамятства, глумления, зиянья, И детская капризность впереди, И жадный зов сосущей клетки плоти – Мои потусторонние вожди, Что так ещё меня и не проглотят…

324

Эдуард Учаров. Родился в г. Тольятти в 1978 г. Окончил Академию труда и социальных отношений (юридический факультет). Живёт в Казани. Его стихи неоднократно публиковались в региональных и московских журналах. Представлен поэтическими подборками в Интернетизданиях России, Финляндии, США. В 2010г. стихотворные подборки Эдуарда Учарова вошли в шорт-лист Международного поэтического конкурса “Согласование Времён” (Франкфурт на Майне, Германия), Международного поэтического конкурса “Возрождение Руси” (Москва, проект “Хронос”, публикация в “Литературной России”), а так же московским литературным журналом “Контрабанда” Эдуард Учаров выдвинут на соискание независимой поэтической премии “П”. Призёр литературного конкурса за 2010 г. журнала “Лексикон” (Чикаго). Победитель международного поэтического конкурса “Размышление о природе” (Газета “Провинциальный интеллигент”, Карелия) 2011. Финалист 2011 г Международного литературного конкурса “Эмигрантская Лира” (Льеж, Бельгия). Шортлист Международного поэтического конкурса “Славянские Традиции 2011” (Крым). Шортлист Поэтических чтений Гриновского фестиваля “Алые паруса-2011” (Одесса)

Живёт дыханье, всё ещё живёт, Тобой хранимо, ангел мой небесный, Которому я вспарывал живот Своею балалаечною песней. Которому я сдавливал виски Отточенными фразами заранее – И ты, мой ангел, отправлялся в скит, Но снова возвращался на закланье.

Наэлектриченные дали Звенели под слепым дождём, И утром звёзды пропадали – И что-то исчезало в нём.

Прости, мой друг, что жил днём ото дня Ты в горечи, любовью убывая, Но омывала каждый раз меня Твоя слеза, что капля дождевая.

За кроваву реченьку, за мосток Отправляться в путь контрабасу нужно. Впереди Ичкерия и Моздок, Впереди война, разговор оружья.

Живёт ещё дыхание в груди, И времени – на вечность и пол-лета… Веди по васильковому пути Безумца, предсказателя, поэта.

Впереди предательство и чины, Самопальный спирт как итог зачистки. Километры берцами сочтены, А слова домой – и не перечислишь.

ПУТЕВОЙ ОБХОДЧИК Где чёрный ветер, как налётчик, Поёт на языке блатном, Проходит путевой обходчик, Во всей степи один с огнём… А. Тарковский До ночи медленной охочий, Всегда лишь в сторону одну Шагал задумчивый обходчик По вытканному полотну. Тяжёлый воздух кисло-сладкий, Мазутом вымаранный в дым, Переводил стрелу украдкой От тупика к путям иным. За день натруженной спиною Гудел от напряженья рельс, Когда состав мигал сверхновой, По небу поднимаясь в рейс. И так гремел экспресс усталый, Что лунная ссыпалась ржа, И в сосны вросший полустанок Смолою окон дребезжал. Обходчик продолжал упрямо Топтать щебёнку возле шпал, Под гильотиною шлагбаума Фонарь его светился, ал.

ЗА КРОВАВУ РЕЧЕНЬКУ…

За спиной Аргун и удар в обхват – Сто голов под роспись в ворота чехов. А теперь скажи мне, кто виноват – Не в хоккей играли, с катушек съехав. За спиной обстрелы, поджог колонн, Но по воле божьей не вышел в числа, Прибалтийский цейс, и тебе поклон, Что пока людей бить не научился. Загорелся в танке, сошёл с ума, Подорвался ли на простой растяжке – Это только демонов времена И терпеть такое – наш опыт тяжкий. Если вышел срок тебе – помолчим. Походив по горным дорогам с нами, Ты наверно видел звезду в ночи, И она шептала тебе о маме. Если трасса к броннику пролегла – Загуляют пули по белу телу… На поминках водочка так легка, Хороша в графинчике запотелом. Отлетает что ли опять душа – Сколько ангел словит их с поля боя?.. На поминках водочка хороша, На зубах хрустит неизбывной болью.

325

Алексей Борычев г. Москва Родился в 1973 году в Москве .Член Союза писателей России, Кандидат технических наук, Награждён литературной медалью “А. С. Грибоедов”, Автор восьми книг стихотворений и многочисленных журнально-газетных публикаций стихов, член Общества Словесного Искусства под руководством Льва Аннинского.

Тот мир, где поёт звезда ЗВУК

ФОРМА ПЕРВАЯ

Нет ничего темнее звука, Нет ничего светлее боли… В висках стучащая разлука, Как птица, вырвется на волю.

Когда потянется сентябрь За нитью птичьих стай, Усни в заоблачных сетях, Мгновением растай.

Пребудет близостью апреля, Прощающей былые зимы, С их чёрной музыкой метелей, С их тишиной неотразимой…

Летай на крыльях пустоты, Раскрашенных в рассвет; И где б ты ни был: ты – не ты, Тебя и вовсе нет!..

А после, пёстрою весною, В лесных просторах разгорится, Чтоб майской песнею лесною Пронзить покоя шар, как спицей…

И пусть отсутствием твоим Не все обеднены… Земное время – алый дым Надмирной тишины.

Нет ничего темнее звука. В его тени уснуло время. И память стала близорука, От немоты времён старея.

Ты эргодический процесс В пластах небытия, И ожидание чудес Творит судьба твоя.

Кто знает звук, его не слыша, Приходит в тихое бессмертье, Траву причин земных колыша Ветрами слов: «не верьте», «верьте».

Смотри мозаики иных Галактик и миров, Сложи единый мир из них, Чтоб не был он суров.

Преграды истин разрушая, В небытие смещая судьбы, Восходит тихо мысль чужая Над горизонтом высшей сути

Где нет тебя, там – только ты, И потому ты там, Где времена тобой пусты, Где пусто временам!..

Былых событий и явлений, Блистая пасмурной печалью И правдой редких откровений, Пасующей перед молчаньем.

А на Земле в кострах потерь Пускай сгорает то, О чём, поверь, уже теперь Не ведает никто.

За немолчанье благородной Поспешно высказанной правды, Как наступившее «сегодня» Честней обещанного «завтра

Пусть белый коготь хищных дней Царапает всех тех, Кому привычнее, родней Мирок земных утех.

326

ПОЛЁТ В сырое холодное лето Горячие мысли одеты. А мы в ожиданиях тлеем, Скользя по дождливым аллеям. И тёмная пена событий Вскипает над тем, что забыто. А в чёрной воде откровений Искрятся пылинки сомнений. Кривые зеркальные ночи Помножат на сто одиночеств Число отражений рассветов, Потерянных памятью где-то. А дней перламутровый клевер, Бегущий по небу на север, Рассеет пыльцу расставаний По серым лесам расстояний. И кольца времён разомкнутся. Прольётся бессмертие в блюдце Глубокой печали о чём-то, Растаявшем за горизонтом Того водянистого лета, В которое были одеты И мысли, и чувства, и даже Земное бесчувствие наше. СНЕГ Снег устал под тоскою кружиться. Просит смеха сиреневый снег, Потому что печальною птицей Бьётся в сетке секунд человек. Потому что и сами секунды Снегопадом бескрайним идут, Покрывая поспешно цикуты Ядовитых от счастья минут. Снег темнее, чем память о снеге, Снег невнятнее мысли о нём. Огоньками порхая на небе, На земле он не станет огнём. Может, нет его вовсе, а то, что Называем снегами – лишь связь Между будущим нашим и прошлым, Обитающим где-то, лучась. Но – ни вздоха, ни горького смеха… Только тихо поёт темнота, Голубыми секундами снега, Будто светом времён, повита!

НОЧНАЯ ЯЩЕРКА ДУШИ… Ночная ящерка души! Такая слабая, слепая… Беги во тьму, Спеши, спеши, Испуг на лапки рассыпая. В зрачках безжалостного дня К тебе – и ярость, и презренье. Твой путь – не путь его огня. Ты ночи ртутное творенье! Ночная ящерка души, Тоской дышащая закатной! Во тьме, где топь и камыши, Тебе спокойно и приятно! Но день, безжалостен и сух, Ночной души не пожалеет. И опалит весельем дух, И станет счастье горя злее.

ЧЁРНО – БЕЛОЕ Где небо бело, как мел, Где с тёмной водой канал, Без цели, мечты и дел Там некто один стоял. Пусть светлая быль темна. А тёмного – ярок след. Но та, кто во тьме одна, К нему выходи на свет! Пусть капает звёздный воск На чёрную гладь воды И слышатся речи звёзд, Как слово одной звезды. Сшивается чернота Без ножниц и без иглы Из белых времён холста, Из локонов светлой мглы. И в злой паутине дней – Звенящая болью грусть, И в мятном дыму ночей Запутались сотни чувств. Ты помни: одна вода Жива и хранит в себе Тот мир, где поёт звезда О чёрной земной судьбе.

327

Культура

РОЖДЁННЫЙ НА ЗЕМЛЕ НИЖНЕИНГАШСКОЙ

Студёным декабрём 2009 года, когда уличный градусник зашкаливал за минус сорок, а сибирякинижнеингашцы жили заботами предновогодней суеты, к Дому культуры районной столицы, преодолев десятки и даже сотни километров, съехались участники зонального музыкально-поэтического фестиваля «Душа России в творчестве народа», организованного победителем краевого гранта – Нижнеингашским ДК. Композиторы, барды, певцы из Зеленогорска, Уяра, Канска, Абана, Иланского были отогреты зрительским теплом, щедростью души хозяев конкурса, что особо отметил тамада конкурса – председатель Союза композиторов-песенников Красноярского края Александр Кузнецов. -Восточный регион края особо славится талантами, а нижнеингашцы ещё и душевной теплотой, ради которой не страшно и в такой суровый мороз ехать за сотни километров. Зачастую такие мероприятия проходят безвозвратно, оставляя после себя только память. Особенно в небольших поселениях районного масштаба. А вот нижнеингашский эксперимент оказался приятным исключением. Фестиваль, преодолев лютый мороз, потеплел, прочно закрепился, можно сказать, на постоянное место жительства в Нижнем Ингаше, получив свой новый статус и гимн: «Встаёт рассвет над Нижним Ингашом» (Автор слов и музыки - Сергей Прохоров). И зимнее время сменил на тёплое лето. Солнечным с утра было 27 июля - и на улице, и в зале Нижнеингашского Дома культуры. И звучали песни: народные, эстрадные, бардовские, радуя почитателей фестиваля и случайных гостей, зашедших в ДК на призывной песенный огонёк.

Жюри занимает своё место в зале

Звучит гимн фестиваля “Встаёт рассвет над Нижним Ингашом”

328

Ведущая фестиваля Ольга Газетова

Кубок фестиваля - музыкального медвежонка - увезли гости из Иланска: композитор Александр Крупенин и его супруга Наталия, исполнившая песню “Лесная невеста” на стихи иланского поэта Виктора Воловика. Взорвала зал шуточная песня “Зажигалочка” на стихи нижнеингашской поэтессы Екатерины Данковой, написанной и задорно исполненной композитором Максимом Колосовым. На “бис” прозвучала песня Антона Енцова “Инга”. Тронула зрителя и песня про “добро” в исполнении Леонида Головинского. Закончился фестиваль ,а организаторы его уже думают о проведении пятого - юбилейного, который будет проходить в год 90-летия Нижнеингашского района.

Сергей Тинский.

Фото Ульяны Захаровой.

Николай Тищенко

Антон Енцов

Леонид Головинский

Екатерина Данкова

Максим Колосов

Главный приз получает Наталия Крупинина

Дипломанты фестиваля

329

И ЧИТАЛИ СТИХИ

Накануне очередного дня рождения своего именитого земляка-нижнеингашца собрались по уже установившейся традиции в центральной районной библиотеке имени Николая Устиновича почитатели творчества писателя, завсегдатаи литературных встреч. В небольшом уютном зале библиотеки, негласно именуемом светлицей писателя, в этот раз было немноголюдно. Да и дата не юбилейная - 101-я годовщина. Пришли те, кому хотелось и было что сказать друг другу. Пришли почитать свои стихи, послушать творчество других. На мониторе компьютера мелькали кадры видеоклипа и приглушенная мелодия песен одного из авторов, пришедшего на встречу. Пили чай, делились новостями в литературном мире, читали свои новые произведения.. Людмила Копанева позабавила всех своими ироническими пословицамипоговорками. Как всегда, не обошлось без её басен про нашу жизнь. Поэтическое творчество художника Виктора Псарёва - это и продолжение цветовой гаммы его картин, и философия его душевного состояния.

330

Главный редактор литературно-художественного и публицистического журнала “Истоки” Сергей Прохоров познакомил собравшихся в читальном зале с только что вышедшим из печати свежим номером журнала и со своим будущим сборником стихов “Приговорён к любви”. Сергей Тинский

331

Николай Никонов Никонов Николай Николаевич родился в 1938 г. на Урале. В Ростовской области – с 1953. Выпускник РГПИ. Работал строителем в Дубовке и Волгодонске, педагогом в Сибири и на Дону. В творчестве с 1958 года. Автор свыше 20 книг. С января 2002 – член СП Дона. С февраля 2013 – кавалер ордена «Золотая осень» им. С.А. Есенина и член Московской городской организации Союза писателей России. Казачий есаул. Ветеран труда. С 1973 – в Гуково. Отец двух взрослых дочерей. НА РЕКЕ Благоверный старичок Ловит рыбу на крючок. ...А когда-то, А когда-то... Прослезившись виновато, Говорит: – В ЧК служил, Контру наглухо крушил! – Оказалось, Бил своих. Не заморских, не чужих – Земляков, родных и близких – По сигналу, по записке. Анонимно и на глаз. По нужде и про запас... ...Старичок как старичок. Рыбку ловит на крючок! БАЛЛАДА ОБ ОДИНОЧЕСТВЕ Да, ему за семьдесят. Да, уже старик… Месяц сонным селезнем Плыл за материк. Ветер за околицей Будоражил сны. Орлика и орлицы Крылья не слышны… Сына б или дочку! Только где их взять? Не завесть цветочку, Если вывел сад. Выгорело семя. Превратилось в дым. А ведь было время – Был он молодым! Пересохло русло, Забурьянел след. Человеку грустно: Одинок И сед… То-то, да не то-то. Так же, да не так. Жить кому охота На-пере-косяк! Всё стоит и курит Странный человек… Петухи да куры

332

Не продолжат век, Общечеловеческий, Личностно-живой. Смотрит по-отечески Он на дворик свой. И до слёз уныло Шепчет сам себе: «Раньше надо было Думать о судьбе!» МУЗА БЕСКОРЫСТНАЯ МОЯ В поднебесье мысленно летаю! Чувств больших приливы обретаю В этом непростом полете я, Муза бескорыстная моя! И светлеют Мысли-небылицы От улыбок сладких и речей! И прохладой горной Серебрится Сердца просветленного ручей! МОЛОДОСТЬ Улыбается девчонка С недоступной высоты. А в глазах – по два чертенка: Это я, а это – ты! Молодая крановщица С верой в алую зарю Нынче снова будет сниться Симпатяге технарю. Про конечную работу, Про сердечную мечту В нерабочую субботу На лице любви прочту. *** Над домами катит гром В огненной рубахе, Пахнет пылью, и дождем, И прохладой пахнет. Куры рвутся в огород, А орлы – в небо! Было б все наоборот – Звезд и песен Не было б.

Юные литераторы

Работы школьников - участников районного литературного конкурса “Проба пера ”, ежегодно проводимого на родине сибирского писателя Николая Устиновича Лесная проказница

Улица, на которой мы живём, упирается в лес. Наш дом стоит на ней предпоследним. Если бы вы знали, как приятно каждое утро выходить на крыльцо и слушать пение птиц. Песни их, как раскаты грома, как шум ветерка, как морская волна, переливаются по лесной чаще. Всё оживает, просыпается с восходом солнышка. Однажды, вот таким ранним утром, мы с мамой собрались в лес за грибами и ягодами. Мама взяла с собой плетеную корзинку, а я - небольшое ведёрко. Через пять минут мы уже вступали в зелёное царство. Первыми нас настороженно встретили сороки, стали громко стрекотать, забили такую тревогу, что весь лес вдруг проснулся. Это только кажется, что в лесу тихо и спокойно, на самом деле там идёт кипучая деятельность. Одни птицы поют от радости: солнышко проснулось, другие начинают хлопотать уже над гнёздами. Муравьи трудятся над своим огромным жилищем, пауки плетут невидимые капканы, в которые то и дело мы с мамой попадаем. Вот послышалась барабанная дробь. Это дятел, лесной доктор, принялся за работу. Наша дорога петляла между деревьями и вдруг разошлась в разные стороны. Мы с мамой решили разделиться и договорились далеко не уходить от этой развилки. Мама пошла искать грибы, а я собирать ягоды. Её в нашем лесу очень много. Я свернула с дорожки и пошла по траве. От росы всё было ещё мокро: намокли зелёные листочки деревьев, намокли травинки, с цветочков росинки весело катились вниз - только тронь их. Жуков, бабочек и кузнечиков не было видно, наверное, боялись замочить свои крылышки и ножки. Я осторожно ступала по траве в поисках черники. Те, кто хоть раз собирал эту ягоду, знают, что она любит красоваться на солнышке, подставляя его лучам свои темно-синие бока. Умытые росой, ягодки весело подмигивали мне, высовываясь из зелёной травки. Я принялась за

дело. За каждой черничкой мне приходилось наклоняться. Ягоды быстро летели в моё ведёрко. Я так увлеклась этим занятием, что не заметила, как подошла к большому дереву, это была сосна. Она стояла посередине большой полянки. Вокруг неё было столько много ягод, что я, опустившись на коленки, стала ползать вокруг. Вдруг неожиданно мне по голове ударило сосновой шишкой. Я испугалась, замерла, потом потихоньку стала оглядываться по сторонам. Вокруг никого не было. Где-то вдалеке мелькал мамин платочек. Успокоившись, я подумала, что это дерево само с помощью ветерка сбросило на меня свой урожай, и вновь принялась за дело. Не прошло и двух минут, как вдруг снова получила удар по голове шишкой. Почесав больное место, я посмотрела наверх. Невысоко от земли на одной из лохматых веток притаилась белка. -Ах ты, проказница! - воскликнула я! Но белка не обращала на меня никакого внимания и усердно готовилась кинуть в меня третью шишку. Я отошла от дерева и стала наблюдать за ней. Она была тёмно-рыжего цвета, лишь только на конце хвостика виднелось чёрное пятно. Глазки её были похожи на ягодки черники. На ушах красовались небольшие кисточки. У неё над головой темнела огромная дыра - это было дупло, белкин домик! Теперь понятно, белка охраняла своё жилище. Да, не трогаю я тебя! - виновато крикнула я хозяйке сосны. Белка, зажав передними лапками шишку, поглядывала на меня. Я отошла ещё дальше. Тут из дупла вылезла вторая белка. Она проворно спрыгнула к своей соседке и уселась рядом. Мне показалось, что они завели между

333

собой разговор, причем, одна из них всё время поглядывала на меня. Про меня шепчетесь? - спросила я. В ответ была тишина. Конечно, я для них была незваной гостьей, да ещё и их лакомства собирала. Белки явно занервничали и стали прыгать с ветки на ветку, опускаясь все ниже и ниже. Боясь получить в третий раз шишкой по голове, я попятилась назад, зацепилась ногой за сучок, валявшийся на полянке, и упала на мокрую траву. Ягодки дружно покатились из ведёрка на землю. Я вскочила и побежала за мамой. Мама была недалеко от меня. Корзинка её уже была полна грибов. Я, рассказав ей о случившемся, схватила её за руку и потащила на свою полянку. Когда мы пришли туда, там никого не оказалось. Мама посмотрела на меня и сказала: -Ах ты, выдумщица! Взяла меня за руку, крепко сжала мою ладонь и повела домой. Когда я оглянулась, то увидела, что моя обидчица выглядывала из- за сосны и победно улыбалась мне вслед. Я шепнула ей: Ничего, мы ещё встретимся! Лето для меня пролетело незаметно, и вот уже осень во всей своей красе стояла на пороге. Хотя по утрам пение птиц было не таким уже звонким, как летом, и всё же в лесу было так же прекрасно: под ногами расстилался разноцветный ковёр, который при каждом шаге шуршал, с веток то и дело в вихре вальса слетал лепесток, сквозь деревья просвечивало то там, то здесь осеннее солнышко. В один из таких дней мы с мамой вновь пошли в лес, но на этот раз уже за опятами. Мне очень нравится собирать эти грибы, потому что они растут дружными семейками. В лес я пошла с большим удовольствием, мне так хотелось встретиться со своей старой приятельницей рыжей белкой. Мы шли по знакомой нам дороге и любовались лесными красотами. Нас вновь встретила сорока своей трескотней. Всем рассказала, что мы идём? - спросила я. Но сорока меня не слышала. Её «говор» мы ещё долго слышали вслед.

334

Очень скоро дорога привела нас на мою полянку. Но узнать её было невозможно: на том месте, где стояла могучая сосна, из-за брошенных веток высовывался пень, вокруг валялись её сучья. Слёзы потекли по моим щекам. А как же белки? - всхлипнула я. Мама сжала мою ладонь. Бе-е-елка? - позвала я и бросилась искать её вокруг. Белка, ну, пожалуйста, отзовись! В ответ была тишина, лишь только ветер колыхал листву на деревьях, и раздавалось эхо, уносящее мои слова вдаль. Оставаться на этом месте было невыносимо, и мы побрели домой. Неужели я больше никогда не увижу свою белку? Где искать теперь её дом?! Анастасия Танина (12 лет) пос. Тинской Тинская школа №3

День рождения Кощея

Сказка Однажды Кощей задумался, сколько же ему лет. Думал-думал, думал- думал и никак не мог вспомнить. А все почему? - размышлял Кощей. - Я никогда не праздновал своего Дня рождения. Поэтому и сбился со счета. Я и день-то, когда родился, забыл. Кощей загрустил: у всех есть День рождения, а у него нет. А ведь это, наверное, здорово: День рождения! Поздравления, подарки, угощения, воздушные шары, музыка, веселье. А у меня никогда ничего подобного не было! Кощей еще больше погрустнел. А не отпраздновать ли мне свой День рождения завтра?! - вдруг подумал Кощей и весело запрыгал вокруг трона. Так: надо позвать гостей, заказать торт, накупить всяких вкусностей. Убрать все черепа и кости, снять паутину, все хорошенько прибрать и украсить. Кощей созвал множество слуг, дал им сотню указаний, а сам сел составлять список гостей. Кого позвать? Бабу-ягу? Мы с ней 150 лет не

разговаривали, с тех пор как она увела у меня из-под носа Василису Прекрасную. Видите ли, совесть у Яги проснулась, не может она пакости больше делать! Пошла в шоу-бизнес, по гастролям разъезжает, концерты дает. Тьфу, можно подумать, слушать ее противный голос и смотреть, как она трясет своими костями на сцене и дергается, как паралитик, интересно. И это она не пакостит, это она называет творчеством. Та-а-ак... Кто там еще? Кикимора болотная? Тоже мне бизнеследи! Целую аптечную сеть открыла! Травкамимуравками травит людей и думает, что она их лечит! Леший туда же! У него, оказывается, третий глаз открылся. Он у нас теперь экстрасенс. Всякую чушь несет про конец света, про очищение души... и кошелька. Так рассуждая, просидел Кощей до позднего вечера, перебрал всех своих знакомых, приятелей, и совсем ему плохо стало: на День рождения нужно приглашать друзей, а друзей-то у него и нет, со всеми перессорился. Как быть? Что делать? Праздника очень хочется! Думал-думал, думалдумал и решил: «Пойду мириться!» У Кощея еще никогда не было такого счастливого ДНЯ! И не потому, что ему надарили кучу подарков, что было много вкусностей, веселья, танцев, игр, а потому, что с ним рядом были ДРУЗЬЯ. Александр Новожилов (11 лет) пос.Тиличеть

Сказка о добром волке

Как-то рыскал волк по лесу в поисках добычи. Вдруг видит: бежит заяц. «А вот и обед!» - не успел подумать волк, как тут же у него пропал аппетит. Уж больно надутый и обиженный был зайка. Ты что такой расстроенный, косой? спрашивает волк зайца. Из дому меня выгнали, - сквозь слёзы отвечает зайчишка. Что же ты натворил такое, что родители видеть тебя не хотят? - поинтересовался серый. Стыдно было зайцу говорить правду волку, но это был честный зайка, и он, заикаясь, начал чуть слышно говорить: Меня выгнали потому, что я съел последнюю морковку, и родители мне сказали, что не пустят домой, пока я не принесу морковки младшим зайчаткам. Не, плачь, косой,- пробасил растроганный

волк,- я твоему горю помогу. Есть у меня одна хорошая мысль. Ночью прибежал волк в деревню к своему давнему приятелю-псу, по кличке Малыш. Слушай, Малыш,говорит волк. - Будь другом, помоги мне спасти зайчишку. Что я могу сделать? - удивился Малыш. Рассказал волк Малышу зайкину историю, и пёс не заставил долго ждать. Он тут же принёс морковь - много моркови. Счастливый зайчик вернулся домой с морковкой, где его уже давно ждала вся семья, а волк стал искать другую добычу. Артём Сафаров (12 лет) пос. Нижняя Пойма Решётинская школа №10

Мои калоши счастья Фантастическая история

Августовский день клонился к закату. Часы показывали девятнадцать нольноль. За окном после прекрасного дня собирались тучи, закрывая уходившее за горизонт солнце. Начал немного накрапывать дождь... Собравшись проведать своих бабушек и дедушек, я, не раздумывая, надела калоши и куртку. «Вдруг будет сыро и грязно»,- с такими мыслями я вышла из дома, не подозревая, какой сюрприз преподнесут мне эти самые калоши. Внезапно их пронзила какая-то таинственная сила и я вместе с ними перенеслась в середину двадцатого века, в детство моих бабушек и дедушек. Приземлилась я в копну сена. Не понимая ничего, пошла по улице. По пути мне встречались странно одетые девушки и парни. На девушках были ситцевые платья, сшитые в «татьяночку», то есть в сборочку по талии, а на парнях рубашки - косоворотки и шаровары, собранные внизу в резиночку. Я догадалась, что одежда шилась своими руками. Ещё я заметила, что у девушек

335

в основном были косы с вплетёнными в них лентами. Глядя по сторонам, я не переставала удивляться. Дома совсем не такие, как сейчас. Большинство из них были саманными. Когда-то мне бабушка рассказывала, как изготавливали саман. Сначала вырывали неглубокую яму, закладывали глину, солому, затем наливали воду и всё это долго месили ногами. Кто был побогаче, те использовали лошадей, водя их по кругу. После замеса саман выкладывали в формы. Когда он высыхал, его выбивали из форм. Из такого материала и строили дома. Идя по деревне, я обратила внимание, что на крышах нет телевизионных антенн. И снова вспомнила рассказы бабушек, что в деревне их юности было всего два чёрно-белых телевизора с маленькими экранами. Вся молодёжь ходила в клуб. Там «крутили картины». И тут на пути мне как раз и попался клуб. Я вошла внутрь. Посмотрела по сторонам. Вдоль стен стояли простые скамейки. На одной из них сидели парень с гармошкой и две девушки. Парень играл, а девушки пели задорную песню. Несколько человек в середине зала уже пустились в пляс. Остальные пока о чём-то оживлённо беседовали. Была суббота, именно в этот день вся молодёжь сбегалась на танцы. На меня никто не обратил внимания. Я тихонечко вышла и продолжила свой путь по другой улице. Меня просто одурманил запах вкусного хлеба. Это я проходила мимо пекарни. Не выдержав, зашла в магазин, который был рядом. Слюнки бежали: так хотелось съесть хоть кусочек этого запашистого хлеба, да и стоил он какие-то копейки, но деньги у меня были совсем не такие, какими рассчитывались покупатели. Не желая выдать себя, я вновь вышла на улицу и увидела много ребятишек, играющих в разные игры: лапту, выжигала, жмурки. Заглядевшись на них, я нечаянно споткнулась, и с моих ног слетели калоши. И опять, словно по волшебству, оказалась в своём двадцать первом веке. Оглядевшись, поняла, что нахожусь в своём доме, лёжа на диване, а рядом мурлычет кот... Как жаль, что всё это мне только приснилось. Есть что-то светлое, хорошее в юности моих бабушек, чего так не хватает сегодня нам. Александра Сай (14 лет) п. Нижняя Пойма. Решётинская школа №10

Красивая акула В одном красивом море Жила - была акула, Она была красива И добрая душой. Она людей не ела, Она не ела рыбок, Она питалась только Красивою едой Красивые цветочки, Красивые листочки, Красивые все вещи В акуловском меню. Однажды она плыла По дну морского моря, И ей там приглянулся Красивейший предмет. К нему она подплыла, Не глядя проглотила. Немного подождала И дальше поплыла. Прошло немного времени Акула заболела. Вся очень побледнела И поплыла к врачу. Врачиха рыба- окунь Смотрела на акулу, На хворую акулу, Качая головой: - Что ела на обед ты, Красавица акула? Акула помолчала И начала рассказ: - Плыла я как-то вечером По дну морского моря, И мне там приглянулся Красивейший предмет. К нему я подплывала, Не глядя я съедала, Немного подождала И дальше поплыла. Врачиха рыба-окунь, Конечно ужаснулась И начала акулу Учить, что нужно есть. Она ей объяснила. Акула уяснила И обещала больше Не есть таких вещей. В одном красивом море Жила-была акула, Она была красива И добрая душой. Она людей не ела, Она не ела рыбок, Она питалась только Полезною едой.

Ксения Дубасова (10 лет) пос. Нижняя Пойма

336

Шутить изволите?

МИМОХОДОМ ДОТЯНУТЬ БЫ ДО КОММУНИЗМА -Мама, только что по радио сообщили, что мы будем жить при коммунизме, - восторженно говорит сын матери, вбегая на кухню.– Сам Никита Сергеевич* обещал. -Хорошо, сынок. Ты сходи к соседям, попроси хлеба, а то мы до этого коммунизма не дотянем. И В БАШКЕ ДЕМОКРАТИЯ Когда в голову приходят неприличные мысли, приличные вежливо уступают им место. В башке тоже демократия. ОСКОРБЛЕНИЕ ЛИЧНОСТИ «Неужели я произошла от обезьяны?» - возмущается девица, рассматривая себя в зеркальце. « А не подать ли мне в суд на Дарвина за оскорбление личности? Сейчас многие выигрывают». НЕ ДОЖДЁТЕСЬ Ежегодная прибавка к пенсии в России, - это тактический намёк пенсионерам на то, что они не доживут до достойного отдыха на Канарах. ЛИЧНОСТЬ И ЧАСТНОСТЬ Спрашивает как-то Жириновский Жванецкого: -Слушай, Миша - я вот депутат, а ты юморист. А страна смеётся над нами одинаково. Может, мы близнецы? - Почти, дорогой Вольфович. Разница лишь в том, что страна смеётся над тобой лично, и над моими опусами в частности. ТОШНИТ ОТ САНКЦИЙ Встретились Путин с Обамой. Чёрный президент говорит белому: -Давай бросать жребий - кому первым трахать хохлячку. - Я пас, - отвечает Путин. - Меня и так тошнит

от ваших санкций. РОЖДЕНИЕ ПОСЛОВИЦЫ - Одна голова хорошо, а три лучше! - воскликнул Змей Горыныч, повстречав Ивана-дурачка. Так родилась известная в народе пословица. ПЛЁВОЕ ДЕЛО Говорит юный верблюд старому, -Дед, а ты можешь переплюнуть Сахару? -Да плёвое дело, внучок. Только я на эту провокацию давно уже плюнул. -Почему? -Не хочу лишний горб наживать. КСТАТИ -Кстати, дед, а почему у нас верблюдов два горба? - Тебе, внучок, нужны лишние проблемы? МУЖ В КОМАНДИРОВКЕ Приходит жена домой, а муж в командировке. -Ты надолго? - звонит она ему по телефону. - До первого любовника, - отвечает тот из шифоньера. РОДОСЛОВНОЕ ДЕРЕВО Посадил мужик дерево… родословное. Поливал, поливал, а оно не растёт. - В чём дело? - спрашивает себя мужик. - Так у меня же корней нет, отвечает дерево. ГЛУПЫЙ ВОПРОС Приходит бомж в Банк. -Вклады принимаете? -Принимаем. -У всех? -У всех. И у тех, у кого нет? -? ШКУРНЫЙ ВОПРОС Медведь в медвежьей шкуре

чувствует

*Никита Сергеевич Хрущёв – первый секретарь ЦК КПСС (по нынешнему Президент) обещал построить коммунизм в стране к 1980 году.

