Девид Харрис Письмо забытого еврея 4 марта 2003 года Я — забытый еврей. Мои корни уходят в прошлое почти на 2600 лет, мои предки внесли заметный вклад в мировую цивилизацию, мое присутствие ощущалось на всем пространстве от Северной Африки до Плодородного Полумесяца*, но сегодня я едва существую. Видите ли, я еврей из арабского мира. Хотя нет, это не совсем так. Я попал в семантическую ловушку. Почти в каждой стране, где я жил, я появился до арабского вторжения. К примеру, когда арабские завоеватели захватили Северную Африку, я уже находился там свыше шести столетий. Сегодня вы не сможете найти и следа от меня в большей части этого обширного региона. Попытайтесь отыскать меня в Ираке, стране, где очень скоро, вероятно, будет масса иностранных приезжих. Помните изгнание из древней Иудеи и вавилонское пленение, последовавшее за разрушением Первого Храма в 586 году до нашей эры? Помните активную еврейскую общину, возникшую здесь и создавшую Вавилонский Талмуд? Знаете ли вы, что в девятом столетии, во время правления мусульман, нас, евреев, живших в Ираке, заставляли носить желтую отличительную нашивку на нашей одежде — предшественницу печально знаменитого нацистского желтого знака? Или что в одиннадцатом и четырнадцатом столетиях нас облагали непосильными налогами, разрушали наши синагоги и подвергали жестоким репрессиям? И я удивлюсь, если вы когда-либо слышали о Фархуде — нарушении законности и порядка в июне 1941 года в Багдаде. Специалист Американского еврейского комитета Джордж Груэн сообщал следующее: «В припадке неуправляемого насилия от 170 до 180 евреев были убиты, более 900 — ранены, и 14500 евреев понесли материальный ущерб, их магазины и дома были разграблены или разрушены. Хотя правительство в конце концов восстановило порядок <…> евреев вытеснили с государственных постов, ограничили их доступ в учебные заведения, некоторые из них были подвергнуты заключению, огромным штрафам или конфискации имущества по самым нелепым обвинениям в связях с коммунизмом или сионизмом. Оба эти движения были запрещены и часто уравнивались в статусе. В Ираке факт простого получения письма от еврея из Палестины (до 1948 года. — Прим. авт.) был достаточным основанием для того, чтобы повлечь за собой арест и лишение собственности». В 1948 году нас, евреев, было 148 000, и мы играли жизненно важную роль практически в каждой сфере жизни иракского общества. Для иллюстрации приведем пример из Encyclopedia Judaica, которая так писала об иракском еврействе: «В ХХ столетии еврейские интеллектуалы, писатели и поэты внесли значительный вклад в развитие арабского языка и литературы своими книгами и многочисленными эссе». В 1950 году иракские евреи подверглись лишению гражданства, захвату имущества и, что наиболее чудовищно, публичным казням. Годом раньше иракский премьер-министр Нури Саид рассказал британскому послу в Аммане о плане изгнания всей еврейской общины на берег реки Иордан. Позднее посол подробно рассказал об этом эпизоде в своих воспоминаниях (From the Wings: Amman Memoirs, 1947— 1951). Можно назвать чудом то, что в 1951 году, благодаря неоценимой помощи Израиля, около 100 000 евреев выбрались из страны, ничего не взяв с собой, кроме одежды, которая была на них. Израиль назвал это освобождение Операцией Эзра и Нехемия. Те из нас, кто остался, жили в постоянном страхе — страхе перед насилием и новыми публичными казнями, такими как те, которые случились 27 января 1969 года, когда девять евреев были повешены в центре Багдада по сфабрикованным обвинениям, в то время как сотни тысяч иракцев неистово приветствовали экзекуции. Остальные евреи, в том числе и мои друзья, тем или иным способом бежали и нашли убежище в Иране, где в то время правил шах. Теперь в стране нет евреев и не о чем говорить, не осталось ни памятников, ни музеев, ни других напоминаний о нашем присутствии на иракской земле в течение двадцати шести столетий. Разве учебники, по которым в иракских школах учат детей, упоминают о нашем былом присутствии, о нашем позитивном вкладе в эволюцию иракского общества и культуры? Ни в коей мере. Две тысячи шестьсот лет стерты, уничтожены, как будто их никогда и не было. Можете ли вы поставить себя на мое место и почувствовать эту мучительную боль от потерь и забвения? Я забытый еврей. Согласно еврейскому историку первого столетия Иосифу Флавию, египетский правитель Птолемеей Лагос (323–281 до н.