Литкультпривет!!! №7 июль 2015

Литкультпривет!

Monthly journal LITKULTPRIVET!

Дождь в городе. Худ. С.Прохоров

Ежемесячный литературнохудожественный журнал

ИЮЛЬ

@

№7(33) 2015 г.

1

Искусство

Выдающимуся русскому живописцу и рисовальщику Павлу Андреевичу Федотову 22 июня 200 лет (1815-1852), Родился в Москве. Самые известные картины художника: «Свежий кавалер» и «Сватовство майора»

Сватовство майора. 1848

Свежий кавалер, 1848

2

Литкультпривет!!! Ежемесячный журнальный выпуск

Основан 30 октября 2012 г.

п.г.т. Нижний Ингаш

Июль №7 (33) 2015 г.

В НОМЕРЕ: КУЛЬТУРА Лариса Захарова Журналу “Истоки” 10 лет...................4 ПОЭЗИЯ Николай Ерёмин Сборник стихов...................................6 Николай Гизатулин Сборник стихов...................................8 Виктор Воловик Стихи..................................................10 ПРОЗА Сергей Криворотов “И дубу нужен друг”. Рассказ.........11 Владислав Кураш “Месть” Рассказ.................................13 Юрий Розовский “Маяк в апельсиновой корке.”. Повесть..............................................18 ЖИВОПИСЬ Пётр Михейчик

“Старочеркасский собор.”. .................26 Сергей Белоусов «С чего начинается родина», «Подмосковные вечера», «Школьный вальс», «На безымянной высоте», «Берёзовый сок», «Старый клён» и десятки других популярнейших песен, уже давно стали достоянием нашей культуры. Автору слов песен Михаилу Львовичу Матусовскому, лауреату Государственной премии, выдающемуся российскому поэтупесеннику 10(23) июля исполняется 100 лет. Лучшие композиторы страны: В.Соловьёв-Седой, М.Фрадкин, И.Дунаевский, В.Шаинский, Т. Хренников, А. Пахмутова, Э.Колмановский, В Баснер считали за честь писать музыку на талантливые тексты истинно народного поэта.

3

“Оля”..................................................27

Редактор Сергей Прохоров

Культура

Антология

Истоки

Литературно-художественный и публицистический журнал

2005 - 2015

Журналу «Истоки» 10 лет 12 июня, в день независимости России в центральной районной библиотеке им. Н.Устиновича в Нижнем Ингаше прошла презентация книги-антологии «ИСТОКИ», вышедшей в Красноярске в год Литературы и в канун 10-летия литературно-художественного и публицистического журнала «Истоки».

-Это необычный в литературной жизни края проект, - высказал накануне своё мнение редактору журнала и автору проекта книги Сергею Прохорову красноярский поэт Николай Ерёмин. - Таких еще не было. В книге авторы почти из всех регионов России и не только. И 10 лет жизни издания по нынешним меркам - это почти эпоха. Своё слова о книге и вообще о журнале сказали на презентации бывшие коллеги Сергея Прохорова по работе журналисты: Екатерина Данкова, Лилия Енцова; председатель поселкового Совета Татьяна Зиновьева. Звучали стихи авторов книги в исполнении самих авторов: Татьяны Глушковой, Сергея Прохорова, Екатерины Данковой и почитателей творчества литераторов журнала «Истоки»: Ольги Шумковой, Ларисы Захаровой, работников библиотеки: Марины Соколовой Натальи Перепаловой, Анастасии Юрик...

10 июля презентация книгиантологии «ИСТОКИ» пройдёт в Красноярской краевой библиотеке.

Лариса Захарова

Фото автора

4

Поэзия

Николай ЕРЁМИН г. Красноярск Кто во что горазд, поймёшь их разве?… Графоманят снова и опять, Пишут все – Да некому читать… *** Соседский бульдог Отпечатал на мне Свои зубы… С тех пор мне соседи бульдожьей породы не любы. Изранен, Утешен, И боль укротил я, и злость… Прививку от бешенства Всё же Поставить пришлось…

МОИ СТИХИ Мои стихи – Прививка против бешенства И для аборигена, и для беженца Для всех, кого Жизнь у Ж-Д вокзала Так, ни за что, взяла и покусала… Мои стихи – Хоть верьте, хоте не верьте, Прививка и гарантия от смерти! Живите дружно Все, Кому не лень! Читать их нужно По 3 раза в день…

МАЭСТРО - Помню, довольно мне было улыбки… Ия Для кого угодно на свете, И что угодно – играл на скрипке… Или – От всей души – на флейте… Нынче ж, Поймите меня, господа, Играю за деньги, и то – не всегда… А почему? Потому, что уже Музыки меньше и меньше в душе… И всё боюсь, что иссякнет она… Я бы сыграл, Да не те времена…

ГОМЕР И ОДИССЕЙ - Кем был бы я, когда б ни Одиссей? Лишь он виновен в том, Что я – Гомер… И что с моих гекзаметров Пример Берут ученики планеты всей… И учатся писать… А я и рад: Живу в веках, ни в чём не виноват…

ГРОЗА И ДОЖДЬ Гроза гремит… И дождь летит косой… И я иду – весь мокрый, и босой… И с головой Ныряю в Енисей… И выплываю – чист, душою всей… Под солнышком лежу на берегу… И сочинить Ни строчки не могу…

СТРАНА ГРАФОМАНИЯ Потеряв и стыд, и страх, и совесть, Сочиняя – Кто роман, кто повесть, Все твердят вокруг: - За что боролись, Ах, на то опять и напоролись… Дань отдав поэзии и прозе, Полстраны колотится в психозе… Полстраны безумствует в маразме…

5

ПОЭТ В ЕГИПТЕ Поэт в Египте Вовсе не поэт. Он там – верблюд, какого в мире нет Проходит Сквозь игольное ушко, Идёт и смотрит очень далеко… Вот почему, Свободы не тая, Хоть не верблюд, стремлюсь в Египет я… Там докажу я всем, Что не верблюд! В России это сделать не дают…

Это я. С любого языка могу на свой Перевести – Понятный и простой… И смело ставлю, Музою храним, Любой, угодный Богу, псевдоним… ЕВГЕНИЙ ЕВТУШЕНКО В КРАСНОЯРСКОМ ТЕАТРЕ Его народ не узнаёт… Сменились поколения… А он назло судьбе живёт Как символ вдохновения… Живёт, В поэзию влюблён, От опуса до опуса… Не верил я, что это – он… Покуда с ним не сфотался… В театре Пушкина царил Спектакль «Ночь ошибок»… А я Судьбу благодарил За этот редкий снимок…

АВТОРИЗАЦИЯ Во мне и вне – стихов – увы, завал… Поэтому, Любую мысль ценя, Я всех поэтов Авторизовал… И всех заставил полюбить меня… Теперь мы все – Единая семья, В которой самый главный –

Евгения Александровича Евтушенко и Николая Николаевича Ерёмина сфотографировала руководитель Главного управления культуры Наталья Валерьевна Малащук в театре имени А.С. Пушкина во время антракта на спектакле «НОЧЬ ОШИБОК», привезённого студентами Театрального института им. Бориса Щукина в рамках фестиваля «Театральный синдром» 6

ТОНКАЯ НИТЬ

«Где тонко там и рви» В. Монахов.

ХОРОШО ЗАБЫТОЕ Не надо, не грусти, мой скворушка, Дождя напившись и туману… Упавшее за сопку солнышко Ладонью, как птенца, достану… Пока живём, пока надеемся И рады лучику единому, Друг возле друга отогреемся И засвистим по-соловьиному…

Зачем, Певец любви, Не ведающий страхов, - Где тонко, Там и рви! – В сердцах вскричал Монахов? На мне ж – Смертельный пот: Мне холодно и жарко… Пусть там, где тонко, рвёт, Увы, Богиня Парка… Ах, мне бы Сохранить Любовь и благодать… И Ариадны нить, Где тонко, Не порвать…

ПРОСТИ

*** Хочешь быть банальным? Будь! Хочешь – гениальным?… Будь! Жизнь – хотенье. Вот в чём суть. Захотел? Счастливый путь! НОВЫЕ ВОРОТА СЕРЁЖИ ПРОХОРОВА Не в исключение из правил, А чтобы подыграть судьбе, Серёжа Прохоров поставил Ворота новые себе… Я подошёл и удивился: - Ты от кого отгородился? Увы, глазок, замок, звонок… Теперь ты словно царь и бог! Как в песне, точно в терему, К тебе нет хода никому!