337

себя медведем, заяц в заячьей - зайцем, норка в норковой - норкой, бобёр в бобровой - бобром... А кем чувствует себя человек в их шкурах? ЛИМИТ Человек на 90 процентов состоит из воды. Интересно, куда же вмещается все остальное: вино, закуска и прочие деликатесы? БЕЗ КЛЮЧА Залезая в квартиру, вор застрял в форточке -Вы к кому?- спрашивает проснувшийся хозяин квартиры. -К вам. -А почему не в дверь? - Так у меня ключа нет. ЗАДОЛБАЛ Встретились кариес с перхотью: -Ты как? - Пока при волосах. А ты? -А меня стоматолог задолбал.

О ЛЮБВИ О ней уже всё сказано. Но влюбленным неймётся: всё любят, и любят, и любят, и любят...

СВОЛОЧИ! - Что обо мне говорит народ? - спрашивает Абрамович бродягу-бомжа. - Будто вы собираетесь купить мне двухкомнатную квартиру в престижном районе столицы. - Вот сволочи! А как хорошо-то думают обо мне. О МУДРОСТИ - Ты что с ним, что без него, - сказал стоматолог Щипцов и выдрал зуб мудрости у пациента Тупикова. О ЧЕСТИ - Береги честь смолоду, - говорила бабушка внучке. А внучка, сержант Иванова, отдала честь майору Петрову.

338

О ЖИЗНИ И СМЕРТИ - И зачем только люди живут, живут, а потом умирают? - А делать им, видимо, больше нечего.

О ДРУЖБЕ - Гусь свинье не товарищ,- сказал однажды Абрамович Березовскому.

У КОГО КАКОЙ СТУЛ Доктор пациенту: - Как у вас со стулом? - Шатается, доктор. -Поносите? -Увы! Поносят меня.

О ДОБРОТЕ Кобылу и

О РЕКЛАМЕ - Слышали? Леонид Аркадьевич помер! Ну, этот, который на “Поле чудес”. - А что с ним? Разбился на своем самолёте? -Да нет! Но он так страдал, так страдал, что зрители переплачивают за спутниковое телевидение.

О ПОРЯДОЧНОСТИ - По порядку номеров рассчитайсь! – скомандовал старшина желторотым курсантам.

ПАСХАЛЬНЫЕ ЯЙЦА ОБАМЫ Путин звонит Обаме перед пасхой: -Ты чем яйца красишь? -А мне не надо.

Пожалел Волк жеребёночка.

ОБ ЭМИГРАНТАХ - Как вам живётся у нас в России? спрашивают репортёры Жерара Депардье. -Как во Франции, в Бельгии, в Нидерландах, в Австралии, в Голландии, в Испании, на Канарах, на мебельной фабрике «Мария»......Перчислять дальше?

…

съел

её

О СЕКСЕ !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!??????????????

ЗАУМКИ Деньги не голуби, выпустишь из рук, назад не прилетят. Улыбка – лицо придурка. Самое приятное – обнимать необъятное. Не унизившись, не возвысишься. У туалетной бумажки одни на уме какашки. Русская мода - пьяная морда. Бог дал - вор взял. Мудрость начинается там, где заканчивается глупость. Какие крылья курице не приделывай, она всё равно не полетит.

«Скоко»?.. или цена известности

Писатель я – Недоумкин Аким Акимович. Не читали? Я тоже. У нас в Недопеределкино все писатели. И все Акимы или по женской линии Евдокеи. У меня дед и прадед Акимы были. И отца, кажется, так же звали. Тот и меня Акимом, как нарёк, так только его и видели. В школе я учился прилежно. Даже, я бы сказал, усидчиво: в каждом классе по три года для прочности знаний. Получив аттестат об успешном окончании трёх с половиной классов, женился на такой же отличнице из противоположного конца деревни Недопеределкино - Евдокее. Зажили счастливо. Деток настрогали, хозяйство поразвели всякого: свиней, кур… Огород, почитай с гектар. Деньжата завелись. Куда уж лучше. Но трудились денно и ночно не покладая рук. Некогда о чём другом, акромя хозяйства, и подумать. И тут жена моя, Евдокея, и говорит: - Всё, баста! Пора тебе, Акимушка, в писатели. А то стыдно на улицу выйти. Все кругом знаменитые, известные. Одни мы с тобой, как простые колхозники. Вон, даже сосед, дурак-дураком, а уже член какой-то писательской курпурации или как её там хрен выговоришь. Так что сымай с книжки сколько надоть и вступай в какую-нибудь писательскую. В первой писательской, куды я робко постучал, спросили: - Деньги с собой?

- А, скоко? - Если просто членом, то 45. - Рублей? - Тысяч. Вы что, контуженный? – жалостливо посмотрел на меня хозяин писательского кабинета - А скоко если не просто членом? - Но это, смотря какие регалии вы захотите. Можем сделать вас даже лауреатом, членом литературной академии, профессором от литературы. Но это будет стоить очень, сами понимаете, бензин дорожает. Медали, ордена к юбилеям, к дням рождения по сносной цене. А если вы инвалид умственного труда – 50 процентов скидка. - Извините, а книгу мне писать надо?спросил я, тоскливо отсчитывая свои кровные трудовые (жена предупредила: без членского билета в дом ни ногой). Хозяин кабинета снова тоскливо посмотрел на меня. Слегка усмехнулся. Вежливо, но крепко пожал мне руку, выдавая членскую книжку: - Ну, это как вам будет угодно. Хотите – пишите, хотите – будьте просто известным. Жену Евдокею я обрадовал, вручая ей на хранение членский билет. Собрали пышный стол, созвали почётных гостей из Недопеределкино. Гости, бренча литературными медалями и сияя лауреатскими заслугами, отчески жали мне руки, обнимали, принимая в свое незримое литературное общество. Теперь мне не стыдно пройтись с женой по улице. А скоро мне должны выдать первую литературную медаль, имени писателя Пискоструйкина. Всё у меня теперь есть: достаток, какойникакой, известность, хотя и недешёвая. Может, всё-таки сесть и попробовать чего-то написать? А вдруг!

Аким Недоумкин из Недопеределкино

- дитё воспаленного воображения редактора данного журнала по поводу апокалипсиса в литературе.

339

Слово о журнале “ИСТОКИ”

340

Да какой он межрайонный? Дорогой Сергей Тимофеевич! Как же Вы обрадовали меня своим письмом. Действительно, от долгого Вашего молчания я находился в некотором недоумении: что могло случиться? Потом пришла мне мысль в голову: Вы хотите дождаться выхода “Истоков” и уж тогда мне написать (отчасти, так оно и произошло). Сегодня, только я подписал конверт Вам с последним номером “Вертикали”, как почта приносит Вашу бандероль. Вот и говори после этого, что нет в нашей жизни провидения! Я очень рад, что всё разрешилось в Вашу пользу, и, главное, наконец-то сняли Вы с души этот камень неустроенного до конца дела. Теперь, как я понимаю, задышалось радостнее, веселее. Теперь уж Вас не остановить – я это чувствую и обстоятельству этому чрезвычайно рад. Точно знаю – впереди ждёт читателей ещё много книжек межрайонного литературно-художественного альманаха “Истоки”. Хотя прочитал я его от “корки до корки” и подумал: “Да какой он межрайонный? Самый настоящий русский литературный журнал, написанный и выстроенный в классической форме, вот уже два века исповедуемый нашей словесностью”. Но, видимо, для дела так его нужно было назвать. И это ничего, правильно. От скромности главного редактора ничего альманах не теряет, а только приобретает. По содержанию. Как я уже сказал, прочитал всё. Проза Устиновича в первом номере без обсуждения. Во втором – эти заметки автор, наверное, готовил для иллюстрированного издания, как подписи к картинкам. Но Вы правильно сделали, что эту рукопись из архива опубликовали. Если в библиотеке еще что-то хранится – нужно публиковать. Хорош рассказ Геннадия Лугового “Дикая Марта”. Правда, окончание с экзотикой лишнее. Всё уже сказано до его поездки в Ая-Напа и встречи там с некой Мартой, которая ничего к тому чистому детскому образу не добавляет. Григорий Желудков напротив всё в “Застолье” уместил. Горький рассказ, но… без лукавства. Хорошо Вы написали о встрече с Астафьевым. Если не передумали этот материал дать для публикации в “Вертикаль”, то присылайте дискету с набором, будем печатать в ближайшем номере. Понравились мне рецензии в “Истоках”, и стихов хороших много. Думаю, правильно, что Вы поместили в альманах свою новую книгу. Она своей серьёзностью, многоохватностью тем придаёт изданию солидность, литературный вес. В общем, по-моему, Вы абсолютно на правильном пути. Теперь бы только выстоять, не угаснуть. Анатолий Буйлов в своём письме правильно Вас предупреждает о предстоящих трудностях и испытаниях. Но, с другой стороны, “с головой уйти в болото быта и банальных проблем физического выживания” – это ли выход в нашей многотрудной жизни? Я ни кого не осуждаю, но горько узнавать,

что писатели отказываются от своей избранности, от своего служения стране, народу, русской культуре и русской истории. Творчество во все времена требовало жертвенности: уж так устроен мир. И устроен чрезвычайно разумно. А, значит, и творческая жертвенность в нем предусмотрена, предполагается не случайно. Хотя предстоящие трудности, конечно же, нужно оценивать трезво. Судя по редакционному Совету, у Вас есть некоторые люди во власти, которые способны помочь “Истокам”. Это очень важно. Нужно их убедить, что издание альманаха – это не забава, а очень важное для их районов дело. Мы уйдем, но по номерам (сохранившихся) “Истоков” будущие поколения будут оценивать нашу жизнь: о чём мы думали, чем мучились, о чём мечтали, на каком духовном уровне находились. Но это в будущем. А теперь это дает людям (пусть сами они ничего не пишут и не читают) основу веры на благополучие. Литература – одна из основ сохранения нации. Она действует в этом направлении не всегда явно, даже чаще подспудно. Но без неё, без её существования нации не выжить. Попытайтесь максимально в этом убедить тех людей во власти, которые к Вам расположены. У них трудности с деньгами на выплаты зарплат, на всякие хозяйственные нужды. Это было и будет. Но на альманах деньги обязательно нужно находить. Правда, у меня самого в этом отношении опыта нет никакого. Ни копейки за все существование “Вертикали” я не получил из бюджета. Но это не должно служить для Вас примером. Если же они Вам помогли сейчас, на первом и самом трудном этапе (и если это удобно), то с благодарностью от меня, как от Вашего “кровного” земляка кланяйтесь им при случае. Очень хорошее, значимое дело они поддерживают. Впрочем, уже повторяюсь. Длинное получилось письмо. Разболтался. Хотя и пишу в перерыве между своей работой. Очень хочется, чтобы у Вас всё состоялось, чтобы моя уверенность не оказалась ложной. Да, чуть не забыл. Очень мне понравилось оформление издания. Такое веселое, жизнеутверждающее. И работы художника Псарёва хорошо на обложку легли. Они мне очень понравились. К сожалению, Вы ничего не написали о том, какой тираж у альманаха, как он распространяется, какие планы по его популяризации среди читателей и т. д.. При случае напишите, мне это очень интересно. Высылаю дискету с повествованием “Старый колодец”. Если подойдёт, то берите из него любые рассказы. Советую “Ветер” или “Сон”. Всяческих благ, стойкости и удачи. Обнимаю. Ваш

ВалерийСдобняков,

Главный редактор журнала “Вертикаль. Нижний Новгород

341

Огнём наполненное слово Альманах “Истоки” готов превратиться в журнал – и это отрадно. В провинции возникла возможность литературной переклички между районами Красноярского края, возможность молодым и пожилым литераторам заявить о себе. Мне интересно было встретиться вновь с творчеством Николая Устиновича и Андрея Поздеева, Владимира Корнилова и Виктора Псарёва. До глубины моей души проникли выстраданные поэтические строки Екатерины Данковой: “Живет огнём наполненное слово – последнее из всех былых чудес”. Безусловно, появление “Истоков”, явление народу их, произошло только благодаря Сергею Прохорову, главному редактору, автору идеи, волшебнику и чудотворцу. Со времён Пушкина и Некрасова главный редактор издания задавал тон альманаху или журналу. И я надеюсь, что в каждом номере будут новые произведения его, направляющие, указующие путь дальнейшего литературного развития, такие, как “Земное притяжение” (“Книга в журнале”), “Овсянка. Октябрь. 1989 год” (“Памятные встречи”), “Сердцу светлого праздника хочется”, “Музыка – точка

опоры” (“О наших сибирских поэтах”). Выразительны фотографии, репродукции картин, впечатляют страницы памяти… Надеюсь, что администрации Нижнеингашского и Иланского районов будут не только морально, но и материально поддерживать это уникальное издание, а их примеру последуют администрации других районов, скажем, Ужурского, Назаровского, Ачинского… И меценаты, которые захотят остаться в памяти народной, как, например, меценат Кузнецов, поддержавший когда-то подававшего надежды Сурикова… Стоит подумать и о звании “Лауреат литературной премии “Истоки” (по каждому предыдущему номеру), а там, глядишь, и о выплате гонораров…Все в руках Главного редактора, которому я на правах друга крепко жму обе руки и желаю здоровья и удачи! Николай Ерёмин, член Союза российских писателей. 20 марта 2006 г. Красноярск.

Самородность русской души

Действительно, это большое событие в культурной жизни двух районов Нижнеингашского и

Иланского. Кроме того, это и титанический труд самого редактора Сергея Прохорова. Он сумел не только найти средства на издание альманаха, но и объединить под одной обложкой лучшие творческие силы, создать работоспособный общественно-редакционный совет, включив в него профессиональных литераторов, руководителей обоих районов (в лице Глав администраций), депутатов, художников, а также представителей средств массовой информации. Я думаю, с выходом первых номеров этого издания люди потянутся душой к прекрасному. Ведь за это смутное время многие из читающих ранее серьезную классическую и, обратившую в последние годы на себя внимание своими добротными художественными и историческими материалами, современную литературу, не захотят больше смаковать грязные эротические романы и повести Лимонова, Пелевина, Сорокина и других, подобных им, “литераторов”. Русского человека с момента появления в отечестве первых печатных книг всегда тянуло к высокой духовности и нравственности. Недаром веками на Святой Руси у народа пользовались всегда большим спросом былинный эпос и “Жития Святых”, воспевающие лучшие качества русской души: ее духовное радение, самопожертвование во имя блага своих сородичей, стремление к нравственным истокам… Что касается полиграфического оформления, то можно сказать, что оно выполнено на должном

342

уровне. Альманах получился очень красочный, привлекающий к себе внимание самобытными работами замечательных мастеров отечественной художественной школы Андрея Поздеева и Виктора Псарёва, получивших высокую оценку творчеству не только на своей малой родине, в Нижнем Ингаше, но и далеко за пределами России. Рубрика “Искусство” очень органично и художественно ярко вошла в ткань всего альманаха, придав ему особую духовную ценность и колоритность. Не менее интересна и, по-своему, самобытна представлена в альманахе поэзия и проза, составившие основу обоих номеров “Истоков”. К ним можно отнести очень трогательный рассказ Николая Устиновича “Медвежий бор” о земной любви к родной природе, написанный крепким по своей художественной выразительности языком великого мастера словесности. Это и рассказы Виктора Сдобнякова “Искушение”; Григория Желудкова “Застолье”; Владимира Дядечкина “Горечь встречи”; Геннадия Лугового “Дикая Марта”. Очень трагичная быль Людмилы Коньковой об одинокой умирающей старой женщине Зиновее, прожившей с мужем-извергом нелегкую жизнь, сполна хлебнувшей из горестной чаши голодного 1933 года, в результате чего, растеряв всех родных, остается на смертном одре одна. Разумеется, знакомить с содержанием этих рассказов я не буду. Это удовольствие мы предоставим самому читателю.

Хочется отметить и другие, не менее интересные в смысле художественного и публицистического воплощения работы. Во-первых, читателю просто необходимо обратить внимание на очерк Виктора Сдобнякова “Мастера” о писателях Викторе Астафьеве и Валентине Распутине. Здесь автор, словно на священной исповеди, рассказывает нам, какое влияние на всю его сознательную жизнь оказывали лучшие повести и рассказы этих знаменитых мастеров художественной прозы. Читая их произведения, он словно всей грудью вдыхал аромат сельского разнотравья, дивился неповторимой красоте русской природы, а также богатству художественного литературного языка, доставшемуся им от своих старших соплеменников и развившемуся, благодаря их неординарному писательскому таланту. Оригинальна, в смысле жанра критики, представленая на страницах альманаха и рецензия Сергея Прохорова “Музыка – точка опоры” о творчестве известного красноярского поэта Николая Еремина, которое интересно не только своей философичностью, но и очень образно и музыкально. Оно сродни песенному творчеству русского народа. Недаром на его стихи написано много песен, исполняемых ныне во многих уголках земли сибирской. Особый сплав в “Истоках” составляет поэзия. Отрадно видеть, что в глубинке живут и плодотворно работают на поэтической ниве столь талантливых поэтов. К ним в первую очередь необходимо отнести самого Сергея Прохорова, с поэзией которого после публикаций в журналах: “Вертикаль” (Нижний Новгород), “Юность” (Москва) и др. солидных изданиях, а также в газете “Российский писатель” - успел уже познакомиться российский читатель. Вот и в данный момент у Сергея в первом номере “Истоков” вышла книга в журнале. Она состоит из нескольких небольших циклов, объединенных одной общей темой – любовью к русскому православному человеку, будь это стихи о любви к женщине или это иронические и дружеские шаржи на современников, стихи ли это, посвященные детям или крик души о поруганной и разграбленной олигархами Родине. Радует меня и то обстоятельство, что в альманахе тесно сотрудничают между собой два литературных объединения, проводят литературные вечера и творческие встречи. Одну из таких встреч мы видим на странице 36 альманаха “Истоки” № 1, где иланские поэты и прозаики в гостях у нижнеингашцев на презентации новой книги Сергея Прохорова. В этом видится здравый смысл, которым руководствуются эти литобъединения, не в пример многим творческим Союзам, распадающимся по идеологическим, а порой и этническим разногласиям. Конечно, в обоих номерах хочется порадоваться стихам таких уже маститых поэтов, как Анатолий Третьяков и Николай Еремин. Их поэзия давно уже проверена временем и истинными поклонниками этого тонкого лирического жанра. Большинство авторов, – кроме поэта Владимира Василенко (свое доброе отношение к его поэзии я высказал в рецензии “Вдали от богемы”, опубликованной в № 2 “Истоков”),

– я узнал по данной публикации впервые. Не у всех поэтический замысел их выражается самородным словом и яркими запоминающимися деталями и образами. Но приятно отметить во всех лирических стихотворениях неординарность мышления авторов, их поиск и развитие новых тем, философский подход ко многим историческим явлениям. А главное, они не строят свое творчество на голой, инородной для нашей национальной поэзии почве, а продолжают развивать исконные отеческие традиции, начатые еще великими мастерами золотого и серебряного века. И всё же не могу не порадоваться за творчество Виктора Псарёва, Владимира Василенко, Марии Козловой, Владимира Пугачёва, Екатерины Данковой, Людмилы Муриной, Евгения Позднякова, Анатолия Ерохина. Я думаю, читатели встретятся в этих номерах со многими, полюбившимися им авторами, как поэтами, так и прозаиками. Но отзыв на оба номера альманаха “Истоки” был бы неполным, если бы я не отметил в них такую замечательную страничку юмора, как “Емелькина неделька”. Юмор всегда, как родник, питал душу русского народа, помогал выстоять в трудные лихие годины. Наряду с фольклором и, являясь частью самого фольклора, жил своей полнокровной самостоятельной жизнью. Так появились на Руси басни, частушки, анекдоты, бывальщины и небылицы. Только нравственно здоровый человек может с чистой совестью так искренне и взахлеб смеяться над несуразицами жизни, которые подстерегают нас на каждом шагу, и, ничуть не огорчаясь, выплёскивать их из себя задорным солнечным смехом, не омрачая душу даже в дни больших потрясений. В заключение хотелось бы пожелать, чтобы Главы районных администраций активнее включались в творческую жизнь альманаха, рассказывая с его страниц народу о стратегии развития районов на ближайшие годы. Чтобы побольше материалов публиковалось об истории родного края, оставляя потомкам свою историческую память, без которой невозможно существование ни одного государства, ни одного устойчивого национального образования. Чтобы выставки местных художников чаще украшали своим самородным творчеством обложки альманахов. Неплохо было бы сделать литературную страничку для детей, включая сюда как произведения взрослых, так и юных авторов. Еще раз сердечно поздравляю главного редактора “Истоков” Сергея Прохорова и весь творческий коллектив поэтов, прозаиков и художников с этим прекрасным событием – выходом в свет первых двух номеров альманаха! Желаю всем новых интересных произведений, личного счастья и долгих творческих лет жизни! С глубоким искренним уважением к каждому из авторов

Владимир Корнилов,

член Союза писателей России. Г. Братск. 18 марта 2006 г.

343

Открывайте новые таланты! Здравствуй Сергей! Прошу прощения за затянувшееся молчание… Виной тому разные обстоятельства житейского свойства. Перенес весной ( в марте) микро инсульт. Но, слава Богу, всё как-то налаживается со здоровьем. “Ох, и намаешься ты, Сергей с этим журналом!” – Здесь я с Толей Буйловым согласен. Но от себя могу сказать: “Надо, чтобы в альманахах нашли дорогу и литераторы других районов края. Была ведь такая практика – межрайонные газеты… Кто знает, какой новый талант откроет твой альманах!”. В этом году выходит коллективный сборник в честь юбилея нашей писательской организации. Надеюсь, что он попадет и в ваши края. “Мрачный район” – это определение мне нужно было по сюжету. Между прочим, ваш земляк Андрей Поздеев написал три моих портрета. Один

подарил мне, но потом куда-то передарил. Остался один – не самый удачный – у его коллекционера. А об Устиновиче я писал в достославной “Красноярской газете”, где служил одно время вместе с Николаем Ерёминым. Обманулись мы на “литературно-художественная”, а она явно политическая. Ну, что было, то было! Высылаю старую подборку стихов. Что касается новых стихов, то постарайся выслать мне свой компьютерный адрес. Тогда просто можно будет скачать текст. Привет всем нижнеингашцам! Всего доброго!

Анатолий Третьяков, Член Союза писателей. Красноярск. 16 мая 2006 г.

Есть что читать, о чём размышлять

Читая Ваш журнал, невольно вспоминаешь знакомое с детства общение с произведениями русских писателей и художников, глубоко проникавших в душу и сердце человека, искренне любивших родную природу, склонявших голову перед её красотой и мудростью, понимавших, что насилие над ней несёт не только духовное опустошение, но и конец человечеству. Грубое, неуёмное стремление людей создать себе комфорт за её счёт может обернуться да и оборачивается катастрофами. Уже первые страницы Вашего журнала о художниках: Валерьяне Алексеевиче Сергине и Августе Серафимовне Дюпиной - проникнуты теплотой в отзыве Татьяны Лысиковой. Духовное общение с природой, навсегда запечатленное в их картинах, - бесценный дар будущим поколениям. Журнал Ваш мудро назван «Истоки». В глубине России таятся таланты, которым суждено либо раскрыться, неся людям добро и надежду, либо остаться в безвестности Журнал помогает им проявиться, радует читателей новыми творческими удачами, заставляет размышлять. Знакомясь с рассказами известного сибирского писателя Николая Устиновича, зримо представляешь зимнюю красоту тайги, морозную тишину, хруст снега под ногами, треск ломающихся сучьев... Рассказы так увлекательны, что трудно оторваться от них. С волнением и грустью перечитываю «Прощай, мой отчий дом!» Варвары Николаевны Якушевой. Какое откровение! Поэтесса прощается с домом, как с дорогим другом, которого теряет навсегда. Так написать можно только сердцем: «Щекой к шершавой ставне прислонилась и

344

провела ладонью по стеклу». Или об огороде: «Всё убрано, хотя и не доспело... И лишь цветёт осенним цветом боль. Талант истинный! У всех ли такая трепетная любовь к родному очагу, все ли так дорожат памятью о нём? Истинная поэзия в стихах Василия Ивановича Пугачёва «Берёзонька и тополь». Одушевляя деревья, он заставляет читателя проникнуться к ним такой теплотой, что начинаешь верить в их поэтическую, по-человечески верную любовь. Свежо, остро и смешно пишет Владимир Замятин. Современный Щедрин. Неистощим и безграничен на выдумки с реальной основой. С большим интересом читается своеобразный очерк-исследование об Олеге Николаевиче Шестинском, в основу которого легли личные встречи, беседы с писателем, анализ его произведений. По мнению автора Валерия Сдобнякова, для Шестинского судьбоопределяющими являются любовь и совесть. Исследования такого рода нужны читателю. Возможно, в несколько сокращенном виде, а полностью в специальном издании. Они, безусловно, представляют литературную ценность. С удовольствием читал иронические стихи Сергея Прохорова: «Ложное счастье», «К старым поэтам», «Круговращение», «Кому всё это надо?», «Шут по стране», «Шиш», «Легче», «О русском языке». Что и говорить - мудрые, близкие народу выводы в поэтической форме. «Записки селькора» уводят в прошлое, оставившее в жизни незабываемый след. Каким бы ни было, оно остаётся в памяти навсегда, всплывая в виде воспоминаний, интересных для тех, кто жил в то

время, для молодёжи. «Странный сон», «Начало», «Очепятки», (особенно «По тонкому льду»), «Шутка» - читаются неотрывно. Спасибо! Трогателен рассказ-быль Владимира Дядечкина «Гнедко». Трудно смотреть хозяину в глаза Гнедку в тяжёлую минуту: «Ты же хоть и лошадь, а всё понимаешь. Творишь людям только добро». Чувство вынужденного расставания, чувство непростительной вины перед лошадью так ощутимы, что читатель проникается горьким состраданием к обоим. Истинно русский «Сказ о том, как Ермолка с челобитной ходил» Анатолия Ерохина читается легко, с улыбкой и удовольствием, ибо в нём такая

знакомая горькая правда житейская, когда власть в руках чиновников. Обещать и не выполнять обещанного - таков стиль их работы. Сколько б их ни меняли - результат один, и «Ермолкам» «не привыкать сапогами грязь топтать». Журнал ваш замечательный! Хороши в нём фотоэтюды, сибирские пейзажи. В нём есть что читать, есть о чём размышлять. Будет он иметь всё больше читателей, любящих родное, истинно русское, что бережно несёте Вы в литературу.

В.Петрашов г. Гуково

Переживаю вместе с вами (Из письма редактору журнала «Истоки») Добрый день, Сергей Тимофеевич! Журнал получил. Спасибо. Пишу кратко: завал дел и в отъезд ненадолго готовлюсь. Журнал буду читать, как освобожусь от неотложного, срочного. Пока лишь прочёл с пониманием Ваше откровенное и ясное размышление на «Странице редактора» (Статья «Донские, кубанские, красноярские...» прим. редактора). Сам я был 15 лет Секретарём Правления Союза писателей СССР и особо остро переживаю тот распад, озлобленность, зависть, которые породила распавшаяся ныне литературная система. Понравились мне стихи Ю.Розовского (интересно о декабристах), М. Андреева, творчество которого я когда-то в молодости любил. Потом он, как случается в жизни, куда-то отхлынул. Моя статья о Вашей книге должна быть опубликована на днях. Если не подведут, пришлю.

Вы пишете: «Предложите что-нибудь сами». Только что подготовил важнейшую (для себя) книгу стихов. Что за книга – ясно из предисловия к ней. Она небольшая, но в ней я выразил себя самого как гражданин и патриот России. Если хотите, я могу прислать рукопись, а Вы выберите, что вам понравится. Книга сложная по мысли, наверное, Вы даже в чём-то не согласитесь со мной. Но эта книга – я сам. Как широко Вы могли бы представить её в журнале в случае положительного к ней отношения? Я её, собственно, создавал всю жизнь и это мой отчёт перед Родиной. Но, повторяю, мятежная книга во многом. Если заинтересует, пришлю рукопись, а Вы её потом обратно мне возвратите. Ну, вот, видите, и... расписался! Всего Вам доброго.

Олег Шестинский,

Член Совета Старейшин Союза писателей России Москва – Переделкино

Красный угол русской избы Здравствуйте, Сергей Тимофеевич! Спасибо за журнал «Истоки». Он напомнил мне журнал из прошлого – «Юность». Даже рукам тепло от его обложки, от его фактуры. Дай Бог ему долгой жизни! И за интерес Ваш к моим стихам спасибо! Мне раньше казалось: то, что я пишу о деревне, о маме… это не современно. Но с уходом мамы, поколения этих старушек и я, и все мы потеряли что-то ценное и важное для себя в этом окружающем, угрожающем мире… В наше время никто никому не нужен. Да и в нашей культуре всё держится на энтузиазме, взаимоуважении поэтов,

певцов, композиторов. И я счастлива, что у меня есть друзья, благодаря которым появились мои сборники на свет и есть свой читатель… Я не понимаю авторов, которые «строят из себя», несут ахинею, и совсем не приемлю в стихах матов, которые часто встречаются у красноярских поэтов, и эти стихи спокойно печатает журнал «День и Ночь». И поэтому мне захотелось быть в Красном углу русской избы, быть постоянным автором и подписчиком журнала «Истоки».

Нина Гурьева

г.Железногорск

345

Мне нравится…

Журнал «Истоки» попал в мои руки от коллеги по перу. Я был поражён и удивлён, что в небольшом районном посёлке издаётся такой прекрасный журнал! А какие в нём талантливые авторы! Я был покорен поэзией Николая Ерёмина, прочитав в № 3-4 «Истоков» прекраснейшую подборку его стихов «Многоликая любовь». Особенно понравилось стихотворение «Стареющий поэт»: Как говорится, исписался, Увы, стареющий поэт. А не стареть он так старался! – Не замечал ни зим, ни лет… В стихах - знакомые мотивы, Повторы с некоторых пор, А он не видит перспективы И игнорирует простор… Сам по себе, один, бедняга, Живёт – прославлен и забыт. Не по плечу задор, отвага, Не по плечу обычный быт. Живёт, не требуя вниманья И не желая суеты, Храня в душе воспоминанья, Невоплощённые мечты. Хороши, лиричны, талантливы стихи Михаила Андреева, Василия Скробота, Владимира Машукова, Владимира Корнилова, Юрия Розовского, Виктора Псарёва… А как красиво, скромно и с большой любовью сказал о своей малой Родине сам редактор журнала

Сергей Прохоров: «Свою родную пядь земли я воспеваю, как умею». Эти слова стали эпиграфом к журналу. Сильные и красивые у него стихи: «Опять дожди не с той руки», «Каюсь и горжусь», «Пройду забытыми путями» и другие. Мне в душу залегли слова его маленького стихотворениячетверостишия «Почему»: Чем этот мир хорош и чем он плох, В какие ещё верится приметы, И почему мы все в душе поэты, Но лишь один среди поэтов - Бог? И я полюбил журнал «Истоки»: Журнал на вид и прост, и скромен, Но сколько умных в нём людей: Поэт талантливый Ерёмин, Редактор Прохоров Сергей, Поэт Псарёв, поэт Корнилов, И Машуков, и Сдобняков – Они в «совете» мощь и сила, Вот и журнал у них таков. В нём нету фальши, нету склоки, В нём неприемлема и ложь. Журнал прекраснейший «Истоки», Читают стар и молодёжь.