э.) впервые привел нас туда, где теперь находится современная Ливия. Мои праотцы и праматери в течение двух тысячелетий постоянно жили на этой земле, наша численность поддерживалась за счет берберов, обращавшихся в иудаизм, испанских и португальских евреев, бежавших от инквизиции, и итальянских евреев, пересекавших Средиземное море. Я столкнулся лицом к лицу с антиеврейскими законами итальянских оккупантов-фашистов. В 1942 году я перенес заключение 2600 евреев в лагере оси гитлеровской коалиции. В том же году я пережил депортацию 200 братских евреев в Италию. Во время войны я преодолел тяготы принудительного труда в Ливии. Я был свидетелем бесчинств мусульман в 1945 и 1948 годах, в результате которых погибло 15 ливийских евреев, сотни были ранены и тысячи остались без крова.
В нерешительности я наблюдал за тем, как в 1951 году Ливия стала независимой страной. Я задавал себе вопрос, что может случиться с шестью тысячами евреев, остатками некогда процветавшей тридцатидевятитысячной общины, которые все еще оставались жить здесь после бесчинств, вынудивших многих собрать вещи и покинуть страну; большинство из них отправились тогда в только что созданное государство Израиль. Хорошие новости состояли в том, что в недавно созданном ливийском государстве права меньшинств были защищены конституцией. На протяжении десяти лет независимости моей страны я не мог голосовать, работать в правительственных учреждениях, служить в армии, иметь паспорт, приобретать новую собственность, быть основным владельцем собственности в любом новом бизнесе или участвовать в управлении нашей общиной. К июню 1967 года жребий был брошен. Те из нас, кто остался, вопреки всему надеясь, что положение в стране, к которой мы были так глубоко привязаны и которая иногда была к нам благосклонна, изменится, вынуждены были бежать. Шестидневная война создала взрывоопасную ситуацию на улицах. Восемнадцать евреев были убиты, дома и магазины, принадлежащие евреям, сожжены дотла. Я и 4000 других евреев бежали, как могли, у большинства был лишь чемодан и сумма, эквивалентная нескольким долларам. Мне больше не позволили вернуться. Мне не возвратили имущество, которое я оставил в Ливии, несмотря на обещания ее правительства. На самом деле все было разграблено — дома, мебель, магазины, общинные учреждения и так далее. Хуже того, я никогда не мог навестить могилы моих близких. Это ранит особенно глубоко. Мне было сказано, что во время правления полковника Каддафи, захватившего власть в 1969 году, еврейские кладбища были срыты бульдозерами, а надгробные плиты использованы при строительстве дорог. Я забытый еврей. Все пережитое — плохое и хорошее — живет в моей памяти, и я делаю все возможное, чтобы передать его моим детям и внукам, но как много они смогут усвоить? Что они смогут понять, если культура напоминает реликт далекого прошлого, становящегося все более отдаленным и неосязаемым? Правда, были написаны две или три книги и столько же статей о моей истории, но, будем смотреть правде в глаза, бестселлерами их не назовешь. В любом случае, смогут ли эти книги соперничать с постоянными усилиями ливийских лидеров уничтожить любой след моего двухтысячелетнего присутствия? Могут ли эти книги состязаться с миром, фактически не обратившим никакого внимания на мое исчезновение? Взгляните на содержание газеты «Нью-Йорк Таймс» за 1967 год, и вы увидите сами, как всем известная газета освещала трагическую кончину древней общины. Я могу избавить вас от поисков: это всего лишь несколько жалких строчек, где умещается вся история. Я забытый еврей. Я один из сотен тысяч евреев, некогда живших в таких странах, как Ирак и Ливия. Достаточно сказать, что в 1948 году нас было около 900 000. Сегодня нас меньше пяти тысяч, и живем мы в основном в двух умеренно настроенных странах — Марокко и Тунисе. Когда-то мы были активными общинами в Адене, Египте, Ливане, Сирии, Йемене и других странах, наши корни уходят вглубь на 2000 лет и больше. Сегодня нас почти не осталось. Почему никто не говорит о нас и нашей истории? Почему мир упорно и назойливо твердит о палестинских беженцах, появившихся после войн 