- Ну, что ты, что ты… Не шути…Сказал Сергей. - Ты проходи! Сейчас, Никола, жизнь – не та… У всех такие ворота!

«Ни разу не сказав:- Люблю!– Зачем сказал: - Любил…»

Л.С.

- Прости! – Прошу тебя, молю Я из последних сил… За то, что, не сказав «Люблю!», Признался, Что любил… Я очень глупым был. СУПРУГИ - Я не читаю газет, Не смотрю телевизор… Это – один из моих предпоследних капризов. Этакий вызов: - Пусть лгут хоть кому, но – не мне! – Так заявил я уткнувшейся в телек жене… Жаль, Что, в глазах отраженье рекламы храня, Снова капризно она осудила меня…

июнь 2015 г Красноярск.

*** И вот Закончилась эпоха… Теперь мы знаем, что к чему: Что хорошо… Увы, что плохо… И жить пора бы по уму… Твердят мудрец И идиот Что эра новая грядёт… А это – Новая эпоха, Где хорошо всё то, что плохо…

7

Николай ГИЗАТУЛИН Листая ночь, как прошлое, луною Читать я буду в рифму жизнь свою.

1 июля 2014 года.

ИСПОВЕДЬ Был и я беззастенчиво молод, Жизнь хлебал неумело - с лица. Пламенил грубо собственный город С обезумевшей дурью слепца. Не скулил вслед прошедшим минутам И не лил на пожарище слёз. Уходил совершенно разутым По кострам догорающих грёз. Не хранил глубину откровений И уюта домашнего круг, Лёгкий привкус души исцелений И ошмётки сердечных разлук. Не будил тишину своих храмов Перезвоном нечаянных нот. И за нитки натянутых шрамов Не щипал нервы старых невзгод. Не шутил, не смеялся, не плакал, Оставаясь всё время один. В сорок лет с основательным гаком Сам пугался своих же руин.

НА ПОСЛЕДНЕЙ ВОЙНЕ... По кровавой земле Мимо спаленных хат По беде, по золе Шёл погибший солдат. Без вины, без слезы Под Вселенский набат Мимо павшей лозы Шёл по горю солдат. А навстречу ему Без ружья, без атак Тенью к тени во тьму Шёл убитый им враг. Шли душою к душе В свой последний поход. С покаяньем уже За весь мёртвый народ. И... вот мир без людей, Без любви, без стихов, Без привычных вещей, Без нательных крестов... На последней войне Самый правильный Бог Справедливо вполне Никому не помог...

25 мая 2014 года.

ЗАКРЫВ ГЛАЗА, ПОЧУВСТВУЮ ЛУНУ... Я бережно разглажу откровенья В неровных строчках мятого листа. За скопищем слогов хитросплетенья Усмешку мне подарит немота. В груди кольнёт незванно лёгкий всполох, Кусая чувства долгою зимой. И слов обычных на бумаге шорох Доверчиво потрогаю рукой. Задёрну на себе плотнее штору И глубже весь укутаюсь в халат. На душу, непременно, лягут впору В ночь тени от надорванных заплат. Безмолвием печаль внутри томится, В чертоги мыслей пряча тишину. И, словно, в темноте ночная птица, Закрыв глаза, почувствую луну. Не вынести стихом из сердца хламаМолитва от неверия пуста! Теряюсь в дебрях собственного храма Без искренности думы, без креста..

11 января 2014 года.

3 апреля 2015 года.

НЕ СТОИТ ЛЕЗТЬ В МОЮ ШАЛЬНУЮ ДУШУ... Когда стихом рисую паутины Своих невнятно-жизненных сует Не стоит гневно жечь мои картины... Сквозь краски грусти виден в них рассвет! Не стоит лезть в мою шальную душу И в тёмных водах рвать там якоря, Где стёртый мир, изнанкою наружу, Разбойно машет флагом бунтаря. Не стоит жёстко гладить против шерсти Собор моих нечёсаных надежд. В них много так капризных сумасшествий Способных на безудержный мятеж. Не стоит грубо, без какой причины, Петлять дороги вкривь земной мечты И вместо звёзд палить во тьме лучины У каждой мною пройденной версты. Ни слова в тени вечности не скрою И сам себя по строчке раздарю.

ЧУТЬ ЗАМЕТНЫЕ ТЕНИ... НЕОБЫЧНЫЕ ГОСТИ... Зимний воздух морозным дыханием Через форточку трогает шторы. С удивительно нежным старанием На всех стёклах рисует узоры.

8

Вдоль гаснущих костров померкшей славы И раненых обрывков тишины. По глыбам развалившейся Державы, По шелесту проигранной войны. По пеплу исчезающего рая Под звуки барабанов тёмных сил. Пройду я гордо, телом умирая, Вдоль ряда свежевырытых могил. Но, я вернусь на прерванном полёте, Из пыли перелистанных веков, Страницами в помятом переплёте На зависть отвернувшихся богов!

А на небе ветрами неспешными, Облаками малюя причуды, Он под окнами вихрями снежными Наметает сугробы повсюду. Чуть заметные тени по холоду Сквозь гармонию лунного света Промелькнут нерешительно в комнату, Замирая усталостью где-то... И в тепле очертанья домашнего, Наслаждаясь таким вот приютом, Прогоняя все страхи вчерашнего Мне они улыбнутся уютом. Вот с такой необычной компанией, С тишиной за окном снегопада И с бокалом, налитым заранее, Новый год встречу, вроде, как надо... Под мелодию гимна Советского И эфир “Огонька Голубого” Я в кругу разговора простецкого Первым встану... и...-”Будем здоровы!” А, к утру над свечными огарками, Над объедками праздника тоже Обменяюсь со всеми подарками, Колбасу сбросив скатертью с рожи. И к окну подойду неуверенно, Забывая проститься с гостями. Под снегами, немножко рассеянно, Зачерпну свет... умоюсь горстями...

3 сентября 2013 года.

ПОДЕЛЮСЬ ВСЕМ СПОЛНА... Поделюсь всем сполна... Нет и в мыслях монетного плана. Не возьму и гроша За пожары закатных равнин. Серебрится трава Под росинками в хлопьях тумана. И немой диалог С бесподобием этих картин. Как-то очень легко... Непривычно от этого чувства. Этот дивный закат Своеправно огромный такой! Может, это судьба Прикоснуться дала мне к искусству, Расплескав красоту По бумаге моею рукой. Не ищу, не зову... Своего мне достаточно блага. То что есть сберегу, Под душевный укрою свой кров. Это словно в жару По губам бесконечная влага Выливается в мир Водопадами искренних слов. поезд Москва- Симферополь

17 декабря 2013 года.

ПРИВИДЕНИЯ СЕРДЕЧНЫХ РУИН Промечтал, проболел и проплакал Этой осени тихую грусть. Никогда так не выл я собакой Жизнь свою при луне наизусть! Испугал, износил, исцарапал Тишины паутинную грудь. Дождь сквозь ночь недоверчиво крапал Боль судьбы не давая сглотнуть. Растопил,разогнал и разгладил Отпечатки уставших морщин. Отпустите меня, Бога ради, Привиденья сердечных руин! Исчерпал, издарил, измочалил Глубину этой песни без слов. На себя храм души свой оскалил Пустотой его тёмных углов. Но, не слёг, не увял, не растаял В непогодах прошедших веков. Пусть и жил совершенно без правил С тяжким грузом вселенских грехов. И теперь, и потом, и чуть дальше Разбужу нерешительность дум. И листве, благородно опавшей Подарю чистоту своих лун...

21 августа 2013г.