Александр Белоусов,

Член Союза писателей Дона. г. Гуково, Ростовской области

Дарить тепло людям

Очень рад тому, что у нас в Сибири выходит такой, по-настоящему искренний журнал «Истоки»… Меня многие не понимают, считают наивным то, что я пишу. И я очень благодарен, что на моём пути встретился такой человек, как писатель Владимир Корнилов. Он одобрил мою прозу, поддержал. Боже, как же нам порой нужна такая поддержка!.. Вот лежит у меня на столе журнал «Истоки», а мне по-прежнему не верится,

что меня напечатали. В круговороте времени мы часто забываем дарить людям тепло, а вы его дарите. У людей, которые прочтут журнал, думаю, улучшится настроение, и они поймут, что не одиноки в этом мире.

Здравствуйте, уважаемый Сергенй Тимофеевич! Очень был рад и взволнован, когда в феврале получил ваш журнал «Истоки» №3,4 за 2008 год с моим рассказом «В далёком 48м» - попыткой взглянуть на детские школьные годы нашего деревенского послевоенного периода. Никак не ожидал, что в Нижнем Ингаше может произойти это чудо – рождение литературного журнала. Узнал имена знакомых аворов (по Иркутской писательской организации ) и много новых, не знакомых мне, но так удачно объединенных вами в

таком издании, которому, на мой взгляд, и наш иркутский альманах «Сибирь» может в чём-то позавидовать. Хотелось бы, по возможности, больше узнать о вашей подвижнической работе по изданию «Истоков». Сердечное спасибо за публикацию моего рассказа. Желаю Вам и всему вашему авторскому коллективу творческих и жизненных успехов. Владимир Фёдоров г. Шелехов Иркутская область.

Анатолий Казаков

г.Братск

Не ожидал

346

СПАСИБО за «ИСТОКИ»! “В 20-м номере журнала, как и в предыдущих

номерах, читатель всегда может найти произведения, которые ему по душе. Приятно, что появляются произведения новых авторов. Открыла для себя поэта Виктора Сундеева. С интересом прочитала стихи Бориса Юдина, особенно понравилось «Строка ложится и легко, и зримо, как на страницы улиц первый снег». Сергей Гора, как всегда, неподражаем, всегда читаю его стихи с удовольствием. «Костра заманчив блеск, да только искры злы»… - это что-то! А «Сказ о Голодоморе» Юрия Розовского нельзя читать без слёз. Истинный талант душу обжигает! Надо отдать должное редактору, что подборки стихов интересные. Ну, а про «Корову-Пластилинушку» просто нет слов. Замечательный подарок детям от редактора! Из прозаических произведений, что успела прочитать, особенно понравились статьи Ольги Прилуцкой, Бориса Лукина и статья о Женни Ковалёвой. Светлая память этой талантливой женщине… Галина Зеленкина член Союза писателей России. г. Кодинск. Уважаемые авторы “Истоков”! Поздравляю Вас с авторской искренностью и с прекрасным литературным и человеческим чутьем главного редактора Вашего журнала, Сергея Прохорова. Признаюсь, я довольно много критикую некоторые толстые журналы, и вот почему: ЖУРНАЛ - ЭТО НЕ УЧЕБНИК, где все должно быть гладко причесано и вылизано цензурой – журнал – это как перечеркивания Пушкина и Есенина, где трудно даже разобрать первоначальные мысли, это апофеоз неподцензурной искренности, это крик души, которая называется частицей Бога, это, наконец , то, что не подлежит никакому суду, оценке или критике. Читая Ваш журнал, я во многом испытываю сомнения, но я вижу Вашу искренность, а потому я готов способствовать Вашей популяризации, независимо от того, нужна она Вам или нет. Сергей, у Вас по-настоящему талантливые люди печатаются, и я получил искреннее (подчеркну: искреннее) удовольствие. Сергей Гора Ваш автор, профессор русского языка

г. Линтикум. США Здравствуйте, Сергей Тимофеевич! Несказанно рад тому, что в литературном пространстве страны существует журнал “Истоки”. Он объединил людей, верящих в слово, душой и сердцем преданных многогранной, многоплановой русской культуре. Он в полной мере соответствует своему названию, представляя истоки словесности и духовности великого Сибирского края. Понимаю, как вам тяжело в наше непростое время забвения смысла и сути, забвения своих путей, своих истоков вершить свой труд. И все же Вы не останавливаетесь, Вы находитесь в постоянном поиске. Очередной номер только подтверждает это. Дай Вам Бог силы и мужества! С уважением Иванов Алексей. Курганская обл. “Здравствуйте, ВСЕ, создатели и читатели, замечательного журнала “ИСТОКИ”! В том, что он замечательный, убедилась в очередной раз, читая новый, двадцатый, его номер. Всегда гордилась и горжусь своими земляками. Сибирь для меня значит много, как бы далеко от неё я ни была. И потому особенно приятно видеть в журнале всё больше и больше знакомых мне имён талантливых людей из разных уголков мира. Примите благодарность от В.М.Басырова за поздравление с юбилеем. Пусть будет долгой жизнь у новой рубрики “ЖИЛ”! Ваш журнал приятно брать в руки, читать и перечитывать. Он для широкого круга, не только для литераторов. Это значит, что “ИСТОКИ” будут востребованы очень долго. Потому желаю всем здоровья и новых творческих находок, успехов. До новых встреч!” Ольга Прилуцкая редактор журнала “Доля”(Украина, Крым, г. Симферополь - Россия, г .Ростов-на-Дону) “Уважаемый Сергей Тимофеевич! С большим удовольствием познакомился с новым номером Вашего журнала “Истоки”. Прочитал стихи всех авторов, проза требует большего времени, знакомство с ней-впереди. Понравились стихи Виктора Сундеева. Оригинальные, своеобразные стихи Сергея Сутулова-Катеринича не могут оставить

347

равнодушными истинных любителей поэзии.Поэт талантливый и что главное-со своим поэтическим голосом... С удовольствием прочитал “Сказ о Голодоморе” Юрия Розовского. Творческих Вам удач в дальнейшем...” С уважением и с пожеланиями Добра, Анатолий Нестеров Уважаемый Сергей Тимофеевмч! Поздравляю и Вас, и авторов с выходом очередного номера такого интересного и элегантного журнала. Даже при беглом просмотре становится понятно, что Россия не оскудела талантами. И это радует. Борис Юдин. США Добрый день, Сергей Тимофеевич! Журнал скачала. Большое спасибо! Замечательное, интересное издание! Правда, успела только просмотреть, но обязательно прочту! Очень объемно представлена проза и публицистика. Много авторов, много имен. Буду изучать и учиться. Марина Смышляева Башкортостан, г. Ишимбай. Дорогой Сергей Тимофеевич! Прочитала журнал от корочки до корочки.Восторгам нет предела. Какой же Вы умница и,конечно же, труженик! От всей души - СПАСИБО! И дай Вам Господь здоровья и всего, всего, что нужно Вашей душе, телу и разуму! Пусть Муза приходит по первому зову, а главное, пусть хватает терпения на всю рутинную работу, которую Вы, как редактор, тянете на своих плечах. Замечаю грустные ностальгические нотки. Не грустите, ведь Вы несете людям столько радости и откровений, столько правды, любви и задора, что забываешь обо всем и даже, о возрасте и надвигающейся зиме...Особое спасибо за Ваших авторов: Алексея Яшина, Николая Толстикова, Анатолия Казакова, Владимира Давыденко,Владимира Корнилова и др.Очень многозначительно и критично звучит Ваша страница редактора. Безусловно, Ваши стихи и рассказ “Дом Сережкиного детства” подкупают не только своей искренностью и автобиографичностью, но только Вам присущим юмором и лиричностью. Спасибо Вам за ВСЕ и от имени всех наших! Будьте счастливы и здоровы! Ваша Марина Маликова. г. Красноярск Уважаемый Сергей Тимофеевич! Спасибо за прекрасный журнал! Скачал и, забросив все дела, читаю. С первой страницы - изумительное чтиво! Горд, что оказался в такой компании. Спасибо! Ваш Илья Криштул. г. Москва

348

К БУДУЩИМ АВТОРАМ «ИСТОКОВ» Мы в «Истоках» так живём: Воду пьём и хлеб жуём, Гонораров не даём, Но и денег не берём! Тут и там - духовной пищи Ищем и душевной ждём… Присылайте, господа, И рассказы, и стихи. Напечатаем! Да! Да! Если будут не плохи… Николай Ерёмин. г. Красноярск *** Журнал хорош, во всей красе! Тревожит душу, взгляд волнует. И даже чувствую вину я, Что не сказал о том досель, Что не нашёл ещё слова, Те, что с «Истоками» сравнимы. Те, что могли сказать бы им мы – Литературная братва. Вернее братство по перу, Сплочённых связью нерушимой, И стих написан от души мой, И наглость на себя беру, Сказать от всех сегодня я: – Спасибо, Прохоров Серёжа! Простите фамильярность, всё же Мы с Вами - все одна семья. И, согласитесь, мы близки Все, кто печатался в журнале. И друг от друга мы не дале В нём напечатанной строки. Ой! Что-то я и сам уже Теряю мысль. К чему я это? Желаю от лица поэта Вам в спросе быть и в тираже! Юрий Розовский член СП России, г. Братск. Сергей Тимофеевич! Спасибо большое за журнал! Просмотрела пока бегло, вечером почитаю внимательно. Журнал очень содержательный, география его становится все шире и шире. И очень приятно, что гордитесь своими земляками: Поздеевым, Устиновичем, Псаревым и другими. Молодец! С уважением, Лариса Кочубей. г. Красноярск. Уважаемый Сергей Трофимович! Как же я благодарна Вам за то, что дарите радость прикосновения к НАСТОЯЩЕМУ. Читаю

и наслаждаюсь. С удовольствием сделала рассылку по друзьям, пусть порадуются вместе с нами. Спасибо всем, кто причастен к рождению замечательного журнала! Дай Бог вам здоровья и счастья! Ульяна Яворская г.Красноярск Спасибо, дорогой Серёжа, за прекрасный номер “Истоков” Пробежал бегло по страницам, отметил для себя высокий профессиональный уровень большинства материалов. От чистого сердца поздравляю тебя с твоим замечательным детищем, а нас, авторов, с посильным участием в нём.. С дружеским приветом к тебе твой Владимир Корнилов член СП России г. Братск. Сергей Тимофеевич! Благодарю Вас за прекрасный, добротный живой журнал. Леон Смотров. г.Ачинск. Уважаемый Сергей Тимофеевич, сегодня скачал электронную версию журнала №19. Порадовался тому, что в наше непростое время Вы продолжаете работать, что есть люди, целиком отдающие себя творчеству. Благодарен Вам за то, что разместили в “Истоках” мою прозу, для меня это большая честь. С нетерпением буду ждать печатную версию журнала! Иванов Алексей. г. Вологда Здравствуйте, Сергей Тимофеевич! Спасибо Вам за быстрый ответ. Сейчас вот читаю Ваш журнал. Он высокого профуровня. Хорошо и интересно, оригинально продуман дизайн и внутреннее оформление, обрамление страниц. Наслышан, что у Вас высокие требования к опубликованным произведениям авторов. Это тоже хорошо. Сейчас не каждый журнал такое применяет. Николай Тимохин, член Союза писателей России. Казахстан,

НЕСКОЛЬКО КОММЕНТАРИЕВ К ЖУРНАЛУ «ИСТОКИ», №17, 2011 г.

Здравствуйте, Сергей! Красочный журнал. Интересный. На уровне федеральных. Грамотно и с душой сделан. У нас такого уровня в Казани, пожалуй, только пару изданий найдётся... С уважением, Эдуард Учаров. г. Казань Будем сотрудничать! Здравствуйте, Сергей. Только сегодня, заверстывая журнал, я снова увидел Ваше лицо. Вчера в Интернете и сегодня в редакции. Подборка Ваших стихов есть у нас. Сижу и думаю, где-то я видел это лицо. Открываю почту... ба!!! Вот оно! Будем сотрудничать. Что касается Вашего журнала. Блестяще!!! Рубрикатор разнообразен и тематичен. Лицо есть у журнала. Материалы подобраны, словно нанизаны. Это здорово. Публицистика не страдает журналистской схоластикой. За публицистами следить приходится глаз да глаз. Чуть прозеваешь, тут же навесят журналистской “воды”. У Вас проблем с этим нет. Насыщен журнал фотографиями. Здорово! Поздравляю с замечательным журналом!!!! Присылайте авторов. Будем печатать в своём журнале. Жму руку.

Георгий Каюров.

Журнал “Наше поколение”.Кишинёв. Молдова. Письмо редактору журнала “Истоки” Сергею Прохорову от художника Сергея Прохорова Уважаемый Сергей Тимофеевич! Хочу поклониться Вам за то великое дело, которое Вы делаете, создав такой необходимый и замечательный литературнохудожественный журнала «Истоки». Читаю журнал с большим интересом и удовольствием. Буду рад, если опубликуете мои работы на его страницах. Желаю процветания вашему благородному делу, творческих успехов, сил и удачи. С уважением, Сергей Прохоров. г.Барнаул. Алтайский край.

349

350

Журнал в журнале

Литкультпривет!!! Ежемесячный журнальный выпуск

Основан 30 октября 2012 г.

п.г.т. Нижний Ингаш

СВОЕВРЕМЕННО И УДАЧНО Вместо предисловия

Идея или проще мысль сделать электронный ежемесячный журнал возникла не на пустом месте. Редакционная папка журнала “Истоки” день за днём толстела от материалов, а очередность его выхода в свет сокращалась из-за финансовых проблем. Многие материалы теряли свою актуальность, уходили в корзину. Можно было публиковать их на сайте журнала “Истоки”, что мы и делали поначалу. Но ведь вся прелесть, которую испытывают, как автор, так и читатель, полистать странички, наслаждаясь не только текстом, но и оформлением. Такую возможность предоставила нам программа Issuu - My library. Ощущение, как будто листаешь бумажный журнал. Ежемесячник в 20-30 страничек, который мы решили назвать просто ”Литкультпривет!!!”, превзошёл наши ожидания. Аудитория читателей ежемесячника обогнала количеством почитателей журнала «Истоки» Приведём лишь один отклик, отображающий мнения большинства других: «...это, пожалуй, первое российское интернет-издание, которое не стремиться задавить читателя своей многостраничной насыщенностью (дескать, вот, какие мы большие и толстые!), а представляет достаточно компактный и удобоваримый коллаж разнообразных жанров. Нынешний читатель, как всем известно, человек занятой, куда-то всегда спешащий; и захочется ли ему, бедолаге, вдруг погрузится в 200-300 страниц сразу? Навряд ли. Зато всегда найдется время для 25-30 страниц. А если понравилось, то и данную дозу восприятия можно повторить много раз. Компьютер-то рядом. Короче, сама идея «Литкультпривета» представляется удачной, и что самое ценное, современной и своевременной. Сергей Гора, профессор-лингвист. США.» На день вёрстки этого раздела книги вышел 28-й номер ежемесячника «Литкультпривет!!!». В разделе представлена лишь часть публикаций ежемесячника за период с мая 2014 по январь 2015 года. Будем считать этот раздел юбилейной книги-антологии очередным 24-м номером печатной версии журнала «Истоки». Редактор

Май 2014 - февраль 215 г.

В НОМЕРЕ: Владимир Монахов Анатолий Ерохин Александр Крамер Сергей Тинский Николай Ерёмин Ольга Сахарова Галина Зеленкина Татьяна Акуловская Анатолий Казаков Ирина Котельникова Елена Попова Ольга Солнечная Екатерина Каргопольцева Татьяна Милорадова Валерий Сдобняков Лариса Захарова Татьяна Солодкова Наталья Алдохина Вячеслав Руднев Владимир Лядев Виктор Сундеев Ирина Манина Сергей Прохоров Николай Стародымов Су Тяньсуй Пётр Михейчик

Редактор Сергей Прохоров 351

Планета

Владимир Монахов

Душевный Порыв Домашнего Путешественника

Я живу на краю света, Где в мае бывают снегопады, В июне – заморозки, А на поездку к морю Глупо зарабатывать стихами. Откроешь окно – берег тёплый! Надпись на камне в заповедной зоне Байкала

Жить нужно налегке, чтобы встать однажды утром и отправиться куда глаза глядят без сожаления о том, что осталось. Ведь копить в России всё ещё бесполезно. Всё накопленное или родственники растащат, или государство отберёт во имя непонятных нам целей, с которыми нам явно не по пути. Выйти налегке в дальнюю дорогу и взять с собой в путь только вещь бесполезную, пустяковую и потому не обременительную, вещь крохотную, что способна поместиться в нагрудном кармане походной курточки. Например, выпиленный кусочек из некрупного бивня мамонта, который однажды раскопал в Якутии, на Алдане, в Томпонском районе, недалеко от Хандыги, известный в узких кругах палеогеографов новосибирский учёный Сергей Сухов, занимающийся историей Земли. Таких учёных в мире очень мало, всего душ 200. Они выпускают журнал «Journal of Sediment Research», который читают только специалисты, рассказывают в нём друг другу о достижениях своей науки на понятном только им научном языке. Сергей аккуратно выпилил кусочки из бивня мамонта и раздал знакомым и малознакомым людям, среди которых по чистой случайности оказался и ты. И вот теперь ты с этим кусочком отправляешься в далёкий, даже тебе неведомый путь. И пока будешь идти вперёд, этот маленький осколок, в котором поместилось всё прошлое Земли, станет согревать душу воображения, напоминая тебе, что жизнь не закончилась. Бесполезный, не растворившийся в бытии кусочек бивня мамонта движется вместе с тобой по дороге, которую ты сам для себя выбрал. По пути ты будешь доставать его из кармана и показывать всем, кого это заинтересует. Не исключено, что кто-то, заворожённый твоими удивительными рассказами о прошлом Земли, которую когда-то заселяли эти мощные животные, присоединится к тебе, и вы пойдёте дальше вместе, весело, потому что всё так же налегке. И у вас на двоих будет один кусочек бивня мамонта. Вещь, как ты догадываешься, по-прежнему бесполезная, но способная сдружить для далёкого путешествия по будущему прошедшего времени двух прежде незнакомых, но теперь таких нужных друг другу людей. Свет попутный по краю, Вдоль горизонта ребра Адамова в сторону рая Движется по утрам Гущей воды и хлеба Замесом текущих дел Корочкой чёрствого неба Но к путеводной звезде. 352

Анатолий Ерохин

Hobby

Анатолий Ерохин - доктор. Родился и до самой пенсии работал в Нижнем Ингаше. Любит поэзию, живопись, фотографию. Выпустил сборник стихов, снял серию видеосюжетов о природе. Любимое место отдыха Байкал. Живёт сегодня в г. Горячий Ключ (Краснодарский край) Предлагаем работы Анатолия Ерохина: вверху фото байкальский мотив, внизу картина «Ленский столб». Холст, масло.

353

Литература без границ

Александр Крамер

XAPOH Зима выдалась лютой. Старожилы в местах этих про стужу такую отродясь не слыхали. Вдобавок снегов навалило – до невозможности, – только и делали все по утрам, что из-под сугробов тех выгребались. Потом, когда уж миновали все сроки, а зима все не проходила, и сомнение стало брать, пройдет ли, в конце-то концов, враз жара навалилась, льды и снега стали таять наперегонки, а вслед за жарой – разверзлись и хляби небесные. Маленький, тихий и добрый Коренек напора такого не вынес, а может, просто накопилась у него обида какая, что так долго его подо льдом в заточеньи держали, но только он в одну ночь взбесился, как бык ярый, вздыбился, разорвал чуть подтаявший лед, понаделал торосов, к бесам снес деревянный мостишко, простоявший чуть не полвека, и, сметая дальше все на пути, понесся к матери-речке – похваляться своею силой. В селе Марьино, что стояло на взгорке, почему вода село и не тронула, оставалось всего-то четыре двора, да шесть человек – остальные либо разъехались, либо умерли – погибало село. Остались лишь те, кому некуда было податься, или кто просто хотел здесь век свой дожить. Но об этом между собою не говорили – незачем выходило. Старик не спеша возился по дому, краем уха слушал голос распоясавшейся речки и думал, что еще никогда Коренек далеко так слышать ему не случалось: ну разливался весной, ну бузил понемногу, но чтобы такое... А еще он думал, что лодка, слава богу, в надежном месте припрятана и Кореньку ни в коем разе до нее не добраться, хоть тресни! От этой приятной мысли старик даже задвигался шибче: для хорошей рыбалки – лодка первое дело, куда же без лодки. Он как раз вынимал из печки картошку, когда в дверь постучали негромко и, не дожидаясь ответа, вошли Марья Синцова и Федор Морозов. Постояли немного у двери: Марья обувкой все шаркала об половик, будто подошвы хотела стереть, а Федор (он во всякое время года мерз сильно) на пуговицах кожуха играл – чудно, как на баяне. Старик их не тормошил: раз пришли, значит, дело есть, куда торопиться – так и стоял с горячей картошкой в руках. Потом Марья и Федор молча сели на

354

табуретки, к столу, лицом к старику, Федор снял кепку, пожевал немного сухими губами и, дождавшись, когда старик, наконец, поставит картошку на стол, сказал с расстановкой: «Митрич... Василий Заварза... ночью... помер», - и замолк, внимательно глядя в глаза старику. Старик без единого слова спустился в погреб, принес оттуда бутыль с самогоном, миску помидоров соленых, разлил мутную жидкость по граненым стопкам, молча выпил со всеми, с громким стуком поставил стопку на стол, уперся руками в столешницу, а взглядом в Марью и Федора и сказал жестко и внятно: «Туда, скоту, и дорога!»; потом снова стали молча сидеть: Федор пуговицы на кожухе теребил, старик бороду пятерней рвал, а Марья, подперев худую щеку, то и дело вздыхала тихонько, да охала, неизвестно о чем. Спустя время Федор вроде проснулся, налил себе сам из бутыли, но до рта не донес, поставил стопку обратно на стол и высказал, наконец, то, зачем вообще они с Марьей пришли: - Митрич, а ведь Заварзу-то надо бы похоронить. Петро подсобит мне маленько, и гроб к вечеру готов будет. Настасья да Марья все, что положено по их бабьей части, сделают. За тобой дело только. Телефон оборвало, сам знаешь. Вызвать нельзя никого. Да и лежать покойник в дому не должен один, не положено так, не по-людски. К тому же – теплынь. Нужно гроб переправить за речку, а там скажешь Тимофееву Николаю, и на Холодную гору он гроб уже сам с братья̀ ми снесет. Лодка у тебя целая, так что тебе и переправлять. Мы с Петром, когда гроб сделаем, скажем; вместе утром его к речке свезем, на корме твоей лодки укрепим, как надо, все будет лады. Тебе, конечно, решать, а только иначе никак. Решай что ли, Митрич,– и стопку в рот опрокинул. Большим село Марьино никогда не считалось, но дворов сто все же когда-то стояло, это во-первых, а вовторых – за величиной той никто вроде особенно и не страдал. Все в селе то же водилось, что и за речкой: телевизоры, радио, магнитофоны разные – почти у всякого в доме, телефон имелся на почте... Нормально, скучать выходило некогда, работали – головы не поднять – какая там скука. Вот грязи людской – поменьше имелось и вправду – да разве ж это изъян(?) Это потом, когда скурвилось все и разъезжаться

народ стал от безысходности, – развал во всем начался, а до того нормально жилось в Марьино, лучше бы и не надо. За речкой, за Кореньком, находился поселок, Кировский; так его этим именем никогда и не называли. Говорили презрительно «пгт» или, проще, – «за речкой». Еще говорили «там», но это уже когда совсем сердитые были. Выйти замуж «там», или жениться «за речкой» считалось признаком... высокомерия, что ли... Непонятно, как и сказать. А за Марьиным стояли леса, да какие... Со всей округи съезжались сюда поохотиться, за грибами да ягодами сходить, да в озерах лесных покупаться – благолепие – словами не передать! Василий Заварза малолеткой из своры таких же, как он, дуроломов, ничем особенным не выделялся, может, как большинство, и остепенился б когда, да только вот не успел... Однажды с оравой тамошнего поддатого шакалья изувечил он какого-то проезжего мужика, а тот от увечий и помер. Получил за это Заварза тюремный срок, да пропал. После, как отсидел, незнамо где шлялся; вернулся только годов через двадцать-двадцать пять, под сорок, видать, мужику уже стукнуло. Лето только еще начиналось: только-только рожь занялась цвести, грибы первые появились, да сорняки вовсю из земли полезли. И он, значит, с сорняками теми и вылез. Родные его, и мать, и отец, к тому времени померли, дом пустой стоял, заколоченный, но обитать имелось где, ну и ладно. Чуть не полгода прожил Заварза затворником – из дому разве что в магазин, да в баню за речкой показывался, но ходил всегда гоголем – куда там! А знакомств никаких он тогда не заводил; даже с корешами своими старыми знаться не стал: чудно это было. Да, однако, чего про него знать-то надо, и без всякой его помощи очень скоро узналось: биографию его синим по белому четко на нем прописали. Особенно занимательно она в бане читалась. Мужики зареченские посмеивались, конечно, но между собой, деликатно,- обижать-то, да злить его пока вроде не за что выходило. Ближе к зиме выправил Василий Заварза себе документы охотничьи, ружьишко подержаное на толковище за речкой купил и стал подолгу в лесу пропадать. Возвращался почти что всегда с добычей, но ни с кем не делился, как другие, - видать, продавал, но где и когда – про то не известно, так, догадки одни. Старик поздно женился. Как со службы армейской

вернулся, годов через семь или восемь. Через год после свадьбы родился у них с Александрой сын, Виталька. Хороший парень рос, добрый, тихий такой, ни на кого из родителей характером не похожий. Деревенская ребятня его не особенно за тихость эту в компаниях привечала. Чаще всего оказывался он сам по себе: книжки читал все подряд, в лес мог надолго уйти, да ни с чем возвратиться, с рыбалки таким же манером, – и что он там день целый делал, никому про то не известно – на вопросы все улыбался только; и глядел всегда так, будто в далях небесных что вдруг увидал, да молчал. Вот учился он хорошо, так опять его в классе за это не очень-то жаловали; говорили, с вопросами - не лез никогда, сам до всего доходил, а объяснять что – не сильно охоч, и списывать у себя не давал. Одно слово, - парень со странностями. И хоть странности эти его никому не мешали, а ребята держались от него в стороне; да ему, или только казалось так, все равно это было. Неизвестно, где и когда это вышло, может, случайно в лесу повстречались, может, иначе как, но только Заварзу и старикова парнишку стали часто вместе встречать. Поначалу они просто у речки сидели, да по большей части молчали, глядя в разные стороны. Потом, когда первая пороша упала, стал Заварза Витальку на охоту с собою прихватывать – на денек там, на два, на выходные. А под Новый год и совсем на неделю на заимку ушли. Александра – та с первого дня из себя выходила буквально, все пыталась непонятную эту дружбу порвать,- да куда там... Скандалы стали в доме случаться раз за разом, чего раньше никогда не водилось, только и это не помогло. Парень все больше и больше отбивался от дома, и подолгу пропадал у Заварзы. И еще меняться Виталька стал, на глазах просто парень менялся. Ведь спокойный до этого был, добрый, улыбался всегда... Ну нелюдим немножко, так то что ж за беда? А тут дерзости стал говорить Александре, голос на нее поднимать... Учиться опять-таки стал коекак, а школьных своих знакомцев - вообще сторониться. И так быстро все это с ним происходило, да заметно, что бабы в селе промеж собой стали громко шептаться, и до старика с Александрой, конечно, шептание то доходило своими путями. Старик до поры в это дело не лез, только со стороны наблюдал. Видать, думал: перебесится парень, осенью в техникум, как раньше еще договаривались, в город уедет,- все само собой и прекратится. Потом только,

355

когда Виталька раз на всю ночь из дома ушел, встретил он Заварзу на речке, что-то коротко зыкнул, воздух рукой рубанул, да пошел, но с тех пор встречи эти пореже сначала стали, а потом прекратились и вовсе. Только поздно старик в то дело вмешался. Не прошло и недели, как Заварзу от парня отвадили, вернулся он вечером с работы домой, а Виталька его в петле ременной висит, и Александра без памяти на полу, и еще на столе записка солонкой придавлена: «Папа, мама, больше я не могу. Жить с этим не могу и сказать не могу. Ни о чем сказать не могу. Внутри все болит, и сил терпеть дальше нет. Простите меня, пожалуйста. И его тоже простите. Он тоже не виноват. Просто так получилось. Надо бы мне вам сразу про это сказать, когда все только еще начиналось, да я побоялся. Нельзя говорить такое. И стыд такой перед вами и перед всеми... просто жить невозможно. А теперь уже поздно. А может, и сразу поздно было, я не знаю. Но теперь мне уже не страшно совсем и скоро не больно будет. Простите. Я вас очень люблю.» Старик и Заварза нос к носу столкнулись еще на похоронах, но старик лишь кудлатой башкой крутил бешено, да зубами скрипел, ни слова тогда не сказал. А дней через несколько сошлись они таки возле ларька. Заварза только рот свой фиксатый ему навстречу ощерил, да сказать ничего не успел. Старик саданул его молча и страшно под дых и дальше пошел, будто муху какую прибил, а этот остался в пыли ногами сучить, да рот раззевать. На другой раз, когда их двоих снова случай свел (сам-то старик, понятно, встречи с ним не искал), все точто так же вышло; разница в том единственно состояла, что Заварза вздумал... непонятно что: то ли обороняться, то ли сам нападать?.. Да только исход того действия для него был точно такой же - старик с молоду силу имел такую, не передать! Третьего раза не было. Заварза его дожидаться не стал, собрал свое барахло и ночью смотался, даже дом

родительский не заколотил, только и видели. Лет двадцать прошло, пока Василий Заварза снова в краях марьинских объявился. Но гоголем на этот раз уже не ходил: желтый весь, скрюченный, по наружности – мерзкий раздавленный старикашка. Пришибленный был до того, что когда Митрич на пути у него попадался, семенил изо всех своих сил в обратную сторону; а отчего мандраж его бил – непонятно, старик его пальцем не трогал, и не пытался, только зыркал недобро из-под диких бровей, так об это не ушибешься. Но, видать, совсем плохо приходилось бывшему зеку. Через два дня на третий он то в зареченскую больницу таскался, то в районную ездил, да поздно схватился – помер, и года не протянул. За ночь разлившийся Коренек чуток поуспокоился, и ветер слегка попритих. По всему выходило, что природа надумала все ж таки в русло свое вернуться. Давно бы так. Солнце только что встало, когда все уже собрались возле дома Заварзы; спустились все вместе на берег, и гроб на тележке свезли, укрепили на лодке, постояли недолго, помолчали; сильно пахло теплой землею, рекою... а ещё отовсюду непонятный весенний дух исходил, и от духа этого душу томило и сердце щемило легонько; а река до сих пор сильно шумела, но не грозно уже; пичуги лесные и полевые концерт свой весенний затеяли: заботы людские их не касались и не должны были. Старик тихим в то утро выглядел, молчаливым еще больше обыкновенного, только все бороду рвал пятерней без жалости всякой. Когда гроб на корме укрепили, сел он на весла, вывел лодку на середину реки, бросил якорь, посидел немного, опустив руки в быструю воду и исподлобья глядя на соседей своих, оставшихся на берегу, потом привстал, аккуратно столкнул гроб с кормы в мутный речной поток и погреб помалу домой, в своё Марьино.

Александр Крамер живет в Германии, в Любеке. Пишит рассказы, эссе, публикуется в русскоязычных СМИ разных стран. В 2010 году несколько его рассказов вошли московский сборник “Антология современных писателей Европы”. Александр предложил нам на рассмотрение несколько рассказов. А мы предлагаем их своим читателям.

