Литкультпривет!!! №3 март 2014 by Сергей Прохоров

Литкультпривет!!!

Monthly journal LITKULTPRIVET!

Ежемесячный литературнохудожественный журнал

№3 (17) 2014 г.

Приложение журнала ИСТОКИ 1

Литкультпривет!!! Ежемесячный журнальный выпуск

Основан 30 октября 2012 г.

п.г.т. Нижний Ингаш

март №3 (17) 2014 г.

В НОМЕРЕ: Валентина Яровая Миниатюры.............................4 Надежда Степанова Стизи. Живопись....................6 Николай Ерёмин Проза......................................8 Сергей Прохоров Стихи....................................11 Анатолий Казаков Сказка.........................................13 Надежда Дектярёва Проза..........................................15 Владимир Манахов Проза...........................................17 Никита Николаенко Проза...........................................19 Юрий Савченко Проза...........................................23

200 лет назад - 9 марта (25 февраля по старому стилю)1814 года в селе Моринцы Киевской губернии (сейчас Звенигородский район Черниговской области Украины) в многодетной семье крепостного крестьянина Григория Ивановича Шевченко родился автор знаменитого на весь мир «Кобзаря» Тарас Григорьевич Шевченко - великий украинский и русский поэт и живописец. 3

Галина Зеленкина Проза...........................................24 Редактор выпуска Сергей Прохоров

Проза

Валентина ЯРОВАЯ Валентина Яровая родилась в г. Алма-Ата, большую часть жизни прожила в Харькове, а сейчас - в Крыму. Закончила Харьковский Госуниверситет(филфак), Харьковское музыкальное училище (вокальное отделение). Член Межнационального Союза писателей Крыма, член Конгресса литераторов Украины, Член Союза писателеймаринистов Украины. Выпустила книги: стихов и прозы “Аккорды поэзии”, “Озарение”, прозаический сборник. Печаталась во многих крымских, украинских, российских изданиях.

Женский день (быль) 1 Какая она только горькая! Нет! Сладкая, когда её пьёшь, а злость, бешенство распирает тебя… Пьёшь в одиночестве. Закусываешь куском колбасы – не нарезанным, хлеб откусываешь прямо от целой булки. Не откусываешь, а рвёшь зубами… На столе ещё – капуста мочёная… У Неё очень хорошо капуста получается… В общем-то Она – хозяйка: и приготовить, и постирать, и дом в порядке - уютно, красиво. А рукодельница! И сошьет, и свяжет, а какие картины вышивает – загляденье!... Вот, только где Она сейчас?!... Где шляется? Должна была давно прийти... Почему задержалась, не позвонила?... А я её жду… И водочка на столе, и винцо, какое Она любит, полусладкое… А что мы отмечать хотели? А, праздник, 8 марта, женский день… Ну, теперь пусть сама отмечает… Я ей и то, я ей и сё, а она вот так… Совсем развезло… Пойду прилягу… Ох, стул на пути… чуть не упал… Всё плывёт перед глазами… Хорошо!… 2 Господи, да что же это такое?! Звоню, звоню, а Он не открывает. Выбежала в магазин, а там - очередь. Думала, конфеты, икорочку, маслинки куплю да ещё чего-нибудь… Ну почему я ключи не взяла? И мобилку на столике в прихожке забыла… Торопилась… ...Ему наказала, чтобы на стол готовил, колбасу порезал, водочку, вино выставил. Тарелочки, стопочки… Курицу сама разделаю… Что же там случилось, в конце концов? Может, ему плохо?... Подожду немного, потом ещё позвоню, не слышит, наверное… А солнце-то какое сегодня! Праздник… Какой уж там праздник!.. Надо попросить у кого-то мобильник и позвонить… А на крыльце, на лавочке и вокруг никого – все сейчас дома… Боже мой! Откуда ты взялась,псина? Ну что ты смотришь так?... Сочувствуешь!... Да нет, я не плачу, просто слёзы сами по себе что-то льются… Конфетку хочешь? Съела… Вот, молодец... Всё, убежала! Ну, пока… О, солнышко уже садиться... Пойду-ка я ещё раз позвоню. 3 – Наконец-то! А я вот тут… А я водочку тут… – Вижу, вижу… – А почему ты плачешь?... Я того... с праздником тебя, с женским днём!.. 4

Он, Она и Рыжий …Она быстро убрала с глаз свои женские мелочи, села на стул. Юноша подошел к Ней, наклонился, обнял. Она обхватила Его талию, прижалась и замерла. Он нежно, как маленького ребенка, погладил Её по голове. Старинные часы сочно, со скрипом пробили одиннадцать раз. «Тебе надо идти, – тихо сказала Она, – поздно». «Да», – ответил Он, но не шелохнулся. Она попыталась освободиться, но вдруг поднялась, обвила руками Его шею, спрятала свое лицо у Него на груди. Волнение, что сдерживал Он все это время, овладело Им. Весь дрожа, взял Её голову в свои руки, стал целовать Её лицо, шею…. Его состояние передалось Ей. Она выпрямилась и со стоном «О-о-о-х!» приникла к Нему, прижалась всем своим гибким молодым телом. Он жадно впился своими губами в Её губы и ощутил, как Она столь же неистово ответила Ему. Дальше они уже плохо осознавали происходящее. Все, что попадало под руки: рубашка, брюки, ее кофточка, юбка…, что мешало, было лишним на пути к огромной радости и счастью, – мгновенно устранялось. Единственно, что стало сейчас главным – это ощутить стук сердца, жар тела, но не своего, а того, другого, соединиться, слиться с ним и в миг высочайшего восторга и блаженства стать единым целым с ним!... Потом молча лежали рядом, ослабевшие, притихшие. Так и не выключенный торшер освещал комнату зеленоватым светом. Они не стеснялись своей наготы. Им даже приятно было вот так лежать, ничего не скрывая, не пряча друг от друга, отдаваясь друг другу полностью. Ее волосы разметались по подушке, прикрывали одну грудь. Другая, словно белая голубка с темным клювиком, манила Его, и Он время от времени целовал ее. Она мягко улыбалась в ответ. Ничего прекрасней этого до сих пор Он не видел и не ощущал… А большой пушистый рыжий кот лежал на подушке в кресле, жмурился и громко мурлыкал…

Море на закате Вода постепенно темнеет, наливается свинцом. Огненный шар уже касается края горизонта, и красная дорожка от него к берегу, до этого ярко пылавшая,тускнеет и вовсе гаснет, когда последняя бордовая полоска исчезает за морем. Огромное зарево разгорается в облаках. Мне приходит в голову: миллионы и миллионы раз оно, солнце, всходит и заходит так же, как сегодня, так же плещутся волны, омывая прибрежные скалы и перемалывая песок. А я появилась на свет, чтобы на какоето мгновение стать свидетелем всего и потом опять исчезнуть во мраке времен... Как всегда при мысли об этом, я кажусь себе такой маленькой, такой ничтожной по сравнению с этим бесконечным, огромным миром... Восторженно смотрю на пожар, пламенеющий в небе, в облаках, забыв обо всём...

Поэзия

Надежда СТЕПАНОВА Степанова Надежда Станиславовна, родилась в Норильске, проживает в городе Канске. Поэт, прозаик, художник-любитель, руководитель литературного объединения канских поэтов «Эдельвейс». Пишет с 10 лет. Автор четырёх книг, редактор-составитель трех совместных сборников стихов. *** Порезали крылья, и нет высоты. Мохнатою пылью накрыли мечты. И веру задушат, и правду убьют… За нежную душу – двух битых дают.

Только теперь не имеет значенья, Маму так жалко. Да выдюжит, ох, ли? Где ж эта песня? Уж солнце проснулось И на душе зайцем солнечный лучик. Снова во сне меня нежность коснулась, Значит сегодня на небе без тучек.

Ломают опоры под лентой дорог И медные шпоры в бока, словно рок. Крепчают тираны и помощь не клич. Мы водку в стаканы и так, чтоб навзничь.

Я улыбнусь. Мир рождает надежда, Музыкой света звучит по эфиру. Эй, все кто ждал – и мудрец, и невежда Песню любви разнесите по миру.

И так, чтоб не видеть чужих кулаков. Нас просто обидеть – «Страна дураков». Но как в поговорке: «… гниёт с головы» Живём на задворках богатой Москвы.

Пусть зазвучит долгожданным напевом, В каждой улыбке и солнечном взгляде Песней дождя, ароматнейшим хлебом И в подношеньях красавице Ладе.

Нас время не лечит, нам боль словно мёд. Нас только калечат, ну что ж, заживёт! Ну что ж, оправдаем, пилюлю сглотнём. Мы жить опоздаем, ведь мы не живём.

Где ж эта песня? Скажу по секрету – Там, где встречается Солнце с Луною, Там, где теплом и любовью согреты Мысли о счастье, рождённые мною.

