Марина Щербакова МЕЖ ДВУХ МИРОВ: ЕВРЕЙСКИЕ ВЫСТАВКИ И КОЛЛЕКЦИИ В МУЗЕЯХ УССР (1919–1941) В 1916 году писатель и этнограф Семен Ан-ский (1863–1920) работал над своим самым известным произведением, «Дибук, или меж двух миров» – драмой, написанной на языке идиш. В основу пьесы был положен фольклорный материал, записанный автором во время этнографических экспедиций в еврейскую черту оседлости, в литературной обработке1. Ан-ский обратился к хасидским преданиям о злом духе умершего человека, дибуке, который будучи не в силах покинуть земной мир, вселялся в живого человека. Название «Меж двух миров» восходит к идее порабощения души (еврейское קובידпереводится как прилепившийся), которая в еврейской народной традиции соединилась со средневековым 1 Три этнографические экспедиции с целью документирования и изучения еврейской традиционной культуры были предприняты Анским в 1912–1914 гг. благодаря финансовой поддержке киевского банкира Владимира Гинцбурга. Экспедиции охватывали местечки Волыни, Подолии и Киевщины. Собранные коллекции насчитывали более 700 предметов материальной культуры, 100 рукописей, 2000 фольклорных записей и т.д. Ср.: Gabriela Safran: Wandering soul. The Dybbuk’s creator, S. An-sky, Harvard 2010; Ирина Сергеева: Этнографические экспедиции Семена Ан-ского в документах // Параллели, 2-3 (2003), с. 97-124; Aleksander Kantsedikas/Irina Sergeeva: The Jewish Artistic Heritage Album by Semyon Ansky, Moscow 2001.
486
Benyamin Lukin: “An Academy Where Folklore Will Be Studied”. Ansky and the Jewish Museum, in: Gabriella Safran/Steven J. Zipperstein (Hg.): Words of S. An-sky. A Russian Jewish Intellectual at the Turn of the Century, Stanford 2006, с. 281–306. 3 Семен Пiдгайний: З концепцiй українського iсторичного процессу в музейнiй практицi, Харькiв 1930, с. 3. 2
487
Марина Щербакова МЕЖ ДВУХ МИРОВ
каббалистическим учением о переселении душ. В контексте работы Ан-ского по этнографическому описанию традиционной еврейской культуры и его гуманитарной миссией в качестве представителя организации помощи евреям на Восточном фронте в годы Первой мировой войны значение выражения «меж двух миров» приобретает иной смысл. Оно расширяется до образного обозначения круга взаимосвязанных вопросов о еврейской национальной идентификации в диаспоре, построенных по принципу парной оппозиции (еврейский – не еврейский, близкий – чужой, старый – новый) и подразумевает те вопросы, ответ на которые еврейская интеллигенция Российской Империи искала в том числе в еврейской этнографии и в еврейском музее. В понимании Ан-ского, еврейский музей должен был стать «академией, где будут изучать фольклор», что определяло интерес первого музея, открывшегося в Петербурге в 1916 году, к нарративам коллективной истории, извлекаемым из еврейского народного искусства, предметов быта, записям устной традиции и документированию архитектуры и национальных типажей2. После установления советской власти подобный этнографический музей был по-прежнему востребован как средство популяризации новой национальной идеологии – коренизации, развернувшейся по всей стране под лозунгом «Марксо-Ленiнська наука конче вимага, щоб нашi музеї були, з одного боку, установами науковими, i з другого, не в меншiй мiрi, були б установами полiтосвiтнiми»3. В советском контексте этнография и музей стали инструментом управления через массовую культуру, т.е. пропаганды. В настоящей статье будут рассмотрены этнографические музеи Украины 1920-х гг. и отдельные собрания иудаики с целью проанализировать выставочные концепции и методологию работы музеев с еврейским этнографическим материалом. Нас интересует вклад,
Мистецтво
совершенный еврейскими выставками и музеями в формирование новой национальной идентичности советского еврея и взгляд советских музееведов на традиционную культуру евреев-ашкеназов, сформировавшуюся до революции в той восточноевропейской части Российской Империи, которая позже принадлежала УССР. Рассмотрение этих вопросов призвано дополнить существующие работы о становлении еврейской этнографии и полевых исследований на волне общественно-политического и национального подъема в Российской Империи в конце XIX – начале ХХ вв., а также о проблемах еврейской национальной идентификации в поздней Российской Империи, в течение и после Революции4. Возникновение еврейского музейного дела после установления советской власти В 1919 году украинский музеевед и искусствовед Федор Эрнст (1891-1942) записал в своем дневнике следующие наблюдения: «31.5. привезли до Музею 11 корзин срiбла вiд Наркомвнусправ i мiлiцiї – були присутнi тт. Гольдар, Щербакiвский, Гансен, Фаренгольц […] 8.7. почали вiдкривати прив[атнi] сейфи у Нарбанку. Декрет не зовсiм ясний […] Вiдкривали лише у явно вiдсутнiх власникiв – як Бродського, Кочубея, Гальперiна, т[а] i[нших] […] Наступними днями попалась нумiзматична колекцiя Артштема (?), чудова шкатулка з бронзов[ими] окрасами й порцеляновими вставками з малярством. Шкатулка повна була мiнiатюр, табакерок, монет т[а] i[ншого] (помiщика Рудницького), низка єврейських Yvonne Kleinmann: Wissenschaft imperial – Wissenschaft national. Entwurf einer Geschichte der Ethnographie im Russländischen Reich // Guido Hausmann, Angela Rustemeyer: Imperienvergleich. Beispiele und Ansätze aus der osteuropäischen Perspektive. Festschrift für Professor Andreas Kappeler, Wiesbaden 2009, c. 78-104; Eugene M. Avrutin: Racial categories and the politics of (Jewish) difference in Late Imperial Russia // Kritika. Explorations in Russian and Eurasian history, Vol. 8, Nr. 1 (2007), c. 13-40; Sergei Kan: “To study our pat, make sense of our present and develop our national consciousness”. Lev Shternberg’s comprehensive program for Jewish ethnography in the USSR” // Jeffrey Veidlinger: Going to the people. Jews and the ethnographic impulse, Indiana 2016, c. 64-85; Andreas Kilcher, Gabriela Safran: Writing Jewish culture. Paradoxes in ethnography, Indiana 2016; Nathaniel Knight: The Jewish dark continent. Life and death in the Russian pale of settlement, Harvard 2011. 4
488
5 Сергiй Побожiй: Щоденнiк Федора Эрнста // Памятки Україiни, 1–6 (1993), URL: http://elib.nplu.org/view.html?&id=4410 (21.09.2016). 6 Центральний архiв вищих органiв влади та управлiння Україiни (ЦДАВО), ф. 1738, oп. 1, 1919 г., д. 50, л. 36.
