shafir1 by Judaica Center

Натан Шафир

ПИСЬМА С ФРОНТА

Киев - Запорожье 2005

Натан Шафир

ПИСЬМА С ФРОНТА

СОДЕРЖАНИЕ Предисловие Письма Натана Шафира Приложения 1. Дорогие письма. И.В.Лимонова 2. «Боевая красноармейская». М. Розенфельд 3. Газетная вырезка с сообщением о награждении Н.А.Шафира боевой медалью 4. Извещение 5. Письмо сыну от друзей отца 6. Из письма И.В.Лимоновой от Н.Б.Шафира Библиография

4 6 36 37 38 39 39 40 40

Составитель: Ю.Н.Шафир

ПРЕДИСЛОВИЕ Эти письма адресованы в основном моей маме, но некоторые отец писал непосредственно мне – своему 5-летнему сыну. Они собственноручно переписаны мной с оригиналов, которые хранятся у меня. Исправлено лишь незначительное число описок и по этическим соображениям опущены подлинные имена некоторых лиц. Мой отец, Шафир Натан Аронович, родился в 1910 г. Детство и юность провел в Одессе. Стал журналистом. Переехал сначала в тогдашнюю столицу Украины Харьков. Потом с переводом столицы в Киев переехал туда. В 1935 г. женился на Иде Шнейдерман 1 . В следующем году появился я. Перед войной отец работал ответственным секретарем республиканской комсомольской газеты «Сталинское племя» 2 . В мае 1941 г.младший лейтенант запаса Н.А.Шафир был призван на сборы в одну из танковых частей на западной границе. С начала войны – военный журналист-газетчик, ответственный секретарь газеты 6-й армии «Боевая красноармейская». Во время недостаточно подготовленного наступления Красной Армии на Харьков немцы отрезали и окружили большую группировку наших войск (так называемый «барвенковский выступ»), в числе которых была и редакция «Боевой красноармейской». Почти вся редакция газеты, в том числе мой отец, погибла. По имеющимся данным это произошло 23 мая 1942 г. У мамы была очень скупая информация от людей, которые были близко, но остались живы. Как будто, была посадка в самолет, но всем не хватило места. Вроде бы, должен был быть еще один рейс, но не состоялся… Все произошло неожиданно. Во всяком случае, подробное письмо отца от 10 мая полно оптимизма, а последняя открытка от 14 мая также ничего тревожного не предвещала. Письма охватывают небольшой период – с июля 1941 г. по май 1942 г., т.е. менее года. Для более полного представления об отце и той среде, в которой он находился, в приложения к сборнику включен еще ряд документов. Среди них две статьи. Одна из них принадлежит моей маме, которая, как и отец, была журналисткой и в течение примерно 30 лет - ответственным секретарем популярного детского журнала «Барвинок». Для кого предназначен этот сборник? Ясно, что, прежде всего, – для мамы, меня самого, моей жены и наших детей и внуков. Затем – для других родственников, друзей и, конечно, для семейного архива. В цивилизованном обществе сохранение памяти о предыдущих поколениях семьи является общепринятым. К сожалению, у нас эта традиция выражена слабо. Большинство из нас редко знает о своих предках дальше бабушекдедушек, в лучшем случае - еще об одном поколении. Редкостью в семьях также являются материальные свидетельства их прошлого, в частности, семейный архив. Этому, конечно, есть ряд причин исторического, социального и культурного характера. Для нашей семьи первый маленький шаг в этом направлении мною был сделан составлением альбома фотографий из архива мамы (к ее 90-летию в 2004 г). В нем, помимо довольно большого числа самих фотографий, даны сведения обо всех, кто на них изображен. Здесь следует иметь в виду, что в прошлом фотографии делались не так часто, как теперь, и ценность каждой фотографии для семьи была большей. За истекшие годы мы с мамой время от времени перечитывали отдельные письма отца. Составляя этот сборник, я впервые (!) прочитал их сразу все подряд, предварительно расположив в хронологическом порядке (к счастью, практически все письма датированы). Впечатление было сильное. Поразили искренность, патриотизм и бесконечный оптимизм этого 31-летнего человека. Сила духа, никакой паники, любовь к жене и сыну, друзьям, вера в идеалы, в которые мы, нынешние, уже не верим. Одолевавшая его тоска проявляется лишь подспудно, например, когда он постоянно взывает к маме: «пиши, 1

Нынешняя фамилия мамы – Лимонова (по второму мужу). Здесь и далее все сноски мои. – Ю.Ш. «Правопреемница» этой газеты в 90-е годы называлась «Независимость». Как называлась газета после Сталина точно не помню (кажется, «Комсомольское знамя»), как называется сейчас - не знаю. 2

родная, пиши почаще, пиши хоть под копирку»! Ближе к концу стопки писем я с каждым письмом мысленно отмечал число дней, оставшееся до гибели отца, что усиливало эмоциональное воздействие. Отметил относительно малое количество общих оценок происходившего, в частности, крайнюю скупость и чрезвычайную оптимистичность конкретных комментариев о положении на фронте, а дело было в 1941 – начале 1942 г. Может быть, письмам жене отец придавал в основном личный характер, старался успокоить ее? Может быть. Могли ли более широкие и рискованные темы затрагиваться в его безвозвратно потерянной переписке с коллегами и друзьями, которую, как это видно из писем маме, он вел довольно интенсивно? Ведь все письма проходили жесткую цензуру. «Крамольные» письма или не пропускались целиком, или в них вымарывались отдельные места. Не все письма дошли до нас, а в тех, что дошли и сохранились, следов цензуры нет. А о чем говорили между собой друзья-коллеги при встречах, о которых отец часто и благодарно упоминает, можно только гадать. Нужно также помнить или чувствовать то время и что тогдашние и сегодняшние оценки событий, как известно, не совпадают. Учтем также статус отца: искренний коммунист, политработник, фронтовой журналист, один из руководителей армейской газеты, а до войны – республиканской комсомольской газеты. Все это, а также то, что я – «заинтересованное лицо», затрудняет мне дать оценку общественной значимости отцовских писем. Пусть это сделает кто-нибудь другой. По сообщению мамы, перепиской отца заинтересовался Киевский (или Украинский) институт иудаики (не уверен, что правильно указываю название этой уважаемой организации). Туда будет передан экземпляр этого сборника (в твердой копии и записанный на компьютерный диск), а также оригиналы писем, сканированные на диск. Сами оригиналы писем будут храниться в моей семье. Не исключено, что когда-нибудь во время очередной вспышки общественного интереса к тем временам и событиям письма целиком или частично смогут быть опубликованы более широко. Думается, что с годами ценность подобных свидетельств времени должна возрастать. *** Может возникнуть вопрос о праве публиковать письма под именем автора без его разрешения. Полагаю, что в данном случае достаточно разрешения тех, кому они адресованы, и согласия моей собственной совести как сына. И то, и другое имеется. Этот скромный памятник отец поставил себе сам. Мне осталось лишь прибрать его. Ю.Н.Шафир 27 ноября 2005 г.

ПИСЬМА НАТАНА ШАФИРА 3 12 июля 1941 г. Дорогая милая Идуська! Наконец-то я получу от тебя весточку – ты передашь ее с Сашей Заболотнюком, который доставит тебе от меня письмо и деньги. Как я буду ждать от тебя этой весточки! Каждую минуту буду считать, чтобы, наконец, увидеть написанное твоей и Юрочкиной лапкой письмо. Родная, подробно о моей жизни расскажет тебе товарищ. Пока же могу тебе только сказать, что я чувствую себя хорошо, бодро, но тревожусь за тебя и сыночка. Где ты работаешь, как живешь, что делаешь? – все это я должен знать. Деньги буду стараться посылать тебе ежемесячно, сколько смогу. Котька, теперь обращаюсь к тебе, моя любимая, с просьбой переслать мне с товарищем все, что сможешь, из такого списка: 1. Одеяло байковое (придется пожертвовать, а то надоело шинельку подстилать и ею же укрываться). 2. Резиновую подушку. 3. Купи простенький, но объемистый портсигар из коленкора или кожи. 4. Мундштук. 5. Носков простых. 6. Носовых платков. 7. Воротничков. 8. Если можно – какой-нибудь портплед с ремешками, чтобы все это можно было упаковать, или, в крайнем случае, - мешочек. Извини, что причиняю тебе хлопоты, не обязательно все из этого списка, а что успеешь. Да, еще обязательно полотенце, лохматое. Ну, вот и все. Котик, теперь с сегодняшнего дня у меня есть адрес. Вот он: Действующая Красная Армия. Полевая почтовая станция № 505, литер «А» Редакция. Н.Шафиру Пиши точно так. Пиши почаще, не жди от меня – ведь письмо от тебя, родная, все теперь для меня. Выбирай каждую свободную минуту и пиши. Мне это делать гораздо труднее. 5-6 часов ночью – вот и все, чем я располагаю и, ясное дело, без всяких выходных. Как твои родные? Как моя мама? – не легко им, очевидно. Ну, ничего, Гитлера все таки похороним. Обнимаю, целую тебя и моего ненаглядного сына. Натан. 1 августа 1941 г. Здравствуйте, дорогие! Пользуюсь случаем и посылаю о себе весточку. До сих пор от вас ни слова. Я жив, здоров и чувствую себя хорошо. Хотел бы уже услышать что-нибудь об Идочке и Юрасике. Мой адрес на обороте. 3

Всего сохранилось и включено в этот сборник 57 писем (включая открытки и телеграммы). Письмо, состоящее из двух частей - за 13 и 15 декабря 1941.г., считаем как одно.

Крепко всех целую. Натан. 6 августа 1941 г. Дорогие! Подвернулся случай - товарищ едет в тыл, в один из городов, откуда, как будто, [есть] регулярная связь с Харьковом. Пользуюсь случаем, чтобы послать вам еще одно четвертое или пятое письмецо. Жив, здоров, твердо верю в скорую победу, чего и вам всем от души желаю. Мне бы только узнать, где Идочка и Юрик, их адрес, самочувствие, здоровье. Это сделало бы меня совсем счастливым. Кроме того, деньги, которые я здесь получаю, мог бы попытаться посылать Идуське, если бы только знать, где она и какая почтовая связь с фронтом. Это ужасно, за все время не иметь ни одного слова от своих! Может быть вы не получили от меня всех моих предыдущих писем? Тогда сообщаю о себе: работаю в армейской газете, нахожусь почти все время на передовых, веду себя хорошо и марки большевистской не позорю. Свяжитесь с редактором «Сталинского племени т. Сегеном – у него 500 рублей, которые я уже давно передал ему для Идуськи. Написал бы вам более подробно, но не знаю опять, куда, когда и как попадет это письмо. Не успокоюсь, пока не получу от вас ответа. Вот мой адрес: Действующая Армия. Военно-полевая почтовая станция № 505. Редакция. Н.Шафиру. Крепко всех целую. Натан. 8 августа 1941 г. Здравствуй, Идуська милая! Я уже не знаю, в Харькове ли ты или в другом месте. Твоим родным уже несколько писем послал – пользуюсь любым случаем, любой оказией, чтобы послать весточку о себе. Увы, от тебя ни строчки. Это письмо везет работник «Комунiста», который едет в Харьков. Дорогая, обо мне не беспокойся. Чувствую себя на редкость бодро и жизнерадостно, безгранично верю в скорую победу и нашу встречу, на все временные трудности смотрю оптимистически. От всей души желаю, чтобы и ты все время, всегда при любых испытаниях сохраняла бы такую же веру в жизнь. Знаю, что тебе не легко. Как наш Юрасик? Одень его к зиме потеплей. Взяла ли ты у Сегена 500 руб.? У меня лежат в кармане деньги для тебя. В августе, т.е. в этом месяце, я мог бы передать тебе не менее 1000 руб., но я не знаю, где ты и не решаюсь рисковать. С передачей денег очень трудно. Но если бы я хоть весточку от тебя получил – посылал бы небольшими порциями через полевую почтовую станцию. Но для этого, повторяю, я должен знать твое постоянное местопребывание. Мне денег столько не нужно. Получаю я около 1200 руб. и, во всяком случае, не меньше половины мог бы посылать тебе. Жду, жду от тебя весточки. Все мысли мои с вами. Работой моей довольны. Порох нюхаем, живем самой настоящей фронтовой жизнью. Все мы тут на одинаковом положении, все беспокоимся и думаем о наших боевых подругах и ждем от них весточек. Котинька! Этот товарищ, который доставит. тебе письмо (или пошлет по почте), везет мой пакет для «Сталинского племени». Постарайся связаться с ним 7