356

Память

ПИСАТЕЛЬ - НОМЕР ОДИН 16 мая 2014 года, накануне 102-летия со дня рождения сибирского писателя Николая Станиславовича Устиновича, в Нижнем Ингаше, в районной библиотеке его имени собрались, как всегда, почитатели его творчества: литераторы, журналисты, педагоги, ученики. Вновь вспоминали биографию писателя. Звучали строки его замечательных рассказов о сибирской природе. Журналист районной газеты «Победа» Лилия Енцова познакомила участников встречи с газетным творчеством молодого Николая Устиновича в пору его работы в этой редакции, прочитав статью будущего известного писателя о буднях колхозников Нижнеингашского района в годы Великой Отечественной войны. Прозвучала песня о писателе « Читает мальчишка таёжную быль», написанная и исполненная его земляком-нижнеингашцем Сергеем Прохоровым. Для нижнеингашцев Николай Устинович попрежнему был и остаётся писателем номер один. Сергей Тинский Николай Устинович на речке Ингашка

357

Юбилей

Праздник на малой родине писателя Николая Устиновича и художника Андрея Поздеева

А.Г.Поздеев

12 июня 2014 года в день Независимости России нижнеингашцы отметили 90-летие образования своего района. И в праздничном колере достижений и имен первыми звучали имена писателя Николая Устиновича и художника Андрея Поздеева.

358

Н.С.Устинович

Сергей Прохоров с друзьями у своего баннера

359

Интересное кино

ВСТРЕЧА С АДАБАШЬЯНОМ 2 июня в ДОМЕ КИНО я познакомился с Александром Адабашьяном. Он привёз в Красноярск фильм, СОБАЧИЙ РАЙ, мастерски снятый по его сценарию Владимиром Климовым и Анной Чернаковой.Фильм я воспринял как сказку-воспоминание-притчу, обращённую в прошлое, и в будущее. Андерсеновские Кай и Герда, ставшие Митей и Таней, переживают 1953-й год вместе с их родителями. Репрессанс и реабилитанс - на фоне наблюдающей за развитием действия Судьбы в образе девочки, страдающей болезнью Дауна. В воздухе кружатся пушинки-снежинки. Объединяет фильм развёрнутая поэтическая метафора: Пионеры в красных галстуках, ведущие к высотному зданию Московского университета собак на поводке, а их всё больше и больше, как бы превращающиеся в милиционеров, ведущих на поводке собаку, которая ищет правду в образе пропавшей тигровой шкуры и не находит её. Приметы ушедшей эпохи тоталитаризма с двойными стандартами мышления даны убедительно и ярко. Вспомнил чудесные фильмы Параджанова и Тарковского. Повесть Аркадия Гайдара ШКОЛА. Роман Гарсиа Маркеса СТО ЛЕТ ОДИНОЧЕСТВА, в котором, везде, где бы ни появлялся Аурелиано Буэндиа, порхали стаи бабочек. Александр Адабашьян перед фильмом и после, рассказывая историю создания СОБАЧЬЕГО РАЯ и отвечая на вопросы, проявил себя как человек умный, с богатым творческим потенциалом. У него красивый голос и креативная внешность. Словосочетание АДабашьян и собачий РАЙ воспринял я как некий сакральный шифр. Фотохудожник Борис БАРМИН сфотографировал нас у входа в ДОМ КИНО. Я подарил Александру свою книгу ПРОЗАИЧЕСКОЕ УБЕЖИЩЕ – и мы расстались, чтобы никогда уже не встречаться в реальном мире – а только в мире сказочных грёз, которым, по сути, и является кино. Р.С. Остаётся только вспомнить награды фильма: - спецприз жюри «За современный стиль киномышления» – Александру Адабашьяну на РКФ «Окно в Европу», Выборг, 2013, Диплом жюри на МКФ “Краски жизни”, Елабуга, 2013-Приз за Режиссуру и Приз за Лучшую женскую роль на МКФ “Сердце Байкала”, Иркутск, 2013- Приз за Лучший фильм на РКФ “Человек, познающий мир”, Углич, 2013-Приз за Лучшую детскую роль на РКФ “Киномай”, СанктПетербург, 2013 -Лучшая женская роль (Аня Корнева) и Лучшая операторская работа (Владимир Климов) на Международном кинофестивале «В Кругу Семьи», Екатеринбург, 2013Премия “Золотой Орёл”. Номинации на “Лучший сценарий” и “Лучшая работа художника».

Николай Ерёмин 360

Юбилей

Немеркнущая звезда Сергия Радонежского К 700 – летию со дня рождения святого

Как святой Сергий одинаково велик для всякого. Подвиг его всечеловечен. Но для русского в нем есть как раз и нас волнующее: сочетание в одном рассеянных черт русских. Отсюда та особая любовь и поклонение ему в России, безмолвная канонизация в народного святого, что навряд ли выпало другому. Б.Зайцев. Преподобный Сергий – исповедник Святой Троицы, «прозорливый открыватель Троичного культурного идеала России» и «одна из величайших слав России». О преподобном Сергии существует большое количество научных работ. Однако сколько бы ни писали о нем его фигура через века и до наших дней привлекает внимание во всем мире. Святые смотрят на нас из благодатной вечности и, молитвенно храня заветы Христа передают людям свой духовный опыт. С именем Сергия Радонежского непосредственно связана СвятоТроицкая – уникальный памятник архитектуры XVI – XVII веков. Во главу своего дела освобождения, собирания и укрепления России преподобный Сергий положил собственноручное создание в 1340 году храма Святой Троицы, около которого и основалась потом его знаменитая Лавра, залог единства земли и независимости Московского государства от материального подчинения Востоку, а в будущем – и от материального подчинения Западу. На ее территории находится несколько храмов, в том числе Собор в честь Успения Пресвятой Богородицы, Михеевский храм, Храм во имя Преподобного Сергия Радонежского. Тысячи паломников ежедневно посещают Лавру, чтобы прикоснуться к святыням русского народа и обрести душевный покой. А самый главный и самый древний памятник Троице - Сергиевой лавры – Троицкий собор, где находится гробница Сергия Радонежского. Официально Троице – Сергиев монастырь, ставший впоследствии религиозно – культурным центром России, получил это звание в 1744 году, спустя четыреста лет после той даты, которую монастырские хроники сочли временем, когда община вокруг Сергия уже сложилась, – на века вокруг имени и славы святого. В 2014 году мы отмечаем 700-летие со дня рождения преподобного Сергия Радонежского. Эта дата имеет особое значение как для основанной им Троице-Сергиевой лавры и Сергиева Посада, так и для России в целом. Известный историк В.О. Ключевский утверждал, что Россия будет стоять до тех пор, пока теплится лампада у раки преподобного Сергия. Для русского человека имя святого на многие столетия стало мерилом праведной жизни, как имена Андрея Рублёва, Феофана Грека, Стефана Пермского, Максима Грека и других святых, в земле Российской просиявших. Преподобный стал поистине подлинным «светильником» для современников и потомков – человеком, сумевшим подчинить всю свою жизнь евангельским заповедям любви, единомыслия и смирения. Как известно, Сергий Радонежский не оставил после себя ни единой строчки, потому что сторонился откровенного учительства. До наших дней не сохранилось каких - либо его произведений – посланий, поучений, проповедей. Учение преподобного – это его житие. А то немногое, что мы знаем о «великом старце», как называли Сергия современники, содержится главным образом в его житии, написанным учеником Сергия, монахом Епифанием Премудрым в 1417 – 1418 гг. В середине XV в. труд Епифания был отредактирован другим известным книжником – Пахомием Сербом (Логофетом) – и в таком виде дошёл до наших дней.

Ольга Сахарова.

г. Елец. Липецкая область (Материал опубликован в сокращении) 361

Проза

Галина Зеленкина г. Кодинск

Последний воин Аклесты

Старик сидел в сгорбленной позе у догорающего погребального костра и подслеповатыми глазами смотрел на тлеющие угли. Седые волосы выбились из-под холщовой повязки и развевались на лёгком ветру. Лицо старика было похоже на застывшую маску. Сложный узор из морщин сплело на ней время. Не прочитать и не распутать. Сколько прошло лет с тех пор, когда отряд отважных молодых воинов покинул родную планету Согрия и высадился на маленькой планете Аклеста, старик не помнил. Тот, кто руководил погрузкой оборудования, продовольствия и медикаментов для десантников, приказал отставить в сторону контейнер с вакцинами антивремени и регуляторами памяти. ― Выживут и так,― ответил он на вопросительный взгляд помощника.― За такое содержание золотом надо работать

без привилегий. Ему ли не знать о том, что все разумные существа, попадая на эту планету, через некоторое время начинали страдать амнезией. Но зависть к чужому богатству во все времена вызывала злобу и желание хоть как-нибудь напакостить. Нет в мире совершенства, а в человекоподобных натурах тем более. Поэтому и неудивительно, что в памяти у старика остался только необходимый минимум информации, а именно: то, что его зовут Гансом, а лучшего друга, которого он только что похоронил, звали Аскером. Ещё он помнил о том, где и когда должен передавать сообщения на искусственный спутник согриян, оставленный на внешней орбите планеты, которую наспех сформированному десанту было приказано очистить от всякой нечисти. Имена же других воинов, прибывших с ним на планету для ратных подвигов, давно уже канули в Лету, так как не успел он с ними поближе познакомиться, да и ни к чему было. Все они один за другим погибли в схватках с готляроидами в течение пяти аклестных лет. А один год проживания на Аклесте был равен десяти годам жизни на Согрии. Вчера, перебирая одежду погибших воинов, которую они с Аскером использовали вместо одеял, Ганс обнаружил в одном из карманов куртки воина, погибшего одним из первых, маленькую коробочку с четырьмя капсулами вакцины антивремени. ― Откуда это? ― спросил он тогда Аскера.―Мы же всегда внимательно осматриваем одежду. ― Эту куртку мы не осматривали,― ответил Аскер.― Я её принёс сегодня из дальней пещеры, где мы несколько лет назад сожгли тело, а про куртку забыли. Готляроиды куртку жрать не стали — очевидно, почувствовали запах вакцины. ― Это нам поможет! ― воскликнул Ганс и протянул другу две капсулы.― Выпьем и сил наберёмся, а то превратились мы с тобой в старые развалины. И хотя утром друзья проснулись бодрыми и слегка помолодевшими, хорошее самочувствие не спасло от гибели Аскера. Оголодавший из-за длительного отсутствия пищи готляроид незаметно подкрался к пещере и упал на друга Ганса с нависшего над входом в пещеру камня. Он мгновенно откусил ногу и руку воину. Истекающий кровью Аскер, прежде чем упасть замертво, успел разрубить лазерным мечом готляроида на несколько частей. Почувствовав сильное зловоние, Ганс выбежал из пещеры, но было уже поздно. После смерти друга Ганс отправил сообщение о том, что планета Аклеста стерильна и готова к заселению разумными существами. Затем он стал готовить погребальный костёр. ― Мой друг Аскер убил сегодня последнего готляроида, пожертвовав своей жизнью. Теперь планета чиста. Только кому она теперь такая нужна, если из живых существ на планете остался я один? ― произнёс вслух Ганс и удивился, услышав сигнал, что пришло сообщение со спутника. Словно кто-то подслушал его слова. То, что он услышал по громкой связи со спутником, повергло старика в шок. ― Встречайте контейнер с новой партией готляроидов. Обеспечьте им комфортное 362

существование на планете,― слова приказа — словно пуля в затылок идущему по коридору тюрьмы смертнику. «Это конец!» ― подумал тогда Ганс, и эта мысль стала периодически беспокоить его. Пока горел погребальный костёр, она постоянно мешала Гансу принять правильное решение. Наконец мысль угомонилась, и Ганс смог подумать о том, что возвращаться ему теперь некуда. На родной планете господствуют силы зла, иначе он не получил бы такой жестокий приказ. Но и оставаться на Аклесте он тоже не может, так как уже стар и силы его на исходе. Вакцина антивремени частично вернула память, но не годы. Очевидно, что всё должно приниматься вовремя, а не задним числом. ― Молодые готляроиды съедят меня за один присест,― озвучил Ганс мысль о предстоящей смерти.― Перспектива быть съеденным заживо меня не прельщает. Я воин, а не закуска для тварей. Всех воинов, погибших в схватках с готляроидами, мы с Аскером похоронили с почестями, сжигая их повреждённые тела на погребальных кострах. Ни одного тела не отдали на съедение. Мысленно представив себе картину поедания себя готляроидами, старик содрогнулся. Один внешний вид этой ползучей, ходящей на полусотне коротких лапок и одновременно на них подпрыгивающей твари вызывал страх у тех, кто впервые видел это двухголовое искусственно выведенное зло. «Я вам обеспечу такой комфорт, что его надолго запомнят ваши хозяева»,― такое сообщение приготовил старик для отсылки на спутник, установив таймер отправки на время окончания выгрузки контейнеров с готляроидами. Потом, подумав немного, подписал сообщение: «Ганс, последний воин Аклесты». ― А теперь я должен уничтожить все следы пребывания нашего отряда на планете,― сам себе приказал Ганс и стал бросать в костёр одежду погибших воинов, которую заранее вынес из пещеры. «Больше не понадобится,― подумал старик.― Ночь у меня сегодня будет горячая, не замёрзну». То ли вакцина антивремени так подействовала, то ли иногда, в минуты сильного душевного волнения, разумное существо становится ясновидящим, но Ганс вдруг понял, что не отряд воинов сражался с готляроидами, а готляроиды сражались с воинами за выживание. И то, что воинам ценой собственной жизни удалось уничтожить всех тварей, было непредусмотрено в отчётах руководителей эксперимента. Поэтому сообщение о победе над готляроидами, полученное от воина, оставшегося в живых, заставило изрядного поволноваться прислужников нового правителя планеты. Откуда было знать Гансу, что те, которые отправили отряд воинов для борьбы со злом, давно уже отрапортовали правителю, что на планете Аклеста победило зло? Поэтому и казнь последнему воину была уготована изощрённая по своей жестокости. Запрограммированные готляроиды должны были откусывать от воина по куску тела до тех пор, пока от Ганса не останется один скелет. Старик догадывался, что в покое его уже не оставят, и решил упредить события. ― Самая трудная победа — это победа над собой,― произнёс он вслух и взглянул на небо. Чёрная лохматая туча, подгоняемая редкими порывами холодного ветра, плыла по нему, как каравелла. Когда ветер стих и туча повисла над скалой ― самой высокой среди каменных подруг, обрамляющих берег залива обмелевшего моря, Ганс удивился, увидев, что туча стала нанизываться на скалу, словно кусок мяса на шампур. Но потом понял, что это был знак, ниспосланный ему свыше. «Вот и мне пора!» ― подумал он и не спеша отправился к скале, где находилась посадочная площадка, защищённая с трёх сторон. Там же находился и склад боеприпасов, которые воины применяли для массового уничтожения готляроидов, так как эти твари размножались с неимоверной быстротой. Ожидая прибытия контейнера с готляроидами, Ганс приготовился встретить гостей во всеоружии. По периметру посадочной площадки через равные промежутки он установил взрывные устройства, а самое мощное по взрывной силе устройство старик установил в центре посадочной площадки, куда должны были спустить контейнер с готляроидами. Собрав схему смертельного фейерверка, Ганс повесил на шею, как ожерелье, пульт управления праздничным салютом. ― Первый раз буду отмечать праздник! ― воскликнул старик.― Надо команду придумать для пульта управления. Хотя чего тут придумывать? «Да здравствует Добро!» ― самая правильная команда. Увидев спускающийся из нависшего над посадочной площадкой космического шлюпа контейнер, Ганс поднял вверх правую руку со сжатым кулаком. Это была команда для пилота космического шлюпа, что всё готово к приёмке контейнера. ― Я вам устрою погребальный костёр! ― пообещал Ганс и поспешил к центру посадочной площадки, чтобы встать рядом с контейнером. ― Да здравствует Добро! ― трижды прокричал он, когда распахнулась бронированная дверь контейнера и готляроиды посыпались из него друг за другом. Огромной силы взрыв разрушил скалу, и она сползла в образовавшуюся воронку, на дне которой полыхал погребальный костёр последнего воина Аклесты и уничтоженного им зла. 363

Дорогой веры

Татьяна Акуловская

Разговоры в трапезной Вчера, 27 июня – Собор Дивевских Святых. Накануне срезала пышные благоуханные букеты розовых пионов, в веселии сердца, с благодарностью и любовью расставляла их в запотевшие хрустальные вазы у икон. Храм святого Евангелиста Луки до блеска промыт: послушницы пол моют на три раза, третий - без порошка, только чистой водичкой. Даже в зной здесь прохладно, а теперь ещё и тонко благоухает воздух ароматом пионов, их вырастили служители сами рядом с храмом. В такой вот благости стала читать Евангелие: «Закхей, сойди скорее, ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме. (Лк.19,5)… Слова эти «услышала» как повеление причащаться. Ты Сущий, Господи. Что повелишь мне делать? …Сегодня пью ароматный зелёный чай с мятой в трапезной. Здесь можно услышать много разного и интересного. Чай допиваешь на ходу, торопишься к своим занятиям, а оторваться от собеседника – то одного, то другого – нет сил: столько интересного, чудесного, полезного! Сейчас в трапезной судачили с Галиной Васильевной (наш «шеф-повар»), женщиной нрава крутого, гневливого, но кающегося, о том, что нам сильно повезло с настоятелем и его матушкой. Деликатные они люди, стараются устроить жизнь прихода по-христиански верно, милосердно. Как важно матушке руководить всей хозяйственной частью, не властвуя, а подчиняясь мужу-священнику, подставить ему плечо, точнее, всем существом нести продуманно устроение многообразного церковного хозяйства, как то: блюсти чистоту, организовать торговлю книгами, церковной утварью, свечами в лавочке и не только, но и на ярмарках, выставках, воскресную школу. А для служителей - тех, кто пришёл потрудиться для славы Божией - надо быть заботливой матерью, не мачехой – они как дети, эти служители - все требуют внимания, участия, доброго слова. Все таланты, всё служение её подчинены главному: помочь мужу честно нести священный Крест, разгрузить его для молитвы, для духовной жизни, пребывая у него в послушании. Ведь не матушкина прекрасная многодеятельность созидает приход - мир, уют, покой, порядок в нём, а батюшкина благоговейная молитва, его благословение, трепетное отношение к Таинствам, любовь и уважение к своей половине и всем людям, их личностной свободе, рассудительность, нерасточительная щедрость, деликатность, благородство, сердце горЕ и главное - Божий ответ – вот истинная созидательная сила нашего прихода. -Да, у нашей матушки Ларисы школа послушания отличная была – отец Фёдор! Это Галина Васильевна говорит, она присела, чтобы чистить ревень-корень с нашей грядки для постного воскресного пирога. -Положу-ка ещё немного твоего плова, Галь, - встаю из-за стола с чашкой, - и борщ сегодня отличный, кисленький, и плов постный – с кусочками рыбы, кукурузой – вкус новый. -Кто говорит: сладкий борщ, кто кисленький, - недоумевает Галя. А мне в храме всё кажется вкуснее домашнего: благодатью приправлено! Удивляюсь, как вкусно. Вспоминаю, что с одиннадцатилетним тогда Лёшей в Киево-Печерской Лавре трапезничали, и пустые щи он уписывал с хлебом, будто с голодного края. Стыдно было… -Прям! Стыдно! Чего тут стыдного-то? Мы с сестрой поехали в Дивеево, она впервые обедала в монастырской трапезной. Ели кашу, а она, не хуже маленькой, ест и нахваливат: «Кака-ая ка-а-ша вкуснаая! А хлеб какой!! Можно ещё каши? А можно хлеба с собой взять – такого вкусного сроду не ела!» Мы, русские люди, с замиранием сердца вспоминаем белёную русскую печь, слюнки глотаем от воспоминаний томлёных в ней щей с куском свеженины, пышных оладий, шанег, ватрушек, что пекли нам бабушки. Почему простая еда: картошка в мундирах, щи, каша, печёное яичко, топлёное молочко, кусок разварной свинины – были такими вкусными у наших бабушек? Ответ всем известен: наши бабушки без Бога – не до порога.

364

Проза

Анатолий Казаков

Слонёнок и Серёжка По огромной нашей стране Руси-матушке городах и весях нашего отечества колесят цирковые труппы. Развелось их по нынешнему времени великое множество, ибо хлеб насущный надобно как – то добывать. Вот так на гастролях и появился у слонихи Вербы маленький слонёнок. У артистов сильно не забалуешь, всем кто причастен к цирку, приходится очень много трудиться. Слонёнку этому, хоть он уже заметно подрос, почему - то не давали имени. И артист дядя Коля, дрессирующий его маму, научил слонёнка играть с шариком. А это уже была серьёзная работа ( ведь ему нужно было показать и доказать, что он способен не подвести свою дорогую мамочку). Однажды вечером, когда в его клетку принесли еду, забыли закрыть дверь. Ночью слонёнок вышел из клетки и пошёл гулять, и как – то покинул территорию цирка. Он шёл по ночному городу и разглядывал большие дома. Ему почему – то казалось, что людям не нужны такие большие общие клетки, у каждого должен быть свой и только свой домик. К слонёнку уже прицепилась бездомная дворняжка и начала на него очень даже противно тявкать. Начинающий артист посмотрел на неё и сказал: « Ну, зачем ты так громко лаешь? Ведь люди спят, а завтра им на работу. Неужели ты не понимаешь, мальчикам и девочкам и их родителям надо отдохнуть». Ничего не ответила собака и продолжала до утра лаять на слонёнка. К утру настроение у молодого артиста совсем пропало. Он очень проголодался и уже пожалел, что пошёл гулять, ведь в родном цирке так много вкуснятины. Он забрёл в какой – то маленький дворик, окружённый со всех четырёх сторон пятиэтажками, и там встретил утро. Он и не заметил, как к нему подошёл маленький мальчик и стал его гладить. Потом этот же мальчик дал пряник лающей собачке, и та наконец замолчала. Из подъезда вышла мама мальчика и, увидев слонёнка, от удивления открыла рот. Мальчика звали Серёжкой, и он стал уговаривать маму взять слонёнка домой. Мама, придя в себя, отвечала своему сынишке: « Ну куда мы его возьмём в свою однокомнатную квартиру. У нас есть собака, кот, черепаха и рыбки, да он и в дверь к нам не пролезет». Мама очень хорошо знала, как Серёжка любит животных, поэтому так подробно ему всё объясняла. Серёжка заплакал, а мама, видя, что кругом собирается народ, стала вызывать по сотовому телефону милицию. Собравшиеся мальчики и девочки и их родители, опаздывая в садик, кормили слонёнка конфетами и пряниками. А молодой артист в благодарность за это, взяв хоботом у Серёжки мячик, устроил взрослым и детям настоящее цирковое представление. Да такое, что взрослые мамы и папы уже добровольно решили опоздать на работу, а их дети в садик и школу. Но приехала милиция вместе с артистами цирка, и стали грузить слонёнка в большую машину. Серёжка плакал и просил милицию и артистов, чтобы они не обижали слонёнка. Тогда дядя Коля, переживавший за пропажу слонёнка, подошёл к мальчику, поднял его на руки и сказал, что мама слонёнка Верба сильно плачет, а потом достал из кармана билеты и подарил их Серёжке. Сидя в первом ряду, Серёжка с мамой очень ждали выступления молодого артиста. Вместе с ними на этом представлении были и все жители их маленького дворика. И когда наконец на сцену вышел слонёнок, то Серёжкиной радости не было предела, ведь маленький слонёнок нашёл свою маму. 365

Поэзия

Ирина Котельникова с. Чара

*** Познай, душа, язык немых там, где слова рисуют пальцы, и перекатывает жмых улыбка странная паяца. Безмолвный мим, рисуй, рискуй! Рисуй про радости и беды. Тоску в руках перетасуй, и празднуй пиррову победу в стране живых, в стране немых, где слух – глаза, а пальцы – птицы. Мы не рабы. Рабы не мы... Смотрю на руки. Вижу лица. *** Мне выпала зрячесть и больно зрачкам в осколках зеркальных вчерашнего смысла увидеть слепые глаза скрипача и радугу ту, что вверху коромыслом. Ах, как он неистов - безумец богов. И небо кровит под босыми ногами. Ему не дано ни друзей, ни врагов. Он тот, кто приходит однажды за нами. Конец и начало. Река и исток. НЕМНОГО О СЕБЕ Протест и смиренье. Пастух и пастушье. Живу на севере Забайкальского края в чудесном Ни ангел, ни дьявол... Быть может, сам Бог, селе Чара у отрогов Удокана и Кодара, в краю сошедший стучаться в закрытые души. вечной мерзлоты и дивных озёр. В краю, где есть 8-е чудо света – пустыня. Пески среди тайги. *** А неподалёку, в Мраморном ущелье, находятся остатки Сталинского лагеря, где после войны Когда тоска внезапная нахлынет, был добыт первый уран. Родилась на севере, на да так, что слёзы горькие не спрятать, реке Витим в посёлке Гулинга, где жили когда-то припомнятся пучки сухой полыни, золотари. чабрец в мешочках, и в корзине мята, Автор пяти поэтических сборников. Член за хлебным полем тропка до погоста, Союза журналистов и член Союза писателей где папкин в рамке довоенный снимок... России. Как так случилось? Наезжаю в гости, но чаще от поминок – до поминок. А мамка всё заказывает свечки, и в похоронный прячет чемоданчик. Достанет фотографии под вечер, *** разложит на столе и вдруг заплачет. От шагов, за ветхою подкладкой Не плачь, родная! Решено – я еду! звякают советские копейки. Сильнее зова нет, чем зов отчизны. Ходит-бродит память по ограде До детства сутки. Доберусь к обеду, в чёрном пиджаке и телогрейке. чтоб ты не смела помышлять о тризне. Справится с хозяйством немудрёным, Я не забыла, как поставить тесто. сядет на потёртое крылечко Мы испечём хлеба в просторной печке. память с бабьим именем Матрёна. А после сядем у окошка вместе, А на левой – вдовие колечко... споём о поле русском и о речке. Покупали в городе с Егором Мы до утра с тобой провечеряем, те, что по цене не дорогие. одною шалью прикрывая спины. Жили-были в радости и горе – Россия-Мать, тебя удочеряю, два кольца... Одно уже в могиле. и никогда отныне не покину! Схоронила лет тому пятнадцать, и одна тихонечко стареет. *** С пиджаком не хочет расставаться. Едва видна проезжая дорога. Говорит: в Егоровом – теплее. Восстановить? Без надобы, и лень.

ПОЛЕ РУССКОЕ, ПОЛЕ ДИКОЕ…

366

Растёт на опустевших огородах чертополох забытых деревень. Сорвать цветок и в мыслях не потянет. Не для букетов пышных красота. Колючий, как занозистая память у основанья сгнившего креста, он кажется таинственным и древним. Таблички нет. Остался только гвоздь. И не понять, где кончилась деревня, где начался безжизненный погост... *** Дитя тайги – опять иду тайгою. Стреляет под ногами сухостой. Зовёт река задумчивым гобоем. Сама себе приказываю: стой! Полощет ива под обрывом косы – ещё одна невеста подросла. И, отливая медным купоросом, в зеркальной ряби тонут небеса. Катись же к чёрту “жизнь моя жестянка”! Дитём тайги особый быть резон. Вот смастерю однажды берестянку, и уплыву от бед за горизонт... *** Я тебя воскрешаю, как Бог. Да простит Он сравнения ересь. По-над городом стелется смог. Просыпайся, мой Вовка, мой Гелиос. Отразись в золотых куполах, постучись в недоверчивость окон. С колоколенок колокола голубей подымают высоко. Я тебя воскрешаю в себе, свято верую в сбыточность чуда, и бегу, вопреки, по судьбе в дом, где бьётся на счастье посуда, где стекляшки в калейдоскоп даришь ты от души, по-соседски. Я тебя воскрешаю, как Бог, недопетое Вовкино детство. *** Рабы забытой Богом старины – в нас память предков воскрешает древность. Но, как от праха чудо не храни, в музейных стёклах не вместить деревни. Деревня – Русь! В наличниках резных, в скамейке у ограды – немудрёной, и к Пасхе подновлённой белизны столетних стен родительского дома. Куда бы нас ни увели пути, нас память сердца побудит однажды на полустанке крохотном сойти. Но в речку детства не забродят дважды. Не встретят нас на родине былым. Не заскрипит упавшая калитка. Миг узнаванья горче, чем полынь, и горче, чем погостная молитва.

Вот, как печенье, крошкой изразцы на остове, когда-то русской печки. Вот рам оконных синие кресты пригнули обездоленные плечи... Песок. Пустырник. Блюдце, как укор, на две частички раскололось, хрустнув. И отозвался эхом за рекой плач над Россией – деревянной, русской. *** Здесь не запахнет вспаханной землёй. Не прорастёт из зёрнышка пшеница. Амбар колхозный стал давно золой. Наступишь – под ногою заклубится. Наперечёт в деревне старики. Когда-то каждый мог согнуть подкову. Теперь и ложка валится с руки. С завалинки не встанешь, как прикован... Матвей, Егор да дедко Епифан гуторят о политике российской. Вчера ещё четвёртым был Степан, да помер, и с друзьями не простился. Без домовины день уже второй. И некому за дело это взяться. В дому Степана слышен тонкий вой. Вдовой в деревне нелегко остаться. Зачахнет без Степана огород. Под нож коровка пустится без сена. Повымирает скоро весь народ. А без народа следом и деревня. Сидят друзья у Стёпкиной избы. Дойти сюда едва хватило силы. Какие были мощные дубы! За что их так, за чьи грехи, Россия? За чьи грехи не вспаханы поля? За чьи грехи не проросла пшеница? Деревня-Мать! Российская земля! Как трудно Богу за тебя молиться... *** Привет, околица села! Привет, знакомый старый мостик. К тебе тропинка привела. Как пусто здесь... Как на погосте... Нет гама звонкого лапты. Никто не хвастается битой, и мяч в картошку не летит. Забавы русские забыты. Никто не делит шар земной, кидая ножичек от пальца. Мать не зовёт впотьмах домой, и порки некому бояться от твёрдой тятькиной руки с присказкой, что гулять не пустит. В деревне только старики, и оттого-то здесь и пусто. Звенят, как раньше, комары. Замри! Осталось детство в прошлом. И чей-то голос “Отомри!” не воскресит нас понарошку.

367

*** Ты играешь без правил, презирая закон. И, вдыхая отраву, ставишь время на кон. Под чекушку палёной щеголяешь блатным. Но в колоде краплёной стал давно подкидным. С уголком чёрным – рамки. Море пёстрых венков. Вновь хоронят вас мамки – непутёвых сынков… *** Время рассыпалось в прах, дунешь – поднимется пыль. Что ты читаешь, монах? Было от слова быль? Сотни столетий – зола. Столб соляной за грехи. Сможешь найти слова? Ныне придёт Рахиль. Где её дети, скажи? Должен о том ты знать. Лист под рукой дрожит. Плачет безумная мать. Время рассыпалось в прах, минув пещеру твою. Что ты читаешь, монах?! – “Се у двери стою”... *** Заблажит блаженный о небесном. Нам, земным, порою невдомёк, как давно юродивому тесно в перекрестье жизненных тревог, и какой простор в косноязычье сокровенным мыслям и словам... Вдруг замрёшь, как пойманный с поличным, разобрав два слова: “Аз воздам”. *** Багул не выразить в словах – они бедны, когда на сопках весна раскинет покрова, и на прогалинах и тропках, на каждом робком пятачке вдруг заалеет, вспыхнет кустик... Навстречу солнечной мечте сбегу в багул от зимней грусти. Сбегу в багуловый рассвет! Сегодня ночью мне приснилось, что там, где льётся дивный свет, однажды детство заблудилось. *** Ещё жива деревня за пригорком... Висит на прясле тканый половик. Ещё сметана в кринке не прогоркла.

368

От тяжких дум подсолнух не поник. Ещё жива бобылка баба Фрося. Подол – узлом. Шагает на покос. Ей нужно жить, покуда ноги носят. А где помрёт, там будет и погост... *** Поле русское, поле дикое заросло травой выше пояса, по росе коса здесь не вжикает – ни мужичьего духа, ни голоса. Поле буйное, разнотравное. Эх, духмяное, эх, медовое... Где вы левые, где вы правые? Али ноженьки ваши пудовые? Крикнет во поле мать-Россиюшка – возвращается эхо стократное, да заплачет дождём небо синее. Обессилела силушка ратная. Обессилела, задурманилась, аки сорной травой-повиликою. За рассветами, за туманами понапрасну Русь-Матушка кликает. Серп блеснёт в руках намозоленных. Русь повесит пучок над иконами, чтобы отчее поле раздольное по молитвам её детям вспомнилось. Поле русское, поле дикое... *** Сегодня хоронили совесть... Плыл гроб над праздною толпой, и выводил печально соло французской дудочкой гобой. Откуда взялся он, не знаю – был нанят, сам ли захотел – старик с иконными глазами? Он шёл поодаль. Не в толпе. Деревенели, ныли пальцы, лилась мелодия, как стих. И даже ветер растерялся, клубком свернулся и затих. Толпа привычно бормотала о постороннем – просто так. За веткой ветка отлетала. И ощущалась пустота. Как будто где-то во Вселенной сам Бог со скорбию поник. Плыл катафалк над миром бренным, А плакал лишь монах-старик. Сегодня хоронили совесть – чужую совесть – не его. И болью старого гобоя не заглушалcя звук шагов. Не грела ряса и подрясник – других одежд не надевал. И только Богу было ясно – он шёл и совесть отпевал.