489
Марина Щербакова МЕЖ ДВУХ МИРОВ
культових речей Рабiнерзона, ящик порцеляни Кочубея, срiбло кн. Яшвiль, Гудим-Левковича, Давидовича, Ржевуського, кiлькох полякiв (пiднесено з нагоди юбилею)»5. Эти записи отражают размах процесса национализации частных коллекций, которая происходила на территории Украины согласно приказу СНК УССР о передаче исторических и культурных ценностей в ведение Министерства просвещения (Наркомпроса) от 1 апреля 1919 г. В то время, как наиболее ценные произведения искусства переходили в 1919–1920-е гг. из собственности украинской аристократии и предпринимателей на хранение в Госбанк и Министерство финансов, прочие изъятые художественные ценности хаотичным образом распределялись между музеями. Участие известного этнографа и искусствоведа Щербаковского в инвентаризации национализированных коллекций предметов искусства примечательно тем, что представляет основателя киевского Музея национальной истории и искусства в качестве участника процесса советизации культуры. Такая привязка новой власти к специалистам свергнутого режима может говорить о наличии интеллектуальной связи между двумя эпохами вопреки идеологическим противоречиям. Большевики высоко оценивали политический потенциал институтов массовой культуры. Уже в первые месяцы после революции руководство партии требовало реализации культурных проектов, наполненных новым национальным содержанием, функции которого определялись в 1919 г. в циркуляре органов культуры и просвещения как «распространение правильной информации о работе советского правительства»6. Возникновение Всеукраинского комитета искусства и охраны памятников (Вукопис) свидетельствовало о развитии нового подхода: в первый год работы Вукописа на месте Музея национальной истории и искусства, Музея западного и восточного искусства (изначально частного музея Богдана и Варвары Ханенко) и собрания Оскара Гансена были основаны, со-
Мистецтво
ответственно, Первый, Второй и Третий государственный музей. Из отчета музейного отдела Вукопис следует, что весной 1919 г. предполагалось создание Музея церковного искусства (Четвертый государственный музей) и Музей еврейских искусств или Музей еврейской старины (Пятый государственный музей) 7. Для еврейского музея, который должен был расположиться в здании Синагоги Бродского, было выделено 23000 рублей, однако на этом упоминания о реализации этого замысла прерываются. Центральным объектом и поводом для возникновения этих музейных замыслов были сигналы сверху. На 8-ом съезде РКП правительство обозначило важность обеспечения доступности дореволюционных коллекций искусства широким массам трудящихся, что должно было служить для исполнения культурно-просветительных задач и наглядно демонстрировать господство эксплуатирующего класса в царской монархии, а также для легитимации экономических и общественных трудностей, возникших в связи с революцией и гражданской войной в стране. Поддержание национальных музеев отвечало фундаментальной большевистской идеологии равноправия национальных меньшинств. Помощь молодого советского режима оказывалась после переворотов 1917–1919 гг. в том числе благодаря влиятельным этническим общинам украинцев и евреев. Следующим фактором развития еврейского музейного дела в Киеве был особый национально-политический климат в столице Украины. После революций 1917 г. Киев переживал подъем в качестве нового центра еврейской интеллектуальной и художественной жизни. Промежуточное положение Украины между Россией и Европой определяло динамику развития еврейской жизни в Киеве. В связи с удаленностью от российских политических центров в столице Украины были возможны некоторые свободы и отклонения от идеологического курса партии. На движение художников-авангардистов также повлияли два взаимосвязанных фактора: 1) знакомство с духовной и художественной традицией евреев-ашкеназов, сохранявшейся на территории бывшей черты оседлости вплоть до 7
490
ЦДАВО, ф. 1738, oп. 1, 1919 г., д. 49, л. 58.
Deborah Yalen: After An-sky. I. M. Pul’ner and the Jewish section of the State museum of ethnography in Leningrad // J. Veidlinger: Going to the people. Jews and the ethnographic impulse, Indiana 2016, c. 120. 9 Tanja Penter: Die Oktoberrevolution in der Peripherie. Das Beispiel Ukraine // Jahrbuch für historische Kommunismusforschung, 10 (2017), c. 99–115. 8
491
Марина Щербакова МЕЖ ДВУХ МИРОВ
1930-х гг. 2) влияние западноевропейских философских течений, распространявшихся через Польшу и Пруссию. Идеи модерна интерпретировались через призму талмудической школы толкования. Таким образом, в среде родившихся в еврейских местечках художников и мыслителей зародилась рефлексия о новых формах для выражения революционных сюжетов. Еврейский национальный ренессанс, вышедший из политических дискуссий 1910-х гг. о необходимости пересмотра смыслов национальной самоидентификации, в ответ на лозунги сионистов формировал свою повестку с опорой на культуру идишкайта, т.е. культурного наследия еврейского местечка, говорившего на языке идиш. Хроника Вукописа свидетельствует о том, что, помимо позиции правительства по еврейскому вопросу, в среде специалистов также имел место процесс собирания и экспонирования иудаики. Музеологический интерес к предметам еврейского наследия в первые годы существования советской Украины, вероятно, был в целом обусловлен позицией большевиков в отношении евреев как возможной опоры режима по причине двух основных характеристик еврейского населения: поголовной грамотности и отсутствия компрометирующих связей со старым режимом, в том числе в высших кругах государственного аппарата8. Вместе с тем следует отметить благоприятный климат, сформировавшийся в Украине после Февральской революции с целью форсирования национальных и политических свобод как для украинцев и национальных меньшинств. Таня Пентер указывает в своем исследовании на сокращение числа еврейских погромов в период работы Центральной Рады по отношению к числу погромов в годы Гражданской войны, а также на достижения в области правового обеспечения еврейского населения в УНР9. Немаловажный фактор – дореволюционные этнографические исследования о евреях Российской Империи. Это научное движение было связано с работой Еврейского историко-этнографического
Мистецтво
общества (ЕЭИО) и Еврейского общества поощрения искусств (ЕОПИ). Исследовательский интерес направлял ученых и примкнувших к ним энтузиастов в экспедиции из Петербурга в область черты оседлости. На этом фоне в Киеве собираются единомышленники и меценаты начинаний в области национальной истории, и существование нескольких конкурирующих концепций киевского еврейского музея представляется закономерным следствием этой динамики. Проект создания музея еврейской старины как будто бы повторяет очертания журнала «Еврейская старина», издававшегося в Петербурге ЕИЭО, и продолжает уже начатый процесс музеализации еврейского культурного наследия в ретроспективном ключе. Проект музея еврейских искусств, напротив, предполагает обращение к настоящему моменту, созвучное деятельности ЕОПИ и манифестам новейших течений в еврейском искусстве. Авангард и «примитивы» в коллекции художественной секции Культур-Лиги Созданная в 1917 г. в Киеве Культур-Лига выстраивая свою работу вокруг идиша как культурообразующего звена нового еврейства, во многом повторяла программные установки идишистов дореволюционного времени и сторонников «Фолкспартей», под лозунгом «Дух народа выражается в его искусстве» активно участвовала в поддержке и популяризации еврейских искусств нового времени10. С 1918 по 1921 гг. художественная секция Культур-Лиги поддерживала творчество тех молодых художников Украины и Белоруссии, которые впоследствии приобрели мировую славу: Борис Аронсон, Марк Эпштейн, Эль Лисицкий, Абрам Маневич, Исахар Рыбак и др. После выставки графических и скульптурных работ, открывшейся 8 февраля 1920 г., последовало создание Музея пластических искусств в сентябре 1921 г. Концепция музея отразила вынашиваемую большевиками идею «мировой революции» и освещало новое советское еврейское искусство как наиболее жизнеспособную часть европейского целого. Подобно украинским ученым из Этнографического товарищества, искавших объединения научных усилий с 10
492
Di grunt-oyfgaben fun der Kultur-Lige, Kiev 1918, c. 5.