1948 и 1967 годов на Ближнем Востоке, которые, и это немаловажно, бежали от военных действий, развязанных их же арабскими собратьями, но полностью игнорирует факт существования еврейских беженцев этого же периода? Почему в мире создалось впечатление, что есть только одна группа беженцев от арабо-израильского конфликта, или, точнее, арабского конфликта с Израилем, тогда как на самом деле таких групп две, и количество наших беженцев порой превышало количество беженцев палестинских? Я провел много бессонных ночей, пытаясь понять причины этой несправедливости. Должен ли я винить себя? Возможно, мы, евреи из арабских стран, отнеслись к нашей судьбе слишком пассивно. Может быть, мы упустили возможность рассказать нашу историю. Обратите внимание на евреев в Европе. Чтобы поведать о себе, они писали статьи, книги, стихи, играли в спектаклях и фильмах, рисовали картины. Они изображали периоды радости и периоды трагедии и делали это так, что смогли захватить воображение многих неевреев. Возможно, я чувствовал себя слишком обреченным, слишком поддавался неврозу и страхам, слишком сомневался в своих художественных и литературных способностях. Но это не может быть единственной причиной моего непрошеного статуса забытого еврея. Дело не в том, что я не пробовал поднимать хоть какой-то шум, я пытался. Я организовывал собрания и писал петиции, делал выставки, обращался в Организацию Объединенных Наций и встречался с официальными лицами правительств почти всех стран Запада. Так или иначе, все эти усилия не давали желаемых результатов. Нет, все остаются крайне любезными. Но правда состоит в том, что слишком часто эту информацию пропускают мимо ушей.
Знаете ли вы этот акроним — MEGO? Он означает «My eyes glazed over» (мои глаза остекленели). Именно такое впечатление создается у меня, когда я пытаюсь коснуться темы евреев из арабских стран в разговорах с дипломатами, официальными лицами и журналистами — их глаза стекленеют*. Нет, я не должен винить себя, хотя всегда мог бы делать больше во имя истории и справедливости. Есть на самом деле намного более важный фактор, объясняющий ситуацию. Мы, евреи из арабского мира, подняли осколки наших разбитых жизней после поспешного отъезда — прочь от угроз, насилия и дискриминации — и пошли дальше. Большинство из нас поехали в Израиль, где нас радушно приняли. Последующие годы не всегда были легкими: мы начали с нуля и должны были пробивать себе путь наверх. У нас был разный уровень образования и почти никакого имущества. Но нечто большее поддерживало нас в трудном процессе адаптации и привыкания к новой культуре: наше безмерное еврейское самоуважение, наша глубокая вера, дорогие нашему сердцу раввины и обычаи, и преданность делу выживания и благосостояния Израиля. Некоторые из нас — третья или четвертая часть от общего числа — предпочли уехать в другие страны. Евреи из франкоязычных арабских стран тяготели к Франции и Квебеку. Евреи из Ливии создали общины в Риме и Милане. Египетские и ливанские евреи рассеялись по Европе и Северной Америке, некоторые осели в Бразилии. Сирийские евреи переселились в Соединенные Штаты, в большинстве случаев в Нью-Йорк, а также в города Мексики и Панамы. Где бы мы ни оказались, мы энергично брались за дело и строили новую жизнь. Мы учили местный язык, если не знали его достаточно хорошо, находили работу, отправляли наших детей в школу и как могли быстро строили наши собственные храмы, чтобы сохранить обряды и ритуалы, присущие нашей традиции. Хвалить себя не принято, но я думаю, что мы добивались больших успехов везде, где бы ни оказались. Я никогда не недооценивал трудности и не смотрел свысока на тех, кто из-за возраста, плохого здоровья или бедности не мог справиться с ними, но в общем и целом в короткое время мы сделали гигантские шаги, как в Израиле, так и повсюду, где бы мы ни находились. Но что случилось с палестинцами, другими беженцами арабского конфликта с Израилем? К сожалению, их постигла совершенно иная участь, и здесь, как мне кажется, кроется главное объяснение столь различного отношения к двум хроникам беженцев. Когда мы, по существу, внезапно исчезли из поля зрения мира — если вообще хоть когда-нибудь в этом поле находились — и начали совершенно новую жизнь, палестинцы не сделали