Мы платим за всё, и за то, чего нет. За воду, за землю и солнечный свет. Всё так же жируют мои палачи. Они-то воруют, а ты не кричи.

*** Любимый, ты говоришь, что я борюсь с вечностью. А кто даёт право судить? Это я-то, со своею беспечностью, пытаюсь просто жить? К небу кричать стихами, а вдруг услышит ОН? Нет. Это только мечтания, только короткий сон. Время, чьей меркой отмерена жизнь Есть только даты прошедших, грядущих событий. И мы хватаемся двумя руками. Крепче держись! И верим в заповедь: Любите! Мы для Вселенной - букашки-блошки, Звёздная пыль под ногами. Только мне - большой кошке, Хочется давить мышей каблуками.

Свобода – то быль, как залп на Неве. Свободны лишь мысли в моей голове. *** Где эта песня, что тревожит душу? Она в каждом звуке пьянящего утра, В ветре, в безумстве срывающим крышу, В злобном рычание тигрицею будто, В тихой печали, и даже в разлуке, В капле дождя исчезающей в луже, В солнечном блике, в призрачном звуке… Жизнь без любви относительно хуже – Это как гибель единственной плёнки, Где все сюжеты из раннего детства, Бережно мамой хранились в котомке. Что ей осталось? – одно самоедство. Не углядела. Разор. Огорченье. Вынуть бы душу, чтоб слёзы иссохли, 6

Живопись

Степанова Надежда. «Натюрморт с гранатами и вербой». Картина выставлялась в крае: в городах Лесосибирск, Ачинск, Богучаны. 7

Проза

Николай ЕРЁМИН Красноярск

Лауреат премии «Хинган» и «Нефритовый Будда». Победитель конкурса «День поэзии Литературного института - 2011» в номинации «Классическая Лира». Дипломант конкурса «Песенное слово» им. Н.А.Некрасова. Награждён ПОЧЁТНОЙ ГРАМОТОЙ министерства культуры Российской Федерации Публиковался в журналах «День и ночь», «Новый Енисейский литератор», «Истоки», «Бийский вестник», «Вертикаль» - Нижний Новгород, «Огни Кузбасса», «Провинциальный интеллигент», «Интеллигент» - Санкт-Петербург, «Русский берег» Благовещенск, в Китае – город Синьян, на китайском языке , во «Флориде» – город Майами, в «Журнале ПОэтов» Константина Кедрова. №5,8,10 2012год, «Лексикон»- Чикаго, «Русское литературное эхо» - Иерусалим.

ТАНЦУЮЩИЙ ГОРОД Рассказ Полина Полищук всю жизнь была на государственном обеспечении и поэтому не знала, что такое нужда. Роддом, детдом, дом офицеров, дом для заслуженных ветеранов. Бедный поэт, едва сводивший концы с концами, я познакомился с нею, когда она была на вершине административной лестницы в качестве Начальника управления культуры нашего прекрасного сибирского города Абаканска. Прославил её проект ретро-фестиваля «Танцующий город». Как сейчас помню, 26 июля, в день моего рожденья, но совсем не в мою честь, на набережной Енисея, около театра имени Опера из Балета собрался весь город, чтобы потанцевать, кто что хочет – рок энд ролл, фокс-трот, вальс и танго… Под руководством Полины Полищук, цветовой портрет которой мигал над площадью на огромном баннере. И как только в 12 часов громыхнула с Покровской горы пушка знаменитого сибирского первопроходца Андрея Дубенского, рок-ретро фестиваль начался. Красавица Полина Полищук стояла на временной эстраде, с микрофоном в руках, среди мигающих лампочек, нет не стояла, а стояла - пританцовывая… И зазывала к себе: - Есть желающие? Но желающих не было. Мне стало жалко Полину, и я, прокричав: - Есть! Есть желающие! – танцующей походкой поднялся, нет, взбежал, нет, взлетел на эстраду… О, было время, когда я, как всемирно известный король рок-н-ролла Элвис Пресли, был королём в Абаканске… Рок в те годы находился под официальным запретом, как тлетворное влияние Запада. Но я танцевал, игнорируя запрет, на всех студенческих вечеринках, поскольку учился заочно в единственном на весь мир Московском Литературном институте имени А.М. Горького, основоположника незабвенного метода социалистического реализма: идейность, народность, партийность. И чувство студенческой радости переполняло меня. Девушки в буквальном смысле слова носили тогда меня на руках. А я – их. - С чего начнём? – Спросил я Полину. - Конечно же, с рок-н-ролла! Воскликнула она. И включила минусовку на полную мощность. Что тут началось! Мы – на эстраде, а миллионная толпа перед эстрадой выделывали замысловатые коленца, кто во что горазд. 8

Пам-пам-пам… Пам-па-ра-па-ра-ра-ра… Пам-пам-пам… Пам-па-ра-па-ра… Набирал обороты невидимый оркестр… Полина была великолепна! Пластична и динамична.И легко угадала момент, когда я перекинул её через себя, повернулся на сто восемьдесят градусов и поймал, лёгкую, как пёрышко. Когда-то она окончила школу эстрадных танцев при гарнизонном Доме офицеров. Заняла все районные, городские и областные призовые места. Благодаря чему её заметил начальник Гарнизона и сделал своей четвёртой по счёту законной женой. Благодаря чему она легко выиграла административный конкурс и стала Начальником управления Культуры. Или Культурой, кому как угодно. Отзвучал безумный рок, умный фокс-трот, и мы закружились в задумчивом «Вальсе цветов», плавно переходящем в нежное, мечтательное «Аргентинское танго». - Как тебя зовут? – спросила Полина, прижимаясь ко мне разгорячённой грудью. - Меня зовут Аркадий. Я известный в Абаканске поэт, член Союза писателей России и Союза российских писателей. Пенсионер. Пенсия 10 тысяч рублей. Мне 61 год. - Ну, я бы не дала! - А я бы и не взял. - А я – Полина. Мне… - Знаю, всё знаю… - Тогда зови меня просто Поля…А я тебя буду звать Аркаша. Не возражаешь? – Я не возражал. В этот момент танго закончилось, и Полина передала микрофон своей помощнице-секретарше Анечке, которая заулыбалась, пританцовывая, и буквально оглушила нас: - И снова – рок энд ролл! Танцуют все! Полина между тем крепко взяла меня за локоть и прошептала, нет, прокричала мне в самое ухо: - А что, Аркаша, не продолжить ли нам знакомство наше в менее многочисленном месте? И села она за руль новенького Мерседеса, и помчались мы на большой скорости прочь, и оказались вскорости там, где наступала ночь… В полумраке соснового бора, в таинственном коттедже, на берегу великой сибирской реки, вдалеке от танцующего по замыслу Полины прекрасного города Абаканска, лучшего города земли… И пили мы кофе с коньяком, и беседовали в полумраке на всякие возвышенные темы, и я шептал, нет, напевал ей сочинённый только что экспромт: «Губ твоих накрашенных малина Так благоуханна и вкусна… О, как я люблю тебя, Полина! Будет нам сегодня не до сна… Я с тобою провести не прочь Нынче эту сказочную ночь…» Да, а ночь была действительно сказочной. - О, Элвис Пресли ты мой ненаглядный! – Мне ли шептала она в темноте, тогда? Пять лет назад… - Неужели уже пять лет прошло? – думал я, направляясь на приём к Полине Полищук в здание Городской Администрации. Да, много воды за эти годы утекло. Помещение Союзов Писателей, на стрелке было отобрано у писателей, и там размещены Посольство Белоруссии и Дом искусств. Директор которого Лариса Шнырь только что отказалась командировать меня в Москву, куда я был приглашён на Юбилей моего любимого Литературного института. Мол, из Министерства пришёл приказ - в связи с предстоящей Олимпиадой тратить деньги только 9