Поэзия

Елена Попова г. Усть-Кут

Попова Елена Алексеевна. Проживает в городе Усть-Кут Иркутской обл.. Пишет стихи для детей и взрослых. Участвовала в проведении поэтических вечеров, литературно-музыкальных гостиных, тематических радиопередач. Является автором слов нескольких бардовских песен.

***

Я в мир войду стеклянной хрупкой бусинкой, Восторгом новогодней детворы. Из трубочки – волшебной и тонюсенькой – Появятся блестящие шары. Один, другой... Они сверкнут брильянтами, Во всей красе, и взгляд не отвести, На ёлке разноцветными гирляндами Иголочки стараясь оплести. Ты жизнь подаришь мне своим дыханием, Расплавится стеклянная слюда. Одно неосторожное касание – И я уйду надолго. Навсегда. Я вниз сорвусь – отважная, бесстрашная, В агонии предсмертной закручусь. А ты – замрёшь и вздрогнешь ошарашено, Как только я в осколки разлечусь... И РУМЯНИТСЯ СНЕЖНАЯ КОРКА Ты в постели ещё, на боку А тебе уж готовится завтрак... Небо снежную сеет муку, Натянув чуть замызганный фартук. И опару - на глаз, ни на вес, В месте тёплом и солнечном ставит. Крутоват получился замес? Тесто вешней водою разбавит. Мостовая ручьями течёт, И сугроб на глазах пропадает. Солнце жаркой духовкой печёт... Дует ветер - пирог оседает. Небо – трудится аж допоздна… И, касаясь лучами пригорка, Жарит день - накалён докрасна. И румянится снежная корка. *** Земля – большой запутанный клубок, И ниточки в нём порваны порою. Свой хрупкий мир, как малый коробок, – Разжав немного пальцы, приоткрою. Взгляни скорей, чего в нём только нет – Всего одним глазком, поближе к свету: От ржавых и окисленных монет До стёклышек, подобранных по цвету. Войди, я разрешаю – ты же друг! И дверь заблаговременно открою... Нарушит твой условный робкий стук

Стилистику полнейшего покоя. В углу моём тепло. Горит очаг. И важно то, что я нужна кому-то. И ты – моя опора, мой рычаг, Чтоб всё перевернуть в одну минуту. *** Словно кусочки нависшего зимнего неба, Снег нескончаемо падает. Нега... Хлопья пушистого, лёгкого, первого снега Кружатся, кружатся, словно созвездие Вега. Белые хлопья вдали превращаются в точки. Мне бы достать их рукою, привстав на носочки!.. Ветер разносит над городом неба кусочки, В скверах они оседают и в ближнем лесочке. С детским восторгом набрать снега полные горсти!.. Мы в этом мире, подобны снежиночкам – гости. Падает небо – не крепко прибито на гвозди, Краешек вечности где-то находится возле. Воздух в краплениях – пёстрые грани бокала. Треснув, ломается серая гладь по лекалу – Неизмеримая!.. летом водою стекала... И никогда вечность ближе ещё не пускала. Словно осколки, снежинки хрустят под ногами. По легкомыслию меряем время шагами... Жизнь – по спирали, и мы в ней плутаем кругами. Бог наш – конструктор для мира с его берегами. *** На меня в упор наставив дуло, Целитесь: изгинь, уйди во мрак! Что, на мне написано «Я – дура»? Или третий сорт ещё не брак? Кто кивал при встрече головою, Морщится, сегодня повстречав. И – сыта народною молвою, Голова осталась на плечах. Дуло приставляете... Что толку? Жизнь такую не переношу! И бываю дерзкой, очень колкой. Цыкнет кто – любого укушу. Я обороняюсь очень рьяно,

369

Ольга Солнечная г. Новороссийск

ГОРОД Три шестнадцать... В вены - свёрла, Иглы - в веки до глубин. Лапой цепкою за горло Держит Мысле-Херувим.

Я люблю апельсины. Вот такое обыкновенное, где-то даже детское утверждение. Но я действительно их люблю. Причем, апельсин обязательно должен быть оранжевым - нет-нет, не слегка, а ярко-ярко. Потому что мне не так важен его “внутренний мир”, сколько его “внешность”, хотя такое положение вещей мне абсолютно не свойственно. Наверное, вы сейчас думаете: для чего она пишет всю эту ерунду? А вы попробуйте взять такой апельсин в руки, и поймёте. Просто “обнимите” его ладонью, и почувствуете, как он ответит на ваши “объятия”, потому что каким бы большим ни был апельсин, он всегда идеально сольётся с формой вашей руки. Такая странная закономерность. И даже с закрытыми глазами вы сможете увидеть всю его оранжевость, которая каким-то непостижимым образом разольётся по капиллярам пальцев, постепенно проникая во все клеточки вашего тела. А после это оранжевое тепло, этот апельсиновый запах, этот солнечный цвет заполнят всю вашу душу. И станет так спокойно и совсем не страшно. Я не зря сказала - солнечный цвет. Потому что апельсин - это крошечное солнце, которое может дать маленькую, но, порой, такую важную надежду. Можете считать меня глупой или придурковатой, но всё же попробуйте сами взять в руки апельсин. Я люблю апельсины. И очень-очень хочу, чтобы и ваши души хоть чуть-чуть согревало хотя бы это крошечное оранжевое солнце на ладони. Потому что если есть солнце в душе - оно обязательно появится на небосклоне 370

Память крутит по спирали, Прошлогодним бьет в висок, Подливая “Цинандали” В свой писклявый голосок. Сводит к адовым ступеням, Режет в стружку кадры дней, Напитав свой “злобный гений” Мутно-вязкостью теней. Пробуждает кровь драконью, Манит страхом высоты, Мандрагоры хватко-корнем Разрывая в лоскуты. С первым отблеском рассвета, Ухмыльнувшись, сгинет вон Сцапать новую “Джульетту” В свой предутренний полон. И, изломанной до треска, Сутки сны ворочать вспять... ...Ночь... Душа - за занавеску... Три шестнадцать... И опять... *** Не отмается май желтизной календарных листков, Не воскреснет июль приглушением боли извечной. - Слишком мало на свете - таких вот, как мы - дураков. - Слишком много на свете - таких вот, как мы - бессердечных. Опускается ночь длинноворсовым мягким ковром, Растворяя в бокалах коньячную взвесь Водолея. - Я недавно узнала, что мы друг без друга умрём. - Я недавно узнал, что прожить друг без друга сумеем. Переливом янтарным качается лунный мотив, Обнажая теней угловато-покатые плечи. - Мне написано Небом - быть той, что взлетает, простив. - Мне написано Небом - быть тем, кто взлетит, искалечив. Монотонно часы отмеряют бессмысленность лет, Пропуская за занавес свитого снами театра. - Пусть приснится тебе мой сегодняшний тёплый рассвет. - А тебе - мой закат. Только завтрашний. Значит, До Завтра.

Проза

Николай Ерёмин г. Красноярск

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА Рассказ под таким названием приснился мне сегодня ночью. Я подошёл к киоску РОСПЕЧАТЬ, чтобы купить свежую газету и узнать, кто победил на Украине – Порошенко или Тимошенко. - Пароль! – сказала древняя старуха, продавщица газет. – Назовите пароль, тогда я вам продам самую свежую газету… - Какой ещё пароль? – изумился я. - Пароль, или, чтобы понятнее было – КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА, которые ведут любого человека по жизни… Саша, ты их должен помнить! - Саша? – переспросил я, - откуда вы меня знаете? - Как же мне тебя не знать, мой милый, дорогой и до сих пор желанный Сашенька, ведь ты – моя первая любовь, и на этот момент единственная… - Лиза, это ты? – воскликнул я и вспомнил ключевые слова: - Я тебя люблю! - Молодец! Получай свою газету, сказала Лиза и вдруг стала молодеть, как в сказке… - Зачем ты вернулся? Я тут же уцепился за это словечко Мандельштама и стал вращаться на правой ноге, припевая: «Я вернулся в мой город, знакомый до слёз, До прожилок, до детских припухлых желёз…» - Нет, серьёзно? – спросила Лиза. И вышла из газетного киоска, и взяла меня за руку, и повела по вечернему Питеру , вдоль набережной Невы. Мы шли, нежно прижавшись друг к другу, и я ей декламировал Окуджаву: - Нева Петровна, возле вас всё львы… Они вас охраняют молчаливо… Я с женщинами не бывал счастливым… Вы – первая, я чувствую, что вы! А вернулся я сюда, моя дорогая первая

любовь Лизанька, чтобы попрощаться с городом моей юности, где учился, мечтая стать известным журналистом и великим писателем… Но не пригодился… Эх, мечты, мечты… Откуда вы только берётесь, кто вас только посылает на нашу голову грешную?.. Да, окончил я журфак, и распределили меня в далёкую Сибирь, в прекрасный сибирский город Абаканск, на стройку коммунизма, даже комсомольскую путёвку дали и деньги подъёмные… - Дальше можешь не продолжать. Всё про тебя знаю, все твои публикации храню - и в бумажном, и в электронном виде… Пойдём ко мне в гости! -Это куда? - Да всё туда же, улица Скороходова, 45, квартира 34, третий подъезд, четвёртый этаж… - Не может быть! - Всё может быть, Саша…- грустно улыбнулась она, открывая до боли знакомую мне дерматиновую дверь до боли знакомым серебряным английским ключом… А когда переступили мы знакомый, стёртовогнутый посередине, порожек и заглянул я в старинное знакомое зеркало напротив входа, то увидел двух семнадцатилетних студентов – Сашу и Лизу, которые вдруг завизжали от радости и бросились друг другу в объятья... - Знаешь, оставайся у меня ночевать. Я тебя люблю, - прошептала Лиза. - Нет, это я тебя люблю! – прошептал Саша. - Хорошо. Так пусть же эти ключевые слова будут служить нам паролем на всю оставшуюся жизнь… Утром, когда мы, счастливые и молодые, проснулись, и Лиза стала собираться на работу в газетный киоск, достала она из сумочки изящную флешку и сказала: – Дарю! Здесь все твои публикации, о которых я говорила. Пять файлов, пять томов.371

Вставил я флешку в свой старенький ноутбук – а там пять файлов и письмо: «Дорогой Александр! Сашенька! Прошу тебя, срочно отдай пять томов Собрания своих сочинений в типографию! Когда будет готов тираж, привози его в Питер на книжную ярмарку. Мы устроим шикарную презентацию - и мечта твоя стать великим писателем сбудется. Если нужна будет материальная поддержка, звони. Ноу проблем. Я теперь владею всеми газетными и книжными киосками в Питере. Так что тираж разойдётся мгновенно» И постскриптум – полужирным курсивом: Я тебя люблю!

г. Кострома

- Петербург, я ещё не хочу умирать: У тебя телефонов моих номера. Петербург, у меня ещё есть адреса, По которым найду мертвецов голоса…

Поэзия

Екатерина Каргопольцева

И ушла. А я снова задремал. А когда открыл глаза – гляжу, Настенное радио, оставшееся в моей однокомнатной хрущёвке ещё с доперестроечных времён, романс на стихи Мандельштама в исполнении Аллы Пугачёвой транслирует:

*** Так невесомо и легко Виденьем сказочного сна Мой ангел тронул молоко Чуть запотевшего окна. И тонким пальчиком ведя, Он в отраженьях трёх зеркал На фоне серого дождя Мой профиль вдруг нарисовал... В ПАРКЕ Казалось, не было храбрей Среди задумчивых прохожих Обычной стаи голубей В сплетеньях тропок и дорожек. Как любопытно и легко, Душою каждому доверясь, Клевали птицы хлебный корм И возле ног волчком вертелись! Случайный вихрь-веретено... И ничего не понимая, В испуге, съёжившись в пятно, Взлетела шумно птичья стая; Но всполошившись разом, вдруг, Над пляской листьев омертвелых Неровный сделав полукруг, На мостовую тихо села... *** Фонарь висит, как блёклая заплата… Полночный дождь, сорвавшись с облаков, Размыл дороги и чудаковато Свёл очертанья каменных домов. И за стеной шумящего потока Непредсказуемой осенней суеты Не угадать, в каком из мокрых окон Ещё не спят под игом темноты.

372

Проза

Татьяна Милорадова г. Красноярск

Милорадова Татьяна Николаевна педагог, концертмейстер, концертирующий пианист. Высшее образование – Красноярская Академия Музыки и Театра, кафедра фортепиано. Продолжает открывать детям мир прекрасного, работая в детской музыкальной школе № 1 г. Красноярска, выступает в качестве солиста, концертмейстера хора учителей « Бельканто» под руководством Г. Шахраманяна. Музыка и литература сопровождают её на протяжении всей жизни, любимые композиторы: Бах, Шопен, Рахманинов; поэты : Лермонтов, Блок, Бальмонт. Публикуется в православных изданиях г. Красноярска, в Северо – Муйском авторском литературном сборнике (Респ. Бурятия)

Морские камешки

Воспоминание детства – море, солнце, и россыпь драгоценностей под ногами: морские камешки! В восхищении их бесконечным разнообразием и красотой перебираешь, разглядываешь, забыв даже о долгожданном купании, бережно откладываешь самые изумительные из них, в их числе и маленькие прозрачные отполированные морем кусочки стекла – они-то для тебя самые притягательные! Взрослые противятся, говорят – это только стекляшки, выброси, нечего хлам подбирать! С горечью слушаешь их и удивляешься – как они не видят красоты в этом чуде – они искрятся и переливаются в твоих руках, словно самоцветы, и так дороги для ТЕБЯ… Став взрослой, ловишь себя на мысли, что ты так же видишь чудо в морских камешках и «стекляшках», как в детстве – это Творчество Творца, который никогда не повторяется ни в людях, ни в листочках деревьев, ни в снежинках, повергает тебя в восторг, и ты смиренно слушаешь Учителя, сберегая, записывая мысли, открытые Им для тебя… Вот некоторые из них, мои «морские камешки»! *** Родство душ записано в Вечности… Когда-то где-то случилось непоправимое, и единые некогда разлетелись по разным мирам… Они, воплощаясь, ищут друг друга, Родных, одного Света, как одной крови. И даётся им благодать, когда они встретятся и узнают, услышат друг друга. Если вспомнят, ибо память их стёрта в дальних путешествиях… Если терпения хватит и мудрости сохранить то единство, что бьётся в их сердцах… Если Любовь, Вера, Надежда и Доверие наполнят их Души и соединят, как капиллярными

сосудами, в единое целое. Когда понимают без слов и слышат на расстоянии. И берегут, как самого себя. Так, как было до расставания. Шанс не повторяется, он единственен, ибо не бывает трёх половинок… Ищите да обрящете; слушайте да услышите; стучите да откроется. Берегите да благословенны будете! *** Музыка мира творит Вселенную, складывая из тёмных и светлых звуков вечные и великие гармонии. Созданная из разноцветных мелодий, свободно и прихотливо сплетающихся в единое Божье творение, партитура Вселенной принимает в себя песни всех душ. Если душа зачерствела, онемела и не откликается пением на Чудо жизни, она рвёт мировую мелодию, искажая и меняя будущее. Не вкладывая свою ноту в общее звучание, остаётся незамеченной другими душами… Мир огромен, бесконечен, в нём мириады душ, радующихся каждому мгновению, поющих в дуэтах, ансамблях и хорах. Пусть даже неумело, но они пытаются петь, и на их звучание приходят Родные им, и Встреча безмерным счастьем наполняет их до краёв. Если тебе кажется, что ты не слышим, одинок, Мир забыл о тебе, не обижайся, не вини других. Ты молчишь, так как тебя услышат и найдут? Вспомни, когда твоя Душа пела последний раз? Может быть в детстве, когда ты увидел Первый снег, или был потрясён Божьим чудом – Радугой, возникшей из ниоткуда и исчезнувшей в никуда? Или когда ты улыбнулся, и тебе в ответ улыбнулся добрый прохожий? Ты говоришь, тебе сейчас нет причины петь? Оглянись, прислушайся, очнись – ты Живой, и Мир живой, ты часть его, Чудеса его каждый миг

373

с тобой! Дуновение ветерка, радуга в капельке росы и даже струйки дождя, стекающие по твоей щеке – причина для пения живой Души. Не бойся попробовать свой голос – пусть вначале получится не стройно и коряво, но это – Твоя песня, твоё сотворчество с миром. И Вселенная, создав тебя, уже приняла твоё звучание, как и звучание каждого. Не торгуйся с ней: «Дай мне Счастье, и я спою!» Изгони корысть из сердца и воспой, как можешь, Счастье, что Ты – Есть! Пой с любовью и благодарностью в сердце, вплети свою мелодию в Музыку Мира, раскрой Душу свою и услышишь ответ. *** Всё что ни делается – всё к лучшему. Долог Путь к пониманию этого Вселенского закона. Мы так протестуем, когда происходит что-то не так, как нам в этот момент хочется, не зная, что эта неудача отвела нас от больших потерь, чем мы даже могли подумать. Если начинаешь слышать мудрость Господню, жизнь меняется, как по мановению волшебной палочки, сбываются самые сокровенные мечты, притом ежеминутно, прямо как в сказке из детства! Ты принимаешь всё, даже болезнь, как урок, как награду, и с этим принятием в жизнь твою врывается Счастье от каждого прожитого мгновения, и открываются новые врата возможностей, и каждый миг происходят маленькие чудеса, которым радуешься, как ребёнок! Да, воистину, человек предполагает, а Бог располагает. И лишь гордыня твоя может испортить гармонию твоей жизни, как вандал, рисуя по совершенному, бесценному шедевру Создателя бессмысленные, но гордые каракули: здесь был Я! Я – Всезнающий, Хотящий, Не принимающий иных. Вечно страдающий: то солнце не так светит, то люди не те, то ветер холодный, да и мир не так повёрнут, не лицом, и т.д. и т. п. А может, просто ты зашёл не с той стороны к миру, и сам не знаешь – нужно ли тебе то, что ты так страстно желаешь? И с теми людьми, от которых ты отворачивался, ты испытаешь самые лучшие мгновения в своей жизни, и под проливным дождём тебе будет уютнее, чем в пятизвёздочном отеле на Багамах… Услышав и приняв волю Создателя, ты откроешь мир полный Любви и Гармонии, ибо ты сам будешь источником их, и это то богатство, которое у тебя никому не отнять, не обесценивающееся и не подверженное инфляции. Оно всегда с тобой, и становится источником ежесекундных чудес,

374

радости и благодарности Богу за то, что ты Живой! Неисповедимы Пути Господни. Доверяя Ему, прими все дары Его без протеста и сомнений, и, убрав слой наносного, ненужного, ты увидишь и восхитишься красотой твоей картины жизни, прорисованной Господом, и поймёшь, как был самонадеянно слеп. Слушай сердцем, отделяй зёрна от плевел, прими мир в разнообразии, разноцветии его, и никогда не говори никогда. Самое невероятное становится очевидным, когда твоё сердце распахнуто миру! Так позволь этому случиться. Дело за тобой. *** Доверие. То, что было до Веры. Надежда уже была, а Любовь вызревала, готовилась родиться. Ждала лишь сигнала проявленности доверия в мире между людьми. Почему нам стало так страшно довериться другому, даже близкому, родному человеку? Может, корни этого страха в том, что человек не доверяет Богу и сам себе? Где-то в веках потеряв ключи, открывавшие его удивительные способности предчувствовать беду, катастрофу, уходить от опасности, мысленно передавать информацию друг другу… Всё это было когда-то в нашей власти. Предки наши доверяли своему чутью, они не сомневались, они – Знали. И умели любоваться красотой родной земли: горами, лесами, озёрами, и даже болотами, и уважать, и беречь Матушкуприроду, и благодарить за дары её. И те, кто существовали в мире с миром, слыша его, и рождали детей в любви, те жили долго и счастливо и умирали в один день. Когда же были потеряны ключи Доверия, и как разыскать их? Лишь Любовь поможет обрести их вновь. Любовь к Создателю, к Миру, который тебя окружает, к Себе, такому как ты есть. Как только человек начинает доверять своему чутью, в котором Разум, Душа и Тело едины, усиливают друг друга, тот час разрушаются Страхи, рассеиваются, как туман под солнечными лучами. И открывается сердце, наполненное Любовью, настежь, и начинает человек Жить в Доверии, радуясь каждому мигу, принимая дары Создателя, Зная – всё к лучшему и не страшась Завтра.

Память

ЛЮБИВШИЙ АНГЕЛОВ И ПТИЦ

Как горько совпадают эти две даты, два юбилея – прорыв блокады Ленинграда и день рождения Олега Шестинского, которому исполнилось бы в этом году восемьдесят пять лет. Горько потому, что память об одной из самых великих рукотворных трагедий в истории человечества просто немыслимо предать забвению, стереть из истории. Уход же из жизни пять лет назад моего друга – это уже боль моя, личная. Но Шестинский весь срок страшной, голодной блокады оставался в осаждённом Ленинграде, и потому эти два события во мне сроднились навсегда. Мы подружились как-то сразу, открыто, доверительно. Ещё в самой ранней молодости я читал стихи Олега Николаевича в наших литературных журналах. И потому, когда Николай Переяслов, предлагая мне рукописи рассказов Шестинского для публикации в журнале «Вертикаль. ХХI век», спросил, знаю ли я этого автора, вместо ответа я возликовал в душе. Видимо, всё это было не случайно, промыслительно. И сколько же было потом встреч, разговоров, доброго участия в судьбе друг друга. Как всегда бывает в таких случаях, первым делом мы обменялись своими книгами. Сначала отсылали их по почте в Нижний Новгород и Москву, а потом уже и при первой личной встрече. Тогда же, после прочтения моей прозы о моём ярмарочном нижегородском детстве – отчаянном и никому не подконтрольном, Олег Николаевич, вспоминая своё детство, посоветовал мне прочитать свои «Блокадные новеллы» – воспоминания людей, в основном женщин, о тех страшных 900 днях, когда великий и прекрасный русский город был взят во вражеское, смертельное кольцо. Так я и поступил. И был ошеломлён той невероятных размеров трагедией, что пришлось пережить мальчишке особенно зимой 1941-го. Может быть, именно поэтому, спустя небольшие годы, в пятнадцать лет он уже написал такие взрослые стихи: Весь мир военная беда своим крылом накрыла, не разгадаешь никогда, которая вот здесь гряда, которая могила. Я, может, больше вас скорблю и мучаюсь в душевной боли, я, может, больше вас люблю вот это вымокшее поле, я, может, матери солгу

и сам себе солгу, а соснам, что на берегу, солгать я не смогу. Я думал только об одном – успеть за дни мои скупые сказать о самом о больном, что мучает тебя, Россия. Блокада – это та боль, которая неотступно, на протяжении всей жизни тревожила его сердце. В доказательство я могу привести далеко не полный список книг, вышедших в советское время в издательствах «Советский писатель», «Лениздат», «Детская литература», «Современник», «Молодая гвардия», где эта тема в той или иной мере звучала: «Ливнями омытая весна» (1958), «Войди в мою жизнь» (1962), «Позиция» (1964), «Звёзды над крышей» (1964), «Рукопожатье» (1967), «Люди вокруг тебя» (1968), «Вечное эхо войны» (1972), «Устои» (1978), «Новеллы о любви» (1987) и т.д. Потом мне стало понятнее и то острое неприятие несправедливости, что терзало сердце Шестинского уже в конце жизни. Пережить такое, а затем видеть, как подлость и стяжательство захватывают всё жизненное пространство вокруг – что может быть горше и мучительнее. И всё-таки по своим душевным качествам Шестинский был светлым, бесконечно добрым человеком. Хотя в определённых обстоятельствах он становился жёстко принципиальным. Но эти два, почти взаимоисключающих друг друга качества, как-то очень органично, естественно уживались в нём. Было в Олеге Николаевиче, на мой взгляд, чтото наивно доверчивое в общении с вновь узнанными, буквально только познакомившимися с ним людьми. Во всяком случае, каждого моего попутчика, кого я ему представлял в каких-то не обязательных, почти случайных встречах, он воспринимал как своего, почти уже состоявшегося друга – открыто, добросердечно. Конечно же, далеко не всегда такие ожидания Шестинского оправдывались, и тогда наступало горькое разочарование. Но и в этих разочарованиях он не был склочен, скандален, но честен, справедлив и принципиален. Нет, он не был этаким простачком, которого любой мог бы обмануть, очаровать, наговорив разные льстивые комплименты насчёт его стихов или прозы. Он трезво знал цену и себе, и своим поступкам, совершённым за долгую и далеко не простую жизнь, и своему творчеству. У Олега Николаевича был трезвый аналитический ум, который не потерял своей силы до самых последних дней его жизни. Шестинский мог, что называется, разложить по полочкам любую ситуацию, докопаться до корней любой писательской интриги – я тому многократный свидетель. Тут сказывался опыт профессионального литературного аппаратчика, долгие годы находившегося в верхних эшелонах писательской власти – как-никак занимал пост секретаря Союза писателей СССР, в тогдашней иерархии, наверно, приравненный к должности заместителя министра в советском писательском министерстве. А мы знаем, что из себя представляли

375

советские кадры. Случайных и некомпетентных людей там почти не было. Так вот, несмотря на всё это, главным для Шестинского в общении с людьми была перманентная вера в то, что он встретился с порядочным, верным и милосердным человеком. И это, может быть, тоже отголоски той, пережитой ещё в детстве блокады. Она рано повзрослевшего мальчишку научила и искреннему, не показному состраданию, и гневному бунту против вопиющей несправедливости, предательства, лжи. Понимаю, многие меня могут упрекнуть в необъективности по отношению к Олегу Шестинскому, станут утверждать, что я не всё знаю о его делах и поступках в разные периоды его жизни. На это я отвечу – да знаю я всё! И от «доброжелателей», и от дорогих моему сердцу истинных друзей, словам которых полностью доверяю, и от самого Олега Николаевича во время наших долгих откровенных, покаянно исповедальных друг перед другом бесед. И потом – я и не скрываю, что пишу эти строки с любовью в сердце и упованием на вечную память о моём старшем товарище, друге. Проходят годы, и я всё отчётливее и отчётливее понимаю, как мне его не хватает, как мне необходимо было общение с ним. Мне удалось незадолго до его ухода в мир иной записать с Олегом Николаевичем интервью, которое мы так и назвали «Блокада пронизывает всё моё творчество». И это действительно так. Только не одно творчество, а и всю жизнь, сам взгляд на которую у него продолжался оставаться всё оттуда же, из окружённого Ленинграда. В последней большой книге стихов «Птица спасения» поэт поместил целый раздел «Моя бессмертная блокада». Там есть такое стихотворение Я жизнь свою помню с огня и печали, со звона декабрьской земли, когда динамитом кладбище взрывали, чтоб мёртвые в землю легли. Что было, то было, что было, не сплыло из памяти цепкой моей, – я жизнь свою помню с блокадного тыла, с морозного скрипа саней. Заканчивается стихотворение так: Сограждане гибли в осаде… И разве могу я забыть до сих пор, как светлые души ровесников гасли, их юности наперекор? А если бы смог мне тогда примерещиться позор наших нынешних дней, я выполз бы, мальчик, из бомбоубежища, не прячась от смерти своей. 1998 После этих строк становится понятна такая высказанная Олегом Шестинским мысль: «По-моему, поэзия способна, как ни один из жанров искусства, уловить дух переживаний людей в ту или иную эпоху. Поэзия вне этих задач для меня не интересна. А вот как я уловил Время и душевное состояние современников, судить не мне, а читателям». Сейчас я выскажу далеко не оригинальную мысль, но стихи любого настоящего поэта – это его дневник, в котором отражены не только те события, которым

376

он был свидетель, к которым в той или иной мере был причастен, но в первую очередь чувств, которые он пережил при этих событиях. Это дневник переживаний, которые можно выразить только так, большей частью подтекстно, иносказательно, на не совсем объяснимой, не поддающейся логическому определению эмоциональной ноте. Неведомыми путями эта «нота» пробуждает в нас совершенно определённые мысли и чувства, которые мы опять же не в состоянии логически объяснить. Но музыка чувства уже звучит в нас. Олег Шестинский написал стихотворение, которое называется «После войны». Я думаю, что в нём сокрыта та глубинная суть нашего народа, которая во все времена не давала нам в нравственном смысле опуститься, оскотиниться. По-особенному для меня это стихотворение зазвучало после той истерии, которую устроили наши «демократы» в канун Победы в первую очередь русского, но и всего советского народа в Великой Отечественной войне. Советскую армию обвиняли в жестокости, не гуманности, стяжательстве. Слушая всех этих бесчисленных гозманов, немцовых, гельманов, швыдковых, я понимал, что объяснять им о наших переживаниях, о Сталинграде, Курске, миллионах убитых и замученных, сожжённых и искромсанных штыками бесполезно. Нет таких слов, которые бы они могли воспринять, нет тех чувств, которые бы эти слова могли задеть. Но вот мальчишка, переживший одну из самых страшных блокад в мировой истории, повзрослев, вдруг написал и в 1978 году опубликовал такие строки: Мальчишкой с умом откровенным, Забывшим про голод и страх, Я встретился с военнопленным На Кировских островах. Сновал он у груды кирпичной Нисколько не схожий с врагом, И ловко рукою привычной Орудовал мастерком. Ледящий он был, не ядрёный, С подсиненной кожею скул, – И завтрак я свой немудрёный Зачем-то ему протянул. Но зачем сделал это мальчишка. Неужели всё простил врагу? Оказывается, нет. Милосердие свойственно нашему народу, оно является сутью его, а иначе мы бы не были тем, кем являемся, и не рождала бы наша земля замечательных писателей, композиторов, художников, философов – великих творцов общечеловеческого духа. И Шестинский в своём стихотворении ставит такую точку. О пленном являя заботу, Словами не бью, не кляну И этим по высшему счёту Его подтверждаю вину. Услышит ли он, не услышит, Поймёт ли моё торжество, – Я был беспощадней, был выше, И был человечней его. Но есть и совсем другая творческая судьба у Шестинского – это его проза. В последние годы своей жизни помимо стихов, публицистических и литературно-критических статей он часто обращался именно к прозе, писал рассказы, которые в итоге составили книги его художественных мемуаров