этого. Наоборот, по целому ряду причин — частично из-за собственной инертности, частично из-за циничных арабских лидеров и частично по вине в общем благонамеренных, но близоруких третьих лиц — палестинцы не воспользовались таким же шансом начать новую жизнь. Вместо этого ими манипулировали и использовали в качестве орудия. Их поместили в лагеря для беженцев и вынуждали оставаться там, поколение за поколением. Они пользовались поддержкой БАПОР (Ближневосточное агентство Организации Объединенных Наций для помощи палестинским беженцам и организации работ), органом, созданным свыше полустолетия назад не для того, чтобы переселить их, а скорее, для того, чтобы держать их в этих лагерях, предоставляя некоторое образование и социальные услуги. Между прочим, подавляющее большинство денежных средств БАПОР пришли не из арабских стран — многие из них не дали ни гроша, — а из стран Запада. В действительности общий процент вкладов арабских стран в ежегодный бюджет БАПОР очень невелик. Но этого достаточно для крокодиловых слез о сострадании и сочувствии, которые периодически проливает арабский мир. В ООН также действует Высокая Комиссия Организации Объединенных Наций по делам беженцев (ВКОБ), несущая ответственность за 22 или 23 миллиона беженцев во всем мире, которые сегодня находятся за пределами своей родной земли и не могут вернуться. ВКОБ стремится переселить этих беженцев в страны, принимающие иммигрантов, или же помочь им адаптироваться к новой жизни. Удивительно, но палестинские беженцы находятся вне фокуса деятельности ВКОБ. Почему? Ответ очевиден. Какими бы ни были официальные объяснения, сохранение лагерей беженцев создает инкубаторы, продолжающие подпитывать войну против Израиля. В конце концов, если бы беженцам действительно дали возможность начать продуктивную новую жизнь, как это сделали мы, их враждебность по отношению к Израилю (вопреки воле Аллаха) начала бы рассеиваться, а их пристрастие к поставке «мучеников» для террористических операций сошло бы на нет. Я повсюду искал другое объяснение, которое помогло бы понять происходящее, но не могу его найти. Печальная правда состоит в том, что лидеры арабского мира никогда не хотели решить проблему палестинских беженцев; они предпочитали лелеять и всячески поддерживать ее и таким образом сохранять повод для недовольства Израилем в глазах всего мира. И вот — подумать только! — многие в мире клюнули на эту наживку, войдя в почти гипнотическое состояние озабоченности положением палестинских беженцев, не задавая трудных вопросов и ни разу не подумав о нас — евреях из арабского мира. С глаз долой — из сердца вон. Если бы эти дипломаты, политики, журналисты и защитники прав человека задавали такие вопросы, им пришло бы в голову, что проблема палестинских беженцев возникла по той причине, что арабский мир отверг План раздела, предложенный ООН в 1947 году, и в 1948 году объявил войну только что родившемуся Государству Израиль. При этом лишь Иордания, единственная среди всех арабских государств,
проявляющих лицемерную заботу о палестинцах, предложила им гражданство и реальную помощь в их первых шагах в новой жизни; все прочие арабские страны цинично использовали палестинцев, чтобы добиться своих целей, а в том, что касается всего остального, предоставили их самим себе (или, еще того хуже — бросили на произвол судьбы). Более того, если бы этих международных деятелей много лет назад не покинул здравый смысл, они удивились бы, почему в таких городах, как например Дженин, до сих пор существуют лагеря беженцев. Соглашения, подписанные в 1993 году в Осло, предусмотрели вывод израильских войск из всех основных городов Западного Берега и прямое палестинское правление. Не правда ли удивительно, что даже при полном контроле со стороны палестинских властей лагеря беженцев не ликвидированы? Кто-нибудь когдалибо дал себе труд спросить во всеуслышание — почему? Меня огорчает и другое. Иногда мне кажется, что мир расценивает проблему палестинских беженцев как единственную в своем роде. К несчастью, в истории были сотни миллионов беженцев, возможно, даже больше. Рано или поздно почти все они находили новые дома и начинали новую жизнь. Случались и массовые переселения как результат войны или территориальных переделов. Миллионы людей