через корпункт «Комунiста» и узнать, как он его отправил. Поинтересуйся и проследи. Фамилия товарища – Сидоренко. Если гонорар платят теперь, значит, мне должно кое-что следовать. Забери. Обнимаю тебя, сына, родных, целую без конца. Твой Натан. Без даты Родная! Дописываю, потому что пакет задержался на сутки. Завтра на рассвете уйдут от нашего месторасположения: одна на Киев с этим пакетом, другая - на передовые позиции, в которой буду я. Еду за «добычей», за свежим материалом. Настроение бодрое, хорошее. Котинька милая! Я слыхал, что в Киеве нашлись сволочи с партбилетом в кармане, поддавшиеся панике, струсившие. От меня, от всех нас сердечная просьба – душите их за горло, рвите на части, топчите ногами. Неужели какая-нибудь мразь думает, что мы не победим, чего бы это нам ни стоило. Родная, посылаю тебе всего 500 руб. (в пачке, кажется, не хватает двух пятерок). Дело в том, что в редакции этой я не приписан и поэтому числюсь пока сверх штата. Оклад в связи с этим пока у меня весьма малый. На все мои требования отпустить меня в распоряжение штаба фронта или послать на другое место начальство категорически возражает. Редактор и все товарищи меня уважают и поэтому сейчас срочно изыскивают все возможности, чтобы укрепить меня на штатной должности. Работу же я выполняю порядочную. Все подробно о моей жизни тебе расскажет Саша. Так что посылаю тебе все, что могу. Для Юроньки. Для тебя, моя хорошая, чтобы вы были здоровы и бодры. Целую тебя бесчисленное множество раз. Натан. 14 августа 1941 г. Родная Идуська! Какая радость! Во-первых, только сейчас, 5 минут назад получил от тебя первую открытку, которую ты послала мне 7 августа. Счастлив безмерно узнать, что ты и Юрик здоровы и вместе. Во-вторых, через полчаса мой товарищ Саша Заболотнюк едет в Харьков – он передаст тебе от меня 1000 руб., эту писульку и подробно расскажет тебе о моей боевой жизни. Кстати, 500 руб., которые ты получила из Киева, это деньги, которые от меня были вручены Сегену для передачи тебе. Как только буду знать твое постоянное местопребывание, деньги будешь получать регулярно. Моя зарплата позволит это. Родная моя, послал тебе, в Харьков уйму писем. Вчера дал «молнию» и только сегодня – первая весточка. Одновременно получил из Киева письмо от Сени Жураховича. Котинька! Спешу очень, товарищ уезжает. Очень прошу передать для меня небольшой чемоданчик с ключиком, так как абсолютно все личное имущество пропало в боевой обстановке и мне крайне необходимо. Я тебе подробно не пишу о своем житье-бытье, имея в виду, что у Саши ты узнаешь все. За поздравление с днем рождения спасибо. За пожелание победы тоже спасибо – без победы, Идонька, и встречи не будет. Мы должны победить и победим! А пока что хочу одного: пусть жена и сын не забывают меня и хоть изредка вспоминают. Тогда и мне легче будет при любых испытаниях. Сердечный привет всем друзьям. Крепко обнимаю тебя, ненаглядного Юрасика и родных. Твой Натан. 8

Здравствуй, мой Юрасик! Фашистов мы скоро всех убьем, и тогда я приеду к тебе. Я надеюсь, что ты папку не выгонишь. Тогда ты поедешь опять в Евпаторию, папа – в Гагры, а маму пошлем отдыхать в Карлсбад. Немцев мы и оттуда выгоним. Крепко тебя целую. Поцелуй за меня маму 100 раз. Твой папа. Телеграмма от 15/10/41 ЛОЗОВОЙ ЧКАЛОВ СЫРЕЙНАЯ ПЛОЩАДЬ УЛИЦА КРАСИНА 49 КРИВЕНКО ПРОШУ ТЕЛЕГРАФИРОВАТЬ АДРЕС ИДОЧКИ ЛОЗОВАЯ ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ ТЧК МОЙ ПОСТОЯННЫЙ АДРЕС ДЛЯ ПИСЕМ ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРИМИЯ ПОЛЕВАЯ ПОЧТА 43 ПОЧТОВЫЙ ЯЩИК 86 РЕДАКЦИЯ ШАФИРУ Телеграмма от 14/11/41 ХАРЬКОВА ЧКАЛОВ СЫРЕЙНАЯ ПЛОЩАДЬ УЛИЦА КРАСИНА 49 ШНЕЙДЕРМАН ЖИВ ЗДОРОВ МОЙ АДРЕС ПОЛЕВАЯ ПОЧТОВАЯ СТАНЦИЯ 43 ПОЧТОВЫЙ ЯЩИК 86 ПИШИТЕ НАТАН 20 Ноября 1941 г. Дорогая Идочка! Я уже не знаю, что и думать, все посылаю открытки, телеграммы а от тебя ни слова. Беспокоюсь очень. Сегодня получил от Шушурина открытку с твоим адресом, опять пишу, авось получишь. Черт возьми, все получают письма, только мне не везет на семейном фронте. О себе подробно напишу, когда получу от тебя хоть весточку, а то не знаю, не зря ли пишу. В общих чертах: жив, здоров, бодр по-прежнему, чего от души желаю жене и сыночку. Крепко целую. Для ускорения посылаю мой самый точный адрес: Действующая армия, 43 полевая почта, редакция газеты «Боевая красноармейская», Шафиру. 10 декабря 1941 г. Дорогая моя Идуська, дорогой мой сын! Пишу первое письмо, а то все открытки слал. Сегодня у меня большая радость вчера получил от тебя три открытки: за 21 октября, за 1 и 9 ноября. А сегодня получил письмо, где Юрочка нарисовал танк и попросил покрепче бить фашистов – письмо, правда старое – за 17 октября. Но и за это сердечное спасибо. Котька, устроились вы, как будто неплохо. Если принять во внимание обстановку и положение многих других людей, я рад за вас. Мне радостно и приятно ежеминутно чувствовать, что мои близкие, родные стойко переносят трудности, бодры и верят в победу. Ну, теперь о себе. Во-первых самый «важный» вопрос: отросла ли моя шевелюра. Отросла, ей богу. Было бы ей на чем расти. Был только один момент, когда я за свою шевелюру не дал бы и гроша. 26 августа, как раз в день твоих именин, попал в один переплетик, когда почти целый день бомбили, сволочи. Им, правда, дали духу, но в одном месте бомба разорвалась в нескольких шагах, и хлопцы видели как моя персона взлетела вверх и была засыпана землей. Ребята уже мысленно распрощались со мной, а я взял да поднялся - только глухой дня три был и 9

немного контужен. Несмотря на это, в тот же день выпустил очередной номер газеты. Твой день рождения – счастливый, котька! И только то осталось от бомбежки, что часы были разбиты, а шевелюра стала буйно расти. С тех пор растет тебе на радость. В начале октября мне было командующим армией присвоено звание политрука вне очереди. При аттестации была шикарная характеристика. Могу тебя уверить, что за меня тебе краснеть не придется. Юрику тоже. Ездил недавно на передовые. Верхом! Ха, ты бы видела этого бравого кавалериста и никогда бы не поверила, что это тот самый дохлый элемент, который всегда болел гриппом. Ты сокрушаешься, что я мерзну. Не сокрушайся, золотко: ватные штаны, фланелевые портянки, две пары сапог (в том числе новые хромовые), зимний суконный костюм, меховая ушанка, перчатки, свитер. Что еще надо? Немцам холодно. Они в женские панталоны и бюстгальтеры рядятся, щелкают зубами. Я на них насмотрелся Пленный немец, если садится на стул – стул уползает, столько вшей на нем. Я таких вшей в жизни не видел: гитлеровские, арийские вши величиной с муху. А у меня: 4 пары белья, две простыни, две наволочки. Так что не жалей меня. Дожить бы до победы. А это будет скоро. Трудно очень, сладкого мало, но все это компенсируется такой яростью и такой верой в победу, что кажется пустяком. Каждый камешек, каждый кустик, я уже не говорю о людях, полны неистребимой ненавистью к врагу. Гитлеровское зверье истребляется систематически, день за днем – и это самое главное, самое хорошее. Работаю я много. Настроение несравненно лучшее. Бодр, здоров, весел, пишу фельетоны, очерки, ведаю отделом юмора (получил кличку «оберхохмач») и, конечно, ответственный секретарь. Стараюсь побольше разъезжать. Очень доволен твоими творческими успехами. Ты спрашиваешь о моих родных. Увы, ничего не знаю. Большое горе, если мама осталась в Одессе. Она не выживет. Я за ее слезы, а, может быть, и жизнь постараюсь отплатить. За тебя и за Юрика тоже. За наш дом. За разлуку. Могу только тебе сказать: если там в тылу встретится вам человек, который под любым даже самым благовидным предлогом укрывается от выполнения своего воинского долга- собирай всех баб и бросайте в него камнями, плюйте в лицо. У нас в стране таких немного, а все таки найдутся. О них хорошо Калинин сказал: ахают, охают, а делом не помогают. Я, когда приезжаю в действующие части, морально отдыхаю. Сколько чудных людей! Смерти в глаза смотрят, но веселы, бодры и только ждут приказа: полный вперед!. Скоро, родная моя, будет у нас много радостных новостей. Прошу ответить мне на следующие вопросы: получаешь ли ты по аттестату деньги аккуратно? почему мне ничего не известно о твоих родных? Догадываюсь только, что они с тобой. Где Изя, Зоя Абрамовна? что вы кушаете? Скоро вышлю тебе 500 руб. – специально сыночку на масло. Пусть даже стоит оно на базаре 200 руб. кило - все равно, все деньги только ему на масло. Пусть кушает мой ненаглядный и хоть изредка вспоминает меня. После того, как ты открыткой уведомишь меня, что деньги эти получила – постараюсь еще послать и опять же на масло. Правда, это протянется, так как письма идут месяц, но иначе нельзя, ведь я должен быть уверен, что деньги ты получила. Эти деньги – это то, что осталось от аттестата (я ведь не на всю сумму заработка дал тебе аттестат), и из 500 руб., которые я теперь получаю каждый месяц, у меня уходит вряд ли половина – взносы, курево, белье, стирка. Вещей теплых не посылай. Друг мой, купи мне опасную бритву и кисточку и пошли посылочкой. Купить, очевидно, придется на базаре. Я научился бриться опасной бритвой. Больше ничего не надо. Я счастлив, что ты пишешь мне часто, 10

спасибо. Думаю, что буду получать. Я тоже буду часто писать. Ты не знаешь, что это значит - получать на войне письмо от жены! Спасибо за привет от Фесенко. Скажи Еве, что я часто вижу Огиренко, он их знакомый. Сердечный привет тебе от моих друзей – Саши Заболотнюка и моего самого лучшего друга поэта Джека Алтаузена, а также от Ефима Каца, он у нас. Письмо получилось длинное, скучное и сумбурное. Хочется обо всем написать за все эти месяцы. Хорошая моя, желаю тебе много сил, здоровья и творческих успехов. Целую много-много раз. Твой Натан. 10 декабря 1941 г. Идуська, милая! Саша Заболотнюк едет в Воронеж и оттуда пошлет тебе мои два заказных письма (в том числе и это), открытку и, возможно, телеграмму. В одном заказном – преподробное письмо. В этом – оттиск стихотворения моего близкого боевого друга поэта Джека Алтаузена с его припиской тебе. Прочти это стихотворение, оно выражает мои чувства. Просьба к тебе от Каца. (из «Коммуниста»), он у нас работает: напиши его жене письмо по адресу. г. Зеленодольск, Татарской АССР, 3-е почтовое отделение, Маслобойщиковой Александре Сергеевне. Напиши ей его адрес (такой же как и мой), пусть напишет ему, он писем не получает и волнуется. Ну, вот и все. Еще раз напоминаю мою просьбу: вышли мне опасную бритву и кисточку, больше мне ничего не надо. Крепко тебя целую, Юрасика. Буду писать часто. Натан. 13 декабря 1941 г. Дорогая Идуська! Я все пользуюсь оказиями. От нас в Воронеж едет мой друг Джек – он отправит это мое письмо и открытку. Я могу посылать письма и отсюда с фронта, но мне кажется, что из Воронежа скорее дойдет. Позавчера туда же поехал Саша Заболотнюк, [с ним] тоже отправил тебе два заказных письма и открытку. Обидно мне: ты пишешь, что отправила мне много писем, а я только три открытки и письмо получил. Надеюсь, что мои корреспонденции будут счастливее. Не серчай, что это письмо скучное. Настроение у меня пречудесное (по ряду причин), но сейчас глубокая ночь, и я зверски устал. Вставать я имею привычку раньше всех, поэтому креплюсь только той мечтой, что высплюсь сразу после войны. Ой, буду спать! 264 часа подряд без просыпу. А Юрка будет стоять у изголовья, гнать всех прочь, стрелять из моего нагана в потолок и кричать: «Ша, босяки, папка спит!» Вот лафа будет, ей-богу. А Гитлер в земле будет гнить. Ну, Котька, ведь когда-нибудь это, черт возьми, будет. Полагаю, не долго ждать. 15 декабря 1941 г. 4 Два дня этот листик лежал недописанным, и пойдет это письмо не через Воронеж, а из нашей полевой почты. Обстоятельства помешали дописать. Вчера я получил открытку от Жураховича. Вот чудило! Написал все, а свой адрес забыл. Куда ему отвечать? Получил я также письмо от жены Сегена. – разыскивает мужа, от Ципенко, от художника Розенберга. Кстати, о художнике: Резниченко 5 больше нет. Вани Сергеева тоже. 4

Продолжение предыдущего письма. Известный мне художник Абрам Резниченко жил после войны с нами в одном доме на Толстого, 25. Был он великолепный график, филигранный мастер рисунка, лауреат Сталинской премии. Сильно хромал. По крайней мере, до моего отъезда из Киева в 1958 г. был жив. Может быть, отец имел в виду какого-нибудь другого художника Резниченко?