(так много в них вошло от непосредственно личной жизни автора) – «Яблоко Евы» и «Ангелы гнездятся на земле». Во время наших встреч и разговоров, слушая о сложных жизненных перипетиях, выпавших на долю Шестинского, я уговаривал Олега Николаевича написать книгу мемуаров. Но на все мои, как тогда казалось, совершенно резонные доводы, он неизменно отвечал: «Я об этом уже написал». Теперь, перечитывая последние книги писателя, я отчётливо понимаю, что он оказался прав. Наверно, более правдиво и убедительно о прожитом и пережитом рассказать было невозможно. Мемуары не передавали бы жизненной полноты так, как это изложено в рассказах. Но, может быть, самым важным для Шестинского в этот период творчества стал рассказ «Серафимовское кладбище». Не зря автор посвятил его своему сыну Евгению. Значит, в определённом смысле произведение является его духовным завещанием. К тому же именно им открывается книга «Ангелы гнездятся на земле». Когда Шестинский мне её подарил, то на свободном листе под эпиграфом из стихотворения М.Ю. Лермонтова «По небу полуночи ангел летел И тихую песню он пел; И месяц, и звёзды, и тучи толпой Внимали той песне святой» написал: «Валерию Сдобнякову – никогда не забывай меня. Твой друг – всегда. Христос с тобой! Олег Шестинский». До его ухода из жизни оставались считанные месяцы. И, конечно, это было прощание. После выхода книги в свет Шестинский уже больше ничего не написал. Потому и следует как можно внимательнее прочитать «Серафимовское кладбище». История рождения этого рассказа мне доподлинно известна. К написанию его Олег Николаевич готовился заранее, а когда рассказ был создан, то автор придавал этому произведению очень большое значение, буквально считая его одним из главных в своём творчестве. Рассказ (или очерк с элементами литературного эссе) о том, как автор, хоть умом и понимает, что этого сделать невозможно, но пытается вернуться в город своего детства – в блокадный Ленинград. И беря за отчёт две эти точки как в своей жизни, так и в истории страны в целом, пытается понять, оценить то, что произошло и лично с ним, и с Россией. Нелёгкая задача, при решении которой могут последовать только субъективные выводы. И всё-таки… «Моя Родина – питерское Серафимовское кладбище». Возразят: «Не кощунствуешь ли, обозвав Родину кладбищем?» «Нет, – твёрд я, – там, где другим блазнятся лишь могилы, – моё миросозерцание, мои нерастратные откровения». Засеки разных причин на долгий срок стреножили мою поездку из столицы в родные питерско-ленинградские пределы. Душа томилась этой оторванностью. Зачем ехатьто? Да поклониться!.. Пульсировало во мне: куда я тороплюсь? И выдыхалось отчаянно: в город мёртвых!..» Тени ушедших зовут к себе, к тому же когда сам автор (и Шестинский об этом говорит без страха), стоит на пороге вечности. Он готовится к встрече с теми, кто был ему дорог, с кем дружил, кого любил, без присутствия кого его сердцу было бы

пустынно одиноко. «Родители, рано подкошенные житейскими тяготами; школьники блокады, лучинно обуглившиеся от бесхлебья; наставники-фронтовики, учившие жить по совести; и знаменитости; и святые – они манили меня». Он вернулся туда, где должны были обитать тени покинувших его – в родной питерский двор, который есть порог вхождения в ту прошлую, давно и безвозвратно ушедшую жизнь, но он, этот двор, как и вся наступившая в стране новая жизнь, оказался для автора недоступным, на замке, за решёткой. И ведь символично! Новые хозяева города, загнав свои дорогие машины во дворы, где до войны мальчишки, играя, прятались «в глухих свёртках поленниц», которые в блокаду были спасительно сожжены, а затем замерзающие жильцы принялись и за мебель; где отколотая осколком гранитная ступенька ещё хранит память о разорвавшемся здесь немецком снаряде; где «юные медички в брезентовых сапожках непугливо пробегали при обстреле… со стонущими жильцами на носилках»; где «вязались к колышку отцовы довоенные широкие сани для хозяйственных нужд, ставшие общепотребными для переправы покойников в морг», – отгородившись этими решётками не только от людей, от бывших жильцов, от памяти об умерших от голода, убитых во время обстрела города с Вороньей горы, но и от истории государства, которое в короткий срок оказалось порабощённым какой-то неведомой , необъяснимой, непонятной силой. Живое прошлое оказалось недоступным. Осталось только искать утешение у родных могил. К ним-то пока ещё можно пройти. «Пал мой первый ПОРОГ. Но сохранился ещё и второй, откуда я мог вступить в город с распахнутостью чувств». Но какие это могли быть чувства, когда знаешь, что «мёртвые повсюду, под дорожками, цветниками», что здесь в земле лежат останки тех, кого «завозили вповалку в открытых кузовах и сваливали, как сухостой, во взъерошенные фронтовиками траншеи. Их накапливалось слишком много, чтобы думать о личностях. Они комкались в некую бесхозную массу… Их свозили со снежных улиц и из вымерзших комнат и на пустырях штабелили, ровняя». Всё это жуткие, достоверные свидетельства очевидца. Как и вот это: «Помню, как впервые наткнулся на штабель мертвецов. В четвёртом слое вверх от грунта высовывалась голова старика с буйной седой гривой, орлиноносого, с лицом белым, как из гипса. А впритык к его голове выставлялись чьи-то ноги в коричневых чулках. Меня озадачила штопка на чулке жёлтыми нитками. «Почему жёлтыми?» – долбил вопрос психической надломленностью. А страха не было. И печали не было. Только жёлтая штопка дивила». Вообще, достоверность блокадных рассказов Шестинского о пережитых холоде и голоде меня поразила ещё тогда, когда я, найдя в нашей центральной городской библиотеке книгу «Голоса из блокады», впервые прочитал её. Уже там жизнь маленького мальчика в жутких, казалось что невыносимых, нечеловеческих условиях заставила меня не то чтобы содрогнуться, но как-то иначе взглянуть на окружающий мир, на происходящее вокруг. Как мы быстро забываем о трагедиях, о которых знаем, но которые сами не пережили, тогда

377

как пережившие их помнят о случившемся каждой клеткой своего тела, каждым движением своих душ. И то, что для нас 900 дней, для них вся оставшаяся жизнь. Блокада не отпускает, словно пережита она только вчера: «Нам, отрокам, выпала доля в будничной повседневности воспринимать исход, итог, исчерпанность физических сил как самое сущее. А как иначе, когда с ежесуточным постоянством вымирают соседи по дому в комнатушках, как в коммунальных гробах; когда не прибранных с улиц покойников, припорашиваемых снежком, просто равнодушно обходишь?.. Мы вослед ослепительно ободряющей военной победе туманно и спотыкающе принялись возвращаться назад, осознавая себя, – от исхода, зиявшего перед нами, к

первоначальному обладанию жизнью… Тут и есть знак нашей отроческой непохожести на судьбы иных людей… Мы как никто проникались ценностями… совестливости и честности». Этим словам нельзя не поверить, коль пишутся они у самой черты, в самом конце такого непростого пути. Да, была послевоенная молодость, были успехи, пирушки, влюблённости, были допущены слабости и совершены ошибки. Всё было, всё прошло, только необъяснимый словами код блокады неизживно остался в слабеющем сердце, в измученной к концу земной жизни душе. И код этот наталкивает Шестинского на мысль о Боге. Писатель искренне пытается разобраться в своих чувствах, уповает на ту защиту, на которую только и осталось уповать как ещё продолжающим жить блокадникам, так и душам тех, кто ушёл из жизни в страшные для города месяцы. Он вспоминает историю гибели от осколка фашистского снаряда мальчика Юры в январе 1943 года, и как до конца своих дней в 1966 году неустанно ухаживала за могилой сына на Серафимовском кладбище его мать, а затем и сама легла рядом. И вот теперь некогда ухоженные могилы пришли в запущенность, в забвение, как и многое из того, чем жил, за что боролся и страдал наш народ. Наступившие новые

378

времена безжалостны к прошлой памяти. Сам Олег Шестинский переживает чувство вины перед своей матерью и задаёт уже самому себе вопрос: «Когда я сам окажусь в непознанном пространстве, узнаю ли я её среди бесчисленных теней?» Он опустился на колени перед гранитным надгробьем матери «и утонул взором в приблизившемся оживлённо-ласковом материнском врисованном лике». «И у меня перехватило дыхание, – восклицает писатель, – кладбище ликовало праздником всепобеждающей жизни». Так автором был найден ответ о бытие Божием. Так оказалась оправданной прощальная поездка в родной город, который сжался до размеров Серафимовского кладбища. В завершении расскажу, какое значение этот рассказ имел в моей жизни, в наших с Олегом Николаевичем отношениях. Когда он был напечатан в журнале «Слово», то Шестинский, прислав журнал, попросил меня его прочитать и что-то о нём написать. В это время я уезжал к себе в деревню, один, без какой либо особой нужды, и, кроме всяких прочих книг, взял с собой и журнал с «Серафимовским кладбищем». Прочитав рассказ поздно вечером, я сел что-то записать для себя, для памяти на дальнейшую работу. Но вместо короткой записи в три дня я наработал текст на большой очерк о нашей с Олегом Николаевичем дружбе, о прочитанных мною его произведениях, который затем стал называться «Яблоки русского сада». Этот очерк оказался первой моей работой о судьбе и творчестве поэта, но не последним. Перед своей кончиной вернул мне Шестинский сбережённые им мои письма к нему со словами: «После моей смерти, может быть, захочешь опубликовать нашу переписку. Твои письма очень интересные». Так я и сделал – собрал воедино очерк, статью к его 80-летию, моё прощальное слово о нём, текст нашей последней беседы, но главное – всю нашу переписку (не утаивая самые острые моменты в наших взаимоотношениях) и издал книгу «Яблоки русского сада», которая, совершенно неожиданно для меня, имела большой читательский успех. Тираж разошёлся быстро, а затем я удивлялся, наталкиваясь в интернете на сообщения, что одни люди ищут, как её приобрести, а другие советуют – где, с какого сайта текст её можно скачать. Так вроде бы совершенно случайный повод в итоге дал толчок к появлению на свет книги, которая оказалась нужной читателям. Отсюда я делаю только один вывод – творчество русского писателя, поэта, переводчика, пережившего блокаду и честно отслужившего на своём поприще на благо родного отечества, как и память о нём самом, остались в благодарных сердцах его читателей. Это ли не достойное завершение долгого и в то же время такого короткого, земного пути. А нам теперь уже навсегда остались его произведения, стихи, в том числе и те, скорбные, что вырублены на гранитных стелах, установленных на Серафимовском кладбище непокорённого Ленинграда.

Валерий СДОБНЯКОВ г. Нижний Новгород

Культура

И песня трогала за душу

9 августа в Нижнем Ингаше прошел юбилейный (пятый по счёту) зональный фестиваль музыкального и поэтического творчества под девизом «Встаёт рассвет над Нижним Ингашом». Открыл фестиваль автор гимна, давшего названия фестивалю и член жюри поэт Сергей Прохоров, исполнив свою новую песню «Поговори со мной». Много стихов, песен привезли с собой и исполнили со сцены поэты, композиторы, просто солисты из городов Иланский, Канск, из п.г.т Нижняя Пойма. Порадовали пришедших на фестиваль и сами хозяева фестиваля - нижнеингашцы.. А потом был большой костёр дружбы на речке

Ингашка. Костёр, правда, долго разгорался, зато потом так же долго не хотел затухать. Участники фестиваля ели солдатскую кашу, привезённую из ближней воинской части, пили чай и много-много пели разных песен - и своих и народных. Допоздна звенели над речкой Ингашкой, трогали душу неравнодушных звонкие голоса участников фестиваля. (Смотрите фото на следующей стр.)

Лариса Захарова.

Фото автора.

379

Костёр долго не разгорался

Сергей Прохоров поёт свою новую песню «Солнышко»

Канцы поют на посошок уже которую песню

380

Поэзия

Татьяна Солодкова Нижний Ингаш

Я давно научилась читать между строк ПОСЛЕДНЯЯ ОСЕНЬ Ты представляешь, впереди зима! То вверх, то вниз сезонные качели. Еще вдвоем...Разлука лишь видна, За осенью ее не разглядели. Прогноз - дожди со снегом пополам, (Простуду подхватить еще успеем) Пока ж прозрачен воздух по утрам И теплый плед не нужен на постели. Я буду согревать перчаткой нос, Ты - пить глинтвейн на улице соседней. Сегодня ветерок под ноги нам принес Охапку листьев. Кажется, последних... Рифмую “мне бы в небо” и... в тетрадь. Но это днем, а по ночам не спится. А осень? Осень будем вспоминать У черта на куличках я, а ты - в столице... ОДНАЖДЫ В ПОНЕДЕЛЬНИК Когда я не приду однажды в понедельник, Не приготовлю борщ, не выпущу кота, Не заведу куплет про то, что ты бездельник, Повеса и игрок, и жизнь твоя пуста, Ты наберешь шесть цифр, и повторишь попытку Пока стучит в висках бравада и клише, Но длинные гудки сотрут с лица улыбку: Поселится тоска в растрепанной душе. Когда я не вернусь ручною Синей птицей, Разрушив все мосты и пару сотен стен, Я появлюсь во сне, чтоб навсегда проститься, Чтоб дать тебе понять, что ухожу совсем. Когда ты без меня дышать уже не сможешь, Вдруг вспомнив про ошибки, обиды и обман, Ты подведешь черту под жизнью, подытожив, Что потерял меня. И потерялся сам. НАПИШИ МНЕ ПИСЬМО... Напиши мне письмо ни о чем. Просто так. И не важно, что нет у тебя новостей. Для тебя пара строк - это сущий пустяк, Для меня - нет важнее вестей.

Я давно научилась читать между строк Твои мысли о вечном, о тайном.... Напиши мне письмо, только помни зарок, Что ни слова, ни строчки о главном.. Я в ответном конверте отправлю цветок, Тот, что ты подарил мне недавно. Я отвечу стихами и сдержан мой слог, Но... Ни слова, ни строчки о главном. НА ТРЕТИЙ ДЕНЬ У виска нахальный дятел Выбивает боль. Потолок плывет в палате, Голова под “ноль”. Улыбаюсь. С треском рвется Корка на губах... Страшная, как три подвала, И видок - не “ах!”... Ночью снова приходила Белая с косой. Отпустила. Значит, летом Встречу дождь босой? Осень веткой постучится Рыжею в окно? Новый год еще случится, Буду пить вино? А весною: яблонь запах И жужжанье ос? И забуду, как машина Мчалась под откос? ...Кто-то громко матерится И орет: “Разряд!”... Может, мне все это снится Третий день подряд? Где-то рядом свет и...выходРасступилась тьма. Мой последний вдох и выдох: “Мама! Мама! Ма...!?”

381

Наталья Алдохина Родилась 25 марта 1979 года в городе Белогорске Амурской области. Школу закончила в Мурманске. Сейчас живу в городе Брянске. По образованию инженер, работаю по специальности в сфере стандартизации. Стихи писать начала несколько неожиданно для самой себя в 25 лет. Есть несколько публикаций в литературном приложении “Русский писатель” к журналу “БЕГ”, а также в литературно-художественном и общественнопублицистическом журнале “Легенс”.

ОСЕННИЙ ДЕНЬ …осенний день. Ни шороха… ни ветра… Круженье листопадных мотыльков. Безмолвие аллей в полосках света, Струящихся сусальностью шелков… Лениво дышит воздух паутинкой. Дремота. Упоенье тишиной. Наполнено всё пряною горчинкой И чувственной печальной красотой… ПОКРОВ Октябрь. Прохлада. Лёгкость.Тишина. Смиренные, задумчивые кроны Роняют лист. Минуты полусонны. Благословенна неба глубина. Душа не ропщет, теплится она Печалью отрешённо-невесомой, Молитвенно склоняясь пред иконой Покрова – Тайной святостью полна. Хрустальным звоном бьют колокола, Как и сердца восторженно-влюблённых. Зарделись счастьем праведные клёны, И благодатна храмов белизна… ВРЕМЯ ФАТАЛЬНО Зябко… тоскливо… ветрено… Небо свинцом и оловом Падает, Льётся медленно... Дождь, как тревожный колокол, Бьётся, стенает, кается… И не унять, не вымолить – 382

Боль /вековая странница/, Ей бы всю душу выбелить… Всем нам хотелось нежности, Веры… любви неистовой, И чтоб судьбы погрешности Не были жизнью признаны… Были запараллелены Души, слова, события, И распознать сумели мы Символы и наития… Страшно… Темно… Болезненно… Осень всё бредит листьями /Грязно-охряным месивом/ И холодами близкими… Слышишь, курлычут песенно Ангелы легкокрылые?.. Значит всё перевесило Время фатально-стылое… *** Акварельная прозрачность, Запах листьев горько-пьяный… В октябре теплынь на сдачу Выдаст осень – сменит планы Сплина, ветра, непогоды, Всё зальёт лучистым светом, Лазуритом небосвода, Чувством счастья беззаветным! *** Тишина… Дремотный полдень, Изобилие тепла… В тонколистной позолоте Прячут кроны-купола Затаившиеся ветры – Безмятежны и легки… Далеки пока приметы Дождевой воды-тоски…

Вячеслав Руднев г. Красноярск Вячеслав Александрович Руднев - доктор медицинских наук, Почётный профессор КрасГМУ, Академик МАН ВШ, основатель научной школы нейрореабилитации¸ Автор книг стихов «Прощёное воскресенье» , (1999) вышедшей в серии «Поэты свинцового века»под ред. В.П.Астафьева и Р.Х.Солнцева, «Автографы лет»(2005),»Соавтор – жизнь» ( 2007), «И это пройдёт» ( 2008), «Панорамы осени»(2009),«Энтропия»(2011), «Косынка молодости (2013), «Прогулка по городу» (2013), «Резонансы» (2014).

ПРЕДУТРЕННИЕ ПЕСНИ СВЕРЧКА *** Закопанный в ощущениях тающих, Из забытья восстал, Тот день, когда в костре разгорающем, Потрескивала береста. Когда облака на безветрие синем, Перистые висели, Когда из земли просилась, Новорождённая зелень. Когда в дымке серёжек, розовых, Что в кронах дышали маревом, Сети ветвей берёзовых, Между собой сговаривались… Что – то давнее, суверенное, Что по давности память вычеркнула, Их замшелых архивов времени, Мне нежданно вдруг обналичилось. Эти кадры из памяти улетели надолго, И, казалось, уже – безвозвратно; Отчего же теперь бумерангом, Мне явились такой утратой? ПАМЯТИ СЕРГЕЯ ПАРАДЖАНОВА ( По мотивам кинофильма» « Я умер в детстве»). Я по кальке раннего детства, Набросал свою взрослость начерно, Детство – это вторая наследственность, Та, что с генами в нас обозначена. Я потом каждый вдох, каждый шаг распечатывал, По канве малолетнего кода, Начиная отсчёт с тридцатого, Моего календарного года. И, в не детском уже – зрелом возрасте, Я духовность свою по столбцам отметок, Возрастных, собирал, пробираясь по тропам взрослости, По азимутам малолетки.

И, когда потом: бездорожье дорог не скатертью, Находил выход эхом прошлого отражённым, Так находит ребёнок грудь матери, Инстинктивно – новорождённый… В нас бессрочно звонит эхо давности Архаическими перезвонами: Годовые кольца вменяемости Распахнутых глаз ребёнка. *** Завтрашний день ещё спит, разметав руки, Мы не знаем, каким он для нас будет… День за днём проползают по небу сутки, Вырастают деревья, стареют дома, нарождаются новые люди. Мусоровозы увозят на свалку отходы вчерашнего дня, Мобильная связь плетёт кружева деловых директив и сплетен, Новая жизнь, проползая сквозь суету , продолжает её менять, Не считаясь ни с чем, ломая наследие лет и целых столетий. Гасится в сумерках лет звёздный свет, свет закатов, оплывших свечей в храмах, Но рассветы на листьях и окнах домов опять рассыпают блики; И стираются камни и оси вращенья планет, но упрямо, Продолжается жизнь в вариантах её многоликости. Время¸ как стрелки часов не может остановиться, Как, например, сердце, или конец недели… А зеркала вбирают в себя как в сейфы оттиски самодовольных лиц, И хлопотливые маски стареющих фотомоделей.

383

Судьбы

О сыне Григория Мелехова замолвим слово История - это то, что было, а не наши комментарии …. Можете со мной не согласиться, но официально или неофициально, а центром Верхне –Донского казачьего округа Всевеликого войска Донского надо считать станицу Вёшенскую. Именно в Вёшках в последнее воскресенье мая 2015года не только Великий и Тихий Дон, но весь просвещённый мир будет отмечать 110-летие воистину звёздного донского писателя, лауреата Нобелевской премии в области литературы, автора знаменитого романа «Тихий Дон», ставшего знаменем погубленного казачества, Михаила Александровича Шолохова. Торжества ожидаются масштабные. Кроме традиционных ежегодных выступлений казачьих фольклорных ансамблей, ярмарки ,перед которой меркнет знаменитая Сорочинская, Гала –концерта с поп- звёздами на водной сцене-поплавке, знаменитых скачек донских скакунов и ночного весьма зрелищного фейерверка, ожидается ещё и авиашоу. Но главной фишкой, главной изюминкой предстоящего юбилея будет выход в прокат новой современной версии многосерийного телевизионного фильма «Тихий Дон». Уже сейчас вблизи Вёшенской в ст.Еланской, где находится частный( вызывающий много разногласий в казачьей среде относительно своего содержания и исторических трактовок) музей истории Донского казачества, начала работать съёмочная группа телеканала «Россия». Возглавляет её известный режиссёр Сергей Урсуляк. Как мы знаем , это будет уже 4-ый вариант киноэкранизации «Тихого Дона». Первая, созданная в 1933 году режиссёрами Ольгой Преображенской и Иваном Правовым, была в немом варианте и лишь потом озвучена. Второй вариант режиссёра Герасимова снимался в 1956 -1958годах. Основные сцены фильма сняты на притоке Дона, реке Северский Донец в х.Диченский Каменского района Ростовской области. В массовых съёмках снимались жители х.Диченского, близлежащих хуторов и г.Каменска. В прокате 1958 года фильм собрал 47 млн. зрителей, заняв 1-е место. Великолепно сыграли свои роли Зинаида Кириенко ( её до сих пор помнят и любят как Наталью из «Тихого Дона» - жену Григория Мелехова) и Элина Быстрицкая (как непревзойдённая Аксинья «всех времён и народов»). Но даже после такого триумфального проката 3-х серийного художественного фильма «Тихий Дон» автор романа М.А.Шолохов высказывал режиссёру Бондарчуку С.Ф., что хотел бы видеть экранизацию своего творения более масштабной. Так как считал, что сюжет романа всё-таки был сильно урезан и 3-х серий чтобы его раскрыть , конечно мало. Сергей Фёдорович Бондарчук

384

берётся за более масштабную экранизацию «Тихого Дона». Но грянула перестройка, а затем прекратил своё существование и весь Советский Союз. Денег на съёмку, конечно же ,не нашлось и, Бондарчук –отец делает непростительную ошибку – подписывает контракт на съёмки телесериала с итальянской фирмой. Одним из главных условий контракта – участие зарубежных кинозвёзд, обеспечивающее широкий прокат на Западе. Роль Григория Мелехова исполняет Руперт Эверетт, Аксиньи – Дельфин Форест. Уже после смерти отца Фёдор Бондарчук выкупает 460 коробок с плёнкой фильма у итальянцев, и фильм транслировался на 1-м канале ЦТ РФ. Что из этого вышло, всем прекрасно помнится. Интернет, полосы центральных газет пестрели возмущёнными высказываниями о фильме отца и сына Бондарчуков : « Халтура, оскорбление чувств людей, позор. Изуродовали и опоганили чудесное произведение. Кошмарная стряпня. Это не художественное произведение, а национальное оскорбление». А казаки высказывались ещё более возмущённо: « «Тихий Дон» - знамя загубленного казачества, поэтому мы воспринимаем этот фильм как издевательство над нашей историей, как оскорбление знамени и святыни. Так испоганить образы Григория и Аксиньи! Элина Быстрицкая сыграла свою роль мастерски. Поставить рядом с ней другую актрису нельзя! Фильм уничтожает нашу культуру, образование, Веру!». Сама же Быстрицкая в своём интервью газете «АИФ» говорит: « Мой внутренний голос созвучен с тем, о чём говорят казаки. Понимаете, они Родине отдают жизнь, душу – Богу, честь – никому! В период перемен мне тоже пришлось выживать. В те годы многие мои коллеги – женщины подъезды мыли. А меня казаки поддержали. (После роли Аксиньи в «Тихом Доне» казаки присвоили Элине Авросимовне звание «Почётной казачки», Быстрицкая стала полковником казачьих войск с правом ношения оружия.) Уважение и признание казаков для меня не простые слова ….. понимаете, казак чести не кинет, хоть и головушка сгинет». И вот теперь после всех этих комментариев, надо понять, какой огромный груз ответственности берёт на себя Сергей Урсуляк ,известный нам по фильму «Ликвидация», взявшийся за 4-й вариант экранизации знаменитого романа. Да, роман актуален сегодня как никогда. Ведь он рассказывает о том страшном времени, когда под влиянием определённых идей мы становимся вдруг внутри одной нации и одной семьи чужими друг для друга – даже врагами. Что может быть кощунственнее, чем гражданская война, ведь в ней гибнут люди и, что самое страшное, гибнут человеческие души. Украина сегодня – это «Тихий Дон» 21-го века. В братоубийственной гражданской войне уже сейчас гибнут дети женщины, старики.

В Каргинской казаки в память о событиях гражданской войны на Дону поставили в центре станицы огромный каменный мельничный жернов. В центре его табличка - напоминание: «Казакам, отдавшим жизни за свою Родину». Над надписью вверху изображён Георгиевский крест, а внизу –пятиконечная звезда. У каждого этого символа была своя правда и только «исторический жёрнов» перемолол всю эту «муку в муку», примирив и «красных» и «белых» и открыв потомкам глаза на то, что не стоит никакая идея столько пролитой крови людской и загубленных душ. Такая же братская могила и поклонный крест у неё установлен ранней весной этого года и у станицы Еланской, где и идут сейчас съёмки нового сериала. Здесь у Еланской в братской могиле лежат молодые ребята рабочие-красноармейцы Питера и Москвы и казаки, поднявшие Верхне-Донское восстание против новой непонятной и чуждой им власти. Господи, даруй разум и открой глаза нашим братьям-украинцам, всё более увязывающимся в братоубийственной гражданской войне, смысл которой лежит на поверхности и так очевиден –это американские интересы. Дьявол начинается с пены на губах ангела, вступившего в битву за добро, за истину, за справедливость. «Тихий Дон» учит, что всё, что из плоти рассыпается в прах: люди и системы. Но дух вечен , и страшен дух ненависти в борьбе за правое дело… Но возвратимся мыслями к фильму «Тихий Дон», который мы впервые увидели в 1958году. Дело в том, что человек, один из героев этого трёх серийного фильма, сыгравший роль Мишатки – сына Григория и Натальи Мелеховых, живёт и сегодня среди нас в с.Маньково-Калитвенском Чертковского района Ростовской области. И это известный практически всем маньковцам не кто иной, как Владимир Муженский. Да, да, именно Вовик Муженский, как все его немного ласково, немного снисходительно называют. Мы с вами настолько привыкли видеть его зачастую в затрапезном и порой нетрезвом виде то в центре села, то на одной из улиц, в притом тех местах, где собираются любители пображничать в компании себе подобных, что данное известие, конечно же, ошарашивает. Сын Гришки Мелехова и Вовик? Мыслимое ли дело! Бомж и артист (пусть даже в младенческие годы). Да и почему мы этого, живя рядом с Вовиком, не знали? А ведь не всё так было, как сейчас. И Вовик был не таким, каким мы видим его сейчас. В том далёком прошлом мама братьев Муженских Николая и Владимира Кобылятская Евгения Петровна вышла замуж за Муженского Василия Мироновича , жителя предместья г.КаменскШахтинского . От этого брака родился в 1953г старший брат Николай, а в феврале 1955 герой нашего повествования –Владимир. Когда Владимиру было отроду где-то три года, Евгения Петровна поехала навестить своих свекров . Как уже здесь упоминалось, в пригороде Каменска на реке Северский Донец режиссёр Герасимов проводил съёмки «Тихого Дона». Маленький ,симпатичный ,черноволосый и кареглазый мальчуган привлёк внимание режиссёра. Так наш

теперешний Вовик и стал «кинозвездой», сыграв эпизодическую роль Мишатки – сына Григория Мелехова.

(На снимке Муженский Вова и актриса Зинаида Кириенко). Из-за скрытности характера Евгения Петровна не любила рассказывать об этом факте , но старший брат Владимира –Николай прекрасно помнит, что у них дома хранилось свидетельство за подписью Герасимова о том, что Владимир участвовал в съёмках фильма «Тихий Дон». Об этих событиях рассказал наш земляк, ныне житель Украины Войтенко Николай Григорьевич. Именно им изложенные факты и заставили меня, знающего нашего Вовика Муженского, как говорил мой покойный тесть : «як свои стари чоботы», взяться за расследование этого факта ,а затем и за перо, чтобы о нём узнали и вы, мои читатели

(Кадр из фильма «Тихий Дон». Слева В.Муженский) Поверьте, найти подтверждение этих событий в семейном архиве В.Муженского было не просто. Да и как можно назвать семейным архивом кучу истлевших под слоем пыли и паутины нескольких семейных альбомов, старых журналов и газет. И многие из вас, знающие нашего Вовика, ещё и ещё раз, может быть, зададутся вопросом, почему в своё время смышлёный симпатичный парень с интересной перспективной судьбой превратился в человека без определённых занятий, без семьи и практически без тёплого угла?

385

(Муженский Владимир в семнадцатилетнем возрасте) А ведь мы помним, как всё прекрасно начиналось. После службы в инженерно-строительных войсках, Володя приезжает в родное село, участвует в строительстве м е ж ко л хо з н о г о комбикормового завода, строит и своё жильё. После ввода в строй завода, становится оператором мощной котельной ,без которой невозможно производство комбикормов. Вскоре на родном поместье по ул.Кирова появляется красавец дом из белого силикатного кирпича в который молодой энергичный парень планировал привести молодую жену. Но рухнула страна наша СССР, за ней ненужным стал производитель комбикорма для свинокомплекса «Восход» и сам комбикормовый завод. Володя в это время хоронит мать Евгению Петровну, которую очень любил и которая его воспитывала, что называется в «ежовых рукавицах». Не было работы, перебивался случайными заработками. Как- то не сложилось с семьёй. Начал употреблять спиртное. Дом достраивать было не на что, да и считал незачем – семьи- то нет. Так постепенно, шаг за шагом, год за годом стал сдавать свои жизненные позиции. Бывший молодой коммунист, депутат 2-х созывов Маньковского сельсовета, народный заседатель в райсуде, награждённый множеством почётных грамот разного уровня, не сумел принять новую рыночную капиталистическую Россию. Россию Гайдара, Чубайса, Ельцина. Но во всей этой грустной истории есть одно светлое пятно – это светлая, открытая, незлобивая для людей душа Владимира. И маньковцы это знают: за внешним затрапезным видом она всё равно прорывается наружу своим теплом и добротой, которой у Вовика хватает с избытком на всех. Поэтому каждый, чем может, старается помочь ему, а сам Владимир всегда придёт на помощь будь -то другу, соседу или просто пожилой женщине, которая нуждается в физической помощи по дому или на огороде. Вовик всегда безотказен и, главное, обязателен. Если пообещал, обязательно поможет, при любых погодных условиях, будь это день или ночь. В своё время ,когда батюшкой в нашем Свято-ТроицкоПокровском храме служил отец Вячеслав, Володя тогда нёс послушание звонаря. В каком бы состоянии ни пребывал, будь он голодным, или после посещения «бражной компании друзей», но колокола в храме всегда оповещали прихожан о начале литургии или окончании службы вовремя, без задержек. (Муженский Июль 2014г.)

386

Владимир.

У меня, по поручению Владимира, хранится грамота Ростовской Епархии, выданная отцом Вячеславом Владимиру за этот усердный труд на благо Господа нашего. Хочу особо заметить, что зная Владимира довольно близко уже около трёх десятков лет, бывая с ним в различных компаниях и ситуациях, я никогда не слышал от него сквернословия. В разговоре с людьми, он обращается к ним только по имени и отчеству. Что это? Откуда эта внутренняя интеллигентность и человеколюбие? Кто-то сказал, что люди похожи на оконные стёкла. Они сверкают и сияют, когда светит солнце. Но когда воцарит тьма, их истинная красота открывается благодаря свету, идущему изнутри. Вот в этом и есть суть личности Владимира Муженского. Да, чем добрее душа, тем сложнее судьба. Да и у одного ли нашего « звёздного» героя она такая? Известны примеры и похлеще. Куда более знаменитые актёры в России умирают в нищете и забвении. Можно назвать Александра Кавалерова – легендарного «Мамочку» из «Республики ШКИД», который умер практически в притоне. Виктор Перевалов, ещё мальчишкой снявшийся в очаровательной сказке «Марья – искусница», умер в забвении на 62-м году жизни. Ни одно СМИ не сообщило о кончине актёра. В этом же смысле можно говорить о судьбе Николая Крючкова, Марины Ладыниной, Клары Румянцевой, Татьяны Пельтцер, Георгия Вицина и др. Богат не тот, кто много имеет, а тот, кто малым доволен. Владимир один из тех, кто живёт именно так. Богат он внутренним своим содержанием. Обыкновенный рядовой житель одного из сотен тысяч российских сёл он стал причастен к созданию произведения культуры и искусства с мировым значением – герасимовский «Тихий Дон» по роману М.Шолохова. Владимир ЛЯДЕВ, подъесаул, атаман казачьего общества «Маньково-Калитвенское».