11 12
Гиллель Казовский: Художники Культур-Лиги, Москва 2003, с. 43. Di grunt-oyfgaben fun der Kultur-Lige, Kiev 1918, с. 5. 493
Марина Щербакова МЕЖ ДВУХ МИРОВ
антропологами Америки и Европы, теоретики Культур-Лиги мечтали о том, чтобы новая еврейская культура была включена в мировой культурный процесс. Эта концепция была отражена в написанном на языке идиш манифесте выставки молодых еврейских художников: «Усталый Запад, уже исчерпавший все формы пластического ремесла, принесший в жертву во имя этого ремесла самый экстаз живых жизненных эмоций, зовет свежих, молодых живописцев, еврейских художников, по-азиатски опьяненных формой. Еврейская форма уже здесь, она пробуждается, она возрождается!»11 Помимо авангардистов, музей Культур-Лиги демонстрировал на своей экспозиции так называемых еврейских «примитивов», тем самым реализуя этнографический подход к традиции и выставляя предметы материальной культуры, ритуальное серебро и произведения народного искусства. Примитивы интерпретировались авангардистами как первоисточник национальных художественных нарративов, которые подлежали соответствующему новому времени переосмыслению и дальнейшему развитию. Подобная связь еврейского авангардного искусства с традицией мидраша выстраивала искомую новыми художниками культурную преемственность и указывало на синтетический характер нового еврейского ренессанса, который основывался на трех столпах: еврейском народном образовании, литературе на идише и еврейском искусстве12. Идишистская концепция имела утопический оттенок, сходный с еврейским национальным популизмом поздне-имперского времени, поскольку оба явления опирались на культуру штетла, преувеличенно воспринимаемого как самостоятельную цивилизацию внутри нееврейского мира. Тем не менее, первоначальный интерес к этнографии развился благодаря исследованиям еврейского народного искусства в новую эстетическую программу, которая способствовала слиянию самоощущения новых художников с неизвестными народными мастерами из местечка. Наиболее четко эта концепция была сформулирована Марком Шагалом в его программном эссе «Листки»:
Мистецтво
«Но есть ли, собственно, разница между моим изуродованным могилевским предком, расписавшим могилевскую синагогу, и мною, расписавшим еврейский театр (хороший театр) в Москве?.. Я уверен, что когда я перестану бриться, вы сможете увидеть его точный портрет»13. Первый всеукраинский музей еврейской культуры По аналогичному принципу был организован Первый всеукраинский музей еврейской культуры им. Менделе Мойхер Сфорима, открывшийся в ноябре 1927 года в Одессе14. Хронологически и идеологически история появления Музея им. Менделе относится к более позднему периоду, однако здесь также можно проследить противопоставление нарративов еврейского местечка и революционной эстетики художников еврейского авангарда. Открытие музея было приурочено к десятилетию со дня смерти Менделе, что служило своеобразным сигналом о вхождении «дедушки еврейской литературы» в культурный фонд советского еврейства. На экспозиции можно было увидеть предметы повседневного обихода, портреты, книги и рукописи Менделе, том сочинений в серебряном переплете – подарок еврейских рабочих из Канады, иллюстрацию к повести «Кляча», на которой сам «дедушка» был изображен книгоношей (именно так переводится с иврита вторая часть псевдонима писателя, «сфорим»)15. Mark Šagal: Bletlech // Štrom, 1 (1922), с. 46. О коллекциях этого музея см. также Солодова, В. Н. Формування та розвиток документальних колекцiй у складi фондiв одеських музеiв (1825 – 2003). Одеса, 2010; Татьяна Романовская: Короны Торы в собрании Музея исторических драгоценностей Украины // Єврейська iсторiя та культура в Українi. Матерiали конференцiї, Київ 22–23 листопада 1993, Киїiв 1994, с. 137–142; Татьяна Романовская: Храмовые атрибуты в церемониальном еврейском серебре XVIII – нач. XX ст.// Єврейська iсторiя та культура в Українi. Матерiали конференцiї, Киїiв 21–22 серпня 1995, Киїiв 1996, с. 204-208; Sergej Čajkovskij et.al.: Museum of historical treasures of Ukraine, Kiev 2004; Евгений Котляр: Еврейские музеи первой трети ХХ века (Львов – Санкт-Петербург – Одесса – Киев) // Вiсник ХДАДМ 12, вып. 2 (2009), с. 113–133. 15 Музей имени Менделе (к 10-летию со дня смерти Менделе-МойхерСфорим) // Шквал. 1928. № 3 (136). 13 14
494
16
Там же. 495
Марина Щербакова МЕЖ ДВУХ МИРОВ
При открытии в музее были показаны старинные рукописные книги, возраст которых достигал шести столетий, и многочисленные ритуальные предметы из серебра и палисандрового дерева, носящие «следы тончайшей паутинной работы безвестных ювелиров, чеканщиков и орнаментальщиков»16. Одна из книг – богато украшенная тора, какие в царской России подносились главами еврейских общин представителям власти, «кесарям», была облачена в переплет с вышитым серебром и бисером двуглавым орлом с короной и словами «Кесар-Тора», а рядом – щит Давида, на котором значилась надпись «Иегова». Авторы экспозиции обращались к еврейской духовной культуре евреев-ашкеназов и основополагающей для еврейской самоидентификации религиозной мысли, воссоздавая на экспозиции образ народа книги, традиции которого сложились в восточноевропейской диаспоре к концу XVIII века. Именно этот образ местечкового еврея подвергался резкой критике в советской официальной риторике. Тему штетла в его трагическом аспекте подхватывали выставленные в музее документы еврейских погромов, например, письмо еврейского населения города Ананьев Херсонской губернии, залитое кровью жертв погрома, а также изображения украинских местечек и синагог. Сотрудники музея неоднократно отправлялись в экспедиции по центрам еврейской культуры довоенной Украины с целью собирания этнографических материалов, памятников культового и театрального искусства. В заявках на экспедиции упоминается изучение истории погромов, деятельности еврейской самообороны, истории революционного движения, характеристика настроений среди еврейского пролетариата и достижений политики землеустройства еврейских трудящихся. Так, со временем фонды музея пополнились коллекцией пинкусов дореволюционных ремесленных объединений, архивом Богуславской самообороны, архивом Одесского еврейского гражданского комитета и другими коллекциями исторических документов. Однако несмотря на интерес к истории евреев советского периода и экспонирование соответствующих материалов (например,
Мистецтво
изображений еврейской колонии Калининдорф17, продемонстрированных уже при открытии музея в 1927 году), одесский еврейский музей критиковали за недостаточную верность коммунистическим принципам. Неоднозначно оценивалась, прежде всего, феноменальная для советского музея коллекция живописи еврейского авангарда, выходившая за рамки социалистической эстетики. Здесь были картины М. Шагала, Э. Лисицкого, О. Тишлера, Н. Альтмана, Л. Пастернака, И. Рыбака, И. Пайвеля, А. Маневича и др. Выдающимся достижением музейного руководства стало формирование коллекции еврейской народной графики, в то время ставшей крупнейшей в мире, и поступление произведений искусства из Киевской художественной профшколы, а также частной коллекции московского профессора Я. Каган-Шабшая (1877–1939), одного из первых ценителей творчества Шагала, основателя художественного объединения «Шомир» и Еврейской художественной галереи в Москве, насчитывавшей свыше 300 работ как известнейших мастеров, так и редких, полузабытых художников18. Деятельность группы «Шомир», зародившейся еще до Революции, была обращена к созданию нового еврейского художественного языка путем переосмысления народной изобразительной эстетики в соответствии с требованиями эпохи модерна19. Подобный подход созвучен культурно-историческим идеям Ан-ского, которые в 1920-е годы также получили новую трактовку в духе революционных идей, что было отражено в манифесте художников Культур-Лиги. Собрание картин одесского еврейского музея во многом составляли работы художников объединения «Шомир», которые в 1910-е годы размышляли о понятии «еврейской красоты», а после Революции сотрудничали с Культур-Лигой, вдохновляясь наследием еврейской народной культуры в период общественных и политических потрясений. Мотивы идишкайта и революции, таким Калининдорф был основан как одно из первых в Российской Империи еврейских сельскохозяйственных поселений в Херсонской губернии в 1807 году. В 1927 году колония получила статус административного центра первого в СССР еврейского национального центра. 18 Яков Брук: Яков Каган-Шабшай и его Еврейская художественная галерея. Москва 2015. 19 Брук: Яков Каган-Шабшай, с. 29. 17
496
Иудаика в региональных этнографических музеях Архивные документы межвоенного периода свидетельствуют о наличии следующих коллекций иудаики в фондах этнографических музеев: Белоцерковский краеведческий музей21, Социально-исторический музей в Бердичеве22, Историко-бытовой музей города Винница23, Каменец-Подольский краеведческий музей24, Полтавский Краеведческий музей25, Музей украинского искусства в Харькове26 и Черниговский государственный музей27. В Тульчинском краеведческом музее еврейская культура была интегрирована в выставочный комплекс отдела этнографии, посвященного народам региона. В перечисленных музеях нарративы еврейской культуры и истории интерпретировались как часть многосложного регионального культурного наследия; еврейские экспонаты здесь были представлены рядом с предметами традиционной одежды, бытовой утвари, а также произведениями народного искусства украинцев, русских, поляков и других народов. Всеукраинский исторический музей (Первый государственный музей в период с 1919 по 1924 гг.) обладал коллекцией синагогального Брук: Яков Каган-Шабшай, с. 56. ЦДАВО, ф. 166, oп. 11, д. 470, лл. 1, 4, 5–7; ЦДАВО, ф. 166, oп. 9, д. 1508, лл. 35–37. 22 ЦДАВО, ф. 166, oп. 9, д. 1507, л.169; ф. 166, oп. 9, д. 1508, л. 143. 23 ЦДАВО, ф. 166, oп. 8, д. 443, ч. 1, л. 107 об. 24 ЦДАВО, ф. 166, oп. 9, д. 1508, л. 138. 25 ЦДАВО, ф. 166, oп. 8, д. 443, ч. 1, лл. 24; 25 oб. 26 Евгєн Котляр: Українська юдаїка Павла Жолтовського // Народознавчi зошити, 2 (2016), с. 418-450. 27 ЦДАВО, ф. 166, oп. 8, д. 443, ч. 1, л. 80. 20 21
497
Марина Щербакова МЕЖ ДВУХ МИРОВ
образом, переплелись в новой еврейской художественной традиции, что было отражено на экспозиции одесского музея. Неизвестно, насколько близка была партийной администрации подобная репрезентация еврейского художественного пути и оценка исторической роли местечка в формировании культурных нарративов украинского еврейства. Однако в 1934 году музей был временно закрыт, заново открывшись летом 1940 года и проработав менее года до своего окончательного исчезновения20.