двигались в обоих направлениях, когда Британия в 1947 году разделила Индию и Пакистан, а Греция и Турция испытали нечто подобное в начале века. Никакие аргументы не могут смягчить трагедию лишения собственности и перемены места жительства. Я знаю это. Я был там. Инстинктивно я всем сердцем с каждым беженцем. Но почему с палестинцами обращаются так, как будто только их проблема заслуживает безграничной симпатии, и почему так много самых благонамеренных организаций и личностей соглашаются с этим? И пока я выпускаю пар, разрешите мне упомянуть еще об одном факте, который меня беспокоит. Это происходит тогда, когда арабские представители встают и, делая честное лицо, заявляют, что в арабском мире нет антисемитизма. В конце концов, утверждают они, арабы — это семиты, поэтому по определению они не могут быть антисемитами. Дайте перевести дух. Это придает совершенно новый смысл понятию софистики. Хорошо известно, что термин «антисемитизм» был придуман в 1879 году немцем Вильгельмом Марром, отнюдь не другом евреев, для того чтобы передать чувство ненависти и враждебности по отношению исключительно к евреям и иудаизму. Арабские представители на этом не останавливаются. Они заявляют, что в арабских обществах с евреями обращались всегда хорошо, подчеркивая, что Холокост случился в христианской Европе. Это правда, Холокост действительно имел место в христианской Европе, правда также и то, что в арабском мире были периоды относительного мира и гармонии, но дискуссия здесь не заканчивается. Отсутствие Холокоста — если забыть на мгновение безудержный энтузиазм, с каким некоторые политические и религиозные лидеры приняли «окончательное решение» Гитлера и нацистов — само по себе не означает, что с евреями обращались всегда одинаково хорошо, а только лишь то, что степень дискриминации никогда не достигала такого накала, как в Европе военного времени. Да, упоминание об опыте евреев в Андалузии во время правления мусульман в период между восьмым и двенадцатым столетиями или о мудреце Маймониде, жившем в двенадцатом столетии в Египте, является напоминанием о другой — намного более привлекательной – эпохе. Но арабские представители сами подчеркивают слабость своей позиции необходимостью возвращаться на сотни лет назад в прошлое, чтобы отыскать похвальные примеры толерантности и гармонии, так как они не способны найти ничего даже отдаленно похожего в более близкие нам времена. И наконец, они утверждают, что если Израиль не существовал, то не могло быть и никаких проблем с евреями в арабских странах. Еще один странный аргумент. По этой логике в Израиле не должно быть миллиона арабских граждан, но они, конечно, есть. Арабам, оставшимся в Израиле после 1948 года, было предоставлено израильское гражданство, право голоса, свобода вероисповедания и возможность учить своих детей в арабоязычных школах. Это плюрализм и демократия в действии, даже если в этой системе есть недостатки. Когда Израиль оказался перед лицом войны и террора, инициированных арабскими соседями, он никогда не возлагал ответственность за это на своих арабских граждан. И наоборот, арабские государства вынуждали свои еврейские общины платить очень высокую цену за все, что происходило за пределами этих государств. Я — живое тому доказательство. Я могу быть забытым евреем, но я не буду молчать. Это невозможно, потому что если так случится, я стану сообщником исторического отречения и ревизионизма. Я буду говорить, потому что мои предки заслуживают этого. Я буду говорить, потому что моя славная многовековая традиция дает мне на это право. Я буду говорить, потому что не позволю, чтобы арабский конфликт с Израилем трактовали нечестно, учитывая интересы только одной группы беженцев — палестинцев. Я буду говорить, потому что несправедливость, чинимая по отношению ко мне, должна раз и навсегда быть признана и названа, сколь много времени не потребовалось бы для этого процесса. Я буду говорить, потому что то, что происходит сейчас с другим меньшинством в регионе — с христианами — до ужаса напоминает мне все происшедшее со мной; и снова я вижу мир, отводящий глаза, как будто отречение от истины когда-нибудь что-нибудь решало. Я буду говорить, потому что отказываюсь быть забытым евреем. Перевод с английского Натальи Вельбовец