на зарплату и на услуги ЖКХ. И вспомнил я про Полину Полищук! На первом этаже Городской Администрации у меня потребовали паспорт и выписали пропуск. Женщина-полицейский тщательно проверила содержимое всех отделов моей поэтической сумки, набитой книгами и рукописями начинающих авторов. И поднялся я на Седьмое небо, то бишь на 7-й этаж, рассуждая – « Почему АД –министрация, а почему не РАЙ-министрация?» Постаревшая за эти годы секретарша-помощница Анечка отметила мой пропуск, тщательно изучив паспортные данные, и сказала: - Ждите, ваша очередь последняя. Как во сне прошли передо мною композитор-песенник К, художник-абстракционист Ф, руководитель ансамбля «Тебе поем», я ещё подумал: - Поем! Почему не Поём? - Сколько лет! Сколько зим! – воскликнула Полина Полищук и вышла, пританцовывая из-за огромного бюрократического стола. - Какими судьбами? - Судьба нынче у всех одна, улыбнулся я, - все мы находимся в поисках денежных знаков. И я прошу командировать меня в столицу нашей родины город Москву на юбилей Литературного института, который, кстати говоря, я окончил с отличием, чем может гордиться культура нашего прекрасного сибирского города Абаканска. 12 тысяч на самолёт меня вполне устроят. - Ты что, в тюрьму посадить меня хочешь? Ты ведь у нас не работаешь! Я тебя командирую, а мне – рраз – и скажут: – Нецелевуха! Хоть 12 тысяч, хоть 12 рублей. Всё. - Что же делать? - Ладно, учитывая твои давние боевые заслуги, так и быть, найду я тебе спонсора на 12 тысяч, Элвис ты Пресли наш ненаглядный! Жди. Позвоню. И день прошёл, и два, и три… А звонка всё нет… И год, и три, и десять промелькнули, как не бывало… И направила меня директор Дома искусств Лариса Шнырь в связи с Всероссийским Днём Пожилого Человека провести поэтическую встречу в Доме заслуженных ветеранов, чтобы смог я, нищий поэт, заработать на этом немного денег. И когда я рассказал ветеранам о себе, почитал им стихи о любви и спросил в заключение: - Может, кто-нибудь из вас хочет поделиться своими мыслями или чувствами? - Я хочу! – воскликнула старушка Божий Одуванчик и лёгкой танцующей походкой подошла ко мне. - Я очень люблю поэзию. И очень люблю любовь. Один поэт, забыла его фамилию, даже посвятил мне стихи, которые я до сих пор прекрасно помню. «Губ твоих накрашенных малина Так благоуханна и вкусна… О, как я люблю тебя, Полина! Будет нам сегодня не до сна… Я с тобою провести не прочь Нынче эту сказочную ночь…» Прочитала она, А потом рассмеялась… А потом заплакала, нет, зарыдала горючими слезами… Пока ветераны долго и старательно хлопали в ладоши.

Поэзия

Сергей ПРОХОРОВ Нижний Ингаш

ЖИЗНЬ Что нам попусту рядиться: На помине все легки. Двинет бабка ягодицей – Ахнут следом старики.

Я по белому лечу И ложится новый след По безбрежью. Над изломом давних лет Прежних. Там, где былью поросло Что кричало… Вот бы жизнь набело Всё сначала.

От греха, господь, помилуй! Как прожить-то без греха? Здесь крестины, там поминки? Это вам не чепуха.

СНЕЖНОЕ Намётывал февраль снега стогами До самых крыш, Где я искал, засыпанный снегами, Опору лыж, Чтобы успеть до оттепели марта Зиме долги.… А снег кружил и на дома наматывал Свои круги.

А охота, не охота? – Это просто не впервой. И скрепят с утра ворота Нашей жизни гулевой. Хоть нежданные, но гости, Всех встречать не надоест. А на местном-то погосте Новый холмик, новый крест. Я ПО БЕЛОМУ ЛЕЧУ Вот бы жизнь набело По минутам… Помечтаем о былом? О минувшем.

СТАРЫЙ ДОМ Дом на краю села, Сто лет, как срубленный, – Фасад резной. И нет здесь зла, Когда пекут блины В день выходной. Здесь нет средь дел обид, Когда всё спорится И гость к крыльцу. А дом ещё на вид: Как встарь, топорится Венец к венцу.

Кадры старого кино Перемелем, Всё, что пройдено давно, Переменим. Лишь оставим по чуть-чуть От восторга. Я по белому лечу От востока. 11

МОЛОДОСТЬ - “А-У!” Завтра я уже не позову, А вчера, наверное бы, смог. Где ты, моя молодость - “А-у-у!” В поисках тебя я сбился с ног. Всё в тумане. Утром выпал смок. Гладит ветер чахлую траву. А какие были вечера! Жаль - вчера! ...Завтра я уже не позову. Где ты, моя молодость, - “А-у-у!”

Законы общности людской, Как мыльный шар хрупки. Кто вам вчера махал рукой, Уж не подаст руки. И преломляется всуе, Что было правилом, И, кажется, что всё уж есть, А жизнь отравлена. Чему довериться? Кому Божиться предками? Дай бог, чтоб в собственном дому Тебя не предали.

ОДУХОТВОРЁННОСТЬ Однажды взять и выйти из себя, Из рамок, из условностей, привычек. Пусть это будет даже неприлично, И вам на это трижды протрубят. Презреть живую плоть и наготу Почувствовать от тела отрешённость И от всего, что вам невмоготу. Вот это дух! Нет! Одухотворённость!

И СЛАДКИЙ ГРЕХ, И ТАЙНА Я сегодня раньше света встану У звезды прощенья попрошу, Потому что жизнь свою, как тайну, И как сладкий грех в себе ношу. ЖИЗНЬ – БОЛЬШАЯ ТОПКА Вся жизнь наша, как большая топка В ней что-нибудь то тлеет, то горит. А между душ невидимая тропка Встреч наших тайну в будущем торит. ЗАВЕЩАЮ Всем, кому я верю и не верю, И кого прощаю и люблю, Завещаю я свою потерю, Как прибавку к вечному нулю.

*** Всех мерить по себе нельзя – Не все хреновые. Уходят старые друзья, Приходят новые.

Январь- февраль 2014

Сказки для взрослых

Анатолий КАЗАКОВ г. Братск

Медведь Гриша Всю свою жизнь медведь жил, как водится, в лесу. А летом любил он шибко наблюдать за людьми. Кто по дрова поедет на лошади, кто грибы собирает да ягоды. Взрослые с ребятишками переклики устраивают. Медведка опять наблюдат, а чё наблюдение не устраивать на сыто брюхо: ягод, кореньев, всего полно в лесу. Но шли годы. Опустела деревня. Старые люди поумирали, молодёжь в город подалась. Остались в деревне жить только два некудышных старика: дед Додон да бабка его Лукерья. Выйдет утречком дед, ударит топором два раза по чурке, да тут же и за спину схватится. Насилу наколет полешек, с одышкой занесёт охапку дров в избу и велит своей старухе: «Пеки пироги, Лукерьюшка». Бабка тесто спроворит, поставит печь пироги, да и забудет, что поставила. А коли из русской печи дым коромыслом повалит, конешным делом спохватится Лукерья, да вот беда, от пирогов одни угли остались. Дед бабку поругает маленько, затем сядут они сердешные на лавочку и плачут. От этого всё реже и реже затевала пироги бабушка, а варила хлёбово, ибо прогорят дровишки, а к обеду они с дедом супу с квашеной капусточки поедят. Так вот и жили старики одни - одинёшеньки. И вот однажды пошёл дед Додон за водою. Набрал два ведра, несёт их на коромысле, на своём горбу, выдохся совсем, поставил вёдра на землю, и снова на глаза деда навернулись слёзы. Вспомнил он о жизни былой, да и бает вслух: «Ране-то бывалоча была силушка, цельный куль муки через всю деревню на себе тащил, а весу в нём было 70 килограмм». И полились из дедовых глаз ручьём слёзы. За жизнью стариков давно вёл наблюдение медведь. Подошёл он к деду и говорит: «Давай донесу тебе вёдра до дому». Додон стоит, глазам не верит. Даже испугаться как следоват не успел, только две мурашки со спины и сбежали: « Ба, эт чё ит деется. Видать смертный час мой настал». А медведка взял вёдра да пошёл до ихова дому. Бабка Лукерья глядит: идёт медведь, воду в вёдрах несёт. За ним дед ейный с коромыслом плетётся. Подумала враз, что с ума сошла, села на крыльцо и сама не знат чо делать. Медведь воды с запасом натаскал и принялся дрова колоть. Цельный день трудился, и возле 13

дома стариков гора поленьев образовалась. Покудова последнюю чурку не расколол, не успокоился медведка. Стали старики с медведем чай пить после праведных трудов. На энтот раз пироги у бабки Лукерьи не сгорели, духмяны, скусны получились. Тут тебе и с кашей, и с грибами, и с яблоками - вот сколько начинок бабушка спроворила. Медведка два медных самовара чаю выпил, запарен же он был из трав наипользительных. Дед Додон стал величать медведя Гришей. А почему, то нам неведомо. Словом, стал жить медведка у стариков, по хозяйству помогал ягод да грибов из лесу целыми корзинками носил, рыбу в речке неводом с дедом добывали. Но наступила осень, и медведь Гриша отправился в свою берлогу спать. А перед тем как уснуть, наказал зверям в лесу, чтобы старикам помогали. Встанут утром дед Додон с Лукерьей, выйдут на крыльцо, а дорога-то до колодца вся расчищена от снега. Это с утра пораньше лиса Краса постаралась, хвостом своим пушистым поработала. Не хотелось лисе медведку сердить, вот и пристроилась дворником у стариков. Птицы с утра для деда с бабкой песни устраивают. Запевалой у них снегирь Куша был. Так его бабка Лукерья прозвала. Дед всё интересовался: « Пошто Кушей-то зовёшь?» Улыбнётся Лукерья и даёт ответ: « А он, окаянный, когда зернеца им сыпану, боле всех съедат, вишь кака грудь-то мощна». Птицам, знамо дело, медведя можно было и не бояться, но они тоже жалели стариков. Перед тем как в спячку залечь, медведь Гриша обучил дедову собаку Шарика, как воду старикам доставлять: « Зима придёт, поставишь вёдра на санки, запряжёшься и повезёшь потихоньку. Старики-то, Шарик, никудышные стали». И медведь с собакой глубоко вздыхали. Зайцы наладились коры сухой из леса таскать, бабка утром печь затапливает и хвалит их, а те и рады, весело уплетая доставшуюся им за труды в подарок сладкую репу. Лесные звери были благодарны медведю Грише, ведь им со стариками было веселее зиму студёную зимовать. Даже лиса, поначалу злившаяся на медведя, что тот определил её в дворники, оттаяла, попробовав выловленной из проруби дедом Додоном свеженькой рыбки. На праздники дед Додон с медведем Гришей бывало брагу варили да выпивали. А когда дед брал в руки гармонику, медведка ему ворчливо подпевал. Лукерья руками всплеснёт да вымолвит: « Кака приглядна картина получатся». Правду ли говорят, али неправду, мне то неведомо. Только бают, долго жил медведь Гриша со стариками...