Мистецтво
серебра, сложившейся еще в годы Первой мировой войны28. В советское время этот фонд пополнялся предметами конфиската, поступающего от таможенного управления, и за счет приобретений в ходе этнографических экспедиций. Полевые исследования, инициированные Щербаковским в 1920-е годы, были признаком возросшего после революции интереса к еврейскому наследию Украины. Экспедиции 1920-х годов отражали характерное стремление украинских ученых, описать и интеллектуально осмыслить еврейскую художественную традицию, прежде чем она исчезнет под натиском антирелигиозных кампаний и в результате распада традиционного местечкового уклада жизни. Основным акцентом полевых исследований стало изучение еврейского книжного искусства, архитектурных принципов строения еврейских кварталов, росписей синагог, оформления надгробий и символики художественных мотивов. Архитектурные памятники и виды местечек зарисовывались или фиксировались фотоаппаратом. Таким образом сформировались еврейские коллекции белоцерковского краеведческого музея – в результате экспедиций в Киевскую область, южная часть которой была особенно богата памятниками еврейской культуры. Во время массового изъятия религиозных ценностей в музей попала требующая реставрации бима, датированная XVIII веком и прежде принадлежавшая Большой синагоге в Белой Церкви, а также позолоченные шофары, несколько талмудов и других старинных религиозных книг. Из рабочего плана на 1931 год следует, что в музее готовился к открытию еврейский краеведческий отдел, в задачи которого входило бы изучение истории евреев белоцерковского района29. Еврейский отдел Социально-исторического музея в Бердичеве изначально был построен по распространенному принципу противопоставления старого и нового еврейского быта. Однако вскоре музей расширил выставочную концепцию – это стало возможным благодаря поступлениям новых экспонатов из Бердичева, Шепетовки и Проскурова. Бердичевские коллекции иудаики стали 28 29
498
Котляр: Еврейские музеи, с. 123. ЦДАВО, ф. 166, oп. 9, д. 1508, л. 35.
ЦДАВО, ф. 166, oп. 9, д. 1508, л. 146. ЦДАВО, ф. 166, oп. 8, д. 443, ч. 1, л. 24. 32 Котляр: Еврейские музеи, с. 127. 33 Марина Щербакова: Дневники Семена Ан-ского как культурноисторический источник // Музей, традиции, этничность, 2 (2013), с. 130. 30 31
499
Марина Щербакова МЕЖ ДВУХ МИРОВ
претендовать на звание фондов республиканского значения, а в музейном секторе Наркомпроса с подачи Феодосия Молчановского велись разговоры о создании отдельного еврейского музея на базе коллекций Социально-исторического музея. Однако замысел об открытии всеукраинского еврейского музея был воплощен несколько позже в Одессе, для чего были собраны новые коллекции30. Экспозиция бердичевского музея в итоге выделялась подробным рассказом о сложном сплетении традиций прикладного искусства евреев Волыни, построенном с исторической точки зрения. В 1930-е годы в музее находилось более 1200 предметов, что существенно превышало средние показатели еврейских фондов в краеведческих музеях Украины. Для сравнения, еврейский отдел полтавского Краеведческого музея насчитывал лишь 150 предметов материальной культуры, фотографий и памятников книгопечатания31. Историко-бытовой музей в Виннице в 1927 году опубликовал альбом с изображениями еврейских улиц и памятников архитектуры, по большей части утраченных во время Второй мировой войны32. Издание появилось одновременно с небольшой выставкой, на которой было представлено около ста предметов ритуального значения, собранных в синагогах исторической Подолии. Директор музея Густав Бриллинг (1867–1942), подобно некоторым другим украинским этнографам, придерживался подхода, сложившегося из рефлексии о всех тех общественных переменах и непосредственных утратах, которые на территорию Украины принесла Первая мировая война, череда политических переворотов и последовавшая за ними Гражданская война. Заброшенные движимые памятники еврейской культуры должны были быть спасены, как к этому призывал еще Ан-ский во время пребывания в зоне боевых действий в Галиции в 1914-1917 гг. в качестве представителя Еврейского комитета помощи жертвам войны33. Бриллинг
Мистецтво
придавал большое значение миссии коллекционирования предметов еврейской, поставив своей целью «собрать и сохранить гибнущие памятники еврейской культуры» и усматривая особую важность этого дела ввиду условий переходного времени, создающего новый быт и требующего всех сил «для фиксирования и спасения уходящих в область истории материальных памятников еврейской культуры и еврейского фольклора»34. Для выполнения намеченных задач музей обследовал Подолию, собирая движимые памятники, фиксируя архитектурные объекты, национальные типы и орнаменты. Аналогичным образом была построена исследовательская деятельность Каменец-Подольского краеведческого музея, выпустившего обширные труды по памятникам еврейского наследия в регионе, а также харьковского Музея украинского искусства, собравшего ценнейший архив фотографий еврейских местечек Правобережья и Подолии (ныне в Институте рукописи НБУ им. А. Н. Вернадского)35. Динамика коллекционирования и описания предметов иудаики, безусловно, сигнализировала о процессе музеефикации объектов еврейского культурного наследия, которое еще до 1917 года начало восприниматься исследователями еврейской истории и искусства, как культурный артефакт, а с приходом советской власти окончательно становилось предметом исторической памяти еврейского народа. На этом фоне любопытным подходом к интегрированию иудаики в музейную экспозицию стало обращение к иудаизму в антирелигиозных выставках, для которых разрабатывались востребованные советской системой сюжеты. Обличительные выставки раскрывали буржуазную суть служения культу подчас с той степенью наглядности, которая рисковала ввести аудиторию в замешательство антикоммунистического толка, о чем свидетельствуют сатирические стихи в газете «Пiд прапором безвир’я»36: ЦГАВО Украины. Ф. 166, оп. 6, д. 1775. Л. 13. Котляр: Еврейские музеи, с. 124. 36 Баба Палажка у крайовому музеi // Пiд прапором безвир’я, 2 (4.11.1930), с. 5. 34 35
500
Марина Щербакова МЕЖ ДВУХ МИРОВ
Баба Палажка в крайовому музеi Зайшла в музей стара баба Тай перехрестилась, Поглянула на царкiв Аж слiзьми залилась. Аж ось де я вiдпочину Вiд онучат-жовтенят Та вiд зятя-безвiрника – Всiх буржуiв могильника. Як погляну я на фалди (у музеi). Всi золотом шитi, Так i лзуть самi губи Немов тi магнети… До «церковного» пiшла я, «Вiддiл мiй любимий» Тут iконочка святая, На нiй напис сильний: «Не смотри, что пред тобою, Оглянись назад – Смерть стоит там за тобою, А на ней коса».
Выше упомянутая пасхальная антирелигиозная выставка в одесском еврейском музее ставила своей целью «вскрыть перед посетителем классовую сущность пасхального ритуала» и состояла из сюжетов на темы «национальной ненависти», «божественной фикции» и «божественных пут как средства порабощения масс» 37. На экспозиции были показаны литературные материалы с цитатами из «еврейских мелкобуржуазных писателей», серебряная утварь для пасхального стола, плакаты работы заведующего художественным отделом М. Шехтмана (1900–1941). Аналогичный метод был использован в Черниговском краеведческом музее, где в 1929 году директор музея, реставратор и живописец М. Вайнштейн (1894– 1952), подготовил серию акварелей для антирелигиозного отдела: 37
ЦГАВО Украины. Ф. 166, оп. 9, д. 1509. Л. 90–92. 501
Мистецтво
10 картин на темы еврейских праздников и связанных с ними обрядов, а также крестового похода Пия XI38. «Антирелигиозная иудаика» была представлена и в Каменец-Подольском краеведческом музее, где на примере трех наиболее массово исповедуемых конфессий рассказывалось о психологическом порабощении верующих, о классовом неравенстве в дореволюционном обществе и т. д.39 Получалось, что, объясняя суть «предметов культа» и религиозных обрядов, экспозиции транслировали не только содержание центральных ритуалов иудаизма и важнейших исторических событий, но также обращались к ключевым звеньям еврейского национального самосознания, как например, Исход из египетского рабства, отмечаемый праздником Песах, что не всегда могло иметь искомый антирелигиозный эффект. Интерес украинских этнографических и краеведческих музеев к предметам еврейского наследия отражает характерное для 1920-х годов восприятие еврейской культуры как важной части сложносочиненной национальной культуры Украины40. Динамика коллекционирования и изучения не в последнюю очередь развивалась в контексте описания культурных контактов между украинским селом и еврейским местечком, существовавших в непосредственной близости и взаимодействовавших как культурно, так и экономически на протяжении нескольких веков. Исчерпывающие альбомы с изображениями и исследования жизни штетла, ставшие результатом этого раннего советского этнографического движения, приобрели новое значение после Катастрофы, превратившись в уникальные источники информации о культуре восточноевропейского еврейства. ЦГАВО Украины. Ф. 166, оп. 9, д. 1509. Л. 76. ЦГАВО Украины. Ф. 166, оп. 9, д. 1508. Л. 138. 40 Об этнографических исследованиях еврейской культуры в Украине также см. Євген Котляр: Данило Щербакiвський: науковi розвiдки та вiдкриття єврейського мистецтва // Народознавчi зошити, 5 (2014), с. 884–913; Євген Котляр: Дослiдження Єлизавети Левитської розписiв дерев’янної синагоги у Михалполi, 1930 р. // Народознавчi зошити, 3 (2013), с. 435–446; Евгений Котляр: Вырванные еврейские страницы: по следам изданий по иудаике Владимира Гагенмейстера, Цайтшрифт, 7/2 (2012), с. 64–81. 38 39
502
41 Вера Солодова: Судьба музея, URL http://judaica.kiev.ua/old/Eg_10/ Eg22.htm (5.11.2016). 42 Центральный архив грузинской новейшей истории, ф. 1711, оп. 1, д. 44, 3 лл.