Поэзия

Виктор Сундеев г.Санкт-Петербург *** Куда мы гоним так, что пот на спинах Не высыхает и в благую ночь? А жизнь, как бы разжатая пружина, Какой предел стремится превозмочь? Внушают нам, что главное - движенье, Опередивший - сразу чемпион. Но что даёт пустое мельтешенье? Лишь рябь в глазах да в голове трезвон. А гонки изнуряющее пекло Вовсю рождает только миражи: Живём неосновательно и бегло, Как будто есть ещё в запасе жизнь. Спокойный взгляд сейчас такая редкость! Несуетность - почти что божий дар. И тяжко знать, что заводная резвость Святую воду превращает в пар. Мельчают чувства, сиротеют души, Прерывисто дыханье бытия… Мы остаемся рыбами на суше И бьёмся на пороге забытья! *** Утро проклюнулось снежное, Город опять занесён... Милая, теплая, нежная Видит седьмой уже сон. Снится ей что-то приятное, Губы улыбкой цветут: Радость такая понятная В сердце от этих минут. Жизнь моя, странная, грешная, Есть оправданье тебе: Спит полевая и вешняя Вызов холодной зиме. Дни наши где-то сосчитаны, Тянется тонкая нить... Как красоту беззащитную Мне уберечь, сохранить? Я без тебя только видимость, Правда, заботы трудны: Чтобы всегда тебе виделись Только хорошие сны.

Виктор Сундеев (Россия, г.СанктПетербург) – поэт, прозаик, кинодраматург, публицист. Окончил филфак Кишинёвского госуниверситета и Высшие двухгодичные курсы сценаристов и режиссёров при Госкино СССР. Преподавал в университете, работал редактором и ведущим молодёжных программ на телевидении, редактором объединения документальных и научно-популярных фильмов киностудии «Молдова-филм». Позже, в Петербурге, Виктор Сундеев – пресс-секретарь ЦСКП «Северо-Запад», зав. отделом журнала «Городской калейдоскоп», главный редактор журнала «Северо-Запад: сегодня и завтра». Виктор Сундеев - автор более 50-ти документальных и научно-популярных фильмов. Среди картин – полнометражные публицистические ленты «Как разомкнуть круг?» (1986г., общесоюзная премьера) и «Искусственное дыхание» (2001г, общенациональная премьера). Им выпущены три сборника стихов и книга сатирических повестей и рассказов. На стихи Сундеева создано почти 80 песен, которые исполняют известные эстрадные певцы и барды. Совсем недавно в Санкт-Петербурге, в издательстве «Реноме» вышел сборник стихов Виктора Сундеева «Беглый свет». Его содержание составили более ста двадцати стихотворений, написанных в разные годы. Книга выпущена при содействии Литературного фонда «Дорога жизни» и Общества «Молодой Петербург» при Союзе писателей России.

387

Ирина Манина г. Шарья

Родилась 21 марта 1983 года в пос. Поназырево Костромской области. Первые публикации стихов и прозы появились на страницах костромской областной газеты “Молодёжная линия”. Живу в городе Шарья Костромской области. Работаю корреспондентом в районной газете “Ветлужский край”. С 2010 года член «Союза журналистов России», пишу стихи и рассказы. ПРОЩАНИЕ С ИЕРУСАЛИМОМ Холодная февральская земля. Лишь солнце золотит седые стены, До краткого заката их паля, Чтоб отступить, когда густеют тени. Сочнеет свет стеклянных фонарей, И темнотой забьются водостоки. Над головою небо ста царей Чеканит миру звезды на востоке. Шершавым провожатаем стена Сомкнет ворот израненные руки Пред купольным навершием холма Сионской вечери - начала муки. Последний штрих в автобусном окне. Исчезнет в безутешной ночи город За поворотом в сон из будних дней Копьем тысячелетия заколот. *** Я не знаю, как пахнет Флоренция, И не слышала ветра печаль. Это памяти пришлой субвенции, Чьих-то мыслей, надежд и начал. Зачарована чуждым видением, Даже в свитере, будто, чужом, По лазоревым плитам прозрения Убегаю в зеркальный излом. *** Тонет утро в кофейной окружности Черной вязкой текучести дня. Убеждаясь в конечной ненужности, Кто найдет жизни смысл для меня? Чтобы было за кем в бесконечности Лямку в очередь ждать и тянуть, Чтобы знать за какие конечности В рай ли в ад на побывку возьмут... Взгляд топя в черной кофе окружности, Сухо вычеркну нечет строки И шершавой салфеткой наружности Подотру театральность тоски. *** Средневековьем осененный Львов Свой крест хранит в переплетенье улиц. Навечно меж вершинами холмов Их пары рук в объятиях сомкнулись. Еврейским выговором канет в ночь Последний звон колоколов собора, Чтоб страшный сон июня превозмочь

388

Червленой силой общего отпора. Колючих улиц манят тупики, Балконы расцарапают в кровь взгляды. Жонглеру и поэту лишь с руки Проникнуть через времени ограды. Врасплох захвачена, как будто вор, В карманы пряча ожерельем виды... “Ты пропустила княжий двор”, Славянский витязь скажет без обиды. “Я свой маршрут не знаю наперед...” Признаюсь на духу... на грани фола. Он на мои сомнения тряхнет Кирпично-красной гривою костела. Жене *** Дом дружбы — в занимательных ракушках. Его мы имя забывали вновь. Арбат, Тверская, вот уже и Пушкин Слагаем путь из улиц завитков. В намерении выпить свет до донца Июнь как раз совсем забыл про тень. Кольцом Садовым все катилось солнце, И день перетекал в такой же день *** Привычным взглядом истолкован Мой двор в прожилках древних луж. Лишь для поэта станет новым Пришелец зорок, верен, чужд. Иноплеменной крови - крохи, Я, впрочем, вовсе не о том, Что светлорусские дурехи Выходят замуж за кордон. Душа стремится в иноверье, В чужие замыслы и сны, Как будто за дубовой дверью Круглогодичный край весны. Другое небо над тобою, Но цвет его по-детски прост, Не рыжее, а голубое, С ночным набором тех же звезд. Похожи - дождь, седые тучи, Деревьев корни точат склон. Слова заморские певучи, Произношения излом Кривиться заставляет стены Акцент, как линза, перед ним Трубой подзорной колет вену И сердца ускоряет ритм.

Сергей Прохоров Нижний Ингаш

И ПРЫГНУТЬ В НЕБО АПОКАЛИПСИС Птица лодочкой качнётся на волне, Выгибая крылышки для взлёта… Кто-то, вскрикнув, упадёт на той войне, Где по выжженной траве пройдёт пехота. И планета, робко вздрогнув на оси, Упадёт на чашу звёзд немым довеском… Будет дождик за Уралом моросить, И греметь снаряды пушек под Донецком. ДАВАЙ ПОГАДАЕМ Пока звёзды тают И светятся сны, Давай погадаем На струнах весны. Руками потрогав Дыханья утра, Где ветер по тропам Гнал листья вчера. Где, морщась годами, Гнил ёлочный пень, Давай погадаем На завтрашний день. Ведь надо же как-то Предвидеть судьбу. И выпадет карта Что будет, то будь. ВЕТЕР По дорогам пройденным Бродит ветер Родины Поутру, по полудню, По ночной росе. Где следы оставлены, Как штрихи наскальные Ближние и дальние, В средней полосе. Бродит неприкаянно По кварталам каменным, По ступенькам скошенным, По вчерашним дням. В пустырях заброшенных Бродит, ищет прошлое, Угольками крошится В искорках огня.

КАРТОФЕЛЬНЫЙ МЕСЯЦ Хаты, квартиры, коттеджи и виллы – На день, другой под замок. И пусть уравняют нас в поле вилы, Чтоб каждый хоть чуточку взмок. Землю под каждым кустом перемесим, Как норы свои кроты. Сентябрь – картофельный месяц, где вместе Все: Он Я, и Ты. РЯБИНА Ещё вчера зелёная Склонялась за окном. А утром глянул: «Ё-моё!» Колышется огнём. Дивлюсь, дитятко малое, На красотищу дня, И гроздья ягод алые Приветствуют меня. УТРО Горизонт качнулся невесом, Буд-то вспышкой небо осветило: Золотом дышащим колесом Выкатилось за бугром Светило. Ожил в клумбе дремлющий цветок, За плетнём расправилась крапива – Вся природа жадно, торопливо Потянулась к Солнцу на восток. КОГДА Я ПИШУ… Когда я пишу, то, как будто, спешу На поезд уже отошедший, Где слов запоздалых смолкающий шум Прощанья любви сумасшедшей. Скрипит по бумаге надрывно перо, Копируя суть расстояний. И жизнь тороплива, как шумный перрон Встреч, проводов и расставаний. Скупые обрывки растаявших фраз Уносит житейское эхо. Ложится на лист из обрывков рассказ… Прочтётся ли кем-нибудь это.

389

НАСЛЕДСТВО Крапива, лопух да ревень, Где раньше хлеба косили, Осталось от той деревни – Кормилицы всей России. Бурьян на тысячи милей, Где мог золотиться колос. И чудится сердцу милый Родины детства голос. И видится хата с краю Деревни, бегущей в небо. С мальчишками я играю И бабу леплю из снега. А хлопья летят и тают, Под скрип журавлей колодцев. И годы меня листают, Как ветер вихры колосьев. Давно уже нет деревни, Пустынно предков наследство: Крапива, лопух да ревень Да сладкая память детства. А ДРУГОЙ СУДЬБЫ И НЕТ Как избыться из судьбы, Если очень Вдруг захочется забыть Дни и ночи, Проведённые с тобой Встык - бок ‘обок. Как забыться, видит Бог, Видим оба, Что иного уже нет И не будет, И струится тёплый свет Наших будней, Наших радостей и бед, Как награда, А другой судьбы и нет, И не надо. ГРАМОТА К СТОЛЕТИЮ Матери - Е. Г. Прохоровой в день 100-летия. 100 лет прожила без сраму ты В радости и в печали. За это и дали Грамоту, Грамоту тебе дали. Растеряна, рада - не рада, Да слов для ответа нет… Единственная ведь награда Тебя за твои 100 лет. А где ж ордена и медали? Да их для других куют. Тебе же, вот, Грамоту дали – Не всем за 100 лет дают.

390

ГРУСТИМ О ЛЕТЕ Смотрю в окноУже светает, А снег хмельной Идёт и тает. Скользит едва По синим стёклам, Где я слова Ищу о тёплом Ещё вчера… Но это тайна. А снег с утра Идёт и тает, И не таясь, Наивно светел Он, как и я, Грустит о лете. И ПРЫГНУТЬ В НЕБО Ну, что нам стоит Залезть на крышу И прыгнуть в небо. Там столько классных Планет и прочих Звёзд и созвездий! Где пыль историй Ветра колышут, Метут нелепо Под ноги разных Дел и пророчеств И ночь, и весь день. Залезть и прыгнуть Сколь хватит духу И фантазерства. Что притяженье? Да чушь сплошная С мечтой в сравненье. Ах, если б прыти Не так, не сдуру, Не для позёрства. А для сраженья, Где рать земная – Души прозренье. Залезть и прыгнуть И будь, что будет Туда - за тучи, Где дух захватит От высоты и от полёта. И враз отринут: Заботы будней И всё, что мучит. И тут накатит, И вы поймёте, Что поёте.

ОБЪЯВИМ СТАРОСТИ ТАБУ Николаю Ерёмину Когда грустны приходы зим, А надо жить и притворяться, Давай, мой друг, вообразим, Что нам с тобой опять по двадцать. И всё, что пройдено давно, Ещё не ведомо пока нам, И не пригублено вино удьбы любовного бокала. Вообразим и не спеша, Куда в конце-то торопиться. Пройдём, годами прошуршав, Как перевёрнутой страницей. Не торопясь прочтём судьбу, Не важно чью: свою, чужую, С собой и с прошлым не враждуя, Объявим старости табу. С ДУМОЙ О БОЗЕ Всё чаще по ночам мне снятся сны, Где я парю над бесконечной бездной… Я болен расставанием с земным, И неотложной встречею с небесной. И думаю, как встретят меня там, Кем буду: бомжем, ангелом, поэтом? И радуюсь рассветам, дням, годам, Отпущенным на свете мне на этом. ЗА ТАЙНОЙ Пойди туда - не знаю куда, Принеси то, не знаю что. (Из русской народной сказки) Ищем тайну свою И разводим руками: Почему за семью Её прячут замками? И не меньше, заметь, Чтобы нам повстречаться, За тридевять земель В тридесятое мчаться, На распутье дорог, Угадав - по которой, И шагнуть за порог Чудотворного вздора. В КОНЦЕ ПУТИ И уходил я далеко, И поднимался высоко, И опускался глубоко Всем смыслам вопреки. И, прошагавши уйму лет, И, повидавши белый свет, Я пью зари вишнёвый цвет Из голубой реки.

МЫ ВСЕ КРЕТИНЫ И нет причин, И есть причины Мы всё кричим, Мы все кретины В объятьях масс, В объятьях прессы. Наш хриплый глас На интересы: Где и когда, ? Почём и сколько? А «нет» и «да» Понятье скользко. И рвём с плеча Откуда дует. А помолчать бы И подумать. ПОВТОРИТЬ, ПРОТОРИТЬ Взять и вдруг повторить Географию лет И опять проторить Все дороги след в след, По которым шагал, На которых устал. От судьбы в двух шагах, В двух шагах от Христа, Где летал, и плутал, И терял, и нашёл На обрывках листа Строк желтеющий шёлк, О такой же судьбе, Или чуть о другой О нелёгкой ходьбе По дороге крутой, Чтоб опять одарить Географию лет Повторить, проторить, Слово в слово, след в след. ....Ы? Будто мне по башке кирпичом – Мозг в осколки. Вот, сижу и чиню. Я не знаю: когда и почём? Где и сколько? Да и знать ни к чему. Мне бы мысли собрать об одном Очень важном: Кто я есть наяву? В этом мире эфирно-дрянном И бумажном Сколь ещё проживу?

391

СОЛНЦУ ВСЛЕД Не сверяя жизнь по датам, По минутам, дням, годам, Солнце катится куда-то По полям и городам, По озёрам, рекам, рыбам, Улыбаясь свысока… Мне по небу бы попрыгать, По пушистым облакам. И тяну я руки к солнцу, Ухватив за луч косой, И качусь, как невесомый, Вслед за солнцем колесом. О ВРЕМЕНИ Я в бессмертие поверю – Сколь их вечных? О-ё-ё! Да не хлопайте вы дверью, Уходя в небытиё! 2 Минует ночь. День новый будет начат, Ведь времени поток неудержим. А миг и век – понятья однозначны, Когда в них умещается вся жизнь. 3 Лишь пять секунд сердечко не стучало, А мозг, не задавая храбреца, Всю жизнь прожил от самого начала До самого тревожного конца. *** Как спринтер, сверкая пятками, Уносится время лет… Зима. Зажигаю опять камин, Накинув на плечи плед. Не хочется думать о пройденном: Сколько путей – их сотни, А у калитки родина Лает из подворотни. ПРОСТО ЖЕНА Стелит в постель простынь, В наволочках пух взбивает. Просто жена. Просто. Проще и не бывает. В кухне гремит посудой Это уже привычка. В доме жена повсюду: В каждой дыре затычка. То заведет вдруг тесто, То сочинит вмиг стирку.

Будто ей в доме тесно, Будто бы дел впритирку. Не устает, наверно, Каждой работе рада. Ей бы да муж верный Большего и не надо. СОЛНЫШКО (Песня) Ровным словом – ничего В этом мире не случилось. Отчего же, от чего Ты как солнышко лучилась? И сегодня, и вчера, И, дай Бог, ещё и завтра От улыбки той внезапно Обожжёт меня жара. Припев: Солнышко, солнышко, О-ё-ё! Ты не чьё-то солнышко, Ты - моё. 2 Потеряет время счёт: Что случилось, что случится. Только будет горячо И приятно сердце биться. От предчувствия того Что ты снова улыбнёшься И как солнышко прольёшься. В бездну сердца моего. Припев: Солнышко, солнышко, О-ё-ё! Ты не чьё-то солнышко, Ты - моё. 3 Ровным словом – ничего В этом мире не случилось. Просто солнышко, того – В моём сердце поселилось. И теперь в груди печёт, Когда ты проходишь мимо. От улыбки твоей милой Мне и в стужу горячо. Припев: Солнышко, солнышко, О-ё-ё! Ты не чьё-то солнышко, Ты - моё.

Прохоров Сергей Тимофеевич. Член Международной Федерации русскоязычных писателей, автор 13 книг стихов и прозы. За вклад в русскую словесность, национальную культуру награждён орденом «Культурное наследие».

392

Литературная оценка

Николай Стародымов г. Москва

Анатолий Казаков. «АНАЛОЙ» Размышления по поводу точки зрения автора

Стародымов Николай Александрович. 24 февраля 1956 года. Потомственный офицер. Закончил Донецкое высшее военнополитическое училище инженерных войск и войск связи, факультет инженерных войск. Закончил Гуманитарную академию Вооруженных сил (бывш. ВПА им. Ленина, ныне Военный университет Министерства обороны). Служил в ТуркВО, Афган (5-я гвардейская, Шинданд, 1985-87), опять ТуркВО. С 1994 года - в газете “Красная звезда”. В качестве журналиста в командировках проехал полЧечни. Сейчас в запасе. Главный редактор журнала “Боевое братство”. Автор 17 опубликованных книг. Еще три ждут своего издателя. Член Союза журналистов. Член Союза писателей. Член-корреспондент Международной академии духовного единства народов мира.

Есть книги, которые читать легко и просто. Глаза скользят по строкам, пальцами едва успеваешь переворачивать страницы… И оглянуться не успеешь, а уже доехал до нужной остановки!.. Сунешь книжку в ПОРТФЕЛЬ, утром в транспорте опять её открываешь, и не всегда можешь вспомнить, на чём остановился. А есть книги и другие. Которые читаешь с трудом, потому что едва не каждая страница будит мысль, и эта мысль отвлекает внимание на себя, и уже не читаешь написанное автором, а думаешь о чём-то своём, разбуженном книгой. И не скажешь, что какая-то из этих книг хуже или лучше. Просто они разные! Одна для времяпрепровождения, другая для мысли. Или для души. Впрочем, человек, который любит читать, тут же меня и укорит: не две разновидности чтения бывает, больше! А никто и не спорит, конечно, больше. Это я только для затравки так высказался. И вот почему. Книгу «Аналой» сибирского писателя и публициста Анатолия Казакова читать непросто. Скажу даже больше: в какие-то моменты я просто пролистывал по несколько страниц. Нет, не потому что плохо написано. Дело в другом. Книга «Аналой» – это публицистический сборник. Анатолий Казаков рассказывает в нём о многом: о своих земляках, как известных стране, так и простых людях, о событиях, которые в разные времена происходили на его «малой родине», о путях-дорогах, о городах и весях… Это совершенно замечательная книга о родном крае, причём, крае неохватном – о всей Центральной Сибири… Как и любой краеведческий труд, книга получилась неровная. Какие-то очерки лично мне интереснее, какие-то менее. Ну так ведь тут – сколько читателей, столько и предпочтений! Кому-то интереснее история, кому-то география, а комуто встречи (очные или заочные) с известными земляками. Оно, конечно, самое интересное – это судьбы людские. Однако ведь и в этом вопросе каждому – своё: кто-то прочитает с интересом о Василии Шукшине или Михаиле Евдокимове, а кто-то о бабе Анне или старике, потерявшем на войне семерых сыновей… …Я уже ушёл в написании публикации дальше, но потом вернулся к данному фрагменту. Потому что будет неправильно, если я не представлю список, хотя бы неполный, известных людей, о которых рассказывает Анатолий Казаков, а также об их творчестве или иной деятельности. Писатели Василий Шукшин, Василий Белов и его вдова Ольга Сергеевна, Геннадий Михасенко, Владимир Солоухин, Виктор Сербский, Василий Скробот, архимандрит Тихон (Шевкунов), а также певец Александр Барыкин, кинорежиссёр Сергей Мирошниченко и многие другие. Но самое всё же интересное в книге «Аналой», во всяком случае, на мой взгляд, – это рассуждения автора по самым разным вопросам. Скажу более: с некоторыми из утверждений Анатолия я бы и поспорил. Но с другой стороны: раз возникло желание возразить, значит, у автора есть позиция, есть точка зрения, есть предмет разногласия. И вот как раз об этом я и хочу поговорить. Правда, оговорюсь сразу: если начну обсуждать каждый пункт, по которому хочется высказаться, не хватит никакого интернет-пространства! Потому остановлюсь только на нескольких.

393

В нескольких помещённых в книжке публикациях автор поднимает вопрос о соотношении пользы от строящихся гидроэлектростанций и вреда, который они наносят природе – как среде обитания, так и природе самого человека. Право, сколько себя помню, столько слышу споры этих «физиков» и «лириков» от экологии. «Была гора высокая – стала яма глубокая», «Течёт вода Кубань-реки, куда велят большевики»… А с другой стороны – Матёра… И всякий раз, когда становишься свидетелем такого спора, чувствуешь, что и у самого нет какой-то однозначной позиции по данному вопросу. В самом деле: зачем человек выкопал исполинский карьер под Белгородом или под Норильском, если они отравляют атмосферу на сотни километров вокруг? Зачем превратил реку Волгу в каскад водохранилищ? Зачем нанёс смертельный удар Аральскому морю, разобрав главные его притоки, Амударью и Сырдарью, на полив пустынных и засушливых земель?.. Ну право, я очень люблю природу. Настоящую, девственную, непорченую человеком. Леса, зверушек всяких, рыб воот такущих… Сидишь этак в тёплом доме, а на улице мороз и вьюга, смотришь телевизор, и любуешься природой! Ну братцы мои, ведь вся среда, в которой мы проживаем, основывается на том, что мы берём от природы. Ну, никуда от этого не денешься!.. Мне очень жаль, и это не пустые слова, а вполне искреннее чувство, очень жаль затопленные сёла, сельскохозяйственные угодья, церкви и кладбища. И если бы сейчас учёные открыли какие-то источники энергии, чтобы не наносить ущерб природе, я бы первый поднял руку за них, и радовался бы этому открытию. Однако даже в этом случае я бы порекомендовал очень крепко подумать и тщательно рассчитать, следует ли сносить те же плотины. В городе Мышкине в музее есть фотография, как сто лет назад в засушливый год Волгу переходят вброд; в том самом месте, где сегодня теплоходы свободно проходят. Наводнения в низовьях Амура оказались бы куда более страшными, если бы паводковые воды не сдерживали плотины. Москва умерла бы от жажды, если бы закрылся канал, по которому ежесекундно в столицу не вливались сотни тонн живительной влаги. Промышленность и экология – понятия несовместимые. Мы хотим хорошо жить, чтобы у нас имелись все блага цивилизации, но чтобы при этом природа оставалась незагаженной, воды незамутнёнными, а из туч не струился кислотный дождь. Нет-нет, не старайтесь подловить меня на фарисействе: я и сам хочу жить в комфорте, а где природа будет отравляться – лишь бы не в моём районе. Каждый из нас такой! И приходится это признавать. И в этих условиях стенания защитников природы мне лично близки и понятны. Только где же выход?.. Как совместить стремление к привычному комфорту с нетронутой природой?.. Когда автор пишет о нерациональности, бесхозяйственности, о непросчитанности вмешательства в природу – тут я совершенно с ним солидарен. Как показала практика, Цимлянское или, скажем, Нижнекамское водохранилища не оправдали ожиданий, которые на них возлагали, и нанесённый ими урон оказался больше принесённой пользы. Во всяком случае, такая версия существует. Допустим, это так, и наши инженеры просчитались, и тут сетования экологов в значительной степени оправданны. Это я стоял на позиции технократов. Но ведь и боль автора понять можно! Он рассказывает о загубленных реликтовых лесах, об угробленных охотничьих угодьях, о том, что пропадают целые виды ценной рыбы, о том, что с затоплением сёл рвутся нити исторической памяти… И ведь правда это, правда!.. Наверное, если бы автор отстаивал технократическую позицию, я бы ему возражал с точки зрения эколога. Ну а так… Сложный вопрос поднимает автор, сложный и спорный.

394

Литература без границ

Цу Тяньсуй Провинция Хэнань. Китай.

ОДНА ПОЛНАЯ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНАЯ ТОЧКА Моя мать, одна из миллионов матерей, была обычной скромной женщиной. Все восемьдесят лет её жизни были наполнены тяжёлым трудом и нежной любовью к родным.

Десять лет назад мать моя умерла, но до сих пор тень её стоит перед моими глазами. И вот наступает китайский праздник ЧИНМИН – и я вспоминаю свою мать. Семья наша была очень бедная. Отец работал на заводе по производству строительных материалов. Три моих старших брата, бросив учёбу, стали подростками-разнорабочими. А мать занималась домашними делами, стараясь вовремя накормить всех нас. В декабре 1065 года мать родила пятого сына, а я, четвёртый, был старше его на четыре года. Однажды вечером отец лёг спать со мной, но я долго плакал и хотел к матери. Тогда он дал мне конфетку, и я заснул со сладким конфетным вкусом во рту. На второй вечер отец дал мне половину конфеты… А на третий вечер дать мне уже было нечего. Я сильно плакал… И тогда отец, выключив лампочку, стал пугать меня: - Не плачь! Иначе придёт серенький волчок и укусит за бочок! На следующий день утром отец привёл меня в больницу, где мать моя лежала на койке, закрыв глаза, а рядышком – мой пятый, младший брат, в одеяльце. Его голова напомнила мне кулак, лицо было чёрное и сухое, а глаза походили на движущиеся бобы… Медсестра принесла и подала отцу чашку с хондунами. Отец разбудил мать и сказал: - Скорее покушай! Но мать возразила: - Нет, пусть наш сынок поест! Я был тогда глупышка, послушался её и действительно поел.Отец с горькой усмешкой взглянул на меня и на слабую мать, собрал вещи, и мы пошли домой. В то время случился плохой урожай, а зарплата у отца была маленькая. Поэтому во время уборки урожая мать была очень сосредоточенной и дорожила каждым зёрнышком риса, боясь потерь. В последующие годы, когда еды стало вполне достаточно, мы посмеивались над нею, так как считали скупой. А мать, с улыбкой легонько шлёпнув меня по затылку, говорила: - Лишь тот не дорожит рисом, кто не хозяин! Это не скупость. Вы, братцы, едите, как голодные волчата…Могу ли я потерять хоть одно зёрнышко риса? Во всей деревне наша мать была самая деловая. Когда косили пшеницу, она часто носила два серпа, всегда работала за двоих и никогда не уставала. Её спина, сильная и величественная, в золотисто-жёлтом пшеничном поле была видна издалека. О, сильная спина китайского крестьянина! Она выносит тяжесть любой работы – во имя жизни, во имя счастья. Закончив уборку урожая пшеницы, мать пригнула голову, сбросила капли пота с лица на землю, и капли пота у ног матери оставили на земле сырые тёмные следы… А на лице её появилась улыбка гордости и удовольствия от проделанной работы. Наша соседка, бабушка Лян, живёт одна и сама о себе заботится. Поэтому весной, во время посадки семян, и осенью, во время сбора урожая, её душа очень озабочена. Хлеб насущный даётся ей с большим трудом. Но пашня её, хотя и малая, всегда вовремя обработана. Недаром 395

в народе говорят: Если человек опоздает с пашней на минуты – то пашня опоздает с человеком на год! И когда бабушке Лян стало очень трудно, мать позвала к себе первого старшего Брата и сказала: - Помогай бабушке посадить, а потом и сами посадим. И первый, старший брат пошёл, и второй, и третий… Все пошли помогать! Бабушка Лян, дрожа беззубым ртом и плача, растроганная, даже сказать ничего в знак благодарности не смогла. Чуть более пятидесяти лет было тогда матери. Она пораньше вставала каждый день и несла на коромысле воду бабушке Лян, а уже потом шла с водой к нам домой…Однажды, увидев полный чан и два ведра с водой, жена первого старшего брата сказала: -Мама, ты уже старенькая, позволь эту работу, нам, молодым, выполнять. Но мать громко возразила: - Нет, не старая я! Судьба у меня такая: не могу без работы. Без работы я сразу же заболею. Надо заметить, что мать моя никогда не училась в школе, но она уважала учёных и считала учёбу важным делом. А звук часов – святым указанием. Увидев спящих сыновей, мать, ухватив за ухо меня или брата, кричала: - Вставай! Посмотри, который час…Скорее иди в школу! Крик громкий, а уху не больно. Конечно, я не знаю, что думал брат, но сам чувствовал, как тёплая струя расширялась и текла по всему телу – мягкая, уютная… Много лет прошло с той поры… И теперь уже, став мужем жены, отцом сына, я часто чувствую счастье – ухватить его за ухо. Мучительно жить без матери. Вот почему, когда я вспоминаю о ней, я тихо плачу… Мать – это великое имя, это символ бескорыстия. Мать отдала своё молоко, нежную свою любовь, всё, что имела, детям и никогда не просила благодарности. Ведь для глубокой материнской любви любая благодарность будет мелочной, слабой и корыстной. Если бы материнская любовь к детям определена была на десять тысяч, то ответная благодарность от детей к матери - на миллион! Но знаю, что так рассчитывать – это вульгарно. И какое число может точно передать и выразить всё содержание и значение материнской любви? Нет такого числа! По старинному китайскому обычаю, отделив новую семью, родители остаются жить в прежней квартире. И даже когда мать становится очень старой и выглядит больной, она всё же не забывает своих сыновей, и на всём семейном дворе садит она различные овощи… Так, в каждый свой приезд в город мать приносила нам много овощей и повторяла: - Сейчас овощи очень дорогие, и нужно кушать свои, чтобы экономить деньги! Глядя на увядшее, морщинистое тело матери, чувствовал в душе я какую-то мучительную боль и говорил: - Мама, не надо так перенапрягаться! В городе всё имеется. Не надо садить овощи. Надо отдыхать! Слушала эти слова мать, слушала и сердилась: - Сынок, разве плохие овощи у матери? Ну, не хочешь, и ладно…- А я отвечал: - Да нет же, овощи хорошие! Но я боюсь, что ты сильно устаёшь… Таким образом, мы понимали друг друга, и мать весело смеялась. И вот, наконец, мать прожила свою жизнь… Умирая, смотрела она нежным взглядом на всех детей, стоящих у её кровати, и тихо засыпала… Засыпала так спокойно, будто выполнила она важное поручение от Бога и написала ему письмо, и может теперь в конце письма поставить круглую окончательную точку. Перевод Хэ Суншань КИТАЙ 45О100 Провинция Хэнань г. Синьян

396

Виктор Воловик

Билеты на концерт

Заканчивался жаркий июль 1955-го года. На колхозном лугу осталось убрать последнюю кошенину.Мне, как опытному волокушнику, было почти 13 лет. Пацаны быстро распрягли лошадей, оставив телеги под сенью берез. Без помощи взрослых я привязал веревки к гужам, пристегнул постромку и стал спокойно ожидать, когда мне для волокуши срубят березку. - Хороша травка, в руках хрустит, приговаривал Демьяныч. Он был нашим бригадиром на уборке сена.- Однако не управиться за сегодня,- не то советуясь, не то принимая решение, пробормотал он в вслух,А надо бы сегодня, а не то … такое золото пропадет в случае дождя, и труды наши коню под хвост… Через час сено было собрано конными граблями в кучки и метку сена можно начинать. -Председатель едет, председатель,послышался звонкий голос кого-то из