ПЕПЕЛ РАЗУМА Тенью радуга... Муза ранимая! Грубость скверности в куче времён. В спорах ханжество, правда пугливая Голос искренний грязью клеймён. Жизнь на паузе... Скука обычная! Песня одури в стае ворон. Громче музыка! Травля публичная Мысли образной с разных сторон. Пламя совести... Дули весомые Словно идолы в дар от врагов. Лезут в наглую, как насекомые Злые окрики в душу стихов. Пепел разума... Казнь вдохновения В стиле вестерна- шея-петля. Тень на радуге как одолжение Слову мёртвому... пусть опосля...

17 июня 2015 года.

7 октября 2013 года.

НО, Я ВЕРНУСЬ... Сквозь мысли уходил я в поколенья За истиной потрёпанных времён, За крайностью побед и поражений И жалостью растоптанных знамён.

9

Виктор ВОЛОВИК г. Иланский

Рыбалка, я скажу, на славу Мне этим утром удалась! Я карасей средь рыб прославлю! Жена чуть к ночи дождалась…

КАРАСИ Туман над озером – стеною! Чуть синева видна небес. Сегодня удочки со мною. Вдали едва заметен лес.

Какую дивную ушицу Она сварила на обед! Мне та рыбалка будет сниться Не год, не два, а много лет!

А караси, как поросята, По камышам опять снуют… Скажу рыбалка вам, ребята, Куда сложней, чем в поле труд!

27.06.15. КОНИ (себе самому)

Карась хитер, порой не хочет Он на червя с утра клевать. Чего то нового он просит – И как тут сразу угадать?

Отпахали вы, резвые кони, Не поднять вам в полях борозды… Вы стоите сегодня в загоне – Значит нет в вас уж больше нужды!

Он кашку манную легонько Едва попробует на вкус. И коль без меда, будет горькой, Он брать не станет, хоть не трус!

Вспоминаете быстрые скачки И большой, оголтелый табун, И спокойно жуёте вы жвачки, Уходя от не прошенных дум… Засыпаете стоя и ждете, Что команда опять прозвучит, И вы смело в оглобли войдете, Чтоб проверить: а кто победит? Даже ветер в косматые гривы Не влетит, чтоб взбодрить седока… Пусть вам снятся те дивные нивыВы в «запасе» сегодня пока…

09.06.15.

10

Проза

Сергей КРИВОРОТОВ г. Астрахань

И ДУБУ НУЖЕН ДРУГ Дуб выглядел очень старым, но не дряхлым. Таким он и был на самом деле. Массивный с толстой коричневой корой в трещинах-морщинах. Люди утверждали, что его посадил ещё сам царь Пётр I по дороге в Персию. Но дуб этого не помнил, если это имело место в действительности, то тогда он представлял собой либо ничего не соображающий саженец, либо вовсе ещё не проросший неразумный жёлудь. В стороне от низкорослых вязов и акаций одиноко и благородно, даже надменно возносил зелёный гигант далеко раскинутые мощные ветви, уходившие вверх из неохватного ствола. Как-то зимой прилетела очень наглая ворона, посидела в лишённой листвы кроне, покрутила головой направо и налево и, только когда мерзко обкаркала всех и вся, убралась прочь. Дуб не располагал никакой возможностью помешать такому безобразию. Неразумные дети уже в тёплое время года устроили в развилке большущего ствола на высоте в три человеческих роста нечто вроде гнезда. Свисающие сверху молодые тонкие побеги с листьями занавесью спускались к ребячьему «штабику», придавали выбранному месту скрытность и таинственность. Не думая, что могут причинить боль живому великану, игруны прибили острыми гвоздями корявые дощечки, по которым смогли шастать вверх и вниз, как по лесенке. Сам дуб ничего не имел против и потому стерпел, ему давно не хватало общества подвижных бойких существ! Но вскоре играющую мелкоту разогнали подростки-переростки, затащили на облюбованную младшими площадку развилины раздолбанный деревянный лежак без ножек, закрепили его в укрытии ветвей верёвками и парой железных скоб. Ежедневно пили там пиво, курили, играли в карты и неуклюже пытались тёмными вечерами заниматься сексом с подружками, не думая о риске для жизни. Реальная угроза сверетениться вниз не останавливала юных искателей приключений, ни одного рухнувшего с дуба никто так и не увидел. А жаль! Однажды накурившись какой-то дряни, новые обитатели кроны развели там же огонь, опалив и ствол, и ветви, причинив дубу ни с чем не сравнимую боль. Но и тогда он ничего не мог предпринять. Всё чаще на земле у основания ствола утром находили обрывки нижней одежды, битые бутылки и пивные банки вперемешку с использованными одноразовыми шприцами, презервативами и докуренными до фильтра окурками. Дворники, вынужденные иногда наводить порядок на этом участке, только бессильно ругались, участковый же полиционер обходил очаг разврата далеко стороной. При виде таких нескончаемых безобразий жильцы ближайших частных домишек не выдержали и, собравшись совместно, избавили дуб от рассадника скверны раз и навсегда. Заразное гнездо сбросили на землю, лежак изрубили в щепы, набитые уродливые ступеньки удалили вместе с гвоздями, а раненый ствол замазали глиной и побелили извёсткой. Но на этом не остановились и вскоре на метр вокруг дуба врыли символическую загородку, сваренную из арматуры, и покрыли свежей зелёной краской. Успевшие стать дубовыми завсегдатаями лазить на злосчастное дерево перестали. Очень своевременно заводил хулиганствующих подростков частью забрали в армию, частью осудили за совершённые в других местах преступления. Дуб вздохнул свободно и заметно повеселел, жизнь снова налаживалась, никто больше не угрожал покою его существования. Но ему снова, как и прежде, не хватало живой компании. Как-то уже поздней осенью не вполне трезвый прохожий приблизился к одинокому деревулегенде. Двигался при том неравномерно и не вполне по прямой, будто замысловато играл с холодным 11

порывистым ветром, настойчиво старавшимся сорвать с него надвинутую до бровей шляпу. Мужчина перешагнул декоративное ограждение и прижал ладони к массивному стволу, он явно гдето слышал о сомнительной возможности зарядиться таким образом запросто и надолго энергией от старого дуба. Только здесь ветер оставил тщетные попытки полностью обнажить голову незнакомца, то ли из-за близости массивной преграды, то ли из уважения к древнему великану. Должного по его странному убеждению немедленного притока силы прохожий тотчас не почувствовал, но ощутил другое. Запрокинув голову к сумеречному небу, пытался разглядеть нечто в поредевшей от осени рыжеватой листве, но так ничего и не обнаружил. Однако, он больше не сомневался теперь, что старый дуб – живое и сильное существо, внушавшее невольное уважение. Это он убедительно прочувствовал на ощупь и потому путано спросил: – Что, братуха? Как оно, ништяк?.. Дуб его совершенно не понял, да и в любом случае ничего не смог бы ответить. Незнакомец же подождал, настойчиво продолжая прижимать ладони к шершавой коре, разумеется, ничего не услышал, но с непонятным удовлетворением заключил вслух: – Ну, вот и ладно! То-то ведь! После столь странного вопроса и такого же собственного ответа самому себе прохожий посчитал свою миссию исполненной, оторвался от ствола и шагнул под возобновившиеся порывы ветра. Молчаливое дерево задумчиво смотрело вслед, пока тот не скрылся из виду, может быть, даже почувствовало незнакомое до того сожаление. Впервые за долгие годы с ним кто-то пытался поговорить, что-то выяснить у него! Это показалось необычайно здорово, даже странным образом обнадёжило. Ведь и громадному самодостаточному дубу, даже если он сам этого не сознавал, как и всем прочим более мелким живым существам, требовался Друг. Но больше всего он мечтал о весне, когда под живительной лаской солнца его ветви в который раз снова зазеленеют молодой листвой, и всё вокруг воспримется в совершенно ином свете.