Состояние здоровья у меня отличное. Что тебе еще о себе писать? Все идет хорошо, особенно придают много сил радостные вести с фронтов. Все ближе и ближе час расплаты. Народ, с которым я работаю, - замечательный. Настоящие боевые газетчики. Это, Котька, не поехать куда-нибудь в школу и стрельнуть очерочек. Тут каждая строка берется иной раз под огнем. Нашу работу ценят, газета пользуется исключительной любовью всех без исключения бойцов. Нужно было бы тебе видеть, как нас встречают бойцы на передовых позициях! Как родных. У меня есть много теперь друзей-летчиков, артиллеристов, кавалеристов и т.д., награжденных орденами, настоящих героев. Должен тебе сказать, что если иногда одолевает хандра – самое лучшее лекарство – поехать в действующую часть, мигом на душе радостно станет. Славные люди! Карточка, которую я тебе посылаю, свидетельствует об одной из моих поездок на передовые в ноябре еще. Была грязь, машины пришлось бросить, и командир полка дал нам лошадей 6 , чтоб добраться к огневому рубежу. Снимал наш редакционный фотокорреспондент. Слева направо: Джек Алтаузен, я (плохо получился, на мне чужая и куцая фуражка), адъютант командира полка и коновод, героический парень, сам истребивший около сотни немцев. Из этой поездки я привез хорошие материалы. Ответственного секретаря обыкновенно стараются редко выпускать из редакции, поэтому каждую свою поездку я стараюсь использовать как получше. Меня тяготит должность секретаря 7 , хотел бы лучше быть обыкновенным литсотрудником, а меня упорно в начальствах держат. Идуська! В Чкаловском 8 горздравотделе работает жена моего товарища по редакции – врач Мария Исааковна Оперштейн. Свяжись с ней, хорошая женщина. Если можешь, помоги ей устроить старика на работу, он квалифицированный наборщик. Ну, вот и все пока. До следующего письма. Как я скучаю по тебе и Юрасику – трудно передать. Даже невозможно передать. Котька, посылаю еще одну карточку, тоже во время одной из поездок на фронт, кажется, в октябре. Тогда я был еще младший лейтенант, а теперь уже политрук – по-моему, уже сообщал об этом в одном из предыдущих писем. Крепко-крепко целую. Твой Натан. Юрасик! 9 Пиши папке письма почаще. Ты уже, наверное, вырос и стал большой. Помогай мамочке, дедушке и бабушке по хозяйству. Целую. Папа. Телеграмма от 22/12/41 Чкалов Форштадт ул. Чкалова 143 Шнейдерман Жив здоров Крепко целую обнимаю Письма получаю. Пиши чаще, больше. Натан Воронеж проездом

Это фото имеется в альбоме, посвященном 90-летию мамы. Ответственный секретарь газеты – это, выражаясь современным языком, – менеджер, который непосредственно (оперативно) руководит выпуском издания, тогда как редактор осуществляет более общие руководящие функции. 8 Имеется в виду г. Чкалов (до этого и ныне – г. Оренбург), где наша семя была в эвакуации в 1941-44 г.г. 9 Здесь и далее все приписки или отдельные письма 5-летнему сыну написаны «печатными» буквами. 7

24 декабря 1941 г. Идуська, Юрик! Вчера послал открытку, сегодня опять. Когда ты ее получишь, будет уже 1942 год – год победы и счастья. Когда ты получишь эту открытку, много наших советских городов снова будут нашими. Дела идут отлично. Горячо поздравляю тебя, Юрасика и родных с Новым годом. Получила ли ты мои заказные письма, открытки и деньги (1000 руб. двумя переводами)? Почему все твои открытки (я за все время только 4 получил) такие скупые? Пиши почаще. Я тоже стараюсь часто писать. Учти, что дальше я так часто писать не смогу – тебе, надеюсь, понятно почему, расстояние между нами будет увеличиваться, против чего никто из нас возражать не будет. Крепко целую. Натан. 26 декабря 1941 г. Дорогая Идочка! Только что получил от тебя открытку, написанную 1-го ноября и письмо за 17 ноября. Ты, котик, поставила мне задачу со многими неизвестными. Куда я должен был писать? Мною посланы тебе три заказных письма, несколько открыток, два денежных перевода на 500 руб. каждый, две телеграммы по адресу: Чкалов, Форштадт, ул. Чкалова 143 10 . И вдруг ты просишь писать на адрес редакции. Такими фортелями можно и телеграфный столб расстроить… Прими меры, а я до тех пор, пока не получу от тебя исчерпывающего разъяснения, буду писать реже и в адрес редакции 11 . Я здоров. Ты пишешь, что думаешь выслать мне теплые вещи. Упаси бог, я не знаю, куда свои девать. Большое спасибо за заботу. но я одет как зимовщик на Северном полюсе., да еще в мешке запас. К… обратный привет, только уж больно далеко забрался. Юрочке письмо на обороте. Крепко целую рассеянную Идочку, родных, сыночка. Натан. 29 декабря 1941 г. Славная Ида! Очень благодарен тебе за весточку. Вот и Новый год пришел. Вчера с Фрумгарцом вспоминали мы о нашей прошлогодней встрече Нового года и так захотелось увидеть всех друзей и увидеть в нашем родном Киеве. Верю, что это уже скоро будет. Идочка! Желаю тебе и Юрочке всего, всего лучшего. Будь здорова и бодра. Мы встречаем Новый год с чувством […] скоро вернемся на Украину. Крепко, крепко жму руку и поздравляю с Новым годом. Привет Вере. Натан. 30 декабря 1941 г. Здравствуй, Идочка! Вчера был преотличный день – получил от тебя открытку за 16/ХII, заказное за этот же день и письмо от Веры Кривенко за 17 декабря. Свершилось чудо на фронте почтово-телеграфной связи – письма эти шли 12 дней! Вместе с этой открыткой посылаю письмо, так как на эту площадь можно вместить только 10-15 строк и то петитом.

На предыдущем письме-открытке был указан адрес «ул. Чкалова 43», а не 143, но оно дошло. Этом письмо-открытка была написана и дошла по адресу: «г.Чкалов, ул. 9 января, редакция «Чкаловская коммуна». И.Шнейдерман».

Жив, здоров, ежедневно жду от тебя весточек, поздравляю с Новым годом (с опозданием). На твой домашний адрес (Форштадт 12 , ул. Чкалова, 143) выслал три заказных письма, два денежных перевода и две телеграммы. Получила? Крепко целую тебя, сыночка, родных. 30 декабря 1941 г. Идуська! Я бы сегодня ограничился только открыткой, которую послал вместе с этим письмом. До сих пор сержусь на тебя за рассеянность. Сначала ты указала, чтобы я тебе писал на домашний адрес (Форштадт), а затем на редакцию. Я тебе уже об этом писал, теперь повторяю: три заказных письма, несколько открыток, два денежных перевода по 500 руб. каждый и две телеграммы. Уточни это дело. Теперь буду писать тебе так: Чкалов, любая улица, любой дом, растяпе-долгоносику. Дойдет. Но пока решил не особенно сердиться, так как получил вчера от тебя открытку, заказное письмо от 16 декабря и письмо от Веры Кривенко. Быстро дошло! Неужели почта будет и впредь так хорошо работать? Я очень рад за тебя, котька. Работаешь – это уже хорошо. Работой довольна – это совсем чудесно. В наше суровое время это много значит, и ты должна это ценить. Я знаю, что вашему брату не легко приходится. Но нашему тоже. Крепись, родная. Немчура за все это расплачивается потоками, целым морем своей крови. 1943 год мы будем встречать вместе, и я всем сердцем верю, что никому из нас не придется друг перед другом краснеть. Чувствую себя хорошо. Работы очень много. Езжу. Пишу. Тружусь. Одет великолепно. Взамен тех вещей, что у меня пропали во время одной перепалки, есть вдвое больше: два зимних костюма, хромовые и простые сапоги, кожаная ушанка на меху, белья четыре пары и т.д. Бритву можешь тоже не посылать, ребята достали мне. Нужна только кисточка, мыльница, зубная и мыльная пасты. Больше ни черта. С удовольствием послал бы папе 13 один костюм. Только как послать? Ты у меня больше не спрашивай о моей маме. У меня, очевидно, нет больше матери. 14 В Одессе немецкие сволочи вырезали почти всех евреев. Я пишу об этом сравнительно спокойно, потому что много горя и страданий людских видел. Сердце становится каменным, глаза сухими. Я только один раз при всех прослезился, когда Киев был сдан. А теперь и на нашу улицу праздничек приходит. Я уже видел немецкие трупы в снегу. Я хотел, чтобы Юра их тоже видел и чтобы запомнил. Это очень приятно, Идочка, смотреть, когда много немецких трупов. Все они так будут лежать. Вере Кривенко могу только искренне сочувствовать. Ничего мне не известно о Борисе. У нас работает писатель Олекса Десняк, он тоже недавно из такой же истории выпутался. Он тебя знает. Ты уже познакомилась с женой моего сослуживца Марией Исааковной Оперштейн? Свяжись с ней. Ее муж жив, работает и хороший парень. Почему ты мне ничего не пишешь, получаешь ли аккуратно деньги по аттестату? И, кстати, напомни мне, до какого он числа. А то позабыл. О К… ты пишешь мне уже вторично. Он меня интересует весьма мало. У нас не пользуются симпатией здоровые люди, которые забегают чересчур далеко. Он как 12

Так назывался район-окраина г. Чкалова. Имеется в виду мамин папа, т.е. мой дедушка (в г. Чкалове мы были вчетвером: мама, дедушка, бабушка и я). 14 Фактически папина мама (моя бабушка Полина) умерла приблизительно в марте-апреле 1944 г. в эвакуации (по-моему, в Актюбинске или Акмолинске). Об этом упомянуто в моем детском письме маме из Чкалова в Киев от 10 мая 1944 г. со ссылкой на письмо от папиной сестры Иды. Сама тетя Ида, врачофтальмолог, дважды орденоносец, была на фронте, а ее муж, дядя Зеня, по причине крайней близорукости не воевал - был с бабушкой Полиной и сыном Ариком в эвакуации. Очевидно, у отца не было в то время связи со своими родными. 13

начал бежать, так бежал-бежал, пока не задержался, бедняга, аж в Чкалове. Трус. Он здоровее меня, а Юрик храбрее его. Гони в шею. Война – такое дело, когда проявляются все качества человека – совесть, преданность, любовь, честность, храбрость. Моему сыну будет чем гордиться. Он будет говорить: «Мой папа был участником отечественной войны». А его сын что скажет? – «мой папа был в бегах». Фе! Котька, каждая весточка из дома – большой для меня праздник. И не только для меня – для всех моих друзей. Мы радуемся коллективно. Пиши почаще, и я тебе этого никогда не забуду! Крепко обнимаю и целую тебя, Юрасика, родных. Твой Натан. Открытка от 5 января 1942 г. Дорогие! Жив, здоров. Шлю самые лучшие пожелания Идуське, Юрочке, папе и маме. Одновременно с этой открыткой шлю подробное письмо. Сегодня получил открытку, посланную мне тобой из Кокреевского района. Целую. Натан. Телеграмма от 8 января 1942 г. Жив здоров Привет Саши Шехтмана Выслал двумя переводами тысячу рублей. Шафир 8 января 1942 г. Здорово, Идошка! Богатый урожай. Сначала принесли твое письмо за 18/ХII, затем на второй день открытку и письмо за 24/ ХII с запиской Юрика, в которой он уведомляет меня о том, что, во-первых, он собирается в Киев, во-вторых, уже большой и, в-третьих, ждет меня. […] Теперь моя очередь удивляться. К 24 декабря ты от меня имела всего 2 телеграммы и две открытки. Ну, а остальные открытки? Письма? Три заказных письма с моими фотокарточками, стихами Джека? Два денежных перевода по 500 руб. каждый (Юрику по случаю хорошего аппетита)? Правда, сначала все я тебе слал на твой Форштадт. Может быть, все это пропало? К 24 декабря ты уже должна была кое-что из всей этой обильной корреспонденции получить. Не везет нам с тобой, котька, на почтово-телеграфном фронте. Получил я и от Веры открытку, получил письмо от Аси Примак из Фрунзе – она Мишу разыскивает. Ответил, что постараюсь помочь ей в этом. Но боюсь … 15 В основном правильно сделала, что написала Пидтыченко. Это говорит в пользу твоих патриотических чувств. Только за Юрка - твоя полная ответственность за время войны. А его тащить не следует. Не сладко придется, могу засвидетельствовать. Тебя скоро К… будет информировать не только о моих часах, но и о том, какого цвета кальсоны я ношу. Мне противно, повторяю, слышать его имя. Там еще есть такие: С…, Н… и пр. Испугались. Трусы. Уделались и удрали к женам. Тыловые блохи. А за «Зенит» спасибо. Только даром не беру. Предполагаю заработать «Зенит». Верно? Жизнь моя боевая протекает вполне нормально. Очень и очень много работаю. Идуська, движемся мы уже вперед, понятно? Вперед! Если бы ты знала, с какими чувствами все это делается. Кто там, к черту, на трудности внимание обращает? Вшивые фрицы огрызаются крепко, но все-таки драпают. Скажи Юрику, что я 15

Муж Аси, Миша Фридель, остался жив и прожил еще много лет после войны (они жили вместе с нами на Толстого, 25 ).

теперь тоже на медведя похож, кроме всей той теплой амуниции, о которой я тебе писал, вчера прибавились и валенки, и меховой жилет из дубленой кожи. Никакие вьюги не страшны. А фрицы зубами щелкают, ей-богу, - чуть ли не дамскими трико и бюстгальтерами свои шеи обматывают. Сегодня у меня был особенно продуктивный день. Кроме обычной секретарской работы, написал передовую о немецких зверствах и о мести (на свежем и конкретном материале). Когда писал, аж самого слеза прошибла, что они, негодяи, творят! Затем сочинил отдел юмора, очередной. Я тут по совместительству хохмами заведую. Через день-два предстоит очередная небольшая поездочка. Только что мой главный хозяин премировал меня за хорошую передовую четвертушкой эрзаца (так мы водку называем) и закуской мировой: шмат сала и здоровую копченую тарань. Разыщу Сашу Шехтмана (он по соседству), позову Джека, и мы это дело раздавим на сон грядущий. Пью за твое здоровье, за здоровье моего дорогого сына, который соберается в Киев, за здоровье папы и мамы. Пиши по-больше, чаще. Вот до чего доводит нечеткая работа почты: ты мне уже в 11-й раз сообщаешь, что работаешь в «Чкаловской коммуне» 16 и что устроилась в основном неплохо. Что-нибудь по- конкретнее. Или я тебе уже чужой стал? Ну, целую глазки, губки, носик. Твой Натан. P.S. Привет твоим «соломенным вдовушкам». Гуляйте вдовушки, да только не до потери сознания, а то мужья придут и коллективно будут за носы тягать. Сынок! Имей терпение. Вот только Гитлеру голову оторвем (и скажем, что так было). Тогда поедем в Киев, и я поведу тебя кушать мороженое. Дам тебе четыре шарика, а мамке скажем, что два. Будь здоров, родной. Твой папа. Открытка от 14 января 1942 г. Что-то опять давненько нет от тебя ничего. Как получил письмо и открытку, написанные тобой 24/XII – с тех пор ничего. У меня все по-прежнему, я здоров. Написал тебе много писем. Дня четыре тому назад отправил письмо тебе, Юрику и открытку, а также открытку Вере Кривенко. Спешу, поэтому краток. Целую. Натан. Открытка от 16 января 1942 г. Здравствуйте, милые! Хоть я и не имею возможности сейчас отправить эту открытку, но решил писать. Отправлю завтра или послезавтра. Позавчера получил от тебя письмо за 29 декабря. Наконец-то ты получила от меня два заказных. А остальные? Пришла открытка от Ильевича и Жураховича. Коллективно поздравляют с Новым годом. Получил письмо от жены Сегена – благодарит, что помог разыскать Сергея. От Гриши Кречмера второе письмо прибыло. Как видишь, веду большую корреспонденцию. Идочка, все твои приветы передал. И Саше Заболотнюку, благодарность вынес, между прочим. Он, когда отправлял тебе из Воронежа мои письма, отправил также телеграмму жене одного нашего друга и написал так: «Жив, здоров. Целую тебя и дочку. Леня». Жена взяла эту телеграмму, вложила в конверт и прислала мужу с такой матерной припиской: ты уже до того довоевался, что забыл, что у тебя не дочка, а сын». Скандал! Бедный Леня чуть удар не получил, а мы все хохочем до упаду. Так что Саша может не только свести, но и разлучить, не приведи Бог. Его жена в Уфе. Жена Эбера разыскана. Переписка налажена.