Надежда ДЕКТЯРЁВА

ДОМ На краю небольшого городка жил был дом. Не маленький и не большой. Обыкновенный дом. Необыкновенное в нем было то, что он слышал. И не только звуки ему были доступны, а и запахи, настроение, душевное состояние. Таким вот его построили. Сам момент строительства он не помнит: маленький был. Да и не сразу понял, что обозначают звуки и запахи. А подрос – и понял. И оценил, что и у него есть душа. А как иначе? Чем же он тогда чувствовал настроение своих домочадцев? Дом знал, в нем живет молодая семья. Вот тяжело, по –хозяйски, по- мужски значимо, прошел Хозяин. Дом чувствовал, что Хозяин - главное лицо в доме по части основных решений. Где что крупное делать, тяжелое - это он. А вот легкие шаги хлопотуньи – Хозяйки. Как только ее шаги послышались, значит скоро загудит пламя в печи, запахнет вкусненьким, послышится негромкое пение. Ее шаги напоминали танец, даже, кажется, половицы не скрипнут под ними. Шаги были самыми первыми утром, и самыми последними. Дом слышал, что перед тем как лечь, Хозяйка обходит все комнаты и проверяет, все ли в порядке. И дому казалось, что Хозяйка также слышит его, как он слышит их. Немного погодя к шагам Хозяина и Хозяйки добавились новые шаги: шаги-топотушки. Дом до их появления обратил внимание на какие –то странные звуки: то ли мяуканье, то ли разговор, но не понятный. Но его жизненного опыта было явно мало, чтобы разобраться, что к чему. И вот когда стал слышен этот беготок босых маленьких ножек, Дом все понял. Никогда не испытанное чувство, которому он и не знал обозначение, заполнило его до крыши. Новая жизнь бегала по дому, колупала стенки, стукалась об углы, спотыкалась на пустом месте. И часто орала. Но Дом тихонько посмеивался чистыми окнами и, как мог, смягчал ушибы Маленького Хозяина. Именно так Дом звал обладателя быстрых ног. Особое отношение Дома было к печи. Она жила своей жизнью, а ее тепло было жизнью для всех остальных. Дом относился к печи с удивлением и внимательно. И даже трогательно. Он ощущал печь как свое сердце: как сердце гонит кровь по венам, так и печь своим теплом наполняет комнаты. И летом, когда протапливали очень редко, Дом чувствовал, что печь, хотя и отдыхает от зимних забот, но тоже скучает по теплу. Дому было приятно слушать, как, остывая, потрескивают кирпичи, как гудит ветер в трубе; ощущать, как задиристо пахнуть смолевые полешки. С печью были связаны и вкуснейшие запахи борща и хлеба, ватрушек и жаренной картошки. Дом вдыхал эти божественные ароматы, мечтательно потягиваясь своими венцами. Шло время. Здесь в Доме, оно было то стремительным, то тягуче монотонным. Зимой, под тяжестью снега, съежившись от морозов, Дом своим телом прикрывал своих обитателей, печь от выстуживания, ленивого наглого кота, и даже шебуршащих мышей в подполье. И время текло какое-то стылое, неторопливое. И только детские голоса взбудораживали Дом от сна и сумерек, когда, накатавшись на горках, напрыгавшись по сугробам, обледеневшие, но хохочущие ребятишки, вваливались в тепло. И тогда Дом расправлял стены, отогревал эта неугомонное племя, и сам вместе с ними даже молодел. А приход весны Дом ощущал по хлопотам. Он знал, что есть такое время –Пасха, и к этому Празднику Хозяйка всегда в баке разводит известь, подсинивает ее, и начинается веселая кутерьма - побелка. В доме раскрываются окна, все суетятся, лишнее выносится из дома, все чистится, стирается, мажется. Дому всегда было щекотно, когда Хозяйка белила его стены, он стеснялся этого, как бы сказать, интимного действия, но испытывал такое радостное чувство от чистоты, что готов был терпеть побелку каждый месяц. После этого наступала Весна. И Дом радовался жизни, 15

теплу, солнышку, зелени. Воробьи скандалили под крышей, дождь стучал по листьям стоящей рядом с Домом очень старой черемухи, окна и двери хлопали беспрестанно, городок своим шумом не давал скучать. Дом жил. И время бежало стремительно, как весенний ручеек. С годами шаги Хозяина становились все более тяжелыми, а в шагах Хозяйки появились шаркающие звуки. Шаги же Молодого Хозяина приобрели уверенность взрослого мужчины. Иногда Дом даже путал его шаги с шагами Хозяина. А затем Дом перестал слышать молодые шаги. В Доме поселилась странная скучная тишина, и все чаще по ночам Дом стал слышать вздохи Хозяйки: она скучала по уехавшему сыну. Дом смирился. Он не имел права вмешиваться в жизнь людей, да и не мог. Беду он почувствовал ночью. Хрип, звук упавшего тела, быстрые шаги Хозяйки, слезы. Дом понял: случилось то естественное, но такое нехорошее, с чем примириться всегда невозможно. Были чужие люди, были слезы, тихие разговоры. Вновь Дом услышал шаги Молодого Хозяина. Или уже просто Хозяина? Дом притих, в одиночестве переживая людскую смерть. А через несколько дней тишину нарушали только шаги Хозяйки. Они стали совсем неслышными, но такие тихие, слабые и одинокие. Перестало утрами пахнуть свежими ватрушками или драниками, да и запах борща появлялся гораздо реже. Печь топилась маленько, иногда через день. Дом ощущал, как в углах пауки стали плести свои тенета, на полу скапливалась пыль, занавески на окнах потихоньку теряли свою белизну. Впервые Пасху и Весну Дом встретил без побелки. А затем раздались снова шаги Хозяина, была какая-то стыдливая спешка, что-то упаковывалось, выносилось. Дом сначала ничего не понял, и, лишь когда послышались резкие торопливые удары молотка и наступила темнота, Дом забеспокоился, заволновался. Но ничего не смог. Ни спросить, ни удержать. Наступила тишина. А Дом надеялся, он ждал, он верил. Прошло лето, наступила осень. Никто не топил печь, никто не утеплял окна и стены. Мыши прогрызли свои ходы в стенах, ветер скрипел открытой чердачной дверцей, сквозь чумазые пыльные окна едва пробивался свет уходящего дня. Взамен запаха хлеба появился запах плесени, сентябрьские дожди размыли крышу и в углу, где раньше стояла кровать Хозяйки, тихо капала вода. Это плакал Дом. Он все понял. Он умирал.