503
Марина Щербакова МЕЖ ДВУХ МИРОВ
Заключение Распад еврейской этнографии в Украине начался с укреплением сталинизма и отходом государства от политики коренизации. Об изменениях в научной риторике в 1931 году косвенно сигнализировало переименование журнала «Этнография» в «Советскую этнографию», на страницах которой разворачивалась борьба против контрреволюционеров, националистических и мелкобуржуазных активистов, прежде всего, в среде ученых старшего поколения, на смену которым спешило прийти новое поколение научных кадров, призванное стать опорой сталинской национальной политики. Первые репрессии 1933–1934 гг. коснулись большого числа подвижников еврейского музееведения и соответствующим образом повлияли на дальнейшую судьбу коллекций, следы которых теряются ко второй половине 1930-х годов. После Второй мировой войны уцелевшие собрания иудаики окончательно предаются забвению на фоне политики антисемитизма, начавшейся с разгрома Еврейского антифашистского комитета в 1947 году. Интерес к еврейским этнографическим коллекциям возвращается только в годы Перестройки и после распада Советского Союза. Одесский еврейский музей стал примечательным исключением, так как архивные документы позволяют проследить историю его фондов вплоть до 1950-х годов41. Согласно исследованию Веры Солодовой, музей был закрыт в 1934 году, а выставочная деятельность была приостановлена еще в 1933 году по причине передачи здания музея детскому саду. Коллекции экспонатов хранились в подвалах здания и, вероятно, постепенно расформировывались, о чем свидетельствует, например, акт передачи 44 предметов тбилисскому Историко-этнографическому музею евреев Грузии в 1939 году42. В 1934 году начинаются репрессии против сотрудников одесского музея: четыре человека были арестованы, Шехтману удалось избежать ареста НКВД путем отъезда в Москву. Незадолго до начала оккупации Одессы румынскими войсками из музея было
Мистецтво
эвакуировано 230 особо ценных предметов синагогальной утвари. Однако большая часть музейного собрания, оставшаяся в Одессе, была навсегда утрачена в годы войны. В 1951 году эвакуированные предметы были доставлены в одесский Археологический музей, после чего последовало две новые волны расформирования еврейских фондов в 1952 и в 1964 гг. В конечном итоге одесская иудаика была передана в нынешний Музей исторических драгоценностей в Киеве, где, начиная с 1989 года, ведется активная работа по реставрации и экспонированию этих предметов. Таким образом, сталинская политика нанесла непоправимый ущерб еврейскому музейно-выставочному делу, пережившему свой расцвет в 1920-е гг. Если инициативы первых советских лет развивались созвучно ранней позиции партии по еврейскому вопросу, что способствовало расцвету принимаемого на Западе еврейского авангардистского искусства, пропагандировавшего идеологию левого крыла, то с ростом сталинского авторитаризма еврейские национальные нарративы стали объектом преследования и уничтожения. Ленинградская исследовательница еврейской народной песни Софья Магид, высказывая в журнале «Советская этнография» критику в адрес Института еврейской культуры при Всеукраинской Академии Наук, противопоставляет буржуазнореакционной фольклористике идеологически верную «марксистскую» науку, целью которой является «борьба с пережитками, чтобы помочь пролетарским массам освободиться от фольклора и перейти на высшую литературную ступень, но при этом отбирая из фольклорного наследия те социально-ценные элементы, которые могут послужить на пользу рабочему классу»43. В качестве государственного национально-политического проекта еврейское музееведение пострадало от идеологических переломов в сталинской политике. Инициативы 1919–1921 годов развивались в соответствии с позицией большевиков по еврейскому вопросу, определявшей стремление власти прежде всего оказать поддержку искусству левого крыла, которое хорошо принималось на Западе. Тем самым могло быть достигнуто мировое распространение идей социалистической революции. Одновременно партийное 43 Софья Магид: Институт еврейской культуры при Всеукраинской академии наук // Советская этнография, 1–2 (1931), с. 276.
504
44 Российский государственный архив литературы и искусства, ф. 665, оп. 10, лл. 148–149.
505
Марина Щербакова МЕЖ ДВУХ МИРОВ
руководство пыталось создать почву для легитимации проводимой правительством национальной политики; с этой целью отсталому, с точки зрения коммунистов, еврейскому народному искусству противопоставлялись художественные достижения советского еврейского авангарда, воспевавшего Революцию44. Предметы народного быта и духовной традиции в этой связи должны быть способствовать исторической поляризации и формированию идеологически верных воззрений на действия партии. Однако краеугольным камнем в политической нагрузке этнографического подхода к истории стали непосредственно национальные еврейские нарративы как в произведениях народного искусства, так и в живописи авангардистов, не укладывавшиеся в марксистско-реакционный дискурс, определявший требования к искусству и музеям в 1930-е годы. Для представителей науки ценность предметов еврейского культурного наследия заключалась в видимой и естественной принадлежности к комплексу культуры и истории Украины в целом. Интерес к народной культуре формировался на основе национального подъема в Украине накануне Революции, ставшего важнейшей культурной и интеллектуальной программой для целого поколения исследователей. Изначально коллекционирование иудаики происходило побочным образом, значение которого возрастало вместе с осознанием масштабов возможных потерь, приносимых распадом местечка и его традиционного уклада. Таким образом, собирание и спасение уникальных памятников еврейской культуры стало своеобразным символом украинской этнографии 1920-х годов, а частицы коллективной истории евреев-ашкеназов складывались вместе с элементами осмысления и интерпретации исторических событий в единый национальный нарратив. Параллельно советская реальность создавала и пропагандировала новую советскую еврейскую культуру как идею идентичности, оторванную от основ иудаизма и общего исторического опыта еврейского народа. Полярность этих двух концепций отражает, пожалуй, фактическое состояние национального самосознания советского еврейства, пребывавшего в 1920-е годы в состоянии драматического перехода от старого мира к новому, или меж двух миров раввинских и пролетарских законов.