Областная газета

Вера Кривенко* незаслуженно корит меня в равнодушии к ее горю. Я ей глубоко сочувствую, но разве можно что-нибудь сделать? О Борисе я спрашиваю у всех и Ильевичу написал. Ну, вот пока все. Чувствую себя хорошо. Крепко целую тебя, Юрасика, папу и маму. Привет жене Оперштейна. Сеня жив, здоров. ______________________ * Очень близкая мамина подруга, о которой и я вспоминаю с большой теплотой, после войны – доцент Киевской Высшей партийной школы. Умерла в 90-х годах. – Ю.Ш.

Открытка от 26 января 1942 г. Извини за десятидневный перерыв. Но не по моей вине не писал, поэтому не сердись на меня. Не помню, сообщал ли я, что получил от тебя письмо от 29/XII. Там было и Юраськино послание, и записка от твоей сослуживицы Ольховской 17 . Это письмо доставило мне большое удовольствие- все твои письма хороши, но это – более конкретное. Ты не думай, что мне нужны нарочито «бодрящие» и архивеселые письма, я знаю, что вам там не сладко. Пиши больше и подробнее без прикрас. Плохо, что ноги у тебя хворают. Думаю, что, если не в Гаграх, то в БаденБадене. Пишу неразборчиво, иначе невозможно. Теперь больше таких перерывов, надеюсь, не будет. Чувствую себя хорошо. Получила ли ты, наконец, два моих перевода по 500 руб.? Как узнаю, что получила, авось, еще подброшу. Крепко-крепко целую. Натан. Открытка от 26 января 1942 г. Дорогой сынок! Я получил твое письмо и страшно рад, что ты совсем здоров, катаешься с дедом Володей на салазках и балуешься не очень. Порадуй маму, бабушку и дедушку и скажи им, что их родной город 18 скоро будет нашим, и что целая куча немцев уже врезали дуба. Крепко тебя обнимаю и целую. Твой папа. 2 февраля 1942 г. Дорогая моя Идуська! Привезли мне сегодня письмо от тебя, датированное 11 января. Наконец-то ты получила телеграмму, которая была послана тебе из Воронежа. Она шла к тебе примерно дней 17. А денег ты все еще не получила. Черт его знает, что! Я жив, здоров, много работаю, настроение отличное, движемся вперед, котька. О взятии Лозовой читала в сводке Информбюро? То-то же. Мы там в свое время газету выпускали, а потом отошли. А теперь немцы оттуда такого драпу дали – да и то только те, кто уцелел. Я лично одобряю твою готовность ехать на Украину работать. Конечно, это не значит, что мы увидимся! Если ты будешь в гор. Н, то я буду где-то в N. – далеко впереди, где фронт. Не поступай только опрометчиво, не торопись, помни о Юрасике нашем. Во всяком случае, я рад за свою жену, за тебя Идуська. Действуй так, как подсказывает тебе твоя партийная совесть.

Бэлла Ольховская – впоследствии (40-70-е годы) - первоклассный очеркист московских «Известий». Речь идет о г.Харькове. В действительности, во время первого недостаточно подготовленного наступления Красной Армии в мае 1941 г., т.е. примерно через 3.5 мес, после этого письма, немцы отрезали и окружили большую группировку наших войск с вытекающими последствиями. Во время этой скоротечной операции отец погиб. 18

Ты опять пишешь на конверте свой обратный адрес – домашний. Бог его знает, куда тебе писать. Вот рассеянная! Господи, неужели Юрко так здорово уже читает? Что бы я дал, чтобы увидеть тебя и его! Расцелуй его, нашего папанинца. У нас тоже холодина, метет, но я здорово тепло одет, холода не чувствую. Кстати, там, куда вызвали на работу твою сотрудницу из Наркомпроса, я недавно был проездом. Туда многие съезжаются, но езда тяжелая очень, с воздуха всякие беспокойства. Издыхающий зверь старается жалить. Все равно сдохнет рано или поздно. Привет тебе от Джека и Саши Заболотнюка. Привет от Саши Оперштейна. Сашу Шехтмана уже недели 2 не видел, в мое отсутствие он сюда приезжал, искал меня. Обнимаю тебя, сына, родных. Шлю три открытки, которые ты просишь. Адрес мой я сам надписал. Надпиши свой обратный. Натан. 8 февраля 1942 г. Дорогая Идуська! Подаю о себе очередную весточку: жив, здоров, бодр и думаю, что у вас так же. Произошла недавно неожиданная встреча: видел Ваню Стативко. Принял его хорошо, проводил. Он работает инструктором по комсомолу. Просил тебе кланяться. Писем от тебя вот уже вторую неделю не имею. Скучно. Хотел бы знать, получила ли ты от меня хоть один денежный перевод. Послал бы еще – деньги ведь тебе нужны до зарезу. Крепко поцелуй за меня славного Юрасика, родных. Обнимаю. Твой Натан. P.S. Ты все беспокоишься, что не можешь послать мне посылку с бритвой – не надо, Идуська. У меня все есть, не беспокойся. Открытка от 10 февраля 1942 г. Здравствуй, милая Идочка! Вместе с этой открыткой тебе отправляю заказное письмо – там все подробно. Рад, что ты получила, наконец, переводы. Высылаю тебе телеграфный перевод еще на 500 руб. – только уже в адрес редакции, а то ты совсем меня с толку сбила, уж не знаю, куда лучше тебе писать. Чувствую себя отлично, в особенности, когда получаю письма от тебя. Целую. Натан. P.S. К трем ранее посланным посылаю еще две открытки в конверте. Открытка от 12 февраля 1942 г. Здравствуйте, дорогие. Эта открытка пойдет из Воронежа, туда едет один товарищ. Получил позавчера письмо от Идуськи за 16/I, а также письмо папы и Юрасика. Как раз перед этим выслал заказное письмо, открытку и денежный перевод на 500 руб. в адрес редакции. Я здоров, чувствую себя хорошо и рад, что у вас тоже все благополучно. Юрочка! Спасибо тебе за то, что ты сообщил мне, что мама уехала в командировку. Говорят, что ты немножко балуешься, хотя и носишь длинные брюки с подтяжками. Это, сынок, не годится – или скидай длинные брюки, или

давай не будем баловаться. Не огорчай папку и мамочку, дедушку и бабушку. От меня тебе за это будет скоро подарок. Крепко поцелуй за меня деда Володю и бабушку Розу и нашу Идочку Владимировну. Передай от меня привет всем своим товарищам. Жму, сынок, твою лапку и крепко целую. Твой папа. Открытка от 16 февраля 1942 г. Идуська! Извини за краткую открытку, пишу, чтобы подать только весточку. Пойдет эта открытка с товарищем, который попутно едет к почте. Я жив, здоров, Получил от тебя все твои письма, в том числе и подробное за 29/I и радостную открытку за 30/I. Ты делаешь большое и чудесное дело, что часто пишешь мне, спасибо. При первой же возможности и я напишу тебе подробно, Так, что не обижайся, котька. Целуй за меня крепко Юрасика и родных. Кстати, где это Наманган 19 , куда папа собирается ехать? Напиши. Жду твоих писем. Обнимаю. Натан. 24 февраля 1942 г. Дорогой мой, славный председатель месткома! Наконец-то выбрался написать тебе подробное письмецо. Мы теперь частенько на колесах, хотя я сам теперь выезжаю редко. Движемся все вперед. Пейзаж доволно серый: фрицы, задрав ноги, валяются. Вонючие, но дохлые – это хорошо. Живу в настоящий момент и работаю в хате, где торчали долго немцы. Вышибли. Вчера лакал трофейный ром, ел эрзац-шоколад, сейчас курю трофейные сигареты, привез мне только что хозяин трофейную зубную пасту. Фрицы так деру давали, что и штаны свои побросали, в том числе и целый эшелон нового белья. Не успели его одеть и за…ь. Любопытства ради, надел на себя одну пару. Рубаха до пят и не без умысла. Это дерьмо после двух стирок рвется, тогда снизу отдирают кусок и латают. Но у меня и своего белья хватает. Одним словом, не все фрицам наше сало жрать. Милая Идуська! Я знаю, что ты не особенно грызешь себя из-за пропавших вещей. Родина зато у нас будет. В свой родной Киев приедем. Но туфелек у тебя, наверное, сейчас нет. Это факт. И многого другого. У меня тоже многого сейчас нет – тебя нет рядом, сыночка. Но ведь будет! Все будет. Пусть еще год, еще два - меня согревает и бодрит мысль, что иначе быть не может, что где-то есть родные, которые думают о тебе и ждут. Ждут! А раз ждут, надо торопиться и терпеть. Не стыдись рваных туфелек, родная. Стыдись лучше, если твой муж трусом окажется. Между прочим, я написал тебе, кажется, о своем возмущении статьей Корнейчука в «Известиях». Об этом же в более крепких выражениях я написал Жураховичу (мы с ним хорошо переписываемся). Получил вчера от него восторженное письмо. Моя писулька, говорит, пошла по рукам, по некоторым писателям, которые также возмущены. Хотели, было, даже мое письмо послать в «Известия». И, действительно, Н… Р… совершает подвиги, уцепившись за юбку жены. Хрен с ним. После войны разберемся. Дерьмо всплывает. Друг мой, не бываешь ли ты в Бугуруслане? Наш замредактора очень страдает – он единственный, кто еще не установил, где его жена и двое детей. Фамилия его жены Безмага Александра Федосьевна. Очень прошу, сделай все, что можешь.

Город на юге Узбекистана, где в это время дислоцировалась воинская часть, в которой служил мамин брат Изя. Упомянутая поездка не состоялась. Изя вскоре умер в Намангане, о чем было получено официальное извещение (как обычно в то время, без подробностей).

Привет тебе от Джека, Саши Заболотнюка, Десняка, Каца и Оперштейна. Передай Марье Исааковне, что Сеня ее жив, здоров. Я тоже здоров. Уши только немного досаждают – результат августовской контузии. Неважно подлечили в ЦЛК 20 . Целуй миллион раз моего милого Юрасика. Бедняга, уже зубки меняются. Целуй родных – твоего неугомонного деда Володю 21 и славную канареечку Розалию Абрамовну 22 . Очень буду рад получить письмецо от Зои Абрамовны и Изи 23 . Пиши, родная, чаще. Обнимаю и целую. Натан. Без даты Здравствуй, моя боевая, славная женушка! Я жив безусловно и в основном здоров. Настроение, по-прежнему отличное. У фрицев – все наоборот. Плохо им, Котька, приходится. Я с ужасом думаю о весне. – снег стает, и эти засранцы, извиняюсь, начнут разлагаться. Надо думать, к этому времени эту падаль закопают. Сегодня мне привезли приятный сюрприз: приказ политуправления фронта. Мне – благодарность и ценный подарок. Из нашей газеты только двое: мой друг Джек Алтаузен и я. Это политуправление подводит итог первому этапу боевого соревнования армейских газет. Будем надеяться, что, если живы будем, то второй этап тоже чего-нибудь принесет. Есть виды. Что за ценный подарок – не знаю. Должны прислать. Думаю, что не пианино. Но эта благодарность особенно приятная. По редакции у меня уже много, а эта – по фронту – первая. Скоро, очевидно, будут представлять к званию «старший политрук». Это уже «шпала» 24 . Такие дела. Кстати, на благодарность меня отсюда не представляли, никого не представляли. Это там по подшивкам и по разговорам решили. Больше того, в начале этого месяца приезжал из фронта один обследователь и у него была записана моя фамилия по поводу моих фельетонов и юморесок. Чуть ли не отдельно издавать собирались. Во мне нет совершенно тщеславия, но я счастлив, что мой и моих товарищей скромный труд хоть сколько-нибудь помогает громить гитлеровскую сволочь. Ну, вот и все, моя славная. Пишу тебе за счет нескольких часов сна. Работаем, конечно, без всяких выходных. Наша «Боевая» выходит ежедневно буквально с первого дня войны. Ох, когда это я отосплюсь? Как только получим по радио, что Гитлер захлебнулся в ватере или удавился, или сел на штык – лягу спать и буду спать 48 20

Явная ирония (ЦЛК – лечебное учреждение для обслуживания партийно-хозяйственной номенклатуры). 21 Шнейдерман Нохум-Вульф Мовш Аронович, он же Владимир Моисеевич (1884-1957) – ремесленник, торговец. Во время 1-й мировой войны – военный музыкант (играл на баритоне). Семейный стратег и мудрец, мастер на все руки. Во время эвакуации 1941-1944 г.г. спас семью от голода, наладив в домашних условиях собственноручное довольно высокотехнологичное производство и продажу на городском рынке лампочек-«коптилок» из использованных консервных банок: жестяные трубка, фланец и оригинальный регулятор пламени плюс фитиль из толстых хлопчатобумажных ниток. Все это вставлялось в аптечную бутылочку с керосином. 22 Шнейдерман (урожд. Гельбартович) Рейзя (Розалия) Абрамовна (1888-1969) – «домохозяйка». Имела скромное образование, но любила и перечитала русскую классику, на которую часто и по делу ссылалась. 23 Тетя Зоя – бабушкина сестра. Дядя Изя – ее муж. В эвакуации были в Омске. Дяде Изе в это время было 45 лет. Недавно (по отношению к дате письма) в полевых условиях у него случилась прободная язва желудка, после чего был прооперирован и комиссован. 24 Соответствовала армейскому званию капитана.