Владимир МАНАХОВ г. Братск

ЛЮБОВЬ – ДАР! НЕ РАЗЛЮБИТЬ – НАКАЗАНИЕ! Одной строчкой Увековечиться в мире: «Я тебя люблю!» Одной строчкой – Единственной! Надпись в ЗАГСе в городе Вихоревка Только по большим праздникам мой деревенский дед надевал яркую рубашку и, внимательно рассматривая себя в потускневшем зеркале, где все старые записи стёрты были его праздничным отражением, громко возвещал на весь дом, хотя обращался только к жене: – Фу, мать, дюже я нарядный, аж стыдно! При этом даже старинное зеркало скрывало в нём все приметы возраста, акцентируя внимание на праздничной рубашке. Бабушка смотрела на дедушку восторженным взглядом и, не сказав ни слова, уходила к себе за занавеску, где надевала панбархатное платье, которое дед подарил в молодости, сватаясь к ней, и этим роскошным поступком навсегда покорил девичье сердце. – И я у тебя ещё красавица хоть куда! – выходила в наряде к смущённому деду зардевшаяся бабушка. Ребёнком я обожал эту праздничную обстановку деревенского дома, потому что в длинные заскорузлые будни и дедушка, и бабушка носили бесцветную немаркую одежду, пригодную только для крестьянской работы. В повседневности они были банальны и малоинтересны. А в праздники, не стесняясь внуков, радовались друг другу и даже целовались на глазах у детворы. – Надо же, – однажды сказала, выходя из комнаты, мать. – Им уже под шестьдесят, а они всё еще целуются, как голубки. – И чего тут удивительного? – спросил отец. – Так внуки уже по дому бегают, пора и угомониться. Не стыдно им? – Доживём до их возраста, посмотрим на себя, любимых, – обнял мать отец. И тоже поцеловал при детях. – Да ну тебя! – замахнулась на него мать, но тоже прижалась к нему… Мне уже пошёл шестой десяток, а я ведь тоже целуюсь, хотя всю жизнь пронёс с собой знатное изречение, которое вычитал в одной мудрой старинной книге и запомнил, потому что оно показалось справедливым: ЛЮБОВЬ – ДАР! НЕ РАЗЛЮБИТЬ – НАКАЗАНИЕ! Но мои дедушка и бабушка об этой мудрости древних ничего не знали и потому чётко следовали первой половине этой старинной мысли и любили, и целовались до самой смерти. Думаю, что и после смерти, поскольку Бог им дал место рядышком на том свете – и в земле, и на небе. 17

Проза

Маленькая СМЕРТЬ в багете ВЕЧНОСТИ Фальшь улыбки Застыла на твоих губах. Дождись слезы – Она восстановит Правду лица. Надпись в туалете в Чите Всю жизнь он чувствовал во рту привкус смерти. Но когда ему исполнилось сорок лет, он ощутил, что за его спиной стоит вечность и пристально разглядывает его жизнь: дескать, принять её в свои объятия или не принять? Он сначала не осознавал всей травмирующей глубины своего ощущения, даже тревожно озирался, чтобы подтвердить или опровергнуть сей метафизически навеянный артефакт. Но потом, по ходу распада времени на было, есть и будет, как-то свыкся с сознанием, что его короткая жизнь и вечность породнились не в прописанном книжками вымысле, а наяву, в трухлявой повседневности. Теперь каждое утро, просыпаясь, потягиваясь вдоль кровати всеми сантиметрами своего тела и здесь же, в постели, делая лёгкую гимнастику, затем три минуты вычищая зубы и пристально рассматривая своё отражение в зеркале, он каждый день видел у себя за спиной вечность, которая стояла неподвижно на всю широту его воображения. Это ощущение усилилось на похоронах друга, где лечащий врач сказал ему о смертельной болезни его жены. Сказал всего двумя словами: диагноз подтверждается. И жена, с которой он прожил двадцать лет, в один миг стала смертным человеком, а он окончательно породнился с вечностью и закрепился в ней. И не потому, что ощутил себя неоправданно бессмертным и теперь, с этого момента, никогда не умрёт, а потому, что её переживёт, хотя по всем физическим данным должно быть наоборот. На похоронах друга ему предстояло сказать речь, но мысли его путались между страшной вестью, которая захлёстывала сердце до боли, и тем, что нужно сказать прощальные слова, не сбиться, не дрогнуть, не расплакаться на людях… Хотя место для слёз подходящее и такое удобное, что можно и поплакать, люди поймут, оценят, какой он добрый и чувствительный: не сдержал слёз по товарищу. И он заплакал. Он плакал обо всей несправедливости, что накопилась тяжёлым грузом внутри и снаружи него за сорок лет. Плакал впервые, сглатывая крупные слёзы, удивляясь, что они не солёные, а сладковатые. Плакал, отвернувшись к стене, повторяя хрестоматийную мысль сорокалетних мужчин, что он никому и ничего больше не должен, но при этом неожиданно заворачивая мысль в другую сторону: а должен ли кто-то за это ему? Он уже знал эффект сказанного или записанного слова. В разговоре слово промелькнёт и будет забыто, но стоит его записать на клочке бумаги, как оно приобретает функционально управляющее значение в твоей жизни, угрожая самой жизни. И вечность как-то сузилась, потому что во время похорон в углу сидела такая маленькая смерть, совсем крохотная, никому, кроме него, не заметная, но только сейчас он стал понимать, как это много для одного человека, такого как он. Хотя он и был окружён со всех сторон вечностью, но не было гарантий, что вечность его защитит.. 18

Никита НИКОЛАЕНКО Николаенко Никита Альфредович родился в 1960 году. Окончил МИСИ, аспирантуру МИСИ, кандидат технических наук. Работал руководителем производства, научным сотрудником, директором охранного предприятия. С 2004 года - на творческой работе. Переводчик с венгерского языка. Публиковался в журналах “Южная звезда”, “Сибирские огни”, “Нива” (Казахстан), “Истоки”, сборнике “Unzensiert” (Германия). Член МГО СП России. Кавалер медали А.П. Чехова Союза писателей России. Живет в Москве.

Разбирая старые завалы Рассказ Тот февраль тринадцатого года выдался на удивление тихим и спокойным. Жизнь текла размеренно и неторопливо, и казалось, что все значимые события происходят где-то далеко, и обходят меня стороной. Причем, касалось это всех сторон жизни. Но, увы! Это была не та тишина, которая случается во время заслуженного отдыха, когда вокруг благодать и можно любоваться цветочками и наслаждаться жизнью. Нет! Это выдалась пауза в непрерывной работе, вызванная усталостью а, скорее даже, упадком сил. Приближалось полгода с тех пор, как ушел из жизни отец. Брат, спустя двадцать лет, вспомнил о своей доле в квартире и собрался ее продавать. Объявил об этом. Неизбежно, в моей жизни наступали перемены. Оставалось только ждать. Все документы уже были запущены в дело. Ждать, у моря погоды. Наступило недолгое затишье. Я понимал, что изменить развитие событий может только глобальная катастрофа, или большой мешок с деньгами, свалившийся с неба – миллионов пять-шесть, не меньше! Но, деньги с неба не падали, и глобальные события не происходили. Пока же, одолевали только мелкие заботы. Даже, о приближающемся лете думать не хотелось. В творчестве наступил полный застой. Я пробовал, было, писать, но кроме фразы – “воров на фонарь!”, из-под пера ничего не выходило и, повертев ручку в руках, я откладывал ее в сторону. Лишь, вялая переписка с редакторами напоминала о литературном процессе. Не занималось и языками. Подержав в руках газету на английском языке, я швырял ее на журнальный столик так же решительно, как раньше перо. О венгерском языке даже и вспоминать не хотелось. А, зря! Деньги заканчивались, заставляя задуматься о том, что, видимо, вновь придется взяться за переводы и репетиторство. Вот, радость-то! Даже регулярные тренировки не приносили удовлетворения, и проходили ни шатко, ни валко. В бассейне, чуть было, ко дну не пошел, задумавшись. Словом, вообще ничем не хотелось заниматься. Тут накопилось все. Непрерывная работа над текстами в течение последнего времени, забота о больном старике и о хлебе насущном, воспитание дочери, а так же споры с женой, по поводу, и без. Рутина заела, словом. Работал много, а ощутимых результатов, особенно, в денежном эквиваленте, не наблюдалось. Да и, усталость от долгой зимы, давала о себе знать, наверное. Такое состояние напоминало боксера на ринге а, точнее сказать то, что мне довелось испытать, неоднократно. Особенно, во время боя с сильным соперником, который превосходил в весе и опыте, в былые времена, конечно. Картина простая. Идет бой, устал. Минуло несколько раундов, руки стали ватные – не слушаются, плечи налились свинцом, на ногах гири, сбито дыхание. Сил нет, но надо 19