I
N
M
E
M
O
R
I
A
M
Олег Сидор-Гібелінда ІСТОРІЇ, ЯКІ ОПОВІДАЄ ВАДИМ-КОСТЯНТИН ІГНАТОВ У цьому році пішов із життя один із найкращих українських художників межі століть – Вадим-Костянтин Ігнатов. Видавництво «Дух і Літера» готує до друку альбом репродукцій його робіт, який, сподіваємося, вийде наступного року. Нашим читачам представляємо фрагмент із мистецтвознавчого тексту, що також увійде до альбому, написаний знаним дослідником творчості Ігнатова, Олегом Сидором-Гібеліндою. Що значить ВС? СіС? Н? КД? ІС? Таких невигадливих абревіатур чимало на зворотах його картин. Власне, моя стаття про митця й почалася із їхнього розшифрування. Наперед застерігаю, що не до кожної картини вдалося віднайти іменний відповідник – хоч жанр каталогу вимагає суворої означеності, назв і цифр, титлів і дат. Ну, добре: ВС – Викрадення сабінянок. СіС – Сусанна і старигани. Н, як легко здогадатися, Нарцис… Чи – Натюрморт… залежно від обставин. (...) Найчастіше, за Ігнатовим, спершу було навіть не слово, чи думка – і не діло. Спершу був… от не вгадаєте: аксесуар. Предмет, каверзний та примхливий – та не конче раритетний, можливо, знайомий нам з давніх-давен, настільки, що він уже примилився до очей. 506
507
Олег Сидор-Гібелінда ІСТОРІЇ, ЯКІ ОПОВІДАЄ ВАДИМ-КОСТЯНТИН ІГНАТОВ
Кого би, скажіть на бога, надихнув би напівспалений сірничок зі скоцюрбеним ґнотиком?! Якого такого майстра «натуральної школи»? – А помаранчеві «жилети» мамулуватих двірничок, сварливих відьом, котрі никають київськими обійстями, не так їх вичищаючи од бруду, як додатково захаращуючи? Вадим угледів, і сприйняв, і перетравив – одне, та й інше, і ще чимало «такого добра». Прийшовши в малярство після тривалого досвіду книжкового ілюстрування, і довго працюючи у цих сферах паралельно, оформивши сотні видань, він навчився поцінування і стрункого контуру, і живої, соковитої деталі, і перспектив «очевидного-неймовірного», користаючись телевізійним слоганом тієї доби. – Хто пам’ятає, що він у далекому 1963-му проілюстрував «Марсіанську хроніку» Рея Брендбері? Отож-бо. Але Марс, він же Земля. Космольоти дихтять у глибинах наших сміттєприбиральних механізмів, навіть поступаючись останнім у хижій своїй вигадливості, не кажучи про практичну доцільність. Інопланетяни – вони ж «наші люди», хіба під химерною машкарою, такі ж непередбачувані, як їхні далекі родичі. Лише на прояви гуманізму з їхнього боку розраховувати не варт: вкусять, і болюче. З марсіанами куди легше… (...) Парад пик, мордяк, мармиз. Зазвичай, не позбавлених конвульсивно-перверсивного причарування – не кажучи про те, що в якихось бганках вилиць причаїлося розкошування химерною лінією. Часом авторові можна дорікнути у манірності прийому, та докір завмирає на устах, досить лише ще раз позирнути на його картину. (...) Превалює профіль, наче хижий, нахабний. Або, як завгодно, довірливий, ображений, приголомшений. Портрет еволюціонує від майже реалістичної замальовки – до технократичної конструкції, де звичне людське вухо обертається ручкою від дверей, а шия – металевою втулкою, мов у недоладного Дроворуба на шляху до Країни Оз. Ба, більше: структура лиця втрачає анатомічну означеність, розтинаючись лініями цілком непередбачуваними, позбавленими видимого сенсу. Очні отвори зникають зовсім – чи ж редукуються до рівня бінокулярних пристроїв, чудернацьки припасованих до щелепного м’яза… Пікассо плаче! (...)
In Memoriam
Ще крок, ще одне зусилля – і лице перетвориться на полігон холодного експерименту, на штудію, на опус, на екзерсис. Бо в одному з портретних варіантів на місці голови волюнтарно виростає трубчастий агрегат (на підтвердження тому, що буде сказано далі: з атрибутами сабантую: гранчак, пляшка, «бичок», витрішкувата лампочка над столом). Однак осад людського соромливо чаїться у пазухах щік, у стулках варг, у розпачливому диптиху баньків, які блискають урізнобіч. (...) А портрет непомітно переходить у «соціальний тип» – а, краще сказати, «соціальну маску». Їх чимало, за кількістю вони переважають міфологічні змагання, натюрморти та, звісно, міські пейзажі – порівняно рідкісний гість у його творчому доробку. Серед класових прошарків найбільш запитаними автором лишаються морячки і п’яниці, зрозуміло – офіціанти (неодмінно – з поросячою головою на таці… хто замовляє у ресторані поросячу голову??), далі – спортсмени і діячі циркового мистецтва, і останнє дуже йому притаманно. (...) З морячками – нема питань: Вадим сам віддав данину Балтфлоту, хоч до того і спробував на селі сховатися од виконання «священного громадського довгу», як чинили немало чесних, духом вільних людей. Не вийшло; а вже у армії заледве не втрапив до дисбату, намалювавши карикатуру на військове керівництво, бо в тім узріли антирадянщину. Та пробачили, натомість зажадали од солдатика незліченних копій із рєпінських «запорожців, котрі пишуть», що їх відтоді міг відтворювати із заплющеними очима… (...) Мізераблі усіх відтінків та мастей – теж не дивина: на різних щаблях творчого існування вони траплялися Вадиму-Костянтину на кожному кроці, од спілчанських закапелків до сходових кліток на Дарниці, де мешкав багато десятиріч підряд. Про деяких із них він устиг мені розповісти; історії ці настільки карколомно-неймовірні, що жодне полотно, здатне спровокувати поверхневі деформації, не було би у змозі витримати тягаря «щоденних абсурдів» оцих персонажів. (...) Звідси – спроба виразити побачене у іншому виді творчої діяльності: літературно-рукописному. Створив з десяток коротких п’єс, їх принагідно проілюструвавши; сподіваюся, коли-небудь їх побачить світ… (...) Якщо «героїв» – але ще не персонажів – скинуто з котурн, це не означає їхнього змізеріння, охлялості, занепаду. Навпаки, сумнівна 508
509
Олег Сидор-Гібелінда ІСТОРІЇ, ЯКІ ОПОВІДАЄ ВАДИМ-КОСТЯНТИН ІГНАТОВ
сучасність надає їм якогось наркотичного шансу. Персонажі, композиційна конструкція, чи щось на загал до цього, зображаються у стадії максимальної напруги, що сусідить із екстазом. (...) Вадим – різними голосами, на різний копил – оповідає одну і ту саму історію: катарсису, який переживають його персонажі, або ж предмети, часом мало від них відмінні, їм дивовижно уподіблені – і навзаєм. Бунтівливий, витрибенькуватий характер самого митця зумовив саме такий вибір – і не лише творчості, а й його власної долі, з творчістю тісно переплетеної. Його персонажі якщо і не квапляться кудись, охоплені диким завзяттям, то перебувають у стані напруженого чекання, яке в кожну мить може розродитися вибухом. Але – у цьому й полягає основна новація українського автора – наслідок такого не передбачає руйнації довкілля, відрізків та уламків (куди вже притьмома поспішають прибиральниці о помаранчевих жилетах). Радше, структурне його оновлення, екстазне очищення – як нині модно казати: перезавантаження… а воно вже триває. (...) Позірним контрастом, насправді ж – логічним продовженням і розвитком цієї «міфологічної манери» є серія робіт, які згодом назовуть «сталевими» чи «залізними», ознак міфу і тут не бракує. (...) Про їхню популярність свідчить уже той факт, що одну з них художник обрав для парадного запрошення на персональну виставку, яка відбулася восени 2003 р. у Національному художньому музеї Києва і яка стала його заслуженим тріумфом. Шкода, ненадовго. Це і зрозуміло: надто незвичною була для глядача нова його манера письма, зовні непривітна оку, галаслива, наче скреготлива – так і звучать у вухах характерні звуки, які достеменно вичворюють його персонажі, мов викаблучуючи якийсь божевільний танок – та вони вже не персонажі. (...) Та і у власному доробку Вадима-Костянтина ця серія розмістилася ніби осторонь. Ігнатов наче переступає межу «людиноподібного» й опиняється на території вже не літературних, вимислених чужими мізками, а наче справдешніх, власновідчутих-передчутих кібериків. «Залізні персони» Ігнатова – втілення абсолютної свободи та самодостатності, яким жоден закон не писаний – навіть земного тяжіння. (...) І ніби не рукою Вадима написані деякі натюрморти, геть позбавлені ознак побутового макабру, навіть радикального перебільшення форм. Декоративність їх, поза усяким сумнівом, – це їхня