часов, а потом встану, умоюсь, выпью рюмочку за твое и сыночка здоровье и опять лягу чуточку отдохнуть. Целуй крепко длиннобрюкого нашего Юрасика и родных. Обнимаю тебя с силой 20 атмосфер. Твой Натан. P.S. Сообщи, получила ли мой перевод на 500 руб. Завтра-послезавтра вышлю тебе еще 300 руб. Опять на адрес редакции. Купи себе туфельки. Не забудь, что у тебя 38-й номер. Ничего себе номер… Кстати, в прошлом письме я просил узнать адрес жены Безмаги. Уже не надо. Нашлась. Открытка от 2 марта 1942 г. Милая, хорошая Идочка! Опять Саша Заболотнюк на нашей дороге! Снова он! Это он отправит тебе эту открытку, а также перевод на 300 руб. Позавчера утром отправил тебе подробное письмо и в тот же день вечером получил от тебя открытку из Соль-Илецка и письмо. Я сто раз перечитывал то место, где ты описываешь, как Юраська наш болел. Бедняжка, скажи ему, что папка его очень любит и просит не болеть. Вчера Оперштейн читал мне ту часть письма его жены, где она пишет о тебе и о том, что Юраська ей понравился. Передай мой привет Марье Исааковне. Идуська, не унывай! Скоро будет все как следует. Я только себе весьма смутно представляю, как ты в эту стужу мотаешься по области. Тепло ли хоть ты одета? Скоро 8 марта. Прими мои самые сердечные поздравления, котька. Целую тебя 1000 раз. Обними за меня сыночка. Приветствуй Марью Абрамовну, Лилю. Поцелуй сердечный папе и маме по случаю 13 марта. Юрасику через пару дней напишу отдельно. Твой Натан. 3 марта 1942 г. Как мне уже хочется тебя повидать, хоть одним глазом глянуть, какая ты есть. Мне чего-то кажется, что все мы так изменились, стали другими. Но я хотел бы, чтобы ты осталась прежней Идошкой. Но, увы, это мало вероятно. То, что являлось твоей одной из характерных черт прошлого, исчезло. Я имею в виду любовь к точному отходу ко сну. Я читаю твое письмо из Бугуруслана и очень сочувствую тебе – три ночи не спать! Котька, крепко целую тебя за то, что ты раньше написала мне письмо, а потом лишь пошла на отдых. Получил от тебя почти одновременно: открытку из [неразборчиво], затем письмо и открытку из Бугуруслана. Большой урожай! Спасибо, родная. Как я тебя отблагодарю за то, что ты так часто пишешь мне. Оперштейн зеленеет от зависти, ей-богу, а я гоголем хожу. Спасибо тебе также за розыски сестры и мамы. Я все время волнуюсь за маму – не осталась ли она в Одессе. Если я их обнаружу – большая это будет для меня радость. Как тебе не стыдно, неужели ты могла предположить, что я забуду нашу дату 18 марта! На будущее 18 марта 1943 г. я смотрю вполне оптимистически. Вместе будем! Может быть я буду занят наведением порядка где-нибудь в других краях. Но ты будешь с Юрасиком дома, и эту разлуку нам будет легче переносить, так как еще отчетливей будет чувствоваться час радостной встречи. Конечно, на войне все бывает. Но тебе за меня краснеть никогда не придется. Вот увидишь. Юралка на меня обижен. «Папка, пишет он, чего ты называешь меня лентяем? Крепко целую. Юра». Вот и все, что он мне написал. Я очень часто смотрю на его карточку, на эту хитрую, веселую рожицу. Пусть он растет здоровый. Как было бы замечательно, если бы я получил свежую фотографию – твою и Юралки. Неужели в Чкалове это так трудно сделать? 21

У меня дела по-прежнему. Всем обеспечен, ни в чем не нуждаюсь, здоров, бодр и работаю с большим подъемом. Привет сердечный Еве Фесенко, Марии Исааковне, Вере. Обнимаю тебя и целую миллион раз. Натан. … марта (?) 1942 г. (1-я стр. не сохранилась) … можешь подумать, что я пью, а в промежутках работаю. Увы, нет… Совсем близко ухает, а частенько и на голову капает, а газета выходит ежедневно, кстати, и по понедельникам. Фрицам у нас здесь дают пить как следует. Ну, вот тебе вся моя автобиография в сжатом виде. Прочти всю эту муру и порви. Сеня Оперштейн кланяется, у него сегодня зубы болят. Джек тебе кланяется, Десняк, Саша. О том, что Юрка носит длинные брюки и застегивает кальсоны булавкой, знает вся редакция. Кстати, булавкой даже я теперь не застегиваюсь – держится на честном слове, некогда. Бельевой парк прибавился: хозяин привез мне пару шелкового белья за 46 руб. Всего 5 пар. Отлично! Меняю каждую пятидневку. Сегодня он мне привез подарок: трофейную флягу, офицерскую. Толковая штука в дороге. Своего ценного подарка я еще не получил. Ждем. Имей в виду, Идуська: с 1 мая твой аттестат не действителен. По приказу наркома меняются все аттестаты. В апреле получишь от меня новый и не на 800 руб., а на 770. Но эта разница роли не играет, так как все равно все остающиеся у меня деньги я посылаю тебе. Расходы у меня небольшие пока. Кланяюсь тебе в ножки. Крепко-крепко целую пальчики (в чернилах) и все прочие доступные и недоступные места. Ужас, какой я стал босяк. Целуй за меня родных и привет всему твоему месткому. Натан. Юрасик, мой дорогой! Спасибо тебе за поздравление с праздником. Я тебя люблю стррррашно и все время думаю о тебе. Пишешь ты почти без ошибок. Будь здоров, сынок, не забывай папку. Скоро разобьем фрицев и тогда встретимся. Адью, целую тебя 250 раз. Папа. Открытка от 4 марта 1942 г. Юрочка! Как живешь, сынок? Что-то долго от тебя писем нет? Ты, наверное, зазнался с тех пор, как стал носить длинные брюки и застегивать английской булавкой еще чтото. Папка твой жив, здоров и ждет от тебя писем почаще. Целуй мамочку, бабушку и дедушку. Папа. 7 марта 1942 г. Здравствуй, долгоносик родной! Вспомнил твое старое имя и место, где его тебе впервые присвоили. Скоро, скоро, котька. Терпи. Уже совсем близко. Разговаривал с людьми, которые вырвались оттуда. Народ слышит уже канонаду, с балконов почти всех домов в центре виснут тела повешенных. Кстати, о «газетчиках» продажной харьковской говенной газетки фашистской. Сначала она стоила 50 коп. Потом 3 рубля за номер. Но в городе жуткий голод. Не только население мрет с голоду, но и сами предатели дохнут – жрать нечего. Тогда они объявили: номер газеты меняется на… яйца или прочее ество. Вот это да! Скоро их прихлопнут. Это не так легко, но это делается.

Сегодня – большое событие: получил от тебя открытку за 22 и письмо за 23/II и от Юрика три писульки. В последней он лаконичен: «Папочка, мама уехала в командировку, я болен. Целую. Юра.» Обрадовал! Сообщи, чем он, родной, заболел. Позавчера совсем огромная радость была: приехал дорогой Сеня Журахович. 25 Ох, и расцеловались же мы с ним, до слез прямо. Наговорились. Водочки попили за компанию с Джеком, Сашей и Кацем. Всех жен вспоминали, и, так как у нас на всех был только один стакан, поочередно поднимали тост за победу, за Киев, за детей. Вчера Сеня поехал в одну часть, на обратном пути заедет. С ним был фотограф Давидзон – сфотографировались. Если пришлют снимки, пошлю тебе. Я не помню, писал ли тебе, что политуправление фронта объявило в приказе мне и Джеку благодарность и наградило ценным подарком. Очевидно, часы или портсигар, или ФЭД, или рояль. Что-нибудь. Очень рад – значит, видят твою работу и ценят. В шутку нас называют «лауреат фронтовой благодарности». Сеня Оперштейн показал мне то место из письма Марьи Исааковны, где она пишет о Юрике, что он славный парень. Во-первых, горячий ей привет, во-вторых, скажи, что плохих мы не держим. Верно? К тебе что-то долго мои письма идут. Я получаю быстрее – через 10-12 дней. Спасибо, родная, что часто пишешь. После войны мы с тобой опять ругаться будем, а пока, сердце мое, терпи, пиши чаще, даже если и неохота – ведь это единственное, что как-то ощутимо связывает с родными. Обнимаю. Целую. Твой Натан. P.S. Прошу передать привет Вере Кривенко и Б.Ольховской. Открытка от 12 марта 1942 г. Идуська, родная! Пишу страшно наспех – товарищ попутно отправит. Сегодня или завтра напишу тебе преподробное письмо. Жив, здоров. Крепко целую тебя, Юраську, родных. Привет всем: Вере, Марье Исааковне и.т.д. Открытка от 15 марта 1942 г. Идочка! Здоровье Настроение Самочувствие Работа Сыну Родным Всем знакомым

- отличные

- приветы и поцелуи

Крепко целую. Натан. P.S. От тебя уже несколько дней ничего нет. P.P.S. Через 3 дня – 7-я годовщина. Поздравляю.

Журналист-очеркист. После войны многие годы жил с нами в одном доме на Толстого, 25.

Открытка от 16 марта 1942 г. Идуська, дорогая! Опять очень краток. Завтра на рассвете уезжаю на один денек в Лозовую. Как приеду, напишу тебе поподробнее. Чувствую себя хорошо. Зверски скучаю по тебе и Юрасику. Что-то давненько ничего от тебя нет, беспокоюсь. Позавчера на обратном пути опять был Журахович. Мы с ним сфотографировались (снимок Я.Давидзона). Он уехал. Целую. Натан. Открытка от 16 марта 1942 г. Здорово, сынок! Как поживаешь? Что-то давненько ничего от тебя не получаю. Тут я подружил с одним мальчиком Вовой. Он видел здесь фашистов и заявляет: «Фе, немец – какабека!» Ничего, мы им скоро всем головы посрываем и скажем, что так и было. Будь здоров, сынок. Целуй бабушку и дедушку. Твой папа. 19 марта 1942 г. Дорогая Идуська! Это письмо пойдет тебе из Воронежа. – туда едет работник политотдела. Пишу тебе в дороге – поэтому опять краток. Еду из Лозовой – очень интересная поездка была. Вчера была наша с тобой годовщина – я ее отметил в освобожденном от немцев городе. Что тебе, родная, пожелать? Какими словами высказать свои пожелания? Желаю тебе много здоровья и много-много настоящего советского счастья. Желаю тебе вырастить хорошего сына, себе на радость и стране на радость, пусть так любит тебя и родину, как любят люди, которые сейчас дерутся и побеждают, а если надо, то и жизнь отдают. Пусть следующую годовщину встречать тебе в родном городе, в кругу близких и друзей. Здесь некогда грустить. Но мне вчера взгрустнулось. Я себе ничего сам пожелать не мог, Моя жизнь, как и жизнь миллионов других советских людей, принадлежит сейчас родине. Думаю, что ты меня поймешь: мы родину всегда горячо любили, но теперь и здесь это ощущается буквально физически. Без родины жизни нам нет. Значит, надо дождаться и добиться победы. А тогда уж будем себе пожелания высказывать и, возможно, по-новому жизнь свою устраивать. Месяц войны – несколько лет жизни. Вот мысли, которые возникли у меня в связи с нашей годовщиной. Было ли у нас счастье? Я не знаю. Очевидно, мы его не ценили и не ощущали тогда. Нам все казалось обычным и само собой разумеющимся. Я видел и вижу сейчас многое такое, что заставляет о прошлом думать иначе. Человек должен быть счастливым – он для этого живет. Сейчас этому мешает немец – немца уничтожат. Когда это произойдет, счастье будет легче устраивать, заново, решительно, пусть даже в шалаше. Но сначала надо будет отчитаться: кто заслужил, а кто нет. Если я доживу, то думаю, что мне моя норма будет положена по закону. Идочка, крепко расцелуй сына, родных. Привет всем знакомым. Я здоров, чувствую себя хорошо, работа - все по-прежнему. У нас еще зима – холодина. Крепко целую. Натан. Открытка от 22 марта 1942 г. Здравствуй, Идочка! Одновременно с открыткой посылаю и письмо. Бывает, что открытка скорее доходит. 24

Чувствую себя отлично, даже превосходно – в полном смысле этого слова. Это хорошо, что ты получила перевод на 500 руб., а второй на 300. Думаю еще 300 руб. через пару дней подбросить Юрке на кракапуцию 26 . Передай привет Марии Исааковне – ее муж здоров, Вере Кривенко. Целуй родных. Обнимаю. Натан. Юрасик! Опять от тебя долго писем нет. Ты, наверное, ленишься. А может быть, ты очень занят? Тогда - другое дело. Я очень скучаю по тебе и прошу почаще писать: что ты читаешь, с кем дружишь, какие у тебя игрушки. Мне все интересно. Жму твою лапку и целую. Папа.