довести поединок до конца. Не падать же, под ударами противника на настил ринга, и не опускаться на одно колено, признавая безоговорочное поражение! А так, пока на ногах, остается еще надежда. Надежда! Не желая совсем уж, бездельничать, нашел дело по душе. Все свободное время я посвятил разбору завалов. Старые архивы отца занимали в квартире немало места, да и от матери, кое-что, еще сохранилось. Требовалось разобраться в них, понять, что нужно, а что – не очень. Оставить те бумаги, с которыми смогу справиться в дальнейшем, хотя бы, теоретически, и избавиться от того, до чего уже точно никогда не дойдут руки. Почему заторопился покончить с архивами? Да потому, что ощутимо нависла угроза размена жилплощади, а в однокомнатную квартиру из трехкомнатной, даже при желании, много не перевезешь! Ответственное оказалось это дело! Разбирал бумаги я долго и аккуратно, и это требовало немалого терпения. Но, сил не было жалко! Я понимал, что выполняю ту работу, которой, по-видимому, в моей жизни больше не будет. Вот, разберу семейные архивы, выкину лишние бумаги – и, все! А, потому – не торопился, вникал в каждый документ. Понимал – то, что вынесу из дома, обратно уже не вернется никогда! Долгая жизнь отца а, следовательно, и его поколения, проходила перед глазами во время кропотливой работы. Я смотрел на пожелтевшие листочки, на старые фотографии, и гадал – как поступить с ними? Попадались и фотографии незнакомых мне людей, что еще больше запутывало работу. Отцу они были дороги, раз хранил их долгое время, а я даже не знал имени этих людей и не слышал про них никогда. Между тем, за каждой бумагой скрывался отрезок жизни конкретного человека – его успехи, неудачи, свершения и достижения. Вот – улыбающаяся молодая женщина в галстуке, на фоне знакомой горы на море – пионервожатая, из Артека. Узнаваемо! А, вот, матрос в форме и надпись – “на память другу Альфреду”. А, еще, старые грампластинки, галстуки, костюмы не по размеру. Как поступить с ними? Оставить, на память? А, поэма отца “Кружение”? Но, труднее всего приходилось разбираться с рабочей документацией по спортивному оборудованию и спортивным сооружениям. Как раз то, чем отец занимался всю свою жизнь, будучи ведущим научным сотрудником одного из институтов в Академии Образования. Бумаги лежали пыльными стопками в старых канцелярских дерматиновых папках, на вид – со времен царя Гороха. Их было много, очень много, наверное, не меньше сотни. Одни оказались пронумерованными, другие – нет. Хорошо, если за день удавалось разобрать три-четыре такие папки. На большее не хватало сил. Некоторые из документов узнавались по названиям. Они, слава богу, нашли свое применение при жизни отца, были опубликованы, превратились в учебные монографии, или статьи в научных журналах. Просматривал их, когда-то, держал в руках. Другие бумаги казались незнакомыми и, явно предназначались для дальнейшей работы. Иногда попадались даже подписанные с издательствами договоры, и к ним прилагались материалы, с готовностью, пожалуй, процентов на восемьдесят. И, все! Реального воплощения в жизнь они не нашли и, скорее всего, не найдут уже никогда. Натыкаясь на такие бумаги, я останавливался в работе. Опустив руки, подолгу смотрел на стопки листков, гадая – что помешало отцу довести работу до конца? Силы человеческие не беспредельны, это понятно. С годами старик слабел, одолевали болезни, заботы, видимо, и накопленная усталость давала знать о себе. А, работы так и лежали, незавершенные, ждали своего часа. Не дождались! Мне, кандидату наук, не составляло большого труда оценить их значимость. Они казались значимыми! Убрав в сторону те работы, которые выглядели почти завершенными, я делал над собой усилие, и рвал на мелкие кусочки остальные. Затем, складывал остатки в большие полиэтиленовые пакеты, чтобы вынести на улицу, из дома. Насовсем, уже! Словом, работа озадачила но, благодаря терпению, она потихоньку продвигалась вперед. Не удивительно, что во время разбора старых завалов меня одолевали сомнения. Все чаще я задавался вопросом – как следует жить дальше? Было, над, чем задуматься! Отец ушел из жизни, не нужно больше заботиться о старике, казалось бы, руки развязаны – работай, только! Но, работа не шла, ни в какую! Побродив по квартире, я заходил в пустую комнату старика, садился в кресло и, глядя на потертую финскую мебель, пытался сосредоточиться на своих ощущениях. На противоречивых ощущениях, уместно заметить. 20

Что беспокоило? Многое! Необходимость кардинальных перемен давно назрела, а потому, даже возможный обмен квартиры не слишком пугал меня. Все, что ни делает господь – все, к лучшему! Считаю себя писателем? Писательский труд нелегок, на Родине успешных писателей, имя которых на слуху, не так уж, и много. Дождусь ли, славы? Сил-то, потрачено, немало! Многие коллеги по перу давно обосновались в других странах и, судя по всему, неплохо там устроились. И, хотя ностальгия, порой, угадывалась в их текстах, возвращаться назад что-то никто не торопился. Относительно недавно в гостях побывала редактор из Голландии – вполне успешная женщина! Проездом оказалась в Москве, по дороге в Эмираты. Несмотря на возраст, выглядела бодрой, была полна сил и творческих планов. Порадовался тогда за нее. Да, кто в Канаде проживает, кто в Голландии, или в других благополучных странах. А я то – здесь, сижу на чемоданах, в ожидании переезда из-за обмена квартиры и, судя по всему, ничего хорошего ждать, не приходится. Но это – моя жизнь, я так живу, давно уже! Изменить ее, уехать и наблюдать за тем, как страна рушится под ударами всякой нечисти? Нет, уезжать куда-то не хотелось. Еще не все красоты показал своей семье, не во всех уголках мы побывали! Да и, приглашений из-за рубежа пока не поступало! Раз, чувствую силы, надо работать здесь. Но, почему тогда не работается? Настораживает тревожная обстановка? Очередной творческий кризис? Скажи еще, что мигрень одолела! – подсказал я себе и усмехнулся. Смех смехом, но нельзя допустить того, что наглядным примером проходило перед глазами во время разбора старых документов. Десятки работ так и остались невостребованными! Никогда не увидит свет большинство из них. Будь я, хоть, семи пядей во лбу, мне не справиться! Но, дал себе слово, что поэма “Кружение”, над которой отец работал последние годы, обязательно увидит свет. Отложил ее в сторону. Что мешает мне плодотворно трудиться? До недавнего времени удавалось поддерживать высокий темп работы. Но, вот – полоса застоя. Такое случается у спортсменов, пловцов, или бегунов, к примеру. Определенный уровень достигнут, а вот, дальше – никак! И, для улучшения результата нужны новые подходы, при непрерывной тренировке, разумеется. И, если выложиться полностью, то и победа – не за горами! Труд писателя сродни труду профессионального спортсмена, нельзя допускать перерыва. А, что же, с моими текстами? Уже почти написанная повесть четвертый месяц лежит без движения. Не работается. Отчего? Только ли, ежедневная рутина и сезонная усталость тому причиной? А, может быть, появилось ощущение опасности? Правильнее сказать – обострилось это ощущение! Аккуратно надо теперь доводить свои тексты до читателей. Аккуратно. Время такое. Какое, такое время? Вот-вот, война в Корее начнется? Я подошел к книжной полке, посмотрел на книги отца. Свой след на Земле он оставил. А.я? Да, моя уверенность в себе, как писателя, возросла. Но, где были последние публикации? Открыв страничку в Живом Журнале, я посмотрел на записи – Канада, Голландия. Ну-ну! Да и те – публикации в сетевых изданиях, не на бумаге, даже. К тому же – все, разрозненные тексты. Нет еще ни одной книги, ни бумажной, ни электронной, даже. Хотя, текстов набралось уже книг на пять. Предложения опубликоваться за свой счет поступили десятками. Но нет, за свой счет публиковаться не буду. Жена засмеет, заслуг не признает! Не подходит такой вариант. Значит, опять сидеть, и ждать, сложа руки? Нет, так звезду Героя не скоро получишь! Остается одно - работать! Конечно, для успешного творчества желательны свежие впечатления, положительные, естественно, а еще - спокойная, размеренная жизнь. Как сейчас! – напомнил я себе. Пока тебя никто не беспокоит! Дальше, воображение разыгралось. А еще – требуется усиленное питание и полноценный отдых. Ну и, поклонницы творчества, молоденькие, не помешали бы! Интересно, сколько нужно поклонниц для вдохновения? Я принялся считать, но прервал себя. Эх, жена убьет! Тут, меня снова охватило веселье. Я бросил взгляд на стопки бумаг, ждущих своего часа. Хватит валять дурака, не трать время попусту! – упрекнул себя, настраиваясь на серьезный лад. Время! Они безжалостно! Вот, лежат незаконченные работы отца – яркий пример. Не работается? Настораживают бытовые заботы? Правильно, что настораживают! В наше неспокойное время, не ровен час, и на улице можно оказаться. Тут, расслабляться нельзя! Но, как говорил Карлсон – дело то, житейское! Тоже, не повод, сидеть, 21