In Memoriam
головна чеснота. Переважну більшість з них складають зображення квітів у вазах – ще й таких гламурних видів, як «бліді нарциси… з кривавими ротами», оспівані Фірдоусі та Вордсвортом (а до них вам я процитував маловідомого поета «срібної доби», Ігнатову, гадаю, він би припав до смаку). І цикламени, символіка яких не настільки багата, а така безпосередня презентація скоригована предметами кухонного вжитку та кількома «крильцями» ясеневого дерева. І – уявіть собі! – чотирма сірниковими патичками. Авторська знахідка: сірнички – нові-новісінькі, ще й «червоноголові», а не «здохлі» чи «скоцюрблені», як зазвичай, неусвідомленою даниною vanitas. Важко повірити, що цей спокійно-оптимістичний, прозорий за настроєм твір написано у рік смерті автора. (...) Зайве казати, що не квітами єдиними – але й більш прозаїчними речами наш автор обновив добряче спорохнявілий жанр «тихої натури», що його вже, здавлося, пора було «здавати в архів». Бо начебто все вже й так писано-переписано, бачено-перебачено, а як уперше видиш набурмосені груші в горнятку – чи зніяковілий канделябр зі свічним недогарком, прикопчену, як притлумлену, спохмурнілу риберу на підстилці, примус, хтиво збуджнений язиками білого полум’я. Адже усі вони емоційно рівноважні квітам, які на шкалі доброякісних оцінок вдостоєні «пальми першості». Тільки на шляху до (складної, ледве не нервової, тепер уже розуміє глядач) гармонії кожному з них доведеться чимось поступитися. (...) У цьому – продовження бурхливих левітацій його «великих творів», його «міфологій». – Барта, Ролана, щоб ви знали, теж ушановував. Утім, ні художника, ні глядача це зовсім не турбує. Тут – як і в деяких пейзажах – Ігнатов віднаходить «тиху гавань», до якої він, як справжній, себто ризиковий мореплавець повертався, аби невздовзі знову вийти у відкрите море – творчого пошуку, як ви вже зрозуміли. На відміну од власне мореплавця, Вадим-Костянтин примудрявся водночас мандрувати різними широтами – і побіля різних материків, бороздити різні моря-океани (не раз і не двічі стикаючись з «Кораблями дурнів»). Які освоював з однаковим азартом – читайте: талантом. КД.: Костянтин – добре! ВС: Вадим – супер. ІФ: Ігнатов – форева! Н: (тобто) назавжди. 510
ПАМ’ЯТІ ВАДИМА ХРАПАЧОВА 24 вересня 2017 року, у вечір свого сімдесятиріччя, пішов із життя знаний український композитор межі ХХ–ХХІ століть, заслужений діяч мистецтв України Вадим Юрійович Храпачов. Народився майбутній композитор у 1947 році у місті Києві, де й прожив більшу частину життя. У 1972 році закінчив факультет музикознавства Київської державної консерваторії, і вже наступного року почав працювати в кіно: його запросили написати музику до кіносеріалу «Стара фортеця» («Старая крепость»). Загалом Вадим Храпачов написав музику до 49 художніх, 19 мультиплікаційних і 13 документальних фільмів і до безлічі вистав. Він створив музику до кінокартин В’ячеслава Криштофовича, до анімаційних робіт Євгена Сивоконя. Починаючи з 1982 року співпрацював з легендарним режисером кіностудії Олександра Довженка Романом Балаяном, написав музику до його кінострічок, у яких знімався Олег Янковський – «Польоти уві сні та наяву», «Поцілунок», «Бережи мене, мій талісман», «Філер», «Райські пташки». У 1983 році композитор закінчив Одеську державну консерваторію, згодом почав викладати на кафедрі історії та теорії музики в Київському педагогічному інституті. Вадим Храпачов писав камерні та симфонічні твори, однак справжнім і найбільш відомим його доробком була і залишається музика до кінострічок. Фільми, в яких лунали його твори, виходили знаковими і назавжди поповнювали колекцію української та світової кінокласики, одержували велику оцінку критиків і глядачів – у тому числі завдяки чудовому музичному супроводу. Вадимові Юрійовичу як композитору було властиве надзвичайне музичне чуття моменту. 511
In Memoriam
Володимир Губа, український композитор: В чому ж його значущість? У чому великий внесок? У чому його суб’єктивний, індивідуальний почерк? Унікальне і неповторне відчуття тембру – раз. Друге – він неймовірно тонко відчував не лише окремі звуки, такі важливі для кінематографу (…). Він так само легко вловлював – просто-таки жонглював! – мотивом і мелодією. Яка різниця між мотивом і мелодією? Це як гравюра, де є маленькі мотивчики, мотивчики в межах двох-трьох секунд, п’яти секунд – а далі вже з’являється великий мотив, а далі йде мелодія. І оцим усім арсеналом прекрасно володів Вадим Храпачов. Друзі та близькі згадували і згадують Вадима Юрійовича як дуже світлу, чарівну, непересічну особистість, композитора, який збирав навколо себе інших обдарованих людей і вводив їх у світ музики, знайомив із творчістю інших композиторів і зачаровував своєю харизматичною, унікальною роботою. Давид Черкаський, український художник-мультиплікатор: Це непросто – слово «був». Я дуже любив його, це була чарівна, дуже мила людина. Сподіваюся, він до мене теж добре ставився… В останні роки через проблеми з легенями Вадим Храпачов практично не працював і рідко залишав квартиру. Свою хворобу він зносив із мужністю і мудрістю сильної особистості, нічим не виказував свого стану. За спогадами друзів, голос Вадима Юрійовича завжди був бадьорим – щоправда, найближчому колу рідних він інколи жартома скаржився на те, що забагато спить. Володимир Бистряков, український композитор: У нього в голосі абсолютно не було інтонації людини, яка страждає від тяжкої хвороби. І склалося враження, що він знав, що буде потім. Окрім того, мене вразило, з якою мужністю він це сприймав (…). Я розумів, що, як кожна сильна людина, він не хоче, щоби його бачили слабким. У день свого сімдесятиріччя композитор влаштував тим, хто прийшов привітати його, теплу зустріч, яку гості ще довго згадували. Зустріч ця виявилася останньою. Ще о пів на сьому вечора він відповідав не телефонні привітання і дякував усім, хто навідався в гості чи подзвонив. «Ніколи не думав, що стільки проживу», – відказував він на привітання. А вже о дев’ятій його душа залишила цей світ. 512
Олександра
Уралова
Олександра Уралова
ПАМ’ЯТІ ВАДИМА ХРАПАЧОВА
28-го вересня в Будинку кіно відбулася церемонія прощання з митцем, – близькі, друзі, колеги по музичному цеху згадували світлими і щирими словами людину, яка зробила величезний внесок в українську музику, кінематограф і культуру і залишилася у їхніх серцях як чудовий друг, талановитий автор і проводир у чарівний і неймовірний світ мотивів і мелодій. Світла пам’ять про велику людину і великого композитора не зів’яне і не зітреться.