пацанов. Действительно, на поле приехал сам председатель колхоза Владимир Иванович, крепкий 50- летний мужчина. -Ну, что, бабоньки, сенцо-то нынче хорошее? -обратился он почему-то к женщинам, весело улыбаясь. -Хорошее, хорошее,- послышалось со всех сторон. - А осилим ли за сегодня?- снова спросил председатель. Наступила небольшая пауза. Деревенский народ не привык отвечать сгоряча. Взвешивая всё «за» и «против», люди упорно молчали. -Трудно за раз осилить,- ответил за всех бригадир. -Можем к ночи не успеть. А жалко, уж больно сенцо хорошее. Председатель обвел бригаду глазами, хитровато ухмыльнулся и как бы ненароком бросил: -Артисты какие-то к нам из края едут, концерт хотят поставить. Так вот ежели успеть 397

с сеном-то, а там, глядишь, и с концертом хорошо получилось бы. -Так денег нет, Владимир Иванович, подала голос старая Матрена. Была тетка Матрена еще и не так стара, любому мужику могла дать «фору» в поле. Однако закрепилось за ней слово «старая», словно прозвище, но она не обижалась. -Да откуда у нас деньги на концерты?поддержали её другие. -Вот если бы за счет колхоза, - бойко вставила Фёкла Никитична.- Али не заработали? -Да как не заработали? Заработали! – в тон ей ответил председатель. – Вот ежели с сеном управитесь, тогда оно и видно будет. Так что?! Всех охватило приятное оживление. -Да справимся, председатель, справимся!снова за всех ответил бригадир. -А ну, ребятки, давай на волокуши обратился он к нам, пацанам. Председатель ловко развернул коня и умчался на другие поля. Быстро и слаженно замелькали вилы и грабли, волокушники еле успевали к стогам отвозить копны. День выдался на редкость жарким, душным. Вместе с палящими лучами солнца на волокушников усилили атаки слепни и большие как, шершни, пауты. Они впивались в крупы лошадей, кусали их за ноги. Лошадей трудно было удержать на месте - от их неожиданных рывков сено сваливалось с волокуш, за что наездник тут же получал свое «последнее» предупреждение. . К вечеру уставшие, но внутренне наполненные радостным трудом и предстоящим концертом, колхозники передвигались по лугу небольшой рысью. Всем хотелось побыстрее завершить последний стог. -Ура!- закричал Ванька Ножкин. -Успели, успели! Ванька был старше нас года на два, старался подражать взрослым и казаться солиднее, а тут сорвался. Вот оно- детское сердце! -Председатель едет! Едет, едет! - снова 398

зазвенел Ванькин голос. Председатель приехал не один. Рядом с ним сидел тучный бухгалтер колхоза Ефрем. Осмотрев сделанную работу, председатель снял кепку, вытер платком небольшую лысину на голове и улыбнулся широкой, красивой улыбкой, сверкнув при этом ослепительнобелыми зубами. -Молодцы! Вот уж ,действительно, молодцы! Я и то засомневался, что управитесь. А вы, нет, молодцы, да и только! -А то как же иначе?- гордо за всех ответил бригадир. Мы, пацаны, быстро сгрудились в кучу и ждали, что председатель скажет сейчас самое важное для нас. Скажет о концерте или того приятнее- выдаст всем долгожданные билеты. Наши сердца стучали так громко, что мы испугались, как бы он не услышал это. « Ну, скорее, говори же скорее»- подгоняли мы про себя председателя. Вытерев ещё раз лоб, председатель повернулся к бухгалтеру Ефрему: - Ефрем Потапыч, ну как там дела в нашей колхозной кассе? Наскребем что, али как? Видишь, как люди старались… Ефрем Потапыч покрутил пальцем седой ус и еле внятно ответил: -Так откуда ж деньгам взяться? На долги еле хватило, осталось 500 рубликов, да ведь это неприкосновенный запас, который тратить не имею права, иначе посадят… Мы почувствовали, как из-под наших ног уходит земля… -Так что, Потапыч, никак нельзя?- опять спросил председатель. –--Так нет же, - глухо прозвучал ответ. Над полем повисла тяжелая тишина. Каждый боялся чем-либо выдать свое настроение. -Хлопцы, запрягай, - скомандовал бригадир будничным голосом, - пора отдыхать ехать. Завтра опять в поле… Разъезжались молча… Никто не хотел верить в этот тяжкий, как свинец, обман, который на многие годы посеял в наших детских душах неверие…

СОДЕРЖАНИЕ ЮБИЛЯРА ПОЗДРАВЛЯЮТ: Георгий Каюров «Процветания и новых авторов»; Анатолий Аврутин «Всё начинается с истоков»; Светлана Замлелова «Новых литературных открытий!» Ольга Прилуцкая, Валерий Басыров «Друг и партнёр»………….....................................3 Валерий Сдобняков «Плодотворных лет!»; Виктор Сундеев «Издавать журнал – дело трудное»; Игорь Елисеев «Из глубинки на широкий простор»…… …………………………............................................4 Пётр Малышкин «С уважением и признательностью»………………………………..5 СЛОВО РЕДАКТОРУ Сергей Прохоров «10 лет и вся жизнь»…….........6 2006-й год ПОЭЗИЯ Николай Ерёмин. Стихи……………………..........9 Владимир Корнилов. Стихи………………..........11 Анатолий Третьяков. «Лицом к родному небу» Стихи.......................................................................13 Владимир Пугачёв. Стихи……………….............15 Екатерина Данкова. Стихи…………………........16 Владимир Машуков. Стихи………………...........17 Галина Арнаудова.«Счастье вертуальное» Стихи.. ..................................................................................18 Владимир Василенко.Стихи………………..........19 Сергей Прохоров. Стихи…………………...........29 Владимир Лямин. «Лишь бы было зачем-то жить» Стихи…………………...........................................31 Виктор Воловик. Стихи.........................................32 ПРОЗА Григорий Желудков.«Застолье»............................20 ЛИТЕРАТУРА Валерий Сдобняков «Мастера»............................24 2007-й год ШКОЛА МАСТЕРСТВА Николай Ерёмин «Поэзия - болезнь или лекарство?» ..................................................................................34 ПОЭЗИЯ Ольга Тараканова. Стихи…………………….......45 Николай Никонов. «А молодость – это песня». Стихи. .....................................................................48 Татьяна Глушкова «Во мне просыпается мудрость» Стихи .................................................................. 50 Сергей Прохоров. «Мне всё чаще снится детство».Стихи.......................................................58 Анатолий Панфутьев.Стихи..................................60 Виктор Магоня. Стихи...........................................61 Аскольд Сорокин Стихи …………………...........62 Михаил Андреев «Земной срок». Стихи…..........66

ПРОЗА Владимир Дядечкин.«Воробьинная любовь» Рассказ.....................................................................35 Николай Устинович.Рассказы...............................36 Виктор Псарёв.«Звёздочка»..................................40 Олег Шестинский. «Боцман Вася».......................51 Григорий Желудков. «Рыжая плутовка»..............64 ТВОРЧЕСТВО ЧИТАТЕЛЕЙ Евгений Поздняков.«Домовёнок»........................38 Любовь Данкова.«День рождения»......................41 Людмила Шалагина.«Свет»..................................42 ЛИТЕРАТУРНАЯ ОЦЕНКА Сергей Прохоров «Сердцу светлого праздника хочется», «Овеяная романтикой».........................43 Олег Шестинский «Дума провинциала».............55 Юрий Розовский «Грани любви».........................56 ЭКОЛОГИЯ ДУШИ Анатолий Ерохин «Два дня счастья на Ольхоне»... ..................................................................................69 РИСУЮТ ДЕТИ На детской выставке к 95-летию Н. Устиновича.71 2008-й год ПЛАНЕТА Валентин Распутин «Байкал, Байкал...»..............74 ЮНЫЕ ЛИТЕРАТОРЫ Дима Рябцев, Наталья Ярмош. Стихи..................77 ПОЭЗИЯ Валентин Соколов. «Высота креста».Стихи........79 Владимир Машуков. Стихи………………...........80 Виктор Воловик «Времена года» Стихи…......... 81 Людмила Мурина. Басни………………...............93 Владимир Трухин. «Отголоски». Стихи..............94 Николай Ерёмин. Стихи………………..…..........97 ПРОЗА Сергей Шестак «Пьяный вечер»...........................82 Григорий Желудков. «Андрейкин карась»...........84 Юрий Розовский. «Боженька»..............................87 Геннадий Луговой. «При свете ясной луны»......92 Олег Шестинский. «Случай в Венском аэропорту».. ..................................................................................95 Анатолий Буйлов. «Тихий человек».Рассказы....98 Виктор Псарев «Принцесса с холодными руками» Сказка................................................................... 102 ЮБИЛЕЙ 65-летие поэта Н.Ерёмина.....................................96 ЛИТЕРАТУРНАЯ ОЦЕНКА Леонид Бородин «Поэт ЗЭКа»..............................78 Владимир Корнилов «Поэт из Братска».............105

399

ЛИТЕРАТУРНЫЕ ВСТРЕЧИ Сергей Тинский. «Подружил всех Тойво Ряннель» На выставке народного художника в г. Иланский. .................................................................................86 2009-й год ШКОЛА МАСТЕРСТВА Вислава Шамборская «Поэт и мир»...................107 ПОЭЗИЯ Нина Гурьева. «Сударыня провинция» Стихи...110 Игорь Елисеев. «Ты песню жизни спой». .........112 Валерий Таиров.»Про Гоголя, Пушкина и Высоцкого» ................................................................................114 Виктор Теплицкий. Стихи………………...........116 Виктор Псарёв. Стихи………………….............117 Надежда Кравченко. Стихи…………….............118 Мария Козлова. «Учусь у любви».Стихи...........122 Надежда Степанова. Стихи……………….........123 Варвара Якушева. Стихи………………… ........127 Александр Федькин. «Мелодия моих меридеанов». Стихи.....................................................................128 Людмила Луценко. «По кругу» Стихи…...........130 Владимир Пугачёв. «В вечном строю». Стихи.....132 ПРОЗА Фёдор Даутов. «Сантехника вызывали?»...........115 ЛИТЕРАТУРНЫЕ ВСТРЕЧИ Валентина Майстренко. «А на том берегу незабудки цветут».................................................119 ИСКУССТВО Любовь Шаповалова «Возвращение в детство человека и человечества в творчестве художника Андрея Поздеева.»................................................125 ТВОРЧЕСТВО ЧИТАТЕЛЕЙ Надежда Добровольская. «Цветок на снегу».....126 Ольга Полудницкая, Нина Рыжих, Людмила Гореликова Стихи на досуге............................... ЭКОЛОГИЯ ДУШИ Николай Полехин. «Волшебные места, где я живу душой»...................................................................135 2010-й год ПИСАТЕЛЬ О ГЛАВНОМ Тамара Приходько. Интервью с В.Г.Распутиным..138 В АРХИВАХ РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ Антонина Пантелеева. «Только Господь да государи» ....................................................................................140 ПОЭЗИЯ Анатолий Евсеенко. «Учите русский, господа,язык Победы. Стихи ............................................141 Владислав Шубин. «Никому не подражая» Стихи.. ................................................................................142 Вячеслав Руднев. «Я сотый раз поклоны класть

400

готов» .Стихи. ......................................................150 Марина Морозова. Стихи………………............151 Юрий Розовский. Стихи......................................157 Василий Белов «О чём поёт гармонь».Поэма....164 Борис Лукин «И я учился по книгам старым» Стихи.....................................................................168 Николай Душин «Счастье по капле черпаю» Стихи.....................................................................169 Сергей Чепров «До смерти - в песне и в работе» Стихи.....................................................................170 Надежда Мисюрова «Я словно бабочка в руке» Стихи.....................................................................176 Анатолий Чмыхало «Россыпи» Стихи...............185 ПРОЗА Николай Ерёмин «Время забирать камни»........174 Светлана Замлелова «Лугин и бесы»..................179 МАСТЕРА Сергей Прохоров «Гармонь Василия Белова»........163 «Живёт в стихах неведомая сила»...........................172 ТВОРЧЕСТВО ЧИТАТЕЛЕЙ Валентина Емелькина. «Рождественский подарок» ................................................................................143 Людмила Шалагина. «Карька»............................146 Любовь Шейко. «Общежитие»...........................153 Александр Хрульков «Моя фартуна»................177 Наталия Ерышева. Рассказы................................181 САМОРОДКИ Вавлентина Емелькина «Художник из Рудовки»...144 НАША ИСТОРИЯ Артём Яковлев. «На родине сибирского Пикасо».154 ЛИТЕРАТУРНЫЕ ВСТРЕЧИ Марина Маликова. «Вспоминая дорогую встречу» ................................................................................145 Сергей Тинский «О поэзии, о песне, о войне»..162 Сергей Прохоров «В гостях у писателя Анатолия Чмыхало»..............................................................183 ПУСТЯЧОК, НО ПРИЯТНО Наши поэты Сергей Прохоров, Николай Ерёмин, Владимир Корнилов и Юрий Розовский в журнале “Вертикаль”...........................................................156 ЧИТАТЕЛЬ ДАЕТ ОЦЕНКУ Валентина Минеева. «Кто он - прохоровский герой?»...................................................................161 НАШИ ЗАРУБЕЖНЫЕ АВТОРЫ Елена Николаева «Флэшки»................................166 2011-й год ЯРМАРКА КНИЖНОЙ КУЛЬТУРЫ Лилия Енцова «Дух малой родины и большой литературы»..........................................................188

Елена Дубенская «И показалось - собралось землячество»........................................................194 Людмила Титова «Живительный глоток».........195 ПОЭЗИЯ Ольга Шангина «Симфония природы» Стихи..196 Олег Корниенко. Военные стихи........................197 Анастасия Енцова. Стихи....................................198 Михаил Мельниченко. Стихи..............................199 Николай Денисов.Стихи......................................211 Александр Елтышев. Стихи................................215 Алексей Иванов «Восхождение к смыслу».......227 Варвара Юшманова. Стихи.................................229 Николай Зиновьев. Стихи....................................237 НАШИ ЗАРУБЕЖНЫЕ АВТОРЫ Сергей Гора «Мне Россия дала беспокойное сердце». Стихи......................................................236 ПРОЗА Людмила Титова «Блеф»......................................201 Георгий Каюров «Машка-неуч»..........................203 Людмила Калиновская «Крещенское купание».206 Алексей Яшин. «Грустно-весёлая философия жизни»...................................................................218 Владимир Замятин. «Сморщенная горошина».....231 Владимир Соколов-Ширшов «Море шумит»....240 КУЛЬТУРА И ДУХОВНОСТЬ Лилия Енцова «От истоков просвещения»........222 ЧИТАТЕЛЬ РАЗМЫШЛЯЕТ Валентина Ефанова. «На пространстве меж двух океанов»................................................................208 ИСКУССТВО Надежда Полонская «Художник из Тараза».......212 НАШ ФОТОВЕРНИСАЖ Владимир Ваганов «Андрей Поздеев на малой родине»..................................................................214 ДЕТСКОЕ ТВОРЧЕСТВО Ксения Шамшурина «Одна тайна на двоих».....216 ВЫДАЮЩИЕСЯ ДЕЯТЕЛИ РОССИИ Иван Павлович Артюхов......................................220 ЮБИЛЕЙ Александр Демидович «Воспоминание о писателе» ................................................................................225 ШУТИТЬ ИЗВОЛИТЕ? Илья Криштул. Иронические рассказы..............233 НОВОЕ ИЗДАНИЕ Светлана Замлелова «С рождением, «Великороссъ»! ».................................................. . 2012-й год КУЛЬТУРА Лилия Енцова «Золотые руки мастеров»...........244

Лилия Енцова. «Много Устиновича у нас быть не может»...................................................................271 ПОЭЗИЯ Сергей Прохоров. «Дым отечества». Стихи…. 246 Николай Ерёмин «Каждому мера - звонкая лира». Стихи.....................................................................248 Аркадий Кутиловю Стихи...................................250 Владимир Довыденко. Стихи.............................252 Лариса Шалимова. Стихи...................................253 Валентина Денисович. Стихи.............................258 Ульяна Яворская. Стихи......................................263 Валерий Казачков. Стихи....................................276 Борис Юдин. Стихи.............................................277 Мария Козлова. Стихи.........................................278 Галина Зеленкина. Стихи.....................................279 Тамара Гордиенко. Стихи детям.........................280 Сергей Прохоров «Корова Пластилинушка».....284 ПРОЗА Николай Денисов «Ночевало солнце на терриконе». Рассказ..............................................254 Юрий Калинин «Защищая рубежи Отечества».256 ПЛАНЕТА Лариса Кочубей «Сибирский посол дружбы»...259 ЭКОЛОГИЯ ДУШИ Анатолий Казаков «Прощание с Ангарой»........261 ЛИТЕРАТУРА Антонина Пантелеева «Традиции русской поэзии в творчестве иеромаха Романа»..........................265 Ольга Прилуцкая «Для детей писать плохо - грешно»..........................................................................268 ИСКУССТВО Юные волшебники...............................................267 КОНКУРС Ольга Прилуцкая «Сибирь+Крым=любовь».....270 ЧИТАТЕЛЬ РАЗМЫШЛЯЕТ Татьяна Акуловская «Кто запретит мне читать «Олесю» Куприна?...»..........................................281 ЮБИЛЕЙ Нижнеингашские юбиляры у своих «ИСТОКОВ». ................................................................................282 2013-й год ПОЭЗИЯ Валерий Басыров Стихи......................................293 Владимир Бухаров. Стихи...................................295 Валерий Жукин. Стихи........................................297 Филипп Пираев. Стихи........................................298 Юрий Савченко. Стихи........................................299 Анатолий Назаренко Стихи.................................302 Екатерина Сергеева.Стихи..................................303 Надежда Омелько. Стихи....................................304 Виктор Бархатов. Стихи......................................306 Оксана Слободчикова. Стихи..............................308

401

КУЛЬТУРА Сергей Тинский «Астафьевская «ЗАТЕСЬ» в Нижнем Ингаше».................................................289 Татьяна Лысикова «Как жил, так и пел»............300 НАШИ ЗАРУБЕЖНЫЕ АВТОРЫ Анатолий Аврутин. Стихи...................................291 ДЕТСКОЕ ТВОРЧЕСТВО Анатолий Ерохин «Проба пера».........................301 2014-й год КУЛЬТУРА Ульяна Захарова. «На своей, на малой родине»...... ................................................................................310 Сергей Тинский «Форум юных краеведов».......313 Татьяна Лысикова. «Встреча удалась»...............314 Сергей Тинский.«Рождённый на земле нижнеингашской».........................................................................327 «...И читали стихи»..............................................329 ПОЭЗИЯ Сергей Прохоров. Стихи......................................315 Василий Скробот. Стихи......................................319 Владимир Капелько. Стихи.................................320 Марина Маликова. Стихи....................................322 Эдуард Учаров. Стихи..........................................323 Алексей Борычевю Стихи...................................325 Николай Никонов. Стихи.....................................331 ЮНЫЕ ЛИТЕРАТОРЫ Анастасия Танина «Лесная проказница»...........332 Александр Новожилов «День рождения Кощея».... ................................................................................333 Артём Сафаров «Сказка о добром волке»..........334 Александра Сай «Мои калоши»..........................334 Ксения Дубасова «Красивая акула»....................335 ШУТИТЬ ИЗВОЛИТЕ? Сергей Прохоров «Мимоходом».........................336 «Скоко?... или цена известности».......................338 СЛОВО О ЖУРНАЛЕ «ИСТОКИ» Валерий Сдобняков. «Да какой он межрайонный?. ................................................................................340 Николай Ерёмин. «Огнём наполненное слово». Владимир Корнилов. «Самородность русской души».....................................................................341 Анатолий Третьяков «Открывайте новые таланты», Владимир Петрашов. «Есть что читать, о чём размышлять» ..............................................343 Олег Шестинский. «Переживаю вместе с вами».. Нина Гурьева. «Красный угол русской избы»...344 Александр Белоусов. «Мне нравится”, Анатолий Казаков.«Дарить тепло людям», Владимир Фёдоров. «Не ожидал»......................345 Спасибо за «ИСТОКИ!»......................................346 Несколько комментариев.....................................348

402

ЖУРНАЛ В ЖУРНАЛЕ ПОЭЗИЯ Ирина Котельников. Стихи..................................365 Елена Попова. Стихи............................................368 Ольга Солнечная. Стихи......................................369 Екатерина Каргопольцева. Стихи.......................371 Татьяна Солодкова. Стихи...................................380 Наталья Алдохина. Стихи...................................381 Вячеслав Руднев. Стихи......................................382 Виктор Сундеев.Стихи.........................................386 Ирина Манина. Стихи..........................................387 Сергей Прохоров. Стихи......................................388 ПРОЗА Галина Зеленкина.«Последний воин Аклесты»....361 Анатолий Казаков. «Слон и Серёжа».................364 Николай Ерёмин. «Ключевые слова».................370 Татьяна Милорадова. «Морские камушки».......372 Виктор Воловик.«Билеты на концерт»...............396 ЛИТЕРАТУРА БЕЗ ГРАНИЦ Александр Крамер. «Харон».Рассказ.................353 Су Тянсуй. «Одна полная и действительная точка» ................................................................................394 ПЛАНЕТА Владимир Манахов. «Душевный порыв домашнего путешественника»............................351 ПАМЯТЬ Сергей Тинский. «Писатель - номер один»........356 Валерий Сдобняков. «Любивший ангелов и птиц»......................................................................374 КУЛЬТУРА Лариса Захарова. «И песня трогала за душу»......378 ИНТЕРЕСНОЕ КИНО Николай Ерёмин. «Встреча с Адабашьяном»....359 ДОРОГОЙ ВЕРЫ Татьяна Акуловская. «Разговор в трапезной»....363 СУДЬБЫ Владимир Лядев. « О сыне Григория Мелехова замолвим слово»...................................................384 ЮБИЛЕЙ Праздник на малой родине. Фоторепортаж.......358 Ольга Сахорова. «Немеркнущая звезда Сергея Родонежского»......................................................360 ЛИТЕРАТУРНАЯ ОЦЕНКА Николай Стародымов. «Анатолий Казаков. Аналой». ................................................................................392 HOBBY Анатолий Ерохин..................................................352

Авторы журнала «ИСТОКИ» в 2006-2015 годах А Галина Арнаудова. Виктор Астафьев. Михаил Андреев. Татьяна Акуловсая. Александр Александров. Валерий Афанасьев. Иван Артюхов. Анатолий Аврутин. Михаил Анищенко.Наталья Алдохина. Б Анатолий Буйлов. Александр Белоусов. Владимир Барихин. Надежда Бойко. Леонид Бородин. Анна Брюханова. Александр Бахрутдинов. Василий Белов, Егор Анищенко. Тамара Булевич. Алексей Березин.Ирина Бакуменко. Екатерина Башканова. Алексей Борычев. В Виктор Воловик, Владимир Василенко. Мария Вахлеева. Людмила Винская. Екатерина Волкова. Станислав Власюк. Г Татьяна Глушкова. Нина Гурьева. Павел Грызлов. Игорь Герман. Людмила Гореликова. Любовь Горланова. Евгений Глотов. Николай Головин. Сергей Гора. Иван Городнюк. Дмитрий Говорин. Николай Гайдук. Тамара Гордиенко. Сергей Горбатко. Д Екатерина Данкова. Любовь Данкова. Фёдор Дутов. Александр Демидович. Николай Душин. Надежда Добровольская. Николай Денисов. Владимир Довыденко. Валентин Дорохин. Е Николай Ерёмин. Анатолий Ерохин. Игорь Елисеев. Антон Енцов. Ольга Ехомова. Лилия Енцова. Валентина Емелькина. Анатолий Евсеенко. Наталия Ерышева. Анастасия Енцова. Валентина Ефанова. Александр Елтышев. Анастасия Енцова. Александр Евстратов. Ж Григорий Желудков. Валерий Жукин. З Владимир Замятин. Галина Зеленкина. Владимир Зуев. Ульяна Захарова. Светлана Замлелова. Николай Зиновьев.Лариса Захарова И Виктор Иванкевич. Алексей Иванов. К Владимир Корнилов. Мария Козлова. Людмила Конькова. Анатолий Косарев. Лидия Куцевалова. Анатолий Казаков. Сергей Круглов. Надежда Кравченко. Татьяна Колесникова. Сергей Колесников. Валентина

Кирильчик. Михаил Кохинский. Олег Курзаков. Владимир Крупин. Зинаида Кузнецова. Сергей Кузнечихин. Валерий Казачков. Игорь Кудрявцев. Людмила Калиновская. Павел Климешов. Сергей Коротков. Олег Корниенко. Георгий Каюров. Павел Калинин. Сергей Кузичкин. Илья Криштул. Женни Ковалёва. Лариса Кочубей. Вадим Карасёв. Аркадий Кутилов. Алексей Карелин. Ирина Котельникова.Александр Крамер. Екатерина Каргопольцева. Сергей Криворотов. Л Владимир Лямин. Геннадий Луговой. Татьяна Лысикова. Анатолий Лисица. Сергей Лесовик. Константин Ляшкевич. Людмила Лактионова. Людмила Луценко. Геннадий Лбов. Алла Линёва. Е. Ларичева. Борис Лукин. Андрей Леонтьев. Владимир Лядев. М Людмила Мурина. Владимир Машуков. Виктор Магоня. Павел Мастовской. Зинаида Марьясова. Валентина Майстренко. Марина Маликова. Кималь Маликов. Андрей Мазарский. Зиннур Миналиев. Иннокентий Медведев. Владимир Мехонцев. Марина Морозова. Валентина Минеева. Надежда Масюрова. Михаил Мельниченко. Виталий Молчанов. Анна Мамаенко. Олеся Мицук. Ирина Монахова. Владимир Монахов.Олег Молчан. Валентина Майстренко.Татьяна Милорадова. Ирина Манина. Н Николай Никонов. Надежда Надольская. Елена Николаева. Светлана Нежнова. Никита Николаенко. О Евгений Орлов. Елена Ожич. Андрей Овчинников. П Владимир Пугачёв. Василий Пугачёв. Евгений Поздняков. Виктор Псарёв. Сергей Прохоров. Марина Прокушева. Валерий Пахомов. Антонина Пантелеева. Олег Подлекарев. Владимир Петрашов. Ольга Полудницина. Николай Полехин. Анатолий Пафнутьев. Юлия Прокофьева. Михаил Попов. Елена Попова.Тамара Приходько. Лидия Пахомова. Надежда Полонская. Ольга Прилуцкая. Филипп Пираев. Р Юрий Розовский. Валентин Распутин. Марина Росс. Лидия Рупп-Кертман. Светлана Ребрик. Вячеслав Руднев.

Нина Рыжих. Галина Рукосуева. С Валерий Сдобняков. Татьяна Суслёнок. Надежда Степанова. Аскольд Сорокин. Галина Сухова. Валентин Соколов. Роман Солнцев. Василий Скробот. Иван Снисоренко. Владимир Скиф. Марина Савиных. Леонид Смотров. Владимир СоколовШиршов. Оксана Слободчикова. Оксана Сахарова. Лариса Струина. Светлана Скаклюк. Юрий Савченко. Марина Смышляева. Николай Стародымов. Сергей СутуловЕкатеринич.Ольга Солнечная. Татьяна Солодкова. Виктор Сундеев. Т Анатолий Третьяков. Владимир Тыклеев. Ольга Тараканова. Валерий Таиров. Андрей Тесленко. Александр Тарасенко. Виктор Теплицкий. Владимир Трухин. Тойво Ряннель. Людмила Титова. Галина Таланова. Сергей Тинский. Николай Толстиков. Виктор Теплицкий. Су Тянсуй. У Николай Устинович. Эдуард Учаров. Ф Владимир Фёдоров. Александр Федькин. Александр Филиппов. Сергей Филатов. Х Александр Хрульков. Ц Владимир Цветков. Василий Цветкович. Ч Евгений Чепурных. Римма Чучилина. Сергей Чепров. Анатолий Чмыхало. Георгий Чулков. Екатерина Чёткина. Ш Людмила Шалагина. Сергей Шестак. Олег Шестинский. Любовь Шаповалова. Владимир Шемшученко. Вислава Шимборская. Светлана Шарикова. Любовь Шейко. Владислав Шубин. Ольга Шатохина. Павел Шаров. Ольга Шангина. Валентина Швецова. Ксения Шамшурина. Владимир Шанин. Майя Шорникова. Анатолий Шишков. Андрей Шелудько. Сергей Шилкин. Лариса Шалимова. Ю Варвара Юшманова. Алексей Юрин. Борис Юдин. Я Варвара Якушева. Артём Яковлев. Алексей Яшин. Ульяна Яворская.

403

Беларусь Германия Казахстан Молдова Российская Федерация США Украина Финляндия Китай

География авторов и читателей журнала «ИСТОКИ» г. Аксай, Ростовская область г. Алдан г. Ангарск с. Архангельское, Московская область г. Астрахань г. Барнаул г. Белгород г. Белокуриха, Алтайский край г. Боровичи, Новгородская область г. Братск г. Владивосток г. Вологда г. Гатчина, Ленинградская область с. Глядянское, Курганская область г. Горячий ключ, Краснодарский край г. Гуково, Ростовская область с. Дзержинское, Красноярский край г. Дивногорск г. Екатеринбург г. Елец, Липецкая область г. Железногорск г. Заводоуковск, Тюменская область г. Зеленогорск, Красноярский край г. Иланский г. Иркутск г. Ишимбай, Республика Башкортостан г. Красноярск г. Красный Сутт, Ростовская область г. Казань г. Канск 404

г. Кодинск Красноярский край с. Колтово, Брянская область с. Курагино, Красноярский край с. Маньково-Калитвенское, Ростовская область г. Минск г. Минусинск г. Москва г. Нижний Новгород п. Новокамала, Красноярский край г. Одинцово, Московская область г. Петропавловск-Камчатский г. Ростов на Дону г. Салават, Республика Башкортостан г. Санкт-Петербург г. Севастополь г. Сергиев Посад, Московская область г. Симферополь г. Синьян г. Ставрополь г. Сызрань г. Тараз г. Томск г. Тула г. Хабаровск г. Хельсинки г. Шатура, Московская область г. Шелехово, Иркутская область г. Чикаго

ИСТОКИ (книга-антология) Юбилейный выпуск литературно-художественного и публицистического журнала «Истоки» Литературный, художественный и технический редактор - С.Т. Прохоров. Корректор - Н.А. Старченко. На лицевой стороне обложки: молодой Николай Устинович, памятник Андрею Поздееву, картина художника Виктора Псарёва «Снегири»

Адрес редакции: 663850, Нижний Ингаш, ул. Ленина, 20 «А», кв. 1. Телефон рабочий: 8-391-71-21-3-45; сотовый: 8-983-160-35-06 E-mail: proh194216@yandex.ru Сайт журнала: http://istoc.3dn.ru Оригинал-макет подготовил и сверстал С.Т.Прохоров Рукописи не возвращаются и не рецензируются. При перепечатке материалов ссылка на «Истоки» обязательна.

Отпечатано с готового оригинал-макета Формат А4 Изготовлено в типографии «ЛИТЕРА-ПРИНТ» . Красноярск, ул. Гладкова, 6. Телефон:. 950-340

405

Искусство

Пётр Михайлович Михейчик родился в августе 1937 года на станции «Ключи» Нижнеингашского района Красноярского края. Закончил 10 классов в 1955 году. В ноябре 1957 года был призван в армию. Служил в Забайкальском военном округе. Сотрудничал в окружной газете «Советский воин», публиковал рисунки и заметки о воинской службе. После демобилизации работал в школах учителем рисования . Заочно закончил Красноярский государственный пединститут факультет черчения и рисования. В 1967 году организовал собственную художественную выставку в пос. Нижняя Пойма. А на художественной выставке в 1970 году, посвящённой 100-летию В.И.Ленина, получил диплом первой степени и положительный отзыв в газете «Красноярский рабочий». В августе 1970 года уехал с семьей в Ростов-на-Дону, где и живет по сей день. До самой пенсии работал в школе и продолжал заниматься любимым делом – живописью и графикой. 406

П.М.Михейчик. Ах, лето!

П.М.Михейчик. В Дагестане

П.М.Михейчик. Осенняя краса.

Владимиру Высоцкому. Худ. Виктор Псарёв

407

Снегири. Худ. Виктор Псарёв 408