сложа руки. Несмотря на возраст, пока еще полон сил и энергии, ощущаю себя тренированным мужчиной, бойцом, даже. Но, по опыту хорошо знаю, что без регулярных тренировок силы тают, реакция, не та. Да еще, отсутствие полноценного питания и отдыха. Устал? Ха-ха! Черпай энергию из Космоса! Пока еще сжимаются кулаки, удары следует наносить, без остановки. Идеологические удары! Раз, выбрал перо своим оружием, опускать его, без веской причины, не следует. Конечно, быть писателем нелегко. Удары наносишь не только ты, они наносятся и по тебе. Отсутствие публикаций, бытовые неурядицы – все это ерунда! Хуже, что приходиться смотреть на сытые физиономии поганых воров, остающихся, пока, безнаказанными. Да, слушать речи фигляра, корчащего рожи и грязной проститутки, кричащей с экрана, - дескать, наше сейчас время, мы здесь главные! Это, конечно, пережить сложнее. От этого, пожалуй, можно и затосковать! Только, не такому закаленному бойцу, как ты! – скромно напомнил я себе. Да, во многом пока проигрываю, но, проигранное сражение – это еще не вся компания! Главные бои впереди. Только вот, расслабляться нельзя, можно найти способ продвижения творчества в Интернете, а то мои труды быстро превратятся в ворох никому не нужных пожелтевших бумаг. Да, что же, это такое! Опять, те же мысли! Да, хватит, уже! Я взял в руки очередную стопку документов, небрежно смахнул пыль, и разорвал на мелкие клочья. Но, на этот раз, не стал складывать обрывки в пакет, а бросил прямо на пол, для наглядности. Еще одну стопку пыльных бумаг постигла та же участь. Еще! Ничего, уберу потом. Зато, наглядный результат был достигнут. Очень скоро весь пол покрылся рваными клочками пожелтевшей бумаги, с печатными строчками на них. Красота! Вот, можешь отправить туда и свою повесть, раз не справляешься! – подсказал я себе, и развеселился, в который раз. Но, и задумался. Было, над чем, задуматься. Надо сделать перекур! Устроившись в кресле, я зажег ароматную палочку, и наблюдал за тем, как пара знакомых голубей опустилась на край балкона – время обеда! Да, пора покормить пернатых друзей! А вечером, продолжу работать, над текстами, уже. Такие вот, противоречивые мысли, одолевали меня во время разбора завалов. Заботы! Заботы! Но, вывод был сделан – отдохнул, и хватит. За дело! Прав, ли, готов ли, к новым трудовым подвигам? Вроде как, готов, но время покажет, время расставит все по своим местам. Однако когда цели определены, то и действовать становится проще. Повоюю, еще! Но, все эти страсти бушевали лишь, в моей душе, а внешне же, казалось, все тихо и спокойно. День за днем, я разбирал старые бумаги отца, да подкармливал голубей, повадившихся прилетать на балкон. А, еще – плавал в бассейне, активно участвовал в процессе воспитания дочери, выполнял все ценные указания любимой супруги и прогуливался по окрестным проспектам, радуясь долгому световому дню, особенно, когда светило солнце. Оно и дальше будет нам светить, и греть, и радовать своими лучами! Таким вот, выдался, тот февраль тринадцатого года. Один из немногих спокойных месяцев в моей жизни, который потратил на разбор старых завалов. Но, не только на них. Порванные в клочья бумаги отца сделали свое дело. После долгого перерыва я вернулся к творческой работе. 21 марта 2013 года

Юрий САВЧЕНКО

Испуг атамана Уздечкина На стыке двух эпох, - уходящей и новой, - когда особенно активно возрождалось казачество, в хуторах и станицах нередко можно было видеть молодых и пожилых людей в казачьей форме с шашками на боку. Наш прошлый прагматичный администратор использовал эту силу для поддержания общественного порядка. Казаки патрулировали улицы. И время от времени забегали в своё Правление, «перекурить и погутарить». В такие минуты в здании под трепещущим на ветру трёхцветным казачьим флагом вставал дым коромыслом, неустанно звучал характерный говор, а от хохота поднималась крыша. Рассказчиков и рассказов «про жисть» было – не счесть. Мне особенно запомнился один. Не вполне правдоподобный. Но я его услышал именно так из уст повествователя, и одновременно самого «героя» сюжета - атамана Уздечкина. Вот как рассказывал он про себя и есаула Стременного: - Дело было под пятницу… Это я к тому, что никаким календарным праздником и не пахло. Обыденно я был чуть-чуть на взводе. Заглянул к куму Стременному, уточняю потому, что у меня, когда я в тонусе, каждый встречный – кум. Он в этот момент, будто колдовал, смотрел в донышко стакана и нос уже полыхал пожаром. Мне тоже налил. Между двумя затяжками «Примы», мы пропустили ещё по единой. До кондиции не дошли, а питьё кончилось. Двинули к другому куму. Он – хлебосол! Встретил нас как братьев… Распростёр руки по столу – чуб в тарелке плавает. Оживили его. Чёкнулись пару раз. И снова питьё кончилось, а до кондиции не дошли, то есть, на ногах ещё держимся. Правда, как оказались на дороге, - убей ! – не помню. Посмотрел ориентиры, курс - что надо! И ноги ещё двигаются, но слабо. Часто спотыкаются. Вот опять Стременной споткнулся, едва устоял. - Ничего, - говорю, чтобы утешить друга, - конь на четырёх ногах и то, даже трезвый, спотыкается. И тут меня осенило: - Кум, - говорю Стременному, который маячит неподалёку, но уже по другому маршруту, - ты сбился с компаса… Давай мы сварганим кооператив. - Как это? - полюбопытствовал он, мотнув головой. - Это просто: Я обниму за шею тебя, а ты обнимешь меня. Скооперируем силы. Получится что-то одно большое и на четырёх ногах. Меньше спотыкаться будем. Кум уже ленился говорить. Молча стал поднимать руку, но не хватает ресурса, чтобы достать до моего плеча. Хотя мы ростом одинаковы. Только с третьей попытки это ему удалось. И кооператив мы наконец создали. Тем временем подрулили к моему дому. Вспомнил тут я, а может, и не забывал, что в подвале у меня – “есть”! Говорю куму, мол, идём на снижение. Широко раскрой рот, чтобы уши не заложило, и держись за стеночку. Словом, уподвалились мы в глухую тьму. Но благополучно. Выключатель не работал. Я сильнее ввернул лампочку. При включившемся свете обнаружил желанный баллон. И мы по очереди стали прикладываться к нему, чтобы дойти до кондиции. Вдруг кум вспомнил установку супруги, сказанную на все времена, что нужно быть дисциплинированным мужем. И по-пластунски заспешил домой. Я представил, как обрадуется его жена, что он не забывает её священные заповеди. И про свою вспомнил. Лежит она одна-одинёшенька в холодной помтели, как казанская сирота, на втором этаже и сочиняет мне смертный приговор… - Нет! Я хочу жить! Не пойду домой. Выкрутил лампочку. Свет погас. Я прилёг, где сидел. И мир перестал существовать. Но как я свалился в яму... продолжая спать(!?) – ума не приложу!…. Через время открыл глаза – темно!. Пошевелил руками – тесно!. Начал подниматься – бум (!) башкой о доску. Дерево!… Думаю - «крышка!»… «Господи - да я же в гробу лежу! Вот, суки! Заживо похоронили!... Но когда!?» Тут меня в жар как кинет, да так, - что вмиг протрезвел! А смертный страх – сковал тело. Не знаю, как долго соображение ясности добивалось, но понял-таки, что не в могиле лежу, а в пустой яме для картохи, под полками для банок с консервированными овощами. «Значить, попрыгаем ещё по Земле!» - воспрянула слабая мысль. С горем пополам выбрался наверх, а дрожь телесную унять не могу. Ощущение такое, будто побывал в могиле! Неделю не проходило! С тех пор, как завязало (!) - зарёкся пить «горькую»!. Не дай бог никому пережить то, что я пережил! 4 марта 2013 23

Галина ЗЕЛЕНКИНА г. Кодинск

Поющие пески времени

На берегу Изумрудного моря, названного так за цвет воды, сидел старик по имени Арон и терпеливо ждал, когда на горизонте появится искусственное солнце. Сколько он себя помнил, оно всегда появлялось без опозданий, как и положено на планете с автоматическим управлением искусственным климатом. Сначала линия горизонта, подсвеченная солнечными лучами, теряла свою чёткость и стройность, а затем медленно, словно нехотя, появлялось и само светило. Оно освещало территорию лаборатории времени, несколько домиков оригинальной конструкции, в которых проживали сотрудники лаборатории, и всё то, что находилось под прозрачным куполом. Этот купол служил защитой от воздействия космических лучей для всех обитателей маленькой планеты, включая и подводный мир Изумрудного моря, размерами похожего на пруд средней величины. Но сегодня, как и три предыдущих дня, всё шло не так. Не было даже намёка на восход солнца, хотя света было достаточно. Но он исходил откуда-то снизу и сбоку, а не с привычного для глаз верха. Арон сразу же догадался о причине сбоя в программе восхода и захода солнца, но не хотел верить в худшее. Он с надеждой смотрел на чёткую линию горизонта и вздыхал. Вот и сегодня в назначенное время солнце не взошло. Надежда покинула старика. — Они победили,— произнёс вслух Арон.— И зачем только я согласился? Они — это поющие пески времени, а он — это самонадеянный болван, из-за глупого спора потерявший вечную молодость, дарованную ему богами. Арон встал и подошёл к воде. Увидев в ней своё отражение, он закрыл лицо руками. — Со вчерашнего дня я постарел ещё на десять лет,— произнёс вслух Арон и оглянулся по сторонам, не слышит ли кто.— Вчера седина покрывала только виски и отдельные пряди волос, а