12

Владислав КУРАШ Владислав Кураш - современный украинский писатель. Писатель трагического мироощущения. Его рассказы с первого взгляда кажутся пессимистическими, хотя это в корне неверно. Характер его творчества можно скорее определить как трагический героизм. Он воспевает победу в самом поражении и вопреки ему утверждает и славит упорство человеческого духа. Тема зыбкости человеческого счастья является центральной темой рассказов Владислава Кураша. В его рассказах, как правило, показаны индивидуалисты, которые надеются лишь на себя, на свою волю, и поэтому зачастую их борьба заканчивается трагически. Их жизнь пуста и бессмысленна. Они полны ненависти и презрения к миру, их окружающему, они убеждены, что мир изменить нельзя, и, тем не менее, они действуют, пытаются бороться, сражаться за своё счастье. Это люди думающие и ищущие ответ, осознающие свою ответственность за происходящее. Всеми силами они сопротивляются среде, хотя их усилия, зачастую, тщетны – они не видят перед собой ни надежды, ни ясной цели. Их удел – душевный надлом, одиночество. Они - индивидуалисты и надеются лишь на себя, на свою волю. Они противостоят трагическому миру и принимают его удары с достоинством . Владислав Кураш стремится как можно глубже анализировать психологическое состояние своих героев в основные моменты их жизни, чтобы показать, как они расстаются с иллюзиями и надеждами. Его герои выступают в рассказах как представители «потерянного поколения». Автор и сам принадлежит к «потерянному поколению». Но он не только не смиряется со своим уделом – он спорит с самим понятием «потерянное поколение», как с синонимом обречённости. Поэтому его герои мужественно противостоят судьбе, стоически преодолевают отчуждение. Таков стержень моральных поисков писателя – закон стоического противостояния трагизму бытия. Его герои горячо любят жизнь, поэтому они и действуют, и сражаются, и не могут без этого, в этом заключается весь смысл их жизни. Автора ни на минуту не покидает надежда, что лучшие, самые мужественные, честные, живущие по совести, выстоят и победят. Сквозь все его произведения проходит мысль о великих возможностях человека, вера в конечную победу гуманистических идеалов. В его творчестве огромное место занимают философские, религиозные и психологические темы. Особая притягательная сила его произведений заключается в том, что все они учат любить жить, утверждают незыблемость главных человеческих ценностей: добра, честности, искренности, ума, великодушия.

Месть Если воскресным июльским вечером вы надумаете совершить прогулку по вечернему Лиссабону, я вам настоятельно рекомендую заглянуть на проспект Республики. Там, немного в стороне от дороги, в глубине небольшого тенистого сквера, вы увидите Кампу Пыкену, старинную арену для боя быков. С давних пор на этой арене мужественные матадоры в бес-пощадных ристалищах с дикими быками доказывали свою отвагу, демонстрируя при этом виртуозную ловкость и умение обращаться с плащом и шпагой. Но быков больше не убива-ют, и матадоры редко теперь выходят на арену, чтобы блеснуть перед публикой своим кро-вавым мастерством. И, тем не менее, бой быков, туррада, как его называют португальцы, и в наши дни не утратил своей феноменальной популярности. Вот и сейчас, чем-то похожая на древнеримский цирк, освещённая яркой иллюмина-цией, арена Кампу Пыкену до отказа наполнена людьми, пришедшими посмотреть на жесто-кое средневековое зрелище. До начала спектакля остаются считанные минуты. Если вы лю-бите острые ощущения и не боитесь вида крови, тогда поспешите купить в кассе билет и за-нять своё место на трибунах. Я уверяю вас, вы не пожалеете. Вы станете свидетелем краси-вой и трагической феерии, настолько впечатляющей и реальной, что вы ещё долго будете вспоминать и думать о ней. Но это всего лишь спектакль, разыгранный перед вами профессиональными актёрами, и всё в нём ненастоящее. Даже трагедия заранее продумана и спланирована, и вы знаете на-перёд, чем всё закончится, и с нетерпением ждёте развязки. А вот настоящую трагедию, когда сердце надрывается от боли и душа терзается безысходностью, вам не покажут на открытой арене. Впрочем, если вы желаете стать свидете-лем настоящей трагедии, вам достаточно заглянуть перед самым началом спектакля в убор-ную матадоров. Там вы увидите Эмилио Сантуша, самого знаменитого фуркаду Португалии. В данный момент он готовится к преступлению. Да, вы не ослышались, к преступлению. Но об этом чуть позже. А сейчас несколько слов о нём. Эмилио ещё очень молод, он на удивление хорошо сложен и ему нет равных в его ре-месле. В свои юные годы он уже испробовал всё. И богатство, и славу, и любовь многих женщин. Но горечь разочарования ему не доводилось ещё вкушать. И вот сегодня он испил эту чашу сполна. Сегодня 13

он узнал, что его жена изменяет ему с его лучшим другом Мануэлем Фырейру. Они расписались совсем недавно. Она была простой девушкой. Эмилио полюбил её за красоту и непосредственность, полюбил всем сердцем, потому что она была не такая, как все, потому что она была самая лучшая и самая удивительная. Сегодня Эмилио узнал, что она обманывала его, чуть ли не с первого дня, и, что он нужен был ей только ради денег и славы. И всё вдруг перевернулось. Жизнь потеряла смысл и интерес. Серая паутина уныния омрачила его воспалённый рассудок. Лишь только сердце внутри надрывается от скорби и невыносимой боли и душа ревёт, как смертельно раненый бык. В уборной никого больше нет. Все давно уже у выхода на арену готовятся к торжест-венному шествию. Он остался один. В груди его полыхает пожар. Он мрачен, как ночь, и, кажется, нет предела его чёрной злобе и ненависти. Сегодня его опозорили на весь свет. Только кровью можно смыть этот позор. Ужас-ные мысли пульсируют в его воспалённом мозгу. Он готовит страшную и кровавую месть. Но вот подают сигнал к выходу. Он быстро встаёт и уходит. На арену он выйдет, как всегда, свежий и бодрый. Лишь небольшое волнение будет немного выдавать его. Но никто этого не заметит. Трибуны встретят его радостным рёвом и громом рукоплесканий. Твёрдой и уверенной походкой, слегка пританцовывая, он спокойно направится к утыканному пёстрыми бандерильями, разъярённому быку, так, словно перед ним не взрослый трёхлетний бык весом в шестьсот килограммов, способный растоптать его в одну секунду, а беспомощный младенец. Эмилио снова собран и сконцентрирован, и готов к решающему броску. Бык заметит Эмилио, повернёт в его сторону голову с огромными, как два меча, оде-тыми в кожаные чехлы рогами и, не спеша, вращая мутными от боли зрачками, роняя с губ кровавую пену, медленно направится к нему, незаметно переходя на бешеный галоп. И в этот момент, вместо того, чтобы спасать свою жизнь бегством, легко оттолкнувшись от зем-ли, Эмилио бросится навстречу быку. И, словно стальная пружина, в молниеносном прыжке на мгновенье повиснет в воздухе и стремительно обрушится прямо быку на голову, опус-тившись точно между рогами. Руки сами сожмутся в стальные тиски, обхватывая рога и го-лову. Сзади навалятся его товарищи фуркаду, тяжестью своих тел сдерживая напор обезумевшего от неожиданности быка. Ещё мгновение 14

и обессилевший бык, потеряв надежду сбросить фуркаду, тяжело дыша, словно вкопанный, остановится посреди арены. И в этот момент притихшие в напряжённом ожидании зрители взорвутся радостными овациями. Вот он, счастливый миг торжества и триумфа. В этот миг, чувствуя мощный энерге-тический импульс многих сотен людей, забываешь обо всём на свете и видишь лишь колы-шущиеся в свете прожекторов трибуны, и ощущаешь себя, выросшим на две головы в глазах зрителей и в своих собственных, и все проблемы, прежде мучившие и терзавшие, кажутся ничтожными и незначимыми. Улучив удобный момент, Эмилио спрыгнет с быка и, наслаждаясь плодами своего триумфа, победоносно подняв вверх руки, слегка ковыряя носком жёлтый вытоптанный пе-сок, с демонстративной улыбкой пройдёт вдоль трибун. К его ногам будут лететь букеты цветов и шёлковые платки с вышитыми вензелями влюблённых в него дам. Если б вы знали, как много это для него значит. Признание и слава стали его жизненной необходимостью. И, не дай Бог, ему утратить их. Лучше об этом и не думать. А после спектакля мрачные мысли снова овладеют им. Кулаки сожмутся в бессильной ярости, и он снова станет чернее ночи. Он знает, что его жена сейчас у Мануэля. И, если он хочет застать их с поличным, ему нужно спешить, не теряя ни минуты. Он снимет со стены антикварный корсиканский кинжал, подаренный ему в прошлом году президентом, сунет его в карман, сядет в свой серебристый «джип» и поедет к Мануэлю домой. В своё время Мануэль тоже участвовал в бое быков. Он был отличным кавалейру, но для того, чтобы стать самым лучшим, ему всегда чего-то не хватало. Поэтому он и завидовал Эмилио и не скрывал своей зависти, считая себя непревзойдённым наездником, достойным не меньшей славы и почёта и незаслуженно обойдённым. Из-за этого он и бросил турраду. Поэтому он и стал любовником жены Эмилио. Обида и возмущение окончательно помутят воспалённый рассудок Эмилио. Он с си-лой сожмёт руль и надавит на педаль акселератора, набирая всё большие обороты. Эмилио с наслаждением будет думать о том, как ворвётся к Мануэлю домой и заста-нет их там полуголыми. Как они будут придумывать что-то и городить всякую чепуху в своё оправдание. А потом на коленях будут молить о прощении. А он будет упиваться их слезами и низостью, и своей властью над ними. А потом достанет кинжал и