22 марта 1942 г. Здорово, родная Идуська! Начал было понемножку серчать, но сегодня отошло – получил от тебя две открытки и письмо сразу. А то уже беспокоиться начал. Котька, милая, хоть по два слова, но чаще, хоть под копирку пиши. Теперь, когда все уже прошло, все могу тебе рассказать. Дело мое неважнецкое было, Идуська. Оглох было. С конца августа, как контузило меня, до декабря – ничего. А в конце декабря оглох на одно ухо, а потом и второе качать начало. Очень плохо слышал, и все разговаривали со мной на высоком тоне. В конце января (помнишь, я писал тебе, что прихворнул немного?) я на оба уха оглох и болело очень. Ко мне специалиста-ушника самолетом возили, причем не особенно утешительные диагнозы ставились. А теперь – на пять с плюсом! Прикрепился ко мне один врач-ушник, он меня все время лечил и на 99,9% уже вылечил. Слышу полностью, как до войны – он крепко старался. А я, Идуська, все время работал, был весел, и все ребята старались, чтобы я не особенно переживал свою глухоту. Врач говорит, что все восстановлено полностью – надо стараться только не простуживаться. На радостях подарил своему врачу немецкий трофейный револьвер – «парабеллум» и целый тюбик сухого спирта, который вывез из Лозовой. Я и для тебя имею подарок – самопишущую трофейную ручку, которой Саша пишет очерки, фельетоны и многие другие статьи. Английская. Принадлежала какому-то немецкому высокопоставленному прохвосту. Красивейшая. Как видишь, моя болезнь не помешала моей работе. Благодарность и ценный подарок фронта – этому доказательство. А если бы ты видела, в каких условиях врач лечил меня. Смехота! Чуть ли не на улице. Тут не ЦЛК. Успокой Юрасика. Скажи ему, что и его город будет [освобожден]. Как я рад, что он здоров! Идуська, спасибо тебе за все твои хорошие пожелания в связи с нашей годовщиной – ты не знаешь, как я тоскую по тебе, как мне тяжело без вас. Тебя приветствуют все наши хлопцы. Сейчас мы выпили по рюмочке фронтовой горилочки, и Олекса Десняк объявил тост за твое здоровье. Будь же здорова и бодра. Целую тебя миллион раз. Целуй сына и родных. Натан. P.S. Почему ты получила только один перевод? А второй на 300 руб.? Учти, что аттестат будет выслан не тебе, а на военкомат – таков порядок. 1 апреля будет послано на ту же сумму. 26

Так у нас в семье называли «гоголь-моголь» - растертые сливочное масло, яичный желток, сахар, какао. В те времена это было деликатесом.

Открытка от 26 марта 1942 г. Здравствуй, дорогая Идочка! Подаю о себе весточку – жив, здоров и хорошо себе почуваю. В прошлом году в это время я грел свой организм в Гаграх на берегу Черного моря. В будущем мы с тобой это дело наверстаем. Идуська! С 1 мая теперь будет новый порядок с аттестатами – они высылаются организованным порядком в адрес военкомата. На твое имя туда наша финчасть выслала аттестат на 825 руб. Позавчера перевел Юрке на гостинцы 300 руб. Получил вчера письма от Фрумгарца, от Ципенко. Позавчера или третьего дня - от тебя письмо за 11 марта. Я себе представляю, как тебе трудно с постоянными поездками. Крепись, родная. Я горжусь тобой, что ты все не унываешь и не жалуешься. Я все знаю. Заставь сыночка почаще писать. Славный Юрасик… Вот здорово скучаю по нему, просто ужас. Скоро год, как мы не виделись. Сердечный привет Еве Фесенко, Марии Исааковне, Вере Кривенко. Целуй родных. Обнимаю. Натан. Пиши, пиши, долгоносик родной. Открытка от 31 марта 1942 г. Здравствуй, дорогая Идочка! Получил от тебя письмецо за 11 марта, потом две открытки за 12 и 15 марта. Хорошо идут от тебя письма – более или менее регулярно. Удивляюсь: ты жалуешься, что неделю целую от меня ничего не получала. Таких перерывов что-то не помню. Идуська! В чемодане лежит у меня флакончик духов – для тебя. Когда и как он попадет к тебе – не имею понятия. Вероятнее всего, что совсем не попадет, в ход пойдет. Но мне доставляет истинное удовольствие, что-то такое беречь для тебя. Вместе с тем, я прекрасно понимаю, что тебе нужны более существенные вещи, чем духи. Но придет время и косметика нужна будет! У меня все по-прежнему. Здоров, чувствую себя хорошо. Рад, что у вас все здоровы. Напиши, как твои успехи в последней командировке. Идуська, учти, что мы с Оперштейном ревниво следим друг за другом – кто чаще получает от жены письма. Пока что преимущество за мной. Не подкачай и впредь. Что-то Юрасик родной молчит. Целуй его крепко и родных. Твой Натан. Открытка от 6 апреля 1942 г. Здравствуй, родная Идуська! Ты все еще, очевидно, в командировке. Сегодня получил две открытки: одну от папы, другую от Юраська. Молодец сынок, уже самостоятельно переписку ведет. Между прочим, сегодня получил от Жураховича нашу карточку. Ужас! Меня бросило в жар, что и ты ее получишь. Я на этой карточке похож на мамалыжника. Ей-богу! Чувствую себя хорошо и т.д. Скучаю зверски по всем вам. Зима немного затянулась. Лишь только начал снег таять. Аттестат тебе уже давно выслан на 825 руб. в адрес Чкаловского ВК. Идуська, родная, пиши чаще. Вот дня три-четыре ничего нет от тебя, и я уже как не в своей тарелке. Крепко целуй родных, Юрасика. Скажи сыночку, что при первой же возможности я ему напишу на пишущей машинке большое письмо. Обнимаю крепко. Твой Натан. 26

11 апреля 1942 г. Здравствуй, родная Идуська! Вот уже несколько дней, как я ничего не получаю от тебя. Последнее письмишко было из Бугуруслана. Я себе стараюсь хоть мысленно представить, где ты и что делаешь – и не могу. Как хотелось бы повидать, хоть мельком. Трудно тебе. Береги себя, родная. – нам еще жить и жить назло врагам. У меня сейчас очень хорошее настроение – завтра на рассвете еду на несколько дней на передовые, в самое дело. Мне каждая поездка дается с большим трудом – не отпускают, хорошо, если удается раз в месяц съездить. Я все время сильно ругаюсь со своим хозяином. – хочу ехать, а он не пускает. Завтра еду, зубами вырвал поездку на 6 дней. Мой напарник – Ефим Кац 27 , и у нас очень интересное задание. Буду проезжать мимо почты, заскочу. Может быть, там от тебя письмишко захвачу. Хоть мы с хозяином и ругаемся всегда, но он обо мне своеобразно заботится – целый мешок припасов дал: яичный порошок, консервы, масло и даже [кое-что выпить]. Как мне тяжело подумать, что вам вся эта всячина так нужна. Я представляю себе, как трудно тебе ехать. Единственное только у тебя преимущество – сверху не «капает» и сбоку не пукает… Но вся наша братва к этому привыкла и плюет. Между прочим, фронт недавно издал сборник фронтовой сатиры – мой фельетон из газеты там перепечатан под названием «Половина фрица». Котька, дорогая, пиши почаще. Всякую мелочь описывай – о себе, о Юрке, о его хохмах. Я как-нибудь соберусь и несколько своих фельетошек вырежу и пошлю тебе. Аттестат ты уже, очевидно, получила, т.е. он должен быть уже в твоем военкомате. После приезда с передовых постараюсь выслать тебе рублей 250-300. Больше пока не получается – часть моих средств уходит на еду, кое-что для улучшения питания мы через военторг покупаем. Благодаря этому, я себя чувствую вполне хорошо. Возможно, что ты получишь это письмо к 1 мая. Этот чудесный праздник мы проведем в разлуке, но я все время полон твердой уверенности, что не надолго. Милая, поздравляю тебя от всей души, желаю тебе много сил и здоровья, бодрости и радости. Целую твои глазки, губки и т.д…. Целую родных, Юрасика. Привет всем знакомым. Дорогой сынок! Я еду в командировку, беру с собой винтовку, гранаты, фотоаппарат и самопишущую ручку. Когда приеду – напишу тебе письмо очень подробное. У нас уже весна. Много воды. Снег весь стаял и видно много дохлых фрицев, которые раньше валялись под снегом. Лежат они противные и без штанов. Так им и надо, пусть не лезут. Правда? Сынок, крепко обними и поцелуй нашу маму Иду и скажи ей на ушко, что у папки нет на свете ничего дороже, кроме Идуськи и Юрасика. Поцелуй дедушку и бабушку. Твой папа.

После войны Ефим Кац жил с нами в одном доме на Толстого, 25. Как-то он высказался по «делу врачей», и его на следующий день забрали, но вскоре (после смерти Сталина) выпустили. В 50-х годах его жена (она, кажется, была партийным работником) по призыву партии поехала председателем колхоза. Их трое детей остались жить с отцом. Через несколько лет она вернулась.

16 апреля 1942 г. Идуська! Пишу тебе на обратном пути из командировки. Немного устал, но проезжал мимо почты и решил черкнуть. Когда я ехал сюда три дня тому назад по дороге на передовые, меня здесь в штабе нашего «хозяйства» встретили с поздравлениями – пришла телеграмма из фронта о присвоении мне звания старший политрук 28 и тут же сразу нацепили «шпалу». Такие вот дела: растем, движемся. Я до того устал, что перо валится из рук. Извини, родная моя, любимая Идонька. Доберусь на свое место и напишу через пару дней. Но почему от тебя столько времени нет писем? Обнимаю тебя, сыночка и родных. Твой Натан.

19 апреля 1942 г.

Мой дорогой Юрасик! Ты это письмо получишь, наверное, к своим именинам. Десятого мая тебе, сынок, исполняется шесть лет. Папка твой очень жалеет, что не может присутствовать на этом празднике, не может тебе ничего подарить и даже не может крепко-крепко поцеловать в твой курносый носик. Вот тебе мои пожелания: Первое: чтобы в следующем году бабушка Роза испекла нам в нашем Киеве на твои именины большой вкусный пирог с изюмом, чтобы сварила нам настоящий крем и всякие другие вкусные вещи. Второе: чтобы к твоей седьмой годовщине и духу фрицев не осталось. Третье: чтобы нам скорее встретиться, чтобы я застал тебя, мамочку Иду, дедушку и бабушку веселыми, здоровыми, цветущими и бодрыми. Четвертое: чтобы ты всегда помнил о красноармейцах, которые сейчас проливают свою кровь за всех Юрасиков, которые не хотят, чтобы немцы мучали Юрасиков, которые дерутся за твое счастье, за твой смех и за твой родной дом. Пятое: чтобы ты всегда был здоровым. Помнишь, сынок? В последний раз мы виделись с тобой в прошлом году в ЦЛК, в тот день, когда ты уезжал в Евпаторию 30 . Уже скоро год минул с тех пор. Много мы пережили с тобой за это время. Ты уже взрослый и сам понимаешь, что папке нелегко, что мамочке очень трудно. Но все равно мы опять будем вместе. Будем по утрам вставать в одно время. Папка с мамой будут уходить на работу, а ты – в школу. По вечерам мы будем собираться, беседовать и вспоминать о прожитом. О проклятых фашистах вспомним и плюнем – к тому времени их кости уже совсем сгниют в земле. Будем с тобой хорошие книжки читать, на курорты ездить, в кино ходить, гулять веселиться – назло всем врагам, которые задумали сделать нас рабами. Много хорошего у тебя впереди, родной мой. А мне больше ничего и не надо. Я о тебе и нашей Идуське думаю день и ночь, всегда и всюду, и за вас я готов отдать все, даже жизнь. Ты это понимаешь?

Соответствует армейскому званию «капитан». Единственное письмо, написанное на пишущей машинке – так было обещано сыну в одном из предыдущих писем. 30 Это было в первых числах июня 1941 г. День начала войны – 22 июня - застал меня в Евпатории (в детском санатории). Оттуда нас привезли уже не в Киев, который бомбили, а в Харьков. 29

Будь здоров, родной. Я думаю, что еще порадую тебя в скором будущем хорошими новостями. Крепко жму твою лапку, Юрий Натанович, поздравляю и целую много-много раз. Красноармейское ура имениннику! Твой папа. Без даты Идочка! Только что отстучал на машинке письмо нашему дорогому имениннику, теперь пишу тебе. Не нахожу себе места – с тех пор, как получил от тебя письмо из Бугуруслана – ни гу-гу. Что это значит? Всякая всячина прет в голову, не допускаю, что ты перестала быть аккуратной. Вся надежда, что это почта шалит. Последнее письмо я тебе послал по дороге из командировки. Был на передовых. Кажется, сообщал тебе, что я теперь уже старший политрук. Одним словом до генерала рукой подать. Идочка, знаешь кого я видел в штабе? – X и Y. Он приехал снимать, а она его сопровождает. На всех окружающих да и на меня эта пара произвела малосимпатичное впечатление, Животные, а не люди. Трудно даже объяснить почему. Он – хороший фотограф, а она квалифицированная курва. Извини, пожалуйста, это факт. Поговорил с ними немного, они были очень любезны, Но я уехал, не попрощавшись. 31 Только что сдал весь материал, привезенный мной и Кацем из командировки. Завтра выходит специальный номер, сделанный нами. Должен произвести впечатление. Принялся опять за секретарские дела, тут за мое отсутствие накопилась уйма дел. Но меня опять тянет в дорогу к боевым друзьям. Постараюсь опять вырваться, поехать. Трудно только с хозяином ладить, все ругаюсь с ним отчаянно. Приветствуют тебя все мои друзья: Джек, Саша, Олекса, Ефим, Сеня и т.д. Сегодня был день подначки – все дразнили меня по поводу не совсем обычной походки в связи с потертостями не совсем обычных частей организма после езды верхом. Весенняя слякоть, на машине не проедешь. Если бы ты знала, что мне по дороге в одном госпитале один врач подарил! Трофейное. Вот бы смеялась! Никогда не догадаешься, так как этого у меня не было, стеснялся покупать. Постараюсь сохранить. Надеюсь, что еще пригодится. Итак, родная, весна. Эх, чудесна пора. Воздух какой, черт возьми! Эта весна и это лето будут решающими, котька. Как смеют еще жить на свете эти гнусные сволочи, разлучившие нас! Хочется рвать фрицев на части. Их, положим, все равно разорвут. Жди хороших весточек. Обнимаю тебя, милая. Натан. Открытка от 21 апреля 1942 г. Идочка! До сих пор ничего от тебя не имею после письма из Бугуруслана. Что это значит? Мне еще этого не хватает – волноваться и думать черт знает что. Весьма возможно, что письма, которые ты писала, я получу сразу – бывают такие почтовые происшествия. Но пока что - сплошное беспокойство. Здорова ли ты, Юрасик.? Пару дней тому назад я послал тебе и Юрасику письма, а от вас ни гугу. Ничего не пойму.