сегодня она не оставила ни единого шанса натуральному цвету волос. Налетевший лёгкий ветерок подхватил его слова и понёс над водой вдоль береговой линии. Мелкая рябь на миг исказила изображение Арона, и он увидел себя молодым и красивым, каким был несколько дней назад. Старик вздохнул и озвучил свою мысль: — Мой миг так короток, что в карте памяти следа не оставляет. Хотя для вечности, что соткана хранителями времени в пространстве, потеря мига ничего не значит. Кто будет штопать дыры вечности и как? Вопрос Арона требовал ответа. Но — увы! Пока ответа нет, и на пути познания искать его старик уже не будет. Хватило б сил, чтоб встретить завтрашнее утро. — Я думала, что ты благоразумен,— звон колокольчиков заставил оглянуться. Так говорить могла лишь птица счастья, которую все называли Феей. — О чём ты? — спросил Арон, с удивлённым видом глядя на птицу, сидевшую поодаль от него на прибрежном камне. — Не притворяйся! — воскликнула та и захлопала крыльями. Старик испугался от мысли, что Фея улетит и он останется один на берегу моря дожидаться прихода смерти. Ему даже стало казаться, что он уже ощущает за спиной её зловонное дыхание. — Не улетай! — попросил он птицу. А та и не собиралась покидать Арона, к которому была неравнодушна. — Я только крылышки проветриваю,— ответила Фея и ещё раз похлопала крыльями. Потом ещё раз и ещё раз. — Ладно! Подлетай уж! — произнёс старик, улыбаясь в густую бороду. — А где твои друзья? — спросила птица и удивилась, услышав ответ Арона: — Ты же видишь, каким я стал. Кто такого любить будет? В голосе старика было столько печали и боли, что Фея содрогнулась. —Разве сейчас любят человека за красивое тело? — удивилась птица счастья.— А я всегда думала, что любят за доброту и красоту души. Каждый человек неповторим, а душа есть кладезь его неповторимости. Когда люди начинают предпочитать тлен вечности, то мир вокруг изменяется. Начинается обратный отсчёт в развитии интеллекта. — Это ты сгустила краски,— не согласился с Феей Арон, хотя подобные мысли часто приходили в его голову. Но молодость отмахивается от мудрости, а старость устаёт мудрствовать. — Разве ты не видишь, что некоторые люди живут только сегодняшним днём, ежесекундно соревнуясь с ним и с собой в познании истины? Но всегда проигрывают потому, что жизнь надо проживать, смакуя каждый день, каждый час, каждую минуту и каждую секунду, только тогда почувствуешь её вкус. А если вчера тебе было двадцать лет, а сегодня с утра уже сорок, то неизвестно, куда подевалось твоё прошлое длиною в два десятилетия. Я знаю только два способа борьбы с неизвестностью: либо её пугаются и опускают руки, либо ищут причину её появления в своей жизни. Первый способ — для слабых духом, а вторым способом ты должен воспользоваться,— последние слова птица произнесла приказным тоном, что несколько взбодрило Арона. — Но как? — удивился старик. — Для начала ты должен мне слово в слово пересказать свой разговор с поющими песками времени,— попросила птица и больно клюнула Арона в руку. Боль стала прозрачной. Фея поняла, что время жизни Арона истекает и ей надо спешить. — Зачем тебе это? — удивился старик. Он взглянул на небо и вздохнул. Вздох получился глубоким, и он закашлялся. — От точности пересказа будет зависеть твоя жизнь,— пояснила птица. — Жизни-то той осталось чуток,— заметил Арон и с недоверием посмотрел на птицу. — Поэтому медлить нельзя,— ответила та и приготовилась слушать рассказ Арона, для чего уселась ему на плечо. «Чем она мне может помочь, такая маленькая и беззащитная? — подумал старик.— Оттого, что я ей расскажу о своей беде, вряд ли что изменится. Но раз просит…» И он начал рассказывать следующее: — Когда несколько дней назад я прогуливался близ лаборатории времени, ко мне подошла незнакомая девушка. Она была так хороша собой, что я рот открыл от восхищения. Но слова застряли в горле, не смея скатиться с губ. «Что ты здесь делаешь? — спросила незнакомка.— Ты так молод и красив, что тебе пока нет нужды думать о быстротечности времени».— «Я слушаю песни песков, сбегающих по стенкам прозрачного сосуда. Каждый день мелодии разные». Мой ответ вызвал улыбку на прекрасном лице девушки. Она с интересом взглянула на сосуд, который представлял собой не что 25

иное, как песочные часы. Форма его напоминала арабскую цифру «восемь» с усечёнными верхней и нижней частями. «Мы подарим тебе вечную молодость, и ты будешь слушать музыку поющих песков времени в себе»,— пообещала она. «Кто это “мы”?» — поинтересовался я. «Боги Вселенной!» — таков был ответ девушки, прежде чем она исчезла с моих глаз. Арон остановился перевести дух. — А ты ничего подозрительного не заметил во время разговора с богиней? — спросила Фея, воспользовавшись паузой, и не удивилась, увидев, как тот стукнул себя по лбу ладонью. — И как же я раньше об этом не подумал? Ведь поющие пески времени во время моего разговора с девушкой молчали,— произнёс Арон и покачал головой. «Ну и глупец же я! — подумал он.— Оказывается, они всё подслушали». — Самокритикой займёшься потом,— сказала птица счастья.— Ты хорошо запомнил, как сказала богиня? — Она сказала — «подарим»,— ответил Арон.— Разве для моей жизни имеет значение, как она сказала? — Это твоё спасение,— сказала птица.— Ты поспорил с поющими песками времени на то, чего у тебя нет. По нашим законам, ваш спор не имеет правовой силы. Просто поющие пески времени, узнав об этом, решили наказать тебя подобным образом. — А как же тогда восход солнца? Они сказали, что на три дня своим пением задержат его. А я поспорил с ними, что нет у них такой силы. Недоумение, прозвучавшее в голосе старика, рассмешило Фею. — Ты разве не слышал объявление о том, что в связи с перенастройкой программы управления климатом солнца не будет несколько дней? — удивилась Фея. — Так они обманули меня? — возмутился старик. — Ты тут посиди пока,— сказала птица счастья.— Мне надо слетать кое-куда, чтобы переговорить кое с кем. И не успел Арон и глазом моргнуть, как птица счастья исчезла. Старик подошёл к камню, где прежде сидела птица, и уселся на него. Неизвестно ещё, сколько времени придётся ждать Фею. Арон закрыл глаза и впал в дрёму. Очнулся он от голоса птицы счастья. — Пойди умойся! — сказала Фея, и Арон, легко соскочив с камня, побежал к воде. Увидев своё отражение в воде, он отшатнулся и повернулся к птице счастья за разъяснениями. Но той уже и след простыл. Арон долго смотрел на себя, молодого и красивого, и, не веря глазам своим, ощупывал себя и волновал воду. Наконец он успокоился и стал думать о том, где найти птицу счастья и поблагодарить её за бесценный подарок по имени Жизнь. А птицу счастья искать не надо, она сама ищет достойных своего подарка. Сидя возле сосуда, называемого песочными часами, она слушала пение поющих песков времени и думала об Ароне. Тот наверняка думает о том, что не поспей она вовремя с расспросами, расстался бы он с жизнью. А ведь она прилетала к нему в облике птицы, чтобы посмотреть, не пора ли прекращать эксперимент со временем его жизни. Самый действенный способ отучить от споров на то, чего не имеешь, и от обещаний выполнить то, что не можешь. Птица несколько раз похлопала крыльями и покружилась на одном месте. Превратившись в прекрасную незнакомку, она отправилась в лабораторию, чтобы доложить руководителю проекта об удачном завершении эксперимента. — На одного порядочного человека на Земле стало больше,— сказал тот, обращаясь к своей ассистентке.— Сообщи в координационный центр, чтобы присылали следующую партию. январь 2014 г

Проводы Зимы в Нижнем Ингаше

С утра ещё морозец пощипывает за щёки, но людям невтерпёж совершить обряд проводов уже изрядно поднадоевшей зимы. Песни, игры, розыгрыши, традиционное залезание на столб с ценными подарками, сжигание чучелавсё это нынче, как и всегда. Как всегда, богаты прилавки домашними продуктами, товарами народного рукоделия. На особицу нынче выделилась, пожалуй, мебель, сработанная столяром-умельцем из г. Канска. Не только любовались люди работой мастера, но и покупали охотно.

НАМ И Ч Ж А К МУ Ь 8 МАРТ В ДЕН мя

ре в а н ь с е Уймит хий и т с и л е от д ом, н н ё ж а р еоб р п е р и м Ив ы, н и ч ж у М хи и т С я н егод с е т и р а д им о в с м а Невест . и Жёнам

ов С.Прохор