будет их резать, как сви-ней на бойне, как быков после туррады. Обезумев от боли, они будут метаться по дому, хва-таясь окровавленными руками за стены и шторы, в предсмертной агонии, ища спасения и не находя его нигде. И, наконец, стихнут и останутся лежать в луже крови с перекошенными от ужаса и предсмертных мук лицами. Эмилио станет не по себе. И он поймёт, что не сможет сделать это так бесчувственно и хладнокровно, как бы ему хотелось. Сколько раз он смотрел смерти в глаза и без страха бросал вызов судьбе. И всегда вы-ходил из борьбы победителем. Он был уверен в себе и считал себя способным на самый ре-шительный поступок. А теперь, когда пришло время совершить такой поступок, он струсил и никак не может пересилить себя. Страх ледяной волной пробежит по спине. Он взглотнёт пересохшим горлом. А, мо-жет, немного выпить для храбрости? Конечно же, как он раньше об этом не подумал. Он посмотрит на часы. У него есть ещё немного времени, и он успеет. Резко крутнув рулём, он свернёт в ближайший переулок и, петляя по узким извилистым улицам города, по-едет в русский ресторан к своей старой приятельнице Амалии. Когда-то у них был очень бурный роман. Он даже собирался сделать ей предложение. Но чувства перегорели так же быстро, как и зажглись, и они остались просто добрыми при-ятелями, блестящий фуркаду, чьё имя у каждого на языке, и первая красавица Лиссабона, пленявшая своей красотой и президентов, и монархов. Он войдёт в ресторан через чёрный ход, чтобы никто его не видел, и в укромном ка-бинете при свете оплывших свеч вдруг неожиданно для себя напьётся и тут же раскиснет, и никуда уже не поедет, и весь вечер в пьяном бреду будет плакаться Амалии на свою невер-ную жену и несчастную долю. А Амалия, женщина достаточно опытная в подобных вопросах, быстро смекнёт, в чём дело. Она будет по-матерински жалеть его и утешать, и давать дельные советы, и, между прочим, подливать вина, незаметно спаивая его. А, когда он вспомнит, что ему нужно ехать, будет уже совсем поздно. Амалия станет уговаривать его остаться, и он не сможет ей отка-зать. И они ещё долго будут сидеть в полумраке укромного кабинета, и будут пить до тех пор, пока у Эмилио не поплывет всё перед глазами. А утром он проснётся у Амалии дома, увидит рядом спящую Амалию и схватится за голову. Он 15

с трудом начнёт вспоминать события вчерашнего вечера и с горечью признает, что никогда не сможет совершить того, что задумал. Он возненавидит себя за слабость и ма-лодушие и сам себе станет противен. И ему будет стыдно, и захочется побыстрее сбежать оттуда. Он тихо соберётся, так, чтобы, ни дай Бог, не разбудить Амалию, сядет в свой серебристый «джип» и поедет на оке-ан. Целый день он будет бродить по пустынным песчаным пляжам с высокими скали-стыми мысами, выступающими далеко в океан, уютными бухтами и глубокими зияющими гротами. А вечером поедет к Амалии и попросится пожить у неё некоторое время. А потом будет громкий и скандальный бракоразводный процесс. Жена обвинит его в супружеской измене и суд, почему-то, будет на её стороне. И Эмилио будет готов на что угодно, лишь бы побыстрее всё закончилось и его оставили в покое. А ещё через два года, во время одного из выступлений, Эмилио случайно оступится, и бык раздробит ему тазобедренный сустав, повредив при этом сухожилие, и ему придётся бросить турраду. Он вынужден будет оставить свои дорогие апартаменты на площади Рыстарадорыш и перебраться в небольшую квартирку на окраине. Привыкшая к шикарной жизни Амалия уй-дёт от Эмилио к богатому судовладельцу и уедет с ним в Штаты. А Эмилио на сэкономлен-ные деньги откроет небольшую табачную лавку неподалёку от Кайш ду Содре и сам будет в ней торговать. И постепенно его имя забудется, и через пару лет никто уже не будет вспоми-нать о нём. И он смирится со своей судьбой, и будет жить тихой и спокойной жизнью. И иногда, тёплым июльским вечером, можно будет увидеть его прогуливающимся по проспекту Республики и издалека любующимся огнями Кампу Пыкену. Правда, за последнее время он сильно изменится и поэтому вряд ли кто сможет узнать его. Но всё это будет чуть позже. А пока до выхода на арену остаются считанные минуты и он сидит в уборной матадоров, и готовится к преступлению, готовится к страшной крова-вой мести, и даже не подозревает о том, что ему уготовано судьбой.

Юрий РОЗОВСКИЙ

Маяк в апельсиновой дольке, или невероятная поездка на Байкал Повесть Продолжение. Начало в №32 Глава 4

Тальцы

Солнце ещё не миновало зенит, когда путешественники вышли из монастырского храма во двор. Косые тени от деревьев «предательски» стремились на запад. Впрочем, совсем скоро они передумают и повернут на восток. Восток испокон веков был интереснее для русской Сибири. Ведь то, что для центральной части России являлось далёким западом, здесь было не так уж и далеко, только на востоке. И многие мужи российские стремились достичь американских земель, идя на восход солнца. У памятника одному из них, Григорию Ивановичу Шелихову, – создателю Русско–Американской торговой компании, – похороненному на монастырской территории, остановились наши герои. Запечатлевшись рядом с ним, через Святые ворота все пятеро пошли к ещё одному памятнику – великому исследователю и полководцу Александру Васильевичу Колчаку. Прямо от ворот к мемориалу вела дорога, выложенная красной плиткой. На высоком постаменте высилась статуя великого адмирала. У подножия были возложены венки.

– Странно, – сказал Юрка. – Почему красногвардеец и белый воин на постаменте изображены вместе, будто на страже Колчака стоят?

– Смерть равняет всех, – словно заранее услышав вопрос, тут же нашёлся отец Андрей. Сфотографировавшись у памятника герою, повернув лица к монастырю и перекрестившись с 16

поклоном, путники направились к автобусу. Перед выездом из города решили заглянуть на рынок. Время близилось к обеду, а животы, как казалось, к спинам. Необходимо было и о хлебе насущном подумать… Копченая скумбрия нырнула в пакет, ткнувшись жирным носом в его целлофановое дно, и замерла. Сграбастав широкой ладонью две толстые рыбины, отец Андрей сунул их в сумку, между двух белых хлебных батонов и, расплатившись, сжал её ручки. Вопрос с обедом был решён. Батюшка думал о дальнейшем маршруте. В Листвянку лучше приехать ближе к вечеру, перед последним паромом. Если не получится остановиться на ночлег у отца Анатолия, сразу и переправиться на левый берег. А там, на горе и дом, недалеко от строящегося храма. С отцом Анатолием – основателем храма, где служил отец Андрей, – они были давние знакомцы. Службу, после семинарии, у него начинал. А потом и настоятельство перенял. Душевным человеком и истинным слугой божьим был тот. И храм выстроил от фундамента до маковки, и прихожан воедино собрал да приветил. До сих пор вспоминают его тёплым словом, да молитвой. Ныне отец Анатолий в центральной России служит, а на Байкал почти ежегодно приезжает, и почитай всегда гостей принимает в своём доме. И пристройку сделал, чтобы друзей привечать. А и не было хозяина дома, двери для гостей не закрывались. «А что, если в Тальцы заехать попутно?», – подумал отец Андрей, и стал выглядывать Сергея,

которого вскоре и заметил совсем недалеко.