Реальные имена этих людей опускаю. В послевоенные годы нашу семью связывали с ними очень хорошие и теплые отношения. Но из песни (письма) слова не выкинешь. Может быть, отцовские оценки – это просто реакция фронтовика на тех, кто остался в тылу?

У нас весна сейчас в полном разгаре. Настоящая, украинская. Для полной весенней идиллии нужно только одно – письмо под боком. Тогда можно будет читать и вздыхать на луну. Причем вздыхать с завистью – на луне нет почты, там не женятся и не рожают детей, о которых нужно беспокоиться. Целую. Натан. 25 апреля 1942 г. Это письмо повезет – угадай кто? – Брагилевский. Он приезжал к нам в командировку по делам нашей типографской базы и сегодня уезжает. По дороге опустит это письмо в почтовый ящик. Родная моя, вчера я получил от тебя 2 открытки из Сальто-Мортале (так, кажется, называется место твоей командировки) и одно письмо за 10 апреля уже из Чкалова, Как я рад, что ты, наконец, вернулась из командировки, что-то я себя тогда неспокойно чувствовал и, действительно, ты попала в буран. Приключилась тут одна комическая история. Было у меня 300 руб., которые я решил послать тебе с одной просьбой: купить на них Юрасику родному подарок ко дню рождения. Как раз в этот день Десняк и Зисман отправлялись в командировку. Я Зисману дал перевод и деньги. Он, возьми, да и потеряй перевод. Парень с досады чуть ли не плакал. Выручил Десняк, который знал твою фамилию, имя и отчество. Так что ты получишь перевод, подписанный не моей рукой. Кстати, почему ты не отвечаешь Десняку на его открытку? Привет тебе от него и других наших ребят. Котька, твое пожелание встретиться нам всем за рюмкой водки сбудется раньше, чем ты даже, может быть, этого сама ждешь. Семимильными шагами приближается час победы - это я пишу тебе вовсе не для красного словца. Этот год – 1942 – год величайших испытаний, возможно, жертв и лишений, но он же будет годом величайшей радости, Идуська. Самой большой! Скажи об этом Юрику, папе, маме. Передай папе и маме мою глубокую и сердечную благодарность за все труды, которые они прилагают, чтобы воспитать нашего сына. Я этого не забуду. Мы научились помнить не только зло, но и добро. Розалия Абрамовна, не унывайте, родная. Мы еще увидим хорошее. А худеть нечего и болеть тоже не надо. На костях Гитлера мы еще построим то, что он разорил. Берегите нашего сына, а уж Вашу старость мы с Идуськой побережем. В этом можете быть уверены. Идонька, я себя чувствую хорошо, здоров вполне и безмерно радуюсь, когда получаю от тебя письма. Прибыл ли уже мой аттестат? Крепко тебя целую, целую родного сына, родных. Привет всем. Натан. Открытка от 28 апреля 1942 г. Милая Идочка! Еле урвал время черкнуть. Здесь тоже бывают предмайские запарки, несколько, правда, отличные от прежних. Вот уже опять несколько дней от тебя ничего нет, думаю, что по вине почты. У меня все в полном порядке, настроение, работа, все идет хорошо. Еще лучше будет позже. Как говорится в сводках: на фронте ничего существенного не произошло. От этого «ничего» фрицам тошно, а скоро и совсем полная «труба» будет. Вы этого ждете с большим нетерпением – ждать недолго. Я полагаю, что оренбургских буранов ты уже больше не увидишь. Придется тебе, бедняжке, довольствоваться каким-нибудь катком на киевском «Динамо». Может быть, ты против? Я хотел бы видеть тебя в папиных сапогах – мечта моего детства. Как они на тебя налезли? Твоя ножка больше папиной, по моим подсчетам, на пару номеров.

Вот что значит применяться к условиям! Не робей, котька! Крепко целую тебя, сыночка, родных. Твой Натан. Открытка от 30 апреля 1942 г. Идочка, дорогая! Ты уж, пожалуйста, не сердись. Написал позавчера тебе открытку, но не смог отправить. Ты ее получишь вместе с этой. Завтра 1 Мая. От все души поздравляю тебя с праздником. Немного грустно – этот праздник – такой хороший, яркий, и так хочется, чтобы мы опять проводили его вместе. Ну, уж за будущий Первомай ручаюсь. Будь здорова, родная. Целую. Твой Натан. Юрочка! Поздравляю тебя с 1-м Мая. У нас уже настоящая весна, и фрицы бегают от наших красноармейцев, даже штаны не успевают одеть. Скоро они совсем удирать будут отсюда. Вот тогда мы с тобой повстречаемся. Что-то давно ты мне не писал. Поздравь с праздником от моего имени дедушку и бабушку. Целую тебя, мамочку, дедушку и бабушку. Твой папа. Открытка от 2 мая 1942 г. Здравствуй, дорогая Идуська! Ну, как вчера праздновала? У нас тут был препротивный дождь, но чудесное настроение. Первомайский приказ тов. Сталина читала? То-то же. Я ж тебе писал, что 1 мая 1943 г. мы будем вместе. Если ты мне не веришь, то товарищу Сталину уж наверняка поверила. Расстояние между мною и тобой все более удлиняется (в километрах, конечно). Я думаю, что против такой перспективы и в дальнейшем ты не возражаешь. Ох, давно уж от тебя не было писем – последнее получил, писанное тобой 10 апреля, кажется. Что-то почта туговато идет. Полагаю, что скоро получу сразу около сотни писем. Приветствуй всех знакомых: Веру Кривенко, Еву Фесенко, Марию Исааковну. Целуй множество раз Юрасика и родных. Обнимаю. Твой Натан. 5 мая 1942 г. Здравствуй, милая Идуська! Поздно уже, ночь глубокая, фронтовая. Спать неохота что-то. А от тебя все писем нет, почта задержалась где-то. Тоска прямо без писем. Ну, что ж, котька, родная, можешь и поздравить меня с правительственной наградой: пару часов тому назад привезли и зачитали приказ Военного Совета, который от имени Президиума Верховного Совета СССР наградил нас, группу военных журналистов, за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками медалью «За боевые заслуги». Приятно и радостно сознавать, что и ты вносишь свою долю, пусть незначительную, в общее святое дело. Через несколько дней медаль будет вручена.. Есть во всем этом один, так сказать, минус – не могу с тобой и сыночком непосредственно разделить эту радость. Прошу поднять кружку с любой жидкостью, если нет вина, и выпить за самую высокую награду для всех нас – за скорую победу, за Родину и за Сталина, который никого не забывает, о всех заботится и всех нас 31

любит. Я рад, что ты и мой сын за меня не будете краснеть. Хочется жить, черт возьми! Среди награжденных, кроме меня, еще шесть ребят – все медалью «За боевые заслуги – ты никого из них не знаешь. Мой хозяин пока еще не награжден, но все еще впереди. Таким образом, Идуська, подведем предварительный баланс нашего с тобой соревнования: до десятка благодарностей, в том числе и по фронту, плюс ценный подарок (где-то застрял) и медаль. Конечно, хвастать тут абсолютно нечем, наши бойцы, славные герои, делают много больше и заслуживают большего, но, если доживу, уже все таки не стыдно будет глядеть людям в глаза, защищал родину как мог. Если надо будет жизнь отдать – отдам ее, котька, не задумываясь. Вот такие дела. Расскажи об этом Юрасику. Я сейчас не в состоянии написать ему отдельно. Получается немного коряво: тебе напишешь о чем-нибудь – пока дойдет, две недели пройдет. Пока от тебя получишь ответ - еще две недели. Вот беда, ей-богу. Я беспокоюсь все: дошел ли к тебе аттестат на 825 руб., который тебе выслан, получила ли ты 300 руб. Юрасику на подарок. К большому сожалению, дополнительно высылать тебе деньги, кроме аттестата, мне теперь почти не удастся, так как часть уйдет на заем, част на еду и курево. Как выглядит дорогой мой Юрасик? Я, как получу медаль, сфотографируюсь, но карточки не пошлю, пока не получу твою и сыночка. Ну, пока все. Обнимаю и целую тебя, сыняву и родных . Твой Натан. P.S. Как бы обрадовалась моя мама. Ничего еще не сообщали из справочного бюро? Выругай их, чертей, неужели не могут разыскать? Кстати, сегодня еще один приказ: нарком, оказывается, утверждает в должности и отв. секретарей. Утвердил. Приказы как из мешка. Остаюсь твой покорный слуга, старший политрук, медаленосец и прочая и прочая… 6 мая 1942 г. Идонька! Сегодня я совсем был обескуражен: пришла обильная почта, и я получил три письма: от Май и Богдановича из Осетии, от Ципенко и еще от одного друга. А от тебя ни одного! Сегодняшний день, полный поздравлений, рукопожатий и поцелуев в связи с наградой, отравлен тем, что от тебя все нет писем. Такое уж мне невезение в жизни. Весна, пора любви, и ты, вероятно, «имеешь меня в виду». Хотя тебе [, вероятно, ] не до этого, я знаю, что у вас со жратвой туго. Меня же сегодня обильно угощали вином, а так как нас из редакции 7 человек награждены медалями, то выпить пришлось изрядно. Завтра народ разъезжается на передовые. Больше всех рад за меня Джек. Уже в третий раз приходит целоваться. Только что привезли мне записку от журналиста Мих. Розенфельда - ты слышала или, вернее, читала, его очерки и приключенческие рассказы в «Комсомольской правде», смотрела фильм «Ущелье алмазов» и др. Он на нашем участке от «Красной звезды». Пересылаю тебе его записку. Сохраните, а то потеряю. Май и Богданович ужасно рады, что разыскали меня и написали весьма трогательное письмо. Они утверждают, что в моем образе им вспоминается все «Сталинское племя» и все прежнее житье. Надо им как-то ответить. Завтра напишу.

Вдруг обнаружил меня Мишка Либерман! Помнишь этого жука. Кореш, как же! Он совсем на другом конце фронта, но встретил газету с моим фельетоном и написал. Отвечу ему. А ты вот не пишешь. Эх, котька, уж после посчитаемся. Жди хороших вестей. Кое кто из эвакуированной братии может, пока суд да дело, паковать чемоданы, скоро понадобятся. Чувствую себя хоть немного и уставшим, но отлично и бодро. Мой организм в полной исправности. Мозговой инвентарь тоже. Когда приеду, буду спать без просыпу 72 часа. Целуй родных. Обнимаю. Твой Натан. Юрасик родной! Это как раз к твоим именинам меня наградили медалью. Целую тебя, мой мальчик, все время думаю о тебе и скучаю. Привет всем твоим друзьям. Твой Натан. Идуська! Привет Еве Фесекно, Вере Кривенко, Марии Исааковне и.т.д. Натан. Открыткаа от 9 мая 1942 г. 32 Идуська! Наконец-то! Вчера получил от тебя открытку за 17 апреля. А сегодня – ворох! Письмо за 12, открытку за 13,19 и 22 апреля. Получил вдруг письмо и от ворчуна Рузина. Все бурчит! Ты, значит, опять в командировке. Больно уж часто ездишь, редактор, очевидно, у тебя вредноват. Вчера отправил тебе письмо. Через пару дней опять напишу. Крепко целую. Натан. Привет твоим знакомым, в том числе и Тане – твоей приятельнице. Юрасик дорогой! Я рад, что ты здоров. О втором зубе не жалей, вырастет новый. Передай от мен привет твоей подруге Томочке. Раз ты с ней дружишь – значит, она хорошая. Обнимаю тебя, сынок. Крепко целуй дедушку и бабушку. Твой папа. 10 мая 1942 г. Здравствуй, дорогая Идочка! Трудно сказать, что я верю в приметы. Но так здорово получилось, что придется отметить: примета явно хорошая, счастливая, и отныне 10 мая вошел в мою жизнь не только как день рождения сына. Знаменательная дата! Вчера поздно вечером получил приказание встать сегодня чуть свет и отправиться получать награду, что и было мной выполнено с удовольствием. Происходило это, правда, не в Кремле, а на фронте. И во время подобающих по этому торжественному случаю речей слышалась канонада, но это тем лучше. К пушкам мы привыкли. И за каждым залпом думалось: эту Гитлеру по башке за наш Харьков, за Киев, за Юркины игрушки, за слезы и седые волосы матерей. Жри свинец, фриц вонючий, вместо нашего сала! Верно, Идуська? Медальку уже прицепил. Неплохо. На ней, во всяком случае, ясно написано, за что она выдана, и мне уже не стыдно будет показаться вам на глаза. И день рождения сыночка отмечен. Скоро пришлю тебе фотоснимок, надо только урвать свободную минуту, чтобы сфотографироваться. …И еще одна радость. Сегодня пришла газета «Красная звезда» из Москвы за 5 мая. В день печати выделена только одна газета - о ней рассказано в вырезке,

Дата указана по почтовому штемпелю.