513
ЗМІСТ ПОЗА РУБРИКАМИ
Йосиф Зісельс УКРАЇНСЬКІ ТА ЄВРЕЙСЬКІ ДИСИДЕНТИ: ВІД СПІЛЬНОЇ БОРОТЬБИ ДО САМОРЕАЛІЗАЦІЇ В НАЦІОНАЛЬНИХ ДЕРЖАВАХ ................................................................... 3 ПРОЗА Михаил Король КОРОЛИ (Семейные предания на фоне исторической действительности и наоборот) В ПОИСКАХ РЕКИ ...................................................................................... 39 САХАРНИЦА БРОДСКОГО ...................................................................... 51 Фрідріх Горенштейн ДІМ ІЗ БАШТОЧКОЮ Переклад з російської мови Катерини Сінченко ................................................ 74 Елена Стяжкина РОЗКА ................................................................................................................ 98 ШКОЛИ ПЕРЕКЛАДУ .................................................................................. 150 Сайєд Кашуа ДИСКУСІЯ (Фрагмент з новели «Друга особа однини») Переклад з івриту С. Гурбича ................................................................................... 151 Айман Сиксек ШАРИХАН (Глава из книги «В Яфо») Перевод с иврита С. Гурбича ................................................................................ 156 Ефраїм Кішон ЗУБ ЗА ЗУБ Переклад з івриту К. Єрофеєвої ........................................................................... 160 ВЛЕТІВ НА ГРЕБІНЕЦЬ Переклад з івриту Д. Семенової, О. Заславської, Н. Дмитренко, Л. Ляхович, О. Лавської, К. Єрофеєвої, О. Бондаренко ......................................... 163 І БУВ ВЕЧІР, І БУВ ПОКЕР… Переклад з івриту Д. Семенової, О. Заславської, Н. Дмитренко, Л. Ляхович, О. Лавської, К. Єрофеєвої, О. Бондаренко ........................................ 166
ЯК ВАМ ТІСТЕЧКА? Переклад з івриту Д. Семенової, О. Заславської, Н. Дмитренко, Л. Ляхович, О. Лавської, К. Єрофеєвої, О. Бондаренко ...................................... 167 ТОВАРИШІ ПО ВИРАЗЦІ Переклад з івриту Л. Ляхович, О. Лавської .......................................................... 169 ТЕОРІЯ ВІДНОСНОСТІ ВІДНОШЕННЯ Переклад з івриту О. Заславської ..................................................................... 173 Іцхок Лейбуш Перец СІМ ЩЕДРИХ РОКІВ Перекладз їдишу О. Заславської ....................................................................... 179 БЛАГОЧЕСТИВИЙ КІТ Переклад з їдишу О. Заславської ........................................................................ 182 Шолом-Алейхем ЧЕРЕЗ ЯКИЙСЬ КАРТУЗ Переклад з їдишу Н. Скуратівської ................................................................... 185 ПОЕЗІЯ Инна Лесовая БАБУШКА МИРИАМ .................................................................................. 193 Катерина Сінченко З добірки «НЕ ДИВИСЬ» .............................................................................. 241 Аня Хромова ПЕРЕКЛАДИ З ЄГУДИ АМІХАЯ ............................................................. 247 Ия Кива СТИХОТВОРЕНИЯ ......................................................................................... 251 КРИТИКА ТА ПУБЛІЦИСТИКА Володимир Біблер КУЛЬТУРА І ОСВІТА (Роздуми у семи тезах) .................................... 254 ЯК ІЗРАЇЛЬ ПІДТРИМАВ НАС НА МАЙДАНІ .................................... 271 Олександра Уралова ПАМ’ЯТЬ ПРО БАБИН ЯР: мистецтво, наука, суспільство .................................................................... 313
МЕМУАРИСТИКА Катерина Рапай ДВОЙНАЯ ЭКСПОЗИЦИЯ .......................................................................... 346 Роман Корогодський ДРУГ, АБО ЮХИМІВ ЗАПОВІТ .................................................................. 435 НАШІ ПУБЛІКАЦІЇ Майор З. Кац, майор М. Талалаевский ОСВЕНЦИМ ..................................................................................................... 445 Наталія Риндюк ДЕЩО ПРО ЄВРЕЙСЬКУ ЕТНОГРАФІЮ: Спогади учасника експедиції С. А. Ан-ського .................................... 457 Іцхак Ґур-Ар’є ЕТНОГРАФІЯ ТА ФОЛЬКЛОР ЖИТТЯ ЛЮДИНИ Переклад з івриту К. Драшпуль, примітки Н. Риндюк ....................................... 460 АН-СЬКИЙ – ЖИТТЯ ТА ДІЯЛЬНІСТЬ Переклад з івриту Л. Шейнер, примітки Н. Риндюк ........................................... 466 МИСТЕЦТВО Ірина Мелешкіна ШОЛОМ-АЛЕЙХЕМ НА СЦЕНІ КИЇВСЬКОГО ВСЕУКРАЇНСЬКОГО «ГОСЕТУ» ................................................................. 474 Марина Щербакова МЕЖ ДВУХ МИРОВ: Еврейские выставки и коллекции в музеях УССР (1919–1941) .............. 486 IN MEMORIAM Олег Сидор-Гібелінда ІСТОРІЇ, ЯКІ ОПОВІДАЄ ВАДИМ-КОСТЯНТИН ІГНАТОВ .............. 506 Олександра Уралова ПАМ’ЯТІ ВАДИМА ХРАПАЧОВА ............................................................ 511
CONTENTS BEYOND SECTIONS Josef Zissels Ukrainian and Jewish dissidents: from a joint struggle to self-realization in national states ...................................................... 3 PROSE Mikhail Korol THE KOROLS Family legends against the background of historical reality and the other way round IN QUEST OF THE RIVER..................................................................................... 39 THE SUGAR BOWL OF BRODSKY ................................................................... 51 Fridrikh Gorenshtein HOUSE WITH A TURRET Translated from Russian by Kateryna Sinchenko ............................................. 74 Elena Styazhkina ROZKA....................................................................................................................... 98 SCHOOLS OF TRANSLATING ..................................................................... 150 Sayed Kashua THE DISCUSSION (A fragment from the novel Second Person Singular) Translated from Hebrew by Sergii Gurbych ....................................................... 151 Ayman Sikseck SHARIHAN (A chapter of a book “To Jaffa”) Translated from Hebrew by Sergii Gurbych .................................................. 156 Ephraim Kishon TOOTH FOR TOOTH Translated from Hebrew by K. Yerofeieva...................................................... 160 RUNNING INTO A HAIR PICK Translated from Hebrew by D. Semenova, O. Zaslavs’ka, N. Dmytrenko, L. Liakhovych, O. Lavs’ka, K. Yerofeieva, O. Bondarenko .......................... 163 AND THE EREV AND THE POKER Translated from Hebrew by D. Semenova, O. Zaslavska, N. Dmytrenko, L., Liakhovych, O. Lavs’ka, K. Yerofeieva, O. Bondarenko ....... 166
WHAT DO YOU THINK OF THE COOKIES? Translated from Hebrew by D. Semenova, O. Zaslavska, N. Dmytrenko, L. Liakhovych, O. Lavs’ka, K. Yerofeieva, O. Bondarenko.............................. 167 FELLOWS IN ULCER Translated from Hebrew by L. Liakhovych, O. Lavs’ka................................. 169 THE THEORY OR RELATION’S RELATIVITY Translated from Hebrew by Oleksandra Zaslavska ....................................... 173 Yitskhok Leybush Peretz SEVEN GOOD YEARS Translated from Yiddish by Oleksandra Zaslavska ....................................... 179 A PIOUS CAT Translated from Yiddish by Oleksandra Zaslavska ...................................... 182 Sholem Aleichem ON ACCOUNT OF A HAT Translated from Yiddish by Nadiya Skurativs’ka........................................... 185 POETRY Inna Lesovaya GRANNY MIRIAM .............................................................................................. 193 Kateryna Sinchenko From the poems’ collector “DON’T LOOK” ..................................................... 241 Ania Khromova TRANSLATIONS FROM YEHUDA AMICHAI ............................................. 247 Iia Kiva POEMS ..................................................................................................................... 251 CRITICISM AND PUBLICISM Vladimir Bibler CULTURE AND EDUCATION (Considerations In Seven Theses) ............. 254 HOW ISRAEL HAS SUPPORTED US ON MAIDAN ............................ 271 Oleksandra Uralova IN MEMORY OF BABIY YAR: ART, SCIENCE, SOCIETY........................... 313
MEMOIRS Ekateryna Rapai DOUBLE EXPOSURE .......................................................................................... 346 Roman Korohodski A FRIEND, OR EFIM’S TESTAMENT.............................................................. 435 OUR PUBLICATIONS Major Z. Katz, major M. Talalayevsky AUSCHWITZ ......................................................................................................... 445 Nataliia Ryndiuk A FEW REMARKS ON JEWISH ETHNOGRAPHY Memoirs of S. A. An-sky’s expedition participant ......................................... 457 Yitzchok Gur Aryeh ETHNOGRAPHY AND FOLKLORE IN HUMAN’S LIFE Translated from Hebrew by Katerina Drashpul, footnotes by Nataliia Ryndiuk .......................................................................... 460 AN-SKY, LIFE AND WORK Translated from Hebrew by Lubov Sheyner, footnotes by Nataliia Ryndiuk ........................................................................ 466 ART Iryna Meleshkina SHOLEM ALEICHEM AT THE KYIV STATE JEWISH THEATER GOSET................................................................................. 474 Maryna Sherbakova BETWEEN TWO WORLDS. JEWISH EXHIBITIONS AND COLLECTIONS IN MUSEUMS OF UKRAINIAN SOVIET SOCIALIST REPUBLIC (1919–1941).............................................................................................................. 486 IN MEMORIAM Oleg Sydor-Gibelinda THE STORIES TOLD BY KOSTIANTYN-VADYM IGNATOV................... 506 Oleksandra Uralova IN MEMORIAM: VADYM KHRAPACHOV................................................. 511
З питань замовлення та придбання літератури звертатися за адресою: ВИДАВНИЦТВО «ÄÓÕ I ËIÒÅÐÀ» Національний університет «Києво-Могилянська академія» вул. Волоська, 8/5, кімн. 210, Київ 70, Україна, 04070 Тел./факс: +38(044) 425-60-20 Сайт: http://duh-i-litera.com E-mail: litera@ukma.kiev.ua Надаємо послуги: «Книга – поштою»
Виготовлено в друкарні ТОВ «Видавничий дім «АртЕк» 04050, м. Київ, вул.. Мельникова, буд. 63
Тел.. 067 440 11 37 artek.press@ukr.net Виготовлено в друкарні ТОВ «Видавничий дім «АртЕк» 04050, м. Київ, вул.. Мельникова, буд. 63 Тел.. 067 440 11 37 artek.press@ukr.net