– Серёжа, – окликнул батюшка водителя, искавшего его глазами в толпе. Тот радостно вскинул руку и пошёл навстречу. Он нёс раздувшийся большой чёрный пакет.

– Вот батюшка, – подойдя вплотную, и разводя чёрные целлофановые ручки, радостно отчитался он, – спелые какие! Аж светятся. Из пакета, радуя глаз сочными жёлтыми окружностями, выпирали две дыни. Вскоре вся эта красота вместе со священником и Сергеем уже влезала в автобус.

–Хорошие мои, – обратился батюшка к спутникам, – предлагаю посетить архитектурноэтнографический музей «Тальцы». Тут совсем недалеко, на слиянии реки Тальцинки и Ангары. Там можно увидеть строения деревянного зодчества наших сибирских предков. При строительстве Усть-Илимской ГЭС «наверху» приняли решение о спасении некоторых старинных деревянных строений. С этой целью и создали в Тальцинском урочище музей. Там есть на что посмотреть.

– Поедем, конечно, – с радостью согласились все… К «Тальцам» подъехали часа в два. Солнце перевалило зенит, но всё ещё было на высоте. Припарковавшись у входа на территорию музея, Сергей-водитель заглушил двигатель и, обойдя автобус, выгрузил инвалидную коляску. Открыв переднюю дверь, взял на руки центнер поэзии и, поднатужившись, перенёс его на персональное средство передвижения.

– Искусство, на руки беря, ты жизнь свою живёшь не зря, – успокоил Юрка, то ли его, то ли себя.

– А, то! – ответил Сергей, и повёз коляску. Остальные вышагивали уже впереди. Спустившись по наклонной дороге, друзья попали в сказку! Впереди, насколько хватало взора, высились деревянные постройки. Бревенчатые избы волостного села справа, частокол Илимского острога слева, Казанская часовня впереди, будто переносили пришедших на века назад. И это было лишь фасадом музея. Экскурсия началась. Спустившись в волостное село, зашли в крестьянское подворье. В глаза сразу бросилось деревянное разноцветье. Доски, которыми был застелен двор, выгорели под солнцем и, вычищенные заботливыми руками хозяйки, встречали гостей белизной, с лёгким оттенком серости. Ограда и крыльцо переливались чёрным, тёмно-коричневым, светло-коричневым и яркожёлтым. Брёвна самой избы были бурыми, а тёс крыши – просто серым. Вокруг не было ни души, а в углу двора стоял стол.

17

– А не вкусить ли нам даров божьих, – вдруг предложил батюшка, – прямо здесь? Кажется, мы никому тут не помешаем.

– Да и нам перекусить не мешает, – поддержал поэт. Все направились к большому столу. Вдруг ворота затряслись!

– Эй! Кто есть живой, отворяй ворота! – забасили с улицы. И тут, прямо из избы, выскочили две бабы в нарядных сарафанах, подбежали к воротам и затараторили: – Это кто там стучит, аж калитка трещит? А ну, люди добрые, мимо проходите, потому, как мы-то вас и не знаем. А ждём мы молодого князя да со княгинюшкой, да со всем честным поездом. А вас мы не знаем. Из-за ворот ответили: – Эх, сватья, сватья! Да видать ты с недосыпу, или с перепугу чего перепутала. Это ж мы и есть, свадебный поезд. Отворяй ворота! Одна из баб подсказала: – А ты слово скажи заветное, может тогда и открою. И снова в ответ забасили: – Извиняйте, запамятовал. Это я – дружка, лёгкая ножка. Одну ножку поставил на порог, другую еле переволок. Ножкой топнул, дверью хлопнул, половицы гнутся, хозяева к печке жмутся. А я не один. А со мной ещё молодой князь да со княгинею. А молодой князь кланяться велел… Ещё не дослушав до конца ответну речь, бабы распахнули ворота, в которые дружною гурьбою, вслед за дружкой, вошли молодые и приглашённые. Погутарив во дворе, свадебный поезд, вместе с оператором и кинокамерой, вошли в дом. Друзей, стоявших в углу двора, никто и не видел, или притворились, что не видели. На всякий случай они поспешили покинуть подворье.

– Свадьба скоморошья, – сердито сказал художник, – откуда тут взялась? И перекусить не вышло.

– А мне понравилось, – улыбнулась Лида.

– Ещё бы, – поддержал её Юрка, – сами недавно из-за свадебного стола вышли.

– Не надо про стол, – попросил Сергейводитель.

– Ничего, – успокоил всех батюшка. – Пройдём дальше. И музей осмотрим, и место для вкушения найдём. Так и сделали. Поднявшись наверх из волостного села, подошли к частоколу Илимского острога. Хоть день был и будним, посетители присутствовали. Туристы и отпускники медленно прогуливались между деревянными постройками.

Несколько человек стояли у ворот Спасской башни. Наши герои заходить в острог не стали, но сфотографировались на его фоне. Пройдя Казанскую часовню и церковно-приходскую школу, они попали в деревню-малодворку. Напротив неё располагался магазинчик сувениров и торговые навесы, под которыми местные мастера продавали изделия рук своих. И чего тут только не было! И разная деревянная посуда, и матрёшки красоты неописуемой, в нарядах цветастых, позолотою каймленных. Меж ложек деревянных– бусики из каменьев полудрагоценных, да жемчугов речных. А рядом туеса, бутыли берестяные, узорами дивными резаны, руками мастеровыми люблены. Браслеты, фигурки, серьги да броши для девичьей ноши. Сергей-водитель с Юркой быстрее других прошли вдоль торговых рядов, осмотрев всю эту красоту, и остановились у последнего прилавка, ожидая остальных. Юрка, уже не из любопытства, а скорее по привычке, начал разглядывать последние товары. И вдруг задержал взгляд на необыкновенном туеске. Это был термос – круглый, берестяной, с плотно подогнанной крышкой. Береста была изрезана искусным орнаментом. Но не это привлекло Юркино внимание. На крышке туеска красовалась надпись «Туесок супружеский». А сбоку выведено: Туесок - термосок. И в жару и в стужу, И жене, и мужу, Очень даже нужен. Ну и как можно было не купить такую прелесть? Тем более в свадебном путешествии. Да и цена была вполне скромная.

– Тысяча, – ответила сухонькая продавщица неопределённого возраста на Юркин вопрос о стоимости туеска.

– Берите. Не пожалеете. В нём и в жару вода не слетится и щи в зиму не остынут. И молодке вашей подарочек по душе будет. Берите, берите!

– Лида, – окликнул поэт свою музу.

– Лида, дай, пожалуйста, тысячу. Я тут такую вещицу присмотрел, – обнял он подошедшую жену, указывая на туесок.

– Юра! Прости, я сумочку с кошельком в автобусе забыла, – смутилась Лида.

– Прости растяпу! – и, рассмотрев туесок, добавила. – Я сейчас за сумочкой вернусь.

– Что вы, что вы? – вдруг заволновалась продавщица – Мне уже совсем некогда. Мне спешить надо. Меня ждут. Она стала собирать товар в большой рюкзак.

– Жаль! – расстроился Юрка.

– А вы так забирайте, – протянула она туесок.

18

– Вы, я думаю, совсем недавно венчались. Берите! Это мой вам подарок. А мне некогда. Да и вам поспешать надо! Вы такая красивая пара!

– Спасибо большое! – растроганно прошептал поэт, принимая из рук женщины подарок… Спустившись от торговых рядов, друзьяпутешественники попали в деревню-малодворку. Около деревянного забора стояла лошадь, запряжённая в телегу. Рядом был привязан мерин под седлом. Но это было естественно для русской деревни. А вот белый двугорбый верблюд, или бактриан, смотрелся здесь как-то странно. Он, наверное, и сам это понимал. И поэтому лежал неподвижно в тени избы. Лида стала его фотографировать, а Юрка попытался влезть в кадр. Такой наглости бактриан не стерпел и, проревев что-то, хотел уже проучить невежу, но вдруг замер.