которую посылаю тебе 33 . Прочти. Мы не даром кушаем народный хлеб, а вы не даром кормите нас. Все твои письма я получил. Последнее – за 25.IV (из командировки). Хорошая моя, я как перед глазами вижу тебя в твоем зеленом платье, в котором ты будешь меня встречать. И сынок будет рядом. Зеленый цвет – это замечательно. И сейчас наша Украина покрывается зеленью, и на душе весна. Впереди еще немало тяжелого, опасного, но все равно весна! Я даже со своим хозяином в такую пору ругаюсь не так яростно. Успел я только приехать к себе после вручения, как вдруг явился … Митька Шмушкевич! Он на нашем участке работает в одной из дивизионных газет. Принял его очень хорошо, помог, чем смог. Он приветствует тебя. Такие вот дела. Расскажи Юрасику, как я провел его день рождения. Сам не ожидал. Сейчас глубокая ночь, закончу письмо и выпью молочка, которым гостеприимная хозяйка хутора потчует нас. Они испытали горе при немцах и теперь чем могут и как могут стараются украсить наш труд. Потом я лягу спать, но долго не засну. Надо немного помечтать. Ночь темная, глухая. И слышно, как наши пушки долбят фрицев. Я все дальше и дальше от тебя. Чем дальше, тем ближе, тем скорее тебе придется надеть свое зеленое платье. Ну, вот, пока все. Вряд ли я в ближайшие дни смогу писать тебе подробные письма. Придется перейти на некоторое время на открытки. Дорога. Дела. Но ты пиши больше и чаще. Каждое твое письмо – большая для меня радость. Джек Алтаузен тебе записочку написал – посылаю. Привет всем, всем. Поцелуй моего родного Юраську, папу, маму. Обнимаю тебя. Натан. Открытка от 14 мая 1942 г. Дорогая Идочка! Позавчера получил от тебя два письма – за 30-е и 1 мая. К сожалению, не могу тебе сейчас ответить подробным письмом. Жив, эдоров и чувствую себя преотлично – тем более, что до Бальзака, 12 34 рукой подать. Скоро. Ах, Юрка, босяк такой. Что это за «врезать дуба» и «сыграть в ящик»? Ну, Бог с ним славненьким. Как я рад, что вы все хоть здоровы. Получил открытку с поздравлением по поводу награды от Гриши Кречмера – привет тебе. Крепко целую вас. Пиши. Натан.

33 34

См. прилагаемую копию статьи М.Розенфельда «Боевая красноармейская». Адрес маминых родителей в Харькове.

ПРИЛОЖЕНИЯ

Выдержки из статьи в киевском журнале «Радуга» за 1985 г. 35 ДОРОГИЕ ПИСЬМА «… Две зеленые военные машины мчатся по широкому степному шляху. Гремит артиллерийская канонада. Недалеко идет бой» - так начиналась корреспонденция в «Красной звезде» от 5 мая 1942 года, рассказывающая о фронтовых буднях газеты Шестой армии «Боевая красноармейская». Во дворе пустующей школы машины останавливаются и вот уже слышится треск движка. В машинах вспыхивает свет, и наборщики становятся у касс. В углу – винтовки и гаранаты… Гудит миниатюрная печатная машина «лилипутка», которая называется громко «Печатный цех»… Случается иногда, что износившийся движок останавливается, и тогда все: и редактор Рожков , и наборщик, и поэт становятся в очередь и вручную крутят машину…» Среди тех, кто сражался пером в «Боевой красноармейской», были писатели Олекса Десняк и Джек Алтаузен. Работал в газете и мой муж, Натан Шафир. До войны ответственный секретарь республиканской молодежной газеты «Сталинское племя». У меня сохранились его письма, которые проливают свет на жизнь фронтовых журналистов… Снова и снова перечитываю их, погружаюсь мыслями в былое… «…семь человек награждено медалями. Больше всех рад за меня Джек Алтаузен. Посылаю тебе оттиск его свеженаписанного стихотворения «Я пишу, дорогая, тебе», опубликованного в нашей газете. Оно выражает и мои чувства…» Привожу отрывок из этого стихотворения по тому пожелтевшему оттиску: Повезло нам сегодня с ночлегом – Печка топится, лампа горит. И подсолнух, засыпанный снегом, Вдалеке на пригорке стоит. Чай дымится душистый и сладкий. Отогрелись мы в теплой избе. На листочке из синей тетрадки Я пишу, дорогая тебе. …Если б только увидеть могла ты, Как ползу я с гранатой в дыму. Грозный счет мой открыт для расплаты, Платят кровью враги по нему. … 12 мая началось наступление наших войск на Харьковском направлении… Но к 19 мая обстановка на этом участке фронта резко ухудшилась, и армия получила приказ на отступление. А 23 мая фашистские войска замкнули кольцо окружения барвенковского выступа. Спаслись немногие. Двум зеленым машинам с редакцией армейской газеты выйти из окружения не удалось. И.Лимонова

Позднее, в 1995 г., эта статья в переводе на украинский язык была помещена в Книге памяти журналистов Украины – см. Библиографию, п.1.

Статья из московской газеты «Красная звезда» за 5 мая 1942 г «БОЕВАЯ КРАСНОАРМЕЙСКАЯ» Два зеленых автобуса, колыхаясь, едут по зеленому степному щляху. Они сворачивают в село, раскинувшееся по дороге, въезжают в сад, и ветви вишневых деревьев скрывают их под пестрой узорчатой тенью. Гремит артиллерийская канонада. Недалеко идет бой… Два зеленых автобуса всегда с частями, где танки, орудия, пулеметы. С первого дня войны они состоят на вооружении армии. В автобусах – редакция газеты «Боевая красноармейская». Въехав во двор пустынной школы, автобусы останавливаются, и вот уже слышится треск движка. В машинах вспыхивает свет, и наборщики становятся у касс. В углу – винтовки и гранаты. Это наборный цех. Второй автобус, где приглушенно гудит миниатюрная плоскопечатная машина «Лилипутка», называется громко и величественно: печатный цех. «Боевая красноармейская» с полной технической базой прибыла на место назначения и приступает к выпуску очередного номера, когда немного стихают выстрелы орудий, на сельской улице всю ночь слышится тарахтение движка. Случается иногда, что износившийся движок останавливается, тогда весь коллектив – редактор Рожков, наборщики и поэт – становятся в очередь и вручную крутят машину. «Лилипутка» не останавливается ни на секунду, быстро отпечатывает газету. Бывало, рядом рвались мины, но газета выходила беспрерывно, не пропустив ни одного дня. Однажды в село, где находилась «Боевая красноармейская», ворвались и пронеслись мимо автобусов немецкие танки. С гранатами в руках сотрудники газеты, разбившись на группы, отбивались от врага. Но в эту ночь коллектив редакции оказался рассредоточенным по окрестным селениям. Наутро газета, как всегда, вышла в свет. Были выпущены одновременно три различных номера «Боевой красноармейской». Три группы сотрудников в трех районных центрах, не имея между собой связи, одновременно выпускали газеты. «Боевая красноармейская» ответила на налет вражеских танков «тройным ударом». Редакция «Боевой красноармейской» вместе со своими двумя цехами размещается в двух автобусах. Сотрудники газеты большую часть времени проводят на передовых позициях. В газете работают писатели Олекса Десняк, поэт Алтаузен, награжденный орденом Красного Знамени. Но главные сотрудники – творцы газеты – это стрелки, автоматчики, пулеметчики, артиллеристы, танкисты, конники. Сотни авторов выпускают в свет «Боевую красноармейскую». В статьях, заметках, письмах бойцы и командиры делятся боевым опытом. Знаменитый танкист Джамбулат Бестаев – один из авторов «Боевой красноармейской». Недавно танк Джамбулата как призрак появился в селе, которое немцы превратили в крепость. Не веря своим глазам, немцы в первое мгновение оцепенели от неожиданности. Каким образом танк проник в село, когда все проходы между обледенелыми крутыми склонами холмов заминированы? В ужасе фашисты побежали. Спасаясь, немецкие солдаты и офицеры спрятались в сарай. С полного хода танк Бестаева налетел на сарай, протаранил стены и, раздавив скопище фашистов, вылез из-под руин с нахлобученной как шапка соломенной крышей. Джамбулат Бестаев коротко и просто описал в «Боевой красноармейской», как ему удается искусно маневрировать танком. Рядовые бойцы – те, кто каждый день кует победу над врагом, часто пишут в свою родную газету и с воодушевлением обсуждают, как скорей разделаться с ненавистным врагом. Бойцы посылают стихи и рассказы. В газете каждые 10 дней регулярно выходит страница «Красноармейское творчество. Юмористический отдел 37

«Беглым огнем» составляется главным образом из красноармейских шуток, частушек, карикатур. Наступила весна. Несколько дней назад «Боевая красноармейская» организовала интересное собрание бойцов в подразделении лейтенанта Кобы. Боецагитатор Андрей Зуев выступил с докладом на тему «Били немцев зимой, весной, и летом еще крепче ударим». «Боевая красноармейская» посвятила этому собранию две страницы. …Весна. Зеленеет украинская степь. Вперед с войсками движется «Боевая красноармейская». И вместе с танками и артиллерией по широкому степному шляху, колыхаясь, едут на запад два зеленых автобуса. Михаил РОЗЕНФЕЛЬД ЮГО-ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ.

Газетная вырезка НАГРАЖДЕНИЕ РАБОТНИКОВ КРАСНОАРМЕЙСКОЙ ПЕЧАТИ От имени Президиума Верховного Совета Союза ССР за образцовое выполнение заданий Командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками Военный Совет наградил группу работников красноармейской печати: Медалью «За боевые заслуги»: 1. Батальонного комиссара Буторина Григория Алексеевича. 2. Ефрейтора Быкова Николая Прокофьевича. 3. Техника-интенданта 2-го ранга Дмитриева Александра Павловича 4. Техника-интенданта 1-го ранга Зисмана Иосифа Израилевича. 5. Батальонного комиссара Марголина Абрама Шмерковича. 6. Политрука Мелентьева Виталия Григорьевича. 7. Майора Столярова Федора Федоровича. 8. Политрука Филимонова Петра Николаевича. 9. Старшего политрука Шафира Натана Ароновича.

форма № 8/БЛ НКО СССР СТАЛИНСКИЙ РАЙОННЫЙ ВОЕННЫЙ КОМИССАРИАТ 7.V. 1946 г. г.Киев

Кому: Шнейдерман И.В. Адрес: Толстого 25/81

И З В Е Щ Е Н И Е 36

Ваш ст. политрук ШАФИР НАТАН АРОНОВИЧ уроженец ………………….находясь на фронте пропал без вести в мае 1942 г. Похоронен с отданием воинских почестей. Настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии (приказ НКО СССР № 214). Справка: ГУК НКО № 0873-46 г. И.о. Сталинского Райвоенкома г.Киева Ст. лейтенант Начальник 1-й части подпись (Гольник) Печать ПИСЬМО СЫНУ ОТ ДРУЗЕЙ ОТЦА 37 Дорогой Юрий! Пишут и поздравляют тебя друзья твоего отца, друзья, которые вместе с ним работали, жили, дружили. Навсегда останется светлым воспоминанием у нас имя Нюнчик - так нежно и с любовью мы называли когда-то твоего отца. Это был умный, скромный, отзывчивый и вместе с тем строго-справедливый человек. Как часто нам не хватает его, а сегодня особенно больно, что его нет среди нас, что он не может вместе с нами порадоваться счастью своего мальчика Юрика, который стал юношей Юрием. Да, не довелось ему дожить до этого счастливого дня. И мы думаем, что грусть, которую навеет на тебя это письмо, не омрачит твою радость. Твой отец был веселым и жизнерадостным человеком. Он не дал бы так много говорить, а тем более писать о печальном. Поэтому и мы сократимся. Да будет светлым твой путь, путь сына Нюнчика. А мы вместе с тобой сохраним в памяти образ твоего замечательного отца. КРИВЕНКО, СИТАРЧУК, БЕЛИНСКИЙ, ПРИМАК, ЧЕРНЯК, КОПЫЛЕНКО, МАКАРКИНА, ТУРКИНА, ЛУФЕР, ШАРНОВСКИЙ, БАЛТАЧЕЕВА.

Нотариально заверенная копия хранится у меня. На этом письме – поздравлении с днем рождения - к сожалению, не проставлена дата. Судя по обращению к «юноше Юрию», оно относится к первой половине 50-х годов, возможно, 1952 год – 10-летие гибели отца и мое 16-летие («паспортный» возраст). 37

ИЗ ПИСЬМА И.В. ЛИМОНОВОЙ ОТ Н.Б. ШАФИРА 38 24.05.85 Дорогая Ида Владимировна ! Премного благодарен за присланную память о нашем Нюнчике. Ему бы теперь исполнилось 75 лет… Как бы он радовался своим сыном и внуками. Юрик и его дети могут гордиться своим отцом и дедом. Я живо вспоминаю 15-летнего Нюнчика – до ушей влюбленного (уже тогда) в литературное письмо. Пусть этот журнал будет для всех нас реликвией в память о дорогом Человеке. Я буду ее хранить рядом с журналом, в котором в 1976 г. также [сохранена] память о моем отце (дяде Нюнчика) в связи с 100-летием со дня его рождения 39 . Я полагаю, что журнал «Радуга» Вами также послан Юрику и Могилевским 40 . … С уважением. Н.Б.

БИБЛИОГРАФИЯ 41 1. «Журналiсти йшли в бiй». Книга пам’яти журналiстiв Украiни, якi загинули у Великiй Вiтчизнянiй вiйнi 1941 – 1945 рр. / Упоряд. Г.И Вартанов. – К.: Украiна, 1995 – 144с.: ил. 42 2. Мирон Бельский. «Поэт одесской бедноты». – Одесская еврейская газета на русском языке «ОР САМЕАХ», № 407 (16) от 21.04.2004, № 409 (18) ОТ 5. 05.2004 и № 410 от 12.05.2004. 43

Натан Борисович Шафир (1913-1996) – двоюродный брат отца, сын Берла Шафира (см. сноску 43), инженер- энергетик, начальник технического отдела предприятия «Криворожские высоковольтные сети», автор книги по истории крупнейшей энергосистемы «Днепроэнерго», куда входит ДнепроГЭС. Подробнее о нем – см. статью [2] . 39 См. сноску 43. 40 Семья Иды - сестры отца. 41 Перечисленные ниже издания имеются у меня. 42 В этом сборнике на украинском языке помещена статья мамы. Это - практически та же статья, что и приложенная к данному сборнику. 43 В этой большой статье, печатавшейся с продолжением в трех номерах газеты, подробно рассказано о родном дяде отца – еврейском писателе Берле Шафире - и о его родственниках, в том числе и о моем отце.