– Стоять, Васька! – раздался женский голос. К верблюду подбежала щедрая продавщица, с рюкзаком за спиной, и взгромоздилась между двух горбов. Тот сразу прижал уши и встал.

– Некогда нам, Васенька, – сказала ласково женщина. – Пошли домой. Васька послушно пошёл к выходу из музея. Продавщица обернулась и крикнула друзьям: – Вы бы тоже поторопились! Нельзя опаздывать! Сверкнув глазами, она отвернулась и стала удаляться.

– Чего это она? – удивились все, и пошли дальше. А вскоре увидели странный двухэтажный дом с надписью «Охрана». Первый этаж был срублен из свежих брёвен, а на них поставили избу старую, потемневшую от пережитых лет. Из дверей как раз вышел охранник, в форменной одежде.

– Будьте добры! – окликнул его батюшка. – Подскажите нам, где здесь перекусить можно?

– Гостиный двор у нас сегодня выходной, кухня посему тоже не работает, – ответил охранник.

– Да нет, у нас своё. Присесть бы где? – объяснил отец Андрей.

– А. Там, – махнул рукой тот в сторону Ангары – найдёте, где присесть. Пройдя бурятский деревянный улус, путешественники, действительно, наткнулись на небольшой стол под навесом, прикорнувший у русской печи, стоящей под открытым небом. Сначала полакомились копченой скумбрией, жирной и мягкой. Утерев лицо и руки, принялись за дыни. Солнце опустилось на стол и, сладкими светящимися дольками, ласкало взгляд. Сок, стекая с губ и пальцев, капал на траву. Дольки

на глазах исчезали. Но солнышко, по-прежнему ярко светило в небе. И, насытившись, друзья, блаженно глядели на него, на блестевшую в его лучах Ангару, на деревянную красоту древнего зодчества, на Тальцы! Глава 5

Листвянка

– Серёга, – обернулся поэт к художнику, – глядика, памятник тебе поставили, – и кивнул в сторону памятного камня, белеющего на крутом берегу у истока Ангары.

– Чудак ты, боцман! И шутки у тебя чудацкие, – словами из анекдота ответил тот.

– Это Вампилову памятник. Он недалеко отсюда утонул.

– Памятник-то Александру Валентиновичу, знаю. А ты на портрет посмотри, – настаивал Юрка на своём, а затем попросил отца Андрея, – Батюшка, давайте к великому нашему землякудраматургу заедем. Автобус притормозил. Даже не выходя из него, можно было прекрасно разглядеть и красивый камень белого мрамора, и портрет писателя. Сергей всё-таки вышел, прошёл в оградку и сел на лавку, стоящую прямо напротив изображения Вампилова. И с портрета на памятнике тот глядел на художника. Поразительное сходство создавало эффект отражения. Сергей будто в зеркало смотрел. Это портретное сходство признали и остальные, подошедшие к памятнику. А поэт довольно ухмылялся в автобусе.

– Ну что лыбу давишь? Ты не первый, кто это подметил. Да я и сам это знаю, – ехидно бросил художник Юрке, усаживаясь в автобус.

– Подумаешь, похож! Ты вон тоже на Черчилля похож. Так что, у тебя по всему миру памятники?

– Я, когда в коляске, ещё и на Рузвельта смахиваю, – нашёлся Юрка.

– Да и вообще, все мы, человеки, похожи друг на друга, как вот эти лиственницы вокруг нас. А вокруг, и правда, высокими стражами стояли знаменитые сибирские лиственницы. В их честь и назвали посёлок, в который въезжали друзья.

– Вот мы и в Листвянке, – проговорил батюшка.

– Давай, Серёжа, – обратился он к водителю, – к отцу Анатолию. Дорога спустилась к Байкалу. От озера, искрящегося справа, под лучами опускающегося солнца её отделял лишь пешеходный тротуар, поддерживаемый вцепившимися в узкие кусочки берега фонарными столбами. По тротуару не спеша прогуливались туристы разных национальностей 19

и конфессий. Если кто и спешил, то наверняка был местным, либо торговцем, либо работником сервиса, созданного для тех же туристов. Слева от дороги, буквально у подножия горы, ютились дома разных размеров и расцветок.

– Красота, какая! – восхитилась Лида архитектуре розового замка, расположившегося прямо на въезде в посёлок. Да, именно замок увиделся ей. Невысокая «крепостная стена» светло-розового цвета окружала несколько башенок с флигелями и мансардами под острыми крышами, покрытыми красной черепицей.

– Вот бы пожить здесь, – вслух помечтала она.

– Пожить неплохо, но, думаю, дорого, – заметил батюшка.

– Впрочем, здесь сейчас везде дорого. Туристический центр! Одна надежда – на батюшку Анатолия. Проехав ещё некоторое расстояние, автобус притормозил у бревенчатого дома, своими задними постройками влезающего на гору. Юрка сразу вспомнил его. Пять лет уже прошло, а как будто вчера они с батюшкой сидели во дворе под навесом и слушали гусляра. Андрей Байкалец был в ударе, и игрой своей рвал души. Он дарил себя им без остатка, будто прощаясь. Струны и пели, и плакали под его пальцами, и порой вскрикивали, словно от боли. Вспомнилось и о прогулке на теплоходе по Байкалу, и как, пытаясь разогнать коляску на подъём, батюшка угодил её передним колесом в рытвину. Благо Юрке не впервой было экстремально катапультироваться, и он только улыбался, опираясь о землю. А ночью, в полоске света на потолке, поэт видел вереницу огромных клопов, ползущих у него прямо над головой. Хорошо, Виктор, смотрящий за домом в отсутствие отца Анатолия, объяснил, что это божьи коровки. Воспоминания мгновением пронеслись в голове. Батюшка зашёл во двор и узнал, что отец Анатолий сейчас отсутствует по делам, и будет только к вечеру. Выйдя обратно, он сказал об этом друзьям, и предложил пока прокатиться по Листвянке и заехать на рынок сувениров и рыбы.

– Может, за лавашом попутно заскочим, – предложил Сергей-водитель, – тут недалеко. Семья одна, то ли армяне, то ли грузины, дома лаваш пекут. Очень вкусно… Пять горячих лепёшек с хрустящими коричневыми пузырями перекочевали через забор, из рук Армена, сына хозяйки, прямо в ладони Сергея. Перекладывая обжигающую стопку из руки в руку, он подошёл к автобусу. Один лаваш немедленно был разломан и съеден.

– А давайте заедем в картинную галерею,

м-м, – пережёвывая хлеб, сказал художник, – Пламеневского Володи. М-м. Он сам неплохой художник и поэт. Там картины, посвящённые Байкалу и изделия народного творчества. У него, в галерее, любому художнику всегда приют найдётся. Я и сам, было дело, останавливался. Вся Листвянка тянется вдоль озера Байкал, километров пять. Но галерея расположилась в небольшой котловине, врезавшейся в гору. В это урочище вела грунтовая дорога, стиснутая с обеих сторон всевозможными домиками и домами. Подавляющее большинство из них, судя по модерновой архитектуре, подогнанной к современным веяниям, появились совсем недавно. Скорее всего, многие из них создавались на потребу туризму, процветающему здесь. Метров через пятьсот езды по колдобинам грунтовки автобус с пассажирами припал на передние колёса и остановился…

– Не хотишь ли водицы, девица? Мира подняла глаза и увидела у колодца, что притулился к тротуару, улыбающегося мужчину, протягивающего ей деревянную кружку. Её вовсе не мучила жажда. Но увидев в кружке колодезную воду, она на расстоянии почувствовала приятную ломоту в зубах и обжигающую рот студёность. Поэт с женой остались в автобусе, а папа с батюшкой и водителем опередили её, и уже подходили к галерее. Мирослава задержалась, спускаясь по крутым ступеням. Девушка с благодарностью взяла кружку и посмотрела на мужчину. Тёмнорусые густые волосы его заметно тронула седина. Да и окладистая короткая бородка была наполовину седой. На первый взгляд было ему около шестидесяти. Но ярко-красная косоворотка и добрые глаза скрадывали года. Колодец, у которого он стоял, был замечательным. Столбы, державшие колодезный ворот и навес, украшались резаной спиралью. Тесовая стреха так же венчалась резьбой.

– Спасибо, – сказала Мира, пригубив из кружки.

– Да за что? Воды в колодце хватает, – улыбнулся мужчина ещё шире, и глаза его, по-доброму, заискрились.

– Я гляжу, туристы подъехали. Может издали, устали? Если остановиться хотите? Так у нас лучше всего. И искусство рядом и уютно. И недорого совсем. Ну, как?

– Да я не знаю, – смутилась почему-то Мирослава. – Мне вечером в Иркутск возвращаться нужно. А остальным есть, где переночевать.

– А завтра? – почему-то напрягся добряк.

– А завтра? – удивилась девушка. – Завтра они на тот берег собирались, в Порт Байкал.

20

– А! Вот значит как! – снова расслабился мужчина. – Счастливого вам пути. Не смею задерживать. Мужчина взял кружку из рук Миры и очаровательно улыбнулся, сверкнув глазами. Девушка быстрым шагом направилась к своим спутникам. Те уже находились около строения, состоящего из нескольких деревянных шалашей. Островерхие крыши под красной черепицей выглядели довольно симпатично.

– Закрыто. Нет никого, – сказал художник подошедшей дочери.

– А ты где задержалась? Мира проговорила задумчиво: – Меня у колодца какой-то мужчина водой колодезной угостил.

– У какого колодца, какой мужчина? Зачем здесь колодец, здесь водопровод? Ну ладно, пошли обратно. Видно, сегодня не судьба в галерею попасть.

– Кстати! Не тот ли это колодец, – указал он на резной сруб, – из которого тебя водой угостили?

– Тот, – подтвердила Мирослава.

– Так это же выставочный экспонат, – подошёл отец к колодезному срубу, поставленному на кирпичи, лежащие прямо на траве.

– Хотя вода тут, как оказывается, в наличии, – открывая крышку бака с водой, стоящего непосредственно в срубе, добавил он. Все улыбнулись и пошли к автобусу.

– А теперь на рынок сувениров и рыбы. Надеюсь, там не закрыто, как здесь, – определил отец Андрей дальнейшие действия.

– Ну, кто знал, что хозяин в отъезде, – начал оправдываться художник, хотя никто его ни в чём не винил.

– Кстати, дочь бы надо на остановку отвезти. Ей в Иркутске надо быть до одиннадцати – хозяйка строгая.

– Не волнуйтесь, – успокоил батюшка Сергея с Мирославой, – всё будет хорошо. Сейчас на рынок, и сразу на остановку Миру добросим.

– Поехали, – тронул он водителя за плечо… У главной пристани Листвянки – скопления катеров и людей. Так здесь было не всегда. Но с тех пор, как посёлок у Байкала стал туристической Меккой, как грибы после дождя стали расти гостиницы и отели, и даже в частных домах ждали иностранных инвесторов, вырос и рынок. Как известно, спрос рождает предложение. Вот и встали между пристанью и гостиницей «Маяк» ряды всевозможных сувенирных товаров, а за ними, просвечиваемый солнцем, на верёвочкахшпагатах, висел омуль холодного копчения. Тут же продавали его же, но уже копчения горячего.

Везде, где было хоть чуть-чуть места для парковки, грели свои полированные бока под вечерним солнцем престижные и не очень иномарки. Белый микроавтобус всё-таки нашёл немного свободного места и втиснулся совсем недалеко от прилавков с сувенирами. Выгрузившись из него, путешественники оказались на территории рынка. И разбрелись кто куда. Лида толкала перед собой Юркину коляску. Он то и дело приподнимался, рассматривая выставленные товары. Сувенирные изделия и впрямь были интересными, но и неоправданно дорогими. Впрочем раз люди покупали, значит считали что это того стоит. Купили и Лида с Юркой несколько безделушек, в подарок родственникам и пару магнитиков на холодильник, с изображением Байкала, для себя. А батюшка, с двумя Сергеями и Мирославой, чуть дальше присматривались к товарам народного прибайкальского творчества.

– Серёжа, – вдруг обратился он к художнику, – погляди, как на тебя все продавцы смотрят. Действительно, торговцы, мимо которых они только что прошли, начинали шушукаться между собой и кидать любопытные взгляды вслед им.

– Почему это на меня? Может, они на вас, батюшка, заглядываются, на рясу вашу. Не каждый день священники по рынку гуляют, – сообразил художник.

– Ладно, ладно – согласился отец Андрей, – пусть смотрят. А я тебе тут кое-что и сам присмотрел. Гляди, какая замечательная тюбетейка! Ты же у нас татарин, тебе подойдёт. Давай я тебе её подарю. Батюшка попросил тюбетейку у продавщицы, и стал примерять её на кучерявую голову Сергея. А тот всячески старался избежать этого.

– Не надо, батюшка, – мотал он головой. – Я в детстве уже наносился тюбетеек. В школе надо мной смеялись, а то и поколачивали. Да и не к лицу она мне.

– А по мне, очень даже к лицу, – не соглашался отец Андрей. – Впрочем, хозяин – барин. Он вернул тюбетейку продавщице. А та, глядя на Сергея, вдруг спросила: – Извините! Вам Вампилов не родственник? Больно уж вы похожи.

– Даже не однофамилец, – ответил художник, и пошёл дальше. Батюшка задержался у прилавка и произнёс, неизвестно к кому обращаясь: – И чего родства стесняться? Людей не обманешь. Да и зачем? И пошёл следом за вампиловским «родственником». А женщина схватила с прилавка симпатичную игрушечную нерпу, и бегом догнала загадочного покупателя.

21

– Возьмите, пожалуйста, – протянула она нерпу художнику, – на память. Вы всё-таки так удивительно похожи! Сергей улыбнулся. Он хотел что-то сказать, но получилось сказать только «спасибо». А батюшка уже примерял на Миру тапочки с загнутыми носами и этническим узором. Удовлетворённо хмыкнув, он купил их и подарил девушке. Не Сергею, так доченьке его, подумал отец Андрей… Подъехав к остановке, все вместе вышли провожать Мирославу.

– Это тебе, папа, – протянула она отцу иконку Святого Луки. – Лука – покровитель всех художников. Сергей прижал голову дочери к груди: – Спасибо, родная! Дай Бог тебе счастья! Он смотрел вслед уезжающей маршрутке, пока та не скрылась из виду. Когда друзья снова подъехали к дому отца Анатолия, сумерки стали сгущаться. Хозяин был уже дома, и радушно встретил гостей. Благословив всех приехавших, он стал определять их на ночлег, так как время было уже позднее. Сергей-водитель, взвалив «весомую» поэзию себе на спину, поднялся по металлической лестнице на второй этаж. Там находилась гостевая комната, со всеми полагающимися удобствами – санузлом и душем. Уже стемнело, и в помещении было зябко. Но включив две тепловые пушки, довольно скоро добились приемлемого теплового баланса. Вскоре дочь отца Анатолия принесла гостям ужин и свежее постельное бельё. Пожелав всем спокойной ночи, она ушла. Поужинав, решили отходить ко сну. Выбрав себе койки и приняв душ, начали устраиваться. Художник снова пожелал спать один и пошёл в автобус. Застегнув спальный мешок, он прикрыл глаза и стал вспоминать прошедший день. Батюшка уронил голову на руку и крепко спал. Серёгаводитель видел во сне свою ребятню и, наверное, поэтому улыбался. И только молодожёны ещё не спали. Вернее Юрка притворялся спящим, из-под прищуренных глаз наблюдая за Лидой. А когда она стала вытаскивать из сумочки свою косметику, сказал ехидно: – Положи на место. И оба прыснули от смеха. (Продолжение следует)

Николай ЕРЁМИН г. Красноярск

Старочеркасский собор. Худ. Пётр Михейчик. Гуаш. 1982 г.

22

Сергей МАСЛАКОВ г. Иркутск

Оля. Худ. Сергей Белоусов.

23

Лунное сияние Триптих. Худ. Олеся Кищенко 24